Главная страница | Любовное фэнтези | Вороница. Живые или мертвые

Вороница. Живые или мертвые
Татьяна Морец
Погиблые земли #2
Похищение опасного артефакта перевернуло мою жизнь и поставило под угрозу существование всех живых на Южном континенте.
Погиблые Земли много зим были не только обителью темных, но и хранили в себе самые неожиданные тайны.
Теперь я по другую сторону Завесы. И от меня зависит, смогу ли я спасти дорогого мне сумеречного мага и разрушить темное проклятие, нависшее над Эридаром.
Никто не останется прежним, ступив однажды в мертвые земли.
2 завершающий том истории Вороницы.

Татьяна Морец
Вороница. Живые или мертвые

Пролог
– Отопри, лживая дрянь! – Тяжелый сапог вонючего, крайне неприятного толстопуза, с грохотом снова врезается в дверь, вынуждая меня испуганно вздрогнуть.
Скрипит засов. На ржавых петлях ходуном болтается грубо сколоченное плотно из старых неотесанных досок. Последняя преграда между мной и пьяным вдрызг человеком, решившим, что я его собственность! Я скорее сдохну, чем лягу под пирата!
Где темные носят инзгольдца?!
Теперь я пленница в Мраморных чертогах на Первом острове архипелага Изгой.
Вонь несвежего белья, перегара и сырости вызывают глубокое омерзение. Даже в Забытом лесу пахло лучше! В комнате, скорее напоминающей чулан, нет и крохотного окна, свежий океанский воздух не знает сюда путь.
Холодными пальцами правой кисти я сжимаю рукоять кинжала. Это единственное, что у меня осталось от Амирана.
В другом кулаке держу кусок камня, его острые грани вонзаются в ладонь, но я не чувствую боли. Слезы застилают глаза. Помри я сейчас, и украденный «призыв души» не спасет дорогого мне человека. А значит мне придется…
Крайстен, где же ты?!
Засов не выдерживает. Очередной злой удар срывает прогнившее дерево с ржавых железных петель. До носа долетает новая волна алкогольных паров и перекисшего пота. Тошнота так резко подступает к горлу, что я рискую потерять свой обед. Невкусный, но давший мне силы.
Красный от ярости толстопуз по ту сторону порога не более приятный, чем стухшая нежить на мертвых землях. Как же так вышло, что некоторые живые на этой стороне, по собственному желанию стали подобны тем, кто бродит по Эридару после смерти против своей воли?
Еще крепче сжав клинок, я смаргиваю слезы с ресниц, покоряясь судьбе.

Глава 2. Конь нефрайнзинской породы
В некотором замешательстве рассматриваю диковинное создание передо мной. Откуда он здесь? И Мрак ли это? Фрайнзинский конь был без крыльев, как и все остальные приличные жеребцы Эридара, но чем больше присматриваюсь, тем сильнее растёт убеждённость, что я не ошиблась.
– Это мой конь! – Я решительно встречаю подозрительно-настороженный взгляд Крайстена, стоя?щего на моём пути.
Смирившись, он делает шаг в сторону, но не снимает широченную кисть с рукояти меча, и готов ринуться на помощь в любой удар сердца.
– Эвара! – предостерегающе гудит инзгольдец, при моём приближении к Мраку. Но я ничуть не боюсь.
Крылья агатового жеребца растворяются в воздухе, он знакомым движением утыкается тёплыми ноздрями в подставленную ладонь и издаёт тихое ржание.
– Сбежал значит, да? А крылья от меня зачем прятал? – ласково укоряю его я, в то же время думая, что скрытая ранее способность не самая большая проблема.
Становится чуть легче дышать. Мрак – часть прежней жизни, во многом беззаботной, и его близость удивительным образом утешает недавно раненное сердце, будто одно лишь его присутствие стягивает рваные дыры, делая их меньше.
– Эвара, это не то, что ты думаешь! – упрямый инзгольдец оттаскивает меня от Мрака, как только мой лоб соприкасается со лбом коня, и я прикрываю глаза. – Неужели ты так слепа?! Это мерзкое порождение Тьмы!
– Ты-то откуда знаешь, Крайстен? – я как факел вспыхиваю возмущением.
Мрак вовсе не мерзкий! Мне надоело, что ледяной обращается со мной как с недорослем!
– Ты шестнадцать зим торчишь в Погиблых землях, а десять вовсе не заходишь дальше болот и Забытого леса. Он, – указываю жестом на жеребца. – ни разу меня не подвёл! И даже разыскал в мёртвых землях.
Противный здоровяк саркастично хмыкает и складывает руки на груди:
– Именно поэтому я и знаю, мелочь! Как интересно… – Здоровяк, сощурив глаза, пристально разглядывает скакуна, словно видит впервой. – Значит, Мрак выбрал своей хозяйкой тебя…
Чёрный жеребец выразительно фыркает, я бы сказала, презрительно. Или мне показалось?
Так что же здоровяку известно о Мраке?
– Крайстен, мне бы тоже хотелось всё знать, – примирительно произношу я, а Мрак уверенно круглой бочиной теснит инзгольдца, приближаясь ко мне.
Ледяной, несмотря на свои габариты, вынужденно отступает:
– Несомненно, но сначала уйдём глубже в лес.
Положив руку на гибкую шею скакуна, следую за мужчиной, а конь, не сопротивляясь, ступает рядом.
– Мрак, а ты сможешь и меня нести по небу? – Задаю я глупый вопрос и заглядываю в кося?щий на меня тёмный карий глаз, не особо рассчитывая получить ответ. Но назвал же мне конь своё имя…
Не знаю, удивляюсь ли я, или происходит ожидаемое, когда на мой вопрос Мрак величественно опускает чёрную голову. Он всегда удивлял своей сообразительностью, но я думала, что фрайнзинский жеребец просто умнее остальных собратьев. А дело оказалось в том, что мой конь – и не конь вовсе.
– Однажды, когда я ещё не родился, и темнокнижники не были изгнаны в Погиблые земли, лучшим из них, кто обладал высочайшим мастерством, удалось сотворить троих. – Не стал меня томить инзольдец и приступил к рассказу, как только мы остановились. – В Эридаре появились три агатиса: Мгла, Мрак и Сумрак. – Здоровяк принимается разбирать котомку.
Его слова вызывают внутренний трепет. Значит, презираемые нами маги не только разрушают, но и умеют создавать? Допустим, Мрак дитя Тьмы, но он не стал от этого плохим… или противным. Ведь агатисы сродни чуду, пусть и явились в мир благодаря тёмным.
– Агатисы служили сильнейшим, – выдаёт новую порцию све?дений Крайстен. – И уходили от прежнего хозяина к другому, только при его гибели, сами выбирая нового. А тёмные, в свою очередь, как кочевники сменяли место жительства, бродили по Южному Свету. Выбирали властителей, предлагая свои услуги тому, кто больше предложит златых. Тогда войны за земли не были редкостью, темнокнижники и некроманты в битве ценились поболее остальных, а агатисы неизменно присутствовали на поле брани, оберегая своих могущественных хозяев.
Не слышала я от него ранее столь длинных речей. В задумчивости достаю свой тёплый камзол и плащ, раз мы сделали привал, сидеть на голой почве холодно. Мрак занялся пропитанием, принялся отыскивать редкие травинки, инзольдец, вздохнув, достаёт из мешка большой ломоть хлеба и клубни, которые он выкопал на болоте, и кладёт на землю перед агатисом, и тот сразу же принимается за угощение. Здоровяк присаживается рядом со мной, скрестив ноги.
У меня не было времени подумать, но чем я его прокормлю здесь? Может он и порождение Тьмы, но питается как обычный жеребец.
– Если сунешь свой враний нос в писания тех времён, увидишь запечатлённые рисунки сражений. – Кивает деловито ледяной.
Теперь фыркаю я, не хуже Мрака. Кто бы мне дал взглянуть на них хоть одним глазком, а не то чтобы сунуть нос! Досада о недоступности обучающих и старых книг таким как я, знакомо отзывается в груди.
– В фолиантах изображены тёмные служители государей и их три крылатых верных помощника, – зыркает инзгольдец на коня. Точнее на агатиса. – Хранителей душ.
– Хранитель душ? – я поперхиваюсь воздухом и подозрительно осматриваю скакуна. Он всегда отличался от других, но фрайнзинцы все такие! Мне так казалось… А много ли я их видела? Издалека, под седлом Государя, его приближённых или редких счастливчиков, сумевших купить коня редкой породы.
– Их первейшей задачей было не хозяина по воздуху возить. Чего больше всего боится темнокнижник или некромант? – Протягивает мне кусок хлеба с мясом и сыром Крайстен. – Отдать душу во власть другому. Больше нас знают они, каково это, но когда агатис рядом никто против воли не заберёт и не поработит душу носителя.
– Так значит где-то скрывается ещё двое? А Мгла – кобыла? – Есть я нисколько не хочу, но когда удастся в следующий раз?
– Кобыла. Нет их больше, Эвара. Сумрак и Мгла были уничтожены сумеречниками во время переломного сражения двадцать пять зим назад. А Мрак пропал, когда мастеров тёмных книг и некромантов оттеснили за пределы Роунхельма и выставили Завесу.
Я не знала других агатисов, но мне становится так жаль и не покидает ощущение, что их зря обрекли на гибель. Мы жуём молча какое-то время. Отыскиваю в котомке флягу с остатками отвара от старой вещуньи и опустошаю до дна. Наберу в неё воды в реке.
«Почему Мрак выбрал меня? И как беспрепятственно минует Завесу, если он порождение Тьмы?» – в переполненной от новых знаний голове роятся мысли, вытесняя друг друга. – «А насколько он умён? Притворялся умело так долго, никто и не заподозрил его».
Инзольдец поднимается с земли и отряхивает штаны:
– Мне неведомо, почему агатис выбрал тебя. – Тихо бормочет Крайстен, он тоже озадачен. – Но появился здесь, чтобы спасти, почуял твой агатис, что ты в беде и заражена Тьмой. Вот и принялся искать.
– И как бы это сделал он? Как освободил бы от Тьмы? – хотелось бы мне услышать разъяснения от инзгольдца. Не знаю кем ледяной был живя в Инзольдьяре, но точно образованнее меня, и доступ имел к архивам. – Может, тебе известно, как агатис проник через Завесу?
– Для меня это такая же тайна, как и для тебя, Эвара, – закидывает на спину мешок здоровяк. – Идём дальше.
Теперь мы следуем вереницей: Крайстен снова впереди, но нынче за моей спиной Мрак. Он осторожно и мягко ступает по прелой земле, так что я едва слышу стук копыт о почву. Чем ближе Трезубец Хаоса, тем сильнее шумит река, и голые деревья почти не гасят звуки стремительной воды.
Пока мы шагаем, я думаю о лазейке в Завесе, неведомой не то что мне, но и сумеречникам, защищающим Роунхельм от умертвий. Джамил много лет жил рядом, скрываясь, как и Мрак. Откуда он взялся у Хмаря? Почему искал себе хозяина в землях живых?
– Эвара! – останавливает меня Крайстен. Его низкий голос звучит очень напряжённо, и впервые я слышу в нём страх. – Ты помнишь, что должна сделать? Время пришло.
Моя спина сразу же покрывается холодным потом. Забудешь такое! И захочешь, не сможешь.
– Х-х-хорошо, – вдруг начинаю заикаться я. Не знаю кому страшнее, здоровяку или мне. – Ты расскажешь, что с тобой происходит?
– Когда всё сделаем, – хмурится он. – Я собирался, не выдалось благоприятного момента. А теперь другие, более срочные заботы. Я подумал, хорошо, что Мрак с тобой, он не даст в обиду и скроет от тёмных. – Неохотно признаётся Крайстен. – Ты можешь оказаться в опасности, когда я выпью зелье.
Мы снова отступаем вглубь чащи, здоровяк ищет подходящее место, а я повторяю про себя его наставления, чтобы в момент наибольшего страха ничего не упустить: связать, влить зелье, убедиться, что это он и потом уже освободить от пут. Звучало бы не так страшно, если бы не пугающая часть с отрезанием головы. Я снова мелко дрожу от одной мысли, что мне придётся так поступить. Здоровяк не единожды проходил через подобное, буду надеяться на то, что и на этот раз ритуал пройдёт как надо!
Крайстен останавливается рядом с углублением в земле.
– Мрак пусть сторожит поблизости. – Инзгольдец хмурится, бросив взгляд на агатового жеребца.
Осматриваюсь. Со стороны Трезубца деревья растут плотнее, почти прижимаясь стволами друг другу, надёжным убежищем служить не могут, если мертвяки нападут, но скрывают от любопытных глаз. Крайстен достаёт последнюю флягу с ягодным настоем из мешка, кусок ткани, которую он щедро увлажняет своей магией. Следом в котомке находит широкие ремни из прочной сыромятной кожи. Мужчина садится на землю в углубление и умело связывает себе ноги. Следом вытаскивает из пояса один пузырёк с зельем и протягивает мне.
– Много времени не займёт: лучин двадцать – тридцать, – поясняет он и следом суёт мне ремень для связывания рук. – Приготовь кинжал, Эвара! Мешкать нельзя, если поймёшь, что это не я – действуй! Упустишь миг, и станет поздно! Агатис защитит тебя, но не дай мне сделаться им.
– Им – это кем? – Я накладываю узлы на руки инзгольдца, заранее зная, что ответ не будет обнадёживающим.
Тот оценивает моё плетение глазами, затем дёргает руки, силясь разорвать путы и, удовлетворённо кивнув, ложится спиной на влажную землю и прикрывает льдистые глаза. Скрипит зубами и отвечает мне хрипло:
– Бездушником…
Я молча открываю рот и снова закрываю. Как такое возможно? Подозревала, что с ним дела обстоят непросто. Он заражён Тьмой, далеко не отходит от Альвейд, но при этом вполне себе живой маг и не скажешь, что его душа принадлежит темнокнижнику.
– Начинай, – сухая команда напоминает мне о том, что я должна сделать.
Остриём кинжала сковыриваю сургуч с крышки пузырька и прикладываю его к губам ледяного. Крайстен послушно выпивает зелье до капли, а в нос бьёт его запах. Я помню вкус едкой горечи, которую в меня вливала вещунья. Инзгольдец кривится, а потом застывает на пару лучин. И всё? Встаю.
Но только я успеваю подумать, что ритуал с зельем не такое уж неспокойное или страшное действо, как инзгольдца выгибает дугой. Из стиснутых зубов издаётся жуткий вой, мне хочется закрыть уши и бежать. Снежного крутит, мечет по земле, он не прекращает выть, а я не знаю, как помочь и прекратить его страдания. Пока цела, отскакиваю в сторону, того гляди и зашибёт меня здоровыми ногами. Лицо Крайстена искажено нечеловеческой мукой, а на губах появляется кровавая пена.
Неужели со мной тоже было так, когда меня врачевала вещунья? А инзгольдец много зим проходит через нестерпимое «лечение» каждые десять дней. Про?клятый Трезубец! Угроза потерять душу толкает инзгольдца на столь невыносимое существование. Мне вспоминаются его слова о том, что я вздёрнусь на суку, если мной овладеет Тьма. И его терзают такого рода желания?
Лучины тянутся бесконечно долго, я уже теряю надежду, но когда истекает положенное время, Крайстен наконец-то перестаёт биться как припадочный и затихает. Но рано испытывать облегчение… Помогло ли зелье на этот раз?
Осторожно приближаюсь к ледяному, внимательно осматривая. Как мне понять, что это он, до того как откроет глаза? Инзгольдец дышит, но бездушники, не лишённые сердца, тоже обладают дыханием. Вроде бы. Я не уверена. Так мало тех знаний, что донёс до меня Амиран, а в книгах, попадавших ко мне, не было о них упоминаний. Только общие слова о мастерах тёмных книг и простой нежити. Очень скудно.
Я опускаюсь на корточки рядом, готовая действовать.
Насколько мне повезло, что Крайстен остался живым, я понимаю в тот миг, как только он резко садится, распахивает глаза, целиком подёрнутые инеем, и его путы, покрывшись изморозью, оседают на одежду и землю льдистыми осколками.
– Ты труп, – холодно гудит он. – Долго думаешь.
– Предлагаешь зарезать тебя, не дожидаясь, когда очнёшься?! – обиженно выплёвываю я. – Как мне было разобраться, что это ты? – я протягиваю ему влажную ткань.
– Не кричи, Эвара! – Морщится он как от головной боли и оттирает кровавую пену с губ, подтёки на подбородке и пот с лица. – Понял. Ты не можешь распознать, в отличие от нас – магов. Мне казалось двуликие способны на это. – Задумчиво чешет он лоб. – Что насчёт того, когда перед тобой мертвяк или марионетка? Что ты чувствуешь здесь? – Мужчина прикладывает руку туда, где прячется душа.
– Безотчётный ужас. Живя там, я хорошо ощущала Забытый лес, как мёртвый. Но находясь здесь мне сложно, – вспоминаю я. – Повстречав тёмного во мне нет желания разбираться в его природе, я хочу убежать без оглядки. – Совсем тихо признаю?сь в постыдном желании.
Крайстен, долго не отлипает от фляги с настоем, а мне остаётся ждать, когда он немного очухается. Я живо помню как себя чувствовала, очнувшись в бане.
– Прости, мелочь. Мне нужно было заранее выяснить. На мёртвой земле мало двуликих, а в другой жизни меня не заботило, кто как распознаёт нежить, – виновато выдаёт инзгольдец. – Нечего тут стыдиться. У двуликих инстинкты сильнее, чем у обычных людей. Твой страх и есть предупреждение. Этого достаточно, чтобы выжить. Теперь рядом с тобой агатис. Смотри на его реакцию, если сомневаешься.
Инзольдец снова припадает к фляге с ягодным настоем.
– А теперь рассказывай, что с тобой случилось. Догадываюсь, тебе не хочется об этом вспоминать и делиться с кем-то посторонним. Но я должна знать, – стараюсь негромко произносить слова, но инзгольдец опять морщась, медленно передвигается к деревьям и приваливается к стволу.
Лицо и шея снежного снова покрываются крупными каплями пота, он собирает их той же влажной тканью. А по телу пробегают мелкие судороги, заставляя его кривиться.
– Мне нечем гордиться, Эвара! – Крайстен вскидывает белую голову и невидяще смотрит куда-то сквозь чащу. – Шестнадцать зим назад я заключил сделку с Тёмным мастером. И теперь моя душа больше не принадлежит мне.

Глава 2. Темные тайны инзгольдца
Несмотря на тёплый камзол и плащ, по телу пробегает дрожь. Колкие мурашки зло пронзают кожу, то там, то здесь, а внутренности будто сжимает чья-то невидимая рука.
Ледяной перед приёмом зелья обмолвился об угрозе его превращения в бездушника, но мне всё равно не по себе. Крайстен первый известный мне живой, добровольно отдавший свою душу в обмен на… а на что? Не сомневаюсь, у столь сильного духом воина был весомый довод пойти на большой грех перед своей душой. Передать ее по доброй воле во власть другому – сродни предательству.
– Я ещё посижу, – голос Крайстена крепнет, но он не торопится менять положение тела. – Как раз поведаю тебе свою безрадостную историю, из которой, если смотреть правде в глаза – у меня нет выхода. А настоящая смерть будет не просто концом, а станет для меня избавлением.
Робко киваю, собираясь с духом выслушать ледяного мага. Не я ли настаивала на правде?
– Как скоро ты сможешь идти? – прежде чем мы начнём, я хочу выяснить, как скоро дойдем до Трезубца.
Прошло так много времени с тех пор как мои брачные артефакты испортились. Я надеюсь, что это связано с ослаблением наложенных на них сумеречных чар, ведь наш брак ненастоящий. Мне так хочется верить в то, что Амиран жив и его душа при нём. Слова пророчества «отпустить на ту сторону любимого» не ободряют, но мы и так находимся на «той стороне». Разве нет? Но чем больше часов минует, тем сильнее подогревается желание бежать вперёд и убедиться, что с ним не случилось беды.
– Уже день, к завтрашнему утру будем на месте, – утоляет инзгольдец моё обоснованное любопытство. – Мы доберёмся до обители тёмных. Я помогу тебе разыскать магов и артефакт, не то снова угодишь в ловушку. Но если вынуждены будем разделиться, может статься так, что больше не увидимся вновь. Ты не должна оглядываться на меня, Эвара! Выполняй свой долг, а я исполню свой.
– Ты не надеешься выбраться? Или хочешь закончить свою жизнь? – осеняет меня. – Столько зим бороться и сдаться? – Не мне судить здоровяка, но такой выбор неожидан и будет непросто его принять.
Прямой льдистый взгляд, полный решимости, даёт мне вразумительный ответ.
– Устал я, мелкая, – более мягко обращается он ко мне. – Если готова слушать, я расскажу. Достань ещё клубней и хлеба для Мрака, силы ему понадобятся. А мы с тобой и так не голодаем, будет необходимость, добудем пропитание в реке или в кладовых у тёмных. – Крайстен замолкает, но я легко понимаю его посыл. Запасы снеди нам могут больше и не понадобиться.
Но если домой вернуться мне не суждено, пусть Старая Ворона будет ко мне милосердна, и не даст превратиться в ходячую дохлятину!
Крайстен снова откидывает голову к стволу дерева, отдыхает в то время, пока я кормлю агатиса. Я снова треплю чёрную гриву и глажу морду, а Мрак с видимым удовольствием подставляет её, впитывая ласку, и тихо фырчит, смешно шлёпая мягкими губами. Не понимаю до конца, что за творения агатисы, но им не чужда ласка и привязанность.
– Я тоже поем, так быстрее встану на ноги, – снова подаёт голос инзгольдец.
– А тебя не пугает мысль, что погибнув, ты станешь почти мертвяком? – Я отламываю кусок хлеба побольше, достаю шмат мяса потолще и подаю их инзгольдцу.
– У простых мертвяков душа привязана к телу, чем больше зим умертвие не упокоено, тем сильнее душа лишается силы, уродуется и теряет возможность снова прийти в Эридар. У бездушников всё иначе. Если душа оказывается в полной власти темнокнижника, но тело погибает или сильно повреждается, марионетки из него уже не получится, – легко отвечает маг. По его тону становится понятным, Крайстен смирился с участью, сегодня далеко не первый день, когда он размышляет закончить своё существование. – Я не строю иллюзий, что Чёрный мастер отпустит мою душу, скорее использует для темнокнижных опытов или развоплотит, заполучив её энергию для своих нужд. Но я сделаю всё, чтобы он не заполучил моё тело в сохранности. Это будет несложно, очутившись в горах.
Терпеливо жду пока Крайстен закончит есть и смочит горло водой. Я вывожу веточкой хаотичные фигуры на земле и немного вздрагиваю, когда инзгольдец начинает говорить полностью восстановившимся голосом. Ему явно стало лучше.
– Я и моя жена Исгердин, по велению нашего короля Йоргана, восемнадцать зим назад отправились в путешествие на Отверженных островах. Мы должны были, проживая на них, дождаться приближения к Погиблым землям, как можно лучше подготовиться и не упустить ни дня поисков в Стоунхольце. – По Крайстену видно, что воспоминания о далёком прошлом ранят его. – Тогда мы с женой носили фамилию Хольг.
Я резко вдыхаю от удивления и, поперхнувшись слюной, громко откашливаюсь. Хольги, или как их называют – Ледяные, королевский род Инзгольдьяра. Смутно помню слухи, докатившиеся до Роунхельма. Долго судачили о том, что в Погиблых землях сгинул средний сын властителя холодного королевства. Мы с няней частенько относили заготовленные травы и ягоды в стольный град Арнахдаш. И пусть я была ребёнком, новость запомнилась, потому что тогда у нас появился младенец родом из Инзгольдьяра – Оника.
– Так ты… – Как-то неловко дальше звать инзгольдца здоровяком, если он королевской крови.
– Да, Эвара, я средний принц короля Йоргана Хольга. Я потерял здесь свою семью. Не только жену. – История Крайстена трогает. Прошла не одна зима с давних событий, но в нём и сейчас плещется океан боли. – О том, что жена понесла, мы узнали на пути к мёртвым землям. Я должен был отправить Исгердин назад, но мы были так счастливы, и жене удалось уговорить меня. Я поддался. Решил, что на Архипелаге никакой опасности для нас нет, и хотел быть рядом, когда родится наш первенец. Мы приехали на Острова с важным поручением от моего короля, и я не мог воротиться домой в Хольгдар, но должен был отправить в родную обитель женщину, в которой был весь смысл моей жизни. Под защиту семьи. Должен был, но не сделал. – Хрипло заканчивает он.
Я, замерев, слушаю. Погиблые земли никого не щадят. В стороне шуршит агатис, я отвлекаюсь на него и незаметно смаргиваю слёзы. Мрак расположился на боку, расслабив шею и голову, приготовился ко сну. Чем не обычный конь? Те же повадки.
Инзгольдец шумно отпивает из фляги, прежде чем вернуться к прошлому:
– Постепенно мы обжились на островах: нашли добротный дом, наняли прислугу, жена налаживала быт, а я занимался заданием короля. Мы и не заметили, как пришёл срок родов. Жена подарила мне дочь. Назвали её Одария.
Красивое имя. Как и у жены ледяного принца.
– Дочь росла, Исгердин освоилась, мы жили на Первом, наиболее благополучном острове в Белом граде, в квартале купцов. Я раз за разом отплывал в Стоунхольц, исследуя затопленные храмы, замки, в поисках древних артефактов. Ненужные нам, но ценные вещи я отдавал пиратам за услуги. – Дальнейшие его слова лились легче, но на лице Крайстена пролегли тени. – К тому же это был залог безопасности моей семьи. Часть магов и стражников отправлялись со мной на поиски, а другую я всегда оставлял оберегать Исгердин с Одарией.
Тяжело вздохнув, Крайстен замолкает.
– Моё желание придержать семью подле себя привело к трагедии. В тот чёрный день, когда мы достали со дна затопленного города то, что искал мой король, жену и дочь похитили, а магов и охрану перебили. Моей Одарии было так мало лун! – зло выкрикивает ледяной. От его резкого выпада Мрак издаёт визжащее ржание, я оборачиваюсь к нему. Голова агатиса поднята, а уши прижаты, как при опасности.
– Тихо, тихо, не на твою хозяйку я кричу, – успокаивающе, но без тени страха значительно тише и без напора произносит инзгольдец. – Учитывая, что ты оставила его и недавно была в серьезной беде, теперь он от каждой мыши будет тебя оберегать. Не оставляй своего агатиса надолго одного, станет агрессивным и неуправляемым, посчитает, что хозяйка у него неразумная.
Сложно поспорить. До того как я украла «чёрное сердце» считала себя вполне смышлёной и разумной, но теперь я вовсе так не думаю. Натворила так много глупостей за весьма непродолжительное время…
Но я не дожидаюсь окончания рассказа, потому что измождённый инзгольдец внезапно засыпает. Вот только что он был достаточно бодр и успел очухаться от приёма зелья, а теперь его глаза закрыты, а грудь размеренно вздымается. И агатис, опустив голову обратно на землю погружается в сон. Странно всё это. Я одна остаюсь в бодрствовании. В тревоге подскакиваю на ноги, нащупывая клинок на поясе.
– Пришло время поговорить, вороница, – знакомый голос из-за спины заставляет дыхание сбиться.
Сердце пускается вскачь, и я быстро оборачиваюсь, извлекая кинжал из ножен, не задумываясь над тем, что он бесполезен. Пытаюсь окрикнуть Крайстена, но голос совсем не слушается, и только воздух беззвучно вырывается изо рта. Я часто дышу, борясь с наступающим ужасом.
Я не сдамся. Не сдамся!
Невысокая фигура поднимает руку и небрежно откидывает капюшон с головы. Презрительная усмешка на смуглом лице и прищур глаз вызывает слепую ярость, замещая страх, но как бы я ни старалась – не могу сдвинуться с места. Пальцы, сжимающие рукоять, теряют чувствительность, и клинок с тихим звоном падает на почву. Я по-прежнему не могу произнести ни звука.
– Уверен, тебе он не пригодится, – ехидно заявляет мерхольнец.
Мало того, что он сделал меня безмолвной, теперь и тело перестало слушаться. Сгнить тебе живьем, Джамил!
– Эви, Эви… – почти ласково напевает он. – Как вы уже догадались, я здесь главный. Не просто так я держал тебя подле себя и обучал столько лет. Упрямая, безрассудная. То что надо для добычи артефакта в нужную мне пору. Пришлось надавить на Хмаря, и заставить его потребовать с тебя денег за коня, пренебрегая вашими договорённостями. – Гнусная улыбочка снова скользит по губам Джамила и тут же гаснет, когда рядом со мной становится Мрак.
Так вот почему глава Гильдии торговцев, как бешеный тряс с меня златые! Побоявшись, что придётся расстаться с Мраком, я и взялась за задание Джамила, а оказывается, он всё просчитал! Если бы не стазис на мне…
Джамил вдруг делает шаг назад и вскидывает обе руки в предупреждающем жесте. Он в любой момент готов к магической атаке.
– Стоять на месте! – скрипит зубами мерхольнец.
Я чувствую, как тает заморозка, руки снова обретают подвижность. Это Мрак разрушает магию тёмного?
– Крайстен! – сиплю я, очень тихо, пытаясь позвать инзгольдца на помощь, но вырвавшийся храп из его горла, говорит о том, что ледяной маг беспробудно спит и не слышит меня.
– Не понимаю, почему агатис выбрал тебя, – шипит раздражённо Джамил. Его изнутри сжирает чёрная зависть. – Пришлось терпеть этот досадный факт. Прежде всего мне требовалось «сапфировое сердце». Что же, мы можем договориться: я тебе отдаю твоего ненаглядного сумеречника, а ты отрекаешься от Мрака, и дальше он будет только моим, как полагается. – Алчно сверкают тёмные глаза мерхольнца.
От волнения немного едет голова. Амиран жив! Но он в руках Джамила, если тот не врёт. А как я уже убедилась, лгать и вводить в заблуждение он умеет отменно.
– Советую поторопиться, я могу передумать и забрать на только душу, но и сердце твоего мага! Тогда пути назад для него больше не будет, – щерится в оскале Джамил. – Последний агатис должен служить мне и только мне! Ты поняла?! – В безумстве кричит он, сильнее пугая меня.
Меня мутит. Теряю способность стоять на ногах и падаю на колени, больно ими ударяясь. Я пытаюсь отдышаться, мотаю головой, только бы ухватиться за ускользающее сознание. Позади меня падает Мрак. Что с нами сделает ненавистный темнокнижник?
– Крайстен! – уже громче зову я своего спутника, надеясь пробудить.
– Дружеский совет, Эвара! Брось ты эту обузу. От инзгольдца проку не жди, лишь одни беды, – снисходительно произносит Джамил. – Сопротивляется, но такой жалкий и бесполезный. Упокаивает моих подданных, вытаскивает пиратов из передряг. Но его усилия, как укусы блохи для местных гиен, неприятные, но помешать моим деяниям не смогут. Три ночи даю тебе, Эвара, принять столь щедрое предложение! – И махнув рукой, мерхольнец исчезает в мерцании.
Меня трясёт, а из горла вырываются рыдания. Рядом медленно на ноги встаёт Мрак, он обеспокоенно тычет в меня носом, склонив голову. Я помнила каким был Фарн без души, и как бы ни противилась виде?ниям, Амиран встаёт перед глазами, превращённый в марионетку. А следом накатывает другое, куда более ужасное воспоминание – тело принесённого в жертву Тьме бездушника на ритуальном столе и вынутое сердце на алтаре.
– Нет! Нет!
Моя надежда, что брачные артефакты просто сломались – не оправдались.
– Эвара? – немного сонно хрипит Крайстен. – Что произошло? Сам не понял, как меня вырубило! Ты бледная и вся трясёшься!
Обеспокоенный моим состоянием инзольдец приближается. Он бережно приподнимает меня с колен и осторожно прижимает к себе, гладит мозолистыми ладонями по волосам, словно утешает ребёнка. Уткнувшись в его жёсткий кожаный доспех, я сбивчиво передаю слова Джамила. Или мне следует называть его Чёрным Мастером? Промакиваю лицо рукавом рубахи, постепенно успокаиваясь. Крайстен выуживает из котомки флягу, протягивая её мне. Я долго пью, пытаясь взять себя в руки. Не имею права их опускать и раскисать. Не имею права терять надежду и сдаваться.
– Что же делать… – я снова чувствую себя такой беспомощной. Бесполезной. Из-за меня Амиран потерял душу.
– Пока Мрак в наших руках, Джамил нас не тронет. У нас есть время. Три дня срок немалый, Эви. – Крайстен собирает вещи в котомку, двигаясь всё увереннее.
Отдаю фляжку обратно Крайстену, уже готовому тронуться в путь.
Он настороженно поглядывает на меня:
– Эвара, три дня срок достаточный, но и идти нам прилично, кто знает, какие препятствия нас поджидают впереди. – Он закидывает котомку на спину. – Я не всё рассказал тебе, закончу по дороге.
Не задерживаясь больше, сворачиваю плащ и тёплый камзол в свой кожаный мешок, чтобы не останавливаться по дороге, когда мне снова станет жарко. Мы перемещаемся довольно энергично. Я спешила и раньше, а после встречи с Джамилом, не хочу задерживаться ни на один удар сердца. Меня съедает чувство вины и теперь уже острого беспокойства. Никогда я не прощу себя, если Амиран погибнет.
Я сосредотачиваюсь на целях, чтобы погасить истерику, грозящую навалиться новой волной: найти Амирана и Фарна, разыскать артефакт. Пока на небе две Луны, не всё потеряно. Со мной принц ледяного королевства и верный агатис – мы обязательно что-нибудь придумаем.
Ведь так, Старая Ворона?
Выйдя из чащи к реке, я снова оцениваю путь, что нам предстоит преодолеть. Трезубец дымит, похоже он не собирается засыпать вновь. Мы немного тратим время наполнить фляги, а Мрак жадно пьёт воду из реки.
– Как в приступе красной хвори я искал Исгердин и Одарию. Допрашивал, казнил и пытал, позабыв, что я пришлый на Отверженных островах. Верные мне живые тоже гибли, пока я в приступе слепой ярости и отчаянья искал семью, – продолжает Крайстен, как только мы пускаемся в дорогу вдоль реки.
Здесь особо быстро не пройдёшь, легко оступиться. Рядом, осторожно переставляя ноги по камням, вышагивает Мрак, косясь по сторонам.
– Я был не в себе. И вестника, заявившего, что пираты отдадут мою жену с младенцем взамен на добытый артефакт, я отправил на тот свет, – мрачно рассказывает он. – Кто знает, не будь я тогда в такой ярости, может удалось бы совершить тот обмен. Король бы меня простил. Жизнь любимых важнее любой вещи, даже самой ценной.
– Так что это была за вещь? – не могу удержать я вопрос. Наверное не менее важное, чем «чёрное сердце», раз Йорган Хольг отправил сына на такое опасное дело!
– Магические шары мерцания. – Крайстен немного замедляет ход, переводя дыхание. Тяжеловат он скакать по камням. – При последнем погружении, один из них я установил в сокровищнице Затонувшего властителя Стоунхольца, там где и нашёл. Сложное место. Глубокое. Дворец осел. Путь завален тяжёлыми колоннами, и крупными элементами свода и стен. Благодаря этому и остались сокровища богатейшего из владык в сохранности. Мы с воздушником чуть не сгинули в глубине. А второй шар я должен был привезти домой.
Шары мерцания… Редкостные артефакты, о них ходят слухи, но в глаза давно никто не видел.
– Неужели у короля Инзгольдьяра так мало златых? Сдались вам эти сокровища! – непонимающе восклицаю я.
– Казна королевства должна пополняться, Эвара. Не только золотом, но и редкими магическими предметами, А ещё мы стремились заполучить знания, которыми обладали стоунхольцы. Хотели постичь их величие. Мало ли что пригодится для сохранения власти или своих границ. Никогда не знаешь кто твой враг: нежить выползающая из Тёмного Океана, или сосед, позабывший о соглашениях, – сурово смотрит Крайстен на меня, как на глупышку. – Либо ты перекупаешь жалкие остатки и вечно зависишь от прихоти пиратов, либо имеешь неограниченный доступ к желаемому. Отец знал, что и где нужно искать, а я не мог отказать, даже если бы мыслил иначе.
За зимы обитания здесь, он не перестал быть принцем своего королевства.
– Спрячемся снова в лесу, Эвара! – указывает рукой Крайстен в чащу.
Ледяной прав. Мы вышли на более ровное место, и до того как пересечём реку, нам лучше скрыться среди деревьев.
Светило садится. Скоро ночь. А уже завтра я снова проникну в обитель тёмных. Но буду осторожнее на этот раз.
– И что было дальше? – тихо спрашиваю я снежного, как только мы оказываемся снова в чаще.
– Переговоров с пиратами не было. Они решили, что я не готов торговаться, и забросили Исгердин с дочкой в Погиблые земли.
Я останавливаюсь. Может быть не просто так в Эридар пришли мёртвые? Раз люди способны на подобное ради наживы? Как можно женщину с беззащитной крохой отправить сюда?
– Ты… ты нашёл их Крайстен? – Я едва дыша не свожу глаз с инзгольдца.
Он молчит, хмуря белые брови, но потом с трудом договаривает:
– Я почти не спал, обшаривал окрестности, отлавливал и допрашивал тёмных, но следов моей семьи нигде не было. И в обители молчали о беловолосых женщине с ребёнком, куда я проникал тайком. Прошла целая луна, надежда найти их, таяла как лёд, с каждым днём.
Крайстен поправляет котомку, горько усмехнувшись, качает головой из стороны в сторону. Мрак мягко бодается головой в спину и тоже ждёт. Насколько хорошо агатис понимает происходящее?
– Я совсем отчаялся и не нашёл иного выхода, как явиться к Чёрному мастеру и предложить сделку. Брачные артефакты были целы, а значит Исгердин была тогда ещё жива, хотелось верить, что и дочь тоже. Мне нужна была возможность спокойно перемещаться по местности и быть уверенным, что темнокнижники не спрячут мою семью у себя, – инзольдец подходит к ближайшему дереву, приваливаясь к нему плечом.
Я подхожу ближе, боясь пропустить хоть слово, ледяной маг говорит очень тихо.
– Сделка состоялась: моя душа и дальнейшее служение марионеткой в обмен на десять зим свободного хождения по Погиблым землям, но если я нахожу семью раньше и целыми отправляю домой, тогда она тоже бы считалась совершенной. Сюда же входило обещание Чёрного мастера, что тёмные маги не тронут жену и ребёнка. – Прислонившись к дереву спиной, Крайстен обессиленно сползает по нему. – Как только договор был заключён, мой браслет развалился на две части, как и кольцо. Наша брачная связь с Исгердин, соединяющая созвучные души – распалась.
Усаживаюсь рядом с ледяным, касаюсь его плеча, стараясь поддержать. Не мог он поступить по-другому. Не мог.
– Уже не таясь, я исследовал каждый локоть мёртвых земель. Прошло немного дней, и я обнаружил Исгердин у границ Забытого леса. Я опоздал. Она перестала быть человеком. – Его голос звучит так безжизненно, будто Крайстен умер тогда вместе с ней. – С трудом я опознал её по обрывкам когда-то белоснежных волос… одежде и фамильному кулону на шее. Мне оставалось одно. – Он снова какое-то время молчит. – Я никогда не смогу забыть, пока хожу по этой земле, как сам упокоил свою жену и дал свободу её душе.
– Она была одна? – Не сдерживаю слёз я.
– Одна. Одарии должно было исполниться семь лун на тот день, Эвара. Я рыскал везде, пересекал Завесу, заходил в Майоранскую тайгу, заглядывал под каждое дерево. Я продолжал искать: не раз бывал и в других местах под чужими именами. Всё надеялся, что мою дочь оставили у себя пираты или продали в Пиреи. Затем я снова возвращался к тому месту, где встретил Исгердин. Она была так рядом с Роунхельмом и могла спастись. Скорее всего шла туда. Но чуда не случилось. Я потерял их обеих…
Яркой вспышкой пронзает догадка. Я рывком сажусь прямо перед Крайстеном, внимательно разглядывая инзгольдца, наблюдая как в удивлении поднимаются его брови. Мне с нашей встречи казалось в нём есть что-то знакомое, а теперь становится так ясно – почему.
Оника. Младенец, найденный нами с няней у самой границы Майоранской тайги и Забытого леса – дочь Крайстена Хольга, и ледяная принцесса Инзгольдьяра – Одария.

Глава 3. Путь к надежде
Я не успеваю толком обдумать посетившее меня озарение, но уже знаю, не бывает таких совпадений!
– Твоя дочь, Крайстен! Твоя дочь жива! Понимаешь?! – выпаливаю я. Мой голос дрожит от волнения.
Вместе с радостью за Онику и Крайстена, постепенно приходит понимание: я останусь одна. У моей подопечной появится настоящая семья. По крови. Более достойная, чем я. Девчонку ждёт другая жизнь.
Заглядываю в глаза ледяного мага, и отмечаю в них сильное неверие вперемешку с душевной болью. Я бы, наверное, тоже страшилась обнадёжиться, а потом, в случае ошибки, опять переживать потерю. Дочь – часть его рода, плоть от плоти его любимой жены, с утратой которой он так и не смирился.
Вернись Крайстен домой, новая жизнь, обязанности и другие живые постепенно, хоть и частично, но излечили бы его израненную душу. Здесь он много зим варился в тёмном котле и застыл в своём страшном горе.
– Мне было десять, когда мы с няней нашли ребёнка семи лун отроду рядом с Завесой. Девочка почти не дышала, промёрзла на осенней земле. Когда её отогрели, знахари долго удивлялись, почему младенец выжил. Ведь девочка даже не простыла! – я быстро тараторю, лишь бы он выслушал до конца!
– Осенью… вы нашли ребенка осенью? – хрипит Крайстен, но теперь я вижу, как во льдистых радужках разгорается искра веры.
– Это была наша последняя вылазка так далеко в чащобу. Зима подступала, мы собирали поздние дары осени и намеревались обождать с походами вглубь Майоранской тайги до весны, пока лес опять не проснётся. Было так зябко, холод пробирался сквозь тёплую одежду, – я снова вспоминала давние события из детства.
Мирель потом обмолвилась: она особо и не надеялась, что мы отвоюем ребёнка у смерти, неизвестно сколько часов он пролежал на стылой земле. Но отогревшись, девочка активно стала шевелиться и громко требовать еду. Знахарь для порядку прописал настойки, но няня поговаривала, как это удивительно: ни обморожений, ни тяжёлой чахотки. Ребёнок была истощена, но полностью здорова.
Крайстен, обретя силу, подскакивает на ноги и тянет меня вверх, поднимая с земли:
– Я верю тебе, Эвара! Исгердин не была магом, не владела водными стихиями, не управляла снегом и льдом. Но она дочь снежного рода, у неё был дар, но он проявлялся иначе. Холод не имел власти над моей женой, ни магический, ни природный. Она могла босиком ходить по снегу, топить лёд руками, и ей было всё нипочём, – Крайстен крепко сжал мои плечи, заставив пискнуть. – Прости! Ты знаешь, где теперь девочка, которую вы спасли? Жива ли она?
– Жива твоя дочь, жива и здорова! Она росла со мной все эти годы, Крайстен! А теперь под надёжным присмотром в замке сумеречных магов ждёт моего возвращения, – я издаю нервный смешок. – А я всё время её гоняла: заставляла одеться и обуться, боялась, что Оника простудится.
– Оника? – переспрашивает ледяной.
Он выглядит несколько безумно, дышит, часто вздымая грудь.
– Да, так мы её назвали… Теперь ты передумал сдаваться и умирать? – я тычу кулаком в его грудь. – Тебе нельзя! Ясно!
– Ясно мелкая, ясно… Знать бы как мне вырваться отсюда! Освободиться от своего хозяина, – отпускает мои плечи Крайстен и трёт лоб. Потом оглядывается по сторонам и глухо произносит. – Не знаю, как отблагодарю тебя, Эвара…, – так проникновенно шепчет он, что меня пробирает.
– Рано благодарить. Ты спас меня, а я подбросила тебе забот, – немного смущённо бормочу я.
– Если бы я не спас тебя, никогда бы не узнал о своей дочери, Эви.
Да. Да…
Острая тревога пронзает сердце. Так ощутимо, что я больше не могу стоять на месте и ждать. Мы снова задерживаемся, а где-то там, подчиняясь приказам своего тёмного хозяина, ходит без души Амиран. Будет ли три ночи ждать Джамил до того как заберёт у него сердце, чтобы пленить окончательно? Мою собственную душу снова скручивает от чувства потери. Теперь я так же уверена, как и Амиран, что наши души созвучны, и утратив эту связь, моя бесконечно страдает как от физической муки.
– Мне нужно идти! – шепчу я заледеневшими губами.
Инзгольдец кивает:
– Ты права. Ночь уже близко! Из-за меня мы так сильно подзадержались, – здоровяк тихо добавляет, пытаясь приободрить. Кому как не ему знать, что я испытываю. – Он жив, Эвара. Думай об этом. Не давай отчаянию поглотить тебя. Отчаяние забирает не только надежду, но и уменьшает шансы победить Тьму. Сильная вера обладает противоположной силой и клонит весы в нашу пользу. Верь, Эвара. Верь до последнего. До тех пор, пока ты не убедишься, что верить больше не имеет смысла.
Я молча киваю, принимая его слова, и глотаю неконтролируемые слёзы.
– Мрак! – сиплю я, и мы трогаемся с места.
В какой-то момент становится очень темно, и я начинаю спотыкаться. А Марк, как ни в чём не бывало, продолжает вышагивать в темноте, точно ставя ноги. Я редко ездила на нём ночью, лошади видят лучше людей, но не настолько же! Иногда возвращалась верхом в потёмках после заданий, но я никогда не сводила его с хорошо исхоженных знакомых троп.
– Как же получилось, что моя дочь оказалась внутри Завесы, а жена снаружи? – пока мы идём, я слышу бормотание Крайстена за спиной. – Почему она вышла из безопасного места? Был ли у неё хоть малый шанс спастись? А если был, почему она им не воспользовалась? Теперь я никогда не узна?ю…
Я понимала, что внезапно воскресшая дочь разбудила в Крайстене старые вопросы, которые долго будут мучить инзгольдца.
– Я думаю, у Исгердин были веские причины поступить так, – оборачиваюсь я на Крайстена. – Мы знаем, что, но она смогла спасти вашу дочь.
Он также молча кивает, я, спотыкаясь, продолжаю своё движение вперёд, а мне в спину так и доносится бормотание инзольдца, пытающегося понять, что произошло в давно минувшие дни.
– Эвара. Опасно тебе проникать в Обитель тёмных через окно. Темнокнижники будут ждать. Я уверен, артефакт на алтаре, пока проклятие не свершилось, но охранять его будут пуще прежнего, – тихо гудит ледяной за моей спиной.
– Крайстен, я не понимаю! Амиран приказал мне унести артефакт в Роунхельм. Но проклятие собирался разрушить здесь. Может ты мне объяснишь?
– Не моя это вотчина, Эвара. Сумеречники – необычные маги. Значит, знал он способ справиться с проклятием в стенах Зловещих сопок и без артефакта, – хмурится Крайстен. – Пусть я не разбираюсь в тонкостях сумеречной магии, но знаю как действуют тёмные. Убрать артефакт с алтаря – значит ослабить проклятие. Джамилу нет причин прятать «чёрное сердце».
– Он уверен, что не в наших силах помешать его планам! Не противники мы ему, – горько произношу я.
– Верно! Мы живы только потому, что ему нужен Мрак. Убьёт тебя, и неизвестно кого выберет хозяином агатис. Упорхнёт как птица и ищи его с северным ветром, – подтверждает мою правоту инзгольдец. – А достаточно ли мы серьёзные противники, покажет время, мелкая.
– Так что ему мешает убить нас в тот момент, когда я отрекусь от коня? – невесело хмыкаю я.
– Сделка, скреплённая Тьмой и клятвой. Даже тёмный не может её нарушить.
На его словах темнота рассеивается. Ветер развеял тучи, позволив свету двух лун разогнать темь. Идти становится легче.
Уже за полночь мы добираемся до места переправы.
– Я первый! – заявляет Крайстен, и не дожидаясь ответа, ставит ногу на поверхность воды.
С замиранием слежу, как ледяной маг шагает по реке. Его магия всё ещё для меня в диковинку. Там, где ступает его сапог, вода превращается в ледяную корку и тут же тает, стоит ему поднять ногу и сделать новый шаг. Он и по Океану сможет ходить?
– Эви, теперь вы! – с той стороны машет Крайстен.
Я сажусь на Мрака, и он, распустив крылья, теряющиеся в темноте, толчком поднимает нас в воздух. Конь летит совсем не так как я в облике вороницы. Всего два взмаха, и он мягко опускается на другом берегу рядом с инзгольдцем.
За его спиной небольшая тропка идёт вверх, скрываясь в зияющей дыре пещеры. Теперь зная, что ждёт нас внутри, мне куда страшнее чем в первый раз.
– Мы не можем взять его с собой, – с сожалением произносит инзгольдец. – Мраку придётся ожидать нас снаружи.
Я понимала. В бесчисленных узких коридорах от агатиса не будет толку. И не везде он пройдет. Ещё одно расставание, без уверенности, что я увижу своего защитника вновь.
– Мы снова станем видимы для нежити, – тихо озвучивает очевидное Крайстен. – Другого выбора у нас нет.
Сжав зубы, я нервно поправляю рубашку. Мне требуется лучина или две, прежде чем я смиряюсь с болезненной необходимостью.
– Мрак. – оборачиваюсь я к агатису. Глажу лоб и длинный изгиб шеи. – Жди нас неподалёку. Прячься от тёмных, а особенно от Джамила. Я позову.
Мрак фыркает, но слушается. Моё лицо обдувает ветер, от мощного взмаха крыльев. Резко становится темно, луны снова скрывают тучи. Когда они опять освещают долину – Мрака уже не видно.
– Идём! – очень тихо, но решительно говорю я, и развернувшись, уверенно начинаю подъём по тропинке.
Пока страх не взял надо мной верх.
Мелкие камешки катятся вниз. До входа остается тройка десятков локтей, а я уже чувствую запах тлена, разложившейся плоти и тошнотворную вонь трав, что используют в своих ритуалах мастера тёмных книг.
Слышу шаги Крайстена. Я не одна. И думать не хочу, каково бы мне пришлось сейчас в одиночестве.
Ледяной зажигает магическую лучину и посылает её по воздуху вперёд, когда мы добираемся до входа.
– Нежить. Эви, за мою спину! – слышится звон вынимаемого меча.
Я спешно достаю кинжал и замираю, когда лучина освещает лицо умертвия.
Недавно живой, он не успел разложиться, одежда потрепалась Тёмным Океаном, волосы свисают сосульками. Но я легко понимаю кто это.
Передо мной стоит Сореш Руш.
Капитан «Бурного». Нет. Это уже не он. А лишь оболочка, насильно поднятая Тьмой! Капитан погиб в пучине Океана.
– Эвара! – приводит меня в чувство голос Крайстена. – Он не один.
Трусливо прячусь за спину инзгольдца, я понимаю, что не смогу упокоить Сореша, предоставляя здоровяку свершить невозможное для меня.
Из мглы пещеры появляется высокая стройная фигура. Чёрное одеяние, угловатые неестественные движения. Я закрываю рот ладонью, чтобы не кричать. Вгрызаюсь в неё зубами, чтобы ощутить боль и не потерять сознание. Но я ничего не чувствую.
На алебастровой безжизненной маске, обрамленной светлыми, почти белыми волосами, искрятся глаза. В них пляшет сумрак с грозовыми всполохами.
Наяву мой кошмар оказался ужасней во сто крат.
– Нет… нет, – теряя разум от ужаса, повторяю я.
А в правой руке Амирана вспыхивает сумеречный меч.

Глава 4. На краю
– Эвара, – гудит Крайстен. Тревога звенит в его голосе и переходит в крик. – Лети!
– Прошу! Не убивай его! – с мучительным стоном молю я ледяного и оборачиваюсь птицей.
Котомка тяжело падает наземь, а я взмываю вверх.
Если придётся, у пленника мёртвых земель хватит духа упокоить всех, кто встал на нашем пути. И того, кто недавно был Амираном. Я смогу понять, но простить – нет. Прежде всего себя.
Как привязанная самым надёжным заклятием, я нарезаю круги около того места, где назревает битва. Не могу оставить Крайстена. Как и бросить Амирана, пусть от него сейчас осталась одна оболочка.
Нет! Не только оболочка! Фарн после использования «Призыва» вернулся прежний, пусть и с отпечатком Тьмы на душе. Выведать бы у огневика, осознавал ли он или чувствовал хоть что-то, находясь во власти тёмного? Будет ли у нас возможность узнать, что происходит с живой марионеткой?
Время на раздумья вышло.
Без тени даже слабой эмоции, Амиран поднимает левую руку, его рот открывается, и из него вырывается низкий утробный гул. Это не его голос. А зловещий… потусторонний. Лицо вроде бы его. Но без мимики, застывшее белой маской, оно тоже чужое.
Я не выдерживаю и громко каркаю от той невообразимой боли, что скручивает моё нутро. Было жутко смотреть на марионеток, ничего не значащих для меня когда-то живых, но невозможно передать ту глубину ужасной безысходности, рвущей сейчас сердце.
В какой-то миг меня постигает озарение. Это Тьма пытается взять вверх, через боль и испуг подчиняет своему влиянию. Острыми когтями вороны я цепляюсь за разум, и застилающее обзор отчаяние отступает.
Бросаю взгляд на Крайстена. Его перекошенное от боли лицо светлеет. Он тоже победил наваждение.
На клич Амирана из темноты пещеры выходит нежить, притаившаяся там до поры. Я быстро пересчитываю. Семь умертвий, включая Сореша Руша.
Новая острая заноза в груди. Я не знала его близко, но совсем недавно капитан Руш был живым. Громко смеялся и щурил свои чёрные глаза. Обещал помочь с Рорри, если она не полетит. Рорри, моя маленькая вороница, так и не успевшая познать счастье и свободу. Ещё одна павшая жертва Чёрного Мастера.
Умертвия огибают марионетку, неловко, но быстро двигаясь, бросаются разом на Крайстена с разных сторон. Я уже привыкла к его тактике ведения боя, но рядом сумеречный маг, и сомнительно, что он будет ждать в стороне, в то время, что инзгольдец уничтожает низших умертвий.
Крайстен одним движением меча сносит голову Сорешу и мертвяку по соседству с почти сгнившим телом. Невероятно жаль! Но не существует способа спасти капитана Руша.
Пока ледяной маг немного отступает к реке, упокаивая ещё одного мертвяка, Амиран сотворяет в руке уже знакомый мне сизый шар.
Крайстен не ждёт нападения сумеречника, и делает молниеносный бросок левой рукой, быстрый и для моего птичьего глаза. Звенит ледяное древко и пронзает шар в руке Амирана, вместе с его ладонью.
Я и марионетка Джамила синхронно кричим.
В те удары сердца, что Амиран выдёргивает из ладони ледяное древко и использует на себе исцеляющий амулет, Крайстен успевает уничтожить оставшихся умертвий.
Я хаотично летаю над головами сражающихся, не понимая, что мне делать. Могу ли я вообще как-то помочь?
Амирана нельзя убивать, не только потому что я безумно боюсь его потерять. Без него проклятие не остановить. Время, когда я могла улететь в Роунхельм за помощью, упущено. Я потеряла несколько дней без крыльев, борясь с проклятием. В нынешний час уже нет смысла гадать, успели бы сумеречные маги добраться до Зловещих сопок, чтобы заменить Амирана.
Я так отчётливо понимаю, как мы были глупы и самонадеянны, отправившись столь небольшим составом в Погиблые Земли. Мы мало что знали на начало нашего путешествия и хотели вернуть «чёрное сердце» в Роунхельм. Не ведали, кто такой Джамил. Понятия не имели о проклятии и вероломных планах приспешников Тьмы. Но мы должны были подумать о запасном пути и хотя бы о ещё одном сумеречном маге поблизости. Как и о добровольной жертве. Из нас никто не может ей стать. А смогла бы я, если бы пришлось? Судьба мне не оставила подобного выбора.
Зато она поставила меня перед другим.
Амиран, исцелённой рукой набрасывает на Крайстена сети, обездвиживая могучего инзгольдца. Тот мычит и пытается вырваться, бесполезно дрыгаясь в невидимых оковах. В грудь Крайстена врезается клок сизого тумана, откидывая ледяного вниз к реке, словно он ничего не весит. Ещё чуть-чуть и инзгольдец свалится в воду и его унесёт потоками обратно к болотам.
Рассекая крыльями воздух, так что их ломит, я лечу за ним, готовая обернуться, и не позволить Крайстену соскользнуть в стремительный поток. Оттуда мне его ни за что не достать.
Марионетка, управляемая Джамалом, не рассчитала, что инзгольдец черпает свою силу от воды. Преодолевая притяжение Эридара, вокруг Крайстена поднимается вода, каплями облепляет сеть, делая её различимой.
Подлетев, я оборачиваюсь человеком и вижу, как сеть пленившая Крайстена вспыхивает ледяными искрами в свете двух лун. А потом ломается на нём на мельчайшие иглы и осыпается вниз.
– Так значит, – Крайстен вскакивает на ноги, меня всегда удивляет его прыть, несмотря на огромный размер. Он зло сплёвывает кровь на камни и засучивает рукава.
Инзгольдец резко толкает открытой ладонью в сторону Амирана, принуждая сотни острых игл взлететь, и на большой скорости мчаться к цели.
Часть из них тонет в сизом тумане, который марионетка возводит перед собой, а часть вонзается в его бездушное тело. Несколько острых игл втыкается в застывшее лицо, и выступившие капли крови напоминают мне, что сумеречный маг всё ещё живой, хоть и не принадлежит себе.
– Эвара, я сказал обернуться враном! – раздражённо гаркает на меня Крайстен.
Дёргаюсь от его вскрика и испуганно перекидываюсь в птицу, гася обиду. Я же хотела помочь!
Амиран и Крайстен сокращают расстояние между собой, они скоро схлестнутся не только в магическом поединке, а на мечах.
В левой руке Крайстена вырастает ледяной кинжал. Инзгольдец приближается к противнику, ловко отражая сгустки сизого сумрака, которыми Амиран без остановки швыряется, уверенно наступая.
Амиран ниже и легче крепкого инзольдца, и будь в себе, был бы стремительнее. Но сейчас, без души, он немного заторможен.
Звенят мечи. Воздух колышется от всплесков магии. Оба мага сильны.
Я бы закрыла глаза, но не могу.
Амиран на мгновение гасит свой меч, хлопает ладонями. Туман со всполохами грозы обволакивает Крайстена, и тот, оглушённый, падает на камни. Амиран заносит над ним сумеречный меч.
Если Крайстен погибнет… всё кончено. Одной в обители врага мне не справиться.
Птичье сердце разгоняется в груди, оглушая. Я делаю выбор, которым буду разрушать себя, пока не умру, но не могу поступить иначе…
Пока моя душа при мне – я всегда буду на стороне живых.
Собрав углом крылья, я стрелой лечу вниз, в этот миг совсем не думаю о том, что могу пострадать или погибнуть. Успеваю заметить, что Крайстен очнулся и слабо шевелится. Другого способа помочь у меня нет, и я закрываю обзор марионетке Джамила своим телом, давая время инзгольдцу встать. Я не стала впиваться когтями ему в лицо, помня как подобный маневр закончился для меня в прошлый раз.
– Эва, вверх! – хрипит Крайстен.
Инзгольдца покачивает, но он стоит. Глаза светятся упрямой решительностью, а в здоровых руках, переливаясь, растёт синий шар льда.
Я едва успеваю унести крылья. В спину мне бьёт трескучий холод. Доносится запах мороза и зимы. Магический удар предназначался не мне, но отголоски магии ледяного достают сквозь плотное оперение.
Развернувшись, я каменею. Только благодаря потокам воздуха в долине не падаю кулём вниз. Амиран стоит, покрытый твёрдым панцирем замёрзшей воды, он как ледяная статуя во дворце Хольгов в стольном граде Хольгдаре, пугающая своей схожестью с живыми.
Я оборачиваюсь человеком, и задержав дыхание, тяну руку к лицу застывшего Амирана.
Он ещё жив?!
– Не трожь! Замёрзнешь следом! – Предостерегает меня Крайстен. – Бездушник растает лучин через двадцать. А нам нужно уходить. Не закончится наша битва ничем хорошим!
– Уходить? Куда? – устало лепечу я. – Мы бросим Амирана здесь?
Внутри растёт бескрайняя тоска по моему магу. Мне не хватает Амирана, его беззлобных шуток и того как он обращался ко мне.
«Детка…» – звучит в голове его голос. Такой родной, совсем не тот, каким он призывал разложившихся умертвий!
Про?клятая Тьма! И все тёмные, что решили подчинить Эридар в угоду своей прихоти. Чтобы они разложились как самая древняя нежить!
Силы оставляют меня. Я готова упасть здесь, у подножия Зловещих сопок и уснуть.
– Придётся. Как только закончится действие обледенения, я буду вынужден снова биться. – Подбирает разбросанные в сражении вещи Крайстен. – С ним ничего не случится. А нам пора поспешить.
– Что ты придумал? – Я отыскиваю свою котомку и надеваю её на спину.
– Зови Мрака, мелкая, – инзгольдец бодрится, но после того как его оглушил Амиран, выглядит весьма неважно.
В бою с Амираном он похоже опустошил запасы магических сил, и вряд ли у него водится с собой стяжатель водной или ледяной энергии.
– Мрак! – тихо-тихо зову я агатиса, но почему-то знаю, он услышит и явится.
– Я понял, что нам делать, – рассказывает о своей придумке ледяной. – Мы летим на Отверженные острова. Твой агатис сможет унести нас двоих?
Я пожимаю плечами, но, кажется, просыпаюсь от слов, что услышала:
– Но зачем?
– Расскажу в пути. У нас есть ещё три дня, чтобы вернуться. Столько будет ждать Джамил, когда ты отдашь ему Мрака, – произносит инзгольдец, но мне не становится понятнее.
От реки слышится тихое ржание Мрака. Он уже здесь!
Бросив прощальный взгляд на Амирана, я сажусь на агатиса, а следом здоровяк. Мрак недовольно фыркает, ему не нравится его нога, но раскрывает мглистые крылья.
– Лети на Изгой! – провожу я по сильной шее агатиса и тот послушно воспаряет над землёй.
А потом, будто мы ничего не весим, в два удара крыла поднимает нас высоко над Зловещими сопками, оставляя их далеко внизу. Трезубец Хаоса сверху выглядит небольшой, дымящейся вершиной.
– Ледяные силы Инзгольда! – вскрикивает Крайстен за спиной и впивается в мой стан двумя ручищами. Да так что сдавленно вскрикиваю.
– Прости, Эва! – он немного разжимает стальную хватку.
А мы уже над Тёмным Океаном. Где-то позади нас светлеет полоска неба. Скоро эта кошмарная ночь закончится.
Здоровяк боится высоты? Он житель скалистой местности, но самые высокие острия Инзгольда куда ниже, чем мы летим.
Ветер закладывает уши и заставляет слезиться человечьи глаза, не приспособленные к полёту.
– Так что ты придумал? – я поворачиваю голову вбок, чтобы Крайстен меня услышал.
– Не хотел говорить у пещер, там даже у камня есть уши, – вернув самообладание, гудит он спокойным голосом. – Я знаю, где нам добыть «Призыв души».
Амулет, вернувший душу Фарну! Очень редкий. Сделанный из кусочка Трезубца талантливым артефактором.
– Пока Чёрный Мастер ждёт твоего решения насчёт агатиса, мы добудем амулет и вернём душу Амирану. Останется убить Чёрного Мастера и разрушить проклятие.
Всего-то ничего! Ерундовое дело.
– Если бы своего хозяина мог уничтожить я сам, – горько вздыхает Крайстен.
– У нас нет добровольной души, – напоминаю ему я.
– Нет. Но давай сначала вернём сумеречника. Без него нам никак не справиться. Глядишь, судьба подбросит нам ответ, – замечает инзгольдец и надолго умолкает, погружаясь в свои мысли.
Я готова была пробовать, пусть даже шанс был размером с самую мелкую песчинку с берегов Эйзур-Соль!
Постепенно, под умиротворяющее хлопанье крыльев агатиса, я погрузилась в дрему.
Впереди снова ждала неизвестность, но в моей груди слабо горел огонёк веры, что ещё не всё потеряно.

Глава 5. Отверженные острова
Пока я сплю, тепло Крайстена и его большие руки надёжно оберегают мой неглубокий сон. Мрак не позволит упасть, но защита и забота инзгольдца несут утешение.
Сначала он показался мне неотёсанным грубияном, а теперь ледяной маг – моя твердыня в столь недружелюбном краю. Без Крайстена погибла бы я, затем Амиран, а следом и весь Эридар поглотила бы Тьма.
Я отгоняю от себя сомнения, но прекрасно понимаю – мы можем сгинуть в любой части нашего трудного пути, так и не выполнив задуманное.
Сквозь неглубокий сон мне снятся обрывки пророчеств: сказанное старым оракулом, и то другое, из древних фолиантов, которое зачитал нам Амиран в Зловещих Сопках.
«… И только чернокрылая девушка может даровать живым спасение, отпустив на сторону Тьмы любимого…»
«… Дети Тьмы поведут свою Мать к победе, пока мир живых не преклонит перед ней колени, покорившись навеки вечные».
Какое из пророчеств станет явью?
Перегруженная переживаниями, я проспала тот час, когда взошло Золотое светило. Оно уже ярко светит, поднявшись над краем воды. Крайстен мирно сопит за моей спиной. На его долю тоже выпала тяжёлая участь. Успеем ли мы вернуться в Зловещие сопки до того как мне снова понадобится поить его зельем Альвейд?
Мрак продолжает без устали махать чёрными туманными крыльями, посмотрев вниз, я замечаю, что впереди темнеют Отверженные острова.
Заснув, я не выведала, какой выход нашёл Крайстен, а мы уже так близко. Не зная, что он придумал, доверилась, готовая на всё. Я сама захочу сгинуть в пламени Трезубца если не вызволю Амирана из ловушки. Никак ему не выбраться без помощи!
Одна ночь из отпущенных трёх, уже прошла. Наблюдая, как острова становятся все ближе, я гоню от себя мысль, вызывающую тошноту. Если не останется выхода – я отдам Мрака Джамилу. Пусть не по своей воле, но свершу столь подлую сделку. Но не раньше, чем буду знать, что другого пути не осталось.
Разбираю на пряди, спутавшуюся гриву агатиса, я всё ещё надеюсь, что мне не придётся пойти на этот подлый обмен.
– Прости, – пытаюсь шепнуть я, прижимая ладонь к шее летящего скакуна. Мой голос куда-то пропал.
Облизнув покрытые корками губы, я чувствую вкус крови. Они пересохли от ветра и солнца, и теперь нестерпимо горят.
– Эва? Проснулась… – сонно сипит Крайстен. Он тоже очнулся. – Ты готова? Мы почти прилетели…
– Готова. Но только к чему? – кашлянув, смогла ответить я.
Слышу шебуршение за спиной, потом инзгольдец сует мне в руки флягу. Я жадно пью, становится чуть легче.
– К маскараду. Есть на Первом острове мои должники, надеюсь их прах не плавает в Тёмном океане, и они смогут вернуть долг спустя шестнадцать зим. – Крайстен уже бодр, а я медленно прихожу в себя. – Чтобы добыть «призыв души» нам придётся проникнуть в Мраморные чертоги Князя, Эви. Такие сокровища редко бывают у обычных пиратов, даже сколотивших себе состояние на промыслах. Времени выяснять у кого он может быть – у нас нет.
– В Мраморные чертоги Князя? – повторяю я за ледяным, и мне становится не по себе.
Крайстен ещё более сумасшедший чем я! Должно быть, он знает о лазейках, что позволят нам достать амулет и сбежать? Проникнуть к правителю Изгоя опаснее, чем в замок сумеречников! А если мы будем схвачены, с нас живьём стянут кожу и утопят в океане, привязав камень на шею! О главаре пиратов, недвуликом и без капли магической силы, ходят самые разные слухи, но ни один из того что я слышала, не был приятным. Отверженными островами и пиратами повелевал жёсткий человек, без капли жалости и сомнения. Отъявленные мерзавцы, воры и прохиндеи обитали здесь в большем количестве, чем обычные живые. Пиратский князь был под стать своей пастве.
За разговорами перед нами встал Первый остров как на ладони. Долго-долго его линия темнела вдалеке, а потом он неожиданно вырос. Подплыл ближе сам?
– Веди Мрака по кругу в лиственный лес на правой оконечности Первого острова, – дает дельный совет инзгольдец. – Как бы дозорные с башен нас не приметили.
– Мрак! – только успеваю произнести и чуть поддавить коленом округлый бок слева, агатис меняет направление, чтобы приземлиться на берег со стороны густого леса.
Защищая рукой глаза от ярких лучей Светила, я разглядываю остров, он стал ещё ближе. Я замечаю огромный порт и башни Белого града. О нём мне рассказывал Крайстен.
– Про княжеские чертоги, Эвара! Я следил за происходящим на островах. Издалека, но следил: обменивал сведения на жизнь, читал чужие послания и подслушивал темных, – гудел за моей спиной инзгольдец. – Я выведал и знаю, как нам проникнуть в дом Князя. Мы выкрадем «призыв души» и улетим с острова на Мраке.
В голове зреют подозрения:
– Ты ведь не наделаешь глупостей? Не захочешь мстить тем, кто предал твою семью и до сих пор жив? Это Князь приказал их похитить и добыть сферы мерцания?
Крайстен недолго размышляет перед тем как ответить:
– Все эти бесконечно-долгие зимы я мечтал только об этом. Получить шанс вырваться из плена Погиблых земель и отомстить. Теперь же, узнав, что моя дочь жива, я хочу только одного – привезти Одарию в Хольград. Дать ей то, что положено по крови. Показать, какая была её мать. Клянусь, Эвара, что не поддамся слабости! Это был не Князь, а его брат. Я не стану с ним встречаться, чтобы не бороться с соблазном…
Он твёрдо верит в то, что говорит, а я полагаюсь на него.
– Если мы не разрушим проклятие, моя дочь никогда не узнает спокойной жизни, – едва слышно произносит он. – Всех будет преследовать смерть.
В его полушёпоте горько звучит тоска и сожаление о потерянном.
– Я знаю, Крайстен.
Мрак спускается ниже, и до нас доносятся освежающие брызги воды и яркий запах океана. После Погиблых земель ароматы живого мира звучат ярче чем прежде. Агатис касается копытами песка, и его мглистые крылья растворяются в воздухе. Со скрипом с Мрака съезжает Крайстен, а потом я, и застонав, оседаю на песок. От долгой неподвижности тело не слушается.
На ветру шелестят лиственницы, шумят волны, катая гальку, с воды доносятся вопли чаек. Здесь красиво, но я не могу наслаждаться местными видами. Моя дорога на Изгой оказалась совсем не такой, как мы её планировали!
– Мы столько ночей добирались до Эйзур-Соль, потом ждали погоду, плыли не один день, – я энергично растираю ноги руками, их болезненно колет. Раздражённо поднимаюсь, во мне разгорается злость и я не замечаю, как начинаю говорить громко. – Попали в шторм. Все, кроме меня сгинули в про?клятом месте! А можно было долететь на Мраке, забрать камень и вернуться с ним домой!
Мрак ржёт и покаянно склоняет чёрную голову. Мне становится стыдно за свою вспышку гнева.
– Ты не виноват, – глажу я его лоб. – На себя я злюсь, понимаешь? Столько бед я принесла…
– Не кори себя, мелкая. – Крайстен протягивает мою котомку. – Самобичеванием делу не поможешь. Нам пора браться за работу, что-то да можно исправить. Надеваем плащи.
Светило уже хорошо припекает, но с Тёмного океана дует сильный ветер, не зажаримся.
– Расскажи мне, что ты придумал. – Натянув плащ, я привычно забрасываю мешок на спину. – Мрак останется здесь?
– Лучше тут, – кивает инзгольлец. – Никому не доверяю я на островах настолько, чтобы запереть у них агатиса. Без него нам не обернуться в срок. У нас есть две ночи, чтобы достать камень, вернуться и найти в Трезубце Амирана.
Уходя с берега я прошу Мрака ждать в пролеске между деревьев. Обернувшись, я вижу как он щиплет траву и обмахивается хвостом от надоедливых насекомых. Никто не заподозрит, что перед ним агатис, а если захочет увести, то Мрак сможет за себя постоять. Я помню как его увёл Горбатый нос, воспользовавшись магической сетью. Подобная сеть не такая уж доступная вещь!
– Эвара, пришло время обсудить то, как мы с тобой добудем «Призыв души». Здесь и «враний морок» пригодится, чтобы бесследно уйти. Но если тебе придётся разрешить кому-либо себя помнить, не забывай забрать обратно своё дозволение, – осторожно начал Крайстен.
Похоже его идея будет мне не по нраву.
– Говори! Выбора у нас нет, – я полна решимости любой ценой добыть необходимый амулет.
– Сегодня, под видом торговца невольниками из Эйзур-Соль, я выставлю тебя на продажу в шатре развлечений как диковинку, – быстро проговаривает инзгольдец.
От услышанного я останавливаюсь, потеряв способность двигаться и говорить. Возмущённо сверлю глазами инзгольдца, еле сдерживаясь, чтобы не заорать на его дурную идею! Я бы подумала, что это глупая шутка, но глаза здоровяка сейчас серьезны как никогда!
Сын вонючей гиены!
Меня? Продать?! Осознание, что мне придется стоять на помосте, вселяло ужас и отвращение!
– У нас нет времени, Эва, искать другие пути. Я выставлю такую цену, что тебя может позволить купить только Князь или его правая рука. Мы дадим знать, что невольница ты необычная, редкая. Не упустит он возможности заиметь в своих рабах вороницу, даже если будешь ему особо не нужна. Он купит тебя в свои Чертоги для поддержания репутации, – подтверждает Крайстен, что сказанное ранее не было шуткой.
Значит такой план созрел у ледяного! Пусть моя продажа будет обманом, меня продолжает потряхивать от негодования. Я быстро иду вперёд, чтобы как-то усмирить безудержный гнев.
– Теперь мне ясно, как ты задумал проникнуть в дом Князя, – я наконец заговариваю. – Я достану камень! Знаешь точно место, где его хранят? А если потом я улечу с «призывом», сможешь ли покинуть Чертоги целым и невредимым?
Не оставалось ничего другого, как принять план Крайстена. Своего у меня не было. А из-за того, что мне страшно и мерзко отступать я не собиралась.
– Выясню. Скорее всего в хоромах Князя. Или комнате не сильно больших редкостей. Я рассчитываю на то, что меня пригласят погостить в Мраморных чертогах. Глава Изгоя тщеславен, он хочет, чтобы на материке о нём шли только хвалебные речи. Без торговли Отверженные острова загнутся, не спасут их ни редкие артефакты, ни тяжёлые мешки со златыми добытыми со дна Тёмного океана. – Крайстен заметно расслабляется. Опасался, что откажусь я от подобного способа добычи амулета. – Пираты выставляют себя независимыми, но пекутся о дальнейшей торговле.
Заканчивается лиственный лес, он куда меньше, чем Майоранская тайга.
– Если будет опасно – оборачивайся птицей и лети к Мраку, а затем в Трезубец. Думай только о том, что ты должна вернуть Амирана. О себе я позабочусь. Поняла? – снова включает назидательный тон Крайстен, который так меня раздражает.
Но я смиренно киваю, соглашаясь.
Через несколько лучин мы выходим на окраину довольно добротного поселения из серого кирпича с белёсыми разводами. Это солёная влага и ветер нанесли узор на камень.
– Набрось капюшон, – тихо приказывает Крайстен, накидывая на голову свой.
По тропинке мы проходим на улицу, вымощенную камнями, по обеим сторонам, дома выстроены ровными рядами. На дереве дверей и ставней тоже следы близости океана. Чисто и ухоженно, легко подумать, что ты в одном из портовых городов материка, а не на пиратском острове. Но во мне так гудит тревога, что забыться не выйдет, каждый удар сердца помню, где и почему я нахожусь.
Пройдя четыре дома влево, останавливаемся перед дверью жилища, похожим на другие как капли океанической воды. Крайстен тихо, но настойчиво стучит, чередуя дробь. Даёт знать, что это свои.
– Кто? – слышится неприветливый голос, но дверь всё же приоткрывается. – Ты-ы-ы?! Но как…
Недовольство полностью заменяется удивлением, дверь открывается шире. Крепкий седой коренастый мужчина, воровато оглядев улицу, глазами стреляет внутрь дома. Он отходит, пропуская нас:
– Внутрь! Быстро!
Крайстен хватает меня за руку, проскальзывает внутрь и утягивает меня за собой. Дверь захлопывается. Всё происходит так быстро, что едва успеваю сделать вдох и выдох.
– Нам нужна помощь, Сарин, – Крайстен не откладывая, переходит к делу. – Ничего из того, что ты не можешь. Но нужно сегодня.
Сарин долго смотрит на инзгольца прежде чем ответить:
– Я помогу чем смогу. Не знаю, где ты болтался столько зим, белоголовый, но рад, что живой!
Поможет. От его слов бросает в холодный пот. Легко идти на дело, когда на кону златые. А когда жизнь любимого и всего Эридара? Когда мне предстоит быть проданной самому опасному пирату?
«Помоги мне, Старая ворона, одолеть очередное препятствие!»
Я сжимаю челюсти и кулаки, не давая слезам прорваться. Изрядно потрепали меня Погиблые земли! Где моя прежняя уверенность в своих умениях и силах? Безрассудность, что толкала на безумные вылазки?
Раз иного способа пробраться в обитель Князя нет, так тому и быть. И со мной будет Крайстен. На здоровяка можно полагаться, такой как он, скорее сгинет сам, чем предаст.
– Провернём дело и будем считать, что твой долг погашен, – великодушно гудит инзгольдец.
Сарин кивает.
– Пройдёмте к обеду. Еда как раз поспела. За трапезой и порешаем дела, – приглашает нас хозяин в другую часть дома.
Уже обед, ещё полдня позади, есть так и не хочется, а давно пора. Мне нужны силы и придётся принять угощение. Да и с удобствами за столом ели мы в последний раз у Альвейд.
Я оглядываю дом, глаза успели привыкнуть к полумраку. Через щели, сквозь закрытые ставни, проникает мало света. У Сарина довольно просто, но имеются некоторые вещицы и приборы, указывающие на то, что он не беден. И я понимаю, Сарин – артефактор. Может не настолько сильный как Виталь. Множество полок и сундуков. При этом чисто и все лежит на своих местах. Пребывание на мёртвых землях порядком уменьшило мою брезгливость, я разглядываю скорее из старой привычки и любопытства.
Мы должны были вместе бродить с Амираном по торговыми лавками пиратов… Вдруг вспоминаю я. Нет, не о том я думаю сейчас.
Сарин приводит нас к столу, раскладывает в круглые чашки белый рис и жареную рыбу. Такая же еда, как и на «Бурном». Я вижу нашу с Амираном каюту. Вспоминаю его голос и объятия, по которым так скучаю. Опять непрошеные образы. Как будто безжалостная судьба меня специально испытывает на прочность!
Хватит! Стряхиваю такие ненужные мысли. Сейчас многое зависит от меня, поэтому я сосредотачиваюсь на разговоре мужчин.
– Нам придётся нанести на неё морок рабского клейма. Он развеется через три ночи, когда вы уже будете в безопасности. Если привести её чистую, кто знает, вдруг новые хозяева захотят клеймить новую рабыню сразу?
Резко накатывает паника. Дрожь безотчётного ужаса бежит по всему телу. Если бы не жизнь Амирана на кону, я бы уже летела к Мраку, заслышав такое!
Клеймо?!

Глава 6. Невольный маскарад
Сарин провожает нас в отдельную комнату. От остального дома и ненужных глаз её прикрывает серая плотная ткань, она свисает крупными тяжёлыми складками, касаясь пола. Я догадываюсь, что в углу за ширмой прячется очистное ведро. Уборная выглядит богаче, чем остальной дом. Чего стоят слюдяные стёкла, матово поблескивающие, как настоящее украшение. Прямо под окнами покоится пустая лохань. Её вырезали из цельного ствола дерева, и по размеру понятно, что тому дереву было очень много зим. Рядом обшитая бархатной материей кушетка и сундук с откинутой на стену крышкой. Внутри сундука до верха сложены аккуратной стопкой цветные простыни.
Как заворожённая, подхожу к зеркалу, в деревянной простой раме блестящая поверхность с небольшими разводами и пятнами, но они не мешают. Рассматривая отражение, я вроде бы вижу себя, но не узнаю?. Дело не в грязной одежде и спутанных волосах. На похудевшем лице остро выделяются скулы, и на меня смотрят совсем чужие вишнёвые глаза. В них нет былой беззаботности и задора, зато виден отпечаток тоски и след пережитых потерь. Слишком взрослые.
– Я наношу воды, – слышу за спиной голос Крайстена. – Источник, как и прежде, за домом?
Инзгольдец снова не чурается тяжёлой работы. Теперь, зная, что он королевский сын, осознавать это необычно. Жизнь в землях изменила его, навряд ли в прошлой он занимался подобным трудом.
– Вместе быстрее натаскаем. Обожди. – Сарин уходит, я слышу, как хлопают крышки сундуков, и быстро возвращается.
– Это специальное мыло, – он ставит рядом с купелью миску с сиреневой, ярко-пахнущей цветами жидкостью. Такое мыло я встречала в Эйзур-Соль. – Снимет усталость.
Артефактор кладёт на кушетку несколько амулетов, и первый раз обращается ко мне напрямую:
– Сможешь разобраться, Эва? Умеешь ими пользоваться?
– Да. – Я беру в руки амулеты, чтобы понять их назначение. – Спасибо, Сарин.
Один для нагрева воды, другой – для заживления ран. А эти два для восстановления и чистки одежды.
Артефактор проницательно смотрит:
– Ты слишком своевольна, Эва. Обращайся ко всем «господин» или «госпожа», если тебе не указали на другое. Даже к нему, – указывает Сарин на Крайстена.
Во мне тут же вскипает кровь, и я вскидываю подбородок, без страха встречаю взгляд артефактора. Враны созданы быть свободными.
– Вот видишь! – усмехается Сарин. – Об этом я и толкую. Возьми под узду свою гордость, вороница, если хочешь забрать камень и улететь с ним. Вам нельзя ошибиться. Если думаете сберечь жизнь. В Эридаре почти не осталось свободных вранов, а тем более ни одного не найти на территории Пирейского государства. Пираты живут настороже, всегда ждут подвоха, любой ваш промах будет замечен.
Они со здоровяком уходят, а я, присев на кушетку, успокаиваюсь. Прав Сарин. Мне придётся усмирить свой нрав, или пропаду, обрекая и Амирана на смерть. В ожидании я расплетаю растрёпанную косу и пытаюсь распутать волосы.
Через несколько лучин хозяин дома и Крайстен возвращаются с деревянными вёдрами, и по очереди выливают воду в лохань. Я замечаю озадаченный взгляд Сарина. Пока они ходили за водой, он уже успел меня подзабыть. Нам с Крайстеном скоро покидать дом артефактора, поэтому, у меня и мысли нет разрешать Сарину меня помнить. Мой дар работает как и прежде, что придаёт мне уверенности. Без «вранего морока» мне будет туго в Мраморных чертогах.
Вспомнив, кто я, артефактор кивает.
– Приготовлю амулеты и одеяние для торгов. Свои вещи отдашь Красту. Не пустят тебя в шатёр с подозрительными предметами. И ни одна живая душа не должна понять по вещам, что ты не из Пиреи. Враний амулет и кинжал больно уж приметные, и навряд ли полагаются рабыне, – артефактор скрывается за шторой и кричит оттуда. – Жду, беловолосый, пора и за тебя браться.
– Не бойся, Эвара. Я защищу тебя, чего бы мне это ни стоило, клянусь той частью души, что осталась при мне, – ещё раз напоминает мне Крайстен о своей поддержке, чувствуя мои страхи. – Приводи себя в порядок. У тебя есть лучин тридцать-сорок, можешь особо не спешить, – ледяной маг выходит и поправляет серую ткань с обратной стороны.
Мне не нужен отсчёт времени при помощи песочных часов или, горящих определённое количество лучин, свечей. Здесь, на Отверженных островах чувство времени ко мне возвращается в полной мере.
Я остаюсь одна. Обречённо вздохнув, разламываю амулет для нагрева воды.
Грязные сапоги и одежду сваливаю неопрятной кучкой у кушетки, разберусь с ними позже, и забираюсь в лохань. Мелкие ранки на коже щиплет, и я недовольно фыркаю, а потом расслабляюсь в горячей воде. Я и забыла, как это хорошо! Прежде чем приступить к омовению, на несколько лучин закрываю глаза, отрешившись от недружелюбного мира. Потом с особой тщательностью промываю волосы и соскребаю присохшую грязь с кожи, не жалея сиреневое мыло, оно хорошо пенится и источает аромат по всей уборной. От моих усилий кожа краснеет и начинает скрипеть. Давненько я не ощущала себя настолько чистой и даже отдохнувшей.
Отмыв тело, я обнаруживаю множество ссадин и царапин. В таковом виде я не очень гожусь для продажи, мне точно придётся воспользоваться лечебным амулетом.
Вкусный обед и горячая купель не доставили мне былой радости, но я подняла понурую голову, больше не намереваясь жалеть себя. Я вспоминаю маленькую неунывающую вороницу, носившую настоящую печать. Вре?менное клеймо и ненастоящие торги не такая уж великая плата за жизнь любимого мага. Что толку сожалеть, что нет другого способа добыть «призыв души» в столь короткие сроки?
Я будто просыпаюсь от спячки. Словно мрачное тягучее наваждение спало, и я вернулась к прежней себе.
Пора выбираться из лохани. Стою в замешательстве, не зная, можно ли воспользоваться простыню из сундука, и недолго подумав, я из стопки беру самую верхнюю. Подсушиваю ей тело и волосы. Теперь очередь амулетов. Раз Сарин мне их оставил, беречь камни нет необходимости. Ломаю исцеляющий, меня окутывает едва заметное искристое сияние и становится ещё капельку легче. Я так же тревожусь за Амирана и Фарна, но это не та тоска, снедающая и беспросветная. Следом привожу в порядок одежду и обувь. Кажется я готова.
Сарин, скорее всего, ощутил магию использованных амулетов и слышал мою возню.
– Ты закончила? – спросил он меня. – Завернись в простыню, возьми в сундуке любую. Пришла пора ставить клеймо.
Мне сильно не нравится, что артефактор мной командует и постоянно поучает, но совсем не место и не время показывать недовольство. Я спешно достаю из сундука вторую простыню и оборачиваюсь шероховатой тканью:
– Я готова! Можно войти!
«Всего на три дня. А потом клеймо исчезнет», – напоминаю я себе, когда Сарин заходит с каким-то свитком в руках.
И зачем-то вспоминаю «печать врана», случайно соединившую нас с Амираном. Сейчас от неё не осталось и следа. Тогда я мечтала избавиться от печати, а ныне отдала бы многое, чтобы всё повернуть вспять.
Следом за Сарином появляется здоровяк, я не сразу узнаю? его. Крайстен тоже успел вымыться, наверное, у артефактора была и другая лохань. Но не узнала я его по другой причине. Чёрные как смоль брови и волосы, заплетённые в сложную косу, и тепло-карие глаза вместо холодного льда. Доспехи другие, с витиеватыми узорами на коже и металле. Дорогая перевязь для меча и плащ из тёмно-красной материи. Новые, начищенные сапоги лоснятся.
– Вот это да-а! – восторженно тяну я, разом позабыв о клейме. – Тебя и выкормившая своим молоком няня не узнает!
– Господин, – напоминает мне Сарин. – Больше почтения в обращении к хозяину. Привыкай сразу. Там будет некогда. Начнёшь нервничать, и ваш маскарад посыпется, как песок сквозь пальцы.
– Поняла… господин, – пересиливая внутреннее неприятие, произношу я. – Прошу меня простить.
Вспоминаю, как обращалась к нам и держала себя Рорри. До неё я не имела дел с рабами, не считая своего детства, которое я не особо помнила.
– Я вижу Тьма отступает. – внимательно разглядывает меня Сарин. – Чем дольше и дальше находишься от неё, тем меньше она угнетает волю и влияет на разум. В мыле, что мы используем, содержится экстракт драс-травы, он тоже помогает изгнать Тьму.
Понятно, почему купание стало для меня целебным! Прихватить бы это мыло с собой в Погиблые земли для Амирана и Фарна.
Если проклятие свершится, Тьма покроет Эридар, и тогда всех захлестнёт такая безнадёжность, что нам никогда не выбраться из-под её гнёта. Не выбраться по причине, что у живых не останется стремлений и веры.
– Мы постоянно отмечаем её воздействие, – продолжает артефактор. – На ныряльщиках и воздушниках больше остальных, по ним хорошо видно, как печаль овладевает их сердцами, и они теряют радость жизни.
Я невольно бросаю взгляд на Крайстена. Мне становится яснее, почему он за столько зим нисколько не излечился от своего горя. Уехав из Погиблых земель, пусть не сразу, но он обретёт жизнелюбие.
Сарин разворачивает свиток.
– Клеймо. Оно продержится ровно три дня и три ночи, хозяином твоим будет белоголовый. В отличие от настоящей, печать будет причинять лишь небольшую боль, если ты надумаешь, что совершить, минуя приказ Краста. Жизнь и настоящая свобода останутся при тебе. Ложись на кушетку животом вниз, – и участливо добавляет. – Будет печь. Нужно потерпеть.
На кушетку я укладываюсь без рвения. Сарин осторожно спускает простынь, чтобы оголить место между лопаток, и начинает читать свиток.
– Крас, руку, – Сарин сухо командует, и я чувствую горячую шершавую ладонь на своей спине.
Доверить здоровяку жизнь мне не страшно, я уже делала это ранее.
Ещё несколько слов, теперь произнесённых Крайстеном, и мою спину начинает нестерпимо жечь. Как будто горячей головешкой выводят узор на коже.
Постепенно жар гаснет. Мне наносят на спину охлаждающую мазь.
– Одевайся, как станет лучше. Я оставлю платье. Пора учить план Чертогов и собираться. Все личные вещи, а также украшения и оружие складывай в котомку. У Краста не осмелятся проверять мешок, а у рабыни могут и отобрать, – снова указывает Сарин, что мне делать.
А потом я слышу шаги и остаюсь одна. Время до моего падения стремительно сокращается, но мне не удастся его отдалить или отменить. Я встаю.
С сожалением снимаю с себя мамин оберег и медальон Рорри. Всё скидываю в котомку, туда же отправляется кинжал Амирана. Как и моя одежда с сапогами. Я надеваю бельё, а сверху платье, едва прикрывающее колени, не испытывая ни толики желания смотреть, как оно на мне сидит. Сдеру его с себя, как только представится возможность. Рядом с кушеткой меня ждут мягкие расшитые бисером туфли, наподобие пирейских.
Мужчин я нахожу за столом.
Сарин, заметив меня, раскрывает очередной свиток с планом Чертогов, но свиток этот не простой, над бумагой появляется объёмный слепок.
– Тебя поведут сюда, – указывает он магическим карандашом на внушительную часть дома с общей залой, фонтаном и множеством комнат в три этажа. Под ними – бани. – Это женская часть. А здесь, в другом крыле Чертогов живёт князь.
Я разглядываю и пытаюсь запомнить расположение. Коридоры, лестницы.
– «Призыв души» хранится в артефакторной под его спальнями, ценный амулет, но не настолько, чтобы князь держал его в сокровищнице. Туда бы мы точно не пробрались.
– Мне нужен карандаш, чистый лист и десять лучин, – прошу я, разглядывая план.
Удивлённый Сарин, протягивает мне принадлежности для писания, и я, не замечая никого, рисую и подписываю своей рукой, лучше запоминая. Рядом шевелит губами Крайстен, тоже изучая расположение.
– Я не знаю, как там будет внутри. Прослежу за твоим перемещением с помощью клейма, что не будет доступно новым хозяевам. Поймут они это уже гораздо позже, – приступает к обсуждению того, как мы будем действовать, Крайстен. – Здесь, в том же крыле, где артефакторная, но этажом ниже, гостевые для приезжих. Я оставлю свою метку на двери, клеймо сработает как отмычка. Ты сможешь всегда зайти, переодеться и забрать вещи.
– Поняла, – отвечаю я и ехидно добавляю. – Господин.
План и понимание, куда идти, даже такие размытые, придают мне уверенности. Сослепу совсем страшно соваться в незнакомое место.
– Не покажи и вида, что умеешь читать и писать, – предупреждает Сарин, когда я возвращаю ему бумагу и карандаш.
– Последние приготовления, – артефактор ломает амулет, и через мужественное лицо Крайстена наискось пролегает застарелый кривой шрам.
Сарин наклоняет голову инзгольдца назад и закапывает в глаза здоровяку из тёмной бутылочки чёрную жидкость. Зелье пузырится. Крайстен шипит от боли. Когда он поднимает голову, его глаза не просто карие, а чёрные.
– Ты выглядишь, как настоящий пирейец! Крупноват, и кожа белее, но я ни за что не поверю, что ты выходец Инзгольдьяра! – восклицаю я и хватаюсь за низ живота. Его Неожиданно пронзает боль.
– Эвара? – обеспокоенно дотрагивается до моей руки Крайстен.
– Я знаю, что с ней. Вдали от источника тёмной магии, её тело оживает. Скажи мне, были ли у тебя нарушения лунного цикла? – Хозяин дома, не моргнув, задал мне столь смущающий вопрос. К тому же при здоровяке!
Бессовестный кобель!
Покраснев, я невнятно соглашаюсь с его предположением.
Сарин снова роется на своих полках, достаёт зелёную бутылочку, миску с водой и отливает, сощурив правый глаз, непонятное зелье:
– Пей! Этой настойкой частенько пользуются рабыни. У тебя будет отсрочка на целую луну.
Мне боязно, но я выпиваю, протянутую жидкость, до дна. Если бы Сарин мог нам навредить, Крайстен не позволил бы капать себе в глаза не пойми что.
– Собираемся. Благодарю тебя за содействие, Сарин!
– Твои действия не во вред Изгою и Князю. Будь иначе, я бы не смог тебе помочь, белоголовый.
– Я знаю. За другим я бы и не явился к тебе.
Крайстен встаёт и набрасывает мне на плечи тяжёлый длинный плащ с глубоким капюшоном. Накидка касается пола и полностью скрывает меня от любопытных глаз.
Знакомый звук. Это Сарин хлопает крышкой почтового футляра после того, как извлёк записку. Надо же. Футляр потёртый многочисленными касаниями, но в рабочем состоянии. В Роунхельме мало кто мог позволить себе обладать подобной вещицей. Я так и не поняла, кто этот загадочный человек, помогающий нам. У него есть небольшие магические способности артефактора, но власти и возможностей гораздо больше, чем у мастеров, сотворяющих амулеты.
– Вам пора. У шатра вас будут ждать. Торги твоей вороницы начнутся с тысячи златых, так сразу отобьёте мелкую шваль и дадите знать, что она невольница для состоятельных, – Сарин протягивает Крайстену поддельную купчую на меня. – Звать её Лори. Ничего не знает о родных и не помнит своего детства.
– Сарин. Твой долг отдан. Если всё пройдёт как надо, мы больше никогда не встретимся, – Крайстен кладёт ладонь на плечо Сарину.
Тот повторяет его жест:
– Пусть удача всегда будет с тобой, белоголовый и Золотое светило ярко освещает путь.
Когда мы выходим на улицу, Светило уже село и только магические фонари, немного освещая дорогу, не дают упасть.
– Где находится шатёр? – глухо спрашиваю я, не пытаясь делать вид, что мне не страшно.
– За портом. Перед вратами в Мраморные чертоги. Я не могу проявлять участие, но знай, Лори, я с тобой. – Крайстен называет меня лживым именем.
Что же. Теперь я Лори. Это Лори будет стоять на помосте, а Эвара останется нетронутой.
– Благодарю вас, мой господин, – послушно склоняю голову я и иду следом.
Схватившись за края ткани, я нервно запахиваю плащ, кутаясь во временную защиту. Скоро я предстану перед пиратами, и она будет сброшена.
«Обереги меня, Старая Ворона, от…» – я спотыкаюсь, не зная, что точно у неё просить.
От позора? Но разве позор быть проданной, если это спасёт любимого?
«Нет, Старая Ворона. Я прошу у тебя бесстрашия. Потому что поджилки мои трясутся от безудержного страха».
Да, именно смелость мне нужна сейчас больше всего остального.
Я не имею права отрешиться от происходящего и по дороге из-под капюшона поглядываю по сторонам. Кто знает, что мне пригодится?
Запах тухлой рыбы, костров и нечистот бьёт в нос ещё до того, как мы выходим на площадь перед портом. Как бы пираты ни хотели быть похожими на жителей Южного света, они оставались теми, кем являлись. Я отмечаю кучи мусора, неопрятных обитателей островов, что снуют рядом, и ободранных тощих собак. Небольшое поселение, где жил артефактор Сарин, ввело меня в заблуждение.
Мы выбираемся на открытую площадь. Порт. Здесь стоит гул. Красные полотна шатра невольников пламенем горят на фоне стен Белого града. Меня мутит то ли от страха, то ли от сильного запаха, к предыдущим подмешивается вонь подгорелой рыбы, которую здесь повсюду жарят на углях. От пиратского гогота и ора мне хочется раствориться на месте и исчезнуть.
– Как вы жили здесь с женой? – Еле слышно шепчу я, чуть не наступая на пятки инзгольдцу.
Я так боюсь отстать, потеряться в этом кошмаре. Боюсь оказаться в руках одного из пьяных пиратов. Без снежных волос, с повязкой на лице его легко потерять в толпе.
– За стеной в Белом граде жизнь иная, особенно в квартале богатых торговцев. Моя жена была в порту поутру и днём, когда здесь порядок и не бродят пьяные отморозки, – поясняет мне Крайстен об особенностях жизни на Изгое. – Князь по вечерам позволяет разгуляться своим подданным. Правильный ход, чтобы держать их в узде остальное время.
Видя разнузданную массу пиратов, сложно не согласиться с правильностью такой стратегии.
Я плотнее кутаюсь в плащ и продолжаю бежать за здоровяком, пока мы не утыкаемся в охрану шатра.
– Кто? – сурово спрашивает инзгольдца один из охранников. Но здоровяка не испугать просто так.
– Кий из Эйзур-Соль, – высокомерно отвечает Крайстен и протягивает свёрток охраннику. – Есть у меня товар, который может приглянуться вашему властителю.
Молча стою рядом с Крайстеном, опустив голову. Если бы не гвалт вокруг, охранник бы расслышал скрежет моих зубов.
– Когда прибыл на Первый остров, Кий? – бегло пробежавшись глазами по купчей, уже миролюбиво спрашивает охранник. Скорее для порядку.
Охрану и остальных предупредили насчёт Кия и особенного «товара».
– Сегодня днём, на «Вольном ветре».
Охранник, возвращает свёрток и делает шаг в сторону, пропуская нас.
– Начало через час. Передай рабыню распорядителю и жди среди зрителей.
В шатре чуть тише, чем на улице. Почти не чувствуется вони, зато нос забивает густым сладким запахом благовоний. Мне они противны не меньше, чем вонь нечистот. Так пахнут рабыни для утех.
К нам семенит невысокий, полный распорядитель. Камзол топорщится на его круглом животе. Он щербато улыбается, окатывая вонью гнилых зубов. Я еле сдерживаю желание отшатнуться и брезгливую гримасу. Так и выдать себя недолго!
– Кий? Птичка мне донесла, что ты привёз нам вороницу из Пиреи? – потирает он руки, пытаясь несмешно шутить. – Редкий товар. Раздень её.
Крайстен небрежно стягивает с меня плащ.
– Хороша-а-а, – довольно цокает языком коротышка. – Как же Пиреи расстались со столь редким товаром? Пока спрячем её. Прибережём на конец торгов. Я разожгу интерес публики и сделаю так, что князь с неё не слезет три дня и три ночи.
На его словах у меня всё обрывается внутри.

Глава 7. Поддельная невольница
Мне претит до глубины враньей сущности, но я разрешаю вонючему коротышке себя помнить. Ни один живой на Отверженных островах не должен заподозрить о даре Старой вороны. «Враний морок» мой верный помощник и ключ к свободе.
Следом я разрешаю не забывать себя и служанке с надменным лицом, которая приводит «в надлежащий» вид рабов в закутке, отделённым от общего шатра плотной шторой. Я утешаю себя, что заберу у обоих право помнить, как только окажусь в Мраморных чертогах. Настолько привыкла, что посторонние живые забывают обо мне, стоит мне выйти за порог, а сейчас я чувствую себя беззащитной и словно раздетой.
Опустив глаза на платье, я тяжко вздыхаю. Сарин выбрал одеяние с глубоким декольте, без рукавов и с разрезами на юбке, стоит мне сделать шаг, как открываются до бедра обнажённые ноги. В таком платье я и так почти раздета. А плащ мне не позволили надеть, его сразу забрал распорядитель.
Вскоре я буду стоять на помосте, под жадными взглядами отвратительных пиратов. Некоторые из них, вроде Сарина, я находила обычными живыми, и они не вызывали во мне неприязни. Но пока мы шли к шатру по площади, я наблюдала других. Грязных, невоспитанных и наглых.
Благодаря стараниям Сарина, представленной служанке не приходится со мной долго возиться. Я вижу, пусть она и сама является рабыней, что относится к невольникам на продажу как к скоту. Презрительное превосходство читается на её лице и в действиях: когда она укладывает волосы, наносит краску на лицо или поправляет одежду. Я бы посчитала, что мне показалось, но её тон и брошенные словечки не оставляют сомнений.
– Что встала, как статуя, нагнись, поправлю волосы, – фыркает служанка, обращаясь ко мне. Я наклоняюсь, сдерживая желание её придушить.
Чтобы отвлечься от неприятной женщины передо мной, я с интересом оглядываю других живых, предназначенных для сегодняшних торгов. По большей части это красивые девушки. Представляю, какая судьба им уготована! Кроме них, здесь трое крепких молодых мужчин в набедренных повязках. Почти обнажённые тела вызывают у меня чувство неловкости. Служанка натёрла невольников тёмным маслом и тщательно причесала, не удивлюсь, если они будут куплены тоже для развлечений. Но я стараюсь не думать об этом долго, не мне вмешиваться в их судьбу.
Постепенно нас становится всё меньше.
– Вороница готова? – отодвигается тяжёлая штора, и в затёмок с ещё непроданными рабами врывается распорядитель. – Я уже слышу звон монет за неё. – Он хлопает себя по кошелю на поясе.
Непроизвольно я бросаю затравленный взгляд в ту сторону, откуда пришёл коротышка.
Здесь прекрасно слышно, что происходит там… Азартные вопли, хлопки и смех, а также возмущённые крики проигравших.
Распорядитель окидывает меня удовлетворённым взглядом и восклицает, хлопнув себя по лбу:
– Совсем закрутился! Мы не проверили её на проявляющем артефакте! Кто знает, может какие способности этой красотки позволят нам заработать дополнительные златые!
Мне едва удаётся устоять на месте, чтобы в ужасе не отшатнуться. Разведают про мой дар, и всё пропало! Мало ли какие блокирующие амулеты на меня навесят, или того хуже поставят дополнительное клеймо! А от него я так легко не избавлюсь. Да чтоб сгинули все, кто торгует живыми, на дне Стоунхольца!
Коротышка убегает, скорее всего, за артефактом, но уходит он не один, а уводит ещё двоих невольниц.
– Чего напряглась? Не бойся, это почти не больно, – презрительно морщится служанка.
Хорошо, что она не поняла истинную причину моего страха, сейчас физические страдания меня заботят меньше всего. От натужных мыслей мучительно ноет голова.
– Не успели! Сегодня торги идут бодро. И леший с ним! Выставляем её так. Она и без дара принесёт нам хорошую выручку. – Толстопуз довольно потирает руки, ещё до того, как дело сделано.
«Улечу, и будешь держать ответ за каждый златый в своём кошеле!» – мстительно думаю я.
Я не сопротивляюсь, когда распорядитель хватает меня за руку и тащит за собой. Важно, что он не успел воспользоваться своим проявляющим артефактом.
Не успеваю очухаться и испугаться, как оказываюсь на помосте.
Кожа начинает пылать от раздевающих меня глаз. Я чувствую неприятные оценивающие взгляды пиратов, и по мне ползут холодные мурашки отвращения. Замерев, я едва дышу. С трудом нахожу Крайстена, с тёмными волосами и в местной одежде, он теряется в толпе чужаков.
Инзгольдец едва заметно утешающе кивает. Я смотрю только на него, и как издалека, до меня доносятся нахваливающие диковинный товар речи вонючего распорядителя. Потом, сквозь пелену, восклицания торгующихся пиратов.
Мне следовало бы быть внимательной, смотреть за всеми и пытаться запомнить, кто будет за меня торговаться азартнее других. Кто знает, будет ли от этого толк? На чужой стороне полезным оказаться могут совсем неожиданные вещи.
– Продана! Три тысячи златых! – громкий восторженный вопль распорядителя достиг моих ушей, а следом и сознания.
Продана.
Три тысячи?! Матерь вранов!
Мне и тысяча казалось несусветной суммой!
Щербатый коротышка чуть ли не подпрыгивает рядом от радости. Десятая часть златых от суммы с проданных невольников уйдёт на поборы с дохода, а десятую он сложит себе в карман.
Ошарашенное перешёптывание выдаёт удивление участников торгов. Но меня больше беспокоит круглый от шока глаз Крайстена. Второй под повязкой наверняка такой же.
Отойдя от потрясения, я быстро пытаюсь понять, кто же меня купил.
– Отправь вороницу к матери в женскую часть дома. Ко мне приведёшь после полуночи. Отмойте её от всей дряни, что на неё нанесли. Готов поспорить, она куда краше.
Приказ отдаёт смуглый, черноволосый мужчина, стоя?щий прямо перед помостом.
– Да, господин, – почтительно склоняет голову второй рядом с ним. Он седой и ниже первого ростом на целую голову.
Седовласый снимает с пояса кожаный кошель и бросает распорядителю. Тот сноровисто ловит тяжёлый мешочек и сразу принимается за подсчёт денег.
Моё внимание возвращается к пирату, купившему меня. Он не сводит с меня чёрных пронзительных глаз. Тело охватывает дрожь, и я нервно сжимаю руки перед собой, неосознанно стараясь прикрыться. Наверное, так чувствует себя добыча, попавшая в силки.
Выходит, это и есть князь пиратов? От него так и несёт опасностью. Черноволосого мужчину можно было бы назвать приятным… до того, как заглянешь в его тёмные глаза. Не припомню, чтобы встречала такой взгляд когда-то. Он обещает мне все муки Эридара за малейшую ошибку.
Я сглатываю. Если меня и Крайстена поймают – нам конец.
Быстро ищу инзгольдца, я вижу, как он снова кивает. Всё идёт как нужно. Меня купил нужный пират.
Дерзкая вороница добровольно загнала себя в клетку.
Одет князь не так вычурно, как другие подле него. Синий длинный камзол, на голове треуголка. О его богатстве ведают дорогие ткани, перстни и массивный амулет на груди из тёмного металла с драгоценными камнями. Мне ясно, что это не просто украшение, у него особенная форма и от камней исходит необычное свечение.
– Как звать тебя, вороница? – чарующим голосом произносит мой «хозяин». – Была у меня давненько столь дивная редкость.
В его голосе мне чудится острая тоска.
Это меня пугает куда сильнее, чем отданные за меня златые. Не установят ли за мной чрезмерно пристальный надзор? Знал ли Крайстен о слабости Князя к девам моего рода? Но если и так, я на него не сержусь. Я достану «Призыв души» для Амирана, даже если меня посадят под сотню замков.
– Лори, господин, – отвечаю я еле слышно и робко улыбаюсь.
«Хозяин» довольно ухмыляется, демонстрируя хорошие зубы, он не говорит больше ни слова и широким шагом покидает шатёр.
Не мешало бы распорядителю потратить немного заработанных денег и на свои зубы. Златых у него в достатке, но кому-то приятнее носить дорогущий камзол, чем иметь здоровый рот?
Я спохватываюсь. Чуть не забыла князю и его доверенному разрешить тоже помнить меня! Быстро проговариваю нужные слова.
Седовласый приказным тоном узнает, имеется ли у меня плащ, а когда одежду приносят, резко обращается ко мне:
– Надень! Не вздумай снять плащ и скинуть капюшон, пока не окажешься в Чертогах.
Грубиян!
Сказала бы я ему, да только не могу этого позволить!
Мы покидаем шатёр. Поверенный князя проводит меня через врата Белого града и ведёт в Чертоги. Мраморные стены и башни с золотыми элементами, богатством и вычурностью стараются переплюнуть красоты пирейских дворцов!
А моему сердцу близок Роунхельм. Тоска о доме, северном, в чём-то топорном, лишь сильнее овладевает на чужбине.
Опустив голову, я стреляю по сторонам глазами и впитываю всё, что вижу. Долгие зимы работы воровкой научили меня запоминать дорогу и детали, заранее не известно, что поможет выбраться. Я отмечаю деревья, бойницы и любые тёмные местечки, где смогу спрятаться человеком или птицей.
Коридоры, переходы, лестницы. Вот и женская часть Чертогов.
Седовласый толкает ажурную дверь, и мы заходим внутрь. Обилие золота и камней ослепляют. Мне не до красот, но фонтан в общей зале потрясает воображение. Вода в чаше переливается бликами от блеска драгоценных камней, выстилающих дно.
Поверенный князя бьёт в бронзовый гонг у дверей, и спустя пару лучин навстречу нам выходит женщина. Красивая. У неё смуглая кожа и благородные черты лица. На вид ей зим пятьдесят.
Она мрачнеет, завидев меня. А ещё больше, когда седовласый передаёт наказ своего господина.
– Амаро велел отмыть её и привести в покои после полуночи, – он небрежно склоняется перед женщиной и покидает залу с фонтаном, не дожидаясь ответа. Так я понимаю, что статус доверенного князя выше его матери.
Так вот какое имя у правителя Изгоя. У него красивое имя.
– Причинишь боль моему сыну и пеняй на себя, вороница! – шипит мне женщина.
Понятно. Эта красивая женщина – мать Амаро!
Я удивлённо распахиваю глаза:
– У меня нет таких мыслей, госпожа. Клянусь! – я складываю ладони вместе, как в молитве перед собой. Не нужна мне её подозрительность.
– Неспроста он купил тебя, чернокрылая! Неспроста! Больно уж ты похожа на ту… другую… Но делать нам нечего. Как звать тебя? – немного смягчается женщина.
– Лори, госпожа, – шепчу я, приглушая свой нрав. Пусть видит меня бедной забитой птицей, а не той, что опасна для сына, о котором она печётся.
Она кивает и хлопает громко в ладоши:
– Сани!
Спешно примчавшаяся служанка уводит меня вниз. В бани.
Пока мы не ушли, мне снова приходится расширить список помнящих меня. На островах таких живых стало невообразимо много.
В небольшом мраморном бассейне служанка осторожно промывает мои волосы, смывает краску и все масла, прежде нанесённые на тело. После укладывает на тёплый бортик бассейна, деревянной палочкой, размазывает по коже странную пасту розового цвета, пахнущую как мыло в доме Сарина. Мне неловко, когда она наносит её и на промежность, но я снова молчу. Служанка выполняет, что ей приказано, а я здесь тоже не имею права голоса.
– Твоя кожа глубоко очистится от грязи и волос, и будет как у младенца, – щебечет служанка.
Судя по её восторженному выражению лица, я должна испытывать восторг, но никогда не ощущала себя настолько паршиво. Знаю, для каких целей меня купил пират, но не позволю ему тронуть себя. Не позволю!
Смиренно переношу бесконечные процедуры по приведению моего тела в холеный вид. Удивлённо разглядываю ногти на руках и ногах, Сани их не просто коротко подстригла, но и отполировала жемчужной пудрой, теперь они матово блестят.
– У тебя красивое клеймо, – восхищённо мне сообщает служанка, втирая в тело масло. – Видно, что прошлый хозяин, заботился о тебе. Твоя птица сидит в гнезде, вся в бутонах цветов. Завидев такое клеймо, новый хозяин будет воспринимать более благосклонно.
Принимаю слова служанки на веру. У меня нет ни капли желания изучать ненавистный знак, но перед глазами вижу печать Рорри – израненная птица в шипах бобовой трехколючки. Её клеймо погубило, а моё, я надеюсь, вскоре исчезнет…
Крайстен и здесь обо мне позаботился. Он будет хорошим отцом для Оники.
Сани выдаёт мне простынь обернуть тело, и меня ведут обратно в залу с фонтаном, а оттуда вверх по лестнице, где запирает в мелкой комнатке. Небольшое оконце закрыто ставнями, внутри невысокая кушетка, почти у самого пола, кувшин с водой, да ведро с очистительными амулетами.
Подёргав ставни, я убеждаюсь, что открыть их не могу. Мне не улететь. Да и без камня я этого делать не собираюсь.
Тело охватывает усталость, а раз пользы от меня никакой, нет проку перебарывать сон, я заворачиваюсь в расшитое покрывало и проваливаюсь в забытье.
Лёгкий скрип двери, и я просыпаюсь. Мои внутренние часы говорят, что миновало два часа. Это Сани. Она раскладывает на кушетке широкие шаровары, странного кроя рубаху из полупрозрачной бирюзовой ткани. Ворот рубахи и пояс штанов расшиты оранжевыми бусинами. Обувь та, в которой я пришла в шатёр. Служанка велит одеться. В этих откровенных нарядах я словно пирейская невольница. Сани заплетает мне сложную косу, перевивая её бусами.
Сердце испуганно трепыхается, пока мы спускаемся к фонтану.
– Делай всё, как велит господин, и награда не заставит себя ждать, – тихо наставляет Сани, не подозревая, что награду я возьму сама.
Она передаёт меня в руки седовласого, он уже поджидает, переговариваясь с матерью князя.
– Я предупредила тебя, Лори! – с нотками угрозы шепчет мне на ухо женщина, прежде чем мы покидаем залу.
С огромным облегчением я забираю у матери Амаро и Сани возможность меня помнить.
«Благодарю тебя, Старая Ворона, за твой дар», – шевелю губами я, больше не считая «враний морок» проклятием.
Не ведаю, придётся ли мне вернуться в женскую часть дворца, но я снова старательно запоминаю путь, по которому ведёт меня доверенный Амаро. Мы чуть не бежим по длинным и запутанным коридорам дворца, а я сопоставляю увиденное со слепком Сарина.
Мы добираемся до покоев Амаро. Перед распахнутыми коваными двустворчатыми дверьми стоит охрана с изогнутыми саблями. Они сразу расступаются и пропускают нас внутрь. Если я и смогу здесь прошмыгнуть, то только враном.
Мои ноги мягко ступают по магическим коврам. Такого я не видела ни в Сурь-Лане, столице Пиреи, ни в Эйзур-Соль! На них порхают диковинные птицы, а на деревьях распускаются цветы. Мраморные стены отражают свет от магических резных лампад из темно-жёлтого металла.
Чем ближе двери покоев в конце коридора, тем сильнее сотрясает тело озноб от накатившего страха, невзирая на жаркий воздух. Князь набросится на меня сразу или у меня будет время придумать, как выкрутиться? «Призыв души» находится так близко, этажом ниже, но всё ещё не в моих руках!
Я уже несколько часов нахожусь внутри Мраморных Чертогов, но меня караулят как единственный видящий глаз оракула!
Про?клятые драконы Тёмного океана!
– Разуйся, как зайдёшь внутрь. А дальше внимательно слушай твоего господина. Не вздумай долго размышлять над его указами или противиться. Не любит он этого, – даёт мне советы седовласый.
Довольно грубый толчок и за спиной захлопывается резная дверь. Густой, тяжёлый запах масел мне неприятен, они сразу забивают чувствительный враний нос. Меня снова настойчиво мутит. Хорошо, что меня не кормили! Вытошнит на дорогущий ковёр князя, и я крылом не успею махнуть, как окажусь в пыточной! В том, что ковры в покоях Амаро стоят дороже всех рабынь-вранов в Эридаре, у меня нет сомнений.
Я беспрекословно скидываю туфли, как мне велели.
В хоромах царит полумрак. Свечи и магические светильники немного разгоняют темноту. У стен стоят сундуки, и брошены подушки на пол, а под балдахином в конце покоев располагается огромная кровать с яркими шелковыми одеялами.
Здесь, как и в других частях дворца, хорошо прослеживается влияние Пиреи.
– Иди сюда, Лори! – подзывает меня «хозяин», и так вкрадчиво звучит его голос, что мой страх становится сильнее.
– Д-да, господин…
– Зови меня, Амаро, детка, – усмехается он.
«Детка…». Так меня называл только один мужчина. А другим не позволено. Но я снова терплю! Злость помогает возобладать над страхом.
– Хорошо, Амаро, – показывая робость, говорю я, так как он хочет.
Против воли я иду на зов Князя, не смея задерживаться, и становлюсь у ложа. Мне мучительно хочется прикрыться в своих прозрачных одеждах.
Сейчас Амаро больше похож на пирейского принца, чем на предводителя пиратов.
Князь вальяжно лежит на боку в одних пёстрых шароварах. Амулет он так и не снял. Без треуголки по плечам разлеглись чёрные блестящие кудри.
Перед Амаро серебряный поднос, наполненный лакомствами, и кувшин с изогнутым носиком. От волнения и грозящей мне опасности изысканные яства не пробуждают аппетит.
Амаро хватает персик, откусывает его; я наблюдаю, как по его подбородку стекает сок и капает на гладкую смуглую грудь.
– Боишься? Не нужно, – по губам Амаро пробегает коварная улыбка. – Я умею доставлять женщинам удовольствие. Если мне не перечить. Забирайся на ложе, Лори, – произносит он таким тоном, что я не осмеливаюсь ослушаться.

Глава 8. Куда меня завел маскарад
– Присоединяйся к трапезе, Лори! – произносит Амаро обольстительно, словно он не пищу имеет ввиду.
Да что там. Он уже решил, что сегодня его блюдом буду я. Судорожно соображаю, как мне ему помешать.
Я не могу больше испытывать терпение пирата и неуклюже заползаю на кровать, становясь на колени.
– Нет, погоди. Возьми там два кубка для сока граната, – он рукой указывает на угол покоев. – Обслужи меня.
Может зря, но я снова слышу в его словах совсем иной посыл.
Передышка весьма мимолётная, но и она во благо. Я торопливо семеню, куда мне указал Амаро, и натыкаюсь на столик в тёмном углу. На нём тлеют угли в металлической чаше, источая аромат, который меня здесь встретил. Угли почти не дают света, но воняют знатно. На столике стоит десяток кубков разных форм и размеров, наугад я хватаю два и возвращаюсь к пирату, пару раз в потёмках споткнувшись о ковры на обратном пути.
У меня зреет план. Невесть какой, но он даст мне отсрочку придумать что-то более плодотворное.
– Больно ты неловкая для двуликой, – подмечает пиратский князь. Он не особо доволен.
Могла бы ему посочувствовать, да не в том я положении…
«Спасибо, маленькая вороница, за идею», – вспоминаю я с благодарностью Рорри.
– Да что там осталось от моей птицы, – горестно вздыхаю я, опустив уголки губ вниз.
Забираюсь на ложе и присаживаюсь на колени поближе к подносу и Амаро:
– Мой господин редко разрешал мне принимать облик врана. Я уже не помню когда…
– Ясно, – резко обрывает он, не желая выслушивать мои сетования. – Налей нам сок граната. Да побыстрее. И поешь. Силы тебе понадобятся.
Я бы презрительно высказалась, да нельзя! Если князь хочет, чтобы у меня были силы, то кормить меня следует мясом, горячими лепёшками и сыром, а не сластями, что я вижу на подносе. Пристроив один кубок, я наполняю второй соком и протягиваю Амаро.
Не успевает князь его перехватить, как фужер скользит из моих пальцев и падает на поднос, расплёскивая во все стороны брызги тёмно-красной жидкости. С громким испуганным криком я вскакиваю на ноги, «позабыв» о тяжёлом кувшине в левой руке. Теперь соком граната залиты шаровары Амаро и расшитые покрывала, сласти на подносе плавают в гранатовом напитке.
Мои губы дрожат, будто я собираюсь заплакать, а на самом деле еле сдерживаю смех. Мне бы стоило страшиться княжеского гнева, но похоже, я устала бояться. Пиратскому князю точно не доводилось иметь дело с настолько нерасторопной рабыней!
– Л-лори-и? – на его лице бескрайнее недоумение, оно вытесняет всю возможную злость.
– Господин! Господин! Я всё приберу! – я затравленно смотрю на Амаро. – Пощадите! Прошу! Не продавайте меня!
С трудом выдавливаю слёзы из глаз и падаю ниц.
Как мешок с корнеплодами. Я задеваю край подноса, он переворачивается на кровать, а я начинаю причитать и молить о пощаде сильнее прежнего. На грохот и вопли в покоях врывается охрана, караулящая у дальних дверей. Они услышали представление, что я здесь устроила даже через длинный коридор.
– Позвольте мне всё исправить, господин! Я искуплю вину, – в молитве складываю руки я, и хватко вцепляюсь в ногу Амаро. – Я давно не ела и ослабла.
– Вызовите пирейца! Он был на пиру и остался гостевать в Чертогах, – рявкает князь, раздражённо дёргая ногой, лишь бы стряхнуть меня. – Меня обманули, продав это недоразумение!
– Амаро! – я очень рискую, называя его по имени сейчас. – Амаро, я исправлюсь, мой господин!
Похоже я перестаралась! Не ожидала, что дело примет такой оборот! Если нас выставят с Крайстеном из замка, мы не поможем Амирану!
Услышав своё имя, пиратский князь задумчиво смотрит пару ударов сердца, а кажется, что целую вечность, и решает как со мной поступить.
– Искупишь, вороница, – его глаза так и лучатся коварством. – Слезай отсюда!
Хитрющий пиратский лис!
Быстро следую приказу Амаро, пока он не передумал.
– Моему слуге явиться и всё прибрать! Вернусь из купели, чтобы здесь никого не было! У вас тридцать лучин. Принесите немедленно еду, да посытнее. Хотел бы я знать, почему вы морите голодом ценных невольниц?! – раздаёт приказы Амаро. Холод его недовольства обещает мучения, стоит кому замешкаться или ошибиться.
Пусть он и не показал вида, но расслышал, что я голодна. В последние дни я плохо питалась, а с обеда уже прошло много часов. В этом я не хитрила. Выполняя задания воровкой, я всегда выдавала часть правды и мне верили. А раз уж князь захотел накормить меня плотной едой – не откажусь! Силы мне понадобятся!
Стражники кланяются и торопливо покидают покои, словно это они устроили здесь развал и забыли накормить меня ужином.
Амаро ловко спрыгивает с кровати, брезгливо стаскивает с себя мокрые шаровары, оставаясь голышом. На нём теперь амулет на груди, да перстни.
– Матерь вранов! – бормочу я смущённо и прикрываю глаза.
– Пожалуй, ты мне всё же нравишься. Смущаешься как невинная девица, – довольно хмыкает мне в ухо Амаро. – Сколько мужчин у тебя было, Лори? На меня смотри.
Открываю глаза и старательно цепляюсь взглядом за лицо Амаро, только бы не видеть его голое тело. Я не решаюсь соврать. Да и незачем:
– Д-два, мой господин.
Снова хмык.
– Идём в купель. Меня нужно вымыть, сам я устал и не хочу. Исправишь, что натворила, – он разворачивается и шагает в тёмный угол покоев, в ту сторону, где стоит столик с углями и кубками.
Ему плевать, что он в чём мать родила.
Покорно тащусь за ним, ещё не понимая, не довела ли я своё положение до губительного.
Амаро хлопает в ладоши, загораются магические лампады, освещая прежде тёмную часть покоев. В приглушённом свете из темноты проявляется резная дверь, а за ней невообразимая по размерам помывочная.
Амаро опускает рычаг на краю маленького мраморного бассейна величиной в четыре, а то и больше купелей. Чаша начинает наполняться водой, от которой сразу поднимается пар. Я удивлённо таращу глаза. Не приметила, чтобы князь использовал нагревающий амулет!
– Никогда не вида?ла такого? – Амаро погружается в горячую воду и откидывает голову на край бассейна. – Изобретение стоунхольцев. Мои люди достали эту купель с большой глубины. – В его словах слышится гордость.
Я тихонько стою рядом, ожидая новых указаний. Проходит несколько лучин и бассейн наполняется доверху.
– Подними рычаг, – приказывает Амаро. – На полке мыло для волос и тела розового цвета и океаническая губка. Помой меня.
Его тон предупреждает: после того, что было в покоях, он не потерпит новой выходки.
Дрожащими руками я беру с мраморной полки чашу из латуни в форме океанской раковины и пористую губку для мытья. Полкой ниже стоят в ряд какие-то странные чёрные свечи. Тоже для меня непонятная вещь. Для чего нужны свечи такого необычного цвета? Не тёмной ли магией балуются на Архипелаге Изгой?
– Сонные свечи, – поясняет князь, когда я подхожу с мылом. Он подмечает моё любопытство. – Помогают лучше спать.
У меня бы тоже был плохой сон, стань я отъявленным подлецом и убийцей!
– Не обижу я тебя, если будешь честна со мной и не предашь. Не смотри так затравленно, – разочарованно произносит Амаро. И зло спрашивает. – Я что? Противен тебе? Совсем не нравлюсь?
У него так быстро одно настроение сменяется другим!
– Нет, господин, – я робко улыбаюсь. – Вы мне не противны. – Говорю правду я, и он видит, что не вру.
«Просто я люблю другого», – думаю я, осторожно намыливая плечи и спину Амаро губкой, стараясь не затрагивать руками голую кожу.
Потом он встаёт из воды, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы выполнить работу, не обращая внимания на то, что предводитель пиратов обнажён. Меня утешает, что сейчас его не обуревают плотские желания, скорее он занят изучением новой невольницы.
Спустя некоторое время, я подмечаю подозрительный взгляд Амаро. Он наблюдает. Я роняю губку на пол, а затем опрокидываю в бассейн раковину с остатками мыла, не забывая испуганно ойкать.
– Простите, – сконфуженно потупляюсь я и замираю. До ушей доносится тяжкий вздох Амаро.
Мой «хозяин» окончательно уверовал, что я неловкая как самка пирейского бегемота.
– Довольно. Достань для меня простыню из сундука. И отправляйся в покои. Ешь и жди, – отсылает меня прочь из купальни князь.
В спальне успели прибраться. На ложе стоит другой поднос с сытной едой, от аромата которой рот моментально наполняется слюной. Я успеваю слопать три огромных ломтя мяса с сыром и кусок пирога с требухой, прежде чем в покои широким шагом, замотанный в простынь, врывается князь.
Время неумолимо идёт. Где-то подо мной в артефакторной лежит нужная мне вещь, а я так и не добралась до неё и никак не могу отделаться от предводителя пиратов.
– Убери поднос и раздевайся. На дворе глубоко за полночь, я хочу получить ласку и понять, не потратил ли зря столько златых, – жёстко произносит Амаро.
Время в одиночестве не пошло ему на пользу. Он опять раздражён.
Та симпатия, что я к нему испытывала прежде, испаряется, как вода под летним зноем Золотого Светила. Если обернусь сейчас – в Мраморных чертогах поднимут тревогу. Крайстена схватят и будут пытать, дабы выяснить: кого же он привёл в цитадель пиратов?
Вынужденно снова исполняю веление Амаро. Пока я утаскиваю поднос на столик с кубками, он успевает разоблачиться и лечь на кровати. Под пристальным взглядом я медленно стягиваю блузу. Потом очередь доходит до шаровар. Он забудет меня, когда я уйду. Но легко ли произошедшее забуду я?
Ловлю себя на чувстве, что это уже было раньше. И быстро понимаю почему. Только сейчас у меня нет ни той горсти амулетов, ни браслета мамы. Амаро тоже далеко не Амиран.
Амиран. Я верю в то, что он меня не осудит, скорее будет винить себя, что мне пришлось пойти на этот шаг. Тело стерпит объятия нелюбимого, а душа будет с моим сумеречным магом.
– Лори… – немного печально шепчет князь и убирает прядь волос с моего лица. Коса снова растрепалась. – Внешне ты напоминаешь мне её, но совсем другая… Лори?
– Господин?
– Амаро, – вспылив, напоминает он. – Я хочу, чтобы ты кричала моё имя, когда я буду брать тебя.
– Как велите, Амаро.
Я вытягиваюсь на ложе, словно овца на жертвеннике, и закрываю глаза. Руки умощаю на груди так, как их укладывают покойникам и жду. Надеюсь, всё закончится быстро.
– Амаро? – открываю я глаза и встречаю насупленный взгляд князя, с интересом рассматривающего меня в столь странной позе для слияния.
Отмечаю, что меня князь меня по-прежнему не жаждет. Это успокаивает. С другой невольницей он и не стал бы возиться, а просто воспользовался. А я напоминаю ему о другой воронице и против его воли пробуждаю тоску, а никак не плотское желание.
– Говори! – устало разрешает он.
– Вы мне подскажете, когда я должна кричать ваше имя, чтобы вы остались довольны, господин?
– Потонуть мне в Тёмном Океане! – вскрикивает он и швыряет в меня простынь. – Прикройся!
Испуганно прижимаю к себе ткань, прячась в ней. Как он поступит со мной?
Амаро падает на спину, запускает руки в волосы и начинает смеяться. Его нервный хохот громогласно разносится по покоям.
– Не диковинку я купил сегодня! А настоящее чудище!

Глава 9. Мраморная клетка для вороницы
– Лори… – отсмеявшись, спрашивает Амаро. – Почему тебя продал прежний хозяин?
Очень хотелось бы знать, насколько от ответа зависит моя дальнейшая судьба!
– За неуклюжесть, господин Амаро, – неуверенно шепчу я, изображая стыд. – Я честно-пречестно старалась ничего не бить, но вещи сами выскальзывают из рук. Как живые!
Амаро тяжело вздыхает и пристраивает голову на подушку.
– Я спотыкаюсь и натыкаюсь на все углы в доме. Моя неловкость всех раздражает. – Потупив взор, вдохновенно вру я.
Не перестараться бы, изображая наивную никчёмную рабыню!
– Придумаем, что делать с тобой завтра. Ложись и спи. Но прежде принеси две сонные свечи из купальни и зажги. Могу я надеяться, что ты не спалишь мой дом, Лори? – несмотря на шутливые слова, он преисполнен усталости и прикрывает глаза.
– Я приложу усилия и буду очень осторожна, господин Амаро! Благодарю вас! – горячо шепчу я и соскальзываю с кровати. С собой я утаскиваю простыню и плотно в неё оборачиваюсь.
Можно было бы грохнуться тут же, подтверждая рассказанную сказку о моей неуклюжести, но мне нужно, чтобы пират уснул, и я смогла выпорхнуть из мраморной клетки. Взбудораженность от моей проделки ушла, и снова жгучими искрами просыпается тревога за жизнь Амирана. Этой ночью вышла треть того срока, что нам выделил Джамил.
Помимо беспокойства, есть и облегчение оттого, что Амаро оставил затею овладеть мной. Если подумать, то этого желания у него не было с самого начала. Не меня он хотел, а ту другую деву нашего рода. Пока иду в купель, думаю о том, что же стало с ней?
Я возвращаюсь с чёрными свечами, размещаю их в специальные подставки на длинных ножках у кровати и поджигаю магической лучиной, найденной в помывочной на полке.
– Вы не можете спать без свечей, господин Амаро? – вырывается у меня. Опять не подумав, я лезу, куда меня не просят. А вдруг он посчитает любопытство рабыни дерзостью?
Князь пиратов снова спокойного воспринял подобную форму обращения, так было легче мне и, похоже, не раздражало его. Было неловко звать его по имени – слишком лично и неприемлемо для невольницы. Я прекрасно понимала, что он пытался восполнить потерю, с которой так и не смирился.
От свечей потянуло луговыми травами, слегка закружилась голова, и я тоже легла. Сильно беспокоил вопрос, смогу ли я побороть действие наведённого сна?
Амаро снова тяжело вздохнул, но всё же ответил. Безмерная усталость так и сквозила в его словах:
– Думаешь, легко управлять пиратами? Я не могу их просто заставить. Тогда я совсем потеряю сон. Среди них полно магов и сильных двуликих, таких как медведи или тигры со своими целями и ви?дением, как они хотят жить, – он усмехается. – Грубой силой их не возьмёшь. Мне приходится поддерживать авторитет, обдуманно отмеряя каждый шаг. Моим подданным должно быть выгодно и удобно служить мне. Я как целитель-травник, выверяю в голове рецепт и скрупулёзно отмеряю каждый шаг. Приказы, поощрения, поддержку и запреты. Когда надо – подпитываю их тщеславие и жажду денег, но не даю обнаглеть и перейти грань.
Властитель пиратов очень умён. Поняла это с момента нашей встречи, а его откровенность лишь подтверждает мои выводы.
– Знала бы ты, как я устал, Лори. Так, безмерно, что не могу спать. Но не хотел каждый раз прибегать к магу-целителю, и по моему наказу травники изготовили сонные свечи. Треклятые мёртвые – они вызывают привыкание! Только кто ведает, сколько я проживу? Я отдых мне нужен сейчас, – Амаро широко зевает. Его веки тяжело опускаются и засыпая, он повторяет. – Спи, Лори. Вернёмся к тебе и другим проблемам, когда отдохнём.
Спустя удар сердца Амаро громко сопит. Он провалился в глубокий сон.
Я тоже больше не могу бороться с дурманящим действием свечей. Мне ничего не остаётся, как понадеяться на силу своей способности пробуждаться в нужное время. Загадываю проснуться через час и молю Старую Ворону о помощи забрать амулет и успеть воротиться в Погиблые земли. Мне становится по-глупому смешно: я прошу мать вранов вернуть меня в мёртвые земли. Ещё несколько вздохов аромата луговых трав, и я падаю в сон вслед за Амаро.
Просыпаюсь я не через час, а целых три! Больно сильным усыпляющим эффектом обладают чёрные свечи с обманчиво-лёгким ароматом. Сон наводят они такой, что моя способность пробуждаться в нужное время оказалась бессильной.
Меня будит спор двух голосов над головой, и теперь я осторожно приоткрываю глаза, продолжая притворяться спящей. Один голос принадлежит Амаро, а второй противному пьяному толстяку. От него так разит винными парами, что они перебивают насыщенный запах благовоний!
Мне хочется рыдать… Опять меня провели как глупую жену петуха! Свечи успели прогореть, и Амаро не спит. Как мне сбежать?
– Ты себя видел, Миска?? Протрезвеешь, тогда я и отправлю её в твои покои? – рассерженно вскрикивает Амаро.
Сдерживаю дыхание и возмущенно-удивлённый возглас. Он про меня? Не стал пользовать меня в своих целях и решил отдать поразвлечься этому отвратительному пирату?
– Я заплатил, господин князь! Имею право забрать свою покупку немедля! – пыхтит толстяк. Его пьяные глаза, почти скрытые жирными щеками, алчно сверкают. – Отдай мне рабыню сейчас! – Миска? ничуть не боится пиратского властителя.
По моей щеке стекает слезинка и падает на цветастое покрывало.
Амаро не изменяет себе. Он остаётся тем, кем он является. Пиратом.
Он продал меня, пока я спала. Я глупее курицы, раз решила, что пират почуял ко мне симпатию не как к женщине, а как один живой к другому. Повелась на его обаяние, на миг позабыв, что из себя представляют жители Архипелага Изгой!
– Ты позабыл, с кем говоришь сейчас? – презрительно цедит Амаро. – Уходи, пока я не передумал. Верну златые и вороница останется у меня.
Толстяк отступает.
– Пойду я, господин Амаро. Вы правы, – он пьяно икает. – Поем, прикажу убрать покои. Там нужно проветрить. А потом я жду свою цыпочку.
Грузно шагая, толстяк покидает покои князя.
– Я знаю, ты не спишь, Лори, прекращай реветь. Ты всего лишь рабыня, такова твоя судьба. Зажги снова свечи, меня утомил наместник восьмого острова. Отныне ты будешь жить там, в доме господина Миска?. Пока горят свечи, отдыхай – это мой дар тебе. – Амаро забирается на ложе и устраивается там, где спал ранее.
Притворяться и правда больше нет смысла. Сажусь, натягивая по горло сползшую простыню.
– Господин, – еле слышно, задаю я снедающий меня вопрос. – Почему?
– Ты напоминаешь мне её, то ты не она. Миска? увезёт тебя на свой остров и избавит от пагубного влияния. Я тебя продал – чтобы больше никогда не видеть! Ты лезешь мне в душу, Лори. Я почти не знаю тебя, но веду ненужные мне разговоры и непонятно почему, доверяю тебе. Всё вороницы такие? – Амаро горько усмехается. – В прошлом я уже доверился и был предан не только рабыней, которой положил мир к ногам, но и названым братом.
Амаро резким движением садится, испугав меня.
– Он тоже имел больше остальных. Я готов был жизнь отдать за этих двоих. Но не всем знакома благодарность. Они предали меня и сбежали! – глаза пирата сверкают так сильно, что могут зажечь своей яростью холодные Мраморные чертоги.
– Вы нашли их, господин? – не сдерживаю я враньего любопытства.
– Нашёл, – тон пирата не предвещает хорошего конца. Амаро откидывается обратно на подушки. – Они оба спят на дне Тёмного Океана. Я никому не прощаю предательства.
Только Старая Ворона ведает, сколько усилий мне приходится приложить, чтобы не отшатнуться. Мне дурно и трудно дышать. Поймает и меня будет ждать такая же участь.
– Не испытывай моё терпение, Лори! Неси свечи! – погоняет меня Амаро.
Да. Он не любит ждать. Об этом меня предупреждал седовласый. Мне на руку нетерпеливость князя, увидит страх, граничащий с отвращением, и мне несдобровать! Лучина-другая, пока я бегу в купальню и возвращаюсь в спальню, дают мне время нацепить маску послушания. Я поджигаю свечи, стараясь не вдыхать отравляющий дым.
– Господин, вы говорили, что свечи вызывают привыкание? – Опасно задавать вопросы, но мне больше неоткуда узнать. – На меня они тоже повлияют?
– Отвечу и закончим на этом. Не бойся, Лори. Ты не успеешь привыкнуть. Со временем свечи все меньше дают сна, а увеличивать меры ингредиентов опасно, травники уверяют, что сердце может заснуть навсегда, – нехотя отвечает он. Видно, что разговоры со мной ему стали в тягость. – Поначалу я спал часа три-четыре, теперь же едва больше часа. Хватит болтовни! Я устал.
– Благодарю вас, господин Амаро, – я почтительно склоняю голову. – М-могу я прежде, чем лягу, сходить в вашу уборную? – Робко и очень тихо шепчу я, надеясь получить его разрешение.
– Иди! Не смей меня больше звать по имени! Всё! Молчи! – проводит он пальцем по моим губам и закрывает глаза.
Повезло! Ещё не вырвалась, но знаю, как мне быть дальше!
Меня уже клонит в сон, я успела вдохнуть заново отравленный воздух. Со всех ног бегу в купальню. Промываю нос, глаза и полощу рот, много пью и мочу лицо холодной водой, пока не появляется ясность в голове. Очень плохо, что Амаро так недолго спит с этими свечами!
Мочу простынь и наматываю на лицо, оставив только маленькие щёлочки для глаз. Беру ещё несколько свечей, две ставлю у изголовья кровати и четыре у входа в коридор, надеясь, что движение воздуха утянет туда дым. Мимо охраны мне не пройти даже в облике врана. Подумав, немного приоткрываю ставни и убеждаюсь по струйке дыма, что тяга воздуха направлена в коридор. Я возвращаюсь в купель и пережидаю десять лучин там. Сняв простынь, снова пью и умываюсь.
Пока жду, роюсь в сундуках. Голышом и в одежде невольницы для утех я слишком приметна. Нахожу в сундуке чистую, белую рубаху и штаны. Вещи князя. Мне всё большое. Заправляю подол и подпоясываюсь отрезом ткани. Длинные рукава и штанины закатываю, волосы заплетаю. Снова намотав мокрую ткань, я ухожу из покоев Амаро, забрав у него разрешение помнить меня. Он может больше не переживать о том, что некая вороница принесёт ему страдания.
На выходе ныряю в расшитые туфли. Другой обуви у меня нет, а изранить или застудить на мраморных полах босые ноги боязно.
Охрана князя в конце коридора спит, завалившись на пол, храпит на всё крыло.
Сбежала!
Прячу мокрую простыню за вазонами, и обернувшись вороницей, я лечу короткими отрезками. Постоянно оглядываюсь и прячусь в углублениях, тёмных арках и за вазонами. Мне везёт, и по дороге я никого не встречаю. Предрассветное время – самое спокойное для воришек.
Благополучно добираюсь этажом ниже, воскрешая в памяти путь до артефакторной.
Я быстро её отыскиваю, но дверь плотно закрыта. Мне приходится ненадолго стать человеком, чтобы её приоткрыть. Для врана нужна совсем небольшая щёлочка, но у птицы нет силы сдвинуть тяжёлую створку.
Притомившаяся стража спит крепким сном внутри. В артефакторной много комнат, слабый свет магических лампад почти не влияет на темноту, отблески лишь слегка высветляют тёмные углы, полки и витрины.
Я и представить не могла, что в артефакторной будет столько всего. Здесь бесконечное число полок с великим множеством предметов, меня обуревает страх, что я никогда не найду «призыв души». Вряд ли я могу долго шариться в чужих владениях до утра! Амаро проснётся и тут же поднимет охрану, и будет совсем неважно, что он не помнит моего облика.
Враны видят лучше, чем люди в темноте, но я бы не отказалась от яркой лучины в руках, а лучше бы кто мне указал, где лежит черный кусок зловещего Трезубца! Амулет этот довольно ценный, и облетев комнаты, я решаю изучить витрины у окна в самой большой из них.
Возможно, потому что я использовала «призыв души» раньше, нахожу амулет быстрее, чем надеялась. Не притронувшись, я ощущаю, как он притягивает меня и жжёт холодом даже через тонкое, почти прозрачное, слюдяное стекло витрины.
Передо мной встаёт новая трудность. Враном мне не поднять крышку со стеклом! Я снова оборачиваюсь девушкой и быстро хватаю кусок чёрного камня. Амулет тут же отзывается в руке, колко жжётся и студит голую кожу. Сам Трезубец пышет огнем, а изготовленный из него амулет совсем другой.
Я не успеваю спрятать камень и стать враном.
– Кто ты? – угрожающе раздаётся за моей спиной. – Немедленно отвечай, кто ты и что здесь делаешь, или пеняй на себя!

Глава 10. Есть ли спасение?
Испугавшись, я задерживаю дыхание. Неужели попалась? Медленно поворачиваюсь, боясь сделать неверное движение. Передо мной стоит мужчина зим пятидесяти, он как и большинство пиратов черноволос и смугл. На нём зелёно-коричневая туника и кожаный фартук, пальцы в тёмной пыли и разноцветных пятнах. Артефактор. Поймёт, что я воровка – мне несдобровать! Один громкий возглас и пробудится охрана, безмятежно спящая у дверей.
– Кто ты? – терпеливо повторяет он свой вопрос, куда спокойнее, чем первый раз. По-видимому, не чует от меня угрозы.
Зря.
– Невольница, господин! – Я изображаю крайний испуг и рассеянность, правой рукой поправляю волосы, прикладываю их к губам.
Взгляд артефактора следит за мечущейся по лицу рукой, в это время я незаметно левой засовываю украденный камень за подвёрнутый пояс. Хоть бы амулет не выпал!
– Я заблудилась, господин! Меня совсем недавно купил…
Как же назвал толстяка Амаро? Чашка? Мяскин?
Дохлые раздутые жабы на болотах! Не могу вспомнить!
Когда Амаро называл по имени толстяка, я находилась под снотворным воздействием свечей, и теперь тщетно пытаюсь вспомнить его имя.
Миска?!
Артефактор хмурит брови, теряя терпение.
– Господин Миска?! Знаете, такой с большим животом, наместник Восьмого острова, видно, что у него нет недостатка в еде! А значит, и я не буду голодать! Господин князь перепродал меня Миска? за мою неуклюжесть и забывчивость. Пока я шла в покои нового господина, позабыла дорогу, – быстро проговариваю я, чтобы сбить с толку нежеланного свидетеля. – Мне сказали спуститься ниже, и комната нового господина будет находиться прямо под покоями князя Амаро!
Мастер теряется от обилия вываленных на него слов. Немудрено! От силы прошло два-три удара сердца. А если артефактор не спал всю ночь, то я с лёгкостью запудрю ему мозги!
– Я уже внутри поняла, что забрела не в те комнаты! – хлопаю я себя по лбу. – Собиралась выйти, но незаметно увлеклась увиденным! Совсем-совсем позабыла, куда шла и как здесь оказалась.
Я пускаю слезу, а потом ещё одну. Опустив голову, я снова подаю голос, он дрожит.
– Пожалуйста, господин! Помогите мне найти покои господина Миска?! Меня опять продадут или накажут! – Всхлипываю я для пущей убедительности.
Мужчина тяжело вздыхает. Не нужны ему беспокойства, связанные с забредшей в артефакторную невольницей. Да и он свалился на мою голову, когда и так препятствий более чем достаточно!
– Здесь столько необычностей и невиданных вещиц! Никогда не встречала такого! Мой прежний господин был весьма небогат! – перехожу я на восторженный тон, изображая простушку. – Я давай смотреть одно, другое! А эти штуки со стеклом! Никогда не видела таких необычных сундуков! – Снова восторгаюсь я. А кому не будет приятно слышать о своей уникальности?
– Витрины! Это витрины, а не сундуки со стеклом, – нахмурившись, поясняет мужчина, разглядывая меня. Явно не может определиться, как со мной поступить. – Такая красивая и такая глупая… – Сокрушённо вздыхает он снова.
– Господин… – умоляюще тяну я. – Я вижу у вас доброе сердце! Помогите мне. Прошу! Меня накажет новый господин… – И шёпотом добавляю. – Боюсь я его…
Я в молитве складываю руки и жалобно смотрю на артефактора. В моих глазах снова блестят слёзы.
Теперь я вполне могу претендовать на хлеб в труппе бродячих артистов!
– Наместник Восьмого острова, говоришь? – сочувственно оглядывает меня артефактор. – Несладко тебе придётся у нового господина. Ты необычная. К какому роду принадлежишь?
Понимаю, что на Архипелаге, как и в Роунхельме, кроме влиятельных господ и путешественников, мало кто видел двуликих вранов. Поддавшись чутью, говорю ему правду. Будет хуже, если он поймёт, что я вру и вместо помощи поднимет охрану.
– Вороница я, из Пиреи… Господин… – смотрю я жалобно на него.
Мне не нужна комната пьянчуги, но как её миновать, я придумаю позже, а сейчас надо избавиться от артефактора! Может стоило попросить его отпустить меня? Но я остерегалась, что мастер позовёт охрану и весь обман быстро вскроется.
Глаза артефактора широко распахиваются. Он очень удивлён, но мой честный ответ подталкивает его сделать выбор.
– Ну хорошо! Отведу я тебя! Как звать-то тебя? Хотя какая мне разница! – бурчит он себе под нос и идёт через комнаты к выходу, а я семеню за ним.
Не хочет знать моё имя, даже поддельное и не нужно. Чем меньше обо мне останется в памяти живых, тем лучше.
Оба охранника так и дрыхнут на своих табуретах. Один приоткрывает глаза и, увидев артефактора, спокойно продолжает спать.
– Жаль мне тебя. Не лучшего хозяина выбрал для тебя господин Амаро, – снова бормочет мастер, когда мы выходим в коридор.
Мне горько от его слов. Невольницы как вещь в этих краях, Амаро ничуть не волновало, кому он отдал меня. Наплевал на то, что моя жизнь у отвратительного пьянчуги-наместника будет далека от радости. Судя по словам и виду Амаро, он сам с великим трудом выносил присутствие Миска?. Но кому есть дело, как будет чувствовать в новом доме проданный ковёр или кресло? Так и с рабами…
– Спасибо вам, великодушный господин, что помогаете мне! – я прибавляю шаг, чтобы сильно не отстать от артефактора. Он шустро переставляет худощавые длинные ноги, и мне приходится бежать за ним чуть ли не вприпрыжку.
– Ты ошиблась на один этаж. Гости князя Амаро селятся ниже, а у твоего нового господина там постоянные покои. Ты точно знаешь, что тебе туда? Он не особо часто пускает к себе прислугу для уборки или с едой. Явишься в его без разрешения и не оберёшься проблем, – артефактор останавливается, он ищет ответы на моём лице.
А я вспоминаю, что пьяный наместник говорил об уборки в покоях.
– Точно-точно, господин! Мне велено идти туда! – часто-часто киваю я. – Господин Миска? говорил, что прикажет сделать уборку в своих покоях! А что-то приберу я. Нужно спешить! Пока новый хозяин не решил, что я ни на что не гожусь.
Я тороплюсь скорее увести артефактора с этажа с амулетами. Боюсь, что проснуться охранники или мастер заподозрит, что я похитила одно из богатств. На мгновение вспыхивает мысль, не почует ли он «призыв души», когда мы выйдем отсюда и спадёт общий фон от амулетов? Придётся проверить на деле…
Артефактор кивает и идёт дальше, а мне не удаётся сдержать шумный выдох.
Мы спускаемся на этаж с гостевыми покоями. Темноватый бесконечно длинный коридор, но не мрачный, как в замках Роунхелтма. Холодные белые мраморные стены и два ряда резных дверей.
Артефактор ведёт меня, задумчиво поглядывая по сторонам, словно он не уверен в том, где покои Миска?.
Неожиданно на одной из дверей едва видно загорается печать, и между лопаток становится тепло. Это комнаты Крайстена! Там внутри, моя одежда и очень важные для меня вещи!
Не я одна замечаю, что печать на двери реагирует на меня. Сказать, что это покои толстяка – не выйдет. Когда бы он успел поставить печать? Не думаю, что артефактор глуп, чтобы поверить в столь наглую чушь!
– Лори! – по коридору разносится знакомый рык инзгольдца. Он здесь!
Я больше не одна во враждебном дворце. Становится так тепло и легко, но ещё рано отмечать победу, мы по-прежнему находимся в Мраморном дворце под внимательным взглядом артефактора. Чертоги начинены охраной и желающими выслужиться перед Амаро.
– Господин, Кий! – быстро-быстро проговариваю я, пытаясь в короткие сроки ввести здоровяка в курс дела. – Князь Амаро устал от моей неуклюжести, и он продал меня наместнику Восьмого острова! Пока я шла сюда, опять всё позабыла и заплутала. Оказалась в диковинной комнате с этими… витринами! И совсем потерялась во времени, позабыв о наказе князя Амаро. Добрый господин артефактор нашёл меня и великодушно согласился проводить в покои нового хозяина!
Глаза Крайстена загораются пониманием, ему становится ясно, что я сбежала от Амаро, побывала в артефакторной, а теперь нам надо избавиться от мастера амулетов как можно скорее, пока сюда не явился мой новый хозяин. Дать бы знать Крайстену, что я успела выкрасть «призыв души»! Размышлять некогда.
– Господин Кий! – заламывая руки, я падаю на колени перед инзгольдцем. – Я так боюсь, так боюсь нового господина! Говорят, наместник Восьмого острова жесток
Картинно рыдаю. Сквозь слёзы довольно наблюдаю, как в ответ на мою истерику, артефактор трёт руками лицо. Клянусь тремя голубыми лунами, он уже сто раз пожалел о том, что захотел мне помочь! Самое время перепоручить меня бывшему хозяину и вернуться в тихие комнаты артефакторной!
– Постойте, я прежний владелец этой рабыни и гость в Чертогах по приглашению князя Амаро. Лори испугана! Дайте мне пару лучин, я утихомирю рабыню и провожу в покои нового хозяина. – Слова и мимика инзгольдца выражают желание помочь. – Я знаю как с ней обращаться. А так глядишь, она своими воплями переполошит весь дворец. – Он воздевает глаза к потоку.
Артефактор сомневается, но ещё раз окинув меня уставшим взглядом, соглашается:
– Буду вам признателен, господин Кий, а я поспешу обратно. Желаю тебе удачи, Лори! Будь внимательна, – бросает мастер участливо, и быстро шагает к лестнице, оставляя меня с инзгольдцем.
Но и сейчас судьба решает не отпускать меня столь быстро из Чертогов Амаро. Не успел артефактом уйти, как в коридоре появляются двое, по форме одежды они похожи на охрану.
– Быстро внутрь! – тихо приказывает Крайслер. – Переоденься, возьми свои вещи и поёшь. Тебе ещё крыльями махать. Камень у тебя? Улетай к Мраку, а затем в Трезубец! Я задержу охрану.
Он заталкивает меня в свои покои и закрывает дверь.
Улетай… Задержу… Если я сделаю так – Крайстен погибнет.
Как можно скорее я облачаюсь в свою одежду, мало того что штаны и рубаха Амаро мне очень велики, так мне ещё и неприятно её носить. Натягиваю сапоги, в них куда удобнее чем в расшитых туфлях. В голенище почти до колена незаметно прячется кинжал Амирана. С ним и моими амулетами мне куда спокойнее. В один из кармашков пояса я надёжно прячу «призыв души». Не вывалится!
Подсохшая еда на подносе невкусная, это солёное мясо и ломоть вяленой тыквы, но я заставляю себя проглотить несколько кусков, мне до сих пор немного нехорошо после воздействия сонных свечей, а силы лететь и правда понадобятся.
Встав у двери, я прислушиваюсь. Крайстен не один. Бросаю свою котомку подле мешка здоровяка, надеясь, что и её он прихватит.
– Господин Кий! Я готова идти! – открыв дверь, я робко выглядываю.
Рядом с ним два нетерпеливых охранника. Чего им нужно?
В тёмных глазах Крайстена стоит укор.
Охранники не выглядят довольными, им вовсе не хочется возиться с невольницей, но их долг соблюдать порядок в Чертогах. А мастер тоже хорош! Всё-таки не до конца он поверил Крайстену, раз сказал обо мне охране.
– Эта она? Та рабыня, о которой нам сказал артефактор? Мы проводим её в покои господина Миска?, – надменно произносит один из охранников и подозрительно прищуривает правый глаз. – Почему она одета не как рабыня?
– Собралась в дорогу с господином Миска?! – дрожа всем телом, отвечаю я испуганно, только не от страха, а неприятия. Как же мне надоело пресмыкаться! – Я подумала, что мы сразу отправимся на Восьмой остров, господин… – Я понуро опускаю голову, пряча свою злость.
– Иди с ними, Лори, – громко говорит он, а потом, закрыв широкой спиной от охраны, шепчет так тихо, что я едва различаю слова. – Я вытащу тебя.
– Она готова, – отступает он от меня. – Не сердитесь, испугалась и заблудилась. Теперь Лори будет покорно ждать своего господина у него в покоях.
Один из охранников грубо хватает меня за руку и тащит дальше, вглубь гостевого крыла.
– Не обижай её! – Крайстен не сдерживается. Только дурак не услышит в его рыке предупреждение. – Она и так послушно идёт.
Пират бурчит ругательства и отпускает мою руку:
– Думаешь, наместник будет нянчиться с тобой? Не рассчитывай! – цедит он зло сквозь зубы.
Покои толстого пьянчуги оказываются через четыре двери от комнат Крайстена.
Внутрь меня заводит второй охранник, более спокойный, где нас встречает старая и обшарпанная комната, весьма отличающаяся от убранства Мраморных чертог. Темнота, спёртый воздух, смятое грязно бельё, мусор, тряпки на полу и судя по запаху внутри и цвету, пятна засохшего вина. Здесь и в сапогах идти брезгливо. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закрыть рукавом лицо. А вот охранник себе в этом не отказывает. Он не оставляет меня в здесь, а ведёт направо и подталкивает в такую же тёмную, куда меньшего размера и захлопывает за мной дверь.
– Все рабыни ожидают Миска? здесь, – доносится его голос и следом скрип задвижки.
Меня заперли.
Дверь такая ветхая, что больше подойдёт старому амбару или сараю, а не покоям дворца.
Вонь несвежего белья, перегара и сырости вызывают глубокое омерзение. Даже в Забытом лесу пахло лучше! В комнате, скорее напоминающей чулан, нет и крохотного окна, свежий океанский воздух не знает сюда путь.
Дожидаюсь, когда охранник уходит, я пытаюсь плечом выбить дверь, но вскрикнув от боли, понимаю, что моих сил не хватит.
И улететь я не смогу.
Как ни странно, но есть засов изнутри, я на всякий случай его запираю, надеясь, что Крайстен вытащит меня отсюда!
Идут лучины, я как загнанный зверей мечусь в замкнутом пространстве, забыв об усталости. Лечь отдохнуть у меня и мысли нет. Слишком грязно и несвоевременно.
Проходит примерно час, прежде чем раздаются звуки с той стороны. К чулану тяжело пыхтя, идёт Миска?, сквозь щели в двери доносятся звуки и усиливается запах перегара.
Опять скрип задвижки и толстяк тянет дверь. Один раз. Потом второй.
– Плоха-а-ая невольница… Обманщица! Открой! – Дверь снова с силой дёргают, а пьяный голос толстопуза не сулит добра.
Выдержит ли засов? Я прижимаюсь к стене и достаю из голенища кинжал. Если понадобится – я буду до последнего защищать себя от мерзкого живого.
– Какие странные дела творятся… Пока я выпивал с друзьями, напрочь позабыл вид рабыни, что купил у своего князя. Я снова пошёл к нему! Но невольница князя исчезла. Амаро не понимает, куда делась рабыня и как выглядит, не помнит тоже! Но князь только рад, что избавился от обузы, и поручил разобраться с тобой мне, – слова толстяка звучат уже громче. Он говорит, прислонив лицо к щели, пытаясь разглядеть меня в чулане.
Я молчу. Меня пугает прозорливость Миска?, его образ глупого пьянчуги вводит в заблуждение, а он умудрился не пропить разум, ведя разгульную жизнь. Не зря неприятный толстяк занимает пост наместника целого острова.
– Пришлось идти и разбираться. Я не привык раскидываться златыми. Мне свезло, охранники гостевого этажа вспомнили, как отвели некую рабыню ко мне в покои и заперли её там, – зло хихикает он. – Но вот незадача, у них в головах не задержался облик странной рабыни. Я уж думал, никого здесь не найду. А нет. Пташка попалась. – Он снова хихикает.
Проходит пара лучин. Я понимаю по звукам, что наместник ходит по комнате и громко глотая, пьёт из бутылки. Ненасытный пьяница! Он снова приближается к чулану.
– Открой по-хорошему, и я не забью тебя до смерти. Только проучу. Давно у меня не было женщины. Обещаю не поскупиться на целительный амулет после… – его голос наполняется гневом.
Тяжёлый сапог толстопуза, с грохотом врезается в дверь, вынуждая меня испуганно вздрогнуть.
– Я не знаю, что стало с дверью, господин. Я её не трогала! – кричу я испуганно, содрогаясь от омерзения.
Новый удар. Миска окончательно потерял терпение с несговорчивой невольницей.
– Отопри, лживая дрянь! – уже в голос орёт он и снова с силой пинает дверь.
Скрипит засов. На ржавых петлях ходуном болтается грубо сколоченное плотно из старых неотёсанных досок. Не такая уж надёжная преграда между мной и пьяным вдрызг человеком, решившим, что я его собственность. Достаю и крепко сдавливаю в левом кулаке амулет, сжигающий всё дотла. Острые грани «стены огня» вонзаются в ладонь, но я не чувствую боли. Я скорее сдохну, чем сдамся!
Где тёмные носят инзгольдца?!
Похолодевшими пальцами правой кисти я сжимаю рукоять кинжала. Держусь за него как за последнюю нить, связывающую меня с Амираном. Слёзы застилают глаза. Если умру сейчас, и украденный «призыв души» не спасёт дорогого мне человека. А значит, я не смогу воспользоваться огненным амулетом!
Крайстен, где же ты?!
Засов не выдерживает. Очередной злой удар срывает прогнившее дерево с железных ржавых петель. До носа долетает новая волна алкогольных паров и перекисшего пота. Тошнота так резко подступает к горлу, что я рискую потерять свой обед. Невкусный, но подпитавший меня.
Красный от ярости толстопуз по ту сторону порога не более приятный, чем стухшая нежить на мёртвых землях. Как же так вышло, что некоторые живые на этой стороне, по собственному желанию стали подобны тем, кто бродит по Эридару после смерти против своей воли?
– Хотела провести меня, дрянная двуликая? Я научу тебя слушаться своего хозяина! Не думай, что легко отделаешься после содеянного! Как очнёшься – поставим тебе новое клеймо и пикнуть впредь не посмеешь. – Толстяк снимает ремень, складывает его пополам и как хлыстом щёлкает по воздуху.
Ещё крепче сжав клинок, я смаргиваю слёзы с ресниц, покоряясь судьбе. Ради жизни Амирана, я готова не только упокоить умертвие, но и перерезать горло мерзкому пирату.