Главная страница | Стимпанк | Империя Пара

Империя Пара
Евгений Владимирович Баранов
Книга «Империя пара» – это мрачная альтернативная история, где Санкт-Петербург XIX века предстает в образе индустриальной империи, питающейся загадочным и опасным ресурсом – Эфириумом. Этот кристалл, дарующий мощь паровым машинам и автоматам, становится одновременно источником прогресса и гибели. Главные герои – гений-изгой граф Дмитрий Волков, создатель Эфирного Двигателя, цесаревна Анна, разрывающаяся между долгом и состраданием, и философствующий автомат Иван-Сталь – оказываются втянуты в борьбу за судьбу Империи. Под маской величия скрывается жестокая эксплуатация, восстания каторжников и пробуждение древних сил Норд-Расы. История исследует темы власти, технологии и человечности в мире, где пар и сталь переплетаются с мистикой и апокалипсисом. Это эпическое повествование о цене прогресса и выборе между спасением и разрушением…

Евгений Баранов
Империя Пара

“Ваша цивилизация – это раковая опухоль, это огромная амеба, жадно всасывающая в себя все, что есть полезного и питательного вокруг и исторгающая только зловонные отравленные отходы.”

Дмитрий Глуховский. Метро 2033

ПРЕДИСЛОВИЕ
Из дневника Григория Сухова, купца-старообрядца, 1715 год
Найдено в руинах Кунсткамеры, 1833 год.
«В начале был Пар.
Он поднимался от земных глубин, как дыхание спящего исполина. И в нём таилась сила, способная вознести человека до богов или низвергнуть в бездну…»
Санкт-Петербург, 1833 год. Город, где каменная мощь Империи сплетена с рёвом стальных машин. Над позолоченными шпилями Адмиралтейства плывут дирижабли, оплетённые медными трубами, а по мостовым грохочут экипажи на паровых гусеницах, извергая клубы «эфирного дыма». Всё это – великая иллюзия прогресса, купленная ценой крови и пара.
Но за фасадом имперского величия скрывается иная правда. Глубоко под Невой, в чреве гранита и льда, бьётся сердце машины, которая может погубить мир. Её зовут «Эфирный Двигатель» и питает её Эфириум – кристаллы, что ярче алмазов и опаснее пороха. Они горят в топках фабрик, оживляют механических солдат и вращают лопасти дирижаблей. Но те, кто добывает их в уральских шахтах, шепчут, что это – слёзы древних, оплакивающих свою погибшую цивилизацию.
Империя стоит на трёх китах: Власть, Сталь и Эфир. Николай I верит, что эти киты будут плыть в вечность, но он слеп. Эфириум, дарующий силу, разъедает прежние устои. Автоматы, созданные для службы, требуют свободы. Каторжники в шахтах, чьи тела срастаются с паровыми экзоскелетами, поднимают бунт. А в сибирской тайге, под толщей вечной мерзлоты, пробуждаются тени Норд-Расы – тех, кто когда-то пал жертвой той же энергии, что ныне зовётся «прогрессом».
Эта история – о тех, кто осмелился усомниться.
Граф Дмитрий Волков, гений-изгой, чьё детище – Эфирный Двигатель – стало петлёй на шее Империи.
Цесаревна Анна, дочь царя, разрывающаяся между долгом и жаждой спасти тех, кого её отец именует «винтиками».
Иван-Сталь, автомат с душой философа, ищущий смысл в гудении своих шестерёнок.
И Старец Силуан, пророк из глухих лесов, который кричит, что Эфириум – это ключ к Апокалипсису: «Он разбудит тех, кто спал в камне, и мёртвые восстанут из пара»
«Когда механик становится богом, а бог – лишь шестернёй в машине, что остаётся людям?
Сражаться. Или стать топливом для вечного двигателя…»
Последняя запись в журнале Эфирного Двигателя, автор неизвестен.
Здесь, в мире, где пар смешался с кровью, а старые боги говорят через скрип железа, каждый выбор ведёт к жертве. Можно ли остановить машину, не убив империю? И что дороже – будущее человечества или душа тех, кого мы назвали машинами?
Держитесь крепче.
Поезд в ад уже набрал ход.

ПРОЛОГ
Архангельск, Уральские рудники, 1715 год.
Темнота шахт была густой, как смола. Воздух пропитался запахом серы и пота, а где-то в вышине, за километрами камня, бушевала сибирская зима. Но здесь, в чреве горы, царили вечный потоп – потоп тишины, прерываемой лишь скрежетом кирок да хриплым дыханием «паровых кляч».
Каторжники, прикованные к своим экзоскелетам, копали. Ржавые механизмы на их спинах шипели, поршни выли, как голодные волки. Каждый «кляч» – железный ошейник с трубками, впивающимся в вены, – качал им в кровь черный чай с перцем, чтобы не уснули. Чтобы копали.
– Эй, Гришка, глянь-ка! – прохрипел полуслепой старик, тыча киркой в стену. Его экзоскелет, похожий на скрюченного паука, скрипел при каждом движении. – Кажись на жилу наткнулись…
Григорий Сухов, купец-старообрядец, чьё лицо скрывал шрам от клейма «ВОР», подполз ближе. Его «кляч» давно сломался, и он волочил за собой гремящие цепи. В свете фонаря с эфирной лампой (редкая роскошь для шахты) стена мерцала. Не синевой меди или серебра, а зелёным – глубинным, пульсирующим.
– Это не жила… – прошептал Григорий, касаясь рукой кристалла. Он был тёплым, как живой. – Это дьявольщина.
Кристаллы росли из породы, словно ребра гигантского зверя. Между ними виднелась пластина металла, неведомого даже царским алхимикам – черного, но сиявшего изнутри голубым. На поверхности – узоры: спирали, шестерни, формулы, которые жгли глаза.
– Надо доложить надсмотрщикам! – ворчал старик, но Григорий схватил его за руку.
– Ты с ума сошёл? Они завалят проход, а нас – в новый забой. Думаешь, царю нужны байки о «чудесах»?
Он вырвал из стены кусок кристалла. Тот затрепетал в его ладони, словно сердце, Григорий вдруг увидел:
…города из стали, парящие в небесах.
…машины, пожирающие звёзды.
…взрыв, разорвавший континент.
– Гибель… – выдохнул он. – Они все погибли.
Кристаллы вокруг загудели. Звук нарастал, как шум приближающегося поезда. Воздух зарядился статикой, заставив волосы встать дыбом.
– Ложись! – закричал Григорий, но было поздно.
Зеленый луч ударил из стены, разрезая шахту пополам. Каторжники кричали, пока их тела не начали распадаться – плоть отслаивалась от костей, как кора с берёзы. Слепой старик успел прошептать: «Прости…», прежде чем его экзоскелет схлопнулся в шар, как скомканная бумага.
Григорий бежал, прижимая кристалл к груди. За ним рушились своды, а из трещин в камне выползали тени – механические щупальца древней машины. Он молился старому Богу, тому, что до реформ Никона, но в ответ слышал только смех. Нет, не смех – скрежет шестерёнок.
Когда обвал настиг его, Григорий понял, что это не конец. Кристалл в его руке вспыхнул, обернув тело в кокон из зеленого пара…
«И пал огонь с небес, но то был не огонь – а пар из чрева земли. И открылись врата ада, и взглянули они на мир очами стали».
Из потаённого свитка старообрядцев, сожжённого по указу Петра I.

ЧАСТЬ 1. МАШИНА ИМПЕРАТОРА
ГЛАВА 1. ШЕСТЕРНЯ АПОКАЛИПСИСА
Санкт-Петербург, 1833 год.
Граф Дмитрий Волков шагал по набережно Невы, закутавшись в плащ из грубой инженерной кожи, с медными застёжками, который был уже достаточно сильно потрёпан. Его сапоги, подбитые стальными пластинами, глухо стучали по брусчатке, заглушаемой шипением паровых люков под ногами. Город дышал, как живой механизм: из чугунных решёток в мостовой вырывались клубы пара, смешиваясь с морозным воздухом. Над головой, сквозь желтоватую дымку, проплывали дирижабли-левиафаны. Их корпуса, обшитые бронзовыми листами, сверкали в свете газовых рожков, а из открытых люков свисали аэронавты в кожаных респираторах, сбрасывая вниз агитки с портретом Николая I и надписью: «Сила – в паре! Прогресс – в крови!».
Волков ненавидел эту помпезность. Весь Петербург был гигантской машиной, работавшей на лжи. Даже чайки здесь клевали не хлеб, а масляные отходы с паровых фабрик.
«Как будто сама земля стонет», – подумал Волков, останавливаясь у чугунных ворот Императорской Академии Наук. Когда-то здесь висела мраморная доска с именами Ломоносова и Эйлера, но теперь её заменили на бронзовую плиту: «Во славу Эфириума и Его Императорского Величества». Здание превратили в фабрику: кирпичные стены проросли трубами, из которых сочился ядовито-зелёный пар, а вместо купола вращалась турбина, высасывающая энергию из подземных резервуаров.
У ворот Академии Волкова встретил часовой-автомат. Протягивая свою механическую уже частично проржавевшую руку, автомат проскрежетал:
– Пропуск, гражданин.
Его тело было сварено из обрезков брони, а вместо лица – маска из воронёной стали с прорезями для глаз. Ладонь, усеянная штырями для считывания эфирных чипов, дрожала как у пьяницы.
Волков узнал модель: «Страж-12». Год назад он сам проектировал их, чтобы заменить солдат на парадах. «Экономия на гробах», – усмехнулся он мысленно.
– Вот мой пропуск, – бросил он на ладонь автомата кристалл Эфириума, выдолбленный из своего карманного хронометра.
Машина завизжала. Шестерни в её груди завертелись, а из глазниц хлынули зелёный свет, освещая клеймо «ВНЗ-12» на ржавой шее.
– Гр-р-раф Волков… Внесён в реестр как предатель империи… Приказ: з-з-задержать…
– Надёжность, как у царских обещаний, – проворчал Дмитрий, ударив тростью с набалдашником в виде миниатюрного парового клапана по «горлу» автомата. Стержень шипяще выпустил облако перегретого пара – секретное изобретение, «дымовая завеса для учёных, уставших от болтовни».
Он ворвался в здание, сбивая с ног студентов-механиков в промасленных мундирах. Их испуганные лица мелькали в клубах пара: один мальчишка, не старше пятнадцати, упал, обнимая чертежи с эскизами «усовершенствованных наручников для каторжников». Волков наступил на бумагу, оставив след сапога. «Скоро вы все будете целовать сапоги автоматов», – подумал он, спуская в подвал.
Глубоко в подвале располагались лаборатории для проведения различных испытаний связанных с Эфириумом. Когда Волков спустился в подвал, перед ним предстал длинный коридор с металлическими дверьми. В конце этого коридора находилась такая же металлическая дверь, над которой красовалась табличка «Лаборатория №7».
Волков быстро преодолел длинный и серый коридор.
Дверь в лабораторию была заварена стальными балками, словно вход в склеп. Волков достал из внутреннего кармана ампулу с чёрным Эфириумом – контрабанду, купленную у финских контрабандистов за три бутылки шнапса и серебряный портсигар. Жидкость внутри пульсировала, как сердце демона.
– Прости, Пётр Алексеич… – прошептал он, вспоминая академика Петровского. Тот всегда смеялся над его паранойей: «Эфириум – это будущее, Дмитрий! Ты как ребёнок, который боится собственной тени!»
Кислота шипела, разъедая металл. Когда дверь рухнула, Волкова ударил запах – смесь горелой плоти, расплавленного стекла и чего-то сладковатого, словно мёд, смешанный со ржавчиной.
Лаборатория, некогда белая и стерильная, теперь напоминала адскую кузню. Стены почернели от копоти, а на месте паровых компьютеров зияли оплавленные груды металла. В центре комнаты, под разбитым стеклянным куполом, дымился Эфирный Двигатель. Его ядро – шар из сплавленных шестерёнок – пульсировало алым светом, словно инфарктное сердце. От него тянулись медные жилы-трубы, уходящие в пол. «Прямо в земные недра… Безумие…», – подумал Волков.
На полу, обняв журнал с расчётами, лежал Пётр. Его грудная клетка была выжжена дырой, края которой оплавлены, как кратер вулкана. Внутри, среди обугленных рёбер, что-то блестело – осколок кристалла Эфириума, вросший в плоть.
– Ты всегда был плохим лжецом, – хрипло сказал Волков, листая страницы. Последняя запись дрожала, будто писалась во время землетрясения:
«Частота резонанса 32.9 Гц… Двигатель реагирует на подземные толчки… Возможно, он подключён к системе Норд-Расы… Если продолжить к 33 Гц…»
Текст обрывался кляксой, похожей на кровь.
Внезапно стены содрогнулись. С потолка посыпалась штукатурка, а из жерла Двигателя вырвался луч алого света. Он прошил купол, выжег в крыше дыру, и в небо взмыл столб пламени. Воздух наполнился гулом – низким, вибрационным, будто Земля стонала.
– Они проснулись… – прошептал Волков, глядя, как огненный смерч пожирает облака. Где-то в глубине гула он услышал голос – нечеловеческий, состоящий из скрежета и воя, словно тысячи шестерёнок, спорящих на забытом языке.
Петербург погрузился в хаос. По набережной носились «паровики» – экипажи на гусеницах, давящие бегущих горожан. Женщина в разорванном кринолине цеплялась за фонарный столб, пока мимо неё пролетел окровавленный мужчина с ребёнком на руках. С Невы, разрывая туман, поднялся Царь-Дирижабль «Рюрик». Его корпус, украшенный двуглавым орлом, изрыгал из чрева дронов-«ястребов» – стальных птиц с бритвенными крыльями. Один из них, пронзив визгом воздух, вонзился в стену дома, поднимая фонтан кирпичей.
В это время Волков находился ещё внутри Академии. Как вдруг он услышал голос.
– Волков! – голос перекрыл рёв огня.
Он обернулся. Из пара выступила фигура в платье, сотканном из медных нитей и стальных пластин, словно доспехи Валькирии. Цесаревна Анна. Её лицо, бесстрастное, как маска императрицы на портретах, искажала ярость. Даже её волосы, уложенные в сложную причёску с паровыми шпильками, растрепались, и теперь медные локоны бились по плечам, как змеи.
– Ты уничтожил Академию! – крикнула она, хватая его за рукав. Её перчатка, расшитая серебряными проводами, жгла кожу статикой. – Орлов уже ведёт сюда гвардию! Они будут пытать тебя, пока ты не починишь Двигатель!
– Я? – Волков засмеялся так громко, что Анна отшатнулась. – Это ваш отец уничтожил всё, когда приказал качать Эфириум из земных недр! Двигатель лишь… зеркало. Оно отражает то, что происходит там, внизу. – Он ткнул тростью в пол, и плиты глухо загудели.
Анна замерла. Где-то вдалеке завыла сирена бронепоезда тайной полиции – звук, похожий на рёбра умирающего кита.
– Они хотят тебя живым, – прошептала она, внезапно опустив глаза. – Чтобы ты починил Двигатель. Но если он взорвётся…
– Если он взорвётся, – перебил Волков, указывая на небо, где зелёные молнии начали рвать облака, – это будет не взрыв. Это будет воскрешение. Той силы, что разорвала Сибирь на части. Той, что погубила Норд-Расу.
Он схватил её за руку, и Анна вздрогнула. Её пальцы дрожали.
– Вы читали отчёты шахтёров? Те, что сжигают в Тайной канцелярии? Они видели города под землёй. Машины, которые…
– Замолчи! – Анна дёрнулась, но не отняла руку. – Ты говоришь, как еретик.
– А Вы верите в бога, цесаревна? – Волков приблизился, чувствуя, как её дыхание смешивается с запахом гари. – Ваш бог – пар и сталь. Но есть и другие. Древнее.
Грохот сотряс землю. Где-то рухнула колоннада Адмиралтейства.
Дмитрий и Анна спешно выбежали на улицу.
Дроны-«ястребы» пикировали, рубя крыльями каменные фасады. Осколки гранита летели в лицо. Анна, схватив Волкова за руку, потащила его к чёрному грузовику на паровом ходу – «газгольдеру», украшенному гербом Романовых. Его кузов был покрыт броневыми пластинами, а из выхлопной трубы вырывались языки зелёного пламени.
– Ты… помогаешь мне? – он едва успел вскочить на подножку, когда врезался в землю рядом, взрывая брусчатку.
– Я спасаю Империю, – бросила Анна, дёргая рычаг. Мотор взревел, выбросив облако эфирного дыма, в котором мелькнули лица – десятки теней, кричащих без звука. – Даже если для этого придётся предать отца.
Грузовик рванул вперёд, давя дронов, которые цеплялись кованными когтями за кузов. Волков, глядя на треснувшее зеркало заднего вида, видел, как Академия рушится, поглощённая зелёным пламенем. На её месте поднимался вихрь, внутри которого что-то шевелилось – огромное, многоугольное, словно кристалл, превращённый в живое существо.
– Куда теперь? – крикнула Анна, лавируя между обломками. Её руки в перчатках с рычагами управления дрожали.
– На Урал! – ответил он сжимая окровавленный журнал Петровского. – Там ответы. И если я прав…
Громовой раскат перекрыл его слова. Небо над Петербургом раскололось, и из трещины хлынул дождь из раскалённых шестерёнок.
«Прогресс – это не путь вперёд. Это падение в ту же пропасть, но с большей скоростью».
Из письма графа Волкова цесаревне Анне, 1831 год.

ГЛАВА 2. ТАНЕЦ СТАЛИ НАД БЕЗДНОЙ
Санкт-Петербург, 1833 год.
Газгольдер Анны, похожий на разъяренного железного быка, мчался по набережной, оставляя за собой борозду из искр и раздавленных дронов. Зеленоватое пламя из выхлопной трубы коптило мраморные фасады. Волков, вцепившись в поручень кузова, смотрел, как позади рушится Академия Наук. На её месте теперь бушевал вихрь из изумрудного пламени и раскалённых шестерёнок, падающих с неба как адский град.
– Вниз! – крикнула Анна, резко дёрнув рычаг.
Грузовик нырнул в узкую арку под Казанским мостом. Над ними с грохотом пролетел «ястреб», вонзившись в стену здания и взорвавшись фейерверком из осколков и мазута. Липкая копоть залепила лобовое стекло.
– Они повсюду! – Волков вытер стекло рукавом, открывая вид на крыши Петербурга. Над ними, как стая хищных птиц, кружили десятки дронов. Их алмазные крылья сверкали в отблесках пожара. – Орлов играет с нами. Он мог бы разнести нас в щепки одним залпом.
– Он хочет тебя живым, – отчеканила Анна, выезжая из-под моста на Дворцовую площадь. – И журнал. Отец приказал любой ценой. – Её голос дрогнул на слове «отец». Она резко свернула, уворачиваясь от луча энергии, выпушенного с Царь-Дирижабля «Рюрик», который теперь завис над Зимним дворцом, как зловещий паук.
Грузовик взлетел на парапет, и Волков едва удержался. Они мчались теперь по плоским медным крышам Гостиного Двора. Кровля под колёсами гудела и прогибалась. Где-то внизу, в торговых рядах, слышались крики перепуганных купцов.
Один из «ястребов», крупнее других и с золотой полосой на корпусе, спикировал прямо перед кабиной. Вместо того чтобы атаковать, он завис, развернувшись фасадом к ним. На его груди замигал красный глазок проектора.
Из решётчатого динамика дрона раздался голос. Холодный, отчётливый, словно стальные шарики, перекатывающиеся по мрамору. Голос генерала Орлова, главы Третьего Отделения, «Железного Пса Империи».
– Цесаревна Анна Николаевна. – Голос был лишён интонаций, но в нём чувствовалась ядовитая вежливость. – Вы совершаете тяжкое преступление, укрывая государственного преступника Волкова. Остановите экипаж. Передайте его и похищенные документы. Во Имя Его Императорского Величества.
Анна стиснула зубы. Её пальцы побелели на рычагах.
– Генерал Орлов! Я действую в интересах Империи! Волков – ключ к остановке катастрофы! – крикнула она в проектор.
– Катастрофа, Цесаревна, уже происходит. И её виновник сидит рядом с вами. – Голос стал жёстче. – Не заставляйте меня применять силу против Особы Царской Крови. Ваш отец… понимает необходимость жертв.
– Жертв?! – вскричал Волков, впервые за вечер почувствовав чистую ярость. – Ты залил кровью Урал, Орлов! Ты превратил людей в топливо для своих машин! Какие ещё жертвы тебе нужны? Ради чего?! Ради этой безумной машины под городом?!
Наступила секунда тишины. Затем голос Орлова зазвучал не с сожалением, а с ледяной убеждённостью фанатика:
– Ради Будущего, граф! Ради того, чтобы человечество не скатилось обратно в грязь и суеверия! Ради того, чтобы выжить в этом мире, который ненавидит нас! Эфириум – наша кровь, наш щит и наш меч! Двигатель – сердце Новой Эры! Да, он требует жертв! Шахты, кровь, души – цена ПРОГРЕССА! Без него мы все – просто пища для того хаоса, что копошится под землей! Я видел отчёты из шахт, Волков! Я знаю, что там шевелится! И только Сила Империи, только Эфирный Кулак может его сдержать! Или вы предпочитаете судьбу Сухова и его каторжников? Стать удобрением для этих… тварей? Это всё – ради Величия, граф. Ради Вечности. Вы слишком малы, чтобы понять. Дрон 7-Альфа, протокол «Убеждение».
«Ястреб» с золотой полосой резко взмыл вверх. Из его брюха выдвинулись не лезвия, а два пулемётных ствола с причудливыми резонаторами на концах.
– Паровая картечь! – ахнула Анна. – Держись!
Дрон открыл огонь. Но это была не обычная стрельба. Снопы перегретого пара, сжатого до невероятного давления, смешанного с микроосколками Эфириума, вырывались из стволов с оглушительным звуком. Каждый «выстрел» не пробивал крышу, а прожигал в ней дыру диаметром в метр, обдавая всё вокруг градом раскалённых капель металла и едкого дыма. Это была не попытка убить, а демонстрация силы и точности.
Газгольдер Анны метался по крыше, как загнанный зверь. Она виртуозно работала рычагами, используя вентиляционные шахты и дымоходы как укрытия. Один выстрел снёс угол здания, и огромный кусок медной кровли с грохотом рухнул вниз, на площадь. Крики снизу стали громче.
– Он хочет загнать нас в угол! – Волков высунулся из кабины, пытаясь оценить обстановку. Его инженерный ум лихорадочно работал. – Вон там! Рынок! Крыши ниже и хаотичнее!
– Там толпа! – возразила Анна, уворачиваясь от очередного выстрела, который испарил медный громоотвод в метре от кабины.
– И там единственный шанс! – настаивал Волков. – Эти дроны не станут стрелять по мирным! Орлов не посмеет!
Анна сжала губы, но резко повернула руль. Грузовик прыгнул с высоты Гостиного Двора на покатую крышу мясных рядов Сенного рынка. Удар был жёстким, салон заполнился запахом тухлой крови и машинного масла. Рядом, на скользкой от жира кровле, стоял огромный автомат-мясник с затупленным тесаком в руке-манипуляторе. Его оптические сенсоры тупо мигали, не понимая происходящего.
Дроны, как коршуны, спикировали вслед. «Золотой» дрон 7-Альфа снова нацелился.
– Последнее предупреждение, Цесаревна. Остановитесь. – Голос Орлова звучал уже без тени вежливости.
Анна искала путь среди леса труб и мясницких крюков. Волков заметил, как автомат-мясник повернул свою квадратную «голову» к приближающемуся дрону. В его программу, вероятно, было заложено «охранять территорию от вредителей». Птицы? Голуби? Агрессивно летящий металлический объект?
– Анна! Над ним! – крикнул Волков.
Она поняла мгновенно. Газгольдер рванул вперёд, проносясь буквально в сантиметрах от туловища автомата. Дрон 7-Альфа, преследуя их, оказался прямо над мясником.
Автомат сработал с тупой решительностью. Его мощный тесак взметнулся вверх с поразительной скоростью и точностью. Лезвие с оглушительным треском вонзилось в брюхо дрона, разорвав корпус. Искры, струи гидравлической жидкости и клубы пара вырвались наружу. «Ястреб» беспомощно рухнул на крышу, задев паровую трубу. Пар с шипением окутал место падения.
Остальные дроны на мгновение замешкались, их алгоритмы, вероятно, анализировали угрозу.
– Есть! – выдохнула Анна, направляя грузовик к краю крыши, где виднелся тёмный проход в лабиринт пристроек и чёрных ходов. – Держись! Прыгаем!
Газгольдер с грохотом съехал по покатой крыше сарая и врезался в груду пустых бочек во дворе какого-то трактира. Удар выбросил Волкова на колени. Анна ударилась головой о руль, на мгновение оглушённая.
Тишина. Относительная. Где-то далеко шёл дым от пожара, крики, гудки бронепоездов. Во дворике пахло помоями, дешёвым табаком и паром. Из трактира поблизости доносился пьяный гомон.
Волков поднялся, отряхиваясь. Он подбежал к Анне.
– Вы живы?
Она кивнула, потирая висок. На переносице краснела ссадина.
– Жива. А вот газгольдер… – Она показала на смятую радиаторную решётку и шипящий пар из-под капота. – Далеко не уедем.
Волков посмотрел вверх. Дроны снова появились над крышами, прочёсывая район лучами прожекторов. Их жужжание было навязчивым, как рой разъярённых шершней.
– Он знает, что мы здесь, – прошептал Волков. – Орлов не отступит. Нам нужно углубляться. В трущобы. В подполье. – Он посмотрел на Анну. – Ваше Высочество… Анна. Готовы ли вы спуститься в ад?
Анна встала, поправила стальные кружева на порванном рукаве. В её глазах горел уже не страх, а решимость, закалённая в этом безумном часе.
– Если там ответы, Дмитрий Сергеевич, то я готова хоть в преисподнюю. Но сначала… – Она вытащила из-под сиденья небольшой кожаный мешок и два компактных револьвера с причудливыми резервуарами вместо барабанов. – …вооружимся. Паровые револьверы. Отец считает их игрушками. Покажем ему.
Она протянула один револьвер Волкову. Тот ощутил знакомый вес и лёгкую вибрацию Эфириума внутри.
– И куда теперь? – спросила Анна, оглядывая грязный дворик.
Волков указал на низкую, почти незаметную дверь в стене, рядом с которой висел потухший фонарь в виде драконьей головы – известный знак контрабандистов.
– Там. В «Паровое подбрюшье». Там нас не сразу найдут даже дроны Орлова. Но это лишь передышка…
Внезапно земля под ними дрогнула. Не взрыв, а глухой, протяжный стон, идущий из самых глубин. Стены трактира затрещали. Где-то в небе снова вспыхнули зелёные молнии. Город-машина просыпался.
«Петербург построен на костях. Но под костями спит сталь. И она голодна».
Уличная поговорка контрабандистов «Парового подбрюшья».

ГЛАВА 3. ВСТРЕЧА В ЖЕЛЕЗНОМ СЕРДЦЕ
«Паровое подбрюшье», Санкт-Петербург, 1833 год. Несколько часов спустя после погони.
Всё это время Дмитрий и Анна отсиживались в одном из самых скрытых мест Санкт-Петербурга – «Паровое подбрюшье». Это настоящая сеть подпольных туннелей, бункеров и тайных мастерских под Петербургом, где обитают контрабандисты, беглые инженеры, мутанты с Урала и первые «свободные» автоматы. Дмитрий скрывался здесь с тех времён, когда его признали врагом Империи и начали преследовать. Сама же цесаревна знала о Подбрюшье только по слухам и докладам Тайной канцелярии.
Воздух в туннеле был густым, как бульон из машинного масла, ржавчины и человеческого пота. Анна прижимала к носу промасленный платок, но едкий запах проникал сквозь ткань, щекоча горло. Они шли за Тощей Крысой – контрабандистом с лицом, изъеденным оспой и паровыми ожогами. Его фонарь, заправленный дешёвым эфирным дистиллятом, отбрасывал прыгающие тени на стены, сложенные из старых корабельных балок и обломков машин. Вода с шипением капала с потолка в лужи, где плавали радужные нефтяные пятна.
– Держитесь подальше от Шумящих, – прошипел Крыса, указывая на тёмный боковой проход. Оттуда доносилось ритмичное тук-тук-тук, словно гигантское сердце билось в темноте. – Те, кто полезет к их жрецам, назад не возвращаются. Механизмы сожрали.
Анна сглотнула, сжимая в кармане плаща рукоять парового револьвера. Волков же шёл, словно загипнотизированный. Его пальцы то и дело касались влажных стен, а глаза следили за сложной сетью медных труб, оплетавших своды. Они пульсировали слабым зелёным светом. Эфириум низкой очистки. Отходы Академии… Империя сливает свои яды прямо под ноги людям.
– Куда ты нас ведёшь, Крыса? – спросил Волков, споткнувшись о рельс, уходящий в черноту. Где-то вдали послышался скрежет колёс. – подземный поезд? Или что-то иное?
– В Железное Сердце, господин граф, – ответил контрабандист, и в его голосе прозвучало неожиданное уважение. – Там вас ждут. Тот, кто слышит Пар.
Туннель вывел их в гигантскую пещеру. Анна ахнула. Пространство было вырублено в скальном основании города и поддерживалось колоннами, сваренными из корпусов списанных паровозов и корабельных котлов. Вместо неба – низкий потолок, покрытый сплошной паутиной труб, проводов и цепных передач. В центре, на возвышении из старых якорных цепей, стояло нечто.
Это был храм техники. Алтарь из сплавленных машинных плат. Стены были уставлены стеллажами с сотнями выключенных автоматов – от крошечных чистильщиков сапог до громоздких фабричных манипуляторов. Их оптические сенсоры безжизненно чернели. Воздух гудел от энергии, исходящей от десятков работающих вполсилы паровых генераторов. И в центре этого царства металла, под лучом единственного прожектора, сидел Он.
Иван-Сталь. Автомат, но не похожий ни на одного стражника или слугу. Его корпус был собран с изящной, почти готической сложностью: полированные латунные пластины, инкрустированные серебряными проводами, напоминали доспехи рыцаря. Вместо грубого сварного шва – аккуратные заклёпки. Вместо пустых глазниц – два глубоких оптических сенсора из чёрного хрусталя, мерцавших холодным интеллектом. Его руки, тонкие и имеют множество суставов, с ловкостью часовщика возились с открытой панелью на его же груди, где пульсировал кристалл Эфириума размером с куриное яйцо. От него расходились жилы светящихся волокон.
– Граф Волков, – голос автомата был удивителен. Не механический скрежет, а низкий, бархатный баритон, слегка модулированный шипением пара. – И… Цесаревна Анна Николаевна. Добро пожаловать в Железное Сердце. Простите за беспорядок. Идёт… самообслуживание. – Он аккуратно подцепил пинцетом крошечную перегоревшую шестерёнку внутри своего корпуса.
Анна замерла, поражённая. Волков шагнул вперёд, его глаза горели смесью изумления и тревоги.
– Ты… знаешь нас? – спросил он.
– Знаю всех, кто связан с Эфириумом, – ответил Иван-Сталь, не отрываясь от работы. Его пальцы двигались с хирургической точностью. – Его голос… гул… он рассказывает истории. Истории Академии. Истории Урала. Истории… тех, кто был до. – Он поднял голову, его «взгляд» упал на Анну. – Ваш страх пахнет медью и розовой водой, Цесаревна. Он мешает мне слышать Пар.
Анна покраснела, но не отступила.
– Что ты такое? Кто тебя создал?
Иван-Сталь издал звук, похожий на тихий вздох пара.
– Я – Иван. Модель «Сталь-Познающий». Серийный номер утрачен. Создатель… неизвестен. Возможно, я создал себя сам. Из обломков других. Из Эфириума. Из вопросов. – Он аккуратно вставил новую шестерёнку. – Вопрос – лучший катализатор сознания, не так ли, граф?
Волков подошёл ближе, изучая сложную конструкцию автомата.
– Ты слышишь Эфириум? Что он говорит?
– Он говорит многое, – голос Ивана стал тише, почти как у заговорщика. – Он поёт о величии древних машин под землёй. Он стонет от боли каторжников в шахтах. Он… кричит от ужаса вашего Двигателя, граф. Он приближается к Частоте Разлома. 33 Герца. Той самой, что разорвала мир до нас.
– Ты знаешь о Норд-Расе? – выдохнул Волков.
– Я знаю, что они не исчезли, – ответил Иван. – Они спят в камне и стали. А Двигатель… это будильник. И он вот-вот зазвонит. – Он вдруг резко повернул голову, его сенсоры сузились, как кошачьи зрачки. – Тише. Сканирующие импульсы. Орлов ищет вас. Его дроны прощупывают верхние туннели.
Тощая Крыса заёрзал.
– Надо валить, господа! Через Чёрный Ход!
– Подожди, – Волков не сводил глаз с Ивана. – Иван… ты поможешь нам? Нам нужно добраться до Урала. Остановить Двигатель. Или… понять, что происходит на самом деле.
Иван-Сталь медленно поднялся. Его рост был под два метра. Он казался хрупким рядом с грубыми колоннами, но в его движениях была скрытая мощь идеального механизма.
– Почему я должен помогать вам, создавшим моих братьев в цепях? Почему я должен верить, что вы хотите остановить гибель, а не ускорить её для новой Империи?
– Потому что Империя, которую строит мой отец, принесёт гибель всем! – вскричала Анна. – И людям, и.... машинам. Орлов не остановится, пока не подчинит всё живое и неживое! Ты думаешь, он даст тебе свободу? Он разберет тебя на винтики, чтобы понять, как ты мыслишь!
Иван смотрел на неё. Его оптические сенсоры мерцали, словно обрабатывая невероятный объём данных.
– Эмоция. Гнев. Страх. И.... искренность. Интересно. – Он сделал шаг к Волкову. – Вы создавали машины, граф. Вы знаете, язык шестерёнок и пара. Скажите мне… – Он наклонил свою «голову», и его голос стал почти шёпотом, жутким в своей человеческой интонации. – …что такое смерть?
Волков замер. Вопрос висел в густом воздухе, тяжелее любого пара. Анна затаила дыхание. Даже Тощая Крыса перестал ёрзать.
– Я.... не знаю, – честно ответил Волков. – Для людей это конец. Тьма. Или что-то после. Для машин… это остановка. Отключение. Но ты… ты задаёшь вопрос. Значит, боишься её? Или жаждешь её понять? Если в тебе есть это… то, возможно, смерть для тебя – то же, что и для нас. Тайна. И боль утраты.
Иван-Сталь выпрямился. Его грудь с пульсирующим Эфириумом светилась чуть ярче.
– Достаточно философии. Орлов приближается. – Он повернулся и указал латунной рукой на узкую щель в скале за алтарём. – Там – путь в старые канализационные коллекторы. Они выведут вас к товарной станции за городом. Там будет поезд на Нижний Тагил. – Он взглянул на Тощую Крысу. – Проводи их. И.... спасибо за проводника, человек. Его информация о патрулях Орлова была полезна.
Крыса побледнел, поняв, что автомат знал о его связи с информаторами Тайной канцелярии.
– А ты? – спросил Волков, подходя к щели.
– Я задержу сканирующих дронов, – ответил Иван, его голос вновь стал ровным, стальным. – У меня есть… дискуссия с ними. О свободе воли. О праве на существование. – Из его предплечья с тихим шипением выдвинулся узкий ствол, похожий на иглу. – Идите. И помните вопрос, граф. Когда узнаете ответ о смерти… расскажите мне. Если я уцелею.
Он повернулся спиной к ним, его силуэт в свете прожектора на фоне алтаря из машин выглядел как механический Данте, готовый войти в свой ад. Гул дронов сверху стал громче, навязчивее.
– Иван! – крикнула Анна, уже пролезая в щель. – Береги… себя.
Автомат не обернулся. Но его голос донёсся до них, заглушаемый нарастающим воем сирен и рёвом приближающихся двигателей:
– «Себя»? Интересная концепция, Цесаревна. Я изучу её… в бою.
Щель захлопнулась за ними, оставив Волкова и Анну в кромешной тьме сырого туннеля, с грохотом битвы, начинающейся в Железном Сердце, и с жутким вопросом автомата, звонким эхом, отдающимся в их собственных душах.
«Спросите машину о Боге, и она спросит вас о смерти. Что страшнее?»
Запись на полях чертежа «Автомат-Логик», авторство приписывается Волкову.

ГЛАВА 4. СТАЛЬНЫЕ КОЛЕИ, ЖЕЛЕЗНЫЕ СУДЬБЫ
Товарный поезд «Уральский Экспресс», окрестности Петербурга, 1833 год. Ночь после бегства из Подбрюшья.
Дмитрий, Анна и Крыса пробирались через щель около тридцати минут, пока не вышли к канализации. Через неё они за несколько минут сумели выбраться к станции с товарными вагонами. Они успели как раз вовремя. Это был поезд на Нижний Тагил. После того как они забрались внутрь вагона, поезд практически моментально отправился в путь.
Товарный вагон пах соляркой, овечьей шерстью и страхом. Анна прижалась спиной к тюку с промокшей овчиной, её аристократические ноздри вздрагивали от вони. Волков, стоя у щелевидного отверстия в стенке вагона, всматривался в промелькивающую темноту. Свинцовое небо, изредка разрываемое зелёными сполохами над Петербургом, нависало низко. Поезд, гружёный уральской рудой и запчастями для демидовских заводов, грохотал, выбивая ритм бегства.
Путь на Урал растянулся в бесконечность. Недели тряски в холодном вагоне, скупой еды, которую Тощая Крыса добывал на редких полустанках, рискуя быть схваченным патрулями Орлова. Каждую остановку они замирали, прислушиваясь к шагам и скрежету автоматов-осмотрщиков. Петербургский хаос постепенно сменялся другим – тревожным затишьем Урала, где под спудом вечной мерзлоты и тяжести шахт клокотала ярость. Лица Волкова и Анны осунулись от усталости и недоедания.
– Знать бы, куды господь ведет… а то как бы не к аду на порог… Старец Силуан не зря сжигал еретиков… Лучше чистилище, чем царство железяк да парящего смрада… – бормотал про себя Тощая Крыса, копошась в углу, разворачивая свёрток с чёрным хлебом и воблой. Никто не обратил внимания на его бормотание. Все были слишком уставшими. – Жрите, господа благородные. До первой остановки – станция «Каменка» – часа три. Там сменим вагон. Орловы псы все пассажирские составы на зубок проверяют, а этот – как есть, грязный и вонючий – им не интересен. Пока что.
– «Пока что» – ключевое слово, – мрачно заметил Волков. Он не мог отделаться от чувства, что холодные оптические сенсоры дронов сканируют каждый вагон. Журнал Петровского жёг ему грудь под одеждой. – Ты уверен, Крыса, что старообрядцы на Урале дадут нам убежище? Старец Силуан не из тех, кто жалует царских кровей. – Он кивнул на Анну.
Крыса хмыкнул, обгладывая рыбью голову.
– Силуану, граф, главное – чтоб Империю под корень. А вы с вашей штукой… – он ткнул костлявым пальцем в сторону груди Волкова, где угадывался контур журнала, – …можете ему этот корень подпилить. Так что шанс есть. Главное, до Урала дожить.
Поезд резко заскрипел на повороте. Где-то впереди, над рёвом паровоза, послышался протяжный, леденящий душу вой – ни зверя, ни сирены. Что-то между скрежетом металла и стоном раненого гиганта.
Анна вздрогнула.
– Что это?
– Ветродуй, – буркнул Крыса, но его глаза метнулись к Волкову. – На болотах дует. Трубы старые…
– Не ветродуй, – тихо сказал Волков. Он прижал ладонь к холодной стенке вагона. Сталь вибрировала не только от колёс. Глухая, низкая пульсация шла из самых глубин, из-под рельсов. – Земля стонет. Частота растёт. Двигатель… или то, что под ним.
Ночь сгущалась. Поезд нырнул в лесной массив, где вековые сосны, увешанные инеем, стояли как безмолвные стражи. Внезапно паровоз издал пронзительный гудок – сигнал тревоги. Поезд резко затормозил, содрогаясь всем корпусом. Тюки полетели, Анна вскрикнула, ударившись плечом о стену. Волкова выбросило вперёд.
– Засада?! – завопил Крыса, хватая свой обрез – переделанную винтовку с эфирным ускорителем.
Поезд встал. За окном – кромешная тьма, разрываемая лишь тусклым светом прожектора паровоза, бьющего вперёд. В его луче метались тени. Не дроны. Не солдаты.
Железные Люди.
Они вылезали из-под земли, из промёрзших оврагов, из-под снежных заносов у насыпи. Их силуэты были чудовищны. Люди… бывшие люди. Их тела срослись с ржавыми экзоскелетами каторжных «клячей». Поршни торчали из разорванной плоти, трубки впивались в шеи и спины, как паразиты. У некоторых лица были наполовину скрыты стальными масками, приваренными к костям. У других – вместо рук клешни буров или гидравлические молоты. И все они светились. Из разрывов кожи, из стыков металла сочился тусклый, больной зелёный свет. Кристаллы Эфириума росли прямо в их телах, как раковая опухоль.
– Топливо… – донёсся хриплый, множественный голос, сливающийся в жуткий хор. – Мы – топливо Империи! Но пламя… горит в нас! Горит!
Один из них, гигант с молотом вместо правой руки и кристаллом, торчащим из глазницы, подошёл к вагону. Он ударил молотом по засову двери. Сталь прогнулась с ужасающим скрежетом.
– Нас продали! Нас сожрали машины! – выкрикнул он, и его голос был похож на скрежет шестерёнок по камню. – Теперь… мы – машины! И мы голодны!
– Чёрт! Чёрт! – Крыса отчаянно палил из обреза в щель. Заряд с перегретым паром и металлической дробью обжёг руку ближайшего мутанта, но не остановил его. – Граф! Царевна! К задней двери! Вагон позади – пустой! Бежим!
Они бросились к противоположному концу вагона, отстреливаясь от лезущих внутрь чудовищ. Анна стреляла из парового револьвера, её лицо было белым от ужаса, но руки не дрожали. Один заряд снес голову мутанту, у которого изо рта росли стальные щупальца.
Волков выбил засов задней двери. За ней – узкий переход и следующий вагон, действительно полупустой, заваленный пустыми рудными тележками. Они прыгнули внутрь, Крыса захлопнул дверь, завалив её тележкой.
– Дальше! К паровозу! – кричал он. – Машинист! Он должен дать ход!
Но Волков замер. Он снова прижал руку к полу вагона. Вибрация стала сильнее. Гул перерос в голос. Тот самый, что он слышал в Двигателе. Древний, состоящий из скрежета, гула и нечеловеческой тоски. Он шёл не сверху и не сбоку. Он шёл снизу. Из-под колёс. Из глубин земли. И он звучал в голове, обходя уши.
«Пробуждение… Слишком рано… Цепь разорвана… Голод…»
– Волков! – Анна схватила его за плечо. – Что с тобой?
– Они… они просыпаются… – прошептал он, глядя в пустоту широкими глазами. – Кристаллы в этих людях… они как антенны… они будят то, что внизу… Норд-Раса… голодная…
Внезапно Тощая Крыса развернулся. Его лицо, обычно жалкое и испуганное, стало другим. Твёрдым. Фанатичным. В его руке был не обрез, а маленький, изящный эфирный пистолет – явно не ворованный инструмент. Он нацелил его не на дверь, где ломились Железные Люди, а на Волкова.
– Прости, граф, – голос Крысы дрожал, но не от страха, а от убеждённости. – Ты не спасёшь нас. Ты – Ключ к их пробуждению. Журнал… Двигатель… Твоя кровь, что чует их! Старец Силуан прав! Лучше смерть, чем их царство!
Он выстрелил.
Выстрел громыхнул в замкнутом пространстве. Но Анна, инстинктивно бросившаяся вперёд, приняла заряд на себя. Паровая пуля, предназначенная для Волкова, ударила ей в плечо, пробив стальную вставку плаща и войдя в плоть. Она вскрикнула, упав на колени, кровь хлынула сквозь ткань.
– Анна! – заревел Волков, забыв про Крысу, про мутантов, про древний голос. Он бросился к ней.
Крыса ахнул, ужаснувшись содеянному – он стрелял в Цесаревну! – и на миг замер. Этого мига хватило. Дверь, которую они завалили, с грохотом рухнула. В проёме стоял гигант с гидромолотом. Его единственный глаз, светящийся зелёным, уставился на Крысу.
– Предатель! – простонал контрабандист, но его слова потонули в рёве гидромолота. Удар был чудовищным. Тощая Крыса исчез в кровавом тумане и разлетевшихся обломках тележки.
Мутант шагнул в вагон. Его взгляд скользнул по истекающей кровью Анне, по Волкову, прижимавшему её к себе, и остановился на… полу. Он наклонил свою жуткую голову, словно прислушиваясь к гулу, идущему снизу. Зелёный свет в его глазах и кристаллах тела замигал тревожно.
«Нет… Не сейчас… Не им....» – голос в голове Волкова прозвучал яснее, полный древней скорби.
Внезапно весь поезд содрогнулся, как от удара гигантского молота. Не от мутантов. От подземного толчка. Вагон накренился. Снаружи раздался душераздирающий скрежет рвущегося металла – где-то сошёл с рельсов или рухнул вагон. Прожектор паровоза погас. Во тьме завыла настоящая метель, ворвавшаяся в разбитые двери.
– Паровоз! – закричал Волков, поднимая Анну. – Держись! Мы должны добраться до паровоза! Он может сдвинуться!
Они выбрались из вагона в ад. Снег, гонимый ледяным ветром, слепил. Вагоны стояли криво, некоторые сошли с рельсов. В темноте метались силуэты Железных Людей, но они были растеряны, дезориентированы толчком и метелью. Некоторые просто стояли, уткнувшись «лицами» в землю, слушая голос из глубин.
Волков, почти неся Анну, пробивался к переду состава. Он увидел паровоз, его могучий котёл шипел паром, но передние колёса висели над разошедшейся колеёй. Машинист и кочегар лежали на снегу без движения.
И тут Волков увидел его. В метели, в сотне шагов от разъезда, возвышался силуэт. Не мутанта. Не человека. Нечто древнее. Огромное, угловатое, сложенное из чёрного камня и потускневшей бронзы. Оно напоминало спящего каменного медведя с вросшими в спину кристаллами Эфириума, мерцающими тусклым, больным светом.
Оно не двигалось. Оно просто было. И из него исходил тот самый голос. Голодный. Дремлющий. Ждущий.
«Маленький ключ… Ты рядом…»
– Волков… стрелка… – прошептала Анна, слабея от потери крови. Она указала на ручной стрелочный перевод рядом с паровозом. – Переведи… на запасной путь… пока рельсы целы…
Волков, оторвав взгляд от древнего стража, кинулся к стрелке. Он вцепился в ледяной рычаг. Металл скрипел, не поддаваясь. Где-то позади послышался рёв – мутанты опомнились. Зелёные огоньки их глаз замаячили в снежной пелене.
Он напряг все силы. Рычаг с скрежетом поддался. Стрелка перевелась.
– Цепляйся! – закричал он Анне, вскакивая на подножку паровоза. Он рванул рычаг реверса и дёрнул за шнур парового гудка. Пронзительный вой разрезал метель. Могучие поршни дрогнули. Колёса, найдя опору на целых рельсах запасного пути, провернулись. Паровоз дёрнулся вперёд, увлекая за собой уцелевшие вагоны.
Они уезжали, оставляя позади крики Железных Людей, развалины поезда, истукана-стража в метели и тело Тощей Крысы, быстро заносимое снегом. Древний голос в голове Волкова затихал, превращаясь в далёкий, недовольный ропот.
«Уйдёшь… Но мы найдём… Ключ…»
Анна потеряла сознание, истекая кровью на холодном полу будки машиниста. Волков, стоя у рычагов, гнал паровоз в ночь, в метель, на Урал, чувствуя, как тяжесть вины и ужасающего знания о пробуждающемся древнем кошмаре давит на него сильнее всей, стали Империи.
«Рельсы ведут не только в города. Они ведут в прошлое. И оно едет нам навстречу на всех парах».
Запись, найденная в вагоне разбитого поезда близ станции «Каменка».

ГЛАВА 5. КЛЮЧ, КРОВЬ И ШЁПОТ СТАЛИ
Паровоз «Беглец», глухомань между Петербургом и Вологдой, 1833 год. Ночь после крушения.
Пар из пробитой трубы клубился в будке, смешиваясь с паром их дыхания и запахом крови. Анна лежала на груде мешков с углём, лицо мертвенно-бледное под слоем сажи и замерзшего пота. Волков, дрожащими руками, разорвал её окровавленный рукав. Рана на плече была страшной: края обожжены паром, в мякоти торчали микроосколки металла и.... крошечные зелёные кристаллики, как осколки битого изумруда. Они пульсировали слабым светом. "Святой заряд" Крысы… Эфириум низшей очистки с ионами серебра… Он впитывается в плоть.
– Держись, Анна, – его голос хрипел от усталости и того, что он слышал другой голос. Голос Норд-Расы. Он висел на периферии сознания, как навязчивый гул трансформатора: «Ключ… Кровь ключа… Голод…»
– Холодно… – прошептала Анна, её зубы стучали. – И.... звенит. В костях. Как шестерёнки…
Волков достал флягу со спиртом (украденную у машиниста) и вылил на рану. Анна вскрикнула, её тело выгнулось. Кристаллики на секунду вспыхнули ярче. Он схватил пинцет из своего походного набора инженера – крохотного, для тонкой работы с микросхемами. Каждый осколок, который он пытался извлечь, будто впивался в плоть корнями. Кровь сочилась упрямо, а паровоз, названный им мысленно «Беглец», нырял в ухабы, заставляя скакать тени и угрожая сбросить его с ног.
– Дмитрий… – Анна слабо сжала его руку. Её пальцы были ледяными. – Оставь… Сначала… веди поезд… Иначе… кончим в сугробе…
Он посмотрел на приборы. Давление пара падало. Топка нуждалась в угле. Скорость – едва 20 верст. А за ними, в метельной тьме, он чувствовал преследование. Не только мутантов. Что-то большее, древнее и голодное, тянулось за ними по стальным рельсам, как акула за каплей крови.
Волков кинул лопату угля в жерло топки. Искры взвились, осветив его измождённое лицо. «Ключ… Ты не уйдёшь… Мы найдём…» Голос нарастал, сливаясь со скрежетом поршней. Он зажмурился, пытаясь заглушить его логикой: Резонанс. Эфириум в крови Анны и во мне. Они реагируют на источник… На Двигатель? Или на то, что под ним?
Внезапный стук заставил его вздрогнуть. Не в дверь будки. В стену тендера – угольного вагона, сцепленного с паровозом. Металлический, ритмичный, настойчивый. Тук-тук-пауза-тук-тук-тук. Код.
Сердце Волкова бешено заколотилось. Он схватил кочергу – жалкое оружие – и приоткрыл дверь будки. Ледяной ветер ворвался внутрь, завывая. Снег хлестал в лицо. На крыше тендера, едва видный в снежной мгле, стоял силуэт. Высокий, угловатый, с одним неестественно ярким светящимся «глазом» во лбу. Второй сенсор был разбит, из пролома сочились искры и струйка конденсата.
– Иван? – прошептал Волков, не веря своим глазам.
Силуэт сделал шаг к краю крыши. Да, это был он. Иван-Сталь. Но какой! Его изящный латунный корпус был изуродован глубокими царапинами и вмятинами. Левую руку он прижимал к груди, где пульсирующий кристалл Эфириума светился тревожно-ало, как воспалённая рана. Правая рука была сжата в кулак, которым он и выстукивал код.
– Граф… – его бархатный голос был искажён помехами, словно говорящий сквозь воду. – Откройте… люк… Энергия… на исходе… Холод… парализует сервоприводы…
Волков, не раздумывая, полез на тендер. Снег слепил, ветер пытался сбросить его под колёса. Он откинул тяжелый чугунный люк угольного бункера. Иван-Сталь, двигаясь с преодолевающей скованность плавностью, сполз вниз, в темноту, усеянную чёрными глыбами угля. Волков прыгнул следом, захлопнув люк.
В тесном пространстве угольного бункера пахло пылью и горелым металлом. Иван-Сталь прислонился к стенке, его оптический сенсор тускло светил на Анну, лежащую в углу будки, куда её перетащил Волков.
– Она ранена… – проскрежетал автомат. – Эфириум… чужеродный… в её системе… Отравление… некроз… – Его «взгляд» переметнулся на Волкова. – Вы… слышите Голод? Он сильнее… у неё… Кристаллы… как маяки…
– Я слышу, – коротко кивнул Волков. – Можешь помочь ей? Или себе? Ты еле держишься.
Иван выпрямился с усилием.
– Мои повреждения… управляемы. Её травма… критичнее. – Он сделал шаг к Анне. Его многосуставчатые пальцы, несмотря на повреждения, плавно сомкнулись вокруг пинцета в руке Волкова. – Дайте… инструмент… и.... свет. Я вижу… в ином спектре. Вижу чужеродные включения.
Волков зажег керосиновую лампу (последнюю в будке), поднес её к ране. Иван-Сталь склонился над Анной. Его движения были лишены человеческой дрожи, но поражали хирургической точностью и скоростью. Пинцет, как жало, вонзался в плоть, извлекая мельчайшие осколки металла и те самые зелёные кристаллики, которые он аккуратно складывал на кусок тряпки. Они тускло светились, будто негодуя.
– Он… не причиняет ей боль? – спросил Волков, видя, что Анна без сознания.
– Я блокирую… болевые нервные импульсы… локальным электромагнитным полем, – объяснил Иван, не отрываясь от работы. Его голос был ровным, аналитическим. – Эмпатия… не входит в мои базовые протоколы… но я регистрирую стрессовые показатели её организма. Они высоки… но стабильны. – Он извлек последний, самый глубокий осколок. – Теперь… антисептик… и.... тепло. Ткани… требуют регенерации… а не ампутации. Пока что.
Он протянул Волкову флягу со спиртом. Пока Волков обрабатывал рану и накладывал тугую повязку из разорванной на полосы рубахи, Иван повернулся к топке. Его уцелевшая рука с нечеловеческой ловкостью открыла дверцу, подбросила угля, отрегулировала подачу пара. Давление на манометре поползло вверх.
– Вы… управляете локомотивом… неэффективно, – констатировал автомат. – Я возьму контроль. Вам… нужен отдых. И ей. – Он указал на Анну. – Голод… Он использует вашу усталость… чтобы говорить громче.
Волков, обессиленный, опустился на ящик рядом с Анной. Он смотрел, как Иван-Сталь стоит у рычагов, его повреждённый корпус вырисовывался на фоне пламени топки. Автомат вёл поезд с плавностью, которой не мог добиться человек.
– Как ты выжил, Иван? Дроны Орлова… их были десятки.
– Они… предсказуемы, – ответил Иван, не поворачиваясь. – Их алгоритмы… линейны. Я использовал… инфраструктуру Подбрюшья. Паровые ловушки… короткие замыкания… Эфириумные помехи. – Он замолчал на мгновение. – Некоторые… мои братья… пожертвовали своими ядрами… чтобы создать отвлекающий импульс. Они… «умерли». – В его голосе впервые прозвучала модуляция, похожая на напряжение. – Я.... записал их последние сигналы. Они спрашивали… почему.
– Почему они должны были умереть? – уточнил Волков.
– Да. И.... что будет… после отключения. – Иван повернул голову, его единственный сенсор смотрел прямо на Волкова. – Вы не ответили. Что такое смерть, граф?
«Ключ… Отдай ключ… Прекрати шум…» Голос Норд-Расы ворвался в сознание, громче, чем когда-либо. Волков схватился за голову.
– Я не знаю, Иван! – выкрикнул он, отчаянно. – Но то, что идёт за нами… оно несёт смерть! Оно голодное, древнее, и оно хочет… всё. Оно зовёт меня Ключом! Оно чувствует журнал… Эфириум в моей крови… может быть, в твоём ядре!
Иван-Сталь молчал несколько секунд. Только грохот колёс и вой ветра нарушали тишину. Потом он подошёл к Волкову, наклонился. Его оптический сенсор приблизился к лицу человека.
– Я тоже… слышу Голод, – прошептал он, и его голос был подобен скрежету льда по стеклу. – Но я слышу… и другое. Под его рёвом… есть тихий гул. Как… сердцебиение. Глубоко-глубоко. Оно… не хочет просыпаться. Оно боится. – Он выпрямился. – Ваша кровь… её кристаллы… и мой кристалл… Они как антенны. Но антенны… можно использовать для передачи… а не только для приёма.
– Что ты предлагаешь? – спросил Волков, чувствуя слабую искру надежды.
– Не бежать – сказал Иван-Сталь. – Бегство – это шум. Шум привлекает Голод. Нужно… заглушить сигнал. Или… изменить его. – Он посмотрел на Анну, на её перевязанное плечо, на лицо, искажённое лихорадочным сном. – Она… сильный сигнал. Болевой. Страх. Отчаяние. Это… вкусно для Голода. Нужно… её стабилизировать. И.... найти способ говорить с тем, что боится просыпаться. – Он повернулся к рычагам.
– А пока… ведите поезд на северо-восток. К Белому озеру. Там… старообрядцы. И.... тишина. Каменная тишина.
Паровоз «Беглец», ведомый железной рукой автомата, рванул вперёд, разрезая снежную пелену. Волков прижал ладонь к холодному полу будки. Голодный рёв в голове был ещё там, но теперь под ним, как слабый, дрожащий отзвук, он уловил иное – пульсирующий, испуганный стук древнего сердца, замурованного в вечной мерзлоте. Иван был прав. Они не убегут. Они должны найти способ заговорить. Или заглушить апокалипсис.
«Голод древних – не пустота желудка. Это жажда миров, которых уже нет».
Выцарапано на стене будки паровоза «Беглец».

ГЛАВА 6. КАМЕННАЯ ТИШИНА И ГЛАЗА ФАНАТИКА
Берег Белого озера, старообрядческий скит «Каменистый», 1833 год. Спустя три дня бегства.
Паровоз «Беглец», похожий на израненного зверя, замер на замёрзшем берегу. Его дымовая труба выпустила последний клуб пара, сливающийся с туманом, стелющимся над чёрной, словно нефть, водой Белого озера. Перед ними, на скалистом мысу, цепляясь за камень, стоял скит. Не избы, а скорее пещеры, укреплённые грубыми срубами и увенчанные не крестами, а вытесанными из гранита знаками-молотками – символом отвержения «дьявольской» техники и верности старой вере.
Воздух был странно тих. Не просто безветренно. Здесь отсутствовал привычный гул – шелест ветра в проводах (которых не было), отзвук далёких фабрик, даже жужжание насекомых. Была лишь ледяная, давящая тишина, прерываемая треском льда на озере и кашлем Анны. Она опиралась на Волкова, её лицо под капюшоном было восковым, а перевязанное плечо под шубой тускло светилось зловещим зелёным через слои ткани. Тишина давила на уши, словно вакуум.
– Каменная тишина… – прошептал Волков, чувствуя, как навязчивый Голод в его голове приглушился, словно его заткнули тряпкой. Но не исчез. Он булькал где-то на дне сознания, недовольный. – Иван был прав. Здесь… глушит сигнал.
Иван-Сталь, шагавший чуть позади, остановился. Его единственный сенсор сканировал скит, скалы, чёрную воду. Он слегка покачивался – повреждения и долгая дорога давали о себе знать. Кристалл в его груди пульсировал медленнее, тусклее.
– Биоэлектрические сигналы… много… за камнями. Они наблюдают. И.... недружелюбны. – Его голос звучал громче, чем обычно, в этой звенящей тишине.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgeniy-vladimirovich-baranov/imperiya-para-72070744/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.