Главная страница | Христианство | Город Утренней Зари. Закат Праведника

Город Утренней Зари. Закат Праведника
Марк Корнилов
Постапокалиптическая антиутопия в городе Утренней Зари. Герой романа христианский священник Майкл Калхедон никак не может принять новое мироустройство. Сыну – новому Владыке мира, поклоняется практически все человечество. Ситуация усугубляется тем, что он не один: его жена Элизабет и сын Ричи не виноваты в его упрямстве. Ради семьи он меняет профессию и становится наемником, пытаясь сохранить остатки совести и человечности. Он нейтрализует людей, не вписывающихся в новый общественный порядок, расцветающему под лозунги Света, добра и почитания Сына.

Марк Корнилов
Город Утренней Зари. Закат Праведника

Глава 1
В баре «Весельчак Бо» возле стойки в одиночестве сидел еще довольно молодой мужчина. Он был достаточно высокого роста и умеренной комплекции. Если бы не золотистые волосы, которые прямыми прядями спускались на плечи, он ничем не выделялся бы на фоне остальных посетителей. Для рабочего дня время было довольно позднее, и даже завсегдатаи бара уже разошлись, так как до первой рабочей смены оставались считаные часы. Но он никак не мог определить, что же вернет его в реальность – водка или ирландский виски. В конце концов, золотоволосый мужчина показал два пальца Большому Бо – хозяину бара, и тот, скривив рот в своей фирменной ухмылке, заботливо поставил бутылку Bushmills из личных запасов перед Майклом Калхедоном – местным священником этого далеко не фешенебельного района. Майкл из последних моральных сил улыбнулся и поблагодарил хромого великана, который, несмотря на травму, любил сам обслуживать постоянных клиентов.
Священник медленно докуривал сигару, так как не доверял очередной реформе по внедрению «действительно самых безвредных» электронных аналогов, какую бы форму они ни принимали. Разговор с шестым заместителем председателя совета по делам религии никак не выходил из головы, несмотря на все усилия промозглой погоды и алкоголя. Даже когда он смотрел на Большого Бо, он видел лицо чиновника и его кабинет…
– Рад, что от вас в кои-то веки пахнет ладаном, а не старыми кубинскими сигарами, – брезгливо заметил заместитель Эммануэль Гаатт.
– Я приехал сразу после службы в храме. Почему вы меня отстраняете? – спросил Майкл, нервно потирая воротник священнического пиджака.
– Ты не подписался под декларацией признания Сына, – благостно ответил Гаатт.
Он смотрел в светло-голубые глаза этого высокого священника северо-западной христианской конфессии. На что он рассчитывал? Решение о лишении сана уже подписано и обжалованию не подлежит. Или он намеревается указать верховному совету по делам религий на его некомпетентность?
– На сегодняшний день еще рано делать такие заявления, – Майкл Калхедон вернул заместителя к предмету их разговора.
– Дерево познается по плодам. Одни его слова помогли нам преодолеть кризис. Да, временно, но лишь из-за того, что он исчез, когда мы оказались его недостойны, – зевая, ответил чиновник. – Теперь мы не допустим подобной ошибки. Он – божественный избранник. На кону судьба всего человечества, а такие, как вы, все усложняют.
– Не думаю, – возразил Майкл Калхедон. – Много еще сомневающихся и желающих разобраться в происходящем. Я бы мог наблюдать за ними, наставлять их, чтобы они оставались на христианском пути, а не ударились в очередную реформацию или революцию.
– Все, кто не признает Сына Владыкой, станут изгоями. Наши иерархи не собираются поддерживать изгоев ни в каком виде, – этот разговор ужасно наскучил заместителю. – Отец Майкл, скажите спасибо, что вас не передали следственному комитету. Видимо, у вас есть какие-то покровители наверху. Так что не попадайтесь на глаза и живите спокойно…
«… Не попадайтесь на глаза и живите спокойно…», – пульсировали слова в голове уже бывшего священника.
Он не был вспыльчивым и злопамятным, но эти слова его задели. Как священник, посвятивший почти двадцать лет сознательной жизни служению людям, может не попадаться им на глаза? Его смущала эта история с Сыном – очередным спасителем мира. В последнее время человечество бросается на каждого, кто преодолеет хоть какой-нибудь кризис, и провозглашает его Мессией. Да, с этим, новым, было несколько по-другому, но все же Майкл предпочитал подождать и не заискивать перед очередным одаренным отроком.
Алкогольная дымка не стерла в памяти то, как пару лет назад этот гениальный мальчишка явил себя миру, когда на одном из совещаний Всемирного совета по экономической безопасности высказал идеи по преодолению финансового кризиса, минуя изменение общественной формации. Сколько ему тогда было? Чуть больше одиннадцати лет. А как он попал в совет? Поговаривали, благодаря одному могущественному министру, который заметил мальчика в столярном цехе, где его жена заказывала мебель для их очередного загородного дома. После этого чудесный мальчик исчез, и его стали искать, потому что появились другие проблемы: человечество исправно находило их, подобно маленькому ребенку, который, обжегшись горячим чаем, тут же пытается засунуть пальцы в розетку. И они нашли его, но сейчас дело было не в том, что он поражает всех, разрешая затянувшиеся военные конфликты, а в чудесах, которые он совершает. Поначалу в баре говорили, мол, все это брехня и пропаганда. Майкл был бы рад согласиться, но он такое чудо видел своими глазами. Хотя – что он там видел? Когда его послали на юг Франции поддерживать беженцев в одном из пунктов сбора, то на горизонте, в месте, которое до попадания баллистических снарядов было прекрасным городом Бордо, вспыхнул столп света, отбросивший границу радиационного заражения вглубь континента, где оно окончательно исчезло. Эту историю не транслировали по сети, но людская молва разнесла ее по миру быстрее новостных блоков медиакорпорации «Новости Вселенной». Калхедон видел это собственными глазами и потом с одним из патрулей посетил то место. Теперь он постоянно слышал о подобных случаях в других частях мира. На удивление, их не освещали в новостях, как будто журналистам это было строго-настрого запрещено, несмотря на потенциальные заоблачные рейтинги.
И девчонка. С этим спасителем мира была девчонка. О ней тоже уже ходили легенды: говорили, что исцеление людей от рукотворного вируса генома-P в южной Африке было ее рук делом. Именно после этого Майкл задумался: их двое, как в древней книге, в которой говорилось о конце света. Его коллеги смеялись: «Она же женщина!». Да, женщина, – что вызывало еще больше вопросов. Его пытались успокоить, говоря, что в толкованиях апокалиптических строк Пророк Лжемессии – это искусственный интеллект, а не человек. Майклу и самому хотелось в это верить, но сердце не соглашалось. Оставалось только наблюдать.
Он потушил сигару. Сколько раз он ездил в горячие точки поддерживать людей, но так и не привык к людскому горю. Стертые в безумии ядерной войны города, обескровленные блокадами регионы. Вдохновение в уничтожении себе подобных никогда не покидало человеческие сердца. Но все твердили, что теперь благодаря Сыну всему этому придет конец. Ситуация в Центральной Америке стабилизировалась. Из Африки уже не слышно печальных новостей об испепеленных городах. Все это здорово, но Майклу не нравилось одно – никто не говорил о внутреннем изменении человека. А значит, пройдет время – и войны вспыхнут с новой силой. Он считал, что популярность Сына связана именно с этим. Он предлагает решение, но не требует перемен в человеческом сердце. Это нравилось многим сослуживцам Майкла Калхедона, надеявшимся, что скоро паства перестанет терзать их вечными обвинениями в несоответствии их собственных привычек проповедуемым ими истинам. Они думают, что все будут жить, как хотят. Звучит здорово, но Майкл знал только одно: если новый Мессия в порыве любви ничего не просит от них, то позже попросит все без остатка. И если Сын не является богом, то он сделает это в лучших традициях человеческой натуры – не считаясь ни с кем.
Он налил себе еще стакан отличного виски и подумал, как было бы прекрасно, если бы в этом мире все оставалось таким же незыблемым, как вкус этого чудесного выдержанного напитка.
Грустные мысли о том, что Церковь изменилась, не оставляли его. Раньше она боязливо выжидала, наблюдая за игроками на мировой арене, чтобы не оказаться в финале на одной стороне с проигравшими или виновниками потрясений. Но сейчас церковники чуть ли не в первых рядах вписались за юного Владыку мира. Поначалу Майкл с небольшим количеством единомышленников пытались убедить духовенство дождаться хотя бы, пока мальчик достигнет тридцатилетнего возраста. Но когда Сын объявил, что не может больше терпеть страдания людей и потому приходит раньше необходимого срока, их заткнули как не верующих в милосердие Божие. Сейчас ему было всего четырнадцать лет! Делать из него спасителя мира в таком возрасте – значит погубить его, или, по крайней мере, подвергнуть его огромной духовной опасности, позволив впасть в грех гордыни. Майкл допускал, что этот одаренный мальчик поможет миру, но… Спаситель? Его дар может стать благодатной почвой для самого изощренного самолюбования. Кому, как не церковникам, знать, насколько это опасно? Но в мире все как один потеряли терпение.
– Что плохого Он вам сделал, упрямцы? – спросил их на последнем соборе один из иерархов западноевропейского региона.
– Ничего, но почему он изменил своим словам? – ответил тогда Майкл Калхедон.
– Он не изменил, а превзошел свои слова! – возразил епископ.
– И чем же?!
– Э–э–э… м–м–м… вообще-то, напомню тебе, отец Майкл, что благодаря Сыну в Европе запрещен гомосексуализм – давняя проказа человеческого рода! – епископ гордо поднял голову, не ожидая возражений в ответ на этот незыблемый аргумент.
– Чтобы заполучить наши души, все средства хороши! К каждому можно найти свой ключик!
После этих слов наблюдавшие за разговором со стороны с опаской посмотрели на священника.
– Что ж, вижу, ты останешься при своем мнении.
– Я просто предлагаю подождать.
– У нас нет времени на раскачку! – уверенно заявил епископ и, развернувшись, направился на свое место в зале.
После этого разговора Майкла взяли в разработку соответствующие органы. Что ж, его хороший знакомый Айзек Гинсбург, служивший в отделе внешней разведки ближневосточного региона, не раз предупреждал его, чтобы он не бросался на системную махину, которая перемелет его кости в пудру для своих румян. Но Майкл был упрям, как и его жена. Кстати, что он скажет ей? Хотя она проницательная женщина и поймет все без слов по исходящему от него благородному перегару. Он допил бутылку и поднялся из-за стойки. Еще раз поблагодарив Большого Бо, он надел черный длинный плащ и темно-серую шляпу, в которых больше походил на гангстера начала двадцатого века, нежели на священника. Несмотря на лошадиный объем выпитого, он твердым шагом вышел из бара под дождь, моросивший на улицах города Утренней Зари, но садиться в машину не рискнул – не хватало еще сбить какого-нибудь похожего на него пьяницу в эту и так не слишком радостную ночь. К тому же дом был не так далеко: каких-то сорок минут, и автопилот доставит его в объятия любящей жены.
***
Он стоял в коридоре перед высокой стройной женщиной с удивительными светлыми волосами, хранившими до поры почти неуловимый рыжий оттенок. Можно было принять ее за обычную блондинку, если не увидеть, как в лучах солнца ее волосы становятся подобны языкам пламени. По ее зеленым большим глазам было невозможно понять, какие эмоции она сейчас испытывает, но необычно широкая радужка говорила о том, что она – человек глубокого сердца и широкой души. Бледная кожа лица была покрыта редкими веснушками, которые лениво заползали на широкие скулы.
– Майкл Калхедон! – сдержанным тоном обратилась к мужу Элизабет Галлахер.
Это явно не предвещало ничего хорошего, так как в последний раз она называла его по фамилии где-то в другой жизни, еще в школе, когда он показал ей красивый рисунок, где изобразил ее совершенно обнаженной. Почему-то тогда это показалось ему крайне романтичным, но свою пощечину он все же получил.
– Быстро иди в спальню! – тихо, но грозно произнесла Элизабет.
Майкл улыбнулся и попытался положить руки на ее бедра, но она ловко увернулась.
– Ради всего святого, иди в спальню и не выходи оттуда, пока не вернешься в нормальное состояние. Я не хочу, чтобы Ричи видел тебя в таком виде. Я лягу на диване в зале, – грустно проговорила она и сопроводила мужа в комнату.
Уложив Майкла на кровать, она заботливо раздела его. Элизабет уже чувствовала, что произошло что-то очень нехорошее: единственный раз он напивался до такого состояния, когда переволновался во время родов Ричи. Но тогда виноват был этот балабол Виктор Нечаянный. Какая дурацкая невыговариваемая фамилия, да и имя не очень. Все называли его «скользкий Вики». «У тебя всего один сын, не то, что у нас – орава спиногрызов! Мало ли что случится!» – разглагольствования Виктора пересказали ей потом друзья Майкла. Выходя из комнаты, Элизабет еще раз посмотрела на мужа и поняла, что все эти мысли не позволят ей уснуть до утра.
***
«Надеюсь, вчера я не вел себя как скотина», – думал Майкл, выпивая очередную кружку воды из-под крана.
Дома никого не было. Элизабет повела их сына Ричарда Галлахера (как гордо называл его Майкл, сравнивая с английским королем) на какое–то обязательное муниципальное мероприятие по поддержанию традиционных ценностей, что бы это ни означало. Он надеялся, что там пожалеют умы и сердца детей и не будут заливать их помоями про великое будущее человечества под руководством Сына. Потом, когда сознание вновь вернулась к нормальным установкам, Майкл, ухмыльнувшись, перестал беспокоиться: ирландские гены матери должны были сохранить их ребенка от пагубного влияния государственной пропаганды – не зря же ее неприятие столетиями взращивалось в их предках.
Теперь ему предстояло решить проблему своего дальнейшего трудоустройства и представить это решение на суд миссис Галлахер. Департамент по делам религии выбрасывал всех без выходного пособия, чтобы остальные тысячу и один раз подумали, прежде чем ставить под вопрос официальный политический курс церкви. Майкл хотел остаться священником, но теперь это могло быть только чем-то из разряда опасных увлечений. Простой работы он не боялся, так что пора было собираться к школьному приятелю Лаину Дансмору. Перед выходом отставной священник посмотрел на себя в зеркало: вид был помятый, что вполне подходило для посещения портового района.
На лестнице он встретил миссис Абигейл – милую для друзей и беспощадную ко всякого рода отребью семидесятилетнюю старушку. Ее густая седая шевелюра, похожая на облачко, и розовая кофточка делали ее похожей на овечку – но это сходство было лишь внешним.
– Отец Майкл, – не замечая запаха вчерашнего падения, обратилась к нему миссис Абигейл. – Ваша воскресная проповедь подействовала на моего паршивого внука, будь он неладен. Теперь он пьет гораздо меньше.
Майкл учтиво поклонился своей сердобольной соседке, стараясь не дышать в ее сторону. Он прекрасно понимал, что сейчас на него хлынет поток слов с пересказом всех событий за прошедшие с воскресенья несколько дней. Безопаснее просто выслушать, периодически соглашаясь: «Да, мэм! Несомненно, мэм!». Такие разговоры разряжали неуемную энергию миссис Абигейл и позволяли ее домочадцам дожить до следующего похода в церковь без следов побоев от полированной годами палочки, с которой старушка ежедневно преодолевала космические расстояния, курсируя по району в поисках свежих новостей. На этот раз Майкл отделался двадцатиминутной экзекуцией, что было признаком необычайного везенья, которое он воспринял как знак удачи перед поисками новой работы, вроде случайно найденного четырехлистного клевера.
На улице светило солнце, уничтожая следы ночного дождя. Когда-то переезжающие сюда надеялись наслаждаться сухим ближневосточным климатом. Но, обманув всех, город быстро вырос до монструозных размеров, поглощая долину и расползаясь по берегу живописного залива. В результате он создал свой капризный микроклимат, который, как казалось Майклу, целиком и полностью зависел от настроения жителей города. Они даже обсуждали с Большим Бо, что в каждом районе города погода капризничает по-своему.
На улице его то и дело узнавали, желая хорошего дня и благодаря за какие-то немыслимые заслуги в решении житейских неурядиц. Майкл уже давно знал, что он не имеет к этому никакого отношения – он просто с любовью выслушивал приходящих к нему людей, и те в результате сами находили выход из ситуации, который до этого не замечали. Как же теперь им сказать, что он не сможет больше уделять им столько внимания, как раньше? Он еще не знал, какая работа ждет его, но что его рабочий день будет жестко регламентирован – это точно. От этого ему стало больно, как орлу, которому обрезали крылья. Но он не собирался сдаваться просто так. Система беспощадна, но она же и слепа, несмотря на новейшие технологии. Так что он найдет лазейку, чтобы следовать своему призванию. От этой мысли он зарядился и, запрыгнув в отходящий автобус, направился в порт.
В портовой промышленной зоне его уже ждал Лаин Дансмор, с которым он договорился о встрече. Развеселый кудрявый шатен среднего роста помахал своему школьному приятелю, приглашая его в рабочий сектор №14, где трудился мастером логистики четвертого разряда. Когда высокорослый Майкл подошел к приятелю, тот впервые за долгие годы не упустил возможности посмотреть на него сверху вниз, с чуть презрительной снисходительностью. Не то чтобы он плохо относился к Майклу – скорее, недолюбливал церковную систему как таковую. Детские воспоминания о духовном голодании во имя… во имя непонятно чего оставили неизгладимые впечатления. Да и неделя, проведенная в карцере в подростковом возрасте, когда он впервые оспорил такие подходы с родителями, не прибавила симпатий к системе, которая так и не смогла смягчить сердце матери, хотя кричала об этом на каждом шагу, заявляя: «Без нас люди не смогут научиться любить». «Идите в жопу!» – думал тогда юный Лаин, но знакомство с Майклом не дало ему окончательно разочароваться в Боге.
– Как Лиззи? – с ходу спросил он.
Он никогда не отличался знанием церковного этикета и позволял себе вольности по отношению к жене священника, особенно когда заглядывался на Элизабет, невольно задумываясь, зачем священнику такая красотка. Пялил бы по западной традиции юнцов и был бы доволен.
– Отлично, повела Ричи в парк, – ответил Майкл и похлопал приятеля по плечу.
– Ну, как настроение? Не жалеешь, что батрачил на этих упырей столько лет? – ехидно спросил Дансмор.
– Ты же знаешь, что я служил не им, а… – начал было Майкл.
– Да–да, нахрен эти твои духовные разговорчики. Сейчас ты с нами в одной лодке, – они пошли вдоль пирса. – Здесь, в порту, мест нет. Сам знаешь, самые жирные места разбирают очень быстро. К тому же у тебя нет стажа. Но на фабрике, что на пересечении восьмой и двенадцатой линий, есть места в цехе сортировки текстиля. Они тоже заканчиваются быстро, так что думать долго не советую. Берись, за что дают, и не забывай про благодарность.
Лаин закурил и тут же бросил сигарету в воду.
– Дрянь какая! А уверял же меня, что фирменные! – раздраженно воскликнул Дансмор. – Куда катится мир?!
– К своему неминуемому концу! – задорно ответил Майкл, но семинарскую шутку его приятель не оценил. – Возьми пару моих сигар.
– Ты же знаешь, что я смешно смотрюсь с ними в рту, а в курении, мать его, важна… ну как ее… твою же мать… – Лаин старался сдерживаться, пока вспоминал умное слово, которым хотел удивить девушек из местного борделя.
– Репрезентация? – предположил Майкл.
– Да, долбаная репрезентация! – согласился Лаин, но сигары все же взял.
После того, как он объяснил, к кому нужно обратиться на фабрике, они еще немного чисто по-мужски посплетничали.
– Держись, святой отец, – произнес Лаин на прощанье. – Помни, что мы своих не бросаем.
Майкл кивнул и, засунув в карман плаща мятый листок с рекомендацией, отправился на фабрику, где должен был начаться новый этап его жизни.
***
Майкл вытирал руки, с трудом отмытые после работы. Его сразу зарядили на смену, чтобы по традиции «поставить печать на документ о трудоустройстве». Было уже поздно. Элизабет вошла на кухню, уложив сына спать. Теперь у них было время спокойно поговорить. Она смотрела на мужа и ждала, пока он решится сообщить ей то, что она и так уже прекрасно знала. Майкл подошел к жене и взял ее за руки.
– Они лишили меня сана, – горько произнес он.
– Я знаю.
– Теперь я буду работать на заводе.
– А прихожане? Многие из них не смогут без тебя, – Элизабет прищурилась.
– Буду после смены заходить ко «Всем Святым», – ответил Майкл, с теплотой назвав церковь, в которой ему больше не удастся служить.
– Ты с ума сошел? У тебя не хватит сил! – завелась она. – Надо подать апелляцию в комитет по защите прав!
– Гинсбург сказал, что это бесполезно, – отклонил идею Майкл. –Ты хочешь, чтобы меня посадили или еще чего похуже? У нас такого не прощают.
– Ты что, собираешься сдаться? – сжав губы, произнесла Элизабет. –Это убьет тебя, когда ты поймешь, что тут невозможно совмещать! Служение людям – единственный смысл твоей жизни. Это сделало тебя тем, кого я люблю.
– Ты просто скажи, что будешь рядом, и тогда я все смогу! – вскинув руки, произнес бывший священник и уселся на стул.
– Ты еще и сомневаешься в том, что я поддержу тебя в любых твоих решениях?!
Тут он понял, что совершил ошибку. Температура на кухне стала повышаться быстрее, чем в атомном реакторе с отказавшей системой охлаждения. И Майкл мог бы уже копать себе могилу, если бы его не спас его ангел-хранитель.
– Так, стоп! – подняла руку Элизабет.
Майкл сразу замолчал. Благодаря непревзойденному чутью хранительницы домашнего очага Ричи никогда не видел родителей, выясняющих отношения. Семилетний мальчик зашел на кухню с типичным ночным заявлением ребенка, не желающего ложиться спать: «Пить хочется!»
– Конечно, мой маленький железный рыцарь! – Элизабет быстро налила ему теплой воды, а затем проводила сына обратно в кровать, спев ему очередную колыбельную, которые у нее получались лучше всех на этой улице.
– Никогда бы не подумала, что забота о семье может сделать мужчину настолько слабым, – произнесла Элизабет, вернувшись.
– Огонек, они выбили у меня почву из-под ног, сломали мне хребет, – у Майкла уже даже не было сил встать со стула.
– Но они же много раз поступали так! – напомнила она.
– Да, но с другими. Когда это касается тебя, все совершенно по-другому, – тяжело вздохнул он. – Я надеялся, что смогу их переубедить.
– Наивный болван, – ласково ответила Элизабет и обняла мужа.
Он уткнулся лицом ей в живот. Так они стояли несколько минут, а она гладила пальцами его волосы и ждала, пока он соберется с силами.
– Теперь только ты – мой стержень!
– Конечно, – ответила она, сдержав тяжелый вздох
После таких слов у нее нет ни малейшего права оказаться слабой или сломаться. Но она – Галлахер, а потому пройдет этот путь со своим мужем, чего бы ей это ни стоило.

Глава 2
Элизабет оказалась права. После трех месяцев работы на фабрике сил на внеурочные встречи с прихожанами практически не оставалось. Оплата счетов съедала почти всю зарплату, поэтому приходилось несколько раз в неделю оставаться сверхурочно. В церкви «Всех святых» так и не поняли, куда исчез отец Майкл, а новому настоятелю не хватало смелости рассказать, что его предшественника лишили сана: а вдруг, думал он, люди разбегутся, и он не сможет платить церковный налог? Майкл поздно возвращался домой, и потому его не так часто встречали на улице. Когда он все-таки попадался на глаза соседям, то отшучивался, что находится во внеочередном отпуске перед важной миссионерской командировкой, после чего быстро переводил разговор в русло теплой ненавязчивой беседы. Несмотря ни на что, Майкл надеялся, что скоро у него поднакопится стаж, зарплата вырастет, и станет полегче.
– Боже, как же мне всего этого не хватает! – обратился он к небесам, сидя в церкви, в которую в этот поздний вечер на свой страх и риск его пустил сторож Максимилиан.
Позже они курили на заднем дворе, и Максимилиан рассказывал, как теперь обстоят дела в приходе.
– Зря они так с тобой, – хриплым голосом произнес сторож. – Неужели ты не держишь зла на этих чинуш? Сидят там наверху, забыв, как это – быть простым человеком. А ты всегда помнил. За то тебя и любим. Может, весь этот беспредел закончится, и ты вернешься?
– Я бы тоже этого хотел, – вздохнул Майкл. Оба задумчиво затянулись.
– Вид у тебя уставший. А как Элизабет? Тоже, небось, переживает, – улыбнулся Максимилиан.
– Она сильная, – ответил бывший священник. – Осенью Ричи пойдет в школу, и, может, она тоже устроится на работу.
– Так жизнь и разрывает семьи, – Максимилиан сплюнул на землю.
– Знаю, но мы справимся.
– А-а-а, ну тогда, как говорится, Бог в помощь! – они обменялись крепким рукопожатием, и Майкл вернулся домой.
Дома он читал Ричи его любимую книжку о Рыцаре карающего меча и Принцессе замка лазурного моря. Снова, когда они дочитали до момента, где рыцарь убивает Дракона черного солнца, Ричи спросил:
– А ты победил бы дракона?
– Я же не рыцарь, – смеясь, ответил Майкл.
– А я бы победил! И спас принцессу! – он вскочил на кровати и, держа воображаемый меч, разил мысленных врагов направо и налево.
Майкл повалил сына, а тот отбивался как лев.
– Это что еще за поединки перед сном? – Элизабет вошла в детскую.
– Всплеск праведности никому еще не вредил, – смеясь, ответил Майкл.
– А почему мы не ходим в церковь в воскресенье? – неожиданно спросил у родителей Ричи.
– Мне сказали найти себе новое место, – ответил Майкл.
– Почему?
– Потому что не слушался старших.
– У тебя тоже есть старшие?! – удивился ребенок, давно мечтавший стать взрослым, но вдруг немного засомневавшийся в своем желании.
– Да еще какие серьезные. У-у-у-у, – он изобразил страшилище из книги.
– Я их тоже победю! – не унимался маленький рыцарь.
– Когда придет время, конечно, – Майкл потрепал сына по голове.
Элизабет, ласково наблюдая за ними, в конце концов, взглядом дала понять, что всем в этом доме уже пора ложиться спать. Майкл, поцеловав Ричи, вышел из детской. Он стоял в зале и думал, что, скорее всего, им нужно оставить эту панорамную четырехкомнатную квартиру. Но сам воздух здесь был соткан из такого количества воспоминаний и светлых эмоций, что даже промелькнувшая мысль о переезде доставляла сильную боль. Но когда появилась Элизабет, он понял, что эти тягостные размышления необходимо облечь в слова.
– Нам нужно будет сдавать нашу квартиру, а себе подобрать что-нибудь поскромнее, – произнес Майкл. – Ребенок у нас один, так что с арендой другого жилья проблем не будет.
– Хорошо, – сдержанно ответила Элизабет, закидывая на плечо небольшое полотенце.
Ей тоже не доставляла радости мысль о том, что все, созданное ей за годы, после того как эта квартира досталась им от ее двоюродного дяди, новые постояльцы развеют за пару месяцев.
– Может, я пойду на работу? – предложила Элизабет. – Ричи пока будет в семье Качински. Думаю, они согласятся.
Майкл вспомнил эту пожилую чету, которая достаточно часто помогала прихожанам сидеть с детьми.
– Ты действительно хочешь отдать его? Мы оба будем пропадать на работе, и ты даже не представляешь, как быстро он вырастет, но уже без нас, – нахмурившись, произнес он.
Его жена покачала головой.
– Но ты же сам все время говорил другим, что очень часто мы выбираем между плохим и очень плохим, – сказала Элизабет, садясь на диван.
Казалось, она хочет, чтобы этот диван, на котором они часто смотрели старые черно-белые фильмы, так нравившиеся Ричи, или слушали игру Майкла на гитаре, проглотил ее и спрятал в своих недрах.
– Без нас, – повторила она за мужем. – Миллионы детей растут так, и ничего. Вечером они видят родителей, и им этого хватает.
– Да, миллионы. Но я хочу дать Ричи возможность не стать одним из миллионов. Лучше я буду работать больше, – Майкл сел рядом с женой и положил ей руку на колено. – Скоро он начнет взрослеть и сам оставит нас естественным путем, а пока хочется давать ему все наше тепло, сколько его есть.
– Ему уже мало общения с тобой по вечерам. Даже порывался уйти с тобой на работу, – Элизабет сидя изобразила детскую уверенную походку.
– Как-нибудь я обязательно возьму его на работу, но не сейчас, – он откинулся на спинку дивана.
– Ты стал храпеть, – заметила Элизабет.
– И как ты спасаешься? – задорно спросил Майкл.
– Оказывается, если немного посвистеть, ты замолкаешь, – они вместе тихонько засмеялись.
– Надеюсь, это пройдет, – произнес Майкл, но в ответ увидел лишь нахмуренные брови и сморщенный нос жены.
Действительно, сейчас он просто проваливается во тьму, как только его голова касается подушки, хотя раньше ему нравилось размышлять о прожитом дне перед сном. Теперь нужно было учиться размышлять на ходу, что не способствовало продуктивности на работе и гармонии внутри. Элизабет в это время думала о чем-то своем, но на ее светлом лице не было ни тени уныния и печали. И это вселяло в Майкла еще больше уверенности, что они все преодолеют.
***
На следующий день в цеху сортировки текстиля, как обычно, кипела работа. Станки и линии конвейера работали на пределе, периодически смазываемые отборной руганью начальника смены. Майкл стоял на своем месте и следил, чтобы его старенькая сортировочная машина корейского производства не создавала затора и соблюдала заложенную программой цветовую дифференциацию материала. Монотонная и напряженная работа в шумном цеху не угнетала его. Несмотря на шум оборудования, он вдруг перестал слышать матерные комментарии начальника, что было в новинку. Он выглянул из-за линии и посмотрел на площадку, возвышавшуюся над цехом, где обычно стоял этот седовласый жонглер нецензурной бранью. Тот был на своем положенном месте и читал какой-то листок, протянутый ему человеком из отдела кадров.
– Эй, Калхедон… – дальше речь начальник смены стала настолько выразительной, что составлявшие ее слова невозможно было бы найти ни в одном словаре мира.
Майкл дал знак своему напарнику по линии, но тот, услышав громогласный призыв шефа, уже и так все понял. Бывший священник быстро поднялся на площадку, где начальник обдал его новой струей витиеватого сквернословия, из которого уважительно было произнесено только «к директору». Майкл поспешил в кабинет директора фабрики, находящийся на верхнем этаже. За большим столом, среди небрежно разбросанных бумаг, которым директор до сих пор доверял больше, чем электронным системам обмена информацией, сидел Врослав Лонч, великан с густыми черными бакенбардами. Его карие глаза просканировали Майкла Калхедона.
– Присядь, – пригласил его директор, указав на потертое кресло перед столом.
Лонч был замечательным директором хотя бы потому, что быстро принимал решения без душных совещаний и планерок. Он был одним из тех начальников, которые говорили о деле только с теми, кто непосредственно отвечал за тот или иной участок работ на фабрике. Всех остальных в таких дискуссиях он считал лишними. Оттого встречи с ним длились не больше минуты. Так что приглашение в кресло означало непростой разговор.
– Мне очень жаль, – произнес он, как будто жуя что-то крайне неприятное на вкус.
– Ненавижу это выражение, – серьезно ответил Майкл.
– Ха, я тоже, – он, все так же пожевывая, пытался подобрать слова.
– Вы меня увольняете? – форсировал разговор бывший священник.
– И да, и нет, – его голос своей густой хрипотой подобно грому вонзился в ум Майкла. – Эх… на севере начинается новая война, и наш город посылает туда корпус поддержки мира. Ха, корпус поддержки мира! Под это мобилизуют всех, у кого нет отвода. Разнарядка приходит и на заводы, и в порты…
– У меня нет стажа, и поэтому я попадаю под призыв? – уже стал догадываться Майкл.
– Я не могу повысить тебя раньше срока, – произнес директор Врослав. – Да и сейчас, после повестки, это выглядело бы очень странно.
– Не извиняйтесь.
– А я и не извиняюсь, – ответил директор. – Но поступить хочу по-людски, лично сказав тебе об этом. Я знаю, кем ты был. Может, по твоей линии что-то можно будет сделать? Мне кажется, вояка из тебя не очень.
– Посмотрим, но сейчас иммунитета у меня уже нет, – Майкл старался сохранять самообладание.
– Ну, тогда тебе пора. Отработанные смены будут оплачены, – директор поднялся из своего кресла.
Майкл встал вслед за ним и, попрощавшись, направился к двери.
– Калхедон, твое рабочее место я могу отдать твоей жене с сохранением стажа, – остановил его в дверях Лонч.
– Благодарю, она обратится к Вам в ближайшее время, – Майкл кивком оценил человечность директора.
Кошмарный сон или реальная жизнь? Чем он так прогневал небеса? Своим счастьем? Несмотря на неожиданные новости, покидая фабричный комплекс, Майкл не испытывал тревоги или чувства гнетущей безысходности. Все же он решил прогуляться. Пройдя пару кварталов, Майкл подумал съездить на Восточную площадь, где, по слухам, объявились какие-то проповедники. Посмотреть на очередных «вестников Апокалипсиса», пока церковная администрация не прогнала их, выглядело неплохой идеей, чтобы развеяться.
Невзирая на разгар рабочего дня, на площади было достаточно много зевак. Перед серо-зеленым готическим Собором Преображения двое проповедников обращались к собравшимся, призывая их поменять свою жизнь, потому что время суда пришло. Майкл всегда считал, что призывать к изменению можно только примером собственной жизни. По-другому это не работает. Но кто он теперь такой, чтобы ставить под сомнение методы работы других людей?
Обоим проповедникам было за пятьдесят. Один был одет в выцветшую синюю униформу уборщика. Второй, выше собрата на целую голову, гордо носил темную военную форму с зеленым отливом и высокие армейские ботинки. В определенный момент проповеди они поставили под вопрос легитимность провозглашения Сына Владыкой мира и человечества. Майкл про себя подумал, что еще не все федерации и народы приняли эту декларацию. С другой стороны, это был только вопрос времени. Через несколько лет все будет кончено. Хотя он допускал, что просто сгущает краски из-за своего плохого настроения. За такие слова, которые так уверенно произносили проповедники, легко стать изгоями, но Майкл почувствовал, что глашатаев конца света такое развитие событий особо не волнует. Они сели передохнуть на грубо сколоченные ящики, и Майкл решил подойти и познакомиться с ними.
– Майкл Калхедон – бывший священник, – незатейливо представился он.
– Григорий Рабэ – служитель истинного Бога, – грозно ответил черноволосый проповедник с темно-серыми, как дождливое небо города, глазами.
– Леонид Одлер – ваш покорный слуга, – представился светло-русый коллега Рабэ по опасному проповедническому делу и с любопытством посмотрел на Майкла. – Почему бывший?
– Времена такие, – ответил он, пожимая плечами.
– То ли еще будет, если мы не встанем на защиту истины! – проклокотал Григорий Рабэ.
– Судя по вашей интонации, вы хотите силой изменить ситуацию? – обратился к нему Майкл.
– Если потребуется, то да, – уверенно ответил тот.
– Вообще-то мы еще ищем пути мирного разрешения духовного кризиса, – задумчиво произнес Одлер. – Ты бы мог помочь нам, раз уж ты больше не в системе.
– Не могу. Я отправляюсь на войну, – с этими двумя можно было называть вещи своими именами.
Леонид Одлер подошел к нему, не отводя пристального взгляда, будто пытаясь проникнуть в глубь его души.
«Врослав Лонч справляется быстрее», – подумал Майкл.
Одлер продолжал смотреть на него, то и дело переводя взгляд со лба в глаза, на подбородок и уши.
– Тебе туда нельзя, – выдал самое очевидное заключение Одлер.
– Никому нельзя, но у меня нет выбора, – ответил Майкл.
– Да, у тебя нет выбора, но тебе все равно туда нельзя, – повторил светловолосый проповедник. – Может быть, тебе уехать из города и спрятаться в глуши?
– У меня жена и сын. По моему опыту, во всякого рода захолустье сбиваются люди, не отягощенные совестью. Туда я не потащу свою семью – здесь для них безопаснее.
– Что ж. Мы помолимся за тебя, если тебе это нужно.
– Даже не знаю. Не разочароваться бы потом в ваших молитвах, – улыбнулся Майкл.
– Мы все же попытаемся, – Леонид Одлер похлопал его по плечу.
– Благодарю, но все же мне не хотелось бы, чтобы вы здесь устроили гражданскую войну, когда я вернусь, – настороженно произнес он.
– Мы же всего лишь уличные проповедники, – засмеялся Одлер, в том время, как Григорий Рабэ насупленно наблюдал за разговором.
К ним подошли другие прохожие и стали жаловаться Одлеру на свои житейские неурядицы. Майкл решил покинуть этих дополняющих и уравновешивающих друг друга приятелей. Он надеялся, что эта гармония не позволит им выйти за рамки дозволенного их верой. Он присел на ступеньках собора и старался ни о чем не думать – лишние переживания об Элизабет и сыне были сейчас ни к чему. Он потянулся в карман за сигарами, но потом одумался – храм же не виноват в его ситуации.
– Отец Майкл, – звонкий, немного экзальтированный голос окликнул его сверху.
Он развернулся и увидел настоятеля собора – отца Марио Греко, с которым они вместе учились в семинарии. Тот быстро спустился и сел рядом. Все-таки система не вытравила из него той простоты, которой их научил классный наставник Самуэль Стронг.
– Как ты? Я слышал о тебе в отделе, – произнес Марио. – Ты уж прости, но, на мой взгляд, ты сам виноват.
В ответ Майкл только слегка усмехнулся очевидному комментарию.
– Что теперь? Куда Господь направляет твои стопы? – Майкл посмотрел на Марио, которому всегда нравилось жонглировать духовным лексиконом.
– На войну, – ответил бывший священник.
– На войну? Но иммунитет?! – удивился Марио Греко.
– Ха, иммунитет! Я же больше не ваш, – заметил он.
– Вот ужас! О, небеса! А куда тебя отправят? – запричитал настоятель.
– На Балтику, наверное. Насколько я слышал, сейчас там вся заваруха, – без энтузиазма продолжал разговор Майкл.
– О-о-о, на Балтику! Я слышал, там продается прекрасный янтарь! – Марио задумался. – Может, привезешь моей жене какие-нибудь украшения в подарок, а то здесь за них заламывают безбожную цену. Ах, как она будет рада!
– Марио, я еду на войну, – медленно, подчеркивая каждое слово, произнес Майкл, осознавая, что достаточно распространенная профессиональная деформация – отсутствие бескорыстной эмпатии – коснулась его однокашника.
– Да-да, это ужасно! Но не забудь про мою просьбу, – Майкл кисло улыбнулся.
Марио позвали прихожане собора, а бывший священник отправился домой на самый серьезный разговор в своей жизни. Он знал, что, явившись на призывной пункт, домой больше не попадет. У него были еще сутки, которые он очень хотел провести со своей семьей.
***
Элизабет просто стояла на кухне и смотрела сквозь мужа. Раньше она уже переживала подобное, когда его отправляли с гуманитарной миссией. Но обычно в таких местах боевые действия уже сходили на нет. И все равно она помнила, как тянулись эти месяцы ожидания. Сейчас же Майкла отправляют как обычного солдата.
– Думаю, это ненадолго: на год, может, на полтора, пока не договорятся о перемирии, – потирая шею, произнес Майкл.
Она продолжала молчать.
– Солнце мое, я вернусь. Обещаю! – немного неуверенно продолжил он.
От этих слов Элизабет очнулась, но мягкие черты ее лица стали острыми, и горькое выражение разочарования прокатилось по нему. Она продолжала молчать.
– Директор Лонч обещал отдать мое место на фабрике тебе с сохранением стажа работы. Ты должна будешь сходить к нему завтра, – она молча кивала на каждую его фразу. – Я узнал, что пятьдесят процентов наших счетов будет оплачивать город, поэтому вам с Ричи будет полегче, – она продолжала кивать. – Огонек, мы сможем остаться в нашей уютной норе…
Она опустила глаза. Они сели за стол друг напротив друга. Майкл налил себе чай и спокойно пил его, поглядывая то в окно, то на жену.
– Я смогу тебя проводить? – наконец-то заговорила она.
– Надеюсь, что да, – ответил Майкл.
– Мы придем… с Ричи, – запинаясь, сказала Элизабет. – Прошу, подумай, что ты скажешь ему завтра.
– Я всегда знаю, что ему сказать.
Она проплакала всю ночь, уткнувшись в свою подушку. Плакала, она тихо, без рыданий, но Майкл знал, что это так. Утром она пыталась привести в порядок свои заплаканные глаза. Кое-как ей это удалось, но для внимательного взгляда все равно были очевидны ее ночные терзания. Она собрала предметы первой необходимости для мужа, хотя знала, что на пункте мобилизации выдадут свой набор снаряжения, нужного для новобранца с точки зрения города Утреней Зари. Майкл останется с Ричи дома, пока она сходит на фабрику, а потом они вместе поедут прощаться на призывной пункт.
– Я скоро, – крикнула она из прихожей, покидая квартиру.
– Куда пошла мама? – спросил Ричи.
– Теперь она будет ходить на работу, а ты будешь ее ждать у миссис Качински, – ответил Майкл.
– Я не хочу! Если мама работает, ты же будешь дома! – Ричи вскочил, сжав свои маленькие кулачки.
– Я сегодня уезжаю.
– Зачем? Я не хочу, чтобы ты уезжал! – Ричи нахмурился и стал очень похож на свою маму.
– Я еду сражаться с драконом! – Майкл улыбнулся.
– С Драконом черного солнца?! – мальчик от неожиданности сел на пол.
– С его драконышами, – загадочно ответил Майкл, описывая руками заморских чудовищ.
– Ты мне про них не читал, – заинтересованно сказал Ричи.
– Да, я про них тоже узнал только вчера, – продолжал сочинять сказку Майкл. – Но медлить нельзя, и я с войском отправляюсь далеко на север, чтобы загнать их обратно в логово.
– И убить?
– Как получится, – подмигнул сыну Майкл.
– Их надо убить. Они выползут обратно и снова будут жечь огнем города! – Ричи стал дуть, изображая дракона, и Майклу стало ясно, что даже ребенок осознавал бесконечность войны. – Но ты же вернешься на следующей неделе?
– Я изо всех сил постараюсь вернуться к вам с мамой как можно скорее, – он крепко обнял сына. – Пойдем, поиграем во дворе в «Поймай пулю», а то твои друзья там слоняются без дела.
Ричи тут же подскочил, чтобы провести эти последние часы со своим отцом. Мальчик сделал рукой левый пробор в своих золотистых волосах, хотя был правшой.
– Идем же! – он поторопил отца, и они отправились на улицу.
Через несколько часов Элизабет и Ричи провожали взглядом Майкла, который зашел за ворота мобилизационного центра. Теперь им оставалось только ждать, пока новобранцы пойдут садиться на поезд, и через сетку ограждения можно будет еще раз попрощаться хотя бы взглядами. Вокруг них стояли многочисленные родственники призывников, преимущественно женщины, со слезами на глазах. Рядом с ними надрывно плакала девушка, постоянно повторяя: «Нет-нет-нет-нет!» Элизабет прекрасно ее понимала, но свою скорбь она оставила ночью на подушке. Сейчас же она должна вселять в мужа уверенность в том, что она справится, и ему будет куда возвращаться.
Солнце уже садилось. Внезапно внутренние ворота казарм центра мобилизации распахнулись, и оттуда шеренгами вышли новобранцы, направляясь к вагонам. До крайней колонны от сетки было метров двадцать. Она подняла Ричи на руки, чтобы дать мальчику шанс увидеть отца. Выбритые головы и зеленая форма уменьшали эти шансы. Первые восемь сотен погрузили в поезд, и состав, гудя электромагнитными подушками, умчался в туннель через туман, который все сильнее окутывал вечерние улицы города. К перрону сразу подали следующий состав. Все стали ждать очередной партии мобилизованных. Возможно, Майкл был в первой, но, если остается возможность взглянуть на него, она готова ждать, сколько потребуется.
Еще несколько поездов с новобранцами скрылись в туннелях. Прощавшихся становилось все меньше: кто-то все-таки увидел своих мужей, сыновей и братьев, другие не выдерживали напряженности момента и уходили. По оставшейся толпе пронеслось: «Говорят это последние!» Элизабет напряглась. Колонны направились на перрон. Бритые головы сливались в одно сплошное месиво.
– Папа! – Ричи указал пальцем на солдата в третьей колоне с краю.
Элизабет пыталась увидеть то и дело скрываемое толпой лицо мужа. Майкл повернул голову, и на секунду она поймала его взгляд: уверенный, спокойный и любящий, как и во все эти годы.
«Он точно вернется!» – подумала она, глядя как последний поезд увозит ее любимого на войну.

Глава 3
– Мой Владыка! Конфликт на севере Европы выходит из-под контроля, – начала советник безопасности первого уровня Тереза Шаут, поправив короткие светлые волосы.
– Я же говорил вам не называть меня так. Я просто служу человечеству, – не отвлекаясь от своей работы, произнес четырнадцатилетний юноша, которого уже многие громко именовали Сыном.
– Да, простите! – немного испуганно извинилась Тереза Шаут, переглядываясь со своими заместителями, стоявшими у дверей в столярный цех.
Она так боялась, что Он вновь исчезнет, уйдет, и на этот раз уже насовсем. С Ним так спокойно и хорошо, что даже постоянный стресс от происходящего на европейской арене отступал. Она поймала себя на мысли, что не хочет покидать эту пыльную мастерскую. Но ситуация на балтийском направлении требует постоянного контроля.
– Я… мы надеемся, что удастся избежать человеческих жертв на северном побережье, – собравшись с мыслями, продолжила советник Шаут.
Сын продолжал наждачным кругом полировать столешницу. Деревянная пыль оседала на его руках и на серой рабочей одежде.
– Может быть, Вы обратитесь к конфликтующей стороне и призовете их к миру? Или подскажете нам, как вести переговоры? – если бы Тереза видела себя со стороны, то удивилась бы, как ее прямая и строгая немецкая осанка превратилась в асимметричный полупоклон.
– Разве конфликтующая сторона одна?! – удивился Сын и выпрямился, опустив на шею защитные очки.
– Да, Северо-Восточная Федерация в очередной раз недовольна геополитическими решениями, – Тереза заметила, что перед этим мальчиком она оправдывается, как перед своим властным дедом.
– Пока вы так думаете, я не смогу вам помочь, – он поравнялся с Терезой.
Несмотря на худобу, в Нем чувствовалась сила, которую уже не согнуть этому миру. Такого в своей жизни советник безопасности Тереза Шаут раньше не встречала. Когда она впервые познакомилась с Ним несколько месяцев назад, то хотела испытать Его, но все ее существо кричало, что этого лучше не делать. Сначала она восприняла это как тревожный знак, но позже, пообщавшись с Ним, изменила свое мнение. Такой любви к человеку и человечеству она еще не встречала, да что там – просто забыла о ее существовании. Возможно, она настолько отвыкла от подобного, что подсознательно боялась впустить подобную любовь в свою жизнь. По крайней мере, владея техникой саморефлексии, именно так она объяснила себе эти странные ощущения.
– Вы хотите сказать, что мы тоже виноваты? – удивилась Тереза.
Он посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами и задумчиво отвел взгляд.
– Я попытаюсь донести Вашу идею об обоюдных переговорах до всех действующих сторон конфликта, – Тереза учтиво поклонилась ему.
– Я рад, что вы понимаете меня, – он улыбнулся, и ее сердце наполнила радость, которой она не испытывала даже при рождении своего первого сына. – Но вы здесь одна, тогда как все знают, что мне важно видеть просителей лично. Или остальные боятся моих решений?
«Сейчас или никогда!» – подумала Тереза Шаут и продолжила вслух:
– Они боятся того, что не смогут принять Ваше видение мира. А главное, что это станет очевидно для Вас.
– Это и так очевидно, раз их здесь нет, – Сын немного устало провел рукой по лицу, и смазанная пыль оставила разводы, напоминающие боевую раскраску. – Напомните всем, что я не решу их проблемы, пока они не хотят отдать их мне лично. Скажите, что, если их не устроит тот мир, который я построю, я верну его им прежним. Они же видят, что мне не нужна власть.
– А что Вам нужно? – тихо спросила Тереза.
– Чтобы во всех проснулась любовь, и тогда войны исчезнут сами собой, – он еще раз провел рукой по вспотевшему лицу, и «боевая окраска» исчезла.
Тереза направилась к выходу. Теперь ей предстоит тяжелая работа – убедить глав федераций и представителей народов вступить в переговоры. Особые проблемы намечались с Андреем Левиным и Радой Йовович – представителями Северо-Восточной Федерации и Балканского Анклава.
– Вас ждет тяжелая работа, чтобы убедить Андрея Левина и Раду Йовович, – остановил ее Сын, когда она уже находилась у выхода. – Они не доверяют вашему совету, и в этом есть и ваша вина. Я буду готов встретиться с ними, если, конечно, они захотят.
Тереза застыла на месте и медленно повернулась к нему. Он пронизывал ее взглядом насквозь, казалось, ничто не может от него утаиться.
– Пророк пойдет с вами, – произнес Сын и вернулся к своей работе.
После этих слов с подоконника энергично спрыгнула молодая высокая девушка – «Пророк Всевышнего», «Святая», «Светлейшая», как ее уже называли. Ее внешность невольно притягивала взгляд: идеальная дуга черных бровей над самыми выразительными янтарными глазами, которые когда-либо видела Тереза Шаут, тонкий нос безо всякого хирургического вмешательства располагался по правилам золотого сечения, словно выточенные на мраморном лице скулы, превращавшие ее в богиню, и лебединая шея, которую огибала длинная коса цвета воронового крыла.
«А ведь она еще не расцвела!» – каждый раз думала советник, наблюдая за Пророком.
Сама Тереза была немногим красивее мужчины, что позволило ей всю свою энергию направить на создание неплохо функционирующей в этом шатающемся мире системы международной безопасности. Она насмотрелась на юных красоток в своей не очень долгой, по меркам профессии, карьере советника. Когда это были различные вариации пресс-секретарей министров того или иного ранга, наблюдать за ними было ужасно скучно. Но когда Тереза лично занималась вербовкой агентов, и к женской красоте прибавлялся смертельно опасный арсенал умений, щедро приправленный сплавом целеустремленности и ума, ей всякий раз было интересно, к чему приведет такое сочетание. Она не завидовала, но лишь наблюдала, как ее подопечные реализуют свой потенциал на благо человечества. Многим она помогала довести свои возможности и умения до совершенства. Даже жаль, что нередко они погибали при выполнении самых сложных поручений. Но с Пророком дело обстояло иначе. Ей никто не помогал, а ее потенциал поражал воображение Терезы. Такое она обычно не пропускала.
Когда Пророк поравнялась с Сыном, стало очевидно, что она немного выше него. Он что-то тихо ей говорил, а она чрезвычайно преданно, с какой–то самозабвенной радостью отвечала. Другие наверняка подумали, что он дает ей какие–то указания – как же может быть иначе! Но Тереза Шаут не была бы советником безопасности первого уровня, если бы не заметила, что Сын советуется с этой хрупкой девушкой. Когда-нибудь она обо всем узнает. После недолгого разговора с Сыном Пророк легко и непринужденно направилась к советнику. Эту девушку при посещении мастерской Тереза предпочитала не замечать, но теперь, когда янтарные глаза смотрели на нее, это было невозможно. Она улыбнулась, приглашая Терезу выйти. За дверью та отряхнула пыль, которая послушно, в отличие от пыли на одежде Терезы, покинула голубой брючный костюм, который прибавлял Пророку пару лет для солидности.
Про нее ходили немыслимые слухи. Люди рассказывали о сотворенных ею чудотворениях, в которые верилось с трудом. Она даже остановила кровопролитие в родном Йоханнесбурге, который захлестнула неконтролируемая война преступных группировок (это все, что удалось департаменту Терезы выяснить о Пророке). После того, как в городе установился мир, советник искренне выражала признательность своему коллеге в ЮАР за возвращение стабильности – до тех пор, пока секретный агент №108 не вернулся с места конфликта с очень странным рапортом.
Он работал под прикрытием в группировке с пошлым названием «Падшие Ангелы», члены которой своими зверствами полностью оправдывали это имя. Он рассказывал, что во время жесткой схватки за главенство в центральном районе города, на которую умудрились пригнать даже танки, Пророк внезапно появилась на раскуроченном остове одного из них. Ее голос разнесся по площади и прилежащим улицам, проникая через стены домов и подвалов в само сознание, в само сердце, призывая всех сложить оружие, отбросить вражду, обратиться к свету Сына и последовать за Ним. Агент передавал, как они с другими членами группировки переглядывались и медлили с решением. «Чего хочет эта девчонка?» – удивлялись они. Но голос Пророка все нетерпеливее впивался в глубины души, призывая к миру. Агент №108 склонился перед ним, и его сердце наполнили мир и покой, а вот его подельники, которые не торопились открыться призыву, сошли с ума. Простые люди с радостью встречали освободительницу, возвещающую мир, сразу же забыв о сошедших с ума и превратившихся в овощи представителях отребья гордого города Йоханнесбурга.
Тереза считала, что эта история, без всякого сомнения, имела счастливый конец: бандиты наказаны, мирные жители спасены и благодарны. Только сила в этой девчонке была действительно страшная, и если Сын все же жалел их, ожидая, что остальные мировые политики однажды дорастут до Него, то в Пророке она не была уверена. Терезе все время казалось, что эта хрупкая девушка сомнет их и не заметит, по-прежнему оставаясь внешне исключительно искренней и доброжелательной. Даже слишком искренней в своем служении Сыну. В любом случае, требуются дополнительные сведения о чудесах Пророка, которая, казалось, как и Сын, совершенно не торопится информировать мировую общественность о подлинных возможностях своей силы. С этим Тереза была не согласна. Столько проблем можно было бы решить, если форсировать рост международного авторитета этой пары! Недавно она хотела предложить Ему такой план, но потом поймала себя на опасении, что, подобно Пророку, позволяет нетерпению взять верх над собственной врожденной рассудительностью. Эта мысль ее остановила.
Сейчас эта девушка с яркими янтарными глазами шла рядом. Если бы Тереза не знала всего этого, как бы она к ней относилась? Скорее всего, спокойнее. Наверное, даже восхищалась бы ей так же, как и Владыкой мира. Не все на Земле можно объяснить. Но, так или иначе, общество Пророка в этой миссии мира вселяло в нее уверенность, что своей цели они достигнут.
***
Через несколько дней, возвращаясь на машине после переговоров, Тереза с трудом подавляла негодование. Никаких других чувств переговоры между сторонами балтийского конфликта по поводу разработки мирного договора вызвать просто не могли. Хорошо, что после речи Пророка западные представители официально согласились признать свою вину в эскалации территориального конфликта, хотя лица у них при этом были не очень довольные.
«Идиоты!» – подумала тогда Тереза.
Она ждала, что Пророк даст им ментального пинка, но девушка лишь внимательно наблюдала за развитием переговоров. Делегация Северо-Восточной Федерации от имени президента Андрея Левина настаивала на удалении военно-морского контингента из Балтийского бассейна. Западная сторона утверждала, что блокада стала ответом на вооруженные столкновения на береговой линии. Оппоненты, в свою очередь, настаивали, что проблему для начала следовало обсудить с СВФ. Последовали взаимные обвинения в провокациях и инсинуациях, которые, конечно же, имели место с обеих сторон. Всем было ясно, что этот конфликт должен вдохнуть силы в военную промышленность противоборствующих сторон, а равно и любых других, пожелавших поучаствовать. И никакие декларации о защите мирных жителей тут ни при чем. Судя по последним данным, в этом конфликте и без использования тактических ядерных зарядов погибнет не менее четырех миллионов человек. А теперь они все будут договариваться о том, в какие учебники истории вписать эту коммерческую операцию, и какую степень вины возложить там на каждого ее участника. От всех прошлых сделок такого рода эту отличал важный момент – за разыгрываемым фарсом наблюдала Пророк Всевышнего, скромно стоявшая с остальными секретарями у дверей. Тереза была уверена, что она все запоминает и передаст Сыну не слова, а намерения участников. Захочет ли она потом припомнить сторонам конфликта их упрямство и лицемерие? Этим вопросом Тереза Шаут задавалась всю дорогу до резиденции совета безопасности, наблюдая за сидевшей на противоположном сиденье бронированного лимузина Пророком. Девушка спокойно и сосредоточено смотрела на дома и улицы, деревья и фонтаны этого маленького европейского городка, приютившего высокопоставленные делегации.
– Как вы думаете, почему, уже зная, что Он пришел в мир, они продолжают принимать решения по старинке? – спросила Тереза Шаут.
– Он должен был прийти позже, во всей своей славе. Тогда они бы обратились, – мягко ответила Пророк.
– Я так и знала, что мы поторопились, позвав Сына так рано. Это плохо? – Тереза явно заинтересовала Пророка своими правильными, с ее точки зрения, вопросами.
– Нет, что вы. Тем ценнее будет их выбор, если они встанут на сторону Света, еще даже не видя царства, которое Он построит, – ответила Светлейшая
«Или возрастает степень их вины, если все же выберут сторону тьмы», – подумала Тереза, во взгляде которой не мелькнуло и тени сомнения в словах святой собеседницы.
Пророк еле заметно улыбнулась в ответ, и улыбка эта уверила Терезу, что словами девушку не обмануть. Такою проницательность в столь юном возрасте невозможно получить естественным путем. Неужели эта мудрость – дар свыше? Если это так, что ж, тогда Тереза искренне присоединяется к тем, кто провозгласил ее «Святой» и «Пророком Всевышнего».
– Что нам делать дальше? – спросила советник.
– Ждать милости нашего Владыки к этими истерзанным войной северным землям, – без интонации произнесла девушка, и ее янтарные глаза вспыхнули.
«Что это? Гнев на наше упрямство или сожаление о жертвах?» – невольно задалась вопросом советник.
– Все будет хорошо! – заметила Пророк.
– Что вы сказали?
В этот самый момент в машину попал реактивный снаряд, выпущенный из гранатомета, – явно из окна двухэтажного дома напротив. «Похоже, Panzerfaust T-12», – неожиданно промелькнуло в голове у Терезы.
Взрыв и инерция движения закрутили лимузин по сложной траектории. Влетев в дом на противоположной стороне улицы, машина вывалилась из пролома в стене и упала на мостовую. Автомобили сопровождения также были обстреляны. Но на своей безопасности Тереза Шаут не экономила, и только поэтому их не разорвало в клочья. Но, если нападавшие готовились заранее, они могли это предусмотреть. Голова, рассеченная в нескольких местах, гудела от этой импровизированной карусели. Инстинктивно очень хотелось вылезти из машины, но Тереза знала, что их придут добивать. Достаточно продержаться несколько минут: убийцы не рискнут оставаться здесь дольше, чтобы не связываться с подкреплением. Впрочем, двери все равно, скорее всего, заклинило от такого удара. Все эти мысли крутились в уме, выдрессированном многолетними тренировками и агентурной работой в начале карьерного пути.
Громкий металлический лязг заставил Терезу оглянуться. Ее святая спутница, выбив дверь, вылезала наружу.
– Пусть все остаются внутри. Я скоро вернусь! – произнесла она, и ее голос стал похож на нарастающий гул колокола.
Тереза не осмелилась ослушаться и, нащупав коммуникатор, связалась с остальными, отдав приказ выжившим ничего не предпринимать.
Гул нарастал, так что Тереза даже сжала виски, чтобы выдержать его.
«Так вот ее сила? Нет, эта девчонка способна на большее… Светлейшая…» – мысленно поправила себя Тереза, осознавая, что теперь к этой хрупкой девушке даже в мыслях лучше обращаться только так.
Напряжение проникло внутрь покореженного автомобиля – и исчезло вместе с гулом.
Тереза вылезла наружу. Действительно, по их души уже шел отряд зачистки, но теперь его бойцы, побросав оружие и снаряжение для вскрытия бронеавтомобилей, стояли на коленях перед Пророком. Все в слезах, суровые боевики, сбросив маски и шлемы, благоговейно смотрели на нее. Их командир лежал без сознания, и советник понимала, что вернуть ему разум уже вряд ли получится. А ей очень бы хотелось его допросить. Кое-кто в растерянности смотрел то на Пророка, то на командира. Светлейшая подошла к главарю нападавших и, встав перед ним на колени, произнесла:
– Нельзя сопротивляться свету, только принять его!
Тереза вспомнила рапорт агента №108 и расслабилась, моментально почувствовав, как радость заполняет ее. Слова пророка словно бы расходились от девушки теплой волной, накрывавшей всех вокруг.
– Кто отдал приказ? – спросила Тереза у остальных.
В ответ те покачали головами.
– Рада Йовович, – грустно ответила Пророк.
Советнику потребовалось мощное усилие воли, чтобы не спросить: «А Вы уверены?».
– Зачем ей это? – поинтересовалась Тереза, уже прокручивая в по-прежнему гудевшей голове варианты.
– Ради войны, – все также грустно ответила Пророк, вытирая струйку крови, бежавшую из-под волос. – Она все еще держит обиду на то, что случилось с ее землей, с ее народом, – и хочет того же для остальных. Потому и поддержала СВФ, чтобы те, чувствуя поддержку, увереннее ввязались в бойню и …
Она резко остановилась, как будто уже сказала больше необходимого.
– Мне нужно вернуться к Нему, – Пророк повернулась к Терезе, наблюдая, как остальные выбираются из разбитых автомобилей. – Помните, что Он поможет только тогда, когда люди захотят Его вмешательства в свою жизнь, и не раньше!
– Но Ты же можешь их заставить остановиться! Я знаю! – не выдержала Тереза Шаут.
– Да, могу, но тогда они пришлют новых солдат! – ответила Пророк, вновь на мгновение обретая черты обычной очень юной девушки. – Готовы ли вы взять на себя ответственность за их гибель, если они не признают Сына?
– Нет. А вы? – Тереза все еще не верила в свою смелость.
– Я тоже нет, – в последний раз показала свою человечность посторонним Светлейший Пророк Всевышнего.
Она зашагала прочь, не дожидаясь прибытия поддержки, а Тереза стала осматривать пленных, отдавая приказы подчиненным. Она услышала гудок поезда и повернула голову. Сквозь дым она увидела, как между домов, по магнитной дороге, проложенной по склонам местных гор, на северо-восток мчатся военные поезда с «миротворческим контингентом». Тереза Шаут поморщилась. Рана через всю щеку, разбитую во время бешеного вращения лимузина, заныла, несмотря на вколотые анестетики. Она, конечно уберет все следы ранения, но только после того, как эта история закончится, чтобы не было даже малейшего шанса появления новых шрамов на ее и без того не очень красивом лице.
***
– Свет мой, ты слишком увлекаешься, – произнес Сын, положив ей руки на колени.
С Пророком он всегда разговаривал, полностью отдавая ей свое внимание, не отвлекаясь на изготовление очередных табуреток и столов, которым всегда сопровождались его встречи с бесконечными делегациями со всего мира. Она все ему рассказала, как и всегда. Мэри Стоун молча смотрела на него, уставшая и опустошенная. Она и сама прекрасно понимала, что увлекается, и это становится все опаснее. Люди не выдерживают напора ее праведности, и, если она будет продолжать в том же духе, слухи об этом скоро разлетятся по всему миру. Но по-другому она не может – сила Отца бьет в ней через край. Как можно ее прятать от служения людям? Если они не готовы принять благодать, то это их проблема!
– Мэри, ты же понимаешь, что они должны добровольно принять меня и свет нашего Отца – иначе все бесполезно, – он гладил ее по щеке
Она продолжала молчать, осознавая свою вину и не находя решения. Он встал и подошел к окну, которое находилось под потолком цокольного помещения, ставшего для него и домом, и рабочим местом. Свет с улицы рассеивался, пробиваясь через еще не осевшую столярную пыль, но не терял своей силы. В его лучах фигура Сына выглядела очень мужественно, несмотря на его худобу и юный возраст.
– Нам нужно разделить эту ношу! – твердо произнес Он. – Ты будешь совершать чудеса над стихией этого мира. После я буду обращаться к сердцам людей, не ломая их.
– Хорошо, – сдавленным голосом ответила она.
Пророк не могла понять, почему, когда сопротивляющихся принятию Сына слишком много, она теряет самообладание. Она спокойно может убеждать одного, двоих, даже троих, объясняя и рассказывая им, проповедуя и приоткрывая им свет царства Отца, что она несет в себе. Но когда начинают сомневаться и бояться, праведный гнев вспыхивает в ней. Она свою веру выстрадала, не жалея и не ропща. Она приносит им на шелковой подушечке их светлое будущее, а они сторонятся этого дара! Маловерные! Но Он прав – Отцу не нужно такое приношение. Теперь Сын должен играть главную роль в общении с людьми, и не только с власть имущими, а она будет поддерживать его, все более уходя в тень.
– Свет мой, ты ни в чем не виновата, – он опять улыбнулся Пророку. – Они просто слишком рано нас позвали. Я тоже не могу контролировать силу Отца – это слишком тяжело. Мне приходится долго восстанавливаться. Хорошо, что Отец своей любовью охраняет меня от зевак и любопытных глаз.
Мэри иногда задавалась вопросом, почему возле полуразваленного дома, в котором жил Владыка мира, никто не появляется? Как будто животный страх отгоняет всех от этого места. Что ж, теперь Он сам объяснил ей это, рассказав о заботе Отца.
Он подошел к ней и, подняв со стула, крепко обнял. В этот момент она стала самым счастливым человеком на Земле.
– Вместе с Отцом мы сможем все! – прошептал ей на ухо Сын и посмотрел в залитые блаженством янтарные глаза.
Да, они смогут все! Но ей нужна какая-нибудь древняя реликвия, которая поможет ей контролировать силу, а может быть, и увеличить ее. Она еще не догадывалась, где ее искать, но точно знала, что Он отпустит ее на эти поиски.

Глава 4
На одной из баз миротворческого контингента капрал с недовольным выражением лица заполнял бумаги рядового Калхедона. Казалось, еще немного – и уголки рта, тянущиеся вниз, утащат квадратную челюсть капрала за собой, и та проломит своей тяжестью стол с ворохом бумаг. Это в очередной раз станет несомненным доказательством потери боевой морали у капрала, ненавидящего вносить данные новобранцев.
– Майкл… – капрал медленно вбивал имя прибывшего солдата, –… Калхедон…
Хотя через его стол прошли уже тысячи солдат, капрал специально старался не повышать навык владения секретарской работой, чтобы у новобранцев было побольше времени свыкнуться с фронтовой атмосферой. Любое проявление рациональности моментально поднимает боевой дух солдат, а это не всегда хорошо, потому что в бою, как правило, все происходит по-другому. Так что боец должен с самого начала принять типичный для армии ход вещей.
– Так точно, сэр! – Майкл научился этому приему еще в духовной консистории своего района.
Капрал, не поднимая уголков рта, все же одобрительно кивнул.
– Ты не служил раньше? – сверяясь с документами, спросил он.
– Сэр, никак нет, сэр! Был священником!
– Чего?! Святой отец?! Как тебя сюда занесло?! – капрал от удивления даже отодвинулся от стола.
– Ослушался приказа начальства, сэр, – честно ответил он.
– Не знаю, как у вас там, но здесь такое не прощают! Отправишься под трибунал! И сутана тебе не поможет! – пригрозил капрал.
– Так точно, сэр! – коротко ответил Майкл, мечтая поскорее покончить с процедурой.
Получив необходимые бумаги, он отправился в часть. Вместе с ним в транспорте было еще человек сорок. Справа сидел молодой парень, который еще не смирился с призывной участью. Его подначивал другой участник миротворческой миссии, который, изобразив на лице выражение крайнего самодовольства и цинизма, стучал носком ботинка по ноге черноволосого новобранца.
– Мамочку свою позови! Ну, поплачь, поплачь! Станет легче! Но если мы на твоих соплях поскользнемся, я тебе голову откручу! – злобно говорил он.
– Прекрати! – обратился к нему Майкл.
– А то что?! – переключился на новую жертву выскочка, с раздражением поглаживая выбритую до блеска голову.
– А то прокляну – и стоять перестанет! Я священник, и мне уже терять нечего, – спокойно произнес Майкл.
Тот немного сжался и, что-то пробормотав, махнул на них рукой. А Майкл лишь улыбнулся тому, как до сих пор суеверия владеют умами людей. Он всю жизнь боролся с ними, но потом понял, что может лишь уберегать отдельных людей от этой волны сумасбродства, которая регулярно накатывает на общество. Другие солдаты, услышав слова Майкла, переглянулись. Они привыкли видеть священников, наставляющих их с трибун во имя всего самого доброго и высокого, но чтобы так, наравне с ними, ехать в грязи на войну – это было в новинку.
В части им поставили клеймо над сердцем – черный римский орел с широко расставленными крыльями, под которым красовался номер части «616». Знак был жесткий, как титановое покрытие, и ужасно болел. Впрочем, им пообещали, что потом станет полегче. Кто-то в казарме шутил: «После того как в нас попадет тактический заряд, от нас только и останется, что лоскут шкуры с этой меткой!». И почему Римская империя всегда начинает возрождаться с военной машины, как будто это есть сама ее сущность? Много раз в истории человечества самодовольные правители примеряли на себя статус римских императоров, но Майкл считал, что именно теперь этот политический призрак действительно воскреснет.
В казарме расположили несколько отделений. Некоторые из них уже приняли боевое крещение. Это сразу было видно по лицам. Каждое столкновение с солдатами СВФ было испытанием даже для ветеранов. Майкл сидел на своей койке и смотрел на фотографию жены и сына. От размышлений его отвлек подошедший к нему боец в полной амуниции.
– Я слышал, вы священник!
– Бывший, – ответил Майкл.
– Скажите, что мы вернемся! – потребовал он.
– Я не могу этого знать, – грустно сказал он, глядя в глаза уходящему на какое-то сложное задание молодому бойцу.
– Просто скажите, что мы вернемся, и все…Разве это сложно? –крикнул тот, так что остальные в казарме обернулись.
Майкл встал и вплотную подошел к солдату, продолжая пристально смотреть в глаза, но не испытывая, а желая согреть его.
– Я не могу тебя обманывать. Я не знаю, вернемся мы или нет, – твердо ответил Майкл.
– Тогда благослови порвать этих северных ублюдков, чтобы им гореть в аду!!!
– Я не буду этого делать, – покачал головой бывший священник.
– Правильно, что тебя выперли! Какой от тебя толк! Какой от вас вообще толк! – злобно произнес он.
– Толку на войне от нас действительно мало, но я приложу все силы, чтобы ты вернулся человеком! – Майкл взял его за плечи.
Боец брезгливо сбросил его руки и быстро зашагал прочь, к своим сослуживцам. Те, слышавшие их разговор на повышенных тонах, недоверчиво посмотрели на бывшего священника. Кто-то ухмыльнулся, кто-то грустно опустил голову. Вскоре шум их удаляющихся шагов затих, оставив казарму в тишине.
Майкл не обижался. Эти ребята слишком многого ждут от него и слишком мало просят у Бога. Но бывший священник постарается помочь им, хотя теперь должен будет стрелять и рвать этих «северных ублюдков». Майкл хорошо знал, что с той стороны им противостоят точно такие же ребята, разбавленные уже повидавшими жизнь социальными неудачниками вроде него. И их общая задача – вернуться людьми после этой войны.
– Поскорее бы уже в бой, чтобы свыкнуться с этой жопой, в которую мы попали! – произнес его сосед с верхней койки. – Кстати, я Яспер Криг.
– Майкл… Майкл Калхедон, – преставился он в ответ.
– Ты хоть честный! Как сам думаешь, долго это продлится?
– Нам хватит с головой, – ответил Майкл, пряча фотографию семьи в нагрудный карман.
– На хрена они все это затеяли? Деньги, власть, амбиции… – Яспер перечислял штампы кухонных политологов, рассуждающих об обстановке в мире.
– Потому что могут.
– Чего?
– Те, кто это затеяли, сделали это, потому что могут, – тихо сказал бывший священник.
– Долбаное безумие!
– В самую точку! – согласился Майкл, проведя рукой по бритой голове.
Еще пара-тройка лазерных армейских стрижек, и его золотистые локоны уже никогда не отрастут. Он улыбнулся, представив, как Элизабет будет подшучивать над ним.
– Ты это чего? – спросил Яспер.
– Жену вспомнил.
– А-а-а, а я думал, что раньше времени кукухой поехал.
В этот момент резкие крики сержанта погнали всех на очередную военную муштру.
***
Плановый рейд миротворческих сил в глубину обороны противника на второй год пребывания на балтийской войне был для Майкла Калхедона обыденностью, хоть и тошнотворной в своей бессмысленности. Как же он уже хотел вернуться домой, хотя бы в небольшие увольнение! Но отпусков им не давали, несмотря на многократные обещания. После того, как во время очередных двусторонних переговоров стороны согласились не применять ядерные тактические заряды, подобные вылазки стали проводится обеими сторонами с завидной регулярностью – дважды в неделю. Задача таких операций была проста: быстро уничтожить позицию противника, зачистить личный состав, деактивировать все автоматические системы ведения огня, желательно прихватив что-нибудь полезное с собой, и быстро вернуться обратно, пока ответный удар не похоронил нерасторопных диверсантов.
Майкл нечасто пускал в ход штурмовую винтовку, так как его сослуживцы, особенно Яспер Криг и Блез Гордэн, постоянно задвигали его за спины. Всем нравилось общаться с Майклом, особенно после тяжелых стычек с упрямыми северянами, которые никак не хотели отходить в глубь своих территорий, как будто там их ждало что-то пострашнее вражеских пикирующих вертолетов и термобластовых ракет, обрабатывавших зону высадки штурмовых отрядов.
Сейчас они методично проверяли успешно зачищенный аванпост. Кое-где все еще лежали трупы солдат, которые не распылило ракетным огнем. Каждый проходящий боец зачем-то тыкал в них дулом винтовки, а кое-кто вынимал боевой нож и проверял, действительно ли у этих непреклонных противников внутри течет кровь. Майкл этого не делал, так как помнил, что все они люди, и кровь у всех одинаковая.
Эта позиция была хорошо укреплена, но благодаря квадроудару, в результате которого шесть вертолетов уже не вернутся на базу, им удалось подавить оборону СВФ. В бункере, который служил штабом, тоже валялись тела погибших – термофугас, залетевший внутрь, не оставил шансов никому. Быстро собирая данные и демонтируя укрытые толщей породы системы связи, бойцы торопливо возвращались к воздушным транспортам. Кое-то уже расслабленно отпускал шуточки про шкуру северного медведя, которую они повесят у себя дома, когда вернутся. Сержанты громко раздавали команды, жестами поторапливая подчиненных.
– Вот эту хреновину отнести в транспорт! – скомандовал один из командиров, указывая на неразвернутую противопехотную турель «Лещ-800».
Что именно означали эти буквы и цифры, никто не понимал. Впрочем, это было не их дело. Они вшестером подняли турель и потащили к транспорту. До воздушного судна оставалось каких-то шестьдесят метров, когда сзади открыли огонь. Раздались минометные залпы, и пара транспортов взорвалась. Из-под земли на них посыпались солдаты противника – с обожженными термической ракетой лицами и кожей, с обугленными руками. Немыслимым образом часть контингента северян перенесла зачистку.
Майкл с сослуживцами тут же бросили трофейную турель и кинулись искать укрытие. Бывший священник озирался вокруг, стараясь дышать спокойнее. По правде говоря, он всегда считал, что подобное должно было когда-нибудь случиться. Транспорты взлетали ведь для них счет шел на секунды: противник, скорее всего, уже включал датчики наведения, которые позволят скорректировать ответный удар. Их не остановить даже тем системам помех, которые бойцы МС, как обычно, притащили с собой, чтобы не быть уничтоженными в первые минуты пребывания на вражеской позиции. Эти атакующие мертвецы явно понимали, что не выживут, так как ракеты СВФ вскоре окончательно превратят здесь все в слои аккуратного пепла. Но забрать с собой дерзкого противника было для них делом чести.
– Вот же упрямые уроды! – произнес чернокожий боец Тьяго Мэйн из соседнего подразделения.
С ним Майкл встречался редко, но каждый раз это был парад шизофренических шуток и едких замечаний, которые Мэйн произносил с неизменно суровым лицом, резкие черты которого лишь иногда разглаживались широкой улыбкой. Взгляд его ярких светло-серых глаз метался по полю боя, судорожно ища путь к спасению. Сообразительность этого темнокожего бойца уже спасала не один десяток жизней, и сейчас он тоже не собирался сдаваться. Тьяго вслепую дал очередь по противнику.
– Хрена лысого я сдохну здесь! Святой отец, прокляни уже наконец этих прокаженных! – не унимался он.
– Нам нужно уходить, пока наш транспорт еще не подорвали! – ответил Майкл.
– Ну–ну, пулю в спину давно получал? – Тьяго разрядил остаток обоймы во врага.
В этот момент с транспортов дали заградительный залп по позиции северян, и Майкл с остальными рванули с места. Было ясно, что не все успеют спрятаться за броней боевой машины. В сумасшедшей какофонии взрывов и стрекоте очередей штурмовых автоматических винтовок Майкл не обратил внимания на то, как Тьяго взял оружие с трупа вражеского солдата, похлопав его по лицу со словами: «Молодчинка, что посторожил!».
Наперекор военной статистике, до транспорта добрались все, быстро запрыгивая на борт. Майкл уже находился за укрытием бронемашины, когда почувствовал, как сзади его что-то ужалило в левую ногу. Он сразу понял, что схватил вражескую пулю. Но откуда? Он развернулся и увидел перед собой темнокожего сослуживца.
– Падре, стрельните мне в ногу! Только кость не заденьте! – настоятельно попросил Тьяго и, увидев вопросительный взгляд Майкла, добавил. – Хочу в отпуск по ранению, чтобы повидать сына. Если откажешься, скажу, что видел, как ты сам себя подстрелил, чтобы слинять отсюда.
Майкл ошарашенно смотрел на него.
– Стреляй, твою мать!
Майкл выстрелил. Тьяго, стиснув зубы, не издал ни звука. Опираясь друг на друга, они последние запрыгнули в поднимающийся борт. Если бы в транспорте были окна, как в скоростном лайнере, то они бы увидели, как через минуту ракеты засыпали покинутую позицию, упокоив всех, кто остался там.
Майкл и Тьяго обрабатывали свои раны, но было понятно, что без госпитализации им не обойтись. Бывший священник ощупывал место ранения: кость действительно не была задета. Судя по лицу рядового Мэйна, Майкл тоже за эти годы худо-бедно научился стрелять. Тьяго отлично играл роль шокированного бойца, и только на мгновенья в его взгляде мелькали искорки: Мэйн тихо радовался, что его план сработал.
– По ходу, только вас зацепило! – помогал перебинтовывать раны Блез Гордэн.
– Плохо молюсь! – ответил бывший священник.
– Да-да, на все воля Божья, но иногда и самому нужно что-то делать! – ответил из другого угла транспорта Тьяго, которого также перебинтовывали.
– Вы прямо братья по несчастью, – смеясь, заметил Яспер Криг.
Майкл посмотрел на Тьяго, в глазах которого читалось: «Братья по счастью!» Все равно все считали, что именно присутствие Майкла позволило всему отделению вернуться. На базе они узнают, что во время рейда часть потеряла пятьдесят семь процентов личного состава.
Обследование в полевом лазарете показало, что обоим бойцам нужно более серьезное лечение. В СВФ всегда умели делать патроны, так что разрывы тканей у раненых заживали очень долго. «Костыльные близнецы» – так называли себя Майкл и Тьяго в военном госпитале. Пребывание здесь не было тягостным, потому что Калхедон раз за разом перечитывал четыре письма от Элизабет, которые ему удалось получить за все время службы. Письма удавалось получать и отправлять только во время снятия информационной блокады, которую командование вводило из-за угрозы ракетного удара противника. Ни один бит информации полученный или отправленный с базы, не должен был помочь врагу нанести точный удар.
Майкл и Тьяго сидели и курили в парке, не по-военному живописно раскинувшемся вокруг больничного корпуса. Майкл перечитывал последнее письмо из дома, с болью замечая, что обычно каллиграфический почерк жены потерял привычную четкость и красоту. Письмо явно было написано очень усталой рукой. Ему нужно вернуться домой, хотя бы на время, чтобы поддержать ее. Тьяго с приподнятой левой бровью наблюдал за сотоварищем-заговорщиком, ухмыляясь его мягкотелости.
– Давай, поцелуй еще, чтобы я блеванул!
Майкл не обращал внимания на грубость приятеля: он давно понял, что в семье Мэйнов участие и радушие проявляется именно таким образом.
– Хочется к любимой женушке? А вот мне на следующей неделе дают двухнедельный отпуск, – довольно сообщил Тьяго.
– Мне обещали через четыре дня. Кажется, это будут самые долгие четыре дня в моей жизни, – до сих пор не веря, ответил Майкл.
– А все потому, что мое попадание – просто филигранное! – похвастался Тьяго, изобразив пальцами выстрел в ногу Майкла.
– Или мне достались лучшие врачи.
– Врачи? Тьфу, эти занудные очкарики? А вот то, что к тебе ходят более красивые медсестры, – это меня выводит из себя, – Тьяго изобразил руками явно преувеличенные женские прелести.
– Не завидуй, ты же знаешь, как я люблю Элизабет, – напомнил ему Майкл одну из тем их вечерних разговоров.
– А, да! Я забыл, что ты дурак! Это же не измена, а часть восстановительной практики. Они же профи! К тому же это все ради того, чтобы быстрее вернуться в объятия жены! –мозг его темнокожего приятеля явно утопал в волнах эротических фантазий.
Тьяго и дальше предавался приятным размышлениям, но к ним подошел лейтенант Рафаэль Апаресидо, также получивший отпуск по ранению. Выглядел он бледнее двух товарищей: задетый осколком минометного снаряда, он чудом остался в живых. Майкл заметил, что лейтенант и Тьяго часто что-то эмоционально обсуждают. Насколько он понял, они не собирались возвращаться на фронт. Правда, для него оставалась загадкой, как именно эти простые парни смогут избежать возвращения в мясорубку.
– Лейтенант, как здоровье? Животик не болит? – поприветствовал товарища Мэйн.
– Как на собаке заживает, – Раф поднял белую футболку, представив на обозрение уродливый шрам на левом боку, из-за которого он две недели жил на инъекциях питательных растворов.
– Фу, блин, какая мерзость, – поморщился Тьяго. – Таким шрамом точно всех девчонок распугаешь.
– Мне есть что им предложить, в отличие от тебя, – усмехнувшись с чувством превосходства на лице, Раф поправил яйца по древнему альфа–самцовскому обычаю.
– Ну-ну, девочки все равно расскажут мне правду, – не сдавался Тьяго.
– Не боишься после этого впасть в депрессию? – после этого все трое дружно рассмеялись, но лейтенант в конце все же схватился за бок, боль в котором еще давала о себе знать.
Апаресидо сел между двух рядовых и, по очереди пристально посмотрев каждому в глаза, заговорил:
– Ладно, бойцы, сегодня мне сообщили очень важные сведения, – многообещающе начал он. – В нашем любимом незабвенном городе Утренней Зари за те два с половиной года, что нас там не было, произошли серьезные изменения. Для предприимчивых парней вроде нас открылись кое-какие лазейки. Только число мест в этом поезде счастья ограничено, и занимать их нужно как можно быстрее.
– Всегда так! В чем суть? – спокойно поторопил его Тьяго, но по лицу Майкла было видно, что ему не терпится услышать подробности.
Рафаэль попросил сигарету и, затянувшись, продолжил разговор.
– Вернувшись, мы не узнаем наш город, – он еще раз посмотрел на них, предлагая им угадать причину.
– У нас долбаная викторина?! – серьезно поинтересовался Тьяго, но его упреки не могли поколебать желание лейтенанта не торопясь насладиться изложением своей разведвыкладки.
– Сын теперь правит в нашем городе? – спокойно заметил бывший священник.
– В точку! – Рафаэль указал на Майкла пальцем. – Говорил же тебе, Тьяго, его надо брать в дело.
Тьяго пристально посмотрел на приятеля и отрицательно покачал головой.
– В дело? – спросил Майкл.
– Смотри. Сын в городе, и его отстраивают, как никогда раньше. Мне сообщили, что территорию поделили на три кольца. Наши дома остались во внешнем кольце. Сами понимаете, жизнь там, по законам жанра, будет не сахар. Потому мы попытаемся перебраться в среднее кольцо, а затем…
Тьяго явно интересовала конечная точка восхождения, но лейтенант остановил его движением руки и продолжил.
– Наверху, как обычно, будет жить элита. Поговаривают, на самой вершине собираются строить какой-то дворец. Хм, а говорили, что Сын живет в засранном гадюшнике. Ненадолго его хватило, – Рафаэль удовлетворенно затянулся.
Ему нравилось разгадывать поведение людей. Это было его увлечением-соревнованием со времен школы, когда они с одноклассником Раймондом Гуидо пытались раскусить новых учеников и, тем более, новых учителей.
– Задолбал, давай дальше, – Тьяго пытался толкать эту скрипящую телегу с информацией вперед.
– Сын. Больше инвестиций. Больше денег. Больше преступности, – кратко обозначил причинно-следственные связи Апаресидо. – С некоторыми преступниками полиция и спецподразделения не справляются. Птички мне напели, что для этого потребуются квалифицированные наемники. Их будет много, когда вся эта хрень на севере закончится, но мы можем запрыгнуть в первый вагон. Связи, репутация и, самое главное, сейчас возможно будет легально получить освобождение от воинского ярма. Достаточно быстро и профессионально ликвидировать самых популярных в сводках полиции плохишей. Само собой, награда будет тоже неплохо мотивировать. Нам достанутся деньги, слава и…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71728210?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.