Главная страница | Социальная фантастика | Дело для двоих. Хроники Воина Силы. Книга 1

Дело для двоих. Хроники Воина Силы. Книга 1
Дмитрий Владимирович Бортник
В своей жизни Он видел многое: и Войну, и Мир, и тихое семейное счастье. Но вернуться, что бы прожить жизнь заново, вместо своего друга… Столкнуться с внеземным разумом… Заново пережить первую влюблённость… И спасти весь наш Мир…
Фантастический роман о подростке со сверхспособностями, волей случая, попавшем в СССР.

Дмитрий Бортник
Дело для двоих. Хроники Воина Силы. Книга 1

Вместо предисловия.

1 августа 1974 года, 10:00. Нью-Йорк, США.
Офис исполнительного директора Трёхсторонней комиссии Збигнева Бжезинского.

Утро не предвещало ни чего необычного. Рутина: – Почта. – Доклады и извещения референтов. – Пресса.
В одиннадцать прибыл курьер, но в отличии от прошлых посещений, он не отдал пакет секретарше, а потребовал принять лично, и вскрыть пакет в его присутствии.
В пакете были три аудио кассеты, папка с документами перевязанная и опечатанная личной печатью Дэвида Рокфеллера и сопроводительное письмо, которое посыльный просил прочесть при нём. Письмо было написано от руки, чернильной ручкой, лично Дэвидом Р.

Dear friend! This is absolutely confidential information. If this is not fiction or fake, then the materials contained there may have enormous geopolitical significance. I want to know your expert opinion. And an absolutely reasoned confirmation or refutation of the authenticity of the documents. I cannot leave these materials with you, and I do not even have the right to allow you to copy or make any recordings. My trusted person, who performed the role of courier, will be with you all the time until you give your conclusion. I think it is unnecessary to warn you about the need to keep a complete secret of everything you have seen and heard, as well as the very fact of the availability of such materials.
David R.

Перевод с английского.

Дорогой друг! Это абсолютно конфиденциальная информация. Если это не вымысел и не фальшивка, то содержащиеся там материалы могут иметь гигантское геополитическое значение. Я хочу знать Ваше экспертное мнение. И абсолютно аргументированное подтверждение или опровержение подлинности документов. Не могу оставить Вам эти материалы, и даже не имею права позволить Вам копировать, или делать какие либо записи. Мой доверенные человек, что выполнил роль курьера, будет находиться рядом с Вами всё время пока Вы не дадите своего заключения. Я думаю, что излишне предупреждать Вас о необходимости сохранять полную тайну всего увиденного и услышанного, а так же сам факт наличия подобных материалов.
Дэвид Р.

– Мистер Бжезинский, – заговорил курьер, когда Збиг закончил читать письмо, –
Вот магнитофон с наушниками, ваш корреспондент не рекомендовал вам пользоваться своей аппаратурой. Я не посвящён в курс дела, и поэтому прошу пользоваться наушниками.
Сказать, что Збигнев был заинтригован, нет, он был ошарашен такими мерами предосторожности. Ну, и, конечно же, его разрывало любопытство.
– Меган, зайди, – сказал Збигнев секретарше по телефону, и когда Меган зашла: – меня ни для кого сегодня нет. Приготовь кофе, обед мне и этому джентльмену сюда в кабинет, закрой нас в кабинете, а откроешь только тогда, когда я позвоню. Напоминаю, меня, и вообще, никого здесь нет.
Збигнев вскрыл пакет и погрузился в чтение.
Документы были отпечатаны на машинке, через копировальные листы, и у Збигнева были далеко не первые экземпляры. Это были стенограммы или расшифровки допросов какого-то Александэра Ноймана. Вели допрос два капитана, по всей видимости, какой-то израильской спец службы. То, что это не начальные листы документов, было понятно из первых же строк. И Збигневу сложно было уловить нить, и цель вопросов. Поначалу ответы и вопросы были похожи на беседу врача психиатра с больным тяжёлой формой шизофрении. Но после второго и третьего листа, после упоминания некоторых ошеломляющих фактов, которые могли быть известны только особо ограниченному кругу лиц, стало понятно, почему эти материалы попали именно к нему, и что хотел узнать у него Дэвид.
Всего было более ста листов машинописного текста, и три аудио кассеты, общей продолжительностью более четырёх часов. Збигнев призадумался.
– Сэр,… – Збиг замешкался, не зная, как обратиться к своему „надзирателю”.
– Мистер Смит, сэр, – отрекомендовался „надзиратель”.
– Ну да, конечно, Мистер Смит. – «Иметь фамилию Смит, в Америке, это всё равно, что не иметь ни какой», – подумал Збиг, и продолжил: – Тут материалов, только для беглого прочтения, не меньше, чем на восемь часов. Какие вам даны указания на этот счёт?
– Предельно чёткие и конкретные, сэр. Если вам необходимо сделать перерыв, то все материалы, в моём присутствии, вы складываете в этот кейс и опечатываете своей личной печатью. Я остаюсь в вашем офисе, в этой комнате, столько, сколько нужно, а вы свободны. И так пока вы не закончите свою работу.
– Благодарю за пояснения. Я уже дал распоряжения, всё необходимое нам доставят сюда.

Збигнев не стал складывать документы в портфель „надзирателя”, он вообще, вторые сутки ни куда не уходил. И его верная, и преданная Меган, тоже, столько же, оставалась в офисе.
На второй день „сидения”, Збиг написал отчёт для своего покровителя. Вот небольшой отрывок из его отчёта:

… Из текущих политических прогнозов, самым ближайшим событием, могла бы стать отставка Никсона. Но, на сегодня, 3-го августа 1974 года, это уже ожидаемое событие. Хотя, если учесть, что запись была сделана задолго до прогнозируемого события, то это событие переходит из разряда возможного, в область невероятного. Далее, в сентябре, прогнозируется роспуск 45-го, а в октябре всеобщие выборы 46-го парламентского собрания Великобритании. Это и другие политические события, невероятны. И если они произойдут, то можно сказать, что в части политических предсказаний, этот документ требует предельного внимания и тщательного изучения. Вот в части геополитических предсказаний, вероятность избрания президентами США таких уважаемых джентльменов, как: Джеральд Форд (1974) (ну это само-собой разумеется), Джимми Картер (1977), Рональд Рейган (1981), Джордж Буш (1989), Билл Клинтон (1993), и опять Джордж Буш (2001), негр Барак Обама – (первый негр президент!), это требует очень внимательного изучения. В тоже время, в СССР: Брежнев, будет править до 1982 года, затем, не надолго, его сменит Директор Кэй-Джи-Би Андропов и, затем, партийный функционер Черненко. Предлагаю обратить особое внимание на партийного функционера, некого Горбачёва. В настоящий момент, он не входит даже во второй, и даже в третий эшелон…

Тут Збигнев мечтательно призадумался и стал грызть кончик авторучки «PARKER». Дурацкая привычка. «Вот только не надо быть снобом, – Збиг украдкой посмотрел на своего „надзирателя”, – так легче думается. Даже если эти материалы, чьё-то провокационное послание, но золотое зерно истины в нём есть. Теперь, он точно знает, как свалить СССР. В его грандиозном плане „декоммунизации” не хватало несколько ключевых точек опоры. И самое главное, не хватало „знамени” борьбы с коммунистическим режимом. Кароль Войтыла! Если этот поп станет новым папой, то за ним пойдёт подавляющее большинство поляков. Вот Знамя, вот недостающее звено, в цепи доказательств необходимости долгого, методичного, планового разрушения, казалось бы незыблемого, коммунистического строя.
Я думаю, что со временем, мы сможем окончательно закрыть советскую проблему, не сразу, а через десять-пятнадцать лет, но это уже обозримые сроки. Надо свалить их в кризис, потом ? размягчить, и уже следом ? выпотрошить. А раз мы можем закрыть эту проблему, то и должны. Это наша главная стратегическая задача. И Польша сейчас ? это ведущая сувальда всего советского замка… Если мы возьмём под контроль Варшаву, то сможем стучать тараном прямо в ворота Кремля.
Теперь можно и к «Сильным Мира» сего идти, и представлять свой план…».

Книга 1. Хроники Воина Силы.

Пролог.

25 декабря 2024 года, среда, 09:30.
Санкт-Петербург, угол Благодатной ул. и Московского пр.

Меня разбудил телефонный звонок.
Мы договорились встретиться незамедлительно, в ближайшем к моему дому кафе на Московском пр., недалеко от м. Электросила.
Небольшое уютное кафе в Викторианском стиле. Пахло свежей выпечкой и завораживающим кофе. „Капитан Петров” сидел спиной к выходу и сосредоточенно помешивал ложечкой в кофейной чашке.
– Ты не пунктуален, – сказал он, не оборачиваясь и не отрываясь от своего занятия.
– Виноват. Исправлюсь, – отрапортовал я. Он встал, и мы крепко обнялись, как это бывает при встрече старых и очень близких друзей.
Капитан… Он так и остался для меня капитаном, как в том далёком 1987 году, когда его избитое тело бросили в нашу яму, зиндан, на краю кишлака Шаргари, провинции Забуль на юге Афганистана. Затем был наш дерзкий побег. Дерзкий и кровавый. Из семи пленников только я, сержант медслужбы Бондарь Алексей Сергеевич и он капитан ВДВ Петров Михаил Владимирович, остались в живых, и добрались, доползли до своих.
– Ты давно в Питере, – спросил я, когда утихла эмоциональная волна первых минут встречи.
– Только что. Утром. В семь утра прилетел. А ты?
– У меня отпуск. Пока отпуск. А там дальше видно будет.
Миловидная официантка, девушка лет двадцати, прихватив поднос, направилась к нашему столику.
– Здравствуйте, – тихим мягким голосом поздоровалась она. – Заказывать будете.
– Девушка, нам бы за встречу… – многозначительно не закончил я фразу.
Она улыбнулась.
– Ещё очень рано, бар пока закрыт, – она немного приблизилась к нам: – могу предложить коньяк или ликёр, его нам для кофе выделяют. А через полчаса придёт бармен.
– Тогда по коньячку. Ты как, не против?
– И чашечку кофе, – вдогонку добавил я.
Официантка отошла, а я сел за столик лицом к выходу. Мой друг сидел напротив, не проронив ни слова. Сколько его помню, он всегда был не многословен. Только глаза у него лучились искренней радостью.
– Сколько же мы не виделись. Не считая крайней встречи под Авдеевкой, – спросил я.
– Наверное, лет двадцать, или даже больше. Ну да, в двух тысячи первом. Ты тогда в Москве, в Бурденко работал.
– А ты к нам с осколочным из под Центароя прибыл. Я, как раз на твоём случае кандидатскую писать начал. Ну и как теперь, без последствий.
– Всё согласно возраста.
– Полковником стал?
– Да нет. Так подполканом и ушёл. Точнее меня ушли…
– Значит „товарищ капитан” мы теперь в одинаковых званиях, подполковники, – сказал я, и добавил: – В отставке. А под Авдеевкой, на передок ты гуманитарку привозил. От кого же, если не секрет?
– Да какой там секрет. От себя и привозил. Скидываемся с сослуживцами да с коммерсами, что по активнее, собираем, закупаем, и я везу. Две три машины за одну ходку. По одной ходке в месяц. Вот так и воюем.
В это время к нам подошла наша официантка. На её подносе элегантно и абсолютно симметрично были расставлены две пузатые рюмки с коньяком, чашка кофе, сахарница и блюдце с круглыми ломтиками лимона. Девушка с грацией примы Большого театра и с завораживающей улыбкой Мадонны стала расставлять содержимое подноса к нам на столик. Картинка. Мы, как два старпёра, два престарелых ловеласа были поглощены созерцанием этого юного прелестного создания.
Металлический щелчок и лёгкий выхлоп запальной трубки я пропустил мимо ушей. Рука в кожанке от входной двери метнула в нашу сторону какой-то предмет.
– Граната, – выкрикнул Михаил и со сноровкой голкипера парирующего штрафной удар метнулся в сторону девушки.
Через мгновение он всем своим огромным телом накрыл официантку. Гранаты я не видел, но команды и действия моему подсознанию было достаточно, что бы перевернуть стол и укрыться за ним. Три секунды задержки взрывателя. Раз, два, три… Много это или мало. Что бы что то предпринять, катастрофически мало, а вот, что бы перед глазами промелькнула череда мыслей… Это кому прилетело, мне или ему? От кого? Кто кроме нас есть ещё в зале? Может это для них? Раз, два, три…
Взрыва я не слышал. Просто наступила тишина…,

Оглянись, незнакомый прохожий,

Мне твой взгляд неподкупный знаком

Может, я это, только моложе -

Не всегда мы себя узнаём.

Глава 1

… но в этот момент нечто, несущееся навстречу, больно ударило сверху и в лоб, вышибая сознание. Последнее, что ощутил, – задирающиеся вверх ноги и неловкое падение в какой-то провал.
С начала я не чувствовал и не видел ничего. Была просто пустота. Но я её ощущал. Потом в этом ощущении пустоты ко мне пришло осознание того, что я живой. Я мыслю, значит я живу. Мысленно приступаю к осмотру пациента. Как могу. Изнутри себя. Дыхание. Дыхание ровное спокойное, ритм умеренный. Сердце. Сердцебиение равномерное, 60-70 ударов в минуту. Пульс уверенный ровный, наполнение хорошее. Мышечный тонус. А вот тут проблема, как проверить мышечный тонус, если ничего не чувствуешь. Нет, пожалуй я чувствую, а точнее я знаю, что хочу в туалет. А может мне это только кажется, и всё это галлюцинации умирающего сознания.
Время. Я могу просчитать время. По дыханию, по пульсу. Вдооох… Выдооох… Вдооох… Выдооох… Время идёт, а мои мысли не улетучились, не испарились.
Прошло ещё некоторое время, как я осознал себя мыслящим существом. Мой пульс с каждым ударом, с каждой секундой становился всё конкретнее и явственнее. И теперь каждый удар сердца я чувствовал у себя в голове. Так постепенно, удар за ударом, пришла боль.
Свет. В глазах появился свет. Точнее не тот дневной свет, что мы видим, а кроваво-красный свет с черными прожилками. Такой, каким мы видим яркий свет сквозь закрытые веки. Дурень, открой глаза, может что и увидишь… Открыл.
Яркий свет больно ударил по сознанию. Боль в голове усилилась до нетерпимости. Передо мной высоко яркий белый свет хирургической световой головки. Вдруг в этот яркий белый свет вплыло лицо. Я шевельнулся и свет, и лицо, и потолок, и стены, всё зашаталось и закружилось, исчезло…

25 декабря 1974 года, среда, 08:45.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 7.

– Бош! Какого х… ты влез в наши тёрки с этим г…. Это наша школота и мы её трясём.
– Да делайте вы что хотите, только не в стенах нашей школы.
– А кто так порешил. Ты Бош, не нарывайся. Уроем мы тебя. И взбзднуть не успеешь.
– За е…сь пыль глотать, – сказал высокий и атлетически сложенный парень, закинув сумку-портфель за спину. – Я на урок, а ты можешь бздеть здесь сколько хочешь. – Сказал он и направился вниз по лестнице в гардероб.
Сильный удар пришёлся сзади и по голове. Вниз по лестнице тело летело ещё в сознании, но приложившись головой об ступеньки, сознание отключилось окончательно.

Машина скорой помощи приехала очень быстро. Минуты через три или четыре. Врач и фельдшер работали слаженно. Пациента осмотрели, кровотечение остановили, рану затомпонировали и перевязали. Парня на носилках вынесли водитель скорой помощи и трудовик. Вокруг носилок суетились завуч и старая директриса. Врач на четвертинке тетрадного листка написал свою фамилию и номер бригады, и протянул листок директрисе.
– Состояние крайне тяжёлое, открытая черепно-мозговая, осколки задели мозговое тело, если довезём живым, это будет чудо, – сказал он директрисе, и, повернувшись к водителю: – везём в ЦРБ, это ближе.
С сиреной и мигалками «РАФик» скорой помощи выехал по аллее со школьного двора.

В тот же день, 09:30.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

Яркий свет больно ударил по сознанию. Боль в голове усилилась до нетерпимости. Передо мной высоко яркий белый свет хирургической световой головки. Вдруг в этот яркий белый свет вплыло лицо. Я шевельнулся и свет, и лицо, и потолок, и стены, всё зашаталось и закружилось, … не давая сознанию сориентироваться, где верх, где низ, где право и лево.
– Борис Сигизмундович, он очнулся, – голос был женский, молодой. Но звучал он неприятно из-за невыносимой громкости, которая била по мозгам, по моим многострадальным отбитым мозгам. Сильно пахло медикаментами и лизолом. И очень болела голова. А ещё голове было неимоверно тесно. На ней ощущалась жёсткая бинтовая повязка, выполненная не столь умело, как это сделал бы я, или как я учил это делать своих учеников, курсантов ВМА. А пи?сать, очень хочется. Ооо!.. Очень. Но описаться мне никак нельзя, тут как новобранец в казарму, только зашёл и обосцался, быть тебе до дембеля сцикуном. А тут ведь рядом женщина и к тому же молодая. Я хоть и старпёр, но не сцикун.
– Сонечка, ослабь ка молодому человеку завязку, смотри, как она врезались. Ты так не кровотечение остановишь, а задушишь его. – Голос мужчины был ровный и спокойный, но звучал так же громко и звонко, прямо по мозгам. Надо мной хихикнули и в поле зрения появилось милое личико в белой медицинской шапочке.
– Мм… – промычал я, и с трудом разлепил слипшиеся сухие губы.
– Пи?сать, – прохрипело моё тело, явно не моим голосом.
– Он и в правду очнулся, – сказал врач в полголоса, щадя мои мозги. – Сонечка, позови сюда санитарку. И утку пусть прихватит.
– А утка и здесь, под столом имеется. Да и я, что ли не справлюсь.
– Как скажешь, голубушка. – Тихонько проговорил врач.
– Мм… Не… – протестующее промычал я. Но был явно не понят. И под столом застучала, загремела эмалированная посуда. – Аа… – заныл я, как от зубной боли.
Мою ногу бесцеремонно приподняли, согнув в колени, к телу прижали холодный эмалированный металл, цепкие пальцы ухватили моё причинное место и одним движением направили куда надо.
– Оо… – выдох облегчения тихо расслабил мою плоть.
Под столом опять звонко звякнул металл об кафельный пол.
– Сонечка, всё равно, позови сюда санитара и пусть этого голубчика опять везут на рентген. Посмотрим, как мы с вами вправили его черепные осколочки.
Сестричка ушла. А через пару минут в открытую дверь хирургического отделения с лязганием и грохотом вкатили больничную каталку. Санитар и врач, ухватив меня за плечи и ноги, вознамерились переместить на каталку.
– Не-е, я сам.. – запротестовал я.
– Лежать, молодой человек. С такой травмой, да при таком ушибе головного мозга, первые сутки, ни каких перемещений, полный покой и постельный режим.
– Лежу, лежу, – высказался я, – только, какой же это ушиб, коллега. Там, должно быть, открытая минно-взрывная, в крайнем случае, открытая черепно-мозговая.
– Вы правы „коллега”, открытая, но не черепно-мозговая, а проникающая черепная. Вам повезло, даже оболочка не задета. Только с каких это пор падение с лестницы квалифицируется как минно-взрывная. И откуда такие „глубокие” познания в области военно-полевой медицины, а „коллега”.
Сарказма в голосе врача я не уловил, особенно на слове коллега. И продолжил.
– Моей первой диссертацией как раз и была тема по минно-взрывным травмам. В особенности по травмам головного мозга.
– Так-так, ну а если продолжать в нашей логике дальнейший разговор, то каковы были темы ваших последующих диссертаций, а „коллега”.
На этот раз я уловил сарказм и насмешку врача. Да и другие свидетели нашего разговора, давившие смех как могли, не выдержали и разразились хохотом.
Ни чего смешного я не уловил и не понял причины их хохота. Я вытянулся на каталке и твёрдым голосом скомандовал:
– Везите.
В тот же день, 09:45.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 7.

Любые школы, в любые времена на переменах похожи одинаково. Шум, гам, визг, возня, беготня, но только не сегодня и не в школе № 9. Известие о несчастном случае распространилось моментально. Нет, на переменках не стало совсем тихо, но школа стала похожа на пчелиный улей в дождливый день, жужжит, жужжит, а движухи нет.
Следствие по несчастному случаю было проведено силами учителей быстро и качественно. Так, что ко времени прибытия объединённой группы, состоящей из инспектора милиции по делам несовершеннолетних, представителя ГорОНО и дежурного из городской прокуратуры, была сформирована основная версия происшествия, выявлены причины, и назначен виновник. И это был далеко не истинный виновник.
На первой перемене экстренно и в обязательном порядке все, абсолютно все, учителя, как предметники, так и учителя младших классов были собраны в учительской. Инструктаж был короткий, но ёмкий: в школе произошло ЧП, на лестнице у гардероба обнаружен учащийся девятого класса с проломленной головой, необходимо немедленно опросить всех учеников в своих классах и найти свидетелей или очевидцев происшествия. Всех кто, что-либо знает, слышал или видел необходимо немедленно, прямо на уроке, доставить в учительскую.
В учительскую доставили всего пять учеников: три мальчика и две девочки. Завуч школы опрашивала каждого ученика отдельно, тщательно и не торопясь. Самое существенное и значимое она записывала в свою толстую коричневую тетрадь. К концу второго урока в учительскую вошла секретарь школы Альбина, девушка молодая, очень высокого роста, умеренно некрасивая, но со сногсшибательно выдающимися формами.
– У Елены Леопольдовны, сердечный приступ, я дала ей валокордин и вызвала „скорую”.
Это сообщение не вызвало у присутствующих ни вздохов, ни охов, ни тем более паники. В последнее время самочувствие шестидесяти пятилетней директрисы очень сильно ухудшилось. Болела она за этот год три раза и не меньше, чем по месяцу. А мелкие больничные, по три-четыре дня, никто уже и не считал. Ей бы уйти на пенсию и сидеть дома, но она очень хотела довести до выпуска своих последних первоклашек, свой любимый 10А. С первого сентября 1929 года и вот уже сорок пять лет она, Заслуженный учитель РСФСР Бланш Елена Леопольдова, проработала в этой школе. От учительницы младших классов и до директора школы, из года в год, без перерывов и даже в годы войны, она беззаветно любила всех, своих и не своих, а просто детей, прилежных и нерадивых, тихих и шумных, и даже всех повзрослевших, а иных и постаревших учеников и учениц её школы.
Завуч спокойно и с достоинством первой леди королевства встала и вышла из учительской.
Вернулась она так же спокойно и невозмутимо. Опрос очевидцев происшествия был продолжен и вскоре окончен.
Группа из представителей руководящих, надзирающих и карающих органов прибыла в школу после третьего урока. Они закрылись в кабинете директора школы, долго, что-то обсуждали с завучем, а затем стали по одному вызывать учеников из числа очевидцев. Так к концу рабочего дня был сформулирован протокол комиссии, в котором был сделан без альтернативный вывод: что ученик 9Б класса Петров, упал со ступенек лестничного пролёта, зацепившись за развязавшийся шнурок ботинка, и в результате падения нанёс себе открытую черепно-мозговую травму средней тяжести. То, что у Петрова были импортные ботинки на застёжке „молния”, никто даже не подумал проверить. И только у дежурного помощника прокурора из городской прокуратуры, а точнее помощницы прокурора – девушки лет двадцати пяти, были вопросы, которые она планировала задать самому потерпевшему, разумеется, когда он выздоровеет, или хотя бы поправится.

В тот же день, 10:40.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

В палате нас было трое, я, ещё один мужчина лет пятидесяти и мужик алкоголичного вида с фингалом под глазом и с забинтованной рукой.
– Пацан, ты куревом не богат, – с надеждой в голосе спросил меня алкоголичный мужик.
– Уважаемый, во-первых, я вам не пацан, а во-вторых, я не курю.
– Ну и палата досталась, одна интеллигенция подобралась, – с досадой сказал алкоголик и направился к выходу.
В палату вошла средних лет медсестра со штативом и системой для капельниц.
– Так молодой человек, ручку правую вытягиваем и кулачком поработаем.
– Ну вот, опять меня молодым человеком назвали, – пробурчал я.
– А как же иначе, согласно возраста, – сказала она.
– Да я, пожалуй, старше вас буду.
– Вот только не смешите меня, молодой человек. Мне бы ваши годы, – сказала медсестра, ни сколько не смутившись, закрепила катетер, отрегулировала скорость введения и удалилась из палаты.
Меня упорно называют молодым человеком, возможно при взрыве у меня сильно повредилось лицо, и все окружающие его не видят. Нет… не может быть, тогда бы повязка была бы и на лице. Или я, хотя бы чувствовал какие-либо повреждения.
– Уважаемый, – обратился я к соседу по палате. – Давайте, что ли знакомиться, раз уж оказались в одной палате для интеллигенции.
Мужчина отложил газету, кряхтя встал и, опираясь о спинки кроватей, подошёл ко мне.
– Лев Борисович Аверин, – отрекомендовался он. – Инженер-конструктор.
– Бондарь Алексей Сергеевич, врач нейрохирург Военно-Медицинская Академия.
– Шутить изволите, молодой человек, – обиженно сказал Лев Борисович и стал медленно разворачиваться, что бы уйти.
– Лев Борисович, Лев Борисович, – заторопился я, – простите, если обидел, чем. Но я действительно не понимаю некоторых особенностей поведения окружающих меня людей. Может причина во мне. Меня сегодня, а может и не сегодня, изрядно контузило. Вот это обстоятельство, скорее всего и наложило свой отпечаток на моё поведение. Но, простите бога ради, я ума не приложу, что я такого сказал.
– А вы молодой человек, в зеркале своё отражение давно видели.
Эта фраза меня сильно напрягла и озадачила. И тут мне на глаза попалась газета, отложенная Львом Борисовичем, Это была газета „Труд” за… 24 декабря 1974 года.
– Лев Борисович, А какое нынче число, – осторожно спросил я.
– 25 декабря, среда, а год – семьдесят четвёртый. А вы чего-то иного ожидали. – Он посмотрел на меня в упор и с большим недоверием.
Сказать, что я удивился, лучше вообще ничего не говорить. Это был шок…Стоп. Не может такого быть. Это шутка. Розыгрыш моих коллег или сослуживцев. Они хотят увидеть мою реакцию на искажённую действительность. Ну, что ж давайте поиграем в ваши игры. Сделаю вид, что я поверил.
– Да, вы правы, я не видел себя в зеркале с самого утра. Но в данный момент не могу этого сделать по двум причинам: во-первых, мне врач строго настрого запретил вставать с постели, а во-вторых, я привязан к капельнице. Но если у вас в хозяйстве найдётся хотя бы маленькое зеркальце, я, с вашего разрешения, им воспользуюсь.
Лев Борисович не проронив ни слова, медленно, держась за спинки кроватей, направился к своей тумбочке. Покопавшись в ящике для мелочёвки, он достал небольшое прямоугольное зеркало и протянул мне. Я посмотрел и…
В зеркале отразился парнишка лет шестнадцати с забинтованной головой, с синюшными отёками под глазами и с лицом невероятно похожим на „капитана Петрова”. Моё сознание помутилось, всё вокруг поплыло и растворилось, меня как будто накрыло белой пеленой, белым туманом. Сколько времени я находился в таком состоянии, не знаю. Но, из далека, из белого тумана, стала проявляться девичья фигура. И очень знакомое лицо, лицо девушки официантки.
Девушка шла по белому туману как по облаку, и её изящная фигура, её плавно округлые бёдра, одетые в короткое чёрное платье, плотно облегающее фигуру, мерно раскачивалось в такт шагу. Она подошла ко мне, и туман рассеялся, растворился. Позади, виднелся зелёный луг или поле, но чёткости не было, зелень была как бы размытая, как не чёткое, не контрастное изображение. Подойдя почти вплотную, она изящно присела на, возникшую словно “ниоткуда”, высокую подставку и заговорила:
– Алексей, постарайтесь, как можно спокойнее услышать и принять мою информацию. От того, как вы примете и отреагируете на всё услышанное, будет зависеть вся ваша дальнейшая судьба и даже ваша жизнь.
Лицо девушки выражало полное спокойствие. Это вселяло в меня уверенность и надежду. Ах, да чего же красива эта девушка.
– Произошла ошибка в процессе „трансэкспортации”, сейчас ваше сознание интегрировано с телом Михаила и теперь вы управляете этим телом. Ваши с Михаилом нейромодуляторы очень похожи, можно сказать идентичны. Произошел перенос, откат в исходную временн?ю точку функции Михаила. Он исполнял очень важную миссию в сохранении баланса сил. А сейчас, в сложившейся ситуации, эту функцию придётся исполнить вам. Что это за функция и в чём она заключается, теперь уже ваша, миссия… – она замолчала, как бы задумалась и продолжила: – об этом расскажу немного позже. А сейчас, прослушайте начальные установочные данные. Вы – Михаил Владимирович Петров, 25 мая 1959 года рождения, ученик 9Б класса средней школы №9 города Химки, Московской области… ( далее шла информация о биографических данных, составе семьи, друзьях, привычках, увлечениях и разное другое…). Первое время, примерно год, вас будет сопровождать память вашего реципиента, а также, примерно лет пять, в вашей памяти будут сохраняться послезнания событий прожитых вами лет. Далее послезнания будут нивелироваться текущими событиями и, скорее всего, они престанут быть для вас актуальными.
Михаил – человек-айра, представитель очень древнего вида homo sapiens. Ваш вид был создан специально, искусственно, путём метаморфозы человеческого организма, – продолжала говорить девушка официантка. – Его, то есть, вас, от обычного человека, отличает наличие в организме „supersistencio cerebri” и большого количества нейромодуляторов, это набор определённых органов и нервных клеток, которые обеспечивают наличие сверхвозможностей и сверхспособностей, не доступных для обычного человека. Ваши потенциальные сверхспособности „зашиты” в ваш организм на уровне подсознания, и могут проявиться не сразу, и не все. Наличие в вашем организме „supersistencio cerebri”, накладывает на вас определённые обязательства и ограничения. Во-первых: „supersistencio cerebri” требует значительно больших энергетических затрат от вашего организма. По этому, вашему организму, иногда, потребуется гораздо больше простого биологического питания, чем для обычного человека. А так же, необходима будет биоэнергетическая подпитка за счёт сильных эмоциональных контактов с окружающими вас людьми. Во-вторых: по возможности, пока, как можно реже применяйте свои сверх способности, чтобы, излишне не расходовать первичную энергию „supersistencio”, и не показывать свою необычность, чтобы, не стать изгоем в обществе. Или, того хуже, не попасть под пристальное внимание, и не стать объектом для изучения. В-третьих: будьте готовы к тому, что необычность вашего организма всё же будет замечена другими людьми. Ни в коем случае не рассказывайте ни кому, без нашего одобрения и нашего согласия, о своих сверхспособностях и сверхвозможностях. Если вы попадёте в безвыходную жизненную ситуацию, или ваше тело получит смертельное повреждение, ваш организм самостоятельно перейдёт в анабиозное состояние. Это сделают ваши нейромодуляторы, так заложено в программе их действий. Из этого состояния вам, самостоятельно, без помощи другого айра, не выйти. Люди-айра в своём потенциале могут жить очень долго, значительно дольше простых людей, но не в одиночку. Найдите свою половинку, и живите долго и счастливо.
Сейчас и ещё некоторое первое время, ваше тело будет жить только за счёт первичной энергии „supersistencio”, если иссякнет запас этой, первичной Силы, прекратится жизнедеятельность вашего тела. Не расходуйте её в малозначимых ситуациях, пока не научитесь обретать и восполнять её. У людей-айра, „Сила суперспособностей” это результат деятельности нейромодуляторов. Самостоятельно, первичные нейромодуляторы вырабатываются только у мужчин-айра. Они вырабатываются в результате всплеска гормональной активности, как ответ на сильный эмоциональный контакт. Но пока ваш организм не готов выработать и принять большое количество нейромодуляторов, избегайте, по возможности, излишне эмоциональных ситуаций.
И далее, девушка подробно рассказывала о каждой, потенциально возможной, сверхспособности, и до мельчайших деталей описывала, так сказать, правила пользования. Некоторые способности действительно казались очень фантастическими и даже немыслимыми, а некоторые – вполне реальными, и даже удобными.
– А теперь, можете задавать мне ваши вопросы, нас никто не слышит, весь этот разговор происходит на уровне подсознания. Для сторонних наблюдателей вы находитесь в бессознательном, вегетативном состоянии.
Девушка мило улыбнулась, её изображение исказилось, заколыхалось и немного отдалилось. Захотелось встать, и тут я почувствовал, как моё тело приподнялось и переместилось в вертикальное положение. Я не чувствовал ни боли, ни тяжести, ни чего, просто наступило состояние лёгкости и невесомости. И первое, что я подумал: – «Это сон такой, или я уже умер».
– Вы правы, Алексей Бондарь умер в 2024 году, а вы, точнее, ваша память, ваше сознание сейчас интегрированы с Михаилом. Сейчас, в 1974 году, Михаил тоже мог умереть от травмы головного мозга, но, его нейромодуляторы, остановили процесс разрушения клеток головного мозга, и сейчас, завершают процесс восстановления организма в исходное состояние, и интеграцию вашего сознания и тела Михаила.
Я попытался возразить на всё услышанное, но, не успев даже сформулировать свою мысль, тут же получил ответ:
– Ваши знания врача-невролога, знания того уровня, на котором основана вся медицина современности, противоречат сказанному. Но уровень знаний человечества находится на первоначальном, минимальном уровне. Вы даже не знаете, как происходит процесс мышления, у любого, даже самого примитивного, биологического субъекта. Вы почти ни чего не знаете о механизме внесубъектной памяти, способе приёмо-передачи информации биологическими объектами, и очень, очень много чего другого о человеке. Так, что, вам придётся, всё мной сказанное воспринимать просто как информацию, и не надо пытаться переосмыслить это критически с уровня имеющихся у вас знаний.
«А что такое – „нейромодуляторы”» – подумал я.
– Нейромодуляторы, это такие простейшие микроорганизмы, в программу жизнедеятельности которых заложено множество различных функций. Например: – поддержание жизни определённых клеток и даже органов человеческого тела в условиях их повреждения и, иногда, даже отсутствия этого органа. А управляет этими нейромодуляторами центр „supersistencio cerebri”, расположенный в левом полушарии головного мозга в затылочной части. В правом полушарии расположен другой центр „supersistencio cerebri”, который отвечает за внешнюю связь и воздействие на окружающее пространство. То, что вы меня видите, и мы можем общаться, это как раз результат деятельности правой части „supersistencio cerebri”.
От всего услышанного, в голове гудел рой, одна мысль сменяла другую, каждая последующая тут же сменяла предыдущую. Я ни как не мог сосредоточиться и задать внятный вопрос.

– Парень, что с тобой, – голос Льва Борисовича вывел меня из ступора. – Может тебе врача позвать.
– Спасибо, не надо.
– Тебе точно не нужен врач.
Я осознал ту действительность, в которой оказался. Говорить, и даже думать не было сил.
– Я полежу немного. – Только и смог выговорить я.
Через некоторое время белый туман опять поглотил меня. И тот же образ, девушки официантки, молча, с лёгкой улыбкой на лице, снова смотрел на меня.

«Как к вам обращаться, как вас зовут, милое создание», – спросил мысленно я.
– Можете называть меня женским именем Ия. Я принимаю самый яркий образ сознания в последние мгновения жизни донора. Вы видели девушку в кафе, и теперь её образ всегда будет сопровождать вас. А сейчас задавайте вопросы по существу.
Я напрягся и сосредоточился: – «Какую функцию выполнял Михаил, и что должен буду делать я». – Наконец выдал я чёткий вопрос.
– Всё, что делал, как жил, Михаил до 2024 года, в настоящий момент не имеет значения. Теперь это ваша жизнь. И только от вас зависит, как вы её проживёте. Ни кто не обязывает вас выполнять или не выполнять какие либо действия. Все решения вы принимаете самостоятельно, сообразно тем ситуациям и тем обстоятельствам, в которых вы будете находиться. Я даю вам только информацию, так сказать исходные данные, а вы сами принимаете решения. Вот начальные установочные данные… – и далее, я услышал такое!…

Ваш Мир и вся ваша Вселенная, это микроскопическая элементарная частица, одна из бесконечного множества других Миров. Все вместе они составляют Совокупность Миров. Известные вам физические законы не везде и не всегда одинаковы среди разных Миров Вселенной. Но существует только один общий для всех Миров закон: – «физически и материально Миры не могут соприкасаться и пересекаться, они строго параллельны». Физические законы для всех объектов и субъектов в каждом, отдельно взятом, конкретном Мире – одинаковы. Но, если, хотя бы в одном из Миров, вдруг, будут нарушены или изменены какие-то физические законы, которые присущи этому конкретному Миру, тогда возникнет ситуация, что Миры с разными, противоречащими друг другу физическими законами пересекутся или даже столкнутся. А это «Парадокс». Такого не может быть, так как противоречит единственному общему для всех Миров закону: – «Миры не соприкасаются и не пересекаются». Как только, хоть где ни будь, наступит состояние «Парадокса», тут же произойдёт аннигиляция всей материи, всех Миров – одномоментно. Материя исчезнет – останется только Энергия.
Но, в нематериальной области, параллельные Миры могут контактировать, и могут пересекаться. В частности: – в области знаний, в области информации, в области мышления субъектов, населяющих эти Миры. Так, информация, из одного Мира, проникнув в любой другой Мир, и взаимодействуя с материальными объектами этого, иного Мира, может опосредованно воздействовать, и изменять этот новый Мир. Тогда в Мире, где начались не естественные, не свойственные этому Миру изменения, возможны, так же, и изменения его физических законов. А это «Парадокс». Такого не должно быть. И никакого защитного механизма от такого рода «Парадокса» не существует.
Так как источниками и носителями информации в Совокупности Миров являются только интеллектуальные объекты, как естественные, так и искусственные, то однажды самые высокоразвитые представители Совокупности Миров, создали, управляемый, и контролируемый ими механизм, который отслеживает Миры, находящиеся на возрастающем пути развития, с целью предотвращения возникновения информационного «Парадокса». Эту структуру мы называем Защитная Сила Всех Миров, коротко – Защитная Сила. В настоящий момент, ваша цивилизация очень близко подошла к научному осознанию и определению явления биологического поля. А это первый шаг для подключения к «Информационной Матрице Всех Миров». «Информационная Матрица» – это огромное скопление всех знаний и всей информации из всех известных нам обитаемых Миров. Появление таких возможностей у цивилизации на вашем уровне развития чревато необратимыми последствиями для всей Совокупности Миров. Это равносильно тому, что люди в первобытно общинном обществе стали бы обладателями ядерного оружия.
– «А в чём конкретно опасность», – задал я мысленно вопрос.
– Сейчас в вашей стране есть человек, почти ваш сверстник, который в будущем может стать гениальным учёным и может разработать теоретические основы «биоинформационного поля». Он сможет соединить Квантовую механику и Нейрофизиологию человека, и на выходе будет готовая научная база для практического создания приборов и устройств, позволяющих войти в «Информационную Матрицу» и взять там любую информацию, даже из будущего. А обладая такой информацией, и попытаться изменить что-то, что влияет на состояние других Миров, или локально изменить физические законы вашего Мира, то можно привести Вселенную в состояние «Парадокса». Тогда, теоретически, может произойти аннигиляция всей материи, и переход её в первичное состояние. Это конец Всем Мирам.
Ия замолчала, как бы обдумывая свои дальнейшие действия.
– «Информационная Матрица», – продолжила Ия, – это как Интернет, только во Вселенском масштабе. А в некоторых из известных нам Миров не существует хронологических ограничений. Там «Время» – это одно из векторов измерений, наряду с длиной-высотой-шириной, как у вас. И понятие времени – это величина не линейная и не последовательная, как у вас. Из их Мира, они видят любые события в иных Мирах – одномоментно. То есть, в «Информационной Матрице» отображается их видение вашего Мира в прошлом, в будущем, в настоящем – одномоментно, в режиме реального времени. В вашем Мире все события происходят последовательно, и по этому, любые текущие события в вашем Мире, непосредственно и жёстко связаны с уже свершившимися, произошедшими событиями, и хронологическая перестановка – невозможна! Если сместить, переставить, замедлить, или ускорить какие либо события в вашем Мире – тоже может наступить состояние «Парадокса».
«А как же я, всё произошедшее со мной, разве не является нарушением этого закона нашего Мира. Я ведь знаю будущее, и вольно или не вольно, могу его изменить», – задал я вопрос.
– Нет, ни один из физических, объективных законов Вашего Мира пока не был нарушен. Физически вы не Алексей Бондарь, а Михаил Петров. Вот только в теле у Михаила интегрированы знания и умения Алексея, и плюс к этим знаниям, некоторые сверхспособности. Так же, в теле Михаила, на подсознательном уровне „зашиты”, его навыки и умения, которые он приобрёл в течении своей, той…, жизни. Ваши сверх-способности и сверхзнания о возможных, или точнее сказать – вероятных событиях в будущем, вы получаете от «Информационной Матрицы», по каналу связи, который контролируется нами, Защитной Силой, и анализируется в Мирах, где «Время» является одним из измерений. Так, что, если предпринимаемые вами действия будут угрожать недопустимыми изменениями в естественном ходе событий, то в любой момент канал связи с «Информационной Матрицей», нами будет прерван. И вы, потеряете все свои сверхспособности, а ваше тело впадёт в анабиоз. Такие ситуации, когда требовалось прервать канал связи, и лишить человека-айра, обладающего знаниями будущего, возможности как-то негативно действовать, в нашей практике, уже были, и неоднократно. А вот ваш будущий объект наблюдения, явление совершенно уникальное. Он, скорее всего, не является человеком-айра, но приобрёл свои суперспособности, совершенно не мыслимым, не известным нам способом. Его мозг способен входить в «Информационную Матрицу» напрямую, и не подконтролен нам. К счастью, он сейчас не знает о своих способностях и возможностях.
«А может его просто физически устранить, – подумал я. – Как сказал однажды наш бывший вождь, нет человека – нет проблемы. Я не кровожаден, но если стоит вопрос выживания ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ!.. То…». – Я не успел закончить свой вопрос.
– Это возможно. Но. Как вы убедились, физическая смерть тела, не всегда заканчивается физической смертью возможностей. Прежде всего, мы не знаем, и даже не предполагаем, что или кто стоит за таким явлением, да ещё с такими уникальными способностями. Как я уже говорила, ни один простой человек, не может получить такие сверхспособности, без внешнего воздействия. Так может быть, что после физического устранения, его интеллектуальные способности попадут в другое тело, о котором мы не знаем. Или преобразуются в иную форму жизни, или мы будем иметь дело, например, не с одним человеком, а с несколькими людьми, или его способности перейдут и усилят созданный, в будущем, искусственный интеллект, тогда это явление вообще, не возможно будет контролировать.
«Кто он», – задал я вопрос.
– Это преждевременная для вас информация. Вам сейчас необходимо вжиться в новом вашем теле и социализироваться, не вызвав, своим появлением, сильнейшего потрясения в обществе. В идеале, было бы не плохо, если бы ваше появление вообще никто не заметил. Но такое практически не возможно. Самое сложное – найти себя и своё место в этом, новом, для вас, Мире. Редко кому удаётся успешно адаптироваться после „трансэкспортации”. Но это возможно! Боритесь, дерзайте! Так, по опыту предыдущих „трансэкспортаций”, самые успешные Воины Силы, действовали исключительно в команде соратников и единомышленников, в команде, которую, создавали сами. И вы теперь тоже стали нашим Воином Силы.
Но, для вас есть и негативная информация. Так как ваша миссия не первая, то об этой миссии и о вас, уже известно некоторым влиятельным людям из властных структур вашего Мира. И хоть их знания носят весьма ограниченный характер, но меры, для поиска вас, или расширению сведений о вас, и о вашем объекте наблюдения, они приняли беспрецедентные. Конкретно: За год до вашей „трансэкспортации”, была предпринята такая же попытка, с таким же, как вы Воином Силы. Так как в будущем, основная научная деятельность вашего поднадзорного будет происходить в Соединённых Штатах Америки, а он сам будет являться гражданином Израиля, то и „трансэкспортация”, была проведена с гражданином Израиля. Как и вы, он, в момент перехода, получил начальную информацию: о цели его миссии, об объекте наблюдения, и приобрёл некоторые возможности и способности. Но при адаптации и социализации, слишком заметными стали его действия по интеграции в новое для него общество. Свои способности он использовал в личных, корыстных целях. И тогда спецслужбы Израиля обратила на это пристальное внимание. Наш Воин попал в руки служащих Шабака. Но, прежде, чем мы успели перевести его в анабиоз, он выдать им, некоторую, хотя и весьма искажённую, информацию. А, что известно Израилю, неизбежно, становится известно ЦРУ. В силу специфики работы этих структур, полученную информацию они трактовали совершенно по-разному. Так: – теперь Моссад, будет охранять „Нового Мессию”, человека способного привести „Народ Израиля” к светлому будущему, а ЦРУ, сосредоточится на противодействии лично вам, так как понимает, что в ближайшем обозримом будущем, именно они станут основным бенефициаром научной деятельности этого „Гения Вселенной”. А вот Британские властные структуры захотят, а точнее, они уже дали команду, выкрасть вас, и ваших потенциальных помощников.
Полученной информации от девушки с необычным именем – Ия, было слишком много, и её требовалось переварить. Мои мысли галопом неслись от одного факта к другому, а я не мог сосредоточиться и сформулировать хоть какой-то вразумительный вопрос. И ту я заметил, что видения больше нет. Я просто смотрю в потолок…

В тот же день, 12:30.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

В приёмный покой первой городской больницы быстрым шагом вошла, нет, скорее вбежала, пожилая женщина, без шапки, в старом драповом пальто, одетым прямо на домашний халат и в сапогах с не застёгнутой „молнией”.
– Миша. Миша Петров. Он здесь. Что. Что с ним. – Быстро и очень волнительно заговорила она.
Служитель от медицины, за много лет работы в этой системе, повидал всякое и, теперь, ни какие эмоции родственников пациентов не способны повлиять на его текучий размеренный образ жизни. Он с невозмутимостью лорда палаты общин, медленно взял журнал регистрации, раскрыл на странице заложенной специальным шнурком, и спросил:
– Когда поступил.
– Сегодня. Сейчас. Только что.
Перевернув ещё страницу, „лорд приёмного покоя” сказал:
– Есть такой. Поступил три часа назад. С подозрением на черепно-мозговую травму. Сейчас в неврологическом. Приёмные часы сегодня с 16 до 19. Сменную обувь иметь обязательно.
На последовавший град вопросов и причитаний он или вовсе не отвечал, или отвечал:
– Все вопросы к лечащему врачу в приёмные часы.
Примерно через пятнадцать минут подобных вопросов и ответов, женщина с нерешительностью направилась к выходу.

Там же, в тоже время.

Врач с недоумением рассматривал рентгеновские снимки, то на свет специальной лампы, то на свет от окна, то, хватаясь за ручную лупу, то за очки. За всю свою лечебную практику, а это более тридцати лет, врач хирург невролог Разумовский Борис Сигизмундович, ни когда ничего подобного на рентгеновских снимках не видел. На первом снимке, до операции, чётко видно место пролома и расходящиеся осколки черепных костей. А на втором… Вместо травмированного черепа, был просто снимок нормального, здорового, без каких либо следов от травмы, черепа.
– Голубушка, Сонечка, позови, пожалуйста, сюда врача рентгенолога, срочно.
Сонечка ушла, и, через насколько минут, вернулась с врачом-рентгенологом.
– Мария Моисеевна, вы, эти снимки делали, – спросил Борис Сигизмундович, женщину лет сорока, высокую и слегка полноватую.
Мария Моисеевна, нацепила очки на нос и мельком взглянула на два снимка.
– А шо не так? Карточки без дефектов, контрастные, картинка не смазана. Шо вы хочите сказать? Ну таки конкретно, шо тут не так?
– Вот этот, второй снимок, вы случайно не перепутали, это снимок того же пациента?
– Не, ну вы скажите, где я вам возьму другого пациента, когда за всё утро у меня была только одна рука, одна нога и одна голова, но дважды?
– А не сегодня, может это снимок остался от предшествующего пациента.
– Я ж вам не магазин, под полой дефицит не прячу. Нема у меня ни снимков, ни пациентов от прошлых разов. Если шо з вашим пациентом не так, то и разбирайтесь з пациентом, и не делайте мне больную голову.
Мария Моисеевна демонстративно развернулась и вышла из процедурного кабинета. А Борис Сигизмундович, внимательно стал рассматривать оба снимка, сравнивая их между собой, что бы самому убедиться, что оба снимка одного и того же черепа. И не найдя ни малейшего повода усомниться, отложил снимки в сторону, обратился к Соне:
– Сонечка, узнай, пожалуйста, в которой у нас палате Миша Петров. Нет, нет, постой. Вместе к нему сходим.
Борис Сигизмундович вместе с процедурной медсестрой вошли в палату, где лежал их пациент, Миша Петров. В палате было тихо. Миша лежал на спине, уставившись в потолок. На входящих он не реагировал.
– Миша. Михаил, – тихо спросил врач, – как вы себя чувствуете, а голубчик.
Пациент не реагировал. По нему было видно, что он не спит, но его мысли далеко, совсем далеко, отсюда.
– Он так уже два часа лежит, – сказал сосед по палате.
– А до этого. До того как замолчал, он говорил, что-либо.
– Говорил, и даже неплохо говорил, но потом спросил какое сегодня число и как посмотрел на себя в зеркало – замолчал.
Врач поводил перед лицом Миши своим молоточком, пощёлкал перед глазами пальцами, прикрыл и открыл ладонью его глаза, провёл торцом молоточка по стопам и по локтевым сгибам, и сказал:
– Сонечка, организуй, пожалуйста, каталку. И доставь его срочно в процедурный кабинет.

В процедурном кабинете, лёжа на хирургическом столе, Миша Петров в очередной раз подвергся всем стандартным медицинским манипуляциям. Измерены были температура, давление, сделана кардиограмма, и все показатели были в норме. Прямо совсем, классически в норме. Кроме одного, пациент ни как не реагировал на внешние раздражители. Как будто его нервная система жила, но где-то отдельно, а центральная нервная система вообще не подавала признаков жизни.
– Апаллитический синдром, – заключил врач. – Но, что самое удивительное, ни внутричерепной гипертензии, ни субарахноидального кровоизлияния я не наблюдаю.
Сонечка, сними с больного эту повязку, я думаю, что обильного кровотечения больше не будет.
Процедурная сестра разрезала завязки повязки „чепца”, сняла и удалила остатки бинта и ахнула.
– Борис Сигизмундович… – пауза. Сонечка на мгновение остолбенела. – Борис Сигизмундович, вы только посмотрите, рана… её нет.
Врач осмотрел место травмы и удивился не менее. На месте раны была тонкая розовая полоса со следами зелёнки по краям, а нитки хирургического шва просто лежали поверх бывшей раны.

К больному в экстренном порядке была вызвана главврач больницы.
– Вера Васильевна, этот пациент поступил к нам сегодня. В 9:30 сделана ПХО. Больной пришёл в сознание. Для открытой проникающей черепной состояние было стабильным средней тяжести. Сделано два снимка. Вот первый, до операции. А вот второй, после… И как видите, результаты удивительные. Но самое поразительное… Да вы сами посмотрите на состояние шва. – Борис Сигизмундович говорил сбивчиво и сумбурно. – И это через три часа после ПХО.
Главврач была женщина в возрасте, далеко за шестьдесят. Но в свои годы сохранила подвижность в теле и живость ума. И главное, чувство юмора.
– И что, сейчас он в вегетативном состоянии.
– В вегетативном, – подтвердил Борис Сигизмундович.
– И вы утверждаете, что на месте этого свежего рубца, три часа назад была рваная рана.
– Да. И первый снимок это подтверждает.
– Чудеса, да и только, – искренне удивилась Вера Васильевна. – Заживает, прямо как в сказке, не по дням, а по часам.
– Так может мы его, как в сказке, живой водой окропим, – тихонько и робко подала свой голос медсестричка.
– А попробуйте, если у вас есть такая, живая вода. Хуже не станет, – толи в шутку, толи в серьёз, сказала главврач.
Сонечка взяла со стола графин, плеснула в свою чудную ладошку немного воды и взбрызнула на лицо Миши. Дыхание пациента на мгновение приостановилось, затем он сделал глубокий вдох и моргнул ресницами.
Удивления у присутствующих не было предела. Теперь ступор наступил у медперсонала. Тем временем больной шевельнул рукой, головой и попытался приподняться.
– Лежите, лежите, – сказала главврач. – А вы, милочка, отдайте содержимое этого графина на экспертизу, вдруг там и, правда, живая вода.
– Михаил, как вы себя чувствуете.
Миша, кажется, не понимая, где он сейчас находится и что это за достойное собрание вокруг него.
– Нормально я себя чувствую, – удивлённо произнёс он. – А что это со мной было.
– Вы что ничего не помните, или если что помните – расскажите.
– Да, помню, утром зашёл в школу, разделся, а дальше всё… я здесь.

Тут в процедурный кабинет вошёл, а точнее вбежал, молодой парень в белом врачебном халате и марлевой маске спущенной на подбородок. Вбежал, увидел главврача и остановился, как от неожиданного явления.
– Ну, что у вас, Денис Сергеевич, – спросила Вера Васильевна, после непродолжительной, но не ловкой паузы. – Вы чего затормозили, меня не ожидали увидеть. Так если я лишняя, я выйду.
– Нет, нет, Вера Васильевна, я тут заключение принёс… – парень явно смущался, или чего-то боялся.
Главврач сама взяла из рук начальника лаборатории листок и прочитала.
– А-а а! Анализы крови Петрова, как раз кстати, – и вчиталась в текст. – А что, перед операцией анализ крови Петрова не делали? – как бы мимоходом спросила она.
– Делали. Вот заключение, – сказал Борис Сигизмундович. И потянулся к истории болезни.
– Это я делал, – сказал начлаб. – И первый, и второй раз. Первый раз делал экспресс методом, по стандартным сывороткам, группа крови по системе АВ0 соответствовала АВ– отрицательная, сами понимаете, редкая группа. И по этому, второй раз, для подтверждения, я проверил методом с цилоклонами анти-А и анти-В. И вот…
От слов лаборанта «АВ– отрицательная», меня аж передёрнуло. У меня, Алексея Бондаря, была А– положительная, одна из трёх самых распространённых в мире групп крови. А дальнейший разговор медперсонала, вообще, поверг меня в шок…

– Так, вы хотите сказать, – Вера Васильевна напряглась от своей, неожиданной догадки, и по её телу пробежал лёгкий холодок. Да так, что это стало заметно всем присутствующим. – Вы хотите сказать, что группа крови не подтвердилась?
– Да.
– А переливание делали, – обратилась она к врачу.
– Нет, не делали. Не было необходимость. Давление, сердечный тонус были в норме.
– И что там с группой, теперь, – Вера Васильевна облегчённо выдохнула, обратившись к начлабу.
– У него пятая! группа крови.
– Что!!! – этот вопрос прозвучал в три голоса.
– Точнее, одновременно определяются все четыре группы крови. Как будто это не кровь одного пациента, а коктейль, смесь всех групп крови. Причём, нет ни каких признаков взаимного отторжения. И это при отрицательном Резусе.
– Что? – этот вопрос прозвучал от Бориса Сигизмундовича. – Мало нам такого сверх быстрого заживления, так ещё и пятая группа крови…
– А может в этом и есть разгадка нашего феномена? – спокойно и загадочно сказала главврач. – А вы, Денис Сергеевич, напоминаю, что вы обязаны соблюдать врачебную тайну. Ни когда, и ни кому не рассказывайте, что сейчас узнали. Повторяю – ни где!, ни кому!, и ни когда! Всё, идите.
И когда за начальником лаборатории закрылась дверь, Вера Васильевна рассказала:
– Однажды, я столкнулась с пациентом, точнее с пациенткой, у которой так же не определялась группа крови. Но от неожиданности, и от непонимания, я поделилась этим с коллегами. С девочкой, в конечном итоге, было всё нормально. Но, в последствии, в этой семье случилась большая трагедия. И я до сих пор себя в этом виню. Отец, если только можно его так назвать, узнав о том, что у ребёнка группа крови не соответствует ни его группе, ни группе крови матери, заподозрил супругу в неверности. Был большой домашний скандал. Этот негодяй, ранил и ребёнка, и тёщу, а матери он нанёс восемь ножевых ранений, от чего она и скончалась. Девочка и бабушка выжили, а отца, (отца в кавычках), посадили, и на долго. Было это давно, лет десять назад. А сейчас, бабушка этой девочки, лежит у нас в онкологическом, и нет ни какой надежды… Я, почти каждый день, вижу эту девочку, и моё сердце сжимается от той, моей, непростительной ошибки. Прошу, вас, коллеги, забудьте о нестандартной группе крови. И ни кому не рассказывайте.
Вера Васильевна легонько потрепала меня по щеке, наклонилась, и тихонько сказала:
– Выздоравливай, Миша, и всё будет хо-ро-шо!

В тот же день, 16:15.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

В палату вошли два посетителя. Бабуля. Из памяти реципиента сразу всплыл этот образ. Моя любимая бабушка. Да, теперь уже моя. А позади неё возвышалась худющая девица в накинутом на плечи белом халате, поверх школьной формы. Память реципиента подсказывала только одно: Зайка. В остальном был провал. Надо быть осторожней с ней, как бы не накосячить. А то не понятно, кто она и какие у нас отношения. Как я помню у „капитана Петрова” братьев и сестёр не было. А в ином статусе, для девушки, припереться в первый же день в больницу к парню, это уже отношения.
– Мишенька, да как же так. Убился родненький, – неслись причитания и оханья от моей бабушки. Таких словесных нежностей, изливалось ещё около пяти минут, за время которых я украдкой рассматривал её спутницу.
Девушка была значительно рослая, наверное метр восемьдесят, не меньше, тонкая-звонкая, длинношеяя. Типичная нескладная фигура для пятнадцатилетней девочки переростка. Лицо было серьёзное, бровки домиком, серо-зелёные большие глаза, нос
прямой, ноздри слегка покрасневшие, должно быть от мороза. Завершал овал лица маленький остренький подбородок. Большие, серо-зелёные глаза, чётко очерченный овал лица и линия подбородка – все это в сочетании с веретенообразной фигурой наводило на мысль о стрекозе, но не беззаботной «попрыгунье», а серьёзном хищнике мира насекомых, грозе мошек и букашек. Впечатление усугублялось привычкой смотреть слегка исподлобья и иногда прорывающейся властностью характера. В этот момент я невольно почувствовал себя той самой букашкой, на которой с недобрыми намерениями остановился фасетчатый взгляд хищника. Плечи узкие, руки тонкие длинные, грудь, если это можно так назвать, была абсолютно плоская, без каких либо намёков на сексуальность. А вот ноги… за распахнутыми полами больничного халата, из-под абсолютно короткого школьного платья видны были ноги, ровные и стройные ноги, вызывающие самые откровенные фантазии, ноги достойные самых из исканных моделей. Их не портили даже простые толстые трикотажные колготки коричневого цвета. Интересно, это она так выпендривается, с длиной юбки до верха приличия бедра или это мода сейчас такая? Если мода, то я горячо «за». Довершали образ, два хвоста прямых тёмно-каштановых волос, туго стянутых на уровне оттопыренных больших ушей. Если это моя девушка, или она считает себя таковой, то я пропал.
– А я тут поесть принесла. Целый день не кушал, ведь. Да я на всех принесла. С больничных то харчей оголодать ведь можно. Я то знаю. – Засуетилась бабушка.
В её руках посудно загремела большая хозяйственная сумка. С прикроватной тумбочки, мгновенно, было сметено всё не нужное и выставлены кастрюля, миска, чашка, трёхлитровая банка с компотом, и так далее.
– Так, граждане больные и выздоравливающие, без излишнего стеснения, подходим, берём, желательно со своими тарелками. Тут картошечка, варённая с укропчиком и котлетки, имеются, подходим, подходим, – командовала она.
Дух варёной картошки и жареных котлет живо напомнил мне о не выпитой чашечке кофе, там… утром, в кафе. И всё, во рту сегодня не было ни крошки. На этот картофельно-котлетный дух потянулись все, и алкоголичного вида мужик, и Лев Борисович. А я и так раньше всех налегал на кушанья. А компот…, компот был превосходный, ещё тёплый, даже можно сказать горячий. К концу пищераздачи, бабуля собрала использованную посуду и направилась к раковине умывальнику в углу у входа в палату.
Воспользовавшись временным отсутствием бабули, Зайка присела ко мне на край кровати и положила свою руку на мою. О, сколько в этом невербальном жесте было нежности.
– Ты как, – застенчиво и нежно, спросила она. Голос у Зайки был низкий и грудной. По девушке было видно, что её раздирают противоречивые чувства.
Бабушка быстро справилась с мытьём посуды и, положив всё в сумку, сказала:
– Пойду, поищу врача. Поговорить надо, – и вышла из палаты.
Зайка оживилась и уже более раскованно спросила:
– Давай, рассказывай. Ну не верю я, что ты сам, без посторонней помощи, с лестницы загремел. Ты вон этим летом как с вышки в воду прыгал, сальто крутил. У тебя же координация как у циркача…
Повисла немая пауза. Я глядел на девушку и молчал, собираясь с мыслями.
– Ты только некому не говори, совсем никому, договорились, – я вопросительно посмотрел на девушку.
– Ладно. Ни кому, – тихо, по заговорчески, произнесла она.
– …
– Правда, правда. Я никому…
Делать было нечего, а ситуацию разруливать надо. До чего же память реципиента избирательна, помню малозначимые события из его, ну то есть теперь уже моей, жизни. А девушку, что влюблённым взглядом смотрит на меня, не помню.
– Я не помню, – тихо произнёс я.
– …
– Я совсем ничего не помню. Даже тебя.
– …
– При взгляде на тебя вертится одно имя: Зайка. Но я не понимаю, к тебе ли это относится.
– Петров. Ты не безнадёжен. Зайка – меня так зовут. Зоя Зайкова, будем знакомы. И девушка протянула мне руку, кокетливо прижав голову к плечу.
А она мила, подумал я.
– Зоя,… Зоинька, пожалуйста, по быстрому, это моя бабушка, как её зовут. И вкратце все события, что сегодня произошли, – умоляюще попросил я.
Надо отдать ей должное, Зайка, была весьма проинформированной девушкой. И умела кратко, но ёмко, известить меня о прошедших событиях. Упомянув всех действующих лиц и дать им свои описания и характеристики.

Вечером, с метелью падал снег, а уже в начале ночи под безграничной и насквозь холодной темнотой, под не чётко виднеющейся полной луной, всё вокруг уже было укрыто лёгким белым, сверкающим под лунным светом снегом.
Пациенты палаты спали, когда я встал с кровати и подошёл к умывальнику. Там, над умывальником висело зеркало с трещинками и проплешинами на амальгамном слое. С зеркала на меня смотрел юноша лет шестнадцати, но выглядел он несколько старше. Можно было принять его за студента первого или даже второго курса. Рост, не маленький рост, больше, чем метр восемьдесят. Худощавый, но не худой, с широким костяком плеч, чётким рельефом грудных мышц, а пресс… кубики. Мишка, ты где так накачался, или тебя так природа одарила. Лицо ровное симметричное, нос прямой не крупный, глаза серо-голубые, тонкие, вытянутые горизонтально губы, и завершал картину средне-крупный волевой подбородок. На голове всклокоченные русые волосы с проплешиной на макушке. Это врач состриг перед операцией. Да… у Мишки была шикарная причёска, а теперь придётся почти наголо стричь.

26 декабря 1974 года, 08:30.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

Утро. Я стою у окна своей палаты и смотрю вдаль.
Яркие утренние лучи солнца разбудили меня. Там, за окном, свежий морозный воздух растворился в голубом пространстве неба, но ещё оставались лучистые следы его невидимых белых нитей, да и они растворялись, удаляясь за канал, туда вдаль, где за горизонтом, воздушными белыми клубами парил теплом большой город. Там была Москва. Иней. Иней всюду: на ветвях, стволах деревьев, на проводах, на стенах домов, на заборах.
С третьего этажа больничного корпуса был виден весь двор и далее, за забором, линия бетонных гаражей, что выстроились на задворках больничных корпусов. А дальше, за речкой Химкой, шла несуразная череда мелких, покосившихся и вросших в землю дощатых бараков, что оставались пережитком времён строительства Химкинского железнодорожного моста и канала имени Москвы. Это уродливое родимое пятно на теле города, именуемое в простонародье „План”, было рассадником алкоголиков, гопников, тунеядцев и бывших зеков. Откуда такое народное название:
В те самые времена, когда мост и канал ещё строились, над дорогой, у въезда в посёлок установили монументальный плакат, напоминающий триумфальную арку с надписью «План первой пятилетки выполним досрочно». Затем, слово «…первой…», заменили на «…второй…», потом на «…третьей…», а после войны, все буквы, кроме «План…» исчезли совсем.
Так исторически получилось, что для больших строек социализма, при отсутствии в достаточном количестве строительной техники, всё компенсировалось огромным количеством неквалифицированных рабочих рук. Эти рабочие руки, как пылесосом, высасывались из близ лежащих и отдалённых деревень, и мелких городков. И контингент это был – крестьянский, с их укладом и общинно-загульными традициями, с их примитивным деревенским менталитетом. А по окончании стройки ни кто и ни когда уже не возвращался к себе на малую родину. Так и жили годами и десятилетиями, прозябая в тунеядстве, или пристраиваясь на неквалифицированные рабочие места, грузчиков, дворников, землекопов. И было пьянство: запойное, загульное, беспросветное пьянство этой братии.

В этой среде рос мальчик, плод очередного пьяного загула местной девицы Нюры и заезжего гастролёра Валоева Гогия, бывшего зека по кличке Гойя, прозябавшего между очередными отсидками. Мальчик рос, и с малых лет принимал, впитывал в себя быт и понятия блатного мир. Ещё, будучи в детском саду, он на простой детский вопрос: „кем ты мальчик хочешь быть”, отвечал: „Вором в законе”. С младшего школьного возраста, Валоев Игорь Гогиевич, был резким и вспыльчивым, как все полукровки кавказских гопников. Но, по традиции школьных прозвищ, кличку имел по фамилии, что не совсем отражало его вспыльчивую и властную черту характера – Вялый.

Там же. В тот же день, 09:45.

После скудного больничного завтрака, щедро сдобренного домашними пирожками и творожной запеканкой, я сказал себе: всё – жизнь удалась, и как дисциплинированный больной улёгся на заправленную постель, стал дожидаться утреннего врачебного обхода. Ждал я не долго, минут пятнадцать. Лечащий врач зашёл в сопровождении постовой медицинской сестры, бегло осмотрел всех остальных пациентов, задав им, очередные малозначимые вопросы он направился ко мне.
– Ну, молодой человек, у вас есть вопросы с идентификацией вашей личности. – Задал он вопрос, не относящийся к стандартным вопросам при обходе. Чем поставил меня в тупик, от возможных вариантов ответа.
– Да, нет, наверное, – неуверенно произнёс я.
– Так да, или нет, или наверное, – с этого момента я понял, что всё в порядке и врач просто шутит. – Ну-ка покажите вашу макушку.
–…
– Невероятно.
Врач обернулся к медсестре.
– Карточку. Что у нас с назначениями. Да всё верно, – произнёс врач. И далее, к медсестре: – Как сделаете все назначения, прошу этого больного опять на рентген. Направление я напишу.
– Вот бы все так… – многозначительно и как бы для себя сказал врач, и в задумчивости вышел из палаты.
А далее была капельница, получасовое лежание с катетером в руке. И очередное ожидание каталки и санитара.
…
Снимки головы принёс невысокого роста медбрат и почему-то отдал не врачу, и не на пост к дежурной медсестре, а молча положил у меня на тумбочку. Не проронив ни слова, он удалился.
Как дипломированный, и с немалыми учёными степенями медработник профильной специальности, я не мог не полюбопытствовать, и посмотрел эти снимки. Нет, ничего угрожающего я не увидел. Напротив, там были снимки абсолютно здорового человека. И если бы я не знал анамнез заболевания, то был бы спокоен, от слова совсем. Но я знал. И меня это напрягало. Во-первых, моё самочувствие в настоящий момент. Я не чувствовал ни каких болей, вообще ни каких. Наоборот, моё тело было налито, насыщено, переполнено силой и энергией. А во-вторых, меня напрягали сроки, в которые произошло это моё выздоровление и преображение организма. Даже принимая во внимание, что я нахожусь в теле молодого, здорового и физически крепкого подростка, это не нормально.
А о какой нормальности может идти речь, я стареющий, лысеющий, потрёпанный жизнью мужчина, житель начала двадцать первого века – оказался в теле подростка пятнадцати с половиной лет, да и к тому же во второй половине двадцатого века.
Бред.
Посмотри в зеркало, увидишь другое, и это будет факт.

30 декабря 1974 года, понедельник, 09:30.
Московская обл., г. Химки, Ленинский проспект, д. 14.

Пятый день моего пребывания в больнице. Осмотреть меня собрался большой консилиум, как из местных врачей, так и из Московских учебных и центрально значимых медицинских учреждений. Осмотр проходил в актовом зале больницы, так как желающих, посмотреть и поумничать при осмотре, собралось не менее десятка светил медицины.
Я сдерживался от комментариев и встречных высказываний из последних сил. Некоторые гипотезы и предположения были настолько нелепыми, но произносились со ссылками к таким светилами медицины, что мои начальные преклонения пред этими авторитетными именами пали безвозвратно в самые низы профанации. Примерно через час эта экзекуция закончилась. И вывод был для меня вполне утешительный: пациент практически здоров, но поступает на амбулаторное лечение по месту жительства с обязательным ежедневным посещением врача.

В тот же день, 13:15.
Московская обл., г. Химки, проспект Мира, д. 18/5.

Уладив все больничные формальности, получил в гардеробе приёмного отделения верхнюю одежду и школьный портфель, я вышел из больницы. И у меня очередная проблема. Память реципиента даёт информацию о моём домашнем адресе текстом, ну типа: г. Химки, проспект Мира, дом 18/5, квартира 87. А я не представляю даже в какую сторону мне идти. Но благо я в России, а тут „язык, до Киева доведёт”. Изобразив из себя приезжего, спросил у первого встречного. Оказывается, не далеко, идти не более десяти минут.
И вот я у дома, последний шестой подъезд, третий этаж. Ключ в кармане пальто, возможно от квартиры, пробую, подошёл. Пахнет борщом и котлетами. Бабуля крутится у плиты. Но сначала в ванну. Обед потом.
– Мишенька, тебя выписали. Родненький. А я тут кручусь, к тебе собираюсь. Ты заходи, заходи. Я обед как раз сварила.
– Здравствуй Бабуля, – сказал я, приобнял и чмокнул её в щёчку.
– Ой, Мишечка, аж на слезу пробило. – Ну, видно не избалована она была Мишкиными нежностями.
– Хорошо, хорошо. Но сначала в ванну. Колонка включена?
Вот теперь сработали мои послезнания. Да ведь я был здесь, в прошлой жизни. В середине девяностых, когда ездил в Москву, поступать в ординатуру, тогда я встречался с Михаилом. Мы приезжали сюда, в Химки, и даже я оставался здесь ночевать. Из той встречи, я помню, что Мишина мама всю жизнь проработала проводницей в поездах дальнего следования, а когда на пенсию вышла, то работала здесь в местной железнодорожной кассе. А вот бабулю я не помню.
– А что, мама в рейсе, – спросил я.
– Да. Она сегодня должна приехать.
Ванна, душ. Какое блаженство помыться в домашней ванной.
– Мишенька, я по магазинам. Обед на плите, – услышал я из-за двери.
Как хорошо, что телефонный звонок не прервал мои ванные процедуры и кухонные упитывания.
– Алло.
– Миха, привет, это Жека, – как хорошо иметь дело с людьми, которые хотя бы так представляются. А то скажут: „Привет, это я”. А ты догадывайся потом, кто такой „я” говорит с тобой.
– Миха, ты дома, я сейчас заскочу, – и на другом конце повесили трубку.
Из памяти реципиента всплыло одно, это мой друг Жека, он же: Белов Евгений Николаевич, мой одноклассник и живёт со мной в одном доме. Значит, через пару минут он будет у моей двери.
Звонок в дверь.
– Миха, здорово, – Жека вошёл и на ходу скинул не зашнурованные ботинки, которые так и остались валяться посреди прихожей. А шапку, не глядя, закинул на верхнюю полку вешалки. Очень высокий, крупный, круглолицый парень, с небольшим курносым носиком, усыпанным неяркими веснушками, тускло-рыжеватой шевелюрой и маленькими голубенькими глазками. Из памяти всплыл образ Шуры Балаганова из фильма «Золотой телёнок» в исполнении молодого Леонида Куравлёва.
– Ну, у тебя и причесон. Хаер придётся состричь. Обрастать долго будешь. Прикинь, в субботу в школе дискач новогодний был, так там Дыба, ну тот, что из 9А, нашу Тузю пригласил и в танце под платье к ней полез. Так мало того, что она ему прямо там, на месте по роже врезала, так ещё и наши пацаны, из нашей кодлы, ему рожу набили. А он, после дискача, своих „плановских” притаранил. Ну и махач знатный был… Жаль, ты в больничке был, а то бы Дыба так не наглел. Умеешь же ты всех в рамках держать.
Из глубин памяти реципиента тут же всплыл образ очень красивой девушки, Наташи Туссеннен, не по годам развитой, полностью сформировавшейся молоденькой стервы, терроризировавшей всё мужское население нашей школы, аж до самого выпуска.
Как хорошо, что меня не заваливают глупыми и банальными вопросами. А самостоятельно валят обильной информацией.
– И тебе, Жека, здравствуй, – сказал я. От чего мой собеседник застыл, не понимая юмора.
– Ты лучше скажи, кто мог меня на больничку так определить, что я ели концы не отдал.
– А ты не знаешь? Ты и в правду не знаешь, или прикидываешься.
– Зуб даю. Век воли не видать, Тут помню, а тут, как отрезало… – отозвался я кодовой фразой.
– Да ладно. Я то думал, как оклемаешься, разборки будут. А ту ещё розыск учинять придётся.
– А что в школе училки по этому поводу говорят.
– Да маразм устроили они по этому поводу, полный. Комиссия из ГорОНО и из милиции была, так они заявили, что ты сам за шнурки свои зацепился, а потом сам с лестницы вниз головой метнулся. Во дебилки.
– Не может быть, – удивился я.
– А ещё, в тот же день после тебя, к нашей ЛеоЛене „скорую” вызвали. Говорят инфаркт. Может ещё оклемается, но вот в школу уже не вернётся. А жаль. Классная она тётка была.
– Так мы в одной больничке отдыхали, – ответил я, хотя совершенно не помню кто такая ЛеоЛена.
– Не. Её сразу в кардиологическую клинику в Москву увезли.
Тут щёлкнул дверной замок, и в квартиру вошла мама.
– Мишанька, ну здравствуй.
Мама вошла и с порога прильнула ко мне. Ох, да чего ж красива и хороша эта женщина. Молодая ещё женщина. Помню её в середине девяностых, она тогда только на пенсию вышла, красота её ещё не поблекла и выглядела она, даже для своего возраста, совершенно очаровательно. А сейчас – просто СНОГСШИБАТЕЛЬНО!
– Что тут у тебе приключилось. А то я у подъезда соседку из восемьдесят первой встретила, так она сказала, что ты в больнице. Здравствуй Женечка, – заметила она одноклассника.
– Мам, привет, да всё нормально. Я уже дома.
– Тёть Лид, здравствуйте. Ну, я пойду… – отозвался Жека и стал одеваться домой.
– Мам, ну сказал же, всё нормально. В школе на ступеньке поскользнулся и вниз. На голове только царапина была, а врачи смотри, какую плешь выстригли. Теперь стричься почти наголо придётся, – забалтывал я её.
Мама с недоверием нагнула мою голову и стала рассматривать плешь. Не увидев ничего опасного и для верности, ощупав меня всего, она вроде, как успокоилась. Далее, пока она раздевалась, шли банальные вопросы: про учёбу, и про спортивную секцию. Я отвечал уклончиво или односложно. Но и таких ответов ей было достаточно.
Мы разошлись по разным комнатам, она к себе переодеваться, я к себе осваиваться на новом месте.
…
Моя комната… Узкая и вытянутая к окну, метров десять не больше. Но вполне просторная, так как абсолютно аскетичная. Слева у входа шкаф, у окна письменный стол и широкое раскладное кресло, справа простая кровать лежанка, и всё. Чисто. Даже очень чисто. Интересно, это Мишка так поддерживал чистоту, или бабушка убралась, пока я был в больнице. На письменном столе равная стопка книг, учебники для девятого класса, рядом стопка тетрадей. Я закружил по комнате в поисках портфеля. Ага, вот он, в прихожей остался. Устроившись поудобнее в кресле, я извлёк из портфеля дневник. Интуиция подсказывала, что я сейчас узнаю о Мише, то есть о себе, много нового и чрезвычайно занимательного. Опасливо открыл. Почерк – «как кура лапой» – это обо мне. Как же, помню, получал некоторое время письма от Михаила, но я не думал, что у него в детстве было всё так ужасно. Корявые буквы разной высоты пьяно шатались в строю. А замечания… Красными чернилами, как крики души: «Качался на стуле, сломал стул», «Опять качается на стуле», «Пришёл без сменной обуви», а вот интересная запись: «В классе был, но на уроке отсутствовал»… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Полез в конец дневника. За первую четверть, «тройки» были по химии, а так же по английскому, русскому и литературе. Да, писателем или дипломатом мне не быть… Остальное, слава богу, «четыре – пять». Пролистал две последней недели второй четверти. Оценки разные, не отличник, это хорошо. Алгебра, геометрия, физика – только «четыре и пять», русский и литература – сплошные «тройки», химия – стойкая «тройка», ну с химией и биологией у меня без проблем, сам могу эти предметы преподавать. Английский, удивительно, но во всём дневнике нет ни одной текущей оценки по английскому, только четвертная «тройка». Хорошо, что у Миши английский, а не какой-то там французский или немецкий. У меня и в школе, и в медучилище, и тем более, в академии был английский. Да, к тому же и практика у меня была хорошая, пол года в Лондоне стажировался. Сейчас каникулы, значить я имею десять дней, что бы войти в курс школьной программы и не выглядеть на уроках полным кретином. Да и вообще, надо учёбу вытягивать. Тройкам – бой. Хороший лозунг, где-то я его уже слышал. И так, когда мне в школу, заглянул я в дневник, до десятого января расписание не заполнено, а только на пятницу и субботу. В пятницу меня ожидают геометрия, физкультура, химия, английский и биология.
А что у Мишки, то есть у меня, с одеждой? В шкафу… ух ты, да я богатенький „Буратино”. Костюм с жилеткой „тройка” тёмно-синий, импортный, с каким то гербом на накладном кармане, ну очень солидный. Ещё пара брюк и джинсы!, такая редкость в эти годы. Только у мажоров и фарцовщиков были настоящие Levi’s. Рубашки, футболки, галстуки, аж четыре штуки, не у каждого солидного мужчины в те годы было хотя бы два галстука, а тут целых четыре. Из обуви: туфли – Югославия, чешские кроссовки – Воtаs, ботинки зимние Salamander на меху, а вот ещё одни, Цебо, в коробке, не ношеные. Откуда? Немного поразмыслив, я предположил, мама проводница в поездах дальнего следования, от Москвы и до … А по маршруту, идёт товарообмен и движение дефицита почти бесконтрольное. В Одессе – джинсы, в Риге – туфли, в Барнауле – дублёнки, и так далее.
Справа за дверью самодельная „шведская стенка”, перекладина и некоторый другой спортивный инвентарь. Даже „боксёрская груша” имеется. Вне всякого сомнения, Михаил был мальчиком спортивным.
«Обязуюсь!!! Буду заниматься спортом. И обязательно по утрам зарядка и пробежка. Честное слово». – Пообещал я сам себе.
Хорошо бы узнать, где и каким видом спорта занимался Миша. Мама, что-то говорила, о спортивной секции. Надо бы аккуратно узнать подробнее.
…
Бабушка вернулась не скоро. Часа через два-три. За это время мы с мамой успели осмотреть и примерить новогодние обновки, мне спортивную шапочку Adidas, бабушке, новое зимнее пальто с меховой подкладкой. А себе, мама привезла финские зимние сапоги, она так им радовалась, аж светилась вся, но они оказались ей малы, в пальцах было узкое пространство, от чего нога зажата, как в тисках. От огорчения пошли на кухню, пить чай.
Чай пили с бабушкиными творожными ватрушками и говорили, говорили, говорили. Наговорились обо всём, и обо всех. До чего же приятная в общении эта женщина. Я, конечно же, не воспринимаю её за свою маму, а вижу в ней только молодую красивую женщину, ну очень привлекательную, лёгкую в общении, сексуальную. Это говорит мой истинный возраст, ведь она сейчас, моложе меня, того, из прежней жизни, больше, чем на двадцать лет.
– Мишань, что-то ты так разговорился, как будто, не с мамой разговариваешь, а с лучшей подружкой. И речь твоя совсем другой стала, без твоих немыслимых жаргонизмов. Ты говоришь, как будто, флиртуешь со мной, – мама заулыбалась, а глаза её светились счастьем.
– Да вот, как по голове ступенькой получил, так жизнь свою переосмыслил, можно сказать, за ум взяться.

Тут в квартиру ввалилась бабушка. Именно, что ввалилась. Да вместе с ёлкой.
– Лидочка, приехала. А я вот ёлку купила. От самой станции волоку. Новый Год ведь завтра. А у нас так ничего и не приготовлено.
– Ой! Мама, давай, давай. Миша, помогай бабушке.
– Я бы с радостью, да вот как с полки в поезде упал, да головой вниз, тут помню, а тут не помню… – произнёс я в очередной раз фразу из популярного в те годы фильма, – Я серьёзно. Ну, совсем не помню, где в нашем доме, какой инструмент лежит, помогайте вспомнить. Обязуюсь, до наступления Нового Года, вспомню всё.
– Да на балконе, если ветром не сдуло.
Мы весело рассмеялись. И я понял, шутка удалась, и при случае можно будет повториться.
Так с весельем и шутками, с запахом ёлки и мандаринов, да под салат оливье, начались наши предновогодние хлопоты. Маленькое домашнее счастье.

Глава 2

31 декабря 1974 года, 08:30.
Московская обл., г. Химки, проспект Мира, д. 18/5.

Утро. Сладко, до хруста в спине, потянувшись, прислушался к телу. Оно желало распрямиться упругой пружиной и понестись туда, где есть еда и девушки. Или девушки и еда? Я попытался выделить доминантное желание. Хм… Похоже, все-таки еда. Ну, так-то оно и к лучшему – сейчас я точно найду, что пожрать, а вот девушку в квартире… за ночь она навряд ли завелась. Раньше, по крайней мере, такого со мной не случалось.
Мышцы вибрировали свежей силой, в голове царила непривычная для утра ясность. Эту хлещущую из меня энергию – да на мирные бы цели. Ну, тело, погоди! От потрясений отойду и впрягу тебя в нагрузки, взвоешь ещё. Надо будет составить программу физического развития и поддержания здоровья. Предстоит период бурного роста, а это оптимальное время для формирования фигуры. С отягощениями ещё года два лучше не заниматься, пока связки и суставные сумки не окрепнут, а вот над общей выносливостью, скоростными способностями, с растяжкой надо обязательно поработать. И все же, каким видом спорта Миша занимался. И где. Ни каких намёков и материальных подтверждений я в квартире не обнаружил.
Встал. Первым делом в ванну, помыться и зубы почистить. Кстати о зубах. Клянусь! Торжественно клянусь тщательно чистить их два раза в день и полоскать после каждого приёма пищи. Встречаться со здешними стоматологами, которые высверливают без обезболивания даже пульпит, мне совершенно не хочется. Грустные воспоминания этой поры свежи даже через пол столетия.
С другой стороны, есть смысл проявить инициативу, дабы не доводить до худшего. Надо бы к стоматологу самому сходить: маленькую дырочку легче лечить, чем здоровенный кариес. Встревоженно поводил языком по зубам в поисках дыр, не обнаружил и, не успокоившись на этом, повернулся к зеркалу. Осмотр нижних «шестёрок» был прост – раскрывай рот и смотри. С верхними сложнее… Порывшись в ящике с мыльно-рыльными принадлежностями, нашёл прямоугольное карманное зеркальце и радостно сунул его в рот. С помощью системы из двух зеркал осмотрел верхний ряд и с облегчением вздохнул – чисто.
Ну что ж, раз уж я поклялся вести здоровый образ жизни, то часть планов можно начать осуществлять прямо сейчас. В ванной в стакане стоят три зубные щётки, а какая из них моя. Потрогал, одна сухая и две мокрые. Ага, загадка решена: вот эта сухая щётка – моя. Выдавил из алюминиевого тюбика «Поморин», привет из братской Болгарии, и начал новый день новой жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/dmitriy-vladimirovich-bortnik/delo-dlya-dvoih-71562616/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.