Лагранж номер пять
Лагранж номер пять
Николай Борисович Патрикеев
Близкое будущее, ближний космос, международная станция в точке Лагранжа. Мечта о том, как все могло быть, если бы политики больше думали о сотрудничестве и меньше о своих амбициях
Николай Патрикеев
Лагранж номер пять
Точка Лагранжа
А вы знаете, приятно, черт возьми, быть первым. Ну понятно, Гагарин, Армстронг, который первый на Луне, Колумб наконец… Но ведь кто-то первый испытал, например, пенициллин – не придумал, а именно испытал, на себе. Кто-то купил Форд-Т и стал первым автолюбителем. Кто-то первым попробовал гамбургер. История их не помнит. Кстати, насчет гамбургера – на месте Макдоналдс я бы раскрутил этого человека и доказал бы, что только благодаря бигмакам и Кока-коле он стал председателем совета директоров какой-нибудь горнорудной компании. Что стоит рекламному отделу Макдоналдс купить небольшую горнорудную компанию и поставить туда своего председателя…
Ну ладно, я отвлекся. Я тоже стал первым. И мое звучное имя – Василий – как и имя Билла, будет прописано в энциклопедиях, в отличие от пожирателей гамбургеров. Мы с Биллом стали первыми обитателями станции Лагранж-5. Строго говоря, всей станции пока – жилой модуль, научный, оранжерея и модуль управления, он же центральный, с кучей стыковочных узлов. Но это абсолютно не важно: флаг поднят, приказ подписан, и мы заступили на дежурство.
Пару слов о том, что такое Лагранж. И тем более пять, хотя наша станция первая. Лагранж предсказал пять точек в системе двух больших космических тел (например, Земля – Луна), в которых маленькое тело (космическая станция) сохраняет свое положение относительно больших тел, не затрачивая энергии.
Итак, в точке Лагранж-5 повешена (подвешена) космическая станция. Мы ее первые обитатели. Мы: я – бортинженер, знающий, как этой посудиной управлять; Билл, биолог – двухметровый детина с застенчивой улыбкой и кулаками убийцы; а также обитатели оранжереи: бобы, ромашки и прочий укроп.
Мы перешли в модуль управления. Билл сразу рванул к своей любимой капусте, предоставив мне распаковывать наши пожитки. Что ж, раз я не самый великий ботаник в окрестностях Луны, а всего лишь самый великий механик (ввиду отсутствия конкурентов), займусь распихиванием шмоток. Чтоб вы понимали, на Лагранж можно взять ограниченное количество вещей. Их измеряют в граммах. Каждый грамм – примерно 1000 долларов США (стоимость доставки). Поэтому зубные щетки, бритвенные наборы и прочие принадлежности были утверждены высочайшей комиссией и в плане раскладки сложностей не представляли.
Я картинно повисел у иллюминатора, хмуря брови и шевеля челюстью, как бы наблюдая за Луной, а потом принялся за работу. А что поделаешь: одно из условий контракта – нас постоянно снимают, а потом из этого сделают фильм. Причем телекомпания платит больше, чем Международное Космическое Агентство, которое нас сюда и закинуло. Я увлекся распаковкой багажа и забыл телевизионные обязанности, то есть не вздыхал картинно, поднимая очередную тяжесть, и не смахивал пот со лба, опаляемого безжалостным Солнцем. Тяжести у нас, правда, нет, есть масса, а Солнце находилось с другой стороны станции. Телекомпании это было все равно. Через неполные пять минут на связь со мной вышел Генеральный Продюсер чего-то-там, и четко и понятно объяснил мне про контракт и про последствия его неисполнения. Эх, на службе бы нам так объясняли – я не про последствия, а про боевую задачу…
Ну ладно. Я вернулся к стыковочному узлу, выпятил челюсть, схватил очередной ящик и отправился в путь к жилому модулю, не забыв напрячь бицепсы. В невесомости это выглядело, наверное, здорово. Пролетая мимо иллюминатора, я затормозил, и, приставив ладонь козырьком ко лбу, уставился на Луну. Вот тут-то все и началось.
С поверхности Луны медленно всплывали какие-то светлые шарики, один за другим, выстраиваясь в цепочку. Медленно и величаво, как пузырьки в шампанском, шарики отправились куда-то в сторону Земли. Реакция у меня хорошая (с другой в космонавты не берут): бросив ящик, я рванул к пульту управления. Врубив все внешние камеры, я заорал по громкой связи:
– Билл, ты это видишь?!
По моим прикидкам шарики были метров триста в диаметре и двигались с постоянной скоростью. Я насчитал 9 штук.
– Вижу – спокойно отозвался Билл. – Чего ты орешь, нас же предупреждали.
Это да, нас предупреждали.
До нас так далеко в космос забирались только астронавты миссии Аполлон. Все околоземные орбитальные полеты проходят на высоте 100-200 км от Земли, то есть в сильном магнитном поле Земли. Луна же находится на расстоянии около 400 000 км. Как известно, все астронавты, начиная с Армстронга, видели что-то непотребное. Вот реально его (Армстронга) первые слова после прилунения: "Они огромные сэр! Громадные! О мой бог! Вы не поверите в это! Я говорю вам, что другие внеземные корабли здесь, они выстраиваются на отдаленной части Луны на краю кратера! Они на Луне и наблюдают за нами!". Разумеется, астронавты снимали все это на пленку, но при проявке ничего обнаружено не было. Причем с увеличением времени пребывания вдали от Земли галлюцинации усиливались, и, самое странное, люди видели одно и то же.
Что увидели астронавты Аполлона 17, осталось глубоко засекреченным (я даже сейчас не могу об этом рассказать), но миссии за номером 18, 19 и 20 отменили, хотя уже были построены космические корабли и лунные модули.
Возникла гипотеза, что есть некое космическое излучение, от которого мы защищены магнитным полем Земли, и которое в глубоком космосе наводит стойкие галлюцинации. Одной из наших с Биллом задач было проверить: галлюцинации – это свойство именно Луны или вообще космоса.
Я связался с Землей. Земля, естественно, ничего не наблюдала, ни по нашим камерам, ни в свои телескопы. Ну и ладно. Нам бы две недели продержаться, а там смена. Хотя на космодроме стоит полностью готовый к старту спасательный корабль, готовый в любую минуту броситься к нам на помощь. Ну как в любую минуту: готовность к старту – сутки, и еще сутки до нас лететь… Да, что-то я раньше времени о спасателях размечтался. Работать надо!
Началась работа. Билл пропадал в оранжерее, я же запустил все функции жилого модуля и потратил два дня на настройку оптимальных параметров, как-то: температура, давление и влажность воздуха, содержание в означенном воздухе кислорода и углекислого газа; работа системы пылеудаления и, извините, корректная работа туалетов. Не скрою, наибольшее удовольствие мне доставила проверка на себе банного комплекса – смесь парилки, душевой кабины и пылесоса.
За эти два дня в ближайшем космосе творилось черт знает что: летающие тарелки совсем распоясались и стали подлетать вплотную к станции. Тарелками я их называю по привычке – вообще-то они представляли собой здоровенные сферы, покрытые всякими неприятно шевелящимися отростками. Эти сферы завели гнусную привычку зависать рядом, выдвигать нечто вроде трубы диаметром около метра и приникать этой трубой к нашим иллюминаторам. На конце трубы было что-то вроде здоровой линзы, то есть за ней все расплывалось, но периодически к линзе приникали маленькие (сантиметров восемьдесят) зеленые человечки и наблюдали за нами – вот тогда зеленых можно было рассмотреть во всех подробностях. Понятно, что это были галлюцинации, но интересно, что у нас с Биллом даже подробности совпадали. Телевизионщики сходили с ума – они-то ничего не видели. Их главный был готов лететь на станцию лично – остановила его только явная бессмысленность такого шага: камеры ничего не фиксировали, а на слово работнику телевидения никто не поверит.
Перелом наступил на третий день, когда я перешел в научный модуль. Вскрыв панель очередного блока, я невольно отпрянул и тут же врезался головой в условный потолок – невесомость, однако. За панелью, свернувшись кольцом, лежала змея – не так чтобы большая, места в электронном блоке не много – но очень мерзкая. Я с детства боюсь и ненавижу змей, хотя они мне отродясь ничего плохого не сделали. Это что-то иррациональное – даже если змею показывают по телевизору, я переключаю программу. Змея, похоже, была дохлая. Я схватил какую-то штангу, мусорный мешок, запихнул туда змею и выбросил мешок в утилизатор. И тут до меня дошло – надо было звать Билла, он все-таки биолог, да еще с мировым именем, если верить его словам.
Билл висел в странной позе, как бы сидя на корточках, и задумчиво смотрел внутрь развороченного пылесоса (таких в оранжерее было несколько, для сбора мертвых листьев и прочего мусора).
– Что? – спросил я.
– Пауки – коротко ответил Билл.
– И где?
– Как видишь, нету.
– А у меня змея.
– Это очень интересно – абсолютно равнодушным голосом сказал Билл.
– Что будем делать?
Мы попытались связаться с Землей, но по всем каналам было только невнятное шипение. Я вспомнил свою змею, и меня опять передернуло. С телевизионщиками связь была, но через слово. Кое-как они объяснили, что на Солнце сильная буря и со связью могут быть проблемы.
– Проблем… – задумчиво пробормотал Билл.
Я предложил посмотреть записи камер – до этого у нас времени не было, мы верили на слово Земле, что ничего не происходит, а у нас глюки, пусть и не простые.
Просмотр нас потряс – камеры фиксировали ВСЁ – от первых шариков до практически стыковки зеленых со станцией. Так кто кому врет? Билл кинулся к пульту связи – шипение по всем каналам.
– Слушай, если у нас совместные галлюцинации, так может и то, что на записи все есть – нам только кажется? – неуверенно предположил я. Великий биолог посмотрел на меня как на амебу простейшую, которую и препарировать-то не интересно, и ничего не сказал.
– Может, пообедаем, раз такое дело?
– Готовь, я сейчас – хмуро буркнул Билл и полетел в свою оранжерею.
Я не успел долететь до кухонного автомата, как из своего модуля со сдавленным криком вылетел Билл. Дико вращая налитыми кровью глазами, он тыкал рукой в сторону оранжереи, пытаясь что-то сказать. Я осторожно заглянул внутрь.
Оранжереи не было. Сразу за шлюзом начинался город, причем город горел и рушился. Вспоминая потом все это (а вспоминать меня заставляли профессионально, подробно и многократно), я отметил, что все было совершенно беззвучно, хотя грохот от рушащихся домов должен был стоять неимоверный. При этом в лицо мне явственно ударило волной жара и гари. А посреди этого ада к нам шла девушка невероятной красоты, одетая в легкое платье и волочащуюся по земле накидку. Рядом с ней падали кирпичи и бетонные блоки, она легко проходила по лужам горящего бензина, но все это не причиняло ей не малейшего вреда.
Девушка прошла сквозь шлюз прямо на меня. Я невольно посторонился и отплыл в сторону. Наша гостья, не сбавляя шага, прошла сквозь модуль управления к противоположному шлюзу. Причем она цокала каблуками по воздуху, как по твердой дороге, и невесомость на нее не действовала, то есть и накидка не всплывала, и волосы не топорщились в разные стороны. Противоположный стыковочный узел был пустой, поэтому шлюз был задраен, как положено – на четыре электронных замка, открываемых с пульта, и основной механический, для открывания которого нужно было вращать здоровенный и очень тугой штурвал. Как только девушка появилась в нашем модуле, все четыре электронных замка сработали с громким щелчком, а штурвал стал вращаться на открывание с дикой скоростью. Я рывком бросился к штурвалу, но на середине моего полета какая-то сила толкнула меня назад и впечатала в переборку. Краем глаза я видел, как Билла тоже что-то придавило к стене – он извивался, как раздавленный червяк, но с места сдвинуться не мог. Люк шлюза распахнулся. Одновременно открылся и внешний люк, и мы увидели звезды. Причем, что характерно, воздух не вырывался со страшной скоростью в открытый космос, увлекая за собой все незакрепленные предметы и нас с Биллом, а оставался неподвижен, как будто ничего не происходило.
Когда девушка подошла к открытому люку, она на миг остановилась, и мы услышали голос – глубокий, мелодичный, прекрасный, как и все в этой незнакомке, но абсолютно равнодушный:
– Они идут. Вам их не остановить. Земле конец – и вышла в открытый космос.
Люк сам собой закрылся, щелкнули замки, штурвал завертелся в обратную сторону. Сила, прижимающая нас к переборкам, исчезла. Я кинулся к оранжерее. Там по-прежнему царил ад.
Целых домов не осталось, руины пылали, но не это было самое страшное. Из-за горизонта на город наползала Тьма. Земля с остатками зданий, скелетами деревьев и горящими машинами беззвучно рушилась куда-то в бездну, Тьма приближалась медленно, но неумолимо. В этой кромешной темноте медленно загорались и гасли тусклые огоньки, как будто кто-то огромный лениво приоткрывал глаза, безразлично поглядывая на раздавленный асфальтовым катком муравейник. И вот от этого было по-настоящему жутко.
Билл за моим плечом забормотал:
– Надо их не пустить, здесь переход в наш мир, надо уничтожить Станцию…
Он ринулся к пульту и, зацепившись ногами за скобы, стал лихорадочно щелкать переключателями. Я метнулся за ним.
– Билл, – кричал я, – это глюки, никого нет!
Я схватил его за плечо, рванул на себя, и в этот момент мир вспыхнул яркими искрами и погрузился во тьму.
Когда я пришел в себя, голова страшно болела, левый глаз практически не открывался. Я медленно восстанавливал цепь событий. Похоже, я пропустил фирменный хук Билла. Невесомость невесомостью, но массу (кулака, например) никто не отменял.
Тут включился мой слух, и на меня обрушился громкий голос из динамиков:
– Лагранж Пять, отвечайте, Лагранж Пять, что у вас происходит, Лагранж Пять Земле, доложите обстановку… – чувствовалось, что оператор ЦУПа бубнит не один час и порядком устал. Его периодически перебивали истерические крики телевизионщиков:
– Билл, Вася, почему нет картинки, где звук?! Это нарушение контракта!
– Плевать хотел я на твой контракт – пробормотал я и направился к пульту управления.
Сжав микрофон в руке, я как можно громче и, как мне казалось, совершенно спокойно произнес:
– Все в порядке, ситуация штатная, высылайте спасателей, мы сошли с ума. – Оператор на экране поперхнулся, выпучил глаза и явно хотел что-то сказать, но в этот момент Станция дернулась, и я с прочим мусором медленно поплыл к противоположной стене. Надо сказать, что задержка сигнала между ЦУПом и Лагранж-5 составляет три секунды, поэтому мудрых сентенций оператора я не дождался. Кое-как извернувшись, я от чего-то оттолкнулся и снова добрался до пульта. Привычно зафиксировавшись, я оценил обстановку. Если бы у меня были волосы на голове, я бы наверняка стал похож на морского ежа.
Этот сукин сын выбросил в космос все горючие для двигателей ориентации Станции. Мало того, сам он находился в спускаемом модуле и дал импульс, направивший Станцию к Луне. Его расчет был прост: не имея топлива, Станция рухнет на Луну и погибнет со всеми переходами в иные миры и прочей чертовщиной. Я врубил внутреннюю связь:
– Билл, ты идиот, прекрати немедленно!!!
Он глянул в объектив и ответил улыбкой безумца:
– Все кончено, они не пройдут!
– Билл, ты на самом деле идиот!
Я кинулся к шлюзу спускаемого модуля и заблокировал люк изнутри.
Билл мало того, что идиот, он еще и физику не знает, даже в пределах школьного курса.
В спускаемом модуле горючего ровно столько, чтобы обеспечить импульс в сторону Земли и пару маневров перед входом в атмосферу. Но рассчитано это все на массу модуля и двух человек внутри. Полная масса Станции в десятки раз больше. Да, столкнув всю эту массу с орбиты, пускай и слабым импульсом, можно предположить, что все это рано или поздно рухнет на Луну. Но тем и хороша точка Лагранжа за номером 5, что тело малой массы вернется обратно, ибо в Лагранжах 4 и 5 гравитационные впадины, в отличие от первых трех, которые расположены строго по линии Земля – Луна, и которые не устойчивы. Кому интересно – почитайте учебник астрономии.
Другими словами, точки 5 и 4 устойчивы – тело, выпав из них, возвращается обратно. Еще проще, не упадет наша станция на Луну.
Инопланетянин в иллюминаторе строил мне уморительные рожицы и приплясывал всем телом. Я помахал ему рукой, и, устало вытянувшись, приготовился ждать спасателей.
Кратер Укерт
После нашей бесславной экспедиции на Л5 вопрос о воздействии дальнего космоса на психику встал, что называется, ребром. Ученые немедленно стали выдвигать различные теории о природе этого явления – от сложно модулированного магнитного поля до неизвестного пока науке телепатического излучения и воздействия на мозг проекций из параллельных миров и других измерений. Правда, толку от их измышлений и спекуляций для нас было немного.
Говоря «для нас», я имею в виду, что после возвращения на Землю я после довольно муторного разбирательства все-таки остался работать в МКА. Билл же загремел на полгода в психушку, именуемую «санаторий для реабилитации пострадавших от посттравматического синдрома», а затем был списан из Агентства начисто. В конечном счете у него все сложилось хорошо, работает в университете, женился и о космосе слышать не хочет. Ну дай бог ему здоровья.
Кстати, я думал, будет грандиозный скандал – как же, НАСА столько лет скрывала эту информацию, в дальний космос летать оказалось проблематично и вообще… На деле телевизионщики показать ничего не смогли, словесный пересказ наших страданий публику не впечатлил (мало ли ужастиков на страницах желтой прессы, да мы больше помалкивали), тайны же НАСА полувековой давности мало кого интересуют. Через два дня внимание мировых СМИ переключилось на безобразную драку на вручении Оскара и о бедах космонавтики благополучно забыли.
Что же касается самой мировой космонавтики, то практических проблем обозначилось две:
– где источник этого излучения, как его обнаружить и можно ли оный источник ликвидировать;
– как защититься от этого излучения.
Следующая экспедиция на Лагранж-5 потащила с собой кучу рулонов различных материалов и довольно долго экспериментировала, экранируя главный модуль станции то тем, то этим. И защита была найдена – фольга, только не алюминиевая, а серебряная. Как ни смешно это выглядело, оказалось достаточно носить шапочку из фольги. Вот эти кадры обошли все мировые агентства… Потом инженеры додумались обклеить стены станции очень тонкой серебряной сеткой, и проблема защиты была решена. Сложнее оказалось найти источник излучения…
Космический корабль «Орион» совершал очередной виток вокруг Луны в ожидании распоряжений из центра управления полетом.
– Какая красота! – восхищенно ахнула Анна, любуясь в иллюминатор нежно-голубым земным диском, встающим над унылой серой лунной равниной.
– Да уж, красота… – желчно буркнул капитан корабля Джон Сикорски, – ты же не видишь, что вокруг творится.
– А что вы сейчас видите? – живо поинтересовалась Анна.
– То ли драконы, то ли динозавры, дьявол их разберет, – нехотя ответил капитан, не глядя на девушку. Анна, роскошная блондинка, производила, как правило, неотразимое впечатление на мужчин, знала это и беззастенчиво этим пользовалась. Тем более было обидно, что Джон, такой интересный мужчина, героический покоритель космоса в те времена, когда Анна была еще школьницей, совсем ее не замечает. По крайней мере, обращается с ней также, как и со второй женщиной на корабле, худенькой и невзрачной этнической китаянкой Фанг. То ли дело бортинженер, невысокий застенчивый юноша. Он влюбился в Анну сразу и бесповоротно, и, разумеется, тут же стал ей неинтересен.
Космический корабль «Орион» рассчитан на четырех астронавтов. В свете в очередной раз обострившейся в США борьбы за политкорректность и гендерное равенство в экипаже было двое мужчин и две женщины. Задача миссии – облететь несколько раз вокруг Луны и хоть примерно понять, где же источник загадочного излучения. И вот тут начались странности.
Оказалось, что галлюцинациям подвержены только мужчины. Обе женщины категорически ничего странного не видели. «Я так и знал, что толку от баб не будет» – бурчал про себя старый космический волк Сикорски, но вслух, разумеется, ничего такого не говорил.
Тем временем облеты дали свои результаты. Видения и у капитана, и у бортинженера пропадали, когда «Орион» находился над обратной стороной Луны. Наибольшей интенсивности глюки достигали над центром видимой с Земли части Луны. В этой ближайшей к Земле точке лунной поверхности находился кратер Укерт.
В среде уфологов Укерт давно, прочно и, как оказалось, по праву занимал одно из первых мест среди загадок Космоса. По легендам любителей НЛО кратер имеет форму идеального равностороннего треугольника со стороной примерно в 25 километров. Недалеко от кратера расположена некая система башен высотой до 11 километров, причем материал этих образований пропускает свет. Разумеется, все это построено пришельцам миллионы лет назад, а земные правительства засекретили все данные и даже снимки данного района…
Действительность оказалась более обыденной. Да, кратер несколько напоминал треугольник, но уж идеальными его стороны назвать никак было нельзя. Прозрачных башен тоже не обнаружилось – ни на материалах съемки, ни при тщательном визуальном осмотре, когда «Орион» пролетал над кратером. Но вот в центре кратера астронавты зафиксировали некое образование в виде купола диаметром примерно 100 метров и подозрительно правильной формы. Наконец-то появилось что-то существенное и материальное.
Экипаж готов был десантироваться в район кратера в полном составе. Даже невозмутимый обычно капитан тихонечко ругался и пыхтел больше обычного.
К сожалению, «Орион» не предназначен для посадки на Лунную поверхность. По замыслу творцов, корабль на орбите Луны должен встречать посадочный модуль «Старшип» – астронавты перебираются в модуль, который и позволяет сесть и, главное, затем взлететь с Луны. Программой данной миссии запуск посадочного модуля к Луне предусмотрен не был.
Земля, получив подробный доклад и материалы съемки предполагаемого артефакта во всех мыслимых диапазонах, немедленно начала созывать совещания с привлечением все большего числа специалистов, ответственных сотрудников, чиновников и каких-то вообще случайных людей. Простейший вопрос – что делать дальше экипажу «Ориона» – запутывался и забалтывался все больше. Горячие головы требовали немедленного старта и отправки посадочного модуля к Луне, тем более что у НАСА был готов «Старшип» именно для посадки на Луну. Теоретически посадочный модуль мог стартовать в течение двух суток. Возражения, что кратер стоит много лет и постоит еще пару месяцев, что этот экипаж «Ориона» к высадке не готовился, и, главное, готовых лунных скафандров нет, особо в расчет не принимались.
Руководитель полета клял себя последними словами – надо было сразу своей властью дать команду на возвращение корабля, а затем в спокойном режиме готовить экспедицию с высадкой на Луну, с многосторонней поддержкой и перестраховкой… Теперь был поздно, всё вышло на международный уровень, и каждый тянул одеяло на себя.
На борту «Ориона» шла жаркая дискуссия. Анна была по должности наблюдатель и оператор всей видео- фото- и прочей аппаратуры для фиксации и изучения любых аномальных явлений, обнаруженных в ходе миссии. Она тыкала изящным пальчиком в экран, где поочередно демонстрировались снимки кратера и купола в его центре в разных ракурсах и при максимальном увеличении. К сожалению, корабль пролетал не точно над кратером, на высоте 100 километров, да и Солнце светило сбоку и черные тени скрывали многие подробности.
– Смотрите, поверхность купола неоднородная, явно же видна какая-то структура! А вот тут затемнение, это же совершенно точно вход! – горячилась Анна.
Капитан не менее яростно отбивался:
– Это может быть что угодно, хоть след от метеорита, а не вход! И структура твоя – просто лунная пыль! А предложение твое – чистая авантюра, так никто не делал…
Анна, горячо поддержанная бортинженером Гарри, предлагала следующее.
Через шесть часов для Укерта Солнце будет почти в зените, то есть даст максимальное освещение. К этому моменту «Орион» после серии маневров пролетит точно над кратером на высоте пять километров. Разумеется, вся фиксирующая техника будет работать на полную мощность, да и астронавты будут смотреть во все глаза.
– А если врежемся в поверхность? А не врежемся, уйдем на такой эллипс, назад возвращаться будем сутки, – горячился капитан – да и разрешение Земли мы вряд ли получим.
Тут внезапно на сторону Анны встала обычно молчаливая и незаметная второй пилот Фанг:
– Капитан, такой шанс бывает раз в жизни! Если мы просто вернемся, на Луну полетят уже другие люди, и не скоро. А мы уже сейчас можем хоть что-то увидеть. Да и для подготовки следующей экспедиции будет какая-никакая информация.
Последний довод убедил капитана, который и сам очень хотел посмотреть на эту штуку поближе. А вдруг и правда зеленые человечки…
Сначала все шло просто прекрасно. Сикорски доложил план операции в центр управления, затребовав формальной санкции или формального же запрета. Прекрасно знавший жуткую бюрократию НАСА, да помноженную на международные структуры, капитан не сомневался, что прямого приказа на пролет над кратером не будет, но и прямого запрета не будет тоже. Как не будет и приказа на немедленное возвращение на Землю. Так и случилось, после долгой заминки из ЦУПа поступила команда ждать дальнейших распоряжений. В данном случае, учитывая, что топливо, воздух и прочие ресурсы на корабле заканчивались, устав давал капитану право принимать самостоятельное решение.
«Орион» шел прямиком на Укерт. Капитан сидел в пилотском кресле с таким волевым и решительным лицом, что Анна незаметно сфотографировала его несколько раз. Учитывая, что голова Сикорски была обмотана фольгой в несколько слоев, миллионы лайков блогу Анны были обеспечены.
Беда случилась, когда до кратера оставалось километров пятьдесят. Первым не выдержал бортинженер. Юноша вдруг молниеносным движением отстегнулся от кресла, метнулся к аппаратуре управления двигательной установкой и начал лихорадочно щелкать тумблерами и переключателями. При этом он очень быстро бормотал «Щупальца, щупальца, щупальца…»
Через две секунды дико заорал капитан и начал остервенело царапать свое лицо. Как потом оказалось, у него возникло неодолимое желание направить корабль вертикально вниз и врезаться в лунную поверхность. Краем сознания понимая, что этого делать нельзя, Сикорски пытался через боль избавиться от наваждения.
Всех спасла тихая незаметная Фанг. Пока Анна, впав в ступор, пыталась сообразить, что же делать, китаянка черной молнией метнулась к бортинженеру, сделала неуловимое движение рукой, и Гарри, потеряв сознание, безвольной куклой поплыл в сторону. Через секунду та же участь постигла капитана. Фанг, сверкая черными глазами и хищно улыбаясь, повернулась к блондинке:
– Ну что, подруга, давай зафиксируем этих никчемных самцов, и полетели на Землю.
Дурацкая история (начало)
А все произошло из-за капитана Козлова! Это же надо, загнать «Руслан» Ан-124 с нашим грузом черт знает куда. Ладно, рассказываю по порядку.
Это произошло летом 1991 года. Мы с Димкой, два свежеиспеченных лейтенанта зенитных ракетных войск, прибыли согласно распределения к месту несения службы. А место нам досталось непростое – поселок Сары-Шаган, что недалеко от озера Балхаш в Казахстане. Кто в курсе, тот сразу все понял. Кто не в курсе – объясняю.
Сары-Шаган – это военный ракетный полигон. Основное назначение полигона – испытание нового ракетного оружия, в том числе и для ПВО.
Мы с Димкой, то есть, прошу прощения, с лейтенантом Муштаевым, попали в очень интересную группу. В те времена советская военная наука была вполне себе на мировом уровне, и испытывались на полигоне весьма необычные разработки.
Вот, например. Самая современная тогда зенитно-ракетная система С-300 была максимально автоматизирована. Теоретически после небольших доработок она могла обнаруживать и уничтожать вражеские самолеты без участия человека. Вся система – очень условно – это командный пункт, который обнаруживает цели и распределяет их по дивизионам, и несколько ракетных дивизионов, которые эти цели и сбивают. Командный пункт и дивизионы находятся в нескольких километрах друг от друга, их ЭВМ в автоматическом режиме по радиосвязи обмениваются телекодовой информацией (сейчас это называется интернет). Человек, конечно, дублирует все это голосом и в нужный момент нажимает необходимые кнопки. А сам нужный момент определяет ЭВМ и выдает эту информацию на соответствующие экраны. Теоретически человека можно из этой цепочки исключить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72092614?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Николай Борисович Патрикеев
Близкое будущее, ближний космос, международная станция в точке Лагранжа. Мечта о том, как все могло быть, если бы политики больше думали о сотрудничестве и меньше о своих амбициях
Николай Патрикеев
Лагранж номер пять
Точка Лагранжа
А вы знаете, приятно, черт возьми, быть первым. Ну понятно, Гагарин, Армстронг, который первый на Луне, Колумб наконец… Но ведь кто-то первый испытал, например, пенициллин – не придумал, а именно испытал, на себе. Кто-то купил Форд-Т и стал первым автолюбителем. Кто-то первым попробовал гамбургер. История их не помнит. Кстати, насчет гамбургера – на месте Макдоналдс я бы раскрутил этого человека и доказал бы, что только благодаря бигмакам и Кока-коле он стал председателем совета директоров какой-нибудь горнорудной компании. Что стоит рекламному отделу Макдоналдс купить небольшую горнорудную компанию и поставить туда своего председателя…
Ну ладно, я отвлекся. Я тоже стал первым. И мое звучное имя – Василий – как и имя Билла, будет прописано в энциклопедиях, в отличие от пожирателей гамбургеров. Мы с Биллом стали первыми обитателями станции Лагранж-5. Строго говоря, всей станции пока – жилой модуль, научный, оранжерея и модуль управления, он же центральный, с кучей стыковочных узлов. Но это абсолютно не важно: флаг поднят, приказ подписан, и мы заступили на дежурство.
Пару слов о том, что такое Лагранж. И тем более пять, хотя наша станция первая. Лагранж предсказал пять точек в системе двух больших космических тел (например, Земля – Луна), в которых маленькое тело (космическая станция) сохраняет свое положение относительно больших тел, не затрачивая энергии.
Итак, в точке Лагранж-5 повешена (подвешена) космическая станция. Мы ее первые обитатели. Мы: я – бортинженер, знающий, как этой посудиной управлять; Билл, биолог – двухметровый детина с застенчивой улыбкой и кулаками убийцы; а также обитатели оранжереи: бобы, ромашки и прочий укроп.
Мы перешли в модуль управления. Билл сразу рванул к своей любимой капусте, предоставив мне распаковывать наши пожитки. Что ж, раз я не самый великий ботаник в окрестностях Луны, а всего лишь самый великий механик (ввиду отсутствия конкурентов), займусь распихиванием шмоток. Чтоб вы понимали, на Лагранж можно взять ограниченное количество вещей. Их измеряют в граммах. Каждый грамм – примерно 1000 долларов США (стоимость доставки). Поэтому зубные щетки, бритвенные наборы и прочие принадлежности были утверждены высочайшей комиссией и в плане раскладки сложностей не представляли.
Я картинно повисел у иллюминатора, хмуря брови и шевеля челюстью, как бы наблюдая за Луной, а потом принялся за работу. А что поделаешь: одно из условий контракта – нас постоянно снимают, а потом из этого сделают фильм. Причем телекомпания платит больше, чем Международное Космическое Агентство, которое нас сюда и закинуло. Я увлекся распаковкой багажа и забыл телевизионные обязанности, то есть не вздыхал картинно, поднимая очередную тяжесть, и не смахивал пот со лба, опаляемого безжалостным Солнцем. Тяжести у нас, правда, нет, есть масса, а Солнце находилось с другой стороны станции. Телекомпании это было все равно. Через неполные пять минут на связь со мной вышел Генеральный Продюсер чего-то-там, и четко и понятно объяснил мне про контракт и про последствия его неисполнения. Эх, на службе бы нам так объясняли – я не про последствия, а про боевую задачу…
Ну ладно. Я вернулся к стыковочному узлу, выпятил челюсть, схватил очередной ящик и отправился в путь к жилому модулю, не забыв напрячь бицепсы. В невесомости это выглядело, наверное, здорово. Пролетая мимо иллюминатора, я затормозил, и, приставив ладонь козырьком ко лбу, уставился на Луну. Вот тут-то все и началось.
С поверхности Луны медленно всплывали какие-то светлые шарики, один за другим, выстраиваясь в цепочку. Медленно и величаво, как пузырьки в шампанском, шарики отправились куда-то в сторону Земли. Реакция у меня хорошая (с другой в космонавты не берут): бросив ящик, я рванул к пульту управления. Врубив все внешние камеры, я заорал по громкой связи:
– Билл, ты это видишь?!
По моим прикидкам шарики были метров триста в диаметре и двигались с постоянной скоростью. Я насчитал 9 штук.
– Вижу – спокойно отозвался Билл. – Чего ты орешь, нас же предупреждали.
Это да, нас предупреждали.
До нас так далеко в космос забирались только астронавты миссии Аполлон. Все околоземные орбитальные полеты проходят на высоте 100-200 км от Земли, то есть в сильном магнитном поле Земли. Луна же находится на расстоянии около 400 000 км. Как известно, все астронавты, начиная с Армстронга, видели что-то непотребное. Вот реально его (Армстронга) первые слова после прилунения: "Они огромные сэр! Громадные! О мой бог! Вы не поверите в это! Я говорю вам, что другие внеземные корабли здесь, они выстраиваются на отдаленной части Луны на краю кратера! Они на Луне и наблюдают за нами!". Разумеется, астронавты снимали все это на пленку, но при проявке ничего обнаружено не было. Причем с увеличением времени пребывания вдали от Земли галлюцинации усиливались, и, самое странное, люди видели одно и то же.
Что увидели астронавты Аполлона 17, осталось глубоко засекреченным (я даже сейчас не могу об этом рассказать), но миссии за номером 18, 19 и 20 отменили, хотя уже были построены космические корабли и лунные модули.
Возникла гипотеза, что есть некое космическое излучение, от которого мы защищены магнитным полем Земли, и которое в глубоком космосе наводит стойкие галлюцинации. Одной из наших с Биллом задач было проверить: галлюцинации – это свойство именно Луны или вообще космоса.
Я связался с Землей. Земля, естественно, ничего не наблюдала, ни по нашим камерам, ни в свои телескопы. Ну и ладно. Нам бы две недели продержаться, а там смена. Хотя на космодроме стоит полностью готовый к старту спасательный корабль, готовый в любую минуту броситься к нам на помощь. Ну как в любую минуту: готовность к старту – сутки, и еще сутки до нас лететь… Да, что-то я раньше времени о спасателях размечтался. Работать надо!
Началась работа. Билл пропадал в оранжерее, я же запустил все функции жилого модуля и потратил два дня на настройку оптимальных параметров, как-то: температура, давление и влажность воздуха, содержание в означенном воздухе кислорода и углекислого газа; работа системы пылеудаления и, извините, корректная работа туалетов. Не скрою, наибольшее удовольствие мне доставила проверка на себе банного комплекса – смесь парилки, душевой кабины и пылесоса.
За эти два дня в ближайшем космосе творилось черт знает что: летающие тарелки совсем распоясались и стали подлетать вплотную к станции. Тарелками я их называю по привычке – вообще-то они представляли собой здоровенные сферы, покрытые всякими неприятно шевелящимися отростками. Эти сферы завели гнусную привычку зависать рядом, выдвигать нечто вроде трубы диаметром около метра и приникать этой трубой к нашим иллюминаторам. На конце трубы было что-то вроде здоровой линзы, то есть за ней все расплывалось, но периодически к линзе приникали маленькие (сантиметров восемьдесят) зеленые человечки и наблюдали за нами – вот тогда зеленых можно было рассмотреть во всех подробностях. Понятно, что это были галлюцинации, но интересно, что у нас с Биллом даже подробности совпадали. Телевизионщики сходили с ума – они-то ничего не видели. Их главный был готов лететь на станцию лично – остановила его только явная бессмысленность такого шага: камеры ничего не фиксировали, а на слово работнику телевидения никто не поверит.
Перелом наступил на третий день, когда я перешел в научный модуль. Вскрыв панель очередного блока, я невольно отпрянул и тут же врезался головой в условный потолок – невесомость, однако. За панелью, свернувшись кольцом, лежала змея – не так чтобы большая, места в электронном блоке не много – но очень мерзкая. Я с детства боюсь и ненавижу змей, хотя они мне отродясь ничего плохого не сделали. Это что-то иррациональное – даже если змею показывают по телевизору, я переключаю программу. Змея, похоже, была дохлая. Я схватил какую-то штангу, мусорный мешок, запихнул туда змею и выбросил мешок в утилизатор. И тут до меня дошло – надо было звать Билла, он все-таки биолог, да еще с мировым именем, если верить его словам.
Билл висел в странной позе, как бы сидя на корточках, и задумчиво смотрел внутрь развороченного пылесоса (таких в оранжерее было несколько, для сбора мертвых листьев и прочего мусора).
– Что? – спросил я.
– Пауки – коротко ответил Билл.
– И где?
– Как видишь, нету.
– А у меня змея.
– Это очень интересно – абсолютно равнодушным голосом сказал Билл.
– Что будем делать?
Мы попытались связаться с Землей, но по всем каналам было только невнятное шипение. Я вспомнил свою змею, и меня опять передернуло. С телевизионщиками связь была, но через слово. Кое-как они объяснили, что на Солнце сильная буря и со связью могут быть проблемы.
– Проблем… – задумчиво пробормотал Билл.
Я предложил посмотреть записи камер – до этого у нас времени не было, мы верили на слово Земле, что ничего не происходит, а у нас глюки, пусть и не простые.
Просмотр нас потряс – камеры фиксировали ВСЁ – от первых шариков до практически стыковки зеленых со станцией. Так кто кому врет? Билл кинулся к пульту связи – шипение по всем каналам.
– Слушай, если у нас совместные галлюцинации, так может и то, что на записи все есть – нам только кажется? – неуверенно предположил я. Великий биолог посмотрел на меня как на амебу простейшую, которую и препарировать-то не интересно, и ничего не сказал.
– Может, пообедаем, раз такое дело?
– Готовь, я сейчас – хмуро буркнул Билл и полетел в свою оранжерею.
Я не успел долететь до кухонного автомата, как из своего модуля со сдавленным криком вылетел Билл. Дико вращая налитыми кровью глазами, он тыкал рукой в сторону оранжереи, пытаясь что-то сказать. Я осторожно заглянул внутрь.
Оранжереи не было. Сразу за шлюзом начинался город, причем город горел и рушился. Вспоминая потом все это (а вспоминать меня заставляли профессионально, подробно и многократно), я отметил, что все было совершенно беззвучно, хотя грохот от рушащихся домов должен был стоять неимоверный. При этом в лицо мне явственно ударило волной жара и гари. А посреди этого ада к нам шла девушка невероятной красоты, одетая в легкое платье и волочащуюся по земле накидку. Рядом с ней падали кирпичи и бетонные блоки, она легко проходила по лужам горящего бензина, но все это не причиняло ей не малейшего вреда.
Девушка прошла сквозь шлюз прямо на меня. Я невольно посторонился и отплыл в сторону. Наша гостья, не сбавляя шага, прошла сквозь модуль управления к противоположному шлюзу. Причем она цокала каблуками по воздуху, как по твердой дороге, и невесомость на нее не действовала, то есть и накидка не всплывала, и волосы не топорщились в разные стороны. Противоположный стыковочный узел был пустой, поэтому шлюз был задраен, как положено – на четыре электронных замка, открываемых с пульта, и основной механический, для открывания которого нужно было вращать здоровенный и очень тугой штурвал. Как только девушка появилась в нашем модуле, все четыре электронных замка сработали с громким щелчком, а штурвал стал вращаться на открывание с дикой скоростью. Я рывком бросился к штурвалу, но на середине моего полета какая-то сила толкнула меня назад и впечатала в переборку. Краем глаза я видел, как Билла тоже что-то придавило к стене – он извивался, как раздавленный червяк, но с места сдвинуться не мог. Люк шлюза распахнулся. Одновременно открылся и внешний люк, и мы увидели звезды. Причем, что характерно, воздух не вырывался со страшной скоростью в открытый космос, увлекая за собой все незакрепленные предметы и нас с Биллом, а оставался неподвижен, как будто ничего не происходило.
Когда девушка подошла к открытому люку, она на миг остановилась, и мы услышали голос – глубокий, мелодичный, прекрасный, как и все в этой незнакомке, но абсолютно равнодушный:
– Они идут. Вам их не остановить. Земле конец – и вышла в открытый космос.
Люк сам собой закрылся, щелкнули замки, штурвал завертелся в обратную сторону. Сила, прижимающая нас к переборкам, исчезла. Я кинулся к оранжерее. Там по-прежнему царил ад.
Целых домов не осталось, руины пылали, но не это было самое страшное. Из-за горизонта на город наползала Тьма. Земля с остатками зданий, скелетами деревьев и горящими машинами беззвучно рушилась куда-то в бездну, Тьма приближалась медленно, но неумолимо. В этой кромешной темноте медленно загорались и гасли тусклые огоньки, как будто кто-то огромный лениво приоткрывал глаза, безразлично поглядывая на раздавленный асфальтовым катком муравейник. И вот от этого было по-настоящему жутко.
Билл за моим плечом забормотал:
– Надо их не пустить, здесь переход в наш мир, надо уничтожить Станцию…
Он ринулся к пульту и, зацепившись ногами за скобы, стал лихорадочно щелкать переключателями. Я метнулся за ним.
– Билл, – кричал я, – это глюки, никого нет!
Я схватил его за плечо, рванул на себя, и в этот момент мир вспыхнул яркими искрами и погрузился во тьму.
Когда я пришел в себя, голова страшно болела, левый глаз практически не открывался. Я медленно восстанавливал цепь событий. Похоже, я пропустил фирменный хук Билла. Невесомость невесомостью, но массу (кулака, например) никто не отменял.
Тут включился мой слух, и на меня обрушился громкий голос из динамиков:
– Лагранж Пять, отвечайте, Лагранж Пять, что у вас происходит, Лагранж Пять Земле, доложите обстановку… – чувствовалось, что оператор ЦУПа бубнит не один час и порядком устал. Его периодически перебивали истерические крики телевизионщиков:
– Билл, Вася, почему нет картинки, где звук?! Это нарушение контракта!
– Плевать хотел я на твой контракт – пробормотал я и направился к пульту управления.
Сжав микрофон в руке, я как можно громче и, как мне казалось, совершенно спокойно произнес:
– Все в порядке, ситуация штатная, высылайте спасателей, мы сошли с ума. – Оператор на экране поперхнулся, выпучил глаза и явно хотел что-то сказать, но в этот момент Станция дернулась, и я с прочим мусором медленно поплыл к противоположной стене. Надо сказать, что задержка сигнала между ЦУПом и Лагранж-5 составляет три секунды, поэтому мудрых сентенций оператора я не дождался. Кое-как извернувшись, я от чего-то оттолкнулся и снова добрался до пульта. Привычно зафиксировавшись, я оценил обстановку. Если бы у меня были волосы на голове, я бы наверняка стал похож на морского ежа.
Этот сукин сын выбросил в космос все горючие для двигателей ориентации Станции. Мало того, сам он находился в спускаемом модуле и дал импульс, направивший Станцию к Луне. Его расчет был прост: не имея топлива, Станция рухнет на Луну и погибнет со всеми переходами в иные миры и прочей чертовщиной. Я врубил внутреннюю связь:
– Билл, ты идиот, прекрати немедленно!!!
Он глянул в объектив и ответил улыбкой безумца:
– Все кончено, они не пройдут!
– Билл, ты на самом деле идиот!
Я кинулся к шлюзу спускаемого модуля и заблокировал люк изнутри.
Билл мало того, что идиот, он еще и физику не знает, даже в пределах школьного курса.
В спускаемом модуле горючего ровно столько, чтобы обеспечить импульс в сторону Земли и пару маневров перед входом в атмосферу. Но рассчитано это все на массу модуля и двух человек внутри. Полная масса Станции в десятки раз больше. Да, столкнув всю эту массу с орбиты, пускай и слабым импульсом, можно предположить, что все это рано или поздно рухнет на Луну. Но тем и хороша точка Лагранжа за номером 5, что тело малой массы вернется обратно, ибо в Лагранжах 4 и 5 гравитационные впадины, в отличие от первых трех, которые расположены строго по линии Земля – Луна, и которые не устойчивы. Кому интересно – почитайте учебник астрономии.
Другими словами, точки 5 и 4 устойчивы – тело, выпав из них, возвращается обратно. Еще проще, не упадет наша станция на Луну.
Инопланетянин в иллюминаторе строил мне уморительные рожицы и приплясывал всем телом. Я помахал ему рукой, и, устало вытянувшись, приготовился ждать спасателей.
Кратер Укерт
После нашей бесславной экспедиции на Л5 вопрос о воздействии дальнего космоса на психику встал, что называется, ребром. Ученые немедленно стали выдвигать различные теории о природе этого явления – от сложно модулированного магнитного поля до неизвестного пока науке телепатического излучения и воздействия на мозг проекций из параллельных миров и других измерений. Правда, толку от их измышлений и спекуляций для нас было немного.
Говоря «для нас», я имею в виду, что после возвращения на Землю я после довольно муторного разбирательства все-таки остался работать в МКА. Билл же загремел на полгода в психушку, именуемую «санаторий для реабилитации пострадавших от посттравматического синдрома», а затем был списан из Агентства начисто. В конечном счете у него все сложилось хорошо, работает в университете, женился и о космосе слышать не хочет. Ну дай бог ему здоровья.
Кстати, я думал, будет грандиозный скандал – как же, НАСА столько лет скрывала эту информацию, в дальний космос летать оказалось проблематично и вообще… На деле телевизионщики показать ничего не смогли, словесный пересказ наших страданий публику не впечатлил (мало ли ужастиков на страницах желтой прессы, да мы больше помалкивали), тайны же НАСА полувековой давности мало кого интересуют. Через два дня внимание мировых СМИ переключилось на безобразную драку на вручении Оскара и о бедах космонавтики благополучно забыли.
Что же касается самой мировой космонавтики, то практических проблем обозначилось две:
– где источник этого излучения, как его обнаружить и можно ли оный источник ликвидировать;
– как защититься от этого излучения.
Следующая экспедиция на Лагранж-5 потащила с собой кучу рулонов различных материалов и довольно долго экспериментировала, экранируя главный модуль станции то тем, то этим. И защита была найдена – фольга, только не алюминиевая, а серебряная. Как ни смешно это выглядело, оказалось достаточно носить шапочку из фольги. Вот эти кадры обошли все мировые агентства… Потом инженеры додумались обклеить стены станции очень тонкой серебряной сеткой, и проблема защиты была решена. Сложнее оказалось найти источник излучения…
Космический корабль «Орион» совершал очередной виток вокруг Луны в ожидании распоряжений из центра управления полетом.
– Какая красота! – восхищенно ахнула Анна, любуясь в иллюминатор нежно-голубым земным диском, встающим над унылой серой лунной равниной.
– Да уж, красота… – желчно буркнул капитан корабля Джон Сикорски, – ты же не видишь, что вокруг творится.
– А что вы сейчас видите? – живо поинтересовалась Анна.
– То ли драконы, то ли динозавры, дьявол их разберет, – нехотя ответил капитан, не глядя на девушку. Анна, роскошная блондинка, производила, как правило, неотразимое впечатление на мужчин, знала это и беззастенчиво этим пользовалась. Тем более было обидно, что Джон, такой интересный мужчина, героический покоритель космоса в те времена, когда Анна была еще школьницей, совсем ее не замечает. По крайней мере, обращается с ней также, как и со второй женщиной на корабле, худенькой и невзрачной этнической китаянкой Фанг. То ли дело бортинженер, невысокий застенчивый юноша. Он влюбился в Анну сразу и бесповоротно, и, разумеется, тут же стал ей неинтересен.
Космический корабль «Орион» рассчитан на четырех астронавтов. В свете в очередной раз обострившейся в США борьбы за политкорректность и гендерное равенство в экипаже было двое мужчин и две женщины. Задача миссии – облететь несколько раз вокруг Луны и хоть примерно понять, где же источник загадочного излучения. И вот тут начались странности.
Оказалось, что галлюцинациям подвержены только мужчины. Обе женщины категорически ничего странного не видели. «Я так и знал, что толку от баб не будет» – бурчал про себя старый космический волк Сикорски, но вслух, разумеется, ничего такого не говорил.
Тем временем облеты дали свои результаты. Видения и у капитана, и у бортинженера пропадали, когда «Орион» находился над обратной стороной Луны. Наибольшей интенсивности глюки достигали над центром видимой с Земли части Луны. В этой ближайшей к Земле точке лунной поверхности находился кратер Укерт.
В среде уфологов Укерт давно, прочно и, как оказалось, по праву занимал одно из первых мест среди загадок Космоса. По легендам любителей НЛО кратер имеет форму идеального равностороннего треугольника со стороной примерно в 25 километров. Недалеко от кратера расположена некая система башен высотой до 11 километров, причем материал этих образований пропускает свет. Разумеется, все это построено пришельцам миллионы лет назад, а земные правительства засекретили все данные и даже снимки данного района…
Действительность оказалась более обыденной. Да, кратер несколько напоминал треугольник, но уж идеальными его стороны назвать никак было нельзя. Прозрачных башен тоже не обнаружилось – ни на материалах съемки, ни при тщательном визуальном осмотре, когда «Орион» пролетал над кратером. Но вот в центре кратера астронавты зафиксировали некое образование в виде купола диаметром примерно 100 метров и подозрительно правильной формы. Наконец-то появилось что-то существенное и материальное.
Экипаж готов был десантироваться в район кратера в полном составе. Даже невозмутимый обычно капитан тихонечко ругался и пыхтел больше обычного.
К сожалению, «Орион» не предназначен для посадки на Лунную поверхность. По замыслу творцов, корабль на орбите Луны должен встречать посадочный модуль «Старшип» – астронавты перебираются в модуль, который и позволяет сесть и, главное, затем взлететь с Луны. Программой данной миссии запуск посадочного модуля к Луне предусмотрен не был.
Земля, получив подробный доклад и материалы съемки предполагаемого артефакта во всех мыслимых диапазонах, немедленно начала созывать совещания с привлечением все большего числа специалистов, ответственных сотрудников, чиновников и каких-то вообще случайных людей. Простейший вопрос – что делать дальше экипажу «Ориона» – запутывался и забалтывался все больше. Горячие головы требовали немедленного старта и отправки посадочного модуля к Луне, тем более что у НАСА был готов «Старшип» именно для посадки на Луну. Теоретически посадочный модуль мог стартовать в течение двух суток. Возражения, что кратер стоит много лет и постоит еще пару месяцев, что этот экипаж «Ориона» к высадке не готовился, и, главное, готовых лунных скафандров нет, особо в расчет не принимались.
Руководитель полета клял себя последними словами – надо было сразу своей властью дать команду на возвращение корабля, а затем в спокойном режиме готовить экспедицию с высадкой на Луну, с многосторонней поддержкой и перестраховкой… Теперь был поздно, всё вышло на международный уровень, и каждый тянул одеяло на себя.
На борту «Ориона» шла жаркая дискуссия. Анна была по должности наблюдатель и оператор всей видео- фото- и прочей аппаратуры для фиксации и изучения любых аномальных явлений, обнаруженных в ходе миссии. Она тыкала изящным пальчиком в экран, где поочередно демонстрировались снимки кратера и купола в его центре в разных ракурсах и при максимальном увеличении. К сожалению, корабль пролетал не точно над кратером, на высоте 100 километров, да и Солнце светило сбоку и черные тени скрывали многие подробности.
– Смотрите, поверхность купола неоднородная, явно же видна какая-то структура! А вот тут затемнение, это же совершенно точно вход! – горячилась Анна.
Капитан не менее яростно отбивался:
– Это может быть что угодно, хоть след от метеорита, а не вход! И структура твоя – просто лунная пыль! А предложение твое – чистая авантюра, так никто не делал…
Анна, горячо поддержанная бортинженером Гарри, предлагала следующее.
Через шесть часов для Укерта Солнце будет почти в зените, то есть даст максимальное освещение. К этому моменту «Орион» после серии маневров пролетит точно над кратером на высоте пять километров. Разумеется, вся фиксирующая техника будет работать на полную мощность, да и астронавты будут смотреть во все глаза.
– А если врежемся в поверхность? А не врежемся, уйдем на такой эллипс, назад возвращаться будем сутки, – горячился капитан – да и разрешение Земли мы вряд ли получим.
Тут внезапно на сторону Анны встала обычно молчаливая и незаметная второй пилот Фанг:
– Капитан, такой шанс бывает раз в жизни! Если мы просто вернемся, на Луну полетят уже другие люди, и не скоро. А мы уже сейчас можем хоть что-то увидеть. Да и для подготовки следующей экспедиции будет какая-никакая информация.
Последний довод убедил капитана, который и сам очень хотел посмотреть на эту штуку поближе. А вдруг и правда зеленые человечки…
Сначала все шло просто прекрасно. Сикорски доложил план операции в центр управления, затребовав формальной санкции или формального же запрета. Прекрасно знавший жуткую бюрократию НАСА, да помноженную на международные структуры, капитан не сомневался, что прямого приказа на пролет над кратером не будет, но и прямого запрета не будет тоже. Как не будет и приказа на немедленное возвращение на Землю. Так и случилось, после долгой заминки из ЦУПа поступила команда ждать дальнейших распоряжений. В данном случае, учитывая, что топливо, воздух и прочие ресурсы на корабле заканчивались, устав давал капитану право принимать самостоятельное решение.
«Орион» шел прямиком на Укерт. Капитан сидел в пилотском кресле с таким волевым и решительным лицом, что Анна незаметно сфотографировала его несколько раз. Учитывая, что голова Сикорски была обмотана фольгой в несколько слоев, миллионы лайков блогу Анны были обеспечены.
Беда случилась, когда до кратера оставалось километров пятьдесят. Первым не выдержал бортинженер. Юноша вдруг молниеносным движением отстегнулся от кресла, метнулся к аппаратуре управления двигательной установкой и начал лихорадочно щелкать тумблерами и переключателями. При этом он очень быстро бормотал «Щупальца, щупальца, щупальца…»
Через две секунды дико заорал капитан и начал остервенело царапать свое лицо. Как потом оказалось, у него возникло неодолимое желание направить корабль вертикально вниз и врезаться в лунную поверхность. Краем сознания понимая, что этого делать нельзя, Сикорски пытался через боль избавиться от наваждения.
Всех спасла тихая незаметная Фанг. Пока Анна, впав в ступор, пыталась сообразить, что же делать, китаянка черной молнией метнулась к бортинженеру, сделала неуловимое движение рукой, и Гарри, потеряв сознание, безвольной куклой поплыл в сторону. Через секунду та же участь постигла капитана. Фанг, сверкая черными глазами и хищно улыбаясь, повернулась к блондинке:
– Ну что, подруга, давай зафиксируем этих никчемных самцов, и полетели на Землю.
Дурацкая история (начало)
А все произошло из-за капитана Козлова! Это же надо, загнать «Руслан» Ан-124 с нашим грузом черт знает куда. Ладно, рассказываю по порядку.
Это произошло летом 1991 года. Мы с Димкой, два свежеиспеченных лейтенанта зенитных ракетных войск, прибыли согласно распределения к месту несения службы. А место нам досталось непростое – поселок Сары-Шаган, что недалеко от озера Балхаш в Казахстане. Кто в курсе, тот сразу все понял. Кто не в курсе – объясняю.
Сары-Шаган – это военный ракетный полигон. Основное назначение полигона – испытание нового ракетного оружия, в том числе и для ПВО.
Мы с Димкой, то есть, прошу прощения, с лейтенантом Муштаевым, попали в очень интересную группу. В те времена советская военная наука была вполне себе на мировом уровне, и испытывались на полигоне весьма необычные разработки.
Вот, например. Самая современная тогда зенитно-ракетная система С-300 была максимально автоматизирована. Теоретически после небольших доработок она могла обнаруживать и уничтожать вражеские самолеты без участия человека. Вся система – очень условно – это командный пункт, который обнаруживает цели и распределяет их по дивизионам, и несколько ракетных дивизионов, которые эти цели и сбивают. Командный пункт и дивизионы находятся в нескольких километрах друг от друга, их ЭВМ в автоматическом режиме по радиосвязи обмениваются телекодовой информацией (сейчас это называется интернет). Человек, конечно, дублирует все это голосом и в нужный момент нажимает необходимые кнопки. А сам нужный момент определяет ЭВМ и выдает эту информацию на соответствующие экраны. Теоретически человека можно из этой цепочки исключить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72092614?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Николай Патрикеев
Тип: электронная книга
Жанр: Научная фантастика
Язык: на русском языке
Стоимость: 49.90 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 11.06.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Близкое будущее, ближний космос, международная станция в точке Лагранжа. Мечта о том, как все могло быть, если бы политики больше думали о сотрудничестве и меньше о своих амбициях