Главная страница | Юмористическое фэнтези | Мама для Совенка. Путь менталиста. Часть четвертая

Мама для Совенка. Путь менталиста. Часть четвертая
Екатерина Боброва
– Прошу, – Четвертый открыл дверь приемной, – хочу вам представить нового декана, которого мы бы желали видеть в данной должности.
– Господин ректор, – с дивана радостно улыбаясь – словно у него случился самый счастливый день в жизни – поднялся виновник испорченных нервов наставников, участник многочисленных скандалов, автор извращенных розыгрышей, лучший выпускник факультета менталистики и наихудший по дисциплине курсант.
– Кайлес, – стиснул зубы ректор, ощущая, лицо начинает печь от гнева.
– И я рад вас приветствовать, коллега, – отвесил изящный поклон лорд Кайлес, не забывая светиться от счастья, – уверен, мы сработаемся.
– В-в-ваше высочество, – Сэльс с надеждой, что это шутка, посмотрел на Четвертого, ища поддержки.
– Приказ подписал его величество лично, – тот покачал головой, бросил страдальческий взгляд на кузена: – У вас четыре месяца, чтобы подготовиться.

Екатерина Боброва
Мама для Совенка. Путь менталиста. Часть четвертая

Глава 1
– Ты хочешь сказать, что она девчонка? – потрясенно спросил Шиль.
Франтех отложил по такому случаю поедание булочки, Луньярд – книгу. Все трое принялись внимательно изучать стоящую перед ними смущенную Майру.
Еще не утих шквал бушующих после извержения вулкана эмоций, и начало учебы было фактически сорвано бурными обсуждениями причин и последствий пробуждения Тихони. Шутка ли, стать свидетелями того, что столь долго зубрилось на уроках! И пусть к вулкану допустили лишь четвертую и пятую ступени, зато остальных вызвали с каникул приводить академию в порядок. Самой территории досталось не сильно, чего не скажешь о полях Четвертого тэората. Туда ректор тоже отправил курсантов… на практику. Участи поработать на благо избежала лишь первая ступень по причине юных лет, зато вторая успела набить трудовые мозоли, в совершенстве изучив, что вышедшая из-под контроля воздушная волна сводит на нет усилия нескольких дней и что не всегда магия облегчает труд.
– Врешь! – запальчиво мотнул головой Шиль, оскорбленный до глубины души: он что, девчонку распознать не может?! У него, между прочим, трое старших братьев. Тут и гадать не стоит. Пацан перед ними. Натуральный. Тощий, мелкий, но надежный. Тогда им здорово помог в столовой.
Лунь не был столь скоропалителен. Обошел Майру по кругу. Перешел на магическое зрение. Прогулялся по кругу еще раз. Почесал подбородок и согласился с Шилем:
– Разыгрываешь.
Франтех поступил проще. Отломил кусок от привезенной из дома булочки, протянул Майре со словами:
– Будешь? Не знаю, кто ты там, пацан или девчонка, но кушать тебе надо побольше.
Аль был с ним полностью согласен, как и весь дворец Четвертого тэората. Майру подкармливали все, начиная слугами и заканчивая ассарой. В девчонке помещалась, исчезая бесследно, целая прорва еды, но поглощенное никак не отражалось на внешней худобе. Главный повар называл ее прожорливым калкалосом в человеческом обличье.
В результате в карманах Майры постоянно водились разные вкусняшки, которыми она щедро делилась с двойняшками, а те ходили за ней хвостиками. Помнится, Юля утверждала, что любовь купить нельзя. Но глядя на ставшую неразлучной троицу, Аль сомневался в неподкупности данного чувства.
Майра вежливо поблагодарила Франтеха за угощение и отправила кусочек булочки целиком в рот.
– Ну какая она девчонка? – посмотрел на них с победным видом Шиль, бесцеремонно ткнув пальцем в сторону округлившихся щек. – Так жрать только пацан и будет.
Майра распахнула возмущенно глаза, открыла было рот, чтобы ответить, но тут же закашлялась, подавившись. Аль со вздохом похлопал ее по спине.
Будущая звезда менталистики так и не определилась до конца, кто она: девочка, леди или парень-курсант первого курса академии Огня, – чем регулярно доводила Четвертую мать до нервного приступа.
– Дорогая Майра, я буду рекомендовать господину ректору включить в вашу программу курс обучения манерам! – отчеканила Тайла, сердито обмахиваясь сбитой с ее головы шляпкой, потом поднесла ладонь ко лбу, пытаясь разглядеть против солнца затаившуюся на ветках дерева девушку, и тут же грозно потребовала: – Вы же будущая леди, а не пират и, хвала Девятиликому, не маленький ташкан*, чтобы лазить по деревьям. Слезайте оттуда! Сейчас же!
– Ну бабушка! – заканючила Оля. Она всегда брала огонь гнева взрослых на себя, ничуточки не смущаясь строгих лиц. – Майла нам фалки с делева доставала, а самые спелые навелху.
– Она в вас случайно попала, простите, – подтвердил со всей детской серьезностью Иль.
– У вас, ваши высочества, есть слуги, для того чтобы достать то, что вам требуется, – отрезала, ни разу не подкупившись, Тайла. – А Майре должно быть стыдно по деревьям лазить. Она будущая леди и не должна забывать об этом.
Майра ловко, совсем не как леди, спустилась до нижней ветки, откуда спрыгнула на землю, вызвав вздох испуга у Тайлы.
– Дед от меня откажется, – поведала девочка, смотря на Четвертую мать снизу вверх, пожала худенькими плечами, – и леди я не стану.
Тайла стиснула шляпку так, что та, не выдержав, хрустнула, сминаясь под пальцами.
– Даже если, – проговорила она, делая воспитательные паузы между словами, – лорд Тигрельский лишит вас фамилии, в чем я сильно сомневаюсь, вы сейчас еще и подопечная леди ассары. Извольте не позорить имя своей попечительницы.
Леди ассару Майра уважала и ни за что не хотела бы ее огорчить, а потому согласилась до отъезда вести себя прилично. Все равно через пару дней возвращаться в академию, а там никто не запретит ей лазить по деревьям.
– Правда ведь? – спросила она, рассказывая Алю о случившемся.
Тот лишь вздохнул, ощущая себя старшим братом, у которого нарисовалась личная и очень непоседливая ответственность. Двойняшки еще слишком малы, чтобы настолько портить нервы. Потом он рассудил, что в фирменном платье, в котором ходят все студентки академии, лазить по деревьям будет не столь удобно, и… махнул рукой.
– То есть не верите? – спросил с насмешкой у друзей.
Подмигнул Майре, и та незаметно сняла артефакт. Аль примерно представлял, что сейчас произойдет. Образ в форме курсанта первого курса чуть поплывет. Черты лица смажутся, и оно станет таким, каким он видел его сквозь защиту артефакта, – с высокими скулами, огромными глазами и пушистыми ресницами.
– Жыргхвова задница! – выдохнул потрясенно Шиль, усаживаясь на край кровати, промахнулся, сверзился до пола, но тут же вскочил.
– Артефакт! – простонал уязвленно Лунь. Стукнул себя ладонью по лбу и проворчал: – Мог бы и сам сразу проверить, дурень!
– Не нашел бы, – успокоил его Аль, – такой уровень тебе не по огню.
– Ты ведь давно узнал, да? – прищурился Шиль, хмыкнул, взлохматил волосы, фыркнул с обидой: – А нам ничего не рассказал.
Аль виновато пожал плечами. Он был готов делиться с друзьями всем, кроме чужих секретов… За годы учебы в академии парни стали второй семьей, и потому он был рад, когда Майра согласилась открыть им правду.
– От своих секретов быть не должно, – кивнула она, прекрасно зная, как свято в академии соблюдается правило «Одна комната – один костер – один отряд».
Аль задумался.
– Твои соседи в курсе? – спросил прямо.
Девочка кивнула. Шестой негромко выругался. Вот же… Еще и с этими разбираться, чтоб не проболтались. В своих он был уверен, а вот сможет ли мелюзга держать язык за зубами? Если правда всплывет, их сожрут. Сначала ректор, потом Кайлес, а следом и Харт присоединится, если к этому моменту от них еще что-то останется. Ибо академия в Асмасе одна, и она королевская, а значит, пятно на ее репутации бросает тень на саму корону.
– Девочка, мальчик… Какая разница? – философски рассудил, приканчивая булочку, Франтех. – Главное, чтоб человек был хороший.
Аль не стал уточнять, что этот «хороший человек» уже несколько раз серьезно нарушал закон, а дядя так и вовсе пообещал лично принять меры, если Майра пустится во все тяжкие менталистики.
Вот из-за этих опасений ему и нужна была помощь друзей. Ректор, обозлившись на экспромт с предложением руки и сердца, пообещал пересмотреть программу обучения и нагрузить Аля так, чтоб на дурные мысли времени не оставалось. Надо ли говорить, что свое обещание он сдержал? Аль же пытался сдержать свое: учиться, чтобы не было стыдно смотреть ассаре в глаза. Только вот времени на Майру, увы, не оставалось почти совсем.
– Не переживай, присмотрим, – похлопал его по плечу Шиль, когда Аль обрисовал проблему: продержаться до зимних праздников, чтоб никто не догадался о подлоге личины. С предвкушением посмотрел на нахохлившуюся Майру: в зло поджатых губах читался протест, но парни уже загорелись.
– У меня есть парочка заготовок для артефактов – повысим защиту, а то первый курс вечно первый в списках по несчастным случаям, – проговорил Лунь, выбравший себе специализацией артефакторику.
– А я попрошу прислать из дома еще еды, – внес свое предложение Франтех, который большую часть своего одинокого детства провел на кухне в поместье и свято верил, что вкусная еда излечивает любые хвори, душевные и телесные.
– Артефакты, еда… – презрительно посмотрел на них Шиль и отчеканил: – Здесь нужна военная операция!
Друзья прониклись. Переглянулись.
– А ну-ка, иди прогуляйся, – спохватившись, предложил Майре Шиль.
Девчонка зло полыхнула глазами в ответ.
– И не шали, мы за тебя отвечаем, поняла?
Майре идея «не шалить» не понравилась, как и то, что ей указывают, но Аль посмотрел так, что она молча вышла из комнаты.

– Господин ректор, можно?
Сэльс оторвался от бумаг, посмотрел на время, вспомнил, какой сегодня день, и понял, что отказать не получиться. Лет эдак десять назад, во время визита коллеги из академии воздушной стихии, он, поддавшись укоризненному: «Как это у вас нет времени для приема курсантов?» – выделил один день в месяц на подобную глупость. Слава Девятиликому, никому до сего дня не приходило в голову испытывать огонь. Но все хорошее рано или поздно заканчивается.
– Входите.
Откинулся на спинку кресла. Обвел сумрачным взглядом трех курсантов. Подавил тяжелый вздох. Нет, его высочество определенно не лучшим образом влиял на товарищей. Сэльс, конечно, был горд его успехами в учебе – Шестой имел все шансы на значок золотого пламени при выпуске, – но эти его выходки… С имитацией собственной смерти в день свадьбы ассары, с визитами калкалоса (нашел же друга), с девчонкой и помолвкой, теперь вот сокурсников прислал…
– Что у вас? – спросил недружелюбно, намекая, что правила правилами, но надо и честь знать, а не тревожить начальство.
– Господин ректор, – вперед шагнул, широко улыбаясь, курсант Шильярд, – мы к вам с предложением. Академия сейчас загружена. У нас появился женский факультет, и с каждым годом туда принимают все больше студенток. Наставники не справляются. Почему бы не переложить часть обязанностей на старшие курсы? Например, на вторую и третью ступени?
– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее! – проявил заинтересованность ректор.
Головная боль с кадрами преследовала его давно. Все выпускницы женского факультета устремлялись в открываемые школы для девочек. Оставаться в академии они опасались, какими бы благами их ни зазывал ректор. А своих преподавателей уже не хватало. Да и вести занятия у девушек соглашались далеко не все.
– Мы готовы организовать кураторство над первым и вторым курсами, – торжественно объявил Шильярд.
Ректор задумался. Идея была неплоха. Первый курс требовал самого большого внимания. К непроявившимся, конечно, никого не допустят, но к тем, кто демонстрировал стабильный дар, почему бы и нет. И можно выделить ресурсы на другие проекты. Опять же кураторство как форма воспитания ответственности у курсантов… Корона будет довольна.
– Хорошо, – кивнул ректор, – я дам добро. – Прищурился, посмотрел на засиявших курсантов и спросил, подозревая подвох: – И что вы хотите в качестве награды за идею?
– Позвольте нам самим выбрать себе подопечного.

– Вы… Не… Смеете… – змеей шипела Майра, потом выпалила, покраснев так, что даже кончики ушей заалели: – Там будет вся первая ступень!
– Там будет алкоголь, пьяные парни и дурацкие развлечения, – безапелляционно заявил Шиль, преграждая выход из комнаты. – И ты забыла, что мы, как твои кураторы, имеем право пресечь любые не входящие в программу обучения вещи.
– К жыргхве таких кураторов, – буркнула с обидой Майра.
– Ай-яй-яй, – цокнул языком Лунь, – какие слова из уст столь юной особы! Мы ведь и рот можем вымыть. С мылом!
Девчонка взглянула с ненавистью. Она успела сто раз пожалеть, что поддалась на уговоры Шестого. Его друзья оказались хуже кошмара. Майра не знала, каким образом эти трое смогли добиться «кураторства» над ней. У других, конечно, тоже появились свои кураторы, но они не носились с подопечными, как вальшгас с детенышем. Обиднее всего было то, что ее сотоварищи по комнате, ее семья, те, кому она доверяла, их поддержали.
– Они правы, ты же девчонка, – проговорил, отводя взгляд, Рамхас.
Майра поморщилась: а она еще считала его своим другом! Защищала от остальных и даже ввязалась в драку из-за его рисунков.
Теперь эти трое запрещали ей идти на праздник первого огня, а ведь он проводился специально для первого курса ближе к концу года, когда практически все курсанты обретали дар пламени. Несправедливо же! И не будет там алкоголя – если только что-то слабое и для старших. А развлечения… Она уже согласна и на дурацкие.
– Пусти, я к сестре пойду! – толкнула Шиля в плечо. Обожгла взглядом. Подумала было надавить ментально, но вспомнила суровое лицо лорда Кайлеса, вздохнула и рисковать не стала.
Флорана вернулась в академию в последний месяц лета. Со всеми вещами.
– Если дед выгнал тебя, то и я там жить не стану! – заявила она, со злостью потроша багаж. – Комната в общежитии есть, а закончу учебу – придумаю что-нибудь, но возвращаться не подумаю.
Майра подошла, молча обняла со спины, и сестра замерла, потом обернулась, притянула за голову к себе, прижала крепко и проговорила со слезами в голосе:
– Сиротины мы с тобой при живом деде. Но ты не бойся. Справимся. Я тебя никогда не брошу и не дам заблокировать дар. Учись и ни о чем не думай.
Майра и училась… А если бы не эти трое, так училась бы в свое удовольствие. Но нет же…
И она мысленно передразнила кураторов: «У тебя низкие баллы по истории, надо подтянуть», «Это что? Проваленная работа по письму? Точно ты писала, а не вальшгас лапой?», «Тринадцать баллов по медитациям? Тебе колючка к заднице прилипла? Не можешь посидеть спокойно?».
Эти трое были… невыносимы. Но они не просто ругали, а помогали с занятиями, трясли домашку и объясняли понятнее некоторых учителей.

– Я провожу, – вызвался Франтех, и Майра повеселела.
Добряка было несложно обмануть без всякой менталистики, так что на праздник она сегодня точно попадет. Сестра сегодня на дежурстве, но кураторы-то не в курсе. Так что ей никто не помешает осуществить задуманное. И она ускорила шаг, стремясь поскорее оказаться в общежитии женского факультета.
– Ланг, ты идешь? Давай быстрее!
Мимо с хохотом промчались ребята с ее курса. Майра проводила их завистливым взглядом… Да-а-а, им-то никто не запрещал появляться на празднике. Что бы ни говорила Четвертая мать, жить мальчишкой оказалось в разы интереснее.
– Все, я пришел, – повернулась Майра к Франтеху.
– Я что это окна темные? – заподозрил неладное парень.
– Сестра любит вечерами заниматься медитацией – говорит, это ее успокаивает.
– А-а-а, – протянул доверчиво куратор. – Ладно, тогда я пойду. А на праздник не думай соваться. Там Шестой дежурит с безмолвными. Враз найдет.
Майра сдержала рвущиеся с губ ругательства. Обмануть Шестого будет непросто, и она уже начала думать, чтобы остаться ночевать у сестры, но тут между деревьев заалели праздничные огни. Раздался грохот. Зашипело, затрещало, и решимость Майры быть хорошей девочки развеялась, точно пепел под порывом ветра.
Из окна она вылезла несколько минут спустя. Осмотрелась, но Франтеха видно не было. Ушел.
«Защитные» амулеты (следилки) оставила в комнате. На китель сверху накинула целительский халат. Пусть думают, что она из ряженых, которые участвуют в поздравлениях от факультетов. Зато в толпе ее сложнее будет узнать.
К поляне, где собирались «актеры», вышла окольным путем. Ей всего-то нужна была маска. Одна маленькая маска, которая скроет от зорких глаз Шестого. В глубине души она была уверена, что он узнает ее в любом обличье, но попытаться стоило.
«Это мой праздник, – убеждала сама себя, – я его заслужила».
На последнем подведении итогов наставник выделил ее имя, сказав, что она, точнее курсант Лангард, смогла достичь значительных успехов за последние месяцы. Если так и дальше пойдет, то первый курс она закончит в десятке лучших. Вот будут рожи у сокурсников, когда они узнают, кому проиграли по оценкам! Но это будет очень краткий миг славы, а дальше ее с позором выкинут из академии… Ректор был весьма убедителен. Он дал добро на обман при условии, что никто ничего не узнает и обмен на настоящего Лангарда после Зимних праздников будет произведен без огласки.
– Вот ты где!
Ее грубо схватили за руку, потянули, не давая и слова сказать, к палатке.
– Нашел вашего целителя, – отчитался старшекурсник, впихивая ее внутрь.
Майра попятилась. Ее встретил десяток глаз.
– Это не наш, – протянул, щурясь, курсант, и Майра со страхом узнала старосту третьего курса.
– Но другого нет, – возразили ему.
– Роль знаешь? – спросил с угрозой староста, и Майра поняла, что, если не скажет «да», все зададутся вопросом, зачем она надела халат целителя, и кивнула, ощущая, как тело становится чужим, спина холодеет, а в горле образуется ком.
– Отлично. Будешь заменой, – враз повеселели третьекурсники.
Кто-то ободряюще хлопнул ее по плечу и сунул в руки маску.
«Сбегу», – суматошно заметались мысли в голове. Ага, и искать ее станет не только Шестой с кураторами, но и весь обиженный за сорванное представление третий курс. Еще и староста лицо ее видел. Наверняка запомнил. Не поленится ведь найти.
Сбежать не получилось. Актеры затеяли круг поддержки. Майра стояла, положив руки на плечи соседей, ощущая себя крошкой, затесавшейся среди великанов.
– Академия – сила!
Клич отозвался волной дрожи по всему телу. Майра вскинула выше голову, забывая о подкрадывающихся четырехкратных неприятностях.
– Курсанты – мощь! – гаркнули глотки так, что у девочки зазвенело в ушах.
– Пламя – лучшее, что обретешь!
И она кричала со всеми. До боли в сорванной глотке. С чувством абсолютного счастья.
– Сейчас твой выход, – заявил высокий старшекурсник.
Майра сосчитала его нашивки. Восьмой курс. Небожитель. Впереди, за пологом невидимости, взрывались хохотом, рукоплескали. Там горели магические огни. В воздухе над курсантами скользили иллюзии.
Из-за полога в сторону отшатнувшейся Майры выкатились довольные парни с красными лицами.
– Я не могу, – просипела девочка, ощущая, как ноги отказываются держать, – у меня живот свело.
«Небожитель» посмотрел так, словно она только что объявила себя слизнем.
– Ты же целитель, исцели себя, – посоветовал, снова возвращая свое внимание на сцену.
Майра тихонько отступила. Оглянулась. Вокруг образовался кусочек свободного пространства. Можно попробовать…
– Эй, ты куда?! – Рука стиснула плечо. Восьмикурсник смотрел столь недобро, что у Майры враз пропало желание сбежать.
– Так… это… – забормотала, ощущая, как лицо под маской полыхает от стыда, а ужас скручивает живот приступом настоящей боли.
– Живо на сцену! – И ее выпихнули под сотни глаз.
Что было дальше, Майра помнила плохо. Кажется, она хотела спрятаться – ей точно нужна была защита, – и парни в одежде, символизирующей разные факультеты, вдруг стали опускаться на колени. Перед ней.
Толпа у сцены, почувствовав недоброе, начала затихать. С задних рядов уже пробирались преподаватели, где-то там четко ощущался гневный взгляд Шестого, и Майра панически ощущала себя загнанным в ловушку зверем.
– Госпожа, – негромко произнес, склонив голову, один из парней.
Майра очнулась. Посмотрела с ужасом на стоящих перед ней курсантов. Всхлипнула. Поклялась всегда-всегда слушать Шестого. И рванула со сцены. Стрелой промчалась мимо стоящего на коленях и бормотавшего: «Ваши указания, госпожа» – восьмикурсника.
Понеслась дальше, не помня себя от ужаса.
– Ты что натворил?! – Ее грубо дернули за руку, утаскивая за дерево. Прижали за груди к стволу и хорошенько встряхнули.
– Что, к жыргхве, это сейчас было?! – спросил староста третьего курса.
– Я не специально, – Майра едва удерживалась от слез, – честно-честно. Оно само.
– Менталисты в роду были? – спросил вдруг курсант.
Майра кивнула.
Староста выругался. Отпустил. Взлохматил серую с белыми прядями шевелюру.
– Ладно, не гаси пламя, – сказал вдруг, – с каждым бывает. Перепугался – дар от волнения проснулся. Только вот, – пожевал губу, – менталистика такая вещь… Короче, сдавать тебя я не стану и парням скажу, чтоб молчали. Разбирайся сам. И это, – дернул за халат, – реквизит отдай. Мне вернуть надо.
К общежитию сестры Майра мчалась, практически не разбирая дороги. Сердце с силой билось о ребра. Мнилось, что ректор уже в курсе и с усмешкой подписывает приказ об отчислении…
Осознание – ну почему она такая невезучая! – выбило слезы из глаз, и мир отгородился размытым стеклом. Пришла Майра в себя, летя носом в землю. Полежала на старой листве, перевернулась на спину. Посмотрела на звезды, на заслонившую их иллюзию калкалоса. Отчисление из академии сейчас казалось сродни казни. Майра была согласна на любое обличье, на любое наказание, лишь бы остаться. Но огонь, похоже, был против, иначе с чего ему раз за разом испытывать ее?
Встала, кривясь от боли. Потерла разбитую коленку. Упрямо поджала губы. Пусть ее отчислят, но домой к деду она не вернется – сбежит по дороге.
* Ташкан – маленький шустрый зверек, похож на земную мартышку, живет преимущественно на деревьях, очень подвижный и непоседливый.

Глава 2
В комнату пробиралась затаив дыхание. Отворила дверь, заглянула с опаской. Внутри было обнадеживающе тихо. Майра выдохнула, вошла, чувствуя прилив смелости. Отмахнулась от световика и начала в темноте стягивать китель.
– Мне вот интересно, чем ты думала, появляясь на сцене? – вкрадчиво поинтересовались у окна.
Майра замерла. Лицо полыхнуло румянцем. Внутри проснулся жгучий стыд. Умел его высочество несколькими словами показать глупость поступка… Майра прикусила губу, засопела недовольно. Нервно дернула за пуговицу, оторвала, покрутила в пальцах – теперь вот еще пришивать.
Наверное, Альгар прав. Не стоило туда ходить. Но память подкинула круг, ощущение товарищества, жгучую радость внутри, тяжесть ладоней на плечах… Если бы не всплеск дара, все было бы отлично.
– Где она?! – В комнату, топоча и шумно дыша, ворвались кураторы.
Потревоженные световики вспыхнули все разом, заливая пространство желтым светом. Майра шарахнулась, забиваясь в угол кровати, вскинула ладонь, прикрывая глаза.
– Пусти!
В комнате слышалась какая-то возня, надсадное пыхтение.
– Нет, я все же ей всыплю! Моя семья выше ее по положению, так что право у меня есть! – горячился Шиль.
Майра растопырила пальцы, подглядывая. Шильярд со зверским лицом яростно размахивал ремнем, его пытались удерживать, увещевая, Лунь с Франтехом.
– Может, через задницу дойдет, что старших слушаться надо!
– Уверен? – неодобрительно поинтересовался Аль, шагнув от окна. – Она выброс устроила, лишь бы нам помочь, а это в разы больнее.
Шиль с шумом выпустил воздух сквозь зубы, опустил руку с ремнем, рванул плечи из захвата друзей, взглянул с ненавистью на затаившуюся девчонку и принялся ожесточенно вдевать ремень обратно.
Майра перевела дух: порка отменялась.
– На сцене я была в маске. Уверена, меня не узнали, – быстро проговорила, пользуясь затишьем, и запнулась, услышав от Шестого:
– Я отправил сообщение Кайлесу.
Сердце Майры замерло, дрогнуло, потом резко ускорилось. Пальцы сжались, пуговица больно вдавилась в кожу. Лорд Кайлес пугал ее до дрожи. От него веяло такой же мощью, как от дедушки. Только дедушка редко когда практиковал, и его сила по вкусу напоминала пересушенный фрукт, сила же лорда Кайлеса сбивала дыхание, сокрушала, заставляя чувствовать слабость собственных барьеров. Рядом с ним Майра была открытой книгой.
– Нет! – выдохнула в панике.
Аль взглянул удивленно. Он впервые встретил кого-то, кто боялся Кайлеса, но данное дяде слово докладывать о всех проявлениях дара Майры не позволяло промолчать.
– Он должен проверить, все ли с тобой в порядке, – попытался мягко объяснить, но девчонка сжалась лишь сильнее.
– Вот лорд Кайлес тебя и выпорет, – с глубоким чувством удовлетворения заметил Шиль.
Парни посмотрели укоризненно, Шиль в ответ раздраженно дернул плечом. В его детстве были лишь старшие братья, и о воспитании девочек он имел весьма смутные представления.
– Насчет «меня не узнали» можно поподробнее? – уточнил дотошный Лунь.
Майра вздрогнула, выныривая из кошмара, где лорд Кайлес заставляет ее пороть саму себя. Моргнула, прогоняя жуткое зрелище. Поняла, что еще немного – и она позорно будет умолять Шестого спрятать ее от лорда. Посмотрела на задавшего вопрос Луньярда. Вспомнила старосту третьего курса.
– Ну-у-у, – протянула она, пытаясь придумать версию, в которой все были счастливы, – там, конечно, были курсанты со старших курсов, но они решили, что у меня случился первый спонтанный всплеск, и обещали, что не станут рассказывать обо мне наставникам.
Парни недовольно переглянулись. Про менталистов в академии ходило много страшилок. Говорили, что тех, кто не выдерживал давление дара и начинал подчинять всех подряд, забирали люди Третьего принца, увозили в неизвестном направлении и больше их никто не видел. Так что выходит, староста ее просто пожалел.
– Понятно, – произнес Шиль таким тоном, точно она призналась в подготовке покушения на его величество.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге, оглядывая всех удивленным взглядом, застыла Флорана, старшая сестра Майры. Заметила забравшуюся с ногами на постель Майру, нахмурилась.
– Ты опять что-то натворила? – спросила устало.
– Ну что вы, госпожа Флорана, – учтиво поклонился Шиль, – ваша сестра отлично справляется. Мы просто пришли поздравить ее с праздником первого огня, но немного задержались.
– Это правда? – Флорана недоверчиво посмотрела на младшую, та ответила ошарашенным взглядом, словно ее внезапно объявили лучшим курсантом академии. Но тут же справилась с удивлением, кивнула, подтверждая.
Флорана вздохнула, благоразумно не став уточнять детали. Его высочество здесь, значит, за жизнь сестры можно не беспокоиться.
– Хорошо, не буду вам мешать, празднуйте. Я только переодеть халат зашла: мне до утра еще дежурить.
И Флорана сунулась в шкаф, чтобы через мгновенье уставиться в гневе на сестру.
– Майра, где мой халат?!

Лорд Кайлес появился следующим вечером. Весь день Майра провела в нервном ожидании. Она искусала губы, заработала пару замечаний за невнимательность на занятиях, чуть не получила срыв дара, когда по пути в столовую ей на плечо легла чья-то рука. Староста третьего курса встретил хмурым взглядом, когда она, подпрыгнув, в ужасе обернулась.
– Да не трусь, все огнем. С парнями договорился – будут молчать.
Майра забормотала слова благодарности, но староста лишь отмахнулся, поспешив по своим делам.
А вечером ее нашел старшекурсник, передав приказ явиться в приемную факультета менталистики. Сердце у Майры провалилось куда-то вниз, и на встречу она шла, заплетаясь и шаркая, точно двухсотлетняя старушенция.
– Заходи, хватить топтаться у дверей, – донеслось недовольное из приемной, стоило ей приблизиться.
Майра набрала воздуха в грудь, стиснула ладони, напоминая себе про обещание быть смелой, и толкнула дверь.
– Ты добиралась из другого тэората? – раздраженно поинтересовался лорд. Махнул рукой на стул, стоящий посередине круглой и совершенно пустой комнаты, и приказал: – Садись.
Это было похоже на наказание, и Майра ощутила приступ паники. Задышала чаще. Моргнула, запрещая себе плакать. И послушно, с прямой спиной села на стул.
– Итак, юная леди, – лорд прошелся перед ней, остановился, качнулся с пятки на носок, – вы смогли подчинить себе – поправьте, если я ошибаюсь – семерых. Впечатляющее достижение для такого возраста. Я бы даже сказал, пугающее.
Майра вздрогнула. Грудь запекло от страшной догадки: ее дар сочли опасным и запечатают.
– Я случайно, – прошептала еле слышно: голос от страха не слушался.
– Я открою тебе секрет, – лорд Кайлес словно специально дразнил, переходя от дружеского «ты» на холодное «вы» и обратно, – самые ужасные преступления в нашей стране случаются от недостатка контроля над стихией. Именно поэтому наше обучение может показаться кому-то жестоким, но такова природа огня. Чтобы его подчинить и сдержать, требуется сила. С менталистикой все немного иначе. Но результат может быть даже страшнее, чем всплеск пламени. Тебя оправдывает лишь бегство.
Майра удивленно моргнула. Оторвала взгляд от колен. Посмотрела снизу вверх на лорда.
– Ты ведь могла им приказать поубивать друг друга или защищать себя ценой их жизни. Власть над чужой душой, – Кайлес задумчиво посмотрел куда-то поверх головы девочки, – самое искушающее, что тебе встретится в жизни. Только представь, что не нужно уговаривать, объяснять, убеждать. Отдал приказ – и все исполнено. Впечатляет, правда?
Кайлес вдруг резко наклонился, его лицо оказалось совсем близко – на расстоянии выдоха. Майра отшатнулась, впечаталась в спинку стула и в панике закрыла глаза. Ее лицо сделалось белым как полотно.
– Значит, не показалось, – удивленно проговорил лорд. – Ты действительно меня боишься. Не расскажешь почему?
Майра осторожно приоткрыла один глаз, потом второй. Лорд стоял чуть в стороне, задумчиво потирая подбородок.
– Впервые женщина – ладно, будущая женщина – испытывает ко мне страх. Но ты меня почти не знаешь, что наводит на мысль о том, что пугаю не лично я. Еще и с твоим даром не все так ясно. Я проверил семьи. Нашел нескольких перспективных девочек, но самой младшей из них двадцать один. Таких, как ты…
Майра нервно сглотнула, съежилась, постаравшись стать как можно менее заметной.
– …не встретил ни одной. И еще, – лорд сделал к ней крошечный шаг, Майра похолодела, влипла в стул, вцепившись в поручни, – мне любопытно, почему ты сбежала именно сюда, в академию огня? Потому что корона обещала защиту любой студентке? Даже от родной семьи?
Майра замотала головой. Слова примерзли к губам. Подступающие слезы жгли глаза. Лорд еще не начал спрашивать по-настоящему, а у нее уже не осталось сил ему сопротивляться.
– Сказки о том, что ты не хотела замуж или мечтала об учебе, оставь для Шестого. Мой кузен слишком добр, я же хочу знать правду.
Он снова оказался слишком близко. Майра в панике смотрела на пуговицу его жилета, а в памяти всплывали картины, которые она давно похоронила в памяти.
Вот ее ставшая чужой рука берет ножницы и начинает кромсать волосы. Майра кричит без звука, ей страшно, а тело живет, подчиняясь воле другого. Серые пряди устилают пол, в зеркале отражается испуганная девочка, которая становится похожей на мальчика, а за спиной тенью стоит дед, и на его губах стынет безумная улыбка.
Сестре она тогда соврала, что сама захотела избавиться от кос. Ох и попало ей! Флорана умоляла, уговаривала, но Майра упрямо обстригала волосы, стоило тем начать отрастать.
Целый месяц после этого она не видела деда, а потом утром проснулась на чердаке. На ней был детский костюм отца. Рука сжимала игрушечный меч. Деда рядом не было, но она знала, кто заставил ее подняться ночью на чердак. С тех пор она плохо спала по ночам, пряталась, если к деду в гости приезжали знакомые-менталисты, но деда возненавидеть не смогла. Ей было страшно и одновременно до боли жаль его… Никто же не виноват, что она так похожа на отца в детстве…
– Правду, Майра, – жестко напомнил лорд.
– Зачем? – выдохнула девочка. Кайлес вздернул брови, посмотрел оценивающе. – Зачем я вам нужна?
Дед своей любовью к погибшему сыну научил ее не доверять взрослым, тем более менталистам.
– Видишь ли, моя дорогая, – лорд внезапно улыбнулся, и его лицо стало лицом совершенно другого человека – обаятельного, открытого и дружелюбного, – я назначен новым деканом факультета менталистики. Ты одна из моих студенток. Я, конечно, люблю загадочных женщин, но не тогда, когда мне за них отвечать перед короной. А ты моя самая главная загадка, так что я хотел бы получить ответы прямо сейчас. Согласна?
Майра поерзала на стуле. Детский опыт требовал не поддаваться, но улыбка лорда заставила ее сомневаться. Может, он не такой уж плохой человек?
– Хорошо, – лорд присел на корточки, заглянул ей в лицо, – я тебе помогу. Давай я начну, а ты продолжишь?
Майра неуверенно кивнула.
– Давным-давно жила одна маленькая девочка.
Лорд Кайлес вдруг полез в карман своего жилета, достал оттуда что-то круглое в яркой обертке на палочке. Пояснил, разворачивая упаковку:
– Один мой друг говорит, что сказки и конфеты отлично лечат любую хворь.
Майра взяла конфету, попыталась отгрызть, потом под укоризненным взглядом лорда взяла ее в рот. Покатала между зубов. Вкусно.
– Так вот, у этой девочки было все: любящая семья, старшая сестра и даже знаменитый дед, которым она гордилась. Но однажды трагедия забрала родителей, и девочка осталась одна. Сестра уехала учиться в академию, дед ее не замечал, пока однажды не понял, что с каждым годом девочка становится похожа на его погибшего сына. Я прав?
Майра всхлипнула, опустила голову, горячие слезы закапали на зажатые между коленей ладони.
Лорд тихо выругался. Подошел. Майра окаменела. Лорд снова прошипел что-то нелицеприятное, вернул дистанцию.
– Знаешь, моя радость, что слезы – это запрещенное оружие? – поинтересовался Кайлес.
Майра посмотрела на упавший на колени белоснежный платок. Кружевной. Пахнущий женскими духами. Развернула. Сморгнула слезы. Подняла недоуменный взгляд на лорда. Тот поморщился:
– Да, я тоже считаю, что десять сердечек – это перебор.
Майра неуверенно хихикнула. Кайлес улыбнулся в ответ.
– Хорошо, будем считать, что мы обозначили границы проблемы. Можешь идти. И помни: если сведения о следующем срыве выйдут за пределы академии, даже я не смогу тебе помочь. Я очень, – он подчеркнул, – надеюсь на твое благоразумие в оставшиеся три недели до зимних праздников.

Первый недовольно посмотрел на сияющего улыбкой кузена, с раздражением понимая, что быстро избавиться от гостя не получится. Можно было, конечно, вышвырнуть наглеца и заняться новой партией полученных от калкалосов «слез», но отец четко дал понять, что желает вернуть заблудшее дитя в лоно семьи – иными словами, использовать таланты Кайлеса во благо короны. Хватит тому уже прохлаждаться в чужом мире.
– У тебя пять минут, – холодно проговорил вместо приветствия, запуская руку в шкатулку с камнями. Прохладные грани действовали успокаивающе.
Естественно, кузен не уложился, но Лиестр и сам уже увлекся делом. Ментальным даром он не владел, однако тот его всегда интересовал, а тут выпал шанс раскрыть природу ранних пробуждений.
– Погоди, – вклинился в жаркую речь Кайлеса, ощущая, как за эпитетами: «Замшелый засранец. Чтоб у него мозги отсохли. И ведь родная внучка!» – теряется смысл повествования. – Ты утверждаешь, что ее способности раскачивали с детства? И потому у нас сейчас в академии сильный, но совершенно нестабильный менталист? Еще и под личиной мальчика?
Камень, который он достал и машинально перекатывал в пальцах, выпал из руки и, проявив невероятную прыгучесть, покинул поверхность стола. Доскакал до кузена, блестящей каплей застыв около его ботинка.
Кайлес поднял. Посмотрел на свет. Произнес задумчиво с ностальгией:
– Знакомый камушек.
– Верни, – сухо попросил Лиестр. Беспорядок его раздражал, а слеза калкалоса в руках блудного кузена была тем самым раздражающим мозг беспорядком.
– И обнаружил сей талант, между прочим, наш драгоценный Шестой, – заметил Кайлес, проигнорировав призыв вернуть камень, как и недовольный взгляд Первого. – Находить талантливых людей – полезное умение для короля, не согласен?
Кузену надоело стоять столбом, и он без приглашения уселся на посетительский стул, вдобавок задом наперед. Камень так и остался искрой мелькать между его пальцев.
Лиестр засопел, оборвал себя, понимая, что начинает поддаваться противоестественному обаянию кузена и ведет себя точно мальчишка перед лицом соперника. Прикрыл на мгновение глаза, выдыхая и заставляя забыть о душащих гневом эмоциях. Дело прежде всего.
– До выборов короля дожить надо, – проворчал, все еще ощущая стойкое желание вытрясти камень обратно и пнуть кузена из кабинета.
Сразу вспомнилось, что там, за дверью, очередь из девиц на месяцы вперед расписана, да и остальных дел невпроворот: исследования простаивают, эксперименты заморожены… Не до девчонки-менталиста. Но занятно, н-да. Обмануть ректора, преподавателей и курсантов… Прям готовый кадр для Третьего. Он таких обожает.
– Хорошо, допустим, ты прав, – кивнул Лиестр, с усилием отведя взгляд от своего камня в руках кузена. – Старый лорд выжил из ума и развлекался с внучкой, заставляя ее играть роль сына. Он, конечно, знал, что это может нанести вред спящему дару, но не мог устоять. Да и Тигрельские старой формации. Для них женское образование – прихоть, которую можно обойти. В случае проблем у внучки он бы просто заблокировал ставший опасным дар.
– Уверен, он так бы и сделал, – согласился Кайлес, – а время тянул, давая хотя бы огню сформироваться как положено. Старый пень! Но девчонка, я тебе скажу, молодец. Самоучкой и щиты ментальные ставить научилась, и дар пытается контролировать.
– И что ты от меня хочешь? – Лиестр потянулся за еще одним камнем, но захлопнул шкатулку и отодвинул, дабы не отвлекала, на край стола.
Кузен погрустнел, насупился, на лбу даже морщина прорезалась.
– У меня после зимних праздников класс девчонок, – прикусил губу, – целых семь капризных, избалованных, выращенных в оранжерее и не знающих, что такое жить вне семьи. Из них никто даже новомодные школы не посещал! И одна. Пацано-девчонка. Младше, но сильнее остальных. Как думаешь, через сколько я получу следующий неконтролируемый всплеск этого таланта? – И Кайлес уставился на Лиестра полным страдания взглядом.
Первому на мгновение стало жаль кузена, но тут он вспомнил свадьбу ассары на Земле, и жалость испарилась от одного лишь воспоминания о схваченном тогда жутком похмелье.
– Ты же отлично умеешь уговаривать женщин, воспользуйся своим талантом, – предложил Лиестр, пожимая плечами.
Взгляд кузена сделался больным, точно у человека, которому целители запретили есть любимые сладости.
– Я женщин умею уговаривать лечь со мной в постель, – бросил раздраженно и спросил язвительно: – Ты же не предлагаешь мне воспользоваться этим?!
Лиестр стиснул зубы. Пустили хищника в птичник. И о чем только думал отец?
– Если… ты… хоть одну… – чеканя слова, начал.
Но Кайлес его бесцеремонно перебил:
– Знаю, знаю: рудники и личная кастрация от его величества.
«То есть отец все же позаботился о данной проблеме», – с облегчением подумал Лиестр.
– И можешь спать спокойно: меня не привлекают малолетние дурочки.
– Тогда что ты от меня хочешь? – спросил Лиестр, возвращаясь к конструктивному диалогу. Тема «Кузен и его женщины» Первого не интересовала.
Кузен озвучил. Лиестр окаменел. Тряхнул головой. Не выдержал нахлынувших эмоций, встал из-за стола, прошелся по кабинету и замер напротив.
– Ты серьезно предлагаешь мне вживить стабилизирующий контур ребенку?!
– Я предлагаю спасти ей жизнь! – Кузен тоже вскочил. Воинственно, точно для боя, выпятил грудь, готовый защищать свою идею. – Дар Майры исковеркан еще до пробуждения. И высока вероятность, что она, потеряв контроль, вскипятит мозги – если не себе, то окружающим. Любая агрессивная ситуация спровоцирует всплеск. А каждый всплеск – шаг к выжиганию.
– Тогда не проще ли его заблокировать? – Лиестр ощутил, как поневоле увлекается горячностью спора.
– С учетом ее частой практики, – Кайлес покачал головой, – она вряд ли перенесет это спокойно. В лучшем случае мы получим душевнобольную.
Лиестр поморщился. Внутри он уже знал, что кузен прав, но незаконность поступка заставляла его испытывать жесткий приступ раздражения.
– Тигрельский не даст добро, – бросил он, начиная искать варианты решения, – еще и предаст огласке «чудовищный эксперимент» короны над ребенком. И вряд ли его остановит собственная вина, потому как ее еще доказать надо, а камни на теле девочки легко обнаруживаются.
Кайлес рядом согласно вздыхал.
– Другие родственники есть? – поинтересовался Первый.
– Старшая сестра, но она еще несовершеннолетняя.
Лиестр коротко выругался. Отца впутывать не хотелось. Он только-только пришел в себя после усмирения вулкана, вдобавок был занят подготовкой к восьмой свадьбе, которую планировали провести на зимних праздниках.
– Ассара взяла над ней опеку, – словно нехотя обронил Кайлес.
– Если лорд не лишил внучку фамилии или корона не нашла причин для отделения, это будет считаться незаконным, – заметил Лиестр.
Кузен опустил голову.
«Что же, – подумал Лиестр, – иных вариантов нет».
– Ты идешь к Третьему, – кузен недовольно вскинулся, но промолчал, – у него больше опыта в укрощении старых семей. Может, придумает, как добиться разрешения от лорда. А пока вы думаете, я подготовлю материал. Ставить будем на праздниках. Ты ассистируешь. Идеи уже есть?
– Есть, – закивал просиявший Кайлес и полез снимать пиджак с рубашкой.
Лиестр опешил, но лишь на мгновение, а потом принялся внимательно изучать татуировки на теле брата.
– Хм. Надо же. А вот это оригинально, хоть и пошло. Не понимаю, почему нельзя было сделать просто контур? Обязательно все эти глаза, птицы и обнаженные девицы?
– Местная специфика, – отозвался Кайлес.
Лиестр отошел на шаг, оглядывая поле для эксперимента.
– Значит, проверял незамкнутый контур? Интересно. И как работает?
Кузен повернулся спиной, поднимая отросшие по плечи волосы и демонстрируя пару камней, вживленных под линией роста волос и заключенных в узор татуировки.
– Вот это уже рабочий вариант.
– Значит, голова, – сделал верный вывод Лиестр. Вздохнул: – Скрыть будет непросто, но постараемся что-нибудь придумать.

Глава 3
– Когда-нибудь, – Харт мечтательно посмотрел на список заключенных под стражу, поставил внизу размашистую подпись и завизировал магической печатью, – я увижу здесь твое имя. Тогда ты точно отправишься на рудники за свои выкрутасы.
Кайлес сделал испуганное лицо, приложил ладонь к груди и с самым честным видом поклялся:
– Это все ради ребенка.
– Знаешь, – лениво протянул Третий, – сколько раз я слышал оправдания совершаемых преступлений? И ведь никто честно не признался: убил, потому что негодяй. Или сделал ложный донос на соседа, потому что сам придурок и позавидовал чужому богатству.
Кайлес кивнул, соглашаясь. Ладонь он продолжал держать на левой груди, похлопал по ткани пиджака, нахмурился, сунул руку во внутренний карман и достал оттуда прозрачный камушек. Вздернул брови, словно не ожидал там его увидеть.
– Что у тебя? – тут же сделал стойку Харт. – Слеза калкалоса? Откуда? У Первого украл?
– Почему сразу украл? – очень натурально оскорбился Кайлес.
– Чтоб ты знал, я был против твоего назначения, – жестко усмехнулся Харт, – и уверен: ты провалишь это дело. Ну какой из тебя декан? Девятиликий наделил тебя сильным даром, но для обучения детей собственного таланта мало – необходимо желать им поделиться с другими, а ты себялюбивый до пепла эгоист. Пока для тебя факультет – новая игрушка, но как только надоест – опять сбежишь на Землю. И вот тогда – я заранее тебя предупреждаю – о возвращении в Асмас можешь забыть. Отец добр, но второй шанс редко кому дает. Тебе он почему-то благоволит, но даже его милость имеет пределы. На еще одно прощение можешь не рассчитывать.
Кайлес вздохнул, потер подбородок и проговорил с иронией:
– Как я рад вернуться в любящую семью! – Покрутил камень в пальцах, положил на край стола, подтолкнул в сторону Третьего: – Это подарок. Надеялся, он поможет преодолеть, гм, наши разногласия.
Харт пальцем остановил движение камня по столешнице, вскинул брови, посмотрел ошарашенно, уточнил:
– Ты даешь взятку тому, кто и за меньшее отправляет в тюрьму?
В глазах Третьего высочества явственно читались сомнения в здравости кузена.
– Не хочешь – не надо, – равнодушно, точно его не пытались обвинить в даче взятки высшему должностному лицу, пожал плечами Кайлес. Протянул руку: – Верни.
Харт заморгал, силясь понять, что происходит. С одной стороны, его намеривались подкупить, с другой – ничего не требовали взамен. С девчонкой он бы и так помог. Причем исключительно для собственного спокойствия, чтобы не разбирать потом жалобу лорда о неправомерных действиях двоюродного братца.
– Я с тобой с ума сойду, – потер лоб Харт. Не выдержал, спросил: – Может, вернешься на Землю? Отцу я сам все объясню. Факультет найдем кому отдать.
– Не-а, – азартно покачал головой Кайлес, – не надейся. Я, знаешь ли, осознал, – он откинулся на спинку стула, на его лицо снизошло новое, просветленное выражение, – что предыдущая моя жизнь была скучна и однообразна: женщины, бизнес, алкоголь, снова женщины. Мелочь и скукота. В ней не хватало, – он щелкнул пальцами, – чего-то глобального. Какого-то нового смысла. К тому же дети заставляют наши сердца гореть. Так что, кузен, не рассчитывай, что я сдамся. Эти девочки, бедные жертвы нашей системы…
– Хватит! – Харт ощутил, как ему не хватает воздуха. Кайлес-пройдоха, Кайлес-ловелас, Кайлес-оболтус и лентяй были понятны, и с ними было ясно, как себя вести. Новый Кайлес с речами о жертвах… пугал. – Я понял, что ты настроен серьезно, – выдохнул тяжело, заставляя себя успокоиться. – Слова словами, посмотрим на дела. К лорду Тигрельскому не приближайся. Я попробую что-нибудь придумать. И учти: любая, – Харт подчеркнул, – жалоба со стороны студенток – и я с удовольствием проголосую, чтобы тебя вышвырнули вон.

– Ты ему веришь? – спросил Харт у Лиестра.
К первому брату он наведался тем же вечером. Надо было вернуть камень и обсудить проблему.
– Доверие – сложная вещь, – пожал плечами Первый. – Я вижу, что он действительно пытается найти решение. Ты знал, что он ставил опыты на себе? У него вся грудь, плечи и живот в контурах.
– Где столько камней взял? – пробормотал Харт, привыкая к мысли, что кузен не только издеваться над братьями умеет.
– Уж не знаю, – развел руками Лиестр, – но мне кажется, что девочке он действительно желает помочь.
– Или обезопасить себя как декана, – с сарказмом заметил Харт. Его все еще уязвлял визит кузена, возложенная на него проблема с лордом Тигрельским и заявление о «жертвах».
– Какие бы ни были у него мотивы, я склоняюсь к тому, что контур – единственное решение, кроме блокировки. К тому же нам пора двигаться дальше. Ты знаешь, сколько детей каждый год гибнет от выбросов? Огневики страдают больше остальных стихий. Стабилизирующий контур может стать решением проблемы для сильного дара.
– Если преодолеем настроение общества и нас не разорвут за опыты над детьми, – качнул головой Харт. Он, как никто другой, понимал, что корона не может делать то, что ей хочется. Сначала требуется подготовить почву под реформы и только потом, с поддержкой хотя бы части общества, проводить изменения.
– Я в тебе не сомневаюсь, – похлопал его по плечу Первый, – и уверен, что ты справишься, но этот случай предлагаю пока держать в тайне.
Харт вздохнул, представляя лицо отца, когда он огласит все доводы… Как раз такие «тайны» его величество ненавидел больше всего на свете.

– Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, ах, Жоржетта, вся жизнь моя вами, как солнцем июльским, согрета*…
– Лорд Кайлес, а на каком языке вы поете? – осведомился тонкий девичий голосок и старательно пропел, идеально повторив мотив: – Ах, Жоржетта!
Кайлес с недовольством воззрился на стоящую перед столом Майру. Открыл было рот ругнуться и закрыл с чувством бессилия перед вбитым с детства правилом: при девочках ругаться нельзя. Выразился гораздо более красочно и витиевато, но уже про себя. Руки же суетливо сгребали карточки с личными делами студенток, судорожно запихивая их в ящик стола. И чувствовал себя лорд под горящим любопытством детским взглядом точно маньяк, застуканный на месте преступления.
Откашлялся. Взгляд продолжал выбивать из равновесия. Но хоть страха в нем сегодня не было… И Кайлес поздравил себя с маленькой победой.
Всю неделю он принимал дела факультета у уходящего на пенсию декана – хотя, что там было принимать… Пара десятков менталистов, у остальных такие крохи дара, что курсанты больше спали на занятиях, чем занимались на самом деле.
Кайлес был здесь исключительно из-за Майры. Заглядывал на занятия первого курса. Ненавязчиво мелькал перед глазами, приучая к себе. Рассказывал веселые истории ее группе. Расщедрился на пару подарков с Земли и даже пообещал свозить туда Майру на прогулку, если она продержится без срыва до праздников. Словом, пытался завоевать доверие, прежде чем завести разговор о стабилизирующем контуре. Да и после зимних праздников, когда ему на голову свалится целая стайка девиц, не до выстраивания отношений будет. Тут самого не порвали бы.
Кайлес пододвинул к себе чистый лист.
– Тебя стучаться не учили? – спросил недовольно, принимая строгий вид. После того как его застали за мурлыканьем фривольной песенки, надо было восстанавливать авторитет.
Майра потупилась. Засунула руки в карманы штанов.
– Я стучал, – буркнула.
Кайлес вздохнул.
Отложил в сторону лист, на котором успел вывести единственное слово: «Выжить».
– Как ты стоишь? – спросил раздраженно, мысленно пририсовывая этому бедствию вместо курсантской формы платье.
Он уже распорядился об особой форме для менталисток, дабы обезопасить остальных от девиц с опасным даром, и даже отправил тройку эскизов ректору на утверждение. Один нормальный и два срисованные с японского аниме – исключительно с заботой о бодрости ректорского духа. Как ему позже доложили, ректор орал так, что слышно было половине центрального корпуса. Зато нужный ему вариант был утвержден незамедлительно, дабы не истязать взор новыми развратами.
Так вот, Майра даже в воображаемом платье оставалась курсантом. Зашитые в стены кабинета амулеты разрушали иллюзию – Кайлес видел перед собой худющую девчонку с криво стриженными волосами. Но эти ссутуленные плечи… Носки ботинок внутрь и лицо такое, словно она вот-вот шмыгнет носом и вытрет его рукавом кителя!
Кайлес поморщился, ощущая порыв подойти и выдать носовой платок. Сдержался, понимая, что девчонка шарахнется в сторону.
– Плечи расправила! Руки из карманов! Голову выше! Ноги ровно! Не-е-ет, – застонал, – не по стойке смирно! Ты можешь стоять по-человечески?!
Майра, застыв навытяжку, точно курсант на построении, посмотрела удивленно. В глазах читалось совершенное непонимание поставленной задачи.
Кайлес не выдержал, выскочил из-за стола.
– Вот смотри, – замер напротив, ощущая себя полным идиотом. – Представь, ты – тростиночка, – он повел плечами, копируя любимый жест одной актрисы, любимой им целых три месяца, – грудь – вперед, голова – точно у тебя там корона, которую нельзя уронить. Поняла?
Майра неуверенно кивнула. Кайлес проклял тот день, когда он вообще заинтересовался этим чудом.
– Тебя чему-то учили?
Моргание в ответ.
– Ты год ходила в женскую школу. У вас там должен был быть этикет, – Кайлес жестом обрисовал нечто невидимое, – танцы, манеры.
– У нас первый год в основном медитации были, – ответила Майра, расслабляя стойку, отчего руки опять поползли в карманы брюк.
Кайлес тяжко вздохнул, хотя придраться было не к чему. Правило «Первый год все силы на пробуждение дара и минимум занятий» действовало одинаково для всех, вне зависимости от пола.
Он вернулся за стол.
– А этикет… – Майра сморщила носик, качнулась с пятки на носок, низ кителя встопорщился от запихнутых в карманы брюк рук. – Я сбегала с занятий. Неинтересно было.
Фразу «Оно и видно» Кайлес проглотил. Зато стало понятно, почему девчонка столь легко вписалась в среду курсантов. Только вот вписаться в группу менталисток… Ей будет нелегко. И все закончится чьими-то спаленными мозгами…
– Вы меня видеть хотели, – напомнила девочка.
Кайлес вынырнул из видения себя на рудниках после трагической гибели студентки. Стиснул зубы. Третий в чем-то прав, паршивый из него наставник, но сдаться, не попробовав, мешало родовое упрямство, а еще полный восхищения возглас Шестого: «Вы будете преподавать в академии? Супер! Вы меня очень многому научили за эти годы. Из вас выйдет лучший наставник на свете!». И отступать после этого почему-то не хотелось.
– Да, вызывал. – Откинулся на спинку кресла, прищурился, выстраивая в голове новый план. – На праздники едешь со мной в Третий тэорат. Сестру можешь взять с собой. Твой дед вряд ли отряхнет пепел и заявится во дворец, хотя у него есть такое право.
– Я бы хотела остаться здесь, – тихо заметила девочка.
– Я бы тоже много чего хотел, – согласился лорд, – но корона требует от нас подвигов. И не бойся, там будет твоя любимая ассара, Шестой и все их семейство. В обиду не дадут. Но у меня есть условие.
– Какое? – напряглась Майра.
– Твоя сестра носит контур. Ты знаешь об этом?
Кивок.
– Твой дед, скорее всего, попытается вернуть тебя домой, и для этого ему потребуется лишь один маленький срыв в присутствии королевской семьи.
Майра побледнела, отступила, и Кайлес ощутил себя чудовищем.
– Ты мне веришь? – спросил, поддавшись порыву.
Девочка не ответила – только смотрела на него, не отрываясь.
– Не веришь, – констатировал Кайлес, вздохнул и продолжил: – Но это не меняет того, что ты должна будешь сделать, если хочешь выйти за эти стены или если хочешь продолжить здесь учиться, не скрываясь под чужой личиной. Контур, моя юная леди, и твои манеры.
– Контур? – переспросила Майра, прикрыла глаза, сдерживая дыхание, потом торопливо заговорила: – Я думала об этом: если он может сдержать пламя, то поможет и мне. Я согласна.
Кайлес подумал, что не зря связался с девчонкой. Пережитое заставило ее повзрослеть и научиться искать выход там, где другая бы давно билась в истерике. Впрочем, истеричек у него и так скоро прибавится.
– Манеры, – напомнил о втором условии. – Мне нужна леди, а не курсант.
Майра вздохнула. Вытянула руки из карманов. Выпрямилась. Расправила плечи.
– Тростиночки из меня не получится, но я постараюсь.
Кайлес хмыкнул: у девчонки еще и чувство юмора есть. Лорд Тигрельский полный дурак. Такую внучку хотел загубить…
– Тогда я буду рад встретить вас во дворце, госпожа Майра, – склонил голову и махнул рукой в сторону двери: – Свободны, курсант.

Праздник Сердца зимы. Дворец Третьего тэората.

Харт отмахнулся от надоедливо кружащей снежинки, с раздражением подумав, что рановато начали: до бала еще девять дней. Но зима в этом году выдалась серой, бесснежной и тоскливой, и потому детвора отрывалась на иллюзорном снеге или на таких вот узорчатых проказницах.
Вчера ему принесли еще одну жалобу на шутника, который подмораживал пол в коридорах. Шутника пока не нашли, что было странно, но найдут, никуда не денется. От безмолвных непросто скрыться.
Третий прихлопнул возмущенно пискнувшую снежинку, которая посмела прицепиться к его плечу, отряхнул осыпавшийся иней. С чьей-то подачи в этом году все было не так. Снежинки вдруг решили, что им скучно быть белыми. Прихлопнутая, например, была угольно-черной, но Харт каких только не перевидал за эти дни: красных, зеленых, разноцветных, с огоньками и мохнатых, удивительно напоминающих ядовитых насекомых с приграничных островов, где кроме этих тварей никто больше и не водился.
Его величество успел высказать недоумение по поводу творящегося, гм, разнообразия, но приказ пресечь буйство фантазии не дал, рассудив, что любой запрет вызовет взрывную волну новых видов. Так что двор вынужден был привыкать и к черным снежинкам, и к мигрирующим сугробам по углам, и к высыпающимся внезапно на голову цветным бумажным кругляшкам.
Даже ежегодный конкурс ледяных фигур внезапно изменил традиционную направленность (калкалосы, огонь, вулканы) и задумался о более легких вещах. Харт вспомнил два сердца, внутри которых синхронно билось пламя, букеты из ледяных цветов, фигуры влюбленных, держащихся за руки… Нет, определенно Четвертый был прав, когда советовал вложить деньги в продажу цветов и сладостей. Эта конфетно-цветочная зараза все глубже проникала во все слои асмасского общества.
– Как думаешь, у него получится? – задумчиво поинтересовался Второй, останавливаясь у подпирающего колонну Харта.
Третий склонил голову, оценивая объект своего наблюдения. Судя по румянцу на щеках госпожи Тайвири, процесс шел успешно или, наоборот, кузен был близок к тому, чтобы быть посланным в пламя.
– Если бы он выбрал кого другого, – покачал головой Харт, – но наш кузен жаждет лучший огонь, который есть в Асмасе.
– Госпожа Тайвири действительно хороша: столько принцесс было воспитано ею, – согласился Ларс. Он оценил позицию Харта, прикинул угол обзора и спросил с хмыканьем: – Ты настолько ему не доверяешь? Боишься, он применит внушение прямо под носом короны?
Харт поморщился:
– Дело не в доверии.
Кайлес, конечно, сам по себе бедствие, а увлекающийся Кайлес – бедствие вдвойне, но Харт был здесь не из-за него. Его интересовала Майра. Младшая внучка одного из самых сильных менталистов Асмаса. Юное дарование, не отягощенное нормами морали высшего общества. Ребенок, который в шестнадцать лет решился на воровство, подлог и обман. Почти год прожил под чужой личиной. Еще и Шестого втянул в свою авантюру. Потрясающе криминальный талант.
Сейчас девочка мастерски изображала скромность, воспитанность и растерянность. Но Харт видел и нервно мнущие ткань пальцы, и упрямо прикушенные губы, и опущенный в пол взгляд, который не хотел оставаться там, где ему полагалось, зыркая по сторонам.
Так что Харт опасался, что не кузен решится применить свои способности во дворце, а его подопечная…
– Не согласится, – отреагировал Ларс на замотавшую головой женщину.
– Я бы не спешил, – протянул Харт, искренне веря в способности Кайлеса уговаривать женщин на что угодно.
– Спорим, что откажет? – азартно предложил брат.
Харт посмотрел на протянутую ладонь. Им уже столько лет…
– Спорим.
– На ящик огневухи?
– Идет.
И оба с азартом уставились на стоявшую у балкона троицу.
– Лорд Кайлес, я прекрасно понимаю ваши чувства, и мне искренне жаль сиротку, но в данный момент у меня уже есть воспитанница, я не могу разорваться. Даже на эти короткие девять дней. – И госпожа Тайвири с видимым огорчением покачала головой.
– Госпожа, вы разбиваете не только мое сердце, но и сердце этой милой девочки. Взгляните на нее. Такая красота и в столь ужасном состоянии. Вы единственная, кто сможет ей помочь. Придать огранку этой драгоценности. К тому же… – Кайлес понизил голос, шагнул ближе, нарушая этикет, наклонился к самому уху женщины, прошептал: – Я вынужден вас просить еще по одной причине. Видите ли, мы с братьями поспорили, что на балу эта девочка ни разу не ошибется в этикете. Ставкой идет ящик королевского красного.
Госпожа Тайвири потрясенно выдохнула. Королевское красное было самым дорогим вином, которое производилось на островах Асмаса. Нежное, тягучее, сладкое, оно вызывало воспоминания о лучших днях жизни. Бутылка стоила неимоверно дорого, а тут целый ящик… Вдобавок это было ее любимым вином…
– Я готов отдать выигрыш целиком вам, если вы мне поможете, – искушающим голосом продолжил Кайлес.
И госпожа Тайвири дрогнула. В конце концов, сейчас праздники. Она, конечно, никогда не брала выходных, но никто не мешает их попросить.
Кашлянула, намекая, что стоять мужчине столь близко непозволительно. Поджала губы. Окинула фронт будущей работы. Вздохнула: ящик королевского красного заработать будет непросто.
– Я слышала, вы очень талантливы, – проговорила, обращаясь к Майре.
Та кивнула, поклонилась, вскинула голову.
– Я слышала, что вы требуете от воспитанниц быть лучшими. Мне это подходит.
Брови госпожи Тайвири поползли вверх. Кайлес закашлялся, скрывая смех.
– Что же, настойчивость вашего пламени радует, но вот манера его проявлять… Теперь я вижу, вами действительно никто не занимался. Хорошо. Не будем терять времени. Начнем прямо сейчас. Лорд Кайлес, я пришлю вам уведомление о своей ставке. Она будет двойной. А вознаграждение, о котором вы говорили, доставите, если результат вас устроит.
Накануне. Покои леди ассары.
– Я не хочу быть леди и не стану учить дурацкие манеры!
У Майры случился очередной приступ «любви к курсантскому прошлому». Ее пугал дворец. Придворные, среди которых были менталисты. Пожилые лорды, съехавшиеся на праздник, своим видом напоминали о деде. И она не выходила из комнат, объявив бойкот двору.
Юля села рядом с нахохлившейся девочкой на диван. Задавила рвущуюся наружу жалость: местное общество не прощает воронам белизны перьев. Девчонку заклюют, а у нее пока не вырос собственный клюв, чтобы отбиваться. Ситуацию нужно спасать… Аль расстроится, если дело дойдет до блокировки дара Майры.
– Ты понимаешь, какое дело… – протянула серьезным тоном.
Ругать за протесты Юля не собиралась. Видно же, что характер железо: чем больше давить, тем сильнее не уговаривается. Она зайдет с другой стороны:
– Аль всерьез хочет на тебе жениться.
Майра фыркнула, подтянула колени, уткнула в них лицо, но Юля видела, как заинтересованно затаила дыхание девочка: даже в семнадцать приятно слышать, что кто-то желает на тебе жениться.
– Только не говори ему, что знаешь: это секрет.
Мужчины даже в двадцать ненавидят разговоры о женитьбе.
– Но ты ему нравишься. И корона тебя одобряет. Есть лишь одна проблема.
Майра подняла лицо, и Юля поздравила себя с маленькой победой: ей удалось заинтересовать бунтарку.
– Аль – Шестой принц. Вокруг него всегда будут другие, гм, девочки. Им захочется привлечь его внимание. Я уверена, ты лучше любой, но тебе самой будет неудобно, если над тобой начнут смеяться в его присутствии. Понимаешь, манеры – это как броня. Если она есть, тебя не смогут унизить, но если ты не владеешь этим кунг-фу… эм… навыком, над тобой можно будет легко посмеяться. А ты у нас будущая принцесса… И позволять смеяться над собой, поверь, плохой вариант. Дома можешь вести себя как дворник, но среди других принцесс ты обязана быть лучшей. Во всем.
*Песня «Женюсь» из кинофильма «Соломенная шляпка».

Глава 4
– Надо же… Согласилась, – несколько разочаровано протянул Ларс и пробормотал: – Я бы отказал.
Харт со снисходительностью посмотрел на старшего брата. Тот просто не знал, сколь много существовало способов уговорить человека. Сам Харт ставил бы на лесть, чувство профессионального долга и подкуп. Легкий шантаж был бы действенней, но вряд ли кузен смог раздобыть что-то компрометирующее госпожу Тайвири, если уж его парни не смогли…
Муж госпожи погиб в молодости (нелепый случай), второй раз выходить замуж она отказалась, целиком посвятив себя любимому делу – воспитанию чужих детей, раз своих Девятиликий не позволил завести. В покровителях госпожи значился старший брат, но Харту доложили, что пламя Тайвири было стабильно ровным, как и характер самой госпожи, так что покровительство, как это обычно бывало в подобных случаях, было фиктивным.
– Не забудь отправить ящик, – напомнил, не сдержав самодовольства, Харт. Впереди праздники – огневуха не пропадет. С улыбкой – мол, проиграл, с кем не бывает – похлопал Второго по плечу и, попрощавшись, направился к себе.
Представил, как входит в покои, как обнимает округлившееся тело жены, как бережно прижимает к себе, вдыхая знакомый аромат ее любимых духов. Улыбка уже не сходила с губ.
Все складывалось отлично. На работе радовал вид пустого стола: дела были сданы в архив, а новых не намечалось. Общество наконец перестало лихорадить по поводу женского образования. Смирились даже отпетые противники, признав, что ничего страшного в итоге не произошло. Ну получили женщины возможность учиться не дома, а в школах и потом в академии. Ставили они себе стабилизующий контур и в пламя посылали покровительство, но браки-то никто не отменял. Более того, без необходимости, по взаимности чувств и разводов стало меньше, как и историй о несчастных супругах. Но Харт не обманывался: людям свойственно ошибаться, и вполне возможно, что скоро число разводов начнет расти, но пока в Асмасе царило романтическое настроение, множились истории о любви с первого взгляда, бегства от навязанного родителями покровительства. Легкий флер внезапно обретенной брачной свободы вскружил не одну голову. Но главное – с такими настроениями подданных корона могла расслабиться и отдохнуть – хотя бы на время.
Вот с такими наиприятнейшими мыслями о предстоящих выходных Харт внезапно ощутил, как пол резко выскальзывает из-под ног, тело подлетает вверх и каменная поверхность с силой массы его тела бьет в спину. Локоть, который он, сплоховав, выставил, пытаясь смягчить падение, прострелила острая боль. Харт зашипел.
– Ваше высочество, – к нему уже спешили безмолвные из личной тройки, – простите, поздно заметили, не успели предупредить!
Харт, морщась – ныла отбитая спина и то, что ниже, – сел. Взмахом руки отогнал помощников. Провел ладонью по полу – кончики пальцев ощутили холод.
– Жыргхва! – не сдержал ругательства. Так глупо попасться на заморозку. Чтоб пламя сожрало этого шутника!
Помрачнел. Обвел взглядом стоящих кругом и прикрывающих от любопытных глаз безмолвных. На лицах подчиненных явственно читалось понимание степени попадания… Нет, это не начальство сейчас загремело костьми по коридору – это увольнительные, дополнительные выходные и премии были погребены под слоем начальственного гнева.
– И когда, – тихо спросил Харт, медленно поднимаясь и стараясь не морщиться, – вы мне его поймаете? Может, когда уроните его величество в тронном зале? Или когда вам водопады парадной столовой заморозят? Или когда Восьмой сломает себе что-нибудь?
Безмолвные молчали, цветом лица все сильнее напоминая бумагу.
Харт выдохнул, стараясь успокоиться. Напомнил себе, что все-таки праздники, и помрачнел еще больше. Уже сейчас половина гостевых покоев занята, а приглашенные только начали съезжаться. Понятное дело, что за всеми не уследить.
– Ладно, – смягчился, – попробуем изыскать в помощь резервы.

– Дядя Харт!
Первыми его в покоях Четвертого с радостными воплями встретили двойняшки. Подбежали, обняли, поделив его ноги, и он потрепал каждого по голове, ощущая, как возвращается хорошее настроение, а боль в спине утихает вместе с раздражением.
– Смотли, что нам дядя Лиестл подалил! – И Оля, ухватив его за рукав, потащила к себе в детскую.
Противостоять этому глазастому обаянию могли лишь родители да Четвертая мать. Остальные просто подчинялись.
– Круто, да? – спросил Иль, забираясь на квадратный коврик.
Рядом плюхнулась сестра. Мальчик нажал на камень, вшитый в ткань, и коврик плавно взмыл на полметра, завис, а потом медленно поплыл, повинуясь нажатию на кристалл.
– Ковел-самолет! – гордо объяснила Оля.
– А еще он нам клубочек путеводный обещал сделать, – поддержал сестру Иль.
Харт знал, что двойняшки последнее время активно увлекались земными сказками. Ассара решила не лишать их этой части своей жизни, полагая, что ничего страшного в знакомстве с земной культурой нет. «Тем более что ваши сказки, – добавляла она, – учат лишь быть сильными да покорять пламя. Что неудивительно: какой мир, такие и сказки».
Но Харт не знал, что Первый тоже увлекается, гм, земными сказками. «И ведь вечно жалуется, что нет времени, – не сдержал он раздраженную мысль, – но на летающий ковер нашлось. Однако занятная вещица, да. Можно попробовать пустить в продажу…»
Присел на корточки. Уважительно потрогал бахрому коврика.
– Только за пределы покоев ни ногой, то есть ни ковром, понятно?
Детвора закивала, делая круг почета. Понятливые. Слишком понятливые для своих пяти лет. Асмасские дети в этом возрасте лишь говорить четко начинали, а эти…
Осознает ли ассара эту бросающуюся в глаза разницу? Вряд ли. А вот Харт, насмотревшись на младших братьев, осознавал. Душу царапнуло легкое беспокойство. Чем грозит столь быстрое для земных полукровок развитие? Смогут ли они прожить положенные асмасцам двести лет, или закончат свой путь ближе к ста годам, как положено на Земле? И как будет развиваться их дар?
Можно было попробовать уговорить Юлю отдать детей на исследование, но она не согласится… Что же, пусть все идет своим чередом.
– А к нам завтра дя-дя Се-ре-жа приезжает, – обрадовал Иль.
Харт напряженно улыбнулся. Дя-дя Се-ре-жа. Младший брат ассары. Богатырь земли русской, как шутливо называла его Юля. Харт припомнил, что там дальше было. Косая сажень в плечах. Здоровяк. Поросят о лоб бить можно.
Этот здоровяк, не без помощи Кайлеса, открыл у себя в городе зал силы, который местные называли спортивным клубом. Нашел, как говорится, и пользу для тела, и способ заработать. Ну а пользу для души тоже открыл.
Харт ощутил, как его против воли накрывает волной воспоминаний.
– Смотри, круто же!
Третий вежливо глянул на сунутую под нос коробочку, на изображение вывески с алыми буквами на приземистом, слегка уродливом здании, обложенном крупным камнем. Здание напоминало жилище сказочного людоеда.
– «Пламя Асмаса» назвал, – с бесхитростной гордостью поведал Сергей.
Харт подавился эмоциями. Глянул потрясенно.
– Ты внутри зацени что, – не подозревая о нависшей над ним опасностью, продолжил «признаваться» родственничек. – Я это здание лишь из-за камина купил. Понимаешь, какое это будет «Пламя», если пламени там нет? – И на него требовательно посмотрели в ожидании одобрения.
Харт, который как раз занимался подсчетом штрафа, полагавшегося за несогласованное использование наименования государства в коммерческих целях, поперхнулся от неожиданности и от неожиданности же кивнул.
– Во! Понимаешь! – Его хлопнули со всей богатырской силушкой по плечу и продемонстрировали приличных размеров камин, закрытый толстым стеклом. – Ты не думай, – смутился вдруг Сергей, – я его каждый вечер кормлю дровами и даже разговариваю – ну чтоб как у вас было.
Харт обалдело пялился на камин. На пляшущее там пламя. На маленького рыцаря, держащего в латах кочергу. Самое обычное пламя, с которым, однако, разговаривали.
«Ты бы еще с ложками поговорил или с вилками», – хотел было сказать Харт, но промолчал.
– А тут мы с пацанами, – палец пролистнул изображение, и Харт узрел нечто с крыльями под потолком, – чучело калкалоса подвесили.
Харт уже не удивлялся.
– А здесь, на стене, светящегося вальшгаса нарисовали. Знаешь, у нас есть такие краски, которые в темноте светятся. Очень круто, брат. А вот вулкан. Маленький, конечно, но мы из него дым пускаем – народу нравится.
Дальше Харту с гордостью продемонстрировали стойку и полки с бутылками и бокалами, столы со скамьями, крепких парней за ними («А это мы с друганами») и каких-то девчонок в танцевальном угаре («Танцуем помаленьку по выходным»). Словом, не появившись ни разу в этом баре, Харт знал там каждый уголок. И все это безобразие значилось под названием «Пламя Асмаса». В чужом мире. Ущербном, без магии. Харт закатил глаза, напоминая себе, что Юля расстроится, если он упечет ее младшего брата на рудники.
Харт, не предвидя будущее, знал, что ему снова будут показывать и камин, докладывая о его самочувствии, точно он был живым, и зал, и новые картины, вдохновленные Асмасом, и крепких парней («А тут мы днюху справляли»), и много чего другого. Земного.
А еще очередной визит Сергея означал, что они будут дегустировать.
– Текила! Вот сюда соль, а лимончик – в руку. Глотнул, лизнул, закусил. Красота!
– Кальвадос. Ты яблоко кусни, а теперь отпей. Чувствуешь яблочный дух?
– Я сладкое не очень, а вот белый портвейн исключение. Бранко. Дорогой, зараза, но вкусный.
Харт вынырнул из воспоминаний, вспомнил добрым словом Второго – ящик огневухи станет отличным подарком родственничку – и вернулся к делам.
– Где ваш старший брат, знаете? – спросил у малышни.
– Там! – дружно указали на гостиную дети.
Харт кивнул на прощание и поспешил к Шестому.
– Значит, я должен найти того, кто морозит пол во дворце? – переспросил задумчиво Альгар, уже начиная прикидывать решение поставленной задачи.
«А младший-то вырос», – с удовольствием подумал Харт. Сколько ему? Двадцать один скоро будет. Невесту – ха! – себе нашел. Та еще проблема, но и польза от девчонки есть. Стал бы братишка надрываться и осваивать искусство безмолвных сам по себе? Вряд ли. А тут и тренировка нашлась – как раз для него. Шутник не опасен – скорее всего, кто-то из младших принцев шалит. Вот пусть Альгар и займется ловлей проказника. Если еще окажется, что черные снежинки вместе с остальной дребеденью тоже его рук дело, Харт подумает, куда с пользой пристроить такой талант. Не пропадать же добру.
К себе Харт вернулся в отличном расположении духа. Зашел в покои. Кивнул служанкам, чтобы заканчивали уборку, и прошел в кабинет.
Его драгоценность стояла у окна, просматривая какие-то бумаги. При виде жены Харт ощутил, как сердце заполняет нежность. Подкрался, чувствуя себя мальчишкой, обнял вздрогнувшую от неожиданности Софрану. Прижался со спины, губами коснувшись шеи. Прикрыл глаза: внутри штилем разливалось спокойствие. Где-то там, на краю сознания, присутствовала тревога за жену и ребенка, но Харт прекрасно осознавал, что эта тревога с ним на всю оставшуюся жизнь.
Он положил ладони на округлившийся живот жены, думая о том, какое это странное чувство – знать, что там, внутри, растет его продолжение, его копия. И сын будет любить Харта только потому, что тот его отец.
– Устала? Что там у тебя? – спросил Третий, заглядывая через плечо.
У них не вышло классической для Асмаса семьи, и Третья мать уже не раз высказывала свое неодобрение поведением невестки, но Харт каждый раз отмахивался, запрещая матери вмешиваться. Его гораздо больше устраивали их совместные, наполненные живым обсуждением дел на работе вечера, пусть они и случались не каждый день, чем скучное существо под названием «жена целый день в ожидании мужа дома». Чем она могла бы с ним поделиться? Количеством примеренных платьев? А рассказывать самому… Не позволяла специфика работы. Так что Харт каждый раз с удовольствием выслушивал о сумасшедших родителях и их чрезмерных запросах, о проказах девиц, о не подвезенных вовремя на экзамен записывающих кристаллах.
Софрана горестно взмахнула бумагами, спина под его щекой напряглась.
– Трое! – расстроено выдохнула она. Вывернулась из его рук, подняла несчастное лицо: – Целых трое провалившихся на экзаменах! И как я теперь в глаза их родителям смотреть буду? Мол, не научили? Не справились? Не смогли помочь?
Харт едва успел перехватить улыбку, чтобы не обидеть супругу. Софрана излишне, на его взгляд, ревностно относилась к своим обязанностям, мечтая привнести пламя любви к знаниям в каждое девичье сердце. Прошлым летом она специально на каникулах посетила Землю. Побывала на открытых уроках (хорошая знакомая Татьяны Федоровны работала директором школы), получила много ценных советов, рекомендаций, привезла с собой записи видеоуроков и массу методической литературы, которую постепенно, с помощью ассары, переводила на асмасский язык. Харт помнил ее первые потрясенные слова оттуда: «Они там учатся! Вместе! И мальчики, и девочки. Представляешь?!».
Он представлял. На Земле. А вот в Асмасе пока не очень. Было много проблем, которые следовало решить, прежде чем дозволять смешанные классы: тапуны и их природная магия, аристократия со своим снобизмом, неприятие иных, кроме огня, стихий. И самая главная проблема в основе основ – «Огонь любит сильных», а значит, недолюбливает слабых.
В академии поддерживать дисциплину было просто, ибо наказания тяжелым трудом излечивали любую глупость, да и сами лорды просили относиться к их отпрыскам построже. Но девочек баловали. От них не ждали ничего, кроме спокойного брака, воспитания детей и довольного мужа. И наказание за невыполненное домашнее задание или за оскорбление одноклассницы никак не вписывалось в данные рамки.
Общество приняло женское образование, но не могло принять женский успех в делах. Одно дело – поговорить о поэзии, обсудить с женой новомодный роман вечером за чашкой чая, и совсем другое – осознать, что супругу поставили руководить отделом в министерстве и сам король отметил ее достижения. Да, был у Харта такой вот показательный случай в этом году. Закончилось все скандальным разводом, который замять не удалось, и общественное мнение снова разделилось. Одни вставали на сторону мужа: мол, какая, к жыргхве, министерская должность?! На что вторые возражали: «Поменьше бы завидовал – сохранил бы брак». Самые умные ставили в пример Третьего и его супругу.
– Тише, огонек мой, тише. – Харт снова потянул жену к себе, ощущая физическую потребность в объятиях. Вдохнул аромат столь любимых им духов. Прикрыл глаза, ныряя в спокойствие. – Не старайся дотащить до вершины всех. – Коснулся губами волос, провел кончиком носа по виску, размышляя о том, что, если купить еще один подарок на праздники (он как раз присмотрел вещицу), Софрана вконец осерчает. Она и так ругалась, что он ее непозволительно балует. – Выбирай только лишь сильное пламя. Они оценят твои усилия. Остальным позволь гореть так, как им хочется.
Софрана фыркнула, обняла, прижимаясь, потерлась щекой о рубашку.
– Глупый ты. Им позволить – они будут спать на уроках или болтать без умолку. Порой я думаю, что правильнее было бы сделать смешанный класс. Быть дурой перед мальчиками в разы обиднее, чем перед девочками. А насчет выбирать… Я хочу попробовать сделать разные программы и сформировать класс для сильных учениц. Остальные… пусть осваивают то, что есть. И если ты, мой дорогой муж, хочешь, чтобы их дети, когда они появятся, тоже пошли в школу, не советуй закрывать глаза на лень и бездарность моих учениц.
Харт с сожалением признал, что супруга права. Дети всегда выступают заложниками жизни родителей. И те, кто сейчас закончат школу, скорее всего, отправят туда же и своих детей.
– Что думаешь делать с теми тремя?
Софрана помолчала, потом со вздохом призналась:
– А что я могу? Дам им еще один шанс после каникул, хотя мне и мечтается сейчас об указе, в котором плохая по вине лености учеба будет приравнена к измене.
– Хочешь, чтобы я посадил твоих плохишей в камеру? – восхитился коварством жены Харт. – М-м-м, – промычал, утыкаясь ей в шею и едва сдерживая смех, – ради тебя я готов их даже покусать. – И он чувствительно прикусил нежную кожу.
Софрана ахнула, мгновенно отзываясь на ласку и обмякая в его руках.
– А давай, – предложил Харт, лихорадочно принимаясь расстегивать пуговицы на платье, – пропустим сегодняшний ужин. Отец поймет и простит, а ее величество только одобрит.

Три дня спустя.

Дворец больше походил на воплощение хаоса, чем на обитель правящей ветви. Слуги носились по коридорам с вымученными лицами. Детвора пыталась вспомнить о правилах приличия, но время от времени срывалась на бег или устраивала веселую игру прямо в парадной зале. А уж в прятки играли все, даже выпускники академии. По галереям чинно прогуливались целыми семействами, раскланиваясь, обмениваясь новостями, обсуждая предстоящую игру юных представителей Асмаса.
– Говорят, Шестому в этом году запретили в ней участвовать.
– И правильно. Сколько можно выигрывать?! Надо и другим дать шанс.
– Однако, как думаете, дражайший родственник, не отправить ли и нам детей в тот мир, откуда наша ассара? Может, и себе найдут какого наставника, а? Чем пламя не шутит?
– Потише, не менее дражайший родственник. Здесь столько ушей, что лучше нам укоротить наши языки. Мой старший говорит, что Шестой уже учится на безмолвных. И кто знает, не попросил ли его один из братцев помочь с охраной на праздниках?
Аль хмыкнул насмешливо – беззвучно, конечно. Отлип от стены и двинулся дальше, размышляя, включать ли в доклад эту пустую болтовню. Все равно проход на Землю под жестким контролем королевской семьи, так что пусть мечтают…
Посторонился, пропуская служанку. Размял шею. Работать при таком количестве народа было не просто сложно, а архисложно.
Даже башня принцев сейчас превратилась в кусочек хаоса.
Первый прибыл с женой и двумя взрослыми детьми. Второй – с наследником и яркой, громкоголосой и смешливой женой. Четвертый обошел всех по многочисленности семейства, хотя двое старших и не были родными, но жили все вместе. Пятый обещался быть позже: его задержали посольские дела. Седьмой все еще боязливо жался к матери и с удовольствием проводил время в покоях четвертого принца, скрываясь там от гостей. Ну а Шестой патрулировал дворец в поисках шутника.
И кто только не попадался под внимательным взглядом невидимки: целующиеся парочки (фу, гадость!), сплетницы и сплетники, даже воришку ухитрился поймать на воровстве конфет, – но шутник решил передохнуть. Ни черных снежинок, ни сугробов, ни замороженного пола.
Из-за приоткрытой двери послышался голос Первого, и Аль заинтересованно притормозил.
– Допустим, что контур сработает как надо, но кто знает, как это повлияет на дар девочки? Что сказал отец?
Дверь перед ним прикрыли, щелкнул замок, и на Аля укоризненно посмотрели охранявшие кабинет безмолвные.
Аль развел руками, извинился жестами и отправился дальше патрулировать дворец. Услышанное заставило его призадуматься. Речь, безусловно, шла о Майре. И, похоже, ей планировали поставить стабилизирующий контур. Хорошо это или плохо… он так и не решил.
Харт встал из-за стола, прошелся по кабинету. Разговор был непростым. На одной чаше весов жизнь девочки, на другой – репутация короны.
– Его величество считает, что огласка вызовет минимум заговор семей менталистов – они начнут прятать девочек и, скорее всего, станут бойкотировать другие наши решения. Максимум дело дойдет до открытого противостояния. Кто-то подумает о переезде на материк.
– Лифгана, – выдохнул с отвращением Лиестр и спросил, не обращаясь к Харту: – И почему, стоит мне услышать слова «материк» и «менталисты», я тут же слышу о Лифгане?!
Харт тоже поморщился и ответил, пусть ответ и был прекрасно известен Первому:
– Потому что они такая же монострана, как и мы. Для них существует единственная ценная магия – менталистика. Знакомо, да?
– Но мы хотя бы имеем оправдание для такой политики в виде вулканов, а они? – спросил раздраженно Лиестр.
– А они уверены, что менталистика – это высшая ступень развития магии, а все стихии так, побочный продукт.
Оба принца помолчали, потом Первый спросил:
– И какое решение принял отец?
– Он считает, что мы большие мальчики и справимся сами. Ты – с даром девочки, а я – с заговором, если тот случится.
– Понятно, – поджал губы Лиестр, – корона не в курсе и свое добро не даст.
Харт развел руками… А что хотел брат? Уж больно щекотливая ситуация. Впрочем, была у него одна задумка, но для нее следовало выманить лорда Тигрельского во дворец.
– Ладно, – решился Лиестр, – действуем сами. Мне нужны еще два дня на финальные тесты.
– Тогда через два дня, – подвел итог Харт, – я передам Кайлесу. Пусть готовится.

Глава 5
Аль терял терпение. Злился. Переживал.
Вокруг веселились, играли, дурачились, а он… Работал. Наблюдал. Выискивал шутника и… Никого не находил. Складывалось впечатление, что шутник передумал или решил поиздеваться над Альгаром, испортив ему праздники.
Безмолвные сочувственно разводили руками. Им было не до проказ какого-то подростка. Третий проворачивал очередную операцию по поимке неугодного короне – Аля даже на порог приемной не пустили, и он с обидой ушел.
Хотелось плюнуть и пойти хотя бы на прудах покататься или поучаствовать в штурме ледяной крепости, но родовое упрямство не позволяло сдаться. Чутье подсказывало, что шутник затаился. Может, занят чем. Или просто лень. Но он точно себя проявит.
До бала оставалось три дня, Аль успел истоптать все коридоры. Нашел пару потайных ходов. Сунулся. Получил выговор, лишился части волос: от удара защиты он смог увернуться, но подпалил прядь над ухом. После этого, как подозревал Аль, безмолвные включили его в особый список, где первое место по непредсказуемости и проблемности для охраны давно и прочно занимала ассара. И теперь по коридорам дворца он крался в компании трех безмолвных. Было обидно. Да и работа теряла смысл.
Аль продержался полдня, а потом отправился к начальству. Выслушал много всего о работе новичков, вредной самодеятельности тех, кто едва ходить научился, клятвенно обещал умерить любопытство и не лезть туда, куда не положено. Присмотр сняли.
А шутник… Как в пламени сгорел.
– Ты что такой смурной? – жизнерадостно поинтересовался дядя Сергей, рассматривая объемные магические снимки в книге о флоре и фауне Асмаса.
Аль рассказал. Дядя Сережа книгу отложил. Почесал затылок. Пожал плечами и спросил:
– Вот охота тебе за ним гоняться? Выслеживать? Время свое тратить?
– Так а как же? – удивился мальчик.
– Легко. – Его хлопнули по плечу и заверили: – Щас мы это дело, племяш, на счет раз раскрутим. Если это не взрослый – а ты думаешь, кто-то из детворы дурачится, – значит, будем ловить на что-то особенное. Знаешь, я тут подумал, а не устроить ли нам елку? Нормальную такую, трехметровую, с огнями и игрушками. Внизу пустим паровоз. Дети от него в восторге. Начнем готовить сегодня, но зал от всех закроем. Остальным скажем, что сюрприз будет в день праздника. Если твой невидимка так крут, что может обходить охрану, он точно туда сунется, чтобы самому не спеша полюбоваться на земное чудо. Ну и подгадить. Кто его разберет.
На том и порешили. Аль помчался согласовывать. Разрешение получил быстро. Третий отмахнулся: «Хоть куст ставь – главное, чтоб не сгорело и не взорвалось» – и выставил из кабинета.
Следующим делом стал визит к Кайлесу. Дядя со словами: «Всегда знал, что этот хлам когда-нибудь пригодится» – выгреб закрома и выдал искусственную, трех с половиной метров красавицу с голубой хвоей, целый ящик игрушек, пообещав к вечеру добыть набор с железной дорогой и паровозом.
Двойняшки жадно просились помочь, но дядя Сережа, сурово сведя брови, помощь отверг.
– Сюрприз для вас, дурашки, – пробасил он, – а потому никакого подглядывания, понятно?
Дети огорченно кивнули.
Аль, ощущая себя очень взрослым и очень хитрым, ангажировал голубую гостиную. Она имела два входа, но не была проходной и находилась в зоне, закрытой для порталов. А еще здесь был ряд колонн, за которыми удобно было устроить засаду.
Наряжать елку под припев «Happy New Year», который дядя Сергей мурлыкал себе под нос густым баритоном, оказалось неожиданно увлекательно. И Аль с щекочущим чувством волшебства развешивал шары, снежинки, шишки, зайцев и медведей. Левитацией отправлял наверх бусы и разноцветный дождик. Внутрь стеклянных фонарей поместил по крошке пламени – вышла настоящая гирлянда, которую развесили под потолком.
– Красавица! – оценил их труд Кайлес, вваливаясь с коробками и мешками в гостиную. Следом, спиной и закрыв глаза, внесли еще коробки слуги. Оставили у двери и так же, не оглядываясь, удалились. Конспирацию все соблюдали по-взрослому.
Кайлес сгрудил коробки под елкой и объявил с гордостью:
– Пока шел сюда окружным путем, раз тридцать ответил на вопрос: «А что это у вас?» Клянусь, у народа от любопытства уши в два раза больше стали.
– Главное, чтоб они потом с этими, гм, ушами, в дверь прошли, – усмехнулся Сергей.
За дверью послышался какой-то шум. Раздался тонкий девичий голос:
– Я требую меня пропустить!
– Ты кого-то ждешь? – поинтересовался Кайлес у Шестого.
Аль помотал головой. Он, помня наставление Третьего («Если ищешь кого-то, не доверяй никому, чтобы не вышло искать предателя в компании с предателем»), попросил безмолвных никого в гостиную не пускать. А всех, кто начнет рваться, брать на заметку. Безмолвные с энтузиазмом согласились: шутник у них самих поперек горла стоял.
– Тогда, – Сергей широко улыбнулся, – никого нет дома.
– За дело!– И Кайлес, засучив рукава, принялся открывать коробки.
Алю очень хотелось спросить, как дела у Майры: он не видел ее несколько дней. Знал лишь, что она занята на занятиях. Как выразился дядя Кайлес, «Будем возвращать природу на свое место». Что это значило, Аль не понял, но Майра, кажется, не особо возражала. А про стабилизатор он не рискнул спрашивать в присутствии дяди Сережи.
Час плодотворного труда. Игрушечный домик ростом со взрослого человека с новогодними медведями. Дед Мороз со Снегурочкой. Олени – штук пятьдесят самых разных от маленьких до огромных. «Собирал как-то», – просветил озадаченного Аля Кайлес. Совы. Тролли. Щелкунчик в компании с трехглавой крысой.
– Правда он милаш? – поинтересовался Кайлес, гладя крысу по головам.
Аль моргнул, представил кого-то с тремя головами, содрогнулся и спросил, примерив ситуацию на себя:
– Им не противно было его короновать?
– Это же крысы! – включился в обсуждение Сергей. – У них ценятся зубы. А тут их раза в три больше. Короновали со всем почтением.
Потом была сборка железной дороги. С домами. Фигурками людей. Машинами. Кайлес притащил целый игрушечный город. Когда они разложили все это на полу, Кайлес задумчиво почесал кончик носа и предложил:
– А давайте вот так! – И часть путей взмыла в воздух, обвила елку по спирали, спускаясь вниз.
– Он поедет? – с тревогой уточнил Аль. Поезд с блестящими красными вагончиками вдруг сделался ему небезразличен, и он всерьез начал переживать, как тот поедет по сложному пути. Разминется ли с тем шаром и обогнет ли свисающие бусы?
– А мы на что? – улыбнулся Кайлес. Полез в карман. Сдул пыль с вытащенной коробочки. Пояснил с улыбкой: – Давно с этим практиковался. Хотел, чтобы земные вещи здесь работали.
Открыл. Достал кристалл. Вставил до щелчка вместо батарейки. И паровоз ожил. Загудел. Пустил настоящую струю пара. Колеса закрутились, и он поехал мимо куклы в нарядном лимузине, совы в колпаке и очках, рождественского медведя с коробкой в лапах.
Дошел до подъема на ель. Аль затаил дыхание. Сжал кулаки.
Комнату наполнил звонкий гудок. Паровоз запыхтел и начал медленный подъем.
– О шпарит! – восхитился дядя Сергей. Хлопнул себя от восторга по ляжкам: – Как настоящий!
Кайлес улыбнулся лукаво:
– Магия, однако!

Аль зевнул в сотый, кажется, раз. Растер лицо ладонями. Помощь обоих дядей он с гордостью отверг. Родственники переглянулись, понимающе усмехнулись и оставили его в засаде одного. Дядя Сергей подарил пачку жевательных резинок, а еще освежающие леденцы: «Они мне в карауле всегда стоять ночью помогали». Кайлес дарить ничего не стал – просто напомнил, что Шестой у них один, так что «Без риска, братишка. Я, знаешь ли, очень хочу проверить, сбудется ли мое пророчество».
Первые часы все было тягомотно-тихо. От нечего делать Аль занялся вычислительной магией. Вспомнил пару задач, над которыми бился, готовясь к экзаменам. Представил, как после бала он отправится на Землю к бабушке, и сердце наполнилось теплом.
В гостиной царил уютный полумрак. Вися под высоким потолком, мягким светом горели фонарики из гирлянды. Блестели игрушки на елке, и Алю казалось, что еще немного – и оживет сказка. Выползет коварный и злобный крыс, обнажит саблю Щелкунчик, пойдут в атаку игрушечные медведи. Но все было тихо. Сонно и умиротворенно.
Аль снова зевнул и замер. От двери послышался шорох. Шестой застыл, превратившись в слух. Осторожно выглянул из-за колонны. Проглотил жевачку, чтобы не мешала.
Из пустоты вдруг выпорхнула золотая снежинка, поплыла по воздуху и зацепилась за мохнатую лапу.
«Есть! – констатировал Аль, пытаясь взять под контроль обуявший его азарт. – Попался!»
Прокрался, заходя с тыла. Времени на сканирование тратить не стал – потом разберется, что за маскировка такая хитрая у шутника.
Шаг. Еще один. От напряжения заболели зубы, и Аль расслабил мышцы. «Это ребенок», – напомнил себе на всякий случай, потому как в голову лез голос Третьего, занудно перечисляющий трюки, к которым прибегали шпионы.
Беспокоила невидимость шутника, и потому, наверное, чувства обострились до предела. Аль не увидел, скорее почувствовал, что перед ним кто-то есть. Резко выбросил руку и… ухватил воздух. Ничего. Озадаченно моргнул. Пошарил вправо, влево. Жыргхва, но кто-то же создал снежинку?!
И, словно издеваясь, впереди, на уровне его живота, из пустоты выпорхнула еще одна. Мгновенье – и Аль подхватил маскировочное покрывало. Шутник, а точнее шутники, уловили движение воздуха вокруг, испуганно обернулись.
– Ой! – сказали два голоса.
– Не понял, – произнес Аль, рассматривая стоящих перед ним двойняшек, одетых в одинаковые пижамы и в мягкие плюшевые тапочки с медвежьими мордочками на носках – подарок от дяди Сережи. – Что вы тут делаете? – поинтересовался ошарашенно.
Перевел взгляд на маскировочное покрывало, которое держал в руке – оно обрело видимость, став куском полупрозрачной серо-голубой ткани. Ничем не примечательной такой тряпочкой. Артефакт выдавала лишь блестящая пыль, покрывавшая ткань и делавшая ее похожей на плащ принцессы.
Двойняшки засопели. Их мордашки приняли виноватый вид, а взгляды уткнулись в пол.
– А это что? – тряхнул тканью.
– Подалок! Отдай! – Оля требовательно потянулась, но Аль поднял руку выше.
– Чей?
– Дядя Лиестр сделал, – внес уточнение Иль.
– Чтобы мы в плятки всегда выиглывали, – добавила Оля.
Аль пробил нервный смех. В прятки. И даже безмолвные не могли поймать. Прекрасный подарок!
Сложил ткань и хотел было заявить: «Конфисковано», но поймал настороженный взгляд заблестевших глаз и со вздохом присел на корточки:
– Я верну, обещаю. Просто сейчас вы в гостях. Видели, сколько людей во дворце? Плохое время для игр в прятки.
Двойняшки понятливо закивали.
Аль действительно вернет, после того как попросит Лиестра внести изменения в структуру защиты, чтобы взрослые смогли видеть сквозь покрывало хотя бы тени.
Что же… Первую загадку он решил. Осталась еще одна.
– А пол зачем морозили?
Спросил и только после этого понял, что именно он спросил. Похолодел. Внутри тревогой взвыло: «Им только пять!». Стиснул ладони. Подумал, успокаиваясь, что сейчас они скажут, что не виноваты, и тогда он уточнит, кому давали покрывало поиграть.
– Он болел, и мама не пускала нас гулять.
Иль, подтверждая, кашлянул, выразительно шмыгнул носом.
– Нам было скучно.
– Мы хотели покататься.
– На льду.
– Чуть-чуть.
Аль плюхнулся на зад от сбивающих с ног новостей. Сглотнул. Посмотрел жалобно на стоящих перед ним двойняшек и сипло спросил:
– Мама знает?
Двойняшки дружно кивнули. Аль застонал. Прикрыл ладонями лицо.
Над головой раздался встревоженный шепот:
– Мама просила никому не говорить.
– Но он наш блат.
– Ни-ко-му.
– Ему можно.
– Ты ведь никому не скажешь? – серьезно спросила Оля.
Аль растопырил пальцы. Посмотрел на парочку. Вздохнул. В голове крутилось столько всего, что он не знал, с чего начать. Впрочем, начать следовало с разговора с ассарой. А пока…
– Кто вам вообще разрешил по ночам шляться?! – возмутился он, ощущая себя чудовищно старшим братом.
Детвора виновато потупилась. Аль покачал головой, испытывая стойкое желание никогда не заводить детей.
Ночь. От башни принцев недалеко, но все же… Недетское время, недетская прогулка. И две фигурки в плюшевых пижамах, ковыряющие мордочками медведей на тапках пол. А один, между прочим, недавно болел!
– Никакого пламени на вас не хватит! – высказался сердито, понимая, что отчасти сам виноват. Если бы не устроил дурацкую засаду – да, засада казалась теперь совершенно дурацкой, – двойняшки не отправились бы ночью посмотреть на елку. Сам их вечером раздразнил рассказом о Щелкунчике и мышином короле.
Махнул рукой. Поднялся.
– Ты не селдишься? – шмыгнула носом Оля.
– Не сердись, а? – скривил лицо Илья.
И Аль понял, что в шаге от слезного потопа.

– И что, никто не пришел? – удивился дядя Сережа. Обиженно поджал губы. Пробормотал: – Ничего ваши дети в елках не понимают.
– Не расстраивайся, – хлопнул Аля по плечу Кайлес, – на следующую ночь поймаешь.
Аль кивнул, думая, что ночью можно незаметно взять с собой толстое одеяло, подушку и выспаться с комфортом. Засада теряла смысл.
С Юлей поговорить не удалось. У них был намечен большой сбор директрис женских школ, потом собеседование с поступающими в следующем году студентками, а вечером семейный ужин с его величеством – представление восьмой невесты. Это то, что Аль смог узнать от Четвертого.
– Что-то случилось? – поинтересовался старший брат.
– Нет, – помотал головой Аль, – ничего срочного. Завтра поговорю.
Вечером в гостиную заглянул Третий. Обошел вокруг елки. Поцокал. Покачал головой. Вздохнул:
– Отличная идея. Жаль, что таких деревьев у нас нет, а потому комитет никогда не разрешит их ввоз.
Потрепал плюшевого зайца за уши. Поднял. Повертел в руках. Повернулся к Алю.
– Слушай, а этого я могу взять? Забавный такой. Неужели бывают такие вот, с ушами?
Шестой, напряженно следя за братом, кивнул. После вчерашнего он чего только не передумал и чувствовал себя практически заговорщиком. Оглянулся – не торчит ли припрятанная подушка из-за колонны.
– Спасибо, – обрадовался Третий, сунул зайца под мышку и пожелал: – Удачной засады!
Аль проводил его и выглядывающий из-под руки белый пушистый хвост угрюмым взглядом. Имитация засады не казалась ему такой уж привлекательной. Из ловца он превратился в соучастника, покрывавшего шутника.
«Дети», – прошипел недовольно, укладываясь на полу и подтыкая одеяло. Покрутился, встал, достал парочку крупных медведей, положил рядом, обнял, прижимаясь к мохнатому боку, и закрыл глаза, погружаясь в сон.

– Знаешь, когда дети становятся взрослыми? – спросил Третий у зайца в коридоре и сам же ответил: – Когда у них появляются взрослые секреты.
Он достал из кармана золотую снежинку, которую незаметно снял с елки. Повезло: она застряла в самой гуще ветвей – потому, видно, ее и оставили. Повертел в руках. Не черная, конечно, но очень похожа по узору на творчество шутника. У него в кабинете хранилась парочка образцов – надо будет сравнить. Покосился на дверь гостиной. Хмыкнул задумчиво.
– А самое занятное в этой истории, что я знаю, ради кого он стал бы рисковать репутацией. И это приводит нас к тому, что леди ассара сошла с ума. Согласен? – поинтересовался он у плюшевого зайца, добавляя: – Или у нашей драгоценной Четвертой леди очередной секрет от короны. – Потер подбородок, раздраженно спросил: – И почему эта женщина так обожает создавать проблемы?
Вопрос, естественно, остался без ответа, но вспышка гнева уже прошла, и Харт посмотрел на игрушку благожелательней:
– С другой стороны, секреты ассары гораздо более изысканы, чем потуги нашей аристократии урвать себе кусочек власти. Так что… Пусть развлекается, а мы с тобой, как обычно, понаблюдаем.

С Юлей Альгару удалось встретиться ближе к вечеру. Он прекрасно выспался на полу в гостиной в обнимку с медведями. Выслушал массу подбадриваний от безмолвных. На лице, кажется, навсегда поселилась кислая гримаса неудачника. Но то, что сейчас Аля волновало, было в разы важнее собственного успеха.
– Я ведь знала, что огонь не оставит нас в покое. Возьмет свою плату за дочь.
Юля с мрачным видом шла по дорожке парка. Удачно поднявшаяся метель разогнала праздную публику по домам. Мокрый снег норовил залепить лицо, и Аль зябко кутался в плащ. Ассара подняла повыше шарф. Остановилась напротив прозрачной стены, которая ограждала возведенную изо льда крепость. Воскликнула со злостью:
– И почему нельзя было сделать по-человечески?! Ничего не требуя взамен, ничем эдаким не награждая?!
Аль оглядел в десятый раз окрестности, не обнаружил никого, даже безмолвных, и спросил:
– Когда все началось, мама?
– С месяц назад, – призналась Юля, обходя крепость и устремляясь к прудам. – Я еще никому не говорила, даже Фильяргу. Не то чтобы я ему не доверяю, но, понимаешь, в моем мире уникальность может привлечь внимание опасных людей. Возможно, это лишь страхи – лаборатории, подопытные крысы, – но ничего не могу с этим поделать. Мне нужно время, что разобраться. Я изучила работы по раннему пробуждению дара – довольно популярная тема среди моих студенток, – но ничего похожего не нашла. Стихия в детях не ощущается, а дар… такое впечатление, что спит и активируется, лишь когда они хотят его применить. Поэтому я запретила им играть подобным образом. Хотя, боюсь, Первый что-то подозревает. Эти его подарки… Он их точно провоцирует. Его настойчивость, как и щедрость, меня пугают.
Аль вспомнил плащ-невидимку. Прикусил губу, ощущая, как в голове складывается картинка, и она ему совсем не нравилась. Впрочем, мамины страхи преувеличены. Вряд ли Первый решится нанести вред детям, просто на какое-то время они станут его самыми любимыми племянниками.
– Нет, мама, – Альгар покачал головой, – запрещать бесполезно. Магия не вода. Ее нельзя запереть. Любой силе – особенно той, которая растет, – нужен выход. Если они будут сдерживаться, ничем хорошим это не закончится. Начнут болеть.
– Болеть? – побледнела Юля, и оба вспомнили недавнюю простуду Ильи – на ровном месте и без причины.
– Покровительство ведь ввели по той же причине. Женщины, сдерживая себя, болели не переставая.
Юля нервным жестом растерла лоб. Пожаловалась:
– И почему мне это нигде не попалось на глаза?!
Аль пожал плечами, попробовал успокоить:
– Невозможно изучить все за несколько лет. К тому же на столь очевидных вещах обычно не заостряют внимание.
Юля остановилась. Повернулась к нему. Прикусила губу.
– И что мне делать?! – В голосе ассары засквозило отчаяние.
Аль тоже остановился. Стряхнул налипший снег. Было тепло, и тот таял, едва достигнув земли, но ночью должно будет похолодать – может, тогда чуть задержится. Хотелось бы, чтобы вокруг было бело, когда выглянет солнце, и весь мир станет сверкающей белизной сокровищницей.
– Доверься мне, мама. Я сегодня свожу их в зал силы – все равно он пустует, пока все готовятся к завтрашнему балу. Измотаю их хорошенько – на пару недель хватит. А когда вернемся домой, что-нибудь придумаем.
Шагнул ближе, обнимая и ощущая себя по-настоящему взрослым. Мужчиной. Ведь он впервые смог взять на себя часть заботы об ассаре.
Сердце защемило. На плечи навалился приятный груз ответственности. И мир изменился. Стал другим. Точнее, другим стал он, Совенок. И даже не Совенок. Альгар. Шестой. Будущий Столп Асмаса.
«Я отплачу тебе за все, что ты для меня сделала», – подумал с нежностью.
– Но Четвертому сказать придется, – добавил, отстранившись.
Юля кивнула.
Аль много думал о случившемся. То, что происходило с двойняшками, переворачивало с ног на голову все понятия о магии. И было непонятно, откуда и какую энергию черпают дети. И как реагировать, ведь никому другому повторить это явно не удастся. Да и надо ли? Сейчас в Асмасе все органично. Дар просыпается в пятнадцать, когда ребенок начинает что-то понимать и с ним можно договориться, объяснить. А в пять лет? Не все столь развиты, как двойняшки. Но то, что эти дети привлекут к себе внимание, было однозначно. И Аль понимал мамино желание ограничить круг посвященных лиц.

Зимний бал был роскошным. Что и говорить, Сердце Зимы асмасцы любили.
– Это наследственное, – пояснил Фильярг, ведя Юлю по коридору. – Наши предки вышли из северных земель и здесь очень скучали по снегу. Но просто так морозить воду и устраивать снежные бури – дорогое по затратам энергии удовольствие, поэтому корона превратила Сердце Зимы в праздник снега и льда, разрешая подданным за десять дней утолить свою тоску по белому холоду.
Все десять дней дворец готовился, чтобы сегодня засиять обиталищем Снежной королевы. С потолка свисали внушительные сосули, внутри каждой уютно трепетал желтый огонек, а снизу, с пола, их подсвечивали, вырастая белыми колоннами, узкие лучи света, в которых плясали магические снежинки. Остальное освещение дворца постарались по максимуму приглушить.
Внизу, под ногами, местами клубился туман, изображая сугробы. В центральном зале бушевала искусственная метель. В коридорах – метель игрушечная. От мелких до размера с пару ладоней снежинки носились по дворцу. Они водили хороводы над головами гостей, складывали фигуры – сердце было самым популярным узором на сегодня. Хулиганили. Забирались под подолы платьев, заставляя гостей взвизгивать и ругаться.
В нескольких залах были накрыты столы с закусками и десертами. В огромных хрустальных фонтанах клубилось горячее фруктовое вино. Рядом стояли покрытые тонкой коркой льда сосуды с напитками покрепче.
– Осторожно! – Фильярг отмахнулся от целой стаи бело-серебристых снежинок. Проводил их взглядом. Пожал плечами и заметил: – Странно. Не вижу ни одной черной. А ведь в первые дни праздника мне попалась парочка. Занятные такие снежинки, точно обожженные пламенем.
Юля обернулась, послала отчаянный взгляд Алю. Тот понятливо кивнул, отстал.
Юля посильнее сжала ладонь дочери, раскланялась с попавшейся навстречу парой. После стольких мирных лет во дворце ей казалось, что взгляды птичника снова царапают кожу. А ведь она почти вписалась. Выучила этикет. Разучила танцы. Научилась держать спину и улыбку при любых обстоятельствах. Но огонь… любит пошутить.
Ей едва простили рождение двойни, списав все на земное здоровье: что вы хотели, она же иномирянка, у них там женщины с детства работать приучены, отсюда и силища такая. Смирились с ее работой и должностью в академии и успехом Шестого: это не он сам, а ассарство всему причина. И дышать в ее сторону стали ровнее. Улыбаться чаще. Разговаривать проще. Встречались даже редкие – прям хоть в Красную книгу заноси – попытки подружиться. Настоящие, а не обусловленные желанием пропихнуть кровиночку в академию в обход правил. Не все Марфушечки изволили хорошо учиться, зато вот жениха хорошего жаждали все.
И тут опять. Пинок под зад всем усилиям по интеграции. Очередное «чудо» от ассары. Юля подумала, что таким макаром придется заводить собственный бренд под названием «Шокотерапия от ассары».
Однако делать что-то надо. С детьми она чувствовала себя запутавшейся, саму себя накрутившей страусихой. В голове сотня пугалок, которые успешно парализовали здравый смысл. Проснувшаяся у малышей магия виделась тяжкой болезнью. Не помогал собственный опыт («Я же взрослая была»), опыт Совенка («Ему пятнадцать было, да и то сколько переживаний!»). Словом, Юля ощущала себя полной решимости защищать малышей до последнего вздоха ото всех, в том числе и от самой себя.
Около гостиной уже толпились, оживленно галдя, дети. Рядом, скромно делая вид, что им неинтересно, прохаживались взрослые.
– О! А вот и черные! – Фильярг поймал снежинку, прикрепил Юле на волосы. Оценил: – Тебе идет.
Юля нервно улыбнулась. Дернула за руку открывшую было рот Олю, чтобы избежать полного разоблачения при всем честном народе. Чувствовала она себя при этом где-то между Штирлицем и президентским телохранителем. Громко предложила:
– Начнем? А то все заждались. – И потянула малышей в открывшуюся дверь.
Раздавшийся дружный «Ах!» заставил ощутить гордость за новогоднюю елку. А потом был настоящий праздник. Поводили хоровод. Поиграли в «Заморожу». Полюбовались пыхтящим по рельсам паровозом. И были настойчиво приглашены в тронный зал для традиционной встречи с его величеством.

Глава 6
Трон его величества напоминал собой небрежно обтесанный кусок черной скалы и мог бы казаться мрачным да варварским, если бы не огненная подсветка снизу: языки огня буквально лизали подножие трона, крупные прозрачные камни сверкали вплавленные в подлокотники и верхнюю часть спинки, разбавляя черноту. На силе, заключенной в них, как пояснил Фильярг, отец может тут всех положить, не вспотев. Но словно этого было мало – на внешних боках скалы были пробиты бороздки, по которым стекали огненно-алые ручейки пламени. Удобно: и подсветка и обогреватель одновременно. Зажигали (причем в прямом смысле этого слова) трон лишь на праздники огня и Зимы да на коронации короля с королевами.
Речь его величества традиционно была краткой. Король пожелал всем подданным милости Девятиликого, скромно напомнил, что корона была, есть и будет единственной опорой Асмаса в этом мире. Огласил под аплодисменты имя победителя в конкурсе ледяных скульптур и торжественно одарил его перстнем с крупным камнем.
Да, вместо орденов и медалей здесь вручали наградные перстни, броши, медальоны или браслеты. И чем крупнее и чище был камень, тем большую ценность он имел для магов. В мире, где все работало на артефактах и где лучше было иметь под рукой парочку накопителей, камни приобретали особую ценность. Вдобавок они были расходным материалом и выдерживали от десяти до сотни подзарядок. А чересчур сильный поток, направленный в камень, оставлял владельца с горсткой сверкающей пыли. Так что по навешанным на себя ювелирным украшениям местные мужчины легко могли переплюнуть вождей африканских народов, а Юле так вообще напоминали братков из девяностых.
Вручение остальных наград состоялось днем ранее. В этом году, как не без гордости отметила Юля, в наградном листе было аж четыре женщины: корона упорно и с энтузиазмом двигала эмансипацию в массы. Пока лишь на поле образования, но Юля была уверена, что остановиться на данном этапе (мол, требуются женщинам школы – вот пусть себя и учат) асмасцы не смогут. Да и надо ли? Силком женщин на работу никто не тащит, обстоятельствами – кормить детей и зарабатывать деньги – не душит. Золотое время для слабого пола. Хочешь – работай. Хочешь – сиди дома и занимайся мужем и детьми. Риск один – осуждение общества. Его терпимость пока распространялась на школы, целительские, с натяжкой – на торговые лавки, которые совмещались с посиделками (прообраз будущих кафе), ну и на традиционные цветочные галереи, мастерские амулетов и швейные мастерские.
Юля позволила себе помечтать о том, как когда-нибудь к награде будет представлена первая женщина, гм, боевой маг, или скульптор, или писатель. И, может, она даже застанет сей волнующий момент.
Зимний бал не подразумевал серьезных дел: народ желал хорошенько отдохнуть, – так что дисциплина среди подданных царила… мало почтительная. Нет, его величество никто не перебивал диким гоготом, но то тут, то там возникали островки шепота, кто-то пробирался сквозь толпу, кто-то махал рукой знакомым, все улыбались, а ноги отдельных товарищей уже начинали отбивать танцевальный ритм.
Юля стояла рядом с троном – привилегия первых родственников. Старательно улыбалась семье – аж скулы сводило. Взгляд то и дело сползал в сторону Восьмой – невысокой, хрупкой женщины. Очень серьезной и оттого кажущейся слегка надменной, но Юля понимала, сколь обманчиво может быть первое впечатление. Однако внутренний протест… унять было сложно. Да и стоящая рядом Седьмая заставляла ощущать толику враждебности к новенькой.
А ведь свадьба уже завтра… Все требуемые по этикету церемонии Юля благополучно закосила, кроме парочки совсем уж важных, а вот саму свадьбу пропустить… можно было лишь по причине собственной смерти. Так что в шкафу висело новое платье. За ним была припрятана бутылочка мартини на тот случай, если птичник, воодушевленный сменой королевы, решится на какую-нибудь гадость. Ведь прошлая супруга благоволила ассаре. «Посмотрим, – читалось в тщательно скрываемых взглядах, – что скажет новая. И не впадет ли любимица королевской семьи в немилость».
Иными словами, птичник занял позицию «Готовьсь!», чтобы прибавить ускорение выпнутой из дворца ассаре. Не все, ох далеко не все смирились с высоким положением безродной чужачки из другого мира. Да и смирившиеся были бы рады потеснить ассару, ибо место у трона должно принадлежать местным по праву их рождения, а не всяким там выскочкам.
Интрига добавляла бодрости празднику, и, на взгляд Юли, шепотки звучали чаще, чем положено, а некоторые даже осмелились проигнорировать присутствие ассары, торопясь вытащить первый кирпич из пьедестала.
На возведенный усилиями Третьего и отполированный фантазиями птичника пьедестал Юле было плевать. Гораздо больше ее волновали проблема номер один «Дети и магия. Болезнь или закономерность? Проклятие или дар?», проблема номер два «Майра», ну и третья «Седьмая».
Бывшая королева и ныне просто Седьмая Мать тихо и без шума перебралась в гостевое крыло – в отдельно стоящую и соединенную длинным переходом с дворцом башню. Она твердо намеривалась посвятить себя воспитанию сына, а после… как огонь решит.
Юле подобное самопожертвование было как сапог на больную мозоль. Идиотская система наследования! Связка величества с высочествами злила одним своим существованием, потому как Юля теперь тоже в упряжке. Причем дважды. И муж, и сын – оба кандидаты на жертву выбора огня. И тут как в жизни. Почетно, уважительно, дорого, богато, но для себя лично геморроя больше, чем удовольствия.
После вручения награды, когда взгляды присутствующих уже смотрели в сторону накрытых столов, на весь тронный зал прогремел усиленный магией голос:
– Ваше величество, я взываю к вашей милости здесь и сейчас!
Майра, стоящая рядом с Альгаром, испуганно подпрыгнула, смертельно побледнела и вцепилась в его руку.
По залу прокатился недовольный ропот, часть лиц раздосадовано перекосило: праздник отодвигался на неопределенное время. Обратиться к его величеству с просьбой, как и воззвать к милости, мог любой в эти дни, но ждать до последнего? Когда у народа в глотке пересохло, а пятки зудели от желания отбить ритм? Не по огню. Однозначно.
Шестому было не до любопытства. Ему и оборачиваться не нужно было, чтобы узнать, кто изволил их посетить. Дед Майры. Решил-таки выползти из дома. И точно не для того, чтобы поздравить всех с Сердцем зимы.
«А если, – Аль сглотнул, ощущая, как в желудке поселилось что-то холодное, – Первый поставил Майре стабилизирующий контур? И лорд выявит это при всех?! Будет не просто скандал…».
Аль стиснул зубы, запрещая себе даже думать о вживленных камнях. Когда в гости пожаловал недружелюбно настроенный менталист, мысли лучше держать под контролем.
Вместо этого Аль подумает о самой Майре. Сегодня та выглядела совершенно другим человеком – у него аж сердце екнуло, когда он увидел ее рядом с мамой. В красивом, длиной в пол, платье. С волосами, убранными в спускающуюся до плеч и ложащуюся на лоб сеточку, украшенную серыми, в тон платья, камнями. В туфельках. Но главным были осанка, развернутые плечи, изящная шея и грациозная походка. Выходило, дядя Кайлес был прав, когда назвал Майру красавицей. Просто Аль не мог представить девчонку в ином, кроме как курсантской форме, наряде.
Толпа в зале раздалась, пропуская к трону высокую седовласую фигуру.
– Спокойно, дети. – Ассара положила ладонь на плечо Аля, обняла Майру, но мальчик слышал тревогу в ее голосе.
Альгар стиснул ладонь Майры, сжал губы, наполняясь решимости сделать все что угодно – хоть жениться прямо здесь, – лишь бы не отдавать ее деду.
– Лорд Тигрельский, – его величество сделал вид, что крайне удивлен, – давно вас не было видно при дворе.
– Повода не было, – бросил непочтительно лорд, и Аль все же оглянулся.
Старик стоял не один. За его спиной, точно свора за хозяином, застыли еще пятеро. Все с убеленными временем волосами, испещренными морщинами лицами. От них веяло чем-то грозным. В подтянутых фигурах читалась решимость дать бой, а ладони с такой силой стискивали навершия тростей, словно готовились переломать их о спину величества.
– Смотри, мелкий! – К ним протиснулся Третий, наклонился, шепча азартно на ухо: – Старая гвардия. Таких сейчас уже не делают. Они ведь помнят короля еще сопливым пацаном, а потому не считают нужным ему подчиняться. Всегда держи таких под присмотром. Ибо сегодня они ни во что не ставят короля, а завтра – его корону.
Аль посмотрел на брата удивленно. Какое «под контролем»? У них более насущная проблема есть, чем очередной урок.
– Но сейчас, так понимаю, повод появился. – В голосе короля зазвучало предупреждение, залязгал металл. – Слушаю вас, лорд.
Как бы ни хотелось его величеству, но отказать выслушать просьбу он не мог: традиция…
– Ваше величество, как вы знаете, мой сын покинул меня слишком рано, – лорд говорил тихо, и зал стихал, скрепляясь тишиной и ловя каждое слово, – но он оставил мне в дар двух внучек. И младшая, моя радость, мой огонек, унаследовала родовой дар. Но леди ассара, – обращение прозвучало с презрительностью плевка, – украла у меня внучку. Я требую справедливости! Верните мне ребенка.
– Гм… – Его величество задумался, мастерски делая вид, что лишь впервые услышал о данной проблеме. У Аля возникло четкое ощущение, что он сейчас на шахматной доске – единственная земная игра, которая по-настоящему прижилась в их семье.
Король нашел взглядом в толпе Майру, поманил пальцем.
– Иди! – Третий ловко перехватил руку Майры и выпихнул девочку под прицел толпы к трону. Та оцепенела.
– Это и есть ваша внучка? – осведомился Рельгар, спускаясь с трона. – Должен вас поздравить, лорд Тигрельский, она не только талантлива, но и красива, вдобавок прекрасно воспитана. Думаю, огонь решил вас наградить за смерть сына столь сильной внучкой.
Лицо лорда пошло красными пятнами.
– Да! Как! Вы! – задыхаясь от гнева, выпалил он. – Смеете сравнивать моего сына с какой-то там девчонкой?!
Бумс! Трость оглушительно поставила гневную точку в тираде. Майра вздрогнула всем телом и шмыгнула за его величество, вцепившись обеими руками в рукав его рубашки.
Рельгар ошеломленно вскинул брови. Чуть отклонился назад, заглянул себе через плечо. Хмыкнул обескуражено.
– Невестушка-то молодец, – прошептал на ухо Альгару голос Третьего.
– То есть вам она не нужна? – спокойно осведомился его величество.
– Она моя внучка, – с достоинством отбил удар лорд.
– Странно, что ваша внучка боится вас больше, чем меня, – задумчиво протянул король.
Подданные с готовностью поддержали его величество смешками. Острие трости с силой впечаталось в пол. В противовес раздавшемуся удару голос лорда Тигрельского звучал тихо и спокойно.
– Она глупа, ваше величество, невоспитанна и не знает своего места.
– Не дури, – ладонь Третьего железной хваткой вцепилась в плечо Аля, – испортишь.
– Мне больно это говорить, но глупостью моей внучки воспользовались, совершив над ней чудовищный эксперимент. Ее ментальный дар решили взять под контроль. Захотели сделать из нее послушную куклу! А ведь она, как может видеть ваше величество, лишь маленький ребенок!
Толпа по обе стороны от лорда неодобрительно заворчала.
– Смотри, мелкий, вот так зарождаются бунты. – Горячий шепот брата отвлек Шестого от пылающего внутри него пламени ненависти к лорду. – Толпе бросили кость – дети и насилие. Она готова растерзать виновных. И мало кто из них задумается, так ли это на самом деле. Впрочем, твоя невеста своим поведением уже дала повод сомнениям. Жаль, она слишком мала, чтобы ей поверили.
– Вы утверждаете, что ей поставили стабилизатор? – неприязненно осведомился Рельгар.
Трость подтверждающе стукнула об пол.
– Истинно так, ваше величество. Прошу позволить мне снять камни с тела моей внучки, вернуть ее домой и помочь ей остаться верной пламени и Асмасу.
– Ах, как складно-то выписывает! – восхитился Третий. – И пламя приплел, и Асмас.
Его величество нахмурился. Пожевал губу. Обернулся. Вытащил из-за спины Майру. Ласково погладил дрожащую девочку по спине.
– Так, значит, контур. Может, вы знаете, куда именно?
– Его спрятали под украшениями! – выплюнул лорд, ткнув тростью в направлении головы девочки.
– Спокойно, милая, я лишь посмотрю.
И его величество аккуратно снял сетку с волос Майры. Потом, удерживая за подбородок, повертел ее голову в разные стороны.
Лорд, подавшись вперед, жадно следил за манипуляциями короля, а тот с ледяным спокойствием озвучил результат:
– Как вы знаете, тронный зал уничтожает иллюзии. Но я не вижу ничего, кроме очень большой странности. Скажи мне, милая, кто научил тебя так коротко стричь волосы?
Тишина сковала зал, а лорд отшатнулся, стремительно бледнея.
– Мой дедушка, – едва слышно прошептала Майра.
– Неужели? – искренне так удивился король и повернулся к гостю: – Лорд Тигрельский, не поясните нам, зачем вам понадобилась такая глупость? Она же на мальчишку похожа с короткими волосами.
И тут тишина сделалась не просто глубокой, а зловещей. Слишком многие связали «на мальчишку» и погибшего сына лорда.
Король любезно подождал ответа и только потом продолжил, глядя на застывшего лорда. Его взгляд тяжелел с каждым словом, а голос заставлял стоящих в зале подданных бледнеть и остро жалеть о своем присутствии в момент монаршего гнева.
– Страх вашей внучки вызван отнюдь не глупостью. В ее даре обнаружены необратимые изменения, вызванные регулярным и длительным применением ментального воздействия. Вам ведь было мало стриженых волос? Вы хотели, чтобы она вела себя как ваш сын?
Лорд Тигрельский зашатался. Затряс головой. Просипел:
– Ложь! Все ложь!
Но сам его вид опровергал сказанное.
– Принимая во внимание выдвинутые вами необоснованные обвинения о стабилизаторе, – в голосе его величества металл не просто лязгал, а давил несокрушимой силой всей королевской власти, – и предъявленные доказательства, корона принимает решение лишить вас права опеки над Майрой Тигрельской и взять ее под свою опеку. Вам же отныне и до пересмотра решения запрещено появляться во дворце. Да будет пламя мне свидетелем.
И трон эффектно полыхнул, заставив подданных нахвататься желтых зайчиков.
Проморгавшийся лорд занес было гневно трость, чтобы отстучать то, что он думает о решении короны, но его вместе с группой поддержки безмолвные ловко подхватили под руки, выводя из зала.
– Вот так, братишка, – хлопнул Аля по плечу довольный Харт. – Немного хитрости, чуток обмана – и справедливость восторжествовала, а наши подданные получили подтверждение безупречности и справедливости короны.

В этой особой гостиной гигантский камин занимал собой всю стену. Над ним располагались портреты королей, чуть ниже висели венки из перьев, засохших цветов, ракушек, лент, бус и поделок из рыбьих костей. На некоторых были еще видны бурые пятна крови.
Перед камином полукругом стояли девять мягких кресел. У центрального на спинке алела корона из вышитых языков пламени. Между кресел пристроились изящные круглые столики, держащие на высокой чешуйчатой лапе стеклянную столешницу. На столиках среди бокалов высились пузатые бутылки, стояли вазы с фруктами, мясными и рыбными закусками. От столика к столику состав закусок менялся с учетом вкусов каждого из высочеств.
На этой поздней встрече в тесном семейном кругу не предполагалось присутствие слуг.
Из девяти кресел здесь сегодня пустовали лишь крайние два.
Шестой поерзал в своем, ощущая себя недоросшим до столь массивной мебели. Его впервые, не считая того случая, когда он сопровождал ассару, допустили на подобную встречу, и сердце от волнения колотилось в груди, а самого Аля потряхивало от восторга. Он! На равных! С отцом и братьями!
– Кхм! – Четвертый выразительно кашлянул на попытку Ларса всучить Алю бокал с рубиново-розовым вином.
Ларс в ответ виновато пожал плечами – мол, направление попутал, – заговорщически подмигнул Алю и передал бокал Пятому.
Ладно. Почти на равных. Аль не гордый. Ему и стакан с водой сойдет. Главное ведь участие.
– Не понимаю, – Первый указал своим бокалом на венки, – почему бы не выкинуть эту рухлядь? Некоторым столько лет, что уже консервация не помогает. Да и велика ли ценность в этих, – он брезгливо поморщился, – предкопамятных сборниках пыли?
– Ты не прав, брат, – покачал головой Харт, спохватился: – Отец, не возражаешь, если я отвечу?
– Конечно, сын. Тем более что он по твоему ведомству, – кивнул его величество, с наслаждением вытягивая ноги и взбалтывая в бокале темно-коричневую жидкость. Поднес к лицу, вдыхая терпко-горький аромат. Ассара не изменяла своей традиции одаривать семью на Сердце зимы знаками внимания. Так что сегодня он собирался дегустировать именно ее подарок. Еще одна новая традиция.
– Как вам известно, в нашей стране два основных народа: ракханы и тапуны, – лекторским тоном известил всех Третий.
– Начинается… – протянул с кислым выражением лица Второй, выразительно зевнул, поймал недовольно вскинутую бровь отца, широко улыбнулся и провозгласил: – Это надо запить. Я имею в виду единение. – И одним махом опрокинул в себя полбокала огневухи.
Третий кивнул и невозмутимо продолжил:
– А живем мы мирно не только потому, что тапуны зависят от нас. Такая зависимость некоторым покажется хуже неволи. Наш мир держится на уважении традиций друг друга. Эти венки, – он обвел рукой ритуальные творения тапунов, – в самом сердце дворца под портретами королей и есть истинное лицо нашего уважения. Каждое утро с них старательно стирают пыль. Слуги-тапуны. Руками. Без магии. Еще и кровь обновляют. Это лицо их уважения к нам и к нашим предкам.
– Надеюсь, когда следующий король потащит венки в свою резиденцию, они не рассыпятся по дороге, – пробормотал Пятый.
В гостиной воцарилась задумчивая тишина, нарушаемая уютным потрескиванием дров в камине.
Слова Арвэла напомнили всем о завтрашнем дне. Восьмая свадьба его величества, за которой последует рождение последнего наследника. А там, не успеет огонь догореть, совершеннолетие высочества и ритуал, на котором будет выбран следующий правитель.
– Времени, сыновья, у вас осталось не так уж и много. Учитесь. Развлекайтесь. Ищите себя. После того как один из вас примерит корону, вам придется забыть о личном.
И его величество залпом, запивая горечь прожитых лет, прикончил виски в своем бокале.
Аль ощутил себя неловко, точно ему позволили заглянуть через щелку во взрослую жизнь. Он кашлянул, ощущая, как тишина першит в горле и хочется поскорее ее прогнать.
– А можно спросить?
Голос прозвучал по-детски тонко, и Аль поморщился, но братья, не заметив его смущения, оживились.
– Давай, младший, – подбодрил Четвертый.
– Э, нет, младший теперь у нас Седьмой, – не согласился Ларс, – а Шестой, считай, уже взрослый.
– Кому-то лишь бы спорить, – вздохнул Харт, и Аль почувствовал: еще немного – и все забудут о его вопросе.
– Так вы поставили стабилизатор Майре или нет? – выпалил он, дивясь собственной храбрости.
– Неожиданно. – Третий повернулся, мгновенно подбираясь и вцепляясь в Аля своим фирменным взглядом.
– Оставь его, Харт, – подал голос Первый. – Малыш молодец. Сделал правильные выводы. И спешу тебя успокоить, Альгар: нет, из-за интриг некоторых все перенесли на завтра.
– То есть сегодня никакого риска не было? – спросил растерянно Аль, незаметно выдыхая: взгляд Третьего – это то, к чему невозможно привыкнуть, прям как удар по совести.
Харт откинулся на спинку кресла, покрутил бокал в ладони и ответил с самодовольной улыбкой:
– Ты же знаешь правило, мы не рискуем своими.
– И почему мне кажется, – подался вперед Ларс, – что Кайлеса вы в изменения плана не посвятили? У него такое лицо было на балу… Я боялся, еще немного – и он вцепится в глотку старика, чтобы защитить девчонку.
– А я бы посмотрел, что из этого выйдет… – протянул Пятый.
– Битва века! – оживился Альгар. – Сильнейший менталист прошлого с сильнейшим менталистом будущего.
– Сильнейший – это если наш кузен дурить бросит, – отрезал Фильярг, признаваясь: – Хотя я бы не отказался понаблюдать за этим. Никогда не видел, как дерутся без стихии.
– Их драки, может, ничего и не разрушают и стены не жгут, зато мозги окружающим выжигают так, что целителям работы не остается, – сварливо заметил Харт, добавляя: – Впрочем, на некоторых наших подданных это не сказалось бы. У них выжигать, гм, особо нечего.
Неожиданно Харт ухмыльнулся, и улыбка, поселившаяся на губах, сделала его похожим на мальчишку.
– Но рожа у кузена была… – Потянулся, довольно. – Особенно когда понял, что контур мы так и не поставили. Думал, не сдержится – пойдет мне рожу бить за спектакль.
– Боюсь, завтра он откажется нам помогать, – нахмурился Первый.
– Ты мало его знаешь, – покачал головой Харт. – Нам всего-то надо пережить небольшую истерику, выслушать, какие мы идиоты и совершенно не думаем о родственниках. Но свою идею он захочет воплотить сам. Так что сразу после свадьбы и приступим.
– Добро, – поднялся с места его величество. – Давно пора начать развивать собственную менталистику, а не дарить ценные ресурсы Лифгане.
Взглянул на часы: время перешагнуло за полночь, но в спальне ждала пустая постель, и короля туда не тянуло. Седьмую королеву он отпускал с сожалением, хотя казалось, никто больше не согреет окаменевшее после смерти шестой жены сердце.
Он с печалью посмотрел на сыновей, понимая, что один из них должен будет получить его власть вместе с этим проклятием. Вздохнул, привычно запрещая сердцу болеть, и произнес твердо:
– Жду всех завтра. На свадьбе.

Глава 7
– И как там поживает наш малолетний эксперимент? – спросил Первый, входя в кабинет Харта и занимая посетительский стул.
Он с некоторым удивлением узрел царящий на столе хаос, оценил потрепанный вид младшего брата и с сочувствием поинтересовался:
– Все так плохо?
Харт скрипнул зубами. Пальцы сжались, комкая лист бумаги, и тот был отправлен в уже заполненную корзину для мусора. Щелкнуло, бумкнуло, алой вспышкой осветилась корзина, наполняясь пламенем и сжигая выброшенное.
Третий с удовлетворением полюбовался на бушующий огонь, отвернулся, возвращаясь к столу и посетителю.
– Но каникулы-то они провели нормально? – нервно поинтересовался Лиестр, заинтригованный кровожадным выражением лица брата.
Тот молча достал из ящика стола пару исписанных листов, передал Первому. Лиестр вчитался в доклад Альгара. Он знал, что родители ассары пару лет назад купили дом за городом, куда благополучно переехали, занявшись малопонятными для аристократии, но явно любимыми на Земле делами: огородом, разведением птицы и мелкой живности.
«Почти как тапуны», – подумал Первый, пропуская восторженный рассказ о черно-алом петухе, белых козах и здоровенной, умной собаке, которую дядя Сережа подарил бабушке с дедушкой. Потом шли описания рыбалки на местном озере («Майра научилась сама насаживать червяка на крючок и даже поймала пару рыбешек»), похода на пасеку к соседу, где они угощались вкуснейшим медом, прогулок в лесу (на Земле заканчивался первый месяц лета), купания в озере и катания на лодке. Словом, совершенно ненормальные для высочества каникулы. А когда повествование пошло про развлечения с дядей Сережей, Лиестр вдруг ощутил острый приступ зависти. Сергей устроил детям тир со стрельбой из местного оружия по банкам («у Майры талант, это все отметили»), какую-то игру под названием «страйкбол» и катание с ветерком на мотоцикле.
Лиестр вспомнил свадьбу ассары, баранов и черных рычащих зверей на двух колесах. Дернул ворот рубашки. Подумал, что давно не брал отпуск. Жена вряд ли оценит такой отдых… с насекомыми и червяками. А ему вдруг захотелось… Может, спросить у Четвертого? Взять в компанию Пятого, Второго и рвануть дней на пять? Сергей точно будет рад, да и родители ассары гостеприимные люди.
Из пустоты, отвлекая Лиестра от приятных размышлений, вынырнул знакомый конверт и шлепнулся на правый угол стола. Стопка точно таких же конвертов чуть накренилась, но не упала, зависнув в угрожающей позиции.
Харт поправил. Поймал вопросительный взгляд брата. Махнул рукой с видом обреченного терпеть страдания человека.
– Это ведь из академии? – осторожно уточнил, признав конверт, Лиестр.
– Тридцать восьмой. Восьмая. Жалоба, – кивнул Харт, и Первый заметил, как нервно дернулся правый глаз у младшего брата.
Доклад Лиестр вернул на стол. Что ж… как и ожидалось, каникулы у Майры прошли без сбоев. Озеро, река, дядя Сережа с новыми увлечениями, а главное – милейшая Татьяна Федоровна с ее вкуснейшими пирогами. На взгляд Лиестра, идеальный рецепт успокоительного для малолетнего менталиста.
Но вот академия могла стать проблемой. Он выдержал четыре недели отсутствия новостей с момента начала учебного года и пришел лично. Фильярг разговаривать не стал – только вздохнул многозначительно и отправил к Харту.
И вот Лиестр здесь с растущим внутри чувством тревоги.
– С ней что-то не так? – не выдержал он.
– С ней? – удивленно переспросил Харт. Помрачнел и поправил: – Не с ней, а с ним. С ним явно что-то не так. Я начинаю думать, что вся менталистика не стоит подобных жертв.
Достал записывающий кристалл, стукнул, включая, о поверхность стола, и кабинет наполнил дрожащий от ярости голос, а над кристаллом вознеслась фигура ректора в ладонь высотой.
– …Переходит все границы! Академия превратилась в пламя знает что! Эти твари…
Изображение дрогнуло. Дернулось. Вернулось обратно с ректором, держащим в руке какого-то зверька. Лиестр наклонился, вглядываясь. У зверька были совершенно непропорционально длинные уши и белый мех. И он точно не являлся обитателем Асмаса.
– Они не просто бегают везде, портят лужайки в парке и пугают своими красными глазами детей по вечерам, – надрывал голос ректор.
Лиестр вскинул брови. Такого отчаяния он не слышал, даже когда под горным обвалом в полевом лагере оказались погребены около двадцати курсантов.
– …Грызут все подряд. Уничтожены ценные виды лекарственных трав в целительской оранжерее. Попорчены припасы на кухне. Взрыты норами огороды. Но главное, вчера одна из них родила ДЕСЯТЬ новых! Я срочно требую принять меры, иначе, – голос ректора стал вкрадчиво опасным, – мы отправим всех, кого удастся изловить, в королевский дворец.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71671291?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.