Главная страница | Современные любовные романы | Гитара в руках твоих

Гитара в руках твоих
Крисия Ковальски
Максим – младший в семье Левицких. И в отличие от старших братьев он не оправдывает честолюбивых надежд отца. Максим не хочет брать ответственность за огромное предприятие отца, а мечтает стать музыкантом. И, возможно, его мечты и остались бы только мечтами, если бы не встреча с необыкновенной рыжеволосой девушкой… Книга содержит нецензурную брань.

Гитара в руках твоих

Крисия Ковальски

© Крисия Ковальски, 2025

ISBN 978-5-0065-2448-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие автора
Зашумела в памяти высокая трава
Добрая, с туманами речная синева…
Научись играть на гитаре,
Поднимешься в гору, любить не забудь.
Сон свой отдай звездопадам янтарным
Научись играть на гитаре и в путь
Николай Трубач

Эта история совсем не похожа на те, которые я пишу, но наверно, в творчестве любого автора наступает момент, когда хочется написать свою рождественскую историю, чтобы вселить надежду в сердца читателей, показать, что чудеса случаются. Чудеса случаются и происходят там, где в них верят. Благодаря доброте наших сердец и теплу нашей души. Так хочется обнять каждого своего читателя и поделиться теплом и добром с каждым из вас! Я надеюсь, что моя история подарит вам тепло Рождества и свет надежды.

Пролог. Однажды летом…

И ждешь. И не решаешься сама.
И проводить пора бы до калитки.
Но вдруг в один момент вступают скрипки.
И кружится весь мир и мошкара.

И тот мальчишка в выцветших штанах.
И та девчонка в узких старых джинсах.
Так никогда и не смогли прожиться.
Так и остались запахом костра.
Дарья Пурш

Полина помнила, как в детстве просыпалась у бабушки в деревне. Она ещё даже не просыпалась, а чувство чего-то очень приятного уже ощущалось ею сквозь сладкую утреннюю дрёму. А потом она открывала глаза и вспоминала, что сегодня первый день лета. И такая безмерная радость вдруг охватывала её, что становилось легко-легко. Полина вскакивала с кровати, босыми ногами бежала по холодным деревянным половицам на крыльцо. И вмиг ступни ощущали тепло прогретых утренним солнцем досок. Полина подставляла лицо солнечному свету, чувствовала, как внутри неё всё мгновенно наполняется беспричинным счастьем.
Хотя почему беспричинным? В детстве так легко быть счастливым, просто счастливым. От того, что начался новый день, который уже с утра обещает приключения, удивительные открытия и даже небольшие путешествия. И всё это в один день! Один долгий чудесный летний день!
Полина вышла из дома в ещё прохладное утро. Где-то вдали остатки тумана ещё окутывали ватным одеялом пологие берега реки, и девочке захотелось побежать по берегу вот прямо сейчас, как есть, босой и с распущенными волосами. И она, следуя порыву, ступила на влажную траву. Несколько шагов, и подол лёгкого ситцевого платья промок от холодной росы, облепил ноги. Но Полина только беспечно встряхнула головой и ускорила шаг. Её манил этот зарождающийся летний день, обещавший стать тягуче-длинным, как карамельная конфета, завлекающим обещанием новых необычных событий.
Мягкая, ещё слишком молодая трава легко мялась под босыми детскими ступнями, оставляя узкую тропинку на прибрежном лугу. На нём ещё не зацвели цветы, только изумрудная трава, поблёскивающая от росы, и ещё не раскрытые спящие головки одуванчиков, уже поднимающие стебли к утреннему небу. У реки туман становился гуще, и Полина поежилась от прохлады. Но, конечно, такая пустячная вещь, как утренняя прохлада, не могла удержать девочку от прогулки.
Полина побежала вдоль берега, длинные спутанные волосы развевались на бегу, острая галька колола босые ноги. Возле переката, где утреннюю тишину нарушал тихий рокот воды, Полина остановилась, успокаивая сбивчивое дыхание. Она увидела, что с одного берега на другой расставлены длинные узкие жерди, а на них закреплена рыболовная сеть. Девочка с интересом стала рассматривать натянутые от берега до берега рыбацкие сети.
Вдруг совсем рядом в зарослях молодых ещё низеньких ив послышался легкий шорох. Полина обернулась на звук и увидела стоящего в нескольких шагав от неё мальчика, чуть старше неё. На нём широкая светлая рубаха, явно с чужого плеча, закатанные до колен штаны, и он тоже босоногий. Чёрные кудри спадали на лоб, синие глаза с интересом смотрели прямо на Полину.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась девочка.
– Рыбачу, – ответил мальчик, – Вместе с дедом.
– Я тебя раньше не видела.
– А я в первый раз сюда приехал, – и вдруг непринужденно, как бывает только у детей, предложил, – Хочешь с нами?
Полина кивнула. Ну конечно же, она хотела встретить настоящего рыбака и посмотреть, как ловится рыба.
Вадик, так звали мальчика, привёл Полину к месту, где рыбачил его дед. Они провели на реке пару часов, прежде чем Полина спохватилась, что её может потерять бабушка.
К тому времени, когда девочка вернулась домой, бабушка уже приготовила завтрак. На столе под вышитой яркими нитками льняной салфеткой стояла тарелка, полная горячих вкусно пахнущих оладий. Бабушка Тоня немного пожурила внучку за то, что ушла без предупреждения, не умывшись, не причесавшись, и не позавтракав как следует. Пожурила, но только немного. И сразу же усадила внучку за стол пить чай с оладушками и сметаной. Бабушка вообще никогда по-настоящему ни на кого не сердилась, только иногда могла немного беззлобно поворчать.
День был теплым, солнечным. Полина договорилась с Вадиком снова встретиться на берегу реки после обеда. Они быстро подружились всего лишь за одно утро. Так как Вадик приехал в деревню впервые, у него там ещё не появилось друзей и Полина стала его первым другом. Длинноногая, с заостренным подбородком на худом личике, большими голубыми глазами и пухлыми большими губами она выглядела и забавно, и трогательно одновременно. За её большой рот Вадим прозвал Полину «лягушонком». Но девочку это не обидело, потому что прозвище звучало ласково и шутливо.
Каких только занятий они не придумывали этим летом! Они построили шалаш в ветвях старой разросшейся черемухи, нашли потерявшуюся кошку бабушки Тони, но не одну, а уже с тремя милыми забавными котятами. Они прятали беленькие пушистые комочки на чердаке и тайком носили им молоко, пока бабушка Тоня не обнаружила свою пропавшую кошку и раздала уже подросших котят соседям и знакомым. В дождливые дни они проводили время всё на том же чердаке, сидели на разбросанной соломе и читали страшную книжку «Куклы мадам Мэндилип», после чего ночью Полине стало так жутко страшно, что она побоялась встать с кровати, чтобы попить на кухне воды. Странное дело, пока они были с Владиком вместе, им было смешно и весело читать эту историю, а как только Полина оказалась одна, то забоялась появления ужасных кукол.
Они исследовали все тропинки в ближайшей роще, нашли земляничное секретное место, чуть не упали в заброшенный колодец, насобирали полную банку жуков-стригунов, учили пса Пушка бегать за мячом. А однажды им пришлось убегать от бешеного жеребца. Тогда они забрались на крышу старой бани и долго сидели там, пока жеребец бегал по полю, громко ржал и вставал на дыбы. И только когда он убежал, дети решились спуститься вниз. Но тут оказалось, что Полина совершенно не помнит, как забралась на высокую крышу и очень боялась с неё слезать. Тогда пришлось спускаться с внутренней стороны по полуразрушенной кирпичной трубе в баню, а потом пытаться открыть изнутри дверь на заржавевших петлях.
В середине июля цветет иван-чай. И бабушка Тоня позвала внучку его собирать. Они шли по лугу, лиловому от цветов, усеявших длинные стебли иван-чая, и бабушка учила Полину собирать листья правильно, чтобы не повредить растение – нужно было придерживать вверх стебель и одним осторожным движением руки провести вниз, собрав листья в ладонь. Сами лиловые соцветия рвать нельзя, нужно оставить их, чтобы созрели семена. И листья на голых стеблях за лето отрастут снова. Потом они рассыпали сорванные листья во дворе на широком одеяле и сушили их. На следующий день бабушка Тоня перекручивала их, уже подвяленные, в мясорубке и кашицу выкладывала на противни, а противни ставила в открытую духовку. Когда листья иван-чая сушились в горячей духовке, то по всей кухне расходился сладкий аромат ягодного варенья. Одну горсть чая бабушка Тоня заваривала, чтобы попробовать вкус, а остальное пересыпала в высокие стеклянные банки с узким горлышком, плотно закрывала крышкой и убирала в самый дальний угол буфета до зимы.
Полина помогала бабушке собирать и другие травы – красные головки клевера, листья земляники, шиповника и малины, смородины и мяты. Всё это сушилось на подоконнике, источая терпкий аромат, а потом смешивалось в жестяные банки из-под чая. «Лето в банке», так бабушка Тоня называла травяную смесь, засыпанную в банку и плотно закрытую крышкой. Откроешь зимой такую банку, вдохнешь аромат луговых трав и как будто ласковое теплое лето возвращается холодным зимним днём.
В конце лета произошло неприятное событие. Возле двухэтажного жилого дома напротив школы находилась волейбольная площадка, где часто собирались дети из соседних дворов. Девочки обычно сидели на лавочках, разговаривали и наблюдали за играющими на площадке. В тот день Вадик поссорился с Митькой Никитиным. Их ссора быстро перешла в драку, а так как Митька был старше на два года, да ещё и выше ростом, то победителем в этой схватке вышел Никитин. Девочки, и особенно Полина, настороженно наблюдали за потасовкой. Митька повалил на землю Вадика, а потом перескочил через низкую ограду и скрылся в соседнем дворе, Вадик встал, отряхивая штаны от песка. Полина почувствовала облегчение от того, что Митька всё-таки не так сильно побил её друга, как она боялась. И вместе с облегчением она вдруг вспомнила, что опять без предупреждения ушла из дома и что бабушка Тоня очень волнуется за неё. Ей нужно было возвращаться домой, к тому же уже стемнело.
– Мне нужно домой, – сказала она Вадику.
– Не уходи! – вдруг с неожиданной настойчивостью произнёс мальчик, – Пожалуйста, не уходи.
– Нет, мне нужно идти, – покачала головой Полина, прикидывая, сколько времени она отсутствовала и сильно ли волнуется теперь бабушка.
– Ты уходишь из-за того, что я не смог дать сдачи Митьке? – спросил Вадик. В его голосе прозвучала обида, а его взгляд был такой растерянный, что Полина вдруг засомневалась в правильности своего намерения.
– Нет, не из-за этого. Просто мне нужно идти. Я бабушку не предупредила, когда уходила.
Он не стал больше настаивать, но Полина вдруг поняла, что он на неё обиделся. И когда она возвращалась домой, по дороге всё время думала о том, правильно ли она поступила. Что было правильнее – остаться и поддержать Вадика или успокоить тревогу бабушки? Тогда она не смогла сделать правильный выбор.
На следующее утро Полина сразу же побежала к дому своего друга. Но во дворе её встретил только его дедушка и сообщил, что полчаса назад за Вадиком приехал отец и забрал его в город. Полину эта новость обескуражила. Девочка стояла возле калитки дома своего друга и понимала, что уже никогда с ним не помирится. И осознавать это было так больно и ужасно, что Полина заплакала. Она медленно плелась по пыльной дороге, и всё вдруг стало пустынным и потеряло смысл. Только грустный взгляд его пронзительно-синих глаз, когда он просил её остаться в ту минуту с ним.
Прошла зима. Но на следующее лето Вадик не приехал к дедушке в деревню. А ещё через зиму дедушка умер. С тех пор дом друга опустел. И больше никогда Полине не пришлось встретить своего друга, с которым она провела самое восхитительное, полное событий и приключений, лето. В душе Полины навсегда поселился страх не успеть сказать близким людям о том, как они ей нужны, пока они рядом. Ещё в детстве ей пришлось узнать, как всё переменчиво, необратимо переменчиво в этом мире.

Снег на ветках сакуры
Ей постоянно казалось, что мир – тоска.
Жизнь в ожидании хука или броска.
Дарья Пурш

Полина стояла возле окна и смотрела во тьму с высоты пятого этажа. Как раз напротив горел фонарь, и в его желтом равномерном свечении выделялись сугробы, наметенные дворником по углам больничного двора. «Как же бесприютно, – подумалось молодой женщине, – как же стыло, зябко, холодно…» И она представила, как в такой ранний час кому-то приходится выходить из уютного тепла в зимнюю мглу и идти на работу. Полина поежилась и отвела взгляд от окна. На узкой кровати спал ее маленький сынишка. Совсем скоро придется его будить. Завтрак и медицинские процедуры начинаются рано.
Сама Полина ночами спала плохо. Долго не могла уснуть, ворочалась. Из окна всю ночь бесцеремонно горел фонарь, и его свет раздражал. В коридоре также горел свет. И через стеклянную дверь так же проникал в палату. В самой палате жарко, пахнет хлоркой, а днем медсестра включает антибактериальную лампу. Полине очень хочется открыть окно и вдохнуть свежий морозный воздух, но окно открывать нельзя, как нельзя выходить с сыном во двор, чтобы немного погулять.
Сегодня Антоше делают операцию, но точное время не сказали. Чтобы отвлечься от ожидания, Полина играет с сыном в карты и специально ему проигрывает. Они лежат на кровати, спорят, препираются, Полина делает вид, что ей очень интересно, хотя она никогда, даже в детстве, не любила карты и другие настольные игры. А когда Антоше всё же надоедает, Полина берёт толстую книгу с названием «Восточные сказки», на обложке которой нарисован страшный джин, медная лампа и мальчик в шароварах, кафтане и с тюрбаном на голове. Полина начинает читать историю про принца, который поймал волшебную птицу, и она унесла его в далёкую страну, где он встретил красивую принцессу и влюбился в неё. Принцесса ответила ему взаимностью, и они уже собирались рассказать о своих чувствах родителям принцессы, как принц сказал, что он очень соскучился по дому и должен слетать и навестить родные края, а после обязательно вернётся и они поженятся.
«Ты уедешь в свою далёкую страну и забудешь меня, ты не вернёшься больше ко мне, и я тебя не увижу снова», – читала Полина слова принцессы, как дверь больничной палаты открылась и медсестра сказала, что пора собираться. Полина закрыла книгу и с сильно бьющимся сердцем посмотрела на сына, пытаясь скрыть тревогу. Она начала раздевать ребёнка, а когда спросила, можно ли оставить крестик на серебряной цепочке на шее ребёнка, то получила ответ, что нет. Полина сняла с сына цепочку с крестиком, аккуратно положила на стол, перекрестила сына, обняла его и поцеловала.
– Всё будет хорошо, я буду ждать тебя здесь, – произнесла она.
Когда ребёнка увели, Полина вышла в коридор и приблизилась к окну. В глубине двора, рядом с высокой железной оградой, стояли голые кусты сакуры, покрытые снегом. Наверно, весной их мелкие рясные цветы нежно – розового оттенка будут смотреться очень непривычно на почти голых ветках. На небе со стороны реки надвигалась тёмная снежная туча, ветер трепал голые кроны деревьев. Солнце, ещё недавно светившее в оконные стёкла, исчезло. Полина отошла от окна и начала медленно прохаживаться по коридору. В палату зашла санитарка и принялась делать влажную уборку. Минут через пятнадцать она закончила и ушла, оставив резкий запах хлорки.
Полина прошла в палату, села на кровать, в очередной раз посмотрела на часы. Прошло уже минут сорок. Что-то долго… Прошло ещё долгих томительных полчаса, когда Антошу привезли в палату и уложили на кровать. На правом его глазу наложена марлевая повязка. Ребёнок сразу проснулся и пожаловался:
– Больно…
Он нашёл её руку, схватил её тоненькими пальчиками и сжал.
– Маленький мой… – успокаивающе произнесла Полина и, чтобы отвлечь ребёнка, подошла к столу, включила ноутбук и открыла диск, который они слушали на ночь. Под чтение диктора Антоша быстро засыпал, поэтому многие главы приходилось потом прослушивать снова. «Дети капитана Гранта» – так называлась история. Полина включила диск на том самом месте, когда выяснилось, что рассеянный профессор Паганель перепутал корабли и сел не на тот рейс. И теперь вместо Индии вынужден был направляться к берегам Канарских островов.
Полина прикрыла шторы, чтобы снова вышедшее из-за туч солнце не мешало ребёнку, придвинула стул и снова взяла сына за руку. Так они слушали аудиокнигу, когда им в палату принесли обед. Медсестра поставила на стол тарелку с супом, второе, стакан с компотом и быстро скрылась в дверях. Полина спросила, хочет ли он кушать, и Антоша сказал, что хочет. Суп оказался борщом с очень аппетитным запахом. Полина покормила ребёнка с ложечки, Антоша также съел и второе – картофельное пюре и тефтельку. А потом он задремал, и Полина выключила диск. Вообще, кормили в детской больнице неплохо, но только детей. Родителям же приходилось питаться самим, и Полина уже порядком устала от неполноценной пищи в виде чая, бутербродов и печенья. Ей хотелось домашней еды.
Телефон беззвучно завибрировал, и Полине пришлось осторожно выйти в коридор, чтобы не разбудить Антошу. Звонила Лена, её подруга.
– Полинка! Ты не знаешь, а наш Павел Фёдорович на пенсию собрался идти, – Лена возбуждённо делилась новостями с работы, – У нас теперь будет новый начальник… Из города приехал вчера, из головного офиса. И всех уже успел на ноги поднять. И тебя, кстати, спрашивал.
Полина вздохнула. Да, Павел Фёдорович предупреждал, что собирается сдавать дела, но что уже сейчас, так быстро… И словно в подтверждение её мыслей, Лена продолжила:
– Он и сам не ожидал, рассчитывал только к концу февраля уйти. А тут сам сын начальника приехал и отправил нашего Фёдоровича на пенсию, не дожидаясь конца зимы.
Обменявшись новостями, подруги закончили разговор. И тут же, не успела Полина вернуться в палату, как поступил вызов от Лидии Михайловны, главного бухгалтера.
– Полина, – начала она, – Скинь мне адрес своей электронной почты, я тебе документы отправлю, срочно надо данные подать.
– Но я же в больнице… – растерялась Полина.
– Вадим Романович приказал срочно сделать. Это наш новый начальник. И так интересуется, почему у тебя два дня прогулов, – строго выговорила Лидия Михайловна.
В больницу Антошу положили не сразу. Сначала сдавали анализы, и выяснилось, что результаты ЭКГ плохие. Скорее всего, повлияло то, что Полина с ребёнком провели бессонную ночь в поезде, а утром, уставшие, пришли в больницу. На следующий день обследование повторили, результаты стали лучше, и только тогда Антошу госпитализировали, а Полине открыли больничный. И эти два дня в больничный не вошли. Если бы был Павел Фёдорович, то он бы даже не спросил ничего, но новый начальник сразу это заметил.
Полина зашла в палату, поправила одеяло на спящем Антошке и села за ноутбук.

Конфликт отцов и детей
Ты открывал ночь —
всё, что могли позволить.
Маски срывал прочь,
Душу держал в неволе.
Алексей Пономарев «А мы не ангелы, парень»
Павел толкнул дверь, которая оказалась открыта. Конечно, дверь можно не запирать, если живёшь в элитном доме с постом охраны возле надёжно закрытых ворот. Он скинул ботинки и прошёл в комнату. На мягком ворсистом паласе валялось кружевное нижнее бельё. «Так и есть… С девкой», – раздражённо подумал Павел, проходя дальше в спальню. На широкой кровати, прикрытые шёлковой светлой простынёй, спали парень и девушка.
– Эй, подъём! – не церемонясь, крикнул Павел, громко хлопая дверью. Девушка испуганно вскочила и, прикрывшись простынёй, непонимающе уставилась на вошедшего. Её длинные спутанные волосы закрыли покрасневшие щёки. «Красивая», – отметил про себя Павел. Впрочем, разглядывать шлюх сводного брата времени не было.
– Макс, отец звонил. Совещание через сорок минут. Вставай живее, – произнёс он, наблюдая, как лежащий на простынях парень раскинул руки и блаженно потягивается.
– Макс, реально времени нет, – начал терять терпение Павел. Он подошёл и резко скинул с девушки одеяло, она истерично завизжала, прикрывая руками полную грудь. Павел же, не церемонясь, распорядился, – Одевайся и убирайся отсюда. Макс, ты ей заплатил?
Павел достаёт бумажник, но Максим, приподнимаясь на локте, перехватил его руку:
– Тише, Пашка, спокойней. Не надо так грубо с девушкой, – и повернувшись к возмущённой растрёпанной блондинке, сказал примирительным тоном, – Малыш, не обижайся, это всего лишь мой чокнутый брат. Ты одевайся, я такси вызову. Вечером созвонимся. А сейчас у нас дела, как видишь неотложные. Родитель мой к себе призывает.
Девушка хмыкнула в ответ, не сдержав улыбку и, прикрываясь простынёй, вышла из комнаты, на прощание бросив полный упрёка взгляд, на стоящего неподвижно и невозмутимо Павла. Когда за ней закрылась дверь, Макс улыбнулся. Улыбка у него, как всегда, когда он улыбался, была широкая, обнажающая ряд белоснежных зубов, а в серых глазах вспыхивали жёлтые и зелёные крапинки так, что глаза становились почти карими.
– Спасибо, брат. Избавил меня от общества этой девицы быстро и безболезненно, – произнёс он, поднимаясь с кровати. Павел невольно отвёл взгляд. И что за привычка у Макса без стеснения спать нагишом и нагишом же расхаживать по спальне!
– Я тебя в гостиной подожду, – произнёс смущённо Павел и вышел из комнаты.
Девица ещё была в прихожей, надевала сапоги с высоченными каблуками-шпильками. Но, увидев Павла, быстро застегнула замки на сапогах, и так же молча взяв с полочки под зеркалом лакированную сумочку, встряхнула всё ещё спутанными волосами, накинула на плечи белоснежную норковую шубку и вышла, демонстративно хлопнув дверью.
Ждать Макса оказалось недолго – он мог за считанные минуты принять душ, побриться и надеть идеально выглаженный костюм. И по его свежему виду и предположить даже нельзя, что он бухал всю ночь где-то в ночных клубах и трахался с незнакомыми девками.
Уже выходя из квартиры вслед за Максом и спускаясь к подземному гаражу в лифте, Павел заметил, как это Макс не боится подцепить какую-нибудь инфекцию от очередной шалавы. Но это его дело, рассудил Павел, нервно поглядывая на наручные часы. Отец ждать не любит, особенно он не любит, когда опаздывают, причём разницы нет кто – подчинённые или его собственные сыновья. И вызвать раздражение у отца Павел не хотел, нет, не боялся, но просто не хотел. Хватит отцу и Макса с его взбалмошным поведением.

Совещание длилось бесконечно. Из последних сил очень старательно делая вид, что он всё очень даже внимательно слушает и ему всё это очень даже до чёртиков интересно, Максим всё чаще украдкой поглядывал на стрелки часов, стоящих на рабочем столе Романа Степановича, его отца и владельца крупного предприятия «Леспромтрансматериалы». И сколько маркетологи и рекламщики не пытались внушить Роману Степановичу Левицкому, что название предприятия хорошо бы как-то сократить, чтобы оно легче воспринималось на слух и тем более в печатном виде потенциальными потребителями его материалов, генеральный директор проявлял необъяснимое упрямство и тягу к длинным внушительным словам. «Так солиднее намного, – осаживал он спорящих с ним рекламщиков, – У нас же не филькина контора, чтобы называть её «Рога и копыта». И сотрудники рекламного отдела лишь безнадёжно пожимали плечами и обречённо соглашались с доводами своего авторитетного начальства.
Авторитетом Роман Степанович давил не только на своих подчинённых, но и на домочадцев. Именно поэтому мать Максима и ушла от него, не смогла приспособиться к его властному, желающему всё контролировать характеру. А может и не в этом причина. Просто не любила, наверно. Максим не задумывался об этом, он принял решение своей матери начать жизнь с другим человеком и уехать в другой город. Изредка они созванивались и обменивались краткими сообщениями в мессенджерах, но на этом общение матери и сына заканчивалось. Тогда, девять лет назад, когда он был четырнадцатилетним подростком, то просто сам не захотел уехать с матерью. Он любил её, был к ней привязан, но мысль о том, что придётся видеть с мамой чужого человека и как-то к нему приспосабливаться, помешала ему уехать. Он предпочёл остаться с отцом и старшим братом Вадимом. Пусть отец вздорный, вспыльчивый, считающий, что есть только одно мнение правильное, и это его собственное мнение, а других мнений просто быть не может. Но он был привычным, родным. Первое время они с отцом и братом действительно жили одни, а через полгода выяснилось, что у отца, оказывается, есть ещё один сын, существование которого он долгое время скрывал от семьи. Нет, с женщиной, с которой он долгое время изменял матери, он не сошёлся, не привёл её в дом, но продолжал изредка с ней встречаться, содержал её, иногда проводил с ней краткие уикэнды. Вадим не уехал с матерью, кстати, по той же причине. Старше Максима на три года, он уже поступил в университет и жил отдельно, поэтому не испытывал надобности менять что-то ради перемен в жизни родителей. Со своим сводным братом Павлом Максим был знаком уже девятый год, с четырнадцатилетнего возраста. Павел был почти ровесником ему, с разницей в два месяца. И это обстоятельство не переставало царапать червоточиной где-то далеко в глубине души. («Как он мог, отец, встречаться с другой женщиной, когда мама была беременна…»). Впрочем, сводный брат Пашка оказался милым, скромным мальчишкой, даже в подростковом возрасте (именно на тот момент произошло знакомство братьев) не делавшим эпатажных поступков, чего нельзя было сказать о Максиме, пережившим этот же возраст довольно сложно. Нет, из дома Максим не сбегал, но часто пропадал на несколько дней в шумных весёлых компаниях, и отцу приходилось, бросив все важные встречи и дела, искать сына. После Максим получал от отца выговор и ограничение своих перемещений, но желание заставить отца отвлечься от своей второй тайной семьи и обратить внимание на себя, пусть даже таким способом, было в подростке сильнее здравого смысла. Впрочем, здравый смысл и подростки – вещи очень и очень несовместимые.
Выходки среднего сына даже заставили Романа Степановича обратиться за помощью к самому дорогому в городе психотерапевту, на приём к которому запись шла за три месяца вперёд. Психотерапевт, приятной наружности женщина средних лет, внимательно выслушала все жалобы Романа Степановича, а затем вынесла заключение:
– В этом возрасте идёт сильный гормональный взрыв.
– Ну и что? – не понял Роман Степанович, – Все мы были подростками, но такими неуправляемыми грубиянами никогда не были! Родителей своих слушались! Почитали и уважали!
– Все мы так говорим, когда вырастаем, – снисходительно улыбнулась женщина-психотерапевт, – Поймите, что развод родителей – для детей очень большая… нет не травма, нет, – тщательно подбирая слова, объясняла врач, – Но событие значимое, которое без внимания никак нельзя оставить. Ваш сын увидел, что его привычный мир изменился. Причём, изменился внезапно, неожиданно. А он к этому оказался не готов. Вот и отрицает, старается удержать на себе ваше внимание. Часто у таких детей формируется страх – быть брошенным. И когда они взрослеют, то заводят лёгкие поверхностные отношения, которые всегда стараются с лёгкостью закончить первыми. Лучше уж брошу я, чем бросят меня. Поэтому и с девушками у вашего сына так, он часто заводит отношения и первым же заканчивает их.
– Но мой старший сын Вадим пережил наш развод спокойно, – опять возражает Роман Степанович, – Он ответственный, серьёзный, учится на отлично в университете, мне в делах помогает.
– И для него тоже было непросто, поверьте. Он тоже столкнулся с тем, что привычный мир может измениться неожиданно, болезненно. И поэтому старается брать всё под контроль, чтобы в будущем не допустить подобной ситуации, которая выйдет из-под его контроля. Его ответственность – признак доминантного поведения, желания защитить себя и близких от неожиданных, непредвиденных ситуаций.
Роман Степанович тогда только отмахнулся, не поняв и половины сказанных ему слов, и с сожалением подумал, что зря потратил время и деньги и лучше бы записался на сеанс массажа. От массажа пользы больше. Мануальный терапевт, прощупав напряжённые мышцы шеи своего пациента, поставил диагноз – остеохондроз, а от этого головные боли и повышенное давление. И правда, массаж расслаблял мышцы и помогал снимать высокое давление. А здесь что? Заплатил такие деньжищи за какие-то нелепые абсурдные выводы ничего не понимающей в жизни докторши! У которой и детей-то, наверно, своих нет, чтобы ему, отцу троих сыновей, советовать… Драть ремнём сына надо, вот и всё, как его отец в своё время делал. Да, с ныне покойным Степаном Ивановичем было не забаловать! Душу мог ремнём вытрясти, но зато и слушались, и глупостей в голове таких не было. И людьми достойными выросли. А что с его Максима вот получилось, выросло?
Вот и сейчас Роман Степанович ловил откровенно скучающий взгляд сына и едва сдерживал негодование. Вот Павел, тот сидит и внимательно слушает, даже что-то записывает ручкой в блокнот. Но необходимость решать дела отвлекла его от среднего сына. С отчётом выступал начальник службы безопасности и говорил, как произошла утечка важной информации к конкурентам и что уже выяснили, кто в этом виноват – Эдуард Костромин, сотрудник экономического отдела, сливший информацию за деньги.
Всё это, разумеется, Максим слушал лишь краем сознания, прикидывая, в какой ночной клуб отправиться сегодня и, главное, с кем. Надо созвониться с Ренатом, а вот от опеки занудливого братца надо бы как-то сегодня скрыться.

Брусничная зима
Этой зимой
Счастливым быть хочется.
Снег бьёт и щекочется.
И тащит домой.
Не гнать руки с талии.
Замёрзшим дыханием
Греть пальцы другим.
Дарья Пурш

Лечащий врач сказал, что подготовит выписку и после обеда они уже могут покинуть больницу. И вот сейчас Полина сидела вместе с Антошей на кожаном диванчике в коридоре и напряжённо ждала, когда её с сыном позовут в ординаторскую за выпиской. Мимо проходили медсёстры, сестра-хозяйка, сестра-диетолог, что-то пересчитывали в тележке с бельём, что-то искали на ресепшен в бумагах, и никто не обращал внимания на женщину с ребёнком, терпеливо ждущих на диванчике. Время уже перешло за час, потом за полвторого, когда их, наконец, позвали. В кабинете врач быстро ещё раз просмотрел историю болезни, отдал на руки выписку и сказал:
– Требуется ещё одна операция на другой глаз. Не задерживайте с этим.
А когда они вернулись в палату и Полина начала собирать вещи в сумку, то на какое-то время отвлеклась от сына и не заметила, как он подошёл к окну и долго и тихо стоял. Она обратила на него внимание уже когда собрала вещи и закрыла сумку. Маленький мальчик стоял к ней спиной, а плечи его мелко подрагивали. Полина подошла к сыну, обняла его за плечи и развернула к себе лицом. На его длинных тёмных ресницах блестели тяжёлые капли слёз. Всё это время он беззвучно плакал, не жаловался, нет, просто тихо стоял и прятал слёзы.
– Ты чего, сынок? – растерянно спросила Полина, – Домой ведь возвращаемся.
– Я не хочу ещё операцию, – пробормотал мальчик. И тут только Полина встрепенулась от того, что ребёнок слышал слова врача. Она подвела Антошу к кровати, усадила и обняла его, прижав голову мальчика к своей груди.
– Не плачь, мой маленький. Это же будет не скоро… В мае только. А сейчас мы возвращается, наконец-то, домой. Переночуем в гостинице, сядем на поезд и послезавтра будем дома. Ты не забыл, что скоро Новый год? А мы ёлку ещё не ставили. Нам так много нужно успеть до праздника, – Полина говорила, стараясь отвлечь мысли сына и поглаживая его по голове, распрямляя непослушные упругие кудряшки, а сердце щемило от жалости. Лучше бы он громко расплакался, требуя внимания! Но так смиренно, безнадёжно, жалобно и беззвучно плакать у окна…
Они собрали все вещи, Полина проверила, ничего ли не забыли, и вышли из палаты, спустились на лифте в подвальное помещение, где находился гардероб, забрали верхнюю одежду, оделись и снова поднялись на лифте на первый этаж. От того, что нельзя просто свободно выйти на улицу, у Полины начиналась развиваться клаустрофобия. И она спешила покинуть это здание, так похожее на бункер. На улице уже начинало смеркаться, было только начало четвёртого, но длинные тени уже ложились на заснеженные тропинки вдоль больничного двора. Полина жадно вдохнула воздух, чистый морозный, не пахнущий хлоркой и духотой запертого помещения. Они поспешили к воротам, за которыми стояли машины. Такси вызвали заранее, и теперь вглядывались в номера проезжающих машин, чтобы не пропустить. Вот подъехала серебристая «тойота», остановилась рядом с воротами. Полина взяла сына за руку и поспешила к машине. Водителем оказался молодой парень кавказской внешности.
– Вы не могли бы остановиться возле какой-нибудь аптеки? – попросила Полина. В зеркале поймала взгляд весёлых чёрных глаз и услышала заверение:
– Остановимся! Дешёвую аптеку знаю. Там остановимся. Карта со скидкой есть, тебе дам. Не переживай, красавица!
Молодой шофёр быстро вывел машину из потока автомобилей, подъезжающих к стоянке, и помчал по шоссе, через какое-то время остановился возле аптеки.
– Иди, красавица, покупай! – он протянул ей карточку. Полина помедлила, соображая, может ли доверить ему ребёнка и две сумки. Он, поняв её сомнения, заверил, – Не переживай! Оставляй ребёнка, присмотрю.
Полина вышла из машины, направилась в аптеку. Очереди не было, только какой-то парнишка покупал пластырь. И взяв сдачу, быстро ушёл. Полина купила лекарство, вернулась к машине. Парень – таксист громко включил весёлую восточную музыку и слушал её.
– Скидку сделали? – деловито поинтересовался он.
– Да, спасибо вам большое, – Полина протянула ему карточку.
– Не благодари, – широко улыбнулся он, – Люди должны помогать друг другу, верно, красавица?
– Да, – не смогла сдержать ответной улыбки Полина.
Такси быстро привезло их к дешёвой привокзальной гостинице, Полина отдала деньги и попрощалась с водителем. От того, что в этот день ей встретился добрый человек, настроение заметно поднялось.

В деревне Брусничное падал крупными хлопьями снег. Он ложился на почерневшие деревянные заборы, крыши домов, засыпал разметённые и протоптанные дорожки. Антошку было не удержать дома. И пока Полина носила дрова, топила печку, готовила обед и прибиралась, Антоша бегал по двору, слепил снеговика, в его валенки набился снег, а рукавички стали мокрыми, но он ни за что не хотел домой. И Полина прекрасно понимала ребёнка – почти неделю провести в маленькой больничной палате, в замкнутом пространстве без свежего воздуха и теперь не надышаться, не набегаться вволю!
А после обеда, оставив Антошу с соседкой Надеждой Дмитриевной, Полина направилась на работу. Дорожка, ведущая к зданию конторы леспромхоза, была уже расчищена от снега, на крыльце курили рабочие.
– Привет, Полинка! – окрикнул девушку один из них, её сосед Виталька Чернов.
Полина остановилась.
– Виталь, просьба есть, – несмело начала она.
– Ну, говори, – подбодрил он, не прекращая затягиваться табачным дымом.
– Мне ёлка нужна. Привезёшь, я заплачу, сколько нужно.
– Да брось ты… Заплатит она… Так привезу. С деляны буду возвращаться, спилю подходящую, – пообещал Виталька.
Полина кивнула и поспешила дальше. Стряхнула липкий снег с замшевых сапожек, на ходу сняла пуховик, проходя по гулкому пустому коридору, заглянула в кадры. Обычно после обеда девчонки там пили чай и обменивались деревенскими новостями. Но дверь в кадровый отдел была прикрыта, а за ней тишина, только звук работающего принтера издавал тихий шорох. Даже привычное «Авторадио» не играло, не служило, как обычно, тихим фоном к послеобеденным ленивым разговорам. За столами, припав взглядом к экрану компьютеров, сидели служащие, и каждый из них был сосредоточен на своём деле.
Не задерживаясь, Полина прошла в приёмную начальника, повесила пуховик на вешалку, прошла к рабочему месту. И в это время, вероятно, услышав стук её каблучков и скрип старой деревянной двери, и кабинета вышел новый начальник. Вадим Романович Левецкий. Он остановился в открытых дверях своего кабинета, давая вошедшей женщине возможность его рассмотреть. Полина успела только отметить, что он молодой, около тридцати лет, темноволосый, высокий и с серьёзным, даже хмурым взглядом серых глаз на смуглом лице. Но больше ничего она отметить не успела, так как Вадим Романович начал говорить, и голос его прозвучал так же отстранённо и холодно, как и взгляд его холодных глаз. Впрочем, было всё же что-то живое в холодном звуке его голоса – нескрываемое раздражение, вот что.
– Как это понимать, Полина Викторовна? Вы всё ещё работаете у нас? Или мне искать вам замену?
Полина вздрогнула от неожиданности этого заявления.
– Я работаю, – поспешно ответила она, – Разве Павел Фёдорович вас не предупреждал, что я была в больнице с ребёнком?
– Предупреждал, – всё так же холодно произнёс новый начальник, – У вас больничный лист. Три с половиной дня вы прогуляли. Объяснитесь.
– Два дня мы сдавали анализы, проходили обследования. И больничный закрыли в день выписки, а мы смогли уехать только на следующий день, потому что поезда в тот день не было. И с ребёнком соседка смогла остаться только после обеда… – говорила Полина, и ей всё больше не нравилось то, как жалко звучит её голос, и как жалко при этом она сама выглядит, и почему она вообще должна оправдываться перед этим чужим равнодушным человеком?
– Три дня я оставался без секретаря. И как видите, прекрасно справился. Может, вы мне вовсе не нужны? – с язвительной иронией произнёс мужчина. Полина не ответила, опустив взгляд в пол, как провинившаяся школьница в начальной школе. На глаза предательски начали наступать слёзы, сказалась бессонная ночь, тревоги за здоровье сына, усталость от поездки. Полина прошла к столу, молча выдвинула стул и села на него, ноги почему-то стали то ли ватными, то ли, наоборот, тяжёлыми, но стоять на них перед этим человеком было тяжело, лучше всё-таки сесть и почувствовать хоть какую-то точку опоры.
– Эти три дня вычтут из вашей зарплаты, позже напишите заявление в бухгалтерии на дни без содержания. И сегодня задержитесь, – мужчина бросил быстрый взгляд на наручные часы (Полина успела заметить, что это дорогие часы солидной марки, правда, какой, не поняла), – Вы опоздали на четыре часа, значит на столько же и задержитесь. Ваш рабочий день закончится не раньше девяти вечера. Работы накопилось много.
– Но я не могу! – отчаянно вскликнула молодая женщина, протестуя, – У меня маленький ребёнок останется один…
– Полина Викторовна, – перебил её спокойный холодный голос, – Или мы работаем или вы прямо сейчас можете идти домой, к ребёнку, мужу, собаке. Я вас не держу.
Щёки Полины вспыхнули.
– Простите, Вадим Романович… Конечно, мы работаем, – тихо произнесла она, чувствуя, как внутри всё сжимается от возмущения, страха и обиды. Возмущение – это понятно, но страх откуда? И, тем не менее, она чувствовала нарастающий страх перед этим человеком.
– Зайдите ко мне в кабинет, возьмите документы, которые нужно срочно отсканировать и отправить в головной офис.
Полина прошла в кабинет начальника, следуя за ним в отдалении, сразу заметила, что в кабинете, где обычно любил курить Павел Фёдорович, больше не пахнет табаком и на столе не лежат в помятой пачке его любимые сигареты и нет привычно разбросанных бумаг, наоборот, на столе идеальный порядок. Вадим Романович указал на довольно внушительную стопку бумаг и ничего больше не посчитал нужным сказать. Полина взяла документы и вышла из кабинета.
Ведь остаток дня Полина работала, не отрываясь от документов. Едва она заканчивала одно поручение, как Вадим Романович давал ей другое. И сам ни разу не вышел из кабинета ни покурить, ни чаю выпить. Его дверь была чуть приоткрыта, и Полина знала, что он не просто сидит, а тоже работает. Он с кем-то долго говорил по телефону о каких-то поставках сырья, потом изучал какие-то документы, послал Полину в бухгалтерию за какими-то отчётами, потом с чем-то сверял их в таблице на своём ноутбуке, потом заставил Полину заполнять какие-то таблицы какими-то цифрами, значения которых она так и не смогла понять. Потом вызвал к себе по селекторной связи работников пилорамы и долго что-то с ними обсуждал, а они жаловались ему на устаревшее оборудование. После чего Вадим Романович отпустил рабочих, а Полину заставил просмотреть сайты, торгующие оборудованием для пилорам и провести мониторинг цен. От всего этого Полина устала до невозможности, желая только одного – прийти домой. Она вспомнила, что из-за всей этой суеты забыла позвонить домой и предупредить, что задержится. Выйдя в туалет (потому что теперь говорить по телефону как раньше за рабочим местом уже нельзя), Полина набрала номер Надежды Дмитриевны и предупредила, что задержится.
– Вы закапайте каплями Антоше глазки перед сном и, когда он уснёт, не ждите меня.
– Как это не ждать?! А если ребёнок проснётся и поймёт, что один? – возмутилась пожилая женщина.
– Но я не могу прийти раньше, Надежда Дмитриевна! Здесь новый начальник… – едва справившись с чувствами, произнесла Полина, – Он не разрешает уйти!
– Понятно… – вздохнула в трубку соседка, – Только если такое дело, ищи другую няньку, я так долго сидеть не могу, своих дел дома по горло.
Полина вернулась в кабинет с покрасневшими глазами. Это, как нестранно, заметил Вадим Романович.
– Сделайте перерыв, Полина Викторовна, дайте отдых глазам, – произнёс он, не отрываясь от лежащих перед ним накладных и отчётов, – Можете выпить чаю. И, если не трудно, заварите чай и мне тоже. И позвоните в бухгалтерию, попросите главного бухгалтера зайти ко мне.
– Эмма Николаевна уже ушла домой, – ответила Полина, бросая многозначительный взгляд на часы, стрелки которых показывали половину седьмого.
– Тогда пригласите ей завтра с утра, – невозмутимо ответил начальник, – И чай можете взять на верхней полке, чёрный байховый. Если предпочитаете другой, то за ним нужно идти в буфет.
– Спасибо, заварю этот. Буфет тоже уже закрыт, – Полина не смогла сдержать раздражения в голосе, Вадим Романович бросил на неё быстрый взгляд, ровным счётом ничего не выражающий, и углубился в изучении документации.
Полина вскипятила воду в чайнике, заварила чай, разлила его по кружкам, одну кружку поставила перед начальником на стол, а вторую забрала с собой и вышла из кабинета в приёмную, плотно прикрыв за собой двери.
Домой Полина возвращалась в десятом часу по темной пустынной улице, только изредка лай собак нарушал морозную звенящую тишину. Мороз всё крепчал, к утру обещая температуру ниже сорока градусов. Уже зайдя во двор, Полина заметила срубленную небольшую, но пышную сосёнку, прислонённую к стене сарая. «Это Виталя сдержал своё обещание», – подумала с улыбкой молодая женщина и прошла в дом. Жаль, что сегодня не успели нарядить ёлку, хоть Полина так рассчитывала сделать это сегодня вместе с Антошкой. Сын спал в своей комнате на стареньком диванчике, а Надежда Дмитриевна смотрела детективный сериал в гостиной, устроившись в кресле и накрывшись стареньким китайским одеялом с пёстрыми узорами в виде экзотических цветов.
– Ну наконец-то, – с упрёком произнесла она, – Я уже думала, заночуешь там с этим начальником своим.
Полина не смогла сдержать улыбки.
– Какое там! – махнула она рукой, – Даже поговорить с людьми нормально не может.
– Темень такая… Хоть догадался проводить тебя? И чего держал так долго, спрашивается… – ворчливо сказала соседка.
– Не провожал, там остался. Ещё работает.
Надежда Дмитриевна с подозрением взглянула на Полину, но ничего не сказала, тяжело поднялась с кресла, откинула одеяло. А когда надела валенки и полушубок, укутала голову в пуховую шаль, то уже на пороге произнесла:
– Назавтра с кем другим договаривайся. Или в садик веди.
– В садик ещё рано… Нужно капли по часам капать, – растерянно произнесла Полина.
Соседка, ничего не ответив, вышла за порог, обдав Полину облаком морозного воздуха.

В ловушке обстоятельств
Дороги, которые мы выбираем,
Не всегда выбирают нас
«Это судьба» Ундервуд

О пагубной страсти старшего брата к азартным играм Лиза узнала совсем недавно, а вот родители – только сегодня, когда брата задержали по обвинению в преступлении. И только тогда, припёртый к стенке, Эдик признался родителям, зачем совершил служебное преступление, зачем вообще пошёл на это – продать информацию за деньги конкурентам «Леспромтрансматериалов», продать за большие деньги.
– Я много проиграл. С меня требуют долг, угрожают, – говорил Эдик, суетливо бегая глазами по лицам ошарашенных родителей, – Я не мог поступить по-другому, они угрожали мне расправой, если я не верну долг.
– Но ты же… ты вернул им долг, сынок? – дрожащим от потрясения голосом спрашивала мать, Антонина Евгеньевна.
– Нет! Не отдал! – взвился в истерике парень, – Я не успел перевести полученные от конкурентов деньги, и у меня заблокировали мою карту, как только Роман Степанович всё узнал. И теперь мне снова угрожают! Уже звонили!
– А если объяснить всё Роману Степанычу, попросить у него помощи…, – несмело предложила Антонина Евгеньевна.
– Мать, не будь наивной. Левицкий злой на меня, как тысяча чертей. Он никогда никому ничего не прощает. Он же сам лично, своей вот рукою, написал на меня заявление в полицию, как только узнал!
– Тоня, нашему сыну сейчас, действительно, безопасней будет посидеть в следственном изоляторе, как ни жутко это звучит, – наконец произнёс молчавший всё это время отец Николай Васильевич, – Здесь его, по крайней мере, не достанут бандиты и он останется цел и невредим.
– Но ему же могут дать срок! – побледневшими губами прошептала Антонина Евгеньевна, – И срок немалый…
– Пока идёт следствие, попробуем что-нибудь предпринять. Тоня, ну мы же не будем сидеть сложа руки. Мы будем действовать, найдём адвоката, сами ещё раз попробуем встретиться с Левицким и всё объяснить ему. Возможно, нас-то он выслушает и пойдёт на уступки. Ведь деньги ему вернут через суд, Эдик не успел их потратить.
Николай Васильевич понимал, как наивно это звучит, но женщину это, как ни странно, успокоило. Главное ведь, подарить человеку надежду, пусть и призрачную, но всё же…
Эдик и Лиза были поздними детьми. Эдик появился на свет, когда Антонине Евгеньевне уже было слегка за сорок, а Лиза родилась и того позже, когда возраст её матери достиг сорока пяти. Эдика сильно опекали в детстве, сильно переживали, если он вдруг подхватил очередную детскую болезнь, не разрешали гонять на самокате и играть в футбол по той же причине – не дай бог, ребёнок травмируется. Лиза росла более самостоятельной, а достигнув восемнадцатилетнего возраста, поняла, что её родители уже пожилые люди, которым тяжело и вредно волноваться. Поэтому Лиза старалась оберегать их от ненужных волнений и редко когда делилась своими проблемами и старалась решать все трудности сама. Вот и сейчас, наблюдая за родителями и слушая их разговор, девушка понимала, что ничего они не решат, только зря переволнуются. У мамы снова начнётся обострение язвы желудка, а у отца поднимется давление. Лиза ничего не сказала родителям даже после того, как тем же вечером, после того как они навестили Эдика в следственном изоляторе, она возвращалась с вечерних занятий в консерватории, и девушку стала преследовать чёрная «тойота» с затемнёнными стёклами. Во дворе машина обогнала девушку и преградила ей путь в арку. Лиза попыталась свернуть в другой двор и убежать, но из машины выскочили двое парней и с лёгкостью догнали девушку, обутую в ботиночки на высоких каблуках.
– Стой, рыжая, – один из парней, крепкий и широкоплечий, грубо схватил девушку за локоть и без труда удержал, несмотря на то что девушка отчаянно пыталась вырваться, – Лично к тебе мы без претензий. Поэтому стой спокойно и слушай.
Девушка перестала дёргаться и, тяжело дыша, со страхом смотрела на двух здоровых накачанных парней, которые преградили ей дорогу. Один стоял спереди, крепко удерживая Лизу за локоть, а другой стоял за спиной, не давая возможности сбежать.
– Твой брат должен нам денег.
– Он не сможет вам ничего отдать, он в тюрьме! – возразила Лиза.
– Знаем. Поэтому деньги будешь отдавать ты. К концу месяца отдашь нам шестьсот тысяч. Мы люди понимающие, знаем, что тебе не выплатить всю сумму сразу. Если к концу месяца денег не будет, то жди неприятностей. Может так случиться, что твоя мама поскользнётся и сломает себе ногу или отца нечаянно собьёт машина, когда он будет переходить дорогу. А может и тебя подкараулят местные гопники, когда будешь возвращаться поздно домой. До конца месяца, поняла? Всё, сами с тобой свяжемся.
Парень отпустил руку девушки, криво усмехнулся и сплюнул. Они оставили Лизу, сели в машину и уехали. А девушка, наблюдая, как машина скрывается в глубине проулка, прислонилась спиной к холодной каменной стене арки и закрыла глаза. Она ещё не поняла, не осознала суть разговора, но постепенно до неё доходил смысл, и ужас всё сильнее сковывал её тело.
Домой она вернулась не сразу, долго сидела на лавочке, пытаясь унять нервную дрожь. И, конечно же, ничего не сказала родителям. А ночью лежала без сна и решала, что делать. Можно было бы продать машину Эдика, но совсем недавно Эдик её разбил, и она стоит в гараже, ожидая ремонта. И на ремонт денег нет… Можно что-то продать. Но драгоценностей ни у Лизы, ни у Антонины Евгеньевны не было. Пара серебряных колечек и бижутерия не в счёт. Кое-какие деньги у Лизы имелись, она копила на гитару. Но эти двадцать тысяч рублей, отложенных девушкой, конечно же, проблему не решат. И вдруг Лиза вспомнила разговор родителей, был ведь в словах отца некий смысл! Конечно, идти к Роману Степановичу бесполезно. Во-первых, он очень озлоблен на брата за его подлый поступок, во-вторых, Роман Степанович прослыл человеком, с которым очень трудно о чём-то договориться и он никогда практически никому не шёл на уступки. Но ведь у Романа Степановича есть ещё сын… Как его… Брат упоминал… Максим, кажется. И Эдик отзывался о нём хорошо, рассказывал, как однажды они устраивали корпоратив и Максим был на нём душой компании. У этого парня куча друзей, он общительный, в силу молодости не упрям и не упёрт, как его отец. И, к тому же, вряд ли воспринимает вину Эдика как личное оскорбление, в отличие от своего отца. Да, надо попытаться поговорить с Максимом, всё объяснить ему и попросить денег взаймы. О том, как отдавать деньги обратно, Лиза не стала думать. Разберётся с этим потом. Возможно, Эдика отпустят, и он что-нибудь придумает. Решено, завтра же она направится на поиски Максима Левицкого.
Но, как оказалось на следующий день, встретиться с сыном Романа Степановича оказалось совсем непросто. Весь день Лиза провела в ожидании на ресепшен главного здания «Леспромтрансматериалов», но Максима, входящим в здание или выходящим из него, так и не увидела. Не появился он на работе и на следующий день, а молоденькая хорошенькая девушка на ресепшен объяснила, что Максим Романович может неделями не появляться на работе. Кое-как упросив девушку дать домашний адрес Максима, Лиза направилась в элитный район города, где находятся многоквартирные фешенебельные дома. И там новое препятствие – надёжно запертые ворота и пост охраны. Охранник, правда, оказался молодым и разговорчивым и поведал, что вот уже пару дней Максим Левицкий не появляется в своей квартире и, что вероятнее всего, живёт у одной из своих многочисленных подружек. Но при этом добавил, что Максим часто тусит с приятелями в ночном клубе «Звёздная пыль» на набережной. И вполне вероятно, что этим вечером найти его можно именно там.
Но тем вечером в «Звёздную пыль» Лизе попасть не удалось. Она не учла одну важную делать – «дресс-код», и охрана на входе просто не пустили девушку внутрь, объяснив ей, что она одета слишком просто.
Данное обстоятельство очень разозлило Лизу, весь последующий день она провела в поисках платья. Подходящее платье нашлось у соседки Маши с первого этажа. Лиза долго стояла перед зеркалом, сражаясь с упрямыми кудрями, которые выбивались из под шпилек и заколок. Потом наносила макияж, потом выдумывала легенду для родителей – куда и зачем ей в таком виде понадобилось идти так поздно.
– Репетиция перед генеральным концертом, – Лиза не придумала ничего лучше, как сослаться на очередной отчётный концерт.
– А почему так поздно? – Антонина Евгеньевна с сомнением взглянула на настенные часы, показывающие полдесятого вечера.
– Ну… так получилось, чтобы для всех время было удобное, – невнятно пояснила Лиза, – И не беспокойся, меня проводят, или такси с девчонками возьмём.
– Может, лучше отец тебя встретит? – предложила мама.
– Нет, я сама доберусь. И не волнуйся, я ненадолго и обязательно тебе позвоню, как доберусь.
Если бы мама была не такой наивной и не доверяла бы безоговорочно дочери, то она во многом бы усомнилась. Что это за репетиция такая почти на ночь глядя? Зимой ведь десять вечера – это уже кромешная тьма во дворе.
До ночного клуба Лиза действительно добралась на такси, пришлось потратиться, так как сапоги-ботфорты с высокими каблуками и короткая шубка, из-под которой выглядывает не менее короткое платье, привлекает излишнее внимание, да и, действительно, далеко добираться с рабочей окраины в элитный район набережной.
На этот раз Лизу пустили. Сожалея о том, что потратиться пришлось не только на такси, но и на вход (а это деньги не малые, целых полторы тысячи рублей), девушка рассуждала, что её расходы оправдаются результатом этой встречи.
В полутёмном зале гремела музыка, неоновые огни мигали слишком ярко и слишком быстро меняли цветовую гамму, переходя с кроваво-красного до ядовито-зелёного, так что это вызывало тошноту и головокружение. Лиза пробиралась по залу, слишком поздно соображая, что не знает, как выглядит Максим Левицкий. Она сообразила подойти к бару и приветливо улыбнуться бармену, который сбивал коктейль двум девушкам.
– Скажите, Максим Левицкий уже здесь? – спросила она, ближе нагибаясь к барной стойке, чтобы бармен её лучше услышал.
– Очередная жертва красавчика Макса? – усмехнулся парень, – Он так рано не появляется. После одиннадцати, не раньше.
– Дашь мне знать, когда он придёт? – попросила Лиза, при этом бросив такой отчаянный взгляд, что парень уступил.
– Ок, – сказал он, – Будь здесь неподалёку.
Лиза села за столик, ничего не заказав из напитков, справедливо полагая, что их стоимость снова её шокирует, как и цена входа. Ждать пришлось довольно долго. Музыка оглушала, от неё дико начинала болеть голова, к тому же к ней несколько раз подходили мужчины, приглашая её на танец или выпить, на что Лиза, не заморачиваясь, отвечала, что ждёт здесь Максима Левицкого. Тогда они отходили и больше не настаивали. Когда время перевалило за одиннадцать, Лизе так надоела вся эта безрезультатная хлопотливая беготня за сыном Левицкого, к тому же уже очень хотелось спать, что она уже была готова сдаться, когда её окрикнул бармен:
– Левицкий пришёл с компанией, угловой столик направо.
Лиза сразу же подобралась, сон и усталость как рукой сняло. Девушка обернулась направо и сразу же увидела трёх парней, громко о чём-то говорящих и смеющихся, они заняли столик, и официантка уже принимала у них заказ. Лиза снова подошла к барной стойке.
– А который из них Максим? – спросила она.
– Ты что, его не знаешь? – удивился бармен, – Весь вечер ждёшь и не знаешь, как выглядит?
– Мы с ним больше года не виделись, я из Англии вернулась только вчера, успела подзабыть, – пояснила Лиза, мило улыбнувшись.
– А…, – понимающе кивнул бармен, – Вон тот парень в белой футболке и с татуировкой на левом плече. Не спутаешь. Кстати, татуировка у него и год назад была, – снова с сомнением посмотрел на девушку бармен.
– Тогда он, кажется, худи предпочитал или что-то с длинными рукавами, – снова уверенно ответила Лиза и направилась к столику, чтобы избежать дальнейших подозрительных вопросов. Подходить к незнакомым парням было неловко. Лиза запоздало подумала, а что она скажет? Парни отдыхать сюда пришли, и вряд ли Максим захочет вникать в чужие проблемы. «Но надо быть убедительной», – сама себе возразила девушка. Она готовилась ко многому – к тому, что Максим не захочет с ней разговаривать или перенесёт встречу на другой день, заставив её ещё побегать за ним, но то, что произошло – этого никак не могла предвидеть Лиза, хотя, наверное, должна была.

Парни уже успели выпить по два стакана текилы, и пока Ренат разливал по третьему разу, Максима отвлёк девичий голос прямо у него за спиной:
– Максим… Максим Романович.
Услышав, как друга называют так вежливо – официально в такой неподходящей для этого обстановке, парни громко заржали. Впрочем, настроение у всех сегодня было хорошее, и смеялись охотно над любой глупой шуткой или замечанием. Максим развернулся и увидел, что перед ним стоит незнакомая девушка, совсем молоденькая (но, если впустили, значит, всё-таки совершеннолетняя), одета в короткое обтягивающее платье тёмно – синего цвета, чёрные высокие сапоги-ботфорты закрывают колени, так что ноги всё-таки рассмотреть было нельзя. Это узкое платье потрясающе смотрелось на её стройной точёной фигурке, просто идеальной. Тёмно-рыжие волосы, заколотые на затылке, выбивались непослушными локонами и переливались в свете мерцающих огней так, что, казалось, горят ярким огнём на её тонких плечах и голове. Лицо девушки было в тени, поэтому он не рассмотрел ни цвет глаз, ни черты лица. А вот голос сразу же запоминался, глубокий, мелодичный, чистый, с волнующей едва уловимой грудной вибрацией. Такой голос, раз услышав, не забудешь.
– Мы знакомы? – парень медленно приподнял в удивлении бровь.
– Нет, но…, – незнакомая девушка явно смутилась, хотя в полутьме этого не было видно, – Мне нужно с вами поговорить.
– Так в чём дело, рыженькая? Присаживайся, поговорим, – парень взглянул на наблюдающих за ними приятелей и сделал приглашающий жест рукой, – Стульев лишних нет. Придётся тебе, малышка, мне на колени устроиться.
Парни понимающе фыркнули.
– Так может лучше ко мне на колени? Чего это сразу к тебе! – возмутился хмельным голосом один из парней, – Иди ко мне, цыпа, зачем тебе этот злодей Макс?
– Извините, вы не поняли, – смутилась девушка, чувствуя, что начинает краснеть, но хорошо, что этого в полутьме по крайней мере не видно, – Мне нужно поговорить именно с Максимом Романовичем. Я Лиза, сестра Эдуарда Костромина.
– Костромина…, – задумчиво повторил Максим, что-то вспоминая. А, да… сегодня на совещании говорили о каком-то Костромине, который слил инфу конкурентам, а отец потом в кабинете ещё долго не мог успокоиться по поводу того, какие убытки несёт компания из-за этого случая.
– Я могу с вами поговорить о моём брате? – осторожно продолжила Лиза.
– Нет, – резко перебил Максим и взял уже наполненный стакан в руки.
– Но он не виноват! Он не хотел… Это обстоятельства… Пожалуйста, выслушайте! Мне нужна ваша помощь. Эдик это сделал не потому, что хотел навредить вашей фирме, – Лиза говорила быстро, боясь, что в любой момент Максим её перебьёт, но он, смотря прямо перед собой хмурым взглядом, не перебивал. Поэтому Лиза продолжала говорить, – Ему угрожают, требуют с него долг, угрожают его жизни, поймите… Мой брат честный человек, он бы сам никогда на такое не осмелился пойти. Пожалуйста, заберите заявление из полиции.
– Я не писал на него заявлений, – резко отозвался парень.
– Но вы можете убедить своего отца…
– Нет! Это всё? – уже нетерпеливо перебил Максим, а его приятели молча слушали их разговор, не мешая.
– Тогда… тогда займите, пожалуйста, денег…, – Лиза совсем отчаялась.
– Это не по адресу, ссуду берут не здесь.
– Мне не дадут ссуду, я не работаю. Но я верну вам деньги. Брат вернёт! Всего шестьсот тысяч, для вас же это не такая большая сумма, а для нас это цена жизни человека.
Несколько долгих секунд Максим молчал, медленно передвигая стакан по столешнице. Его приятели тоже молчали, наблюдая за Максимом и девушкой. Вдруг Максим одним резким движением поднял стакан и одним глотком выпил его содержимое.
– Деньги могу занять, – наконец произнёс он. И Лиза, облегчённо выдохнув, с надеждой смотрела на парня. А он, откинувшись на спинку стула, невозмутимо, не меняя интонаций в голосе, продолжил, – Если ты мне хорошо отсосёшь. Если мне понравится, тогда, считай, договорились. Ротик у тебя красивый, зачётный, губки пухленькие, тоже что надо, так что поработай ими.
– Что?.. – не сразу поняла девушка, а когда поняла, щёки её предательски загорелись. Парень, сидящий напротив Максима, с жадным плотским интересом остановил свой взгляд на ней, а второй его приятель заржал.
– А что здесь непонятного? – холодным равнодушным тоном продолжил Максим, – Лезь под стол, вставай на четвереньки и открывай рот. И так по кругу, трижды.
Максим обвёл взглядом приятелей, которые нагло ухмылялись, уже откровенно вожделенно смотря на девушку и не скрывая этого.
– С глубоким заглотом, – продолжал глумиться Максим, – И чтобы каждому из нас понравилось. Да, и сперму проглотишь. Справишься? Тогда время не тяни, под стол лезь.
И не сразу Лиза смогла отреагировать, встрепенуться, очнуться от такого невероятного, омерзительного потока грубости и хамства, а когда она всё-таки пришла в себя, то в голову ударила кровь, в висках больно застучало набатом, а тело напряглось. Девушка резко развернулась и бросилась прочь к выходу, пробираясь сквозь толпу танцующих извивающихся тел, в отсветах неоновых огней приобретающих радужные очертания, она налетала на кого-то, кто-то толкал в бок её, а она пробиралась и пробиралась, невидящими от слёз глазами ища спасительный выход, а в её ушах гремела не музыка, а издевательски – глумливый смех парней, которым они сопровождали её бегство.
Когда Лиза оказалась на улице и морозный воздух остудил её пылающее от стыда и возмущения лицо, девушка стала потихоньку приходить в себя. И первое, то она обнаружила, что стоит совершенно одна на незнакомой улице, а вокруг полночь, а вокруг незнакомые улицы и дома… Дрожащими руками Лиза достала из сумочки смартфон, набрала номер вызова такси. А когда вернулась домой, то обнаружила, что родители не спят, не смотря на непривычно позднее для них время.
– Где ты была? – набросился с порога отец, – Ты не позвонила нам! От тебя пахнет табаком! Ты врала нам! Не хватает нам непутёвого сына, так ещё и дочь решила опозорить нас? И что это за платье, что это за вид, скажи мне!
Николай Васильевич с возмущением наблюдал, как Лиза снимает полушубок, как стягивает с себя сапоги и молча проходит в свою комнату, не сказав в своё оправдание ни единого слова.

Младший брат начальника
«В человеке я люблю свет»
Антуан де Сент-Экзюпери

А вам встречались «солнечные люди»?
Мне с ними кофе кажется вкусней,
Они гуашью самой-самой светлой,
Рисуют мир открыто для людей
Ксения Газиева

На следующее утро, зайдя в приёмную, Вадим Романович обнаружил ребёнка шести лет, сидящего на кожаном диване и собирающего модельки машин из лего-конструктора.
– Это что? – спросил он, обратившись к своей секретарше, которая была тут же на своём рабочем месте и занималась тем, что вкладывала распечатанные документы в файлы.
– Это мой сын, – тихо ответила она, не поднимая головы.
– Почему он здесь? – последовал вопрос голосом, начинающим наполняться раздражением.
Молодая женщина подняла взгляд от бумаг и произнесла:
– Вчера я вернулась очень поздно, и соседка отказалась сидеть с ребёнком. А я не успела найти того, кто бы смог посидеть с моим сыном.
– Почему нельзя его просто отвести в садик?
Полина, которую обидел тон, с которым этот человек говорил о её ребёнке – пренебрежительно, раздражённо, как будто это и не ребёнок вовсе, а зверушка какая-то, хомячок или кошка, прикусила нижнюю губу, чтобы не вспылить.
– Антоше пока нельзя в садик, ему нужно по часам принимать лекарство и закапывать глаза. Он только вчера приехал из больницы, ему пять дней назад сделали операцию, – терпеливо произнесла она, – Вадим Романович, мой сын никому здесь не помешает, хлопот не доставит, будет вести себя тихо и спокойно. Ну не могу я дома оставить маленького ребёнка совсем одного!
– Ладно, пригласите главного бухгалтера и сами зайдите, прихватите мониторинг цен на оборудование для пилорам.
– Хорошо, Вадим Романович, – Полина поднялась со стула и прошла мимо, мужчина бросил быстрый взгляд на ребёнка, который почему-то вжал плечи в себя, стараясь стать незаметным, и прошёл в свой кабинет.
Эмма Николаевна пришла быстро, предупредительно постучала в прикрытую дверь.
– Проходите, Вадим Романович вас ждёт, – сказала Полина, открывая перед главным бухгалтером дверь.
В кабинете Вадим Романович жестом велел им присесть на стулья напротив длинного стола для переговоров.
– Эмма Николаевна, взгляните на мониторинг цен, скажите, можем ли мы себе сейчас позволить закупить дорогое оборудование из Финляндии?
Главный бухгалтер придвинула к себе выписку, сделанную накануне Полиной, и начала изучать.
– Я хочу, чтобы вы мне подготовили финансовый отчёт по всей прибыли, я хочу знать, сможем ли мы потратить эту сумму. Покупать дешёвое китайское оборудование не хочу, оно быстро изнашивается.
– Я вас поняла, Вадим Романович, после обеда подготовлю всё, что вам требуется. Я думаю, мы сможем изъять средства на обновление оборудования.
– Я надеюсь, – кивнул Вадим Романович, – Вы можете идти, а вы останьтесь, Полина Викторовна.
Когда главный бухгалтер покинула кабинет, сохраняя спокойствие и достоинство, что всегда удавалось этой полной женщине в дорогом сером костюме из качественной шерсти, с ноткой пряных духов и очень яркой губной помадой, Вадим Романович проводил её задумчивым взглядом, но мысли его занимала уже не Эмма Николаевна.
– Полина Викторовна, подготовьте отчёт по этой форме, – он положил перед секретаршей листы с распечатанными таблицами, – Займитесь этим уже сегодня.
– Но я никогда не делала такие отчёты…, – растерялась Полина, – И в программе «эксэль» не работала. Это всегда делали в бухгалтерии.
– Не заставляйте меня в очередной раз усомниться, нужен ли мне секретарь, – последовал жёсткий, безапелляционный ответ.
Полина дрожащими руками схватила документы и вышла из кабинета. Весь последующий час она пыталась разобраться в таблицах и хоть что-то понять в подсчётах и вычислениях, когда дверь без стука распахнулась и в приёмную стремительно зашёл молодой мужчина лет двадцати пяти, светловолосый, высокий, с серыми живыми глазами, в которых удивительно светились зелёные искорки у самых зрачков. На нём светлая парка, не застёгнута на молнию, а нараспашку, без шарфа и без шапки. Он обвёл взглядом маленькую приёмную и, присвистнув, остановился прямо напротив Полины.
– Привет, красавица! Если бы знал, что в этой богом забытой деревушке есть такие красивые девушки, рванул бы сюда раньше, – он развернулся и подмигнул ребёнку, – Привет, парень, держи пять!
Полина, не успев ничего сказать, только наблюдала, как парень подошёл к ребёнку и протянул ему свою ладонь для приветствия.
– Вы к Вадиму Романовичу? – наконец решилась спросить Полина.
– Да не торопись, – заметив, что девушка собралась подняться, парень махнул рукой, – Сядь, не суетись, конфетка. Давай лучше с тобой поболтаем. С тобой, по-любому, намного интереснее, чем с моим братом.
Парень присел на край стола, не обращая внимания на то, что девушка слегка смутилась его напором, и представился:
– Максим.
– Так вы брат Вадима Романовича? – опешила от удивления Полина.
– Да, малышка, а что, не похоже, чтобы у этого монстра за дверью имелся брат? – парень кивнул на закрытую дверь и улыбнулся широкой, просто лучезарной улыбкой, – Он уже вас всех тут успел застращать? Хочешь, открою тебе секрет, конфетка, – парень ниже наклонился и доверительно понизил голос, – Всё человеческое и ему тоже не чуждо. Так что не бойся его.
Парень одним стремительным движением вскочил со стола и бесцеремонно распахнул дверь в кабинет начальника. Ещё секунда – и из-за двери послышался его весёлый голос:
– Братка, а вот и я как обещал, приехал. Только не говори, что не вовремя.
– Вовремя, заходи, Макс, – по ту сторону двери отозвался другой голос, более спокойный и полный серьёзного достоинства. Потом дверь закрылась.
Полина подошла к Антошке, погладила его по голове, приглаживая непослушные пряди, ребёнок прижался к ней и обхватил ручонками.
– Хочешь молока с печеньем? Согреть тебе молока? – спросила она. Антоша кивнул. Пока Полина кипятила воду в чайнике, чтобы разбавить холодное молоко, она не заметила, как брат Вадима Романовича вышел из кабинета и ушёл. Полина поставила на маленький столик перед Антошкой кружку молока и открыла пачку печенья, а сама опять вернулась к таблицам. Так ничего в них не поняв, Полина отложила их в сторону, решив завтра сходить в бухгалтерию к кому-нибудь из девчонок, чтобы ей объяснили, как с ними работать, и занялась текущей документацией. Вышел Вадим Романович с толстой папкой документов в руках, взглянув неодобрительно на ребёнка, который ел печенье и пил молоко, положил перед Полиной папку.
– Подшейте документы и в архив, – кратко распорядился он и снова исчез в кабинете.
«Хоть бы уехал, что ли, куда-нибудь на объекты», – с тоской подумала молодая женщина, выдвинула ящик стола, достала степлер, большую иголку, канцелярские нитки и принялась подшивать бумаги. Но в это время дверь приёмной снова широко распахнулась, и на пороге снова появился Максим.
– Всё, забираю вашего начальника до завтра, – как будто читая её мысли, весело произнёс он. Полина посмотрела на парня с восхищением и благодарностью, как дети смотрят на деда Мороза, когда он исполняет их желания. Максим подошёл к Антошке, достал из большого яркого пакета пачку апельсинового сока и связку бананов и положил их перед мальчиком. В пакете что-то брякнуло, и Полина заметила стеклянные горлышки бутылок.
– Спасибо, – обрадовался ребёнок.
Парень приблизился к столу Полины, положил перед ней плитку дорогого бельгийского шоколад. Она смущённо подняла взгляд, но сказать ничего не успела.
– Девушка моя на свидание не пришла. Ждал её, ждал, ну не пропадать же шоколаду.
Полина рассмеялась и произнесла:
– Ваша девушка, наверно, уже пожалела об этом.
– Да, конечно, – с весёлой улыбкой подтвердил Максим и бесцеремонно сдвинул кипу бумаг, сел на край стола, – Она ещё будет жалеть, что упустила свой шанс. Как зовут тебя, синеглазая?
– Полина, – ответила она, чувствуя, что с этим парнем легко, весело и свободно. И о таком состоянии души Полина уже и забыла, когда в последний раз испытывала такую беспричинную лёгкость и беспричинное же веселье.
– Имя какое красивое, – искренне восхитился парень, – У меня ещё не было девушки с именем Полина.
Полина прыснула от смеха, и в это время открылась дверь.
– Максим, давай после обеда, дел невпроворот, – произнёс он, неодобрительно взглянув на Полину. Молодая женщина сразу же напряглась, улыбка сползла с кончиков красивых пухлых, таких волнительных губ.
– Братка, – начал возмущённо парень, – Я к тебе с утра примчался, все дела забросил, чтобы приехать в эту вашу деревеньку, и что я слышу? Максим, мне не до тебя сейчас, – парень гнусаво передразнил брата, а Полина отвела взгляд, чтобы не улыбнуться.
«Вот ведь жук, – с досадой подумал Вадим, – Дела он забросил! Наверно, как обычно, всю ночь в ночных клубах тусил. И как ему удаётся наутро быть таким свежим и опрятным, как будто мирно спал всю ночь», а вслух произнёс:
– Ладно. Идём. Подожди меня на ресепшен, пару звонков сделаю, и пойдём.
– Окей. И секретаршу свою домой отпусти. Мы до завтра не вернёмся, не рассчитывай. Спиртного купил, баньку затопим, а там и девчонки подтянутся. Ангелинка уже выехала, так что поторопись.
– Полина Викторовна, распечатайте статистику продаж за декабрь и … – начал Вадим Романович, но Максим его снова перебил:
– Влад, дела до завтра подождут. Сегодня тридцатое, отпусти людей пораньше, пусть к празднику готовятся, а Полинку сейчас домой отправь, видишь же, что она с ребёнком.
– Ладно, – чуть поколебавшись, согласился Вадим Романович, – Идите, Полина Викторовна, домой. Макс, а ты на ресепшн подожди.
Максим спрыгнул со стола, подхватил тяжёлый пакет с продуктами и спиртным, но всё же успел подмигнуть Полине, прежде чем скрыться за дверью.
Уже через десять минут Вадим садился с братом в машину и отчитывал его:
– Макс, к моей секретарше не лезь. На работе никакого флирта, ты мои правила знаешь. И как-то посерьёзнее будь с персоналом.
– Ага, сам на Полину запал, да? – Макс со смехом нажал на газ и крутанул руль, лихо выезжая со двора, и заметив вспыхнувший возмущением взгляд старшего брата, продолжал, – А что, девчонка красивая, большеглазая, синеглазая… Ножки стройные, я бы на твоём месте не терялся.
– Ты не на моём месте, – сердито перебил брат.
– Да и слава богу, – без капли раздражения ответил Максим, – Кстати, Ангелинка приедет с подругой. Подруга – для тебя, брат.
– Я не просил.
– Ты не просил, а я позаботился. Что будешь делать один, когда мы с Гелей уединимся в спальне? Вот, то-то и оно! Так что никому скучно не будет.

Максим знал о нежелании брата заводить серьёзные отношения после того, как два года назад он развёлся. Возможно, брак можно было сохранить, если бы Вадим простил жену. Но не смог. Он очень много работал, бывало, неделями не бывал дома. Вот молодая жена и заскучала. Вадим застал её со своим шофёром. С тех пор Вадим всегда водит машину только сам, жене оставил квартиру и подал на развод. Лиля долго дежурила у подъезда дома отца, куда ушёл жить Вадим, но всё безрезультатно. Когда он выходил во двор и сталкивался с Лилей, то делал вид, что её не замечал. Постепенно ей надоело безрезультатно преследовать бывшего мужа, и она перестала искать с ним встреч. Но и отношений с тех пор Вадим не заводил. Впрочем, и сам Максим про себя никогда не считал, что он находится в отношениях с девушками. Единственная, кому удалось задержаться рядом с Максимом, это Ангелина, дочь компаньона отца Петра Емельяновича Ставицкого. Пётр Емельянович и Роман Степанович считали, что их дети – блестящая партия, оба равны по социальному положению, оба учились в одном университете. Правда, Максим бросил университет на третьем курсе, когда ему исполнилось девятнадцать лет, и пошёл в армию. Этот поступок очень рассердил Романа Степановича, но исправить что-то он уже не мог. Сына забрали в пограничные войска, где, естественно, сфера влияния Романа Степановича не распространялась. Левицкий подозревал, что это очередной протест против родительской опеки, долго злился на сына и не мог простить. К тому же Максим грозился остаться по контракту, но после окончания срочной службы всё-таки передумал и вернулся домой. На время немного поутих, стал помогать отцу в делах, но особых ожиданий не оправдывал. Роман Степанович знал, что на сына положиться нельзя, он может не прийти на важные переговоры, забыть о срочном поручении, вообще пропасть на несколько дней с сомнительной компанией приятелей. И только Ангелина, всё это время терпеливо ждавшая Максима из армии, немного удерживала сына Романа Степановича от эпатажных выходок.
Ангелина всегда была принцессой. Есть такие девочки, которые с детства знают, что они особенные. И с детства им же говорят об этом. Ангелина была папиной дочкой, которую он баловал. Она даже ревновала мать к отцу и требовала, чтобы его внимание доставалось ей одной. Училась она хорошо и школу закончила блестяще, с золотой медалью, поступила в тот университет, который выбрал любимый папочка и ждала принца, который заменит отца и возьмёт финансовое бремя содержания девушки на себя. Всегда ухоженная, с макияжем в самых модных вещах, её никто и никогда не видели неопрятной, в домашних тапочках и уютном махровом халате даже во время болезни. Она всегда была совершенна. И ждала такого же совершенного принца. И почему-то решила, что её принцем станет Максим Левицкий. Да, он обеспечен, богат, правда дерзкий и неуправляемый, но это девушка ему прощала. Она чувствовала, что по-настоящему влюблена в него, в его потрясающую улыбку, в лучики – смешинки в его глазах, даже в его легкомыслие и бесшабашность. Правда, Ангелине совсем не нравился тот факт, что рядом с её Максимом постоянно находятся какие-то девушки, но, будучи по-женски мудрой, она старалась пока этого не замечать, чтобы не спугнуть парня. До Максима она ни с кем не встречалась, потому что считала, что ненужно разменивать себя на тех, кто всё равно её не достоин и кого её папочка не одобрит. Зачем ей глупые одноклассники, бесперспективные молодые люди, нищие студенты, живущие только на стипендию и деревенские соленья-варенья, передаваемые мамами и бабушками? Нет, её мужчина будет перспективный, богатый, красивый, идеальный.
И Максим понимал, что, к несчастью, этим идеальным мужчиной стал для Ангелины Ставицкой именно он. Максим не испытывал от этого радости. Ему не хотелось обременять себя Ангелиной, пусть она верная подруга, проверенная временем, всегда идеально-красивая, но Максиму было элементарно скучно с ней. Он не любил ничего идеального. Идеальная красота его оставляла равнодушным, идеальный порядок хотелось разрушить, в тихую солидную обстановку благополучия хотелось внести диссонанс, шокировать благовоспитанных знакомых отца, ему не хотелось быть хорошим и идеальным. Но почему-то время шло, а подругу детства Максим от себя не отдалял, разрешал ей быть рядом, строить на него планы, врываться в его жизнь и требовать к себе внимания. Максим считал, что это просто привычка, такая же привычка, которая заставляет нас вспоминать о друзьях детства. Вот и сейчас встретить Новый Год, традиционно семейный праздник, он захотел не с новой знакомой из ночного клуба, а с Ангелиной.

Реквием по мечте
Не зазорно быть мятой, сбитой.
Понимать, что с судьбой не квиты.
Что она ведет по пенальти.
Что никак не найти ту мантию,
Чтобы сделаться невидимкой.
Выцветать с каждой новой стиркой…
Не зазорно вставать с кровати
И считать этот день некстати.

Дарья Пурш

Да, она была в шоке. Вот это верное её состояние. Она прятала в подушку горящее от стыда лицо, слёзы обиды щипали глаза. Больше всего Лиза злилась на себя. Какая же она дурочка! Ну на что она рассчитывала, когда одевалась, как девушка лёгкого поведения и шла в элитный ночной клуб? И что оставалось делать Левицкому, как не принять за женщину, готовую продать себя за деньги?! И как такая идиотская бредовая провальная идея вообще пришла ей в голову?! Да как так можно было быть такой легкомысленной?! Да как так можно было вообще два дня подряд бегать за незнакомым мужчиной и искать с ним встречи?! Да как вообще можно было… Лиза кусала подушку в бессильном отчаянии, а её тело содрогалось от беззвучных рыданий. А когда она в очередной раз вспоминала его грязно-глумливые слова о её губах, то стыдливо вспыхивала и прикрывала губы ладонью.
Всю ночь Лиза не спала. Она смотрела в потолок, в зашторенное окно на тени голых веток тополей, слушала тикание часов и думала, думала… К утру она приняла решение. Решение это далось ей непросто, но другого выхода не было. Лиза решила уйти из консерватории. Она не могла позволить себе роскошь учиться, когда нужно зарабатывать деньги. Нужно бросить учёбу в консерватории и найти работу. Как она будет жить без музыки, без занятий, без любимых преподавателей – об этом Лиза старалась не думать. Она думала о брате, сидящем в тюрьме, о двух бандитах, преследовавшим её в тёмном дворе, о больных старых родителях… Никто, никто ей не поможет, придётся рассчитывать только на себя. Теперь нужно подумать, что она может делать и искать работу. И Лиза вспомнила, что недавно гуляла с подружкой Машей и увидела на стоянке возле ресторана «Седьмое небо» объявление, что требуются музыканты. Музыка – это единственное, чем хотела заниматься девушка, что любила всей душой и без чего не представляла жизни. Сегодня же с утра вместо занятий она пойдёт в тот ресторан, и, если им уже не нужны музыканты, она попросится посудомойкой, уборщицей, официанткой… кем возьмут. Оставался, правда, и совсем уж плохой вариант – идти в ночной клуб танцевать, но это уже если вообще ей нигде больше не удастся найти работу. А ещё у неё есть двадцать тысяч, накопленные на гитару, их она потратит на ремонт машины брата, а потом продаст эту машину.
Всё оказалось так просто и так обыденно, что Лаза не успела даже удивиться переменам в своей жизни. В ресторан её взяли сразу же, причём не музыкантом, а певицей. И выступала она без репетиции в первый же вечер. Как оказалось, особого умения её новое занятие не требовало, Лиза даже пела в половину силы своего голоса, зная, что слушают её только в самом начале, а потом уже неважно становится, насколько хорошо она поёт, главное, чтобы песня была с весёлым и лёгким мотивом. Часто заказывали шансон. Лиза никогда не пела шансон, даже не слушала, но ей пришлось выучить несколько самых популярных песен. Тексты учились легко, Лиза запоминала их с первого раза. Но петь в режиме стрима до трёх или даже более часов поначалу было тяжело, но постепенно девушка привыкла и к этому. Самым сложным оказалось выдержать реакцию родителей на то, что она бросила учиться в консерватории.
– Ты бросила свой талант на ветер! – возмущалась мама, – Для чего была музыкальная школа? Для чего был целый год в консерватории?
– Надо было настоять, чтобы ты шла в торгово-финансовый колледж, хоть профессия была бы! А сейчас ни образования, ни профессии, – вторил ей отец.
Через неделю Лиза принесла домой расчёт, положила деньги аккуратной стопочкой на обеденный стол, за которым завтракали родители. И только после того, как они увидели, что их дочь имеет хороший заработок, они перестали упрекать её. А когда в конце месяца в их квартиру постучали двое незнакомых мужчин, и им открыла мама, родителям пришлось узнать и о долге сына. Всё те же два парня, не посчитав нужным разуться и снять кожаные дублёнки, прошли в кухню и сели за стол.
– Мы пришли за долгом, – произнёс один из них.
– За каким долгом? – не поняла Антонина Евгеньевна.
– За долгом вашего сына. Его долг теперь на вас.
И объяснили снова то, что говорили Лизе в тёмном дворе месяц назад.
– Уходите! Я вызову полицию! – решительно заявил Николай Васильевич.
– И что вы им скажете? Вот расписка вашего сына. Долг надо вернуть. У вас красавица-дочь, и, кстати, имеет привычку очень поздно возвращаться домой одна. Не боитесь, что с ней может случиться что-нибудь неприятное?
– Да как вы смеете… – Антонина Евгеньевна опустилась на стул, чувствуя, что ноги её не держат.
– Если у вас нет денег, продавайте квартиру, – подсказал второй парень, до этого молчавший.
Но в это время домой вернулась Лиза, она увидела непрошенных гостей и всё поняла, быстро прошла в комнату и вышла уже с пачкой денег в руках.
– Вот, здесь сто двадцать тысяч, это всё, что удалось заработать, – сказала она, – Больше у меня просто нет. Можете избить, покалечить, но тогда я вообще ничего больше не смогу заработать.
Парень, сидящий ближе к двери, встал и приблизился к девушке, поднёс руку к её волосам, захватил пальцами локон.
– Ну зачем же сразу бить, калечить… Мы против насилия. Всё же всегда можно решить мирным путём, тем более с такой красивой девушкой.
Лиза отпрянула от него, а парень, усмехнувшись, достал из кармана джинсов визитку и протянул ей:
– Если передумаешь, позвони или приди по этому адресу. Мы сможем договориться. Твой брат должен нам три миллиона. Посчитай, сколько лет тебе придётся отдавать нам долг такими темпами?
– Ничего, отдам, – резко ответила Лиза.
– А ведь мы ещё процентов не начисляли. Пожалели тебя, красивая. Ты подумай, я ведь долго таким добрым быть не могу.
Он взял со стола пачку денег, кивнул своему напарнику, и они вышли.
– Дочка, почему ты нам раньше не рассказала? – дрожащим голосом произнёс отец.
– А что бы вы сделали?
– Квартиру продадим. Правда, три миллиона за неё не дадут, но около двух продать можно.
– А жить где будем? – задала вопрос Лиза, чувствуя, что её начинает трясти, это началась запоздалая реакция.
– В деревню переберёмся, купим халупу за пятьдесят тысяч и будем жить, – ответил отец, – Квартиру выставляем на продажу.

На следующий день с утра падал снег, а ещё был выходной день. Лиза вышла из дома сразу, как только серое утреннее небо посветлело. На улице не было морозно, потому что падал снег. Снежинки кружились, падали на щёки и таяли как слёзы, чистые детские слёзы. Точно так же таяли мечты Лизы… Она взяла свою старенькую гитару и пошла в парк. Зимой, да к тому же с утра в парке должно быть пустынно, а Лизе хотелось играть, играть для души громко и долго и выплеснуть все эмоции, скопившееся в ней за этот месяц. Видеть мрачные, полные скорби лица родителей было невыносимо. Но что ещё Лиза могла сделать? Пойти к этому бандиту по адресу, оставленному им вчера? Спасибо большое, конечно, но Лиза уже ходила в ночной клуб и пережила там такое сильное унижение, какого не переживала ни разу в жизни. Никто и никогда её не унижал так, как Максим Левицкий. И испытать подобное ещё раз Лиза была просто не в состоянии. Никогда больше она не наденет вызывающее платье и не сделает яркого макияжа, и никогда больше не пойдёт к мужчине ради денег. За тот раз она себя ещё так и не простила, и дня не было, чтобы Лиза об этом не вспоминала и не упрекала себя в сделанном.
Значит, придётся продавать квартиру и уезжать в деревню… Другого выхода Лиза не видела. Так, в тягостных раздумьях девушка не заметила, как дошла до парка, остановилась возле присыпанной снегом скамейки. Снег уже перестал идти, солнце несмело выглядывало из-под серых тяжёлых туч, и его отблески серебрили свежие снежинки, заставляя лучиться и переливаться. Лиза сняла с плеча гитару, раскрыла чехол и достала инструмент. Это старая гитара, струны которой Лиза меняла несчётное количество раз, кое-где на корпусе уже облупился лак, но девушка верила, что в руках музыканта, который прикасается к струнам с душой, старая гитара оживает вновь и вновь. Лиза взяла первый аккорд, она ни на минуту не задумалась, что исполнять. Песня сама просилась на кончики пальцев, на струны гитары, уже звучала в её сознании. Лиза поддалась этому порыву, рождая пальцами мелодию, девушка запела:

Песен ещё ненаписанных сколько?
Скажи, кукушка, пропой.
В городе мне жить или на выселках?
Камнем лежать или гореть звездой?

В холодном звенящем воздухе чистый девичий голос взлетел, зазвенел чистым горным хрусталём, а в этом голосе вся полнота отчаяния, боли, нестерпимого желания выплеснуть эту боль аккордами послушных струн, вибрирующих в умелых пальцах. На припеве голос поднялся чистой высокой нотой, усиленной морозным воздухом.
Солнце моё, взгляни на меня
Моя ладонь превратилась в кулак
И если есть порох, дай огня!
Вот так!

Где же ты теперь, воля вольная?
С кем же ты сейчас ласковый рассвет
встречаешь? Ответь.
Хорошо с тобой, да плохо без тебя,
Голову да плечи терпеливые под плеть,
Под плеть.

Лиза не боялась, что её услышат, потому что в это время в парке не бывает людей. А когда она пропела всю песню, прожила боль и отчаяние, то заиграла другую мелодию. Лизе хотелось рождать грустную музыку, хотелось петь громко, протяжно и отчаянно. Поэтому она выбрала старый романс:

Я хотел въехать в город на белом коне,
Да хозяйка корчмы улыбнулась мне.
На мосту, видно, мельник взгляд бросил косой.
И остался я на ночь с хозяйкою той.

Конь узду рвал из рук, в путь просился скорей,
Но не слышат влюбленные лучших друзей.
Я всю ночь до утра в той корчме пировал,
А на привязи конь обо мне тосковал.

Белый конь, белый конь, я тебя потерял
Белый конь от меня по степи ускакал
Белый конь, белый конь, потерял я коня
Белый снег, белый снег укрывает меня…

Пушистые ели склонялись тяжёлыми от снега ветками над вымощенными дорожками аллеи, сверкая в утреннем, похожем на расплавленное бледное золото, солнце серебром и алмазами снежинок. Вместе с музыкой наступало облегчение, возвращались силы, возвращалось желание жить и любить этот мир. Лиза не сразу заметила, как невдалеке напротив стоит мужчина, прислонившись спиной к стволу дерева и слушает её песню. Одет он был в чёрное пальто, белый шарф, без шапки, и на его тёмных волосах блестели снежинки. Его появление в безлюдном парке почему-то не напугало девушку, хотя и странно, что он мог делать здесь утром, в выходной день.
– Вы давно… слушаете? – спросила Лиза, смущаясь.
– Уже вторую песню, – застенчиво улыбнулся мужчина, держа руки в карманах, он медленно подошёл к Лизе. И она разглядела, что это совсем ещё молодой мужчина, чуть старше её самой. Его серые глаза смотрели с восхищением, но в его движениях было спокойное достоинство. Он приблизился и попросил:
– Извините, что помешал. Но сыграйте, пожалуйста, что-нибудь ещё. И спойте. Я никогда не слышал такого сильного и нежного голоса.
– Что же вам сыграть? – растерялась Лиза.
– Что захотите. Я так понимаю, сегодня у вас грустный настрой, и музыка тоже будет грустная…
– Да, извините, весёлое играть я сегодня не могу.
– У вас что-то случилось? – и сразу же смутился, – Извините, что спрашиваю. Конечно же, вы можете не отвечать.
– Я вам могу спеть свою любимую песню, – предложила девушка.
– Я был бы счастлив, – снова улыбнулся мужчина мягкой застенчивой улыбкой, Он стоял немного в отдалении и так же не вынимал рук из карманов пальто.
Лиза начала играть. Эту песню она исполняла нечасто, но очень любила.

Солнце редкими лучами
Попрощаться хочет с нами вновь,
То мечтою окрыляет,
То сомненьем отравляет кровь…
Может, мы уже другие,
Может, это ностальгия по весне?
По своим мечтам хрустальным,
Может, это просто жаль нам прошлых дней?

Молодой мужчина слушал очень внимательно, не отводя от неё спокойного взгляда серых глаз. А когда замолкли последние аккорды, он искренне произнёс:
– Потрясающе… У меня нет слов… Но вы, наверно, замёрзли, давайте пройдёмся до кафе и погреемся, если вы не возражаете и никуда не спешите.
– А вы просто гуляли, да? – спросила Лиза, убирая гитару в чехол.
– Да, иногда я гуляю здесь по утрам, но вас раньше здесь не видел.
– А я раньше здесь не пела, – ответила девушка. Она натягивала на пальцы перчатки, а мужчина предложил:
– Давайте я понесу вашу гитару?
– Нет, мне совсем не тяжело, – отказалась девушка и привычным движением перекинула через плечо широкую лямку чехла с гитарой внутри.
Они медленно пошли по заснеженной тропинке вдоль аллеи и вскоре оказались возле небольшого кафе. Внутри кафетерия тепло и уютно. И, к счастью, столики возле окна, откуда виднелись заснеженные мохнатые лапы елей, были свободны. Они заняли столик, мужчина спросил, чего бы ей хотелось.
– Зелёный чай и больше ничего, – скромно произнесла девушка. Мужчина принёс две кружки зелёного чая.
– Давайте познакомимся, – предложил мужчина, – Меня зовут Павел. Мне двадцать три года.
– Вы выглядите немного старше, – отозвалась девушка, – Наверно, потому что вы серьёзный. У вас взгляд серьёзный, вдумчивый. А меня зовут Лиза.
Девушка стянула с головы вязаную белую шапочку и распушила волосы, которые сразу же огненными змеями упали на плечи и закрыли спину.
– Елизавета, – повторил Павел, – У вас редкий чудесный цвет волос.
– Все так говорят, – равнодушно ответила на комплимент девушка.
– И вы правильно подметили, я очень серьёзный, наверно потому, что очень одинокий.
– Вы одинокий? – удивилась Лиза, – Такой молодой, симпатичный, умный и одинокий?
– Мне тяжело сходиться с людьми, а с вами, почему-то, сразу почувствовал себя легко, такого со мной не бывало. Наверно, всему виной музыка. Ваша чудесная музыка, которую мне выпало счастье услышать.
– Вы говорите очень красиво. Вы романтик, Павел, – улыбнулась девушка, обнаружив, что при встрече с этим странным молодым человеком она забыла о своих проблемах и несчастьях, и обида на себя уже не сжигала её изнутри.
– Я всего лишь бизнесмен, у меня ответственная и скучная работа.
– Вам она не нравится?
– Не знаю. Ничего другого я не знал. Отец надеялся, что я смогу стать его достойным приемником, и я боюсь не оправдать его ожиданий.
– Ваш отец очень влиятельный человек? – догадалась Лиза.
– Да, мой отец владелец очень крупной компании, Левицкий Роман Степанович, «Леспромтрансматериалы», возможно, слышали?
Лиза вздрогнула.
– Да, слышала. Тогда я и вам скажу свою фамилию, – с вызовом произнесла она, внимательно наблюдая за его реакцией, – Костромина Лиза, сестра Костромина Эдуарда.
– Вы его сестра? – спокойно переспросил парень, – Что ж… Мне в любом случае приятно с вами познакомиться независимо ни от каких обстоятельств. Скажите, Лиза, вы где-нибудь выступаете с концертами? Я могу где-нибудь услышать ваше прекрасное исполнение?
– Нет…, – Лиза смутилось, ей почему-то не хотелось говорить о том, что она выступает в ресторане, – Я просто по настроению пою.
– Вам надо заниматься этим профессионально, вы очень талантливы, Лиза. Правда, я в музыке не разбираюсь, но если у меня, такого сдержанного и скупого на чувства человека, начинает болеть душа, когда вы поёте и играете, то это же настоящий талант, правда?
– Вы мне льстите, – улыбнулась Лиза, – К сожалению, мне пора домой. Спасибо за чай.
– Ну что вы, мне бы хотелось дать вам намного больше за то счастье, какое я чувствовал, когда слушал вас. Скажите, Лиза, мы можем увидеться снова? Мы можем с вами снова погулять в этом парке? А если хотите, можем сходить куда-нибудь на концерт или в кино.
– Боюсь, мы не сможем встретиться в ближайшее время, на выходных у меня много работы. Может быть, на следующих выходных, если получится…
– Давайте обменяется номерами телефонов, Лиза, – предложил Павел, – Обещаю, я не буду настойчив. Если у вас появится желание погулять или куда-нибудь сходить, и вам нужна будет компания…
– Конечно, давайте, – согласилась Лиза. Новые знакомства с мужчинами Лизе не хотелось начинать, но этот парень выглядел ненавязчивым и скромным. И ему не хотелось отказывать. К тому же, ведь он может ещё и не позвонить, передумать.

За окном идёт снег крупными хлопьями, в печи потрескивают разгоревшиеся сухие дрова. Печь обычная, какая есть в каждом деревенском доме – кирпичная, известью побеленная. И обстановка небольшой комнаты тоже обычная – старый массивный комод из дерева, покрытый уже местами потрескавшимся лаком, кровать с железной сеткой и металлической спинкой, ковёр, сотканный из кусочков разноцветной ткани, шторы на окнах из белой плотной ткани. Ангелина предпочла бы наличие платяного шкафа с плечиками для одежды и удобную двуспальную кровать с ортопедическим матрасом, но комната для гостей ничего этого не предусматривала.
– Почему здесь нет камина? Почему до сих пор печка, как в старину? – Ангелина садится на край кровати и начинает расчесывать белокурые волосы. Белоснежный кружевной халатик, не скрывающий стройные длинные ноги. Вся беленькая – кожа, волосы, бельё в тонких кружевах, девушка олицетворяет саму нежность. Белоснежка из сказки, только со светлыми волосами.
– Вадим не хочет здесь ничего менять. Его всё устраивает, – Максим снимает с себя свитер, небрежно бросает его на спинку старого деревянного стула и приближается к кровати.
– Но это же старомодно, – Ангелина забавно поморщила носик, – Вот если бы был камин, это выглядело бы стильно.
Максим лёг на кровать, растянулся как большой довольный кот. Сетка под тяжестью его тела скрипнула и прогнулась. Судя по его виду, Максима всё устраивает – и снег хлопьями и потрескивание огня в печи и даже недовольное ворчание Ангелины. Парень протянул руку и дотронулся до мягких девичьих волос.
– Ты такая невероятная… – с восхищением произносит он, – Иди ко мне, детка.
Ангелина откинула расчёску и легла рядом, сразу же оказавшись в крепких объятиях Максима.
– Геля… Давай рванём на море в самом начале лета, – вдруг неожиданно предлагает он.
– Можно, – легко соглашается девушка, – У меня три новых купальника и пять парео.
И недовольно замолкает, заметив насмешку в его глазах и в его улыбке.
– Чего ты? – с обидой спрашивает она и толкает парня бок локтем.
– Вспомнил мультик один. «Простоквашино». Там мама дяди Фёдора поехала на курорт, чтобы надеть три вечерних платья, – охотно поясняет Максим.
– Вот-вот… А я всё думаю, что мне эта деревня напоминает… И этот дом, в частности. Простоквашино и есть! Самая настоящая глухомань! – Ангелина весёлого настроения парня не поддержала.
– Ну тут ты преувеличиваешь, детка, – не согласился Максим, – Здесь очень крупное предприятие, и посёлок – довольно оживлённое место.
– Деревня и есть деревня, – не соглашается Ангелина и возвращает Максима к интересующей её теме, – Так мы едем на море?
– Решено. Едем во Владик на машине, – отвечает он.
– Куда?! – кукольное личико девушки застыло в недоумении, – Ты шутишь, как всегда. Да, Макс?
– Ну почему сразу – шутишь… У меня давно эта идея в голове крутится. Взять машину, палатку, портативную газовую плитку и красивую девушку – и рвануть на Шамору или в Ливадию. Или ещё куда на берег Уссурийского залива. Кстати, ты знаешь, что берег бухты называют Лазурным берегом? Прикольно, да?
– И близко не похоже, – категоричным тоном не согласилась Ангелина, – Не вижу ничего общего.
– Это потому, что ты там никогда не была, – возразил парень, – А вот когда поедем, сама убедишься, что место классное.
– Макс! Я не поеду! Это без меня, – испугалась Ангелина, – Я в Дубай хочу или в Испанию. Владик – это вообще отстой. И почему сразу в такой последовательности – сначала в твоём списке всего необходимого идут палатка и плитка, а уже потом я?
– Ну, детка, это же образно. Ты для меня на первом месте. Всегда, – успокаивающе заверяет Максим и сразу же возражает на предложение Ангелины, – А что делать в Дубае? Сидеть в пятизвёздочном отеле и пить русскую водку? Скучно, Гель… Ну сходим мы на пляж пару раз, обгорим в первый же день. И ты и я светлокожие, альбиносы. А потом будем сидеть в баре или ночном клубе, слушать арабскую музыку и тупо бухать.
– А что делать во Владике? – с ноткой презрения спрашивает Ангелина.
– А во Владике будем рыбачить, плитку портативную для того и возьмём, чтобы рыбу жарить.
– Нет, – резко произнесла Ангелина, отстранилась от парня, поднялась с кровати, встала и встряхнула белокурые волосы, – Я не согласна. Я там со скуки помру. Я в эту богом забытую деревню приехала только потому, что ты мне выбора не оставил. Твой брат мог бы и более комфортно здесь обустроиться. Он же всё-таки самый главный человек здесь, а жилище у него как у простого убогого деревенщины. Ну что это?! – девушка обвела широким взмахом руки окружающее их пространство, – Обычный деревенский дом! Туалет на улице. И это зимой! Ни ванны нет, ни душа хотя бы. Чтобы помыться нужно надевать валенки и топать через весь огород по сугробам, потому что по-другому просто до бани не пройдёшь!
– Я же утром тропинку в огороде до бани расчистил, – возразил Максим, на что девушка даже не отреагировала, а продолжила дальше с всё возрастающим возмущением:
– Нет, я не согласна ещё и лето проводить в таких условиях! Либо едем в Испанию, либо ты едешь во Владик один.
– Один не поеду, – возразил Максим, наблюдая, как девушка снимает с себя кружевной халатик и остаётся в одних крошечных, ничего не прикрывающих трусиках. Её грудь маленькая, Ангелина редко надевает лифчик. Девушка снова ложится рядом и ласково шепчет:
– Макс… Ну, Макс… Не упрямься. Хотя бы на пару дней свози меня в Испанию.
А во Владик можешь с кем-нибудь из своих друзей поехать. Рената возьми.
– Ладно, – миролюбиво соглашается Максим, – Но только три-четыре дня. Больше я не выдержу.

Наряжать ёлку всегда было волнительно, и даже теперь, когда Полина уже не маленькая девочка, волнительности своей это занятие не утратило. Антоша с интересом перебирал и рассматривал игрушки, доставая их из деревянного ящика, в которых когда-то давно отправляли по почте посылки. Но теперь, конечно, таких ящиков больше не встретишь. Да и сами игрушки старинные, раритетные. Таких тоже сейчас не встретишь, в основном сейчас продают разноцветные шары. Это однотипные игрушки, чтобы их изготовлять не нужно фантазии, то ли дело старые игрушки – ни одна из них не похожа на другую, и нет ни одной одинаковой. Вот маленький домик, с заснеженной крышей, вот весёлый зайчик, а вот снеговичок, а это прозрачная с мишурой внутри сосулька, а вот золотая шишка, а это забавная девочка-снегурочка, а вот гномик. Всё это Полина бережно вешала на сосновые ветви, а потом они вместе с Антошей окутывали эти ветви серебристо-снежной мишурой, а потом ещё вырезали много снежинок из цветной бумаги, и клеили их на окна, а потом вместе стряпали имбирное печенье и булочки с корицей, а потом, когда стало уже совсем темно, они вспомнили, что хотели погулять, и вышли во двор, при свете уличного фонаря они лепили снеговика, украшали его. И Антошка не утерпел – откусил кончик морковки, поэтому снеговичок получился с носом, откушенным на самом кончике. И ещё играли в снежки, а потом, когда валенки заиндевели от снега, вернулись домой. Полина затопила печку и развешала мокрые носки и варежки, поставила на припечник валенки для просушки. Антоша, надышавшись свежего морозного воздуха и вдоволь набегавшись, уснул рано. Было только начало десятого, Полина мыла на кухне посуду, погружённая в свои мысли, она вспомнила, что этот день ей и Антоше подарил Максим Левицкий. Если бы не пришёл он сегодня, то ничего бы и не было. Просидела бы Полина в приёмной, промучив и себя, и Антошку.
Неторопливые мысли Полины прервал стук в дверь, и на пороге, не дожидаясь, когда хозяева откроют, появилась Лена Панова, подруга Полины.
– Ой, Лен… Проходи! – оживилась Полина, – Я булочки сегодня пекла, давай чай пить.
– Как я удачно зашла! – засмеялась подруга, отряхивая снег с валенок и снимая шубу, – На улице потеплело, видать к снегу.
– Да, потеплело, – согласилась Полина, достала чашки и разлила в них чай, поставила на стол плетёную соломенную корзинку с булочками, посыпанными корицей, – А мы гуляли с Антошей, теперь он спит.
– А я на работе просидела, даже день нам не сократили! – с досадой произнесла Лена, садясь за стол и отпивая чай из кружки, – Новый начальник не успел приехать, как уже везде свои драконьи порядки установил. Никаких перекуров, перерывов на чай, только работа- работа! Тем, кто возмущался, посоветовал уволиться, главную бухгалтершу и начальников отделов премии лишил. Сказал, что Павел Фёдорович нас распустил.
– Я всего день с ним проработала, но уже чувствую, что не выдержу, – созналась Полина, – Мне каждую минуту кажется, что вот сейчас он к чему-нибудь придерётся и уволит меня.
– Ну… Полин… – примирительно произнесла Лена, – Не накручивай себя. Привыкнешь.
– Ещё отчёт этот… Никак не понимаю, как его делать. Зашла в бухгалтерию к Вере Дмитриевне, она немного объяснила, но я всё равно ничего не поняла, попросила Тоню сделать отчёт, сказала, что заплачу за него, но она отказалась, сказала, что своей работы невпроворот. И теперь я не знаю, что делать… Не смогу я, Лена! Выговор будет мне, или вообще уволит.
– Да перестань, не расстраивайся и не переживай. Объясни ему…
– Ему невозможно ничего объяснить! У него один ответ – зачем мне секретарь, который ничего не умеет делать.
Лена тяжело вздохнула.
– Да… подставил нас всех Павел Фёдорович…
Подруги посидели ещё с полчаса, а потом разошлись. Им обеим нужно было с утра на работу, несмотря на то что завтра наступал последний день уходящего года.

Серый день
Сонные глаза ждут того, кто войдёт
и зажгёт в них свет.
Утро Полины продолжается
сто миллиардов лет.
«Утро Полины» Наутилус Помпилиус

Полина пришла на работу без настроения. Впрочем, теперь каждое утро она приходила без настроения. Некоторое время она просто неподвижно сидела и смотрела в окно. Снегопад уже закончился, но зато вернулась морозная туманная погода. Тонкие ветви деревьев, посеребренные изморосью, одиноко выделялись на фоне серого неба в офисном окне. Бледно-лимонные тучи утреннего рассвета скудно освещали опустевший двор. Полина вздрогнула от неожиданности, когда раздался телефонный звонок, резко прервавший созерцание природы в окне.
– Полина Дмитриевна, зайдите ко мне, – услышала она бархатно-низкий голос начальника в телефонной трубке.
Молодая женщина нехотя поднялась со стула, вошла в кабинет. Вадим Романович, как всегда, в безупречном костюме (сегодня тёмно-серого цвета, бежевая рубашка, светло-голубой галстук), встретил её тёмно-серым взглядом. «Серый костюм, серый день…», – уныло подумала Полина, забыв поздороваться с начальником. Впрочем, он ей тоже не пожелал доброго утра. Его длинные сильные пальцы подхватили со стола бумажку и приподняли её в воздухе.
– Полина Дмитриевна, отчёт готов?
– Нет, – тихо ответила она, – Я же вам уже объяснила, что никогда не делала таких отчётов. Не знаю, как их делать. Я не бухгалтер. Я этого просто не понимаю.
Серые глаза на несколько долгих томительных секунд задержались на её внешне спокойном лице.
– Отчёт не готов. Так я вас понял? – строгий бесстрастный тон, но в нём слышится иронично-издевательская интонация.
Она кивнула.
– Идите и пишите объяснительную, Полина Дмитриевна. И вот ещё… Купите на второе января мне билет на самолёт до Хабаровска, забронируйте одноместный номер в гостинице. И обратно билет на четвёртое число. Возьмите карту, рассчитайтесь по ней. С объяснительной вас жду через десять минут.
Полина взяла осторожно банковскую карту из пальцев мужчины так, чтобы ненароком к ним не прикоснуться, и тихо вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Так же тихо и медленно она подошла к своему столу, осторожно положила на столешницу банковскую карту, взяла свою сумочку и вышла из кабинета.
Вадим Романович обнаружил отсутствие своей секретарши только тогда, когда рабочий телефон на её столе начал разрываться от звонков. Сначала Вадим не обратил на эти звонки внимания, но уже через минуту ему стало странно, почему на них не отвечает его секретарь. Он вышел из кабинета с явным намерением с раздражением высказать замечание Полине, но увидел, что приёмная пуста, а на столе одиноко лежит его банковская карта. Вадим, всё ещё пребывая в раздраженном состоянии, набрал номер сотового Полины, но услышал только длинные гудки. Она не брала трубку.

К дому Полины он подъехал уже ближе к восьми вечера, раньше освободиться просто не смог несмотря на то, что внутри всё клокотало от возмущения её безответственной выходкой. Взять и уйти, ничего даже не сказав. Бросить его одного разгребаться с делами. И это его секретарь! Правая рука… Именно в этот день Вадим понял, насколько важную работу выполняет его незаметный секретарь – Вадиму пришлось самому отвечать на все звонки, и они забрали львиную долю его рабочего времени, самому искать в компьютере и распечатывать нужные документы, самому несколько раз делать звонки своим сотрудникам. Это всё морально вымотало Вадима, не дав ему сконцентрироваться на действительно важных для него делах.
Где живёт Полина пришлось узнавать у уборщицы бабы Стаси, которая в полшестого пришла мыть полы в приёмной.
– Да недалеко тута, сразу за поворотом улица, как с леспромхоза выезжать. Вот по этой улице и едьте, пока до конца не доедете. Там по левую сторону будет дом стоять светло-голубой.
Маленький деревянный домишко, когда-то в лучшие годы покрашенный светло-голубой краской, теперь уже местами облупившейся и облезлой, нашёлся быстро. Калитку оказалось достаточно просто легонько задеть, чтобы она сразу же распахнулась, жалобно скрипнув при этом рассохшимися досками. Узенькая дорожка к дому оказалась аккуратно выметена, на крыльце Вадима встретил то ли кот, то ли кошка, рыже-белая морда и лохматое буро-рыжее тело с поднятым вверх хвостом. Кот (или всё-таки кошка) проворно выбежал вперёд и сразу же протиснулся в едва открывшуюся дверь.
Вадим оглядел небольшой коридор-веранду, с огромным массивным шифоньером у стены и старым диванчиком возле заиндевевшего окна. В дом вела ещё одна дверь. Кот уже тёрся боком по деревянной двери, прося открыть и её. Вадим открыл дверь и сразу же оказался на кухне. Возле порога на домотканом половике стояли три пары валенок, простая вешалка с крючками для одежды на стене, посередине кухни топится печка, за столом сидят три женщины, которые сразу же одновременно повернулись в его сторону. Полина в домашнем халатике сидит возле окна, рядом с ней её подружка Лена в узком свитере и джинсах, а напротив – пожилая полная женщина в пушистой вязаной кофте, длинной цветастой юбке и вязаных носках. На столе возвышается на одну четверть пустая бутылка водки, в глубокой миске дымится вареный картофель, а на маленькой тарелочке аккуратно разложены маринованные помидоры.
– Ириска пришла, нагулялась, – произнесла пожилая женщина, обратив внимание сначала на кошку, а потом уже на вошедшего мужчину.
Вадим проследил взглядом за кошкой (всё-таки кошкой…), плавно и бесшумно направляющейся к печке и затем растягивающейся возле раскалённой дверцы.
Полина же не сказала ничего, молча опустила взгляд, щёки её при этом мгновенно зарделись.
– Что празднуем? – произнёс Вадим, бросая выразительный взгляд на бутылку.
– Так у Поленьки день рождения, – ничуть не смутившись отвечает женщина в пушистой кофте, – Я баба Тоня, Антонина Николаевна, то есть… Поленька, да ты ещё тарелку доставай, накладывай гостю поесть.
Полина поднялась из-за стола, всё так же молча прошла к старому буфету, достала тарелку, рюмку, прошла к печке, где на плите подогревалась чугунная сковорода с котлетами.
– Спасибо, не надо. Я ненадолго, – начал Вадим, но баба Тоня его возмущённо перебила.
– Как это «ненадолго»? Проходите, раздевайтесь, садитесь за стол вместе с нами! У нас всё по-скромному, уж не побрезгуйте. Мы вас от души приглашаем.
«От души», – усмехнулся Вадим, снимая пальто и вешая его на медный крючок вешалки, – «Особенно Полина – от души».
Он наблюдал, как молодая женщина положила в тарелку котлету, картофель и наставила тарелку на стол. Лена тоже смущённо молчала. И Вадим почувствовал, что невовремя он пришёл, некстати, помешал им. И только баба Тоня громко распоряжалась за столом:
– Присаживайтесь! Поужинайте с нами. Вы же после работы голодный. Леночка, наливай всем по рюмашке.
Вадим огляделся, рассматривая помещение, и увидел, что дверь в соседнюю комнату приоткрыта и там на диване сидит мальчик и что-то увлечённо лепит из пластилина. В комнате было тихо, даже телевизор не работал. И мальчик сидел один, сидел тихо и спокойно, не требуя к себе внимания, как уверенно требовали внимания дети его знакомых, когда ему случалось бывать в гостях с застольями. Дети его знакомых постоянно прибегали к столу, требовали постоянного внимания, жаловались друг на дружку и чего-то постоянно требовали. Что-то кольнуло Вадима в сердце, но что, он не мог понять, что-то неуловимое, мимолётное.
Он сел за стол, перед ним уже стояла доверху наполненная водкой рюмка.
– Ну, за именинницу, – смущённо произнесла Лена.
Они выпили. Вадим заметил, как Полина поморщилась и прикрыла лицо руками.
– Поля, закусывай, – посоветовала баба Тоня и обратилась уже к Вадиму, – Поля не пьёт у нас, вы не подумайте. Это я настояла, чтобы собрались. Говорю, давай быстро на скорую руку стол накроем, подружку свою позови, бутылочку выпьем. Они с Леночкой скромные девчата, не подумайте ничего плохого.
– Не знал, что у Полины день рождения, – произнёс в ответ Вадим, а про себя подумал: «Ну, конечно, не знал! Личное дело Полины на столе лежит, а он не знал! Заглянуть поленился…»
Полина вдруг стремительно поднялась, поправила подол халатика.
– Пора Антошу спать укладывать. Уже половина девятого. Извините, – и быстро прошла в комнату, плотно закрыла за собой двери. На кухне ощутимо повисло неловкое молчание, и даже дрова в печке, догорая, перестали трещать.
Но баба Тоня быстро спохватилась:
– А уж снегопад какой был намедни! И дорогу расчистить некому.
Вадим слушал рассеянно, обводя взглядом обстановку маленькой кухоньки. Всё здесь было старое – деревянный буфет, стол, стулья, полы, давно некрашеные, посуда дешёвая, рукомойник за печкой, ведро под ним… И только в эту минуту Вадим понял, что Полина живёт одна, без мужа и даже без родственников. Он смотрел на скудный праздничный ужин: на вареную картошку, домашней заготовки помидоры, котлеты, наполовину приготовленные из хлеба, и невольно вспоминал богато накрытый стол в ресторане «Седьмое небо», когда день рождения было у него самого полтора месяца назад. Чего только на том столе не было – морепродукты из Португалии, креветки, омары, лососевая икра, рыба разных сортов, салат из камчатского краба с грейпфрутом, печеное мясо с прованскими травами и сыром пармезан, мясо-гриль, стейк Рибай, ростбиф, паста с говядиной, салат баварский с ветчиной, салат с индейкой, десерты из самой модной в городе кондитерской «Венские пекарни» – чизкейки, панна котта, тирамису, эклеры, крем-брюле с апельсинами, макаронсы, брауни, печенье савоярди с нежнейшим кофейным кремом, песочные корзинки, профитроли и, конечно же, большой многослойный торт «Клубничный бархат», визитная карточка «Венских пекарен», а так же всевозможные миксы из фруктов, обширная карта вин, в которой была представлена целая коллекция игристых вин из Аргентины. Даже половину всего этого многочисленные гости тогда не осилили съесть.
Вадим молча доел скромную котлету из хлеба и куриного фарша и поднялся из-за стола.
– Уже уходите? Так быстро? – спрашивает Лена, но в голосе её звучит скрываемое облегчение. В его присутствии им тягостно, неловко. Да и ему самому неловко.
– Да, дела. Извините. Передайте Полине спасибо за угощение. Неудобно получилось, что я без подарка.
– Ой, да это ничего! – поторопилась успокоить баба Тоня, – Вы пришли, а это уже для нас радость.
Вадим надел пальто и перед тем, как выйти, обернулся.
– Дорогу почистят уже завтра. Я распоряжусь. Техника есть.
– Ой, спасибо! А то мы и в поссовет звонили и в ЖКХ. Везде говорят, что техника сломана…
– В леспромхозе техника есть. Всё сделаем. До свидания, – Вадим вышел во двор и сделал глубокий вдох полной грудью. Морозный воздух обжёг и взбодрил. Никогда раньше не приходилось пробовать дешёвой водки, впрочем, как и котлет с хлебом. Молодой мужчина быстро пошёл по дорожке к своей «тойоте лэнд крузер». Но в машину не сел, встал у забора, достал из кармана пальто ключи, бросил взгляд на проселочную дорогу. Всего две продавленных машинами колеи, и всё засыпано мокрым рыхлым снегом. Разглядывая в темноте, лишь при тусклом свете редких фонарей, заснеженную дорогу, Вадим с горечью подумал: « День рождение без подарков, вкусных сладостей, хорошего вина, весёлых танцев, красивого платья… А ещё с утра я так по-хамски обошёлся с ней… И ведь эта баба Тоня искренне подумала, что я пришёл сюда поздравить Полину… Ей и в голову не пришло, что я шёл сюда, чтобы устроить Полине разнос по-полной…»
На душе было как-то скверно, непривычно тоскливо, так, как будто он совершил что-то подлое тем, кто ему искренне доверял.

Тепло Рождества
«Рождество – не время года.
Это чувство»
Эдна Фербер
На следующее утро Вадим задержался, пришёл на полчаса позже после того, как заехал в гараж и дал распоряжение завгару организовать расчистку деревенской дороги от снега. Когда он зашёл в офис, Полина уже сидела за своим рабочим местом и что-то писала на белом листе ручкой. Она вздрогнула, когда открылась дверь приёмной и бросила на своего начальника напряжённый взгляд, в котором плескалась паника.
– Доброе утро, Полина, – произнёс он, – Приготовьте две чашки чая. Одну с молоком, без сахара, а вторую – как любите вы. И зайдите в мой кабинет. У нас сегодня много работы.
Полина зашла в его кабинет почти сразу, едва он снял пальто, даже не успел сесть за стол и включить ноутбук. Она молча (так и не ответив на его приветствие в приёмной, как он запоздало заметил) приблизилась к его широкому столу и так же без единого слова положила на гладкую столешницу исписанный лист бумаги.
Вадим приблизился к столу, сел за своё место, поднял взгляд и не торопясь внимательно оглядел молодую женщину, стоящую напротив него. Замшевые сапожки, уже местами проношенные, строгая узкая чёрная юбка, тонкий вязаный свитерок, волосы собраны в пучок, на бледном лице почти нет косметики, короткие розовые ноготки, тонкие пальцы без колец, из украшений – только маленькие серебряные серьги. Вадим вспомнил ухоженные холеные руки секретарш в офисе своего отца, которые подавали документы на подпись. Длинные наклеенные гелевые ногти, раскрашенные в самые невероятные цвета, пальцы унизаны кольцами, губы, пухлые от ботокса, дорогие тяжелые серьги в ушах, модные стрижки, обтягивающие платья с декольте (отец не вводил строгий дресс-код, позволяя сотрудницам показывать декольте и длинные ноги в глубоких вырезах юбок). Вадим медленно перевел взгляд на бумагу, лежащую перед ним. «Прошу уволить меня по собственному желанию…», – Вадим скользит взглядом по аккуратному почерку и вспыхивает, – «Что за хрень?!» Берет лист и демонстративно медленно разрывает его сверху вниз, а потом складывает вместе порванные половинки бумаги и разрывает ещё напополам, не прерывая зрительного контакта с голубыми глазами, не отрывая взгляда от бледного напряженного лица, затем выбрасывает разорванную бумагу в ведро для мусора и говорит:
– Сделаем вид, что вы ничего не писали, а я ничего не читал. И принесите, пожалуйста, кофе, Полина. Повторяю, что у нас много дел. Давайте ими, наконец-то, непосредственно и займёмся.
– Я не написала отчёт, – тихо и напряжённо произносит Полина.
– Хорошо, что напомнили, – Вадим берёт трубку внутреннего телефона и набирает номер бухгалтерии, даёт распоряжение главному бухгалтеру зайти в его кабинет.
Полина стоит, не шевелясь, вся в напряжении. Ничего не говорит, но и не уходит. Главный бухгалтер появляется в кабинете Вадима через минуту.
– Вот форма для отчёта. Через час жду готовый отчёт у себя на столе, – распоряжается Вадим.
– Да, конечно, Вадим Романович, – кивает головой Янина Борисовна и уходит.
– Всё, этот вопрос решён, – он поворачивается к Полине.
– А разве… разве так было можно…, – Полина пытается справиться с волнением, но у неё перехватывает дыхание и не получается выразить внятно то, что она хочет сказать, – Все эти дни… когда я так переживала… ночью не спала… Можно было просто… попросить Янину Борисовну… И она сделает это быстро за полчаса…
В её больших светлых глазах дрожат слёзы, которые молодая женщина не может и даже не пытается сдерживать. Она разворачивается и быстро выходит из кабинета. Вадим, наблюдая такую реакцию, опешил. Но быстро собрался, стремительно вышел вслед за Полиной.
Молодая женщина стояла у окна и растирала слёзы дрожащими ладонями.
– Полина Дмитриевна… Полина…. Простите меня, Полина, – произносит Вадим, опять растерявшись от вида её слёз, – Я просто привык, что все мои распоряжения исполняются чётко и вовремя. Но я имел дело с профессионалами…
– Вот видите! Значит, я правильно написала заявление на увольнение, – сквозь слёзы отвечает Полина, – Я не профессионал. Но Павел Фёдорович был доволен моей работой, не требовал того, что знал, я не смогу сделать.
– Полина, ещё раз повторяю, извините. Я был не прав. Прошу вас, примите мои извинения, Полина. Успокаивайтесь, приготовьте кофе, и я жду вас у себя.
Вадим заходит в кабинет, чувствуя при этом себя так паршиво, что портится настроение. Полина появляется только через двадцать минут с подносом в руках. Она осторожно ставит кружки на стол. Вадим замечает, что себе она налила точно такой же кофе как ему – с молоком.
– Присаживайтесь, – говорит Вадим, отодвинув ноутбук и вглядываясь Полине в лицо. Вся зажата, скована и очень напряжена, каждой клеточкой своего тела. Вадим берёт кружку и отпивает кофе, с удовлетворением замечая, что Полина приготовила кофе так, как он любит – не горячий. Он терпеть не мог обжигающий кофе и не чувствовал в кипятке его вкуса. Полина же к своей кружке так и не притронулась.
– Кофе отличный, спасибо, Полина, – произносит он и сразу же переходит к делу, – Я назначил совещание на три часа дня. Вам там, Полина, присутствовать не обязательно. К тому же после совещания я распущу всех домой, готовиться к Новому году. Вы сегодня можете уйти домой пораньше, после часа вы будете мне уже не нужны. Сейчас приготовьте документы к совещанию, – Вадим протягивает Полине папку с бумагами, – К сожалению, Полина, я не могу найти электронный вариант протоколов. Ни на флешках, ни в ноуте в Павла Фёдоровича, которые он мне оставил. У меня к вам просьба, Полина, перепечатайте их заново. Как видите, делать это самому просто нет времени. Только смотрите, я карандашом внёс. Печатайте уже с исправлениями. Здесь шесть листов всего.
– Хорошо, – быстро соглашается Полина, удивляясь тому, что Вадим Романович не требует, а просит.
– Сейчас мне нужно уехать часа на два. Вы, естественно, на звонки отвечайте. Если что-то важное, то скиньте сообщение мне на сотовый. А если не очень срочное, говорите, что я буду после двенадцати. И, возможно, из пожарной службы приедут сигнализацию перед праздниками проверить. Вы тогда в их документах вместо меня распишитесь, хорошо? Завхоза вызовете, пусть он проконтролирует, во всех ли помещениях проверят.
– Да, хорошо. Я могу идти? – Полина поднялась со стула, так и не притронувшись к кружке с кофе. Вадим невольно снова остановил взгляд на её лице. Глаза красивые, всё ещё влажные.
– Можете, если возьмёте свой кофе с собой и выпьете его.
Полина взяла папку с документами и кружку с кофе. Но рука её предательски дрожала, а тёмные капли кофе выплеснулось на пол. Молодая женщина отчаянно зажмурилась и застыла.
– Всё в порядке, Полина. Идите, – с досадой произнёс Вадим, но досада эта была направлена на себя, – Или вам помочь?
– Нет, нет, – Полина испуганно встрепенулась и поторопилась выйти из кабинета.
Вадим с раздражением отодвинул стул. Молодой мужчина был недоволен собой, очень недоволен. Он хотел, чтобы его уважали и с ним считались. Но он не хотел, черт побери, чтобы его тупо боялись! И совсем некстати вдруг вспомнились слова отца: «Остерегайся тех, кто тебя боится. Они предадут первыми». Но в случае с Полиной дело было совсем не в предательстве – зачем ему нужно, чтобы хорошая красивая девушка боялась его? Зачем ему нужно, чтобы простые люди смотрели на него с осуждением? Именно так вчера бы посмотрела на него баба Тоня, если бы узнала истинную причину его вечернего визита в дом Полины. А он ведь совсем не знает их жизни здесь. Ворвался сюда самоуверенным хозяином жизни, не зная, что и до него здесь была своя жизнь, свой уклад. Да, другая жизнь, совсем другая. Не та, к которой он привык и какую знал. И люди – другие. И подход здесь нужен другой. И нужно забыть о замашках своего отца, которым Вадим следовал, копировал и позволял себе в городском офисе их компании.
Когда Вадим выходил из своего кабинета, он заметил, что Полина уже успокоилась, сидела за своим столом и печатала на компьютере протоколы. Она несмело окликнула его, когда он уже дошёл до двери.
– Вадим Романович, я вам билеты вчера так и не купила…
– Я сам купил, не беспокойтесь, Полина, – ответил Вадим, желая, чтобы его ответ прозвучал не как упрёк, а как можно мягче. Но чувствует – опять не вышло, опять упрёком прозвучало, потому что Полина вмиг снова вжала в себя плечи и взгляд опустила.
Он вышел из офиса, на ходу набирая номер Максима. «Наверно, уже весь в празднике. Не ответит», – думал Вадим, садясь за руль «лэнд крузера». Но брат, как ни странно, ответил, хоть и не с первой секунды.
– Брат, извини, занят был, – доносится до него весёлый голос брата. Как всегда, на позитиве.
– Макс, выручай, – без предисловий начал Вадим, зная, что с братом можно вот так, сразу к делу, – Ты в городе?
– Да.
– Тогда слушай. Заедешь в торговый центр. Нужен подарок ребёнку. Мальчику… лет пять-шесть ребёнку, – и прежде, чем продолжить, всё-таки помедлил немного, – И ещё… девушке.
– Понял, понял, – в трубке послышался раздражающе-весёлый смех брата.
– Да ни черта ты не понял! – в один миг вышел из себя Вадим, – Просто вежливость, вот и всё. К Новому году многие компании своим сотрудникам дарят подарки. Девушке духи выбери, ты умеешь, я знаю.
– Конечно, умею, – (опять ржёт). Вадим пытается сдержать себя, не разделяя веселья брата, – Ты ведь именно поэтому ко мне обращаешься.
– Да. И не только поэтому. Ещё потому, что ты мой брат, к сожалению.
– А вот это правильно, братка, – Максим не замечает раздражения старшего брата, – Девушка какая? Ну, это нужно, чтобы знать, что именно ей выбирать. Случаем, не та ли большеглазая крошка в твоей приёмной?
– Да, – сквозь зубы цедит Вадим, желая быстрее отделаться от навязчивых вопросов младшего. Сейчас ещё и похабные шуточки в дело пойдут. Макс может. Это его стиль.
– Понятно, – всё с тем же весельем отвечает младший брат.
– Что тебе понятно? – вскипел Вадим, – Это просто формальность. Знак уважения и вежливости. Ничего личного!
– Ну конечно, – послышалось ехидное в трубку, – Я именно так сразу и подумал. А понятно то, что пряные духи не подойдут. Нужно что-то тонкое, нежное.
– Вот и займись этим. Мне, к сожалению, некогда. Иначе не стал бы к тебе обращаться и слушать твои подколки. Мне нужно на пилораму съездить, посмотреть там всё, чтобы решить вопрос с оборудованием. Сам видишь, духи нюхать времени нет.
– Ага, а у меня только на это время и есть, – беззлобно парирует младший брат.
– Слушай, младший, не зли меня, – предупреждающе произносит Вадим, – И мальчику что-нибудь, не забудь. Только, блин, не гитару. И не аккордеон. Конструктор какой. Лего.
– Да, понял, понял. Это всё, братка? Вино, цветы?
– Цветы, – спохватывается Вадим, – Хорошо, что напомнил. Цветы только не красные, белые.
– Как хорошо, что у тебя есть я. Согласен, братка? Всё сделаю, часа через полтора сам всё подвезу. Тебе к офису? Или домой?
– Домой лучше, – Вадим вовремя вспоминает, что в офисе много любопытных глаз, добавляет смущенно – И… спасибо, брат.
– Да ладно, – отмахивается Максим, – Новый год не передумал в Брусничном встречать? Может, лучше ко мне. У меня весело будет, вечеринка намечается.
– Нет. Отец приедет с партнёрами. Нужные люди. Баня, сауна. В общем, сам знаешь, дела.
– И даже в Новогоднюю ночь дела, – усмехается Максим, – В этом ты весь. Оставляй отца с его партнёрами и поезжай к этой милой крошке с большими глазками.
– Макс! Хватит! Я предупредил.
– Всё, всё, молчу, – младший брат отключается, а Вадим в задумчивости ведёт машину. Трасса проходит вдоль заснеженного леса. Высокие пушистые сосны заслоняют ветвями, щедро осыпанными снегом, и так по-зимнему скудный свет. Дорога на лесопилку безлюдна, пустынна. За всё время пути Вадиму не встретилось ни одной машины.
Но как же чертовски красиво вокруг, аж дух захватывает! Вадим любуется седыми кронами высоких в небо сосен и стройных лиственниц, красноватая кора которых подсвечена утренними лучами зимнего солнца. Он смотрит вдаль на всё удаляющуюся полоску бледного промытого недавним снегопадом неба. И снова мысли его возвращаются в тот ветхий домишко на краю села. Хотя ветхих домишек там много, почти вся улица такая. Стоят старые ветхие домишки, с покосившимися заборами, с засыпанной снегом дорогой. Хотя ладно, дорогу им сегодня расчистят, выровняют. Эта кухонька… бедность эта. Старая растянутая кофта на бабе Тоне, дешёвый ситцевый халатик на Полине, мальчик, играющий пластилином… И вдруг Вадим понял, что его смутило тогда – в комнате почти не было детских игрушек. В доме, где живёт маленький ребёнок, нет игрушек! Вадим вспомнил заваленные дорогими игрушками детские комнаты своих семейных знакомых, вспомнил он и своё детство. Отец не баловал, нет. Но у него и у Максима было всё, что они хотели – велосипеды, модные джинсы, современные гаджеты, даже маски для подводного плавания и водные лыжи. А этот мальчик… сидящий в его приёмной так тихо, как испуганный мышонок. Вадим крепче сжал руль. Возможно, это всё шокировало молодого мужчину потому, что он никогда (НИКОГДА!) не видел бедность. Нет, он, конечно же, видел бедность по телевизору, в фильмах, в новостных репортажах. Но вживую, именно в своей жизни непосредственно, он не видел бедность никогда. И он ещё так высокомерно говорил с этой испуганной девочкой, идиот. А у неё, в отличие от Вадима, нет высшего образования в самом престижном университете региона. У неё, судя по всему, даже зарплаты достойной нет. Кстати, надо будет поинтересоваться, сколько она получает. Сколько вообще его компания платит своим сотрудникам.
Вдали показались высокие металлические решётки пилорамы, и Вадим снова переключил внимание на дела.

Уйти домой Полина смогла только к двум часам дня, потому что Вадим Романович задержался на лесопилке не на два, а на четыре с половиной часа. И уйти без его ведома она не осмелилась. Как только её начальник снова появился в офисе, бегло просмотрел распечатанные ею протоколы, выслушал отчёт о том, что пожарная служба добросовестно проверила исправность всей сигнализации, Вадим Романович взглянул на часы и огорчённо заметил:
– Без десяти два. Полина, я не сдержал своё слово. Задержал вас. С кем ваш ребёнок?
Молодая женщина, удивлённая его участливым тоном и вообще тем, что он интересуется такими неважными для него вещами, как её ребёнок, сдержанно ответила:
– С бабой Тоней. Всё нормально, Вадим Романович.
– Идите домой, Полина. И с наступающим вас.
– Спасибо, вас тоже, – произнесла Полина, отведя взгляд. Она не могла понять перемену в поведении своего начальника, как будто она попала в рождественскую историю в стиле Диккенса. И один из персонажей, Скрудж, появился в реальности. Но чтобы не испытывать судьбу, Полина поспешила одеться и быстро спустилась с лестницы, ни разу не обернувшись в сторону Вадима Романовича. А то вдруг передумает, окликнет её, позовёт обратно и завалит работой до позднего вечера, позабыв о празднике.
Дома её ждал сюрприз. Возле старой покосившейся калитки припаркован чёрный роскошный «хаммер», за рулём которого сидел Максим. Полина улыбнулась, помахала парню рукой. Он, заметив её, вышел из машины.
– Максим! Добрый день, рада вас видеть!
– Привет, крошка. Зачем же так официально? Я же не твой злобный начальник! Со мной можно и попроще.
Полина рассмеялась, а Максим открыл заднюю дверь внедорожника и достал большой букет белых пушистых хризантем.
– Это тебе, синеглазая. Сначала хотел взять розы, но потом решил, что хризантемы простоят намного дольше.
– Ой… какая красота… – молодая женщина обомлела от неожиданности и восхищённо смотрела на букет нежных прекрасных цветов.
– Держи, – Вадим вручил Полине букет и достал из машины большую разноцветную картонную коробку, – Это лего-конструктор. Космическая станция. Сможешь построить?
– Постараюсь… – всё ещё растерянно произносит Полина и вдруг спохватывается, – Максим, но зачем? Ты меня в неудобное положение ставишь…
– В неудобное положение тебя ставит мой брат, крошка, – серые глаза блестят золотисто-зелёными лучиками, откровенно смеются, – Уж прости за двусмысленность фразы.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71535619?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.