Главная страница | Телевидение | Дао разговорной программы

Дао разговорной программы
Евгений Юрьевич Енин
Это книга о том, как делается телевизионная разговорная программа на региональном телевидении.
Выбор гостя, приглашение, генерация вопросов, общение до эфира, общение в эфире. Как перебивать, как задавать неудобные вопросы, что делать, если вопросы кончились, а эфирное время – еще нет.
Евгений Енин – академик Академии Российского телевидения, обладатель восьми статуэток “ТЭФИ – Регион”, имеющий более чем тридцатилетний опыт работы на телевидении и радио, автор книги “Интервью – как это делается”.
Книга “Дао разговорной программы” написана и опубликована на бумаге в 2006 году, в период расцвета регионального телевидения, но подробное описание технологии производства разговорной программы совершенно не устарело, меняются декорации, люди остаются такими же.
В конце книги приложение – расшифровка интервью с Леонидом Парфеновым, Галиной Вишневской, Владимиром Соловьевым, Анатолием Приставкиным, Игорем Ларионовым с разбором ошибок и комментариями.


Евгений Енин
Дао разговорной программы

Ухо
В  уши  телевизионным  ведущим  вставляются  специальные  наушники,  на  самом деле  «внутриушники»,  чтобы  их  не  было  заметно.  Режиссер  в  них  говорит:  сколько осталось времени до конца эфира, какой сюжет готов, какой не готов. В тяжелых случаях может осуществлять полное дистанционное управление ведущим.
Разговорную программу «Стенд» – телекомпания «Четвертый канал», город Екатеринбург  –  я  веду  с  понедельника  по  четверг,  в  пятницу  готовлюсь  к  другой программе. Наушник, когда я веду «Стенд», вставляется в левое ухо.
Другая   программа   –  это   итоговая   информационно-аналитическая   программа
«Итоги недели». Она выходит в эфир раз в неделю, наушник вставляется в правое ухо. Ну, такая география студии.
Заметил, что в правое ухо наушник вставляется с некоторым трудом, а в левое – легко. Левое ухо разработалось.

Кто куда смотрит?

Стандартный вопрос гостя, первый раз пришедшего в студию: «А куда мне смотреть?» Стандартный ответ: «А  тут,  кроме  меня,  никого  нет».  Неправда,  есть  еще операторы,  их  его  не  видно  за  камерами  и  штативами.  Развернутый  ответ:  «Это  же разговор, мы беседуем друг с другом и смотрим, конечно же, друга на друга». Видимо, кому-то   из  приглашенных   кажется,   что   раз   уж   пришли   на  телевидение,   то   надо
«выступать», глядя в камеру.
Очень  любил  это  занятие  Антон  Баков,  и  еще  кое-кто  из  депутатов  второй половины  девяностых  прошлого  века. Вот явно кто-то у них в «Белом доме» – много тогда при депутатах, текущих и потенциальных, ошивалось психологов, тренеров, консультантов и прочих шарлатанящих личностей – провел тренинг на тему «Как вести себя на телевидении» ( «Чтобы завоевать доверие зрителей, вы должны установить визуальный  контакт  с  аудиторией.  Смотрите  прямо  в  камеру,  тогда  каждому  зрителю будет казаться, что вы обращаетесь лично к нему»).
Вначале я понять не мог: что же такое, я задаю человеку вопрос, а он отвечает, глядя не на меня, а куда-то. Куда? В камеру. Уговоры – мы друг с другом общаемся – не помогали,  видимо,  установки  были  получены  мощные.  Пресекли  мы  это  так:  я  начал задавать вопросы, тоже глядя в «свою» камеру. Картина шизофреническая: два человека говорят, глядя в разные стороны. Беседуют. Депутаты не выдержали.
А Аркадий Чернецкий, мэр Екатеринбурга, так и не избавился от дурной с точки зрения телевизионного эфира привычки. У него во время разговора взгляд блуждает по студии, ну вот как если бы по студии птичка летала, а он на нее смотрел. Зритель видит вот что: Чернецкий отвечает на вопрос, что-то говорит, глядя то в левый верхний угол экрана, то в правый верхний угол экрана.
«В глаза смотреть!» © следователь НКВД Иванов.

Монитор для гостя

Монитор – это телевизор, в котором идет трансляция  эфира,   в нем сидящим в студии видно то же, что телезрителям. После первых месяцев работы постановили: гости себя в мониторе  видеть не должны, им монитор  не ставить, а те мониторы,  в которые можно подглядеть, отворачивать.
Мало кто, увидев себя в мониторе, мог оторваться от такого замечательного, редкостного зрелища, и в результате получалось, что на экране телевизора гость смотрел куда-то в угол.
А еще у стульев в студии, – а это часто обычные офисные стулья, – отвинчены колесики. Некоторые гости начинали нервно туда-сюда ездить.

Ног не видно

Стол в студии «Стенда» сделан так, что ног ведущего и гостя не видно.
Во-первых,  нет проблем  с обувью  – у гостей.  Весной-осенью  не надо чистить, зимой – приносить сменную обувь.
Во-вторых, ведущему не надо покупать «эфирные» туфли и переобуваться перед эфиром. Канал экономит – одежда ведущим покупается за казенный счет, так бы еще и обувь пришлось покупать.
Кстати, после окончания сезона одежда переходит в собственность ведущих. Плюс работы на телевидении. У меня в шкафу одних пиджаков девять штук. Жалко, что такие сейчас не носят.

Зачем это все написано?

Я преподаю в Гуманитарном университете курс «Разговорная программа». Исключительно  по  личной  просьбе  декана  факультета  журналистики  Светланы Балмаевой. Преподаватель из меня никакой. Перед очередной сессией открыл файл с текстом, на основе которого я «начитываю» теорию. А это еще мой диплом, написанный в
1995 году. Как-то так удачно тогда написалось, что до сих пор теория «работает». Ну и слово за слово…
Теперь я не буду «начитывать» студентам теорию. Они будут это читать, а потом сразу практика. А учебные часы мне зачтутся. Очень удобно.
В принципе все это может быть интересно тем, кого приглашают принять участие в разговорных программах, в качестве гостя, тем, кто чувствует: скоро могут пригласить.

Почему «Стенд» называется «Стендом»?

Название придумал Олег Ракович, который в 1996 году был генеральным продюсером «Четвертого канала». Все долго думали, он придумал. До этого был «Ночной клуб Четвертого канала», часовая   еженедельная   программа,   которую   вела   приглашенная   «звезда»,   Владимир Мукусев, бывший «взглядовец». Он провел десять выпусков, потом позвали меня. Я был гораздо дешевле. А название  «Стенд» выбрали за полисемантичность.  Многозначность. Есть   стенды   стрелковые,   есть   испытательные,   есть   выставочные.   Вот   и   решили выставлять, испытывать и отстреливать.
Несколько  лет «Стенд»   был   получасовой   программой,   время   выхода   – девятнадцать ноль-ноль.
Сейчас  «Стенд»  – это  двенадцатиминутная   ежедневная  программа,  или,  если угодно, рубрика в «Новостях „Четвертого канала”». «Новости» начинаются в двадцать тридцать,  «Стенд» приблизительно  в двадцать один ноль-ноль.  После прогноза погоды. Как правило, «Стенд» разбит рекламной вставкой, ведущий представляет гостя, гость отвечает на первый вопрос, реклама, разговор, финальные титры.

«На» «Стенд» или «в» «Стенд»?

Я  привык  говорить  «на».  Правильнее  «в»,  в  эфир,  в  программу,  в  передачу,  в студию. Видимо у меня в голове перевешивает значение слова «стенд». Испытывать и отстреливать. Шутка.

Кто встречает гостей «Стенда»? 

Нет такого специального человека.
Встречаю я, на девятом этаже. Хохрякова, 104. Возле стадиона «Юность». Угол Хохрякова и Народной воли. «Заехать во двор, с Народной воли, там один подъезд, наша вывеска, на вас будет выписан пропуск, охрана покажет, как пройти к лифту, я буду ждать вас на девятом этаже».
Бывает, просят встретить внизу. В лобби. На улице. А то они заблудятся. Нет, ковровой дорожки у нас нет, не держим.
Просят  об  этом  крайне  редко,  и  просят,  как  правило,  пафосные  подчиненные среднего калибра чиновников, которые «накачивают» статус своих шефов. Чиновники крупного калибра прекрасно находят дорогу к лифту сами.
Губернатор  Эдуард Россель  никогда  не просил его встретить  внизу.  Сам дорогу знает.
Но  когда  областной  премьер  Алексей  Воробьев  поднялся  не  на  лифте,  а  по лестнице, один, без охраны и пресс-секретарей, в ушанке набекрень, подкрался, откуда не ждали, – это было, пожалуй, слишком.

Все даром

Гостям «Стенда» полагается чай, кофе, вода с газом и без, соки – на выбор. Бесплатно, то есть даром.
Десять  лет  назад,  когда  «Стенд»  только  появился,   а  участие  в  разговорной программе было о-го-го каким событием – не было же до этого возможности у людей попасть  на телевидение,  – я предлагал  еще коньяк,  виски,  водку.  Выделялись  фонды. Снять волнение. Ну и отметить это дело. Постепенно все привыкли, волноваться сильно перестали, участие в телевизионной программе стало обыденностью, меня с довольствия сняли.

Мантра ведущего разговорной программы

То, что я говорю ежедневно, совершенно уже автоматически, каждому гостю, если только он не бывал на «Стенде» уже много раз.
Заходит гость, я его встречаю у лифта, если наша охрана его не просмотрела и меня предупредила.
«Здравствуйте, меня зовут Евгений Енин, я буду вести программу».
Идем туда, где у нас буфет, там диван, столы, там обычно  мы сидим с гостями перед эфиром.
«Вот здесь можно раздеться. Что вы будете: чай, кофе, минералку, сок?»
Сели за стол.
«Давайте я расскажу, как мы будем работать. Вначале к вам подойдет визажист, позовет  вас  чуть-чуть  попудриться.  Примерно  в двадцать  сорок  мы пойдем  в студию, зайдем сначала в режиссерскую, там прицепим микрофоны, пока идет сюжет, зайдем в студию,  сядем и будем ждать своей очереди.  Потом я представлю  вас и задам первый вопрос,   на  него  нужно  ответить   очень  коротко.   Потом реклама и  основная   часть разговора, в конце разговора – ответы на вопросы зрителей, пришедшие на пейджер, я их задаю сам. Мобильный телефон можно оставить здесь или выключить, если вы возьмете его с собой. Нет, не на вибрацию, совсем выключить,  если придет звонок, у нас может быть „наводка”».
Кстати,  очень  бояться  пудриться  военные.  Даже  когда  объясняешь,  что  красить губы, ресницы и румянить щеки им никто не будет. Только пудра, только чтобы кожа в студии не блестела, «зайчиков» не пускала. После эфира обязательно просят пудру смыть – не  дай  бог,  ребята  увидят.  Товарищи  военные,  пудра  на  телевидении  –  это  как камуфляж на фронте. Суровая необходимость. Ничего больше.

Кого мы зовем на «Стенд»?

Схема такая. Идеальная.
Утром,   часиков   в  двенадцать,   на  самом   деле   в  полпервого,   собираемся   на совещание. Выпускающие редакторы, продюсер, координатор, я. Подчеркиваю, особенно относительно последнего пункта, это идеальная схема. Продюсер или координатор, как уж у  них  пойдет,  раздают  листочки,  на  которых  в  столбик  написаны  информационные поводы. Что уже случилось и что должно случиться. Пожар уже был, пресс-конференция еще только намечается. Что-то редакторы вычеркивают, что-то добавляют, у них есть свои источники информации. Затем информационные поводы и будущие сюжеты расставляют по рангу. В начало самые важные, под конец – что-нибудь легонькое, развлекательное. Это называется верстка. Слово еще из газетной журналистики. В верстке новостей много всяких хитростей, это целая наука, сейчас речь не об этом.
Самый первый, самый важный сюжет в идеале должен стать темой дня. Это такая новость, вернее такое событие, о котором будут весь день завтра говорить или сегодня уже говорят, если что-то хорошо сгорело, или температура минус тридцать девять, или приехал Фрадков, премьер-министр, и весь город стоял в пробках.
В идеале гостем «Стенда» должен стать человек, имеющий какое-то отношение к событию дня.
Если мороз, то начальник оперативного штаба по борьбе с последствиями холодов, если Фрадков, то какой-нибудь начальник отдела протокола, который расскажет, как встречают высоких гостей, потому что самого Фрадкова получить нереально,  если пожар, то…

Суровая реальность

Вот тут проблема.
Сгорел, допустим, склад. Дым над всем городом. Товаров погорело чёрт-те на сколько. «Картинка» изумительная, сюжет великолепный. А о чем говорить двенадцать минут на «Стенде»? О том, как тушили? Да как всегда. Из шланга. Это надо показывать в сюжете, а не объяснять на пальцах: «И тут я, значит, ну это, приказал, э-э, подключить „рукав”». Ну, допустим, можно поговорить о системах пожарной сигнализации, о том, что владельцы складов должны сделать для профилактики пожаров. Да, но месяц назад тоже был большой пожар и об этом уже поговорили. О чем сейчас говорить? О том же самом нельзя.   Скучно.   Значит,   пожар   отпадает.   Начальник   протокола   тоже  отпадает.   Он Фрадкова встречает, он не может. А вот начальник антифризного штаба придет, ему надо попросить горожан не включать обогреватели. Ура, гостя нашли!
Если не повезло – представление о везении у журналистов диаметрально противоположно  представлению о везении прочих граждан – и аномальных морозов не случилось, идем ниже по списку.
Ага, вот, пожалуйста – птичий грипп. Но главный по гриппу уехал по призыву Жириновского отстреливать птиц на подлете к нашей государственной границе. А его подчиненные без разрешения начальника в эфир не могут пойти.
Идем ниже. Ограбление. Можно не пытаться кого-то звать: тайна следствия.
И вот, наконец, родовые сертификаты, и главный по ним не уехал, не заболел, и не отнекивается, потому что ему просто лень. Гость найден. Повезло.

Не событие, а тема
Но,  увы,  бывают  дни,  когда  нет  ни  одной  темы,  на  которую  можно  было  бы говорить в течение двенадцати минут. Не интересно говорить, а просто говорить, продержаться  двенадцать  минут,  так,  чтобы  вопросы  не  кончились  на  пятой.  «Э-э,  на этом, пожалуй,  все». Тогда перебираются  не события,  а долгоиграющие  темы, явления нашей  замечательной  жизни.  Нет  сегодня  события,  связанного  с  родовыми сертификатами,  но  сами  сертификаты  есть,  они  только  что  появились,  можно  позвать гостя и поговорить: что это такое, зачем и почему.
Конечно же, есть планирование. О каких-то событиях известно за месяц. Можно договориться  заранее. Даже записать  программу заранее. Зная, что приедет Фрадков,  и зная, что в день его приезда никого связанного с его визитом в эфир не зазвать, разговор с тем же начальником протокола можно записать хоть за неделю. Как встречают премьер министров,  что  у  них  в  райдере  написано.  Чем  должно  пахнуть  в  лимузине.  Кроме перегара.
Итак, схема: зовем на «Стенд» человека, который может что-то рассказать о главном событии дня, главном событии выпуска новостей, рассказать что-то, о чем  не было рассказано в сюжете.
Если  он  не  может  прийти  или  само  событие  такое,  что  говорить  в  течение двенадцати минут не о чем, берем событие номер два, номер три и так далее.
Если  нельзя  позвать  гостя,  связанного  с  одним  из  событий,  о  которых рассказывается в выпуске новостей, ищем гостя, который может рассказать о чем-то интересном, важном, но не сиюминутном, не событийном.

Случайность новостей

Вы  себе  не  представляете,  сколько  раз  приходилось  объяснять:  «Нет,  мы  не работаем против вас. И не работаем на них. Нет, кампания не началась. Нет, нам не заплатили  миллион  долларов  за  „мочение”.  –  «А  вот  это  вы  не  показали,  а  вот  это показали, а тут репортер лицо кислое сделал». Если все это распутать, то окажется, что вот это не показали, потому что не вышел на работу оператор, вот это показали, потому что там была очень хорошая «картинка», а лицо репортер сделал потому, что у репортера были критические дни.
Это как попадание гостей в «Стенд». Дело случая. Этот смог, а этот не смог.
Прочь конспирологию! То, что вы увидели в новостях, и то, что вы не увидели, – это конечные звенья цепочки случайностей.

Идеальный гость разговорной программы

Идеальный гость разговорной программы:
это известный человек,
это человек, который расскажет что-то важное,
это человек, который расскажет что-то интересное, это человек, который расскажет что-то новое.
Ну и желательно, чтобы он хорошо говорил, был интересным рассказчиком, а то, о чем он рассказывает, было бы связано с главным событием дня.
В идеале должны присутствовать все пункты, но и одного достаточно, чтобы этого человека мы позвали в эфир.

Только не животные!

Гостю разговорной программы хорошо бы еще что-то делать, не только говорить. Потому что, да, это разговорная программа, говорящие головы, такой жанр, но если можно не только рассказать, но и что-то показать, это конечно лучше. Бонус для зрителей.
Внимание!   Только   не   животные!   Были   опыты.   Эфиры   с   дрессировщиками. Оказалось,   что  пингвины   гадят,  а  обезьяны   могут  начать  мастурбировать   сидя  на студийном столе.

Россель рассказывает анекдоты

Пример идеального гостя.
Губернатор Эдуард Россель, который расскажет пару анекдотов, сыграет на баяне, разумеется свою любимую «Мурку», разъяснит суть национальных проектов и объявит о том, что он переходит на работу в федеральное правительство.
Он «звезда», хороший рассказчик, рассказывает что-то интересное, что-то важное, что-то новое, еще и бесплатный концерт. «Мурка, ты мой Муреночек!» © Эдуард Россель.

Позвать на «Стенд» «звезду»

Отдельно – про «известного человека». Это тот случай, когда мы зовем гостя, который не связан ни с событием, ни с важной темой. «Звезды» интересны сами по себе, о чем бы они ни говорили.
Понятно, что екатеринбургские «звезды» бывали на «Стенде» не по разу.
Когда-то, впервые, их, наверное, позвали без информационного повода, просто как «звезду», тема разговора – сама «звезда». Но эта тема одноразовая, так что после первого появления в эфире «звезды» приглашаются все-таки по какому-то поводу.
Хотя  можно  выждать  год – два,  притаиться,  и,  если  это  действительно  «звезда», можно снова звать, снова говорить о ней (о нем), это будут смотреть. И в жизни «звезд» за год-два что-то происходит, есть новая информация, есть что рассказать.
Приезд не екатеринбургской «звезды» само по себе событие – добро пожаловать в эфир!

Можно ли попасть на «Стенд» с «улицы»?

Нет.
Звонок:  «Я бы хотел  выступить!»  – «А что случилось?»  – «А у нас во дворе мусор вторую неделю не убирают!»
Если   неубирание   мусора   –  массовое   явление,   если   это   касается   большого количества горожан, позовем главного по мусору. Управление благоустройства.  Почему не убираете? Но рассказывать всему городу про проблему одного двора – город это смотреть не будет. Телевидение – это массовое зрелище, оно бьет «по площадям».
Я уже не говорю о том, что «Стенд» – это разговорная программа, что, как не трудно догадаться,  предполагает  разговор, а не пламенную  речь на тридцать  секунд: от имени всех  жильцов  нашего  подъезда  хочу обратиться  к мэру города.  Аркадий  Михайлович, когда мы вас выбирали, вы обещали, что…

Можно ли попасть на «Стенд» «простому» человеку? 

Не артисту, не политику, не чиновнику?
Конечно.
Одно условие: этот «простой» человек должен быть потенциально интересен всему городу. Бить по «площадям».
Но сам по себе «простой» человек не интересен народным массам. Массы его в зеркало каждый день видят. Когда Пугачева делала последнюю «подтяжку» и не у нас ли в  Центре  косметологии  и  пластической  хирургии,  как  Россель  уговорил  Путина  себя переназначить и во что ему это обошлось – это интересно узнать. Почем Марья Ивановна купила майонез и что она думает о соседке сверху – не интересно, уж извините.
Значит, «простому» человеку, чтобы попасть «в телевизор», нужно совершить что-то непростое. Студентке выиграть чемпионат мира по армрестлингу,  учителю получить первое место в конкурсе «Учитель года».
Причем политиков, чиновников и артистов это правило касается в той же степени, что и рядовых граждан.
Мы же не зовем политика только потому, что он политик.
«Ты политик?» – «Политик!» – «Ну заходи!»
Пусть сорвет заседание областной думы, тогда поговорим. Чиновник пусть украдет что-нибудь.   Да   побольше,   побольше.   Артист   как   минимум   сначала   должен   стать популярным артистом, а потом уже – «в телевизор». Мы артистов не «раскручиваем», мы их «раскрученность» используем.
Еще   один   вариант   попадания   на   «Стенд»   для «простых»   граждан   –   это причастность к чему-то «непростому», чему-то, что делает интересным не их персону, а интересно само по себе.
Проводится конкурс сомелье. Интересно об этой профессии поговорить, о вине? Интересно. В эфир попадает «простой» парень, не политик, не чиновник, не артист.

Можно ли попроситься на «Стенд»? 

Конечно.
Чуть не половина  всех гостей,  приходящих  в эфир, это те, кто попросился  сам. Может быть, б?льшая половина.
Если тема разговора, которую предлагают, интересна, если человек, который просится, за которого просят, интересен, мы будет только рады. «Это Гуманитарный университет. У нас проходит конференция, приезжает Игорь Кон, вы не хотели бы его позвать в эфир?»
Конечно хотели бы.

Можно ли позвонить и попросить кого-то позвать на «Стенд»? 

Конечно можно.
Журналисты не обладают телепатическими способностями.
Вот каналы, по которым журналисты узнают о том, что случается.
Средства массовой информации. Информационные агентства, газеты, журналы, радио, телевидение.
Информаторы, то есть люди, которые регулярно звонят, рассказывают: вот, такое у нас случилось.
Заявления официальных лиц. Пресс-конференции, например.
Анонсы. «В субботу будут гонки на внедорожниках, подпись: организаторы».
Ну и сообщения очевидцев. Пейджер 002, абонент «Новости „Четвертого канала”». Звонки в редакцию.
Только  что.  «Позовите,  пожалуйста,  кого-нибудь  на  „Стенд”,  чтобы  разъяснили нам про льготы». У федеральных льготников после Нового года проблемы с льготами на оплату жилья. Будет несколько таких звонков, станет ясно, что это не единичный случай, а явление, позовем кого-нибудь разъяснить про льготы.

Хорошие и плохие гости

Про то, что профессия калечит мозги.
Все события делятся на те, из которых можно сделать сюжет, и на те, из которых нельзя.
Все люди делятся на тех, кого можно позвать в эфир и кого нельзя. Не придут, или с ними не получится хороший разговор.
Те, кого можно позвать в эфир, делятся на тех, кто легко соглашается, и тех, кого нужно долго уговаривать. Первые, понятное дело, нравятся больше. Не как человеку – как ведущему. Человек и журналист – это сущности, частично не совпадающие.

Хорошие и плохие информационные поводы

О, это вечная проблема! Разные взгляды журналистов и пресс-секретарей на информационные поводы. То есть на события, о которых, по мотивам которых снимаются сюжеты.
У нас! Такое! Важное! Совещание!
Да, но «картинки» нет, можно показать только зал, в котором сидят какие-то люди, зрители от такого зрелища бегут, зрелищем это не считают.
У нас! Такое! Важное! Совещание!
Да, но предмет совещания интересен только вам.
Для человека не «из новостей» бывает сложно экстраполировать важность события, действительно важного для предприятия, для семьи, для человека, –  на весь город.

Ода депутатам

И политикам.
Любимые гости. Если депутата зовешь в эфир и он говорит, что не может, – он или при смерти, или в зарубежной командировке за счет бюджета.
Политики очень хорошо понимают, что их узнаваемость – это их капитал, запас жизненных сил, как в компьютерной игре.
Политики умеют говорить.
Политики не боятся острых вопросов.
Политики могут говорить о чем угодно.

А если человек не нравится? 

Вызывает антипатию?
Все   мы   живые   люди,   невозможно   любить   все  человечество   без   разбора   и исключений. Но тут как у доктора. Пришел больной – обязан лечить, клятву давал. Если этот человек может «рейтинг дать», если с ним можно сделать интересный разговор  – с ним надо говорить.
Хотя ведущему разговорной программы не может так, по-серьезному, не нравиться человек, с которым можно сделать интересный, рейтинговый разговор. Профессия меняет взгляды на жизнь. На людей. Кто к тебе пришел? В эфир? Человек? Нет. Высокий рейтинг пришел.
Я, например, не люблю коммунистов. Успел понять, что это такое, когда страной руководит КПСС. И от местных коммунистов свое отношение к ним не скрываю. Ко мне, как к человеку с такими взглядами,  они наверняка  испытывают  похожие чувства. Но у меня, как журналиста, и у них, как у создателей информационных поводов, отношения замечательные. Владимир Краснолобов, первый секретарь обкома КПРФ подтвердит.

Кто договаривается с гостем?

Как правило, сам ведущий.
В разговорных  программах  на федеральных  каналах могут звонить референты,  у нас референтов нет.
Позвать  гостя по просьбе ведущего  может репортер,  поехавший  снимать  сюжет, один из героев которого потенциальный гость.
Гостю  может  позвонить  служба  координации,  если ведущий  чем-то  очень  занят или уехал куда-то.
Но в основном звонит сам ведущий.
Тем  более  если  звонить  приходится  статусным  людям,  с  которыми  давно  уже знаком, этикет блюсти надо, приглашение должно быть личным.

Как уговорить гостя прийти, если он не хочет в эфир?

Не не может прийти –   тут уж ничего не сделаешь, – а не хочет. Ему лень. Он чего-то боится. Ему это не интересно, не нужно.
Первое.
Лесть.
Второе.
Объяснить, что он получит возможность сказать то, что он на самом деле думает, потому что в сюжетах в новостях все равно переврут.
Третье.
Если скандал какой-то, то объяснить, что если он не придет, придет другая сторона.
Четвертое.
Позвонить его начальнику.

Что делать, если гость не пришел? 

Это бывает.
Если гость, который дал согласие прийти, вдруг часиков этак в семь вечера звонит и говорит, что у него что-то случилось, попытаться пригласить кого-то другого, конечно, можно. Но только попытаться. Опыт показывает, что это безнадежное занятие. На такие случаи мы стараемся держать какие-то «консервы», записанные разговоры, темы которых не привязаны ни к каким событиям.
Стараемся, да. Как же. Но чаще всего ничего уже непоказанного нет. Тогда в эфир ставится повтор.

Что делать, если гостя не нашли? 

То же самое – повтор.
Относительно недавно договорились, что хороший повтор лучше плохого прямого эфира. Всегда набирается какое-то количество хороших «Стендов», несобытийных, с известными людьми, и просто жалко, что они только один раз были в эфире. Лучше три раза показать разговор с Галиной Вишневской, чем что-то заведомо неинтересное, но привязанное к сегодняшнему событию.

Можно ли попасть на «Стенд» за деньги?

Можно.
Ужас, да? Какие тайны выдаю!
Во всех разговорных программах бывают гости, которые платят за свое участие. Только мы этого не скрываем и не берем «черным налом». Все легально, договор, касса и надпись: «На правах рекламы» –  на заставке.
Нам,  как мне  кажется,  удалось  отработать  схему,  которая  позволяет  показывать «платных»  гостей,  ничем  не  поступаясь  и,  самое  важное,  не  нанося  никакого  ущерба зрителям. Наоборот, принося пользу.
Главное правило.
Мы никого не возьмем в эфир за деньги, если не за деньги мы его не возьмем.

Половину телеканалов Екатеринбурга нужно закрыть

Лучше бы, конечно, без этого обойтись. И работать, как птичка поет, интересно   –   берем гостя,   неинтересно   –   не   берем,   о   деньгах   не   думаем.   Но региональные  каналы, в отличие от федеральных,  очень часто работают на выживание. Плюс  особенность  Екатеринбурга:  огромная  телевизионная  конкуренция.  Можно, конечно, гордиться тем, что у нас каналов больше, чем в Москве, но рекламные бюджеты и журналисты, кстати, размазываются по этим каналам тонким слоем. Сократить хотя бы вполовину, началась бы в нашей «деревне» совсем другая жизнь.
Нет, серьезно, у нас слишком много игроков для нашего рекламного рынка. В результате – маленькие бюджеты. Делать телевидение – это все-таки дорого, а мы же конкурируем не только друг с другом, но и с федеральными каналами, мы для зрителей только кнопки на пульте дистанционного  управления: щелк – НТВ, щелк – «Первый», щелк – «Четверка», щелк— «Россия». Тут передача, тут передача, тут передача, и никому не интересно,  что мы можем сделать  так же, как и в Москве,  можем купить  такие же фильмы, но это не окупится, потому что стоимость минуты рекламы отличается в разы.
Еще  одна  проблема:  в  городе  с  двумя  журфаками  категорически   не  хватает хороших журналистов. Куда деваются те человек сто, которые каждый год заканчивают факультеты  журналистики  УрГУ  и  Гуманитарного   университета,  –  это  загадка.  Но хороших журналистов в свободном доступе нет, и репортерам нет нужды держаться за рабочее  место,  если  что  –  их  с  радостью  возьмут  на  другой  канал.  А  если  еще  и с
«Четверки», то с огромной радостью. Сократилось бы волшебным образом количество телеканалов в Екатеринбурге раза в два, а лучше – в три, мы стали бы не второй телевизионной столицей России, а первой.

Разговорная программа, гость платит за участие: правила игры

Пока мечты не сбылись, отказываться от дополнительной прибыли региональные каналы не могут. Речь не только о нас. О всех. Другая сторона медали – огромный спрос на участие в разговорных программах. Люди хотят платить деньги за свое появление на экране.
Логика участия в «платных» программах. В диалогах.
Звонит человек, говорит: «Вот такая тема, хотим поучаствовать».
Мы говорим: «Да, это интересно, но сейчас у нас есть более интересные темы, как только  не  найдется  темы  интереснее,  чем  ваша,  мы  вас  позовем».  И  это  не  попытка «выбить» деньги. Действительно, позовем. Нам отвечают: «Мы не можем ждать, у нас такого-то числа что-то там открывается». Мы говорим: «Хорошо, но наш рейтинг будет не таким высоким, каким мог бы быть, это скажется на поведении других рекламодателей, мы можем понести финансовые потери, если вы готовы это компенсировать, тогда пожалуйста».
То есть человек платит за то, чтобы не стоять «в очереди».
Другой звонок: «Вот такая тема, хотим поучаствовать». Мы говорим: «Прекрасно, это интересно, приходите». – «А можем ли мы в эфире сказать номер телефона, название фирмы?» Мы отвечаем: «По закону это можно делать только на правах рекламы. И это уже  на  самом  деле  будет  прямая  реклама.  Что  стоит  определенных  денег».  –  «Да, конечно, нет вопросов». Или: «Нет, тогда мы не будем называть номер телефона».
В этом случае платят за возможность назвать номер телефона, так же как платят за любую другую рекламу на телевидении.
Еще звонок: «Вот такая тема, хотим поучаствовать».
Мы говорим: «Да, это очень интересно, но об этом могут рассказать еще тридцать два человека, причем шестнадцать  из них более известны, чем вы, рейтинг разговора с ними будет выше». – «Нет, я хочу, чтобы меня позвали, я готов за это заплатить».
Человек, вернее организация, платит за то, чтобы в эфир попал ее представитель, а не представитель конкурентов.
Разговоры эти условные, конечно, это не стенограмма, это просто воспроизведение логики «попадания» в разговорную программу за деньги.

Купить ведущего

Заметьте, ни  в  одном  случае  никто не «покупает»  ведущего,  не  «покупает» вопросы, которые будут заданы. Деньги платятся за возможность не ждать, возможность назвать номер телефона, за то, чтобы о потребительском кредитовании рассказал представитель именно этого банка, хотя все банки продают деньги, но ни в коем случае не за какие-то  особые  условия в эфире. «Оплаченный»  разговор  для ведущего,  абсолютно ничем  не отличается  от «неоплаченного».  Если есть «неприятный»  вопрос,  ну скандал какой-то был с этой фирмой, я его задам. Даже так: тем более задам.

За деньги обязательно интересно

Вот очень важно: «за деньги» зрители получают гарантированно интересную и полезную программу.
Если  я  потом  смотрю  отчет  TNS  «Gallup  Media»  и  вижу,  что  рейтинг  ниже среднего, значит, я ошибся, не надо было брать эту тему.
Это  «забесплатно»  может  быть и не интересно  и не полезно.  Ну, не нашли  мы сегодня интересной темы, а эфир чем-то надо закрывать. Плохо конечно, но что делать, иногда бывает.
Если просятся  в эфир за деньги, но я понимаю,  что это неинтересно,  в эфир не возьму. Зачем, если никто не будет смотреть? У нас же нет задачи взять деньги и сбежать, «Четвертому  каналу»  уже  пятнадцать   лет,  «Стенду»  десять  лет,  дай  бог  нам  всем здоровья. Если тема неинтересна, потенциальному рекламодателю объясняют, что он выбросит  деньги  на  ветер,  ему  лучше  сделать  рекламные  ролики,  дать  объявление  в
«бегущую строку», еще что-то. А не «выступить» перед аудиторией, состоящей из жены и подчиненных.   Это   элементарная   честность   по   отношению   к   клиенту.   Ну   и   азы маркетинга:  один  недовольный  клиент  отпугнет  десятки  других:  я  тут  выступил  по «Четвертому каналу» – и никакой реакции.

Самый дорогой эфир

Перед  последними   выборами  мэра.  Шестнадцать   тысяч,  если  пересчитать   на доллары, за двенадцать минут.

В «Новостях „Четвертого канала”» заказных сюжетов не бывает

Как и в «Итогах недели»
И не бывает исключений из этого правила.
Но судя по тому, как удивляются, когда звонят и спрашивают:  «Сколько стоит у вас сделать сюжет?» и слышат в ответ: «У нас не бывает заказных сюжетов», – на других каналах другие правила.

«Джинса» в «Новостях Четвертого канала»

«Джинса» – это такая скрытая реклама,  замаскированная,  в случае новостей  –  под обычный сюжет, обычную информацию.
Понятно, что ни один нормальный канал не будет пихать в новости «джинсу», что называется, официально.  Хотя и такое в Екатеринбурге  бывало. Так что у нас в городе этот термин употребляется, если репортер берет деньги втайне от начальства. За что-то. За то, что этого показал в сюжете, а того не показал. За то, что снял сюжет про конфликт, когда огласка выгодна одной стороне и невыгодна другой.
На «Четверке» были, давно уже, попытки протащить в выпуск новостей «джинсу», в том числе успешные. Но их жестоко пресекали и виновных увольняли.

Как оценить, подходит тема для разговорной программы или нет?

Кажется ли она вам интересной, это первое. Как говорит Леонид Парфенов, «по ощущениям».
Второй пункт: многолетние наблюдения за рейтингом. TNS «Gallup Media» показывает рейтинг каждой отдельной программы, поэтому мы представляем себе, что интересно зрителям.
Еще,  конечно,  здравый  смысл.  Понятно  же,  что  если  в  эфир  просится  Путин Владимир Владимирович, отказывать не стоит не только потому, что могут быть неприятности.
У меня есть такой способ оценки: если называется тема и у меня возникает сразу десяток вопросов, тема годится.

Цикличность тем

Знаете, это как у крестьян: сезонная цикличность жизни. Весной – посевная, летом – полевые работы, осенью – сбор урожая, зимой – отхожий промысел.
У нас весной – клещевой энцефалит, зимой – отопление, летом – дизентерия какая-нибудь, осенью – первое сентября.
Это темы. Которые каждый год.
Про  особенности  поведения  самок  энцефалитных  клещей  я  могу  рассказывать часами. От гриппа меня прививали в прямом эфире. А есть еще хоровод лиц.

Одни и те же гости

Общая проблема разговорных программ. Вернее, проблема их ведущих. Одни и те же лица. Посмотрите разговорные программы федеральных каналов – там, главным образом, Жириновский.
Есть сферы – образование, здравоохранение, политика, социальная защита и так далее. В каждой сфере есть специалисты, отвечающие за определенные направления. Есть обойма говорящих голов, спикеров. В результате кто-то бывал на «Стенде» пять раз, кто- то десять раз, кто-то – даже страшно подумать сколько. Сколько раз у меня был Николай Воронин, председатель областной думы? Дай бог, придет еще, потому что он ни разу не отказался,  заранее  зная,  что  на  вопросы  ему  будет  отвечать,  скажем  так,  непросто.  И ладно, если это политик и каждый раз про новый закон. Человек один, но темы разные. А если и человек тот же самый и тема та же самая, как и год назад, и два, и три?
Нет,  понятно,  что  в прошлый  раз  про  клещей  смотрели  одни  люди,  в этот  раз смотрят другие, радуешься тому, что делаешь что-то полезное. Но если бы вместо энцефалитных  клещей на нас напали гигантские  сколопендры,  говорить о них было бы чуть-чуть интереснее.
С этим можно только смириться. Появление незнакомого интересного собеседника для ведущего разговорной программы – именины сердца.
Кстати, Виктор Романенко, заместитель главного санитарного врача Свердловской области, великолепно изображает самку энцефалитного клеща. Полное перевоплощение.

Склероз

Необходимое  условие для успешной работы ведущего разговорной программы – наличие у него легкого склероза. Чтобы каждый раз – с неподдельным интересом.

Подружиться с гостем

Можно ли дружить с гостями? Потенциальными? С теми, кто у тебя в эфире был, и ты знаешь, что, скорее всего или наверняка, снова будет позван?
Понятно, что, когда не первый год с человеком общаешься, может возникнуть, ну, дружба не дружба, но человеческие отношения, выходящие за рамки строго официальных «задающий вопросы» – «отвечающий на вопросы».
И вот вы с ним приятели, а потом этот приятель приходит в эфир и ему нужно задать вопрос чрезвычайно неприятный. Не задавать? Пожалеть? Рассориться? Насколько журналист должен быть «отстранен» от персонажей?
Ну не виноват я в том, что с Константином Карякиным, депутатом областной думы, лидером областной  организации  СПС, мы подружились  в начале девяностых.  И ходим друг к другу на день рождения. В баню. Кто виноват в том, что он пошел в депутаты, а я на телевидение? И что теперь, раздружиться – на время исполнения депутатских полномочий?
Но еще это ладно, так исторически сложилось, а если в процессе работы возникают отношения?
Например, мы не друзья с Вениамином Голубицким, который был министром госимущества,  руководителем администрации губернатора, в баню вместе не ходили. Но у меня хорошее, не журналистское, просто человеческое к нему отношение. Хобби у нас одинаковые к тому же. Голубицкий сейчас в Москве, у Вексельберга, поэтому его берем для примера. У него ко мне, кажется, тоже хорошее отношение. Надеюсь. Может быть, играл.  Политики,  они  такие.  И  ему  это  помогло?  Нет.  Мы  ничего не  оговаривали специально, но он понимал, и в этом я уверен, что в эфире каких-либо скидок «на отношения»  ждать бесполезно.
То есть человеческие, дружеские, приятельские отношения с людьми, которые регулярно ходят в эфир, становятся персонажами сюжетов, у журналиста могут быть, как мне кажется, только при таких условиях. Когда есть понимание, что пощады не будет.

Предварительное интервью

Разминка такая.
Термин услышал от Владимира Владимировича Познера, президента Российской академии  телевидения.  Придумывать  какой-то  свой  термин  для  обозначения прединтервью, технического приема, к которому приходят все ведущие разговорных программ, право же, незачем.

Прединтервью проходит в два этапа

Первый этап – это когда звонишь  потенциальному  гостю и приглашаешь  его в эфир. Определяется, того ли ты человека зовешь. Вдруг тема разговора совершенно не его тема? Просто звонишь: «Иван Иваныч, тут у нас такое событие, можете ли вы прийти сегодня вечером на „Стенд” поговорить об этом?» Иван Иванович или согласится, или скажет: «Ну что вы, я этим не занимаюсь, а вот Иван Петрович как раз курирует это направление». –  «Иван Петрович, тут у нас такое событие, можете ли вы прийти сегодня вечером на „Стенд” поговорить об этом?» – «Да, конечно». Гость найден. Начинается второй этап.

Второй этап прединтервью

Бывает двух типов.
Первый.
Иногда  я встречаюсь  с будущим  гостем заранее.  Когда я не разбираюсь  в теме, когда гость не очень представляет себе, что такое участие в разговорной программе. Мы подробно обсуждаем будущий разговор – то, о чем мы будем говорить, он рассказывает мне о своем заводе, о своей проблеме, беседа может занять и час и полтора, притом что на выходе должно получиться двенадцать минут.
Второй.
Если же мне предмет разговора понятен, если я представляю, какие вопросы нужно задать, если я знаком с этим человеком, прединтервью происходит, когда гость уже приходит к нам на «Четвертый канал».
Я прошу гостей прийти за сорок минут до того, как мы должны войти в студию. Тут  и  люфт:  вдруг  пробки  на  дороге,  и  время,  чтоб  попить  чай-кофе,  поговорить. Провести прединтервью.

Что нужно узнать из прединтервью?

Правильно   ли  я  представляю   себе  ситуацию.
Ну,  допустим,  какая-то  политическая коллизия: «Так все было на самом деле сегодня?» – «Да, так». –   «Вы на самом деле против этого закона?» – «Ну что вы, это же я его внес!»
Я перепроверяю, потому что, если что-то было передано информационными агентствами и даже показано в «Новостях „Четвертого канала”», это не значит, что все так и было в первом случае или все было точно так – во втором. Людям свойственно ошибаться. Опять же, «врет как очевидец».
Если у меня есть сомнение в каком-то своем вопросе, содержащем ссылку на чье-то заявление или какое-то событие, я спрашиваю: «Правда ли, это было? Он действительно так сказал?»
Ну и наконец, я спрашиваю: нет ли еще чего-то важного, связанного с темой разговора, о чем я могу просто не знать – я же не специалист, но о чем стоит рассказать.

Прединтервью не спасло

Иногда бывает так, что и прединтервью не помогает.
Был у меня на «Стенде» москвич,  бывший  журналист,  потом телевизионный  начальник.  Обговариваем  тему. Он что-то говорит. Начинается эфир, он говорит совершенно другое. Я потом уже догадался почему. Видимо, до эфира он говорил правду, ну вроде как коллеге-журналисту:  «Ты же понимаешь…», а в эфире начал «работать».

Прединтервью спасло

А однажды прединтервью  спасло. Гость – директор  Горводоканала  Олег Богомазов. У меня все вопросы о горячей воде. Ну не знал я тогда, что Горводоканал занимается  только  холодной  водой.  Как  я радовался,  что  узнал  об  этом  не  в  прямом эфире!

Узнают ли гости о вопросах заранее?

Дело в том, что вопросов в том виде, в каком они звучат в эфире, до эфира, заранее просто не существует. Невозможно написать вопросы, а потом выучить их наизусть до буковки. Я пишу на листочке темы: спросить об этом, об этом, об этом. Если нужно – какой-то фактический материал: подглядеть, если что.

Поставить гостя в тупик

Да, но, как правило, я все эти темы обговариваю с гостем. Не в виде конкретных формулировок вопросов, а именно в виде тем. «Хочу спросить об этом, об этом, об этом». Это тоже часть прединтервью. Гость может сказать: «Нет, это не мой вопрос» или: «Я не знаю», – тогда вопрос снимается.
Самое главное, нет задачи поставить гостя в тупик, заставить покраснеть, потерять сознание и свалиться под стол в конвульсиях. Есть задача сделать интересный разговор. Если  гость  «зависнет»,  как  старый  компьютер,  это  никому  не  нужно.  Если  гость  не отвечает, что он будет делать? Это же разговорная программа, он должен говорить, а не мычать.
Я, как правило,  всегда  говорю:  «Вот и вот тут я с вами  не согласен,  вот тут я считаю, что вы категорически не правы, а вот по поводу этого у меня совсем другая информация». Если назревает спор, то я заранее предъявляю мои аргументы. Пусть гость придумает красивые контраргументы.
Нет, «засадные» вопросы тоже бывают. Главным образом, для политиков. Я точно знаю, что политики выкрутятся.

Можно ли перебивать гостя? 

Приходится.
Время ограничено. Есть определенное количество вопросов, которое необходимо задать в это ограниченное время. Людям свойственно, высказав главную мысль, добавить развивающие тезисы, объяснить, убедить. Вот это иногда приходится пресекать.
А как быть с тем, что перебивать собеседника невежливо? Ну это же не светская беседа, это разговор в особых условиях, процесс создания телевизионного продукта. Мы не просто разговариваем, мы делаем телепрограмму. Перед врачом раздеваемся, хотя раздеваться в публичных местах не принято? Так и здесь. И это случается не с каждым собеседником.   Если   человек   говорит   короткими   фразами,   его   просто   невозможно перебить, наоборот, приходится задавать дополнительные вопросы.

«А сколько мне отвечать?»

Часто задаваемый вопрос.
Имеется в виду – сколько времени должны занимать ответы. Человек пытается помочь, поучаствовать в процессе создания телевизионного продукта.
Я отвечаю  так: говорите,  как говорится.  Если будет нужно, я вас перебью, если будет нужно – задам  дополнительный вопрос.
Но все-таки лучше  прерывать, чем каждый раз переспрашивать.

Показать список вопросов

Бывают тяжелые случаи.
Когда просят заранее прислать список вопросов.
Список высылается с предупреждением: в эфире вопросы будут звучать иначе, наверняка  возникнут  вопросы  не  из  списка,  да  и сам  разговор  может  пойти  совсем  в другую сторону.
Крайне редко организаторы визита настаивают на том, чтобы в разговоре мы шли по  списку.  Заранее  утвержденному.  Строго.  Мне  кажется,  на  это  стоит  соглашаться, только если этот гость вам очень важен. Очень-очень. Очень-очень-очень.
Прислать  список  заранее  просят       или  пугливые  чиновники   –       они  бояться получить от начальства, если не то скажут, – или бизнесмены, не имеющие опыта телевизионных выступлений. Еще дипломаты –  им положено.
А чаще всего заботливые пресс-службы.
В Екатеринбург приезжает Владислав Бородулин, шеф-редактор объединенной редакции   издательского   дома   «КоммерсантЪ»,   до  этого   главный   редактор   сетевой
«Газеты.ру».
«Вы бы не могли прислать список вопросов для Владислава Геннадиевича?» Это за две недели. Могли бы, почему нет.
Приехал.
«Владислав Геннадьевич, я, честно говоря, удивлен». – «Чем?» – «Журналист, редактор, да еще таких газет – и список вопросов за две недели». – «Какой список? Каких вопросов?»

Не дать выговориться

Предварительный  разговор  перед  эфиром  или  записью  нужен  еще  и  для  того, чтобы установить психологический контакт, настроиться на собеседника. Если это незнакомый человек, то нужно понять, какой у него темп речи. Если основная мысль у него в начале периода, тогда его можно будет перебить, задать следующий вопрос, если основная мысль в конце периода, то его не перебьешь, придется ждать, пока закончит говорить.
Но  при  этом  не  следует  позволять  гостю  отвечать  на  вопросы,  когда  вы  их обсуждаете до эфира, когда говоришь: хочу вас спросить об этом, об этом и об этом. Он выговорится. А ведущему будет неинтересно второй раз то же самое спрашивать, но он-то интерес  сыграет,  работа  такая.  И  гостю  не  интересно  будет  рассказывать.   Человек понимает, что он сейчас «выступает», он в эфире, а не на кухне, но все равно перед ним собеседник,  которому  он  только  что  все  уже  подробно  объяснял.  А  теперь  опять  все сначала. Неинтересно.
Вчера: Александр Дворкин, профессор, заведующий кафедрой сектоведения Православного  Свято-Тихоновского  гуманитарного  университета,  главный  сектовед страны. «Александр Леонидович, так что там у вас с неопятидесятниками?»  – «Ну зачем же я буду до эфира об этом говорить, потом неинтересно будет!» Гость попался опытный.

Может ли интервьюер попросить придумать для него вопросы?

Да легко.
В  большинстве,  наверное,  разговорных  программ,  которые  мы  видим  на центральных  каналах,  вопросы  ведущим  придумывают  специально  обученные  люди. И это совершенно нормальная практика, когда выпускающая бригада пишет сценарий, ищет гостей, придумывает вопросы, а ведущий ведет программу. Разделение труда.
Вопросы придумывают для ведущего, если он, так скажем, «приходящий». Первый год работы на «Стенде» я был таким приходящим ведущим. Три раза в неделю часа за полтора до эфира я приходил на «Четверку», и Валерия Горонкова, руководитель программы, рассказывала мне, какая у нас тема, кто гость, о чем его можно спросить. Не готовый список вопросов, а темы. Но можно было и список попросить, право такое было.
На региональном телевидении ведущие, как правило, все делают сами. И вопросы придумывают сами. Референтов бюджет не предусматривает.
Но бывает не так уж редко, когда я прошу прислать мне список тем.
На выборах, когда в эфир ходят кандидаты. Если человек приходит пятый раз за месяц, у меня фантазия иссякает. К тому же разговор в эфире должен соотноситься с агитационной  кампанией кандидата, а я откуда знаю, какие у него планы?
Или кто-то просится в эфир, я понимаю, что тема интересная, вернее чувствую, но не знаю всех подробностей. Ну, например, предлагают: вот главный кардиолог России. Хорошо, берем, его будут смотреть. Но я не знаю, о чем можно поговорить с главным кардиологом так, чтобы это было интересно зрителям-сердечникам. Пришлите темы, пожалуйста.
Бывает очень трогательно, когда вместо списка тем присылают полный сценарий программы. Пьесу. Прописанные вопросы ведущего, прописанные ответы гостя. Даже реплики ведущего: «Е. Енин: Неужели?» Иногда – вообще супер! – ремарки: «Е. Енин удивленно поднимает брови». Надо послать Николаю Коляде.

Сколько нужно вопросов на одну программу? 

Может быть всего один.
Перед последними выборами мэра Екатеринбурга в эфир, вернее на запись, пришел ныне покойный Александр Хабаров, бывший лидер бывшего ОПС «Уралмаш». Общественно-политического   союза.  Программа  агитационная.  Его  помощница  заранее очень просит не перебивать Хабарова. Приходит сам Александр Алексеевич, очень просит его не перебивать.  Ладно, не перебивать,  но тут на бумажке всего четыре вопроса, тех самых, не мной придуманных, нам на двенадцать минут не хватит. Нет, хватит? Ну ладно.
Я задал только один вопрос. Что-то вроде: «Сегодня на „Стенде” кандидат в мэры Екатеринбурга Александр Хабаров. Добрый вечер! Как идет ваша кампания?»
Все. Дальше говорил только Хабаров, без остановок, без пауз, без заминок. Кроме него, мне не попадалось человека, способного непрерывно говорить двенадцать минут в телевизионном эфире.
«Вы     слушали     выступление     Александра     Хабарова,     кандидата    в    мэры Екатеринбурга».
Кстати,  спустя  полгода,  даже  год,  если  встречались   знакомые,  которые  этот разговор смотрели, говорили что-то вроде: «Это было потрясающе! Очень интересная передача!» Ни один «Стенд» не вспоминали так хотя бы через неделю.
Другой пример.
Евгений Чичваркин, совладелец крупнейшей сети магазинов по продаже  сотовых телефонов  «Евросеть».  По Интернету  ходят настоящие  и поддельные дадзыбао,  его  письма  сотрудникам.  Например:  «На  время  больших  продаж  никто  не отменял  правил  обслуживания  клиентов.  Если  товар  продает  себя  сам,  вас  заменят кнопкой (или мартышкой)», «Не работайте с дебилами!!! Плюс на минус дает минус!». И самое  жуткое:  «С  первого  сентября  ни  у  одного  сотрудника  компании  не  остается телефона Самсунг в личном пользовании. Все можно продать через розничную сеть как б/у, и все деньги забрать себе. Это тест на лояльность. Не нравиться – уё…». Чичваркин в мире менеджеров личность легендарная. Плюс косичка и дурацкая футболка и джинсы вместо костюма. Плюс так пишет. Разговор должен получиться – супер!
Оказалось, что Чичваркин говорит очень короткими фразами. Отвечает даже не предложениями, отдельными словами. «Да», «Нет», «Не думаю». На этот «Стенд» у меня вопросов ушло как на четыре, наверное.

От одного до пятидесяти

Можно попробовать прикинуть.
Двенадцать минут. Если темп разговора очень высокий, то пусть будет три секунды –  вопрос,  десять  секунд  –  ответ.  Минута  –  четыре  с  половиной  вопроса.  Всего пятьдесят пять. Мы говорим о содержательных вопросах, а не о каждом случае, когда ведущий раскрывает рот, не о междометиях.
Темп разговора невысокий – вопросов двенадцать, может быть, десять, и может быть, даже меньше десяти.
Понятно, что можно попросить Александра Ширвиндта рассказать что-то смешное, это один вопрос, и двенадцать минут слушать.
Нужно только заранее прикинуть, сколько вопросов понадобится исходя из темпа разговора, и придумать с полуторным запасом на тот случай, если темп окажется выше.
В приложении номер три, там, где расшифровки «Стендов», вопросы подсчитаны. Получается в среднем около тридцати.

Важность первого вопроса

Кто как его называет. Кто «крючок», кто «гарпун», кто «гвоздь».  Считается,  что     первый  вопрос  принципиально  важен.  Он  должен  «зацепить», «пригвоздить»   зрителей,   чтобы   они  не  отрываясь,   как  прибитые,   посмотрели   всю программу.
Я бы не преувеличивал.  Все-таки у ведущего есть больше времени, минуты три, когда внимание аудитории держится: зрители оценивают, интересно это им или нет, смотреть или не смотреть дальше. И  если первый вопрос хороший, а второй плохой, поможет первый вопрос удержать аудиторию?
Но «Стенд» в прямом эфире – это особый случай. Между первым   и вторым вопросом  стоят две-три минуты рекламы. Тут уж действительно приходится цеплять.
Универсального рецепта нет, но более или менее понятно, какие должны быть характеристики  первого  цепляющего  вопроса. По форме он должен быть яркий, может быть, парадоксальный. Это желательно. В то же время из вопроса и короткого ответа – я специально прошу гостей на первый вопрос,  что до рекламы, отвечать коротко – зритель должен понять, о чем пойдет разговор.
Пример.
Ведущий:  Добрый  вечер!  Сегодня  на  «Стенде»  главный  по  птичьему  гриппу. Добрый вечер, Иван Иванович!
Гость: Добрый вечер!
Ведущий:  Если  не использовать  зенитную  артиллерию  и не сбивать  перелетных птиц на подлете к границе области, когда у нас начнется  эпизоотия  птичьего гриппа?
Гость: Ну, не обязательно это будет эпизоотия, но если птиц не сбивать, то они, конечно же, могут занести вирус на территорию Свердловской области.
Ведущий: О том, где правительство области собирается закупить столько зенитных пушек, и том, что случится, если этого сделать не удастся, мы поговорим сразу после рекламы. Задавайте вопросы по телефону 002, абонент Стенд.
Еще пример.
Эдуард Россель выиграл третьи выборы. Приходит в «Итоги недели», очень благостное настроение, собираемся подводить итоги года, год у него вполне удался.
Тут  нужно  заметить,  что  поставить  Росселя  в  тупик  каким-то  вопросом практически невозможно. У него, как у каждого талантливого политика, в голове масса готовых ответов, шаблонов. У него огромный опыт публичных выступлений и публичного общения. Я первый раз видел, чтобы Россель сделал заметную паузу, придумывая ответ.
Первый  вопрос:  «Вы  уже  нашли  себе  преемника?»  Это  сразу  после  выборов. Россель после паузы ответил, что нет, он еще не искал. Второй вопрос: «А если бы искали, кто это был бы? Воробьев?» Россель снова после паузы: ну да, Воробьев. Так впервые он публично назвал Воробьева своим преемником. Долго ему, кстати, еще ждать, Воробьеву.

Бутылка коньяка за первый вопрос

Мне  проспорили  бутылку.  Не  поверили,  что  я  на  такое  способен.  На  «Стенд» впервые   пришел   Лев   Ковпак,   сын   Игоря   Ковпака,   хозяина   сети   супермаркетов «Кировский». Ковпак-старший начал передавать Ковпаку-младшему оперативное управление сетью, имел планы, потом удачно реализованные, провести сына в городскую думу, начал делать из сына публичную фигуру. Первый его эфир у меня, придумываю первый вопрос.
«Почему папа не пришел?»
Лев, кстати, совершенно нормально ответил, что-то вроде «теперь ходить буду я», и для первого прямого эфира держался прекрасно.

Важность последнего вопроса

«Запоминается последний вопрос» © штандартенфюрер Штирлиц.
Вариант первый.
Резюмирующий вопрос. «Итак, вы утверждаете, что все у нас будет хорошо?»
Вариант второй.
Вопрос, не имеющий отношения к теме разговора. Раскрывающий гостя с неожиданной  стороны.  Маленький  такой  взрыв,  финальный  фейерверк.  Нет,  это  не переход   на   новую   тему,   это   «одиночный»   вопрос,   предполагающий   возможность короткого ответа. «Это правда, что вы стали дедушкой?»
Вариант третий.
Без финального вопроса. «Сбить» на лету. Гость что-то эмоционально говорит, ведущий: «Вот на этой высокой ноте…»

Может ли гость настаивать на том, чтобы ему какие-то вопросы задавали, а какие-то нет?

Может.
Все на свете – результат договоренностей. Когда мы зовем кого-то в эфир, мы заключаем с человеком договор: мы задаем ему вопросы, он на них отвечает. Дальше – мелким шрифтом – какие вопросы задаем. Это может никак не оговариваться,  а могут идти  долгие  переговоры  по  каждому  пункту.  Если  гость  нам  очень  нужен,  идем  на уступки. Да, этот вопрос мы не зададим, а вот этот, о котором вы просите, зададим. Как далеко мы зайдем в уступках, зависит от того, насколько нужен гость. Может быть так, что   ради   одного   «своего»   вопроса   я   соглашусь   огласить   весь   список   вопросов, принесенный гостем. Может быть, даже не начну торговаться, если гостя легко заменить.
Вот пример. Задаем вопрос о том, почему в городе грязно, и задаем вопрос о том, за что город получил премию «Золотой рубль». Угадайте, где чей вопрос.
Вот кстати. Еще на радио, на «Студии Город», я вел еженедельную   программу с мэром Екатеринбурга Аркадием Чернецким. Когда предложили этим заняться, сомневался – все-таки «придворная» программа. С определенными задачами. С другой стороны, мэр –  безусловный ньюсмейкер, об интервью с которым приходится долго договариваться, и не факт, что договоришься, а тут – каждую неделю. Решили так: половина вопросов мои, половина – пресс-службы, но в моих формулировках.

Не задать неприятный вопрос

Была,  говорят, на  американском  телевидении  интервьюер,  которая
спрашивала гостя: «О чем бы вы не хотели говорить?» – «Ну, вот, о том, что у меня проблема с наркотиками». И она начинала именно с этого вопроса. Долго так не проработать.
Я тоже иногда спрашиваю: «О чем бы вы не хотели говорить?»
Например, вопросы зрителей, которые приходят на пейджер, могут не относиться к компетенции этого человека. Я должен понимать, какого размера эта сфера, какие темы она накрывает. Горводоканал горячей водой не занимается!
Это может быть частью джентльменского соглашения. Например, разговор и так неприятен гостю, что-то случилось у него в ведомстве, приходится отдуваться, а тут еще что-то.  Баня  упала.  Он  с  трудом  согласился  прийти.  И  просит:  «Давайте  вот  это  не трогать, про баню». Если то, что можно «трогать», достаточно важно и интересно, «баню » можно «не трогать». Оставить до следующего раза.
Но если я считаю, что об этом обязательно нужно спросить, я буду уговаривать, объяснять, настаивать. Или гость согласится об этом поговорить, или откажется пойти в эфир. Будем искать другого гостя.
Но мне кажется, нельзя пообещать не трогать какую-то тему, а в эфире, в прямом, спросить. Хотя бы потому, что этот человек никогда больше в эфир не придет, и еще пятьдесят его знакомых не придут, когда он им про такой фокус расскажет. А говорящих голов у нас мало, беречь надо.

Задать неприятный вопрос

Хотя нет правил без исключений.
Если то, о чем просят не говорить, не спрашивать, суперважно, сенсационно, если это что-то потрясающее, – конечно надо спрашивать.
Пришел бы ко мне губернатор Эдуард Россель и перед эфиром сказал: «Ты знаешь, я тут написал заявление об отставке, только об этом пока не надо говорить».
Тут уж извините! Ни один живой журналист не сможет удержаться.

Как задавать неприятные вопросы? 

Неприятные для собеседника. Неудобные.
А не бывает неудобных вопросов. Бывают неуместные вопросы.
Если у вас есть информация из источника, которому вы доверяете, что политик Иванов начал спиваться, что он алкоголик, смело спрашивайте: «Перестали ли вы пить коньяк по утрам?»
Мало ли какое решение он примет спьяну, а нам потом расхлебывать. Или он уже никаких  решений  принять  не  в  состоянии,  а  мы  ему  зарплату  платим.  Для  него  этот вопрос неприятен, но он общественно важен, так что это его личная трагедия – что там ему приятно или неприятно.
Вот это, кстати, надо понимать в общении с политиками и чиновниками.
Они не наши начальники. Они наши наемные работники. Мы им зарплату платим. Поэтому чуть что – сразу ему: «Я, как налогоплательщик, хочу знать». И все. Хозяин вы. Он обязан выполнять команды.
Если же у политика Иванова недавно умерла жена, а тема разговора новый законопроект, то спрашивать, как он пережил потерю, бестактно. Это неуместный вопрос.

Сколько раз можно повторять один и тот же вопрос? 

Например.
Мой  гость  –  председатель  ассоциации  родительских  комитетов  очень православного  толка,  им  не  понравилась  одна  из  учебных  программ  по  профилактике ВИЧ, они решили, что это развращает школьников, старшеклассников,  и потребовали ее запретить.
Один  из  первых  вопросов  к  нему:  «Должны  ли  родители  говорить  с  детьми  о сексе?» Тут  и без  контекста  понятно,  наверное,  что  рано  или  поздно  кто-то  поговорит; варианты: родители, учитель, друг (подруга), венеролог, гинеколог, неонатолог. Он начинает мяться, уточнять. «Что такое секс?» – «Это когда занимаются любовью».– «А что такое любовь?» –  «Хорошо,  пусть  будет  половой  акт».–  «А  что  такое  половой  акт?»  –  «Коитус, [блин]». Я думал, придется ему на пальцах показывать.
Пришлось выдвинуть ультиматум: или он отвечает на вопрос, должны ли родители говорить с детьми о сексе, или все время до конца программы мы посвятим выяснению того, что такое секс. Он предпочел ответить.
Но это разговорный экстрим, конечно. В мирной жизни часто случается, что собеседник не отвечает на вопрос – не отказывается, а отвечает что-то свое, что ответом на заданный ему вопрос никак не является.
К сожалению, предмет разговора, как правило, бывает менее захватывающим, чем выяснение того, что такое секс. К тому же если политик, – а упираются, как правило, именно  они, – не хочет говорить,  кто финансирует  его избирательную  компанию,  его можно пытать в подвалах НКВД, все равно не скажет. Поэтому повторять один и тот же вопрос до конца эфира – потерять зрителей.
Я обычно делаю три попытки. Задаю прямой вопрос. Не отвечает. Сразу задаю этот же вопрос в другой формулировке.  Не отвечает. Возвращаюсь  через некоторое время к этому  же  вопросу,  опять  его  переформулировав.   Если  это  уже  конец  разговора,  на маневры нет времени, а ответ получить нужно – хоть всю последнюю минуту спрашиваю одно и то же.
Именно потому, что это разговорная программа, а не просто интервью, неответ на вопрос  может  быть  не менее,  а более  ценным,  чем ответ.  «Правда  ли,  что  вы  украли миллион?» Молчание.
И это можно зафиксировать. Если я считаю вопрос, вернее ответ на него, важным для зрителей, я могу зафиксировать, как говорят на бирже, прибыль, прямо сказав: «Вы не отвечаете  на вопрос».  И пойти  дальше.  Это  еще и работа  на образ ведущего.  Зрители должны увидеть, что ведущий понял: на его вопрос не ответили, отказались отвечать, а не обманули его, рассказав какую-то «левую» историю.
Иногда бывает так, что нужно задать вопрос, заранее зная, что гость на него или не ответит,  или  соврет.  Вы  показываете,  что  эта  проблема,  случай,  тема  вам  известны,  а соврал он или не соврал – решают зрители.
«На нашем предприятии средняя зарплата сто тысяч рублей!» О’кей. Этот директор завтра придет на работу.

Игра в угадывание вопросов

Хорошая  тренировка:  смотреть  разговорные  программы  и  прикидывать,  какой вопрос ты бы сейчас задал.
Сначала не угадываешь, и «настоящий» ведущий задает вопрос, до которого ты не додумался. Потом постепенно начинаешь чуть-чуть угадывать.
В этом же режиме можно смотреть записи своих программ. Я, когда отсматриваю «Стенды», всегда задаю вопросы лучше, чем те, что были в эфире.

Как придумывать вопросы?

Какой-то специальной формулы нет, сейчас все происходит автоматически, а когда начинал, происходило панически, не помню просто.  Так что придется подумать прямо сейчас.

На какую аудиторию работать?

Во-первых, пожалуй, надо определиться с аудиторией. Для кого этот разговор? Кто его будет смотреть, на кого  рассчитываем?
Пример.
Гость: фотограф.
Возможные аудитории.
Люди, которые не знают, что такое фотография. Им надо рассказать, как вылетает птичка.
Люди, которые фотографируют мыльницами, телефонами и хотят научиться делать это лучше. Им надо рассказать о композиции. О золотом сечении.
Люди, которые интересуются современным искусством. Им надо рассказать о течениях в современной художественной фотографии.
Фотографы-любители, продвинутые. Им надо рассказать о каких-то профессиональных секретах, приемах.
Фотографы-профессионалы.  Ну, тут можно поговорить о софте, который помогает справиться с проблемой битых пикселей в матрице. Трехслойной.
Тема одна, фотография, но в зависимости от выбранной аудитории вопросы будут совершенно разные.
Или приходит в эфир Игорь Ларионов, знаменитый хоккеист. Можно было поговорить о хоккее: как это было, когда он играл, что он думает о теперешнем хоккее. Это интересно болельщикам. А еще можно поговорить о вине, потому что сейчас у него основное   занятие   –   виноделие.   Аудитория   расширяется   за   счет   людей,   которым интересно, как делают вино. И конечно, начинать нужно с этого, потому что фанаты Ларионова и так будут смотреть и про вино, и про что угодно, а нефанаты, которым может быть интересно виноделие, переключатся на другой канал, если начать с хоккея.

Поставить себя на место зрителя

Затем нужно поставить себя на место зрителей. Попытаться. То, что интересно вам, совершенно не обязательно интересно им.
Ну, например, жилищные субсидии. Я не льготник, субсидии не получаю, для меня тут все новое, я могу начать расспрашивать о каких-то совершенно банальных для потенциальных получателей субсидий вещах и убить на это весь эфир. Нужно попытаться понять, угадать: что выбранная аудитория и так знает, без вас. Зрители должны получать новую информацию.
И наоборот, если вы в теме разбираетесь, вы можете не задать вопросы, ответы на которые вам хорошо известны, для вас это общее место, но зрители этого не знают. И не узнают из этого разговора. Нужно знать, что зрители не знают.

Вопросы от зрителей

Две функции. Вернее, было две.
Когда   «Стенд»   только   запускался, он  был  часовым.   Даже   по  полтора   часа несколько раз, кажется, были эфиры. Одна функция вопросов от зрителей – помочь ведущему,  когда  у его  кончатся  вопросы.  Она  естественным  образом  отпала,  сейчас «Стенд» – это двенадцать минут. Осталась вторая – настоящая обратная связь, настоящая возможность зрителям спросить гостя программы о том, что интересно только им.
Если какая-то «коммунальная» тема, то вопросы могут быть только от зрителей. Чтобы не приходило ни одного вопроса, такого не было ни разу.
Хотя  несколько  раз  я  боялся:  пейджинговая  компания  шалила,  и  все  вопросы «падали» пачкой через пару часиков после эфира.

Количество вопросов зрителей – от двух до двухсот

Причем количество вопросов не коррелируется с рейтингом.
А также с тем, интересный получился разговор или нет.
Если много вопросов, значит, это я спрашиваю не то, что интересно зрителям?
Если мало вопросов, значит, никто не смотрит? Или так интересно, что никто не может оторваться от экрана, чтобы подойти к телефону?

Все вопросы от зрителей прочитываются

Все вопросы, прочитанные с пейджера, действительно прочитаны с пейджера. Нет резона что-то придумывать, если есть настоящие вопросы от настоящих зрителей. Чем раньше прислан вопрос, тем больше вероятность того, что он будут задан ведущим гостю программы. Если в гостях чиновник и присылается не вопрос, а жалоба, просьба, она обязательно  на следующий  день пересылается  этому чиновнику  по электронной  почте. Если, конечно, есть телефон или адрес. Все сообщения, которые пришли на пейджер, я прочитываю  после программы.  Если кто-то  много раз присылал  вопросы  и ни разу ни один не был задан (тут я хотел написать что-то вроде извинения, но извиняться-то не за что), – просто зрителю не повезло. Вопросов, как правило, приходит больше, чем можно задать за две-три минуты.

Что должен знать ведущий разговорной программы?

Прелесть работы журналиста  в том, что чем бы он ни занимался:  книжку читал, кино смотрел, в трамвае ехал, – все можно рассматривать как подготовку к работе. Особенно  это  касается  ведущих  разговорной  программы.  Если  она  не специализированная, не на одну тему, про медицину например. Особенность работы интервьюера,  в  отличие  от  работы  ведущего  новостей,  в  том,  что  ведущий  новостей читает заранее написанный текст. Когда он его пишет, он может пользоваться словарями, энциклопедиями,  чем угодно. Интервьюер,  заранее зная тему, тоже готовится,  конечно. Но два момента.
Первый.
Бывает  так,  что  на  подготовку  только  полчаса,  если  не  меньше.  А  тема,  ну, например,  влияние  творчества  малых  голландцев  на  супрематистов  начала  двадцатого века. Тут хоть полчаса, хоть сутки – разницы никакой.
Второй.
Ты никогда не знаешь, как пойдет разговор. Что скажет гость? Кого процитирует? Что у тебя спросит? Поэтому ведущий разговорной  программы  должен иметь кругозор хотя бы на уровне «да, я об этом слышал». И половина рабочего дня уходит на чтение газет, журналов, лент информационных агентств, причем читать приходится все, отнюдь не только то, что тебе интересно. Открываешь сайт – и по всем разделам. Ну какое тебе дело то того, что «Хамас» выиграл выборы  в Палестине?  А если через три месяца в эфир придет депутат израильского кнессета?

Должен ли интервьюер разбираться в предмете разговора? 

Ведущий разговорной программы должен быть дилетантом.
Ему же лучше будет. Он должен разбираться в теме ровно настолько, насколько это позволит ему придумать вопросы, которые раскроют тему и будут интересны зрителям. Если ты не дилетант или «переготовился» – бывает и такое, – то возникают трудности.
Ну представьте разговор двух программистов. Нормальный же человек только предлоги поймет. Если ты действительно хорошо в этом разбираешься, приходится абстрагироваться,  смотреть  на  предмет  разговора  со  стороны      и      задавать  вопросы, которые тебе лично совершенно не интересны.
Но зато на уровне дилетанта ведущий разговорной программы должен разбираться во всем.

Время на подготовку к эфиру

Можно  долго  что-то  читать,  рыться  в  Интернете,  кого-то  расспрашивать,  можно  сесть  и написать вопросы, не отрывая руки от бумаги. Или от клавиатуры.
Если ты в школе несколько лет занимался каким-то видом спорта и приходит к тебе спортсмен.  Сколько  времени  ушло  на  подготовку  к  эфиру?  Пятнадцать  минут,  пока вопросы писал? Или несколько лет?

Должен ли интервьюер знать ответы на свои вопросы? 

Ну, не знать – догадываться.
Если знаешь, скучно разговаривать. Но если даже не предполагаешь, что может ответить  гость,  то  невозможно  спланировать  разговор.  Ответ  на  первый  же  вопрос заставит сменить тему.
Впрочем, так не раз бывало.

Должен ли интервьюер угадывать мысли собеседника?

Не все умеют формулировать свои мысли четко, к сожалению. Так что иногда приходится помогать: «То есть вы хотели сказать, что…». Или понятно, что человек хочет сказать, но говорить он собрался долго, основательно.  Чтобы не тратить на ответ минуты три, можно на тридцатой секунде сказать: «То есть вы хотели  сказать, что…».
Ведущий должен помогать гостям формулировать ответы.

Что должен одновременно делать ведущий разговорной программы?

О, тут ему, бедному, приходится не сладко!
Ведущий  разговорной  программы,  в  эфире  разумеется,  должен  делать одновременно вот что.
Задавать вопросы, это понятно.
Следить за временем. Сколько прошло, сколько осталось.
Следить за тем, чтобы успеть задать все вопросы, которые он считает важными, которые обязательно нужно задать.
Следить за тем, чтобы вопросы не закончились раньше, чем кончится эфир. То есть он должен заранее рассчитать, сколько он может задать вопросов, исходя из времени, которое  требуется  на ответ, а это где-то   просто  «да», где-то  целая лекция.  А еще это зависит от скорости речи отвечающего, от того, где он ставит главную мысль – в начале или в конце ответа, то есть можно или нет его перебить, задать следующий вопрос.
Но на всякий случай у него в голове должна быть запасная тема. Если заявленная тема разговора трагическим образом исчерпана, взлетаем с запасного аэродрома. Это неуклюже, но это лучше, чем дыра в эфире.
Следить за тем, чтобы разговор был интересным.
Следить  за  тем,  чтобы  разговор  шел  по  сценарию,  если  сценарий  есть. Кульминация  в таком случае должна быть в нужном месте, не раньше – иначе дальше уже слушать будет не интересно, и уж точно не после эфира.
В голове он должен держать три вопроса. Первый – тот, который он задаст следующим. Второй – тот, который он задаст, если на следующий ответ будет дан односложный ответ. И третий, запасной,– на всякий случай.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgeniy-urevich-enin/dao-razgovornoy-programmy-71791288/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.