Главная страница | Популярно об истории | Вечный Китай. Полная история великой цивилизации

Вечный Китай. Полная история великой цивилизации
Адриано Мадаро
Перекресток цивилизаций. Путешествие в истории древних народов
Откройте для себя загадочный мир Поднебесной вместе с книгой от всемирно известного китаеведа! «Вечный Китай. Полная история великой цивилизации» – это годами собранный труд Мадаро Адриано, который посвятил изучению Китая более 50 лет и совершил около 200 поездок туда, чтобы собрать всю самую важную информацию об одной из самых передовых стран мира. Чтобы узнать все самые сокровенные тайны Китая, вместе с этой книгой мы погружаемся в невероятное разнообразие культуры, истории и традиций, изучаем такие важные течения, как маоизм, причины формирования «Шелкового пути», откуда все-таки появился коронавирус и какие политические вопросы стоят перед китайской цивилизацией сегодня.
Благодаря этой книге мы имеем уникальную возможность увидеть Китай глазами Мадаро Адриано через его заметки из поездки 1979 года, который стал «своеобразным рубежом между Китаем прошлого и будущего». Автор делится своими впечатлениями от шумных мегаполисов до тихих деревень, от древних храмов до современных небоскребов. Вы почувствуете, как центры Пекина, Шанхая и Гуанчжоу оживают на страницах книги, и узнаете, что делает каждый из этих городов особенным. Эта книга поможет посмотреть на Китай с самых разных сторон, понять, почему он стал именно таким, каким мы его знаем сегодня, и узнать, какие вызовы и изменения ждут эту удивительную страну в борьбе за мировое господство.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мадаро Адриано
Вечный Китай: полная история великой цивилизации

Madaro Adriano
CAPIRE LA CINA

Copyright © (2021) by Giunti Editore S.p.A., Firenze-Milano
www.giunti.it (http://www.giunti.it/)

В оформлении обложки использована иллюстрация:
Adisak Riwkratok / Shutterstock / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM

Перевод с итальянского А. Б. Юсуповой


© Юсупова А. Б., перевод на русский язык, 2024
© Матвеева В., обложка, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Часть первая


БОЛЬШОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ[1 - Издание впервые выпущено в 2021 году, содержит авторские оценки некоторых событий и явлений. – Прим. ред.]

Открытие нового мира
Когда друзья спрашивают меня о Китае, я всегда отвечаю: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Эта китайская пословица стала моим традиционным ответом. Хотя за последние сорок четыре года я побывал в Поднебесной двести шестнадцать раз и на основе этого опыта могу предложить пословицу собственного авторства: «В Китай не едут, а возвращаются».
И вот я возвращаюсь из моего очередного путешествия, и еще с пекинской пылью на ботинках, в уединении своего кабинета, посреди собранных в течение всей жизни книг я листаю старый добрый журнал «Китайская реконструкция», который с начала 1960-х годов стал для меня, парнишки, мечтающего добраться до Небесной Империи, первым окном в далекую и неизвестную страну.
Даже мои китайские друзья, равно как и друзья-итальянцы и иностранцы, пораженные давним желанием понять эту страну, удивляются глубине моего понимания Китая и интересуются, как у меня возник такой интерес. Я постоянно пытался ответить на этот вопрос и, кажется, нашел две причины своего увлечения.
Я был очень любопытным ребенком, рано научился читать, и поэтому мои родители, еще до того как я пошел в школу, подарили мне книжку с иллюстрациями, в которой рассказывалось о путешествии школьника по российским степям, арабским пустыням, индийским джунглям, и о его встречи с девочкой в королевстве Дракона.
Диалог из книжки навсегда остался в моей памяти:

«Девочка-красавица, скажи-ка мне: что это за страна?»
«Вот приехал ты в Китай; если хочешь, оставайся!»
«Спасибо, прекрасная китаянка, я с удовольствием останусь!»
Спустя пару лет к этой книге добавились приключения Марко Поло[2 - Ма?рко По?ло (15 сентября 1254, Венеция – 8 января 1324, там же) – венецианский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в знаменитой «Книге о разнообразии мира».], благодаря которым я узнал о Шелковом пути[3 - Шелковый путь – караванная дорога, связывавшая Восточную Азию со Средиземноморьем в Античности и в Средние века. В первую очередь использовался для вывоза шелка из Китая, с чем и связано его название.].
Эту книжку мне тоже подарила мама, учительница начальных классов. Я жил в маленьком городке недалеко от Венеции, а Китай был далеко, так далеко. Но, в отличие от Марко Поло, у меня был велосипед. Разглядывая огромную географическую карту на стене моей школы, я осознал, что смогу добраться до Китая пешком прямо из дома и пересекать моря мне не придется.
Это было моим детским потрясением. Никакая другая книга или история приключений не впечатляла меня так, как рассказ моего знаменитого соотечественника.
Мне было интересно узнать, как изменилась эта Страна Чудес, которую семь веков назад посещал великий венецианец. Несколькими годами позже, будучи учеником пятого класса, я никак не мог понять, почему мы относимся к Китаю как к далекой планете.
Где бы я ни копался в поисках новостей, я неизбежно сталкивался с реальностью, которую не мог понять мальчуган: с миром политики. У Италии не было дипломатических отношений с этой страной, поэтому Китая не существовало. Я перерисовывал географические карты, размещая на них названия рек и городов, и вырезал из нераспроданных газет, которые мне любезно отдавал сын газетчика, статьи про Дальний Восток, таким образом положив начало архиву, который храню до сих пор. Но большинство этих статей были критичными и пронизанными антикитайскими настроениями из-за американской политики того времени.
Наконец, в пятнадцать лет я приобрел у уличного торговца книгу, которая потрясла мое юношеское сознание: нетронутое издание рассказов Лу Синя[4 - Лу Синь (25 сентября 1881 – 19 октября 1936), настоящее имя Чжоу Шужэ?нь – китайский писатель, оказавший большое влияние на развитие литературы и общественно-политической мысли Китая первой половины XX века. Считается основоположником современной китайской литературы.] на итальянском. Меня поразило оформление обложки: рука, державшая за косу извозчика рикши, вид от первого лица. Название книги было для меня загадкой: «Подлинная история А-кью». Она стоила шестьсот лир, намного больше моих карманных денег на месяц, но я купил ее без колебаний.
Именно при чтении Лу Синя я впервые по-настоящему почувствовал душу его страны. Прошло много лет, а я до сих пор не нашел никого в Италии, кто слышал бы о Лу Сине, величайшем китайском писателе XX века.
Шли годы Кеннеди[5 - Джон Фицджералд Ке?ннеди (29 мая 1917, Бруклайн, штат Массачусетс, США – 22 ноября 1963, Даллас, штат Техас, США) – американский политический и государственный деятель, 35-й президент США (1961–1963) от Демократической партии. Его президентство пришлось на особо напряжённый период Холодной войны.], Европа была сражена его очарованием, и внимание молодежи было приковано к Америке. Я тоже следил за этим политическим явлением, но, в отличие от своих сверстников, которых привлекали исключительно Штаты, я мечтал побывать в Пекине. Помимо Лу Синя, мне подвернулась удача познакомиться по переписке с молодым поэтом-полиглотом, который из всех иностранных языков предпочитал итальянский и писал стихи на моем языке. Он был из Тяньциня (ныне Тяньцзинь[6 - Тяньцзинь – город на северо-востоке Китая, располагается вдоль Бохайского залива.], согласно транслитерации на пиньине[7 - Пиньинь – одна из систем транскрипции китайских иероглифов.]), и звали его Арманд Су. В следующей главе я расскажу нашу историю.
Мы писали друг другу непрерывно почти десять лет: каждый месяц по письму из Италии в Китай и обратно. Несмотря на отсутствие дипломатических отношений, мы решили, что наши Страны обязательно должны подружиться благодаря нам. Наша утопическая мечта, к счастью, стала реальностью, но лишь двадцать лет спустя.
С его помощью я окончательно открыл для себя Страну Чудес, пусть и издалека. Я погрузился в ее повседневную жизнь и получил подтверждение тому, о чем думал с детства: Китай был частью мира и если он был изолирован, насильно или добровольно значит, произошло что-то серьезное.
Необыкновенная красота рассказов Лу Синя и ежемесячные письма молодого поэта без всякой цензуры вселили в меня желание понять – что же привело к такому разрыву между Западом и Востоком. Я начал искать и изучать исторические тексты. Мне помогало посольство Китайской Народной Республики в Швейцарии. Тексты, которые я там обнаружил, были пропитаны китайской пропагандой, но это было для меня настоящей находкой.
В библиотеках я находил очерки западных ученых и сравнивал их с написанным китайской стороной. Конечно, они не совпадали. Для Китая история была насыщена националистическими эмоциями, а для Запада пронизана колониалистским видением.
Затем случилась Культурная революция[8 - Великая пролетарская культурная революция – серия идейно-политических кампаний 1966–1976 годов в Китае, развернутых лично Председателем Мао Цзэдуном, либо проводившихся от его имени, в рамках которых под предлогами противодействия возможной «реставрации капитализма» в КНР и «борьбы с внутренним и внешним ревизионизмом» выполнялись цели по дискредитации и уничтожению политической оппозиции для обеспечения власти Мао Цзэдуна и перехода власти к его жене Цзян Цин.], и мой друг из Тяньцзиня оказался в ее эпицентре. Его письма продолжали приходить до весны 1968-го года. А потом наступила тишина, мертвая тишина длиной в десять лет.
Когда я учился в университете, «красное» волнение затронуло и нас, начавшись с парижских студентов[9 - Майские события 1968 года, или «Красный май» или Май 1968 – социальный кризис во Франции, начавшийся с леворадикальных студенческих выступлений и вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и почти 10-миллионную всеобщую забастовку. В конечном счете кризис привел к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе.].

Я любил Китай и старался всеми способами сложить независимое мнение об исторических событиях. Меня влекла его революционная история, стремление к созданию нового мира.
Но Культурная революция ранила мои чувства, поскольку я не понимал ее причин. В поисках ответов я погрузился в исследования и подготовку диссертации на тему: «Страна вынужденного бунта», – начиная с крестьянских восстаний при императорских династиях и фокусируясь на периоде с Первой опиумной войны[10 - Первая опиумная война 1839–1842 годов – военный конфликт между Британской империей и Империей Цин. Целью английских войск была защита торговых интересов Великобритании в Китае и расширение торговли, в первую очередь, опиумом (отсюда название), которой препятствовала Цинская политика запрета морской торговли.] до основания новой республики в 1949 году.
Думаю, что в те накаленные и противоречивые годы я был одним из немногих западных студентов-«революционеров», которые полюбили Китай таким, каким он был в своей глубокой сокровенности, а не за то, каким он предстал в политический период, совсем не связанный с великой духовной традицией предыдущих китайских народных войн, особенно маоистской войны 1927–1950 годов[11 - Гражданская война в Китае – серия вооруженных конфликтов на территории Китая между силами Китайской Республики и китайскими коммунистами в 1927–1950 годах (с перерывами).].
Поэтому, в то время как многие мои однокурсники, бывшие американофилы, становились фанатами маоизма, а еще позднее – израильской политики, я оставался верным другом Китая. Это были тяжелые годы, годы, которые еще предстоит глубоко осмыслить. Затем началась политика «пинг-понга»[12 - «Пинг-понговая дипломатия» – обоюдные визиты игроков в настольный теннис между Китаем и США в 1971–1972 годах с целью налаживания отношений между странами. Подготовку к визиту Никсона в КНР в 1972 году осуществляли американские дипломаты, секретно посещавшие Китай с командой по настольному теннису.], последовавшая за падением Линь Бяо, военного и политического лидера, который управлял Китаем в годы «большого хаоса» (1966–1971) и в итоге был убит по приказу Мао[13 - Ма?о Цзэду?н (26 декабря 1893, Шаошань – 9 сентября 1976, Пекин) – китайский коммунистический революционер, основатель Китайской Народной Республики, которую он возглавлял в качестве председателя Китайской коммунистической партии с момента создания Китайской Народной Республики в 1949 году, вплоть до своей смерти в 1976 году.], когда бежал в Советский Союз.
В Мао Цзэдуне меня впечатлила его решимость пригласить президента США Ричарда Никсона в Пекин, несмотря на развешанные по всему аэропорту баннеры против американского империализма. Это были жестокие годы Вьетнама[14 - Вьетнамская война – вооруженный конфликт во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже с 1 ноября 1955 года до падения Сайгона 30 апреля 1975 года. Один из крупнейших локальных вооруженных конфликтов второй половины XX века.], и Мао сделал свой ход с мужеством, в котором и по сей день видится что-то невероятное.
Между тем мое путешествие все еще оставалось несбыточной мечтой, хотя после «Шанхайского коммюнике»[15 - Шанхайское коммюнике – дипломатический документ, изданный Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой 27 февраля 1972 года. В документе было заявлено, что в интересах всех стран – совместная работа Соединенных Штатов и Китая над нормализацией отношений, а также был подтвержден взаимный интерес к разрядке.], подписанного Никсоном и Чжоу Эньлаем (премьер-министром Народной республики с 1949 года и до смерти в 1976 году), Италия наконец признала Китай.
Довольно скоро в Риме открылось китайское консульство, и меня пригласили на прием. Там я познакомился с генеральным секретарем, который стал моим другом и после того, как оставил должность генерального консула в Милане и переехал в Пекин на пенсию. И именно он, Чен Баошун, выдал мне мою первую визу в Китай, это был апрель 1976-го. В начале 1979-го, после десяти лет молчания, Арманд Су написал мне письмо, в котором рассказал, что его признали невиновным и выпустили из тюрьмы. Я сразу же поехал его навестить, это была трогательная встреча, которой газета Гуанмин Жибао[16 - Гуанмин Жибао – китайская ежедневная газета, выходящая ежедневно с 1949 года. Тираж 490 000 экземпляров. Это одна из самых популярных газет в Китае.] посвятила целую страницу. Арманд женился, у него родилась дочь, но поразивший его в тюрьме паралич прогрессировал, и в 1990 году он умер.
У меня осталось чувство вины, как будто я не сделал достаточно для сохранения памяти о нем. Но китайский народ не забыл его: стихотворение Арманда «Я люблю тебя, Китай» положили на музыку, а его рассказ, в котором даже упоминается наша дружба, вошел в детские комиксы.
В 1976 году, когда я впервые приехал в Пекин, я был уверен, что этот период станет важной вехой в моей жизни. И правда, с тех пор Китай стал моим вторым домом. Я могу утверждать, что являюсь редким свидетелем изменений, произошедших за последние полвека: от увядающего Мао, когда отголоски Культурной революции угасали на горизонте, до эпохи после Мао, когда произошел арест «Банды четырех» (четыре ультра-радикальных лидера Культурной революции: Цзян Цин, жена Мао, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и Ван Хунвэнь) в октябре 1976 года. Они были арестованы в 1981 году по обвинению в подготовке государственного переворота. Затем последовало возвращение к власти Дэн Сяопина[17 - Дэн Сяопи?н (22 августа 1904, Гуанъань, провинция Сычуань, Империя Цин – 19 февраля 1997, Пекин, Китай) – китайский государственный, политический и партийный деятель. Стал инициатором экономических реформ в Китае и сделал страну частью мирового рынка. Никогда не занимал пост руководителя страны, но был фактическим руководителем Китая с конца 1970-х до начала 1990-х гг.] в 1978 году и начало модернизации по формуле «рыночного социализма» под руководством Си Цзиньпина[18 - Си Цзиньпи?н (15 июня 1953, Пекин, Китай) – китайский государственный, политический и партийный деятель, действующий генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Китая с 2012 года.]. В общем, я увидел и пережил все, что произошло за эти сорок лет, которые перевернули мир.
Мое личное отношение к этим событиям всегда было обусловлено моим «китайским духом», взращенным уникальным опытом путешествий в далекие и недоступные регионы, гостеприимством моих восточных друзей, их человеческими переживаниями и уважением к своей стране, которая в течение 2500 дней радушно принимала меня с искренними дружелюбием и добротой.
Я с ностальгией вспоминаю многие лица и голоса, которых уже нет, но с которыми мне посчастливилось познакомиться через политику, историю, культуру и обычную жизнь. Я помню множество знаков вежливости и доброты, которые я не встречал больше нигде в мире.
Тем временем, в 1991 году, в честь 700-летия отправления Марко Поло из Китая в Венецию, по инициативе известного итальяниста Лу Тонлю я был включен в Постоянный совет управляющих Китайской академии международной культуры. Быть единственным членом некитайского происхождения в этой престижной культурной организации – большая честь для меня и по сей день.
За последние двадцать лет я путешествовал настолько часто, что пересек весь Китай вдоль и поперек: от северных регионов Дунбэя до южного острова Хайнань, с тремя посещениями Тибета. Уже тридцать лет меня сопровождает мой верный друг Лу Синь, пекинец из Шанхая, который помог мне погрузиться в чуткий и глубокий мир Китая. И это не просто слова, это истина.
Ни разу за 216 поездок у меня не возникало проблем, даже мелкой кражи или грубости. При забавных попытках надурить меня на рынках, где продается «поддельный антиквариат», я отпугиваю мошенников волшебным словом jiade, которое означает «подделка». И все заканчивается смехом торговца и похвалой моей китайскости.
За все эти годы я собрал впечатляющую коллекцию старых фотографий и гравюр, документирующих Китай прошедших дней. Изучая на этих изображениях «лицо» старого Пекина, я вместе со своими образованными друзьями-китайцами сокрушался об утере древней городской стены, большей части ее монументальных ворот и нескольких храмов. В настоящее время я работаю над книгой, посвященной великой имперской урбанистике Пекина, чтобы хотя бы таким образом сохранить память о ней.
Сегодня столица Китая – это город нарочитой современности, который поражает грандиозностью общественных работ и городским убранством, растущей эффективностью дорожной сети, бесспорным улучшением уровня жизни граждан.
Я помню, как однажды вечером в конце 1990-х, перед тем как вернуться в Италию, я прогуливался по большой улице Цяньмэнь и был приятно удивлен, увидев новый pailou (пайлоу)[19 - Пайлоу – резные орнаментированные триумфальные ворота из камня или дерева, возводившиеся в Китае в честь правителей, героев, выдающихся событий. – Прим. пер.], восстановленную практически в оригинальном виде арку, на том месте, где ранее находился старинный пайлоу, разрушенный в 1950?х годах и который я «знал» только благодаря старым фотографиям.
Вечером того же дня, собрав чемоданы, я прочитал в газете China Daily новость, которая привела меня в восторг. В газете был опубликован призыв к населению помочь властям в сборе старых кирпичей с южного участка стены, в том числе снесенного в 1950–1960-х годах. Это было нужно для того, чтобы восстановить стену от юго-западного угла улицы Дунбяньмэнь до улицы Чонвэньмэнь и создать исторический парк «Стена Мин». Кроме того, говорилось, что все дома, построенные старой кирпичной кладкой, вскоре будут снесены, для извлечения материала и восстановления, хотя бы в небольшом масштабе, вида утраченного Пекина. В последующие годы я очень радовался каждому архитектурному восстановлению и грандиозной реставрации.

Тогда я сказал себе: это и есть Китай. Даже когда он причиняет тебе боль, он тут же дарит тебе радость. Как можно, несмотря на все его противоречия, не любить его?
Завершая эту поездку, я с таким же предвкушением жду следующие двести шестнадцать.

Долгое ожидание во тьме
Я упомянул несколько внешних причин, объясняющих истинное происхождение моей страсти к Китаю. Возможно, это было чтение книг, в которых мелькали упоминания о путешествиях в эти края, в том числе и рассказы о Марко Поло. Но, по правде говоря, мои аргументы кажутся мне не слишком убедительными, ведь «знак», который определил мое увлечение, возник сразу и был непреодолим. Иногда мне кажется, что Китай зовет меня каким-то эзотерическим призывом, словно воспоминание из прошлого.
Возможно, здесь сказывается моя тяга к иероглифам и любопытство к их изучению, а также очарование, которое всегда наводили на меня изогнутые крыши и архитектура пагод.
Когда я думаю о своей жизни сейчас, на ее последнем отрезке, я нахожу ее абсолютно созвучной моим самым спонтанным и неизменным интересам. Китай вошел в мое существование сразу, с тонкой струйкой накапливаемой информации, даже несмотря на трудность ее поиска в столь равнодушные годы.
Пропаганда, незаметная для ребенка в те дни, должно быть, была очень убедительной, если вокруг меня не только мои сверстники, но и взрослые на каждом шагу демонизировали Китай. Та скудная информация, которую я получал, была не чем иным, как апокалиптическими предсказаниями. Китай изображался страной людоедов, где творятся ужасные вещи. Если предположить, что это правда, то всеобщая антикоммунистическая пропаганда готовила нас к защите и, по возможности, противостоянию нарастающей волне «желтой угрозы». Я, как и многие люди моего поколения, ощутил на себе воздействие «атлантической» дезинформации в те бесконечные послевоенные годы, которые обернулись для нас Великим Невежеством, до сих пор затмевающим знания и усиливающим предрассудки, ядовитым плодом безграмотности.
Примерно в 14 лет во мне возникло спонтанное противодействие демонизации мира, не находящегося под американским контролем. Деление планеты на хороших и плохих было для меня неприемлемо. Китай попал во вторую половину, запрещенный международным сообществом (разумеется, проамериканским), фактически вычеркнутый как государство из ООН, аннулированный декретом со своими (тогда) 400 миллионами граждан, вытесненный за «бамбуковый занавес» хорошими парнями.
Для меня единственным красивым, экзотическим, даже поэтичным во всей этой реальности был «бамбуковый занавес». Я хотел пройти сквозь него, мне казалось, что будет правильно пойти туда, постучать – и мне откроют. Другая часть, еще большая и принадлежащая плохим парням, имела «железный занавес» и была, откровенно говоря, менее экзотичной и совсем не поэтичной. Однако для меня в ней таилось свое темное очарование, которое стоило бы осветить.
Мир добра, в котором мне довелось жить, не давал мне никакой информации, кроме апокалиптических сведений о зле. Но зло тоже существовало, порой даже на моей стороне. Желание узнать все запретное, осознание того, что «мой мир» питает меня неполной и, возможно, не всегда правдивой информацией, привело меня к выводу. Я должен был сам докопаться до истины и тем самым укрепить свою свободу.
Необъяснимая потребность узнать Китай, так настойчиво стучавшаяся в мой разум, подсказала мне план действий. Найти там друзей, обмениваться с ними прочитанным, рассказывать друг другу о нашей жизни, о наших странах. А если не получится, то мои письма сами откроют «бамбуковый занавес» и даже «железный занавес».
Разве можно в 14 или 15 лет жить без мечты, которую во что бы то ни стало необходимо осуществить? Сейчас, пользуясь о Facebook и электронной почтой, я понимаю, что эпоха моих писем друзьям с разных концов света – это настоящая археология юрского периода.
Я узнал о существовании польского журнала «Радар» (издававшегося в одной из стран «плохой половины»), в котором публиковались объявления с адресами детей по обе стороны печально известных «занавесов», переписывавшихся на разных языках. Мое письмо, отправленное в Варшаву, благополучно миновало «железный занавес», и это уже стало для меня ответом. Я попросил опубликовать мой адрес, заявив, что готов переписываться со сверстниками по всему миру, но особенно хочу найти друга в Китае. В том же номере «Радара», рядом с моим объявлением, появилось и объявление молодого китайского поэта из Тяньцзиня, искавшего итальянского друга.
Мы мгновенно написали друг другу, и в течение восьми лет, пока его не поглотила Культурная революция, мы поддерживали переписку, возобновив ее десять лет спустя, когда он вышел из тюрьмы. Я уже представлял его ранее: его звали Арманд Су, и это стало нашей историей.
Самым большим сюрпризом для меня оказалась не сама возможность и легкость общения, без цензуры и уловок, а то, что Арманд Су, китаец, никогда не покидавший своей страны, писал по-итальянски и знал 21 язык. Мало того, он был еще и прекрасным поэтом, а самые дорогие его сердцу стихи были написаны именно на итальянском.
О Китае в те времена на Западе знали мало, а то, что знали, часто было искажено. Враждебная пропаганда шла полным ходом, и, возможно, я тоже попал бы под ее влияние, если бы не дружба с Армандом Су, которая с огромной любовью позволила мне увидеть его мир в совершенно ином свете.
Я сразу понял это, без малейших сомнений, ведь поэт жил в условиях абсолютно свободного экзистенциального выбора, в гармонии со всем миром, постоянно странствуя по бескрайнему Китаю, добираясь до самых отдаленных и почти недоступных уголков. Им двигало стремление докопаться до корней своей тысячелетней культуры, чтобы соединить ее с новой эпохой, с грандиозными социальными и политическими реалиями своей страны, и главное – найти точку соприкосновения с Западом. В этом Арманд Су стал беспрецедентным первопроходцем, и я осознал это уже в годы моей неискушенной юности. Меня сразу очаровала его личность.
Я начал собирать его письма, стихи, которые он писал на тончайших листах рисовой бумаги, фотографии, сделанные во время вдохновенных путешествий по самым затерянным регионам. В письмах мы делились подробностями своей жизни, привычками, мыслями, радостями и печалями, даже любовными переживаниями, обменивались семейными фотографиями. К тому времени мы с непосредственной теплотой уже называли друг друга братьями, будто знакомы всегда, словно наша дружба вызрела за долгие годы, проведенные вместе под одной крышей, с естественностью, которая казалась предопределенной кровными узами.
Уже в те ранние годы нашей дружбы Арманд обладал глубокими знаниями западной, особенно европейской, культуры. Он читал и размышлял над ключевыми произведениями классической и современной литературы на эсперанто[20 - Эспера?нто – наиболее распространенный плановый язык, созданный варшавским лингвистом и окулистом Лазарем (Людвиком) Марковичем Заменгофом в 1887 году для международного общения.] и многих других языках, которые изучал благодаря удивительному ассоциативному механизму, открывавшему его разум для любых познаний. Всецело поглощенный изучением и экспериментами над увлекательным и дерзновенным замыслом – слиянием двух самобытных культур, китайской и западной, в попытке преодолеть их разобщенность, – он, конечно, был далек от бурных процессов социальной и политической революции, охватившей Китай.
Наступили смутные годы Культурной революции, ураган, сотрясавший страну в 1960–1970-е. И Арманд сразу оказался в эпицентре этой бури. Искренний поэт был сметен вихрем, а с ним и многие другие «цветы». Незадолго до этого, работая над поэмой «Тан», он написал прекрасные строки, поражающие явным предчувствием:
Я спал весной, не замечая рассвета,
Птичьи трели звенели со всех сторон.
Ночью шел дождь и дул ветер,
Сколько цветов опало, никто знать не мог.
Радикальное безумие того, что десять лет спустя будет осуждено как «Банда четырех»[21 - «Ба?нда четырех» – идеологическое клише, используемое в официальной китайской пропаганде и историографии для обозначения группы высших руководителей Коммунистической партии Китая, выдвинувшихся в ходе Культурной революции 1966–1976 годов, являвшихся наиболее приближенными к Мао Цзэдуну лицами в последние годы его жизни. Согласно официальной версии, после смерти Мао члены «банды четырех» намеревались узурпировать высшую власть, но были разоблачены и арестованы. В состав этой группы входили: Цзян Цин – последняя жена Мао, а также Ван Хунвэнь (один из пяти заместителей Председателя ЦК КПК, член Политбюро ЦК КПК и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, член Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей), Чжан Чуньцяо (мэр Шанхая и секретарь Шанхайского горкома КПК) и Яо Вэньюань (член Политбюро, ответственный за идеологическую работу).], попытка узурпировать народную власть и насильственно подавить маоистское понимание «праведных противоречий», а также последовавшая за этим разрушительная волна анархии – все это было следствием более широкой негативной мировой конъюнктуры. Наиболее очевидным ее проявлением, конечно, была война во Вьетнаме, но не менее значимые события разворачивались и в Китае.
Арманд Су стал одной из многих жертв этого ужасающего террора. Его фанатичные обвинители сразу же объявили его «контрреволюционером».
Уже осенью 1966 года злобные эмиссары «банды» ворвались в его дом на улице Хоупэй, в доме номер один на Кан Нин Ли. Они уничтожили небольшую библиотеку, которую он собирал с таким трудом, сожгли книги, архив писем, накопленный за годы переписки с зарубежными литераторами, стихи, газеты и фотографии. Каждый клочок бумаги методично превращался в пепел на глазах у его престарелой матери. Печатная машинка, считавшаяся дьявольским предметом, символом капитализма, была разбита вдребезги. Конфисковали даже ножницы. Комнаты в доме заняли другие жильцы, оставив Арманду Су лишь крохотную каморку.
После этого разрушительного набега, истекая кровью от побоев, Арманд ночью бежал из Тяньцзиня. Он отправился в скитания по дальним городам, где у него были надежные друзья и куда безумие «красных гвардейцев»[22 - Хунвейби?ны – члены созданных в 1966–1967 годах отрядов студенческой и школьной молодежи в Китае, одни из наиболее активных участников Культурной революции.] – отрядов фанатичной маоистской молодежи, избивавшей и незаконно арестовывавшей «контрреволюционеров», – еще не докатилось с такой силой. Там его жизни ничего не угрожало.
Даже в этой драматической ситуации наша переписка не прерывалась. Письма приходили регулярно, минуя цензуру. Вопреки бурным событиям, я стал хранителем уникального поэтического и художественного наследия моего китайского друга. Еще до катастрофы, благодаря счастливому предчувствию, Арманд время от времени присылал мне объемные посылки со всем, что он написал: стихами, вырезками из газет и журналов со статьями и рецензиями, афоризмами, интервью. Таким образом он сохранил свои и семейные фотографии, начиная с детских лет.
Долгое время я жил в страхе за его безопасность. Письма, уже не напечатанные, а написанные мелким каллиграфическим почерком, чтобы уместить как можно больше на листе и подробно рассказать о невероятных перипетиях судьбы, приходили ко мне регулярно и трогали до глубины души.
К концу 1967 года я понял, что каждое его письмо может стать последним: тревожные мысли, которые выражал мой друг, были похожи на прерывистое дыхание загнанного зверя, постоянно ожидающего своих преследователей. Однако теперь Арманда волновала не столько собственная жизнь, сколько судьба его стихов. В каждом письме звучала навязчивая мольба о его творчестве, которое надежно хранилось на моем столе. Он умолял меня найти способ опубликовать небольшой сборник его произведений на итальянском, что тогда было весьма непростой задачей. Вскоре после этого наступило молчание.
Последнее письмо, в котором он смирился с собственной участью, но не с судьбой своих стихов, пришло ко мне в январе 1968 года. Я вновь написал ему, но ответа не последовало.
Месяцы и годы проходили, от Арманда не было ни единой весточки. Мои неоднократные попытки разыскать его с помощью писем оказались тщетными. У него был дядя, брат отца, профессор в университете США. В нашей переписке я нашел его адрес и написал ему. Дядя ответил, что знает о нашей дружбе, но ему, давно живущему в Америке, было еще труднее получать новости со старой родины. Он считал, что возможно, Арманд не умер, но находится в каком-нибудь отдаленном пограничном районе, обреченный на работу на ферме или в тюрьме. Дядя также безуспешно писал своей невестке, матери Арманда.
В октябре 1976 года, чуть больше месяца спустя после смерти Мао, «Банда четырех» пала, и я понял, что наконец-то появилась возможность что-то узнать. Я пытался найти Арманда и встретиться с ним во время своей первой поездки несколькими месяцами ранее, весной, но Тяньцзинь был строго закрытым городом, куда иностранцам въезд был воспрещен. Я вернулся на следующий год.
Несмотря на тайно распространявшиеся новости о том, что отстраненный от власти Дэн Сяопин готовится вернуться к руководству и, возможно, будет объявлена всеобщая амнистия для всех осужденных во время Культурной революции, моя вторая попытка отправиться в Тяньцзинь на поиски Арманда не увенчалась успехом. Что же с ним случилось?
К этому времени я должен был узнать правду. После десяти лет молчания и двух поездок в Китай мне просто необходимо было попасть в Тяньцзинь, добраться до того переулка рядом с Хоупэй-роуд, собрать хоть какую-то информацию, которая могла бы пролить свет на то, жив ли он, заключен в каком-то лагере или погиб в те трагические месяцы 1968 года. Мои надежды не угасали, но это было все равно что искать иголку в стоге сена, не зная, есть ли она там вообще.
И вот, когда я начал планировать свою третью поездку в Китай, заново открывая для себя страну после почти триумфального возвращения Дэн Сяопина, на мой старый адрес пришло письмо, написанное дрожащим, но сразу узнаваемым почерком. Оно было от Арманда: он был жив, только что вышел из тюрьмы и был признан невиновным.
Я плакал от радости и перечитывал письмо сотни раз. Не теряя времени, я тут же начал планировать поездку. Наконец, после почти двадцати лет, половина из которых прошла в молчании, мы с моим китайским другом юности сможем встретиться лично и обнять друг друга.
Шел февраль 1979 года, Китай готовился к празднованию 30-летия основания Народной Республики. Из посольства в Риме мне пришло приглашение присоединиться к делегации из пяти итальянских журналистов, которым по случаю торжества предстояло путешествовать по великой стране практически без ограничений. Делегацию возглавлял Энцо Бьяджи[23 - Э?нцо Бья?джи (9 августа 1920, Лиццано-ин-Бельведере – 6 ноября 2007, Милан) – итальянский журналист и писатель.], для которого это была первая поездка, а я считался «ветераном». И сейчас я беру в руки дневниковые записи об этом незабываемом дне.

30 апреля 1979-го года. Я нахожусь в Тяньцзине, его родном городе. Узнаю, что он лежит в больнице, где специалисты по акупунктуре пытаются вылечить паралич, поразивший его во время тюремного заключения. Наша встреча не входит в официальную программу, она выбивается из графика, создавая, казалось бы, непреодолимые здесь проблемы. Но Бьяджи проявляет решимость, обсуждает детали с Чжу, нашим переводчиком, объясняет исключительность ситуации и вручает ему экземпляр небольшого сборника стихов Арманда Су, который я напечатал за несколько дней до отъезда – исполнение давнего обещания, которое я не смог выполнить ранее.
Чжу медленно и вдумчиво перелистывает страницы, рассматривая фотографии поэта, «пишущего по-итальянски, владеющего двадцатью одним языком, всемирно известного эсперантиста, невинной жертвы Великой смуты». Я смотрю на него с замиранием сердца, понимая, что, возможно, проделал весь этот путь в Китай в третий раз только ради встречи с Армандом. В глубине души я чувствую свое право на это, но тут же усмиряю порывы, осознавая, в какое затруднительное положение ставлю бедного Чжу, внезапно оказавшегося перед дилеммой.
Он бросает на меня понимающий взгляд, и я осознаю его желание помочь.
– Что ж, давайте посмотрим, – произносит он и исчезает с буклетом в руках, направляясь к менеджерам нашей принимающей организации, шумно обедающим за ширмой в том же зале, что и мы.
Последний кусок не лезет в горло, я пытаюсь проглотить его, запивая чаем. Боюсь, что эти чиновники в застегнутых до самого горла пиджаках не смогут понять невинность моей неожиданной просьбы, что их решение будет зависеть от разрешения министерства иностранных дел в Пекине, что в итоге мне сообщат о болезни моего друга и невозможности навестить его в больнице, да еще и в 21:30 вечера, что завтра Первое мая и у нас и без того плотный график, что мы должны вылететь в Нанкин[24 - Нанки?н – город субпровинциального значения в провинции Цзянсу (КНР), место пребывания властей провинции. Бывшая столица Китая при нескольких императорских династиях, а также столица Китайской республики; порт в низовьях реки Янцзы.]утром следующего дня и так далее…
Короче говоря, я готов к отказу. Энцо садится рядом со мной на диван, и мы остаемся в ожидании ответа. «Вот увидишь, – говорит он, – мы получим разрешение. Я пойду с тобой».
Появляется Чжу с двумя чиновниками, его лицо сияет.
– Что ж, пойдемте, – говорит он. – Мы позвонили в больницу, и ваш друг ждет вас. Вам разрешено передать ему подарки, которые вы привезли. Идемте.
Кажется, теперь я знаю, что такое счастье. Это клубок волнений, сердцебиения, смятения, желания разрыдаться. Описать его словами невозможно. Знаю лишь, что Энцо берет меня за руку и с победоносной улыбкой говорит: «Держись!» Я не могу найти свою комнату, теряюсь на лестнице и оказываюсь на другом этаже. Меня спасает портье, который провожает меня до номера. Я беру свои вещи, и мы уезжаем. Микроавтобус уже готов и ждет нас в саду.
Пока мы едем по полутемному городу, я размышляю об исключительности происходящего со мной, чувствую, что это навсегда останется одним из самых значимых событий в моей жизни. Проехав немного, мы оказываемся перед дверью, которая тут же открывается. Там нас уже ожидают. Меня представляют начальнику больницы. Он знает обо мне все: меня ждали уже несколько дней, с тех пор как история Арманда была опубликована на целую страницу в «Тяньцзинь Рибао», ежедневной городской газете, и в «Гуанмин Рибао», газете интеллектуалов. Там говорилось и обо мне: «Скоро к нему приедет итальянский друг, который собирал его стихи».
Я иду по полутемному коридору к стеклянной двери, из которой льется яркий свет. Я чувствую, что он там. Момент торжественный, меня охватывает трепет. Начальник открывает дверь, и я вижу его в полном облачении, в старом пиджаке, как на фотографиях двадцатилетней давности. Он с трудом поднимается с плетеного кресла у кровати, медсестра помогает ему. Вся команда заботится о нем, даже врач, бегло говорящий по-французски, который когда-то лечил алжирского политического лидера Бумедьена[25 - Хуари Бумедьен (23 августа 1932 – 27 декабря 1978) – алжирский государственный, военный и политический деятель, полковник, один из лидеров антиколониальной борьбы алжирского народа.].
Мы долго стоим в молчаливом братском объятии, и слезы горячо струятся по моей шее. Затем он смотрит на меня, плача, и, почти прижимаясь ко мне, шепчет сквозь слезы: «Брат, мой брат. Наконец-то!»
Меня усаживают на стул рядом с ним и тут же подают ритуальный жасминовый чай; на блюдце выложены привычные сигареты, конфеты. У всех проступают слезы. Чжу даже вытирает их носовым платком.
– Двадцать лет! – говорю я. – Двадцать лет – это немалый отрезок жизни, и вот мы наконец-то вместе.
Арманд с нежностью смотрит на меня, мы начинаем разговаривать, и я прошу Чжу переводить присутствующим каждую реплику нашей беседы, совершенно непринужденной, словно между двумя родственниками, которые после долгой разлуки снова встретились и должны восполнить пробелы в жизни друг друга.
Я протягиваю ему книжку, на обложке которой красовалась его юношеская фотография. Он замирает, явно удивленный.
– Но как! – воскликнул он. – Она уже напечатана?
С удовлетворением перелистывая страницы, он внимательно рассматривает свои фотографии.
– Я был так молод, прошло столько времени, – с горечью, но со счастливыми глазами замечает он.
Он рассказал мне, что с ним происходило, начиная с января 1968-го года, с момента последнего письма. Весной его арестовали и осудили, приговорив к двадцати годам тюремного заключения. Причина? Он обожал Запад, владел иностранными языками, одевался по-европейски. Значит, он был «контрреволюционером». Возмущенный, он кричал судьям: «Фашисты!» Его заключили в городскую тюрьму, запретив иметь ручку и бумагу, но разрешив читать книги и журналы, которые мать привозила ему раз в месяц. Ему также позволили оставить старый итальянский словарь Палацци, но стихи приходилось сочинять «по памяти», в уме. Время коротал, закручивая болты. Таковы печальные противоречия Китая…
А что теперь? Его просьба о пересмотре дела была удовлетворена. Его признали невиновным. Более того, его история теперь приводится как пример «положительного элемента», своего рода национального героя, на которого должна равняться молодежь. Теперь ему назначат государственное пособие по нетрудоспособности, выделят комфортабельную квартиру в доме «бывших иностранных капиталистов», и он сможет возобновить литературную деятельность.
Вот один из тех, кто выжил в кампании «Сто цветов»[26 - Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ – лозунг, под которым лидер правящей Коммунистической партии Китая Мао Цзэдун провозгласил в 1957 году широкую кампанию по усилению гласности и критики.], политическом периоде либерализации культурной жизни, начавшемся в Китае в 1957-м году и вскоре свернутом из-за опасений вызвать демонстрации и восстания масштаба прошлогодних венгерских, – кто сумел выжить – его имени суждено войти в историю.
Постскриптум. С того знаменательного дня прошло еще десять лет. Я встречался с Армандом Су еще восемь раз. В последний раз, в 1988-м году, он неподвижно лежал на кровати, не в силах ни писать, ни читать, ни даже говорить.
В 1980-м году, еще до обострения болезни, он женился на молодой работнице Тяньцзиньской ковровой фабрики Ван Руиси. В следующем году у них родилась дочь Ина, первая идеограмма[27 - Идеогра?мма – письменный знак или условное изображение, рисунок, соответствующий определенной идее автора. Из идеограмм состоят иероглифы.]ее имени означает «Италия».
Арманд мечтал увидеть страну своего второго родного языка, но болезнь не позволила ему осуществить это желание. Он ушел из жизни в возрасте 54 лет осенью 1990 года.
В 1966-м году, в свои тридцать лет, предчувствуя тяжелые испытания, которые выпадут на его долю, он написал свое последнее стихотворение на итальянском языке, завершающееся словами:
«Здесь я останавливаюсь и в последний раз прощаюсь с юностью».
Он, конечно, и представить себе не мог, какое страшное пророчество заключено в этих простых строках. А может, и мог, ведь это привилегия поэтов.
Для меня период переписки с Армандом Су до его заключения в тюрьму был периодом окончательного «открытия» Китая. Я готовил университетскую диссертацию о китайской революции, с головой погружаясь в изучение ее истории и цивилизации; исследования завораживали меня, и я понял, что это станет областью моих научных интересов на всю оставшуюся жизнь.
В попытке приблизиться к Китаю, я отправился в авантюрное путешествие, длиной в несколько месяцев, на грузовом судне, которое останавливалось в различных азиатских портах, но не следовало дальше Индии. Этот необычный опыт окончательно определил мое призвание журналиста, уже прочно укоренившееся в моей душе. Выбор, который, как теперь ясно, был предначертан моей судьбой и характером. Ничто не происходит случайно, и жажда знаний сопровождает нас всю жизнь, утолить ее может лишь смерть. Да и то, возможно, не до конца.

С 1958 года итальянские (и западные в целом) газеты начали плотную антикитайскую кампанию, опасаясь скорого «вторжения» народной армии на остров Тайвань. Спор вокруг островов Куэмой и Мацу, гарнизоны которых держат националисты Чан Кайши[28 - Чан Кайши? (31 октября 1887, Сикоу, провинция Чжэцзян, Китайская империя Цин – 5 апреля 1975, Тайбэй, Тайвань) – китайский революционер, военный и политический деятель, возглавивший партию Гоминьдан в 1925 году; фактический правитель материкового Китая (1928–1949); президент Китайской Республики на Тайване (1950–1975), маршал и генералиссимус.], достигает максимального напряжения в августе. Китай внезапно «попадает в новости». И это пугает.

Моя коллекция газетных вырезок растет, и к концу лета я заполняю ими целый альбом. Вот некоторые заголовки тех статей, встревоживших западный мир: «За 7 дней сто тысяч пушечных выстрелов», «Нападет ли Мао в полнолуние?», «Чан призывает эвакуировать Тайбэй», «Тревога на Дальнем Востоке», «Воздушный бой в небе Квемоя», «Мао: не трогайте нас, иначе будет война», «Американские самолеты над Китаем», «Чан хочет бомбить Китай».
И вдруг напряжение исчезает, как туман, Вашингтон отступает, госсекретарь Джон Фостер Даллес заявляет о готовности встретиться с Чжоу Эньлаем, заключается перемирие.
Новость от 2-го октября – занимательный репортаж о Мао, который «пишет стихи и разбрасывает их». Затем чиновники собирают листы бумаги, разглаживают их и аккуратно хранят. После пятидесяти дней воинственных репортажей внимание к этой теме внезапно угасает. Колебания новостей о Китае характерны для 1960-х годов, и я научился не придавать большого значения сообщениям, поступающим почти исключительно от американских агентств, с изрядной долей враждебности, а вернее сказать – ненависти по отношению к Китаю.
Это были годы «великой тьмы», освещенные для меня общением с Армандом Су. Апокалиптические прогнозы, регулярно озвучиваемые прессой, я чередовал со сладостным чтением китайской пропаганды: журналы, которые прислало мне посольство в Берне, были инструментами чистой пропаганды. Бравурные истории, рассказанные и проиллюстрированные в них, были настолько категоричны, что вызывали только улыбку. Однако за журналистской суетой, за напускной наивностью авторов скрывалось горячее желание рассказать о социальных улучшениях, о «кампаниях по исправлению», направленных на решение гигантских проблем, порожденных экономической отсталостью, и стремление показать рождение нового человека.
Такая откровенная риторика нуждалась в щедрых, сочувствующих читателях, способных понять драматизм исторической ситуации, в которой возник этот «новый Китай». Для меня особенно интересными были фотографии, представляющие собой необычное и настоящее окно в ту необъятную страну, которая переживает трансформацию. Люди были изображены такими, какие они есть – простыми и бедными, как и их тяжелая жизнь в деревнях и на фабриках, примитивная урбанизация, усилия по восстановлению территории, опустошенной веками наводнений и превращения в пустыню, и при этом – неизменная политическая иконография с Великим Кормчим[29 - Китайский почетный титул. Чаще всего это относится к Мао Цзэдуну (1893–1976), председателю Коммунистической партии Китая и верховному лидеру Китая с 1949 по 1976 год. – Прим. пер.] в центре. Явная пропаганда, которая меня устраивала, поскольку позволяла заглянуть в некоторые фрагменты неизведанного.
Мы, живущие по эту сторону мира, ничего не знали о Китае тех лет. Мао несколько раз хоронили заживо, единственные новости поступали от миссионеров, недавно изгнанных и ненадолго вернувшихся, чтобы попрощаться с семьями перед отъездом на новое место. Их рассказы по понятным причинам были враждебны новому коммунистическому режиму, который выдворил их после вынужденных «признаний» в шпионаже. Никто не поведал нам о том, что произошло на самом деле: о революции[30 - Синьхайская революция – революция в Китае, свергнувшая монархию – империю Цин.], японском вторжении[31 - Японо-китайская война 1937–1945 годов – война между Китайской Республикой и Японской империей, начавшаяся до Второй мировой войны и продолжавшаяся вплоть до ее окончания.], гражданской войне, трагедии разоренной Страны.

Миф о Шелковом пути
От моего дома до Пекина – 7892 километра по воздуху, а по суше – более 15 000. В моем детстве это расстояние казалось непреодолимым, но желание пройти его было велико.
Мой первый полет весной 1976 года в основном следовал по Шелковому пути. Тогда маршрут из Парижа в Пекин, пролегая через Альпы и Адриатическое море, идеально повторял древний путь, пересекая Албанию, Армению, Персию, Белуджистан и, после остановки в Карачи, поднимаясь вверх по Инду и через Гималаи, вновь шел древними караванными путями между Кашгаром и Урумчи, пролетая над Синьцзяном, Ганьсу, Нинся, Шаньси.
С высоты я любовался широкими рукавами Желтой реки[32 - Хуанхэ? – река в Китае, одна из крупнейших по протяженности рек Азии.], а когда увидел змеевидную Великую стену, почувствовал, как сердце заколотилось от уверенности, что моя мечта побывать в Китае сбывается. Еще несколько часов – и я ступлю на «землю обетованную», на планету, где до сих пор лишь немногим иностранцам выпадала честь побывать.
В моей душе бушевали эмоции, пока я парил в небе, которое скоро потемнеет с наступлением ночи, уже предвкушая необъятную землю, по которой мне, как и Марко Поло семью веками ранее, предстояло пройти.
Миф о Шелковом пути пленил меня до глубины души, он стал целью, к которой я стремился любой ценой. Это был великий миф о пространстве и времени. Пространство, над которым я пролетел бы со скоростью самолета, немыслимой для темпа движения караванов семь веков назад; время, вместившее в себя века, начиная с эпохи Римской империи, правления Цинь Шихуанди[33 - Цинь Шихуанди (259 до н. э. – 210 до н. э.) – правитель царства Цинь (с 245 года до н. э.), положивший конец двухсотлетней эпохе Воюющих Царств.], первого императора Китая, и до империй Хань[34 - Империя Хань (206 до н. э. – 220 н. э.) – китайская империя, в которой правила династия Лю.] и Тан[35 - Империя Тан (18 июня 618 – 4 июня 907) – китайская империя, в которой правила династия Ли.], для которых Шелковый путь был прежде всего идеей, мощной идеей, соединяющей неведомые и далекие миры.
Коллективное воображение человечества, живущего на востоке или западе мира, в кардинальном разделении планеты, которое сейчас успокоилось благодаря историческим и географическим условностям, при упоминании легендарного маршрута возвращается к одному из самых захватывающих приключенческих мифов. Сразу же возникает ощущение идеи, пересекающей евразийский континент еще до того, как она проложит свой путь, почти неизбежной дороги цивилизаций, движимых жаждой общения. То, что Шелковый путь – это идея, а не реальность, объясняется еще и тем, что его на самом деле не существует в одном единственном виде.
Существует множество Шелковых путей, как сухопутных, так и морских, которые имеют общие точки отправления и прибытия, но их маршруты переплетаются и расходятся, иногда на значительные расстояния. И, что еще более удивительно, центром их пересечения, местом встречи, служит одна из самых загадочных пустынь планеты – Такла-Макан[36 - Та?кла-Мака?н – песчаная пустыня на западе Китая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Является одной из крупнейших песчаных пустынь мира.], «место, откуда не возвращаются».
Пересекая границы этой смертоносной песчаной ловушки, длиной в 1600 км и шириной в 500 км, Шелковые пути приобретают свой мистический и легендарный статус, усиливая культовость мифа.
Он, несомненно, является архетипом, олицетворяющим стремление людей идти вперед, исследовать, общаться, а также – жажду приключений, которая всегда сопутствует великой жажде денег и торговли. Это стремление настолько глубоко укоренилось в человеческой природе, что объединяет то, что было связано еще с древних времен – Евразийский континент.
Можно поверить, что Шелковый путь существовал на заре цивилизации, будучи естественным путем формирования ДНК homo sapiens, который, наблюдая за восходом Солнца, стремился двигаться в том направлении. Его происхождение не могло быть иным – это был обыкновенный импульс, вызванный любопытством.

Ex Oriente lux[37 - С Востока идет свет. – Парафраза евангельского повествования о рождении Иисуса (Евангелие от Матфея, 2.1). – Прим. пер.] – свет, несомненно, должен был стать первым чудом, увиденным человеком. Поклонение солнцу было естественным, как и стремление найти место его «зарождения». Поэтому нет причин сомневаться, что Шелковый путь задолго до своего признания был стихийным «Путем Солнца», источником жизни и естественного интеллектуального развития человека.
Пустыня Такла-Макан открыла миру чудом сохранившиеся тела древних путешественников, оказавшихся там на многие века раньше, чем считалось прежде. Удивительно, что среди путешественников были представители различных рас, в том числе европейцы; останки тел сохранили черты лица, волосы и даже белокурые бороды, свидетельствуя о древних, не известных нам «путях», соединявших Восток и Запад за десять веков до нашей эры.
По этим древним тропам, преодолевая непроходимые горные хребты, такие, как Тянь-Шань, или пересекая негостеприимные пустыни вроде Такла-Макана, люди далекой древности отправлялись в невообразимо отдаленные земли. Это также подтверждает, что Шелковый путь, термин, введенный в конце XIX века немецким исследователем Фердинандом фон Рихтгофеном, обозначал не что иное, как сеть караванных маршрутов, соединявших крайние точки планеты, по которым отправлялись отважные путешественники.
На протяжении веков цивилизации, культуры и религии медленно пробирались по этому огромному пространству между двумя крайними точками Старого Света, созревая под разными солнцами, вдохновляясь различными идеями, представляя разные расы, но, неосознанно стремясь ко встрече друг с другом – именно на этих караванных путях.
В древности Шелковый путь был чем-то вроде скоростной трассы глобализации – если позволительно использовать современный термин, сам по себе не очень приятный – благодаря необъяснимой склонности человека бросить вызов одиночеству, вырваться из своего окружения, попытаться совершить нечто великое. Просто осмелиться.
Вероятно, именно скифы, кочевое индоевропейское население, превратили его в торговый путь по меньшей мере за семь-восемь веков до нашей эры, когда в своих миграциях с северо-запада Центральной Азии до Каспийского моря они впервые принесли на Запад шелк, который греки высоко ценили задолго до основания Рима.
В те времена Каспий был крайней границей известного мира. За ним, на востоке, простиралась лишь неизведанная даль, где восходит солнце. Позже, когда Шелковый путь оказался монополизирован персами[38 - Держава Ахемени?дов, она же Мидо-Персия, Первая Персидская империя – была одной из величайших и наиболее продолжительных империй в истории. Она существовала с 550 по 330 год до н. э. и охватывала значительную часть Ближнего Востока.], римляне тщетно пытались проложить по нему свой маршрут. Кровопролитные войны с парфянами[39 - Парфянское царство – древнее государство, располагавшееся к югу и юго-востоку от Каспийского моря. Возникло около 250 года до н. э. В период расцвета (середина I в. до н. э.) царство подчинило своей власти и политическому влиянию обширные области от Месопотамии до границ Индии. Просуществовало почти 470 лет и прекратило существование в 220-е годы н. э.] были не чем иным, как результатом их стремления получить доступ к этому пути, а целью был лишь шелк. Но все было напрасно.
Ханьский Китай еще в I веке до н. э. также пытался наладить связь с Римской империей, но тоже безуспешно. Парфяне прочно удерживали контроль, и все же эта загадочная дорога еще много веков служила связующим звеном между двумя далекими мирами, от долины Желтой реки до Средиземноморья.
Если бы не шелк, Рим, вероятно, не был бы так постоянно озабочен необходимостью контролировать этот путь. Для получения пряностей, в первую очередь перца, римляне уже успешно открыли морской путь в Индию, не встретив никаких препятствий. В конце концов, с шелком римляне познакомились через парфян, а самый надежный и к тому же короткий путь в Китай пролегал по суше.
Древние китайские историки оставили нам точные сведения об этом, и из их «Анналов» мы узнаем, что проблемой для Рима был прямой доступ к закупке шелка-сырца, поскольку римляне хотели производить собственную ткань. Парфяне фактически продавали римлянам не пряжу, а готовые ткани, тем самым получая дополнительную прибыль от ткачества, поэтому они решительно выступали против прямых контактов Рима с источником сырья – Китайской империей. С другой стороны римляне не разбирались в шелке и считали его растительной пряжей, получаемой из листовых волокон, а не продуктом деятельности шелкопряда.
Из записей китайских историков того времени мы также узнаем причину зависти парфян: они не могли обрабатывать ткань так же искусно, как римляне, и опасались потерять «клиентов», если те смогут напрямую закупать шелк-сырец у производителя.
Таким образом, кровопролитные войны, в которых Рим веками противостоял Парфии, были вызваны исключительно стремлением к контролю над Шелковым путем и, следовательно, доступом к Китайской империи. Одним из самых знаменитых конфликтов стала война 53 года до н. э., завершившаяся печальным поражением при Каррах, где пал Красс – полководец римских легионов.
Миф о Шелковом пути, подпитываемый древними хрониками двухтысячелетней давности, неразрывно связан с необъятными просторами этого маршрута и трудностями, создаваемыми и людьми, и самой природой. Но, несмотря на все препятствия, цивилизация упорно прокладывала себе дорогу, и в конце концов никакая военная сила не смогла бы ее остановить. Напротив, на протяжении долгого времени все евразийские регионы, через которые пролегал этот путь, были заинтересованы в обеспечении его безопасности и дальнейшем развитии. Так продолжалось почти пятнадцать веков, пока морские маршруты не стали более выгодными и безопасными, а династия Мин[40 - Великая Минская империя – государство, образовавшееся на китайских землях после свержения власти монгольской империи Юань. Существовало с 1368 года по 1644 год.] вновь не отгородила Китай, возведя Великую стену.
Рано или поздно войнам между парфянами и римлянами суждено было завершиться. Пограничные раздоры древних персов казались анахронизмом на фоне великой идеи Шелкового пути. Рим уже задумывался о преодолении этого препятствия, разрабатывая новый северный маршрут. Начав путь из Дакии, современной Румынии, пересекая территории нынешних России и Казахстана, римляне должны были достичь Китая, спустившись с высокогорных пастбищ Синьцзяна.
Идея была многообещающей, но надвигающаяся угроза варварского нашествия отвлекла римских стратегов от этого проекта, заставив их задуматься об объединении сил для защиты империи, находящейся под угрозой. Возможно, новый путь, задуманный римлянами, оказался бы более успешным и, несомненно, сократил бы время в дороге, избавив от большинства опасностей, таящихся в бесконечных горных хребтах и бескрайних пустынях. Новая Serica Via Romana[41 - Serica Via Romana (лат.) – Великий шелковый путь.] могла бы стать своеобразной «скоростной магистралью», которая затем соединилась бы с северным караванным путем через Куку, Турфан и Дуньхуан, быстрее достигнув коридора Ганьсу, далее до Желтой реки и, наконец, до Чанъаня[42 - Чанъань в переводе «долгий мир» – ныне несуществующий город в Китае, древняя столица нескольких китайских государств. Был местом назначения торговых караванов, которые шли по Великому шелковому пути в Китай. Сегодня на месте Чанъаня расположен город Сиань.].
Чанъань! Волшебное слово, озарявшее угрюмые лица караванщиков, великолепный и роскошный Чанъань из чудесных сказаний, мегаполис с величественными квадратными городскими стенами, центр вселенной, причал странников множества национальностей, приключений, любовных историй. Отсюда начиналось великое путешествие к далеким берегам Средиземного моря. Прибывающие и отбывающие караваны собирались на огромной Западной рыночной площади перед Западными воротами, где среди скопления верблюдов размещались шумные толпы купцов и искателей приключений. Перед ними простиралась бесконечная неизвестность диких «западных земель», населенных коварными и не признающими законов людьми, усеянных природными препятствиями, преодоление которых требовало месяцев, а то и целых лет отважных странствий, всегда уходящих в закат.
Отправляясь в путь, караваны полагались на провидение или, попросту говоря, на удачу. Даже тем, кто двигался на запад из самого сердца Китая, не было причин для радости перед лицом неизвестности земель, где заходит солнце. Танский поэт Ван Вэй писал:
Приходи и выпей последний кубок вина,
За перевалом на западе друзей ты не найдешь.
Чанъань, столица сначала династии Хань, а затем Тан, станет самым большим и самым космополитичным городом в мире. Почти тысячу лет он был конечной точкой Шелкового пути, излюбленным местом купцов, средоточием наслаждений, наградой для тех, кто сумел невредимым преодолеть этот десятитысячный путь через пустыни, горы, степи и прерии – огромные безлюдные территории, на пересечение которых уходило не менее трех лет.
В своем синоцентрическом величии Империя Дракона представляла себе Римскую империю как «Великий Западный Китай»: они называли ее Дацинь[43 - Дацинь (от кит. ??, что значит «Великая Цинь») – древнее китайское название Римской империи, а потом и Византии. – Прим. пер.], полагая, что за бесконечными пустынями и непреодолимыми горами запада она может быть лишь зеркальным отражением Поднебесной, или, вернее, тех Срединных государств (Чжунго), раскинувшихся вдоль течения Хуанхэ[44 - Хуанхэ? – река в Китае, одна из крупнейших по протяженности рек Азии. Бассейн Хуанхэ считается местом формирования и становления китайского этноса наравне с Янцзы.] – колыбели прославленной цивилизации.
На другой стороне земли Империя Орла располагала гораздо более точными и объективными сведениями о Царстве Серес[45 - Римляне называли Китай и китайцев Серес (лат. seres), что значит «шелковый» или «страна шелка». От этого названия произошло и латинское слово «serica» – «шелк». – Прим. пер.], где производился загадочный шелк, который в Риме продавался буквально на вес золота и представлял огромный коммерческий интерес.
Несмотря на то, что на протяжении веков они стремились друг к другу, официальная встреча двух величайших держав древности так и не состоялась. В своем восточном походе римские легионы не смогли пройти через Месопотамию. Китай, в свою очередь, так и не отправил войска к мифическим берегам Средиземноморья. Римское стекло, хоть и будоражило воображение, конечно, не могло стать поводом для военных экспедиций на Запад.
Китай интересовался Западом скорее из литературного и, возможно, метафизического любопытства, нежели из реальной политической или торговой необходимости. Как и прежде, Китайская империя была самодостаточна, и ничего, кроме того, что было создано по ее образу и подобию, сильно ее не интересовало.
И хотя окрестности Чанъани отчасти испытали на себе влияние западной «экстравагантности», происходило это благодаря неизбежному прибытию персидских караванов, которые время от времени доставляли через пустыни различные римские новшества. Поэтому вряд ли Империя Дракона испытывала какое-либо влечение к другой империи, считавшейся слишком далекой, чтобы рисковать, пускаясь в неведомое путешествие.
Древний Китай никогда не проявлял особого интереса к внешнему миру, считая его варварским и опасным. Китай был самодостаточен, о чем свидетельствует Великая стена – воплощение стремления империи к вечной самоизоляции, в отличие от завоевательного духа других великих цивилизаций.
Шелковый путь стал смелым предприятием для замкнутого Китая той эпохи.
Если бы все зависело от Поднебесной, а не от жажды наживы персов, арабов и европейцев, этот путь оборвался бы у ее западных рубежей, на перевале Юймэнь или даже раньше, в тех туманных западных краях, которые с их пустынями и горами служили естественным барьером в виде гор и пустынь.

Марко Поло – счастливый случай
Обычно восьмилетним итальянским школьникам внушают, что наша страна – это земля святых, художников, моряков и героев. В этом преувеличенно триумфальном «портрете» действительно есть доля правды. Еще можно было бы добавить поэтов и путешественников. Я считаю последнюю категорию необходимой, чтобы в нее можно было включить Марко Поло, который, тем не менее, не является единственным великим национальным путешественником. Он также не единственный, кто в те далекие века отправился в азиатские страны, особенно в Китай.
Несмотря на мою искреннюю симпатию к синьору Поло, должен признать, что это была «случайность», а его заслуга состояла в том, что он обладал потрясающей памятью. В отличие от него, два века спустя другой итальянец совершил подвиг, который сделал его бессмертным: Христофор Колумб[46 - Христофо?р Колу?мб (между 26 августа и 31 октября 1451 года, Генуэзская республика – 20 мая 1506 года, Вальядолид, Королевство Кастилия и Леон) – испанский мореплаватель итальянского происхождения, в 1492 году открывший для европейцев Новый Свет (Америку).]. Нам внушают, что оба они – национальная гордость, не объясняя при этом, что если венецианец был носителем этического видения мира, то генуэзец, напротив, представлял хищническое, колониальное и империалистическое начало. Для империи Мин было к лучшему, что Христофор Колумб случайно открыл Америку, ведь его целью были сокровища Китая и мифические золотые крыши Японии.
На фоне туманного, сумеречного европейского Средневековья труд Марко Поло представляет собой революционную провокацию, пусть и с запоздалым детонатором. На самом деле пройдет не менее двух столетий, прежде чем Il Milione[47 - «Книга чудес света» – описание путешествий Марко Поло по Азии и Африке, совершенных в период между 1276 и 1291 годами, которые с его слов на старофранцузском языке записал Рустикелло из Пизы (находившийся вместе с ним в генуэзской тюрьме).] станет своего рода отмычкой для насильственного «открытия» мира.
История – это удивительное сплетение случайностей, каждая из которых независима, но при этом тесно взаимосвязана и переплетена с другими. Марко Поло – одна из таких случайностей, как и многие другие. Его заточение в Генуе – случайность, как и встреча в темнице с Рустикелло[48 - Рустича?но или Рустике?лло, часто с эпитетом «из Пизы», «да Пиза», «Пизанский» – итальянский писатель конца XIII века, наиболее известный как соавтор Марко Поло.] из Пизы. Из этих случайностей, опять же волею случая, рождается знаменитая книга. Необходимая прелюдия к исторической увертюре.
Чтобы понять истинное значение «Il Milione», необходимо представить Европу начала XIV века. В течение почти тысячелетия континент опустошали набеги варваров из Северной Европы. Великая империя Цезарей с центром в Италии пережила глубокие травмы и радикальные разрушения: греко-латинская цивилизация была почти полностью стерта с лица земли иконоборческим пылом, и Европа погрузилась в долгую варварскую ночь. Жажда знаний, которая когда-то вдохновляла греков и римлян, сменилась окаменелым невежеством. Первой жертвой стала география.
Суеверия, страхи, внушаемые временной властью церкви, детская ксенофобия по отношению к приходящим в упадок расам, скудость ума и средств – все это способствовало пугающему регрессу так называемого цивилизованного мира. Однако география была фундаментальной наукой как для греков, так и для римлян. Ее стратегический упадок был пропорционален культурному распаду, произошедшему в разоренном средневековом сознании.
Большая ответственность за этот регресс географической науки лежит, как я уже говорил, на вмешательстве католической церкви, которая считала, что может заменить географию Библией и ее толкованием. К мракобесию, принесенному варварами, добавилось мракобесие церковных иерархов, заинтересованных в укреплении своего влияния и, следовательно, власти.
Марко Поло имел несчастье родиться в эпоху культурной непросвященности, в историческом контексте, враждебном к новизне, знаниям и приключениям. Ментальные категории его современников, и его самого, были сформированы необузданным невежеством, подпитываемым коллективной интеллектуальной ленью. Существовало только то, что было известно; все остальное было предрассудками.

Ни одна географическая карта VII–XIII веков, которую по сей день можно найти в музеях и библиотеках, не дает представления о том, какими могли быть земли за Уралом и Гангом. Никто не осмеливался выйти за эти общепринятые «границы» из-за умственного оцепенения: пустоту называли Terra incognita[49 - Terra incognita (лат.) – неизвестная земля.], всегда ассоциируя ее с образом подземного мира, из недр которого выходят жуткие демоны и страшные чудовища.
Китайские «Анналы Западной Хань», подтвержденные археологическими находками, свидетельствуют о том, что несколько сотен римских легионеров, попавших в плен к парфянам после битвы при Карре в 53 году до н. э., сначала сдались конфедерации племен Сюнну, а затем китайцам. В конце I века до н. э. они основали римский город Лицзянь в северной Ганьсу. Но это еще не все: обнаружение останков египетской колесницы на раскопках близ Эдо, современного Токио, могло бы стать удивительным доказательством того, что древние египтяне, по крайней мере за три тысячелетия до Марко Поло, достигли Азии (возможно, даже Японии), так же как они, предположительно, добрались до Южной Америки, повлияв на цивилизации доколумбовой эпохи.
Отказавшись от географии как от науки прогресса, средневековая Европа регрессировала по сравнению с древними цивилизациями, и особенно по сравнению с арабами, которые, напротив, в те же века избрали ее стержневой наукой наряду с астрономией.
Этот огромный исторический пробел замедлил ход цивилизации; умственный застой сохранялся даже после публикации «Книги чудес света». На протяжении еще двух столетий географы XIV и XV веков игнорировали этот труд, считая его недостоверным или даже не имея возможности его прочесть. Лишь в Каталонском атласе[50 - Катало?нский атлас – карта мира, созданная в XIV веке; вершина каталонской школы средневековой картографии. Подготовлен в Пальма-де-Майорка около 1375 года евреем Авраамом Крескесом с сыном Иегудой Крескесом по заказу арагонского короля Хуана I.] 1375 года книга была взята в расчет, в нем была предпринята попытка заполнить пустоту, которую оставили за Уралом и Гангом картографы предыдущих веков. И это было не случайно: Испания в то время начинала зарождаться как европейская держава.
Слепой догматизм западной средневековой мысли не только не позволил воспользоваться ценными сведениями, изложенными в «Il Milione» Марко Поло, но и не принял во внимание отчеты о путешествиях некоторых его авантюрных предшественников, среди которых были два монаха-миссионера: итальянец Иоанн де Плано Карпини, отправившийся из Лиона в 1245 году с письмом Папы Римского «к Королю и народу Тартар», и фламандец Вильгельм Рубрук, направленный в Тартарию в 1253 году по поручению короля Франции. Также были проигнорированы сведения из знаменитой Книги Сулеймана 851 года и книги арабского путешественника Абу-Заид-аль-Хасана, опубликованной в 878 году.
В то время как труды арабов могли показаться экзотичными и устаревшими, то работы этих двух миссионеров представляются более достоверными, чем повествования Марко Поло. Путешествия Иоанна де Плано Карпини и Вильгельма Рубрука свидетельствуют о заинтересованности Римской церкви в установлении властных отношений с Великим ханом монголов, безусловно, с целью защиты христианского мира, которому в то время объективно угрожала монгольская военная экспансия.
Однако отчет итальянского монаха должен был оставаться в тайне, не внося вклад в научное понимание географии. По сути, это была «политическая» миссия с целью убедить монгольского правителя заключить мирный договор с Папой Римским, а не исследование неизведанных земель. Поэтому, текст предназначался не для широкой публики, а для внутреннего пользования церковью.
То же касается и отчета Вильгельма Рубрука, посланника к Великому хану от короля Франции Людовика IX Святого[51 - Людо?вик IX Святой (25 апреля 1214 года, Пуасси, метрополия Франции – 25 августа 1270 года, Тунис) – король Франции в 1226–1270 годах.], движимого скорее ужасом перед татаро-монгольскими нападениями на христианскую Европу, чем стремлением к власти и союзу.
И снова путешествие и книга Марко Поло выделяются как случай, оторванный от контекста своего времени, не в последнюю очередь потому, что родной город Марко Поло, Венеция, уже тогда был исключением по сравнению с остальной Европой. Поэтому стоит задаться вопросом, мог ли другой «случай Марко Поло» произойти в иное время, в другом городе или даже в другой стране, кроме Италии.
Ответить на этот вопрос сложно, а может, и невозможно. Но несомненно, что венецианская специфика XIII века признается историей повсеместно. В эпоху общей политической косности, явно обуславливающей и принижающей культуру, Венеция была исключением, уже тогда находясь в авангарде. Это республика, чья сила исходила от моря, торговли, путешествий, приключений. Таким образом, Марко Поло и Венеция – два идеально подходящих друг другу случая, оба причастные к тому далекому корню светлой латинской цивилизации, уничтоженной варварами, но, очевидно, все еще тлеющей под пеплом.
Венеция – это еще и пример светскости, свободы от религиозных устоев, современности по сравнению с городами и государствами, которыми управляли недалекие правители или папская власть. В контексте XIII века такой статус Венеции был поистине уникальным и во многом схожим с положением других итальянских приморских городов-республик. Это была попытка вырваться из культурной изоляции, в которую погрузилась варварская Европа, внутренний бунт потомков искалеченной, но не полностью уничтоженной цивилизации.
Однако Венеция, как и другие итальянские морские республики, восставшие против средневекового мракобесия, была отягощена долгим мраком политической и социальной ночи, окутавшей Европу суеверными догмами. Любой, кто осмеливается выйти за границы, установленные невежеством, считается чуть ли не опасным иконоборцем, безумным бунтарем, страшным еретиком. Всю свою жизнь Марко Поло подвергался подобным обвинениям. Несмотря на то, что его книгу жадно читали при княжеских дворах, в лучшем случае его воспринимали лишь как добродушного «сказочника». И все же искра любопытства в сонной и затуманенной Европе начала XIV века была зажжена.
Марко Поло просто выполнял свой невольный исторический долг, рассказывая о том, что он видел, слышал и пережил. Чудеса тех земель, которые другие называли неведомыми, для него были простыми истинами: это были края, по которым он странствовал, земли, где он останавливался и находил приют, дружественные территории среди гостеприимных народов.

Его доверие к Великому хану Хубилаю[52 - Хубила?й (23 сентября 1215 года – 18 февраля 1294 года) – монгольский хан, внук Чингисхана, основатель монгольского государства Юань, в состав которого входил Китай.], его любознательное внимание ко всему увиденному, но прежде всего – его восхищение великой Империей, принимавшей его на протяжении 17 лет, сделали его самым искренним символом связи между Западом и Востоком.
Можно спорить о причинах, побудивших написать эту книгу: то ли из страха перед заточением, то ли в попытке скорее вырваться на свободу, поразив генуэзцев своими знаниями и рассказами. Безусловно, Рустикелло, проведший в тюрьме четырнадцать лет и к тому времени оставшийся одним из немногих выживших после разгрома пизанцев при Мелории[53 - Битва при Мелории (Битва при Джильо, Битва при Монтекристо) 3 мая 1241 года – один из ключевых эпизодов противостояния Пизанской и Генуэзской республик в Средиземноморье в XIII веке.], должен был увидеть в этих историях шанс на долгожданное освобождение.
По тем или иным причинам можно с уверенностью утверждать, что «Книга чудес света» мессира Марко Поло, какими бы фантазиями ни дополнял ее искусный Рустикелло и что бы ни говорили критики, остается повествованием о его реальных приключениях.
В действительности, существует английская школа мысли, отрицающая путешествие Марко Поло ко двору столицы Ханбалыка[54 - Название столицы империи Юань, современного Пекина. – Прим. пер.] и, следовательно, его странствия по Китаю и Манги[55 - Катай – историческое название Китая в Европе. Изначально термин относился к тому, что сейчас является Северным Китаем, полностью отделенным и отличным от Китая, который был отсылкой к южному Китаю. – Прим. пер.], двум огромным регионам, составлявшим в то время Китайскую империю. Согласно этой школе, Марко Поло никогда не выезжал за пределы Персии, а все, о чем он поведал в своей книге, является лишь информацией, почерпнутой от персидских путешественников, если вообще не вопиющим плагиатом двух уже упомянутых арабских книг IX века.
Аргумент англичан заключается в предполагаемом отсутствии конкретных документов, подтверждающих путешествие Марко Поло, что порождает споры о подлинности его книги.
Однако, несмотря на утверждения некоторых английских историков, существуют документы, которые с полным основанием подтверждают истинность его слов. Защита Марко Поло и «Il Milione» не входит в мои обязанности, поскольку они способны защитить себя сами и при необходимости найдут множество защитников по всему миру. Тем не менее, в знаменитой английской школе исследований Поло прослеживается попытка скрыть иное отношение к истории. Печально известный британский дух завоевания, предвестник империализма и колониализма, породил персонажей, сильно отличающихся от Марко Поло: воинов-завоевателей, торговцев-колонизаторов, пиратов, захватывающих чужие империи, а не свободных путешественников республики, стремящихся к распространению знаний и культуры.
Действительно, если взглянуть на Европу того времени, то вполне логично, что Марко Поло мог быть только итальянцем. В разгар эпохи Возрождения, когда англичане, испанцы, французы и португальцы занимались грабежами, Венеция отправляла посольства по всему миру, а Флоренция привлекала художников и основывала банки по всей Европе.
Но, как ни парадоксально, существует и обратная сторона медали, которая и составляет суть моего аргумента. За пределами Италии книга Марко Поло превратилась в инструмент агрессии для алчных завоевателей. Если в течение двух столетий она покоилась в библиотеках избранных, то начиная с середины XV века, Il Milione подстегивала амбиции правителей небольших, обедневших европейских королевств.
Подробные описания огромных богатств Катая и Манги, особенно золотых крыш Чипангу, распаляли жадность королей Испании, Португалии, Англии и Франции. В Европе на закате Средневековья разгорелся порочный огонь колониализма, распространилась доктрина завоевания, жажда завладеть чужими сокровищами стала законом правления, правилом новой морали.
Мир перестал быть плоским и стал круглым, и это необходимо было доказать безрассудными походами. Ажиотаж, вызванный сказочными историями Марко Поло, открыл новые горизонты ранее неизвестных стран. «Миллион» раскрыл существование необъятных богатств, империи Великого Хана, оплачиваемой всем, что она имеет, – практически всем. Читатель превратил «Книгу чудес» в идеальное руководство для отважных искателей легендарных и давно забытых сокровищ.
Зарождается новое искусство – картография, возрождается интерес к неизведанному, к далеким землям и границам. Люди безрассудно устремляются в море, Европа пускается в кругосветные плавания, получая щедрую плату за свои знания. Великий океан, омывающий неведомые земли, оставался таким же загадочным, как и для римлян пятнадцатью веками ранее. Ни Атлантический, ни Индийский океаны не считались настоящими океанами – само это слово звучало таинственно, как и существование Тихого океана. Новости о походах викингов не достигали сонных дворов того времени. Мир по-прежнему оставался таким, каким его знали древние, – миром неизменных карт, не выходивших за Геркулесовы столбы[56 - Геркуле?совы столбы? или столпы – название, использовавшееся в Античности для обозначения высот, обрамляющих вход в Гибралтарский пролив.], за Гибралтар.
Мало кто осознавал, что история человечества стоит на пороге эпохального перелома. Впереди было много того, что только предстояло открыть, узнать, исследовать. Конец античной эпохи остался позади, когда три крошечные каравеллы, столкнувшиеся с неизвестностью океана, открыли современную эру, болезненный переход от мрака Средневековья к свету Возрождения. Но какова была цена для невинных народов Нового Света!

Христофор Колумб и век хищников
В то время как Италия погружалась в великое культурное возрождение Ренессанса в попытках восстановиться от варварства и дремучести Средневековья через возвращение господства духа, искусства, мудрости и благородства в правлении, остальная Европа поддалась соблазну мирового господства и порабощения слабых. Строились флоты, создавались армии завоевателей, накапливался порох, возрождалось вооруженное пиратство, готовое грабить неизведанные земли, о которых так захватывающе рассказывал Марко Поло. Послание о знаниях и уважении к разнообразию, проповедуемое в «Il Milione», превратилось в инструмент для грабежа.
Очарованный чтением об этих чудесах и движимый духом культурного авантюризма, продиктованного его теорией о шарообразности Земли, другой итальянец, Христофор Колумб, с любопытством пытается достичь золотых крыш Чипангу, описанных автором знаменитой книги, но так и не сможет их увидеть. Итак, за пределами Китая есть еще одна земля, которую нужно исследовать, и если Земля круглая, то ее можно легко достичь с Запада, согласно знаменитой фразе «Искать Восток на Западе».
Любопытство, вдохновленное «Книгой чудес света», и стремление доказать свою научную теорию, которая могла бы открыть новые удобные морские пути, побудили Колумба стать наемником для тех, кто был готов финансировать его авантюру. Для достижения своей цели он использовал единственное оружие, способное принести ему победу: человеческую жадность. Если его предприятие увенчается успехом – в чем он был уверен – все золото Чипангу будет поделено с монархом, который предоставит ему флот.
Так и случилось, однако вместо Чипангу Христофор Колумб неожиданно открыл Америку. Эта история хорошо известна, но она наводит на некоторые размышления, связанные с венецианским путешественником.
Если «Il Milione» и была написана случайно, то уж точно не случайно ее прочитал генуэзский мореплаватель. Жаждущий новых знаний, он читал все, что было доступно в то время. Легенда о Марко Поло была широко известна при дворах XV века, каждый князь и правитель хранил в своей библиотеке экземпляр знаменитой «Книги чудес».
Несомненно, главной движущей силой Колумба была жажда приключений, но и европейская завоевательная культура его времени была ему не чужда. Начиная с захватывающих рассказов Марко Поло, Колумб мимоходом увидел и поддержал великое дело колониализма при испанском дворе. Богатства сказочного Востока будоражили умы того века. Арабские мореплаватели привозили из Китая в Средиземноморье шелк, фарфор и нефрит. Монголы, отброшенные за Великую стену, уступили трон Поднебесной славной китайской династии Мин. Так что Марко Поло был прав: за неизведанными землями лежит империя богатства, а за ней – другая, где города увенчаны крышами из чистого золота – Япония.
География вновь становится ведущей наукой, служащей теперь не только знаниям, но и завоеваниям. Европейские картографы соревнуются в искусстве заполнения «пустот» за Уралом и Гангом, книга Марко Поло предоставляет точные координаты, достоверную информацию. Реконкисты[57 - Реконки?ста или Иберийские крестовые походы – длительный процесс отвоевывания пиренейскими христианами – в основном испанцами и португальцами – земель на Пиренейском полуострове, занятых маврскими эмиратами.], Иоанн де Плано Карпини и Вильгельм Рубрук также служат великому делу европейского неоколониализма. Если агрессия против Китая откладывается на несколько сотен лет, то это опять же случайность: произошло открытие Америки.
Как минимум на протяжении трех столетий Новый Свет втягивал великие европейские державы в войну и разделение сфер влияния по всей Атлантике. Захватить, убить, уничтожить: Испания, Англия и Франция, а вслед за ними Голландия и Португалия отправились покорять мир. История в этот момент уже не случайность, а горькая реальность, обнажившая темные человеческие инстинкты.
Оковы рабства возвращаются. Беззащитные народы с примитивным вооружением порабощаются, истребляются, уничтожаются. Извращения торжествуют, им потворствует и церковь, которая в своем стремлении обратить неверных и не отказаться от пышного пиршества протягивает руку помощи кровожадным завоевателям, за исключением нескольких святых миссионеров, пытающихся смягчить ужасы, творимые их единоверцами. А ведь Средневековье было веком идиллии и цивилизации.
Фигура Марко Поло – любознательного путешественника, уважающего чужое достоинство, мягкого и незлобивого, – удивительно похожа на героя-францисканца[58 - Франциска?нцы – католический нищенствующий монашеский орден, основан святым Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему.]. В его чарующих рассказах о подлинных и в то же время невероятных вещах, которые он видел, в стремлении поразить слушателей, в желании поделиться незабываемыми и неповторимыми приключениями, пережитыми под бескрайними небесами Азии, а также, возможно, в острой тоске по тем далеким землям, которые он никогда больше не увидит, таился коварный зародыш алчной жадности будущих читателей.
Действительно, ни одна книга до «Il Milione» не вызывала такого мощного желания познать мир и спровоцировать в европейском обществе беспрецедентную эпидемию колониализма. С открытием Америки в судьбоносном 1492 году XV век завершился чередой завоеваний и грабежей. Новый Свет был подвергнут небывалой жестокости, применялись невиданные ранее методы массового уничтожения. Завоевательная гонка шла на скорость: кто первым прибудет, тот и захватит земли, народы и сокровища. Такова парадоксальная логика колониализма, который, после насильственного завоевания, превращается в империализм – доктрину мирового доминирования, эксплуатации богатств, господства и контроля над торговыми путями.
Новый век, открывающий так называемую современную эпоху, стал сокрушительным расцветом для американских цивилизаций. Неистовые поиски Эльдорадо – мифической золотой империи, описанной Марко Поло, которая, по мнению испанцев, находилась где-то в глубинах Южной Америки, – погнали армии конкистадоров в непроходимые леса и высокие Анды. Всего за несколько десятилетий роскошные царства майя и ацтеков были стерты с лица земли вандальной яростью новых варваров из просвещенной и христианской Европы – Испании. Золото, и только золото, стало единственной целью экспедиций через Атлантику – экспедиций жестоких армий, подчиняющихся единственному принципу: грабежу. Имена Эрнана Кортеса и Франсиско Писарро и сегодня звучат зловеще.
«Книга чудес света» стала искрой, запустившей беспрецедентное насилие. Та самая Европа, которая в конце XIII века отправляла на Восток послов знания и мира, в начале XVI века направила на Запад послов грабежа и войны. Трагедия, обрушившаяся на процветающие индо-американские цивилизации, была настолько разрушительной, что они не выдержали ударов завоевателей. Всего за несколько десятилетий целый континент превратился в огромную колонию: разорение было всеобъемлющим, и его последствия ощущаются даже сегодня, спустя полтысячелетия.
Возможно, историки недооценивают степень влияния сведений, содержащихся в Il Milione. Конечно, не стоит обвинять Марко Поло или возлагать на него посмертную ответственность, однако это не умаляет факта, что его отчеты о путешествиях способствовали зарождению новой европейской колониальной и империалистической доктрины. Стоит также отметить, что между средневековым мракобесием его эпохи и новым варварством колониальных завоеваний, последовавших за открытием Америки, его личность снова выделяется на фоне безжизненного ландшафта того времени.

Марко Поло, безусловно, является самым ярким примером посланника знаний и мира, распространителя новостей, почти журналиста ante litteram[59 - Ante litteram (лат.) – до появления термина.], выступающего связующим звеном между неизведанными друг другом мирами и народами.
В его путешествии нет ничего героического; это приключение купца, который с добродушием идет навстречу судьбе, приспосабливаясь к обстоятельствам, от самых враждебных до самых благоприятных, запечатлевая в своей обширной памяти все увиденное без предвзятости и презрения, с миролюбивым добродушием умного человека, жаждущего знаний.
Будучи инструментом любопытства или хищного азарта, его книга остается невредимой. В истории она оказала неоценимую услугу в познании такой значимой части мира, как Китай, и окружающих его территорий, вобравших в себя китайскую цивилизацию. Нам придется дождаться путешественников XVIII и даже XIX и XX веков, чтобы расширить знания о великой Срединной империи. На протяжении пяти веков «Книга чудес света» была единственным источником информации для Запада о стране, имеющей столь важное стратегическое значение и столь важную роль в мировой истории. И сегодня эта книга вызывает живейшее любопытство и интерес, зажигая в нас стремление к миру, который до сих пор остается неизвестным, непонятым или плохо изученным.
Несмотря на то, что «Книга чудес света», вопреки своему замыслу, пробудила завоевательный дух европейцев, она также помогла сблизить два далеких и во многом диаметрально противоположных мира. Урок, который мы можем извлечь из этого, заключается в том, что невежество порождает подозрительность и расистский фанатизм, в то время как знание способствует диалогу и располагает к дружбе. Главная ценность этого произведения заключается именно в следующем: таинственный Восток, которого так боялись и считали логовом демонов, благодаря Марко Поло предстает в своем истинном, человеческом облике. Впервые империя Великого хана показана как великая цивилизованная держава, а китайцы – как трудолюбивый, эмансипированный и культурно развитый народ; их столица, легендарный Ханбалык, описывается как город необычайной красоты, равно как и многие другие – от Янчжоу до Сучжоу, от Ханчжоу до Нанкина.
Благодаря книге Марко Поло Китай наконец обретает облик великого государства, населенного усердными людьми, уважающими законы своего правителя. Его описания превращают эту неизвестную землю в нечто знакомое, в обитель развитой цивилизации, систему роскошного рынка. Именно этот образ будет заимствован в будущем, и именно он вдохновит Вольтера в XVIII веке написать в «Эссе о нравах и духе народов», что Китайская империя является примером хорошей социальной и политической организации, выделяя мандаринскую систему экзаменов как высший образец культурной и правовой демократии.
А что же Италия? На протяжении семи столетий она была в долгу перед своим знаменитым путешественником, испытывая естественную симпатию к Китаю. По правде говоря, это была не единственная заслуга Марко Поло: помимо малоизвестных миссионеров, нельзя забывать о Маттео Риччи[60 - Матте?о Ри?ччи (6 октября 1552 года, Мачерата – 11 мая 1610 года, Пекин) – итальянский миссионер-иезуит, математик, астроном, картограф и переводчик, который провел последние тридцать лет своей жизни в Китае, положив начало иезуитской миссии в Пекине.] и Джузеппе Кастильоне[61 - Джузеппе Кастильоне (19 июля 1688 года – 17 июля 1766 года Пекин) – итальянский монах-иезуит, миссионер и придворный художник в Китае.], которые сумели полностью проникнуться духом этой цивилизации.
Конечно, по сравнению с другими народами, мы имеем привилегию быть соотечественниками Марко Поло, который в своей «Книге чудес света» обобщил культурное и человеческое отношение, в конечном счете свойственное итальянскому характеру: открытость и уважение, терпимость и стремление к интеграции. В европейской истории просвещенный купец – это итальянский купец, хорошо знакомый с традициями конфуцианского меркантилизма.
Марко Поло обнаружил в Китае ту предрасположенность к обмену товарами, культурами и знаниями, которая позже стала основой итальянского Ренессанса. Не случайно эти связи проходили через Италию, идеально сочетаясь с Китаем. Уже во времена Римской империи, когда Китай был объединен императором Цинь Шихуанди, начались попытки сближения и торговли по Шелковому пути. За два века до нашей эры между Римом и Чанъанем зародилась связь – возможно, это было взаимопонимание между двумя великими древними империями, стремящимися противостоять угрозе от сарматских варваров[62 - Сарма?ты – древний народ, состоявший из кочевых ираноязычных племен, с IV века до н. э. по первые века н. э. населявших степную полосу Евразии от Дуная до Аральского моря.]. И неудивительно, что Шелковый путь соединил два крайних полюса – китайский Чанъань и Рим, а затем и итальянскую Венецию.
Но на этом сходство между древним Китаем и древней Италией не заканчивается. Если Цинь Шихуанди построил Великую Китайскую стену, чтобы защитить свои земли от набегов кочевых народов северных степей, то император Адриан возвел знаменитый вал в Британии[63 - Вал Адриа?на («Стена Адриана», также известная как «Римская стена», «Стена пиктов») – бывшее оборонительное укрепление римской провинции Британия длиной 117 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122–128 годах для предотвращения набегов пиктов и бригантов с севера.], на самой дальней границе Римской империи, чтобы отразить угрозу варваров-шотландцев.
Совпадение исторических событий или одинаковые действия великих цивилизаций, достигших высокого уровня развития? Как бы то ни было, эти параллели свидетельствуют о некоем родстве, общности мышления, а в современных терминах – даже о своеобразном чутье.
Марко Поло – наследник этого древнего чутья. Ему посчастливилось укрепить его за долгие годы пребывания в стране, язык, обычаи и менталитет которой он впитал в себя. Его отличие от всех других путешественников состоит в том, что он стал другом великого хана Хубилая, завоевал его доверие, служил ему преданно и удостоился его благосклонности. Поэтому он гораздо больше, чем просто путешественник и купец: он – новый человек Запада, свободный от предрассудков своего времени и открытый приключениям. Внимательным и любопытным взглядом Марко Поло наблюдает за всем новым, ценит это, пробует на вкус с космополитической утонченностью, избирает Китай своей новой родиной, реализует свои страсти, погружаясь в китайскую жизнь, но при этом не забывает о далекой Венеции. Его последняя внутренняя борьба – между желанием остаться и вернуться, ведь он любит оба города, Ханбалык и Венецию, два полюса его вселенной.
Подлинная новизна «Книги чудес света» кроется в выходе за узкие рамки маленькой, склочной родины в необъятные просторы, к которым устремляется изумленное человечество, чтобы открыть неведомое – новые земли, новые народы, осознать, что те, кто живет вдали от нас, вовсе не плохи, а зачастую даже лучше нас. Они могут научить нас бесчисленному множеству вещей, о которых мы и не подозревали, приоткрыть новые горизонты науки и даже поразить своей экзистенциальной безмятежностью.
С одной стороны, книга разжигает колониальные и империалистические аппетиты, порожденные культурой постварварского, но все еще варварского в культурном плане Запада, во многом антиэллинистического и антилатинского. С другой стороны, «Книга чудес света» – это подготовка интернационализма, который расцветет лишь в конце XX века. Ее предвидение пророческое: на страницах книги сегодня, более чем когда-либо, возникает образ современного купца, путешественника XXI столетия.
Исключительность Марко Поло – в его способе взаимодействия с миром – он завоеватель знаний и технологий, а не империй и богатств. В его беспрепятственных пересечениях Азии кроется что-то чудесное, и вся его история чудесна: его рождение в этом городе, путешествия отца и дяди, их возвращение и новый отъезд с Марко в детстве, преодоление тысячи превратностей и опасностей, прибытие ко двору Великого хана, дружба с государем, долгое пребывание в империи, пока он не получил должности, пользующиеся доверием и авторитетом, опасное возвращение, участие в войне Венеции против Генуи, пленение и заключение в тюрьму, встреча в одной камере с Рустикелло, идея написать книгу, любопытство генуэзцев, освобождение, возвращение в Венецию и спокойная старость, полная ностальгии и воспоминаний.
Так, по счастливому стечению обстоятельств, эта замечательная книга дошла до нас и стала частью великих загадок человеческой истории. Если бы не случайная встреча с пизанским писателем, мы никогда не получили бы «Книгу чудес света» и не узнали о существовании ее автора, как до сих пор ничего не знаем о многочисленных безызвестных путешественниках, не только венецианцах, которые до и после него отправлялись в те же края в поисках приключений и удачи.
Марко Поло был одним из тех, кому посчастливилось вернуться и надиктовать свои воспоминания, которые иначе канули бы в Лету, и о нем самом ничего не было бы известно. В отличие от многих безымянных странников и купцов прошлого, его история стала символом дружбы между народами, предвестником нового мира, который все мы ожидаем.
Ценность его свидетельств необычайна, благодаря их исключительной уникальности, что делает их еще более притягательными для нас спустя семь веков. Именно по этим причинам я считаю историю Марко Поло и его книги удивительным случаем, предопределенным судьбой, как и все события, большие и малые, составляющие историю человечества.
После более чем двадцатилетнего отсутствия в Венеции он стал возвышенным «неудачником». Мир «чудес» звал его обратно к своему ослепительному великолепию и роскоши. В ожидании невероятного «прохода» в Трапезунд или Акко[64 - Трапезунд и Акко – прибрежные города на Ближнем Востоке.] его жизнь протекала довольно уныло, он постоянно рассказывал об одних и тех же приключениях, извлекая из своей богатой памяти удивительные истории, которые прославили его как «мессира Мильоне», автора той книги, что бесконечно размножала чудеса, о которых стоило поведать.

Запретная империя
Наполеон первым осознал, что Китай станет великой державой будущего. Он предостерег своих современников: «Laissez dormir la Chine!»[65 - «Laissez dormir la Chine!» (фр.) – Дайте Китаю поспать!]. Однако англичане, португальцы и голландцы за сто пятьдесят лет до французов уже предпринимали попытки проникновения в Поднебесную с единственной целью – завладеть ее сокровищами. Великая «Несокрушимая империя», на протяжении более двадцати веков создававшая миф о своей исключительной цивилизации, была самой богатой страной мира.
Понять современный Китай невозможно, не зная его прошлого. Китай 2020 года во многом перекликается с великой империей Хань, которая уже двадцать веков назад стремилась вместе с кесарским Римом Цезарей создать преемственность политических, экономических и культурных союзов от Средиземного до Японского морей. Это «видение» впоследствии было воплощено Чингисханом и его наследниками, которые с помощью «Pax mongolica»[66 - «Pax mongolica» (лат.) – Монгольский мир.] обеспечили долгий период плодотворных обменов вдоль Шелкового пути.

Сегодня проект «Новый шелковый путь» председателя КНР Си Цзиньпина связан с великой идеей создания европейского суперконтинента мира и процветания, которая на протяжении более двух тысячелетий вдохновляла народы Европы и Азии, затрагивая Африку, а в перспективе – Америку и Океанию. То, что казалось утопией, становится реальностью, пройдя через самые парадоксальные противоречия.
Между двумя мирами, Западом и Востоком, долгое время зачастую существовало драматическое непонимание. История полна болезненных и тревожных событий, предрассудков и жестокости, несправедливости и страданий. Китай, страдавший от несправедливости, сумел превратить эту историю в силу и даже первенство. Все это имеет смысл и должно быть честно объяснено. Чтобы понять сегодняшнюю мощь Китая, необходимо знать некоторые исторические координаты его прошлого, особенно в том, что касается его отношений с остальным миром.
Рим, 30 мая 1663 года. Трибунал Святой инквизиции разрешает публикацию книги о Китае, написанной священником, чьи взгляды невольно подрывали устои. Эта книга исторического значения представляла собой тонкое обвинение в адрес слепоты церкви по отношению к уже разгоревшемуся «китайскому вопросу». Ее автор – отец Даниэлло Бартоли[67 - Даниэлло Бартоли (12 февраля 1608 года, Феррара, Папская область – 13 января 1685 года, Рим) – итальянский иезуит, ученый, прозаик, историограф, гуманист.], миссионер и официальный историк Общества Иисуса[68 - Иезуи?ты (Общество Иисуса Игнатиа?нцы) – мужской духовный орден Римско-католической церкви, основанный в 1534 году Игнатием Лойолой и утвержденный папой Павлом III в 1540 году.], неоднократно и безуспешно стремившийся отправиться в Поднебесную.
Китай, занимающий треть Азии, до сих пор является неисчерпаемым источником информации о Стране гибискуса в XVI и XVII веках и представляет собой горячую защиту выбора, сделанного отцом Маттео Риччи, сторонником признания уникальности китайской вселенной. Однако ответственность за неудачу в евангелизации Китая будет возложена на Римскую церковь, которая отвергла усилия Риччи, отрицая их достоверность, чтобы угодить мракобесию и ревности других миссионерских религиозных орденов, враждебных иезуитам. Иезуиты же, в отличие от них, с уважением относились к конфуцианским обрядам.
После Марко Поло, жившего всего тремя столетиями ранее, никому не удавалось подойти к Китаю с таким пониманием и деликатностью, как Маттео Риччи. Книгу Даниэлло Бартоли, представляющую собой не что иное, как архивную и документальную реконструкцию многочисленных отчетов «китайских иезуитов», можно также считать наиболее достоверной работой в отношении отчетов различных западных послов, достигавших двора в Пекине в те века. Иезуиты были самыми авторитетными свидетелями современной им китайской действительности, а после путешественников XIII и XIV веков они были единственными, кто с середины XVI до конца XVII века имел определенную свободу передвижения в пределах империи.
После середины XIV века, когда Китай был вновь завоеван династией Мин, Поднебесная значительно укрепила и расширила Великую стену. После эпохи великих морских открытий XV века Китай под властью Мин постепенно вновь замкнулся в себе, и лишь благодаря упорству иезуитских миссионеров Запад смог поддерживать контакты с этой загадочной страной. Именно по картам, составленным миссионерами в XVII веке, Европа в XVIII столетии вновь обратила свой взор на Китай и проложила торговые пути в поисках выгодных сделок.
Китайцы всегда гордились неприступностью своих земель, и с самого рождения им внушали уверенность, что нет в мире ничего прекраснее Китая – своего рода рая, куда стремятся попасть все варвары, желая завладеть его несметными сокровищами. Строжайшие законы запрещали въезд иностранцам, которых в народном воображении считали источником смуты и бед. С незапамятных времен среди китайцев ходило пророчество, что однажды Поднебесную завоюет народ белокожих людей в диковинных одеждах, прибывших к небесным берегам на вооруженных кораблях. Потому китайцы, подозрительные ко всему чужому, стали с недоверием относиться к послам, считая их шпионами, засланными для подготовки завоевания. Их заставляли путешествовать преимущественно ночью, а если днем, то в закрытых паланкинах; им запрещалось пользоваться картами для определения городов, которыми им, разумеется, не дозволялось владеть. Их запирали в строениях, называемых «домами для чужеземцев» – своего рода тюрьмах, окруженных высокими стенами и охраняемых вооруженными солдатами. А если они и выходили на улицу, то всегда в сопровождении мандаринов[69 - Мандарин – данное португальцами название чиновников в имперском Китае, позднее также в Корее и Вьетнаме.], разгонявших толпу бамбуковыми палками.
Что до «дома для иностранцев» в Пекине, то, как пишет отец Бартоли, содержащиеся в нем чужеземцы, включая послов и миссионеров, не покидали его стен, кроме как для аудиенций в Министерстве церемоний. И если для послов и их свиты жилища были едва пригодны, то «все прочее – это руины комнат, больше похожих на хлева, нежели на человеческое жилье, черные и зловонные, полуразрушенные, без окон, без выходов, без стульев и без кроватей».
Так и отец Риччи, прибыв в Пекин в 1601 году, был заключен в тюрьму, пока в дело лично не вмешался мандарин, который после допроса, впечатленный его ученостью, посоветовал написать прошение императору, чтобы получить свободу передвижения по городу. Так и случилось.
Добиться, подобно Маттео Риччи, возможности постоянно пребывать в Пекине в начале XVII века было почти чудом, учитывая, что поднебесная столица была закрыта для всех иностранцев. Наконец, отец Бартоли отмечает, что страх, будучи лучшим советчиком благоразумия, научил китайцев: нет иного способа защититься от чужеземцев, кроме как не пускать их в город.
Даже в конце XVIII века Запад обладал довольно скудными сведениями о географии Китая. Карты Империи лишь в некоторой степени отражали реальность, их границы были размыты и неточны. Корея долгое время считалась островом, а Тартария представлялась своего рода «Terra incognita», простирающейся до полярных островов. Города, за исключением Пекина, для которого иезуиты составили достаточно правдоподобные карты, наносились на квадраты примерно, без каких-либо ориентиров, кроме, возможно, близости реки или горных хребтов.
Представления о городах создавались по рисункам, основанным главным образом на рассказах или воспоминаниях немногочисленных путешественников. Эти образы всегда были однотипными: один вариант для равнинных городов, другой – для морских или речных портов. Ярким примером служат первые наивные «городские портреты», опубликованные в «Отчете» голландца Йохана Нейхофа, которые позже воспроизводились в различных гравюрах французских, английских и итальянских переводов, изданных в середине XVIII века.
Таким образом, несмотря на то, что о существовании Поднебесной известно с древнейших времен, вплоть до XVIII века она оставалась для европейцев смесью сказочного и мифического. После «Книги чудес света» Марко Поло и до бурного роста публикаций в XVIII веке, среди которых выделяется ценнейшая «Общая история путешествий», напечатанная в Венеции в 1753 году, о Китае почти ничего не было слышно, что лишь усиливало его загадочность.
Поистине удивительно, что прошло более двух столетий, прежде чем Запад узнал о существовании за пределами азиатских пустынь огромной империи, воплощающей высокую цивилизацию. Однако после короткого, менее века, периода монгольской эпопеи Китай вновь погрузился во тьму, словно великая Страна чудес растворилась в небытии. В свою очередь, два столетия, прошедшие от Марко Поло до Христофора Колумба, казалось, вернули Европу в некое невинное невежество, а может быть, в умышленное забвение. Любопытство, всегда толкавшее человека выйти за пределы собственных границ и отважиться исследовать неизведанное, в эпоху Возрождения будто угасло. Хорошо, если не навсегда.

Таинственное Королевство шелка
Торговля шелком еще с древности принесла Западу славу великой империи Дальнего Востока. Сиры (жители древнего государства Серес, родины шелка, то есть китайцы), о которых упоминает Гораций[70 - Квинт Гора?ций Флакк, часто просто Гора?ций (8 декабря 65 года до н. э., Венузия – 27 ноября 8 года до н. э., Рим) – древнеримский поэт «золотого века» римской литературы.], отправили послов к Августу[71 - Гай Ю?лий Це?зарь Октавиа?н А?вгуст (23 сентября 63 года до н. э., Рим – 19 августа 14 года н. э., Нола) – римский политический деятель. Первый римский император и основатель Римской империи.] в I веке до н. э. Греческий историк Арриан[72 - Фла?вий Арриа?н (около 86—160 года) – древнегреческий историк и географ, занимал ряд высших должностей в Римской империи.] во II веке говорит о сини, или тини, из чьих областей стекались шелка, которые затем обрабатывались в Бактрии (Бухаре). Индийцы, персы и арабы издавна вели торговлю шелком с южными районами Китая, а в 94 году н. э. император Хэ[73 - Хэ-ди (79–13 февраля 106) – 4-й император империи Восточная Хань в 88—106 годах.] из династии Хань, стремясь установить дружеские отношения с западным миром, отправил одного из своих министров с посольством в далекую Аравию.
Некоторые ученые прошлого утверждали, что святой Фома[74 - Апостол Фома?, иначе называемый «Близнец» – один из двенадцати апостолов (учеников) Иисуса Христа.] проповедовал христианство в Китае, однако в XIX веке это предположение было опровергнуто из-за отсутствия документальных свидетельств. В действительности не само христианство, а несторианская ересь проникла в Китай и распространялась там с определенным успехом. В 1625 году свиты Гэ обнаружили в Сиане знаменитую несторианскую стелу, датированную 635 годом – временем правления Тай-цзуна[75 - Тай-цзу?н (23 января 599 года – 10 июля 649 года) – китайский император (с 627 года) эпохи Тан.], правителя династии Тан, который с интересом относился ко всем религиям.
Доподлинно известно, что во второй половине II века Марк Аврелий[76 - Марк Авре?лий Антони?н (26 апреля 121 года, Рим – 17 марта 180 года, Виндобона) – римский император (161–180 годы) из династии Антонинов, философ, представитель позднего стоицизма, последователь Эпиктета.], желая заполучить высококачественные шелковые ткани, отправил посольство в Царство Шелка. Однако неясно, добралось ли оно до Китая, или же император получил драгоценную ткань от персов, выступавших в то время посредниками между Римской империей и Поднебесной. Арнобий[77 - Арнобий Старший – раннехристианский богослов и апологет IV века.] в IV веке упоминает серов среди народов, принявших христианство, а Феофилакт Симокатта[78 - Феофилакт Симокатта – византийский писатель и историк, живший в начале VII века.], писатель начала VII века, повествуя о покорении аваров турками в 597 году, рассказывает о союзе с далеким царством Тогас, правитель которого носил титул Тай-сан, «Сын Неба».
Это было весьма отдаленное царство, славившееся отсутствием внутренних раздоров благодаря наследственной преемственности князей, справедливым законам и миролюбию жителей. Светлокожие обитатели этой страны занимались разведением шелковичных червей, что приносило им немалую прибыль. Царство пересекали две великие реки, а столицей являлся город Хубдан. Ныне известно, что народы Центральной Азии в ту эпоху называли древнюю столицу Чанъань (современный Сиань) именно этим именем, а значит, та самая вожделенная империя была не чем иным, как Китаем эпохи Тан.
В VIII–IX веках учение Мухаммеда восторжествовало от Африки до Индии, и победоносные знамена мусульман достигли границ Китая. Вера Аллаха проникла в западные регионы Поднебесной, а затем распространилась повсеместно.

В 850–877 годах арабская миссия во главе с купцом Сулайманом из Басры совершила путешествие в Китай, о чем свидетельствует важный анонимный отчет, хранящийся в Национальной библиотеке Парижа: «Известия из Китая и Индии». В нем впервые упоминается использование чая: «Император оставляет себе доходы от соли и некой травы, которую жители заваривают в кипятке и продают в огромных количествах, получая весьма значительную прибыль».
Я лишь вкратце упомяну о монгольском завоевании Китая и установлении династии Юань в XIII–XIV веках, когда торговые и политические контакты между империей великого хана и Западом настолько активизировались, что самым оживленным маршрутом той эпохи, несомненно, стал Шелковый путь.
Задолго до Марко Поло и Одорико Фриульского[79 - Одорико Порденоне или Одорик Фриульский (ок. 1286 года, Порденоне – 14 января 1331 года, Удине) – один из самых знаменитых путешественников средневековья, посетивший Индию, Суматру и Китай.] многие отважные путешественники отправлялись с Запада в далекий и загадочный Ханбалык, ныне известный как Пекин. Араб Ибн Баттута[80 - Абу Абдуллах Муха?ммад ибн Абдулла?х ат-Танджи?, более известен как Ибн Батту?та (24 февраля 1304 года, Танжер – 1368/1369 года, Марракеш) – мусульманский путешественник и купец, объехавший страны исламского и неисламского мира – от Булгара до Момбасы, от Томбукту до Китая.] оставил нам увлекательный дневник, в котором, помимо прочего, повествует о диковинных бумажных деньгах и утверждает, что китайские джонки достигали индийского порта Каликут[81 - Современное название – Кожикоде. Город на Малабарском побережье в индийском штате Керала. В эпоху Великих географических открытий Каликут служил важным пунктом взаимодействия европейской и индийской цивилизаций. – Прим. пер.].
В первой половине XIII века папа Иннокентий IV первым задумался об отправке миссионеров в неведомые земли Тартарии и Китая. На Лионском соборе он провозгласил свой евангелический и политический замысел, и вскоре в Азию отправились священники-доминиканцы и младшие монахи ордена францисканцев.
Умбрийский монах Иоанн де Плано Карпини был назначен руководителем одной из этих миссий в 1246 году. Он был настолько поражен великолепием сокровищ тартарского двора и удивлен сходством буддийских и христианских обрядов, что предрек скорое обращение империи в истинную веру.
Людовик IX, король Франции, в 1252 году отправил в Ханбалык брата Вильгельма Рубрукского, которого там радушно приняли. Интерес к Китаю в христианской Европе XIII века был настолько велик, что папа Николай IV в 1288 году отправил Иоанна Монтекорвинского нести слово Божие в эти земли. Великий хан оказал ему столь теплый прием, что добрый монах смог обосноваться при дворе, возвести церковь и обратить в веру тысячи людей, включая монгольских князей. Успех был настолько значителен, что в 1314 году Климент V учредил архиепископскую кафедру Ханбалыка и назначил Иоанна Монтекорвинского первым епископом тартар и китайцев.
Несмотря на миссионерский пыл тех лет, практичные итальянские купцы быстро осознали важность торговли со Средней Азией и Китаем, который тогда именовали «Катаем». Многочисленные труды XIV и XV веков, включая любопытный трактат о торговле флорентийского банкира, купца и политика Франческо Бальдуччи Пеголотти, автора всеобъемлющего руководства по международной торговле в Евразии «Практика торговли», написанного в 1339–1340 годах, свидетельствуют о том, что территории между Черным морем и Тартарией были хорошо знакомы европейцам того времени.
С падением Монгольской империи в 1368 году и восшествием на престол династии Мин Китай вновь стал закрытой страной. Шелковый путь оказался перекрыт, южные порты закрыты, и Европа быстро забыла о Поднебесной. Но после открытия Америки изучение океанских просторов вошло в моду, наступила эпоха великих мореплавателей, и границы Старого Света раздвинулись в поисках быстрых и безопасных морских путей.
Спустя несколько лет после прохождения мыса Доброй Надежды, в 1516 году португальцы первыми достигли китайского побережья в районе Кантона[82 - Кантон – устаревшее название города Гуанчжоу на юго-востоке Китая.] на судне, прекрасно оснащенном как для ведения боевых действий, так и для торговли.
Идея этого плавания принадлежала генерал-капитану Малакки Афонсу де Албукерки, который предвидел, что тот, кто первым создаст базу в Китае, долгое время будет обладать монополией на шелк, чай и фарфор – три товара, пользующиеся огромным спросом в Европе. Однако, как только португальцы прибыли в Кантон, китайские власти даже не позволили им сойти на берег, согласившись лишь на обмен товарами, и приказали немедленно покинуть порт.
Неудача не смутила предприимчивого преемника Албукерки, нового губернатора Индий Лопеса Суареса, который отправил уже не одно, а восемь судов под командованием Фернана Переса де Андраде. На борту находился Томаш Перейра, назначенный послом самим королем Эммануилом[83 - Мануэл I (Мануи?л) Счастливый (31 мая 1469 года, Лиссабон – 13 декабря 1521 года, Лиссабон) – 5-й король Португалии из Ависской династии.], а трюмы были заполнены подарками и письмами для императора Чжэнде. Как только флот показался в виду Кантона, его тут же окружили военные джонки и взяли под пристальное наблюдение, вынудив командующего укрыться в море за островом и вернуться лишь с двумя кораблями, которым разрешили причалить.
Подкупив китайцев подарками, португальцы получили разрешение добраться до Пекина, куда они прибыли в 1521 году. Однако их опередила весть о том, что тем временем остальные шесть кораблей были вынуждены блокировать порт, устроив канонаду Кантона. Китайцы успешно отразили нападение, заставив нападавших отступить, поэтому в Пекине дипломатическая делегация была немедленно арестована и впоследствии выслана. Попытка восстания была подавлена, а посол Перейра умер от пыток в тюрьме. В 1542 году они предприняли новую попытку, но были пойманы, жестоко избиты и брошены в тюрьму, после того как им отрубили большие пальцы – наказание за подозрение в воровстве.
Империя была настороже. Наглость португальцев возмутила императора Цзяцзина[84 - Чжу Хоуцун (16 сентября 1507 года – 23 января 1567 года) – одиннадцатый император Китая из эпохи Мин, правил с 1521 по 1567 годы.], который издал суровый указ, ограничивающий всю торговлю с иностранцами Кантоном, а неугодным лузитанам выделил остров Макао, расположенный неподалеку в устье Жемчужной реки.
Шел 1573 год, и на следующие 426 лет эта колония стала самым долговечным европейским владением в мире. Она прекратила свое существование лишь 20 декабря 1999 года.
После того как иностранные купцы успокоились и наконец, удовлетворенные тем, что укрепили свои позиции на краю империи, были готовы отправиться к близлежащим островам Японии, XVII век принес новую угрозу европейского торгового вторжения.
Голландцы стали первыми европейцами, «открывшими» Китай в начале XVII века. В 1607 году их корабли впервые бросили якорь в запретных водах Поднебесной. После неудачной попытки потеснить португальцев в Макао, «красноволосые», как прозвали их китайцы, высадились на Формозе[85 - Современный Тайвань. – Прим. пер.] – острове, находившемся под влиянием Китая, но фактически оставленном без присмотра бдительными императорскими чиновниками. Формоза расположена напротив процветающей провинции Фуцзянь, недалеко от Чжэцзяна с его лакомым кусочком – портом Нинбо.
Это вызвало негодование со стороны португальцев и испанцев, которые увидели в голландском присутствии угрозу своим монополиям. Тем временем голландцы отправляют свое посольство на материк, в Пекин, где располагалась резиденция императора. Это был 1656 год, и прошло всего десять лет с момента восшествия на небесный трон новой маньчжурской династии[86 - Империя Вели?кая Цин – управлявшаяся маньчжурской династией Цин, последняя империя, включавшая весь Китай, которая существовала с 1644 по 1912 год с краткой реставрацией в 1917 году.].
Об этой дипломатической миссии нам известно довольно много благодаря Йохану Нейхофу, отправленному с ней в качестве летописца. Он составил богато иллюстрированный интересными, но не всегда достоверными гравюрами, отчет о путешествии. Поговаривают, что автор приправил европейскую реальность китайскими фантазиями, ведь, по его собственному признанию, голландцы что в Кантоне, что в Пекине никогда не покидали отведенных им покоев, где их учтиво держали взаперти.
Во французском издании отчета, вышедшем годом позже, редактор Тевенот признался, что намеренно не включил многие листы с изображениями китайских городов, обнаружив их несоответствие описаниям и заподозрив в них плод воображения Нейхофа. В конце концов Тевенот оправдался, заявив, что «все города Китая похожи друг на друга, так что достаточно увидеть один, чтобы считать, что видел их все».
Эта дипломатическая миссия не принесла результатов, и голландцев отправили обратно в Кантон, откуда они вернулись на свою базу на Формозе. Через несколько лет, в 1662 году, маньчжурский двор не смог собрать армию для захвата острова и окончательно изгнал «красноволосых» в море, вынудив их отступить в свою колонию в Батавии[87 - Была столицей Голландской Ост-Индии. Территория соответствует современной Джакарте, Индонезия. – Прим. пер.].
Были и другие попытки, но они оказались малоуспешными: в 1612 году король Дании Кристиан IV пытался создать специальную Комиссию Востока, в 1626 году король Швеции Густав Адольф издал указ, стимулирующий торговлю с Китаем, который так и не был реализован, а испанцы после завоевания Манилы стремились утвердить свое владычество на соседних Филиппинах, но потерпели неудачу.
Русские давно поддерживали связи с Китайской империей, ведь их сибирские территории граничили друг с другом. В 1655 году русское посольство прибыло ко двору в Пекине, но посланники царя отказались совершить девять поклонов, предписанных церемонией koutou (коутоу)[88 - Традиционный обычай в Древнем Китае, при котором кланяющийся садится на колени и лбом касается земли у ног почитаемого человека. – Прим. пер.]. Их тут же с позором выдворили и отправили восвояси. Петр I[89 - Петр I Алексе?евич, Пётр Вели?кий (9 июня 1672 года, Москва – 8 февраля 1725 года, Санкт-Петербург) – царь всея Руси с 1682 года, первый император Всероссийский с 1721 года.] в 1720 году снарядил второе посольство: московитский посланник Исмаилов всячески пытался избежать унизительных поклонов, но, чтобы быть принятым императором Канси[90 - Канси (4 мая 1654 года – 20 декабря 1722 года) – маньчжурский император из эпохи Цин.], ему пришлось девять раз склониться до земли. Так Россия сумела оставить в Пекине своего представителя, хотя с ним обращались как с пленником и вскоре услали с караваном, идущим в Московию.
Русские не сдавались, и в 1806 году царь отправил новое посольство из пятисот человек. Но и эта попытка провалилась: посол Юрий Головкин наотрез отказался совершать ритуальные коутоу, и император Цзяцзин[91 - Айсиньгеро Юнъянь (1760–1820) – седьмой маньчжурский император государства Цин.] велел изгнать все посольство.

Последними, но, как мы увидим, самыми опасными из всех, были англичане. Поднебесная всегда манила их, разжигая желание завоевать ее, как они покорили Индостан.
Лорд Клайв, губернатор Индии, не раз предлагал правительству Его Величества захватить Китай, чтобы расплатиться с государственным долгом Великобритании. Но в палате лордов у него нашлись ярые противники, и проект отложили в долгий ящик.
В конце XVI века королева Елизавета[92 - Елизаве?та I, Елизаве?та Тюдо?р (7 сентября 1533 года, Гринвич – 24 марта 1603 года, Ричмонд) – королева Англии и Ирландии с 1558 года (коронована в 1559 году), последний монарх Британских островов из дома Тюдоров.] снарядила в Китай три корабля с письмом Бенджамина Вуда для императора. Но миссия эта так и не достигла цели – все три судна попали в шторм и затонули.
В 1637 и 1664 годах англичане вновь пытались попасть в Китай: первой попытке помешал шторм, второй – происки португальцев. Лишь в 1685 году судну «Восторг» удалось пристать к берегу в Амое[93 - Современный Сямынь (Сямэнь) – город субпровинциального значения в провинции Фуцзянь (КНР), крупнейший порт провинции на побережье Тайваньского пролива. – Прим. пер.], но вскоре его вынудили убраться восвояси. Восемь лет спустя «Дефенс» причалил в Кантоне, но китайские власти тут же обложили его непомерными налогами. А когда случайный выстрел из ружья убил китайца, налог и вовсе утроился. Платить англичане отказались и ушли несолоно хлебавши. Лишь в 1727 году они вернулись в Кантон. Но этот порт не мог удовлетворить их экспансионистские аппетиты, им нужна была девственно чистая зона влияния, например, в Нинбо. И действительно, в 1755 году в этот порт вошел военный корабль, но мандарины (имперские чиновники в провинциях) немедленно конфисковали пушки, наложили огромный штраф и велели британцам больше никогда здесь не появляться. Экипаж арестовали, всячески унижали и отправили в Кантон, где сначала бросили за решетку, а потом, невзирая на протесты живших там иностранцев, отослали на родину на борту судна «Хорсендон».
Столкновение между двумя мирами было жестоким. Империя Драконов не желала видеть рядом чужеземцев, слепо веря в свое превосходство и не проявляя интереса к торговле с длинноносыми. Но неудачные попытки вторжения англичан не оправдали надежд придворных мандаринов.
Недостаточно было просто заключить в тюрьму нарушителей указов о высылке. Изгнание их из вожделенных портов и побережий не заставило англичан отказаться от планов новых вторжений. Вернувшись на родину, они размышляли, как наиболее эффективно выиграть партию и вернуться в воды Поднебесной, чтобы утолить жажду мести, но прежде всего – найти место для последней высадки.
Альтернативная цивилизация
Напряжение в стране нарастало, и китайцы не собирались уступать. Империя была закрыта для всех иностранцев, никто не мог ступить на ее землю, посольства были нежеланными гостями. Уступки Кантона и Макао должны были удовлетворить аппетиты торговцев, в том числе и китайских. Иначе множество голов полетело бы с плеч. Провокации европейцев не прекращались, и на протяжении всего XVIII века Британии предстояло вести жесткое перетягивание каната.
Ее могущество разрослось до неприличия, Англия господствовала на морях пяти континентов, только что завладела Австралией, но оставалась в стороне от сказочных дел с Китаем. Могущество португальцев было несоизмеримо с размерами далекой родины и реальными возможностями для колонизации. Торговля была почти полностью монополизирована ими, и Англия не могла этого допустить.
Поэтому в конце XVIII века король Георг III[94 - Гео?рг III (4 июня 1738 года, Лондон – 29 января 1820 года, Виндзорский замок, Беркшир) – король Великобритании с 25 октября 1760 года из Ганноверской династии.] предпринял последнюю мирную инициативу перед переходом к экспансии. Миссия была возложена на лорда Макартни, в сопровождении которого находились сэр Джордж Леонард Стонтон, его маленький сын Томас и семьсот человек, включая моряков, слуг, дипломатов, молодых аристократов, ученых, врачей, ботаников, художников, музыкантов и солдат. Эта разнообразная и живописная компания на трех кораблях – «Лев», «Индостан» и «Джеколл» – 26 сентября 1792 года отправилась в Пекин, не забыв также взять на борт нескольких ценных переводчиков, приглашенных из Китайского колледжа в Неаполе.
Сэр Стонтон вел подробный дневник этого путешествия, щедро иллюстрированный художниками на борту, и именно из него мы узнаем все подробности. Встреча с китайскими мандаринами была, мягко говоря, триумфальной: гостей беспрерывно угощали разнообразными блюдами и напитками, одаривали подарками и вниманием.
Караван лорда Макартни наконец достиг своей цели. Он проплыл вверх по реке Байхэ и прибыл в Пекин под звуки праздничного салюта. Однако император Цяньлун[95 - Айсиньгьоро Хунли (25 сентября 1711 года – 7 февраля 1799 года) – шестой император Империи Цин, правивший с 8 октября 1735 года до 1 февраля 1796 года, период правления которого ознаменовал собой эпоху наивысшего расцвета империи.] находился не в столице, а в своей летней резиденции Джехоль, ныне известной как Чэндэ, расположенной на противоположном берегу реки Му. Пока британская миссия ожидала его прибытия, им предложили начать благоговейную практику коутоу, чтобы выразить свое почтение Трону Дракона.
Британские послы пытались избежать этого ритуала, но мандарины оставались непоколебимы. После долгих переговоров посол выразил готовность удовлетворить требования китайской стороны, при условии, что мандарин, равный ему по статусу, отдаст аналогичное почтение портрету короля Георга. Ответа он так и не дождался, но партия груза все же была переправлена через Великую Стену, чтобы предстать перед императором. Что касается коутоу, то, казалось, был найден достойный компромисс: отказавшись от поклонов перед портретом английского монарха, мандарины спросили у Макартни, каким образом он выражает уважение своему правителю. Тот ответил, что привык преклонять одно колено и с радостью сделал бы то же самое перед императором Китая. Однако китайский этикет требовал выполнения коутоу под угрозой провала миссии, и Макартни был вынужден согнуться и поклониться, прижавшись лбом к земле.
Встреча с Цяньлуном прошла в очень вежливой манере. Император преподнес свои дары и вернулся в Пекин, чтобы осмотреть подношения, врученные ему «данником» с Запада. Но приближалась зима, а англичане начали вызывать подозрения у китайских хозяев своим обременительным присутствием. Император дал понять послу, что, поскольку реки и море вот-вот замерзнут, делегации желательно покинуть Пекин. Он отправил ему письмо для царя и щедрые подарки – знак, что пора немедленно отбывать. Так делегация неохотно покинула Небесную столицу, ничего не добившись.
Миссия потерпела неудачу, и перед отъездом Макартни получил от мандарина, ставшего его другом, записку, в которой говорилось: «Китайцы воспринимают посольство лишь как визит для вручения подарков по случаю торжественного праздника, во время которого разрешено пребывание в стране. Среди множества посольств, принятых в прошлом и настоящем веке, не найдется ни одного, которое было бы допущено к более длительному пребыванию». В конце записки следовал совет – не задерживаться в Пекине.
Сопровожденные до самого Кантона, все англичане были вынуждены вернуться на свои корабли и отплыть обратно на запад. Их просьбы о торговле в Нинбо, Амое, Тяньцзине и других портах остались без внимания. В письме к королю Георгу император писал, что у Китая есть все и он ни в чем не нуждается, что его подарки были приняты как дань, однако он не видит для них применения, и напомнил, что английская торговля должна ограничиваться портом Кантон.
– Вы не должны огорчаться, – добавил Цяньлун. – Ведь я ясно предупредил вас. Так давайте же жить в мире и согласии, но прислушайтесь к моим словам.
По завершении этой безуспешной миссии английские газеты сообщили о радушном приеме, оказанном послу, утверждая, что император Китая гордится дружбой с Англией. В китайских изданиях же по всей империи распространилась новость, что «посол короля Запада прибыл издалека, чтобы выразить свое почтение Сыну Небес перед лицом своего Господа и воздать хвалу Его Небесному Величеству».
Новый век станет свидетелем решимости Великобритании подчинить себе Китай, ее готовности в течение нескольких десятилетий развязать две опустошительные войны на этих далеких, но самодостаточных землях. Британская хитрость спровоцирует агрессию со стороны других держав, включая Францию и Японию, а затем Россию и Германию. Но именно стремление британцев завладеть богатствами Китая приведет Поднебесную империю к катастрофе и краху, заразив страну опиумом, выращенным в индийской колонии. Эта позорная страница не только в истории Англии, но и всего Запада, символизирует порочный колониализм и расизм, и демонстрирует иллюзорное превосходство белой расы.
Почти пять веков Великая Запретная империя сопротивлялась высокомерию европейцев, отчаянно защищая свою независимость и гордое уединение. Великая стена, задуманная и возведенная за два века до нашей эры, и по сей день стоит как символ этого удивительного стремления Китая сохранить свою уникальность перед лицом остального мира.
История следует своей логике: иногда она стремительно движется вперед, подстегиваемая мощью оружия, а иногда медленно просачивается под влиянием вечной силы культуры, которая впоследствии формирует цивилизацию. Китай с древних времен ограждал себя от ужасов вторжений и заражений, которые могли последовать за алчностью иностранных народов. Европа торговли и завоеваний предоставила Китаю лишь несколько примеров понимания, уважения и дружбы (Марко Поло, Маттео Риччи и Джузеппе Кастильоне, трое из немногих итальянцев, которым удалось вызвать искреннее расположение к себе).

Запретная империя была отчасти открыта с восхищением и удивлением именно теми, кто был очарован альтернативой, которую представляла собой китайская цивилизация. К знаниям стремилось меньшинство, в том время как большинство путешественников были движимы алчностью и жаждой завоеваний.
Китайцы династий Мин и Цин не ошибались, полагая, что иностранные посольства скорее являются авангардом шпионов, чем истинными посланниками мира. Требования иностранцев, предъявляемые к китайскому престолу, всегда были однотипными, нарастали, как крещендо[96 - Креще?ндо или креше?ндо – музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука.] коммерческой жадности, игнорируя законы и обычаи империи.
XVII век, безусловно, стал тем историческим моментом, когда Европа стремилась вновь включить Китай в круг своих интересов, начиная с необходимости элементарных знаний. Листая книги того времени, в основном посольские доклады, можно найти подтверждение современным западным предубеждениям. Книга Марко Поло и «Relatio» Одорика Фриульского выделяются среди прочих своим энтузиазмом, и можно с улыбкой простить многочисленные неточности и даже наивность той эпохи. Нам важен сам подход, стремление понять и честно рассказать об увиденном.
Вместо этого, отчеты XVII века пронизаны порочащими предрассудками Европы, омраченной инквизицией. Описания религиозных верований китайцев, за исключением описания иезуитов, часто мрачны и отягощены примесью шарлатанства. На некоторых гравюрах изображены невероятные божества, причудливые ритуалы, несуществующие культы. Доподлинно известно, что китайские императоры никогда не были идолопоклонниками: они считали себя воплощением небесного мандата, земными посредниками между своими подданными и Тянь, Небом – философской, а не сверхъестественной сущностью. Однако на некоторых гравюрах, в определенных европейских книгах XVII и XVIII веков, китайские императоры иногда представлены преклоняющимися перед почти непристойными божествами, такими как Молох[97 - Моло?х – упоминающееся в Библии божество моавитян, ханаанеян и аммонитян (3 Цар. 11:5, 11:7), которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31).]

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71777752?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Издание впервые выпущено в 2021 году, содержит авторские оценки некоторых событий и явлений. – Прим. ред.

2
Ма?рко По?ло (15 сентября 1254, Венеция – 8 января 1324, там же) – венецианский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в знаменитой «Книге о разнообразии мира».

3
Шелковый путь – караванная дорога, связывавшая Восточную Азию со Средиземноморьем в Античности и в Средние века. В первую очередь использовался для вывоза шелка из Китая, с чем и связано его название.

4
Лу Синь (25 сентября 1881 – 19 октября 1936), настоящее имя Чжоу Шужэ?нь – китайский писатель, оказавший большое влияние на развитие литературы и общественно-политической мысли Китая первой половины XX века. Считается основоположником современной китайской литературы.

5
Джон Фицджералд Ке?ннеди (29 мая 1917, Бруклайн, штат Массачусетс, США – 22 ноября 1963, Даллас, штат Техас, США) – американский политический и государственный деятель, 35-й президент США (1961–1963) от Демократической партии. Его президентство пришлось на особо напряжённый период Холодной войны.

6
Тяньцзинь – город на северо-востоке Китая, располагается вдоль Бохайского залива.

7
Пиньинь – одна из систем транскрипции китайских иероглифов.

8
Великая пролетарская культурная революция – серия идейно-политических кампаний 1966–1976 годов в Китае, развернутых лично Председателем Мао Цзэдуном, либо проводившихся от его имени, в рамках которых под предлогами противодействия возможной «реставрации капитализма» в КНР и «борьбы с внутренним и внешним ревизионизмом» выполнялись цели по дискредитации и уничтожению политической оппозиции для обеспечения власти Мао Цзэдуна и перехода власти к его жене Цзян Цин.

9
Майские события 1968 года, или «Красный май» или Май 1968 – социальный кризис во Франции, начавшийся с леворадикальных студенческих выступлений и вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и почти 10-миллионную всеобщую забастовку. В конечном счете кризис привел к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе.

10
Первая опиумная война 1839–1842 годов – военный конфликт между Британской империей и Империей Цин. Целью английских войск была защита торговых интересов Великобритании в Китае и расширение торговли, в первую очередь, опиумом (отсюда название), которой препятствовала Цинская политика запрета морской торговли.

11
Гражданская война в Китае – серия вооруженных конфликтов на территории Китая между силами Китайской Республики и китайскими коммунистами в 1927–1950 годах (с перерывами).

12
«Пинг-понговая дипломатия» – обоюдные визиты игроков в настольный теннис между Китаем и США в 1971–1972 годах с целью налаживания отношений между странами. Подготовку к визиту Никсона в КНР в 1972 году осуществляли американские дипломаты, секретно посещавшие Китай с командой по настольному теннису.

13
Ма?о Цзэду?н (26 декабря 1893, Шаошань – 9 сентября 1976, Пекин) – китайский коммунистический революционер, основатель Китайской Народной Республики, которую он возглавлял в качестве председателя Китайской коммунистической партии с момента создания Китайской Народной Республики в 1949 году, вплоть до своей смерти в 1976 году.

14
Вьетнамская война – вооруженный конфликт во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже с 1 ноября 1955 года до падения Сайгона 30 апреля 1975 года. Один из крупнейших локальных вооруженных конфликтов второй половины XX века.

15
Шанхайское коммюнике – дипломатический документ, изданный Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой 27 февраля 1972 года. В документе было заявлено, что в интересах всех стран – совместная работа Соединенных Штатов и Китая над нормализацией отношений, а также был подтвержден взаимный интерес к разрядке.

16
Гуанмин Жибао – китайская ежедневная газета, выходящая ежедневно с 1949 года. Тираж 490 000 экземпляров. Это одна из самых популярных газет в Китае.

17
Дэн Сяопи?н (22 августа 1904, Гуанъань, провинция Сычуань, Империя Цин – 19 февраля 1997, Пекин, Китай) – китайский государственный, политический и партийный деятель. Стал инициатором экономических реформ в Китае и сделал страну частью мирового рынка. Никогда не занимал пост руководителя страны, но был фактическим руководителем Китая с конца 1970-х до начала 1990-х гг.

18
Си Цзиньпи?н (15 июня 1953, Пекин, Китай) – китайский государственный, политический и партийный деятель, действующий генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Китая с 2012 года.

19
Пайлоу – резные орнаментированные триумфальные ворота из камня или дерева, возводившиеся в Китае в честь правителей, героев, выдающихся событий. – Прим. пер.

20
Эспера?нто – наиболее распространенный плановый язык, созданный варшавским лингвистом и окулистом Лазарем (Людвиком) Марковичем Заменгофом в 1887 году для международного общения.

21
«Ба?нда четырех» – идеологическое клише, используемое в официальной китайской пропаганде и историографии для обозначения группы высших руководителей Коммунистической партии Китая, выдвинувшихся в ходе Культурной революции 1966–1976 годов, являвшихся наиболее приближенными к Мао Цзэдуну лицами в последние годы его жизни. Согласно официальной версии, после смерти Мао члены «банды четырех» намеревались узурпировать высшую власть, но были разоблачены и арестованы. В состав этой группы входили: Цзян Цин – последняя жена Мао, а также Ван Хунвэнь (один из пяти заместителей Председателя ЦК КПК, член Политбюро ЦК КПК и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, член Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей), Чжан Чуньцяо (мэр Шанхая и секретарь Шанхайского горкома КПК) и Яо Вэньюань (член Политбюро, ответственный за идеологическую работу).

22
Хунвейби?ны – члены созданных в 1966–1967 годах отрядов студенческой и школьной молодежи в Китае, одни из наиболее активных участников Культурной революции.

23
Э?нцо Бья?джи (9 августа 1920, Лиццано-ин-Бельведере – 6 ноября 2007, Милан) – итальянский журналист и писатель.

24
Нанки?н – город субпровинциального значения в провинции Цзянсу (КНР), место пребывания властей провинции. Бывшая столица Китая при нескольких императорских династиях, а также столица Китайской республики; порт в низовьях реки Янцзы.

25
Хуари Бумедьен (23 августа 1932 – 27 декабря 1978) – алжирский государственный, военный и политический деятель, полковник, один из лидеров антиколониальной борьбы алжирского народа.

26
Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ – лозунг, под которым лидер правящей Коммунистической партии Китая Мао Цзэдун провозгласил в 1957 году широкую кампанию по усилению гласности и критики.

27
Идеогра?мма – письменный знак или условное изображение, рисунок, соответствующий определенной идее автора. Из идеограмм состоят иероглифы.

28
Чан Кайши? (31 октября 1887, Сикоу, провинция Чжэцзян, Китайская империя Цин – 5 апреля 1975, Тайбэй, Тайвань) – китайский революционер, военный и политический деятель, возглавивший партию Гоминьдан в 1925 году; фактический правитель материкового Китая (1928–1949); президент Китайской Республики на Тайване (1950–1975), маршал и генералиссимус.

29
Китайский почетный титул. Чаще всего это относится к Мао Цзэдуну (1893–1976), председателю Коммунистической партии Китая и верховному лидеру Китая с 1949 по 1976 год. – Прим. пер.

30
Синьхайская революция – революция в Китае, свергнувшая монархию – империю Цин.

31
Японо-китайская война 1937–1945 годов – война между Китайской Республикой и Японской империей, начавшаяся до Второй мировой войны и продолжавшаяся вплоть до ее окончания.

32
Хуанхэ? – река в Китае, одна из крупнейших по протяженности рек Азии.

33
Цинь Шихуанди (259 до н. э. – 210 до н. э.) – правитель царства Цинь (с 245 года до н. э.), положивший конец двухсотлетней эпохе Воюющих Царств.

34
Империя Хань (206 до н. э. – 220 н. э.) – китайская империя, в которой правила династия Лю.

35
Империя Тан (18 июня 618 – 4 июня 907) – китайская империя, в которой правила династия Ли.

36
Та?кла-Мака?н – песчаная пустыня на западе Китая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Является одной из крупнейших песчаных пустынь мира.

37
С Востока идет свет. – Парафраза евангельского повествования о рождении Иисуса (Евангелие от Матфея, 2.1). – Прим. пер.

38
Держава Ахемени?дов, она же Мидо-Персия, Первая Персидская империя – была одной из величайших и наиболее продолжительных империй в истории. Она существовала с 550 по 330 год до н. э. и охватывала значительную часть Ближнего Востока.

39
Парфянское царство – древнее государство, располагавшееся к югу и юго-востоку от Каспийского моря. Возникло около 250 года до н. э. В период расцвета (середина I в. до н. э.) царство подчинило своей власти и политическому влиянию обширные области от Месопотамии до границ Индии. Просуществовало почти 470 лет и прекратило существование в 220-е годы н. э.

40
Великая Минская империя – государство, образовавшееся на китайских землях после свержения власти монгольской империи Юань. Существовало с 1368 года по 1644 год.

41
Serica Via Romana (лат.) – Великий шелковый путь.

42
Чанъань в переводе «долгий мир» – ныне несуществующий город в Китае, древняя столица нескольких китайских государств. Был местом назначения торговых караванов, которые шли по Великому шелковому пути в Китай. Сегодня на месте Чанъаня расположен город Сиань.

43
Дацинь (от кит. ??, что значит «Великая Цинь») – древнее китайское название Римской империи, а потом и Византии. – Прим. пер.

44
Хуанхэ? – река в Китае, одна из крупнейших по протяженности рек Азии. Бассейн Хуанхэ считается местом формирования и становления китайского этноса наравне с Янцзы.

45
Римляне называли Китай и китайцев Серес (лат. seres), что значит «шелковый» или «страна шелка». От этого названия произошло и латинское слово «serica» – «шелк». – Прим. пер.

46
Христофо?р Колу?мб (между 26 августа и 31 октября 1451 года, Генуэзская республика – 20 мая 1506 года, Вальядолид, Королевство Кастилия и Леон) – испанский мореплаватель итальянского происхождения, в 1492 году открывший для европейцев Новый Свет (Америку).

47
«Книга чудес света» – описание путешествий Марко Поло по Азии и Африке, совершенных в период между 1276 и 1291 годами, которые с его слов на старофранцузском языке записал Рустикелло из Пизы (находившийся вместе с ним в генуэзской тюрьме).

48
Рустича?но или Рустике?лло, часто с эпитетом «из Пизы», «да Пиза», «Пизанский» – итальянский писатель конца XIII века, наиболее известный как соавтор Марко Поло.

49
Terra incognita (лат.) – неизвестная земля.

50
Катало?нский атлас – карта мира, созданная в XIV веке; вершина каталонской школы средневековой картографии. Подготовлен в Пальма-де-Майорка около 1375 года евреем Авраамом Крескесом с сыном Иегудой Крескесом по заказу арагонского короля Хуана I.

51
Людо?вик IX Святой (25 апреля 1214 года, Пуасси, метрополия Франции – 25 августа 1270 года, Тунис) – король Франции в 1226–1270 годах.

52
Хубила?й (23 сентября 1215 года – 18 февраля 1294 года) – монгольский хан, внук Чингисхана, основатель монгольского государства Юань, в состав которого входил Китай.

53
Битва при Мелории (Битва при Джильо, Битва при Монтекристо) 3 мая 1241 года – один из ключевых эпизодов противостояния Пизанской и Генуэзской республик в Средиземноморье в XIII веке.

54
Название столицы империи Юань, современного Пекина. – Прим. пер.

55
Катай – историческое название Китая в Европе. Изначально термин относился к тому, что сейчас является Северным Китаем, полностью отделенным и отличным от Китая, который был отсылкой к южному Китаю. – Прим. пер.

56
Геркуле?совы столбы? или столпы – название, использовавшееся в Античности для обозначения высот, обрамляющих вход в Гибралтарский пролив.

57
Реконки?ста или Иберийские крестовые походы – длительный процесс отвоевывания пиренейскими христианами – в основном испанцами и португальцами – земель на Пиренейском полуострове, занятых маврскими эмиратами.

58
Франциска?нцы – католический нищенствующий монашеский орден, основан святым Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему.

59
Ante litteram (лат.) – до появления термина.

60
Матте?о Ри?ччи (6 октября 1552 года, Мачерата – 11 мая 1610 года, Пекин) – итальянский миссионер-иезуит, математик, астроном, картограф и переводчик, который провел последние тридцать лет своей жизни в Китае, положив начало иезуитской миссии в Пекине.

61
Джузеппе Кастильоне (19 июля 1688 года – 17 июля 1766 года Пекин) – итальянский монах-иезуит, миссионер и придворный художник в Китае.

62
Сарма?ты – древний народ, состоявший из кочевых ираноязычных племен, с IV века до н. э. по первые века н. э. населявших степную полосу Евразии от Дуная до Аральского моря.

63
Вал Адриа?на («Стена Адриана», также известная как «Римская стена», «Стена пиктов») – бывшее оборонительное укрепление римской провинции Британия длиной 117 км, построенное римлянами при императоре Адриане в 122–128 годах для предотвращения набегов пиктов и бригантов с севера.

64
Трапезунд и Акко – прибрежные города на Ближнем Востоке.

65
«Laissez dormir la Chine!» (фр.) – Дайте Китаю поспать!

66
«Pax mongolica» (лат.) – Монгольский мир.

67
Даниэлло Бартоли (12 февраля 1608 года, Феррара, Папская область – 13 января 1685 года, Рим) – итальянский иезуит, ученый, прозаик, историограф, гуманист.

68
Иезуи?ты (Общество Иисуса Игнатиа?нцы) – мужской духовный орден Римско-католической церкви, основанный в 1534 году Игнатием Лойолой и утвержденный папой Павлом III в 1540 году.

69
Мандарин – данное португальцами название чиновников в имперском Китае, позднее также в Корее и Вьетнаме.

70
Квинт Гора?ций Флакк, часто просто Гора?ций (8 декабря 65 года до н. э., Венузия – 27 ноября 8 года до н. э., Рим) – древнеримский поэт «золотого века» римской литературы.

71
Гай Ю?лий Це?зарь Октавиа?н А?вгуст (23 сентября 63 года до н. э., Рим – 19 августа 14 года н. э., Нола) – римский политический деятель. Первый римский император и основатель Римской империи.

72
Фла?вий Арриа?н (около 86—160 года) – древнегреческий историк и географ, занимал ряд высших должностей в Римской империи.

73
Хэ-ди (79–13 февраля 106) – 4-й император империи Восточная Хань в 88—106 годах.

74
Апостол Фома?, иначе называемый «Близнец» – один из двенадцати апостолов (учеников) Иисуса Христа.

75
Тай-цзу?н (23 января 599 года – 10 июля 649 года) – китайский император (с 627 года) эпохи Тан.

76
Марк Авре?лий Антони?н (26 апреля 121 года, Рим – 17 марта 180 года, Виндобона) – римский император (161–180 годы) из династии Антонинов, философ, представитель позднего стоицизма, последователь Эпиктета.

77
Арнобий Старший – раннехристианский богослов и апологет IV века.

78
Феофилакт Симокатта – византийский писатель и историк, живший в начале VII века.

79
Одорико Порденоне или Одорик Фриульский (ок. 1286 года, Порденоне – 14 января 1331 года, Удине) – один из самых знаменитых путешественников средневековья, посетивший Индию, Суматру и Китай.

80
Абу Абдуллах Муха?ммад ибн Абдулла?х ат-Танджи?, более известен как Ибн Батту?та (24 февраля 1304 года, Танжер – 1368/1369 года, Марракеш) – мусульманский путешественник и купец, объехавший страны исламского и неисламского мира – от Булгара до Момбасы, от Томбукту до Китая.

81
Современное название – Кожикоде. Город на Малабарском побережье в индийском штате Керала. В эпоху Великих географических открытий Каликут служил важным пунктом взаимодействия европейской и индийской цивилизаций. – Прим. пер.

82
Кантон – устаревшее название города Гуанчжоу на юго-востоке Китая.

83
Мануэл I (Мануи?л) Счастливый (31 мая 1469 года, Лиссабон – 13 декабря 1521 года, Лиссабон) – 5-й король Португалии из Ависской династии.

84
Чжу Хоуцун (16 сентября 1507 года – 23 января 1567 года) – одиннадцатый император Китая из эпохи Мин, правил с 1521 по 1567 годы.

85
Современный Тайвань. – Прим. пер.

86
Империя Вели?кая Цин – управлявшаяся маньчжурской династией Цин, последняя империя, включавшая весь Китай, которая существовала с 1644 по 1912 год с краткой реставрацией в 1917 году.

87
Была столицей Голландской Ост-Индии. Территория соответствует современной Джакарте, Индонезия. – Прим. пер.

88
Традиционный обычай в Древнем Китае, при котором кланяющийся садится на колени и лбом касается земли у ног почитаемого человека. – Прим. пер.

89
Петр I Алексе?евич, Пётр Вели?кий (9 июня 1672 года, Москва – 8 февраля 1725 года, Санкт-Петербург) – царь всея Руси с 1682 года, первый император Всероссийский с 1721 года.

90
Канси (4 мая 1654 года – 20 декабря 1722 года) – маньчжурский император из эпохи Цин.

91
Айсиньгеро Юнъянь (1760–1820) – седьмой маньчжурский император государства Цин.

92
Елизаве?та I, Елизаве?та Тюдо?р (7 сентября 1533 года, Гринвич – 24 марта 1603 года, Ричмонд) – королева Англии и Ирландии с 1558 года (коронована в 1559 году), последний монарх Британских островов из дома Тюдоров.

93
Современный Сямынь (Сямэнь) – город субпровинциального значения в провинции Фуцзянь (КНР), крупнейший порт провинции на побережье Тайваньского пролива. – Прим. пер.

94
Гео?рг III (4 июня 1738 года, Лондон – 29 января 1820 года, Виндзорский замок, Беркшир) – король Великобритании с 25 октября 1760 года из Ганноверской династии.

95
Айсиньгьоро Хунли (25 сентября 1711 года – 7 февраля 1799 года) – шестой император Империи Цин, правивший с 8 октября 1735 года до 1 февраля 1796 года, период правления которого ознаменовал собой эпоху наивысшего расцвета империи.

96
Креще?ндо или креше?ндо – музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука.

97
Моло?х – упоминающееся в Библии божество моавитян, ханаанеян и аммонитян (3 Цар. 11:5, 11:7), которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31).