800 000 книг, аудиокниг и подкастов

Реклама. ООО ЛИТРЕС, ИНН 7719571260, erid: 2VfnxyNkZrY

Дорога длиною в 300 лет

Дорога длиною в 300 лет
Алиса Керн
Многовековая сага о любви, выживании и наследии, начинающаяся в XVIII веке. Герцогиня Элеонора-София и барон Бертольд, несмотря на сословные препятствия, влюбляются. Их тайный брак и бегство в Россию становятся началом долгого пути, полного испытаний.
В России они строят новую жизнь, но их потомки сталкиваются с историческими потрясениями, включая депортации и лагеря. Роман прослеживает судьбы нескольких поколений, показывая, как любовь, стойкость и память о корнях помогают семье преодолевать трудности и сохранять идентичность.
Это история о силе любви, способной преодолевать любые преграды, о верности.

Алиса Керн
Дорога длиною в 300 лет

Глава 1. Бал
в честь шестнадцатилетия.

Замок баварских герцогов сиял в огнях, подобно драгоценной шкатулке , выставленной на обозрение ночному небу. Внутри, в парадном зале, звучала музыка менуэта, и пары кружились в танце, как яркие цветы, гонимые легким ветром. Лепнина на высоких потолках отбрасывала причудливые тени от пламени сотен свечей, отражавшихся в зеркалах в золоченых рамах. Аромат роз и жасмина, исходивший от пышных цветочных композиций, смешивался с легким запахом пудры и дорогих духов, создавая пьянящий коктейль, типичный для пышных балов начала восемнадцатого столетия.
Сегодня замок принимал особенно торжественный вид – праздновался шестнадцатый день рождения единственной дочери герцога Максимилиана, прекрасной Элеоноры-Софии.
В дверях зала, словно видение, возникла Она, виновница торжества. Рыжие волосы, цвета осеннего золота, обрамляли нежное лицо с тонкими чертами и большими, как лесные озера, зелеными глазами. На ней было платье из нежно-розового шелка, богато расшитое серебряными нитями и кружевами. Корсет платья, украшенный жемчугом, подчеркивал ее тонкую талию, а высокая прическа, увенчанная украшением из жемчуга, делала ее похожей на сказочную принцессу. Её взгляд искрился задором и весельем, будто бы в глубине зрачков плясали солнечные зайчики. Она излучала энергию и жизнелюбие, как яркий маяк, притягивая к себе внимание всех присутствующих. В ее улыбке читалась открытость и доброжелательность, а легкий румянец на щеках придавал ей еще больше очарования. Казалось, что она – сама жизнь, бьющая ключом, готовая поделиться своим теплом и светом со всем миром.
Зал на мгновение затих, завороженный ее появлением. Музыка продолжала звучать, но разговоры приутихли, и все взгляды устремились к Элеоноре-Софии, которая, легко ступая, двигалась к центру зала под руку с отцом, герцогом Максимилианом.
Герцог Максимилиан, высокий и статный мужчина с гордой осанкой, вел дочь к центру зала, представляя ее миру. Его лицо, обычно строгое и надменное, в этот вечер светилось отцовской гордостью и любовью.
Когда они достигли центра зала, музыка менуэта зазвучала громче, приглашая к танцу. Герцог Максимилиан нежно взял дочь за руку, и они закружились в плавном танце. Элеонора-София двигалась легко и грациозно, подобно пушинке, подхваченной легким ветерком. Ее зеленые глаза сияли от счастья.
Гости зачаровано наблюдали за танцем юной герцогини и ее отца. Присутствующие аристократы, дамы в пышных платьях, кавалеры в расшитых мундирах, придворные и гости – все были очарованы красотой и грацией юной Элеоноры-Софии.
Когда танец подошел к концу, зал взорвался аплодисментами. Присутствующие приветствовали юную герцогиню, выражая свое восхищение и поздравления. Элеонора-София, слегка смущенная, но счастливая, улыбалась в ответ, в знак благодарности за столь теплый приём.
В тот момент внимание герцогини привлек молодой человек, стоявший в стороне от танцующих пар. Элеонора спросила брата – «Кто этот незнакомец?» , и указала взглядом в сторону юного барона.
«А, это сын барона фон Ледебура» – ответил Виллибальд-Вильгельм.
Юный барон Бертольд, прибывший на бал в сопровождении отца, не был знаком с герцогским семейством, однако о красоте юной герцогини был осведомлен. При близком рассмотрении она оказалась еще более прекрасной, чем в рассказах. Темные волосы оттеняли бледное лицо с тонкими чертами. Пронзительные серые глаза, казалось, скрывали бурю эмоций. Он был одет в камзол из темно-синего бархата, кюлоты и белые чулки, соответствующие моде тех лет, но его элегантность заключалась не столько в одежде, сколько в осанке и том внутреннем достоинстве, которое чувствовалось в каждом его движении.
Бертольд, наблюдая за танцующими парами, уже начал скучать. Ему был одиноко в этом зале, наполненном весельем и смехом. Внезапно его взгляд встретился с глазами герцогини, озорной взгляд юной девушки, искрился радостью. Этот взгляд заворожил Бертольда.
Герцогиня, поймав взгляд молодого человека, улыбнулась ему. Улыбка была легкой и приветливой, но в ней чувствовалась искренность. Бертольд почувствовал, как в груди разливается тепло. Бертольд словно окунулся в зеленый омут её глаз.
Сердце Бертольда забилось с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам, а ладони стали влажными. Ему трудно было отвести взгляд от Элеоноры, его заворожила её красота.
Собравшись с духом, Бертольд подошел к герцогине и представился. Его голос был мягким и приятным. Герцогиня ответила на приветствие и назвала свое имя.
«Darf ich Sie um einen Tanz bitten, junge Frau?» – сказал Бертольд, склонив голову и протянув руку Элеоноре. Его голос слегка дрожал, от того был неестественен, но он надеялся, что Элеонора не заметит его волнения.
Элеонора-София улыбнулась еще шире и протянула ему руку.
"С удовольствием, господин Бертольд", – ответила она. Ее голос звучал мягко и мелодично, словно журчание ручья.
Когда их руки соприкоснулись, Бертольд почувствовал, как по его телу пробежала легкая дрожь. Он взял ее за руку и повел в центр зала. Во время танца он не мог отвести от нее глаз, боясь упустить хоть одно мгновение. Ему казалось, что он парит над землей, а музыка звучит только для них двоих.
Элеонора-София тоже была взволнована. Она чувствовала, как сердце Бертольда бьется в унисон с её. Она ловила на себе его взгляд, полный восхищения и нежности. Она чувствовала себя рядом с ним легко и свободно, казалось они были знакомы всю жизнь.



Когда танец закончился, Бертольд и Элеонора-София продолжали стоять, глядя в глаза друг другу. В тот миг зарождалось нечто, чья сила не была ими осознана, нечто, что навсегда изменит их судьбы.
Мария Анна София Сабина Ангела Саксонская, мать Элеоноры, заметила, как дочь застыла в танце, словно зачарованная. Она быстро подошла к паре, сдержанным поклоном поблагодарив юношу за первый танец её дочери. Затем, мягко взяв Элеонору под руку, отвела её в сторону, и, понизив голос, произнесла: «Элеонора, милая, бал – это не просто увеселение. Здесь, как в зеркале, отражается наше положение в обществе. Юная герцогиня должна помнить об этом, каждое её движение, каждый взгляд – это часть тщательно выстроенного спектакля.

Нельзя позволять себе забываться, даже на мгновение. Помни, что на тебя смотрят, и не просто смотрят, а оценивают. Твоя сдержанность – это твоя сила, твоя грация – это твоё оружие. Не позволяй чувствам брать верх над разумом».
В её голосе не было ни гнева, ни раздражения, лишь мягкое наставление, словно шёпот ветра, ласкающего лепестки розы. Она говорила спокойно и уверенно, словно опытный наставник, передающий ученице тайны мастерства.
«Не пойми меня неправильно, – продолжила она, – я не против твоего увлечения юношей. Но на балу, особенно на первом, ты должна быть безупречна. Ты – герцогиня, и это обязывает тебя быть образцом элегантности и сдержанности. Не позволяй мимолётным чувствам затмить твой разум. В будущем, когда вы останетесь наедине, ты сможешь дать волю своим чувствам. Но здесь, в свете сотен глаз, ты должна быть безупречна».
Однако, в глазах Элеоноры она не увидела смущения или раскаянья, в них светилось какое то иное чувство. Да в глубине души вспыхнуло чувство, ранее неизведанное, теплое, легкое… Бертольд, в свою очередь, ощущал, как что-то меняется внутри него, как будто открывается новая глава его жизни.
Бал продолжался, гости веселились, но для Бертольда и Элеоноры время словно замерло. Мать Элеоноры, наблюдая за дочерью, заметила в ее взгляде искру, которая вызывала материнское волнение.
В этот вечер началась история, которая изменит их жизни навсегда. История любви, зародившейся среди блеска и роскоши, словно хрупкий цветок, пробивающийся сквозь толщу льда. Бал в честь её 16-летия стал поворотным моментом, разделившей жизнь Элеоноры-Софии на "до" и "после". После той первой мимолетной встречи взглядов с бароном Бертольдом, мир вокруг словно перекрасился в новые, более яркие и чувственные цвета. Она по-прежнему жила в роскоши замка, окруженная заботой и вниманием, но теперь все это казалось лишь фоном, декорацией к главной мелодии ее сердца – мелодии, начавшей звучать в унисон с таинственным незнакомцем.
Когда бал подошел к концу, в сопровождении своей служанки Элеонора последовала в свои покои. Мысли Элеонор были полностью заняты Бертольдом.
На следующий день, проснувшись рано, Элеонора вспоминала взгляд Бертольда, его слова, она как завороженная проследовала к завтраку, полностью погруженная в свои мысли. В ушах звучала музыка их первого танца, напоминая ей о моменте, когда их взгляды впервые встретились, их руки впервые соприкоснулись. Есть совсем не хотелось.
Ночи стали для Элеоноры временем грез, когда она могла вновь и вновь переживать ту встречу, тот взгляд, ту улыбку. Она представляла себе Бертольда, его темные волосы, его пронзительные глаза, его легкую улыбку, слышала его голос, звучавший в ее ушах, словно нежная мелодия.
Дни тянулись медленно, словно караван, бредущий по пустыне. Она ждала каждой новой встречи.
Дни, словно бусины, нанизанные на нить времени, превращались в месяцы томительного ожидания. Элеонора-София, которую в семье звали просто Элеонорой, с каждой новой встречей на приемах и балах ощущала не только радость, но и растущее беспокойство. Семья баронов не была частым гостем на светских раутах, и каждая встреча с Бертольдом становилась для неё событием, наполненным трепетом.

Их взгляды, случайно пересекаясь среди толпы гостей, становились всё более долгими и многозначительными, будто между ними пролегала невидимая нить, связывающая их души. Слова, которыми они обменивались украдкой, теряли свою формальность, превращаясь в шёпот чувств, едва различимый среди светской болтовни.



Сердца молодых людей тянулись друг к другу, словно два магнита, притягиваемые непреодолимой силой. Но невидимая стена условностей и общественного мнения, словно хрустальная преграда, разделяла их, не позволяя им открыто выразить свои чувства. Каждый взгляд, каждое слово, каждое прикосновение были наполнены тайной и трепетом, словно они играли в опасную игру, где на кону стояло их счастье.
Элеонора начала замечать томление в груди, сон пропал, ночи были полны мечтаний о таинственном бароне.

Ее мир сузился до образа Бертольда, его пронзительных серых глаз, бархатного голоса, легкой улыбки, кажущейся такой редкой и драгоценной. Она стала более задумчивой, мечтательной, и даже любимые занятия – музыка и чтение – не могли полностью рассеять ее тоску.
Однажды, во время прогулки по замковому парку в сопровождении служанки, Элеонора заметила знакомую фигуру в тенистой аллее. Это был Бертольд. Сердце ее забилось с удвоенной силой. Он шёл ей навстречу, их случайная или неслучайная встреча в уединенном уголке сада стала первым тайным свиданием.
"Герцогиня…," – прошептал Бертольд, склонив голову в знак приветствия, и в его голосе звучало нечто большее, чем просто вежливость. Элеонора почувствовала, как кровь прилила к лицу, но не отвела глаз.
"Барон," – едва слышно произнесла она, и это было словно признание в чем-то сокровенном.
Они долго гуляли по тенистым аллеям, говоря обо всем и ни о чем, и каждое слово, каждый взгляд становились нитями, плетущими паутину их чувств.
Бертольд, увлечённый медициной и философией, делился своими мыслями и мечтами с Элеонорой, которая слушала его с восхищением. В свою очередь, она рассказывала о своей страсти к музыке и поэзии, о стремлении к свободе и самостоятельности, что было довольно необычно для молодой герцогини из рода Виттельсбахов.
Виттельсбахи, как известно, отличались строгим патриархальным укладом. Женщины в этой семье, как правило, находились в тени мужчин, их роль ограничивалась ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей. Их мнение редко учитывалось, а стремление к независимости считалось неприемлемым.
Однако Элеонора, несмотря на своё происхождение, обладала сильным характером и жаждала самореализации. Она не хотела повторять судьбу своих предшественниц, которые были вынуждены подчиняться воле отцов.
Бертольд, видя в ней не только прекрасную герцогиню, но и глубокую, чувственную душу, поддерживал её стремления. Он понимал, что Элеонора способна на большее, чем просто роль жены и матери.
Их отношения, таким образом, выходили за рамки обычного светского флирта. Они были основаны на взаимном уважении и понимании, на стремлении к интеллектуальному и духовному единению.
Однако, учитывая патриархальный уклад семьи Виттельсбахов, их отношения были обречены на трудности. Элеонора понимала, что её стремление к свободе и самостоятельности может вызвать неодобрение со стороны её семьи и общества.
С каждой новой тайной встречей их чувства становились все сильнее и глубже. Они находили укрытие в уединенных беседках парка, в тени старых деревьев на берегу пруда, и каждое свидание становилось глотком свежего воздуха в душной атмосфере дворцовых условностей.
Элеонора все чаще старалась тайно покинуть замок, используя потайные двери и извилистые коридоры, рискуя быть замеченной. Её верная служанка помогла ей, девушки обменивались одеждой и надев простую одежду служанки, чтобы не привлекать внимания, и спрятав свои рыжие волосы под капюшоном, Элеонор бежала на свидание к любимому. Сердце ее колотилось от волнения, но любовь придавала ей смелости.
Бертольд, в свою очередь, научился проникать на территорию замка, перелезая через стену сада и прячась в тени деревьев, ради минуты общения с любимой. Он уже знал каждый уголок сада, каждую тропинку, каждую скамейку, где они могли бы встретиться. Он приходил заранее, чтобы убедиться, что никто не следит за Элеонорой.
О времена, о нравы! В то время не гоже было юной герцогине без сопровождающих встречаться с молодым человеком. Но сопровождающие на свидании были излишни. Элеонора и Бертольд, как и все влюблённые, хотели проводить время наедине, чтобы насладиться каждой минутой, проведенной вместе. Их разговоры были обо всём и не о чём. Они читали друг другу стихи, делились планами.
Их встречи были короткими, но наполненными любовью и страстью. Они знали, что рискуют, но не могли противиться своим чувствам. Они были готовы на все ради любви, даже если это означало нарушить правила и традиции.
Осенью темнело рано. Лунный свет, проникающий сквозь листву деревьев, создавал волшебную атмосферу. Шепот признаний в любви звучал тише шелеста листвы, а робкие прикосновения казались потрясением для всего тела.
Их первый поцелуй был подобен вспышке молнии в темной ночи – неожиданный, жгучий и незабываемый. Губы Бертольда коснулись губ Элеоноры с нежностью, переходящей в страсть. Она почувствовала, как по телу пробегает дрожь, а сердце начинает биться с бешеной скоростью. В голове словно вспыхнул фейерверк, заглушая все остальные мысли.
Элеонора ответила на поцелуй с такой же страстью, словно боялась, что этот миг ускользнет навсегда. Она обвила руками шею Бертольда, прижимаясь к нему все ближе и ближе. Ей казалось, что они слились в одно целое, что их души соединились в этом поцелуе.
Они целовались долго, словно пытаясь наверстать все упущенное время. Бертольд посмотрел в глаза любимой, в её глазах стояли слезы счастья, а на щеках играл румянец. Бертольд нежно провел рукой по ее щеке, стирая слезы.
– Я люблю тебя, как же люблю тебя, Элеонора, – прошептал он.
– И я тебя люблю, Бертольд, – ответила она, прижимаясь к его груди.
Они мечтали о совместном будущем, строили воздушные замки надежд, не замечая грозовых туч, надвигающихся на их романтический горизонт. Любовь ослепляла их, заставляя забыть об осторожности и о непреодолимых препятствиях, стоящих на их пути.
Счастье, подобно хрупкой бабочке, недолго порхало в саду любви . Тайные свидания, робкие признания и хрупкие замки надежд казались незыблемыми в своей романтической изоляции. Но мир вокруг них, мир родительских амбиций и социальных условностей, начал постепенно смыкаться, словно тиски, готовый раздавить нежные ростки их чувств.
Первые тревожные звоночки прозвучали еще не явно, словно отдаленный гром перед надвигающейся грозой. Слухи о частых встречах герцогини Элеоноры и барона Бертольда дошли до ушей матушки Элеоноры. Потом просочились в общество, поначалу это были лишь шепотки за спиной, многозначительные взгляды и двусмысленные улыбки на балах и приемах. Но постепенно тон разговоров становился все более четким и неодобрительным. Разница в социальном положении между герцогским и баронским родами, несмотря на их знатность, становилась предметом обсуждения и критики. Поговаривали о неравном браке, о недостойном союзе для наследницы известного герцогского рода.
Матушка Элеоноры, вызвала дочь в свои покои. Комната была наполнена ароматом лаванды, а полумрак создавал атмосферу доверительности. Элеонора вошла, чувствуя, как сердце предательски забилось.
– Дитя мое, – начала она, ее голос был мягок, но в нем чувствовалась сталь, – до меня дошли слухи о твоих встречах с сыном барона фон Ледебура.
Элеонора опустила глаза, не в силах выдержать взгляд матери.
– Я понимаю, – продолжила она, – что юное сердце легко поддается очарованию. Но ты должна помнить о своем положении, о своей семье.
Она говорила долго, приводя доводы, основанные на общественном мнении и семейных традициях. Говоря о том, что такой брак может опозорить семью, что он не принесет счастья. Не смотря на то, что она старалась говорить мягко, ее слова больно били по сердцу дочери, но Мария Анна надеясь, что дочь ее услышит и поймёт.
– Я не хочу говорить твоему отцу, – сказала она – так как он примет жесткие меры. Но ты должна понять, что этот союз невозможен.
В глазах Элеоноры стояли слезы. Она любила Бертольда, и ей казалось, что без него её жизнь потеряет смысл. Но она также любила свою семью и не хотела причинять им боль.
– Я подумаю, мама, – прошептала она, вытирая слезы.
Она вышла из комнаты, чувствуя себя опустошенной. Она понимала, что ей придется сделать выбор, который изменит ее жизнь навсегда.
Герцог Максимилиан, отец Элеоноры, сначала старался не обращать внимания на шепотки, считая их пустыми сплетнями, не достойными его внимания, мимолётной болтовнёй, не имеющей под собой реальной основы. Однако, когда он однажды вечером увидел юного барона, прогуливающегося у пруда в их саду, подобно тени, скользящая по водной глади, он почувствовал тревогу.
Герцог, чья интуиция была отточена годами управления государственными делами и семейными интригами, не мог игнорировать это предчувствие.
Максимилиан решил действовать осторожно и незаметно. Он не хотел поднимать шум, не имея веских доказательств, но и не мог позволить, чтобы его дочь попала в нежелательную ситуацию.
Он вызвал своего самого преданного лакея, человека, чья верность была проверена временем. "Проследи за этим молодым человеком, – приказал он тихим, но твёрдым голосом. Лакей, словно тень, скользнул из комнаты, готовый выполнить приказ своего господина. Так тайное, скоро стало явным.
Политические и финансовые амбиции герцога подсказывали ему необходимость более выгодной партии для дочери, чем брак с небогатым бароном. Он начал наблюдать за Элеонорой и замечать ее задумчивость, отрешенность и тайные вылазки из замка.
Напряжение достигло пика в один из вечеров, когда герцог Максимилиан пригласил барона фон Ледебура, отца Бертольда, на официальный обед в замке. Изначально целью встречи были формальные переговоры по торговым делам, но подспудно герцог надеялся решить вопрос с отношениями между детьми.
Обед начался в вежливой и сдержанной атмосфере. Политические и экономические вопросы обсуждались с дипломатической осторожностью. Но по мере того как вино разогревало кровь, а напряжение нарастало, разговор перешел к более личным темам.
"Барон, – начал герцог Максимилиан, отложив серебряную вилку, и в его голосе появились жесткие нотки, – до меня дошли некоторые слухи о слишком частых встречах вашего сына с моей дочерью. Я несколько раз видел его в парке моего имения."
Барон фон Ледебур, человек опытный и осторожный, словно старый лис, умеющий заметать следы, попытался сгладить ситуацию, которая, казалось, вот-вот выйдет из-под контроля. Он чувствовал, как напряжение сгущается в воздухе, словно перед грозой, и понимал, что нужно действовать быстро и дипломатично.
«Герцог, – произнёс он, стараясь придать своему голосу оттенок лёгкости и непринуждённости, – молодые люди всегда найдут общий язык. Это ведь так естественно, когда юные сердца тянутся друг к другу. Что тут такого?»
В его словах звучало напускное безразличие, словно он говорил о пустяках, не стоящих внимания. Но за этой маской скрывалась настороженность и понимание того, что герцог Максимилиан не из тех, кого можно обмануть простыми отговорками.
Барон знал, что герцог, как опытный охотник, уже учуял дичь и теперь будет следить за каждым движением, за каждым словом. Поэтому он старался быть максимально убедительным, играя роль добродушного и слегка рассеянного собеседника.
Но герцог не был настроен на шутки. "Не притворяйтесь, барон. Речь идет о чем-то большем, чем просто дружеское общение. Я не допущу легкомысленных увлечений моей дочери бароном из « вашего рода".» В его голосе зазвучало открытое презрение.
Барон нахмурился. "Позвольте, герцог, какой тон? Мой род конечно менее знатен, чем ваш. Но мой сын – вполне достойная партия для любой девушки."
" Вы четко подметили, достойная партия для любой девушки, но не для потомка знатного рода. Не смешите меня, барон. У меня другие планы на будущее моей дочери. Я не намерен разменивать ее на барона, пусть даже и молодого и, как Вы говорите, перспективного". Герцог уже не скрывал своего гнева.
"Вы смеете оскорблять мой род? – вспылил барон , вставая из-за стола. – Я не позволю вам так разговаривать о моем сыне, о моем роде в таком тоне!"
"А я не позволю вашему сыну крутить романы с моей дочерью! – ответил герцог, поднимаясь навстречу барону. – Это конец. Забудьте о всяких встречах и мечтах о родстве между нашими семьями!"
Громкие голоса, полные гнева и презрения, услышала Элеонора, которая случайно оказалась неподалеку от столовой. Сердце ее упало. Она поняла, что её отца совсем другие планы на её будущее, а ссора только усугубляла ситуации. Эта ссора разрубила нить её надежд, похоронив мечты о совместном будущем. Ком застрял в горле, слёзы покатились по щекам, и она бросилась в свою комнату, захлопнув дверь и опустившись на кровать рыдая от отчаяния. Мир рухнул в одночасье, оставив лишь боль и пустоту в ее юном сердце.



После рокового обеда в замке баварских герцогов, жизнь Элеоноры-Софии словно погрузилась во тьму. Запертая в своей комнате по приказу отца, она чувствовала себя птицей в золотой клетке. Роскошь окружения – шелка, кружева, зеркала – казалась теперь издевкой, напоминанием о свободе, которой она лишилась. Слезы не высыхали на ее щеках, а сердце разрывалось от боли и отчаяния. Мир сузился до стен ее комнаты, и единственным окном в этот мир оставалось окно, выходящее в замковый парк, где еще совсем недавно звучал шепот любви и звуки смеха.

***
Однажды вечером, когда Бертольд сидел в своей комнате, погруженный в мысли о любимой, в дверь постучал его отец, барон Отто. Он вошел в комнату, опустился в кресло напротив сына, он тяжело вздохнул, глядя на сына.
– Бертольд, – начал он, – я должен тебе кое-что рассказать.
Он рассказал сыну о злополучном обеде с герцогом Максимилианом. О решении герцога уберечь дочь от связи с представителем более низкого сословия. О том, что Максимилиан считает для его дочери, герцогини Элеоноры, такой союз – мезальянсом.
– Я пытался его вразумить, – сказал барон сыну, – но он и слушать ничего не хотел. По мнению герцога, ты недостойная партия для его дочери.
Бертольд слушал отца, чувствуя, как в груди поднимается волна гнева и отчаяния. Он понимал, что отец сделал все, что мог, но это не утешало его.
Он чувствовал , что может потерять Элеонору, и не знал что он может сделать, как спасти их любовь, что сделать, что бы они могли быть вместе.
В те мрачные времена, когда сердце Бертольда было разбито, а душа терзалась от боли, родители, стремясь отвлечь сына от мучительных переживаний, приняли решение отправить его на учебу в Вену. Венский университет, особенно его медицинский факультет, славился на всю Европу своими выдающимися профессорами и передовыми методами обучения.

Для Бертольда, чья душа была полна тоски по потерянной любви, отъезд в Вену казался ссылкой. Он понимал, что противиться воле родителей бессмысленно, и в глубине души надеялся, что разлука и новые занятия помогут ему унять душевную боль и заглушить воспоминания о прекрасной Элеоноре.
Он прибыл в Вену, город, где на каждом шагу чувствовалась история и культура. Венский университет, основанный в 1365 году, был одним из старейших и самых престижных в Европе. Медицинский факультет, в частности, привлекал студентов со всего континента. Здесь преподавали светила науки, такие как Герард ван Свитен и Антон де Гаен, чьи лекции и исследования открывали новые горизонты в медицине.



Бертольд погрузился в учебу с головой, стремясь найти утешение в знаниях. Он изучал анатомию, физиологию, хирургию, слушал лекции известных профессоров, посещал клинические занятия. Он надеялся, что наука поможет ему залечить душевные раны и найти новый смысл в жизни.
Вена начала XVIII века была шумным, многолюдным городом, полным жизни и движения. Узкие улочки, великолепные дворцы, величественные соборы – все дышало историей и величием. Но для сердца, разбитого любовью, вся эта красота казалась холодной и безжизненной. Бертольд поселился в скромной студенческой квартире и с головой окунулся в учебу.

Лекции знаменитых профессоров, анатомические театры, библиотеки, полные древних манускриптов – все это должно было заполнить пустоту, образовавшуюся в его душе.
Дни в Венском университете тянулись однообразно и монотонно. Утро начиналось с ранних лекций, продолжалось занятиями в библиотеке и заканчивалось вечерними дискуссиями с другими студентами. Бертольд учился усердно, стараясь сосредоточиться на предмете, но мысли его постоянно возвращались к Элеоноре. Он видел ее образ в каждом сне, слышал ее голос в шуме венских улиц, чувствовал ее присутствие в каждом дуновении ветра. Учеба была лишь временным забвением, не способным излечить раненое сердце.
По вечерам, оставшись в одиночестве в своей комнате, Бертольд брался за перо и писал письма Элеоноре. Он изливал на бумагу всю свою тоску и любовь, описывал свои венские дни, делился мечтами о встрече. Письма эти были словно крик души, послание в никуда, ведь он знал, что ни одно из них не достигнет адресата. Но процесс письма приносил ему некоторое облегчение, словно выпускал пар из кипящего котла эмоций.
Элеонора же, заточенная в замке, жила в неведении о судьбе Бертольда. Письма его не доходили до нее, и она не знала, жив ли он, помнит ли о ней, страдает ли так же, как и она. В ее сердце поселилось отчаяние, смешанное с горькой надеждой. Дни и ночи тянулись бесконечно, наполненные ожиданием и неизвестностью. Она смотрела в окно на замковый парк, вспоминая каждое свидание, каждое слово Бертольда, и слезы снова и снова застилали ей глаза. Единственным утешением для нее оставалась вера в то, что где-то далеко, в шумной Вене, сердце Бертольда бьется в унисон с ее сердцем, храня их любовь вопреки всем препятствиям и разлуке.
В стенах родного замка время для Элеоноры тянулось очень медленно. Годы разлуки с Бертольдом казался вечностью. Вести от него не доходили, и лишь горькие воспоминания о прошлом согревали ее остывающее сердце. Она по-прежнему жила в роскоши, но роскошь эта не приносила радости, а лишь подчеркивала ее одиночество и заточение.
Но юность брала свое. Постепенно острота боли притупилась, и на смену отчаянию пришла робкая надежда. Элеонора начала думать о будущем, и мысль о том, что учеба Бертольда в Вене рано или поздно подойдет к концу, заставляла ее сердце биться чаще. В глубине души она верила, что их любовь не угасла, и что рано или поздно они снова встретятся.
Весна 1722 года, словно художник, щедрой рукой рассыпала по окрестностям замка яркие краски пробуждающейся природы. В воздухе, напоенном ароматом распускающихся цветов, витала надежда, которая в сердце Элеоноры обретала всё более отчётливые черты. Слухи, как легкий ветерок, донесли до стен замка весть о возвращении барона Бертольда из Вены.
Сначала это были лишь шепотки, обрывки фраз, но затем, словно луч солнца, пробившийся сквозь туман, появилась достоверная весть. Верная служанка, отправленная по поручению молодой госпожи в городскую лавку, своими глазами увидела Бертольда. Барон, узнав её, передал устное послание для Элеоноры – «Я буду ждать её на месте их первой встречи».
***
Вечерний свет, пробиваясь сквозь листву старых лип, окрашивал восточную стену замка в мягкие золотистые тона. Элеонора, словно тень, скользила по садовой дорожке, её сердце билось в унисон с тихим шелестом листвы. У заветной стены, словно выросший из сумрака, стоял Бертольд. Его силуэт, знакомый до мельчайших деталей, вызывал в памяти волну воспоминаний.
Когда она приблизилась, он повернулся, и их взгляды встретились. В его глазах, глубоких и тёмных, отражался отблеск заходящего солнца, и в них же – невысказанная тоска по ней. Она увидела в них всё: и годы разлуки, и надежду, и нежность, и ту самую искру, что зажглась между ними много лет назад.
Забыв обо всём на свете, Элеонора бросилась к нему, и он крепко обнял её. Казалось, время остановилось, и в этом объятии она нашла убежище от всех невзгод.
Бертольд отстранился, но не отпустил её рук. Его взгляд скользил по её лицу, словно пытаясь запомнить каждую черту. Он коснулся её щеки, и его прикосновение было таким нежным, словно дуновение ветра.
– Элеонора, – прошептал он, и в его голосе звучала нежность, от которой у неё перехватило дыхание. – Я вернулся.
Её глаза наполнились слезами, но это были слёзы радости. Она не могла произнести ни слова, лишь кивнула, и её губы тронула слабая улыбка.
С тех пор каждый миг Элеоноры был наполнен трепетным ожиданием. Дни и ночи она грезила о редких встречах с возлюбленным, о тех ускользающих мгновениях, когда они могли обменяться взглядами и шепотом договориться о новой встрече. Но стены замка, словно каменные объятия, не всегда отпускали её на волю.
Однажды вечером, когда сумерки, словно вуаль, окутали замок и парк, Элеонора стояла у окна своей комнаты. Лунный свет, пробиваясь сквозь кроны деревьев, рисовал причудливые тени на дальней аллее. И вдруг, среди этих теней, она заметила знакомый силуэт.
Сердце её замерло, как испуганная птица, а затем забилось с такой силой, что казалось, готово вырваться из груди. Это был он – Бертольд. Его фигура, словно вырезанная из ночи, двигалась, становясь всё более отчётливой в бледном свете луны. Сомнений не оставалось – это действительно был он, её возлюбленный, пришедший сквозь сумрак и тайну.
Не думая ни о чем, движимая лишь порывом сердца, Элеонора бросилась к двери. Она знала, что рискует всем, но желание увидеть Бертольда хотя бы издали было непреодолимым. Осторожно открыв дверь, она выскользнула из комнаты и по темным коридорам замка побежала к потайной двери, ведущей в сад.
Сердце колотилось в груди, дыхание перехватывало от волнения и страха. Каждый шорох, каждый скрип дверных петель, казался ей угрозой разоблачения. Но любовь давала ей силы и отвагу. Добравшись до потайной двери, она осторожно открыла ее и выскользнула в прохладную ночную тьму замкового парка.
Бертольд ждал ее в условленном месте – в тени старой ротонды, где когда-то звучали их первые признания в любви. Увидев Элеонору, он бросился к ней навстречу. Встреча была похожа на сон. Объятия были крепкими и жадными, поцелуи – долгими и страстными. Будто компенсируя, годы разлуки исчезли в одно мгновение, и они снова оказались в том счастливом времени, когда мир существовал только для двоих.
Они долго гуляли по укромным уголкам ночного парка, забыв обо всем на свете. Вспоминали прошлое, мечтали о будущем, строили робкие планы на побег и совместную жизнь вдали от родительской воли. Любовь снова окрыляла их, даря надежду на счастье.
Но тайное редко остается тайным надолго. В замке, полном слуг , все становится известным рано или поздно. Кто-то из прислуги, возможно движимый завистью или желанием выслужиться перед герцогом, заметил тайные вылазки герцогини и поведал об этом отцу Элеоноры.
Герцог Максимилиан, уже давно подозревавший об увлечении дочери, пришел в ярость. Он приказал усилить охрану замка и следить за каждым шагом дочери. А рано утром, когда Элеонора еще спала сладким сном после ночного свидания, он ворвался в ее комнату.
Грубый окрик отца вырвал Элеонору из объятий сна. Открыв глаза, она увидела перед собой разгневанного герцога и поняла – ему всё известно и расплата не заставит себя долго ждать.
Разоблачение тайной встречи стало точкой невозврата. После гневного визита отца Элеонора окончательно превратилась в узницу замка, узницу в родном доме. Теперь уже не только комната, но и весь замок стал для нее тюрьмой. Охрана была усилена многократно, слуги получили строжайший приказ следить за каждым ее шагом, окна закрыли ставнями наглухо. Любая надежда на свободу и встречу с Бертольдом, казалось, исчезла окончательно.
Но это было еще не все. В своем гневе Максимилиан решил не просто наказать дочь, но и окончательно лишить ее возможности самой распоряжаться своей судьбой. Он уже давно вел дела с престарелым польским князем, вдовцом, он несколько раз сватался к Элеоноре, но согласия не получал, сейчас же Максимилиан решил выдать дочь за польского князя. Даже дети которого были значительно старше Элеоноры. И теперь, не раздумывая, он объявил о помолвке дочери.
Элеонора должна была стать женой этого человека, которого она никогда не видела, и чья жизнь была далека от ее собственных мечтаний и желаний. Кроме того, тот брак должен был стать еще одним звеном в цепи политических интриг и союзов, в которой Элеонора была лишь пешкой.
Но любовь – сила мощная и непобедимая. В сердце Элеоноры она не только не угасла, но вспыхнула с новой силой, подпитываемая отчаянием и безнадежностью ситуации. Она понимала, что если не предпринять решительных действий, то ее судьба будет решена без ее участия, и перспектива такого будущего пугала ее больше тюремных стен.
В это же время Бертольд, узнав о заключении Элеоноры и о решении Максимилиана, понял, что времени на раздумья больше нет. Он должен действовать немедленно, если хочет спасти любимую и свою любовь. Риск был велик, но он готов был рисковать всем ради Элеоноры.
План побега созрел в его голове мгновенно, как вспышка молнии в темную ночь. Он понимал, что проникнуть в хорошо охраняемый замок и вывести оттуда герцогиню – задача почти невыполнимая. Но отступать он не собирался. Единственным шансом на успех был подкуп охраны.
Бертольд начал действовать осторожно и расчетливо. Через своих давних знакомых в замке он выяснил имена охранников, не отличавшихся неподкупной честностью и верностью герцогу. Далее дело техники и щедрого вознаграждения золотом. Встречи проходили в темных уголках города, шепот заговорщиков звучал тихо и напряженно, драгоценности и деньги переходили из рук в руки в знак согласия. Охранники согласились помочь Бертольду в организации побега, соблазненные богатством и уверенные в безнаказанности.
Но Бертольд понимал, что побег – это лишь полдела. Чтобы их союз был нерушим перед лицом людским и Божьим, необходимо было совершить обряд венчания. Тайное венчание в замке, полном врагов, казалось чем-то из области невозможного, но Бертольд был решителен.
Бертольд, с тяжелым сердцем и решимостью в глазах, отправился к своему духовному наставнику, отцу Франциску. Он знал, что его план рискован и может вызвать осуждение, но любовь к Элеоноре и отчаяние толкали его на этот шаг.



Отец Франциск, старый и мудрый священник, встретил Бертольда в своей скромной келье. Его добрые глаза, казалось, видели насквозь, и Бертольд почувствовал, как тяжесть его тайны начинает давить еще сильнее.
В полумраке кельи, где мерцал тусклый свет свечи, Бертольд, словно изваяние скорби, стоял перед отцом Франциском. Его голос, обычно твердый и уверенный, сейчас дрожал, как осенний лист на ветру.
– Отче, – прошептал он, – я пришел к вам за советом, за помощью…
Мое сердце принадлежит Элеоноре, дочери герцога Максимилиана, и она отвечает мне взаимностью. Но её отец, словно безжалостный тиран, хочет отдать её в жены старику, польскому князю, против её воли.

Отец Франциск слушал, не перебивая, его взгляд, проницательный и мудрый, словно проникал в самую душу Бертольда. Он знал герцога Максимилиана, его суровый нрав и неутолимую жажду власти и богатства, которые затмевали любые человеческие чувства.
– Я не могу позволить, чтобы Элеонора стала жертвой этого брака, – продолжал Бертольд, его голос звучал с отчаянием. – Я хочу помочь ей бежать, вырвать её из этих цепей, но мне нужна ваша помощь, отче.
Он поведал отцу Франциску о своем дерзком плане: организовать побег Элеоноры из неприступных стен замка и тайно обвенчаться с ней, связав их судьбы перед лицом Бога. Он знал, что этот план противоречит церковным законам, что это дерзкий вызов обществу, но в его сердце горел огонь любви, способный растопить любые преграды.
Отец Франциск молчал, погруженный в глубокие раздумья. Его лицо, изборожденное морщинами прожитых лет, отражало внутреннюю борьбу. Он видел искреннюю любовь и отчаяние, терзающие Бертольда, но также понимал, что этот дерзкий план, словно брошенный камень, может вызвать бурю, способную разрушить всё на своем пути.
"Бертольд, я понимаю глубину твоей любви к Элеоноре," – наконец, после долгой паузы, нарушил тишину отец Франциск. Его голос, тихий и спокойный, словно эхо, разносился по полумраку кельи. – "Но то, что ты предлагаешь, – это путь, усеянный шипами. Если герцог узнает о вашем дерзком побеге, его гнев будет подобен буре, способной разрушить всё на своем пути. И брак без родительского благословения, словно корабль без руля, обречен на скитания в бурных водах жизни."
"Отче, я готов пройти через любые испытания ради Элеоноры," – ответил Бертольд, его голос звучал с непоколебимой решимостью. – "Я знаю, что это нарушает законы, как людские, так и божественные, но я не вижу другого выхода. Я молю вас, отче, помогите нам. Я прошу вас о тайном обряде венчания, чтобы связать наши судьбы перед лицом Всевышнего."
В его глазах, горящих огнем любви и отчаяния, отец Франциск увидел не только страсть, но и глубокую веру в то, что их союз – это воля судьбы. Он понимал, что от его решения зависит не только их счастье, но и их жизни.
Отец Франциск посмотрел на Бертольда с состраданием. Он видел его решимость и любовь, которые были сильнее страха.
"Я помогу вам, Бертольд," – сказал он. "Но помните, что ваш путь будет полон испытаний. Молитесь, чтобы Бог простил вас за ваши грехи, и чтобы ваша любовь принесла вам счастье."
Бертольд почувствовал, как камень упал с его сердца. Он поблагодарил отца Франциска и пообещал, что никогда не забудет его доброту и поддержку.
Словно тень Бертольд проник в замок, с помощью подкупленных стражников. Тёмные коридоры, как лабиринты, вели его к заветной цели, а каждый шорох заставлял затаить дыхание. Элеонора ждала его в условленном месте.
Они встретились, их взгляды, полные любви и решимости, слились в единое целое. Бертольд взял её руку, и они двинулись к тайному выходу, указанному им подкупленными охранниками.
Ночь, как верный союзник, укрывала их своим тёмным плащом. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкие окна, рисовал на стенах причудливые тени, создавая иллюзию танцующих призраков. Они скользили по коридорам, как тени, стараясь не издать ни звука.
Сердце Элеоноры билось в унисон с тихим стуком её каблучков по каменному полу, а дыхание Бертольда, словно горячий ветер, обжигало её щеку. Каждый поворот, каждая дверь, словно испытание, приближали их к свободе.
Наконец они достигли тайного выхода, скрытого за старым гобеленом. Бертольд откинул тяжелую ткань, и перед ними открылась узкая дверь, ведущая в подземный ход. Холодный воздух, словно дыхание смерти, коснулся их лиц, они спустились в темноту, крепко держась за руки.
Подземный ход, словно чрево земли, вел их к свободе. Каждый шаг, словно преодоление пропасти, приближал их к новой жизни.

***



В полумраке, освещенном лишь мерцающими огоньками свечей, их ждал отец Франциск. Движимый состраданием и верой в силу истинной любви, он согласился провести этот рискованный обряд. Венчание, словно тайный заговор, прошло быстро и тихо. Клятвы верности, звучавшие в шепоте, были тверды, как камень, а обручальные кольца, блеснувшие в слабом свете, связали их судьбы навеки. В этот миг, наполненный риском и надеждой, любовь Элеоноры и Бертольда обрела нерушимую силу священного таинства.
Не теряя ни минуты, они, словно беглецы, спасающиеся от преследования, покинули замок, оставив позади стены, ставшие свидетелями их любви и тайного союза.
Элеонора с Бертольдом выскользнули в ночную тьму. Дождь или туман укрывали их от возможной погони, ветер нес шорох их торопливых шагов. Сердце колотилось от страха и надежды, но они бежали вперед, туда, где маячил призрачный свет свободы.

И тут в плане побега возникла новая идея, словно луч солнца в темном царстве отчаяния. Вспомнив о переговорах отца Бертольда с русскими купцами и своих недавних поездках в Москву, Бертольд предложил Элеоноре дерзкий план – бежать в Россию. Он знал о благосклонности Петра Великого к немцам, о возможности найти приют и покровительство в далекой и загадочной русской земле.
Элеонора, не колеблясь ни минуты, согласилась. Россия казалась им далеким и неизведанным краем, но именно там, вдали от родительской воли и родовых предрассудков, они надеялись обрести свое счастье и свою русскую зарю любви.

Глава 2. Русская заря: Немецкая слобода и новая жизнь

На недолгое время беглецы нашли приют в уютном доме крёстной матери Бертольда, словно в тихой гавани после бури. Родители Бертольда, чьи сердца были полны тревоги за судьбу детей, помогли им бежать из Баварии, снабдив всем необходимым для долгого пути. Бертольд взял с собой верных коней, подаренных ему на двадцатилетие, и мешочек с золотыми монетами, словно надежду на будущее. Мать же, с дрожью в руках, передала Элеоноре фамильные драгоценности, как оберег от всех напастей и невзгод.



В скором времени Элеонора и Бертольд покинули пределы баварских земель, устремившись к далёкой и загадочной России. Их путь лежал через бескрайние леса и цветущие поля, через шумные города и тихие деревни, навстречу неизведанному будущему, где они надеялись обрести не только свободу, но и окунуться в интересную, полную приключений жизнь.
Как странники, ведомые путеводной звездой, они мчались сквозь ночь, их сердца наполнялись надеждой и предвкушением новой жизни. Каждый миг, словно драгоценный камень, приближал их к цели, к той земле, где они могли бы построить свой собственный мир, свободный от прошлого.

В скором времени Элеонора и Бертольд покинули пределы баварских земель, устремившись к далёкой и загадочной России. Их путь лежал через бескрайние леса и цветущие поля, через шумные города и тихие деревни, навстречу неизведанному будущему, где они надеялись обрести не только свободу, но и окунуться в интересную, полную приключений жизнь.
Как странники, ведомые путеводной звездой, они мчались сквозь ночь, их сердца наполнялись надеждой и предвкушением новой жизни. Каждый миг, словно драгоценный камень, приближал их к цели, к той земле, где они могли бы построить свой собственный мир, свободный от прошлого.
Вскоре после венчания и побега, в начале лета 1723 года, они направились в Москву – сердце огромной Российской империи, город контрастов и перемен, где древность соседствовала с новизной, а традиционный уклад жизни стремительно менялся под напором реформ Петра Великого.
Воображение рисовало новый мир, полный тайн и загадок.
***
Дорога в Россию, как злая колдунья, испытывала их терпение. Грязь и бездорожье поглотили когда-то проложенные пути, превратив их в непроходимое болото. Колеса кареты то и дело проваливались в глубокие колеи, вырытые другими повозками, и щедро осыпали грязью бока экипажа. Серые, низкие облака, словно тяжёлые свинцовые плиты, нависли над землей, не оставляя ни единого просвета для солнца. Ветер, ледяной и пронизывающий, как кнут, хлестал их лица, неся с собой мелкий, колкий дождь, превращая дорогу в липкую, скользкую жижу.
Деревни, мимо которых они проезжали, подобно призракам, выплывали из тумана. Избы, покрытые почерневшими от времени соломенными крышами, стояли покосившись, словно усталые путники, готовые рухнуть в любую минуту. Заборы, сплетенные из грубых жердей, торчали в разные стороны, как обломанные зубы, обнажая безрадостную картину крестьянского быта. Лица людей, встречавшихся на пути, были суровыми и неприветливыми, будто высеченными из камня, хранящими в себе отпечаток тяжелого труда и беспросветной бедности. Их одежда, грубая и заплатанная, словно лохмотья, говорила о нужде и лишениях.
Путешествие по России стало настоящим испытанием для путников, открыв контраст между привычной, устроенной Баварией, с мощёнными улочками и суровой реальностью незнакомой страны. Оставив позади ухоженные поля и живописные деревни Баварии и Речи Посполитой, словно сошедшие с картин, они столкнулась с бездорожьем и грязью, превратившими дороги в непроходимую трясину.
Бавария, с её развитой инфраструктурой, уже казалась далёким и прекрасным воспоминанием. В России же, словно в другом мире, простирались бескрайние просторы, усеянные покосившимися избами и мрачными деревнями.
Однажды, когда карета с грохотом провалилась в очередную глубокую колею, раздался резкий треск, словно выстрел. Ось сломалась, и экипаж накренился на один бок, словно раненый зверь. Бертольд и Элеонора, словно путники, потерявшие ориентир, вылезли из кареты, чтобы осмотреть повреждения.
"Что же нам делать?" – в отчаянии воскликнула Элеонора, глядя на сломанную ось, словно на символ их безысходности.
Бертольд попытался успокоить ее, но сам был встревожен. Они находились вдали от крупных селений, в чужой стране, где язык был им незнаком, и было неясно, где и как искать мастера, способного починить карету. Их положение казалось безнадежным.
К счастью, вскоре на дороге показалась телега, запряженная парой лошадей. Бертольд остановил купца и попытался объяснить ему свою беду. Тот, осмотрев поломку, покачал головой и сказал, а скорее показал на пальцах, направление в деревню, где живет кузнец.
До деревни добрались только к вечеру. Кузнец, старый и угрюмый, согласился починить ось, но предупредил, что это займет несколько часов или несколько дней. Пока он работал, Бертольд и Элеонора расположились в грязной избе, где им предложили скромный крестьянский ужин.
Три дня спустя, когда карета, словно исцелённый зверь, вновь обрела способность двигаться, Бертольд протянул кузнецу оговоренную сумму. Но в глазах кузнеца вспыхнул жадный блеск. Он указал на породистых коней, словно на сокровище, и предложил расплатиться ими, обещая взамен своих старых кляч, чьи копыта, казалось, помнили ещё времена Ивана Грозного.
Бертольд, понимая, что на этих измождённых животных они далеко не уедут, предложил кузнецу в качестве платы одну из фамильных реликвий, подаренных матерью. Драгоценный камень, словно звезда, мерцал в его ладони, отражая отблески костра. Кузнец, очарованный красотой камня, с жадностью схватил его. Путники смогли продолжить своё путешествие
Путь был долгим и трудным, и каждое новое испытание казалось тяжелее предыдущего.
Последняя ночевка перед Москвой выдалась тревожной. Постоялый двор, приютивший уставших путников, знавал свои лучшие времена. Скрипучие половицы, тусклый свет сальных свечей, хмурые лица посетителей – все навевало мысли о том, что тут нужно быть начеку.
Элеонора, измотанная дорогой, уснула быстро, едва коснувшись подушки. Бертольд же, чуткий и настороженный, никак не мог сомкнуть глаз. Неясная тревога грызла его душу, как мышь, прогрызающая дыру в мешке с зерном. Что-то не давало ему покоя.
Не в силах больше оставаться в душной комнате, Бертольд тихонько поднялся с кровати и вышел во двор. Ночь была темной, безлунной. Лишь яркие звезды мерцали в черном небе, словно бриллианты, рассыпанные на бархате. Тишина, нарушаемая лишь храпом спящих лошадей, казалась зловещей.
Тишина двора звенела от каждого шороха. Бертольд медленно шёл вдоль стены дома, словно тень, сливаясь с полумраком. Вдруг, в дальнем углу двора, где тени сплетались в густой клубок, он заметил движение и услышал тихое ржание коня.
Чья-то тень, скользнув из темноты, словно призрак, вела его породистого коня к воротам. В лунном свете, пробивающемся сквозь облака, он увидел, как незнакомец, пытается увести его скакуна.
Сердце Бертольда бешено заколотилось. Не раздумывая, он бросился к вору. Тот, заслышав шаги, обернулся и, увидев стремительно приближавшуюся фигуру, попытался бежать.
Но Бертольд был быстрее. Он настиг вора и схватил его за руку. Тот, отчаянно сопротивляясь, выхватил нож. Завязалась короткая, но ожесточенная схватка. Бертольд, несмотря на усталость, сумел обезоружить вора и повалить его на землю.
В это время на шум выбежали хозяин постоялого двора и несколько постояльцев. Они связали вора и увели его в конюшню. Бертольд, тяжело дыша, вернулся к своему коню. Он погладил его по шее. Это был его верный друг, подарок отца и которого отец порекомендовал взять в дорогу.
Утром, когда они собрались в путь, хозяин постоялого двора, довольно сносно изъяснявшийся на немецком языке, извинился перед Бертольдом за случившееся. Он сказал, что вор был местным бродягой, который давно промышлял кражами.
Бертольд, понимая, что они чудом избежали крупных проблем, поблагодарил хозяина и пообещал, что расскажет о его гостеприимстве всем, кого встретит на своем пути.
Путь в Москву продолжался, дорога к свободе не бывает лёгкой.
И вот наконец они прибыли в Москву.
***



Въехав в Москву, Бертольд и Элеонора столкнулись с суетой, невиданной ни в одном европейском городе. Грохот телег, запряженных ломовыми лошадьми, смешивался с криками торговцев, предлагавших свой товар. Повсюду сновали люди: бояре в богато расшитых ферязях, купцы в длинных кафтанах, крестьяне в лаптях и онучах. Золотые купола церквей, как маяки, возвышались над пестрой толпой, а запах ладана и дыма от костров проникал в самую душу. Дома, тесно прижавшись друг к другу, образовывали узкие, кривые переулки, где легко было заблудиться. На площадях разворачивались шумные торги, а на улицах выступали скоморохи и бродячие музыканты, развлекая публику своими представлениями. Бертольд и Элеонора, привыкшие к тихим и размеренным европейским городам, чувствовали себя словно в водовороте, где каждый звук, каждый взгляд, каждая деталь были наполнены энергией и жизнью.

Первым пристанищем для беглецов стала Немецкая слобода, расположенная на берегу реки Яузы, особый район Москвы, где селились иноземные специалисты, приглашенные на службу русским царем. Это был своеобразный "город в городе", живущий по своим правилам и обычаям, где немецкий язык звучал наравне с русским, а архитектура и быт напоминали скорее европейские, чем московские реалии. В Немецкой слободе кипела жизнь, звучала музыка, открывались лавки и мастерские, создавая атмосферу удивительного смешения культур и наций. Здесь жили не только немцы, но и голландцы, англичане, французы, итальянцы – мастера и ремесленники со всей Европы, приехавшие в Россию в поисках удачи и признания. Эпоха преобразований Петра Первого действительно привнесла в размеренный ритм московской жизни немало новшеств, и обилие иностранцев, работающих в разных сферах – от архитектуры до военного дела – было одним из самых заметных и неожиданных изменений.
Сняв скромный дом на окраине слободы, они попытались создать подобие домашнего очага, словно разжечь костёр в холодную ночь. Но как же тосковала Элеонора по привычному уюту, по изящной мебели, словно по тонкому кружеву, по фарфоровой посуде, по ароматным духам.
Она скучала по своей комнате, залитой солнечным светом, по саду, где она проводила часы, погружаясь в книги и мечтая о будущем. Её сердце разрывала тоска по матушке, по её ласковым рукам и мудрым советам.
Для Элеоноры, привыкшей к роскоши и утонченности баварского двора, жизнь в Немецкой слободе казалась серой и унылой , иногда даже пугающей, однако не лишенной какого-то своего особого очарования. Узкие улицы, мощённые булыжником, небольшие домики с черепичными крышами, церкви в стиле барокко и многоголосый гомон разных языков создавали атмосферу уютного европейского городка в самом сердце Московской Руси. Немецкая слобода сильно контрастировала как в архитектуре, так и в укладе жизни с Москвой и окрестностями.
Главное же – здесь их никто не знал, не осуждал их отношений и не следил за каждым шагом, здесь они были вместе и свободны. Здесь они могли начать жизнь с чистого листа, не оглядываясь на прошлое и не опасаясь родительского гнева. И, конечно же, немаловажным фактором было то, что немецкий язык, родной для Бертольда и Элеонор, был здесь основным языком общения, избавляя их от необходимости сразу же погружаться в изучение русского языка.
Вопреки опасениям, обустройство быта на новом месте прошло на удивление гладко. Диплом Венского университета и обширные знания Бертольда оказались весьма востребованными в Москве, где хорошие врачи, особенно иностранного происхождения, ценились на вес золота.
Вскоре после прибытия он организовал практику, получив разрешение от Аптекарского приказа, который, как известно, по указу Петра I благоволил иностранным лекарям, особенно имеющим европейское образование. Бертольд начал принимать пациентов, среди которых были не только иностранцы, проживавшие в Немецкой слободе, но и русские жители Москвы, привлеченные его европейским образованием и свежим взглядом на медицину.
Он быстро завоевал репутацию сведущего лекаря, чьи методы лечения, основанные на последних достижениях европейской науки, словно глоток свежего воздуха, отличались от традиционных русских практик. Его кабинет, словно маяк, привлекал страждущих, ищущих исцеления и надежду.
Жизнь текла медленно и размеренно, быт постепенно налаживался, но тоска по родным не отступала.
Каждый вечер, перед сном, Элеонора погружалась в воспоминания, словно в теплые объятия. Лицо матери, нежное и лучистое, возникало в ее памяти, озаряя темноту комнаты. Она слышала ее ласковый голос, тихий и мелодичный, словно колыбельная песня.
Вот мать склоняется над ней, поправляя одеяло, а вот они вместе сидят у камина, и мать читает ей сказки. Элеонора вспоминала ее руки, мягкие и заботливые, которые гладили ее по волосам, успокаивая перед сном.
Затем в памяти всплывал образ няни, доброй и неуклюжей, с морщинистым лицом и смеющимися глазами. Она вспоминала ее сказки, полные волшебства и приключений, которые няня рассказывала ей долгими зимними вечерами. Голос няни, хрипловатый и теплый, звучал в ее ушах, словно эхо далекого детства.
А вот и кузина, ее лучшая подруга, с которой они делились всеми секретами. Они вместе играли в саду, плели венки из цветов, смеялись и шептались, рассказывая друг другу о своих мечтах и надеждах. Элеонора вспоминала их совместные прогулки по лесу, их тайные убежища, конные прогулки, их общие радости и печали.
Эти воспоминания были для Элеоноры как нити, связывающие ее с прошлым, с домом, с той жизнью, которую она оставила. Они согревали ее душу, давали ей силы и надежду, напоминая о семье, в сердце теплилась надежда, что у нее есть те, кто ее любит и ждет. А в глубине души жила надежда на возвращение в родные стены, что отец поймет ее и простит.
Вдали от родных стен, в чужой и незнакомой стране, эти воспоминания были для Элеоноры маяком, указывающий ей путь к дому.
Все эти воспоминания из детства: летние прогулки по цветущим лугам, зимние вечера у камина, рождественские ярмарки с их яркими огнями и ароматами пряников. Она вспоминала, как мама учила ее играть на клавесине, как они вместе пели песни, как она впервые влюбилась.
Элеонора часто писала письма домой, но не отправляла их, боясь услышать слова осуждения. Свеж был в памяти тот день, когда она стала пленницей в собственном доме.
Но наконец, она решилась отправить письмо, полное раскаяния и надежды на прощение. Письмо в котором она писала, как она скучает, как ей не хватает самых родных людей. Писала как они устроились на новом месте, как ей трудно.
Четыре месяца спустя она получила ответ. Письмо от Максимилиана, оно было коротким и жестоким: «AnMeineungehorsameTochter, Eleonora,
Du hast Dich gegen meinen Willen gestellt und ohne meinen Segen einen Bund mit einem verarmten Geschlecht geschlossen. Dadurch hast Du den Namen unseres Hauses missachtet und Deinen Titel als Herzogin gegen den einer Baronin getauscht. Du bist hiermit aus der Ahnentafel derer von W. gestrichen und aus meinem Herzen verbannt. Kehre niemals zur?ck. Dein Name soll in unserem Hause nie wieder genannt werden.
Maximilian, Herzog von Wittelsbach»
Перевод письма: «Моей непокорной дочери, Элеоноре.
Ты пошла против моей воли и без моего благословения заключила союз с обедневшим родом. Тем самым ты пренебрегла именем нашего дома и мнением семьи, ты сменила свой титул герцогини на титул баронессы. Посему ты вычеркнута из родословной рода фон В. и изгнана из моего сердца. Никогда не возвращайся. Твое имя никогда больше не будет произнесено в нашем доме.
Максимилиан, герцог фон Виттельсбах.»
Элеонора развернула письмо дрожащими руками и начала читать, слова наносили удар словно ледяной клинок. Каждая буква, выведенная твердой рукой отца, врезалась в ее сердце, оставляя глубокие, кровоточащие раны. Она читала строки, и слезы застилали ей глаза, превращая слова в расплывчатые пятна.
"Ты пошла против моей воли…" – эти слова звучали в ее ушах, словно похоронный звон. Она чувствовала, как рушится мир, который она знала, как обрываются нити, связывающие ее с прошлым. "Вычеркнута из семейной летописи… из моего сердца…" – каждое слово было как удар кинжала, от которого она задыхалась от боли.
Она сжала письмо в руках, пытаясь унять дрожь. Ее тело сотрясали рыдания, а душа разрывалась на части. Элеонора чувствовала себя маленькой и беззащитной, брошенной на произвол судьбы. Строгий отец, который в детстве всегда был для нее опорой и защитой, теперь отвернулся от нее, словно от прокаженной.
В воспоминаниях всплывали, теплые вечера в кругу семьи, ласковые слова матери, строгие, но справедливые наставления отца. Все это теперь казалось далеким и недостижимым, словно сон, который никогда не повторится.
"Твое имя больше никогда не будет произнесено в нашем доме…" – эти слова звучали как приговор, лишающий ее имени, прошлого, будущего. Она чувствовала себя тенью, призраком, лишенным права на существование.
Она долго плакала, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь заглушить боль, разрывающую ее сердце. Она чувствовала себя одинокой и брошенной, как потерявшийся кораблик в бушующем океане.
Но даже в самые темные моменты отчаяния чувства к Бертольду, давали силы. Его любовь и поддержка были для нее словно спасательный круг, удерживающий ее на поверхности бушующего моря. Это ведь так важно знать, что он рядом, что он всегда поддержит, и это давало ей силы жить дальше.
Вечером, когда Бертольд пришёл со службы и увидел опухшее от слёз лицо любимой, он забеспокоился все ли в порядке со здоровьем у его неунывающей жены.
Элеонора подошла к Бертольду, ее лицо было бледным, а глаза полны слез. Она протянула ему письмо, не говоря ни слова. Бертольд взял письмо и, увидев готический шрифт и печать герцога Максимилиана, понял, что это послание из дома.
Он развернул письмо и начал читать. С каждой строчкой его лицо становилось все мрачнее. Он прочитал письмо до конца, затем поднял глаза на Элеонору.
"Это… это невероятно!" – проговорил он, его голос был полон гнева. "Как он мог так поступить с тобой, с его родной дочерью? Как можно вычеркнуть своё дитя из своей жизни?"
Элеонора молча кивнула, слезы снова покатились по ее щекам. Бертольд обнял ее, пытаясь успокоить.
"Он не понимает, что теряет," – сказал он, его голос был твердым. "Он не понимает, какую замечательную дочь он потерял. Ты – самая сильная, смелая и благородная женщина, которую я знаю. И я горжусь тем, что ты моя жена."
Они долго сидели в тишине, обнявшись, пытаясь справиться с болью и обидой. Затем Бертольд сказал:
"Он может вычеркнуть твое имя из семейных хроник, но он не может зачеркнуть твою жизнь. Мы сохраним твою фамилию, Элеонора. Все наши дочери и все наши потомки женского пола, будут носить имя Виттельсбах фон Байерн. Это будет наш ответ ему, наш символ любви и непокорности."
Элеонора посмотрела на него с благодарностью. Рядом с ним у нее возникало чувство защищенности, это дарило успокоение.
"Спасибо, дорогой," – прошептала она. "Как же я люблю тебя."
***
Их совместные прогулки по Москве, изучение нового и шумного города, знакомство с местными жителями и местными обычаями, отвлекали от тяжелых мыслей. Элеонора старалась найти красоту в этой чужой стране, в ее людях, в ее природе. Она учила русский язык, пробовала читать русские книги, слушала русские песни.
И постепенно, шаг за шагом, Элеонора начала привыкать к новой жизни. Она понимала, что любовь – это не только романтическое чувство, но и огромная сила, которая помогает преодолевать любые трудности.
Время шло…
На первые заработанные деньги и проданное колье дарованное матушкой. Бертольд и Элеонора купили уютный дом в Немецкой слободе.
Обстановка была не привычной, но достаточной для комфортной жизни. Вскоре быт полностью наладился, и начались обыденные будни. Бертольд проводил дни на работе, принимая больных и помогая страждущим, Элеонора занималась хозяйством.
Привыкшая к шелковым платьям и изысканным блюдам, она теперь с удивлением разглядывала грубую ткань фартука и чугунную сковороду. Первые попытки приготовить ужин для Бертольда напоминали скорее алхимические опыты, чем кулинарное искусство. Суп превращался в странную мутную жидкость, мясо подгорало, а пироги напоминали скорее каменные булыжники.
Однажды, когда дым от подгоревшей дичи заволок всю кухню, а запах гари заполнил дом, Элеонора с отчаянием посмотрела на результат своих трудов. Слезы подступили к глазам, но она быстро их смахнула.
"Ну вот, порадовала я мужа вкусным ужином" – подумала она и, накинув платок, побежала к дому Матильды, жены местного ремесленника, молодой немки, жившей неподалеку.
Матильда, увидев заплаканную Элеонору, сначала испугалась, но, узнав причину ее визита, расхохоталась. "Ах, баронесса, – сказала она, вытирая слезы, – да вы совсем не умеете готовить! Ну, ничего, я вас научу."
И Матильда принялась за дело. Она показала Элеоноре, как правильно разводить огонь в печи, как замешивать тесто, как варить суп и жарить мясо. Элеонора внимательно слушала и старалась запомнить каждую мелочь.
Матильда смеялась над неуклюжими попытками Элеоноры, над тем, как она путала специи и роняла посуду. Но она делала это беззлобно, с добродушным юмором. "Ну, баронесса, – говорила она, – вы совсем как ребенок, который учится ходить."
Элеонора и сама смеялась над своими неудачами. Она понимала, что ей предстоит долгий путь, прежде чем она научится готовить так же хорошо и вкусно, как Матильда. Но она не сдавалась, зная, что делает это для Бертольда.
Постепенно, шаг за шагом, Элеонора осваивала премудрости домашнего хозяйства. Она научилась готовить вкусные и простые блюда, стирать и гладить одежду, убирать дом. Конечно, иногда ужин все еще подгорал, а рубашки получались не идеально выглаженными. Но Элеонора больше не плакала над своими неудачами, а говорила себе: «Завтра получится лучше». Ей хотелось самой всё делать для любимого.
Как-то проснувшись рано утром, Элеонора почувствовала себя плохо, она поначалу не придала этому значения. Но ежедневная утренняя тошнота, легкое головокружение, необъяснимая усталость – все это она списывала на перемену климата и последствия от тягот дороги. Но симптомы не проходили, Элеонора стала замечать, что ее тело живет какой-то своей, отдельной жизнью.
Однажды вечером, когда они с Бертольдом сидели у камина, Элеонора, бледная и утомленная, пожаловалась мужу на свое недомогание. "Я чувствую себя странно, Бертольд, – проговорила она, – словно на меня навели проклятие. Меня тошнит по утрам, я очень устаю, и даже любимые блюда кажутся мне безвкусными."
Бертольд, внимательно слушавший жену, вдруг просветлел лицом. Он как врач понимал, о чем свидетельствуют такие симптомы. "Элеонора, – проговорил он, его голос дрожал от волнения, –… у нас скоро появится малыш!"
Элеонора, ошеломленная его словами, замерла. Она приложила руку к животу, словно пытаясь почувствовать новую жизнь, зарождающуюся внутри нее. Слезы радости навернулись на глаза.
"Неужели это правда?" – прошептала она, глядя на Бертольда.
Он взял ее руки в свои и, нежно поцеловав, ответил: "Я уверен в этом, любимая. Мы станем родителями!"
Бертольд крепко обнял любимую. В этот момент они почувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете. Все тяготы и лишения, пережитые ими, показались ничтожными по сравнению с этой великой радостью.
В этот момент Элеоноре так хотелось поделиться этой радостью с матушкой…
Бертольд, подобно рыцарю, оберегающему свою даму, стал относиться к Элеоноре с еще большей заботой и нежностью. Он ухаживал за ней, как за хрупким цветком, оберегая от любых невзгод.
Элеонора, в свою очередь, расцвела, словно весенний бутон. Ее глаза сияли счастьем, а лицо озарилось мягким румянцем. Она чувствовала себя наполненной новой жизнью, новой энергией, новой любовью.
Они вместе мечтали о том, как будут воспитывать своего ребенка, как будут учить его добру и справедливости, как будут рассказывать ему сказки.
Бертольд настоял на том, чтобы нанять помощниц по дому. Доходы его практики позволяли это, и он хотел избавить Элеонору от чрезмерных физических нагрузок. Вскоре в доме появились горничная и кухарка, немки из той же слободы, знающие свое дело и не требующие большого жалованья. Быт стал более устроенным и спокойным, а Элеонора могла больше времени уделять своим любимым занятиям – чтению и музыке.
Гонорары Бертольда действительно были весьма высоки. Вскоре он стал одним из самых востребованных и уважаемых врачей Немецкой слободы, а затем и всей Москвы. Его европейское образование, опыт и умение находить подход к пациентам обеспечили ему постепенный рост положения в обществе. Дом их становился все более комфортным и благоустроенным, появлялись новые предметы роскоши и уютные мелочи, напоминающие о прошлой жизни в Баварии.
Месяцы пролетели в ожидании чуда, словно страницы увлекательной книги, которую читаешь на одном дыхании. Элеонора, окруженная заботой и любовью Бертольда, расцвела, как весенний цветок. Ее глаза сияли счастьем, а лицо озарилось мягким румянцем. Она чувствовала себя наполненной новой жизнью, новой энергией, новой любовью.
Бертольд стал относиться к Элеоноре с еще большей заботой и нежностью. Он ухаживал за ней, как за хрупким цветком, оберегая от любых невзгод. Он читал ей книги, рассказывал истории, пытаясь отвлечь ее от тревог и волнений.
Когда же пришло время родов, Элеонора, несмотря на страх и боль, держалась стойко. Бертольд, бледный и взволнованный, держал ее за руку, стараясь поддержать и успокоить.
Роды были тяжелыми и долгими. Элеонора кричала от боли, но не теряла присутствия духа. Бертольд, видя ее страдания, чувствовал себя беспомощным, но не отходил от жены ни на шаг.
Наконец, после долгих часов мучений, раздался первый крик новорожденного. На свет появилась маленькая девочка, здоровая и крепкая. Элеонора, измученная, но счастливая, прижала дочь к груди. Слезы радости текли по ее щекам.
Бертольд, увидев свою дочь, почувствовал, как сердце наполняется любовью и гордостью. Он взял девочку на руки, рассматривая ее маленькое личико. "Она прекрасна." – прошептал он, его голос дрожал от волнения. "Она – наше чудо."



Они назвали дочь Aнна-София, это было не только второе имя Элеонор, но и имя матери Бертольда (полное имя малышки было – Anna-Sophia Wittelsbach von Bayern). Маленькая Анна стала центром их Вселенной, их радостью и надеждой. Они смотрели на нее и видели в ней продолжение своей любви, символ своей непокорности и верности друг другу.
Так проходили годы в Москве, наполненные трудами и радостями, любовью и семейным счастьем. Вскоре на свет появился еще один ребенок, на сей раз господь послал им сына, ему дали имя Рихард, семья их росла и крепла , а чувства не угасали со временем.
Но счастье, как известно, редко бывает безоблачным, и тень горя легла на их дом, омрачив ожидание третьего ребенка.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/alisa-kern/doroga-dlinou-v-300-let-71792731/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
  • Добавить отзыв
Дорога длиною в 300 лет Алиса Керн

Алиса Керн

Тип: электронная книга

Жанр: Исторические любовные романы

Язык: на русском языке

Стоимость: 490.00 ₽

Издательство: Автор

Дата публикации: 21.03.2025

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Многовековая сага о любви, выживании и наследии, начинающаяся в XVIII веке. Герцогиня Элеонора-София и барон Бертольд, несмотря на сословные препятствия, влюбляются. Их тайный брак и бегство в Россию становятся началом долгого пути, полного испытаний.