Главная страница | Исторические детективы | Самый тёмный час Мэрилин Монро

Самый тёмный час Мэрилин Монро
Елена Рабецкая
Летом 1962 года пришла страшная новость об уходе из жизни Мэрилин Монро. Эта белокурая и жизнерадостная актриса была известна и любима во всём мире. Она была секс-символом Голливуда той эпохи и ушла из жизни на пике своей популярности. Никто не мог поверить в эту новость. Но газеты пестрели сообщениями: «Мэрилин Монро, прекрасная блондинка, трагически погибла в своём доме в воскресенье. Её тело было найдено обнажённым на кровати с телефонной трубкой в руке. Предполагается, что причиной смерти было самоубийство. На момент смерти ей было 36 лет. Смерть Мэрилин Монро вызвала множество споров и слухов о причинах её смерти. Сразу после её смерти появилось как минимум три основные версии её смерти. У каждой из версий есть свои сторонники: это могла быть случайная смерть от передозировки снотворного, самоубийство или убийство. Также есть и официальная версия смерти Мэрилин Монро. В этой книге мы попытаемся разобраться в этом, прожив жизнь американской актрисы и узнав её поближе.

Елена Рабецкая
Самый тёмный час Мэрилин Монро

Глава 1

Летом 1962 года вдруг прогремела страшная новость о Мэрилин Монро. Эту белокурую и жизнерадостную актрису знал и любил весь мир. Она являлась секс-символом Голливуда той эпохи, и она ушла в мир иной на пике своей популярности. Никто не мог поверить в эту новость. Но газеты пестрили сообщениями в духе:
«Мэрилин Монро, прекрасная блондинка, трагически ушла из жизни в своём доме в воскресенье. Её тело было обнаружено обнажённым на кровати с телефонной трубкой в руке. Предполагается, что причиной смерти было самоубийство. На момент смерти ей было 36 лет. Рядом с кроватью было найдена пустая банка от снотворного».
Смерть Мэрилин Монро вызвала множество споров, слухов о причинах её гибели. Сразу после её кончины появилось как минимум три основных версии её ухода из жизни. Каждая из версий имеет своих сторонников: это могла быть случайная смерть от передозировки снотворных, самоубийство или убийство. Также есть и официальная версия смерти Мэрилин Монро.
Чтобы разобраться в этом, давайте проживём вместе жизнь американской актрисы и узнаем её поближе.
В этой книге я хочу рассказать о всей жизни самой знаменитой блондинки Голливуда прошлого столетия, начиная с самого детства и до момента её внезапной смерти. Возможно это путешествие приоткроет завесу тайны, почему молодая актриса покинула этот мир в тот момент, когда она достигла своей голубой мечты.

Рождение звезды

В этой главе своего рассказа я хочу уделить внимание непосредственно матери Нормы Джин (в последствии Мэрилин Монро). Мать будущей звезды звали Глэдис Бейкер. Именно она была ключевой фигурой в биографии знаменитой блондинки и оказала на неё очень странное влияние.

Глэдис

Однажды Джон Ньютон Бейкер встретил Глэдис, которой тогда было всего четырнадцать лет. Между ними вспыхнула любовь. Глэдис полюбила Джона не потому, что хотела быть независимой от своего отца, Грейнджера, а по-настоящему, как ей тогда казалось.
В 1917 году, когда Глэдис было около пятнадцати лет, Делла, её мать, помогла им заключить брак, присягнув на Библии, что ее дочери уже исполнилось восемнадцать лет. Она предоставила молодым комнату на Вестминстер-авеню и быстренько перебралась в домик к своему любовнику Чарльзу.
Грейнджер, отец Глэдис, нашёл работу – он стал администратором пристани «Водные наслаждения» в Санта-Монике. Вроде бы жизнь начала налаживаться у всех фигур этого повествования.
Глэдис была счастлива в браке. Через семь месяцев после свадьбы она родила мужу первенца, которого назвали Джеком. А на следующий год у них родилась дочь – Бернис Инез Глэдис.
Однако Глэдис быстро устала от материнства и домашних обязанностей. Она предпочитала оставлять детей на соседей и уходить на танцы или пляжные развлечения с друзьями или даже с незнакомыми людьми.
20 июня 1921 года, ровно через три года, Глэдис подала на развод, обвинив Бейкера в «грубом поведении». Он же, в свою очередь, обвинил её в распутной и аморальной жизни.
Суд был в затруднении и пока не позволил юной матери забрать детей из Лос-Анджелеса.
В период судебных разбирательств отношения Деллы и Чарльза (матери Глэдис и её любовника) претерпели серьёзные изменения. В марте 1922 года Делла ушла от любовника и переехала в арендованный дом к Глэдис. Однако и с ней она не смогла построить гармоничные отношения.
В июле 1923 года Джон Бейкер забрал детей и вернулся в Кентукки. Глэдис нанесла им лишь один визит, но дети уже не воспринимали её как близкого человека.
В мае 1923 года был вынесен окончательный приговор по делу о разводе семьи Бейкеров. Джон забрал маленьких Бернис и Джека в родной штат Кентукки, а Глэдис в свою очередь окончательно прекратила всяческое общение с ними.
Глэдис Пёрл Бейкер (в девичестве – Монро) оказалась неспособной дарить любовь и своим детям. Освободившись от домашних забот и семейных обязанностей, она переехала в Голливуд, где начала работать в компании «Консолидэйтед филм индастриз».
Глэдис каждый день видела на монтажном столе множество изображений, которые создавали, чтобы развлекать американцев. Она вырезала куски плёнки и передавала их тем, кто собирал из них готовые кадры монтируемого фильма.
Глэдис подружилась со своей начальницей Грейс Мак-Ки, которая впоследствии сыграла важную роль в её жизни. Грейс сильно повлияла на следующего ребёнка Глэдис – Норму Джин ( в последствии – Мэрилин Монро). К концу 1923 года они уже вместе снимали квартиру по адресу Хайперион-авеню, 1211, в восточной части Голливуда.

Кто такая Грейс Мак-Ки? И какую роль она сыграла в жизни Мэрилин Монро?

Грейс Мак-Ки родилась в Монтане 1 января 1895 года. Она мечтала стать киноактрисой. В юности она вышла замуж за своего почти ровесника Реджинальда Эванса, автомеханика, который был на три года младше неё. Позже она связала свою жизнь с художником Джоном Уоллесом Мак-Ки, расставшись с Реджинальдом.
Грейс была амбициозной, увлекающейся и много работала. Вечеринки, алкоголь и работа были для неё важны, а отношения служили средством для достижения цели. Вместе с подругой Глэдис они часто проводили воскресные дни на пляжах или в горах, выпивая контрабандный алкоголь.
Если они не приходили на работу из-за свиданий, их коллеги заменяли их, получая взамен выпивку или доллар. Грейс и Глэдис были «молодыми суфражистками» (сейчас бы они назывались «феминистками»), которые решили расширить свои права, включая свободу светской и сексуальной жизни.
Они стремились подражать экстравагантным кинозвёздам. В 1924 году Глэдис по совету Грейс покрасила волосы в ярко-красный цвет. До этого момента, как вспоминает их общий знакомый Олин Стэнли, она не привлекала к себе внимания, была эдакой «серой мышью».
На Глэдис не раз оглядывался Мартин Эдвард Мортенсен – сотрудник газовой компании, который познакомился с ней летом 1924 года. Он был впечатлён её живостью и религиозностью, хотя и не предполагал, насколько давно она пришла к вере. В том году Грейс и её тогдашний спутник посещали богослужения, проводившиеся движением «Христианская наука». Глэдис, как обычно, разделяла их любопытство, но не собиралась присоединяться к этому или любому другому религиозному течению.
Мортенсен казался ей привлекательным, щедрым и решительным. Их брак, который был заключён 11 октября 1924 года, был образцовым… и невыносимо скучным. Через четыре месяца Глэдис ушла от мужа и снова поселилась с Грейс. Мортенсену ничего не оставалось делать, как подать на развод, который состоялся 26 мая 1925 года.
Глэдис долго не отвечала на предложение о разводе. Её муж неоднократно пытался вернуть сбежавшую жену. Среди коллег Мортенсену приходилось часто заступаться за неё.
Однажды Стэнли увидел, как один из мужчин бросил на Глэдис нескромный взгляд и сказал другому:
«Мне бы хотелось обладать этим телом».
Второй мужчина не выдержал и схватил первого за горло, крикнув:
«Чтобы ты больше никогда не говорил о ней такие вещи!»
Это был Мортенсен, который всё ещё был без ума от Глэдис.
Мортенсен продолжал ждать ответа на свои попытки примирения, но Глэдис не отвечала. В 1929 году она узнала, что Мортенсен погиб в результате дорожной аварии.
В конце 1925 года, уже после того, как произошёл развод с Мортенсеном, Глэдис обнаружила, что беременна. Она обратилась за помощью к матери, но та не поддержала её и, отмахнувшись от проблем дочери, уехала на отдых со своим любовником.
Многие биографы склоняются к версии, что беременность Глэдис связана с её романом с Чарльзом Стэнли Гиффордом, руководителем дневной смены всё той же компании «Консолидэйтед фильм».
Чарлз Гиффорд, красивый и дерзкий, считался ловеласом как дома, так и на работе. В иске о разводе его супруга отметила, что он «бесстыдно хвастался своими победами над разными женщинами», включая Глэдис Бейкер.
После рождения дочери Глэдис никогда не говорила о её отце, не требовала материальной помощи и не добивалась содержания ни для себя, ни для малышки.
Норма, дочь Глэдис, никогда не встречалась с Гиффордом и никогда не была уверена, что он является её отцом.
Олин Стэнли, который хорошо знал Глэдис и Гиффорда в 1925–1926 годах, на вопрос о возможной интрижке между ними не дал однозначного ответа.
1 июня 1926 года в городской больнице Лос-Анджелеса родилась девочка. В свидетельстве о рождении она была записана как дочь Глэдис Бейкер.
Глэдис без зазрения совести заявила, что двое её ранее рождённых детей умерли, и без раздумий сообщила, что ей неизвестно местонахождение её мужа-пекаря, которого она назвала «Эдвардом Мортенсоном». В отделе регистрации рождений новорождённую девочку записали под именем Норма Джин Мортенсон. В 20 лет она стала называть себя Мэрилин Монро, однако предложение сменить имя и фамилию отвергала до последних лет жизни.
При таких весьма странных и противоречивых обстоятельствах родилась звезда 50-х годов прошлого столетия Мэрилин Монро. И такие обстоятельства сыграли в её жизни роковую роль.

Детство Нормы Джин

Ещё задолго до рождения Нормы Джин, в далёком 1917 году 20-летняя красавица, звезда немого кино 1920-х годов, Норма Толмэдж вышла замуж за 38-летнего продюсера. Он основал кинокомпанию, которую назвал в честь своей жены, и способствовал развитию её карьеры. До 1926 года, когда супруги расстались, она снялась более чем в 60 фильмах, в основном это были мелодрамы, где её яркая внешность была в центре внимания.
В кинолаборатории, где работала Глэдис, Норма Толмэдж стала образцом для подражания. Её имя «Норма» несло в себе что-то от тотема и надежды, оно было благословением для будущего дочери Глэдис. Так, по крайней мере, себе представляла молодая мать Нормы Джин.
Через две недели после рождения дочери Глэдис сразу же отдала её в приёмную семью, которая жила более чем в 25 километрах от Лос-Анджелеса. В безумные двадцатые годы все обсуждали новые моральные и этические нормы, которые не были приняты в Америке. В общественных местах можно было увидеть приподнятый край платья и услышать ненормативную лексику. Употребление наркотиков и алкоголя стало распространённым явлением. В моду молодёжи входило наплевательское отношение на «устаревшие», как тогда им казалось, моральные принципы. Мать Нормы Джин продолжала жить для себя.
Глэдис не могла оставить работу, а рядом с ней не было никого, кто мог бы присматривать за малышкой. Её жизнь, как и жизнь её матери, не оставляла места и времени для материнства.
Глэдис наблюдала, как постепенно её отец деградировал и в конце концов умер. Ей ошибочно сказали, что причиной его смерти было сумасшествие – состояние, которое тогда считали наследственным.
Глэдис, также как и её мать Делла, была разочарована супружеством и не видела себя в роли матери. Кроме того, её пугали обязанности, связанные с уходом за младенцем. Она не была готова стать трудолюбивой, предусмотрительной и преданной матерью.
Делла, мать Глэдис и бабушка Нормы Джин, также не питала сомнений по этому поводу и начала склонять Глэдис отдать маленькую дочь Норму под опеку приёмной семьи, как только вернулась из путешествия по южным морям со своим любовником.
В те времена многие семьи пополняли свои доходы, воспитывая приёмных детей. За это они получали ежемесячно по двадцать два доллара от родителей ребёнка или от штата Калифорния.
И вот, 13 июня 1926 года двухнедельную новорожденную Норму Джин Мортенсон, фамилию которой потом писали по-разному, привезли к Альберту и Иде Болендер – почтальону и матери их единственного сына. Они занимались воспитанием приёмных детей и ходили в местный протестантский приход. В их доме Норма Джин прожила с младенчества до семи лет.
Когда малышке был один годик, в 1927 году Делла, бабушка Нормы Джин, внезапно почувствовала боль в сердце. Она начала задыхаться из-за прогрессирующей болезни, что приводило её в депрессию. И Глэдис в это время взяла обязанности по уходу за матерью на себя. Когда Глэдис уходила на работу, Делла могла скрыться в своей комнате, но вечером дочь находила её в хорошем настроении, готовящей ужин. Это напомнило Глэдис о поведении отца, когда тот начинал погружаться в болезнь.
К концу июля Делла была убеждена, что её смерть как никогда близка к ней. Воспоминания о прошлом, которые мучили её на склоне лет, смешивались с галлюцинациями. Она рассказала Глэдис, что ее престарелые родители, Тилфорд и Дженни Хоген, внезапно помирились и собираются приехать, чтобы забрать её домой на ферму. Вскоре после этого Делла выбралась из своей каморки и направилась к Болендерам, чтобы увидеть внучку.
4 августа 1927 года Деллу доставили в больницу в Норуоке с острым воспалением сердечной мышцы, также известным как миокардит. Двадцать три дня спустя, 23 августа, после девятнадцати дней тяжких мучений , она умерла в возрасте 51 года. В свидетельстве о смерти был указан миокардит и «атипичный маниакально-депрессивный психоз».
Хотя Делла обращалась к врачам всего три-четыре раза, ей не оказали реальной помощи. После её смерти дежурный врач добавил в свидетельство о смерти заключение о её «психозе», основываясь на мнении Глэдис. Хотя в больничной документации нет упоминаний о психиатрическом обследовании или визите к невропатологу.
Делла Монро, бабушка Мэрилин Монро, умерла от болезни сердца, которая вызывала у неё психические отклонения. Подобно случаю с её мужем Отисом Монро, нет доказательств того, что она была безумной. Однако Глэдис верила в миф о психической болезни, которая преследует их семью. После похорон Деллы Глэдис впала в отчаяние, не могла ходить на работу и в конце концов продала материнский дом. Собравшись с силами, Глэдис переехала в Голливуд, где работала на двух киностудиях, в том числе и по выходным.
Несмотря на разные причины для сочувствия, годы, проведённые Нормой Джин в семье Болендеров, были спокойными. Они заботились о ней, удовлетворяли её материальные потребности и не унижали. Она была единственным ребёнком, который так долго оставался в их доме.
В квартире Болендеров стоял старый рояль, но использовали его в основном для аккомпанемента гимнам, которые пели друзья Иды из её церкви. В доме были игрушки, книги и даже специальная маленькая комната для родителей приёмных детей, где те могли переночевать.
Однако Норма Джин, вероятно, страдала от психических и эмоциональных проблем из-за постоянного стресса, вызванного неопределённостью в её самоидентификации. Девочка не знала, когда и почему её мать внезапно появлялась, а затем так же внезапно исчезала.
Глэдис часто брала девочку с собой на прогулки, экскурсии или пикники. Они ездили на трамвае «Пасифик электрик» на Сансет-Бич или путешествовали на юг, чтобы посетить фабрику художественного стекла в Торансе. В самых ранних воспоминаниях Нормы Джин сохранились воспоминания о площади Святого Марка в Уиндуорде, где выступали мимы, жонглёры и пожиратели огня. Мать с дочерью часто ездили по миниатюрной венецианской железной дороге в Уиндуорд и гуляли по каналам.
Однако такие счастливые уикенды случались очень редко, потому что Глэдис всё больше ограничивала частоту и продолжительность посещений дочери. Но она всегда вовремя платила за её содержание.
«Мать всегда вовремя платила за её содержание», – вспоминала Ида, добавляя, что «Норма Джин всегда была ухоженной».
Но Глэдис стала таинственной гостьей для белокурой дочурки, которая в минимальной степени принимала участие в жизни маленькой Нормы Джин.
Девочка оказалась в непростой ситуации, ведь у других детей были мамы и папы. Однажды она назвала Иду мамой, но та поправила её:
«Я не твоя мама, зови меня тётя Ида».
Когда девочка указала на её мужа и сказала: «А он мой папа!», Ида ответила: «Нет».
Позже близкий друг Нормы, Руперт Аллан, вспоминал, что она часто говорила об отце, а о матери упоминала без особых эмоций. Она очень скучала по отцу, хотя была достаточно разумной и не доверяла тем, кто хотел заменить ей родителей.
Ида Болендер была права, говоря Норме правду. Но она могла бы успокоить девочку, чтобы избавить её от смущения и осознания своей непохожести на других детей. В свои два-три года Норма Джин не могла понять, почему женщина Глэдис, которую ей нужно было называть мамой, приезжала так редко.
«Приезжала она не часто, – вспоминала Норма позже. – И была для меня просто женщиной с красными волосами».
В вопросах поведения, религии и морали решающий голос принадлежал Болендерам. Они ходили в церковь, а ходить в кино они считали грехом.
Несмотря на то, что девочка была растеряна, на фотографиях тех лет она выглядит милой с обаятельной улыбкой и яркими глазами. Но она всегда вспоминала, что в доме Болендеров её никогда не называли красивой.
Искренняя и скромная Ида не признавала похвалы, считая, что красота может быть опасной. Приблудный пёс Типпи стал любимым компаньоном в играх и забавах маленькой Нормы Джин.
Семья Болендеров была глубоко религиозной и строго следовала религиозным правилам. Их дети регулярно посещали воскресную школу, дважды в день молились и воздерживались от курения и алкоголя. Они верили, что нравственная жизнь помогает спасти душу.
Болендеры были заботливыми и внимательными родителями, но их методы воспитания казались некоторым слишком строгими.
Одним из самых ярких примеров духа времени, в котором воспитывалась Норма Джин, была Эйми Семпл Макферсон – известная евангелистка, которой восхищались Болендеры. В 1917 году она начала проводить проповеди во время радиопередач. Также она организовывала исцеляющие церемонии. В Лос-Анджелесе она была очень тепло встречена и основала там Международную церковь неколебимого Евангелия.
Для этой церкви в 1927 году прихожане построили храм за полтора миллиона долларов. Макферсон носила полицейский мундир, когда проповедовала о незыблемых законах Божьих, и викторианский рабочий наряд, когда обсуждала вопросы нравственности. В своей деятельности она активно использовала свет, музыку и зеркала.
Несмотря на более чем полсотни судебных дел, возбужденных против неё, и громкие скандалы, связанные с деньгами и сексом, прихожане обожали энергичную и привлекательную сестру Эйми. Болендеры, у которых жила Норма Джин, строго соблюдали принципы её вероучения. Танцы, курение сигарет и игра в карты считались дьявольским наваждением, а простота, порядок и послушание – признаками добродетели.
На лице Иды часто появлялось недовольство из-за любой детской шалости. Норма Джин никогда не могла угодить Иде. Альберт Болендер ограничивал свою роль тихим одобрением того, как его супруга управляет домом.
Каждый ребёнок находит свой способ выразить свой протест. У Болендеров не было места для шумных игр и озорства, но и свобода для проявления индивидуальности тоже отсутствовала. Норма Джин находила утешение в мире своих мыслей и переживаний.
В доме Болендеров обнажаться можно было только в ванной комнате, а чистота считалась такой же важной, как и набожность. Норму Джин постоянно побуждали оголяться, намыливаться и тереть себя мочалкой, но она никогда не чувствовала, что её тело достаточно чистое, чтобы приёмные родители остались довольны.
В доме также проповедовались заповеди церкви: стремление к совершенству было главной целью. Если что-то не соответствовало идеалу, то это заслуживало пренебрежения. Отсюда следовало, что нет ничего более опасного, чем хвастовство, которое может привести к лени или духовной чёрствости.
Норма Джин вспоминает, что в детстве она никогда не чувствовала себя достаточно чистой, аккуратной и хорошей, чтобы соответствовать Болендерам.
«Ты всегда можешь сделать лучше», – так звучала их первая заповедь.
В 1932 году к домашней дисциплине и религиозному режиму добавились новые требования школы. В первый класс девочка пошла вместе с двумя детьми постарше.
После того как Норме Джин исполнилось семь лет, её жизнь и жизнь её семьи сильно изменились. Сосед убил их собаку, и это до глубины души расстроило ребёнка. Ведь пёсик Типпи был её единственным понимающим другом. Тогда Глэдис, мать Нормы Джин, забрала дочь и переехала с ней в Голливуд, чтобы работать на киностудии. Решение было неожиданным и, вероятно, было принято под влиянием близкой подруги Глэдис по имени Грейс Мак-Ки.
Также Глэдис получила кредит на дом, и осенью того же года они переехали. За десять лет до этого в городе проживало около полутора миллионов человек, а сейчас их было почти в три раза больше.
Для каждого района Лос-Анджелеса было характерно развитие определённой отрасли промышленности или техники. Например, в окрестностях побережья работали авиационные заводы, которые должны были открыть городу дорогу в большой мир. На взгорьях южнее Голливуда можно было увидеть множество буровых вышек, а порт Лос-Анджелеса стал крупнейшим пунктом перегрузки нефти.
В нескольких километрах от центра киноиндустрии, который в начале эры звукового кино привлекал множество технического персонала и актёров со всего мира, находились киностудии. Акционерные общества инвестировали в недвижимость и оснащение студий более двух миллиардов долларов.
Голливуд, по мнению всего мира, был синонимом Лос-Анджелеса и ассоциировался с кинопроизводством. Однако, несмотря на предпринимательскую активность и эффективный выпуск фильмов, трудно говорить о высоком уровне культуры в этом регионе.
В Калифорнию приезжали люди из Северной Америки, в основном из штатов Среднего Запада, связанные с протестантской церковью, которая отличалась скромностью обрядов, и с движением, которое было в первую очередь пуританским и материалистическим.
Из Центральной Америки приезжали люди с другими культурными корнями – испаноязычные католики, часто с глубокими индейскими корнями. Они были не европейского происхождения и, по мнению жителей Среднего Запада, не были настоящими американцами.
В конце августа Глэдис и Норма Джин въехали в большой меблированный дом на Эрбол-драйв. Глэдис выбрала этот дом из-за наличия в меблировке белого рояля для детей, что она восприняла как предзнаменование для лучших времён. Цена дома была заранее согласована, а ссуду в размере пяти тысяч долларов предоставило Калифорнийское товарищество кредитных гарантий.

Чтобы облегчить себе выплату ссуды, Глэдис сдала весь дом кинематографической паре с дочерью, а сама арендовала у них спальню для себя и Нормы Джин, деля с ними салон, ванную и кухню. В спальне Глэдис и Нормы Джин висела небольшая фотография Чарлза Гиффорда, что позднее ошибочно привело к предположению девочки о его отцовстве. Но маленькая Норма предполагала, что фотография отражает чувства Глэдис к её бывшему возлюбленному.
Глэдис работала монтажером и жила с семьёй английских актёров, которые играли небольшие роли в фильмах Джорджа Арлисса.
Ужин, который обычно готовила Глэдис, состоял из рубленого мяса или гренок с плавленым сыром. За ужином они делились новостями и сплетнями о кинозвёздах и планах киностудии.
В Калифорнии отменили сухой закон, и после ужина они усаживались на веранде, курили сигареты и потягивали пиво из высоких бокалов. Норма Джин собирала бутылки и ставила в них цветочки или наливала лавандовую туалетную воду, которую использовала её мать.
Этот отрезок её жизни сильно отличался от жизни у Болендеров. Глэдис и Грейс много работали, а остальное время проводили в развлечениях. Они танцевали, пели, выпивали, играли в карты, и у них было много друзей.
Такой стиль жизни поразил дисциплинированную и спокойную семилетнюю девочку. Ей было сложно привыкнуть к другой матери, которая разливала пиво, отплясывала странные танцы и сдавала карты. Теперь именно этой женщине маленькая Норма должна была понравиться.
Кроме того, новым для девочки стало кино, которое не только принималось и одобрялось в этой семье, но и стало необходимостью.
Воображение режиссёров, создававших киношедевры, росло вместе с ростом стоимости их строительства. На бульваре Голливуд были расположены легендарный кинематографический театр «Пэнтэйджис», который мог вместить 2288 зрителей, Египетский театр с театрально оформленным двором и Китайский театр, напоминавший буддийское святилище.
Именно в этих «храмах воображения» Норму Джин, которой однажды сказали, что её семья «ходит в церковь, а не в кино», забирали на уик-энд. Она видела на экране актрис, которых считала кинозвёздами: Кэтрин Хепбёрн, Мэй Уэст, Клодетт Кольбер, Ракель Торрес и Джин Харлоу.
Грейс и Глэдис зарабатывали на жизнь в киностудиях и давали Норме Джин деньги, чтобы она могла спокойно и безопасно проводить время в кинотеатрах. Она смотрела все фильмы подряд, не оставляя денег даже на попкорн.
В сентябре Норма Джин пошла во второй класс начальной школы. Этой же осенью Глэдис узнала о смерти своего дедушки Тилфорда Хогена. После развода он тяжело переживал утрату, а после известия о смерти жены начал быстро слабеть. Он не был готов к голоду и нищете, которые стали распространённым явлением в Соединённых Штатах в те годы. В мае 1933 года Тилфорд Хоген оказался на грани банкротства. Он не мог содержать себя и свою жену Эмму, и 29 мая он повесился. Следствие подтвердило, что это было самоубийство.
После того как Глэдис узнала о смерти Тилфорда, она впала в депрессию. Её отец, мать и дед страдали психическими расстройствами. И она была убеждена, что их семья проклята и обречена на психические заболевания. Грейс вызвала невропатолога, который прописал Глэдис таблетки. Однако из-за побочных эффектов она продолжала пребывать в депрессии.

«Врач, который прописал ей лекарства, не мог знать, как они повлияют на её состояние», – вспоминает Элинор Годдард. – До этого момента она прекрасно справлялась со всеми своими делами».
В 1934 году Глэдис Перл Мортенсен, которой не было ещё и 32 лет, была помещена в санаторий. Там она провела несколько месяцев, а затем её перевели в Лос-Анджелес, в обычную больницу общего профиля. Глэдис никогда не получала специализированной психиатрической помощи, поэтому она замкнулась в своём мрачном и пустынном мире воображения.
Норма Джин, которая никогда достаточно не знала о своей матери, сначала осталась с Эткинсонами, но затем Грейс Мак-Ки стала её опекуном.
«Грейс боготворила Норму Джин и верила в её будущее как кинозвезды», – вспоминает её коллега Лейла Филд.
Грейс одевала девочку в клетчатые шерстяные платья, сделанные на заказ, укладывала ей причёску с локонами и настаивала, чтобы та улыбалась и надувала губки, как Мэри Пикфорд.
Грейс была уверена, что Норма Джин станет актрисой, и делала всё, чтобы это произошло. Она не могла иметь собственных детей, поэтому изливала свою любовь на Норму Джин, считая её своей дочерью. Грейс говорила, что Норма Джин ей ближе, чем Глэдис, её родная мать, которая считалась некомпетентной и бездарной.
Грейс окружала девочку большей роскошью и давала ей больше свободы, чем Болендеры. Женщина, которая помогла Норме Джин жить спокойной жизнью, не только любила свою работу на «фабрике грёз», но и возглавляла одно из важных подразделений.
Грейс, как и во времена своей богемной жизни, часто меняла мужей и фамилии. Она узнала, что макияж, свет и фильтры могут изменять внешность женщины, и что студии и публика готовы «покупаться» на это.
Грейс Мак-Ки совершенствовала иллюзии Нормы Джин с большим энтузиазмом и брала на себя ответственность за воспитание девочки, чтобы в конечном итоге создать из неё собственную дочь, которой она была обделена от природы.
В 1934 году Генри Стэнли часто встречался с Грейс в студии «Коламбия» во время монтажа плёнок. Они работали по четыре часа в день, а по субботам рабочий день длился ещё дольше. Грейс просила свою подругу приводить к ним в монтажную Норму Джин за час до закрытия студии. Грейс знакомила девочку с сотрудниками:
«Норма Джин, это Олин. Олин, правда, она красавица?»
Сначала это были просто знакомства, но Грейс не останавливалась на достигнутом. Она говорила: «Повернись и покажи Олину свой бант на платье. А теперь пройдись туда и повернись кругом. Чудесно. А теперь возвращайся сюда… Элла, посмотри на Норму Джин! Ты же познакомилась с Эллой в прошлом месяце… Скажи ей, кем ты хочешь быть, когда вырастешь. Скажи: “Кинозвездой”, дорогая!». Это повторялось каждую неделю.
Другая сотрудница студии подтвердила воспоминания Стэнли. Грейс открыто говорила о своих намерениях: «Норма Джин должна стать кинозвездой».
Для достижения этой цели Грейс выбрала только один эталон – юную Джин Харлоу.
Актриса Джин Харлоу, звезда Голливуда, родившаяся в Канзасе в 1911 году в хорошей семье, приехала в Голливуд с матерью, которая мечтала стать кинозвездой. Но дочери повезло больше – она взяла себе имя матери и в качестве Джин Харлоу снималась в немых фильмах и эпизодах, мелькая на экране. Но в 1930 году, когда в это время маленькая Норма Джин еще ходила под стол, Джин Харлоу получила свою первую значительную роль в фильме «Ангелы ада». Связь с матерью была настолько сильной, что даже во время своих замужеств Джин часто оставалась погостить в родительском доме. В девяти кинофильмах, вышедших в прокат в течение двух лет, Джин Харлоу воплощала на экране очень притягательную личность. Но кинокритики считали её банальной стройной блондинкой, которая исполняет банальные эротические роли.
В 1932 году Джин Харлоу подписала контракт «Метро Голдвин Майер», где продюсер Луи Майер создавал ее артистический имидж. На студии ее все любили и считали избранницей судьбы.
Несмотря на обещания давать более серьезные роли, её всё так же просили поглубже распахнуть декольте и играть с эротическим подтекстом. Когда критики стали более благосклонны к ней, студия не переставала одевать ее в облегающие белоснежные платья, подчеркивающие её блондинистые волосы.
К 24 годам Джин Харлоу уже трижды побывала замужем, и все ее поиски мужчины, который бы заменил ей отца, не принесли результатов. Но публика ее обожала, и даже ее второй муж, который был старше ее на 22 года, не уменьшил ее популярности.
Во времена Великой депрессии в 1930-х годах Джин Харлоу стала эталоном чувственности, и никто не смог затмить её.
Новая мать Нормы Джин, Грейс Мак-Ки, постоянно внушала своей приемной дочери, что та станет кинозвездой. В сентябре 1934 года, когда девочке исполнилось восемь лет, Грейс решила сделать из Нормы Джин точную копию Джин Харлоу.
Они ежедневно ходили в кино, а Глэдис регулярно навещала их. В это время мать Нормы Джин находилась в психиатрической больнице. Там она вела комфортную жизнь и с радостью не выполняла материнские обязанности, что позволяло ей избегать чувства вины.
Норма Джин была для Глэдис как призрак, который блуждал на задворках её памяти.
«Моя мать, – позже вспоминала Мэрилин Монро, – никогда не старалась быть со мной. Кажется, меня для неё даже не существовало».
Осенью дом на Эрбол-драйв выставили на продажу, но Грейс не забрала с собой девочку по простой причине. Грейс решила стать официальным опекуном Нормы Джин, но суд потребовал доказательств того, что родители не могут осуществлять опеку. Вторым требованием суда было, чтобы перед усыновлением ребенок провел по меньшей мере шесть месяцев в окружном сиротском приюте до усыновления. Первое требование было выполнено, когда Грейс получила от врачей заключение о душевной болезни Глэдис.
Поскольку вилла на Эрбол-драйв перестала быть домом для семьи, единственным выходом стало помещение Глэдис в стационарное медицинское учреждение. Кроме того, штатная больница в Норуолке имела лучшую репутацию в области лечения хронических психических заболеваний.
В январе 1935 года Глэдис отправили в больницу в Норуолк. Там она провела ровно год до следующего переезда.
Норма Джин вспоминала, что ей было неприятно, что Глэдис болеет, но между ними никогда не было близких отношений. Они вместе проводили очень мало времени.
Со вторым требованием закона Грейс тоже справилась. Она узнала, что в сентябре следующего года Норма Джин может получить место в сиротском приюте Лос-Анджелеса. Тогда Грейс договорилась с семейством Джиффенов, которые жили в западном секторе города. Они должны были заботиться о девочке до этого времени.
Однако Грейс выяснила, что у Джиффенов уже было много детей, как своих, так и приёмных. Поэтому они не могли надолго оставить у себя Норму Джин.
Грейс заботилась о Норме Джин: каждую неделю она отправляла заявления и справки в разные инстанции, а также снова обратилась в суд с просьбой, чтобы они сняли с неё обязанность помещения ребёнка в приют для сирот. Она хотела, чтобы после пребывания у Джиффенов Норму Джин сразу поселили с ней. Когда Грейс сказала Норме Джин, что не отправит её в школу приюта, где ей пришлось бы жить с незнакомыми детьми, девочка была очень счастлива.
Через два месяца, проведённых у Джиффенов, пока суд проверит все документы, Норме Джин разрешили временно пожить с мамой Грейс, Эммой Уилетт Этчисон. Эмма жила в отдельной квартире на Лоди-плэйс в Голливуде. Это было красивое здание в испанском стиле с белой лепниной, черепичной крышей и цветущим двором. В центре двора журчал фонтан. Норма Джин поселилась там ранней весной 1935 года.
В это же время Грейс быстро преодолела все формальности, связанные с опекой над Нормой Джин. Она добилась от суда предоставления ей исключительного контроля над делами Глэдис Бейкер. Грейс понимала, что нужно решать финансовые вопросы официально, чтобы избежать захвата имущества Глэдис кем-то, кто может выдать себя за отца Нормы Джин, или налоговым ведомством.
Она знала, что инвестиции, обналичивание банковского чека или продажа недвижимости требуют осторожности, и понимала, что может брать деньги на содержание Нормы Джин от её имени. 25 марта она сделала заявление под присягой, что Глэдис нуждается в кураторе и что она, несмотря на несоблюдение условий предоставления права временно опекать сироту, была бы подходящей кандидатурой.
В апреле активы «имущества» Глэдис были оценены следующим образом:
– 60 долларов наличными на банковском счёте;
– 90 долларов в виде чеков без гарантированного покрытия;
– один радиоприёмник стоимостью 25 долларов с рассрочкой в 15 долларов;
– 250 долларов долга за седан «Плимут» 1933 года;
– 200 долларов, причитающихся за белый рояль.
1 июня 1935 года, когда Норме Джин исполнилось девять лет, Грейс Мак-Ки начала распоряжаться имуществом Глэдис Бейкер. Она продала машину, рояль и дом, а затем составила список расходов, за которые потребовала вернуть деньги.
Но вскоре Грейс познакомилась с мужчиной, который навсегда изменил её жизнь и судьбу Нормы Джин.
Это был Эрвин Силлимэн Годдард, «шатун» из Техаса с тремя детьми, который часто бывал без работы. Он понравился Грейс, и они спешно поженились, в августе 1935 года. После свадьбы они взяли к себе одну из его дочерей, Нону, и вся четвёрка поселилась в маленьком доме в Ван-Найсе, в долине Сан-Фернандо.
Норма Джин была робкой и замкнутой. Джоди Лоренс, одна из дочерей Годдарда, вспоминала, что они были невротичными детьми, которые часто с большой впечатлительностью реагировали на окружение. Дети совместными усилиями построили себе домик на перечном дереве, чтобы скрываться там от проблем, как в убежище.
Дом, где жили Годдарды, был скромным, скорее похожим на сельскую избу. Док и Грейс оба работали от случая к случаю и не имели сбережений. Годдард считал, что Норма Джин – это лишний рот, и предложил Грейс отдать её в приют для сирот. В сентябре девочка должна была переехать туда.
Для Нормы это было ещё одним ударом, ведь она только училась доверять женщинам. У неё не было опыта общения с ними, если не считать холодную и строгую Иду Болендер.
13 сентября того же 1935-го года Грейс собрала вещи Нормы и отвезла её в приют в Голливуде. Здание приюта было симпатичным, но находилось на территории учреждения для сирот. В нём могло разместиться от пятидесяти до шестидесяти детей, но не все из них были сиротами. В двадцатые годы треть воспитанников составляли сбежавшие и беспризорные дети. В тридцатые годы многие родители отдавали детей в приют на короткий срок.
Пребывание Нормы в сиротском доме продолжалось два года, до 26 июня 1937 года.
В здании приюта мальчики и девочки жили в разных крыльях и спали по пять-шесть человек в аккуратных комнатах. В приюте был персонал, который занимался уборкой и приготовлением пищи. Также детям платили по 5–10 центов за неделю за уборку и мытьё посуды.
В личном деле Мэрилин указано, что в 1935 году она была нормальной, довольной и не жаловалась. Ей нравился её класс.
В 1935–1936 годах Грейс часто приходила в приют за Мэрилин и забирала её на целый день. Они ходили в кино и обедали. Среди фильмов, которые запомнила Мэрилин, был «Бунт на "Баунти"» с Кларком Гейблом. Он напоминал ей темноволосого мужчину с усиками на фотографии в их доме на Эрбол-драйв.
Грейс часто повторяла Норме Джин, что пытается «организовать всё так, чтобы та могла вернуться туда, где её настоящее место», то есть под её опеку.
Мэрилин часто водили в Китайский театр Граумана и в парикмахерскую, где её учили правильно наносить макияж.
В 1935 году в Голливуде состоялись премьеры двух фильмов с участием Джин Харлоу, и Грейс Мак-Ки решила, что Норма должна быть похожа на неё: ослепительная платиновая блондинка в белых нарядах. Грейс перекрасилась в блондинку, а Норме покупала только белое. Она даже думала обесцветить волосы девочки до платинового оттенка, но потом отказалась от этой идеи, так как знала, что в сиротском приюте такие перемены во внешности подопечной не оценят.
После просмотра нескольких фильмов с Джин Харлоу «Нью-Йорк таймс» писала в на своих полосах:
«Именно благодаря Харлоу платиновые блондинки стали появляться везде – среди актрис, танцовщиц, статисток и блюзовых певичек… в метро, на улицах и в зрительных залах театров». Грейс не уставала повторять юной Норме Джин: «Ты – идеал, за исключением этого маленького бугорка на носу», – при этом Грэйс трогала маленькую родинку на носу Нормы Джин. – Но когда-нибудь ты станешь совершенством, как Джин Харлоу».
Грейс видела в Норме Джин молодую Харлоу, которая тоже была голубоглазой и с таким же скошенным подбородком. Цвет волос можно было бы поменять.
Иными словами, Норму Джин готовили к тому, чтобы она стала новым воплощением кинематографических грёз.
Выходные, проведённые с Грейс, были приятной передышкой от школы и жизни в коллективе. Но Норму Джин пугала мысль, что «тётя Грейс» когда-нибудь вдруг может забыть о ней. Ведь её уже убрали из дома, когда там появился Док с одной из своих дочерей.
Грейс часто навещала Норму Джин, оплачивая её проживание в приюте и покупая ей одежду. В 1936 году она платила полную ставку – 15 долларов в месяц. Но ближе к концу года Грейс перестала приезжать к Норме Джин по субботам. Девочка боялась, что однажды Грейс исчезнет без предупреждения, как когда-то сделала её мать. Девочка стала по любому поводу разражаться спазматическим плачем.
В начале 1937 года состояние Нормы Джин ухудшилось. Педагог приюта писал, что девочка казалась обеспокоенной и замкнутой, она начала заикаться. Также Норма Джин часто болела простудой и кашлем. Если к ней не проявляли терпения и доверия, она становилась испуганной и настороженной. Тоска Нормы Джин по любви и утешению нашла выход в мире её фантазий.
Норма Джин вспоминала позже об этих событиях:
«Иногда я говорила детям, что у меня есть прекрасные родители, которые отправились в путешествие, но в любой момент могут вернуться за мной. И я даже написала сама себе открытку от их имени. Никто мне не верил, но мне не было обидно. Мне хотелось думать, что это правда».
Выдумывание идеальных родителей время от времени смягчало чувство одиночества маленькой Нормы Джин. Позднее ей было трудно выстраивать отношения с женщинами, как и когда-то она не могла выполнить указания Иды и Грейс, которые говорили ей, что она может «сделать лучше» и может стать «совершенством».
Её стремление к совершенству продолжится всю её дальнейшую жизнь. Она предъявляла высокие требования не только к себе, но и встречающимся на её пути мужчинам. Время от времени она будет возобновлять поиски идеального мужчины, но они всегда будут заканчиваться разочарованием.
Норма Джин часто выходила на крышу приюта для сирот и смотрела на башню с киностудиями в нескольких кварталах от приюта. Это место напоминало ей о её матери, которая когда-то работала на этих киностудиях. Когда эти воспоминания захватывали её, Норма начинала отчаянно плакать от одиночества. Но именно в это время у девочки появилась мечта – работать там, где создают фильмы.
***

Глава 2

В приюте, где жила Норма Джин, заботились о своих подопечных, но атмосфера казённого учреждения не способствовала формированию близких отношений между детьми и воспитателями. Из-за этого у воспитанников часто можно было заметить безразличие к судьбам других людей.
Однажды миссис Дьюи увидела Норму Джин, которая возвращалась с вечеринки. Девочка приближалась к зданию с новым макияжем, который она старательно нанесла вместе с Грейс.
«У тебя прекрасная кожа, – сказала миссис Дьюи. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы твоё лицо блестело, но иногда ты прячешь его под слишком толстым слоем румян».
Грейс снова пообещала забрать Норму Джин к себе домой. В феврале 1936 года она в очередной раз подала документы на опеку, и весной 1937 года её просьба была удовлетворена. Так 7 июня 1937 года Норма Джин покинула ненавистный приют и приехала в дом Годдардов в Ван-Найсе. В этот же день по радио сообщили о неожиданной смерти Джин Харлоу.
Грейс разрывалась между скорбью о гибели молодой красивой женщины и убеждением, что благодаря этому событию будущее Нормы Джин станет более определённым.
Однако… пребывание Нормы Джин у Годдардов было недолгим из-за инцидента, который произвёл на неё сильное впечатление. Однажды ночью пьяный Док Годдард попытался её изнасиловать, но ей удалось сбежать. Этот опыт отделил в менталитете Нормы Джин секс от любви навсегда.
Естественно, Норма Джин немедленно рассказала об этом «тёте Грейс», и та отправила девочку к своим родственникам. Таким образом юная Норма Джин вела кочевую жизнь. То она жила у Годдардов, то у своих родственников, пока не стала взрослой и не переехала в Голливуд.

В ноябре 1937 года Норма Джин Мортенсон переехала к своей двоюродной бабушке Иде Мартин, которая жила в Комптоне, пригороде Лос-Анджелеса.
Дом Иды Мартин всегда был полон тайн и загадок. Она была разведённой женщиной, которая получала от Грейс нерегулярную зарплату в размере от пяти до пятнадцати долларов в месяц. Ида была матерью Олив, которая вышла замуж за младшего брата Глэдис, Мариона. Однако в 1929 году он исчез, выйдя из дома за газетой. И с тех пор семья не получала от него никаких вестей.
Олив осталась одна с тремя детьми и жила в нищете до 1939 года. Когда Норма Джин приехала в Комптон, она впервые увидела своих двоюродных братьев и сестёр. Ида Мартин занималась детьми, а Олив работала на фермах. Все дети были примерно одного возраста: Иде Мэй было 10 лет, Джеку – 12, Норме Джин – 11, а Олив – 8.
Годы спустя Ида Мэй вспоминала, что Норма Джин говорила, что она никогда не выйдет замуж и станет учительницей с множеством собак.
В очередной раз Норма Джин оказалась в семье, где дети были предоставлены сами себе, а родителей не было рядом. Мужчины, которые появлялись в их жизни, были странными и непредсказуемыми. Их чувства были переменчивы, и это делало отношения с ними болезненными.
Ида Мартин заботилась о доме, но не могла объяснить отсутствие дяди Мариона или причину, по которой тётя Олив отдалилась от семьи.
Норма Джин старалась понравиться очередной приёмной матери. Она запомнила соседку, которая сидела на крыльце и бесконечно качалась в старом плетёном кресле. Семья пыталась отвлечь её просмотром иллюстрированных журналов про кино, а потом эти журналы доставались детям.
Мир вокруг был полон угроз и ужасов, и Норма Джин научилась притворяться, чтобы не поддаться этому ужасу и не сойти с ума.
Здесь Норма Джин второй раз, уже с кузенами, а не с Грейс, просмотрела фильм «Принц и нищий» с Эрролом Флинном в главной роли.
Флинн напомнил Норме Джин Кларка Гейбла, и, кажется, больше всего на неё повлияла идея обмена жизненными ролями.
Грейс Мак-Ки Годдард готовила Норму Джин к карьере кинозвезды и уверяла, что девочка унаследует корону после Джин Харлоу. Норма Джин проявляла изобретательность в описании судеб своей семьи. Чтобы всё расставить по своим местам, ей нужно было найти своего героического отца – например, Кларка Гейбла или Эррола Флинна. Тогда брошенный всеми ребёнок стал бы законным королевским отпрыском.
Склонность девочки к фантазированию можно объяснить двумя событиями того года. В марте к Норме Джин приехала Грейс. Она сообщила, что её мать Глэдис после побега из больницы перевели в более надёжное место – психиатрическую больницу в Эгнью, недалеко от Сан-Франциско. Глэдис пыталась сбежать, так как её бывший муж, Мартин Эдвард Мортенсен, с которым она развелась восемь лет назад, на самом деле оказался жив. Глэдис сообщили, что он погиб в штате Огайо в мотоциклетной аварии, но оказалось, что это был другой человек с такой же фамилией. Глэдис пытались убедить, что её бывший муж умер.
Норма Джин приняла известие о состоянии матери как уведомление о смерти.
Грейс пыталась смягчить боль Нормы Джин подарками: пляжным ансамблем, шляпкой и тремя парами новых туфель. У Нормы Джин на тот момент уже оказалось не менее десяти пар обуви, все они были куплены Грейс, что вызывало зависть двоюродных братьев и сестёр.
В том же году двоюродный брат Нормы Джин принудил её к сексуальным контактам. Это ещё больше укрепило её уверенность в том, что мужчины хотят её только для того, чтобы оскорбить или унизить. Ей на тот момент было около двенадцати лет.
Грейс в этот раз приехала, чтобы организовать празднование 12-летия Нормы Джин. Она потратила 11,74 доллара на новое платье и 6 долларов на причёску. Грейс накрасила девочку и повезла её в фотоателье, чтобы сделать серию профессиональных снимков, которые, по её мнению, были первым шагом к славе. В подарок она вручила Норме альбом для фотографий.
Постоянные старания Грейс сделать Норму Джин красивой вызывали у девочки лишь равнодушие. Ведь она привыкла считать себя объектом для чужого удовольствия. Грейс была опекуном Нормы Джин, и та зависела от неё в финансовом отношении.
Грейс решила, что в конце лета Норма Джин вернётся в Лос-Анджелес и пойдёт в школу для старших детей. Но жить она будет не в доме Годдардов, а у тёти Грейс – Аны Лоуэр.
Ана Лоуэр родилась в 1880 году. Она была сестрой отца Грейс. В 1938 году Ана Лоуэр развелась со своим мужем и жила за счет дохода, получаемого от аренды домов, которые они приобрели вместе. Во время кризиса её финансовое положение ухудшилось из-за того, что некоторые жильцы покинули свои дома.
Ана Лоуэр была полной, светловолосой и доброй женщиной. Она была приверженцем христианской науки и уже достигла звания «исцелителя». Она была очень религиозной, но без фанатизма. В ней не было надменности и напыщенности, как думали о ней другие.
Позже Норма Джин скажет , что в её жизни только Ана проявляла к ней подлинную любовь.
«Ана Лоуэр была первой женщиной, которую я полюбила и которая ответила мне взаимностью. – вспоминала Мэрилин Монро. – Она была удивительной. Однажды я написала стихотворение, которое потом потерялось. Мои знакомые, которым я его показывала, плакали от него. Оно называлось «Люблю её».
Ана была одной из многих женщин, которые пытались заменить мать Норме Джин, но она никогда не причиняла ей боль. Она просто не могла. Она была сама доброта.
Однако, как бы ни была добра Ана Лоуэр, это не меняет того факта, что она не смогла по-настоящему довериться Норме Джин как женщина.
Отношения между ними осложнялись страстной верой Аны в христианскую науку. В августе 1938 года и позже девочка регулярно посещала местные богослужения секты, в которой Ана пыталась убедить её, что реальным является только то, что находится в нашем разуме. Однако это не убеждало девочку, которая к тому времени уже слишком долго убегала от ненадёжной действительности в мир мечтаний, полный образов из просмотренных ею фильмов и её собственных детских фантазий.
В 1938 году в США было около двух тысяч конгрегаций Христианской науки, в которых состояло около двухсот семидесяти тысяч человек. Это сообщество, основанное в 1879 году в Бостоне, считает религию системой терапевтической метафизики. Целью учения является привести нереальное материальное тело в состояние гармонии с нашим реальным духовным состоянием.
Набожный человек в учении христианской науки стремится преодолеть ограниченность своего тела и разума. С этой доктриной связана теория «злой воли животного магнетизма». Эта сила может быть преодолена истинно набожными размышлениями и изучением комментариев миссис Эдди к Священному Писанию.
Ана Лоуэр, благодаря сложному парадоксу, не разделяла презрения к миру и телу. Она признавала развлечение и забаву, не была враждебна и к науке.
Когда у Нормы Джин начались месячные, Ана не смогла помочь ей облегчить их последствия, которые причиняли девочке сильную боль. Тетя утешала ее, обнимала, молилась вместе с нею, но ничего не помогало. Норма Джин так и не нашла ответа на вопрос, откуда эти пытки, если тела не существует и Бог представляет собой «всё во всём».
Школа, в которой училась Норма Джин, находилась в западной части Лос-Анджелеса и принимала учеников из разных районов. Среди них были и те, кто жил в Соутелле, недалеко от школы. Кварталы и микрорайоны так называемого западного побережья города, Соутелла, были заселены иммигрантами, давними калифорнийскими пионерами с Востока и Среднего Запада, а также недавними приезжими из Оклахомы и старожилами Лос-Анджелеса, как Ана Лоуэр.
В Лос-Анджелесе было сильно развито чувство классовой принадлежности, которое влияло и на школьную жизнь. Жители района Соуттелл, где были только пивные и рюмочные, считались бедняками. Ана Лоуэр, не будучи ни безграмотной, ни безработной, была родом из этого района, и её школьные подруги считали Норму Джин «девочкой из социальных низов».
Учебные предметы, которые изучала Норма Джин, не казались особенно интересными с научной точки зрения. Она была «средней ученицей», и по её виду можно было подумать, что о ней не очень хорошо заботились. В 1938 году она не относилась к числу хорошо развитых детей.
Двадцать лет спустя Мэрилин поделилась некоторыми подробностями:
«В первый год пребывания в Эмерсоновской школе у меня было всего два синих костюмчика, доставшихся мне ещё из приюта для сирот. Тетя Ана расширила их, но всё равно они мне не годились».
Норме Джин было трудно заводить друзей.
«Она была аккуратной, но бесцветной. Ещё она была немного робкой и замкнутой, не было новых друзей», – вспоминал одноклассник Рон Андервуд. Мариэн Лосмэн (позднее Зейч) сказала: «Она, пожалуй, всегда была одна».
После того как Норме Джин исполнилось тринадцать лет, у неё стало ещё больше проблем с поддержанием связей с женщинами.
1 июня 1939 года Грейс привезла её в Сан-Франциско, где в психиатрической клинике находилась её мать. Но во время ланча Глэдис, мать Нормы, не произнесла ни слова.
Лишь на прощание мать бросила одну фразу:
«У тебя всегда были такие маленькие симпатичные ступни».
Жизнь с тётей Аной была нерадостной, а отношения с окружающими не складывались. Но с Аной Лоуэр хотя бы было безопасно. Девочка нашла у неё дом, но не семью.
Когда весной 1939-го года Норма Джин пошла в восьмой класс Эмерсоновской школы, её социальная жизнь оживилась.
В период с лета до осени 1939-го года Норма Джин претерпела настоящую метаморфозу: она выросла до 165 сантиметров, а её женские формы – грудь – стали более заметными. Она начала носить мужскую одежду и вызвала сенсацию в классе, когда надела брюки и вывернутый наизнанку жакет. Её дважды отсылали домой, чтобы она переоделась, но безрезультатно.
«Вдруг всё началось заново», – так она потом вспоминала об этом периоде.
Даже девушки стали обращать на неё внимание.
Норма предпочитала ходить в школу пешком, окружённая несколькими ребятами, которые спорили, кому нести её учебники и пакет с едой. То же самое происходило днём, после уроков.
«Физически она развилась быстрее, чем большинство из нас, и не стеснялась подчёркивать свою фигуру», – рассказывала Глэдис Филлипс.
Её тело просвечивалось сквозь свитер, а на губах всегда была ярко-красная помада. Казалось, что детские мечты о внимании окружающих частично становились явью. Норма не ленилась вставать рано утром и тратила много времени на макияж.
Грейс, её опекунша, учила её краситься и подчёркивала, что она может преобразить себя, изменив внешность. В Лос-Анджелесе можно было купить самую дорогую косметику, и Норма Джин воспользовалась этим, чтобы стать привлекательной. Она хотела использовать только это своё новое обретение – внешность, потому что никто не считался с её мнением и чувствами.
В 1939 году, когда она демонстрировала чувственность, это не означало сексуальной доступности, хотя некоторые считали её «несколько вызывающей». Но в этом не было обещания или угрозы, она владела ситуацией.
В те времена тема секса в средней школе не была столь распространённым явлением, как позднее. Противозачаточные таблетки ещё не были изобретены, а средства контрацепции для мужчин и женщин были труднодоступны. Боязнь венерических заболеваний была связана с несовершенством антибиотиков.
Воображение подростков могли разжечь развешанные киноплакаты.
Глэдис Филлипс и другие одноклассники Нормы вспоминают, что в школе ходили слухи об «испорченных» девушках и «разнузданных» юношах, но никогда эти сплетни не касались самой Нормы Джин.
Иными словами, зимой 1939–1940 годов ожидания Грейс стали оправдываться. Норма Джин начала становиться звездой средней школы имени Эмерсона. Она пыталась привлечь к себе внимание, чтобы её заметили, ведь дома этого не происходило. Норма Джин отчаянно желала, чтобы ею восхищались, но дом не мог удовлетворить эти потребности. Поэтому она начала искать признания в школе.
Летом 1940 года четырнадцатилетняя Норма Джин расцвела и научилась надевать свою единственную блузку с цветочным узором по разным поводам.
Все оглядывались на неё, когда она гуляла в Вествуде, одетая таким образом, в популярном зале Тома Крамплера, где было принято пить содовую, у миссис Грэдис, где Норма встречалась с парнями, и в баре «Хи-Хо», где можно было не выходить из машины.
Именно в этом баре «Хи-Хо» Норма Джин и познакомилась с Чаком Мореном, который учился в старшем классе. Он был заметным парнем, пользовался популярностью среди девочек, потому что хорошо играл в спортивные игры и умел делать комплименты. Они проводили время вместе на танцах и прогулках. Однако в отношениях Норма Джин оставалась очень скромной и не позволяла Чаку заходить дальше, чем ей было комфортно. Это пугало его.
Позже она познакомилась с Элинор, второй дочерью Дока Годдарда, которая была её ровесницей. В это же время Ана Лоуэр начала жаловаться на проблемы со здоровьем, поэтому Норма Джин вернулась к Годдардам и подружилась с Элинор, которую близкие называли Бебе.
Бебе Годдард была на шесть месяцев младше Нормы Джин. На момент рождения Нормы ей уже исполнилось четырнадцать лет. Бебе с детства была смелой и стойкой, жизнь вынудила её стать такой.
Родители развелись, когда ей было всего полтора года. После развода она воспитывалась у матери вместе с братом и сестрой. Однако у матери началось психическое заболевание, и она стала опасной для окружающих. После этого Бебе передавали от родственников к чужим людям в Техасе. Ухаживая за братом и сестрой, она взрослела.
Многие события из детства Бебе Мэрилин напоминали о своих первых годах жизни. Легендарные истории о двенадцати-тринадцати приёмных семьях, физических наказаниях и избиениях Мэрилин «одолжила» себе у Бебе и использовала в своих воспоминаниях.
Обе девушки были яркими, весёлыми и энергичными. Они заимствовали друг у дружки одежду и косметику, давали советы по макияжу. Именно в компании Бебе Норма Джин начала смеяться, резвиться и проказничать.
Норма Джин посещала среднюю школу имени Эмерсона вплоть до окончания девятого класса. Её выпускные оценки по разным предметам были средними, можно сказать, посредственными.
Любопытным может показаться тот факт, что фамилия Нормы Джин Бейкер часто фигурировала в общешкольной газете «Эмерсонец», так как она писала в рубрику «Всякая всячина».
Перу будущей звезды принадлежит заметка:
«Идеальной девушкой была бы блондинка с медовым оттенком волос, изящной фигурой и правильными чертами лица, притом элегантная, интеллектуальная и одарённая в спортивном отношении, лояльная подруга».
Норма описала себя, включая те черты, которыми она хотела бы обладать. Одной из таких черт было преодоление страха перед публичными выступлениями. Однако ей так и не удалось справиться с этим недостатком, что подтверждалось её плохими результатами на уроках по ораторскому искусству. Чем больше учитель призывал её действовать, тем больше она замыкалась в молчании, в итоге это привело к заиканию.
В школе и за её пределами Норму Джин знали как «девушку Ммммм», потому что она смогла превратить своё лёгкое заикание в светское достоинство.
Первый семестр десятого класса она провела в средней школе Ван-Найса, потому что эта школа находилась ближе всего к дому Годдардов. Там она получила ещё более худший аттестат. И это всё из-за того, что внимание Нормы Джин от учебы отвлекал высокий, темноволосый и голубоглазый молодой человек по имени Джеймс Доухерти или Джим.
В средней школе Ван-Найса Джим участвовал в школьных представлениях, был звёздным футболистом и выиграл выборы на пост председателя ученического совета. Чтобы помочь своей семье, он отказался от спортивной стипендии в колледже.
Осенью 1941 года он работал на авиастроительном заводе «Локхид», где встретил Норму Джин, которая трудилась в ночную смену на том же заводе. В октябре его мать Этель со своей подругой Грейс Годдард попросили Джима забирать Норму Джин и Бебе из школы на машине. Из-за переезда на Одесса-авеню добираться до школы стало гораздо дольше. В тот год Бебе серьёзно болела и не ходила в школу, поэтому Норма Джин каждый день «садилась в машину к Джиму капельку ближе», как потом рассказывал молодой человек позже.
Для Нормы Джин Джим был идеалом мужчины, благодаря его усам, конечно же. Он был старше её на пять лет, но несмотря на разницу в возрасте, она считала его «неплохим старичком». Доухерти не воспринимал её всерьёз, ведь в их возрасте пять лет считалось огромной разницей.
Однако Грейс Годдард, ставшая свахой в этой истории, заметила блеск в глазах Нормы Джин и решила действовать. Через пару дней после нападения на Перл-Харбор она спросила Этель Доухерти, можно ли Джиму сопровождать Норму Джин на рождественскую вечеринку фирмы «Адел пресижн продактс». Джим согласился.
На рождественском приёме он танцевал с Нормой Джин и заметил, что она больше не чувствует себя ребёнком. Грейс всячески поощряла их общение. Она давала девочке деньги, чтобы та ходила с Джимом в кино, предлагала им автостопом прокатиться на холмы в Голливуд-Хилс, на лодке по озеру Попс-Уиллоу, а также в округ Вентура, где они навещали сестру Джима и разбивали бивак на берегу озера Шервуд. Джим был счастлив проводить время с Нормой Джин.
Иногда они останавливались на вершине горы Малхолланд-драйв, чтобы просто поговорить. Норма Джин призналась, что она – незаконнорождённая, и это не вызвало в Джиме неприязни. Он обнял её, а радио передавало шлягеры: «Эта старая добрая чёрная магия…» и «Больше никогда не полюблю я». Норма Джин была более развитой физически и полностью полагалась на опеку Джима.
В начале 1942 года, когда Норме Джин было около шестнадцати лет, компания «Адел пресижн» предложила Доку Годдарду стать менеджером по продажам на всём Восточном побережье. Грейс и Бебе должны были отправиться туда вместе с ним, но они, посовещавшись, решили, что не могли больше содержать Норму Джин. Однажды утром Грейс сообщила об этом своей подопечной, но пообещала, что её муж «работает над чем-то замечательным».
В очередной раз Норма Джин почувствовала себя ненужной, преданной и отвергнутой. Эта информация сильно подействовала на девушку, и Грейс окончательно потеряла уважение в её глазах.
В конце января все начали готовиться к переезду, и Норма Джин вернулась к своей подруге Ане Лоуэр. В феврале и марте Джим всё ещё приезжал к Норме Джин, и она с благодарностью принимала его ухаживания. В школе некоторые заметили, что она стала слишком шумной и очень громко разговаривает. Некоторые стали считать ее слегка пристукнутой.
В марте Грейс нанесла ещё один удар юной девушке, сообщив, что Норме Джин придётся вернуться в приют. А Этель Доухерти спросила у Джима, не планирует ли он жениться на Норме Джин, которой в июне должно было исполниться шестнадцать лет, и она могла бы уже выйти замуж.
«В тот момент я подумал, что Норма Джин ещё слишком молода для меня, – вспоминал Доухерти. – Я не планировал жениться на ней, но согласился, потому что чувствовал, что под крылом моей матери она найдёт свой дом. К тому же я считал её чудесной девушкой, с которой мне будет хорошо».
Сама Норма Джин согласилась на этот брак, потому что у неё не было другого выбора. Позже она говорила, что вышла замуж за Джима, потому что не хотела возвращаться в сиротский дом.
В середине марта она заявила, что бросает школу, потому что в июне выходит замуж. С этого дня её больше не видели на уроках. В середине второго года обучения её формальное образование завершилось, и это стало причиной комплекса неполноценности Нормы Джин на всю оставшуюся жизнь.
Но две женщины быстро убедили Норму Джин в том, что её свобода и наличие средств к существованию напрямую связаны с жизнью под боком у мужчины. И Грейс, и Этель игнорировали возраст девушки, сконцентрировавшись на той роли, которую ей предстояло сыграть в жизни.
Норма Джин сомневалась по поводу этого брака. «В конце концов, я никогда не видела ни одного счастливого брака», – отмечала она много лет спустя. Делла, Глэдис, Ида и Олив также были неудачными примерами семейных союзов.
Джим отвёл девушку в магазин, чтобы она выбрала себе обручальное кольцо, а потом он вспомнил, что по традиции ему нужно было сперва попросить её руки, хотя это и было пустой формальностью. Она без всяких раздумий согласилась.
1 июня 1942 года шестнадцатилетняя Норма Джин Доухерти и Джим нашли небольшую квартиру по адресу Виста-дель-Монте, 4524, в районе Шерман-Оукс. Они сняли жильё на полгода. Перед свадьбой они перевезли туда свои немногочисленные вещи.
Приглашения на свадьбу рассылала «мисс Анн Лоуэр», однако в акте о браке невеста подписалась как Норма Джин Мортенсен. Она указала, что является дочерью «Э. Мортенсена, место рождения неизвестно» и женщины по фамилии «Монро, родившейся в штате Орегон». Имя своей матери Норма Джин не упомянула.
Свадебная церемония состоялась 19 июня 1942 года в половине девятого вечера в доме друзей Грейс на Саус-Бентли-авеню, 432, в западной части Лос-Анджелеса. Подружкой невесты была девушка, которую Норма Джин едва знала. Брат Джима Марион стал шафером, а племянник Джима, Хью, нёс на бархатной подушке обручальные кольца.
Невеста была в восторге от крутой лестницы в холле, но так волновалась, что едва могла устоять на ногах. После скромного приёма в соседнем ресторане пара вернулась домой. Из всех событий этого дня Джим Доухерти запомнил, как невеста на протяжении всего дня не выпускала его руки и всё время смотрела ему в глаза, словно боялась, что он исчезнет.
«Я – капитан, а моя жена – первый офицер, старпом, – говорил Доухерти о своём браке, когда они поженились. – И раз так, то она должна быть довольна, что находится на корабле, и не мешать мне управлять и командовать им».
Но с самого начала на борту время от времени возникали бунты, а старпом даже выпрыгнула за борт. После этого капитан и старпом составили бортовые журналы, в которых содержались однобоко отобранные факты и импровизированные разговоры, а также были ложно интерпретированы события. В течение многих лет эти сочинения были единственной картой их путешествия, доступной посторонним.
Доухерти утверждал публично: «В нашем браке никогда не было проблем… пока я не захотел увеличения семьи, а она не захотела делать карьеру». Но позже признавался: «Ни за что на свете я не женился бы во второй раз на актрисе. У неё в голове было только одно: стать звездой».
Норма Джин говорила: «Я не горевала из-за брака, но и не была счастлива. Мы с мужем редко разговаривали, потому что нам нечего было сказать друг другу».
Молодая семья Доухерти жила в съёмном однокомнатном домике в Шерман-Оукс с июня по декабрь 1942 года. Шестнадцатилетняя Норма Джин старалась быть подходящей женой для молодого независимого мужчины. Она принимала как должное свою роль сексуальной партнёрши и хозяйки дома, которую от неё ждал Доухерти. Эта перемена планов не соответствовала планам заменить на экране ушедшую звезду Джин Харлоу. И такое положение дел порождало у Нормы Джин беспокойство.
Доухерти признавал, что он не мог обращаться с ней должным образом, она была слишком впечатлительна и не уверена в себе. Он часто говорил ей: «Замолчи!» или «Заткнись!», укладывался спать на диване, а проснувшись через час, обнаруживал её спящей рядышком с ним или сидящей неподалеку на полу. Она никогда не таила ни на кого обиду и всегда была снисходительной. «Мне казалось, будто я знаю, чего она хочет, но то, о чём я думал, никогда не оказывалось тем, чего она хотела в действительности», – говорил он.
Это откровенное признание, которое не вошло в опубликованную версию статьи «Мэрилин Монро была моей женой», проливает свет на глубокие психологические разногласия между супругами.
Доухерти быстро понял, что для Нормы Джин он был скорее отцом и опекуном, чем мужем. Она ревновала его к друзьям, боялась, что он уйдёт к другой женщине, и тратила его деньги на подарки ему самому, как будто пытаясь купить его любовь.
Разница в эмоциональности супругов стала особенно заметна после случая с убитым кроликом. Норма Джин не смогла справиться с увиденным, впала в истерику и перестала готовить. Её кулинарные неудачи вызывали недовольство мужа, что усиливало её страхи.
Именно поэтому она часто допускала ошибки в кулинарии, не разбиралась в домашней работе и отчаянно боялась, что её куда-нибудь снова отправят.
Однажды Норма Джин назвала своего мужа страшным грубияном, когда тот сделал ей замечание. Она не смогла приготовить рыбу, которую он принёс с рыбалки. После чего последовал страшный скандал.
Доухерти часто повторял в компании: «Наш брак был идеальным, и в постели, и за её пределами». Однако его слова не соответствуют воспоминаниям о нём, которые остались у Нормы Джин.
В своих мемуарах Доухерти признаётся, что не любил ничего из того, что делал с женой, за исключением поцелуев. Она же, достигая удовлетворения, обычно засыпала, оставляя его возбуждённым, смущённым и недовольным.
Доухерти никогда не был жестоким, но со своим пылким характером и чувством независимости он, как и его жена, оказался не готов к браку. В минуту откровенности он признался, что часто уходил из дома и играл в бильярд, что ранило её чувства.
Норма Джин быстро поняла, что её брак с Доухерти не будет отличаться от предыдущих отношений: она снова чувствовала себя никем. Доухерти признавал, что её интеллект превосходил его, и она мыслила более зрело. Возможно, это задевало его.
Он считал, что оказал услугу привлекательной девушке и организовал ей приятную жизнь. Кроме того, он думал, что благодаря этому браку обеспечит ей дом у своей матери, когда пойдёт на войну.
Несмотря на благородные намерения, вступление в брак без достаточной эмоциональной зрелости было не лучшим решением обоих. Норме Джин было всего 16 лет, и она не была готова стать матерью. Поэтому они с Джимом решили, что у них не будет детей.
В начале 1943 года молодые супруги жили в Ван-Найсе у родителей Джима. Однако вскоре они переехали на Боссемер-стрит. Здесь они встречались с другими парами, на вечеринках с танцами Норма Джин преображалась из застенчивой хозяйки в талантливую актрису. Она веселилась, разбивала пары и кружилась в танце. Джим ревновал.
Они часто выбирались позагорать в Санта-Монику или в лос-анджелесскую Венецию. Когда они жили в Ван-Найсе, Норма Джин взяла в дом шотландскую овчарку и много времени уделяла уходу за ней. Но большую часть дня она посвящала уходу за собственной внешностью и культивированию красоты. Она постоянно опробовала новую косметику, принимала ванны и много раз в день промывала лицо с мылом. В этот период она хотела считаться ещё большей красавицей, чем была в школе.
«В вопросах собственной внешности она была перфекционисткой, – вспоминает Доухерти. – Если она чем-либо и выделялась, то чрезмерно критическим отношением к себе».
У Нормы Джин не было близких подруг. Она чувствовала себя хорошо только в компании детей: племянников и малышей, с которыми она нянчилась, купала, играла и читала им сказки.
Джим мечтал отправиться за океан, но работал на благо страны. Норма Джин просила его не думать о войне, а поступить в торговый флот. После нескольких недель в лагере для новобранцев Джим получил приказ командовать взводом призывников.
Остров Каталина, расположенный в 40 километрах от берега, стал учебной базой для разных родов войск. Ранее на нём проводились мировые премьеры звукового кино и дискуссии о достижениях киноискусства. С начала Второй мировой войны остров превратился в базу для подготовки военных.
Джим и Норма Джин часто ссорились. Вскоре им пришлось переехать с собакой и всем домашним скарбом в квартиру на склоне близ Эвелона. В этом городке ощущалась нехватка женщин, поэтому у Джима часто вспыхивали порывы ревности, когда Норма Джин выходила гулять с подругами и и одевалась в белую блузку, белые шорты и вплетала ленточку в волосы. Она знала, что нравится мужчинам и таким образом действовала Джиму на нервы, когда тот упоминал о своих бывших девушках.
На военной базе многие солдаты считали Норму Джин вызывающей, потому что она любила совершать оздоровительные моционы в купальном костюмчике. Но сама Норма Джин не понимала, чем она их могла обидеть. По её мнению, она носила бикини и облегающие свитера не для того, чтобы привлекать внимание мужчин.
Чтобы улучшить свою фигуру и осанку, Норма Джин начала заниматься спортом под руководством армейского инструктора.
В ту зиму на остров приехал знаменитый оркестр Стэна Кентона и выступил со своей программой. Хотя Норма Джин не употребляла алкоголь, она пила безалкогольные напитки и настой на полевых травах с имбирём.
Во время бала и концерта Доухерти смог потанцевать со своей женой всего лишь один раз. Она оказалась самой популярной партнёршей для танцев. Когда музыканты играли изо всех сил и пары кружились в танце, он неожиданно сообщил жене, что они должны покинуть мероприятие. Норма не хотела уходить домой так рано. Вечеринка была в самом разгаре. Но Джим пригрозил, что если она ослушается его, то домой пусть не возвращается. Норма уступила своему мужу, они вернулись домой.
Но вскоре жена отыгралась на своём спесивом муже и очень остроумно.
Вскоре после этого танцевального вечера Джим вернулся домой с работы раньше обычного и обнаружил, что двери квартиры заперты на ключ, хотя это было необычно для них. Когда он постучал, Норма Джин спросила из-за двери: «Это ты, Билл? Ой, подожди минутку!»
Затем она извинилась, сказав, что не ждала его так рано и назвала его Томми. И всё это время из-за двери доносились шум от передвигаемой мебели и приглушённые разговоры.
Джим уже готов был выбить двери плечом, так как ослеплён ревностью. Когда он открыл дверь, то увидел жену в махровом полотенце, потому что он застал её в момент принятия душа. Своей шуткой, придуманной из желания отомстить, она могла отразить и сделать наглядным гораздо более серьёзный эмоциональный кризис в сфере их супружеских чувств и отношений.
Однако в словах Доухерти была доля правды: его жена действительно полностью зависела от него. Не имея рядом другого человека, на которого она могла бы положиться, Норма Джин чувствовала себя несчастной, когда весной 1944 года её мужа отправили в зону боевых действий на Тихом океане.
Несмотря на все трудности их отношений, его отъезд пробудил в ней чувство одиночества и отверженности. Теперь, будучи женой солдата, Норма Джин переехала к свекрови на Хермитейдж-стрит, в северную часть Голливуда.
Этель Доухерти работала на фабрике в Бербанке. Там же и Норме Джин нашли работу помощницы по нанесению на самолёты вонючего лака. Экономика Южной Калифорнии во время войны процветала, и тысячи женщин могли найти работу в оборонном производстве.

Жизнь со свекровью была комфортной, но Норме Джин не хватало мужа. Она относилась к тем женщинам, которые ищут партнёров, даже если те пренебрегали ими или причиняли душевную боль, возможно, даже неосознанно.
В письме, отправленном Грейс 15 июня 1944 года, Норма Джин ярко описывала свою жизнь. Она приукрасила некоторые моменты, чтобы сделать приятное Грейс Годдард. Вот что она написала:
«Джима нет уже семь недель, а первую весточку от него я получила в преддверии своего дня рождения. Он прислал мне телеграмму: „Любимая, по случаю дня рождения шлю тебе массу самых горячих поздравлений“. Когда я получила её, я просто рухнула от счастья…»
В то время Норма Джин работала по десять часов в день на аэродроме «Метрополитэн». Она откладывала почти всё, что зарабатывала, чтобы после войны купить дом. Работа была тяжёлой: она целый день проводила на ногах и много ходила.
Она старалась получить место в военной администрации, но там было слишком много бабников. И она снова оказалась в «Рэйдиоплэйн компани».
Во время отпуска в 1944 году Норма Джин впервые отправилась в путешествие за пределы Калифорнии и навестила Грейс в Чикаго. Грейс временно работала в кинолаборатории. Отъезд Грейс, по мнению Бебе, был необходим, так как у неё начались проблемы с алкоголем.
Норма Джин также навестила Бебе в Западной Виргинии, а потом ненадолго заехала к своей единоутробной сестре Бернис Бейкер. Про этот визит ничего неизвестно, так как две дочери Глэдис почти не знали друг друга и редкие встречи были натянутыми и неловкими.
Вернувшись в Калифорнию, Норма Джин снова пошла работать в «Рэйдиоплэйн». Её зарплата составляла 20 долларов за 60 рабочих часов. С опозданием она написала Грейс, чтобы поблагодарить её за новое платье и гостеприимство в Чикаго. В письме от 3 декабря 1944 года она упомянула, что отправляла Грейс деньги из своей зарплаты. Также Норма Джин рассказала, как она любит и ждёт возвращения с войны своего мужа. Она написала, что Джим самый лучший мужчина, и второго такого нет больше на свете.
В 1945 году, на Рождество и Новый год, Доухерти был дома, и Норма Джин не выпускала его из виду. Когда пришло время ему снова уезжать, она вдруг заявила, что хочет позвонить своему отцу, которого никогда не видела и с которым никогда не общалась. Но, набрав номер и представившись дочерью Глэдис, она быстро повесила трубку, сказав, что он прервал соединение.
Если это действительно был её отец, то возникают большие сомнения по этому поводу, так как Норма Джин никогда не называла его имени, и нет доказательств того, что Глэдис когда-либо говорила с дочерью о её отце.
Возможно, Норма Джин этими действиями хотела вызвать сочувствие у окружающих. В детстве она была незаконнорождённой, что в то время вызывало осуждение в обществе. Даже спустя много лет после того, как она узнала о своём рождении в результате внебрачной связи, она с достоинством говорила о своём статусе.
Непонятно, пыталась ли она на самом деле связываться с предполагаемым отцом, но тем самым она умела вызывать жалость у окружающих.
Норма Джина работала на авиационном заводе, но в январе 1945 года уволилась оттуда, когда на фабрику приехали представители армейской киностудии. Они хотели снять кино о женщинах, работающих на ответственных должностях, и Норма Джин привлекла их внимание. Они предложили ей стать фотомоделью, и та с радостью согласилась.
Успех новоиспечённой модели Нормы Джин не заставил себя долго ждать. Ведь этого она давно так хотела и так надеялась.
Весной 1945 года это случилось. Норма Джин быстро завоевала славу идеальной фотомодели. Она была очень старательной и добросовестной, всегда готовой к сотрудничеству. Принимая различные позы, она не выказывала ни усталости, ни стеснительности, ни возражений. Подчиняться режиссёрам в их художественных задумках девочке со столь сложной судьбой было не впервой.
У фотографов складывалось впечатление, что перед щелчком затвора в Норме Джин пробуждалось что-то смелое и полное жизни. Она как будто флиртовала с камерой, училась тому, как наилучшим образом запечатлеть свою красоту на холодную фотоплёнку.
Норма Джин была очень требовательна к себе. Она анализировала каждый кадр, выискивая свои промахи. Всё, что не дотягивало до идеала, её разочаровывало и огорчало. Ей хотелось быть идеальной, тем более на фотографиях, как будто бы знала, что их будет смотреть весь мир даже после её смерти.
Норма Джин искренне заботилась о своём внешнем виде, задавала вопросы о кинокамере, освещении и видах киноплёнки, чтобы произвести хорошее впечатление и подчеркнуть свою компетентность.
С июня и до середины лета 1945 года фотограф Дэвид Коновер делал снимки Нормы Джин в Калифорнии. Некоторые из его работ были использованы в армейских публикациях, другие он подарил фотомодели.
Но жизнь Нормы Джин стала усложняться после того, как мать её мужа Этель осудила её поведение. Матери Джима не нравилось стремление девушки к профессии фотомодели, тем более учитывая то, что в скором времени Норма должна была стать матерью. По словам Этель её невестка просто таскается с молодыми фотографами вроде Коновера.
В итоге Норма Джин рассталась с Этель и переехала в западную часть Лос-Анджелеса, где поселилась в нижней части двухквартирного особняка Аны Лоуэр. Письма, которые она отправляла Джиму, стали приходить реже. В них муж девушки требовал забыть о карьере фотомодели, так как, по его словам, у женщины должна быть только одна карьера – это карьера жены и матери. Норма Джин считала, что его мнение о ней вредит её стремлению стать звездой кино, и такое отношение к ней отталкивало всё дальше Норму от Джима.
Доказательством этому стал их короткий, но страстный роман с фотографом Коновером, который произошёл тем же летом 1945 года.
Тогда Норма Джин не стала медлить и 2 августа 1945 года обратилась в агентство «Синяя книга» с просьбой о трудоустройстве. Эммелайн Снивели, невысокая, порядочная и честная англичанка, которой было больше сорока лет, и её 70-летняя мать Эмма управляли этим агентством.
С августа 1945 по осень того же года «Синяя книга» стала новым местом работы для Нормы Джин. При поступлении в агентство её физические данные были описаны следующим образом: рост – 165 сантиметров, вес – 53,6 килограмма, размеры – 91,5–61–86,5 сантиметра, размер одежды – 46, волосы средней длины, голубые глаза и белоснежные зубы с небольшим дефектом прикуса.

Она оплатила размещение своей фотографии в каталоге «Синяя книга» и сообщила, что умеет «немного танцевать и петь». Затем она прошла обучение, которое стоило 100 долларов.
Хозяйка агентства Снивели вспоминала о Норме Джин: «Я была уверена, что смогу превратить её в модель, которая будет хорошо продаваться».
После нескольких показов всем наставникам стало ясно, что сильной стороной Нормы Джин является не демонстрация костюмов, а публикация её изображений в журналах и рекламных буклетах. Позже Мэрилин сама указала причину: «Никто не обращал внимания на мои наряды, потому что все они были слишком облегающими. Они смотрели на меня, и чёрт бы побрал всю эту одежду».
Норма Джин, которая впоследствии стала известной как Мэрилин Монро, часто позировала для обложек журналов и рекламных кампаний. Эффект от её работы был мгновенным: до весны 1946 года её фотографии украшали обложки тридцати трёх журналов.
Педагог Нормы Джин заметила её особенность: она всегда была готова рассмеяться над работой, и в каждом элементе её профессиональной деятельности можно было увидеть что-то забавное.
«Если перестать думать об этом, – говорила позже Норма Джин, – то это даже смешно. Ты улыбаешься в камеру, держишься непринужденно, ведешь себя так, словно ты развлекаешься, а на самом деле именно сегодня какая-то судорога ужасно сводит живот. Наверное, я не должна так говорить, но временами позирование кажется мне таким искусственным и фальшивым занятием, что я просто вынуждена смеяться».
Лидия Бодреро Рид вспоминала, что Норма Джин была «очень серьёзной, очень целеустремлённой, и с ней всегда было приятно поговорить». Однако у неё была одна проблема: она появлялась на таком большом количестве глянцевых обложек, что кто-то решил, что эта девушка уже «примелькалась».
По словам Бодреро, фотомоделям угрожала ещё одна опасность – возможность примелькаться.
«Мисс Снивели предупреждала нас, чтобы мы никогда не появлялись на снимках обнажёнными – это означает неминуемый конец карьеры», – говорила она.
Также Снивели хотела, чтобы Норма Джин осветлила свои каштановые волосы, потому что, по её мнению, на снимках брюнетка всегда выглядит темнее, и джентльмены предпочитают блондинок.
Имея всё это в виду, Снивели отправила Норму Джин к фотографу Рафаэлу Вольфу. Он согласился использовать её для нескольких фотоснимков, рекламирующих шампунь, но только если она покрасит свои каштановые волосы в светлый цвет.
В эту зиму трио, состоящее из Снивели, Вольфа и Бэрнхарта, приблизило воплощение мечты Грейс о том, чтобы её приемная дочь Норма Джин однажды вернула на экран образ знаменитой Джин Харлоу. Никто не был так тронут новым образом Нормы Джин, как Грейс.
Джим Доухерти, который недавно вернулся из-за границы, заметил в своей жене гораздо большие перемены, чем он ожидал.
«Когда она была зависима от меня, всё было хорошо», – говорил Джим Доухерти о своём первом браке с Нормой Джин.
Во время его службы Норма Джин провожала его до порта и ждала на берегу до отплытия. Однако через полтора года, когда Джим вернулся домой на Рождество, их встреча в порту не состоялась.
После этого Доухерти заметил и другие перемены в своей жене. Она стала холоднее и больше не нуждалась в нём. Она стремилась к карьере и, когда Джим вернулся, уехала работать с красивым незнакомцем. Им оказался Андре де Динес – тридцатидвухлетний иммигрант из Трансильвании, фотограф, который завоевал популярность в Голливуде.
Де Динес снимал Норму Джин на шоссе и на лугу в белом фартуке с новорождённым ягнёнком на руках. В следующий раз он запечатлел её в джинсах и красной блузке, завязанной под грудью. Она улыбалась в камеру на заборе, как будто собиралась войти в сарай.
Когда Норма Джин показала свои снимки мужу Джиму, он не проявил никакого интереса.
Незадолго до Рождества Норма Джин отправилась в путешествие вместе с Андре де Динесом. Они останавливались на пляжах, в пустыне Мохаве, а также в штатах Невада и Вашингтон. Даже когда они останавливались в мотеле и Норма Джин настаивала на отдельных номерах, чтобы выспаться и хорошо выглядеть на следующий день, Андре не терял энтузиазма.
Но однажды очередной телефонный разговор Нормы Джин с Грейс Годдард послужил катализатором целой цепи событий, которые в конечном итоге привели модель в постель к ее фотографу.
***

Глава 3

Очередная встреча Нормы Джин со своей матерью Глэдис была печальной. Грейс устроила встречу двух женщин после шести лет разлуки, но для Нормы Джин это было невыносимо. Глэдис выпустили из психиатрической клиники, и та жила в жалком отеле. Её внешний вид привел дочь в ужас. Норма Джин подарила подарки своей матери, в том числе коробку шоколадных конфет, но та никак не отреагировала на этот жест.
Тогда Норма Джин почувствовала, что стена отчуждения между ней и матерью разрушилась. Глэдис прошептала: «Я хочу жить с тобой, Норма Джин». Эти слова очень напугали Норму Джин, которая почти не знала свою мать. Она содрогнулась от мысли, что ей придётся заботиться о Глэдис.
В этот момент Андре встрял в разговор и сообщил, что после развода Нормы Джин он собирается жениться на ней и переехать в Нью-Йорк. Норма Джин попыталась возразить ему, но он сказал, что им пора покинуть отель.
Когда они с Андре ехали в машине, она плакала всю дорогу. До конца своей жизни Норму Джин преследовали мысли о Глэдис, которая пережила свою дочь на 22 года. У них никогда не было нормальных отношений, потому что опасения Нормы по поводу её психического здоровья усугублялись из-за травмы, вызванной воспоминаниями детства. Мэрилин Монро никогда не рисковала ситуацией, в которой Глэдис могла бы отвергнуть её или отстраниться. Из-за этого в её жизни сложился стереотип отношений с женщинами: потребность иметь мать сталкивалась со страхом её утраты. Поэтому у неё никогда не было подруг.
Вечером Норма Джин и Андре остановились в деревенском постоялом дворе, и она, как в детстве, искала утешения в объятиях мужчины.
Роман с де Динесом стал поворотным моментом в жизни Нормы Джин. Он был её первым внебрачным сексуальным партнёром, если не брать во внимание интрижку с Коновером. Андре завоевал её, как и Доухерти благодаря тому, что она хотела его видеть в роли заботливого отца. А также то, что он был фотографом, это сыграло решающую роль в выборе Нормы Джин. В те годы мужчины, стоявшие у окуляра фотокамеры, значили то же, что в более поздние времена – кинопродюсеры и агенты киноактёров. Они могли продемонстрировать её миру.
Это событие положило начало важному сюжету в жизни будущей актрисы. Она начала испытывать возбуждение от самого процесса позирования для съёмок.
В этом аспекте Норма Джин была очень похожа на Джин Харлоу, которая систематически (иногда даже скандально) флиртовала с фотографами.
Будучи объектом восхищения, она стремилась доставить удовольствие всем, кто смотрел на неё, и удовлетворить тех, кто её желал.
Когда она вернулась в Лос-Анджелес, то уже была более опытной молодой женщиной, и это не могло не бросаться в глаза. Когда она обнаружила, что её муж требует от неё сделать выбор между ним и карьерой, она доказывала, что у неё не было причин быть домохозяйкой. Она также задавалась вопросом: а что плохого в карьере фотомодели?
В конце января Джима призвали на военную службу на Тихий океан. Прощаясь с женой, он сказал, что надеется, что она станет умнее и мудрее к моменту его возвращения.
Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она стала чаще звонить ей и приглашать в гости. Но заметила, что приёмная дочь стала отдаляться от неё. Всё чаще и чаще она получала на свои приглашения и звонки отказ. Это ещё следовало из того, что к 1946 году Грейс уже была сложившейся алкоголичкой, временами неприлично фривольной и шумной, временами подавленной и рассеянной. Норма Джин старалась держаться от неё на расстоянии.
Из своего маленького убежища в квартире Аны Лоуэр Норма Джин выходила главным образом для работы фотомоделью и манекенщицей. Каждый день ей звонили из агентства «Синяя книга» с предложениями о работе.
В феврале 1946 года Норма Джин уже позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду. Её красота и готовность сотрудничать очаровали его.
Затем она позировала художнику Эрлу Морену, который платил ей по десять долларов за сессию и фотографировал в разных нарядах. Эти снимки он продавал компании «Браун энд Биглоу», выпускавшей художественные календари.
Когда она видела фотоаппарат, то преображалась. Но как только снимок был сделан, она снова становилась прежней, не интересуясь окружающим.
У неё был удивительный дар вызывать сочувствие у людей, даже у тех, кто знал о её склонности играть на чужих эмоциях.
Актёр Кен Дюмейн и Лидия Бодреро, подруга Нормы, вспоминают, что в 1946 году модели часто назначали по два и даже три свидания в день. Но с Нормой Джин всё было иначе: прогулки в кино, на пляж или на танцевальную вечеринку, но не более того. У неё не было репутации легкодоступной девушки, несмотря на встречи с несколькими молодыми людьми.
Весной 1946 года Норма Джин обнаружила в почтовом ящике письма от Глэдис, которая умоляла её позволить ей переехать к ней. Норма Джин выслала матери в Портленд деньги на дорогу, и они делили одну кровать и две небольшие комнаты на Небраска-авеню. Это была последняя, неудачная попытка Нормы Джин сблизиться с матерью.
Джим, приехавший в апреле в гости, наткнулся на Глэдис, которая окинула его тупым взглядом. Было ясно, что она не в состоянии позаботиться о себе, но и её дочь не могла взять на себя эти обязанности.
Сущность психического заболевания и эмоциональных проблем Глэдис не ясна, поскольку сохранившиеся в семье заключения врачей не дают однозначного ответа. Глэдис не страдала галлюцинациями, паранойей или шизофренией, но самоустранилась из нормальной жизни. Она не могла поддерживать человеческие отношения и выполнять работу. В 1946 году ей не могли помочь ни какой-то человек, ни деньги.
После того как Глэдис переехала к Норме Джин, Джим почувствовал, что в доме стало тесно. Он решил переехать к матери и провести у неё короткий отпуск. Он считал, что переезд Глэдис – это ещё один шаг Нормы Джин к разводу.
Ближе к концу апреля Глэдис приняли в клинику в Южной Калифорнии, куда её дочь старалась присылать деньги. Хотя Норма Джин была занята карьерой, она никогда не переставала финансово поддерживать мать.
В начале 1946 года Норма Джин начала обсуждение с Эммелайн Снивели возможности начать работать в кино. Ей говорили, что у неё есть шанс стать актрисой. Однако прежде всего нужно было развестись с Доухерти. Шестидесятилетняя Грейс, которая ранее поместила Глэдис в психиатрическую больницу, затем получила право опеки над Нормой Джин и решала вопрос о её замужестве с Джимом, теперь стала уговаривать молодую женщину развестись с Доухерти.
14 мая Норма Джин уехала к родственнице мамы Грейс в Лас-Вегас, где разводы можно было получить так же легко, как сыграть в казино.
Через две недели после начала службы в Шанхае Доухерти получил письмо из Невады от своей супруги Нормы Джин. Она просила о разводе. Он ответил на письмо и вскоре после этого подал на развод. В конце июня он вернулся в Калифорнию и попросил у Аны Лоуэр номер телефона Нормы Джин. Однако дозвониться до нее не смог. В это время Норма Джин находилась в больнице в Лас-Вегасе со стоматитом ротовой полости.
Когда он всё же дозвонился до неё, то сразу понял, что её низкий голос изменился не из-за болезни. Норму Джин волновал денежный вопрос, она спросила, почему он снял её с довольствия. Она сказала, что развод нужен в целях карьеры в кино, и они с Джимом как и раньше могут встречаться и даже продолжать жить вместе после развода. На что Джим закричал: «Ты сошла с ума? Я хочу иметь жену и детей. Ты хочешь развода – и ты его получишь. Стало быть, все кончено».
Таким образом Норма Джин подала заявление о разводе, и он согласился. 13 сентября 1946 года в Лас-Вегасе судья стукнул молотком по столу и объявил о разводе Нормы Джин и Джима Доухерти. Джим подписал вердикт через две недели, освободив Норму Джин и отдав ей автомобиль «Форд-Купе» 1935 года. Они больше никогда не встречались и не общались.
Так закончился первый официальный брак Нормы Джин. Норме в этот год исполнилось ровно двадцать лет. И вся жизнь была у неё впереди.
Этим летом Норма Джин переехала в Лос-Анджелес, где её познакомили с агентом, который организовал для молодой модели встречу с менеджером киностудии «XX век – Фокс».
В июле 1946 года Норма Джин пришла на кинопробы. В павильоне, где строились декорации к фильму «Мать носила колготки», её представили специалистам: оператору Леону Шемрою, визажисту Аллану Снайдеру, режиссёру Уолтеру Лэнгу и модельеру костюмов Шарлю Лемэру.
Работа в кино оказалась для Нормы Джин непростой. Она нервничала, и от смущения на её лице появились красные пятна. Узнав, что проба будет без звука, она успокоилась. Специалисты приступили к работе.
На съёмочной площадке воцарилась тишина. Норма Джин была одета в длинное платье. Она прошлась туда-сюда, затем присела на высокий табурет, закурила, но сразу же погасила сигарету, встала и направилась к окну, улыбаясь. Её лучезарная улыбка вызывала ответные улыбки у зрителей.
Через пять лет Леон Шемрой сказал: «Когда я впервые увидел Норму Джин, то подумал: «Эта девушка станет второй Харлоу!». Её естественная красота и неуверенность придавали ей таинственный вид. Каждое движение на сцене было пронизано сексуальностью, она не нуждалась в звуковой дорожке. Она показала нам, что может возбуждать все пять чувств у своих зрителей».
Её судьба должна была зависеть не столько от таланта, сколько от публичного интереса, который она возбудит в отделе прессы и рекламы этой киностудии. За них, а также за журналы «Фотоплей», «Современный экран» и «Серебряный экран», шла борьба, их пытались склонить к ускорению карьеры определённых актёров.
Несмотря на скромный контракт и ненадёжное будущее, 29 июля Норму Джин упомянули в голливудской светской хронике. В опубликованном обзоре киноновостей была короткая заметка: «Ховард Хьюджес выздоравливает».
Взяв в руки журнал, он заметил там девушку и распорядился ангажировать её для кино. Это была Норма Джин Доухерти.
Будучи в возрасте 20 лет, она оказалась на год моложе необходимого для подписания контракта в штате Калифорния. Так как с юридической точки зрения она была под опекой Грейс, Норме Джин снова пришлось к ней обратиться, хотя они уже не поддерживали контакты. Грейс продолжала принимать все важные решения в жизни девушки.
Хотя Норма Джим на протяжении своей жизни часто была объектом мании и манипуляций своей приемной матери Грейс, девушка была сильно связана с опекуншей, гораздо сильнее, чем с кем бы то ни было в своей жизни. Когда Грейс проставила свою подпись под фамилией Нормы на её контракте с киностудией, то оправдала свою прежнюю власть над ней, но и выпустила объект своего влияния на долгожданную свободу.
За пару дней до окончательного подписания контракта 24 августа 1946 года Норма Джин была вызвана в офис Бена Лайона. Осталось согласовать только одну деталь – вопрос ее фамилии. Лайон предложил Норме Джин сменить неблагозвучную фамилию Доухерти на другую, например, взять девичью фамилию матери Монро, на что она с радостью согласилась.
Затем Норма Джин рассказала о своей нелёгкой жизни. Также она вспомнила о том, что в детстве, когда она заикалась, её прозвали «девушкой Ммммм». И вдруг Лайон резко подался вперёд на своём стуле со словами:
– Я знаю, кто ты – ты Мэрилин!

Рождение Мэрилин Монро

Уильям Фрид открыл недорогой ресторан с танцами и музыкой, который позднее стал киностудией «Фокс». Среди актрис, выступавших в этом заведении, были Теда Бара, Аннетт Келлерман и Дженет Гейнор.
В 1935 году Уильям Фрид обанкротился, а его «Фокс Филм Корпорейшн» объединилась с киностудией «XX век пикчерз», на которую впоследствии пришла Мэрилин Монро. В этот момент студия переживала свой расцвет. Судьба этой компании зависела от решений одного человека – 44-летнего Даррила Занука. С 1946 года он был единоличным руководителем, обладающим решающим голосом.
Эрнест Леман описывал его как шумного мужчину с большой сигарой, который вмешивался в дела, связанные с производством фильмов. С момента, когда Даррил Занук возглавил киностудию «Фокс», он стал известен своим доброжелательным и снисходительным отношением к коллегам.
Занук принёс студиям, на которых он работал, более тридцати двух «Оскаров». Он работал в «20-й век Фокс» с 1946 года и стал главным исполнительным продюсером. С Мэрилин Монро он работал недолго, но она была одним из источников дохода для него. Несмотря на это, Мэрилин Монро была одной из многих молодых актрис, которая работала по контракту.
Мэрилин Монро продолжала жить в доме Аны Лоуэр, откуда приезжала на студию, чтобы познакомиться с костюмами и стилями грима, узнать способы наложения грима. Мэрилин была очень любопытной и внимательной. Она стремилась постичь все аспекты работы в кино.
Аллан Снайдер стал наставником для Мэрилин. Её детская открытость и упорство восхищали Снайдера. Их связывала дружба, которая продолжалась более шестнадцати лет и не была осложнена романом, как с другими мужчинами Мэрилин.
Ближе к концу 1946 и в начале 1947 года и другие сотрудники киностудии заметили энтузиазм и жажду активной деятельности в кино Мэрилин. Получение любого задания означало для неё возможность стать частью коллектива, где она всё ещё чувствовала себя чужой.
Джон Кэмпбелл, работавший на студии в качестве публициста, вспоминал, что Мэрилин часто посещала офисы прессы, одетая в облегающий свитер. Кэмпбелл относился к ней доброжелательно, но, поскольку команды сверху не было, журналисты считали её немного надоедливой и назойливой.
Однако фотографы «Фокса» придерживались другого мнения. Они часто фотографировали Мэрилин в минимальном купальнике или неглиже, который был почти таким же прозрачным, как целлофан. Но большинство фотографий не могли быть использованы из-за чрезмерной откровенности. Однако ни фотографы, ни актриса не жаловались на сложность работы.
В феврале 1947 года студия воспользовалась своим правом продления контракта на следующие полгода.
Вскоре Мэрилин наконец начала получать роли. Её кинематографическим дебютом стала небольшая роль в фильме «Летняя молния», в котором она снялась всего в двух эпизодах. Затем она появилась в трёх коротких сценах мрачной мелодрамы «Опасный возраст», где пыталась выбить дурь из голов молодёжи. Её реплика в фильме «Скадда-ху! Скадда-хей!» была ещё короче. Позже она и вовсе была вырезана из фильма.
Ни один из этих фильмов не помог ни Монро, ни её продюсерам, поэтому в августе 1947 года они не стали продлевать контракт с Мэрилин. Она смирилась с этим и продолжила посещать занятия в «Лаборатории актёров». Там она познакомилась с миром театра, встретила некоторых из его наиболее опытных представителей и углубилась в вопросы, которые определили её выбор и решения в профессиональной и личной жизни.
Она переживала внутренний конфликт, разрываясь между желанием быстро получить признание и стремлением к знаниям. Ей было стыдно, что когда-то она прервала учёбу в школе, поэтому её всегда привлекали образованные люди, от которых она могла бы узнать больше о литературе, театре, истории и обществе. Кроме того, в ней было глубоко укоренено желание заботиться о тех, кто оказался в сложной жизненной ситуации: слабых, брошенных и бедных. Всё это находило отклик в её впечатлительности и отзывчивости, которые она проявляла в общении с актёрами, которых встречала в «Лаборатории», а также в драматургии.
Влияние нью-йоркского театра «Груп» на Мэрилин Монро было огромным. Она читала и изучала пьесы, которые ставили в этом театре. Это помогло ей набраться опыта и познакомиться с профессионалами.
В течение 1947 года, под опекой Фоби Брэнд, Мэрилин читала и изучала фрагменты нескольких пьес. Среди них: «1931 год» Клэр и Пола Сифтонов, «Ночь над Таосом» Максвелла Андерсона, «Люди в белых халатах» Сиднея Кингсли, «Проснись и пой!» Клиффорда Одетса и другие.
В «Лаборатории актёров» Мэрилин Монро познакомилась с Фоби Брэнд и её мужем Морисом Карновски. На занятиях Мэрилин чувствовала себя робко и смущённо. По словам Фоби, она выполняла задания ответственно, но не производила большого впечатления на окружающих.
В «Лаборатории актёров» Мэрилин впервые выступила на сцене. Актёрам нужно было выучить наизусть всего одну или две строки диалога в каждый момент времени. Съёмки фильма могли длиться 10–12 часов, но время, когда можно было эффективно работать, было небольшим. Из-за опозданий актёров, необходимости переустанавливать свет и камеры, а также вносить поправки в сценарий на ходу, режиссёр и административная группа были счастливы отснять четыре минуты экранного времени за день.
В театре же актёры учили свои роли наизусть, что казалось Мэрилин гораздо интереснее, чем работа в кино. Однако она не хотела возвращаться к позированию для журналов.
Это случилось на ежегодном турнире по гольфу, который проходил в загородном клубе «Чевиот-Хилс». Для участия в соревнованиях пригласили молодых актрис, которые должны были обслуживать известных актёров: подносить им клюшки для игры в гольф и сумки. За две недели до окончания контракта Мэрилин отправилась на турнир в качестве «носильщицы».
Она была прикреплена к Джону Кэрроллу – 42-летнему киноактёру, чья красота часто сравнивалась с мужской привлекательностью Кларка Гейбла и Джорджа Брента. Джон был состоятельным человеком и мужем Люсиль Раймен – руководительницы службы поиска талантов на киностудии «Метро-Голдвин-Майер». В её обязанности входило находить среди претендентов на актёрские роли подходящих кандидатов.
В тот день Мэрилин надела облегающий свитер и шорты с разрезами. Она несла сумку Джона, набитую принадлежностями для гольфа. Она старалась привлечь внимание прессы, принимая соблазнительные позы.
Люсиль Раймен, увидев Мэрилин, заметила в ней какую-то наивность и «потерянный взгляд». Её сексапильность не была вызывающей, а была очень милой. «Была она эдаким маленьким симпатичным созданием», – вспоминала Люсиль.
Когда день клонился к закату, все собрались на небольшой вечеринке в клубном баре. Ближе к концу мероприятия Мэрилин сообщила Кэрроллам, что ей не на чем вернуться домой и что она с прошлого дня ничего не ела. Поскольку Люсиль нужно была срочно покинуть клуб, она предложила, чтобы Джон сводил Мэрилин поужинать, а затем отвёз домой. Они так и сделали.
Поздним вечером Джон рассказал жене о разговоре, который они вели по дороге к дому Мэрилин. Она пригласила его к себе в квартиру, но он ответил, что устал и мечтает только об одном: вернуться домой.
«Она пыталась быстро очаровать его, но не приняла во внимание его особенности: он не любил такого поведения», – рассказывала Люсиль позже.
Мэрилин призналась в том, что является безденежной сиротой и что ей поневоле пришлось покинуть жилище на Небраска-авеню, когда тетя Ана легла в больницу и дом заняли новые постояльцы. Мэрилин также продолжила рассказывать, что все деньги уходят на учебу, жилье и эксплуатацию автомобиля. Она зарабатывает своим телом, предлагая быстрый секс в машине, где-нибудь в боковых улочках недалеко от Голливуда или от бульвара Санта-Моника. Она действительно занималась этим за любую приличную кормежку без денег.
Потом Мэрилин сообщила, что боится возвращаться в свою крошечную квартиру. Когда она хотела обналичить свой последний чек от киностудии «Фокс», то попросила полицейского в Голливуде получить деньги для нее.
Кэрроллы были добрыми самаритянами и предложили Мэрилин бесплатно пожить в их апартаментах в городе. Благодаря этому она могла без проблем посещать курсы и ходить на собеседования с потенциальными работодателями, не занимаясь «работой на бульваре».
В сентябре Кэрроллы даже дали ей деньги на расходы. Был уговор, что они будут регулярно выплачивать Норме Джин сто долларов в неделю, а когда та найдет работу через Блюма или Кэроллов, то возвратит все деньги, а ее агент Гарри Липтон получит причитающиеся ему десять процентов.
В сентябре Мэрилин заметила объявление о предстоящем распределении ролей в пьесе «Предпочитаем лоск и обаяние». Она немедленно позвонила Лили Блис и ее мужу Гарри Хейдену, которые с радостью приняли ее на занятия по актерскому мастерству.
Премьера любительского спектакля «Предпочитаем блеск и обаяние», которая должна была состояться 12 октября, не состоялась. Мэрилин Монро не могла запомнить текст и часто опаздывала на репетиции. Она говорила, что согласилась на эту роль из чувства долга по отношению к Кэроллам.
После нескольких спектаклей в газетах Лос-Анджелеса не появилось ни одной рецензии. Пьеса «Предпочитаем блеск и обаяние» оказалась неудачной.
С наступлением осени Мэрилин Монро начала часто просить Кэроллов разрешать ей проводить выходные на их ранчо, чтобы не оставаться одной. Однако Кэроллы ценили своё уединение, к тому же на ранчо всегда было много работы.
Однажды вечером Мэрилин пришла в квартиру Люсиль, и та увидела, как она деловито перекладывает бюстгальтеры, на которые потратила всю свою недельную субсидию. Она набивала бюстгальтеры ватой, чтобы грудь выглядела более вызывающе. Люсиль сказала, что всё это бессмысленно и глупо, на что Мэрилин искренне ответила: «Но ведь все смотрят только на это! Зато когда я буду идти по бульвару Голливуд, каждый меня заметит!»
В один из пятничных вечеров на ранчо Кэроллов зазвонил телефон. Мэрилин взволнованно сообщила, что по лестнице взобрался подросток и подглядывает в окно её спальни. Кэроллы подозревали, что это просто уловка, чтобы избежать одиночества и приехать на ранчо. Также недавнее упоминание о необходимости гулять по бульвару Голливуд также обеспокоило их.
В возрасте 21 года Мэрилин Монро всё ещё не нашла профессиональной и личной стабильности. Поэтому Люсиль начала приглашать её на уик-энд на ранчо.
Мэрилин постоянно требовала внимания и дружбы от Кэроллов, хотела, чтобы они заменили ей родителей, и боялась быть отвергнутой. Она не всегда вела себя адекватно. Ходила по дому Кэроллов в откровенной одежде и шокировала их.
В начале 1948 года Мэрилин Монро стала для Кэроллов проблемой. Она звонила в офис Люсиль и на студию Джона по меньшей мере четыре раза в день.
«Мы попали в ловушку, которую сами же и расставили. Она контролировала нас и полностью нами управляла», – написала Люсиль Раймен Кэрролл многие годы спустя.
Спустя некоторое время Мэрилин поняла, что её отношения с Джоном и Люсиль постепенно меняются. Однажды Джон пригласил её провести выходные вместе. Мэрилин подумала, что это может быть началом их романа. Она спросила Люсиль, даст ли она Джону развод. Однако Люсиль ответила, что Джон может развестись сам, если захочет. Когда Мэрилин поговорила с Джоном, он сказал ей, что испытывает к ней только чувства как учителя к ученице и хочет поддержать её карьеру, а также помочь ей финансово.
Мэрилин не всегда могла правильно распознать обычные добрые и дружеские жесты, которые часто воспринимала за проявление мужской поддержки и симпатии.
Через пять месяцев Кэроллы решили, что им пора расстаться с Мэрилин Монро. На одном мероприятии Джон познакомил Мэрилин с бизнесменом Пэтом Де Чикко, который был другом кинопродюсера и члена правления студии «Фокс» Джозефа Шенка.
Де Чикко пригласил Мэрилин провести с ним следующую субботу, и она согласилась. В субботу она встретилась с Шенком, который смотрел на неё, как на картину.
Шенк был влиятельным человеком. В 1948 году он был председателем правления киностудии «20 век – Фокс». Это был мужчина с крупными чертами лица и проницательными серыми глазами. Он привык добиваться расположения людей и мог быть жёстким и требовательным в зависимости от репутации человека.
В тот вечер в доме Шенка Мэрилин была не единственной женщиной, там присутствовали и другие манекенщицы, фотомодели, актрисы. Рядом с Монро находился Де Чикко, который не скрывал своих чувств и открыто смотрел на неё. На следующий день за ней прислали лимузин и пригласили в гости.
После обеда, когда Шенк выразил желание получить «то, что его во всём этом интересует», Мэрилин спросили, как поступить. Она решила согласиться.
Позже она рассказывала, что впервые ей пришлось стоять на коленях перед начальником. Но она отчаянно хотела продолжать сниматься и поэтому согласилась, что условия работы иногда нужно обсуждать наедине.
Шенк был известным ловеласом, и Мэрилин была лишь одной из его многочисленных побед. Однако он не бросил её, а она без ума влюбилась в него.
В конце февраля Мэрилин пришла в офис одного из руководителей студии «Коламбия» Гарри Кона, который наводил страх на людей. Он предложил ей шестимесячный контракт, но с одним условием.
На следующей неделе Мэрилин осветлила свои каштановые волосы, превратив их в светлые. «Стало быть, джентльмены предпочитают блондинок? Да, предпочитают!»
«Она была непредсказуема и взрывоопасна, самой переменчивой женщиной, какую я только знала», – так журналистка Джейн Уилки описала Наташу Лайтесс, которая в течение шести лет была педагогом Мэрилин Монро и преподавала ей драматическое искусство.
В 1948 году Наташе было около 35 лет. У неё были короткие каштановые волосы с седыми прядками. Она родилась в Берлине и училась у Макса Рейнхардта. Позже она переехала в Париж, а затем в Америку, где присоединилась к группе бежавших из Германии деятелей искусства. Во время Второй мировой войны она сыграла небольшие роли в двух голливудских фильмах, обучала актёров сценическому мастерству, а затем приняла предложение работать на киностудии «Коламбия».
Деспотичная Наташа производила сильное впечатление на начальников и актёров. Однако её снисходительный тон в общении с артистами и манера поведения как экзотической баронессы раздражали многих.
В киностудии «Коламбия» Наташу Лайтесс уважали, но относились без особой теплоты. Её строгая манера поведения раздражала как женщин, так и мужчин. Только благосклонность Гарри Кона и упорство нескольких менеджеров-иммигрантов позволяли ей оставаться в студии.
Однако своим поведением она лишь маскировала своё разочарование. Она рассчитывала на большую сценическую карьеру, но Лос-Анджелес предложил ей только работу в кино. Поэтому она работала ради успеха более молодых и, как ей казалось, менее талантливых актёров.
Отношения у них с Мэрилин Монро начались с проблем. Наташа ревновала к её красоте и обаянию, но при этом восхищалась ею и пыталась её совершенствовать. Но вскоре преподавательница прониклась симпатией к своей ученице, и это бесспорно принесло выгоду Мэрилин, которая знала, как использовать преданность Наташи, уходя при этом от сексуальных контактов.
Мэрилин Монро познакомилась с Наташей Лайтесс 10 марта 1948 года. Наташа была восхищена её опытом и эрудицией. Она рассказывала Мэрилин о работе в Московском художественном академическом театре, о Константине Станиславском и об Антоне Чехове.
Однако Наташа не произвела на Мэрилин такого же сильного впечатления. Она говорила очень быстро, почти без жестикуляции. Позже Наташа призналась прессе, что считала Мэрилин бездарной и думала, что она – один из сотни безнадёжных случаев. Сосредоточившись только на недостатках Мэрилин, Наташа укрепляла в ней убеждение, что главным её преимуществом являются тело и сексуальность.
Между ними была глубокая культурная пропасть, которую Наташа использовала для осуществления своеобразного психологического контроля над Мэрилин. С первого дня их знакомства между ними сложился сложный союз Пигмалиона и Галатеи.
Незадолго до смерти Мэрилин Монро Наташа высказалась более откровенно о ней:
«Мне хотелось бы иметь хотя бы десятую часть интеллекта Мэрилин. Я была заметно старше, являлась для неё преподавательницей, но она знала глубину моей привязанности. А моя жизнь с ней означала постоянный отказ от самой себя».
Несмотря на то что Мэрилин казалась зависимой от Наташи, она смогла сохранить независимость и силу. Но Наташа в этом смысле намного слабее. Она испытывала потребность в Мэрилин, и это стало причиной ее эмоционального кризиса, который длился шесть лет. Даже будучи приговоренной к разочарованию в любви, Наташа продолжала так горячо любить Мэрилин, что не могла заставить себя расстаться с ней.
В конце весны 1948 года Мэрилин регулярно уже получала деньги от киностудии, однако Кэрроллы продолжали присылать ей средства на карманные расходы. Благодаря стараниям Люсиль в июне Мэрилин поселилась в отеле «Студио клаб», который находился на Норт-Лоди-стрит в Голливуде.
Обладая приличной зарплатой и карманными деньгами, Мэрилин начала приобретать для себя дорогие вещи. Она купила новый кабриолет «Форд», дорогую профессиональную сушилку для волос, запас косметики, книги и граммофон с пластинками. По тем временам это стоило огромных денег.
«Я чувствовала себя так, словно бы впервые жила своим умом и действовала на свой страх и риск, – рассказывала Мэрилин Монро об этом позже.
В июне Мэрилин получила роль в фильме «Девушки из кордебалета» после внушительной серии кинопроб. Весь фильм был снят за десять дней. В соответствии с голливудской традицией, фильм заканчивается триумфом неподдельной любви.
Мэрилин Монро была восхитительна в роли, которую она играла. Её золотисто-белокурые волосы, уложенные в стиле Риты Хейуорт, что добавило ей очарования. Она сияла на экране, несмотря на то, что наставления режиссёра делали её речь медленной, а жесты – механическими.
Коллеги-актёры любили Мэрилин, а на студии считали, что за ней стоит наблюдать. Милтон Берл отмечал, что Мэрилин не устраивала показухи и не демонстрировала искусственную аффектацию. Она серьёзно относилась к своей роли, охотно приходила на съёмочную площадку раньше времени и была готова к каждому режиссёрскому решению.
В этот период Мэрилин познакомилась с Фредом Карджером и быстро влюбилась в него. Тридцатидвухлетний мужчина, красивый и спокойный, недавно развелся и был заядлым женоненавистником. Однако некоторые женщины поднимали ему настроение, флиртуя с ним. Мэрилин вскоре побывала в доме Карджера, в котором жила его многочисленная семья: мать, дочь и разведенная сестра с детьми.
19 сентября 1948 года истёк срок действия контракта Мэрилин с «Коламбия», и ей не предложили его продлить. Но уже в следующем месяце специализированный журнал «Вестник кинематографа» доброжелательно оценил её работу в фильме «Девушки из кордебалета».
Однако эти слова не изменили решения Кона, который считал самой яркой звездой Риту Хейуорт. Никто не заметил комических способностей и огромного врождённого таланта Мэрилин, возможно, из-за стереотипов о привлекательных молодых блондинках.
Это было уже второе затишье в карьере Мэрилин Монро. Она пыталась оставить «Студио клаб» и переехать к Карджерам с целью выйти замуж за Фреда.
Когда Фред отвозил её домой после их первого свидания, она попросила отвезти её не в отель «Студио клаб», а в грязную и очень запущенную квартирку в Голливуде, которую раньше снимала одна из актрис. Эта уловка сработала, и в течение трёх недель Мэрилин жила вместе с Карджерами в их доме на Харпер-авеню. Это был ещё один хитрый приём, чтобы вызвать у других людей нужные ей чувства и доказать всем, какой хорошей женой она будет для Фреда.
Когда Фред узнал об обмане Мэрилин Монро, он сразу же отвез её в «Студио клаб» обратно. Он сказал, что не может ей доверять после этой лжи, и она не сможет быть хорошим примером для его детей. Это заставило Мэрилин Монро почувствовать себя никчёмной и ничего не стоящей.
Несмотря на категорический отказ Карджера от её предложения о браке, их роман продолжался до конца 1948 года. В то же время он помогал ей строить карьеру, давая советы по вопросам одежды и этикета. Он также помог ей улучшить зубы, чтобы она лучше выглядела на фотографиях.
Мэрилин продолжала щедро осыпать Фреда своими милостями, но он категорически не хотел связываться с ней браком.
Несмотря на их романтическую связь, Фред обращался с Мэрилин неуважительно. К сожалению, позже такие отношения повторялись в её жизни часто.
Мэрилин постоянно пыталась изменить мнение Фреда и доказать свою честность, но это только унижало её и заставляло вымаливать одобрение. Чем большее превосходство демонстрировал Фред, тем усерднее она стремилась его завоевать.
Мэрилин всегда любила Фреда сильнее, чем он любил её. В свою очередь, Наташа также продолжала любить Мэрилин.
Отсутствие работы осенью 1948 года не позволило Мэрилин снова окунуться в нищету благодаря Кэрроллам. Однако они настаивали, чтобы она продолжала брать уроки у Наташи и приходила на просмотры в театр Блисс-Хайдена.
В октябре Мэрилин стала участницей автомобильной аварии, но сама не пострадала. Среди зевак оказался Том Келли, фотограф, который вручил ей пять долларов и визитную карточку. Встреча с ним была неслучайной и сулила для Монро более благоприятные перспективы.
Роман с Фредом складывался не очень удачно. Незадолго до Рождества он чуть не порвал с нею.
Позже Мэрилин представили Джонни Хайду, вице-президенту агентства «Уильям Моррис», одному из самых влиятельных людей в Голливуде.
С того вечера Джонни Хайд был безнадёжно влюблён в Мэрилин, что нельзя было сказать о самой блондинке. Когда она сообщила Наташе об этой новости, та произнесла старую французскую поговорку: «Один уходит, другой занимает его место».
Преемник Карджера, Джонни Хайд, был полной противоположностью своему предшественнику. В то время как Хайду было 53 года, Мэрилин – всего 22. Он родился в России и в десятилетнем возрасте его семья эмигрировала в Америку, где он стал успешным агентом и менеджером в Нью-Йорке, а затем перебрался в Голливуд. Хайд был невысокого роста, с редкими волосами и слабым здоровьем. Однако он пользовался авторитетом и влиянием в своей области.
Мэрилин Монро он покорил своей страстью и преданностью. В то же время девушка относилась к нему как к отцу, впрочем, она ждала от него всего того, что и от предыдущих своих мужчин. Мэрилин многому училась у Хайда и, когда сотрудничество с Гарри Липтоном не принесло результатов, захотела сменить агента. Через несколько недель Хайд полностью посвятил себя ей.
Весной 1949 года он забрал Мэрилин из «Студио Клаб» и поселился с ней в арендованном доме в Беверли-Хилз. Хотя Мэрилин не собиралась выходить замуж, Хайд настаивал на браке и обещал ей большое состояние. Однако Мэрилин отвергла его предложение, так как не любила его и понимала, что это может сильно навредить её репутации.
В то же время, по словам одного из её друзей, Хайд даже уговаривал Мэрилин пройти операцию по перевязыванию труб, чтобы она не забеременела. Сначала Мэрилин согласилась, но потом передумала.
Сплетни о том, что она много раз прерывала беременность, ошибочны. У неё было два выкидыша, и она никогда не делала аборты по собственной воле.
В свои 22 года Мэрилин мечтала об успехе в профессии и достойной жизни. Она была готова сотрудничать с Джонни Хайдом, несмотря на то что её единственной тёплой верхней одеждой было старое пальто.
Она общалась с Джонни, чтобы получить признание и одобрение. Он был слаб, и Мэрилин удовлетворяла его сексуальные желания. Хотя сама она не находила в этом удовольствия.

Мэрилин была верна ему целый год, игнорируя предложения влиятельного Джо Шенка и привлекательного Фреда Карджера. Несмотря на её верность, Джонни называл её «пустой головкой». Это было его любимое выражение для скудоумных девушек лёгкого поведения.
Мэрилин была фотомоделью, манекенщицей и актрисой. На протяжении многих лет от неё постоянно требовали соответствовать ожиданиям других людей. Фред Карджер заплатил за стоматологический аппарат, так как ему не нравился прикус Мэрилин. А Джонни пошёл ещё дальше: он удалил небольшой хрящеватый бугорок с кончика носа Мэрилин и установил под её нижние дёсны силиконовый протез в форме полумесяца, чтобы придать лицу более мягкие очертания.
Улучшение собственной внешности было естественным занятием для Мэрилин, так как она всегда стремилась нравиться другим. Поэтому она спокойно отнеслась к этому.
Именно эти операции повлияли на смену внешнего облика Мэрилин Монро в кинофильмах, снятых после 1949 года.
Мэрилин Монро обладала яркой внешностью и сексуальностью, поэтому Джонни Хайд сразу же представил её независимому продюсеру. Этот продюсер вложил часть денег в фильм с участием братьев Маркс, где Мэрилин досталась небольшая роль, и она была лишь дополнением к их образам.
Фильм «Люби счастливо» был завершён в феврале 1949 года, и Мэрилин получила свою роль. Она играла в комедийном фильме, полном разнообразных идей. Однажды она пришла к Гручо, который играл роль частного детектива. Он увидел её и спросил: «Что я могу для вас сделать?». Мэрилин ответила: «Меня преследуют мужчины». «В самом деле? —произнёс Гручо, окидывая взглядом ее удивительную фигуру. – Не пойму, почему бы это!»
За полдня работы Мэрилин заплатили 500 долларов и ещё 300 долларов – за рекламные фотографии. Большую часть денег она потратила на подарки для женщин семьи Карджеров и на золотой перстень для Фреда. Кроме того, она послала подарок Кэрроллам. В то же время Кэрролы перестали субсидировать Мэрилин, когда узнали, что она хочет использовать их деньги на погашение ссуды за автомобиль.
Фильм «Люби счастливо» был уже четвёртым для Мэрилин, но её карьера зашла в тупик и стала далёкой от реальности целью. Никто, кроме Джонни и Наташи, не уделял ей внимания.
Несмотря на негативные последствия её театральных занятий с Наташей, духовный подход Наташи помог Мэрилин развить любовь к русской культуре и литературе. Подход Наташи был более академическим, но после пары выпитых стаканчиков виски она начинала рассказывать о великих русских писателях. В тот год Мэрилин даже прочитала антологии русской поэзии.
Мэрилин никогда не проявляла неудовольствия по отношению к Наташе. «Наташа завистливым и ревнивым взглядом смотрела на каждого, кто был мне близок», – сказала Мэрилин несколько лет спустя.
В начале 1949 года Мэрилин Монро проводила время с Джонни Хайдом и Наташей Лайтесс, не общаясь с другими людьми и старыми знакомыми. Наташа помогла ей улучшить речь и манеры, а Джонни изменил её внешность и политические взгляды.
Джонни рассказывал Мэрилин о последних днях русского царя Николая II и верил, что в коммунизме ещё есть надежда. Это повлияло на её политическую позицию. Мэрилин ценила либеральные взгляды Джонни и его любовь к людям, которые были отвергнуты обществом. Мэрилин тронули рассказы Джонни о старой России и его убеждённость в необходимости реформ. Она читала Толстого, слушала музыку Чайковского и восхищалась романтическим Джонни Хайдом. В то же время контакты с людьми из прошлого стали редкими.
Мэрилин не ответила даже на открытку от Грейс, в которой та сообщала о своём новом замужестве. Неизвестно, поддерживала ли она дальнейшие личные контакты со своей матерью, но Мэрилин продолжала высылать Глэдис остатки своего гонорара за фильм.
Мэрилин не отказывалась от карьеры, но после фильма «Люби счастливо» предложений не было. Она продолжала платить за номер в «Беверли-Хилтон» сама и покрывала расходы на проживание из остатков гонорара.
В июле 1949 года она должна была принять участие в турне по стране для рекламы фильма «Люби счастливо», но до этого времени ничего не делала. Тогда она натолкнулась на визитку Тома Келли, который помог ей в день аварии на бульваре Сансет. Студия Тома находилась в Голливуде, где он работал над рекламными фотографиями.
В начале мая Мэрилин, одетая ярко и с папкой для бумаг, наведалась к нему в студию. Через две недели у пива «Пабст» появился новый рекламный плакат с её изображением.
Производитель календарей Джон Баумгарт увидел в ней потенциал и предложил ей позировать для нового номера календаря. Мэрилин согласилась. 25 мая Келли оставил ей записку о том, что Джон Баумгарт заинтересован в её участии в съёмках календаря. Вечером 27 мая она вернулась в студию и подписала документ о публикации фотографий.
Тридцатисемилетний Келли сделал десятки снимков, включая два портрета Мэрилин в обнажённом виде. Она позировала два часа, меняла позы, изгибалась, смотрела в камеру и потягивалась.
Джон Баумгарт заплатил Келли пятьсот долларов за работу, а Мэрилин в свою очередь получила всего лишь пятьдесят. Через три года фотографии стали известны всему миру. Мэрилин говорила, что позировала ради денег, и её поведение на съёмке было настоящим героизмом, как потом она рассказывала журналистам, чтобы избежать скандала на весь Голливуд. После этого Мэрилин больше никогда не встречалась с Келли.
Сделанные фотоснимки носили художественный характер. И Мэрилин не видела в них ничего плохого. Но кое-какие детали, извлеченные позднее на свет божий ее противниками, не согласовывались с подлинными фактами.
Мэрилин любила фотографироваться и часто позировала обнажённой, потому что гордилась своим телом. Она не стеснялась своей наготы и могла предстать перед случайным гостем или посетителем в таком виде.
В отличие от Джин Харлоу, которая своим поведением на фотографиях только раздражала своего первого мужа, Мэрилин стала символом женственности. Её фотографии были повсюду: их использовали в рекламе, украшали календари и другие товары.
Снимки Мэрилин, сделанные в мае 1949 года, стали настоящим прорывом в мире рекламы и искусства. Её чувственность была спокойной и естественной, что вызывало восхищение у зрителей.
В конце июня и начале июля 1949 года Мэрилин Монро особенно тщательно следила за своим внешним видом. Её появление на премьере фильма «Люби счастливо» было очень важным событием. Поэтому контракт обязывал её участвовать в турне по стране.
В голливудских магазинах она приобрела красивые вещи, но в Чикаго и Нью-Йорке они оказались слишком тёплыми для неё. Тогда она сменила строгие костюмы на лёгкие платья и начала носить элегантные белые перчатки. Мэрилин умело сочетала свой опыт фотомодели и актрисы с тем, чему её научили Наташа и Джонни.
Согласно традиции, звёзд принимали как членов царственного дома. Однако Мэрилин, в отличие от других голливудских див, больше общалась с больными и обездоленными детьми, чем с поклонниками. В Оук-парке и Нью-Арке она настаивала на личной встрече с каждым ребёнком из приюта для сирот и каждым инвалидом из госпиталя, чем доводила людей, ответственных за её расписание, чуть ли не до нервного приступа. И эти её посещения не были показной добротой.
По вечерам и ночью Мэрилин, сидя в гостиничном номере, погружалась в чтение книг Марселя Пруста, Томаса Вольфа и Зигмунда Фрейда. Она проводила за чтением долгие часы, а потом позволяла себе общаться с Наташей по телефону, задавая ей множество вопросов. В результате счёт за телефонные разговоры мог вырасти до огромных сумм.
В начале августа Мэрилин Монро вернулась в Голливуд. Джонни отвёл её на прослушивание в студию «Фокс». Мэрилин спела пару тактов из популярной песенки и прошлась по сцене в короткой юбке. После этого её приняли, но только на один фильм без контракта, как это было раньше.
В фильме «Билет в Томагавк» она продемонстрировала свои таланты танцовщицы и певицы. Её сольный номер показал богатство её возможностей. Поскольку в предыдущей картине «Скадда-ху! Скадда-хей!» на экране она практически не появлялась, поэтому её вокально-танцевальный номер в новом фильме стал её первым показом в большом кино.
Однако цветная кинолента «Билет в Томагавк» оказалась провальной. На неё практически не покупали билеты.
В сентябре 1949 года жизнь Мэрилин Монро круто изменилась благодаря знакомству с Рупертом Алланом и Милтоном Грином. Руперт был литератором и издателем журнала «Лук», а Милтон – фотографом. Они стали одними из самых близких и важных людей в её жизни.
Милтон Грин, 27-летний фотограф, невысокий, темноволосый и очень эмоциональный, произвёл на Мэрилин впечатление своими профессиональными навыками и потрясающими идеями. В то время он был разведённым мужчиной.
В день знакомства Мэрилин, желая узнать, как применить талант Милтона, не отходила от него ни на шаг. В итоге они провели вместе вечер и следующее утро в отеле «Шато-Мармон» на бульваре Сансет.
Однако 14 сентября 1949 года Милтон Грин вернулся в Нью-Йорк, так и не сделав ни одного снимка Мэрилин. В тот же день она направила ему телеграмму: «Люблю тебя, Милтон. И не только за твой дом и гостеприимство, но и за то, что ты самый лучший».
После роскошных десяти дней свидания влюблённые разъехались.
Молодой и интеллектуальный любовник Милтон Грин, несмотря на краткость отношений, привнёс приятное разнообразие в жизнь Мэрилин. В 1949–1950 годах у актрисы было много любовников, но флирт с Милтоном стал единственной изменой её тогдашнему партнёру Джонни Хайду.
Мэрилин была опечалена, когда тот вернулся в Нью-Йорк. Но у неё не было времени на романтическую грусть.

В этот момент Джон Хьюстон, получивший две премии за сценарий и режиссуру фильма «Сокровище Сьерра-Мадре», искал актёров для своей новой картины «Асфальтовые джунгли», наполненной мрачным настроением.
На роль Анжелы Финли – молодой любовницы нечестного юриста средних лет – студия МGM назначила Мэрилин. Автор романа, лёгшего в основу фильма, Барнетт описал будущую героиню Мэрилин как «секс-бомбу, в манере говорить которой было что-то такое… чем просто невозможно было пренебречь».
Хьюстон в своей автобиографии рассказывал, что Мэрилин, которую привёл Джонни Хайд, получила эту роль сразу же после короткой пробы. Но на самом деле это произошло при других обстоятельствах, что подтвердила Люсиль Раймен Кэрролл, которая в то время была в MGM опекуном новых талантов.
Хайд действительно представил Мэрилин Хорнблоу и Хьюстону. Девушка произвела впечатление на продюсеров своей красотой и обаянием. Однако они не видели в ней будущую звезду и решили отдать роль другой актрисе Лоле Олбрайт.
Тогда Люсиль Кэрролл убедила Хьюстона изменить своё решение. В 1949 году он был должен им 18 тысяч долларов за аренду лошадей, и Кэрроллы пригрозили продать их, а деньги оставить себе.
Люсиль организовала для Мэрилин пробы, которые произвели впечатление на директора студии Майера. Он предложил Хьюстону взять её на роль. Хьюстон неохотно, но согласился.
В том же году Мэрилин попросила работать с ней на съёмках Наташу, чтобы не чувствовать себя неуверенной на площадке. И Наташа постоянно показывала ей, хорошо или плохо она выполняет свою роль. Эта робость и неуверенность Монро, а также присутствие и влияние Наташи на актрису, раздражали режиссёра, и в итоге роль сократили.
Несмотря на это, игра Мэрилин была великолепна. Фильм «Асфальтовые джунгли» стал важным этапом в её карьере.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-rabeckaya-33284056/samyy-temnyy-chas-merilin-monro-71726542/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.