Главная страница | Современная русская литература | Мачеха

Мачеха
Юлия Бесчетнова
В доме шестилетней Майи, только что потерявшей маму, и её отца Павла
появляется таинственная волшебница Селеста. Она заботится о девочке, как о родной дочери, и вскоре становится незаменимой. Но Селеста хранит свою тайну, и Майя для неё – не просто ребёнок, но и испытание, только пройдя которое, Селеста сможет вернуться к прежней жизни.
История о любви и взрослении заинтересует как подростков, так и их
родителей, поможет лучше понять друг друга и ответить на многие жизненные вопросы.

Юлия Бесчетнова
Мачеха

Пусть для каждой Майи найдётся своя Селеста.
1
День похорон
Эта гостиная никогда ещё не вмещала в себя столько людей. Все были одеты в чёрное. На диване и креслах расположились женщины, которые пили вино и с неподдельной грустью вспоминали забавные случаи из жизни усопшей. Соседка из дома напротив стояла немного в стороне и держала в руках слегка увядший букет белых хризантем, который казался неуместным среди общей тёмной палитры. Девочка шести лет наблюдала за происходящим из щёлки приоткрытой кухонной двери. Ей всегда казалось, что соседка недолюбливала маму, но по проблескам на краях глаз, скрывающихся за лёгкой чёрной вуалью, можно было догадаться, что слёзы не прекращаются, а значит, ей горько. Майя потрогала свои сухие глаза и щёки, закрыла дверь и, пройдя из кухни в коридор, поднялась по лестнице на второй этаж. Она легла на кровать, уставившись в потолок, и начала беседовать сама с собой, пытаясь найти ответы на вопросы: «Почему у меня не льются слёзы? Я же очень любила маму и понимаю, что буду по ней очень скучать, так почему же я не плачу?». Ответа не нашлось. Звуки с нижнего этажа были странными: тихий перезвон столовых приборов, приглушённые разговоры, иногда прорывающийся всхлип – всё это создавало атмосферу тревожного беспокойства. Мелкие детали, такие, как шёпот дверей, скрип половиц и даже звук старых часов, казались особенно выразительными в этой скорбной тишине. Люди приходили и уходили, оставляя следы на полу – знаки следования по маршрутам. Отец открывал дверь, принимая слова соболезнования (такие глупые, но такие нужные!), и провожал взглядом последних гостей.
Майе надоело лежать, хотелось поговорить с отцом, узнать, как дальше будет продолжаться их жизнь. Она бесшумно шла по лестнице вниз, чувствуя босыми ногами прохладу деревянных досок. Не желая больше выносить сочувствующие объятия малознакомых людей, она остановилась на последних ступеньках и села, обняв колени руками, ожидая ухода последнего гостя. Наконец, дверь захлопнулась и наступила тишина, которую прервали громкие всхлипывания отца, позволившего чувствам захватить над ним власть в этом застывшем молчании скорбящего старенького дома.
Слушать это было невыносимо. Майя прошла в гостиную в надежде успокоить отца. Золотые отблески светильников переливались с мягким светом свечей. Большие окна, на которых висели тяжёлые бархатные шторы кофейного цвета, открывали вид на сад, где листья багрово-жёлтых оттенков рдели под лёгким сентябрьским ветром. Рядом была стена, которую украшал внушительный книжный шкаф с томами классической литературы в кожаных переплётах. В центре комнаты, на мягком ковре с узором в пастельных тонах, располагался дубовый стол, окружённый кожаными креслами и диваном. На нём сидел отец Майи. Он перебирал страницы плотного альбома с фотографиями. На его лице отпечаталась горечь утраты. Девочка подбежала к отцу и утонула в его объятиях. Борода кололась, пахло сигаретным дымом и алкоголем, но Майе было так хорошо и спокойно в сильных руках отца.
– Мама больше не придёт? – спросила Майя, слегка поглаживая пальчиком снимок, на котором они втроём наряжали ёлку на Новый год.
– Нет, – сказал папа, еле сдерживая слёзы, – но она всегда будет в наших сердцах. Мы никогда её не забудем. Однажды мы встретим её на небе. Сначала я, и после долгих счастливых лет, прожитых на земле, ты. Мы снова будем вместе, а пока мы побудем здесь с тобой, вдвоём.
Он потрогал руки и ноги дочери, которые показались ему холодными, и попросил девочку сходить в комнату и надеть носки, обещая во время её отсутствия подогреть ужин и заварить свежего чая с лимоном. Девочка молча прошла в свою комнату, чем вызвала удивление у отца, уже приготовившегося уговаривать дочку.
Суп, дымящийся в тарелке девочки, прибежавшей на кухню в белых пушистых носочках, был приготовлен соседкой из дома напротив: куриный бульон с домашней лапшой, свежими овощами и зеленью. Обычно на ужин был гарнир с чем-нибудь мясным или рыбным, но она подумала, что не стоит об этом говорить отцу: во-первых, она любила куриный бульон, а во-вторых, казалось, что отцу сейчас не до неё: он поглощал остатки алкоголя в стакане и молча смотрел в окно. Заметив на себе пристальный взгляд дочери и взглянув на стакан, он произнёс: «Это последний. Обещаю». Стакан опустел, и мужчина, собрав все бутылки алкоголя, пустые и нет, положил в мусорный мешок.
– Я пойду вынесу мусор, хорошо?
– А, может, погуляем?
– Скоро стемнеет… А, впрочем, собирайся, но сначала доешь суп.
Поразительно, как быстро и хорошо выполняют дети просьбы, когда перед ними маячит то, что им нужно. Через семь минут тарелка была почти пуста, заднюю часть нарисованного на дне единорога закрывала половинка кружочка моркови и небольшая полоска лапши. Девочка решила, что с неё хватит, слезла со стула и побежала в свою комнату.
Майя надевала синие штанишки с начёсом, которые пришлось снять, так как она забыла избавиться от тёплых носков, и нога никак не хотела протискиваться сквозь отверстие в штанине. Вторая попытка надеть штаны оказалась удачной и, дополнив свой образ лёгким свитером и носками потоньше, она спустилась вниз, где у входной двери её ждал уже готовый к выходу отец. Густые каштановые волосы на голове папы были слегка тронуты сединой. Они спадали на плечи, придавая ему вид мудреца и защитника. Голубые глаза, как два бездонных озера, излучали доброту и заботу, особенно когда он смотрел на свою дочь. Чётко очерченные скулы и слегка впалые щеки добавляли ему черт мужественности, а губы часто озаряла добродушная улыбка. Одевался он просто: классические рубашки, часто небесно-голубого или бежевого оттенка, тёмные брюки и элегантные туфли. На запястье всегда поблёскивали часы с золотым корпусом – подарок покойной жены, который он никогда не снимал, носил, словно символ своей преданности ей. В холодное время года силуэт отца, и без того огромного размера, дополнялся длинным пальто, которое грело его и делало фигуру ещё более монументальной.
Папа заботливо надел на Майю вельветовую куртку тёмно-зелёного цвета с вышивкой на правом кармашке в виде двух кленовых листочков, наложенных друг на друга внахлёст, и вязаную рыжую шапку с лисьими ушками и длинными завязками в виде белых репсовых лент, обожжённых по краям зажигалкой – последнее совместное предприятие Майи и её мамы, завершённое буквально за неделю до трагедии. Бант под подбородком выглядел не так пышно и красиво, как при примерке, но Майя подумала, что и об этом говорить отцу не стоит. Вместо слов она юркнула в резиновые сапожки оранжевого цвета, представляя, как будет измерять ими глубину луж, взяла отца за руку повыше и молча прижалась к нему.
Осень в этом году была ранняя. На улице всё было украшено золотыми и красными листьями, через которые просачивались тёплые лучи заходящего солнца. Вечер казался волшебным, словно природа только начала играть последнюю симфонию перед долгим зимним сном, вместе с этим всё в этот вечер было для девочки иначе: мир казался не таким большим, как раньше, а каждый шаг не оставлял следы счастья и беззаботности. Папина левая рука крепко держала ручку маленькой Майи, а правая то и дело поднималась вверх и касалась глаз, быстро, чтобы дочка не заметила свежие слёзы, но всё это было напрасно: она ещё не до конца понимала, что такое смерть, но чувствовала боль, терзающую сердце отца.
Лёгкий ветерок шептал свои загадочные истории, принося с собой запах увядания и прохлады. Воздух был наполнен свежестью и ароматом осенних трав. На шершавой поверхности мокрых дорожек вспыхивали крошечные огоньки, отражая свет фонарей. Проезжающие автомобили, словно стремительные корабли, рассекающие волны, оставляли за собой шлейф брызг и тихое шуршание шин.
Дорога сворачивала влево. Огней на улицах становилось всё больше и больше. Справа мокрый асфальт переливался блеском дождевых капель в свете вечерних фонарей, а слева стояли деревья, ветки которых нависали над тротуаром и нехотя отдавали ветру свою листву. Майя старалась наступить на каждый кленовый лист, который прилип к мокрому деревянному настилу тротуара, пока не почувствовала знакомый запах, наполненный нотами ванили, корицы и свежеиспечённого хлеба, он словно окутывал всё вокруг и манил к себе озябших прохожих. Пекарня, стоявшая на углу, была центром притяжения горожан. Рядом с ней ещё стояли деревянные столы и столики, не убранные на зиму, а по козырьку крыши была протянута верёвка гирлянды с крупными, размером с яблоко, лампочками.
– Папочка, давай зайдём?
– Давай. Зайдём и будем возвращаться домой.
Майя освободила свою руку от ладони папы и побежала к крыльцу пекарни. Перед входной дверью была привязана собака, она грустными глазами проводила девочку и её отца внутрь. В пекарне было тепло и уютно. Добродушный продавец по имени Михаил был одет в чистый белый фартук и руками в прозрачных перчатках выкладывал выпечку, оставшуюся под конец рабочего дня, на деревянные полки. С правой стороны от кассы, над витриной с пирожными склонились женщины. Столики были пусты, лишь один паренёк, жадно поглощая пирожки с капустой, смотрел видео на телефоне и прихлёбывал чай. Михаил, заметив маленькую посетительницу, тут же протянул девочке круглое печенье с шоколадными кусочками, и её глаза засветились от счастья.
– Спасибо, – прошептала она, смущаясь.
– Ну, что ты будешь, Майя? – спросил отец.
– Я хочу пирог с яблоком и корицей. А ты?
– Мне не хочется пока кушать.
– Давай сядем сюда, – сказала Майя, подойдя к одному из столов.
– Нет, Майя. Выбери другой и дай мне оплатить наш заказ.
– Почему? Я хочу здесь, ведь за ним любила сидеть мама…
Папа вздрогнул и, расплатившись, сказал: расплатившись, сказал:
– Майя, мы договаривались зайти в пекарню и возвращаться домой. Скоро стемнеет. Давай, надевай шапочку, и пошли.
Майя оглядела людей, позволила надеть на себя шапочку, и они отправились назад. Дом встретил их прохладой и темнотой. Не хрипел динамик телефона голосом Фрэнка Синатры и не пахло ароматом свечей, которые так любила зажигать мама.
– Пойдём, я налью нам чай, затем будем готовиться ко сну. Завтра в садик.
– Папочка, а можно я завтра в садик не пойду?
– Нет, крошка, но я скажу воспитателю, чтобы сразу позвонила мне, как только ты соскучишься, хорошо?
– Хорошо.
Отец всегда успокаивал Майю этой фразой, и она всегда работала, хотя ещё ни разу не было такого, чтобы ему позвонили из детского сада и попросили забрать дочку домой.
После выпитого чая и водных процедур отец принялся укладывать Майю спать. Ночь, спрятавшаяся среди высоких деревьев городской окраины, тихо опускалась на их маленький дом. Небо за окном раскрывало свои объятия, охватывая всё вокруг своей кроткой сине-фиолетовой вуалью. Окна детской комнаты были закрыты белыми кружевными занавесками. Отец укрывал Майю одеялом, а она, обнимая небольшого плюшевого жирафа, слушала сказку и заворожённо смотрела на папу. После потери жены краски его жизни потускнели, но глаза дочери, её улыбка, были тем маяком, что вновь и вновь возвращали его к жизни. Сегодня они особенно нуждались друг в друге, как никогда.
Постепенно веки девочки начали тяжелеть, и вскоре Майя крепко заснула. Отец аккуратно поправил одеяло, обнимая дочку, и поцеловал её в лоб. Поднимаясь, он задержался на мгновение, чтобы полюбоваться её безмятежностью, той невинностью, которую он поклялся сохранить. Комната снова окуталась тишиной. Вместе с мерцающими тенями на стенах погасла лампа, и отец тихо вышел, закрыв за собой дверь. Снаружи светила луна, храня их общие с этим домом воспоминания и покрывая ночную землю нежным светом любви, которая никогда не угаснет.

2
Детский сад
Спальня Павла была погружена в полумрак, сквозь занавески пробивались первые рассветные лучи. Ладонью правой руки он протёр глаза. Тишина на первом этаже дома напомнила ему о потере, которую он недавно пережил. Павел глубоко вздохнул и, собрав всю свою волю в кулак, встал с постели. Сегодня был особенный день. Впервые ему предстояло самостоятельно собрать свою шестилетнюю дочь в садик. Павел поспешил вниз, чтобы приготовить завтрак. На кухне, залитой мягким утренним светом, царила пустота, которая бывает только после больших потерь. Обычная уютная атмосфера, переполненная запахами свежесваренного кофе и тёплого хлеба, как будто ушла вместе с ней, оставив после себя невосполнимую пустоту и холод. Каждый предмет здесь, казалось, напоминал о её присутствии: тонкий осадок чая в её любимой кружке с цветочным узором, накренённое кресло, где она любила набивать подушки и читать книги, незаконченная вязаная салфетка, оставленная на буфете, капли на уцелевших листьях фиалок, её любимых цветов, которые она привезла с дачи несколько лет назад. Даже тиканье настенных часов, монотонный звук которых теперь казался удвоенным, как если бы вся комната старалась говорить вместо неё. Павел приготовил завтрак: омлет, сосиска, бутерброд со сливочным маслом и сыром да слабозаваренный чёрный чай, и пошёл будить дочь.
– Пора вставать, солнышко, – произнёс он, приподнимая одеяло.
Её волосы, слегка растрёпанные, словно кружева, обрамляли детское лицо, придавая ему нежность и трогательную невинность. Одна золотистая прядь упала ей на лоб, прикрывая светло-голубые глаза, в которых ещё расстилался сонный туман. Мягкие, округлые щеки порозовели от утреннего тепла, очаровательные ушки выглядывали из-под золотых завитков, прислушиваясь к первым звукам просыпающегося дома. В этот момент она была похожа на крохотного ангела, окутавшего мир своим очарованием. После утреннего туалета Павел помог дочери одеться – его руки неловко застёгивали пуговицы на флисовом платье бордового цвета с белым кружевным воротником. Белые колготки Майя надела сама. Осталось самое сложное – причёска.
– Мама мне заплетала корзинку и крепила её белой лентой.
– Как насчёт хвостика и заколки с белым бантиком?
– Хорошо!
Отец улыбнулся, и поэтому Майя подумала, что это хорошее начало дня.
Завтрак был простым. Чтоб не запачкать платье, отец надел на Майю фартук, а за ворот заправил тканевую салфетку.
– Завтра сначала пойдём завтракать, а потом одеваться, хорошо?
– Чтобы не запачкаться?
– Верно!
Они вдвоём ели остывший омлет, запивая его чуть тёплым чаем. Собравшись, они вышли из дома. Павел повёл дочку за руку по дорожке, ведущей к детскому саду. Ветер легонько покачивал ветви деревьев, а листва шуршала под ногами. Каждый шаг казался ему важным и ответственным. Когда они подошли к воротам садика, отец опустился на одно колено, чтобы быть на одном уровне с Майей, и спросил:
– Ты будешь хорошо себя вести и играть с другими детками, так?
Девочка кивнула. Павел крепко обнял свою дочь.
– Хорошо, родная, а теперь иди, я заберу тебя ровно в пять.
Майя пошла к остальным деткам, что собирались на площадке перед садиком, зная, что отец наблюдает за ней, но, когда она обернулась, его уже не было. Друзей девочка в садике так и не нашла, но мечтала найти кого-то, кто разделит с ней детские игры и забавы. Она села на качели и с грустью наблюдала, как остальные строят в песочнице замки и прыгают через скакалки, словно наблюдала за театральной постановкой, в которой так хотела участвовать в качестве актёра, но только роли ей не досталось.
Мамы заводили своих детей в садик, аккуратно поправляя курточки, завязывая шарфики и обязательно целуя своих детей, шептали тёплые слова одобрения и любви. Майя наблюдала за мамой Вали, которая уходила сегодня последней, оглядываясь назад с тяжёлой грустью. Материнское сердце женщины хоть и понимало, что это прощание не навсегда, лишь часть ежедневного ритма, но всё же билось в тревоге за благополучие дочери.
Сжимая маленькими пальчиками холодные трубки качелей, Майя, должно быть, впервые со дня семейной трагедии подумала о том, что мама не придёт больше за ней в сад, и каждый день она будет наблюдать, как других, а не её, обнимают любящие материнские руки. Маленькое сердечко Майи, знавшее лишь радость, теперь было затронуто невидимой нитью печали. Марина Петровна, воспитательница их группы, заметив печальные глаза девочки, подошла к ней.
– Майя, дорогая, доброе утро, почему ты не играешь с детьми? Хочешь о чём-нибудь поговорить?
Девочка отрицательно покачала опущенной головой.
– Я знаю, что тебе сейчас очень трудно, но ты не должна сидеть одна. Мы все здесь, пойдём поиграем с друзьями?
– Не хочу. У меня нет друзей, – ответила та.
– Давай поставим себе цель на ближайшее время – найти друга, хорошо? А теперь вставай, пора идти в группу! – сказала Марина Петровна, протягивая руку девочке. –Пошли?
Майя слезла с качелей, деток построили и повели в здание детского сада. Они прошли по коридору, стены которого были окрашены в бледно-жёлтый цвет. Раздевалка, светлые стены которой были украшены яркими изображениями мультипликационных персонажей, создавала атмосферу беззаботности. Вдоль одной стены тянулись ряды разноцветных шкафчиков с индивидуальными эмблемами для каждого ребёнка: голубые лодочки с красными и жёлтыми парусами, зелёные яблочки, жёлтые солнышки, розовые бабочки, которые помогали найти малышам свои вещи. Группа находилась у противоположной стены, и, сидя на низеньких скамеечках, дети снимали свои миниатюрные ботиночки. Куртки и пальто со сложенными в рукав шапками развешивались на крючках, расположенных по росту так, чтобы самые маленькие могли самостоятельно до них добраться. В воздухе витал чуть уловимый аромат детского шампуня и мыла, напоминая об утренних процедурах заботливых родителей.
После небольшой разминки последовал завтрак. Взволнованные детские голоса, аромат свежих булочек и лёгкая суета воспитателей, бережно направляющих маленьких гостей к накрытым столам, царили в столовой детского сада, впрочем, как и каждое утро. Свет в нежно-жёлтых тонах заливал столовую через большие окна, создавая атмосферу тепла и уюта, будто ласковое солнце взошло на небо только ради них. На столах уже дожидались детей тарелки и чашки. В воздухе витали нотки запахов: свежесваренная овсяная каша и ароматное какао. Дети кушали, обменивались кусочками еды и даже умудрялись рассказать свои секреты воспитательнице, которая внимательно их слушала, но просила впредь не разговаривать с набитым ртом. Когда последние ложки каши исчезли с тарелок и дети, сытые и довольные, отправились на утренние занятия, столовая постепенно замирала, но ещё долгое время в воздухе витал дух утреннего единства и радости, оставляя ощущение начала яркого и интересного дня.
В учебной комнате для детей было уже приготовлено все необходимое для лепки из пластилина, однако детские ручки потянулись к игрушкам, что были расставлены на полках низеньких шкафов, которые стояли позади комнаты. Майя взяла медвежонка, поправила на нем кофточку и внезапно игрушка исчезла из рук – её выхватил Артём и крепко прижал к себе. Артём жил напротив Майи и в столь юном возрасте имел репутацию хулигана, но и девчонка была не из робких. Майя крепко схватила медвежонка и прокричала:
– Отдай! Я первая его взяла!
– Нет. Это мой медвежонок! – воскликнул Артём, не желая выпускать игрушку из рук.
Майя с силой стала тянуть медвежонка на себя, игрушка выскользнула из рук Артёма, заставляя девочку сделать несколько неуверенных шагов назад. Переполненный обидой мальчик, подошёл к девочке и с силой толкнул её в плечо. Майя упала на пол и заплакала. Чувствуя свою победу, Артём произнёс:
– Какая плакса! Ещё мамочку позови, ах да, у тебя же её уже нету.
Артём убежал в другой угол комнаты, к мальчишкам. Марина Петровна подошла к Майе и стала спрашивать у окруживших их детей, что случилось. Майя крепко сжимала плюшевого медвежонка, который постепенно становился мокрым от слёз, и горько всхлипывала. Слёзы были, как прорыв плотины, сдерживавшей всю боль и тоску маленького сердца. Воспитательница обняла Майю, и та, почувствовав тепло и заботу, разрыдалась ещё сильнее, как будто все сдерживающиеся эмоции наконец нашли выход.
– Я хочу к маме, – сквозь слёзы сказала она.
– Давай мы позвоним папе и попросим его отвезти тебя домой?
Девочка кивнула, взглянув на воспитательницу глазами, полными благодарности, но плакать перестать не могла.
Павел, погружённый в код и бесконечные строки команд, даже не сразу заметил, как его телефон зазвонил. Экран мигал именем воспитателя дочери, отчего он тут же почувствовал, как привычная суета офиса начинает таять, уступая место чему-то более важному.
– Алло, слушаю, – проговорил он.
– Добрый день, Павел Владимирович, Майя сильно плачет, просится к маме. Мы думаем, на сегодня её лучше забрать из детского сада домой.
Павел сжал переносицу, пытаясь изгнать усталость и переключить внимание. В кабинете, казалось, зависло беспокойство, стирая границы между рабочими обязанностями и отцовскими тревогами.
– Конечно, я заберу её через полчаса, – ответил он, закрывая ноутбук.
Вдруг весь его рабочий график рядового программиста, вечно сдвигаемые дедлайны и нескончаемые проекты стали казаться менее значимыми. Он бросил быстрый взгляд на дисплей телефона: пять непрочитанных сообщений от заказчиков, три электронных письма от коллег и ещё несколько напоминаний о завершении текущих проектов.
– Оля, я должен уйти, – сказал он, проходя мимо менеджера, – Майя в садике устроила истерику.
Оля понимающе кивнула, и Павел рванул к выходу, не оборачиваясь. Тёплый свет солнца на улице оказался необычайно ярким после холодного блеска мониторов. Павел торопливо перебежал через дорогу, вызывая на ходу такси на два адреса: детского сада и домашний. Дорога до дочери пролетела, как в тумане. Он попросил водителя подождать и поспешил к заветным дверям. Майя сидела в раздевалке, теребила край куртки, не зная, какой реакции ждать от отца.
– Малышка, что случилось? Мне пришлось уйти с работы, и у меня теперь будут проблемы из–за этого.
– Папа, прости, мне просто стало так грустно от того, что у всех есть мама, а у меня теперь нет. Мальчики дразнились.
– Кто? – спросила у Майи воспитательница, которая вышла проводить её.
– Артём, – призналась она.
– Павел Владимирович, мы проведём беседу. Такого больше не повторится, уверяю вас.
– Хорошо, до свидания. Пошли, Майя.
Девочка, попрощавшись с воспитателем, вышла из садика.
Если бы она только знала какой сюрприз преподнесёт ей этой ночью судьба, то не переживала бы так сильно о том, какую обиду нанёс ей Артём.
Майя играла в своей комнате, а отец, прихватив стакан с виски, работал за компьютером в гостиной, когда послышался осторожный, но настойчивый стук в дверь. На пороге стояла Антонина Павловна, женщина шестидесяти лет, с непреклонным выражением лица, за которым скрывалось нежелание принимать отказ. Она принесла сливовый пирог и пакет замороженных собственноручно изготовленных пельменей.
– Добрый день. Мне позвонила воспитатель по поводу поведения внука, примите наши извинения, такого больше не повторится, – заговорила она, не дожидаясь приглашения войти.
Майя спустилась и сидела на ступеньках лестницы, подслушивая разговор.
– Дети есть дети. Ничего страшного. Дочка уже успокоилась.
– Вижу, Вам пришлось её забрать. Я могу посидеть с ней, а вы отправляйтесь на работу. Майя, пойдёшь в гости к тёте, детка?
– Папа, я не хочу…
– Спасибо за помощь, но мы сами справимся.
Антонина окинула его снисходительным взглядом, как бы давая понять, что он явно не понимает, что делает.
– Кстати, могу посоветовать отличную няню с большим опытом в воспитании детей. Могу вас познакомить, если хотите.
– Спасибо, не нужно, – ответил Павел, пытаясь сохранить вежливость, чувствуя, как утомление охватывает его с каждой минутой сильнее.
И вот, наконец, после длинной процедуры прощаний, Антонина Павловна ушла. Александр стоял на пороге квартиры с пирогом и пельменями и, обращаясь к дочери, сказал:
– Пойдём ужинать и пить чай.
Пельмени, чего не скажешь о пироге, у соседки получились, что надо. Тесто было тоненьким даже на защипах. Начинка из сочного мяса пропиталась бульоном. В папиной тарелке на горячих пельменях таяла сметана, а Майя всегда кушала это блюдо без неё, лишь просила намолоть ей сверху приправы с чесноком и травами. На кухне было тепло и уютно. За окном начала разыгрываться непогода, подрагивали тени, и каждая из них – как тихий гость осени, что уходит в бесконечный приветливый танец. Ветер, холодный и пронизывающий, то и дело бросался на стены дома, вызывая дрожь в рамах и мелодичное постукивание. Эти звуки как будто пытались напомнить о скором приходе зимы, о том, что впереди человека ждут ещё более холодные дни и долгие ночи, поэтому ему стоит позаботиться о своём жилище и утеплить его на морозный период года. осени, что уходит в бесконечный приветливый танец. Ветер, холодный и пронизывающий, то и дело бросался на стены дома, вызывая дрожь в рамах и мелодичное постукивание. Эти звуки как будто пытались напомнить о скором приходе зимы, о том, что впереди человека ждут ещё более холодные дни и долгие ночи, поэтому ему стоит позаботиться о своём жилище и утеплить его на морозный период года.
Искупавшись, Майя надела свою голубую пижаму с крохотными белыми сердечками, расположенными в шахматном порядке, и легла спать. Отец снова сел за работу, убедив дочку в том, что он в соседней комнате и на страже её спокойного ночного сна. Несмотря на это Майя боролась с сонливостью, держа глаза широко открытыми, боясь даже кратковременного мигания. Свет ночника в углу комнаты мягко просачивался сквозь кружево занавесок, отбрасывая причудливые тени на стены. В детском воображении они оживали и начинали танцевать под ритм старых часов в коридоре. Майя тихо обняла руками своего плюшевого медведя, который так и ушёл с ней из сада, и прислушалась к шуму за окном. Ветер шуршал листьями ночных деревьев, гнул их стволы, заставляя ветки касаться оконных стёкол, что само по себе казалось подтверждением существования того самого волшебного мира, о котором говорили в сказках. мира, о котором говорили в сказках.
– Пап, мне страшно, – проговорила она, боясь даже шевелить губами.
В дверном проёме показалась фигура отца. Его глаза были мутными, а запах алкоголя не оставлял сомнений в его состоянии. Майя постаралась не встречаться с ним взглядом, боясь увидеть ту пустоту, которая пряталась за покрасневшими глазами, она ничего не сказала про обещание, данное вчера отцом на кухне, она просто поняла, что иногда обещания ничего не значат, но от этого не становилось легче. Её мир снова рушился, а маленькое сердце разбивалось на тысячи осколков. Она слышала, как отец снова налил себе порцию алкоголя, выпил, погасил свет и лёг спать. Девочка старалась думать о единорогах с радужной гривой, об огромных плюшевых мишках, которые защитят её от всего на свете. Мечтая о том, что один из её плюшевых зверей оживёт и станет ей лучшим другом, она сама не заметила, как задышала глубже и ровнее, а вскоре окончательно погрузилась в сон, где её больше не могли настигнуть ужасы и страхи.
Глубокой ночью девочка проснулась от звуков, исходящих снизу. Она приподнялась в кровати, вглядываясь в темноту комнаты, но ничего не увидела. Тихий звук, похожий на потрескивание дров в камине, продолжал доноситься с первого этажа. Майя решила разбудить отца и проверить, всё ли в порядке. Девочка наощупь нашла медвежонка и крепче прижала его, как верного спутника, решив на цыпочках пробраться в спальню родителей. Сердце билось с каждым шагом всё сильнее. Звуки становились отчётливее, и теперь казалось, словно в нём переплетались ещё звуки когтей и мягкий шёпот женского голоса. Выйдя из своей комнаты, девочка увидела меж балок ограждения лестницы парящие искры, похожие на крохотные кометы. Они летели от камина и исчезали в воздухе где-то посередине комнаты. Любопытство взяло верх, и Майя, позабыв о папе, начала медленно спускаться. Гостиная была полна таинственного полумрака, который переливался оттенками фиолетового и золотого. Отчётливо стал слышен диалог:
– До чего же холодно! Разжигай осторожнее, ты мне шерсть подпалила!
– Сам попробуй, раз такой умный, я пытаюсь, не получается ничего.
– Надо опыта набраться, скоро научишься всему, и хорошо получаться будет.
Майя была ошеломлена увиденным: в гостиной, у камина стояла невысокая женщина и пыталась спичками разжечь огонь, а около неё ходил пёс, длинные уши которого уныло свисали и покачивались при ходьбе.
– Я есть хочу.
– Ты всегда есть хочешь. Я, вроде, видела сливовый пирог на кухне, будешь?
– Я что, похож на того, кто ест сливовый пирог? Нет ли у них чего мясного?
– Конечно есть… Специально для тебя взяли и приготовили… Как знали, что ты зайдёшь.
– Не смешно и обидно вообще-то…
Вдруг пёс замер. Он понюхал воздух, слегка качая головой и повернулся в сторону лестницы.
– Девочка. Смотри. Это она.
Майя подбежала к стене и включила свет. Женщина, смотрящая на неё, выглядела так, словно сошла с иллюстрации сказочной книги: длинные рыжие волосы спускались лёгкими волнами до самой талии и были украшены множеством маленьких жемчужин, лицо было необычайно красивым, с нежными чертами и глазами, сверкавшими глубокой синевой, как самые чистые озёра на свете, а когда она улыбалась, казалось, сама природа озаряется радостью и теплом. Длинное платье меняло цвета при каждом движении, от изумрудно-зелёного до рубиново-красного. На нём были вышиты цветы и звезды, которые, казалось, светились изнутри. Завершала образ серебряная лента, повязанная на талии.
Майя не могла отвести глаз от чарующей фигуры перед собой. Её удивление, смешанное с восхищением и трепетом, не знало границ. Глаза девочки широко раскрылись, и она ощущала, как в её сердце постепенно растёт надежда на великое приключение.
– Майя, – обратилась женщина к девочке, – ты, наверное, задаёшься вопросами, кто мы и что делаем в вашей гостиной?
Девочка кивнула, видимо, к ней ещё не вернулся дар речи.
– Меня можешь называть Селестой, а это мой пёс Арчи, порода – бигль. Мы будем твоими друзьями, если ты не против.
– Вы хотите со мной дружить? – сбивчиво проговорила Майя, постепенно отходя от шока.
– Больше всего на свете! – произнёс пёс.
– Ты умеешь говорить? – удивлённо прошептала девочка, потирая глаза, словно желая удостовериться, что это не сон.
Майя крепко зажмурилась и открыла глаза, потом больно ущипнула себя за руку и, удостоверившись в подлинности настоящего, засияла. Она попросту не могла скрывать свои чувства. Её сердце наполнялось счастьем. Ещё вчера она чувствовала себя такой одинокой и потерянной в этом огромном мире, а сейчас перед ней стояли те, кто хотел делить с ней и радость, и грусть. Разговаривать с незнакомцами было непривычно, но она решила, что хуже уже не будет, и задала вопрос:
– Кто вы?
– Мы же уже говорили об этом. Я – пёс, а она – волшебница.
– Волшебница? – переспросила Майя.
– Да. Твоя личная волшебница, – подтвердила Селеста.
– Но… Откуда вы?
– Это тайна, но мы с тобой, и будем рядом до тех пор, пока ты сама не захочешь от нас избавиться. Согласна?
– Конечно! Вот папа обрадуется тому, что у меня появились друзья!
– Ты можешь о нас ему рассказать, но он нас не увидит. Подумает, что ты всё выдумала.
– Нас никто не сможет увидеть, кроме тебя, – дополнил пёс.
– Есть в этом правиле лазейки, конечно…
– Нет. В договоре чёрным по белому написано… – начал умничать Арчи.
– Ладно, ладно, я поняла, зануда. Уже поздно. На остальные вопросы мы можем ответить завтра. А сейчас где мы будем спать? – Глаза Селесты и Арчи вопросительно уставились на Майю.
Девочка растерянно смотрела то на женщину, то на собаку.
– В моей комнате! – немного поразмыслив, воскликнула девочка, обрадовавшись, что не придётся засыпать одной. Она быстро выключила свет и поманила чудесных гостей в спальню.
– Отлично, – произнёс пёс, плетясь наверх за Селестой и Майей, – значит, кушать будем тоже завтра, кто-нибудь поможет мне? – спросил он, подойдя к ступенькам.
Селеста взяла Арчи на руки и, погладив, произнесла:
– Как же я скучаю по временам, когда ты не мог говорить. Кажется, и ел ты тогда меньше…
– Надеюсь, что всё встанет на свои места и будет, как прежде!
В детской царило умиротворение. Луна за окном светила, мягко заливая помещение серебристым светом. Выстроенные в ряд игрушки на полках дружно охраняли покой маленькой хозяйки, лишь большой голубой плюшевый слон на колёсиках, подаренный Майе заботливой бабушкой, одиноко стоял в дальнем углу. Майя положила под письменный стол большую подушку, сделав рукой углубление в её центре, и предложила Арчи лечь на неё.
– А я могу спать на этом кресле-мешке, – предложила Селеста. – Только укрываться нечем… Есть пледик?
– У меня их много, – произнесла Майя, открыв шкаф с постельным бельём.
Селеста взяла вязаный плед цвета розовой пудры и сказала Майе:
– Ложись, я подоткну одеяло!
Девочка забралась в мягкую кроватку, обняла медвежонка, которого так и не выпустила из рук, и, чувствуя, как по одеялу скользят руки Селесты, наполнялась покоем, несмотря на только что произошедшие удивительные события. Невидимая сеть заботы и тепла заключала её в свои объятия, провожая в ночной мир грёз и волшебства. В голове Майи размывались последние мысли, уступая место приятной дремоте и тихому, мирному сну.
Папа проспал. Утром он ворвался в комнату дочери, выпалив: «Дочка, одевайся, мы опаздываем в сад». Майя открыла глаза, села на кровати и затем снова легла, не желая вырываться из тёплого кашемирового плена. Сквозь дремоту она вспоминала болтливого бигля и волшебницу, с грустью осознавая, что это был сон, но тут одеяло само по себе поползло вниз, обдавая тело лёгкой прохладой. Она открыла глаза и увидела Селесту, которая уже приготовила для неё одежду и просила девочку немедленно начать собираться. Когда папа зашёл в комнату во второй раз, то увидел, как дочь, одетая в белую водолазку, мягкий розовый свитер, тёплые колготки и вельветовую юбочку, жуёт бутерброд с колбасой. На её голове красовались два ровных хвостика с маленькими бантиками.
– Неужели ты сама собралась? – не скрывая удивления в голосе, произнёс отец.
Майя перевела взгляд на Селесту, которая судорожно мотала головой, всем видом умоляя ничего про неё не говорить.
– Конечно, сама, – соврала девочка.
– Да как же это… Да откуда ты… Мама научила?
– Да! Точно! Мама!
– Ну хорошо, молодец в таком случае, идём?
Спускаясь по лестнице, папа продолжал задавать вопросы дочке:
– А когда ты успела приготовить себе бутерброд?
– Пока ты был в ванной. Не переживай, завтра я и тебе его приготовлю!
Павел Владимирович рассмеялся и попросил дочку подождать его у входной двери, а сам прошёл в кабинет, чтобы забрать папку с документами по работе. Селеста подала Майе рюкзачок с необходимыми для сада вещами и, спустив Арчика с рук на пол, пошла провожать девочку до двери. Майя шепнула Селесте:
– Ты проводишь меня до садика?
– Не могу, – ответила та, надевая на девочку куртку. – Нам нельзя покидать территорию дома. Если хоть шаг ступим за порог – улетим неизвестно куда. Мы будем здесь и будем очень ждать твоего возвращения.
– Я так рада! – радостно произнесла Майя, но в ту же секунду успокоилась – появился отец. Он посмотрел на безупречно одетую весёлую дочку в рыжей шапочке с идеально завязанным бантом, но особого удивления у него это уже не вызвало. Он молча взял Майю за руку, и они поспешили наружу.
Сентябрьское утро окутало двор своим мягким золотым светом, который пробивался сквозь густые кроны деревьев. Трава под ногами прикрылась первыми опавшими листьями, которые хрустели и шуршали под лёгким дыханием утреннего ветра. Редкие георгины и астры на клумбах гордо тянулись к солнцу, выбрасывая в воздух сладковатый аромат. Майя обернулась у калитки и посмотрела на дом. Посреди двора, украшенного влажной росой, как мириадами крошечных бриллиантов, слегка сверкающих в лучах робкого солнца, он стоял, как исполин. Голубая краска на его фасаде ещё сильнее выгорела за лето, балки на крыльце немного покосились, и казалось, что только каменная скамья у дома сохранила свой прежний вид, но всё же это место было для девочки самым родным на земле, и она знала, что день пройдёт отлично, ведь дома её будут ждать Селеста и Арчи, которые взглядами провожали её из окна. Майя незаметно помахала им рукой и села в машину.
– Думаешь, мы тут надолго застряли? – задумчиво произнёс бигль, наблюдая за отъезжающим жёлтым автомобилем.
– Похоже на то. Мы не можем её бросить, ведь дальше будет только хуже, – ответила Селеста.

3
Первая встреча
Майя чувствовала себя везде чужой, детский сад не был исключением. Воспитательницы, на которых свалилось невероятное количество забот, не замечали её одиночество, поэтому девочка сидела во время игр в группе в стороне, наблюдая, как другие дети смеются и бегают друг за другом. Синий мяч с красной полоской подкатился прямо к ней. Майя взяла его в руки и протянула подошедшей к ней Маше, надеясь, что та позовёт её включиться в игру, но этого не случилось. Вспоминая о Селесте и Арчи, которые ждали её дома, и об отце, что приедет за ней в пять, она возвращала веру в себя и продолжала строить высокую башню из кубиков, на вершине которой уже красовался деревянный красный флаг на подставке. Воспитатель предложила поиграть в «ручеёк» – любимую игру детей её группы. Майя стояла и поднятой вверх рукой касалась ладони Бори, крупного молчаливого, но, как говорила о нём воспитательница, очень умного мальчика. Он свободной рукой бесцеремонно доставал «мёд» из носа и облизывал пальцы. Майя мечтала, чтобы проходящий по «ручейку» человек выбрал её. Через некоторое время по центру «ручейка» прошла воспитательница и освободила Майю от общества Бори. После игры Марина Петровна предложила немного отдохнуть и почитать. Дети уселись на ковёр, окружив воспитательницу. Уставшие от активных игр, малыши слушали мягкий голос Марины Петровны, который переносил ребят в волшебный мир, где приключения ждали на каждой странице. День пролетел незаметно. Отец сегодня задержался, но был трезв и бодр, радостно сообщив дочке по дороге о том, что закрыл на работе один важный проект. Майя была рада за отца, но ей ужасно хотелось домой и, пристегнувшись в детском кресле машины, она уже представляла, как обнимает Селесту и потреплет за ухо Арчи. Накрапывал дождь, всё настойчивее охватывая осенний город. Бесконечное переплетение капель по стеклу оставляло за собой причудливые узоры. Сквозь эти живописные линии улицы казались чуть размытыми, а огни фар встречных машин преломлялись, превращаясь в мягкие пятна золотистого света. Листья, срываемые ветром с деревьев, подхватывались танцем капель, прежде чем падать на мокрый асфальт. В салоне автомобиля царила тишина, нарушаемая лишь равномерным шорканьем щёток стеклоочистителя. Казалось, мир сузился до крохотного кокона машины, убаюканного вкрадчивыми звуками дождя.
Дома было прохладно. Павел сразу решил разжечь камин, для такой погоды это было более, чем уместно. Майя с радостью отметила, что папа сегодня решил быть трезвым, ведь он никогда не разводил огонь в камине, если намеревался выпить. Селеста спустилась со второго этажа и сразу протянула руки к Майе, а вот Арчи так и остался наблюдать за ними с вершины лестницы. После вкусного ужина папа сел за компьютер и документы, а Майя поднялась в свою комнату и принялась за очень неблагодарное, по мнению Селесты, дело: обучение Арчи командам. Поскольку девочка твёрдо решила сделать из него воспитанного пса, настрой у неё был решительным.
– Арчи, сидеть! – произнесла Майя, смотря строго на собаку.
– Почему? – отозвался пёс, наклоняя голову набок с интересом.
Селеста покачала головой. Она-то знала, что это было любимое слово бигля, а также понимала и то, что, к сожалению, из-за «почему» эта и все последующие тренировки пойдут наперекосяк.
– Потому, что так положено, Арчи, так все собаки делают.
– Я – не все собаки. Я уникален, – полыхнул гордостью пёс. Он поправил свой хвост и даже взмахнул им, как бы подчёркивая свою исключительность.
Майя вздохнула, осознав, что спорить с Арчи было так же бессмысленно, как с ковром, на котором они сидели.
– Так, если сядешь, я дам тебе печенье, – почти уговаривающим тоном проговорила девочка.
– Печенье, говоришь? – Бигль театрально поднял нос, обнюхивая воздух, словно пытаясь учуять, что есть на кухне. – Сдаётся мне, ты можешь что и повкуснее предложить.
Майя нахмурилась и прищурилась в ответ.
– Ты хоть понимаешь, насколько это нелепо смотрится: человек уговаривает собаку выполнять команды, и вместо того, чтобы послушаться, она возражает?
– А ты слушайся, выполняй команды.
Арчи, будучи слишком умным, был настоящим вызовом для Майи, но она не собиралась сдаваться.
– Арчи, просто сделай, что я сказала, ладно? – предложила она, пытаясь быть убедительной.
Собака посмотрела на девочку исподлобья, вздохнула громко и села.
– Хороший пёсик! – обрадовалась Майя, погладив его за ушами. – А теперь команда «лежать»!
– Майя, не обнаглела ли ты?.. – начал было бигль, но, посмотрев в её просящие глаза, зевнул и лёг.
– Молодец! А теперь команда «дай лапу», – воодушевлённо продолжила девочка.
Арчи закрыл глаза, будто проживая драму своей жизни, но всё же протянул лапу.
– Ну какой же ты послушный песик, Арчик!
– Ну как же тут не быть послушным! Ты «вовсе не приставучая» девочка, Майя, – пробурчал пёс, направляясь к своей лежанке под столом.
В комнату зашёл отец и сказал Майе чистить зубы и ложиться спать. Селеста и Майя скрылись в ванной комнате, а Арчи, развалившись на мягкой подушке, всё ещё грустил о том, что его заставили выполнять команды, хотя он этого совсем не хотел, а ещё больше переживал за то, что это войдёт у Майи в привычку. За окном не стихала гроза. Ветер, проникая в щели окон и дверей, гудел, шторы слегка колыхались от сквозняков, словно предвещая что-то нехорошее, и весь дом наполнялся звуками непогоды. Ветки садовых яблонь касались оконных стёкол, по которым непрерывно текли ручьи воды. Внутри было тепло и сухо. Огонь, угасающий в камине, отбрасывал причудливые тени по стенам. Лёгкий аромат дерева наполнял каждую комнату, смешиваясь с запахом горячего чая, который заварил себе владелец этого дома, дома, объединившего под своей крышей таких разных, но нужных и подходящих друг другу душ.
Всё было готово ко сну. Утопая в мягких подушках, Майя сказала зашедшему поцеловать её перед сном, отцу, что она спокойно заснёт сама, и, когда он вышел, попросила Селесту лечь на краешек кровати и полежать с ней недолго.
– Что сегодня было в садике интересного, Майя?
– Ничего. Никто не хочет со мной дружить. У меня нет ни одного друга. Они сами играют, а меня в игру не берут. друга. Они сами играют, а меня в игру не берут.
– О, я в детском саду был бы звездой, – произнёс Арчи, – ходил бы, как на праздник, только танцы там не с дамой сердца, а… вокруг горшка!
– Арчи, сколько раз мне говорить, что шутить ты умеешь плохо! – строго произнесла Селеста.
Арчи хотел оспорить сказанное, но побоялся разозлить Селесту ещё больше, и поэтому лежал молча, ехидно улыбаясь от новых забавных мыслей, рождающихся в его голове.
– Не знаю даже, как тебе помочь, – произнесла Селеста, снова обращаясь к Майе. – Ты не хотела бы позвать кого-нибудь к себе в гости? Двух-трёх девчонок?
– Я очень хочу… Если они захотят прийти ко мне…
– А ты им скажи, что дома у тебя живёт волшебница, которая хочет показать им чудеса.
– И ты им покажешься?
– Думаю, мы можем сделать исключение.
– Что??? – вступил в разговор Арчи. – Разве ты не понимаешь, что это грубое нарушение протокола? Хочешь навечно тут застрять?
– Всё будет хорошо. Никто ничего не узнает.
Майя не стала спрашивать, кто не должен что-то узнать, потому что она слишком волновалась от одной мысли, что придётся к кому-то подойти, заговорить и даже пригласить домой.
– Я попробую позвать Алину, что живет на соседней улице.
– Хорошо, но нужно ещё обязательно предупредить об этом отца, а теперь засыпай.
– Я даже заснуть не смогу, наверное.
– А ты не спи, просто полежи.
Когда дом погрузился в сонное молчание, Селеста тихонечко вышла из комнаты, стараясь никого не разбудить, и проследовала на крыльцо дома. К ночи буйство непогоды сошло на нет, лишь дождь то и дело накрапывал и хаотично падал, хлёстко разбиваясь каждой каплей о землю. Женщина любовалась очарованием сентябрьской ночи в абсолютном одиночестве. Подобно древнему заклинанию, город окутывало, словно в мантию, в шорох осенних листьев, созвучный с серебристым эхом дождя. Под полупрозрачным занавесом тумана проспекты и переулки сливались в единый поэтический узор, где каждый изгиб, каждая улочка таили в себе некую тайну, скрытую от равнодушных к осени глаз. После прошедшего ливня свет уличных фонарей, мягкий и приглушённый, отражался в лужах на мокром асфальте, превращая землю в бесконечные волны крохотных озёр. Всё словно переплеталось для Селесты этой ночью между собой: добро и зло, настоящее и прошлое, создавая хрупкую паутину, столь тонкую и эфемерную, но в то же время вечную, как времена года.
За дверью послышалось настойчивое царапание. Арчи захотел к хозяйке. Он встал рядом с ней, понюхал воздух, наслаждаясь осенней сыростью, и произнёс:
– Мечтаешь погулять по городу? Осенью ты всегда была немного счастливее, чем обычно.
– Да, но ещё больше я хочу увидеть их. Знал бы ты, как я сильно по ним скучаю…
– Держись. Она не должна видеть твои слёзы.
– Я знаю, дорогой, я знаю.
Она потрепала собаку за ушами, неторопливо поднялась с места, подошла к краю крыльца, и, протянув в стороны руки, взялась за балки. Глубоко вдохнув мокрый ночной воздух, Селеста зачем-то подняла ногу над крыльцом, словно намереваясь сделать шаг на мягкую, напитанную влагой землю. Вдруг её поднятая нога потянулась вверх, в небо, принося телу резкую боль, а вторая стала отрываться от поверхности крыльца. Селеста вскрикнула и крепче ухватилась руками за балки, а перепуганный пёс крепко сжал зубами подол её платья и потащил назад. Совместными усилиями им удалось вернуть женщину на территорию дома.
– Да что с тобой не так! – выругался на неё Арчи.
Приходя в себя от шока, Селеста еле нашла что ответить:
– Я не знаю, как так получилось, нога сама чуть не шагнула вперёд.
– Ну продолжай свои эксперименты! Глядишь, сядешь так на заветный шпагат. Сколько раз начинала и бросала?! Бывало, как увижу коврик для йоги в гостиной, так сразу и говорю ему: «Ну, дорогой, ты тут на дня два, не дольше».
– Не нуди, – сказала она биглю, заходя в дом, – одно узнали наверняка: насчёт того, что нам нельзя покидать дом, они не шутили!
На следующий день в садике случился переполох. Все началось с того, что маленькая Аня упала на дорогу и разбила коленку. Разразившись плачем, она привлекла внимание остальных детей. Максим, мальчик, известный своей любовью к приключениям, тут же подбежал и начал строить планы по спасению Лии. Он громко объявил, что нужно срочно принести бинты и йод. Марина Петровна, пытаясь остановить это стихийное бедствие, взяла Лию на руки и понесла её в медицинский кабинет. По пути мельтешили остальные дети, заботливо предлагая игрушку или конфету, припрятанную ото всех в кармашке. В медкабинете, где царила атмосфера покоя, медсестра Светлана Ивановна быстро обработала рану и наложила яркую цветную повязку.
Возвращаясь во двор, Марина Петровна столкнулась с новой проблемой: Петя, мальчик со светлыми кудрявыми волосами, стащил у товарища любимую игрушку, и теперь оба кричали так, что их было слышно на соседней улице. Воспитательница прижала мальчишек к себе и, пытаясь объяснить, что игрушки – это не повод для ссор, а делиться ими – значит понимать других, развела Петю и Антона в разные стороны. В этот момент с крыши яркой детской горки послышался дикий визг. Витя, самый большой живчик в группе, взобрался наверх и теперь боялся слезать. Ситуация развивалась, как в кинофильме – все замерли, пока Марина Петровна, забравшись на горку, осторожно сняла Витю, и все облегчённо выдохнули. Во время обеда воспитательница сидела вдали ото всех и небольшими глотками пила воду, видимо, приходя в себя после столь насыщенной на события первой половины дня. Майя находилась как раз рядом с Алиной и, поедая супчик, стеснялась взять ещё хлеба с тарелки, стоящей по центру стола, не говоря уже о том, чтобы с кем-то заговорить. После основного блюда на десерт подали пышные блины с вареньем и сметаной. Все были очень рады. Вдруг Алина сама заговорила с Майей. Она попросила передать ей вилку. Майя очень переживала и, конечно же, считала, что это прозвучит странно, но всё же решилась спросить:
– Ты не хотела бы прийти ко мне в гости?
Алина приложила пальчик к подбородку, собрав губы вправо, и задумчиво посмотрела вверх, затем объявила:
– Ну хотела бы. Надо маму спросить.
В этот момент Витя, стараясь достать упавший на пол хлеб, нечаянно пролил на себя стоявший на краю стола стакан чая и теперь стоял в мокрых зелёных штанишках в окружении заботливых взрослых, воспитателей и нянечек, повторявших: «Как повезло, что чай был не горячим!»

4
Гостья
Прошло ещё несколько дней, прежде чем Алина пришла в гости к Майе, и если бы их отцов не сплотила любовь к футболу, то этого и вовсе могло бы не случиться. Павел Владимирович и Михаил Геннадьевич, папа Алины, были в гостиной, отпустив девочек наверх, в комнату Майи, где их уже ждала Селеста. Она украсила комнату гирляндами из разноцветных флажков, которые тянулись по потолку из одного угла комнаты в другой, и приготовила угощения на маленьком письменном столе.
– Вот это да! – произнесла Алина, восхищаясь увиденным. – Это всё ты сделала для меня?!
– Да, но это не я, это Селеста, моя… эм… моя волшебница!
– У тебя есть волшебница! Умоляю, покажи мне её! Где она?
Майя с мольбой уставилась на Селесту. Её просьба бегущей строкой читалась в слегка расширившихся глазах. Пёс, разобравшись, что происходит, громко залаял на хозяйку, которая, уже махнув на него рукой, подняла руки, соединила их ладонями над головой и начала вертеться на месте, словно юла. Потоки воздуха, вихрем исходящие от неё, разносили по комнате частицы золотой пыли и трепали волосы и одежду заворожённо смотрящих на происходящее девочек. Фигура Селесты постепенно приобретала форму. В центре воздушного вихря сначала появилась едва заметная тень, затем очертания становились всё более отчётливыми и, наконец, уже можно было различить тонкие, изящные черты лица, длинные рыжие локоны, струящиеся каскадом по плечам, и глаза, полные древней мудрости и необъяснимой грусти. Вскоре волшебница остановилась, полностью обретая свою физическую форму. Она посмотрела на неподвижно стоящих девочек, стоявших так, словно их заколдовали и превратили в статуи, и улыбнулась. Из их полураскрытых ртов не доносилось ни звука, а глаза смотрели с восхищением, которое могло родиться только в чистом и искреннем детском сердце.
– Кажется, я их привела в шоковое состояние, – слегка наклонившись, шепнула Селеста Арчи.
– Конечно, ты выглядишь так, словно, стоит тебе раскрыть рот, сюда сбегутся лисы, волки, барсуки, кроты, крысы и прочий лесной сброд, – сердито поёжившись проговорил бигль.
– Ты, вроде бы, англичанин, будь повежливее.
– Да, но живу-то я в России, и поэтому говорю тебе прямо: у нас намечаются крупные неприятности, а всё потому…
– Тише, они же тебя слышат, – приказным тоном сказала Селеста, – угощайтесь, не стойте у порога, а я пока позабочусь о том, чтобы нас не услышали.
Вернув себе возможность двигаться, девочки прошли к столу и взялись за стаканы с яблочным соком, пока Селеста, взмахами рук, за которыми следовали линии из золотой пыли, сделала комнату звуконепроницаемой.
– Во что поиграем? – спросила Алина.
– Может, в догонялки? – предложила Селеста.
– В догонялки? Здесь? – переспросили, предчувствуя веселье, девочки.
– Конечно.
– Кто будет водить?
– Вы, – ответила волшебница и ткнула пальцем в воздух.
Через мгновение в воздухе появился зайчик, состоящий из золотой пыли. Он озорно посмотрел на девочек, словно зазывая их поиграть, и помчался от них со всех лап, оставляя в воздухе лёгкие следы из мерцающей пыли. Девочки догоняли его что было сил, спотыкаясь от хохота. Заяц то и дело останавливался, бил задней правой лапой по воздуху, метая золотые искры, чесал за ухом, строил малышкам смешные гримасы. Догнать его было сложной задачей, но выполнимой: Алина случайно плюхнулась на него животом, и в то же мгновение из-под неё выскочило несколько точно таких же зайчиков меньшего размера. Они запрыгали по комнате, расчерчивая воздух двойными строчками золотистой пыли, искрящимися в свете комнатных ламп. Все были невероятно счастливы, кроме бигля. Он был мрачнее тучи, и ничто не могло его развеселить. Пёс то и дело подвывал, прислушивался к двери и косо смотрел на Селесту, как бы умоляя прекратить этот балаган. После того, как девочки перевели дух и отдышались, они занялись модными показами. Майя обнаружила в своём шкафу крохотную розовую кофточку с единорогом, хвост которого состоял из лент и свисал справа разноцветным пучком.
–Арчи, – сказала Майя, – нехорошо ходить голым, давай мы тебя принарядим.
Алина рассмеялась, но кивнула в подтверждение слов подруги. Бигль, услышав произнесённые слова, начал пятиться назад, извиваясь всем телом, пытаясь сбросить неприятную для него вещь, и спрятался за хозяйку. После безуспешных попыток надеть на собаку стильную кофточку, девочки смирились с нежеланием Арчи стать модным и после примеряли всяческие наряды на себя. Вечер пролетел незаметно, но оставил очень важный след в жизни Майи: с сегодняшнего дня у неё была подруга, с которой они хранили тайну о Селесте, Арчи и обо всём, что происходило в комнате Майи в этот вечер.
К сожалению, быть видимой Селесте удавалось недолго. Вскоре всё вернулось на свои места. Отец Алины зашёл в комнату и попросил её собираться. Прощаясь с подругой и её отцом, Алина обняла Майю и пообещала, что принесёт в садик кукол с одеждой.
Если на свете существует человек, который не знает, как выглядит счастье, то ему стоило бы взглянуть на Майю в этот момент. Чувства, которые её переполняли, делали всё вокруг ярче. После вечерних процедур, проверки знаний команд у Арчи и чтения сказок Майя захотела спуститься вниз, чтобы пожелать отцу спокойной ночи. Мягкое мерцание экрана освещало комнату призрачным светом, от которого казалось, что стены невидимо сжимаются и расширяются. Гамма цветов и образов на экране была лишена чёткости и последовательности, но ей и не требовалось доставлять сейчас какой-то смысл. Низкий столик перед телевизором был усыпан крошками чипсов и скомканными салфетками, а пустые бутылки и пивные кружки заполнили почти всю поверхность ламинированного дерева. Тихо и осторожно Майя подошла к папе, невольно задержав взгляд на его расслабившихся чертах лица. Он спал, словно спрятавшись от мира, который требовал его присутствия больше, чем он мог дать. Золотистая жидкость, отчасти виновная в этом, ещё слегка покачивалась на дне наполовину пустого стакана, зажатого в руке отца. В этом состоянии он казался Майе другим человеком, не тем, которого она видит каждый день, особенно девочке не нравились возникающие внутри неё чувства – жалость к отцу и разочарование. Селеста, увидев, что Майя замерла над отцом, подбежала к девочке и отвела её в комнату, после спустилась, прибрала на столике и выключила телевизор. Её чувства – жалость к отцу и разочарование. Селеста, увидев, что Майя замерла над отцом, подбежала к девочке и отвела её в комнату, после спустилась, прибрала на столике и выключила телевизор.
Кресло-мешок после долгого и эмоционального дня казалось ещё удобнее, чем обычно. Сон пришёл быстро и увёл всех домочадцев в далёкую страну безудержных мечтаний и странствий. Часы на стене, словно сердце старого дома, бились с каждым движением стрелки, заставляя строение жить, даже когда всё вокруг замирало.
Прохладным покрывалом, сшитым из чернил и тумана, осенняя ночь властвовала над городом, который под её покровом, дышал спокойствием и умиротворением до первого луча рассвета. Лёгкий ветерок, словно шаловливый ребёнок, играл с опавшими листьями, поднимая их в танце и подбрасывая в воздух, придавая ночному пейзажу живость и движение. Фонари у дорог пробивались сквозь ночь тёплым светом, оставляя золотистые пятна на извилистых дорожках. Деревья тянулись своими узловатыми ветвями вверх, словно вот-вот обнимут тёмное небесное покрывало. Луна, начав своё торжественное восхождение на небосвод, освещала крыши домов, создавая серебристый отблеск на черепице и вырисовывая причудливые тени в переулках. Её холодное сияние окутывало небо, раздвигая тучи, и открывало миллиарды звёзд, переливающихся, как драгоценности на бархатном фоне.
Где-то там, в небесах, ангел-писец, сидящий за столом в своём кабинете, мирно перебирал бумаги, а рядом с ним стояли огромные весы – гигантская весовая чаша вселенной. Древнему устройству не было равных. Одна чаша, перемотанная тяжёлыми цепями из раскалённого железа, символа искушений и падений, была заполнена чёрным дымом и огненными всполохами. Из неё были слышны ужасные крики, перемежаемые гулкими грозовыми раскатами. Другая чаша, напротив, искрилась ослепительным сиянием, была заполнена гимнами небесных хоров, благоуханием цветущих садов и звенящей тишиной наслаждения, как символ чистой души человека, и почти касалась поддона весов, поднимая противоположную чашу вверх.
Ангел был всецело поглощён своим занятием. Он разбирал многоуровневый, запутанный сюжет жизни одной женщины и анализировал её деяния, помыслы и мечты. Он выделил в тексте пальцем строчку: «…а затем она соврала о том, что не знает, где находятся найденные ею вещи, желая оставить их себе», и поднял слова в воздух. Буквы отлепились от листа бумаги и плавной линией зависли в воздухе. Ангел встал и перенёс строчку на чашу огромных весов надписью: «Ад», после чего весы слегка качнулись в воздухе, что слегка изменило положение чаш. Прозвучал сигнал оповещения, похожий на шелест крыльев, – пришло письмо. Прочитав его содержимое, ангел-писец тут же вылетел из кабинета, оставляя лёгкие крохотные частички облаков парить в воздухе. Воздушная лестница, сотканная из облаков и ведущая на второй этаж, в кабинет начальства, выглядела шатко. Ангел-писец взлетел на второй этаж и постучался в кабинет, на белоснежной двери которого золотым курсивом было выведено: «Ангени».
– Верховный ангел, у нас нарушение, – произнёс он с явным волнением в голосе.
На втором этаже не было ни стен, ни перегородок, ни мебели, только ступени, возвышающиеся на пушистой глади и ведущие к мягкому креслу, созданному из облаков самого высшего качества. На нём восседала она, верховная женщина-ангел, вызванная к жизни самой светлой мыслью Создателя. Окружённая бесконечной сияющей высотой небесного свода, где звёзды танцуют под мелодии вселенной, она спокойно смотрела на суетливого подчинённого. Её лицо было благородным и прекрасным, будто живой образ небесного идеала. Изумрудные глаза, проницательные и мудрые, отражали бесконечные тайны миров, заключая в себе глубину вселенной. На губах её играла нежная улыбка, исполненная святого милосердия и понимания. Падая на плечи, вились золотые кудри волос и, подобные солнечному свету, ниспадали вниз, образуя светящийся ореол. Огромные, многоцветные крылья переливались сине-золотым оттенком на фоне тёмного неба, раскидываясь, словно нежные облака при лёгком ветре.
Отпустив ангела-писца дальше выполнять свою сложную работу, она прочла доставленное ей сообщение, а затем призывно махнула рукой и одновременно с этим произнесла: «Ко мне!»
Двери детской неслышно распахнулись. Подушка Арчи и кресло-мешок поползли по направлению к лестнице. Селеста и собака проснулись. Подушка и кресло застряли в дверях детской. Сами же они вылетели из дома и тут же понеслись вверх, в небо. С высоты птичьего полёта открывался завораживающий вид на город, где тесные старинные улочки переплетались с современными магистралями, а по ним сверкали мириады огней. По дорогам ползли машины, как светлячки, оставляющие за собой свет фар. Река, разделяющая город на две части, как живая артерия, отражала серебристый свет луны и наполняла воздух свежестью и тихим шумом. Грани небоскрёбов отражали городское освещение и светились неоновыми вывесками рекламных щитов. У Селесты захватывало дух. Где-то вдалеке мерцали красные огоньки самолёта, пролетавшего над городом, и ей он казался карликом-звездолётом, плывущим среди бурлящей вселенной. Они летели вверх, к облакам, туда, откуда их вызвали. Бигль в руках у хозяйки дрожал от страха. Наконец, они очутились на огромном нежном белом ковре перед высокими стенами замка, сотканного из золотых нитей. Двери распахнулись, и женщина, не по своей воле оставив собаку на первом этаже, пролетела вдоль тонких перегородок кабинетов на второй этаж и предстала перед Ангени.
– Селеста, наше земное дитя, ты явила свою физическую форму кому-то кроме вверенного тебе ребенка, и этим нарушила мой строжайший запрет.
– Да, но это было ради неё. Она обрела подругу, и теперь ей не будет так одиноко в жизни…
– Не тебе решать, кому какие уроки суждено судьбою пройти, – Ангени взмахнула рукой и перед ними в воздухе появился жизненный путь, который вился от рождения до смерти золотой нитью, – путь Майи изменился. Теперь она ещё более долгое время будет страдать от одиночества и находиться в зависимости от чужого мнения, ибо её душа ещё не окрепла.
– Но, разве не все мы зависим от чужого мнения?
– Далеко не все! Все, что ты говоришь этой девочке, все твои деяния и слова, впитываются в эту нить. Не стираются и не забываются. На твоих плечах тяжелая ноша, узор нити Майи зависит и от тебя, пока ты рядом. Селесты созданы нами для того, чтобы оберегать детей, нуждающихся в любви и заботе, помогать им пройти путь. Уразумей, что ещё несколько неправильных шагов, и Отец из своей любви к тебе, как к своему созданию, отправит тебя в младенчество, снова проходить земной путь.
– Хорошо.
– И не забывай, она нужна тебе больше, чем ты ей! Ты же хочешь вернуться?
– Да. Больше всего на свете я хочу к ним вернуться.
– Подойди ко мне, дитя.
Ангени коснулась руки Селесты. На запястье появилось чёрное пятно.
– Как только пятно озарится ангельским светом, ты вернешься к ним. А теперь ступай.
Селеста вышла из двери, состояние её души было удручающим. Гнев, обида и смятение переплелись в сложный клубок, угнездившись в самой глубине её сердца. Она опустилась на облачную перину, прокручивая в голове каждую фразу Ангени, и вдруг услышала смех ангелов. Он доносился откуда-то с первого этажа и разливался в бескрайних просторах вселенной, как звон мелодичных колокольчиков. Селеста спустилась и увидела, как взъерошенный бигль, радостно виляя хвостом, скакал возле ангелов и с благодарностью принимал их ласку. Один из них кормил его с ладоней всяческими собачьими вкусностями, которые мгновенно появлялись снова, после того как пёс их съедал. Остальные гладили Арчи, прижимали его к груди, шептали на уши слова, полные нежности. В какое-то мгновение бигль завалился на спину, сложил лапы и, раскинув длинные уши, благоговейно принимал почёсывания пузика от пернатых небожителей. Расстроенная Селеста подошла к нему, распугав всех ангелов, как голубей на площади, своим грозным видом.
– Ну что, покайфовал? Пошли, дел невпроворот!
– Уже? Я б здесь хоть навсегда остался!
– Ты-то да! А мне эти белые птахи устроили выволочку!
– Так было, за что! Я ж тебя предупреждал!
– Ты вообще на чьей стороне? – спросила Селеста, строго взглянув на Арчи.
– На твоей, конечно… да брось ты… – проговорил он, уходя и оглядываясь на ангелов. – Милые создания…
– Ох, не зли меня. Нам пора.
Они вышли за ворота и подошли к краю облака.
– Нам нужно прыгнуть. Иди на руки.
Ноги Селесты уже начали проваливаться вниз, и она отошла от края, собираясь с духом, чтобы сделать первый шаг. Крепко прижав бигля к себе, она прыгнула, ощутив мощный порыв ветра, и в ту же минуту очутилась в детской Майи. На электронных розовых часах с бегемотиком было три утра. Девочка мирно спала в своей кроватке, закутавшись в тепло кашемирового одеяла. Селеста вернула на место подушку, кресло-мешок, и они легли спать.

5
Собачий стендап
День за днём проходило время. Однажды Селеста с Майей пекли кексы на кухне, случайно припорашивая мукой любопытный холодный нос Арчи, из-за чего он начинал чихать и лаять, как в дверь позвонили. Алина позвала Майю в свой двор строить снежную крепость. Селеста подсказала Майе пригласить Алину на чай с кексами после игры, и девочки вышли, предвкушая веселье.
– Селеста, ответь, почему снеговик развелся со снежной бабой? – вопросил Арчи, когда они остались на кухне одни.
– И почему же?
– Потому что она была слишком холодной. Ха-ха.
Арчик засмеялся, похрюкивая. Он катался по полу и смеялся, искренне не понимая, почему хозяйке не смешно.
На улице у девочек сначала всё шло хорошо, но Алина вдруг решила подшутить над подругой и бросила в неё снежок в тот самый момент, когда ничего не подозревающая Майя повернулась к ней лицом. Удар был хлёстким, мокрым, неприятным, обидным. Майя разозлилась, назвала Алину «дурой» и поплелась домой под выкрики с извинениями.
Не разуваясь, повсюду раскидывая с одежды снег, Майя сердито влетела в свою комнату, где Селеста гладила вещи.
– Майя, ты почему не разделась внизу, снег падает с тебя прямо на ковёр! – возмущённо произнесла женщина.
– Мне все равно, – прокричала она Селесте, снимая посреди комнаты сапоги и бросая в разные углы комнаты.
Арчи почувствовал, как всё внутри Селесты натягивается, словно струна, готовая лопнуть.
– Почему ты решила, что можешь так со мной разговаривать? Что случилось, Майя? Ты же знаешь, сколько усилий я прилагаю, чтобы в доме был порядок! Нет-нет, не подходи к моему спальному месту сырая, пожалуйста!
– К твоему? Тут ничего твоего нет! – выпалила девочка и вышла из комнаты, оставив сырую одежду по центру ковра.
На мгновение всё погрузилось в тишину. Селеста присела, оставив дела, и тихо закрыла глаза. Арчи подошёл к ней, потёрся о ноги и сказал: «Дело вовсе не в ссорах, а в том, что мы говорим друг другу во время них».
Селеста отправилась на поиски Майи. Она лежала на диване в гостиной, свернувшись во влажный комок. Её маленькие плечики подрагивали.
– Майя, милая, у тебя всё хорошо? – произнесла она, пытаясь быть как можно мягче.
– Отстань, я не хочу об этом говорить.
– Откуда у тебя синяк?
– Алина залепила снежком.
– Случайно?
– Ага! Конечно, нет! Специально в меня целилась!
– Хм… Не похоже на неё. А прощения попросила?
– Да, но как можно такое простить, я больше не хочу её видеть.
– Однажды я поссорилась с подругой, и мы потеряли связь навсегда.
– А кто был прав: она или ты?
– Со временем это становится неважно, зато долгие-долгие годы я скучала по ней каждый день, пока моя тоска не утихла.
Майя задумалась. Она долго лежала и незаметно для себя заснула.
Селеста молча сидела рядом, возле дивана и думала о Майе. Детство кажется вечным, пока ты в нём находишься, но, оглядываясь назад, понимаешь, что это лишь мгновение, вспышка света в бесконечном потоке жизни. Время в детстве течёт иначе. Оно не подчиняется часам и календарям, а живёт по своим законам. Лето длится целую вечность, а зима – это сказка, которая, кажется, не закончится никогда. Каждый день – это маленькая жизнь, имеющая начало и конец, наполненная открытиями, запахами, звуками и красками, которые кажутся такими яркими, что невозможно представить, что они когда-нибудь потускнеют. И вот стоишь ты на пороге взрослой жизни, оглядываясь назад, и начинаешь ценить то, что раньше казалось обыденным: звон колокольчика на велосипеде, запах свежескошенной травы, смех друзей во дворе – всё становится драгоценным, как редкая монета, которую бережно хранят. Селеста погладила Майю по спинке и заплакала. Как ей не хотелось причинять этому маленькому комочку боль! Ей начало казаться, что в мире столько женщин, способных дать Майе лучшее детство, чем она, Селеста, детство, в котором она познает лишь счастье. Ведь что она сама знает о счастливом детстве, если его у неё не было?! Может ли она поступать правильно, выходить из ситуаций самым верным путём, воспитать хорошего человека, когда примера брать не с кого?! Селеста ощутила, что живёт и действует по наитию, она вспомнила, как Майе было всё равно, что на улице не больше одиннадцати градусов тепла – она решила надеть шорты, значит, так оно и должно быть, или как в холодную погоду девочка вышла гулять без шапки, а после заявила, что ей было ничуть не холодно, после чего они неделю лечили у неё простуду. Могла ли она вести себя иначе, каждый вечер наблюдая за тем, как Майя притворяется, что занята важным делом или легла на кровать и нечаянно заснула, лишь бы не идти купаться?! Какие слова она должна подобрать, когда девочка закатывает истерику, забившись в угол комнаты, и громко всхлипывает на весь дом? Чем ответить на хамство и как научить человечности и уважению к старшим? Как правильно жить со своими детьми? А с чужими? Селеста пришла к выводу, что разумнее бы было для начала постараться «вылечить» себя, а потом заводить детей, жаль лишь, осознала она себя «больной», только когда появились дети, да и жизнь – не настольная игра, к ней не прилагается инструкция. Селеста вытерла слёзы с лица, взяла девочку на руки, отнесла в спальню, переодела в пижаму и сама легла спать. Сон, однако, не шёл. Селеста поднесла запястье к глазам. На фоне окна, освещённого лунным светом, чёрный круг на руке казался отверстием. Селеста начала придумывать варианты, что нужно сделать, чтобы вернуться, и не заметила, как сон овладел её сознанием и увлёк его за собой.
Утро следующего дня началось со звонка курьера – бабушка прислала Майе подарок, смартфон. Его экран заворожил девочку почти на целый день. После того, как Майе попали в лицо снежком, её почти невозможно было вытащить на улицу погулять.
– Майя, я просто хочу, чтобы ты поняла, – начала Селеста, набирая медленный ритм, будто объясняя простую истину. – Я вовсе не против того, чтобы ты пользовалась телефоном, но он не должен тебе заменять тебе реальную жизнь.
– Селеста, у всех есть телефоны, все в них сидят, – с ноткой раздражения ответила девочка, пытаясь не встречаться взглядом с волшебницей. – Я просто играю, и всё!
– Неужели ты не заметила, как последние дни ты практически не разговариваешь ни с кем из нас? Ты ушла в этот свой виртуальный мир и не замечаешь, как упускаешь то, что рядом.
Майя уставилась на чайную кружку перед собой. Внутри неё боролись чувства. С одной стороны, она прекрасно понимала, о чём говорит Селеста, а с другой, телефон был её убежищем, миром, где она могла быть тем, кем хотела, хоть и аватаром виртуальной игры.
– Понимаешь, время летит, – продолжила волшебница, подходя ближе к столу, – мне очень хочется, чтобы у тебя остались счастливые воспоминания о детстве. Убери телефон, прошу.
– На! – Майя швырнула телефон на пол.
– Ну зачем ты так? Давай попробуем вместе провести вечер?
– Нет, я пойду к папе. За мной не ходи.
Селесте этой ночью не спалось. Казалось, что в комнате душно и нечем дышать. Она спустилась вниз и открыла окно. За пределами дома бушевала вьюга. Звёзды, скрытые пеленой метели, едва проблёскивали сквозь белую завесу, напоминая о том, что даже в самые суровые ночи небо остаётся необъятно великим. Снежные вихри плясали в такт ветру, который обычно резал кожу лица своим обжигающим холодом, а сейчас являлся прелестью, понятной лишь тем, кто стоял у порога бесснежного света. В этом царстве холода и звенящей тишины ощущалось дыхание весны, ещё невидимое, но несомненное. Она готовилась прийти, утвердить свою власть и осветить всё вокруг теплотой обновления.
В марте воспитанники детского сада подготовили утренник для мам и бабушек. Поздравление открылось песней про маму под аккомпанемент детских музыкальных инструментов: треугольников, бубнов и даже маленьких ксилофонов. После песни началась череда стихов. Серьёзно и немного смущённо смотря на своих мам, которые сидели в первых рядах, дети одним за одним рассказывали выученные наизусть рифмованные строчки. Майя почти весь концерт просидела на стульчике. Она старалась фокусировать свой взгляд на букетах, стоящих за кулисами, лишь бы не смотреть в зал, где мамы утирали слёзы умиления и принимали поздравления от своих детей, прижимая их так крепко, так близко к сердцу. Майя с грустью осознала, что для неё такие объятия потеряны навсегда. В самом конце зала, где проходил концерт, появился папа. Майя юркнула к нему и, переодевшись, вышла из сада за руку с папой.
Девочка была сама не своя: вела себя спокойно и за весь вечер не проронила ни слова. Она лежала на своей кроватке, отвернувшись к стене, и даже не встала к ужину.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/uliya-beschetnova/macheha-71767066/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.