Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения
Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения
Alex Coder
Эта история – о запретной любви, родившейся среди боли и отчаяния. О мужестве и самопожертвовании, о надежде, которая не гаснет даже в самой кромешной тьме. Это история о том, что даже в самые темные времена есть место для светлых чувств, и что даже самые непримиримые враги могут стать друг для друга спасением, а ненависть – не единственное, что связывает обитателей галактики, какой бы не была вражда, и какими разными путями ни пришлось бы добираться до вожделенного воссоединения, невзирая ни на что.
В вихре бесконечной войны, бушующей в далёком будущем, судьбы гвардейца Империума и эльфийской пленницы переплетаются самым неожиданным образом. После жестокого сражения, Дарий, бравый солдат с планеты Кадия, оказывается в плену у тёмных эльфов – расы извращённых садистов, наслаждающихся болью и страданиями других. Томясь в клетке на борту корабля, обреченный на пытки и мучительную смерть, он встречает её – Лирель, хрупкую эльфийку, еле живую от перенесённых истязаний.
Alex Coder
Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения
Глава 1: Затишье перед бурей
Планета Аргос Прайм задыхалась в агонии войны. Уже три месяца гвардейский полк "Орлы Кадии" сдерживал непрекращающийся натиск орочьей орды. Защитники, закаленные в бесконечных боях, упорно цеплялись за каждый метр истерзанной земли. Вонь прогорклого пота и прометия смешивалась с едким запахом крови и разложения, висящим в воздухе, как саван.
Сержант Дарий, кряжистый мужчина с обветренным лицом, изрезанным морщинами преждевременной старости, всматривался в горизонт сквозь грязные линзы макробинокля. Его стальной взгляд, закаленный годами службы и бесконечными битвами, цепко ощупывал искореженный ландшафт, покрытый воронками от взрывов и усеянный обломками техники и тел павших, как имперцев, так и зеленокожих захватчиков. За его спиной, в траншее, бойцы его отделения – пятнадцать измотанных, но не сломленных гвардейцев, – чистили оружие, наспех перекусывали и обменивались короткими, жесткими шутками, стараясь отогнать гнетущую тревогу, затаившуюся в их душах.
Последние несколько дней бои поутихли. Враг, понёсший значительные потери, залёг на перегруппировку, лишь изредка огрызаясь редкими артиллерийскими обстрелами. Но эта тишина была зловещей. Опытный взгляд Дария улавливал в ней не передышку, а предвестие бури. Слишком уж много крови пролилось, слишком много потерь понес полк, чтобы зеленокожие отступили. Нет, они готовят новый, еще более мощный удар, собирают силы для решающего броска.
Солнце Аргос Прайма, тускло-красное светило, медленно клонилось к горизонту, окрашивая поле боя багряными тонами. Небо, изрезанное дымными хвостами сбитых ракет и стервятниками, барражирующими в поисках падали, давило своей бездонной пустотой.
Дарий достал помятую металлическую фляжку и сделал несколько глотков тёплой, с привкусом железа, воды. В памяти всплывали картины мирной Кадии, его родного дома. Там, на покрытых изумрудной зеленью равнинах, сейчас, наверное, дул теплый, ласковый ветер, играл золотистыми лучами на поверхности зеркально чистых озер, а по ночному небу сияли миллиарды далёких, приветливых звёзд, обещающих мир и покой. Как же давно это было… Казалось, что целую вечность назад. С тех пор, как он облачился в гвардейский мундир и принял присягу Императору, Дарий не знал ничего, кроме войны. Его миром стал грохот артиллерии, свист лазгана и крики умирающих. Он видел слишком много смертей, слишком много ужасов, чтобы верить, что когда-нибудь он вернётся домой.
Что думаешь, сержант? – хриплый голос рядового Магнуса, здоровяка с угрюмым взглядом, вырвал Дария из раздумий.
Думаю, пора готовиться, – ответил Дарий, возвращая фляжку в подсумок. – Зеленокожие скоро вернутся. И на этот раз их будет больше.
Магнус сплюнул на землю.
К чёрту зеленокожих. Выдержим. Как всегда выдерживали.
Дарий кивнул, ощущая тяжесть усталости, сковавшей его плечи. Он верил в своих бойцов, в их стойкость и мужество. Но он также знал, что эта война не щадит никого. И в этот раз, возможно, им не удастся выбраться живыми.
Внезапно небо озарила яркая вспышка. Дарий вскинул макробинокль. Высоко над полем боя, в пустоте космоса, появились огненные точки. Корабли. Множество кораблей. Но не орочьи. Эти были изящными, острыми, как лезвия клинков, и источали холодную, чужеродную красоту. Тёмные Эльфы. О них ходили зловещие легенды. Они охотились на рабов, ценив живой товар превыше всего, наслаждаясь чужими страданиями, превращая их в жуткое, извращённое искусство. Дарий почувствовал, как холодный ужас сковал его сердце. Нападение ксеносов прямо сейчас может стать для их отряда и для всей обороны роковым.
Он ещё не знал, что этот момент определит его дальнейшую судьбу. И всё что было ранее покажется ему ничем по сравнению с тем, что ожидает впереди…
"Тревога!"
Глава 2: Нежданный враг
Сигнал тревоги, пронзительный и резкий, разорвал тишину, заставив гвардейцев вздрогнуть и вскочить на ноги. Дарий, ещё не до конца осознав происходящее, уже инстинктивно отдавал команды:
В укрытие! Занять оборону! Приготовиться к…
Он не успел договорить. Небо, только что спокойное и безмятежное, разверзлось адом. Десятки, сотни, тысячи стремительных теней вырвались из-за облаков, затмевая тусклый свет умирающего солнца Аргос Прайма. Это были не грубые, примитивные корабли орков, а хищные, изящные силуэты, напоминающие то ли гигантских насекомых, то ли диковинных морских тварей, пойманных в сети безумного рыбака.
Корабли тёмных эльф.
Паника, подобно лесному пожару, охватила ряды обороняющихся. Даже ветераны, закаленные в бесчисленных битвах с зеленокожими, ощутили, как ледяное предчувствие беды сковывает их сердца. Тёмные эльфы, пираты и садисты, чьё имя внушало ужас по всей галактике, редко вступали в открытый бой. Они предпочитали наносить молниеносные удары, забирая рабов и исчезая в варпе, прежде чем Империум успевал отреагировать. Что же заставило их явиться сюда в таком количестве?
Небо взорвалось. Тонкие, смертоносные лучи, несущие не испепеляющий жар, а нечеловеческий, сводящий с ума холод, прорезали оборонительные порядки "Орлов Кадии". Энергетические заряды, подобные живым хищникам, вились в воздухе, оставляя за собой шлейф ионизированного воздуха и криков агонии. Земля содрогалась под градом взрывов. Боевые машины, оказавшиеся на пути смертоносного огня, мгновенно превращались в искореженные груды металла. Гвардейцы, не успевшие укрыться в траншеях, застывали, пораженные неведомым излучением, их тела искажённо изгибались в неестественных позах, а глаза пустели, угасая навеки, словно свечи, под порывом адского ветра.
Дарий, укрывшийся вместе со своим отделением в глубоком окопе, чувствовал, как вибрация от взрывов сотрясает землю. Над головой проносились, издавая леденящий душу вой, боевые машины тёмных эльф – стремительные "Рейдеры" и "Разорители", изрыгающие потоки тёмного, обжигающе холодного пламени.
Огонь по воздушным целям! – проревел Дарий, с трудом перекрывая грохот боя.
Его отделение открыло огонь из автопушек и тяжелых болтеров, но трассеры, уходящие в небо, казались жалкими попытками остановить неумолимую, чужеродную машину смерти. В ответ "Рейдер" развернулся и выпустил шквал игольчатых снарядов, начиненных кошмарными токсинами. Один из снарядов попал в бойца рядом с Дарием, и тот, вскрикнув, осел на землю, его тело сотрясали конвульсии.
Бой был безнадежным. Превосходящие числом, вооруженные до зубов и абсолютно безжалостные, тёмные эльфы не оставляли гвардейцам ни единого шанса. Оборона "Орлов Кадии" рассыпалась под натиском врага. Повсюду царили хаос, смерть и разрушение.
В какой-то момент, словно по команде, шквальный огонь прекратился. Корабли тёмных эльф зависли в воздухе, подобно хищным птицам, кружащим над своей добычей. Из десантных платформ вырвались сотни вытянутых, гибких силуэтов. Это были сами тёмные эльфы – воины в причудливых доспехах, вооруженные энергетическими хлыстами, бритвенно-острыми клинками и жуткими, игольчатыми винтовками.
Последнее, что увидел Дарий, прежде чем его настиг сильнейший удар по голове, была ухмыляющаяся, искаженная злорадством физиономия тёмного эльфа с высоко поднятым энергохлыстом, излучавшим багровое, угрожающее сияние. В ушах стоял чудовищный гул, перед глазами заплясали странные лиловые и фиолетовые круги. Окружающее завертелось в бешеном водовороте, словно разум пытался отстраниться от происходящего, от этого боя, от этой резни, от того ужаса, что ожидал впереди. Миг, второй – и сознание гвардейца угасло, погружая его в пучину небытия. Тьма поглотила Дария, и лишь глухая боль в затылке – последнее, что он ощутил, проваливаясь в забытье. Его пленили. Но пока ещё он был жив. Пока ещё…
Глава 3: Пробуждение в темноте
Сознание возвращалось медленно, мучительно, словно выбираясь из вязкой, липкой трясины. Первым ощущением был холод. Пронизывающий, всепоглощающий холод, который, казалось, исходил не от окружающего пространства, а изнутри, из самых костей. Дарий попытался пошевелиться и тут же ощутил острую, пульсирующую боль в затылке, отголосок недавнего удара. Тело не слушалось, конечности казались чужими, налитыми свинцом.
Он попытался открыть глаза, но веки словно склеились. С трудом разлепив их, Дарий обнаружил, что погружен во тьму. Абсолютную, непроглядную тьму, которая давила на него, душила, заставляя сердце биться чаще. Он лежал на чем-то твердом и холодном, возможно, на металлическом полу.
С трудом приподнявшись на локте, Дарий попытался сфокусировать зрение. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он заметил, что мрак не был таким уж абсолютным. В дальнем конце помещения, высоко под потолком, виднелась узкая щель, через которую пробивался тусклый, мерцающий свет. Он был настолько слабым, что едва ли позволял разглядеть очертания предметов, но все же дарил надежду, что Дарий не ослеп, и что это не склеп. А может, и склеп? От этой мысли стало еще холоднее, по спине пробежал неприятный холодок.
Он сделал осторожный вдох. Воздух был затхлым, спертым, с примесью незнакомых, вызывающих тошноту запахов. Во рту стоял мерзкий, металлический привкус, голова раскалывалась от боли. Дарий попытался вспомнить, что произошло, и в его сознании начали всплывать обрывки недавнего боя: вспышки энергетических разрядов, грохот взрывов, крики умирающих товарищей и, наконец, ухмыляющееся лицо темного эльфа, заносящего над ним свой энергохлыст.
Плен.
Это слово обрушилось на Дария, как приговор. Он оказался в плену у тёмных эльф, и от одной мысли об этом его прошиб холодный пот. Он слышал истории об этих ксеносах, о тех зверствах, которые они творят со своими пленниками. Рассказывали, что их доставляют на печально известный спутник – Комморраг, что творится там мало кто знает, но даже орочьи вожди стараются обходить это проклятое место стороной. Пытки, издевательства, превращение в безвольных рабов или в гротескные, истерзанные подобия живых существ… Лучше уж смерть, чем такая участь.
Дарий ощупал себя, пытаясь понять, насколько серьезно он ранен. Одежда была изорвана и испачкана кровью, своей и, возможно, чужой, но, к счастью, никаких серьезных ран, кроме ноющего ушиба на затылке, он не обнаружил. Руки и ноги были скованы чем-то вроде металлических обручей, которые неприятно холодили кожу.
Он снова попытался встать, на этот раз более решительно. Тело слушалось с трудом, но, превозмогая боль, Дарий смог сесть, привалившись спиной к холодной стене. Он находился в тесной камере, не больше пяти шагов в длину и трех в ширину, больше походившей на клетку для зверей, чем на тюремное помещение.
Вдруг он услышал едва слышный стон. Звук, слабый, едва уловимый, но полный такой невыразимой боли и страдания, что у Дария невольно сжалось сердце. Инстинктивно потянувшись в направлении, откуда донесся стон, гвардеец понял, что он не один. В соседней клетке, отделенной от него лишь тонкой решеткой, в таком же кромешном мраке томился ещё кто-то. То, что не могло ему принадлежать, было отобрано у него тёмными эльфами в бою. А раз они его не убили – значит он представляет для них какую-то ценность.
"Живой. Я пока ещё живой" – пронеслось в его голове, заставляя цепляться за слабую надежду. Пока есть жизнь, есть и надежда, пусть и призрачная, на спасение. Только сейчас это была совсем другая, иная и неизведанная ранее история, не описанная ни в одном наставлении имперской гвардии…
Глава 4: Корабль боли
Внезапно тишину разорвал скрежет открывающегося шлюза. В камеру ворвался яркий, режущий глаза свет, и внутрь ввалились двое тёмных эльф. Их вид внушал ужас: высокие, худощавые фигуры в чёрных, хитиновых доспехах, покрытых шипами и лезвиями, искажённые злобой и предвкушением боли лица, в руках – энергетические хлысты, потрескивающие разрядами.
Без лишних слов, одним ударом хлыста Дария сбили с ног. Грубые руки схватили его, выволакивая из камеры. То же самое произошло и с другими пленниками, чьи стоны и крики боли огласили коридоры корабля. Их было много, людей и представителей других рас, измождённых, окровавленных, объединенных одним горем – пленом у этих безжалостных садистов.
Дария погнали вперёд по бесконечной анфиладе коридоров, пинками и ударами хлыстов подгоняя отстающих. Он с трудом переставлял ноги, спотыкаясь и падая, но тут же поднимаясь под градом ударов. Каждый шаг отдавался болью в ушибленном затылке, в израненном теле, в истерзанной душе.
Корабль тёмных эльф поражал воображение своей чужеродностью. Это был не просто корабль, а гигантский, живой организм, пульсирующий и дышащий, полный теней и странных, необъяснимых звуков. Архитектура корабля была намеренно асимметричной, полной острых углов, хаотичных изгибов и невозможных, противоречащих законам геометрии конструкций. Стены, пол и потолок были покрыты странными, пульсирующими узорами, похожими на застывшую в металле паутину, которая, казалось, следила за пленниками, гипнотизируя и подавляя волю. Повсюду мерцали багровые и фиолетовые огни, отбрасывающие зловещие тени, а в воздухе витал едкий, одурманивающий запах, от которого кружилась голова и подступала тошнота.
Периодически им встречались другие обитатели корабля: утонченные, надменные тёмные эльфы, одетые в богато украшенные доспехи; уродливые, генетически модифицированные чудовища, используемые тёмными эльфами в качестве стражи; и совсем уж странные, непостижимые создания, похожие на помесь человека и машины, скрюченные фигуры, облаченные в черные балахоны, которые скользили по коридорам, словно тени, не оставляя после себя ни следа.
Вся атмосфера корабля была пропитана болью и страданием. Стены, казалось, впитали в себя крики тысяч замученных душ, а в воздухе витал едва уловимый запах крови и разложения. Даже металл, из которого был построен корабль, казался живым, вибрирующим от какой-то извращенной, тёмной энергии.
Дарий заметил, что некоторые пленники ломались под этим гнетущим давлением. Кто-то начинал рыдать, кто-то впадал в апатию, а кто-то пытался сопротивляться, но их бунт тут же жестоко подавлялся. С каждым шагом надежда на спасение угасала, уступая место страху и отчаянию. Пленники больше походили на стадо обреченных, влекомых на бойню. Своей болью и страданиями они насыщали энергией это чужеродное пространство, которое питалось, с их слов, худшим что было на свете.
Взгляд Дария невольно задержался на одной из пленниц – молодой женщине с разорванной гвардейской формой. Её лицо было покрыто синяками и ссадинами, но в глазах еще теплилась искра непокорности. Увидев его взгляд, она слабо улыбнулась, словно пытаясь подбодрить себя и его. Этот мимолетный обмен взглядами, эта слабая улыбка среди боли и ужаса, пробудили в Дарии что-то давно забытое. Надежду? Сопротивление? Он не знал. Но он точно знал одно – он не сдастся. Он будет бороться до последнего вздоха. За себя, за ту женщину, за всех, кто оказался в этой плавучей тюрьме боли. Пусть даже эта борьба будет бессмысленной.
Их путешествие по кораблю казалось бесконечным, пленники не знали, куда их ведут, но с каждым шагом они чувствовали, что приближаются к чему-то ужасному, к сердцу этого корабля, к источнику той боли, которая пропитала каждый его уголок. В какой-то момент в конце коридора замаячили массивные ворота, ведущие, вероятно, в самый зловещий и потайной отсек тёмных эльфов…
Глава 5: Клетки агонии
Массивные ворота, преграждавшие путь, медленно, со скрежетом, распахнулись, открывая взгляду огромный зал, который можно было бы назвать сердцем корабля, если бы у этого порождения тьмы вообще могло быть сердце. Это был своего рода ангар, уставленный рядами клеток, тянущихся насколько хватало глаз.
Клетки были разных форм и размеров, одни напоминали стандартные тюремные камеры, другие – клетки для зверей, а некоторые представляли собой странные конструкции, предназначение которых было трудно понять. Объединяло их одно – все они были сделаны из темного, пульсирующего металла, источающего холод и неосязаемое чувство угрозы.
Из клеток доносились стоны, крики, мольбы о пощаде на десятках языков, создавая какофонию боли, которая, казалось, осязаемо вибрировала в воздухе. Это было царство агонии, живой музей страданий, где каждый экспонат был обречен на вечные муки.
Дария и других пленников, прошедших жуткий коридор, начали распределять по клеткам. Тёмные эльфы делали это небрежно, с нескрываемым презрением, обращаясь с людьми, как со скотом, пинками и ударами хлыстов загоняя их в камеры.
Дария толкнули в относительно просторную клетку, где уже находилось несколько человек. Изможденные, грязные, покрытые синяками и ранами, они с ужасом смотрели на вновь прибывшего, видя в нем не товарища по несчастью, а лишь еще один рот, который придется кормить скудными тюремными пайками. Помимо людей, Дарий заметил представителей других рас: сурового с виду орка, сидящего в углу и с нескрываемым презрением наблюдающего за происходящим; двух тощих круутов, которые жались друг к другу, будто ища защиты; и непонятное существо, похожее на большую, бесформенную гусеницу, которое безвольно лежало в углу, издавая тихие, булькающие звуки. Все они, некогда свободные существа, оказались жертвами жестоких тёмных эльф и разделили ужасающую участь рабов на корабле боли.
Захлопнувшаяся за спиной дверь клетки прозвучала как смертный приговор. Дарий огляделся, пытаясь свыкнуться с мыслью, что это его новая реальность. Тесная клетка, скудные остатки еды, брошенные на пол, смрад и отчаяние в глазах соседей по заточению – все это давило, душило, погружая в безнадежность.
Но его взгляд вдруг остановился на соседней клетке. Там, прижавшись к прутьям, почти безжизненным комочком лежала она – эльфийка.
Даже в полумраке камеры Дарий смог разглядеть ее хрупкую фигуру. Она была намного меньше и изящнее, чем виденные им ранее тёмные эльфы, что конвоировали пленников. Длинные, спутавшиеся волосы, цвета воронова крыла, обрамляли бледное, почти прозрачное лицо с высокими, резко очерченными скулами и заостренными ушами. Её одежда, когда-то, вероятно, роскошная, превратилась в грязные лохмотья, не скрывающие многочисленных ран и синяков. Она была едва жива, слабое дыхание едва приподнимало её грудь. Видимо, недавняя битва и последующие истязания сломили её гораздо сильнее других.
Вид этой эльфийки, беззащитной и страдающей, вызвал у Дария неожиданный приступ жалости. Странное чувство, учитывая многовековую вражду между людьми и эльфами. Но сейчас, в этом царстве боли, все они были равны перед лицом общего врага – тёмных эльф. Она, как и остальные в этой жуткой тюрьме, стала жертвой извращенной жестокости, и это в данный момент объединяло их всех сильнее всего. Он вдруг с удивлением осознал, что больше всего сейчас ему хочется не бежать или уничтожить ненавистных ксеносов. Прежде всего в данный момент хотелось, чтобы эльфийка выжила…
Глава 6: Безмолвное страдание
Время в клетке тянулось мучительно медленно. Дарий пытался заговорить с другими пленниками, но те либо не отвечали, погруженные в апатию и отчаяние, либо огрызались, видя в нем лишь еще одного претендента на скудные ресурсы, которые им изредка перепадали. Орк хмуро молчал, Круты тихо переговаривались между собой на своём гортанном наречии, а существо, напоминающее гусеницу, издавало утробные звуки, то ли плач, то ли бормотание умалишенного, в тщетных попытках привлечь хоть чье-либо внимание. Лишь гнетущая тишина изредка прерывалась лязгом, эхом разносящимся по кораблю.
Дарий украдкой наблюдал за эльфийкой в соседней клетке. Она всё так же лежала без движения, свернувшись в позе эмбриона, словно пытаясь защититься от этого жестокого мира. Ее хрупкая фигурка едва угадывалась в полумраке, но Дарий заметил, что бледная кожа эльфийки была испещрена свежими шрамами – следами недавних истязаний. Тонкие руки были покрыты багровыми полосами от энергохлыста, а на лице запеклась кровь. Казалось, еще немного – и она угаснет, как слабый огонек свечи на ветру. С каждым часом сил в ней становилось всё меньше и меньше.
Почему-то именно её страдания вызывали у Дария особенно острую боль. Возможно, потому что она была так непохожа на тех надменных и жестоких друхари, которые их пленили. Возможно, потому что в её беззащитности было что-то, что напоминало ему о погибших товарищах, о всех тех, кто стал жертвой этой бесконечной войны.
Он не мог объяснить, почему испытывает жалость к эльфийке. Веками люди и эльфы воевали друг с другом, считая друг друга врагами. Имперская пропаганда изображала эльф коварными и жестокими ксеносами, угрозой для всего человечества. И все же, несмотря на всю вражду двух рас, сейчас перед ним была просто умирающая, измученная душа, нуждающаяся в помощи, как и любая другая жертва тёмных эльф. Вина за все междоусобные распри лежала, как правило, на элите, у обычных представителей что одной, что другой стороны не было ни возможности, ни, зачастую, желания проливать кровь. Особенно сейчас, в таком шатком положении перед реальной, осязаемой и пугающей угрозой.
Это было странное чувство, нелогичное, противоречащее всему, чему его учили. Но Дарий ничего не мог с собой поделать. Он не мог просто сидеть и смотреть, как она медленно умирает. Возможно, из-за гнетущего ощущения вины за содеянное людьми по отношению к другим расам в прошлом.
Он осторожно подошёл к прутьям, разделяющим клетки, и позвал эльфийку, тихо, чтобы не привлекать внимание других пленников и, тем более, стражи.
Эй… ты слышишь меня?
Его голос прозвучал хрипло и неуверенно в этом царстве боли. Эльфийка не ответила. Только тихий стон, едва уловимый, вырвался из её груди. Она была слишком слаба, чтобы говорить, а возможно, просто не понимала его языка. Но в одном Дарий был уверен абсолютно точно: если он что-то не предпримет в самое ближайшее время, то пленница умрёт…
Глава 7: Крохи надежды
Мысль о том, что эльфийка может умереть, не давала Дарию покоя. Он должен был что-то сделать, хоть как-то помочь ей, даже если это казалось бессмысленным в их положении. В конце концов, что он терял?
Дважды в день тёмные эльфы приносили пленникам еду и воду. Еда представляла собой безвкусную, питательную пасту, которая вызывала лишь отвращение, но поддерживала жизнь. Вода была мутной, с неприятным привкусом, но все же пригодной для питья.
Дарий решил, что единственный способ помочь эльфийке – это заставить её есть и пить. Он понимал, что задача будет не из легких, учитывая её состояние и языковой барьер, но отступать не собирался. С безмолвного согласия остальных узников, которые не стали возражать или же им просто не было дела, он начал свою собственную маленькую войну за выживание, свой маленький, никому не понятный бунт против творящегося зла.
Когда в очередной раз принесли пайки, Дарий взял свою порцию и, дождавшись, пока стражники уйдут, осторожно подошел к прутьям, разделяющим клетки. Эльфийка по-прежнему лежала без движения, не реагируя ни на что вокруг.
Дарий протянул ей кусочек питательной пасты, говоря как можно мягче:
Ешь. Тебе нужно есть.
Его слова потонули в тишине камеры. Эльфийка не шелохнулась. Дарий понимал, что она, скорее всего, не понимает его языка, но продолжал говорить, надеясь, что она уловит в его голосе интонации заботы и сострадания. С горем пополам Дарий обмакнул свой палец в безвкусную массу, силясь заставить себя вспомнить основы первой помощи раненым, коим он был обучен во время службы в Имперской Гвардии. После, он просунул руку с протянутой пастой меж прутьев клетки, ощутив, как внутри всё сжимается от странного и пока что непонятного страха за эльфийку, стараясь коснуться её губ.
Он повторял эту процедуру снова и снова, терпеливо и настойчиво, пытаясь пробудить в эльфийке волю к жизни. Он размачивал кусочки пищи водой, делая их более мягкими и удобными для глотания, и подносил их ко рту эльфийки, надеясь, что она сделает хотя бы глоток. Наконец-то эльфийка чуть пошевелилась, приоткрыв рот, давая Дарию пропихнуть внутрь питательную массу. С трудом, но она всё же начала есть.
Помимо еды, Дарий старался облегчить страдания эльфийки, как мог. Он использовал остатки воды, чтобы протирать её раны, смывая запекшуюся кровь и грязь. Для этого он разорвал свою и без того изодранную тунику на полосы, сделав из них импровизированные бины. В порыве альтруизма Дарий забыл, что в камере и так довольно холодно и с гигиеной беда, так что рисковал простудиться и умереть сам, лишая себя шанса на побег или дальнейшую борьбу за жизнь. Он говорил с ней, рассказывал о своей жизни, о Кадии, о службе в гвардии, хотя и понимал, что она не понимает ни слова. Но ему казалось, что его голос успокаивает её, помогает чувствовать, что она не одна, что даже посреди ада, в котором они оказались, она была важна кому-то и важна как минимум для одного единственного гвардейца по имени Дарий.
Эти маленькие ритуалы повторялись изо дня в день. Дарий делился с эльфийкой своей скудной пищей и водой, заботился о ней, как мог, не теряя надежды, что она выживет. Это была его личная борьба, его молчаливый протест против жестокости тёмных эльф, которые не смогли лишить его человечности, не смогли заставить забыть о милосердии и сострадании, хотя и заточили в ужасном месте вдали от родины. Его действия не остались незамеченными другими пленниками. Они наблюдали за ним с недоумением, кто-то с презрением, кто-то с безразличием. Но Дарию было всё равно. Единственное, что имело значение – это хрупкая жизнь, которую он пытался спасти. В тот миг для гвардейца не было ничего важнее…
Глава 8: Имя на песке
Проходили дни, недели, а, возможно, и месяцы – в душной темноте камер, где царила вечная ночь, чувство времени терялось. Дарий продолжал ухаживать за эльфийкой, и постепенно его усилия начали приносить плоды. Эльфийка стала есть более охотно, раны её начали затягиваться, а в глазах, когда-то тусклых и безжизненных, появился слабый отблеск сознания. Она всё ещё не могла говорить и почти не двигалась, но в ней теплилась искра жизни – результат неустанных забот гвардейца, его молчаливого, непонятного никому вокруг бунта, маленькой победы над тёмной энергией ксеносов, не признающих ценность отдельной жизни, а ставящих в приоритет боль, агонию и бесконечные страдания других разумных рас.
Одним из дней, когда Дарий протирал её раны влажной тряпкой, эльфийка вдруг слабо взяла его за руку. Её пальцы, тонкие и прохладные, слегка сжали его ладонь. Дарий замер, не веря своим ощущениям. Это был первый осознанный жест с её стороны, первый знак того, что она не просто борется за жизнь, но и признает его присутствие, его заботу. Надежда и радость затопили Дария с новой силой, руки немного задрожали от важности и интимности момента.
В тот день, между ними состоялся первый, пусть и абсолютно нетипичный "диалог". Очередной "рацион", состоящий из питательный пасты, подходил к концу, а все узники, управившись со своим скудным питанием, готовились отойти ко сну. Как вдруг эльфийка указала тонким пальцем на пыльный пол клетки, смотря при этом на Дария и ожидая его реакции. Он уловил её взгляд и потянулся рукой к хрупкой руке эльфийки, всё ещё не до конца осознавая её действий, в попытке, возможно, обменяться словами. Тогда она повела его рукой по полу клетки, начиная рисовать непонятные узоры. Она вывела на песке, покрывавшем пол камеры, несколько плавных, изящных символов на своём языке – языке эльфов. Дарий не знал этого языка, но он понял, что эльфийка пытается ему что-то сказать, пытается сообщить своё имя, не просто набор закорючек, а часть своей личности, истории и сущности, что-то, чего тёмные эльфы не могли у неё отобрать.
Он наклонился ближе, внимательно всматриваясь в символы.
Ли… Лирель? – неуверенно произнес он, силясь повторить незнакомые звуки. Всё же попытки читать на незнакомом языке никогда не входили в программу обучения гвардейцев.
Эльфийка слабо кивнула, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на улыбку. Итак, её зовут Лирель. Теперь она была не просто безымянной эльфийкой, а личностью, пусть и запертой в жутком месте в качестве жертвы извращенной расы ксеносов, ценящих боль превыше всего.
Дарий улыбнулся в ответ. Он показал пальцем на себя и четко произнес своё имя:
Дарий. Меня зовут Дарий.
С этого дня между ними возникла хрупкая связь, основанная не на словах, а на жестах, взглядах, прикосновениях. Дарий продолжал ухаживать за Лирель, но теперь он делал это с ещё большим рвением, видя, что его усилия не напрасны. Их общение в основном происходило безмолвно. Когда гвардейцу удавалось уловить на себе её взгляд – то Дарий не упускал возможность начать "диалог".
Дарий начал учить её своему языку. Он показывал на окружающие предметы, на себя, на Лирель, медленно и четко произнося слова. Он рассказывал ей о своем мире, о Кадии, о бескрайних просторах космоса, о звездах, которые казались сейчас такими далекими и недостижимыми. Лирель внимательно слушала, и Дарию казалось, что она понимает гораздо больше, чем может показать. Она начала повторять за ним некоторые слова, конечно, с сильным акцентом, но Дарий был на седьмом небе от счастья, слыша её слабый голос, как у других пленников в похожих ситуациях наступало отчаяние, безразличие и только покорность к мучителям, Дарий сумел разглядеть свет даже там, где, казалось, не осталось места ничему кроме тьмы.
Между ними росла незримая связь, непостижимая для окружающих, выходящая за рамки вражды их рас. Они были двумя узниками в аду, двумя душами, нашедшими друг в друге опору и надежду. И эта связь давала им силы жить дальше, бороться за своё существование в этом мрачном и жестоком месте. Эта дружба, зародившаяся в столь необычном месте, лишь начинала свой путь, который в будущем обернётся чем-то большим. Но это произойдёт далеко не сразу…
Глава 9: Неожиданная связь
Шли дни, медленно, мучительно, но для Дария и Лирель они были наполнены чем-то большим, чем просто ожидание и страх. Между ними крепла та самая, едва уловимая связь, сотканная из заботы, безмолвной поддержки и странного, почти невозможного в их положении взаимопонимания. Эта связь была их тайной, их оплотом против царящего вокруг безумия и жестокости.
Лирель, благодаря неустанным стараниям Дария, постепенно шла на поправку. Её тело, всё ещё хрупкое и израненное, обретало силу. Она начала самостоятельно есть, а иногда даже пыталась вставать, опираясь на стену клетки, всё ещё неуверенно, будто заново открывая в себе давно утерянную возможность. В такие моменты Дарий, преисполнившись переживанием, протягивал к ней руку, на случай, если та не удержит равновесие и упадёт, но всё обходилось, эльфийка упорно делала самостоятельные попытки размять затёкшие мышцы. Её бледная кожа обрела легкий оттенок жизни, а в глазах, глубоких и темных, как космическая бездна, затеплилась искорка надежды, искорка, которую Дарий бережно поддерживал своей заботой, мысленно кляня себя, если по какой-то причине у него не получалось "пообщаться" с эльфийкой или её состояние незначительно ухудшалось, даже от неизбежного стресса или общей слабости после пережитого.
Их общение по-прежнему происходило в основном без слов. Лирель ещё с трудом говорила на языке Дария, хотя и делала заметные успехи. Она уже могла произносить некоторые простые слова, понимала многие обращенные к ней фразы, но полноценного диалога пока не получалось. Но они и не нуждались в словах. Они научились понимать друг друга без слов, по взгляду, по жесту, по мимолетному прикосновению, когда Дарий помогал ей есть или размять запёкшиеся мышцы.
Другие пленники наблюдали за ними со смешанными чувствами. Кто-то не понимал поступков Дария, считая его заботу о эльфийке бессмысленной тратой сил и ресурсов. Кто-то испытывал нечто вроде зависти, видя, как эти двое, несмотря на все ужасы плена, обрели друг в друге поддержку и утешение. А кто-то, возможно, впервые за долгое время задумался о том, что даже в этом аду есть место для человечности. Но большинство молчало, боясь вызвать неудовольствие или ещё более страшные последствия от тёмных эльфов, стараясь как можно меньше взаимодействовать как с друг другом, так и с окружением.
Дарий же не обращал внимания на косые взгляды и перешептывания. Для него существовала только Лирель и та необъяснимая связь, которая возникла между ними. Он видел, как она меняется с каждым днем, как в ней пробуждается жизнь, как она борется за свое существование, и это наполняло его решимостью продолжать, несмотря на неизвестность, что ждёт в будущем, несмотря на безнадёжность положения, которое усугублялось нахождением на корабле, мчащемся в неизвестном направлении. А когда тёмные эльфы отлучались, оставляя узников на несколько часов, то Дарий начал петь тихие песни, что знал с детства. Он пел, чтобы как-то отвлечь Лирель от боли, заполнить чем-то светлым её мысли, дабы та чувствовала, что она не одна в этом тёмном и ужасном месте. Эльфийка сперва удивлённо, а затем благодарно вслушивалась в лиричный, пусть и слегка грубый мужской голос, открывая для себя неведомую ранее форму искусства, на которую были падки люди.
Всё чаще в её глазах Дарий видел не только надежду, но и что-то ещё, что-то более глубокое и необъяснимое. Благодарность? Привязанность? Нежность? Он не знал, да и не хотел знать. Ему было достаточно того, что она жива, что она рядом, и что между ними существует эта незримая связь, которая делает их сильнее, которая помогает им выжить в этом царстве боли и отчаяния, от одного факта нахождения в котором ломались, сходили с ума, умирали, но только не эти двое. Их связь была не просто чем-то, что помогало выживать. Эта связь начала переростать во что-то большее, неподвластное контролю тёмных эльф, способное изменить их обоих навсегда, при условии, что пленникам удастся пережить все уготованные им испытания. А они ещё только начинались…
Глава 10: Шепот тьмы
Идиллия, сотканная из заботы и безмолвного общения, не могла длиться вечно. Тёмные эльфы, чьи тени постоянно маячили за прутьями клеток, не были слепы. Они, чьи изощренные чувства были заточены на восприятие боли и страха, не могли не заметить ту аномалию, которая возникла между Дарием и Лирель. Их взаимодействие выбивалось из общей картины страданий, царящей на корабле, оно было чем-то чуждым этому месту, чем-то, что вызывало у друхари не гнев, а зловещее любопытство. Поначалу они списывали всё на очередной каприз и очередной "пунктик" гвардейца, который вздумал ухаживать за умирающей эльфийкой. Поначалу…
Одним из первых, кто обратил внимание на необычную связь между человеком и эльфийкой, был скульптор плоти – существо, чье искаженное тело и извращенный разум были посвящены изучению боли во всех её проявлениях. Для него пленники были не более чем расходным материалом, объектами для своих жутких экспериментов, а их страдания – источником вдохновения и извращенного удовольствия. Он проводил часы у клеток, наблюдая за Дарием и Лирель сквозь щели в своей маске, его глаза горели нездоровым огнем. Его посещения узников становились всё чаще. А от его пристального взора по телу то и дело пробегал холодок.
Смотри-ка, – прошипел он однажды своему помощнику, уродливому гротеску с телом, сшитым из кусков тел разных существ. – Человечишка проявляет заботу о нашей эльфийке. Необычно. Это достойно изучения. – Эльфийка – лишь очередная единица из биомассы. Не более ценна, чем этот орк. Зачем тратить на неё время? Позволь ей сдохнуть и дело с концом. – процедил гротеск.
В этом-то и суть, мой верный друг, – проскрипел скульптор плоти. – В этом нарушении естественного хода вещей. В этой аномалии. В этой заботе, которой здесь не место. Их связь – это дисгармония, а дисгармония должна быть изучена. И использована.
Вскоре о Дарии и Лирель заговорили и другие обитатели корабля. Тёмные эльфы, эти надменные садисты, которые считали себя высшей расой, с презрением и одновременно с растущим интересом наблюдали за развивающимися отношениями. Их забавляло видеть, как человек, существо низшей расы, проявляет заботу об эльфийке, пусть и не об их "высокородной" породы, ведь для них все остальные расы были лишь расходным материалом.
Занятная игрушка, – бросил один из воинов своему товарищу, указывая на клетку Дария. – Они – два разных вида, изначально враги друг другу. Но в узах боли они умудрились обрести то, чего нет у нас. Ха-ха. Какая ирония. Смотри, как он за ней ухаживает. Прямо как за своей самкой. Возможно, нам стоит подарить ему её труп, когда она наконец издохнет? Интересно, сколько мучений сможет выдержать столь примитивная натура, пока мы не препарируем и их, как прочих отбросов со звёзд?
Не спеши, – ответил другой. – В этом есть нечто большее, чем просто животный инстинкт. Гляди, как она смотрит на него. В её глазах больше нет страха. Только преданность. Возможно их можно использовать. Возможно, через эту связь мы сможем открыть новые грани боли, недоступные нам ранее, кто знает… – протянул тёмные эльфы. – Или же заставить выдать ценные сведения.
Шепот тьмы сгущался вокруг Дария и Лирель. Их необычная связь, рожденная из сострадания и заботы, стала объектом нездорового интереса со стороны тёмных эльф. Они видели в ней не проявление человечности, а лишь новый инструмент для своих извращенных игр, новый способ причинять боль, ведь разрушить хрупкую идиллию, по мнению тёмные эльфы, гораздо больнее физических мучений. И вскоре Дарий и Лирель должны были почувствовать на себе всю тяжесть этого интереса. Их тихое сопротивление, их безмолвная поддержка друг друга не остались незамеченными. И теперь над ними нависла новая угроза, гораздо более опасная, чем голод и болезни. Грядёт тьма. Ещё более липкая, ещё более страшная. И принесут её тёмные эльфы, только начавшие свою мерзкую и извращённую игру…
Глава 11: Поле битвы
Путешествие через варп подходило к концу. Корабль тёмных эльф, неся на борту свой груз страданий, вынырнул в реальное пространство среди поля астероидов неизвестного сектора. Поле Бран, как его называли местные контрабандисты и пираты, пользовалось дурной славой – скопление крупных астероидов, гравитационные аномалии и космические рифы делали навигацию в этом районе крайне опасной.
Именно сложностью в маневрировании и непроглядной "тьмой" для сенсоров, решил воспользоваться капитан корабля тёмных эльф. Он надеялся скрыться в этом лабиринте скал от погони, которая висела у них на хвосте с самого момента нападения на Аргос Прайм, прекрасно понимая, что не смотря на огромную огневую мощь, имперские крейсеры гораздо неповоротливее, а развернуться в строю, необходимом для абордажа, им не даст местный ландшафт из обломков скал, а перегруппировка займёт время – такое ценное в космическом бою. Одиночный корабль Имперского флота упорно преследовал их, не желая упускать добычу, ведомый жаждой мести за разоренную планету и похищенных гвардейцев. Хотя крейсеру сопровождения никак не удавалось сблизиться с пиратским судном, время от времени его орудия всё же наносили удары по хвостовой части корабля тёмные эльфы, перегружая щиты и нанося незначительные, но всё же ощутимые повреждения, не позволяя ему скрыться в варпе снова, пока тот не уйдёт из-под обстрела.
Капитан корабля тёмных эльф, опытный и жестокий друкари, чувствуя, как ускользает добыча, в ярости метал молнии в своих подчиненных, требуя от них невозможного. Он вел свой корабль по опасному курсу, маневрируя между гигантскими скалами, рискуя каждую секунду врезаться в одну из них. Каждый неверный маневр, каждое промедление, чревато было катастрофой, отколовшийся от неизвестного небесного тела булыжник мог запросто пробить слабозащищенную обшивку и нанести критические повреждения системам, вызвав разгерметизацию и гибель всех, кто был на корабле. А попасть под огонь пушек Империума, даже после выхода из боя с ослабленным корпусом, всё ещё было равносильно смерти, хотя и более быстрой, чем в первом случае.
Внутри корабля царила атмосфера напряжения и страха. Пленники, чувствуя, как корабль сотрясается от попаданий вражеских снарядов, как он резко меняет курс, пытаясь уйти от погони, с ужасом ждали развязки. Для них это был замкнутый круг: либо корабль разобьётся об астероид, либо будет уничтожен Имперским флотом, либо продолжит свой путь, неся на себе груз страданий к неведомой цели. В любом случае их судьба была незавидной. Дарий и Лирель не были исключением, от неизбежного крушения в любой момент гвардейцу и эльфийке становилось совсем худо, добавляя неопределённости к и так, казалось бы, безнадёжному положению.
Внезапно корабль сильно тряхнуло, тревога многократно усилилась, а затем ещё и ещё, отключилось освещение, вой сирены пронзил внутреннее пространство корабля, резкий, рваный гул доносился, вероятно, со стороны двигательного отсека. Казалось, что весь корабль, в единой агонии, отторгает собственные двигатели, бросая свой экипаж и пассажиров в неконтролируемый дрейф. Казалось, судьба их решилась самым печальным, но быстрым и неминуемым образом.
Мы падаем! – крикнул кто-то из пленников. – Похоже, нас подбили! Похоже, имперский крейсер достал-таки нас! Это шальной снаряд попал прямо в один из хрупких, незащищённых узлов, в то время как основная броня устояла!
Паника охватила клетки. Одни пленники молились своим богам, другие рыдали в бессильной злобе, третьи пытались выломать прутья клеток, наивно надеясь спастись в космосе, вне корабля, обреченного на гибель. Лишь орк молча хватал ртом воздух, да ещё не упокоенное существо хлюпало и пускало пузыри, всё так же лёжа в своём углу. Впервые за долгое время Дарий ощутил надежду, на избавление от страшного плена, на упокоение боли и ужаса, которые творились на борту… Пусть даже такой ужасной ценой. Лирель в соседней клетке судорожно вцепилась пальцами в рукав гвардейца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71528929?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Alex Coder
Эта история – о запретной любви, родившейся среди боли и отчаяния. О мужестве и самопожертвовании, о надежде, которая не гаснет даже в самой кромешной тьме. Это история о том, что даже в самые темные времена есть место для светлых чувств, и что даже самые непримиримые враги могут стать друг для друга спасением, а ненависть – не единственное, что связывает обитателей галактики, какой бы не была вражда, и какими разными путями ни пришлось бы добираться до вожделенного воссоединения, невзирая ни на что.
В вихре бесконечной войны, бушующей в далёком будущем, судьбы гвардейца Империума и эльфийской пленницы переплетаются самым неожиданным образом. После жестокого сражения, Дарий, бравый солдат с планеты Кадия, оказывается в плену у тёмных эльфов – расы извращённых садистов, наслаждающихся болью и страданиями других. Томясь в клетке на борту корабля, обреченный на пытки и мучительную смерть, он встречает её – Лирель, хрупкую эльфийку, еле живую от перенесённых истязаний.
Alex Coder
Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения
Глава 1: Затишье перед бурей
Планета Аргос Прайм задыхалась в агонии войны. Уже три месяца гвардейский полк "Орлы Кадии" сдерживал непрекращающийся натиск орочьей орды. Защитники, закаленные в бесконечных боях, упорно цеплялись за каждый метр истерзанной земли. Вонь прогорклого пота и прометия смешивалась с едким запахом крови и разложения, висящим в воздухе, как саван.
Сержант Дарий, кряжистый мужчина с обветренным лицом, изрезанным морщинами преждевременной старости, всматривался в горизонт сквозь грязные линзы макробинокля. Его стальной взгляд, закаленный годами службы и бесконечными битвами, цепко ощупывал искореженный ландшафт, покрытый воронками от взрывов и усеянный обломками техники и тел павших, как имперцев, так и зеленокожих захватчиков. За его спиной, в траншее, бойцы его отделения – пятнадцать измотанных, но не сломленных гвардейцев, – чистили оружие, наспех перекусывали и обменивались короткими, жесткими шутками, стараясь отогнать гнетущую тревогу, затаившуюся в их душах.
Последние несколько дней бои поутихли. Враг, понёсший значительные потери, залёг на перегруппировку, лишь изредка огрызаясь редкими артиллерийскими обстрелами. Но эта тишина была зловещей. Опытный взгляд Дария улавливал в ней не передышку, а предвестие бури. Слишком уж много крови пролилось, слишком много потерь понес полк, чтобы зеленокожие отступили. Нет, они готовят новый, еще более мощный удар, собирают силы для решающего броска.
Солнце Аргос Прайма, тускло-красное светило, медленно клонилось к горизонту, окрашивая поле боя багряными тонами. Небо, изрезанное дымными хвостами сбитых ракет и стервятниками, барражирующими в поисках падали, давило своей бездонной пустотой.
Дарий достал помятую металлическую фляжку и сделал несколько глотков тёплой, с привкусом железа, воды. В памяти всплывали картины мирной Кадии, его родного дома. Там, на покрытых изумрудной зеленью равнинах, сейчас, наверное, дул теплый, ласковый ветер, играл золотистыми лучами на поверхности зеркально чистых озер, а по ночному небу сияли миллиарды далёких, приветливых звёзд, обещающих мир и покой. Как же давно это было… Казалось, что целую вечность назад. С тех пор, как он облачился в гвардейский мундир и принял присягу Императору, Дарий не знал ничего, кроме войны. Его миром стал грохот артиллерии, свист лазгана и крики умирающих. Он видел слишком много смертей, слишком много ужасов, чтобы верить, что когда-нибудь он вернётся домой.
Что думаешь, сержант? – хриплый голос рядового Магнуса, здоровяка с угрюмым взглядом, вырвал Дария из раздумий.
Думаю, пора готовиться, – ответил Дарий, возвращая фляжку в подсумок. – Зеленокожие скоро вернутся. И на этот раз их будет больше.
Магнус сплюнул на землю.
К чёрту зеленокожих. Выдержим. Как всегда выдерживали.
Дарий кивнул, ощущая тяжесть усталости, сковавшей его плечи. Он верил в своих бойцов, в их стойкость и мужество. Но он также знал, что эта война не щадит никого. И в этот раз, возможно, им не удастся выбраться живыми.
Внезапно небо озарила яркая вспышка. Дарий вскинул макробинокль. Высоко над полем боя, в пустоте космоса, появились огненные точки. Корабли. Множество кораблей. Но не орочьи. Эти были изящными, острыми, как лезвия клинков, и источали холодную, чужеродную красоту. Тёмные Эльфы. О них ходили зловещие легенды. Они охотились на рабов, ценив живой товар превыше всего, наслаждаясь чужими страданиями, превращая их в жуткое, извращённое искусство. Дарий почувствовал, как холодный ужас сковал его сердце. Нападение ксеносов прямо сейчас может стать для их отряда и для всей обороны роковым.
Он ещё не знал, что этот момент определит его дальнейшую судьбу. И всё что было ранее покажется ему ничем по сравнению с тем, что ожидает впереди…
"Тревога!"
Глава 2: Нежданный враг
Сигнал тревоги, пронзительный и резкий, разорвал тишину, заставив гвардейцев вздрогнуть и вскочить на ноги. Дарий, ещё не до конца осознав происходящее, уже инстинктивно отдавал команды:
В укрытие! Занять оборону! Приготовиться к…
Он не успел договорить. Небо, только что спокойное и безмятежное, разверзлось адом. Десятки, сотни, тысячи стремительных теней вырвались из-за облаков, затмевая тусклый свет умирающего солнца Аргос Прайма. Это были не грубые, примитивные корабли орков, а хищные, изящные силуэты, напоминающие то ли гигантских насекомых, то ли диковинных морских тварей, пойманных в сети безумного рыбака.
Корабли тёмных эльф.
Паника, подобно лесному пожару, охватила ряды обороняющихся. Даже ветераны, закаленные в бесчисленных битвах с зеленокожими, ощутили, как ледяное предчувствие беды сковывает их сердца. Тёмные эльфы, пираты и садисты, чьё имя внушало ужас по всей галактике, редко вступали в открытый бой. Они предпочитали наносить молниеносные удары, забирая рабов и исчезая в варпе, прежде чем Империум успевал отреагировать. Что же заставило их явиться сюда в таком количестве?
Небо взорвалось. Тонкие, смертоносные лучи, несущие не испепеляющий жар, а нечеловеческий, сводящий с ума холод, прорезали оборонительные порядки "Орлов Кадии". Энергетические заряды, подобные живым хищникам, вились в воздухе, оставляя за собой шлейф ионизированного воздуха и криков агонии. Земля содрогалась под градом взрывов. Боевые машины, оказавшиеся на пути смертоносного огня, мгновенно превращались в искореженные груды металла. Гвардейцы, не успевшие укрыться в траншеях, застывали, пораженные неведомым излучением, их тела искажённо изгибались в неестественных позах, а глаза пустели, угасая навеки, словно свечи, под порывом адского ветра.
Дарий, укрывшийся вместе со своим отделением в глубоком окопе, чувствовал, как вибрация от взрывов сотрясает землю. Над головой проносились, издавая леденящий душу вой, боевые машины тёмных эльф – стремительные "Рейдеры" и "Разорители", изрыгающие потоки тёмного, обжигающе холодного пламени.
Огонь по воздушным целям! – проревел Дарий, с трудом перекрывая грохот боя.
Его отделение открыло огонь из автопушек и тяжелых болтеров, но трассеры, уходящие в небо, казались жалкими попытками остановить неумолимую, чужеродную машину смерти. В ответ "Рейдер" развернулся и выпустил шквал игольчатых снарядов, начиненных кошмарными токсинами. Один из снарядов попал в бойца рядом с Дарием, и тот, вскрикнув, осел на землю, его тело сотрясали конвульсии.
Бой был безнадежным. Превосходящие числом, вооруженные до зубов и абсолютно безжалостные, тёмные эльфы не оставляли гвардейцам ни единого шанса. Оборона "Орлов Кадии" рассыпалась под натиском врага. Повсюду царили хаос, смерть и разрушение.
В какой-то момент, словно по команде, шквальный огонь прекратился. Корабли тёмных эльф зависли в воздухе, подобно хищным птицам, кружащим над своей добычей. Из десантных платформ вырвались сотни вытянутых, гибких силуэтов. Это были сами тёмные эльфы – воины в причудливых доспехах, вооруженные энергетическими хлыстами, бритвенно-острыми клинками и жуткими, игольчатыми винтовками.
Последнее, что увидел Дарий, прежде чем его настиг сильнейший удар по голове, была ухмыляющаяся, искаженная злорадством физиономия тёмного эльфа с высоко поднятым энергохлыстом, излучавшим багровое, угрожающее сияние. В ушах стоял чудовищный гул, перед глазами заплясали странные лиловые и фиолетовые круги. Окружающее завертелось в бешеном водовороте, словно разум пытался отстраниться от происходящего, от этого боя, от этой резни, от того ужаса, что ожидал впереди. Миг, второй – и сознание гвардейца угасло, погружая его в пучину небытия. Тьма поглотила Дария, и лишь глухая боль в затылке – последнее, что он ощутил, проваливаясь в забытье. Его пленили. Но пока ещё он был жив. Пока ещё…
Глава 3: Пробуждение в темноте
Сознание возвращалось медленно, мучительно, словно выбираясь из вязкой, липкой трясины. Первым ощущением был холод. Пронизывающий, всепоглощающий холод, который, казалось, исходил не от окружающего пространства, а изнутри, из самых костей. Дарий попытался пошевелиться и тут же ощутил острую, пульсирующую боль в затылке, отголосок недавнего удара. Тело не слушалось, конечности казались чужими, налитыми свинцом.
Он попытался открыть глаза, но веки словно склеились. С трудом разлепив их, Дарий обнаружил, что погружен во тьму. Абсолютную, непроглядную тьму, которая давила на него, душила, заставляя сердце биться чаще. Он лежал на чем-то твердом и холодном, возможно, на металлическом полу.
С трудом приподнявшись на локте, Дарий попытался сфокусировать зрение. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он заметил, что мрак не был таким уж абсолютным. В дальнем конце помещения, высоко под потолком, виднелась узкая щель, через которую пробивался тусклый, мерцающий свет. Он был настолько слабым, что едва ли позволял разглядеть очертания предметов, но все же дарил надежду, что Дарий не ослеп, и что это не склеп. А может, и склеп? От этой мысли стало еще холоднее, по спине пробежал неприятный холодок.
Он сделал осторожный вдох. Воздух был затхлым, спертым, с примесью незнакомых, вызывающих тошноту запахов. Во рту стоял мерзкий, металлический привкус, голова раскалывалась от боли. Дарий попытался вспомнить, что произошло, и в его сознании начали всплывать обрывки недавнего боя: вспышки энергетических разрядов, грохот взрывов, крики умирающих товарищей и, наконец, ухмыляющееся лицо темного эльфа, заносящего над ним свой энергохлыст.
Плен.
Это слово обрушилось на Дария, как приговор. Он оказался в плену у тёмных эльф, и от одной мысли об этом его прошиб холодный пот. Он слышал истории об этих ксеносах, о тех зверствах, которые они творят со своими пленниками. Рассказывали, что их доставляют на печально известный спутник – Комморраг, что творится там мало кто знает, но даже орочьи вожди стараются обходить это проклятое место стороной. Пытки, издевательства, превращение в безвольных рабов или в гротескные, истерзанные подобия живых существ… Лучше уж смерть, чем такая участь.
Дарий ощупал себя, пытаясь понять, насколько серьезно он ранен. Одежда была изорвана и испачкана кровью, своей и, возможно, чужой, но, к счастью, никаких серьезных ран, кроме ноющего ушиба на затылке, он не обнаружил. Руки и ноги были скованы чем-то вроде металлических обручей, которые неприятно холодили кожу.
Он снова попытался встать, на этот раз более решительно. Тело слушалось с трудом, но, превозмогая боль, Дарий смог сесть, привалившись спиной к холодной стене. Он находился в тесной камере, не больше пяти шагов в длину и трех в ширину, больше походившей на клетку для зверей, чем на тюремное помещение.
Вдруг он услышал едва слышный стон. Звук, слабый, едва уловимый, но полный такой невыразимой боли и страдания, что у Дария невольно сжалось сердце. Инстинктивно потянувшись в направлении, откуда донесся стон, гвардеец понял, что он не один. В соседней клетке, отделенной от него лишь тонкой решеткой, в таком же кромешном мраке томился ещё кто-то. То, что не могло ему принадлежать, было отобрано у него тёмными эльфами в бою. А раз они его не убили – значит он представляет для них какую-то ценность.
"Живой. Я пока ещё живой" – пронеслось в его голове, заставляя цепляться за слабую надежду. Пока есть жизнь, есть и надежда, пусть и призрачная, на спасение. Только сейчас это была совсем другая, иная и неизведанная ранее история, не описанная ни в одном наставлении имперской гвардии…
Глава 4: Корабль боли
Внезапно тишину разорвал скрежет открывающегося шлюза. В камеру ворвался яркий, режущий глаза свет, и внутрь ввалились двое тёмных эльф. Их вид внушал ужас: высокие, худощавые фигуры в чёрных, хитиновых доспехах, покрытых шипами и лезвиями, искажённые злобой и предвкушением боли лица, в руках – энергетические хлысты, потрескивающие разрядами.
Без лишних слов, одним ударом хлыста Дария сбили с ног. Грубые руки схватили его, выволакивая из камеры. То же самое произошло и с другими пленниками, чьи стоны и крики боли огласили коридоры корабля. Их было много, людей и представителей других рас, измождённых, окровавленных, объединенных одним горем – пленом у этих безжалостных садистов.
Дария погнали вперёд по бесконечной анфиладе коридоров, пинками и ударами хлыстов подгоняя отстающих. Он с трудом переставлял ноги, спотыкаясь и падая, но тут же поднимаясь под градом ударов. Каждый шаг отдавался болью в ушибленном затылке, в израненном теле, в истерзанной душе.
Корабль тёмных эльф поражал воображение своей чужеродностью. Это был не просто корабль, а гигантский, живой организм, пульсирующий и дышащий, полный теней и странных, необъяснимых звуков. Архитектура корабля была намеренно асимметричной, полной острых углов, хаотичных изгибов и невозможных, противоречащих законам геометрии конструкций. Стены, пол и потолок были покрыты странными, пульсирующими узорами, похожими на застывшую в металле паутину, которая, казалось, следила за пленниками, гипнотизируя и подавляя волю. Повсюду мерцали багровые и фиолетовые огни, отбрасывающие зловещие тени, а в воздухе витал едкий, одурманивающий запах, от которого кружилась голова и подступала тошнота.
Периодически им встречались другие обитатели корабля: утонченные, надменные тёмные эльфы, одетые в богато украшенные доспехи; уродливые, генетически модифицированные чудовища, используемые тёмными эльфами в качестве стражи; и совсем уж странные, непостижимые создания, похожие на помесь человека и машины, скрюченные фигуры, облаченные в черные балахоны, которые скользили по коридорам, словно тени, не оставляя после себя ни следа.
Вся атмосфера корабля была пропитана болью и страданием. Стены, казалось, впитали в себя крики тысяч замученных душ, а в воздухе витал едва уловимый запах крови и разложения. Даже металл, из которого был построен корабль, казался живым, вибрирующим от какой-то извращенной, тёмной энергии.
Дарий заметил, что некоторые пленники ломались под этим гнетущим давлением. Кто-то начинал рыдать, кто-то впадал в апатию, а кто-то пытался сопротивляться, но их бунт тут же жестоко подавлялся. С каждым шагом надежда на спасение угасала, уступая место страху и отчаянию. Пленники больше походили на стадо обреченных, влекомых на бойню. Своей болью и страданиями они насыщали энергией это чужеродное пространство, которое питалось, с их слов, худшим что было на свете.
Взгляд Дария невольно задержался на одной из пленниц – молодой женщине с разорванной гвардейской формой. Её лицо было покрыто синяками и ссадинами, но в глазах еще теплилась искра непокорности. Увидев его взгляд, она слабо улыбнулась, словно пытаясь подбодрить себя и его. Этот мимолетный обмен взглядами, эта слабая улыбка среди боли и ужаса, пробудили в Дарии что-то давно забытое. Надежду? Сопротивление? Он не знал. Но он точно знал одно – он не сдастся. Он будет бороться до последнего вздоха. За себя, за ту женщину, за всех, кто оказался в этой плавучей тюрьме боли. Пусть даже эта борьба будет бессмысленной.
Их путешествие по кораблю казалось бесконечным, пленники не знали, куда их ведут, но с каждым шагом они чувствовали, что приближаются к чему-то ужасному, к сердцу этого корабля, к источнику той боли, которая пропитала каждый его уголок. В какой-то момент в конце коридора замаячили массивные ворота, ведущие, вероятно, в самый зловещий и потайной отсек тёмных эльфов…
Глава 5: Клетки агонии
Массивные ворота, преграждавшие путь, медленно, со скрежетом, распахнулись, открывая взгляду огромный зал, который можно было бы назвать сердцем корабля, если бы у этого порождения тьмы вообще могло быть сердце. Это был своего рода ангар, уставленный рядами клеток, тянущихся насколько хватало глаз.
Клетки были разных форм и размеров, одни напоминали стандартные тюремные камеры, другие – клетки для зверей, а некоторые представляли собой странные конструкции, предназначение которых было трудно понять. Объединяло их одно – все они были сделаны из темного, пульсирующего металла, источающего холод и неосязаемое чувство угрозы.
Из клеток доносились стоны, крики, мольбы о пощаде на десятках языков, создавая какофонию боли, которая, казалось, осязаемо вибрировала в воздухе. Это было царство агонии, живой музей страданий, где каждый экспонат был обречен на вечные муки.
Дария и других пленников, прошедших жуткий коридор, начали распределять по клеткам. Тёмные эльфы делали это небрежно, с нескрываемым презрением, обращаясь с людьми, как со скотом, пинками и ударами хлыстов загоняя их в камеры.
Дария толкнули в относительно просторную клетку, где уже находилось несколько человек. Изможденные, грязные, покрытые синяками и ранами, они с ужасом смотрели на вновь прибывшего, видя в нем не товарища по несчастью, а лишь еще один рот, который придется кормить скудными тюремными пайками. Помимо людей, Дарий заметил представителей других рас: сурового с виду орка, сидящего в углу и с нескрываемым презрением наблюдающего за происходящим; двух тощих круутов, которые жались друг к другу, будто ища защиты; и непонятное существо, похожее на большую, бесформенную гусеницу, которое безвольно лежало в углу, издавая тихие, булькающие звуки. Все они, некогда свободные существа, оказались жертвами жестоких тёмных эльф и разделили ужасающую участь рабов на корабле боли.
Захлопнувшаяся за спиной дверь клетки прозвучала как смертный приговор. Дарий огляделся, пытаясь свыкнуться с мыслью, что это его новая реальность. Тесная клетка, скудные остатки еды, брошенные на пол, смрад и отчаяние в глазах соседей по заточению – все это давило, душило, погружая в безнадежность.
Но его взгляд вдруг остановился на соседней клетке. Там, прижавшись к прутьям, почти безжизненным комочком лежала она – эльфийка.
Даже в полумраке камеры Дарий смог разглядеть ее хрупкую фигуру. Она была намного меньше и изящнее, чем виденные им ранее тёмные эльфы, что конвоировали пленников. Длинные, спутавшиеся волосы, цвета воронова крыла, обрамляли бледное, почти прозрачное лицо с высокими, резко очерченными скулами и заостренными ушами. Её одежда, когда-то, вероятно, роскошная, превратилась в грязные лохмотья, не скрывающие многочисленных ран и синяков. Она была едва жива, слабое дыхание едва приподнимало её грудь. Видимо, недавняя битва и последующие истязания сломили её гораздо сильнее других.
Вид этой эльфийки, беззащитной и страдающей, вызвал у Дария неожиданный приступ жалости. Странное чувство, учитывая многовековую вражду между людьми и эльфами. Но сейчас, в этом царстве боли, все они были равны перед лицом общего врага – тёмных эльф. Она, как и остальные в этой жуткой тюрьме, стала жертвой извращенной жестокости, и это в данный момент объединяло их всех сильнее всего. Он вдруг с удивлением осознал, что больше всего сейчас ему хочется не бежать или уничтожить ненавистных ксеносов. Прежде всего в данный момент хотелось, чтобы эльфийка выжила…
Глава 6: Безмолвное страдание
Время в клетке тянулось мучительно медленно. Дарий пытался заговорить с другими пленниками, но те либо не отвечали, погруженные в апатию и отчаяние, либо огрызались, видя в нем лишь еще одного претендента на скудные ресурсы, которые им изредка перепадали. Орк хмуро молчал, Круты тихо переговаривались между собой на своём гортанном наречии, а существо, напоминающее гусеницу, издавало утробные звуки, то ли плач, то ли бормотание умалишенного, в тщетных попытках привлечь хоть чье-либо внимание. Лишь гнетущая тишина изредка прерывалась лязгом, эхом разносящимся по кораблю.
Дарий украдкой наблюдал за эльфийкой в соседней клетке. Она всё так же лежала без движения, свернувшись в позе эмбриона, словно пытаясь защититься от этого жестокого мира. Ее хрупкая фигурка едва угадывалась в полумраке, но Дарий заметил, что бледная кожа эльфийки была испещрена свежими шрамами – следами недавних истязаний. Тонкие руки были покрыты багровыми полосами от энергохлыста, а на лице запеклась кровь. Казалось, еще немного – и она угаснет, как слабый огонек свечи на ветру. С каждым часом сил в ней становилось всё меньше и меньше.
Почему-то именно её страдания вызывали у Дария особенно острую боль. Возможно, потому что она была так непохожа на тех надменных и жестоких друхари, которые их пленили. Возможно, потому что в её беззащитности было что-то, что напоминало ему о погибших товарищах, о всех тех, кто стал жертвой этой бесконечной войны.
Он не мог объяснить, почему испытывает жалость к эльфийке. Веками люди и эльфы воевали друг с другом, считая друг друга врагами. Имперская пропаганда изображала эльф коварными и жестокими ксеносами, угрозой для всего человечества. И все же, несмотря на всю вражду двух рас, сейчас перед ним была просто умирающая, измученная душа, нуждающаяся в помощи, как и любая другая жертва тёмных эльф. Вина за все междоусобные распри лежала, как правило, на элите, у обычных представителей что одной, что другой стороны не было ни возможности, ни, зачастую, желания проливать кровь. Особенно сейчас, в таком шатком положении перед реальной, осязаемой и пугающей угрозой.
Это было странное чувство, нелогичное, противоречащее всему, чему его учили. Но Дарий ничего не мог с собой поделать. Он не мог просто сидеть и смотреть, как она медленно умирает. Возможно, из-за гнетущего ощущения вины за содеянное людьми по отношению к другим расам в прошлом.
Он осторожно подошёл к прутьям, разделяющим клетки, и позвал эльфийку, тихо, чтобы не привлекать внимание других пленников и, тем более, стражи.
Эй… ты слышишь меня?
Его голос прозвучал хрипло и неуверенно в этом царстве боли. Эльфийка не ответила. Только тихий стон, едва уловимый, вырвался из её груди. Она была слишком слаба, чтобы говорить, а возможно, просто не понимала его языка. Но в одном Дарий был уверен абсолютно точно: если он что-то не предпримет в самое ближайшее время, то пленница умрёт…
Глава 7: Крохи надежды
Мысль о том, что эльфийка может умереть, не давала Дарию покоя. Он должен был что-то сделать, хоть как-то помочь ей, даже если это казалось бессмысленным в их положении. В конце концов, что он терял?
Дважды в день тёмные эльфы приносили пленникам еду и воду. Еда представляла собой безвкусную, питательную пасту, которая вызывала лишь отвращение, но поддерживала жизнь. Вода была мутной, с неприятным привкусом, но все же пригодной для питья.
Дарий решил, что единственный способ помочь эльфийке – это заставить её есть и пить. Он понимал, что задача будет не из легких, учитывая её состояние и языковой барьер, но отступать не собирался. С безмолвного согласия остальных узников, которые не стали возражать или же им просто не было дела, он начал свою собственную маленькую войну за выживание, свой маленький, никому не понятный бунт против творящегося зла.
Когда в очередной раз принесли пайки, Дарий взял свою порцию и, дождавшись, пока стражники уйдут, осторожно подошел к прутьям, разделяющим клетки. Эльфийка по-прежнему лежала без движения, не реагируя ни на что вокруг.
Дарий протянул ей кусочек питательной пасты, говоря как можно мягче:
Ешь. Тебе нужно есть.
Его слова потонули в тишине камеры. Эльфийка не шелохнулась. Дарий понимал, что она, скорее всего, не понимает его языка, но продолжал говорить, надеясь, что она уловит в его голосе интонации заботы и сострадания. С горем пополам Дарий обмакнул свой палец в безвкусную массу, силясь заставить себя вспомнить основы первой помощи раненым, коим он был обучен во время службы в Имперской Гвардии. После, он просунул руку с протянутой пастой меж прутьев клетки, ощутив, как внутри всё сжимается от странного и пока что непонятного страха за эльфийку, стараясь коснуться её губ.
Он повторял эту процедуру снова и снова, терпеливо и настойчиво, пытаясь пробудить в эльфийке волю к жизни. Он размачивал кусочки пищи водой, делая их более мягкими и удобными для глотания, и подносил их ко рту эльфийки, надеясь, что она сделает хотя бы глоток. Наконец-то эльфийка чуть пошевелилась, приоткрыв рот, давая Дарию пропихнуть внутрь питательную массу. С трудом, но она всё же начала есть.
Помимо еды, Дарий старался облегчить страдания эльфийки, как мог. Он использовал остатки воды, чтобы протирать её раны, смывая запекшуюся кровь и грязь. Для этого он разорвал свою и без того изодранную тунику на полосы, сделав из них импровизированные бины. В порыве альтруизма Дарий забыл, что в камере и так довольно холодно и с гигиеной беда, так что рисковал простудиться и умереть сам, лишая себя шанса на побег или дальнейшую борьбу за жизнь. Он говорил с ней, рассказывал о своей жизни, о Кадии, о службе в гвардии, хотя и понимал, что она не понимает ни слова. Но ему казалось, что его голос успокаивает её, помогает чувствовать, что она не одна, что даже посреди ада, в котором они оказались, она была важна кому-то и важна как минимум для одного единственного гвардейца по имени Дарий.
Эти маленькие ритуалы повторялись изо дня в день. Дарий делился с эльфийкой своей скудной пищей и водой, заботился о ней, как мог, не теряя надежды, что она выживет. Это была его личная борьба, его молчаливый протест против жестокости тёмных эльф, которые не смогли лишить его человечности, не смогли заставить забыть о милосердии и сострадании, хотя и заточили в ужасном месте вдали от родины. Его действия не остались незамеченными другими пленниками. Они наблюдали за ним с недоумением, кто-то с презрением, кто-то с безразличием. Но Дарию было всё равно. Единственное, что имело значение – это хрупкая жизнь, которую он пытался спасти. В тот миг для гвардейца не было ничего важнее…
Глава 8: Имя на песке
Проходили дни, недели, а, возможно, и месяцы – в душной темноте камер, где царила вечная ночь, чувство времени терялось. Дарий продолжал ухаживать за эльфийкой, и постепенно его усилия начали приносить плоды. Эльфийка стала есть более охотно, раны её начали затягиваться, а в глазах, когда-то тусклых и безжизненных, появился слабый отблеск сознания. Она всё ещё не могла говорить и почти не двигалась, но в ней теплилась искра жизни – результат неустанных забот гвардейца, его молчаливого, непонятного никому вокруг бунта, маленькой победы над тёмной энергией ксеносов, не признающих ценность отдельной жизни, а ставящих в приоритет боль, агонию и бесконечные страдания других разумных рас.
Одним из дней, когда Дарий протирал её раны влажной тряпкой, эльфийка вдруг слабо взяла его за руку. Её пальцы, тонкие и прохладные, слегка сжали его ладонь. Дарий замер, не веря своим ощущениям. Это был первый осознанный жест с её стороны, первый знак того, что она не просто борется за жизнь, но и признает его присутствие, его заботу. Надежда и радость затопили Дария с новой силой, руки немного задрожали от важности и интимности момента.
В тот день, между ними состоялся первый, пусть и абсолютно нетипичный "диалог". Очередной "рацион", состоящий из питательный пасты, подходил к концу, а все узники, управившись со своим скудным питанием, готовились отойти ко сну. Как вдруг эльфийка указала тонким пальцем на пыльный пол клетки, смотря при этом на Дария и ожидая его реакции. Он уловил её взгляд и потянулся рукой к хрупкой руке эльфийки, всё ещё не до конца осознавая её действий, в попытке, возможно, обменяться словами. Тогда она повела его рукой по полу клетки, начиная рисовать непонятные узоры. Она вывела на песке, покрывавшем пол камеры, несколько плавных, изящных символов на своём языке – языке эльфов. Дарий не знал этого языка, но он понял, что эльфийка пытается ему что-то сказать, пытается сообщить своё имя, не просто набор закорючек, а часть своей личности, истории и сущности, что-то, чего тёмные эльфы не могли у неё отобрать.
Он наклонился ближе, внимательно всматриваясь в символы.
Ли… Лирель? – неуверенно произнес он, силясь повторить незнакомые звуки. Всё же попытки читать на незнакомом языке никогда не входили в программу обучения гвардейцев.
Эльфийка слабо кивнула, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на улыбку. Итак, её зовут Лирель. Теперь она была не просто безымянной эльфийкой, а личностью, пусть и запертой в жутком месте в качестве жертвы извращенной расы ксеносов, ценящих боль превыше всего.
Дарий улыбнулся в ответ. Он показал пальцем на себя и четко произнес своё имя:
Дарий. Меня зовут Дарий.
С этого дня между ними возникла хрупкая связь, основанная не на словах, а на жестах, взглядах, прикосновениях. Дарий продолжал ухаживать за Лирель, но теперь он делал это с ещё большим рвением, видя, что его усилия не напрасны. Их общение в основном происходило безмолвно. Когда гвардейцу удавалось уловить на себе её взгляд – то Дарий не упускал возможность начать "диалог".
Дарий начал учить её своему языку. Он показывал на окружающие предметы, на себя, на Лирель, медленно и четко произнося слова. Он рассказывал ей о своем мире, о Кадии, о бескрайних просторах космоса, о звездах, которые казались сейчас такими далекими и недостижимыми. Лирель внимательно слушала, и Дарию казалось, что она понимает гораздо больше, чем может показать. Она начала повторять за ним некоторые слова, конечно, с сильным акцентом, но Дарий был на седьмом небе от счастья, слыша её слабый голос, как у других пленников в похожих ситуациях наступало отчаяние, безразличие и только покорность к мучителям, Дарий сумел разглядеть свет даже там, где, казалось, не осталось места ничему кроме тьмы.
Между ними росла незримая связь, непостижимая для окружающих, выходящая за рамки вражды их рас. Они были двумя узниками в аду, двумя душами, нашедшими друг в друге опору и надежду. И эта связь давала им силы жить дальше, бороться за своё существование в этом мрачном и жестоком месте. Эта дружба, зародившаяся в столь необычном месте, лишь начинала свой путь, который в будущем обернётся чем-то большим. Но это произойдёт далеко не сразу…
Глава 9: Неожиданная связь
Шли дни, медленно, мучительно, но для Дария и Лирель они были наполнены чем-то большим, чем просто ожидание и страх. Между ними крепла та самая, едва уловимая связь, сотканная из заботы, безмолвной поддержки и странного, почти невозможного в их положении взаимопонимания. Эта связь была их тайной, их оплотом против царящего вокруг безумия и жестокости.
Лирель, благодаря неустанным стараниям Дария, постепенно шла на поправку. Её тело, всё ещё хрупкое и израненное, обретало силу. Она начала самостоятельно есть, а иногда даже пыталась вставать, опираясь на стену клетки, всё ещё неуверенно, будто заново открывая в себе давно утерянную возможность. В такие моменты Дарий, преисполнившись переживанием, протягивал к ней руку, на случай, если та не удержит равновесие и упадёт, но всё обходилось, эльфийка упорно делала самостоятельные попытки размять затёкшие мышцы. Её бледная кожа обрела легкий оттенок жизни, а в глазах, глубоких и темных, как космическая бездна, затеплилась искорка надежды, искорка, которую Дарий бережно поддерживал своей заботой, мысленно кляня себя, если по какой-то причине у него не получалось "пообщаться" с эльфийкой или её состояние незначительно ухудшалось, даже от неизбежного стресса или общей слабости после пережитого.
Их общение по-прежнему происходило в основном без слов. Лирель ещё с трудом говорила на языке Дария, хотя и делала заметные успехи. Она уже могла произносить некоторые простые слова, понимала многие обращенные к ней фразы, но полноценного диалога пока не получалось. Но они и не нуждались в словах. Они научились понимать друг друга без слов, по взгляду, по жесту, по мимолетному прикосновению, когда Дарий помогал ей есть или размять запёкшиеся мышцы.
Другие пленники наблюдали за ними со смешанными чувствами. Кто-то не понимал поступков Дария, считая его заботу о эльфийке бессмысленной тратой сил и ресурсов. Кто-то испытывал нечто вроде зависти, видя, как эти двое, несмотря на все ужасы плена, обрели друг в друге поддержку и утешение. А кто-то, возможно, впервые за долгое время задумался о том, что даже в этом аду есть место для человечности. Но большинство молчало, боясь вызвать неудовольствие или ещё более страшные последствия от тёмных эльфов, стараясь как можно меньше взаимодействовать как с друг другом, так и с окружением.
Дарий же не обращал внимания на косые взгляды и перешептывания. Для него существовала только Лирель и та необъяснимая связь, которая возникла между ними. Он видел, как она меняется с каждым днем, как в ней пробуждается жизнь, как она борется за свое существование, и это наполняло его решимостью продолжать, несмотря на неизвестность, что ждёт в будущем, несмотря на безнадёжность положения, которое усугублялось нахождением на корабле, мчащемся в неизвестном направлении. А когда тёмные эльфы отлучались, оставляя узников на несколько часов, то Дарий начал петь тихие песни, что знал с детства. Он пел, чтобы как-то отвлечь Лирель от боли, заполнить чем-то светлым её мысли, дабы та чувствовала, что она не одна в этом тёмном и ужасном месте. Эльфийка сперва удивлённо, а затем благодарно вслушивалась в лиричный, пусть и слегка грубый мужской голос, открывая для себя неведомую ранее форму искусства, на которую были падки люди.
Всё чаще в её глазах Дарий видел не только надежду, но и что-то ещё, что-то более глубокое и необъяснимое. Благодарность? Привязанность? Нежность? Он не знал, да и не хотел знать. Ему было достаточно того, что она жива, что она рядом, и что между ними существует эта незримая связь, которая делает их сильнее, которая помогает им выжить в этом царстве боли и отчаяния, от одного факта нахождения в котором ломались, сходили с ума, умирали, но только не эти двое. Их связь была не просто чем-то, что помогало выживать. Эта связь начала переростать во что-то большее, неподвластное контролю тёмных эльф, способное изменить их обоих навсегда, при условии, что пленникам удастся пережить все уготованные им испытания. А они ещё только начинались…
Глава 10: Шепот тьмы
Идиллия, сотканная из заботы и безмолвного общения, не могла длиться вечно. Тёмные эльфы, чьи тени постоянно маячили за прутьями клеток, не были слепы. Они, чьи изощренные чувства были заточены на восприятие боли и страха, не могли не заметить ту аномалию, которая возникла между Дарием и Лирель. Их взаимодействие выбивалось из общей картины страданий, царящей на корабле, оно было чем-то чуждым этому месту, чем-то, что вызывало у друхари не гнев, а зловещее любопытство. Поначалу они списывали всё на очередной каприз и очередной "пунктик" гвардейца, который вздумал ухаживать за умирающей эльфийкой. Поначалу…
Одним из первых, кто обратил внимание на необычную связь между человеком и эльфийкой, был скульптор плоти – существо, чье искаженное тело и извращенный разум были посвящены изучению боли во всех её проявлениях. Для него пленники были не более чем расходным материалом, объектами для своих жутких экспериментов, а их страдания – источником вдохновения и извращенного удовольствия. Он проводил часы у клеток, наблюдая за Дарием и Лирель сквозь щели в своей маске, его глаза горели нездоровым огнем. Его посещения узников становились всё чаще. А от его пристального взора по телу то и дело пробегал холодок.
Смотри-ка, – прошипел он однажды своему помощнику, уродливому гротеску с телом, сшитым из кусков тел разных существ. – Человечишка проявляет заботу о нашей эльфийке. Необычно. Это достойно изучения. – Эльфийка – лишь очередная единица из биомассы. Не более ценна, чем этот орк. Зачем тратить на неё время? Позволь ей сдохнуть и дело с концом. – процедил гротеск.
В этом-то и суть, мой верный друг, – проскрипел скульптор плоти. – В этом нарушении естественного хода вещей. В этой аномалии. В этой заботе, которой здесь не место. Их связь – это дисгармония, а дисгармония должна быть изучена. И использована.
Вскоре о Дарии и Лирель заговорили и другие обитатели корабля. Тёмные эльфы, эти надменные садисты, которые считали себя высшей расой, с презрением и одновременно с растущим интересом наблюдали за развивающимися отношениями. Их забавляло видеть, как человек, существо низшей расы, проявляет заботу об эльфийке, пусть и не об их "высокородной" породы, ведь для них все остальные расы были лишь расходным материалом.
Занятная игрушка, – бросил один из воинов своему товарищу, указывая на клетку Дария. – Они – два разных вида, изначально враги друг другу. Но в узах боли они умудрились обрести то, чего нет у нас. Ха-ха. Какая ирония. Смотри, как он за ней ухаживает. Прямо как за своей самкой. Возможно, нам стоит подарить ему её труп, когда она наконец издохнет? Интересно, сколько мучений сможет выдержать столь примитивная натура, пока мы не препарируем и их, как прочих отбросов со звёзд?
Не спеши, – ответил другой. – В этом есть нечто большее, чем просто животный инстинкт. Гляди, как она смотрит на него. В её глазах больше нет страха. Только преданность. Возможно их можно использовать. Возможно, через эту связь мы сможем открыть новые грани боли, недоступные нам ранее, кто знает… – протянул тёмные эльфы. – Или же заставить выдать ценные сведения.
Шепот тьмы сгущался вокруг Дария и Лирель. Их необычная связь, рожденная из сострадания и заботы, стала объектом нездорового интереса со стороны тёмных эльф. Они видели в ней не проявление человечности, а лишь новый инструмент для своих извращенных игр, новый способ причинять боль, ведь разрушить хрупкую идиллию, по мнению тёмные эльфы, гораздо больнее физических мучений. И вскоре Дарий и Лирель должны были почувствовать на себе всю тяжесть этого интереса. Их тихое сопротивление, их безмолвная поддержка друг друга не остались незамеченными. И теперь над ними нависла новая угроза, гораздо более опасная, чем голод и болезни. Грядёт тьма. Ещё более липкая, ещё более страшная. И принесут её тёмные эльфы, только начавшие свою мерзкую и извращённую игру…
Глава 11: Поле битвы
Путешествие через варп подходило к концу. Корабль тёмных эльф, неся на борту свой груз страданий, вынырнул в реальное пространство среди поля астероидов неизвестного сектора. Поле Бран, как его называли местные контрабандисты и пираты, пользовалось дурной славой – скопление крупных астероидов, гравитационные аномалии и космические рифы делали навигацию в этом районе крайне опасной.
Именно сложностью в маневрировании и непроглядной "тьмой" для сенсоров, решил воспользоваться капитан корабля тёмных эльф. Он надеялся скрыться в этом лабиринте скал от погони, которая висела у них на хвосте с самого момента нападения на Аргос Прайм, прекрасно понимая, что не смотря на огромную огневую мощь, имперские крейсеры гораздо неповоротливее, а развернуться в строю, необходимом для абордажа, им не даст местный ландшафт из обломков скал, а перегруппировка займёт время – такое ценное в космическом бою. Одиночный корабль Имперского флота упорно преследовал их, не желая упускать добычу, ведомый жаждой мести за разоренную планету и похищенных гвардейцев. Хотя крейсеру сопровождения никак не удавалось сблизиться с пиратским судном, время от времени его орудия всё же наносили удары по хвостовой части корабля тёмные эльфы, перегружая щиты и нанося незначительные, но всё же ощутимые повреждения, не позволяя ему скрыться в варпе снова, пока тот не уйдёт из-под обстрела.
Капитан корабля тёмных эльф, опытный и жестокий друкари, чувствуя, как ускользает добыча, в ярости метал молнии в своих подчиненных, требуя от них невозможного. Он вел свой корабль по опасному курсу, маневрируя между гигантскими скалами, рискуя каждую секунду врезаться в одну из них. Каждый неверный маневр, каждое промедление, чревато было катастрофой, отколовшийся от неизвестного небесного тела булыжник мог запросто пробить слабозащищенную обшивку и нанести критические повреждения системам, вызвав разгерметизацию и гибель всех, кто был на корабле. А попасть под огонь пушек Империума, даже после выхода из боя с ослабленным корпусом, всё ещё было равносильно смерти, хотя и более быстрой, чем в первом случае.
Внутри корабля царила атмосфера напряжения и страха. Пленники, чувствуя, как корабль сотрясается от попаданий вражеских снарядов, как он резко меняет курс, пытаясь уйти от погони, с ужасом ждали развязки. Для них это был замкнутый круг: либо корабль разобьётся об астероид, либо будет уничтожен Имперским флотом, либо продолжит свой путь, неся на себе груз страданий к неведомой цели. В любом случае их судьба была незавидной. Дарий и Лирель не были исключением, от неизбежного крушения в любой момент гвардейцу и эльфийке становилось совсем худо, добавляя неопределённости к и так, казалось бы, безнадёжному положению.
Внезапно корабль сильно тряхнуло, тревога многократно усилилась, а затем ещё и ещё, отключилось освещение, вой сирены пронзил внутреннее пространство корабля, резкий, рваный гул доносился, вероятно, со стороны двигательного отсека. Казалось, что весь корабль, в единой агонии, отторгает собственные двигатели, бросая свой экипаж и пассажиров в неконтролируемый дрейф. Казалось, судьба их решилась самым печальным, но быстрым и неминуемым образом.
Мы падаем! – крикнул кто-то из пленников. – Похоже, нас подбили! Похоже, имперский крейсер достал-таки нас! Это шальной снаряд попал прямо в один из хрупких, незащищённых узлов, в то время как основная броня устояла!
Паника охватила клетки. Одни пленники молились своим богам, другие рыдали в бессильной злобе, третьи пытались выломать прутья клеток, наивно надеясь спастись в космосе, вне корабля, обреченного на гибель. Лишь орк молча хватал ртом воздух, да ещё не упокоенное существо хлюпало и пускало пузыри, всё так же лёжа в своём углу. Впервые за долгое время Дарий ощутил надежду, на избавление от страшного плена, на упокоение боли и ужаса, которые творились на борту… Пусть даже такой ужасной ценой. Лирель в соседней клетке судорожно вцепилась пальцами в рукав гвардейца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71528929?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Alex Coder
Тип: электронная книга
Жанр: Научная фантастика
Язык: на русском языке
Стоимость: 199.00 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 14.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Эта история – о запретной любви, родившейся среди боли и отчаяния. О мужестве и самопожертвовании, о надежде, которая не гаснет даже в самой кромешной тьме. Это история о том, что даже в самые темные времена есть место для светлых чувств, и что даже самые непримиримые враги могут стать друг для друга спасением, а ненависть – не единственное, что связывает обитателей галактики, какой бы не была вражда, и какими разными путями ни пришлось бы добираться до вожделенного воссоединения, невзирая ни на что.