Вирус AEoN. Заражённый рассвет
Татьяна Кравченко
Они были всего лишь участниками эксперимента – подопытными, наблюдателями, учёными. Когда проект вышел из-под контроля, они оказались заперты в подземной лаборатории на острове. Семь месяцев борьбы за выживание, страха, исследований и неожиданных связей превратили пятерых незнакомцев в команду. Но даже спасение с острова не принесло облегчения. Внешний мир оказался мёртвее, чем стены лаборатории. Только теперь они по-настоящему осознали: катастрофа случилась. И их путь только начинается.
Татьяна Кравченко
Вирус AEoN. Заражённый рассвет
1 часть. «Они не выбирали этот путь. Но стали теми, кто сможет пройти его до конца.»
Совет Теней
Ночь была тиха. Над океаном тянулся серый туман, скрывая от глаз всё, кроме смутных очертаний утёсов. Волны мягко ударялись о берег, будто не смея потревожить то, что происходило на суше. Поблизости не было города, людей, цивилизации – только холодное здание из чёрного стекла и стали, возвышающееся над морем, словно крепость будущего, с одной стороны. И густой лес – с другой стороны.
Помещение было окутано полумраком, единственным источником света служил голографический стол, в воздухе над которым вращались проекции: цепочки ДНК, графики, формулы, снимки мозга. Вокруг стола – десять фигур. В воздухе витало ощущение власти. Это были самые влиятельные люди планеты: владельцы глобальных корпораций, нефтяные магнаты, технологические олигархи, политические кукловоды. Каждый из них заработал своё состояние не просто умом – они знали, как играть в долгую игру. Но теперь время стало их врагом.
– Старение – болезнь, – произнёс глухим голосом мужчина в сером костюме. Его ладони лежали на поверхности стола, а в глазах, скрытых за линзами очков, отражались голубые огни голограммы. – Болезнь, которую можно победить. Как проказу. Как чуму. Как смерть.
– А победитель – станет богом, – тихо добавила женщина справа. Её голос был холодным и отточенным, как лезвие скальпеля. Азиатские черты лица, идеальная осанка, взгляд, который, казалось, мог просканировать собеседника насквозь. – У нас есть власть, есть ресурсы. Осталось – тело.
– Каков прогресс? – спросил ещё один. Его голос был охрипшим, надломленным. Его дыхание – прерывистым. Он уже проигрывал гонку со временем. – Сколько у нас осталось?
Ответ дал мужчина в белом лабораторном халате, присутствовавший на встрече в виде голограммы. Его изображение слегка рябило, но голос звучал чётко.
– Эксперименты на животных дали стабильные и ошеломляющие результаты. Мозг переходит в замедленную активность, тело – в режим сохранения. Метаболизм снижается в сотни раз. Исследуемые субъекты живут в два, три раза дольше, без видимых патологий. Мы даже наблюдали регенерацию клеток в повреждённых органах.
Он провёл рукой по интерфейсу, и в воздухе появилась видеопроекция: лабораторная мышь, невероятно активная и живая, прыгала в клетке.
– Мы назвали вирус AEoN – Artificial Evolution оf Neurocells (Искусственная Эволюция Нейроклеток). Он создан на основе модифицированного грибкового патогена, обработанного РНК-вирусом. Он не передаётся по воздуху, только через инъекцию. Полностью управляем.
Повисла долгая пауза.
– Вы готовы к следующему этапу? – спросила женщина с азиатскими чертами.
– Отчёт почти готов, – отчеканил учёный. – Но без тестов на людях мы не получим точной картины. Мозг человека – слишком сложная система.
– Тогда у вас есть два месяца, – произнёс новый голос. Он принадлежал старику с лицом, пересечённым глубокими морщинами. Его руки дрожали, но глаза горели странным светом. – Я не собираюсь умирать, слышите? Не для этого я потратил триллионы и уничтожил конкурентов. Делайте, что нужно. Начинайте.
После заседания члены Совета молча покидали комнату. Только один из них – высокий мужчина в длинном пальто – задержался. Он смотрел на вращающуюся голограмму: человеческое сердце, замедленное до двух ударов в минуту. Живое, но почти застывшее.
– И всё же, – прошептал он сам себе, – что мы разбудим, замедлив время?
Глава 1. Начало конца
Тем временем, в глубинах лабораторного комплекса, в другой части страны, группа инженеров и учёных в белых халатах уже принимала груз с пометкой «CLASSIFIED – HUMAN TEST SUBJECTS»(ЗАСЕКРЕЧЕННО-ПОДОПЫТНЫЕ ЛЮДИ). Несколько крупных металлических контейнеров. Без имён. Только номера. Чёрные вертолёты приземлились у входа в грузовой отсек комплекса. Здание снаружи выглядело как исследовательский центр по наблюдению за климатом – обычный, ничем не примечательный. Внутри – начинался другой мир. Солдаты в чёрных формах без знаков различия выгружали контейнеры. На каждом из них – только номер и QR-код. Контейнеры были герметичны, оснащены системой жизнеобеспечения. Внутри – люди. Отобранные по параметрам: генетическое разнообразие, хронические заболевания, возраст, реакция на стресс. Все она спали под действием седативов.
Один из них – мужчина. Его звали Эд. Он не знал, где он, и не знал, кто его забрал. Последнее, что он помнил – тёмный переулок и шприц в шее. Его судьба была полна испытаний и разочарований. Эд вырос в неблагополучном районе, окружённом криминалом. С юных лет он сталкивался с насилием, наркотиками и нищетой. По мере взросления он оказался вовлечённым в криминальные дела, стараясь выжить любыми средствами. Его жизнь была чередой побегов от полиции, уличных драк и постоянной борьбы за кусок хлеба.
Однако однажды он оказался не в том месте и не в то время. Теперь, будучи подопытным, Эд оказался в замкнутом пространстве лаборатории, лишенном свободы и надежды. Его жизнь, пропитанная уличной борьбой за существование, теперь стала борьбой с неизвестным вирусом, который должен был изменить его жизнь. Эд принял правила игры. Он должен был выжить во что бы то ни стало, как он это делал тысячи раз.
***
Комплекс "Новый Эдем" был построен глубоко под землёй. Там не было окон, но искусственный свет менялся по циклам, имитируя день и ночь. Каждое крыло имело своё назначение: отсек тестирования, медицинские блоки, изоляторы, командный центр и жилые отсеки для персонала.
Доктор Ливия Клайн спустилась в зону распределения с планшетом в руках. Молодая, но уже с десятками патентов за плечами. Её пригласили в проект не за эмпатию, а за гениальный ум. Однако именно он стал её слабостью – она не могла не задумываться о последствиях. В возрасте 35 лет Ливия уже успела добиться немалых высот в своей карьере. С ранних лет она проявляла выдающиеся способности в науках, и ее страсть к вирусологии начала развиваться, когда она еще была подростком. Ливия выросла в маленьком городке, где аккуратные ряды книг о биоинженерии и молекулярной биологии
занимали полки ее родителей, оба из которых были учеными. Они привили ей любовь к науке и стремление к знаниям.
Ливия окончила медицинский университет с отличием, затем продолжила обучение в аспирантуре, сосредоточив внимание на вирусах и их взаимодействии с человеческим организмом. Ее исследования принесли ей успех в научной среде – она публиковала
статьи в известных медицинских журналах и участвовала в международных конференциях, где делилась своими открытиями.
Сейчас она занимает позицию главного вирусолога в лаборатории.
– Группа 3 доставлена, – отрапортовал техник. – Состояние стабильное. Сканирование завершено. Поместим в изоляторы к утру.
– Один из них – из Центральной Европы? – спросила Ливия, просматривая список.
– Вот. Номер 017. Мужчина, 42 года. Хорошие физические показатели, психологическая устойчивость.
Ливия посмотрела на изображение: уставшее, но умное лицо. В глазах – тревога. Или сопротивление. Что-то зацепило её.
– Его мне. Я сама буду наблюдать.
Техник удивлённо поднял брови, но кивнул.
***
Эд очнулся в белой комнате с матовым стеклом вместо стены. Он попытался встать – но запястья были зафиксированы. Внутри – ничего, кроме кровати, душевой и камеры в углу. За стеклом кто-то стоял.
– Кто вы? – хрипло спросил он.
Фигура шагнула в комнату. Женщина. В белом халате. Светлые волосы собраны в хвост, взгляд изучающий.
– Доктор Ливия Клайн. Ты в медицинском изоляторе. Мы изучаем твои параметры.
– Я не подписывал согласия. Где я?
– Здесь не нужна подпись, – сказала она тихо, но без насмешки. – Мы спасли тебя от улицы. Дали шанс. Если вирус сработает – ты станешь первым бессмертным человеком.
Эд рассмеялся – коротко, горько. Он попадал в передряги и похуже. Сейчас он понял, сопротивляться не имеет смысла, надо сосредоточиться и найти выход.
– Бессмертие? Вы серьёзно?
– Абсолютно. – Она подошла ближе. – Мы не шутим. Здесь никто не шутит.
Он смотрел на неё несколько секунд, потом кивнул в сторону камеры:
– Это что, какая-то секта?
Она впервые улыбнулась – едва заметно.
– Скорее, очень закрытый клуб. Только с научной направленностью.
***
В течение следующих нескольких дней Ливия приходила каждый день. Она делала вид, что просто наблюдает – записывает данные, задаёт вопросы. Но всё чаще они разговаривали о вещах, не имеющих отношения к науке: о книгах, о музыке, о жизни до всего этого.
– Ты выглядишь так, будто когда-то много смеялась, – сказал он как-то.
– А ты выглядишь так, будто забыл, как это делать, – ответил она.
Тонкие трещины начали появляться в стеклянной стене между ними. Не буквально – эмоционально. Там, где был эксперимент, начиналась история.
***
Свет в камере был ярче обычного. Эд проснулся от мягкого гудка и металлического щелчка – наручники, державшие его запястья, расстегнулись. Через минуту дверь в стене открылась, и внутрь вошли двое: доктор Клайн и человек в защитном костюме с кейсом.
– Сегодня день эксперимента? – спросил Эд, садясь. Он говорил спокойно, но мышцы на шее напряглись.
– Да, – ответила Ливия. – Вирус стабилен. Мы вводим микродозу. С тобой будут работать круглосуточно.
– И если я умру?
– Ты не умрёшь, – тихо ответила она, опуская глаза. – Если что-то пойдёт не так – мы вмешаемся.
– "Если"? – Он усмехнулся, но без злобы. – Ну, поехали. Всё равно я здесь не по своей воле.
Человек в костюме вытащил из кейса шприц с мутноватой голубой жидкостью. Ливия подошла ближе.
– Я могу сделать это сама, – сказала она.
– Доктор Клайн, это против процедуры… – начал техник, но замолчал под её взглядом.
Она присела рядом с Эдом. Несколько секунд смотрела на него – на бледную кожу, щетину, глаза, которые больше не были напуганы, только насторожены.
– Готов? – спросила она.
– Ты сама? – удивился он.
– Да.
– Тогда готов.
Она ввела иглу точно, без замедления. Вирус AEoN вошёл в кровоток.
***
Эд лежал на койке, подключённый к десяткам проводов. На мониторах – кардиограмма, показатели мозга, температура, гормональный фон. Сначала ничего. Потом – дрожь. Слабая. Мышцы начали напрягаться, словно тело пыталось удержаться на грани.
– Серотонин падает, активность в гипоталамусе нестабильна, – сообщил медик. – Возможно, начальная тревожная реакция.
– Это нормально, – сказала Ливия, хотя сама стояла, сжав кулаки. – Он держится.
Эд открыл глаза – зрачки расширены. Он посмотрел на Ливию сквозь стекло.
– Холодно… будто всё замедлилось… – выговорил он.
– Это действие вируса. Он перестраивает метаболизм. Всё идёт по плану.
– А если я проснусь через сто лет и ты будешь старая?
– Тогда я тоже приму вирус, – сказала она.
Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Там, где раньше была стенка из протоколов, теперь – хрупкая связь.
***
Поздно вечером Ливия сидела перед монитором. Она смотрела не на графики – на лицо. Эд спал. В его лице не было боли, только легкая настороженность – словно организм сам не понимал, что происходит.
Её коллега, профессор Ларсен, зашёл в комнату и остановился позади.
– Ты привязалась, – сказал он без осуждения. – Это опасно.
– Он первый. И он живой. Не подопытный. Просто… человек.
– Если Совет узнает…
– Совет ничего не узнает. Он стабилен, и я добьюсь, чтобы он выжил. Не для них. Для себя.
Ларсен кивнул и вышел, оставив её наедине с тишиной.
***
Шли третьи сутки. Эд сидел на кровати и смотрел в точку. Всё вокруг казалось ему замедленным: капля воды с раковины падала, словно в густом воздухе, звук шагов отдавала долгим эхом. Пульс – 24 удара в минуту. Температура тела – на грани гипотермии, но органы функционировали.
– Как ты себя чувствуешь? – голос Ливии прозвучал мягко через динамик.
Эд медленно повернул голову. Он говорил реже. Но каждое слово стало будто выточено временем.
– Словно… я нахожусь… вне времени. Всё медленнее. Даже мысли… тянутся. Но я спокоен.
На экране рядом с Ливией – данные: мозговая активность не угасла, она просто… изменилась. Фронтальные доли активны в моменты, когда он ничего не делает. Он думает, даже в покое.
– Ты замечаешь… что-нибудь ещё? – спросила она.
– Да. Я слышу… как ты дышишь, – он улыбнулся. – Даже через стекло.
Камера №022
В соседнем блоке камера под номером 022. Внутри находилась испытуемая – женщина из Южной Америки, 38 лет. Сильная, с хорошей выносливостью. Но спустя два часа после введения AEoN начались судороги. Она кричала. Потом – впала в кататонию. Через шесть часов – мозговая смерть. Врачи говорили: гиперактивация иммунной системы, цитокиновый шторм. Вирус не адаптировался. Она умерла с широко раскрытыми глазами. Казалось, в последний момент она что-то увидела.
Ливия просматривала записи. Пальцы дрожали. Она выключила экран. Не могла смотреть дольше.
Камера №015
Молодой парень, 22 года. Высокий интеллект, хроническая астма. Он сначала чувствовал себя хорошо, даже смеялся, шутил с врачами. А через сутки – перестал говорить. Просто смотрел в стену. Сердце билось, но в голове – тишина. МРТ показало: участки мозга потухли, как города во время блэкаута. Эмоции отключились, память обнулилась. Он просто ушёл. Не умер, но исчез.
– Он как… биологическая тень, – сказал один из учёных. – Это тоже провал.
– Нет, – прошептала Ливия. – Это убийство.
***
На шестой день она вошла в камеру к Эду. Нарушила протокол. Камеры отключила сама.
– Я больше не могу, – прошептала она, опускаясь на стул напротив него. – Они умирают. Один за другим.
Эд медленно наклонился вперёд.
– А я?
– А ты – держишься. Я не понимаю, почему. Твой организм… не борется. Он принимает.
Она взглянула на него. В её глазах – растерянность, усталость, одиночество.
– Я боюсь, что с тобой может что-то случиться.
Он поднёс руку к её щеке – медленно, осторожно. Она не отстранилась.
– Я здесь. Пока – живой. Ради тебя.
Они не сказали больше ни слова. Но что-то между ними изменилось навсегда.
***
Камера №008
Мужчина из Индии, 56 лет, диабет и гипертония. Он был вторым, кому ввели вирус после Эда. Первые три часа – стабильность. Но ближе к утру – всё вышло из-под контроля. На записях видно: он внезапно начал царапать кожу, словно что-то под ней двигалось. Пульс – 180. Сосуды в глазах лопнули. Через несколько минут тело начало резко отекать. Организм не успевал адаптироваться к изменённому метаболизму. Печень раздулась и разорвалась первой.
– Он буквально… взорвался изнутри, – прошептал один из лаборантов.
Ливия закрыла отчёт без комментариев. Только попросила удалить видеозапись из общего доступа.
Камера №019
Женщина из Восточной Азии, 30 лет, без хронических заболеваний. На третий день после инъекции начала бормотать – сначала слова на своём языке, потом нечто бессвязное. Она забивалась в угол камеры, кричала на зеркальные стены, выцарапывала ногтями узоры на полу. Медики решили, что это побочная реакция, но допинг её не брал – организм полностью перестроился, и лекарства больше не действовали. На шестой день она вскрыла себе горло зеркалом из ванной, прежде чем кто-то успел вмешаться.
После этого Ливия попросила убрать из всех камер предметы, способные нанести вред.
Камера №005
Пожилой мужчина, 67 лет, преподаватель философии. Его реакция была особенной. Первые дни он не ел, не пил, только наблюдал. На пятый день он написал на стене собственной кровью:
"Я чувствую, как я исчезаю, но тело остаётся. Где теперь я?"
На шестой день он вошёл в транс. Глаза были открыты, но он не реагировал на свет, звук, прикосновение. Ещё сутки – и остановка сердца. Аутопсия показала: мозг полностью "выключился", несмотря на идеальное физическое состояние.
– Он сам себя… растворил, – шепнула Ливия, просматривая отчёт. – Как будто отказался от жизни на уровне сознания.
***
На фоне смертей других испытуемых Эд выглядел всё более… устойчивым. Не только физически – эмоционально. Ливия вошла в его камеру без планшета и документов.
– Ты знаешь, что ты – единственный?
– Да. Я чувствую это. Как будто все остальные… исчезают за стеклом, а я остаюсь. И ты со мной.
– Почему ты держишься? Почему ты не сошёл с ума?
Эд долго молчал.
– Возможно, я всегда был "сломан". И вирус просто… собрал меня по-другому. А может быть, дело в тебе.
Она смотрела на него, не отвечая.
– Я понял, Лив, – продолжил он. – По-настоящему. Я с якорем. Твоё лицо – мой якорь.
Она отвела взгляд, пряча слёзы, и тихо сказала:
– В этом мире у нас нет права на чувства. Но, чёрт возьми… я не могу перестать чувствовать.
***
Комната снова утонула в полумраке. Голограммы десяти членов Совета – искажённые силуэты, всё такие же обезличенные, только глаза горели ярче, чем прежде. За ними – смерть, за ними – власть. На экране перед ними – отчёт: из 23 испытуемых выжил один. Эд.
– Тридцать миллионов долларов за каждый труп, – голос старика звучал сухо, будто камень сыпался в гроб.
– Мы предупреждали, что вирус нестабилен, – начал Ларсен.
Но его прервал другой голос, женский, холодный: – Мы дали вам ресурс. Мы дали вам время. Где результат?
Ливия попыталась взять слово:
– У нас есть первый полностью адаптированный субъект. Эд. Он показывает уникальную симметрию между ментальным и физиологическим откликом. Если мы продолжим с этим протоколом…
– Нет времени, – оборвали её. – Мы хотим 100 испытуемых. Через месяц. Без ограничений по отбору. Без моральных фильтров.
Тишина.
– Это геноцид, – прошептала Ливия, едва слышно.
– Это эволюция, – ответил Совет в унисон.
Связь прервалась.
***
В лабораторной столовой – место без камер – вспыхнул спор.
– Сто человек? – Ливия ударила кулаком по столу. – Да они хотят превратить нас в мясников. Это не наука!
– А что, по-твоему, мы делаем последние месяцы? – резко ответила доктор Вега. – Если вирус сработает – мы победим смерть.
– Победим, уничтожив всё человеческое?
– А что, по-твоему, они сделают, если мы откажемся? Думаешь, нас отпустят?
Ливия замолчала. Она смотрела в пустую чашку и слышала внутри только голос Эда: «Ты – мой якорь». Её разрывали два фронта: долг учёного и совесть человека.
***
Она вошла к нему позже, под вечер. Он уже ждал.
– Что случилось? – спросил он сразу.
– Они хотят сотню новых.
Он понял без пояснений.
– Ты останешься?
– Я не знаю, – сказала она впервые честно.
– Знаешь, – тихо ответил он. – Ты просто боишься.
– А ты не боишься?
– Нет. Потому что у меня больше ничего не осталось, кроме того, что здесь. – Он положил руку себе на грудь. – И тебя. – Он посмотрел на неё.
***
На складе разгружали ящики – новые препараты, инъекторы, контейнеры для хранения тел. В соседних отсеках дезинфицировали камеры, в которых ещё недавно умирали люди. Никто не говорил об этом вслух. Но каждый знал: начинается новая фаза. Более жестокая. Более быстрая.
Доктор Вега лично отбирала потенциальных новых "пациентов" из списков, присланных Советом: бомжи, мигранты, заключённые, дети-сироты из беднейших стран. Она работала быстро, слаженно. Списки, протоколы, дата-анализ.
– Подавление сочувствия – необходимый инструмент, – произнесла она. – Мы не можем жалеть. Жалость – тормоз.
***
Судно пришло ночью. Без названия, без флага. На палубу вывели людей – избитых, испуганных, одетых в одинаковые серые комбинезоны. Кто-то кричал, кто-то молился, кто-то молчал, как будто уже умер. Их сгружали, как ящики. По десять в ряд.
Медицинский персонал – в чёрных костюмах. Они не называли никого по имени. Только номера.
– Группы 1–20 в блок А. Остальные – в блок В.
Ливия смотрела из коридора. Вспоминала каждого из тех, кто уже умер. Эти сто были не люди. Для Совета – это масса для выборки.
***
Она не появлялась у Эда два дня. Когда всё же вошла – он стоял посреди камеры.
– Я слышал крики. Новые?
– Да.
– Ты не приходила. Я думал, ты ушла.
Она посмотрела на него. В глазах – усталость, но и нечто новое. Более острое.
– Мне казалось, если я тебя не увижу – я смогу забыть, что я… всё ещё человек.
Он подошёл ближе, протянул руку – не дотрагиваясь, просто завис рядом.
– Ты меня ещё видишь, Лив, я с тобой.
Она прошептала:
– Я рада.
Он приблизился. И впервые коснулся её – лёгким прикосновением пальцев к щеке. Кожа была холодной, но внутри – жизнь. Сильная, непонятная. Жуткая. Прекрасная.
– Ты боишься меня?
Она вздрогнула. Потом прошептала:
– Я тебя не боюсь, я боюсь за тебя.
***
Из ста человек 43 умерли в первые 72 часа. У некоторых – внутреннее кровотечение. У других – мозг просто «выключался».
Трупы сжигали в крематории.
Один мужчина, перед смертью, написал на стене камеры собственной кожей: – «Вы открыли дверь в нечто, что не станет вам другом»
***
Ночь. Ливия осталась одна, перебирая данные. Вошёл Ларсен – он выглядел старше, чем был. Потрёпанный, выпивший.
– Они на это не посмотрят, Лив. Хоть все сдохнут – если Эд жив, это будет успех.
– Это не наука, – прошептала она. – Это изуверство.
– Это будущее, – усмехнулся он. – И в этом будущем нет места сомнениям.
Он вышел. Оставив после себя только запах алкоголя и крови.
***
Камера №031, подросток. Вирус спровоцировал бурный рост костной ткани – у него начал деформироваться череп, позвоночник согнулся. Он умер в судорогах.
Камера №044, женщина 40 лет. Перестала спать, потом – перестала моргать. На 80-м часу без сна её мозг отключился. Она умерла стоя.
Камера №076, мужчина, бывший офицер. Вирус затронул центры страха. Он стал смеяться без остановки, потом начал рвать себе ногти, скальп, кожу. Умер от кровопотери. Последнее слово: «вечность».
Камера №089 – последний испытуемый – умер на 47-й день. У него не выдержало сердце: вирус, замедлив обмен веществ, привёл к фиброзу тканей.
Все мертвы. Один остался. Эд. И показатели Эда были идеальны: восстановление клеток – в 9 раз быстрее нормы, нулевая утомляемость, усиление чувств. Он стал не просто здоров – он стал совершенным.
***
Ливия пришла к нему поздно ночью. Она была на пределе – устала, исхудала, но всё ещё держалась. Эд встал, увидел её – и просто подошёл. Медленно, будто во сне.
– Они все умерли, – прошептала она.
– Но ты жива.
Он смотрел в её глаза. В этот момент он не чувствовал себя подопытным. Он был просто человеком. И она – тоже.
– Мне страшно, Эд. Но с тобой… спокойнее.
– Я чувствую, как ты дышишь, – сказал он. – И это лучше любого анализа крови.
Она не знала, кто потянулся первым. Может, она. Может, он. Их губы коснулись – мягко, неуверенно. Тепло. Живо. И всё было бы прекрасно, если бы не…
***
На следующее утро у Ливии слегка поднялась температура. Она списала это на стресс.
Через день – появился легкий металлический привкус во рту. Спина ломила.
На третий – зрачки стали медленнее реагировать на свет. А кожа – чуть холоднее на ощупь. Она не придала этому значения. Пока… Пока вирус – тот самый, что считали управляемым – не начал свой путь внутри неё. А в лаборатории, среди всех графиков, таблиц и диаграмм, никто не заметил… Что вирус больше не требует инъекций. Он живёт в дыхании. Во взгляде. В поцелуе. И что скоро… он выйдет за пределы стен.
***
В конференц-зале царила сосредоточенная тишина. На голографических экранах – отчёты по всем погибшим испытуемым. Все данные, кроме одного столбца, были выкрашены красным. Только один – «№017. Эд» – светился зелёным.
– Стабильность всех показателей впечатляет, – сказал доктор Ларсен, прокручивая графики. – Вирус полностью контролируем. Нет признаков агрессии, побочных мутаций, ничего.
Ливия откинулась в кресле, поджав пальцы к губам.
– Мы брали кровь каждый день. Всё, что нас интересует – в плазме крови.
– Он не распространяется и не выходит наружу, – подтвердила доктор Вега. – Передача возможна только через инъекцию. Это написано в генетическом коде вируса. Он не приспособлен к другому механизму.
– Значит, он безопасен? – раздался голос из тени, принадлежавший одному из членов Совета.
– Абсолютно, – сказал Ларсен, не моргнув.
Абсолютно.
***
В другом крыле базы, в медицинском отсеке, автоматический анализатор сканировал пробирку с кровью Эда. Показатели: идеальные. Никаких отклонений. Никаких мутаций. Всё – как в первый день. Но в лабораторном журнале, где велись записи анализов, одна строка так и оставалась пустой:
Мазок слизистой: не требуется.
Они никогда не проверяли ротовую, носовую или глазную слизистую. Потому что считали это бессмысленным. Вирус, по их замыслу, не должен был туда попадать. Он «неприспособлен». Но вирус оказался умнее.
Он не просто выжил – он эволюционировал. Без ведома учёных. Он начал размножаться в эпителиальных тканях рта, гортани, бронхов. Даже там, где кровь не доходила. Где не брали образцы. Где царило слепое доверие к протоколу.
***
В один из дней, когда Ливия приходила в комнату Эда, в его дыхательных путях шёл бурный процесс. Вирус в слюне был активен, адаптивен, и готов к выходу. Он не просто ждал – он искал нового носителя. Им стала Ливия. Без укола. Без шприца. Без даже малейшего подозрения.
Всего лишь один поцелуй. Один контакт слизистой.
Он проник в её организм, как дым – невидимо, мягко, но необратимо.
И когда в лаборатории Ларсен поднял бокал за успех, он не знал, что вирус уже вышел за пределы их схемы. Он больше не был просто субстанцией в крови. Он стал воздушно-капельным призраком, прячущимся в дыхании.
– Мы создали бессмертие, – с гордостью произнес он.
Ливия в это время стояла в душевой, глядя в зеркало. Зрачки были чересчур тёмные. Пульс – слишком медленный. Температура – чуть ниже нормы. Но она не чувствовала тревоги.
Пока ещё нет.
Ливия стояла у зеркала в своей комнате. Голову слегка тянуло вниз, будто кто-то навесил на неё невидимую гирю. Под глазами – тень, на висках – пульсация.
– Просто усталость, – пробормотала она. – Немного вина – и спать
На празднование она пришла позже всех. В зале уже звучал тихий джаз, сотрудники смеялись, держали бокалы. На длинном столе – вино, фрукты, сыр. Кто-то уже выкуривал сигару, позволяя себе расслабиться впервые за многие месяцы.
– Ливия! – воскликнула доктор Вега. – Ты должна сказать тост.
Она взяла бокал с красным вином, слабо улыбнулась.
– За жизнь, – сказала она. – Долгую, очень долгую. Если всё пойдёт так, как мы надеемся… человечество сделает шаг в бессмертие.
Аплодисменты. Стук бокалов. Кто-то обнял её, кто-то чмокнул в щёку. Она сама поздравила Вегу, коснулась губами её щеки.
Чих.
– Простите, – пробормотала она. – Видимо, слишком устала. Воздух сухой…
Она сделала ещё один глоток вина. Мир чуть поплыл. Тепло. Легко. Голова кружилась – но это, наверное, просто алкоголь.
Ночь. В зале никого. Только пустые бокалы и приглушенный свет.
На подлокотнике дивана – едва заметный отпечаток от руки Ливии.
В воздухе – микрочастицы слюны, невидимые, но живые. Они всплывали с дыханием, оседали на столы, кресла, дверные ручки. На коже коллег. На щеках, которые она поцеловала.
Вирус, отточенный лабораторной селекцией, теперь вышел из крови. Он сам нашёл себе новый транспорт – человека, который пока не подозревает, что стал переносчиком.
***
На следующее утро Ливия проснулась с лёгкой ломотой в суставах. Горло саднило, как будто она громко кричала во сне. Но температуры не было.
– Нужно просто поспать подольше, – подумала она, делая глоток воды.
Но в её дыхании уже было достаточно вируса, чтобы заразить десятерых. И когда она шла по коридору, её дыхание рассеивалось в воздухе, обволакивало ручки, приборы, сенсоры.
Каждый контакт – как новый инъектор. Каждое прикосновение – как крошечный укус смерти. А в отчётах вирус всё ещё значился как «непередаваемый без вакцины».
***
Через сутки доктор Вега пожаловалась на першение в горле. Ларсен – на головную боль. Один из техников кашлял. Списали на бессонные ночи и стресс.
А вирус…
Уже праздновал собственную победу. Невидимый. Нежеланный. Идеальный хищник.
Глава 2. Цена бессмертия
Прошла неделя после праздника. Ливия снова была в лаборатории – с бледным лицом, сжимая в руке чашку кофе. Казалось, она стала тише, как будто её звуки стали звучать в другой частоте.
– У тебя голос охрип, – сказал Ларсен, подавая ей планшет.
– Наверное, простыла. Ничего страшного, – ответила она, прикрывая рот рукой. И снова – едва заметный чих. Но никто не обратил внимания.
Доктор Вега тоже кашляла, но не обращала на это внимания. Она продолжала проверять данные, жалуясь на головную боль и «песок в глазах».
– Это просто возраст и недосып, – шутила она, смахивая слезу из уголка глаза.
Техник Родриго два дня подряд просыпался в холодном поту, ощущая странный запах – будто горелый металл. Но температуры не было. Анализы крови – в норме. Он списал всё на стресс.
Но вирус уже медленно запускал свои щупальца в нервную систему.
***
Прошёл месяц. Симптомы у всех были смазаны. Усталость. Лёгкий тремор. У одних – бессонница, у других – сонливость. Но ни один симптом не был острым. Именно это и было коварством нового вируса: он ждал. Ждал, когда тело перестроится. Когда иммунитет сдаст позиции. Когда клеточные механизмы подстроятся под нового «хозяина». Сотрудники лаборатории ещё не знали, что каждый из них – биологическая бомба. В тот же день Вега на встрече вдруг уронила планшет. Подняла его медленно, как будто двигалась под водой.
– Простите… – её голос был почти детским. – Немного… закружилась голова…
А в коридоре уже кашлял охранник. Уборщица жаловалась на онемение рук. Но никто не связывал это воедино. Ливия в это время сидела у себя, закутавшись в плед. Она пила горячую воду с лимоном. У неё была температура 35,2. Давление – нестабильное.
***
Комната для вакцинации была стерильной до блеска: белые стены, лампы дневного света, хромированные приборы. Новая партия испытуемых – шестеро мужчин и одна девочка лет 16 – стояли в ожидании своей очереди. Их лица были пусты, глаза – мутные от страха и недопонимания.
Доктор Вега шла вдоль них, просматривая планшет с индивидуальными параметрами. Рядом стояла медсестра с подносом – на нём семь ампул новой вакцины, извлечённой из крови Эда.
– Начинаем, – сказала Вега.
Первая инъекция. Вторая. На третьей – Вега покачнулась. Её пальцы дрогнули, ампула выскользнула из рук и разбилась. Женщина отшатнулась, зажала рукой грудь.
– Мне… что-то нехорошо… – прошептала она, и в следующее мгновение рухнула на пол, ударившись затылком.
– Доктор Вега! – закричала Ливия, бросившись к ней. В зале началась паника. Охранник кричал по рации, медсестра вцепилась в подлокотник и заплакала.
Каталка. Капельница. Паника.
Вегу увезли в реанимационную лабораторию. Ливия вырвала из шкафа шприц, взяла кровь прямо из вены Веги и помчалась по коридору.
Двери лаборатории распахнулись с глухим хлопком. Ливия ворвалась внутрь. Всё внутри неё дрожало, но руки уже по памяти запускали анализ крови Веги.
Центрифуга. Микроскоп. Сканирующий зонд.
Через пять минут она увидела то, что не должно было быть: Структура вируса была в крови.
Ливия стояла, тяжело дыша. Руки тряслись.
– Он передаётся… – прошептала она. – Мы… не проверяли слизистую…
Она сорвала результаты с принтера и выбежала из лаборатории. По пути её лицо стало бледным – из-за картины ужаса, разворачивающейся перед ней: У стены, в коридоре, медсестра сидела на полу, царапая себе лицо до крови. Губы в крови, ногти поломаны. Она бормотала:
– Внутри… внутри… вылезает… шевелится…
Её глаза были полностью чёрные – зрачки расширены, склера налита кровью. Другой техник кричал в коридоре, отбиваясь от невидимого врага, будто галлюцинировал. Позже эти двое будут среди первых погибших. Система слежения мигала красным. Кто-то вбежал в лифт и нажимал на все кнопки сразу.
Паника. Лаборатория превращалась в ад.
Ливия ворвалась в кабинет профессора Ларсена. Там всё было… идеально. Свет был мягким. Из колонок лилась классическая музыка – Бах. Ларсен сидел в кресле, закрыл глаза, медленно кивал в такт.
– Aria da Capo, – проговорил он, не открывая глаз. – Бессмертие должно быть красивым, ты не находишь?
– ВСЁ КОНЧЕНО! ВИРУС! УТЕЧКА! – закричала Ливия.
Профессор Ларсен вскочил с кресла, с неожиданной для своего возраста подвижностью. Схватил у Ливии из рук анализы, бумага задрожала в его пальцах.
– Что это значит?.. – спросил он, хотя и без того знал. Лицо побелело. Глаза метались по графикам и схемам. – Мы проверяли кровь каждый день. Каждый. Как вирус оказался в крови Веги?
– Мы не проверяли слизистые! – выкрикнула Ливия, перехватив его взгляд. – Я думаю вирус мутировал. Он больше не зависит от инъекций. Он реплицируется сам. Он – внутри. Повсюду.
Профессор смотрел на неё, и что-то внутри него рухнуло.
– Ливия… я… не понимаю…
– ВРЕМЕНИ НЕТ! – рвано закричала она. – Нажмите кнопку, профессор. Сейчас же.
Он замер на мгновение, потом резко протянул руку и ударил по панели тревоги, встроенной в его стол. Громкий вой сирены разорвал тишину, и стены задрожали от активированных механизмов блокировки.
– Автономный протокол изоляции запущен.
– Двери лабораторного комплекса закрыты.
– Связь с внешним миром временно ограничена.
Огромные гермодвери начали медленно опускаться с глухим, жутким лязгом, будто сама лаборатория затыкала себе рот. Красные сигналы вспыхнули по коридорам.
Профессор и Ливия выбежали из кабинета. Они оказались в коридоре, наполненном паникой. Люди бегали, кто-то кричал, кто-то стучал кулаками по металлическим дверям, пытаясь вырваться. Один техник пытался взломать панель блокировки, но получил удар током и отлетел. Две медсестры рыдали, прижавшись друг к другу, одна из них кашляла кровью.
– Профессор! Что происходит?! – закричал один из сотрудников. – Почему нас заперли?!
Ларсен прижал ладонь ко лбу, потом поднял руку:
– Тишина! Все слушайте! Мы обнаружили угрозу! Биологическую! Возможна утечка вируса из контрольной среды! До получения полной информации ни один человек не покинет комплекс!
Все замерли. Ливия схватила Ларсена за плечо.
– Нам надо в лабораторию B4, перепроверить анализы.
– И… немедленно связаться с Советом. Если вирус уже в крови Веги – он давно за пределами объекта.
Они двинулись по узкому коридору, изворачиваясь от хаоса. На полу сидела женщина – хирург. Она шептала себе под нос формулы, держа в руках окровавленную перчатку. У кого-то случился приступ паники – кричали, ломились в вентиляционные шахты. Ливия на миг остановилась: это был ад. Тихий, невидимый, научный апокалипсис, начинающийся не с грохота, а с чиха, поцелуя, прикосновения.
Коридоры были переполнены: персонал, техники, младшие учёные, охрана – около тридцати человек, и семь новых испытуемых, заблокированных в своих блоках. Люди кричали, стучали в стены, кто-то звонил родственникам, несмотря на блокировку сигнала. Кто-то сидел в углу, дрожа и бормоча молитвы.
В один момент один из врачей – доктор Миллер, невысокий мужчина с сединой на висках – подбежал к профессору Ларсену и ударил его кулаком в лицо.
– Ты нас всех убил, старый мерзавец! – заорал он. – Ты подписал нам смертный приговор! Мы – крысы в коробке!
Ларсен пошатнулся и схватился за стену. В ответ охранники и другие врачи бросились разнимать мужчин, кто-то закричал:
– Прекратите! Мы все тут сдохнем, если начнётся драка!
Толпа ревела. Паника росла. Кто-то бился в гермодвери, пытаясь выбить их, оставляя пятна крови на металле. Другие бросились к камерам, крича о «заговоре», требуя «выпустить» их. Атмосфера становилась всё ближе к бунту. Ливия схватила профессора, вырвав его из рук охранников, и затащила обратно в кабинет, заперев за ними дверь.
В кабинете было темно. Снаружи доносились глухие крики, удары, стонущие проклятия. Профессор стоял у стены, тяжело дыша, на губах – кровь.
– Они обезумели… мы всё теряем…
Ливия повернулась к нему резко:
– Профессор! Где ваше оружие?!
– Что?
– Пистолет! В сейфе?
– Ливия… я не смогу… выстрелить в своих людей… Это мои коллеги… друзья…
– Дайте мне его. Быстро. Я что-то придумала.
Он не двигался. Тогда Ливия заставила его назвать код, ввела его, открыла сейф и вытащила чёрный тактический пистолет. Проверила магазин. Полный. Она сунула оружие в карман лабораторного халата.
– Что ты задумала? – спросил Ларсен, вглядываясь в неё.
–Эд. Он жил на улицах. Он знает, как действовать в хаосе. Он умеет обращаться с оружием. Он – наш единственный шанс контролировать толпу.
Ларсен с трудом кивнул.
– Будь осторожна. Люди… на пределе.
Ливия направилась к двери. Она двигалась быстро, пригибаясь, стараясь не попадаться в глаза разъярённой толпе. Коридоры всё ещё гудели от шума, кто-то рыдал в углу, кто-то пытался взломать терминалы.
Отсек Эда находился в самом дальнем крыле комплекса – секция с усиленной охраной и автономным контролем. Она ввела свой код. Дверь щёлкнула.
Эд сидел в углу камеры, как всегда – спокоен. Улыбнулся, когда увидел её.
– Ты опоздала на ужин, Лив.
– У нас мало времени. Всё пошло к чёрту. Мне нужен ты.
Она кивнула и достала пистолет.
– Пойдёшь со мной?
– Ты спрашиваешь?
Он подошёл к ней, взял оружие и проверил затвор.
– Куда идём, командир?
Коридоры были тёмные и душные. Лампы мигали, воздух становился тяжелее от страха. Они шли быстро. Эд держал пистолет в одной руке, другой прикрывал Ливию. Он заметно изменился – взгляд стал сосредоточенным, движения – точными, тихими, как у хищника. У него явно был боевой опыт. Но он не задавал лишних вопросов, пока Ливия не заговорила сама: – Вирус вышел из-под контроля. Мы думали, что он живёт только в крови. Но теперь он передаётся воздушно-капельным путём. Мы не заметили этого. Мы были… слепы.
Эд сжал зубы.
– И ты – заражена?
Ливия кивнула. Легко. Без истерики.
– Почти наверняка. Я целую неделю чихала, смеялась, целовалась в щёку коллег, поднимала тосты. Мы все заражены. Только ещё не знаем этого.
– То есть ты хочешь сказать, что весь комплекс – ходячая бомба?
– И не только он. Люди уже ушли домой, к семьям. Вирус, возможно, уже в городах. Ты – единственный, на ком вирус не проявляется. Единственный, кто не болен. Ты силён. Ты умеешь обращаться с оружием. Нам нужно взять кровь у всех. Мы должны выяснить, как быстро вирус распространяется. А для этого нужно… – она запнулась, – нужно взять контроль над ситуацией.
Он посмотрел на неё.
– Ты хочешь, чтобы я был твоим телохранителем? Или… командиром?
– Кем хочешь, лишь бы ты помог мне удержать этот ад.
Они остановились у поворота, откуда уже доносились крики, стуки, истерика. Эд повернулся к ней и, впервые за долгое время, посмотрел не в лицо, а в глаза.
– Я сделаю это. Ради тебя.
Она кивнула. Горло сжалось.
– Только не стреляй, если не придётся. Нам и так будет, за что гореть в аду.
Эд усмехнулся, поднял пистолет и шагнул вперёд.
– Посмотрим, смогу ли я успокоить паникёров лучше, чем ты в белом халате.
Они пошли дальше. В сторону толпы. В сторону катастрофы, которую ещё можно было, пусть на мгновение, удержать за горло. Дверь в коридор, где бушевала толпа, открылась с глухим скрипом. Ливия вышла первой, но тут же отступила, когда в неё полетела какая-то сумка. Следом – крик:
– Убийцы! Мы тут подопытные крысы!
Эд вышел вслед за ней. Спокойно. Уверенно. Без резких движений. Он оглядел толпу. Люди были на пределе – врач с окровавленным лицом, медсестра с выдранной прядью волос, трое сотрудников с самодельными дубинками из стульев и железа. В углу кто-то блевал от страха.
Эд сделал шаг вперёд. И резко поднял пистолет вверх.
ГРОХОТ. Выстрел в потолок. Металлический звон оглушил всех. Кто-то упал на колени. Кто-то вскрикнул. Кто-то просто замер. В зале повисла гробовая тишина.
– Теперь слушайте! – рявкнул Эд, – Если кто-то ещё хоть пальцем тронет Ливию – следующий выстрел будет не в потолок.
Он медленно пошёл вперёд, пистолет в руках, взгляд – холодный и расчётливый.
– Вы хотите выжить? Тогда сядьте. Ровно. К стене. Сейчас же.
Ливия шла следом. Держалась уверенно, хотя внутри всё дрожало.
***
Кабинет профессора Ларсена был теперь похож на штаб временного командования. На столе – хаотично разбросанные анализы, планшеты, окровавленные перчатки, фляжка с виски. В углу – монитор, подключённый к защищённой линии связи. На экране – значок доступа к Совету Теней. Красный. Мигающий.
Профессор Ларсен стоял у окна, ссутулившись. Впервые в жизни он казался старым.
– Вы готовы? – спросила Ливия, подойдя ближе.
– Нет, – он развернулся, в руке у него дрожала папка с результатами. – Но выбора у нас нет. Если Совет узнает, что вирус вырвался, они закроют проект. Уничтожат всех нас, чтобы не оставить следов.
– Если мы ничего не скажем – они сами станут следующими. Он уже в мире. Возможно уже внутри… детей. Семей. Людей на улицах.
Эд молча стоял у двери, наблюдая за каждым звуком в коридоре. Пистолет – в кобуре на поясе. Он теперь был не просто испытуемым. Он стал последней линией обороны.
Профессор подошёл к терминалу. Ввел код. Связь устанавливается… Экран зашипел. Появилось десять теней – силуэты, как в самом начале. Холодные, безэмоциональные.
– Профессор Ларсен, у вас есть новости?
Он сглотнул. Посмотрел на Ливию. Она кивнула.
– Да. Вирус… мутировал. И у нас кажется утечка
– Он больше не ограничен кровью.
– Он распространяется воздушно-капельным путём.
Молчание.
– Вы уверены? – раздался женский голос из тени.
Ливия шагнула вперёд:
– Да.
– Как поведёт себя вирус? Какие последствия?
– Пока неизвестно. Сейчас мы начнём брать анализы всех сотрудников и изучим инкубационный период. Доктор Вега в реанимации. Она потеряла сознание. Она заражена. Мы будем пристально изучать вирус. Сейчас 4 человека вне лаборатории, они плохо себя почувствовали, и взяли больничный. Возможно это заражение. Все, кто покинул объект – потенциальные носители.
Опять тишина. Долгая. Тяжёлая.
– Вы понимаете, что это значит, профессор? – медленно произнёс самый старый голос.
Профессор закрыл глаза.
– Мы можем… ещё попробовать локализовать. Мы проводим анализы, ищем способ. Вирус живёт в организме, но Эд – единственный, у кого он стабилен. Возможно, он ключ.
– Найдите вакцину, профессор.
– Или мы зачистить лабораторию. Полностью. С вами вместе.
Связь оборвалась. Профессор выронил планшет. Он глухо ударился об пол.
Ливия схватилась за край стола, сердце колотилось.
– Нас похоронят заживо, Эд.
Эд подошёл ближе. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах было нечто новое – воля.
– Тогда давайте найдём, чёрт возьми, вакцину, пока нам не сбросили бомбу на голову.
Ливия и Эд вышли из кабинета. Она прокричала, тем кто был в коридоре:
– Мы должны взять кровь у всех! Мы определим заражённых и поймём, насколько быстро распространяется вирус. Это наш единственный шанс.
Толпа молчала. Эд снова поднял голос:
– Если кто-то хочет выйти отсюда живым – вы будете делать, что она говорит.
Кто-то поднял руку. Потом ещё один. Люди начали медленно садиться вдоль стены, шепча друг другу. Некоторые плакали. Несколько человек помогли тем, кто был в шоке.
Ливия достала планшет и сказала двум оставшимся лаборантам:
– Подготовьте анализаторы. Срочно. Мы начинаем массовый забор крови.
***
Прошло полтора часа.
Первые десять проб показали наличие вируса в крови у всех.
– Это значит, что он уже повсюду… – прошептала Ливия, глядя в микроскоп. – Он быстро подстраивается. Он эволюционирует. У нас нет лекарства.
Эд подошёл к ней, вытер пот со лба. Рубашка была в крови – не своей, он помогал носить упавших и держать обезумевших.
– Насколько всё плохо?
– Он уже не требует вакцины. Он учится сам. Это как грибок, паразит, вирус в одном флаконе. Он… разумен.
– И мы заперты с ним.
Она кивнула.
– А теперь подумай. Если он уже у всех… и уехавшие домой тоже заражены… это не эпидемия. Это…
– Начало конца, – закончил Эд.
Глава 3. Протокол «Тень»
За сотни километров от лаборатории, за стенами правительственного бункера, скрытого в глубинах леса, заседал Тайный Совет. Комната освещалась холодным светом неоновых панелей. Вдоль длинного овального стола сидели люди в тёмных костюмах и в военной форме. Никто не представился. Здесь не нужны были имена – только ранги и приказы. На голографическом экране мерцала схема комплекса, где работала Ливия. Красные точки – инфицированные. Жёлтые – подозреваемые. Синих становилось всё меньше.
– У нас утечка, – сухо проговорил мужчина в чёрной форме с серебряным шевроном. – По нашим данным, заражённые уже за пределами лаборатории.
– Но они изолированы, – вмешалась женщина с короткими седыми волосами. – Объект удерживается, все ворота под контролем.
– Не все.
Голограмма увеличилась. Появился список сотрудников, уехавших домой. Четыре имени.
– Время действий пришло, – резко сказал другой офицер. – Нам нужно задействовать «Протокол Тень».
Молчание. Затем председатель Совета поднял руку.
– Отправьте группу Z-7. Изолировать. Устранить. Без следов.
Папка с приказом легла на стол. Внутри – фотографии, адреса, данные о семьях.
– Что с оставшимися в лаборатории? – спросил кто-то.
– Пусть работают. Пока полезны. После – карантин… или очистка.
***
Тем временем в ангаре военной базы грузились транспортные машины. Люди в чёрных костюмах, с закрытыми лицами и без знаков различия, получали координаты. Один из них проверил оружие: шокеры, ампулы с неизвестным газом, изолирующие мешки.
– Работать тихо, – сказал командир. – Ни одного свидетеля. Сегодня ночью – никто не должен знать, что мы были там.
Машины выехали из базы. Молча. Без фар. Только внутренняя команда знала: началась зачистка.
21:42. Квартира Лены Морелли, биохимика проекта.
Лена ушла из лаборатории за две недели до событий. Беременная, на третьем месяце. Она не знала, что вирус уже мог быть в её крови.
Она сидела у окна, слушала музыку в наушниках. Ждала мужа с работы. Гладила живот, бормоча что-то о будущем малыше. Кошка свернулась клубком на подоконнике.
21:45.
На лестничной площадке – тихий шаг. Дверной замок почти бесшумно проворачивается. Никто не стучит. Дверь приоткрывается. Один из агентов – женщина в чёрной броне – входит первой. Остальные остаются у выхода.
21:46.
Лена поворачивает голову. Видит незнакомку. Спокойную, без лица, без слов. В её руках – ампула.
– Что… простите? Кто вы? – голос Лены дрожал.
– Приказ, – отвечает женщина.
Лена отступает, прикрывая живот.
– Потенциальный носитель. Заражение не исключено. Распространение – недопустимо.
Инъекция в шею. Лена едва успела вскрикнуть. Кошка с испугом сбежала. Всё затихло.
Женщина стояла в тени, смотря на лежащее тело. Несколько секунд – затем вышла. Квартиру опечатали, метка на дверь – «карантин: утечка газа».
22:34. Частный дом в пригороде Линдвуда.
Дом биоинженера Эвана Миллера стоял в тишине, укутанный туманом. Одинокий фонарь во дворе мерцал, будто предчувствовал беду. Внутри дома всё было спокойно – Эван сидел на диване, с кружкой чая в руках, телевизор включён, но звук выключен. На коленях спал кот. Он уехал из лаборатории накануне, чувствуя себя немного простуженным. Ему велели отдохнуть. Он и не знал, что за ним уже следят.
Сквозь тишину вдруг что-то дрогнуло. Тень у окна. Едва уловимый шелест шин.
Во дворе, за забором, уже стояли трое в чёрной форме и масках. Один поднял руку – жест «готовность». Второй снял с пояса крошечный резак и начал вскрывать замок калитки. Без шума. Без света.
22:39.
Эван встал, потянулся, направился к кухне. В этот момент электричество во всём доме погасло.
– Чёрт… – пробормотал он, и в темноте замер.
Он услышал звук. Едва различимый… как будто что-то мягкое коснулось стеклянной двери. Он обернулся. Ничего. Только темнота за окнами.
Затем – резкий глухой удар в заднюю дверь, и в ту же секунду – вспышка ослепительного света.
– Полиция?! – крикнул он, ослеплённый. – Кто здесь?!
Ответа не последовало.
Из темноты вынырнули двое – в чёрных костюмах, с автоматами, в баллистических масках. Один ударил Эвана в грудь прикладом – тот рухнул на пол.
Третий вошёл следом, сканируя помещение инфракрасным визором.
– Объект локализован. Начинаем изоляцию.
– Приказ, – прозвучал голос без эмоций. – Контакт с заражённой зоной. Потенциальный носитель.
Ему в шею вонзили иглу с прозрачной жидкостью. Через несколько секунд он потерял сознание.
22:45.
Сотрудники группы Z-7 запечатали тело Эвана в чёрный мешок, на котором не было ни имени, ни номера. Только штрихкод. Затем – вышли так же тихо, как и пришли.
Дверь аккуратно закрыли. Свет не включали. Соседи так ничего и не заметили.
Дом остался пустым. Только кот сидел у двери, мяукая в темноту.
23:17. Восточный сектор, жилой комплекс «Сосновый мыс».
Высотка. Четырнадцатый этаж. Квартира 1407. Здесь жила Мира Сандерс, младший вирусолог. Молодая, с тихим голосом и тёмными кудрями. Она была одна – недавно развелась, сына увезли к бабушке. После долгой смены в лаборатории она ушла домой три дня назад. Жаловалась только на бессонницу и слабость.
Сейчас в её квартире горел свет. На кухне варился чай, в спальне играла тихая музыка. Мира стояла у зеркала, расчесывая волосы, с тревогой глядя на тёмные круги под глазами.
В это же время:
На крыше соседнего дома, в темноте, группа Z-7 готовила оборудование. Один из агентов просматривал тепловизором здание.
– Объект у зеркала. Один.
– Окна – бронированные?
– Нет. Обычное стекло. Вход – через вентиляцию и балкон. План «Тишина».
23:21.
Один из бойцов аккуратно спустился по тросу к балкону 1407. Снял замок, проник внутрь – как тень. Мира не услышала ни звука. Он отступил в коридор. Через 10 секунд к нему присоединились двое.
23:22.
Мира, наконец, повернулась от зеркала – и тут же замерла. В её квартире стояли трое мужчин в чёрном. Без слов. Без знаков. Один из них уже поднимал руку с инъектором.
– Что за… ЧТО?! – она не успела закончить крик. Игла вонзилась в плечо.
Она отшатнулась, но было поздно. Колени подкосились. Руки задрожали.
Один из агентов склонился к ней, проверяя пульс.
– Готово. Упаковать.
В комнате снова стало тихо. Бойцы аккуратно завернули Мирy в изоляционный мешок. Механизм щёлкнул – всё стерильно. Через минуту в квартире снова не было ни души. Только чай на плите начал выкипать, тихо шипя в пустоту.
00:04. Южный район. Частный сектор. Дом Карима Бела.
Карим был системным аналитиком проекта – тихий, пунктуальный, слабо верящий в теории заговора. Сегодня он не спал: писал в чат коллегам, пытаясь понять, почему никто не отвечает.
– «Ливия, ты там? Ларсен? Что-то случилось?» – он снова и снова обновлял переписку. Пусто. Только серые галочки.
Он встал, подошёл к окну и выглянул в ночь. За улицей стояла пустота. Ни машин, ни звуков. Только странный холод, будто воздух сжался.
00:07.
На заднем дворе раздался едва слышный треск. Карим насторожился, вышел в коридор. Послышались голоса – будто кто-то разговаривал у его двери. Он взял телефон и набрал «112», но сигнала не было.
00:08.
Дверь распахнулась с силой. Внутрь ворвались двое. Один ударил Карима в живот, второй подхватил за плечи. Он попытался кричать, но мешок уже был над головой.
– Нет! Я ничего… – приглушённые слова захлебнулись в ткани. Ему в шею воткнули иглу.
Тело обмякло.
– Цель. Ликвидация через остановку сердца.
Глава 4. Первые жертвы вируса
Воздух в лаборатории был тягучим от усталости и страха. Ливия стояла у монитора, сверяя показатели анализа крови Джун. Интерлейкин-6 был аномально высоким. Это значило только одно: воспаление на пике. Возможно, вирус уже атакует её мозг.
– Джун, ты чувствуешь себя нормально? – спросила она, не отрываясь от экрана.
– Немного кружится… – голос Джун был тонким, почти детским. – Наверное, просто… усталость…
И в тот же миг Джун осела на пол. Стеклянный лоток с пробирками выскользнул из её рук, разбился, кровь расплескалась по кафелю.
– Чёрт! – воскликнул Ларсен, бросаясь к ней.
Она лежала на боку, глаза закатывались, тело дёргалось в судорогах. Из носа пошла кровь, а изо рта – тонкая струйка тёмной слизи.
– Маски! Сейчас же! – крикнула Ливия и бросилась к аптечному шкафу, достала шприц с седативом и ввела Джун в плечо. Судороги прекратились, дыхание стало хриплым, как у утопленника.
– Готовьте изолятор. Эд, помоги мне. Осторожно, не касайся её крови!
Эд, сжав кулаки, подошёл и поднял Джун на руки, стараясь держаться только за ткань её халата. Она едва дышала. Её кожа покрылась серыми пятнами, на виске начала пульсировать вена. Спустя несколько минут, Джун лежала в изолированной палате, подключённая к капельнице и монитору.
– Она на грани, – сказал Ларсен.
***
Ливия стояла перед центрифугой. Пробирки крутились с глухим гулом, как будто сама лаборатория задыхалась вместе с ней. На соседнем столе – таблица с результатами: температура, маркёры воспаления, уровень кислорода, а главное – странные молекулярные сигнатуры, появляющиеся в заражённых.
> Инженер-биотехник Оскар
– Возраст: 42
– Жалобы: повышенное давление, тяжесть в груди, сухость во рту
– Результаты:
Лимфоциты снижены (0,7 тыс./мкл – критически мало)
Интерлейкин-1? – 187 пг/мл (в 10 раз выше нормы)
Наличие неизвестных белков в плазме – предположительно, вирусная оболочка
Сыворотка мутнеет через 4 секунды после контакта с реактивом
Ливия закрыла папку с его результатами.
– Он заражён. Причём активно.
> Химик Лина
– Возраст: 29
– Жалобы: головные боли, звон в ушах, частичная потеря обоняния
– Результаты:
CRP – 85 мг/л (при норме до 5)
Ферритин в крови – 1340 нг/мл
Электронная микроскопия показала мельчайшие кристаллы в нейронах, как будто мозг начал «заменяться»
– Это уже неврологическая стадия, – прошептал Ларсен, увидев снимки.
> Техник Борис
– Возраст: 38
– Жалобы: никаких. Чувствует себя нормально.
– Результаты:
Обычная картина крови, но… В ПЦР-реакции – слабый положительный результат на фрагмент РНК вируса
Нестабильность клеточных мембран
Митохондриальная активность снижена на 60%
Эпителиальные клетки кожи начали терять регенеративные свойства
– Он носитель, – мрачно заключила Ливия. – Пока без симптомов. Но уже опасен.
Она выдохнула и провела рукой по лицу, как минимум пятеро уже заражены. Двое в предкритическом состоянии.
Ливия устала смотрела на очередной анализ. Красные зоны на графике горели, как сигнальные огни на борту терпящего крушение корабля. Каждый образец она сверяла с кровью Эда – и каждый раз результат был отрицательным. – Ни одного совпадения. Ни один не выработал то, что выработал он… – прошептала она, откидываясь на спинку стула.
***
В соседней лаборатории профессор Ларсен работал с командой из четырёх учёных. Они исследовали сыворотку Эда, пробуя выделить антитела, которые могли бы стать основой вакцины.
– Посмотри на этот график, – говорил один. – Это же нереальная стабильность белковой оболочки.
– Его иммунитет… как будто получил заранее инструкцию, как бороться с вирусом, – добавил Ларсен. – Или… нет. Не «как будто». Может, он уже был заражён и выжил. Значит, в его крови – архив битвы.
***
В лабораторию вбежала медсестра Оливия.
– Доктор Ливия! – она едва дышала, голос сорванный. – Джун… она умерла!
Ливия замерла, будто её ударили в грудь.
– Только что… её сердце остановилось, и… и…
– Что «и»?
– Майкл… один из биоинженеров… он потерял сознание сразу после. У него начались судороги.
Ливия вскочила, роняя бумаги.
– Где он сейчас?
– Его несут в изолятор. Он в тяжёлом состоянии.
В тот момент в дверь заглянул охранник Роберт.
– Мы с Эдом возьмём каталку. Нужно отвезти Джун в морг. Сейчас сообщили доктор Вега… тоже умерла. Ливия, ты хочешь, чтобы сразу начали вскрытие?
Она кивнула, не в силах говорить и пошла в морг.
***
Тем временем в изоляторе Майкл дёргался на койке, тело ломало, как в эпилепсии. Изо рта шла пена, его ногти начали темнеть.
– Это быстро, – выдохнул один из санитаров. – Слишком быстро.
***
Морг. Холод. Тишина.
Каталка с телом Джун покачивалась на колёсах, завёрнутая в простыню, но под ней угадывались очертания худого тела. Эд вёл каталку, лицо его было каменным. Роберт шёл рядом, в полной броне и маске.
– Ещё один, – пробормотал он. – Сколько нас останется к утру?
***
Запах формалина и железа висел в воздухе. Каталки скрипели по кафельному полу, оставляя за собой тонкие полосы крови, размытой дезинфекцией. Эд шёл впереди, тяжело дыша, сжимая ручку носилок, на которых лежало безжизненное тело доктора Веги. Её лицо застыло в выражении ужаса, рот приоткрыт, глаза закатились.
– Осторожно, – сказал один из охранников, подкатывая вторую каталку. На ней лежала лаборантка Джун. Волосы распластались по подушке, кожа приобрела сероватый оттенок, губы растрескались. Вены под кожей проступали, как тёмные корни.
– Пять человек, – прошептала Ливия, стоя у входа. – Пять жизней.
– Надеюсь, это последние, – пробурчал второй охранник.
Эд взглянул на неё, и в его глазах мелькнула боль. Он уже привык видеть смерть, но не в таких количествах. Не в таких условиях.
– У нас нет времени, – сказала она. – Если мы не узнаем, кто был заражён первым, мы не поймём, как всё началось. И не сможем остановить это.
Патологоанатом, женщина лет пятидесяти по имени доктор Марен, уже готовилась к процедуре. Руки в двойных перчатках, хирургический халат, защитный экран. На металлический поднос легли инструменты: скальпель, реберные щипцы, пинцет, иглы, зажимы.
– Начнём с Веги, – сказала она ровно, словно отключила эмоции. – Разрез от грудины до лобка.
Скальпель коснулся кожи. Ливия смотрела, затаив дыхание. Из тела повалил чёрно-красный густой секрет, с отвратительным запахом гнили.
– Ткани уже начали распадаться, – заметила Марен. – Это слишком быстро. Такое бывает через неделю после смерти. Но она умерла недавно.
– Вирус ускоряет разложение? – предположила Ливия.
– Или переписывает структуру клеток. Смотрите на лёгкие.
Органы были увеличены, покрыты язвами, сосуды вздулись и лопались при малейшем прикосновении.
– Это… нечто другое. Это не просто инфекция, – пробормотала Марен.
Когда очередь дошла до Джун, Марен замерла.
– У неё странная асимметрия в головном мозге. Вот здесь – участок, где нейроны как будто… изменены.
– Мутировали?
– Возможно.
Ливия отступила назад, руки сжались в кулаки.
– Значит, они были заражены первыми. Джун и Вега. Может, вирус распространился ещё на стадии опытов, когда они брали образцы.
04:23 Лаборатория
Глаза Ливии горели от усталости, но руки продолжали работать. Один за другим – пробирки, таблицы, расшифровки. Каждый лист – новая смерть, новые цифры, бессмысленные, как будто вирус стирал всё человеческое из крови.
– Лейкоциты падают… ЦРБ зашкаливает… опять… опять… – шептала она себе под нос, сравнивая с контрольными анализами Эда.
Но потом – одна строка остановила её руку. Она замерла.
– Это… не может быть…
На листе, выделялась идеально сбалансированная формула. Норма лейкоцитов. Умеренный уровень воспалительного маркера. Самое главное – следы иммунного ответа. Те же самые, что были у Эда. Только слабее. Свежее.
– Антитела… – прошептала она. – Есть антитела!
Взгляд метнулся к имени в углу бланка:
«СОФИЯ РЕЙН» – младшая медсестра. Возраст 26. Смена: 3-я, доступ в сектор D.
Ливия вскочила, бумаги едва не упали на пол. Она схватила их, прижала к груди и вылетела из лаборатории.
04:27. Соседний сектор. Кабинет профессора Ларсена.
Он и ещё несколько учёных работали над моделированием мутации вируса, сверяя образцы крови Эда. Его лоб был покрыт потом, пальцы дрожали от усталости.
–Профессор Ларсен! – Ливия ворвалась в комнату. – Посмотри! Немедленно! Это кровь Софии Рейн. Она… она выработала антитела!
Он выхватил бумаги. Читал быстро, молча. Потом поднял глаза.
– Это чудо… Есть надежда.
– Она выжила. Как Эд. И у неё почти те же маркеры. Почти… Понимаешь, что это значит?
Профессор резко встал.
– Немедленно найти её.
Он помолчал, затем добавил: – Я сам возьму кровь на повторный тест. Если подтвердится… мы ещё на один шаг ближе к вакцине.
04:54.
Ливия снова сидела одна. Комната была тихой, как камера хранения – только шум прибора в углу и шелест бумаги под пальцами. Она вернулась к последним анализам. Осталось десять человек. И ни один из них не знал, жив он или уже – просто тело, в котором тикает вирус.
Каждого, кого она уже проверила – изолировали. Эд без слов, отводил в специальные боксы. Ни объяснений, ни утешений. Только жест и оружие в руке. Никто не сопротивляться.
04:59.
Ливия смотрела на следующие пробы – кровь была мутной, маркеры воспаления в красной зоне. Заражение уже в прогрессии. Ещё один.
– Палата седьмая, – сказала она в рацию.
– Принято. – Голос был сухой, почти автоматический.
05:06.
Следующий – критический уровень цитокинов. Иммунитет уже разрушен.
– Палата десятая.
05:14.
Следующая проба. Была почти стабильной. Почти. Но не дотянула. Микроскопическая фракция вируса уже размножалась в лимфе.
Ливия скривилась, словно почувствовала боль физически.
– Восьмая. Изолировать.
05:22.
Девятая проба. Она уже знала, что будет. Но всё равно открыла файл, словно надеялась на чудо.
Нет. Вирус. Поздняя фаза.
Она кивнула в пустоту.
– Палата двенадцать.
Она сняла перчатки. Встала. Спина болела, в груди тянуло. Ей хотелось плакать – но не было сил.
В дальнем коридоре, за стеклом, лежал изолированный блок – где-то там находились новые испытуемые, доставленные вчера. Их кровь Ливия проверит утром. Может, они ещё не заразились. Может, есть шанс. Может…
Но в глубине она знала: Нет. Они прибыли слишком поздно. Лаборатория уже была заражена. А теперь она – законсервирована в аварийном режиме. Ни входа. Ни выхода. Как капсула. Как гроб.
05:41.
Ливия была одна. В стерильной тишине мерцал экран биохимического анализатора. На столе перед ней – последняя пробирка. Её собственная.
Она смотрела на неё, будто в этой капле крови было всё: правда, приговор, шанс.
Вдох.
Выдох.
Дрожащими пальцами она вставила пробирку в сканер. Анализ пошёл. На экране замелькали цифры, гистограммы, кривые. Пульс гудел в ушах. Она прикусила губу.
«Если я заражена давно… если на пике… значит, всё может случиться в любую секунду. Прямо здесь. Я… умру одна…» Сканер издал короткий звук. Данные загрузились.
05:42.
Результаты готовы. Ливия медленно приблизилась. Глаза перебегали по строкам.
Идеальный гематокрит. Лейкоциты в норме. ЦРБ – отрицательный. И…
– Антитела… – прошептала она.
Руки поднеслись к лицу. Она непроизвольно вскрикнула и тут же прикрыла рот. Глаза наполнились слезами – не от страха. От шока. От освобождения. От осознания. Она выжила. Уже переболела. И её организм – победил. Точно, как у Эда.
С минуту Ливия сидела в полной тишине. Голова опущена, мысли роем.
– Это меняет всё…
Она вытерла лицо, встала, схватила лист с результатами и выбежала из лаборатории.
05:48.
Профессор стоял над столом, обводя маркерами цепочки мутаций на плазменном экране. Ученые рядом выглядели измождёнными – и больными. Один тяжело дышал. Ливия влетела в комнату, будто врываясь сквозь смерть.
– Профессор… – голос дрожал. – Я только что проверила свою кровь. У меня… такие же маркеры, как у Эда. Я переболела. И у меня есть антитела. Чистые. Полный иммунитет.
Он резко повернулся.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Молчание. Потом он сел и закрыл глаза.
– Значит, трое… трое из почти двух сотен.
Он посмотрел на неё. Эд, София, и теперь Ливия. У всех – разное время заражения, но один результат.
– Вирус возможно победить, – прошептала Ливия. – И, возможно, без вмешательства. Просто… нужно, чтобы тело справилось. Нужно время.
Профессор взглянул на своих коллег – все с серыми лицами, с пустыми глазами.
– У некоторых… время на исходе.
Ливия смотрела на него твёрдо:
– Возможно, будут ещё. Я верю – нас не трое. Мы просто первые.
Профессор из подлобья посмотрел на Ливию и прошептал: – Скажи это тем, кто уже в морге.
Глава 5. Первые странности
06:47.
Морг. Серые стены. Плитка, вымытая до блеска. Лампочки, гудящие под потолком. И лёгкий, тонкий запах дезинфекции, который не мог заглушить главного – запаха смерти.
Ливия спустилась вниз по лестнице, её шаги отдавались глухо, будто звучали в пустоте. Она пришла узнать результаты остальных вскрытий. Морг был почти всегда тихим, но теперь – слишком. Неестественно.
Она прошла мимо столов с пустыми носилками и заглянула в смотровую. Там за прозрачной перегородкой стояла доктор Марен. Глаза усталые, руки в перчатках, лицо – как маска.
Марен, заметив Ливию, тут же жестом подозвала её.
– Ливия. Хорошо, что пришла. Я… ждала тебя. У меня новости.
– Я пришла узнать про вскрытия. Есть что-то необычное?
Марен кивнула.
– И более чем.
Она повернулась к столу. На нём лежал труп – один из тех, кого привезли сегодня ночью. На лбу – шов, аккуратный разрез от вскрытия.
– Я закончила все пять вскрытий. У всех – однотипные признаки: нейронная дегенерация, перегрев тканей, разрушение гипоталамуса. Но… – она замолчала на секунду, как будто решая, говорить ли дальше.
– Но? – Ливия нахмурилась.
– Когда я закончила вскрытия и начала готовиться убирать тела в холодильник… одно из них, – она показала на труп, – выдало незначительный электрический импульс в мозге. Я подумала, что это сбой прибора.
– Но это не был сбой? – Ливия сглотнула.
Марен отрицательно покачала головой.
– Я проверила другим сканером. Тот показал замедленные, но устойчивые сигналы. Они исходили из… ствола мозга. Как будто… как будто он перезапускался.
Ливия не верила своим ушам.
– Ты хочешь сказать… он оживает?
– Нет. Не в привычном понимании. Сердце мертво, органы мертвы. Но мозг… запускает какие-то процессы, как будто пытается включить тело заново.
– Это… это невозможно…
– Я тоже так думала. Пока не проверила второго. Потом третьего. У троих из пяти – те же паттерны. Мелкие всплески активности. Не синхронные. Бессвязные. Но… растущие.
Ливия отступила на шаг.
– Они мертвы. Мы же уверены?
Марен кивнула.
– Мертвы, да. Но их мозг – не сдался. И это значит одно: Вирус продолжает действовать даже после смерти.
Ливия почувствовала, как по спине пробежал холод.
– Это не просто вирус… это что-то иное.
Марен прошептала:
– Я боюсь, Ливия. Что если мы ошиблись… если думаем, что они просто умерли…
06:59.
Ливия стояла в полумраке, напротив стола с телом. Доктор Марен напряжённо вглядывалась в монитор, где бегали медленные импульсы – как будто кто-то стучал изнутри гроба.
Вдруг – резкое подёргивание мизинца на левой руке трупа.
Ливия вздрогнула.
– Ты видела?
Марен кивнула.
– Это началось около получаса назад. Сначала – судороги лицевых мышц. Потом – спазм руки. У второго тела было лёгкое подёргивание ноги.
Они обе подошли ближе. Ливия смотрела на тело с отвращением, вперемешку с завораживающим ужасом. И снова – дёрнулся палец. Совсем немного. Потом – веко едва заметно вздрогнуло. Как будто мертвец вот-вот откроет глаза.
– Это рефлексы? Остаточная активность?
– Возможно. Но она усиливается. С каждой минутой. И это не похоже на посмертные спазмы. Это системное. Координированное. Пусть и медленно, но оно движется по нейронной цепи.
– Марен, ты уверена, что они мертвы?
Та молча подошла к другому столу. Сняла простыню.
– Посмотри сама.
Тело было полностью безжизненным. Пальцы уже начали темнеть, кожа стекленела. Но тут – лёгкий рывок плеча. Едва заметный, но… живой. Ливия почувствовала, как по её телу пробежали мурашки.
– Мы ошиблись. Вирус не только выживает. Он работает после смерти.
Марен шепнула:
– Или превращает смерть во что-то другое.
Они молча переглянулись. Обе понимали – это только начало.
– Нам нужно срочно сообщить Ларсену, – сказала Ливия. – Если мозг не умирает полностью… если вирус реструктурирует его – тогда…
– Тогда у нас меньше времени, чем мы думали, – закончила Марен.
И в этот момент – у трупа на столе дёрнулась нога. Уже не мимолётно. Резко. Отчётливо.
07:18.
Профессор Ларсен стоял у стеклянной стены, наблюдая, как ассистенты в гермокостюмах переносят образцы антител Эда в капсулы. Он держал в руке чашку кофе, забыв сделать хоть один глоток. Его лицо, всегда строгое, теперь было измученным. Он не спал уже вторые сутки. Рядом с ним, за столом – диаграммы, флуоресцентные снимки, и один вопрос: Почему Эд, София и Ливия выжили?
В комнату ворвалась Ливия, за ней – доктор Марен. Они были бледны и взволнованы.
– Профессор, – сразу начала Ливия. – Мы должны заморозить тела. Все. Немедленно.
Он повернулся, насторожившись.
– Почему? Что произошло?
Марен, усталая, но чёткая в словах, подошла ближе.
– Мы наблюдали постмортальную активность в мозге. Импульсы. Не хаотичные. Координированные. У трёх из пяти тел. И – начались подёргивания мышц. Сначала слабые, теперь – уже заметные. Они усиливаются.
Профессор молчал, взгляд его стал стеклянным.
– Вы уверены?
Ливия подошла ближе.
– Это не разложение и не рефлексы. Марен видела всё сама. У одного – движение века, у другого – плеча. Последний – резко дёрнул ногой. Это не реакция мёртвого тела. Это начало чего-то иного.
– Значит, вирус не просто убивает. Он перестраивает. Ждёт. Работает после смерти. – Профессор наконец опустил чашку на стол. – Тогда… мы имеем дело с механизмом, который оживляет ткани?
– Не оживляет, – поправила Марен. – Переиспользует.
Ливия кивнула.
– Это может быть началом. Мы не знаем, сколько времени до следующей стадии. Но если вирус продолжит развиваться в трупах…
– …мы создавали вирус, который должен был продлить жизнь, но он изменил смерть, чтобы жить. Всё наоборот. – закончил Ларсен, и в его голосе прозвучала паника.
***
07:32.
Морг. Камера хранения тел
Огромный отсек морга начал заполняться холодом. Промышленная система заморозки с шипением и гудением запускалась в полную мощность. Вдоль стен стояли каталки с телами, укрытыми простынями. Холодный пар медленно ползал по плитке, как туман. Охранник Роберт с Эдом проверяли герметичность дверей.
Ливия стояла в стороне, скрестив руки, с бумагами на планшете. Доктор Марен закатывала тело под номером 5 биоинженера Майкла, когда Ливия, глядя на очередной непроизвольный вздёрг мизинца, вдруг прошептала:
– А что если… мы паникуем зря?
Марен бросила на неё быстрый взгляд.
– Что ты имеешь в виду?
– Что если это… Что если мозг… борется? Медленно, но борется. Может, вирус не убивает до конца. Может, это как кома. Переходное состояние.
– Ливия…
– Нет, послушай. В фильмах всё просто – трупы встают и едят людей. Но мы – не в фильме. Мы учёные. А это – новая стадия вируса, непредсказуемая. Но не обязательно опасная. Что если это то, чего мы добивались. Вирус просто нашёл другой путь, чтобы продлить жизнь человека, как изначально и задумывалось.
Марен молчала. Даже Эд, услышав это, обернулся.
– Может, эти тела можно спасти. Мы уже видели, на что способен иммунитет. У Эда. У меня. У той девушки из персонала. Что если… эти «подёргивания» – не начало конца, а начало восстановления?
Она подошла к одному из тел. Смотрела, как у мужчины дёргается уголок рта. Пульса нет. Но движение – есть.
– Мы должны оставить хотя бы одно тело. Не замораживать. Отправить в отдельную изолированную камеру. И наблюдать. Если это правда начало… возвращения, мы первые это зафиксируем.
– А если ты ошибаешься? – тихо спросила Марен.
– Тогда он просто не встанет. Мы закроем камеру, и всё. Но если я права – мы спасём тех, кого уже похоронили в сознании.
Пауза. Тишина. Только гул холода. И слабое, еле заметное дёрганье пальца на столе. Марен кивнула.
– Одно тело. Только одно. Полный протокол наблюдения. Без доступа. Видеофиксация. Я сама всё оформлю.
Ливия впервые за много часов почувствовала надежду. Хрупкую. Но живую.
Глава 6. Пробуждение
Эд и Роберт погрузили тело мужчины и перевезли его в одну из изолированных камер, в которых ещё недавно держали испытуемых. Тело было переложено на специальную металлическую платформу, покрытое стерильной простынёй. Вокруг – оборудование для мониторинга: камеры, датчики, электродные панели, подключённые к компьютерам. Всё было настроено для самого тщательного наблюдения.
Ливия и Марен, сидели у экрана, фиксируя показания. Шумные звуки охлаждения в здании создавали ощущение полной тишины вокруг.
– Всё стабильно, – сказала Марен, наблюдая за экранами. – Ни признаков жизнедеятельности, ни активных изменений.
Ливия пощёлкала клавиши на клавиатуре.
– Все системы работают, температура – стабильно низкая, мозг не показывает новых признаков активности. Показания стабилизировались.
Доктор Марен обернулась к камере. Её лицо оставалось напряжённым, но всё же с тенью сомнения.
– И всё-таки мы должны быть готовы ко всему. Даже если это всего лишь подёргивания. И даже если мы ничего не узнаем в ближайшие сутки.
Ливия вздохнула, опустив взгляд на монитор.
– Да, но мы не можем просто оставить всё на этом. Если это действительно будет стадия восстановления, нам нужно быть готовыми зафиксировать все изменения.
Тишина. В камере тело оставалось неподвижным. Час спустя, Ливия снова взглянула на экран. Никаких изменений.
Но тут – экран слегка заморгал. Показания начали резко меняться.
– Что это? – Ливия нахмурилась, вглядываясь в данные.
Марен подскочила.
– Это… это не может быть.
– На экране – электрическая активность. Как на нейронах. Мы фиксировали её, когда были у трупов раньше. Но она не должна была появиться. Тем более так резко.
Показания на экране начали расти. Слабые, но уверенные импульсы. Тело на платформе дрогнуло.
– Он… двигается, – сказала Ливия с замирающим сердцем.
Они замерли. Спустя несколько секунд, тело на столе резко дернуло руку. Это было похоже на судорогу, но гораздо более согласованное движение. Сильнее. Строгое. Словно кто-то пытался взять контроль над своим телом. Марен сделала шаг назад.
– Это не просто случайный импульс. Мы наблюдаем реакцию. Пускай слабую. Но реакцию.
Ливия вцепилась в стол, не в силах оторвать взгляд от экрана.
– Это значит… он ещё здесь. Внутри. Нужно зафиксировать это. Это может быть важным шагом к тому, чтобы понять, что происходит. Мы наблюдаем перезапуск.
Тело на платформе вдруг дрогнуло ещё сильнее. Не просто судорога. Рука поднялась, а затем сжала кулак. И замерла. Ливия чуть не упала со стула. Она была в ужасе, но в то же время не могла оторвать глаз от экрана.
– Это невозможно, – прошептала Марен. – Это не может быть.
Она осторожно отступила, но её голос стал более отчётливым:
– Мы не можем больше ждать. Всё нужно задокументировать.
– Но это в голове не укладывается. – сказала Ливия. – Мы не можем просто сказать, что один мёртвый человек начал двигаться.
– Мы скажем правду, – сказала Марен. – Зафиксируем всё.
Ливия понимала, что они сделали шаг, от которого уже не будет пути назад. Этот движущийся труп был чем-то больше, чем просто результатом экспериментальной ошибки. Он был предвестием того, что ждёт их всех.
Два дня прошли в полной тишине. В теле, которое ранее показало первые признаки активности, не было никаких изменений. Эксперименты, наблюдения, мониторинг – всё шло по расписанию, но пусто. Электрическая активность на экране стабилизировалась на нуле, а тело, лежавшее на платформе, было неподвижным, как и раньше.
Ливия сидела за столом в мониторной, устало протирая глаза. Она смотрела на данные, но все они были абсолютно одинаковыми. Нет изменений. Но две недели назад они бы не поверили, что вообще смогут наблюдать подобное.
Эд, заходя в комнату, бросил взгляд на экран и сказал:
– Так долго тишина. Может всё закончилось и пора его в морозильник?
– Я не знаю, – ответила Ливия, не отрывая взгляда от монитора. – Возможно, это часть его цикла. Но я не могу рисковать, думая, что всё успокоилось. Мы должны подождать.
– Но у вас нет никаких доказательств, что это живое. Это только ваше предположение, что вирус не умер с телом.
Ливия вздохнула.
– Да, может быть, ты прав. Но что если это сигнал того, что всё только начинается?
В этот момент из камеры раздался тревожный звуковой сигнал.
Экран начал мельчить.
– Что это? – воскликнула Ливия, подскакивая на месте. Она быстро нажала на кнопку. Экран переключился на камеру, которая фиксировала тело.
Тело на платформе всё так же лежало неподвижно, но теперь в нём начались микроскопические подёргивания, почти незаметные для обычного наблюдателя. Но это было. Это было живое движение. Пальцы сжались. Глаза на мгновение открылись, затем снова закрылись.
– Он… снова начинает двигаться, – прошептала Ливия, и её голос дрогнул.
Марен, подскочив, подошла ближе к мониторам. Она не верила своим глазам. Тело не шевелилось больше, чем на несколько миллиметров, но это было явное движение. Они обе внимательно следили за каждым малейшим изменением, как будто ожидали, что вот-вот тело встанет.
– Это не случайность, – сказал Эд. – Он начинает реагировать. Но на что?
Но до конца дня никаких других изменений не последовало. В течение следующих 48 часов в лаборатории не было признаков активности. Тело снова стало неподвижным. Электрическая активность на экранах была минимальной, и они пришли к выводу, что, возможно, вирус «отключился». Время шло, но они сделали вывод, что необходимо продолжать наблюдение.
***
Тем временем в другом помещении, в отдалённом отсеке, где находились оставшиеся живые испытуемые, София, стояла с иглой в руке. Она внимательно брала кровь у каждого из испытуемых, её лицо было напряжённым, а руки дрожали.
София аккуратно переливала кровь в пробирку, смотря, как в ней медленно растворяется вещество. Она поставила пробирку на стол и внимательно начала анализировать результат.
– Это не хороший знак, – прошептала она, сдерживая дрожь в голосе.
Результаты показали, что заражение только произошло. Вирус был активен, но ещё не достиг критической стадии. С точки зрения науки, это означало, что изоляция ещё могла бы помочь, но в глубине её души София уже чувствовала, что спасения не будет.
Вскоре она была готова сообщить об этом Ливии, но взяла следующие результаты – они были ещё хуже. София посмотрела на одну из пробирок, кровь из которой была почти полностью мутной. Она поняла: заражение быстрее прогрессирует, и теперь это касалось уже почти всех испытуемых.
– Не могу, – прошептала она, взглянув на результаты. – Мы не сможем их всех спасти.
***
Два дня спустя. Ливия и Марен сидели за столом, почти не двигаясь, и продолжали наблюдать за экранами. Весь этот день прошёл в тишине, и все начали терять терпение.
Ливия потеряла счёт времени и как раз собиралась уйти перекусить, когда вдруг – резкий звук. Прямо из камеры.
– Это что? – Ливия вскинула голову.
На экране снова появились показания. Электрическая активность снова начала расти. Пульсация, напряжение. Тело начало дергаться, как если бы оно получило внешний импульс. Эд вскочил.
– Это… это невозможно!
На экране появилось движение. Сначала – небольшие подёргивания пальцев, затем – плавное движение головы влево, как будто тело пыталось повернуться. Глаза прикрылись, но они снова открылись.
– Он видит! – произнесла Марен, и в её голосе прозвучал страх. Она была ошеломлена, но не могла поверить тому, что происходило.
Ливия встала, не в силах оторвать взгляд от экрана.
– Это не рефлексы. Он осознанно двигается. Это… как если бы он не умер.
Тело сдвинуло плечо. Затем – первый глубокий вдох. Было понятно, что что-то новое происходит в этой лаборатории, что-то, чего они не могли ожидать.
– Он… он начинает жить. – Ливия не могла выговорить это слово.
Внезапно тело подняло руку, затем медленно, но уверенно приоткрыло рот. Это было словно движение отозвалось на какой-то невидимый импульс.
И в этот момент Ливия поняла: они не просто столкнулись с вирусом. Это была новая фаза. Стадия, которая могла изменить всё. Мир не был готов к тому, что они наблюдали.
***
Профессор Ларсен вошел в мониторную с усталым взглядом, ссутулившись, как если бы его тело было на пределе своих возможностей. Он, казалось, с трудом передвигается, и его дыхание было неровным. Костюм лаборатории был скомкан, волосы взъерошены, а на лице отразились следы бессонных ночей. Ливия оторвалась от экрана, заметив его приближение.
– Как дела, Ливия? – его голос был тихим, но напряжённым. Он подошел к столу, где она сидела, не отрывая взгляда от монитора.
Ливия молча указала на экран. Она ещё не успела собрать все данные, но того, что уже было на экране, хватило, чтобы дать представление о ситуации.
– Мы наблюдаем его. Реакции на свет и звук становятся всё ярче. Но не могу сказать, что это прогресс. Это всё еще слишком неопределенно. Мне нужно больше времени.
Профессор посмотрел на экран и медленно кивнул, но в его взгляде было беспокойство. Он сделал шаг назад, усаживаясь на стул рядом с ней.
– Я понимаю. Но это уже какое-то безумие. Сколько ещё людей погибло? – его голос звучал почти безжизненно.
– Четверо за последние сутки, – Ливия ответила, поджав губы. – Трупы оставлены в изолированных комнатах. Мы не знаем, что будет дальше. Так что решили не рисковать. Думаю, лучше подождать.
Профессор помолчал, наблюдая за экраном.
– Ты права. Мы не можем торопить события, – ответил он с тяжёлым вздохом, но его лицо выражало решимость. – Однако, результаты с антителами… они не утешительные. Проклятие, ещё несколько человек погибли за последние часы. Вижу, что ситуация выходит из-под контроля.
Ливия внимательно посмотрела на него. Профессор выглядел совершенно измотанным, его глаза были потухшими, а кожа – серой. Очевидно, что он был не только физически, но и эмоционально истощён. Однако его присутствие в лаборатории было важным. Он всё ещё был экспертом, на которого Ливия могла полагаться.
– Ты все ещё не решил, что делать с докторами, Ларсен? – спросила она, отвлекая его от мыслей.
Он скинул взгляд, теряя себя в раздумьях. Профессор снова посмотрел на экран и проговорил:
– Пока нет. Доктор Марен и остальные… мы все знаем, что заражены. Но что ещё мы можем сделать? Мы не можем просто изолироваться и забыть о том, что происходит здесь. Мы должны продолжать, иначе всё, что мы начали, окажется бессмысленным. Мы должны найти ответы. Мы будем работать до конца.
***
Ливия и доктор Марен, прижавшись к мониторам, ощущали, как напряжение нарастает с каждым часом. Изоляция, которую они установили, была лишь временным решением, и каждый из них прекрасно осознавал, что за этой решимостью скрывалась жуткая реальность. С каждым днём вирус становился всё более непредсказуемым.
Тем временем, профессор Ларсен и его коллеги продолжали проводить свои исследования, но теперь их лица становились все более искажёнными не только от усталости, но и от неопределенности, которой они были охвачены.
Что делать, когда инкубационный период вируса слишком краток для того, чтобы его вовремя остановить?
Ливия чувствовала, как по телу пронзают холодные мурашки. Они стояли перед чем-то, что они ещё не могли понять и не могли остановить.
Прошло семь дней с момента первой реакции, и все вокруг стало невыносимо тихо. Ливия продолжала работать одна, доктору Марен на днях стало плохо, её изолировали в камеру, как и остальных. Час за часом она проверяла показатели, анализировала каждое движение и ожидала того самого момента, когда они смогут наконец понять, что происходит.
Тело, что когда-то было человеком, теперь стало совершенно другим. Ливия и Эд наблюдали за ним через стекло, как два последних свидетеля чего-то, что уже не поддается их пониманию. Они были готовы к тому, что всё случившееся может выйти за пределы того, что они могли бы назвать разумом.
Тело выглядело искажённым, но, тем не менее, сохраняло человеческие черты. Кожа была бледной, почти серой, с явными признаками гниения и сухости. Глаза были бесцветными, стеклянными, как если бы они не чувствовали ни боли, ни эмоций. Но что-то в них было – не смерть, а пробуждение, словно они уже давно пытались вспомнить, что такое жить. Слабые пульсации в теле начинали слабо поднимать грудную клетку, а мышцы то расслаблялись, то снова сжимаются. Это было похоже на подергивания, как у тела, не понимающего, что ему делать. Сперва он не двигался долгое время, лёжа на холодном металлическом столе, как если бы искал возможность встать. Но когда шум в лаборатории привлек его внимание, тело с трудом поднялось. Руки были сгорблены, а ноги двигались с трудом, как если бы они впервые встали на землю. Через несколько секунд живот начало подниматься и опускаться в ответ на дыхание, и его глаза, хотя они и не выражали эмоций, стали немного двигаться, как если бы он реагировал на окружающие раздражители. Затем тело резко дернуло головой, и в его глазах на мгновение появился всплеск гнева – как если бы оно пыталось понять, что происходит и что его беспокоит. Его губы сжались, а выражение лица стало жёстким, словно оно пыталось найти что-то живое внутри себя. Но мгновение и он снова стал неподвижным. Он замер на месте, как если бы понял, что нет нужды в бурной реакции. Он просто стоял, оглядывая комнату, словно изучая её, пытаясь найти что-то знакомое.
Ливия и Эд за стеклом наблюдали, как его тело сотрясалось от периодических вспышек гнева, которые затухали так же быстро, как и начинались. Эд с тревогой следил за каждым его движением, а Ливия просто пыталась осознать происходящее.
После того как тело замерло на несколько минут, оно вдруг снова начало двигаться, привлекая внимание к звукам и свету в лаборатории. Шум снова спровоцировал его реакцию, и он пошёл в сторону источника звука, его руки двигались, как если бы он пытался удержать баланс, а ноги подкашивались. Эти слабые движения, неестественная манера передвижения и его мёртвый взгляд, полный пустоты, создавали невыносимое напряжение в воздухе. Внешне это был человек, но не человек. Кажется, он не знал, кем он стал, или что теперь должен делать, но его реакции на внешние раздражители показывали, что он ещё способен откликаться на окружающий мир, пусть и неосознанно.
Ливия, сжимающая руку в кулак, смотрела на происходящее. Она знала, что перед ней не просто мёртвое тело, но и не человек, не животное. Это была некая переходная форма жизни, которая могла стать либо новым этапом эволюции, либо причиной всей катастрофы.
– Мы должны следить за ним, – сказал Эд, его голос дрожал.
Ливия кивнула, её мысли были мрачными, но решение было одно – они должны продолжать наблюдать.
Ливия провела пальцами по лбу. Голос дрогнул, когда она заговорила:
– Эд, я думала, что возможно… что этот вирус сможет перезапустить организм человека. Что мы придём к тому, что и планировали изначально – продлить жизнь. Сделать её лучше.
Она посмотрела на ходячее тело.
– Но это уже не человек. – Ливия сделала шаг назад, словно только теперь осознала, что стоит слишком близко. – Это тело мертво. Вирус захватил его. Оно уже не подчиняется законам, по которым жил человек. У него другие цели.
Она говорила тихо, почти шепотом, как будто боялась, что существо услышит. Эд подошёл ближе, осторожно. Глянул на тело, затем на Ливию.
– Значит, всё напрасно?
Ливия сжала кулаки, глаза её сверкнули.
– Нет. Не всё.
Она вдохнула глубже, стараясь удержать дрожь в голосе.
– Вирус убивает человека, Эд. – Её голос был твёрдым. – Он не лечит. Не исцеляет. Не продляет жизнь. Он разрушает всё, что делало нас людьми.
Эд молчал, но его взгляд выдал напряжение. Он знал это. Они оба это знали. Только теперь признали вслух.
– Но мы должны изучить, что происходит дальше. – Ливия подошла ближе к монитору. – Как именно начинается этот… процесс. Почему они “оживают”? И главное – опасен ли оживший для живых? Нам нужно понять, как остановить это. Не спасти, нет… Это уже невозможно. Но хотя бы не дать этому распространиться.
Глава 7. Когда мёртвых больше, чем живых
Шли дни, превращаясь в бессмысленное повторение одного и того же: тишина, изоляция и смерть.
Ливия, Эд и София – их тела победили вирус, выработав антитела.
Работа в лаборатории прекратилась. Все исследовательские проекты были заморожены. Ливия не могла одна делать разработку вакцины. В её руках оставались лишь знания, которые она не могла использовать. Люди умирали, но их тела не исчезали. Они возвращались, но не так, как прежде. Это было как в каком-то кошмаре.
В кабинете профессора, который теперь стал штабом для троицы, царила мёртвая тишина. Ливия сидела у стола, её взгляд был усталым, словно она не могла вынести того, что происходило вокруг. Эд стоял у окна, смотря на пустую лабораторию, где когда-то работали сотни людей. Теперь пустота была её единственным жильцом.
София пришла в кабинет и, села рядом с ними. Она выглядела так же усталой, как и они, её глаза были тёмными от бессонных ночей, но её лицо оставалось непокорным, как и раньше.
– Мы не можем просто сидеть и ждать, – сказала она, оглядывая их, как если бы искала решение. – Мы должны что-то предпринять. Но не знаю, что ещё можно сделать.
Ливия покачала головой, ощущая, как её мысли становятся всё более мутными и неясными.
– У нас нет информации. Мы не можем продолжать исследования. Никто не может помочь нам, и мы не можем помочь себе. Мы просто наблюдатели.
Каждый день было всё больше мёртвых, а потом всё больше оживших. Эти бывшие люди не могли говорить, не могли принимать решения, их движения были механическими. Они следовали своим инстинктам: реагировали на свет и шум, ходили, двигались, но в их глазах не было жизни. Каждый новый оживший был лишь напоминанием о том, что они все стали частью этой катастрофы.
Процесс был неизбежным. Ливия не могла отделаться от мысли, что, возможно, они тоже когда-нибудь станут частью этого. Как долго продлится этот цикл? Кто знает. Всё, что оставалось, это наблюдать.
– Мы не можем сказать, сколько людей ещё остались живыми в этом мире, – сказал Эд, уставившись в пустоту. – Мы не знаем, что происходит за пределами лаборатории. Может быть, там происходит то же самое.
София молча кивнула, а Ливия сжала в руках свою тетрадь, в которой записывала последние данные. Это была её единственная связь с реальностью, хоть и понимала, что эти записи могут никогда не увидеть свет.
Всё, что они могли сделать – это ждать. Ожидать того, что произойдёт, и надеяться, что, хотя бы для них наступит момент, когда всё закончится. Но Ливия знала, что это не конец. Это было начало чего-то нового.
***
Ливия встала перед старым компьютером в штабе, пытаясь выйти на связь с Советом. Её пальцы нервно перебирали клавиши, но экраны снова и снова показывали пустоту. Нет сигнала. Нет ответа. Эхо бесконечного ожидания. Проклятие этой лаборатории: она была под землёй, изолирована от внешнего мира. Они все погрузились в этот ящик, как в могилу.
– Совета нет… – сказала Ливия, отводя взгляд от экрана. Она не могла скрыть разочарование в голосе. – Мы не можем вызвать помощь. Они не отвечают. Я ежедневно пытаюсь с ними связаться. Но ответа – нет.
Эд подошёл и положил руку на её плечо.
– Мы знали, что так будет, – сказал он тихо.
Ливия вздохнула, но ничего не сказала в ответ. Она знала, что у них нет другого выбора. Внешний мир, скорее всего, погрузился в хаос, как и всё, что оставалось внутри лаборатории.
Эд стоял в углу кабинета, сгорбившись над столом, на котором были разбросаны старые бумаги. Он искал что-то, что могло бы помочь им выбраться из этого положения. На столе была куча файлов и документов, среди которых он с трудом вычленял нужные. Он что-то шептал себе под нос, когда его взгляд вдруг застыл на одном из документов.
– Есть что-то… – сказал Эд, поднимаясь и подходя к столу с найденной бумагой.
Ливия подошла, и её взгляд упал на лист, который Эд держал в руках. Это были старые схемы, которые показывали, как можно вручную разблокировать двери и шлюзы, чтобы выйти из лаборатории.
***
Обход боксов был их ежедневной рутиной. Они проходили по коридорам и останавливаться у каждой камеры, где ещё оставались живые. Лекарства от нового вируса не было. В каждом боксе находились заражённые.
Ливия и София разносили еду и воду, следя за состоянием каждого. Обстановку можно было описать как мрачную и безнадёжную: каждый из этих людей когда-то был коллегой, другом или просто знакомым. Теперь они были чем-то безликим, движущимися тенями, теряющими свою человечность. Заражённые не отвечали на их попытки общения, не проявляли эмоций, состояние было критическим. От нового вируса нет лекарства или вакцины. Оставалось только ждать смерти.
Ливия не могла привыкнуть к этому. Страх, который она испытывала вначале, стал более тупым, но не менее сильным. Каждое утро было мучительным: смотреть, как их количество сокращается, как по одному исчезают те, кто был ещё несколько дней назад живым.
***
Сегодня, когда они подошли к боксу, где лежал последний живой мужчина. Ливия замедлила шаги. Мужчина был почти в полусне, его тело всё ещё реагировало на внешние раздражители, но на его лице не было ни выражения боли, ни страха – только абсолютная пустота. Он не мог быть спасён.
София тихо положила контейнер с едой и сделала шаг назад.
– Он уже не в этом мире, – прошептала София. – Даже если его тело когда-то вернётся, этого человека уже нет.
Ливия молча кивнула. Она не могла не согласиться. Они продолжили свой путь.
София шла немного позади, прижимая к груди планшет и пачку бумажных карточек. У каждой – имя, номер бокса, дата последнего анализа. Ее халат в пятнах крови, застиранной до розового, маска сползает с лица, но она не поправляет. На лице – притупленный страх, выгоревший за последние недели. Ливия шла впереди, лицо скрыто за защитным экраном, в руках планшет с цифровой базой данных. Она выглядит собранно, но ее глаза предают усталость – темные круги, постоянное напряжение. На каждой остановке она делает глубокий вдох, как будто перед прыжком в ледяную воду.
Бокс 004 – «Анна. 27 лет. День 3 после смерти»
Они останавливаются у прозрачной двери. За стеклом стоит тело молодой женщины. Глаза мутные, губы рассохлись. Пальцы медленно скребут по стеклу, как будто она чует присутствие. Ливия стучит один раз – глухо, костяшками пальцев. Реакция почти мгновенная. Труп дергается, лицо искажается в оскале. Изо рта вырывается низкий, хриплый звук – смесь рычания и хрипа. Тело бросается вперед, ударяясь о стекло, но не падает. Стоит. Дышит – нет, делает вид. И снова замирает.
– Разложение замедлено, – тихо произносит Ливия, вводя данные. – Кожа серо-желтая, но эластичность сохраняется. Труп реагирует на звук спустя 1-2 секунды. Без раздражителя засыпает стоя.
София передаёт карту:
– Последние анализы… антиген стабилен, но уровень антител – ноль.
– Зафиксируй как «неперспективная группа», – сухо говорит Ливия. – Двигаемся дальше.
София кивает: – Они будто впадают в анабиоз, если их не тревожить.
Бокс 011 – «Новый испытуемый №2. Мужчина. День 1 после смерти»
В этом боксе тело только начало изменяться. Глаза еще открыты, зрачки плавают. Кожа начала темнеть на руках и шее. Он лежит, но при звуке приближающихся шагов его пальцы медленно сжимаются. Ливия тихо комментирует:
– Начало нейромоторной активности. Мышцы начинают реагировать на внешние раздражители. Он еще не ожил, но это лишь вопрос времени.
София снова передаёт карту. Ее рука дрожит.
– Почему разложение замедляется, Ливия? – спрашивает она тихо. – Это не похоже на обычную смерть.
– Потому что это не смерть, – отвечает Ливия с металлической интонацией. – Вирус удерживает клетки в полуживом состоянии. Возможно, замедляет автолиз тканей. Это почти как консервация. Только мертвого тела.
Их путь продолжается вдоль боксов, где ожившие стоят, будто в трансе, уставившись в одну точку. Иногда дергаются, иногда бросаются на стекло. Один скребется ногтями по стене, другой просто сидит и раскачивается, издавая гортанный звук. Ливия всё фиксирует – дыхание, движение, реакции, состояние тканей, рост когтей, осыпание волос. Каждая деталь – звено в цепи, которая может привести к вакцине. Или – к гибели последних выживших.
Возвращаясь с обхода, Ливия и София проходят через коридор, где по ту сторону стеклянных стен всё ещё стоят неуверенно шатающиеся силуэты. Свет мерцает. Камера 056 – Профессор Ларсен – уже не человек. Он не двигается. Его пустой взгляд устремлён в потолок, а губы время от времени едва заметно шевелятся. Ливия всегда проходила мимо, не глядя. Слишком личное. Слишком страшно.
Возвращение в штаб было таким же тягостным, как и утренний обход. В кабинете профессора они вновь собрались за столом. Эд разложил документы, продолжая искать способ открыть все блокировки.
– Если я всё правильно понял, эти карты могут привести нас к выходу, – сказал Эд, указывая на документы.
Ливия взглянула на карту.
– Нам нужно попробовать. Мы не можем сидеть в этом аду.
Эд вздохнул и продолжил работать с бумагами. София, стоявшая рядом, сказала:
– Нам надо быть готовыми к тому, что мы не выберемся. – её голос был тихим, но уверенным. – Но это не значит, что мы должны сдаваться.
Ливия кивнула, и в глазах её промелькнуло что-то новое – всё ещё слабое, но всё же желание бороться.
Глава 8. Маленькая надежда
Шли дни, и каждый день казался похожим на предыдущий. Однако на фоне этой тягучей рутины появилась надежда.
Двое из последней группы семи испытуемых не имели серьёзных симптомов. Но они оставались в изоляции, как и все остальные, и никто уже не ожидал, что они смогут пережить воздействие вируса. Но постепенно, их состояние стабилизировалось. Эти двое людей, Оскар 25 лет и Мия 16 лет, брат и сестра.
Ливия и София наблюдали за ними через камеры наблюдения. Оскар и Мия сидели в своих изолированных боксах.
– Они выглядят как… нормальные, – заметила София, не отрывая взгляда от Оскара, который сейчас пил воду из поданного контейнера. Его движения были спокойными и уверенными.
Ливия взглянула на Мию, которая тихо сидела на кровати, глядя в окно. На её лице не было паники или страха, как у многих других. Казалось, она просто пережила и приняла свою новую реальность.
– Это невероятно, – Ливия прошептала. – Нам нужно будет проверить их на антитела.
София кивнула, её сердце учащённо забилось.
***
На следующее утро Ливия и Эд подошли к боксам, где сидели Оскар и Мия, и в первый раз за долгое время Ливия почувствовала прилив эмоций, который она с трудом сдерживала. Это было похоже на свет в конце туннеля – едва уловимый.
Дверь в изолированный блок мягко скользит в сторону, впуская Ливию в помещение. Она держит в руках кейс с оборудованием, а за ней, чуть в стороне, в проёме остаётся Эд – он опирается на косяк, правая рука лежит на поясе, где под рубашкой скрыт пистолет. Его лицо спокойное, но взгляд цепкий. Не для угрозы – для контроля.
Мия сидит на кровати. Её глаза огромны, под ними – темные круги. Оскар стоит у стены, руки в карманах, подбородок напряжён, губы сжаты. Он наблюдает за Ливией, будто ожидая подвоха.
– Привет, – мягко сказала Ливия, ставя кейс на стол. – Мне нужно взять у вас кровь. Это быстро и безопасно. Я проверю уровень антител, и, если всё хорошо – вы сможете выйти. Больше никаких запертых дверей.
Мия коротко кивнула, но Оскар даже не пошевелился.
– Это что, очередной эксперимент? – резко спросил он.
Ливия выдохнула. Она смотрела на них – как на людей, не как на образцы.
– Нет. Я хочу вам всё объяснить. Без прикрас. Вы имеете право знать.
Она села на край стула, руки лежали на коленях. Голос стал тихим, но твёрдым:
– Вирус, который мы пытались контролировать… вырвался наружу. Большинство сотрудников – мертвы. Некоторые… восстали. Их тела не разлагаются, они продолжают двигаться. Мы изолированы. Но есть мы – вы двое, я, Эд и София. У нас троих есть антитела, нужно проверить вас. Это – шанс.
Мия всхлипнула и уткнулась в колени. Оскар сделал шаг вперёд, глаза блестели от злости.
– Вы что, просто похищали людей? Клали в эти коробки, заражали и смотрели, кто выживет?
– Мы не знали, – тихо ответила Ливия. – Я не оправдываюсь.
Оскар засмеялся коротко и зло.
– Нас похитили! Мы просто… – он сглотнул. – Мы сбежали из дому. Наши родители были алкоголиками, били, унижали нас. Мы хотели начать сначала. Я взял Мию с собой. Мы шли вдоль трассы, тормознули машину. А потом – провал. Очнулись уже тут, в камере, с капельницами.
Он подошёл к столу и с размаху сбросил на пол всё, что на нём стояло: чашки разбились, ложки грохнули о плитку. Мия всхлипнула громче.
– Вы украли у нас шанс! – рявкнул он, указывая на Ливию. – Вы – хуже тех, от кого мы бежали!
Ливия не вздрогнула. Она подошла ближе, медленно, осторожно. Ее голос стал твёрже:
– Я понимаю твою злость. Я тоже хочу вернуть всё назад. Но у нас больше нет прошлого – только настоящее. И либо ты сдаёшь кровь, и мы работаем вместе… либо ты остаёшься здесь, пока вирус не найдёт способ обойти твои антитела.
Оскар сжал кулаки. Его грудь тяжело вздымалась.
И в этот момент Эд сделал шаг вперёд. Его лицо оставалось спокойным, но он приоткрыл рубашку – рукоять пистолета стала видна.
– Сдай кровь, Оскар, – сказал он просто. – Потом делай что хочешь. Кричи, ломай. Но сейчас – просто сядь и сделай это. Пожалуйста.
Оскар долго смотрел на него. Потом – на Мию, которая смотрела на него глазами полными мольбы.
– Ладно, – выдохнул он и сел, посмотрев на сестру. – Но только потому, что я не позволю ей остаться здесь одной.
Ливия сдержанно кивнула и достала шприц. Руки дрожали, но она держалась. Когда игла вошла в вену, она прошептала:
– Спасибо. Ты сделал правильный выбор.
Оскар с интересом следил за ней, когда она начала брать кровь. Его движения были спокойными и не торопливыми, он не сопротивлялся. На лице Мии тоже не было никаких признаков страха или беспокойства – они оба казались слегка уставшими, но не больными.
– Я чувствую себя нормально, – сказал Оскар, глядя на Ливию. – Я не знаю, что с нами случилось. Я не помню, как я оказался здесь, но мне не страшно.
– Вам нужно будет ещё немного подождать, – сказала Ливия, стоя перед ними. – Мы должны убедиться, что антитела у вас есть и они стабильны.
Оскар и Мия молча кивнули. Ливия наблюдала за ними, и в её глазах отражалась не только благодарность, но и страх. Ведь не было гарантии, что они смогут выжить в этом новом мире.
***
Ливия подошла к анализатору, на котором должны были появиться результаты. Она внимательно следила за ходом работы прибора. Когда на экране начали появляться цифры, все замерли. Ливия прижала руку к губам, чувствуя, как её сердце забилось быстрее.
– Это… – Ливия начала, но не могла сразу произнести то, что увидела. – У них действительно есть антитела. Их тела смогли справиться с вирусом.
Ливия не могла поверить своим глазам. В крови Оскара и Мии действительно были антитела, как и у них. Эти двое пережили вирус.
– Значит, нас уже пятеро, – добавила София и улыбнулась.
***
Электронный замок щёлкнул, и дверь изоляционного блока медленно отошла в сторону. Мягкий синий свет в коридоре казался почти уютным после нескольких дней в стерильной белизне бокса. Ливия первой переступила порог. За ней – Мия и Оскар, напряжённый, сжимавший челюсть. Эд последний.
– У вас высокий титр антител, – произнесла Ливия, сверяясь с планшетом. – Это значит, вы переболели. И организм победил. Выжившие. Теперь таких нас – всего пятеро.
Оскар молчал, но губы дрожали. Мия смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами, будто попала в чужой сон. Коридоры были вычищены, на полу лежали направляющие стрелки. Освещение приглушённое, но не тусклое – лаборатория перешла в автономный режим: генераторы, автоматические системы, изоляция. Как и планировалось при «утечке уровня Альфа».
Ливия повернула направо и указала:
– Сюда. Мы начнём с обзорной прогулки. Вы должны знать, что происходит. Что действительно происходит.
Они подошли к боксу. Стеклянная панель занимала всю стену. За ней – неосвещённая палата. Тень. Движение.
Мия остановилась, затаив дыхание. Ливия жестом приглушила её испуг.
– Это… – начала Мия, но слова исчезли.
Из тьмы к стеклу подошёл он. Мужчина. Его кожа – пепельного цвета, лицо искажено гримасой боли и… пустоты. В глазах – ничего. Ни страха, ни жизни. На груди – следы ожогов от дефибрилляторов. Он не двигался. Замер, будто манекен, лишь изредка дрожали пальцы.
– Они… они… живые? – прошептал Оскар.
– Нет, – спокойно ответила Ливия. – Они неживые. Это тела. Но вирус воссоздаёт нервную активность. Он удерживает остатки сознания, примитивные реакции. Это не те, кто были здесь. Это – оболочки. Живые мертвецы.
Мия прижалась ближе к стеклу. Слеза скатилась по щеке. Она всхлипнула:
– Почему?
Ливия перевела взгляд на девушку:
– Потому что Совет хотел жить вечно. Десять миллиардеров, ученых, военных, политиков… они хотели бессмертия. Мы разрабатывали вирус, способный замедлить клеточное старение. Мы не понимали, что он сделает с нейронами. Не учли, как будет действовать в неконтролируемых условиях. Но у Бога свои планы.
Тишина. Только гудение воздуха. Оскар приблизился к стеклу, и вдруг… постучал.
– Оскар, нельзя! – резко крикнула Ливия, делая шаг вперёд.
Но было поздно. Оживший резко дёрнулся, издал глухой гортанный хрип и рванулся к стеклу. Его тело врезалось с глухим ударом, голова оставила кровавое пятно, глаза бешено закатились. Пальцы соскребали стекло, губы разошлись в дикой, хищной мимике. Он зарычал, вцепившись в перегородку. Справа и слева – другие. Словно проснулись. Шаг. Шаг. Плечо дёрнулось. Рёв.
Оскар отшатнулся и упал на пол, закрываясь руками. Мия закричала.
Ливия опустилась на корточки рядом, её голос был резким, но не злым:
– Это не игрушка. Если они слышат звук – они реагируют. Они приходят в движение. Это не чудо. Это биология. И страх – их топливо. Не шуми. Никогда.
Оскар тяжело дышал. Он смотрел на стекло, за которым зомби продолжал царапать поверхность.
– Оно… оно ведь выдержит?
Ливия кивнула.
– У нас – бронированное стекло. Постучишь – они оживают. Не тронешь – засыпают. Они могут стоять неделями, без еды, без движения. Вирус сам регулирует метаболизм. Слишком «умный» для своего блага.
Эд протянул руку, помогая Оскару подняться. Тот стиснул пальцы, вздрогнув, но встал. Они дошли до конца коридора. За стеклом всё ещё бушевали неумирающие, но всё это осталось позади, когда дверь в центральную секцию открылась.
София ждала их у входа в кабинет профессора. Она была в лабораторном халате, под глазами – синяки, волосы убраны в пучок.
– Всё готово, – сказала она тихо, глядя на Ливию.
Ливия обернулась к Мие и Оскару:
– София отведёт вас. У каждого будет отдельная комната. Душ, еда, книги. Всё, что нужно. Мы обустроили лабораторию ещё на этапе проектирования. При утечке вируса система уходит в автономный режим: своя энергия, запасы, отдельная кухня, медицинский отсек. Вы в безопасности.
Мия прошептала:
– А другие? Там… где эти… мёртвые… Вы не… не убьёте их?
Ливия опустила глаза:
– Я не могу. Пока мы не знаем, как отключить вирус. Может, однажды… – она не договорила. – Но пока мы выживаем. Исследуем. Ищем решение.
Оскар тяжело выдохнул и посмотрел на коридор, где всё ещё догорали красные лампы предупреждений.
– И ты думаешь, мы это переживём?
Ливия посмотрела ему в глаза.
– Я знаю только одно. Нас пятеро. И у нас есть шанс. Подумай Оскар, что возможно ваше похищение – это шанс на жизнь. Ведь мы не знаем, что происходит за этими стенами. Возможно там всё хорошо и жизнь кипит, как и прежде, а возможно там тысячи таких оживших. И они к сожалению, не изолированы.
София повела их в жилой блок. Позади, в мёртвом коридоре, за стеклом снова замерли тени. Стоят. Ждут. Молчат.
***
Ливия вошла первой в кабинет профессора, привычным движением убирая волосы за ухо. Эд – следом, тихий, но напряжённый. Он закрыл за собой дверь, щелчок замка прозвучал неожиданно громко.
– Ливия… – начал он, но голос дрогнул. – Мне нужно с тобой поговорить.
Она взглянула на него быстро, чуть настороженно.
– Конечно. Что-то произошло?
Эд опустил глаза. Руки – в карманах. Плечи напряжены, подбородок твёрдый. Он будто собирался на бой, а не на признание.
– Это не про вирус… не совсем. Это… – он сделал шаг ближе. – Это про нас.
Ливия застыла, взгляд стал острее, внимательнее.
– Что ты имеешь в виду?
Эд вздохнул и начал говорить, голос его становился всё тише, но твёрже:
– Когда я только очнулся здесь… я был напуган. Один. И ты… ты была первой, кого я увидел. Ты приходила каждый день. Брала анализы. Спрашивала, как я себя чувствую. Но ты делала это иначе… не как врач. Как человек. Как женщина, которой не всё равно.
Он подошёл ближе, теперь расстояние между ними было меньше метра.
– Мы болтали о ерунде – о фильмах, музыке. Ты смеялась. Я запоминал каждый звук, каждый изгиб твоей улыбки. Помнишь наш первый поцелуй?
Он наклонился, касаясь её плеча ладонью.
– Давай… повторим его.
Всё замерло вокруг.
Лицо Ливии изменилось мгновенно – как будто стекло треснуло под давлением. Глаза распахнулись, губы дрогнули. В груди застыл воздух.
– Нет… – прошептала она.
Эд застыл. Его рука всё ещё касалась её плеча. Она вздрогнула и отстранилась, отступая назад, словно от пламени. Пятясь, пока спина не упёрлась в стену.
– Ливия? – тихо спросил Эд, растерянный. – Что случилось?
Она медленно сползла вниз по стене. Колени подкосились. Ладони прижались к лицу, и из её груди вырвался сдавленный, отчаянный всхлип.
– Нет… нет… нет… – шептала она, как заклинание, как будто хотела стереть что-то страшное.
Эд опустился рядом, не касаясь её, но близко. Сердце стучало громко.
– Ливия, прошу. Что с тобой? Это я… я сделал что-то не так?
Она подняла на него глаза. В них – бездна вины, страха и боли.
– Эд… – она сглотнула. – Это я. Это я во всём виновата.
Он замер.
– О чём ты говоришь?
Эд обнял Ливию. Она прижималась к его плечу, не в силах поднять взгляд. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она заговорила.
– Мы всё проверяли, – начала Ливия тихо. – Все этапы. На животных всё шло идеально. Вирус действовал ровно, как и должен был. Мы искали бессмертие. Совет мечтал, чтобы старение прекратилось, чтобы клеточные мутации замедлялись, чтобы организм сам себя восстанавливал. Мы добились этого… почти. На крысах, приматах. Всё выглядело безопасным.
Эд слушал молча, затаив дыхание.
– Мы изучали пути передачи. Вирус проявлял активность только в крови. Мы брали мазки с носоглотки, с языка, даже со слизистой глаз. Ничего. Абсолютно. Сотни проб. Всё было чисто. Мы сделали вывод – вирус передаётся исключительно через кровь. Это вошло в протокол. Это стало догмой. Мы поверили в это. – Её голос надломился. – А потом начался эксперимент над людьми. Испытуемые начали гибнуть. Но ты первый.
Эд чуть вздрогнул, но не отстранился.
– Ты показал идеальные показатели. У тебя начала вырабатываться стабилизированная форма антител. Организм адаптировался. Мы были в восторге. Мы… я… – Ливия опустила взгляд. – Я приходила к тебе каждый день. Не только как учёный. Мне казалось, ты – чудо. Тихий, живой, настоящий. Ты смеялся, говорил со мной, смотрел мне в глаза. Я чувствовала, что ещё могу быть человеком. Не просто учёным, не просто частью машины Совета.
Она замолчала, собираясь с духом. Тишина. Эд всё ещё молчал, не перебивая. Его рука легла на её ладонь, но она не ответила.
– Мы продолжили эксперименты. Всё шло по плану – на первый взгляд. Но человеческий организм – не животное. Мы не учли сложность иммунных реакций, не учли влияние гормонального фона, не учли особенности флоры слизистых. Мы думали, что, если вирус стабилен у мышей и обезьян, он будет стабилен и у людей. Но он стал другим. А мы… мы продолжали смотреть только кровь. Мы не проверяли слизистые. Это была наша ошибка. Моя ошибка.
Она встала, начала ходить по комнате, будто ей нужно было двигаться, чтобы не сойти с ума от мыслей.
– Вирус в крови у тебя был уникальный. Мы считали, что ты носитель – стабильный, безопасный. Поэтому я и позволила себе слабость. Этот поцелуй… – Она замерла. – Он стал спусковым крючком. Тогда я заразилась. Я уверена. Я помню, как на следующее утро почувствовала ломоту. Горло саднило, было ощущение, будто я простыла. Но я списала это на переутомление. Я не знала…
Она закрыла глаза.
– Тогда был праздник. Я пошла туда, пообщалась с коллегами. Кому-то подала руку, кого-то поцеловала в щёку. Смех, вино, разговоры вблизи. Я… я была в самом эпицентре. И всё это время я уже распространяла вирус, не зная об этом. Вирус жил на слизистых. Я заражала их дыханием. Вирус уже изменился, но мы этого не видели. Мы не искали его там.
Эд медленно поднялся и подошёл ближе.
– Это не твоя вина, Ливия.
Она покачала головой.
– Это моя ошибка. Я была главной по вирусным протоколам. Я отвечала за биобезопасность. Я настояла, что слизистые не важны. Это я записала в отчёте: «Вирус обнаруживается только в крови». А теперь мы имеем живых мертвецов, и пятерых, кто выжил. И всё это из-за одного неправильного поцелуя.
Эд посмотрел ей в глаза:
– Они хотели быть бессмертными, но не понимали цену. А ты… ты была человеком. Ты всё ещё человек, Ливия.
Её руки дрожали. Она снова села, взяв себя за голову.
– А если… если вирус будет дальше мутировать? Что, если даже наши антитела – лишь временный барьер? Мы не знаем, что он делает в организме. Мы не знаем, что он делает в мозге. Ожившие – они ведь не просто двигаются. Они чуют, ищут. Они словно ждут чего-то. Как будто не до конца мертвы.
Эд присел рядом.
– Тогда мы продолжим искать. Как ты искала на старте. Ты проверишь всё. Не допустим больше ошибок.
Ливия закрыла глаза, прислонившись к его плечу.
– Спасибо, что остался. Спасибо, что выжил. Я не знаю, как бы я жила без тебя. Ты – единственное, что осталось от того, каким этот проект должен был быть.
И в этой тишине, среди шороха бумаги, капающего крана и далёкого шума вентиляции, они вдвоём чувствовали, что, возможно, именно теперь начинается настоящая борьба. Борьба не за бессмертие. А за искупление. За надежду. За остатки человечности.
***
К вечеру лаборатория погрузилась в относительное спокойствие. Автономные генераторы стабильно подавали свет и вентиляцию, а в столовой на нижнем уровне вновь вспыхнули мягкие лампы. На длинном металлическом столе, накрытом белой скатертью, стояли тарелки с разогретой пищей, консервы, хлеб и немного фруктов. Воздух был пропитан запахом тушёных овощей и кофе, который с утра оставался в термосе.
Собрались все пятеро: Ливия, Эд, София, Оскар и Мия. Ливия специально настояла на том, чтобы провести вечер вместе – после всего случившегося им нужно было почувствовать хоть что-то похожее на нормальную жизнь.
София первой нарушила молчание:
– Ну, как вам комнаты? Удалось устроиться? – Она посмотрела на Оскара и Мию с лёгкой улыбкой.
– Очень даже, – ответил Оскар, пододвигая к себе тарелку. – Не думал, что в таких местах могут быть мягкие кровати и душ. Прям как в фильмах.
Мия, сидящая рядом, чуть улыбнулась:
– Там даже книжный шкаф. Я взяла одну – «451 градус по Фаренгейту». Страшно актуально теперь.
Смех получился натянутым, но живым. Ливия наблюдала за ними с теплом. Им удалось выжить, и теперь они были её единственной надеждой. После ужина они переместились в небольшую гостиную – помещение с диванами, креслами и даже старым проектором, который давно никто не включал. Эд нашёл бутылку вина и пять бокалов. Он разлил по чуть-чуть каждому. Мия устроилась в кресле с книгой, завернувшись в плед. Оскар сел рядом с Эдом, а Ливия села напротив, поставив блокнот на колени. София листала научный журнал.
***
Впервые за всё время в стенах лаборатории не звучали тревожные сигналы, не было срочных анализов, экстренных вскрытий и жутких стуков из бокс-секторов. День начинался с тишины, и это пугало сильнее, чем любой шум. Но Эд настоял – нужен отдых. И теперь вся пятёрка сидела за длинным столом в столовой, за окнами которой всё так же горело холодное искусственное освещение автономного режима.
София, взъерошенная и всё ещё сонная, зевнула, потягиваясь:
– Я даже не помню, когда последний раз высыпалась. Это вообще законно – спать больше трёх часов?
Мия рассмеялась, сидя рядом с Оскаром. Он с вечера не выпускал из рук блокнот, в котором то записывал что-то, то делал зарисовки из памяти.
– Мы с Оскаром до трёх играли в шахматы, – призналась она. – Он жульничает!
– Это называется стратегия, – с ухмылкой поправил Оскар. – Ты просто не умеешь проигрывать.
Ливия сидела чуть в стороне, с чашкой горячего кофе, глаза полуприкрыты. Она слушала, но не вмешивалась. Эд подошёл с подносом и поставил перед ней тарелку с омлетом.
– Попробуй не думать хотя бы пару часов. Просто поешь, – сказал он мягко.
– Спасибо, – кивнула Ливия. Она чувствовала, как усталость въелась в мышцы, как туман не выспавшегося мозга мешает сосредоточиться. Но сегодня… сегодня можно просто позволить себе быть человеком.
После завтрака они перебрались в гостиную. София включила старый проектор, и Мия с энтузиазмом предложила устроить "кинодень". Никто не возражал. На мягких диванах, среди старых пледов и заброшенных журналов, они смотрели комедию двадцатилетней давности. Смех звучал осторожно – как будто каждый из них забыл, как это делать – но вскоре смех стал настоящим. Оскар, громко хохоча, чуть не пролил вино, а София крикнула:
– Осторожно!
София и Оскар устроили кулинарный турнир из сухпайков, а Мия с головой ушла в старую книгу, найденную в библиотеке комплекса.
– Завтра мы начнём новый цикл наблюдений, – начала Ливия, глядя на всех. – Я буду ежедневно брать у нас всех кровь. Мне нужно быть уверенной, что уровень антител стабилен и не снижается со временем.
Оскар вопросительно поднял бровь:
– Думаешь, они могут исчезнуть?
– Я не исключаю этого. Вирус уже показал, что он непредсказуем. Пока что ваши показатели устойчивые, но нужно отслеживать. Если вирус снова активизируется – мы должны знать первыми.
– Каждый день? – переспросила Мия, отложив книгу.
– Да. Анализы будут быстрые. Но важные. – Ливия сделала паузу. – А ещё… я думаю, нам нужно попробовать взять образцы у ожившего.
Тишина сгустилась. Все взгляды устремились на неё.
– Ты хочешь взять кровь у зомби? – наконец произнёс Оскар, ставя бокал на стол.
– Не называй их так. Они были людьми. Возможно, ещё есть шанс понять, что с ними. Я хочу понять, как изменился вирус внутри. Что делает с тканями, с мозгом, с иммунной системой.
Оскар шумно выдохнул:
– Они бросаются на стекло, когда слышат шорох. Один чуть не проломил лоб, когда я по глупости постучал. Они не кажутся способными к сотрудничеству.
– Именно поэтому мы должны быть осторожны, – сказал Эд. – Мы с Оскаром попробуем разработать план. Может быть, удастся обездвижить одного из них. Если удастся достать хотя бы микролитр крови – Ливия сможет начать анализ.
София потёрла руки:
– Я помогу с оборудованием. В одном из хранилищ были костюмы химзащиты. Надо только всё проверить.
Ливия кивнула с благодарностью:
– Спасибо. Я знаю, что это опасно, но у нас нет другого пути. Чем больше мы узнаем – тем больше у нас шансов на выживание.
Мия вжалась в кресло, обнимая плед:
– А если вирус снова изменится? Если кто-то из нас… снова станет переносчиком?
Ливия подняла взгляд:
– Именно поэтому я начну с анализов. Мы должны быть на шаг впереди. Не повторить ту же ошибку. Никто из нас не должен стать новой нулевой точкой.
Тишина снова повисла над комнатой. Только слабый гул вентиляции нарушал покой.
– Ну что, – сказал Эд, поднимая бокал. – За научный подход.
Остальные нехотя, но поддержали. Столкнувшись с ужасом, они знали: только вместе, только хладнокровно и последовательно, они могут выжить. А возможно, и спасти остатки мира.
В ту ночь никто не ложился спать сразу. Мия дочитывала главу. Оскар и Эд сидели над схемами, рисуя план проникновения в бокс. София перебирала старые папки с описаниями защитного оборудования. А Ливия… Ливия стояла у коридора в боксы с ожившими:
«Я должна всё исправить.»
Сзади послышались шаги.
– Ливия, – тихо произнёс Эд.
Она не обернулась. Он подошёл ближе и мягко коснулся её плеча.
– Завтра продолжишь исследования. Сегодня… – он сделал паузу, глядя на неё с беспокойством. – Давай закончим день, как он начался. Не думая о вирусе. Не думая о них. Хотя бы на несколько часов.
Ливия медленно повернулась. Глаза блестели от слёз, но она кивнула. Эд взял её за руку – тёплую, дрожащую – и повёл по коридору, подальше от лабораторий, от камер, от реальности.
Они вошли в комнату Ливии. Ливия села на кровать, обняв себя за плечи.
– Я… устала, – выдохнула она. – Не физически. Глубже. Как будто всё это… кошмар. Только он не заканчивается. Я боюсь засыпать, потому что знаю – проснусь в этом же аду.
Эд сел рядом и взял её за руку.
– Ты не одна.
– Единственное, что даёт мне силу – это ты, – сказала она, глядя в его глаза. – Если бы кто-то спросил меня… готова ли я снова пройти через весь этот ужас, чтобы встретить тебя… – она замолчала на мгновение. – Я бы сказала «да». И это пугает.
И вдруг она вздрогнула и тихо заплакала. Сначала едва слышно, а потом всё сильнее – как будто прорывался водопад, сдерживаемый слишком долго. Она уткнулась лицом в подушку, плечи её подрагивали, и все страхи, накопленные за эти дни, наконец нашли выход.
– Прости… – выдохнула она сквозь слёзы. – Я просто больше не могу… Я держалась… пыталась быть сильной…
Эд тут же лёг и прижался к ней, обняв сзади, укутывая своим телом, словно защищая от всего мира.
– Тсс… Я с тобой, – шептал он, гладя её по волосам. – Всё хорошо. Плачь, если нужно. Мне не нужно, чтобы ты была сильной. Мне нужна ты. Просто ты. Живая.
Она сжала его руку, словно боялась, что он исчезнет.
– Мне страшно… – призналась она. – Страшно тебя потерять. Страшно проснуться и понять, что это был всего лишь сон. Что тебя больше нет.
– Я здесь. И я не уйду, – сказал Эд твёрдо, целуя её в висок. – Пока мы вместе – у нас есть шанс. Не важно, что там снаружи.
Слёзы постепенно утихли. Ливия глубоко вдохнула и прижалась к нему. Он держал её крепко, и это было единственное, что сейчас имело значение. Они лежали, не говоря ни слова, в полумраке комнаты, среди сломленного мира.
Ливия лежала, прижавшись к Эду. Он просто смотрел на её лицо, гладил пальцем по линии скулы, будто запоминал каждый изгиб, каждую едва заметную тень под ресницами. Она открыла глаза. Их взгляды встретились – и в этот момент не нужно было слов. Всё, что накопилось между ними за месяцы – страх, боль, вина, нежность, – сгустилось в эту паузу между вдохом и выдохом.
Эд наклонился и поцеловал её в висок, медленно, осторожно, будто спрашивал разрешения. Она не отстранилась. Только повернулась к нему ближе, коснулась губами его подбородка, щеки, губ. Поцелуй стал глубже, смелее, но по-прежнему бережным. Пальцы Ливии скользнули по его шее, остановились на груди. Эд ответил движением, прижимая её к себе. Он гладил её руки, плечи, будто боялся потерять тепло, которое чувствовал сейчас. Когда они остались без одежды, между ними не было неловкости – только близость, жажда быть рядом по-настоящему, не мимолётно. Каждое прикосновение несло в себе признание – «я помню», «я рядом», «я хочу, чтобы ты чувствовала себя живой». И она чувствовала. Трепет в животе, лёгкий вздох, когда его ладонь скользнула по её спине. Он касался её так, как будто извинялся перед ней за всё, что произошло. А она принимала это прикосновение как спасение. Когда всё закончилось, они лежали в тишине, дыша в унисон. Ливия прижалась к его груди, слушая, как ровно бьётся его сердце.
– Я не знаю, что будет дальше, – прошептала она.
Эд поцеловал её в волосы и ответил:
– Я буду рядом. До самого конца. Или до самого спасения.
Глава 9. Когда мертвец шевелиться
Утро началось рано. Ливия проснулась ещё до сигнала будильника, натянула халат поверх одежды и пошла в лабораторию. В воздухе чувствовался стерильный запах антисептика, перемешанный с металлом и озоном от очистительных установок.
Она первой сдала кровь – пробирка заполнилась густой красной жидкостью, которую тут же отправили в центрифугу. Следом зашли София, Эд, Оскар и Мия. У каждого процесс занял не больше минуты, но напряжение чувствовалось.
– Всё стабильно, – сказала Ливия, проверяя показатели на планшете. – Антитела держатся. Это хорошо. Очень хорошо.
После завтрака они собрались в мониторной. Эд держал в руках карту с планом коридоров, рядом с ним стоял Оскар.
– Нам нужно выбрать самого пассивного ожившего, – говорила Ливия, водя пальцем по экрану камеры. – Вон тот, в южном боксе. Он почти не двигается. Сутками стоит, не реагируя, если нет шума.
– Зомби-берсеркер в спячке, – буркнул Оскар.
– А костюмы?
– На складе есть четыре полных комплекта. Проверю герметичность. Они тяжёлые, но выдержат. – София вздохнула. – Дышать в них тяжело. Но безопасно.
Мия подошла ближе:
– А если он их увидит? Если услышит?
– Тогда будет реакция. Мы увидим, как работает агрессия, – ответила Ливия. – Главное – держаться за пределами прямого контакта.
***
Эд и Оскар стояли перед боксом с ожившим. Оба были в защитных костюмах: герметичные, плотные, с прозрачными экранами и встроенными фильтрами. На шлемах блестели фонарики. Эд проверил молоток, закреплённый за поясом, затем протянул Оскару простынь и тихо сказал:
– Готов?
Оскар сглотнул, кивнул и прижал к себе небольшой кейс с пробирками и зажимами.
– Всё будет нормально. Главное – не шуметь, – добавил Эд.
Они открыли герметичную дверь и шагнули внутрь. В камере было мрачно, лишь свет из коридора освещал комнату тусклым холодным светом. В дальнем углу стояло существо – некогда человек, теперь нечто иное. Он был недвижим, словно вырубленный, стоял, опустив руки, слегка покачиваясь. Эд посмотрел на Оскара, показал жестами: «Тихо. Справа. Простынь.» Оскар кивнул, взял второй конец простыни и, сгибаясь, начал двигаться медленно по дуге. Эд – в другую сторону. Они синхронно приближались к ожившему, общаясь одними глазами. Напряжение давило, в ушах звенела тишина. Оскар вдруг зацепил ногой металлический поднос, который стоял на полу около стены, тот со звоном отлетел в сторону. Оживший резко повернул голову. Его мутные, но всё ещё человечные глаза уставились прямо на них. Он замер. Эд поднял руку, показывая «не двигайся». Несколько долгих секунд – существо не двигалось. Потом, будто внутри него щёлкнул тумблер, оно зарычало и бросилось на Оскара.
– ОСТОРОЖНО! – закричал Эд.
Оскар не успел отскочить – оживший повалил его, вцепившись руками в защитный костюм. Он рычал, скрипел зубами, пытаясь дотянуться до шеи. Оскар кричал и изо всех сил пытался удержать его на расстоянии.
Эд подскочил сзади, выхватил молоток и с размаху ударил по голове ожившего. Один раз. Второй. Третий. На четвёртый удар череп дал трещину, и существо обмякло, как мешок. Эд скинул тело с Оскара. Оскар дрожал, его глаза были пустыми, лицо – в шоке. Он тяжело дышал, не двигаясь, смотрел на тело.
– Пробирки! Где пробирки?! – Эд выхватил кейс у него из рук и, дрожащими пальцами, набрал кровь из шеи мертвеца. Затем, вытащив скальпель, быстро срезал кусочек ткани из черепа.
– Вставай, чёрт возьми, вставай! Надо уносить ноги!
Оскар с трудом поднялся. Из соседних боксов доносился тревожный рёв – ожившие, привлечённые шумом, начали метаться и биться о стены, издавая нечеловеческие звуки. Эд потащил Оскара за собой, распахнул дверь в коридор, выскочил первым, потянул друга следом. Дверь за ними герметично закрылась.
– Готовься, снимай костюм! Быстрее! – кричал Эд.
Оскар не отвечал, просто послушно повторял за ним действия. Они ворвались в комнату, где за мониторами сидели Ливия и София. Те вскочили с мест, бледные, глаза полные ужаса. Ливия первой кинулась к ним:
– Что случилось?! Вы в порядке?!
Эд молча опустил кейс с пробами на стол. На его лице не было выражения, только пот и капли крови на перчатках. Оскар стоял рядом, покачиваясь. Его глаза были полны паники. Он глянул на Ливию, будто только сейчас заметил её, и прошептал:
– Он… он чуть не убил меня…
– Но вы живы. Вы молодцы. Мы теперь знаем, как они реагируют. И у нас есть образцы. Мы справились, – прошептала Ливия.
Все четверо молча переглянулись. В этой тишине было больше слов, чем могли бы сказать голоса. Это был первый шаг – страшный, но необходимый. И теперь пути назад не было.
Эд и Оскар сидели в креслах, медленно приходя в себя.
– Он был… слишком быстрый, – сказал Эд, вытирая лоб. – Они не просто оживают. В них что-то… другое. Более агрессивное.
– Как будто он знал, куда бежать. Он сразу рванул на меня, – прошептал Оскар. – Это было… как охота.
– И мы – добыча, – добавил Эд.
София тихо добавила:
– Но теперь мы знаем. Надо будет попробовать имитировать звук, проверить, реагируют ли они на голос, не только на шум. Возможно, это поможет разработать отвлекающее устройство или ловушки.
Ливия принялась за работу, не теряя ни минуты. Она надела перчатки, маску, включила лампу с ультрафиолетовым фильтром и выложила пробирки в охлаждаемый лоток. София принесла ноутбук и открыла файл с шаблонами анализа.
– Мы должны понять, как изменился вирус внутри него, – сказала Ливия вслух, скорее самой себе. – Возможно, структура изменилась настолько, что он уже не тот, что был в начале.
Её руки дрожали, но она старалась не показывать этого.
– Всё, что мы узнаем, может нас спасти. Мы должны работать быстрее, – сказала она и включила первую программу анализа.
Внутри лаборатории стало тихо, только слышен был гул приборов и сдавленные, прерывистые вдохи. Все понимали: теперь ставки выше, чем когда-либо. Ливия села за микроскоп, свет тусклой лампы разливался по её лицу, подчеркивая напряжённые морщинки на лбу и тёмные круги под глазами. Её пальцы дрожали от усталости, но она не могла остановиться – перед ней, на стекле, под линзами, лежал ответ. София стояла рядом, держа планшет с записями, за спиной тихо шагал Эд. Оскар, всё ещё бледный после столкновения с ожившим, молча сидел на подоконнике, сжимая в руках чашку чая, которую он так и не начал пить.
– Это… – прошептала Ливия, не отрываясь от окуляра. – Впервые вижу такое поведение вируса.
Она подняла голову, сняла очки и откинулась на спинку кресла. Несколько секунд просто молчала, будто пытаясь подобрать слова.
– Кровь ожившего содержит активные вирусные тела. Они стабильны. Застывшее состояние. Как будто вирус вошёл в режим стазиса.
– Что это значит? – спросил Эд, делая шаг вперёд.
Ливия взглянула на него.
– Это может объяснять, почему ожившие не разлагаются так быстро, как обычные мертвецы. Их клетки всё ещё получают импульсы – не совсем жизнь, но и не смерть. Вирус как будто держит организм в подвешенном состоянии. Клетки не делятся, но и не умирают.
София нахмурилась.
– То есть… они как… биологически замороженные?
– Почти, – кивнула Ливия. – Но при этом они реагируют. Они слышат, чувствуют, нападают. Это не просто тела. Это организмы, у которых отключена часть функций мозга, но базовая агрессия и слуховые импульсы – активны.
– И это всё вирус? – с трудом выговорил Оскар. Его голос был хриплым, как будто в нём до сих пор застрял страх.
– Да, – ответила Ливия. – И самое пугающее – вирус ведёт себя по-разному в зависимости от носителя. У нас – он полностью побеждён антителами. В крови нет активных тел. Но в теле ожившего… он жив, просто в другой форме.
Эд скрестил руки, взгляд его стал жёстким. Ливия встала из-за стола и вышла, София пошла за ней. В коридорах царила тишина. Только слабый гул фильтров и мерный гул ламп под потолком напоминали, что это место всё ещё живо – хотя само здание давно было отрезано от внешнего мира. Ливия стояла перед огромной стеклянной панелью, за которой в боксах неподвижно стояли ожившие. Их тела иногда подрагивали, но в основном они казались застывшими в ожидании. Она всматривалась в одного из них – высокий мужчина с запавшими глазами, губами, ссохшимися до тёмной нитки, и кожей цвета глины. Он не шевелился. Казалось, он уснул стоя.
– Он не мёртв, – произнесла Ливия, не отводя взгляда.
София, что стояла за её спиной, приподняла брови.
– Но и не живой.
– Он… организм. Вирус использует тело как машину. У него одна цель – выжить. И когда носитель умирает, вирус не даёт клеткам разрушиться. Он перезапускает мозг. Не весь. Ствол мозга. Примитивный инстинкт. Слух. Гнев. Реакция на звук. Это не разум. Это код. Выживание. Вирус заставляет тело двигаться, чтобы искать новых носителей. Новые тела.
София медленно выдохнула.
– Значит, это не просто мутация. Это… стратегия?
Ливия обернулась, её глаза были блестящими – от страха и осознания масштаба.
– Да. Это не вирус, это паразит. Высшего уровня. Он слишком умен для простого патогена. Я думаю, он изменяется внутри каждого носителя. Мы недооценили его. Всё, что мы знали до этого – мусор. Клетки животных – одно. Клетки человека – совсем другое. Внутри нас он обретает разум.
Эд подошёл ближе, услышав последние слова. Его лицо стало суровым.
– Ты хочешь сказать, он эволюционирует?
– Не просто эволюционирует, – кивнула Ливия. – Он учится. И я хочу это доказать.
– Жутко.
– Жутко, – согласилась Ливия. – Но… это даёт нам направление. Завтра я хочу сделать вскрытие оживших. Посмотреть, какая часть мозга ещё работает. Что именно вирус заставляет функционировать.
Эд посмотрел на неё с тревогой: – Это будет опасно.
– Всё здесь теперь опасно, – сказала она. – Но если мы поймём, как он работает…
***
Холод проникал в каждую щель анатомического блока. Металлические стены комнаты для вскрытий отдавали глухим звоном при каждом шаге, словно откликались на тревогу, витавшую в воздухе. Ливия стояла у стола, на котором уже лежали инструменты: костные пилы, зажимы, стальные шпатели и две сверкающие нейрохирургические фрезы. Она протёрла одну из них спиртом, чувствуя, как дрожат пальцы.
– Готовы? – спросила она, не поворачиваясь.
– Почти, – ответил Эд, затягивая ремни на каталке. Его лицо побледнело от усилий, а щеки покрылись испариной. – Это тело весит не меньше ста килограммов, даже после заморозки.
– И оно до сих пор опасно, – напомнил Оскар, проверяя уровень фиксации запястий. – Мы не знаем, как быстро может восстановиться активность после разморозки.
Тело, которое они готовили к вскрытию, было одним из первых оживших, сотрудников лаборатории биоинженера Майкла. Сейчас оно лежало на столе – сероватая кожа в пятнах, губы обнажившие синие дёсны, глаза запавшие. Но даже сквозь лёд, скопившийся в ресницах, можно было почувствовать напряжение, будто под слоем заморозки всё ещё притаилось что-то живое.
София проверяла температуру тела с помощью инфракрасного термометра, не касаясь кожи.
– Минус четыре по Цельсию. Уже начал оттаивать. Через час-полтора будет готов к вскрытию.
Ливия кивнула и указала на второй стол.
– Подготовим место для второго тела. Мы должны сравнить мозг замороженного с тем, кто разлагается.
Эд взглянул на неё с тревогой.
– Ты уверена? У него же полголовы разнесло. Там вонь такая, что скафандры не помогут.
– Тем более мы должны проверить, как мозг разрушается. Может, даже в этой массе что-то сохранится. Мы не можем упустить шанс.
Он молча кивнул, и они вместе пошли за тележкой, на которой лежало второе тело.
Его звали Паоло, испытуемый номер 006. У него Эд и Оскар вчера брали кровь, но он напал и его пришлось обезвредить молотком в голову. Половина головы представляла собой расплывчатую мясную массу, с вывалившимися частями мозгового вещества. Глазницы запали, кожа отслоилась, началась активная фаза гниения. Утром Ливия сообщила, что хочет сделать и ему вскрытие. Эду и Оскару пришлось попотеть, загружая и доставляя его тело в морг.
Каталка скрипела, колёса застревали в мелких стыках пола. От тела исходил устойчивый, тяжёлый запах – гниль, формальдегид, железо. София чуть отпрянула, прикрыв лицо рукой.
– Проклятье, – пробормотала она. – Я всё же возьму новый фильтр для маски.
– Ливия, ты уверена, что мы сможем получить хоть что-то полезное из этого куска… – спросил Оскар. – Я не уверен, что это всё ещё мозг.
– Внутри всё ещё может сохраняться вирус, или следы активности – хотя бы на клеточном уровне, – твёрдо ответила она. – А это – наш шанс понять, как долго вирус способен удерживать тело «живым».
С помощью гидравлического подъёмника они аккуратно переместили разлагающееся тело на второй стол. Ливия сама пристегнула конечности. Запах стал гуще, въедливей, он просачивался даже сквозь фильтры. Воздух вибрировал от напряжения, и каждый звук – будь то треск пластика или лязг инструмента – казался слишком громким.
Ливия начала с замороженного тела. Стальной скальпель легко вошёл в кожу. Мороз делал ткани упругими, но ломкими, словно восковые. Она аккуратно вела лезвие вдоль черепной линии, пока кровь – тёмная, густая – не начала сочиться из-под кожи. Вместе с Эдом они отогнули кожный лоскут, обнажив кость.
– Костная пила, – тихо сказала Ливия. Оскар подал ей инструмент.
Звук пилы был нестерпим – визжащий, скрежещущий, будто вскрывали не череп, а гроб. Крошки кости осыпались на стол, капли крови стекали на пол. Через несколько минут Ливия осторожно сняла часть черепной коробки и отложила её в сторону.
– Вот он… – прошептала она. – Мозг почти идеален. Нет видимых повреждений, нет следов разложения. Только лёгкий серый оттенок.
– Осторожно, – пробормотал Эд, стоя рядом. – Что-то с мышцами… показалось?
Ливия замерла, глядя на тело. Рука, правая, чуть дёрнулась. Пальцы судорожно сжались – не сильно, но достаточно, чтобы скрипнули ремни фиксации.
– Вы это видели? – Оскар отступил на шаг. – Это была реакция. Нервная?
София уже проверяла показания датчиков.
– Температура поднялась до плюс двух. Мышечная активность минимальная… но есть. Спонтанные импульсы.
– Чёрт… – Ливия бросила взгляд на открытый череп. – Значит, даже в этой стадии вирус продолжает передавать сигналы через центральную нервную систему.
Нога мёртвого тоже дёрнулась – короткий, резкий спазм, будто от удара током. Пальцы на другой руке едва заметно дрогнули. Щёки дернулись, словно тело попыталось изобразить гримасу.
– Это начинает походить на реактивацию, – напряжённо сказал Эд.
–Я почти закончила. Если извлечь мозг и активность прекратится – это подтвердит гипотезу, – твёрдо сказала Ливия. – Эд, держи голову. София, зафиксируй корпус, чтоб не дёрнулся в момент извлечения.
Ливия ввела шпатель вдоль основания черепа, аккуратно поддевала мозг, стараясь не повредить структуры. Подёргивания участились. Пальцы рук судорожно сжались, одна нога напряглась, и всё тело выгнулось дугой на долю секунды. Металлические ремни лязгнули от напряжения.
– Быстрее, – выдохнула София. – Он двигается всё сильнее!
– Держите крепко! – Ливия извлекла мозг полностью. Он был плотный, целый, слегка тёплый на ощупь, будто всё ещё жил своей жизнью. Она положила его в охлаждённую капсулу с питательной средой и закрыла крышку.
В ту же секунду движения прекратились. Тело обмякло. Пальцы разжались. Мышцы расслабились. Щека бессильно упала в сторону. Приборы засвидетельствовали: ноль активности. Ни пульсаций, ни сигналов, ни спазмов.
– Всё, – пробормотал Оскар. – Как будто кто-то выключил рубильник.
Ливия молча смотрела на тело, потом – на извлечённый мозг в капсуле.
– Вот он, центр. Мозг не просто орган. Это узел вируса. Без него он не может существовать. Даже замороженный, даже почти разрушенный, мозг продолжает «жить» … пока не будет удалён.
Эд вытер лоб.
– Значит, ты была права. Вирус не зомби. Он – паразит. Нейроуправляющий.
София подошла ближе, глядя на лицо тела.
– А знаешь, оно сейчас… действительно мёртвое. Совсем. Будто в первый раз.
– Потому что теперь оно мертво, – сказала Ливия. – Не ожившее. Просто тело. Можно переходить ко второму.
Когда она подошла ко второму столу, воздух стал тяжелее, липкий. Кожа Паоло уже темнела, покрытая пятнами некроза. Гниение зашло далеко. Она надела дополнительные перчатки. Пальцы слегка дрожали. Стараясь не вызывать смещения, она ввела шпатель в открытую полость и начала осторожно вытаскивать то, что осталось от мозга. Он рассыпался, как мокрый хлеб, обнажая сосудистые нити и следы внутренних кровоизлияний.
– Он всё ещё влажный… – прошептала София. – Это ненормально.
– Ненормально – значит, стоит изучить, – тихо ответила Ливия. – Вирус, возможно, поддерживает тканевую структуру даже после разрушения мозга.
Когда они извлекли всё, что могли, Ливия сделала фото каждого участка черепа. София уже помещала образцы в защитные контейнеры.
– Что теперь? – спросил Эд, глядя на два стола.
– Теперь – смотрим, есть ли разница. Может, вирус «живёт» дольше, чем мы думали. Или даже восстанавливается. Я хочу сделать срезы, сравнить участки гиппокампа и продолговатого мозга. Особенно – активные зоны, отвечающие за базовые инстинкты.
– Ты думаешь, вирус выбирает именно их? – удивился Оскар.
– Не думаю. Я это уже знаю. Но докажу.
Комната погрузилась в тишину. Только гул вытяжек, потрескивание замороженной плоти и скрежет металлических инструментов напоминали: эти тела когда-то были живыми. А теперь стали ключом – к разгадке, или к гибели.
София сидела за микроскопом, затаив дыхание. Срез тканей из мозга Паоло лежал на предметном стекле – бледная, почти полупрозрачная масса, погружённая в защитный раствор. Ливия стояла рядом, опершись на край стола, не мигая следила за её движениями.
– Ну что? – Эд чуть подался вперёд, напряжённый, будто ждал приговора.
София сделала несколько снимков через окуляр, а затем отодвинулась, сняв маску.
– Это… это мёртвая ткань. Полностью. Ни глиальных клеток, ни признаков метаболизма. Только следы разложения. Даже вирусных тел не видно. Всё разрушено.
Ливия резко выпрямилась.
– Повтори анализ. С новым реагентом. Возьми участок ближе к затылочной доле. Может, активность была там.
– Уже сделала, – тихо ответила София. – Трижды. И всё одно и то же. Он мёртв. Не просто тело – сам вирус. Погиб полностью. Ни одного живого следа.
Оскар переглянулся с Эдом.
– То есть… если мозг уничтожен, вирус погибает?
– Да, – подтвердила Ливия, подходя к экрану, где отображались результаты. – Он нуждается в активной нейронной ткани. Паразитирует на импульсах. Без них – исчезает.
Эд подошёл к телу Паоло, глядя на деформированный череп.
– Тогда мы знаем, как его убить. Окончательно.
– Это многое меняет, – прошептала София. – Мы можем не просто сдерживать заражённых. Мы можем завершать их путь. Навсегда.
Ливия молчала, глядя на второй образец – мозг из замороженного тела
– А вот тут вирус был жив, – сказала она, указывая на монитор. – И, если бы мы не заморозили его, он бы проснулся. Мозг – его убежище. Его ядро.
– Значит, с ожившими всё просто, – Эд скрестил руки. – Ломаем голову – и всё.
Оскар фыркнул:
– Просто… если у тебя есть дробовик.
Ливия отвлеклась от микроскопа и посмотрела на всех троих.
– Мы только что получили главный ответ. Вирус не бессмертен. Он не может существовать отдельно. Он не бестелесная сущность. Это значит, у нас есть шанс на вакцину или средство подавления. Если разрушить нейронную активность – вирус не выживает.
– Но… – София нахмурилась. – Он не просто исчез. Его структура распалась. Как будто он самоуничтожился при отсутствии среды.
– А значит, – добавила Ливия, – он зависит от мозга. Буквально срастается с ним.
Все переглянулись.
– Биосимбиотическая модель, – пробормотала Ливия. – Но односторонняя. Он берёт, но не даёт. Как паразит. Использует тело, как механизм. Пока мозг функционирует – даже в минимальной степени – он может контролировать движение, пищевое поведение, агрессию. Но если мозг уничтожен… всё. Конец.
Она шагнула к доске, стёрла старые формулы и нарисовала новую схему: мозг, стрелки к нервной системе, вирусные колонии в лимбической зоне. Подчеркнула жирной линией: Центральный узел – критическая точка.
***
Вечер был тихим. Лаборатория погрузилась в полумрак, а кухня – редкий островок тепла и уюта среди металла и стекла. За длинным столом, под мягким светом потолочной лампы, собрались все. Мия поставила большую кастрюлю супа в центр, разлила по глубоким тарелкам.
– Осторожно, горячий, – сказала она, усаживаясь. – Тут и картошка, и чечевица, и даже кусочки консервированной курицы. Почти как дома.
Эд выдохнул, впервые за день расслабившись. Он взял ложку, понюхал аромат – и, кивнув, начал есть. София молчала, обхватив ладонями кружку с водой. Оскар сидел чуть поодаль, глядя в тарелку, но к еде не притронулся. Разговор начался сам собой. Тихо, поначалу спокойно.
– Мы всё сделали правильно, – проговорила Ливия. – Завтра утром я ещё раз проверю все образцы, пересмотрю снимки. Мы, возможно, впервые за всё это время поняли структуру вируса.
София кивнула, не отрывая взгляда от пара.
– Эти спазмы до удаления мозга… это многое объясняет. У нас появился хоть какой-то контроль.
– И хоть какая-то надежда, – добавил Эд, с усталой усмешкой. – Если мозг – его источник, значит, можно оборвать цепь.
София опустила глаза.
– Но не ценой того, что мы сделали.
– Всё имело смысл, – твёрдо сказала Ливия. – Мы не знали, как он работает. А теперь знаем. Завтра я сформулирую итоговое заключение. Мы близки к ответу.
– Итоговое заключение? – Оскар резко поднял голову. Его голос дрожал. – А что, заключение оправдает всё это? Всё, что вы сделали?
Тишина повисла над столом. Мия замерла с ложкой на полпути. Эд перестал жевать. Ливия медленно отставила свою чашку.
– Мы сделали то, что должны были, – тихо произнесла она. – Ради цели.
– Цели?! – взорвался Оскар. Он встал, стул скрипнул по полу. – Ты называешь это «целью»?! Вы похищали людей, Ливия! Ты помнишь их? Этих людей звали по именам. У них были семьи, работа. Кто-то из них просто попал не в то место, не в то время. Вы убили их всех! Превратили в подопытных. Как крыс! А теперь ты говоришь о выводах? О «цели»?!
Ливия смотрела прямо на него. Лицо её было спокойным, но в глазах читалась усталость.
– Да, – твёрдо сказала она. – Я говорю о цели. Потому что это – жизнь. Она жестока. И я такая же жестокая, как фермер, который растит телёнка с бутылочки, называет его по имени, а потом сдаёт на бойню, и даже не смотрит в глаза. Я такая же, как строитель, который сносит зелёную рощу, чтобы возвести бетонную коробку. А ты знаешь, что тысячи лекарств, которые спасают миллионы людей, были протестированы на людях? Не все из них были добровольцами. Некоторые даже не знали, что участвуют. Но теперь эти лекарства спасают жизни. Это маленькая жертва ради тысяч. И никто – слышишь, Оскар, – никто не застрахован от ошибки. И да. Мы её совершили. Я совершила.
Оскар замолчал, прижав кулаки к столу. Его дыхание было тяжёлым, плечи дрожали. София тихо опустила голову. Мия закрыла глаза, будто хотела исчезнуть.
Ливия снова заговорила, уже тише:
– Я не ищу оправданий. Я ищу выход. Если мы остановим это – возможно, кто-то будет жить. Мы уже не можем вернуть тех, кто погиб. Но можем предотвратить следующее. И потому мы должны закончить, – прошептала Ливия. – До конца. Не ради себя. Ради них. Чтобы они были не просто «экспериментами», а частью чего-то настоящего. Спасительного.
Вечер окончательно сгустился. За окнами горело тревожное оранжевое освещение, и даже суп остыл, забытый. Но никто не встал. Они сидели, каждый в своём молчании, каждый на краю собственного адского круга.
Ливия снова взяла ложку.
– Ешьте.
***
Утро наступило без надежды. Никакого солнца за замутнённым стеклом подземной лаборатории – только постоянный, холодный свет потолочных ламп. Ливия встала раньше всех. В халате, с чашкой горького кофе, она сидела перед терминалом и снова просматривала данные. София присоединилась к ней через полчаса, принеся второй кофе и папку с записями вскрытия.
– Всё ещё сверяешь? – спросила она, подсаживаясь рядом.
– Я хочу быть уверенной в каждом слове, которое скажу. После вчерашнего не имею права ошибаться.
– Я тебе помогу.
Всю первую половину дня они работали бок о бок. Ливия восстанавливала хронологию событий, сравнивала биохимические параметры, структуру вируса в каждой группе испытуемых. София расставляла логические связи, отмечала мутации, выделяла повторяющиеся аномалии. За стеной слышались шаги – Эд и Оскар, вооружённые картами комплекса, искали аварийный выход. Система в автономном режиме не поддавалась – лифты не работали, двери на поверхность были заперты.
К вечеру они вернулись усталые и разочарованные. Ужин готовила Мия – снова суп, но с другой консервой. Они ели молча, каждый в своих мыслях. Суп Мии был горячим, с крупой и остатками консервированного мяса, но вкус никто не ощущал.
Оскар поднял глаза от своей тарелки. Его голос был резким, как выстрел:
– А сколько мы вообще здесь протянем? Сколько у нас времени?
Ливия медленно поставила ложку в миску и вытерла рот салфеткой. Взгляд у неё был спокойным, но усталым.
– Лаборатория построена с учётом полной автономии в случае катастрофы, – начала она. – В случае блокировки здесь предусмотрено всё необходимое для жизни: системы фильтрации воздуха, запасы еды, медикаментов. Мы под землёй, и вода подаётся из глубокого артезианского источника. Электричество идёт от солнечных панелей на поверхности и аккумулируется в батареях. Если ничто не выйдет из строя – мы можем прожить здесь пару лет.
Оскар хмыкнул, откинувшись на спинку стула. Его глаза были потемневшими.
– Как в гробу с кондиционером…
Мия резко поставила миску на стол, её руки затряслись.
– Я не хочу здесь оставаться! – выкрикнула она. – Я не хочу умирать, как червяк под землёй! Мне нужно… мне нужно на землю… к небу, к солнцу! Я не хочу больше дышать этим… этим стерильным воздухом!
Эд тихо, спокойно наклонился к ней:
– Мы найдём выход, – сказал он. – Мы не остановимся. Мы будем искать, пытаться, хоть каждый день. Есть аварийные пути, мы просто их не нашли. Ещё.
Но Мия уже не слышала. Она закрыла лицо руками, плечи её затряслись.
– А вдруг… вдруг там всё заражено? – сквозь слёзы прошептала она. – А вдруг все погибли? Или ожили…, и мы остались одни? Вдруг выхода вообще нет?
София сжала ей руку, но ничего не сказала. Ливия посмотрела на всех – взглядом, в котором было меньше уверенности, чем раньше.
– Мы можем только предполагать, – сказала она. – С момента, как началась вспышка, связи с внешним миром не было. Радиосигналы не проходят. Ни один из каналов Совета не ответил. Ни одного слова с тех пор. Возможно, всё накрылось не только здесь.
– Совет… – глухо произнёс Эд. – Вы же подчинялись им. Почему они молчат?
– Совет молчит с первого дня нашей эпидемии, – Ливия опустила глаза. – Они знали, что делали. И знали, что может случиться. Ни предупреждений, ни инструкций, ни даже эвакуации. Либо всё вышло из-под контроля…, либо они нас бросили.
Тишина сгустилась, как после грозы. Никто больше не притрагивался к еде. Мия тихо всхлипывала, прижавшись к Софии. Оскар опустил голову, его кулак дрожал на столе. Эд сидел неподвижно, будто вглядывался сквозь стены.
– Но пока мы живы, – сказала Ливия наконец, – у нас есть шанс. Даже если это проклятое место станет нашей тюрьмой, мы не должны сдаваться. Мы выжившие. И именно мы должны понять, как всё остановить.
Её слова не вдохновили, но немного выпрямили спины. А этого уже было достаточно.
После ужина все по привычке собрались в гостиной. Кто-то молча налил себе чай, кто-то просто сел, обхватив колени руками. Тишину нарушил только голос Ливии. Она встала и заговорила, глядя в глаза каждому.
– Сегодня я закончила анализ. И готова озвучить выводы. Без приукрашивания. Без утешений.
Все подняли головы. Даже Оскар, до этого сидевший с опущенным взглядом, посмотрел на неё.
– Изначально вирус был создан как средство продления жизни. Он вводился в кровь, программировался так, чтобы оставаться внутри сосудистой системы. На животных он показывал феноменальные результаты: метаболизм замедлялся, процессы старения практически останавливались. Организм жил в десятки раз дольше без побочных эффектов.
– После серии успешных экспериментов… мы перешли к следующему этапу. К людям. Первая партия – испытуемые, которым ввели вирус через кровь. Все погибли. Кроме одного – Эда.
Она кивнула в сторону Эда, тот напряжённо сжал пальцы.
– У Эда вирус прижился. Мы считали это успехом. Но он стал первым носителем новой формы. Вирус в его организме мутировал.
Ливия перевела взгляд на Оскара и Мию.
– Вторая партия – испытуемые, получившие вакцину после Эда, – погибли все. А затем поступила третья. Люди, которых мы не успели вакцинировать. Мы не поняли сразу, что они уже тоже заражены. По воздуху. Без инъекций. Из этой партии выжили только двое – Оскар и Мия.
Оскар замер, брови его дрогнули. Мия медленно отвела взгляд.
Когда наши коллеги начали умирать с теми же симптомы, что и испытуемые, я поняла, что все заражены.
Анализ крови, проведенный доктору Веги, а затем анализ слюны Эда, дали понять что вирус мутировал. Он не остался в крови Эда, он перешел в новую, гораздо более опасную стадию. Он обосновался в слизистых и начал распространяться сам, как грипп… но с другим исходом. Теперь он передавался по воздуху, охватывая всё вокруг, словно невидимая тень, и угрожая всем нам.
Мы создали монстра – не просто вирус, но настоящую угрозу, которая может уничтожить все, что мы когда-либо ценили. Мы стали автором катастрофы.
– Среди персонала в живых остались только мы с Софией. Мы тоже были заражены. По воздуху.
Она замолчала. Лёгкая тень пробежала по лицу. Но она не рассказала, как именно вирус попал в её организм. Не призналась в том единственном поцелуе с Эдом. Некоторые вещи лучше оставить невыраженными словами.
– Далее. Вирус действует по следующей схеме: сначала он полностью разрушает иммунную систему. Потом – нейронные связи. Мозг отключается. Личность умирает. Затем начинается перезапуск. Не человека. А мозга как среды. Вирус возвращает «функции» телу: движение, простейшие реакции, агрессию. Это не человек. Это носитель. Живой мертвец.
В комнате царила гробовая тишина.
– Вирус передаётся по-разному. Пока человек жив – воздушно-капельным путём. Но когда он становится ожившим – скорее всего, через слизистые, укус или попадание крови в организм. Мы не проверяли. И, надеюсь, не проверим. Это всё ещё предположения.
– Но есть одно, – голос её стал ниже. – Вирус не стремится убить тело. Он хочет размножаться. Он использует тело. Он ищет, куда передаться. Когда тот оживший напал на тебя, Оскар… он не пытался убить. Это была реакция вируса. Инстинкт передачи.
Оскар сжал кулаки. Лицо его побелело.
– Это не был человек. В нём уже ничего не осталось. Только вирус, которому нужно было новое тело.
Она села. Никто не аплодировал. Никто не говорил.
Мия молча убирала тарелки. София смотрела в пол. Эд налил себе воды, но не пил. Оскар сидел, опустив голову.
– Так что теперь? – глухо спросил он. – Мы просто примем это? Что мы – просто выжившие в кошмаре, который вы создали?
***
Комната Ливии была погружена в полумрак – лишь мягкий свет лампы на столе освещал приглушённым янтарным светом стены и книги на полках. Тишина вечернего сектора лаборатории только усиливала ощущение уединённости. Ливия сидела на краю кровати, ноги поджаты, волосы растрёпаны. Эд стоял у стены, молча наблюдая за ней.
– Подойди, – шепнула она, даже не поднимая взгляда.
Он присел рядом и обнял её за плечи. Она сразу же прильнула к нему, как будто искала в его тепле спасение от внутренней бури.
– Я… – начала она, но запнулась. Несколько секунд тишины. – Я не могу перестать думать об этом, Эд. Этот поцелуй… Это был первый шаг. Первый. – Её голос дрогнул. – Всё это… может быть, всё это из-за меня.
Он мягко обнял её крепче, прижимая к себе.
– Ливия, послушай. Даже если бы мы не поцеловались, – его голос был спокойным, почти шёпотом. – Он мог передаться по воздуху к любому. Я мог просто чихнуть. Кашель. Случайное прикосновение к глазам. Во время медосмотра. Это бы всё равно случилось.
– Но я дала старт, Эд. Я… я сделала это. – Она прижалась к нему сильнее, пряча лицо у него на груди.
– Ты не знала, что он уже изменился. Это не твоя вина. Вирус вышел из-под контроля задолго до этого. Ты не можешь винить себя за то, что никто не предсказал мутацию.
Он осторожно поднял её лицо, чтобы заглянуть ей в глаза. Но в её глазах всё ещё жила боль – та, что не уходит за один вечер. Тогда он тихо заговорил, стараясь, чтобы каждое слово было как успокаивающий укол правды:
– Ты думаешь, всё началось с тебя… Но ты забываешь, сколько людей контактировало со мной до этого. Помнишь ту медсестру, что каждый день приходила измерять мне температуру? Она всегда подходила слишком близко, иногда даже без маски. Или профессор Ларсен – он так гордился проектом, приходил почти ежедневно, чтобы видеть результаты. Может, вирус уже был в них. Это не мог знать никто. Ни ты, ни я. Ты просто стала частью цепочки, а не началом.
Ливия ответила не сразу. Только кивнула едва заметно, уткнувшись лбом в его плечо. В её глазах стояли слёзы, но теперь это были слёзы облегчения. Он не обвинял её. Он верил в неё.
– Спасибо, – тихо прошептала она.
– Я всегда буду рядом, – ответил он.
Эд медленно поглаживал Ливию по спине, чувствуя, как напряжение постепенно покидает её тело. Ливия посмотрела на него, и в её взгляде что-то дрогнуло – как будто он немного сдвинул с неё этот тяжёлый груз вины. Она потянулась к нему, прижалась, и он почувствовал, как её дыхание стало ровнее, как поцелуй их губ больше не был связан с виной или страхом – только с тем, что они живы и рядом друг с другом.
Ночь была долгой, наполненной шёпотом, прикосновениями, страхом быть потерянными – и жаждой снова почувствовать себя живыми. Ливия отдалась этому моменту без остатка, и в какой-то момент просто растворилась в нём, в его дыхании, в его руках. Когда всё стихло, она заснула с улыбкой, впервые за долгое время ощущая себя в безопасности.
Но покой длился недолго.
Во сне она оказалась в городском парке. Лёгкий ветер развевал её волосы, солнечный свет пробивался сквозь кроны деревьев. Рядом шагал Эд, он держал её за руку. Она что-то рассказывала ему, смеялась. Но он молчал. Лицо было спокойным, но… странно пустым. Она позвала его:
– Эд?
Он остановился. Медленно повернулся. Его глаза были мертвы. Синюшные, мутные. Губы посерели, на щеке – следы разложения.
– Эд… – простонала она.
И он шагнул к ней, неестественно дёргаясь, рот приоткрылся, как будто хотел произнести её имя… но из горла вырвался только глухой хрип. Ливия закричала.
Она проснулась в панике, задыхаясь. Сердце колотилось, руки дрожали. В тусклом свете комнаты всё было по-прежнему. И рядом – Эд. Он спал спокойно, на боку, лицом к ней. Живой. Тёплый. Она медленно выдохнула, убрала с его лба прядь волос и тихо прильнула к нему, как будто старалась убедиться, что всё это не сон. Он чуть заметно пошевелился, обняв её во сне. Ливия закрыла глаза и снова уснула, на этот раз крепко, как будто её защищал сам Эд – и от кошмаров, и от реальности.
Глава 10. Нити между нами
На следующее утро запах кофе и подогретых консервов заполнил воздух. Все собрались на завтрак.
Стены столовой были окрашены в мягкие пастельные тона. На потолке расположены яркие светильники, которые излучали мягкий, рассеянный свет, создавая комфортную обстановку. В углу стоял небольшой искусственный сад с зелеными растениями. В центре столовой располагаются длинный металлический стол, покрытый скатертью в клетку, которая придавала помещению домашний вид. В углу столовой находится небольшой уголок с кофемашиной.
Эд, утерев рот рукавом, бросил взгляд на Оскара, и тот кивнул: – Пойдём опять к южному крылу. Там может быть аварийный выход.
– Осторожнее, – хмуро сказала Ливия, отставляя чашку. – Я пока загляну в мониторную – хочу посмотреть, как ведут себя ожившие. Может, появились изменения.
Она провела пальцами по планшету и добавила, взглянув на Софию: – А потом нам надо составить анкету. Мы должны выяснить, что объединяет нас пятерых. Почему именно у нас вирус дал сбой? Что у нас общего? Может, привычки, иммунитет, мутации, прививки… что угодно.
София кивнула: – Я подготовлю шаблон. Надо будет записать и про образ жизни, и про болезни в семье, и даже про диету. Всё может быть важно.
Мия отодвинула тарелку, поднялась, поправляя завязки на жилете: – А я пойду в кладовую. Надо инвентаризировать всё, что у нас осталось. Консервы, крупа. Надо понять, на сколько мы обеспечены.
На секунду все замолчали. В этом моменте, в этом затаившемся дыхании было всё: страх, надежда и осознание, что выхода может не быть – и тем важнее не терять контроль над ситуацией.
Ливия встала первой.
– Тогда за дело. Время работает не на нас.
Команда разошлась по своим задачам, оставив за собой только недоеденные порции и следы напряжения, растянувшиеся, как тонкая паутина, по холодному полу лаборатории.
***
Вечером, когда искусственное освещение стало мягче и чуть теплее, словно пытаясь сымитировать закат, все собрались в гостиной. Помещение казалось очень уютным – наверное, из-за того, что они были вместе. На одной из стен висели картины с изображениями природы – зелёные леса, горные пейзажи и спокойные озёра. В центре комнаты стоял большой мягкий диван, обитый тканью светлых тонов. Рядом располагались уютные кресла, создающие комфортное место для общения. На кофейном столике, сделанном из тёмного дерева, стояли книги, настольные игры. В углу гостиной находился небольшой уголок с библиотекой, где на полках аккуратно расставлены книги по различным темам – от научных исследований до художественной литературы.
– Южный коридор пустой, мы не нашли выход, – сказал Эд, потирая затёкшую шею. – Завтра поищем в северном коридоре. Схемы из кабинета профессора не верны. Возможно это специально, профессор всё держал под контролем. Наверное, надо ещё поискать в его документах.
– Всё равно молодцы, что сходили, – откликнулась Ливия, глядя на него через стол. – Мы должны держаться за каждую возможность.
– В кладовой у нас еды надолго хватит, действительно запасов много, – сказала Мия, положив на стол блокнот с мелким почерком.
Повисла пауза. Никто не хотел говорить о будущем – оно было зыбким, словно дым за окном.
Ливия наконец нарушила тишину: – Завтра утром я хочу вас всех опросить. Мы с Софией составили анкету. Подробную. Очень. Нужно понять, почему именно мы выжили. У вируса был какой-то сбой – и он не смог нас победить. Мы должны найти зацепку.
София кивнула: – Там всё: история болезней, образ жизни, привычки, даже такие мелочи, как любимая еда или реакции на укусы насекомых. Я знаю, звучит странно, но мы не можем упустить ничего.
– Это не странно, – сказал Оскар, поднимая бровь. – После всего, что мы видели, ничего уже не звучит странно.
– Тогда утром по очереди. Начнём с Эда, – Ливия посмотрела на него с благодарностью и упрямством. – А потом – все остальные. Возможно, мы и есть – наш единственный ключ.
***
Наутро Ливия устроилась в кабинете профессора. София сидела неподалёку с планшетом, в который вносила данные, а рядом лежала стопка анкет, распечатанных на остатках бумаги.
Первым вошёл Эд. Он был в серой футболке и тёмных штанах, волосы чуть взъерошены, на лице лёгкая щетина. Он бросил взгляд на Ливию, чуть улыбнулся – коротко, беззвучно.
– Садись, – сказала она мягко, показывая на стул. – Это недолго.
– Если не начнёшь спрашивать про детские травмы, – усмехнулся он, усаживаясь. – Хотя, знаешь, после оживших и это уже звучит не так уж страшно.
Ливия улыбнулась краем губ, но глаза у неё оставались сосредоточенными.
– Имя, возраст, группа крови – просто формальности.
– Эдвард Леви. Сорок два. Первая отрицательная.
София молча ввела данные.
– Хорошо. Теперь… Ты болел чем-то серьёзным в детстве?
– Пневмония в шесть лет. Потом ветрянка. Аллергия на пенициллин. Всё.
– Прививки? Последняя?
– Ну стандартный набор в детстве – корь, столбняк…
– Употребляешь алкоголь, наркотики?
– Пью иногда, когда есть повод. Наркотики – бывало.
– Образ жизни? Спорт, питание?
– Со спортом не дружил. Питался как попало: фастфуд, энергетики, кофе литрами.
Ливия коротко взглянула на Софию – та уже строчила в планшет, пальцы летали по экрану.
– Последний вопрос: были ли у тебя кровные родственники с аутоиммунными, онкологическими или вирусными заболеваниями?
– Мать умерла от рака груди. Отец – инсульт. Брат… жив, вроде здоров. Мы не общаемся.
Ливия кивнула, делая пометки.
– Спасибо, Эд. Если что-то вспомнишь – даже мелочь, приходи сразу.
Он встал, задержался на миг.
– Ты думаешь, это – не совпадение?
– Я уверена, что нет, – ответила она. – Мы просто пока не знаем, что именно объединяет вас.
Следующей зашла Мия. Серьёзная, собранная, с тетрадкой и ручкой в руках.
– Можно быстрее? У меня ещё расчёты по запасам не закончены, – бросила она с порога.
Ливия сдержала улыбку.
– Постараемся. Начнём.
Диалог шёл быстрее, но напряжение нарастало. У Мии тоже были аллергии, своя история болезней, и ни одного очевидного совпадения с Эдом.
Потом был Оскар – нервный, взволнованный, отвечал отрывисто. У него оказался редкий иммунный ответ на определённые белки – Ливия тут же сделала пометку.
Каждое интервью добавляло строчку, но не давало картины. У всех – разный возраст, образ жизни, фон. И всё же… что-то не давало покоя. Как будто нужная деталь всё ещё пряталась между строк.
После всех опросов Ливия устало откинулась на спинку стула, закрыла глаза.
– Нам нужно свести всё это. Что-то мы упускаем, – пробормотала она.
София кивнула, глядя в экран.
– Может, дело не в теле. А в чём-то, что мы не видим.
Ливия медленно открыла глаза.
– Тогда завтра начнём с анализов. Кровь, микробиом, антитела, даже мозговую активность.
Собранные анкеты лежали перед ними – как кусочки головоломки, которые ещё нужно было сложить.
– Ты ведь понимаешь, – сказала София, не поднимая головы, – если мы не найдём общий признак… у нас не останется объяснения. Значит, вирус выбирал случайно.
Ливия покачала головой:
– Нет, София. В биологии не бывает случайностей. Даже хаос имеет структуру. Мы просто не нашли её.
***
На следующее утро Ливия, как обычно проснулась раньше всех. Она долго сидела у зеркала в медицинском блоке, умывшись холодной водой, глядя на своё отражение. Тени под глазами стали глубже, кожа побледнела. Она напоминала себя начала проекта – только с совершенно другим взглядом. Теперь в нём не было ни веры, ни ярости. Только желание докопаться до сути. Любой ценой.
К полудню она собрала всех по одному в лаборатории. Белые лампы, бормотание приборов, металлический стол с инструментами.
– Сначала кровь, – сказала она спокойно, натягивая перчатки.
Она брала кровь у каждого – по три пробирки. Работала быстро, точно, почти механически. София помогала. Никто не жаловался. Даже Оскар, который обычно избегал уколов, только зажмурился и молча протянул руку.
Затем были тесты на мозговую активность. Электроды, холодные сенсоры на висках, пульсирующий график на экране. Они сидели с закрытыми глазами, а Ливия смотрела на линии, ища хоть что-то – всплеск, совпадение, отклонение.
К вечеру всё было готово. Она сидела у терминала, вчитываясь в таблицы, сравнивая показатели, строя графики. София стояла рядом, молча. Они не разговаривали. Только время от времени Ливия кивала – «ещё один анализ готов» – и снова замирала над экраном.
Но ничего. Ни одной общей мутации. Ни одного совпадающего гормонального сбоя. Никакой поведенческой или физиологической связи.
Когда в столовой все собрались на ужин, Ливия пришла последней. Она молча поставила перед собой тарелку, но не притронулась к еде. Несколько секунд сидела, глядя в пустоту.
– Я не нашла ничего, – сказала она наконец. Голос был тихим, будто уставшим. – Ни в анализах крови. Ни в мозговой активности. Мы перепроверили всё. Несколько раз.
Все молчали. Даже Оскар, обычно готовый пошутить, опустил глаза.
– Я думала… – она сделала вдох. – Думала, что смогу найти общий знаменатель. Что-то. Молекулу, маркер, структуру. Но… похоже, это просто… иммунитет. Уникальные особенности каждого из вас. И всё.
Она провела рукой по волосам, будто отгоняя усталость.
– Ещё несколько дней я буду перепроверять. Для протокола. Но уже не жду другого результата.
Она достала из сумки белую коробку и поставила её на стол.
– Это витамины. Пробиотики. Из медблока. Думаю…, это единственное, что я могу предложить. Принимайте их каждый день. Может, это хоть немного укрепит защиту организма. Если вирус попробует… вернуться.
Тишина повисла глухая и плотная.
– Ты всё равно сделала больше, чем кто бы то ни было, – тихо сказал Эд. – Нам ещё повезло, что ты с нами.
Ливия кивнула, но не ответила. Она знала: этого недостаточно.
Позже, когда все разошлись, она осталась в столовой одна. Сидела у окна, глядя в тёмный коридор, и в голове прокручивала снова и снова все данные, схемы, графики. Но ответы ускользали. Как будто вирус знал, как прятаться.
Глава 11. Каждое утро – как вчера
Дни потянулись серой полосой – одинаковые, бесконечные, сливаясь в один длинный, вязкий от тишины и рутины отрезок времени. Здесь день определялся не часами, а звуками: гулом фильтров, шагами в коридорах, шумом открываемого холодильника в столовой.
Ливия заканчивала свою самую сложную работу. Каждый день она проводила в лаборатории, оформляя отчёты, сводя воедино всё, что было ими пережито и открыто за эти месяцы. Работала молча, сосредоточенно, будто сама стала частью машины. Пальцы неустанно бегали по клавишам, сканеры жужжали, приборы фиксировали последние данные.
Она составила полный протокол по вирусу: путь заражения, мутации, клинические проявления, особенности передачи через слизистые. Подробный отчёт по вакцине – все неудачи, гипотезы, попытки стабилизировать антитела. Отдельный блок – выжившие. Физиология, иммунные реакции, различия. И, наконец, ожившие – вскрытия, поведенческие наблюдения, активность мозга после смерти.
Каждая деталь была задокументирована. Без приукрашивания. Без надежды. Только факты.
Когда всё было готово, Ливия сделала два экземпляра. Один запечатала в водонепроницаемый контейнер и положила в сейф кабинета профессора Ларсена. Второй убрала в ящик стола в своей комнате. На случай, если придётся уходить.
Если снаружи всё ещё существует мир – эти документы должны увидеть, как можно больше людей. Учёные, правительство, международные центры. Чтобы не повторить их ошибку.
Если же эпидемия распространилась – она должна добраться до своей старой лаборатории, где работала раньше. Там были те, кому она доверяла. Кто знал, как работать с подобным. Там, возможно, они смогут найти решение. Найти то, что ускользнуло от неё.
Тем временем Эд и Оскар продолжали исследовать верхние уровни комплекса, искать аварийный выход. Безуспешно. Но они не сдавались. Ливия иногда ходила с Эдом на обход. Когда он был занят— с Софией они обходили боксы, в которых всё ещё находились ожившие. Без звука, без света ожившие впадали в подобие спячки. Они стояли, иногда медленно покачивались, но не двигались. И всё равно, каждый обход вызывал в груди Ливии лёгкий холод. Потому что она знала: они не спят. Они ждут.
В промежутках между работой и обходами, возвращаясь в столовую, Ливия чувствовала тепло. Потому что там всегда была Мия. Маленькая, сосредоточенная, с повязкой на голове и скалкой в руках, она умудрялась творить из остатков еды что-то по-настоящему вкусное.
– Сегодня каша с ягодами, – говорила она радостно. – И тёплый хлеб. Нашла дрожжи в холодильнике!
Её забота казалась всем спасением от безумия.
Иногда вечером, после ужина, они сидели в столовой и просто молчали. Кто-то читал, кто-то чертил схемы, кто-то смотрел в стену. Ливия держала перед собой блокнот, но не писала. Просто крутила карандаш в пальцах и думала, что будет дальше.
Но пока они были живы, был шанс. И пока она здесь – документы не исчезнут. И возможно, когда-нибудь, это спасёт кого-то.
***
Эд ворвался в лабораторную зону, чуть ли не на бегу, скомканные листы карт в руке. Он был взволнован – видно по глазам, по тому, как говорил, перебивая сам себя:
– Ливия! Ливия, смотри! Я нашёл это… в архивной секции, за старым щитом с проводкой. Там была коробка с чертежами! Я думал, что мы уже всё видели, но эта – новая.
Ливия подняла голову от планшета, отложила журнал. Она всё ещё носила лабораторный халат, на лице отпечатались следы от маски. Рабочий день у неё не кончался никогда.
– Покажи, – сказала она, тихо, но с вниманием.
Эд разложил карты на столе. Пожелтевшая бумага, криво распечатанная, с заметками от руки. Пунктирные линии, указатели, схемы. Но одна вещь сразу бросалась в глаза: в нижней части комплекса, в углу, был кружок с подписью, сделанной от руки: «E.V.-3». А рядом – стрелка, ведущая за периметр лаборатории, к техническому коридору, который нигде не упоминался.
– Думаешь, это запасной выход? – спросила Ливия, вглядываясь в карту.
– Это должно быть он. Ливия, это не похоже на вентиляцию или шахту лифта. Похоже, что-то инженерное. И знаешь… это не на электронных схемах, не в системе. Его как будто специально скрыли.
– И это объясняет, почему ты раньше не мог найти выход, даже с доступом к серверам, – пробормотала она. – Это место изначально строилось как закрытое. Без профессора никто не знал всего. Он держал всё при себе – даже я не знала о полном периметре.
Они замолчали, оба глядя на карту. Бумага шуршала под пальцами.
– Ты проверишь это с Оскаром? – наконец спросила Ливия.
– Уже договорились. Завтра с утра. Но нужно твоё разрешение, если мы начнём вскрывать переборку.
– Получите, – кивнула она. – Если это и вправду выход – нужно знать наверняка.
***
Тем же вечером, после очередной загрузки отчётов и сверки с Софией, Ливия, как обычно, направилась в мониторную. Простая комната, полная экранов, свет которых давал её лицу бледное сияние. Здесь она чувствовала контроль. Безопасность. Она проверяла каждый бокс по графику.
Ожившие были спокойны.
В спячке. Вне слышимости, без раздражителей, они почти не двигались.
Ливия делала пометки в журнал:
– Объект №12 – без изменений. Температура стабильна. Активности нет.
– Объект №9 – наблюдалось движение пальцев. Проверить повторно.
– Общая активность – в пределах нормы. Изоляция эффективна.
Она закрыла журнал, устало потёрла глаза.
Пока ожившие изолированы – они в безопасности.
Но теперь появилась цель. Надежда.
Если «E.V.-3» – действительно выход… то, возможно, путь наружу всё-таки есть.
***
Следующие несколько недель были наполнены ожиданием, словно тишина в стенах лаборатории стала гуще, а воздух тяжелее. Каждый жил в своем ритме, но общее напряжение чувствовалось в каждом взгляде, в каждом движении.
Эд и Оскар ежедневно спускались к проходу E.V.-3. Они обследовали тоннель, оставляли метки, измеряли глубину и протяженность, искали возможные ловушки. Эд записывал всё в блокнот: влажность, длину кабелей, отклонения в структуре стен.
– Он явно ведёт наружу, – говорил он вечером. – Но пока не ясно, что за этой дверью в конце.
Ливия продолжала свою рутину: утром – обход боксов, потом – проверка системы, сверка данных, а затем – работа над копией всех протоколов. Она по-прежнему наблюдала за ожившими через мониторы, делала пометки в журнал. Их поведение оставалось прежним, как будто неосознанным, но Ливия всё равно внимательно фиксировала даже малейшие колебания.
Иногда она заходила к Эду и Оскару с вопросами:
– Стабилен ли тоннель? Есть ли признаки утечки или вентиляции?
София помогала ей упорядочить оставшиеся данные, сортировала архивы, а ночью читала старые научные статьи и справочники. Она будто боялась остановиться, знала: как только остановится – накатит страх.
Мия, несмотря на общий упадок духа, продолжала готовить. Каждый день она старалась сделать что-то новое из ограниченных запасов. То тушёные овощи, то запечённые консервы с пряностями, даже пыталась печь лепёшки из остатков муки.
– Мы должны питаться нормально, – говорила она с улыбкой, разливая еду по тарелкам. – Без еды вы никуда не выйдете. Даже через тоннель.
По вечерам они собирались за одним столом. Не всегда говорили. Иногда просто сидели молча – в этой тишине было что-то объединяющее. Иногда Эд рассказывал, как устроен тоннель. София делилась странными сновидениями. Ливия смотрела на них и думала, как сильно они изменились. Не просто выжившие – другая версия людей, которая научилась жить с постоянной тенью смерти за стеной.
И каждый вечер она спрашивала себя: Готовы ли они выйти? И что ждёт их по ту сторону прохода E.V.-3? Но пока – они были здесь. И были вместе.
Ночь в лаборатории была особенно тёмной – экраны погасли, генераторы гудели едва слышно, словно весь подземный комплекс затаил дыхание. Где-то далеко щёлкала вентиляция, редкие звуки казались громче обычного в этой тишине.
В комнате Ливии царил полумрак. Лампа над её кроватью светила тускло, мягко освещая белые простыни и контуры двух тел, лежащих рядом. Ливия и Эд были под одним одеялом, прижавшись друг к другу. Её голова покоилась у него на плече, его рука обнимала её за талию, ладонь двигалась медленно, почти лениво, как будто ему нужно было убедиться, что она всё ещё рядом.
– Как думаешь, мы выберемся? – прошептала она, не отрывая взгляда от трещины в потолке.
– Думаю… да. – Его голос был глубоким, спокойным. – Не знаю, когда, не знаю, как, но мы выберемся.
Она кивнула, неуверенно.
– Я так устала. Столько дел, столько надежд… и всё впустую. А теперь вот этот тоннель. Мне страшно – не что мы не выберемся, а что за пределами будет только пустота. Пепел. Конец.
Эд повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
– А мне страшно другое, – тихо сказал он. – Что ты когда-нибудь уйдёшь… одна. Что решишь – так будет лучше. Рациональнее.
Он вздохнул.
– Ты всё время что-то анализируешь, ищешь формулы, закономерности… А я просто хочу, чтобы ты осталась. Здесь. Со мной. Пока можешь.
Она улыбнулась – грустно, но искренне.
– Знаешь, раньше мне казалось, что любовь – роскошь. Ненужная. Особенно в таких условиях. А теперь… теперь ты – моя точка отсчёта. Без тебя всё это кажется бессмысленным. Даже выживание.
Он прижал её крепче.
– Тогда пообещай мне: если мы пойдём – мы пойдём вместе. Ты, я, остальные… но ты не одна.
– Обещаю, – прошептала она, и замерла.
Они долго лежали молча, слушая, как мерно гудят трубы, как время будто замерло. В этой тишине, среди остатков погибшего мира, было что-то очень живое.
Тепло. Доверие. Любовь.
***
Утро началось спокойно – в лаборатории царила дежурная тишина. В столовой раздавался лёгкий запах кофе, Мия разогревала еду на портативной плитке. На металлическом столе уже стояли миски с овсянкой, термос с кипятком, пачка открытых сухарей. Оскар вошёл позже всех – с растрёпанными волосами и мрачным видом. Он молча плеснул себе чай, сел и начал мешать кашу, даже не поздоровавшись.
Мия взглянула на него из-под бровей:
– Доброе утро, Оскар. Радость дня не с тобой?
Он усмехнулся без веселья:
– С какой стати мне радоваться? Мы тут застряли, и всё, что у нас есть – овсянка. Снова.
Мия прикусила язык, но всё-таки не удержалась:
– Если не нравится, можешь сам готовить. Продукты сами в кастрюлю не прыгают. И вообще – овсянка, между прочим, надолго даёт энергию.
– Надолго? – фыркнул Оскар, бросая ложку в миску. – Она вообще не даёт ничего, кроме чувства, что ты ешь картон.
Мия резко повернулась к нему:
– Ты хочешь выжить или устраивать гастрономический бунт? Может, тебе ещё фуа-гра подать?
– Мне бы хватило хоть чего-то, что не по вкусу как клейстер, – бросил он, вставая. – Может, займёшься полезными делами, а не только игрой в шеф-повара?
Мия побледнела от злости, поднялась, сжав кулаки:
– А ты, может, начнёшь благодарить, что тебе вообще кто-то готовит, пока ты целыми днями лазишь по тоннелям и бросаешь грязные ботинки где попало? Мы все стараемся! А ты только ворчишь!
В этот момент в столовую заглянул Эд, увидел, как они стоят друг напротив друга – она с красным лицом, он со сжатыми губами – и приподнял бровь:
– Всё нормально?
– Прекрасно! – одновременно бросили Мия и Оскар и сели обратно по разным сторонам стола.
Завтрак продолжался в гробовой тишине. Лишь ложки стучали по мискам. Ливия, войдя чуть позже, почувствовала напряжение в воздухе сразу, но ничего не сказала.
***
Коридор, в который Эд и Оскар свернули, вёл вниз – туда, где бетон становился сырее, воздух плотнее, а свет тусклее. Это была зона, куда они прежде не заходили. Технический уровень, скрытый за шлюзами и старым серверным блоком.
Они шли с фонарями, в полной тишине. Даже их шаги глушились толстыми стенами. На карте Эда отмечено: через шесть поворотов должна быть переборка, за которой «E.V.-3». Они сверяли каждый шаг с чертежом, считали повороты.
– Чувствуешь? – прошептал Оскар. – Здесь совсем другой воздух.
– Да, будто… старый. Давно никто не был здесь.
Перед ними выросла металлическая стена – перегородка без каких-либо обозначений. Серая, ржавая, грубая. Ни кнопок, ни ручек. Только старый замок с ручным механизмом, покрытый пылью.
– Это она, – выдохнул Эд, сверившись с картой. – E.V.-3.
Оскар присел, провёл рукой по стыкам. В одном месте металл казался чуть тоньше.
– Здесь можно попробовать вскрыть. Ливия разрешила, так?
Эд кивнул, уже вытаскивая лом. Осторожно, стараясь не шуметь, они начали поддевать край металлической плиты. Она не поддавалась, сначала слабо звякнув, потом пошла со скрипом. Когда они приоткрыли переборку – на них дохнуло холодом. За ней тянулся узкий тоннель, полуголый, обитый старым асбестом, с решётчатым полом и тусклым сигнальным светом вдоль стен. Воздух внутри был плотный, пах пылью, металлом.
– Чёрт… – прошептал Оскар. – Это… выход. Это действительно он.
Эд шагнул внутрь, посветил вдаль – тоннель уходил далеко, по ощущениям – километра на два.
– Мы нашли его, – сказал Эд тихо. – Ливия должна знать. Это может всё изменить.
Он повернулся к Оскару, на лице – смесь облегчения и тревоги.
– Пошли обратно. Надо будет подготовиться. Мы не знаем, куда именно он ведёт. Только то, что он – выведет нас отсюда.
И с этими словами они снова скрылись в темноте, позади оставив открытую дверь – первое окно в свободу с того самого дня, когда всё началось.
Когда Эд и Оскар вернулись, вся команда уже была в столовой. Ливия с Софией рассортировывали распечатанные отчёты, Мия на плите готовила тушёнку с сухими травами, в воздухе витал запах чеснока и лавра. Напряжённость после утренней ссоры слегка осела, но всё равно чувствовалась в движениях, в молчании.
Дверь открылась резко. Эд и Оскар стояли в проёме, запылённые, взволнованные. Оскар первым нарушил молчание:
– Мы нашли его. Тоннель. Тот самый. E.V.-3 – это реальный путь наружу.
В помещении на секунду повисла мёртвая тишина. Потом все заговорили разом – вопросы, восклицания, кто-то вскочил со стула.
– Он глубокий? – спросила София.
– Далеко ведёт? – добавила Мия, подходя ближе.
Эд поднял ладонь, прося тишины.
– Мы пока не заходили в него. Но он длинный. Стены старые, но конструкция прочная. Это точно аварийный выход.
Ливия встала, опираясь на край стола.
– То есть… шанс есть?
– Да, – подтвердил Эд. – Но… мы не знаем, куда он ведёт. И… – он замолчал, взглянул на Оскара.
Оскар нахмурился, посмотрел на Ливию и остальных:
– Вот что я хотел спросить. Мы всё это время… ну, живём здесь, в изоляции. Но где вообще находится эта лаборатория? Где мы? На материке? Под землёй? В горах?
Тишина. Все обернулись к Ливии.
Она вздохнула, медленно опустилась обратно на стул, сцепив пальцы перед собой.
– Мы… на острове. – Голос её был спокойным, почти отрешённым. – Секретный комплекс, полностью автономный. Его начали строить лет 10 назад. 5 лет мы уже тут проводим эксперименты. Внутри скального массива. Я узнала об этом от профессора, когда только начинала работать здесь. Координаты засекречены. Связь внешнего мира – только через спутник.
– Остров? – переспросила Мия. – То есть… вокруг нас – вода?
Ливия кивнула:
– Да. Если тоннель ведёт наружу, скорее всего, мы выйдем на побережье. Если повезёт – на пристань, если нет – в лес, в скалы.
Эд провёл рукой по лицу:
– То есть сначала надо выбраться из лаборатории. Потом с острова.
Оскар усмехнулся нервно:
– Великолепно. Два кольца ада. Осталось только, чтобы в тоннеле были ловушки.
Все замолчали. Волнение и радость смешались с тревогой. Но даже страх был другим – движущим, а не парализующим. У них появился маршрут. Надежда. И выбор.
– Тогда, – сказала Ливия, – мы готовим снаряжение. Рацион. Проверяем карту. И когда будем готовы – пойдём.
Эд взглянул на неё с благодарностью. За спокойствие. За план. За правду.
***
Они столпились вокруг стола, когда Ливия разложила перед ними схему – пожелтевшую, с выцветшими пометками. Сверху, на самом краю, виднелась пометка: «КРЫША. УРОВЕНЬ 0».
– Смотрите, – сказала она, проводя пальцем по схеме. – На самой вершине комплекса, на поверхности, есть вертолётная площадка. Рядом с ней – крематорий, служебный блок, пара ангаров. С другой стороны – спуск к пристани.
Мия наклонилась ближе:
– Пристань? То есть… мы реально на острове?
– Да, – подтвердила Ливия. – Сюда мы добирались на вертолёте или на катере. Но если мы выберемся – можно поискать пристань. Если катера ещё там… у нас будет шанс.
– А до материка? – спросил Эд. – Далеко?
Ливия кивнула, вглядываясь в карту:
– По времени – минут тридцать на катере. Не больше. Если море спокойное.
– То есть, – сказал Оскар, – если никто не уехал, ведь все работники тут – значит, катера могли остаться?
– Именно, – ответила Ливия. – Мы не знаем, что снаружи. Но если там всё ещё есть хоть какие-то признаки цивилизации – мы найдём путь.
Некоторое время никто не говорил. Все всматривались в карту, каждый представлял свой путь – по тоннелю, через лес, к пристани… и дальше. Надежда вновь обрела очертания. Не теоретическую, а физическую – со схемами, координатами, дверями, которые ещё можно открыть.
Глава 12. Последняя дверь
Воздух в лаборатории стоял густой и тяжелый, как перед бурей. Они больше не могли откладывать выход – ответы ждали за пределами стерильных стен. Никто не произнёс этого вслух, но в каждом взгляде сквозила тревога. Это не просто выход. Это был рубеж. Граница между прошлым и тем, что ждёт их в новом, изменённом мире.
Эд стоял у консоли охраны, перебирая ключ-карты. Рядом Оскар натужно дёрнул дверь запасной кладовой, и та с металлическим щелчком открылась, выпустив наружу запах масла, металла и пыли. Оружейный шкаф оказался почти нетронут. Внутри – аккуратно развешенные автоматы, бронежилеты, каски, ящики с патронами. Время остановилось здесь в тот самый день, когда система перешла в автономный режим.
– Возьмём по одному, – сказал Эд, бросив короткий взгляд на друга. – Никогда не думал, что снова буду держать в руках это, – пробормотал он.
Оскар кивнул, схватив АКС-74 с откидывающимся прикладом. Проверил затвор, ловко вставил магазин.
– А я надеялся, что никогда не придётся, – ответил Оскар, застёгивая бронежилет.
На столе перед Ливией рассыпались листы, покрытые схемами, таблицами и диаграммами. Её пальцы метались по ним, как у пианистки. Она сортировала документы: отчёты о выживших, данные анализов, графики мутаций. Всё, что могло помочь – им, другим, тем, кто, возможно, ещё остался снаружи.
Она аккуратно уложила бумаги в пластиковые папки, застегнула их в герметичный кейс. Поверх – жёсткий диск с резервной копией базы данных. Убедившись, что всё на месте, она посмотрела на табличку с логотипом Совета. Некогда гордость и символ прогресса, теперь он казался ей уродливым клеймом. Не раздумывая, она отклеила наклейку и бросила в урну.
Мия взяла себе армейский рюкзак.
– У тебя бинты есть? – спросила Мия, запихивая нож между банок с фасолью.
– Есть. И антисептик, и перчатки. Взяла ещё шприцы и ампулы с адреналином – вдруг кому-то понадобится.
– Хорошо, – коротко сказала Мия. Её лицо было напряжённым, сосредоточенным. Ни паники, ни жалоб – только решимость.
– Пойдём. Посмотрим тоннель до конца, – предложил Эд, когда рюкзаки были собраны, а документы уложены в герметичный контейнер.
Оскар кивнул, подкинул автомат на плечо.
Они шли по узкому коридору, освещённому тусклым светом аварийных ламп. Стены с облупившейся краской, потёки ржавчины, покрытые пылью таблички с номерами отсеков. Мир за пределами лаборатории казался забытым, заброшенным.
– Ты думаешь, там ещё кто-то есть? – спросил Оскар после долгого молчания.
– Хочу верить. Хотя бы ради них, – Эд кивнул назад, туда, где остались девушки. – Ради нас.
Тоннель вёл к массивной гермодвери. Эд включил сканер доступа. Система отозвалась глухим гудением.
– Внешний замок заблокирован, – пробормотал он. – Нужно ручное подтверждение. Был активирован автономный протокол. Возможно, есть шанс открыть вручную. Или… – Он замолчал.
– Или кто-то не хотел, чтобы мы вышли, – закончил за него Оскар. Они переглянулись.
Возвращаясь обратно, они услышали, как в гостиной кто-то смеётся. Тихо, натянуто, но всё же – смеётся.
– Что такое? – спросил Эд, заходя.
– Мия нашла кофейный порошок, – сказала Ливия, указывая на девушку, которая держала в руках пакетик, словно трофей. – Говорит, будет варить нам «последний кофе цивилизации».
– Надеюсь, не последний, – буркнул Оскар.
– Всё готово, – сказала София.
– Мы нашли выход, – выдохнул Эд. – Коридор, ведёт к гермодвери. Но она заперта.
– Всё в автономном режиме. – добавил Оскар. Без кода мы не откроем её.
Ливия застыла на мгновение, сердце пропустило удар. Потом, словно вспоминая что-то важное, она медленно подняла глаза.
– Профессор Ларсен… – прошептала она. – Он дал мне код от своего сейфа. И сказал: "На случай, если меня не будет рядом. Запомни, Ливия, это важно".
Она на секунду замолчала, будто слышала его голос снова.
– Я попробую этот код завтра. Думаю, он мог использовать одну и ту же комбинацию. Он всегда повторялся в мелочах… Это в его духе. Я почти уверена, что подойдёт.
Ливия молча кивнула. В её взгляде читалась усталость. И тревога. И решимость. Все знали: назад пути нет.
Они легли поздно. Сон был прерывистым, наполненным отрывками разговоров, криков, воспоминаний. Где-то за стенами шумели системы фильтрации, гудели старые генераторы. А за гермодверью – возможно, всё ещё дышала жизнь. Или – её обломки.
Завтра они узнают.
***
Утро наступило непривычно рано. Никто не заводил будильники, но все проснулись, как по команде, будто внутренняя тревога разбудила каждого ещё до звуков старого вентилятора и жужжания мониторов. Тишина лаборатории была глухой, плотной, как перед бурей. И в этой тишине завтрак казался почти священным ритуалом прощания с последними остатками рутины.
На столе стояли кружки с мутным кофе из порошка, упаковки с батончиками, пара пластмассовых мисок с овсянкой. Никто не жаловался. Сегодня еда не имела вкуса. Ливия сидела чуть в стороне, с прямой спиной и слегка нахмуренным лбом, как всегда, когда что-то обдумывала. В её руке была тонкая тетрадь с мягкой обложкой – её записная книга. Страницы были исписаны аккуратным почерком, с датами, схемами, заметками. В самом начале – список испытуемых. Позже – отметки о мутациях. Сейчас – просто дни.
– Семь месяцев, – тихо проговорила она, не поднимая глаз. – Мы здесь уже семь месяцев. А сегодня… двадцать седьмое апреля.
Она перевернула страницу. Чистая.
– Кто бы мог подумать, что мы так долго продержимся.
– Я до сих пор не верю, – отозвался Оскар, налегая на овсянку, хотя жевал машинально. – Нас с Мией похитили в конце августа. Было жарко, я помню. Настоящее пекло.
Мия молча кивнула, сжимая в ладонях термокружку. Её лицо было бледным, но спокойным. За эти месяцы она научилась держаться, не дрожать при каждом скрежете из технического отсека, не вскакивать от кошмаров. Все научились. Им пришлось.
– Вы взяли тёплые вещи? – спросила Ливия, вставая. – Снаружи может быть прохладно.
София подтянула молнию на куртке и показала перчатки, спрятанные в нагрудном кармане. Эд, стоявший у выхода, кивнул и похлопал по свёртку с термобельём, пристёгнутому к рюкзаку.
– Готовы, – сказал он. Его голос был твёрдым, но глаза выдавали напряжение. – Пойдём?
Перед уходом они прошли к оружейному шкафу. Каждый взял по автомату, проверив заряд и предохранитель. Пистолеты лежали рядом, к ним прилагались по два магазина. Эд первым поднял нож и оглянулся:
– Возьмём ещё и ножи. Если патроны кончатся… – он не договорил.
Остальные молча кивнули. Оскар, не отрывая взгляда от оружия, произнёс:
– Всё равно чувствую себя персонажем из плохого боевика. Только вот это не кино.
– Зато финал у нас может быть другой, – отозвалась София, сжав рукоятку автомата.
В арсенале ещё осталось оружие – автоматы, гранаты, пару бронежилетов.
– Я введу пароль, – сказала Ливия, подойдя к консоли. – Код – семь, восемь, три, два. Запоминайте. На всякий случай.
– Думаешь, мы сюда вернёмся? – спросила Мия.
– Не знаю, – честно ответила Ливия, нажимая на клавиши. – Но если придётся… пусть у нас будет шанс.
Она также закрыла и кладовую – там оставалась ещё еда, медикаменты, лабораторное оборудование. Всё, что могло бы пригодиться в случае… если их ждёт не спасение, а ещё одна осада. Дверь щёлкнула, система доступа загорелась зелёным, затем – тусклым красным.
– Заблокировано, – сказала она.
Наступила короткая тишина.
– Спасибо, что всё это время… – начал Эд, но Ливия подняла ладонь.
– Поблагодаришь, когда выберемся. Если выберемся.
– Мы выберемся, – уверенно сказала София.
Все переглянулись. Они больше не были группой случайных выживших. Они стали чем-то большим. Семь месяцев рядом, семь месяцев между смертью и надеждой.
***
Когда всё было готово, они собрались в коридоре. Просторный коридор был тускло освещён, воздух казался плотнее обычного. Возможно, это была просто нервозность. Ливия бросила последний взгляд на мониторы. На экране, разделённом на квадраты, замирали изображения оживших. В камерах №4 и №7 – движение: едва уловимое подёргивание, как у сновидца, застрявшего между двумя мирами. Один поднял голову, как будто почувствовал что-то.
Ливия замерла. Записала это в тетрадь.
День 213. Повышенная активность камеры 4. Возможно, чувствуют присутствие.
Она убрала тетрадь во внутренний карман.
– Готовы? – спросила она, повернувшись к остальным.
Все кивнули.
Эд коснулся её плеча – коротко, едва ощутимо.
– Пора.
***
Они подошли к металлической перегородки. За ней – тоннель вверх и кромешная тьма. Они включили фонари. Лучи прорезали пыль, как нож.
Эд шагнул первым. За ним – Ливия, Мия, Оскар и София. Их шаги отдавались в трубах, в железе, в самом воздухе. Этот путь был узким, но важным – первым шагом за пределы их маленького, замкнутого мира.
Позади осталась лаборатория – бетонная крепость, ставшая временным домом. Впереди – неизвестность, которую они больше не могли избегать.
Шли молча. Шли в надежде. Шли с оружием в руках, и с верой, что ещё не всё потеряно.
Они медленно поднялись по тёмному коридору, слабо освещённому аварийными лампами. Каждый шаг отдавался гулким эхом, словно напоминая, что за этими стенами больше никого не осталось. Впереди возвышалась гермодверь – тяжёлая, массивная, будто отсекавшая их от остального мира.
Эд подошёл первым и включил сканер доступа – на панели мигнул зелёный огонёк, жужжанием ожила система.
– Сканер работает, – сказал он, склонившись ближе. – Но нужно вручную ввести код.
Ливия шагнула вперёд, пальцы замерли на клавишах панели. Она на секунду закрыла глаза, вспоминая код, который вводила, кажется, вечность назад. Потом чётко набрала комбинацию. Гермодверь с лязгом вздрогнула, раздался скрежет внутренних механизмов – и створки начали медленно расходиться, открывая путь наружу.
– Закрываю, – тихо сказала Ливия.
Снова пальцы пробежали по кнопкам. Секунда – и дверь с громким щелчком замкнулась, отсекая позади них тьму коридора.
Солнце било в глаза, такое яркое, что они прищурились, зажмурились, как будто отвыкли от его света за эти долгие месяцы под землёй. А потом – ветер. Настоящий. Солёный. Свежий.
Когда они вышли наружу, оказалось, что Ливия была права: комплекс располагался на берегу, среди скал и мшистых утёсов. За ними расстилалось безбрежное море – спокойное, тяжёлое, серебристое под утренним светом. Шум волн ударил в уши оглушающим эхом. Оно было везде – в воздухе, в теле, в сердце. Морская свобода.
Мия первой не выдержала.
– Море… – выдохнула она, и её голос сорвался от радости.
Она сорвала рюкзак с плеч и, не дожидаясь, пока кто-то что-то скажет, побежала вниз по тропе, ведущей к пляжу, усеянному камнями. София, широко улыбаясь, кинулась следом.
– Эй, подождите! – крикнул Оскар, но сам лишь засмеялся. – Да бегите, девчонки! Сегодня можно.
Он глубоко вдохнул.
– Наконец-то. Воздух свободы. Чёрт… настоящий воздух. Без фильтров, без вентиляции. Солёный. Живой.
Ливия стояла немного в стороне, наблюдая за Мией и Софией, которые уже босиком заходили в воду, визжа от холода, но смеясь. Эд молча подошёл к ней, бросил взгляд на горизонт, и сказал тихо:
– Мы выбрались.
Ливия кивнула, поправила тетрадь в нагрудном кармане.
– Да. Но это только первый шаг. Нам нужно обследовать верхнюю площадку. Посмотреть, что осталось. Если остались выжившие… или следы экспериментов. Надо понять, можем ли мы использовать ресурсы на случай, если вернёмся.
Эд слегка кивнул. Его рука автоматически проверила ремень с оружием – привычка, как дыхание.
– Пойдём, – позвал он остальных.
Площадка оказалась прямо над берегом – бетонная платформа, с перилами и ржавыми металлическими лестницами. Здесь когда-то находился входной пост, вертолётная площадка, несколько ангаров и технические строения. Теперь всё выглядело заброшенным. Листья, опавшие ещё осенью, гнило-липкой массой налипли на углы зданий. Ветер подхватил бумагу – какую-то старую накладную или, может, отчёт – и закружил её в воздухе, как призрак прошлого. Пыль въелась в бетон. Ни звука. Ни души.
– Пусто, – тихо проговорила София. – Как будто тут никто никогда не был.
– А ведь здесь кто-то работал, охранял, доставлял, уничтожал, – заметила Ливия.
Они обошли площадку и направились к крематорию, где, когда-то сжигали последствия неудачных экспериментов. Здание стояло в тени скалы, обшарпанное, с трещинами в стенах. Дверь поддалась с глухим скрипом. Внутри – остатки оборудования, пара металлических столов, старые печи. Пусто.
– Никого, – Оскар проверил тыльное помещение. – Ни журналов, ни следов.
– Они готовились, – отозвалась Ливия. – Убирали за собой, будто заранее знали, что придётся исчезнуть.
– Или… что никто не должен был выжить, – пробормотал Эд.
В ангарах пахло машинным маслом и временем. Один из них оказался открыт. Внутри – несколько металлических бочек с топливом, одна заваленная стойка с инструментами… и старенький внедорожник, будто выброшенный из другого времени.
– Вот это да, – Оскар обошёл машину. – Один джип на весь остров? Зачем?
– Странно, – согласилась София. – Остров маленький. На кой чёрт тут автомобиль?
– Может, для перевозки припасов? – предположила Мия. – Или для показа – мол, всё под контролем.
Внутри джипа был бардак: старая аптечка, сломанная рация… и карта.
– Ого, – Эд развернул её. – Что-то вроде навигационной карты. Давайте глянем…
Он разложил её на капоте. Ливия склонилась рядом, проводя пальцем по линиям. Берег, бухта, несколько других островов. Но их острова… не было.
– Его тут нет, – удивлённо сказала София.
– Потому что совет не хотел, чтобы о нём знали, – сказала Ливия. Её голос был ровным, но в глазах мелькнуло что-то тёмное. – Этот проект готовился годами. Они намеренно спрятали его. Ни на спутниках, ни в официальных реестрах.
– Но… в наше время?! – воскликнул Оскар. – Это же невозможно! Как можно скрыть целый остров?
– От совета можно ожидать чего угодно, – отозвался Эд, закуривая сигарету, вытащенную из потёртого пластикового контейнера. Он откинулся на борт машины. – Они могли договориться с кем угодно. Ради бессмертия.
Ливия взяла маркер и поставила точку на карте – на пустом участке между двумя известными островами.
– Если мы вернёмся… должны знать, где были.
Эд взял карту, аккуратно сложил и убрал в рюкзак.
– Я отмечу его. Когда попадём на материк. Если попадём.
Далее путь лежал к пристани. Каменные ступени, обросшие водорослями, вели вниз к заливу. Там было несколько пришвартованных катеров. Один из них выглядел надёжнее остальных – тёмный корпус, компактный мотор, жёлтый тент.
– Этот сойдёт, – сказал Эд, поднимаясь на борт.
Остальные молча забрались следом. Эд проверила приборы. Ливия смотрела вдаль, туда, где небо сливалось с морем.
– Мы уходим с проклятого острова, – сказала она тихо. – Но вопросы останутся с нами.
– И пули, – добавил Оскар.
Катер заурчал, мотор ожил. Они отчалили.
Море расступилось перед ними, и остров начал отдаляться. Словно сам мир сдерживал дыхание, глядя, как пятеро выживших уходят в неизведанное.
2 Часть «Свет надежды – там, где смерть уже прошла»
Катер неспешно плыл по гладкой поверхности моря, рассекая его темно-синюю гладь. Ветер был слабым, почти не ощущался, лишь слегка колыхал волосы и одежду. Волны лениво катились к горизонту, отражая утреннее солнце и играя бликами на корпусе судна.
Эд стоял у штурвала. Его глаза не отрывались от открытого горизонта, где тонкая линия воды смыкалась с небом. Его руки были уверенными, но лицо хранило напряжённость. Несмотря на то что они наконец покинули остров, внутреннее ощущение тревоги не отпускало. Он чувствовала, что за пределами их временного убежища реальность может оказаться куда страшнее, чем замкнутая жизнь под землёй.
– Эй, вы это видите? – вдруг раздался голос Мии, сидевшего рядом с Оскаром у борта. Она прищурилась и подняла руку, указывая вдаль.
Ливия резко взглянула в ту сторону. На фоне воды, почти сливающегося с небом, темнело что-то… удлинённое, с очертаниями борта и кабины.
– Катер, – уточнил Оскар, достав бинокль и прижав к глазам. – Одинокий. Без движения. Скорее всего, дрейфует.
– Поплывём к нему? – спросила София. – Может, кому-то нужна помощь?
– Или мы найдём что-то полезное, – добавила Мия, уже привстав с места.
Ливия кивнула. – Подойдём осторожно.
Катер медленно изменил курс. В течение десяти минут они сближались с другим судном, и с каждым метром становилось яснее – он пуст. Ни звука, ни движения. Дверца в каюту была приоткрыта, как будто кто-то выходил в спешке или оставил её распахнутой во время паники.
Когда их катер поравнялся, Оскар схватил канат, перебросил его и закрепил. Потом ловко перепрыгнул на борт дрейфующего судна.
– Осторожно, Оскар, – сказала Ливия. – Осмотрись, но не входи внутрь один.
– Я осторожен, – отозвался он. – Похоже, никого нет.
К нему присоединились Эд и Ливия. Девушки остались на своём катере, наблюдая.
Внутри царила тишина, словно само время остановилось. Лёгкий запах плесени и застоявшейся влаги висел в воздухе, но крови или признаков борьбы не было. Всё выглядело брошенным впопыхах, но аккуратно. На столике под пластиковой крышкой лежала свернутая газета. Эд осторожно поднял её и развернул.
– Вот чёрт, – пробормотал он. – Посмотрите.
На первой полосе кричащий заголовок: «ЭПИДЕМИЯ ВЫШЛА ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ. ВСЕМ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ОСТАВАТЬСЯ ДОМА. ВВОДИТСЯ РЕЖИМ ИЗОЛЯЦИИ».
Дата на верхнем углу – середина сентября прошлого года.
Оскар достал фонарик из шкафа, проверил – батарейки были заряжены. Потом открыл ящик – внутри лежали аккуратно разложенные коробки с консервами, свечами, запасными батарейками и медикаментами. Тут же, рядом, лежала фотография. Он протянул её Ливии.
На снимке – семья. Мужчина, женщина, двое детей. Все улыбаются. Стоят у берега, возможно, этого самого моря. Детям не больше десяти лет. Фотография была обрамлена в простую деревянную рамку. На обратной стороне карандашом написано: «Август. Наша поездка».
– Они… спасались, – тихо произнесла Ливия. – Но что-то пошло не так.
– Их здесь нет, – сказал Эд. – Ни тел, ни следов. Может быть, сошли на берег… или…
Он не договорил, но всем стало ясно, что он имел в виду. Никто не хотел произносить это вслух.
Они начали аккуратно переносить коробки и припасы к себе на катер. Никто не говорил. Всё происходило в тишине, нарушаемой лишь шелестом плёнки, скрипом дерева и плеском воды. Мия с Софией складывали всё в рюкзаки: еду, медикаменты, инструменты, верёвки.
Когда всё было перенесено, они стояли на палубе своего катера, глядя на покинутое судно, как на свидетельство чужой трагедии. Ливия держала в руках газету. Несколько секунд она колебалась, потом протянула её остальным.
София молча взяла, развернула и, сглотнув, начала читать вслух:
– «Уважаемые граждане. В связи с распространением неизвестного вируса, вызывающего острое нейродегенеративное заболевание, правительство вводит режим чрезвычайного положения. Просим всех оставаться по домам. В случае появления симптомов немедленно сообщать в медицинские учреждения. Перемещения между городами запрещены…»
Её голос становился тише, дрожал.
Слова повисли в воздухе, как облако пепла после взрыва. Тишина после – была особенно пугающей.
Ливия медленно опустила глаза. Оскар посмотрел в сторону горизонта, будто надеясь увидеть там что-то – кого-то – живого. Мия обняла Софию за плечи, они стояли рядом, как сестры, в едином оцепенении. Эд молчал, сжимая рукоять автомата.
– Мир рухнул, – произнёс он наконец. Голос его был хриплым, почти сорвавшимся.
И никто не возразил.
Глава 1. Пустые улицы
Берег материка встречал их молчаливым, тревожным спокойствием. Серое небо нависло тяжёлым пологом, приглушая краски мира. Волны лениво шлёпались о песчаную отмель, оставляя мутные разводы. Ржавые остовы некоторых катеров, наполовину затонувшие или накренившиеся на бок, цеплялись за ил и камни, словно выжатые из жизни звери. Некоторые катера стояли как будто кто-то вот-вот их покинул, сейчас вернется и помчится рассекать волны. На песке валялись обломки досок, гнутые железные канистры, оборванные верёвки. Дальний горизонт был едва различим сквозь туман, словно сам материк пытался скрыть свои тайны от новых гостей.
Эд вывел их катер к крошечной бухте, где среди прочих заброшенных лодок ещё можно было незаметно втиснуться. Двигатель выдал последние обороты, затихнув с хриплым стоном, и воцарилась тишина – гнетущая и липкая, как туман вокруг.
– Сюда, – коротко бросил Оскар, помогая Мие спрыгнуть на берег.
Они двигались осторожно, стараясь не шуметь. Эд осмотрелся, нахмурившись: в развалинах пирса темнели пустые окна брошенных строений, где когда-то, возможно, кипела жизнь – туристические лавки, рыбные рынки, кафе. Теперь же лишь ветер лениво играл потрепанными флажками на сгнивших мачтах.
Ливия сжимала в руках рюкзак с припасами, чувствуя, как между лопаток медленно стекает холодный пот. София шла рядом, прижимая к груди сумку с медикаментами.
Эд поставил рюкзак на землю и достал сложенную карту.
– Слушайте внимательно, – он говорил негромко, но его голос звучал твёрдо, почти жёстко. – Мы были здесь, – он обвёл карандашом пустое место, изображая остров, откуда они прибыли. – И здесь наш катер. Если придётся вернуться – мы должны знать, где искать.
Он вытащил из кармана связку ключей на старой верёвке.
– Карта и ключи будут спрятаны здесь, неподалёку. Только мы будем знать место. Никаких ошибок.
– А если мы потеряемся? – тихо спросила София.
– Не потеряемся, – отрезал Эд. – Будем держаться вместе. Всегда.
Он оглянулся на всех, пристально, словно вглядываясь в их души.
– И ещё. Слушайте меня очень внимательно. – Он понизил голос почти до шёпота. – Никому нельзя говорить про остров. Ни единого слова о вирусе. Ни о том, что там было. Ни о нас.
Ливия крепче сжала ремешки рюкзака.
– Почему? – спросила Мия, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Эд медленно выдохнул.
– Потому что, если хоть кто-то узнает, что мы были там… – он сделал паузу, подчёркивая каждое слово, – нас обвинят. Скажут, что мы это устроили. Что мы запустили эту заразу. И они будут правы наполовину.
– Но это же неправда, – запротестовал Оскар.
– Правда не спасает жизни, – отрезал Эд. – Особенно теперь.
Ветер пронёс над водой крик чайки, болезненно разорвавший тишину.
Эд наклонился, вырыл в мокром песке ямку рядом с обломком старой лодки, положил туда свёрнутую карту в водонепроницаемом пакете и ключи, сверху накрыв обломком доски и засыпав песком.
– Теперь только мы знаем, где это, – сказал он, выпрямляясь. – Никому не рассказывать. Даже если придётся лгать.
На миг наступила тишина. Каждый из них чувствовал её тяжесть – как груз на груди.
– Что дальше? – тихо спросила Ливия.
Эд на мгновение задумался, глядя на безлюдный берег.
– Идём вглубь. Ищем укрытие. Наблюдаем. Не доверяем никому. И помним: люди… – он хмуро покачал головой, – когда им грозит смерть, становятся хуже любых монстров.
Глубоко внутри Ливия знала, что он прав. В лаборатории она видела, на что способны люди, когда рушится привычный мир.
Они двинулись вдоль берега. Песок под ногами чавкал, иногда под ними проваливались гнилые доски, скрытые в песке. Изломанные кости чаек белели в водорослях. Один из катеров, накренившись, стоял на мели, его трюм был вскрыт, словно когтями – возможно, от отчаянных попыток выжить.
Проходя мимо полуразрушенного пирса, Мия тихонько взвизгнула – на столбе, привалившись к нему, висел человек в порванной одежде. Его кожа обветрилась и потрескалась, будто он висел там уже много недель. Глаза были закрыты, но по всему было видно – он умер не своей смертью.
Оскар быстро оттащил Мию за плечо:
– Не смотри.
Эд шёл чуть впереди, настороженно озираясь. Каждый их шаг отдавался в этой пустой, мёртвой тишине эхом.
Ливия ощущала, как мир вокруг словно вымер – не было слышно ни машин, ни голосов, ни даже собак.
Материк встретил их безмолвным, гниющим безумием.
И всё же они шли вперёд.
Дома начинались метрах в ста от берега. Когда-то это был курортный городок: аккуратные коттеджи, деревянные заборчики, заросшие гортензиями палисадники. Теперь всё выглядело так, будто через это место прошёл ураган. Крыши обвалились, окна выбиты, двери покосились и распахнуты, словно сами дома хотели выдавить наружу ужасы, спрятанные внутри.
Эд поднял руку, давая знак остановиться. Они сгрудились у забора, крадучись вдоль него. Ливия прислушивалась – лишь завывание ветра и дребезг жестяных вывесок на фасадах. Никаких криков. Никаких голосов. Но это не успокаивало.
– Сюда, – коротко бросил Эд, указывая на дом с облупленным фасадом.
Они быстро пересекли улицу, прячась в тенях. Внутри дом был пуст: запах плесени, мокрой древесины и чего-то давно затхлого ударил в нос.
– Давайте осмотрим, – скомандовал Эд. – Потом решим, что дальше.
Ливия с Софией начали проверять комнаты: спальня с кроватью, на которой всё ещё лежали простёганные одеяла, кухня с разбитой плитой, гостиную с покорёженным телевизором, чёрным экраном, глядящим в пустоту. Оскар и Мия принесли старую тумбу, чтобы забаррикадировать входную дверь.
Эд оглядывал окна, проверяя, через какие удобнее в случае чего ускользнуть.
– Здесь можно переждать пару часов, – наконец сказал он. – Дальше будет видно. Мы должны понять, где мы.
Ливия кивнула. Она присела рядом, чувствуя, как сквозь тонкие стены пробирается сырость. Мия сидела, обхватив колени руками, и раскачивалась взад-вперёд. София сидела рядом и молчала.
– И запомните, – снова заговорил Эд, его голос стал глухим, усталым. – Никому нельзя доверять. Ни красивым словам. Ни мольбам. Ни улыбкам.
Он поднял глаза на каждого из них.
– Мы – всё, что у нас есть.
На мгновение повисла тяжёлая тишина. Где-то вдалеке – за разрушенными улицами – донёсся странный звук: будто что-то тяжёлое шлёпнулось о землю. Все замерли. Эд моментально поднялся, приставил палец к губам: тишина.
Шлёп-шлёп-шлёп. Будто кто-то в мокрой одежде тащился по асфальту.
– Тихо. – быстро сказал он.
Ливия метнулась к окну и увидела: по улице, в нескольких кварталах отсюда, медленно брели фигуры. Их движения были странно неестественными – рывками, с покачиванием. Одежда на них была изорвана и висела клочьями. Лица… она не успела рассмотреть лица, но один только силуэт этих странных людей заставил её сердце сжаться.
– Они… – шепнула она, не закончив фразы.
Эд подошёл к ней, взглянул наружу и сжал челюсть.
– Они ожившие, – сказал он глухо. – Похоже, материк уже давно не держит оборону.
Мия тихонько всхлипнула. София обняла её за плечи.
– Нам нельзя попадаться, – добавил Эд. – Если увидят – всё.
Он обернулся к остальным.
– Пока сидим здесь. Наблюдаем. Ждём пока они уйдут.
Оскар нахмурился:
– А если они нас учуют?
Эд взглянул на него с той спокойной холодной уверенностью, от которой по спине Ливии пробежал ледяной мурашки:
– Тогда дерёмся. Или бежим.
Снаружи фигуры приближались медленно, будто несли на себе саму смерть. Время растянулось. Часы тянулись бесконечно, наполненные глухими звуками шагов, шорохами и завыванием ветра.
Когда ночь наконец опустилась, укрыв посёлок в кромешной тьме, заражённые исчезли в тумане, растворившись, как кошмарный сон.
Эд выглянул наружу:
– Теперь наш шанс.
Он повернулся к группе:
– Запомните: держаться вместе. Ни шагу в сторону. Ни вопросов. Ни разговоров. Только сигналы.
Он показал знаки рукой: "стоять", "идти", "опасность". Ливия кивнула. София тоже. Мия шмыгнула носом и подняла голову. Оскар крепче сжал самодельную дубинку, сделанную из обломка трубы. Их маленькая группа выбралась наружу, растворяясь в ночной мгле, среди опустевших улиц и мёртвого города, неся в себе единственную надежду на спасение – и страшную тайну, которую никому нельзя было раскрывать.
Они двигались медленно, сливаясь с ночной тенью. Ливия чувствовала, как каждый её шаг отдаётся тяжестью в груди. Ветер приносил запахи разложения, сырости, дыма. Эд шёл впереди, напряжённый, скользя взглядом по развалинам. За ним – Ливия, затем София и Мия, прижавшиеся друг к другу. Оскар прикрывал тыл, вертясь, словно волк, чуткий к каждому шороху.
И вдруг Эд замер.
– Сюда! – прошипел он, жестом указывая на боковую улочку.
Они притаились в тени, вглядываясь. На пересечении двух улиц, в тусклом свете поломанного фонаря, кто-то копался в телах мёртвых. Наклонившись, человек шарил по карманам, методично, без страха. Его движения были быстрыми, отточенными – он явно знал, что делает.
Оскар шёпотом выругался.
– Он живой, – прошептала Ливия, еле двигая губами.
Сердце её колотилось: первый живой человек за всё это время.
Эд обернулся к ним:
– Мы должны попробовать поговорить. Он может знать, что здесь происходит.
И, не дожидаясь возражений, осторожно вышел из тени.
– Эй! – негромко позвал он, держа руки открытыми. – Эй! Вы можете нам помочь?
Человек вздрогнул. Резко обернулся. На мгновение их взгляды встретились.
Тот был молодым, оборванным, весь в грязи и крови, глаза дикие, настороженные. И в следующий момент он бросился прочь.
– Чёрт! – сдавленно выдохнул Эд. – За ним! Не отставать!
Они рванули вперёд. Ночь была черна, как чернила. Тёмные улицы казались бесконечными лабиринтами. Они спотыкались о мусор, падали, поднимались. В груди горело от резкого дыхания. Человек мчался впереди, петляя меж завалов машин, обходя обломки стен. Он свернул за угол.
Эд и Ливия – за ним, не сбавляя скорости. Позади бежали Оскар, Мия и София. Когда они завернули за поворот, их встретила новая опасность. Там, в темноте, прямо на пути стояло несколько оживших.
Их глаза пусто светились в ночи. Их тела были скрюченными, разорванными, но они всё ещё двигались – медленно, угрожающе. На мгновение замерли все.
А потом паника захлестнула группу.
– Назад! – заорал Эд.
Они метнулись в разные стороны, спасаясь кто куда. Ливия и Эд инстинктивно свернули в узкий проулок, прячась за рухнувшей стеной. Оскар, Мия и София побежали в противоположную сторону, цепляясь за каждую возможность укрыться. Оскар первым заметил полуразбитую дверь.
– Сюда! – крикнул он, распахивая её.
София и Мия метнулись к нему. Но как только они вошли, из глубины дома донёсся низкий, хриплый стон.
Оскар едва успел закрыть дверь, как на них кинулся оживший. Он был некогда мужчиной: распухшее от смерти тело, вывалившиеся внутренности, лицо, изуродованное в клочья. Оскар оттолкнул Мию за спину и рванулся навстречу чудовищу, замахиваясь ножом. Оживший рухнул на Оскара, они оба покатились по грязному полу. София с криком обрушила доску на его голову. Оскар бил ножом, яростно, с отчаянием. Сухой треск – череп лопнул, тёмная масса хлынула на пол. Они тяжело дышали, не сразу осознавая, что угроза уничтожена.
– Мия! – позвал Оскар, обернувшись.
Но её не было. Пустая улица зияла за дверью.
– Мия! – закричал он, сорвавшись на визг.
София резко схватила его за руку, пригнув.
– Тише! – прошипела она. – Ты привлечёшь их всех!
Оскар закусил губу, сдерживая рыдание.
– Мы должны её найти, – хрипло сказал он.
Они выглянули наружу: в темноте тени шевелились, ожившие рыскали, привлечённые шумом. Оскар стиснул зубы, побелевшими пальцами сжимая нож.
– Пошли, – сказала София.
Они двинулись вперёд, стараясь не шуметь, петляя по разрушенным переулкам. Спустя несколько кварталов они увидели знакомые силуэты: Эд и Ливия. Те тоже были взъерошены, запыхавшиеся.
– Мия пропала, – быстро сказал Оскар.
Эд коротко кивнул, лицо его стало ещё жёстче.
– Вместе ищем. Медленно. Тихо.
Они пошли вчетвером, сливаясь с тенями. Город вокруг был мёртв. Разбитые окна зияли пустыми глазницами. На улицах валялись тела – одни совсем мёртвые, другие шевелились, еле живые. Пахло смертью. Ливия сжала кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони.
– Мия! – тихо прошептала она, вглядываясь в мрак.
Каждый поворот улицы скрывал новую опасность. Где-то вдали слышались стоны. Где-то скрипели доски, хлопали ветром обломки. Они двигались цепочкой. Эд впереди, за ним Ливия, потом София, Оскар замыкал строй. Они ещё долго шли по улицам, обшаривая разрушенные переулки, заглядывая в каждую подворотню, за каждый завал. Звали Мию шёпотом, боясь привлекать оживших. Но ночь сгущалась. Тьма давила на плечи, как мокрое, тяжёлое одеяло. Каждый шаг давался с трудом. Мышцы сводило от усталости, глаза слезились от напряжения.
– Мия! – снова и снова шептал Оскар, но в ответ только ветер гонял обрывки мусора по пустым улицам.
Время будто остановилось. Часы поиска тянулись нескончаемо. И в какой-то момент Эд поднял руку, давая знак остановиться.
– Всё, – хрипло сказал он. – Стоп. Нам надо укрытие. Мы на пределе.
Он оглядел их: побелевшие лица, дрожащие руки.
– Иначе мы сами пропадём.
Ливия тяжело кивнула. Она чувствовала, как ноги подкашиваются.
Впереди, через дорогу, в тени разрушенных зданий, виднелась низкая вывеска. Полустёртые буквы: «Минимаркет».
– Там, – указал Эд.
Они перебежали улицу, скользя вдоль стен.
Дверь в магазинчик была перекошена, на одной петле. Ливия осторожно толкнула её, доска заскрипела. Запах внутри был спертый, гнилой, но место казалось безопасным: разбитые стеллажи, повсюду валялись товары.
Они вошли внутрь. Проверили закоулки, подсобку. В магазине было пусто.
– Чисто, – сказал Эд.
Оскар, как только они оказались в безопасности, опустился на пол у стены, прижавшись спиной к грязному холодильнику. И тогда слёзы прорвались. Он закрывал лицо руками, сотрясаясь от беззвучных рыданий. София села рядом, обняв его за плечи.
– Мы её найдём, – шептала она. – Обязательно найдём.
– Я… я её потерял… – всхлипывал Оскар.
– Нет, – твёрдо сказал Эд, присаживаясь рядом. – Ты её не потерял.
Он положил руку на плечо Оскара.
– Мы все были там. Никто из нас не слышал крика. Никто.
Ливия села напротив, с трудом вытаскивая из рюкзака флягу с водой. Протянула Оскару. Тот выпил залпом, дрожа.
– Если бы её схватили, – тихо продолжил Эд, – мы бы услышали. Крик. Борьбу. Что-то.
София кивала, сжимая руку Оскара.
– Она где-то спряталась, – добавила Ливия. – Испугалась и затаилась.
– Утром будет легче, – сказал Эд. – Сейчас темно. Мы не знаем город. Это было ошибкой – идти ночью. Ночью надо прятаться. Но когда взойдёт солнце – мы найдём её. Обязательно.
Слова звучали тихо, но в них была сила. Оскар всхлипывал всё реже, наконец, просто молча сидел, уставившись в пол. Ливия подошла к двери, осторожно выглянула наружу. Тьма была густой, как смола. Где-то вдали шевелились тени. Она вернулась к остальным.
– Здесь безопасно, – сказала она. – Надо отдохнуть.
Эд кивнул:
– Я подежурю. Кто-то должен быть на страже.
– Я сменю тебя через пару часов, – пообещала она.
Они устроились, кто где мог. София и Оскар лежали вместе, у стены. Ливия устроилась на куче старой одежды. Эд остался у двери, прислонившись к стене, с металлическим прутом в руках. На некоторое время повисла тишина. Только дыхание. Шорох ветра снаружи. Потрескивание досок под крышей. Ливия смотрела в потолок, не в силах уснуть. Мысли вертелись вихрем. Она вспомнила слова профессора Ларсена, их первую встречу. Их проект. И тех людей, кто работал с ними. Кого они оставили…
– Знаешь, – шепнула она в темноте, – некоторые сотрудники жили здесь. В этом городке.
Эд повернул голову к ней, молча слушая.
– У них были семьи. Дети. Родители. Они думали, что создают будущее…
Она сжала в кулак покрывало.
– А теперь… даже не знаю, живы ли они. Где они. Ждут ли помощи…
Эд молчал несколько секунд.
– Если мы встретим их, – сказал он негромко, – мы узнаем.
Он чуть приподнялся, чтобы оглядеть комнату.
– Но пока – только выживание. Только вместе.
Ливия кивнула, даже не уверенная, видит ли он её в темноте.
– Вместе, – повторила она.
На какое-то время магазин снова погрузился в молчание. Только вдалеке, за окнами, доносились редкие стоны оживших, похожие на шорох ветра в мёртвом городе. И, несмотря на страх, несмотря на тревогу за Мию, усталость взяла своё. Один за другим они погружались в сон – тревожный, поверхностный, но всё же спасительный.
Эд сидел у двери, глаза полуприкрыты. Он напряжённо вслушивался в темноту, держал прут наготове. Ему казалось, что каждую минуту снаружи кто-то подберётся ближе. Но он знал одно: Пока он на страже, они в безопасности. И утром, когда солнце наконец осветит этот проклятый, разрушенный город – они найдут Мию. Они обязательно её найдут.
Глава 2. Свет в темноте
Утро пришло незаметно. Сначала в оконные щели просочился бледный свет, едва окрашивая пыльный воздух в сероватый тон. Потом где-то далеко раздался приглушённый крик ворона – сухой, скрежещущий звук.
Эд поднялся первым. Он осторожно разбудил Ливию, затем Софию и Оскара. Тот поначалу дёрнулся, вспомнив события ночи, но, увидев своих, тяжело выдохнул и поднялся на ноги.
Эд коротко осмотрел их – усталые, но готовые продолжать.
– В путь, – сказал он.
Они вышли из магазинчика на улицу. Город был в свете утра почти неузнаваемым: покорёженные машины, вывороченные тротуары, пустые дома с разбитыми окнами, двери, хлопающие на ветру.
По улицам тянулся лёгкий туман, скрывающий дальние здания за мутной белёсой пеленой.
Оскар вглядывался во все стороны, напряжённый как натянутая струна. Он шёл немного впереди, всё время вслушиваясь.
– Мия! – иногда тихо звал он, оборачиваясь на каждый шорох.
Эд и Ливия шли рядом, контролируя обстановку. И вдруг Эд остановился.
– Сюда, – тихо сказал он, показывая на переулок слева.
Из-за угла мелькнула тень. Они осторожно выглянули.
По улице двигалась небольшая группа людей – трое мужчин и женщина. Они двигались уверенно и были вооружены: один нёс монтировку, другой – ржавый топор, у других на плечах висели ружья. Они обшаривали машины, забирали всё полезное: бутылки с водой, консервные банки, одежду.
София сжала руку Оскара, показывая молчать.
– Следуем за ними, – шепнул Эд.
Они аккуратно двинулись следом, держась на расстоянии, прячась за машинами и стенами. Группа двигалась быстро, будто знала куда идёт.
Проходя мимо одной из машин, Ливия заметила на капоте старую куклу – запылённую, с вырванной рукой. Вид такой безысходности резанул по сердцу, но она заставила себя смотреть вперёд.
Туман постепенно рассеивался, открывая заброшенные кварталы. Где-то далеко выл одинокий оживший, но город казался почти безжизненным.
Через несколько кварталов преследуемые свернули на боковую улицу. И там, сквозь развалины, они увидели церковь.
Церковь стояла в глубине квартала, словно чужеродный островок среди мёртвого города. Когда-то место для молитв и надежды, теперь оно казалось цитаделью, суровой и закрытой от мира. Всё здание было окружено высоким глухим забором из металлических листов и досок, кое-где укреплённых кусками проволоки. Сквозь щели в неровных стыках можно было разглядеть: внутри шевелились люди, слышались приглушённые голоса, лязг кастрюль, шаги. Где-то дымился костёр. Жизнь внутри действительно кипела – и она была настораживающей.
Ливия опустилась на корточки, вглядываясь сквозь щель между двумя металлическими листами. Позади неё Эд, и София, Оскар молчал, сжав зубы. Его глаза блестели в тревоге.
– Мия может быть там, – прошептала Ливия, не оборачиваясь.
– Возможно, – согласился Эд. – Но давайте понаблюдаем. Нам нужно знать, кто они…
Они спрятались в руинах бывшего магазинчика напротив и провели в наблюдении несколько часов. За это время успели смениться посты на вышке, несколько человек покинули церковь и вернулись с припасами. Один мужчина привёл женщину с раненой рукой. Её впустили, но после расспросов и осмотра.
Эд наблюдал за поведением группы у ворот. Люди внутри не казались жестокими – никто не кричал, не бил, не тащил насильно.
– Они не дикари, – сказал Эд. – Но не стоит доверять. Давайте спрячем оружие. Только ножи оставим.
Они зарыли под кирпичной кладкой сломанной стены своё оружие. Каждый оставил себе по ножу.
Когда солнце стало клониться к закату, они подошли к воротам.
Высоко на вышке, укреплённой из старого грузовика и металлических прутьев, сидел человек с винтовкой. Он заметил их сразу, и, не направляя оружие, громко крикнул:
– Стоять! Не подходите ближе! Назовитесь!
Они замерли. Эд шагнул вперёд, ладони вверх.
– Нас четверо. Ищем девочку. Мию. Потерялась ночью в городе.
На вышке мужчина выждал пару секунд, потом что-то крикнул вниз. Через минуту дверь скрипнула, и с другой стороны забора вышел человек – крепкий, в поношенном бронежилете, с серьёзным выражением лица. На поясе у него висел пистолет, но рука к нему не тянулась. Он окинул их оценивающим взглядом.
– Кто вы такие?
– Выжившие, – ответил Эд. – Пришли с берега.
Он показал нож на поясе. – Только холодное. Мы готовы сдать.
– Это разумно, – кивнул мужчина. – Бросайте ножи на землю и отходите на шаг назад.
Они подчинились. Оскар вытащил свой последним и бросил с усилием, будто жалея.
Мужчина подошёл ближе, быстро собрал оружие, потом махнул рукой:
– Проходите.
Тяжёлые ворота со скрипом распахнулись.
Когда ворота закрылись за ними, они увидели, что на территории церкви царила идиллия. Под натянутыми тентами люди сидели за длинными самодельными столами, ели горячую еду из жестяных мисок. Где-то в стороне дети гоняли старый мяч, смеясь и визжа. У костра одна женщина, улыбаясь, плела венок из трав. Здесь, за стенами мёртвого города, жизнь всё ещё теплилась – хрупкая, измученная, но упорно сопротивляющаяся смерти.
Эд, Ливия, София и Оскар стояли, немного ошарашенные этим зрелищем. Тревога, сковывавшая их всё это время, не ушла, но ослабла. Здесь они, наконец, могли хоть на секунду вздохнуть.
Мужчина, который их впустил, теперь подошёл ближе. Он снял с головы кепку, провёл рукой по коротким тёмным волосам.
– Я Джон, – представился он. – Один из тех, кто держит порядок здесь.
Эд вновь шагнул вперёд.
– Мы ищем девушку. Подросток 16 лет. Чёрные волосы, короткие. Была с нами. Мы разделились прошлой ночью.
Мужчина взглянул на них внимательно.
– Мы не видели никого похожего. Но спрошу у остальных. Он махнул кому-то с крыльца.
– Марта, посмотри, может, она заходила с ранеными?
Из церкви вышла женщина. Она подошла, посмотрела на них, потом покачала головой.
– Только свои.
Оскар сжал кулаки. Лицо его побледнело.
– Она одна. В этом городе. Вы же могли её…
– Тихо, – прошептала София, беря его за руку.
Мужчина снова заговорил:
– Мы никого насильно не держим. Если она сама не пришла – её тут нет. Но можете отдохнуть.
Он обернулся к женщине:
– Найдите им место под навесом. И еды. Пускай отдохнут.
Он кивнул на свободный стол.
– Идите, поешьте. А я пока соберу группу людей, которые хорошо знают город. Они помогут вам найти вашу девочку. Обещаю.
Ливия почувствовала, как в ней вспыхнула крошечная искра надежды. Она посмотрела на Эда – тот кивнул едва заметно. Оскар всё ещё держался настороже, но в его глазах было видно, как отчаянно он хотел поверить.
Их проводили к столу, за которым уже сидели несколько человек. Все были заняты своими мисками, кто-то рассказывал анекдоты, кто-то спорил о чём-то вполголоса. Еда пахла на удивление аппетитно – тушёные овощи с кусочками какого-то мяса.
София первой села и взяла ложку. Оскар замер, словно боясь, что это ловушка. Ливия приободрила его лёгким касанием. Эд, не спуская глаз с окружающих, опустился на скамью. Они ели молча, напряжение ещё не до конца отпустило.
И вот, через несколько минут после того, как они начали есть, через ворота вернулась группа. Добытчики припасов. Пыльные, уставшие, но довольные. На их плечах висели рюкзаки, в руках – пакеты, какие-то коробки.
И с ними… была Мия.
Ливия замерла первой, почувствовав, как сердце взмыло вверх.
– Мия! – сорвалось с её губ.
Оскар вскочил со скамьи, стул заскрипел и рухнул. София вскрикнула.
Мия увидела их и тут же бросилась вперёд, выронив пакет.
Они подбежали к ней все разом, обнимая, словно боясь, что она снова исчезнет. Мия прижималась к ним, дрожа и смеясь одновременно. Её глаза были покрасневшими от слёз, на лице – пыльные разводы и ссадины.
– Я… я спряталась в машине… – торопливо заговорила она. – Там был старый микроавтобус. Я забралась внутрь и залезла под сиденье. Всю ночь там сидела… я слышала, как ходили ожившие… потом и днём… Я боялась выходить…
Она судорожно всхлипнула, но тут же вытерла слёзы грязным рукавом.
– А потом эта группа нашла меня. Я сначала испугалась, но они сказали, что ищут припасы и что меня заберут в безопасное место. Я… я согласилась.
Оскар снова обнял её, не скрывая слёз. Даже Эд чуть склонил голову, сдерживая нахлынувшее облегчение.
– Всё хорошо, – тихо сказал он. – Ты молодец, Мия. Главное – ты жива.
Джон подошёл ближе, скрестив руки на груди.
– Видите? Иногда и мир может подать руку помощи, – произнёс он. – Вы нашли друг друга. И теперь можете отдохнуть по-настоящему.
Ливия кивнула, вытирая уголок глаза. Эд посмотрел на Джона:
– Мы тебе благодарны. Искренне.
– Благодарность ничего не стоит, – отмахнулся тот. – Здесь она быстро обесценивается. Главное, что вы вместе.
Он помахал рукой одному из своих людей.
– Найдите для них место для ночлега.
И снова улыбнулся:
– Завтра… поговорим о вашем будущем.
Эд нахмурился, но ничего не ответил.
Они снова сели за стол, теперь всей пятёркой. Мия ела жадно, не отрываясь, в то время как остальные просто смотрели на неё, будто боясь снова потерять.
Солнце клонилось к закату, окрашивая небеса кроваво-оранжевыми красками. Над церковью зажглись первые тусклые фонари, словно огоньки надежды в этом бескрайнем море отчаяния.
Они снова были вместе. И пока у них была эта маленькая, хрупкая семья – был шанс выжить.
После ужина один из мужчин в камуфляжной куртке, представившийся Майком, провёл их за церковь, к ряду палаток, аккуратно расставленных вдоль внутренней стороны забора.
– Здесь вы переночуете, – сказал он.
Палатки были натянуты туго и надёжно. Каждая вмещала по два-три человека. Майк указал:
– Вот эта – для вас двоих, – он кивнул на Эда и Ливию. – А там – для остальных.
Он пожелал спокойной ночи и ушёл.
Когда начало темнеть, по лагерю прошёл негромкий звон колокольчика, еле слышный. Это был сигнал: всем пора расходиться по своим местам.
Как только солнце опустилось за горизонт, лагерь погрузился в почти полную тишину. Только лёгкий шелест травы и тихий скрип натянутых канатов палаток. Внутри самой церкви лавки были расставлены вдоль стен, образуя своеобразный барьер. А в центре пола на толстых коврах и матрасах спали— старики, семьи с детьми.
Эд и Ливия устроились в своей палатке.
Она пахла пылью, но после всех ужасов двух дней казалась почти роскошью. Они улеглись на тонких матрасах, застеленных простыми одеялами. Долгое время Ливия просто смотрела в потолок палатки, вслушиваясь в ночные звуки лагеря. Эд лежал рядом, одну руку закинув за голову. Спустя несколько минут Ливия шёпотом спросила:
– Как тебе это место?
Эд медленно повернул голову к ней.
– На первый взгляд… – протянул он, задумчиво, – всё кажется нормально. Люди добрые, порядок есть. Но…
Он сделал паузу.
– Нужно держать ухо востро, Ливия. Не бывает ничего идеального. Особенно теперь. Иногда за доброй улыбкой скрывается страх… или что похуже.
Ливия кивнула, понимая. И, чувствуя себя в какой-то степени спокойнее рядом с ним, закрыла глаза.
Ночь прошла без происшествий.
Глава 3. Приют в стенах веры
Утром их разбудил стук. Глухой, ритмичный, будто кто-то возился неподалёку с кастрюлями. Ливия открыла глаза и сразу почувствовала запах – жареной еды. Кто-то готовил завтрак. За тонкой тканью палатки слышались голоса женщин, тихий смех, скрип шагов по камням.
Когда они вышли, солнце уже поднялось над горизонтом, окрашивая город в бледно-золотой свет. Все жители лагеря медленно стекались к церкви.
На крыльце стоял Джон – всё такой же уверенный и собранный, как вчера. Рядом с ним стояла женщина с перебинтованной рукой. Лицо её было бледным, но она держалась прямо. Когда все собрались, Джон поднял руку, призывая к вниманию.
– Вчера к нам присоединились новенькие, – громко сказал он, его голос уверенно разносился по тихому лагерю. – Во-первых, Джулия, – он указал на женщину. – Она ранена, но уже идёт на поправку. Она нашла нас сама.
Джулия кивнула всем слабо, её губы дрожали, но она улыбнулась.
– И ещё, – продолжил Джон, поворачиваясь к Эду, Ливии, Софии, Оскару и Мие. – Пять человек. Они пришли вчера вечером. Добро пожаловать в наш дом. Здесь вы в безопасности.
Люди в толпе зааплодировали – негромко, но тепло. Кто-то улыбнулся, кто-то кивнул одобрительно.
– Помните, – добавил Джон. – Здесь мы поддерживаем друг друга. Мы семья. У нас одни правила: уважение, честность и вера.
Он отступил назад. Вперёд вышел седой священник с добрыми глазами. Он склонил голову в молитве, потом заговорил негромко:
– В эти тяжёлые времена вера – это всё, что у нас осталось. Вера друг в друга, вера в свет даже в самую тёмную ночь. Мы выживем. Мы пройдём через это. Потому что мы – вместе.
Он сделал короткую паузу, окидывая собравшихся взглядом.
– Теперь отправляйтесь на завтрак. Сегодня у нас ещё один день жизни. И это само по себе – благословение.
Толпа начала медленно расходиться. Пахло хлебом, супом и жареным мясом.
Ливия и Эд обменялись взглядами. На первый взгляд – здесь действительно было хорошо.
После завтрака, когда лагерь начал постепенно оживать – кто-то уносил посуду, кто-то складывал остатки еды – Джон подошёл к ним. Он улыбался, но в его глазах читалась настороженность.
– Поговорим? – предложил он, указывая на небольшую тропинку, ведущую за церковь.
Эд, Ливия, Оскар, София и Мия переглянулись и молча пошли за ним. Они шли медленно. Сухая трава хрустела под ногами. Солнце уже припекало, но под раскидистыми деревьями было прохладно. Неподалёку от церкви оказался маленький прудик, заросший камышом по краям. Вода в нём была мутной, но, на фоне разрушенного мира, он выглядел почти мирно. Джон остановился у воды и обернулся к ним.
– Кто вы? – спросил он тихо. – Откуда пришли?
Наступила короткая пауза.
Эд медленно окинул взглядом своих друзей, словно собираясь с мыслями, потом сделал шаг вперёд.
– Мы были на исследовательском судне, – начал он ровным голосом. – Вышли в море ещё в середине лета. Судно небольшое, научное.
Джон слегка прищурился, внимательно слушая.
– Я и Оскар были в команде матросов, – продолжал Эд. – Мия работала на кухне. А Ливия и София были из исследовательской группы. Часто наши походы длились по несколько месяцев. Ничего необычного.
Ливия кивнула, поддерживая его рассказ.
– Когда связь с берегом пропала, мы сначала подумали, что это проблема с оборудованием, – Эд говорил спокойно, не торопясь. – Но со временем становилось всё тревожнее. Решили возвращаться.
Он посмотрел на воду в пруду, словно вспоминая.
– А когда подошли ближе к побережью… всё уже было кончено. Ни людей, ни спасателей. Только развалины и… мёртвые.
Джон молчал, но глаза его сузились.
– Мы жили на судне ещё какое-то время, – добавил Эд. – Но, когда мёртвые начали оживать прямо на борту… Нам пришлось покинуть его.
Мия невольно поёжилась.
– Мы пришли в этот городок в надежде найти еду, может, убежище. Когда потеряли Мию, всё пошло наперекосяк. Но, к счастью, здесь её нашли.
На этом Эд замолчал.
Тишина повисла между ними, прерываемая лишь лёгким шорохом травы и журчанием воды. Джон всё ещё смотрел на Эда. На мгновение в его глазах мелькнуло сомнение – короткое, почти незаметное. Но потом он кивнул.
– Понятная история, – сказал он. – Вам повезло, что вы добрались сюда.
– И нам повезло, что вы нашли Мию, – тихо добавила Ливия.
Джон усмехнулся уголком рта.
– Здесь мы держимся вместе. Выжившие должны помогать друг другу. Но…– Он сделал паузу, словно взвешивая каждое слово. – …Если у вас есть какие-то тайны, лучше сразу сказать. Тайны – это беда.
Эд выдержал его взгляд, холодный и уверенный.
– У нас нет тайн, – твёрдо сказал он.
Джон наконец расслабился и даже похлопал Эда по плечу.
– Тогда добро пожаловать в наш дом, – сказал он. – Здесь вы сможете начать всё сначала. Если захотите.
– Джон, – начала Ливия. – Мы были далеко… в море…
Мы почти ничего не знаем о том, что здесь случилось. Можешь рассказать, как всё началось?
Джон потер подбородок, его лицо помрачнело. Он на мгновение задумался, словно вспоминая события, которые предпочёл бы забыть.
– Эпидемия началась здесь, в нашем городке, – сказал он наконец. Его голос был глухим, будто он с трудом подбирал слова. – Я не знаю почему. Никто не знал.
Ливия опустила глаза, молча слушая. Она знала правду. Знала, что вирус был создан в лаборатории… что именно сотрудники лаборатории, принесли его на материк, не осознавая, что несут заразу. И этот городок – тихий, незаметный – стал началом конца.
– Сначала люди просто болели, – продолжил Джон. – Грипп. Жар. Слабость. Врачи пытались бороться. В больницах не хватало мест. Люди умирали. Каждый день.
Он провёл рукой по лицу.
– Власти объявили карантин. Всем велели сидеть по домам. Закрылись школы, магазины, остановился весь город. Никто не знал, что делать.
А потом…
Он замолчал на мгновение, словно набираясь сил.
– Потом мёртвые начали оживать.
Эд и остальные переглянулись. Хоть они и видели это сами, услышать такие слова от другого человека было особенно страшно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=72070774?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.