Главная страница | Современная русская литература | Мимоза. Литературный сборник

Мимоза. Литературный сборник
Ксеня Семкина
Элеонора Гранде
Лами Данибур
Лилия Мустафина
Виктор Бронников
Татьяна Герасимова
Дин Спейс
Ирина Ходыкина
Галина Глазырина
Галина Горосова
Александр Пронин
Элеонора Гранде
Трудно представить нашу жизнь без цветов. Какие бы события ни случались — радостные или трагичные, нам приносят букеты, чтобы порадовать или утешить. Дорогие розы, орхидеи, полевые одуванчики... Люди привыкли к ним и порой не обращают внимания на их затейливые лепестки и сердцевины. А ведь каждый цветок — это чудо! Символ мгновения, мимолётности жизни. Об этом наш сборник рассказов. О том, как хрупкие, беззащитные цветы прочно вошли в нашу жизнь — именем, красотою, легендой и былью.

Лами Данибур, Элеонора Гранде, Ирина Ходыкина, Александр Пронин, Виктор Бронников, Галина Глазырина, Ксеня Семкина, Татьяна Герасимова, Лилия Мустафина, Галина Горосова, Дин Спейс
Мимоза. Литературный сборник

«– Она несла в руках отвратительные, тревожные жёлтые цветы. Чёрт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчётливо выделялись на чёрном её весеннем пальто. Она несла жёлтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
Повинуясь этому жёлтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошёл по её следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдёт, и я никогда её более не увижу…
И, вообразите, внезапно заговорила она:
– Нравятся ли вам мои цветы?
Я отчётливо помню, как прозвучал её голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и отразилось от жёлтой грязной стены. Я быстро перешёл на её сторону и, подходя к ней, ответил:
– Нет.
Она поглядела на меня удивлённо, а я вдруг, и совершенно неожиданно, понял, что я всю жизнь любил именно эту женщину! Вот так штука, а? Вы, конечно, скажете, сумасшедший?
– Ничего я не говорю, – воскликнул Иван и добавил: – Умоляю, дальше!
И гость продолжал:
– Да, она поглядела на меня удивлённо, а затем, поглядев, спросила так:
– Вы вообще не любите цветов?
В голосе её была, как мне показалось, враждебность. Я шёл с нею рядом, стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя стеснённым.
– Нет, я люблю цветы, только не такие, – сказал я.
– А какие?
– Я розы люблю.
Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я всё-таки поднял их и подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понёс их в руках.
Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы, не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в чёрной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом.
– Дальше, – сказал Иван, – и не пропускайте, пожалуйста, ничего.
– Дальше? – переспросил гость, – что же, дальше вы могли бы и сами угадать. – Он вдруг вытер неожиданную слезу правым рукавом и продолжал: – Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и что она жила с другим человеком, и я там тогда… с этой, как её…
– С кем? – спросил Бездомный.
– С этой… ну… этой, ну… – ответил гость и защёлкал пальцами.
– Вы были женаты?
– Ну да, вот же я и щёлкаю… на этой… Вареньке, Манечке… нет, Вареньке… ещё платье полосатое… музей… впрочем, я не помню.
Так вот она говорила, что с жёлтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец её нашёл, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь её пуста.
Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже, через час, когда мы оказались, не замечая города, у кремлёвской стены на набережной.
Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой».
Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»




Ирина Ходыкина

Тюльпан с характером



Фото Ирины Ходыкиной из личного архива, «Натюрморт из роз, тюльпанов, подсолнуха и других цветов в стеклянной вазе с пчелой, бабочкой и другими насекомыми на мраморном выступе», масло, холст, художник Ракель Рейш, 1710 год

Неля услышала, как ключ провернулся в замочной скважине и щёлкнул засов. Это означало, что Славик вернулся с работы. Сегодня он задержался и приехал домой позже обычного. У Нели было на час больше времени, чтобы спокойно порисовать, но это не помогло – цветы у неё не получались. Пока любимый разувался в коридоре, художница бережно сложила все карандаши в коробку и потянулась к альбому. Захлопнула его перед самым носом у Славика.
– Нет прогресса? – догадался тот. Его длинная худая тень нависла над столом и замерла в беззвучном сочувствии.
– Ни малейшего! – вздохнула Неля. – Ничего не получается! Я сегодня даже до цветочного рынка дошла. Смотрела на букеты, смотрела. Не помогло.
– А я после работы заезжал к бабушке. Вот что я у неё выпросил, – Славик достал из портфеля пластиковую папку, осторожно вытянул из неё лист и положил поверх альбома. – Вдруг поможет!
Неля взяла в руки картинку, покрутила. Это была старая цветная репродукция с изображением роскошного букета в стеклянной вазе. Вырезка то ли из книги, то ли из журнала, наклеенная на серый, дешёвый картон.
– Эта картинка живёт у бабушки в серванте, страшно сказать, сколько лет.
– Интересная. Не подписана. А кто художник, бабушка случайно не помнит?
– Она с трудом помнит, что было вчера, – отмахнулся Славик. – И вообще-то она не любит, когда в серванте что-то меняется. Но я сказал, что тебе очень надо для вдохновения.
– И она разрешила взять?
– Ага! Говорит, хорошая она, – твоя Неля-Ракеля, коса длинная, глазища умные! Если для неё, то бери! Но, чур, с возвратом!
– Почему Ракеля?
– Не знаю… У неё для каждого прозвище есть. Я вот, например, у неё Рокфеллер.
– Ну, это понятно, ты в банке работаешь.
– А деда она звала февралём. Он был маленького роста, ну и по характеру человек суровый. А мама уже много лет для неё Изаура.
– Изаура, – прошептала Неля. – Значит, мне ещё повезло.
– Повезло, Неля-Ракеля, – подтвердил Славик. Он взял репродукцию и поставил на подоконник. – Хватит на сегодня? Завтра поймаешь своё вдохновение. Пойдём на кухню, чего-нибудь поедим?
– Спасибо, Славик! – сказала Неля, покосившись на подоконник.
– Пожалуйста! – отозвался тот. – А ты ещё не хотела переезжать.
Неля действительно не хотела. От родителей ей было легче добираться до института, а кроме того, ей нравилось рисовать именно дома, в своей комнате. У Славика она оставалась по праздникам и выходным. Только после защиты диплома, когда тот уже настаивал, Неля серьёзно задумалась. Как-то утром в субботу Славик прямо при ней затеял перестановку. Полностью освободил от своих бумаг письменный стол, весь до последнего ящика, и передвинул его к окошку.
– Вот! Теперь это твой стол! Здесь можешь рисовать хоть с утра до ночи. Сколько хочешь!
Сейчас Неля обнимала Славика, и ей даже не верилось, что она столько времени раздумывала о переезде. Теперь ей казалось, что они всегда вот так жили вместе. И даже тот факт, что цветы у неё не получались, Нелю не расстраивал. Верилось, что воображение проснётся, и они обязательно нарисуются.
Время между тем поджимало. На следующее утро Неля, закрыв за Славиком дверь, направилась прямиком к столу и достала из верхнего ящика пачку метафорических карт с животными. Две недели назад заказчик дал ей этот набор для примера: «Неля, нам нужны такие же, только с цветами. Но какими-нибудь необычными, магическими, что ли… с характером! Чтобы у человека при взгляде на них возникали разные эмоции и ассоциации. Понимаешь? Это будет конкурс. Мы подключили десять художников. Каждый напишет три цветка, любых по своему желанию. Чьи больше понравятся боссу, тому он и отдаст проект».
«Цветы, что может быть проще», – подумала тогда Неля, а на деле никак не могла к ним подступиться. Бутоны получались у неё обычными, бесхарактерными. Даже её любимый тюльпан! Неля потянулась за карандашами, но помедлила и взяла с подоконника «старинный букет». Каких цветов только не было в той стеклянной вазе, и, что самое интересное, все они выглядели роскошно! И розы, и пионы, и фуксии, и подсолнух, который от тяжести выпал из букета и склонился головой к мраморному столу. Но особенно хорош был тюльпан по центру – белый с розовыми, местами почти фиолетовыми прожилками.
Вообще-то, к натюрмортам Неля всегда относилась прохладно, но в музеях и книжках насмотрелась на них достаточно, чтобы выдать вслух своё экспертное заключение: «Сто процентов – Голландия, семнадцатый век». В том, что букет был старинным, она нисколько не сомневалась: фон картины, как и у многих антикварных полотен, давно потемнел от времени. Стиль, манера исполнения, ну и, конечно, тюльпан – всё намекало на родину художника. В голове даже закрутились знаменитые имена. Неля нырнула в телефон и забила в поиск: «Букет цветов, голландский художник, семнадцатый век». В ответ она получила сетку похожих картинок, но ни одна из них не совпадала со старой иллюстрацией, приклеенной на картонку. Нигде не появлялся такой же букет. Неля покачала головой и принялась расширять границы: «восемнадцатый век», «немецкий художник», «шестнадцатый век». Что она только не пробовала, всё без толку.
– Так! – сказала Неля, прихлопнув ладонями по столу. – Мистика какая-то! Загадка! Вот что, безымянный и очень талантливый мастер, у тебя вышла чудесная картина, но я этот тюльпан напишу совсем по-другому.
Неля взяла карандаш, принялась за работу и сидела за столом, пока не устала спина. Чтобы разогнать кровь, она отвлеклась – сбегала в магазин, похлопотала на кухне, поставила стирку, а потом снова вернулась к рисунку. Вернулась с радостью – дело шло!
– Скорее иди сюда, – крикнула она Славику, когда тот явился домой с работы. И он сразу же прибежал на зов.
– Красиво, Неля! Ну правда, очень красиво. Раскрашивать будешь?
– Уже! – ответила та и кивнула на подоконник, где сушились три акварельных листа с разными тюльпанами. Славик их нахваливал, Неля пару минут сияла, а потом потянула его на кухню.
– Когда ты всё успела: и суп сварить, и с цветами разобраться?
– Кое-что всё-таки не успела, – махнула Неля в воздухе поварёшкой. – Хотела найти, кто из художников написал бабушкин букет, не смогла.
– Ага! Понравился он тебе! – заключил Славик, принимая из любимых рук тарелку с солянкой.
– Очень, но чем больше я смотрю на эту картину, тем больше вопросов возникает в моей голове. Например, все бутоны в том букете уже распустились. А в жизни ведь так не бывает – они должны зацвести в разное время в году, – сказала Неля и поставила перед Славиком банку сметаны. – Это в XXI веке можно всё и сразу – найти в интернете картинку и зарисовать. А тогда ведь не было фотоаппаратов. Неужели этот художник безымянный всё писал по памяти? Или с чужих картин списывал? Или он ждал подолгу, пока распустится каждый цветок? Завтра я постараюсь докопаться до правды и найти, кто же всё-таки написал эту картину.
– Может быть, тюльпан ввёл тебя в заблуждение, и автор – какой-нибудь известный француз?
– Посмотрим! – улыбнулась ему Неля. Она наконец-то поставила на стол вторую тарелку с ароматной солянкой и села напротив Славика ужинать. – Приятного аппетита!
В последующие дни Неля от работы почти не отрывалась. Написала розу, пион, подсолнух, фиолетовый ирис. В субботу утром Славик поставил поднос с кофе на стол, за которым работала Неля, и пока та раздумывала, в каком порядке представить любимому свои рисунки, тот от скуки смаковал свой эспрессо и рассматривал старый бабушкин принт.
– Там какая-то краказябра сидит на столешнице. Ты видела?
– Ага! Похожа на стрекозу. Как живая, правда?! – ответила Неля. Она отвлеклась и, обняв Славика сзади, тоже уставилась на картину. – А ещё – пчела на подсолнухе, белый мотылёк на его листьях, а с другой стороны на розовом бутоне коричневая бабочка. И это ещё не всё! Смотри выше на белый цветок, пышный такой, с мелкими лепестками.
– Божья коровка!
– А здесь слева сбоку острый хвост синей стрекозки. – Неля повелась на кофейный запах и тоже взяла со стола чашку. – Никак я не пойму, что это за картина такая. Зачем столько насекомых, а?
– Неля, я ещё муху нашёл и шмеля, – увлёкся Славик. – Кто это написал? Ты так и не выяснила?
– Не-а, жалко, правда? Удивительная картина, а имя художника пропало.
– Ладно, времена меняются, теперь у нас другие имена. Показывай, Неля-Ракеля, что у тебя получилось, – отшутился Славик и вернул на поднос пустые чашки.
– Вот! – Неля раскинула свои рисунки веером. – Выбери, пожалуйста, три самых лучших цветка. Я тебе доверяю! В понедельник я их отвезу заказчику и будем ждать.
Долго ждать не пришлось. Из десяти конкурсантов эскизы заказчику в срок выдали только пятеро. Уже в среду Неля узнала, что цветы принесли ей победу – компания пригласила подписать договор и продолжить проект. А у той уже все картинки были готовы. Их только обработали на компьютере, утвердили и раньше дедлайна карточки отдали в печать.
Первый экземпляр товара Неля получила через месяц в пятницу вечером. Вскрыв упаковку, она на полчаса затаилась за любимым рабочим столом: гладила пальцами каждый цветочек, напечатанный на теснённой бумаге, сравнивала оттенки, читала инструкцию. А потом просто улыбалась! Славик, вернувшись с работы, радовался вместе с ней. Решено было отпраздновать первый Нелин успех в ресторане, на ужин позвали самых близких друзей.
– Мне только надо заехать к бабушке на минутку, – предупредил Славик. – Она с телевизором разобраться не может. Уже все свои сериалы пропустила. Успеем к ней заглянуть?
– Конечно, заодно вернём ей картину. Давно пора.
Славик объехал пробки по дворам. Неля запыхалась, пока они поднимались пешком на третий этаж, но всё же зашла в квартиру довольной, сияющей.
– Ой, какие гости! – воскликнула бабушка. – Неля, красивая какая, с кудрями сегодня, а румянец какой. Проходите, проходите.
– Я вам привезла карточки.
– Какие карточки?
Неля хотела объяснить, что такое метафорические карты, но, подбирая в голове предложения, сбилась. Как объяснить старенькой бабушке в двух словах, что если смотреть на изображения, можно лучше понять себя, разобраться в своих ценностях, мыслях, найти ответы на тревожащие вопросы.
– Это такой специальный набор открыток, мои рисунки цветов, – упростила ответ Неля. – Их выпустили тиражом тысячу экземпляров, но, может быть, и больше допечатают, если быстро распродадут. А ещё я картину вашу привезла. Вот, – Неля протянула бабушке принт и карточки прямо в руки и принялась снимать сапоги.
– Ой, спасибо! – Ответила та. – Не люблю я, когда в серванте что-то меняется. Знаешь, придёт соцработница убираться, я к серванту моему её не подпускаю, ведь всё переставит. Да и пыли-то под стеклом нет. Чего туда лезть?
Пока Славик возился с пультом, настраивая телевизор, бабушка вернула картинку в сервант, и Неле показалось, что его заставленные полки даже преобразились. Стали аккуратнее.
– А вы случайно не знаете, кто написал этот букет? – осторожно спросила Неля.
– Фамилию не вспомню, – вздохнула бабушка. – Да и ненашенская она, не вышепчешь. А имя – Ракель.
– Так это женщина написала? – удивилась Неля.
– Женщина, это абсолютно точно. Звали её Ракель, но фамилию хоть убей… Сложная фамилия. Это картинка в перекидном календаре была много лет назад. Она мне так нравилась, что я её вырезала и сохранила.
– Ты поэтому Нелю Ракелей зовёшь? – не отрываясь от телевизора, спросил Славик.
– Так Неля же художница, как ещё прикажешь её звать? Я, кроме Ракели, других художниц не знаю, – оправдывалась бабушка.
– А мама почему у тебя Изаура? – поинтересовался Славик.
– Потому что на даче своей впахивает всё лето. Сериал такой раньше был «Рабыня Изаура», но вы, конечно, не знаете – это давнишний.
– Ракель Рёйш? – вставила Неля неожиданно в разговор. Она нашла имя художницы в телефоне, и глаза её, и без того большие, засияли довольным огоньком.
– Она самая, – отозвалась бабушка. – Надо бы записать куда-то, разве такую фамилию запомнишь?!
– Ну вот и выяснили, – выдохнул Славик. – Если ещё раз телевизор собьётся, – обратился он к бабушке, – Нажми на синюю кнопку, и всё вернется на тот канал, какой ты смотрела. Синяя кнопка! Запомнила?
Довольная бабушка закивала. На экране пошла заставка очередного сериала, и гости, заторопившись в ресторан, выскочили за порог. Всю дорогу в машине Неля читала про голландскую художницу Ракель Рёйш.
– Ну что же, Славик, здесь есть все ответы на наши вопросы. Она – художница, а не художник! Вот почему я ничего не нашла. Кто бы мог подумать! Женщин тогда было мало в профессии, она, по большому счёту, первая, кого приняли в гильдию художников работать наравне с мужчинами.
– Почему так много насекомых на её картинах?
– Для развлечения. Чтобы можно было дольше разглядывать картину. Семнадцатый, восемнадцатый век – занятных вещей было мало, вот и старались, усложняли. Плюс, чтобы показать мастерство. Эти мухи, пчёлы ведь на картинах как настоящие. Букеты Ракель Рёйш продавались дороже, чем полотна Рембрандта. Но даже не это самое интересное, Славик. Папа у Ракель был биологом и ботаником, он все эти цветы научился сохранять в распустившемся виде с помощью специальных растворов. Так что художница в любой момент могла взять нужный ей бутон и вписать в свой букет. Тут написано, что её папа Фредерик Рёйш ещё не то консервировал, оказывается, он поставлял Петру Первому экземпляры для кунсткамеры. Вот какой поворот!
– Русский след? Очень интересно, – Славик притормозил машину у ресторана и огляделся по сторонам в поисках лучшего места для парковки. – И что же, эта Ракель всю жизнь прожила с папой? – спросил он, выворачивая руль.
– Нет, почему же. Она замуж вышла тоже за художника. У них было десять детей. Десять! Как можно родить и воспитать столько детей и не забросить краски? Удивительная женщина.
Как только машина остановилась, Неля отстегнула ремень и уже готова была выскочить, но Славик дотронулся до её руки.
– Посидим минутку? – попросил тот. – Я хочу тебе кое-что сказать. Я, конечно, не художник, но… Неля, выходи за меня замуж? Видишь, как показывает история, даже у успешной художницы имелся муж. Я знаю, что ты не любишь перемены, что ты будешь долго думать, но, может быть, к весне…
– Я не буду думать, – улыбалась Неля. – Я сейчас скажу: «Да!»
Славик на это немедленно сунул руку в карман пальто и выудил оттуда маленькую бархатную коробочку.
– Значит, официально? – улыбался он. – И в ресторане всем скажем?
– Да! – кивала Неля в ответ. Колечко ей понравилось и подошло по размеру. – Знаешь, я смотрела сегодня на карточки, пыталась отождествлять себя с цветами, выявить своё внутреннее «я» и так далее. Всё по инструкции…
– Ты – тюльпан, Неля, тут и думать нечего. Гордый, независимый, красивый.
– Да, тюльпан, я согласна на тюльпан, – засмеялась Неля. – Но я ещё кое-что поняла, глядя на эти карточки. Я посмотрела на первый мой проект. От начала и до конца – мой! И поняла: без тебя у меня ничего бы не вышло. И дело даже не в том, что ты принёс мне эту картину от бабушки, хотя она тоже по-своему помогла. Без тебя, Слава, я работала бы с утра до вечера в какой-нибудь компании. Мне было бы не до конкурсов, не до акварели. Это ведь ты сказал: «Неля, кем ты хочешь быть художницей или маркетологом? Вот и рисуй, пока есть возможность, успеешь ещё найти работу по профессии». Твои слова?
– Неля, у тебя талант.
– А разве мало талантливых людей вокруг? Сколько из них работают по специальности, и талант неважно какой – художника, поэта, музыканта, понемногу в них засыпает, становится только хобби. А у меня наоборот, будто крылья за спиной прорезались. Без тебя, Слава, это была бы совсем другая история.

Об авторе



Ирина Ходыкина – современный писатель и журналист. Автор романа «Джекпот эпохи Возрождение», рассказов, сказок. Родилась и выросла в Иркутской области, возможно, поэтому любит заряжаться энергией от прогулок по лесу и поездок на побережье даже очень холодных морей. В городе дарит свой заряд тем, кто интересуется искусством. Проводит экскурсии по музеям Лондона, где проживает уже двенадцать лет. Ведёт Телеграм-канал «АртиШок».

Лами Данибур

Влюблённый одуванчик



«Одуванчики», масло, холст 40х50, художник Ирина Сидоренко

Занесло в разгар весны в наш сквер семянку на парашютике. Покружил пушинку пыльный ветер, подкинул, показал с высоты птичьего полёта красоты, уронил на газон, потерял в траве да помчался прочь, растолкав в разные стороны тонкие ветви пышных ив.
Крохотное семечко прибило дождём к земле, и оно пустило корни, стержнем прошло глубоко в почву. И вот на зелёном ковре, окружённом толстушками-ивами, появился островок с яркими жёлто-оранжевыми соцветиями-корзинками, привлекая внимание прохожих, гуляющих по мощёным дорожкам, и радуя глаз. Только райграс, овсяница и мятлик луговой – хозяева газона – недовольно перешёптывались, негодуя по поводу нового жильца:
– Ах, зачем тут одуванчик?
– Сорняк! Сорняк! Мы такие нежные, высококультурные! Здесь не место неотёсанным! Как это вульгарно!
– Озеленителя на него не хватает! Вмиг бы избавил нас от такого наглого соседа!
Не слушал никого одуванчик, не до обид, жил себе да жил, не тужил. Как все, смиренно попадал под ножи газонокосилки, приглаживался, но, оболваненный и подчекрыженный, настырно тянулся к солнцу, давал новые листья, пышно цвёл и успевал пускать свои семена-парашютики по ветру.
Трудяга с весны до осени старательно занимался воспроизведением самого себя, не задумываясь, кому и зачем это надо, а зимой глубоко спал, укрытый снежным одеялом, и от усталости даже не видел снов.
Так бы бытие и продолжалось, только, знаете ли, чего-то для счастья не хватало, чтобы убедить себя, что жизнь удалась.
И вот в одно прекрасное майское утро, когда всё вокруг вибрировало, а в воздухе летало волшебство, в сквер пришла незнакомка, чтобы укрыться от мирской суеты. Она расстелила мягкий плед на газон, спряталась от посторонних глаз за занавеской ветвей кудрявой ивы, достала книжку, села поудобнее и погрузилась в мир слов и смыслов. Мысли девушки улетели далеко, а над головой возник радужный ореол, превратив её как будто в огромный светящийся одуванчик.
– Как она прекрасна! – залюбовался наш герой, забросил все дела и замер от восхищения.
Через час незнакомка закрыла книжку, увидела яркие, как душа нараспашку, цветы и наклонилась к беззащитному растению.
– Любят люди твои жёлтые головки вплетать в венки, не прячься, я тебя не трону! Даже не представляешь, какой ты особенный! – шепнула незнакомка одуванчику. – И вовсе ты не сорняк! Одуван Иван! Посмотри, в твоих цветах сила солнца, сила света, а уж сколько витаминов и полезных веществ содержишь… Хорошо, никто не знает, а то бы тут же съели! Не тревожься, Ванюша! Я не выдам твоих тайн, расти и радуй!
И она рассмеялась, нежно дунула на одну из белых шапок, семена-парашютики тихонько взлетели и развеялись по ветру.
Одуванчик почесал свою пустую лысую головушку и довольно раскинул листья, а незнакомка, сложив плед и книжку в сумку, попрощалась и пошла вверх по тропинке, только её и видел.
Жизнь разделилась на до и после.
– Вы слышали? Я не сорняк! Я одуван Иван! Она назвала меня Ванюшей!
А райграс, овсяница и мятлик луговой не унимались и продолжали посмеиваться над соседом:
– Ой, вы посмотрите на него, распушился!
– Сорняк! Хоть Иван-дурак, хоть Ванюша!
– Нет от тебя пользы! Только портишь своим пёстрым видом ровный цвет травяного ковра.
Но не слушал одуванчик злых слов, он полезный, только ей верил.
Прошла неделя, и незнакомка, похожая на светящийся одуванчик, вновь пришла на прежнее место помечтать. А уходя, попрощалась с растением-другом и сдула парашюты с одной из его пушистых голов. Ванюша был в восторге. Теперь он ждал её появления, мечтая вновь ощутить тёплое дыхание девушки. Сдувать семена-парашютики стало традицией. Таким образом незнакомка безмолвно будто сообщала одувану Ивану:
– До скорого, милый друг! До новой встречи!
И он ждал, и старался всеми силами уберечь хотя бы одну пышную голову и от веерных граблей, и от ножей газонокосилки. Выкручивался, выкарабкивался, уклонялся, выскользал, а зонтики сохранял и крепко держал, чтобы ни ветер, ни кто другой не смог сорвать. Никто, кроме любимой девушки, похожей на большой светящийся одуванчик.
Так и лето прошло, осень хозяйничала, сквер готовился к зиме. Всё реже и реже приходила незнакомка, но каждый раз радостно удивлялась, заметив на подстриженном газоне одинокий перезрелый цветок одуванчика.
– А, дружочек, ждёшь меня? Я тоже рада встрече!
Расстилала плед, доставала термос и пила горячий чай, а потом читала книжку. Традиционно на прощание любимая незнакомка сдувала семена-парашютики и уходила вверх по тропинке.
А он ждал. И верил, что ни скорые ветра, ни дожди, ни туманы не сумеют сломить его трепетное сердце, а молочная кровь так и будет стучать в листья, в стебли и в головы, поднимаясь от самых корней и наполняя живительной силой. Так и ждал, на том и стоял.
Как красив наш сквер осенью – глаз не отвести!
В тот субботний тёплый вечер двенадцатого октября появилась незнакомка, да не одна, а с компанией друзей. Они пришли вместе полюбоваться великой кометой Цзыцзиншань-Атлас, которая приблизилась к Земле на минимальное расстояние впервые за восемьдесят тысяч лет. Захотелось поймать на камеру странницу вместе с её хвостами. Друзья дурачились, слушали музыку, провожали закат, катаясь на качелях, а потом подались на запад сквера, туда, где заканчиваются фонари, в самое тёмное место.
А одуванчик всё ждал, удерживая свою перезревшую пышную голову. На обратном пути, хоть и было уже темно, незнакомка не удержалась, вернулась попрощаться с одуваном Иваном и сдула парашютики.
– Сегодня был такой солнечный день! А звёзды, Ванюш, посмотри, какие яркие!
Одуванчик задрал единственную оставшуюся, но уже лысую голову – Вселенная улыбалась ему!
– Прощай, дружочек! Одуван Иван!
– Ты идёшь? – крикнул молодой человек. – Что там забыла на газоне?
– Иду-иду! – И она, не оглядываясь, побежала к тропинке, где ждали девушку друзья.
А одуванчик покорно остался на месте.
На Покров четырнадцатого случились первые заморозки, ветер трепал увядающие наряды деревьев, небо отяжелело, запахло снегом, и только сочная зелень газона, колючие сосны и ели, казалось, стали ярче, спасая сквер от серости, витающей в холодных тяжёлых облаках.
А поутру следующего дня стихло, чуть потеплело, но окутал туман, и заплакал нудный дождь. Сквер совсем опустел. Лишь случайные прохожие, прячась под разноцветными зонтиками, как яркие цветы кружились в случайном вальсе, то появляясь ниоткуда, то исчезая в никуда.
Одуванчик не хотел сдаваться. Напившись холодной дождевой воды, пустил несколько стрел-стеблей, намереваясь дать цвет, как только проглянет и пригреет луч солнца.
Шла неделя за неделей, дождь не унимался. Но в первых числах ноября случились пара-тройка тёплых безоблачных дней. Этого хватило одувану Ивану, чтобы расцвести.
Он заранее договорился со своим приятелем, пчелой Би, мол, как только солнце, сразу ко мне. Крылатый друг всегда был рад удрать из улья, прилететь и опылить. Такой же неутомимый, неправильный, готовый сорваться с места в карьер и рвануть к приключениям. Поэтому и сдружился он с одуваном Иваном, сошлись характерами непокорные вольнодумцы.
Успел Би опылить цветок, успел и попрощаться до весны, а ещё кучу пчелиных новостей рассказать: кто куда летал, кто что видал, что где нашёл, кто сколько насобирал.
В последний раз в уходящем году весь газон подровняли. Одуван Иван увернулся и сохранил белую шапку для незнакомки.
Значительно похолодало. Ночами уже подмораживало, а днём температура не поднималась выше пяти градусов. Ивы, рябины, акации и берёзы обнажились, стесняясь и дрожа на ветру.
Сквер ждал снега, а одуванчик мечтал увидеть незнакомку, полюбоваться её ярким свечением, обменяться энергиями. Но никто не приходил. Газон кое-где пожелтел, по утрам серая изморозь покрывала траву, лишь одна белая пышная голова одуванчика напоминала прохожим о знойном лете. Люди удивлялись и недоумевали, но были рады такой хрупкой красоте, улыбались и со светлыми мыслями проходили дальше, спеша по своим делам.
Но вот прошли Кузьминки – по осени поминки, а незнакомка так и не появилась. В ночь повалил снег и накрыл тёплым одеялом замёрзший травяной ковёр, а с ним и превратившийся в ледяной, как будто в хрустальный, одинокий цветок одуванчика.
– Ничего, весной она придёт и сразу обрадуется, ведь я уже буду готов ко встрече! – засыпая, успокаивал себя Ванюша.
И всю лютую зиму ему снилось тёплое дыхание незнакомки, её разноцветная аура и семянки-парашютики, разлетающиеся в разные стороны от нежного дуновения.

Потерянная роза



«Подарок», пастельная бумага, сухая масляная пастель, художник Ирина Сидоренко

Было около полуночи, я торопилась домой, семья заждалась. Конец ноября, промозгло, зябко. Хотелось побыстрее сбежать от дождя к тёплым батареям. Мысли о горячем чае и сладком сне грели душу, но тут меня поманил сквер:
– Зайди-ка! Пройдись вниз по аллее, помощь нужна.
– А что случилось?
– Спустись к заброшенному домику первой белки, сама увидишь.
Пришлось отложить планы и задержаться, раз сквер зовёт.
Домик первой белки уж года три как прибит к самой старой мудрой акации. Но рыжая попрыгунья не пожелала жить на лиственном дереве и сбежала к елям. Правда, свято место пусто не бывает, в жилище заселились певицы-синицы. Я заметила их ещё летом. Но сейчас, кроме дождя, здесь никто не пел. Даже качели молчали, хотя в обычные дни не смолкали и ночью. Туманно, пустынно, только деревья подрагивают во сне, да дождь стучит по мощёным дорожкам. Чувствуется, как температура опускается ниже, идёт пар от моего горячего дыхания.
Недалеко от старой акации живёт скамейка – место встреч влюблённых парочек.
Я огляделась и, спасибо фонарю, который служит неподалёку, увидела алую розу – прекрасную королеву цветов. Она лежала на скамейке совсем одна и умирала от грусти.
– Что случилось, дорогая, ты потерялась?
– Меня бросили, меня оставили, меня забыли! – кутаясь в слюду, пожаловалась роза.
– Подтверждаю, всё так и было! – возмутился сквер. – Подошёл молодой человек, постоял у скамьи, потоптался, всё поглядывая в телефон, замёрз, промок, отчаялся, развернулся, да и был таков.
– Я чувствую, что рождена для чего-то бо?льшего, а так зазря пролетела жизнь. Зацвела поздней осенью, сорвали меня, транспортировали с сёстрами. Теплица, склады, цветочный магазин. Что я видела? Ничего. За что мне так не повезло? Даже пахну слабо, солнцем не обласкана! А ещё этот! Выбрал меня, купил, думала, ну вот оно чудо, да куда там? Забрал, спрятал за пазуху, закрыл на молнию. Темно, страшно, но хотя бы тепло, а потом как бросит на скамейку!
– Не пришла на свидание девушка, а он так ждал и надеялся, вдруг расстроился, разозлился и ушёл, – поведал сквер.
– Ну что за девушка? Испортила мне остаток существования! Сейчас бы стояла себе в вазе с водой и слушала восхищённое: «Как хороша! как хрупка!» А потом бы за занавеску поставили, и прохожие бы смотрели на меня, думая о том, что за стеклом живёт любовь.
– Почему ты решила, что было бы именно так?
– Слышала рассказы своих подруг. В магазине флористики пугали, что смерть к цветам приходит, когда они на подоконнике в вазе с отрезанными корнями и в воду опущенные стоят себе одиноко и сохнут. Мы умираем, чтобы хоть ненадолго порадовать людей.
– Это ужасно! – возмутился сквер.
– А я и того хуже, – бесполезно замёрзну на скамейке.
– Да не грусти ты так отчаянно, разбудишь моих обитателей! И без твоих безмолвных терзаний сегодня дождь поминает осень, – сквер прокашлялся и вздохнул, – у каждого своя дорога.
– Я гибну, а скверу не понять! Раз уж пришла, может, ты меня заберёшь? – обратилась роза ко мне с мольбами. – Поставишь в хрустальную вазу, продлишь существование хотя бы на пару дней? Будешь любоваться увядающей красотой и вздыхать по моей загубленной жизни!
– А который час? – я взглянула на часы. – Ух-ты! Половина двенадцатого! Тридцать минут до зимы! Как здорово!
– Что же здесь хорошего? Вода превращается в лёд.
– Королева моя, оглянись по сторонам! Как волшебно! Прав сквер, у каждого свой путь! Доверься провидению! Я здесь не для того, чтобы тебя забрать, а для того, чтобы отвлечь от самолюбования. Неважно, что происходит вокруг, важно лишь то, как ты на это реагируешь. Как реагируешь, так и живёшь.
– А чему тут радоваться? Темно, холодно, сыро.
– Лучший способ сохраниться.
– А зачем мне сохраняться? Я же всё равно умираю.
– Пока жива, нет смысла себя хоронить. Успокой свой внутренний мир, и тогда увидишь, как прекрасна жизнь. А я не могу тебя взять, ведь выбирают по созвучию! Пойми, ты нужна другому человеку.
– Кому?
– Тому, кто тоже потерялся. Хочешь достойно жить?
– Конечно, хочу!
– Отдай этому миру всю себя и ничего не жди взамен. Ты же красавица! Воплощение любви и нежности! Для этого и рождена!
А я пойду, не буду мешать провидению творить волшебство. Счастливой тебе жизни! А счастье зависит только от тебя.
И роза осталась одна. От слов моих и напутствий утихла, смирилась, перестала стонать, а сквер спокойно уснул, убаюканный дождём. И только осень обернулась, уходя, отдала ключи зиме, да и растворилась в туманной дымке, оставшись воспоминанием в каплях дождя. А потом зима глубоко вдохнула туман и выдохнула стужу, превратив дождь в снег.
Примерно через час после полуночи со смены возвращалась пожилая одинокая женщина. Жизнь её тяжела и однообразна, и смысл той жизни давно потерян. Уж ничего не радовало, не удивляло, только усталость сидела на плечах, да раздражение путалось под ногами.
«Я чувствую, это она! Та, потерянная, та, которую я послана спасти!» – подумала роза и призывно засветилась счастьем, чтобы быть замеченной.
Женщина привыкла не смотреть по сторонам, а только вниз, но какая-то неведомая сила заставила её взглянуть на скамейку и увидеть цветок. В тот самый миг, когда тёмные мысли о бессмысленности бытия, о жестокости этого мира и безысходности существования захватили ум, женщина увидела розу, завёрнутую в слюду и замерзающую на скамейке. Мелкие снежинки уже припорошили плёнку, и некогда красный бантик, завязанный на стебле, превратился в белый.
– Бедняжка! Замёрзла совсем! – Женщина нежно взяла цветок и вдохнула его аромат.
Счастливая роза пахла невероятно и так притягательно, что женщина вмиг перестала мёрзнуть и жалеть себя. Словно исчезла ночь и снежинки, пришли воспоминания счастливого детства. Солнце, дача, родители, бабушка и большая клумба алых роз взорвали тяжёлые мысли, на душе стало так светло, что жить захотелось и любить, и заботиться, и снова мечтать о хорошем!
– Пойдём-ка, красотка, со мной! Нечего тебе здесь одной мёрзнуть!
Женщина принесла алую розу к себе в квартирку, нашлась и хрустальная ваза, а чтобы цветку было комфортно, розу поселила на застеклённом балконе, где достаточно прохладно, много света, но нет жара от батарей.
И так была рада роза своему неожиданному спасению, так благодарна женщине за избавление от обморожения, за добрые слова, бережный уход и чистую воду, что от счастья колючая пустила корни. Была переселена в горшок, а весной увезена на дачу и посажена в клумбу. Там алая роза и познакомилась с дачным лекарем – лиловым иссопом, который стал её лучшим другом. Но это уже совсем другая история.

Об авторе



Ла?ми Данибу?р – писатель, практик осознанных снов, автор серии книг «Большая игра».

***
«Еля и угод» – сказка о самой высокой ели, растущей в сквере, и о том, куда попадают все наши желания и мечты здесь (https://www.litres.ru/book/lami-danibur/skazki-skvera-elya-i-ugod-70059724/)
«Грёзы Берёзы» – сказка о 16-ти чертогах Сварожьего круга, о дружбе Лесьяра и Берёзы, о белой медведице Арктике и буром Шантаре здесь (https://www.litres.ru/book/lami-danibur/grezy-berezy-70049125/)
«В поисках зелёной звезды» – сказка о мрачном мире туманов и дождей, где правит царь Морок и чудит волшебная дева-птица Стратим здесь (https://www.litres.ru/book/lami-danibur/v-poiskah-zelenoy-zvezdy-68618530/)

Александр Пронин

Белая цапля



«Белая цапля», цифровой рисунок, художник Александр Пронин

Там, где небо сходится с морем, в Стране восходящего солнца, жил некогда молодой самурай. Звали его Мидори. Сын небогатого, но знатного рода был храбрым и сильным, пригожим да статным. Первым шёл в бой, а в одном из сражений закрыл от вражеского удара самого сёгуна.
Лекари усердно боролись за жизнь юноши. Вскоре встал Мидори на ноги и вновь собрался на войну. Но мудрый сёгун решил иначе. За искреннюю преданность он подарил самураю надел земли рядом со своим поместьем и назначил его дзито?[1 - Дзито? (японский) – «земельный глава», название должности управляющего хозяйством в традиционной Японии. Часто выбирались из числа вассалов сёгуна. Напрямую управляли землями и фермерами поместья, в которое были назначены, исполняли обязанности местного судьи, за услуги получали долю от произведённой продукции.]. Молодой человек хотел было отказаться, да сёгун поглядел на него строго и произнёс:
– Труд земледельца не менее почётен, чем воинская служба. «Рисовые лепёшки на деревьях не растут»[2 - Японская мудрость.].
Поклонился юноша полководцу и отправился принимать дела.
Деревня была окружена вспаханными полями. Крестьяне выращивали рис, просо и пшеницу, ловили рыбу в реках. Молодой самурай узнал, как много времени тратится на обработку земли в попытках вырастить нужное количество еды. Он разумно вёл хозяйство, с уважением относился к труженикам, не облагал их излишними поборами. И люди отвечали своему дзито? глубоким почтением. Дела шли хорошо, сёгун был доволен, что назначил Мидори на должность управляющего.
Как-то осенью после сбора урожая в поместье готовились к детскому празднику «Сити-го-сан». Украсили жилища и храм. Сам сёгун прибыл в деревню и привёз своих детей: сыновей трёх и пяти лет да семилетнюю дочку, чтобы важные даты своего взросления они отметили на природе.
Сыновей одели в хакама – широкие брюки со складками, и мальчики горделиво шли, держась за руки. Дочери поверх яркого нарядного кимоно впервые повязали «взрослый» пояс – оби. Девочка смущалась от всеобщего внимания и робко поглядывала на людей. А потом детям дарили длинные красно-белые конфеты титосэ амэ, которые символизируют здоровый рост и долгую жизнь. В поместье гостей потчевали рисом с фасолью-адзуки и зажаренной целиком крупной рыбой. Красивые девушки пели и танцевали для сёгуна и его домочадцев. Праздник продолжался до позднего вечера. Хозяин поместья похвалил дзито? и сказал, что пора бы молодому человеку подумать о семье и детях.
Лишь когда на небе вспыхнули яркие звёзды, а дома погрузились в покой и сон, Мидори отправился к себе. После дня, насыщенного заботами и впечатлениями, он решил немного прогуляться. И даже не заметил, как дошёл до любимого заливного луга, где высокие травы окутывали ароматом умиротворения и свежести. Он присел и залюбовался. Звёзды стайкой полетели с неба на землю и рассыпались волшебными огоньками в изумрудной траве. На фоне большой серебряной луны возникли три старые белые цапли. Их окутывало неземное свечение. Птицы закружились в танце. Они переступали на своих длинных тонких ногах, расправляли крылья, вытягивали шеи и высоко поднимали клювы.
Молодой самурай подумал, что увидеть белую цаплю на природе – это к успеху, долголетию и семейному счастью, как говорит народная мудрость. Ведь эти изящные птицы олицетворяют единение трёх стихий: воды, земли и воздуха. Быть может, и пожелание сёгуна сбудется? Мидори решил взять перо на удачу, когда цапли улетят. Он притаился в траве.
Но вдруг птичье оперение исчезло, растворилось в серебристом сиянии. Перед ним танцевали три женщины в атласных кимоно. В лунном свете ткань мерцала жемчужными переливами, а каждый взмах широких рукавов казался призывом.
Мидори испугался, наверное, впервые в жизни. Он подумал, что эти тэнгу – птицы-монстры набросятся на него. Юноша хотел убежать, но не мог от страха пошевелить даже пальцем. Он затих и старался не дышать.
А в тёмном небе плыли, покачивая крыльями, белоснежные цапли, опускались на луг и обращались в прекрасных девушек. Пять бисёдзё[3 - Бисёдзё (японский) – «красивая девушка», термин, относящийся к молоденьким красавицам и школьницам старших классов.] в перламутровых кимоно стали в круг. Плавные движения танца завораживали. Одно перо отлетело и, кружась, опустилось рядом с Мидори. Он протянул руку, пёрышко опустилось на ладонь и превратилось в канзаши[4 - Канзаши (kanzashi) – японские традиционные женские украшения, шпильки с бусинами для волос.]. Парень посмотрел удивлённо: на длинной зелёной палочке, как на стебельке, застыл жемчужно-белый бутон. Он поднял глаза. Ещё семь маленьких цапель появились из ниоткуда и превратились в милых малышек, похожих на духов. Они по очереди подходили к взрослым. Женщины брали оби из рук бисёдзё и повязывали девочкам.
«Неужели духи тоже празднуют “Сити-го-сан”?» – подумал самурай.
Тем временем торжество на заливном лугу подходило к завершению. Вот уже малышки превратились в белоснежных птиц и взмыли в поднебесье. А за ними и девушки. Лишь одна бисёдзё что-то искала в траве, а старшие женщины поторапливали её да журили за несобранность.
– Что за растеряша! – говорила одна. – Без волшебной канзаши ты не сможешь улететь с нами.
– Если украшение найдёт мужчина, тебе придётся выйти за него замуж, – пугала другая. – И ты навечно останешься на земле.
Юноша глубоко вздохнул.
– Быстрее! Летим! – воскликнула третья. – Я слышу дыхание человека.
Женщины обернулись цаплями, взмахнули крыльями и растаяли в лунном свете. Оставшаяся красавица закрыла лицо руками и зарыдала.
– Возьми! – Мидори поднялся и подошёл к бисёдзё. – Я нашёл канзаши, думал, что это перо. Как тебя зовут?
– Ха?на[5 - Ха?на (японский) – цветок.], – прошептала девушка и протянула руку, чтобы взять украшение.
Ладони молодых людей коснулись, взгляды встретились, и, словно вспышка молнии, полыхнула меж ними любовь.
– Луна сегодня красивая, – произнёс юноша.
– Настолько красивая, что можно заснуть вечным сном, – ответила бисёдзё.
– Я хочу встречать рассветы с тобой, – продолжил Мидори.
– Ты стебель, связавший меня с землёй, – промолвила Хана.

***
Они прожили долгую и счастливую жизнь. Лишь одному дивились люди: лицо Мидори с годами покрылось морщинами, волосы стали совсем седыми, а Хана продолжала цвести да изумлять неземной красотой. Молодость не покидала её, ведь она была бессмертной, да только взлететь не могла в небеса.
Пришло время, когда Мидори совсем постарел. С трудом выходил он из дома, тяжело добирался до любимого заливного луга.
– Не печалься, – успокаивал жену самурай. – Я не боюсь смерти. Смерть подобна сну. Сон дарует пробуждение, а смерть – новое рождение. Не печалься, – повторял он. – Я буду помнить тебя даже во сне.
Хана в ночной тишине проливала горючие слёзы. Она не хотела остаться на бренной земле одна, без любимого.
Как-то решилась она и тайком отправилась в горы, где жила страшная Ямауба. Чёрная пещера раззявилась, как пасть ёкая-великана, острые камни свисали, как его клыки. Хана вошла в логово горной ведьмы, озираясь и дрожа. Карга сидела у костра и помешивала в котле зелье. Девушка поклонилась ей, но не успела сказать и слова, как Ямауба заговорила противным скрипучим голосом:
– Знаю, зачем ты пришла. Птицей не можешь взлететь, одной не по силам землю топтать. Но ты можешь поделиться бессмертием с мужем. Дам тебе зелье, но взамен ты должна отдать мне свою молодость.
– Я согласна, – Хана кивнула.
– Держи! – Ямауба сунула девушке чёрную чашу-раку. – Два глотка всего: один тебе, а второй – мужчине. Да смотри, ты должна донести чашу и не расплескать ни капли. Иначе муж твой умрёт в страшных мучениях, а ты будешь вечно скитаться бестелесным духом.
Осторожно несла Хана странную ношу. Маленькая чаша оттягивала руки, словно мешок риса. Злой ветер трепал волосы, рвал кимоно. Дикие звери рычали, сверкали голодными глазами. Путь показался девушке длинным, но ни капли зелья не пролилось. Пришла Хана на заливной луг седая, лицо осунулось и покрылось сетью морщин.
Взглянул самурай на любимую и сказал ей, что нет никого на свете лучше, и даже луна не сравнится с её красотой. Покатились у Ханы слёзы. Сделала она глоток и подала чашу-раку возлюбленному. Мидори, не спрашивая жену ни о чём, доверчиво выпил остатки зелья. Они обнялись и заснули среди высокой травы.
Долго искали крестьяне своего дзито? да его жену. Но так и не нашли. Лишь чёрная чаша-раку лежала на заливном лугу в том месте, где любил сидеть самурай, глядя на далёкие звёзды.
А на следующий год расцвела среди травы удивительная орхидея. Вначале показались длинные зелёные листья, потом стрелка стебля, на которых распустились два восхитительных цветка, похожих на белых летящих цапель.
В Японии эту необычную орхидею так и назвали «Белая цапля». Для жителей Страны восходящего солнца она стала олицетворением тайны и нежности, чистоты и невинности. Когда влюблённые дарят этот цветок – они говорят: «Я думаю о тебе даже во сне».

Об авторе



Александр Пронин родился и живёт в городе Екатеринбурге. Творческий псевдоним – Араяш. Увлекается дизайном и рисованием, особенно цифровым. Помогает авторам с обложками и иллюстрациями.

Галина Глазырина

Василёк



«Васильки», масло, холст 30х40, художник Ирина Сидоренко

Ночную тьму разорвало утреннее пение петухов. Деревенская жизнь тут же пробудилась скрипом дверей, лязганьем вёдер, громкой зевотой проснувшихся мужиков, криком котов, неожиданно оказавшихся под ногами хозяев. Улицы просыпались от недолгой летней ночи.
Из большого добротного дома вышли двое, коренастый бородатый мужчина, косая сажень в плечах и светловолосый юноша с синими глазами. Они были очень похожи друг на друга. В деревне всегда смеялись над Евдокией – мол, родила себе второго мужа, одного-то мало.
Сын и вправду был копией своего отца и такой же работящий, внимательный, добрый. Все девки невольно заглядывались на него. А которые постарше, в мечтах видели в нём своего мужа. Да только Василий не видел среди них той, что могла бы привлечь его.
На дворе стоял сенокос. Бабы оставались в деревне и после того, как управились по хозяйству, шли по ягоды в лес – день зиму кормит.
Мужики и парни с самого раннего утра, пока роса с трав не спала, отправлялись за деревню на покосы. Из каждого двора выходили деды, отцы, сыновья. Кто-то ещё позёвывал, кто-то ворчал, кто-то прогонял сон прибаутками. Только молодые парни весело переглядывались между собой – они-то ещё и не ложились, до петухов гуляли. Летние ночи короткие.
Сегодня с самого утра было нестерпимо жарко, и надо было работать быстро, пока под косой упругая трава звенит. Как только последняя росинка высохнет, трава станет ломкой, потеряет свою силу и разве что на подстилку сойдёт. В этот раз решили косить без перерыва – быстрее закончить.
Солнце уже стояло высоко, когда мужики и подростки отправились по домам, чтобы вздремнуть перед обедом. Парни и домой не пошли – уснули в подлеске. Василий очнулся раньше всех. Его манила прохлада, исходившая от небольшого водоёма, что располагался в глубине леса. Он неторопливо отправился к воде смыть остатки сна, пока дружки отсыпаются.
Пока он шёл, какое-то новое чувство заставляло сильнее стучать его сердце. Ноги сами несли к звенящей глади. Лес расступился, юноша блаженно зажмурился и снял рубаху, подставив мускулистое тело ласковым лучам солнца. Он уже был готов окунуться в воду, как увидел девушку, сидящую на огромном камне в трёх метрах от берега, который возвышался над водным зеркалом. О камне этом ходила легенда. Жил в этих местах славный воин, защитник земли предков. Лесное озеро часто помогала восстанавливать ему силы. Но однажды не хватило его чудодейственной силы залечить смертельные раны, не отпустило стража, оставило себе, превратив в камень. И теперь защищает камень округу от злобы и ненависти. Неведомая сила не подпускает даже близко к водной кромке, потому что видит это озеро только добрый и честный человек.
Девушка не видела парня, сидела к нему спиной. Её длинные шелковистые волосы спускались прямо на камень и покрывали его. Смутили Василия распущенные волосы. В деревне не принято было девкам волосы распускать. И всё-таки была в этой незнакомке невидимая притягивающая сила, девушка к тому же запела. Это была необычная песня, таких юноша ещё не слышал, хотя в его деревне жили отменные певуньи. Заслушавшись, он шагнул в озеро. Всплеск воды заставил девицу обернуться, спрыгнуть с камня и спрятаться за ним. Василий удивлённо заморгал, ему показалось, что у девушки блеснул хвост.
«Знать-то привиделось. – Парень мотнул головой. – Да не может быть», – подумал он и окунулся в слабую волну, невесть откуда взявшуюся.
– Ты кто такой? Чего ты хочешь? – раздался звонкий девичий голосок.
– Да ничего не хочу, после покоса забежал ополоснуться. Меня Василий зовут, сын Захара из Найдёновки. А ты откуда такая пригожая? Тебя вроде не видел раньше?
– Я? – девушка заволновалась, завертела головой и никак не могла произнести ни имени, ни названия деревни.
Василий был очарован красотой белого лица и пышных волос. Вокруг стояла тишина, только слышался щебет птиц в ветвях леса, лёгкий шелест травы. Сколько Василий так простоял, одному Творцу ведомо.
– А ты не боишься один сюда приходить? Ведь это непростое озеро.
– А чего мне бояться? Вроде зла никому не делал. А ты-то как здесь?
– А я живу здесь, – девушка хитро улыбнулась и, снова махнув хвостом, исчезла в сверкающей на солнце воде.
– Русалка! – ахнул Василий и выскочил на берег. Он бежал, на ходу натягивая рубаху. Страшно не было, но сердце бешено билось. Это было другое чувство. Раньше парень не испытывал подобное.
«А куда я бегу? Что случилось-то? Эка невидаль», – Василий остановился подумать, как быть дальше.
Если рассказать, ребята засмеют и ещё долго по деревне разные сплетни ходить будут, обрастая новыми вымыслами. Что-что, а предметом насмешек он быть не хотел. Парнишка присел под тонкой молоденькой берёзкой и прикрыл глаза. Он увидел себя со стороны – как подходил к озеру, как бросился прочь. Вспомнил бездонные тёмные глаза, колокольчиковый смех и блестящие капли, летящие с кончиков волос таинственной незнакомки. Тело отзывалось сладкой негой.
Его видение прервал хохот парней.
– Ну ты, Вася, молодец! Мы уж думали, что ты дома, а ты тут, – щурясь, заговорил тёмно-русый Павел, самый старший из друзей.
– Да я купнуться ходил, – как-то неуверенно ответил Василий.
– Ну-ну! Что-то у озера мы тебя не заметили, во сне, что ли, купался? – здоровый смех парней поднял в небо стайку птиц.
Дружной компанией, подшучивая друг над другом, ребята пошли в деревню.
День прошёл быстро, вспоминать об утреннем приключении было некогда. Женщины успели испечь пироги с ягодами, оставшиеся раскладывали под знойным солнцем. Зимой сласти ой как нужны будут. Можно будет и кисель, и компот сварить. А можно и просто заварить. Мужики же проверяли срубы домов, бань, сараев – не надо ли где мох подоткнуть, где коленце поменять. Да мало ли работы на своём подворье? Летом надо всё успеть, чтобы холодную зиму пережить.
Управившись с вечерними делами, молодёжь готовилась к посиделкам. В конце дня на небо наползли тучи, закрапал дождик, и все собирались у бабы Марфы.
Одинокая старушка пришла в деревню уже после того, как потеряла от болезни мужа и двух дочек. Пришла ещё молодой женщиной, но её чёрное одеяние сделало своё дело, для всех она стала бабкой. В селе Марфу любили. Она никому не отказывала в помощи, была скора на любую работу. Знала много историй и сказок – за это её особенно полюбили дети, да и большаки с удовольствием слушали и просили рассказать ещё и ещё. Поэтому и собиралась молодёжь у неё на посиделки, где через смех и песни передавала эта мудрая женщина истину жизни. Да и плату она не брала. Разве что просила помощи, когда надо было.
Лавки уже стояли вдоль стен под навесом рядом с амбаром. Там же на столе стоял кувшин с ключевой водой и простенькие подсвечники. Лучины тоже были приготовлены, их обычно забирали рукодельницы, сидевшие в дальнем углу, куда свет не дотягивался.
Первыми приковыляли старики. Они очень любили петь и слушать молодёжь. Но самое главное, песни давали им силы. Не редко на посиделки дедулю правнуки приводили под руки, а домой он возвращался уже сам – полон сил и энергии прожить ещё пару месяцев, а то и годков.
На улице уже смеркалось, когда к дому Марфы потянулись весёлые стайки девчат и парней. Девушки брали с собой рукоделие, а парни – угощение для красавиц и рукодельниц. Не дожидаясь, пока все соберутся, вечер начинался разговорами стариков.
– Ефим Емельяныч, а ты как это сегодня без костылька пришёл? Аль ещё с прошлого раза не растерял прыть молодецкую? – Марфа, смеясь, налила в глиняный стакан молока и поставила крынку на стол. – Угостись, мил человек, не побрезгуй.
Старичок, кряхтя, поднёс к губам молоко, подмигнул и выпил залпом.
– Эх, Марфутка, коли бы ты мне молодильный напиток так подавала, так я тебе б не только подмигнул, а быстрёхонько в кадрильке закрутил.
– Да ладно тебе, кадрильку подавай, ты хоть потом до дому то доберись. – Хозяйка с улыбкой и уважительным поклоном забрала стакан.
– А ты зря, Марфа. Наш Ефимушка знатным парнем был, за ним девки из соседних деревень ой как охотились, – вступила соседка Клавдия Кузьминична. – Певца такого, да на язык быстрого балагура во всей округе не было. Да и я нет-нет да поглядывала, – улыбнулась старушка. – Девки те были красавицы голосистые, а танцевали так, что ноги сами в пляс пускались. Только выбрал Ефим тихую маленькую Агафью. Не красавицу, но искусную мастерицу. Уж как ладно живут они, душа в душу. Только тихая Агаша и смогла усмирить буйный характер мужа. А как ей это удавалось, одному Богу известно. Да и внуки у них загляденье, смотри, какие ладные.
В это время заходили во двор два парня и девушка. Павел был выше своего младшего брата Сеньки. Оба темноглазые, не то что дед, но взгляд такой же озорной. Ждана – их сестра была хороша собой, коса русая, тяжёлая, глаза зелёные. И мастерица в бабку, та внучку всем своим премудростям научила. Давно бы девку уже сосватали, только отец сказал, что ещё пару лет никому её не отдаст. Вот и ходила она всегда с братьями. Последним пришёл смешливый веснушчатый паренёк с гармошкой.
Девушки на посиделках сразу за работу принялись. Кто кудельку, кто шерсть прял, кто вязал, кто вышивал. За вечер каждая своё задание, данное матерью, должна была выполнить: либо носок связать, либо один узор на полотенце вышить, либо спрясть полкудели. Вечер начался с общих песен, что запевала одна мастерица и подхватывали другие.

«В низенькой светёлке[6 - Цитата из песни «Пряха» Михаила Трофимовича Высоцкого.] огонёк горит,
Молодая пряха у окна сидит», – затянула Ждана.
«Молода, красива, карие глаза,
По плечам развита русая коса», – подхватили остальные девушки.

Все мастерицы под песни старались быстрее закончить свою работу, чтобы успеть полюбезничать с парнями. Те слушали и лузгали семечки, разглядывали девушек и тоже ждали, когда можно будет уже угостить самую пригожую.
Пели не только девушки и женщины, пели и парни. А запевалой был у них Ефим Емельяныч, хоть и стар годами, а голос был красивый и сильный. Если кто не знал, ни за что бы не сказал, что поёт самый настоящий дед. А уж потом подхватывали молодые голоса.

«Во подоле Макоши[7 - Цитата из песни «Во подоле Макоши» на слова Георгия Радуги.] Мир рождается,
Во подоле Макоши Мир рождается,
Диду праведный, Сварог, дуй-подуй,
Коло – Сварожье злато колодуй».

Песни пели разные – озорные и печальные, про любовь и про измену, про быль и про сказку. Работа подходила к завершению, и парни уже подсаживались к девушкам, чтобы те уделили им внимание. Павел уже давно намекал Василию, что его сестра краснеет, когда его видит.
– Вась, а ты всё ещё не нашёл себе зазнобушку? Так ты к нашей Ждане приглядись, чем не невеста? И времени не меньше года для ухаживаний у тебя есть, – улыбаясь, говорил Павел.
«Ай, чем чёрт не шутит, может вправду подсесть в Ждане?» – подумал Василий и только пошёл в её сторону, как гармонист заиграл частушки, девушки вышли в круг и запели:

«Как заслышу я гармошку[8 - Цитата из цикла «Частушки-озорнушки» Любови Николаевны Долбиной] —
Заиграет кровь ключом,
Увлеклась я гармонистом,
А гармошка – ни при чём».

Девушки, а за ними и парни, закружились в пляске. Ждана видела, что Василий сделал шаг в её сторону. Она сожалела, что тот промедлил и не успел подойти до частушек. Ждана уже давно тайно была влюблена в этого красивого парня. А он, как назло, не замечал её даже тогда, когда бывал у них дома. Иногда она обижалась на своего отца, уж больно суров он был к парням, если они начинали оказывать внимание его единственной дочери. Может, и милый сердцу Василий поэтому не обращал внимания на неё? А сегодня он смотрел на неё, и оттого Ждана плясала, звонко пела частушки.
Молодежь уморилась, парни с девушками рассаживались по лавкам, парочки держались за руки. Василий робко сел рядом со Жданой. Её сердце трепетало, может, возлюбленный возьмёт за руку?
– Ефим, расскажи-ка нам что-нибудь этакое, – предложила Клавдия Кузьминична.
– Вот не помню, говорил я вам, аль нет, но слушайте. Многие из вас слышали про русалок, но многие ли про них знают? – Дед посмотрел на всех.
Присутствующие пожимали плечами, девушки ближе придвинулись к своим парням. У Василия пробежал холодок по спине, он вспомнил, как ходил сегодня купаться.
– Так вот, – продолжал рассказчик, – многие считают, что русалками только утопленницы становятся. Но так не всегда бывает. Иногда появляются они от большой любви между ними и другими живыми существами: лешими, лесовиками, водяными. И характеры у них тоже разные бывают, как прям у людей, – дед громко хихикнул, как будто вспомнил что-то. – Бывает, улыбается, ласкается, а потом как огреет кочергой!
Визг и хохот раздался над улицами – это Сёмка позади рассказчика изображал слова деда.
– Ефим Емельяныч, а ты не про Агашу ли свою рассказываешь? – сквозь смех прозвучал голос Клавдии. – Говорят, она тебя в руках крепко держит. Может, и кочергой учит?
– Может, и про Агашеньку. Всем бы нам, мужикам, таких жён – вот уж поистине шея, ведь вот как захочет, так и повернёт. Но моя-то не силой, а лаской это делает. – Старик улыбнулся. – Знает, что я без песен нежилец, вот и терпит мои отлучки вечерние. Сама-то уже не в силах со мной ходить. – Дед незаметно смахнул рукой слезу.
– Ладно, дедушка, что там дальше? – защебетали девчата.
– А дальше… Дальше про характеры хочу сказать. Они ведь тоже разные, как и мы с вами. Вот, например, Бродницы – они ведь людям помощницы. Они добрые, знают все броды и человека ведут к ним. А если ребёнок в воду упадёт, вытащат, обогреют и его ноги дуновением ветра к дому направят. И если потеряется – найдут и доставят родителям. Вот помню, у нас в деревне, я ещё мал был, привела молодая женщина паренька, и пока родители сынка обнимали, её и след простыл. Только у ворот пятно мокрое осталось, долго не высыхало.
– Так у нас у колодца всегда мокро, так к нам Болотница приходит? Ой, больше не буду за водой ходить! – хихикнул гармонист и растянул меха.
Девки тут же на него зашушукали.
– А вот Болотницы – они коварны. Это да. Они прикинутся девой, заплутавшей на болоте, и ну, парней звать на помощь. Парни на красоту падкие. Он к ней вроде уже и шагов десять сделал, а она всё на том же расстоянии. И плачет, и зовёт, говорит, что батюшка замуж отдаст спасителю. А ведь они и вправду красивые. – Старик задумался.
– Так ты, видать, тоже за красавицей ходил по болотам? – Нарушил паузу Павел. – А бабушка-то знает?
И снова раздался смех.
– Так если бы не женат был, то и кто знает, может и вас не было, – подмигнул дед. – Как стала она мне говорить, что батька её мне в жёны отдаст, как представил, что две жены будет, так я дёру и дал. – Смеялись уже все. Парни пытались изобразить деда Ефима, чем ещё больше смешили девушек. – Да много ещё всяких русалок, да только не узнаете, пока не увидите, – уже серьёзно сказал дед. – А пусть нам хозяюшка расскажет. – Дед, прищурившись, посмотрел на Марфу.
– А что и расскажу. Много лет назад это было, а где – мне не ведомо. Знаю только, что в тёмном лесу расположилось неглубокое озеро. Глубина – разве что в рост человека. Жили в нём русалки. Красивые, на поверхность земли не выходили, но не пугались ни света, ни тьмы. Стоило парню зайти в воду, как тут же появлялась красавица и, напевая, начинала кружить вокруг него. И уводила парня за собой в пучину вод. Сколько ни искали пропавших ребят, что ушли окунутся в это озеро, так и не нашли ни одного утопленника. Поговаривали, что там двойное дно – и живут в том мире счастливо люди и русалки. Поговаривали, да не все эту легенду знали. Рядом с лесом стояло большое село. И жила в нём Настёна, дочь кузнеца, красавица. Приехал её сватать парень из соседней деревни, Иваном звали. Давно они уже любили друг друга. Как-то ранним утром решили они прогуляться по лесу и набрели на озеро. Свежесть манила к себе. Настёна присела на бережке и стала милым другом любоваться. Скинул парень рубаху и только ступил в воду, как появилась рядом красавица – лицом белая, вся как светится, волосы распущены. Улыбается и ну, вокруг Ивана ходить и всё дальше от берега его уводить. – Слушали Марфу, затаив дыхание, интересно было, чем же дело кончилось. – Не растерялась Настя, шибко любила своего Ивана. Бросилась в озеро, сняла с плеч платок и накинула на шею возлюбленного. Закричала что есть мочи: «Мой он, не отдам»! Русалка замешкалась и сказала: «Ладно. Видно, сильно любишь, коль не побоялась со мной тягаться. Будьте счастливы!» И скрылась в воде, даже кругов не осталось. Вот так любовь большая всё побеждает, – Марфа замолчала.
Ждана взглянула на Василия и запела, братья и дедушка запели вместе с ней. Она надеялась, что эта песня сблизит её с милым сердцу парнем.

«Разлилася, разлилась речка быстрая.[9 - «Разлилася речка быстрая» – русская народная песня.]
Разлилася, разлилась речка быстрая.
Серы камушки – это ж глазки мои,
Серы камушки – это ж глазки мои.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71566027?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Дзито? (японский) – «земельный глава», название должности управляющего хозяйством в традиционной Японии. Часто выбирались из числа вассалов сёгуна. Напрямую управляли землями и фермерами поместья, в которое были назначены, исполняли обязанности местного судьи, за услуги получали долю от произведённой продукции.

2
Японская мудрость.

3
Бисёдзё (японский) – «красивая девушка», термин, относящийся к молоденьким красавицам и школьницам старших классов.

4
Канзаши (kanzashi) – японские традиционные женские украшения, шпильки с бусинами для волос.

5
Ха?на (японский) – цветок.

6
Цитата из песни «Пряха» Михаила Трофимовича Высоцкого.

7
Цитата из песни «Во подоле Макоши» на слова Георгия Радуги.

8
Цитата из цикла «Частушки-озорнушки» Любови Николаевны Долбиной

9
«Разлилася речка быстрая» – русская народная песня.