Главная страница | Остросюжетные любовные романы | Иоланта. Первая и единственная. Иоланта. Битва за Землю.

Иоланта. Первая и единственная. Иоланта. Битва за Землю.
Наталья Владимировна Селиванова
Две книги об Иоланте в одной!
"Я лежала головой внутри полой трибуны, а кусок моего черепа от макушки до челюсти спокойно разместился рядом, похожий на мисочку. Но в этой мисочке не было и грамма мозга. Я с удивлением смотрела на пустую черепушку. Я взяла её и перевернула. И наблюдала, как красиво очерченное аккуратное ухо смотрит в небо. Самое удивительное было то, что лишение части головы никак не повлияло на мои мыслительные способности. Мой ум оставался таким же ясным. Отец заметил моё замешательство и надел на меня шляпу с алмазным покрытием. Он приложил палец к губам, призывая меня молчать. Я засунула свой череп в сумку и надела шляпу набекрень, чтоб никто не увидел дыры у меня в голове…"

Наталья Селиванова
Иоланта. Первая и единственная. Иоланта. Битва за Землю.
Все люди являются абсолютно реальными, они, действительно, будут жить на Земле в 31-ом веке. Все события будут происходить так, как описано в этой книге.
Перевод на современный русский язык с будущего русского сделан первым на Земле путешественником во времени Игорем Кибизовым, побывавшим в России 3040-го года и познакомившимся там с автором книги, близко знавшим Иоланту.
Книга печатается с разрешения Иоланты Первой.

Иоланта. Первая и единственная.

Первая книга из серии.

1. В принтере.
Темнота. Странные звуки, как будто наплывающий шторм. Наконец-то из беспорядочного шума стали выплывать слова. Такие глухие, словно я лежу в глубоком колодце, а двое разговаривают где-то далеко наверху.
– Маша, ну что? Получилось?
– Ты же знаешь, почти ничего не осталось.
– Я скажу Грегору, чтоб они отменили эти бесполезные этические законы. Если бы не они…
Такие тяжелые, свинцовые веки, их совершенно невозможно поднять. Но я поднимаю. В узкие цели между веками я вижу край серого пластика, спаянного с прозрачным. Я лежу в какой-то капсуле. Как в кино, где спят космонавты в анабиозе. Пытаюсь поднять руку, чтобы дотронуться до капсулы, но не могу пошевелить даже пальцем. За прозрачным пластиком синие, очень выразительные, внимательные глаза не отрывают от меня взгляда.
– Смотри, она пошевелилась. Она открывает глаза. Слава Волкову. Иоланта, ты меня слышишь?
Иоланта? Кто это? Кого зовет эта синеглазая блондинка со смешными кудряшками? Ох, это же я. Иоланта, какое странное имя. Я с трудом киваю женщине, пусть не волнуется так сильно. Напряжение на ее лице сменяется робкой улыбкой. Рядом с ее лицом над моей капсулой появляется второе, смуглое, с огромным пуком каштановых волос на затылке. Кажется, эта прически называется «Бабетта».
– Леночка, ты только не радуйся раньше времени, если она поправится, это будет чудо.
– Она обязательно поправится. Это очень нужно не только мне.
Я хочу спросить, кому это я так нужна, но проваливаюсь в глубокий сон. В следующее пробуждение я уже настолько сильная, что пытаюсь найти кнопку внутри капсулы, чтобы как-то открыть ее и выйти. Мои руки скользят по совершенно гладкой поверхности. И только когда ладонь касается прозрачного пластика перед лицом и делает движение словно отодвигает его вправо, он действительно съезжает вправо и открывает мне выход. Странно, выходит моя рука знает то, чего не помнит мозг. Мышечная память. Я сажусь в капсуле, смотрю на надпись на его боку: «Принтер органов». Ого, видимо, мои органы пострадали. Я оглядываю себя, руки и ноги на месте, я абсолютно цела, ни царапины. Видимо, принтер прекрасно работает. Правда, руки все в каких-то наклеенных на них датчиках. Даже на ступнях есть разноцветные присоски. Жаль, что я совершенно не помню, что со мной произошло. Но эти две тетки, которые были тут в мое предыдущее пробуждение, должны знать. А вот и одна из них.
– Вас, кажется, зовут Лена?
Лицо женщины вытягивается, она роняет пластиковый пакет, рассыпаются по полу разноцветные прозрачные фигурки – шарики, подушечки, треугольники. Она не поднимает пакет, а садится на край капсулы, рядом со мной, обнимает за плечи.
– Ланочка, Лена я для подруг, а для тебя я – мама.
– Да? Значит, я тоже такая красивая, как вы? Тут есть зеркало?
– Зеркала нет, но ты очень красивая… И говори мне «ты». Совсем ничего не помнишь?
Я качаю головой.
– Не беда. Сейчас придет твой лечащий врач, она нейрохирург и моя близкая подруга, Маша, Марья Ивановна. Нам повезло, что была ее смена в больнице, когда тебя привезли. Она сделала тебе срочную операцию на мозге. А теперь нужна реабилитация.
Елена нажимает на кнопку вызова врача и через пару секунд в дверях появляется женщина с «бабеттой». Она держит в руках квадратную пластинку фиолетового цвета размером сантиметр на сантиметр.
– Так, показатели все в норме. Попробуем восстановить память. Конечно, не сразу. Чип сломан, осталось только несколько воспоминаний. Поработаем?
Она смотрит на меня, я киваю, конечно, мне хочется вспомнить хоть что-то из своей жизни. Это чувство, что кто-то стер тебе память ластиком – жуткое и тяжелое.
С помощью мамы Лены я встаю из принтера.
Марья Ивановна вставляет чип в портативное устройство, похожее на зарядку телефона, нажимает на кнопку, из устройства в воздух проецируется картинка. Какая-то площадь. По ней идут две молодые, нарядные женщины.
– Это транслятор памяти, это твоя память, Лана. Хочешь пережить заново несколько минут своей прошлой жизни?
– Конечно, хочу. А… это я, это моя родинка на ноге, да? И правда, красивая.
Я увидела себя со стороны: густые волнистые волосы до плеч, стройная фигура, задорная улыбка.
– Когда я нажму на кнопку, просто войди в картинку, и увидишь себя внутри.
Маша ставит транслятор на пол и нажимает на него, картинка начинает двигаться, две женщины идут по площади. Я быстро отцепляю от себя датчики и присоски. Потом набираю полную грудь воздуха, отважно делаю шаг в картинку и сливаюсь с Иолантой на ней.

2. Скоморохи.
Мы с моей подругой Сесилией – полицейские, мы патрулируем площадь Свободы, на нас униформа – удобные песочного цвета льняные рубашки и темно-синие льняные брюки, а на запястьях – удобные браслеты – замораживатели. И украшения, и оружие.
Лён – редкость, его только недавно стали выращивать на планете, такая дорогая форма – знак отличия – есть только у полицейских и «отцов города».
– Смотри, что там такое? – замечаю я необычное скопление людей под самым памятником Максу Волкову. – Люди смеются, кажется.
Люди стоят перед занавесом, над которым две деревянные куклы оживленно общаются, а горожане перед ними покатываются со смеху.
– Это же представление скоморохов! Нам повезло, это такая редкость в последнее время. Пойдем, тоже посмотрим.
Сесилия ускоряет шаг. Мы, мягко лавируя между людьми, пробираемся в первый ряд зрителей. Я смотрю на кукол во все глаза: они сделаны в прошлом тысячелетии или это просто винтаж? Таких давно нет даже в антикварных магазинах. Над занавесом одна деревянная кукла, похожая на Петрушку, плачет в голос, и с каждым всхлипом откуда-то у нее из-за уха в зрителей выстреливает струя воды.
– Это что же, у нас всех будут одинаковые мысли, чувства и даже одежда? Чем же я тогда буду отличаться от других?
– Вот именно, что ничем, дурень! – отвечает один из двух жандармов-кукол. – Представляешь, как легко станет жить? Ничего делать не надо. За тебя уже все подумали и почувствовали.
– А я хочу сам! – из глаз Петрушки потекла новая струя воды.
– Вот глупый Петрушка! Применим к нему коррекцию личности! Сделаем его послушным и счастливым, как все.
Один из жандармов достает из-за занавеса золотистый шлем, пытается надеть его на голову Петрушке, но тот машет руками, как мельница, отталкивает шлем. Мои губы расплываются в улыбке. Сесилия, наоборот, хмурится и решительно направляется к занавесу. Я пытаюсь остановить её, схватив за рукав.
– Сила, подожди, интересно же!
– Мы должны проверить, есть ли у них разрешение?
Сесилия скрывается за занавесом. Тут же за занавес прячутся куклы, а над занавесом появляется молодой парень лет двадцати.
– Представление окончено, о месте и времени следующего неизвестно. Спасибо за внимание.
Народ аплодирует. Парень картинно кланяется.
– Это – не правда! – громко говорю я из толпы.
– Что – не правда? – удивляется парень.
– Коррекция личности вовсе не делает нас одинаковыми. И это добровольная процедура.
– Серьезно? – этот молодой человек смотрит на меня заинтересованным мужским взглядом, от которого я немного теряюсь. – Слушай, милая девушка, сейчас не располагаю временем для беседы. Но приглашаю тебя к себе в село крутое Смоленской области, от указателя направо двести шагов. Синяя крыша. Жду в любое время. Дмитрий, – Дима протягивает мне руку, и я пожимаю его длинные пальцы.
– А я приеду, ждите. – решительно заявляю я.
– Буду рад. – ослепительно улыбается Дмитрий и скрывается за занавесом.
Сесилия тянет меня от занавеса.
– Лана, о них такие слухи ходят, может, не стоит к ним ездить?
– Вот и проверим заодно, правда это или всего лишь слухи. Сила, тебе что неинтересно посмотреть, как они живут? Ведь это целая культура, не похожая на нашу.
Сесилия качает головой с сомнением. Мы идем к серому зданию из металла, расположенному неподалеку, на котором написано «Полиция». Сверху на площадь Свободы смотрит Макс Волков, он совсем не похож на памятник, он время от времени меняет позу на постаменте, а некоторым прохожим даже подмигивает.
Картинка останавливается и складывается в транслятор. Я остаюсь стоять посередине комнаты совершенно ошеломленная.
– Ого! Восторг до Луны! В каком мире мы живем?! До чего техника дошла!
Тетя Маша, как я ее про себя назвала, переглядывается с мамой Леной, у которой вдруг увлажняются глаза. Я обнимаю маму Лену за плечи.
– Что такое? Почему – слёзы?
– Вот видишь, ты не все забыла. Восторг до Луны – ты часто так говорила. Когда выражала восхищение или удивление. Выражение из твоей любимой книжки, которую ты прочитала еще в школе.
– А еще есть мои воспоминания? Можно посмотреть?
– Несколько отрывков из детства, несколько из университетской учебы. Я оставлю тебе транслятор, дома посмотришь.
– А уже можно домой?
– Уже? Наконец-то! Ты неделю была без сознания. Обычно у нас в больнице больше, чем на три дня никто не задерживается.

3. В гостях у своего прошлого.
Я обедаю дома, мы с мамой едим похожие на резиновые серые фигурки диаметром два сантиметра в виде звездочек, шариков, колбасок. Это искусственная еда, натуральная в нашем мире осталась только у скоморохов и еще привозная с других планет. Община скоморохов – это маргинальное общество, постоянно критикующее правительство и наши ценности. Я уже нашла на трансляторе памяти эпизод, где мы с Силой приехали к ним в село Крутое. Понятно по первым кадрам, что мы летим над какой-то сельской местностью. Доедаю странную еду и вхожу в это воспоминание.
Мы с Силой садимся в автолёт рядом с моим домом. Сесилия загружает в навигатор маршрут. Ждем, пока автолёт выстроит маршрут с учетом всех участников движения на следующие полчаса. Я смотрю на космодром вдали. Видно, как вверх по спирали вокруг стального серебряного стержня отлёточной площадки разгоняется космическое судно, и наверху выстреливает в небо.
– Сила, ты хочешь поработать в межзвездной полиции?
– Хочу. А нас скоро туда и переведут, как только стажировка закончится, мы ж с тобой отличницы, а на Земле таким тигрицам особо делать нечего. У нас на планете два серьезных преступления в год. Семейные разборки не в счет, с ними и троечники разберутся.
Мы поднимаемся над землей в автолёте и резко набираем скорость. Навстречу нам несутся другие машины на бешеных скоростях, я на минуту зажмуриваюсь от страха, ожидая, что одна из них влетит нам в «лоб». Но этого не происходит. Открываю глаза и разглядываю с высоты наш город. Он очень большой. В центре поднимаются чуть ли не до туч несколько огромных небоскребов цвета «металлик», некоторые из них напоминают космические корабли. По краям города – дома одно- или двухэтажные, многие из них построены по необычным проектам.
– Эти небоскребы… там живут люди?
– Нет, Лана, кто ж захочет жить в квартирах, это пережиток прошлого, это административные здания, офисы, больницы.
Приземляется автолёт рядом с деревянным указателем «Крутое». Мы с опаской идем по неровной грунтовой дороге. Идем по селу. Здесь еще стоят деревянные дома, повсюду запустение, растет трава по пояс. Я трогаю траву руками, с удивлением смотрю на семена, оставшиеся в руке.
– У них трава чуть не по пояс, представляешь? А наши агрономы много лет бьются, чтобы до колена доставала.
Сила показывает рукой на дымок над трубой дома с синей крышей.
– Вон синяя крыша.
Мы подходим к дому. Зовем хозяев, никто не откликается. Сесилия дергает дверную ручку, дверь открывается.
– Смотри, не заперто.
Заходим в дом, проходим через сени, заходим в комнату. Повсюду стоит старинная деревянная мебель, времен начала 20-го столетия, как будто не прошло больше тысячи лет.
– Как в музее истории, да? – Сила проходит на середину комнаты и вдруг вздрагивает от неожиданности. – Смотри!
Она показывает рукой на мужчину, который сидит в глубоком кресле, спиной к двери, поэтому мы его сразу и не заметили. Мужчина сидит с закрытыми глазами. Я подхожу к креслу.
– Это – макет человека, приблизительно начала двадцать первого века. Смотри, как старо он выглядит, ему лет сорок, таких людей уже нет. Морщины – пережиток прошлого. А усы! Это просто дикость какая-то! – я удивленно рассматриваю лицо мужчины.
Провожу пальцем по верхней губе мужчины. Тот открывает глаза. Мы с визгом отскакиваем от кресла.
– О, девчонки, не ожидал! – с улыбкой говорит мужчина.
– Ну извините, что не предупредили, – смущается Сила, – не знали вашего номера телефона.
– А у меня его и нет.
– Как можно жить без мобильника? Даже еду не закажешь. – Сесилия удивлена.
– Еду мы тут сами готовим, и превосходнейшую, – мужчина щурит карие глаза. – Хотите попробовать? Шашлык вчерашний будете?
– Шашлык, это… Из мяса животных? Мясные продукты признаны нежелательными.
– Не желательные не значит – запрещенные, так ведь?
– Но это…
– Варварство, дикость, да…? Понятно. Тогда прошу молочка отведать. Оно пока желательное, так? Вы садитесь, девчонки, за стол, в ногах правды нет.
– Коровьего?
– Самого настоящего, утречком корову доил. Сейчас принесу, – он идет в сени.
Мы удивленно озираемся по сторонам. А мужчина зачем-то из окна сеней пускает в небо зеленую сигнальную ракету. Потом приносит в комнату банку с молоком, ставит на стол, разливает по стаканам перед нами. Мы пьем молоко, удивляясь необычному вкусу. А мужчина внезапно наводит на Силу ружье, которое резко достал из-за занавески, отгораживающей кухню от гостиной.
– Встать, руки вверх.
– Зачем это? – Сесилия недоумевающе хлопает глазами.
– Поймешь, когда ногу прострелю!
– Сила, это у него ружье, кажется. Сделай, как он просит. – Я подмигиваю подруге.
Сесилия встает, поднимает руки. В это время я направляю браслет-выключатель на мужика, нажимаю на кнопку, мужчину обволакивает синий свет, он хочет нажать на курок, но не может. Он замер в одной позе, не может пошевелиться, может только говорить.
– Твою ж…! Совсем забыл про эту новомодную хрень!
Сила подходит к мужчине, берет у него из рук ружье, осматривает его.
– Это оружие древних. Проливающее кровь. Оно и убить может. Представляешь? Его даже в музее истории нет, только на картинках в учебнике.
– Тут много таких вещей. Вот, посмотри. Как думаешь, для чего этот сосуд?
Я показываю на чугунок на печи.
– Горшок-то? Так у них туалета же в доме нет. Не станут же они во дворе опорожняться, не до такой же степени они дикие.
– А этот огромный камин?
– Это печь. Дом отапливать.
В хату, запыхавшись, заходит Дмитрий.
– Добра Вам, девчонки!
– Да уж видим мы ваше доброе отношение! – Сила наводит ружье на Диму.
– О, о… аккуратней, пожалуйста. У нас тут принтера органов нет. Я сейчас вам все объясню. Меня вы уже видели, а это – Павел Олегович. Он подумал, что вы не совсем такие, как выглядите.
– Почему не встретил гостей на КПП? – зашипел Павел, почти не разжимая губ.
– Отошел по нужде, Паш.
– Знаю я твою нужду, Димка, в Вязьмёны к Марине бегал?
– Вспомнил. Да мы давно расстались. А ты что тут устроил? Это ж обычные девчонки.
– А как проверить? Думаешь, они добровольно дадут себя облапать?
– Паш, они на представлении были, – Дима улыбается мне. – Я их к нам и пригласил. Правда, я не думал, что придете.
– Мы полицейские, на стажировке. Сами выбираем, где патрулировать.
– А, вот почему приехали, а я думал из-за моего безграничного обаяния, – Дима расплылся в улыбке.
– Сомнения все равно есть, – еле разжимая губы, процедил Павел.
– Ага… Так вот у меня к вам предложения, стажерки. Мы вам всё-всё расскажем про нашу жизнь, только перед этим нам нужно вас обыскать. Согласны? – предлагает Дима.
– Нарушение личных границ незнакомыми людьми в обычной жизни нежелательно, – растерянно произносит Сила. – Только полицейские могут обыскивать других людей.
– Нежелательно, но необходимо, поверьте.
– Почему?
– Да включите уже меня, – одними губами просит Павел. – Ружье все равно у вас.
Я снова нажимаю на выключатель, и Павел обретает способность двигаться. С облегчением плюхается в кресло у стола.
– Не знаю, поверите ли вы, но к нам пришли три дня назад люди – не люди, мы так и не поняли. Снаружи выглядят, как люди… Но потом мы увидели, что они оборотни.
– Как это?
– А я знаю? Вокруг тела – как картинка.
– Голограмма, – уточняет Дима, – как бы в голограмму одеты. Может, это эксперименты в нашем универе такие?
– Не слышали мы про такие эксперименты. Чушь какая-то! Мы бы знали… Не бывает таких голограмм. И обыскивать себя не дадим! – резко говорит Сила.
– Ну, тогда проваливайте.
Дима садится во второе кресло у стола, достает из кармана штанов пачку жвачки, достает из пачки одну пластинку, бросает в рот.
Мы стоим в раздумьях.
– Что это за еда такая? – спрашиваю я.
– Жвачка. Это пастилки, которые долго жуются. Для укрепления зубов.
– Жвач-ка, – повторяю я слово, которые слышу впервые. – Дашь пожевать?
– После обыска.
– Ладно, обыскивайте меня, я согласна, – решаюсь я.
– Только без лишних движений, ружье все еще у меня, – добавляет Сила.
Дима, пробегает руками по моему телу. Я смущена, еще никогда мужчина не подходил ко мне так близко. Потом он оборачивается к Силе, но она направляет на него ружье и Дима машет рукой. Дает мне одну жвачку, я кладу ее в рот, чувствуя необычный сладкий с кислинкой вкус.
– Восторг до Луны!
– Согласен. Малиновая, с соком настоящей малины. Дед Макар еще вишневую и мятную делает, – поясняет Дима. – Расслабься, Паш. Садитесь, девчонки, молоко свое допивайте. Мы ответим на все ваши вопросы.
Мы с Силой садимся за стол, Сила ставит ружье рядом с собой.
– Почему вы, Павел, остановку возраста не прошли? Вы же можете состариться! И умереть раньше срока! – спрашивает Сила.
– А вы хотите жить вечно?
– Конечно, этого все хотят.
– Все, да не все! А я, может, узнать хочу, что после смерти будет.
– А если ничего, зачем так рисковать? Ведь вернуться будет нельзя. – Сила допивает молоко.
– Это точно, – усмехается Павел своей кривой усмешкой. – Никто не возвращался. Только… Возможно, меня там ждут. Ваши близкие не умирали, вам не понять.
Мне неловко, меняю тему разговора.
– А расскажите нам про этих оборотней, чего они от вас хотели?
– Не знаю, может, прятались от кого-то. Жили дня три, потом ночью проснулся я резко, кошмар приснился. У вас сны бывают? – спросил вдруг Дима.
– Конечно, странный вопрос, – ответила Сила.
– Я думал, чип их забирает. Так вот… Черт меня дернул заглянуть в их комнату, за эту занавеску. Смотрю на них и вижу, что не такие они, не люди. Сползла с одного из них эта голограмма, или сам снял, а под ней зверь какой-то склизкий. Я даже хвостик маленький заметил в районе копчика. Ну я как заору, перепугался очень. Пашка вскочил, тоже его увидел. И за ружье, шмальнул и всё. Кончилось наше знакомство.
– Убили? – спросила Сила.
– Сбежали, – пояснил Паша. – И от пуль уворачивались ловко, гибкие очень. Так что не убил я этих тварей. И может быть, зря.
– Очень быстро бегают. Я вот хоть и первый по бегу в школе был, а и то не смог догнать. Припустили быстрее звездолета.
– Покажите!
– У нас нет отражателя. И чипов тоже.
– Да вы просто динозавры! – качает головой Сила. – Вот видите, как плохо быть такими отсталыми. Кто вам теперь поверит, что они были на самом деле, а не привиделись вам в кошмаре?
– Те, кто нас знают – поверят. Мы уже всему селу про них рассказали, наши люди готовы к встрече с ними, в любом доме тут оружие имеется.
– Между прочим, незаконное. Которое вы сдать должны были. – Напоминает Сила.
– А можно на вашу корову посмотреть? – поспешила я опять поменять тему разговора, не хотелось ссориться с новыми знакомыми, такими интересными.
В хлеву я покормила рыжую корову сеном, с удивлением наблюдая, как ловко она орудует толстым языком.
– Вы на Пашу не обижайтесь, он немного резковат, это потому, что у него жизнь тяжелая была.
– Расскажите про него, Дима.
– Нет, это его личное, потом сам расскажет, если подружимся.
Я заметила, что Дима смотрит на меня мужским взглядом, с недружеским таким интересом.
– Ему нужно коррекцию личности пройти, можем записать на прием, – сказала Сила.
– Он не согласится. Он себя любит таким, какой он есть…
– А вы пройдёте? – предложила я Диме.
– С ума сошла? Я идеален! – и посмотрел так, как будто я сморозила глупость.
Дима проводил нас до автолёта. Он пригласил нас приезжать в любое время, когда захотим. А я вдруг сказала, что обязательно приеду.
– Буду ждать, – серьезно сказал Дима, облизывая меня глазами.
Навигатор простроил маршрут до моего дома. Мы поднялись вертикально вверх, Дима махал нам рукой на прощанье.
– Ты правда, снова к ним полетишь? – спросила меня Сила, когда мы отлетели от села. – Они же психи. Знаешь, я даже почувствовала что-то похожее на страх, когда на меня этот дед ружье навел. Вспомнила, как в детстве палец отрезала, когда колбасу лазером нарезала. Те пять минут до укола мамы были самыми неприятными в моей жизни.
– Ну, нет, страх – это когда есть реакция тела. Пот, дрожь, например. У тебя ничего этого не было. А с историей про оборотней этих разобраться нужно.
– Да какие оборотни? Я ж говорю, психи они! Живут, как в доперезагрузочные времена, вот и чудится им всякое. А Дима уверен, что идеален без коррекции, ну это мания величия просто!
– Тут и с коррекцией никто не идеален, – вздохнула я.
К сожалению, на этом воспоминание обрывалось. Я вышла из картинки. Мама смотрела его вместе со мной, но только со стороны, она пояснила, что чужие воспоминания, в которых нас нет, мы можем смотреть только со стороны, как кино, так устроен транслятор памяти.
– Странно, ты мне никогда не рассказывала об этой своей поездке. А она была… теперь точно не скажешь, чип не показывает даты… месяца три назад, видишь, деревья еще только-только начинают обрастать листьями. Раньше ты всем со мной делилась. Интересно, ведь тебя нашли рядом с этим селом. Именно эти скоморохи и нашли. Значит, это не случайность.
– Мама, для меня всё здесь странное. Даже произносить слова. Как будто я раньше только думала, но никогда не говорила.
– Ты начала говорить в шесть месяцев, как все дети.
– Звуки, цвета… такое ощущение, как будто раньше я была в другом месте и вот меня вырвали оттуда, вырвали насильно и погрузили в этот мир, слишком громкий, слишком яркий… И люди. Ты. Как будто я вижу тебя впервые.
Мама обняла меня за плечи, в ее синих глазах плескался испуг.
– Ничего, это последствие травмы. У тебя была операция на мозге, довольно серьезная, но Маша сказала, что это пройдет. Ты восстановишься, не сразу и, может, не совсем, но обязательно.
– Особенно странно – прикосновения. Я никогда не могу сказать заранее, что окажется твердым, а что мягким, что холодное, а что теплое. А еда… Это вообще странней всего, как она не застревает в горле?
Лена улыбнулась.
– Потом посмотришь урок по анатомии и все поймешь.
– А что со мной случилось? Об этом воспоминания сохранились?
– Они есть, да, но сейчас тебе лучше их не смотреть. Давай, я сама тебе все расскажу.
Но я качаю головой.
– Мама Лена, я в норме. Я почти ничего не чувствую к той Иоланте, которой была. Она как будто чужой человек. Думаю, я смогу увидеть даже ее смерть без особых эмоций.
Лена задумывается на секунду, она ставит тарелки в какое-то устройство, включает кнопку, на мгновение тарелки обливает яркий белый свет. Я с интересом смотрю на устройство.
– Обеззараживатель… давай так, я покажу тебе убийство, которое я видела, и, если оно тебя не напугает, посмотришь тот момент, когда на тебя напали. Сцены смерти уже давно признаны нежелательными для ознакомления и их убрали даже из кино. Но раз уж ты решила стать полицейской… Вам, наверняка показывали в академии и не такое.
Мама Лена прикасается к виску.
– Здесь у каждого человека зашит чип. Чтобы активировать воспоминание, нужно просто подумать о нем и нажать на чип. Вот так.
Лена прикасается к виску, в тот же момент посередине комнаты из пола вырастает голографический экран.
– Это то же самое село Крутое, где напали и на тебя, только пятнадцать лет назад. Совпадение? Не думаю. Что-то там происходит. Этим уже твой отец занимается… В 3015-том я отправилась туда по работе, чтобы создать в том районе месторождение меди.
На экране я вижу, как Лена на берегу реки рассматривает отвесный склон, берет в руки глину, мнет ее, потом раскатывает между пальцев. Вдруг она слышит крики, оборачивается, видит, как по берегу реки бежит молодая женщина, за ней гонится мужчина с ножом. Она кричит, просит ей помочь. Лена бросается к ней, но уже поздно, мужчина догнал женщину, и бьет в грудь ножом. Это сильный удар, нож заходит по самую рукоятку. Она падает сначала на колени, потом утыкается лицом в песок, из раны течет алая кровь. Лена прыгает со склона на пляж. Мужчина прямо в одежде заходит в воду и, пройдя несколько шагов от берега, ныряет. Выныривает он уже шагах в десяти от берега. Лена подбегает к женщине, пытается зажать рану оборкой, которую оторвала от свое юбки. Женщина пытается что-то сказать. Но у нее не получается.
– Это не… не…
Она умирает на руках у моей мамы. Бледная Лена достает мобильный, набирает номер «Скорой».
Лена сворачивает экран, прикоснувшись к виску. Я потрясенно молчу. Но с удовлетворением замечаю, что во мне нет и капли страха, только удивление. Видит это и мама.
– И знаешь, что самое странное? Ведь он любил эту женщину, и не было никакой причины для убийства… Какое-то временное помешательство.
– А что он сам сказал?
– Сказал, что это был не он… Но вот же четкое свидетельство и в чипе самой женщины тоже самое. Она хоть и скоморох, но тогда еще не успела вырезать свой чип.
– А что эксперты сказали?
– Абсолютно здоров. Его сослали на Марс. Ой… – Елена смотрит на часы, – сейчас мне нужно поработать, проект насаждения никеля на Марсе сам себя не сделает.
– Ты – геолог?
– Не совсем, геологи ищут полезные ископаемые, а мы – креаторы, их создаем, зарождаем.
– Понятно, – сказала я.
Хотя я совершенно не понимала, как можно зародить никель, да еще на Марсе. Но сейчас мне и не хотелось это узнавать. Я хотела как можно скорее посмотреть все, что еще осталось на моем наполовину сломанном чипе. Раньше там была целая жизнь, целых двадцать лет, от которых остались лишь жалкие ошметки. Тем ценнее мне казались эти эпизоды моей потерянной жизни.

4. Много нового о себе.
Чтобы не мешать Лене, я ушла в свою комнату и там нажала на меню транслятора памяти. Мне недостаточно, как Лене, подумать о воспоминании и нажать на чип, ведь мой чип не зашит на виске, как у других, а вставлен в портативный транслятор и все приходится искать вручную. Перебрав картинки в воздухе, наконец-то вижу кадр с указателем «Крутое». Наверное, оно. Нажимаю на «плей» и вхожу в картинку.
Я иду через березовую рощицу, так ближе к дому Димы. И приятней, потому что идешь по теньку, а не жаришься на солнце. Меня обдувает легкий ветерок. Мне весело. Мимоходом срываю ромашку, гадаю на ней «Любит-не любит». Выходит, что «любит». Я и не сомневалась. Улыбаюсь. Вдруг я вижу несколько свежих неглубоких ям, странно, их сделал не крот, иду по ним, вижу человека, который аккуратно кладет вырытые только что с корнями растения в большой пластиковый стакан, завинчивает плотно крышку.
– Добрый день! Вы, наверное, ботаник? Разве тут есть лекарственные растения?
Я подхожу к нему близко. Он не отвечает. Уверенно срывает поганку.
– Только зачем вам?..
Человек кладет в рот поганку и спокойно жует.
– Вы с ума сошли, это ж поганка. Выплюньте сейчас же.
– Идите, куда шли, мисс. Не мешайте.
Я напугана. Подношу ладонь к его губам.
– Плюньте скорей. Она очень ядовита, это знает каждый школьник.
Но странно, моя ладонь проходит сквозь контур лица незнакомца, не встретив сопротивления.
– Что это такое? Вы… кто такой?
Я хватаю мужчину за что-то внутри фальшивой голограммы, видно, что это не нравится незнакомцу, он пытается вырваться, но я держу крепко.
– Дима, Дима, сюда, скорей! – кричу я, чувствуя, как слабеют мои пальцы.
Мужчина выбрасывает за пределы голограммы руку больше похожую на четырехпалую клешню и чем-то разрезает мою кисть до кости, как будто лазером. Я тут же отпускаю его, кричу от боли. Потом оседаю на траву. Мужчина как будто задумывается о чем-то, стоит, с интересом наблюдая за мной. Потом подходит и наклоняется над моей головой. Делает надрез на моем виске. Я пытаюсь оттолкнуть его здоровой рукой, превозмогая боль. Но он ловко уворачивается. Достает из-под моей кожи чип, вынимает из кармана брюк транслятор, вставляет мой чип в него, нажимает на «плэй», но тот не запускается. Видимо, он повредил его, когда доставал из моей головы.
Я набираю в легкие воздух и кричу.
– Помогите! Дима! Павел!
И с ужасом чувствую, как он вырезает дыру в моем черепе прямо на макушке, с интересом смотрит внутрь. Я теряю сознание.
Потом в полной темноте слышу голос Димы.
– Я слышал крик отсюда. Лана!
С трудом открываю глаза.
Надо мной зависает встревоженное лицо Димы. Он смотрит на меня с удивлением и страхом. К нему подбегает Паша.
– Что с ней? Почему голова вся в крови? И рука… Обо что она могла так порезаться?
– Дим, череп вскрыт, мозг весь порезан. Боюсь, что…
Павел садится на корточки возле меня, ищет пульс на моей здоровой руке и не находит.
– Сердце бьется очень редко, видимо, болевой шок.
– Нет, нет, нет, не сдавайся… Мы должны её спасти.
– Беги к Макару, у него есть телефон. Вызови медиков… – Паша склоняется надо мной.
Две минуты темноты, я выхожу из картинки и прокручиваю их на перемотке, потом снова вхожу в картинку, в которой появился звук.
Кто-то тяжело дышит в темноте… Это я. Я открываю глаза, делаю глубокий вдох и закашливаюсь. Хватаюсь рукой за грудь. Хочу крикнуть, но могу только стонать. Очень болит череп и кости в груди. Рядом со мной Павел и Дима. Оба тяжело дышат, оба испуганные и взволнованные.
– Ты не перестарался? Ребра ей не сломал? – Дима стирает ладонью кровь с моей щеки.
– Слушай, выбирать не приходилось. Это чудо вообще-то, что мы смогли сердце запустить. Но что с головой…
Рядом приземляется автолет с красным крестом на боку, из него выдвигаются носилки, едут ко мне, из автолета выпрыгивает медик. Подбегает к нам. Делает укол мне в вену.
– Сейчас станет легче. Кладите её на носилки.
Мужчины приподнимают меня и кладут на носилки, которые сами тут же едут к автолету. Боль постепенно утихает. Носилки въезжают в автолет, медик запрыгивает и двери закрываются. Через стекло я слышу глухой голос Димы.
– Я приеду в больницу, держись.
Автолет взлетает. Сквозь стекло двери я вижу, как мужчины провожают его глазами. Воспоминание кончилось. Я стою, потрясенно глядя перед собой. Ого, не хилое такое потрясение я пережила. Спасибо тёте Маше, видимо, она удивительный хирург, если смогла меня починить.
Я выхожу обратно в зал, где работает мама.
– Мам, а Дима приходил ко мне в больницу?
Мама отрывается от компьютера.
– Может и приходил, но его не пустили. Лана, я должна тебе сказать кое-что важное. Ты не просто рядовой житель этой страны, ты наследница династии, наследница правителя планеты. Ты – Иоланта Первая. Поэтому так просто к тебе в больницу никто не может зайти. Тем более, какой-то скоморох.
Я чувствую, как моя нижняя челюсть отделяется от верхней. Вот это было неожиданно. Я какая-то важная фигура в этом мире. Может быть, поэтому на меня напали?
– Но почему я тогда работаю простой полицейской?
– В нашем мире каждый работает, кем хочет. Даже дети правителей и сенаторов. Хотя лично я была против этого твоего выбора. Но этот факт никак не отменяет твоего происхождения. Ты наш первенец и когда умрет мой муж, твой отец, ты станешь правителем страны.
Так вот откуда у мамы Лены эта царственная осанка. Я ощутила головокружение и вдруг ясно увидела внутри себя сцену из детства. Мой отец Грегор сидит рядом со мной на полу в большом зале. Я сосредоточенно вожу по полу какую-то древнюю игрушку, деревянную лошадку с тележкой. А он со смехом прикрепляет мне на голову корону из фольги и дождика. Кажется, я даже слышу его шутливые слова: «Слушаюсь, ваше высочество». Да, эти новости надо переварить. Я молча улеглась в свою постель, накрылась шелковым одеялом и долго лежала, обдумывая события этого длинного дня.

5. Перезагрузка.
Разбудил меня царственный бас моего отца. Странно, что его я немного помнила, в отличии от мамы.
– Слава Волкову! Маша творит чудеса. А знаешь что? Я давно хотел разобраться со скоморохами. Живут на отшибе, непонятно, чем занимаются, какие у них там ценности? Коррекцию не проходят, агрессия зашкаливает, наверняка. Я вынес закон и сенат его поддержал.
Мама Лена что-то сказала, но на фоне баса отца, ее голос прозвенел, как тонкий ручеек, слов я не разобрала. Я быстро встала и вышла из комнаты. Отец стоял ко мне спиной, поэтому не увидел меня сразу.
– Уже ЗАВТРА скоморохов не останется. Они станут обычными членами общества, с чипами, мобильниками и трансляторами памяти.
– Почему так быстро? – эти слова вылетели из моего рта помимо моей воли.
– Обстоятельства требуют от нас быстрых мер, – отец обнял меня. – Я рад, что ты поправилась.
– Пап, эти меры не туда направлены. Меня покалечили не они.
– Не волнуйся, распознаватели лиц ищут этого оборотня по всем базам данных. Его найдут. А скоморохи… Знаешь, это тревожит. Когда есть люди без коррекции… Какие у них эмоции, чувства, намерения?
– По-моему, они безобидны.
– Они критикуют правительство и наш уклад жизни. А если от критики они перейдут к действиям? Государственный переворот? Свержение правительства?
– Вряд ли.
– А вот ты и спросила бы своих новых знакомых об их целях. Какими усилиями была достигнута стабильность, помнишь? И теперь потерять все это из-за горстки несогласных?
– Я не думаю, что они хотят кого-то свергать. Скорее хотят привлечь внимание к своей простой жизни на лоне природы. Чтобы к ним присоединялись другие люди.
– А что они делают там на лоне природы?
– Выращивают рожь, пекут хлеб, такой вкусный, коров доят.
– Коров доят. И как это помогает другим? Все должны трудиться на общее благо, а не только для себя. У них должны быть обязанности, как у всех.
– Ох, пап, ты бы всех сделал одинаковыми. А если они не захотят чипироваться?
– Их чипируют принудительно. У нас есть полиция, стычек не было уже давно. Но вот заодно и попрактикуются.
– Принудительно? – мы с мамой выдохнули это слово одновременно.
Это было странное слово. Похоже, редкое для нашего мира, почти неупотребляемое.
– Слушай, Лана, давай приставим к тебе охрану?
– Пап, не надо, я сама полицейская, просто он застал меня врасплох. У нас же не было нападений много лет.
– Ну смотри, но из города ни ногой. Обещаешь?
– Конечно. Не волнуйся.
Отец собрал вещи и отбыл в дипломатическую поездку, поцеловав меня на прощание в щеку.
– Мам, а какими усилиями была достигнута стабильность в мире? Я не помню.
И тут я услышала трель соловья. То есть, я не знала, что это соловей поет, просто всплыло из глубин памяти. Это пропел наш звонок, пришла Сила. Мама нажала кнопку на пульте и открыла дверь. Если бы я только что не видела ее в своих воспоминаниях, то ни за что не поняла бы, что эта здоровая «кобыла» – моя лучшая подруга. Сила сразу повисла у меня на шее, потом долго разглядывал моё лицо, смахнула слезу с глаз и успокоилась.
– Я так переживала за тебя.
Мама попросила Сесилию показать какой-нибудь урок из универа по истории, чтоб я могла понять, какими усилиями была достигнута стабильность на планете Земля после войн, а сама ушла работать. Похоже у Лены много работы, видимо, нашей цивилизации нужно большое количество новых элементов.
Сила на мгновение напряглась, растерянно глядя на меня.
– Что?
– Представляешь, забыла на секунду, как транслировать. Что это со мной?
Потом она коснулась своего виска, и картинка повисла в воздухе. Она показала мне один из уроков в Университете, где мы с ней сидели на первой парте. Я помнила этот урок, но смутно, только некоторые фразы, поэтому слушала внимательно, с неподдельным интересом.
Большая аудитория, наполненная светом. Рядом с преподавателем в воздухе висит карта, испещренная красными неровными фигурами, местами войн прошлого тысячелетия. Вот это да! Да там места не осталось спокойного. Только море, и то не везде!
– И вы не представляете, сколько усилий дипломатов было положено, чтобы не было применено ядерное оружие. Иначе нас с вами уже не было бы на этой планете. При помощи иноземных цивилизаций мы уничтожили эту опасность, но к тому времени войны и искусственные вирусы выкосили бОльшую часть населения Земли. Очень многие погибли при эвакуации. После всех этих потрясений женщины не хотели рожать, боясь за своих детей, человечеству угрожала ещё и демографическая катастрофа. Вообще, психика людей сильно пострадала. Радиофобия, танатофобия, страх перед будущим вышли на первое место, появилось много новых расстройств. Нас на планете стало совсем мало. И в этом тяжелый момент нашелся ученый, который предложил решение. Кто-нибудь назовет его имя?
– Макс Волков! – говорю я.
– Да, Иоланта. Это решение затрагивало саму природу человека, но было необходимо. Он создал чип, соединяющийся с нейронными связями человека, способный ослаблять ненужные, и усиливать нужные цепочки, то есть, по сути, корректировать психику, а через нее и поведение. Этический отдел был против внедрения чипов, но главы оставшихся на карте мира стран проголосовали «за» и проект был принят и запущен.
– А кто был «против», что сделали с ними? – тихо говорит Сесилия.
– Поскольку решение касалось всего общества, всех несогласных выселили за стены городов, в так называемые «дикие земли», им пришлось выживать самим без помощи общества. Они также были лишены процедуры остановки возраста, поскольку она появилась позже. И со временем все они вымерли. Насколько я знаю. Постоянно ходят слухи о выживших, но это скорее легенды.
Студенты тихонько переговариваются. Преподаватель разводит руками.
– Чрезвычайные обстоятельства требуют жестких решений. Процесс чипизации стал носить название «перезагрузка», поскольку в результате появился новый человек – добрый, сострадающий, заботливый, любящий. И мир тоже изменился. С лица Земли исчезли войны, конфликты разрешались мирно, люди почти перестали ссориться… Ну вы и сами можете посмотреть вокруг… На сегодня всё. Задание для вас на следующий урок – биография Макса Волкова. Это был неординарный человек и биография у него была такая же.
Мы выходим с Сесилией из аудитории. Меня останавливает какой-то высокий парень.
– Лан, не хочешь сегодня сходить в кафе «Пушкин». Там чтецы будут…
Я резко оборачиваюсь к нему.
– Катись ты колбаской по Малой Спасской, понял?! – зло обрываю его я, не дав даже договорить.
– Ого! Не знал, что ты такая резкая! А что такое Малая Спасская?
– Место, откуда не возвращаются.
Обиженный парень уходит.
– Лан, что это за поговорка такая? Никогда не слышала. Что она означает?
– Сама не знаю. Вычитала где-то. Само как-то выскочило.
– Может, простишь Альберта? Уже два месяца дуешься. Что он такого сделал?
– Сила, есть вещи, которые я не могу простить, понимаешь? Сколько бы не прошло времени.
Сила остановила транслятор. И снова я стою посередине комнату в замешательстве, снова в моей голове вопросов больше, чем ответов. Мы с Силой присаживаемся на мою кровать.
– А если войти в воспоминание, где мне восемь лет?
– Снова станешь девочкой.
– Слушай, Сила, так ведь можно сколько угодно зависать в приятных воспоминаниях, да? И вообще оттуда не вылазить?
– Есть такая опасность, поэтому психокорректоры рекомендуют не крутить воспоминания больше часа в день. Некоторым особо злостным зависателям блокируют просмотр чипа, чтоб они жили в настоящем, а не в прошлом… Так что ты такое не можешь простить Альберту?
– А я помню? – я пожала плечами.
И вдруг поймала себя на мысли, что есть то, что меня беспокоит даже больше, чем стертые страницы моего прошлого. Поняла – что. Это – непреодолимое желание предупредить Диму об опасности. Об этом планируемом жестоком вмешательстве в то, что он ценит превыше всего. Свою личность, свою свободу быть тем, кто он есть. Я должна предупредить скоморохов. Но как выйти из дома, да еще и отправиться туда, где чуть не погибла? Может попросить Силу, чтобы прикрыла меня? Интуиция говорит мне, что чип Сесилии настроен так, что не позволит ей соврать. Я глубоко вздыхаю.
– Сила, а я у тебя часто бывала?
– Конечно. Мы часто вместе уроки делали.
– А давай полетим к тебе? Может, там я вспомню больше про себя?
– Да чего лететь, тут идти недалеко. Прогуляемся?
И мы с Сесилией выходим на свежий воздух. Я думала, будет труднее вырваться из дома, но с лучшей подругой меня мама отпустила без звука.

6. Я подвожу отца.
На улице я делаю вид, что от яркого света у меня кружится голова, чтобы была причина сесть в автолет. Прошу Силу научить меня строить маршрут, но тут случается заминка. Сила понимает, что забыла, как это делать.
– Сила, что с тобой, вспоминай, это у меня была операция на мозге, а не у тебя.
Но Сесилия сама в шоке от того, что могла забыть такую простую вещь. И мы начинаем жать на кнопки наобум. Наконец, машина сама подсказывает нам алгоритм действий. Немного потренировавшись, отсылаю подругу за мороженым. А сама перестраиваю маршрут так, чтобы конечной целью было село Крутое. После чего приходится немного подождать, пока автолет прочертит безопасный маршрут, чтобы не столкнуться с другими участниками движения. Не дожидаясь подругу, нажимаю на старт, поднимаюсь в воздух и снизу слышу удивленный окрик Силы.
– Ты куда?!
– Подожди здесь, я быстро!
С отвисшей челюстью она стоит внизу с двумя эскимо в руке. Мама Лена говорит, что мороженое – одно из немногих продуктов из настоящей еды, хотя молоко там Орионское, а не коровье. Попробую его в следующий раз. Ну и рожа у Силы! Видимо, в мой чип тоже была встроена программа честности. Но теперь ее нет. И это для моей подруги неожиданное новшество. Ладно, потом заглажу вину от своего вероломства… Автолет подчиняется каждому моему движению, летать так приятно, я чувствую невероятную свободу. Делаю над головой Силы разворот и резко набираю скорость. Внизу быстро проносятся дома.
Приземляюсь я прямо в огороде у Димы. Дорожка перед домом слишком узкая для посадки, а рисковать жизнью, снова прогуливаясь в рощице, я не хочу. Ничего, картошка не сильно пострадала. Да и скорей всего, ее срочно придется выкопать. Дима выбегает из дома, быстро подходит ко мне, обнимает и целует прямо в губы. Неожиданно. И очень приятно.
– Ого, наверное, мы очень близко знакомы?
– Я слышал, что у тебя амнезия. Так это правда?
– Да, помню очень мало, но видела на чипе, что вы с Пашей меня спасли. Сделав, кстати, трещину в ребре.
– Это древний способ, называется искусственное дыхание. Пашка его вычитал из старой бумажной книги. Но никогда еще не применял, не было нужды… А ты заставила понервничать. А еще что помниш? Пойдем в дом.
– Ничего, – я развела руками. – Чип тоже пострадал, там всего несколько десятков воспоминаний… Помнишь, ты говорил про оборотней? На меня напал один из них, тоже в голограмму одетый. Расскажи про них. Что они говорили, может, акцент был какой-то? Что ели, пили? Может, что-то странное в их поведении запомнил? – я с надеждой посмотрела на Диму.
– Да мы уже все в полиции рассказали.
Мы заходим в дом. Там Паша смотрит старое кино на ноуте.
– Вообще-то, иногда они неправильно строили предложения, коверкали, – вспомнил вдруг Дима.
– Да, точно, – добавил и Павел, – странно так. Например: «Молока пить не хочу сегодня».
– Уже хорошо. И всё? Больше ничего странного не было?
Парни качают головами.
– Ты зачем картоху помяла, неблагодарная свинка? Вот и спасай тебе жизнь после этого, – голос был строгим, но Пашкины глаза смеялись.
Я тяжело оперлась на стул, как не стыдно обманывать отца, нужно выполнить то, зачем я приехала.
– Все еще голова кружится? Я сейчас тебе молока принесу парного, силы знаешь как укрепляет?
Дима хочет идти, но я хватаю его за руку.
– Нет, Дим, мне сказать вам нужно кое-что очень важное, только это секрет, вы не говорите никому, что от меня это узнали.
– Ладно, жги! – Дима застывает у двери.
– Мой отец подписал закон. Вас всех чипируют. Принудительно. Прямо завтра.
Мужчины долго молчат.
– Да, мы ожидали чего-то подобного, но не так быстро. И все-таки надеялись на более мягкие меры… – Паша захлопывает ноут. – Пойду нажму на гашетку, времени мало.
Он выходит в сени и выпускает в окно красную ракету.
– Спасибо, что предупредила, не ожидал от тебя. Ты все-таки человек, а не робот, как большинство ваших… И еще ты безумно красивая и страстная женщина.
Дима подходит ко мне, обнимает и целует в губы. Потом разжимает объятья. Смотрит на меня так, словно хочет смотреть бесконечно.
– На прощанье. Вряд ли теперь скоро увидимся.
Я стою совершенно потрясенная. Неужели я успела так себя проявить? Была страстной с Димой? Но я же наследница главы правительства, а он простой скоморох! Заходит Паша.
– Скоро тут будет всё село. Тебе лучше уйти, если не хочешь, чтобы надутый индюк узнал, что ты нас предупредила.
– Надутый индюк?
– Это птица такая, важная и смешная, у наших соседей есть. А Пашка говорит про твоего отца. Метафора.
– Понятно. Ладно, прощайте.
Я выхожу в сени. Дима выскакивает за мной. Поворачивает меня к себе, держит за руки. Кажется, он сейчас заплачет.
– Жаль, что ты ничего не помнишь… Но я надеюсь, что ты вспомнишь меня. Жалко терять такие яркие воспоминания, поверь.
Он уходит в комнату. Я выхожу из дома скоморохов. Мне очень стыдно, ведь я подвела отца. Но я понимаю, что не могла поступить иначе.
Когда я ловко припарковалась у автомата с мороженым, Сила стояла на том же месте, где я ее оставила 20 минут назад. Одно мороженое она съела, а второе растаяло и текло по пальцам. Она подбежала к моему автолету и еще через стекло стала меня отчитывать.
– Лан, ты и с чипом была неуправляемая, а теперь – я даже не знаю, чего от тебя можно ждать? Отследить тебя теперь нельзя. Уже хотела искать тебя с искусственными собаками. У нас на складе в полиции есть несколько.
– Неуправляемая! Мне нравится.
– Теперь придется краснеть перед твоей мамой.
– Слушай, Сила, а сколько мне лет?
– Двадцать.
– А совершеннолетие у нас в стране с какого возраста?
– С восемнадцати.
– Вот видишь, мы сами отвечаем за свои поступки. Поэтому Лене ничего рассказывать не надо.
– Предлагаешь соврать?.. Я не смогу. Это только дипломаты могут, правительство. У них честность на шестьдесят процентов обычно ставят. А остальным почти сто.
Я вздохнула. Иметь честного друга не всегда хорошо.
– Тогда хоть молчи, пока не спросит. Это сможешь?
– Постараюсь, – серьезно пообещала Сесилия. – А куда ты летала?
Конечно, так я тебе и сказала, правдивая ты наша.
– Да так, осматривала город.
По дороге домой я стерла из истории автолёта свой последний маршрут, чтобы никто не узнал, где я была. Мама уж точно не обрадуется такой прогулке, и что-то подсказывало мне, что отец может и запретить некоторые мои действия несмотря на то, что я совершеннолетняя. Лучше пока держать подругу и мать на расстоянии друг от друга.
Сила бросила растаявшее мороженое в распылитель, и мы полетели-таки к ней. Сила показывала мне куски из моей университетской жизни, и мне все больше нравилась эта прошлая Иоланта. Я с удовольствием узнавала, что и раньше не была паинькой. Таких называют лидерами. Они обо всем имеют своё собственное суждение. Открытые, решительные, уверенные в себе. Умеют нравиться, убеждать людей. Ну, эти последние качества явно приобретенные, отец научил. Когда я вечером спросила у матери, в чем причина моего отличия от остальных людей, она, надолго замолчав, все-таки объяснила.
– Отец считает, что народные лидеры не должны проходить коррекцию. В них должна быть здоровая доля агрессии. И остальные природные качества. Поэтому коррективы в твою психику внесли минимальные. Еще в раннем детстве. И больше не вносили.
И опять мой рот в удивлении приоткрылся.
– А остальные люди? Они проходят значительную коррекцию? Насколько психокорректор вмешивается в природу человека?
– Есть стандартные программы. Усиливаются те качества, к которым и так человек склонен. Например, чувство прекрасного и усидчивость, если есть склонность к рисованию. Музыкальный слух, если человек любит музыку. Ну и общечеловеческие ценные качества – доброту, сострадание, терпимость.
– А что убирают, уменьшают?
– Агрессию, жестокость, черствость, жадность. Это обязательный набор. И потом – индивидуально у каждого есть свои перекосы. Для этого психокорректоры и учатся три года, чтобы каждая коррекция была уникальной и лучшей для человека и окружающих.
– Я уже жалею, что не стала психокорректором… Мам, тебя что-то беспокоит?
– Ты завтра выходишь на работу. И как раз в село Крутое, сопровождать скоморохов на коррекцию. Я просила твоего начальника, чтоб тебе дали другое задание, но у нас так мало полицейских, ведь за последние годы происшествий почти не было. Там будут почти все лучшие. Ты – лучшая с последнего курса.
Лена тяжело вздыхает.
– Да и Маша одобрила. Считает, что чем раньше ты вольешься в свою обычную жизнь, которая была до травмы, тем лучше для восстановления.
– Мама Лена, я буду беречь себя.
Ну я-то знаю, что для меня скоморохи абсолютно безопасны. А оборотней, наверняка, и след давно простыл, не дураки же они попадаться полиции.

7. Опустевшее село.
На следующее утро наш отряд полиции быстро выгрузился из грузового автолета в начале села. Полицейские разделились по двое и мелкими перебежками направились к домам. Миновали рощу, где меня ранили, и хоть раньше наши здесь прочесали каждую травинку, у меня по спине пронесся неприятный холодок. От отца я знала, что преступников, напавших на меня, до сох пор не нашли. Я подхожу к дому Димы и Паши. И вдруг, останавливаюсь от неожиданности. Из дома через открытое окно слышны два мужских голоса, они о чем-то спорят. Неужели не ушли? Но на что они надеются? Решили покориться судьбе?
С нетерпением захожу в дом, и облегченно выдыхаю. Там никого нет, лишь работает старенький кассетный магнитофон середины двадцатого века. Там записано представление с Петрушкой.
– Так ты отказываешься быть, как все? Быть частью нашего общества, свободного и прекрасного? – спрашивает жандарм.
– Отказываюсь, господин жандарм, категорически и бесповоротно.
Мой напарник, по случайности или нет, – мой бывший ухажер Альберт, подходят к магнитофону. Берет его в руки.
– Что это такое?
– Какая-то доперезагрузочая техника.
– Вот чурбан! – говорит жандарм на кассете. – Взять его! Мы все равно сделаем тебя счастливым и свободным! Как ты не упирайся!
Слышен отчаянный плач Петрушки. Мой напарник выдергивает провод из розетки. Магнитофон выключается.
– Кажется это сатира на нас с тобой, – с иронией говорю я. – Это мы – жандармы. В этом есть доля правды, как думаешь?
– По-моему, очень топорно, – считает Альберт. – Не стоит вникать в их культуру, она лживая, как и все они. Невозможно быть честным без коррекции. Но по форме эти выступления привлекательные. И можно заразиться их идеями.
– Ну теперь-то не от кого заражаться, все ушли. А насчет того, можно ли быть честным без чипа, я думаю, можно.
– Ну, если ты о себе – верю. Ты особенная.
Альберт подходит ко мне. Кажется, он хочет сделать какое-то движение, чтобы нарушить мои личные границы. Природа здесь так действует на инстинкты, что ли?
Я быстро подхожу к низенькому окну, раздвигаю занавески и выглядываю во двор.
– Смотри, есть один дед, в соседнем доме. Сидит на завалинке, как ни в чем не бывало.
– Завалинка, это что?
Но я не отвечаю. И мы спешим к соседнему дому.
У соседнего дома сидит мужик лет шестидесяти в шортах, футболке и сандалиях на босу ногу.
– Добра вам! – мягко говорю я.
– Встать! Вы должны приветствовать полицию! – рявкает Альберт.
– Физкульт-привет, полиция! Извиняйте, встать не могу, ноги не ходят.
– И вас в таком состоянии одного оставили? – посочувствовал мой напарник. – Как так получилось?
– Хотели взять, но я понимал, что всегда буду для них обузой. Буду их тормозить. И уговорил их меня оставить.
– Не волнуйтесь, вас вылечат и ноги снова смогут ходить. Даже бегать будете. – пообещал Альберт.
– Но для этого нужен чип, так ведь? – с тревогой спрашивает дед.
– Так. А почему вы так боитесь чипов? Они не стирают вашу личность, как вы думаете, только немного корректируют. Но взамен дают так много хорошего. Как вас зовут?
– Макар. А из чего личность состоит, как думаешь, парень? Из того, что корректируют. Если я не такой злой, грустный, как до корректора, то это уже и не я. Понимаешь?
– Вы, только ваша лучшая версия.
К нам подходит капитан отряда.
– Прекратить демагогию! Куда ушли остальные скоморохи?
– За стены ушли, а куда точно – мне не доложили. Знали, что вас встречу. – усмехается дед.
– Они же там погибнут! – удивляется Альберт.
– Вероятность большая. Но небольшая плата за свободу. Так они считают.
– В связи с постановлением правительства номер 31780, о признании организации скоморохов вне закона и их чипизации, вы, Макар, задержаны для принудительной коррекции личности. Альберт, подгони автолет!
И пока испуганного деда Макара грузят в автолетозак, я вдруг так ясно представляю себе, как колонна из старых груженых машин, работающих на бензине, и навьюченных лошадей идет по проселочной дороге. Дальше дорога кончается, впереди лес. Дмитрий и Павел вылезают из первой машины.
– Приехали?
– Да, – Павел кричит остальным, – выгружаемся, дальше только пешком.
Усталые люди выходят из машин, разминают ноги.
– Не было печали, так оборотни пожаловали, – Дмитрий открывает багажник, берет оттуда канистру с бензином. – Кто они, как думаешь?
– Пришельцы или искусственно созданные существа. Но точно знаю, что они опасны для людей. Уверен, что этим одинаковым ушлепкам потребуется наша помощь.
– Тут бы себе помочь, – Дима достает из кармана брюк упаковку жвачки, достает одну пастилку и кладет в рот.
– Да, не знаю, за что хвататься, – вздыхает Павел, – как в том анекдоте про обезьяну и умную и красивую. Хоть разорвись.
Люди потихоньку выгружают вещи и нестройной толпой уходят в чащу. Из-за деревьев на них смотрят чьи-то внимательные глаза.

8. Полицейские будни.
Кажется, я уже вполне освоилась со своей жизнью. Звание лейтенанта полиции, которое нам с Силой присвоили сегодня, оказалась очень кстати. Я была в курсе всех последних новостей. А новости были странные. Лица оборотня, фоторобот которого художник нарисовал по моему описанию, нет ни в каких базах данных. Толи я плохо его запомнила, толи он – новое существо, созданное каким-то ученым в подпольной лаборатории, толи – пришелец с другой планеты, незаконно пробравшийся на Землю.
Я сидела за столом в полицейском участке. Текучее прозрачное кресло, принимающее форму спины, скорее подошло бы для сна, а не для работы. Передо мной светился монитор, я нашла записи дела 3015 года, того убийства женщины, которое показывала мне мама, увидела события глазами жертвы (не для слабонервных), посмотрела суд над ее мужем. Правда, лица убийцы я не видела, какой-то стажер-полицейский снимал его со спины, но в голосе преступника слышалась неподдельная растерянность. Мужчина был дальнобойщиком, прилетел из рейса на Венеру, на следующее утро – рано, часов в шесть, пошел на рыбалку, наловил угрей, пришел, а дом обыскивают полицейские. Поскольку их дом стоял на отшибе, свидетелей почти не было. Больше всего я жалела мальчика, который потерял сразу мать и отца. И хотя на суде его не было, я легко могла представить тот ужас, который он пережил.
Ссылка на Марс, работа в тяжелых условиях, ежедневное по восемь часов пребывание в респираторах и защитных костюмах – единственное наказание для немногочисленных преступников. Тюрьмы признаны неэффективными и их больше нет. Но для отца мальчика, по-видимому, наказанием была не ссылка, а разлука с сыном. Когда его уводили, он обернулся к залу и отчетливо произнес.
– Я невиновен, передайте сыну! Невиновен!
Глядя на записи суда, я чувствовала почти физическую боль. Самое удивительное, что чип этого мужчины был в норме, уровень агрессии никак не предполагал такого жестокого убийства. Что же могло заставить молодого мужчину двадцати пяти лет убить свою любимую жену? Загадка. Найти бы этого мальчика. Эх, надо было спросить у Димы с Пашей об этом убийстве. Но как-то не сообразила. Единственная ниточка к тому времени – дед Макар. Его я и собиралась допросить, и чем скорей, тем лучше, желательно до коррекции личности. Я знала, что всех оставшихся немногочисленных скоморохов отправили проходить коррекцию в больницу, где работала Марья Ивановна. Заодно сгоняю к ней в соседнее отделение на реабилитацию. Жаль, что пока я так и не смогла найти какой-либо связи между этим старым делом и нападением на меня, кроме названия села.
С сожалением, встала из удобного кресла, закрыла ноут. Подлетая к больнице, я поймала себя на мысли, что в скором времени я буду единственная на планете, у кого нет чипа. Мама боялась, что я буду все забывать без него, но моя память оставалась на удивление отчетливой. И избирательной: что-то я помнила совершенно ясно, других же событий не помнила вовсе.
Я нашла деда Макара в очереди на коррекцию. Он обрадовался возможности отсрочить чипизацию хоть на время нашего разговора. Мы сели на стулья в огромном фойе, подальше от всех.
– Вы помните то единственное убийство, которое произошло в селе пятнадцать лет назад?
– В 3015-том. Конечно. Такое не забудешь, если нет склероза или болезни Альцгеймера.
Я пропустила мимо ушей незнакомые слова.
– Знали эту семью?
– А как же! Прекрасные люди. А какая любовь у них была! Драма, почище Шекспира.
– Так почему он ее убил?!
– Не убивал!
Я картинно развожу руки в стороны, делаю большие глаза.
– А кто убил?!
Дед зачем-то огляделся по сторонам, склонился ко мне и чуть слышно прошептал.
– Морок.
– Это дух такой, про которого на суде его бабка кричала? Который истину закрывает, а людям миражи показывает?
– Точно так!
– Нет никаких мороков! Мракобесие и невежество.
– Думай, что хошь, а убил Морок. Вселился в Ивана и убил. Другого ответа у меня нет, – дед поджимает губы.
– Ясно. Не все предки слезли с пальмы. Ну, ладно…. А вы не помните, как мальчика звали, сына этого осужденного? И как его судьба сложилась, случайно не знаете?
– Прекрасно помню. Митей звали. И судьба у него хоть и трудная, а неплохая. Спрятали мы его, не дали забрать вашей опеке, а потом хорошие люди усыновили. Вырос и стал правой рукой главы села. Нашего. И скоморошьего союза. А ты разве не знаешь его?
Дед хитро улыбался.
Вот так поворот! Митя, он же Дима, правая рука Главы села, Павла. Почему я не догадалась раньше? Ведь видела фотографию семилетнего мальчика в материалах дела. Почему не поняла, что он и Дима – одно лицо?
Как же не вовремя мой отец со своим законом. Можно было бы аккуратно расспросить Диму об этой истории.
– Слушай, а ты бы не могла как-то повлиять, чтоб меня не сильно изменяли?
Дед смотрел на дверь врача-психокорректора, как на пыточную средневековья.
– Как? Я же тут не начальник.
– А ты попроси. Попроси все-таки. Ты ж полиция, тебя послушаются. Глядишь, и я что-нибудь еще вспомню о том времени. Сейчас как раз моя очередь.
И дед, обняв меня за талию увлекал к двери врача. Вот манипулятор. Пришлось сочинять историю про ценного свидетеля. Врач обещала минимальную коррекцию. Дед проводил меня благодарным взглядом.
А я опять занялась размышлениями над делом 15-летней давности. Эх, Дмитрий, или хоть Павел Олегович, пригодились бы вы мне сейчас. Вдруг в памяти явственно всплыла картинка. Солнечный свет на половике и полу, кошка, играющая с солнечным зайчиком. Моя голая рука, лежащая поверх одеяла. Дима, стоящий в одних трусах посреди хаты, пьет молоко прямо из банки, так жадно, что некоторые струйки, проскальзывают мимо рта и стекают по подбородку на загорелую широкую грудь.
– А твои родители тоже в селе живут? Почему ты никогда о них не говоришь?
– Нет их в селе. Они умерли… Это долгая история. И невеселая. Как-нибудь расскажу. – Дима вытирает мокрые губы и мрачнеет от воспоминаний. – А сейчас могу рассказать тебе, как я встретил свою любимую…
Дима делает длинную эффектную паузу. Я смотрю на него с удивлением.
– Свою любимую кошку Куки, – Дима радостно смеется. Подбирает Куки с пола и бросает ко мне на диван.
– Шут ты гороховый, – смеюсь и я.
Странные кульбиты выдает моя память. К сожалению, я не помнила наших отношений, но почувствовала, что очень сильно скучаю по Диме. Видимо, они были хорошие, настоящие и естественные, как этот солнечный свет, Димина кошка или молоко, стекающее по мужской груди. Каким же искусственным, пластиковым казался мне наш мир с того дивана в доме Димы.
Я решила ещё раз осмотреть их дом, ведь там я могла ещё что-то вспомнить, и, хотя там уже все обыскали мои коллеги, но вдруг…
– Ох, не считай себя умнее всех, – одернула я себя.
Но сначала на терапию к Марье Ивановне.
На терапии я в основном отвечала на бесконечные вопросы о том, что я помню, а что – нет. Меня удивляло, что врач не делает никаких исследований. И сегодня я задала закономерный вопрос.
– Марья Ивановна, а когда мне поставят новый чип? Тогда я смогу записывать все, что происходит сейчас. А то я ведь могу и это забыть, наверное?
Почему-то этот простой вопрос привел моего нейрохирурга в замешательство.
– Видишь ли, твой мозг еще слишком ранимый, если можно так выразиться. Пока все хорошо. А «от добра добра не ищут», так ведь люди говорят? Помнишь, ты любила старые поговорки. Записывала их в отдельный файл на своем ноутбуке.
К сожалению, я не помнила, что собирала поговорки. Но сейчас было интересно другое, я с удивлением наблюдала, как тяжело дается Марье Ивановне ложь, видимо, у нее большой процент честности в настройках. Дело не в мозге, а в чем-то другом, здесь кроется какая-то тайна. Придется попробовать задать этот вопрос маме Лене. Может, она будет более откровенной.
До конца рабочего дня еще оставалось время, и я все-таки полетела в Крутое. Прихватив сопротивляющуюся и ноющую Силу. Она боялась идти туда, где меня чуть не убили, но я успокоила ее. Теперь мы были вооружены не только браслетами-выключателями, но и замораживателями, которые не так безобидны. И если минут через десять не отморозить человека, к которому было применено это оружие, сердце перестанет биться. Сила немного успокоилась, но все равно мы были настороже. Ведь наши оборотни могли оказаться не людьми. Надеюсь, что они разумные и не будут специально лезть на рожон, ведь не только Крутое, но и все рядом лежащие деревни прочесываются сейчас полицией. Кроме того, техники устанавливают камеры там, где скоморохи их уничтожили. Скоро ни метра земли в том районе не останется без наблюдения.
Опять приземлившись в огороде дома на картошку, я заметила, что ее почти всю выкопали, но несколько кустиков осталось. И сразу во рту стало солёно. Я вспомнила, как мы с Димой сидели у костра и пекли картошку, а потом ели ее, измазав лица в саже, строили друг другу рожи и смеялись. Кажется, последние три месяца я вела двойную жизнь… Нужно потом выкопать оставшийся корнеплод.
Я послала Силу в сарай и хлев, обыскивать сено и стойла. А сама, специальным устройством отключив от тока желтую клейкую проволоку с входной двери, зашла в дом. Ох, каким же одиноким он стал без жителей. Куки спрыгнула с печи и потерлась о мои ноги. Я попыталась сосредоточиться. Села в позу лотоса, отпустила мысли, и ждала, вдруг в моей голове всплывет что-то еще из недавнего прошлого. Минут десять так просидела…. Ладно, медитация не помогла. Применим логику. Допустим, я мужчина. И хочу оставить послание женщине, к которой питаю самые нежные чувства. Прощание ведь было скомканным… Может, что-то не успел сказать или потом захотел, когда я уже ушла. Я стала просто перебирать все вещи вокруг. Половик, веник, чугунок, где обычно варился суп. Так, я помню, что тут варился суп. Уже что-то.
Сила вернулась с сеновала, найдя там черные волоски и наблюдала за мной с удивлением. Скорее всего, это волоски кошки Куки или коровы, но все же стоит сделать анализы.
– Лан, что ты ищешь?
– Сама не знаю. Надеюсь, интуиция подскажет.
Так, что там у нас дальше? Печка. Я открыла заслонку. Пошарила в пепле. Ничего. Сняла со стены картину в рамке. Перевернула. Пусто.
Подошла к круглому столу посредине хаты. Несколько бумажных книг, настоящая редкость, любители антиквариата удавятся за такие сокровища. Посередине стола – бумажная истертая карта. Как только сохранилась, ведь бумагу не делают уже лет двести. Куча карандашных пометок: галочек, крестиков и всего одно слово. Ленин. Что-то знакомое. Вертится в мыслях, но сразу ускользает.
– Ну что ты уставилась на карту? Это как раз Смоленская область. Понятно же, что они выбирали место за стеной, куда отправиться. Только вот тут столько пометок… Да и зачем их искать? Они свой выбор сделали. Не принимают наших правил, ну и мы их защищать не будем.
– Все у тебя просто, Сила. Черно-белый мир, – усмехнулась я.
Я взяла матерчатую сумку, пластиковых скоморохи почему-то не использовали, аккуратно поставила в нее стопку книг, а сверху положила сложенную вчетверо карту. Дома разберусь, что к чему. Заодно бумажные книги почитаю, мне всегда нравилось перебирать старые пожелтевшие страницы книг в библиотеке. Было что-то завораживающее в том, скольким людям они рассказали свои истории.
– Лана, это прямое нарушение инструкции. Забирать вещи из запечатанного дома может только описыватель.
– Сесил, я их и отнесу в полицию, поработаю с ними и отдам описывателю. Не волнуйся.
Великий Волков, поймать бы корректора Сила и сделать ему лоботомию, чтоб не уродовал людей. Или она от природы такая? Человек – инструкция. Есть ли в Силе что-то живое? И почему она моя лучшая подруга? Мы ведь совсем непохожи. Что нас могло так сдружить?
Мы вышли из дома, соединили желтую проволоку и включили ток. Еще полчаса я провела в огороде, неумело капая картошку. Клубни были маленькие, ведь сейчас только начало июля, рано для сбора урожая. Но не пропадать же добру?
– Это так же вкусно, как молоко? Можно попробовать?
Сила поднесла картофелину ко рту, и я еле успела остановить ее жестом.
– Это вкусно, но нужно пожарить. Называется – картоха. Так что же делать с Куки?
– Правда, хорошенькая и очень ласковая.
– Возьму домой, а если нас выгонят, придем жить к тебя, Сила.
Сесилия улыбнулась. С двумя сумками и кошкой мы бодро взлетели над синей крышей. Но не успела я развернуть автолет в сторону города, как Сила тронула меня за плечо.
– Смотри, там Альберт, он что-то нашел.
И правда. В соседней деревне – Вязьмены – стоял чуть ли не отряд полиции, в центре внимания – Альберт, он что-то говорил, активно жестикулируя и указывая на часть поляны, огражденную столбиками с желтой клейкой лентой. Разумеется, мы тут же приземлились рядом с коллегами, чтобы узнать новости.
Альберт обнаружил незаконную посадочную площадку. Вот везучий черт. Или просто очень добросовестный и внимательный. Ведь заметить в этих кушерях небольшой островок помятой и оплавленной травы не так-то легко. Возбужденный Альберт рассказывал о находке, с гордостью поглядывая на меня.
– …И вдруг чую какой-то запах, вроде, как от горячего металла, повернул от кустов направо и вижу – сколько тут – метра три на три площадка. Небольшой звездолет, да?
– Да, и старый, – добавила Сила, – лет пятнадцать ему уже. Иначе мы не увидели бы оплавленную траву. Новые следов не оставляют.
Я хотела зайти за ограждение, но Альберт остановил меня, схватив за руку.
– Фантомный след сотрешь! Забыла?
Я в недоумении пожала плечами.
Сразу за нашим автолетом на поле приземлился еще один полицейский с собаками-роботами, которые стали методично исследовать район посадки, прочесывать траву за ограждением.
– Неужели собаки по запаху работают? – шепнула я Силе.
– Слушай, не помню. А ведь знала… Что это со мной? Я же собак-роботов точно изучала.
Сесилия выглядела растерянной. Альберт услышал мой вопрос.
– Собаки видят фантомный след. Каждое живое существо оставляет в воздухе частички себя: молекулы кожи, одежды, даже в выдыхаемом воздухе находятся частицы, уникальные для существа. А если еще и болезнь какая-то, вирусы там, бактерии, так – тем более. Микроскопами в глазах они обрабатывают информацию и моделируют картинку.
– А ртом они втягивают воздух и проводят с мелкими частицами анализы… Вспомнила, – добавила Сила.
– Полезные зверюги, – ободрила я.
– Улетели недавно, – заключил кинолог, глядя на листок бумаги, выскочивший из принтера, встроенного в тело одной из собак.
«Собаки» выглядели довольно интересно, кто-то здорово поработал над их дизайном. При беге или перепрыгивании через кочку, ноги удлинялись, а при сканировании, укорачивались, становясь плотными и максимально приближая «морду» к земле. В остальном они почти не отличались от пластиковых игрушечных собак, если бы не большие глаза, горящие розовым ярким светом, которым они сканировали каждый миллиметр земли.
– Можно глянуть? – я подошла к кинологу, чтобы взять у него бумажные фотографии. – Какова точность этих фотографий?
– Процентов восемьдесят, вариации могут быть, но всё-таки приблизительно они дают представление о том, какие существа тут были. И, кажется, это не совсем люди.
Я, Альберт и Сесилия застыли, разглядывая странных существ на черно-белых фотографиях. Только силуэты, контуры, но и они позволяли понять, что это – не люди. Слишком узкогрудые и узкоплечие, но руки развитые, как будто специально накачанные, такие же мускулистые ноги. А лица – тоже узкие, острые подбородки, губы практически полностью отсутствуют, отчего лезвия-зубы выставлены на всеобщее обозрение. Еще и глаза без век. В общем, устрашающе.
– Великий Волков, вот страшилища. Столкнешься с таким, и месяц на психотерапию будешь ходить, – даже в голосе Силы был испуг.
– И сколько их было?
– Пока мы нашли четырех. Четвертого еще моделируем, – отозвался кинолог.
По боку фотографии шли какие-то цифры.
– Это что за цифры сбоку? Сантиметры?
– Да. Ростом они такие же, как человек. А вот руки, всего четыре пальца, смотрите, между указательным и средним какие-то наросты, острые, как лезвия.
– Может, пальцы такие, а может, специальные приспособления, которые на них одеваются, – уточнила Сила.
– Значит, версию о Франкенштейне можно забыть, да? Все-таки пришельцы. Они на тебя напали. – Уверенно сказал Альберт.
– Подождите, а в роще, на месте преступления был фантомный след?
– Там скоморохи долго топтались, потом «Скорая» приземлилась, спасали тебя, никто о следах и не думал. Развеялись. В тот же вечер мы туда собак привозили. Ничего не получилось. Только темное пятно, – Альберт разводит руками.
– Да, все очень странно. Почему неофициальный визит? Прилетели как шпионы. Не для того же, чтоб меня порезать? Они же не могли знать, что я там буду.
– Зачем ты вообще поперлась в эту глушь? – Альберт ждал ответа, но я проигнорировала вопрос.
– Так, надо посмотреть в базах инопланетных существ, может, найдем их… – Я пересняла мобильником фотки. – Я сейчас запущу программу… Нам пора, сообщи, если будет новая инфа.
Через полчаса я уже запекала картоху в микроволновке. Сила терпеливо ждала, поглядывая на таймер. Я пыталась накормить Куки нашей едой, но потерпела неудачу. Я видела, как Дима кормил ее мясом, но у нас его не было. Нужно будет сгонять потом в «Нос и хвост». Ну вот и готова наша картошечка. Я положила себе и Силе по паре штук и рядом насыпала соли.
– Как думаешь, зачем они прилетали?
– Собирали наши растения, грибы, ягоды, кустики… Возможно, чтобы вывезти на свою планету, может, у них нарушена флора. Такое бывает.
– Как вариант, – я кивнула. – А почему спокойно не договориться с нами?
– Ну, может им срочно надо. Планета загибается. Некогда официальничать.
– А зачем меня порезали? Могли ведь просто убежать, Дима сказал, они быстро бегают. Странно все-таки.
Блямкание мобильника оповестило о том, что программа нашла совпадения в базе инопланетных существ.
– ЛориАнцы, ЛОрия – третья планета в Системе звезды Барнарда, созвездие Змееносца. Мы их нашли все-таки! Ай да собачки! Пару раз были с официальным визитом. Последний раз – пятнадцать лет назад. А вот это уже кое-что. Интересно.
– Смотри, смотри, как у них все плохо. – Сесилия засунула нос в свой мобильник и читала вселенскую энциклопедию. – Мировая война, частые катаклизмы, ураганы, землетрясения. Я была права, убили природу, вот и восстанавливают.
– Возможно, – я задумалась, – последние пятнадцать лет не было контактов. Там за это время что угодно могло сучиться. Может, все вымерли уже. А это последние представители лорианцев. В общем, ничего непонятно. Надо все это изучить. Ну как тебе картоха?
– Восторг до Луны! – передразнила меня Сила.
– Слушай, Сила, а как мы с тобой подружились?
– Да я жила напротив вас, вон в том доме, мне пять лет было, когда вы сюда переехали. И тебе столько же. Нашим отцам тут дома дали, они до сих пор вместе работают. Мой отец сенатор Николай Горохов. И этого не помнишь?
– Нет.
– Так вот… Ты сидела на качелях в саду, папа твой повесил, мне тоже хотелось покачаться. Я подошла к тебе. Говорю: «Давай дружить?». А ты: «А мышь свою мне подаришь?». У меня мышь такая была, сшитая по выкройке, мы с мамой шили.
Я кивнула. Никакой загадки тут не было.
– И что, подарила ты мне мышь?
– Конечно. Жалко, что ли? Мы потом еще одну сшили.

9. Весточка от Димы.
Сила доела картошку и ушла, а я достала карту из сумки, разложила на столе, вертела её и так, и этак. Что за Ленин? Кажется, мы изучали его по истории России, но я плохо помнила этот период. Пришлось спросить у поисковой системы. Деятель такой политический. А вспомнила, тот который больше ста лет пролежал в мавзолее не захороненным. Странными все-таки были некоторые поступки наших предков. Сейчас попробуй кого-нибудь не кремируй за три дня. Санитары такой штраф впаяют. Ого, откуда это выплыло? Все-таки что-то я помню об этом мире. А еще помню, что смерть – это довольно редкое явление, происходящее с частотой раз в месяц, я вот еще ни разу не побывала на похоронах…
Ладно, читаю биографию. Революция, ссылка в Шушенское, тюрьма, женился, умер… Любопытные мифы о вожде пролетариата. Вот…. Ленин в тюрьме делал чернильницу из хлеба и писал письма, макая перо в обычное молоко. Оно высыхало и уже на воле такое письмо можно было проявить с помощью горячего утюга. Интересно. Может, Дима так и сделал, написал мне послание молоком. Только вот раздобыть утюг теперь можно было разве что в музее истории. Уже лет пятьсот всё гладят стиральные машины. Так, что еще может нагреть бумагу? Конечно! Я включила фен и стала прогревать карту. Есть! Ясная надпись сверху карты: «Забери Куки». Уже забрала, Дим. И это все? Я прогревала каждый сантиметр сверху донизу. А вот – крестик! Еле заметный. Ориентир, чтобы я могла найти их. Они отправилась именно в это место. И хотя вряд ли кто-то будет искать скоморохов, эту карту в полицию я не понесу. Но Сила видела, как я ее забирала, мог запомнить это и кто-то ещё из коллег. Что же делать? Потерять улику и подпортить свою репутацию полицейского? Звякнувшая входная дверь оповестила о том, что она открылась, а через секунду послышались голоса родителей. Подумаю потом, что делать с этой уликой. Я быстро пошла в свою комнату и спрятала карту в ящик стола. Потом вернулась на кухню и сунула наши с Силой тарелки в обеззараживатель.
Родители вернулись из ретро-ресторана, сытые и довольные. И мне принесли кусочек свежего торта. Отец положил его на тарелку и пододвинул ко мне.
– Пап…
– Ешь. Я уже все знаю, мне доложили. Лорианцы… Четверо, один из них биолог. Второй – воин или охранник.
– Ого! Ты знаешь, больше, чем я, – я откусила кусочек торта и скривилась. – Нет, мама лучше печет.
– Слава Волкову, твоя память возвращается, – мама погладила меня по голове.
– Они там здорово наследили, ты уехала, когда еще не всю информацию обработали наши песики. Про биолога давно можно было догадаться, ты с ним заговорила как раз, когда он образцы растений собирал, так?
– Он поганку жрал, представляешь? Мне нужно было задуматься, почему взрослый человек не знает таких простых вещей, как ядовитые грибы, ведь нас в полиции учили настороженно относиться ко всему необычному. А я спасать его полезла.
– Не вини себя. Кто мог ожидать такую агрессию у нас на планете? Я уже послал ноту протеста на Лорию. Посмотрим, что они ответят. В курсе ли их правительство об этом незаконном прилёте?
– Даже если в курсе – не признаются. В любом случае, по межпланетному кодексу, они должны выдать преступников нам. И мы будем судить их по нашим законам. – Высказала свое мнение мама.
– А что насчет воина, пап?
– У него в руках собаки учуяли новейшее оружие. Скорее всего, лазерное.
– А что насчет этих маскировочных картинок, голограммы, их нашли?
– Нет. Это скорее всего какое-то поле, которое не оставляет микрочастиц. Поэтому собаки их не нашли. Но я уверен, один из них тебя ранил.
– Но доказательств нет?
Отец помотал головой в ответ.
– Ладно, мне нужно еще в спецмагазин сгонять, кошачий. Надеюсь, вы не будете против нового жильца? – я открыла дверь в свою комнату и оттуда грациозно вышла Куки.
И увидев недовольное лицо отца быстро добавила:
– Животные помогают людям пережить психологические травмы. Ученые отмечают их положительное влияние на память. Ну, пожалуйста, – совсем жалобно проныла я.
– Хорошо, оставляем, с условием, что ты ухаживаешь за ней сама.
В эту ночь я долго не могла заснуть. Куки играла на полу с какой-то бумажкой (где только нашла ее), и никак не хотела укладываться спать. Вопросы в моей голове сменялись один на другой, становясь все сложней и заковыристей. А фоновым чувством было желание увидеть Диму и беспокойство за него. Нужно завтра раздобыть всю информацию об этих диких землях. Хотя как это ему поможет? Когда я, наконец, уснула, мне снилось, что инопланетяне огромной толпой гнались за мной по длинным коридорам нашего космопорта, клацая зубами-лезвиями и щелкая ножами-пальцами.

10. Глазами Димы.
Из дневника Дмитрия Волошина.
(Дневник Димы попал ко мне в руки много лет спустя. Тут есть записи как раз того времени, когда мы начали встречаться и когда скоморохи жили в диких землях.)
2 июля 3030 года.
Паша (привык называть его так) посоветовал мне вести дневник, якобы это помогает структурировать свои мысли и лучше понимать себя. Сказал что-то типа: «Описывая события своей жизни, постепенно начинаешь видеть свои недостатки и достоинства. И сможешь что-то улучшить в своем характере». «То есть, делать работу психокорректора?» – спросил я. «Да, только без психокорректора. Только ты сам решаешь, каким тебе быть».
Я потерял свой прежний дневник, думаю, что его утащила Иоланта. Видимо, решила, что он может в будущем ее скомпрометировать. Она до сих пор думает, что я её не узнал. Я, и правда, сначала не узнал. Зато Паша вчера чуть нас не застукал, вернулся с поста раньше обычного и, видимо, что-то заметил, еще подходя к дому. И тактично подождал в огороде, пока мы выйдем. После того, как я проводил Лану до автолета и вернулся, Паша раздраженно проворчал: «Ну мог бы и кого попроще выбрать». «В смысле? Тебе не нравится, что она полицейская?». «Мне не нравится, что она наследница нашего «царя». Это точно не доведет нас до добра». И включил скачанное в городе видео на ноуте. По нему выступал Грегор. Тут я был сражен наповал. Тот же гордый профиль, те же голубые глаза, тот же уверенно очерченный подбородок. Как я раньше этого не замечал? Что сделает её отец, узнав о том, что она встречается со скоморохом? Уж точно ничего хорошего. Она – элита, а я деревенский парень. Сразу вспомнилась сказка, которую мама рассказывала мне в детстве. «Свинопас». Грустная история. Правда, там принцесса – дура. Да и сам герой мне не нравится, методы у него добиться любви девушки какие-то неправильные. Но в остальном – похоже. Вряд ли она согласится выйти за такого, как я. А тогда зачем встречаться? Больше не стоит тратить время на эти отношения.
4 июля 3030 года.
Отказаться от Иоланты я не смог. Три дня я промучился, постоянно думая о ней, и побежал к старому дубу, в дупле которого оставлял ей записки, с указанием времени свидания. На следующий день я ждал её в начале рощи. Она прилетела. И стальная рука, сжимавшее мне сердце, разжала пальцы.
– Почему так долго? Пашка в отпуске?
– Был в отгулах, – соврал я.
Я решил не признаваться, что знаю о ее высоком положении. Мне казалось, что это сразу бы всё осложнило, сразу обозначило бы социальную пропасть между нами.
– Я скучала.
И оплела мне шею своими длинными руками. И сразу все остальное стало неважным.
9 июля 3030.
Я должен был встретить Иоланту в семь в начале рощи, с того края, который ближе к большаку. Но у Звездочки покраснело вымя, пока лечил, провозился с ней долго и опоздал. Я не слишком волновался, обычно у нас в селе все спокойно, происшествий не бывает, максимум – мальчишки расквасят друг другу носы. Но не сегодня. Подходя к роще, я услышал отчаянный крик Ланы, но не сразу понял с какой стороны он прозвучал, кинулся к пригорку, но ошибся. Тут ко мне подскочил Пашка. Он сидел у дома Макара на завалинке, они обычно вели там философские споры, когда я просил его уйти на пару часов из дома. Он тоже слышал этот отчаянный крик.
– Кажется, она кричала с поляны.
И тут еще один крик. Мы побежали на него. И увидели Иоланту у края поляны, она была без сознания, с рукой, разрезанной до кости и черепом, из которого был аккуратно вырезан округлый кусок кости, который лежал тут же, рядом с головой. Меня затрясло, замутило, я сел на траву, но Паша дал мне подзатыльник, как в детстве, когда меня стопорило. Паниковать было некогда. Паша отправил меня к деду Макару, чтоб тот позвонил в «Скорую», я побежал. Никогда раньше я не бегал так быстро. Крикнув деду Макару, чтоб вызвал «Скорую», я побежал обратно. У Ланы остановилось сердце, Паша делал искусственное дыхание, я подбежал и стал ему помогать. Вдувал в ее рот воздух четко по кивку Павла. Он сам делал непрямой массаж сердца. Прошло всего минут восемь, но мне показалось, что не меньше двадцати. Я задыхался, голова кружилась, с нас обоих градом лил пот, вены у Паши на руках вздулись, он тяжело дышал. Внутри меня нарастала паника, я понимал, что Лана умирает, но не мог в это поверить. Я молился по очереди всем нашим богам. И тут она резко вдохнула, кажется, я заплакал…
Весь вечер и ночь я не мог ничего делать. Ничего не хотелось. Сейчас уже утро. Я не нахожу себе место от беспокойства. Нужно ехать в город, в ту больницу…
18 июля 3030.
Я молил бога, чтобы Иоланта поправилась. И это произошло. Но теперь она чужая, совсем меня не помнит. Ну пусть уж лучше так, лишь бы выздоровела. Она предупредила нас о готовящейся облаве. Я в ней не ошибся, она не только красивая женщина, но и хороший человек. Понимает, как дорога нам свобода. Нам придется уйти из города в дикие земли. Пашка был прав, что лучше нам было расстаться. Если бы Иоланта не прилетела ко мне, она не пострадала бы, а ее отец не винил бы в этом нас. С другой стороны, если бы не заболела корова, я бы не опоздал, и этот подлец не решился бы напасть… Сколько этих «если». Я виню себя, но Паша считает это проведением судьбы, перед которым нужно склониться в покорном поклоне. Мы собрали весь наш скарб, выходим ночью. Забираем коров и лошадей. Я долго думал, брать или не брать Куки. Решил не брать, здесь, в селе, ей все равно безопасней. Мышей хватит до зимы, и я надеюсь, что Лана вспомнит всё и заберет её к себе. Молюсь Умроку, чтобы она не умерла, и Эрике, чтобы она полностью восстановила здоровье.
19 июля.
Почему эти земли называют дикими? Их надо было назвать тихими. В лесу – звенящая тишина, ни пения птиц, ни стрекотания сверчков, редко можно услышать писк комара. Но и опасного ничего не видно. Может, все опасности развеялись от времени? Мы идем вглубь призрачного леса. Кто назвал его призрачным?
20 июля.
Теперь я понимаю, почему этот лес называют призрачным. Вчера вечером мы остановились на привал. Решили, что если за нами и посылали полицию, то они не нашли нас, иначе уже появились бы. Ведь идем мы не очень споро, с нами бабы и ребятишки. Но скорее всего, что за стенами области правительству наша судьба безразлична и преследовать нас никто не будет. У нас было полно не так давно забитых кур, их забили перед походом, чтобы не тащить с собой. Решили сварить куриную похлебку. Развели костры, сварили мясо, засыпали лапшу…. И вдруг, откуда не возьмись наплыл туман. Странно, конечно, ведь было сухо, а туман, как меня учила мама в детстве, скопление воды в воздухе. Ну мы не испугались, вреда никакого он не причинил. Только вот туман тот был не простой, а снотворный. Порубило нас в сон всех до единого. Проснулись – а еды-то и нет. Унесли наш суп вместе с котелками. Еще и в сумках порылись. Освободили их от колбасы и хлеба. Остались мы с овощами и ягодами. Их за еду не признали, видимо. Но не у всех сумки выпотрошили, видно, воров было не так много, не смогли унести. И никто из нас никого не видел. Побежали наши бойцы во все стороны, да вернулись не солоно хлебавши. Больше двух часов мы проспали, успели уйти «призраки», как их тут же народ прозвал. Не рискнули мы еще раз костры разводить, чтобы и без картошки не остаться. Поели салатики и спать легли. Только как выходить из такой ситуации, не ведаем. Немного вяленого мяса и колбасы осталось. Потушить с картошкой? А дальше что? Опять туман наплывет? А на овощах далеко не уедешь. Решили мы на следующий день, то есть сегодня, попробовать поймать этих «призраков». Треть мужчин на высокие деревья залезли, и как только туман стал сгущаться, и вторая треть тоже на деревья взгромоздилась. Среди них я. Только толку от этой нашей хитрости не было. Сидим на ветках, ничего не видим, что внизу делается, правда, выше трех метров туман не поднялся. Противогазы были только у двоих, поэтому одели мы их на Архипа и Даню, их выбрали за силушку богатырскую. Заметили какое-то движение на земле, тихий свист условный, и слезли с деревьев. Подошел я к костру, а котелка и след простыл. Хотел из тумана выбежать, чтоб хоть посмотреть, куда ушли наши обидчики, но тут меня опять сон сморил. Опять продрыхли два часа к ряду. Остальные парни тоже зря руки расставляли, просочилась призраки, ушли, как песок сквозь пальцы.
– Жаль, хоть один бы попался мне в руки, уж я б ему надрал задницу, – расстроился Паша.
Думаю, с ним многие были бы солидарны. Только сильно-то теперь они не обрадуются, не понравится им наше угощение. В котелках-то необычный суп варился, из картофельных очисток. Ешьте, гостюшки незваные! Архип и Даня, благодаря противогазам, все же смогли из тумана выйти и заметить, куда призраки ушли. Побросали они наш суп вместе с котелками, поняли, что бурда. А сами на конях вороных ушли. Группа из восьми человек. Как наши ребятки не старались, догнать их не смогли. Да и кто за конями угонится? Ну и на том спасибо, что они нам дорогу из леса показали, вышли мы на возвышение и тут уже смогли суп сварить. На равнине выставили своих дозорных, никто близко не подберется, да и туман тут ветром снесет. Наконец-то поели нормально. Только дальше на карте опять лес. И идти до первых развалин, за которыми течет речка, больше двух суток. Решили останавливаться только на пятиминутные небольшие перекусы, чтобы больше не кормить «призраков». Мяса и хлеба, правда, хватит только женщинам и детям. Что ж, продержимся пока на овощах…
Но не успели мы пройти и пары километров, как наткнулись на женщину, привязанную к дереву. Она была в антимоскитной панаме и таких же длинных перчатках. Когда мы подошли к дереву, она выглядела изможденной. Я тронул ее за плечо. «Пить», – попросила она обветренными губами.

11. Звонок друга. Плохие новости.
Я проснулась от ненавязчивого тыканья Куки лбом о мою руку. Семь часов, мне еще час можно было спать. Но Куки, видимо, уже проголодалась. Накормив кошку, я быстро набросала в уме план действий на сегодня. Нужно встретиться с дедом Макаром, меня не покидало ощущение, что он сказал мне не всё, что знал о семье Волошиных. Отца надо попросить проконсультироваться насчет оружия лорианца. Он как раз встал и пил воду из пиалы, он каждое утро пил воду за полчаса до еды, считал, что это полезно для здоровья.
– Пап, оружие того лорианина или лорианца, ты можешь узнать, оно общедоступно или есть только у полиции, или как у них там называются органы общественного порядка?
– Уже без сопливых послал этот вопрос своему другу, Волжгену, с Ориона, – ответил отец, начиная приседания. Это был ежедневный ритуал: вода, зарядка, холодный душ, фреш. – Он эксперт по созвездию Змееносца и не только… И если нам повезет, и он найдет для нас пару минут… А, вот и он, уже звонит.
Отец включил визор на мобильнике и тот тут же запел на едином орионском языке. Отец склонил голову набок, он немного знал Орионский, прислушался. Потом нажал пару кнопок на визоре, чтобы я могла тоже понимать, о чем речь, и в воздухе повис прозрачный экран с профессором: гуманоидом, похожим на большую собаку, заросшую длинной шерстью. Визор также переводил пение Волжгена на русский язык.
– …снимок очень плохого качества, но даже по такому фото можно сказать, что оружие лазерное, из последних лорианских разработок, с настройкой лазера на глубину и ширину пореза. Мощное, разрезает любой металл, даже сталь. Не берет только алмазное покрытие.
– Я приблизительно так и думал, спасибо, дорогой Волжген… Не хочешь приехать к нам на Землю погостить, давно не виделись. Баня, морские купания… Я помню, что тебе нравится.
– Нет, благородный Грегор, к сожалению, очень много дел.
– Жаль, – искренне сказал отец, – а что вообще можешь сказать про лорианцев, был у них в последние лет двадцать?
Переводчик покорно пропел вопрос отца, резко спускаясь от высоких нот к низким. Я только успела удивиться, как у жителей Ориона уши выдерживают такие резкие перепады звуков, как пришлось удивляться ещё и ответам Волжгена.
– Не был, достопочтенный друг. Потому что крайне опасно сейчас посещать Лорию с любой целью. Планету раздирают войны за ресурсы, которых почти не осталось. Люди мрут от болезней и голода. Большая часть жителей постоянно находится в подземных убежищах. Богатые жители планеты в подземных ангарах строят звездолеты-ковчеги без ясного понимания, куда они собираются лететь.
Мы с отцом одновременно открыли рты.
– Так значит…
Но отец остановил меня жестом. Волжген повернул голову и заметил меня.
– О, это твоя малютка Ио? Какая красавица, просто куколка! Впрочем, как и Елена. Передай жене привет. А сейчас я вынужден откланяться, мое присутствие необходимо на Орионском слете творчества. Если понадобится моя помощь, я всегда на связи, глубокоуважаемый коллега.
И визор погас.
– Ты поняла? – отец смотрит на меня и как будто боится произнести одновременно осенившую нас догадку.
– Они собирали наши образцы для того, чтобы переселиться к нам! Только вот куда точно? Не к нам же в Россию, они тут не поместятся, я вчера смотрела их численность, даже если погибла половина их населения… Разве что в другие страны.
Отец подходит и обнимает меня.
– Лана, бедная моя девочка. Нет никаких других стран, они погибли в процессе войн, это нежилые земли там всё в радиации. Сохранилась только Россия, и большая часть Грузии.
Я постояла минуту, приходя в себя. Последние два дня я постоянно смотрела на карту Смоленской области, но мне и в голову не приходило открыть в поисковике атлас мира. Я почему-то думала, что все страны заселены. Поэтому только что земной шар скукожился для меня до двух стран. Отец уже достал из холодильника фреш и цедил его маленькими глотками. Видимо, на сегодня «ледяного душа» ему показалось уже достаточно. Я же не знала, как мне выплеснуть охватившее меня волнение и запустила беговую дорожку. Подождала, когда она немного разгонится, стала на середину с неподвижных боковин и пошла.
– Но, возможно они собрались в дикие земли? – выдавила я наконец.
– Ага, поэтому собирали образцы растений здесь?
– Но мы же все не поместимся.
– Поэтому… – не закончил отец.
– Они решили нас всех уничтожить, – заключила я упавшим голосом.
– Может не всех, но большинство – точно.
– Но разве их этические законы позволяют им…
– Ох, дочь, какая же ты у меня наивная. Когда речь идет о выживании, ни этические, ни межгалактические законы уже не принимаются в расчет. Я вот не жил во время Большой войны, но читал о ней и даже от чтения волосы становились дыбом.
– Так, нам надо призвать все галактическое сообщество и рассказать им о готовящемся нападении на нас.
– Пока это только наши догадки, сообщество и палец о палец не ударит. Да и потом, будут издалека возмущаться, а чтобы дождаться от них реальной помощи, это надо им доказать, что опасность может угрожать и им самим.
– Слушай, пап, а у нас совсем-совсем не осталось ядерного оружия? – с надеждой спросила я.
Я сошла с дорожки, схватила кухонное полотенце и вытерла выступивший на лбу пот.
– Совсем… Да, есть над чем подумать. Я соберу сенаторов. А ты… не сообщай пока маме эти новости, она и так за ту неделю, когда ты была в коме, так издергалась, вся «зеленая» ходила.
– Ладно, пап, а ты не знаешь, почему мне не поставили новый чип?
Отец на секунду замер, но тут же уверенно ответил.
– Операция была сложная; как раз там, где нейроны должны коммуницировать с чипом, у тебя остался поврежденный участок. Так что Марья Ивановна не смогла наладить связь чипа и твоего мозга.
Я ничего не ответила. Если бы не знала отца так хорошо, я бы не уловила немного смущенного взгляда. Наверняка это правда, но, я так же уверена, что не вся. А не затребовать ли мне свою историю болезни? Только надо сделать это так, чтобы Марья Ивановна не знала об этом.
Тут блямкнул мобильный, это пришел ответ с Марса на мой запрос об отце Димы, Иване Волошине. Он умер два года назад, отчет патологоанатома прилагался. За подписью и электронной печатью. Разгерметизация защитного костюма. Мучительная смерть от удушья. Вроде, подкопаться не к чему. И все-таки что-то тут было странное, но что? Я не понимала.
Бедный Димка, так рано пережил смерть обоих родителей, и это в наше время, когда в таком молодом возрасте на Земле умереть можно разве что от несчастного случая или, если уж очень повезет, как мне, от руки убийцы. Люди умирают лет в двести пятьдесят – двести шестьдесят от уже неисправимых изменений мозга.
Грегор собрался и ушел на работу, а я включила распознаватель лиц и отследила по камерам деда Макара.

12. Опрос свидетелей.
Когда я лихо припарковала автолет у кафе, дед Макар сидел на улице за столиком и пил квас. Я подсела к нему за столик.
– Квасок не плох. Но вот это – полное га… Ну ты поняла. – Показал он на ГМО-еду, похожие на пластик фигурки слоников, носорогов и пантер.
– Вся настоящая еда завозится с других планет, поэтому ее немного, ведь транспортировка дорогая, – озвучила я то, что сама недавно узнала от Силы.
– Ну и дураки! Вот не мешали бы нам жить, а присоединялись, и скоро натуральной еды было бы полно, всем хватило бы, и сами бы на другие планеты продавали. И мороженое делали бы из нашего молока, а не Орионского. Отец твой безмозговый лучше б не брался планетой командовать. Ты не обижайся, говорю, что думаю, твои «психи-корректоры» ручку «честность» почти на полную выкрутили, хоть ты их и просила погодить. Нужно возрождать сельское хозяйство, а не ГМО-еду плодить. Хоть лён выращиваете, уже прогресс.
– Послушайте, вы знаете что-нибудь о судьбе Ивана, отца Димы?
– Вот настырная, что тебе эта история далась? Что было, то прошло и быльем поросло.
– Каким ещё быльем? Что это значит?
– Травой, значит, былинками…
– Вы сами говорили, что Иван невиновен.
– А не поздно его невиновность доказывать?
– Дима об отце рассказывал? Вы что-то знаете, я же вижу.
– Знаю, – нехотя процедил дед, – но не скажу.
– Он умер?
Дед Макар молча стал набивать рот ГМО-фигурками. Я ждала, но он, даже закончив жевать, так и не ответил. Встал.
– До свиданьица, сударыня. Меня дома дела ждут. Кошек кормить надо, их сельчане с собой не взяли.
– Минутку. Что скоморохам известно о диких землях? Они знают о том, что им может грозить?
– Откуда? Насколько я знаю, оттуда никто не возвращался.
Он ушел, медленно переваливаясь с ноги на ногу. Я порадовалась, что теперь он, с трудом, но ходит. Наша медицина творит чудеса. У меня перед глазами стояли люди, отправившиеся в дикие земли. Женщины, дети… Так ли никто оттуда не возвращался? Может, были такие?
Я вернулась в участок и стала искать. За всё время после перезагрузки было лишь трое мужчин, которые вернулись из-за стены, и одна женщина. Я потерла руки, значит, какие-то сведения должны быть. Но радость моя быстро испарилась. Двое умерли от неизлечимой болезни, которой заболели за стенами. Один мужчина пропал из всех баз. Обычно так бывало, когда люди уходили к скоморохам. Они выкидывали паспорт и чип и становились невидимками для системы. Надеюсь, он сейчас со скоморохами. А женщина оказалась в больнице для душевнобольных. Но я все равно решила попытать счастье и полетела в эту клинику.
Белое здание клиники стояло посреди яблоневого сада. Пациенты собирали дикие яблочки у большого корпуса с видовыми окнами. Меня поразило, что клиника была переполнена. В такие мирные, спокойные времена (Происшествие со мной не в счет, как я понимаю, это исключение из правила.) столько народа не должно лечиться от душевных болезней. Директор, встретившая меня на пороге клиники, улыбчивая маленькая женщина, объяснила этот феномен.
– На психические болезни не влияет тот факт, спокойная у тебя жизнь или нет. Эти заболевания зависят от гормонов, от работы мозга. И хотя мы победили физические недуги и научились корректировать нейронные связи, мозг до сих пор изучен не до конца. И дает сбои.
Она проводила меня до палаты интересующей меня пациентки.
– Это здесь. Не знаю, захочет ли она с Вами говорить. Мишель очень избирательна в общении. Иногда трещит без умолку, предрекая беды и катаклизмы. А иной раз замкнется в гордом молчании. Особенно, если человек ей не нравится.
Я кивнула и постучала в палату, ответа не последовало, я тихо вошла. В глубоком кресле из натурального ротанга (сейчас таких не делают) сидела худая высокая женщина и смотрела в окно, на яблоневый сад.
– Здравствуйте!
– И тебе не хворать, – отозвалась пациентка тихо.
Я приободрилась. Значит разговор состоится. Но как подступить к такой деликатной теме. Ведь ее болезнь явно связана с дикими землями.
– Хочешь спросить о диких землях? – удивила меня Мишель. – Спрашивай, не бойся. Прошло пять лет, мои воспоминания не такие яркие, но я теперь хотя бы могу говорить на эту тему.
– Но воспоминания можно… Или у вас?..
– Могу ли я освежить их с помощью чипа? Нет. Нам блокируют чип. Чтобы мы бесконечно не пересматривали травмирующие события. Не циклились на них. Человек придумывает сто исправлений для ситуации, в которой пострадала его психика, но ведь ничего все равно не изменить… Итак, дикие земли. Твои друзья отправились туда, да?
– Вы очень проницательны.
– О, нет! Там есть человек, он значит для тебя гораздо больше, чем друг, так?
Я промолчала.
– Так и есть. Не удивляйся, когда долгое время подвергаешься воздействию разных вирусов и бактерий в диких землях, развиваются некоторые способности.
– Какие?
– У всех разные. У меня вот прозорливость, граничащая с пророческой. Не веришь?
Мишель заметила мою скептическую улыбку.
– Смотри, сейчас упадет!
Она показывала пальцем на что-то за окном. Я подошла ближе к видовому окну.
– Что?
– Парень на дереве. В желтой рубашке.
Я увидела парня на яблоне, вроде бы хорошо укрепившегося, разместившего попу на перекрестье ветвей, ничто не говорило о том, что он упадет. Я заметила, что соседние деревья тоже не остались без внимания, на них сидели, висели и раскачивались пациенты больницы. Почему свалиться должен именно этот парень?
И вдруг он потянулся за крупным яблоком, для этого переместил обе ноги на одну ветку, и его позиция стала намного уязвимей, а когда он отпустил толстую ветку и уцепился за тонкую, и вовсе потерял равновесие. Немного побалансировав на суку, парень полетел вниз, обламывая ветви, и грузно упал в траву под деревом. Послышался его сдавленный крик. А Мишель тихо смеялась. Успокоившись, она продолжила.
– Я вижу, что не убедила тебя, ты думаешь сейчас, что, возможно у него такая манечка, падать с этой яблони каждый день в одно и то же время… Ладно мы отвлеклись. Что ты хотела узнать про дикие земли?
– Какие опасности там подстерегают? И что делать, чтобы выжить?
– Прошло пять лет с тех пор, как я вернулась. Возможно, там уже другие опасности. Там царит закон джунглей.
– Закон джунглей?
– Каждый сам за себя. И даже люди, которые были воспитаны любить и защищать своих родных, быстро меняются, инстинкты берут верх. Главное, выжить самому. Ты не поверишь, как быстро с некоторых хомо сапиенсов слетает кожура цивилизованности, а под ней проступает звериный оскал. Не прошло и недели после начала нашей экспедиции, как я не узнала многих своих друзей. Но есть люди, я называю их джедаи… Помнишь был такой фильм, старый?
– Звездные войны.
– Да. Так вот эти люди не меняются, чтобы не происходило вокруг. У них внутри как будто зашит какой-то маяк, что ли… компас. Скорей погибнут, чем отступят от своей сути хоть на миллиметр.
– И они выживают?
– Совсем необязательно. Из нашей группы выжила я одна, но как раз благодаря такому человеку. Его звали Виктор.
Мишель надолго замолчала.
– Что-то я разболталась. Ты спрашивала об опасностях. Все, как в сказках. Шамаханские царицы, разбойники, призраки, мутанты. А чтобы выжить… везение. И друзья, которые закроют твою спину.
– Призраки, шамахансие царицы? – удивилась я.
– Еще – твои собственные страхи, они могут погубить тебя даже раньше реальных. Впрочем, есть там и место блаженства, но оно еще опасней остальных.
– Расскажите подробней!
– Нет, об этом не могу… Ох, что-то я сегодня устала. Потом поговорим, ты заезжай на следующей неделе.
– Но я не совсем поняла.
– И не поймешь, пока там не побываешь.
Мишель позвонила в колокольчик, стоящий перед ней на журнальном столике.
– Да, вот еще что, береги отца, Иоланта. Ведь ты Иоланта, дочь Грегора?
– Да. Отца? А маму?
– Твоей матери ничего не грозит.
В комнату зашел громила-санитар и ладонью указал мне на дверь.
– Нашей пациентке пора отдыхать.
– Спасибо вам, Мишель.
Я вышла на воздух. Любопытная тетка. Во дворе была директриса, она заканчивала бинтовать руку парню, свалившемуся с яблони.
– Небольшое растяжение, все пройдет, – улыбнулась она парню, который громко стонал, как будто у него как минимум был перелом. И подошла ко мне.
– Ну что, поговорили?
– Да, а почему Мишель не живет просто в квартире, мне она показалась вполне адекватной.
– Мы хотели ее выписать, но дома она сразу же впадает в панику и возвращается к нам. Боится жить одна. Здесь она в любой момент может пообщаться с людьми, а дома никого нет, все погибли в той вылазке «за стены».
– А зачем они туда ходили?
– Молодые ученые, сделали замеры за стенами, которые показали, что радиации почти нет. Решили идти недалеко, и первые дни пути не было ничего страшного, наоборот, много интересного, а потом начался фильм ужасов.
– Странно, у них же были чипы.
– Чипы там почему-то не работают, мозг быстро теряет нейронные связи, которые выстроил чип. И все остаются с тем, что дала им природа. Но это с ее слов. Как все было на самом деле, мы ведь не знаем. Может, от каких-нибудь токсинов у нее, или у них всех начался психоз, и она перебила своих друзей, как знать!
– А сколько их было?
– Отряд был из двадцати восьми человек, насколько я знаю.
– Ого! Ну это какой хитростью и коварством надо обладать!
– Ох, вы бы пожили здесь с недельку…
– Нет уж, спасибо. Кстати, этот парень, он впервые упал с яблони?
– Да, первый раз, а почему такой странный вопрос?
– Мишель предсказала его падение.
– Да, такое с ней часто бывает. Иногда даже помогает в работе. Она иногда предупреждает, у кого сегодня случится обострение. Тут у нас никто уже не удивляется.
Я попрощалась с директрисой, а себе поставила напоминание в мобильнике, узнать все об этой научной экспедиции.
Жаль, что Мишель говорила в основном не о том, что было важно. И не прямо, как нормальный человек, а загадки загадывала. Что за шамаханские царицы? Кажется, у Пушкина была такая сказка? Ну что ж, почитаем.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/natalya-selivanova-3/iolanta-pervaya-i-edinstvennaya-iolanta-bitva-za-zeml-71772010/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.