Небо и земля
Небо и земля
Дмитрий Деулин
«Небо и земля», – так говорят, когда разница такая, что и сравнивать нельзя. Я это вот как себе представляю: «земля» – это где человек в настоящий момент находится, а «небо» – это куда он стремится. До неба бесконечно далеко, но там бесконечно лучше.
Дмитрий Деулин
Небо и земля
Сегодня подошла к концу первая глава моей авантюры. Можешь выдохнуть спокойно – я теперь в Городке, среди старых друзей. Встретили очень сердечно и очень буднично. В Городке словно бы нету никакого своего времени, и только когда привезёшь щепотку с собой, часы начинают тикать, плавленый сыр – дорожать, женщины – стареть. Хотя в музее истории края будто бы успели открыть какую-то комнату в мою честь, вообрази. Но она сейчас на реставрации и посмотреть нельзя.
Лившиц, конечно, зазывал меня в Москву. Там, говорил, мне проще всего будет затеряться. Пришлось ему объяснить, что в Москве я показываться никак не могу – я, по самым скромным подсчетам, задолжал прокатчику четыре миллиона штрафа. Лившиц меня поднял на смех. Еще бы, что ему четыре миллиона, у него бизнес геологический.
Зато здесь я, уж поверь, в полной безопасности. Снаружи даже интернета нет – а когда Аркадий Петрович вечером выключает электричество, нет и внутри. От интернета меня убедительно просили держаться подальше, да это и к лучшему. Вокруг – леса, леса! Громадные озёра! Часто видел их с высоты, никогда не видел высоту их глазами – теперь наверстаю. Обещают мне землянику (съедобную ягоду) и комаров. А добираться сюда по земле ужасно, поэтому место спокойное. В поезде турбулентно, жарко, воздух африканский девяносто четвертого года. Звуки в нём витают аутентичные. А ранним утром – сырая тропосфера, и всего три минуты стоянки, чтобы побросать вещи на пути да выскочить в окно. Какой такой упорный преследователь станет это терпеть, ради меня-то?
ХХХ я спрятал надежно. Часто выходить на связь не смогу, и ты будь, пожалуйста, осторожна. Письма мои никому не показывай, даже хорошим друзьям. Да хорошие и не смотрят через плечо.
Сейчас думаю о тебе. В номере темно, только от ноутбука ленового плывёт озоновая синева. Если сейчас, в тишине, прикрыть ненадолго глаза, очень легко верится, что я дома.
Слушаю комаров. Какой чудесный, какой первобытный звук, совсем позабытый. Васька уже лёг спать, а я, вот, письмо сочиняю. На днях отправлю, если будет спокойно. Ответ буду ждать, но ты убедись, что всё тихо. Главное, напиши, как ты, как дела у наших, что наверху произошло.
Ты, пожалуйста, держись там. Очень за тебя тревожно, но ты будь уверенной. Не выражай никаких политических симпатий, от всяких инициатив держись, очень тебя прошу, в стороне. Меня упоминать избегай, если нужно – зови Кирюшей, меня тут все так зовут. Не дразни зверя. Долго это мракобесие (плохая нестабильная ситуация, ужасная власть) не продержится. Уже, я знаю, по швам трещит. Наши все возмущены. Народ у нас доверчивый, но скоро до самого тупицы доходить начнёт…
За окном детский голос на всю улицу: «Немцы!» Потом второй: «Тратататата!» Звонко так. Васька матом ругается. Аркадий Петрович нас поселил в академическую гостиницу, и обходится ему наше проживание в тридцать шесть рублей в день. Это потому, что мы в штате Института. Рядом живут студенты из Ижевска и Москвы, но они тут не ночуют, а только приходят есть плавленый сыр.
Завтра мы будем пить водку, потому что мы гости. А на следующий день – потому что День Городка.
Батарея разряжена. Надо спросить, зачем Аркадий Петрович на ночь отключает электричество. Тьма здесь по ночам древняя, дочеловеческая, её и с электричеством не взять.
Ты будь сильной, пожалуйста, милая. Я очень тебя люблю.
<3 (это символ любви)
Следующим вечером в лаборатории накрыли стол. Вернее, как объяснил Аркадий Петрович, никто его специально не накрывал – скорее, его когда-то давно забыли убрать, и теперь он просто сливался с окружением, по всякому достойному поводу мигом сбрасывая камуфляж. По волшебству скатерти-самобранки стол наполнился изобилием, из какой-то похожей скатерти посыпались люди, которых днём не доищешься, не докличешься в складках спёртого институтского пространства. В основном знакомые лица, интеллектуальная элита Городка, доктора с кандидатами и дядя Серёжа, который умеет включать сигнализацию. На самой дальней орбите пару раз мелькнуло чудесное видение.
– Это Настенька, лаборантка, Анны Валерьевны дочка, – объяснил Аркадий Петрович. – Поговори с ней, ей интересно будет.
– О чем же ей интересно?
– В основном про расизм, про Пиночета. Вот это вот всё она любит.
– Так я ничего не знаю про Пиночета, – сознался Кирюша растерянно.
– А она, можно подумать, знает!
– Зассыха, – прибавила добродушно Анна Валерьевна.
Настеньку доктора и кандидаты довольно скоро затянули в своё гравитационное поле, аккурат между Кирюшей и его соотечественниками. Этого им показалось мало, и где-то в самых койперовых коридорах отловили ещё ижевскую студентку Свету с мерной ложечкой. Ложечку решительно отобрали, вручили бокал.
– А я вино не пью, – скромно потупившись, призналась Света. Доктора огорчились немного, кандидаты наперебой предлагали ей чаю или сока.
– Нет, чая я тоже не пью.
– Что же вы пьете, Светочка?
– Водку…
Кирюша старался на водку особенно не налегать, но скоро водка налегла на него так, что всё остальное выдавила начисто. Он пытался припомнить что-нибудь про Пиночета, но под «Особенности национальной рыбалки» совсем не преуспел. Потом пришли аспиранты с гитарой, стали петь про то, как их сбил лётчик Ли Си Цын, и Кирюша, наконец, расслабился. Поплыл. Почувствовал, что после стольких лет, стольких холодных световых лет он, наконец, дома.
Ну, за встречу.
– Киря, – пыхтел Аркадий Петрович, отказывая в личном пространстве и воздухе, – есть одно дело. По секрету.
Он пытался говорить на ухо, но уха не нашёл, и говорил куда придётся.
– Я одно место знаю. Там можно очень надёжно спрятать аппарат. Очень надёжно.
Ну, за родителей.
– Я спрятал, Аркадий Петрович…
– Ты не знаешь местность, Кирюша! – хорошо, что в том месте, куда он кричал пьяным директорским шепотом, не оказалось уха. – Есть тут один лес… в нём троцкисты собирались в соответствующем году… этого леса даже на картах…
За науку.
– Всё просрали, – горько сетовал Кирюша. В его огромных глазах плыли титры. – Такая программа была… В год семьсот вылетов! Сейчас и семи не будет. Всё профукали. Развалили…
– Не говори! – подхватил Аркадий Петрович, забыв даже воспользоваться порывом откровения. – Не говори, Киря, родной ты мой, ты не представляешь! Вот ты бы знал… Ты бы знал, что у нас стало с Академией наук… такой, бля, бардак, Киря, такое убожество…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71806153?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дмитрий Деулин
«Небо и земля», – так говорят, когда разница такая, что и сравнивать нельзя. Я это вот как себе представляю: «земля» – это где человек в настоящий момент находится, а «небо» – это куда он стремится. До неба бесконечно далеко, но там бесконечно лучше.
Дмитрий Деулин
Небо и земля
Сегодня подошла к концу первая глава моей авантюры. Можешь выдохнуть спокойно – я теперь в Городке, среди старых друзей. Встретили очень сердечно и очень буднично. В Городке словно бы нету никакого своего времени, и только когда привезёшь щепотку с собой, часы начинают тикать, плавленый сыр – дорожать, женщины – стареть. Хотя в музее истории края будто бы успели открыть какую-то комнату в мою честь, вообрази. Но она сейчас на реставрации и посмотреть нельзя.
Лившиц, конечно, зазывал меня в Москву. Там, говорил, мне проще всего будет затеряться. Пришлось ему объяснить, что в Москве я показываться никак не могу – я, по самым скромным подсчетам, задолжал прокатчику четыре миллиона штрафа. Лившиц меня поднял на смех. Еще бы, что ему четыре миллиона, у него бизнес геологический.
Зато здесь я, уж поверь, в полной безопасности. Снаружи даже интернета нет – а когда Аркадий Петрович вечером выключает электричество, нет и внутри. От интернета меня убедительно просили держаться подальше, да это и к лучшему. Вокруг – леса, леса! Громадные озёра! Часто видел их с высоты, никогда не видел высоту их глазами – теперь наверстаю. Обещают мне землянику (съедобную ягоду) и комаров. А добираться сюда по земле ужасно, поэтому место спокойное. В поезде турбулентно, жарко, воздух африканский девяносто четвертого года. Звуки в нём витают аутентичные. А ранним утром – сырая тропосфера, и всего три минуты стоянки, чтобы побросать вещи на пути да выскочить в окно. Какой такой упорный преследователь станет это терпеть, ради меня-то?
ХХХ я спрятал надежно. Часто выходить на связь не смогу, и ты будь, пожалуйста, осторожна. Письма мои никому не показывай, даже хорошим друзьям. Да хорошие и не смотрят через плечо.
Сейчас думаю о тебе. В номере темно, только от ноутбука ленового плывёт озоновая синева. Если сейчас, в тишине, прикрыть ненадолго глаза, очень легко верится, что я дома.
Слушаю комаров. Какой чудесный, какой первобытный звук, совсем позабытый. Васька уже лёг спать, а я, вот, письмо сочиняю. На днях отправлю, если будет спокойно. Ответ буду ждать, но ты убедись, что всё тихо. Главное, напиши, как ты, как дела у наших, что наверху произошло.
Ты, пожалуйста, держись там. Очень за тебя тревожно, но ты будь уверенной. Не выражай никаких политических симпатий, от всяких инициатив держись, очень тебя прошу, в стороне. Меня упоминать избегай, если нужно – зови Кирюшей, меня тут все так зовут. Не дразни зверя. Долго это мракобесие (плохая нестабильная ситуация, ужасная власть) не продержится. Уже, я знаю, по швам трещит. Наши все возмущены. Народ у нас доверчивый, но скоро до самого тупицы доходить начнёт…
За окном детский голос на всю улицу: «Немцы!» Потом второй: «Тратататата!» Звонко так. Васька матом ругается. Аркадий Петрович нас поселил в академическую гостиницу, и обходится ему наше проживание в тридцать шесть рублей в день. Это потому, что мы в штате Института. Рядом живут студенты из Ижевска и Москвы, но они тут не ночуют, а только приходят есть плавленый сыр.
Завтра мы будем пить водку, потому что мы гости. А на следующий день – потому что День Городка.
Батарея разряжена. Надо спросить, зачем Аркадий Петрович на ночь отключает электричество. Тьма здесь по ночам древняя, дочеловеческая, её и с электричеством не взять.
Ты будь сильной, пожалуйста, милая. Я очень тебя люблю.
<3 (это символ любви)
Следующим вечером в лаборатории накрыли стол. Вернее, как объяснил Аркадий Петрович, никто его специально не накрывал – скорее, его когда-то давно забыли убрать, и теперь он просто сливался с окружением, по всякому достойному поводу мигом сбрасывая камуфляж. По волшебству скатерти-самобранки стол наполнился изобилием, из какой-то похожей скатерти посыпались люди, которых днём не доищешься, не докличешься в складках спёртого институтского пространства. В основном знакомые лица, интеллектуальная элита Городка, доктора с кандидатами и дядя Серёжа, который умеет включать сигнализацию. На самой дальней орбите пару раз мелькнуло чудесное видение.
– Это Настенька, лаборантка, Анны Валерьевны дочка, – объяснил Аркадий Петрович. – Поговори с ней, ей интересно будет.
– О чем же ей интересно?
– В основном про расизм, про Пиночета. Вот это вот всё она любит.
– Так я ничего не знаю про Пиночета, – сознался Кирюша растерянно.
– А она, можно подумать, знает!
– Зассыха, – прибавила добродушно Анна Валерьевна.
Настеньку доктора и кандидаты довольно скоро затянули в своё гравитационное поле, аккурат между Кирюшей и его соотечественниками. Этого им показалось мало, и где-то в самых койперовых коридорах отловили ещё ижевскую студентку Свету с мерной ложечкой. Ложечку решительно отобрали, вручили бокал.
– А я вино не пью, – скромно потупившись, призналась Света. Доктора огорчились немного, кандидаты наперебой предлагали ей чаю или сока.
– Нет, чая я тоже не пью.
– Что же вы пьете, Светочка?
– Водку…
Кирюша старался на водку особенно не налегать, но скоро водка налегла на него так, что всё остальное выдавила начисто. Он пытался припомнить что-нибудь про Пиночета, но под «Особенности национальной рыбалки» совсем не преуспел. Потом пришли аспиранты с гитарой, стали петь про то, как их сбил лётчик Ли Си Цын, и Кирюша, наконец, расслабился. Поплыл. Почувствовал, что после стольких лет, стольких холодных световых лет он, наконец, дома.
Ну, за встречу.
– Киря, – пыхтел Аркадий Петрович, отказывая в личном пространстве и воздухе, – есть одно дело. По секрету.
Он пытался говорить на ухо, но уха не нашёл, и говорил куда придётся.
– Я одно место знаю. Там можно очень надёжно спрятать аппарат. Очень надёжно.
Ну, за родителей.
– Я спрятал, Аркадий Петрович…
– Ты не знаешь местность, Кирюша! – хорошо, что в том месте, куда он кричал пьяным директорским шепотом, не оказалось уха. – Есть тут один лес… в нём троцкисты собирались в соответствующем году… этого леса даже на картах…
За науку.
– Всё просрали, – горько сетовал Кирюша. В его огромных глазах плыли титры. – Такая программа была… В год семьсот вылетов! Сейчас и семи не будет. Всё профукали. Развалили…
– Не говори! – подхватил Аркадий Петрович, забыв даже воспользоваться порывом откровения. – Не говори, Киря, родной ты мой, ты не представляешь! Вот ты бы знал… Ты бы знал, что у нас стало с Академией наук… такой, бля, бардак, Киря, такое убожество…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71806153?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дмитрий Деулин
Тип: электронная книга
Жанр: Социальная фантастика
Язык: на русском языке
Стоимость: 0.01 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 25.03.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: «Небо и земля», – так говорят, когда разница такая, что и сравнивать нельзя. Я это вот как себе представляю: «земля» – это где человек в настоящий момент находится, а «небо» – это куда он стремится. До неба бесконечно далеко, но там бесконечно лучше.