Главная страница | Историческое фэнтези | Сердце Дракона

Сердце Дракона
Светлана Серов
Повесть о земных и небесных врагах маленького мальчика, которому суждено противостоять нездешним силам.

Светлана Серов
Сердце Дракона

Глава 1. Пробуждение

Джоди тихо вздохнул во сне и начал просыпаться. Его сознание томительно скользило между туманной линией, отделяющей сон от яви. Он лежал с закрытыми глазами и чувствовал, как сон медленно отпускает его. Ему казалось, что он плывет в тягучем теплом воздухе, не ощущая, где верх, где низ, и вся его сущность растворяется в глубоком пространстве как растворяется кусочек льда в горячей воде. На душе его было спокойно.
Прошло несколько минут, и наконец явь завладела им полностью, вытеснив из мозга сладкую, тягучую дремоту.
Джоди напряг свою память. Он не мог вспомнить, где он находится и кто он такой. Он искал хоть какое-нибудь событие, за которое можно было бы зацепться, но тщетно – память расстилалась перед ним недоступная и непроницаемая, как море.
Это не испугало его.
«Сейчас я открою глаза и все вспомню», – сказал он себе.
Он осторожно открыл глаза.
Перед ним была большая комната, которая плавно покачивалась. За прямоугольным окном виднелось жгуче синее небо. Солоно пахло морем. Морской воздух щекотал и освежал ноздри, и хотелось вдохнуть его побольше, чтобы соленая взвесь вошла в грудь.
Джоди силился вспомнить хоть что-нибудь, но все было тщетно. Он не мог вспомнить ни кто он, ни откуда, ни где он находится. Все, что он помнил – это то, что его зовут Джоди Асадзе, и что 7 мая ему исполнится 8 лет.
Больше ничего. Память оставила его.
«Может быть я все еще сплю», – подумал Джоди и слегка приподнялся на кушетке.
Перед ним была каюта корабля. Она была отделана резными панелями из темно-красного дерева, обтянутыми посередине кусками синей кожи. В окно высокого прямоугольного окна фрегата били жаркие лучи полуденного солнца. Теплый воздух наполнял скрип снастей, и снаружи доносились голоса людей.
Джоди сел на кушетке.
«Кто же я такой?» – подумал он, без страха, скорее с любопытством.

Вдруг дверь распахнулась, и в каюту неторопясь вошел человек. Он был высок и гладко выбрит. Черный камзол подчеркивал его статную фигуру, а расстегнутая верхняя пуговица на вороте камзола придавла всему его виду элегантную небрежность.
– Здравствуй, Джоди, – негромко сказал вошедший господин.
– Здравствуй, – ответил Джоди, – Где я?
– Ты среди друзей, – ответил ему человек в черном камзоле.

Через три месяца, ранним июльским утром от борта фрегата «Орилья» отчалила голубая лодка. На веслах сидел человек в китайском сюртуке, застегнутом на все пуговицы, и китайской шапочке с кисточкой. На корме лодки съежилась фигура маленького мальчика в белой рубашке и темных штанах. Мальчик обернулся и увидел, что «Орилья» поднимает паруса.
Шел июль 1721 года. Голубая лодка, минуя порт, плыла к берегам Санкт-Петербурга.

Глава 2. Сон

Первый помощник статс-секретаря Его Величества, доверенное лицо государя, богатый наследник, любимец женщин, ценитель лошадей и искусств, обладатель богатейшего гардероба и стапятидесяти рублевого парика Ганс Иоганнович Штрухенбах сидел в просторном кабинете собственного дома, расположенного почти в самом центре Санкт-Петербурга. Перед ним лежал лист бумаги. Он сочинял вирши.

Уме недозрелый, плод недолгой науки!
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно и славу достать, хоть творцом не слыти.

Ему определенно нравилось написанное. Он вздохнул, откинул перо и потянулся.
Был жаркий июльский день. Окно было распахнуто, и белые легкие занавески слегка вздувались. Маленькие настольные часы, обрамленные темным деревом, показывали три.
«Однако, пора» – подумал Ганс.
Гансу было тридцать три, но он казался моложе своих лет. Сильный, стройный, он выглядел совсем молодым мужчиной. Его высокий лоб и чуть близко посаженные глаза придавали его лицу значительный вид. Черты лица были тонкие, но резко очерченные. Темные густые волосы были зачесаны назад.
– Черт! – сказал Ганс и прихлопнул комара на шее. Разглядывая красное пятно на своих пальцах, он пробормотал:
– Проклятый сон…
Сказав это, он тут же, правда, перекрестился, вспомнив, что сон был все-таки о святых материях.

…Сегодня ночью ему снилось, что он идет по солнечному лесу. Вокруг порхали бабочки и бегали звери, совершенно его не боясь. Он вышел из леса на поляну и увидел всадника на белом коне. Всадник был в красном плаще поверх серебряных лат и держал в правой руке копье. Когда он приблизился, Ганс понял, что перед ним Святой Георгий Победоносец. Он преклонил колено, но всадник знаком приказал ему подняться.
– Ты найдешь мальчика, – сказал Святой Георгий, приставив копье к шее Ганса, – Лет ему будет от шести до шестнадцати. Узнаешь его по необычайности его, ибо второго такого не найти…

Ганс проснулся и выпил воды. «Приснится же такое», – подумал он.
В течение дня он забыл о сне, но вот проклятый комар опять напомнил…

Гансу надо было идти. Застегнув камзол и повязав шпагу, он одел свой бесценный парик, который был очень примечателен. Парик был мечтой и завистьюлюбого придворного. Он не топорщился как другие парики, крупные кудри его спадали на плечи ровнои аккуратно. Казалось, что это естественные его волосы. Парик по специальному заказу был доставлен с Голландии и обошелся Гансу в сто пятьдесятрублей.

Через несколько часов выйдя со службы, Ганс зашел в гости к молодой вдове дворянина Терехова. Напоив гостя чаем, Любовь Васильевна предложила ему подняться в ее светелку, чтобы посмотреть икону Божией Матери, привезенной ей недавно из Москвы. Ганс с удовольствием исполнил ее просьбу, и для домашних показалось, что он задержался там черезчур долго. Тем не менее, со свидания он вернулся очень довольный. Придя домой, Ганс сел читать. Любимый Мильтон успокаивал его и настраивал на философский лад.
Ганс заснул поздно ночью.
Ему снова снился тот же сон.

…Только на этот раз поляна и лес вокруг были серыми и унылыми. Небо было затянуто темными тучами, и холодный ветер бил в спину.
Всадник на белом коне подъехал к нему с копьем на перевес. Он приставил копье к шее Ганса, так, что ощутимо стало холодное дыхание его, и властно сказал:
– Ты должен найти мальчика, который ни на кого не похож, и представить его государю. Государь должен посадить его по правую руку от себя, ибо мальчик этот царских кровей, и Отец войдет вместе с ним…

Проснувшись, Ганс крепко задумался, но идти к государю с такой безделицей, как сон, даже если это сон о святых материях, он все-таки не решился. Он больше не смог заснуть и весь следующий день ходил нервный и немного угрюмый.
Вечером на ассамблее в доме графа Шувалова он был отрешен и вел себя не совсем учтиво с сидящими рядом дамами. Мучины играли в шахматы, дамы щебетали, а Ганс молча сидел у своей тарелки и пил вино.

На следующую ночь Ганс боялся заснуть, а когда забылся тяжелой дремотой, ему снилось, что стоит он на узкой тропе горного ущелья.

…Всадник на белом коне, появившийся из-за скалы, приставил копье к его шее и сказал:
– Передай государю – кровей он царских и более всего на свете боится диктоптеров.
И всадник так надавил копьем на шею Ганса, что ему стало трудно дышать. Задыхаясь, он проснулся…

Утром Ганс поехал на Санкт-Петербурские королевские верфи в надежде застать там царя. Государь был занят, и Гансу пришлось долго ждать. Наконец, царь освободился, и они прошли в каюту. Это была небольшая прайвит-комната для совещаний и частных встреч.
Ругая себя и боясь гнева государя, Ганс рассказал ему про все свои сны. Государь не прерывал его и во время рассказа молча ходил по каюте широкими шагами. Когда Ганс закончил, царь остановился против него.
– Мне снился тот же сон, – сказал он, наконец.
– Но.., – начал Ганс и умолк.
– Ты найдешь мальчика, – сказал государь и вышел.

Их разговор был услышан. На нижней палубе недостроенного корабля, прямо под полом каюты, притаился забредший туда боярин Гаврила Афанасьевич Рыков.
Он спустился на нижнюю палубу в поисках целкового, непонятно как выкатившегося из кармана. Доверить кому-то поиск рубля он не решился, ибо украдут и скажут, что не нашли. Поэтому он, пыхтя, самолично полез на нижнюю палубу.
Палуба была пуста. Шаря в полутьме, Гаврила Афанасьевич вдруг услышал голоса у себя над головой. Один голос явно пинадлежал государю, второй был неизвестно чей.
Гаврила Афанасьевич вслушивался, но слов было не разобрать. Тогда он, стараясь не шуметь, приставил валяющуюся на палубе лестницу к потолку и, пыхтя, полез наверх.
Если он будет застукан, беды не миновать, он это понимал. Но если что боярин готов был отговориться тем, что, как смотритель фрегата, он самолично проверял крепления на бимсах.
Боярин успел во-время и услышал почти весь разговор.
«Ванечка» – подумал он.

В поисках значения слова «диктоптер» Ганс перерыл все библиотеки своих знакомых. Ничего похожего он не нашел. Не сдаваясь, Ганс вооружился геральдикой. Он выписал всех детей знатного рода и интересующего возраста и стал проверять каждого на наличие царской крови. Таких оказалось очень много. Ганс зашел в тупик.
Под предлогом того, что по указу царя в городе открывается школа для дворянских детей, он стал объезжать боярские и дворянские дома и знакомиться со знатными отпрысками. Ничего особенного он не обнаружил – обыкновенные дети, симпатичные и не очень, смышленые и глуповатые, долговязые, невысокие, испуганные, воспитанные и не совсем.

После двух месяцев поисков, немного отчаившись, он встретил на улице боярина Рыкова.
– Почему не захаживаешь к нам, Ганс Иоганович? – спросил Гаврила Афанасьевич, кланяясь и улыбаясь из-под огромного парика, – С сынком бы моим познакомился, Ванечкой. Очень необычный он у меня. Скоро представлять государю его хочу, да вот как не знаю. Совета твоего испросить желаю…
– Необычный? – не подавая виду, что он заинтересован, спросил Ганс, – А в чем же он необычный?
– Господа нашего любит превыше всех сил. День и ночь молится. Его даже монастырские уважают, сам игумен в гости к нему приходил. А духовник его отец Сергий говорит, что редкое благо это – иметь такую праведную душу, да еще в такие младые лета.
– А сколько ж лет ему,– спросил Ганс.
– Четырнадцатый пошел, – ответил Рыков.
– Ну что ж, – сказл Ганс, стараясь не высказывать интереса, – Жди меня в субботу в гости.

Перед визитом к Рыкову он тщательно проверил Ивана на геральдику. Выходило, что Иван был двоюродным внучатым племянником Наталии Нарышкиной, матери государя. Хоть и с натяжкой, но царского рода.
Через три дня Ганс отправился к боярину.

Семья Рыковых жила в огромной двухэтажной избе, крытой на новый манер черепицей. Дом окружал добротный высокий забор с широкими массивными воротами. Ворота были распахнуты. Двор был большой, просторный и по нему бегали утки и куры под руководством босой девки-птичницы. Челядь сновала по двору, из конюшни доносился стук молотка.
Ганс обнаружил, что его встречают как дорогого гостя. Гаврила Рыков, одетый не по-домашнему, а в камзол, сам выбежал ему на встречу и завел в дом.
В просторной горнице был накрыт стол – видно было, что Ганса ждали. Помимо гуся, фаршированного яблоками и гусиного паштета на столе стояли оливки, сыры, холодец и с горкой большая тарелка румяных пирожков с мясом.
Кроме Гаврилы Афанасьевича Ганса встречали двое его сыновей – старший, двадцатидвух лет от роду, здоровенный Дмитрий, более известный Гансу как Митька Рыков, и бледный, несколько долговязый светловолосый подросток Иван. Оба были в современных камзолах, и худой Иван едва доходил макушкой до подбородка высокого, мощного своего брата.
Церемонно раскланявшись со всеми и познакомившись с Иваном, Ганс сел за стол.
Иван сидел за столом прямо, будто спицу проглотил. Ел он неторопливо и мало, и жевал медленно. Глаза он старался держать опустивши долу, как подобает отроку.

– Говорят, Иван, в богословских науках ты сильно преуспел? – спросил Ганс, – Сие похвально.
– Библию читаю, и от чтения ея свет сердца возгорается, – тихо ответил Иван, все так же держа глаза долу.
– Похвально, – сказал Ганс, – В таких младых летах праведность блюсти – это не каждому под силу…
– Я стараюсь, – сказал Иван и перекрестился.
– Набожный он у нас, – доложил Митька Рыков, жуя пирожок, – А в кого набожный такой – не понять.
– А тебе, братец, тоже молиться бы побольше пристало, – смиренно сказал Иван, – Вон и лампадка у тебя в светелке не горит, я третьего дня заметил…
– Да на что мне лампадка, – отозвался Митька, – Я и без лампадки помолюсь. А ты, тятя, своим диктоптером совсем его с ума сведешь. А он у нас и так чокнутый.
При этих словах Ганс чуть не подавился куском гуся.
– А что такое диктоптер, – спросил он, откашливаясь и стараясь не показать интереса, – Слово-то какое-то необычное…
– Истязание плоти это, – ответил с легким вздохом Иван, – Тятеньке сон приснился. Сам Святой Георгий Победоносец повелел во сне сплести три розги вместе и сделать из оных плеть, и плетью той истязать плоть по первым числам каждого месяца. Мучительно, но для души полезно.
– Истинно, истинно, – подтвердил Гаврила Афанасьевич, – Сам Святой Георгий явился мне во сне с указанием…
– Во-во, – не унимался Митька, – он у нас, Ганс Иоганыч, и так с приветом немножко, а тут тятенька ему диктоптеров придумал…
– Уймись, оглашенный, – строго прикрикнул на сына Гаврила Афанасьевич, – Мы еще все гордиться будем, что родственниками Ванечке доводились.

Следущего дня Штрухенбах доложил государю, что нашел мальчика.
Царь выслушал Ганса молча.
– Значит, юный богомол… – сказал он задумчиво, – Иного я и не ждал. Но делать нечего. Зови его с отцом в пятницу вечером. Скажи – наслышан много, познакомиться желаю. Там посмотрим…

Глава 3. Встреча

Ибрагим Петрович Ганнибал, инженер-поручик бомбардирской роты, любимец государя, арап по происхождению, шел по городской площади нового города Санкт-Петербурга. На нем был голубой с темным рисунком камзол и высокие, выше колен ботфорты на квадратных низких каблуках. Левая рука его небрежно лежала на рукояти зачехленной в кожаные ножны шпаги.
Ибрагим не был великаном. Скорее можно было сказать, что он среднего роста, но он был статный и поджарый. Парика он не носил, темное лицо его обрамляли собственные длинные чуть вьющиеся волосы. Нос его был прямой и немного крупный, но он ни в коем случае не портил его, напротив, вместе со слегка выдающимся вперед подбородком придавал лицу волевой и решительный вид.
Был прохладный сентябрьский день. Солнце светило, но уже не грело так, как раньше. Торговец на углу площади выкрикивал громко:
– Пирожки, пирожки, налетай, разбирай! Полушка штучка, десять кучка!
Вдруг Ибрагим услышал позади себя тонкий детский голос:
– Подайте сирому, убогому, слепенькому…
Он обернулся. Перед ним стоял мальчик лет семи-восьми с протянутой рукой и крепко зажмуренными глазами. Одну ногу мальчик волочил по земле.
– Ты встань прямо, – сказал Ибрагим с улыбкой, – И я подам тебе копеечку.
Голос у него был сильный, глубокий, и в то же время волевой.
Услышав этот чарующий голос, мальчик вздрогнул, но глаз не открыл.
– Ишь ты, какой хитрый, – возразил он звонко, – Если я встану прямо, я перестану быть слепеньким и убогоньким, и ты не дашь мне копеечку!
– Встань прямо и открой глаза, – повторил Ибрагим настойчиво, – Я дам тебе копеечку. Я обещаю.

Мальчик секунду поколебался, но потом выпрямился, подтянул левую ногу, раскрыл глаза и взглянул прямо в лицо Ибрагиму.
«Все, – подумал Ибрагим, – Сейчас он испугается и убежит».
Но мальчик не испугался. Он изумленно и достаточно бесцеремонно рассматривал Ибрагима, пока, наконец, не спохватился и спросил:
– Ты – капитан?
– Я – инженер-поручик. Я строю корабли, а не командую ими.
– Я знал одного капитана, – сказал мальчик, – Это был настоящий капитан, и у него был свой корабль.
Ибрагим тоже разглядывал мальчика.
Мальчик, стоящий перед ним, был хрупкий и не очень высокого роста. Одет он был в тонкого и дорогого хлопка, но уже видавшую виды и немного несвежую рубашку и голубые штаны. На ногах его были кожаные туфли. Бледную кожу мальчика оттеняла шевелюра пышных темных волос, немного длинных и слегка спутанных. Но удивительнее всего были его темно-синие глаза, в которых, казалось, отражалось глубокое небо.
– Как тебя зовут, – спросил Ибрагим.
– Джоди. Джоди Асадзе, – ответил мальчик и слегка поклонился, – А тебя?
– Меня зовут Ибрагим Петрович Ганнибал.

Вообще-то Ибрагим спешил. Ему надо было успеть к своему другу Гансу Штрухенбаху. У Ганса он должен был взять чертежи, которые оставил на проверку, и успеть на встречу к государю. Но казалось, он все забыл.
Они медленно шли с Джоди по городской площади.
– Твоя шпага настоящая? – спросил Джоди.
– Конечно, – ответил Ибрагим, улыбаясь ему с высоты своего роста.
– А ты драться на ней умеешь?
– Джоди, если б я не умел на ней драться, я бы ее с собой не носил, – сказал Ибрагим своим бархатным, низким голосом.
– Ну да, ну да, – сказал мальчик и засмеялся.
Ибрагиму понравился его смех, легкий и беспечный. Он чувствовал симпатию к этому невесть откуда взявшемуся мальчишке со странным именем, идущему справа от него. Ему нравилась его раскованность и открытость, и в то же время какая-то внутренняя грация, забавная и трогательная в таком маленьком теле.
– А зачем тебе копеечка? – вдруг вспомнил Ибрагим
– Я хочу купить пирожок, – ответил мальчик, спохватившись.
Ибрагим терялся в догадках. Мальчик был явно не из крестьян, и совершенно не похож на побирушку. Что заставило просить его милостыню, да еще таким забавным способом?
– Почему ты не попросишь деньги у отца? – осторожно спросил Ибрагим.
– У меня нет отца, – ответил мальчик и вздохнул, – У меня никого нет.
– Где же ты живешь? – удивился Ибрагим.
– У китайца… Китаец давал мне рис, но потом он сказал, что человек может без еды прожить тридцать дней. Но я только два дня смог…
– Постой, постой, – сказал Ибрагим, – Ты хочешь сказать, что ты два дня не ел?
– Ел, – неохотно ответил мальчик, – Траву там… всякое…
Ибрагиму было почти тридцать. Он считал, что многое повидал в жизни. Он путешествовал с царем и своим покровителем государем Петром Алексеевичем в качестве его секретаря и доверенного лица с Великим Посольством. Он участвовал в Войне четвертого альянса на стороне французов и был тяжело ранен. Он не раз подвергал свою жизнь опасности. Трижды он дрался на дуэлях и каждый раз выигрывал. Он был, что называется, примерным офицером. Но услышав откровение Джоди про траву, он немного заволновался.
– Пойдем, – сказал он, – Пойдем покупать тебе пирожок.
Он быстрым шагом направился к торговцу. Мальчик едва успевал за ним. Иногда он останавливался и расставлял руки в стороны.
– Что ты делаешь? – удивился Ибрагим.
– У меня земля из-под ног упрыгивает, – объяснил Джоди, у которого время от времени кружилась от голода голова.

Они подошли к торговцу в длинном крестьянском кафтане, на животе которого, с перекинутой через шею толстой широкой лентой, расположился лоток с румяными пирогами, накрытыми куском чистой рогожи.
– Сколько стоит пирожок – спросил Ибоагим, протягивая копейку.
– Полушка, господин, полушка, – ответил торговец.
– Я два возьму, хорошо? – оживился Джоди.
– Нет, сказал Ибрагим, – Если ты давно не ел, то сразу есть много нельзя.
Джоди с послушным вздохом положил один пирожок на место. Потом, неожиданно повернувшись к торговцу, он надменно бросил ему:
– Сдачи не надо.
Ибрагим поперхнулся. Когда они отошли, он удивленно спросил:
– Почему сдачи не надо?
– Потому что он не давал мне пирожок, когда я у него просил, – ответил Джоди, – Пусть теперь подавится своей копейкой.
«Странная месть», – подумал Ибрагим, только что в мгновение ока потерявший благодаря мальчику три полушки.

Джоди осторожно ел купленный ему пирожок, который оказался с капустой, и исподтишка разглядывал своего нового знакомого. Ему нравилось в нем все. Темная кожа, которую он определил как «очень смуглую», его подтянутая фигура, его уверенность, его ободряющая улыбка, внимательный взгляд темных глаз из-под немного низких и немного густых бровей. И очень нравился его глубокий, сильный, чарующий голос. Джоди чувствовал необъяснимое доверие к этому человеку. Ему хотелось взять Ибрагима за руку, но он резонно решил, что это будет чересчур фамильярно.
Недалеко от них остановилась карета, запряженная парой белых лошадей. Лакей открыл дверцу, откинул ступеньку, и из кареты появилась мужская нога в белом чулке и рука в пышных кружевах. Затем, чуть пыхтя, наружу вылез тучный мужчина в большом светлом парике.
– Ибрагим, душа моя, где ж ты пропадаешь, – закричал он, направляясь к Ибрагиму, – Тебя государь уже два часа ищет!
Он небрежно, по-барски оттолкнул Джоди и приобнял Ибрагима за плечи.
– Постой, постой, Михаил Алексеевич, – ответил Ибрагим недоуменно, – Зачем я понадобился государю, да еще так срочно? Он ждет меня к трем часам на верфях, а сейчас только полдень.
– Не знаю, в чем срочность, Ибрагим, но велено разыскать и доставить тебя немедля. Идем же скорее, – и он, подхватив Ибрагима под локоть, потащил его к карете.
– Подожди, – сказал Ибрагим, вспомнив о Джоди и освобождаясь от объятий. Он оглянулся в поисках мальчика, но Джоди нигде не было. Он словно растворился в толпе.
– Подожди, Михал Алексеевич, – повторил Ибрагим, – Тут мальчик был, маленький такой, лет семи-восьми. Ты не видел его?
– Какой мальчик? Ты с ума сошел? Хочешь гнев государя на свою голову? Идем же скорее, – и он почти силой затащил Ибрагима в карету.

Весь день Ибрагим был немного потерянный. Мальчик не шел у него из головы. Он отдавал приказы, сверял чертежи, разговаривал с государем и подчиненными, но мысли постоянно возвращались к Джоди. Вечером он направил коня не к своему дому, а на городскую площадь, где утром этого дня они встретились с мальчиком.
Вечерело. Какой-то босой мальчишка гонял гусей по лужам. Приманив его, Ибрагим спросил, не слезая с лошади:
– Ты знаешь, где живет китаец?
– Это тот, что колдовством промышляет, – живо отозвался мальчишка, – А как же не знать, знамо дело, знаю, – и он солидно шмыгнул носом.
– Проводишь меня до него? – спросил Ибрагим.
– Э-э-э-э… Мне мамка после вечерней дома быть велела…
Ибрагим кинул ему полушку, которую мальчишка поймал на лету:
– Подождет мамка, – сказал мальчишка, – Я провожу, господин. Езжай за мной, – и он побежал по дороге, сверкая босыми пятками.
Дом китайца стоял на отшибе. Его окружал небольшой пустырь. Сзади дома рос огромный полузасохший дуб, искореженный временем. Под почти голыми, с редкими листьями ветками дуба расположилась жалкая лачуга, наполовину ушедшая в землю, с некрашеными покосившимися окнами без ставен и бычьим пузырем вместо стекол. Остатки забора окружали дом, но забор был такой ветхий и дряхлый, что поскрипывал от порывов ветра, грозясь рухнуть.
Ибрагим постучался в дощатую, грубо сколоченную дверь и увидел, что она открыта. Он вошел.
Весь дом состоял из одной большой комнаты с одним маленьким скособоченным окном. У стены стоял топчан, накрытый цветастыми тряпками, а напротив, у другой стены, прямо под окном – грубый деревянный некрашеный стол. Больше в комнате ничего не было. Пол был земляной.
Китаец сидел посреди комнаты на небольшом коврике, больше напоминающем тряпку. В руках у него были четки. Он молился.
– Здравствуй, – сказал Ибрагим.
– Здравствуй, господина, – ответил китаец почтительно. Он прервал молитву, отложил четки, но не встал.
– Извини за вторжение, но я пришел спросить, у тебя ли живет мальчик? Невысокий такой, темненький, лет восьми?
– Мальчик нету. Китаец прогнал мальчик. Мальчик слишком много кушать…
– Кто такой этот мальчик? Откуда он? – спросил Ибрагим, надеясь хоть что-нибудь узнать про Джоди.
– Мальчик пришел, мальчик ушел. Китаец не знает.
Ибрагим на минуту задумался.
– Послушай, – сказал он, – Зачем тебе этот мальчик? Отдай его мне. Я смогу позаботиться о нем.
– Рубль, – сказал китаец
– Какой рубль? – удивился Ибрагим.
– Господина даст рубль – господина получит мальчик, – невозмутимо ответил китаец.
– Тебе мальчик этот совсем не нужен, – возмутился Ибрагим.
– Мальчик нужен, мальчик не нужен. Есть рубль – есть мальчик, нет рубль – нет мальчик.
– Да ты же этого мальчика даже не кормишь! – еще больше возмутился Ибрагим.
– Китаец сказал – господина сделал. Господина хочет мальчик – господина даст рубль.

После нескольких минут препирательств и увидев неумолимость китайца, Ибрагим сдался.
– Ну хорошо, – сказал он, – Я дам тебе рубль, но только после того, как ты отдашь мне мальчика.
– Господина слово держит, китаец верит. Мальчик придет, китаец его господина пошлет, – и китаец двумя маленькими сложенными ладошками показал, как он пошлет мальчика Ибрагиму.
– Вот что, китаец, я хочу сейчас видеть мальчика, – Ибрагим начал терять терпение.
– Завтра, завтра, – замахал руками китаец, – Сегодня мальчик нету. Завтра господина получит мальчик. Если даст рубль.
– Будет мальчик – будет рубль, – сказал Ибрагим и вышел, придерживая шпагу.

Глава 4. На верфях

Следующий день был солнечный и сильно ветреный. Джоди немного мерз в тонкой белой рубашке. Сегодня китаец почему-то выдал ему новую одежду и даже покормил рисом. Рис был на воде и без соли, и Джоди ел его, давясь и морщась.
– На верфи, – сказал китаец, когда Джоди доел последнюю ложку, – Мальчик идти на верфи.
– Я не хочу на верфи, – сказал Джоди, – Я тут останусь.
За два месяца китаец до черта надоел ему своим ломанным языком, но у Джоди все еще теплилась надежда – вдруг Ибрагим разыщет его и заберет отсюда.
– Мальчик идти на верфи, – повторил китаец, – Мальчик ждут.
– Кто меня ждет? – спросил Джоди и вздохнул. Он не сильно рассчитывал услышать ответ. Он привык, что от китайца никогда и ничего невозможно добиться – он либо бубнил свои молитвы, либо пел какие-то китайские песни или псалмы, и никогда не отвечал на вопросы.
– Мальчик идти на верфи, – еще раз повторил китаец. На этот раз голос его прозвучал почти властно.

Часам к десяти Джоди добрался до Адмиралтейской верфи, работающей под личным командованием Его величества государя Петра Алексеевича. Идя по пыльной дороге, он еще издали услышал шум стройки, стук молотков и неразборчивый гул голосов, перемежавшихся криками.
Дорога, по которой шел Джоди, была оживленной. В ту и в другую сторону проезжали всадники, катились крестьянские повозки, шли люди. За поворотом дороги Джоди увидел верфи.
Три огромных фрегата стояли наполовину в воде у устья реки. Каждый корабль был одет в сложные деревянные сооружения, казавшиеся издали ажурными. Но, подойдя ближе, Джоди увидел, что это были мощные брусья, держащие платформы разного уровня, соединенные между собой стропилами или просто широкими досками, гнущимися, когда по ним шел человек или катили тачку.
Опасаясь быть замеченным, Джоди заприметил укрытие. Сбоку крайнего фрегата были навалены доски, бревна и несколько полуразваленных бочек, образующие уютное укромное место.
Джоди пробрался в укрытие, легко перепрыгнул через бочонок, заграждающий ему путь и тут, к своему удивлению, обнаружил, что он здесь не один. Небольшой молодой мужичок со светлыми волосами и жиденькими длинными висячими усами и бородкой сидел за бревнами на корточках, глупо и радостно улыбаясь.
– Ты что здесь делаешь, – спросил Джоди.
– От работы хоронюсь, – сказал мужичок и заулыбался еще радостнее.
Из укрытия хорошо была видна палуба самого большого среднего корабля. Это был трехмачтовый фрегат, и Джоди насчитал тридцать окон для пушек на его борту. На палубе что-то происходило.
Очень высокий, на голову выше других человек носился на тонких ногах по палубе с палкой в руках и орал на толпящихся рядом с ним мужиков и офицеров.
– Бездельники! Дармоеды! – доносилось до Джоди. Он еще что-то кричал, показывая наверх палкой, но слов было не разобрать.
– Кто это? – спросил Джоди.
– Царь, – радостно улыбаясь ответил его новый приятель, теребя длинный ус, – Вишь, канат за брам-рею зацепился, никак снять не могут.
Царь был одет в белую просторную тонкого хлопка рубашку и темные штаны с широким тканевым поясом. На длинных ногах были тяжелые ботфорты, и вся фигура царя немного напоминала журавля.
– Не снимут. Лезть надо, – сказал мужичонка.
– Лезть надо, – кричал царь, – Ну, бездельники, покажите, кто из вас на что-то способен
Все понуро молчали.
– Боязно, государь, – сказал один из мужиков, – Такелажа совсем нет, один канат да три щепочки. Не залезть по ним…
Джоди тем временем пробрался на палубу.
– Можно я? – сказал он, выступая вперед, – Можно я сниму эту веревку?

Подходя к верфям, Ибрагим услышал шум и возбужденные крики. Недоумевая, что случилось, он взбежал по стропилам на палубу и тут увидел, в чем дело.
Вокруг грот-мачты столпились мужики и офицеры, разъяренный царь бегал среди них и орал:
– Мне еще только мертвого мальчишки на палубе не хватало! Кто пустил его туда?!
– Ты ж и пустил, – тихо, чтоб не быть услышанным, проворчал один из мужиков рядом с Ибрагимом.
На грот мачте, на самой верхней ее рее, Ибрагим увидел маленькую фигурку. Он тут же понял, что это Джоди и от страха на секунду зажмурил глаза: если мальчик упадет, шансов выжить у него не будет.
Но Джоди держался уверенно. Белая рубашка его вздымалась от ветра у него за спиной, и он сидел, обхватив рею ногами и одной рукой держась за мачту, почти у самой брам-стеньги.

– Вправо, вправо тяни, – орал государь, показывая палкой, куда нужно тянуть канат, – Развязывай узел, развязывай узел, кидай канат вниз.
Балансируя на рее, Джоди развязал узел и бросил канат вниз. На палубе раздались победные крики.
Теперь Джоди предстояло самое трудно – спуститься.
Канат, который он сбросил, был единственной дорогой вниз. Теперь под ним возвышалась лишь мачта, гладкая, без веревок и лестниц.
Сидя на верхней рее, он посмотрел на палубу. Сверху все казалось игрушечным. От возбуждения и страха у Джоди колотилось сердце. «Если я упаду, – подумал он, – меня уже не соберут…».
Перебирая руками, он дотянулся до мачты, обхватил ее и встал, опираясь ногами о верхнююрею. Сердце его продолжало биться, а в ушах появился звон.
И тут Джоди вспомнил сон, который он видел у китайца.

…Была июльская ночь, и Джоди крепко спал. Вдруг кто-то положил ему руку на плечо.
– Вставай, Джоди, – услышал он голос. Он открыл глаза и увидел перед собой китайца.
– Пойдем, – сказал китаец ему.
Джоди быстро оделся и, недоумевая, вышел за китайцем на улицу.
Ночь была звездной и теплой. Ото всюду пели цикады, а Млечный Путь светился на черном небе громадной белой ладьей.
Во дворе стоял огромный крючковатый дуб. Дуб был почти засохший, лишь кое-где на кончиках его голых веток виднелись листья. Китаец жестом приказал Джоди лезть на дерево.
Во сне тело Джоди было легким и почти невесомым. Он прыгал с ветки на ветку, висел вниз головой и скользил по ветвям как рысь. Он чувствовал, что в теле его таятся совершенно неизведанные для него возможности, и от этого захватывало дух.
– Слушайся тела, – слышал он голос китайца, – Тело мудрее тебя. Доверяй ему…
И Джоди полностью доверял своему телу и совершал чудеса ловкости и гибкости.
Утром Джоди проснулся. Слабый свет сочился из затянутого бычьим пузырем окна. Китаец как всегда сидел на земляном полу и перебирал четки.
– Ты учил меня лазить по дереву? Сегодня ночью? – спросил Джоди.
– Мальчик глупость говорить, – ответил китаец, не поворачиваясь к нему.
– Ты учил меня лазить по дереву сегодня ночью. И ты говорил нормально, как все люди, – упрямо повторил Джоди.
– Мальчик глупость болтать. Китайца ночью спать, – ответил китаец, и больше Джоди от него ничего не добился…

Сердце Джоди стало биться ровнее. Он сглотнул, мысленно собрался и прошептал: «Ок, слушайся тела», – и вдруг, оттолкнувшись ногами от реи, он спустился на руках по мачте и схватился за то место на рее, где только что были его ноги. От тяжести своего тела он едва не выпустил рею, но через мгновение, обхватив мачту руками и ногами, он соскользнул вниз на один пролет и уперся ногами в следующую рею.
Его движению мешали стяжки, крепившие части мачты друг к другу, но он использовал их, чтобы замедлить скорость, упираясь в них ногами.
Ему хотелось спуститься красиво. Он чуть напрягся, стараясь понять, что он сделает в следующую секунду.
Он стоял на второй сверху рее, и тут он стал медленно скользить руками вниз по мачте, одновременно скользя ногами вдоль по рее, пока не сел на ней на шпагат. Теперь он схватился руками за то место, где рея соединялась с мачтой, за самое ее основание. В таком положении он задержался на несколько секунд, затем вновь оттолкнулся ногами от реи и повис на руках в воздухе. Извиваясь, он обхватил мачту ногами и стремительно сполз еще на один пролет.
Наблюдавшие его с палубы люди крестились.
– Ну чисто белка, – сказал кто-то восхищенно.

Через несколько минут Джоди был внизу и упал в объятия царя.
– ТЫ! – закричал государь и, обнимая мальчика, начал трясти его так крепко, что Ибрагим забеспокоился, выживет ли в его объятиях мальчик, только что выживший на высоте.
– Ты кто такой?!!! – потребовал ответа царь, ставя Джоди на бочонок, стоявший посреди палубы.
– Я… я Джоди. Джоди Асадзе.
– Это что ж за имя такое? – спросил царь, хохотнув, – Откуда ты свалился?
– Я не знаю, – ответил серьезно Джоди, – У меня память пропала.
– Совсем пропала? – спросил царь, удивленно.
– Совсем, – ответил Джоди.

Джоди никогда не общался сцарями. Может, до того, как он потерял память, он встречался с царями или королями, или даже принцами, но поскольку он этого не помнил, он резонно полагал, что коронованную особу он видит впервые. Он с интересом разглядывал своего собеседника.
Стоя на бочонке, Джоди был примерно одного роста с государем. Он открыто и немного откровенно разглядывал круглое лицо царя с маленьким мягким подбородком, его густые вьющиеся волосы, закинутые назад и топырящиеся полоски недлинных усов над полной красной верхней губой. Ему понравились его глаза – живые, немного мальчишеские.
– Как ты сюда попал? – продолжал допытываться государь.
– Я приплыл на корабле, – ответил Джоди, – Два месяца назад.
– Грамотный? – поинтересовался государь.
– Чего? – не понял Джоди.
– Ну читать-писать умеешь?
Джоди никогда не пробовал читать по-русски, поэтому он решил не обманывать и честно ответил:
– Неа.
– И родителей у тебя, значит, нету? – допытывался государь.
– Нету, – согласился Джоди.

– Ну ладно, – сказал государь, отрывая от него взгляд – После переговорим. А пока надо определить тебя куда-нибудь.
Он оглядел народ, собравшийся вокруг них. В толпе были большей частью рабочие в простых рубахах и таких же белых некрашеных штанах, но были и офицеры в напудренных париках и без них.
– Кто хочет взять этого сорванца к себе? – громко спросил царь.
Наступило молчание.
– Я, государь, – вдруг послышался голос из толпы, и вперед вышел крупный мужчина в крестьянской робе, подвязанной веревкой и с небольшой, с проседью бородой, – Я возьму его к себе. Меня Бог детьми обидел, будет мне помощник.
– Добро, Тимофей, – сказал царь и продолжал смотреть на присутствующих.
Стоя на бочке и глядя на все сверху вниз, Джоди с интересом наблюдал за происходящим.
Вдруг взгляд его остановился на одном человеке. Это был знатный господин, очень невысокий и при этом несколькомассивный в теле. Огромный напудренный парик, сидевший чуть криво, придавал комичность его фигуре, которое усиливалось при виде тонких ножек в кюлотах и белых чулках.
Джоди насторожился. Что-то ужасно непрятное шевельнулось в его душе при виде этой немного несуразной фигуры. Тупое чувство неясной опасности вдруг подкатило к сердцу и сдавило его, и от этого Джоди стало немного не по себе. Не в силах понять своих смутных ощущений, он не мигая пристально смотрел на маленького человека в большом парике.
– Дозволь мне взять мальчика, государь, – сказал маленький господин, напугавший Джоди, выходя вперед и кланяясь на тонких ножках, – У меня сынок, Ванечка, ты его знаешь, набожный сыночек. Товарищами будут. К тому ж у меня стол всегда сытный, пряники да пироги не переводятся – авось не обидим.
– Добро, Гаврила Афанасьевич, – ответил Государь, – Тебе, пожалуй, я отдам мальчика.

И тут Джоди услышал глубокий, властный голос Ибрагима:
– Дозволь мне взять мальчика, государь. Пряников с пирогами я обещать не могу, но о пище духовной для него я позабочусь…
– Эка сколько на тебя желающих, – сказал государь с довольным смешком, – Ну что же, сам решай, к кому пойти. Вот боярин – Гаврила Афанасьевич Рыков. Богат, знатен, дом большой имеет. Будешь жить у него как у Христа за пазухой, пирогами завтракать да пряниками закусывать. А вот – Ибрагим Ганнибал. Не смотри, что он лицом страшен, но он благороден и отважен. Книги любит и мне верно служит. Тебе выбирать, к кому пойдешь…
Джоди так и не понял причины легкой паники, охватившей его при виде маленького боярина. Как зачарованный он смотрел на Рыкова. Он легко спрыгнул с бочонкаи медленно сделал шаг по направлению к нему, так и не отрывая взгляда от его лица. Толпа расступилась перед ним. Джоди сделал еще два неуверенных шага и замер.
– Пища духовная – это хорошо, Ибрагим, – сказал над ухом Ганнибала Ганс Штрухенбах, – Но пироги остаются пирогами.
– Да, – сказал Ибрагим и вздохнул. Он начал проклинать себя за то, что медлил с предложением, хотя понимал, что ничего сделать он все равно не смог бы. Он с отчаянием смотрел на мальчика, ускользающего от него между пальцев.

А Джоди тем временем сделал еще один шаг по направлению к боярину. И тут Рыков совершил ошибку. Радушно улыбаясь, он присел и протянул к мальчику руки, словно пытаясь схватить его. При виде этих худых, длинных веснушчатых рук, тянущихся к нему, Джоди пришел почти в ужас. Он вздрогнул и отшатнулся назад.
Почти тут же Джоди резко развернулся и, расталкивая толпу, со всех ног кинулся к Ганнибалу. Схватив его за руку обеими своими руками, он сказал, глядя на него снизу вверх:
– Я к тебе пойду, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Ибрагим и положил руку на плечо мальчика.
– Я к нему пойду, – громко сказал Джоди, поворачиваясь к государю и обращаясь к нему.
– Добро, – сказал царь, помедлив, – Так тому и быть. Ты, Ибрагим, бери мальчика. Береги его – за него спрошу. Строго спрошу. Люби его как родного, за успехи хвали, за шалости наказывай. Будь ему заместо отца. На том и порешим.
Сказав эту слегка назидательную речь, царь хлопнул в ладоши и отдал приказ всем возобновить работу.

После этого Джоди обмолвился с Ибрагимом всего парой слов.
– Что же ты полез на такую страсть? – спросил Ибрагим, – А что, если бы ты упал?
– Да, мог бы, – согласился Джоди, – Да я сам не знаю.
– Ты ел? – спросил Ибрагим озабоченно.
– Да, китаец покормил меня утром, – уверил его Джоди.
Ибрагима тем временем ждали. Сразу три человека переминались около них, ожидая, пока Ганнибал закончит разговор.
– Иди, – сказал Ибрагим Джоди, – погуляй здесь, пока я с делами управлюсь. Скоро будем обедать.
Полтора часа до обеда Джоди провел великолепно. Он, уже не таясь, облазил всю палубу и успел подружиться с тремя рабочими и молодым офицером, а один из работников по имени Кузьма даже дал ему позабивать гвозди.
Познакомился он и с Гансом Штрухенбахом.
– Что ж ты от пирогов-то отказался, Джоди? – спросил его Ганс с улыбкой, – Пироги, они завсегда вещь полезная.
– Ах, Ганс, – ответил Джоди со вздохом, – Пироги – вещь ненадежная…
Ганс рассмеялся.

В час ударили две склянки, и все, побросав работу, потянулись на обед.
Ибрагим поманил Джоди и завел его, держа за плечи, в кают-компанию.
Кают-компания, как и весь фрегат, была недостроенной, и в ней сильно пахло свежеструганным деревом и клеем. Посредине каюты стоял огромный квадратный стол, некрашеный, но аккуратный и добротный. Стол был такой большой, что с каждого боку его свободно могло разместиться по четыре человека. На столе, на простых глиняных белых тарелках, лежали куски курицы, яйца, зеленый лук, огурцы и соль, и стояли два глиняных кувшина с молоком. Белый хлеб был накромсан широкими ломтями.
Джоди усадили за стол напротив государя. Ибрагим сидел рядом с царем и получалось, что он был также напротив Джоди. Всего за столом разместилось человек пятнадцать. Кроме офицеров был один толстый англичанин, сидящий с важным лицом как надувшийся индюк и подпирая широкой грудью второй подбородок, а также Ганс Штрухенбах и боярин Гаврила Афанасьевич Рыков.

Джоди совсем не хотел есть. Утренний рис до сих пор комом стоял у него в горле. Но из вежливости он взял одно яйцо.
– Ну что ж, Джоди, – сказал государь, разрывая курицу руками, – Рассказывай.
– Что рассказывать, – пожал он плечами. Ему совсем не хотелось ничего рассказывать в компании незнакомых людей.
– Как назывался корабль, на котором ты приплыл?
– «Орилья», – ответил Джоди.
– Шурманов, – обратился государь к одному из офицеров, – был такой корабль в порту?
Офицер отложил курицу и сказал:
– Я докладывал, государь. Странный корабль. Ночью он подошел к берегу без сигнальных огней, но в порт не зашел. Дозорные еле заметили его. Мы послали две лодки и разглядели название – «Орилья», под английским флагом. Онапростояла час и снялась с якоря. Почему она тут появилась непонятно, государь.
– Ты что ли сбежал с корабля? – спросил государь.
– Нет, – ответил Джоди, глядя в свою тарелку, – меня китаец увез.
– Что ж они, продали тебя китайцу, а?
Небольшие губы Джоди сложились в скорбную усмешку.
– Продали, – с горечью ответил он.
Воцарилось неловкое молчание.

– Видел я того китайца, – с сомнением сказал Ибрагим, – Не верится, чтобы он купил мальчика. Он беден как церковная мышь и, сдается мне, никто ему не нужен.
Государь вновь стал дознаваться.
– Что ты делал на корабле? – спросил он.
Джоди недоуменно молчал.
– Ты прислуживал? – спросил царь, жуя курицу.
Джоди опять вопросительно взглянул на него.
– Ну, на стол подавал? – объяснил государь.
– Да, подавал, – сказал наконец Джоди.
Он не был особо разговорчивым. Он совсем не хотел вспоминать про корабль.
– А честно скажи мне, били тебя? – вновь спросил государь.
– Били, – неохотно признался Джоди, – меня Джерри.... То есть мистер Хоуп бил. Сильно. Я однажды аж сознание потерял…
Вновь наступила пауза. Ибрагим переглянулся с Гансом.
– А матросы? Матросы обижали тебя? – продолжал допрашивать государь.
– Нет, – ответил Джоди, – только Джон. Он хотел меня убить.
– Вот что, Джоди, – сказал государь, – Сходи-ка ты на палубу, разыщи Кузьму Платова и попроси у него табаку. Скажи – государь требует.
Джоди с готовностью и облегчением слез с большого для него табурета и вышел на палубу. Он разыскал Платова, взял у него пряно пахнущий мешочек с табаком и сел на доски, нагроможденные вдоль борта. Он не хотел возвращаться. В горле у него стоял ком, а в ушах звенело. Память упрямо возвращалась в последний его день на корабле.

… В ту последнюю ночь на корабле он ночевал с матросами. Капитан никогда не разрешал ему даже заходить в кубрик без сопровождения. И вот уже два дня капитан, смотрел мимо него и отворачивал взгляд, если Джоди хотел что-то спросить. То же делали Стонвилл и Хаггинс, а Джерри вообще нигде не было видно. В конце второго дня, с вызовом, Джоди ушел ночевать к матросам. Его никто не остановил.
Джоди не спал. Он обещал себе, что никогда больше не придет в каюту капитана. Отныне он будет жить и есть с матросами. «И не буду ничего доедать», – мстительно думал он, – «А лучше вообще не буду кушать и умру. И буду пить ром». Придумывая страшную месть для капитана, к двум часам он уснул тяжелым сном.
В четыре его разбудили.
– Капитан требует тебя, – сказал, тряся его за плечо, матрос.
Джоди встал с грязного гамака. Шея его затекла и ныла.
Идя по темной палубе, он думал, что не станет разговаривать с капитаном. Даже если капитан извинится. Ну, если извинится, то, конечно, будет. Но не сразу.
В большой кают-компании капитан был не один. На скамеечке сбоку сидел низенький, плотный человек в темном китайском сюртуке. Длинные усы и тонкая бородка его были седыми, а на макушке у китайца была круглая, под цвет сюртука, шапочка с кисточкой посередине.
Капитан сидел за письменным столом и что-то быстро писал. Не поднимая головы он жестом пригласил Джоди сесть. Но Джоди не стал садиться и остался стоять.
– Вот что, Джоди, – сказал капитан, складывая лист, – сейчас ты пойдешь с этим господином. Он отвезет тебя на берег. Твои вещи уже в лодке.
Джоди сглотнул ком в горле. Капитан, не глядя на него, подошел к китайцу и отдал ему письмо.
– Прощай, Джоди, – сказал капитан и отошел, отвернувшись к окну. Больше Джоди его не видел…

Как только дверь за Джоди закрылась, в кают-компании заговорили все разом:
– Врет мальчонка. Наверняка сбежал он с корабля…
– Еще б не сбежать, если так бьют. Вон, говорит – аж сознание терял… Убить хотели…
– Мой совет, откажись от него, Ибрагим. Кроме неприятностей ничего от него не будет…
– Да, мальчонка со странностями. Видать, ему от побоев мозги поотшибало…
– Слыхал я про этого капитана с «Орильи», – сказал один из офицеров задумчиво, – Говорят, поесть любит вкусно… Гурман называется…

Вошедший Джоди услышал последнее замечание.
– Да нет, он не гурман, он нормальный, – сказал Джоди. Он подал мешочек с табаком государю и возвратился на свое место. Забравшись на табурет, он продолжил:
– Просто капитан любит, когда вкусно приготовлено. Он однажды сманил повара от одного графа, и все чуть не объелись. А когда они узнали, сколько повар им стоить будет, они хором сказали, что капитан с ума сошел. А Стонвилл сказал, что за эти деньги он лучше церковь построит и замаливать грехи будет. А капитан разозлился и сказал: «Раз так, ешьте со старым коком» и месяц платил за повара один, и ел все один… и они сдались…
– Это где ж ты такую историю слышал? – удивленно спросил государь, – Это когда ты на стол подавал?
– Да, – Джоди замялся, – Только я недолго подавал. Я… я один раз сильно не туда подал.
– И куда ж ты подал?
– Там супница была, тяжелая, и я.... я…
– Ты ее уронил, – констатировал царь.
Джоди отрицательно покачал головой и сказал с тяжелым вздохом:
– Нет, хуже. Я ее прямо на колени Хаггинсу подал…

Раздался хохот. Залился, запрокинув голову, царь, расхохотался Ибрагим, смеялся Ганс с офицерами и скалил зубы ничего не понявший англичанин.
– Ну что вы смеетесь, – обиделся Джоди, – Она ж горячая была, почти кипяток.
– И что Хаггинс, сильно ругался? – подмигнул государь, отсмеявшись.
– Да-а-а… Хаггинс взвыл как ошпаренный.
– А тебя за это наказали? – спросил Ибрагим, не зная, сочувствовать или смеяться дальше.
– О, да! – живо ответил Джоди, – Сильно наказали. Капитану даже было меня жалко.
– Ну-ка расскажи, – потребовал государь.
Джоди вздохнул и начал свой рассказ:

… Капитан и его офицеры – Джерри Хоуп, Ричард Стонвилл и Хаггинс без имени – любили ужинать одни, без прислуги из матросов. Никто из них не терпел чужих за столом. Им выкатывали столик на колесиках, на котором были различные к ужину блюда и, конечно, вино. Капитан предпочитал красное.
Джоди сидел за столом между Хаггинсом и Джерри, напротив капитана. Вина, конечно, ему не давали, но зато было вдоволь разных напитков.
Ему нравились эти ежедневные вечерние бдения, он любил разговоры, шутки и то, что его принимали как равного. Он чувствовал, что капитан не обманул его – он был среди друзей. Но на вопросы о его прошлом никто ему толком ничего не говорил.
Впрочем, Джоди особо не озадачивался утратой памяти. Ему было хорошо среди этих людей, смелых и веселых.
Джерри Хоуп, молодой светловолосый парень с открытым лицом и белоснежной улыбкой, всегда готовый смеяться первым, любил шутить больше всех, и Джоди он очень нравился. Невысокий Хаггинс нравился тоже, нравился и здоровый как гора Ричард Стонвилл, спокойный и рассудительный. Они все ему очень нравились, но к капитану Эдварду Тейлору у него было особое чувство.
Капитан не часто с ним разговаривал, а сам Джоди робел говорить с ним первым. Но если капитан разговаривал с Джоди, он смотрел на него внимательно и серьезно, и Джоди всегда немного терялся и смущался от этого. Он разговаривал с ним так, как будто Джоди знал что-то особенное, чего не знал капитан. И Джоди всегда немного боялся, что капитан поймет, что он, Джоди, ничего такого особенного не знает, и перестанет с ним общаться…

– Так как тебя наказали? – спросил государь.
– Они посадили меня в другое место, подальше от столика, и я больше не подавал. Джерри… То есть мистер Хоуп после этого подавал…

… После несчастья с Хаггинсом дислокация за столом была изменена. Теперь Джоди сидел между капитаном и Стонвиллом, подальше от раздаточного столика.
На следующий день, когда страсти с обожженной ногой Хаггинса немного улеглись, они ужинали как обычно.
– Хаггинс, ты прости меня, – сказал Джоди в сотый раз, прижимая руку к груди.
– Если ты еще раз попросишь у меня прощения, я клянусь, что я такую же супницу тебе на голову одену! – взревел Хаггинс.
– Зря ты, Хаггинс, – сказал Стонвилл, похохатывая и разрезая ножом кусок мяса, – Тебе все-таки всего одну ногу ошпарили, а у тебя еще вторая есть.
– Я бы на твоем месте вел бы себя скромнее, Рич, – заметил Джерри, – Мало ли что теперь НА ТЕБЯ может свалиться… – и он сделал страшные глаза в сторону сидящего рядом со Стонвиллом Джоди.
– Хватит вам, – сказал капитан, – Джоди и так наказан. На него жалко смотреть.
– Пожалей свою бабушку, капитан, – взвыл Хаггинс, – это была все-таки моя нога!

– Так как тебя наказали? – спросил государь
– Ну, не знаю… они смеялись, – неуверенно сказал Джоди.
– Да ты толком рассказывай, – немного рассердился государь.
– Ну я и рассказываю, – ответил Джоди и принялся рассказывать. Воспоминания захватили его, он оживился. Когда он дошел до места, когда Хаггинс взвыл: «Пожалей свою бабушку, капитан!», он звонко засмеялся. Рассказ увлек его, и даже щеки его порозовели.
– А Джерри со Стонвиллом стали смеяться еще больше, – продолжал он, – А Хаггинс говорит: «Иди к черту, Джерри!» А Джерри ему: «Да я ничего. Только матросы интересуются, чего это Хаггинс на палубу второй день не выходит, а из каюты его дикие крики раздаются».
– А что, он и на палубу не выходил, – спросил Ибрагим осторожно.
– Ну как ты думаешь. Я его сильно обжег. Он с палочкой даже ходил и выходить на палубу стеснялся. А Стонвилл ему говорит: «Ничего-ничего, не смущайся. После Джона они все поймут».
– Джона что, ты тоже ошпарил? – хохотнув, поинтересовался государь.

– Мы Джона разыграли, – оживился Джоди еще больше, – Как-то ночью, когда все легли спать мы с Джерри встали, взяли большую-пребольшую простынь и нарисовали на ней томатной пастой глаза и рот. Я залез на плечи Джерри и надел простынь на голову. И еще я взял ведро и швабру.
И вот темной-темной ночью мы с Джерри тихо-тихо выбрались на палубу и тихо-тихо подкрались сзади к Джону. И тут Джерри сказал: «У-у-у!!!», а я ударил шваброй по ведру.
Царь хохотнул.
– И что Джон, испугался? – спросил он.
– О-о-о, он сильно испугался, – мечтательно ответил Джоди, – Он так кричал…
Офицеры снова расхохотались. «Бедный Джон!» – воскликнул кто-то. Ибрагим глядел на Джоди с улыбкой.
– А дальше? – потребовал государь.
– Дальше? Ну Джон не только кричал. Он дал сигнал общекорабельной тревоги «На нас напали»…
– Ну? – допрашивал государь.
– Ну и все выскочили, кто в чем и с ружьями…
– А дальше?
– Дальше? Дальше они увидели Джона, меня верхом на Джерри в простыне с ведром в руках, и с ними было примерно то же, что с вами....
Общество за столом покатывалось со смеху.
– Только Стонвилл был недоволен, – невозмутимо продолжал Джоди, – Он сказал, что нам повезло, что это Джон на вахте стоял. А другой огрел бы абордажной крюкой, и все…
– Подожди, подожди, – сказал государь, отсмеявшись, – Ты ж говорил, что Джерри тебя бил?
– Бил, – просто согласился Джоди, – У меня не было перед ним шансов. Он меня боксу учил. Он – чемпион колледжа по боксу…

Царь и Ибрагим, сидящий рядом с ним, да и все остальные терялись в догадках: если Джоди был ровней капитану и его офицерам, то как случилось, что его высадили на берег? Похоже, мальчик имел буйную фантазию и врал, а на самом деле все-таки просто сбежал с корабля. С другой стороны, если «Grafton» был английским кораблем, то как получилось, что мальчик великолепно владеет русским? – может, он и вовсе не имел никакого отношения к таинственному фрегату. Все это предстояло выяснить.

… Однажды капитан дал Джоди книгу. Она называлась «Маленький принц». Книга была тонкая, и на обложке ее был нарисован мальчик с длинным шарфом, стоящий на крохотной планете. Джоди прочитал ее, но не все понял. Может быть потому, что некоторые страницы книги были аккуратно вырезаны ножницами.
– А как этот человек попал в пустыню? – спросил он капитана. Они сидели в его каюте – капитан в кресле с книгой в руках, а Джоди на полу, складывая пазлы.
– Какая разница, – сказал капитан, – Главное, что он встретил там Маленького Принца.
– Есть разница, – возразил Джоди, – Маленький принц прилетел с перелетными птицами. А как его друг оказался в пустыне?
– Он отстал от каравана, – сказал капитан. Джоди это объяснение вполне устроило.
– А роза эта все-таки противная, – сказал он.
– Да, – согласился капитан, – Розы часто бывают противными. Но мы, мужчины, без них не можем. Так устроен этот мир…

– А вот скажи мне, – сказал государь, – Где ты ночевал?
– Вначале я ночевал в каюте капитана, – охотно ответил Джоди, – У него было две комнаты. А потом я перебрался к Джерри.
– А где тебе больше нравилось?
– Ну, с капитаном было немного сложно. Он все запрещал – в темноте не читай, при качке не читай, все доедай… – тут Джоди немного осекся, скосившись на Ибрагима; знать суровые методы капитана тому было совершенно ни к чему.
– А с Джерри было весело, – продолжил он, – У Джерри в каюте были две кровати, подвешенные к потолку, такие, как качели, только длинные. И мы с ним ходили друг к другу на абордаж. Надо было раскачаться на этих кроватях и каааак пойти на абордаж. Только Джерри хитрый, он всегда только притворялся, что спит, а на самом деле не спал и отбивался.
И вот однажды… – Джоди аж зажмурился от воспоминания, – он уснул по-настоящему. И я тихо-тихо раскачался и кааак пошел к нему на абордаж, а он кааак вскочит, а кровать кааак рухнет – и прямо в стеку Стонвиллу…
– И что Стонвилл? – вновь хохотнул царь, жуя курицу.
– О, Стонвилл был очень недоволен, – живо ответил Джоди, – Он утром сказал, чтобы я убирался обратно к капитану. А капитан говорит: «Ага. Если ты такой умный, вот пусть он к тебе и идет» Стонвилл сразу стих и сказал, что еще не стар и жить хочет. И все посмотрели на Хаггинса. А Хаггинс бы уже ошпаренный. И он сказал: «Нет, нет, пусть лучше все остается, как есть. И потом, Джерри у нас в некотором смысле доброволец».
Но это они шутили так. На самом деле я мог к любому из них пойти…

К этому времени уже мало кто верил Джоди. Пожалуй, только Ибрагим еще допускал, что хотя бы часть его рассказа может быть правдой.
– А скажи мне, Джоди, такую вещь, – сказал государь, затягиваясь трубкой и откидываясь на спинку стула, – на каком языке вы разговаривали на корабле?
– Как на каком? – удивился Джоди, – На английском, конечно.
Государь дал знак рукой, и в разговор вступил надменный англичанин:
Tell me, my boy, how did the captain look like? – спросил он, оживившись – Could you describe him?

… Описать капитана… Как Джоди мог описать его? Как описать ту осторожность, которая звучала в твердом голосе капитана, когда он разговаривал с ним? Как описать его глаза, его улыбку, когда он о чем-то спрашивал Джоди?
Капитан был высокий и статный. Он носил черный камзол, обшитый серебром, а на ногах его были черные с серебряными пряжками туфли. Его лицо с тонкими чертами было всегда гладко выбрито, а брови были длинные и ровные. Он никогда не кричал, но в голосе у него звучал металл, когда он отдавал команды.
Однажды они стояли на носу корабля около самого бушприта. Фрегат легко рассекал небольшую волну, но море уже было не синее, а стального цвета. Серое небо висело низко. Они входили в холодные воды.
Капитан поставил одну ногу на возвышение и положил локоть на колено.
– Ты знаешь, Джоди, – сказал он, – Я хочу сказать тебе одну вещь…
Он замолчал.
– Да, капитан? – сказал Джоди осторожно.
– Дело в том, Джоди, что Маленький принц существует.
– Конечно, – ответил Джоди, – Существуют же перелетные птицы.
– Ты не понял, Джоди, – сказал капитан, – Я знал его.
Джоди удивленно посмотрел на капитана, и губы его приоткрылись.
– Правда? – спросил он недоверчиво.
– Правда. Он прилетел ко мне на корабль на воздушных шарах. Я не сразу понял, что это Маленький принц. Ты же знаешь, он не очень любит что-нибудь объяснять.
– А когда ты понял? – спросил Джоди.
– Со временем.
– Вы подружились с ним?
– Да, – сказал капитан, – Во всяком случае, с моей стороны.
Он еще помолчал, вздохнул непонятно почему, потрепал Джоди по плечу и, повернувшись, быстро ушел.
Прошла всего неделя, и он предал Джоди. Он бросил его. Отдал китайцу и уплыл. Все оказалось враньем…

Джоди сидел с остановившимися глазами, небольшой рот его был приоткрыт, а дыхание стало неглубоким и прерывистым.
Why are you silent, boy, – захихикал англичанин, – Did you swallow your tongue? (почему ты молчишь, мальчик? Ты проглотил язык?)
Ибрагим внимательно и сочувственно следил за Джоди. Мальчик, и без того бледный, стал белее мела, испарина выступила на его лбу. И вдруг он закрыл глаза, зашатался и с грохотом упал навзничь с табурета.
Поднялся переполох. Все обступили Джоди.
– Воды, – потребовал Ибрагим, – Дайте кто-нибудь воды.

Обморок был глубоким и длительным. Когда Джоди очнулся, он лежал на голой деревянной скамье в той же самой каюте. Под его голову был подложен чей-то камзол. Затылок зверски ныл от удара.
Государя не было. Еда со стола была убрана, на месте ее лежали чертежи, и люди, склоненные над ними, негромко разговаривали.
Джоди лежал с открытыми глазами и смотрел на потолок каюты, плохо соображая. Через некоторое время к нему подошел тот самый важный англичанин с двойным подбородком. Только сейчас он потерял где-то свою важность и довольно похихикивал, потирая маленькие белые руки.
– Мальчик есть лгун, – сказал он, – Мальчик будет наказать.
Джоди отвернулся от назойливого англичанина и уставился на доски стен корабля.
– Мальчик есть лгун, – продолжал он слышать хихиканье у себя над ухом.
Увидев, что Джоди очнулся, к нему подошел Ибрагим. Джоди нехотя сел на скамье. Его ноги не доставали до пола. Затылок ныл.
– Как ты себя чувствуешь, – спросил Ибрагим, садясь рядом и внимательно глядя на мальчика.
– Хорошо, – ответил Джоди. Он сидел, зажав ладони между коленями и глядел перед собой.
Он не мог поверить, что так опозорился. Он рассказывал о капитане весело и беспечно – так, будто ничего не произошло. Как будто капитан не предал его, не бросил его здесь одного.
Вспомнив свой рассказ, Джоди почти застонал. Он опустил голову и, согнувшись, обхватил ее руками, уперевшись локтями в колени.
– Зачем, зачем я рассказывал про капитана? – негромко и с отчаянием произнес он.
Ибрагим сочувственно обнял Джоди за плечи.
– Ничего. Ничего, – сказал он ободряюще, – Главное, что ты понял…
– Понял? – мальчик поднял голову и взглянул на Ибрагима. В его темно-синих глазах была такая боль, что Ибрагим на секунду осекся.
– Я понял, – сказал Джоди тихо и твердо, глядя Ибрагиму в лицо – Я больше никогда, никогда в жизни не буду рассказывать про капитана!
Он отвернулся. Губы его были плотно сжаты, а в глазах стояли слезы.

В комнату широкими шагами вошел государь.
– А-а-а-а! – закричал он, – Очнулся! Ну-ка иди, иди сюда, путешественник!
Мрачный Джоди подошел к царю. Все побросали свои дела и столпились вокруг них.
– Знаешь, что я делаю с мальчиками, которые забывают свое прошлое? – спросил царь, садясь на стул и беря в руки палку.
– Нет, – честно ответил Джоди.
– Я бью их палкой по голове, до тех пор, пока они все не вспомнят.
Джоди коротко вздохнул, стараясь осознать внезапно открывшуюся перед ним перспективу.
– Ну? – громко и весело сказал государь, – Начнем?
Тут в дело вмешался Ганс Штрухенбах:
– Sorry, gosudar, but he is too small and too week… (государь, он слишком мал и слаб)
С другой стороны к царю подошел Ибрагим:
– Государь, прошу тебя… – начал он.
Это внезапное вмешательство разозлило Джоди. Он резко развернулся к Гансу и почти закричал, от волнения размахивая руками:
And what, what if I am too small?! I want my memory back! I have any right for it! You don’t know, you can’t even imagine what it means to live without memory! (Ну и что, что я маленький! Я хочу свою память назад! Я имею право! Ты не знаешь, ты даже не можешь вообразить, что это такое – жить без памяти)
Услышав из уст мальчика столь роскошный спич, все замолчали, и в каюте воцарилась тишина. Мальчик говорил без малейшего русского акцента, с легким, нездешним жеванием звуков, которое не оставляло сомнений в том, что английский для него если не родной, то великолепно знакомый.
Царь опустил палку.
– I know, I know what it is about, – продолжал Джоди, торопясь и чувствуя, что перспектива возврата памяти может уплыть из его рук, – The hands of the king have healing power! (Я знаю, я знаю, о чем это. В руках короля целебная сила)
– Что он хочет? – почти растерянно спросил государь.
– Он хочет, чтобы ты, государь, огрел его палкой по голове и возвратил ему память, – невозмутимо ответил Ганс, поднося к уголку рта белоснежный платок и стараясь спрятать улыбку, – Он говорит, что в руках короля целебная сила.
Джоди стоял перед царем, покорно опустив голову, и ждал.
– Сделай что-нибудь, – сказал царь по-немецки, обращаясь к Гансу.
Ганс тут же взял инициативу в свои руки.
– Дело в том, Джоди, что государь тебя может так ударить, что ты забудешь то, что знал, – сказал он.
– I don’t care, – ответил Джоди с прежней горячностью, – I don’t care. I don’t have too much to forget and I don’t care to forget it! (Меня не волнует. Меня не волнует. У меня нет многого, чтобы забыть, и меня не волнует забыть это)
Джоди начал волноваться. Ему уже определенно стало казаться, что что-то идет не так.
– Понимаешь, Джоди, – продолжал спасать положение Ганс, – Государь не может тебя излечить…
– Почему? Он же обещал…
– Ну а вдруг ты принц?
– Ну и что?
– Государь не может ударить по голове принца, иначе пропадет вся его волшебная сила.
– Да не принц я, – с сомнением сказал Джоди, – Какой я принц?
– Мы этого не знаем, – сказал Ганс.
Офицеры вокруг принялись усиленно кивать и шумно подтверждать слова Ганса.
Поняв, что его обманули, Джоди тяжело выдохнул. Забыв приличия, он резко развернулся и, мрачный до невозможности, отошел к столу, заваленному чертежами. Он сел, демонстративно отвернувшись ко всем спиной. Облокотившись о стол, он запустил руку в густую шевелюру и стал водить пальцем по поверхности стола.
– Что, расстроился? – спросил Ганс, подходя к нему.
– Вы, взрослые, только обещать умеете, – буркнул в ответ Джоди. Он больше не был расположен к разговорам.
– What kind of accent do you have? – не отступал Ганс.
– У меня нет акцента, – опять буркнул Джоди, – Это у тебя акцент.

Через час Ибрагим по велению царя ехал к хибаре китайца. Приказано было вызнать все про мальчика, но Ибрагим, вспоминая свою встречу с китайцем, сомневался в успехе этой затеи. Рядом с ним скакал его друг Ганс Штрухенбах.
При дневном свете лачуга китайца не казалась такой уж заброшенной. Вдали пели петухи, мычали коровы, и жизнь вокруг придавала вросшему в землю дому более жилой и приличный вид. Даже полузасохший дуб выглядел живым и тянул вверх зелеными листьями остатки своих пальцев.
Внутри никого не было. Ибрагим заметил, что с топчана в углу исчезли цветастые лоскуты, и он стоял старый, ветхий и голый. На стене сбоку Ибрагим увидел подобие картины, которую в первый раз не заметил. Над выцветшим, едва видным нарисованным огнем висел такой же выцветший котелок. Картина шла от пола до низкого потолка.
– Никого, – сказал Ганс.
– Никого, – подтвердил Ибрагим.
– Смотри-ка, – Ганс из-под топчана вытащил огромный саквояж.
Они открыли его. В саквояже были детские вещи и обувь.
– Похоже, это наше, – сказал Ганс и вытащил из-под топчана заплечную сумку. Это была необычная заплечная сумка, во всяком случае ни Ганс, ни Ибрагим такой никогда не видели. Она была яркого синего с красным цвета и очень аккуратная, как будто сшитая на заказ. Лямки были широкие, из того же необычного материала, что и сама сумка.
Они вытряхнули содержимое на стол. Там были какие-то безделушки, мячик, поломанные часы без стрелок.
Мячик был не совсем обычный. Светло-зеленого цвета с вдавленными белыми полосками, на вид словно сделанный из бархата, но твердый, он отскакивал от пола так, как будто его дергали вверх за невидимую веревочку. Ибрагим и Ганс разглядывали его, стараясь понять, из какого материала он сделан.
– Похоже, мы ничего не узнаем, – сказал наконец Ибрагим, убирая вещи обратно в заплечный мешок, – Я сейчас прикажу отвезти все это ко мне домой, и давай возвращаться на корабль.
Они вышли, и Ганс уже вскочил на коня, но тут Ибрагим вернулся в хибару.
Он подошел к столу и, проклиная себя за глупость, положил под чашку, стоящую на столе, рубль. Потом он повернулся и быстро вышел обратно.

– О, мои вещи! – обрадовался Джоди, когда они поздно вечером вошли в дом Ибрагима.
Еще через час Джоди наслаждался ванной, которая стояла прямо в большой кухне, чистой одеждой и горячим ужином.
– Откуда у тебя эта сумка? – спросил Ибрагим.
– А, рюкзак. Не знаю, мне капитан его дал. Сейчас я покажу тебе, что в нем.
Он был в синей рубашке, извлеченной из саквояжа и голубых штанах, все нездешнего, несколько причудливого покроя. Длинные темные волосы его были мокрые и зачесаны назад.
Он порылся в рюкзаке и достал часы.
– Вот, видишь, они без стрелок. Это Стонвилл мне подарил. Он говорит, что по ним хорошо угадывать время.
– А вот смотри, – Джоди порылся в сумке и достал компас, – Это не просто компас. У него есть хитрость. Он всегда показывает на запад. Это Джерри подарок.
– А вот окаменелость, – Джоди достал прозрачный мутный камень желтоватого цвета, – Если посмотреть на него, то там внутри увидишь волос. Может, это мамонта волос. А сам камень – может, это даже алмаз… Мне его Хаггинс подарил.
– А вот мячик, – Джоди достал небольшой мячик и стал подбрасывать его, – Это от капитана.
Все это Ибрагим уже видел в лачуге китайца. Он хотел еще раз рассмотреть необычный мячик, но тут его внимание привлекла тонкая книжка, которую достал из сумки мальчик. Ибрагим прочитал название: «The Little Prince».
Джоди увидел, что Ибрагим взял в руки книгу, и помрачнел. Вся веселая оживленность его вмиг пропала. Он отрывисто вздохнул и сел на кушетку, вцепившись руками в низко наклоненную голову.
– Что с тобой, Джоди? – спросил Ибрагим.
– Они меня обманули, – сказал мальчик, не поднимая головы.
– Кто, Джоди? – Ибрагим говорил осторожно, стараясь не спугнуть мальчика. Он уже понял, что Джоди имеет привычку замолкать, когда ему что-то не нравится.
– Капитан. И все остальные.
Джоди поднял голову и посмотрел на Ибрагима. Губы его слегка дрожали. С горечью он произнес:
– Я им верил! Я им доверял! Я считал их своими друзьями, а они… Там, при государе, я рассказывал о них, как будто ничего не произошло. Я поклялся себе, что не буду о них больше рассказывать, не буду вспоминать, и вот опять – это мне Джерри подарил, это мне Хаггинс подарил! Не надо мне их подарков.
Он вскочил, схватил мяч и с размаху выбросил его в открытое окно.
– Джоди, что они тебе сделали? – спросил Ибрагим.
Мальчик поднял на него свои темно-синие глаза.
– Они бросили меня… – глухо сказал он.

Вечером, когда Джоди лег спать, Ибрагим взял книгу, оставленную мальчиком на столе. Книга была на английском языке. «Маленький принц», перевел он. Английским он владел неплохо и, усевшись поудобнее в кресле, приготовился читать. Он повертел в руках книгу, полистал ее. Некоторые страницы были аккуратно изрезаны ножницами, так, что оставалась только половина страницы, верхняя или нижняя.
И тут, на внутренней стороне обложки, он увидел надпись, сделанную синими чернилами аккуратным ровным почерком.

«Не каждому выпадает счастье встретить на своем пути Маленького принца. Мне повезло – я его встретил однажды. Но знаешь, встретить Маленького принца это не только большое счастье, это еще очень тяжело. Потому что Маленький принц идет своим путем, оставляя нам – тем, кто любил его – горечь и боль разлуки. Но проходит время, и ты понимаешь, что эту боль ты не променял бы на все сокровища мира, потому что с этой болью ты стал другим и таким, каким был, ты уже быть не захочешь.
Я знаю, ты однажды встретишь Маленького принца. И я знаю, вы подружитесь. Вы с ним очень похожи. Ты передай ему, что я очень его любил. Любил его улыбку, иногда такую легкую и светлую, а иногда мудрую и печальную… любил его смех, звонкомий и веселый, как будто это журчание ручейка, который бьется о лесные камни… любил смотреть, как он сидит, обхватив колени руками, смотрит на огонь и видит далекие, одному ему ведомые миры. Ты передай ему все это. И скажи, что мы с ним обязательно встретимся, и все будет хорошо».
Твой капитан Эдвард Тейлор.

Не веря своим глазам, Ибрагим несколько раз перечитал надпись. Потом, пролистав книгу, он открыл последнюю страницу и увидел еще одну:

«Я не говорил тебе никогда, но однажды я сделал больно Маленькому принцу. Я знал, что мне придется сделать ему больно, еще до того, как мы встретились. Но я не знал другого. Я не знал, как больно будет мне. Я готов был отдать за него жизнь, не думая, так же просто как дышу, но он уходил, а я даже не смог обнять его на прощание. Ты передай ему все это. Я знаю, он поймет».

Глава 5. Наказание

Прошло уже почти два месяца, как Джоди жил у Ибрагима.
Необычайно жаркое лето сменила необычайно ранняя и холодная осень. Северный ветер дул сильнее, а на дорогах ночью стала появляться первая изморозь.
В сундуке китайца очень кстати нашлась теплая куртка и зимняя обувь. И обувь, и куртка были достаточно необычны, и Ибрагим долго изучал их, стараясь понять, какой портной мог сшить все это.
Куртка была немного большой для Джоди, но он заявил, что «так модно» и подтянул на ней рукава. Почему модно, где именно модно, для кого модно – Ибрагим попытался это узнать, но вразумительного ответа не получил.
Ибрагим уходил на службу рано утром, а возвращался по-разному – иногда днем, иногда поздно вечерем.
Когда он уходил, мальчик обычно спал. Целый день Джоди был предоставлен сам себе, и его обучение тянулось из рук вон плохо. Ибрагим серьезно переживал из-за этого. Иногда по вечерам он занимался с ним сам и поражался его умению делить и умножать в уме двузначные цифры, легко решать сложные математические формулы и задачи. Мальчик также быстро выучился читать и писать по-русски, при этом полностью проигнорировав название букв и упорно не желая употреблять букву «ять». В общем-то, если разобраться, все шло неплохо, но Ибрагим полагал, что при способностях Джоди он мог бы играючи в десять лет достичь того, что другие тяжким трудом добиваются к восемнадцати. Если бы только учился.
В последние несколько дней он попробовал приобщить его к морской науке. Сегодня он наказал ему выучить название рей на грот-мачте. И вот, возвращаясь домой, Ибрагим думал, что мальчик как всегда ничего не сделает и будет целый день бездельничать.
Он был прав. Джоди и не думал заниматься бром-реями, стеньгами или бизань-мачтами. У него было куда более интересное занятие.

Закрыв дверь и усевшись за стол Ибрагима, Джоди учился рисовать. У него не все получалось. Вернее сказать, у него ничего не получалось. Лица выходили то кривыми, то круглыми, а фигуры были больше похожи на огурцы. Но Джоди не сдавался и изо дня в день упорно портил бумагу. Он пробовал перерисовывать другие рисунки, и это у него получалось гораздо лучше, поэтому он не отчаивался. Свои занятия он держал в тайне.
В перерывах между припадками творчества он либо шел на улицу играть с мальчишками, либо читал.
Читать, правда, у него тоже не очень получалось. Многие книги Ибрагима были на французском или латинском языке, а те, что были на русском и английском, казались совсем неинтересны. Как-то Ибрагим принес ему книгу «Юности честное зерцало», но Джоди прочел с трудом только полстаницы. Когда он дошел до места «неприлично отрокам по столам руками и ногами колобродить, но смирно ести», он хмыкнул и отбросил книгу.
Иногда Джоди читал «Маленького принца». Там все было просто и понятно. И Джоди думал – может, ему стать не художником, а писателем? Он мог бы написать о том, как Маленький принц летал на воздушных шарах и прилетел на корабль. «Но тогда, – думал Джоди, – нужно будет говорить о капитане». Это мысль охлаждала его и ставила карьеру писателя под сомнение.

Обычно они ужинали вдвоем.
– Я сегодня был у китайца, – сказал Ибрагим как-то, – Там никого нет. Дом заброшен.
– Угу, – ответил Джоди.
– Что ты думаешь о нем? Ты все-таки знал его почти два месяца. Говорил ли он тебе что-нибудь?
– Китаец странный, – ответил Джоди и замолчал.
– Почему странный? – спросил Ибрагим.
– Ну понимаешь… он не всегда говорил как китаец. Он иногда говорил как мы с тобой.

… Джоди снился один и тот же сон. Китаец молча будил его среди ночи, трогая за плечо, и они выходили во двор. Ежась от ночной свежести Джоди шел за китайцем и каждый раз не знал, что сейчас будет. Заставит ли китаец лазить его по дереву, или будет драться с ним на палках. Или прикажет разбивать ладонью доску. Или придумает что-то еще.
Во сне тело Джоди было упругим и послушным. Он прыгал с ветки на ветку и не боялся упасть. Он фехтовался так, что китаец еле уворачивался от него. Он проламывал доску ладонью, почти не чувствуя боли. Он метал ножи, попадая точно в начерченный мелом центр.
А утром китаец сидел за молитвой и на все вопросы говорил: «Китаец не знает», и Джоди в конце концов перестал его о чем-то спрашивать…

– Но… – сказал Ибрагим, – это были сны?
– Да, – ответил Джоди, – То есть, не совсем…
Ибрагиму хотелось узнать про китайца что-нибудь более предметное, чем детские сновидения, но Джоди больше ничего не мог или не хотел говорить.
Несколько раз Ибрагим пытался расспросить его о капитане, или вообще о корабле, но мальчик ничего не отвечал и каждый раз так стремительно мрачнел, что Ибрагим оставил эти попытки.
Ибрагим был бы не прочь переговорить с Гансом, но тот срочно уехал в Москву по государеву делу.

В комнату вошел Семен, неся сладкое. Это были какие-то пирожные, даже на вид казавшиеся сырыми.
Семен был здоровый молчаливый мужик, все время смотрящий исподлобья. Его густые усы переходили в недлинную квадратную бороду, а сюртук сидел плотно, и казалось, что он вот-вот разорвется под мощью его могучей спины.
Ибрагим в последнее время слегка устал от его угрюмости, но свои обязанности денщика Семен исполнял исправно, и Ибрагим его пока не менял.
Джоди же ничего не имел против Семена. Денщик был всегда молчалив и предпочитал сидеть в своей каморке, и он абсолютно не мешал мальчику.
Аппартаменты Ибрагима состояли из четрех комнат. У входа располагалась огромная прихожая, своими размерами больше напоминающая небольшу залу. Дальше шла столовая, одновременно кабинет – очень большая светлая комната с камином и колоннами. Вглубь от нее уходила спальня Ибрагима. С другой стороны холла была лестница на второй этаж в просторную комнату, где сейчас жил Джоди. А сбоку лестницы пряталась комната Семена, соединенная с большой кухней.

Семен поставил пирожные и удалился. Джоди, как всегда, не проявил никакого интереса к сладкому. До ужина он тоже почти не дотронулся. Ибрагим в последнее время стал понимать, что имел ввиду Джоди, когда обмолвился на корабле, что что капитан требовал от него доедать все до конца. Тогда он удивился, а сейчас и сам уже подумывал ввести подобную практику.
– Ну, – спросил он, – ты выучил название рей на грот-мачте?
– Неа, – честно признался Джоди.
Ибрагим даже не расстроился. Он ожидал такого ответа.
– Вот что, Джоди, – сказал он, – Ты уже большой, и пора тебе думать о науках. Негоже целыми днями ничего не делать и бить баклуши. Завтра, если ты не выучишь название всех рей, я тебя примерно накажу.
– Хорошо, – ответил мальчик. Ему неудобно стало перед Ибрагимом, который уже третий день просил его выучить название рей на этой дурацкой мачте, и он пообещал себе, что завтра с этим обязательно разберется. К тому же слушать, как будет ругаться Ибрагим, ему совершенно не хотелось.

Наутро, уходя из дома, Ибрагим приказал Семену срезать и замочить розги.
Этот день выдался для него напряженный. В чертежах обнаружилась ошибка. Высота надводного борта была рассчитана неправильно. Это грозило большими осложнениями, и боеспособность корабля резко падала. Слава богу, фрегат находился в состоянии, когда все можно было исправить без особого труда.
Измотавшись с рабочими, чертежами и спорами, Ибрагим поздно вечером возвращался домой.
Было холодно, почти морозно. Сидя на своем гнедом коне, Ибрагим кутался в плащ, спасаясь от пронизывающего ветра. Тут он вспомнил о предстоящем наказании. То, что Джоди ничего не выучил и целый день пробездельничал, он не сомневался. Ему вдруг стало жалко мальчика. «Может, отложить, – подумал он, – Дать ему еще один шанс…»
Но с другой стороны, Ибрагим понимал, что только разумной строгостью он может заставить мальчика развить его блестящие способности, и жалость в данном случае неуместна и даже непозволительна. Наказать мальчика было обязанностью неприятной, но необходимой.

Джоди встретил его радостно. Он помог снять ему плащ и потащил в залу.
– Пойдем, – сказал он, – пойдем, я тебе что-то покажу…
Сегодня Джоди впервые в жизни написал стихотворение. Может, он и раньшее писал стихи, но за семь последних месяцев, что он помнил себя, это было впервые. Джоди нужен был ценитель, поэтому он ждал Ибрагима с особым нетерпением. Про свое обещание выучить названия рей на грот-мачте он забыл еще утром, а вспомнив, решил, что Ибрагим не будет очень сердиться, особенно, когда прочитает его стих.
Ибрагим снял плащ и прошел к столу. Книга с чертежами фрегата лежала на том же самом месте, где он ее оставил
– Ну, – спросил он, беря книгу, – ответь мне, что такое грот-брум-рей?
Джоди наморщил лоб и вопросительно посмотрел на Ибрагима.
– Грот-марса-рей? – спросил Ибрагим.
Мальчик молчал. Он с нетерпением ждал, когда кончится этот скучный допрос.
– Ну назови хоть один рей на грот-мачте…
– Нок-рея, – радостно выпалил Джоди. (нок-рея – окончание реи корабля)

– Ну что ж, Джоди, – со вздохом сказал Ибрагим, – я тебя предупреждал.
Он отложил книгу в сторону и крикнул:
– Семен!
Семен вошел в залу с длинной розгой, и Ибрагим в первый раз увидел, что лицо его было довольным.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/svetlana-serov/serdce-drakona-71747656/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.