Фейк
Фейк
Нана Рай
Детектив (ДетЛит)
Начинающий художник Даниил безответно влюблен в Александру Вольф – популярного блогера. Когда ее отец – крупнейший бизнесмен города – погибает, судьба буквально сталкивает Алексу и Даниила. Только вот судьба ли?
У погибшего осталось пятеро наследников, у каждого из них был мотив избавиться от отца. Поневоле Даниил оказывается втянут в цепочку преступлений, когда за одной смертью приходит следующая. А ведь у Даниила самого есть секреты. И если кто-то узнает о них, это разрушит его жизнь.
Нана Рай
Фейк
© А. Румянцева, текст, 2024
© Издание на русском языке, оформление. АО «Издательство «Детская литература», 2024
Пролог
Домик с мертвецами
«В доме на горе теперь живут мертвецы. Их трое: Лизонька, Святослава и Леонид. Девочки забрали его…»
Эти слова отец прокричал Александре перед тем, как выброситься из окна. Но самое последнее, что она уловила в полубезумной речи: «Бойся крылатых птиц…»
А после прозвенело стекло единственного во всем доме окна, которое не успели заменить на стеклопакет. Окно, которое стокилограммовый мужчина с легкостью вышиб своим телом. Глухой удар о землю поставил точку в истории его жизни.
Лунный свет серебрился в осколках стекла, рассыпанных на скрипящем полу. За разбитым окном безмятежно кружились снежинки.
В горах зима наступает рано.
Глава 1
Гостья с картины
Даниил замирает на месте и вглядывается в темноту. Постепенно глаза привыкают к тусклому освещению на улице и улавливают очертания девушки. Девушки, которая ежится на углу крыльца. Кажется, на ней только черная шуба и нет обуви.
Вызвать полицию? Скорую? В четыре утра, после утомительной смены меньше всего на свете хочется таких приключений.
Он нервно сглатывает и осторожно подходит ближе. Может, галлюцинации? Надышался чем-то в баре? Больше он не будет замещать Егора, пусть сам разбирается, что ему важнее: работа бармена или очередная интрижка.
Даня ступает на первую ступеньку и освещает телефоном таинственную гостью:
– Эй, вы кто?
Его общение с противоположным полом ограничивается матерью и Марией – лучшей подругой и по совместительству бывшей возлюбленной. В остальных случаях он предпочитал говорить заученными фразами: «Здравствуйте», «Что будете пить?» и «Туалет прямо и налево». Но сейчас его могла спасти лишь полная импровизация, хотя… возможно, незнакомка настолько продрогла, что ей и правда не помешало бы выпить.
Девушка всхлипывает, из ворота норковой шубы показывается ее лицо. Телефон выпадает из рук Даниила.
– Господи помилуй!
Страх электрическим разрядом пронзает позвоночник. В ушах забарабанило: это она, это она, это она!
Даня поспешно оглядывается, но на улице больше ни души. Ни в одном окне не горит свет. Ни в крохотном домике бабы Аси, ни в старом бараке Киселя – торгаша с рынка. На лицо падают колкие снежинки, фонари отбрасывают на припорошенную дорогу блеклый свет.
– Помогите… – Охрипший голос заставляет Даню поднять чудом не разбившийся мобильный. – Мне так холодно…
– Стой, стой! – Даня поспешно засовывает телефон в задний карман джинсов, вытащить связку ключей удается только с третьей попытки. – Сейчас!
Он открывает замок, теплое дыхание дома окутывает его. Вслепую хлопнув ладонью по внутренней стороне стены, включает свет.
– Холодно, – стонет девушка и начинает тихонько плакать. – Ноги… больно…
Она говорит отрывистыми фразами, словно каждое слово причиняет боль. Даня подхватывает ее на руки, но тут же охает от неожиданности. На фотографиях в соцсетях она казалась весьма хрупкой, не то что в жизни.
Даниил с девушкой на руках входит в комнату и захлопывает дверь. Почему он чувствует себя вором? Будто позарился на чужой бриллиант. Даня крепче прижимает к себе гостью, при свете лампы он успел разглядеть ее лицо. Александра. Алекса. Первого декабря Бог ниспослал ему девушку, в которую он влюблен.
– Ноги, – Алекса подняла опухшие от слез глаза на Даниила. Дыхание перехватывает.
Черные, миндалевидные – таким глазам ты готов доверить все свои секреты, они знают все тайны мира. Но сейчас они умоляют о помощи.
– Я долго бежала по снегу. Поскальзывалась, падала… и снова бежала, – устало шепчет она. – Я сбежала… – Речь Алексы превратилась в бессвязное бормотание, она то проваливалась в беспамятство, то выныривала из него с глухим стоном.
Даня осторожно уложил ее на диван посреди гостиной и плотно занавесил окно. Пройдясь по всему дому, опустил рулонные шторы, закрыл двери. Он знает Алексу уже несколько лет. Она ведет в соцсетях лайфстайл-блог о красивой жизни и творчестве. Она – его идеал. Но сейчас Дане почему-то кажется, что он укрывает преступницу.
Он прикладывает ладонь к горячему лбу Александры.
– У вас температура!
Она резко раскрывает глаза, но не двигается – усталость и лихорадка оказываются сильнее. На бледных щеках проступает болезненный румянец, а обнаженные ступни воспалены и покрыты мелкими царапинами. Под шубой только черная шелковая ночнушка с кружевной отделкой. В таком виде не гуляют зимой. Тем более ночью.
Все, как на его картине. Точь-в-точь. Господи, что же он наделал?
* * *
Снег. Повсюду. Залепляет глаза, рот. Она протирает лицо, размазывая слезы по щекам, и продолжает идти наперекор метели. Ступни горят. Их обжигает холод. Горячо. Она оглядывается и видит за собой кровавые следы. Паника заставляет ее бежать быстрее, но тщетно. Она все равно ее нагонит. Крылатая птица.
Александра кричит, и метель исчезает. Она дома. В теплой кровати. Она дома…
Некоторое время она лежит, не двигаясь, разрешая себе беззвучно плакать. Сейчас. Сейчас ей станет легче. Глубокий вдох…
Перед глазами безумное лицо отца. Он разворачивается и выпрыгивает из окна. Снова и снова.
Алекса проводит ладонью по темно-синей простыне и замирает. Это не ее комната. В страхе она резко садится на кровати и судорожно оглядывает спальню, погруженную в серый полумрак. Шторы с принтом туманного леса закрывают единственное окно. Кажется, часть стен увешана незаконченными картинами, а из шкафа торчат свернутые в рулоны холсты.
– Черт… – Голос осип.
Где она?
События неохотно восстанавливаются в памяти, собираются в некую серию абстрактных картин, калейдоскоп пестрых красок. Последнее, что помнит Алекса, – как от усталости и холода она постучалась в первый попавшийся коттедж, похожий на пряничный домик из сказки. Он казался таким безопасным. Вроде бы она коекак забралась на крыльцо, а затем появился темный силуэт незнакомца.
Александра откидывает одеяло и вскакивает на ноги. Жгучая боль пронзает ступни. Она слышит свой собственный крик и через секунду валится на пол. На глаза наворачиваются слезы. Боль из сна прорвалась в реальность.
Глава 2
Подарок дьявола
Голову не повернуть, словно ее отлили из чугуна. Даня кое-как разлепляет глаза и садится на диване. Боже, какое счастье, что сегодня воскресенье. Если бы пришлось идти на работу, он бы застрелился.
Из его спальни доносится вскрик и грохот. Звуки возвращают Даниила к незваной гостье. Сегодня ночью на пороге своего дома он нашел Александру Вольф.
– Господи помилуй! – Даня спешит в комнату и распахивает дверь, одновременно включая свет. Но тут же смущенно отворачивается. К девушкам в черных ночнушках на полу своей спальни он не привык. – Простите, я услышал… – невнятно бормочет он. – Вы упали…
– Да! Упала, потому что ноги адски болят, – Алекса щурится, прикрывая ладонью глаза. Затем стягивает с кровати одеяло и закутывается по шею.
Воздух спертый, Даня дергается в сторону окна, но тут же каменеет на месте. А вдруг ее кто-то увидит?
– Я за… забинтовал их.
Превосходно, он еще и заикается! Даниил мысленно стонет и заставляет себя посмотреть на Александру. Да, это действительно она. Настоящая восточная статуэтка. Алекса – полуяпонка по материнской линии, очень красивая девушка. Раскосые глаза темно-шоколадного цвета хитро блестят, волосы похожи на черный шелк.
Даня знает внешность Алексы наизусть. Не раз рассматривал фотографии в ее блоге. Слишком прекрасная, чтобы быть правдой. Такая фарфоровая, утонченная, чувственная…
– Я заметила. Спасибо, – отмахивается Алекса от его слов.
– А-а-а, – растерянно протягивает он. – Меня зовут Даниил, – не сразу, но вспоминает, с чего нужно начинать знакомство.
– Александра, – повисает неловкая пауза, в течение которой она задумчиво разглядывает картины на стенах.
Осознание, что она видит свои портреты, приходит к Дане не сразу. А когда приходит, кажется, у него краснеет даже мозг.
– Ты что, сталкер? – хрипит Александра.
– Нет-нет, я… Я просто художник. Рисую то, что мне нравится… – Даниил поспешно срывает картины со стены и разворачивает их холстом к стене. На этой Алекса стоит вполоборота к окну, а здесь рисует. – То есть я не хотел сказать, что вы мне нравитесь. Хотя, конечно, вы, безусловно, красивая, но…
– Стой! – прерывает бессвязный поток слов Алекса и кивает на предпоследнюю картину. – Это тоже ты нарисовал?
Даня озадаченно рассматривает картину, липкий ужас растекается по его спине. Он должен был спрятать картины, но разве можно такое предвидеть?
Жесткий голос его внутреннего Я отвечает: можно!
– Ну да…
На холсте возле двери уютного домика, референсом которого был его собственный дом, ютится беглянка в черном плаще. Фигуру освещает тусклый свет недорисованного фонаря. Низ картины остался снежно-белым, нетронутым.
– Я не понимаю… Когда ты ее нарисовал?
От страха во рту у Дани пересыхает:
– Я… я не помню. Эта картина давно стоит незавершенная. Кажется, еще с лета… – Ложь горчит на вкус.
Александра закрывает глаза и тяжело дышит.
– С вами все в порядке? – осторожно уточняет Даня, на что тут же получает гневный взгляд.
– Нет, черт возьми! Я не могу ходить, у меня до жути болят ноги, горло осипло и кажется, у меня температура. Я хочу есть, я устала, я… – Она зажмуривается, словно вспомнила еще о чем-то.
– Мне очень жаль.
– Забей. Сделаешь мне чай? – устало произносит Алекса.
– Да, конечно. Пойдемте на кухню, – Даня поворачивается к двери и получает в спину едкое замечание:
– Ты что, забыл? Я. Не. Могу. Ходить.
Даниил будто примерзает к полу. Кажется, даже глохнет на мгновение.
– Вы хотите сказать, – он оглядывается на Александру, – что я должен взять вас на руки?
Она вскидывает бровь:
– А что, это проблема? Ночью ты с этим прекрасно справлялся. Даже к моим ступням прикасался. А может, не только к ним? Я была без сознания, ничего не помню… – Она с ироничной улыбкой пожимает плечами.
Даня шумно выдыхает:
– Нет! Я бы никогда… – Он стискивает кулаки и делает шаг к Алексе. И снова замирает.
– Че ты уставился на меня, как кролик на удава? – фыркает она. – Я не тяжелая.
– Тяжелая.
– Что?!
– Ну, в смысле, не то чтобы совсем тяжелая… Но на фотографиях вы казались намного легче. – Даниил прикусывает язык и виновато опускает голову.
Если он и мог все испортить, то уже это сделал. Убедить Александру в том, что он адекватный двадцатишестилетний мужчина, уже вряд ли получится.
– Боже, я впервые вижу такого стеснительного парня. – Она устало качает головой. – Не то чтобы я так хотела запрыгнуть к тебе на руки, но мои ноги в хлам…
– Знаю…
– Представь, что я без сознания.
Предложение Александры вернуло Даниила на шесть часов назад. Тогда было все по-другому. Она выглядела такой беззащитной…
Он на несколько секунд зажмуривается, а затем наклоняется над Алексой:
– Простите.
Ее тонкие руки быстро обвивают шею Даниила. Он с легкостью поднимает Алексу, и та доверчиво прижимается к его груди. Она наверняка слышит, как колотится его сердце. Волосы Алексы пахнут корицей. Если думать, что он несет ворох одеял, неловкость исчезает. Целовался же он как-то с Марией. Да и не только с ней… Но то была подруга детства, а с Александрой все иначе.
Даня вносит ее в небольшую кухню, дизайном которой, впрочем, как и дизайном всего дома, занималась мама. Светло-бирюзовые стены, бежевые занавески с яркими розами. Вдоль окон тянется длинная барная стойка, заменяющая стол. Она плавно перетекает в кухонные тумбы, в которые встроены раковина и газовая плита.
– Как мило, – Александра с любопытством оглядывается. – А у нас кухня в стиле лофт. – Она морщится.
Даниил отводит взгляд от бретельки ночнушки, сползшей с покатого плеча, и усаживает Алексу на высокий стул:
– Вам стоит позвонить родным, объяснить, что случилось.
– Нет.
Порывистый ответ рассекает воздух. Алекса съеживается в коконе из одеяла, ее взгляд стекленеет.
– Мне нельзя домой. По крайней мере, сейчас. – Она хватает его за руку, и Даня вздрагивает от касания холодных пальцев. – Я понимаю, что веду себя нагло. Не думай, что я тебе не благодарна. Ты мне жизнь спас. Наверное, сама судьба привела меня к твоему дому, и та ночь… – Ее голос обрывается, а глаза наполняются слезами. Александра глубоко вздыхает и прячет лицо в одеяле.
Сама судьба? Можно сказать и так.
Даниил протягивает ладонь к ее плечу, но тут же одергивает руку. Вместо этого ставит на газовую плиту железный чайник и пытается не обращать внимания на всхлипы за спиной. Утешать девушек умеет Егор. Правда, даже ему Александра Вольф вряд ли по зубам. С виду изящная, красивая, словно не из этого мира, но ее речь… Она разговаривает, как… На секунду Даня задумывается. Она говорит, как озлобленный на весь мир подросток.
– Вы любите овсяную кашу? – Он оглядывается на Алексу, которая яростно вытирает лицо одеялом.
Уже не так страшно находиться с ней в одной комнате. Ладно, если представить на ее месте Марию, можно даже пошутить. Даня вот сказал бы ей, что она сейчас похожа на японскую Снегурочку с красным носом. И подмигнул бы. А она бы засмеялась и ответила, что тогда он – Дед Мороз, только в молодости, кудрявый и черноволосый. Да… В мечтах все проще. Особенно жить.
– В последний раз я ела ее в первом классе. – Алекса улыбается. – Но сейчас готова съесть что угодно, даже тебя. – Она тянется к окну и отодвигает занавеску. – Почему у тебя все окна зашторены?
– Боялся, что вас ищут, вот и решил спрятать от любопытных глаз.
Он ставит на огонь кастрюлю и наливает в нее молоко. Пусть удача будет на его стороне и получится действительно каша, а не клейстер.
– Прекращай уже «выкать». Мне всего двадцать один, а с тобой чувствую себя лет на десять старше.
– Простите… – Даня прикусывает кончик языка. – Прости. Привычка. Я редко общаюсь с девушками.
– Я заметила, – хмыкает Алекса.
Она складывает руки на стойке и кладет на них голову. Подсматривать плохо, но Даня ничего не может с собой поделать, и то и дело оборачивается на девушку. За окном белые сугробы и высокий соседский забор. На этом фоне Алекса кажется такой одинокой.
Он планировал провести воскресенье в одиночестве, а в итоге стоит с чугунной головой возле плиты и варит кашу для девушки, в которую влюблен. Порой мечты исполняются самым неожиданным образом. И пусть так, но, кажется, он счастлив этому стечению обстоятельств.
– Почему вы… ты не хочешь позвонить семье? – рискует спросить Даниил, глядя на бурлящую кашу. Интересно, он положил достаточно крупы? – Я слышал о смерти твоего отца. Прими мои соболезнования… Но у тебя же еще есть братья и сестры. Они точно волнуются.
– Его убили, – отрезает Алекса. – А им нельзя доверять. Не сейчас. Мне надо залечить ноги. Я едва сумела… – Она вздыхает, прерывая саму себя. – В следующий раз вряд ли так повезет. Но, если я тебя стесняю, ты только скажи…
– И куда ты пойдешь? – Даниил не смог удержаться от иронии. – Вряд ли в таком виде тебя можно куда-то отпустить. Сейчас я живу один, родители путешествуют и вернутся не скоро. Так что оставайся, сколько душе угодно. К тому же я и не мечтал, что когда-нибудь смогу с тобой познакомиться… – Он быстро переглядывается с Алексой, и она улыбается.
Глупо скрывать свою симпатию после того, как она видела картины. Может, он и правда сталкер?
– А ты осмелел. Даже шутить пытаешься.
– Ой, я это каше, не тебе.
В ответ Алекса смеется.
Как часто он слышал ее смех в записи. Но вживую этот звук еще прекрасней.
Даня заваривает черный чай и ставит на стол вместе с липовым медом.
– Спасибо, – шепчет Алекса. – Я уверена, тебя послал мне сам Бог… – Ее взгляд становится задумчивым. – А вот моя семья – подарок дьявола. Потому что у каждого из нас был мотив убить отца. Даже у меня.
Глава 3
Серое пятно на холсте
Тревожность – всегда непрошеный гость. Неделю живешь с ним бок о бок, и ничем не унять. А когда к нему присоединяется боль утраты, то от безысходности и вовсе хочется лезть на стену.
Галина касается семейной фотографии, стоящей на потухшем камине. Ее сделали в этой гостиной за полгода до смерти отца. Леонид Вольф гордо восседает в громоздком кресле, которое словно заключило его в свои объятия. Черный костюм стройнит папу, молодит лет на десять, хотя на тот момент ему уже исполнилось шестьдесят, о чем гордо заявляла седина. Светло-голубые глаза глядят на Галю с легким прищуром. Он всегда так смотрит. Точнее, смотрел… Как человек, уверенный в завтрашнем дне, знающий наперед, что делать стоит, а чего лучше избегать. Галя вздыхает и обводит пальцем его лицо.
Она слишком привыкла полагаться на советы отца, и теперь жизнь без него напоминает постоянное блуждание во тьме. Возможно, именно это и чувствовал Казимир Северинович, когда рисовал свой знаменитый черный квадрат. Но… зато она, наконец, исполнит свои мечты. И снова укол вины – любящие дочери о таком не думают.
Галя обводит взглядом братьев и сестер на фотографии. Они стоят вокруг отца. Прямо за креслом высокий Арсений и аристократичный Клементий. Следом она и ее двойняшка, Злата, обвешанная золотом, точно цыганка.
Интересно, а если бы Галину при рождении назвали Златой? Была бы она на фоне семьи такой же невзрачной? Лишней? Серым грязным пятном на чистом холсте.
Галина снова вздыхает. Да, ее полнит любой наряд, а макияж прибавляет лет, но вряд ли в лишних килограммах и неуверенности в себе виновато имя. Хотя, если бы ее назвали Тумбочкой, этот вариант подошел бы как нельзя лучше.
Последний человек на фотографии – Саша. Младшая сестра сидит на пушистом ковре в ногах отца. Вот кто главная счастливица в семье. Гордость отца. «Мой личный кусочек востока», – как он часто любил повторять.
Необычная внешность, цепкий ум и обаяние. В двадцать лет стала успешным блогером, а еще через год уже считалась иконой стиля в их городе. Все девочки хотят быть как Александра. Галина тоже. Ей бы хоть толику упрямства сестры, и тогда бы она отстояла свои интересы перед отцом. Но Галя решила пойти другим путем.
И снова чувство тревожности дает о себе знать.
– Рефлексируешь? – В гостиную врывается Злата и невольно замирает. – Нашла место, – ее голос становится тише. – После смерти папы здесь все напоминает о нем. Его любимое кресло. Наше детство. – Она подходит к массивному камину, выложенному из красных кирпичей. – Я до сих пор помню, как мы ждали здесь появления Деда Мороза, а папа посмеивался над нами. Он умел разрушать надежды и заставлять взрослеть. Болезненно, зато быстро.
Злата напоминает маленький сверкающий смерч. По кольцу на каждом пальце, браслеты, массивные серьги. И без того светлые волосы выкрашены в платиновый блонд, тонкие губы подведены красным. Ей следовало родиться в двадцатые годы, когда в моде были роковые девушки с мальчишеской фигурой. Но во всей этой безвкусице есть некий шарм, который привлекает множество мужчин. Злата вся как пятно цвета фуксии или ядовито-салатового – всегда выделяется среди других женщин.
Только глаза у них одинаковые – глубокие, серые с темным ободком. Фамильные. Единственное, что Галине в себе нравится. Возможно, еще талант к живописи. Хотя нет, ее картины тоже весьма посредственны.
– Он старался уберечь нас от разочарований. – Галина отворачивается от фотографии и размашистым шагом подходит к окну. Сколько раз она пыталась научиться элегантной походке, но без толку. Так и продолжала топать как слон. – На самом деле я переживаю за Сашу. Она пропала, а ее никто не ищет.
– Успокойся. Ты же знаешь Лекси. Это в ее стиле. Сейчас ее нет, а через пару дней она уже спит в своей кровати. Ее эгоизм не знает границ. Ах, наша милая сестра сведет с ума свою семью. Но эта хитрая лиса еще найдет себе судью, – пафосно декламирует Злата.
Галина незаметно морщится. Поэзия Златы – огромная палитра красок. Но, по законам живописи, если смешать слишком много цветов, получится отвратно.
– Вспомни, даже отец перестал реагировать на выходки Лекси, хотя поначалу поднимал на уши весь город, чтобы найти ее. – Она подходит к Галине и крепко обнимает за плечи. – Не грусти. Ты – моя сестра, а я не люблю, когда наше домашнее солнышко печалится, – Злата широко улыбается.
Галя с тоской разглядывает пейзаж за окном. Чудесный вид, знакомый с детства. Летом лишь самые верхушки гор покрыты молочным снегом, зато зимой даже буковые леса кутаются в снежные перины.
Их дом затерялся в горах, как неприступная крепость, и в детстве Галина часто представляла себя принцессой. Она должна была вырасти и стать такой же красивой, как мама, которую знала лишь по фотографиям. Но чуда не свершилось. Теперь даже любимый вид на горы причиняет боль.
– Саша тоже твоя сестра, – с легким укором замечает Галя.
– Наполовину. Китаеза она.
– Злата! – Галина скидывает ее руку. – Прекрати так называть Сашу.
– Да ладно. Она все равно не слышит. Кстати, не удивлюсь, если она смоталась в Москву к своей крутой мамаше. Я бы на ее месте так и поступила. Ей-то хорошо. Это мы остались сиротами.
– И ничего не взяла? У нее, конечно, очень много вещей, но, кажется, из ее комнаты ничего не пропало. Даже мобильный. Почему нельзя уехать по-человечески? – Галина поджимает нижнюю губу. – Я все равно еще раз поговорю с Арсением. Он должен сообщить следователю о ее исчезновении. Как там его? Павел Николаевич, кажется. Весьма разумный мужчина, на мой взгляд.
Злата закатывает глаза и плечом упирается в стену:
– Сеня ругался с полицией. Оказалось, наше дело передали другому следователю. Точнее, следовательнице, – презрительно цедит Злата. – Молодой, неопытной. Если бы наш отец был жив, они бы не посмели так себя вести.
– Будь он жив, никакого дела бы не было, – отмахивается Галя. Она кладет руку на прохладное стекло. – Как ты думаешь, что произошло на самом деле? Он и правда сошел с ума? Разве можно умереть, выпрыгнув со второго этажа…
– Так утверждает Лекси. Хотя те крики, что мы слышали… До сих пор жутко. – Злата хватает Галю за руку. – Галочка, я боюсь, тебе не понравится то, что я сейчас скажу, – шепчет она, – но мне кажется, отца убили. И убийца – Лекси.
От неожиданных слов у Галины перехватывает дыхание, она отшатывается. Растерянно одергивает черное платье, которое и без того туго сидит на ней, а теперь словно сдавливает еще сильней.
– Ты себя вообще слышишь? Саша – убийца? Она до безумия любила папу. Больше всех!
– Галочка, послушай. – Злата снова берет ее за руки и подводит к дивану. – Присядь. Александра не такая, как ты думаешь. Я знаю ее настоящую. Она та еще лицемерка. Часто жаловалась мне, что отец ограничивает ее свободу, заставляет соответствовать его идеалам. Лек-си для папы была райской птичкой, и он очень боялся, что однажды она вырастет и улетит. Поэтому запирал ее в золотую клетку на все замки.
– Злата, хватит твоих метафор. Мне сейчас не до этого. Пусть так. Папа всегда был строг. К нам тоже, но это не повод убивать!
– Откуда тогда столько совпадений?
– Совпадений? – Галина притихает. Висящие на стене часы с кукушкой начинают тикать слишком громко, их эхо отдается в голове.
– Да. Мы же не знаем точно, что произошло между ними тем вечером? И его комната… Знаешь, что в ней особенного?
– Она…
– … находится рядом со спальней Лекси, – перебивает ее Злата. – Очень удачно. И именно поэтому только она успела увидеть папу перед смертью. А спустя неделю исчезла, словно заранее готовила побег. Вот почему Арсений не ищет Лекси. Я говорила с ним, и он со мной согласен. Для всех нас будет лучше, если она не вернется.
Иначе нам придется сдать следователю собственную сестру, а это не просто удар, это настоящий позор!
Злата говорит так складно, что на секунду Галина сдается. Но лишь на секунду.
– Почему вы все думаете, что папу убили?
Оживление на лице Златы гаснет. Она раздраженно запускает пальцы в облако белых волос и зачесывает их назад.
– Галя, ты великолепна в цифрах и красках, но в людях не разбираешься совершенно!
Галина понуро опускает голову.
– Нельзя быть такой доброй, – продолжает сетовать Злата. – Отец и самоубийство? На человека, который безумно любил жизнь, это не похоже. Или ты тоже скажешь, что за ним пришли призраки? Как там Лекси рассказывала? Святослава и Лизонька… – Она фыркает. – Я вообще не верю ее россказням.
Галина молчит. За окном медленно падает снег. Сейчас бы покататься на лыжах с Сашей. Раньше они часто катались вместе, но теперь все изменилось.
– Ты меня слышишь? – Злата толкает ее в плечо и вскакивает с дивана. – Ну, как хочешь, Галочка. Я не собираюсь тебя переубеждать. Это сделает следователь. Но если Лекси вернется, будь с ней поосторожней.
И она уходит, оставляя за собой шлейф аромата Шанель № 5 – дерзкий запах с нотками ванили. Галина даже не успевает ей ответить, как хлопает дверь. Шумная Злата исчезает так же резко, как и появляется.
Галина в очередной раз вздыхает, мысленно прозвав сегодняшний день днем вздохов. У Саши был мотив… Если так подумать, у Гали тоже был мотив. И, на ее взгляд, более веский, чем у сестры.
Глава 4
Беспокойное беспокойство
Пятирублевая монета скрывается между пальцами, периодически выныривая на свет и снова исчезая. Она старая, потертая временем, замученная Арсением. До нее таких было еще три.
Арсений тревожно оглядывает спальню Лекси. Единственная ночь, когда они оставили сестру одну, обернулась ее исчезновением. Почему так совпало? Почему Злата с Галей работали в ателье допоздна? Почему Клим вчера пропадал у девушки? Почему он сам остался на работе и провел ночь, уставившись в потолок кабинета, где раньше сидел отец? Словно злой рок подготовил все детали, чтобы Александра исчезла.
Монета еще раз мелькает в руке, и Арсений прячет ее в кармане брюк.
Постель заправлена. Мобильный лежит на тумбочке, на экране периодически мелькают уведомления из ее блога. При желании его можно взломать. Но… Скорее всего, она и правда сбежала. Как обычно.
Арсений садится на кровать и берет в руки дизайнерскую подушку, которую Галина со Златой подарили Лекси на день рождения. На ней пайетками вышита аниме-девочка и надпись: «Шурочка».
Подушка хорошо вписывается в яркую спальню. Круглый ковер на полу пестрит всеми цветами радуги. Бирюзовые шторы, розовый шкаф. Если не знать Лек-си, можно и правда решить, что в этой комнате живет художница. Арсений выпускает воздух сквозь стиснутые зубы.
Однако сейчас здесь пусто.
– Арс, ты тут? – В спальню заглядывает Клим.
Он одет в черные джинсы с прорезями на коленях и красный свитер. Красный не идет Клементию, но Злата уже устала ему об этом говорить. И теперь он постоянно носит этот цвет, хотя из-за этого выглядит намного бледнее. А темные круги под глазами за неделю только усугубились. Климу нужно к врачу. Скоро дойдет до того, что Арсений сам запишет его на прием.
– Ну-с, что решил? – Он кивает на комнату Лекси и опирается плечом о косяк двери. Русые волосы растрепаны: видимо, он недавно встал.
– Ничего. Злата утверждает, что она сбежала.
– И с каких пор ты слушаешь Злату? Ее любовь к Лекси переходит все границы. Вплоть до ненависти. – Клим подходит к Арсению и падает на кровать. – Черт, никак не проснуться… – Он широко зевает.
– Я и не слушаю. Но ты сам знаешь, как часто Лек-си сбегала. Меня уже в полиции запомнили… Так что лучше подождать пару дней. Раз телефон здесь, значит, объявится. Просто… – Он замолкает и снова достает монету из кармана брюк.
– Договаривай.
– Прошло чуть больше недели, как отца не стало. Неужели она не могла подождать хотя бы до Нового года, прежде чем снова взяться за старое? – Надо дышать ровнее. Вдох, выдох. Но монета в руках все равно дрожит. – Сначала я подумал так. Но затем нашел в этом неувязку. Не верю, что Лекси могла так безответственно поступить. Она любила отца, он погиб у нее на глазах. Это слишком большой стресс. Нужно было отвести ее к психологу.
– Арс, ты не можешь кудахтать над нами, как наседка, до самой старости. Лекси – взрослая девчонка. И поверь мне, я более чем уверен, что она сбежала и сейчас сидит у одной из своих подписчиц. Возможно, ей кажется, что теперь она в нашей семье никому не нужна.
– Именно это останавливает меня от похода в полицию. – Арсений на секунду зажмуривается. Перед глазами продолжает светиться лицо Александры. – Но беспокойство никуда не уходит. Я не знаю, что делать дальше…
– Перестать волноваться. – Клим хлопает его по плечу. – Я ведь знаю тебя. Вот ты сидишь весь такой одетый с иголочки, в дорогом костюме, с аккуратно уложенными волосами. И взгляд у тебя отцовский, суровый. Будь они голубые, а не серые, то вообще не отличить.
– И что?
– И то, Арс. Твоя видимая сдержанность меня не обманет. Я знаю, что внутри, – он стучит кулаком по его спине, – ты мечтаешь о другой жизни. Вне этого города. Вне семейного бизнеса. И смерть отца – отличный шанс…
– Заткнись! – обрубает его Арсений и встает. Смотрит на замершего от неожиданности Клима сверху вниз. – Есть вещи, которые не стоит произносить вслух и даже думать о них.
– Просто у тебя смелости не хватает. – Клим морщится. – Я словно с отцом поговорил. Ладно. Забудь. Не будем ссориться. Это последнее, чем сейчас стоит заниматься. Что с расследованием? Злата шепнула, что у нас сменился следователь.
Арсений вздыхает и проводит ладонью по уложенным гелем волосам:
– Порой я забываю, что если Злата о чем-то узнает, об этом становится известно всему миру. Да, руководитель следственного органа передал дело некой Виктории Гончаровой. Аргументируют загруженностью предыдущего следователя. Причем они передали дело буквально через пару дней после первого опроса свидетелей и даже не поставили меня в известность. Я сначала разозлился, а потом отпустило. – Он пожимает плечами.
– В конце концов, это ведь самоубийство… – Клим прячет лицо в ладонях. – Тут нечего расследовать.
– Ты сам веришь в это?
Арсений сжимает монету. Иногда хочется разломать ее пополам, но не хватает сил. Всегда не хватает сил.
– А ты нет? Тебе больше по душе дурацкая версия Златы?
– Какая именно? Та, в которой убийца – Лекси? Или таинственная любовница отца?
Клим озадаченно молчит:
– О последней версии я не слышал.
– Мозг Златы способен выдавать по сто различных вариантов за пять минут. Порой мне кажется, что ей следовало стать писательницей, а не дизайнером одежды, – усмехается Арсений. – В любом случае, одна версия бредовей другой, но и в самоубийство мне верится с трудом. Если честно, я уже не знаю, где правда. Без отца… – он выдыхает, – оказалось труднее, чем я думал.
– Мы справимся. – Клим встает с кровати и сжимает его плечо.
Сейчас брат выглядит еще бледнее, чем раньше. Цвет кожи скорее граничит с серостью. Может, стоит пригласить врача на дом? Клима точно не затащить в больницу.
– Главное, чтобы Лекси вернулась. Я не прощу себе, если с ней что-то случится.
– Не случится, – Клим улыбается, но слишком тускло. – Мы не позволим.
* * *
Длинный рыжий локон безжалостно сдавливает палец. Но Виктория только сильнее наматывает волосы – боль дает ей почувствовать себя живой. На заваленном бумагами столе лежит раскрытая папка. К ее углам прикреплены две фотографии Леонида Вольфа – живого и мертвого. Последняя заставляет Викторию слегка поморщиться. На обледенелой брусчатке распростерто тело крупного мужчины, вокруг головы растекается лужа крови.
Вот как закончил свой век один из самых влиятельных бизнесменов города. Владелец сети гостиниц горнолыжного курорта «Летящая птица». Курорта, благодаря которому их маленький городок Снежный сможет существовать еще очень долго. Только вот уже без Леонида Вольфа.
Виктория распускает закрутившийся локон и потирает ладонями лицо. И ради этого дела пришлось идти на свидание с начальником, которого она на дух не переносит? Она, видимо, спятила.
– Вон! – шипит Виктория самой себе, прогоняя из головы отвратительные воспоминания.
Она добилась, чего хотела. Это главное.
Виктория заинтересованно изучает дело: протоколы опросов свидетелей, заключение нарколога, которое несколько дней назад принесли из лаборатории. Очень любопытно.
Младшая дочь Вольфа – Александра – утверждает, что перед тем, как выброситься в окно, Леонид кричал, что за ним пришли Лизонька и Святослава. Елизавета – его первая жена, умершая при родах тройняшек: Златы, Галины и Святославы. Последняя появилась на свет мертвой.
Никаких следов мистики. Абсолютно.
По результатам экспертизы ускорения тела не установлено. Значит, погибшего никто не толкал и Александра говорит правду. Вольф выпрыгнул в окно сам.
Виктория внимательно просматривает содержимое папки до конца, а затем откидывается на спинку крутящегося кресла. Что ж, кажется, пришло время навестить семью Вольфов.
От мысли, что она на правильном пути, по коже пробежали мурашки.
Глава 5
Смерть – это избавление
– Кажется, твоя мама… выше меня. – Алекса стоит посреди кровати на коленях.
Красный свитер с оленями свисает до середины бедер, а синие джинсы, которые на маме почему-то сидели в обтяжку, на Александре держатся только благодаря кожаному ремню.
– Выглядит…. неплохо, – замявшись, произносит Даня.
– Если мои подписчики увидят меня в таком виде, сразу отпишутся.
– Да ладно, вы же мило смотритесь…
– Вы? – с нажимом уточняет Алекса.
Даниил смущенно улыбается:
– Ты.
По просьбе Александры он раскрыл шторы, и теперь можно увидеть длинную заснеженную дорогу, ведущую вниз по склону к центру города. Дом больше не напоминает крепость, и от страха у Дани постоянно потеют ладони. Если Алекса узнает, что она очутилась на его пороге, потому что он так захотел… Ох, если она все-таки узнает! Что же он наделал?
Александра сидит по-турецки и осторожно разматывает бинт на правой ноге:
– Выглядит не так уж плохо.
Ступни красные, но уже не так сильно воспалены. Она разбинтовывает вторую ногу и облегченно вздыхает:
– Думаю, завтра я опять буду красоткой. И мы отправимся к моей семье, – последнее предложение Алекса произносит шепотом.
Даня медленно проходит в спальню и садится на край кровати:
– Мы?
Александра вздрагивает и переводит на него затуманенный взор, как будто и вовсе забыла, что он находится рядом:
– Да. – Ее глаза оживают. Пальцами она безуспешно пытается расчесать спутавшиеся волосы. – Я знаю, что совсем наглею, но кроме тебя я больше никому не могу доверять.
Даня нервно выдыхает. От ее умоляющего взгляда ноет желудок. Он растерянно открывает ящик тумбочки и достает оттуда расческу:
– Вот, пожалуйста.
– Так что скажешь? – Алекса машинально берет гребень.
– Что ты хочешь услышать? Я… я не совсем понимаю, за…зачем я тебе н…нужен.
Чертово заикание! Вдох, выдох, вдох. Нужно успокоиться. Но как тут успокоишься, если стоит лишь взглянуть на Александру, как пульс ускоряется и нервы натягиваются как струна.
– Тихо, тихо. – Она расчесывает длинные волосы, которые переливаются на свету всеми оттенками каштаново-черного. Темное золото. Даня зачарованно смотрит на них и не сразу понимает, что Алекса аккуратно подползла к нему и мягко гладит по спине. – Не нервничай. Мой одноклассник тоже заикался, когда начинал нервничать.
– Я редко заикаюсь. – Даня с шумом втягивает воздух, снова улавливая знакомый запах корицы. – Только когда общаюсь с незнакомыми девушками.
– А со знакомыми разговариваешь как обычно? – поддразнивает Алекса, заставляя его кивнуть. – И много у тебя знакомых девушек?
– Теперь две, – ухмыляется он.
– Станешь моим другом? – Она перепрыгивает с одной темы на другую и наклоняет голову набок, заискивающе заглядывая ему в глаза.
Даня оглушенно кивает. Лучше он промолчит, иначе снова будет позорно заикаться. Рядом с Александрой невозможно оставаться спокойным. Все, что она делает и говорит, не укладывается у него в голове. Прошло всего дней десять с момента смерти отца Алексы, но порой она словно забывает об этом и заливисто смеется, чтобы через минуту разрыдаться.
– И все-таки ты должна позвонить родным, – выдавливает из себя Даниил. – Они наверняка тебя ищут.
Алекса только отмахивается и обхватывает колени руками. Нахмурившись, смотрит в окно, за которым бушует метель. Снег залепляет стекло, будто маленькие его крупинки пытаются пробиться в дом. Даня подавляет вздох. Обстановка идеальна, зарисовать бы все происходящее.
– Александра?
– Зови меня Алексой – мне так больше нравится.
Он знает. Он читал ее блог каждый день.
– В семье почти все называют меня Лекси. Ну, кроме Гали. Она – добрая душа, зовет меня Сашей. Как и отец, – голос Алексы хрипит, – звал. Часто говорил: Сашенька… – Алекса переводит дыхание. – Не переживай, они не станут сразу меня искать. Дня два-три у нас точно есть. – Она вытягивается на кровати, демонстрируя широкую улыбку.
– Как это? После того, что случилось, они не будут тебя искать?
– Я раньше часто сбегала из дома. Конечно, потом мне влетало по первое число, но обычно оно того стоило. – Алекса сдвигается к краю кровати и закидывает руки за голову. – Ложись рядом, а то сидишь, как бедный родственник.
Очередная смена темы застает Даню врасплох, и он вздрагивает от ее предложения:
– Л…лечь рядом?
– Да. – Алекса вскидывает бровь. – Просто лечь, Даня. По глазам вижу, что ты уже нарисовал продолжение, но давай не будем торопить события. – Она томно улыбается.
– Что?! – Щеки обжигает от смущения. – Д…да я бы… никогда! Это же… – Не хватает слов и кислорода. Но после фразы Алексы навязчивые мысли шепчут: интересно, каковы на вкус ее губы? А что почувствуешь, если коснешься волос? Кожи…
– Успокойся, – смеется Алекса. – Я пошутила. Ложись, и я расскажу, почему сбегала из дома.
Даня поджимает губы и молча ложится на самый край кровати, рискуя свалиться. Между ними пропасть, но по неизвестным причинам все его чувства обостряются. Запах корицы становится удушающе-сладким, а дыхание Алексы – запредельно громким.
– Я из тех детей, которые любят доказывать родителям свою независимость. В первый раз я сбежала лет в четырнадцать. Отец тогда поднял на уши всю полицию, и к полуночи я была уже дома. А ведь мне всего лишь хотелось пожить пару дней у подруги… С тех пор мы с ней не общаемся. – Алекса буравит потолок отсутствующим взглядом. – Потом были десятки неудавшихся попыток, прежде чем отец сдался. Даже в Москву к маме сбегала. Так что семья не станет меня искать. Они подумают, что это моя очередная выходка, к тому же после смерти отца. – Она фыркает. – В последний раз я убегала примерно месяц назад. Жила у подписчицы почти неделю.
– Зачем ты это делаешь? – Даня зачарованно смотрит на сваленные в углу спальни картины, развернутые холстом к стене. Надо унести их отсюда.
Алекса пожимает плечами:
– Мой отец – средоточие власти. Диктатор во плоти. Был им… Иногда я шутила, что он – реинкарнация Гитлера, – шепчет она, и постепенно ее шепот превращается в шипение. – Я должна была быть идеальной во всем. Прическа и макияж. На фотографиях и в жизни. Он желал мне добра, но не видел, что творит на самом деле. И я начинала задыхаться. Поэтому сбегала. Благодаря этим моментам отдыха или тому времени, когда жила в Москве у мамы, я не свихнулась окончательно. Порой я даже мобильный с собой не брала. Собственно, как и в этот раз…
Даня зажмуривается, прогоняя из головы образ своей матери. Он прекрасно понимает Алексу.
– Звучит ужасно, но смерть отца – это избавление, – еще тише произносит Алекса. – Ты когда-нибудь думал о чьей-нибудь смерти вот так? Умер человек – и нет проблем.
В голосе Алексы звучит обреченность, словно ее слова – единственно возможная истина.
– Думаешь, этого могли хотеть его враги?
– Без разницы кто. Порой мне кажется, что от врагов даже меньше проблем, чем от родственников. – Алекса поворачивается на бок и складывает ладони под голову.
– Когда человек умирает, возникают другие проблемы. От людей вообще одни проблемы.
Повисает глухая тишина. Лишь их размеренное дыхание, звучащее в унисон. Даня столько лет любовался фотографиями Алексы, но и не подозревал, что у девочки из Интернета в голове бродят такие мысли.
– Даня, – Алекса пристально смотрит на него, – моего отца убили, а ночью пытались убить меня. Мне как никогда нужна помощь друга. Ты со мной?
От столь прямолинейного вопроса у Даниила пропадает дар речи. Он долго смотрит на Александру, проклиная свое смущение и нервозность. Затем, наконец, шумно выдыхает:
– Да, но… – он говорит медленно, чтобы не заикаться, – ты должна рассказать мне все, что знаешь.
Если уж он заставил Алексу прийти к нему, то больше ее не отпустит.
Глава 6
История Александры Вольф
Даня умудрился приготовить какао с маршмэллоу. Да, влюбленные готовы совершать любые глупости, но ему порой кажется, что ради Алексы он готов даже на убийство.
И вот сейчас она сидит на кровати, натянув на ладони длинные рукава свитера, и крепко держит кружку с какао. А сверху горкой громоздится белый зефир. Как жаль, что он не может сейчас запечатлеть ее на картине. Черные длинные волосы падают на плечи, задумчивый взгляд раскосых глаз устремлен в окно. Даня запомнит этот момент до мелочей. А затем нарисует…
– Моя спальня находится рядом с комнатой отца. Раньше он делил ее с первой женой Лизой, которая умерла при родах тройняшек. Галина и Злата выжили, а вот Святослава – третья девочка – нет. Как и Лиза… – Алекса затихает.
Даня делает глоток какао. Размякшее маршмэллоу облепляет ему губы, так что он с трудом их облизывает. Боится шелохнуться лишний раз. Боится спугнуть Алексу.
– Я думаю, он очень любил свою Лизоньку. Наверное, поэтому их брак с моей мамой не задался. Мама – сильная женщина, она построила дипломатическую карьеру в Москве и не смогла смириться с ролью второй жены. Поэтому, вскоре после моего рождения они развелись.
– А ты осталась здесь? – вырывается у Дани. Он сердито прикусывает себе язык.
Алекса утыкается взглядом в кружку и неловко улыбается:
– Для мамы карьера была на первом месте. А уже потом я. Да и отец бы меня не отдал. Он очень любил своих детей, пусть и своеобразно, но, думаю, это была любовь. Когда я была маленькой, мама приезжала в Снежный, затем я подросла и стала проводить в Москве каждое лето. – Она вздыхает. – Мама идеальна во всем. Мне очень хотелось быть похожей на нее. И, видимо, отец хотел для меня того же.
– Не так уж она и идеальна, – возражает Даня. – Во всяком случае, как мать.
Алекса улыбается:
– Возможно. Но это не мешало мне страстно хотеть быть похожей на нее. Но все впустую… – Она прикрывает глаза. – Отец не желал ничего менять в своей спальне. Поэтому она единственная во всем доме осталась без ремонта. Старая мебель, старые окна. Мрак полнейший. А так как мы были в соседних комнатах, то я первая услышала его крики.
Алекса поспешно пьет какао, а затем быстро вытирает губы рукавом. Но ей не скрыть слезинки, искрящиеся в глазах. Возможно, он смог бы передать этот блеск с помощью «белого перламутра».
– Я забежала в комнату, а там он… Совсем безумный. Кричит, ломает мебель. Знаешь, чем дольше я его слушала, тем сильнее казалось, что за ним и правда пришли призраки. Лизонька и Святослава. А потом он замер посреди спальни и уже через мгновение выбросился в окно. – Она судорожно вздыхает. – В это время он должен был спать, а не… Дальше я плохо помню. Но эта сцена навсегда въелась в мозг. Он снится мне. И все кричит, пытается утащить за собой в окно.
– Ты пережила огромный стресс. – Даня хмурится. – То, что ты увидела… не каждый сможет вынести.
Алекса ставит недопитое какао на тумбочку и обхватывает колени:
– Его убили.
– Но почему ты думаешь, что это сделал кто-то из твоей семьи?
Она вскидывает на Даниила удивленный взгляд, затем пожимает плечами:
– Я так не думаю. Но… с другой стороны, у каждого из нас был мотив. К примеру, Арсений. Он старший в семье. Смерть отца позволила ему возглавить семейный бизнес. Теперь он сам может принимать решения и ни с кем не советоваться. А Клим? Раздолбай, транжира страшный. Ты бы слышал их с отцом ссоры! А теперь ему никто не указ, через полгода Клим вступит в наследство и сможет жить себе в удовольствие, – фыркает Алекса. – Злата – та еще интриганка. Она никогда не скрывала, что ревновала папу ко мне. Ревность – страшная сила… Кто знает, как она повлияла на Злату? Насчет Гали не знаю. Добрее человека я не встречала, но… – Алекса тяжело вздыхает. – У нее есть мечты, которые были несопоставимы с желаниями отца. И я…
– И ты? – спустя время подталкивает ее Даня.
– Про меня ты уже все знаешь, – отрезает она. – Я была пленницей в собственном доме. И, скорее всего, мой мотив – самый веский, – горестно шепчет Алекса и опускает заплаканное лицо на руки.
Даня отставляет пустую кружку и садится рядом с Алексой. Он провел бы так целый день. Неделю, месяц. И если подумать, то все в его руках, но… Ладони неприятно потеют. Он и так уже слишком многое себе позволил. Осмелился на то, о чем раньше даже думать не решался. Заточить Алексу у себя дома, заставить ее сменить одну тюрьму на другую? Чтобы она возненавидела его? Ни за что!
– А что произошло вчера ночью? Почему ты сбежала в одной ночнушке и шубе? Босиком, – осторожно переводит тему Даниил.
– Вчера ночью я впервые осталась одна дома. Не знаю, так получилось. И он словно ждал этого, – хрипит Алекса.
– Кто?
От ее учащенного дыхания по коже бегут мурашки. От предвкушения, что сейчас ему станет известна тайна, которую она до него ни с кем не разделила, Даня замер.
– Убийца. Я не знаю, кто его подослал. Но он пришел за мной. И убил бы, если бы я не сбежала. – Алекса замирает.
Различные эмоции на ее лице сменяют друг друга, и Даниил даже не успевает их считывать.
– Ч…что?! – вскакивает он на ноги. – Я д…думал, ты шутила, когда сказала это в первый раз. Но если так, ты должна рассказать обо всем полиции! Они ведь могут закрыть дело твоего отца, как самоубийство, но наличие убийцы все меняет. Значит, кто-то хочет убить всю вашу семью!
Алекса смотрит на Даню. Ужас читается в ее широко раскрытых глазах. Нижняя губа подрагивает, и она с силой ее прикусывает. Господи, как хочется сжать ее в своих объятиях! Даня резко отворачивается, чтобы не видеть Алексу. Так проще.
– Я не могу. Я не доверяю следователям. И я не хочу, чтобы кто-то знал об этом. Полиция начнет рыть и спугнет убийцу. Либо, наоборот, наплюет на расследование и действительно закроет дело как самоубийство.
Даня вздрагивает, когда Алекса хватает его за руку, и снова поворачивается к ней.
– Пообещай мне, что пойдешь со мной? Я представлю тебя своим парнем. Скажу, что ты мой фанат, и на этой почве мы сошлись. Они поверят. Мой блог никогда их не интересовал. Зато ты будешь рядом. И поможешь мне найти убийцу без полиции.
– Почему ты так уверена, что я смогу помочь?
Алекса отбрасывает его руку и неуклюже встает с постели. Прихрамывая, идет к картинам в углу комнаты и переворачивает их.
– Смотри! – Она тычет в незавершенную картину, где девушка-беглянка ютится возле дома. – Это же я! А это твой дом. Сначала я не сообразила, но потом, когда до меня дошел смысл твоих слов, я поняла! Ведь ты нарисовал картину уже давно, а ночью все сбылось. А это значит… ты видишь будущее, – с придыханием завершает она пламенную речь.
Во рту пересыхает, и Даня невольно оседает на кровать. Нет. Не может быть. Нужно что-то придумать. Что-то ответить. Но что? Правду? Он протирает тыльной стороной ладони лоб и криво усмехается. Может, впервые в жизни сказать правду?
Глава 7
Правда, прикрытая вуалью
– Не знал, что ты веришь в мистику. – Даниил пытается свести все в шутку.
Ну, давай же! Рассмейся! Но глаза Алексы сверкают ярким любопытством, от которого ладони потеют еще сильнее.
– Очень. Смотрела все серии «Битвы экстрасенсов», – серьезно произносит Алекса. – Увлекаюсь гаданием на картах Таро. – Она еще раз смотрит на картину.
– По твоему блогу так и не скажешь. Там… одно творчество. Твои картины изумительны, – мечтательно вспоминает Даня.
Алекса ставит картину лицевой стороной к ним и возвращается на кровать. Забирается на нее с ногами и придвигается ближе к Даниилу:
– Мы идеально подходим друг к другу, – с придыханием шепчет она. – Пожалуйста, скажи, ты и правда видишь будущее?
Даня заглядывает в ее темные раскосые глаза. Голова кружится от терпкого запаха корицы. Она как никогда близко. Белая, атласная кожа. Даня почти не может сопротивляться. Почему бы не сказать то, что она хочет услышать? Если это позволит быть с ней дольше. Увидеть, где она живет. Познакомиться с ее семьей. Вся его жизнь – серая и однообразная – может в одночасье поменяться, если сейчас он скажет «да».
И Даня кивает. Это ведь не совсем ложь. Но и не совсем правда.
– Сложно назвать это предвидением. Но п…порой я вижу некий образ. Скорее, не вижу, а чувствую. И пока не выплесну на бумагу, не успокоюсь, – тихо произносит он. – Поэтому картина не закончена. Ведь это еще не случилось на тот момент, когда я ее рисовал.
– А потом это сбывается? – подначивает его Алекса.
– Наверное. Иногда да, иногда… Не знаю. – Он подавляет в себе желание отодвинуться от Алексы. Слишком велико искушение притронуться.
– Много у тебя таких картин? Покажешь?
Даня отчаянно мотает головой. Лицо начинает пылать. Он никому никогда не рассказывал и части правды, а с ней они меньше суток, и он рассказал уже почти все.
– Я их храню в другом месте. Да их и немного, – уклончиво отвечает он. – Алекса, это мой секрет, о котором никто не должен знать. Если узнают, то… либо поверят, либо запрут в психушку. Я не хочу рисковать.
– Понимаю, – тихо произносит она. Ложится на спину и безучастно смотрит в потолок. – Знаешь, папы нет чуть больше недели. А я уже безумно скучаю. Хотя он часто бесил меня своими запретами и указами, но он был рядом. Почему люди устроены так по-дурацки, что начинают ценить, лишь потеряв? – Она порывисто закрывает лицо ладонями и всхлипывает.
Даня сидит истуканом. Снова слезы. Может, принести еще какао? Но она еще то не допила… Печенье? Шоколад?
Алекса громко вздыхает и вытирает слезы. Опять усаживается на кровати и натянуто улыбается:
– Расскажи мне про свою семью.
– Да что рассказывать… – Он поднимается на ноги и нервно прохаживается по комнате. – Полгода назад родители продали наш семейный магазин декора для дома и отправились путешествовать. Так что этот Новый год я впервые встречу один.
– Вот так? Просто взяли и уехали? – удивляется Алекса.
Даня замирает возле окна. По дороге медленно ползет трактор-снегоуборщик, а снег все продолжает валить. Еще пару таких дней, и никакая техника не справится.
– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они в Таиланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.
– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни, если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.
Даня истерически смеется:
– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она… – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава семьи, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня. – Он хмурится. – Мама говорит, что я талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.
Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:
– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю эту фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но» как зубная боль.
– Ну, слава богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:
– Возможно, это и хорошо. – Она забавно морщит нос. – Раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.
– Тогда мне стоит взять отпуск на пару недель.
– А где ты работаешь?
Даня смущенно пожимает плечами:
– Преподаю рисование детям в школе искусств.
– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.
Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла – вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не раненые ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. Что пугает…
– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.
Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:
– О, Даня, ты такой славный! Правда круто? Мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья.
Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.
– Алекса, я н…не… – Он умолкает и переводит дыхание. – Не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п…полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.
Ложь, ложь. Все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированная правда. Полуправда. Все равно это ложь!
– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и ее улыбка тает, – я совсем одна.
Глава 8
Дерзкий плод воображения
Он зарекался приходить сюда снова. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что не вернется в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб.
Но сегодня Клим сдался.
Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым лучом. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого приветствия на душе становится еще хуже. Танцпол заполнен колышущейся толпой. Молодые, пьяные, веселые – все дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дым-машины пускают туманные струи, заполоняя легкие. В «Снежном барсе» смешались прованс и лофт, но, видимо, дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только басы, рвущиеся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.
Он бывал здесь и раньше. Обычно брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая штучка в мини-юбке и чулках. Слишком вульгарная, вызывающая – в обычный день Клим не обратил бы на нее внимания, но в тот вечер он повздорил с отцом и ему была необходима разрядка. Любая. Подошла даже такая, как Ди. Он до сих пор помнил ее сожженные осветлителем платиновые волосы и голубые глаза с жирными черными стрелками.
По сути, они провели вместе всего одну ночь. Но в эту ночь она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это просто иллюзия. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.
Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел – есть шанс оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно заново выкрашенной в еще более глубокий цвет.
Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с полопавшимися сосудами:
– Слушаю, – гнусавит мужчина за дверью.
– Красное полусладкое и блю чиз, – надменно произносит Клим.
Решетка захлопывается, и открывается дверь, ведущая в мир запретных игр. Мир, который открывается с помощью незамысловатой фразы типичного мажора. Мир, из которого уже не вырваться.
Именно Ди познакомила его с рулеткой. Нет, он знал об этой игре и раньше, но до этого не чувствовал ее магнетизма.
Рулетка. Зеленое сукно, красные и черные ячейки, разноцветные фишки, пьянящая удача и обезоруживающее невезение.
Клим идет по темному коридору с мигающими лампами и попадает в овальный зал, где стоят столы с рулетками, а для VIP-персон есть закрытые кабинеты для игры в покер или любой другой забавы по вкусу.
Сегодня он обязательно выиграет, сегодня он…
Его хлопают по плечу с такой решительностью, что он забывает, как дышать. Клим замирает на месте, надеясь, что вышла ошибка, сейчас раздастся полупьяный смех и обознавшийся клиент игорного зала пройдет мимо, криво извинившись. Но подобного не происходит. Наоборот, молчание затягивается, и легкие начинают гореть. Клим шумно вздыхает и слышит смешок.
– Я уже думал, ты в обморок грохнешься. Пошли, тебя ждет Игнат.
Клим медленно оборачивается ко Льву. Главный вышибала Игната как всегда сверкает золотым зубом. Высоченный детина с добродушной улыбкой любит подколоть, рассказать анекдот и показушно нарезать яблоко здоровенным охотничьим ножом. Лысую голову обычно покрывает испарина, возле правого уха шрам, а глубоко посаженные карие глаза смотрят с хитринкой. С ним вполне можно дружить. При одном условии: если ты не задолжал Игнату. А Клим уже несколько месяцев числился в списках должников на первом месте.
– Я думал, у меня отсрочка. – Клим оттягивает ворот брендовой темно-синей рубашки с красным принтом, которую недавно купил на кредитку Арса.
– Она уже неделю как закончилась, – хмыкает Лев. – Но Игнат сделал поблажку. У тебя ведь батя помер.
– А если бы я не пришел сегодня? – Ладонь Льва с силой сжимает плечо Клима. – Я ведь мог не прийти. Или передумал бы и ушел. А ты не заметил…
– Эх, Клим. Вот вечно ты ерунду несешь. Игнат знал, что рано или поздно ты явишься. И с какой стати я должен подставляться, прикрывая твою задницу? В конце концов, платит-то мне Игнат. А с тобой мы всего лишь друзья.
Друг, которому можно перерезать горло.
Лев тащит Клима за собой. Обратно по коридору, на этот раз вверх по лестнице на второй этаж здания, где за шумоизолирующими стенами находится кабинет Игната. Клим уже бывал здесь, и в прошлый раз его сердце едва не остановилось. Теперь ситуация стала еще хуже. Отсрочка закончилась, а он не внес даже части долга.
Клим напряг мозг, стараясь припомнить сумму. Четыреста тысяч рублей? Нет… Кажется, около шестисот.
– Клементий!
Из-за стола встает Игнат с широченной улыбкой, за которой прячется холод и жестокость. О, это видно по мрачному взгляду, неизменному, несмотря на улыбку. Еще в первую их встречу Климу показалось, что перед ним полная противоположность Арсению. Высокий, худой, темноволосый. Наверное, Злата на словах обрисовала бы Игната горячим красавчиком. Такие мужчины вполне в ее вкусе.
Игнат впивается взглядом в Клима и медленно произносит, растягивая гласные:
– Мы тебя уже заждались. Ну что? Ты принес девятнадцать тысяч долларов?
– Что?!
Лев резко давит Климу на плечо, и он падает на вертящийся стул перед столом Игната.
– Было же шестьсот тысяч рублей? Когда…
– Когда, когда, – раздраженно повторяет Игнат и садится в мягкое кожаное кресло. Он не отводит глаз ни на секунду, поэтому Клим утыкается взглядом в дощатый пол, затем разглядывает стены, увешанные охотничьими трофеями. Голова дикого кабана, огромные рога лося. Эти мумифицированные животные наводят еще больше ужаса, чем сам Игнат. – Тогда, когда ты продолжил играть, вместо того чтобы вернуть долг, и зарылся еще глубже. А в долларах считать удобнее, знаешь ли. – И он снова фальшиво улыбается.
Клим мысленно ругается.
– Я… Ты ведь знаешь, у меня умер отец.
– О, да, прими мои соболезнования… – Взгляд Игната темнеет. – Я тоже потерял отца и мать. Говорят, только когда теряешь обоих родителей, становишься взрослым. Я повзрослел в семь лет. Тебе повезло больше. Сколько тебе?
– Двадцать семь, – сипит Клим.
Игнат откидывается в кресле. Длинными пальцами стучит по лакированной столешнице. Этот стук отзывается дробью в висках Клима, и он старается дышать глубоко, втягивая странную смесь дыма, меда и смолы. Черт, кажется, это парфюм Игната. Злата бы точно уже пищала от восторга.
– А может, не повезло, – фыркает Игнат и переглядывается со Львом, стоящим позади Клима. – Пять лет назад, в твоем возрасте, у меня было больше мозгов, чем у тебя, Клементий. О чем ты думал, когда снова сел за рулетку? – И он ударяет кулаком по столу, разрушая давящую тишину.
– Хотел отыграться.
– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить азарт, адреналин, иллюзию контроля. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес давно бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и причесывает густые волосы пятерней. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми ответами, я накину еще тысячу для красивого числа.
Клим молчит.
Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:
– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент – и вдруг стал молчуном. А перед девушками тот еще понторез. Как собираешься возвращать долг? – холодно уточняет он.
– Через полгода, – неуверенно начинает Клим. – Я вступлю в наследство и все верну.
– О как! В удобный момент твой отец умер, не так ли? А может, это ты ему помог?
Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:
– Не смей так говорить, – шипит он.
– А может, ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и прикуривает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесого дыма. – Если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками. – Он говорит тихо, словно уверен, что держит в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.
Глава 9
«Поцелуй серафима»
Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера была метель, сегодня метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.
В кабинете до сих пор ощущается присутствие отца. В воздухе витает едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?
Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по вещам, расставленным в идеальном порядке. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. В центре ноутбук, по бокам от него в аккуратные стопки разложены документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.
– Даже после твоей смерти я боюсь здесь что-то менять… – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.
Стук в дверь эхом отзывается в груди.
– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.
В кабинет входит она, впуская с собой аромат моря, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомиться с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как состоялась новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.
– Добрый день, Арсений Леонидович! – Она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…
– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку. Рукопожатие оказывается весьма крепким для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.
Виктория порывисто проводит ладонью по рыжим волосам, собранным в пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется Арсению знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает его? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?
– Виктория Евгеньевна, мы с вами никогда раньше не встречались? – Жестом предлагает присесть возле стола, а сам садится в кресло отца. Пальцами стискивает подлокотники.
Глаза Виктории удивленно округляются:
– Нет.
И все. Продолжения не следует, будто и не надо. Арсений ежится.
– Слушаю вас, – холодно говорит он. – Я уже сообщил все, что знаю. Единственный свидетель гибели отца – моя сестра Александра. Я в этот момент находился внизу, в бильярдной, вместе с моим братом Клементием.
– Я ознакомилась с протоколами допросов, поэтому долго мучить не буду. – Она открывает дипломат и достает документы. – Пришел результат экспертизы на наркотики. Из заключения следует, что в крови вашего отца нашли феклицин.
– Что это? – Арсений выпрямляется в кресле и берет справку эксперта, но до него не доходит смысл этих слов.
– Сильнодействующее синтетическое вещество. Его еще называют «Поцелуй серафима». Он вызывает сильные галлюцинации, расстройство психики и депрессию, – равнодушно роняет Виктория.
– Его обнаружили в крови отца?
– Да, я так и сказала. Скажите, вы замечали изменения в поведении Леонида? Может, в последнее время он стал более раздражительным, осунулся, страдал бессонницей и беспричинными приступами агрессии?
От непроницаемого лица Виктории становится только хуже. Перед глазами прыгают красные круги, а воздух нестерпимо сух. Арсений отбрасывает документ и подходит к окну, распахивая створки. Морозный ветер обжигает кожу, но на мгновение ему становится легче.
Перед глазами возвышаются горы с укатанными трассами для лыжников. Отсюда люди кажутся муравьями, которые с помощью подъемников взбираются на гору, чтобы почти сразу съехать вниз. И сейчас Арсений не отказался бы быть среди них, подальше от Виктории, один лишь вид которой будоражит в нем страшные воспоминания о прошлом, и ее диких вопросов, слетающих с красных, как яблоко, губ.
– Нет, – отвечает он и садится обратно, но окно оставляет раскрытым.
Виктория не делает ни единого замечания, даже когда ветер задувает внутрь снежинки.
– Мой отец – бизнесмен до мозга костей. Он никогда не позволил бы себе потерять контроль над собственным разумом. Он не курил и не злоупотреблял спиртным, а вы говорите о каких-то галлюциногенах? – Арсений упирается локтями о стол и буравит Викторию взглядом. Сердце глухо колотится в груди, лицо до сих пор горит, хотя холодный воздух треплет занавески.
– Не злоупотреблял, – кивает Виктория и складывает документы обратно в портфель. – Но иногда хочется расслабиться. Поймите, мне важно знать, был ваш отец наркоманом или нет. Потому что если нет, – она выдерживает паузу, – это будет означать, что его убили.
– Убили, – эхом повторяет Арсений. – Впрочем, я не верил в его самоубийство. Он слишком любил жизнь. Но если ему подсыпали фек… этот ваш «Поцелуй серафима», почему он выбросился из окна? Разве это не должно было только спровоцировать галлюцинации?..
– Должно и спровоцировало. Но доза была летальной. Скажем так, тот, кто подсыпал феклицин вашему отцу, надеялся не только на его смерть. «Поцелуй серафима» вызывает у человека сильнейшие галлюцинации и агрессию. Он мог убить кого-то из вас. Но вместо этого решил покончить с собой. Очень сложно предугадать, как на человека повлияет галлюциноген. В любом случае, если бы он не выбросился, то вскоре умер бы от передозировки. – Виктория говорит рублено, словно каждое ее слово – это вызов всему миру. – Раз вы ничего не знаете, то когда я смогу встретиться с вашей сестрой Александрой?
Арсений отрывает взгляд от сцепленных рук:
– Ее сейчас нет в городе, она уехала к матери, – без запинки произносит он.
Виктория склоняет голову набок, будто так ей удобнее разглядывать Арсения. Он что, чертов экспонат?! С предыдущим следователем было намного комфортнее.
– Я правильно поняла: у вас разные матери?
– Да. Ее мать – Минами, она живет и работает в Москве.
Виктория вскидывает левую бровь, ожидая продолжения, и Арсений неохотно договаривает:
– Отец женился на ней спустя пару лет после смерти моей матери. Минами родила Лекси, но брак не сложился, и год спустя они развелись.
– А почему Александра не осталась с матерью?
– Потому что мой отец – Леонид Вольф! – отрезает Арсений. – Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? Если вы закончили, то прошу вас уйти. У меня много работы.
Виктория снова кивает. Черт, почему это так раздражает? Она точно кукла, ее ничем не вывести из себя, в то время как он уже кипит от злости.
– Да, после смерти вашего отца у вас и правда много работы… – Она встает.
– На что вы намекаете?
Впервые Виктория улыбается. Криво. Недобро.
– Ни на что. – Она достает из кармана визитку и кладет на край стола. – Передайте вашей сестре, чтобы она позвонила, когда вернется. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти убийцу.
Отчего-то ее обещание звучит как неприкрытая угроза.
Глава 10
Тайные связи
Виктория выходит из кабинета Арсения. В смежной комнате сидит его секретарша, довольно необычная дама в возрасте и круглых очках. Она начинает нервно стучать по клавиатуре, как только открывается дверь начальника. Но при виде Виктории тут же расслабляется и блаженно отпивает кофе, терпкий запах которого насыщает воздух.
Виктория пронзает ее суровым взглядом и снимает с вешалки темно-синее пальто. Вскользь замечает, что пальцы дрожат. Она поспешно сжимает кулаки несколько раз, но дрожь не уходит.
– Вам надо пожевать пижму, – громко замечает секретарша.
Ее мышиного цвета волосы закручены в старомодную бабетту, и, судя по тому, как секретарша косится в сторону большого зеркала, она тратит на эту прическу немало времени по утрам.
– Что, простите?
– Пижма. Цветок такой. Похож на маленькие желтые ватки. – Секретарша подпирает рукой подбородок. И стучит ногтями с ярко-розовым лаком по щеке. – Пожевать, сок глотнуть, а жмых выплюнуть. И руки тут же перестанут дрожать. Да и в целом полезно для здоровья.
Виктория подхватывает портфель и вымученно улыбается:
– Спасибо.
К чему объяснять, что нервы шалят из-за встречи с человеком, которого она мечтает увидеть за решеткой?
Виктория делает пару шагов к двери и останавливается:
– Подскажите, пожалуйста, это ведь главный корпус гостиницы?
Секретарша озадаченно поправляет очки. В окне за ее спиной можно разглядеть, как по снежным трассам гоняют крошечные лыжники.
– Ну, из пяти эта – самая люксовая. Для элиты, так сказать. Остальные попроще. Но в последние годы Леонид Иванович предпочитал работать здесь. Вот и кабинет сделал… – Лицо женщины морщится, и она быстро промокает уголки глаз цветным платком. – Пусть земля ему будет пухом. Теперь вот Арсений Леонидович здесь работает. Раньше у него был кабинет в другой гостинице.
– А часто к Леониду Ивановичу приходили посетители? Возможно, вы вели журнал посещений?
Секретарша причмокивает губами и смотрит куда-то вверх, словно оттуда ей подсказывают ответы:
– Кроме сотрудников – нет. Сейчас же все встречи назначаются удаленно. Так что журнала нет, а был бы – вряд ли Арсений Леонидович без ордера разрешил его посмотреть.
– Да, конечно, – идет на попятную Виктория и улыбается той улыбкой, которую использует только в крайних случаях, когда надо очаровать собеседника. – А ничего странного не припоминаете? Возможно, эффектная женщина или представительный мужчина? Любая зацепка поможет в расследовании. – Она старается говорить низким голосом и едва сдерживается, чтобы не хлопнуть ладонью по столу и не заставить секретаршу думать чуточку быстрее.
Та, словно издеваясь, отпивает кофе и задумчиво качает головой. Проводит пальцами по белой столешнице, вздыхает.
– Да нет, – наконец произносит она. – Ну, если только…
– Что? – поторапливает Виктория.
– Пару месяцев назад заходил чудаковатый мужчина. Вел себя, как император, важный такой, хотя особо ничего из себя не представлял.
– Вы не знаете, кто он?
Секретарша пожимает плечами:
– Откуда? Он ворвался, как вихрь. Леонид Иванович его не ждал. И разговаривали они на повышенных тонах. Но я не подслушиваю разговоры начальства, – поспешно добавляет она.
Виктория мысленно закатывает глаза. Скорее всего, со слухом у секретарши не очень, раз она говорит так громко.
– А как он выглядел? Вы бы смогли его опознать, встретив снова?
– П-ф-ф… Не знаю, не знаю… – Женщина поправляет очки. – Помню, был в кожаной косухе, такой потертой, обвешанной цепями. Молодой, красивый. Ну, в общем, приметный тип. И волосы черные-черные. Как дегтем смазанные. Ой, так это, – она неожиданно хлопает по столу, – по всей гостинице установлены камеры. И на ресепшене. Можете запросить записи. Возможно, они еще сохранились.
Виктория кивает. Если записи действительно есть, то придется просмотреть уйму материала.
– Спасибо большое. Еще один вопрос. В какое время приблизительно приходил этот молодой человек?
– О, это я помню. Утром, в половину девятого. Я только на работу пришла, еще даже плащ не сняла, а тут он распахивает дверь и влетает, как коршун, – довольная, отвечает секретарша.
Виктория снова дарит ей улыбку.
– Спасибо, вы очень помогли следствию. Всего доброго.
Женщина горделиво выпрямляется и вскидывает подбородок. Всего одна фраза, а какой эффект.
Виктория выходит из кабинета и лишь в коридоре позволяет себе усмехнуться. Но усмешка быстро гаснет, стоит вспомнить о предстоящей работе. Вика цепляется за соломинку. Такую тоненькую и несущественную, что самой становится страшно. Но пока заключение экспертизы на наркотики и таинственный посетитель – все, что у нее есть. А ей надо намного больше. Намного. Если она хочет увязать убийство Вольфа-старшего с его сыном Арсением.
Глава 11
Ящик Пандоры
Как жаль, что нельзя повернуть время вспять и прожить воскресение наедине с Алексой еще раз. Но он хочет слишком многого. Бог и без того одарил Даниила иначе, чем остальных людей, пусть сам он и осознал это лишь недавно. Однако человек – жадное существо, которое чем больше получает, тем больше требует.
С тяжелым вздохом Даня спускается с крыльца и утопает в снегу. Дорожку к калитке безжалостно замело, и радует уже то, что к утру снег стих. Мороз приятно покалывает щеки, и Даня застегивает пуховик под самое горло, опасаясь простудиться. В семь утра уже начинает светать, и под далекими солнечными лучами снег кажется дымчатым. Да и на все дома, деревья, улицы будто наложили фильтр, как в фотошопе. В таком пейзаже только и снимать начало фильма ужасов. Про художника, который рисует незаконченные картины, а после… Дальше фантазия стопорится. Даня хмыкает. Писатель из него никудышный. Художник все же получше будет.
Проваливаясь в снег по колено, он выбирается на расчищенную дорогу и поворачивается к дому. Машет Алексе, выглядывающей из окна, замерзшей рукой и поспешно прячет ее в теплый карман куртки. Ради Александры он идет на работу брать внеплановый отпуск. Пусть ничего не меняется как можно дольше.
Ссутулившись, Даня ускоряет шаг и спускается вниз по тротуару до ближайшей автобусной остановки.
В голове полная сумятица. От рассказов Алексы пробирает дрожь. Еще страшнее становится, стоит вспомнить, что он сознательно втянул себя в эту игру. Но впервые за последнее время Даня счастливо улыбается. Он готов идти на любые подвиги ради Александры, он готов…
Подъехавший серовато-белый автобус с наклеенной на него рекламой стоматологии сбивает с мысли. Даня проскальзывает внутрь и садится на крайнее сидение. В автобусе ничуть не теплее. Если снаружи минус пятнадцать, то в салоне, может, градусов на пять выше.
Даня покупает маленький желтый билет и утыкается взглядом в окно. А что дальше? Вот сбылась его мечта – Александра Вольф узнала о его существовании и даже пригласила пожить у нее дома. Она верит, что он – волшебник, который предсказывает будущее. Верит, что он победит дракона и спасет ее из темницы. Но дальше-то что? Он не может вечно навязывать Алексе свою любовь. Если она не ответит взаимностью, если она его не полюбит, если… Даня стискивает билет, а ладонь неприятно потеет. Зачем об этом думать? Пусть все идет своим чередом. Сейчас дома его ждет девушка, которую он любит, а днем он познакомится с ее семьей. И Даня тут же хмурится. Если все так серьезно, как утверждает Алекса, возможно, его дар очень даже пригодится, несмотря на все его опасения.
Автобус тормозит на знакомой остановке, и Даня неохотно выбирается на мороз. Пусть в салоне и не так тепло, как дома, но он все равно успел согреться.
Школа искусств, в которой Даня работает, находится почти что в центре, но с той окраины, где он живет, до нее ехать и ехать. Вокруг заснеженные двухэтажки, узкие улочки с не менее узкими тротуарами, по которым бегут опоздавшие школьники и неторопливо бредут старушки. Чуть дальше по улице – гаражи.
Даня переходит пустую дорогу, наплевав на поиски пешеходной зебры, и спускается к расположенным ровными рядами железным гаражам. Среди них есть тот, который принадлежит ему. Он купил его почти год назад и превратил в склад.
Даниил быстро находит гараж цвета подгнившего мандарина. Именно так. Если бы ему пришлось нарисовать это место, он бы смешал охру с серым, добавив чуть зеленого, и такой грязной жижей закрасил бы гараж.
Длинным ключом, похожим на букву «Т», Даня со скрипом отпирает дверь. На морозе она поддается еще хуже, чем летом. Внутри включает фонарик на телефоне, и только после этого плотно запирается изнутри. Дело за малым. Завести генератор и нагреть гараж до приемлемой температуры.
Через пару секунд в помещении на стенах загораются лампочки, освещая сложенные в стопки незаконченные картины. Растирая ладони, Даня подходит ближе. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он начал «незавершенку», на которой родители собираются в путешествие. Потом его долго мучила совесть. С другой стороны, ничего плохого он не сделал. Родители так радовались, что увидят мир на старости лет, и судя по радостным восклицаниям матери, ей очень понравилась идея отправиться в путешествие.
Даня снова хмурится. В тот раз с момента создания эскиза до отъезда родителей прошло около двух недель. Но в случае с Алексой все произошло за сутки. Он даже не успел понять, как она оказалась на пороге, потому что обычно все картины с ней не исполнялись. Даня рассматривает незавершенные портреты, где нарисован их с Алексой поцелуй. Затем свадьба. Рождение ребенка. Слишком поздно он осознал, что чувства не поддаются контролю. Как жизнь и смерть.
Даня не может заставить Алексу полюбить себя с помощью дара. Но он смог привести ее в свой дом. И теперь, по крайней мере, у него есть шанс.
Когда в гараже становится достаточно тепло, Даня вытаскивает из угла мольберт и ставит на него чистый холст. Из старой тумбочки достает краски и палитру. Пора приниматься за дело. Ему нужен внеплановый отпуск, пусть даже за свой счет. Без разницы. Главное – получить возможность быть рядом с Алексой. Дрожащей рукой он начинает выводить на холсте тонкие черные линии, в которых вскоре угадывается лицо его начальника.
Алекса была права. Она ошиблась только в одном. Даня не предвидит будущее. Он его создает.
* * *
Алекса не узнает свое отражение. Вроде бы ничего не изменилось: те же длинные волосы, раскосые глаза. Если улыбнуться, то вообще и не скажешь, что что-то случилось. Но такое чувство, что… Она щурится, разглядывая кожу вокруг губ и глаз. Неужели у нее появились первые морщины? Невозможно!
Она вздыхает и отходит от зеркала в ванной комнате. Хочется домой, но без Дани она боится туда идти. Он был так уверен, что ему дадут отпуск, что и ее заразил своей уверенностью. А если нет? Лучше не думать об этом.
Алекса, хромая, возвращается в спальню и сворачивается клубочком на кровати. В поле зрения попадает картина Дани, на которой девушка-беглянка жмется к двери пряничного домика. У него талант. Галина точно оценит. А у Алексы никогда не хватало терпения дорисовать картину. Судя по всему, Даня страдает той же проблемой.
Невольно она улыбается. Даня с такой легкостью ухватился за ее идею, что он видит будущее. Мальчик готов нести любую чепуху, лишь бы быть рядом с ней. И верит каждому ее слову. Такое поклонение немного пугает, но сейчас у Алексы нет выбора. Ей нужен кто-то посторонний, не из ее семьи, кому она сможет довериться. А раз Даню ей послала судьба, значит, так тому и быть. Возможно, именно он ее спасет. Алекса плотно зажмуривается, и перед глазами предстает крылатая птица.
Бойся крылатых птиц…
Никто не должен узнать, никто.
Глава 12
Добрый день, господа Вольфы
У него получилось. Даня в чистейшем изумлении и до сих пор не верит в свою удачу. Или магию? Он не знает, какая сила исполняет все его желания, которые он изображает на холсте. Но не заканчивает… Только незавершенные картины оживают. К тому же надо постараться точно передать свою мысль. Найти нужные образы… Столько нюансов… Поэтому Даня до конца не верил, что ему дадут внеплановый отпуск на целый месяц. Что, впрочем, и произошло. Но за свой счет начальник отпустил его с легкостью.
– О чем ты думаешь? – Алекса с милой улыбкой трогает Даню за плечо.
Он моргает, возвращаясь к такси, в котором они едут в загородный особняк Вольфов. Машина как раз сворачивает на узкую горную дорогу в заснеженном лесу.
– Мы почти приехали, – продолжает щебетать Алекса, видимо, забыв про свой вопрос. Или же ее просто не интересовал ответ. – Я уже жду не дождусь, когда смогу переодеться в свою одежду. – И она со смехом приподнимает ногу, на которой болтается черный сапог. – Обувь твоей матери мне слегка… великовата. И не сочетается с моей шубой.
– Надо было предложить тебе мои сапоги. Думаю, ты бы вся влезла в один.
Алекса смеется и вдруг кокетливо прижимается к нему:
– Ты бы мог понести меня на руках. Но я не хочу, чтобы моя семья знала о том, что я временно инвалид. Я вообще не хочу, чтобы они что-то знали. Ты запомнил нашу легенду? – резко спрашивает она, и тонкая морщинка на ее лбу смотрится так неуместно, что будь Алекса портретом, Даня бы непременно закрасил изъян кистью.
– Да, конечно.
Они снова замолкают.
Алекса порой такая молчаливая. Даня украдкой поглядывает на нее, но выражение лица девушки сложно разгадать. Что-то среднее между печалью и страхом. Распахнутые темные глаза, напряженные губы. Медленное, почти неслышное дыхание. Даня обязательно запомнит ее такой и нарисует. Она станет его Джокондой.
Такси тормозит на подъездной дорожке, и Алекса с радостным восклицанием выбирается из машины. Даня быстро достает кошелек, чтобы расплатиться, но едва может оторвать взгляд от особняка господ Вольфов.
Он сует таксисту в руки смятую купюру, растерянно бормочет «сдачи не надо» и выходит из машины, ступая на хрустящий снег.
Двухэтажный коттедж Вольфов словно переместился в реальность из русской сказки. Деревянные массивные бревна выкрашены в темный оттенок «венге», входная дверь и окна с наличниками украшены резными белыми завитками, как особняки купцов позапрошлого века. Кругом буковые деревья, припорошенные пушистым снегом. Их голые ветви скрещиваются между собой и выглядят весьма зловеще. Возле дома – вычищенная парковка и дорога, ведущая вниз к трассе и в город. Но во всей этой мрачной красоте зияет заколоченное окно на втором этаже, как черный зуб в белоснежной улыбке.
Даня содрогается. Как мог богатый, здоровый мужчина с такой легкостью распрощаться с жизнью?
– Ты идешь? – Алекса недовольно машет ему рукой. В черной шубе она напоминает нахохленного воробья.
Не дожидаясь Дани, она нажимает на дверной звонок и нетерпеливо морщится. Видно, что ей еще больно стоять. Во всяком случае, неприятно. Мелодия звонка, похожая на пение соловья, обрывается, и почти сразу массивная дубовая дверь распахивается.
– Сашенька? – Молодая девушка в плюшевом домашнем костюме персикового цвета на секунду застывает на месте, а потом со слезами на глазах бросается на шею и втягивает Алексу внутрь дома. – Боже мой, ты вернулась, вернулась! Я так рада, я так переживала за тебя! Арсений собирался завтра идти в полицию, хотя я настаивала, чтобы он сделал это сегодня. О, Господи, где ты была, что случилось? – взахлеб тараторит она.
Даня неуверенно проходит следом за ними, озираясь, словно преступник. Мило, уютно. По размеру одна только прихожая может вместить в себя половину его дома. На полу плитка с золотистым узором. Шкаф с каретной стяжкой, в углу подставка, набитая зонтиками. Даже слишком просто для господ Вольфов. И по-домашнему. Даня принюхивается. А пахнет лесом – можжевельником, сосной. Насыщенный, густой запах. Он оборачивается и внимательнее приглядывается к заплаканной сестре Алексы. Кажется, это ее аромат. Удивительно…
– Галя, не плачь. Ты как маленькая, ей-богу. Ну кто мог подумать, что ты воспримешь так близко к сердцу очередной мой побег? – Алекса закатывает глаза, но когда Галина хочет помочь ей снять шубу, только плотнее в нее кутается. – Не надо, я замерзла. Такси заглохло, и полпути мы шли пешком, – сладко врет она.
Даня вскидывает брови, но молчит. Так надо. Если увидят одежду Алексы, могут не поверить в ее «побег».
– Как маленькая, потому что переживала за тебя. – Галя еще раз крепко стискивает Алексу в объятьях.
Странно. Две сестры – и разные до невозможности. Галина будто попала сюда из советского времени, когда многие девушки были кровь с молоком. Почти пепельные кудри касаются плеч и от этого подпрыгивают вверх. А серые глаза смотрят с легким прищуром, который собирает вокруг них веселые морщинки. Редко встретишь человека с таким сердечным взглядом. По сравнению с Алексой она выглядит дородной, высокой женщиной. Как большой серый кот и маленькая мышка.
– О, простите! – Галина, наконец, замечает Даниила и смущенно скрещивает на груди руки. – Я вас не заметила. – Румянец мило окрашивает ее щеки. Если бы Дане нравились девушки в теле, он бы непременно в нее влюбился. Наверное.
Порыв ветра в спину напоминает, что дверь до сих пор открыта, и Даня поспешно ее запирает.
– Здравствуйте, – неуверенно произносит он и тут же замолкает.
Алекса закатывает глаза и незаметно для Галины качает головой:
– Это мой парень – Даня. Я была у него, но поняла, что сейчас мне как никогда нужна его поддержка здесь, – она подходит к нему и берет под руку, – и попросила пожить у нас.
– Парень? – Тонкие брови Галины ползут вверх. – Тот самый, о котором ты…
– Нет, – резко перебивает ее Алекса. – Мы начали встречаться недавно. Незадолго до… – Голос Алексы обрывается. – Ну, ты понимаешь. Потом было не до этого, поэтому я не успела о нем рассказать.
– Ну, – Галя снова улыбается и неловким жестом показывает на дом, – тогда располагайся. Саша покажет тебе гостевую комнату. Поддержка нам сейчас не помешает. – Ее взгляд тускнеет.
– Только не от первого встречного. – Голос, наполненный сарказмом, просачивается сквозь приоткрытую дверь.
– Злата!
В прихожую входит очень худая девушка, лишь отдаленно смахивающая на Галю.
– Это моя двойняшка. Не воспринимайте всерьез ее слова, она слишком язвительна.
– Я просто говорю то, что думаю. – Злата застывает на месте и пристально рассматривает Даниила, словно собирается купить себе платье, но не может определиться, идет оно ей или нет. – У нас горе в семье, а Лекси снова думает лишь о себе. Не так ли, дорогая? – Она поджимает губы.
– В этом спец ты, а не я, – отрезает Алекса.
– Ну конечно. Остра на язык и красива, но в душе она давно сгнила. – Злата склоняет голову набок.
Фиолетовое платье-клеш висит на ней, как на вешалке, а бедные волосы выжжены до снежной белизны. И это при том, что у них одни гены. Если необычная внешность Александры вполне объяснима, то Галина и Злата… Даня мысленно вздыхает. Три сестры выглядят, словно чужие люди. Да и ведут себя почти так же.
– Пошла ты, – фыркает Алекса и тянет Даню за руку. – Тебя забыла спросить. Это и мой дом тоже. Кого хочу, того и приглашаю.
Алекса открывает центральную дверь, но уже возле лестницы ее догоняют слова Златы:
– Лучше тебе свалить в Москву к своей матери, пока за решетку не загремела. Я-то знаю, кто убил отца!
– Злата! – укоризненно восклицает Галя. – Разве так можно!
Алекса спотыкается о яркий персидский ковер и бросает сердитый взгляд через плечо, но молчит. В ее молчании сгущается ненависть, и Даня будто наяву видит нить, натянувшуюся между ней и Златой. Не выдержав, он захлопывает дверь и отрезает от них двойняшек.
– Все в порядке?
Алекса медленно переводит на него взгляд и кивает:
– Чертовски.
Они поднимаются наверх. Что ж, знакомство с женской половиной семьи Вольф состоялось. Только непонятно – удачно ли? А что будет, когда Даня встретится со старшими братьями Алексы? Мурашки бегут по спине. Лучше об этом не думать.
Глава 13
Притворись, что любишь меня
Алекса с глухим криком швыряет расшитую подушку в стену, и Даня от испуга вжимается в дверь.
– Стерва! – орет Алекса и тут же затихает.
Сдулась, как гелиевый шарик.
– Думаю, ты слишком близко к сердцу принимаешь ее слова, – рассуждает Даниил и в ответ получает испепеляющий взгляд.
Алекса скидывает на разноцветный ковер норковую шубу, следом летят сапоги, и только взявшись за свитер, она застывает и глядит на Даню более осмысленно:
– Выйди.
– А…? Да, конечно. – Даня поспешно выходит из комнаты в сумрачный коридор, в котором пахнет деревом, и вздыхает с облегчением.
Черт. Во время разговора сестер он даже не мог нормально дышать. Все складывается не так, как он себе представлял.
Алекса далеко не пай-девочка, какую она изображает в своем блоге. Да, он любит ее и такой, но вся ситуация явно выходит из-под контроля. Убийство? Он думал, что Вольф-старший покончил с собой из-за долгов, но раз на Алексу охотится некто, значит, это и правда было убийство. Черт, черт, черт…
Возможно, Даня сможет использовать свой дар, но он приехал сюда, даже не удосужившись взять краски и альбом для рисования. Может, этого вдоволь должно быть в комнате у Алексы? Кстати, о вещах…
Он собирается жить в особняке Вольфов, но у него нет даже зубной щетки! Даня со стоном хлопает себя по лбу. Сразу видно, голова не тем забита.
Неожиданно дверь за спиной распахивается, и он быстро отходит в сторону. Алекса уже переоделась и теперь красуется в милой тунике в розовую полоску и бежевых лосинах. Ее длинные волосы завязаны в два хвоста, на лице появился макияж: ресницы стали еще черней, а губы соблазнительно блестят.
Щеки Дани моментально вспыхивают адским пламенем.
Алекса понятливо улыбается и, встав на носочки, целует его в подбородок. Так близко к губам, что дыхание перехватывает.
– Прости. Я вела себя грубо. Это все Злата, она выведет из себя даже мертвого. К тому же мне было ужасно жарко. Пойдем, я покажу тебе гостевую спальню, а потом мне надо обработать ступни, и, надеюсь, ты мне в этом поможешь. Не хочу объяснять Гале, почему я решила сбежать босиком.
– Конечно, я помогу, только мне надо будет съездить домой. Я не взял ничего из одежды. Даже зубную щетку забыл, – смущенно бормочет Даня. – Удивительно, что захватил хоть зарядное для телефона.
Алекса вскидывает голову:
– Нет! – Ее голос звучит так тоненько и пронзительно, что она тут же кашляет. – То есть не надо тебе ездить туда-сюда. Все же путь неблизкий – полчаса на машине. Я уверена, у нас полно запасных щеток, а вещи я одолжу у Клима.
– Но я…
– Прошу тебя, – Алекса хватает его за руку и крепко сжимает, – не сегодня. И не завтра. Или… или, хочешь, поедем вместе.
Отчаяние в ее глазах поражает в самое сердце. По-другому и не скажешь.
– Хорошо, – соглашается Даня, и лицо Алексы моментально светлеет.
Она хватает его за руку и тянет к соседней комнате возле лестницы:
– Ты будешь жить здесь.
Алекса открывает дверь и обводит рукой уютную спальню с голубыми стенами. Кровать идеально застелена светло-коричневым покрывалом. Такое чувство, что здесь никто никогда не жил.
– Самая клевая комната. Она угловая, а рядом ванная и туалет. Гале со Златой круче всех. У них смежные спальни и общая ванная комната на двоих. Раньше я там часто зависала, а потом мы со Златой окончательно потеряли общий язык. – Она фыркает. – Ты и сам видел. С этой стервой невозможно общаться. И еще ее стишки – полная безвкусица, – тихо добавляет Алекса.
Она заглядывает за спину Дани и поспешно затягивает его в гостевую спальню, в которой чувствуется затхлость, а пыль, осевшая на бревнах, видна невооруженным глазом.
– Хотя ты и притворяешься моим парнем, – она плотно закрывает дверь, – не думаю, что они будут удивлены, что мы живем в разных спальнях.
– А почему они должны удивляться этому? – без задней мысли интересуется Даня и тут же ойкает. – Кажется, я понял. Я даже не подумал… – он запинается. Подобрать слова в таком деликатном вопросе сложней некуда.
Алекса тихо смеется:
– Ты такой милый. Того гляди, и правда влюблюсь в тебя, пока притворяюсь, что мы встречаемся.
От ее слов сердце на секунду замирает. Затем еще на одну.
– Д… дал… ладно, – неуклюже отмахивается Даня. Только думал, что переборол смущение рядом с ней, и вот – снова заикается.
Лицо Алексы меняется. Как будто художник рисовал ее улыбчивой и радостной, а затем нанес поверх еще один слой, где она мрачная и задумчивая.
– Все так запуталось, – шепчет она и прижимается к Дане. – Обними меня.
Даня, как во сне, смыкает вокруг нее руки. Кажется, будто он обнимает воздух, – такой хрупкой она выглядит.
– На самом деле я не знаю, что делать. Я просто боюсь, что он вернется за мной…
Он? Заторможенный Даня с трудом соображает, что она имеет в виду убийцу.
– Ты должна рассказать об этом семье. Особенно братьям.
– Да, конечно. – Алекса запрокидывает голову и смотрит ему в глаза. – Обязательно расскажу. Но чуть позже.
Так они и стоят, прижавшись друг к другу. Запах корицы щекочет ноздри, ее лицо так близко, губы такие пленительные. Сходя с ума от близости, Даня резко наклоняет голову и целует Алексу. Ее губы мягкие, сладкие, липкие от блеска. Непонятно, сколько проходит времени, прежде чем она мягко отталкивает Даню и скромно улыбается:
– Думаю, это было лишним. Но приятным, – сбивчиво шепчет она и выскальзывает из комнаты.
Когда Алекса исчезает, только тогда до него доходит, что он натворил. В ужасе Даня застывает на месте. Его охватывает чувство безмерного одиночества, не хватает тепла Алексы. Не хватает ее запаха. И при этом стыд. Презрение к себе. Воспользовался слабостью Алексы и поцеловал ее, будто он какой-то подонок. Да, у него в жизни была всего одна девушка, и ту он знал с детства. Правда, она бросила его, когда поняла, что Даня давно и безнадежно влюблен в Александру.
Глава 14
Теплый, радужный взгляд
Чувство, будто он попал в тюрьму. Красивую, уютную, но все же тюрьму. После того, как он помог Алексе обработать на ногах почти зажившие порезы, она упала на кровать и попросила не тревожить ее пару часов.
Даня не увидел в спальне мольберта с красками. А спросить не рискнул. После их поцелуя он вообще молчал и не произнес ни слова. Благо Алекса болтала без остановки, словно сама хотела заглушить возникшее между ними смущение.
Теперь он сидит на кровати и смотрит в окно: на снежные буковые леса, на горы, теряющиеся в тумане, и солнце, которое проблескивает искрами на снегу. Смотрит и не может запечатлеть эту красоту.
Стук в дверь вырывает Даниила из дум, и он почти с радостью подбегает к двери.
– О-о-о, – он удивленно смотрит на Галину.
Она держит в руках стопку постельного белья и неловко заглядывает ему за спину. Увидев, что он один, она еще шире улыбается и протягивает комплект:
– Знаю Сашу – она вряд ли вспомнила, что здесь не постелено.
– Да? – Даня оглядывается на кровать. – Алекса просто устала и легла спать. Думаю, потом бы она вспомнила.
– Разумеется, – мягко соглашается Галя.
Она нервно приглаживает кудри. Высокая, ростом почти с Даню. Не красавица, но милая.
– Может быть, вы… голодны?
Растерянность в ее голосе придает Дане уверенность, и он отвечает очень четко, ни разу не заикнувшись:
– Если честно, не отказался бы перекусить. И давайте на «ты», так спокойнее.
– С радостью, – улыбается Галина.
Впервые он ведет себя с девушкой так смело. Нервничать, заикаться? Какая глупость.
Они спускаются на первый этаж, и всю дорогу Даня вдыхает странный для девушки аромат, словно она ведунья, живущая в избе с садом, полным волшебных трав.
На кухне у них действительно стиль лофт. Бревна зашиты гипсокартоном и заштукатурены в кофейный цвет, а кухонный гарнитур матового бежевого цвета со встроенной техникой. Сразу и не разберешься, где что лежит.
Даня садится за прозрачный стеклянный стол и молча наблюдает, как Галина хозяйничает. Несмотря на полноту, она двигается плавно, а ее руки ловко нарезают буженину и овощи. До Алексы ей, конечно, далеко. Но что-то в Гале есть. Нечто неуловимое.
– Вы давно встречаетесь? – Вопрос нарушает приятную тишину. Редко когда встретишь человека, с которым хорошо молчать.
– Ну, нет. Все весьма сумбурно получилось, даже уже сам не пойму, как, – скомканно отвечает Даня.
Почему-то врать Галине сложно. Особенно когда она смотрит на него с такой теплотой. Интересно, а если она разозлится, ее лицо покраснеет?
– У Сашеньки всегда так. – Галя заваривает в чайничке чай. Судя по аромату, с земляникой. – Она очень энергичная и встречается то с одним, то с др… – Она осекается и смущенно глядит на Даню. – Прости. Уверена, у вас все серьезно. Она раньше никогда не приводила в дом… парня.
– Не переживай.
Даня берет из ее рук изящную чашку с золотым ободком и утыкается взглядом в чай. Ладонями обхватывает края, едва чувствуя, как они обжигают кожу.
И правда, на что он надеется? Где он, а где Алекса. Им не суждено быть вместе, иначе его картины, где он изображал их свадьбу, давно бы сбылись.
– Угощайся.
Галя ставит на стол мясную нарезку с красными черри.
– Ты точно в порядке? – Она садится напротив и складывает на столе руки.
Без косметики Галина похожа на школьницу.
– Просто… неуверенно себя чувствую. Алекса хочет, чтобы я был рядом. Но я не знаю, чем могу помочь.
Помочь ей найти убийцу. Жаль, что произнести вслух эти слова он не может.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Просто будь рядом. Этого достаточно.
– Ну, вообще-то девушкам нужно еще кое-что! – Веселый мужской голос так неестественно звучит на кухне, разрушая их доверительный диалог.
Даня оборачивается. Перед ним стоит взъерошенный парень в красной футболке и растянутых штанах, и впервые в семье Вольф проскальзывает сходство. Незнакомый парень похож на Галину больше, чем ее двойняшка.
– Клементий, Клим – как удобно. – Он протягивает руку, и Даня ее пожимает.
– Даниил.
– А, так ты тот парень Лекси, о котором трындела Злата? Пипец просто. У нас отец умер, а она в дом хахаля тащит. Нет, я все понимаю, но неужели у женщин так все тесно связано… Там, эрогенные зоны с чувством утраты. – Клим закатывает глаза.
– Клементий! – укоризненно восклицает Галя.
– Кажется, из вас двоих Александра острее переживает смерть отца, – холодно чеканит Даня.
Клим ошеломленно смотрит на Даню и качает головой:
– Зашибись… – Он кидает кусок буженины в рот. – Галочка, милая, есть что посущественнее? Очень голоден. Очень и очень.
Может, написать картину, где Клим уезжает в тундру?
Каждый из них может быть причастен к убийству Вольфа-старшего. Взгляд Дани падает на Галину. Неужели у нее тоже имелись веские причины желать смерти отцу? От этих мыслей становится тошно.
– В холодильнике суп. Можешь перекусить. А вообще жди ужина. – Галя подпирает щеку рукой.
– Жестокая… Кстати, а чего вы со Златой сегодня не в ателье? – Клим почти полностью залазит в холодильник и выуживает оттуда розовую кастрюлю.
– Мы на выходных закончили последние штрихи и решили немного отдохнуть. – Галя ловит вопросительный взгляд Дани. – Мы со Златой разрабатываем линию одежды. Отец решил, что нам следует иметь хобби, чтобы… – Она замялась.
– Чтобы не путались под ногами, пока не выйдут замуж, – добродушно закончил Клим.
– Поэтому он арендовал нам небольшое ателье, в котором мы можем спокойно работать, – перебивая брата, договаривает Галя.
– Я так и не принес вам соболезнования, – тихо произносит Даня.
Но ответом ему служат лишь благодарная улыбка Галины и печаль в ее глазах.
Глава 15
Геенна огненная
За окном давно опустился темный вечер, и теперь горнолыжная трасса светится теплыми желтыми огнями. Манит, призывая окунуться в бесконтрольный спуск по крутой горе и испытать всплеск адреналина. Арсений закрывает папку с финансовыми отчетами. Нет. Он не может позволить себе потерять самообладание. Не сейчас, когда его семья переживает страшный период.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nana-ray-27865858/feyk-51784502/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Нана Рай
Детектив (ДетЛит)
Начинающий художник Даниил безответно влюблен в Александру Вольф – популярного блогера. Когда ее отец – крупнейший бизнесмен города – погибает, судьба буквально сталкивает Алексу и Даниила. Только вот судьба ли?
У погибшего осталось пятеро наследников, у каждого из них был мотив избавиться от отца. Поневоле Даниил оказывается втянут в цепочку преступлений, когда за одной смертью приходит следующая. А ведь у Даниила самого есть секреты. И если кто-то узнает о них, это разрушит его жизнь.
Нана Рай
Фейк
© А. Румянцева, текст, 2024
© Издание на русском языке, оформление. АО «Издательство «Детская литература», 2024
Пролог
Домик с мертвецами
«В доме на горе теперь живут мертвецы. Их трое: Лизонька, Святослава и Леонид. Девочки забрали его…»
Эти слова отец прокричал Александре перед тем, как выброситься из окна. Но самое последнее, что она уловила в полубезумной речи: «Бойся крылатых птиц…»
А после прозвенело стекло единственного во всем доме окна, которое не успели заменить на стеклопакет. Окно, которое стокилограммовый мужчина с легкостью вышиб своим телом. Глухой удар о землю поставил точку в истории его жизни.
Лунный свет серебрился в осколках стекла, рассыпанных на скрипящем полу. За разбитым окном безмятежно кружились снежинки.
В горах зима наступает рано.
Глава 1
Гостья с картины
Даниил замирает на месте и вглядывается в темноту. Постепенно глаза привыкают к тусклому освещению на улице и улавливают очертания девушки. Девушки, которая ежится на углу крыльца. Кажется, на ней только черная шуба и нет обуви.
Вызвать полицию? Скорую? В четыре утра, после утомительной смены меньше всего на свете хочется таких приключений.
Он нервно сглатывает и осторожно подходит ближе. Может, галлюцинации? Надышался чем-то в баре? Больше он не будет замещать Егора, пусть сам разбирается, что ему важнее: работа бармена или очередная интрижка.
Даня ступает на первую ступеньку и освещает телефоном таинственную гостью:
– Эй, вы кто?
Его общение с противоположным полом ограничивается матерью и Марией – лучшей подругой и по совместительству бывшей возлюбленной. В остальных случаях он предпочитал говорить заученными фразами: «Здравствуйте», «Что будете пить?» и «Туалет прямо и налево». Но сейчас его могла спасти лишь полная импровизация, хотя… возможно, незнакомка настолько продрогла, что ей и правда не помешало бы выпить.
Девушка всхлипывает, из ворота норковой шубы показывается ее лицо. Телефон выпадает из рук Даниила.
– Господи помилуй!
Страх электрическим разрядом пронзает позвоночник. В ушах забарабанило: это она, это она, это она!
Даня поспешно оглядывается, но на улице больше ни души. Ни в одном окне не горит свет. Ни в крохотном домике бабы Аси, ни в старом бараке Киселя – торгаша с рынка. На лицо падают колкие снежинки, фонари отбрасывают на припорошенную дорогу блеклый свет.
– Помогите… – Охрипший голос заставляет Даню поднять чудом не разбившийся мобильный. – Мне так холодно…
– Стой, стой! – Даня поспешно засовывает телефон в задний карман джинсов, вытащить связку ключей удается только с третьей попытки. – Сейчас!
Он открывает замок, теплое дыхание дома окутывает его. Вслепую хлопнув ладонью по внутренней стороне стены, включает свет.
– Холодно, – стонет девушка и начинает тихонько плакать. – Ноги… больно…
Она говорит отрывистыми фразами, словно каждое слово причиняет боль. Даня подхватывает ее на руки, но тут же охает от неожиданности. На фотографиях в соцсетях она казалась весьма хрупкой, не то что в жизни.
Даниил с девушкой на руках входит в комнату и захлопывает дверь. Почему он чувствует себя вором? Будто позарился на чужой бриллиант. Даня крепче прижимает к себе гостью, при свете лампы он успел разглядеть ее лицо. Александра. Алекса. Первого декабря Бог ниспослал ему девушку, в которую он влюблен.
– Ноги, – Алекса подняла опухшие от слез глаза на Даниила. Дыхание перехватывает.
Черные, миндалевидные – таким глазам ты готов доверить все свои секреты, они знают все тайны мира. Но сейчас они умоляют о помощи.
– Я долго бежала по снегу. Поскальзывалась, падала… и снова бежала, – устало шепчет она. – Я сбежала… – Речь Алексы превратилась в бессвязное бормотание, она то проваливалась в беспамятство, то выныривала из него с глухим стоном.
Даня осторожно уложил ее на диван посреди гостиной и плотно занавесил окно. Пройдясь по всему дому, опустил рулонные шторы, закрыл двери. Он знает Алексу уже несколько лет. Она ведет в соцсетях лайфстайл-блог о красивой жизни и творчестве. Она – его идеал. Но сейчас Дане почему-то кажется, что он укрывает преступницу.
Он прикладывает ладонь к горячему лбу Александры.
– У вас температура!
Она резко раскрывает глаза, но не двигается – усталость и лихорадка оказываются сильнее. На бледных щеках проступает болезненный румянец, а обнаженные ступни воспалены и покрыты мелкими царапинами. Под шубой только черная шелковая ночнушка с кружевной отделкой. В таком виде не гуляют зимой. Тем более ночью.
Все, как на его картине. Точь-в-точь. Господи, что же он наделал?
* * *
Снег. Повсюду. Залепляет глаза, рот. Она протирает лицо, размазывая слезы по щекам, и продолжает идти наперекор метели. Ступни горят. Их обжигает холод. Горячо. Она оглядывается и видит за собой кровавые следы. Паника заставляет ее бежать быстрее, но тщетно. Она все равно ее нагонит. Крылатая птица.
Александра кричит, и метель исчезает. Она дома. В теплой кровати. Она дома…
Некоторое время она лежит, не двигаясь, разрешая себе беззвучно плакать. Сейчас. Сейчас ей станет легче. Глубокий вдох…
Перед глазами безумное лицо отца. Он разворачивается и выпрыгивает из окна. Снова и снова.
Алекса проводит ладонью по темно-синей простыне и замирает. Это не ее комната. В страхе она резко садится на кровати и судорожно оглядывает спальню, погруженную в серый полумрак. Шторы с принтом туманного леса закрывают единственное окно. Кажется, часть стен увешана незаконченными картинами, а из шкафа торчат свернутые в рулоны холсты.
– Черт… – Голос осип.
Где она?
События неохотно восстанавливаются в памяти, собираются в некую серию абстрактных картин, калейдоскоп пестрых красок. Последнее, что помнит Алекса, – как от усталости и холода она постучалась в первый попавшийся коттедж, похожий на пряничный домик из сказки. Он казался таким безопасным. Вроде бы она коекак забралась на крыльцо, а затем появился темный силуэт незнакомца.
Александра откидывает одеяло и вскакивает на ноги. Жгучая боль пронзает ступни. Она слышит свой собственный крик и через секунду валится на пол. На глаза наворачиваются слезы. Боль из сна прорвалась в реальность.
Глава 2
Подарок дьявола
Голову не повернуть, словно ее отлили из чугуна. Даня кое-как разлепляет глаза и садится на диване. Боже, какое счастье, что сегодня воскресенье. Если бы пришлось идти на работу, он бы застрелился.
Из его спальни доносится вскрик и грохот. Звуки возвращают Даниила к незваной гостье. Сегодня ночью на пороге своего дома он нашел Александру Вольф.
– Господи помилуй! – Даня спешит в комнату и распахивает дверь, одновременно включая свет. Но тут же смущенно отворачивается. К девушкам в черных ночнушках на полу своей спальни он не привык. – Простите, я услышал… – невнятно бормочет он. – Вы упали…
– Да! Упала, потому что ноги адски болят, – Алекса щурится, прикрывая ладонью глаза. Затем стягивает с кровати одеяло и закутывается по шею.
Воздух спертый, Даня дергается в сторону окна, но тут же каменеет на месте. А вдруг ее кто-то увидит?
– Я за… забинтовал их.
Превосходно, он еще и заикается! Даниил мысленно стонет и заставляет себя посмотреть на Александру. Да, это действительно она. Настоящая восточная статуэтка. Алекса – полуяпонка по материнской линии, очень красивая девушка. Раскосые глаза темно-шоколадного цвета хитро блестят, волосы похожи на черный шелк.
Даня знает внешность Алексы наизусть. Не раз рассматривал фотографии в ее блоге. Слишком прекрасная, чтобы быть правдой. Такая фарфоровая, утонченная, чувственная…
– Я заметила. Спасибо, – отмахивается Алекса от его слов.
– А-а-а, – растерянно протягивает он. – Меня зовут Даниил, – не сразу, но вспоминает, с чего нужно начинать знакомство.
– Александра, – повисает неловкая пауза, в течение которой она задумчиво разглядывает картины на стенах.
Осознание, что она видит свои портреты, приходит к Дане не сразу. А когда приходит, кажется, у него краснеет даже мозг.
– Ты что, сталкер? – хрипит Александра.
– Нет-нет, я… Я просто художник. Рисую то, что мне нравится… – Даниил поспешно срывает картины со стены и разворачивает их холстом к стене. На этой Алекса стоит вполоборота к окну, а здесь рисует. – То есть я не хотел сказать, что вы мне нравитесь. Хотя, конечно, вы, безусловно, красивая, но…
– Стой! – прерывает бессвязный поток слов Алекса и кивает на предпоследнюю картину. – Это тоже ты нарисовал?
Даня озадаченно рассматривает картину, липкий ужас растекается по его спине. Он должен был спрятать картины, но разве можно такое предвидеть?
Жесткий голос его внутреннего Я отвечает: можно!
– Ну да…
На холсте возле двери уютного домика, референсом которого был его собственный дом, ютится беглянка в черном плаще. Фигуру освещает тусклый свет недорисованного фонаря. Низ картины остался снежно-белым, нетронутым.
– Я не понимаю… Когда ты ее нарисовал?
От страха во рту у Дани пересыхает:
– Я… я не помню. Эта картина давно стоит незавершенная. Кажется, еще с лета… – Ложь горчит на вкус.
Александра закрывает глаза и тяжело дышит.
– С вами все в порядке? – осторожно уточняет Даня, на что тут же получает гневный взгляд.
– Нет, черт возьми! Я не могу ходить, у меня до жути болят ноги, горло осипло и кажется, у меня температура. Я хочу есть, я устала, я… – Она зажмуривается, словно вспомнила еще о чем-то.
– Мне очень жаль.
– Забей. Сделаешь мне чай? – устало произносит Алекса.
– Да, конечно. Пойдемте на кухню, – Даня поворачивается к двери и получает в спину едкое замечание:
– Ты что, забыл? Я. Не. Могу. Ходить.
Даниил будто примерзает к полу. Кажется, даже глохнет на мгновение.
– Вы хотите сказать, – он оглядывается на Александру, – что я должен взять вас на руки?
Она вскидывает бровь:
– А что, это проблема? Ночью ты с этим прекрасно справлялся. Даже к моим ступням прикасался. А может, не только к ним? Я была без сознания, ничего не помню… – Она с ироничной улыбкой пожимает плечами.
Даня шумно выдыхает:
– Нет! Я бы никогда… – Он стискивает кулаки и делает шаг к Алексе. И снова замирает.
– Че ты уставился на меня, как кролик на удава? – фыркает она. – Я не тяжелая.
– Тяжелая.
– Что?!
– Ну, в смысле, не то чтобы совсем тяжелая… Но на фотографиях вы казались намного легче. – Даниил прикусывает язык и виновато опускает голову.
Если он и мог все испортить, то уже это сделал. Убедить Александру в том, что он адекватный двадцатишестилетний мужчина, уже вряд ли получится.
– Боже, я впервые вижу такого стеснительного парня. – Она устало качает головой. – Не то чтобы я так хотела запрыгнуть к тебе на руки, но мои ноги в хлам…
– Знаю…
– Представь, что я без сознания.
Предложение Александры вернуло Даниила на шесть часов назад. Тогда было все по-другому. Она выглядела такой беззащитной…
Он на несколько секунд зажмуривается, а затем наклоняется над Алексой:
– Простите.
Ее тонкие руки быстро обвивают шею Даниила. Он с легкостью поднимает Алексу, и та доверчиво прижимается к его груди. Она наверняка слышит, как колотится его сердце. Волосы Алексы пахнут корицей. Если думать, что он несет ворох одеял, неловкость исчезает. Целовался же он как-то с Марией. Да и не только с ней… Но то была подруга детства, а с Александрой все иначе.
Даня вносит ее в небольшую кухню, дизайном которой, впрочем, как и дизайном всего дома, занималась мама. Светло-бирюзовые стены, бежевые занавески с яркими розами. Вдоль окон тянется длинная барная стойка, заменяющая стол. Она плавно перетекает в кухонные тумбы, в которые встроены раковина и газовая плита.
– Как мило, – Александра с любопытством оглядывается. – А у нас кухня в стиле лофт. – Она морщится.
Даниил отводит взгляд от бретельки ночнушки, сползшей с покатого плеча, и усаживает Алексу на высокий стул:
– Вам стоит позвонить родным, объяснить, что случилось.
– Нет.
Порывистый ответ рассекает воздух. Алекса съеживается в коконе из одеяла, ее взгляд стекленеет.
– Мне нельзя домой. По крайней мере, сейчас. – Она хватает его за руку, и Даня вздрагивает от касания холодных пальцев. – Я понимаю, что веду себя нагло. Не думай, что я тебе не благодарна. Ты мне жизнь спас. Наверное, сама судьба привела меня к твоему дому, и та ночь… – Ее голос обрывается, а глаза наполняются слезами. Александра глубоко вздыхает и прячет лицо в одеяле.
Сама судьба? Можно сказать и так.
Даниил протягивает ладонь к ее плечу, но тут же одергивает руку. Вместо этого ставит на газовую плиту железный чайник и пытается не обращать внимания на всхлипы за спиной. Утешать девушек умеет Егор. Правда, даже ему Александра Вольф вряд ли по зубам. С виду изящная, красивая, словно не из этого мира, но ее речь… Она разговаривает, как… На секунду Даня задумывается. Она говорит, как озлобленный на весь мир подросток.
– Вы любите овсяную кашу? – Он оглядывается на Алексу, которая яростно вытирает лицо одеялом.
Уже не так страшно находиться с ней в одной комнате. Ладно, если представить на ее месте Марию, можно даже пошутить. Даня вот сказал бы ей, что она сейчас похожа на японскую Снегурочку с красным носом. И подмигнул бы. А она бы засмеялась и ответила, что тогда он – Дед Мороз, только в молодости, кудрявый и черноволосый. Да… В мечтах все проще. Особенно жить.
– В последний раз я ела ее в первом классе. – Алекса улыбается. – Но сейчас готова съесть что угодно, даже тебя. – Она тянется к окну и отодвигает занавеску. – Почему у тебя все окна зашторены?
– Боялся, что вас ищут, вот и решил спрятать от любопытных глаз.
Он ставит на огонь кастрюлю и наливает в нее молоко. Пусть удача будет на его стороне и получится действительно каша, а не клейстер.
– Прекращай уже «выкать». Мне всего двадцать один, а с тобой чувствую себя лет на десять старше.
– Простите… – Даня прикусывает кончик языка. – Прости. Привычка. Я редко общаюсь с девушками.
– Я заметила, – хмыкает Алекса.
Она складывает руки на стойке и кладет на них голову. Подсматривать плохо, но Даня ничего не может с собой поделать, и то и дело оборачивается на девушку. За окном белые сугробы и высокий соседский забор. На этом фоне Алекса кажется такой одинокой.
Он планировал провести воскресенье в одиночестве, а в итоге стоит с чугунной головой возле плиты и варит кашу для девушки, в которую влюблен. Порой мечты исполняются самым неожиданным образом. И пусть так, но, кажется, он счастлив этому стечению обстоятельств.
– Почему вы… ты не хочешь позвонить семье? – рискует спросить Даниил, глядя на бурлящую кашу. Интересно, он положил достаточно крупы? – Я слышал о смерти твоего отца. Прими мои соболезнования… Но у тебя же еще есть братья и сестры. Они точно волнуются.
– Его убили, – отрезает Алекса. – А им нельзя доверять. Не сейчас. Мне надо залечить ноги. Я едва сумела… – Она вздыхает, прерывая саму себя. – В следующий раз вряд ли так повезет. Но, если я тебя стесняю, ты только скажи…
– И куда ты пойдешь? – Даниил не смог удержаться от иронии. – Вряд ли в таком виде тебя можно куда-то отпустить. Сейчас я живу один, родители путешествуют и вернутся не скоро. Так что оставайся, сколько душе угодно. К тому же я и не мечтал, что когда-нибудь смогу с тобой познакомиться… – Он быстро переглядывается с Алексой, и она улыбается.
Глупо скрывать свою симпатию после того, как она видела картины. Может, он и правда сталкер?
– А ты осмелел. Даже шутить пытаешься.
– Ой, я это каше, не тебе.
В ответ Алекса смеется.
Как часто он слышал ее смех в записи. Но вживую этот звук еще прекрасней.
Даня заваривает черный чай и ставит на стол вместе с липовым медом.
– Спасибо, – шепчет Алекса. – Я уверена, тебя послал мне сам Бог… – Ее взгляд становится задумчивым. – А вот моя семья – подарок дьявола. Потому что у каждого из нас был мотив убить отца. Даже у меня.
Глава 3
Серое пятно на холсте
Тревожность – всегда непрошеный гость. Неделю живешь с ним бок о бок, и ничем не унять. А когда к нему присоединяется боль утраты, то от безысходности и вовсе хочется лезть на стену.
Галина касается семейной фотографии, стоящей на потухшем камине. Ее сделали в этой гостиной за полгода до смерти отца. Леонид Вольф гордо восседает в громоздком кресле, которое словно заключило его в свои объятия. Черный костюм стройнит папу, молодит лет на десять, хотя на тот момент ему уже исполнилось шестьдесят, о чем гордо заявляла седина. Светло-голубые глаза глядят на Галю с легким прищуром. Он всегда так смотрит. Точнее, смотрел… Как человек, уверенный в завтрашнем дне, знающий наперед, что делать стоит, а чего лучше избегать. Галя вздыхает и обводит пальцем его лицо.
Она слишком привыкла полагаться на советы отца, и теперь жизнь без него напоминает постоянное блуждание во тьме. Возможно, именно это и чувствовал Казимир Северинович, когда рисовал свой знаменитый черный квадрат. Но… зато она, наконец, исполнит свои мечты. И снова укол вины – любящие дочери о таком не думают.
Галя обводит взглядом братьев и сестер на фотографии. Они стоят вокруг отца. Прямо за креслом высокий Арсений и аристократичный Клементий. Следом она и ее двойняшка, Злата, обвешанная золотом, точно цыганка.
Интересно, а если бы Галину при рождении назвали Златой? Была бы она на фоне семьи такой же невзрачной? Лишней? Серым грязным пятном на чистом холсте.
Галина снова вздыхает. Да, ее полнит любой наряд, а макияж прибавляет лет, но вряд ли в лишних килограммах и неуверенности в себе виновато имя. Хотя, если бы ее назвали Тумбочкой, этот вариант подошел бы как нельзя лучше.
Последний человек на фотографии – Саша. Младшая сестра сидит на пушистом ковре в ногах отца. Вот кто главная счастливица в семье. Гордость отца. «Мой личный кусочек востока», – как он часто любил повторять.
Необычная внешность, цепкий ум и обаяние. В двадцать лет стала успешным блогером, а еще через год уже считалась иконой стиля в их городе. Все девочки хотят быть как Александра. Галина тоже. Ей бы хоть толику упрямства сестры, и тогда бы она отстояла свои интересы перед отцом. Но Галя решила пойти другим путем.
И снова чувство тревожности дает о себе знать.
– Рефлексируешь? – В гостиную врывается Злата и невольно замирает. – Нашла место, – ее голос становится тише. – После смерти папы здесь все напоминает о нем. Его любимое кресло. Наше детство. – Она подходит к массивному камину, выложенному из красных кирпичей. – Я до сих пор помню, как мы ждали здесь появления Деда Мороза, а папа посмеивался над нами. Он умел разрушать надежды и заставлять взрослеть. Болезненно, зато быстро.
Злата напоминает маленький сверкающий смерч. По кольцу на каждом пальце, браслеты, массивные серьги. И без того светлые волосы выкрашены в платиновый блонд, тонкие губы подведены красным. Ей следовало родиться в двадцатые годы, когда в моде были роковые девушки с мальчишеской фигурой. Но во всей этой безвкусице есть некий шарм, который привлекает множество мужчин. Злата вся как пятно цвета фуксии или ядовито-салатового – всегда выделяется среди других женщин.
Только глаза у них одинаковые – глубокие, серые с темным ободком. Фамильные. Единственное, что Галине в себе нравится. Возможно, еще талант к живописи. Хотя нет, ее картины тоже весьма посредственны.
– Он старался уберечь нас от разочарований. – Галина отворачивается от фотографии и размашистым шагом подходит к окну. Сколько раз она пыталась научиться элегантной походке, но без толку. Так и продолжала топать как слон. – На самом деле я переживаю за Сашу. Она пропала, а ее никто не ищет.
– Успокойся. Ты же знаешь Лекси. Это в ее стиле. Сейчас ее нет, а через пару дней она уже спит в своей кровати. Ее эгоизм не знает границ. Ах, наша милая сестра сведет с ума свою семью. Но эта хитрая лиса еще найдет себе судью, – пафосно декламирует Злата.
Галина незаметно морщится. Поэзия Златы – огромная палитра красок. Но, по законам живописи, если смешать слишком много цветов, получится отвратно.
– Вспомни, даже отец перестал реагировать на выходки Лекси, хотя поначалу поднимал на уши весь город, чтобы найти ее. – Она подходит к Галине и крепко обнимает за плечи. – Не грусти. Ты – моя сестра, а я не люблю, когда наше домашнее солнышко печалится, – Злата широко улыбается.
Галя с тоской разглядывает пейзаж за окном. Чудесный вид, знакомый с детства. Летом лишь самые верхушки гор покрыты молочным снегом, зато зимой даже буковые леса кутаются в снежные перины.
Их дом затерялся в горах, как неприступная крепость, и в детстве Галина часто представляла себя принцессой. Она должна была вырасти и стать такой же красивой, как мама, которую знала лишь по фотографиям. Но чуда не свершилось. Теперь даже любимый вид на горы причиняет боль.
– Саша тоже твоя сестра, – с легким укором замечает Галя.
– Наполовину. Китаеза она.
– Злата! – Галина скидывает ее руку. – Прекрати так называть Сашу.
– Да ладно. Она все равно не слышит. Кстати, не удивлюсь, если она смоталась в Москву к своей крутой мамаше. Я бы на ее месте так и поступила. Ей-то хорошо. Это мы остались сиротами.
– И ничего не взяла? У нее, конечно, очень много вещей, но, кажется, из ее комнаты ничего не пропало. Даже мобильный. Почему нельзя уехать по-человечески? – Галина поджимает нижнюю губу. – Я все равно еще раз поговорю с Арсением. Он должен сообщить следователю о ее исчезновении. Как там его? Павел Николаевич, кажется. Весьма разумный мужчина, на мой взгляд.
Злата закатывает глаза и плечом упирается в стену:
– Сеня ругался с полицией. Оказалось, наше дело передали другому следователю. Точнее, следовательнице, – презрительно цедит Злата. – Молодой, неопытной. Если бы наш отец был жив, они бы не посмели так себя вести.
– Будь он жив, никакого дела бы не было, – отмахивается Галя. Она кладет руку на прохладное стекло. – Как ты думаешь, что произошло на самом деле? Он и правда сошел с ума? Разве можно умереть, выпрыгнув со второго этажа…
– Так утверждает Лекси. Хотя те крики, что мы слышали… До сих пор жутко. – Злата хватает Галю за руку. – Галочка, я боюсь, тебе не понравится то, что я сейчас скажу, – шепчет она, – но мне кажется, отца убили. И убийца – Лекси.
От неожиданных слов у Галины перехватывает дыхание, она отшатывается. Растерянно одергивает черное платье, которое и без того туго сидит на ней, а теперь словно сдавливает еще сильней.
– Ты себя вообще слышишь? Саша – убийца? Она до безумия любила папу. Больше всех!
– Галочка, послушай. – Злата снова берет ее за руки и подводит к дивану. – Присядь. Александра не такая, как ты думаешь. Я знаю ее настоящую. Она та еще лицемерка. Часто жаловалась мне, что отец ограничивает ее свободу, заставляет соответствовать его идеалам. Лек-си для папы была райской птичкой, и он очень боялся, что однажды она вырастет и улетит. Поэтому запирал ее в золотую клетку на все замки.
– Злата, хватит твоих метафор. Мне сейчас не до этого. Пусть так. Папа всегда был строг. К нам тоже, но это не повод убивать!
– Откуда тогда столько совпадений?
– Совпадений? – Галина притихает. Висящие на стене часы с кукушкой начинают тикать слишком громко, их эхо отдается в голове.
– Да. Мы же не знаем точно, что произошло между ними тем вечером? И его комната… Знаешь, что в ней особенного?
– Она…
– … находится рядом со спальней Лекси, – перебивает ее Злата. – Очень удачно. И именно поэтому только она успела увидеть папу перед смертью. А спустя неделю исчезла, словно заранее готовила побег. Вот почему Арсений не ищет Лекси. Я говорила с ним, и он со мной согласен. Для всех нас будет лучше, если она не вернется.
Иначе нам придется сдать следователю собственную сестру, а это не просто удар, это настоящий позор!
Злата говорит так складно, что на секунду Галина сдается. Но лишь на секунду.
– Почему вы все думаете, что папу убили?
Оживление на лице Златы гаснет. Она раздраженно запускает пальцы в облако белых волос и зачесывает их назад.
– Галя, ты великолепна в цифрах и красках, но в людях не разбираешься совершенно!
Галина понуро опускает голову.
– Нельзя быть такой доброй, – продолжает сетовать Злата. – Отец и самоубийство? На человека, который безумно любил жизнь, это не похоже. Или ты тоже скажешь, что за ним пришли призраки? Как там Лекси рассказывала? Святослава и Лизонька… – Она фыркает. – Я вообще не верю ее россказням.
Галина молчит. За окном медленно падает снег. Сейчас бы покататься на лыжах с Сашей. Раньше они часто катались вместе, но теперь все изменилось.
– Ты меня слышишь? – Злата толкает ее в плечо и вскакивает с дивана. – Ну, как хочешь, Галочка. Я не собираюсь тебя переубеждать. Это сделает следователь. Но если Лекси вернется, будь с ней поосторожней.
И она уходит, оставляя за собой шлейф аромата Шанель № 5 – дерзкий запах с нотками ванили. Галина даже не успевает ей ответить, как хлопает дверь. Шумная Злата исчезает так же резко, как и появляется.
Галина в очередной раз вздыхает, мысленно прозвав сегодняшний день днем вздохов. У Саши был мотив… Если так подумать, у Гали тоже был мотив. И, на ее взгляд, более веский, чем у сестры.
Глава 4
Беспокойное беспокойство
Пятирублевая монета скрывается между пальцами, периодически выныривая на свет и снова исчезая. Она старая, потертая временем, замученная Арсением. До нее таких было еще три.
Арсений тревожно оглядывает спальню Лекси. Единственная ночь, когда они оставили сестру одну, обернулась ее исчезновением. Почему так совпало? Почему Злата с Галей работали в ателье допоздна? Почему Клим вчера пропадал у девушки? Почему он сам остался на работе и провел ночь, уставившись в потолок кабинета, где раньше сидел отец? Словно злой рок подготовил все детали, чтобы Александра исчезла.
Монета еще раз мелькает в руке, и Арсений прячет ее в кармане брюк.
Постель заправлена. Мобильный лежит на тумбочке, на экране периодически мелькают уведомления из ее блога. При желании его можно взломать. Но… Скорее всего, она и правда сбежала. Как обычно.
Арсений садится на кровать и берет в руки дизайнерскую подушку, которую Галина со Златой подарили Лекси на день рождения. На ней пайетками вышита аниме-девочка и надпись: «Шурочка».
Подушка хорошо вписывается в яркую спальню. Круглый ковер на полу пестрит всеми цветами радуги. Бирюзовые шторы, розовый шкаф. Если не знать Лек-си, можно и правда решить, что в этой комнате живет художница. Арсений выпускает воздух сквозь стиснутые зубы.
Однако сейчас здесь пусто.
– Арс, ты тут? – В спальню заглядывает Клим.
Он одет в черные джинсы с прорезями на коленях и красный свитер. Красный не идет Клементию, но Злата уже устала ему об этом говорить. И теперь он постоянно носит этот цвет, хотя из-за этого выглядит намного бледнее. А темные круги под глазами за неделю только усугубились. Климу нужно к врачу. Скоро дойдет до того, что Арсений сам запишет его на прием.
– Ну-с, что решил? – Он кивает на комнату Лекси и опирается плечом о косяк двери. Русые волосы растрепаны: видимо, он недавно встал.
– Ничего. Злата утверждает, что она сбежала.
– И с каких пор ты слушаешь Злату? Ее любовь к Лекси переходит все границы. Вплоть до ненависти. – Клим подходит к Арсению и падает на кровать. – Черт, никак не проснуться… – Он широко зевает.
– Я и не слушаю. Но ты сам знаешь, как часто Лек-си сбегала. Меня уже в полиции запомнили… Так что лучше подождать пару дней. Раз телефон здесь, значит, объявится. Просто… – Он замолкает и снова достает монету из кармана брюк.
– Договаривай.
– Прошло чуть больше недели, как отца не стало. Неужели она не могла подождать хотя бы до Нового года, прежде чем снова взяться за старое? – Надо дышать ровнее. Вдох, выдох. Но монета в руках все равно дрожит. – Сначала я подумал так. Но затем нашел в этом неувязку. Не верю, что Лекси могла так безответственно поступить. Она любила отца, он погиб у нее на глазах. Это слишком большой стресс. Нужно было отвести ее к психологу.
– Арс, ты не можешь кудахтать над нами, как наседка, до самой старости. Лекси – взрослая девчонка. И поверь мне, я более чем уверен, что она сбежала и сейчас сидит у одной из своих подписчиц. Возможно, ей кажется, что теперь она в нашей семье никому не нужна.
– Именно это останавливает меня от похода в полицию. – Арсений на секунду зажмуривается. Перед глазами продолжает светиться лицо Александры. – Но беспокойство никуда не уходит. Я не знаю, что делать дальше…
– Перестать волноваться. – Клим хлопает его по плечу. – Я ведь знаю тебя. Вот ты сидишь весь такой одетый с иголочки, в дорогом костюме, с аккуратно уложенными волосами. И взгляд у тебя отцовский, суровый. Будь они голубые, а не серые, то вообще не отличить.
– И что?
– И то, Арс. Твоя видимая сдержанность меня не обманет. Я знаю, что внутри, – он стучит кулаком по его спине, – ты мечтаешь о другой жизни. Вне этого города. Вне семейного бизнеса. И смерть отца – отличный шанс…
– Заткнись! – обрубает его Арсений и встает. Смотрит на замершего от неожиданности Клима сверху вниз. – Есть вещи, которые не стоит произносить вслух и даже думать о них.
– Просто у тебя смелости не хватает. – Клим морщится. – Я словно с отцом поговорил. Ладно. Забудь. Не будем ссориться. Это последнее, чем сейчас стоит заниматься. Что с расследованием? Злата шепнула, что у нас сменился следователь.
Арсений вздыхает и проводит ладонью по уложенным гелем волосам:
– Порой я забываю, что если Злата о чем-то узнает, об этом становится известно всему миру. Да, руководитель следственного органа передал дело некой Виктории Гончаровой. Аргументируют загруженностью предыдущего следователя. Причем они передали дело буквально через пару дней после первого опроса свидетелей и даже не поставили меня в известность. Я сначала разозлился, а потом отпустило. – Он пожимает плечами.
– В конце концов, это ведь самоубийство… – Клим прячет лицо в ладонях. – Тут нечего расследовать.
– Ты сам веришь в это?
Арсений сжимает монету. Иногда хочется разломать ее пополам, но не хватает сил. Всегда не хватает сил.
– А ты нет? Тебе больше по душе дурацкая версия Златы?
– Какая именно? Та, в которой убийца – Лекси? Или таинственная любовница отца?
Клим озадаченно молчит:
– О последней версии я не слышал.
– Мозг Златы способен выдавать по сто различных вариантов за пять минут. Порой мне кажется, что ей следовало стать писательницей, а не дизайнером одежды, – усмехается Арсений. – В любом случае, одна версия бредовей другой, но и в самоубийство мне верится с трудом. Если честно, я уже не знаю, где правда. Без отца… – он выдыхает, – оказалось труднее, чем я думал.
– Мы справимся. – Клим встает с кровати и сжимает его плечо.
Сейчас брат выглядит еще бледнее, чем раньше. Цвет кожи скорее граничит с серостью. Может, стоит пригласить врача на дом? Клима точно не затащить в больницу.
– Главное, чтобы Лекси вернулась. Я не прощу себе, если с ней что-то случится.
– Не случится, – Клим улыбается, но слишком тускло. – Мы не позволим.
* * *
Длинный рыжий локон безжалостно сдавливает палец. Но Виктория только сильнее наматывает волосы – боль дает ей почувствовать себя живой. На заваленном бумагами столе лежит раскрытая папка. К ее углам прикреплены две фотографии Леонида Вольфа – живого и мертвого. Последняя заставляет Викторию слегка поморщиться. На обледенелой брусчатке распростерто тело крупного мужчины, вокруг головы растекается лужа крови.
Вот как закончил свой век один из самых влиятельных бизнесменов города. Владелец сети гостиниц горнолыжного курорта «Летящая птица». Курорта, благодаря которому их маленький городок Снежный сможет существовать еще очень долго. Только вот уже без Леонида Вольфа.
Виктория распускает закрутившийся локон и потирает ладонями лицо. И ради этого дела пришлось идти на свидание с начальником, которого она на дух не переносит? Она, видимо, спятила.
– Вон! – шипит Виктория самой себе, прогоняя из головы отвратительные воспоминания.
Она добилась, чего хотела. Это главное.
Виктория заинтересованно изучает дело: протоколы опросов свидетелей, заключение нарколога, которое несколько дней назад принесли из лаборатории. Очень любопытно.
Младшая дочь Вольфа – Александра – утверждает, что перед тем, как выброситься в окно, Леонид кричал, что за ним пришли Лизонька и Святослава. Елизавета – его первая жена, умершая при родах тройняшек: Златы, Галины и Святославы. Последняя появилась на свет мертвой.
Никаких следов мистики. Абсолютно.
По результатам экспертизы ускорения тела не установлено. Значит, погибшего никто не толкал и Александра говорит правду. Вольф выпрыгнул в окно сам.
Виктория внимательно просматривает содержимое папки до конца, а затем откидывается на спинку крутящегося кресла. Что ж, кажется, пришло время навестить семью Вольфов.
От мысли, что она на правильном пути, по коже пробежали мурашки.
Глава 5
Смерть – это избавление
– Кажется, твоя мама… выше меня. – Алекса стоит посреди кровати на коленях.
Красный свитер с оленями свисает до середины бедер, а синие джинсы, которые на маме почему-то сидели в обтяжку, на Александре держатся только благодаря кожаному ремню.
– Выглядит…. неплохо, – замявшись, произносит Даня.
– Если мои подписчики увидят меня в таком виде, сразу отпишутся.
– Да ладно, вы же мило смотритесь…
– Вы? – с нажимом уточняет Алекса.
Даниил смущенно улыбается:
– Ты.
По просьбе Александры он раскрыл шторы, и теперь можно увидеть длинную заснеженную дорогу, ведущую вниз по склону к центру города. Дом больше не напоминает крепость, и от страха у Дани постоянно потеют ладони. Если Алекса узнает, что она очутилась на его пороге, потому что он так захотел… Ох, если она все-таки узнает! Что же он наделал?
Александра сидит по-турецки и осторожно разматывает бинт на правой ноге:
– Выглядит не так уж плохо.
Ступни красные, но уже не так сильно воспалены. Она разбинтовывает вторую ногу и облегченно вздыхает:
– Думаю, завтра я опять буду красоткой. И мы отправимся к моей семье, – последнее предложение Алекса произносит шепотом.
Даня медленно проходит в спальню и садится на край кровати:
– Мы?
Александра вздрагивает и переводит на него затуманенный взор, как будто и вовсе забыла, что он находится рядом:
– Да. – Ее глаза оживают. Пальцами она безуспешно пытается расчесать спутавшиеся волосы. – Я знаю, что совсем наглею, но кроме тебя я больше никому не могу доверять.
Даня нервно выдыхает. От ее умоляющего взгляда ноет желудок. Он растерянно открывает ящик тумбочки и достает оттуда расческу:
– Вот, пожалуйста.
– Так что скажешь? – Алекса машинально берет гребень.
– Что ты хочешь услышать? Я… я не совсем понимаю, за…зачем я тебе н…нужен.
Чертово заикание! Вдох, выдох, вдох. Нужно успокоиться. Но как тут успокоишься, если стоит лишь взглянуть на Александру, как пульс ускоряется и нервы натягиваются как струна.
– Тихо, тихо. – Она расчесывает длинные волосы, которые переливаются на свету всеми оттенками каштаново-черного. Темное золото. Даня зачарованно смотрит на них и не сразу понимает, что Алекса аккуратно подползла к нему и мягко гладит по спине. – Не нервничай. Мой одноклассник тоже заикался, когда начинал нервничать.
– Я редко заикаюсь. – Даня с шумом втягивает воздух, снова улавливая знакомый запах корицы. – Только когда общаюсь с незнакомыми девушками.
– А со знакомыми разговариваешь как обычно? – поддразнивает Алекса, заставляя его кивнуть. – И много у тебя знакомых девушек?
– Теперь две, – ухмыляется он.
– Станешь моим другом? – Она перепрыгивает с одной темы на другую и наклоняет голову набок, заискивающе заглядывая ему в глаза.
Даня оглушенно кивает. Лучше он промолчит, иначе снова будет позорно заикаться. Рядом с Александрой невозможно оставаться спокойным. Все, что она делает и говорит, не укладывается у него в голове. Прошло всего дней десять с момента смерти отца Алексы, но порой она словно забывает об этом и заливисто смеется, чтобы через минуту разрыдаться.
– И все-таки ты должна позвонить родным, – выдавливает из себя Даниил. – Они наверняка тебя ищут.
Алекса только отмахивается и обхватывает колени руками. Нахмурившись, смотрит в окно, за которым бушует метель. Снег залепляет стекло, будто маленькие его крупинки пытаются пробиться в дом. Даня подавляет вздох. Обстановка идеальна, зарисовать бы все происходящее.
– Александра?
– Зови меня Алексой – мне так больше нравится.
Он знает. Он читал ее блог каждый день.
– В семье почти все называют меня Лекси. Ну, кроме Гали. Она – добрая душа, зовет меня Сашей. Как и отец, – голос Алексы хрипит, – звал. Часто говорил: Сашенька… – Алекса переводит дыхание. – Не переживай, они не станут сразу меня искать. Дня два-три у нас точно есть. – Она вытягивается на кровати, демонстрируя широкую улыбку.
– Как это? После того, что случилось, они не будут тебя искать?
– Я раньше часто сбегала из дома. Конечно, потом мне влетало по первое число, но обычно оно того стоило. – Алекса сдвигается к краю кровати и закидывает руки за голову. – Ложись рядом, а то сидишь, как бедный родственник.
Очередная смена темы застает Даню врасплох, и он вздрагивает от ее предложения:
– Л…лечь рядом?
– Да. – Алекса вскидывает бровь. – Просто лечь, Даня. По глазам вижу, что ты уже нарисовал продолжение, но давай не будем торопить события. – Она томно улыбается.
– Что?! – Щеки обжигает от смущения. – Д…да я бы… никогда! Это же… – Не хватает слов и кислорода. Но после фразы Алексы навязчивые мысли шепчут: интересно, каковы на вкус ее губы? А что почувствуешь, если коснешься волос? Кожи…
– Успокойся, – смеется Алекса. – Я пошутила. Ложись, и я расскажу, почему сбегала из дома.
Даня поджимает губы и молча ложится на самый край кровати, рискуя свалиться. Между ними пропасть, но по неизвестным причинам все его чувства обостряются. Запах корицы становится удушающе-сладким, а дыхание Алексы – запредельно громким.
– Я из тех детей, которые любят доказывать родителям свою независимость. В первый раз я сбежала лет в четырнадцать. Отец тогда поднял на уши всю полицию, и к полуночи я была уже дома. А ведь мне всего лишь хотелось пожить пару дней у подруги… С тех пор мы с ней не общаемся. – Алекса буравит потолок отсутствующим взглядом. – Потом были десятки неудавшихся попыток, прежде чем отец сдался. Даже в Москву к маме сбегала. Так что семья не станет меня искать. Они подумают, что это моя очередная выходка, к тому же после смерти отца. – Она фыркает. – В последний раз я убегала примерно месяц назад. Жила у подписчицы почти неделю.
– Зачем ты это делаешь? – Даня зачарованно смотрит на сваленные в углу спальни картины, развернутые холстом к стене. Надо унести их отсюда.
Алекса пожимает плечами:
– Мой отец – средоточие власти. Диктатор во плоти. Был им… Иногда я шутила, что он – реинкарнация Гитлера, – шепчет она, и постепенно ее шепот превращается в шипение. – Я должна была быть идеальной во всем. Прическа и макияж. На фотографиях и в жизни. Он желал мне добра, но не видел, что творит на самом деле. И я начинала задыхаться. Поэтому сбегала. Благодаря этим моментам отдыха или тому времени, когда жила в Москве у мамы, я не свихнулась окончательно. Порой я даже мобильный с собой не брала. Собственно, как и в этот раз…
Даня зажмуривается, прогоняя из головы образ своей матери. Он прекрасно понимает Алексу.
– Звучит ужасно, но смерть отца – это избавление, – еще тише произносит Алекса. – Ты когда-нибудь думал о чьей-нибудь смерти вот так? Умер человек – и нет проблем.
В голосе Алексы звучит обреченность, словно ее слова – единственно возможная истина.
– Думаешь, этого могли хотеть его враги?
– Без разницы кто. Порой мне кажется, что от врагов даже меньше проблем, чем от родственников. – Алекса поворачивается на бок и складывает ладони под голову.
– Когда человек умирает, возникают другие проблемы. От людей вообще одни проблемы.
Повисает глухая тишина. Лишь их размеренное дыхание, звучащее в унисон. Даня столько лет любовался фотографиями Алексы, но и не подозревал, что у девочки из Интернета в голове бродят такие мысли.
– Даня, – Алекса пристально смотрит на него, – моего отца убили, а ночью пытались убить меня. Мне как никогда нужна помощь друга. Ты со мной?
От столь прямолинейного вопроса у Даниила пропадает дар речи. Он долго смотрит на Александру, проклиная свое смущение и нервозность. Затем, наконец, шумно выдыхает:
– Да, но… – он говорит медленно, чтобы не заикаться, – ты должна рассказать мне все, что знаешь.
Если уж он заставил Алексу прийти к нему, то больше ее не отпустит.
Глава 6
История Александры Вольф
Даня умудрился приготовить какао с маршмэллоу. Да, влюбленные готовы совершать любые глупости, но ему порой кажется, что ради Алексы он готов даже на убийство.
И вот сейчас она сидит на кровати, натянув на ладони длинные рукава свитера, и крепко держит кружку с какао. А сверху горкой громоздится белый зефир. Как жаль, что он не может сейчас запечатлеть ее на картине. Черные длинные волосы падают на плечи, задумчивый взгляд раскосых глаз устремлен в окно. Даня запомнит этот момент до мелочей. А затем нарисует…
– Моя спальня находится рядом с комнатой отца. Раньше он делил ее с первой женой Лизой, которая умерла при родах тройняшек. Галина и Злата выжили, а вот Святослава – третья девочка – нет. Как и Лиза… – Алекса затихает.
Даня делает глоток какао. Размякшее маршмэллоу облепляет ему губы, так что он с трудом их облизывает. Боится шелохнуться лишний раз. Боится спугнуть Алексу.
– Я думаю, он очень любил свою Лизоньку. Наверное, поэтому их брак с моей мамой не задался. Мама – сильная женщина, она построила дипломатическую карьеру в Москве и не смогла смириться с ролью второй жены. Поэтому, вскоре после моего рождения они развелись.
– А ты осталась здесь? – вырывается у Дани. Он сердито прикусывает себе язык.
Алекса утыкается взглядом в кружку и неловко улыбается:
– Для мамы карьера была на первом месте. А уже потом я. Да и отец бы меня не отдал. Он очень любил своих детей, пусть и своеобразно, но, думаю, это была любовь. Когда я была маленькой, мама приезжала в Снежный, затем я подросла и стала проводить в Москве каждое лето. – Она вздыхает. – Мама идеальна во всем. Мне очень хотелось быть похожей на нее. И, видимо, отец хотел для меня того же.
– Не так уж она и идеальна, – возражает Даня. – Во всяком случае, как мать.
Алекса улыбается:
– Возможно. Но это не мешало мне страстно хотеть быть похожей на нее. Но все впустую… – Она прикрывает глаза. – Отец не желал ничего менять в своей спальне. Поэтому она единственная во всем доме осталась без ремонта. Старая мебель, старые окна. Мрак полнейший. А так как мы были в соседних комнатах, то я первая услышала его крики.
Алекса поспешно пьет какао, а затем быстро вытирает губы рукавом. Но ей не скрыть слезинки, искрящиеся в глазах. Возможно, он смог бы передать этот блеск с помощью «белого перламутра».
– Я забежала в комнату, а там он… Совсем безумный. Кричит, ломает мебель. Знаешь, чем дольше я его слушала, тем сильнее казалось, что за ним и правда пришли призраки. Лизонька и Святослава. А потом он замер посреди спальни и уже через мгновение выбросился в окно. – Она судорожно вздыхает. – В это время он должен был спать, а не… Дальше я плохо помню. Но эта сцена навсегда въелась в мозг. Он снится мне. И все кричит, пытается утащить за собой в окно.
– Ты пережила огромный стресс. – Даня хмурится. – То, что ты увидела… не каждый сможет вынести.
Алекса ставит недопитое какао на тумбочку и обхватывает колени:
– Его убили.
– Но почему ты думаешь, что это сделал кто-то из твоей семьи?
Она вскидывает на Даниила удивленный взгляд, затем пожимает плечами:
– Я так не думаю. Но… с другой стороны, у каждого из нас был мотив. К примеру, Арсений. Он старший в семье. Смерть отца позволила ему возглавить семейный бизнес. Теперь он сам может принимать решения и ни с кем не советоваться. А Клим? Раздолбай, транжира страшный. Ты бы слышал их с отцом ссоры! А теперь ему никто не указ, через полгода Клим вступит в наследство и сможет жить себе в удовольствие, – фыркает Алекса. – Злата – та еще интриганка. Она никогда не скрывала, что ревновала папу ко мне. Ревность – страшная сила… Кто знает, как она повлияла на Злату? Насчет Гали не знаю. Добрее человека я не встречала, но… – Алекса тяжело вздыхает. – У нее есть мечты, которые были несопоставимы с желаниями отца. И я…
– И ты? – спустя время подталкивает ее Даня.
– Про меня ты уже все знаешь, – отрезает она. – Я была пленницей в собственном доме. И, скорее всего, мой мотив – самый веский, – горестно шепчет Алекса и опускает заплаканное лицо на руки.
Даня отставляет пустую кружку и садится рядом с Алексой. Он провел бы так целый день. Неделю, месяц. И если подумать, то все в его руках, но… Ладони неприятно потеют. Он и так уже слишком многое себе позволил. Осмелился на то, о чем раньше даже думать не решался. Заточить Алексу у себя дома, заставить ее сменить одну тюрьму на другую? Чтобы она возненавидела его? Ни за что!
– А что произошло вчера ночью? Почему ты сбежала в одной ночнушке и шубе? Босиком, – осторожно переводит тему Даниил.
– Вчера ночью я впервые осталась одна дома. Не знаю, так получилось. И он словно ждал этого, – хрипит Алекса.
– Кто?
От ее учащенного дыхания по коже бегут мурашки. От предвкушения, что сейчас ему станет известна тайна, которую она до него ни с кем не разделила, Даня замер.
– Убийца. Я не знаю, кто его подослал. Но он пришел за мной. И убил бы, если бы я не сбежала. – Алекса замирает.
Различные эмоции на ее лице сменяют друг друга, и Даниил даже не успевает их считывать.
– Ч…что?! – вскакивает он на ноги. – Я д…думал, ты шутила, когда сказала это в первый раз. Но если так, ты должна рассказать обо всем полиции! Они ведь могут закрыть дело твоего отца, как самоубийство, но наличие убийцы все меняет. Значит, кто-то хочет убить всю вашу семью!
Алекса смотрит на Даню. Ужас читается в ее широко раскрытых глазах. Нижняя губа подрагивает, и она с силой ее прикусывает. Господи, как хочется сжать ее в своих объятиях! Даня резко отворачивается, чтобы не видеть Алексу. Так проще.
– Я не могу. Я не доверяю следователям. И я не хочу, чтобы кто-то знал об этом. Полиция начнет рыть и спугнет убийцу. Либо, наоборот, наплюет на расследование и действительно закроет дело как самоубийство.
Даня вздрагивает, когда Алекса хватает его за руку, и снова поворачивается к ней.
– Пообещай мне, что пойдешь со мной? Я представлю тебя своим парнем. Скажу, что ты мой фанат, и на этой почве мы сошлись. Они поверят. Мой блог никогда их не интересовал. Зато ты будешь рядом. И поможешь мне найти убийцу без полиции.
– Почему ты так уверена, что я смогу помочь?
Алекса отбрасывает его руку и неуклюже встает с постели. Прихрамывая, идет к картинам в углу комнаты и переворачивает их.
– Смотри! – Она тычет в незавершенную картину, где девушка-беглянка ютится возле дома. – Это же я! А это твой дом. Сначала я не сообразила, но потом, когда до меня дошел смысл твоих слов, я поняла! Ведь ты нарисовал картину уже давно, а ночью все сбылось. А это значит… ты видишь будущее, – с придыханием завершает она пламенную речь.
Во рту пересыхает, и Даня невольно оседает на кровать. Нет. Не может быть. Нужно что-то придумать. Что-то ответить. Но что? Правду? Он протирает тыльной стороной ладони лоб и криво усмехается. Может, впервые в жизни сказать правду?
Глава 7
Правда, прикрытая вуалью
– Не знал, что ты веришь в мистику. – Даниил пытается свести все в шутку.
Ну, давай же! Рассмейся! Но глаза Алексы сверкают ярким любопытством, от которого ладони потеют еще сильнее.
– Очень. Смотрела все серии «Битвы экстрасенсов», – серьезно произносит Алекса. – Увлекаюсь гаданием на картах Таро. – Она еще раз смотрит на картину.
– По твоему блогу так и не скажешь. Там… одно творчество. Твои картины изумительны, – мечтательно вспоминает Даня.
Алекса ставит картину лицевой стороной к ним и возвращается на кровать. Забирается на нее с ногами и придвигается ближе к Даниилу:
– Мы идеально подходим друг к другу, – с придыханием шепчет она. – Пожалуйста, скажи, ты и правда видишь будущее?
Даня заглядывает в ее темные раскосые глаза. Голова кружится от терпкого запаха корицы. Она как никогда близко. Белая, атласная кожа. Даня почти не может сопротивляться. Почему бы не сказать то, что она хочет услышать? Если это позволит быть с ней дольше. Увидеть, где она живет. Познакомиться с ее семьей. Вся его жизнь – серая и однообразная – может в одночасье поменяться, если сейчас он скажет «да».
И Даня кивает. Это ведь не совсем ложь. Но и не совсем правда.
– Сложно назвать это предвидением. Но п…порой я вижу некий образ. Скорее, не вижу, а чувствую. И пока не выплесну на бумагу, не успокоюсь, – тихо произносит он. – Поэтому картина не закончена. Ведь это еще не случилось на тот момент, когда я ее рисовал.
– А потом это сбывается? – подначивает его Алекса.
– Наверное. Иногда да, иногда… Не знаю. – Он подавляет в себе желание отодвинуться от Алексы. Слишком велико искушение притронуться.
– Много у тебя таких картин? Покажешь?
Даня отчаянно мотает головой. Лицо начинает пылать. Он никому никогда не рассказывал и части правды, а с ней они меньше суток, и он рассказал уже почти все.
– Я их храню в другом месте. Да их и немного, – уклончиво отвечает он. – Алекса, это мой секрет, о котором никто не должен знать. Если узнают, то… либо поверят, либо запрут в психушку. Я не хочу рисковать.
– Понимаю, – тихо произносит она. Ложится на спину и безучастно смотрит в потолок. – Знаешь, папы нет чуть больше недели. А я уже безумно скучаю. Хотя он часто бесил меня своими запретами и указами, но он был рядом. Почему люди устроены так по-дурацки, что начинают ценить, лишь потеряв? – Она порывисто закрывает лицо ладонями и всхлипывает.
Даня сидит истуканом. Снова слезы. Может, принести еще какао? Но она еще то не допила… Печенье? Шоколад?
Алекса громко вздыхает и вытирает слезы. Опять усаживается на кровати и натянуто улыбается:
– Расскажи мне про свою семью.
– Да что рассказывать… – Он поднимается на ноги и нервно прохаживается по комнате. – Полгода назад родители продали наш семейный магазин декора для дома и отправились путешествовать. Так что этот Новый год я впервые встречу один.
– Вот так? Просто взяли и уехали? – удивляется Алекса.
Даня замирает возле окна. По дороге медленно ползет трактор-снегоуборщик, а снег все продолжает валить. Еще пару таких дней, и никакая техника не справится.
– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они в Таиланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.
– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни, если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.
Даня истерически смеется:
– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она… – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава семьи, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня. – Он хмурится. – Мама говорит, что я талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.
Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:
– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю эту фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но» как зубная боль.
– Ну, слава богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:
– Возможно, это и хорошо. – Она забавно морщит нос. – Раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.
– Тогда мне стоит взять отпуск на пару недель.
– А где ты работаешь?
Даня смущенно пожимает плечами:
– Преподаю рисование детям в школе искусств.
– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.
Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла – вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не раненые ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. Что пугает…
– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.
Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:
– О, Даня, ты такой славный! Правда круто? Мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья.
Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.
– Алекса, я н…не… – Он умолкает и переводит дыхание. – Не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п…полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.
Ложь, ложь. Все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированная правда. Полуправда. Все равно это ложь!
– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и ее улыбка тает, – я совсем одна.
Глава 8
Дерзкий плод воображения
Он зарекался приходить сюда снова. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что не вернется в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб.
Но сегодня Клим сдался.
Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым лучом. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого приветствия на душе становится еще хуже. Танцпол заполнен колышущейся толпой. Молодые, пьяные, веселые – все дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дым-машины пускают туманные струи, заполоняя легкие. В «Снежном барсе» смешались прованс и лофт, но, видимо, дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только басы, рвущиеся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.
Он бывал здесь и раньше. Обычно брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая штучка в мини-юбке и чулках. Слишком вульгарная, вызывающая – в обычный день Клим не обратил бы на нее внимания, но в тот вечер он повздорил с отцом и ему была необходима разрядка. Любая. Подошла даже такая, как Ди. Он до сих пор помнил ее сожженные осветлителем платиновые волосы и голубые глаза с жирными черными стрелками.
По сути, они провели вместе всего одну ночь. Но в эту ночь она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это просто иллюзия. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.
Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел – есть шанс оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно заново выкрашенной в еще более глубокий цвет.
Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с полопавшимися сосудами:
– Слушаю, – гнусавит мужчина за дверью.
– Красное полусладкое и блю чиз, – надменно произносит Клим.
Решетка захлопывается, и открывается дверь, ведущая в мир запретных игр. Мир, который открывается с помощью незамысловатой фразы типичного мажора. Мир, из которого уже не вырваться.
Именно Ди познакомила его с рулеткой. Нет, он знал об этой игре и раньше, но до этого не чувствовал ее магнетизма.
Рулетка. Зеленое сукно, красные и черные ячейки, разноцветные фишки, пьянящая удача и обезоруживающее невезение.
Клим идет по темному коридору с мигающими лампами и попадает в овальный зал, где стоят столы с рулетками, а для VIP-персон есть закрытые кабинеты для игры в покер или любой другой забавы по вкусу.
Сегодня он обязательно выиграет, сегодня он…
Его хлопают по плечу с такой решительностью, что он забывает, как дышать. Клим замирает на месте, надеясь, что вышла ошибка, сейчас раздастся полупьяный смех и обознавшийся клиент игорного зала пройдет мимо, криво извинившись. Но подобного не происходит. Наоборот, молчание затягивается, и легкие начинают гореть. Клим шумно вздыхает и слышит смешок.
– Я уже думал, ты в обморок грохнешься. Пошли, тебя ждет Игнат.
Клим медленно оборачивается ко Льву. Главный вышибала Игната как всегда сверкает золотым зубом. Высоченный детина с добродушной улыбкой любит подколоть, рассказать анекдот и показушно нарезать яблоко здоровенным охотничьим ножом. Лысую голову обычно покрывает испарина, возле правого уха шрам, а глубоко посаженные карие глаза смотрят с хитринкой. С ним вполне можно дружить. При одном условии: если ты не задолжал Игнату. А Клим уже несколько месяцев числился в списках должников на первом месте.
– Я думал, у меня отсрочка. – Клим оттягивает ворот брендовой темно-синей рубашки с красным принтом, которую недавно купил на кредитку Арса.
– Она уже неделю как закончилась, – хмыкает Лев. – Но Игнат сделал поблажку. У тебя ведь батя помер.
– А если бы я не пришел сегодня? – Ладонь Льва с силой сжимает плечо Клима. – Я ведь мог не прийти. Или передумал бы и ушел. А ты не заметил…
– Эх, Клим. Вот вечно ты ерунду несешь. Игнат знал, что рано или поздно ты явишься. И с какой стати я должен подставляться, прикрывая твою задницу? В конце концов, платит-то мне Игнат. А с тобой мы всего лишь друзья.
Друг, которому можно перерезать горло.
Лев тащит Клима за собой. Обратно по коридору, на этот раз вверх по лестнице на второй этаж здания, где за шумоизолирующими стенами находится кабинет Игната. Клим уже бывал здесь, и в прошлый раз его сердце едва не остановилось. Теперь ситуация стала еще хуже. Отсрочка закончилась, а он не внес даже части долга.
Клим напряг мозг, стараясь припомнить сумму. Четыреста тысяч рублей? Нет… Кажется, около шестисот.
– Клементий!
Из-за стола встает Игнат с широченной улыбкой, за которой прячется холод и жестокость. О, это видно по мрачному взгляду, неизменному, несмотря на улыбку. Еще в первую их встречу Климу показалось, что перед ним полная противоположность Арсению. Высокий, худой, темноволосый. Наверное, Злата на словах обрисовала бы Игната горячим красавчиком. Такие мужчины вполне в ее вкусе.
Игнат впивается взглядом в Клима и медленно произносит, растягивая гласные:
– Мы тебя уже заждались. Ну что? Ты принес девятнадцать тысяч долларов?
– Что?!
Лев резко давит Климу на плечо, и он падает на вертящийся стул перед столом Игната.
– Было же шестьсот тысяч рублей? Когда…
– Когда, когда, – раздраженно повторяет Игнат и садится в мягкое кожаное кресло. Он не отводит глаз ни на секунду, поэтому Клим утыкается взглядом в дощатый пол, затем разглядывает стены, увешанные охотничьими трофеями. Голова дикого кабана, огромные рога лося. Эти мумифицированные животные наводят еще больше ужаса, чем сам Игнат. – Тогда, когда ты продолжил играть, вместо того чтобы вернуть долг, и зарылся еще глубже. А в долларах считать удобнее, знаешь ли. – И он снова фальшиво улыбается.
Клим мысленно ругается.
– Я… Ты ведь знаешь, у меня умер отец.
– О, да, прими мои соболезнования… – Взгляд Игната темнеет. – Я тоже потерял отца и мать. Говорят, только когда теряешь обоих родителей, становишься взрослым. Я повзрослел в семь лет. Тебе повезло больше. Сколько тебе?
– Двадцать семь, – сипит Клим.
Игнат откидывается в кресле. Длинными пальцами стучит по лакированной столешнице. Этот стук отзывается дробью в висках Клима, и он старается дышать глубоко, втягивая странную смесь дыма, меда и смолы. Черт, кажется, это парфюм Игната. Злата бы точно уже пищала от восторга.
– А может, не повезло, – фыркает Игнат и переглядывается со Львом, стоящим позади Клима. – Пять лет назад, в твоем возрасте, у меня было больше мозгов, чем у тебя, Клементий. О чем ты думал, когда снова сел за рулетку? – И он ударяет кулаком по столу, разрушая давящую тишину.
– Хотел отыграться.
– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить азарт, адреналин, иллюзию контроля. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес давно бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и причесывает густые волосы пятерней. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми ответами, я накину еще тысячу для красивого числа.
Клим молчит.
Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:
– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент – и вдруг стал молчуном. А перед девушками тот еще понторез. Как собираешься возвращать долг? – холодно уточняет он.
– Через полгода, – неуверенно начинает Клим. – Я вступлю в наследство и все верну.
– О как! В удобный момент твой отец умер, не так ли? А может, это ты ему помог?
Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:
– Не смей так говорить, – шипит он.
– А может, ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и прикуривает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесого дыма. – Если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками. – Он говорит тихо, словно уверен, что держит в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.
Глава 9
«Поцелуй серафима»
Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера была метель, сегодня метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.
В кабинете до сих пор ощущается присутствие отца. В воздухе витает едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?
Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по вещам, расставленным в идеальном порядке. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. В центре ноутбук, по бокам от него в аккуратные стопки разложены документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.
– Даже после твоей смерти я боюсь здесь что-то менять… – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.
Стук в дверь эхом отзывается в груди.
– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.
В кабинет входит она, впуская с собой аромат моря, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомиться с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как состоялась новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.
– Добрый день, Арсений Леонидович! – Она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…
– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку. Рукопожатие оказывается весьма крепким для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.
Виктория порывисто проводит ладонью по рыжим волосам, собранным в пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется Арсению знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает его? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?
– Виктория Евгеньевна, мы с вами никогда раньше не встречались? – Жестом предлагает присесть возле стола, а сам садится в кресло отца. Пальцами стискивает подлокотники.
Глаза Виктории удивленно округляются:
– Нет.
И все. Продолжения не следует, будто и не надо. Арсений ежится.
– Слушаю вас, – холодно говорит он. – Я уже сообщил все, что знаю. Единственный свидетель гибели отца – моя сестра Александра. Я в этот момент находился внизу, в бильярдной, вместе с моим братом Клементием.
– Я ознакомилась с протоколами допросов, поэтому долго мучить не буду. – Она открывает дипломат и достает документы. – Пришел результат экспертизы на наркотики. Из заключения следует, что в крови вашего отца нашли феклицин.
– Что это? – Арсений выпрямляется в кресле и берет справку эксперта, но до него не доходит смысл этих слов.
– Сильнодействующее синтетическое вещество. Его еще называют «Поцелуй серафима». Он вызывает сильные галлюцинации, расстройство психики и депрессию, – равнодушно роняет Виктория.
– Его обнаружили в крови отца?
– Да, я так и сказала. Скажите, вы замечали изменения в поведении Леонида? Может, в последнее время он стал более раздражительным, осунулся, страдал бессонницей и беспричинными приступами агрессии?
От непроницаемого лица Виктории становится только хуже. Перед глазами прыгают красные круги, а воздух нестерпимо сух. Арсений отбрасывает документ и подходит к окну, распахивая створки. Морозный ветер обжигает кожу, но на мгновение ему становится легче.
Перед глазами возвышаются горы с укатанными трассами для лыжников. Отсюда люди кажутся муравьями, которые с помощью подъемников взбираются на гору, чтобы почти сразу съехать вниз. И сейчас Арсений не отказался бы быть среди них, подальше от Виктории, один лишь вид которой будоражит в нем страшные воспоминания о прошлом, и ее диких вопросов, слетающих с красных, как яблоко, губ.
– Нет, – отвечает он и садится обратно, но окно оставляет раскрытым.
Виктория не делает ни единого замечания, даже когда ветер задувает внутрь снежинки.
– Мой отец – бизнесмен до мозга костей. Он никогда не позволил бы себе потерять контроль над собственным разумом. Он не курил и не злоупотреблял спиртным, а вы говорите о каких-то галлюциногенах? – Арсений упирается локтями о стол и буравит Викторию взглядом. Сердце глухо колотится в груди, лицо до сих пор горит, хотя холодный воздух треплет занавески.
– Не злоупотреблял, – кивает Виктория и складывает документы обратно в портфель. – Но иногда хочется расслабиться. Поймите, мне важно знать, был ваш отец наркоманом или нет. Потому что если нет, – она выдерживает паузу, – это будет означать, что его убили.
– Убили, – эхом повторяет Арсений. – Впрочем, я не верил в его самоубийство. Он слишком любил жизнь. Но если ему подсыпали фек… этот ваш «Поцелуй серафима», почему он выбросился из окна? Разве это не должно было только спровоцировать галлюцинации?..
– Должно и спровоцировало. Но доза была летальной. Скажем так, тот, кто подсыпал феклицин вашему отцу, надеялся не только на его смерть. «Поцелуй серафима» вызывает у человека сильнейшие галлюцинации и агрессию. Он мог убить кого-то из вас. Но вместо этого решил покончить с собой. Очень сложно предугадать, как на человека повлияет галлюциноген. В любом случае, если бы он не выбросился, то вскоре умер бы от передозировки. – Виктория говорит рублено, словно каждое ее слово – это вызов всему миру. – Раз вы ничего не знаете, то когда я смогу встретиться с вашей сестрой Александрой?
Арсений отрывает взгляд от сцепленных рук:
– Ее сейчас нет в городе, она уехала к матери, – без запинки произносит он.
Виктория склоняет голову набок, будто так ей удобнее разглядывать Арсения. Он что, чертов экспонат?! С предыдущим следователем было намного комфортнее.
– Я правильно поняла: у вас разные матери?
– Да. Ее мать – Минами, она живет и работает в Москве.
Виктория вскидывает левую бровь, ожидая продолжения, и Арсений неохотно договаривает:
– Отец женился на ней спустя пару лет после смерти моей матери. Минами родила Лекси, но брак не сложился, и год спустя они развелись.
– А почему Александра не осталась с матерью?
– Потому что мой отец – Леонид Вольф! – отрезает Арсений. – Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? Если вы закончили, то прошу вас уйти. У меня много работы.
Виктория снова кивает. Черт, почему это так раздражает? Она точно кукла, ее ничем не вывести из себя, в то время как он уже кипит от злости.
– Да, после смерти вашего отца у вас и правда много работы… – Она встает.
– На что вы намекаете?
Впервые Виктория улыбается. Криво. Недобро.
– Ни на что. – Она достает из кармана визитку и кладет на край стола. – Передайте вашей сестре, чтобы она позвонила, когда вернется. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти убийцу.
Отчего-то ее обещание звучит как неприкрытая угроза.
Глава 10
Тайные связи
Виктория выходит из кабинета Арсения. В смежной комнате сидит его секретарша, довольно необычная дама в возрасте и круглых очках. Она начинает нервно стучать по клавиатуре, как только открывается дверь начальника. Но при виде Виктории тут же расслабляется и блаженно отпивает кофе, терпкий запах которого насыщает воздух.
Виктория пронзает ее суровым взглядом и снимает с вешалки темно-синее пальто. Вскользь замечает, что пальцы дрожат. Она поспешно сжимает кулаки несколько раз, но дрожь не уходит.
– Вам надо пожевать пижму, – громко замечает секретарша.
Ее мышиного цвета волосы закручены в старомодную бабетту, и, судя по тому, как секретарша косится в сторону большого зеркала, она тратит на эту прическу немало времени по утрам.
– Что, простите?
– Пижма. Цветок такой. Похож на маленькие желтые ватки. – Секретарша подпирает рукой подбородок. И стучит ногтями с ярко-розовым лаком по щеке. – Пожевать, сок глотнуть, а жмых выплюнуть. И руки тут же перестанут дрожать. Да и в целом полезно для здоровья.
Виктория подхватывает портфель и вымученно улыбается:
– Спасибо.
К чему объяснять, что нервы шалят из-за встречи с человеком, которого она мечтает увидеть за решеткой?
Виктория делает пару шагов к двери и останавливается:
– Подскажите, пожалуйста, это ведь главный корпус гостиницы?
Секретарша озадаченно поправляет очки. В окне за ее спиной можно разглядеть, как по снежным трассам гоняют крошечные лыжники.
– Ну, из пяти эта – самая люксовая. Для элиты, так сказать. Остальные попроще. Но в последние годы Леонид Иванович предпочитал работать здесь. Вот и кабинет сделал… – Лицо женщины морщится, и она быстро промокает уголки глаз цветным платком. – Пусть земля ему будет пухом. Теперь вот Арсений Леонидович здесь работает. Раньше у него был кабинет в другой гостинице.
– А часто к Леониду Ивановичу приходили посетители? Возможно, вы вели журнал посещений?
Секретарша причмокивает губами и смотрит куда-то вверх, словно оттуда ей подсказывают ответы:
– Кроме сотрудников – нет. Сейчас же все встречи назначаются удаленно. Так что журнала нет, а был бы – вряд ли Арсений Леонидович без ордера разрешил его посмотреть.
– Да, конечно, – идет на попятную Виктория и улыбается той улыбкой, которую использует только в крайних случаях, когда надо очаровать собеседника. – А ничего странного не припоминаете? Возможно, эффектная женщина или представительный мужчина? Любая зацепка поможет в расследовании. – Она старается говорить низким голосом и едва сдерживается, чтобы не хлопнуть ладонью по столу и не заставить секретаршу думать чуточку быстрее.
Та, словно издеваясь, отпивает кофе и задумчиво качает головой. Проводит пальцами по белой столешнице, вздыхает.
– Да нет, – наконец произносит она. – Ну, если только…
– Что? – поторапливает Виктория.
– Пару месяцев назад заходил чудаковатый мужчина. Вел себя, как император, важный такой, хотя особо ничего из себя не представлял.
– Вы не знаете, кто он?
Секретарша пожимает плечами:
– Откуда? Он ворвался, как вихрь. Леонид Иванович его не ждал. И разговаривали они на повышенных тонах. Но я не подслушиваю разговоры начальства, – поспешно добавляет она.
Виктория мысленно закатывает глаза. Скорее всего, со слухом у секретарши не очень, раз она говорит так громко.
– А как он выглядел? Вы бы смогли его опознать, встретив снова?
– П-ф-ф… Не знаю, не знаю… – Женщина поправляет очки. – Помню, был в кожаной косухе, такой потертой, обвешанной цепями. Молодой, красивый. Ну, в общем, приметный тип. И волосы черные-черные. Как дегтем смазанные. Ой, так это, – она неожиданно хлопает по столу, – по всей гостинице установлены камеры. И на ресепшене. Можете запросить записи. Возможно, они еще сохранились.
Виктория кивает. Если записи действительно есть, то придется просмотреть уйму материала.
– Спасибо большое. Еще один вопрос. В какое время приблизительно приходил этот молодой человек?
– О, это я помню. Утром, в половину девятого. Я только на работу пришла, еще даже плащ не сняла, а тут он распахивает дверь и влетает, как коршун, – довольная, отвечает секретарша.
Виктория снова дарит ей улыбку.
– Спасибо, вы очень помогли следствию. Всего доброго.
Женщина горделиво выпрямляется и вскидывает подбородок. Всего одна фраза, а какой эффект.
Виктория выходит из кабинета и лишь в коридоре позволяет себе усмехнуться. Но усмешка быстро гаснет, стоит вспомнить о предстоящей работе. Вика цепляется за соломинку. Такую тоненькую и несущественную, что самой становится страшно. Но пока заключение экспертизы на наркотики и таинственный посетитель – все, что у нее есть. А ей надо намного больше. Намного. Если она хочет увязать убийство Вольфа-старшего с его сыном Арсением.
Глава 11
Ящик Пандоры
Как жаль, что нельзя повернуть время вспять и прожить воскресение наедине с Алексой еще раз. Но он хочет слишком многого. Бог и без того одарил Даниила иначе, чем остальных людей, пусть сам он и осознал это лишь недавно. Однако человек – жадное существо, которое чем больше получает, тем больше требует.
С тяжелым вздохом Даня спускается с крыльца и утопает в снегу. Дорожку к калитке безжалостно замело, и радует уже то, что к утру снег стих. Мороз приятно покалывает щеки, и Даня застегивает пуховик под самое горло, опасаясь простудиться. В семь утра уже начинает светать, и под далекими солнечными лучами снег кажется дымчатым. Да и на все дома, деревья, улицы будто наложили фильтр, как в фотошопе. В таком пейзаже только и снимать начало фильма ужасов. Про художника, который рисует незаконченные картины, а после… Дальше фантазия стопорится. Даня хмыкает. Писатель из него никудышный. Художник все же получше будет.
Проваливаясь в снег по колено, он выбирается на расчищенную дорогу и поворачивается к дому. Машет Алексе, выглядывающей из окна, замерзшей рукой и поспешно прячет ее в теплый карман куртки. Ради Александры он идет на работу брать внеплановый отпуск. Пусть ничего не меняется как можно дольше.
Ссутулившись, Даня ускоряет шаг и спускается вниз по тротуару до ближайшей автобусной остановки.
В голове полная сумятица. От рассказов Алексы пробирает дрожь. Еще страшнее становится, стоит вспомнить, что он сознательно втянул себя в эту игру. Но впервые за последнее время Даня счастливо улыбается. Он готов идти на любые подвиги ради Александры, он готов…
Подъехавший серовато-белый автобус с наклеенной на него рекламой стоматологии сбивает с мысли. Даня проскальзывает внутрь и садится на крайнее сидение. В автобусе ничуть не теплее. Если снаружи минус пятнадцать, то в салоне, может, градусов на пять выше.
Даня покупает маленький желтый билет и утыкается взглядом в окно. А что дальше? Вот сбылась его мечта – Александра Вольф узнала о его существовании и даже пригласила пожить у нее дома. Она верит, что он – волшебник, который предсказывает будущее. Верит, что он победит дракона и спасет ее из темницы. Но дальше-то что? Он не может вечно навязывать Алексе свою любовь. Если она не ответит взаимностью, если она его не полюбит, если… Даня стискивает билет, а ладонь неприятно потеет. Зачем об этом думать? Пусть все идет своим чередом. Сейчас дома его ждет девушка, которую он любит, а днем он познакомится с ее семьей. И Даня тут же хмурится. Если все так серьезно, как утверждает Алекса, возможно, его дар очень даже пригодится, несмотря на все его опасения.
Автобус тормозит на знакомой остановке, и Даня неохотно выбирается на мороз. Пусть в салоне и не так тепло, как дома, но он все равно успел согреться.
Школа искусств, в которой Даня работает, находится почти что в центре, но с той окраины, где он живет, до нее ехать и ехать. Вокруг заснеженные двухэтажки, узкие улочки с не менее узкими тротуарами, по которым бегут опоздавшие школьники и неторопливо бредут старушки. Чуть дальше по улице – гаражи.
Даня переходит пустую дорогу, наплевав на поиски пешеходной зебры, и спускается к расположенным ровными рядами железным гаражам. Среди них есть тот, который принадлежит ему. Он купил его почти год назад и превратил в склад.
Даниил быстро находит гараж цвета подгнившего мандарина. Именно так. Если бы ему пришлось нарисовать это место, он бы смешал охру с серым, добавив чуть зеленого, и такой грязной жижей закрасил бы гараж.
Длинным ключом, похожим на букву «Т», Даня со скрипом отпирает дверь. На морозе она поддается еще хуже, чем летом. Внутри включает фонарик на телефоне, и только после этого плотно запирается изнутри. Дело за малым. Завести генератор и нагреть гараж до приемлемой температуры.
Через пару секунд в помещении на стенах загораются лампочки, освещая сложенные в стопки незаконченные картины. Растирая ладони, Даня подходит ближе. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он начал «незавершенку», на которой родители собираются в путешествие. Потом его долго мучила совесть. С другой стороны, ничего плохого он не сделал. Родители так радовались, что увидят мир на старости лет, и судя по радостным восклицаниям матери, ей очень понравилась идея отправиться в путешествие.
Даня снова хмурится. В тот раз с момента создания эскиза до отъезда родителей прошло около двух недель. Но в случае с Алексой все произошло за сутки. Он даже не успел понять, как она оказалась на пороге, потому что обычно все картины с ней не исполнялись. Даня рассматривает незавершенные портреты, где нарисован их с Алексой поцелуй. Затем свадьба. Рождение ребенка. Слишком поздно он осознал, что чувства не поддаются контролю. Как жизнь и смерть.
Даня не может заставить Алексу полюбить себя с помощью дара. Но он смог привести ее в свой дом. И теперь, по крайней мере, у него есть шанс.
Когда в гараже становится достаточно тепло, Даня вытаскивает из угла мольберт и ставит на него чистый холст. Из старой тумбочки достает краски и палитру. Пора приниматься за дело. Ему нужен внеплановый отпуск, пусть даже за свой счет. Без разницы. Главное – получить возможность быть рядом с Алексой. Дрожащей рукой он начинает выводить на холсте тонкие черные линии, в которых вскоре угадывается лицо его начальника.
Алекса была права. Она ошиблась только в одном. Даня не предвидит будущее. Он его создает.
* * *
Алекса не узнает свое отражение. Вроде бы ничего не изменилось: те же длинные волосы, раскосые глаза. Если улыбнуться, то вообще и не скажешь, что что-то случилось. Но такое чувство, что… Она щурится, разглядывая кожу вокруг губ и глаз. Неужели у нее появились первые морщины? Невозможно!
Она вздыхает и отходит от зеркала в ванной комнате. Хочется домой, но без Дани она боится туда идти. Он был так уверен, что ему дадут отпуск, что и ее заразил своей уверенностью. А если нет? Лучше не думать об этом.
Алекса, хромая, возвращается в спальню и сворачивается клубочком на кровати. В поле зрения попадает картина Дани, на которой девушка-беглянка жмется к двери пряничного домика. У него талант. Галина точно оценит. А у Алексы никогда не хватало терпения дорисовать картину. Судя по всему, Даня страдает той же проблемой.
Невольно она улыбается. Даня с такой легкостью ухватился за ее идею, что он видит будущее. Мальчик готов нести любую чепуху, лишь бы быть рядом с ней. И верит каждому ее слову. Такое поклонение немного пугает, но сейчас у Алексы нет выбора. Ей нужен кто-то посторонний, не из ее семьи, кому она сможет довериться. А раз Даню ей послала судьба, значит, так тому и быть. Возможно, именно он ее спасет. Алекса плотно зажмуривается, и перед глазами предстает крылатая птица.
Бойся крылатых птиц…
Никто не должен узнать, никто.
Глава 12
Добрый день, господа Вольфы
У него получилось. Даня в чистейшем изумлении и до сих пор не верит в свою удачу. Или магию? Он не знает, какая сила исполняет все его желания, которые он изображает на холсте. Но не заканчивает… Только незавершенные картины оживают. К тому же надо постараться точно передать свою мысль. Найти нужные образы… Столько нюансов… Поэтому Даня до конца не верил, что ему дадут внеплановый отпуск на целый месяц. Что, впрочем, и произошло. Но за свой счет начальник отпустил его с легкостью.
– О чем ты думаешь? – Алекса с милой улыбкой трогает Даню за плечо.
Он моргает, возвращаясь к такси, в котором они едут в загородный особняк Вольфов. Машина как раз сворачивает на узкую горную дорогу в заснеженном лесу.
– Мы почти приехали, – продолжает щебетать Алекса, видимо, забыв про свой вопрос. Или же ее просто не интересовал ответ. – Я уже жду не дождусь, когда смогу переодеться в свою одежду. – И она со смехом приподнимает ногу, на которой болтается черный сапог. – Обувь твоей матери мне слегка… великовата. И не сочетается с моей шубой.
– Надо было предложить тебе мои сапоги. Думаю, ты бы вся влезла в один.
Алекса смеется и вдруг кокетливо прижимается к нему:
– Ты бы мог понести меня на руках. Но я не хочу, чтобы моя семья знала о том, что я временно инвалид. Я вообще не хочу, чтобы они что-то знали. Ты запомнил нашу легенду? – резко спрашивает она, и тонкая морщинка на ее лбу смотрится так неуместно, что будь Алекса портретом, Даня бы непременно закрасил изъян кистью.
– Да, конечно.
Они снова замолкают.
Алекса порой такая молчаливая. Даня украдкой поглядывает на нее, но выражение лица девушки сложно разгадать. Что-то среднее между печалью и страхом. Распахнутые темные глаза, напряженные губы. Медленное, почти неслышное дыхание. Даня обязательно запомнит ее такой и нарисует. Она станет его Джокондой.
Такси тормозит на подъездной дорожке, и Алекса с радостным восклицанием выбирается из машины. Даня быстро достает кошелек, чтобы расплатиться, но едва может оторвать взгляд от особняка господ Вольфов.
Он сует таксисту в руки смятую купюру, растерянно бормочет «сдачи не надо» и выходит из машины, ступая на хрустящий снег.
Двухэтажный коттедж Вольфов словно переместился в реальность из русской сказки. Деревянные массивные бревна выкрашены в темный оттенок «венге», входная дверь и окна с наличниками украшены резными белыми завитками, как особняки купцов позапрошлого века. Кругом буковые деревья, припорошенные пушистым снегом. Их голые ветви скрещиваются между собой и выглядят весьма зловеще. Возле дома – вычищенная парковка и дорога, ведущая вниз к трассе и в город. Но во всей этой мрачной красоте зияет заколоченное окно на втором этаже, как черный зуб в белоснежной улыбке.
Даня содрогается. Как мог богатый, здоровый мужчина с такой легкостью распрощаться с жизнью?
– Ты идешь? – Алекса недовольно машет ему рукой. В черной шубе она напоминает нахохленного воробья.
Не дожидаясь Дани, она нажимает на дверной звонок и нетерпеливо морщится. Видно, что ей еще больно стоять. Во всяком случае, неприятно. Мелодия звонка, похожая на пение соловья, обрывается, и почти сразу массивная дубовая дверь распахивается.
– Сашенька? – Молодая девушка в плюшевом домашнем костюме персикового цвета на секунду застывает на месте, а потом со слезами на глазах бросается на шею и втягивает Алексу внутрь дома. – Боже мой, ты вернулась, вернулась! Я так рада, я так переживала за тебя! Арсений собирался завтра идти в полицию, хотя я настаивала, чтобы он сделал это сегодня. О, Господи, где ты была, что случилось? – взахлеб тараторит она.
Даня неуверенно проходит следом за ними, озираясь, словно преступник. Мило, уютно. По размеру одна только прихожая может вместить в себя половину его дома. На полу плитка с золотистым узором. Шкаф с каретной стяжкой, в углу подставка, набитая зонтиками. Даже слишком просто для господ Вольфов. И по-домашнему. Даня принюхивается. А пахнет лесом – можжевельником, сосной. Насыщенный, густой запах. Он оборачивается и внимательнее приглядывается к заплаканной сестре Алексы. Кажется, это ее аромат. Удивительно…
– Галя, не плачь. Ты как маленькая, ей-богу. Ну кто мог подумать, что ты воспримешь так близко к сердцу очередной мой побег? – Алекса закатывает глаза, но когда Галина хочет помочь ей снять шубу, только плотнее в нее кутается. – Не надо, я замерзла. Такси заглохло, и полпути мы шли пешком, – сладко врет она.
Даня вскидывает брови, но молчит. Так надо. Если увидят одежду Алексы, могут не поверить в ее «побег».
– Как маленькая, потому что переживала за тебя. – Галя еще раз крепко стискивает Алексу в объятьях.
Странно. Две сестры – и разные до невозможности. Галина будто попала сюда из советского времени, когда многие девушки были кровь с молоком. Почти пепельные кудри касаются плеч и от этого подпрыгивают вверх. А серые глаза смотрят с легким прищуром, который собирает вокруг них веселые морщинки. Редко встретишь человека с таким сердечным взглядом. По сравнению с Алексой она выглядит дородной, высокой женщиной. Как большой серый кот и маленькая мышка.
– О, простите! – Галина, наконец, замечает Даниила и смущенно скрещивает на груди руки. – Я вас не заметила. – Румянец мило окрашивает ее щеки. Если бы Дане нравились девушки в теле, он бы непременно в нее влюбился. Наверное.
Порыв ветра в спину напоминает, что дверь до сих пор открыта, и Даня поспешно ее запирает.
– Здравствуйте, – неуверенно произносит он и тут же замолкает.
Алекса закатывает глаза и незаметно для Галины качает головой:
– Это мой парень – Даня. Я была у него, но поняла, что сейчас мне как никогда нужна его поддержка здесь, – она подходит к нему и берет под руку, – и попросила пожить у нас.
– Парень? – Тонкие брови Галины ползут вверх. – Тот самый, о котором ты…
– Нет, – резко перебивает ее Алекса. – Мы начали встречаться недавно. Незадолго до… – Голос Алексы обрывается. – Ну, ты понимаешь. Потом было не до этого, поэтому я не успела о нем рассказать.
– Ну, – Галя снова улыбается и неловким жестом показывает на дом, – тогда располагайся. Саша покажет тебе гостевую комнату. Поддержка нам сейчас не помешает. – Ее взгляд тускнеет.
– Только не от первого встречного. – Голос, наполненный сарказмом, просачивается сквозь приоткрытую дверь.
– Злата!
В прихожую входит очень худая девушка, лишь отдаленно смахивающая на Галю.
– Это моя двойняшка. Не воспринимайте всерьез ее слова, она слишком язвительна.
– Я просто говорю то, что думаю. – Злата застывает на месте и пристально рассматривает Даниила, словно собирается купить себе платье, но не может определиться, идет оно ей или нет. – У нас горе в семье, а Лекси снова думает лишь о себе. Не так ли, дорогая? – Она поджимает губы.
– В этом спец ты, а не я, – отрезает Алекса.
– Ну конечно. Остра на язык и красива, но в душе она давно сгнила. – Злата склоняет голову набок.
Фиолетовое платье-клеш висит на ней, как на вешалке, а бедные волосы выжжены до снежной белизны. И это при том, что у них одни гены. Если необычная внешность Александры вполне объяснима, то Галина и Злата… Даня мысленно вздыхает. Три сестры выглядят, словно чужие люди. Да и ведут себя почти так же.
– Пошла ты, – фыркает Алекса и тянет Даню за руку. – Тебя забыла спросить. Это и мой дом тоже. Кого хочу, того и приглашаю.
Алекса открывает центральную дверь, но уже возле лестницы ее догоняют слова Златы:
– Лучше тебе свалить в Москву к своей матери, пока за решетку не загремела. Я-то знаю, кто убил отца!
– Злата! – укоризненно восклицает Галя. – Разве так можно!
Алекса спотыкается о яркий персидский ковер и бросает сердитый взгляд через плечо, но молчит. В ее молчании сгущается ненависть, и Даня будто наяву видит нить, натянувшуюся между ней и Златой. Не выдержав, он захлопывает дверь и отрезает от них двойняшек.
– Все в порядке?
Алекса медленно переводит на него взгляд и кивает:
– Чертовски.
Они поднимаются наверх. Что ж, знакомство с женской половиной семьи Вольф состоялось. Только непонятно – удачно ли? А что будет, когда Даня встретится со старшими братьями Алексы? Мурашки бегут по спине. Лучше об этом не думать.
Глава 13
Притворись, что любишь меня
Алекса с глухим криком швыряет расшитую подушку в стену, и Даня от испуга вжимается в дверь.
– Стерва! – орет Алекса и тут же затихает.
Сдулась, как гелиевый шарик.
– Думаю, ты слишком близко к сердцу принимаешь ее слова, – рассуждает Даниил и в ответ получает испепеляющий взгляд.
Алекса скидывает на разноцветный ковер норковую шубу, следом летят сапоги, и только взявшись за свитер, она застывает и глядит на Даню более осмысленно:
– Выйди.
– А…? Да, конечно. – Даня поспешно выходит из комнаты в сумрачный коридор, в котором пахнет деревом, и вздыхает с облегчением.
Черт. Во время разговора сестер он даже не мог нормально дышать. Все складывается не так, как он себе представлял.
Алекса далеко не пай-девочка, какую она изображает в своем блоге. Да, он любит ее и такой, но вся ситуация явно выходит из-под контроля. Убийство? Он думал, что Вольф-старший покончил с собой из-за долгов, но раз на Алексу охотится некто, значит, это и правда было убийство. Черт, черт, черт…
Возможно, Даня сможет использовать свой дар, но он приехал сюда, даже не удосужившись взять краски и альбом для рисования. Может, этого вдоволь должно быть в комнате у Алексы? Кстати, о вещах…
Он собирается жить в особняке Вольфов, но у него нет даже зубной щетки! Даня со стоном хлопает себя по лбу. Сразу видно, голова не тем забита.
Неожиданно дверь за спиной распахивается, и он быстро отходит в сторону. Алекса уже переоделась и теперь красуется в милой тунике в розовую полоску и бежевых лосинах. Ее длинные волосы завязаны в два хвоста, на лице появился макияж: ресницы стали еще черней, а губы соблазнительно блестят.
Щеки Дани моментально вспыхивают адским пламенем.
Алекса понятливо улыбается и, встав на носочки, целует его в подбородок. Так близко к губам, что дыхание перехватывает.
– Прости. Я вела себя грубо. Это все Злата, она выведет из себя даже мертвого. К тому же мне было ужасно жарко. Пойдем, я покажу тебе гостевую спальню, а потом мне надо обработать ступни, и, надеюсь, ты мне в этом поможешь. Не хочу объяснять Гале, почему я решила сбежать босиком.
– Конечно, я помогу, только мне надо будет съездить домой. Я не взял ничего из одежды. Даже зубную щетку забыл, – смущенно бормочет Даня. – Удивительно, что захватил хоть зарядное для телефона.
Алекса вскидывает голову:
– Нет! – Ее голос звучит так тоненько и пронзительно, что она тут же кашляет. – То есть не надо тебе ездить туда-сюда. Все же путь неблизкий – полчаса на машине. Я уверена, у нас полно запасных щеток, а вещи я одолжу у Клима.
– Но я…
– Прошу тебя, – Алекса хватает его за руку и крепко сжимает, – не сегодня. И не завтра. Или… или, хочешь, поедем вместе.
Отчаяние в ее глазах поражает в самое сердце. По-другому и не скажешь.
– Хорошо, – соглашается Даня, и лицо Алексы моментально светлеет.
Она хватает его за руку и тянет к соседней комнате возле лестницы:
– Ты будешь жить здесь.
Алекса открывает дверь и обводит рукой уютную спальню с голубыми стенами. Кровать идеально застелена светло-коричневым покрывалом. Такое чувство, что здесь никто никогда не жил.
– Самая клевая комната. Она угловая, а рядом ванная и туалет. Гале со Златой круче всех. У них смежные спальни и общая ванная комната на двоих. Раньше я там часто зависала, а потом мы со Златой окончательно потеряли общий язык. – Она фыркает. – Ты и сам видел. С этой стервой невозможно общаться. И еще ее стишки – полная безвкусица, – тихо добавляет Алекса.
Она заглядывает за спину Дани и поспешно затягивает его в гостевую спальню, в которой чувствуется затхлость, а пыль, осевшая на бревнах, видна невооруженным глазом.
– Хотя ты и притворяешься моим парнем, – она плотно закрывает дверь, – не думаю, что они будут удивлены, что мы живем в разных спальнях.
– А почему они должны удивляться этому? – без задней мысли интересуется Даня и тут же ойкает. – Кажется, я понял. Я даже не подумал… – он запинается. Подобрать слова в таком деликатном вопросе сложней некуда.
Алекса тихо смеется:
– Ты такой милый. Того гляди, и правда влюблюсь в тебя, пока притворяюсь, что мы встречаемся.
От ее слов сердце на секунду замирает. Затем еще на одну.
– Д… дал… ладно, – неуклюже отмахивается Даня. Только думал, что переборол смущение рядом с ней, и вот – снова заикается.
Лицо Алексы меняется. Как будто художник рисовал ее улыбчивой и радостной, а затем нанес поверх еще один слой, где она мрачная и задумчивая.
– Все так запуталось, – шепчет она и прижимается к Дане. – Обними меня.
Даня, как во сне, смыкает вокруг нее руки. Кажется, будто он обнимает воздух, – такой хрупкой она выглядит.
– На самом деле я не знаю, что делать. Я просто боюсь, что он вернется за мной…
Он? Заторможенный Даня с трудом соображает, что она имеет в виду убийцу.
– Ты должна рассказать об этом семье. Особенно братьям.
– Да, конечно. – Алекса запрокидывает голову и смотрит ему в глаза. – Обязательно расскажу. Но чуть позже.
Так они и стоят, прижавшись друг к другу. Запах корицы щекочет ноздри, ее лицо так близко, губы такие пленительные. Сходя с ума от близости, Даня резко наклоняет голову и целует Алексу. Ее губы мягкие, сладкие, липкие от блеска. Непонятно, сколько проходит времени, прежде чем она мягко отталкивает Даню и скромно улыбается:
– Думаю, это было лишним. Но приятным, – сбивчиво шепчет она и выскальзывает из комнаты.
Когда Алекса исчезает, только тогда до него доходит, что он натворил. В ужасе Даня застывает на месте. Его охватывает чувство безмерного одиночества, не хватает тепла Алексы. Не хватает ее запаха. И при этом стыд. Презрение к себе. Воспользовался слабостью Алексы и поцеловал ее, будто он какой-то подонок. Да, у него в жизни была всего одна девушка, и ту он знал с детства. Правда, она бросила его, когда поняла, что Даня давно и безнадежно влюблен в Александру.
Глава 14
Теплый, радужный взгляд
Чувство, будто он попал в тюрьму. Красивую, уютную, но все же тюрьму. После того, как он помог Алексе обработать на ногах почти зажившие порезы, она упала на кровать и попросила не тревожить ее пару часов.
Даня не увидел в спальне мольберта с красками. А спросить не рискнул. После их поцелуя он вообще молчал и не произнес ни слова. Благо Алекса болтала без остановки, словно сама хотела заглушить возникшее между ними смущение.
Теперь он сидит на кровати и смотрит в окно: на снежные буковые леса, на горы, теряющиеся в тумане, и солнце, которое проблескивает искрами на снегу. Смотрит и не может запечатлеть эту красоту.
Стук в дверь вырывает Даниила из дум, и он почти с радостью подбегает к двери.
– О-о-о, – он удивленно смотрит на Галину.
Она держит в руках стопку постельного белья и неловко заглядывает ему за спину. Увидев, что он один, она еще шире улыбается и протягивает комплект:
– Знаю Сашу – она вряд ли вспомнила, что здесь не постелено.
– Да? – Даня оглядывается на кровать. – Алекса просто устала и легла спать. Думаю, потом бы она вспомнила.
– Разумеется, – мягко соглашается Галя.
Она нервно приглаживает кудри. Высокая, ростом почти с Даню. Не красавица, но милая.
– Может быть, вы… голодны?
Растерянность в ее голосе придает Дане уверенность, и он отвечает очень четко, ни разу не заикнувшись:
– Если честно, не отказался бы перекусить. И давайте на «ты», так спокойнее.
– С радостью, – улыбается Галина.
Впервые он ведет себя с девушкой так смело. Нервничать, заикаться? Какая глупость.
Они спускаются на первый этаж, и всю дорогу Даня вдыхает странный для девушки аромат, словно она ведунья, живущая в избе с садом, полным волшебных трав.
На кухне у них действительно стиль лофт. Бревна зашиты гипсокартоном и заштукатурены в кофейный цвет, а кухонный гарнитур матового бежевого цвета со встроенной техникой. Сразу и не разберешься, где что лежит.
Даня садится за прозрачный стеклянный стол и молча наблюдает, как Галина хозяйничает. Несмотря на полноту, она двигается плавно, а ее руки ловко нарезают буженину и овощи. До Алексы ей, конечно, далеко. Но что-то в Гале есть. Нечто неуловимое.
– Вы давно встречаетесь? – Вопрос нарушает приятную тишину. Редко когда встретишь человека, с которым хорошо молчать.
– Ну, нет. Все весьма сумбурно получилось, даже уже сам не пойму, как, – скомканно отвечает Даня.
Почему-то врать Галине сложно. Особенно когда она смотрит на него с такой теплотой. Интересно, а если она разозлится, ее лицо покраснеет?
– У Сашеньки всегда так. – Галя заваривает в чайничке чай. Судя по аромату, с земляникой. – Она очень энергичная и встречается то с одним, то с др… – Она осекается и смущенно глядит на Даню. – Прости. Уверена, у вас все серьезно. Она раньше никогда не приводила в дом… парня.
– Не переживай.
Даня берет из ее рук изящную чашку с золотым ободком и утыкается взглядом в чай. Ладонями обхватывает края, едва чувствуя, как они обжигают кожу.
И правда, на что он надеется? Где он, а где Алекса. Им не суждено быть вместе, иначе его картины, где он изображал их свадьбу, давно бы сбылись.
– Угощайся.
Галя ставит на стол мясную нарезку с красными черри.
– Ты точно в порядке? – Она садится напротив и складывает на столе руки.
Без косметики Галина похожа на школьницу.
– Просто… неуверенно себя чувствую. Алекса хочет, чтобы я был рядом. Но я не знаю, чем могу помочь.
Помочь ей найти убийцу. Жаль, что произнести вслух эти слова он не может.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Просто будь рядом. Этого достаточно.
– Ну, вообще-то девушкам нужно еще кое-что! – Веселый мужской голос так неестественно звучит на кухне, разрушая их доверительный диалог.
Даня оборачивается. Перед ним стоит взъерошенный парень в красной футболке и растянутых штанах, и впервые в семье Вольф проскальзывает сходство. Незнакомый парень похож на Галину больше, чем ее двойняшка.
– Клементий, Клим – как удобно. – Он протягивает руку, и Даня ее пожимает.
– Даниил.
– А, так ты тот парень Лекси, о котором трындела Злата? Пипец просто. У нас отец умер, а она в дом хахаля тащит. Нет, я все понимаю, но неужели у женщин так все тесно связано… Там, эрогенные зоны с чувством утраты. – Клим закатывает глаза.
– Клементий! – укоризненно восклицает Галя.
– Кажется, из вас двоих Александра острее переживает смерть отца, – холодно чеканит Даня.
Клим ошеломленно смотрит на Даню и качает головой:
– Зашибись… – Он кидает кусок буженины в рот. – Галочка, милая, есть что посущественнее? Очень голоден. Очень и очень.
Может, написать картину, где Клим уезжает в тундру?
Каждый из них может быть причастен к убийству Вольфа-старшего. Взгляд Дани падает на Галину. Неужели у нее тоже имелись веские причины желать смерти отцу? От этих мыслей становится тошно.
– В холодильнике суп. Можешь перекусить. А вообще жди ужина. – Галя подпирает щеку рукой.
– Жестокая… Кстати, а чего вы со Златой сегодня не в ателье? – Клим почти полностью залазит в холодильник и выуживает оттуда розовую кастрюлю.
– Мы на выходных закончили последние штрихи и решили немного отдохнуть. – Галя ловит вопросительный взгляд Дани. – Мы со Златой разрабатываем линию одежды. Отец решил, что нам следует иметь хобби, чтобы… – Она замялась.
– Чтобы не путались под ногами, пока не выйдут замуж, – добродушно закончил Клим.
– Поэтому он арендовал нам небольшое ателье, в котором мы можем спокойно работать, – перебивая брата, договаривает Галя.
– Я так и не принес вам соболезнования, – тихо произносит Даня.
Но ответом ему служат лишь благодарная улыбка Галины и печаль в ее глазах.
Глава 15
Геенна огненная
За окном давно опустился темный вечер, и теперь горнолыжная трасса светится теплыми желтыми огнями. Манит, призывая окунуться в бесконтрольный спуск по крутой горе и испытать всплеск адреналина. Арсений закрывает папку с финансовыми отчетами. Нет. Он не может позволить себе потерять самообладание. Не сейчас, когда его семья переживает страшный период.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nana-ray-27865858/feyk-51784502/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Нана Рай
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Издательство: Издательство «Детская литература»
Дата публикации: 24.06.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Начинающий художник Даниил безответно влюблен в Александру Вольф – популярного блогера. Когда ее отец – крупнейший бизнесмен города – погибает, судьба буквально сталкивает Алексу и Даниила. Только вот судьба ли?