Черная Принцесса: История Розы. Часть 3
Черная Принцесса: История Розы. Часть 3
AnaVi
ДД!..
В пору, когда каждое слово стоит дорого, а буквы – еще дороже, позволь мне не разбазаривать свое золотишко, как антилопа, а… промолчать.
Да. Молчание – это то же еще… золото. В плане…
Вот если бы тебе предложили узнать все… от начала и до конца, все причины и следствия, причинно-следственные связи, но при этом – никому затем об этом не «гу-гу». Ты бы выбрал: знать или?..
Вот и я – нет!
И не потому что я разговорчивая, ты и сам видишь, я больше с тобой «общаюсь», чем… Просто не смогла бы смотреть, как, «по писанному», терзают котенка и-ли давят ребенка!.. И да, было бы совершенно плевать на «Книгу жизни», я бы еще попросила «Книгу жалоб и предложений». А потом… Со спокойной совестью – умерла. Да! За не «молчание» – убивают; ну, по крайней мере, в том самом случае.
Ну а перед тем, как еще даже и ответить, офигела бы от-того, что мне вообще где-то предложили выбор и… выбрать же самой! Бывает же…
Зато я теперь точно знаю, почему бог и дьявол – один. То есть: од-ни. Да… уж.
«ГГ».
AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 3
Глава 33
**[1 - Дневник (прошлое настоящее).]
…Я могу дать тебе совет. Но и честное слово!.. Честнее же все будет, если ты примешь его по внимание и… откажешься. Серьезно! Либо: перефразируешь… как-то. Эм… Вот… Писали в школе изложение? В колледже там, не знаю, в институте или универе, на худой конец?! Да? Тогда ты точно понимаешь меня и о чем то бишь я. В «таком» же виде, пожалуйста. Я говорю – и ты сначала делаешь пометки на полях, что понравилось и запало, что «нет», ну а потом, по ним же, берешь и… Но: не целиком!..
Ух. Смотри! Значится… Опровержение – не должно начинаться и заканчиваться твоим: нет. Нет – прошлым же словам и такого же оппонента. На сегодняшний день – это са-а-амый тупой способ очиститься от вранья: сказать, что это все – неправда. «Правда»?! Прав-да. Во-первых, потому что: этому никто не поверит. Во-вторых, примут во внимание, но и «докрутят, в свою очередь, до треска» и… таки и поймут, что ты – просто отнекиваешься. А!.. Ну еще и что то, э-то, то и… все, что было же «до», на самом деле – правда. Нужны – факты. Не «опровержения»… Доказательства!
Но – и не такие, как у… десятилетки, с комплексом «кумира» и безмерной любви к… нему же. Когда она готова глотки грызть, патлы рвать и зенки расцарапывать – за него… или за нее, с глазами: все того же «олененка Бэмби».
Ведь и… что, лишь только и на первый же взгляд, милый олененок. А на деле – лесное и дикое, хищное животное, да и чего уж там… «зверь», который в любой, удобный и правильный, для него же все, момент: затопчет тебя копытами и забьет ими же на смерть! Вот…
«Фанатская любовь», да, она такая, или наоборот не-любовь, встанет всем нам боком… и тебе, в том числе. Не распыляйся – на пункты и подпункты!.. Если они пишут, что: он – меркантильный ублюдок. Не надо тут же, а уж и тем более им самим, писать-отвечать, что-то типа, что: он – был прав, ведь у него… на это столько-то причин. Первая причина!.. Никто. «Это». Читать. Не будет! Тем более: и затем – размышлять над этим. А уж и про залет на… Николаева и авторские права – я вообще, пожалуй, промолчу. А то еще немного и его вообще всуе запретят упоминать. Короче говоря: не стоит!..
Твоя задача – выйти сухой из воды: за счет и их же все точек… зрения. Переиграть, в общем, их слова и… подать их им же, но и уже под «своим-твоим» соусом, своей-твоей присыпкой. Будто они и так, и без того – следовали из контекста… их же все и текста. Тогда-то – им уже точно нечего будет тебе предложить и-ли добавить!.. К слову, и почерпнуть они «новое» – тоже не смогут, ну, от тебя-себя же: как… старое. К-хм…
Не копай глубоко – закопаешься. Вот!.. Яма, вырытая для них, вполне может статься и «станет», ямой – для тебя же самой. Пытаясь выкорчевать факты и опровержения, что: даже если он и ублюдок, то не для всех…; и он – может себе это позволить. Оооо… Это – будто последние гвозди в крышку гроба забивать. Твоего же!
Да-да… Ты начнешь копать – они продолжат… И ладно, если не закопают тебя… только! Но могут выкопать и такое… лишь. Не: лишь. Ма-лыш. Что и сам «герой» – уже
давно забыл.., но и почти тут же, да, довольно резко вспомнил и… все пошло по весне… в середине же июня-июля. Зло-дей!..
Ты – не придумываешь правил. Не можешь и… Не должна
. Но ты – их соблюдаешь и… им же следуешь! Люди, которые сами играют в игры – гораздо опаснее, чем и те же все игры, в которые «только лишь» и играют люди.
Тебе – нужно отталкиваться от этого. От их понимания… вопроса. Но – интерпретировать все так, чтобы и они не поняли, как… и ты, собственно. Но и так же, чтобы все выглядела – ес-тест-вен-но. Будто: так все и задумывалось. Так и должно было быть. И это они сами – додумали и додумались… А ты тут ни при чем и мимо проходила!..
****[2 - Жизнь (настоящее будущее).]
Отчаявшись уже хоть что-то «дельное» накропать, рыжий парень откинулся на спинку крутящегося черного кожаного стула на серой металлической ножке и таких же колесиках, сидя перед мигающим чуть ли и не всеми кнопками и цветами радуги серым пластиковым музыкальным пультом, во всю площадь деревянного стола из темного дерева, включенными большими экранами двух компьютеров с серыми металлическими коробками системников под ним, большими серыми и такими же небольшими черными колонками над ним, белыми пластиковыми клавиатурами с небольшими такими же компьютерными мышами, размещенными и выдвигающимися из-под него на полке, и одним средним экраном своего же черного ноутбука с цветной подсветкой клавиатуры и небольшой пластиковой мышью.
Помещение-студия, в которой он как раз таки сейчас и находился, делилась на две части одной бетонной стеной, со встроенным в нее средним стеклом-окном. В той, что была техника и инструменты, например темно-серая и белая гитары с черными грифами и серый синтезатор, все было под стать «инструментарию» же: светло-бежевый, почти что и белый ламинат, уходил в стены светло-серыми же обоями, переходящими в темно-серые, хоть и без резкого перехода, а затем и черный глянцевый натяжной потолок с белым встроенным светом… По серым деревянным рамам и меж них, с золотыми и серебряными платиновыми альбомами за стеклом, была пущена фиолетовая иллюминация, подсвечивая по вечерам и ночам темное пространство. Утром и днем же, как и сейчас, с этим вполне справлялось и одно белое пластиковое окно с широким белым пластиковым подоконником и сдвинутыми в сторону «открытыми» серыми жалюзи-шторами. За стеклом же – помещение было полностью черным: от темно-каштанового ламината, из темного дерева, до черных обоев стен и того же все черного глянцевого натяжного потолка с соответствующим встроенным белым светом. Стены его, ко всему, были устланы еще и заглушкой: черными звуковыми «игольчатыми» панелями. А в центре комнаты – стоял лишь один черный металлический микрофон на такой же стойке, ну а на ней уже, в свою очередь, висели большие пластиковые наушники в ожидании… чуда.
Прикрыв же и вовсе глаза, сам Влад протяжно выдохнул и размял спину, максимально раскинув руки по сторонам и выгнулся, чуть потянувшись вверх. Затем протер правым кулаком свои глаза и… вовсе развалился на ранее и им же все выбранном предмете мебели, уставившись в «огоньки» на рабочей и музыкальной панели и в цвета, сменяющие друг друга в «пробежке» по клавиатуре туда и обратно, волной радуги.
– Это странно, но… Спасибо, брат!
Наконец, отведя свой туманный янтарный взгляд от смешавшихся, почти что и в одно уже даже сплошное месиво, цветов, он перевел его на парня рядом, сидевшего все то время и сидящего же до сих пор на подоконнике на своей левой ноге, подогнутой под себя, держа на ее колене левой рукой и придерживая ею же светло-серый толстый ежедневник, исписанный черным, в некоторых местах даже и «особо» каллиграфическим почерком уже на половину, сжимая правой рукой серую металлическую ручку, а правой ногой, в то же самое время, медленно раскачивая из стороны в сторону, лишь иногда ударяясь ею о белую пластиковую трубу отопления под собой и окном же.
– Странно – благодарить или звать меня «брат»?.. – Усмехнулся Влад, смотря, как и блондин, в свою еще очередь, в окно: не принципиально куда-то и на кого-то, что-то.., а просто… в никуда; но и при этом же всем – в окно и… через него. – Или «все вместе»: благодарить, благодарить меня, звать братом и… благодарить «меня», как… брата?
– Ты понял. – Фыркнул Егор, подрывая парня на смех. И себя заодно. Хотя ощущение, и себя же самого, на момент, было схожим разве что с Софией: хотелось плакать… и смеяться; не наоборот. Да и только вместо плакать – крушить все и всех, вся.
Да… уж. После того, как Совет покинул их, вместе со всеми же, а произошло это практически сразу же после ухода Софии на второй этаж, включая Розу (с Анной) и Андрея с Артемом, Сергея и Александра.., «дом» будто бы и в одночасье вымер. И да!.. Не сказать, чтобы в нем и всегда было много людей, как и их голосов, «топота ног»… Как в принципе, так и в общем. Как тел, так и душ… Но и сейчас, эта «конкретная» тишина, как-то… по-особенному давила. Не только, на барабанные перепонки, но и на мозги! На сердце и… душу. Тело. По всем фронтам. Заставляя не только искать спасения, укрытия, но и того, с кем можно было бы помолчать… в этом самом «укрытии» и, одновременно, немного-недолго поговорить. Да… Чтобы разорвать уже это гнетущее и прямо-таки и угнетающее состояние. Хотя бы: на пару минут!.. Опять-таки, общим решением решив же оставить ее, Софию, «наедине с собой», они, ребята, были готовы почти ко всему, но и точно не к гробовой тишине. И такому молчанию! Они же буквально чувствовали, ощущали, что она присутствует и что, не менее важно, находится рядом с ними, поблизости, в комнате Егора же, но и при этом же всем – никаких «признаков жизни» не подавала: не передвигалась в и не выходила из нее; как вошла, так и пропала… с концами.
– Не стоит за это благодарить… Выглядит «крипово», знаешь ли. И, если честно, стремно! – Передернул плечами рыжий, корчась: будто от съеденного, целым, в том числе и с кожурой, лимона. Хотя «казалось бы»; и кто бы уж.., но и точно – не он.
– Это – выглядит «стремно»? – Зыркнул на него блондин, поднимая брови в немом и не немом вопросе. – А то, что ты «все еще» таскаешься с этой… ее… картиной? – И махнул своей правой рукой, с ручкой же и все еще, в сторону двери: не тонко намекая – на гостиную. – Беря и… возя ее с собой! Так теперь еще – и подкидываешь ее! То мне. То Софи… То Ксандеру! Садист. Переквалифицировался в мазохиста? Вот это – не странно, по-твоему, да Не стремно?! Чистой же воды и… такой же сюр. – Затем фыркнул и закатил глаза, вновь отвернувшись. – И полный бред!
– Согласен. Но… Мое же творение!.. – Возгордился собою Влад и хлопнул себя же своей правой рукой по груди. – Старался, все-таки! Рисовал и, не побоюсь даже и теперь-то уж этого слова, ваял, как и… Ксан! Но вот почему-то его картины – остаются, а мои «должны быть преданы огню», в общем; да и в частности… преданы. – Но и, посмотрев после сказанного на парня перед собой, вновь обернувшегося и «в шоке» к нему, отрицательно покачал головой, отмахиваясь, и тут же стушевался, понимая, что привлек к себе только еще больший интерес и внимание… зазря, и развел руками. – Не знаю! Не знаю: вожу ли я ее, чтобы помнить или чтобы где-нибудь уже разорвать, сжечь и пеплом развеять… Но – подальше! – Оборвал свои мечтания он же и сделал «насечку», как акцент. – Не в этой квартире и… доме. Может, даже не в этом городе… И не в этой стране!
– Так, в чем проблема? У нас – есть камин! – Предложил само собой разумеющееся Егор, склонив голову к левому плечу и сложив руки на закрытые собой же тут же записи. – Как минимум. А и как максимум… Труба, которая выведет «все это» сразу же, не оставив и следа. А если не для этого, то для чего же тогда они вообще здесь нужны?! – И усмехнулся, дернув своей «светлой» головой назад, отгоняя такие же прядки со лба. – Все гениальное – просто. Сжег и… пустил «прямым рейсом», вон, к ним же! – И поднял свою правую руку вверх, указывая на потолок, а за ним – крышу… и выше ее же. – Уверен, они только-только собрались, чтобы перемыть кости: сначала нам, как недоживым-перемертвым, после «им», как переживым-недомертвым!.. Самое оно… Вре-мя.
После чего повисла недолгая пауза, в которой парни, впервые за столько лет, не испытывая неудобства, как такового, так и с самими собой и друг другом наедине, смотрели друг другу же в глаза, янтарные в синие и синие же в янтарные, просто читая друг друга, как открытую книгу, и видя друг в друге самих же себя, свои мысли и… такие же замыслы о действиях, откликающихся и отзеркаленных напротив, буквально переплетаясь душами и энергиями, силами и..; оставалось же только подключить тела. Те-ла… Искра! Буря!.. Игра темных бровей! И…
– Пош-ли? – Заговорщицки прошептал рыжий.
– Вообще, я думал сам с этим как-то… Если ты не против, конечно! – Сразу же «открестился» блондин, подняв руки в защитном жесте: перед собой и… братом же. – Разделим – поровну, окей? Мое фото и… твоя картина.
– Такое себе: «поровну»! – Хмыкнул Влад, «отбившись» от его рук одной своей правой. – Смотайся хоть… на место то. Уничтожь в нем – все и… под основание. Буквально! С фундаментом и… гнилыми корнями. Сот-ри. Что в земле… То-же: в теле и… душе. Да!.. И лучше бы… – тут он прищурился, додумывая свою мысль, что и затем почти сразу же озвучил на словах, – …с землей… еще немного. Чтобы и она – погорела, обмельчав, ну, знаешь, на один хотя бы слой. Строить – так на разрушенном и… выгоревшем: под ноль! На новом и свежем. И пусть: все так же на неровном и невыверенном досконально, неравномерном, но… В своем. И свое! – И хлопнул по коленям руками, подняв затем их в воздух с выражением неимоверного счастья и радости, удовольствия и… удовлетворения на лице, мол: «Какой я, а, молодчинка. Молодец! Смотри и ты теперь – какой я молодец-красавец! Пятюню? Две?!».
– Хорошо говоришь… – усмехнулся Егор и тут же «сбросил» уголками губ вниз. – Делаешь только вот хреново. Все, причем! – И, откинув свой ежедневник в угол подоконника вместе с ручкой, сел на нем на этот раз ровно перед парнем, разведя руками. – Вот.., честно, Владос! Если бы мы все не рассказали друг другу, а «злодейка», в то же самое время не сыграла вдруг и в… героя, с потерей памяти и нам же во благо, с идеей фикс по завоеванию всего и вся… вселенского масштаба… со своим интересом, да, но и на нашу же все при том выгоду и пользу – я бы сам… своими же руками и ногами… выпер тебя отсюда к чертям собачьим!.. – Выплюнул он и дернул правой рукой в сторону двери, но и уже не намекая, как и на дверь из квартиры. – И Ксандер бы меня поддержал!
– Да что я сам не знаю, что ли? – Округлил глаза рыжий, с «напускным» ужасом и шоком, но и с широкой улыбкой на губах: и так давая тому понять, что ни велосипед он не придумал, ни Америку ему этим всем вновь не открыл. – Я и сам бы себя выпер! Видишь… – и склонил голову к правому плечу, подгибая под нее и такую же руку, – …как плохо, когда не можешь умереть? Точнее, «умереть», да еще и так, чтоб без последствий и… навсегда. По доброте-то все и… душевной. А не переродившись после и… убийства же. Или наложив на себя руки и… в небытие! Во-о-от, куда бы не хотелось – от слов: никогда и… со-вер-шен-но!.. – Зато теперь – его глаза были выпучены: по-настоящему. – Умирать, так с музыкой и… в кои-то веки: со светом и в конце тоннеля. А не в самом тоннеле и… кромешной тьме. Имея – не ценим, а потерявши – плачем! – Изрек затем заумным голосом он и развел руками, выпрямляясь. – Да?.. Ла-а-адно! Не о больном. Тем более… – И поднял вновь свой правый указательный палец, останавливаясь «здесь» и… привлекая внимание уже конкретно к этому моменту. – Это – мне, впору, рыдать; да и Никитосу! Тебе-то – свезло. И везет: до сих пор. – Сощурился он, поджав губы в напускной обиде. – Засранец!.. Все везение прибрал… к своим загребущим рукам.
– «Хочешь»?.. Забирай! – Махнул обеими руками блондин и чуть ли и не с них, в этот же все и момент, все это тому же передал. – Мало… оно мне помогло. Хоть и столько, что девать некуда! А на деле?.. Сжечь бы, как и эту картину! Фото и… то здание.
– Понеслась душа… в ад! – Вздернул обе свои руки к потолку Влад и тут же опустил их почти до пола, воспроизводя этот «упаднический путь», облокачиваясь ими затем на свои же ноги, чуть сгорбившись и подаваясь к Егору. – Вспомни уже все-таки с кем именно говоришь – и намотай уже свои сопли и слюни на кулак!.. – А приметив недобрую искру в потемневших омутах напротив, не отстранился, напротив, даже наоборот привстал и приблизился еще ближе… к бездне. – Можешь им сейчас – и ударить, пожалуйста!.. Только давай – вот без этого всего… Серьезно! Все. Не так. Плохо! Да!.. – И тут же согласился, утвердительно еще до кучи и кивнув, только лишь и заслышав хмык, еще даже и не вышедший, изнутри груди блондина. – И не хорошо. Но… Смотри: она – здесь! – И дернул своей правой рукой в сторону стены, не намекая уже точно и сам – на комнату рядом. – И ты – здесь! – Ткнул той же рукой Егора в грудь. – Вы – здесь: и вы – вместе! Никто. Никому. Не сказал: «прощай»! И все прочее… Вы – объяснились и… помирились! Зна-а-ачит?.. – Потянул слово и вопрос, повисший в воздухе, он, надеясь услышать продолжение от брата, но тот только изогнул свою правую бровь и ждал «того» же от Влада. – Противный… Значит – все остальное-оставшееся еще можно исправить и… доправить, переиграть, короче, на и в свою-твою сторону. На твою сторону, еще раз, окончательно и бесповоротно, понимаешь? Безвозвратно! Если так же, еще раз, доказать, что ты – вообще никогда, и даже не думал, не видел в ней никого… кроме нее же. Ну… – И тут же призадумался, почесав затылок своей правой рукой, решив, про себя, хоть так – вывести на эмоции, а заодно и на ответ блондина. – Не все время… Типа!.. Хотя бы: как закончил «издеваться», так и сразу же прозрел. Вот… Ты же говорил ей – это, да и именно еще и так, верно? – Затем смерил того внимательным и серьезным взглядом, опустив голову на свой же один кулак из двух рук, установленных локтями в сведенные колени. – Целиком и… полностью. До буквы и знака, м? Правда же? Правда…
– Влад! – Рыкнул Егор и отстранился от него, продолжая понемногу закипать.
– Во-о-от!.. – Тыкнул и ткнул его рыжий своим указательным пальцем правой руки. – Давай. «Разогревайся»… А и лучше!.. – И повернулся к двери, махнув и почти бросив своей правой рукой в нее. – Иди – и жги, в прямом смысле, свою и… себе же завещанную часть. И жди нас затем внизу – поедем «взрывать» оставшуюся! – Затем приподнялся и отряхнул штаны: от только и ему же все заметных катышек и пыли. – Тот дом, кстати, вроде расселили, как непригодный для жилья и… опасный для жизни. Но так с землей и не сровняли… Убьем – сразу двух зайцев! – И, хлопнув в ладоши, осклабился. – А я пока пойду проведаю, ну, знаешь, там… Софию. Деву красу… Ох, пусть и не длинную, но и косу-у… Да. Не по годам вдумчивую и… мудрую косу! – И, сымитировав «женский писклявый голосок», сам же затем от себя рассмеялся и тут же откашлялся, возвращая свой баритон и некий бас. – С твоего же позволения все, естественно! А точнее: за ту ревизию-ака-инспекцию моей комнаты – вами же все с Жекой!
И только развернулся, чтобы уйти, как был остановлен правой рукой Егора, схватившей его за левую же руку:
– Картину – с собой возьмешь… – и не получив никакой реакции на эту часть фразы-риторического-вопроса, ни в виде подтверждения, ни и в виде опровержения, окончательно вспыхнул, – …опять?!
– Сно-ва… – Исправил его Влад и сел обратно с тяжким выдохом. – Да и почему: нет? Подорву – там же… и с тем же… твоим… домом, делов-то… «куча»! Не все же тебе, и за тобой же мне повторять, брат… – Фыркнул он и размял шею с плечами, заодно и пожав ими под конец. – Нужно же и свое что-то за-иметь, в конце-то концов, свой почерк. Но!.. Согласись… – И его губы вновь потянулись и растянулись в широкой и хитрой улыбке-ухмылке. – Я умею подделывать автографы – вполне профессионально!
– Вполне, да, вот с этим соглашусь, а вот с «профессионализмом и, уж извини, но и профпригодностью»? – Тут уже и сам Егор поддался вперед, хлопнув Влада своей левой рукой по его же уже, и в свою очередь, правому плечу, с хитрым прищуром и оскалом. – Делай музыку, брат!.. Не лезь – не в свое: не тобою деланное и не для тебя же созданное.
– Та-а-ак… – «напускно» задумался тот и приставил к подбородку свой указательный палец правой руки, чуть затем еще и постучав им по первому. – А вот «чисто гипотетически» и… просто как вопрос: относится ли сюда и сама же София?
– Ты напрашиваешься, Влад!.. – Сузил глаза блондин, сбросив улыбку и клацнув зубами. – Сюда – относилась и Анна, если ты еще не забыл. Что, вновь твое излюбленное «мочало»? Начинаем все сначала?!
– А мы и не заканчивали, брат… – осклабился рыжий, но и тут же поспешил добавить и «опровергнуть». – Нет!.. Я не отказываюсь – от своих слов. Тем более, что если так и посмотреть… Анна была… повеселее, что ли. Для меня же все, по крайней мере! Может, потому, что она – демоном была, м? Будет ли таковой и София… – и тут же поиграл бровями, облизнув еще и губы, под хриплое утробное рычание из тела напротив, – ну, когда им станет и… если станет? Не знаю..! Но факт – остается фактом… И если бы мне выдалось выбирать, то я бы все равно выбрал Анну. Вкус и цвет, брат, вкус и цвет..; не морщись! – И ударил его своим правым кулаком в грудину. – Мы же еще не знаем: какой демоненок Кузя – из нашей милой Софии, м? Может, мне и понравится. Но… Но! – И, вновь не давая сказать, как и что-либо вставить в свою речь Егору, он вновь ударил его, повторно, веселясь уже даже и так, что и начал буквально подпрыгивать на своем стуле, продолжая затем прыгать всякий раз, как ему удавалось затыкать того, так или иначе. – Если и «понравится», то только как прошлое… твое увлечение. Без перетекания, ну, знаешь, во что-то более и… большее. Не люблю же, все еще помнишь? – И дернул своим правым плечом, вновь затем отмахиваясь. – И не повторяю-повторю это более, помни! Не любил там – не люблю и не полюблю здесь. Не «влюблюсь»! – «Вывел» затем и утвердительно кивнул он, сам же и себе, себя. – В том или… ином случае. Раз от разу – играть прикольно, но… не на постоянку. Эта – верфь Никитоса! А я – буду своим… собственным. Да!.. Пора возвращаться – к истокам, закопав их, и совсем, перед этим. Думаю, «первоначальный Егор» – мне подойдет. Образ его! – И дернул воротник своей рубашки с двух его концов, весело ухмыляясь, как будто парашют и раскрывая его затем за своей спиной; или крылья. – Как там Полинка говорила, но так и не досказала, вместе с верной ей Кариной: больной ублюдок?! Да… – и щелкнул пальцами правой руки, цокнув ко всему еще и языком, – …вполне! Только: ее и… друг. Не «претендую» я, Егич, ради всего.., остынь уже! – Отмахнулся, наконец, от того Влад, стуча теперь по его левому плечу своей правой рукой, а после и лохматя ею его же шевелюру. – И не претендовал! Но что поделать, если мне Анна мозги посмешала, подкормив мою самонадеянность и… уверенность в твоем лицемерии и подыгрывании своим же комплексам в лице и любви к одной и той же особе?! Ниже сто восьмидесяти сантиметров… – начал перечислять и загибать пальцы правой руки он, – …брюнетка, с карими глазами, не девяносто-шестьдесят-девяносто, но и… вполне себе, тоже ничего… Я же на серьезных щах подумал, вначале, что ты «мог», собственно, как и она сама могла, тупо… заменить одну на… другую! А кто б так и не подумал, а? – Развел затем руками Влад, сам себе качая отрицательно головой. – Тем более: когда они, оказывается, сестры, да-к еще и… «близнецы»! Единокровные, ага, От одних и тех же родителей! Но ты бы – так не убивался… – поджал губы он и прищурился, осматривая парня напротив. – В буквальном смысле! Если бы да и… если бы заменил! Хотя… – И он вновь усмехнулся, прикусив уже свою нижнюю губу. – Вспомнить тот момент, когда мы чуть было не подрались в мастерской Ксана…
– Потому, что ты – как черт из табакерки! – Спрыгнул таки с подоконника Егор и направился к двери, приглаживая рвано свои светлые волосы левой же рукой. – Появился с бухты-барахты и… так же исчез. Пришел из ниоткуда… и ушел, бля, в никуда! Между этим, конечно, еще и задвинув про… какие-то чувства, которые ни то что не были… они не имели смысла! Имея перед собой «воспоминание из прошлого»… в объеме, так еще и бывшую, так еще и в какой-то степени… – и он бросил хмурый взгляд через правое же свое плечо на парня сзади, – …не знаю, что у тебя в голове, а уж и тем более в сердце, и как оно, это все, работает, но и отобранную… у тебя же, а после и отданную обратно.., по итогу-то, опять же, в никуда! – И всплеснул руками, возведя глаза к потолку, переводя дыхание – от своей же тирады. – Я тогда впервые – противоречил себе: подключил мозг, вместо того, чтобы отключить его и… включить сердце… на полную. А там… столько было, до фига и… больше! – И, тормознув лишь у выхода, открыл дверь и развернулся, облокачиваясь на нее левой рукой, с потерянным, но и одновременно уставшим, самым вымотанным взглядом и видом в мире. – И это иронично… и даже комично, учитывая, что сейчас я добиваюсь того же – от Софи. Как… знающий дело и, сука, «профессионал» в этом! Прошу – не думать, а сам? Не лучше ее, да… Порой и совсем уж… дико… хуже!
– Ты – «скрытый и скрытный» монстр, Егор… – Поднялся уже и сам с кресла Влад и оправил полы рубашки, расстегивая ее больше и сверху, до середины груди. – Но я рад, что ты, наконец, раскрылся и… открылся. А еще.., что я так вовремя вмешался и, считай, подтолкнул тебя своим… неким наездом. Пусть он и не был, давай уж честно, «безосновательным»… поначалу, опять же все, конечно! – Ухмыльнулся он и потряс головой, рассыпая свои короткие огненные пряди в разные стороны и по всей же голове. – Если бы ты только лишь подтвердил, кивком ли, не обязательно было словом, тем более действием, мои слова «о замене» – я бы снова включился в игру. Даже, если б в процессе понял, что она и, правда, другая. «Тем более»!.. Но и так, знаешь, чисто, чтобы тебя, придурок, побесить, как я уже и говорил. А как еще развлекаться?.. Но ты – молодец! – И протиснулся в «освобожденный» Егором проход. – Сдержал… И выдержал! Теперь – осталось удержать… – И махнул своей правой рукой за собой. – Погнали!.. Помнишь же еще, да? Встречаемся – внизу! Где-то… через полчасика. Только, чур – не подслушивать!..
**
…Что может быть лучше чувств? (Взаимные чувства!).
Что может быть хуже чувств? (Отсутствие ответа? Безответность чувств. О!.. О… Нев-за-им-ность!).
Это – одно и то же: только разными… словами. Ладно. «Теплее»! (Измена!).
Холодно! (Блин. Ну а… Что же… тогда?).
Эх… Жа-лость. Чувства из… жа-лос-ти!.. Все те же, но и… «из жалости». (Да ну).
Только – представь… Букет цветов или… и, да, игрушечный мишка там.., шоколадка… Да хоть… и вообще что! «Валентинка»… О! Точ-но. Допустим, ну. «К примеру»… На и все тот же «День Святого Валентина»!
Кхм… 14 февраля!
Тишина.
Ти-ши-на!
Молчание и…
Игнор. Да. И полный… бойкот!
А время-то – идет…
Год за годом и… месяц за месяцем. День за днем…
Тот же класс. И… те же все
ли-ца.
И тут.., «бац»! Валентинка.
Девочки-девочками.., а поговорим-то мы и за… «мальчиков», окей? И о… девочках же: в отношении и разрезе же – все тех же мальчиков-зайчиков.
Есть… такие!.. Бы-ли. Наидобрейшие и… наибелейшие, наисветлейшие… и наичистейшие ушастыесу…щества, ну-ну, «вначале своей карьеры». Которые и девочек-то, по-настоящему и, главное, адекватно, увидели впервые – только вот сейчас. Да… «В детском саду» – это все как-то… по-другому… происходит. И не то, что дарить им что-то или, упаси, ухаживать за ними… Подойти к ним и посмотреть, смотреть на них – боятся.
И тут, ха, эта самая… чужеземка – вдруг преподносит подношение. Жерт-ву, ага! Подарок! Презент… Ва-лен-тин-ку! И как же еще так и совпало-то?.. Та самая, которая и нравилась. Вот так «совпадение и… случайность». Ну да… Так еще ж – и сильно, при всем при том и э-том, нравилась! И «нравится-то», да, не придирайся к словам, до сих пор, до сноса головы и… слета, потери крыши, короче. По-дош-ла. Сама и… первая! И… первая заговорила. «Отошла». А он… все смотрит ей вслед и… не может поверить. Равно, как и «наглядеться». Моргает! Щипает себя – до посинения и обеления, в конце концов и почти отмирания кожных покровов. Прав-да! Кусок цветного картона на столе – это правда!
Остальная часть дня – пролетает, как одно мгновение! Вся информация и все люди – идут лесом и… заранее же еще… мимо ушей. В поле же его зрения – серд-це!
Так еще и с подписью – кому и… от кого.
Первая влюбленность и… первая любовь! Он-то же еще – и не в зуб ногой: к чему это все? «Ответный жест»!
Она таки – заметила его… стрелялку и перестрелку… глазами. Ответила! Да еще и… как – при всех! Оказала ему, понимаешь ли, знак…
внимание. Вот это… шаг; и «поворот»! Поворотище, без малого.
!
И он, чуть ли и не «на крыльях любви», встречает ее – после школы!.. Убеждает, значит, со-проводить. Он; и ее. Предлагает помочь – помощь, понимаешь ли, и с рюкзаком. Сумкой… там, ну и «сменкой».
Че уж там – саму ее готов и на руках-то… понести. Воздыхатель…
! Идет и… дышит. Прямо… и громко, с тяжестью и… хрипотцой.
Гордится… собой.
Провожает – до улицы. До дома и… подъезда.
Но и он-то, ничего, подождет – большего и… дальнейшего.
Утром – выпрашивает встретить и… вновь понести рюкзак.
Сумку и
сменку. Саму ее, естественно, тоже не забывает!..
. Но – не отчаивается, исполняет и оставшиеся… по списку.
Подсаживается – ближе… на парту!
Ну а после – и вовсе, по щучьему велению, но и вряд ли же все по ее хотению, пересаживается к ней. И глаз – не сводит!.. Не отводит, буквально, и от нее-то все – своего лица и… головы! Прямо: тела и души… «Любуется»! А налюбоваться-то – не может. Оставляет – место в столовой. Сам – берет еду и… на двоих. Они – общаются. Находят и достаточно тем для разговора. Но и вот только лишь она его этого… энтузиазма – не разделяет от слов: совершенно и… совсем.
!..
. И видит все это – через призму
: бла-го-дар-ность! Героем себя – чувствует.
Валентинку – п-подарила.
А парень, парень-то – взахлеб, слюной… истекает и… лужицей растекается. Еще немного – и сам будет под ее ноги подкладываться, чтобы она на жвачку не наступила… или в лужу с грязью случайно не угодила.
Кавалер!.. Жоних. Уже и жизнь-то их совместную – представил: венчание и… свадьбу, квартиру и дом, детей (не меньше двух, а то – и трех!) и кошку с… собакой.
Имена им всем – придумал.
А она – снисходительно все кивает, но «в ответ» – не поддается. Неужто, картон – был пределом ее фантазии и… воображения? Нет! Скорее и точно: его. Для него – это «огромный шаг… для человечества». Для нее же – небольшой и… для человека. Тем более: его… уровня. Ха. Ее уровня – к нему и… его же кругу!
Ну а какого и каково – становится ясно: после недель, а может даже и месяцев такого «некого» сталкерства – с его же все и стороны. Она – выкладывает все, как на духу.
. Валентинка-то – была: из
жалости!
А че тебе никто ничего и никогда не дарит?
.
.
А она – умница-разумница! Конечно… Спортсменка и… комсомолка!
. Красавица!
Пошла – на это; риск, считай; и подарила. Никто ведь так бы – не поступил. Так бы и не подошел. А ей: стало его жалко!
Антракт!
Занавес!..
Аплодисменты!
«Приехали» еще, называется…
Второго действия, как и «кина», не предвидится. Не будет!.. Все зрители – уже разошлись по домам. Зал – опустел. Погас – свет…
«Тьма»! И пустота… Тишина и… молчание.
Чернота.
И тяжесть таких же штор – еще больше давит на психику, но и лишь одного же все оставшегося. То ли преподнести цветы, то ли и за автографом… А то ли,
, и по факту-факу – оплакать конец и… уйти под стук собственных же шагов: все в тех же – полной тишине и… кромешном, замогильном молчании. Не только – прекрасной постановки «одной актрисы», пусть и не для «другого актера»… пока же все, ага, но и прекрасного мира, который так и не вышел
из его разума: за пределы воображения и фантазии – его же собственной черепной коробки. Так и не претворился еще в жизнь! Но и уже издан, да… Вышел, понимаешь, в тираж.
Зачах и… загнил. Про-гнив!..
От переизбытка и… невозможности выпустить на волю, реализовать и сублимировать это – хоть как-то и… во что-то, коль уж и не кого-то.
Доступ кислорода – был воспрещен… до поры до времени. Но и они – не наступили.
Атрофировался!..
И вот…
Сидит он – за старой-доброй своей партой.
Смотрит, как это… лживое создание… треплется с подружками о том о сем, изредка только поглядывая на него, но и тут же затем – отводя глаза.
Боится! И правильно… делает. Он же – смотрит «волком». Голодным… до возмездия. До плоти и… крови. До нее и… всего же ее! Их. Что еще осталось – в ней. А после – и всех остальных, похожих и… схожих с ней.
Стоила ли игра свеч? Стоила ли жалость – исхода?.. И это – не про то, что: не делай добра – не получишь и зла, ты с добром – они с говном… Это про то, как… благие намерения вновь и вновь – выводят на одну и ту же дорожку. Но и не к Гудвину! И не из желтого кирпича. А в ад и… из черного. Где «подобные» – горят… Долго и… мучительно, страдая.
«Сострадание и соболезнования, жалость»…
Те три слова и те же все три чувства, которые… можно и не растягивать, а тремя пулями сразу – и всадить же сразу в грудь и… голову. Зачем тратиться – на руки, ноги и… все прочее? На все тело и… душу?! По прямому назначению. С любой стороны и… такого же положения. Без разницы – будь то со спины и-ли… лица. Тут ж уже – все зависит от стреляющего и… его приоритетов, прин-ци-пов. Приоритетов: относительно положения тела и… своего же оружия. Принципов же: относительно испорченности и… извращенности!
А он – мешать не будет. Наоборот, поможет и… даже руки разведет. «V – значит Вендетта». И В – значит вперед! Он – уже готов и ждет! Кто первый?! А кто и последний?
«Если птица поднимает крылья вверх – значит…(с)».
****
– Тук-тук-тук… Можно? – Показалась в дверном проеме комнаты Егора рыжая голова Влада. После чего, обведя своим заинтересованным взглядом все помещение, и сам парень хотел было войти и двинуться к ванной, но вовремя притормозил, обнаружив то и ту, кого искал, у окна: лицом к стеклу и спиной к нему, как и ко входу-выходу за ней.
– Зря – не головой. – Спокойно и почти шепотом не ответила ему София.
– У вас и шутки теперь – одни на двоих? – Закатил глаза он, но так и не поспешил войти. Осмотрев девушку со спины, он вновь отметил лишь то, что она переоделась из испачканной, в крови Розы, одежды, сменив свой ранее белый спортивный костюм на рубашку в сине-красную мелкую клетку и темно-синие же рваные джинсы, подвернутые над щиколотками, но так пока и не заметил, не замечал ничего кроме, что могло хоть как-то и пусть же все хотя бы, но и натолкнуть его – сделать это быстрее и войти сразу же. Может, даже и влетев, тут же и подлетев к ней. Слёз, к примеру!.. Чему, к слову, следствием стала бы – легкая, ну а там и вполне себе сильная дрожь. Подрагивание – всей, или частями небольшой фигуры, как тела и души, «вразноброд» и-ли… одновременно.
– Нет… – отрицательно качнула головой она и повернулась головой и лицом к проходу. – Но постучав два раза рукой и «голосом» – ты мог бы постучать затем еще и головой. Бог, знаешь, любит троицу. Мой!.. А твой, кстати, и ноги бы – оценил. Для полноты… картины… маслом!
– А, нет, не одни! – Прошел-таки внутрь Влад и облокотился на левую сторону и стену же от и около окна, чтобы теперь точно видеть лицо девушки. Которая и сама затем вернулась к сосредоточенному рассматриванию картины перед собой, но и не пейзажа, а себя… в отражении же стекла. И не пред собой, а внутри! Погружаясь в себя и себя же внутреннюю… Карие глаза ее были пусты снаружи, но наполнены и обращены – в себя, внутрь. – Твоя… интерпретация. Неплохо… – Следом же оценил он и усмехнулся, скрестив руки на груди и ноги под собой, выставив правую чуть вперед. – Великолепный… художник! «Вы воруете – прекрасно, на сто баллов…». – Съерничал он, под стать караоке. – Хороший – скопировал бы… на ноль. В твоем же случае – «импресарио» не переиграть!
– Я – и не пыталась… – улыбнулась ему брюнетка, обнимая себя руками, но улыбка так и не отразилась в ее же собственных глазах. – Комната – стоило того, собственно, как и квартира. Виды и впрямь – завораживающие… – и будто бы еще и подтверждая этот самый момент, дернулась, ощутив это «ворожение» – до мурашек души и… самого тела. – Что здесь. Что у Ника… Что и у Александра… в мастерской.
– Не была – в его комнате? – Спросил тихо он, глянув в ее направлении, но и начав, при этом же всем, поглощать своим вдумчивым янтарным взглядом именно обширные темно-серые просторы – по ту сторону окна. Со строениями, машинами и людьми, уходящими потоком желтых и красных огней, темных размытых пятен и таких же силуэтов в серой дымке почти что и впрямь в сам горизонт!.. Так и не услышав, но почувствовав ее недоумение, как и немой вопрос, он дополнил: – «Последнего». Ксана!
– Нет. Но догадываюсь, что в ней может быть…
– Еще одна мастерская!.. – Прыснул смехом рыжий, поддевая-подбивая на него и девушку. – Что? Он и сам в ней наверняка еще не был. Но и что самое интересное – она у него таки есть. Но и вот, знает ли он об этом? Хороший вопрос!.. С такой же звездочкой!
– Ну… – Тут и София задумалась, передернув плечами, с уже почти даже и легкой улыбкой на губах. – Может, если бы ты так же горел своим делом, как и он, ты бы тоже не знал и не видел своей комнаты, а жил… в студии. Собственно, как и… Егор.
– Может… – не стал отрицать очевидного он, пожимая плечами вслед же за ней. – Все ведь возможно; и невозможное – тоже! Но и уж слишком дорог моему сердцу – родной уголок… – и приложил к нему свою правую ладонь, мечтательно вздохнув. После чего хитрюще сузил глаза и склонил голову к левому плечу. – Ты же – не была и в ней? Мо-ей. Светлой и… при свете же дня! И да, пусть сейчас уже – и ближе к вечеру… Но!.. Все равно. При свете ламп… тогда уж и, считай, «искусственного» дня….
– Не была… – «Подтвердила» она и эти его слова, с легкого же все и своего того же отрицательного кивка. – Не люблю вторгаться – в чужое пространство… без его хозяина, знаешь ли; и это же еще – как минимум! А и как максимум – без его же разрешения… на это! Будь то даже – повторно… или нет; все равно! Он – должен быть в курсе. Ты же… – и скосила на него свой уже хитрый взгляд, слегка обведя после им и почти всю же комнату Егора, – …как я вижу, спросил или уточнил у него это же, по крайней мере.
– Тогда… – следом и он вернул свой взгляд на нее, поддавшись таки ее «легкой экскурсии», и сделал приглашающий жест, протягивая к ней свою правую руку, – …я разрешаю! И более того – «приглашаю», теперь вот и сам… тебя! Как и… переношу. Но – не «на руках»! – Сразу же уточнил Влад, с веселой улыбкой и в таком же подтрунивании закатив глаза. – Да и мне самому – будет чуть комфортнее и свободнее… в словарных оборотах там, чем сейчас и здесь: будучи с тобой, но и… при этом же всем… в комнате Егора! Да-к еще – и с двенадцатью душами. Бр-р-р… Они же – нас слышат?
– И видят! – Усмехнулась брюнетка, не отвечая на его жест, но и поворачиваясь к нему лицом и всем корпусом. – Чувствуют и… ощущают. Понимают и принимают… Сознают! Как и мы с тобой – друг друга. Практически… те же функции. И тот же функционал… – Пожала она затем плечами и поджала губы, чуть закусив нижнюю. – Сейчас, правда, чуть меньше… «Меньше» – видимости и контакта. Вообще, практически, никакого! Ведь я уже отделила бутоны от стеблей и… они «отходят наверх», мало по малу. Понемногу… После останется – только сжечь их, развеяв пепел и посадить сами стебли где-то, чтобы они проросли. Но – и не проломили ничьи полы и потолки!.. Тем более: стены и… крышу. Небо-то – и без того… «дырявое».
– Есть… такое место… – заговорщицки прошептал и прищурился Влад, опуская, наконец, свою правую руку, симметрично левой, и тут же пряча их в передние карманы джинс. – Точнее: будет! Возьмем их – с собой. И остальных – подтянем, может, следом!..
– Сначала я подумала, что мы вовремя и правильно сделали, что «отослали» Карину и Полину – по магазинам… после всего! – Девушка размяла шею, крутанув головой, но и на деле – описала по кругу же все то, что происходило здесь: в частности и общем. – Да и как «отвлечение внимания» и… «смещение интереса». Вырывая первую – из учебного процесса: на весь день; а вторую – отрывая и от Жени. Но!.. Без него… пусть пока и можно – «там». Но и нельзя же – с ним, особо, здесь. С ним – она чересчур мнительной… становится. Кругом видит заговор и… заговорщиков. Чуть ли и не против нее же самой!..
– Ну и ничего нового… – фыркнул парень и отмахнулся. – Без него – так же!
– Нет!.. Без него – не так палится… – улыбнулась чуть шире София, будто и отходя, наконец: только сейчас улыбаясь – целиком и полностью, телом и душой. – Она сразу понимает, что пахнет жаренным: когда его будто бы и специально к ней приставляют. Хоть они и вместе – уже достаточно давно, но она понимает эту разницу: когда просит его уже сама или он сам еще предлагает. Или когда он предлагает, но и перед этим – планово посовещавшись со всей своей-вашей компанией… – брюнетка фыркнула и тихо рассмеялась. – Карина – легче на подъем, в этом плане!.. Она умеет отключаться и… включаться прям как по сигналу да и конкретно: на человека или обстоятельство. На нее – и не подумаешь! Хоть она, опять же, с нами – практически всегда, но не выдает, при этом! И так же легко – не дается на расспросы и предъявы сама.
– А теперь, что думаешь? – Вернулся к изначальной теме разговора Влад, изогнув левую бровь. – Зря не дали подняться с Советом и увидеть все это… «продолжение банкета»? А чего ж тогда не поднялись и сами мы?!.. Ей, как и нам, хватило и розы – в глотке у… Розы же! – И он сморщился, сплюнув, но и больше от повторения на словах, нежели и ранее от самого эпика, как и такого же воспоминания. – Да… уж. Тавтология – наше все! Поверь, эпика в ее жизни – и без этого: достало и достает же, по сей день. А чтобы еще присутствовать и при… личных разбирательствах! – Он округлил глаза и чуть дернул левым в нервяке. – Где уже и Ксан, и твой отец, как двое на… четверых. Анну – не считаем… Нечего там уже! Ну… Так себе «перевес»! Но а когда Совет до-о-олго моргает, как и в твоем, случае же с тобой… – Влад оскалился, а София закатила глаза и сдержанно фыркнула: «вечная жизнь» еще никогда не была такой тяжбой несусветной для нее, как в случае с ним и в разрезе его же памяти – на все эпик-же-фейлы и «демонические выкрутасы с подвыподвертом» в исполнении ее же, как еще и передемона-недоангела. – Качество – бьет количество. А если еще папаня Артема подключится, а он подключится, за все же прошлые огрехи сынишки и за, какое-никакое, а «отмывание» его же, закрывание глазок на него, его самого и-ли самим же Артемом, научится так же моргать сам и закрывать глаза уже на твою и нашу же ситуацию, в целом… Или его заставят! – Поиграл бровями он, злорадно усмехаясь. – А после – выпрут. Перед этим – устроив такое зрелище, что не только ни для женщин и ни для них же все «в положении»… не для парней и мужчин… оно же. Да и… ни для кого. А там как раз – и весь набор!.. И им без этого – счастья хватает и… досталось! – Откинул голову назад Влад, не желая доставать руки из карманов, но и желая показать – до каких пор именно хватает и достает. – Одна – ангел, беременна полукровкой, а там и не одной-одним, встречается и живет с демоном, за которого еще и замуж выскочить успела и стала его женой, скоро станет и матерью их пусть еще и будущих, но и «двух-как минимум-ангелочков». А вторая, тоже ангел, еще не встречается с демоном, но дико сохнет по нему, как и те же все розы на солнце и сухом ветру… О! – Вдруг еще что-то вспомнил он и кивнул головой на девушку, чтобы и она это, неоконченное нечто, запомнила, если он вновь забудет, когда договорит другое. – Надо будет, кстати, не забыть мне и сказать этим же все солнцу-с-луной-и-Женей, чтобы забрали их, как только разберутся со всем и всеми же вашими пропусками. Да-да, в том числе: и твоими! Поскорее бы вы уже все выросли, коль уж и не повзрослели.., – цокнул языком он и мерзко сгримасничал, – …будто бы и без этого, вашего, геморроя было мало.
– Гунди-не-гунди, а у Каринки – еще два высших будет! Да, и с Никитосом-то, как бы – не три, а там и все… четыре. – Хихикнула София, но и соглашаясь, как и записывая это на задворках уже своего сознания, делая, тем самым, и, какую-никакую, а «пометку». – У него ж – не то, что «нюх», чуйка! «Генетическая приверженность и предрасположенность»… к обучению. Да и плюсом же ко всему – ему же самому это еще все и «ой, как» нравится. А там – и за уши ведь уже точно не оттащишь… В отличие же все и от тебя! – Вернула ему его же гримасу она, показав, до кучи и от себя, еще и язык.
– В отличие от меня, да! – Согласился вновь и без спора рыжий, усмехаясь. – Но я – таки и доучился по… основам основ; и мне этого – хватило! Дополнительно еще эту лямку тянуть – я не собираюсь. Не могу. Не хочу и… Не буду. – И, три раза кивнув ей, как и себе, исказил свои губы в отвращении и… горечи, какой-то же и вновь же все… своей кислоте. Да и не только лишь: лаванды и шалфея. – Бурлаки-бурлаками, а – по желанию; да и что-то другое уж – выберем сами. Как, например.., ничего.– И, тряхнув плечами, взял уже ее за руки сам, перенося затем ее и с собой в свою же комнату, тут же все объясняя и поясняя. – Егор – внизу. И… Было бы… стра-а-анно(?), – протянул слово он, практически и процедив его на конце сквозь зубы, так еще и со знаком вопроса, до конца еще не разобравшись с термином – …если бы мы прошли пешком – из его комнаты в мою: без него, как в первом, так и во втором случаях. Слышать он хуже, конечно, от этого никак не станет, как и под-слушивать, тут-проси-не-проси, а факт, равно как чуять, чувствовать, да и ощущать тоже, но зато не будет лишний раз загоняться и придумывать что-то еще и поверх, после того, как увидит, увидел бы нас таких. Его глаза – его враги!..
– Как, и в твоем случае, язык… – усмехнулась девушка и отрицательно покачала головой, но и почти тут же согласилась – не с ним, так и со всем этим. Ведь если и был, появлялся какой-то, хоть какой-нибудь шанс обезопасить не совсем и не на-совсем, но и хоть так же как-то же, на часть его нервную систему от дополнительный встрясок извне, вроде и ее и Влада, их, по раздельности и-ли вместе, она хваталась за нее всеми руками и ногами!.. Зная же все, при этом, что и если тот сам этого не захочет, этой же все безопасности и сбережения от самого же себя, никто ему в этом не поможет! Но и думать, как говорить и действовать за него она не могла, поэтому делала все, что было в ее силах и что она могла, на момент, надеясь, что и он подтянется – в процессе и-ли со временем.
После чего, отвернувшись и от рыжего, начала рассматривать, наконец, уже и «при свете, хоть какого-то еще-уже, но дня», его комнату, выполненную в достаточно светлых тонах и полутонах, как и довольно-таки теплых цветах и оттенках.
Да!.. В целом, весь ее интерьер представлял собой смесь коричневых, светло-коричневых и бежевых тонов. Коричневые тона – были, в основном, в деревянной мебели и гардинах, длинных и плотных шторах, пока и легкая и почти невесомая тюль, в свою очередь, оставалась кристально белой, подстраиваясь скорее и точно под белые пластиковые окна, которых было два, и такие же широкие подоконники. Светло-коричневыми же, и уже именно «подстраиваясь», являлись обои и по всем же стенам, уходя в бежевый ламинат, высветляющий еще больше, хотя и куда уж, комнату, вместе с белым натяжным потолком и таким же, пусть и встроенным в него, но и светом.
Заставленный минимально и тут же самым нужным, он не был чересчур нагружен, как и перегружен, но и не был пустым. У правой стены, близ входной двери, находилась двуспальная кровать, накрытая бежевым ворсистым пледом, из-под которого проглядывалось соответствующее же ему и всему тут по цвету шелковое постельное белье. По обе стороны от нее – стояли деревянные тумбочки с лампами на металлических ножках и со светло-коричневыми же плафонами. Шкаф-купе, почти что и во всю же стену, стоял перпендикулярно им и бежевому большому плазменному телевизору, висевшему напротив кровати, по левую же сторону от входной двери и правую от двери, ведущей в ванную и уборную. Рабочий стол с двумя тумбочками – стоял почти в самом углу и конце же комнаты: с полками для книг и тетрадей, ежедневников и блокнотов… над ним. Черный «стационарный» компьютер с большим экраном, подвешенным на стену, был размещен меж ними: столом и полками. На поверхности стола лежали черные большие пластиковые наушники, металлический «системник», в свою очередь и в отличие же все от прочих, находился под столом; вместе с черной же пластиковой клавиатурой и небольшой такой же мышью, выезжающими из стола – на специальной, для этого, полке. Перед ними – находился стул, задвинутый в выемку и тут же прорезь стола, без колесиков. «Вытемняли» комнату – только темная же входная дверь в комнату и такая же дверь, но и уже в ванную. В данном случае – София могла только и подозревать об устройстве ее, лишь примерно представляя ее насыщение: так как не бывала еще там, как и в случае с Александром – в принципе; у которого она нигде не была, кроме, опять же все, мастерской. Но и сделала, при этом же всем, ставку на ту же сантехнику, что и в тех комнатах, в которых она уже побывала. А по цветовой гамме – в цвет комнаты: что-то вроде и той же гостевой, а может – и нет. Опять же, она могла только воображать и фантазировать, представляя – и не более: надеясь лишь когда-нибудь попасть и в нее, чисто поглядеть и удостовериться, но и, опять-таки, с разрешения. Да и не одного Влада!
В целом, комната была – без какого-либо лишнего да и в принципе хлама, как и сваленных «в гору» и-ли заткнутых где-то по углам и «стульям» вещей. Хотя, как раз этого, она и ожидала! Это-то – она и представляла. В отличие же все и от того, что получила – по итогу. По крайней мере, «ранее»… За что – сейчас же начала себя очень сильно корить и ругать, злиться на себя, как не злилась прежде!.. Чувствуя вину – за плохие мысли и такое же соображение, как и мнение. Будто бы и стараясь, пытаясь, пусть и до этого, но и выискать что-то свое – мышиной возней. Ведь: копировать, значит копировать. Брать с братьев, так «брать и до конца». Но, и видимо, сам парень – так не считал: и поддерживал комнату – в дотошной и прямо-таки достойной, какого-то пусть и так же все «своего», но и понятия перфекционизма, чистоте. Не всегда и во всем, да, но иногда и… в деталях. Мелочах!.. Детально и мелочно, да. Нет! Мир за, пусть и на этот раз вновь на словах, «обшарпанной» дверью – был куда более далек и глубок… Но и не темен, как могло по-казаться – по первому впечатлению, на первый же взгляд, и-ли таким же словам. По первым же словам… о нем – от других; и о нем же – с его же собственных!..
– Вау!.. – Ахнула брюнетка, покрутившись на одном месте еще какое-то время, а после резко остановилась и словила вдруг «раздвоенность»: всего да и сразу. – Так и выглядит – фрустрация. «Приятная»… И довольно-таки. Впервые!..
– Не ожидала? – Усмехнулся Влад и вновь обвел взглядом свою комнату вслед за ней, только и теперь уже – с каким-то собственным и собственническим удовлетворением и… удовольствием, а даже и гордостью. – Вечером и ночью, как и утром, все – так же. Да!.. Такой вот я вот… неординарный. – И поклонился ей, когда сама София, наконец, повернулась к нему, более-менее «сложив два в одно».
– А еще – и скромный. Слу-у-ушай… Ну, это же и впрямь – что-то… с чем-то! – Раскинула она руки в стороны, охватывая почти и все же пространство ими целиком и тут же отдельно, по частям. – Правда. Без шуток! Нет, я, конечно, предполагала увидеть все: от полной черноты и… чистоты, без единого источника света, до черноты… и в сраче. За что – прошу прощения. Но!.. – И осеклась, вбирая воздуха чуть больше, чем нужно, чтобы еще и перемежать свои слова с возгласами: в воздыхании и мечтательности. – Тут же вообще – ничего из этого… И это я – не об и к уборке. В принципе! Была б твоя ж «воля» – все бы… захламлялось, наверняка, автоматически. Сразу и… в процессе же еще и уборки, я прям уверена. Но… Нет. Да даже: шкаф!.. – И София вновь остановилась напротив него и осмотрела его чуть тщательнее, на вид и слух, чем ранее – Не трещит и… не рушится, вываливаясь своим содержимом, как лавиной. Это… Здорово! – И подпрыгнула на месте, раскрыв руки к потолку. – Что-то от… – после чего ровно встала на ноги и… прикусила свой же язык, как и правую щеку изнутри, смотря, на этот раз, уже и куда более виновато на парня, – …ма-мы? Ее… воспитание?
– И да, и нет… – улыбнулся поддерживающе он, подметив ее ступор и даже какой-то и испуг, но и не придал этому особого значения, как и не сделал на этом особого акцента: дабы не смутить и не «застрашить» ее еще больше. Сделал – лучше!.. Разбежавшись, он упал с прыжка на бежевый плед своей кровати и тут же скрестил ноги под собой, хлопнув на свободную ее часть, перед собой же, чтобы и она затем повторила это же за ним. – Гений – не всегда властвует над хаосом… Внешним! – И обвел взглядом, как и руками по воздуху, насыщение комнаты. – Порой, главный гений и самый ценный, над всеми и… для всех, властвует над хаосом – внутренним.
– Какой же хаос должен быть внутри, чтобы и снаружи была… такая… красота? – Села перед ним, в той же позе, девушка, смотря теперь на стену, справа от себя и… подмечая старую-добрую раму, как уже и выжженный прямоугольник над кроватью, и все же. – Я, кстати, по нему тебя и спалила!.. – Кивнула на него брюнетка, решив оставить предыдущий вопрос, как риторический. – Еще тогда. Точнее… Что ты – прячешь картину. Не зная еще, правда, какую именно и… кого, на тот же все момент. Но… И все-таки!
– Да? – Глянул за ней на стену Влад и усмехнулся. – Я… поработаю над этим. Уберу. Но – во вторую очередь! В первую же… Сразу, после того, как поработаю и над первым, что ты спросила-сказала. «Доработаю», в смысле, в этом… моменте! Ну, начал же… как бы. Но, и по большей же части, лишь утыкаясь – во что и-ли кого-либо: руками и ногами!.. – Поднял он первые, перед собой и ней, и опустил тут же на вторые. – Во что и… кого угодно – лишь бы не работать лишний раз головой и… не думать, в общем. Не ворошить – все это и… не открывать, не «вскрывать», понимаешь. – И сморщился, отрицательно покачав головой, падая настроением и взглядом вниз. – Не доставать все то, что и еще там… внутри. Пусть пока, наверное, там и остается!.. Пока я – не готов, так…
– Ну, рано или поздно – тебе придется просто-напросто с этим… всем… разобраться. Ты же это сам тоже прекрасно понимаешь? – Опустила взгляд от стены София и встретилась, на этот раз, со спокойным и понимающим, как и поднятым с ворса пледа, взглядом янтарных глаз: не столько и до конца же все понимающим-принимающим, сколько смирившимся и смиренным, вымотанным и… уставшим – Иначе – они сами начнут вскрываться рандомно и… самостоятельно… и будет только хуже. Те-бе. Плюс – эффект неожиданности!.. Ты – будешь, станешь хуже девушки-человека в ПМС или… беременность… – рыжий рассмеялся и даже чуть отклонился назад, встряхнув головой. – Что? Тебя будет крутить и носить – по всем фронтам! Выворачивая, буквально, наизнанку и… разрывая – не на части и частицы: на частоты и… атомы!
– Разберусь с тобой – и сразу же перейду к себе. Начну – с собой! Обещаю… – Склонил голову к правому плечу он и скрестил руки на груди.
– А что со мной – не так? – Удивилась брюнетка и осмотрела себя с головы до ног и обратно.
– С тобой? – Изогнул свою левую бровь Влад и хитро усмехнулся. – Все, может быть, и та-а-ак!.. А вот с вами – нет.
– Не-е-ет, Влад! – Сразу же выставила руки перед собой, и им, она. – Я – не буду с тобой это обсуждать. Не буду обсуждать нас, меня и… с ним да-к еще и с тобой – и точка.
– А что еще прикажешь делать, если ты и с ним – не хочешь? Или что, не «можешь»? Не «будешь»?!.. Не знаю… – Дернул плечами парень, но и тут же хмыкнул-фыркнул. – Эй!.. Не повторяй – за мной! Вы же так нормально – и не поговорили… об этом… всем. Не обсудили!.. Так, наверняка же еще, не хочешь – и с собой. Ты делаешь – не лучше, чем я; если уж и не хуже. Но давай, я тебе напомню все же всего одну вещь, как и ему напомнил… давеча. Точнее, проясню! – И он оперся на свои прямые руки перед собой же и почти соединил свое лицо с ее. – Бегаю в этой семье от нее, как периодически и от себя, так и постоянно от нее же, только я! – И тут же отстранился, получив, на этот раз и до конца, ее стопроцентное внимание и такую же внимательность, как и слушание со слышанием: с ее же тяжелого сглатывания кома в горле. – И да!.. Я могу, время от времени, за кем-то повторять… Потому что (с) собой, опять-таки, время от времени же, бывает… крайней скучно. И я «веселю» окружающих, как и себя: клоун в здании и… на выезде, смотрите… не уссытесь! – Затем распростер руки по обе стороны от себя и, представляясь, легко поклонился… сидя. – Но и все остальное же время – я свой и… никто не должен повторять за мной. Я не тот пример для подражания и кумир, тем более!
– Но он же – слы-шит! – Кивнула за себя головой София и развела руками. – Смысл?.. С тобой и… без него, но и с ним же! Проще – сразу же и… с ним. – И изогнула свою правую бровь, поджав губы. – Но с ним, как ты и сказал, «нет». Тогда… Зачем с тобой, если и с тобой – тоже: нет? А он, и опять-таки, все слышит. И мы – в кольце!..
– Слышит, но не лезет! – Сузил глаза Влад и ухмыльнулся. – Могли бы, конечно, сделать и купол, и вовсе его же от нас отключить, но!.. Нет ни Карины, ни Никитоса… Стесняшки-обаяшки, ага, когда он так… нужен. Няшка же, ну! А я тебе скажу: Хуяшка…
– Влад!..
– И ведь ничего, что и с некоторое время назад, с неделю, а то и месяц, он всем рассказывал этот идиотский анекдот – про бабушку и… «кальмаров». Кого бы, блин, ни встретил… на своем пути!
– Так ты ж его ему – и рассказал. – Хохотнул Егор и продолжил затем, чуть шипя. – Что? Авторские тебе зажопил? Готов поспорить – не ты его изначально и придумал!
– И «забыл», ты прикинь, что это я его – ему рассказ!
– И ничего он – не «идиотский»…
– Мне… поделиться им – с ней? «Поржем», ну, знаешь, в-мес-те!..
– …был.
– …«был», да!.. Вот именно, что и был. Но – и стал же им, по итогу, окончательно. А ведь и изначально – был всего лишь… «пошлой интерпретацией инцеста: между ней и… ее же все внучком». Да… Да, Никитушка? И… Егорушка, сейчас же что, и «за» него.
– А я вам… троим… сейчас – не мешаю?..
– Нет!..
– «Нет»… А и вообще, знаешь, что?.. – И не услышав, как и изначально же все не хотев даже и «слушать» ответ, как, впрочем, и другие вещи, и о себе же все, в том числе, вроде и встречных вопросов, Влад схватил Софию за руки и резко развернул ее же спиной к себе, укладывая ее затем себе же на ноги и прижимая за шею к своей груди. – Так-то лучше!.. – Хохотнул он, блокируя ее по рукам, своими же руками и на ней, как и ее ноги, так же все и своими же. – А то тебя уже не только на словах, но и на действиях подмывает «сделать ноги», как я погляжу… Но так просто – ты отсюда не уйдешь, не объяснив нормально свое поведение и свои же дальнейшие действия, слова и… мысли, чувства… и ощущения, эмоции. «Отношение и -я», в конце концов!.. – И чуть поднял тон своего голоса, почти и крикнув, чтобы девушка, наконец, перестала брыкаться, а там и стараться его укусить. – Опять же, бегать за тобой – я тоже не буду. Говорю это, чтобы обезопасить тебя и огородить, предупредить заранее – от носки на своем, довольно-таки и костлявом плече, хоть и при всей имеющейся… массе!.. Где я нежничать-то и как-то особо – тоже не буду: и где ты, скорее всего, а там и точно – получишь травму или синяк. Потому, что только так и никак иначе я девушек – и ношу… на себе. Не «на плечах», милая, как и горбу, не-е-ет. Так что… Выбирай. Что тебе больше нравится и… по душе, хо-чет-ся! – После чего еще раз встряхнул ее и развел ее же руки в своих, отводя от своего и ее же тела, по сторонам. – Говорить – с ранами и гематомами; или без? «Из двух зол»? «Выбор без выбора»? Что ж… Как хочешь. Но и помни, что так, что и этак, не поговорив со мной – ты отсюда никак не выйдешь… Я – заманил, да; ну а твой интерес… к моему же обустройству… тебя же саму – и поймал, по итогу. Цветы, как и «ты», меня – никак особо не заботили!.. Мне нужна была «моя» территория, я-год-ки, если пожелаешь, где я мог бы быть и являюсь единоличным хозяином… И где бы им – не мог быть никак Егор: без моего же разрешения-позволения, дозволения! – И «сумасшедше-злорадно» рассмеялся, уткнувшись подбородком в голову брюнетки, вновь сводя все руки на ее животе. – Никогда не устану говорить и подтверждать – как же вовремя когда-то мы установили это потрясающее правило: о не вмешательстве в чужое (личное) пространство. К себе бы он попал – и я бы уже составлял компанию, на дне же ванны, тем многострадальным стебелькам. А тут – не-е-ет!.. Тут – терпи, родная, и говори! И-ли… И ты, Егор, тоже! – Или что, уже забыл, как не хотел меня «третьим» брать к себе, вам, когда мы с тобой «ругались», опять же, без Софии, пока вы на кухне с ней вдвоем были. Вот теперь, мой друг-брат.., плачь и смотри, со стороны.., как мы уже второй раз тут, а ты с нами – нет. Будешь знать, как «грозить Южному централу, поедая блины у себя в квартале»!..
– Влад! – На этот раз уже даже и рявкнул Егор. – Еще один подобный и не, в принципе, «пируэт» и вместо картины – в камин полетишь ты! А после, и пеплом уже, и в ванную – если «так» хочешь! Они и так уже, ты верно подметил, всего натерпелись и настрадались, чтобы еще и твое утопление «на-живо» созерцать! Я не говорю уж – про лицо и… тело. А там – и «душу»… В целом: созерцать тебя!
– Стоп!.. Что значит: вместо картины? – Испугался, но и скорее больше удивился и забеспокоился, чем… Влад. – Эй!.. «Она» – моя!
– Да?!.. – Злорадно изумился-осведомился блондин. – Ну что ж… Готов пожертвовать ей? А после – и узнать, что такое, значит быть «мясом с дымком» и с прожаркой «с кровью»?
– Эстет… чертов. Ладно!.. – Согласился рыжий, но и с явным, при этом, нежеланием, от того еще и цедя продолжение сквозь зубы. – Я «просто» ее держу, без сопротивлений и домогательств, чисто – чтобы не убежала… Не трожь – картину!
– Вот и первые звоночки пошли… в «нашу студию»! – Поджал губы Влад и еще тряхнул головой, «возвращаясь» уже точно к Софии. – А я, между прочим, еще пока «третья сторона… вопроса», могу я и просто услышать обе точки зрения?.. Чтобы, как Гудвин, уже после, мозги у вас обоих же забрать, а сердца вернуть? Один думает – не придумает! – И глянул со злостью в стену, будто мог чрез нее спуститься в гостиную и увидеть Егора, после чего перевел взгляд на брюнетку. – Вторая думает – и тоже никак не придумает! И оба – отдельно: все, блин-малина, никак не встретятся и… не почувствуют! И ладно уж там – друг друга… А? А?!.. – Продолжил сетовать в никуда он, одновременно всем и под нос, но и на деле – в голос и почти крик, чтобы точно дошло. – А чувствовать – кто будет? Владик?.. Ощущать – тоже он?! Чувствовать и эмоционировать – туда же?!
– Неплохо ты так «Пушкина» подсидел! – Все так же крутилась в его руках София, понимая, что захват крепкий, но не оставляя попыток выбраться до последнего-победного.
– А ты и не стихи пишешь, чтобы я его и всуе не поминал… – Хмыкнул тот и дернулся под ней, затем – ее на себе и прижал к себе сильнее. – Прекращай, а, крутиться!
– Действительно, поблагодарим «Владика», что он свое – цитировать не стал! – Закатила глаза она, все равно продолжая брыкаться и толкаться: как телом, так и душой. – Прямо… с барского плеча, а! Ну, еще – и не Егора… Пусть я и знаю о соглашении – за неприкосновенность территории… Но как насчет: неприкосновенности имущества и друг друга?.. В данном же все случае и разрезе – авторских прав! Он-и тебе уж точно в дверь не постучат… И не войдут! А вынесут ее, влетев, снеся, предварительно, ту и… с петель!
– Думаешь, теперь он будет впрягаться – за все и всех, вся, но и кроме тебя? – Недовольно поджал губы рыжий и сжал ее еще крепче и сильнее в своих объятиях, обращая их почти уже даже и в захват. – Меняя тебя – на… что-либо и-ли кого-либо?! Точнее, сначала на кого-либо, а после и… на что-либо; типа, «по порядку». Так, что ли?!
– А ты – психолог? Семейный?!.. Ничего не думаю и не знаю! – Брыкнулась, и на этот раз уже точно, в последний раз София, окончательно устав, и оставила попытки выбраться… Но – не оставила попыток жить!.. Ведь и продолжи она подобное, а он и стягивать ее так же дальше – задушил бы просто. – Ничего… не хочу. Давай, помолчим?
– А давай: без «давай»? – Нашелся почти тут же парень и ослабил-таки хватку, восстанавливая теперь дыхание вместе с ней: будто и сам – боролся и брыкался. Хотя и на деле – так оно и было: она ж – от него, душевно, а он – от нее, телесно. – У меня сроки, вот-вот, «загорят-ся», в буквальном смысле! Deadline – дикий!.. Да. А все благодаря… твоему же все и благоверному.., опять же, чтоб у него и уши-то горели… так же! «Братская любовь», блин! – Фыркнул Влад, почти уж и до конца ослабив путы и так же расслабившись и сам, хоть и продолжая держать ее при себе, пусть и теперь уже по-настоящему и не скорее, а и точно обнимая. – Я не знаю, что ты чувствуешь и что ощущаешь… Что думаешь!.. Я бы мог залезть в твою голову – и узнать это, обойдя и обойдясь этим… да-к еще и вполне… – София рявкнула, но продолжила лежать спокойно, выжидая дальнейшего. – Но кому от этого – лучше будет и станет, правда?! Пра-виль-но: никому! А мне ж – еще и станется… И да. Не могу даже и представить, да и не хочу, если честно, что может ощущать… – и он закусил нижнюю губу, сжав веки, обдумывая следующую формулировку, – …кто-либо и что-либо, оказавшись в такой ситуации. Да. И как бы это еще и иронично ни звучало, опять и… снова, «между двух огней»! Будто бы: и доделывая-то… за сестренкой. – София, вновь противореча, но и все так же без слов, дернулась, заставляя его раскрыть глаза и… воззриться на нее – строго и почти угрожающе. – Ти-хо! Но… Я могу сказать точно, что… Что бы ты там, в головушке-то и своей, по итогу всего, ни надумала… И как бы ни накрутила себя… всячески! Он. Видит в тебе. Тебя. В Софии – видит Софию, прикинь!.. И никакую там: не Тен, Анну и..; кто она там… еще?! Более того… – Тут уже он даже сник до шепота, устав и сам, хоть и по-своему же, «повышать голос», начав почти, банально, хрипеть-сипеть, срываясь чуть ли и не на каждом слове, при этом так же почти и погружаясь своей нижней частью лица в ее темные прядки на макушке. – Даже я Анну – не видел. В тебе – не видел!.. А по стене, в тот раз, таскал – ее, да. И бесспорно! Все-таки… Ты – не такая уж и плохая. Не такая – стерва и… стервозная же. – Девушка промычала, хоть и обидчиво, все при том, надув губы, но и тут же получая по ним – с ее и его же рук. – Ну а кто вот знал, что у нее с потерей памяти – еще и раздвоение личности и имени… прибудет? Ни-кто! Тен – вела себя не Анной, являясь ей… Опять же, па-мять… Но а кто уж и знает, что там было… на самом деле? Да и могло же быть, на самом деле?!.. Томясь в тебе и… на маленьком огне, там, что угодно… могло забродить и «бродануть». Тем более: в такой смеси… сущностей. Да-к и имея еще – две тьмы и… две тату! – И он отвел ее левую руку в сторону, взглянув на небольшое покрасненение бледной кожи и легкий черный контур… бывшего черного рисунка на предплечье, «торчащие» и еще видимые, но и уже чуть меньше, почти и заживающие под рукавом рубашки. – На одном и том же месте!.. Как? Она могла стать – светлой?! То есть… Минус на минус, как и… тьма на тьму?! Будучи демоном и… являться, явиться им же, претворенная же тобой… «такой» вот! Да и как ты, черт возьми, эту розу вообще из себя извлекла?!
– Она могла бы – ею… стать. – Усмехнулась София, отвечая сразу и на весь же его «поток», как обычно, начавшийся за здравие и закончившийся… за упокой: что он знать не хотел, но решил, чтобы помочь и что он у-знать хотел, да и решил-ся, чтоб не помочь. – То есть… Если бы Розу и Андрея не «перебили», я снова не сдала бы ее отцу и… вам! Она бы довела начатое – до конца. А дальше… – брюнетка глубоко вздохнула и сжала его руки своими, настраиваясь на нужный и сильный волевой лад. – Как она и говорила, рассказала же сама… Дождалась бы роспуска розы у меня, обретения «оболочки» и… ее объективности, живости и натуральности. Для души, как… сосуд. Тогда бы – изъяла ее и сама. Тату бы – «перетекла» в нее… – София кивнула на свою же левую руку, более не прерываясь и не акцентируя, зная и видя, что Влад понимает: о чем она; да-к еще и что он сам увидел это, буквально же, почти и только что. – Вместе со всей силой и энергией… Со всей тьмой. И моей, в том числе… С «демоном». Остался бы – только ангел, как тело и… оболочка. «Новый сосуд»! В который она бы и поместила – последнюю душу, проткнув ею же, «розой», сердце. Подавила бы – меня и… все! – Девушка поджала губы и забрала воздух носом, с легким хрипом и почти всхлипом, стоном. – По факту, все то время, что этот рисунок рос и «образовывался» – в нем не было значимости и значения: как желания отказать мне в лечении, как и в каком-то доносе на нее из-за… палева. Как не было и в помощи – к прикрытию!.. Она не прятала под ним побои, как мне казалось… – и горько усмехнулась, покачав отрицательно головой: признавая свою очередную веру и такое же доверие – не тем и не в тех, не тому. – Она делала их – в отместку: за «свою дочь»; и к своей же «дочери» – ими и шла. Как… по желтым кирпичам; только черным. Это – не было и «напоминалкой»: о ее власти и-ли силе, могуществе и мощи! Это – была «карта перерождения» и, лишь одновременно, завоевания. По… хорошему… – И София прервалась, исправившись и тут же облизнув сухие губы. – Точнее, не очень плохому. «Малое зло», да? Если бы она не объединила две карты – в одну… Это – была бы та же самая роза, но и которая бы просто выросла и… раскрылась… «там». Зацепив и… «ранив» запахом одних; и добив семенами – других. Нашлись бы и те, у кого черная роза – совпала бы «просто» с каким-то из триггеров, ранее не открытых и не найденных. Возможных… Да и… любых! И если не ввела бы этим самым в сон, то и точно же в какой-то коматоз и-ли гипноз, подчинение же все и Розе… Хм. Вполне! А там – многого-то уже и не надо… – горько и печально, даже как-то и обреченно-вымученно усмехнулась она. – Одного моего отца, да и Андрея, может быть, хватило бы, чтобы развязать войну – там… Да и перекинуть ее, в конце концов, сюда, совместить и… посмешать всех! «Большее же зло» – было в двойном ударе. Переселение душ и… реинкарнация, как начало начал… всего, в лозу!.. В тату, как скопище энергий жертв и… сил хищника. Как и в случае с первым – они бы копились и скапливались… до того момента, пока ни была бы найдена пред-последняя. И уже не как с первым – это подтолкнуло бы последнюю, ради которой все и зачиналось, затевалось… К перерождению. И возрождению из… мертвых! – Огласила она и фыркнула – от своей же пафосности… в метафорах. – Первой и последней, с конца, получается, была… моя сестра. После – добавились и остальные. А там – уже и обычная-не-обычная «лестница в небо», ведь еще и с необычным подтекстом: «Привет, папа! Я рада вернуться домой… И мне неважно, что ты этому не рад. Ведь это уже – и не твой дом вовсе… тоже!». – И ей ведь даже «кривить» голосом не пришлось, так как голоса у близняшек были схожи, но она сделала над собой усилие и… огрубила его, чтобы и «здесь» не быть ей: а Анне и до последнего-победного – не быть и не бывать Софией. – А там… Есть ли и разница? Кто чего хотел, на самом деле… И кто кого бы подсидел, по итогу-то?! Война с Советом. Война миров… И пошло… поехало! – Развела руками сама София, держа себя в них и держась тут же за него же. – Сколько жертв… еще есть, а сколько и уже было? А сколько бы – осталось и остались ли, если бы Анна вдруг не проявилась во мне? И я бы ее не отделила… раньше? Роза бы претворила – свой план. Весь… в этот уже раз. Первый… и последний! Иронично… – и брюнетка поджала губы, сразу же и закусив их. – Под Анну! И все!.. Не снимала бы «тату». Дождалась бы кульминации и выхода розы! А там… Смотри выше и припоминай раньше.
Девушка бы могла сказать и еще что-то или послушать, что на это ответит, когда бы и ответил бы и сам Влад, но тут на всю квартиру, а может, даже и дом раздался такой треск, чего-то и впрямь большого или маленького, но и все же ведь с такой силой, будто и то же самое все «большое» да и чуть ли ни сама квартира – по швам трещинами пошла. По стенам и потолку, полу… А может, треск и вовсе – кого-то!.. Снаружи и… внутри.
– Ты… слышал? – Дернулась, чтобы сесть, София, но была возвращена обратно.
– Говорю же: Deadline – жесткий!.. На секунды… просто! – Ответил, но и не на вопрос ей Влад, прислушиваясь параллельно, как и девушка. После чего крикнул, но и уже самому, тому парню: – Егор, если ты решил ее сломать – ладно! Легче будет… в переноске, но не смей без меня ее сжигать! – И вернулся к Софии, услышав по ту сторону образовавшуюся тишину и молчание в ответ. – Решили, понимаешь ли тут, избавиться от картины. «Тупость», да, но прия-я-ятная!.. Душу отпускаем… Чтоб развернулась… и не свернулась. Как и вы – волосы!.. Чтобы после срезать, «затемнить» их и… начать новую жизнь. – Хмыкнул он, закатив глаза. – Та же… тема. Прошлое – в прошлом и… все такое.
– А вдруг, нет? – Не унималась брюнетка. – Не разрушать же – квартиру!.. Егор?!
Тут же – послышался и еле уловимый шорох, буквально взметнувшийся с первого этажа… на второй. И так же, как и не неожиданно появился, он и затих… на последнем. И лишь спустя мгновение – раздался одиночный, но, и в то же время громкий, то ли от образовавшейся резко тишины и такого же повисшего молчания в квартире, то ли и в принципе от сильного приложения руки к дереву, а то ли и от всего вместе, стук в дверь.
– Влад… – шепнула ему она, как-то и впрямь неожиданно сникнув в голосе: даже для себя, тем более – для него самого. – Пожалуйста!..
– Ну… Так всегда!.. Начинаю я, а заканчивает – он. – С напускной обидчивостью ответил он и все же махнул своей левой рукой в сторону замка на двери, который тут же и скрипнул, открываясь. Однако!.. Дерево его «земле» тоже неплохо так… подыгрывает.
София же лишь глянула на него снизу вверх и из-под бровей, мол: Ты еще и закрылся, зараза такая!.. И когда только успел? На что уже и сам рыжий только усмехнулся ей и пожал плечами, отмахиваясь, в стиле: Хотела же – сбежать!.. Вот я и перестраховался – по всем фронтам: пока ты «любовалась» комнатой.
– М-хм… – Толкнул блондин дверь внутрь правой ногой и хмуро осмотрел открывшуюся ему, наконец, картину: «Двое: Кассио и… Дездемона». – Это еще если учесть, что и все-то, как раз таки, до наоборот. Конечно, опять же, если и верить, что ты и, правда, «не любил», а лишь только «делал вид» и… все же «мне назло»! – И показал в воздухе кавычки, презрительно фыркнув. – Да-к и я же еще, изначально, не отбивал ее у тебя, чтобы забрать… себе. Тогда: да! Я – прав, а ты – нет. И начинаю всегда я, а заканчиваешь – ты. Причем, как с тобой, так и со мной: то есть с собой, решая все и… сам!
Брюнетка тут же прищурилась и подняла свой темно-карий взгляд на Влада. Тот, почувствовав же ее «жаждущий правды и борьбы настрой», с какими-то еле слышимыми отголосками диалога с Александром, проникающими в него ментально, закатил глаза:
– Чтобы тебе ни сказал Ксан – это не значит, что это правда, во-первых. В последней инстанции, во-вторых… – Отсек сразу и все «ее» не грубо, но и довольно-таки строго он. – И что ему, вовсе, можно верить – в разрезе нас и знания же всего и всех, вся и обо всем, о нас, в-третьих. Он – живет долго, но знает ли и себя на отлично? Не факт! Как и то, что знает себя – чуть лучше, чем нас. Так же. А может, даже и… хуже.
– Ты уводишь следы – еще покруче моего… – негодовала София. – Путаешь их, застилаешь туманом и… «дымом». Любя и не «любя» – одновременно! Зачем?..
– Я начинал и начал – раньше тебя, красавица! – Злорадно усмехнулся Влад. – В некоторых вещах – я спец, не спорю!.. Но и в отношении «этого»… – тут он осекся и сменил хитрость на… «милость», в понимании Софии: хоть и всего-то – приоткрыл завесу тайны, не открывая совсем. Но и все же – совсем немного, да, но и шаг-то, не «назад», был сделан. – Никто не застрахован – от смены настроения и чувств, от смены эмоций и… ощущений! Как и от порчи настоящего и… истинного: под слоем пыли; от каких-то старых-не-добрых баталий. Вроде и… вот нас… с Егором. – Сделал отметку и акцент он, привнеся тут же и немного стали в голос. – Где это уже на манер – генетического кода. Что я «должен» солить ему – под что-то… или кого–то. Подсаливать… его «сладкую жизнь»! И я – заменял одно на другое: в той приоритетности и пропорции, в которой считал и по-считал же все для себя и него нужным, на тот же все и момент времени. Ну а когда обернулся и оборачивался… – Влад горестно хмыкнул и тяжко выдохнул. – Да… Понимал, что и все-то проебал и, главное, разъебал. И как бы… Продолжал, отступать-то было уже некуда – за спиной Москва и… «приехали»! – Шутка не подействовала ни на кого: ведь и ни то, что не вызвала смех, а натянула и уплотнила, зарядила отрицательно атмосферу еще больше. – А хуже всего в этом то, что я и сам-то себя обманываю, «разуверую» и заставляю думать так, что… Так оно – и задумывалось! Так – и планировалось. Ничего, на самом-то деле, и не испорчено! Хотя, на деле, испорчено – все! И… Я не «настолько» увожу следы, сколько «не» зарываюсь в себя… – поправил и исправил ее формулировку парень, сдержанно фыркнув. – И не разбираюсь: а чего я, на самом деле, этим всем хотел-добивался и каким местом я расставлял приоритеты?.. За-дом! – Сам же спросил и сам же ответил, не оставляя ни шанса на «риторику», как и на вступление потерявшейся и прямо-таки даже уже и потерянной Софии, что и дышать-то «как» забыла, поглощенная и вся превращенная «в слух». – Ну и как водится, поз-дно… Ты можешь ловить меня… в любом из моментов – и я каждый раз буду отвечать по-разному. Не потому, что я так хочу и мне так, действительно, хочется! А потому, что с каждым человеком – я разный. И каждому могу открыться: в меру своей испорченности и извращенности, понятливости. В первую очередь, себя – для него и них!.. Знакомо?
– Но избавляться от нее – начал я, а закончил – ты! – «Вернулся» к Егору Влад и девушке тут же «пришлось» отвернуться: вспомнила, да, что и уже – не «одни». Сразу же и напарываясь, и за это, на внимательный и изучающий, сначала их, а после и ее одну, иссиня-черный взгляд блондина. И да, «разговор» их был недолгим, но и что в понятии ее – недолго? А его? Тем более, когда «ты» не участвуешь в нем, а видишь все со стороны и… Видишь, а не слушаешь и слышишь!.. София стушевалась и закусила нижнюю губу. – Все – индивидуально и субъективно. С какой стороны посмотреть и… под каким углом взглянуть, брат! На вкус и цвет – а и все близняшки-то разные! – И, не зная еще, того, перевел все внимание на себя одного. Буквально, переключил и… перенял огонь! Получив сразу и от двоих: «тычок» глазами от Егора и прямой тычок, правым же и кулаком в грудь, от Софии. – Да и какая уж разница?! Никто ж – не в накладе, по итогу-то. И никто особо-то – и не жаловался!.. Более того. Кто-то даже… – и Влад склонил голову к левому плечу, изогнув губы в хитрой ухмылке, – …не будем показывать на него пальцем, так как и этот же кто-то уже находится в этой комнате, а так нельзя, не говорится о нем же и в третьем лице – при нем же, но и все же, да, угадай, даже и по-благодарил меня, а!..
– Уже – пожалел! – Смерил его строгим взглядом, как и голосом, Егор и перевел его вновь на Софию. Которая уже просто и не знала, куда спрятать свои глаза и куда спрятаться самой, куда себя деть: с чем слиться наподобие же все и хамелеона, чтобы, пусть и на время, но и пропасть из поля его зрения… с «прицельным» обстрелом глазами?
Да, глупо было думать, что он «так легко и просто» – спустит им, и это же еще все ранее тоже, с рук. Ну а себе – и со «счетов»! Ведь и дураку понятно, что не позвав его, они могли говорить – о нем же. Или… И-ли, и цепляя его, но и друг о друге: как против него и… за себя. Что и явно же – никак не подходило под итог, не являясь им… совершенно. Но и пугало, напрягало же еще и тем, что он, в любой момент, мог принять его за истину, за правду и… суть всего! И если не убить их обоих, вовне, то и внутри. И их, и… себя!
– И что же заставило тебя так изменить свое мнение? – Никак не смутился Влад. Как еще и тот, кто, кажется, единственный из трио, до сих пор не понимал: а чего это вдруг атмосфера будто бы и сгустилась, прям потемнела и… уже даже и снаружи, так еще и с чего это же вдруг ее, вот-вот, и можно будет, если не резать, то и прям пилить, как лед, выпиливать и буравить – глазами же Егора! Все он понимал. Знал и… владел этим миром.
– Ваша… поза. Точнее – твоя и… к ней. В твоей же комнате! А еще – переговоры: меж вами двоими! Я – помешал?.. Или сейчас уже «мешаю»? Могу и уйти…
Холодный и стальной его голос – отдавался эхом не только в комнате, проникая в каждый уголок и заполняя их собой, но и в голове Софии!.. Пусть он и говорил это обоим, но и ей казалось, что лишь ей же все и в нее. И, наверное, если бы она только подняла хоть раз на него глаза – она бы поняла, что и не казалось вовсе. Но она так сжалась и закрылась, не только руками и ногами, не только телом, а еще и душой, что боялась даже вдохнуть лишний раз, чтобы его голос не увеличился еще на тон и не вбил ее окончательно, прямо здесь и сейчас, в эту самую кровать. Не, просто-напросто, придавил, выбив и выжав весь дух из нее, затем лишь только и убив.
Ну а если бы она осмелилась все-таки их поднять – удивилась бы и дважды, вдвойне. Сначала тому, что ей не казалось, ну а после уже и тому, что все было не так уж и плохо. И его «сдержанность», даже некая и холодность, как и металл, нескрываемые ничуть, но и до сих пор же все напролом игнорируемые именно Владом, были именно поэтому и направлены к ней!.. Ей не требовалось многого ему говорить, да и в принципе говорить, просто посмотреть на него, не боясь, и, тем самым, подтвердить то самое ничего, что билось в ее черепной коробке. Что это все, что «пролетело между ней» и Владом, ничего не значило; да и не летело же еще и вовсе. Но и ей почему-то же все чудился «допрос с пристрастием» и пусть только лишь и с возможными, но обвинениями в том, что она, по сути-то, и не делала. И желая укрепиться, по всем фронтам внутри и снаружи, она проигрывала все возможные и не исходы сражения, так и не придя к тому, что ни его, ни войны, может, могло и не быть, если бы она просто показало это все глазами, без слов.
– Милости прошу – к нашему шалашу! – «Раздобрел» Влад, размахивая руками и прямо-таки и кланяясь ему всем своим телом, во всех возможных и не реверансах. – «Тройничок», конечно, не обещаю, но и уйти – не рвусь, как видишь, так что… Самому, знаешь, интересно: что да как. Считай это – братским и семейным интересом… З-забота!
Но, и смерив его злым взглядом, блондин все-таки сел на уступленное «ими» место, перед ними и к ним же все лицом: «уступленное», опять же, одним Владом, который и подтянул девушку к себе, тем самым, и освободив еще место другому.
София же сразу приняла сидячее и вертикальное положение, но осталась в руках Влада, которые теперь лежали на ее плечах, мельком массируя: то ли успокаивая, то ли снаряжая на бой и готовя к нему, как на ринге. Не столько морально, сколько физически!
– Не смотри – на него… – отвела она лицо Егора своей правой рукой за его же слегка щетинистый подбородок, заодно – и от разглядывания парня за ее спиной, и перевела его взгляд на себя, так и «устанавливая» его перед собой.
– А на кого «тогда» мне смотреть? – «Поддался» ей таки Егор и, наконец, смог взглянуть в ее глаза… без каких-либо эмоций, ощущений и… чувств. А ее глаза, и того хуже, казалось, впервые и за всю же их, пусть и совсем недолгую, но и практику… отношений, были потеряны. Просто сбиты с толку и… без дум и хоть каких-то, пусть даже и легких, но и раздумий. Без каких-либо мыслей и… размышлений. Да!.. Не пустые совсем, но и не… переполненные. Стакан ее был – наполовину пуст, но, и в то же время, не на половину наполнен. На донышке – было что-то, да, что она, как и он, хотела уловить и… поймать. Но и это же «что-то» – постоянно выскальзывало и… убегало, тут же вновь прячась и теряясь из виду. Как… «черное пятно» на и одновременно в глазу, перед зрачком. Есть и… нет! Нет снаружи, да, как и явного мусора, пыли или реснички. Но и есть внутри!.. Ну и до кучи – и сама же София растеряла все свои сценарии враз, обратившись к нему «тупо» взглядом. И только в моменте, этом самом моменте, поняла, что – это и было: нужно и, одновременно, нет. Все остальное – не нужно. Нет, не так. Все же и… не так уж и важно! Не сейчас… И что лучше бы она свои мысли прятала, чем глаза.
– На меня – не хочешь? – Прикусила нижнюю губу девушка, потянувшись к нему, как на автомате, руками, но и почти сразу же остановилась, заметив то, как и он, вслед же за ней, опустил взгляд на ее руки: то ли предупреждая и тормозя последующие ее действия, то ли и решив рассмотреть этот «процесс» целиком, досконально. Найдя его почему-то и для себя же все – интересным!.. Как минимум потому, что она сама и первой собиралась сделать, но так и не закончила. Ну и как максимум, как и в прошлый же все раз, оставалось только узнать, последует ли и за этим ее пресловутый вопрос: М-можно?
– Не то чтобы не хочу… – тяжелый вздох сорвался с его губ и вновь его глаза были направлены на нее и в ее. – Не «могу». Ужасное, и прямо-таки премерзкое чувство! Но…
– Но теперь-то мы уже точно – поменялись ролями… – не отводя от него уже и своего даже взгляда, проговорила София и криво улыбнулась. – И уже я – не знаю, что делать… С собой и… тобой. На-ми! – И блондин перед ней замер, как и рыжий позади, кажется, синхронно и одновременно, прямо-таки и «по-братски», в моменте, перестав дышать: а перед этим – еще двигаться и как-то, да и всячески уж, куда уж, соображать. – Сейчас бы подошла шутка на тему того, что: мы особо-то с тобой и не встречались, чтобы расставаться… – хихикнула брюнетка, но и как-то же все обреченно, что и даже ей вновь пришлось опустить свои карие вниз, не потому что так плакать проще, а и чтоб «сосредоточиться», рисуя только и себе же все понятные узоры на однотонной бежевой ткани среди длинных ворсинок. – Как и «отношений», как таковых, у нас не было, чтобы было, м, «что» разрушать и… заново же затем строить. Нет!.. – И тут же отрицательно качнула головой, себе и им, поджав губы и переформулировав. – «Разрушать-то» – было как раз что, а вот строить… Такое ж чувство, будто… – София усмехнулась, но и как-то же вновь все печально, окончательно и уже точно потерявшись и запутавшись сразу и… во всем: благо и из пледа – «выпутаться» всего проще. – То ли и я не до конца построила, не зная еще всех тонкостей, то ли и ты уже не до конца разрушил… изначально, чтобы точно начать с нуля и… по новой же! И да, пусть и на старом фундаменте чувств и… эмоций, ощущений. Тела и души… Самого сердца, в конце концов! Но и все же – не то и… не так. Я теперь даже и не знаю – стоит ли это того, чтобы и вообще продолжать…
– Так, второй раз это слушать и, главное, слышать – точно и явно же уже «лютый перебор»! – Отстранился от нее парень и хотел было подняться, как был молниеносно остановлен руками Софии, все-таки добравшимися до его одной левой: – Стой!
Как оказалось, это была не зарисовка, а «заведомый отвод ее глаз» – продолжение попытки дотянуться до его рук, но и уже не с напором, а играючи: не работа, а… «хобби».
– Соф, прости, я… Я больше не вынесу! – Перевел взгляд с ее рук на нее и обратно Егор, но отстранить их от себя – так и не смог; впрочем, как и ответно сжать. – Это… уже слишком! И… Не могу, не «смогу», понимаешь?
– Это – не из-за Влада!.. – Крикнула уже даже и в его-то голове София. – Как и его «переобувки». На тему… которых… и состоялся наш с ним, «тет-а-тет», разговор.
И блондин резко поднял голову, посмотрев на нее – глаза в глаза. Растерянные светло-карие с искоркой надежды уставились в удивленные светло-синие, с тем же, но и уже именно огоньком, хоть и скорее, а там и точно, именно непонимания, как и какой-то даже шокированности всем происходящим!.. Как будто бы море подхватило сиреневые лепестки, которые так еще и нещадно сдул ветер, но так и не узнав – куда их затем нести.
– Он же не говорит ни с кем открыто… – продолжила она следом спокойнее, стараясь достучаться и «выстучать» это внутри него: и если уж не быстрым стуком своего сердца, ускорившего ритм от осознания возможной его потери, то азбукой Морзе слов. – Но путается в фактах сам и… путает нас. Я хотела узнать: зачем он это делает! Но, пока он сам не поймет и не определится, не приберется и не уберется в себе и не дойдет до чего-то, не придет к чему-то и к кому-то, «себе», сам, мы ничего так толком и не узнаем, просто не вытащим из него. Он – не даст!.. Да и «сам» – не дастся.
– М-можешь. И… сможешь. Я – не договорила! – И притянула его обратно к себе, как и в прошлый раз, сев так, чтобы касаться только коленками и руками: и пусть последними пока касалась только она, но и этого ей было достаточно – уже было неплохо и хоть что-то. – Мы – не договорили; и даже – еще не начинали и не начали; так что… Я не знаю, стоит ли и надо ли, потому что… Банально! Не уверена в том, что это – именно мой вклад. Твой и… наш. Не ее, короче! Не той и… не тех… вот… вас. А… Вот этих и… Нас! – София сжала его руки и чуть приподняла, тут же и опуская: обделяя этим и выделяя сейчас – только их двоих. – Я будто бы выполняю… чью-то работу, понимаешь? А там и вовсе: доделываю!.. Причем, то ли делаю недостаточно профессионально, что меня все пытаются переубедить в наличии «себя-меня» в этом, то ли наоборот достаточно профессионально, что и ты, раз от разу… – и она осеклась, поджав губы, прикусив и язык, только заслышав: как он набирает воздуха, чтобы высказаться, перебив. Нужно было пресечь это – и в секунду, в моменте и потоке, да и пока она сама еще в ресурсе, иначе слово обратно она не вернет, по крайней мере, ей так вновь казалось!.. – Я видела это; и не спорь! Ты же и сам это – прекрасно помнишь. Прекраснее… и моего! Я же и сама говорила, и тебе, что ты – ищешь и, главное, находишь, видишь во мне… не меня. У тебя появляется – это… «узнавание». Сейчас, да, уже реже, конечно… «Бесспорно»! И почти уже даже свелось: к нулю и на нет. Точнее… Когда мы уже перешли на и в эту стадию: вроде как, отношения… – и чуть «живее» уже усмехнулась, коверкая себя и его тон, после чего, в секунду же почти поменявшись, в том числе и в лице, вновь стала серьезной. – Но возвращаясь назад и… имея перед глазами теперь уже ее, как сестру-близнеца, ко всему же еще с портретом и… граффити. «На память» прямо, ребят, я не знаю!.. – Напряглась она и всплеснула их руками, грузно выдыхая. – Мы же говорили… об этом… с тобой, да, я помню, что… Если она – та самая копия, ладно!.. Я готова была смириться – с какими-то… отдельными… деталями. Какими-то «чертами»: будь то волосы, цвет их или же глаз, форма их и-ли носа.., не знаю, чертами же и характера, в конце концов! С какой-никакой, а фигурой или стилем там в одежде, обуви…Аксессуарах, блин! Но и чтобы – сестра. Родная… Да-к еще – и близнец! Я… верю тебе, Егор, – заверила она его затем спокойно, и даже как-то чересчур рассудительно-мирно, что он ей и не поверил-то вовсе: и правильно сделал – ведь не поверила себе и сама она; неправильно солгала. – Ве-рю. Потому, что ты, фактически, еще и один же из тех, кто и уверял меня в моей же идентичности и… индивидуальности! Отдельности… и разности! Но… Я будто бы и не знаю тебя теперь совершенно!.. Я… поймала себя на мысли, что верю – не пойми кому. Поэтому тебе сейчас и не кажется, что я вру! Ведь и ты теперь можешь мне врать, как… ты! Кого я еще не читала и… не считываю. Впрочем, как и ты меня, как… меня же. – И снова его попытка высказаться. И снова – мимо! Она держалась стойко и верно – своего, желая досказать его, свое же, и только после этого уж: дать слово и ему. – Да, можешь. И, что, страшнее всего, я, как и ты, не поймем этого… сразу! – И передернула плечами, вздрагивая от собственных же: бесхребетности, беспомощности и… уязвимости в этом. А еще и от того, что сделать с этим – уже ничего не может… Не может – иначе и по-другому! И осознание всей этой паршивости-патовости ситуации – ввергает ее в собственный страх и такой кромешный ужас, полнейший личный кошмар и ад!.. Что и сидит-то сейчас перед ней, а она ему верит и… доверяет, все равно, безоговорочно и бескорыстно, безвозмездно вверяя и себя ему. И тут же – себе же противоречит!.. Зная о его лишь только пусть и возможном, но и вранье, как и лжи, недоговоренности, так же продолжает это делать. Верить… и доверять! Доверять и… верить. Просто – не может иначе. Разве что – с другим… Да и с тем, чего уж, на вряд ли. Меняя ведь партнеров – она по-меняет лишь их, но не себя. А они меняют ее – и изменяют ей. Врут и лгут ей, не раз на раз и… через раз, а буквально каждый. Что уж говорить – за Артема!.. Что и говорить… – Я… вновь приму это за чистую чеканную монету и… моя вера тут же обнуляется. Обнулится… Ты – другая! Да. Ты – не она! Да… да! Но и по итогу… Вот – она; и вот она – я! – София повысила голос и сморщилась, откашлявшись: устав уже от собственных цитат и вставок чужими голосами, но прекратить это так же не могла. От чего-то ей было важно – закрепиться за этим всем и сделать, таким образом, еще и акцент, подтверждая как «старое в новом», так и «новое в старом». Как и «прошлое в настоящем», так и «настоящее же в прошлом». В конце концов, они и недалеко ушли-то: что в разрезе их самих, Егора и Софии, что и той же Анны. Почему бы и еще раз об этом ни напомнить? Теперь уже – от себя и… окончательно примкнув к «повторению истории трио»? Может, в этот раз получиться – разобрать и оставить, убрать и… избавиться, а не отставить и до «лучших времен разбора полетов», как сервиз или фотоальбомы, уже навсегда? – И давай уж не будем забывать, на что можно пойти, чтобы что-то получить: под эмоциями и чувствами.., ощущениями. Не при Владе! – Оборвала, и себя же саму, брюнетка, тут же в ответ из-за спины услышав обидчивое: эй! – Да! Хоть ты – и все знаешь… А где не знаешь – уже давно увидел или подслушал, подсмотрел!.. Можно же наговорить – с кучу всего! А будет это – правдой или нет?.. Не так уж будет и важно! Важен же «итог»: и он – перед тобой… – нескромно кивнула на себя головой она. – Да, я – ангел. Наполовину!.. Да, я – «неполноценная замена». Не день в день.., через день! Как куклы… или игрушки, на смену же все и поломанным, сломанным. Но это – ничего и не дает, равно как и то, что ты, пусть меня и не «ненавидел», но ненавидел – ее! Ты же… Ты бы мог принять ее обратно – точно так же… Если бы мой отец не засудил ее за все, м, не приговорил и к смерти!.. Если бы она не лежала – там… – со сдержанным хмыканьем, девушка откинула голову назад, не касаясь Влада, намекая наверх, и опустила-сь обратно. – А была – здесь. Не с «щенячьей любовью», а и именно… ненавистью. Потому что она тебя – бросила: и променяла на кого, пра-виль-но, на Влада. Нет. По итогу. Да. На Розу!.. И тот «резкий сдвиг» – в пользу… чего-то положительного? – София прищурилась и изогнула правую бровь. – Ты «сменил ракурс», «угол обзора» и… «преломление». Будь оно и все то – неладно!.. По-другому… взглянул! По-че-му?.. Я – была права: и ты видел – ее?
– А от любви до ненависти – один шаг: разве это «уже» не котируется-учитывается? – вступил Егор, перенимая инициативу и теперь уже сам удерживая ее, во всех смыслах, что со словом, что и с ее руками: так как уже и сама она начала отстраняться от него, закончив таки свою «пламенную» речь. – Как и… в обратную же сторону? А «грех ли – и любить то, что никак, ничем и… никем не можешь объяснить»? Того и-ли ту, тех?.. В принципе вот, «любить»? Нужно ли это – пояснять и объяснять? Требует ли она и… ответа? Причины… и следствия? Думаю, нет! Да и ты – явно же еще со мной и согласишься… Но – после, Соф! – И, дернув ее руки на себя, вновь привлек ее внимания от них и своих же рук – к себе и на свое же лицо. – Я понимаю твое смятение, но и ты пойми – мое. Пойми мой шок… и мою досаду. Мою раздосадованность, в конце концов, и разочарованность! Боль… Пойми – меня! – Почти уже даже и взмолился-то он, поджимая губы. – И как это все – чувствую я. То-же и… так же, наравне же с тобой. Не обесценивая – тебя и… не обнуляя никак! Я – не сравнивал тебя с ней… Никогда. Да, я «видел» ее!.. Но и как ты же все ранее и, в принципе, правильно подметила: только – на том конкретном и именно же все отрезке! Где, как и последняя м…разь, – все-таки ругнулся он и рыкнул, тряхнув головой, – …срывал все, всех и вся, принадлежащее ей, на тебя же. Издевался и… изгалялся по-всякому, вся-чес-ки, выплескивал и все накопленное же на нее и к ней – через и на тебя. Но и стоило же тебе один раз «ответить», собрав все и вся, всех же в себе… Да и ответить еще так, чтобы вырвать и вытрясти, вывернуть меня наизнанку!.. Что я, буквально, вылетел и… влетел обратно! – Округлил он свои глаза и приоткрыл даже рот в немом шоке, возвращаясь мысленно в тот момент и… вспоминая все свои эмоции и чувства, ощущения, что были, основной частью, внутри него же самого, а теперь вот снаружи и… для нее. – София, ты – не она! Не как «замена копии»… и не как «замена сестры»!.. Близнеца. И не была ей, опять же, ни-ког-да! Не была, как… как суть!.. Ты была, «как она», телом. Да, оболочкой. Ты была ей – снаружи: но и ты-то – не она… внутри. Тогда – я увидел «тебя»: впервые. Опять же, вывернутую наизнанку мной же и… задолбанную, задолбавшуюся от меня же и… мной! – Девушка прикусила губу и тихо рассмеялась, да, тогда бы такая реакция была бы истеричной и самой же истерикой, но и вот только лишь не сейчас: сейчас она была – спокойной; и с улыбкой вспоминала те, пусть и неприятные, но и «их времена» – как все начиналось и как к такому вот и к таким же ним пришло. – Ты – показала себя и… свою личину. И меня – смело, понимаешь? Как и… с этой «дверью». С петель! Да, она – заинтересовывает, не спорю, и по первости же все, мы же все, от природы, «с глазами» и… лукисты, но и не более того. За ней же – вся глубина и… такая же истина. Вся личность и… душа! Которые сносит все и вся, всех… с ног. Я… влюбился – в это, понимаешь? – Тепло улыбнулся ей Егор и поднял ее и свои руки перед собой и ней, слегка касаясь губами кожи ее пальцев, не сводя, при этом, с нее же взгляда. – «Полюбил» – это; и… полюбил – тебя!.. Но и раз уж мы «от самого начала» и… сегодня «день воспоминаний», – закатил он глаза и опустил их руки, вместе со своими же светло-синими глазами и лицом, вниз, стыдясь и пристыжая себя, винясь, но и… тут же как бы же еще и «повинуясь». – Прости, что не рассказал и… что мы все тебе и всё же, ничего не рассказали. Но и тогда бы ты, да-к еще и наверняка, и слушать бы нас – не стала!.. Уверенная в том, что… мы все и всё же делаем для нее, а не… для тебя. Чтобы мы, и в принципе, для нее и… никак не для тебя. Что мы – не с тобой и… не видим тебя. И я даже сейчас представлять не хочу… – скрипнул он зубами и сдержанно прошипел, поднимая затем свой взгляд суженных и обозленных глаз на нее, но и смотря ими сквозь нее, будто бы еще и так давая понять, что ее, если уж и не «цеплять совсем не должно», то и цепляет по касательной, в последнюю очередь. – Что бы было, если бы мы сказали, а ты – закрылась!.. Роза бы притворила все, что задумала – в жизнь. Я не хочу вообще – думать об этом!.. Да и не столько об ее кандидатуре в «верхи», сколько о тебе и… – и, воспользовавшись паузой, чтобы набрать воздуха в легкие, он продолжил свою тираду, так и не найдя в глазах напротив желания противостоять или перебить, а уж и тем более – обидиться и прям сейчас, еще и от него же самого, «закрыться»: – Точнее… О ней и… в тебе. Ан-не!.. Я ничего не хочу – о ней и с ней! Не то, что думать и… как-то, как-либо представлять. Не хочу – вспоминать и-ли вдруг и сравнивать!.. А ведь тут – и вдвойне: больнее и… болезненнее. Двойная… боль! – Сжал веки сильнее Егор, решив таки попытать удачу в «наложении физической боли на моральную», но и вызвал же ими лишь только новую – в виде головной: от чего сдавленно затем простонал, но и все-таки раскрыл их и продолжил, пусть и только чуть уже спокойнее и так же слегка, но и уже куда размереннее. – И ты вполне можешь сейчас начать утверждать, что ничего не изменилось бы.., но изменилось бы – все! Начиная теми же все… «волосами», а и заканчивая, как ты там еще сказала.., сти-лем, – и сгримасничал, будто бы еще и сплюнув желчью с кислотой и… ядом, на что уже и сама София закатила глаза: конечно, кто, как ни он, будет сейчас еще и прикапываться к ее формулировкам; а и тем более, когда они идут в разрез – с его же пониманием. – Привычками и… характером. Не важно!.. Ты – другая! И находясь ей, до сих пор, в твоем теле, ей было бы явно некомфортно – не только по себе, но и… по «нам». Да… Ведь я бы лично – вытряхивал все дерьмо… из нее: и словами бы – это бы уже никак не ограничилось! Так что, тебе – еще повезло… – тут уже девушка «согласно» хихикнула, но и, одновременно, отрицательно покачала головой: ну а что, без этого – никак!.. «Несерьезная серьезность» – как и еще же одно его «правило», нежели и вдруг исключение. – Я – был бы уже Розой… сегодняшней, пусть и на тот же все еще манер… Разница же была бы – лишь в том, что я издевался бы над той, в тебе, а не над «тобой». Над Анной! Когда же и она, Роза, в ее же очередь, издевалась – именно над тобой!.. И люблю я – ту, которая внутри… – ткнул он ее легко, их же и кулачками, в ее же грудь, подбрасывая затем слегка вверх опустившийся вслед и за его же все действием ее подбородок, – …а не оболочку. Твоя, не твоя – неважно. Внутренность, а не внешность!..
– Мы б «тогда» – и не познакомились… – быстро убрала свою правую руку из его София, утирая соленую влагу, так неожиданно выступившую в уголках глаз. – Как… мы. – Эти… слезы!.. От эмоций и чувств.., ощущений – со всего и всех, сразу. От откровений и… смеха. Боли… и раздражения. Злости и отчаянии… Горечи почти потери и… радости от будто и нового обретения и тут же перерождения. Как и его – для нее, а и ее для него, так и «друг друга», как их, и вновь… друг для друга же. – Да и синяки – все равно были бы… мои. На моей же и коже!.. Что уж говорить и о… душе.
– Я бы затем позволил тебе – вернуть их мне!.. Двукратно и… трехкратно, – улыбнулся широко Егор и поднял их руки на уровень своего и ее лица, под не менее счастливый и открытый взгляд Софии; ну и под отвращение, ко всей «сопливости и розовости» всех, всего и… сразу же, так и будто бы же еще и повторно, «лично» для него, чтобы он уже и точно блеванул, Влада; коснувшись их губами. – С процентами! А насчет «первого»… – тут он оставил их руки навису, играясь с ее пальцами, довольно и вполне удовлетворенно улыбаясь. – Не знаю, не знаю… Мне почему-то кажется, что и при любом из «развитий сюжета», именно нашего и с нами, у нас бы – было место. Опять же, наше и… с тобой: где только ты и я!.. Но, как я и говорил, тогда же еще и на кухне… – тут уже и София округлила свои глаза и поджала губы, бросая короткие и острые взгляды через левое плечо, не намекая на сдержанность… в этой части, как и на то, что они не одни. Но блондин, будто бы и не видел, а если вдруг и у-видел, то и не придал этому какого-то особого значения; тем более, что и сам не хотел расписывать во всех подробностях их «приключения»; но и поймал все-таки себя на мысли, что и вместе-то с одним, над кем можно было подобным и подробно же все издеваться, появилась еще и вторая: и грех ему взять на душу сейчас – не испытав ее же все и нервную систему, «завуалированными открытками правды», на прочность. И, хитро усмехнувшись, тут же и скрыл это под и все ту же улыбку, незатейливо продолжая: – Возможно, там бы, могло все быть – и куда быстрее… в развитии. Да и менее муторно, как и запутанно, «затратно»… И не так больно!.. Хотя бы уж – и морально. Физически бы – стерпелось… Как и «слюбилось». Я просто уверен в этом! Ну а ты? Ты – веришь мне… сейчас? – Прищурился он, лишь на секунду, но и все-таки перехватив в ее глазах недоверие, да, уже только «толику», но и… И меньше же, бесспорно, чем и в самом начале, как и… вообще. Она практически осознала и приняла… Практически и сдалась. Но!.. И нужно было еще немного поприжать и… поднажать. Слегка. Без особого и усилия… И все же. – Если же нет и что-то еще осталось… на кончике ножа, то я могу зайти с козырей – и сразу же закрыть этот вопрос. К слову!.. Можно же было и сразу – начать с них… – потянул он, так и пробуя на вкус каждое свое слово и ее реакцию. Каждую эмоцию и такое же чувство, ощущение… Что она так же все и покрывала, но и своей же уже мутной поволокой интереса, только и приближающегося озона, и заинтересованности с кислинкой свежескошенной травы, никак не выдавая собой свой же испуг и, откуда ни возьмись, взявшуюся панику. – Но ты же и так слишком много говорила – до, как и после!.. Как и… думала, – сделал многозначительную паузу блондин, на что девушка поджала губы, тут же и без слов сознаваясь в этом. – Нужно же было, пусть и хоть немного, но перевести огонь-то на себя и… начать ими действовать – от себя же.
А София прям почти уже и изнемогала: еще немного – и уже готова была прыгать на месте, как внутри, так и снаружи, в ожидании его следующей фразы и… какого-то и своего даже личного приговора, но и от него же. Но Егор, будто бы вновь и специально, «снова», тянул время, упиваясь ее несдержанностью и желанием узнать все, прямо здесь, сегодня и сейчас. Влад тоже, будто бы так же все и случайно, чуть придвинулся вперед, чтобы все-все хорошо и дотошно расслышать. И блондин просто не нашел уже больше причин – молчать, коли заинтересованы и возбуждены все: и даже те, кому было и «напускно наплевать-то»; пора было дать народу – и хлеба, и зрелищ.
– Роза, что была в твоей руке!.. – Рубанул он с плеча, на что и с чего уже и сама брюнетка – ненадолго подвисла: не сразу сорганизовавшись и сложив два плюс два, как и то, что было до… и с тем, что было произнесено им после. Рыжий, впрочем, тоже поддержал ее в этом, хоть и «отмер» затем чуть раньше, чем она, несдержанно фыркнув: явно же еще и не получив того, чего хотел, но, к слову, и не собираясь это, понятое им же все и ранее, так просто расшифровывать ей, в смысле, раньше времени. Ожидая, как и Егор, «личного прихода и ниспослания» – для этой думающей не по годам… темно-светлой головы, во всех смыслах и… ипостасях-интерпретациях.
– Ладно… тебе. – Следом закатила глаза она, более-менее придя в себя и.., отмахнулась, передернув плечами. – Ты и сам, только-только, о ней узнал. Как и о ее – «смысле», которого… нет!
– Ну!.. Для самой Розы, может быть, его, прям уж и как такового, и нет… – скривился Егор и поджал губы… в некой и обиде, что она да еще и так просто отсекла все это, даже не дослушав, тем более не услышав, но, и решив, все-таки дополнить и пояснить, объяснить в этом моменте; все же, одной фразы, как факта и причины, было маловато, чтобы убедить в чем-либо да еще и не кого-то-там-либо, а ее… долго загружающую, но и быстро едущую, временами, нужны были бы еще и следствия, как и причинно-следственные же связи, чтоб уж наверняка, быка и… за рога; продолжил: – Как и не было. Как и ее – нет; и тоже, считай, «не было»! Ни как женщины… Ни как и матери… Ни как никого и… Никто! А для меня же, вот, есть; как и… для тебя. И они – похожи: потому что они – это мы!.. И имеют же все в виду – нас. Нашу влюбленность и… такую же любовь. Наши души и… – его взгляд скосился на их ладони и вмиг сменился, отметая всю внимательность и серьезность, возвращая хитрость и… радостную, даже и счастливую искру. София, в свою очередь, заметила это и подвинулась чуть ближе, чтобы и еще лучше это все рассмотреть!.. Но парень не дал ей этого сделать, решив все показать сам и… полноценно: в объеме, а не плоскости. Он вновь поднял их руки перед собой, прижав их к себе и, согнув затем лишь свои в локтях, подровняв и выровняв, как мог, на момент и… в их же все и положении, как в общем, так и тел, в частности, ее и свои пальцы, взглянул через их кулачки в отверстие, как-то почти и неосознанно образовавшее и сформировавшее такую нужную и, главное, правильную сейчас фигуру, – …сердца!
Тут уже и сама брюнетка не сдержалась и восторженно ахнула. И, не имея возможности прикрыть распахнутый рот, чтобы не потерять окончательно свою нижнюю челюсть где-то в пледе, а после и на полу, как и глаза, продолжая находиться в «захвате», все-таки подпрыгнула и попрыгала на месте: заслоняя собой сначала растерянного и ничего не понимающего, а после понявшего, но так и не обрадовавшегося Влада. Который затем, просто отрицательно мотнув головой и закатив глаза, сказал все одними этими жестами, приправив их под конец еще и грузным вздохом-выдохом, ясно давая понять, что он действительно и именно думает об этом всем детском саде и… штанах на лямках.
– А не тела!.. – Опустив их руки опять вниз, блондин сжал их сильнее, теперь уже и сам привлекая девушку ближе к себе. – Ты – не можешь отрицать это потому, что если даже вдруг и начнешь… – предупреждающее рычание сникло до заговорщицкого шепота и если не шелеста, то шипения сквозь зубы, – …я вполне так же честно могу принять тебя за врушку, а после – и за лицемерку. Отвернувшись от души, ты повернешься к телу, а «телесное» для меня – неважно, как я уже и говорил это… и тебе, в том числе же все – не один раз, ранее. «С десяток» – уж точно… набежало-то. А и в «твоем» же все случае, когда и не сразу же еще доходит, «два» десятка: один – за два! – Рявкнул он, резко повышая голос и выводя же еще и ее саму не только из тумана и… дурмана, вызванных его вновь голосом, почти что и в ее же все губы, но и заставляя встрепенуться и ударить его, их же все и руками, по ногам: в отместку – за резкое «пробуждение» и «нарочитое влияние» на нее. Сам же Егор на это – только рассмеялся, так «в ответ» ничего и не предпринял. Заслуженно! – Серьезно!.. Не будешь же ты и признавать же еще то, что и отрицаешь-то сама… – усмехнулся он и толкнул-ся в ее нос своим же, давая таки возможность, наконец, отстраниться и отсесть. Но она – продолжила сидеть и смотреть на него, так же все неподвижно: не находясь «под гипнозом», но и не желая разрушать этот… странный… момент их единения и не единения совсем, будто наедине и… со всеми. – Ты хочешь подтверждения своих мыслей – мной… – София не услышала в этой «спокойности и размеренности» его тона и тембра – на конце знак вопроса, сразу же предложив, что он ответит и сам или вопрос риторический и сам же еще заранее в ответе не нуждается, что ее, что и его, но и все же решила утвердительно кивнуть, просто так, а вдруг и нет: вдруг – и надо, и он же еще и сам хочет это-го, если не услышать, то и увидеть. И не прогадала!.. – Да пожалуйста!.. Мне – не жалко. Но ты – не признаешь эту зависимость любви и тела… Эту их параллель. Потому, что глубоко душой понимаешь, что любишь – ей, как и я. А роза… – Егор вновь спустился взглядом на ее левую руку, то же и предплечье, и с какой-то обреченностью, почти и досадой, но и тут же «радостью», улыбнулся: довольный все-таки уже и тем, что там – ничего нет; но и недовольный же все же тем, каким образом – этого… всего… на ней не стало. – Почему нет?.. Вполне себе – плод любви. И давай уж доиграем твою теорию: «о перенесении душ и возможности рождать такое… девственно-чистое великолепие… в жизни и объеме!», – девушка вновь скривилась – от этой, уже и его собственной, напускной помпезности и пафоса… в его же все и голосе, но и уместно-предусмотрительно, при том, промолчала, только положительно кивнув. Да!.. Ну а что? Ей проще было – согласиться и отступить здесь, чем бросаться на баррикады и… выслушивать все его извращенное и испорченное словоблудие: ведь не поскупится – и выдаст весь свой пласт, специально… для нее, а там и Влада. И он же, зараза, еще подключится, пока лишь сохраняя молчание, редко прерываясь на что-то… из ряда вон, и прорываясь в их мир!.. И тогда ее уши и щеки – уже ничто и никто не спасет, а там и шею: останется найти только вой сирены и сигнал о бедствии, равно как и о призыве к помощи… «на лицо»; точнее – на лиц-е и… теле! – В твоем случае – была не «татуировка». Было – тело: и была – настоящая роза. И пусть для кого-то… – Егор фыркнул и отмел это затем сразу же, еще даже не договорив, но и в голове-то, в голове уже оформив, вместе и со светлыми же прядями… назад, мотнув туда же головой. – Она возникла – потому, что и кто-то там был готов к выходу, как и… к перерождению. И бла-бла-бла… «Процесс» – не был закончен! – Простучал он эту фразу, по словам и с выражением, их руками и по покрывалу. – Схема оборвалась тобой – раньше, чем они успели… пройтись… и по всем же жертвам. Анна – отделилась: раньше! И, фактически, если уж и так думать, была готова переродиться – еще тогда, когда и, собственно же все, «вышла». А если еще взять, «брать» в расчет и то.., – и он хитро улыбнулся, метнувшись таким же прищуром в ее сторону и за ее спину, во Влада, – …когда появился рисунок: когда мы уже начали знакомиться – не только душами, но и телами…
– Так!.. – Всплеснул руками рыжий и отстранился от девушки, под ее же все и звонкий смех, как и уже прямо-таки и раскрасневшиеся щеки. – И это – тот самый момент, когда Владик умывает ручки и покидает чатик! Подслушивать-подслушивать… А подслушиванию-то – и рознь! Там – одно, а здесь?.. Слышать – об этом?! «Представлять» и… Ви-деть?! – Его аж перекосило и почти повело, но, и надо отдать ему должное, он устоял на ногах и встрепенулся, рьяно закрутив головой в разные стороны. – Увольте!..
– Вла-дик – «вернулся в чатик»; и сел! – Глянул на него сразу же строго Егор, тут же и указывая головой на насиженное до и тем же все место. – Жи-во. Он сам – на это же все подписался! Так что, сидит теперь смирно и молчит дальше… в тря-поч-ку. Мучайся!.. – И злорадно ухмыльнулся. – «Хотел»?.. Получил! Расписался. Напоролся, за что боролся!
С превеликим нежеланием, но и тот все-таки вернулся на «свое место», падая параллельно головой и лицом в правое же плечо Софии и бурча все возможные и не ругательства в сторону брата: щекоча и, вместе же с тем, еще больше смеша девушку – горячими порывами своего же дыхания. Под внимательным же, но и пока что прощающим и… «снисходительным» взглядом Егора:
– Так, то бишь, на чем мы?.. Да! Там – был «рисунок»; и, да, там был – призрак. Да, не могла такого выдавать! Но и только ли потому, что она – призрак? – Сощурился он и склонил голову к правому плечу, подталкивая и, тем же самым, погружая Софию в нее же саму и… ее же, как и его, размышления. – Чего «розе» стоило – не только образоваться самой, без какого-либо давления извне… того же самого все и Андрея, как до этого, так и выйти наружу, и после? Если мы и любили… до этого… телами, то с этой розой, можно считать что и «апофеозной», мы полюбили – и душами! Когда ты… засомневалась… – брюнетка раскрыла глаза и с положительного кивка сглотнула ком недосказанности и недопонимания, что, наконец, рассосался и таки провалился в ней и нее же саму. – Когда только лишь и подумала, что я… мог любить ее, а не тебя; и ее же – в тебе! Но в них – и рождается истина, понимаешь? Поняла? В сомнениях! Ты – начала думать и переосмыслять, вспоминать… нас. И там, где кусочки пазла не сходились, происходила… искра. После – еще одна. И еще… Понеслось и… Загорелось! – Шире улыбнулся он. А ей, вдруг, и на мгновение, на одну лишь только секундочку, показалось, что все это сейчас – творится в его де глазах. Как и душе!.. Отзеркаливая – внутренний мир. Он – будто бы и горел этим. Горел… своей идеей! Подпитываемый – ее, пусть еще с неосознанностью и непониманием, но и уже в легкой и почти неразличимой, неосязаемой форме. – Тебе стало обидно – душой, и больно ей же, не телом! Да и, в конце концов, Соф!.. – Рыкнул прям он и слегка укусил ее за правый указательный палец, тут же получив «мгновенный ответ» и такую же отдачу, карму – широко раскрытыми в шоке, до нельзя, глазами.., как и ртом, и толчком ее же обоих кулаков, в его руках, в его же грудь, а после и лоб. Под его же все и все тот же лишь – хриплый смех. – Ладно-ладно… Но – и все-таки!.. Сидел бы я перед тобой сейчас и убивался бы так, «вымаливая», буквально, прощения – за молчание? И такой… «сумасброд»… с вами!.. Если бы… врал тебе. Мне бы было, как и Владу, плевать! – Тут уже даже и сам рыжий-то оторвался головой от плеча Софии и… обидчиво хмыкнул, показав блондину еще и язык. После чего вновь вернулся в «свое изначальное положение» – уже под грузный выдох Егора и его же закатывание глаз. – Я бы так – не распылялся. Серьезно!.. Я бы выдал тебе, что первое в голову придет, чтобы успокоить тебя же – и все… – фыркнул он и отмахнулся, пожав плечами. – Тому, кому «плевать», плевать и на то, что и как звучит, да и как и кто это все у- и слышит. А даже, тем более, если и не услышит. Вов-се… Плевать!.. Но мне – нет! Ни на тебя. Ни на себя… Ни на нас. – Повторил он, теперь уже – серьезно и строго, их три главные же «вещи-не-вещи». – Да, я б, возможно, и желал сейчас – быть там… Но и только лишь все для того, чтобы посмотреть – отказались ли высшие-верховные уже, и окончательно, от «секиры» и электрического стула, газовой камеры… с инъекциями же смерти; и узнать – не нужна ли им там помощь в качестве помощника же палача там… и-ли медбрата, ну, «например»?
– Зачет, брат!.. – Высунулся вновь из-за спины брюнетки Влад и отбил правый кулак Егора своим же таким же. – Сам б – хотел!.. Может, еще успеем?
– А куда вы – собирались-то… еще? – Глянула со скепсисом и по очереди – на этих «двух сговорщиком не от блага же и мира в-сего» девушка.
– Глядануть – творение Егорки… в полном рост!.. – Начал, «в цвет» же все, и заговорщицки нашептывать ей на левое ухо рыжий. Подхватив, со вздоха и прямо-таки налету, ее нервозное и напряженное состояние. А затем – и продолжил докручивать его до ручки, белого каления и… естественного же завершения, как и раскрытия, легкими касаниями пальцев по спине. После чего – выбросил руки вверх с криком: – И взорвать его – к чертям собачьим!
– Влад!.. – Рявкнул в его сторону Егор и вздернул голову к потолку, а там – и к крыше с небом, за него и… дальше: уже и не прося ничего и никого, как и забрать того, сил бы дали да терпения – на своего… его же брата. Да и обращаясь – не к тому и не к тем… кому-то там… конкретно и именно. Но и «нижний ярус», как видно же все – уже сам с этим никак не справлялся. Если, да и был он, конечно!.. И если как раз и не с этим – было связано и отсутствие-то «помощи-подмоги»! Не с отсутствием вообще – кого и чего бы то ни было… там. Хотя, на самом-то деле и наличие-то, кого и чего бы то ни было над, не особо помогало… и спасало. Как с ним, так и от него!.. Вла-да. Без которого бы – и на войну: но уже и на него – с автоматом!.. Не убьет, ха, так хоть и согреется.
– Извинился – за то, что утаил? – Глянул на него спокойно названный-не-званый и поиграл бровями в хитрой усмешке. – Теперь рассказывай – все… Я вот – уже начал!
– Это же – дом, ребят!.. – Обернулась на Влада с беспокойством София, продолжая находиться корпусом к Егору. Когда и последний, в это же самое время, указал на нее взглядом, «обращаясь» к первому же, мол: Видел?.. Видишь? Этого – хотел?! – Вы… чего?! – Обернулась она и к Егору – и тот сразу переключился со злости: в умиротворение и спокойствие; стараясь передать это же – и ей. – Вдруг там еще – проживают люди! И…
– Не беспокойся, ангелочек… Никого там уже нет! – Обхватил ее шею ладонями Влад и зажал ими, слегка, ее сонную же артерию: ни на что, конечно же, не намекая; но!.. И начал так же не спеша ее сжимать… Все сильнее и плотнее – с каждым разом. Прямо-таки усиливая и крепчая – своим прижатием и надавливанием!.. Следя, параллельно, за ней и ее состоянием: сначала раскрытыми и расширенными, а после и медленно сужающимися, уменьшающимися черными зрачками, за взбрыкнувшим единожды, но и тут же почти замершим и начавшим ослабевать, оседать и почти опадать на него назад телом, за и прикрывающимися, в такт, веками и еле трепещущими ресницами, за медленно, но и верно, затихающим пульсом и стихающим, смиряющимся дыханием; без слов и без действий, без натужных хрипов и каких-либо болевых стонов. – Жильцы – из него были эвакуированы… давным-давно. Сам домик – отдали под снос… – перешел на спокойный и умиротворенный голос и сам парень, будто бы и читая сказку на ночь сейчас, перед сном, что было почти и правдой, только злой, как и «сказкой». Под таким-то еще соусом и в таком же вновь положении тел обоих!.. – А мы с ним – просто поможем… Да и пока доедем – ты, как раз, окончательно и бесповоротно восстановишься: за все то время, что было и прошло, до… А и именно: выспишься! Подремлешь и… Поспишь!..
– Влад, что ты?!..
И девушка провалилась в темноту, так и не дослушав, равно как и не поняв, что же именно произошло и так же что заставило ее да еще и так резко уснуть? Помня, последним, только хватку Влада и его, в противовес, спокойный взгляд и такой же голос, прямо и убаюкивающие ее, вместе.., на последнем же все и обращении к ней. В котором отражались и тут же терялись: ее же собственное непонимание и… беспокойный взгляд и такой же голос затем. «Второй», неожиданно, проникал в первый – и уже из него… в мир! Напоследок лишь еще «туманно» ощутив, как ее подняли на руки и… куда-то понесли.
Глава 34
**
…Он так сильно меня сломал…
«Так сильно»!
Тогда, да, но
и сейчас…
«Теперь», при встрече с ним, во мне самой, от него, в его же все и голосе, ко мне, чувство… Ни-че-го! Совершенно… ничего. «Пустота»! Со-вер-шен-ная… Он – просто бы тряс… тишину. «Просто», да, сотрясал и ее, и… это же все… самое.
Ну а что? Не зря же еще и говорят, что: хуже негатива – может быть только ничто. Ни среднее. Ни около и… рядом! Ни и «близко»! Ни-что. И ни-че-го!.. Не чувствовать… и не ощущать! Ка-йф!..
Я – излечилась, наконец!
Просыпаться ж с мыслями – о нем. Ждать – звонка и-ли смс… Простого, но и тут же – до дрожи, до боли… тупого: «Привет!». Видео-звонка… Было – кошмаром! Личным… ужасом! И… Частным, индивидуальным адом.
Бороться – с собой. Отрывать голову – от подушки и… свое бренное тело от кровати… Чтобы только лишь идти да и туда, куда… совершенно не хотелось. И делать же все то, что и так же не… «моглось». И чем, вообще, заниматься – не мнилось!
Я, блин, кофе налить себе – не могла. Ко-фе, Дневник! Это… сущий Армагеддон! Мой личный
огромный ад: со всеми же – истекающими и вы-, протекающими…
Дни были похожи – друг на друга… еще и потому, что в них: не было его.
. Не было – и все! Прикинь!.. У меня даже
– слезы текли по… слезам же! Не-т… Не по «глазам». Друг, да, по другу! Соль… по «соли» же.
Я… как белка в колесе и… пчелка Майя, одновременно, «в коллабе». Носилась все и в этом же «колесе», потому что… Так – надо(?). Так – было: надо. А вот, и да, кому и зачем?.. Знать вот этого вот всего, наоборот, совсем – не надо. Не обязательно! Как и… находить себя! Ведь, и изначально же еще что, не стало – не его, а м-меня!.. Меня!
Но я – привыкла так жить… В смысле, без себя. За-то: с кем-то и… чем-то! В мире: фантазий и… воображения. В каком-то вновь, знаешь, понимаешь – своем, придуманном собой же… мире, а не «реале»!.. Не в реальной жизни, короче, и не в такой же своей жизни! Жила же все – чьей-то жизнью,
мне же все и не принадлежащей… От слов, все тех же, совсем и… совершенно.
Мысли о нем – штурмовали голову: до потери пульса… И это – в том самом и единственно-правильно-верном смысле. Потому что в коме и… литургическом сне – я прожила-провела и проводила: гораздо больше
дней, чем… дома!.. Чем: жила!
И как тебе, м? Как мои дела?! «Хорошо»! Теперь-то – точно. Зачем ты появился, когда я все уже почти забыла? «Я – появилась»? Да! Но и зачем спрашивать-то тогда – еще и такое же?! Вспоминать и… «Заставлять» – вспоминать меня?! И без этого – не видно?!.. Больше – не приходи! Мне – достаточно… Достаточно: тебя! А себя?.. А себя, наоборот и в противовес, не-достаточно…
Мне – нужна: я! Я и… без тебя! Я – совсем…
******[3 - 25 кадр (будущее прошлое).]
Раздался стук прозрачной стеклянной бутылки о светло-коричневый деревянный мостик. Почти тут же затем рядом – послышался и скрип: «проминание» сухих и дряхлых его досок… под таки и севшим на него «бренным» телом. Докатилась!.. Пить – посреди темной, хоть и звездной лунной ночи.., что давали хоть какой-то, но и свет, подсветку всему происходящему здесь, сейчас и… вокруг. Да еще – и у реки. Да-к уже – и на мосту… с голыми ногами, опущенными в темную мутную воду. Не говоря уж – с вином!
«Белое… полусладкое»? Красное полусухое!.. Ха. Да… Ну… да, ведь и будто бы вновь выбор, пусть и такой же все – хоть какой-то уж, но и был. Может, и был… Да и ведь взяла вновь, как «со стула, а не из шкафа», что под руку попалось – и пошла…
Куда? Зачем?.. Ноги – повели и… привели, по итогу-то, а и… иначе-то никак.
«Малодушие» ж – забивается: только градусом. Рассудок – перестает «грамотно формулировать претензии» и отдается… в пары. Его – крест, то есть, «кроет». Медленно, но и… верно-то кроет! И уже… Уже – нестрашно! А даже, тем более, как-то и спокойно, что ли… Будто, так и надо. Так – и должно было… быть. Случиться! Осталось – только вот невод закинуть… «в камыши» – и… поймать да хоть и золотую рыбку. Ну-ну…
Какой: невод?.. Какая – рыбка?!
Мозг – окончательно ушел… в туман! Без «кулька». И ежа… Пора бы и мне – честь знать…
Да вот и ноги, как шатались, так и шатаются… Руки – трясутся…
С прыжка бы – да и поскользнуться-то можно!.. Выйдет, впрочем, куда натуральнее, да и… безболезненнее. Для прыжков в воду – надо ж хотя бы… уметь прыгать-то и в воду. Нор-маль-но. Коль уж и… не «плавать»: так же! Вывихну ж что, чего ради… Тот же – позвоночник или… таз! Физкультурные… флешбэки.
Хотя, и к слову-то, изначально, и для прыжков же все в воду – не помешало бы хоть и так же все немного да и научиться-то… плавать. По-собачьи там… хотя бы. «Топором-то» – каждый… сможет. Но и это же – уж традиция!.. С тех самых же все и… скал. Главное – не успеть себя остановить: а там дальше – как пойдет. «Делать»!.. А и после уже только – и думать! Делай, что делаешь и… как знаешь, а там и – будь, что будет… Так же… вроде? Ха. Как если бы я прочитала сначала пятую главу, а после решила перечитать и с первой-то… начать. Да… тот еще: «Форсаж»!..
Последний глоток – из мутного, «замызганного пальцами» горла и… Странно же еще, что и в процессе-то, как «свинтус», не хлебала, хлюпая и… чавкая!..
– Софи-и-ия… – послышался хриплый и какой-то даже зловещий шепот.
Замечательно!.. Объясняй теперь: почему одна, почему у реки, почему на мосту, почему с бутылкой и, главное, почему, черт возьми, еще и с кирпичом?.. Стоп. А! Да…
– Кто здесь? – И бью сама же себя по лицу правой рукой, левой – держа бутылку: сколько ж раз, при рождении, да и после, прямо-таки и «вталкивали», что: нельзя говорить с незнакомцами! А и тем более – с теми, кто зовет тебя… по имени… посреди ночи. Не понятно: откуда, так еще и непонятно куда! Кто!.. Слышен звон, а не знаешь, где и он ли.
А серо-белый туман, меж тем, все сгущался, покрывая блестящую в свете луны еле уже даже и различимую рябь воды, как и темно-зеленые высокой заросли камыша, осоки и светло-зеленой низкой травы… вокруг темной же все и водяной, водной глади.
Пора бы уж – что-то решать!
– Софи-и-ия… – шепот повторился снова – откуда-то снизу.
После чего – и правой ноги коснулось что-то холодное и склизкое!.. Да и так еще резко и неожиданно, что пришлось выдернуть сразу обе обратно из воды и на мост.
Рыба!.. А мы играли – в домино? Кто это: мы? Бр-р… Просто: рыба. Да. Кто ж еще!.. Ха. Не… Погодите-ка… А рыба разве – говорит? Откуда она вообще знает мое имя?
«Золотая рыбка», пф, и без… невода! Ой как… удобно.
Да… уж. Замуж… невтерпеж. Вот так… счастье-то… привалило! Нет. Не… Не-не-не… Да!.. Как привалило, так пусть и отвалит! Сва-ли-ва-ет… Вильнет ж, точнее, и… прибьет! Тем же все – и темно-бордовым кирпичом. А откуда – он?.. Моим и… меня же!
– Софи-и-ия… Иди – к нам! – Шепот начал переливаться, и прямо-таки переваливаться через гладь, смешиваясь в единый поток: женских и мужских голосов.
– К кому это: к нам? – Говорить с незнакомцами, так и верные вопросы… задавая.
И, перегнувшись через доски, я… вскрикнула и шарахнулась обратно!.. Да и только вот «якорь» – не дал такой свободы в действиях. Я, что, реально решила – «буль-буль»?
Под мостом же и… дальше, казалось же еще и до конца самой реки, уходя и в камыши, под водой – стояли десятки, а то и сотни, сотни тысяч… миллионов, может, это все-таки и океан, море, коль уж и не озеро.., девушек и парней. В черных… одеяниях! Тканевых накидках, больше походящих на… и длинные же мантии. Покрывающие и скрывающие все тело: от шеи до пят. С капюшонами поверх голов, закрывающих и лица.
К слову, как и я… с-сама. В-внимательность. И… внимательная же. Только – заметила! Это что за… каминг-аут? Ой, не туда. «Комик-кон». Костюмированная вечеринка, короче!.. Или… нет? Впрочем, как и то, что и надето-то… это… – на голое, прям и совсем нагое тело. В смысле? И кто это меня, простите, тут – раздевал?!.. Ну и я лишь – с «непокрытой головой». Ясен… пень – не в церкви же. Кхм!.. Да-к еще с распущенными, по плечам и… швам(?), темными длинными волосами. «П-панночка»?..
Розы! Как… розы – они. В-се!..
– Давай же, София… К нам!.. Ты же хочешь – этого…
До сих пор нельзя было вычленить из общего шороха-гвалта – кого-то и одного, одну… Они будто бы говорили – все и одновременно, в унисон!.. А может, так только лишь казалось – из-за эха, и тут же вакуума, под и над водой: в кромешной же тишине и темноте, коль уж и не молчании. С одним источником света: и тем – незначительным.
– Вы – умеете дышать… под водой? – А это, да, бесспорно сейчас и очень важно! Было б странно, если б нет, правда?.. То есть. Серьезно?!.. Они под ней – го-во-рят. Стоят, не шелохнувшись… течением; и зовут – к себе! Куда – к себе? Зачем?.. Кто – они?! Это – ничего… ст-раш-но-го. Это – они умеют и… спрашивать об этом: никак не надо! Пить – не надо… было! Или, хотя бы уж, меньше… не воды. А и воды-то – как раз!..
– Мы – много чего умеем… И тебя – научим!.. Только – спустись… – ну, пока еще ведь не убили, за мою же все и «тупость», а значит… Все еще – впереди!.. Да твою ж…
****
– Ты либо ведешь машину, либо читаешь!.. – Повторил уже раз в пятый, не то и во весь десятый «горе-водителю» Егор. Но тот, и в этот же все раз, как и во все прошлые-предыдущие, не обратил на него никакого своего царского внимания, впрочем, как и на дорогу, будучи полностью поглощенным и увлеченным чтением же. – Влад!.. Ты издеваешься?!
– Спокойно, брат! – Выставил свою правую руку перед ним рыжий и тут же вернул ее на страницы. – Я так – уже делал… «Делаю». И делать буду!.. Два в одном… – Пожал плечами, приведя, тем самым, в движение еще и лацканы своей черной кожаной куртки, как саму ее, так и ее же кожу, что неприятно зазвенели и скрипнули в тишине салона и глянул, мельком, на порядком уже не подбешенного, а именно уже даже, тем более взбешенного Егора, сразу же вернув свой взгляд на серую асфальтированную дорогу с белой разметкой перед собой… на пару секунд, «для него», чтобы после вновь спустить его в текст и, облизнув свой правый же указательный палец, добавить: – По ветру… идем! – Странно же еще-уже, что и не по «приборам»… И – перелистнуть страницу.
– «Цезарь», блин! Плохо – кончишь.., копирайтер… хренов!
– Экскурс – в историю? – Усмехнулся Влад и выставил перед блондином вновь, но и уже именно три пальца своей правой руки. – Три – в одном!.. Спасибо, Гор. И… За собой – смотри! – И глянул в зеркало заднего вида – на девушку, лежащую на заднем сидении… без признаков жизни. – Ты либо дорогу показываешь, либо Софию держишь!
– А мне тебе напомнить – из-за кого я ее сейчас и именно «держу»? А не она – меня, чтобы я тебя уже не прибил… вдруг… и окончательно же все… слу-чай-но! Или лучше о том, что у меня все еще свободна – правая рука?! – Тут же и продемонстрировал ее Егор да и треснул ею Влада, с кулака, прямо в и по лбу: перед этим, правда, все же натянув на кисть прорезиненный рукав черной спортивной кофты, в интерпретации «перчатки для бокса», которой, к счастью же все и самого Влада, под боком у того не оказалось. – Я пульс еще сверяю, между прочим!
– Да не отберут у нее «шанс» – быть и… остаться ангелочком! – Закатил глаза рыжий и прокрутил руль правой рукой, левой же все еще держа чтиво, обгоняя впереди идущую машину. – Не психуй. Не умрет – она! Я все сделал – пра-виль-но, чин по чину!
– Да?.. – Округлил глаза блондин и хлопнул уже своей правой ладонью по страницам, лежащим перед лицом Влада. – «Инструкцию» – так же, на руле читал, во время движения?! Ты. Свернул. Ей. Шею! Свернул!.. Понимаешь ты это уже или нет?!
– Ну, во-первых, не «свернул», а… передавил сонную артерию!.. – Поправил его Влад, с видом «сведущего из сведущих». – А во-вторых, пока на руках и именно у меня «медицинский справочник» – давай не будем обнулять их труды и тезисы… с терминами.
– Сейчас «у тебя на руках» – ее ежедневник! – Процедил сквозь зубы Егор.
– Последний, между прочим, в своем роде! – Возгордился янтарноглазый. – Ух, и захватывающее же чтиво, надо сказать; и отдать… ей же… все – должное!.. К слову, почитать тебе, вслух и с выражением, как Ксандер нам, ну, помнишь, читал?
– Не помню! – Сузил свои синие глаза парень: просто «из принципа», а не гордости.
– Ну… Он, знаешь ли, не повторялся, да и ты тоже – не соглашался… сразу же! – Передернул плечами Влад, ничего нового и не услышав. – Ничего страшного! Как там?.. Нам не читали сказок на ночь и не сажали за рояль, но требуют манер прекрасных! С х?..
– Да… Влад!.. – И еще «одна», уже и затрещина, от Егора – под хриплый смех названного же. А блондин уже даже и изворачивается, развернувшись в кресле, теперь и всем же своим корпусом повернувшись к девушке: – Соф, сама ж еще… слышишь, тебе лучше поскорее очнуться, – почти и моля, «громким шепотом» попросил ее он. – Лучше – для него и… меня. Я ж, в буквальном смысле, держу тебя, в частности – и всю эту ситуацию, в общем-целом, на пульсе… Твоем пульсе. Дуя на холод и… дыша же на ладан!
******
На секунду, всего лишь на одно какое-то мгновение, лицо одной из девушек внизу, только отблеск его и в темной же все мутной воде под и тут же на лунной светло-желтой дорожке света, показалось… смутно знакомым!.. И тут же, стоило же только подумать об этом и начать «вспоминать», как голову прямо-таки и пронзила догадка, сравнимая по силе, разве что – с болью от выпитого… следующим утром, ну а после уже грозой… и следующим за ней громом, среди… ясного же неба! Мысли просто враз и сбились в один осиный рой – и начали вонзаться жалами в мозг внутри черепной коробки, требуя уже собрать этот пазл прямо здесь и сейчас, но и кое-что все же удалось собрать воедино ранее… Например, то: почему и именно до Софии же – это так долго не доходило!
Да, девушка напротив была – уже без косметики и прически, с распущенными волосами, заброшенными за спину… Но и именно по этому же все и конкретному признаку – можно было их сейчас как раз и как-то различать, отличать… друг от друга!.. Она была – чистой, как белый лист. Телом, да, но и не душой. Не «не здесь», ни… никогда… уже. И хоть и была уже даже, тем более – призраком, но и все равно оставалась им… грязным. И ничто ее уже – не исправит, не исправляло, ничто не помогало: как до, так и после. Как и… все собравшиеся тут и с ней же все сейчас, в этот, сей поздний час!..
Зато и София-то, считай, впервые – не чувствовала себя… «белой вороной»: с почти полным отсутствием косметики… и всегда… на лице, так кстати! Хоть и что-то же все ей подсказывало, что это – была именно «уравниловка», не просто так и придуманная той, самой девушкой, как и, впрочем, окружающими и окружающей же локацией.
«Зависая» меж миров и… решений, в тот или иной мир, и вообще, не в мир, а… войну, чистилище или небытие, тела ж приводили – в исходное состояние!.. Изначальное. Но – и не «мирское», при этом же всем, как и души. Избавляя их лишь от всего, что было… навешано и набито… за всю жизнь. Будь это все – внешнее или вдруг и внутреннее… «заполнение». Их просто – обнуляли! Откатывали… к наизаводским настройкам. Заставляя – замереть в состоянии… на момент смерти; и с этим же, этими воспоминаниями. Последними!.. Что и тоже, в конце всего, должны были быть… стерты.
– Ты – еще здесь?! – Округлила глаза София, смотря… на «себя» же. Без уже и капюшона. Что в том, что и… в другом случае. Опять же, «в отражение»… и не. – И с кем! С тобою, и Артемом же все, убитыми… Серьезно?! Да как вы все вообще ее/их выносите?.. – Глянула она на стоящих позади Анны, насмотревшись на нее досыта и больше – еще же и в том… мире. Да! Нужно было срочно – сменить ракурс своих… «замыленных» глаз. Чтобы и вовсе затем – не потерять зрение. – И как не вынесли еще – ногами-то все и вперед! С «концами»…
– Мы все – «умерли», так или иначе… – ответила за Анну другая девушка, откинув, вслед за той, свой капюшон и представ… миниатюрной блондинкой со средней длиной волос, чуть ниже плеча, с большими зелеными, даже и «болотистыми» глазами, хотя под водой и со взглядом же все через нее… все это, и не только, добавляло пущего эффекта зеленому, мутности, пусть даже и светлые узкие брови, как и мелкие такие же ресницы, и обрамляли их. Круглые черты ее лица, от щек до ровного подбородка, с небольшим лбом и таким же аккуратным, чуть вздернутым носом, миниатюрными пухлыми розовыми, «от природы», губами, контрастировали – на фоне общей худобы, что было и еще более заметно: по выпирающим ключицам и не начавшим только-только проглядываться, а и так же все прям «вылезающим» скулам; пусть пока, и в общем, не так уж и сильно, сохраняя общую припухлость лица. – В том или ином.., мы – умершие и умерщвленные. Все. Как и ты! Тела – там… – указала она взглядом наверх и тут же опустила его вниз, взглянув перед собой. – А мы вот – здесь. С ней и… с тобой. «Наконец»…
– Я еще… – И София запнулась, даже вдруг и подавившись-то воздухом: от резко поступившей «новой информации». – Я же еще – не!..
– А и вместо того, чтобы смотреть так и на нас же еще всех с укором, сама бы припомнила – для чего именно сюда пришла! – Вступила-таки и в разговор грубо Анна, проигнорированная до, но и вытерпевшая это – вполне себе с честью и даже каким-то и достоинством: правда, только на началах и совсем не долго, ровно до этого же все и момента. – Не кирпич же и с веревкой – прополоскать, правда же?
– А если – и да? – Изогнула свою правую бровь София, выдохнув затем через сжатые зубы: вновь понимая, что и без нее-то – никуда и никак. – И вообще, давно я перед тобой и отчитывать-то – начала, долж-на, м? Тем более: перед «твоими» же все фантазией, вон, вот… и воображением!.. Ц-ц-ц… Как же все-таки некультурно – пользоваться моими иллюзиями и… без моего же разрешения. Как и «ведома»!.. И ладно же еще что – с моим участием. Но – и все-таки!..
– А с чего ты решила, что и «твоими», а не… да и Егора же все, к примеру?
– Ну… да. Скажи еще, что это ты – его этому и… всему научила. А он уже – и меня саму затем в этом под-натаскал!.. Не много ли ты на себе берешь и взяла, а, Е-ле-на? Или лучше как: «миссис Робинсон»? Да и при всем своем, твоем-то возрасте, в сравнении же все и с его… Одно ж дело – разный вкус на напитки и… один на мужчин!.. Мы же уже выяснили, что мы – не подруги… У «них» – все наоборот. Да и никакие не сестры, де-факто. Хоть де-юре, и близнецы, в том числе, иронично и… жаль, да. Но и это уже – лютый перебор, прям лютейший «перебор из переборов». Не говоря уже и о том, что и выглядит-то все – куда живее. Ты же – серая мораль!.. Коль уж и не «мышь». Кры-са. То есть, «дым». Тень… Се-рость. Подпитываешься – от белого и черного. А? А!.. Как… удобно. Ме-ня. И его. Иллюзия бессознательного и… сознательного. И для меня же все – возвращалась и почти вернулась из того мира, чтоб подавить. Так что – не беси меня: еще больше… Да, «есть еще куда», прикинь!.. Вызывай «Вия» – и покончим уже со всем этим.
– Не так быстро!..
– Да ладно тебе… Ну, серьезно, что ли? Хочешь и все еще сказать – твоя же… «реалия»? – Обвела София взглядом все окружающее ее над водой и насыщающее же теперь еще под ней. – Что-то из: «Щас спою…» и «Ты заходи, если что…». А… Нет-нет. Ан-нет… А напоследок – я скажу… и Я – не договорила!.. Точно-точно. А и «точнее» же все: предложу и… покажу?! «Покажу и расскажу», так, что ли; и почти – как в школе?!
– Может, и да… – осклабилась та, – а может – и нет. И думай же, что хуже!.. «Да» – и тогда я сделаю с тобой все, что лишь мне только и мне заблагорассудится. «А нет» – и тогда… Ты – дура! Что подумают о тебе, когда не найдут?.. – Поиграла бровями Анна и зловеще расхохоталась, не принимая всерьез злость, отразившуюся в «ее» же глазах, ведь и напротив. – Или «найдут», но и с этим вот… «средством транспортировки»… в другой мир!.. Папочке – это не понравится… – выпятила она свою нижнюю губу и хмыкнула через нос, как обидчивый и… обиженный ребенок. – Решит, что: больная, окончательно… свихнулась. Нервный срыв! Покончить… с собой… решила. И «залечат-запекут» так, по более его-своего же, как было же все и с ним, что и спустя время-то – мы с тобой встретимся снова!.. Уж лучше – да, «да»? – Подмигнула девушка и пуще прежнего рассмеялась. – И… «на трезвую», более-менее, голову; как и с нами же все, сейчас! Пусть и сдобренную, «достаточно», градусом… Ныряй уж, пока совсем не отпустило!
– Да… Я как-то уже – и не х… – попятилась назад София, но вспомнила кое-что и остановилась, решив сразу уточнить: не отходя далеко от кассы. – Кстати!.. «О фантазии и воображении»… Что я тут, вообще, делаю? И где: тут?!.. Я же была – в комнате Влада!
– Да чего ты с ней церемонишься? – Влез в разговор девушек-сестер-близнецов еще теперь и парень – и София во второй раз потеряла дар речи: не столько от того, что «он» мертв, сколько и от того…
Нет! Что он – именно «мертв»!.. И да. Пусть душа ее – и просила отмщения, как демон, все больше, наверное… Но и тело-то, тело, как ангел, держалось себя и… прямо-таки и не желало ему такой участи. Пусть даже, тем более – и как «правосудие»! В нем ж еще теплилась надежда – на пусть и очередное, возможно, но и вмешательство-то, не ее, так и его же все отца… Но, и как видно уж, не срослось!.. Или, наоборот, и… вступил, как и тут же вступил-ся за нее, и «против» него же все, соответственно, уже ее отец. Их… отец: Софии и Анны. Да!.. Да и что бы… вторая… там все и ни говорила. Ну а сама она, действительно, права и… София, именно же все, дура. Распрощалась же, а продолжает желать ему – всего наилучшего; наверное, впрочем, как и самой же Анне. Полная… дура!.. Да и просто же все потому, что и совсем не-просто, глубоко-глубоко, на самых задворках, так уж она еще и верит, что у каждого греха и порока – есть своя причина. И у каждого зла… Как и тьмы. У каждой и боли! И у них, как и у их, двоих, тоже – они, причины, были. И да, это никак их вновь не оправдывает… Но! Это же все – и тот самый вопрос, который просто не заслуживает одной, определенно же все и одной, чаши весов. Даже – когда речь заходит о чем-то ужасном: будь то убийство и-ил -а. Даже…
А насколько, вообще, хуже – открытый убийца, в сравнении же все и со скрытым? И… злящийся снаружи – злящегося внутри? Убивающий… всех внутри, но так и не воплотивший? Прорабатывающий и «бродящий», прямо-таки и обсасывающий это? Наслаждающийся… этим? Изо дня в день и… из секунды в секунду! Но – и в себе. В отличие же все – и от вне… себя-его же.
И понятно, что и их жертвы – тоже не заслуживали и не заслужили этого. Да и куда более, чем… они же сами. Но и.., опять же!.. Чья жизнь-то, и по итогу-то, ценнее? А чья – и смерть… важнее? И не правильней бы было – обратить все это: в «отработки» и… мучения? Как… «Кармический путь» и… мучеников же? Нежели – скоротечные-скоропостижные убийства: без понимания ошибки и… совершенного, совершенно же?! Не говоря уж и о том: как это все работает, сколько оправдывается и… «вертается» назад.
– Ар-тем?!.. Тебя, что, с ней?
– Представь… себе!.. – Развел руками саркастично шатен, оправив уж и свой-то капюшон накидки. – «Свидетельство» тут, и в этот же все раз, не прокатило. Да и… много ли нас тут – свидетельствующих!.. Сви-де-те-лей! – Протянул он, с желчью и ядом, «кислотой «затем еще и сплевывая – себе же под ноги. – Как и «сочувствующих»! Участвовали все, значит, и ответственность понесли все, в равной доле. И только не говори, что: не рада!.. – Ухмыльнулся он. – И сочувствуешь… прям. «Жалеешь» и… Сострадаешь!.. Хотела ж – этого, признай! «Мне». Коль уж не в и себе – признай-ся.
– «Хотела», да! – Признала, довольно-таки и легко, София, без капли же все и тех, названных им же, сочувствия и жалости, сострадания: те мысли же были – не о нем… конкретно. – Ты – заслуживал этого, все… это; и заслужил! Просто… Не такого… «конкретно». Не: быстрого и скоротечного!.. Не так… и жестоко! Не по отношению к тебе, так и к родственникам, близким… жертв. Они же могли дать тебе – и «второй шанс» на… перевоспитание: отработку грехов и пороков… Кар-мы! – Развела София руками, перебрав все доступные и не варианты, на момент. – Отмучить и вы-мучить – все это!..
– Ну… Тут палка – о двух концах!.. – Скопировал ее жест Артем и рассмеялся. А мог ведь сказать – и о «двух стульях». Впрочем, за ним ведь – и не заржавеет: пока – подумал, а после – и произнес. Понял же ведь… Все понял. – Что жестоко, а что… и нет. По мне так, как раз, все тобою же и перечисленное – жес-то-ко. А с нами поступили – вполне себе даже и лояльно. Гу-ман-но!.. Избавились – да и все. В небытие! – Хлопнул он в ладоши, поджав губы и, злорадно оскалившись, глянул на девушку из-под бровей. – Не всем так везет и свезло, как твоей сестре!.. С ее двумя шансами – и третий-то: легко! С барского и… «батиного» плеча – пойдет: своя ж… в доску! Мазохистка – еще та! Садо-!..
– И это я – «церемонюсь», да?
И, отпихнув парня левым боком, брюнетка вынырнула на мгновение из воды, чтобы лишь схватиться своей правой рукой за светло-бежевую же грубую веревку, обтянувшую кирпич и шею же Софии, и потащила за нее кирпич, а вместе с ним – и саму девушку на желто-серое песочное и каменистое с примесью же темно-зеленого ила дно.
– Не понимаешь по-хорошему – будет… как всегда!
****
– Нет, Егор, а что я мог еще сделать?.. – Взмахнул руками Влад и тут же вернул левую на руль, чтобы уже и правой – затем полезть за таки и упавшей уже в ноги книгой, вильнув параллельно слегка машиной меж полос на дороге. – Она – не спит: что с медведем, что и без него… Сожгла – все цветы! Оставив, разве что те стебли и бутоны, которые тоже мы сейчас с собой везем… в сером каком-то мусорном мешке. И да, который нашел я, а не ты и… «пакет», в пакете же все и с пакетами. Короче!.. Как «головы», ей… дьявол! – И прыснул смехом, и вновь затем став серьезным: под таким же холодным и не «пронятым» взглядом справа. – Кхм… И все равно – не чувствует и не ощущает себя: целостной и… спокойной. У-ют-но… Безопасно, в конце концов! Пишет – до потери пульса, в буквальном смысле, чуть ли и не валясь в обмороки… Часы – сбиты: что внешние, что и внутренние. Она просто порой не понимает – день это сейчас или ночь? Не может, вот так, успокоиться и крепко заснуть. Снотворное – не принимает… Не залечивается и… не лечится. – Тут Егор отрицательно покачал головой и несдержанно хмыкнул, на что уже и Владу пришлось исправиться. – Сей-час, да, только начала! Но и.., все равно, ма-ло. Не хватает – этого, ведь… не «до конца»! Вот я и решил…
– …убить ее! – Рявкнул блондин, перебивая и, одновременно, продолжая за ним.
– Прекрати-и-и! – Проныл рыжий. – Я знаю – как и под каким углом… С какой и силой. «Напором»… В общем, надавливать на те и-ли иные точки, вот. Сколько, и тем более уж в секундах, должно пройти времени. И как это все рассчитывать и… соизмерять.
– «Знает» он!.. – Передразнил его Егор и отмахнулся: да, зря только отвлекся на того, вновь возвращая все свое внимание на Софию. – А то, что и быть с ней, в это, во все время… процесса, надо – не знаешь, знал? Тактильно – ощущать… Чувствовать и, да, дер-жать! Даже, тем более если ты вдруг и сделал-то все правильно – нужно контролировать это-его. Вдруг, опять же, что-то случится… случайно! Пошло бы, пойдет и… не так. Ну, мало ли… Спросить – мог, в конце концов! – Вспыхнул под конец блондин, вновь перемежая спокойствие с яростью. – Не у нее, так и у меня. Я же – рядом сидел!.. Нет, он взял, «сделал дело», отнес в машину, кинул на заднее сиденье… тело и… Гуляй смело!..
– Ну а ты тогда – для чего? – Округлил глаза Влад, не тонко намекая на то, что Егор сейчас, как раз, и делает все то, что перечислил сам: по «контролю за процессом». – Да и как ты сам представляешь – этот?.. «Спрос»! – Изогнул он левую бровь и попытался подстроиться голосом. – «Малышка, ты не понимаешь – насколько все серьезно!.. Не принимаешь препараты и… не спишь нормально! Я – придушу тебя немного, чтобы ты только лишь чисто поспала, можно?!». – Затем откашлялся, почти рассмеявшись, но взял себя в руки и переключился. – А к тебе? «Егор, ты, конечно, ее парень!.. Ты все понимаешь и… лучше моего, я это понимаю и сам! Как понимаю и то, что ты – отвечаешь за нее. Несешь буквально за нее ответственность… и все прочее. Повел и ведешь ее, так сказать, по жизни: ко всему и всем, вся, по всему же!.. За руку и талию, ой, к алтарю, по итогу-то!.. Но она не понимает – насколько все серьезно. Не принимает препараты и… не спит нормально. Я – придушу ее, по-братски, немного, чтобы она только лишь чисто же все поспала, можно?!». – Ну и вот теперь уже – рассмеялся, даже и до слез, быстро после утирая их своей левой рукой. – В какой «параллельной вселенной» – такое было бы возможно? Точнее… Где бы – я «выжил», после этого?! И не столько же все выжил, сколько… был бы невредим и, главное, целостен? А не разбросан кусками тела по земле – не столько еще по углам города и страны, сколько мира и… света!
******
– Ну, с собой и мной, ты знакома… более-менее. – Опустила-таки Софию на желто-же-серое песчаное и, тут же, каменистое дно Анна и, надо же, дождалась, пока та адаптируется среди него и темно-зеленого же мелкого ила с… весьма длинными такими же водорослями. Но, и опять-таки, не по доброте и… душевной, тем более!.. Просто та, в свою же еще и очередь, сначала, прям и как только же погрузилась, не умея плавать и не пробовав до этого совсем нырять, причину – смотри и в «первом», как говорится, запаниковала и впала в ступор. Даже – и небольшую истерику!.. На что уже и Анне пришлось тащить ее с и за собой – стальной хваткой, прямо-таки и в ежовых же еще и рукавицах, надеясь и не умереть же все вновь, так еще и с той. Софии же досталось лишь – вспоминать все то, что она когда-то слышала или где-то видела, читала про погружение: чтобы не остаться вдруг тут и с ними же все, со всеми, соответственно!.. Напомнив себе и тот же все «прыжок со скалы», когда она… очутилась в ванной… Это ведь – точно не было страшнее, чем и реальный же все прыжок, как и погружение. И да!.. Что в том, что и в ином бы случае – она, конечно же, не умерла бы… совсем и с концами. Это, все-таки, не ее «воля», как и ее же все изъявление, не суицид. Но, и в отличие же все от второго, в первом случае – она даже боли не почувствовала бы, ведь это фантазия и воображение, ее спутницы и, на момент, «визави». Хотя… Да, опять же, она – не враг самой себе, но и помучить-то, заставить пожалеть о «выборе» и что не умерла!.. София тряхнула головой и задержала дыхание, постаравшись успокоиться и смириться с участью, она уже здесь, примириться с ней и… той, другого пути и выхода же уже нет, как и не было, нет, только посмотреть и… смотреть страху же в глаза! Что Анне, в частности, что и ситуации, в целом. Авось, где-то «прореха», лазейка и обнаружится… Ну а после, когда уже и поняла, что может дышать и без этого, «задержки», как видеть и слышать так же все, на отлично, будто бы и уже «обратилась», собственно, как и не бояться воды, стоять в ней спокойно и… держаться, не болтаясь, как поплавок, тут же выпустила воздух пузырьками и они полетели вверх, «помешав», ненадолго, ее и остальных обзору: так что ей пришлось их еще и «подогнать», разогнав своими же руками, перед собой. – Знакомься – с Дариной!
Брюнетка взглянула на девушку уже и перед собой и… узнала в ней ту, что еще участвовала в диалоге, пока она сама была еще над поверхностью воды и… на мосту.
– Что ж, ни декомпрессионная, ни кессонная болезни «нас» не тронули – и мы этому, конечно же, безмерно… счастливы. И достаточно! Дарина. Дарина у нас – человек. Чистейший из… наичистейших! Если так, конечно, про нее и… «них» – можно сказать. Ей – восемнадцать лет. И… Она бывшая девушка участника-человека-же-наркобанды и нарко-же-все-притона… «Наркоборона»! – С какой-то же еще и своей гордостью и даже торжеством, гордыней, протянула это слово она, на что Софии оставалось только закатить глаза и лишь сдержанно фыркнуть: рано – рвать-и-метать, ой как рано. – Он – делал все! Выращивал и… культивировал. Мешал… и хранил. Сбы-вал… Принимал сам и… подсаживал других. Занимал… И не возвращал – долги. Крал деньги – из «общага», ну, общей кучи… Для чего? Собираясь улететь с ней – на острова. Делал, как бы, все – для нее, но и мы же все здесь адекватные, более-менее… – подмигнула Анна своей сестре и вторая, уже несдержанно, скрипнула зубами: взаимно, родная, – …и понимаем: для кого. Для себя же все… самого. Себя, да, любимого!.. Ну и… что? Его – нашли… и жестоко наказали. Избили… почти и до полусмерти. Вернули – ей. А уж как, и затем тоже, держали в страхе – ее и ее же семью… за него, м-мм! Ее и… за того парня. – Тут и Анна даже – скривилась и сплюнула: со-ли-дар-ность; главное – вслух не произносить, а то еще и к солям… придерется. – Она – ушла от него… «Вернулась». Уходила и… возвращалась. Когда – сама… Когда и он ее – возвращал. Хм… Начала – курить! Но – ничего сильного и… серьезного, «тяжелого»! Как… и пить же все, собственно. Оттуда – я-то все и знаю. В смысле… От-того-то. От Артема!.. «Казалось бы», да? – И Анна сделала вид, что спросила, но и на деле, и не ждала-то ответа, как и не собиралась вступать в обсуждение и какие-либо затем распри: как минимум сейчас, а как максимум – и в дальнейшем; не прерывая саму же себя. Но нотку язвительности вставить «от себя» – была обязана: – Как все… иронично. Все – и в одном месте!.. Не могла ж бросить: ни то, ни… э-то. Никакую из… «вредных привычек»: ни тех, ни… его. Она ж – любила: его! – Мечтательно вздохнула брюнетка и приложила руки к груди… София же – сдержала рвотный рефлекс, как и позыв издать еще даже и пост-, но и уже самые настоящие «звуки». – И верила, что это – в последний раз!.. Даже – когда обстреливали его, ух, «черную тонированную машину», по ходу и… посреди же дороги. Разбивая – заднее стекло… Похищая затем уже и их, и… избивая. Она – отключала телефон!.. Возвращалась – к «прошлой жизни». Ходила – в институт… Пыталась, во всяком случае, изо всех сил. А он!.. Нет. Он – не мог: без нее!.. Ну, как и она, да? – Снова «вопрос без ответа», а сестра уже и не кивала, вообще никак не вмешивалась, ожидая окончания этого цирка и игры одной же все и актрисы. – То-же! Телом – она пыталась начать, продолжить новую-старую жизнь: но и душой, душой-то – просилась к старой. Просто: старой. И к нему!.. – Не увидев в глазах напротив, как на лице и в мимике, желания прервать, так и что-либо дополнить и-ли вне же этого всего сказать, Анна вновь продолжила: – В те «последние», уде и для всего, дни – он приезжал за ней, провожал и до дома… Сначала – не попадался на глаза. После – долго просил простить. Умолял!.. Караулил и… ездил за ней повсюду. Она – отказывала и -сь. Снова и… снова. – Качала головой Анна и моментами, прямо-таки и грузно вздыхала, будто ей и самой это все было в тягость, морально, а не рассказывать и «физически», но и не прекращала, только же лишь все и подмечая, что и Софии-то, Софии чуть тягостнее, чем ей, это и был ее стимул, впрочем, как и самой же Софии: сделать лицо поскучнее и поболезненнее, мотивировав ту на быстрое начало и такое же окончание, чтобы поскорее уж и уйти отсюда. – Ее – ломало! Она – выпивала и курила, после… вновь пила. Убеждала себя тем и сим, что… с ним-то – все. А с курением и выпивкой – завяжет, в свое время. «Когда-нибудь». Но и после… А с ним – сейчас! Но – не завязывает, не завязывала: ни с тем, ни с другим. Сдается!.. Сдалась. Села к нему, после сдачи курсовой, решая – все. Курсовую сдала – и это сдаст, не «автоматом», так и… автоматной очередью… слов… до-бьет. Он – кается… Говорит, что: завязал. Что вчера – была последняя «ходка». И она – верит… – девушка осекается, но и тут же злорадно усмехается. – Почти, верит! Но и их нагоняет… такая же машина – начинается перестрелка… Она понимает-и-принимает, что он – вновь соврал. А он, в ту же очередь, достает свой пистолет и… просит ее саму стрелять, пока он ведет машину!.. Она – отказывается… Он – фиксирует ее голову: между… ее же коленей. «Группирует»! – Уже даже и хохочет она, разводя руками, явно довольная произведенным эффектом – ее же все и двойственности фраз. На Софию же вновь – это никак не действует: она – все так же статична и безэмоциональна!.. Что ж, если уж и «сражаться», то на одном и том же поле, одним и тем же оружием да и лекарством. – Чтобы не было – травм, ран и синяков, порезов… от разбитых стекол. И пытается сам – отбиваться… Отстреливается! Она – соглашается вести машину. Но и только, чтобы таки дотянуться и самой уж до черных кнопок открывания дверей, черного же кожаного салона изнутри, на его, чертовой, черной же двери, со стороны водителя!.. Вылетает – из машины… на всей скорости. Падает… Сбивает руки и колени – о серый бетонный бордюр и… асфальт. Убегает!.. Под его же крики и визг черных шин. Перестрелку и… удары. Скрип металла. Прячется – в какой-то темной подворотне… – Анна морщит нос и цокает, явно недовольная – выбором места, а и скорее даже его «насыщения», но ничего по этому поводу не говорит: только выражает все это – на своем же скрюченном лице; под тихий смех, над ее же все и отвращением к… естественному, Софии. – За темно-зеленными металлическими мусорными баками с… черными мусорными мешками внутри!.. Быстро вытаскивает темную сим-ку из своего же, им же все и подаренного как-то, черного телефона, своей уже серебряной шпилькой для волос. Выкидывает – ее. Ждет, пока все более-менее утихнет. Лезет – за белой пачкой сигарет и черной, его, сюр-прайз-не-сюрприз, зажигалкой, но и вновь в свой же рюкзак… Поджигает – сигарету. Долго смотрит на огонек, после чего – выкидывает и ее… вместе с коробкой. И уходит!.. Пока ярко горят – внутренности бака. Ее правое колено – саднит. Она хочет – достать из рюкзака салфетки, но изымает… белую бандану. Его бандану с, подумать только, черными же черепами и… на костях, подаренную им же. Веселый ж, сука, Роджер!.. И пир… на костях. Вяжет – на колено; и уходит. Да!.. Пока все думают, что это – мода. И хотят – так же… «Дебилы»!.. Красное на… белом, с черным. Эстетика.
– Так, и?.. – Все еще спокойно и с таким же выражением лица, пусть и с чуть распахнутыми глазами, но и скорее, а там и точно от быстроты и скорости, аллилуйя, окончания, чем и от глянцево-матовой речи же все самой Анны, спросила София. Но – и с не меньшим скепсисом!.. Хотя бы еще и потому, что сама «героиня» – не сказала ни слова, а говорила все Анна же. Та, что и могла, в свое же еще, то время, ее и убить… И-ли Артем, и «сейчас», недавно же еще и так же, буквально, будучи еще… и под ее же дудку. Или Роза!.. И-ли… он, но и уже под дудку же Розы. Или Андрей, на худой же все и конец! И под его же все. И с ним!.. – К чему – это все? – Склонила она голову к правому плечу и скрестила руки под грудью. – Хочешь – разжалобить и воззвать к совести?.. К скорби и… жалости?! Состраданию… Что ты – такая вся белая и пушистая. Будь… сама. Или… и… с Артемом. Хотя… «Вы» же, так или иначе, были – все равно: что с тобой, что и без тебя… во мне. Не вместе, да, и плечо к плечу, но!.. Так же – и через Розу. Без тебя – она была… за тебя. Ради тебя же все это – и делалось!.. Лишь и параллельно только – с революционным настроем. Так что… – Тут София замолчала и призадумалась, прищурившись. – А не будь ей так важна ты и структура душ… Не рассеивающихся по моему телу – из-за чрезмерности движений и… отсутствия «нормальной» фиксированности!.. Я б могла подумать, что она меня – усыпляла. И именно – для этого-того, чтобы вы с… Темой, как и в старые-добрые… – тут же осеклась и сморщилась, отрицательно покачав головой. – Но тебя же – не было, как таковой. Да и сейчас, вот, считай, нет… Ты и не помнила – большей-то части, пока не отделилась? Нет!.. Да и к чему я – их… «подряду»? И без меня – справились! А отлично… или нет? Решит – суд! – Пропела брюнетка и усмехнулась, увидев обиду и злость на «своем» лице… напротив. – Субъективно и единолично… Ин-ди-ви-ду-аль-но. Но и вы же ей жизнь – не спасли! Никого не буду обделять!.. Пусть и не имея пред собой – остальных. Кого-кого, а их-то вы, все вместе, не убили… С одной – вы только: убивали. С «Розой»! А с другим, Андреем, были… на подхвате! Но и в этот же все раз, как и сказал же все ранее Артем, свидетель – вновь не прокатит. И, думаю, скоро вы так же все встретитесь и… воссоединитесь… в пусть и одном, но и… мгновении! – Цокнула языком София и передернула плечами. – Чтобы отделиться и пропасть – уже навсегда. Да. Как и не встречаться и… не встретиться более. Пока же, как видно-видимо, над ними – еще решают и… «колокольчик» еще не прозвенел. Так что… Вы – убили ее, да! Этот… придурок… больше к ней не лез, но – и никто не лез! Она – мертва! То, что Артем ей подливал в процессе рассказа, а после – и развел на что-то большее… – она сплюнула и сузила яростно глаза. – «Ужасное»! Не знаю: тройничок, не тройничок… Не хочу – знать! Или «двойничок», но – и с тобой. Чего хуже, и во сто крат, с… Розой! Андреем! – Глаза ее вновь расширились и… так и округлялись – с добавлением новых-старых имен: как и рот, вот-вот готовый свернуть, вывернуть и извергнуть-таки что-то… изнутри, но и пока лишь только готовый, да, и тут же держащийся, хоть и из последний сил. – Дурной пример – всегда будет и есть… заразителен!.. «Нет»! Это – не добавляет вам плюсиков… к карме. Ничто и никто – не добавляет и не добавит! Как и баллов… А она – молодец! – София кивнула головой на Дарину. – Что… сохранила себя. Да у него, как видно, времени на нее и не было… так уж много. Если и вообще было! Что уж говорить – и про, какие-либо, «отношения»!.. Но ей – воспользовался другой придурок… и-ли дура! – Клацнула зубами брюнетка. – И тут, «из двух зол», явно что-то потерялось и… утеряло первенство! Только вот, что и-ли кто?..
– Оставь надежду, всяк сюда входящий!.. – Закатила глаза Анна, приобнимая своей левой рукой, за левое же и плечо, Дарину. – Если я чего-то и жду, то «уважения к мертвым»! – София прыснуло со смеху, не стараясь уже даже и прикрыться или как-то иначе утаить свой порыв. – Ты – удивлена, что это говорю я? А я удивлена, что с этого – не начала ты и… не толкнула ту же речь! Или что? Мы – поменялись местами?! – Рявкнула Анна и затем процедила сквозь зубы. – Не ты тут и тот еще «светлячок», чтобы грехи, вместе с пороками и… душами, отпускать? Думаешь, сорвала бутоны – и все? Бас-та?! Нет, родная!.. – Оскалилась она и облизнула хищно губы. – Имей честь и достоинство – выстоять до конца и… отпустить все. Или и по чуть-чуть все, если уж и не всех, в том числе – и эти презабавнейшие… – с ее губ сорвался хриплый смешок, – …как, исключительно, на мой же все вкус и цвет, взгляд, истории. Видишь ли… – Анна склонила голову к левому плечу и тут же посерьезнела. – Розы – не растут: на одной лишь только девственности. Они растут – на муках… и боли. От того – и черные, что: умерщвленные – не только и лишь же все телом. Им – после. Изначально же все и именно – душой… Чувствами… и ощущениями. Эмоциями!.. В ней самой. А затем уже – и нем…
– Этот мир… – Неожиданно заговорила Дарина и София, внутренне, поблагодарила ее за это: что именно та и сделала это прежде, чем и сама бы она сказала пару «ласковых» и нелицеприятных, точно неангельских, своей… сестренке. – Эта… страна, как и город – видел и слышал все… напротив набережной: когда я вышла на нее. Взмокшая… изрядно, ну, после бега… Не: «на спорте». – Поджала она губы, будто бы еще и извиняясь тут же, одновременно же и к тому, коря себя – за это. Будто и могла знать, что в этот день, именно в этом – придется изрядно побегать. – Как в принципе, так и… в одежде. Да… На мне была узкая синяя юбка, чуть выше колена и черные замшевые сапоги, на высокой шпильке… От него же. Черная кожаная куртка… поверх белой рубашки и… Черные солнцезащитные очки – на глазах. На правом плече – висел небольшой синий кожаный рюкзак… Голова – болела!.. Еще – и от резкого раннего подъема. Да и недосыпа… – Она мотнула головой, словно прогоняя эту боль повторно и, тут же, разметав свои светлые пряди по плечам. – Нос – от оправы очков. После – это удвоилось, да и «утроилось»… совсем. Но это – того стоило! Не видеть в отражениях витрин магазинов – своих красных глаз и слез… Еще же – болела и от слез, конечно! – Вспомнила девушка и грустно усмехнулась, прикусив нижнюю губу. – А еще – от истерики и… до. Не засыпала… Совсем – не спала. Уехала – в час дня из дома… да так и не вернулась. Он же – проводил и отвез, считай, «на себе». А после – и искал… Но и как тут найдешь, когда… нихера не слышал… по жизни?! – Сорвалась Дарина, но и тут же тихо извинилась и стушевалась. Анна – и не обратила на это внимания. Когда же и София – положительно кивнула: в знак «одобрения» и продолжения. – И самой жизни-то – не слышал! Не «знал»… О любимых местах, например. Выход… из Зарядья. По «уголку-мосту» и… вниз же с него. На эту же все и набережную… Одно из любимых и… главных моих мест… силы. Бы-ло! – Сникла девушка, исправившись, и вновь крикнула, продолжая так и, в таком духе, дальше. – Достало! Все – достало!.. И он – тоже достал! Даже спрашивать – ни о чем не стала. Не спрашивала!.. Не говорила – с ним… вообще. Он же – все говорил и… говорил. Было бы возможно – на колени бы, наверно, встал… прямо на водительском сидении!.. – Истерично рассмеялась она и развела руками, коснувшись ими затем своих же ног, как бы еще и направляя. – Говорил больше, чем обычно… Чем и когда бы… мог, «перебив» эти извечные смс от банка и тарифа, прочих! К которым я, все еще и до этого, бежала – по первому же звонку и вибрации; на их, не его, «зов». Но и тут же – потом удаляла и… бросала трубку. Попросила – сама: отвезти! – Пожала она плечами и хмыкнула. – Уж и в последний раз-то… Попрощаться. Простить и простить-ся же все – красиво! Собрала… все. Благо, не переехала и совсем – и вещей было не так много, чтобы… можно было, без вопросов, с этим «баулом» и в универе… потаскаться. Встреча – с ним… после него. Поездка… недолгая, правда. И вновь же все… Проб-ка. «Сбежала»!.. Открыла дверь – и унеслась, куда глаза глядели, но и в противоположном… направлении. Пусть теперь едет – на все стороны, к банку и… тарифу, прочим! Сам. Без меня. А ведь могла и передумать, в сто-пятисотый раз простить… – прикусила она левую щеку изнутри и поджала губы. После чего – отрицательно мотнула головой, с легкой, но и, в то же время, печальной улыбкой. – Но судьба – указала верно, не дала… дать… заднюю! Не дала – совершить мне, мою же и очередную же вновь, ошибку. Оставалось – только успокоиться и… уехать домой. Пусть уже – и на метро!.. Нечего и подниматься, если все равно остаешься под землей! Кор-ни. Но решила – немного прогуляться и зайти в тот бар!
– Поднимайся наверх, Дарина… – Тяжело выдохнула София и подошла к девушке. Отняла, с торжествующей и победной, победоносной улыбкой ту и от, как и из рук Анны, и прижала к себе, с теплотой и… таким же теплым светло-желтым, почти и белым светом, обдавая ими же затем и ее же саму и «растворяя» еще, таким образом, ее и темноту вокруг нее и них, после чего – и «в нем», исходящими из рук и тела Софии же, окружающими и ограждающими их, словно бы и все тем же куполом. – Ты не заслужила – того, чего лишь только и могла бы заслужить, отказавшись и оказавшись «в заточении» здесь, избавившись, например, от него же самого и… сама: дождавшись его «передоза» и… не вызвав ему скорую, опять же все, к примеру. И-ли и «от себя» и… на почве же все и того же… всего этого!.. – Затем, отстранившись головой от ее левого плеча, заглянула в ее влажные глаза, ставшие еще более мутными и болотистыми, из-за наполнивших и переполнивших их слез, поджала свои губы, но и сдержала встречный и «ответный» же ей поток… к ней же, чтобы не разрыдаться вместе с ней и не вынудить Анну продолжить и продлить этот «их» момент, вставив и от себя пару фраз, еще и об этом всем, с ее же все башни, безбашенной, и колокольни… «без царя»!.. Ну а как только, пусть и с трудом, но и выровняв таки свой напутственный голос, вместе с дыханием, продолжила: – И попробуй еще раз, только сделай теперь все не столько и правильно, «как все», а верно – «как» ты!..
**
…И не скажешь же, что я прям переживаю!..
«Переживаю»… творческий кризис и-ли… что–то подобное. Что-то… и в этом же все и роде. Что и… все мои страхи и… ужасы. Обиды и горести. Горечи и… вся моя боль… Все они – смотрят на меня в одном же человеке, как… черти. Так еще и… так же просятся – в объятия. Просят меня – в свои объятия… Чтобы только лишь «пережить» их – заново и… заново. Пропитаться – ими!..
Не сказать, что я и стыжусь – кого-то и-ли чего-то!.. Хочу и прямо-таки сжечь – все свои очерки, написанные тогда и… (с) «той» мной. Потому что и сегодня – уже не восприимчивы и -е: даже мной; сегодняшней… мной и мной же самой!
Ну а что!.. Многие ж, до сих пор, считают, что я… пишу все – одновременно и… «преобуваюсь» же со скоростью света: от случая к случаю и… прям в прыжке.
«Ненавижу–люблю–болею–люблю–«посылаю» –люблю…».
Нет!..
Знаете, а вы тоже – не-одинаковые! И… «хорошие» тоже – не всегда!
Как и ты, к слову же все, дорогой дневник! И да, я
ловлю всех вас – в эти же все периоды и… моменты.
Да, вы бываете – такими, как и я бываю – таковой.
Это – была «сублимация» и… лечение!..
И тогда же все – мне это было: нужно. Оказаться – на крою света… Вашего… света. И тут же – в своем. Наконец-то!.. И… «физически». Когда ментально и морально – там уже-еще и… родилась.
Почему мир – добрый и светлый, когда я в одиночестве и… себе? И жесткий и «в иголках-шипах», когда я вдруг и с кем-то? Когда я – вне «себя»? Он… будто бы и оборачивается проволокой… с иголками ежа и… дикобраза, смоченной в сере и кислоте… с ядовитыми же все и шипами.
Я – «стыжусь», разве что своей печали, которую не могу и… не «хочу» объяснить и… объяснять! Чему бы и… кому бы то ни было. Не потому, что не поймут!..
. Да, в прочем, я и привыкла уже почти – к этому! А и потому, что… будут капать на мозг.
«Не грусти!.. Все будет хорошо!».
А с чего они пришли – к этому выводу?!.. И откуда должно уйти, чтобы прийти вдруг и… в «хорошо»? Где этот поезд: из «пункта А» в «пункт Б»?..
Хочу – перестать бояться… счастья! Уехать и… вернуться «трезвой», чистой и… светлой. По-настоящему! А после – показать мир: как я, именно я его и вижу. Без всех вас и… без меня: тех… и той. Чтоб меня поняли… «Когда-нибудь»! И приняли. Возможно…
****
– Ну… Хотя бы – и так! – Пришла в себя София, вынырнув, пусть и ненадолго, но и из… воспоминаний(?): с кашлем, так еще и небольшой мокротой в легких, попавшей при «отхождении» и выходе ее же затем из них в рот и на губы.
Прокашлялась, с некоторое время, она утерла ее рукавом своей же рубашки, изъятой из-под рукава же, но и уже не своей темно-синей кожаной куртки, наброшенной, не «надетой» на нее, видимо, кем-то же все и из ребят, впопыхах и… «попытках согреть».
– Блять!.. – Вздрогнул Влад и… выехал, от неожиданности, на встречку. В момент же так же затем возвращаясь на свою полосу и обращая взгляд в зеркало заднего вида на девушку.
– Ты… напугала нас. – И Егор отрицательно покачал головой, закатывая следом глаза и… «исправляясь». – «Меня»!.. Привет. – И потянулся к ней, крепко обнимая и чуть сильнее, чем и прежде же амн, прижимая ее к себе. Да и застывая так – на какое-то время… После чего, и просидев же так – еще с пару минут, отстранился, но и вновь же все недалеко, чтобы смотреть в ее глаза, уточняя: – Как… ты?
– Как видишь… – улыбнулась ему девушка и поддалась на его касание к ее же лицу, мельком заправляющее и прядь ее темных волос за ее же правое ухо. – Привет.
– Малышня, я… – Встрял вновь в разговор Влад и тут же осекся, подбирая правильные слова. Параллельно же еще с тем, пользуясь этой самой «временной паузой», передал ей ее же ежедневник-дневник. На что уже и сама София едко прищурилась, но так ничего ему на это и не сказала: принимая возвращенное «на родину» и не желая растрачивать себя уже точно «на пустое». Да, ее же собственные записи сейчас – были не так важны, как небольшая боль в шее и, скорее всего, синяк: как и она же все поняла – по нахмуренному взгляду Егора, осматривающего сейчас глазами и «касаниями рук» ее же. – Извини, что так все получилось!.. Да и ты же еще и сама знаешь, что я – не атеист, ой, эстет… по части же все и «внешности», – брюнетка поджала в обиде губы, но и утвердительно кивнула. Еще ж – и «правдоруб», смысл отнекиваться? – Но я не только чувствовал и ощущал.., что тебе херово. Там, поверь уж хотя бы и в этом мне, все было – взаимно: что снаружи да что и внутри. Снотворное же ты – пресекала. Спать нормально сама – не могла. Повторюсь!.. Восстановиться – тоже! Залечиваться и «лечиться»…
– Ты мог мне об этом – сказать!.. – Перебила его поток повторяющихся причин резко и яростно девушка. – Что – хочешь: помочь. А не заходить со спины, находясь же все в момент и так, и без того – за ней, и… вырубать! Ты же – мой друг, Влад. Брат!.. А поступаешь, «поступил», как и… самый настоящий враг!
– Прости… – Опустил голову парень, будучи в этот раз и прямо-таки пристыженным, как и понимая, принимая «свою вину», но и не достаточно сильно, при этом же всем, чтобы и утерять-то из виду дорогу.
– Спина – самое большое место… – проговорила София, обреченно выдохнув и отрицательно качнув головой. – Большее, чем сердце! Не по размеру, а… по доверию. На и в ней же – еще и крылья! Но – и не в них суть и… истина… «Сердце», в отличие от нее, спрятано под каркасом костей, сводом ребер!.. Кости же спины – крыльев не берегут… никак. Так она еще – почти всегда на виду, пусть и большую же все часть времени – под одеждой, но и что это, опять же, в сравнении.., для всего и всех, вся. Любой – может зайти за нее и… что-то сделать. Что-либо… И мне все равно – на других! – Резанула она, только и приметив приоткрытый рот Влада: в подступающем опровержении. – Они могут – хоть металлические кольца в кожу всаживать и атласными лентами вязать, затягивая и утягивая, да хоть и как (в) корсет! «Шибари», не знаю… Но и когда это, а там и «все» же еще, делает человек, которому ты… доверяешь!.. – Она горестно усмехнулась и ненадолго прикрыла веки. – Я – доверяю! Доверя-ла… Которому начала доверять! После чего усомнилась, затем снова доверилась – и вот опять, снова усомнилась… Влад!.. – Тут уже даже и несдержанно прорычала девушка и нервно запихнула дневник в свой рюкзак, переданный ей в момент, из рук в руки, Егором, и откинула его в другую сторону сиденья, вновь перепугав рыжего резкостью и громкостью своих действий, за ним и его же все сиденьем, но и будто же все – «прилетев» в его голову и по ушам. – Это – больно! Гораздо… Гораздо больнее, когда ты доверяешь человеку, а он делает все да еще и так, чтобы ты этого более и с ним, боль-ше, никогда так не делал. Это – предательство, а не «измена»! – Плюнула желчью и ядом брюнетка. – Одну, из которых, да, ты и пресек, а и второе же – явил свету! Я – доверила свою защиту, свою жизнь и… душу тебе, как другу и… брату! Опять же, еще раз, второй попыткой! А ты – поступаешь, поступил по-скотски и… не говоря, при этом же всем, никому ни слова, делаешь, сделал мне больно! Дваж-ды! Один – недо… – и она взяла руки Егора в свои, сплетая свои и его пальцы и поворачиваясь затем всем своим корпусом к впереди сидящим, обоим. – Второй – пере!.. Я же – никогда и ничего не просила… Только: говорить и общаться – со мной. Просить! Не более же… Не так много, и по сути-то! А ты – и этого не сделал… Не смог. Не «сдюжил»… И да, согласна! – Она прикусила свою нижнюю губу и тихо фыркнула, соглашаясь. – Я и сама – не «ангел», как бы это, и сейчас еще все, ни звучало. Не божий и одуванчик! Слава… всему. Да и опять же – в тот же все и огород. Сама – не говорила, когда меня и просили-то вы… все. Но я и не делала – всего того, что делал и… сделал ты. Ты же – поступил, как «они»!.. Но и если же все с ними – разговор короткий. То и с тобой… – София подняла взгляд и уставилась в глаза Влада, пока он еще и мог их не отводить обратно на дорогу. – Я им – не доверяла, хоть и доверила… делать все!.. – Она цокнула и вновь отрицательно замотала головой, опуская свой взгляд в пол. – Но и будто – они хотели и спрашивали разрешения, как и моего, и на то-это же все, мнения!.. Считай, что и делали-то все и сделали, по итогу-то, без них и… «меня»! Тебе – я доверяю, да, и разрешаю делать – то-же… все. Но и с условием, что мы – говорим; и спрашиваем – об этом… – вновь глянула на него София и сузила глаза. – Я же – не отказывала тебе ни в чем. Ни разу!.. Ты мог – сказать: и получил бы – ответ. Я бы даже – и сама повернулась, так и волосы бы еще подержала… или и вообще прибрала. Руки бы расставила, без… «поддержки». Потому что ты – не они… Но тут!.. – Рассеянно усмехнувшись, она всплеснула их, с Егором, руками. – Выходит, что и нет. И ты – это они! Значит, все зря? И я могла не относиться к тебе иначе? Могла относиться так же, не выделяя и без регалий?!
– Прости!.. – Вновь повинился и почти даже уже и взмолился Влад. – Да, я знал, как ты относишься к вопросам… вне тебя, как и решению их, в таком же разрезе и ключе, без тебя же все! Но и поступил так, а не иначе, считая, что и дальше-то все так же – продолжаться просто не может и… время, считай, уже почти на исходе. – Пожал плечами, как и ответил, довольно-таки и спокойно он, впрочем, как и перед этим же все, выслушав и ее же саму, не перебивая и не пререкаясь. Заслуженно? Заслужил же! Заслужил. – Одно же дело – потерять тебя: по причине… Будем же уж вещи называть и своими-то именами! И совсем, совершенно другое – так… глупо: из-за обезвоживания… сном да и отсутствия его в твоей жизни, в принципе. Я – должен был: что-то предпринять. Прости… еще раз!
– Просто… Не делай так – больше!.. – утвердительно, наконец, кивнула и ему же все самому брюнетка, взглянув затем еще и на него, когда Влад пусть и мельком, но и оглянулся. – Не поговорив… перед этим! Мне – нужно знать… Просто: нужно. И все!..
Тут уже и сам парень одобрительно ей кивнул и, чуть даже и подвинувшись к ней, не отнимая рук от руля, поцеловал ее в лоб, тут же возвращаясь и лицом к дороге.
София же – вновь перешла «в руки» Егора, так же прижавшего ее затем к себе, будучи довольным таким раскладом-ака-воссоединением и, каким-никаким, а прощением. Но и еще же все, параллельно, достаточно обеспокоенным, чтобы… продолжать контролировать ее и «откликаться»: на те или иные хрипы или всхлипы, редкие и тихие, но и удары-то ее сердца… Или тяжелое, а там и враз же вдруг потяжелевшее бы дыхание. Но и ничего из этого – не было! Не произошло. Что и тоже, впрочем, так себе его успокаивало. Значит же, могло, так и было же что-то еще, что-то и кроме, чего он только лишь и пока не распознал сам. А там – да-к еще и та, сама вновь ему до конца не давалась.
– Мы – подъезжаем? – Спросила брюнетка – куда-то и в правое плечо парня, но и обращаясь, при этом, к обоим.
– Да… Почти на месте. – Ответил ей Егор и все-таки после отстранил девушку от себя, вглядываясь теперь с особой и дотошной внимательностью – в ее лицо и глаза. – Точно: все хорошо? Для подобного рода пируэтов – ты была без сознания слишком долго.
– Не только… поэтому. Да и «далеко» – не поэтому… – улыбнулась такой его заботе девушка и быстро поцеловала его в губы, чтобы вновь не вызывать еще каких-либо причин для терок и препирательств, как между ними двоими, так и ими же затем же все еще и всеми… вместе. – Души – начали выходить за пределы… вашей же квартиры, «опускаясь и… поднимаясь». С первым – конечно бы и хотелось, чтобы и по всем, хотя бы уж и с перевесом.., качественно: но и со вторым же тут же, уже и точно, пока не знаю – количественно. Но и уходя-не-уходя насовсем – пока что, во всяком случае… – поджала губы София и криво усмехнулась. – Им нужна – я: кто начал, тот же и должен, заканчивает. Мне придется там – еще немного «позависать» между… мирами, чтобы определить их и до конца: по местам. Там, и после, конечно же, все проверят и пере-проверят… за меня и мной, как по чистилищу, так и по небытию, но… Надо! И, видимо.., – Закусив нижнюю губу, она посмотрела на Егора, тут же как-то извиняясь и даже немного затравленно скуля, не столько и не зная уж, как сказать, сколько и… стоит ли. Любой же его реакции – можно было ожидать! Но тут уже, и не она выбирала, не за себя же все, за него и… им, и ей просто пришлось бы, придется сделать это. Будь это даже – не до конца одобрено и, вообще, знаемо Советом же. Если и не по части функционала, то и по части организации и… претворения в жизнь, точно. Итог один – и он должен быть достигнут, так или иначе!.. Еще ж и ее отец – был там. А значит, и вполне ожидаемо, что ее сестра – пользуется этим, как «слепым пятном»: в очередной раз – оставив ему и им, «на побывку», Розу с Андреем; а сама же, и с Артемом, напоследок, сюда. Ей нет резона уже – мухлевать, да-к еще и сверху всего до. Куда уж и больше-то? Ее душу – уже не размельчат!.. А придумывать что-то параллельно? Зачем?! Ведь она опять и снова – на… ручке! Уже и именно на белой ручке, когда и была-то еще – на черном карандаше. Да, она могла сделать что-то – вместо и… назло. «Повырывать» и… поотрывать ее – от Егора или и Влада же все, к примеру!.. Но и это же все – максимум. И куда больше – и именно же все мазохизм, чем и прошлый же садизм… А на меньшее она – не распыляется, – … окончательно уже попрощаться да и именно же все «рас-прощаться» с… Анной!
– Она – там?! – Тут же взъерепенился и прямо-таки и воз-горелся блондин. Но она удержала его руки – от широты жестов, ну и чтобы Влад не вылетел из своего же бокового окна, как минимум, и лобового же общего, как максимум, дабы и им-то все, двоим, доехать уж и до места: в целости и сохранности; хотя бы уж где-то и… в чем-то, этом. Ведь и перестать волноваться а, и главное, заботиться о ней – его уж не заставить никак, если и было же еще возможно… хоть когда-то. И она была ему сильно благодарна – за это, как ни за что… кроме и другое, все же и остальное. Но и хотела, если уж и не удержать, то сдержать и придержать, взаимно позаботиться, уже самой и о нем: если уж и не о его же все и нервной системе, клет-ках, которые, только лишь и, может, еще… остались. – Соф… – нахмурился он и сжал ее руки сильнее. – Это – точно: нужно? Именно; и… с ней!
– Ну… Не только же и с ней, а еще и с… Артемом. – Аккуратно уж и довыдала ему всей информации девушка, тут же и заверив, только заметив и разгорающийся же огонек бесчинства в синих омутах напротив: – Но и все – нормально, я справлюсь! Они просто – связаны… между собой. Связаны – и со мной. Вот… Мне же, как и всех… оставшихся, нужно их – отпустить; и все! – Так себе – успокоила. Он – и не успокоился. Но и хотя бы уж – начал доверять и… вверять себя потихоньку в это же все, затухая… в своем собственном же запале. И София – сглотнула ком в горле, грузно выдохнув, что пусть и пока, но и ее-то, как и их, пронесло. А то к «смертоубийству» – еще и самосуда прям и очень не хватало, ага! – Насчет именно – не уверена… Но и если ты за «происки» – далеко они не у- и зайдут! Пока, и там же, все еще разбираются с Розой и Андреем – ей, вполне возможно, а там и точно, просто скучно, как и Артему, «впрочем», вот они и… Они – не там, а… тут. Поэтому!.. Вот… Попрощаюсь с ними – и вернусь. – И девушка подалась вперед головой – и коснулась его лба своим. Перед этим, зацепив еще и кончик его же носа своим. – Обещаю! В противном же случае, боюсь, что так она нас и всех, в том числе, в покое и не оставит: если не уйдет со своими же жертвами, разом и скопом – не уйдет никогда и никак, ни с кем! Не со всеми жертвами, правда… Но. Мелочь, а приятно!
– Будь осторожна!.. Пожалуйста… – тяжко выдохнул Егор, сцепив зубы, но и положительно же все кивнул, при этом, ответно поцеловав ее в губы, возвращая, таким образом, еще и ту же ее инициативу к нему, чуть ранее. – И «возвращайся» – периодически, хорошо? Чтобы мы знали… и были уверены, что это, действительно, так!
– Да… уж! Фиг ж еще знает, что с ней сделала и ее же тьма… за время «томления», – вздрогнул Влад и скрючился. – А с Розой и… «жертвами»?! Пусть и без тебя… целиком, но и (с) какой-то частью, кочевавшей в ней, какое-то же все и время. И тоже – не все, но… «Все же»! Как ни крути, а дни, порой, и за годы-то – идут. Ей и совсем могло – колпачок снести! – Постучал он правым указательным пальцем по своему такому же виску. – Будь начеку! С нее же – станется, что бы она ни придумала-выдумала: на твой и-ли нет… счет.
– Постараюсь… – Тепло улыбнулась напутствиям она и кивнула положительно, в благодарность обоим. – Разбудите, если отойду… надолго и буду «там», когда мы, к этому времени, уже приедем – хочу и сама посмотреть на картину, в мой рост и… несколько раз!
– Ты, главное, не «отъезжай»! – Усмехнулся рыжий, получая теперь еще и от двоих: подзатыльник от Софии, с левой руки, и по лбу от Егора, с правой. – Дожили!.. На братишку своего – и вдвоем. Эх вы!.. Ладно… Сделаем – все! – Кивнул он ей утвердительно в зеркало заднего вида и подмигнул. – Не переживай. Возвращайся только!
******
– Ар-р-ртем!.. – Смерила Софию ехидным взглядом Анна, то ли и от самого факта, что сейчас будет замешан бывший и… бывшая же, то ли еще и от того, что та покинула ее, пусть и на время, но и Анна же все знала, конечно же, знала, куда она направлялась-направилась и к кому, теперь же, вот, собираясь-собравшись отыграться по-крупному. Но – и без злобы, как и недовольства, надо сказать. Что, и само же за себя еще говорило, «близняшка», вроде как, и не против-то – всего и сразу. Да и как она – могла быть: против? Пусть, «место» и ее, хоть как и кому, опять же все, посмотреть, но и факт нахождения в нем Софии… Кто – у кого еще; и «на птичьих правах»! – Твоя… очередь.
– Ух!.. – Облокотилась на деревянную опору, ножку-столб, моста София. А и точнее же все – на одну из четырех его темно-коричневых рыхлых и заплесневевших от воды, покрытых и темно-зеленым же илом, ног: не будем забывать – про эстетику. Желая же все прямо-таки и услышать, если уж и не «бестселлер», то экшон – во всей его-их красе и… не упасть. Вдруг!.. И «замертво». Здесь же. Ха. Ха… – Есть… что-то еще, помимо же все и того, что мы уже знаем? – Изогнула она свою правую бровь и скрестила руки вновь под грудью. – Если есть и еще же что-то… «похуже» уже и имеющегося – мой вопрос, относительно итвоего нахождения здесь, снимется сразу же, автоматически!
– У каждого зла, как и тьмы, греха и порока – есть своя причина… Почему бы «ей» не быть – и у меня? – Передернул спокойно плечами Артем, напропалую не замечая наигранности и прямо натянутости в жестах Софии: начиная «шоком» и заканчивая… заинтересованностью.
– М-м… Расскажешь нам историю, оправдывающую твое поведение – по не-отношению: к «слабому», но и, безусловно, прекрасному полу? – Исказила брюнетка свои губы, наподобие усмешки-оскала, и сдавленно рассмеялась. – Только не говори, что какая-то там… первая же все, и до меня, как и до всех, в принципе же, тебя – изнасиловала! И ты прямо поклялся ей мстить – до скончания… – и она приложила свой правый указательный палец к губам, «наигранно задумавшись», считая в голове, – …своей жизни. Немного – стоит признать, но и не мало, вместе с тем. Недурно. Нет! Тупо.
– Сис.., а ты и впрямь – недалеко: от меня-то и ушла! – Осклабилась Анна, переводя взгляд с парня на девушку и обратно: будто бы и попав на соревнование по настольному или даже большому теннису. – Так посмотреть: кто еще и хуже – из нас-то все и двоих? Отказываешь ему – в «последнем слове»? В последнем… стакане воды!
– Будто бы от меня и моего же желания – хоть что-то здесь, вообще, зависит. Что-либо и… кто-либо! – Фыркнула София и развела руками, обхватывая всю территорию и их, «насыщающих» сейчас ее. – Начиная – постановкой. А заканчивая… Ей же. Вот только – и в вашем же все лишь уже лице! Должна – слушать? Слушаю! Вы-слушать и по-слушать? Услышать!.. «Возможно». Но и точно же все – не «вас»! – Цокнула она языком и сплюнула, будто и все той же кислотой с ядом и… желчью. – Ваша компания и мне – ни то что… неприятна. Противна… Но и, вот, если сравнивать вас и… конкретно же все кого-то… Влада, к примеру. И с ним же уже – вас!.. Который меня, так или иначе, сюда же все сам и привел… Чуть ли и не под.., на ручках… принес. А ты, с них же, меня – и приняла… Я бы лучше – с ним потусила; и простила ему – все. Все… и «отпустила» бы! Когда же и вам… – она нарочно указала на них правым указательным пальцем и метнула им куда-то в сторону, где и мог быть горизонт. – Нет! Беритесь за руки – и катитесь из ада… в зад, небытие! По алым же все и кирпичам, припорошенным серым пеплом… и под черным же смогом неба, в кромешной темноте и… пустоте, замогильной же тишине и в полном молчании-отчаянии, под стук же и лишь же все собственных шагов…
– Да-да, точно!.. – «Ответила» Анна, будто и тут же именно не слыша, не услышав всего того, а и обратив свое внимание, вычленив, только то, что ей было интересно и не показалось, а так и есть, важным. Именно: ей. – «Егор»! – София закатила глаза и ударила себя по лицу своей же правой рукой. Л-логика! Но и, собственно, где Влад – там, и в той же все понимании, и Егор, как видно. По ее же все исключительно-исключительному и крайне узкому, тонко-тончайшему мнению. Как и уму! Кхм… Скорее, а там и точно – с приставкой: само-. А где садо-, там и само-!.. Вот… – Надо же, признаться честно, а я тебя… «недооценила»! Недооценивала – тебя, мелочь пузатая! – Злорадно рассмеялась она и похлопала в ладоши. – Умеешь же – души выбирать… Как и с Владом. Говорю же, ты же мне еще – форы дашь! Я-то – еще раньше ушла; и не «по своей воле»… Не успела же, окончательно, и выбор-то сделать. А ты – так и будешь их подле себя держать, двоих?
– Делиться – не собираюсь… Впрочем, как и «держать»! С Владом – мы дружим, не более и не менее того! Да и твой… «окончательный» выбор… – София показала в воздухе кавычки обеими руками. – Звучит – спорно, как и любовь Влада к тебе. Он сам же еще – до конца не разобрался, что его «торкало» больше; да и торкало ли вообще. Свои же… какие-то там, непонятные и не понятые же до сих пор им самим… чувства или желание «насолить брату»? Да и что… возобладало-то, опять же, «было» или нет, по итогу? И над «чем»? Да и было ли еще, коль и не уже, на тот же все и момент, над чем?!
– «Жадная», значит! Ну, ладно-ладно… – вновь «покопалась в контексте» Анна и выбрала же, как всегда, свое. На что и София-то сама уже даже и не обратила внимания, как и не удивилась – махнула на нее правой рукой и отмахнулась же еще и от нее сама же, решив более на таких не «распыляться»: незачем да и не для кого! Говорить они всегда будут – лишь и на те темы, на которые либо хотят «говорить» же обе, что и маловероятно, совпадение, либо на которые хочет только Анна, что вероятно больше и вероятнее же «всего», что повторялось да и повторится, видимо, еще не единожды. Хоть где-то – она повторялась!.. Должно же было быть – и исключение-то… из правила. И как «на злобу дня» и именно же все для Софии – именно в этом моменте, здесь и с ней! – А с ним – я тоже дружила… – покивала головой та. – До поры до времени… Но и как это обычно же еще бывает: кто-то дружит, а кто-то влюбляет и… влюбляет-ся! Ну, и любит за двоих, в таком аки же еще и тройничке, соответственно. Или не любит, как и, вовсе-то, «не любил»! А я же, и своего рода, здесь – Влад… – поиграла бровями брюнетка, кивнув на себя, а после и на Софию: не забыв еще и левым указательным пальцем ткнуть, вернуть, так сказать, и «стрелу», но и от себя. – А ты – Егор. И я тебе, как по-братски, но и по-сестрински, мозг вот выношу! Неважно… Я, собственно, и не за этим-то. Не и за Егором! «Забирай», так и быть. С барского-то плеча – отдам, «в добрые руки» и… по доброте-то все душевной. Но и, при том, тихой грусти… Вижу ж, ты еще не поняла – с кем связалась!
– С «Владом»? – Впервые прям и натурально заинтересовалась София. Что ж, раз на раз не приходится! Но и сейчас-то все, кажется, то самое ружье на гвозде, висевшее на стене доселе, наконец, выстрелило. Прямо-таки: и шмальнуло. – А что с ним – не так?..
– Лучше спроси: что с ним – так? – Оскалилась Анна и облизнула губы. – Он – темная лошадка!.. И сказать бы, что ты ему – неровня… – София тихо чертыхнулась и закатила глаза – от ненависти к ее «объездным», увеличившимся, в моменте, стократно. – И никакой части-то его – не стоишь. Не достойна… Не то, что и «всего»! Но ты и так же все это – прекрасно знаешь… Еще – и по Егору! К чему мне стрелки, да-к еще и на Влада, переводить, правда? – Она, Анна, вновь – просто веселилась: с этой да-к и очередной же еще, ничему жизнь не учит, возможности побесить ее: а уж и с реакции ее – на это… Ну не могла она упустить такой шанс и… сразу перейти к сути. Для нее ж это, как грех на душу взять! Как так: самокат есть, а голубей погонять – нельзя? Не порядок!.. Надо было их найти, а найдя – догнать… А коль уж и не догнать, так хоть и согреться! Спалив к чертям этот чертов же все и самокат. Или что, не иметь же, что не «двигается». Или… – Параллели, чай, проводить – научилась. Они – всегда где-то рядом и так же близко. Ря-дом… Тем более, и около нас же все… с тобой. Не лезь на рожон, ми-ла-я! – Клацнула зубами Анна и злобно расхохоталась, закидывая голову вверх. – Это – не предупреждение. Мне плевать – на твою безопасность и дальнейшую жизнь!.. Нет! Не «жизнь»… Существование… в этом же всем. Это – факт. Да… Его – уже заприметили, а ты будешь – только мешать. После – и вы… с Егором! Разобьют – твое и его… алое сердечко, – надула она губки и выпятила нижнюю чуть вперед. София – фыркнула, но глаз не отвела. – Ваше и… вашу же пару! И чего ради – вернешься снова сюда… Разноешься тут, понимаешь ли! Река – из берегов выйдет… Ему – и такое-то отрепье-отребье!.. – Ядовито ухмыльнувшись, она указала правой рукой на Софию и провела по контуру ее фигуры – по воздуху. – Не сдалось. Ему! И тут – не значится: Влад. Его руками – да, возможно. Дабы и не марать-то свои. Но и не он – на коне. Не сам Влад, а… серый кардинал.
– О чем ты?.. О ком?! – Тряхнула головой София, окончательно запутавшись.
– О том… – широко улыбнулась своему превосходству в этом, как носителя информации и первоисточника, Анна. – О нем, дура ты… влюбленная да-к и водящая же еще за носы – все и вся, всех Держащая – с собой и… только у себя! При… себе. Идущая – по моим стопам и… берущая все только ужасное.., ведь и от меня. «Ангел», ага!.. – Сплюнула она и отрицательно покачала головой. – Поразвлекалась – и хватит. Лавочка – закрыта!.. Теперь его будут обрабатывать – другие и… другой! Хотя, может, и другая…
– Да кто?!
И не успела Анна еще что-то сказать, а может, и, наконец, «адекватно ответить», как ушей обеих, в образовавшейся, лишь и на некоторое время, тишине, коснулся прям и нечеловеческий-то мужской полурык-полурев:
– Вы закончили?!
– Тема – не любит ждать… – надула вновь губы Анна и, с одного разворота, покинула место, на котором стояла-то ранее и перед Софией, чтобы переместиться затем за спину Артема и… обнять его за плечи. – Бери все – в свои руки, как и прежде. Как и «раньше»… – осклабилась она и подмигнула, сморщившейся от всего и сразу, как от картины, открывшейся перед ней сейчас, так и от обстановки в общем, в принципе, Софии. – А я – откланяюсь пока, пожалуй! Соскучиться не успеете, как вернусь. Пока…
– Можешь уйти и навсегда – мы не заметим… – проводила ее хмурым взглядом София, вобрав в него всю свою неудовлетворенною заинтересованность и усталость – от ее же все и продолжающихся, несмотря ни на что и кого, интриг. – Более того, значения – не придадим! А заберешь еще и его с собой… – мотнула головой в сторону шатена девушка, широко улыбаясь, – …рассыплю твой прах, когда тебя изымут и сожгут окончательно, не «над болотом». Выберу – очистные сооружения! Как бы, ну, оное к оному же. Ну… Да и камень твой не «расхищу» – предоставлю шанс Егору! – Подмигнула теперь уже и она – озлобленной Анне. – Не «одной» же мне и изгаляться, право дело…
Та смерила ее яростным прищуром и… исчезла, покрыв голову черным капюшоном. Как и оставляя за собой – такую же плотную дымку и лишь несколько пузырьков, сопровождаемых волнением… темной же воды.
Фыркнув ей вслед, не оставлять же да-к еще и «последний пируэт» за ней, София перевела взгляд на ожидающего ее внимания Артема и вновь с явным, ничем неприкрытым неудовольствием-удовлетворением, всплеснула руками:
– Ну, начинай!.. А я – пойду. Вам, может, дышать и не надо, а я, даже находясь и в таком вот «облике», задыхаюсь. Сил… на вас всех… нет. Как и света!.. Еще и с вами тут… двоими – воздух спирает вдвойне, а то и втройне… Душнилы!..
– Надолго я тебя не задержу… – проговорил спокойно парень, никак не отреагировав на ее почти что уж и нытье, на что она только вновь усмехнулась и поздравила себя, внутри, с вхождением в «семейный подряд»: ведь он – как и Анна. Или… Анна – как и он? В любом случае… Хотя бы ей, наконец, стало понятно, по какому именно признаку – они встретились. Повстречались и… познакомились. А там – и объединились. «Наплевательство»! Ко всему и… всем же сразу. Но – не к себе любимым! – Так уж вышло, что и мне не по нраву – быть с тобой, как тут, так и в принципе… дольше, дальше и… того, чем по- и требовала бы ситуация, в целом и… мой же рассказ!
– Хоть где-то – мы взаимны… – обратилась взглядом к верху девушка, то ли молясь, то ли и благодаря, а то ли и все вместе: а еще – чтобы на него не смотреть… не дольше того, чем потребовала бы ситуация и его рассказ! – Открываемся под конец, да?
– Ты – не угадала с «изнасилованием»… – приступил сразу же к делу Артем – и ей пришлось вернуть взгляд на него, чтобы… шея окончательно не затекла! Говорил бы он – в любом случае: смотри она на него, не смотри… Но, может, и так – он закончил бы быстрее, когда бы ему пришлось смотреть «прямиком» в ее глаза: ни разу не отведенные-моргнувшие и самому же их не отводя, моргая! Хотя нет, разве что, и моргая, – …меня! Но угадала – с первой… до тебя и… всех. Она – принимала наркотики! Во всех… возможных и не видах-вариациях. Количествах и… качествах! Курила… и пила. «По прейскуранту», прямо и… в общем. Здоровье и… счастье. «Лю-бовь»… Как желают, так и исполняется… и не исполняется! – Развел руками он, но девушка не оценила его «нескромность», лишь скептически изогнула правую бровь и хмыкнула. – Давила мне – на мозг и даже почти и вскрывала-то его. Буквально, компостировала, кромсала и… выносила. Никак не обосновывая, при этом, это, как и… наши отношения. Никак их – не называя! – Тут София резко подавилась и закашлялась, в моменте вдохнув воздуха – в два горла: просто, на какой-то же все и тот же миг, узнав в этом… не всем, неожиданно же все и для себя – себя же и… Егора! Но и тут же – отогнала это: ведь и обещалась – не «сравнивать»; как себе, так и ему. Мотнула отрицательно головой и положительно кивнула – на его немой вопрос, мол: «продолжай… экзекуцию». – И не обозначая – их почти никак, кроме как: удобство(?).– И брюнетка – выдохнула, куда легче и… свободнее. Да. Правильно сделала, что не сравнила. Пронесло!.. Теперь – еще бы так и… с ним. – Для нее, конечно же, не для меня. От меня ей было – просто ближе до клуба. Я ж живу – в центре, а она нет… «Периферийная»! – Сплюнул Артем, а София поджала губы и сузила глаза, внутренне раздавая себе оплеуху за оплеухой, но и не той… себя. Этой! Правда же, что: под конец! Стоило разбить этот сосуд с… этим, с его же и смертью, как оно же, «оное», из него – и полилось. Вот так вот, да, любишь – и не знаешь, что, на самом деле, любишь. Именно: что, а и не кого! – Из области… или какого-то района. Уже и не припомнить. Да это – и не важно! Глотнула со мной «жизни» – и утонула…
– Ты что, ее «утопил»? – Склонила голову к правому плечу брюнетка, решив, ко всему, что и если же раньше «угадает исход» – избавится от него так же: быстро да и еще быстрее; и уйдет. Но все было вновь – не так просто… Да и если бы и было, то и точно же все – не с ним. И не с Анной! Казалось бы, да. И не удивительно!.. Она – и не удивилась.
Артем, впрочем, так же проигнорировал ее снова, но и не скрыл широкой улыбки, а даже и какой-то ухмылки, почти что и оскала: в довольствии собой и, лишь пока же все и возможно, ее же… «сообразительностью»! София – тут же сделала галочку, пусть и пока же все только на задворках своего же сознания, но и все же, и продолжила слушать.
– Устраивала – скандалы… Нарывалась – на драки, всячески, провоцируя же меня на насилие: по отношению к ней. Сначала – понукая «маленьким заработков». Бармен, да?.. Чего уж там! Особенно, и в отличие же все от тех, с кем она общалась – в тех все и питейных заведениях. Обходя и мое, заблаговременно, стороной… «Стеснялась»! Хотела – так же и к ним, с ними! Я – терпел… «Первая любовь» ж… все-таки, понимаешь, да? – Теперь – София никак не отреагировала, не давая ему, предусмотрительно, и никакого же еще и повода слезть со своей темы, чтобы переключиться, в свою очередь, на нее, сделав больно и… повторно. Так еще – и продлить эту самую пытку, всю, и во всех же смыслах. – Тебе ли – не понять, конечно! «Стерпится, блин, слюбится»!.. «Бьет – не значит любит; когда любят – не бьют»! – Коверкал он фразы, как мог, но она и бровью не повела, только вновь утвердительно кивнула, не намекая на «продолжение банкета» и свое же освобождение от него же, при этом. – Любовь мою – на прочность проверяла… На «срываемость»! Я – держался… Долго и… упорно. До последнего… и победного! Но и после – все же сорвался. Она – выступила передо мной, придя… единственный раз… ко мне на работу. Да-к еще и предъявив это все так, что, видите ли: мне можно с запаленными левыми девками, а ей с левыми парнями – нет, почему? Я – работаю; и выпивку подаю; а она с ними – на сцене обжимается. «Разница», да? Лег-ко! – Хлопнул он в ладони и сцепил зубы, поджимая в месте с губами и кулаки. – Да, не певица. Да, не танцовщица! Но и кто ими ни становился – под тем или… иным, да? Завела – толпу! Станцевала… чуть ли и ни со всеми, под свою же еще и песню. Если, конечно, и то, что выходило из ее рта, так можно было назвать, конечно. Скорее: обозвать. Но и, опять же все, неважно! Какое там… качество, когда и такое же еще «количество»?! Легче легкого! А написанную – мне же, прикинь, как я понял уже и потом. Пф… Еще легче. Хотя, казалось бы, и куда уж… больше-то? – Подняв правую руку, он сжал указательным и большим пальцем переносицу, резко вздыхая и выдыхая: пытаясь успокоиться и, одновременно, собраться. – Дождалась, когда я приду сам – за «вниманием» же все и к своей лишь персоне. По большей части – стащить ее… со своей же барной стойки, на которую она еще и затем же все перекочевала. «Стащил»! Что же сделала она?.. Вывела меня, и из себя, и из-за нее, припомнив, ну, знаешь… «любовь к снарядам… в физкультурном зале». Все же мы – «любили» физ-ру, девочки!.. В школе, колледже, университете… Пора припомнить – ее программу. И по какому «снаряду», угадай? Коз-лу! – Сразу и покаявшись, где-то вновь же все и у себя же в душе, София не сдержала широкой улыбки. Но и не от его «писклявого кривляния», под его же все и бывшую девушку, когда он все-таки и сам «раскрылся» да-к еще и начал пользоваться всей широтой своих же жестов, во весь прямо-таки обхват, а от всей ситуации. Но – и удержала все-таки смех! И надо ж было – так постараться и успеть, то есть, суметь. Кхм. Она сама – так точно бы не смогла… Да даже и не подумала бы, не задумалась об этом еще и изначально, и тем более бы затем – не стала и претворять. Но и благо же все, подобное, и все же, тянулось к подобному же – и такие личности, как он и она, прошли к ней и… сквозь нее, пусть и по касательной. Но и зато – не «навылет»! Что и о чем, на что же, и теперь-то все, как минимум, ей было интересно и весело слушать, а и как максимум – смотреть. На такое взвинченное и… подпружиненное состояние Артема, готового: и прыгать на месте, и рваться во все стороны, и сразу, прямо, как и тот же все «козел». Только и в этот раз уже – сам, через себя и… с собой же. – Сбросила с моей шеи, будто бы и случайно, серебряную цепочку… с большим таким же крестом, без распятия… Дождалась, когда я сам за ними нагнусь – и сиганула, держась за мою спину обеими руками, расставляя, в полете же все, свои же ноги в разные стороны. Прыгнула, блин, через меня, как через того же все и… козла! – А вот здесь уже девушка не выдержала – и даже прыснула, пусть и легким, но смехом, следом же почти и скрывая, пряча его под кашель, будто бы и снова подавившись. – Козел-обыкновенный!.. Поглядите-ка, посмотрите только… Можно и «повторно» – вставать в колонну! – Снова пропищал он, словно бы теперь еще-уже и нарочно, сам – подкидывая свои же бревна-хихи и в жерло-хаха Софии же. – Сама же – больше не подходила, но и подходила толпа! По два, не то и по три раза… Благо – охранники все-таки затем все же подоспели и… развели эту куча малу. Но!.. – И он поджал губы, тряхнув и головой-то после, отгоняя почти пропавшие, но и все еще имевшие место быть в его душе «образы прошлого». – Тогда – это был уже точно конец. Такой: окончательный и… бесповоротный. Точ-ка! Она сама – разрушила все и… вокруг тоже. Но и так ведь упорно еще и до – не замечала этого! «Под кайфом-то», а?.. Что и валила-то все – на меня: и я, из-за этого, винил себя. Дурак, да?..
– Мне ли и тебе уж говорить, тем более, про «смешивание» и… «сбивание» градуса? – Усмехнулась София, склонив голову к правому плечу. – Про и уменьшение… его. Снаряд, все-таки, по… «ширше» будет да и… «по градусней»!
– В себе – сомневался… – продолжил Артем, дернув плечами. – Вдруг, я – не прав, а она, и действительно, умница-разумница и… та же все «краса, длинная коса»! – Сгримасничал тут же и сплюнул куда-то себе же под ноги. – И все – в моем доме… В моей квартире. И на моей же… кровати! Была, до этого, под кем-то – пришла и под утро… Не «под ним» – осталась, да? «Вернулась»!.. Ушел – в ванную, чтоб не видеть всего этого и… привести мысли в порядок. Успокоиться! А она – за мной. «Под парами» и… дымом, вновь давила на то, что я, и так же все, воду трачу. Много… воды! Своей же! Когда бреюсь, да, не выключая ее… Когда «не пользуюсь», поднося бритвенный станок… с острыми лезвиями… к лицу, – приложив свою правую руку к нему, а после и к шее, он воспроизвел весь этот путь, что проделывал каждое утро, по очищению же все и их, и хмыкнул. – Казалось бы, пустяк! Но и этот же все пустяк – стал последней… каплей, иронично и… буквально! «Сорвался»!.. Окунул ее за волосы в ванную – и утопил! – И хотелось бы девушке «торжествующе выбросить руки» в воздух, что она, все-таки, угадала, но ситуация не позволяла… и не дозволила. Да и статус, какой-никакой, сейчас, а требовал! Черный юмор – черным юмором, а души-то ее затем тазом и прикроют: за «недолжное неуважение к их памяти и… всему прочему». И это – не про то, что нельзя смеяться в лица, а «льзя», и как раз таки наоборот, смеяться в спину. Как раз таки и именно наоборот – ведь и так честнее! Но и лучше же все – когда отболит и… переболит. – Довел до конца то, что так долго планировал и вынашивал. Что и так дотошно-то воображал и… фантазировал, прямо-таки и смаковал! – Софию передернуло и почти замутило – от этого… его торжества, обратного же все и ее торжеству. Да-к еще – и с широченной улыбкой и хитрыми искрами в глазах… напротив. Он – не сожалел и ни капли не соболезновал, не и сострадал! Не признавал и… Не сознавал! Разве что, и только лишь то уже и в том, что совершил и что это противозаконно. В остальном же – был полностью собой… доволен и удовлетворен. Так все – и было должно случиться… в его же все понимании и, каком-никаком, а и принятии! Как все планировалось, в его голове, так и совершилось… на практике. – А она – смотрела на меня, в «свой страх» и… без него же. Как и без упрека! Наступила – тишина… Она – просто перестала брыкаться, перестав и кричать… Пытаться вырваться и бурлить… под водой, выплескивая ее за края ванной. И это я же еще – воду трачу!.. Пауза! – Поднял он руки над собой и развел, на манер же все и… радуги. Довольный такой и радостный, как дитя… Вот только лишь и разве же что: Сатаны. Кем он, в принципе, и являлся!.. – «Наконец»! Наконец-то – тишина. Снилась же и все… до сих пор. «Казалась» – во всех и вся, всем. Кажется, даже и преследовала-то… меня. Но – и теперь-то вот… все, нету. Нет!..
– Она – ушла, да? – Взяла-таки последнее для него, как и себя, слово София: с хрипотцой и каким-то все же лично-болевым стоном. – Все-таки, ушла!.. Но и нет, она – не упрямая и… не высокомерная! Не и «целая вселенная»… К твоему и… только твоему же все сожалению. Не стала – таковой… Просто потому, что и ты этого же все сам за- и хотел. Только ты – и хотел! Чтобы она была – вселенной. А она, хм, и «была»… – развела руками девушка и хлопнула ладонями, указывая, будто бы, и на себя, но и внутрь себя, своей же и грудной клетки, как и проецируя-то ее… на и в себя, собой. – Но – для себя. Хотел, чтобы она – ушла… Ты захотел – и она… сделала это. Но, и опять же все, для себя! Ты же, всего лишь, стал… триггером. Тем, кто, что подтолкнул-о ее к уходу, без упреков и… негатива. Она – счастлива! И ты – счастлив, верно? – Прищурилась София, изогнув губы… в отвращении. – Был счастлив – тогда, по совершении. Больше нет – той тяжести и ноши… тяжелой же? Проходили: дни, недели и месяцы… Мессенджеры – переполнены, но и пусты. Пусты – от нее! Нет – надоедливых сообщений и звонков! Никто не поинтересуется, «просто»: как дела и что делаешь, как жизнь и… как день прошел? В конце концов, не придет к тебе и в твою же все квартиру и на… твою же работу! – Выплюнула она с яростью и горечью… своей же желчи, но и тут же, будто бы, и его. Это же и его слова… были. – Нет «нелепых» разговоров, которые, я уверена, она первое время и первая же все, пыталась построить, завести с тобой. Даже и, тем более, когда у тебя – не было на это, них, настроения. Да и – на нее!.. Никто не ждет, с нетерпением, разговоров, общения – о проведенных порознь: секундах и минутах, часах и… днях. И тебя-то ждать – перестала. Себя… с тобой; и тебя же – с ней-собой! – Не увидев же и сопротивления и-ли хоть и какого-то желания перебить, чтобы до- и высказать-ся, она спокойно продолжила: – Дурак… ты! Думал, она потеряет – себя, но и не тебя? А потерял ты – ее… и себя! Ты – счастлив, теперь?.. Когда у тебя – перестало «не быть времени на себя» и… ни на кого. А появилось – только и на себя же все самого! Хоть и на себя-то все, в какой-то момент, мере и степени – тоже перестало… и сейчас! Когда и тебя, любимого-то лишь только и собой, не стало. Но и… Да! – Всплеснула руками София и невесело рассмеялась, чуть подергивая плечами, будто в рыданиях, но и скорее, точно внутренних, ведь и внешних-то не было, пусть и пока. – Глупо спорить: что до, что и после… И какой бы она там ни была! Пусть была изначально и не стала такой с тобой… Ты и сам – не пытался ей запретить! Не пытался и противостоять, переманить… на свою сторону. Не пытался: помочь! Ты пошел – от противного, как и буквально, и… избавился от нее! На что права – не имел, совершенно! – Рыкнула она и клацнула зубами, тыкая в него своим же правым пальцем. – Ты – не господь бог!.. Не был им… и не стал! И слава же, и ему, за это! – Поднялась следом взглядом и руками «к верху» же все брюнетка и так же быстро, как взметнулась, опустилась вниз. – А я еще – и сравнивать-то тебя посмела. Под него – подбивать… Совмещать и, черт же тебя возьми, выбирать! Ты – дурак, да. Но и я – дура. Уходи и… не возвращайся! – Прошипела София и, сморщившись, сплюнула, как и он же чуть ранее, по-настоящему же теперь ощутив нечто горькое и мерзкое, не склизкое… на этот раз, на кончике своего же языка, будто не говорила на словах и… в теории, а взаимодействовала на практике. – Что тогда, что и сейчас – видеть не хотела… и не хочу. Смерть, прямо-таки, открывает глаза… на мир. Спасибо, да, теперь ей, ну и дьяволу… за это! А девочка – вернется в чистилище, как жертва абьюзера и… узурпатора. Как жертва – убийцы! И пусть она и не чиста телом – зато чиста душой и… в отличие же все от тебя! – Хмыкнула девушка, теперь и сама смакуя и прямо-таки довольствуясь его озлобленным, но и все так же молчащим… «положением дел». Что ж, ну а что, с другой-то и стороны, так посмотреть, а ничего нового она ему и не сказала: все это – он уже знал давно и без нее. Но и, как видно же все, что с советами, что и с правдой в лицо из чужих уст, звучит же все – как-то иначе и… по-другому. В данном же случае – чуть ужаснее, чем было и в его же голове и душе до этого. – И имеет возможность – на второй шанс. И даже, если не «пересмотрит свое поведение»… Тем более! Ведь и вполне может да и пересмотрит – парней, с которыми она общалась, чтобы, уж если и захочет, и в дальнейшем… И построит, наконец, свою жизнь – иначе и… по-другому. Не всю, конечно, да, и не сразу, но и… не с тобой! Частями… и по частям – это уже будет победой. «Перерождение» – победа сама же по себя: над злом и несправедливостью, бесчинством!..
– Не жалею – о том времени, совершенно!.. – И София вздрогнула от неожиданности, напугавшись появившегося, откуда ни возьмись, тихого женского голоса. Только и сейчас же все, казалось, а там – и на самом деле, заметив и отметив для себя девушку, что появилась на месте Артема: в то время и момент, как и сам же парень, дослушав и, наверное, услышав ее, «растворился» – средь и тут же позади других черных теней и душ, только ожидающих свой черед и такого же приговора. А после – прошел и еще же чуть дальше, что брюнетке пришлось даже встать на носочки и подпрыгнуть на них, чтобы рассмотреть: что же там – за ними всеми. Но взгляд ее так же вновь и вновь падал на и ту же все девушку, что и ей же пришлось отложить это дело, решив не затягивать и покончить сначала с этим… Посмотреть же и рассмотреть – сможет и после. А пока… «Гостья», представшая перед ней, оказалась среднего роста и… с двумя черными косами, расположенными по плечам и доходящими до груди. Казалось, что и выкрашенные даже еще и специально, поверх; как и когда-то еще сама же София, будучи ребенком, «заразилась футболом» и болела… прямо вся, буквально и… «на лицо», лице же, раскрашивая его, а после и засыпая так, вновь не дождавшись отца, ну а утром, когда уже и он даже приходил, красила еще и поверх, запрещая затем к «себе» прикасаться, ибо «не высохло, а то сухое и старое – уже не красиво», тогда же она еще и не хотела расстраивать его самого… его же все и отсутствием… в своей жизни, да, было же время; под ее же все и серо-голубые глаза и бледную, почти и меловую кожу. И все бы да и ничего, если бы не ее же все острые скулы и длинный с горбинкой нос, впалые щеки и округлый подбородок, большой и высокий, чуть и морщинистый лоб, растрескавшиеся сухие, почти и белые, а в местах даже еще и будто бы синие губы, не говоря уж и про темно-синие круги под глазами, довыдавшие ее до конца с потрохами, как и весь же ее нездоровый образ не только кожи, лица, волос, головы и… тела, но и жизни, а там – и души, прямо-таки и транслируя – отсутствие сна, болезненную худобу и обезвоженность. И это же еще и досконально – только снаружи. А что же и еще – было внутри?.. И пусть глаза ее, вопреки всему же, все равно сияли – Софии оставалось только надеяться, что натурально, во всех смыслах, и, по крайней мере, имея и уже дело с тем, что имеется и на теле, было не так тяжело смотреть в них и на нее: от еще и осознания того, что ее бывший, с девушкой же напротив, как еще и ранее же все «его бывшей» – сделал все это! – Я – Дина. Под стать Дарине, разве что… и демон. Чис-тый! «Замаранный» – морально и юридически, может, до. Ну и уже, вот, по факту – после. Впрочем, как и все… здесь! – Дернула она плечами и криво улыбнулась. – Мне – двадцать лет. Была «под кайфом» – сколько себя помню и… помнила: после съезда и пере-езда от матери. «Сбежала», да! К парню, ха, и… от матери же. И как бы… «из двух зол» – выбрала вновь не то, понимаешь, да? Но и мне – осточертело! – И топнула правой ногой, всплеснув еще руками – для пущей картины. – Дома – не чувствовала же себя, как… дома. Осточертели – и эти разговоры… с ней, заезженные темы там… о парнях и.., снова же и снова! Лишь бы – избавиться от меня, чего она, собственно, по итогу-то и добилась! Так же, к слову, и до – изжила и выжила отца. Он – ушел к другой и… в новую семью! «Спасся», блин, счастливчик! – Цокнула языком сероглазая и тут же сузила их, злорадно ухмыляясь. – А я – их всех вертела: на огро-о-омном страпоне. Что парней, что и… «семью-то» свою! Что – и его… – София все же утвердительно кивнула, но и промолчала, ограничившись и такой «поддержкой». Добавив еще и разве что, более-менее, а и приветливую и мягкую улыбку на губах. Постаравшись затем – так же передать ее и глазами. Уж кому-кому, а уж и точно не ей – еще и за слова их всех притягивать: будто и сама отца, в своей же все и голове, не взрывала, ну или тормозные колодки… не перерезала. Ха. «Подростковый бунт и гормоны»! До двадцати доживите – и хапните еще и ягодок, «цветочков» они… напугались. – Достают – такие выходки и… выпады! Да-к еще и от человека, что и должен-то еще затем быть – самым близким и родным, по своей сути… Взамен ж – много унижения, слез и… насилия. «Морального»! Наоборот. До… наоборот. Да… В нем – и не ждешь: теплого и радушного приема, как и после него, в самом «доме» и… семье. Чтобы понимать – даже разуваться в нем не хочется. Не хотелось!.. – И она одернула себя, но брюнетка и не заметила этого «опущения», признав, как и допущение. А что… Не всем удается спокойно и адекватно, по-своему и в такое же свое время, воспринять… чью-либо смерть, что уж говорить и за свою. Да и что: по своей воле, что и не… И такое – бывало! И другое… бывает. Сразу же «в прошедшем времени» никак не заговоришь, а там – и вообще, пока еще и образ-то жив, пусть и где-то уже совсем на задворках. Тем более!.. Каждому – свое; и всему же – свое-не-свое время. Да… А на эмоциях же еще и чувствах, своих и ощущениях, вполне себе и живых же, порой, что только ни скажешь и ни сделаешь!.. Со вторым, конечно, хуже, но осознаешь и поймешь это, правда, только – после и потом. Опять же… Да и то: все равно – не до конца! Не осознаешь и не примешь, порой, вовсе и… совсем. Совершенно! Переродишься ты… или не переродишься! В этом – все были равны, как и перед самим законом: о приговоре и каре. Как, собственно, и в этом случае. Не осознала и не поняла, не приняла.., равно как и то, что придется говорить о себе и уже… в прошедшем времени и лице. Но хоть – и не в третьем!.. Уже… же. – Не то, чтобы я прям «торопилась»… Просто там – и так грязно, и без того… меня. Лишним – не будет! – Фыркнула Дина. – Вполне, что и мой-то тон, в конце концов, мог и не зайти – ей. Совсем! В принципе и… ни с какого уж оборота. Но… Он похож – на ее! И я – перебарщиваю, да, но и равно же все с ней. Ей не нравится – быть «увитой»: со мной. Подумаешь… А мне – и ей! К слову, меня ж чуть еще не задушило – ее же все и пуповиной… в младенчестве. Так что… В принципе: быть со мной! – Горько усмехнулась она и отрицательно покачала головой, поджимая затем губы. – Уделанной и… убитой, в этом, мной. В тот, последний раз, когда я видела ее и… виделась же с ней, нас обеих – понесло!.. Вроде и «как всегда», но и если в те еще моменты – мы могли как-то сбить на тормоза и… кинуть все на осадок и остаток. Холода, блин-малина, и на нервы! То и в этот же уже раз – мы не были в состоянии вообще, как и сконтролировать вдруг свои эмоции и чувства, свои и ощущения… Совершенно! – Глаза ее вдруг еще сильнее загорелись, прямо-таки и полыхнув огнем, да-к и что еще же хуже – внахлест: с поволокой ностальгии и… воспоминаний. София же буквально видела по ней и ее же все эмоциям на лице и в глазах – как это было и что именно происходило: на какой тяге, «энергии» и… силе. Явно, что и неположительной, а и если уж и не всей, то и негативной и отрицательной, резкой и резвой… А с и в этой же еще демонице – и подавно, вдвойне и втройне: несдержанно и неудержимо. – Совершенное-не-совершенство. Да… уж. Когда ж ее распирает, всю и сразу, а меня еще и несправедливость, и это же еще… одолжение, что она, и вообще, со мной говорит – все летит уже и не чертям, а и прямо к дьяволу! Ведь и в ее сторону, такие пируэты, были настрого запрещены, а от нее и в мою – в порядке вещей. «Брать гроши»? Пф… – Дина хмыкнула и сплюнула, сдержанно шикнув. – Проще – гордо уйти из дома!.. И если ты подумала – про деньги… Нет. Я – выношу плохое… Беру же его и с собой, но и не в-ношу… Приношу – хорошее, не забирая. Вношу: его! «Грошики» же ее чувств и эмоций, ощущений – ко мне… Вдруг. С нихера и изначально же еще! Пусть – лучше оставит себе! Мне же – нужно свое; как и мне нужна – я! Я – нужна: себе. Была… нужна. – Застопорилась вновь она и опять же себя исправила, прикусив нижнюю губу, едко усмехаясь. – Но – с ним… Это… прямо по-другому и иначе – открылось и заиграло затем. Как и… глаза. Как и весь мир!.. Я ведь, правда, не хотела его мучить. Но… Мы оба – хороши и… достойны друг друга. Бы-ли. Оба – мучили и… мучили-сь! До сих пор, знаешь, вспоминаю тот момент… иногда!
– Тебе – не стоит!.. – Начала было София, чтобы девушка еще больше не мучила себя, а заодно и ее, не ворошила и это же… все, повторяя то, что уже сказал и сам Артем, но та отрицательно качнула головой и легко улыбнулась, давая понять, что ей нужно выговориться и отпустить это, раз уж она возвращается на «второй круг». – Продолжай…
– Прокручиваю – его и.., прямо кайфую, по-настоящему! – Протянула она и почти даже еще пропела, обнимая себя затем руками. – Он, к слову, столько же – и повторялся… Я его – не преследовала. Нет! Но – он… «Этот момент». Да!.. Как кинопленка ж – мотался и… «изматывал». Будто кто-то поставил еще и на «repeat» – всю же эту катавасию!.. Вот, он… – глянула перед собой она и София провела до «этого места» глазами, но и кроме желтого песка и все таких же, тех же серых камней в зеленом же иле – ничего и никого не увидела. Дина – ушла в себя! И видела же все это, что произносила, вновь, своими же глазами, как и исключительно – в себе же, но и… перед ними, проплывающими кадрами… все той самой кинопленки, но и вновь же – перед ее-своими глазами. Брюнетка же не стала лезть ей в голову, без приглашения или хотя бы уж и тонкого намека на «открытие дверей» в сознание и подсознание, поэтому продолжила слушать и слышать, воображая и фантазируя все это, пусть и представляя уже свое. – У кровати! В разбросанных вещах и… стекле от вазы. В старых… и уже давным-давно завядших цветах. Нет, их «лепестках»… Я же – на кровати с… заброшенными на ее спинку ногами. Передвигаюсь… «Перелезаю» и подлезаю – ближе к нему. Но он – уходит в ванную! – Приподнимает взгляд и смотрит теперь куда-то за спину Софии. – Умывается. Чистит зубы и… бреется. И «снова» – умывается… Я – набираю воду в ванную и… погружаюсь в нее в одежде. Говорю, да, что-то про траты… Так.., невпопад! – Ее губы кривятся в едкой, но, и в то же время, досадливой улыбке: скорее – и на манер же все того, что могла бы и чем-то другим «зацепить», не так плоско и, одновременно, жирно, но не смогла, не придумала. В прочем, у самой Софии со «стендапом» дела обстояли – еще хуже, поэтому она, наверное, и не он, «стендапер», как и… не она. Фух!.. – Что и первое в голову-то пришло, взбрело… После же «контакта» с моими все еще расширенными зрачками – он психует! Психанул, что и не из-за него мне сейчас, тогда хорошо было, а из-за… его же боли. Что: я опять – сорвалась!.. А он будто нет – и сейчас, тогда же все! И в тот конкретный же все момент. С предохранителя – сняли: еще ранее. Курок – спущен! – Дина выставляет правую руку перед собой и подставляет ее, «пистолетом», к своему правому виску. – Я – не уступаю… Что-то кричу, в «пьяном же все и бреду», в ответ. Но, и скорее всего, не, точно – «промахиваюсь»! – Спускает с курка и… опускает руку, вместе же и с левой, по швам же своей черной мантии. – Но и выгляжу же все еще – достаточно убедительно. Достойно, как по мне и… для меня же все, так что… – она скалится и отрицательно качает головой, всплеснув руками. – Любой бред, в том же все моменте и состоянии, мог сойти мне с рук!.. Он же – хватает меня за горло и… уводит на дно. То-пит! До… последнего пузырька. Вбегают – его соседи… Два парня. Видимо, придя таки, хоть и «на очередной же все крик и потасовку», м, дра-ку! Оттаскивают его – от меня. Он – поднимает меня из ванной и… просит прощения! – Дина держит руки перед собой, согнутые в локтях, проецируя этот момент, и… едко усмехается. – «Сцеловывает» воду – с лица. А… А на руках – пустота. Пус-то!.. – Сбрасывает воздух с рук – и отряхивает их, распевая затем по слогам. – Ни-ко-го! Они – пытаются доказать и ему это. Но он – смотрит на меня: на деле – на свои же руки… И молчит! А я, тем временем, уже – за его спиной. Обнимаю его… за левое плечо, кладя голову на правое и… касаюсь носом шеи… «День сучьего Сурка»! – Хлопает она в ладоши и громко смеется. – Куда уж – хуже и… лучше, одновременно? А. Каждому – свое! Когда проживаешь смерть своей, пусть и не любимой, но и девушки, раз от разу… Колпачок – срывает; а крыша – отъезжает! – Дернула головой сероглазая и покрутила правым указательным пальцем у виска. – Утонула – я, а мучается и винит себя – он… Прелестно! – И ее серые же глаза вновь загораются такой же новой и… хитрой искрой, отображая и отзеркаливая, отражая ее же и оскал… чуть ниже. – И ты же еще хочешь – даровать мне жизнь?.. Серьезно?!
– Я хочу «даровать» тебе – шанс! – Исправила ее София, подходя к ней и… обнимая ту за плечи, после чего погружая и ее – в свою же светлую дымку, наполненную и все тем же белым светом. – И если и не на исправление, то, да, на наложение рук – самой собой… тобой. Как бы это сейчас ни звучало! Но… Да! – Поджимает губы брюнетка и утвердительно кивает – на ее немой вопрос: в весьма удивленных и расширенных от непонимания глазах. – Он – убил же: тебя. А это – неестественность и не… твое же решение. Не твоя воля и… Такое же волеизъявление. Значит, ты еще можешь – быть… перерождена. Да и… В любом случае!.. – Дернула плечами София и легко улыбнулась, разминая ее прямо-таки и натянувшуюся фигуру: в зоне спины и уже ее собственных плеч. – За мной подтвердят или опровергнут это затем – члены Совета. Но и я сама – пока не вижу причин: для отказа тебе в этом. Он насильно, насильственным и образом – отобрал у тебя как шанс, так и саму же жизнь! Сам же – благополучно, и в разы-то легче, умер: жизни себе не дал, так и тебя же за собой потащил. Одну и… одной из первых. А после… И остальных! – Сморщившись, девушка отрицательно покачала головой, отгоняя пока «призраков прошлого» и, сморгнув это напускное наваждение, посмотрела на девушку… истинно белым, даже голубовато-белым открытым взглядом. – Отправляйся наверх и попытайся сделать что-то со своей жизнью, опять же: сама и в свое!
Глава 35
****
– Вот это… муть! – Прифигел Влад, восседая теперь уже и на капоте своей собственной машины рядом с Софией, только-только пришедшей в себя. Просто ребята решили, что ей будет гораздо лучше на свежем воздухе: как и с ним же самим, вне, пусть все же и более-менее, окна-то есть и вполне себе еще и открываются, но и замкнутого пространства автомобиля, так и прийти в себя, по той же самой все и причине, и перенесли ее, вместе и с ее же все рюкзаком, из транспортного средства – наружу, уложив затем ее и на заранее же раскрытый еще, как и уложенный на крышку капота же серый флисовый плед, извлеченный до и из багажника все того же авто. – И что это – за тема с?.. – И запнулся, нахмурившись: вспоминая «точную формулировку». – Серым кардиналом?
– Не то слово. И… Не знаю! – Потерла глаза обеими руками София и отвернулась, сплюнув в сторону немного еще чужой воды, пусть уже и со своей мокротой, тут же и до-думав, что и стоило бы все же признать – «образность» у Анны… не страдала, как и она же все сама и… от нее; от нее – страдали другие. Все. И… во «всех» же смыслах. – Сказала – вроде и понятно, но и так запутанно! – Повернулась к Владу обратно девушка и пожала плечами, отрицательно помотав головой. – Да – и имени-то не назвала. Ничего, по итогу, и толком не сказала, как и ни кого не назвала, по сути-то, если и так посмотреть… По поверхности – прошлась! – И потрясла ногами в воздухе, «проецируя-пройдя» этот момент. – А «вглубь»?.. Только же – еще и больше-то вопросов! Но и на которые, если честно, уже и не хочется искать ответов… Ведь и если, когда дело касается ее дум и… очередных интриг, как еще мыслей и размышлений, слов и действий… Верить и, главное, «думать», обмозговывать это? – София сморщилась… в отвращении. – Только – время зря на нее, и все же это, терять, так же все и тратя! А где?.. – И брюнетка покрутила головой, но так и не обнаружила Егора, как и не ощутила, не почувствовала его где-то по близости.
– Дорисовывает там… что-то! – Кивнул ей Влад и одновременно – на пятиэтажное, из серых бетонных плит, серо-белое же здание: расположившееся прям почти перед ними – одним из его же торцов, ребром, можно сказать, что и к ним, пусть и все чуть поодаль.
Съехав с серой асфальтированной дороги на и темно-серую же уже каменистую тропу из мелкой гальки, утопленной, со временем и «погодой» же, в черной земле, как и проехав по ней, какое-то же еще время, в окружении лишь темно-зеленых деревьев с темно-коричневыми же стволами, становящимися почти и темно-синими и даже фиолетовыми, тем более и черными, под вечер-то и ночь, они доехали до небольшой круглой поляны, с уже достаточно поросшей и выросшей зеленой травой, окруженной тем же все и лесом, прямо-таки и лесополосой, всех сторон и вокруг, по кругу.
– «Пишет» – с другой стороны… – показал он следом и своей же правой рукой, чуть выгибая ее в локте наружу, тем самым, будто бы и «окаймляя» ей еще и само здание дугой, – …вроде и… санатория! – Передернул затем плечами Влад, не особо заморачиваясь с этим. Но, и в отличие же все вновь от девушки, что вдруг вздрогнула и особо присмотрелась к окнам и дверям. – «Бывшего», конечно же! С другого… торца. Типа… Раз уж и решили, под фундамент-то, сравнивать с землей, то и не с одной картиной, а с двумя! Позовет сам, когда все доделает… А пока – можешь полюбоваться… Аннушкой… со стороны! – Скрючился он и фыркнул, указывая уже и правым указательным пальцем – на граффити их торца, с их же все и стороны. – И нашего же все с тобой… расстояния. Позже – подойдем поближе.., если, конечно, захочешь…
– Да… ты знаешь… – замялась София и склонила свою голову к левому плечу, рассматривая таки граффити. Затем вытянула уже и свои руки перед собой же, формируя выставленными пальцами сначала квадрат, а после и прямоугольник, как эстет и фотограф, а там и вовсе «истинный ценитель прекрасного», ведь еще же и прикрыв следом свой левый глаз, чтобы и весь вид попал в… «видоискатель», и продолжила: – Отсюда – и самое-то… то! Ближе – и не надо… – Кивнула утвердительно себе и ему она, чуть тише и под нос же все себе потом добавив: – И «больше» – тоже… – Но парень все равно услышал – и звонко рассмеялся. – Насмотрелась! А уж и насмотрюсь далее на нее, знаешь, за всю… и на всю же жизнь, кажется, и без картин… точно хватит! Только вот… Спрашивать, что и именно рисует, ведь и не имеет никакого смысла… сейчас, да? – Все же уточнила брюнетка, облокачиваясь на локти рук, за своей же спиной, на капот.
– Почему же?.. «Имеет»! Но и надо знать – у кого спрашивать… – с видом «знающего человека» ответил Влад и поиграл бровями – для пущей убедительности.
– У «кого»? – Не поняла девушка и, прищурившись, взглянула на него, переспросив, понизив вдруг и тон. Точно зная, при этом же всем, что здесь – они лишь втроем и… одни. И что больше – никого, кроме них, здесь нет: кто бы еще, и не в здравом-то уме, как и не при трезвой, твердой памяти, будь то человек, ангел и-ли демон, поперся в такую глухомань, в лес, да-к еще и под вечер, а и тем более уже и под ночь. Явно же – можно было найти и другое применение, не только и «свободному времени», но и силам… Но, как и прежде, «вкусовщина и цветовщина» – были у всех разными и своими. И с ума, так же, все сходили… «так же» – по-своему и в своем. Поэтому… Если они чего-то и добились, то только того, чтобы им никто не мешал. А в городе такое место – найти крайне трудно! Как и где бы лечили уже прямо-таки и «тяжелую форму паранойи», кою и пыталась же показать-изобразить сейчас сама София же, вдруг и решив, что их могут здесь подслушивать, а и скорее – ее очередной все и не «въезд»… по теме. Что ж, если не преследуют – это не значит, что «ее» у вас нет. В прочем, как и наоборот!
– У того, кто рисует… – указал на то же все и здание рыжий и рассмеялся – от чумного взгляда Софии: «Ты серьезно?! Очень смешно!». – Ладно-ладно… Пи-шет. Да все-все, ок… Вот придет сам – и спросишь! Я же и сам пока – в неведении. Но и думаю… А я – «думаю»! – Сделал акцент парень и указал на себя же все и своим жеправым указательным пальцем, чтобы и затем перевести его на девушку. – Что и что-то же все связанное – с тобой. Может, в прочем, я и ошибаюсь… Но и коли уж «вы» так прочно и… конкретно… обе, ха, не «с ним», зашли в его жизнь!.. Надо же, в конце концов, и какую-то историю – за этим всем оставить, правда? След: в ней! – И провел по воздуху, торжественно и горделиво, левой рукой, почти скромно и совсем без пафоса, что и она закатила глаза и отмахнулась. – Я – сфоткаю, а он после и «зарисует» или Ксандера, мож, попросит… Хотя, думаю, с тобой и… ему и самому – захочется поучаствовать. Начать и, так сказать же все, «кончить», «зайти и выйти», как и… ты!
– Динамит – заложили? – Спросила «важное», для себя, София. Стараясь, все же и еще, прищурившись, рассмотреть его так же – с этого их места. Но и то ли не обращенные глаза, как и, наоборот, «в измерении Анны», а то ли и она уже и сама?.. «Себя» бы – все еще видеть и… не потерять, во всех же смыслах; куда уж – и?..
– Утыкали так, что ты даже и со своего места сможешь, если и хорошо постараешься, его поискать… и, главное, найти. «Увидеть»!.. – Покивал Влад и хлопнул в ладони, не разъединяя затем их, а и обращаясь кончиками пальцев «пирамиды» в сторону «бетонного пирога с взрывной начинкой». – Присмотрись – хорошенько… А если нет, ну, не захочешь вдруг ломать и свои-то еще молодые глаза, увидишь по итогу. Не количество, а качество! – Мечтательно протянул он и изогнул свою левую бровь, обращаясь с хитрым прищуром к девушке. – Хороший гриб – получится. Не «перевернутый», конечно… Но!..
– Не продолжай!.. – Фыркнула она, угадывая сразу эту ноту – по первым же ее-его и «ужасным», как и пошлым отзвукам: и не понятно же еще – что хуже. – Там точно – никого нет? – Это был второй, по ее же все важности, как и для нее же самой, вопрос.
– Главное, чтобы нас – там не оказалась! – Округлил глаза он, не намекая на то, что и: за тех ли и стоит переживать? Метафорических, в смысле, и эфемерных; или и за них – непосредственно дислоцирующихся тут! Рядом… Прям неподалеку. – В моменте, когда он сложится, как карточный или не «опосредованно» бетонный домик! Кому что ближе…
– «Карточник» и… шахматист, – взвесила тут же, и на весах же все и своих-то рук, его слова София, после сведя их и хлопнув в ладоши. – Идеальный коллаб!.. Не жалко?
– Я тебя умоляю!.. – Хмыкнул Влад, хоть и было скорее, а там и точно да и именно не похоже – на «пр-р» (для) лошади. – Когда это он – и привязывался: к чему-то… внешнему? Да не быть мне – романтиком и в дальнейшем, упаси… дьявол! – Вздернул он руки к небу, вместе с глазами, тут же почти затем и спустив-то их вниз. – Но и спорю, это – аллюзия на его… внутренний же мир: как на его душу же и сердце! То, что и у меня-то всегда – на поверхности… – подмигнул рыжий, но и под вздернутыми бровями Софии – стушевался. – Ну… Чаще, чем и у него, во всяком случае. То, что и у него-то – в глубине. И вот она, она… «глубина»! – Выкинул теперь уже и перед собой руки он, обводя контур граффити ладонями по воздуху. – Будь то: стена или холст… Будет спрос – будет и предложение!.. За «обратное» – не ручаюсь.
– Думаешь, стекло… с минимальным количеством «стен», как бетонных и-ли металлических… каркасов-перекрытий, выдержало бы – краску? – Провела параллели… между «зданиями» и следом… брюнетка. Представляя то же самое, но и на доме самих ребят: если бы Егор «работал», буквально, и… не выходя из него. Не через и подъезд, а… окно например! Не выходя из дома… и с ней же, не-работой, на дому. Так бы – и красил! Разукрашивая же еще… и себя. И судя по легкому флеру мяты – Влад все понял, одобрив.
– Проверь!.. – Пожал плечами он. – Накинь ему идею – на эту тему. А он – подумает и, может, реализует. Главное, чтобы не на «спирали»! – И «крутанул» ладонью правой руки перед собой, поджимая затем губы. – А то вас – так скрючит и развернет, что и душу-то всю вывернет… наизнанку! Твою ж!.. А… Анны… – и он сморщился, встряхнув головой. – Что-то – вывернет точно. И-ли «кого-то»… Нас, например, всех – и от всего же вот… этого!
– «Вас»? – Тут же нашлась да-к еще и едко, язвительно София, будто бы и не соглашаясь, не желая делить и внимание – на двоих. Ведь и он так и не досказал, как и в прошлый же все раз, не добавил: с Егором. А и значит!.. Да. И на деле-то и именно пространство – между собой и… ей. Еще кому больше и-ли меньше – достанется! – Нас?!
– Тебя, конечно! – Хлопнул себя по губам, и своей же все правой рукой, Влад – с выражением крайнего шока: как такое могло произойти?!; и благодарности: хорошо, что нас не вывернет. – Оговорился. Но и вышла бы – неплохая игра: найди десять отличий!
– А это – я уже приму лично и от тебя! – Донесся мужской бас – с серой крыши здания и, непосредственно, ее же все и металлического парапета. И ребята повернули головы туда, встречаясь взглядом с темным силуэтом Егора, снявшего вмиг своей левой же рукой и с нижней-то части лица черную тканевую маску и сдернувшего с головы, параллельно и правой, такой же капюшон кофты. После чего – уперся правой ногой о выступ крыши и вновь потряс уже и свободной правой рукой черный баллончик с таким колпачком и порошковой краской же внутри. Перед этим – и бесстыдно подслушивая-подслушав, как и вывела для себя же все «пара»: так как был в курсе – о чем и как они говорили; а теперь вот еще – смотря на них и видя же все это воочию. Так и до этого еще, скорее, а там и точно, всего, так же все и видя – все то, что видела сама же София: ведь она не закрывала и не блокировала свое сознание, впрочем, не считая то и чем-то уж прям конфиденциальным и индивидуальным, частным и… личным, так что!.. – В качестве… предложения к рассмотрению. И после, мы еще все дружно, но и, опять же все, без виновника-то торжества, тебя, поищем тебя же среди окон.., чтобы выпрыгнуть. Поехали?
******
Одноэтажная деревянная церковь из темных, почти и черных больших древесных бревен?.. С серебряным куполом и… таким же крестом, без распятия?.. Под темной водой?! «Кто проживает на дне?..». Да что ей нужно – там? А и главное, что нужно и им-то – там? Или… «кто»? София? Анна?!..
За спиной девушки – все еще и те же все розы. Впереди – люди, демоны и… ангелы. И все же еще их возможные и не – коллабы и… интерпретации. Да и просто же все те, кого… отторгнул тот мир и принял этот. Если, конечно, это – мир, а не…
Здание – набивается до отказа… Розам, этого потока, удается пройти – и подойти ближе всех. К чему?.. Или… кому?
Деревянная светлая стойка-трибуна, с черной толстой книгой из пожелтевших от времени и мятых, где-то же еще и порванных страниц, исписанных мелким черным почерком, стоит в центре, будто и импровизированная сцена, у самой дальней стены комнаты. Она тут – одна. Среди ничем не покрытых, ни краской, ни уж и тем более обоями, плиткой, бревен, как и темных досок пола с потолком… Все они уже давно и надолго, правда – старые и трухлявые. Покоцанные и побитые, местами и вообще отсутствующие: целиком или наполовину. По стенам – лишь висят старые иконы: с запотевшими стеклами и… «побитыми» темными древесными рамами, с серебряной же все и окантовкой. Будто и от конденсата, но и точно же все и уже – не «мироточения». Скорее, а там и точно – просто пыльные и «наглухо» заплесневевшие. Окна, меж них, забиты теми же досками, что и пол… с потолком. И словно бы еще – и из них! Выдранных – с тех мест, где они как раз и отсутствовали. Как почти – и под самым же все и потолком. Не пропуская ни дневной, ни и даже лунный свет. Только два небольших окошка, что и «прорези-же-проруби», на дальней стене, словно бы еще и обращенные к ней, луне, пускали-таки и ее же свет в помещение – совсем легким, бело-желтоватым потоком, но и почти через всю же комнату, после чего кругом падая на полу… и на другой же круг, белый и… меловой, что был «выведен» вокруг трибуны. А в нем… Двое молодых парней!
И если бы не знать… Точнее… Не и «узнать»! Можно было бы подумать, что и это же все – вновь пародия да и на того же все «Вия», Николая Васильевича Гоголя. Старого и… нового, «современного». В новом же еще и прочтении. Хоть и с той же все… Панночкой! Одновременно – как «авторского произведения», так и его самого, автора же. Гоголя, да, как и главного же еще героя своего же творения. Некого «гг» и… как охотника же все за головами! Как и только лишь можно было бы его прозвать – за прямо-таки и неутомимое желание: прижучить Вия. Прижучить – ведьмой… В данном случае: Анной! Что и во всей-то своей красе такого же бледного лица и острых скул, с синевой и под глазами, но и не изменяя все себе, в «своей» же все и черной накидке, так и расхаживала… по «кругу»: то и дело пытаясь выловить и изловить, вытащить – одного из них, тех парней, на ее-свою же сторону. На их… сторону. «Нашу». Сторону собравшихся.
Вот только и те – не видели их. Не видели: нас! Видели – ее. Но и что-то же все же и уже подсказывало, что еще увидят и… довольно скоро. Всех и… сразу! Это – дело времени и… терпения особы перед ними, ну а после и сразу же за спиной. После чего она вновь взрывается криком, почти и визгом-писков, разнося и так, и без того «оставшиеся» окна – в стекла: и их такие же многострадальные рамы – в щепки. Вместе с досками, коими и те – тоже были, пусть и наскоро, кое-как, но и заколочены. И двоих, в круге же, прямо-таки и осыпает затем осколками… с головой. Теперь-то, да, они видят – всех. Видят – сквозь преломление и отражение… тех самых же все и стекол.
И София вмиг и сама – ловит взгляд одного из них: он напуган, впрочем, как и она же сама. Ведь еще и доузнает затем в нем, а после и в его друге, тех, кого она… хранила, какое-то время назад. И спасла же, блин, обоих! После же, насколько она могла еще помнить и знать, их передали – новичкам. Так как, она уже почти что и вышла – на финишную прямую и переход в высший сан, каст. А там, под конец, уже чуть и сложнее – задачи-то, ситуации, «люди» и… их обстоятельства. И, видимо, зря! Ребята – не справились! Хоть и сохранили, да, их все еще и девственно-чистые тела, если уж и не души. Душу! Одного из них и… на какое-то же все время. И тут же – потеряли, как видно. А стоило ли оно и того, чтобы и так еще потерять? Да и вообще: потерять! Одно же дело – не сберечь… по их выбору, как и она.., одного из них, что и «без души». Но и совершенно же другое – без выбора и… их воли, волеизъявления. Она же еще помнила и помнит, как… не упасла его, но и ему – хотелось обратиться: и ей пришлось – с этим согласиться, коль уж и не смириться… до конца. Второй же – остался при своем и… человеческом, но и с душой. Как и подобает, хм, «ангелу», которым, к слову, он так и не стал. Но и если ангелы – не сами отказались, то и просто же все кто-то, и не трудно было и уже, опять же все, догадаться кто, решил и «так» отомстить ей, подгадить… и насолить! Преподнеся их – ей, буквально, в холодном виде и в виде все той же мести!
Они, кстати, тоже узнали ее, как и она, во всех смыслах, пребывая в лютом непонимании: что именно происходит и что же все-таки от них хотят. Но – и не сдавались! Еще готовы были – к обороне и сражению, к войне! Если таковые и вообще представятся. Да… уж. Знали б они и против кого – не были б… так уверены. Но и тело дела-то было, как раз, в том, что и они-то – знали. Ведь, и как говорилось же все ранее, и не только же все и самой лишь Розой, в нем же были – не только девушки, но и… парни. И это – могла быть, вполне, не столько уж прямо, и право дело же, месть, сколько и… случай. Хотя, и Софии-то, уже и самой – так никогда не казалось и не кажется же все до сих пор. Что ж, после всего, что и уже произошло, с ней и не с ней, со всеми – она все и всех, вся подвергала сомнению; и не без причины. Случайностей – не бывает, вообще и случайных же, впрочем, как и случайных же все и случаев!
Как и если же это все-таки – аллюзия, то и следующим, кто и должен был прямо-таки «заглянуть на огонек», с флагом или без… в гости-то, должен был стать, как минимум, демон из Совета, а и как максимум – сам дьявол. И если Анна-то сама уже и здесь, то: как встретишь, так и проведешь. За одним – пойдет и другой… Ведь они всегда – ходят парой, где-то рядом, друг с другом и ходят же все и встречаются… по очереди.
И «очередь-то» все и подходила, судя же все и по так и усиливающемуся ветру. Появившимся, будто и «из неоткуда», под водой-то еще, хотя кого бы и когда бы это обстоятельство останавливало – тот же и «Губка Боб»… всегда в помощь, раскатам грома и грозы, световым и молниям. «Сумасшествию» птиц, черных воронов, которые, буквально так и за-бились о стены и… остатки окон. Опять же, под водой! Снаружи и… внутри. Обивая и «обвивая» затем – еще полы и потолки… Залетая же и вновь внутрь внутрь – бились изнутри опять наружу. А, и возвращаясь, вдруг иногда натыкались и прям «нанизывались» на острые осколки, продолжая еще трепыхаться черными крыльями: в ненормальном исступлении и… до последнего-победного.
«Затонувший город», не иначе!.. Со всей же своей флорой и… фауной.
Ну а он, тот, кого можно, но и тут же все нежелательно называть да и кликать же еще всуе, уже и наверняка был «в дороге»: ощутив кровь и падаль, трупы… за километр; как акула и на, за побритыми же все и в кровь ногами и-ли руками, лицами; выехал же на такси и… летел на всех парах, пролетая все светофоры и собирая человечков, «звезды»… на «двери». Да. Это вам не ротвейлер, да и не настоящая же все и «акула», что и будут еще возвращаться, как и настоящие же еще все маньяки, при этом, на места преступления, на место… забитья, дозабивая до конца, но и… вряд ли же и чем-то лучше все… и их!
Могла ли Анна его создать – сама? Или вдруг и «призвать»? И если же все и могла, смогла, то и для чего, «кого»?.. «На показ», опять? Снова?! Или?..
– Прощайся! – Прошептал злорадно кто-то со спины Софии и ей же все на правое ухо. Как она поняла потом, по тону и тембру, не желая пока оборачиваться, теряя из виду, таким образом, парней и Аннушку… с маслом же все и для огня, это была – девушка. Не младше ее… Но и, опять же все, может, и «старше»: как смотреть, по человеческому признаку или нет, да и кому – умеющему считывать или так же все «нет». Да и если бы была еще возможность, вообще, хоть чуток повернуться и, пусть и не досконально-дотошно, но и рассмотреть!.. Взгляд же ее был устремлен и зацеплен – за парней… Да и не было особо дела – до толков со спины и в нее же спину. Еще бы ниже чуть… «приняла»! – Эти… лакомые кусочки – уже не принадлежат тебе. Да и никогда – не принадлежали! Они – будут: ее. – Злой женский смех резанул ее слух и, кажется, разорвал все пространство, коль уж и не перепонки, да и хотя шум других, остальных голосов, вокруг и «вразноброд», не затихал ни на секунду. – Нашими, как ни крути!.. Да и что-то мне еще же все и подсказывает, что именно эта ее сторона – точно не приглянется тебе. Да… То, что ты «могла» видеть, слушать и слышать от нее, до – было лишь цветочками! – На что сама брюнетка уже прямо и фыркнула, поджав губы затем в отвращении и обиде, про себя же еще и пожалев, что недавно проклинала ее смех и язвительность – уж лучше б и они, чем и эти же все теперь «хвалебные серенады»: не тому, то есть, не той! Даже: если от демона. Тем более – когда и от него же! У ангелов ж на все и про все, всех и вся – либо хорошо, либо… никак! Ничего… кроме правды, ха, да-да, да-да… Хот!.. А Анне, будто и не было вдруг, не стало же и плевать, кого и какого вида – убивать. Если это был – не стокгольмский синдром, то и какая-то все из фаз луны, со всеми же еще планетами и фазами, домами уже и их… в ретрограде! Иного – в голову и не шло… Разве – об еще одном двойнике и… близнеце. Но и тут уже и сама-то София не была уверена, что не начала поддаваться общей идиотической психосоматике и дихотомии!.. – Теория – еще и знатно, явно отличается от практики, да-к еще и когда затем переходит в нее. Сейчас – ты увидишь ее, настоящую, в деле и… воочию! – И как же «вовремя» ее надоумили – и на эту же всю… хренотень. А кто надоумил? Правильно. София… Теперь – расхлебывай!
Сухой пол затрещал под ногами и заходил ходуном, периодически выбивая доску за доской из «круга». Чем и Анна же все – тут же и пользовалась, прорываясь к тем, кто и все так же был, находился внутри него, разрезая их одежду, все и те же черные накидки, в лоскуты, своими же… длинными ногтями. Нет, уже и всеми «когтями»! Но и на которые сама София и не сразу обратила внимание, отдав предпочтение ее же все и татуировке, оголенной ею же, на ее же левой руке: вернувшейся к ней и потянувшейся через всю руку, плечо и шею… к лицу, по левой же стороне, и к глазам; которые уже потонули в черноте. Ну а следом – и на невидимом щите, окружавшем и покрывавшем их все тем же «кругом-куполом», тут же появились огненные, ярко-оранжевые, в черной дымке и с такими же «языками», царапины от ее же когтей. Прямо… как и на кабинках, которые поднимают лыжников и скейтбордистов на гору. Все-таки – из них не пытаются, таким образом, выбраться, при аварийной ситуации и зависании на огромной высоте, а… лыжи и скейты «царапают» их, да и… с той стороны. Впрочем, может, они и так хотят внутрь? Стоп!..
– Стой на месте! – Крикнула София. Но и ее тут же одергивают – назад и… вниз, под громкий злобный смех Анны и все тот же «прихлебательский лепет» из-за спины: – Заткнись, ты только мешаешь! Хочешь, чтобы она – переключилась на тебя? Учти, попадешься на глаза – пропадешь навек!.. Допрыгаешься… – полурычала-полушипела ей она, но и уже не в ухо, а будто и… в самой голове. – Всю себя – на тебя спустит, не размениваясь и не распыляясь на них… Всю себя – и в тебя. Поменяется «с тобой» местами – и уже сама сошлет тебя в небытие, не, скопом, вместе же все и с теми, ними, особо и не разбираясь! А это – похуже, чем и смерть, девочка моя! – Выплюнула ядовито особа и София поморщилась, дернувшись затем от нее всем телом и душой: уже даже и не зная, от чего больше – от сильной хватки ее и крепких сдавливаний остальных, жополизы, хреновы, по всему телу или от ее мерзкого и восхваляющего одну, ту стерву голоса, а может, всего и сразу, да-к еще и вдвойне-тройне?! – Сама же – еще знаешь! Ад и «раем-то» все и всем, вся кажется – лишь и на фоне же его. Небытия… же. Там – ты покоя не найдешь и не обретешь. Но – и не «потеряешь»! По тому же все… и принципу. Ну и как бонус – будешь среди нас и них: неприкаянной и… неуспокоенной-упокоенной! Неприкасаемой… Тьфу. Без шанса – прикоснуться. Поиграешь в прятки… с ними и со своими парнями – длинною в… вечность! Хотя нет… – и сдавленно рассмеялась, потянув, вместе и со всеми, брюнетку после к полу, под ее же уже и болезненный, а и не отчаянный стон. – Для первых ж – это слишком много и долго!.. Ведь они уйдут – уже сегодня. Да и, чего там, уже и прямо-то сейчас! Окаменеют. С тобой… или без тебя. От тебя и-ли нее…
– Позовите мне – дьявола! – Рявкнула Анна.
Тут же – задребезжали и заходили ходуном, вместе с полом, стены. Крыша – потеряла почти опору и все точки же соприкосновения, крепления, по всем и четырем сторонам: готовая, и вот-вот, слететь с… куполом – и улететь в… неведомые дали; к «крышам» и всех здесь-сейчас собравшихся, наверное, кроме тех, двоих, и Софии. Что еще боролись и… пытались, старались удержаться – в этом шатком положении… «нормальности» и на грани: буквально же еще – между жизнью и смертью, пусть и в который уже раз. Но и как бы – и ни самый трудный, ни самый-то и крайний, последний и… лишь только же все и, может быть, победный!
Ведь не прошло и минуты, как стена, с большим количеством икон и слегка окнами, за спинами же все парней и перед лицом Анны, разлетелась в щепки!.. Накрывая ребят, поверх же все и стекол, еще и ими. Погребая под себя и покрывая, укрывая собой…
–
– Артур!.. Артур, приподнимись хоть немного и ненадолго, пожалуйста! – Звала и, параллельно, толкала парня в его правое же плечо своей левой рукой девушка, сидевшая с ним рядом, за первой партой, первого же и из двух же все ряда в аудитории: в светло-голубой рубашке в вертикальную белую полоску и укороченных черных брюках с высокой талией, совсем немного не покрывающих черные лакированные ботинки со шнуровкой. Веки ее были слегка подкрашены светло-голубыми же тенями, а губы – так же покрывала такая нюдовая, что почти совсем же все и так же незаметная матовая помада. Скулы же – были «заострены и сужены» легким темно-бежевым контурингом.
За счет же, и в свою же уже очередь, бежевых стен, с обоями под покраску, «бежевой» же все краской, как и белого потолка с металлическими плафонами и белым же холодным светом, само помещение было чуть ли ни одним и тут же все одной из светлых же все и аудиторий, в принципе, в университете. Весь же сей «антураж» портил, разве что коричневый, почти и бордовый, ламинат и, в цвет же ему, вся мебель: деревянные парты и стулья. Что преподавательские, перед белой пластиковой доской для записей цветными маркерами, справа от которого висело, больших размеров, скручиваемое и сворачиваемое же с серого пластикового небольшого пульта белое полотно для такого же и проектора, висящего под потолком. Что и парты и стулья – самих студентов, уходящие «вверх», под и самый почти что потолок и вход; с входной-выходной же дверью – в цвет.
Брюнет же, коего еще и так звала его же все и «соседка-то по парте», почтит тут же среагировал, с пятой, а то и пятидесятой просьбы, и поднялся, сразу же и упав – попав таки не только в омут прямо-таки и крышесносящей головной боли, но и черных глаз преподавателя, оторвавшегося, как раз и в этот же все момент, от своих записей и доски:
– Не может быть!.. – Охнул тот, куда более наигранно, чем и того же все требовала ситуация: если и вообще – требовала. Затем закрыл свой синий маркер, которым и до этого же все писал-записывал, колпачком и развернулся всем корпусом к «парочке», точнее же все – и одному из них, все же, конкретно, выше закатав рукава черного пиджака; части черного костюма, в тон которому шли и классические брюки со стрелками, покрывавшие полноценно и черные же его лакированные туфли; оголяя белые рукава рубашки и тут же еще и демонстрируя сим такой же белый воротничок и саму же рубашку, ее же и нижнюю часть, показавшуюся меж полов пиджака, с черным галстуком, спрятанным не до конца, но и концом же все в него-них же. – Я увидел-таки – и ваше же все лицо, Артур! – И, отложив свой личный конспект, из которого и делал те записи, «копируя-перенося» их на доску, вместе с маркером, на свой стол, раскрыл руки, словно бы и для объятий, но и скорее, а там и точно уж – еще раз показать и доказать: широту своих плеч и груди и как их обтягивают вещи, надетые на них-нем же самом. Что, к слову, и для сорока-то его лет – было весьма самонадеянно!.. Думать, что и таким еще финтом – можно и еще хоть кого-то привлечь. И да. Пусть он и хорошо, достаточно, сохранился, как человек, но и совершенно не-достаточно, чтобы перестать быть, чуть ли и ни главной скотиной ака занозой в заднице самого университета же: что для девушек, что для парней. Не считающей нужным, не порой, скромничать в выражениях – кого бы это ни касалось, никого не обделяя и не выделяя иным. Как и «не валить» кого, и по чем же все зря, до хорошего и удобоваримого, удовлетворительного состояния: на зачетах и экзаменах – по ценным-кобелиным-бумагам. А что уж говорить – о курсовых и дипломах!.. Да-к и при условии же еще и того, что и «прекрасного расположения» от него, при посещении всего и вся, всех… его лекций и прочего, невозможно было добиться – никак. Совершенно! Ну а что, для весьма большого лба, с явным наличием, как он и сам, опять же все и не «про себя», считал, мозга, как и «мозговой активности», это были вещи – само собой разумеющиеся и не требующие особого акцента. Как и… дополнительного, дотошного и особенного внимания. Зато, и требующие прямо-таки акцента, иссиня-черные волосы… средней длины, широкие черные брови и мелкие таки же ресницы. Первые, из которых, он и уже точно – у висков подкрашивал: так и кремом же еще и для обуви, коль и не черными же уж и чернилами, маркерами, не иначе. Насчет остальных и щетины, как и небольших усов над верхнее губой, только – строились догадки. Но и хотелось же все иметь, хоть и какое-то, пусть, и по итогу-то все, чем и лучше-то, никакое, но и величество, возвышение – над и этим же все бесчинным величием. Как и пусть – в разрезе лишь и внешности. Куда уж и… хуже-то, в разрезе же все аргументации и альтернативы. Но – и хоть что-то! Не имея и всего же этого… в загашнике – можно было да-к еще и в пух и прах покромсаться о его: высокие и острые скулы, натягивающие до нельзя чуть смугловатую кожу… Как и об острые края и углы – его извечной ухмылки и оскала, всегда плотно сомкнутых и узких губ. «Ямочками» там, к слову, никогда и не пахло. Впрочем, как и «милыми детскими щечками»! Его лицо, казалось, было выточено и вырезано – изначально. Вместе и с длинным, острым носом… Как и небольшим, но и все так же острым, подбородком. Что, того же еще и гляди, раскрутив его голову рядом с собой – и умрешь от потери крови… Исполосует же – и вскроет! Что же и до всего его тела, может, оно и было сложено, а там и не хуже, но и так же все – угловато и натянуто. «Пила» и… спиннер же, в одном флаконе! С кондиционером… – Вашей макушке, и впрямь, прямо-таки и трудновато было бы ставить «зачет», действительно! – Поднял хохот студентов своим замечанием преподаватель.
– А вашей – прямо-таки и не дашь больше тридцати! Хотя лицо и виски – орут об обратном и в квадрате, если уж и не в кубе… – заступилась за парня девушка, перейдя в наступление – по своему же все щелчку и сигналу: как обычно, впрочем, с-нихера-надо.
– Да вы!.. – Бросил на нее взгляд мужчина, но и снова был осажен, ко всему же прочему, еще и перебит – той же все и «не по годам наглой девчонкой», коей он прозвал ее у себя же в голове, пока – в ней, пока она сама же ни нарвется и ни услышит это вдруг и вне: – А диктофон-то – пишет-пишет… Продолжайте. Го-во-ри-те! – Осклабилась она.
– Продолжаем – лекцию… – рыкнул он и отвернулся вновь к доске: с конспектом – в левой руке; и маркером – в правой.
– Когда-нибудь он тебя все-таки схватит – за твой острый и длинный язык! – Усмехнулся Артур, потягиваясь и разминая затекшие, хоть и не от долгого, но и лежания на твердой парте мышцы. В то время, как и в свете все тех же ламп и лучей солнца, из белых деревянных окон слева, во всю стену и почти под самый пол, коль уж и не потолок, на теле его заиграли мускулы: дав повод некому шепоту и шелесту голосов – за их спинами. Девичьему, «конечно» же все, и исключительно! Которые, к слову, как и брюнетка – засмотрелись на это «произведение искусства»: в длинной и свободной черной майке; таких же джинсовых шортах до колен и слегка зашнурованных, а и скорее же и именно расшнурованных кедах на черной резиновой подошве и с такой же шнуровкой; открывающей все больше – с каждым новым его широким и не спешным движением. Но, и в этот уже раз, все и в отличие же от них, тех, девушка – вовремя среагировала, вспомнив, что и надо бы было хоть и что-то да уже и ответить, и стыдливо отвела взгляд. Когда, в свою очередь, и на задние же «девчачьи-оночьи парты» – полетел снисходительный и лишь чуть раздраженный взгляд карих глаз Артура: не липнут еще и напропалую – и ладно! Нда… Только в такие моменты она понимала и, главное, осознавала и всю же еще и именно «прелесть» – потоковости лекций. Как и что в их аудитории сейчас была – не только ее группа, но и параллельная: с не менее прекрасной сильной половиной населения. Что называется – совмещая полезное с приятным-крайнене-доступным-рабочим, м? Ага. Но и благо же все – где-то неподалеку, сзади них, сидели и Никита с Кариной, ее, считай же и еще что, личные «ангел и демон»: и остужали ее пыл, ну, время от времени. Когда: вновь и вспомнит. Первый – метал в нее злые и «ревностные» взгляды, буквально сжигая ее спину и выжигая голову, так еще и мешая их с клочками бумаги, листками в мелкую светло-голубую клетчатую разлиновку, вырванные и из его же все толстой бордовой тетради, так или иначе, руками или потоком воздуха, еще и изо рта, но и через пластиковый корпус синей ручки, прилетавшими в нее. Вторая же, чуть ли и ни присвистывая, и сама же – в лужицу почти растекалась. Ну а что? Картинка… в картинке, «в картинках»! Для залипания – было самое то и оно. Так и в эти ж еще моменты – терялся не только посыл и понимание любого к ней вопроса, но и даже тот факт, что она вновь и вновь влетала, да-к еще и на всех парах, на одни и те же грабли, нарисованные на стене… Артем и Артур! Артур и… Созвучие – было во всем: от именит до и, про?клятой-прокля?той-треклятой, внешности. Так и где-то даже – и в стиле одежды и обуви. Второй (первый), Артур, был – разве что и чуть постарше, ему было двадцать восемь лет. Но и трудно же было все так просто – взять и сказать… отказаться! Хотя бы: и просто вот – от взгляда в сторону. В его… сторону. Одним глазком. Быстро. Остро. О!..
– Близок локоток, да не укусит! – Фыркнула она, пододвигая конспект с записями, уже и в своей толстой синей тетради с белыми листами в мелкую голубую клетку, к нему, чтобы парень списал. – Реакция – хреновенькая. Я быстрее – ему руку острием же все вскрою и зубами раздроблю, чем и он-то его коснется. А вот, с его стороны, было весьма рискованно и недальновидно – еще ж пара таких резких словечек в сторону нас с тобой и иных намеков, в горизонтальной плоскости, других: и уже его схватят… Но – не за язык!
– Думаешь, есть за что.., помимо?.. – Скривился брюнет, принимая «помощь» и начиная переписывать записи в свою же, но и уже средней толщины черную тетрадь в мелкую голубую клетку, так же все отдав предпочтение не синей, а и именно черной ручке. – Хотя… Да. В смысле… На чем-то же все же и за что-то же – он держится. К чему-то же – и «привязан»… «Язык»!
– Даже – и не думала об этом… так! – Тихо хихикнула брюнетка, поддерживаемая в этом несдержанном, но и не запаленном веселом порыве, парнем. – Тем более: о проверке… Но – и мы отошли от темы. Что – на этот раз?! «Клуб»? Бар?..
– Стриптиз!
– Стебешься? – Раскрыла глаза София, устанавливая затем свою правую руку, локтем на парту, так, чтобы и кулаком прикрыть и прикрывать рот, не привлекая к себе и ним – из-лишнего внимания: как к разговору, в частности, так и им самим, в целом; их телодвижениям и «отвлеченности от учебного процесса», отвлекая от него же – и других.
– Нет! – Усмехнулся Артур и отрицательно покачал головой, не отвлекаясь, тем временем, от записей. – Бармен… в стриптизе.
– Класс! – Закатила глаза брюнетка и левой же рукой продемонстрировала в воздухе – тот же знак, только и опустив его сразу вниз. – А пожарники у них – кончились?
– Нет, я… Со-фа! – Раскрыл глаза, следом же и за ней, Артур, встретившись, неожиданно для себя и… друг друга, в едином порыве: оба – от шока; и так же – друг от друга. – Какие у вас мысли, однако! Побойтесь д… Нет, «бога»! – Но и после, почти и сразу же что-то и смекнув про себя, осклабился, подвинувшись. – Или это – комплимент?
– Я никогда не считала тебя – стремным, это во-первых! – Выставила она перед собой и ним свою левую руку, раскрытой же ладонью к его лицу и тыльной стороной к себе, в «защитном жесте» и во всех смыслах: в смысле, решили работать, дружить, так и… хрен ли дистанцию сокращать? – А во-вторых, ты так стремительно и скоростно «падаешь», последнее время, что и я… не успеваю за тобой. Предположила просто – самое худшее! Типа, и «подготовившись». Не сбылось! Хорошо… Фух! – И наигранно выдохнула, стерев левой рукой и невидимый же все пот со лба, разметав по «бокам» его и отросшую темную челку: отправляя ее – и ко всем распущенным, в сторону плеч и вниз.
– А я думал, ты скажешь: не успеваю – ловить… – поиграл своими темными бровями парень, не двусмысленно теперь уже и не намекая на ее, в частности, и их, в общем, положение «дел», а не и тел. – Хотя… Кто кого и должен, по сути-то? Да, я – человек. Но… И демон! И по более твоего, между прочим… Хоть, ты – и не человек.
– И это – тоже… – выдохнула девушка, водружая свою голову уже и на обе-то руки, сложенные теперь крест-накрест поверх парты. – Я же, прежде всего, ангел! Твой… ангел. А не «ты» – и мой! Ну а и после уже – и демон. Ангел-демон!.. И уж, тем более, в разговорах – на тему: на какую часть – больше… или меньше? Кто и больше – кого? И кто перевешивает, если уж, когда и.., ангел-а или… демон-а?.. Но и так ли – это важно?
– Спасибо – тебе! – Искренне поблагодарил Артур.
– Было бы и за что… – отмахнулась тут же она. – Ты бы поступил – так же, по отношению ко мне. Будь и ты – на моем месте!.. Что в том, что и в ином… Разве нет?
– Нет. – Поставил точку, одновременно и везде, Артур – и отложил записи Софии, возвращая их поднявшейся с парты девушке, подбирающей их следом под себя: все – в дом, все – в дом; а и в подушку-то – еще и тем более. – Если бы ты была… на моем месте – ты бы не была «на моем месте». Я бы дернул тебя «оттуда» – еще ведь и до баров: и это не «камень» и не «шпилька», факт! Не знаю, правда, как.., но и узнал бы обо всем – еще же и до того, как тебя бы мне дали. Ну и все бы исправил – заранее! Вот…
– Коне-е-ечно, умный самый! – Всплеснула руками брюнетка, все же сдерживая широту жеста – насколько могла и позволяла «партово-рядная» ситуация. – Думаешь, я бы так же – не сделала, если бы могла? Не могла! Вот, в том-то – и дело! А вообще… – и она скривилась, сощурив взгляд. – Знаешь… У тебя всегда и все – так просто. Не… У вас! Как вы же – так бухать… А как мы – так дома убирать и готовить. Как минимум же все! И как тебя самого-то еще – и Даша-то терпит?! – И сразу же прикусила нижнюю губу – от своей же еще тирады; и не только. Как и «сдержавшись», до конца, чтобы не дать и себе же еще самой – грубую затрещину. «Как минимум»! И гневно прошептала себе под нос: – У него – девушка… Девушка – у него! Но и хоть расставайся с «ангельством» – и бей это на лбу, зеркально, ей… богу! Чтобы утром, умываясь, в зеркале читать – и не лезть в это, чужие дела и отношения. Снова и снова. Не психолог! Ан-гел! Спасаю – внешне, а не внутренне.
Все же и сморщившись, Артур промолчал, уткнувшись взглядом в тетрадь.
– Прости!.. – Взяла она его за правую руку, еле-еле обхватив и своими-то двумя, чуть сжав. – Снова-здорово, да?.. Забываю иногда расположение – твоих мозолей-болей и… хожу по ним, как слон по граблям… в посудной же все и лавке. Больше – не буду! – Погладила она его грубую, но и в то же время теплую, почти и плавящую, но и размягчающуюся, от этого, кожу. – Не обещаю. Но… Постараюсь! Попытаюсь, правда!
– Не парься… – сжал он ее руки своей в ответ и вытянул губы в одну линию, но и дотянул их все же затем – до и в какое-то, пусть еще и подобие, но и улыбки. – Мои – «тараканы»! Да и… не меняются они, собственно: что те, что и… другие.
– Может, стоит уж поменять? – Но и поймав на себе, хоть и в меру, но и строгий взгляд, выдернула свои руки и подняла уже обе ладони «в защитном жесте» вверх: перед собой и ним. – Я не начала – свою пластинку. Даже и не думала! Просто… Предложила. Ты – можешь: отказаться! Да и не говорю же – прям все, а… хоть и что-то! – «Если уж и не кого-то»: поджала губы София, аккуратно ощупывая и прощупывая почву, нащупывая и мины в ней: перед тем, как и на них уж подорваться; зато – и без «сюрпризов». – Какой-то… из элементов. Ржавчина же пожирает – с одного из колес, как и гниль… в корзине с яблоками. С одного – яблока! Если его удалить и смазать остальные, то еще можно будет что-то да и спасти… А и в случае с «яблоками» – выкинуть его; и оставить – остальные!
– Как тебе – пары «Психологии»? – Усмехнулся Артур, переводя и сменяя пока тему: на более спокойную и удобоваримую, менее и болезненную сейчас… для него.
Девушка, впрочем, это тоже и тут же смекнула, но и опустила, отпустив. Главное же тут было, как по ней и для нее же, не лезть – самой: и не заставлять – его. А и тем более: не принуждать! Он сам – все расскажет, когда придет время. Как и она бы еще-уже рассказала кому-то, в подобной же все и ситуации, будучи в ней и… на его же месте.
– Проще-простого! – Отмахнулась брюнетка. – За две лекции – я поняла, что и как там устроено.
– Это – видно! «Ладно»… – Сдался, в итоге, он, «продолжая еще вспоминать забытое слово-факт-имя-фамилию-дату.., в процессе, какое-то еще время и уже другой темы», выставляя перед ней и собой уже и свои руки… в «открытом» жесте. – Я подумаю!
– Окей!.. Только – и хорошо подумай. – Наставила она на него, еще и тыкнув затем в него и его же грудь им же, свой белый ноготь средней длины указательного же левого пальца руки, с хитрым прищуром. – Чтобы не было, в противовес, и такого, как и с больными зубами: где бы мы выдирали их, не зная какой, действительно, больной.., но и до последнего-победного, ага?.. – И подала, по окончании, свой же и левый кулак ему.
– Ага! – Стукнул и о ее же кулак, своим, наоборот, и правым кулаком, Артур и обхватил затем ее за плечи, вовлекая в свои и впрямь «медвежьи объятия»… на словах: крепко, но не сильно, на деле, прижимая к себе. – И за что мне – такое чудо досталось?..
Следом, и со стороны же все задних парт, послышалось тонкое мужское покашливание, как и пока же что еще намек: «тому» же все и в тон. После – более громкое, как уже почти и не-намек-то вовсе да и потверже. Ну а затем уже и совсем – шире, кашлем, и уже совершенно не намеком и… не намекая: «Заканчивай – это… все!».
На что, в свою же уже очередь, и брюнетка же, словно бы и одна еще услышав это «представление… одного, но и не-актера», как и обратив же все на него внимание, только закатила глаза и вытянула свою же правую руку за себя и чуть в сторону… этого самого еще и помощника: в жесте же и одного поднятого указательного пальца – одну минутку.
– Ну… Должна же быть и ложка меда, пусть и совсем-совсем малюсенькая, но и в этой же все «бочке дегтя», правда? – Прильнула к нему София и… с лицом самого, что и ни на есть же еще «блаженства» – чуть ни замурчала, как мотор.
– Как… нескромно. – Пожурил ее тут же Артур.
– А что делать?.. – Надула нижнюю губу она и пожала плечами. – Такие – мы!
– А мы вам – не мешаем? – Возник вдруг и перед их-то все партой сам преподаватель, осматривая упрямо их, ну и прям мельком их записи: не столько и из интереса… к этому вот и всему, сколько и в прямо-таки желании – к чему-то прицепиться и до чего-то, а там даже все и кого-то докопаться. А и «шухер-то» – предупреждал! Но и грех же на душу взять – раньше оторвавшись. – Что, Артур? Снова – без конспекта и… спим на моих парах? Зачет будем – как получать: «напитками» или читкой моих лекций?
И снова послышался – громогласный и, главное, общий смех: почти и всех-то тут, сейчас и здесь, «собравшихся». «Как здорово, что все мы здесь!..». Ну и небольшое недовольное гудение и такое же улюлюканье. Наравне с судьями – были и «фанаты»! Надо же… Все – те же, но и не «на манеже», там – другие, и та же пара-парта. Но и тоже ведь ничего! Мелочь, а и всегда – приятно! Тем более: когда их – две. Ну и она – третьей.
– А «стая» – ничто, без своего альфы, да? – Рявкнула на судей-что София, отстраняясь, наконец, от парня и садясь сразу же ровно, как по струнке, но и стержню. – Как жить будем дальше – без и его же все табличек «в студию»: «Аплодисменты», «Смех» и «Лизать мой зад»? Вы… – И только же хотела нелестно, а может даже и именно «бранно», распалившись уж до красна и окончательно, продолжить – как была остановлена Артуром же, а и точнее – его все и руками, сжавшимися вмиг на ее плечах.
– Не надо, Софи! – Вступил-ся уже сам, как и за саму же еще девушку, он. – Ты достаточно – меня «защищала» и, вот, вновь же, еще раз защитила… чуть ранее, чтобы и сейчас же все и я же уже сам смог все… это же! Собери пока вещи…
Не став возражать, только и положительно кивнув, она привстала со стула и начала складывать тетради с канцелярией, не забыв и про телефон, в белый кожаный рюкзак.
– Я долго терпел… – прохрипел брюнет, только еще пока и собираясь с мыслями, голосом, но и уже готовый к бою, битве, а там – и войне. – Очень долго и… Достаточно! Все ваши… нападки. Ваше и, самое натуральное, скотство… И отношение, как, и без как, «к пустому месту». Я – ни слова тогда не сказал, ценя все же и еще: ваш статус и опыт. Вашу и значимость, значение – в преподавательском коллективе. Как и, не побоюсь даже, тем более и сейчас этого слова, «специалиста» – в своей области и… человека, который может и, главное, сможет чему-то научить и нас. Но – и всему есть предел… И вот – он! – Ударил по парте правой рукой, с кулака, он, «ставя вновь этим точку» и, одновременно, делая особый акцент на этом «моменте». – Да!.. Я – не живу, как вы. Не питаюсь, как вы. Не езжу – как, и на чем, вы… Просто потому что: я – не вы! – Плюнул ядом, с кислотой и желчью, почти что и в лицо же ему Артур, после чего вновь отстранился, продолжая. – Учусь, как могу. Работаю, как могу и… где могу. Где позволяют и… берут. За гроши!.. Я – выживаю и… существую. А вы… Вы – поливаете меня грязью! Раз за разом. Снова и снова… За что? – Раскрыл руки, в широту и собственных же еще крыльев, а и не только лишь на шее и в виде же все тату, он – и утробно рассмеялся. – За то, что я здесь – живу? Пытаюсь… пробиться – в этом мире: за счет «своего» же творчества? Серьезно?! А вы, что-то же, делали – в этом же все и направлении, хоть когда-то? Чтобы мне подобное еще, и за подобное же все, предъявлять?! Выходили – за рамки своих же нудных докторских и диссертация? За рамки: общепринятых суждений и мнений?!.. Нет? – Ему не так нужен был и ответ, как, впрочем, и свой же к нему еще вопрос, только, чисто, ради интереса и узнать: слушают и слышат ли его – сейчас. Мужчина хмыкнул, но и все же отрицательно качнул головой, без слов. Пойдет! – А я – да! Я выходил – со своими работами, перед кучей людей и… меня принимали. Равно, как и нет! Волнами… Но: было. Бы-ва-ло, а там еще и будет, понимаешь ли, всякое! Такова жизнь – разная и… «по-разному». – Сплюнул он и тряхнул головой, усмехаясь. – Но и я жил – в эти моменты. А вы – так и загнетесь… здесь. На и за свою же все преподавательскую зарплату, какое-никакое, а и репетиторство и… «повторение-мать-вашу-же-все-и-учения»: из раза же в раз, одного и того же… Таким же дегенератам, как и все они! – И обвел одной правой своей рукой всю аудиторию. Правда, и в этот же уже раз, без какого-либо и эффекта. Что за себя, что и за того… парня. Что и, как помидор, а и лучше будет сказать «вареный рак», от злости и ярости, нескрываемой и ненависти, стоял перед ним – и не сводил с него своих серьезных и внимательных глаз: вполне стойко и мужественно, даже и достойно, с какой-то и оставшейся-то еще честью, принимая камни в свой же огород и шпильки в так же все и уложенные волосы. Все же остальные – сидели тихо и смирно, мир-но, пораженные: всем и сразу. Но и тут же, при всем при том, боясь – не то, что-то и лишнее, слово же и хоть какое-то выдать, как и действие совершить, лишний же все раз вздохнуть, а там и громко, в паузе, а вдруг и не выдохнут-то, более, больше и никогда, после этого. Да! Чтобы случайно не перевести и весь тот огонь – на себя, перебросив, параллельно же еще, и весь-то их поток, произнесенной и не, желчи и яда, кислоты на себя. – Как вы. Вместе же все… и взятые! – Выплюнул Артур, но и сдержался, чтобы еще и не тыкнуть этой же все рукой и в его, того-то, грудь. «Красный динамит» – мог взорваться и без того-этого в любую секунду и такой же от любой искры: не стоило его еще и «принципиально» щелкать, тем более – он же еще и сам хотел продлить и как можно дольше потянуть и протянуть этот самый момент, пусть и пяти-уже-даже-и-минутной, но и такой сладкой славы и высоты. Полета! Над и… ними же всеми. – Нравится? Думаете, они и хоть что-то – вынесут отсюда? Свои пустые, как и прежде же все, туши – они вынесут отсюда! А я… – Парень накренился, размяв спину и тут же наклонился ближе к преподавателю, упираясь на прямые руки, установленные сжатыми кулаками в парту. – Вынесу вас – «ногами вперед», если еще хоть раз услышу что-то подобное, в этом и не этом, в принципе, «вашем духе» и ключе, как в этом и не этом разрезе же, по отношению же все ко мне и-ли Софе! Я сделаю – это, не сомневаясь; и вы – не сомневайтесь! Я делаю это и не это – двадцать четыре на семь! Такое и не такое, такого и не такого.., как вы, я заживо на завтрак, обед и ужин съ-ем.
Выслушав тираду с раскрасневшимся и уже даже пылающим, горящим лицом, испещренным желваками, вздувшимися капиллярами и венами, но, так и не решившись даже перебить, чего уж там, вообще что-то ответить, преподаватель «самоликвидировался» из аудитории, пролетев, буквально, наверх по ступенькам – и громко хлопнув дверью. На что уже и сам Артур, проводив того лишь только злым взглядом, посмотрел в проход между столами, где и уже должна была стоять собранная София, но, так и не увидев ее, сменил злость на милость, а после и на «совершеннейший ахер» – ведь она сидела, где сидела и ранее, что-то быстро записывая своей синей ручкой в такую же темно-синюю толстую тетрадь с белыми листами в мелкую голубую клетку!
– Ты… чего? – Нахмурился Артур и коснулся ее левого плеча своей же правой рукой. Но ей и это – никак не «помешало». Даже: не дернулась! – Соф. Мы – уходим…
– Уходим-уходим… Только, вот, допишу! – Положительно только и кивнула ему девушка, параллельно откидывая левой рукой свои же темные пряди длинных волос, которые мешали и липли к вспотевшему от спешки и перенапряжения, в моменте, лбу. Решив же помочь и, «закрепив» таки мешающие ей локоны своей левой рукой на ее же все и затылке, да-к еще и так, чтобы не выпали, но и случайно же еще и не вырвать их, лишь и слегка же еще приложив чуть больше силы в зажиме, Артур взглянул через ее левое плечо на ее же записи и, заметив знакомые строчки, усмехнулся: – Серьезно?..
– Почему нет?.. – Выдохнула брюнетка, передавая затем вырванный, тут же и ею же из своей-ее же еще все и тетради, листок ему. – Неплохая… «реприза»! Пролог. Ну или «эпилог»! А может, и вся основная-то часть, в чем-то одном… или сразу всем: начало, середина и-ли конец? Решишь – сам, короче! Развить дальше… или так вообще оставить.
– Спасибо! – Поблагодарил он ее вновь и принял от нее – свое и собой же все ранее сказанное, но и записанное только лишь сейчас и ею же все уже самой-одной.
– Ты уже истратил лимит – этого «слова» за день… Идем! – Подмигнула София, мигом убрав тетрадку с ручкой в рюкзак и, взяв его, застегнутым, затем опять в руки – закинула его с лямкой на свое правое плечо, начав постепенно удаляться к двери. По пути уже – попадая и «в руки» самого Артура, таки и нагнавшего ее, собравшись и сам.
После чего, подмигнув не только ошарашенной и где-то даже еще и ревностно-злой части группы, но и Карине; одетой сегодня в синий шелковый комбинезон с длинными рукавами и штанинами же штанов, под и темно-синие-то лодочки на тонкой и высокой шпильке, с высоким хвостом на затылке выпрямленных каштановых волос и синими тонкими стрелками у внешних уголков глаз, плюс ко всему еще и иссиня-черными длинными ресницами под светло-серую же матовую помаду на губах; которая подмигнула же ей в ответ и показала своими обеими руками, с синим же все и маникюром средней длины ногтей, «класс», она махнула на прощание, и левой же уже свободной рукой, не менее недовольному, чем и все те, кроме же все и Карины, но и ведь еще – всем и сразу от Софии же самой еще здесь, Никите; одевшемуся, к слову, как нельзя и кстати, Карине и Софии же все – под стать и цвет, тон, не выделяясь на их фоне «темной» тучей, которой являл себя и являл-ся же все и сейчас, своим же и нахмуренным уже прямо-таки лицом, хоть и играя на контрасте их, так же все и более-менее, но и «светлых» образов, на нем была светло-синяя рубашка, закатанная в рукавах и до локтей, так еще и полурастегнутая сверху, от горла и до немного не доходя лишь до середины-то груди, заправленная в белые джинсы на темно-синем кожаном ремне и в синие кроссовки. Он, в свою же уже очередь, проводил ее и Артура, их обоих, только скептическим взглядом, но так ничего и не сказал им вслед, как и «в ответ», впрочем, как ничего и не сделал же – против! Сойдет.
****
– Опа! – Хлопнул в ладоши Влад, по очередному же возвращению Софии, орошая округу своим звонким раскатистым смехом. – То есть… Мы – не первые были в этом, да?
– Ну… Как посмотреть, Влади?слав! – Усмехнулась она, утирая уголки губ и глаз: в этот раз – даже слезы выступили, надо же. И не столько же все и потому, что и в попытках-то избавиться от воды – организм избавлялся, параллельно, и от любой жидкости в себе, сколько от ностальгии и… приятных воспоминаний, пусть и в купе же все с неприятным сюжетом Анны и самой ней, это ж и как всегда-то уже, в прочем. Хотя… Если она мстила Софии за и свое-то еще «недовозращение», как думала и сама девушка, то это был – уже не расчет: ведь она провернула свою месть раньше – и София ей за нее отплатила. Просто – той же монетой и буквально! Да и той же… частью тела. Но и если же она хочет оставить за собой «последние слово» и сыграть… на больном, уйдя в «больное» же? Что ж. Ладно! София умеет играть – и по чужим правилам: в чужой же и игре. Этому ее – еще и сам-то Егор научил! Осталось – только лишь продумать ходы. Двое – на «ее счету»: уже есть. Нужно было вытащить теперь – еще и тех двух парней. И как-то, впервые же, она и именно не была рада возвращению сюда, за все, пусть и небольшое же еще, но и время – таких вот своих погружений и выныриваний. Так как, и не могла до конца-то и знать, как точно, дождется ли ее Анна, и в этот раз, или нет? Хотелось вновь вернуться туда – поскорее и все уж доделать, чтобы вернуться обратно и насовсем! Всегда. – Вы… сколько живете – на этом свете-то… и белом? Столько – и музыка-то существует: во всех ее… проявлениях и интерпретациях. – Развела она руками, легко улыбаясь. – От «допотопных» и только начавшихся, зародившихся… до и весьма продвинутых и навороченных. Прогрессивных и… «измененных». Модернизированных! Подстроенных и встроенных… Вдохновленных!
– А я – и не про свою жизнь… – отрицательно покачал головой рыжий. – И не про «музыку». Я про то – к чему шло и, по итогу-то все, и дошло. О людях, понимаешь ли, в целом! Так или… иначе, контактирующих и контактировавших – с тобой. А еще – и о Никите… – хитро подмигнул ей Влад, закусывая нижнюю губу. – Который все-таки, а что-то да и испытывал к тебе, сердцеедка.
– Он – испытывал: стыд! Испанский… стыд. – Спрятала лицо и в своих же ладонях брюнетка, начиная затем сдавленно смеяться и как-то горестно и стыдливо, по-своему, стонать. – Потому что «твою верную слугу», как не учила ничему жизнь, так и не на-учила, до сих пор. Та же ведь, считай, комплекция-комплектация и… тот же все почти и «статус»! Та же – и принадлежность. Такой же и, двойственный, «вид»: если не упираться в подробности и… чем ангел все же и от человека-то!.. И имя-то – почти такое же. – И, одернув руки, наконец, от лица, обреченно даже еще и взвыла, обращаясь ими… и взглядом к небу. – Я выписывала перед «ним» – одни и те же пируэты… раз от разу и за разом! То нарочно и специально… не замечая, то не нарочно и не специально; да-к, и при этом же уже, точно… замечая. Но – и продолжая… А итог был и… есть один – провал! Детски сад, штаны на лямках, и мальчик… Артем же… на двоих, а после – и троих, но и не будто же все и «красной нитью-то»… по жизни. Дима, в школе, покупающий пирожки стеснительной, поначалу, девочке да и себе заодно, за те-той же все и деньги. Умный и… Кирилл! Вот ты ржешь, а я ж – и та еще… Белла и, ха, Елена, а никакая вдруг не Кэтрин, в одном-то все и флаконе. Попробуй, блин, выбор-то и не между оборотнем и вампиром, вампиром и вампиром… уже, а «темноглазым брюнетом» и светлоглазым блондином, а!..
– М-дя… Ни Вальхаллы. Ни Хеля… Ни и смерти. Ни похорон… И даже «квадратик» – не дернешь. Что уж там: и до кружка! Егич, слышь?.. – Позвал блондина Влад, обращаясь лицом к зданию, и приставил ко рту и зубам пальцы правой руки. В ту же секунду, на всю же и округу, раздался мощный мужской свист: сотрясая не только лесную полосу, но и, казалось, землю же с небом, да и с тем же зданием, где-то впрочем. Заставляя, одновременно еще, вылететь и выбежать из своих гнезд и укрытий – всех возможных и не птиц, как и животных, насекомых.., что в них, и до этого, находились да и улететь, пуститься в бега в писках и визгах, поисках других мест обитания. На крыше же, к тому моменту, как и в прошлый же все раз, появился и сам Егор, спуская левой рукой черную маску с лица, а правой – прикрывая колпачком черный же баллончик с краской. – А как ты, и вообще, в ее рядах-то – затесался? – Изогнул левую бровь он и фыркнул. – Если, и совсем-то, не ее вариант? Да и так-то… затем еще и посмотреть… – и кивнул в сторону же Софии. – Девчонка, все же, а и учится – на собственных, своих ошибках. Пусть, натыкаясь и подрываясь на… них же, как «минах», периодически, порой и одних и тех же, до сих пор, но… «Учится»! Вон, как мотнуло и мотануло! – Хохотнул Влад и обвел фигуру Егора не только взглядом, но и выброшенной вперед правой рукой, по воздуху. – «Прогресс» – на лицо! Вымело ж еще – и почти что начисто! С, и все равно, да, «темноглазых» шатенов-брюнетов.., но и на… синеглазых-то и «блондинов» еще-уже. А ты?.. «Сам». Все, как и с конвейера-сканера.., ей… дьявол! Учись, пока – она и… жива.
– Чья бы корова и мычала-то еще, Владос! – Хмыкнул Егор и взглянул следом обеспокоенно на Софию. Которая почти тут же, и увидев-то еще это, как он повернулся к ней и в ее же все сторону, улыбнулась и… отрицательно покачала головой, что, мол: «Все хорошо и… я справляюсь. Переживать – не стоит!». Последнее – на него, впрочем, и вновь же все, вряд ли подействовало. Но и хотя бы – попыталась! Еще… раз же.
– А я – вообще: рыжий! – Продолжал гнуть свою линию парень, веселясь с самого себя и веселя же, тем самым, еще и Софию. – Светлее – во всем; и по всем же еще и фронтам. Может, я – и тот самый: третий вариант, а? – И поиграл бровями, разведя и руками затем, кидая свой «игрющий» взгляд на Софию, а после – и на Егора. – Бог же – троицу все же любит, не? Я тебе – уже в спину дышу, блондинчик… Так и знай!
– М-хм… Де-мон!.. – Цыкнул блондин же и смерил его ехидным взглядом. – Вернись – на левое плечо! «В семье – не без урода…». Где-то… это уже и было, нет?
– А!.. То есть, ты таки сейчас и признаешь-ся, что и именно ты в ней – урод? – Прыснул Влад, подзадориваемый, и смеющейся-то все с него, девушкой. Которая сначала даже и по-думала, что он и краски, краской-то все той же передышал, а после, и сравнив же все «масштаб трагедии» и… расстояние, разделяющее их, от них и до Егора, поняла, что, и скорее, сам Егор должен был «заливаться сейчас и так ж все соловьем», а и не этот, что, и вот-вот, уже даже, тем более и с капота-то упадет, свалится, покатившись дальше. Хотя, и уже-то все казалось, даже если это и произойдет, тем более и когда, его это ни капельки не расстроит, а там – и остановит, он и сам-то особо не расстроится, вовсе не заметив такой фигни, и продолжит смеяться: поймав смешинку и не отпуская ее до конца.
– Только – после вас, Влади?слав… Лишь – после вас! Да… Как только, так и сразу. – Улыбнулся Егор. Но и не «с него», как и не ему, а с того, как он действует и действовал сейчас на Софию, конкретно в и этот же все момент времени: довольно положительно. Учитывая же еще и то, что и сама девушка была почти уже полностью расслаблена, будучи и прямо-таки поглощенной его… истерией: никак и ничем… не выдавая своей еще нервозности и-ли страха, паники… и ужаса. Ничего… негативного, что бы и могло сказать-то ему – о ее же еще и ему недоговоренности: относительно не «хорошо» – и того же все хорошо; того, что она и только лишь пыталась показать, но и чем оно не являлось, на самом деле. Как… казаться, а и не быть! Но и она-то – была! Или, и так же все, хорошо переключалась. На что уже и он, к слову-то, ставил – в последнюю очередь: надеясь, как и прежде все, на лучшее. Да и готовясь, но и всячески же все отметая пока – худшее.
– Вы – стоите: друг друга! – Хохотала София, но и резко же затем оборвала себя, слегка же еще и подавившись: поймав, как и прочувствовав, ощутив прямо на и в себе – сразу два серьезных взгляда. Да-к, и ладно же еще: Егор и от него же. Но и как Влад мог да еще и так резко – остановиться, еще и до нее же самой, просто выключив хи-хи? А, и посмотрев на него, так и не увидела ни одной смешинки в его глазах, как и улыбки… обычной. Но и увидела за-то, как прямо-таки еще и «трусит» его грудную клетку – и тут же стукнула по ней своей правой рукой, вырывая, таким образом, еще и остатки-осадки его смеха. – Ладно-ладно… Я тоже – не без греха! – Подняла она руки в воздух, «сдаваясь». – Да и среди уродов, все-таки, должна быть – еще и «дура», на минималках. Ну… И идиотка, чего уж и… тогда уж, как максимум!
– Урод, как мечта идиота!.. – Протянул тут же Егор, как бы и пробуя это еще и на вкус. И замечтался! Переходя от одной степени вдохновленности в другую: от «картины» – к девушке; и обратно. И все же еще так отлично синхронизировалось и совмещалось!.. Что у него просто не осталось никакого сомнения на тему же все и того, что и что-то же могло пойти здесь не так… Что что-то же было и прямо слишком хорошо, чтобы и быть-то правдой. Или слишком и «не так», но и чтобы сама же София вдруг уже и об этом-то не сказала им. Нет. Вряд ли… И сразу стало – еще спокойнее и легче, когда он словил и «их волну»: на том, таком же еще и расстоянии. Погружаясь вслед в эту развеселость, но, и в то же время, умиротворенность и счастье. Семейную и… братско-сестринскую идиллию! И пусть даже, тем более – ненадолго и только же лишь все сейчас. Но и этого – было достаточно, пре-достаточно: если же еще и учесть, что и такие моменты – были безбожно, дьявольски редкими. Да-к и что, как раз таки и ими, и нужно было жить: уж и что-то.., а и они-то – уже точно не повторятся. Нужно было – ловить и держать, держаться, пользоваться и проживать.., пока их срок не истек: чтобы потом не жалеть и не скорбеть, не сострадать – вдруг и об упущенном. – Идиот-ки, как и в данном же случае!
– Слышь, «мечта»!.. – Ворвался в «его мирок» вновь Влад, явно же еще и недовольный тем, что и его же брат – снова перетянул все одеяло внимания на себя. – Дорисовывай уже все, что хотел, взорвем… и поедем обратно. Скоро «ребенок» с универа вернется, а дома ни то, что никого – пожрать нормально ничего нет. Отец ж – в командировке… еще! – И ткнул правым указательным пальцем… в небо же, скрестив затем и обе же руки на груди. – Хм… Сюда их – вызвонить, что ли? Все поделали уж тут, чай! Женьке с Никитосом – я по дороге набрал… – Бросил короткий взгляд на Софию он. И она сразу же округлила свои глаза, вспомнив, только же все и сейчас, что и «обещалась-то» ему – об этом-то как раз и напомнить!.. Но и тут же почти и выдохнула, осознав, что он справился с этим – и без нее. Широко улыбнулась и, утвердительно кивнув, сняла с себя ответственность за это, заодно принимая его и благодаря его же самого: за это. – Они – только ехали за девчонками-то… Уже – дома, небось! А мы – еще тут… околачиваемся.
– Хорошо, мам!.. – Сгримасничал блондин и отошел от края крыши, возвращая правой рукой и черную же маску на лицо. – Чтоб без дела не сиделось – сходи, вон, гнезда поищи… «птиц», которых ты распугал, соловей разбойник, блин! – Сплюнул он и развел руками, обхватывая и имея ввиду – всю их территорию, на этот момент. – Они уже вряд ли вернутся, а яичница малому – вполне себе и сойдет… на аперитив! И не только: ему. На прикорм… и зубок! Звони… – Спокойно затем бросил он и склонил голову к левому плечу, выкидывая вперед правую руку с баллончиком. – На капоте-то им все – и сготовишь! – Теперь и сам – «очерчивая» фигуру Влада по, воздуху. Так и будто же еще и зарисовывая его – на его же все и месте, оставляя после «смачную кляксу» в месте приложения капота и… его же пятой точки: – На движке. Или «подгорающем» тебе же – в неком, неких же все и местах… Металл, чай, не плавится – еще? – Хохотнул он и опустил руку, подмигнув злобному, но, и в то же время, и хитрому же еще прищуру самого рыжего, словно теперь еще и отраженному у самого и самим же Егором. – А повезет, поймаешь охотника, тогда уже – и мы поедим. Правда, Соф? – Сосредоточенный и не допускающий отказа серьезный взгляд темно-синих глаз, вместе и с таким же голосом, скосился на девушку, что и сразу же прям как-то и выпрямилась под ним и села же все ровно, как по струнке, закивав «болванчиком». – Под «мы» – я подразумеваю и тебя. И себя – тоже, даже! Не все же – и ему-то оставлять… А «ребят» он – и не дождется! – И, кинув мельком вновь взгляд на Влада, как и увидев, как тот закатил глаза и отмахнулся от него вновь в обиде, Егор сдержанно фыркнул, но и вернулся затем так же к Софии: чуть смягчаясь следом и в голосе, хоть и продолжая держать «стержень», как в себе, так и в ней, в виде строгой, а и заботы. Про себя же еще все и понимая-принимая, что если уж и сюсюкать, то наедине… и не при Влада, уж точно! Да и дойдет-то куда – больше и точнее, лучше именно так, чем «разливаясь и заливаясь в уши мягкотелым наставлением» ни о чем и обо всем: – Выплывай оттуда – окончательно, чтобы и назад-то уже этот букет не тащить. «Вывезли», еще ладно, но и обратно – мы их не повезем! Картина – картине же и рознь… А тела – всегда к телам. Как и души… к душам же!
– В картине – была душа! – Возразил, за свое же все и творение Влад, крича, правда, уже в спину и уходящему «к себе», но и Егору.
– Да… Твоя! – Согласился блондин и указал на него со спины, выставленным же назад правым указательным пальцем, брошенной над головой руки. – А и не «суки», которая не то, что упокоиться, успокоиться не может – продолжая терроризировать! Ладно – на своих: и на наших еще костях. Нечего! В гостях хорошо, а в небытие – лучше.
******
Хлопок. Хлопок!.. Еще хлопок. Вентиляция легких! Дыхание – губы в губы и… рот в рот. Сейчас уже – не до «микробов». Тишина… Повтор – тех же действий и… в том же порядке. Снова – хлопок и… Вдох!
– Где я?! – Сел на белой тканевой постели темноволосый парень, в темно-серой кофте, надетой поверх белой футболки и темно-синих же джинсах с металлической цепью над левым карманом, еще сотрясаемый дрожью и судорогой, по всем же и частям тела, как снаружи, так и внутри, но он смог понять, пусть и пока же все только то, что рухнул, как обычно, без сил в кровать, не переодевшись. Но, и как видно же все было уже и по самой девушке, до этого сидевшей на нем, его ногах и со своими же руками на его груди, было что-то и еще, что-то и помимо. Вот и только!.. Все мутило и кружило – перед его же глазами… еще с минуту-две: но и главным же все образом – черный ламинат на полу, такие же обои по стенами и белый натяжной потолок со встроенным в него белым светом. Не говоря уж – за саму двуспальную кровать, на коей он до сих пор и лежал-крутился, с тумбочкой у нее, шкаф-купе рядом и рабочий стол, с полкой с книгами над ним и стулом из черного же дерева… Что еще и отдавали последнюю дань памяти – тьме! Когда же и все оставшиеся объекты комнаты – были светлыми, белыми. Будь то пластиковое окно в пол, с широким подоконником, небольшими подушками на нем и гардиной до пола. Или «стационарный компьютер» на столе же: с соответствующим же все системником под ним, клавиатурой над и средней «мышью». А там – и широкий большой подвесной телевизор, висевший перед кроватью. Ну и входная деревянная дверь в комнату же. А что уж – и до плафона-то торшера на и все той же тумбе: где и только лишь его ножка и ручка же двери – были серыми и… металлическими. И вот, все же это сейчас еще и «мешалось», но и в одном-то, как ни посмотри, контексте… разделения мира: на черное же и белое. С небольшой «продресью», тонкой и линией меж них – серого, почти и серебряного цвета.
– С добрым утром!.. Откачала, елки-палки. – Соскочила с него таки и София, трясясь и сама – от нервозности момента, в частности, и всего положения же его, в целом. Параллельно – раскатав и снова закатав длинные рукава своего бежевого вязанного легкого свитера, после чего приподняв и вновь опустив его такой же длинный и высокий воротник, следом оправив еще и светло-серые лосины, ну а под конец – и взвихрила обеими руками свои длинные темные волосы. Пока. – У себя – ты! – Взмахнула руками она и, если бы могла, снесла все потоком ветра и крыльями, поменяв пол с потолком и… день же с ночью: если уже и не на улице, то и в этой комнате, завалив же еще и окно всем тем, что было в ней, на момент. – Не «наигралась», как видишь… Пытки – продолжаются!
– Ни черта не помню… – Откашлялся брюнет и провел правой рукой по своим темным коротким волосам. – Что случилось? И… Не ругайся! Давно по губам, что ли, не получала?!
– Сейчас ты – у меня получишь! – Рявкнула брюнетка и начала колотить его всем, что и попадалось-то ей под руки: от небольших черных и белых же подушек с кровати, частей и… элементов одежды, обуви из шкафа – до и каких-то же все мелких разноцветных игрушек-зверей и торшера… с тумбы.
– Воу-воу-воу… Спокойно! – Предотвратил он и ее последнее почти даже уже и нападение-покушение-то, выставив правую же руку перед собой и ей, после чего еще и вырвав «крайний» объект из ее рук, левой же, и отставив ей же лампу затем на место. – Подушки и игрушки – еще куда ни шло… Но и это – уже перебор!
– «Это»: перебор?! – Не унималась девушка, пусть и смирившись с потерей, но и, опять же все, ненадолго, переместившись затем к столу, в мгновение же ока, и так же после вернувшись с… лекционными тетрадями, книгами и канцелярией… со стола и полки над ним. – Это вчера
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anavi-32468997/chernaya-princessa-istoriya-rozy-chast-3-71701657/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Дневник (прошлое настоящее).
2
Жизнь (настоящее будущее).
3
25 кадр (будущее прошлое).
AnaVi
ДД!..
В пору, когда каждое слово стоит дорого, а буквы – еще дороже, позволь мне не разбазаривать свое золотишко, как антилопа, а… промолчать.
Да. Молчание – это то же еще… золото. В плане…
Вот если бы тебе предложили узнать все… от начала и до конца, все причины и следствия, причинно-следственные связи, но при этом – никому затем об этом не «гу-гу». Ты бы выбрал: знать или?..
Вот и я – нет!
И не потому что я разговорчивая, ты и сам видишь, я больше с тобой «общаюсь», чем… Просто не смогла бы смотреть, как, «по писанному», терзают котенка и-ли давят ребенка!.. И да, было бы совершенно плевать на «Книгу жизни», я бы еще попросила «Книгу жалоб и предложений». А потом… Со спокойной совестью – умерла. Да! За не «молчание» – убивают; ну, по крайней мере, в том самом случае.
Ну а перед тем, как еще даже и ответить, офигела бы от-того, что мне вообще где-то предложили выбор и… выбрать же самой! Бывает же…
Зато я теперь точно знаю, почему бог и дьявол – один. То есть: од-ни. Да… уж.
«ГГ».
AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 3
Глава 33
**[1 - Дневник (прошлое настоящее).]
…Я могу дать тебе совет. Но и честное слово!.. Честнее же все будет, если ты примешь его по внимание и… откажешься. Серьезно! Либо: перефразируешь… как-то. Эм… Вот… Писали в школе изложение? В колледже там, не знаю, в институте или универе, на худой конец?! Да? Тогда ты точно понимаешь меня и о чем то бишь я. В «таком» же виде, пожалуйста. Я говорю – и ты сначала делаешь пометки на полях, что понравилось и запало, что «нет», ну а потом, по ним же, берешь и… Но: не целиком!..
Ух. Смотри! Значится… Опровержение – не должно начинаться и заканчиваться твоим: нет. Нет – прошлым же словам и такого же оппонента. На сегодняшний день – это са-а-амый тупой способ очиститься от вранья: сказать, что это все – неправда. «Правда»?! Прав-да. Во-первых, потому что: этому никто не поверит. Во-вторых, примут во внимание, но и «докрутят, в свою очередь, до треска» и… таки и поймут, что ты – просто отнекиваешься. А!.. Ну еще и что то, э-то, то и… все, что было же «до», на самом деле – правда. Нужны – факты. Не «опровержения»… Доказательства!
Но – и не такие, как у… десятилетки, с комплексом «кумира» и безмерной любви к… нему же. Когда она готова глотки грызть, патлы рвать и зенки расцарапывать – за него… или за нее, с глазами: все того же «олененка Бэмби».
Ведь и… что, лишь только и на первый же взгляд, милый олененок. А на деле – лесное и дикое, хищное животное, да и чего уж там… «зверь», который в любой, удобный и правильный, для него же все, момент: затопчет тебя копытами и забьет ими же на смерть! Вот…
«Фанатская любовь», да, она такая, или наоборот не-любовь, встанет всем нам боком… и тебе, в том числе. Не распыляйся – на пункты и подпункты!.. Если они пишут, что: он – меркантильный ублюдок. Не надо тут же, а уж и тем более им самим, писать-отвечать, что-то типа, что: он – был прав, ведь у него… на это столько-то причин. Первая причина!.. Никто. «Это». Читать. Не будет! Тем более: и затем – размышлять над этим. А уж и про залет на… Николаева и авторские права – я вообще, пожалуй, промолчу. А то еще немного и его вообще всуе запретят упоминать. Короче говоря: не стоит!..
Твоя задача – выйти сухой из воды: за счет и их же все точек… зрения. Переиграть, в общем, их слова и… подать их им же, но и уже под «своим-твоим» соусом, своей-твоей присыпкой. Будто они и так, и без того – следовали из контекста… их же все и текста. Тогда-то – им уже точно нечего будет тебе предложить и-ли добавить!.. К слову, и почерпнуть они «новое» – тоже не смогут, ну, от тебя-себя же: как… старое. К-хм…
Не копай глубоко – закопаешься. Вот!.. Яма, вырытая для них, вполне может статься и «станет», ямой – для тебя же самой. Пытаясь выкорчевать факты и опровержения, что: даже если он и ублюдок, то не для всех…; и он – может себе это позволить. Оооо… Это – будто последние гвозди в крышку гроба забивать. Твоего же!
Да-да… Ты начнешь копать – они продолжат… И ладно, если не закопают тебя… только! Но могут выкопать и такое… лишь. Не: лишь. Ма-лыш. Что и сам «герой» – уже
давно забыл.., но и почти тут же, да, довольно резко вспомнил и… все пошло по весне… в середине же июня-июля. Зло-дей!..
Ты – не придумываешь правил. Не можешь и… Не должна
. Но ты – их соблюдаешь и… им же следуешь! Люди, которые сами играют в игры – гораздо опаснее, чем и те же все игры, в которые «только лишь» и играют люди.
Тебе – нужно отталкиваться от этого. От их понимания… вопроса. Но – интерпретировать все так, чтобы и они не поняли, как… и ты, собственно. Но и так же, чтобы все выглядела – ес-тест-вен-но. Будто: так все и задумывалось. Так и должно было быть. И это они сами – додумали и додумались… А ты тут ни при чем и мимо проходила!..
****[2 - Жизнь (настоящее будущее).]
Отчаявшись уже хоть что-то «дельное» накропать, рыжий парень откинулся на спинку крутящегося черного кожаного стула на серой металлической ножке и таких же колесиках, сидя перед мигающим чуть ли и не всеми кнопками и цветами радуги серым пластиковым музыкальным пультом, во всю площадь деревянного стола из темного дерева, включенными большими экранами двух компьютеров с серыми металлическими коробками системников под ним, большими серыми и такими же небольшими черными колонками над ним, белыми пластиковыми клавиатурами с небольшими такими же компьютерными мышами, размещенными и выдвигающимися из-под него на полке, и одним средним экраном своего же черного ноутбука с цветной подсветкой клавиатуры и небольшой пластиковой мышью.
Помещение-студия, в которой он как раз таки сейчас и находился, делилась на две части одной бетонной стеной, со встроенным в нее средним стеклом-окном. В той, что была техника и инструменты, например темно-серая и белая гитары с черными грифами и серый синтезатор, все было под стать «инструментарию» же: светло-бежевый, почти что и белый ламинат, уходил в стены светло-серыми же обоями, переходящими в темно-серые, хоть и без резкого перехода, а затем и черный глянцевый натяжной потолок с белым встроенным светом… По серым деревянным рамам и меж них, с золотыми и серебряными платиновыми альбомами за стеклом, была пущена фиолетовая иллюминация, подсвечивая по вечерам и ночам темное пространство. Утром и днем же, как и сейчас, с этим вполне справлялось и одно белое пластиковое окно с широким белым пластиковым подоконником и сдвинутыми в сторону «открытыми» серыми жалюзи-шторами. За стеклом же – помещение было полностью черным: от темно-каштанового ламината, из темного дерева, до черных обоев стен и того же все черного глянцевого натяжного потолка с соответствующим встроенным белым светом. Стены его, ко всему, были устланы еще и заглушкой: черными звуковыми «игольчатыми» панелями. А в центре комнаты – стоял лишь один черный металлический микрофон на такой же стойке, ну а на ней уже, в свою очередь, висели большие пластиковые наушники в ожидании… чуда.
Прикрыв же и вовсе глаза, сам Влад протяжно выдохнул и размял спину, максимально раскинув руки по сторонам и выгнулся, чуть потянувшись вверх. Затем протер правым кулаком свои глаза и… вовсе развалился на ранее и им же все выбранном предмете мебели, уставившись в «огоньки» на рабочей и музыкальной панели и в цвета, сменяющие друг друга в «пробежке» по клавиатуре туда и обратно, волной радуги.
– Это странно, но… Спасибо, брат!
Наконец, отведя свой туманный янтарный взгляд от смешавшихся, почти что и в одно уже даже сплошное месиво, цветов, он перевел его на парня рядом, сидевшего все то время и сидящего же до сих пор на подоконнике на своей левой ноге, подогнутой под себя, держа на ее колене левой рукой и придерживая ею же светло-серый толстый ежедневник, исписанный черным, в некоторых местах даже и «особо» каллиграфическим почерком уже на половину, сжимая правой рукой серую металлическую ручку, а правой ногой, в то же самое время, медленно раскачивая из стороны в сторону, лишь иногда ударяясь ею о белую пластиковую трубу отопления под собой и окном же.
– Странно – благодарить или звать меня «брат»?.. – Усмехнулся Влад, смотря, как и блондин, в свою еще очередь, в окно: не принципиально куда-то и на кого-то, что-то.., а просто… в никуда; но и при этом же всем – в окно и… через него. – Или «все вместе»: благодарить, благодарить меня, звать братом и… благодарить «меня», как… брата?
– Ты понял. – Фыркнул Егор, подрывая парня на смех. И себя заодно. Хотя ощущение, и себя же самого, на момент, было схожим разве что с Софией: хотелось плакать… и смеяться; не наоборот. Да и только вместо плакать – крушить все и всех, вся.
Да… уж. После того, как Совет покинул их, вместе со всеми же, а произошло это практически сразу же после ухода Софии на второй этаж, включая Розу (с Анной) и Андрея с Артемом, Сергея и Александра.., «дом» будто бы и в одночасье вымер. И да!.. Не сказать, чтобы в нем и всегда было много людей, как и их голосов, «топота ног»… Как в принципе, так и в общем. Как тел, так и душ… Но и сейчас, эта «конкретная» тишина, как-то… по-особенному давила. Не только, на барабанные перепонки, но и на мозги! На сердце и… душу. Тело. По всем фронтам. Заставляя не только искать спасения, укрытия, но и того, с кем можно было бы помолчать… в этом самом «укрытии» и, одновременно, немного-недолго поговорить. Да… Чтобы разорвать уже это гнетущее и прямо-таки и угнетающее состояние. Хотя бы: на пару минут!.. Опять-таки, общим решением решив же оставить ее, Софию, «наедине с собой», они, ребята, были готовы почти ко всему, но и точно не к гробовой тишине. И такому молчанию! Они же буквально чувствовали, ощущали, что она присутствует и что, не менее важно, находится рядом с ними, поблизости, в комнате Егора же, но и при этом же всем – никаких «признаков жизни» не подавала: не передвигалась в и не выходила из нее; как вошла, так и пропала… с концами.
– Не стоит за это благодарить… Выглядит «крипово», знаешь ли. И, если честно, стремно! – Передернул плечами рыжий, корчась: будто от съеденного, целым, в том числе и с кожурой, лимона. Хотя «казалось бы»; и кто бы уж.., но и точно – не он.
– Это – выглядит «стремно»? – Зыркнул на него блондин, поднимая брови в немом и не немом вопросе. – А то, что ты «все еще» таскаешься с этой… ее… картиной? – И махнул своей правой рукой, с ручкой же и все еще, в сторону двери: не тонко намекая – на гостиную. – Беря и… возя ее с собой! Так теперь еще – и подкидываешь ее! То мне. То Софи… То Ксандеру! Садист. Переквалифицировался в мазохиста? Вот это – не странно, по-твоему, да Не стремно?! Чистой же воды и… такой же сюр. – Затем фыркнул и закатил глаза, вновь отвернувшись. – И полный бред!
– Согласен. Но… Мое же творение!.. – Возгордился собою Влад и хлопнул себя же своей правой рукой по груди. – Старался, все-таки! Рисовал и, не побоюсь даже и теперь-то уж этого слова, ваял, как и… Ксан! Но вот почему-то его картины – остаются, а мои «должны быть преданы огню», в общем; да и в частности… преданы. – Но и, посмотрев после сказанного на парня перед собой, вновь обернувшегося и «в шоке» к нему, отрицательно покачал головой, отмахиваясь, и тут же стушевался, понимая, что привлек к себе только еще больший интерес и внимание… зазря, и развел руками. – Не знаю! Не знаю: вожу ли я ее, чтобы помнить или чтобы где-нибудь уже разорвать, сжечь и пеплом развеять… Но – подальше! – Оборвал свои мечтания он же и сделал «насечку», как акцент. – Не в этой квартире и… доме. Может, даже не в этом городе… И не в этой стране!
– Так, в чем проблема? У нас – есть камин! – Предложил само собой разумеющееся Егор, склонив голову к левому плечу и сложив руки на закрытые собой же тут же записи. – Как минимум. А и как максимум… Труба, которая выведет «все это» сразу же, не оставив и следа. А если не для этого, то для чего же тогда они вообще здесь нужны?! – И усмехнулся, дернув своей «светлой» головой назад, отгоняя такие же прядки со лба. – Все гениальное – просто. Сжег и… пустил «прямым рейсом», вон, к ним же! – И поднял свою правую руку вверх, указывая на потолок, а за ним – крышу… и выше ее же. – Уверен, они только-только собрались, чтобы перемыть кости: сначала нам, как недоживым-перемертвым, после «им», как переживым-недомертвым!.. Самое оно… Вре-мя.
После чего повисла недолгая пауза, в которой парни, впервые за столько лет, не испытывая неудобства, как такового, так и с самими собой и друг другом наедине, смотрели друг другу же в глаза, янтарные в синие и синие же в янтарные, просто читая друг друга, как открытую книгу, и видя друг в друге самих же себя, свои мысли и… такие же замыслы о действиях, откликающихся и отзеркаленных напротив, буквально переплетаясь душами и энергиями, силами и..; оставалось же только подключить тела. Те-ла… Искра! Буря!.. Игра темных бровей! И…
– Пош-ли? – Заговорщицки прошептал рыжий.
– Вообще, я думал сам с этим как-то… Если ты не против, конечно! – Сразу же «открестился» блондин, подняв руки в защитном жесте: перед собой и… братом же. – Разделим – поровну, окей? Мое фото и… твоя картина.
– Такое себе: «поровну»! – Хмыкнул Влад, «отбившись» от его рук одной своей правой. – Смотайся хоть… на место то. Уничтожь в нем – все и… под основание. Буквально! С фундаментом и… гнилыми корнями. Сот-ри. Что в земле… То-же: в теле и… душе. Да!.. И лучше бы… – тут он прищурился, додумывая свою мысль, что и затем почти сразу же озвучил на словах, – …с землей… еще немного. Чтобы и она – погорела, обмельчав, ну, знаешь, на один хотя бы слой. Строить – так на разрушенном и… выгоревшем: под ноль! На новом и свежем. И пусть: все так же на неровном и невыверенном досконально, неравномерном, но… В своем. И свое! – И хлопнул по коленям руками, подняв затем их в воздух с выражением неимоверного счастья и радости, удовольствия и… удовлетворения на лице, мол: «Какой я, а, молодчинка. Молодец! Смотри и ты теперь – какой я молодец-красавец! Пятюню? Две?!».
– Хорошо говоришь… – усмехнулся Егор и тут же «сбросил» уголками губ вниз. – Делаешь только вот хреново. Все, причем! – И, откинув свой ежедневник в угол подоконника вместе с ручкой, сел на нем на этот раз ровно перед парнем, разведя руками. – Вот.., честно, Владос! Если бы мы все не рассказали друг другу, а «злодейка», в то же самое время не сыграла вдруг и в… героя, с потерей памяти и нам же во благо, с идеей фикс по завоеванию всего и вся… вселенского масштаба… со своим интересом, да, но и на нашу же все при том выгоду и пользу – я бы сам… своими же руками и ногами… выпер тебя отсюда к чертям собачьим!.. – Выплюнул он и дернул правой рукой в сторону двери, но и уже не намекая, как и на дверь из квартиры. – И Ксандер бы меня поддержал!
– Да что я сам не знаю, что ли? – Округлил глаза рыжий, с «напускным» ужасом и шоком, но и с широкой улыбкой на губах: и так давая тому понять, что ни велосипед он не придумал, ни Америку ему этим всем вновь не открыл. – Я и сам бы себя выпер! Видишь… – и склонил голову к правому плечу, подгибая под нее и такую же руку, – …как плохо, когда не можешь умереть? Точнее, «умереть», да еще и так, чтоб без последствий и… навсегда. По доброте-то все и… душевной. А не переродившись после и… убийства же. Или наложив на себя руки и… в небытие! Во-о-от, куда бы не хотелось – от слов: никогда и… со-вер-шен-но!.. – Зато теперь – его глаза были выпучены: по-настоящему. – Умирать, так с музыкой и… в кои-то веки: со светом и в конце тоннеля. А не в самом тоннеле и… кромешной тьме. Имея – не ценим, а потерявши – плачем! – Изрек затем заумным голосом он и развел руками, выпрямляясь. – Да?.. Ла-а-адно! Не о больном. Тем более… – И поднял вновь свой правый указательный палец, останавливаясь «здесь» и… привлекая внимание уже конкретно к этому моменту. – Это – мне, впору, рыдать; да и Никитосу! Тебе-то – свезло. И везет: до сих пор. – Сощурился он, поджав губы в напускной обиде. – Засранец!.. Все везение прибрал… к своим загребущим рукам.
– «Хочешь»?.. Забирай! – Махнул обеими руками блондин и чуть ли и не с них, в этот же все и момент, все это тому же передал. – Мало… оно мне помогло. Хоть и столько, что девать некуда! А на деле?.. Сжечь бы, как и эту картину! Фото и… то здание.
– Понеслась душа… в ад! – Вздернул обе свои руки к потолку Влад и тут же опустил их почти до пола, воспроизводя этот «упаднический путь», облокачиваясь ими затем на свои же ноги, чуть сгорбившись и подаваясь к Егору. – Вспомни уже все-таки с кем именно говоришь – и намотай уже свои сопли и слюни на кулак!.. – А приметив недобрую искру в потемневших омутах напротив, не отстранился, напротив, даже наоборот привстал и приблизился еще ближе… к бездне. – Можешь им сейчас – и ударить, пожалуйста!.. Только давай – вот без этого всего… Серьезно! Все. Не так. Плохо! Да!.. – И тут же согласился, утвердительно еще до кучи и кивнув, только лишь и заслышав хмык, еще даже и не вышедший, изнутри груди блондина. – И не хорошо. Но… Смотри: она – здесь! – И дернул своей правой рукой в сторону стены, не намекая уже точно и сам – на комнату рядом. – И ты – здесь! – Ткнул той же рукой Егора в грудь. – Вы – здесь: и вы – вместе! Никто. Никому. Не сказал: «прощай»! И все прочее… Вы – объяснились и… помирились! Зна-а-ачит?.. – Потянул слово и вопрос, повисший в воздухе, он, надеясь услышать продолжение от брата, но тот только изогнул свою правую бровь и ждал «того» же от Влада. – Противный… Значит – все остальное-оставшееся еще можно исправить и… доправить, переиграть, короче, на и в свою-твою сторону. На твою сторону, еще раз, окончательно и бесповоротно, понимаешь? Безвозвратно! Если так же, еще раз, доказать, что ты – вообще никогда, и даже не думал, не видел в ней никого… кроме нее же. Ну… – И тут же призадумался, почесав затылок своей правой рукой, решив, про себя, хоть так – вывести на эмоции, а заодно и на ответ блондина. – Не все время… Типа!.. Хотя бы: как закончил «издеваться», так и сразу же прозрел. Вот… Ты же говорил ей – это, да и именно еще и так, верно? – Затем смерил того внимательным и серьезным взглядом, опустив голову на свой же один кулак из двух рук, установленных локтями в сведенные колени. – Целиком и… полностью. До буквы и знака, м? Правда же? Правда…
– Влад! – Рыкнул Егор и отстранился от него, продолжая понемногу закипать.
– Во-о-от!.. – Тыкнул и ткнул его рыжий своим указательным пальцем правой руки. – Давай. «Разогревайся»… А и лучше!.. – И повернулся к двери, махнув и почти бросив своей правой рукой в нее. – Иди – и жги, в прямом смысле, свою и… себе же завещанную часть. И жди нас затем внизу – поедем «взрывать» оставшуюся! – Затем приподнялся и отряхнул штаны: от только и ему же все заметных катышек и пыли. – Тот дом, кстати, вроде расселили, как непригодный для жилья и… опасный для жизни. Но так с землей и не сровняли… Убьем – сразу двух зайцев! – И, хлопнув в ладоши, осклабился. – А я пока пойду проведаю, ну, знаешь, там… Софию. Деву красу… Ох, пусть и не длинную, но и косу-у… Да. Не по годам вдумчивую и… мудрую косу! – И, сымитировав «женский писклявый голосок», сам же затем от себя рассмеялся и тут же откашлялся, возвращая свой баритон и некий бас. – С твоего же позволения все, естественно! А точнее: за ту ревизию-ака-инспекцию моей комнаты – вами же все с Жекой!
И только развернулся, чтобы уйти, как был остановлен правой рукой Егора, схватившей его за левую же руку:
– Картину – с собой возьмешь… – и не получив никакой реакции на эту часть фразы-риторического-вопроса, ни в виде подтверждения, ни и в виде опровержения, окончательно вспыхнул, – …опять?!
– Сно-ва… – Исправил его Влад и сел обратно с тяжким выдохом. – Да и почему: нет? Подорву – там же… и с тем же… твоим… домом, делов-то… «куча»! Не все же тебе, и за тобой же мне повторять, брат… – Фыркнул он и размял шею с плечами, заодно и пожав ими под конец. – Нужно же и свое что-то за-иметь, в конце-то концов, свой почерк. Но!.. Согласись… – И его губы вновь потянулись и растянулись в широкой и хитрой улыбке-ухмылке. – Я умею подделывать автографы – вполне профессионально!
– Вполне, да, вот с этим соглашусь, а вот с «профессионализмом и, уж извини, но и профпригодностью»? – Тут уже и сам Егор поддался вперед, хлопнув Влада своей левой рукой по его же уже, и в свою очередь, правому плечу, с хитрым прищуром и оскалом. – Делай музыку, брат!.. Не лезь – не в свое: не тобою деланное и не для тебя же созданное.
– Та-а-ак… – «напускно» задумался тот и приставил к подбородку свой указательный палец правой руки, чуть затем еще и постучав им по первому. – А вот «чисто гипотетически» и… просто как вопрос: относится ли сюда и сама же София?
– Ты напрашиваешься, Влад!.. – Сузил глаза блондин, сбросив улыбку и клацнув зубами. – Сюда – относилась и Анна, если ты еще не забыл. Что, вновь твое излюбленное «мочало»? Начинаем все сначала?!
– А мы и не заканчивали, брат… – осклабился рыжий, но и тут же поспешил добавить и «опровергнуть». – Нет!.. Я не отказываюсь – от своих слов. Тем более, что если так и посмотреть… Анна была… повеселее, что ли. Для меня же все, по крайней мере! Может, потому, что она – демоном была, м? Будет ли таковой и София… – и тут же поиграл бровями, облизнув еще и губы, под хриплое утробное рычание из тела напротив, – ну, когда им станет и… если станет? Не знаю..! Но факт – остается фактом… И если бы мне выдалось выбирать, то я бы все равно выбрал Анну. Вкус и цвет, брат, вкус и цвет..; не морщись! – И ударил его своим правым кулаком в грудину. – Мы же еще не знаем: какой демоненок Кузя – из нашей милой Софии, м? Может, мне и понравится. Но… Но! – И, вновь не давая сказать, как и что-либо вставить в свою речь Егору, он вновь ударил его, повторно, веселясь уже даже и так, что и начал буквально подпрыгивать на своем стуле, продолжая затем прыгать всякий раз, как ему удавалось затыкать того, так или иначе. – Если и «понравится», то только как прошлое… твое увлечение. Без перетекания, ну, знаешь, во что-то более и… большее. Не люблю же, все еще помнишь? – И дернул своим правым плечом, вновь затем отмахиваясь. – И не повторяю-повторю это более, помни! Не любил там – не люблю и не полюблю здесь. Не «влюблюсь»! – «Вывел» затем и утвердительно кивнул он, сам же и себе, себя. – В том или… ином случае. Раз от разу – играть прикольно, но… не на постоянку. Эта – верфь Никитоса! А я – буду своим… собственным. Да!.. Пора возвращаться – к истокам, закопав их, и совсем, перед этим. Думаю, «первоначальный Егор» – мне подойдет. Образ его! – И дернул воротник своей рубашки с двух его концов, весело ухмыляясь, как будто парашют и раскрывая его затем за своей спиной; или крылья. – Как там Полинка говорила, но так и не досказала, вместе с верной ей Кариной: больной ублюдок?! Да… – и щелкнул пальцами правой руки, цокнув ко всему еще и языком, – …вполне! Только: ее и… друг. Не «претендую» я, Егич, ради всего.., остынь уже! – Отмахнулся, наконец, от того Влад, стуча теперь по его левому плечу своей правой рукой, а после и лохматя ею его же шевелюру. – И не претендовал! Но что поделать, если мне Анна мозги посмешала, подкормив мою самонадеянность и… уверенность в твоем лицемерии и подыгрывании своим же комплексам в лице и любви к одной и той же особе?! Ниже сто восьмидесяти сантиметров… – начал перечислять и загибать пальцы правой руки он, – …брюнетка, с карими глазами, не девяносто-шестьдесят-девяносто, но и… вполне себе, тоже ничего… Я же на серьезных щах подумал, вначале, что ты «мог», собственно, как и она сама могла, тупо… заменить одну на… другую! А кто б так и не подумал, а? – Развел затем руками Влад, сам себе качая отрицательно головой. – Тем более: когда они, оказывается, сестры, да-к еще и… «близнецы»! Единокровные, ага, От одних и тех же родителей! Но ты бы – так не убивался… – поджал губы он и прищурился, осматривая парня напротив. – В буквальном смысле! Если бы да и… если бы заменил! Хотя… – И он вновь усмехнулся, прикусив уже свою нижнюю губу. – Вспомнить тот момент, когда мы чуть было не подрались в мастерской Ксана…
– Потому, что ты – как черт из табакерки! – Спрыгнул таки с подоконника Егор и направился к двери, приглаживая рвано свои светлые волосы левой же рукой. – Появился с бухты-барахты и… так же исчез. Пришел из ниоткуда… и ушел, бля, в никуда! Между этим, конечно, еще и задвинув про… какие-то чувства, которые ни то что не были… они не имели смысла! Имея перед собой «воспоминание из прошлого»… в объеме, так еще и бывшую, так еще и в какой-то степени… – и он бросил хмурый взгляд через правое же свое плечо на парня сзади, – …не знаю, что у тебя в голове, а уж и тем более в сердце, и как оно, это все, работает, но и отобранную… у тебя же, а после и отданную обратно.., по итогу-то, опять же, в никуда! – И всплеснул руками, возведя глаза к потолку, переводя дыхание – от своей же тирады. – Я тогда впервые – противоречил себе: подключил мозг, вместо того, чтобы отключить его и… включить сердце… на полную. А там… столько было, до фига и… больше! – И, тормознув лишь у выхода, открыл дверь и развернулся, облокачиваясь на нее левой рукой, с потерянным, но и одновременно уставшим, самым вымотанным взглядом и видом в мире. – И это иронично… и даже комично, учитывая, что сейчас я добиваюсь того же – от Софи. Как… знающий дело и, сука, «профессионал» в этом! Прошу – не думать, а сам? Не лучше ее, да… Порой и совсем уж… дико… хуже!
– Ты – «скрытый и скрытный» монстр, Егор… – Поднялся уже и сам с кресла Влад и оправил полы рубашки, расстегивая ее больше и сверху, до середины груди. – Но я рад, что ты, наконец, раскрылся и… открылся. А еще.., что я так вовремя вмешался и, считай, подтолкнул тебя своим… неким наездом. Пусть он и не был, давай уж честно, «безосновательным»… поначалу, опять же все, конечно! – Ухмыльнулся он и потряс головой, рассыпая свои короткие огненные пряди в разные стороны и по всей же голове. – Если бы ты только лишь подтвердил, кивком ли, не обязательно было словом, тем более действием, мои слова «о замене» – я бы снова включился в игру. Даже, если б в процессе понял, что она и, правда, другая. «Тем более»!.. Но и так, знаешь, чисто, чтобы тебя, придурок, побесить, как я уже и говорил. А как еще развлекаться?.. Но ты – молодец! – И протиснулся в «освобожденный» Егором проход. – Сдержал… И выдержал! Теперь – осталось удержать… – И махнул своей правой рукой за собой. – Погнали!.. Помнишь же еще, да? Встречаемся – внизу! Где-то… через полчасика. Только, чур – не подслушивать!..
**
…Что может быть лучше чувств? (Взаимные чувства!).
Что может быть хуже чувств? (Отсутствие ответа? Безответность чувств. О!.. О… Нев-за-им-ность!).
Это – одно и то же: только разными… словами. Ладно. «Теплее»! (Измена!).
Холодно! (Блин. Ну а… Что же… тогда?).
Эх… Жа-лость. Чувства из… жа-лос-ти!.. Все те же, но и… «из жалости». (Да ну).
Только – представь… Букет цветов или… и, да, игрушечный мишка там.., шоколадка… Да хоть… и вообще что! «Валентинка»… О! Точ-но. Допустим, ну. «К примеру»… На и все тот же «День Святого Валентина»!
Кхм… 14 февраля!
Тишина.
Ти-ши-на!
Молчание и…
Игнор. Да. И полный… бойкот!
А время-то – идет…
Год за годом и… месяц за месяцем. День за днем…
Тот же класс. И… те же все
ли-ца.
И тут.., «бац»! Валентинка.
Девочки-девочками.., а поговорим-то мы и за… «мальчиков», окей? И о… девочках же: в отношении и разрезе же – все тех же мальчиков-зайчиков.
Есть… такие!.. Бы-ли. Наидобрейшие и… наибелейшие, наисветлейшие… и наичистейшие ушастыесу…щества, ну-ну, «вначале своей карьеры». Которые и девочек-то, по-настоящему и, главное, адекватно, увидели впервые – только вот сейчас. Да… «В детском саду» – это все как-то… по-другому… происходит. И не то, что дарить им что-то или, упаси, ухаживать за ними… Подойти к ним и посмотреть, смотреть на них – боятся.
И тут, ха, эта самая… чужеземка – вдруг преподносит подношение. Жерт-ву, ага! Подарок! Презент… Ва-лен-тин-ку! И как же еще так и совпало-то?.. Та самая, которая и нравилась. Вот так «совпадение и… случайность». Ну да… Так еще ж – и сильно, при всем при том и э-том, нравилась! И «нравится-то», да, не придирайся к словам, до сих пор, до сноса головы и… слета, потери крыши, короче. По-дош-ла. Сама и… первая! И… первая заговорила. «Отошла». А он… все смотрит ей вслед и… не может поверить. Равно, как и «наглядеться». Моргает! Щипает себя – до посинения и обеления, в конце концов и почти отмирания кожных покровов. Прав-да! Кусок цветного картона на столе – это правда!
Остальная часть дня – пролетает, как одно мгновение! Вся информация и все люди – идут лесом и… заранее же еще… мимо ушей. В поле же его зрения – серд-це!
Так еще и с подписью – кому и… от кого.
Первая влюбленность и… первая любовь! Он-то же еще – и не в зуб ногой: к чему это все? «Ответный жест»!
Она таки – заметила его… стрелялку и перестрелку… глазами. Ответила! Да еще и… как – при всех! Оказала ему, понимаешь ли, знак…
внимание. Вот это… шаг; и «поворот»! Поворотище, без малого.
!
И он, чуть ли и не «на крыльях любви», встречает ее – после школы!.. Убеждает, значит, со-проводить. Он; и ее. Предлагает помочь – помощь, понимаешь ли, и с рюкзаком. Сумкой… там, ну и «сменкой».
Че уж там – саму ее готов и на руках-то… понести. Воздыхатель…
! Идет и… дышит. Прямо… и громко, с тяжестью и… хрипотцой.
Гордится… собой.
Провожает – до улицы. До дома и… подъезда.
Но и он-то, ничего, подождет – большего и… дальнейшего.
Утром – выпрашивает встретить и… вновь понести рюкзак.
Сумку и
сменку. Саму ее, естественно, тоже не забывает!..
. Но – не отчаивается, исполняет и оставшиеся… по списку.
Подсаживается – ближе… на парту!
Ну а после – и вовсе, по щучьему велению, но и вряд ли же все по ее хотению, пересаживается к ней. И глаз – не сводит!.. Не отводит, буквально, и от нее-то все – своего лица и… головы! Прямо: тела и души… «Любуется»! А налюбоваться-то – не может. Оставляет – место в столовой. Сам – берет еду и… на двоих. Они – общаются. Находят и достаточно тем для разговора. Но и вот только лишь она его этого… энтузиазма – не разделяет от слов: совершенно и… совсем.
!..
. И видит все это – через призму
: бла-го-дар-ность! Героем себя – чувствует.
Валентинку – п-подарила.
А парень, парень-то – взахлеб, слюной… истекает и… лужицей растекается. Еще немного – и сам будет под ее ноги подкладываться, чтобы она на жвачку не наступила… или в лужу с грязью случайно не угодила.
Кавалер!.. Жоних. Уже и жизнь-то их совместную – представил: венчание и… свадьбу, квартиру и дом, детей (не меньше двух, а то – и трех!) и кошку с… собакой.
Имена им всем – придумал.
А она – снисходительно все кивает, но «в ответ» – не поддается. Неужто, картон – был пределом ее фантазии и… воображения? Нет! Скорее и точно: его. Для него – это «огромный шаг… для человечества». Для нее же – небольшой и… для человека. Тем более: его… уровня. Ха. Ее уровня – к нему и… его же кругу!
Ну а какого и каково – становится ясно: после недель, а может даже и месяцев такого «некого» сталкерства – с его же все и стороны. Она – выкладывает все, как на духу.
. Валентинка-то – была: из
жалости!
А че тебе никто ничего и никогда не дарит?
.
.
А она – умница-разумница! Конечно… Спортсменка и… комсомолка!
. Красавица!
Пошла – на это; риск, считай; и подарила. Никто ведь так бы – не поступил. Так бы и не подошел. А ей: стало его жалко!
Антракт!
Занавес!..
Аплодисменты!
«Приехали» еще, называется…
Второго действия, как и «кина», не предвидится. Не будет!.. Все зрители – уже разошлись по домам. Зал – опустел. Погас – свет…
«Тьма»! И пустота… Тишина и… молчание.
Чернота.
И тяжесть таких же штор – еще больше давит на психику, но и лишь одного же все оставшегося. То ли преподнести цветы, то ли и за автографом… А то ли,
, и по факту-факу – оплакать конец и… уйти под стук собственных же шагов: все в тех же – полной тишине и… кромешном, замогильном молчании. Не только – прекрасной постановки «одной актрисы», пусть и не для «другого актера»… пока же все, ага, но и прекрасного мира, который так и не вышел
из его разума: за пределы воображения и фантазии – его же собственной черепной коробки. Так и не претворился еще в жизнь! Но и уже издан, да… Вышел, понимаешь, в тираж.
Зачах и… загнил. Про-гнив!..
От переизбытка и… невозможности выпустить на волю, реализовать и сублимировать это – хоть как-то и… во что-то, коль уж и не кого-то.
Доступ кислорода – был воспрещен… до поры до времени. Но и они – не наступили.
Атрофировался!..
И вот…
Сидит он – за старой-доброй своей партой.
Смотрит, как это… лживое создание… треплется с подружками о том о сем, изредка только поглядывая на него, но и тут же затем – отводя глаза.
Боится! И правильно… делает. Он же – смотрит «волком». Голодным… до возмездия. До плоти и… крови. До нее и… всего же ее! Их. Что еще осталось – в ней. А после – и всех остальных, похожих и… схожих с ней.
Стоила ли игра свеч? Стоила ли жалость – исхода?.. И это – не про то, что: не делай добра – не получишь и зла, ты с добром – они с говном… Это про то, как… благие намерения вновь и вновь – выводят на одну и ту же дорожку. Но и не к Гудвину! И не из желтого кирпича. А в ад и… из черного. Где «подобные» – горят… Долго и… мучительно, страдая.
«Сострадание и соболезнования, жалость»…
Те три слова и те же все три чувства, которые… можно и не растягивать, а тремя пулями сразу – и всадить же сразу в грудь и… голову. Зачем тратиться – на руки, ноги и… все прочее? На все тело и… душу?! По прямому назначению. С любой стороны и… такого же положения. Без разницы – будь то со спины и-ли… лица. Тут ж уже – все зависит от стреляющего и… его приоритетов, прин-ци-пов. Приоритетов: относительно положения тела и… своего же оружия. Принципов же: относительно испорченности и… извращенности!
А он – мешать не будет. Наоборот, поможет и… даже руки разведет. «V – значит Вендетта». И В – значит вперед! Он – уже готов и ждет! Кто первый?! А кто и последний?
«Если птица поднимает крылья вверх – значит…(с)».
****
– Тук-тук-тук… Можно? – Показалась в дверном проеме комнаты Егора рыжая голова Влада. После чего, обведя своим заинтересованным взглядом все помещение, и сам парень хотел было войти и двинуться к ванной, но вовремя притормозил, обнаружив то и ту, кого искал, у окна: лицом к стеклу и спиной к нему, как и ко входу-выходу за ней.
– Зря – не головой. – Спокойно и почти шепотом не ответила ему София.
– У вас и шутки теперь – одни на двоих? – Закатил глаза он, но так и не поспешил войти. Осмотрев девушку со спины, он вновь отметил лишь то, что она переоделась из испачканной, в крови Розы, одежды, сменив свой ранее белый спортивный костюм на рубашку в сине-красную мелкую клетку и темно-синие же рваные джинсы, подвернутые над щиколотками, но так пока и не заметил, не замечал ничего кроме, что могло хоть как-то и пусть же все хотя бы, но и натолкнуть его – сделать это быстрее и войти сразу же. Может, даже и влетев, тут же и подлетев к ней. Слёз, к примеру!.. Чему, к слову, следствием стала бы – легкая, ну а там и вполне себе сильная дрожь. Подрагивание – всей, или частями небольшой фигуры, как тела и души, «вразноброд» и-ли… одновременно.
– Нет… – отрицательно качнула головой она и повернулась головой и лицом к проходу. – Но постучав два раза рукой и «голосом» – ты мог бы постучать затем еще и головой. Бог, знаешь, любит троицу. Мой!.. А твой, кстати, и ноги бы – оценил. Для полноты… картины… маслом!
– А, нет, не одни! – Прошел-таки внутрь Влад и облокотился на левую сторону и стену же от и около окна, чтобы теперь точно видеть лицо девушки. Которая и сама затем вернулась к сосредоточенному рассматриванию картины перед собой, но и не пейзажа, а себя… в отражении же стекла. И не пред собой, а внутри! Погружаясь в себя и себя же внутреннюю… Карие глаза ее были пусты снаружи, но наполнены и обращены – в себя, внутрь. – Твоя… интерпретация. Неплохо… – Следом же оценил он и усмехнулся, скрестив руки на груди и ноги под собой, выставив правую чуть вперед. – Великолепный… художник! «Вы воруете – прекрасно, на сто баллов…». – Съерничал он, под стать караоке. – Хороший – скопировал бы… на ноль. В твоем же случае – «импресарио» не переиграть!
– Я – и не пыталась… – улыбнулась ему брюнетка, обнимая себя руками, но улыбка так и не отразилась в ее же собственных глазах. – Комната – стоило того, собственно, как и квартира. Виды и впрямь – завораживающие… – и будто бы еще и подтверждая этот самый момент, дернулась, ощутив это «ворожение» – до мурашек души и… самого тела. – Что здесь. Что у Ника… Что и у Александра… в мастерской.
– Не была – в его комнате? – Спросил тихо он, глянув в ее направлении, но и начав, при этом же всем, поглощать своим вдумчивым янтарным взглядом именно обширные темно-серые просторы – по ту сторону окна. Со строениями, машинами и людьми, уходящими потоком желтых и красных огней, темных размытых пятен и таких же силуэтов в серой дымке почти что и впрямь в сам горизонт!.. Так и не услышав, но почувствовав ее недоумение, как и немой вопрос, он дополнил: – «Последнего». Ксана!
– Нет. Но догадываюсь, что в ней может быть…
– Еще одна мастерская!.. – Прыснул смехом рыжий, поддевая-подбивая на него и девушку. – Что? Он и сам в ней наверняка еще не был. Но и что самое интересное – она у него таки есть. Но и вот, знает ли он об этом? Хороший вопрос!.. С такой же звездочкой!
– Ну… – Тут и София задумалась, передернув плечами, с уже почти даже и легкой улыбкой на губах. – Может, если бы ты так же горел своим делом, как и он, ты бы тоже не знал и не видел своей комнаты, а жил… в студии. Собственно, как и… Егор.
– Может… – не стал отрицать очевидного он, пожимая плечами вслед же за ней. – Все ведь возможно; и невозможное – тоже! Но и уж слишком дорог моему сердцу – родной уголок… – и приложил к нему свою правую ладонь, мечтательно вздохнув. После чего хитрюще сузил глаза и склонил голову к левому плечу. – Ты же – не была и в ней? Мо-ей. Светлой и… при свете же дня! И да, пусть сейчас уже – и ближе к вечеру… Но!.. Все равно. При свете ламп… тогда уж и, считай, «искусственного» дня….
– Не была… – «Подтвердила» она и эти его слова, с легкого же все и своего того же отрицательного кивка. – Не люблю вторгаться – в чужое пространство… без его хозяина, знаешь ли; и это же еще – как минимум! А и как максимум – без его же разрешения… на это! Будь то даже – повторно… или нет; все равно! Он – должен быть в курсе. Ты же… – и скосила на него свой уже хитрый взгляд, слегка обведя после им и почти всю же комнату Егора, – …как я вижу, спросил или уточнил у него это же, по крайней мере.
– Тогда… – следом и он вернул свой взгляд на нее, поддавшись таки ее «легкой экскурсии», и сделал приглашающий жест, протягивая к ней свою правую руку, – …я разрешаю! И более того – «приглашаю», теперь вот и сам… тебя! Как и… переношу. Но – не «на руках»! – Сразу же уточнил Влад, с веселой улыбкой и в таком же подтрунивании закатив глаза. – Да и мне самому – будет чуть комфортнее и свободнее… в словарных оборотах там, чем сейчас и здесь: будучи с тобой, но и… при этом же всем… в комнате Егора! Да-к еще – и с двенадцатью душами. Бр-р-р… Они же – нас слышат?
– И видят! – Усмехнулась брюнетка, не отвечая на его жест, но и поворачиваясь к нему лицом и всем корпусом. – Чувствуют и… ощущают. Понимают и принимают… Сознают! Как и мы с тобой – друг друга. Практически… те же функции. И тот же функционал… – Пожала она затем плечами и поджала губы, чуть закусив нижнюю. – Сейчас, правда, чуть меньше… «Меньше» – видимости и контакта. Вообще, практически, никакого! Ведь я уже отделила бутоны от стеблей и… они «отходят наверх», мало по малу. Понемногу… После останется – только сжечь их, развеяв пепел и посадить сами стебли где-то, чтобы они проросли. Но – и не проломили ничьи полы и потолки!.. Тем более: стены и… крышу. Небо-то – и без того… «дырявое».
– Есть… такое место… – заговорщицки прошептал и прищурился Влад, опуская, наконец, свою правую руку, симметрично левой, и тут же пряча их в передние карманы джинс. – Точнее: будет! Возьмем их – с собой. И остальных – подтянем, может, следом!..
– Сначала я подумала, что мы вовремя и правильно сделали, что «отослали» Карину и Полину – по магазинам… после всего! – Девушка размяла шею, крутанув головой, но и на деле – описала по кругу же все то, что происходило здесь: в частности и общем. – Да и как «отвлечение внимания» и… «смещение интереса». Вырывая первую – из учебного процесса: на весь день; а вторую – отрывая и от Жени. Но!.. Без него… пусть пока и можно – «там». Но и нельзя же – с ним, особо, здесь. С ним – она чересчур мнительной… становится. Кругом видит заговор и… заговорщиков. Чуть ли и не против нее же самой!..
– Ну и ничего нового… – фыркнул парень и отмахнулся. – Без него – так же!
– Нет!.. Без него – не так палится… – улыбнулась чуть шире София, будто и отходя, наконец: только сейчас улыбаясь – целиком и полностью, телом и душой. – Она сразу понимает, что пахнет жаренным: когда его будто бы и специально к ней приставляют. Хоть они и вместе – уже достаточно давно, но она понимает эту разницу: когда просит его уже сама или он сам еще предлагает. Или когда он предлагает, но и перед этим – планово посовещавшись со всей своей-вашей компанией… – брюнетка фыркнула и тихо рассмеялась. – Карина – легче на подъем, в этом плане!.. Она умеет отключаться и… включаться прям как по сигналу да и конкретно: на человека или обстоятельство. На нее – и не подумаешь! Хоть она, опять же, с нами – практически всегда, но не выдает, при этом! И так же легко – не дается на расспросы и предъявы сама.
– А теперь, что думаешь? – Вернулся к изначальной теме разговора Влад, изогнув левую бровь. – Зря не дали подняться с Советом и увидеть все это… «продолжение банкета»? А чего ж тогда не поднялись и сами мы?!.. Ей, как и нам, хватило и розы – в глотке у… Розы же! – И он сморщился, сплюнув, но и больше от повторения на словах, нежели и ранее от самого эпика, как и такого же воспоминания. – Да… уж. Тавтология – наше все! Поверь, эпика в ее жизни – и без этого: достало и достает же, по сей день. А чтобы еще присутствовать и при… личных разбирательствах! – Он округлил глаза и чуть дернул левым в нервяке. – Где уже и Ксан, и твой отец, как двое на… четверых. Анну – не считаем… Нечего там уже! Ну… Так себе «перевес»! Но а когда Совет до-о-олго моргает, как и в твоем, случае же с тобой… – Влад оскалился, а София закатила глаза и сдержанно фыркнула: «вечная жизнь» еще никогда не была такой тяжбой несусветной для нее, как в случае с ним и в разрезе его же памяти – на все эпик-же-фейлы и «демонические выкрутасы с подвыподвертом» в исполнении ее же, как еще и передемона-недоангела. – Качество – бьет количество. А если еще папаня Артема подключится, а он подключится, за все же прошлые огрехи сынишки и за, какое-никакое, а «отмывание» его же, закрывание глазок на него, его самого и-ли самим же Артемом, научится так же моргать сам и закрывать глаза уже на твою и нашу же ситуацию, в целом… Или его заставят! – Поиграл бровями он, злорадно усмехаясь. – А после – выпрут. Перед этим – устроив такое зрелище, что не только ни для женщин и ни для них же все «в положении»… не для парней и мужчин… оно же. Да и… ни для кого. А там как раз – и весь набор!.. И им без этого – счастья хватает и… досталось! – Откинул голову назад Влад, не желая доставать руки из карманов, но и желая показать – до каких пор именно хватает и достает. – Одна – ангел, беременна полукровкой, а там и не одной-одним, встречается и живет с демоном, за которого еще и замуж выскочить успела и стала его женой, скоро станет и матерью их пусть еще и будущих, но и «двух-как минимум-ангелочков». А вторая, тоже ангел, еще не встречается с демоном, но дико сохнет по нему, как и те же все розы на солнце и сухом ветру… О! – Вдруг еще что-то вспомнил он и кивнул головой на девушку, чтобы и она это, неоконченное нечто, запомнила, если он вновь забудет, когда договорит другое. – Надо будет, кстати, не забыть мне и сказать этим же все солнцу-с-луной-и-Женей, чтобы забрали их, как только разберутся со всем и всеми же вашими пропусками. Да-да, в том числе: и твоими! Поскорее бы вы уже все выросли, коль уж и не повзрослели.., – цокнул языком он и мерзко сгримасничал, – …будто бы и без этого, вашего, геморроя было мало.
– Гунди-не-гунди, а у Каринки – еще два высших будет! Да, и с Никитосом-то, как бы – не три, а там и все… четыре. – Хихикнула София, но и соглашаясь, как и записывая это на задворках уже своего сознания, делая, тем самым, и, какую-никакую, а «пометку». – У него ж – не то, что «нюх», чуйка! «Генетическая приверженность и предрасположенность»… к обучению. Да и плюсом же ко всему – ему же самому это еще все и «ой, как» нравится. А там – и за уши ведь уже точно не оттащишь… В отличие же все и от тебя! – Вернула ему его же гримасу она, показав, до кучи и от себя, еще и язык.
– В отличие от меня, да! – Согласился вновь и без спора рыжий, усмехаясь. – Но я – таки и доучился по… основам основ; и мне этого – хватило! Дополнительно еще эту лямку тянуть – я не собираюсь. Не могу. Не хочу и… Не буду. – И, три раза кивнув ей, как и себе, исказил свои губы в отвращении и… горечи, какой-то же и вновь же все… своей кислоте. Да и не только лишь: лаванды и шалфея. – Бурлаки-бурлаками, а – по желанию; да и что-то другое уж – выберем сами. Как, например.., ничего.– И, тряхнув плечами, взял уже ее за руки сам, перенося затем ее и с собой в свою же комнату, тут же все объясняя и поясняя. – Егор – внизу. И… Было бы… стра-а-анно(?), – протянул слово он, практически и процедив его на конце сквозь зубы, так еще и со знаком вопроса, до конца еще не разобравшись с термином – …если бы мы прошли пешком – из его комнаты в мою: без него, как в первом, так и во втором случаях. Слышать он хуже, конечно, от этого никак не станет, как и под-слушивать, тут-проси-не-проси, а факт, равно как чуять, чувствовать, да и ощущать тоже, но зато не будет лишний раз загоняться и придумывать что-то еще и поверх, после того, как увидит, увидел бы нас таких. Его глаза – его враги!..
– Как, и в твоем случае, язык… – усмехнулась девушка и отрицательно покачала головой, но и почти тут же согласилась – не с ним, так и со всем этим. Ведь если и был, появлялся какой-то, хоть какой-нибудь шанс обезопасить не совсем и не на-совсем, но и хоть так же как-то же, на часть его нервную систему от дополнительный встрясок извне, вроде и ее и Влада, их, по раздельности и-ли вместе, она хваталась за нее всеми руками и ногами!.. Зная же все, при этом, что и если тот сам этого не захочет, этой же все безопасности и сбережения от самого же себя, никто ему в этом не поможет! Но и думать, как говорить и действовать за него она не могла, поэтому делала все, что было в ее силах и что она могла, на момент, надеясь, что и он подтянется – в процессе и-ли со временем.
После чего, отвернувшись и от рыжего, начала рассматривать, наконец, уже и «при свете, хоть какого-то еще-уже, но дня», его комнату, выполненную в достаточно светлых тонах и полутонах, как и довольно-таки теплых цветах и оттенках.
Да!.. В целом, весь ее интерьер представлял собой смесь коричневых, светло-коричневых и бежевых тонов. Коричневые тона – были, в основном, в деревянной мебели и гардинах, длинных и плотных шторах, пока и легкая и почти невесомая тюль, в свою очередь, оставалась кристально белой, подстраиваясь скорее и точно под белые пластиковые окна, которых было два, и такие же широкие подоконники. Светло-коричневыми же, и уже именно «подстраиваясь», являлись обои и по всем же стенам, уходя в бежевый ламинат, высветляющий еще больше, хотя и куда уж, комнату, вместе с белым натяжным потолком и таким же, пусть и встроенным в него, но и светом.
Заставленный минимально и тут же самым нужным, он не был чересчур нагружен, как и перегружен, но и не был пустым. У правой стены, близ входной двери, находилась двуспальная кровать, накрытая бежевым ворсистым пледом, из-под которого проглядывалось соответствующее же ему и всему тут по цвету шелковое постельное белье. По обе стороны от нее – стояли деревянные тумбочки с лампами на металлических ножках и со светло-коричневыми же плафонами. Шкаф-купе, почти что и во всю же стену, стоял перпендикулярно им и бежевому большому плазменному телевизору, висевшему напротив кровати, по левую же сторону от входной двери и правую от двери, ведущей в ванную и уборную. Рабочий стол с двумя тумбочками – стоял почти в самом углу и конце же комнаты: с полками для книг и тетрадей, ежедневников и блокнотов… над ним. Черный «стационарный» компьютер с большим экраном, подвешенным на стену, был размещен меж ними: столом и полками. На поверхности стола лежали черные большие пластиковые наушники, металлический «системник», в свою очередь и в отличие же все от прочих, находился под столом; вместе с черной же пластиковой клавиатурой и небольшой такой же мышью, выезжающими из стола – на специальной, для этого, полке. Перед ними – находился стул, задвинутый в выемку и тут же прорезь стола, без колесиков. «Вытемняли» комнату – только темная же входная дверь в комнату и такая же дверь, но и уже в ванную. В данном случае – София могла только и подозревать об устройстве ее, лишь примерно представляя ее насыщение: так как не бывала еще там, как и в случае с Александром – в принципе; у которого она нигде не была, кроме, опять же все, мастерской. Но и сделала, при этом же всем, ставку на ту же сантехнику, что и в тех комнатах, в которых она уже побывала. А по цветовой гамме – в цвет комнаты: что-то вроде и той же гостевой, а может – и нет. Опять же, она могла только воображать и фантазировать, представляя – и не более: надеясь лишь когда-нибудь попасть и в нее, чисто поглядеть и удостовериться, но и, опять-таки, с разрешения. Да и не одного Влада!
В целом, комната была – без какого-либо лишнего да и в принципе хлама, как и сваленных «в гору» и-ли заткнутых где-то по углам и «стульям» вещей. Хотя, как раз этого, она и ожидала! Это-то – она и представляла. В отличие же все и от того, что получила – по итогу. По крайней мере, «ранее»… За что – сейчас же начала себя очень сильно корить и ругать, злиться на себя, как не злилась прежде!.. Чувствуя вину – за плохие мысли и такое же соображение, как и мнение. Будто бы и стараясь, пытаясь, пусть и до этого, но и выискать что-то свое – мышиной возней. Ведь: копировать, значит копировать. Брать с братьев, так «брать и до конца». Но, и видимо, сам парень – так не считал: и поддерживал комнату – в дотошной и прямо-таки достойной, какого-то пусть и так же все «своего», но и понятия перфекционизма, чистоте. Не всегда и во всем, да, но иногда и… в деталях. Мелочах!.. Детально и мелочно, да. Нет! Мир за, пусть и на этот раз вновь на словах, «обшарпанной» дверью – был куда более далек и глубок… Но и не темен, как могло по-казаться – по первому впечатлению, на первый же взгляд, и-ли таким же словам. По первым же словам… о нем – от других; и о нем же – с его же собственных!..
– Вау!.. – Ахнула брюнетка, покрутившись на одном месте еще какое-то время, а после резко остановилась и словила вдруг «раздвоенность»: всего да и сразу. – Так и выглядит – фрустрация. «Приятная»… И довольно-таки. Впервые!..
– Не ожидала? – Усмехнулся Влад и вновь обвел взглядом свою комнату вслед за ней, только и теперь уже – с каким-то собственным и собственническим удовлетворением и… удовольствием, а даже и гордостью. – Вечером и ночью, как и утром, все – так же. Да!.. Такой вот я вот… неординарный. – И поклонился ей, когда сама София, наконец, повернулась к нему, более-менее «сложив два в одно».
– А еще – и скромный. Слу-у-ушай… Ну, это же и впрямь – что-то… с чем-то! – Раскинула она руки в стороны, охватывая почти и все же пространство ими целиком и тут же отдельно, по частям. – Правда. Без шуток! Нет, я, конечно, предполагала увидеть все: от полной черноты и… чистоты, без единого источника света, до черноты… и в сраче. За что – прошу прощения. Но!.. – И осеклась, вбирая воздуха чуть больше, чем нужно, чтобы еще и перемежать свои слова с возгласами: в воздыхании и мечтательности. – Тут же вообще – ничего из этого… И это я – не об и к уборке. В принципе! Была б твоя ж «воля» – все бы… захламлялось, наверняка, автоматически. Сразу и… в процессе же еще и уборки, я прям уверена. Но… Нет. Да даже: шкаф!.. – И София вновь остановилась напротив него и осмотрела его чуть тщательнее, на вид и слух, чем ранее – Не трещит и… не рушится, вываливаясь своим содержимом, как лавиной. Это… Здорово! – И подпрыгнула на месте, раскрыв руки к потолку. – Что-то от… – после чего ровно встала на ноги и… прикусила свой же язык, как и правую щеку изнутри, смотря, на этот раз, уже и куда более виновато на парня, – …ма-мы? Ее… воспитание?
– И да, и нет… – улыбнулся поддерживающе он, подметив ее ступор и даже какой-то и испуг, но и не придал этому особого значения, как и не сделал на этом особого акцента: дабы не смутить и не «застрашить» ее еще больше. Сделал – лучше!.. Разбежавшись, он упал с прыжка на бежевый плед своей кровати и тут же скрестил ноги под собой, хлопнув на свободную ее часть, перед собой же, чтобы и она затем повторила это же за ним. – Гений – не всегда властвует над хаосом… Внешним! – И обвел взглядом, как и руками по воздуху, насыщение комнаты. – Порой, главный гений и самый ценный, над всеми и… для всех, властвует над хаосом – внутренним.
– Какой же хаос должен быть внутри, чтобы и снаружи была… такая… красота? – Села перед ним, в той же позе, девушка, смотря теперь на стену, справа от себя и… подмечая старую-добрую раму, как уже и выжженный прямоугольник над кроватью, и все же. – Я, кстати, по нему тебя и спалила!.. – Кивнула на него брюнетка, решив оставить предыдущий вопрос, как риторический. – Еще тогда. Точнее… Что ты – прячешь картину. Не зная еще, правда, какую именно и… кого, на тот же все момент. Но… И все-таки!
– Да? – Глянул за ней на стену Влад и усмехнулся. – Я… поработаю над этим. Уберу. Но – во вторую очередь! В первую же… Сразу, после того, как поработаю и над первым, что ты спросила-сказала. «Доработаю», в смысле, в этом… моменте! Ну, начал же… как бы. Но, и по большей же части, лишь утыкаясь – во что и-ли кого-либо: руками и ногами!.. – Поднял он первые, перед собой и ней, и опустил тут же на вторые. – Во что и… кого угодно – лишь бы не работать лишний раз головой и… не думать, в общем. Не ворошить – все это и… не открывать, не «вскрывать», понимаешь. – И сморщился, отрицательно покачав головой, падая настроением и взглядом вниз. – Не доставать все то, что и еще там… внутри. Пусть пока, наверное, там и остается!.. Пока я – не готов, так…
– Ну, рано или поздно – тебе придется просто-напросто с этим… всем… разобраться. Ты же это сам тоже прекрасно понимаешь? – Опустила взгляд от стены София и встретилась, на этот раз, со спокойным и понимающим, как и поднятым с ворса пледа, взглядом янтарных глаз: не столько и до конца же все понимающим-принимающим, сколько смирившимся и смиренным, вымотанным и… уставшим – Иначе – они сами начнут вскрываться рандомно и… самостоятельно… и будет только хуже. Те-бе. Плюс – эффект неожиданности!.. Ты – будешь, станешь хуже девушки-человека в ПМС или… беременность… – рыжий рассмеялся и даже чуть отклонился назад, встряхнув головой. – Что? Тебя будет крутить и носить – по всем фронтам! Выворачивая, буквально, наизнанку и… разрывая – не на части и частицы: на частоты и… атомы!
– Разберусь с тобой – и сразу же перейду к себе. Начну – с собой! Обещаю… – Склонил голову к правому плечу он и скрестил руки на груди.
– А что со мной – не так? – Удивилась брюнетка и осмотрела себя с головы до ног и обратно.
– С тобой? – Изогнул свою левую бровь Влад и хитро усмехнулся. – Все, может быть, и та-а-ак!.. А вот с вами – нет.
– Не-е-ет, Влад! – Сразу же выставила руки перед собой, и им, она. – Я – не буду с тобой это обсуждать. Не буду обсуждать нас, меня и… с ним да-к еще и с тобой – и точка.
– А что еще прикажешь делать, если ты и с ним – не хочешь? Или что, не «можешь»? Не «будешь»?!.. Не знаю… – Дернул плечами парень, но и тут же хмыкнул-фыркнул. – Эй!.. Не повторяй – за мной! Вы же так нормально – и не поговорили… об этом… всем. Не обсудили!.. Так, наверняка же еще, не хочешь – и с собой. Ты делаешь – не лучше, чем я; если уж и не хуже. Но давай, я тебе напомню все же всего одну вещь, как и ему напомнил… давеча. Точнее, проясню! – И он оперся на свои прямые руки перед собой же и почти соединил свое лицо с ее. – Бегаю в этой семье от нее, как периодически и от себя, так и постоянно от нее же, только я! – И тут же отстранился, получив, на этот раз и до конца, ее стопроцентное внимание и такую же внимательность, как и слушание со слышанием: с ее же тяжелого сглатывания кома в горле. – И да!.. Я могу, время от времени, за кем-то повторять… Потому что (с) собой, опять-таки, время от времени же, бывает… крайней скучно. И я «веселю» окружающих, как и себя: клоун в здании и… на выезде, смотрите… не уссытесь! – Затем распростер руки по обе стороны от себя и, представляясь, легко поклонился… сидя. – Но и все остальное же время – я свой и… никто не должен повторять за мной. Я не тот пример для подражания и кумир, тем более!
– Но он же – слы-шит! – Кивнула за себя головой София и развела руками. – Смысл?.. С тобой и… без него, но и с ним же! Проще – сразу же и… с ним. – И изогнула свою правую бровь, поджав губы. – Но с ним, как ты и сказал, «нет». Тогда… Зачем с тобой, если и с тобой – тоже: нет? А он, и опять-таки, все слышит. И мы – в кольце!..
– Слышит, но не лезет! – Сузил глаза Влад и ухмыльнулся. – Могли бы, конечно, сделать и купол, и вовсе его же от нас отключить, но!.. Нет ни Карины, ни Никитоса… Стесняшки-обаяшки, ага, когда он так… нужен. Няшка же, ну! А я тебе скажу: Хуяшка…
– Влад!..
– И ведь ничего, что и с некоторое время назад, с неделю, а то и месяц, он всем рассказывал этот идиотский анекдот – про бабушку и… «кальмаров». Кого бы, блин, ни встретил… на своем пути!
– Так ты ж его ему – и рассказал. – Хохотнул Егор и продолжил затем, чуть шипя. – Что? Авторские тебе зажопил? Готов поспорить – не ты его изначально и придумал!
– И «забыл», ты прикинь, что это я его – ему рассказ!
– И ничего он – не «идиотский»…
– Мне… поделиться им – с ней? «Поржем», ну, знаешь, в-мес-те!..
– …был.
– …«был», да!.. Вот именно, что и был. Но – и стал же им, по итогу, окончательно. А ведь и изначально – был всего лишь… «пошлой интерпретацией инцеста: между ней и… ее же все внучком». Да… Да, Никитушка? И… Егорушка, сейчас же что, и «за» него.
– А я вам… троим… сейчас – не мешаю?..
– Нет!..
– «Нет»… А и вообще, знаешь, что?.. – И не услышав, как и изначально же все не хотев даже и «слушать» ответ, как, впрочем, и другие вещи, и о себе же все, в том числе, вроде и встречных вопросов, Влад схватил Софию за руки и резко развернул ее же спиной к себе, укладывая ее затем себе же на ноги и прижимая за шею к своей груди. – Так-то лучше!.. – Хохотнул он, блокируя ее по рукам, своими же руками и на ней, как и ее ноги, так же все и своими же. – А то тебя уже не только на словах, но и на действиях подмывает «сделать ноги», как я погляжу… Но так просто – ты отсюда не уйдешь, не объяснив нормально свое поведение и свои же дальнейшие действия, слова и… мысли, чувства… и ощущения, эмоции. «Отношение и -я», в конце концов!.. – И чуть поднял тон своего голоса, почти и крикнув, чтобы девушка, наконец, перестала брыкаться, а там и стараться его укусить. – Опять же, бегать за тобой – я тоже не буду. Говорю это, чтобы обезопасить тебя и огородить, предупредить заранее – от носки на своем, довольно-таки и костлявом плече, хоть и при всей имеющейся… массе!.. Где я нежничать-то и как-то особо – тоже не буду: и где ты, скорее всего, а там и точно – получишь травму или синяк. Потому, что только так и никак иначе я девушек – и ношу… на себе. Не «на плечах», милая, как и горбу, не-е-ет. Так что… Выбирай. Что тебе больше нравится и… по душе, хо-чет-ся! – После чего еще раз встряхнул ее и развел ее же руки в своих, отводя от своего и ее же тела, по сторонам. – Говорить – с ранами и гематомами; или без? «Из двух зол»? «Выбор без выбора»? Что ж… Как хочешь. Но и помни, что так, что и этак, не поговорив со мной – ты отсюда никак не выйдешь… Я – заманил, да; ну а твой интерес… к моему же обустройству… тебя же саму – и поймал, по итогу. Цветы, как и «ты», меня – никак особо не заботили!.. Мне нужна была «моя» территория, я-год-ки, если пожелаешь, где я мог бы быть и являюсь единоличным хозяином… И где бы им – не мог быть никак Егор: без моего же разрешения-позволения, дозволения! – И «сумасшедше-злорадно» рассмеялся, уткнувшись подбородком в голову брюнетки, вновь сводя все руки на ее животе. – Никогда не устану говорить и подтверждать – как же вовремя когда-то мы установили это потрясающее правило: о не вмешательстве в чужое (личное) пространство. К себе бы он попал – и я бы уже составлял компанию, на дне же ванны, тем многострадальным стебелькам. А тут – не-е-ет!.. Тут – терпи, родная, и говори! И-ли… И ты, Егор, тоже! – Или что, уже забыл, как не хотел меня «третьим» брать к себе, вам, когда мы с тобой «ругались», опять же, без Софии, пока вы на кухне с ней вдвоем были. Вот теперь, мой друг-брат.., плачь и смотри, со стороны.., как мы уже второй раз тут, а ты с нами – нет. Будешь знать, как «грозить Южному централу, поедая блины у себя в квартале»!..
– Влад! – На этот раз уже даже и рявкнул Егор. – Еще один подобный и не, в принципе, «пируэт» и вместо картины – в камин полетишь ты! А после, и пеплом уже, и в ванную – если «так» хочешь! Они и так уже, ты верно подметил, всего натерпелись и настрадались, чтобы еще и твое утопление «на-живо» созерцать! Я не говорю уж – про лицо и… тело. А там – и «душу»… В целом: созерцать тебя!
– Стоп!.. Что значит: вместо картины? – Испугался, но и скорее больше удивился и забеспокоился, чем… Влад. – Эй!.. «Она» – моя!
– Да?!.. – Злорадно изумился-осведомился блондин. – Ну что ж… Готов пожертвовать ей? А после – и узнать, что такое, значит быть «мясом с дымком» и с прожаркой «с кровью»?
– Эстет… чертов. Ладно!.. – Согласился рыжий, но и с явным, при этом, нежеланием, от того еще и цедя продолжение сквозь зубы. – Я «просто» ее держу, без сопротивлений и домогательств, чисто – чтобы не убежала… Не трожь – картину!
– Вот и первые звоночки пошли… в «нашу студию»! – Поджал губы Влад и еще тряхнул головой, «возвращаясь» уже точно к Софии. – А я, между прочим, еще пока «третья сторона… вопроса», могу я и просто услышать обе точки зрения?.. Чтобы, как Гудвин, уже после, мозги у вас обоих же забрать, а сердца вернуть? Один думает – не придумает! – И глянул со злостью в стену, будто мог чрез нее спуститься в гостиную и увидеть Егора, после чего перевел взгляд на брюнетку. – Вторая думает – и тоже никак не придумает! И оба – отдельно: все, блин-малина, никак не встретятся и… не почувствуют! И ладно уж там – друг друга… А? А?!.. – Продолжил сетовать в никуда он, одновременно всем и под нос, но и на деле – в голос и почти крик, чтобы точно дошло. – А чувствовать – кто будет? Владик?.. Ощущать – тоже он?! Чувствовать и эмоционировать – туда же?!
– Неплохо ты так «Пушкина» подсидел! – Все так же крутилась в его руках София, понимая, что захват крепкий, но не оставляя попыток выбраться до последнего-победного.
– А ты и не стихи пишешь, чтобы я его и всуе не поминал… – Хмыкнул тот и дернулся под ней, затем – ее на себе и прижал к себе сильнее. – Прекращай, а, крутиться!
– Действительно, поблагодарим «Владика», что он свое – цитировать не стал! – Закатила глаза она, все равно продолжая брыкаться и толкаться: как телом, так и душой. – Прямо… с барского плеча, а! Ну, еще – и не Егора… Пусть я и знаю о соглашении – за неприкосновенность территории… Но как насчет: неприкосновенности имущества и друг друга?.. В данном же все случае и разрезе – авторских прав! Он-и тебе уж точно в дверь не постучат… И не войдут! А вынесут ее, влетев, снеся, предварительно, ту и… с петель!
– Думаешь, теперь он будет впрягаться – за все и всех, вся, но и кроме тебя? – Недовольно поджал губы рыжий и сжал ее еще крепче и сильнее в своих объятиях, обращая их почти уже даже и в захват. – Меняя тебя – на… что-либо и-ли кого-либо?! Точнее, сначала на кого-либо, а после и… на что-либо; типа, «по порядку». Так, что ли?!
– А ты – психолог? Семейный?!.. Ничего не думаю и не знаю! – Брыкнулась, и на этот раз уже точно, в последний раз София, окончательно устав, и оставила попытки выбраться… Но – не оставила попыток жить!.. Ведь и продолжи она подобное, а он и стягивать ее так же дальше – задушил бы просто. – Ничего… не хочу. Давай, помолчим?
– А давай: без «давай»? – Нашелся почти тут же парень и ослабил-таки хватку, восстанавливая теперь дыхание вместе с ней: будто и сам – боролся и брыкался. Хотя и на деле – так оно и было: она ж – от него, душевно, а он – от нее, телесно. – У меня сроки, вот-вот, «загорят-ся», в буквальном смысле! Deadline – дикий!.. Да. А все благодаря… твоему же все и благоверному.., опять же, чтоб у него и уши-то горели… так же! «Братская любовь», блин! – Фыркнул Влад, почти уж и до конца ослабив путы и так же расслабившись и сам, хоть и продолжая держать ее при себе, пусть и теперь уже по-настоящему и не скорее, а и точно обнимая. – Я не знаю, что ты чувствуешь и что ощущаешь… Что думаешь!.. Я бы мог залезть в твою голову – и узнать это, обойдя и обойдясь этим… да-к еще и вполне… – София рявкнула, но продолжила лежать спокойно, выжидая дальнейшего. – Но кому от этого – лучше будет и станет, правда?! Пра-виль-но: никому! А мне ж – еще и станется… И да. Не могу даже и представить, да и не хочу, если честно, что может ощущать… – и он закусил нижнюю губу, сжав веки, обдумывая следующую формулировку, – …кто-либо и что-либо, оказавшись в такой ситуации. Да. И как бы это еще и иронично ни звучало, опять и… снова, «между двух огней»! Будто бы: и доделывая-то… за сестренкой. – София, вновь противореча, но и все так же без слов, дернулась, заставляя его раскрыть глаза и… воззриться на нее – строго и почти угрожающе. – Ти-хо! Но… Я могу сказать точно, что… Что бы ты там, в головушке-то и своей, по итогу всего, ни надумала… И как бы ни накрутила себя… всячески! Он. Видит в тебе. Тебя. В Софии – видит Софию, прикинь!.. И никакую там: не Тен, Анну и..; кто она там… еще?! Более того… – Тут уже он даже сник до шепота, устав и сам, хоть и по-своему же, «повышать голос», начав почти, банально, хрипеть-сипеть, срываясь чуть ли и не на каждом слове, при этом так же почти и погружаясь своей нижней частью лица в ее темные прядки на макушке. – Даже я Анну – не видел. В тебе – не видел!.. А по стене, в тот раз, таскал – ее, да. И бесспорно! Все-таки… Ты – не такая уж и плохая. Не такая – стерва и… стервозная же. – Девушка промычала, хоть и обидчиво, все при том, надув губы, но и тут же получая по ним – с ее и его же рук. – Ну а кто вот знал, что у нее с потерей памяти – еще и раздвоение личности и имени… прибудет? Ни-кто! Тен – вела себя не Анной, являясь ей… Опять же, па-мять… Но а кто уж и знает, что там было… на самом деле? Да и могло же быть, на самом деле?!.. Томясь в тебе и… на маленьком огне, там, что угодно… могло забродить и «бродануть». Тем более: в такой смеси… сущностей. Да-к и имея еще – две тьмы и… две тату! – И он отвел ее левую руку в сторону, взглянув на небольшое покрасненение бледной кожи и легкий черный контур… бывшего черного рисунка на предплечье, «торчащие» и еще видимые, но и уже чуть меньше, почти и заживающие под рукавом рубашки. – На одном и том же месте!.. Как? Она могла стать – светлой?! То есть… Минус на минус, как и… тьма на тьму?! Будучи демоном и… являться, явиться им же, претворенная же тобой… «такой» вот! Да и как ты, черт возьми, эту розу вообще из себя извлекла?!
– Она могла бы – ею… стать. – Усмехнулась София, отвечая сразу и на весь же его «поток», как обычно, начавшийся за здравие и закончившийся… за упокой: что он знать не хотел, но решил, чтобы помочь и что он у-знать хотел, да и решил-ся, чтоб не помочь. – То есть… Если бы Розу и Андрея не «перебили», я снова не сдала бы ее отцу и… вам! Она бы довела начатое – до конца. А дальше… – брюнетка глубоко вздохнула и сжала его руки своими, настраиваясь на нужный и сильный волевой лад. – Как она и говорила, рассказала же сама… Дождалась бы роспуска розы у меня, обретения «оболочки» и… ее объективности, живости и натуральности. Для души, как… сосуд. Тогда бы – изъяла ее и сама. Тату бы – «перетекла» в нее… – София кивнула на свою же левую руку, более не прерываясь и не акцентируя, зная и видя, что Влад понимает: о чем она; да-к еще и что он сам увидел это, буквально же, почти и только что. – Вместе со всей силой и энергией… Со всей тьмой. И моей, в том числе… С «демоном». Остался бы – только ангел, как тело и… оболочка. «Новый сосуд»! В который она бы и поместила – последнюю душу, проткнув ею же, «розой», сердце. Подавила бы – меня и… все! – Девушка поджала губы и забрала воздух носом, с легким хрипом и почти всхлипом, стоном. – По факту, все то время, что этот рисунок рос и «образовывался» – в нем не было значимости и значения: как желания отказать мне в лечении, как и в каком-то доносе на нее из-за… палева. Как не было и в помощи – к прикрытию!.. Она не прятала под ним побои, как мне казалось… – и горько усмехнулась, покачав отрицательно головой: признавая свою очередную веру и такое же доверие – не тем и не в тех, не тому. – Она делала их – в отместку: за «свою дочь»; и к своей же «дочери» – ими и шла. Как… по желтым кирпичам; только черным. Это – не было и «напоминалкой»: о ее власти и-ли силе, могуществе и мощи! Это – была «карта перерождения» и, лишь одновременно, завоевания. По… хорошему… – И София прервалась, исправившись и тут же облизнув сухие губы. – Точнее, не очень плохому. «Малое зло», да? Если бы она не объединила две карты – в одну… Это – была бы та же самая роза, но и которая бы просто выросла и… раскрылась… «там». Зацепив и… «ранив» запахом одних; и добив семенами – других. Нашлись бы и те, у кого черная роза – совпала бы «просто» с каким-то из триггеров, ранее не открытых и не найденных. Возможных… Да и… любых! И если не ввела бы этим самым в сон, то и точно же в какой-то коматоз и-ли гипноз, подчинение же все и Розе… Хм. Вполне! А там – многого-то уже и не надо… – горько и печально, даже как-то и обреченно-вымученно усмехнулась она. – Одного моего отца, да и Андрея, может быть, хватило бы, чтобы развязать войну – там… Да и перекинуть ее, в конце концов, сюда, совместить и… посмешать всех! «Большее же зло» – было в двойном ударе. Переселение душ и… реинкарнация, как начало начал… всего, в лозу!.. В тату, как скопище энергий жертв и… сил хищника. Как и в случае с первым – они бы копились и скапливались… до того момента, пока ни была бы найдена пред-последняя. И уже не как с первым – это подтолкнуло бы последнюю, ради которой все и зачиналось, затевалось… К перерождению. И возрождению из… мертвых! – Огласила она и фыркнула – от своей же пафосности… в метафорах. – Первой и последней, с конца, получается, была… моя сестра. После – добавились и остальные. А там – уже и обычная-не-обычная «лестница в небо», ведь еще и с необычным подтекстом: «Привет, папа! Я рада вернуться домой… И мне неважно, что ты этому не рад. Ведь это уже – и не твой дом вовсе… тоже!». – И ей ведь даже «кривить» голосом не пришлось, так как голоса у близняшек были схожи, но она сделала над собой усилие и… огрубила его, чтобы и «здесь» не быть ей: а Анне и до последнего-победного – не быть и не бывать Софией. – А там… Есть ли и разница? Кто чего хотел, на самом деле… И кто кого бы подсидел, по итогу-то?! Война с Советом. Война миров… И пошло… поехало! – Развела руками сама София, держа себя в них и держась тут же за него же. – Сколько жертв… еще есть, а сколько и уже было? А сколько бы – осталось и остались ли, если бы Анна вдруг не проявилась во мне? И я бы ее не отделила… раньше? Роза бы претворила – свой план. Весь… в этот уже раз. Первый… и последний! Иронично… – и брюнетка поджала губы, сразу же и закусив их. – Под Анну! И все!.. Не снимала бы «тату». Дождалась бы кульминации и выхода розы! А там… Смотри выше и припоминай раньше.
Девушка бы могла сказать и еще что-то или послушать, что на это ответит, когда бы и ответил бы и сам Влад, но тут на всю квартиру, а может, даже и дом раздался такой треск, чего-то и впрямь большого или маленького, но и все же ведь с такой силой, будто и то же самое все «большое» да и чуть ли ни сама квартира – по швам трещинами пошла. По стенам и потолку, полу… А может, треск и вовсе – кого-то!.. Снаружи и… внутри.
– Ты… слышал? – Дернулась, чтобы сесть, София, но была возвращена обратно.
– Говорю же: Deadline – жесткий!.. На секунды… просто! – Ответил, но и не на вопрос ей Влад, прислушиваясь параллельно, как и девушка. После чего крикнул, но и уже самому, тому парню: – Егор, если ты решил ее сломать – ладно! Легче будет… в переноске, но не смей без меня ее сжигать! – И вернулся к Софии, услышав по ту сторону образовавшуюся тишину и молчание в ответ. – Решили, понимаешь ли тут, избавиться от картины. «Тупость», да, но прия-я-ятная!.. Душу отпускаем… Чтоб развернулась… и не свернулась. Как и вы – волосы!.. Чтобы после срезать, «затемнить» их и… начать новую жизнь. – Хмыкнул он, закатив глаза. – Та же… тема. Прошлое – в прошлом и… все такое.
– А вдруг, нет? – Не унималась брюнетка. – Не разрушать же – квартиру!.. Егор?!
Тут же – послышался и еле уловимый шорох, буквально взметнувшийся с первого этажа… на второй. И так же, как и не неожиданно появился, он и затих… на последнем. И лишь спустя мгновение – раздался одиночный, но, и в то же время громкий, то ли от образовавшейся резко тишины и такого же повисшего молчания в квартире, то ли и в принципе от сильного приложения руки к дереву, а то ли и от всего вместе, стук в дверь.
– Влад… – шепнула ему она, как-то и впрямь неожиданно сникнув в голосе: даже для себя, тем более – для него самого. – Пожалуйста!..
– Ну… Так всегда!.. Начинаю я, а заканчивает – он. – С напускной обидчивостью ответил он и все же махнул своей левой рукой в сторону замка на двери, который тут же и скрипнул, открываясь. Однако!.. Дерево его «земле» тоже неплохо так… подыгрывает.
София же лишь глянула на него снизу вверх и из-под бровей, мол: Ты еще и закрылся, зараза такая!.. И когда только успел? На что уже и сам рыжий только усмехнулся ей и пожал плечами, отмахиваясь, в стиле: Хотела же – сбежать!.. Вот я и перестраховался – по всем фронтам: пока ты «любовалась» комнатой.
– М-хм… – Толкнул блондин дверь внутрь правой ногой и хмуро осмотрел открывшуюся ему, наконец, картину: «Двое: Кассио и… Дездемона». – Это еще если учесть, что и все-то, как раз таки, до наоборот. Конечно, опять же, если и верить, что ты и, правда, «не любил», а лишь только «делал вид» и… все же «мне назло»! – И показал в воздухе кавычки, презрительно фыркнув. – Да-к и я же еще, изначально, не отбивал ее у тебя, чтобы забрать… себе. Тогда: да! Я – прав, а ты – нет. И начинаю всегда я, а заканчиваешь – ты. Причем, как с тобой, так и со мной: то есть с собой, решая все и… сам!
Брюнетка тут же прищурилась и подняла свой темно-карий взгляд на Влада. Тот, почувствовав же ее «жаждущий правды и борьбы настрой», с какими-то еле слышимыми отголосками диалога с Александром, проникающими в него ментально, закатил глаза:
– Чтобы тебе ни сказал Ксан – это не значит, что это правда, во-первых. В последней инстанции, во-вторых… – Отсек сразу и все «ее» не грубо, но и довольно-таки строго он. – И что ему, вовсе, можно верить – в разрезе нас и знания же всего и всех, вся и обо всем, о нас, в-третьих. Он – живет долго, но знает ли и себя на отлично? Не факт! Как и то, что знает себя – чуть лучше, чем нас. Так же. А может, даже и… хуже.
– Ты уводишь следы – еще покруче моего… – негодовала София. – Путаешь их, застилаешь туманом и… «дымом». Любя и не «любя» – одновременно! Зачем?..
– Я начинал и начал – раньше тебя, красавица! – Злорадно усмехнулся Влад. – В некоторых вещах – я спец, не спорю!.. Но и в отношении «этого»… – тут он осекся и сменил хитрость на… «милость», в понимании Софии: хоть и всего-то – приоткрыл завесу тайны, не открывая совсем. Но и все же – совсем немного, да, но и шаг-то, не «назад», был сделан. – Никто не застрахован – от смены настроения и чувств, от смены эмоций и… ощущений! Как и от порчи настоящего и… истинного: под слоем пыли; от каких-то старых-не-добрых баталий. Вроде и… вот нас… с Егором. – Сделал отметку и акцент он, привнеся тут же и немного стали в голос. – Где это уже на манер – генетического кода. Что я «должен» солить ему – под что-то… или кого–то. Подсаливать… его «сладкую жизнь»! И я – заменял одно на другое: в той приоритетности и пропорции, в которой считал и по-считал же все для себя и него нужным, на тот же все и момент времени. Ну а когда обернулся и оборачивался… – Влад горестно хмыкнул и тяжко выдохнул. – Да… Понимал, что и все-то проебал и, главное, разъебал. И как бы… Продолжал, отступать-то было уже некуда – за спиной Москва и… «приехали»! – Шутка не подействовала ни на кого: ведь и ни то, что не вызвала смех, а натянула и уплотнила, зарядила отрицательно атмосферу еще больше. – А хуже всего в этом то, что я и сам-то себя обманываю, «разуверую» и заставляю думать так, что… Так оно – и задумывалось! Так – и планировалось. Ничего, на самом-то деле, и не испорчено! Хотя, на деле, испорчено – все! И… Я не «настолько» увожу следы, сколько «не» зарываюсь в себя… – поправил и исправил ее формулировку парень, сдержанно фыркнув. – И не разбираюсь: а чего я, на самом деле, этим всем хотел-добивался и каким местом я расставлял приоритеты?.. За-дом! – Сам же спросил и сам же ответил, не оставляя ни шанса на «риторику», как и на вступление потерявшейся и прямо-таки даже уже и потерянной Софии, что и дышать-то «как» забыла, поглощенная и вся превращенная «в слух». – Ну и как водится, поз-дно… Ты можешь ловить меня… в любом из моментов – и я каждый раз буду отвечать по-разному. Не потому, что я так хочу и мне так, действительно, хочется! А потому, что с каждым человеком – я разный. И каждому могу открыться: в меру своей испорченности и извращенности, понятливости. В первую очередь, себя – для него и них!.. Знакомо?
– Но избавляться от нее – начал я, а закончил – ты! – «Вернулся» к Егору Влад и девушке тут же «пришлось» отвернуться: вспомнила, да, что и уже – не «одни». Сразу же и напарываясь, и за это, на внимательный и изучающий, сначала их, а после и ее одну, иссиня-черный взгляд блондина. И да, «разговор» их был недолгим, но и что в понятии ее – недолго? А его? Тем более, когда «ты» не участвуешь в нем, а видишь все со стороны и… Видишь, а не слушаешь и слышишь!.. София стушевалась и закусила нижнюю губу. – Все – индивидуально и субъективно. С какой стороны посмотреть и… под каким углом взглянуть, брат! На вкус и цвет – а и все близняшки-то разные! – И, не зная еще, того, перевел все внимание на себя одного. Буквально, переключил и… перенял огонь! Получив сразу и от двоих: «тычок» глазами от Егора и прямой тычок, правым же и кулаком в грудь, от Софии. – Да и какая уж разница?! Никто ж – не в накладе, по итогу-то. И никто особо-то – и не жаловался!.. Более того. Кто-то даже… – и Влад склонил голову к левому плечу, изогнув губы в хитрой ухмылке, – …не будем показывать на него пальцем, так как и этот же кто-то уже находится в этой комнате, а так нельзя, не говорится о нем же и в третьем лице – при нем же, но и все же, да, угадай, даже и по-благодарил меня, а!..
– Уже – пожалел! – Смерил его строгим взглядом, как и голосом, Егор и перевел его вновь на Софию. Которая уже просто и не знала, куда спрятать свои глаза и куда спрятаться самой, куда себя деть: с чем слиться наподобие же все и хамелеона, чтобы, пусть и на время, но и пропасть из поля его зрения… с «прицельным» обстрелом глазами?
Да, глупо было думать, что он «так легко и просто» – спустит им, и это же еще все ранее тоже, с рук. Ну а себе – и со «счетов»! Ведь и дураку понятно, что не позвав его, они могли говорить – о нем же. Или… И-ли, и цепляя его, но и друг о друге: как против него и… за себя. Что и явно же – никак не подходило под итог, не являясь им… совершенно. Но и пугало, напрягало же еще и тем, что он, в любой момент, мог принять его за истину, за правду и… суть всего! И если не убить их обоих, вовне, то и внутри. И их, и… себя!
– И что же заставило тебя так изменить свое мнение? – Никак не смутился Влад. Как еще и тот, кто, кажется, единственный из трио, до сих пор не понимал: а чего это вдруг атмосфера будто бы и сгустилась, прям потемнела и… уже даже и снаружи, так еще и с чего это же вдруг ее, вот-вот, и можно будет, если не резать, то и прям пилить, как лед, выпиливать и буравить – глазами же Егора! Все он понимал. Знал и… владел этим миром.
– Ваша… поза. Точнее – твоя и… к ней. В твоей же комнате! А еще – переговоры: меж вами двоими! Я – помешал?.. Или сейчас уже «мешаю»? Могу и уйти…
Холодный и стальной его голос – отдавался эхом не только в комнате, проникая в каждый уголок и заполняя их собой, но и в голове Софии!.. Пусть он и говорил это обоим, но и ей казалось, что лишь ей же все и в нее. И, наверное, если бы она только подняла хоть раз на него глаза – она бы поняла, что и не казалось вовсе. Но она так сжалась и закрылась, не только руками и ногами, не только телом, а еще и душой, что боялась даже вдохнуть лишний раз, чтобы его голос не увеличился еще на тон и не вбил ее окончательно, прямо здесь и сейчас, в эту самую кровать. Не, просто-напросто, придавил, выбив и выжав весь дух из нее, затем лишь только и убив.
Ну а если бы она осмелилась все-таки их поднять – удивилась бы и дважды, вдвойне. Сначала тому, что ей не казалось, ну а после уже и тому, что все было не так уж и плохо. И его «сдержанность», даже некая и холодность, как и металл, нескрываемые ничуть, но и до сих пор же все напролом игнорируемые именно Владом, были именно поэтому и направлены к ней!.. Ей не требовалось многого ему говорить, да и в принципе говорить, просто посмотреть на него, не боясь, и, тем самым, подтвердить то самое ничего, что билось в ее черепной коробке. Что это все, что «пролетело между ней» и Владом, ничего не значило; да и не летело же еще и вовсе. Но и ей почему-то же все чудился «допрос с пристрастием» и пусть только лишь и с возможными, но обвинениями в том, что она, по сути-то, и не делала. И желая укрепиться, по всем фронтам внутри и снаружи, она проигрывала все возможные и не исходы сражения, так и не придя к тому, что ни его, ни войны, может, могло и не быть, если бы она просто показало это все глазами, без слов.
– Милости прошу – к нашему шалашу! – «Раздобрел» Влад, размахивая руками и прямо-таки и кланяясь ему всем своим телом, во всех возможных и не реверансах. – «Тройничок», конечно, не обещаю, но и уйти – не рвусь, как видишь, так что… Самому, знаешь, интересно: что да как. Считай это – братским и семейным интересом… З-забота!
Но, и смерив его злым взглядом, блондин все-таки сел на уступленное «ими» место, перед ними и к ним же все лицом: «уступленное», опять же, одним Владом, который и подтянул девушку к себе, тем самым, и освободив еще место другому.
София же сразу приняла сидячее и вертикальное положение, но осталась в руках Влада, которые теперь лежали на ее плечах, мельком массируя: то ли успокаивая, то ли снаряжая на бой и готовя к нему, как на ринге. Не столько морально, сколько физически!
– Не смотри – на него… – отвела она лицо Егора своей правой рукой за его же слегка щетинистый подбородок, заодно – и от разглядывания парня за ее спиной, и перевела его взгляд на себя, так и «устанавливая» его перед собой.
– А на кого «тогда» мне смотреть? – «Поддался» ей таки Егор и, наконец, смог взглянуть в ее глаза… без каких-либо эмоций, ощущений и… чувств. А ее глаза, и того хуже, казалось, впервые и за всю же их, пусть и совсем недолгую, но и практику… отношений, были потеряны. Просто сбиты с толку и… без дум и хоть каких-то, пусть даже и легких, но и раздумий. Без каких-либо мыслей и… размышлений. Да!.. Не пустые совсем, но и не… переполненные. Стакан ее был – наполовину пуст, но, и в то же время, не на половину наполнен. На донышке – было что-то, да, что она, как и он, хотела уловить и… поймать. Но и это же «что-то» – постоянно выскальзывало и… убегало, тут же вновь прячась и теряясь из виду. Как… «черное пятно» на и одновременно в глазу, перед зрачком. Есть и… нет! Нет снаружи, да, как и явного мусора, пыли или реснички. Но и есть внутри!.. Ну и до кучи – и сама же София растеряла все свои сценарии враз, обратившись к нему «тупо» взглядом. И только в моменте, этом самом моменте, поняла, что – это и было: нужно и, одновременно, нет. Все остальное – не нужно. Нет, не так. Все же и… не так уж и важно! Не сейчас… И что лучше бы она свои мысли прятала, чем глаза.
– На меня – не хочешь? – Прикусила нижнюю губу девушка, потянувшись к нему, как на автомате, руками, но и почти сразу же остановилась, заметив то, как и он, вслед же за ней, опустил взгляд на ее руки: то ли предупреждая и тормозя последующие ее действия, то ли и решив рассмотреть этот «процесс» целиком, досконально. Найдя его почему-то и для себя же все – интересным!.. Как минимум потому, что она сама и первой собиралась сделать, но так и не закончила. Ну и как максимум, как и в прошлый же все раз, оставалось только узнать, последует ли и за этим ее пресловутый вопрос: М-можно?
– Не то чтобы не хочу… – тяжелый вздох сорвался с его губ и вновь его глаза были направлены на нее и в ее. – Не «могу». Ужасное, и прямо-таки премерзкое чувство! Но…
– Но теперь-то мы уже точно – поменялись ролями… – не отводя от него уже и своего даже взгляда, проговорила София и криво улыбнулась. – И уже я – не знаю, что делать… С собой и… тобой. На-ми! – И блондин перед ней замер, как и рыжий позади, кажется, синхронно и одновременно, прямо-таки и «по-братски», в моменте, перестав дышать: а перед этим – еще двигаться и как-то, да и всячески уж, куда уж, соображать. – Сейчас бы подошла шутка на тему того, что: мы особо-то с тобой и не встречались, чтобы расставаться… – хихикнула брюнетка, но и как-то же все обреченно, что и даже ей вновь пришлось опустить свои карие вниз, не потому что так плакать проще, а и чтоб «сосредоточиться», рисуя только и себе же все понятные узоры на однотонной бежевой ткани среди длинных ворсинок. – Как и «отношений», как таковых, у нас не было, чтобы было, м, «что» разрушать и… заново же затем строить. Нет!.. – И тут же отрицательно качнула головой, себе и им, поджав губы и переформулировав. – «Разрушать-то» – было как раз что, а вот строить… Такое ж чувство, будто… – София усмехнулась, но и как-то же вновь все печально, окончательно и уже точно потерявшись и запутавшись сразу и… во всем: благо и из пледа – «выпутаться» всего проще. – То ли и я не до конца построила, не зная еще всех тонкостей, то ли и ты уже не до конца разрушил… изначально, чтобы точно начать с нуля и… по новой же! И да, пусть и на старом фундаменте чувств и… эмоций, ощущений. Тела и души… Самого сердца, в конце концов! Но и все же – не то и… не так. Я теперь даже и не знаю – стоит ли это того, чтобы и вообще продолжать…
– Так, второй раз это слушать и, главное, слышать – точно и явно же уже «лютый перебор»! – Отстранился от нее парень и хотел было подняться, как был молниеносно остановлен руками Софии, все-таки добравшимися до его одной левой: – Стой!
Как оказалось, это была не зарисовка, а «заведомый отвод ее глаз» – продолжение попытки дотянуться до его рук, но и уже не с напором, а играючи: не работа, а… «хобби».
– Соф, прости, я… Я больше не вынесу! – Перевел взгляд с ее рук на нее и обратно Егор, но отстранить их от себя – так и не смог; впрочем, как и ответно сжать. – Это… уже слишком! И… Не могу, не «смогу», понимаешь?
– Это – не из-за Влада!.. – Крикнула уже даже и в его-то голове София. – Как и его «переобувки». На тему… которых… и состоялся наш с ним, «тет-а-тет», разговор.
И блондин резко поднял голову, посмотрев на нее – глаза в глаза. Растерянные светло-карие с искоркой надежды уставились в удивленные светло-синие, с тем же, но и уже именно огоньком, хоть и скорее, а там и точно, именно непонимания, как и какой-то даже шокированности всем происходящим!.. Как будто бы море подхватило сиреневые лепестки, которые так еще и нещадно сдул ветер, но так и не узнав – куда их затем нести.
– Он же не говорит ни с кем открыто… – продолжила она следом спокойнее, стараясь достучаться и «выстучать» это внутри него: и если уж не быстрым стуком своего сердца, ускорившего ритм от осознания возможной его потери, то азбукой Морзе слов. – Но путается в фактах сам и… путает нас. Я хотела узнать: зачем он это делает! Но, пока он сам не поймет и не определится, не приберется и не уберется в себе и не дойдет до чего-то, не придет к чему-то и к кому-то, «себе», сам, мы ничего так толком и не узнаем, просто не вытащим из него. Он – не даст!.. Да и «сам» – не дастся.
– М-можешь. И… сможешь. Я – не договорила! – И притянула его обратно к себе, как и в прошлый раз, сев так, чтобы касаться только коленками и руками: и пусть последними пока касалась только она, но и этого ей было достаточно – уже было неплохо и хоть что-то. – Мы – не договорили; и даже – еще не начинали и не начали; так что… Я не знаю, стоит ли и надо ли, потому что… Банально! Не уверена в том, что это – именно мой вклад. Твой и… наш. Не ее, короче! Не той и… не тех… вот… вас. А… Вот этих и… Нас! – София сжала его руки и чуть приподняла, тут же и опуская: обделяя этим и выделяя сейчас – только их двоих. – Я будто бы выполняю… чью-то работу, понимаешь? А там и вовсе: доделываю!.. Причем, то ли делаю недостаточно профессионально, что меня все пытаются переубедить в наличии «себя-меня» в этом, то ли наоборот достаточно профессионально, что и ты, раз от разу… – и она осеклась, поджав губы, прикусив и язык, только заслышав: как он набирает воздуха, чтобы высказаться, перебив. Нужно было пресечь это – и в секунду, в моменте и потоке, да и пока она сама еще в ресурсе, иначе слово обратно она не вернет, по крайней мере, ей так вновь казалось!.. – Я видела это; и не спорь! Ты же и сам это – прекрасно помнишь. Прекраснее… и моего! Я же и сама говорила, и тебе, что ты – ищешь и, главное, находишь, видишь во мне… не меня. У тебя появляется – это… «узнавание». Сейчас, да, уже реже, конечно… «Бесспорно»! И почти уже даже свелось: к нулю и на нет. Точнее… Когда мы уже перешли на и в эту стадию: вроде как, отношения… – и чуть «живее» уже усмехнулась, коверкая себя и его тон, после чего, в секунду же почти поменявшись, в том числе и в лице, вновь стала серьезной. – Но возвращаясь назад и… имея перед глазами теперь уже ее, как сестру-близнеца, ко всему же еще с портретом и… граффити. «На память» прямо, ребят, я не знаю!.. – Напряглась она и всплеснула их руками, грузно выдыхая. – Мы же говорили… об этом… с тобой, да, я помню, что… Если она – та самая копия, ладно!.. Я готова была смириться – с какими-то… отдельными… деталями. Какими-то «чертами»: будь то волосы, цвет их или же глаз, форма их и-ли носа.., не знаю, чертами же и характера, в конце концов! С какой-никакой, а фигурой или стилем там в одежде, обуви…Аксессуарах, блин! Но и чтобы – сестра. Родная… Да-к еще – и близнец! Я… верю тебе, Егор, – заверила она его затем спокойно, и даже как-то чересчур рассудительно-мирно, что он ей и не поверил-то вовсе: и правильно сделал – ведь не поверила себе и сама она; неправильно солгала. – Ве-рю. Потому, что ты, фактически, еще и один же из тех, кто и уверял меня в моей же идентичности и… индивидуальности! Отдельности… и разности! Но… Я будто бы и не знаю тебя теперь совершенно!.. Я… поймала себя на мысли, что верю – не пойми кому. Поэтому тебе сейчас и не кажется, что я вру! Ведь и ты теперь можешь мне врать, как… ты! Кого я еще не читала и… не считываю. Впрочем, как и ты меня, как… меня же. – И снова его попытка высказаться. И снова – мимо! Она держалась стойко и верно – своего, желая досказать его, свое же, и только после этого уж: дать слово и ему. – Да, можешь. И, что, страшнее всего, я, как и ты, не поймем этого… сразу! – И передернула плечами, вздрагивая от собственных же: бесхребетности, беспомощности и… уязвимости в этом. А еще и от того, что сделать с этим – уже ничего не может… Не может – иначе и по-другому! И осознание всей этой паршивости-патовости ситуации – ввергает ее в собственный страх и такой кромешный ужас, полнейший личный кошмар и ад!.. Что и сидит-то сейчас перед ней, а она ему верит и… доверяет, все равно, безоговорочно и бескорыстно, безвозмездно вверяя и себя ему. И тут же – себе же противоречит!.. Зная о его лишь только пусть и возможном, но и вранье, как и лжи, недоговоренности, так же продолжает это делать. Верить… и доверять! Доверять и… верить. Просто – не может иначе. Разве что – с другим… Да и с тем, чего уж, на вряд ли. Меняя ведь партнеров – она по-меняет лишь их, но не себя. А они меняют ее – и изменяют ей. Врут и лгут ей, не раз на раз и… через раз, а буквально каждый. Что уж говорить – за Артема!.. Что и говорить… – Я… вновь приму это за чистую чеканную монету и… моя вера тут же обнуляется. Обнулится… Ты – другая! Да. Ты – не она! Да… да! Но и по итогу… Вот – она; и вот она – я! – София повысила голос и сморщилась, откашлявшись: устав уже от собственных цитат и вставок чужими голосами, но прекратить это так же не могла. От чего-то ей было важно – закрепиться за этим всем и сделать, таким образом, еще и акцент, подтверждая как «старое в новом», так и «новое в старом». Как и «прошлое в настоящем», так и «настоящее же в прошлом». В конце концов, они и недалеко ушли-то: что в разрезе их самих, Егора и Софии, что и той же Анны. Почему бы и еще раз об этом ни напомнить? Теперь уже – от себя и… окончательно примкнув к «повторению истории трио»? Может, в этот раз получиться – разобрать и оставить, убрать и… избавиться, а не отставить и до «лучших времен разбора полетов», как сервиз или фотоальбомы, уже навсегда? – И давай уж не будем забывать, на что можно пойти, чтобы что-то получить: под эмоциями и чувствами.., ощущениями. Не при Владе! – Оборвала, и себя же саму, брюнетка, тут же в ответ из-за спины услышав обидчивое: эй! – Да! Хоть ты – и все знаешь… А где не знаешь – уже давно увидел или подслушал, подсмотрел!.. Можно же наговорить – с кучу всего! А будет это – правдой или нет?.. Не так уж будет и важно! Важен же «итог»: и он – перед тобой… – нескромно кивнула на себя головой она. – Да, я – ангел. Наполовину!.. Да, я – «неполноценная замена». Не день в день.., через день! Как куклы… или игрушки, на смену же все и поломанным, сломанным. Но это – ничего и не дает, равно как и то, что ты, пусть меня и не «ненавидел», но ненавидел – ее! Ты же… Ты бы мог принять ее обратно – точно так же… Если бы мой отец не засудил ее за все, м, не приговорил и к смерти!.. Если бы она не лежала – там… – со сдержанным хмыканьем, девушка откинула голову назад, не касаясь Влада, намекая наверх, и опустила-сь обратно. – А была – здесь. Не с «щенячьей любовью», а и именно… ненавистью. Потому что она тебя – бросила: и променяла на кого, пра-виль-но, на Влада. Нет. По итогу. Да. На Розу!.. И тот «резкий сдвиг» – в пользу… чего-то положительного? – София прищурилась и изогнула правую бровь. – Ты «сменил ракурс», «угол обзора» и… «преломление». Будь оно и все то – неладно!.. По-другому… взглянул! По-че-му?.. Я – была права: и ты видел – ее?
– А от любви до ненависти – один шаг: разве это «уже» не котируется-учитывается? – вступил Егор, перенимая инициативу и теперь уже сам удерживая ее, во всех смыслах, что со словом, что и с ее руками: так как уже и сама она начала отстраняться от него, закончив таки свою «пламенную» речь. – Как и… в обратную же сторону? А «грех ли – и любить то, что никак, ничем и… никем не можешь объяснить»? Того и-ли ту, тех?.. В принципе вот, «любить»? Нужно ли это – пояснять и объяснять? Требует ли она и… ответа? Причины… и следствия? Думаю, нет! Да и ты – явно же еще со мной и согласишься… Но – после, Соф! – И, дернув ее руки на себя, вновь привлек ее внимания от них и своих же рук – к себе и на свое же лицо. – Я понимаю твое смятение, но и ты пойми – мое. Пойми мой шок… и мою досаду. Мою раздосадованность, в конце концов, и разочарованность! Боль… Пойми – меня! – Почти уже даже и взмолился-то он, поджимая губы. – И как это все – чувствую я. То-же и… так же, наравне же с тобой. Не обесценивая – тебя и… не обнуляя никак! Я – не сравнивал тебя с ней… Никогда. Да, я «видел» ее!.. Но и как ты же все ранее и, в принципе, правильно подметила: только – на том конкретном и именно же все отрезке! Где, как и последняя м…разь, – все-таки ругнулся он и рыкнул, тряхнув головой, – …срывал все, всех и вся, принадлежащее ей, на тебя же. Издевался и… изгалялся по-всякому, вся-чес-ки, выплескивал и все накопленное же на нее и к ней – через и на тебя. Но и стоило же тебе один раз «ответить», собрав все и вся, всех же в себе… Да и ответить еще так, чтобы вырвать и вытрясти, вывернуть меня наизнанку!.. Что я, буквально, вылетел и… влетел обратно! – Округлил он свои глаза и приоткрыл даже рот в немом шоке, возвращаясь мысленно в тот момент и… вспоминая все свои эмоции и чувства, ощущения, что были, основной частью, внутри него же самого, а теперь вот снаружи и… для нее. – София, ты – не она! Не как «замена копии»… и не как «замена сестры»!.. Близнеца. И не была ей, опять же, ни-ког-да! Не была, как… как суть!.. Ты была, «как она», телом. Да, оболочкой. Ты была ей – снаружи: но и ты-то – не она… внутри. Тогда – я увидел «тебя»: впервые. Опять же, вывернутую наизнанку мной же и… задолбанную, задолбавшуюся от меня же и… мной! – Девушка прикусила губу и тихо рассмеялась, да, тогда бы такая реакция была бы истеричной и самой же истерикой, но и вот только лишь не сейчас: сейчас она была – спокойной; и с улыбкой вспоминала те, пусть и неприятные, но и «их времена» – как все начиналось и как к такому вот и к таким же ним пришло. – Ты – показала себя и… свою личину. И меня – смело, понимаешь? Как и… с этой «дверью». С петель! Да, она – заинтересовывает, не спорю, и по первости же все, мы же все, от природы, «с глазами» и… лукисты, но и не более того. За ней же – вся глубина и… такая же истина. Вся личность и… душа! Которые сносит все и вся, всех… с ног. Я… влюбился – в это, понимаешь? – Тепло улыбнулся ей Егор и поднял ее и свои руки перед собой и ней, слегка касаясь губами кожи ее пальцев, не сводя, при этом, с нее же взгляда. – «Полюбил» – это; и… полюбил – тебя!.. Но и раз уж мы «от самого начала» и… сегодня «день воспоминаний», – закатил он глаза и опустил их руки, вместе со своими же светло-синими глазами и лицом, вниз, стыдясь и пристыжая себя, винясь, но и… тут же как бы же еще и «повинуясь». – Прости, что не рассказал и… что мы все тебе и всё же, ничего не рассказали. Но и тогда бы ты, да-к еще и наверняка, и слушать бы нас – не стала!.. Уверенная в том, что… мы все и всё же делаем для нее, а не… для тебя. Чтобы мы, и в принципе, для нее и… никак не для тебя. Что мы – не с тобой и… не видим тебя. И я даже сейчас представлять не хочу… – скрипнул он зубами и сдержанно прошипел, поднимая затем свой взгляд суженных и обозленных глаз на нее, но и смотря ими сквозь нее, будто бы еще и так давая понять, что ее, если уж и не «цеплять совсем не должно», то и цепляет по касательной, в последнюю очередь. – Что бы было, если бы мы сказали, а ты – закрылась!.. Роза бы притворила все, что задумала – в жизнь. Я не хочу вообще – думать об этом!.. Да и не столько об ее кандидатуре в «верхи», сколько о тебе и… – и, воспользовавшись паузой, чтобы набрать воздуха в легкие, он продолжил свою тираду, так и не найдя в глазах напротив желания противостоять или перебить, а уж и тем более – обидиться и прям сейчас, еще и от него же самого, «закрыться»: – Точнее… О ней и… в тебе. Ан-не!.. Я ничего не хочу – о ней и с ней! Не то, что думать и… как-то, как-либо представлять. Не хочу – вспоминать и-ли вдруг и сравнивать!.. А ведь тут – и вдвойне: больнее и… болезненнее. Двойная… боль! – Сжал веки сильнее Егор, решив таки попытать удачу в «наложении физической боли на моральную», но и вызвал же ими лишь только новую – в виде головной: от чего сдавленно затем простонал, но и все-таки раскрыл их и продолжил, пусть и только чуть уже спокойнее и так же слегка, но и уже куда размереннее. – И ты вполне можешь сейчас начать утверждать, что ничего не изменилось бы.., но изменилось бы – все! Начиная теми же все… «волосами», а и заканчивая, как ты там еще сказала.., сти-лем, – и сгримасничал, будто бы еще и сплюнув желчью с кислотой и… ядом, на что уже и сама София закатила глаза: конечно, кто, как ни он, будет сейчас еще и прикапываться к ее формулировкам; а и тем более, когда они идут в разрез – с его же пониманием. – Привычками и… характером. Не важно!.. Ты – другая! И находясь ей, до сих пор, в твоем теле, ей было бы явно некомфортно – не только по себе, но и… по «нам». Да… Ведь я бы лично – вытряхивал все дерьмо… из нее: и словами бы – это бы уже никак не ограничилось! Так что, тебе – еще повезло… – тут уже девушка «согласно» хихикнула, но и, одновременно, отрицательно покачала головой: ну а что, без этого – никак!.. «Несерьезная серьезность» – как и еще же одно его «правило», нежели и вдруг исключение. – Я – был бы уже Розой… сегодняшней, пусть и на тот же все еще манер… Разница же была бы – лишь в том, что я издевался бы над той, в тебе, а не над «тобой». Над Анной! Когда же и она, Роза, в ее же очередь, издевалась – именно над тобой!.. И люблю я – ту, которая внутри… – ткнул он ее легко, их же и кулачками, в ее же грудь, подбрасывая затем слегка вверх опустившийся вслед и за его же все действием ее подбородок, – …а не оболочку. Твоя, не твоя – неважно. Внутренность, а не внешность!..
– Мы б «тогда» – и не познакомились… – быстро убрала свою правую руку из его София, утирая соленую влагу, так неожиданно выступившую в уголках глаз. – Как… мы. – Эти… слезы!.. От эмоций и чувств.., ощущений – со всего и всех, сразу. От откровений и… смеха. Боли… и раздражения. Злости и отчаянии… Горечи почти потери и… радости от будто и нового обретения и тут же перерождения. Как и его – для нее, а и ее для него, так и «друг друга», как их, и вновь… друг для друга же. – Да и синяки – все равно были бы… мои. На моей же и коже!.. Что уж говорить и о… душе.
– Я бы затем позволил тебе – вернуть их мне!.. Двукратно и… трехкратно, – улыбнулся широко Егор и поднял их руки на уровень своего и ее лица, под не менее счастливый и открытый взгляд Софии; ну и под отвращение, ко всей «сопливости и розовости» всех, всего и… сразу же, так и будто бы же еще и повторно, «лично» для него, чтобы он уже и точно блеванул, Влада; коснувшись их губами. – С процентами! А насчет «первого»… – тут он оставил их руки навису, играясь с ее пальцами, довольно и вполне удовлетворенно улыбаясь. – Не знаю, не знаю… Мне почему-то кажется, что и при любом из «развитий сюжета», именно нашего и с нами, у нас бы – было место. Опять же, наше и… с тобой: где только ты и я!.. Но, как я и говорил, тогда же еще и на кухне… – тут уже и София округлила свои глаза и поджала губы, бросая короткие и острые взгляды через левое плечо, не намекая на сдержанность… в этой части, как и на то, что они не одни. Но блондин, будто бы и не видел, а если вдруг и у-видел, то и не придал этому какого-то особого значения; тем более, что и сам не хотел расписывать во всех подробностях их «приключения»; но и поймал все-таки себя на мысли, что и вместе-то с одним, над кем можно было подобным и подробно же все издеваться, появилась еще и вторая: и грех ему взять на душу сейчас – не испытав ее же все и нервную систему, «завуалированными открытками правды», на прочность. И, хитро усмехнувшись, тут же и скрыл это под и все ту же улыбку, незатейливо продолжая: – Возможно, там бы, могло все быть – и куда быстрее… в развитии. Да и менее муторно, как и запутанно, «затратно»… И не так больно!.. Хотя бы уж – и морально. Физически бы – стерпелось… Как и «слюбилось». Я просто уверен в этом! Ну а ты? Ты – веришь мне… сейчас? – Прищурился он, лишь на секунду, но и все-таки перехватив в ее глазах недоверие, да, уже только «толику», но и… И меньше же, бесспорно, чем и в самом начале, как и… вообще. Она практически осознала и приняла… Практически и сдалась. Но!.. И нужно было еще немного поприжать и… поднажать. Слегка. Без особого и усилия… И все же. – Если же нет и что-то еще осталось… на кончике ножа, то я могу зайти с козырей – и сразу же закрыть этот вопрос. К слову!.. Можно же было и сразу – начать с них… – потянул он, так и пробуя на вкус каждое свое слово и ее реакцию. Каждую эмоцию и такое же чувство, ощущение… Что она так же все и покрывала, но и своей же уже мутной поволокой интереса, только и приближающегося озона, и заинтересованности с кислинкой свежескошенной травы, никак не выдавая собой свой же испуг и, откуда ни возьмись, взявшуюся панику. – Но ты же и так слишком много говорила – до, как и после!.. Как и… думала, – сделал многозначительную паузу блондин, на что девушка поджала губы, тут же и без слов сознаваясь в этом. – Нужно же было, пусть и хоть немного, но перевести огонь-то на себя и… начать ими действовать – от себя же.
А София прям почти уже и изнемогала: еще немного – и уже готова была прыгать на месте, как внутри, так и снаружи, в ожидании его следующей фразы и… какого-то и своего даже личного приговора, но и от него же. Но Егор, будто бы вновь и специально, «снова», тянул время, упиваясь ее несдержанностью и желанием узнать все, прямо здесь, сегодня и сейчас. Влад тоже, будто бы так же все и случайно, чуть придвинулся вперед, чтобы все-все хорошо и дотошно расслышать. И блондин просто не нашел уже больше причин – молчать, коли заинтересованы и возбуждены все: и даже те, кому было и «напускно наплевать-то»; пора было дать народу – и хлеба, и зрелищ.
– Роза, что была в твоей руке!.. – Рубанул он с плеча, на что и с чего уже и сама брюнетка – ненадолго подвисла: не сразу сорганизовавшись и сложив два плюс два, как и то, что было до… и с тем, что было произнесено им после. Рыжий, впрочем, тоже поддержал ее в этом, хоть и «отмер» затем чуть раньше, чем она, несдержанно фыркнув: явно же еще и не получив того, чего хотел, но, к слову, и не собираясь это, понятое им же все и ранее, так просто расшифровывать ей, в смысле, раньше времени. Ожидая, как и Егор, «личного прихода и ниспослания» – для этой думающей не по годам… темно-светлой головы, во всех смыслах и… ипостасях-интерпретациях.
– Ладно… тебе. – Следом закатила глаза она, более-менее придя в себя и.., отмахнулась, передернув плечами. – Ты и сам, только-только, о ней узнал. Как и о ее – «смысле», которого… нет!
– Ну!.. Для самой Розы, может быть, его, прям уж и как такового, и нет… – скривился Егор и поджал губы… в некой и обиде, что она да еще и так просто отсекла все это, даже не дослушав, тем более не услышав, но, и решив, все-таки дополнить и пояснить, объяснить в этом моменте; все же, одной фразы, как факта и причины, было маловато, чтобы убедить в чем-либо да еще и не кого-то-там-либо, а ее… долго загружающую, но и быстро едущую, временами, нужны были бы еще и следствия, как и причинно-следственные же связи, чтоб уж наверняка, быка и… за рога; продолжил: – Как и не было. Как и ее – нет; и тоже, считай, «не было»! Ни как женщины… Ни как и матери… Ни как никого и… Никто! А для меня же, вот, есть; как и… для тебя. И они – похожи: потому что они – это мы!.. И имеют же все в виду – нас. Нашу влюбленность и… такую же любовь. Наши души и… – его взгляд скосился на их ладони и вмиг сменился, отметая всю внимательность и серьезность, возвращая хитрость и… радостную, даже и счастливую искру. София, в свою очередь, заметила это и подвинулась чуть ближе, чтобы и еще лучше это все рассмотреть!.. Но парень не дал ей этого сделать, решив все показать сам и… полноценно: в объеме, а не плоскости. Он вновь поднял их руки перед собой, прижав их к себе и, согнув затем лишь свои в локтях, подровняв и выровняв, как мог, на момент и… в их же все и положении, как в общем, так и тел, в частности, ее и свои пальцы, взглянул через их кулачки в отверстие, как-то почти и неосознанно образовавшее и сформировавшее такую нужную и, главное, правильную сейчас фигуру, – …сердца!
Тут уже и сама брюнетка не сдержалась и восторженно ахнула. И, не имея возможности прикрыть распахнутый рот, чтобы не потерять окончательно свою нижнюю челюсть где-то в пледе, а после и на полу, как и глаза, продолжая находиться в «захвате», все-таки подпрыгнула и попрыгала на месте: заслоняя собой сначала растерянного и ничего не понимающего, а после понявшего, но так и не обрадовавшегося Влада. Который затем, просто отрицательно мотнув головой и закатив глаза, сказал все одними этими жестами, приправив их под конец еще и грузным вздохом-выдохом, ясно давая понять, что он действительно и именно думает об этом всем детском саде и… штанах на лямках.
– А не тела!.. – Опустив их руки опять вниз, блондин сжал их сильнее, теперь уже и сам привлекая девушку ближе к себе. – Ты – не можешь отрицать это потому, что если даже вдруг и начнешь… – предупреждающее рычание сникло до заговорщицкого шепота и если не шелеста, то шипения сквозь зубы, – …я вполне так же честно могу принять тебя за врушку, а после – и за лицемерку. Отвернувшись от души, ты повернешься к телу, а «телесное» для меня – неважно, как я уже и говорил это… и тебе, в том числе же все – не один раз, ранее. «С десяток» – уж точно… набежало-то. А и в «твоем» же все случае, когда и не сразу же еще доходит, «два» десятка: один – за два! – Рявкнул он, резко повышая голос и выводя же еще и ее саму не только из тумана и… дурмана, вызванных его вновь голосом, почти что и в ее же все губы, но и заставляя встрепенуться и ударить его, их же все и руками, по ногам: в отместку – за резкое «пробуждение» и «нарочитое влияние» на нее. Сам же Егор на это – только рассмеялся, так «в ответ» ничего и не предпринял. Заслуженно! – Серьезно!.. Не будешь же ты и признавать же еще то, что и отрицаешь-то сама… – усмехнулся он и толкнул-ся в ее нос своим же, давая таки возможность, наконец, отстраниться и отсесть. Но она – продолжила сидеть и смотреть на него, так же все неподвижно: не находясь «под гипнозом», но и не желая разрушать этот… странный… момент их единения и не единения совсем, будто наедине и… со всеми. – Ты хочешь подтверждения своих мыслей – мной… – София не услышала в этой «спокойности и размеренности» его тона и тембра – на конце знак вопроса, сразу же предложив, что он ответит и сам или вопрос риторический и сам же еще заранее в ответе не нуждается, что ее, что и его, но и все же решила утвердительно кивнуть, просто так, а вдруг и нет: вдруг – и надо, и он же еще и сам хочет это-го, если не услышать, то и увидеть. И не прогадала!.. – Да пожалуйста!.. Мне – не жалко. Но ты – не признаешь эту зависимость любви и тела… Эту их параллель. Потому, что глубоко душой понимаешь, что любишь – ей, как и я. А роза… – Егор вновь спустился взглядом на ее левую руку, то же и предплечье, и с какой-то обреченностью, почти и досадой, но и тут же «радостью», улыбнулся: довольный все-таки уже и тем, что там – ничего нет; но и недовольный же все же тем, каким образом – этого… всего… на ней не стало. – Почему нет?.. Вполне себе – плод любви. И давай уж доиграем твою теорию: «о перенесении душ и возможности рождать такое… девственно-чистое великолепие… в жизни и объеме!», – девушка вновь скривилась – от этой, уже и его собственной, напускной помпезности и пафоса… в его же все и голосе, но и уместно-предусмотрительно, при том, промолчала, только положительно кивнув. Да!.. Ну а что? Ей проще было – согласиться и отступить здесь, чем бросаться на баррикады и… выслушивать все его извращенное и испорченное словоблудие: ведь не поскупится – и выдаст весь свой пласт, специально… для нее, а там и Влада. И он же, зараза, еще подключится, пока лишь сохраняя молчание, редко прерываясь на что-то… из ряда вон, и прорываясь в их мир!.. И тогда ее уши и щеки – уже ничто и никто не спасет, а там и шею: останется найти только вой сирены и сигнал о бедствии, равно как и о призыве к помощи… «на лицо»; точнее – на лиц-е и… теле! – В твоем случае – была не «татуировка». Было – тело: и была – настоящая роза. И пусть для кого-то… – Егор фыркнул и отмел это затем сразу же, еще даже не договорив, но и в голове-то, в голове уже оформив, вместе и со светлыми же прядями… назад, мотнув туда же головой. – Она возникла – потому, что и кто-то там был готов к выходу, как и… к перерождению. И бла-бла-бла… «Процесс» – не был закончен! – Простучал он эту фразу, по словам и с выражением, их руками и по покрывалу. – Схема оборвалась тобой – раньше, чем они успели… пройтись… и по всем же жертвам. Анна – отделилась: раньше! И, фактически, если уж и так думать, была готова переродиться – еще тогда, когда и, собственно же все, «вышла». А если еще взять, «брать» в расчет и то.., – и он хитро улыбнулся, метнувшись таким же прищуром в ее сторону и за ее спину, во Влада, – …когда появился рисунок: когда мы уже начали знакомиться – не только душами, но и телами…
– Так!.. – Всплеснул руками рыжий и отстранился от девушки, под ее же все и звонкий смех, как и уже прямо-таки и раскрасневшиеся щеки. – И это – тот самый момент, когда Владик умывает ручки и покидает чатик! Подслушивать-подслушивать… А подслушиванию-то – и рознь! Там – одно, а здесь?.. Слышать – об этом?! «Представлять» и… Ви-деть?! – Его аж перекосило и почти повело, но, и надо отдать ему должное, он устоял на ногах и встрепенулся, рьяно закрутив головой в разные стороны. – Увольте!..
– Вла-дик – «вернулся в чатик»; и сел! – Глянул на него сразу же строго Егор, тут же и указывая головой на насиженное до и тем же все место. – Жи-во. Он сам – на это же все подписался! Так что, сидит теперь смирно и молчит дальше… в тря-поч-ку. Мучайся!.. – И злорадно ухмыльнулся. – «Хотел»?.. Получил! Расписался. Напоролся, за что боролся!
С превеликим нежеланием, но и тот все-таки вернулся на «свое место», падая параллельно головой и лицом в правое же плечо Софии и бурча все возможные и не ругательства в сторону брата: щекоча и, вместе же с тем, еще больше смеша девушку – горячими порывами своего же дыхания. Под внимательным же, но и пока что прощающим и… «снисходительным» взглядом Егора:
– Так, то бишь, на чем мы?.. Да! Там – был «рисунок»; и, да, там был – призрак. Да, не могла такого выдавать! Но и только ли потому, что она – призрак? – Сощурился он и склонил голову к правому плечу, подталкивая и, тем же самым, погружая Софию в нее же саму и… ее же, как и его, размышления. – Чего «розе» стоило – не только образоваться самой, без какого-либо давления извне… того же самого все и Андрея, как до этого, так и выйти наружу, и после? Если мы и любили… до этого… телами, то с этой розой, можно считать что и «апофеозной», мы полюбили – и душами! Когда ты… засомневалась… – брюнетка раскрыла глаза и с положительного кивка сглотнула ком недосказанности и недопонимания, что, наконец, рассосался и таки провалился в ней и нее же саму. – Когда только лишь и подумала, что я… мог любить ее, а не тебя; и ее же – в тебе! Но в них – и рождается истина, понимаешь? Поняла? В сомнениях! Ты – начала думать и переосмыслять, вспоминать… нас. И там, где кусочки пазла не сходились, происходила… искра. После – еще одна. И еще… Понеслось и… Загорелось! – Шире улыбнулся он. А ей, вдруг, и на мгновение, на одну лишь только секундочку, показалось, что все это сейчас – творится в его де глазах. Как и душе!.. Отзеркаливая – внутренний мир. Он – будто бы и горел этим. Горел… своей идеей! Подпитываемый – ее, пусть еще с неосознанностью и непониманием, но и уже в легкой и почти неразличимой, неосязаемой форме. – Тебе стало обидно – душой, и больно ей же, не телом! Да и, в конце концов, Соф!.. – Рыкнул прям он и слегка укусил ее за правый указательный палец, тут же получив «мгновенный ответ» и такую же отдачу, карму – широко раскрытыми в шоке, до нельзя, глазами.., как и ртом, и толчком ее же обоих кулаков, в его руках, в его же грудь, а после и лоб. Под его же все и все тот же лишь – хриплый смех. – Ладно-ладно… Но – и все-таки!.. Сидел бы я перед тобой сейчас и убивался бы так, «вымаливая», буквально, прощения – за молчание? И такой… «сумасброд»… с вами!.. Если бы… врал тебе. Мне бы было, как и Владу, плевать! – Тут уже даже и сам рыжий-то оторвался головой от плеча Софии и… обидчиво хмыкнул, показав блондину еще и язык. После чего вновь вернулся в «свое изначальное положение» – уже под грузный выдох Егора и его же закатывание глаз. – Я бы так – не распылялся. Серьезно!.. Я бы выдал тебе, что первое в голову придет, чтобы успокоить тебя же – и все… – фыркнул он и отмахнулся, пожав плечами. – Тому, кому «плевать», плевать и на то, что и как звучит, да и как и кто это все у- и слышит. А даже, тем более, если и не услышит. Вов-се… Плевать!.. Но мне – нет! Ни на тебя. Ни на себя… Ни на нас. – Повторил он, теперь уже – серьезно и строго, их три главные же «вещи-не-вещи». – Да, я б, возможно, и желал сейчас – быть там… Но и только лишь все для того, чтобы посмотреть – отказались ли высшие-верховные уже, и окончательно, от «секиры» и электрического стула, газовой камеры… с инъекциями же смерти; и узнать – не нужна ли им там помощь в качестве помощника же палача там… и-ли медбрата, ну, «например»?
– Зачет, брат!.. – Высунулся вновь из-за спины брюнетки Влад и отбил правый кулак Егора своим же таким же. – Сам б – хотел!.. Может, еще успеем?
– А куда вы – собирались-то… еще? – Глянула со скепсисом и по очереди – на этих «двух сговорщиком не от блага же и мира в-сего» девушка.
– Глядануть – творение Егорки… в полном рост!.. – Начал, «в цвет» же все, и заговорщицки нашептывать ей на левое ухо рыжий. Подхватив, со вздоха и прямо-таки налету, ее нервозное и напряженное состояние. А затем – и продолжил докручивать его до ручки, белого каления и… естественного же завершения, как и раскрытия, легкими касаниями пальцев по спине. После чего – выбросил руки вверх с криком: – И взорвать его – к чертям собачьим!
– Влад!.. – Рявкнул в его сторону Егор и вздернул голову к потолку, а там – и к крыше с небом, за него и… дальше: уже и не прося ничего и никого, как и забрать того, сил бы дали да терпения – на своего… его же брата. Да и обращаясь – не к тому и не к тем… кому-то там… конкретно и именно. Но и «нижний ярус», как видно же все – уже сам с этим никак не справлялся. Если, да и был он, конечно!.. И если как раз и не с этим – было связано и отсутствие-то «помощи-подмоги»! Не с отсутствием вообще – кого и чего бы то ни было… там. Хотя, на самом-то деле и наличие-то, кого и чего бы то ни было над, не особо помогало… и спасало. Как с ним, так и от него!.. Вла-да. Без которого бы – и на войну: но уже и на него – с автоматом!.. Не убьет, ха, так хоть и согреется.
– Извинился – за то, что утаил? – Глянул на него спокойно названный-не-званый и поиграл бровями в хитрой усмешке. – Теперь рассказывай – все… Я вот – уже начал!
– Это же – дом, ребят!.. – Обернулась на Влада с беспокойством София, продолжая находиться корпусом к Егору. Когда и последний, в это же самое время, указал на нее взглядом, «обращаясь» к первому же, мол: Видел?.. Видишь? Этого – хотел?! – Вы… чего?! – Обернулась она и к Егору – и тот сразу переключился со злости: в умиротворение и спокойствие; стараясь передать это же – и ей. – Вдруг там еще – проживают люди! И…
– Не беспокойся, ангелочек… Никого там уже нет! – Обхватил ее шею ладонями Влад и зажал ими, слегка, ее сонную же артерию: ни на что, конечно же, не намекая; но!.. И начал так же не спеша ее сжимать… Все сильнее и плотнее – с каждым разом. Прямо-таки усиливая и крепчая – своим прижатием и надавливанием!.. Следя, параллельно, за ней и ее состоянием: сначала раскрытыми и расширенными, а после и медленно сужающимися, уменьшающимися черными зрачками, за взбрыкнувшим единожды, но и тут же почти замершим и начавшим ослабевать, оседать и почти опадать на него назад телом, за и прикрывающимися, в такт, веками и еле трепещущими ресницами, за медленно, но и верно, затихающим пульсом и стихающим, смиряющимся дыханием; без слов и без действий, без натужных хрипов и каких-либо болевых стонов. – Жильцы – из него были эвакуированы… давным-давно. Сам домик – отдали под снос… – перешел на спокойный и умиротворенный голос и сам парень, будто бы и читая сказку на ночь сейчас, перед сном, что было почти и правдой, только злой, как и «сказкой». Под таким-то еще соусом и в таком же вновь положении тел обоих!.. – А мы с ним – просто поможем… Да и пока доедем – ты, как раз, окончательно и бесповоротно восстановишься: за все то время, что было и прошло, до… А и именно: выспишься! Подремлешь и… Поспишь!..
– Влад, что ты?!..
И девушка провалилась в темноту, так и не дослушав, равно как и не поняв, что же именно произошло и так же что заставило ее да еще и так резко уснуть? Помня, последним, только хватку Влада и его, в противовес, спокойный взгляд и такой же голос, прямо и убаюкивающие ее, вместе.., на последнем же все и обращении к ней. В котором отражались и тут же терялись: ее же собственное непонимание и… беспокойный взгляд и такой же голос затем. «Второй», неожиданно, проникал в первый – и уже из него… в мир! Напоследок лишь еще «туманно» ощутив, как ее подняли на руки и… куда-то понесли.
Глава 34
**
…Он так сильно меня сломал…
«Так сильно»!
Тогда, да, но
и сейчас…
«Теперь», при встрече с ним, во мне самой, от него, в его же все и голосе, ко мне, чувство… Ни-че-го! Совершенно… ничего. «Пустота»! Со-вер-шен-ная… Он – просто бы тряс… тишину. «Просто», да, сотрясал и ее, и… это же все… самое.
Ну а что? Не зря же еще и говорят, что: хуже негатива – может быть только ничто. Ни среднее. Ни около и… рядом! Ни и «близко»! Ни-что. И ни-че-го!.. Не чувствовать… и не ощущать! Ка-йф!..
Я – излечилась, наконец!
Просыпаться ж с мыслями – о нем. Ждать – звонка и-ли смс… Простого, но и тут же – до дрожи, до боли… тупого: «Привет!». Видео-звонка… Было – кошмаром! Личным… ужасом! И… Частным, индивидуальным адом.
Бороться – с собой. Отрывать голову – от подушки и… свое бренное тело от кровати… Чтобы только лишь идти да и туда, куда… совершенно не хотелось. И делать же все то, что и так же не… «моглось». И чем, вообще, заниматься – не мнилось!
Я, блин, кофе налить себе – не могла. Ко-фе, Дневник! Это… сущий Армагеддон! Мой личный
огромный ад: со всеми же – истекающими и вы-, протекающими…
Дни были похожи – друг на друга… еще и потому, что в них: не было его.
. Не было – и все! Прикинь!.. У меня даже
– слезы текли по… слезам же! Не-т… Не по «глазам». Друг, да, по другу! Соль… по «соли» же.
Я… как белка в колесе и… пчелка Майя, одновременно, «в коллабе». Носилась все и в этом же «колесе», потому что… Так – надо(?). Так – было: надо. А вот, и да, кому и зачем?.. Знать вот этого вот всего, наоборот, совсем – не надо. Не обязательно! Как и… находить себя! Ведь, и изначально же еще что, не стало – не его, а м-меня!.. Меня!
Но я – привыкла так жить… В смысле, без себя. За-то: с кем-то и… чем-то! В мире: фантазий и… воображения. В каком-то вновь, знаешь, понимаешь – своем, придуманном собой же… мире, а не «реале»!.. Не в реальной жизни, короче, и не в такой же своей жизни! Жила же все – чьей-то жизнью,
мне же все и не принадлежащей… От слов, все тех же, совсем и… совершенно.
Мысли о нем – штурмовали голову: до потери пульса… И это – в том самом и единственно-правильно-верном смысле. Потому что в коме и… литургическом сне – я прожила-провела и проводила: гораздо больше
дней, чем… дома!.. Чем: жила!
И как тебе, м? Как мои дела?! «Хорошо»! Теперь-то – точно. Зачем ты появился, когда я все уже почти забыла? «Я – появилась»? Да! Но и зачем спрашивать-то тогда – еще и такое же?! Вспоминать и… «Заставлять» – вспоминать меня?! И без этого – не видно?!.. Больше – не приходи! Мне – достаточно… Достаточно: тебя! А себя?.. А себя, наоборот и в противовес, не-достаточно…
Мне – нужна: я! Я и… без тебя! Я – совсем…
******[3 - 25 кадр (будущее прошлое).]
Раздался стук прозрачной стеклянной бутылки о светло-коричневый деревянный мостик. Почти тут же затем рядом – послышался и скрип: «проминание» сухих и дряхлых его досок… под таки и севшим на него «бренным» телом. Докатилась!.. Пить – посреди темной, хоть и звездной лунной ночи.., что давали хоть какой-то, но и свет, подсветку всему происходящему здесь, сейчас и… вокруг. Да еще – и у реки. Да-к уже – и на мосту… с голыми ногами, опущенными в темную мутную воду. Не говоря уж – с вином!
«Белое… полусладкое»? Красное полусухое!.. Ха. Да… Ну… да, ведь и будто бы вновь выбор, пусть и такой же все – хоть какой-то уж, но и был. Может, и был… Да и ведь взяла вновь, как «со стула, а не из шкафа», что под руку попалось – и пошла…
Куда? Зачем?.. Ноги – повели и… привели, по итогу-то, а и… иначе-то никак.
«Малодушие» ж – забивается: только градусом. Рассудок – перестает «грамотно формулировать претензии» и отдается… в пары. Его – крест, то есть, «кроет». Медленно, но и… верно-то кроет! И уже… Уже – нестрашно! А даже, тем более, как-то и спокойно, что ли… Будто, так и надо. Так – и должно было… быть. Случиться! Осталось – только вот невод закинуть… «в камыши» – и… поймать да хоть и золотую рыбку. Ну-ну…
Какой: невод?.. Какая – рыбка?!
Мозг – окончательно ушел… в туман! Без «кулька». И ежа… Пора бы и мне – честь знать…
Да вот и ноги, как шатались, так и шатаются… Руки – трясутся…
С прыжка бы – да и поскользнуться-то можно!.. Выйдет, впрочем, куда натуральнее, да и… безболезненнее. Для прыжков в воду – надо ж хотя бы… уметь прыгать-то и в воду. Нор-маль-но. Коль уж и… не «плавать»: так же! Вывихну ж что, чего ради… Тот же – позвоночник или… таз! Физкультурные… флешбэки.
Хотя, и к слову-то, изначально, и для прыжков же все в воду – не помешало бы хоть и так же все немного да и научиться-то… плавать. По-собачьи там… хотя бы. «Топором-то» – каждый… сможет. Но и это же – уж традиция!.. С тех самых же все и… скал. Главное – не успеть себя остановить: а там дальше – как пойдет. «Делать»!.. А и после уже только – и думать! Делай, что делаешь и… как знаешь, а там и – будь, что будет… Так же… вроде? Ха. Как если бы я прочитала сначала пятую главу, а после решила перечитать и с первой-то… начать. Да… тот еще: «Форсаж»!..
Последний глоток – из мутного, «замызганного пальцами» горла и… Странно же еще, что и в процессе-то, как «свинтус», не хлебала, хлюпая и… чавкая!..
– Софи-и-ия… – послышался хриплый и какой-то даже зловещий шепот.
Замечательно!.. Объясняй теперь: почему одна, почему у реки, почему на мосту, почему с бутылкой и, главное, почему, черт возьми, еще и с кирпичом?.. Стоп. А! Да…
– Кто здесь? – И бью сама же себя по лицу правой рукой, левой – держа бутылку: сколько ж раз, при рождении, да и после, прямо-таки и «вталкивали», что: нельзя говорить с незнакомцами! А и тем более – с теми, кто зовет тебя… по имени… посреди ночи. Не понятно: откуда, так еще и непонятно куда! Кто!.. Слышен звон, а не знаешь, где и он ли.
А серо-белый туман, меж тем, все сгущался, покрывая блестящую в свете луны еле уже даже и различимую рябь воды, как и темно-зеленые высокой заросли камыша, осоки и светло-зеленой низкой травы… вокруг темной же все и водяной, водной глади.
Пора бы уж – что-то решать!
– Софи-и-ия… – шепот повторился снова – откуда-то снизу.
После чего – и правой ноги коснулось что-то холодное и склизкое!.. Да и так еще резко и неожиданно, что пришлось выдернуть сразу обе обратно из воды и на мост.
Рыба!.. А мы играли – в домино? Кто это: мы? Бр-р… Просто: рыба. Да. Кто ж еще!.. Ха. Не… Погодите-ка… А рыба разве – говорит? Откуда она вообще знает мое имя?
«Золотая рыбка», пф, и без… невода! Ой как… удобно.
Да… уж. Замуж… невтерпеж. Вот так… счастье-то… привалило! Нет. Не… Не-не-не… Да!.. Как привалило, так пусть и отвалит! Сва-ли-ва-ет… Вильнет ж, точнее, и… прибьет! Тем же все – и темно-бордовым кирпичом. А откуда – он?.. Моим и… меня же!
– Софи-и-ия… Иди – к нам! – Шепот начал переливаться, и прямо-таки переваливаться через гладь, смешиваясь в единый поток: женских и мужских голосов.
– К кому это: к нам? – Говорить с незнакомцами, так и верные вопросы… задавая.
И, перегнувшись через доски, я… вскрикнула и шарахнулась обратно!.. Да и только вот «якорь» – не дал такой свободы в действиях. Я, что, реально решила – «буль-буль»?
Под мостом же и… дальше, казалось же еще и до конца самой реки, уходя и в камыши, под водой – стояли десятки, а то и сотни, сотни тысяч… миллионов, может, это все-таки и океан, море, коль уж и не озеро.., девушек и парней. В черных… одеяниях! Тканевых накидках, больше походящих на… и длинные же мантии. Покрывающие и скрывающие все тело: от шеи до пят. С капюшонами поверх голов, закрывающих и лица.
К слову, как и я… с-сама. В-внимательность. И… внимательная же. Только – заметила! Это что за… каминг-аут? Ой, не туда. «Комик-кон». Костюмированная вечеринка, короче!.. Или… нет? Впрочем, как и то, что и надето-то… это… – на голое, прям и совсем нагое тело. В смысле? И кто это меня, простите, тут – раздевал?!.. Ну и я лишь – с «непокрытой головой». Ясен… пень – не в церкви же. Кхм!.. Да-к еще с распущенными, по плечам и… швам(?), темными длинными волосами. «П-панночка»?..
Розы! Как… розы – они. В-се!..
– Давай же, София… К нам!.. Ты же хочешь – этого…
До сих пор нельзя было вычленить из общего шороха-гвалта – кого-то и одного, одну… Они будто бы говорили – все и одновременно, в унисон!.. А может, так только лишь казалось – из-за эха, и тут же вакуума, под и над водой: в кромешной же тишине и темноте, коль уж и не молчании. С одним источником света: и тем – незначительным.
– Вы – умеете дышать… под водой? – А это, да, бесспорно сейчас и очень важно! Было б странно, если б нет, правда?.. То есть. Серьезно?!.. Они под ней – го-во-рят. Стоят, не шелохнувшись… течением; и зовут – к себе! Куда – к себе? Зачем?.. Кто – они?! Это – ничего… ст-раш-но-го. Это – они умеют и… спрашивать об этом: никак не надо! Пить – не надо… было! Или, хотя бы уж, меньше… не воды. А и воды-то – как раз!..
– Мы – много чего умеем… И тебя – научим!.. Только – спустись… – ну, пока еще ведь не убили, за мою же все и «тупость», а значит… Все еще – впереди!.. Да твою ж…
****
– Ты либо ведешь машину, либо читаешь!.. – Повторил уже раз в пятый, не то и во весь десятый «горе-водителю» Егор. Но тот, и в этот же все раз, как и во все прошлые-предыдущие, не обратил на него никакого своего царского внимания, впрочем, как и на дорогу, будучи полностью поглощенным и увлеченным чтением же. – Влад!.. Ты издеваешься?!
– Спокойно, брат! – Выставил свою правую руку перед ним рыжий и тут же вернул ее на страницы. – Я так – уже делал… «Делаю». И делать буду!.. Два в одном… – Пожал плечами, приведя, тем самым, в движение еще и лацканы своей черной кожаной куртки, как саму ее, так и ее же кожу, что неприятно зазвенели и скрипнули в тишине салона и глянул, мельком, на порядком уже не подбешенного, а именно уже даже, тем более взбешенного Егора, сразу же вернув свой взгляд на серую асфальтированную дорогу с белой разметкой перед собой… на пару секунд, «для него», чтобы после вновь спустить его в текст и, облизнув свой правый же указательный палец, добавить: – По ветру… идем! – Странно же еще-уже, что и не по «приборам»… И – перелистнуть страницу.
– «Цезарь», блин! Плохо – кончишь.., копирайтер… хренов!
– Экскурс – в историю? – Усмехнулся Влад и выставил перед блондином вновь, но и уже именно три пальца своей правой руки. – Три – в одном!.. Спасибо, Гор. И… За собой – смотри! – И глянул в зеркало заднего вида – на девушку, лежащую на заднем сидении… без признаков жизни. – Ты либо дорогу показываешь, либо Софию держишь!
– А мне тебе напомнить – из-за кого я ее сейчас и именно «держу»? А не она – меня, чтобы я тебя уже не прибил… вдруг… и окончательно же все… слу-чай-но! Или лучше о том, что у меня все еще свободна – правая рука?! – Тут же и продемонстрировал ее Егор да и треснул ею Влада, с кулака, прямо в и по лбу: перед этим, правда, все же натянув на кисть прорезиненный рукав черной спортивной кофты, в интерпретации «перчатки для бокса», которой, к счастью же все и самого Влада, под боком у того не оказалось. – Я пульс еще сверяю, между прочим!
– Да не отберут у нее «шанс» – быть и… остаться ангелочком! – Закатил глаза рыжий и прокрутил руль правой рукой, левой же все еще держа чтиво, обгоняя впереди идущую машину. – Не психуй. Не умрет – она! Я все сделал – пра-виль-но, чин по чину!
– Да?.. – Округлил глаза блондин и хлопнул уже своей правой ладонью по страницам, лежащим перед лицом Влада. – «Инструкцию» – так же, на руле читал, во время движения?! Ты. Свернул. Ей. Шею! Свернул!.. Понимаешь ты это уже или нет?!
– Ну, во-первых, не «свернул», а… передавил сонную артерию!.. – Поправил его Влад, с видом «сведущего из сведущих». – А во-вторых, пока на руках и именно у меня «медицинский справочник» – давай не будем обнулять их труды и тезисы… с терминами.
– Сейчас «у тебя на руках» – ее ежедневник! – Процедил сквозь зубы Егор.
– Последний, между прочим, в своем роде! – Возгордился янтарноглазый. – Ух, и захватывающее же чтиво, надо сказать; и отдать… ей же… все – должное!.. К слову, почитать тебе, вслух и с выражением, как Ксандер нам, ну, помнишь, читал?
– Не помню! – Сузил свои синие глаза парень: просто «из принципа», а не гордости.
– Ну… Он, знаешь ли, не повторялся, да и ты тоже – не соглашался… сразу же! – Передернул плечами Влад, ничего нового и не услышав. – Ничего страшного! Как там?.. Нам не читали сказок на ночь и не сажали за рояль, но требуют манер прекрасных! С х?..
– Да… Влад!.. – И еще «одна», уже и затрещина, от Егора – под хриплый смех названного же. А блондин уже даже и изворачивается, развернувшись в кресле, теперь и всем же своим корпусом повернувшись к девушке: – Соф, сама ж еще… слышишь, тебе лучше поскорее очнуться, – почти и моля, «громким шепотом» попросил ее он. – Лучше – для него и… меня. Я ж, в буквальном смысле, держу тебя, в частности – и всю эту ситуацию, в общем-целом, на пульсе… Твоем пульсе. Дуя на холод и… дыша же на ладан!
******
На секунду, всего лишь на одно какое-то мгновение, лицо одной из девушек внизу, только отблеск его и в темной же все мутной воде под и тут же на лунной светло-желтой дорожке света, показалось… смутно знакомым!.. И тут же, стоило же только подумать об этом и начать «вспоминать», как голову прямо-таки и пронзила догадка, сравнимая по силе, разве что – с болью от выпитого… следующим утром, ну а после уже грозой… и следующим за ней громом, среди… ясного же неба! Мысли просто враз и сбились в один осиный рой – и начали вонзаться жалами в мозг внутри черепной коробки, требуя уже собрать этот пазл прямо здесь и сейчас, но и кое-что все же удалось собрать воедино ранее… Например, то: почему и именно до Софии же – это так долго не доходило!
Да, девушка напротив была – уже без косметики и прически, с распущенными волосами, заброшенными за спину… Но и именно по этому же все и конкретному признаку – можно было их сейчас как раз и как-то различать, отличать… друг от друга!.. Она была – чистой, как белый лист. Телом, да, но и не душой. Не «не здесь», ни… никогда… уже. И хоть и была уже даже, тем более – призраком, но и все равно оставалась им… грязным. И ничто ее уже – не исправит, не исправляло, ничто не помогало: как до, так и после. Как и… все собравшиеся тут и с ней же все сейчас, в этот, сей поздний час!..
Зато и София-то, считай, впервые – не чувствовала себя… «белой вороной»: с почти полным отсутствием косметики… и всегда… на лице, так кстати! Хоть и что-то же все ей подсказывало, что это – была именно «уравниловка», не просто так и придуманная той, самой девушкой, как и, впрочем, окружающими и окружающей же локацией.
«Зависая» меж миров и… решений, в тот или иной мир, и вообще, не в мир, а… войну, чистилище или небытие, тела ж приводили – в исходное состояние!.. Изначальное. Но – и не «мирское», при этом же всем, как и души. Избавляя их лишь от всего, что было… навешано и набито… за всю жизнь. Будь это все – внешнее или вдруг и внутреннее… «заполнение». Их просто – обнуляли! Откатывали… к наизаводским настройкам. Заставляя – замереть в состоянии… на момент смерти; и с этим же, этими воспоминаниями. Последними!.. Что и тоже, в конце всего, должны были быть… стерты.
– Ты – еще здесь?! – Округлила глаза София, смотря… на «себя» же. Без уже и капюшона. Что в том, что и… в другом случае. Опять же, «в отражение»… и не. – И с кем! С тобою, и Артемом же все, убитыми… Серьезно?! Да как вы все вообще ее/их выносите?.. – Глянула она на стоящих позади Анны, насмотревшись на нее досыта и больше – еще же и в том… мире. Да! Нужно было срочно – сменить ракурс своих… «замыленных» глаз. Чтобы и вовсе затем – не потерять зрение. – И как не вынесли еще – ногами-то все и вперед! С «концами»…
– Мы все – «умерли», так или иначе… – ответила за Анну другая девушка, откинув, вслед за той, свой капюшон и представ… миниатюрной блондинкой со средней длиной волос, чуть ниже плеча, с большими зелеными, даже и «болотистыми» глазами, хотя под водой и со взглядом же все через нее… все это, и не только, добавляло пущего эффекта зеленому, мутности, пусть даже и светлые узкие брови, как и мелкие такие же ресницы, и обрамляли их. Круглые черты ее лица, от щек до ровного подбородка, с небольшим лбом и таким же аккуратным, чуть вздернутым носом, миниатюрными пухлыми розовыми, «от природы», губами, контрастировали – на фоне общей худобы, что было и еще более заметно: по выпирающим ключицам и не начавшим только-только проглядываться, а и так же все прям «вылезающим» скулам; пусть пока, и в общем, не так уж и сильно, сохраняя общую припухлость лица. – В том или ином.., мы – умершие и умерщвленные. Все. Как и ты! Тела – там… – указала она взглядом наверх и тут же опустила его вниз, взглянув перед собой. – А мы вот – здесь. С ней и… с тобой. «Наконец»…
– Я еще… – И София запнулась, даже вдруг и подавившись-то воздухом: от резко поступившей «новой информации». – Я же еще – не!..
– А и вместо того, чтобы смотреть так и на нас же еще всех с укором, сама бы припомнила – для чего именно сюда пришла! – Вступила-таки и в разговор грубо Анна, проигнорированная до, но и вытерпевшая это – вполне себе с честью и даже каким-то и достоинством: правда, только на началах и совсем не долго, ровно до этого же все и момента. – Не кирпич же и с веревкой – прополоскать, правда же?
– А если – и да? – Изогнула свою правую бровь София, выдохнув затем через сжатые зубы: вновь понимая, что и без нее-то – никуда и никак. – И вообще, давно я перед тобой и отчитывать-то – начала, долж-на, м? Тем более: перед «твоими» же все фантазией, вон, вот… и воображением!.. Ц-ц-ц… Как же все-таки некультурно – пользоваться моими иллюзиями и… без моего же разрешения. Как и «ведома»!.. И ладно же еще что – с моим участием. Но – и все-таки!..
– А с чего ты решила, что и «твоими», а не… да и Егора же все, к примеру?
– Ну… да. Скажи еще, что это ты – его этому и… всему научила. А он уже – и меня саму затем в этом под-натаскал!.. Не много ли ты на себе берешь и взяла, а, Е-ле-на? Или лучше как: «миссис Робинсон»? Да и при всем своем, твоем-то возрасте, в сравнении же все и с его… Одно ж дело – разный вкус на напитки и… один на мужчин!.. Мы же уже выяснили, что мы – не подруги… У «них» – все наоборот. Да и никакие не сестры, де-факто. Хоть де-юре, и близнецы, в том числе, иронично и… жаль, да. Но и это уже – лютый перебор, прям лютейший «перебор из переборов». Не говоря уже и о том, что и выглядит-то все – куда живее. Ты же – серая мораль!.. Коль уж и не «мышь». Кры-са. То есть, «дым». Тень… Се-рость. Подпитываешься – от белого и черного. А? А!.. Как… удобно. Ме-ня. И его. Иллюзия бессознательного и… сознательного. И для меня же все – возвращалась и почти вернулась из того мира, чтоб подавить. Так что – не беси меня: еще больше… Да, «есть еще куда», прикинь!.. Вызывай «Вия» – и покончим уже со всем этим.
– Не так быстро!..
– Да ладно тебе… Ну, серьезно, что ли? Хочешь и все еще сказать – твоя же… «реалия»? – Обвела София взглядом все окружающее ее над водой и насыщающее же теперь еще под ней. – Что-то из: «Щас спою…» и «Ты заходи, если что…». А… Нет-нет. Ан-нет… А напоследок – я скажу… и Я – не договорила!.. Точно-точно. А и «точнее» же все: предложу и… покажу?! «Покажу и расскажу», так, что ли; и почти – как в школе?!
– Может, и да… – осклабилась та, – а может – и нет. И думай же, что хуже!.. «Да» – и тогда я сделаю с тобой все, что лишь мне только и мне заблагорассудится. «А нет» – и тогда… Ты – дура! Что подумают о тебе, когда не найдут?.. – Поиграла бровями Анна и зловеще расхохоталась, не принимая всерьез злость, отразившуюся в «ее» же глазах, ведь и напротив. – Или «найдут», но и с этим вот… «средством транспортировки»… в другой мир!.. Папочке – это не понравится… – выпятила она свою нижнюю губу и хмыкнула через нос, как обидчивый и… обиженный ребенок. – Решит, что: больная, окончательно… свихнулась. Нервный срыв! Покончить… с собой… решила. И «залечат-запекут» так, по более его-своего же, как было же все и с ним, что и спустя время-то – мы с тобой встретимся снова!.. Уж лучше – да, «да»? – Подмигнула девушка и пуще прежнего рассмеялась. – И… «на трезвую», более-менее, голову; как и с нами же все, сейчас! Пусть и сдобренную, «достаточно», градусом… Ныряй уж, пока совсем не отпустило!
– Да… Я как-то уже – и не х… – попятилась назад София, но вспомнила кое-что и остановилась, решив сразу уточнить: не отходя далеко от кассы. – Кстати!.. «О фантазии и воображении»… Что я тут, вообще, делаю? И где: тут?!.. Я же была – в комнате Влада!
– Да чего ты с ней церемонишься? – Влез в разговор девушек-сестер-близнецов еще теперь и парень – и София во второй раз потеряла дар речи: не столько от того, что «он» мертв, сколько и от того…
Нет! Что он – именно «мертв»!.. И да. Пусть душа ее – и просила отмщения, как демон, все больше, наверное… Но и тело-то, тело, как ангел, держалось себя и… прямо-таки и не желало ему такой участи. Пусть даже, тем более – и как «правосудие»! В нем ж еще теплилась надежда – на пусть и очередное, возможно, но и вмешательство-то, не ее, так и его же все отца… Но, и как видно уж, не срослось!.. Или, наоборот, и… вступил, как и тут же вступил-ся за нее, и «против» него же все, соответственно, уже ее отец. Их… отец: Софии и Анны. Да!.. Да и что бы… вторая… там все и ни говорила. Ну а сама она, действительно, права и… София, именно же все, дура. Распрощалась же, а продолжает желать ему – всего наилучшего; наверное, впрочем, как и самой же Анне. Полная… дура!.. Да и просто же все потому, что и совсем не-просто, глубоко-глубоко, на самых задворках, так уж она еще и верит, что у каждого греха и порока – есть своя причина. И у каждого зла… Как и тьмы. У каждой и боли! И у них, как и у их, двоих, тоже – они, причины, были. И да, это никак их вновь не оправдывает… Но! Это же все – и тот самый вопрос, который просто не заслуживает одной, определенно же все и одной, чаши весов. Даже – когда речь заходит о чем-то ужасном: будь то убийство и-ил -а. Даже…
А насколько, вообще, хуже – открытый убийца, в сравнении же все и со скрытым? И… злящийся снаружи – злящегося внутри? Убивающий… всех внутри, но так и не воплотивший? Прорабатывающий и «бродящий», прямо-таки и обсасывающий это? Наслаждающийся… этим? Изо дня в день и… из секунды в секунду! Но – и в себе. В отличие же все – и от вне… себя-его же.
И понятно, что и их жертвы – тоже не заслуживали и не заслужили этого. Да и куда более, чем… они же сами. Но и.., опять же!.. Чья жизнь-то, и по итогу-то, ценнее? А чья – и смерть… важнее? И не правильней бы было – обратить все это: в «отработки» и… мучения? Как… «Кармический путь» и… мучеников же? Нежели – скоротечные-скоропостижные убийства: без понимания ошибки и… совершенного, совершенно же?! Не говоря уж и о том: как это все работает, сколько оправдывается и… «вертается» назад.
– Ар-тем?!.. Тебя, что, с ней?
– Представь… себе!.. – Развел руками саркастично шатен, оправив уж и свой-то капюшон накидки. – «Свидетельство» тут, и в этот же все раз, не прокатило. Да и… много ли нас тут – свидетельствующих!.. Сви-де-те-лей! – Протянул он, с желчью и ядом, «кислотой «затем еще и сплевывая – себе же под ноги. – Как и «сочувствующих»! Участвовали все, значит, и ответственность понесли все, в равной доле. И только не говори, что: не рада!.. – Ухмыльнулся он. – И сочувствуешь… прям. «Жалеешь» и… Сострадаешь!.. Хотела ж – этого, признай! «Мне». Коль уж не в и себе – признай-ся.
– «Хотела», да! – Признала, довольно-таки и легко, София, без капли же все и тех, названных им же, сочувствия и жалости, сострадания: те мысли же были – не о нем… конкретно. – Ты – заслуживал этого, все… это; и заслужил! Просто… Не такого… «конкретно». Не: быстрого и скоротечного!.. Не так… и жестоко! Не по отношению к тебе, так и к родственникам, близким… жертв. Они же могли дать тебе – и «второй шанс» на… перевоспитание: отработку грехов и пороков… Кар-мы! – Развела София руками, перебрав все доступные и не варианты, на момент. – Отмучить и вы-мучить – все это!..
– Ну… Тут палка – о двух концах!.. – Скопировал ее жест Артем и рассмеялся. А мог ведь сказать – и о «двух стульях». Впрочем, за ним ведь – и не заржавеет: пока – подумал, а после – и произнес. Понял же ведь… Все понял. – Что жестоко, а что… и нет. По мне так, как раз, все тобою же и перечисленное – жес-то-ко. А с нами поступили – вполне себе даже и лояльно. Гу-ман-но!.. Избавились – да и все. В небытие! – Хлопнул он в ладоши, поджав губы и, злорадно оскалившись, глянул на девушку из-под бровей. – Не всем так везет и свезло, как твоей сестре!.. С ее двумя шансами – и третий-то: легко! С барского и… «батиного» плеча – пойдет: своя ж… в доску! Мазохистка – еще та! Садо-!..
– И это я – «церемонюсь», да?
И, отпихнув парня левым боком, брюнетка вынырнула на мгновение из воды, чтобы лишь схватиться своей правой рукой за светло-бежевую же грубую веревку, обтянувшую кирпич и шею же Софии, и потащила за нее кирпич, а вместе с ним – и саму девушку на желто-серое песочное и каменистое с примесью же темно-зеленого ила дно.
– Не понимаешь по-хорошему – будет… как всегда!
****
– Нет, Егор, а что я мог еще сделать?.. – Взмахнул руками Влад и тут же вернул левую на руль, чтобы уже и правой – затем полезть за таки и упавшей уже в ноги книгой, вильнув параллельно слегка машиной меж полос на дороге. – Она – не спит: что с медведем, что и без него… Сожгла – все цветы! Оставив, разве что те стебли и бутоны, которые тоже мы сейчас с собой везем… в сером каком-то мусорном мешке. И да, который нашел я, а не ты и… «пакет», в пакете же все и с пакетами. Короче!.. Как «головы», ей… дьявол! – И прыснул смехом, и вновь затем став серьезным: под таким же холодным и не «пронятым» взглядом справа. – Кхм… И все равно – не чувствует и не ощущает себя: целостной и… спокойной. У-ют-но… Безопасно, в конце концов! Пишет – до потери пульса, в буквальном смысле, чуть ли и не валясь в обмороки… Часы – сбиты: что внешние, что и внутренние. Она просто порой не понимает – день это сейчас или ночь? Не может, вот так, успокоиться и крепко заснуть. Снотворное – не принимает… Не залечивается и… не лечится. – Тут Егор отрицательно покачал головой и несдержанно хмыкнул, на что уже и Владу пришлось исправиться. – Сей-час, да, только начала! Но и.., все равно, ма-ло. Не хватает – этого, ведь… не «до конца»! Вот я и решил…
– …убить ее! – Рявкнул блондин, перебивая и, одновременно, продолжая за ним.
– Прекрати-и-и! – Проныл рыжий. – Я знаю – как и под каким углом… С какой и силой. «Напором»… В общем, надавливать на те и-ли иные точки, вот. Сколько, и тем более уж в секундах, должно пройти времени. И как это все рассчитывать и… соизмерять.
– «Знает» он!.. – Передразнил его Егор и отмахнулся: да, зря только отвлекся на того, вновь возвращая все свое внимание на Софию. – А то, что и быть с ней, в это, во все время… процесса, надо – не знаешь, знал? Тактильно – ощущать… Чувствовать и, да, дер-жать! Даже, тем более если ты вдруг и сделал-то все правильно – нужно контролировать это-его. Вдруг, опять же, что-то случится… случайно! Пошло бы, пойдет и… не так. Ну, мало ли… Спросить – мог, в конце концов! – Вспыхнул под конец блондин, вновь перемежая спокойствие с яростью. – Не у нее, так и у меня. Я же – рядом сидел!.. Нет, он взял, «сделал дело», отнес в машину, кинул на заднее сиденье… тело и… Гуляй смело!..
– Ну а ты тогда – для чего? – Округлил глаза Влад, не тонко намекая на то, что Егор сейчас, как раз, и делает все то, что перечислил сам: по «контролю за процессом». – Да и как ты сам представляешь – этот?.. «Спрос»! – Изогнул он левую бровь и попытался подстроиться голосом. – «Малышка, ты не понимаешь – насколько все серьезно!.. Не принимаешь препараты и… не спишь нормально! Я – придушу тебя немного, чтобы ты только лишь чисто поспала, можно?!». – Затем откашлялся, почти рассмеявшись, но взял себя в руки и переключился. – А к тебе? «Егор, ты, конечно, ее парень!.. Ты все понимаешь и… лучше моего, я это понимаю и сам! Как понимаю и то, что ты – отвечаешь за нее. Несешь буквально за нее ответственность… и все прочее. Повел и ведешь ее, так сказать, по жизни: ко всему и всем, вся, по всему же!.. За руку и талию, ой, к алтарю, по итогу-то!.. Но она не понимает – насколько все серьезно. Не принимает препараты и… не спит нормально. Я – придушу ее, по-братски, немного, чтобы она только лишь чисто же все поспала, можно?!». – Ну и вот теперь уже – рассмеялся, даже и до слез, быстро после утирая их своей левой рукой. – В какой «параллельной вселенной» – такое было бы возможно? Точнее… Где бы – я «выжил», после этого?! И не столько же все выжил, сколько… был бы невредим и, главное, целостен? А не разбросан кусками тела по земле – не столько еще по углам города и страны, сколько мира и… света!
******
– Ну, с собой и мной, ты знакома… более-менее. – Опустила-таки Софию на желто-же-серое песчаное и, тут же, каменистое дно Анна и, надо же, дождалась, пока та адаптируется среди него и темно-зеленого же мелкого ила с… весьма длинными такими же водорослями. Но, и опять-таки, не по доброте и… душевной, тем более!.. Просто та, в свою же еще и очередь, сначала, прям и как только же погрузилась, не умея плавать и не пробовав до этого совсем нырять, причину – смотри и в «первом», как говорится, запаниковала и впала в ступор. Даже – и небольшую истерику!.. На что уже и Анне пришлось тащить ее с и за собой – стальной хваткой, прямо-таки и в ежовых же еще и рукавицах, надеясь и не умереть же все вновь, так еще и с той. Софии же досталось лишь – вспоминать все то, что она когда-то слышала или где-то видела, читала про погружение: чтобы не остаться вдруг тут и с ними же все, со всеми, соответственно!.. Напомнив себе и тот же все «прыжок со скалы», когда она… очутилась в ванной… Это ведь – точно не было страшнее, чем и реальный же все прыжок, как и погружение. И да!.. Что в том, что и в ином бы случае – она, конечно же, не умерла бы… совсем и с концами. Это, все-таки, не ее «воля», как и ее же все изъявление, не суицид. Но, и в отличие же все от второго, в первом случае – она даже боли не почувствовала бы, ведь это фантазия и воображение, ее спутницы и, на момент, «визави». Хотя… Да, опять же, она – не враг самой себе, но и помучить-то, заставить пожалеть о «выборе» и что не умерла!.. София тряхнула головой и задержала дыхание, постаравшись успокоиться и смириться с участью, она уже здесь, примириться с ней и… той, другого пути и выхода же уже нет, как и не было, нет, только посмотреть и… смотреть страху же в глаза! Что Анне, в частности, что и ситуации, в целом. Авось, где-то «прореха», лазейка и обнаружится… Ну а после, когда уже и поняла, что может дышать и без этого, «задержки», как видеть и слышать так же все, на отлично, будто бы и уже «обратилась», собственно, как и не бояться воды, стоять в ней спокойно и… держаться, не болтаясь, как поплавок, тут же выпустила воздух пузырьками и они полетели вверх, «помешав», ненадолго, ее и остальных обзору: так что ей пришлось их еще и «подогнать», разогнав своими же руками, перед собой. – Знакомься – с Дариной!
Брюнетка взглянула на девушку уже и перед собой и… узнала в ней ту, что еще участвовала в диалоге, пока она сама была еще над поверхностью воды и… на мосту.
– Что ж, ни декомпрессионная, ни кессонная болезни «нас» не тронули – и мы этому, конечно же, безмерно… счастливы. И достаточно! Дарина. Дарина у нас – человек. Чистейший из… наичистейших! Если так, конечно, про нее и… «них» – можно сказать. Ей – восемнадцать лет. И… Она бывшая девушка участника-человека-же-наркобанды и нарко-же-все-притона… «Наркоборона»! – С какой-то же еще и своей гордостью и даже торжеством, гордыней, протянула это слово она, на что Софии оставалось только закатить глаза и лишь сдержанно фыркнуть: рано – рвать-и-метать, ой как рано. – Он – делал все! Выращивал и… культивировал. Мешал… и хранил. Сбы-вал… Принимал сам и… подсаживал других. Занимал… И не возвращал – долги. Крал деньги – из «общага», ну, общей кучи… Для чего? Собираясь улететь с ней – на острова. Делал, как бы, все – для нее, но и мы же все здесь адекватные, более-менее… – подмигнула Анна своей сестре и вторая, уже несдержанно, скрипнула зубами: взаимно, родная, – …и понимаем: для кого. Для себя же все… самого. Себя, да, любимого!.. Ну и… что? Его – нашли… и жестоко наказали. Избили… почти и до полусмерти. Вернули – ей. А уж как, и затем тоже, держали в страхе – ее и ее же семью… за него, м-мм! Ее и… за того парня. – Тут и Анна даже – скривилась и сплюнула: со-ли-дар-ность; главное – вслух не произносить, а то еще и к солям… придерется. – Она – ушла от него… «Вернулась». Уходила и… возвращалась. Когда – сама… Когда и он ее – возвращал. Хм… Начала – курить! Но – ничего сильного и… серьезного, «тяжелого»! Как… и пить же все, собственно. Оттуда – я-то все и знаю. В смысле… От-того-то. От Артема!.. «Казалось бы», да? – И Анна сделала вид, что спросила, но и на деле, и не ждала-то ответа, как и не собиралась вступать в обсуждение и какие-либо затем распри: как минимум сейчас, а как максимум – и в дальнейшем; не прерывая саму же себя. Но нотку язвительности вставить «от себя» – была обязана: – Как все… иронично. Все – и в одном месте!.. Не могла ж бросить: ни то, ни… э-то. Никакую из… «вредных привычек»: ни тех, ни… его. Она ж – любила: его! – Мечтательно вздохнула брюнетка и приложила руки к груди… София же – сдержала рвотный рефлекс, как и позыв издать еще даже и пост-, но и уже самые настоящие «звуки». – И верила, что это – в последний раз!.. Даже – когда обстреливали его, ух, «черную тонированную машину», по ходу и… посреди же дороги. Разбивая – заднее стекло… Похищая затем уже и их, и… избивая. Она – отключала телефон!.. Возвращалась – к «прошлой жизни». Ходила – в институт… Пыталась, во всяком случае, изо всех сил. А он!.. Нет. Он – не мог: без нее!.. Ну, как и она, да? – Снова «вопрос без ответа», а сестра уже и не кивала, вообще никак не вмешивалась, ожидая окончания этого цирка и игры одной же все и актрисы. – То-же! Телом – она пыталась начать, продолжить новую-старую жизнь: но и душой, душой-то – просилась к старой. Просто: старой. И к нему!.. – Не увидев в глазах напротив, как на лице и в мимике, желания прервать, так и что-либо дополнить и-ли вне же этого всего сказать, Анна вновь продолжила: – В те «последние», уде и для всего, дни – он приезжал за ней, провожал и до дома… Сначала – не попадался на глаза. После – долго просил простить. Умолял!.. Караулил и… ездил за ней повсюду. Она – отказывала и -сь. Снова и… снова. – Качала головой Анна и моментами, прямо-таки и грузно вздыхала, будто ей и самой это все было в тягость, морально, а не рассказывать и «физически», но и не прекращала, только же лишь все и подмечая, что и Софии-то, Софии чуть тягостнее, чем ей, это и был ее стимул, впрочем, как и самой же Софии: сделать лицо поскучнее и поболезненнее, мотивировав ту на быстрое начало и такое же окончание, чтобы поскорее уж и уйти отсюда. – Ее – ломало! Она – выпивала и курила, после… вновь пила. Убеждала себя тем и сим, что… с ним-то – все. А с курением и выпивкой – завяжет, в свое время. «Когда-нибудь». Но и после… А с ним – сейчас! Но – не завязывает, не завязывала: ни с тем, ни с другим. Сдается!.. Сдалась. Села к нему, после сдачи курсовой, решая – все. Курсовую сдала – и это сдаст, не «автоматом», так и… автоматной очередью… слов… до-бьет. Он – кается… Говорит, что: завязал. Что вчера – была последняя «ходка». И она – верит… – девушка осекается, но и тут же злорадно усмехается. – Почти, верит! Но и их нагоняет… такая же машина – начинается перестрелка… Она понимает-и-принимает, что он – вновь соврал. А он, в ту же очередь, достает свой пистолет и… просит ее саму стрелять, пока он ведет машину!.. Она – отказывается… Он – фиксирует ее голову: между… ее же коленей. «Группирует»! – Уже даже и хохочет она, разводя руками, явно довольная произведенным эффектом – ее же все и двойственности фраз. На Софию же вновь – это никак не действует: она – все так же статична и безэмоциональна!.. Что ж, если уж и «сражаться», то на одном и том же поле, одним и тем же оружием да и лекарством. – Чтобы не было – травм, ран и синяков, порезов… от разбитых стекол. И пытается сам – отбиваться… Отстреливается! Она – соглашается вести машину. Но и только, чтобы таки дотянуться и самой уж до черных кнопок открывания дверей, черного же кожаного салона изнутри, на его, чертовой, черной же двери, со стороны водителя!.. Вылетает – из машины… на всей скорости. Падает… Сбивает руки и колени – о серый бетонный бордюр и… асфальт. Убегает!.. Под его же крики и визг черных шин. Перестрелку и… удары. Скрип металла. Прячется – в какой-то темной подворотне… – Анна морщит нос и цокает, явно недовольная – выбором места, а и скорее даже его «насыщения», но ничего по этому поводу не говорит: только выражает все это – на своем же скрюченном лице; под тихий смех, над ее же все и отвращением к… естественному, Софии. – За темно-зеленными металлическими мусорными баками с… черными мусорными мешками внутри!.. Быстро вытаскивает темную сим-ку из своего же, им же все и подаренного как-то, черного телефона, своей уже серебряной шпилькой для волос. Выкидывает – ее. Ждет, пока все более-менее утихнет. Лезет – за белой пачкой сигарет и черной, его, сюр-прайз-не-сюрприз, зажигалкой, но и вновь в свой же рюкзак… Поджигает – сигарету. Долго смотрит на огонек, после чего – выкидывает и ее… вместе с коробкой. И уходит!.. Пока ярко горят – внутренности бака. Ее правое колено – саднит. Она хочет – достать из рюкзака салфетки, но изымает… белую бандану. Его бандану с, подумать только, черными же черепами и… на костях, подаренную им же. Веселый ж, сука, Роджер!.. И пир… на костях. Вяжет – на колено; и уходит. Да!.. Пока все думают, что это – мода. И хотят – так же… «Дебилы»!.. Красное на… белом, с черным. Эстетика.
– Так, и?.. – Все еще спокойно и с таким же выражением лица, пусть и с чуть распахнутыми глазами, но и скорее, а там и точно от быстроты и скорости, аллилуйя, окончания, чем и от глянцево-матовой речи же все самой Анны, спросила София. Но – и с не меньшим скепсисом!.. Хотя бы еще и потому, что сама «героиня» – не сказала ни слова, а говорила все Анна же. Та, что и могла, в свое же еще, то время, ее и убить… И-ли Артем, и «сейчас», недавно же еще и так же, буквально, будучи еще… и под ее же дудку. Или Роза!.. И-ли… он, но и уже под дудку же Розы. Или Андрей, на худой же все и конец! И под его же все. И с ним!.. – К чему – это все? – Склонила она голову к правому плечу и скрестила руки под грудью. – Хочешь – разжалобить и воззвать к совести?.. К скорби и… жалости?! Состраданию… Что ты – такая вся белая и пушистая. Будь… сама. Или… и… с Артемом. Хотя… «Вы» же, так или иначе, были – все равно: что с тобой, что и без тебя… во мне. Не вместе, да, и плечо к плечу, но!.. Так же – и через Розу. Без тебя – она была… за тебя. Ради тебя же все это – и делалось!.. Лишь и параллельно только – с революционным настроем. Так что… – Тут София замолчала и призадумалась, прищурившись. – А не будь ей так важна ты и структура душ… Не рассеивающихся по моему телу – из-за чрезмерности движений и… отсутствия «нормальной» фиксированности!.. Я б могла подумать, что она меня – усыпляла. И именно – для этого-того, чтобы вы с… Темой, как и в старые-добрые… – тут же осеклась и сморщилась, отрицательно покачав головой. – Но тебя же – не было, как таковой. Да и сейчас, вот, считай, нет… Ты и не помнила – большей-то части, пока не отделилась? Нет!.. Да и к чему я – их… «подряду»? И без меня – справились! А отлично… или нет? Решит – суд! – Пропела брюнетка и усмехнулась, увидев обиду и злость на «своем» лице… напротив. – Субъективно и единолично… Ин-ди-ви-ду-аль-но. Но и вы же ей жизнь – не спасли! Никого не буду обделять!.. Пусть и не имея пред собой – остальных. Кого-кого, а их-то вы, все вместе, не убили… С одной – вы только: убивали. С «Розой»! А с другим, Андреем, были… на подхвате! Но и в этот же все раз, как и сказал же все ранее Артем, свидетель – вновь не прокатит. И, думаю, скоро вы так же все встретитесь и… воссоединитесь… в пусть и одном, но и… мгновении! – Цокнула языком София и передернула плечами. – Чтобы отделиться и пропасть – уже навсегда. Да. Как и не встречаться и… не встретиться более. Пока же, как видно-видимо, над ними – еще решают и… «колокольчик» еще не прозвенел. Так что… Вы – убили ее, да! Этот… придурок… больше к ней не лез, но – и никто не лез! Она – мертва! То, что Артем ей подливал в процессе рассказа, а после – и развел на что-то большее… – она сплюнула и сузила яростно глаза. – «Ужасное»! Не знаю: тройничок, не тройничок… Не хочу – знать! Или «двойничок», но – и с тобой. Чего хуже, и во сто крат, с… Розой! Андреем! – Глаза ее вновь расширились и… так и округлялись – с добавлением новых-старых имен: как и рот, вот-вот готовый свернуть, вывернуть и извергнуть-таки что-то… изнутри, но и пока лишь только готовый, да, и тут же держащийся, хоть и из последний сил. – Дурной пример – всегда будет и есть… заразителен!.. «Нет»! Это – не добавляет вам плюсиков… к карме. Ничто и никто – не добавляет и не добавит! Как и баллов… А она – молодец! – София кивнула головой на Дарину. – Что… сохранила себя. Да у него, как видно, времени на нее и не было… так уж много. Если и вообще было! Что уж говорить – и про, какие-либо, «отношения»!.. Но ей – воспользовался другой придурок… и-ли дура! – Клацнула зубами брюнетка. – И тут, «из двух зол», явно что-то потерялось и… утеряло первенство! Только вот, что и-ли кто?..
– Оставь надежду, всяк сюда входящий!.. – Закатила глаза Анна, приобнимая своей левой рукой, за левое же и плечо, Дарину. – Если я чего-то и жду, то «уважения к мертвым»! – София прыснуло со смеху, не стараясь уже даже и прикрыться или как-то иначе утаить свой порыв. – Ты – удивлена, что это говорю я? А я удивлена, что с этого – не начала ты и… не толкнула ту же речь! Или что? Мы – поменялись местами?! – Рявкнула Анна и затем процедила сквозь зубы. – Не ты тут и тот еще «светлячок», чтобы грехи, вместе с пороками и… душами, отпускать? Думаешь, сорвала бутоны – и все? Бас-та?! Нет, родная!.. – Оскалилась она и облизнула хищно губы. – Имей честь и достоинство – выстоять до конца и… отпустить все. Или и по чуть-чуть все, если уж и не всех, в том числе – и эти презабавнейшие… – с ее губ сорвался хриплый смешок, – …как, исключительно, на мой же все вкус и цвет, взгляд, истории. Видишь ли… – Анна склонила голову к левому плечу и тут же посерьезнела. – Розы – не растут: на одной лишь только девственности. Они растут – на муках… и боли. От того – и черные, что: умерщвленные – не только и лишь же все телом. Им – после. Изначально же все и именно – душой… Чувствами… и ощущениями. Эмоциями!.. В ней самой. А затем уже – и нем…
– Этот мир… – Неожиданно заговорила Дарина и София, внутренне, поблагодарила ее за это: что именно та и сделала это прежде, чем и сама бы она сказала пару «ласковых» и нелицеприятных, точно неангельских, своей… сестренке. – Эта… страна, как и город – видел и слышал все… напротив набережной: когда я вышла на нее. Взмокшая… изрядно, ну, после бега… Не: «на спорте». – Поджала она губы, будто бы еще и извиняясь тут же, одновременно же и к тому, коря себя – за это. Будто и могла знать, что в этот день, именно в этом – придется изрядно побегать. – Как в принципе, так и… в одежде. Да… На мне была узкая синяя юбка, чуть выше колена и черные замшевые сапоги, на высокой шпильке… От него же. Черная кожаная куртка… поверх белой рубашки и… Черные солнцезащитные очки – на глазах. На правом плече – висел небольшой синий кожаный рюкзак… Голова – болела!.. Еще – и от резкого раннего подъема. Да и недосыпа… – Она мотнула головой, словно прогоняя эту боль повторно и, тут же, разметав свои светлые пряди по плечам. – Нос – от оправы очков. После – это удвоилось, да и «утроилось»… совсем. Но это – того стоило! Не видеть в отражениях витрин магазинов – своих красных глаз и слез… Еще же – болела и от слез, конечно! – Вспомнила девушка и грустно усмехнулась, прикусив нижнюю губу. – А еще – от истерики и… до. Не засыпала… Совсем – не спала. Уехала – в час дня из дома… да так и не вернулась. Он же – проводил и отвез, считай, «на себе». А после – и искал… Но и как тут найдешь, когда… нихера не слышал… по жизни?! – Сорвалась Дарина, но и тут же тихо извинилась и стушевалась. Анна – и не обратила на это внимания. Когда же и София – положительно кивнула: в знак «одобрения» и продолжения. – И самой жизни-то – не слышал! Не «знал»… О любимых местах, например. Выход… из Зарядья. По «уголку-мосту» и… вниз же с него. На эту же все и набережную… Одно из любимых и… главных моих мест… силы. Бы-ло! – Сникла девушка, исправившись, и вновь крикнула, продолжая так и, в таком духе, дальше. – Достало! Все – достало!.. И он – тоже достал! Даже спрашивать – ни о чем не стала. Не спрашивала!.. Не говорила – с ним… вообще. Он же – все говорил и… говорил. Было бы возможно – на колени бы, наверно, встал… прямо на водительском сидении!.. – Истерично рассмеялась она и развела руками, коснувшись ими затем своих же ног, как бы еще и направляя. – Говорил больше, чем обычно… Чем и когда бы… мог, «перебив» эти извечные смс от банка и тарифа, прочих! К которым я, все еще и до этого, бежала – по первому же звонку и вибрации; на их, не его, «зов». Но и тут же – потом удаляла и… бросала трубку. Попросила – сама: отвезти! – Пожала она плечами и хмыкнула. – Уж и в последний раз-то… Попрощаться. Простить и простить-ся же все – красиво! Собрала… все. Благо, не переехала и совсем – и вещей было не так много, чтобы… можно было, без вопросов, с этим «баулом» и в универе… потаскаться. Встреча – с ним… после него. Поездка… недолгая, правда. И вновь же все… Проб-ка. «Сбежала»!.. Открыла дверь – и унеслась, куда глаза глядели, но и в противоположном… направлении. Пусть теперь едет – на все стороны, к банку и… тарифу, прочим! Сам. Без меня. А ведь могла и передумать, в сто-пятисотый раз простить… – прикусила она левую щеку изнутри и поджала губы. После чего – отрицательно мотнула головой, с легкой, но и, в то же время, печальной улыбкой. – Но судьба – указала верно, не дала… дать… заднюю! Не дала – совершить мне, мою же и очередную же вновь, ошибку. Оставалось – только успокоиться и… уехать домой. Пусть уже – и на метро!.. Нечего и подниматься, если все равно остаешься под землей! Кор-ни. Но решила – немного прогуляться и зайти в тот бар!
– Поднимайся наверх, Дарина… – Тяжело выдохнула София и подошла к девушке. Отняла, с торжествующей и победной, победоносной улыбкой ту и от, как и из рук Анны, и прижала к себе, с теплотой и… таким же теплым светло-желтым, почти и белым светом, обдавая ими же затем и ее же саму и «растворяя» еще, таким образом, ее и темноту вокруг нее и них, после чего – и «в нем», исходящими из рук и тела Софии же, окружающими и ограждающими их, словно бы и все тем же куполом. – Ты не заслужила – того, чего лишь только и могла бы заслужить, отказавшись и оказавшись «в заточении» здесь, избавившись, например, от него же самого и… сама: дождавшись его «передоза» и… не вызвав ему скорую, опять же все, к примеру. И-ли и «от себя» и… на почве же все и того же… всего этого!.. – Затем, отстранившись головой от ее левого плеча, заглянула в ее влажные глаза, ставшие еще более мутными и болотистыми, из-за наполнивших и переполнивших их слез, поджала свои губы, но и сдержала встречный и «ответный» же ей поток… к ней же, чтобы не разрыдаться вместе с ней и не вынудить Анну продолжить и продлить этот «их» момент, вставив и от себя пару фраз, еще и об этом всем, с ее же все башни, безбашенной, и колокольни… «без царя»!.. Ну а как только, пусть и с трудом, но и выровняв таки свой напутственный голос, вместе с дыханием, продолжила: – И попробуй еще раз, только сделай теперь все не столько и правильно, «как все», а верно – «как» ты!..
**
…И не скажешь же, что я прям переживаю!..
«Переживаю»… творческий кризис и-ли… что–то подобное. Что-то… и в этом же все и роде. Что и… все мои страхи и… ужасы. Обиды и горести. Горечи и… вся моя боль… Все они – смотрят на меня в одном же человеке, как… черти. Так еще и… так же просятся – в объятия. Просят меня – в свои объятия… Чтобы только лишь «пережить» их – заново и… заново. Пропитаться – ими!..
Не сказать, что я и стыжусь – кого-то и-ли чего-то!.. Хочу и прямо-таки сжечь – все свои очерки, написанные тогда и… (с) «той» мной. Потому что и сегодня – уже не восприимчивы и -е: даже мной; сегодняшней… мной и мной же самой!
Ну а что!.. Многие ж, до сих пор, считают, что я… пишу все – одновременно и… «преобуваюсь» же со скоростью света: от случая к случаю и… прям в прыжке.
«Ненавижу–люблю–болею–люблю–«посылаю» –люблю…».
Нет!..
Знаете, а вы тоже – не-одинаковые! И… «хорошие» тоже – не всегда!
Как и ты, к слову же все, дорогой дневник! И да, я
ловлю всех вас – в эти же все периоды и… моменты.
Да, вы бываете – такими, как и я бываю – таковой.
Это – была «сублимация» и… лечение!..
И тогда же все – мне это было: нужно. Оказаться – на крою света… Вашего… света. И тут же – в своем. Наконец-то!.. И… «физически». Когда ментально и морально – там уже-еще и… родилась.
Почему мир – добрый и светлый, когда я в одиночестве и… себе? И жесткий и «в иголках-шипах», когда я вдруг и с кем-то? Когда я – вне «себя»? Он… будто бы и оборачивается проволокой… с иголками ежа и… дикобраза, смоченной в сере и кислоте… с ядовитыми же все и шипами.
Я – «стыжусь», разве что своей печали, которую не могу и… не «хочу» объяснить и… объяснять! Чему бы и… кому бы то ни было. Не потому, что не поймут!..
. Да, в прочем, я и привыкла уже почти – к этому! А и потому, что… будут капать на мозг.
«Не грусти!.. Все будет хорошо!».
А с чего они пришли – к этому выводу?!.. И откуда должно уйти, чтобы прийти вдруг и… в «хорошо»? Где этот поезд: из «пункта А» в «пункт Б»?..
Хочу – перестать бояться… счастья! Уехать и… вернуться «трезвой», чистой и… светлой. По-настоящему! А после – показать мир: как я, именно я его и вижу. Без всех вас и… без меня: тех… и той. Чтоб меня поняли… «Когда-нибудь»! И приняли. Возможно…
****
– Ну… Хотя бы – и так! – Пришла в себя София, вынырнув, пусть и ненадолго, но и из… воспоминаний(?): с кашлем, так еще и небольшой мокротой в легких, попавшей при «отхождении» и выходе ее же затем из них в рот и на губы.
Прокашлялась, с некоторое время, она утерла ее рукавом своей же рубашки, изъятой из-под рукава же, но и уже не своей темно-синей кожаной куртки, наброшенной, не «надетой» на нее, видимо, кем-то же все и из ребят, впопыхах и… «попытках согреть».
– Блять!.. – Вздрогнул Влад и… выехал, от неожиданности, на встречку. В момент же так же затем возвращаясь на свою полосу и обращая взгляд в зеркало заднего вида на девушку.
– Ты… напугала нас. – И Егор отрицательно покачал головой, закатывая следом глаза и… «исправляясь». – «Меня»!.. Привет. – И потянулся к ней, крепко обнимая и чуть сильнее, чем и прежде же амн, прижимая ее к себе. Да и застывая так – на какое-то время… После чего, и просидев же так – еще с пару минут, отстранился, но и вновь же все недалеко, чтобы смотреть в ее глаза, уточняя: – Как… ты?
– Как видишь… – улыбнулась ему девушка и поддалась на его касание к ее же лицу, мельком заправляющее и прядь ее темных волос за ее же правое ухо. – Привет.
– Малышня, я… – Встрял вновь в разговор Влад и тут же осекся, подбирая правильные слова. Параллельно же еще с тем, пользуясь этой самой «временной паузой», передал ей ее же ежедневник-дневник. На что уже и сама София едко прищурилась, но так ничего ему на это и не сказала: принимая возвращенное «на родину» и не желая растрачивать себя уже точно «на пустое». Да, ее же собственные записи сейчас – были не так важны, как небольшая боль в шее и, скорее всего, синяк: как и она же все поняла – по нахмуренному взгляду Егора, осматривающего сейчас глазами и «касаниями рук» ее же. – Извини, что так все получилось!.. Да и ты же еще и сама знаешь, что я – не атеист, ой, эстет… по части же все и «внешности», – брюнетка поджала в обиде губы, но и утвердительно кивнула. Еще ж – и «правдоруб», смысл отнекиваться? – Но я не только чувствовал и ощущал.., что тебе херово. Там, поверь уж хотя бы и в этом мне, все было – взаимно: что снаружи да что и внутри. Снотворное же ты – пресекала. Спать нормально сама – не могла. Повторюсь!.. Восстановиться – тоже! Залечиваться и «лечиться»…
– Ты мог мне об этом – сказать!.. – Перебила его поток повторяющихся причин резко и яростно девушка. – Что – хочешь: помочь. А не заходить со спины, находясь же все в момент и так, и без того – за ней, и… вырубать! Ты же – мой друг, Влад. Брат!.. А поступаешь, «поступил», как и… самый настоящий враг!
– Прости… – Опустил голову парень, будучи в этот раз и прямо-таки пристыженным, как и понимая, принимая «свою вину», но и не достаточно сильно, при этом же всем, чтобы и утерять-то из виду дорогу.
– Спина – самое большое место… – проговорила София, обреченно выдохнув и отрицательно качнув головой. – Большее, чем сердце! Не по размеру, а… по доверию. На и в ней же – еще и крылья! Но – и не в них суть и… истина… «Сердце», в отличие от нее, спрятано под каркасом костей, сводом ребер!.. Кости же спины – крыльев не берегут… никак. Так она еще – почти всегда на виду, пусть и большую же все часть времени – под одеждой, но и что это, опять же, в сравнении.., для всего и всех, вся. Любой – может зайти за нее и… что-то сделать. Что-либо… И мне все равно – на других! – Резанула она, только и приметив приоткрытый рот Влада: в подступающем опровержении. – Они могут – хоть металлические кольца в кожу всаживать и атласными лентами вязать, затягивая и утягивая, да хоть и как (в) корсет! «Шибари», не знаю… Но и когда это, а там и «все» же еще, делает человек, которому ты… доверяешь!.. – Она горестно усмехнулась и ненадолго прикрыла веки. – Я – доверяю! Доверя-ла… Которому начала доверять! После чего усомнилась, затем снова доверилась – и вот опять, снова усомнилась… Влад!.. – Тут уже даже и несдержанно прорычала девушка и нервно запихнула дневник в свой рюкзак, переданный ей в момент, из рук в руки, Егором, и откинула его в другую сторону сиденья, вновь перепугав рыжего резкостью и громкостью своих действий, за ним и его же все сиденьем, но и будто же все – «прилетев» в его голову и по ушам. – Это – больно! Гораздо… Гораздо больнее, когда ты доверяешь человеку, а он делает все да еще и так, чтобы ты этого более и с ним, боль-ше, никогда так не делал. Это – предательство, а не «измена»! – Плюнула желчью и ядом брюнетка. – Одну, из которых, да, ты и пресек, а и второе же – явил свету! Я – доверила свою защиту, свою жизнь и… душу тебе, как другу и… брату! Опять же, еще раз, второй попыткой! А ты – поступаешь, поступил по-скотски и… не говоря, при этом же всем, никому ни слова, делаешь, сделал мне больно! Дваж-ды! Один – недо… – и она взяла руки Егора в свои, сплетая свои и его пальцы и поворачиваясь затем всем своим корпусом к впереди сидящим, обоим. – Второй – пере!.. Я же – никогда и ничего не просила… Только: говорить и общаться – со мной. Просить! Не более же… Не так много, и по сути-то! А ты – и этого не сделал… Не смог. Не «сдюжил»… И да, согласна! – Она прикусила свою нижнюю губу и тихо фыркнула, соглашаясь. – Я и сама – не «ангел», как бы это, и сейчас еще все, ни звучало. Не божий и одуванчик! Слава… всему. Да и опять же – в тот же все и огород. Сама – не говорила, когда меня и просили-то вы… все. Но я и не делала – всего того, что делал и… сделал ты. Ты же – поступил, как «они»!.. Но и если же все с ними – разговор короткий. То и с тобой… – София подняла взгляд и уставилась в глаза Влада, пока он еще и мог их не отводить обратно на дорогу. – Я им – не доверяла, хоть и доверила… делать все!.. – Она цокнула и вновь отрицательно замотала головой, опуская свой взгляд в пол. – Но и будто – они хотели и спрашивали разрешения, как и моего, и на то-это же все, мнения!.. Считай, что и делали-то все и сделали, по итогу-то, без них и… «меня»! Тебе – я доверяю, да, и разрешаю делать – то-же… все. Но и с условием, что мы – говорим; и спрашиваем – об этом… – вновь глянула на него София и сузила глаза. – Я же – не отказывала тебе ни в чем. Ни разу!.. Ты мог – сказать: и получил бы – ответ. Я бы даже – и сама повернулась, так и волосы бы еще подержала… или и вообще прибрала. Руки бы расставила, без… «поддержки». Потому что ты – не они… Но тут!.. – Рассеянно усмехнувшись, она всплеснула их, с Егором, руками. – Выходит, что и нет. И ты – это они! Значит, все зря? И я могла не относиться к тебе иначе? Могла относиться так же, не выделяя и без регалий?!
– Прости!.. – Вновь повинился и почти даже уже и взмолился Влад. – Да, я знал, как ты относишься к вопросам… вне тебя, как и решению их, в таком же разрезе и ключе, без тебя же все! Но и поступил так, а не иначе, считая, что и дальше-то все так же – продолжаться просто не может и… время, считай, уже почти на исходе. – Пожал плечами, как и ответил, довольно-таки и спокойно он, впрочем, как и перед этим же все, выслушав и ее же саму, не перебивая и не пререкаясь. Заслуженно? Заслужил же! Заслужил. – Одно же дело – потерять тебя: по причине… Будем же уж вещи называть и своими-то именами! И совсем, совершенно другое – так… глупо: из-за обезвоживания… сном да и отсутствия его в твоей жизни, в принципе. Я – должен был: что-то предпринять. Прости… еще раз!
– Просто… Не делай так – больше!.. – утвердительно, наконец, кивнула и ему же все самому брюнетка, взглянув затем еще и на него, когда Влад пусть и мельком, но и оглянулся. – Не поговорив… перед этим! Мне – нужно знать… Просто: нужно. И все!..
Тут уже и сам парень одобрительно ей кивнул и, чуть даже и подвинувшись к ней, не отнимая рук от руля, поцеловал ее в лоб, тут же возвращаясь и лицом к дороге.
София же – вновь перешла «в руки» Егора, так же прижавшего ее затем к себе, будучи довольным таким раскладом-ака-воссоединением и, каким-никаким, а прощением. Но и еще же все, параллельно, достаточно обеспокоенным, чтобы… продолжать контролировать ее и «откликаться»: на те или иные хрипы или всхлипы, редкие и тихие, но и удары-то ее сердца… Или тяжелое, а там и враз же вдруг потяжелевшее бы дыхание. Но и ничего из этого – не было! Не произошло. Что и тоже, впрочем, так себе его успокаивало. Значит же, могло, так и было же что-то еще, что-то и кроме, чего он только лишь и пока не распознал сам. А там – да-к еще и та, сама вновь ему до конца не давалась.
– Мы – подъезжаем? – Спросила брюнетка – куда-то и в правое плечо парня, но и обращаясь, при этом, к обоим.
– Да… Почти на месте. – Ответил ей Егор и все-таки после отстранил девушку от себя, вглядываясь теперь с особой и дотошной внимательностью – в ее лицо и глаза. – Точно: все хорошо? Для подобного рода пируэтов – ты была без сознания слишком долго.
– Не только… поэтому. Да и «далеко» – не поэтому… – улыбнулась такой его заботе девушка и быстро поцеловала его в губы, чтобы вновь не вызывать еще каких-либо причин для терок и препирательств, как между ними двоими, так и ими же затем же все еще и всеми… вместе. – Души – начали выходить за пределы… вашей же квартиры, «опускаясь и… поднимаясь». С первым – конечно бы и хотелось, чтобы и по всем, хотя бы уж и с перевесом.., качественно: но и со вторым же тут же, уже и точно, пока не знаю – количественно. Но и уходя-не-уходя насовсем – пока что, во всяком случае… – поджала губы София и криво усмехнулась. – Им нужна – я: кто начал, тот же и должен, заканчивает. Мне придется там – еще немного «позависать» между… мирами, чтобы определить их и до конца: по местам. Там, и после, конечно же, все проверят и пере-проверят… за меня и мной, как по чистилищу, так и по небытию, но… Надо! И, видимо.., – Закусив нижнюю губу, она посмотрела на Егора, тут же как-то извиняясь и даже немного затравленно скуля, не столько и не зная уж, как сказать, сколько и… стоит ли. Любой же его реакции – можно было ожидать! Но тут уже, и не она выбирала, не за себя же все, за него и… им, и ей просто пришлось бы, придется сделать это. Будь это даже – не до конца одобрено и, вообще, знаемо Советом же. Если и не по части функционала, то и по части организации и… претворения в жизнь, точно. Итог один – и он должен быть достигнут, так или иначе!.. Еще ж и ее отец – был там. А значит, и вполне ожидаемо, что ее сестра – пользуется этим, как «слепым пятном»: в очередной раз – оставив ему и им, «на побывку», Розу с Андреем; а сама же, и с Артемом, напоследок, сюда. Ей нет резона уже – мухлевать, да-к еще и сверху всего до. Куда уж и больше-то? Ее душу – уже не размельчат!.. А придумывать что-то параллельно? Зачем?! Ведь она опять и снова – на… ручке! Уже и именно на белой ручке, когда и была-то еще – на черном карандаше. Да, она могла сделать что-то – вместо и… назло. «Повырывать» и… поотрывать ее – от Егора или и Влада же все, к примеру!.. Но и это же все – максимум. И куда больше – и именно же все мазохизм, чем и прошлый же садизм… А на меньшее она – не распыляется, – … окончательно уже попрощаться да и именно же все «рас-прощаться» с… Анной!
– Она – там?! – Тут же взъерепенился и прямо-таки и воз-горелся блондин. Но она удержала его руки – от широты жестов, ну и чтобы Влад не вылетел из своего же бокового окна, как минимум, и лобового же общего, как максимум, дабы и им-то все, двоим, доехать уж и до места: в целости и сохранности; хотя бы уж где-то и… в чем-то, этом. Ведь и перестать волноваться а, и главное, заботиться о ней – его уж не заставить никак, если и было же еще возможно… хоть когда-то. И она была ему сильно благодарна – за это, как ни за что… кроме и другое, все же и остальное. Но и хотела, если уж и не удержать, то сдержать и придержать, взаимно позаботиться, уже самой и о нем: если уж и не о его же все и нервной системе, клет-ках, которые, только лишь и, может, еще… остались. – Соф… – нахмурился он и сжал ее руки сильнее. – Это – точно: нужно? Именно; и… с ней!
– Ну… Не только же и с ней, а еще и с… Артемом. – Аккуратно уж и довыдала ему всей информации девушка, тут же и заверив, только заметив и разгорающийся же огонек бесчинства в синих омутах напротив: – Но и все – нормально, я справлюсь! Они просто – связаны… между собой. Связаны – и со мной. Вот… Мне же, как и всех… оставшихся, нужно их – отпустить; и все! – Так себе – успокоила. Он – и не успокоился. Но и хотя бы уж – начал доверять и… вверять себя потихоньку в это же все, затухая… в своем собственном же запале. И София – сглотнула ком в горле, грузно выдохнув, что пусть и пока, но и ее-то, как и их, пронесло. А то к «смертоубийству» – еще и самосуда прям и очень не хватало, ага! – Насчет именно – не уверена… Но и если ты за «происки» – далеко они не у- и зайдут! Пока, и там же, все еще разбираются с Розой и Андреем – ей, вполне возможно, а там и точно, просто скучно, как и Артему, «впрочем», вот они и… Они – не там, а… тут. Поэтому!.. Вот… Попрощаюсь с ними – и вернусь. – И девушка подалась вперед головой – и коснулась его лба своим. Перед этим, зацепив еще и кончик его же носа своим. – Обещаю! В противном же случае, боюсь, что так она нас и всех, в том числе, в покое и не оставит: если не уйдет со своими же жертвами, разом и скопом – не уйдет никогда и никак, ни с кем! Не со всеми жертвами, правда… Но. Мелочь, а приятно!
– Будь осторожна!.. Пожалуйста… – тяжко выдохнул Егор, сцепив зубы, но и положительно же все кивнул, при этом, ответно поцеловав ее в губы, возвращая, таким образом, еще и ту же ее инициативу к нему, чуть ранее. – И «возвращайся» – периодически, хорошо? Чтобы мы знали… и были уверены, что это, действительно, так!
– Да… уж! Фиг ж еще знает, что с ней сделала и ее же тьма… за время «томления», – вздрогнул Влад и скрючился. – А с Розой и… «жертвами»?! Пусть и без тебя… целиком, но и (с) какой-то частью, кочевавшей в ней, какое-то же все и время. И тоже – не все, но… «Все же»! Как ни крути, а дни, порой, и за годы-то – идут. Ей и совсем могло – колпачок снести! – Постучал он правым указательным пальцем по своему такому же виску. – Будь начеку! С нее же – станется, что бы она ни придумала-выдумала: на твой и-ли нет… счет.
– Постараюсь… – Тепло улыбнулась напутствиям она и кивнула положительно, в благодарность обоим. – Разбудите, если отойду… надолго и буду «там», когда мы, к этому времени, уже приедем – хочу и сама посмотреть на картину, в мой рост и… несколько раз!
– Ты, главное, не «отъезжай»! – Усмехнулся рыжий, получая теперь еще и от двоих: подзатыльник от Софии, с левой руки, и по лбу от Егора, с правой. – Дожили!.. На братишку своего – и вдвоем. Эх вы!.. Ладно… Сделаем – все! – Кивнул он ей утвердительно в зеркало заднего вида и подмигнул. – Не переживай. Возвращайся только!
******
– Ар-р-ртем!.. – Смерила Софию ехидным взглядом Анна, то ли и от самого факта, что сейчас будет замешан бывший и… бывшая же, то ли еще и от того, что та покинула ее, пусть и на время, но и Анна же все знала, конечно же, знала, куда она направлялась-направилась и к кому, теперь же, вот, собираясь-собравшись отыграться по-крупному. Но – и без злобы, как и недовольства, надо сказать. Что, и само же за себя еще говорило, «близняшка», вроде как, и не против-то – всего и сразу. Да и как она – могла быть: против? Пусть, «место» и ее, хоть как и кому, опять же все, посмотреть, но и факт нахождения в нем Софии… Кто – у кого еще; и «на птичьих правах»! – Твоя… очередь.
– Ух!.. – Облокотилась на деревянную опору, ножку-столб, моста София. А и точнее же все – на одну из четырех его темно-коричневых рыхлых и заплесневевших от воды, покрытых и темно-зеленым же илом, ног: не будем забывать – про эстетику. Желая же все прямо-таки и услышать, если уж и не «бестселлер», то экшон – во всей его-их красе и… не упасть. Вдруг!.. И «замертво». Здесь же. Ха. Ха… – Есть… что-то еще, помимо же все и того, что мы уже знаем? – Изогнула она свою правую бровь и скрестила руки вновь под грудью. – Если есть и еще же что-то… «похуже» уже и имеющегося – мой вопрос, относительно итвоего нахождения здесь, снимется сразу же, автоматически!
– У каждого зла, как и тьмы, греха и порока – есть своя причина… Почему бы «ей» не быть – и у меня? – Передернул спокойно плечами Артем, напропалую не замечая наигранности и прямо натянутости в жестах Софии: начиная «шоком» и заканчивая… заинтересованностью.
– М-м… Расскажешь нам историю, оправдывающую твое поведение – по не-отношению: к «слабому», но и, безусловно, прекрасному полу? – Исказила брюнетка свои губы, наподобие усмешки-оскала, и сдавленно рассмеялась. – Только не говори, что какая-то там… первая же все, и до меня, как и до всех, в принципе же, тебя – изнасиловала! И ты прямо поклялся ей мстить – до скончания… – и она приложила свой правый указательный палец к губам, «наигранно задумавшись», считая в голове, – …своей жизни. Немного – стоит признать, но и не мало, вместе с тем. Недурно. Нет! Тупо.
– Сис.., а ты и впрямь – недалеко: от меня-то и ушла! – Осклабилась Анна, переводя взгляд с парня на девушку и обратно: будто бы и попав на соревнование по настольному или даже большому теннису. – Так посмотреть: кто еще и хуже – из нас-то все и двоих? Отказываешь ему – в «последнем слове»? В последнем… стакане воды!
– Будто бы от меня и моего же желания – хоть что-то здесь, вообще, зависит. Что-либо и… кто-либо! – Фыркнула София и развела руками, обхватывая всю территорию и их, «насыщающих» сейчас ее. – Начиная – постановкой. А заканчивая… Ей же. Вот только – и в вашем же все лишь уже лице! Должна – слушать? Слушаю! Вы-слушать и по-слушать? Услышать!.. «Возможно». Но и точно же все – не «вас»! – Цокнула она языком и сплюнула, будто и все той же кислотой с ядом и… желчью. – Ваша компания и мне – ни то что… неприятна. Противна… Но и, вот, если сравнивать вас и… конкретно же все кого-то… Влада, к примеру. И с ним же уже – вас!.. Который меня, так или иначе, сюда же все сам и привел… Чуть ли и не под.., на ручках… принес. А ты, с них же, меня – и приняла… Я бы лучше – с ним потусила; и простила ему – все. Все… и «отпустила» бы! Когда же и вам… – она нарочно указала на них правым указательным пальцем и метнула им куда-то в сторону, где и мог быть горизонт. – Нет! Беритесь за руки – и катитесь из ада… в зад, небытие! По алым же все и кирпичам, припорошенным серым пеплом… и под черным же смогом неба, в кромешной темноте и… пустоте, замогильной же тишине и в полном молчании-отчаянии, под стук же и лишь же все собственных шагов…
– Да-да, точно!.. – «Ответила» Анна, будто и тут же именно не слыша, не услышав всего того, а и обратив свое внимание, вычленив, только то, что ей было интересно и не показалось, а так и есть, важным. Именно: ей. – «Егор»! – София закатила глаза и ударила себя по лицу своей же правой рукой. Л-логика! Но и, собственно, где Влад – там, и в той же все понимании, и Егор, как видно. По ее же все исключительно-исключительному и крайне узкому, тонко-тончайшему мнению. Как и уму! Кхм… Скорее, а там и точно – с приставкой: само-. А где садо-, там и само-!.. Вот… – Надо же, признаться честно, а я тебя… «недооценила»! Недооценивала – тебя, мелочь пузатая! – Злорадно рассмеялась она и похлопала в ладоши. – Умеешь же – души выбирать… Как и с Владом. Говорю же, ты же мне еще – форы дашь! Я-то – еще раньше ушла; и не «по своей воле»… Не успела же, окончательно, и выбор-то сделать. А ты – так и будешь их подле себя держать, двоих?
– Делиться – не собираюсь… Впрочем, как и «держать»! С Владом – мы дружим, не более и не менее того! Да и твой… «окончательный» выбор… – София показала в воздухе кавычки обеими руками. – Звучит – спорно, как и любовь Влада к тебе. Он сам же еще – до конца не разобрался, что его «торкало» больше; да и торкало ли вообще. Свои же… какие-то там, непонятные и не понятые же до сих пор им самим… чувства или желание «насолить брату»? Да и что… возобладало-то, опять же, «было» или нет, по итогу? И над «чем»? Да и было ли еще, коль и не уже, на тот же все и момент, над чем?!
– «Жадная», значит! Ну, ладно-ладно… – вновь «покопалась в контексте» Анна и выбрала же, как всегда, свое. На что и София-то сама уже даже и не обратила внимания, как и не удивилась – махнула на нее правой рукой и отмахнулась же еще и от нее сама же, решив более на таких не «распыляться»: незачем да и не для кого! Говорить они всегда будут – лишь и на те темы, на которые либо хотят «говорить» же обе, что и маловероятно, совпадение, либо на которые хочет только Анна, что вероятно больше и вероятнее же «всего», что повторялось да и повторится, видимо, еще не единожды. Хоть где-то – она повторялась!.. Должно же было быть – и исключение-то… из правила. И как «на злобу дня» и именно же все для Софии – именно в этом моменте, здесь и с ней! – А с ним – я тоже дружила… – покивала головой та. – До поры до времени… Но и как это обычно же еще бывает: кто-то дружит, а кто-то влюбляет и… влюбляет-ся! Ну, и любит за двоих, в таком аки же еще и тройничке, соответственно. Или не любит, как и, вовсе-то, «не любил»! А я же, и своего рода, здесь – Влад… – поиграла бровями брюнетка, кивнув на себя, а после и на Софию: не забыв еще и левым указательным пальцем ткнуть, вернуть, так сказать, и «стрелу», но и от себя. – А ты – Егор. И я тебе, как по-братски, но и по-сестрински, мозг вот выношу! Неважно… Я, собственно, и не за этим-то. Не и за Егором! «Забирай», так и быть. С барского-то плеча – отдам, «в добрые руки» и… по доброте-то все душевной. Но и, при том, тихой грусти… Вижу ж, ты еще не поняла – с кем связалась!
– С «Владом»? – Впервые прям и натурально заинтересовалась София. Что ж, раз на раз не приходится! Но и сейчас-то все, кажется, то самое ружье на гвозде, висевшее на стене доселе, наконец, выстрелило. Прямо-таки: и шмальнуло. – А что с ним – не так?..
– Лучше спроси: что с ним – так? – Оскалилась Анна и облизнула губы. – Он – темная лошадка!.. И сказать бы, что ты ему – неровня… – София тихо чертыхнулась и закатила глаза – от ненависти к ее «объездным», увеличившимся, в моменте, стократно. – И никакой части-то его – не стоишь. Не достойна… Не то, что и «всего»! Но ты и так же все это – прекрасно знаешь… Еще – и по Егору! К чему мне стрелки, да-к еще и на Влада, переводить, правда? – Она, Анна, вновь – просто веселилась: с этой да-к и очередной же еще, ничему жизнь не учит, возможности побесить ее: а уж и с реакции ее – на это… Ну не могла она упустить такой шанс и… сразу перейти к сути. Для нее ж это, как грех на душу взять! Как так: самокат есть, а голубей погонять – нельзя? Не порядок!.. Надо было их найти, а найдя – догнать… А коль уж и не догнать, так хоть и согреться! Спалив к чертям этот чертов же все и самокат. Или что, не иметь же, что не «двигается». Или… – Параллели, чай, проводить – научилась. Они – всегда где-то рядом и так же близко. Ря-дом… Тем более, и около нас же все… с тобой. Не лезь на рожон, ми-ла-я! – Клацнула зубами Анна и злобно расхохоталась, закидывая голову вверх. – Это – не предупреждение. Мне плевать – на твою безопасность и дальнейшую жизнь!.. Нет! Не «жизнь»… Существование… в этом же всем. Это – факт. Да… Его – уже заприметили, а ты будешь – только мешать. После – и вы… с Егором! Разобьют – твое и его… алое сердечко, – надула она губки и выпятила нижнюю чуть вперед. София – фыркнула, но глаз не отвела. – Ваше и… вашу же пару! И чего ради – вернешься снова сюда… Разноешься тут, понимаешь ли! Река – из берегов выйдет… Ему – и такое-то отрепье-отребье!.. – Ядовито ухмыльнувшись, она указала правой рукой на Софию и провела по контуру ее фигуры – по воздуху. – Не сдалось. Ему! И тут – не значится: Влад. Его руками – да, возможно. Дабы и не марать-то свои. Но и не он – на коне. Не сам Влад, а… серый кардинал.
– О чем ты?.. О ком?! – Тряхнула головой София, окончательно запутавшись.
– О том… – широко улыбнулась своему превосходству в этом, как носителя информации и первоисточника, Анна. – О нем, дура ты… влюбленная да-к и водящая же еще за носы – все и вся, всех Держащая – с собой и… только у себя! При… себе. Идущая – по моим стопам и… берущая все только ужасное.., ведь и от меня. «Ангел», ага!.. – Сплюнула она и отрицательно покачала головой. – Поразвлекалась – и хватит. Лавочка – закрыта!.. Теперь его будут обрабатывать – другие и… другой! Хотя, может, и другая…
– Да кто?!
И не успела Анна еще что-то сказать, а может, и, наконец, «адекватно ответить», как ушей обеих, в образовавшейся, лишь и на некоторое время, тишине, коснулся прям и нечеловеческий-то мужской полурык-полурев:
– Вы закончили?!
– Тема – не любит ждать… – надула вновь губы Анна и, с одного разворота, покинула место, на котором стояла-то ранее и перед Софией, чтобы переместиться затем за спину Артема и… обнять его за плечи. – Бери все – в свои руки, как и прежде. Как и «раньше»… – осклабилась она и подмигнула, сморщившейся от всего и сразу, как от картины, открывшейся перед ней сейчас, так и от обстановки в общем, в принципе, Софии. – А я – откланяюсь пока, пожалуй! Соскучиться не успеете, как вернусь. Пока…
– Можешь уйти и навсегда – мы не заметим… – проводила ее хмурым взглядом София, вобрав в него всю свою неудовлетворенною заинтересованность и усталость – от ее же все и продолжающихся, несмотря ни на что и кого, интриг. – Более того, значения – не придадим! А заберешь еще и его с собой… – мотнула головой в сторону шатена девушка, широко улыбаясь, – …рассыплю твой прах, когда тебя изымут и сожгут окончательно, не «над болотом». Выберу – очистные сооружения! Как бы, ну, оное к оному же. Ну… Да и камень твой не «расхищу» – предоставлю шанс Егору! – Подмигнула теперь уже и она – озлобленной Анне. – Не «одной» же мне и изгаляться, право дело…
Та смерила ее яростным прищуром и… исчезла, покрыв голову черным капюшоном. Как и оставляя за собой – такую же плотную дымку и лишь несколько пузырьков, сопровождаемых волнением… темной же воды.
Фыркнув ей вслед, не оставлять же да-к еще и «последний пируэт» за ней, София перевела взгляд на ожидающего ее внимания Артема и вновь с явным, ничем неприкрытым неудовольствием-удовлетворением, всплеснула руками:
– Ну, начинай!.. А я – пойду. Вам, может, дышать и не надо, а я, даже находясь и в таком вот «облике», задыхаюсь. Сил… на вас всех… нет. Как и света!.. Еще и с вами тут… двоими – воздух спирает вдвойне, а то и втройне… Душнилы!..
– Надолго я тебя не задержу… – проговорил спокойно парень, никак не отреагировав на ее почти что уж и нытье, на что она только вновь усмехнулась и поздравила себя, внутри, с вхождением в «семейный подряд»: ведь он – как и Анна. Или… Анна – как и он? В любом случае… Хотя бы ей, наконец, стало понятно, по какому именно признаку – они встретились. Повстречались и… познакомились. А там – и объединились. «Наплевательство»! Ко всему и… всем же сразу. Но – не к себе любимым! – Так уж вышло, что и мне не по нраву – быть с тобой, как тут, так и в принципе… дольше, дальше и… того, чем по- и требовала бы ситуация, в целом и… мой же рассказ!
– Хоть где-то – мы взаимны… – обратилась взглядом к верху девушка, то ли молясь, то ли и благодаря, а то ли и все вместе: а еще – чтобы на него не смотреть… не дольше того, чем потребовала бы ситуация и его рассказ! – Открываемся под конец, да?
– Ты – не угадала с «изнасилованием»… – приступил сразу же к делу Артем – и ей пришлось вернуть взгляд на него, чтобы… шея окончательно не затекла! Говорил бы он – в любом случае: смотри она на него, не смотри… Но, может, и так – он закончил бы быстрее, когда бы ему пришлось смотреть «прямиком» в ее глаза: ни разу не отведенные-моргнувшие и самому же их не отводя, моргая! Хотя нет, разве что, и моргая, – …меня! Но угадала – с первой… до тебя и… всех. Она – принимала наркотики! Во всех… возможных и не видах-вариациях. Количествах и… качествах! Курила… и пила. «По прейскуранту», прямо и… в общем. Здоровье и… счастье. «Лю-бовь»… Как желают, так и исполняется… и не исполняется! – Развел руками он, но девушка не оценила его «нескромность», лишь скептически изогнула правую бровь и хмыкнула. – Давила мне – на мозг и даже почти и вскрывала-то его. Буквально, компостировала, кромсала и… выносила. Никак не обосновывая, при этом, это, как и… наши отношения. Никак их – не называя! – Тут София резко подавилась и закашлялась, в моменте вдохнув воздуха – в два горла: просто, на какой-то же все и тот же миг, узнав в этом… не всем, неожиданно же все и для себя – себя же и… Егора! Но и тут же – отогнала это: ведь и обещалась – не «сравнивать»; как себе, так и ему. Мотнула отрицательно головой и положительно кивнула – на его немой вопрос, мол: «продолжай… экзекуцию». – И не обозначая – их почти никак, кроме как: удобство(?).– И брюнетка – выдохнула, куда легче и… свободнее. Да. Правильно сделала, что не сравнила. Пронесло!.. Теперь – еще бы так и… с ним. – Для нее, конечно же, не для меня. От меня ей было – просто ближе до клуба. Я ж живу – в центре, а она нет… «Периферийная»! – Сплюнул Артем, а София поджала губы и сузила глаза, внутренне раздавая себе оплеуху за оплеухой, но и не той… себя. Этой! Правда же, что: под конец! Стоило разбить этот сосуд с… этим, с его же и смертью, как оно же, «оное», из него – и полилось. Вот так вот, да, любишь – и не знаешь, что, на самом деле, любишь. Именно: что, а и не кого! – Из области… или какого-то района. Уже и не припомнить. Да это – и не важно! Глотнула со мной «жизни» – и утонула…
– Ты что, ее «утопил»? – Склонила голову к правому плечу брюнетка, решив, ко всему, что и если же раньше «угадает исход» – избавится от него так же: быстро да и еще быстрее; и уйдет. Но все было вновь – не так просто… Да и если бы и было, то и точно же все – не с ним. И не с Анной! Казалось бы, да. И не удивительно!.. Она – и не удивилась.
Артем, впрочем, так же проигнорировал ее снова, но и не скрыл широкой улыбки, а даже и какой-то ухмылки, почти что и оскала: в довольствии собой и, лишь пока же все и возможно, ее же… «сообразительностью»! София – тут же сделала галочку, пусть и пока же все только на задворках своего же сознания, но и все же, и продолжила слушать.
– Устраивала – скандалы… Нарывалась – на драки, всячески, провоцируя же меня на насилие: по отношению к ней. Сначала – понукая «маленьким заработков». Бармен, да?.. Чего уж там! Особенно, и в отличие же все от тех, с кем она общалась – в тех все и питейных заведениях. Обходя и мое, заблаговременно, стороной… «Стеснялась»! Хотела – так же и к ним, с ними! Я – терпел… «Первая любовь» ж… все-таки, понимаешь, да? – Теперь – София никак не отреагировала, не давая ему, предусмотрительно, и никакого же еще и повода слезть со своей темы, чтобы переключиться, в свою очередь, на нее, сделав больно и… повторно. Так еще – и продлить эту самую пытку, всю, и во всех же смыслах. – Тебе ли – не понять, конечно! «Стерпится, блин, слюбится»!.. «Бьет – не значит любит; когда любят – не бьют»! – Коверкал он фразы, как мог, но она и бровью не повела, только вновь утвердительно кивнула, не намекая на «продолжение банкета» и свое же освобождение от него же, при этом. – Любовь мою – на прочность проверяла… На «срываемость»! Я – держался… Долго и… упорно. До последнего… и победного! Но и после – все же сорвался. Она – выступила передо мной, придя… единственный раз… ко мне на работу. Да-к еще и предъявив это все так, что, видите ли: мне можно с запаленными левыми девками, а ей с левыми парнями – нет, почему? Я – работаю; и выпивку подаю; а она с ними – на сцене обжимается. «Разница», да? Лег-ко! – Хлопнул он в ладони и сцепил зубы, поджимая в месте с губами и кулаки. – Да, не певица. Да, не танцовщица! Но и кто ими ни становился – под тем или… иным, да? Завела – толпу! Станцевала… чуть ли и ни со всеми, под свою же еще и песню. Если, конечно, и то, что выходило из ее рта, так можно было назвать, конечно. Скорее: обозвать. Но и, опять же все, неважно! Какое там… качество, когда и такое же еще «количество»?! Легче легкого! А написанную – мне же, прикинь, как я понял уже и потом. Пф… Еще легче. Хотя, казалось бы, и куда уж… больше-то? – Подняв правую руку, он сжал указательным и большим пальцем переносицу, резко вздыхая и выдыхая: пытаясь успокоиться и, одновременно, собраться. – Дождалась, когда я приду сам – за «вниманием» же все и к своей лишь персоне. По большей части – стащить ее… со своей же барной стойки, на которую она еще и затем же все перекочевала. «Стащил»! Что же сделала она?.. Вывела меня, и из себя, и из-за нее, припомнив, ну, знаешь… «любовь к снарядам… в физкультурном зале». Все же мы – «любили» физ-ру, девочки!.. В школе, колледже, университете… Пора припомнить – ее программу. И по какому «снаряду», угадай? Коз-лу! – Сразу и покаявшись, где-то вновь же все и у себя же в душе, София не сдержала широкой улыбки. Но и не от его «писклявого кривляния», под его же все и бывшую девушку, когда он все-таки и сам «раскрылся» да-к еще и начал пользоваться всей широтой своих же жестов, во весь прямо-таки обхват, а от всей ситуации. Но – и удержала все-таки смех! И надо ж было – так постараться и успеть, то есть, суметь. Кхм. Она сама – так точно бы не смогла… Да даже и не подумала бы, не задумалась об этом еще и изначально, и тем более бы затем – не стала и претворять. Но и благо же все, подобное, и все же, тянулось к подобному же – и такие личности, как он и она, прошли к ней и… сквозь нее, пусть и по касательной. Но и зато – не «навылет»! Что и о чем, на что же, и теперь-то все, как минимум, ей было интересно и весело слушать, а и как максимум – смотреть. На такое взвинченное и… подпружиненное состояние Артема, готового: и прыгать на месте, и рваться во все стороны, и сразу, прямо, как и тот же все «козел». Только и в этот раз уже – сам, через себя и… с собой же. – Сбросила с моей шеи, будто бы и случайно, серебряную цепочку… с большим таким же крестом, без распятия… Дождалась, когда я сам за ними нагнусь – и сиганула, держась за мою спину обеими руками, расставляя, в полете же все, свои же ноги в разные стороны. Прыгнула, блин, через меня, как через того же все и… козла! – А вот здесь уже девушка не выдержала – и даже прыснула, пусть и легким, но смехом, следом же почти и скрывая, пряча его под кашель, будто бы и снова подавившись. – Козел-обыкновенный!.. Поглядите-ка, посмотрите только… Можно и «повторно» – вставать в колонну! – Снова пропищал он, словно бы теперь еще-уже и нарочно, сам – подкидывая свои же бревна-хихи и в жерло-хаха Софии же. – Сама же – больше не подходила, но и подходила толпа! По два, не то и по три раза… Благо – охранники все-таки затем все же подоспели и… развели эту куча малу. Но!.. – И он поджал губы, тряхнув и головой-то после, отгоняя почти пропавшие, но и все еще имевшие место быть в его душе «образы прошлого». – Тогда – это был уже точно конец. Такой: окончательный и… бесповоротный. Точ-ка! Она сама – разрушила все и… вокруг тоже. Но и так ведь упорно еще и до – не замечала этого! «Под кайфом-то», а?.. Что и валила-то все – на меня: и я, из-за этого, винил себя. Дурак, да?..
– Мне ли и тебе уж говорить, тем более, про «смешивание» и… «сбивание» градуса? – Усмехнулась София, склонив голову к правому плечу. – Про и уменьшение… его. Снаряд, все-таки, по… «ширше» будет да и… «по градусней»!
– В себе – сомневался… – продолжил Артем, дернув плечами. – Вдруг, я – не прав, а она, и действительно, умница-разумница и… та же все «краса, длинная коса»! – Сгримасничал тут же и сплюнул куда-то себе же под ноги. – И все – в моем доме… В моей квартире. И на моей же… кровати! Была, до этого, под кем-то – пришла и под утро… Не «под ним» – осталась, да? «Вернулась»!.. Ушел – в ванную, чтоб не видеть всего этого и… привести мысли в порядок. Успокоиться! А она – за мной. «Под парами» и… дымом, вновь давила на то, что я, и так же все, воду трачу. Много… воды! Своей же! Когда бреюсь, да, не выключая ее… Когда «не пользуюсь», поднося бритвенный станок… с острыми лезвиями… к лицу, – приложив свою правую руку к нему, а после и к шее, он воспроизвел весь этот путь, что проделывал каждое утро, по очищению же все и их, и хмыкнул. – Казалось бы, пустяк! Но и этот же все пустяк – стал последней… каплей, иронично и… буквально! «Сорвался»!.. Окунул ее за волосы в ванную – и утопил! – И хотелось бы девушке «торжествующе выбросить руки» в воздух, что она, все-таки, угадала, но ситуация не позволяла… и не дозволила. Да и статус, какой-никакой, сейчас, а требовал! Черный юмор – черным юмором, а души-то ее затем тазом и прикроют: за «недолжное неуважение к их памяти и… всему прочему». И это – не про то, что нельзя смеяться в лица, а «льзя», и как раз таки наоборот, смеяться в спину. Как раз таки и именно наоборот – ведь и так честнее! Но и лучше же все – когда отболит и… переболит. – Довел до конца то, что так долго планировал и вынашивал. Что и так дотошно-то воображал и… фантазировал, прямо-таки и смаковал! – Софию передернуло и почти замутило – от этого… его торжества, обратного же все и ее торжеству. Да-к еще – и с широченной улыбкой и хитрыми искрами в глазах… напротив. Он – не сожалел и ни капли не соболезновал, не и сострадал! Не признавал и… Не сознавал! Разве что, и только лишь то уже и в том, что совершил и что это противозаконно. В остальном же – был полностью собой… доволен и удовлетворен. Так все – и было должно случиться… в его же все понимании и, каком-никаком, а и принятии! Как все планировалось, в его голове, так и совершилось… на практике. – А она – смотрела на меня, в «свой страх» и… без него же. Как и без упрека! Наступила – тишина… Она – просто перестала брыкаться, перестав и кричать… Пытаться вырваться и бурлить… под водой, выплескивая ее за края ванной. И это я же еще – воду трачу!.. Пауза! – Поднял он руки над собой и развел, на манер же все и… радуги. Довольный такой и радостный, как дитя… Вот только лишь и разве же что: Сатаны. Кем он, в принципе, и являлся!.. – «Наконец»! Наконец-то – тишина. Снилась же и все… до сих пор. «Казалась» – во всех и вся, всем. Кажется, даже и преследовала-то… меня. Но – и теперь-то вот… все, нету. Нет!..
– Она – ушла, да? – Взяла-таки последнее для него, как и себя, слово София: с хрипотцой и каким-то все же лично-болевым стоном. – Все-таки, ушла!.. Но и нет, она – не упрямая и… не высокомерная! Не и «целая вселенная»… К твоему и… только твоему же все сожалению. Не стала – таковой… Просто потому, что и ты этого же все сам за- и хотел. Только ты – и хотел! Чтобы она была – вселенной. А она, хм, и «была»… – развела руками девушка и хлопнула ладонями, указывая, будто бы, и на себя, но и внутрь себя, своей же и грудной клетки, как и проецируя-то ее… на и в себя, собой. – Но – для себя. Хотел, чтобы она – ушла… Ты захотел – и она… сделала это. Но, и опять же все, для себя! Ты же, всего лишь, стал… триггером. Тем, кто, что подтолкнул-о ее к уходу, без упреков и… негатива. Она – счастлива! И ты – счастлив, верно? – Прищурилась София, изогнув губы… в отвращении. – Был счастлив – тогда, по совершении. Больше нет – той тяжести и ноши… тяжелой же? Проходили: дни, недели и месяцы… Мессенджеры – переполнены, но и пусты. Пусты – от нее! Нет – надоедливых сообщений и звонков! Никто не поинтересуется, «просто»: как дела и что делаешь, как жизнь и… как день прошел? В конце концов, не придет к тебе и в твою же все квартиру и на… твою же работу! – Выплюнула она с яростью и горечью… своей же желчи, но и тут же, будто бы, и его. Это же и его слова… были. – Нет «нелепых» разговоров, которые, я уверена, она первое время и первая же все, пыталась построить, завести с тобой. Даже и, тем более, когда у тебя – не было на это, них, настроения. Да и – на нее!.. Никто не ждет, с нетерпением, разговоров, общения – о проведенных порознь: секундах и минутах, часах и… днях. И тебя-то ждать – перестала. Себя… с тобой; и тебя же – с ней-собой! – Не увидев же и сопротивления и-ли хоть и какого-то желания перебить, чтобы до- и высказать-ся, она спокойно продолжила: – Дурак… ты! Думал, она потеряет – себя, но и не тебя? А потерял ты – ее… и себя! Ты – счастлив, теперь?.. Когда у тебя – перестало «не быть времени на себя» и… ни на кого. А появилось – только и на себя же все самого! Хоть и на себя-то все, в какой-то момент, мере и степени – тоже перестало… и сейчас! Когда и тебя, любимого-то лишь только и собой, не стало. Но и… Да! – Всплеснула руками София и невесело рассмеялась, чуть подергивая плечами, будто в рыданиях, но и скорее, точно внутренних, ведь и внешних-то не было, пусть и пока. – Глупо спорить: что до, что и после… И какой бы она там ни была! Пусть была изначально и не стала такой с тобой… Ты и сам – не пытался ей запретить! Не пытался и противостоять, переманить… на свою сторону. Не пытался: помочь! Ты пошел – от противного, как и буквально, и… избавился от нее! На что права – не имел, совершенно! – Рыкнула она и клацнула зубами, тыкая в него своим же правым пальцем. – Ты – не господь бог!.. Не был им… и не стал! И слава же, и ему, за это! – Поднялась следом взглядом и руками «к верху» же все брюнетка и так же быстро, как взметнулась, опустилась вниз. – А я еще – и сравнивать-то тебя посмела. Под него – подбивать… Совмещать и, черт же тебя возьми, выбирать! Ты – дурак, да. Но и я – дура. Уходи и… не возвращайся! – Прошипела София и, сморщившись, сплюнула, как и он же чуть ранее, по-настоящему же теперь ощутив нечто горькое и мерзкое, не склизкое… на этот раз, на кончике своего же языка, будто не говорила на словах и… в теории, а взаимодействовала на практике. – Что тогда, что и сейчас – видеть не хотела… и не хочу. Смерть, прямо-таки, открывает глаза… на мир. Спасибо, да, теперь ей, ну и дьяволу… за это! А девочка – вернется в чистилище, как жертва абьюзера и… узурпатора. Как жертва – убийцы! И пусть она и не чиста телом – зато чиста душой и… в отличие же все от тебя! – Хмыкнула девушка, теперь и сама смакуя и прямо-таки довольствуясь его озлобленным, но и все так же молчащим… «положением дел». Что ж, ну а что, с другой-то и стороны, так посмотреть, а ничего нового она ему и не сказала: все это – он уже знал давно и без нее. Но и, как видно же все, что с советами, что и с правдой в лицо из чужих уст, звучит же все – как-то иначе и… по-другому. В данном же случае – чуть ужаснее, чем было и в его же голове и душе до этого. – И имеет возможность – на второй шанс. И даже, если не «пересмотрит свое поведение»… Тем более! Ведь и вполне может да и пересмотрит – парней, с которыми она общалась, чтобы, уж если и захочет, и в дальнейшем… И построит, наконец, свою жизнь – иначе и… по-другому. Не всю, конечно, да, и не сразу, но и… не с тобой! Частями… и по частям – это уже будет победой. «Перерождение» – победа сама же по себя: над злом и несправедливостью, бесчинством!..
– Не жалею – о том времени, совершенно!.. – И София вздрогнула от неожиданности, напугавшись появившегося, откуда ни возьмись, тихого женского голоса. Только и сейчас же все, казалось, а там – и на самом деле, заметив и отметив для себя девушку, что появилась на месте Артема: в то время и момент, как и сам же парень, дослушав и, наверное, услышав ее, «растворился» – средь и тут же позади других черных теней и душ, только ожидающих свой черед и такого же приговора. А после – прошел и еще же чуть дальше, что брюнетке пришлось даже встать на носочки и подпрыгнуть на них, чтобы рассмотреть: что же там – за ними всеми. Но взгляд ее так же вновь и вновь падал на и ту же все девушку, что и ей же пришлось отложить это дело, решив не затягивать и покончить сначала с этим… Посмотреть же и рассмотреть – сможет и после. А пока… «Гостья», представшая перед ней, оказалась среднего роста и… с двумя черными косами, расположенными по плечам и доходящими до груди. Казалось, что и выкрашенные даже еще и специально, поверх; как и когда-то еще сама же София, будучи ребенком, «заразилась футболом» и болела… прямо вся, буквально и… «на лицо», лице же, раскрашивая его, а после и засыпая так, вновь не дождавшись отца, ну а утром, когда уже и он даже приходил, красила еще и поверх, запрещая затем к «себе» прикасаться, ибо «не высохло, а то сухое и старое – уже не красиво», тогда же она еще и не хотела расстраивать его самого… его же все и отсутствием… в своей жизни, да, было же время; под ее же все и серо-голубые глаза и бледную, почти и меловую кожу. И все бы да и ничего, если бы не ее же все острые скулы и длинный с горбинкой нос, впалые щеки и округлый подбородок, большой и высокий, чуть и морщинистый лоб, растрескавшиеся сухие, почти и белые, а в местах даже еще и будто бы синие губы, не говоря уж и про темно-синие круги под глазами, довыдавшие ее до конца с потрохами, как и весь же ее нездоровый образ не только кожи, лица, волос, головы и… тела, но и жизни, а там – и души, прямо-таки и транслируя – отсутствие сна, болезненную худобу и обезвоженность. И это же еще и досконально – только снаружи. А что же и еще – было внутри?.. И пусть глаза ее, вопреки всему же, все равно сияли – Софии оставалось только надеяться, что натурально, во всех смыслах, и, по крайней мере, имея и уже дело с тем, что имеется и на теле, было не так тяжело смотреть в них и на нее: от еще и осознания того, что ее бывший, с девушкой же напротив, как еще и ранее же все «его бывшей» – сделал все это! – Я – Дина. Под стать Дарине, разве что… и демон. Чис-тый! «Замаранный» – морально и юридически, может, до. Ну и уже, вот, по факту – после. Впрочем, как и все… здесь! – Дернула она плечами и криво улыбнулась. – Мне – двадцать лет. Была «под кайфом» – сколько себя помню и… помнила: после съезда и пере-езда от матери. «Сбежала», да! К парню, ха, и… от матери же. И как бы… «из двух зол» – выбрала вновь не то, понимаешь, да? Но и мне – осточертело! – И топнула правой ногой, всплеснув еще руками – для пущей картины. – Дома – не чувствовала же себя, как… дома. Осточертели – и эти разговоры… с ней, заезженные темы там… о парнях и.., снова же и снова! Лишь бы – избавиться от меня, чего она, собственно, по итогу-то и добилась! Так же, к слову, и до – изжила и выжила отца. Он – ушел к другой и… в новую семью! «Спасся», блин, счастливчик! – Цокнула языком сероглазая и тут же сузила их, злорадно ухмыляясь. – А я – их всех вертела: на огро-о-омном страпоне. Что парней, что и… «семью-то» свою! Что – и его… – София все же утвердительно кивнула, но и промолчала, ограничившись и такой «поддержкой». Добавив еще и разве что, более-менее, а и приветливую и мягкую улыбку на губах. Постаравшись затем – так же передать ее и глазами. Уж кому-кому, а уж и точно не ей – еще и за слова их всех притягивать: будто и сама отца, в своей же все и голове, не взрывала, ну или тормозные колодки… не перерезала. Ха. «Подростковый бунт и гормоны»! До двадцати доживите – и хапните еще и ягодок, «цветочков» они… напугались. – Достают – такие выходки и… выпады! Да-к еще и от человека, что и должен-то еще затем быть – самым близким и родным, по своей сути… Взамен ж – много унижения, слез и… насилия. «Морального»! Наоборот. До… наоборот. Да… В нем – и не ждешь: теплого и радушного приема, как и после него, в самом «доме» и… семье. Чтобы понимать – даже разуваться в нем не хочется. Не хотелось!.. – И она одернула себя, но брюнетка и не заметила этого «опущения», признав, как и допущение. А что… Не всем удается спокойно и адекватно, по-своему и в такое же свое время, воспринять… чью-либо смерть, что уж говорить и за свою. Да и что: по своей воле, что и не… И такое – бывало! И другое… бывает. Сразу же «в прошедшем времени» никак не заговоришь, а там – и вообще, пока еще и образ-то жив, пусть и где-то уже совсем на задворках. Тем более!.. Каждому – свое; и всему же – свое-не-свое время. Да… А на эмоциях же еще и чувствах, своих и ощущениях, вполне себе и живых же, порой, что только ни скажешь и ни сделаешь!.. Со вторым, конечно, хуже, но осознаешь и поймешь это, правда, только – после и потом. Опять же… Да и то: все равно – не до конца! Не осознаешь и не примешь, порой, вовсе и… совсем. Совершенно! Переродишься ты… или не переродишься! В этом – все были равны, как и перед самим законом: о приговоре и каре. Как, собственно, и в этом случае. Не осознала и не поняла, не приняла.., равно как и то, что придется говорить о себе и уже… в прошедшем времени и лице. Но хоть – и не в третьем!.. Уже… же. – Не то, чтобы я прям «торопилась»… Просто там – и так грязно, и без того… меня. Лишним – не будет! – Фыркнула Дина. – Вполне, что и мой-то тон, в конце концов, мог и не зайти – ей. Совсем! В принципе и… ни с какого уж оборота. Но… Он похож – на ее! И я – перебарщиваю, да, но и равно же все с ней. Ей не нравится – быть «увитой»: со мной. Подумаешь… А мне – и ей! К слову, меня ж чуть еще не задушило – ее же все и пуповиной… в младенчестве. Так что… В принципе: быть со мной! – Горько усмехнулась она и отрицательно покачала головой, поджимая затем губы. – Уделанной и… убитой, в этом, мной. В тот, последний раз, когда я видела ее и… виделась же с ней, нас обеих – понесло!.. Вроде и «как всегда», но и если в те еще моменты – мы могли как-то сбить на тормоза и… кинуть все на осадок и остаток. Холода, блин-малина, и на нервы! То и в этот же уже раз – мы не были в состоянии вообще, как и сконтролировать вдруг свои эмоции и чувства, свои и ощущения… Совершенно! – Глаза ее вдруг еще сильнее загорелись, прямо-таки и полыхнув огнем, да-к и что еще же хуже – внахлест: с поволокой ностальгии и… воспоминаний. София же буквально видела по ней и ее же все эмоциям на лице и в глазах – как это было и что именно происходило: на какой тяге, «энергии» и… силе. Явно, что и неположительной, а и если уж и не всей, то и негативной и отрицательной, резкой и резвой… А с и в этой же еще демонице – и подавно, вдвойне и втройне: несдержанно и неудержимо. – Совершенное-не-совершенство. Да… уж. Когда ж ее распирает, всю и сразу, а меня еще и несправедливость, и это же еще… одолжение, что она, и вообще, со мной говорит – все летит уже и не чертям, а и прямо к дьяволу! Ведь и в ее сторону, такие пируэты, были настрого запрещены, а от нее и в мою – в порядке вещей. «Брать гроши»? Пф… – Дина хмыкнула и сплюнула, сдержанно шикнув. – Проще – гордо уйти из дома!.. И если ты подумала – про деньги… Нет. Я – выношу плохое… Беру же его и с собой, но и не в-ношу… Приношу – хорошее, не забирая. Вношу: его! «Грошики» же ее чувств и эмоций, ощущений – ко мне… Вдруг. С нихера и изначально же еще! Пусть – лучше оставит себе! Мне же – нужно свое; как и мне нужна – я! Я – нужна: себе. Была… нужна. – Застопорилась вновь она и опять же себя исправила, прикусив нижнюю губу, едко усмехаясь. – Но – с ним… Это… прямо по-другому и иначе – открылось и заиграло затем. Как и… глаза. Как и весь мир!.. Я ведь, правда, не хотела его мучить. Но… Мы оба – хороши и… достойны друг друга. Бы-ли. Оба – мучили и… мучили-сь! До сих пор, знаешь, вспоминаю тот момент… иногда!
– Тебе – не стоит!.. – Начала было София, чтобы девушка еще больше не мучила себя, а заодно и ее, не ворошила и это же… все, повторяя то, что уже сказал и сам Артем, но та отрицательно качнула головой и легко улыбнулась, давая понять, что ей нужно выговориться и отпустить это, раз уж она возвращается на «второй круг». – Продолжай…
– Прокручиваю – его и.., прямо кайфую, по-настоящему! – Протянула она и почти даже еще пропела, обнимая себя затем руками. – Он, к слову, столько же – и повторялся… Я его – не преследовала. Нет! Но – он… «Этот момент». Да!.. Как кинопленка ж – мотался и… «изматывал». Будто кто-то поставил еще и на «repeat» – всю же эту катавасию!.. Вот, он… – глянула перед собой она и София провела до «этого места» глазами, но и кроме желтого песка и все таких же, тех же серых камней в зеленом же иле – ничего и никого не увидела. Дина – ушла в себя! И видела же все это, что произносила, вновь, своими же глазами, как и исключительно – в себе же, но и… перед ними, проплывающими кадрами… все той самой кинопленки, но и вновь же – перед ее-своими глазами. Брюнетка же не стала лезть ей в голову, без приглашения или хотя бы уж и тонкого намека на «открытие дверей» в сознание и подсознание, поэтому продолжила слушать и слышать, воображая и фантазируя все это, пусть и представляя уже свое. – У кровати! В разбросанных вещах и… стекле от вазы. В старых… и уже давным-давно завядших цветах. Нет, их «лепестках»… Я же – на кровати с… заброшенными на ее спинку ногами. Передвигаюсь… «Перелезаю» и подлезаю – ближе к нему. Но он – уходит в ванную! – Приподнимает взгляд и смотрит теперь куда-то за спину Софии. – Умывается. Чистит зубы и… бреется. И «снова» – умывается… Я – набираю воду в ванную и… погружаюсь в нее в одежде. Говорю, да, что-то про траты… Так.., невпопад! – Ее губы кривятся в едкой, но, и в то же время, досадливой улыбке: скорее – и на манер же все того, что могла бы и чем-то другим «зацепить», не так плоско и, одновременно, жирно, но не смогла, не придумала. В прочем, у самой Софии со «стендапом» дела обстояли – еще хуже, поэтому она, наверное, и не он, «стендапер», как и… не она. Фух!.. – Что и первое в голову-то пришло, взбрело… После же «контакта» с моими все еще расширенными зрачками – он психует! Психанул, что и не из-за него мне сейчас, тогда хорошо было, а из-за… его же боли. Что: я опять – сорвалась!.. А он будто нет – и сейчас, тогда же все! И в тот конкретный же все момент. С предохранителя – сняли: еще ранее. Курок – спущен! – Дина выставляет правую руку перед собой и подставляет ее, «пистолетом», к своему правому виску. – Я – не уступаю… Что-то кричу, в «пьяном же все и бреду», в ответ. Но, и скорее всего, не, точно – «промахиваюсь»! – Спускает с курка и… опускает руку, вместе же и с левой, по швам же своей черной мантии. – Но и выгляжу же все еще – достаточно убедительно. Достойно, как по мне и… для меня же все, так что… – она скалится и отрицательно качает головой, всплеснув руками. – Любой бред, в том же все моменте и состоянии, мог сойти мне с рук!.. Он же – хватает меня за горло и… уводит на дно. То-пит! До… последнего пузырька. Вбегают – его соседи… Два парня. Видимо, придя таки, хоть и «на очередной же все крик и потасовку», м, дра-ку! Оттаскивают его – от меня. Он – поднимает меня из ванной и… просит прощения! – Дина держит руки перед собой, согнутые в локтях, проецируя этот момент, и… едко усмехается. – «Сцеловывает» воду – с лица. А… А на руках – пустота. Пус-то!.. – Сбрасывает воздух с рук – и отряхивает их, распевая затем по слогам. – Ни-ко-го! Они – пытаются доказать и ему это. Но он – смотрит на меня: на деле – на свои же руки… И молчит! А я, тем временем, уже – за его спиной. Обнимаю его… за левое плечо, кладя голову на правое и… касаюсь носом шеи… «День сучьего Сурка»! – Хлопает она в ладоши и громко смеется. – Куда уж – хуже и… лучше, одновременно? А. Каждому – свое! Когда проживаешь смерть своей, пусть и не любимой, но и девушки, раз от разу… Колпачок – срывает; а крыша – отъезжает! – Дернула головой сероглазая и покрутила правым указательным пальцем у виска. – Утонула – я, а мучается и винит себя – он… Прелестно! – И ее серые же глаза вновь загораются такой же новой и… хитрой искрой, отображая и отзеркаливая, отражая ее же и оскал… чуть ниже. – И ты же еще хочешь – даровать мне жизнь?.. Серьезно?!
– Я хочу «даровать» тебе – шанс! – Исправила ее София, подходя к ней и… обнимая ту за плечи, после чего погружая и ее – в свою же светлую дымку, наполненную и все тем же белым светом. – И если и не на исправление, то, да, на наложение рук – самой собой… тобой. Как бы это сейчас ни звучало! Но… Да! – Поджимает губы брюнетка и утвердительно кивает – на ее немой вопрос: в весьма удивленных и расширенных от непонимания глазах. – Он – убил же: тебя. А это – неестественность и не… твое же решение. Не твоя воля и… Такое же волеизъявление. Значит, ты еще можешь – быть… перерождена. Да и… В любом случае!.. – Дернула плечами София и легко улыбнулась, разминая ее прямо-таки и натянувшуюся фигуру: в зоне спины и уже ее собственных плеч. – За мной подтвердят или опровергнут это затем – члены Совета. Но и я сама – пока не вижу причин: для отказа тебе в этом. Он насильно, насильственным и образом – отобрал у тебя как шанс, так и саму же жизнь! Сам же – благополучно, и в разы-то легче, умер: жизни себе не дал, так и тебя же за собой потащил. Одну и… одной из первых. А после… И остальных! – Сморщившись, девушка отрицательно покачала головой, отгоняя пока «призраков прошлого» и, сморгнув это напускное наваждение, посмотрела на девушку… истинно белым, даже голубовато-белым открытым взглядом. – Отправляйся наверх и попытайся сделать что-то со своей жизнью, опять же: сама и в свое!
Глава 35
****
– Вот это… муть! – Прифигел Влад, восседая теперь уже и на капоте своей собственной машины рядом с Софией, только-только пришедшей в себя. Просто ребята решили, что ей будет гораздо лучше на свежем воздухе: как и с ним же самим, вне, пусть все же и более-менее, окна-то есть и вполне себе еще и открываются, но и замкнутого пространства автомобиля, так и прийти в себя, по той же самой все и причине, и перенесли ее, вместе и с ее же все рюкзаком, из транспортного средства – наружу, уложив затем ее и на заранее же раскрытый еще, как и уложенный на крышку капота же серый флисовый плед, извлеченный до и из багажника все того же авто. – И что это – за тема с?.. – И запнулся, нахмурившись: вспоминая «точную формулировку». – Серым кардиналом?
– Не то слово. И… Не знаю! – Потерла глаза обеими руками София и отвернулась, сплюнув в сторону немного еще чужой воды, пусть уже и со своей мокротой, тут же и до-думав, что и стоило бы все же признать – «образность» у Анны… не страдала, как и она же все сама и… от нее; от нее – страдали другие. Все. И… во «всех» же смыслах. – Сказала – вроде и понятно, но и так запутанно! – Повернулась к Владу обратно девушка и пожала плечами, отрицательно помотав головой. – Да – и имени-то не назвала. Ничего, по итогу, и толком не сказала, как и ни кого не назвала, по сути-то, если и так посмотреть… По поверхности – прошлась! – И потрясла ногами в воздухе, «проецируя-пройдя» этот момент. – А «вглубь»?.. Только же – еще и больше-то вопросов! Но и на которые, если честно, уже и не хочется искать ответов… Ведь и если, когда дело касается ее дум и… очередных интриг, как еще мыслей и размышлений, слов и действий… Верить и, главное, «думать», обмозговывать это? – София сморщилась… в отвращении. – Только – время зря на нее, и все же это, терять, так же все и тратя! А где?.. – И брюнетка покрутила головой, но так и не обнаружила Егора, как и не ощутила, не почувствовала его где-то по близости.
– Дорисовывает там… что-то! – Кивнул ей Влад и одновременно – на пятиэтажное, из серых бетонных плит, серо-белое же здание: расположившееся прям почти перед ними – одним из его же торцов, ребром, можно сказать, что и к ним, пусть и все чуть поодаль.
Съехав с серой асфальтированной дороги на и темно-серую же уже каменистую тропу из мелкой гальки, утопленной, со временем и «погодой» же, в черной земле, как и проехав по ней, какое-то же еще время, в окружении лишь темно-зеленых деревьев с темно-коричневыми же стволами, становящимися почти и темно-синими и даже фиолетовыми, тем более и черными, под вечер-то и ночь, они доехали до небольшой круглой поляны, с уже достаточно поросшей и выросшей зеленой травой, окруженной тем же все и лесом, прямо-таки и лесополосой, всех сторон и вокруг, по кругу.
– «Пишет» – с другой стороны… – показал он следом и своей же правой рукой, чуть выгибая ее в локте наружу, тем самым, будто бы и «окаймляя» ей еще и само здание дугой, – …вроде и… санатория! – Передернул затем плечами Влад, не особо заморачиваясь с этим. Но, и в отличие же все вновь от девушки, что вдруг вздрогнула и особо присмотрелась к окнам и дверям. – «Бывшего», конечно же! С другого… торца. Типа… Раз уж и решили, под фундамент-то, сравнивать с землей, то и не с одной картиной, а с двумя! Позовет сам, когда все доделает… А пока – можешь полюбоваться… Аннушкой… со стороны! – Скрючился он и фыркнул, указывая уже и правым указательным пальцем – на граффити их торца, с их же все и стороны. – И нашего же все с тобой… расстояния. Позже – подойдем поближе.., если, конечно, захочешь…
– Да… ты знаешь… – замялась София и склонила свою голову к левому плечу, рассматривая таки граффити. Затем вытянула уже и свои руки перед собой же, формируя выставленными пальцами сначала квадрат, а после и прямоугольник, как эстет и фотограф, а там и вовсе «истинный ценитель прекрасного», ведь еще же и прикрыв следом свой левый глаз, чтобы и весь вид попал в… «видоискатель», и продолжила: – Отсюда – и самое-то… то! Ближе – и не надо… – Кивнула утвердительно себе и ему она, чуть тише и под нос же все себе потом добавив: – И «больше» – тоже… – Но парень все равно услышал – и звонко рассмеялся. – Насмотрелась! А уж и насмотрюсь далее на нее, знаешь, за всю… и на всю же жизнь, кажется, и без картин… точно хватит! Только вот… Спрашивать, что и именно рисует, ведь и не имеет никакого смысла… сейчас, да? – Все же уточнила брюнетка, облокачиваясь на локти рук, за своей же спиной, на капот.
– Почему же?.. «Имеет»! Но и надо знать – у кого спрашивать… – с видом «знающего человека» ответил Влад и поиграл бровями – для пущей убедительности.
– У «кого»? – Не поняла девушка и, прищурившись, взглянула на него, переспросив, понизив вдруг и тон. Точно зная, при этом же всем, что здесь – они лишь втроем и… одни. И что больше – никого, кроме них, здесь нет: кто бы еще, и не в здравом-то уме, как и не при трезвой, твердой памяти, будь то человек, ангел и-ли демон, поперся в такую глухомань, в лес, да-к еще и под вечер, а и тем более уже и под ночь. Явно же – можно было найти и другое применение, не только и «свободному времени», но и силам… Но, как и прежде, «вкусовщина и цветовщина» – были у всех разными и своими. И с ума, так же, все сходили… «так же» – по-своему и в своем. Поэтому… Если они чего-то и добились, то только того, чтобы им никто не мешал. А в городе такое место – найти крайне трудно! Как и где бы лечили уже прямо-таки и «тяжелую форму паранойи», кою и пыталась же показать-изобразить сейчас сама София же, вдруг и решив, что их могут здесь подслушивать, а и скорее – ее очередной все и не «въезд»… по теме. Что ж, если не преследуют – это не значит, что «ее» у вас нет. В прочем, как и наоборот!
– У того, кто рисует… – указал на то же все и здание рыжий и рассмеялся – от чумного взгляда Софии: «Ты серьезно?! Очень смешно!». – Ладно-ладно… Пи-шет. Да все-все, ок… Вот придет сам – и спросишь! Я же и сам пока – в неведении. Но и думаю… А я – «думаю»! – Сделал акцент парень и указал на себя же все и своим жеправым указательным пальцем, чтобы и затем перевести его на девушку. – Что и что-то же все связанное – с тобой. Может, в прочем, я и ошибаюсь… Но и коли уж «вы» так прочно и… конкретно… обе, ха, не «с ним», зашли в его жизнь!.. Надо же, в конце концов, и какую-то историю – за этим всем оставить, правда? След: в ней! – И провел по воздуху, торжественно и горделиво, левой рукой, почти скромно и совсем без пафоса, что и она закатила глаза и отмахнулась. – Я – сфоткаю, а он после и «зарисует» или Ксандера, мож, попросит… Хотя, думаю, с тобой и… ему и самому – захочется поучаствовать. Начать и, так сказать же все, «кончить», «зайти и выйти», как и… ты!
– Динамит – заложили? – Спросила «важное», для себя, София. Стараясь, все же и еще, прищурившись, рассмотреть его так же – с этого их места. Но и то ли не обращенные глаза, как и, наоборот, «в измерении Анны», а то ли и она уже и сама?.. «Себя» бы – все еще видеть и… не потерять, во всех же смыслах; куда уж – и?..
– Утыкали так, что ты даже и со своего места сможешь, если и хорошо постараешься, его поискать… и, главное, найти. «Увидеть»!.. – Покивал Влад и хлопнул в ладони, не разъединяя затем их, а и обращаясь кончиками пальцев «пирамиды» в сторону «бетонного пирога с взрывной начинкой». – Присмотрись – хорошенько… А если нет, ну, не захочешь вдруг ломать и свои-то еще молодые глаза, увидишь по итогу. Не количество, а качество! – Мечтательно протянул он и изогнул свою левую бровь, обращаясь с хитрым прищуром к девушке. – Хороший гриб – получится. Не «перевернутый», конечно… Но!..
– Не продолжай!.. – Фыркнула она, угадывая сразу эту ноту – по первым же ее-его и «ужасным», как и пошлым отзвукам: и не понятно же еще – что хуже. – Там точно – никого нет? – Это был второй, по ее же все важности, как и для нее же самой, вопрос.
– Главное, чтобы нас – там не оказалась! – Округлил глаза он, не намекая на то, что и: за тех ли и стоит переживать? Метафорических, в смысле, и эфемерных; или и за них – непосредственно дислоцирующихся тут! Рядом… Прям неподалеку. – В моменте, когда он сложится, как карточный или не «опосредованно» бетонный домик! Кому что ближе…
– «Карточник» и… шахматист, – взвесила тут же, и на весах же все и своих-то рук, его слова София, после сведя их и хлопнув в ладоши. – Идеальный коллаб!.. Не жалко?
– Я тебя умоляю!.. – Хмыкнул Влад, хоть и было скорее, а там и точно да и именно не похоже – на «пр-р» (для) лошади. – Когда это он – и привязывался: к чему-то… внешнему? Да не быть мне – романтиком и в дальнейшем, упаси… дьявол! – Вздернул он руки к небу, вместе с глазами, тут же почти затем и спустив-то их вниз. – Но и спорю, это – аллюзия на его… внутренний же мир: как на его душу же и сердце! То, что и у меня-то всегда – на поверхности… – подмигнул рыжий, но и под вздернутыми бровями Софии – стушевался. – Ну… Чаще, чем и у него, во всяком случае. То, что и у него-то – в глубине. И вот она, она… «глубина»! – Выкинул теперь уже и перед собой руки он, обводя контур граффити ладонями по воздуху. – Будь то: стена или холст… Будет спрос – будет и предложение!.. За «обратное» – не ручаюсь.
– Думаешь, стекло… с минимальным количеством «стен», как бетонных и-ли металлических… каркасов-перекрытий, выдержало бы – краску? – Провела параллели… между «зданиями» и следом… брюнетка. Представляя то же самое, но и на доме самих ребят: если бы Егор «работал», буквально, и… не выходя из него. Не через и подъезд, а… окно например! Не выходя из дома… и с ней же, не-работой, на дому. Так бы – и красил! Разукрашивая же еще… и себя. И судя по легкому флеру мяты – Влад все понял, одобрив.
– Проверь!.. – Пожал плечами он. – Накинь ему идею – на эту тему. А он – подумает и, может, реализует. Главное, чтобы не на «спирали»! – И «крутанул» ладонью правой руки перед собой, поджимая затем губы. – А то вас – так скрючит и развернет, что и душу-то всю вывернет… наизнанку! Твою ж!.. А… Анны… – и он сморщился, встряхнув головой. – Что-то – вывернет точно. И-ли «кого-то»… Нас, например, всех – и от всего же вот… этого!
– «Вас»? – Тут же нашлась да-к еще и едко, язвительно София, будто бы и не соглашаясь, не желая делить и внимание – на двоих. Ведь и он так и не досказал, как и в прошлый же все раз, не добавил: с Егором. А и значит!.. Да. И на деле-то и именно пространство – между собой и… ей. Еще кому больше и-ли меньше – достанется! – Нас?!
– Тебя, конечно! – Хлопнул себя по губам, и своей же все правой рукой, Влад – с выражением крайнего шока: как такое могло произойти?!; и благодарности: хорошо, что нас не вывернет. – Оговорился. Но и вышла бы – неплохая игра: найди десять отличий!
– А это – я уже приму лично и от тебя! – Донесся мужской бас – с серой крыши здания и, непосредственно, ее же все и металлического парапета. И ребята повернули головы туда, встречаясь взглядом с темным силуэтом Егора, снявшего вмиг своей левой же рукой и с нижней-то части лица черную тканевую маску и сдернувшего с головы, параллельно и правой, такой же капюшон кофты. После чего – уперся правой ногой о выступ крыши и вновь потряс уже и свободной правой рукой черный баллончик с таким колпачком и порошковой краской же внутри. Перед этим – и бесстыдно подслушивая-подслушав, как и вывела для себя же все «пара»: так как был в курсе – о чем и как они говорили; а теперь вот еще – смотря на них и видя же все это воочию. Так и до этого еще, скорее, а там и точно, всего, так же все и видя – все то, что видела сама же София: ведь она не закрывала и не блокировала свое сознание, впрочем, не считая то и чем-то уж прям конфиденциальным и индивидуальным, частным и… личным, так что!.. – В качестве… предложения к рассмотрению. И после, мы еще все дружно, но и, опять же все, без виновника-то торжества, тебя, поищем тебя же среди окон.., чтобы выпрыгнуть. Поехали?
******
Одноэтажная деревянная церковь из темных, почти и черных больших древесных бревен?.. С серебряным куполом и… таким же крестом, без распятия?.. Под темной водой?! «Кто проживает на дне?..». Да что ей нужно – там? А и главное, что нужно и им-то – там? Или… «кто»? София? Анна?!..
За спиной девушки – все еще и те же все розы. Впереди – люди, демоны и… ангелы. И все же еще их возможные и не – коллабы и… интерпретации. Да и просто же все те, кого… отторгнул тот мир и принял этот. Если, конечно, это – мир, а не…
Здание – набивается до отказа… Розам, этого потока, удается пройти – и подойти ближе всех. К чему?.. Или… кому?
Деревянная светлая стойка-трибуна, с черной толстой книгой из пожелтевших от времени и мятых, где-то же еще и порванных страниц, исписанных мелким черным почерком, стоит в центре, будто и импровизированная сцена, у самой дальней стены комнаты. Она тут – одна. Среди ничем не покрытых, ни краской, ни уж и тем более обоями, плиткой, бревен, как и темных досок пола с потолком… Все они уже давно и надолго, правда – старые и трухлявые. Покоцанные и побитые, местами и вообще отсутствующие: целиком или наполовину. По стенам – лишь висят старые иконы: с запотевшими стеклами и… «побитыми» темными древесными рамами, с серебряной же все и окантовкой. Будто и от конденсата, но и точно же все и уже – не «мироточения». Скорее, а там и точно – просто пыльные и «наглухо» заплесневевшие. Окна, меж них, забиты теми же досками, что и пол… с потолком. И словно бы еще – и из них! Выдранных – с тех мест, где они как раз и отсутствовали. Как почти – и под самым же все и потолком. Не пропуская ни дневной, ни и даже лунный свет. Только два небольших окошка, что и «прорези-же-проруби», на дальней стене, словно бы еще и обращенные к ней, луне, пускали-таки и ее же свет в помещение – совсем легким, бело-желтоватым потоком, но и почти через всю же комнату, после чего кругом падая на полу… и на другой же круг, белый и… меловой, что был «выведен» вокруг трибуны. А в нем… Двое молодых парней!
И если бы не знать… Точнее… Не и «узнать»! Можно было бы подумать, что и это же все – вновь пародия да и на того же все «Вия», Николая Васильевича Гоголя. Старого и… нового, «современного». В новом же еще и прочтении. Хоть и с той же все… Панночкой! Одновременно – как «авторского произведения», так и его самого, автора же. Гоголя, да, как и главного же еще героя своего же творения. Некого «гг» и… как охотника же все за головами! Как и только лишь можно было бы его прозвать – за прямо-таки и неутомимое желание: прижучить Вия. Прижучить – ведьмой… В данном случае: Анной! Что и во всей-то своей красе такого же бледного лица и острых скул, с синевой и под глазами, но и не изменяя все себе, в «своей» же все и черной накидке, так и расхаживала… по «кругу»: то и дело пытаясь выловить и изловить, вытащить – одного из них, тех парней, на ее-свою же сторону. На их… сторону. «Нашу». Сторону собравшихся.
Вот только и те – не видели их. Не видели: нас! Видели – ее. Но и что-то же все же и уже подсказывало, что еще увидят и… довольно скоро. Всех и… сразу! Это – дело времени и… терпения особы перед ними, ну а после и сразу же за спиной. После чего она вновь взрывается криком, почти и визгом-писков, разнося и так, и без того «оставшиеся» окна – в стекла: и их такие же многострадальные рамы – в щепки. Вместе с досками, коими и те – тоже были, пусть и наскоро, кое-как, но и заколочены. И двоих, в круге же, прямо-таки и осыпает затем осколками… с головой. Теперь-то, да, они видят – всех. Видят – сквозь преломление и отражение… тех самых же все и стекол.
И София вмиг и сама – ловит взгляд одного из них: он напуган, впрочем, как и она же сама. Ведь еще и доузнает затем в нем, а после и в его друге, тех, кого она… хранила, какое-то время назад. И спасла же, блин, обоих! После же, насколько она могла еще помнить и знать, их передали – новичкам. Так как, она уже почти что и вышла – на финишную прямую и переход в высший сан, каст. А там, под конец, уже чуть и сложнее – задачи-то, ситуации, «люди» и… их обстоятельства. И, видимо, зря! Ребята – не справились! Хоть и сохранили, да, их все еще и девственно-чистые тела, если уж и не души. Душу! Одного из них и… на какое-то же все время. И тут же – потеряли, как видно. А стоило ли оно и того, чтобы и так еще потерять? Да и вообще: потерять! Одно же дело – не сберечь… по их выбору, как и она.., одного из них, что и «без души». Но и совершенно же другое – без выбора и… их воли, волеизъявления. Она же еще помнила и помнит, как… не упасла его, но и ему – хотелось обратиться: и ей пришлось – с этим согласиться, коль уж и не смириться… до конца. Второй же – остался при своем и… человеческом, но и с душой. Как и подобает, хм, «ангелу», которым, к слову, он так и не стал. Но и если ангелы – не сами отказались, то и просто же все кто-то, и не трудно было и уже, опять же все, догадаться кто, решил и «так» отомстить ей, подгадить… и насолить! Преподнеся их – ей, буквально, в холодном виде и в виде все той же мести!
Они, кстати, тоже узнали ее, как и она, во всех смыслах, пребывая в лютом непонимании: что именно происходит и что же все-таки от них хотят. Но – и не сдавались! Еще готовы были – к обороне и сражению, к войне! Если таковые и вообще представятся. Да… уж. Знали б они и против кого – не были б… так уверены. Но и тело дела-то было, как раз, в том, что и они-то – знали. Ведь, и как говорилось же все ранее, и не только же все и самой лишь Розой, в нем же были – не только девушки, но и… парни. И это – могла быть, вполне, не столько уж прямо, и право дело же, месть, сколько и… случай. Хотя, и Софии-то, уже и самой – так никогда не казалось и не кажется же все до сих пор. Что ж, после всего, что и уже произошло, с ней и не с ней, со всеми – она все и всех, вся подвергала сомнению; и не без причины. Случайностей – не бывает, вообще и случайных же, впрочем, как и случайных же все и случаев!
Как и если же это все-таки – аллюзия, то и следующим, кто и должен был прямо-таки «заглянуть на огонек», с флагом или без… в гости-то, должен был стать, как минимум, демон из Совета, а и как максимум – сам дьявол. И если Анна-то сама уже и здесь, то: как встретишь, так и проведешь. За одним – пойдет и другой… Ведь они всегда – ходят парой, где-то рядом, друг с другом и ходят же все и встречаются… по очереди.
И «очередь-то» все и подходила, судя же все и по так и усиливающемуся ветру. Появившимся, будто и «из неоткуда», под водой-то еще, хотя кого бы и когда бы это обстоятельство останавливало – тот же и «Губка Боб»… всегда в помощь, раскатам грома и грозы, световым и молниям. «Сумасшествию» птиц, черных воронов, которые, буквально так и за-бились о стены и… остатки окон. Опять же, под водой! Снаружи и… внутри. Обивая и «обвивая» затем – еще полы и потолки… Залетая же и вновь внутрь внутрь – бились изнутри опять наружу. А, и возвращаясь, вдруг иногда натыкались и прям «нанизывались» на острые осколки, продолжая еще трепыхаться черными крыльями: в ненормальном исступлении и… до последнего-победного.
«Затонувший город», не иначе!.. Со всей же своей флорой и… фауной.
Ну а он, тот, кого можно, но и тут же все нежелательно называть да и кликать же еще всуе, уже и наверняка был «в дороге»: ощутив кровь и падаль, трупы… за километр; как акула и на, за побритыми же все и в кровь ногами и-ли руками, лицами; выехал же на такси и… летел на всех парах, пролетая все светофоры и собирая человечков, «звезды»… на «двери». Да. Это вам не ротвейлер, да и не настоящая же все и «акула», что и будут еще возвращаться, как и настоящие же еще все маньяки, при этом, на места преступления, на место… забитья, дозабивая до конца, но и… вряд ли же и чем-то лучше все… и их!
Могла ли Анна его создать – сама? Или вдруг и «призвать»? И если же все и могла, смогла, то и для чего, «кого»?.. «На показ», опять? Снова?! Или?..
– Прощайся! – Прошептал злорадно кто-то со спины Софии и ей же все на правое ухо. Как она поняла потом, по тону и тембру, не желая пока оборачиваться, теряя из виду, таким образом, парней и Аннушку… с маслом же все и для огня, это была – девушка. Не младше ее… Но и, опять же все, может, и «старше»: как смотреть, по человеческому признаку или нет, да и кому – умеющему считывать или так же все «нет». Да и если бы была еще возможность, вообще, хоть чуток повернуться и, пусть и не досконально-дотошно, но и рассмотреть!.. Взгляд же ее был устремлен и зацеплен – за парней… Да и не было особо дела – до толков со спины и в нее же спину. Еще бы ниже чуть… «приняла»! – Эти… лакомые кусочки – уже не принадлежат тебе. Да и никогда – не принадлежали! Они – будут: ее. – Злой женский смех резанул ее слух и, кажется, разорвал все пространство, коль уж и не перепонки, да и хотя шум других, остальных голосов, вокруг и «вразноброд», не затихал ни на секунду. – Нашими, как ни крути!.. Да и что-то мне еще же все и подсказывает, что именно эта ее сторона – точно не приглянется тебе. Да… То, что ты «могла» видеть, слушать и слышать от нее, до – было лишь цветочками! – На что сама брюнетка уже прямо и фыркнула, поджав губы затем в отвращении и обиде, про себя же еще и пожалев, что недавно проклинала ее смех и язвительность – уж лучше б и они, чем и эти же все теперь «хвалебные серенады»: не тому, то есть, не той! Даже: если от демона. Тем более – когда и от него же! У ангелов ж на все и про все, всех и вся – либо хорошо, либо… никак! Ничего… кроме правды, ха, да-да, да-да… Хот!.. А Анне, будто и не было вдруг, не стало же и плевать, кого и какого вида – убивать. Если это был – не стокгольмский синдром, то и какая-то все из фаз луны, со всеми же еще планетами и фазами, домами уже и их… в ретрограде! Иного – в голову и не шло… Разве – об еще одном двойнике и… близнеце. Но и тут уже и сама-то София не была уверена, что не начала поддаваться общей идиотической психосоматике и дихотомии!.. – Теория – еще и знатно, явно отличается от практики, да-к еще и когда затем переходит в нее. Сейчас – ты увидишь ее, настоящую, в деле и… воочию! – И как же «вовремя» ее надоумили – и на эту же всю… хренотень. А кто надоумил? Правильно. София… Теперь – расхлебывай!
Сухой пол затрещал под ногами и заходил ходуном, периодически выбивая доску за доской из «круга». Чем и Анна же все – тут же и пользовалась, прорываясь к тем, кто и все так же был, находился внутри него, разрезая их одежду, все и те же черные накидки, в лоскуты, своими же… длинными ногтями. Нет, уже и всеми «когтями»! Но и на которые сама София и не сразу обратила внимание, отдав предпочтение ее же все и татуировке, оголенной ею же, на ее же левой руке: вернувшейся к ней и потянувшейся через всю руку, плечо и шею… к лицу, по левой же стороне, и к глазам; которые уже потонули в черноте. Ну а следом – и на невидимом щите, окружавшем и покрывавшем их все тем же «кругом-куполом», тут же появились огненные, ярко-оранжевые, в черной дымке и с такими же «языками», царапины от ее же когтей. Прямо… как и на кабинках, которые поднимают лыжников и скейтбордистов на гору. Все-таки – из них не пытаются, таким образом, выбраться, при аварийной ситуации и зависании на огромной высоте, а… лыжи и скейты «царапают» их, да и… с той стороны. Впрочем, может, они и так хотят внутрь? Стоп!..
– Стой на месте! – Крикнула София. Но и ее тут же одергивают – назад и… вниз, под громкий злобный смех Анны и все тот же «прихлебательский лепет» из-за спины: – Заткнись, ты только мешаешь! Хочешь, чтобы она – переключилась на тебя? Учти, попадешься на глаза – пропадешь навек!.. Допрыгаешься… – полурычала-полушипела ей она, но и уже не в ухо, а будто и… в самой голове. – Всю себя – на тебя спустит, не размениваясь и не распыляясь на них… Всю себя – и в тебя. Поменяется «с тобой» местами – и уже сама сошлет тебя в небытие, не, скопом, вместе же все и с теми, ними, особо и не разбираясь! А это – похуже, чем и смерть, девочка моя! – Выплюнула ядовито особа и София поморщилась, дернувшись затем от нее всем телом и душой: уже даже и не зная, от чего больше – от сильной хватки ее и крепких сдавливаний остальных, жополизы, хреновы, по всему телу или от ее мерзкого и восхваляющего одну, ту стерву голоса, а может, всего и сразу, да-к еще и вдвойне-тройне?! – Сама же – еще знаешь! Ад и «раем-то» все и всем, вся кажется – лишь и на фоне же его. Небытия… же. Там – ты покоя не найдешь и не обретешь. Но – и не «потеряешь»! По тому же все… и принципу. Ну и как бонус – будешь среди нас и них: неприкаянной и… неуспокоенной-упокоенной! Неприкасаемой… Тьфу. Без шанса – прикоснуться. Поиграешь в прятки… с ними и со своими парнями – длинною в… вечность! Хотя нет… – и сдавленно рассмеялась, потянув, вместе и со всеми, брюнетку после к полу, под ее же уже и болезненный, а и не отчаянный стон. – Для первых ж – это слишком много и долго!.. Ведь они уйдут – уже сегодня. Да и, чего там, уже и прямо-то сейчас! Окаменеют. С тобой… или без тебя. От тебя и-ли нее…
– Позовите мне – дьявола! – Рявкнула Анна.
Тут же – задребезжали и заходили ходуном, вместе с полом, стены. Крыша – потеряла почти опору и все точки же соприкосновения, крепления, по всем и четырем сторонам: готовая, и вот-вот, слететь с… куполом – и улететь в… неведомые дали; к «крышам» и всех здесь-сейчас собравшихся, наверное, кроме тех, двоих, и Софии. Что еще боролись и… пытались, старались удержаться – в этом шатком положении… «нормальности» и на грани: буквально же еще – между жизнью и смертью, пусть и в который уже раз. Но и как бы – и ни самый трудный, ни самый-то и крайний, последний и… лишь только же все и, может быть, победный!
Ведь не прошло и минуты, как стена, с большим количеством икон и слегка окнами, за спинами же все парней и перед лицом Анны, разлетелась в щепки!.. Накрывая ребят, поверх же все и стекол, еще и ими. Погребая под себя и покрывая, укрывая собой…
–
– Артур!.. Артур, приподнимись хоть немного и ненадолго, пожалуйста! – Звала и, параллельно, толкала парня в его правое же плечо своей левой рукой девушка, сидевшая с ним рядом, за первой партой, первого же и из двух же все ряда в аудитории: в светло-голубой рубашке в вертикальную белую полоску и укороченных черных брюках с высокой талией, совсем немного не покрывающих черные лакированные ботинки со шнуровкой. Веки ее были слегка подкрашены светло-голубыми же тенями, а губы – так же покрывала такая нюдовая, что почти совсем же все и так же незаметная матовая помада. Скулы же – были «заострены и сужены» легким темно-бежевым контурингом.
За счет же, и в свою же уже очередь, бежевых стен, с обоями под покраску, «бежевой» же все краской, как и белого потолка с металлическими плафонами и белым же холодным светом, само помещение было чуть ли ни одним и тут же все одной из светлых же все и аудиторий, в принципе, в университете. Весь же сей «антураж» портил, разве что коричневый, почти и бордовый, ламинат и, в цвет же ему, вся мебель: деревянные парты и стулья. Что преподавательские, перед белой пластиковой доской для записей цветными маркерами, справа от которого висело, больших размеров, скручиваемое и сворачиваемое же с серого пластикового небольшого пульта белое полотно для такого же и проектора, висящего под потолком. Что и парты и стулья – самих студентов, уходящие «вверх», под и самый почти что потолок и вход; с входной-выходной же дверью – в цвет.
Брюнет же, коего еще и так звала его же все и «соседка-то по парте», почтит тут же среагировал, с пятой, а то и пятидесятой просьбы, и поднялся, сразу же и упав – попав таки не только в омут прямо-таки и крышесносящей головной боли, но и черных глаз преподавателя, оторвавшегося, как раз и в этот же все момент, от своих записей и доски:
– Не может быть!.. – Охнул тот, куда более наигранно, чем и того же все требовала ситуация: если и вообще – требовала. Затем закрыл свой синий маркер, которым и до этого же все писал-записывал, колпачком и развернулся всем корпусом к «парочке», точнее же все – и одному из них, все же, конкретно, выше закатав рукава черного пиджака; части черного костюма, в тон которому шли и классические брюки со стрелками, покрывавшие полноценно и черные же его лакированные туфли; оголяя белые рукава рубашки и тут же еще и демонстрируя сим такой же белый воротничок и саму же рубашку, ее же и нижнюю часть, показавшуюся меж полов пиджака, с черным галстуком, спрятанным не до конца, но и концом же все в него-них же. – Я увидел-таки – и ваше же все лицо, Артур! – И, отложив свой личный конспект, из которого и делал те записи, «копируя-перенося» их на доску, вместе с маркером, на свой стол, раскрыл руки, словно бы и для объятий, но и скорее, а там и точно уж – еще раз показать и доказать: широту своих плеч и груди и как их обтягивают вещи, надетые на них-нем же самом. Что, к слову, и для сорока-то его лет – было весьма самонадеянно!.. Думать, что и таким еще финтом – можно и еще хоть кого-то привлечь. И да. Пусть он и хорошо, достаточно, сохранился, как человек, но и совершенно не-достаточно, чтобы перестать быть, чуть ли и ни главной скотиной ака занозой в заднице самого университета же: что для девушек, что для парней. Не считающей нужным, не порой, скромничать в выражениях – кого бы это ни касалось, никого не обделяя и не выделяя иным. Как и «не валить» кого, и по чем же все зря, до хорошего и удобоваримого, удовлетворительного состояния: на зачетах и экзаменах – по ценным-кобелиным-бумагам. А что уж говорить – о курсовых и дипломах!.. Да-к и при условии же еще и того, что и «прекрасного расположения» от него, при посещении всего и вся, всех… его лекций и прочего, невозможно было добиться – никак. Совершенно! Ну а что, для весьма большого лба, с явным наличием, как он и сам, опять же все и не «про себя», считал, мозга, как и «мозговой активности», это были вещи – само собой разумеющиеся и не требующие особого акцента. Как и… дополнительного, дотошного и особенного внимания. Зато, и требующие прямо-таки акцента, иссиня-черные волосы… средней длины, широкие черные брови и мелкие таки же ресницы. Первые, из которых, он и уже точно – у висков подкрашивал: так и кремом же еще и для обуви, коль и не черными же уж и чернилами, маркерами, не иначе. Насчет остальных и щетины, как и небольших усов над верхнее губой, только – строились догадки. Но и хотелось же все иметь, хоть и какое-то, пусть, и по итогу-то все, чем и лучше-то, никакое, но и величество, возвышение – над и этим же все бесчинным величием. Как и пусть – в разрезе лишь и внешности. Куда уж и… хуже-то, в разрезе же все аргументации и альтернативы. Но – и хоть что-то! Не имея и всего же этого… в загашнике – можно было да-к еще и в пух и прах покромсаться о его: высокие и острые скулы, натягивающие до нельзя чуть смугловатую кожу… Как и об острые края и углы – его извечной ухмылки и оскала, всегда плотно сомкнутых и узких губ. «Ямочками» там, к слову, никогда и не пахло. Впрочем, как и «милыми детскими щечками»! Его лицо, казалось, было выточено и вырезано – изначально. Вместе и с длинным, острым носом… Как и небольшим, но и все так же острым, подбородком. Что, того же еще и гляди, раскрутив его голову рядом с собой – и умрешь от потери крови… Исполосует же – и вскроет! Что же и до всего его тела, может, оно и было сложено, а там и не хуже, но и так же все – угловато и натянуто. «Пила» и… спиннер же, в одном флаконе! С кондиционером… – Вашей макушке, и впрямь, прямо-таки и трудновато было бы ставить «зачет», действительно! – Поднял хохот студентов своим замечанием преподаватель.
– А вашей – прямо-таки и не дашь больше тридцати! Хотя лицо и виски – орут об обратном и в квадрате, если уж и не в кубе… – заступилась за парня девушка, перейдя в наступление – по своему же все щелчку и сигналу: как обычно, впрочем, с-нихера-надо.
– Да вы!.. – Бросил на нее взгляд мужчина, но и снова был осажен, ко всему же прочему, еще и перебит – той же все и «не по годам наглой девчонкой», коей он прозвал ее у себя же в голове, пока – в ней, пока она сама же ни нарвется и ни услышит это вдруг и вне: – А диктофон-то – пишет-пишет… Продолжайте. Го-во-ри-те! – Осклабилась она.
– Продолжаем – лекцию… – рыкнул он и отвернулся вновь к доске: с конспектом – в левой руке; и маркером – в правой.
– Когда-нибудь он тебя все-таки схватит – за твой острый и длинный язык! – Усмехнулся Артур, потягиваясь и разминая затекшие, хоть и не от долгого, но и лежания на твердой парте мышцы. В то время, как и в свете все тех же ламп и лучей солнца, из белых деревянных окон слева, во всю стену и почти под самый пол, коль уж и не потолок, на теле его заиграли мускулы: дав повод некому шепоту и шелесту голосов – за их спинами. Девичьему, «конечно» же все, и исключительно! Которые, к слову, как и брюнетка – засмотрелись на это «произведение искусства»: в длинной и свободной черной майке; таких же джинсовых шортах до колен и слегка зашнурованных, а и скорее же и именно расшнурованных кедах на черной резиновой подошве и с такой же шнуровкой; открывающей все больше – с каждым новым его широким и не спешным движением. Но, и в этот уже раз, все и в отличие же от них, тех, девушка – вовремя среагировала, вспомнив, что и надо бы было хоть и что-то да уже и ответить, и стыдливо отвела взгляд. Когда, в свою очередь, и на задние же «девчачьи-оночьи парты» – полетел снисходительный и лишь чуть раздраженный взгляд карих глаз Артура: не липнут еще и напропалую – и ладно! Нда… Только в такие моменты она понимала и, главное, осознавала и всю же еще и именно «прелесть» – потоковости лекций. Как и что в их аудитории сейчас была – не только ее группа, но и параллельная: с не менее прекрасной сильной половиной населения. Что называется – совмещая полезное с приятным-крайнене-доступным-рабочим, м? Ага. Но и благо же все – где-то неподалеку, сзади них, сидели и Никита с Кариной, ее, считай же и еще что, личные «ангел и демон»: и остужали ее пыл, ну, время от времени. Когда: вновь и вспомнит. Первый – метал в нее злые и «ревностные» взгляды, буквально сжигая ее спину и выжигая голову, так еще и мешая их с клочками бумаги, листками в мелкую светло-голубую клетчатую разлиновку, вырванные и из его же все толстой бордовой тетради, так или иначе, руками или потоком воздуха, еще и изо рта, но и через пластиковый корпус синей ручки, прилетавшими в нее. Вторая же, чуть ли и ни присвистывая, и сама же – в лужицу почти растекалась. Ну а что? Картинка… в картинке, «в картинках»! Для залипания – было самое то и оно. Так и в эти ж еще моменты – терялся не только посыл и понимание любого к ней вопроса, но и даже тот факт, что она вновь и вновь влетала, да-к еще и на всех парах, на одни и те же грабли, нарисованные на стене… Артем и Артур! Артур и… Созвучие – было во всем: от именит до и, про?клятой-прокля?той-треклятой, внешности. Так и где-то даже – и в стиле одежды и обуви. Второй (первый), Артур, был – разве что и чуть постарше, ему было двадцать восемь лет. Но и трудно же было все так просто – взять и сказать… отказаться! Хотя бы: и просто вот – от взгляда в сторону. В его… сторону. Одним глазком. Быстро. Остро. О!..
– Близок локоток, да не укусит! – Фыркнула она, пододвигая конспект с записями, уже и в своей толстой синей тетради с белыми листами в мелкую голубую клетку, к нему, чтобы парень списал. – Реакция – хреновенькая. Я быстрее – ему руку острием же все вскрою и зубами раздроблю, чем и он-то его коснется. А вот, с его стороны, было весьма рискованно и недальновидно – еще ж пара таких резких словечек в сторону нас с тобой и иных намеков, в горизонтальной плоскости, других: и уже его схватят… Но – не за язык!
– Думаешь, есть за что.., помимо?.. – Скривился брюнет, принимая «помощь» и начиная переписывать записи в свою же, но и уже средней толщины черную тетрадь в мелкую голубую клетку, так же все отдав предпочтение не синей, а и именно черной ручке. – Хотя… Да. В смысле… На чем-то же все же и за что-то же – он держится. К чему-то же – и «привязан»… «Язык»!
– Даже – и не думала об этом… так! – Тихо хихикнула брюнетка, поддерживаемая в этом несдержанном, но и не запаленном веселом порыве, парнем. – Тем более: о проверке… Но – и мы отошли от темы. Что – на этот раз?! «Клуб»? Бар?..
– Стриптиз!
– Стебешься? – Раскрыла глаза София, устанавливая затем свою правую руку, локтем на парту, так, чтобы и кулаком прикрыть и прикрывать рот, не привлекая к себе и ним – из-лишнего внимания: как к разговору, в частности, так и им самим, в целом; их телодвижениям и «отвлеченности от учебного процесса», отвлекая от него же – и других.
– Нет! – Усмехнулся Артур и отрицательно покачал головой, не отвлекаясь, тем временем, от записей. – Бармен… в стриптизе.
– Класс! – Закатила глаза брюнетка и левой же рукой продемонстрировала в воздухе – тот же знак, только и опустив его сразу вниз. – А пожарники у них – кончились?
– Нет, я… Со-фа! – Раскрыл глаза, следом же и за ней, Артур, встретившись, неожиданно для себя и… друг друга, в едином порыве: оба – от шока; и так же – друг от друга. – Какие у вас мысли, однако! Побойтесь д… Нет, «бога»! – Но и после, почти и сразу же что-то и смекнув про себя, осклабился, подвинувшись. – Или это – комплимент?
– Я никогда не считала тебя – стремным, это во-первых! – Выставила она перед собой и ним свою левую руку, раскрытой же ладонью к его лицу и тыльной стороной к себе, в «защитном жесте» и во всех смыслах: в смысле, решили работать, дружить, так и… хрен ли дистанцию сокращать? – А во-вторых, ты так стремительно и скоростно «падаешь», последнее время, что и я… не успеваю за тобой. Предположила просто – самое худшее! Типа, и «подготовившись». Не сбылось! Хорошо… Фух! – И наигранно выдохнула, стерев левой рукой и невидимый же все пот со лба, разметав по «бокам» его и отросшую темную челку: отправляя ее – и ко всем распущенным, в сторону плеч и вниз.
– А я думал, ты скажешь: не успеваю – ловить… – поиграл своими темными бровями парень, не двусмысленно теперь уже и не намекая на ее, в частности, и их, в общем, положение «дел», а не и тел. – Хотя… Кто кого и должен, по сути-то? Да, я – человек. Но… И демон! И по более твоего, между прочим… Хоть, ты – и не человек.
– И это – тоже… – выдохнула девушка, водружая свою голову уже и на обе-то руки, сложенные теперь крест-накрест поверх парты. – Я же, прежде всего, ангел! Твой… ангел. А не «ты» – и мой! Ну а и после уже – и демон. Ангел-демон!.. И уж, тем более, в разговорах – на тему: на какую часть – больше… или меньше? Кто и больше – кого? И кто перевешивает, если уж, когда и.., ангел-а или… демон-а?.. Но и так ли – это важно?
– Спасибо – тебе! – Искренне поблагодарил Артур.
– Было бы и за что… – отмахнулась тут же она. – Ты бы поступил – так же, по отношению ко мне. Будь и ты – на моем месте!.. Что в том, что и в ином… Разве нет?
– Нет. – Поставил точку, одновременно и везде, Артур – и отложил записи Софии, возвращая их поднявшейся с парты девушке, подбирающей их следом под себя: все – в дом, все – в дом; а и в подушку-то – еще и тем более. – Если бы ты была… на моем месте – ты бы не была «на моем месте». Я бы дернул тебя «оттуда» – еще ведь и до баров: и это не «камень» и не «шпилька», факт! Не знаю, правда, как.., но и узнал бы обо всем – еще же и до того, как тебя бы мне дали. Ну и все бы исправил – заранее! Вот…
– Коне-е-ечно, умный самый! – Всплеснула руками брюнетка, все же сдерживая широту жеста – насколько могла и позволяла «партово-рядная» ситуация. – Думаешь, я бы так же – не сделала, если бы могла? Не могла! Вот, в том-то – и дело! А вообще… – и она скривилась, сощурив взгляд. – Знаешь… У тебя всегда и все – так просто. Не… У вас! Как вы же – так бухать… А как мы – так дома убирать и готовить. Как минимум же все! И как тебя самого-то еще – и Даша-то терпит?! – И сразу же прикусила нижнюю губу – от своей же еще тирады; и не только. Как и «сдержавшись», до конца, чтобы не дать и себе же еще самой – грубую затрещину. «Как минимум»! И гневно прошептала себе под нос: – У него – девушка… Девушка – у него! Но и хоть расставайся с «ангельством» – и бей это на лбу, зеркально, ей… богу! Чтобы утром, умываясь, в зеркале читать – и не лезть в это, чужие дела и отношения. Снова и снова. Не психолог! Ан-гел! Спасаю – внешне, а не внутренне.
Все же и сморщившись, Артур промолчал, уткнувшись взглядом в тетрадь.
– Прости!.. – Взяла она его за правую руку, еле-еле обхватив и своими-то двумя, чуть сжав. – Снова-здорово, да?.. Забываю иногда расположение – твоих мозолей-болей и… хожу по ним, как слон по граблям… в посудной же все и лавке. Больше – не буду! – Погладила она его грубую, но и в то же время теплую, почти и плавящую, но и размягчающуюся, от этого, кожу. – Не обещаю. Но… Постараюсь! Попытаюсь, правда!
– Не парься… – сжал он ее руки своей в ответ и вытянул губы в одну линию, но и дотянул их все же затем – до и в какое-то, пусть еще и подобие, но и улыбки. – Мои – «тараканы»! Да и… не меняются они, собственно: что те, что и… другие.
– Может, стоит уж поменять? – Но и поймав на себе, хоть и в меру, но и строгий взгляд, выдернула свои руки и подняла уже обе ладони «в защитном жесте» вверх: перед собой и ним. – Я не начала – свою пластинку. Даже и не думала! Просто… Предложила. Ты – можешь: отказаться! Да и не говорю же – прям все, а… хоть и что-то! – «Если уж и не кого-то»: поджала губы София, аккуратно ощупывая и прощупывая почву, нащупывая и мины в ней: перед тем, как и на них уж подорваться; зато – и без «сюрпризов». – Какой-то… из элементов. Ржавчина же пожирает – с одного из колес, как и гниль… в корзине с яблоками. С одного – яблока! Если его удалить и смазать остальные, то еще можно будет что-то да и спасти… А и в случае с «яблоками» – выкинуть его; и оставить – остальные!
– Как тебе – пары «Психологии»? – Усмехнулся Артур, переводя и сменяя пока тему: на более спокойную и удобоваримую, менее и болезненную сейчас… для него.
Девушка, впрочем, это тоже и тут же смекнула, но и опустила, отпустив. Главное же тут было, как по ней и для нее же, не лезть – самой: и не заставлять – его. А и тем более: не принуждать! Он сам – все расскажет, когда придет время. Как и она бы еще-уже рассказала кому-то, в подобной же все и ситуации, будучи в ней и… на его же месте.
– Проще-простого! – Отмахнулась брюнетка. – За две лекции – я поняла, что и как там устроено.
– Это – видно! «Ладно»… – Сдался, в итоге, он, «продолжая еще вспоминать забытое слово-факт-имя-фамилию-дату.., в процессе, какое-то еще время и уже другой темы», выставляя перед ней и собой уже и свои руки… в «открытом» жесте. – Я подумаю!
– Окей!.. Только – и хорошо подумай. – Наставила она на него, еще и тыкнув затем в него и его же грудь им же, свой белый ноготь средней длины указательного же левого пальца руки, с хитрым прищуром. – Чтобы не было, в противовес, и такого, как и с больными зубами: где бы мы выдирали их, не зная какой, действительно, больной.., но и до последнего-победного, ага?.. – И подала, по окончании, свой же и левый кулак ему.
– Ага! – Стукнул и о ее же кулак, своим, наоборот, и правым кулаком, Артур и обхватил затем ее за плечи, вовлекая в свои и впрямь «медвежьи объятия»… на словах: крепко, но не сильно, на деле, прижимая к себе. – И за что мне – такое чудо досталось?..
Следом, и со стороны же все задних парт, послышалось тонкое мужское покашливание, как и пока же что еще намек: «тому» же все и в тон. После – более громкое, как уже почти и не-намек-то вовсе да и потверже. Ну а затем уже и совсем – шире, кашлем, и уже совершенно не намеком и… не намекая: «Заканчивай – это… все!».
На что, в свою же уже очередь, и брюнетка же, словно бы и одна еще услышав это «представление… одного, но и не-актера», как и обратив же все на него внимание, только закатила глаза и вытянула свою же правую руку за себя и чуть в сторону… этого самого еще и помощника: в жесте же и одного поднятого указательного пальца – одну минутку.
– Ну… Должна же быть и ложка меда, пусть и совсем-совсем малюсенькая, но и в этой же все «бочке дегтя», правда? – Прильнула к нему София и… с лицом самого, что и ни на есть же еще «блаженства» – чуть ни замурчала, как мотор.
– Как… нескромно. – Пожурил ее тут же Артур.
– А что делать?.. – Надула нижнюю губу она и пожала плечами. – Такие – мы!
– А мы вам – не мешаем? – Возник вдруг и перед их-то все партой сам преподаватель, осматривая упрямо их, ну и прям мельком их записи: не столько и из интереса… к этому вот и всему, сколько и в прямо-таки желании – к чему-то прицепиться и до чего-то, а там даже все и кого-то докопаться. А и «шухер-то» – предупреждал! Но и грех же на душу взять – раньше оторвавшись. – Что, Артур? Снова – без конспекта и… спим на моих парах? Зачет будем – как получать: «напитками» или читкой моих лекций?
И снова послышался – громогласный и, главное, общий смех: почти и всех-то тут, сейчас и здесь, «собравшихся». «Как здорово, что все мы здесь!..». Ну и небольшое недовольное гудение и такое же улюлюканье. Наравне с судьями – были и «фанаты»! Надо же… Все – те же, но и не «на манеже», там – другие, и та же пара-парта. Но и тоже ведь ничего! Мелочь, а и всегда – приятно! Тем более: когда их – две. Ну и она – третьей.
– А «стая» – ничто, без своего альфы, да? – Рявкнула на судей-что София, отстраняясь, наконец, от парня и садясь сразу же ровно, как по струнке, но и стержню. – Как жить будем дальше – без и его же все табличек «в студию»: «Аплодисменты», «Смех» и «Лизать мой зад»? Вы… – И только же хотела нелестно, а может даже и именно «бранно», распалившись уж до красна и окончательно, продолжить – как была остановлена Артуром же, а и точнее – его все и руками, сжавшимися вмиг на ее плечах.
– Не надо, Софи! – Вступил-ся уже сам, как и за саму же еще девушку, он. – Ты достаточно – меня «защищала» и, вот, вновь же, еще раз защитила… чуть ранее, чтобы и сейчас же все и я же уже сам смог все… это же! Собери пока вещи…
Не став возражать, только и положительно кивнув, она привстала со стула и начала складывать тетради с канцелярией, не забыв и про телефон, в белый кожаный рюкзак.
– Я долго терпел… – прохрипел брюнет, только еще пока и собираясь с мыслями, голосом, но и уже готовый к бою, битве, а там – и войне. – Очень долго и… Достаточно! Все ваши… нападки. Ваше и, самое натуральное, скотство… И отношение, как, и без как, «к пустому месту». Я – ни слова тогда не сказал, ценя все же и еще: ваш статус и опыт. Вашу и значимость, значение – в преподавательском коллективе. Как и, не побоюсь даже, тем более и сейчас этого слова, «специалиста» – в своей области и… человека, который может и, главное, сможет чему-то научить и нас. Но – и всему есть предел… И вот – он! – Ударил по парте правой рукой, с кулака, он, «ставя вновь этим точку» и, одновременно, делая особый акцент на этом «моменте». – Да!.. Я – не живу, как вы. Не питаюсь, как вы. Не езжу – как, и на чем, вы… Просто потому что: я – не вы! – Плюнул ядом, с кислотой и желчью, почти что и в лицо же ему Артур, после чего вновь отстранился, продолжая. – Учусь, как могу. Работаю, как могу и… где могу. Где позволяют и… берут. За гроши!.. Я – выживаю и… существую. А вы… Вы – поливаете меня грязью! Раз за разом. Снова и снова… За что? – Раскрыл руки, в широту и собственных же еще крыльев, а и не только лишь на шее и в виде же все тату, он – и утробно рассмеялся. – За то, что я здесь – живу? Пытаюсь… пробиться – в этом мире: за счет «своего» же творчества? Серьезно?! А вы, что-то же, делали – в этом же все и направлении, хоть когда-то? Чтобы мне подобное еще, и за подобное же все, предъявлять?! Выходили – за рамки своих же нудных докторских и диссертация? За рамки: общепринятых суждений и мнений?!.. Нет? – Ему не так нужен был и ответ, как, впрочем, и свой же к нему еще вопрос, только, чисто, ради интереса и узнать: слушают и слышат ли его – сейчас. Мужчина хмыкнул, но и все же отрицательно качнул головой, без слов. Пойдет! – А я – да! Я выходил – со своими работами, перед кучей людей и… меня принимали. Равно, как и нет! Волнами… Но: было. Бы-ва-ло, а там еще и будет, понимаешь ли, всякое! Такова жизнь – разная и… «по-разному». – Сплюнул он и тряхнул головой, усмехаясь. – Но и я жил – в эти моменты. А вы – так и загнетесь… здесь. На и за свою же все преподавательскую зарплату, какое-никакое, а и репетиторство и… «повторение-мать-вашу-же-все-и-учения»: из раза же в раз, одного и того же… Таким же дегенератам, как и все они! – И обвел одной правой своей рукой всю аудиторию. Правда, и в этот же уже раз, без какого-либо и эффекта. Что за себя, что и за того… парня. Что и, как помидор, а и лучше будет сказать «вареный рак», от злости и ярости, нескрываемой и ненависти, стоял перед ним – и не сводил с него своих серьезных и внимательных глаз: вполне стойко и мужественно, даже и достойно, с какой-то и оставшейся-то еще честью, принимая камни в свой же огород и шпильки в так же все и уложенные волосы. Все же остальные – сидели тихо и смирно, мир-но, пораженные: всем и сразу. Но и тут же, при всем при том, боясь – не то, что-то и лишнее, слово же и хоть какое-то выдать, как и действие совершить, лишний же все раз вздохнуть, а там и громко, в паузе, а вдруг и не выдохнут-то, более, больше и никогда, после этого. Да! Чтобы случайно не перевести и весь тот огонь – на себя, перебросив, параллельно же еще, и весь-то их поток, произнесенной и не, желчи и яда, кислоты на себя. – Как вы. Вместе же все… и взятые! – Выплюнул Артур, но и сдержался, чтобы еще и не тыкнуть этой же все рукой и в его, того-то, грудь. «Красный динамит» – мог взорваться и без того-этого в любую секунду и такой же от любой искры: не стоило его еще и «принципиально» щелкать, тем более – он же еще и сам хотел продлить и как можно дольше потянуть и протянуть этот самый момент, пусть и пяти-уже-даже-и-минутной, но и такой сладкой славы и высоты. Полета! Над и… ними же всеми. – Нравится? Думаете, они и хоть что-то – вынесут отсюда? Свои пустые, как и прежде же все, туши – они вынесут отсюда! А я… – Парень накренился, размяв спину и тут же наклонился ближе к преподавателю, упираясь на прямые руки, установленные сжатыми кулаками в парту. – Вынесу вас – «ногами вперед», если еще хоть раз услышу что-то подобное, в этом и не этом, в принципе, «вашем духе» и ключе, как в этом и не этом разрезе же, по отношению же все ко мне и-ли Софе! Я сделаю – это, не сомневаясь; и вы – не сомневайтесь! Я делаю это и не это – двадцать четыре на семь! Такое и не такое, такого и не такого.., как вы, я заживо на завтрак, обед и ужин съ-ем.
Выслушав тираду с раскрасневшимся и уже даже пылающим, горящим лицом, испещренным желваками, вздувшимися капиллярами и венами, но, так и не решившись даже перебить, чего уж там, вообще что-то ответить, преподаватель «самоликвидировался» из аудитории, пролетев, буквально, наверх по ступенькам – и громко хлопнув дверью. На что уже и сам Артур, проводив того лишь только злым взглядом, посмотрел в проход между столами, где и уже должна была стоять собранная София, но, так и не увидев ее, сменил злость на милость, а после и на «совершеннейший ахер» – ведь она сидела, где сидела и ранее, что-то быстро записывая своей синей ручкой в такую же темно-синюю толстую тетрадь с белыми листами в мелкую голубую клетку!
– Ты… чего? – Нахмурился Артур и коснулся ее левого плеча своей же правой рукой. Но ей и это – никак не «помешало». Даже: не дернулась! – Соф. Мы – уходим…
– Уходим-уходим… Только, вот, допишу! – Положительно только и кивнула ему девушка, параллельно откидывая левой рукой свои же темные пряди длинных волос, которые мешали и липли к вспотевшему от спешки и перенапряжения, в моменте, лбу. Решив же помочь и, «закрепив» таки мешающие ей локоны своей левой рукой на ее же все и затылке, да-к еще и так, чтобы не выпали, но и случайно же еще и не вырвать их, лишь и слегка же еще приложив чуть больше силы в зажиме, Артур взглянул через ее левое плечо на ее же записи и, заметив знакомые строчки, усмехнулся: – Серьезно?..
– Почему нет?.. – Выдохнула брюнетка, передавая затем вырванный, тут же и ею же из своей-ее же еще все и тетради, листок ему. – Неплохая… «реприза»! Пролог. Ну или «эпилог»! А может, и вся основная-то часть, в чем-то одном… или сразу всем: начало, середина и-ли конец? Решишь – сам, короче! Развить дальше… или так вообще оставить.
– Спасибо! – Поблагодарил он ее вновь и принял от нее – свое и собой же все ранее сказанное, но и записанное только лишь сейчас и ею же все уже самой-одной.
– Ты уже истратил лимит – этого «слова» за день… Идем! – Подмигнула София, мигом убрав тетрадку с ручкой в рюкзак и, взяв его, застегнутым, затем опять в руки – закинула его с лямкой на свое правое плечо, начав постепенно удаляться к двери. По пути уже – попадая и «в руки» самого Артура, таки и нагнавшего ее, собравшись и сам.
После чего, подмигнув не только ошарашенной и где-то даже еще и ревностно-злой части группы, но и Карине; одетой сегодня в синий шелковый комбинезон с длинными рукавами и штанинами же штанов, под и темно-синие-то лодочки на тонкой и высокой шпильке, с высоким хвостом на затылке выпрямленных каштановых волос и синими тонкими стрелками у внешних уголков глаз, плюс ко всему еще и иссиня-черными длинными ресницами под светло-серую же матовую помаду на губах; которая подмигнула же ей в ответ и показала своими обеими руками, с синим же все и маникюром средней длины ногтей, «класс», она махнула на прощание, и левой же уже свободной рукой, не менее недовольному, чем и все те, кроме же все и Карины, но и ведь еще – всем и сразу от Софии же самой еще здесь, Никите; одевшемуся, к слову, как нельзя и кстати, Карине и Софии же все – под стать и цвет, тон, не выделяясь на их фоне «темной» тучей, которой являл себя и являл-ся же все и сейчас, своим же и нахмуренным уже прямо-таки лицом, хоть и играя на контрасте их, так же все и более-менее, но и «светлых» образов, на нем была светло-синяя рубашка, закатанная в рукавах и до локтей, так еще и полурастегнутая сверху, от горла и до немного не доходя лишь до середины-то груди, заправленная в белые джинсы на темно-синем кожаном ремне и в синие кроссовки. Он, в свою же уже очередь, проводил ее и Артура, их обоих, только скептическим взглядом, но так ничего и не сказал им вслед, как и «в ответ», впрочем, как ничего и не сделал же – против! Сойдет.
****
– Опа! – Хлопнул в ладоши Влад, по очередному же возвращению Софии, орошая округу своим звонким раскатистым смехом. – То есть… Мы – не первые были в этом, да?
– Ну… Как посмотреть, Влади?слав! – Усмехнулась она, утирая уголки губ и глаз: в этот раз – даже слезы выступили, надо же. И не столько же все и потому, что и в попытках-то избавиться от воды – организм избавлялся, параллельно, и от любой жидкости в себе, сколько от ностальгии и… приятных воспоминаний, пусть и в купе же все с неприятным сюжетом Анны и самой ней, это ж и как всегда-то уже, в прочем. Хотя… Если она мстила Софии за и свое-то еще «недовозращение», как думала и сама девушка, то это был – уже не расчет: ведь она провернула свою месть раньше – и София ей за нее отплатила. Просто – той же монетой и буквально! Да и той же… частью тела. Но и если же она хочет оставить за собой «последние слово» и сыграть… на больном, уйдя в «больное» же? Что ж. Ладно! София умеет играть – и по чужим правилам: в чужой же и игре. Этому ее – еще и сам-то Егор научил! Осталось – только лишь продумать ходы. Двое – на «ее счету»: уже есть. Нужно было вытащить теперь – еще и тех двух парней. И как-то, впервые же, она и именно не была рада возвращению сюда, за все, пусть и небольшое же еще, но и время – таких вот своих погружений и выныриваний. Так как, и не могла до конца-то и знать, как точно, дождется ли ее Анна, и в этот раз, или нет? Хотелось вновь вернуться туда – поскорее и все уж доделать, чтобы вернуться обратно и насовсем! Всегда. – Вы… сколько живете – на этом свете-то… и белом? Столько – и музыка-то существует: во всех ее… проявлениях и интерпретациях. – Развела она руками, легко улыбаясь. – От «допотопных» и только начавшихся, зародившихся… до и весьма продвинутых и навороченных. Прогрессивных и… «измененных». Модернизированных! Подстроенных и встроенных… Вдохновленных!
– А я – и не про свою жизнь… – отрицательно покачал головой рыжий. – И не про «музыку». Я про то – к чему шло и, по итогу-то все, и дошло. О людях, понимаешь ли, в целом! Так или… иначе, контактирующих и контактировавших – с тобой. А еще – и о Никите… – хитро подмигнул ей Влад, закусывая нижнюю губу. – Который все-таки, а что-то да и испытывал к тебе, сердцеедка.
– Он – испытывал: стыд! Испанский… стыд. – Спрятала лицо и в своих же ладонях брюнетка, начиная затем сдавленно смеяться и как-то горестно и стыдливо, по-своему, стонать. – Потому что «твою верную слугу», как не учила ничему жизнь, так и не на-учила, до сих пор. Та же ведь, считай, комплекция-комплектация и… тот же все почти и «статус»! Та же – и принадлежность. Такой же и, двойственный, «вид»: если не упираться в подробности и… чем ангел все же и от человека-то!.. И имя-то – почти такое же. – И, одернув руки, наконец, от лица, обреченно даже еще и взвыла, обращаясь ими… и взглядом к небу. – Я выписывала перед «ним» – одни и те же пируэты… раз от разу и за разом! То нарочно и специально… не замечая, то не нарочно и не специально; да-к, и при этом же уже, точно… замечая. Но – и продолжая… А итог был и… есть один – провал! Детски сад, штаны на лямках, и мальчик… Артем же… на двоих, а после – и троих, но и не будто же все и «красной нитью-то»… по жизни. Дима, в школе, покупающий пирожки стеснительной, поначалу, девочке да и себе заодно, за те-той же все и деньги. Умный и… Кирилл! Вот ты ржешь, а я ж – и та еще… Белла и, ха, Елена, а никакая вдруг не Кэтрин, в одном-то все и флаконе. Попробуй, блин, выбор-то и не между оборотнем и вампиром, вампиром и вампиром… уже, а «темноглазым брюнетом» и светлоглазым блондином, а!..
– М-дя… Ни Вальхаллы. Ни Хеля… Ни и смерти. Ни похорон… И даже «квадратик» – не дернешь. Что уж там: и до кружка! Егич, слышь?.. – Позвал блондина Влад, обращаясь лицом к зданию, и приставил ко рту и зубам пальцы правой руки. В ту же секунду, на всю же и округу, раздался мощный мужской свист: сотрясая не только лесную полосу, но и, казалось, землю же с небом, да и с тем же зданием, где-то впрочем. Заставляя, одновременно еще, вылететь и выбежать из своих гнезд и укрытий – всех возможных и не птиц, как и животных, насекомых.., что в них, и до этого, находились да и улететь, пуститься в бега в писках и визгах, поисках других мест обитания. На крыше же, к тому моменту, как и в прошлый же все раз, появился и сам Егор, спуская левой рукой черную маску с лица, а правой – прикрывая колпачком черный же баллончик с краской. – А как ты, и вообще, в ее рядах-то – затесался? – Изогнул левую бровь он и фыркнул. – Если, и совсем-то, не ее вариант? Да и так-то… затем еще и посмотреть… – и кивнул в сторону же Софии. – Девчонка, все же, а и учится – на собственных, своих ошибках. Пусть, натыкаясь и подрываясь на… них же, как «минах», периодически, порой и одних и тех же, до сих пор, но… «Учится»! Вон, как мотнуло и мотануло! – Хохотнул Влад и обвел фигуру Егора не только взглядом, но и выброшенной вперед правой рукой, по воздуху. – «Прогресс» – на лицо! Вымело ж еще – и почти что начисто! С, и все равно, да, «темноглазых» шатенов-брюнетов.., но и на… синеглазых-то и «блондинов» еще-уже. А ты?.. «Сам». Все, как и с конвейера-сканера.., ей… дьявол! Учись, пока – она и… жива.
– Чья бы корова и мычала-то еще, Владос! – Хмыкнул Егор и взглянул следом обеспокоенно на Софию. Которая почти тут же, и увидев-то еще это, как он повернулся к ней и в ее же все сторону, улыбнулась и… отрицательно покачала головой, что, мол: «Все хорошо и… я справляюсь. Переживать – не стоит!». Последнее – на него, впрочем, и вновь же все, вряд ли подействовало. Но и хотя бы – попыталась! Еще… раз же.
– А я – вообще: рыжий! – Продолжал гнуть свою линию парень, веселясь с самого себя и веселя же, тем самым, еще и Софию. – Светлее – во всем; и по всем же еще и фронтам. Может, я – и тот самый: третий вариант, а? – И поиграл бровями, разведя и руками затем, кидая свой «игрющий» взгляд на Софию, а после – и на Егора. – Бог же – троицу все же любит, не? Я тебе – уже в спину дышу, блондинчик… Так и знай!
– М-хм… Де-мон!.. – Цыкнул блондин же и смерил его ехидным взглядом. – Вернись – на левое плечо! «В семье – не без урода…». Где-то… это уже и было, нет?
– А!.. То есть, ты таки сейчас и признаешь-ся, что и именно ты в ней – урод? – Прыснул Влад, подзадориваемый, и смеющейся-то все с него, девушкой. Которая сначала даже и по-думала, что он и краски, краской-то все той же передышал, а после, и сравнив же все «масштаб трагедии» и… расстояние, разделяющее их, от них и до Егора, поняла, что, и скорее, сам Егор должен был «заливаться сейчас и так ж все соловьем», а и не этот, что, и вот-вот, уже даже, тем более и с капота-то упадет, свалится, покатившись дальше. Хотя, и уже-то все казалось, даже если это и произойдет, тем более и когда, его это ни капельки не расстроит, а там – и остановит, он и сам-то особо не расстроится, вовсе не заметив такой фигни, и продолжит смеяться: поймав смешинку и не отпуская ее до конца.
– Только – после вас, Влади?слав… Лишь – после вас! Да… Как только, так и сразу. – Улыбнулся Егор. Но и не «с него», как и не ему, а с того, как он действует и действовал сейчас на Софию, конкретно в и этот же все момент времени: довольно положительно. Учитывая же еще и то, что и сама девушка была почти уже полностью расслаблена, будучи и прямо-таки поглощенной его… истерией: никак и ничем… не выдавая своей еще нервозности и-ли страха, паники… и ужаса. Ничего… негативного, что бы и могло сказать-то ему – о ее же еще и ему недоговоренности: относительно не «хорошо» – и того же все хорошо; того, что она и только лишь пыталась показать, но и чем оно не являлось, на самом деле. Как… казаться, а и не быть! Но и она-то – была! Или, и так же все, хорошо переключалась. На что уже и он, к слову-то, ставил – в последнюю очередь: надеясь, как и прежде все, на лучшее. Да и готовясь, но и всячески же все отметая пока – худшее.
– Вы – стоите: друг друга! – Хохотала София, но и резко же затем оборвала себя, слегка же еще и подавившись: поймав, как и прочувствовав, ощутив прямо на и в себе – сразу два серьезных взгляда. Да-к, и ладно же еще: Егор и от него же. Но и как Влад мог да еще и так резко – остановиться, еще и до нее же самой, просто выключив хи-хи? А, и посмотрев на него, так и не увидела ни одной смешинки в его глазах, как и улыбки… обычной. Но и увидела за-то, как прямо-таки еще и «трусит» его грудную клетку – и тут же стукнула по ней своей правой рукой, вырывая, таким образом, еще и остатки-осадки его смеха. – Ладно-ладно… Я тоже – не без греха! – Подняла она руки в воздух, «сдаваясь». – Да и среди уродов, все-таки, должна быть – еще и «дура», на минималках. Ну… И идиотка, чего уж и… тогда уж, как максимум!
– Урод, как мечта идиота!.. – Протянул тут же Егор, как бы и пробуя это еще и на вкус. И замечтался! Переходя от одной степени вдохновленности в другую: от «картины» – к девушке; и обратно. И все же еще так отлично синхронизировалось и совмещалось!.. Что у него просто не осталось никакого сомнения на тему же все и того, что и что-то же могло пойти здесь не так… Что что-то же было и прямо слишком хорошо, чтобы и быть-то правдой. Или слишком и «не так», но и чтобы сама же София вдруг уже и об этом-то не сказала им. Нет. Вряд ли… И сразу стало – еще спокойнее и легче, когда он словил и «их волну»: на том, таком же еще и расстоянии. Погружаясь вслед в эту развеселость, но, и в то же время, умиротворенность и счастье. Семейную и… братско-сестринскую идиллию! И пусть даже, тем более – ненадолго и только же лишь все сейчас. Но и этого – было достаточно, пре-достаточно: если же еще и учесть, что и такие моменты – были безбожно, дьявольски редкими. Да-к и что, как раз таки и ими, и нужно было жить: уж и что-то.., а и они-то – уже точно не повторятся. Нужно было – ловить и держать, держаться, пользоваться и проживать.., пока их срок не истек: чтобы потом не жалеть и не скорбеть, не сострадать – вдруг и об упущенном. – Идиот-ки, как и в данном же случае!
– Слышь, «мечта»!.. – Ворвался в «его мирок» вновь Влад, явно же еще и недовольный тем, что и его же брат – снова перетянул все одеяло внимания на себя. – Дорисовывай уже все, что хотел, взорвем… и поедем обратно. Скоро «ребенок» с универа вернется, а дома ни то, что никого – пожрать нормально ничего нет. Отец ж – в командировке… еще! – И ткнул правым указательным пальцем… в небо же, скрестив затем и обе же руки на груди. – Хм… Сюда их – вызвонить, что ли? Все поделали уж тут, чай! Женьке с Никитосом – я по дороге набрал… – Бросил короткий взгляд на Софию он. И она сразу же округлила свои глаза, вспомнив, только же все и сейчас, что и «обещалась-то» ему – об этом-то как раз и напомнить!.. Но и тут же почти и выдохнула, осознав, что он справился с этим – и без нее. Широко улыбнулась и, утвердительно кивнув, сняла с себя ответственность за это, заодно принимая его и благодаря его же самого: за это. – Они – только ехали за девчонками-то… Уже – дома, небось! А мы – еще тут… околачиваемся.
– Хорошо, мам!.. – Сгримасничал блондин и отошел от края крыши, возвращая правой рукой и черную же маску на лицо. – Чтоб без дела не сиделось – сходи, вон, гнезда поищи… «птиц», которых ты распугал, соловей разбойник, блин! – Сплюнул он и развел руками, обхватывая и имея ввиду – всю их территорию, на этот момент. – Они уже вряд ли вернутся, а яичница малому – вполне себе и сойдет… на аперитив! И не только: ему. На прикорм… и зубок! Звони… – Спокойно затем бросил он и склонил голову к левому плечу, выкидывая вперед правую руку с баллончиком. – На капоте-то им все – и сготовишь! – Теперь и сам – «очерчивая» фигуру Влада по, воздуху. Так и будто же еще и зарисовывая его – на его же все и месте, оставляя после «смачную кляксу» в месте приложения капота и… его же пятой точки: – На движке. Или «подгорающем» тебе же – в неком, неких же все и местах… Металл, чай, не плавится – еще? – Хохотнул он и опустил руку, подмигнув злобному, но, и в то же время, и хитрому же еще прищуру самого рыжего, словно теперь еще и отраженному у самого и самим же Егором. – А повезет, поймаешь охотника, тогда уже – и мы поедим. Правда, Соф? – Сосредоточенный и не допускающий отказа серьезный взгляд темно-синих глаз, вместе и с таким же голосом, скосился на девушку, что и сразу же прям как-то и выпрямилась под ним и села же все ровно, как по струнке, закивав «болванчиком». – Под «мы» – я подразумеваю и тебя. И себя – тоже, даже! Не все же – и ему-то оставлять… А «ребят» он – и не дождется! – И, кинув мельком вновь взгляд на Влада, как и увидев, как тот закатил глаза и отмахнулся от него вновь в обиде, Егор сдержанно фыркнул, но и вернулся затем так же к Софии: чуть смягчаясь следом и в голосе, хоть и продолжая держать «стержень», как в себе, так и в ней, в виде строгой, а и заботы. Про себя же еще все и понимая-принимая, что если уж и сюсюкать, то наедине… и не при Влада, уж точно! Да и дойдет-то куда – больше и точнее, лучше именно так, чем «разливаясь и заливаясь в уши мягкотелым наставлением» ни о чем и обо всем: – Выплывай оттуда – окончательно, чтобы и назад-то уже этот букет не тащить. «Вывезли», еще ладно, но и обратно – мы их не повезем! Картина – картине же и рознь… А тела – всегда к телам. Как и души… к душам же!
– В картине – была душа! – Возразил, за свое же все и творение Влад, крича, правда, уже в спину и уходящему «к себе», но и Егору.
– Да… Твоя! – Согласился блондин и указал на него со спины, выставленным же назад правым указательным пальцем, брошенной над головой руки. – А и не «суки», которая не то, что упокоиться, успокоиться не может – продолжая терроризировать! Ладно – на своих: и на наших еще костях. Нечего! В гостях хорошо, а в небытие – лучше.
******
Хлопок. Хлопок!.. Еще хлопок. Вентиляция легких! Дыхание – губы в губы и… рот в рот. Сейчас уже – не до «микробов». Тишина… Повтор – тех же действий и… в том же порядке. Снова – хлопок и… Вдох!
– Где я?! – Сел на белой тканевой постели темноволосый парень, в темно-серой кофте, надетой поверх белой футболки и темно-синих же джинсах с металлической цепью над левым карманом, еще сотрясаемый дрожью и судорогой, по всем же и частям тела, как снаружи, так и внутри, но он смог понять, пусть и пока же все только то, что рухнул, как обычно, без сил в кровать, не переодевшись. Но, и как видно же все было уже и по самой девушке, до этого сидевшей на нем, его ногах и со своими же руками на его груди, было что-то и еще, что-то и помимо. Вот и только!.. Все мутило и кружило – перед его же глазами… еще с минуту-две: но и главным же все образом – черный ламинат на полу, такие же обои по стенами и белый натяжной потолок со встроенным в него белым светом. Не говоря уж – за саму двуспальную кровать, на коей он до сих пор и лежал-крутился, с тумбочкой у нее, шкаф-купе рядом и рабочий стол, с полкой с книгами над ним и стулом из черного же дерева… Что еще и отдавали последнюю дань памяти – тьме! Когда же и все оставшиеся объекты комнаты – были светлыми, белыми. Будь то пластиковое окно в пол, с широким подоконником, небольшими подушками на нем и гардиной до пола. Или «стационарный компьютер» на столе же: с соответствующим же все системником под ним, клавиатурой над и средней «мышью». А там – и широкий большой подвесной телевизор, висевший перед кроватью. Ну и входная деревянная дверь в комнату же. А что уж – и до плафона-то торшера на и все той же тумбе: где и только лишь его ножка и ручка же двери – были серыми и… металлическими. И вот, все же это сейчас еще и «мешалось», но и в одном-то, как ни посмотри, контексте… разделения мира: на черное же и белое. С небольшой «продресью», тонкой и линией меж них – серого, почти и серебряного цвета.
– С добрым утром!.. Откачала, елки-палки. – Соскочила с него таки и София, трясясь и сама – от нервозности момента, в частности, и всего положения же его, в целом. Параллельно – раскатав и снова закатав длинные рукава своего бежевого вязанного легкого свитера, после чего приподняв и вновь опустив его такой же длинный и высокий воротник, следом оправив еще и светло-серые лосины, ну а под конец – и взвихрила обеими руками свои длинные темные волосы. Пока. – У себя – ты! – Взмахнула руками она и, если бы могла, снесла все потоком ветра и крыльями, поменяв пол с потолком и… день же с ночью: если уже и не на улице, то и в этой комнате, завалив же еще и окно всем тем, что было в ней, на момент. – Не «наигралась», как видишь… Пытки – продолжаются!
– Ни черта не помню… – Откашлялся брюнет и провел правой рукой по своим темным коротким волосам. – Что случилось? И… Не ругайся! Давно по губам, что ли, не получала?!
– Сейчас ты – у меня получишь! – Рявкнула брюнетка и начала колотить его всем, что и попадалось-то ей под руки: от небольших черных и белых же подушек с кровати, частей и… элементов одежды, обуви из шкафа – до и каких-то же все мелких разноцветных игрушек-зверей и торшера… с тумбы.
– Воу-воу-воу… Спокойно! – Предотвратил он и ее последнее почти даже уже и нападение-покушение-то, выставив правую же руку перед собой и ей, после чего еще и вырвав «крайний» объект из ее рук, левой же, и отставив ей же лампу затем на место. – Подушки и игрушки – еще куда ни шло… Но и это – уже перебор!
– «Это»: перебор?! – Не унималась девушка, пусть и смирившись с потерей, но и, опять же все, ненадолго, переместившись затем к столу, в мгновение же ока, и так же после вернувшись с… лекционными тетрадями, книгами и канцелярией… со стола и полки над ним. – Это вчера
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anavi-32468997/chernaya-princessa-istoriya-rozy-chast-3-71701657/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Дневник (прошлое настоящее).
2
Жизнь (настоящее будущее).
3
25 кадр (будущее прошлое).
AnaVi
Тип: электронная книга
Жанр: Мистика
Язык: на русском языке
Стоимость: 0.01 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 27.02.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: ДД!..