Главная страница | Любовно-фантастические романы | Ноктюрн для капитана

Ноктюрн для капитана
Галина Маркус
Связь в космосе
На этой далекой планете ее называют Осой. Юная и самоотверженная, она прилетела защищать самых необычных существ во Вселенной.
А он – разжалованный начальник по безопасности – категорически против миссии девушки, а спасать предпочитает ее саму. Но Осе нужна не столько защита Питера, сколько его любовь.
Их поджидают заговор и преследование, музыка и смертельный риск. Вот только на любовь Питер почему-то не претендует…

Галина Маркус
Ноктюрн для капитана

Связь в космосе

Иллюстрация на обложке Алины Грин


© Маркус Г., текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

День складывается удачно. Во-первых, сегодня со мной любимая команда – ребята, с которыми я не только хожу на «прогулки», но и общаюсь на базе. Во-вторых, с нами идет новенький, Виктор. Недавно он уговорил начальство и перевелся к нам – ради меня, это точно. Нет ничего приятнее, чем знать, что кто-то к тебе неравнодушен. В-третьих, тварь мы находим быстро, фиксируем квартиру, передаем координаты. Брать будем, разумеется, не сейчас, так что у нас еще целый день впереди.
Грех этим не воспользоваться и не погулять по городу. Теперь мы уже не группа, а просто компания, и нам хочется повеселиться. Ну да, на Доре понимают веселье немного иначе, и в парк развлечений ходят только дети… и мы, земляне.
Неудивительно, что мы забываем про время. Точнее, оно заканчивается слишком быстро, никак не привыкну к тому, что сутки на Доре короче земных. Мы вспоминаем о часах, лишь когда купол над нами резко темнеет. Город хорошо освещен даже ночью, но, как ни крути, на базу мы опоздаем. А это уже целая история с протоколами и объяснительными.
– Нас отстранят! – испуганно шепчет Леди.
Они с Энн в панике пролистывают световые карты у себя на ладонях, пытаясь найти самый короткий путь в главный терминал. Плав нервно насвистывает. Виктор склоняется над рукой Леди:
– Тут рядом технический вход, – замечает он.
– Да кто нас туда пустит… – вздыхает Леди, сворачивая ладонь в кулачок и гася карту. – Там всегда охраняется.
– Это терминал номер три? – Энн притоптывает от нетерпения.
Посольства других планет расположены на единой, прилегающей к космопорту базе. Еще год назад и наше представительство находилось там же, но теперь мы на Доре в привилегированном положении. Здесь, в столице, нам выделили целых три терминала: кроме главного и запасного еще и этот, технический, и все они в черте города.
«Терминал три». Ну, разумеется. Конечно же, я сразу вспоминаю о…
– Возможно, нас там пропустят, там дежурит… – невольно ляпаю я.
Так уж случилось, что я всегда знаю эту строку расписания. Опомнившись, я замолкаю, но Энн сразу меня понимает.
– Дарк-Кэп там дежурит, – подхватывает она. – И, пожалуй, нас точно пустят.
Она бросает на меня лукавый взгляд. Делаю вид, что ничего не заметила.
– Кэптэн нас пустит? – удивляется Плав. – С чего бы это?
– Капитан? А кто это? – интересуется Виктор.
– Пошли, по дороге объясню, – загадочно усмехается Энн.
Капитан – это не звание и не прозвище, а такая чудная фамилия, и так ее произносят только русские, в том числе и я. Раньше у него была другая должность. Большая. Начальник по безопасности главного терминала – это тебе не шутки. Тем более в его возрасте – на вид ему не больше двадцати восьми. А «дарк» – потому что он всегда мрачный, никогда не видела, чтобы улыбался.
– Ничего себе, – присвистывает Виктор. – Начальник по безопасности! А чего это его так разжаловали?
Мы не можем ответить, потому что никто не знает. Когда мне сказали, что Кэп больше не крутой шеф, мне стало обидно. Тогда я была секретарем в Управлении, и каждый раз, проходя мимо, Капитан бросал на меня свой мрачный взгляд. Мне это льстило. Но в то же время я боялась и не понимала. Энн тоже недоумевала, почему он ко мне не подойдет, если так интересуется. А может, наоборот, я чем-то ему сильно не нравилась?
Однажды в столовой Энн специально затащила меня к нему за столик, якобы не нашлось больше места. С замиранием пульса я села напротив, поздоровалась с ним, он даже не ответил. Но пока я пыталась поесть и не подавиться, постоянно чувствовала на себе его взгляд, а когда поднимала голову, он даже не пытался его отвести. Я всегда опускала глаза первой. Мне было страшно. И захватывающе любопытно.
И уж как обидно, что у меня теперь нет такого загадочного поклонника. Или ненавистника? Словно, отправив его в сторожа четыре месяца назад, и меня чем-то принизили. Виктор, конечно, парень красивый, но это совсем не то. У него взгляд побитой собаки. Приятно, но неинтересно.
Но ведь теперь я уже не боюсь Капитана? Чего мне его бояться, он просто охранник и, между прочим, на своем посту ничем не рискует. Подумаешь, караулит дверь, а вот я!..
Но внутри у меня что-то сворачивается и колется, когда я представляю, что снова увижу его сейчас. Конечно, он нас не пустит – просто из вредности. С досадой прислушиваюсь к болтовне Энн, идущей впереди с остальными.
– Он точно втюрился в нашу Осу! Вот увидите, он ей не откажет!
– Заткнись уже, Анька, – по-русски буркаю я, но она, разумеется, не понимает.
Мое настоящее имя – Александра, но с недавних пор меня зовут Оса, ведь теперь я не просто служащая. У меня – миссия! Думаю, такие как я, – настоящие герои. Ну да ладно, об этом пускай говорят другие. Я-то знаю, что просто выполняю свой долг перед человечеством. Или перед планетой. Или… неважно, но жизнь наконец обрела для меня смысл. Я написала маме, чтобы не обижалась на меня за то, что я сбежала сюда. Здесь я нужнее! А ведь мне всего девятнадцать.
Вообще-то я тайком искала работу на других планетах начиная с шестнадцати. Год назад я узнала, что на Дору набирают расширенный контингент, и сразу же отправила резюме. Несколько месяцев мне не отвечали, и вдруг пришло предложение: им понадобился секретарь, ну, не личный к начальникам, а скорее архивариус. Надо привести в порядок данные, вести учет… неважно, я сразу же согласилась. При первом собеседовании меня отвели в лабораторию, зачем-то взяли кровь и велели ждать еще неделю. И вот – приглашение! Месяц на сборы, две недели полета – и я наконец-то на Доре. Четыре месяца кропотливой работы с архивными файлами, а потом… моя жизнь обрела смысл. Я больше не архивариус, я участвую в настоящей миссии. И как участвую! Дома я и не знала… я даже не представляла себе, насколько я буду нужна.
Но мы уже подходим. Никакого освещения. Технический терминал соединен с главным по системе горизонтальных подземных лифтов, и войти в этот лифт может только чипированный сотрудник базы. Хотя на Доре и безопасно и твари никогда не сунутся к нам, но меры предосторожности на чужой планете вовсе не лишние.
Пробираемся через серый пустой квартал, покинутый обитателями. Здесь нет даже их глянцевого пола, которым замощен весь город. Простая рыжеватая земля… или так называть нельзя? А что это тут, «дора», что ли? Пыль, пустые глазницы окон, ржавые перила у лестниц. Остатки прежних времен. Судя по карте, нужный нам вход замаскирован в одном из черных дворов. Холодает, и меня слегка знобит, вряд ли от страха – чего и кого мне бояться?
– Как тут паршиво, – выражает общее мнение Плав.
– Как тут можно сидеть круглыми днями? Бедный Кэп… – отзывается Леди.
– Он не круглыми днями, дежурит по сменам, – я слышу свой голос, он звучит так, словно пропитался местной пылью.
– Ни разу не видела его в Управлении после того, как его уволили, – пожимает плечами Энн. – Наверное, стыдно перед Осой, что он теперь не начальник.
Она хихикает, а я едва удерживаюсь от тычка. Мне тревожно.
Мы заходим во двор с высокими хромированными ангарами, Виктор безошибочно выбирает нужный, уходящий другим своим концом глубоко вниз, касается темной широкой двери, она поднимается, и мы оказываемся в скудно освещенном зале – это «подъезд». На том конце – автоматические двери, они раздвигаются при нашем появлении, и я сразу же вижу его. Кэп стоит на пороге, в одной руке пульт, в другой оружие. Мы спускаемся по наклонной плоскости, подходим ближе и оказываемся в освещенном квадрате, метрах в двух от него. Кэп неотрывно смотрит на нас. Наверное, смотрит. Я не осмеливаюсь поднять на него взгляд.
– И что это значит?
Ну да, это его голос, я разговаривала с ним однажды.
Когда я прибыла на базу, мое досье попало в отдел безопасности, и я пришла к Кэпу на собеседование. Тогда он рассматривал меня по долгу службы, а я его еще не боялась. Ну, почти. Он долго смотрел мое досье на своем, скрытом от меня световом планшете. Потом взглянул на меня. На планшет и опять на меня. И спросил: «Для чего ты здесь?» Я ответила что-то гордое и уверенное – про работу, про помощь планете. «Должность?» – перебил он. «Архивариус». – «Ясно, – мне померещилось облегчение в его голосе. – Ну, иди, трудись». В последних словах звучала насмешка. Я повернулась и… «Странно… – он разговаривал уже с самим собой. – Теперь уже не проводят медосмотры? Где данные?» – «Я совершенно здорова!» – обиделась я.
Резкий толчок в бок – это Энн. Чего они ждут от меня? Я не знаю, что говорить. Вот угораздило…
– Вы не могли бы нас пропустить? – журчит справа голос Леди. – Видите ли, мы не успеваем на базу, мы были сегодня на про…
– На «прогулке», – не спрашивает, а утверждает он потухшим голосом, в нем звучит странная обреченность.
– Пропустите нас, – пробует Плав. – Нет, ну правда, не идти же нам теперь обратно… уже почти ночь. В долгу не останемся.
– Ночь, – угрюмо повторяет Кэп. – Отлично. И как же вы «в долгу не останетесь»?
– А вот она! – Энн игриво тычет в меня пальцем. – Вот она что-нибудь придумает. Она… она вас поцелует! Ага?
– Спятила? – возмущается Виктор.
Плав хмыкает, Леди подавляет смешок.
А мое лицо, увы, начинает пылать – что за идиотское свойство краснеть, как ребенок, при каждом неловком случае!
– Годится, – спокойно отвечает Кэп без тени улыбки и дает нам дорогу.
Все проходят внутрь и притормаживают у блестящей кабины лифта. Надеясь, что все обратится в шутку, на негнущихся ногах двигаюсь за ними, но меня останавливают. Рука с пультом преграждает мне проход. Поднимаю глаза и сталкиваюсь с Кэпом взглядом. Кажется, он не шутит. Хотя, похоже, насмехается.
Меня это бесит. В конце концов, кто я? Продажная девица, покупающая входной билет, или герой, бросающийся на амбразуру? Лучше второе. Обещано – сделаю. Хотя бы ради друзей. Я его не боюсь, я никого не боюсь. Но ноги предательски дрожат. Хуже всего то, что я совсем не умею целоваться. Никогда этого не делала. И он поймет, вот что ужасно…
Но герои не раздумывают! Не успеваю осознать: то ли я встаю на носочки, то ли он наклоняется. Но наши губы соприкасаются. Его губы оказываются горячими и сухими, а мои ощущения – совсем неожиданными. Если бы при этом еще не присутствовало четверо наблюдателей… Впрочем, через секунду я о них забываю. Я чувствую его крепкую руку у себя на шее под волосами. Второй он сильно прижимает меня к себе. И вот я, кажется, уже умею целоваться.
– Эй, хватит! – выплывает откуда-то голос Виктора.
Я резко вырываюсь и отстраняюсь. Но его взгляд все еще не отпускает. У меня дрожат руки и ноги, и это явно не от страха. А потом… Он просто поворачивается ко мне спиной и нажимает кнопку пульта, двери лифта открываются. А Капитан больше не смотрит на меня. Совсем.
Не помню, как оказываюсь в лифте. Мы уезжаем. Энн угорает от смеха, Леди хихикает, Плав смущенно ухмыляется. Виктор не глядит на меня, на его скулах ходят желваки. А я думаю только об одном: ему – Кэпу – не понравилось. Ему совсем не понравилось, иначе почему он ничего не сказал, почему отвернулся?
* * *
Ночью мне снится профессиональный сон. Меня предупреждали, что такое бывает, и теперь я умею с этим бороться. Просыпаешься в холодном поту, а потом берешь и начисто выкидываешь все это из головы. Я же знаю: на самом деле мне ничего не угрожает. Надо просто соблюдать технику безопасности, а проще говоря – не выходить в город без охраны.
Просто этот сон мне надоел. Почему мне снится конкретно эта тварь, да еще который раз? От других она ничем не отличалась.
Конечно, с виду они все разные, как нормальные люди. Собственно, они и есть… люди, ну, то есть они выглядят как обычные доряне. До определенного момента, а именно – до нашей встречи. Никак только не пойму, знают они все о себе или это у них как под гипнозом? А если они закодированы, если не способны мыслить сами, то почему так осторожно себя ведут, никогда не кидаются днем, когда много народа, не пытаются проникнуть в Стеклянный дом, где трудятся Чистые? Может, это сложная программа? Или же они нормальны и разумны – но до определенного момента, пока в них не включается некий код? Ничего в этом не понимаю. И никто не объясняет. Ты, главное, знай свою миссию и свою цель…
А я и знаю. Я так и скажу маме, если она начнет истерить. Она что хотела, чтобы я, как она, всю жизнь проторчала за устаревшим 3D-принтером и штаны печатала?
А та, которая снится… просто она оказалась слишком близко, ребята тогда едва успели. Захват был не в городе, а на окраине, там, где нет многоквартирных домов. Ночью это жутковато. Минимум освещения, расположенные далеко друг от друга дома-черепашки, издали напоминающие большие белые палатки, обнесенные низким плоским заборчиком. Густые деревья вокруг.
Она почему-то не побежала на нас сразу, а вышла из своего домика и встала у заборчика, прямо как у нас в деревнях три века назад, я видела в исторических фильмах. Так и хочется сказать – «простая русская женщина». В бесцветной хламиде, в обуви на босу ногу, на голове что-то типа платочка – вышла воздухом подышать. Я даже глазам не поверила, и группа моя притормозила. Все случилось в долю секунды, она кинулась так внезапно, словно это волк-оборотень, почти горизонтально полетела… Конечно, ее обезвредили, но я помню ее взгляд. Мне кажется, такой ненависти я не видела никогда. Впрочем, мне всегда так кажется, с чего я взяла, что этот случай особенный? И все-таки: почему они ненавидят? Это что-то личное или они не виноваты?
Ну вот, опять начинаю ломать голову: программа, инстинкт?.. Хватит!
Я принимаю душ и иду на завтрак. Сегодня днем я могу отдыхать, а потом…
* * *
Во время завтрака смотрим новости. Траурная заставка – все сразу же замолкают. Сегодня ночью погибла наживка. Это молодой мужчина, я его знаю – когда я прибыла на базу, он уже работал здесь. Все напряженно ждут объяснений – как такое могло случиться опять. Я знаю про гибель девушки три месяца назад, как раз перед тем, как меня завербовали в группу… возможно, на ее место. Несчастный случай – говорят, вторая тварь напала на нее на обратном пути после удачного захвата, когда никто не ожидал. Но буквально несколько недель назад мы оплакивали еще одного парня, и многие не успели с этим смириться.
Объяснения немного успокаивают: снова – нарушение техники безопасности. Выдвинулся раньше, чем команда была готова. Не подал сигнал. Наверняка этот парень мечтал сам, в одиночку, отловить мутанта и находил в этом особый шик. Многие вербуются в наживки из любви к риску, а когда выясняется, что на захват с ними идут еще пятеро вооруженных ребят, пытаются что-то себе доказать. Как глупо…
Внимательно слушаю сообщение, но так и не понимаю, поймали эту тварь или не успели. Но то, что она жива, или жив, не знаю уж, как правильно, – это точно. Здесь, на Доре, убийство запрещено. Просто невозможно – это международный скандал. Ни у кого на захвате нет другого оружия, кроме паралитического.
Риск – одно из условий контракта, по которому нанимают землян. Ну а полицейские или военные разве не рискуют? Дорянам повезло, что на нашей планете оказалось так много людей с тем самым геном, что и у Чистых. Нигде больше, ни на одной из известных планет, таких не нашлось. Правда, пока что это никак не проявляется – никаких особенных качеств. Только ген, залог будущего на Земле. Когда-нибудь они – эти необыкновенные создания – родятся и у нас, через много-много веков. А пока нужно помочь Доре… Чистые должны выжить, иначе Вселенная обречена.
Забавно, могли бы показать нам хоть одного. Видела их только на экране: вот уж точно не от мира сего. Их не интересует прогресс, техника и технологии, полеты к другим планетам. Они заняты иным – заботой о мире, в обоих значениях слова «мир». Чтобы Вселенная существовала в покое, чтобы в ней умножалось добро… если честно, то я не знаю, что они делают. На экране они просто сидели или стояли в молчании. От них исходило внутреннее сияние, их вид завораживал. Может, они молились? А может, у них есть свои каналы связи с такими же, как они, в далеких, еще не открытых Галактиках?
А этих мерзких тварей завозят на Дору, чтобы Чистых не стало. Иначе как вести войны, торговать межпланетным оружием, если когда-нибудь во Вселенной воцарится мир? У Доры пока не так много союзников, ну, кроме планет Конфедерации, конечно, а теперь еще и Земли. Пусть я не знаю подробностей, но зато я понимаю главное. И я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Чистые жили.
Да, Стеклянный дом, где они трудятся, под охраной. Я думаю, они собираются там, чтобы вместе сконцентрироваться на своих задачах. Но Чистые не могут сидеть взаперти. Они должны жить, передвигаться, они черпают что-то в природе. Они не поддаются контролю, не могут помнить об охране, не заботятся о себе. Их стараются охранять и снаружи, но порой они исчезают из поля зрения, а потом возникают совсем в другом месте. И они молчат, слушают только свой внутренний голос и совсем, увы, не слышат инструкций.
Как их враги сделали так, что твари сразу находят Чистых? Между ними существует странная связь. А тварь – официально их называют «мутантами» – уж если нападет, то не отпустит свою жертву. Откуда-то появляется недюжинная сила, в ход идут зубы, когти… В этом есть что-то звериное… неодолимое. Им невозможно сопротивляться, их можно только парализовать.
Я не хочу думать о слухах: мол, бывают случаи, когда паралитическое оружие оказывается бессильным. При мне такого никогда не случалось, я думаю, это просто страшилки, подсознательный страх, наподобие этих снов.
– Привет. Как тебе новости?
Я вздрагиваю. Это его голос. Поднимаю глаза: да, он. Сейчас он говорит по-русски, акцент у него совсем небольшой, это придает его жесткой речи особый шарм. Я и раньше слышала, что Кэп общается с большинством людей не на всеобщем, а на их родном языке. Теперь это популярно – учить языки друг друга и говорить на них при встрече; это считается особым знаком открытости и расположения. Автопереводчик – это дурной тон, для ленивых. Количество языков, на которых говорит человек, свидетельствует об уровне его образования, и, похоже, у Капитана он в разы больше многих, не говоря уже обо мне. Я, к сожалению, хорошо говорю только на четырех, ну и по-дориански немного.
Дарк-Кэп садится напротив. Сегодня он мрачнее обычного. Облизываю губы и не знаю, что ответить. Замечаю, что столовая, пока я предавалась размышлениям, совсем опустела.
– А вы… вы тут что? – лепечу я.
Он молча смотрит на меня. Пора бы уже привыкнуть к его взгляду, но я снова опускаю глаза.
– Я здесь из-за тебя. Сдал дежурство.
На это я тоже не знаю что сказать.
– Надо поговорить.
В столовую входят Энн и Плав. Энн видит меня, машет рукой, но тут замечает Кэпа, строит забавную рожицу, мол, нет, нет, не мешаю, и демонстративно садится в другом конце зала, не отрывая смешливый взгляд от нашего столика. Я совсем не умею кокетничать, но присутствие Энн провоцирует меня на дерзость. Боюсь, получается слишком топорно.
– А вам что, понравилось вчера? – грубовато изрекаю я и сама тотчас же морщусь, а потом, разумеется, еще и краснею.
Он разглядывает меня как несмышленыша и невесело усмехается.
– Да, – просто подтверждает он. – Повторим?
Вся поза Энн выражает крайнее любопытство. И что, интересно, я должна теперь делать? Мне послать его, нахамить? Или… да я с ума сошла! Разве можно соглашаться на такое… такое явное… надо вспомнить, как поступают в таких случаях девушки с чувством собственного достоинства. Но вспомнить мне не дают.
– Только не здесь. – Он встает, отодвигая стул. – Пошли.
Очевидно, это приказ. Иначе как объяснить, что я послушно встаю и следую за ним к выходу – сначала из столовой, потом из корпуса. Мы молча идем куда-то по улице, а я не понимаю: может, я, как мутант, под гипнозом?
Доходим до старого блока на задворках базы, в котором живет обслуживающий персонал. Кэп направляется к входу в блок. Опомнившись, я останавливаюсь, возмущенно смотрю на него.
– Нет… Вы что?!
– Мне нужно пять минут. Пара вопросов. – Он старается быть терпеливым. – Не бойся. Поверь, это очень важно. Больше негде.
– Нет, я… я не пойду. Вы что, вы что думаете, вы за кого меня!..
– Го-осподи…
В глазах у него раздражение, словно он не знает, как уговорить непослушное дитя.
– Спокойно. Ничего такого мне от тебя не надо. Я пошутил про поцелуй. Пойдем, у нас очень мало времени.
Ничего не понимая, я все-таки следую за ним по обшарпанным ступеням. Ничего от меня не надо – это как? И какие еще вопросы? И как он здесь живет? Видимо, после увольнения его лишили хорошей квартиры.
Конечно, мы все обитаем тут не в хоромах. Не говоря об общей аскетичности жизни на Доре, предоставленные нам здания устарели даже по меркам дорян. Я-то, в отличие от других, как раз всем довольна, мы с мамой и на Земле жили скромно, а тут у меня, напротив, отличная светлая квартирка. Но вот для бывшего шефа…
Халупа его – крохотный закуток, совмещающий место для сна и кухню. Однако здесь довольно опрятно, немногочисленные предметы расставлены по местам. Вот только на стуле валяется невывернутая форменная рубашка, ее рукав свисает к полу, словно просит о помощи. Кэп безжалостно подхватывает ее, скомкивает и отбрасывает на топчанчик. Отпускает мою руку – я только сейчас понимаю, что он втащил меня сюда за руку, – и поворачивается ко мне.
– Меня зовут Питер. Можешь говорить мне «ты», забудь про начальника.
Потом садится на топчанчик и рассматривает меня, стоящую перед ним, словно студентку на экзамене. Я начинаю злиться – в первую очередь на себя. А когда я злюсь, я становлюсь смелей.
– Вообще-то ты мне и так не начальник!
– Ну да, – согласно усмехается он. – И не только тебе. Но придется представить, что я в прежней должности. Потому что сейчас я как раз занимаюсь тем, чем обязан.
– А именно?
– Твоей безопасностью.
– Я и без тебя в полной безопасности! – вскидываюсь я. – На Доре…
– Стоп, – перебивает Кэп. – Я буду задавать вопросы, отвечай как можно скорее, времени нет. Итак, главное. Кто… скажи… ты…
Он будто не смеет произнести что-то. Подобная нерешительность выглядит в нем странно.
– И давно ты… в миссии? – спрашивает он явно другое.
– Три месяца. А до этого…
– Я помню, – нетерпеливо отзывается он.
– Так вот, оказывается, это был испытательный срок, и я его прошла! – с гордостью сообщаю я.
Кэптэн морщится.
– И кто ты… Кто ты в вашей группе? – выдавливает наконец он и смотрит на меня с тревогой и надеждой одновременно. В его глазах мелькают непонятные мне мысли.
Отлично. Наконец-то мое самолюбие будет удовлетворено!
– Я – наживка, – заявляю я и гордо вскидываю голову. – Меня зовут Оса.
Он со стоном откидывается на топчане, ударяется головой о стену, а потом еще и еще раз – уже сознательно. Довольно сильно ударяется, между прочим, но гримаса боли на его лице появляется раньше. С изумлением смотрю на него.
– Ну, я так и знал! Так и знал, – в голосе его настоящее отчаяние. – Оса… Ну какая же дура.
Это не оскорбление, а констатация факта. А голос его становится безнадежным.
– И я сам… идиот… это я еще случайно… мог так и не узнать. Архивариус… а медосмотра нет! Конечно, у них был фонд наживок…
– Что?
Я уже ничего не понимаю вообще.
– Ты уедешь. – Он вскакивает и начинает ходить по крохотной комнатке, едва не задевая меня. – Завтра. Под любым предлогом.
Пячусь от него в угол.
– С какой это стати?
– На Землю. Немедленно. Я напишу твоей матери.
– Вот уж нет, – возмущаюсь я. – Ничего подобного. Я занимаюсь нужным делом, я защищаю Чистых. Ты что, ты против Чистых? Тогда ты, ты…
– Чистые? При чем тут Чистые… не против я них. Я против того, чтобы…
Он останавливается и смотрит на меня в упор.
– Скажи, объясни мне. Вот у тебя и у Чистого один и тот же ген. Почему ради того, чтобы сохранить его жизнь, надо рисковать твоей? Почему твой ген менее ценен? Ведь это же будущее Земли. Ты лишаешь ее будущего. Вот почему бы одному из них самому не пойти в наживки, а?
– Они намного ценнее! – запальчиво возражаю я. – Они уже сейчас приносят пользу миру. Они творят наше общее будущее!
– Общее? Они творят будущее, которое после их смерти так и не наступит, если вас всех, дураков и дурочек, уничтожат!
Я не могу придумать, что ответить, хотя ни капельки не согласна.
– Или почему им, таким продвинутым, – продолжает Кэп, – не отвлечься… хотя бы ненадолго, и не изобрести какой-нибудь более безобидный способ вылавливать тварей?
– Наверное, это очень дорого, – неуверенно отвечаю я.
– Ага! Дорого! Вот именно! Нет ничего дешевле человеческой жизни. Чужой жизни. И это – заметь – на планете, где нельзя убивать, даже защищаясь… Как это вяжется? А я знаю как… Но кто-то не желает, чтобы я знал.
Между прочим, хочется возразить мне, нам отлично платят, хотя дело, конечно, не в этом. Мои мысли путаются. Но одно я знаю точно: он совершенно несправедлив к Чистым! Они вообще не могут делать что-то практическое, к примеру ловить мутантов. Погружаясь в себя, они путешествуют по другим мирам и пространствам…
Но я не знаю, как подобрать слова, и вообще, почему я должна тут оправдываться? Не пойму, он считает меня героем или нет? Почему это я – дура, хотелось бы знать? А он, такой умный, что делает тогда на Доре?
– Тебя из-за этого… сняли? – внезапно догадываюсь я. – Ты был против программы защиты? Против нашей миссии?
Мне кажется или он действительно оценил мою догадливость? Во всяком случае, Дарк-Кэп выглядит еще более раздраженным. Он мотает головой.
– Мне это не нравилось, когда еще все затевалось. Я работаю здесь почти два года, и моей задачей было защищать наших ребят! А теперь их используют, словно их шкура менее ценна. А я выполнял свою работу. Обеспечивал безопасность нашего представительства, потом защищал новую базу. И – да, я открыто выступил против, причем сразу, год назад, когда началась эта ваша… миссия. И меня сразу же отодвинули от нее. В мои обязанности с тех пор входила только безопасность на базе.
– Ну, это логично, – рассудительно замечаю я. – Программа направлена на защиту Чистых, а не землян. Да к тому же ты сразу, как говоришь, был против.
– Слушай, ты, умник великий… – Питер кривится. – Прав я был или нет, но в этой «миссии» со временем стало не все так прозрачно. По крайней мере, за последние полгода кое-что изменилось. Сначала мне вдруг резко ограничили доступ к информации, а четыре месяца назад… как раз после того, как…
Он на время отвлекается от меня, что-то соображая или просчитывая.
Четыре месяца назад его разжаловали в сторожа, понимаю я. Я знаю это точно, потому что помню все, связанное с ним, но ему это знать, конечно, необязательно. Да и тема ему наверняка неприятна: ничего себе, сделал карьеру.
Не отсюда ли и растет его протест? Мне не хочется верить в это. Неужели такой человек, как он, из-за своей личной обиды… неужели он способен отрицать самое-самое важное? Самое лучшее, что есть в моей жизни!
– Как ты вообще можешь быть против? – возмущаюсь я. – Ведь это взаимопомощь! Если каждый будет думать только о себе, то наша Галактика… то…
– Да, да, да, «взаимопомощь», «уникальные гены», «наша Галактика», – передразнивает он. – Все это красивые слова. Ищи, кому выгодно, говорил Шерлок Холмс. Ну да, ты не знаешь, кто это.
– А ты… – задыхаюсь от гнева я, – ты – просто циник! У тебя нет ничего святого. Пойми, наша земная миссия никогда не забудется! Нам будут благодарны все поколения! Все планетные системы, все…
Питер тяжело вздыхает. Он стоит напротив, совсем рядом, и смотрит на меня как на непреодолимую стену тупости – тоскливо и зло.
– Как ты думаешь, почему сегодня погиб этот парень? За полгода это уже пятый случай. Причем последние два – с разницей в три с половиной недели!
– Какой еще пятый?!
Он останавливает жестом мои возражения.
– Не удивляйся, что ты не знаешь. Двое из них – со второй базы, и у нас о них не объявляли. Но у меня там приятель, знаешь ли.
Я стараюсь не показывать виду, но тот самый, липкий ночной страх внезапно оживает, словно холодная змейка скручивается где-то в середине груди.
– Они тоже не соблюдали технику безопасности? – с надеждой спрашиваю я.
– Да все они соблюдали. Первой была девушка со второй базы, у нее якобы случился разрыв сердца после захвата, но сказать можно что угодно. А ты знаешь, что иногда паралитические снаряды не действуют? Это значит, что мутант даже не остановится. Вам это, конечно же, не сообщили.
– Это… это слухи.
Ответ я вижу в его глазах.
– А… почему? Почему не действуют? – не выдерживаю я.
– Пока не знаю. Возможно, вызывают в теле этих тварей привыкание.
– Привыкание? Какое привыкание? Как они могут опять… Их же увозят…
– Куда?
– Не знаю… их заточают. В специальные тюрьмы.
– Где эти тюрьмы?
– Откуда я знаю! – злюсь я. – Потом их все равно отправляют в лагерь на Крезу, где никто не живет.
– Одно время на Крезу летал другой мой знакомый. Потом его уволили без причины. Но он рассказывал мне, что лагерь на Крезе очень маленький, и там…
Кэптэн бросает взгляд на часы:
– Ладно, хватит. Сейчас все равно времени нет, нельзя, чтоб в Управлении знали, что мы общались.
– Энн все равно видела нас.
– Это твоя болтливая подружка?
– Да. Она думает, что… будто у нас роман.
– Ладно. Пускай так и думает. Но общаться будем не здесь. Мне нужно твое расписание, когда и куда ты выходишь на следующую прогулку или захват. В общем доступе его нет.
– Правильно! Это закрытая информация.
– Для кого она закрыта? Разве что для мутантов. Я – не они. Иначе ты бы уже тут не стояла. Просто у меня сейчас нет вообще никакой информации. Никакой.
– Я не обязана тебе отчитываться.
– Послушай, ты! – Он приближается ко мне близко-близко, и мне кажется, он хочет меня задушить. – Мне некогда бороться с твоей упертостью. Мы встретимся и поговорим еще, а пока скажи, где и когда… – Он прерывает себя на угрожающей ноте. – Алекс! – его голос усилием воли смягчается. – Алекс, прошу тебя.
– Меня зовут Оса! – упрямо повторяю я.
– Черта с два! – сквозь зубы цедит Кэп, и, похоже, разозлился он не на шутку. – Не надейся, что я буду звать тебя этой кличкой. Какой идиот это придумал?
Я оскорбленно хмурюсь: такие клички, между прочим, есть только у наживок. Никогда, правда, не задумывалась почему. Наверное, чтобы выделить нас среди остальных – мы ведь особенные. Почему меня назвали именно так, мне тоже не объяснили.
– Ну, говори. Какой у тебя график? – давит Кэп.
– Откуда у нас график? Диспетчер направляет нам время выхода, и…
– Так говори время! – снова теряет терпение Питер.
– Сегодня ночью, – сдаюсь я. – Тридцать второй район, пятая линия. Мы нашли ее вчера, как раз перед тем как…
– Ладно, я понял. Подружкам своим скажешь, что я к тебе пристаю.
– А ты разве не…
– Нет, – отвечает он.
Как-то слишком быстро отвечает.
Мне становится обидно. Все это можно было бы терпеть, если бы он действительно… если бы это был просто предлог. А так – я не понимаю, зачем ему все это надо? И чего он усмехается, может, думает, мне нужны его поцелуи? А кстати… я бы еще раз попробовала. Вот сейчас наклонился бы и… От волнения у меня прерывается дыхание. Но он, оказывается, и не хочет!
– А чего ты тогда пялился постоянно? – Слова вылетают из меня сами, как пробка из бутылки, обида уже несется, не разбирая дороги, и я не могу ее остановить. – Я думала, я тебе нравлюсь!
– Нравишься, нравишься.
Нет, все-таки насмешка в его глазах невыносима!
– Тогда почему ты не подошел ко мне ни разу? Не заговорил?
– Зачем… – вздыхает он.
Я таращусь на него. Ну не начинать же ему объяснять, что человек должен бороться за свое счастье, к тому же у него была – уж я-то знаю – некоторая надежда, что я не стану его сразу отшивать… по крайней мере, дам ему шанс… хоть выслушаю разок…
– …Ну и зачем ты мне сдалась? – продолжает он. – Глупенькое упрямое дите с головой, полной штампов. О чем мне с тобой разговаривать?
Ну точно. Он понял, что я целовалась впервые в жизни. «Дите!» За кого он меня принимает? Он ничего про меня не знает!
– Я была лучшей в своем классе, больше того, в школе! – отчеканиваю я, выпрямляясь. – Я ездила представлять Землю на межпланетные олимпиады! И дважды занимала второе место по…
– Ну и когда и кого в этом мире образование наделило умом? – Он грустно усмехается. – Не говоря уже о совести…
– Ну и как же я тогда тебе нравлюсь? – ехидно замечаю я.
– Это у меня не от головы.
Новый вздох. Нет, он продолжает меня оскорблять, а почему я, собственно, это терплю? Все еще надеюсь, что он меня поцелует? Черта с два, так он выразился?
– А позвал меня сюда зачем? Зачем?
Мне очень хочется реветь.
– Потому что, – он мрачнеет и становится серьезным, – я не допущу, чтобы такой нежный цветочек был брошен в мерзкую пасть. Высажу тебя в оранжерею и накрою колпаком. И все. Больше мне ничего от тебя не надо. Будешь расти и набираться ума.
Он некоторое время молчит.
– Да, кстати, там с тобой был парень, брюнетик, он что-то пищал. Он к тебе клеится?
– Виктор? Да! И, между прочим, он специально перевелся к нам в группу!
Пусть знает – есть люди, которые не считают, что со мной не о чем говорить… правда, не уверена, что Виктор собирается разговаривать.
– Он тебе не поможет. Не защитит.
– Да с чего ты решил, что я в опасности? – выговариваю я наконец ключевую фразу, которая все это время находилась на задворках сознания – ее сильно вытесняла мысль о его губах.
– Да, вот еще… – Он как будто не слышит. – Если они узнают, что мы общаемся, а они узнают, то могут начать тебя прослушивать. Я ведь неблагонадежен. Меня-то не рискнут, я сразу их вычислю. Дай!
Он требовательно тянет к себе мою руку с коммуникатором, заходит в непонятную мне программу и что-то настраивает, склонившись к моей ладони.
– Ну вот, теперь, если кто подключится, услышит один лишь шум.
– Тогда они поймут, что ты что-то сделал…
– Отлично. Вот и посмотрим. Если что-то предпримут, может, и ты поймешь наконец!
Он поднимает голову, в его темно-серых глазах – все еще сосредоточенное беспокойство, и он слишком близко, так близко, что…
Наверное, он чувствует нечто похожее, потому что придвигается ко мне почти вплотную, осторожно берет светлую прядку моих волос, выбившуюся из строгой прически, легко проводит рукой по моей шее, возвратив прядку за ухо. Ох… Потом его губы едва прикасаются к моим – так, словно он лишь чуть-чуть пригубил родниковой воды из источника. Какие интересные сравнения приходят мне на ум даже в такой момент! – а он еще говорит… Додумать фразу не успеваю, потому что его губы, оставив мои, так же едва-едва притрагиваются к уголку моего рта, к щеке, к моему веку, виску, оставляя на коже мурашки от его неровного дыхания. Другая его рука сжимает мою повыше локтя, но потом… Потом Питер отстраняется и довольно долго глядит на меня – невыразимо печально. И мне тоже становится ужасно грустно.
– А это что было – тоже «не от головы»? – весело спрашиваю я.
Я всегда стараюсь веселиться, когда мне тоскливо.
– Вот именно, – подтверждает гадкий Кэп. – Извини, я обещал тебя не трогать. И за прошлый раз тоже… прости. Да и…
Он замолкает, не закончив. А мне почему-то становится плевать на самолюбие, просто очень-очень больно.
– Значит, ты меня не любишь… – говорю я тихо и утвердительно.
Я не выпендриваюсь и не обижаюсь. И мне больше не до притворства.
– Я не могу. Любить. Наживку!
Он произносит это тихо, но словно вколачивая каждое слово в мою голову.
– Не могу. Не могу представлять, как тебя разрывает зубами монстр. Он разрывает при этом меня, ясно? – с яростью произносит он и добавляет уже без надрыва, деловито-бесцветно: –?Все. Иди. Постарайся выйти незаметно. Наври что-нибудь своей подружке. Ночью в городе я найду тебя сам, но ты подыграй, если что, поняла?
Я киваю. Вообще я становлюсь какой-то слишком послушной. И грустной. Никогда еще мне не было так грустно на Доре, как сейчас, когда я бреду домой из его серого блока. Ну ладно, «не от головы», пусть. Но хоть бы поцеловал меня по-человечески, может, немножко и веселее бы стало, после всех этих рассказов о привыкших к паралитическим пулям монстрах, которых нельзя остановить.
И ведь все он, наверное, выдумал. А было же так хорошо! Так чисто, светло, понятно. Все объяснено. Все резонно. Вот умеют же некоторые испортить другому радость… Радость?
Я начинаю вспоминать свою жизнь на Доре. Как мне предложили миссию. Как я тотчас же согласилась. Как вышла на первую «прогулку». Как подружилась с Леди и Энн, как Виктор попросился к нам в группу. Но почему-то больше не испытываю никакой радости при этих воспоминаниях, они кажутся серыми, плоскими, хотя раньше все было иначе.
Иначе ли? Радовалась ли я по-настоящему хоть чему-нибудь, начиная с этой весны? Я прибыла на Дору семь месяцев назад. Четыре месяца, как Питера уволили из Управления. Три месяца, как я стала Осой и мне начали сниться кошмары, эта тварь в деревенском платочке. А Питера не было, ни в коридорах, ни в столовой. И я вдруг понимаю, что самыми лучшими в моей жизни на Доре были те моменты, когда я могла видеть Питера, встречать его в коридоре, ловить его странный взгляд. И ощущать, что я почему-то нужна. Не всей Доре, человечеству и Вселенной, а одному этому вреднющему Кэпу. Не потому ли я все эти пустые месяцы открывала его расписание – чтобы лишний раз убедиться, что он вообще существует, что он здесь, на Доре.
Да ну и ладно – «дите» и «оранжерея». Пускай. Главное, что он теперь снова рядом и не бросает меня, и придет сегодня ночью ко мне на «прогулку». А может, и поцелует меня еще… Буду думать об этом. И не стану сейчас ложиться, не люблю спать днем, до захвата. Высплюсь завтра утром, когда все закончится.
* * *
Мы чувствуем друг друга. Я и тварь. Нет, не совсем так. Она всегда опережает меня и находит первой. Это уже потом я ощущаю ее неудержимую ненависть, можно сказать, вижу, как она тянется ко мне, словно следую за невидимой нитью, пока страх скручивает меня изнутри. Могу проследить с точностью до полуметра, знаю, где стоит эта тварь – у двери, у окна или уже движется мне навстречу.
«Везет, у тебя сверхспособности!» – сказала мне однажды Энн. Я тоже сначала так думала, когда мне впервые открыли, что я, оказывается, не обычный человек, а практически ясновидящая и моя миссия – выискивать врагов.
Как же… выискивать… Да я бы бежала от этой пронзительной ненависти как можно дальше. Мне ее навязывали, меня ею пробивали, а я только и могла, что изо всех сил терпеть и оставаться на месте, готовясь к встрече. Даже при том, что рядом со мной всегда несколько человек с паралитическим оружием, это очень страшно. Однажды в детстве на меня вот так неслась собака. Огромная, с оскаленной пастью, полной слюны, она приближалась ко мне большими скачка?ми. Я тогда забежала за дверь, но она успела прихватить меня за пятку. Психолог, готовивший меня к миссии, помог проработать этот страх. И – о да, собак я теперь не боюсь. Даже если целая стая будет лететь мне навстречу, чтобы разорвать. Потому что нет ничего страшнее, чем оскаленное лицо пожилой женщины в деревенском платочке.
Вот если бы у меня действительно нашлась сверхспособность – дар предвидения там или целительства. Хотя… показывали мне одного на Земле, говорят, целитель. Что-то не заметила радости на его лице. И подумалось: а может, у них то же самое? Может, они тоже не рады тому, что нечто стучится в их голову, не спросясь, и заставляет видеть то, чего видеть не хочется, – чужие беды или опухоль в теле друга?
А первый раз… Это была не «прогулка», меня привели в изолятор, где находился только что пойманный мутант, чтобы я смогла испытать свои ощущения, понять, как это происходит, проверить свои возможности. Мне сказали, что он заключен в одну из камер, и отправили гулять по длинному коридору. Я шла в предвкушении, как сейчас вдруг увижу, почувствую, укажу пальцем. А потом мне под сердце вполз неизъяснимый ужас, и багровая нить протянулась от моего вмиг ослабевшего тела, прямо из солнечного сплетения, в одну из комнат. И только через секунду с другой стороны двери начала биться тварь, пытаясь добраться до меня…
Но я с этим справляюсь. Потому что герой. Это не хвастовство, это единственное, что дает мне силы. Я герой, все в Управлении мной восхищаются, руководство относится с уважением, я спасаю Чистых и будущее мира. И я на самом деле ничем не рискую. Это неприятно, страшно, я не скрываю. Но мне ничего не грозит. Ничего не грозит. Ничего не грозит.
Ночью во время захвата я повторяю себе это чаще. Ночью все по-другому. Днем тварь никогда на тебя не кинется, разве что ты останешься совсем одна где-то на пустыре, как тот несчастный Чистый в лесу. У тварей психология хищного зверя. Какая-то интуиция – или программа – заставляет их таиться и не вылезать днем, но ночь – их время.
Я не знаю, зачем Питер спрашивал у меня место операции. Мне не хочется, чтобы он был здесь, мне неприятно, что он увидит, как тварь ринется на меня. Тем более сейчас со мной надежная команда: моя охрана – старший в группе Плав, Виктор и еще трое постоянных ребят из группы захвата. И все вооружены, даже я. Оружие у нас бесшумное, так что доряне даже не проснутся.
Меня научили стрелять, и в тире я попадаю в одни десятки, но еще ни разу тварь не была остановлена моим выстрелом. Я не то чтобы не успеваю… но словно теряю волю от страха, когда вижу приближающуюся ко мне фигуру, встречаю эти глаза.
Но это нормально. Меня давно «успокоили», что так происходит не только со мной. И на что мог надеяться тот, погибший вчера парень? Еще никому из нас не удалось это преодолеть.
* * *
Мы выходим с подземной парковки в город. Он неплохо освещен, но малолюден, доряне не любят ночного времени. Вокруг – полная тишина.
У нас-то на Земле даже сейчас, ночью, над головой полно огоньков леткоптеров, рассекающих небо. Дорогие машины парят бесшумно и плавно, их хозяева возвращаются из ночных ресторанов. Дешевые рабочие капсулы летят низко и слегка тарахтят.
Но здесь небо над нами закрыто огромным высоким куполом, а все средства передвижения находятся под городом. Подземное пространство Доры прорезают не только ярко освещенные скоростные шоссе, но и широкие туннели с более медленными автомобилями, рассчитанными на несколько десятков человек – подобие древней земной подземки. У нас она давно не используется по назначению, в метро теперь музеи и ресторанчики.
Сеть подземных лифтов соединяет между собой парковки под многоквартирными домами. Выходов с парковок для такого огромного города не слишком-то много, а в самом центре их нет и вовсе, поэтому немалую часть пути доряне проделывают снаружи. По глянцевому полу, заливающему весь пешеходный город, текут подвижные ленты, как ручейки, стремящиеся с разной скоростью по улицам и площадям. Никакого другого транспорта на поверхности нет. Кстати, говорят, что у нас на Земле такие дорожки придумали еще древние фантасты (это те, кто сочинял нам настоящее). Но на Земле их изобретение не прижилось, разве что в огромных выставках-магазинах – из конца в конец. Земляне предпочли подняться в небо и летают, даже если надо просто добраться до соседней улицы. А чего, собственно, не летать, если можно посадить свой леткоптер на крыше любого здания? Если, конечно, найдешь место для парковки.
А здесь летать можно только над куполом, и это междугородние корабли, оснащенные почти как космические, потому что в атмосферу Доры постоянно проникает космическая пыль, куски метеоритов, а большую часть года еще и льют беспрестанные дожди. Из окон беспилотного корабля не видно ни зги. Так что бедняги-доряне даже не представляют, как выглядит открытое небо, и, похоже, не знают, что потеряли.
– Рожденный ползать летать не может, – говорит, с тоской глянув на черный ночной купол, Виктор, словно читает мои мысли.
– Это откуда фразочка? – интересуется Плав.
Виктор пожимает плечами.
– Русская народная поговорка, – не слишком уверенно отвечаю за него я.
Виктор держится рядом со мной, и я очень ему благодарна. Кажется, он хочет взять меня за руку, но я делаю вид, что не замечаю.
Единственный местный, которого встречаем на парковке, – дежурный. Его функции нам неизвестны, знаем только, что дежурные всегда стоят на выходах в город. Этот разглядывает что-то интересное на светящейся ладони; услышав шаги, бросает на нас любопытный взгляд: ну а как, все же земляне, вооружены до зубов – нами здесь интересуются. Мы скрещиваем на груди руки – знак местного приветствия, дорянам нравится эта любезность. Он скрещивает руки в ответ, не гася изображение на ладони, затем снова углубляется в просмотр.
А может, этот взгляд вовсе не любопытный, а настороженный? Трудно сказать точно, когда имеешь дело с дорянами. Между прочим, кожа у них настолько бледная, что мы кажемся им темнолицыми, даже европейцы. Брови, ресницы, губы – все белое, как у привидений. Для меня это несколько неприятно. А в остальном – люди как люди. Ну то есть доряне. Мутанты практически ничем не отличаются от них внешне. На Доре, в отличие от Земли, только одна раса, что не удивительно, так как планета большей частью состоит из океанов и непроходимых лесов, а все население проживает в нескольких огромных городах. Видимо, так сложилось исторически в непростых климатических условиях Доры: людям пришлось собираться вместе, под куполами. Космопорт и Стеклянный дом находятся только здесь, в столице, поэтому мы тут, по большому счету, на страже врат. Так мне объяснили, когда вербовали.
Глаза у дорян интересные, я люблю их тайком разглядывать, больно уж велик диапазон цветов, от светло-желтых до насыщенно-зеленых, встречаются карие и голубые, но совсем иных оттенков, чем у землян, не очень большие, глубоко посаженные, но ярко выделяющиеся на лице, если не закрыты треугольничками век. Роста они почти такого же, как и мы. Зато Чистые на пару голов выше. Хотя я до сих пор не знаю, являются ли Чистые коренными жителями Доры или прибыли сюда с другой планеты.
Мы становимся на первую из полосок, почти сразу перемещаясь с нее на ту, что движется быстрее. Я давно научилась удерживать на них равновесие, это легко. Во время поездки я слежу за картой. Даю группе знак, где сойти. Мы приближаемся к дому, который я нашла вчера, и встаем на перекрестке, чтоб было где развернуться в плотно застроенном жилом квартале. Вокруг ни души. Полукруглое здание занимает огромную площадь, но в нем всего три этажа – купол не позволяет строить высотки. Ни одно окно в доме не светится, впрочем, местные регулируют свои треугольные окна так, чтобы снаружи ничего не было видно. Эти окна сидят глубоко в стене и по форме напоминают мне глаза дорян. Здание незряче таращится на меня, как многоглазое чудище.
Но не все окна в нем слепы. За одним из них ждут – напряженно ждут меня. Именно меня и никого другого.
Я ощущаю ее почти сразу, метров за триста. Даю знак остальным. Она все там же, в той же квартире, за тем же окном. Эти твари почти никогда не покидают своих мест. Интересно, что они делают все это время? И делают ли вообще что-нибудь? Мне никогда этого не узнать, и, пожалуй, оно и к лучшему.
Теперь я существую сразу в трех измерениях. В одном я общаюсь с группой, показываю им направление опасности, бесстрашно улыбаюсь. В другом – покрываюсь липким потом и стараюсь удержать руки, чтобы не дрожали. И одновременно я двигаюсь вместе с тварью. Вот сейчас она одним прикосновением открывает бесшумную дверь на втором этаже, спускается по ленте во внутренний двор, стараясь держаться вдоль стены, а затем быстро пересекает его и на несколько секунд замирает.
Ее пока не видно. Но я знаю, что она вон там – за тем поворотом, теперь она выдвигается из внутреннего двора в сторону улицы, сначала медленными осторожными движениями, как крадущийся хищник, затем начинает ускоряться. Чем она ближе, тем сильнее ее ненависть, тем больнее сдавливает мне голову.
Слава богу, между мною и тварью будет еще приличное расстояние, когда она покажется. Грамотная расстановка группы – залог моего спасения. Делаю новый знак, и ребята рассеиваются вокруг меня на расстояние выстрела, что не так легко сделать на таком пятачке. Твари безразлично, есть ли у меня защитники и что ей угрожает. Если она дождалась меня, если у нее появилась возможность убить меня – она кинется, обязательно кинется. И не отцепится до тех пор, пока… В общем, никакая боль не заставит ее отцепиться, и даже когда жертва будет мертва, тварь продолжит терзать ее тело. Только парализующая пуля может остановить мутанта. И никто не промажет, будьте уверены. Вот только…
Тварь уже близко, а я вдруг вспоминаю слова Питера и внезапно представляю ту, в деревенском платочке. Я знаю: если это она – то мне конец, меня ничто не спасет. Со мной такое впервые: еще секунда – и я повернусь к ней спиной и побегу куда угодно. Но она все равно догонит меня, и…
Я уже готова заорать, крикнуть всем, что надо бежать, спасаться, а потом рвануть отсюда скорее, спрятаться в какую-нибудь щель, забиться туда поглубже…
Но тут появляется зомби, и я понимаю, что это не она, не та. Сейчас это мужчина, он не успевает приблизиться ко мне даже на десять метров, как в него одновременно летят заряды из пяти стволов. Мое оружие бессильно опущено вниз – увы, как обычно. Тварь замирает и валится как бревно на живот. Моя миссия выполнена. Я жива. Все отлично.
Провались ты пропадом, Кэп, со своими кошмарами!
* * *
Не понимаю, что на меня нашло? Как мутант мог оказаться той тварью в платочке? Она давно в тюрьме, далеко отсюда, или уже на Крезе, маленьком и далеком сателлите Доры.
Мы возвращаемся. Мне стыдно за свою реакцию, но, кажется, никто ничего не заметил. Питер так и не появился, ну и не надо. Виктор держит меня за руку – теперь я ему позволяю – и остроумно шутит. Я почти не слышу его, но поощрительно улыбаюсь и иногда смеюсь с остальными. С обездвиженной тварью остался один из парней, мы уже вызвали другую группу, которая ее заберет.
Напряжение не отпускает меня, я прислушиваюсь к своим ощущениям. Ночью мутанты гораздо активнее, некоторые из них могут выйти из логова и оказаться поблизости. Расслабляться опасно, нельзя забывать случай с погибшей девушкой. Так что мы должны как можно скорее добраться до базы.
На этот раз все без приключений. Завтра меня, как обычно, будут чествовать в столовой и поздравлять все, кого ни встречу. Завтра мой день – я герой. И буду отдыхать всю долгую девятидневную дорианскую неделю.
Уже сейчас нас по традиции встречают диспетчеры, которые отслеживали наше передвижение: дежурный руководитель – сегодня это Таниа (очень люблю эту немолодую приятную женщину с короткой стрижкой), несколько сотрудников, работающих ночью. Все пожимают нам руки и поздравляют – мою группу не меньше, чем меня, ведь они тоже герои, уж мне ли не знать. Они в который раз спасли мне жизнь, и этим все сказано.
Мы идем в столовую – нам полагается горячий ужин, или это уже завтрак, неважно. Обычно я здесь не задерживаюсь, ребятам разрешено немного выпить, а я пить не умею и не люблю. Да и аппетита у меня обычно после захватов не бывает. Минут через десять найду предлог и сбегу, как обычно.
Почему все-таки не было Питера, раз он так за меня волнуется? Это только наживкам не позволено выходить без двух вооруженных спутников даже днем. Пока не знала, кто я на самом деле, удивлялась, что меня так долго не выпускали с базы, списывая все на затянувшийся карантин. Обычно он длится на месяц меньше, что тоже немало – доряне плохо переносят земные инфекции.
Остальным ходить в город не возбраняется в любое время, надо только отметиться и записать цель выхода. Был случай, когда один из наших парней влюбился в дорянку и ходил к ней на свидания, а целью выхода так и указывал: «безумная любовь», все очень смеялись. Так что Питер, если бы захотел, мог даже пойти с нами. Ну не официально, конечно, а присоединился бы где-нибудь в городе. А завтра он наверняка дежурит, и я снова его не встречу. А вдруг он опять пропадет надолго и не станет показываться в Управлении?
Тайком я открываю общее расписание дежурств. Пролистывая его, привычно отыскиваю строку «технический выход». И ничего не понимаю: Peter Captain стоит в расписании на прошедший день – так и указано, p.?m. То есть он заступил на дежурство практически сразу после нашего утреннего разговора у него дома, и вот уже пара часов, как закончил. И чего это вдруг ему понадобилось меняться и дежурить два дня подряд?
Виктор предлагает мне пива. Я привычно отказываюсь, но тут… В столовой появляется он – Дарк-Кэп, собственной персоной. От неожиданности я на мгновение замираю. Питер оглядывает всю нашу компанию и, разумеется, видит меня – ну и пусть! Я-то его не вижу и видеть не желаю. Поворачиваюсь к Виктору и с самой очаровательной улыбкой протягиваю ему свою кружку. Еще несколько минут я кокетничаю с Виктором, хихикаю и даже позволяю ему положить руку на спинку моего стула. Когда я украдкой перевожу взгляд, желая насладиться произведенным эффектом, то обнаруживаю, что Дарк-Кэпа в столовой нет.
И, кажется, я не хочу больше пива. Я хочу домой…
* * *
Утром я не иду на завтрак, потому что представляю, как меня чествуют, а мне этого сейчас совершенно не надо. Вместо завтрака сижу на диванчике, закутавшись в одеяло, и реву. Иногда, ничего не видя от слез, протягиваю руку к столику, нащупываю и надкусываю недоеденный со вчерашнего дня бутерброд. Мне очень-очень себя жалко, и в этом есть какое-то горькое удовольствие. Не помню, когда я плакала в последний раз – кажется, еще в школе. Когда слезы чуть утихают, усилием воли вспоминаю что-нибудь – маму, например, или злого Кэпа, или эту тварь в платочке – и всхлипывания вновь переходят в рыдания.
За этим занятием проходит не меньше часа. Настенный коммуникатор периодически освещается, принимая сообщения и звонки звук, – я выключила еще вчера. Наручный коммуникатор тоже вспыхивает и гаснет. Наверное, это Энн, хочет узнать, где я и почему не пришла.
Потом рыдания резко прекращаются, словно кто-то нажимает на кнопку. Я бодро вскакиваю и иду в душ. Настроение улучшается с каждой секундой. И что это было со мной? Вот глупости. Не думала же я действительно проторчать здесь весь день одна?
Энн наверняка собиралась пригласить меня в город. Выход неофициальный, но пока с нами дружат Плав и Виктор, у меня всегда есть двое сопровождающих. А вдруг они ушли без меня? Торопливо включаю звук на наручном коммуникаторе и звоню подруге.
Через пару часов мы уже гуляем в центре. Глаза у меня все еще немного блестят, зато нос совершенно не красный – мама научила меня, как этого избежать: даже когда рыдания в самом разгаре, я не забываю о том, что нельзя тереть лицо. Благодаря загадочному блеску в моих глазах Виктор сочувственно и вопрошающе смотрит на меня каждые две минуты.
Дорианская еда нас совершенно не интересует – кто может в здравом уме это есть? Конечно же мы снова идем в парк развлечений, все наши дороги обычно ведут туда. Тварей я не чувствую, да их и не может быть здесь, среди такого количества народа, днем. И потом, они прячутся в жилых кварталах, а парк занимает не один десяток километров. Это еще одна из причин моей любви к нему.
Наши мнения разделяются: на охоту, куда тянет остальных, сегодня я не хочу. Это, конечно, здорово: заходишь в павильон, тебя экипируют, вручают оружие и отправляют, например, в дорианский лес. Он совсем как настоящий, в нем живые деревья и растения. А можно выбрать побережье моря. Его вода отражает небо без купола, поэтому море кажется густо-фиолетовым. Поверхность у него не гладкая, как на Земле. Из воды, где целыми массивами, а где небольшими холмиками, торчат затопленные горные гряды, все с плоскими вершинами, словно тоже боялись устремиться ввысь, спрятались для надежности под водой и теперь опасливо оттуда выглядывают. Есть и красные пустыни с глубокими ямами-пещерами, в которые можно спуститься, чтобы погулять под землей. Или редкие темно-зеленые равнины вблизи городов, на которых пасется забавный, на наш земной взгляд, скот. Круглые, как шары, барашки с небольшими крыльями, подскакивая, перепрыгивают друг через друга. Барашков, если они застывают на месте, легко перепутать с другими цветными шарами, которые на самом деле оказываются тесными переплетениями веток – низкими дорианскими кустами. В их липкой сердцевине – гнезда небольших зверьков, очень похожих на кротов и роющих подземные туннели не хуже них.
Правда, долго любоваться и разглядывать пейзажи не получится – из-за каждого дерева и холма на тебя будут выскакивать дорианские хищники. Они потрясающие, хотя и не очень крупные. Никакое описание не сможет передать красоту и мощь темно-синего животного с огромными белоснежными зубами или скорость грациозно-гибких красных зверьков, которые могут спрыгнуть на тебя с ветки. Даже из воды может вылезти нечто одновременно восхитительное и ужасное, напоминающее дракона с рыбьей головой.
Животные, конечно же, цифровые, никто не стал бы заточать здесь настоящих, это по дорианским понятиям безнравственно. И даже в цифровых стреляют якобы из паралитических пистолетов: никакой крови, никаких убийств, даже воображаемых, – здесь больше всего боятся развить в детях склонность к насилию. Собственно, и охотой это называем только мы. Доряне произносят другое слово: «прогулка»… Что-то мне это напоминает.
Если ты не успеваешь отреагировать и выстрелить, за тебя это сделает возникающий из-за холма «защитник», но до этого ты в полной мере сможешь насладиться видом летящего на тебя существа с вытаращенными глазами и слюнявой клыкастой пастью. Только если накануне на тебя не летела другая туша с раскрытым слюнявым ртом. Так что на сегодня меня увольте.
Зато я хочу на скоростной аттракцион и, конечно же, в космопутешествие.
– Может, на исторический? – предлагает Леди в поисках компромисса. – Там мы еще ни разу не были.
– Скукотища, – зевает Плав. – Я ходил однажды, как только прилетел. Сделано классно, но какой смысл в чужой истории? Одни доряне побивают других сначала копьями, а потом чем-то вроде химического оружия, а потом исправляются и становятся паиньками. Везде одно и то же. Да еще что-то там про Прилусту, вроде как там почти те же доряне, родственники они, что ли. Я на земной-то истории всегда спал.
– Прилуста? – настораживаюсь я. – Говорят, что Чистые прилетели с Прилусты, вроде бы спасаясь оттуда. Там что-то об этом сказано?
– Чего-то наверняка сказано, – усмехается Плав, – но по-дориански.
Я мысленно киваю: наших знаний языка для серьезного экскурса в историю явно недостаточно. А жаль. Хотела бы я поговорить об этом с кем-то из местных. Общаются они с нами вроде бы с удовольствием, как с желанными гостями, вот только дальше обычных приветствий разговор никогда не заходит, отчасти, конечно, из-за языка, а отчасти потому, что местные обыватели, кажется, воспринимают нас как полезных, смышленых, но не слишком развитых гуманоидов.
– Так что будем делать? – нетерпеливо спрашивает Леди.
Плав вздыхает, с сожалением оглядываясь на охотничий павильон.
– Ладно, пошли на скоростной.
– Идите на охоту, – предлагаю я. – Здесь нет никаких тварей в радиусе пятидесяти километров, ручаюсь.
Все переглядываются. Инструкцией категорически запрещается оставлять наживку хотя бы без двух защитников.
– Я буду с тобой, – тотчас же говорит Виктор и, похоже, его не слишком расстраивает перспектива сегодня не поохотиться.
– Вот и отлично! – радуюсь я. – Тебя мне вполне хватит. Тогда мы – на американские горки!
Плав якобы неохотно кивает. Расходимся, довольные друг другом, хотя Плава, кажется, мучает совесть – настолько, что он даже не поправляет нас как обычно. Мы с Виктором смеемся: только мы вдвоем называем этот старый земной аттракцион «американским», остальные уверены, что горки как раз «русские».
Однако они дорианские и совсем другие. Кабинки перемещаются, словно по воздуху, без видимого механизма, но по определенному спиралевидному маршруту вокруг всего парка, при этом ямы, резкие подъемы и повороты здесь тоже гарантированы. Поэтому дорян тут обычно нет, разве что не остепенившиеся подростки. Виктор сияет: следующие полчаса мы будем сидеть, тесно прижавшись друг к другу, и с огромной скоростью пролетать под самым куполом города, как будто нас носит ветром. В дневное время, если нет постоянно льющего дождя, как сейчас, а небо прозрачно, можно даже увидеть, как мелкие осколки метеоритов врезаются в купол.
Выходим с аттракциона. Пошатываясь, повисаю на Викторе, чтобы удержаться на ногах. Интересно, если бы сейчас появился мутант, Виктор бы в него попал? Немного придя в себя, двигаемся в сторону охотничьего павильона и плюхаемся на мягкую скамейку в ожидании наших. Виктор начинает рассказывать одну из своих баек – мне кажется, он сам их сочиняет, и у него здорово получается. Наверное, он мог бы стать писателем, а вместо этого таскается здесь с паралитическим пистолетом. Так что он тоже, без сомнений, герой.
На соседних скамейках восседают, покачиваясь, дорианские мамаши. Собственно, мы сейчас на детской площадке, если можно так назвать нечто напоминающее космодром. Вон там, левее, дошколята – катаются, как на пони, на маленьких толстых зверьках с широкими спинами и короткими лапами. А прямо перед нами на небольшой высоте кружатся и сталкиваются прозрачные шарики-капсулы с белобровыми разноглазыми малышами не старше четырех. Столкновения мягкие и безопасные – шарики, встретившись, отлетают друг от друга, малыши хохочут. Похоже, эта высота – предельная для дорян, потому что, повзрослев, они и на нее-то не поднимаются.
На космопутешествиях мы вообще были в прошлый раз одни. Сюда ходят только туристы да группы местных школьников, проходящих устройство Вселенной. А аттракцион потрясающий. Частично он расположен под землей, хотя основу составляет, я так понимаю, интерактив. Но при этом – ощущение полнейшей реальности! Капсула, в которой ты сидишь, настолько прозрачна, что кажется, будто она растворилась в межпланетном пространстве. И ты летишь. Летишь от Доры к другим планетам галактики, можно и за ее пределы, зависит лишь от времени и цены билета, с любой скоростью. Капсула облетает планеты и звезды, показывая их так близко, как ты захочешь. Можно зависнуть над одной из них и прослушать экскурсионную программу, но, как верно говорит Плав, для нас это бесполезно. Дорианский я учила с семнадцати, но понимать сложную речь в таком темпе так и не научилась. Автопереводчики тут не подходят, в дорианском слишком много нюансов, и автоматический перевод искажает смысл – только запутаешься.
В прошлый поход мы гуляли по этой планетарной системе, где на довольно далеком расстоянии вокруг своего большого, но ленивого светила вертятся Дора с Прилустой. В другой раз мне интересно было бы «долететь» до нашей Земли и попробовать понять, что о ней говорят местные.
Одна из дорианских мамаш, забеспокоившись, спешит мимо нас к ребенку. Я с интересом разглядываю ее. Все-таки забавные у них представления о красоте: чем белее, тем красивее. Молодая женщина напоминает снежную королеву: на лице у нее нарисована, нет, даже налеплена, настоящая изморозь, длинные белые пушистые ресницы явно искусственные. Надо спросить у Леди, где можно прикола ради купить подобную тушь, пошлю своей подружке на Землю. Я-то косметикой вовсе не пользуюсь, по-моему, это смешно, и дорянки – лишнее тому подтверждение. Интересно, как относится к этому Кэп. Никогда не видела рядом с ним ни одной девушки.
Виктор неожиданно умолкает, я поворачиваюсь к нему, испугавшись, что он обиделся, – я ведь совсем не слушаю. Но он смотрит за мое плечо расширенными глазами. Я поворачиваю голову и тоже вижу его.
* * *
Это Чистый. Впервые встречаю его в реальности. Он стоит в самом центре детской площадки, а вокруг, сшибая друг друга и ударяясь об него, летают малыши. Хоть это и ощущается, наверное, не больнее, чем удар подушкой, но все-таки неприятно, удивительно, что он совершенно не реагирует, даже не пытается уклониться. Высокий, вытянутый, с длинными серыми – я думала, они серебристые – волосами, он стоит в самом эпицентре «побоища», и шары отталкиваются от его головы как от чего-то неодушевленного, она только смещается под ударами вправо-влево, как боксерская груша. Это было бы смешно, если бы не выглядело так странно.
Почему-то я сразу понимаю, что он здесь именно из-за детей. Хочется сказать «ради детей», но боюсь, это неправда.
– Что он делает? – тихо спрашивает Виктор. – Воздействует на них? Умиротворяет? Воспитывает, что ли, мысленно?
– По-моему, он их… осмысляет, – неожиданно нахожу нужное слово я.
Не просто «изучает», а проникается смыслом, проецирует этот смысл куда-то в будущее, возможно. Подумав так, начинаю собой гордиться. А Питер считает меня дурочкой! Надо запомнить фразу и выдать ему при встрече… если она еще будет, встреча-то.
Настроение у меня портится. Я смотрю на Чистого, и во мне поднимается раздражение. У меня, между прочим, такой же редкий ген, и тварь распознает меня мгновенно. Однако Чистому нет до меня никакого дела. Он не чувствует во мне родной души. Его не волнует, что меня мучают по ночам кошмары, что я вместо него встречаю мутантов, летящих на меня, чтобы разорвать. Он просто гуляет, видите ли, в парке, не желая прятаться в Стеклянном доме. И как бы еще нам не пришлось его провожать – впрочем, попробуй ему навяжись… Не ходить же за ним, куда он – туда и мы.
– Надо вызвать группу? – вторит моим мыслям Виктор. – Если что, его некому защитить.
– А мы? – слышится голос Плава.
Они только что подошли и тоже уставились на Чистого.
– Мы здесь ради Осы, – возражает Виктор.
– А Оса – ради него, – тихо говорю я, и все молча смотрят на меня.
Только ради таких моментов и стоит терпеть ночной страх, но Дарк-Кэп умудрился испортить мне и это скромное удовольствие, поэтому сейчас я лишь морщусь под их уважительными взглядами.
– Ой, да хватит вам! – Леди приходит в себя первая. – В городе они никогда не бывают одни, наверняка сейчас вокруг них куча охраны. Да вон же, смотрите!
Действительно, поодаль располагаются двое дорян в форме охранников. Но они, в отличие от меня, не узнают о приближении твари. Интересно, а сам этот Чистый, почувствовав тварь, даст кому-нибудь знак или продолжит свои наблюдения, пока его не сожрут? Не удивлюсь, если второе.
Внезапно я испытываю настоящий кураж. Или как это еще назвать, когда ты вдруг понимаешь, что сделаешь сейчас нечто из ряда вон выходящее и никто тебя не остановит? Тем более что капсулы с доряшатами уже приземлились, а следующий залет минут через десять. Я вскакиваю со скамейки и решительно направляюсь к Чистому, встаю прямо напротив него, заглядываю ему в глаза. Голова у меня значительно ниже, но не заметить-то меня никак нельзя!
Но он не замечает.
Кстати, «чистые» они, очевидно, только в душе. В Стеклянном доме за ними ухаживают, бреют, одевают и обувают. Доряне очень трепетно относятся к антуражу. Но этот, видать, давно не был в Стеклянном доме. Одежда, похожая на монашеский балахон, если и была когда-то белой, то недолго. Пояс он, видимо, потерял, поэтому подпоясался тонкой гибкой веткой от желтого дерева. А в начинающей отрастать серой, как и волосы, бороде застряли несколько крошечных лепестков – наверное, прицепились, когда он подбирал с земли эту ветвь. Допустить, чтобы кто-то сломал у дерева ветку, здесь невозможно.
Поскольку он не обращает на меня никакого внимания, я могу рассматривать его без всякого стеснения. Даром что вокруг уже собрался народ: невиданное зрелище для дорян – кто-то пристает к Чистому!
До моего поступка все взрослые посетители вежливо его обходили, делая приветственные благоговейные знаки, на которые он обращал внимания не больше, чем сейчас на меня. Его охрана теперь тоже приблизилась, на лицах у всех написано любопытство и недоумение. Но мне плевать! Я знаю, что такое страх, и уж это точно не то, что я испытываю сейчас.
Лицо у него, в отличие от обычных дорян, длинное и продолговатое, хотя такое же белое, как и у всех. Поэтому он еще больше, чем они, напоминает привидение. Длинные бледные кисти рук сложены на груди в замочек, но вывернуты ладонями наружу – то ли в знак отторжения, то ли, наоборот, открытости и беззащитности. Темно-бутылочного, почти черного цвета глаза посажены глубоко, они огромные для землянина, но, скорее, средние при его размере головы.
– Здравствуйте, – произношу я по-дориански очень громко, словно имею дело с глухим, и делаю приветственный жест.
Пока я раздумываю, не стоит ли дернуть его за рукав, Чистый переводит на меня взгляд. Тут у меня возникает первая сложность. Я и не такие взгляды могу выдерживать, благо есть опыт с Дарк-Кэпом, но тут чуть было не смущаюсь. И нет, дело не в напыщенной галиматье, что он якобы видит меня насквозь и знает все мои грехи – с чего бы это? И даже не в том благоговении, которое я всегда к ним, к Чистым, испытывала, иначе стала бы я ради них… Просто для меня становится очевидным, что я отвлекла «человека» от важного дела. Вот, как если бы кто-то нес тяжелый предмет, но пришлось положить его в паре шагов от цели, а потом-то – опять поднимать…
Голова Чистого только что была занята чем-то сложным, иным, а теперь он видит препятствие, но не знает, откуда оно возникло и что с ним делать. Его взгляд пытается поймать меня в фокус и навести на меня резкость. Кажется, ему это наконец удается.
– Мы прибыли сюда с Земли, – говорю я гордо и четко.
Он смотрит.
– Это такая планета. И у нас нет никакой крыши, – я показываю наверх. – И мы видим свое небо! И звезды. И солнце.
Он молчит.
Кураж мой начинает иссякать. Не знаю, возможно ли чувствовать себя большей идиоткой, чем я сейчас. Я уже готова пробормотать извинения, но тут краем глаза замечаю, что рядом стоит вся моя группа и… Питер. Он тоже здесь, смотрит на меня насмешливо; еще чуть-чуть, и покажет мне на мозги.
– Да, нет крыши! – в отчаянии повторяю я почти враждебно.
А Чистый вдруг отвечает. Голос у него оказывается шелестящим, серым, как его волосы.
– Ее снесло? – спрашивает он.
Я таращусь на него. Слышу чей-то смех; не оборачиваясь, понимаю, что это может быть только Виктор. Но Чистый не шутит, он ждет ответа.
– Нет, – бормочу я, – ее не было. Никогда.
Виктор хрюкает.
– Мы прилетели сюда, чтобы вас защитить. Мы, земляне, спасаем вас! – провозглашаю я, но голос мой будто протух.
Теперь его фокус наведен точно на меня. Меня тоже сейчас осмысляют, и мне не кажется это слишком приятным. Однако надо продолжать, потому что если я замолчу, придется тут же спасаться от этого позора бегством.
– Конечно, нам за это платят, то есть можно сказать, что это доряне вас защищают, но мы, между прочим, тоже… мы рискуем жизнью. Вы хоть знаете об этом?
Почему-то я говорю «мы», хотя жизнью рискуют только такие, как я.
Но нет смысла вдаваться в подробности. Осмысление, похоже, закончено, и информация о землянах заняла нужную ячейку в его работе над будущим мира, если я вообще правильно понимаю то, что он делает. Что-то подозрительно быстро. Неужели мы такие неинтересные? Или это просто побочное исследование? Надеюсь, он понимает, что я – не самое лучшее, что у нас есть, иначе земную цивилизацию ждет плачевный исход.
На лице у Чистого появляется подобие улыбки – губы его при этом пребывают почти в неподвижности, но мимика щек позволяет подозревать именно эту эмоцию.
– Спасибо, – произносит он.
Мне не слышится в этом никакой искренней благодарности. Вроде как «спасибо за внимание, вы свободны». Но почему Виктор давится и кашляет позади меня, словно поперхнулся? И тут я осознаю: Чистый поблагодарил меня на идеальном русском.
– Вы понимаете по-русски?!
– Не понимаю, – шелестит он, – понимать – это слишком долго. Пока я только знаю все ваши слова.
Но я не вижу на его шее автопереводчика, а руки у него не светятся, они так же сложены на груди, и, похоже, у него нет никакого коммуникатора. Да и вообще, откуда ему знать, какой из земных языков – мой родной? Однако сейчас надо спросить главное, раз уж со мной говорят.
– Вы не боитесь… – я невольно сама перехожу на русский, – не боитесь этих тварей… то есть мутантов?
– Они не живые, – следует ответ. – Я их не понимаю и не вижу.
– Неживое не движется! – возражаю я. – Вот, например, звери…
– У живого есть душа. У этих она погибла, а движется только тело.
– А, знаю, зомби и так далее. А я… я все равно… мне страшно, когда они приближаются. Они ненавидят меня… вас… Разве вы не знаете? Не чувствуете?
– Ненавидеть способно только живое, – возражает он мне по-прежнему на чистейшем русском. – А их больше нет. Они виноваты не больше, чем камень или гроза. Ты боишься грозы или камня? Ненавидишь их? Они тоже приближаются и могут тебя убить. Мы не можем думать об этом, иначе нам некогда будет учиться понимать живое.
Глупости, думаю я. Конечно, они ненавидят. Иначе что я тогда ощущаю?
– Но я… я же чувствую! Я их слышу! Они…
– Зеркало тоже смотрит, – непонятно отвечает Чистый.
На его лице снова появляется подобие улыбки, и я понимаю, что разговор закончен. Он не двигается с места, не делает никакого знака, но фокус его глаз больше не направлен на меня, его взгляд ушел.
Я пячусь назад, врезаюсь в Виктора, который стоит ближе всех, готовый меня защитить. Он берет меня за руку и решительно отводит подальше. Все расходятся: представление закончено. Глупая земная девчонка помешала Чистому в его сложном великом деле, требуя от него благодарности, и он даже снизошел до разговора с ней, практически объяснив, что в ее услугах вовсе и не нуждается. И вообще, извините, сильно занят.
Красная, я стою чуть в стороне от своих, не прислушиваясь к обсуждению. На Питера не гляжу, но уверена, что он нарочно не сводит с меня глаз – никакого такта! Кажется, они решают, надо ли им сопровождать Чистого или его охрана справится сама. Хотя, казалось бы, решать это надо мне, дело ведь не в охране, а в том, почувствую ли я приближение твари. А мне сейчас вовсе не хочется его защищать! Раз ему не страшно, пускай себе пребывает в астрале. У меня, между прочим, выходной.
Но ведь он же не виноват, с укором говорю себе я. Он просто не способен заниматься такими делами, защищать себя, думать о безопасности. Именно поэтому мы и здесь. И наша миссия от этого еще более героическая – ведь спасать того, кто даже не сможет этого оценить, кто тебе… гм… не очень-то теперь и приятен, – это высшая степень добра и жертвы! Наверное, на моем лице что-то отражается, потому что я встречаю взгляд Питера и вспыхиваю еще больше. Он смотрит на меня все с тем же насмешливым прищуром.
– Что? – грубо рявкаю я.
– Выражение оскорбленного достоинства мне нравилось больше.
– Больше чего?
Питер подходит ко мне вплотную и шепчет на ухо:
– Больше просветленного лика идиотки.
И хотя мне ужасно хочется сейчас ударить его, но, когда он так близко от меня и я чувствую его дыхание, поцеловать его мне хочется, увы, гораздо сильнее.
* * *
– И, кстати, крышу над этим городом и правда пару раз за историю сносило – это была природная катастрофа, – рассудительно говорит Леди. – А почему ты смеялся?
– О чем вообще речь-то была? – любопытствует Плав.
Я только сейчас соображаю, что, кроме Виктора и, возможно, Питера, полностью наш разговор никто не понял. Виктор довольно точно пересказывает нашу беседу остальным, но, похоже, перевод ничего не проясняет.
Плав уже связался с Управлением, и нам разрешили Чистого не сопровождать. За охрану нам не платят, для этого есть доряне, а наша миссия состоит в поиске и обезвреживании тварей. Возражать я не стала, героические мысли сегодня с трудом удерживаются во мне.
Хотя я немного тревожусь. Неужели он и впрямь не чувствует приближения тварей? Получается, тут у меня явное перед Чистыми преимущество. Понятно, почему они раньше гибли в таких количествах. Мне сразу становится жаль «своего» Чистого, но ходить за ним по всему городу в свой выходной и наблюдать, как он часами стоит, осмысляя реальность… Короче, альтруизм альтруизмом, но сейчас ему явно ничего не угрожает.
Мы идем к выходу из парка пешком, не становясь на дорожку. Все уже забыли о происшествии и теперь с восторгом обсуждают охотничий аттракцион.
– Этот парк примиряет меня с Дорой, – заявляет Леди. – Если бы не он, решила бы, что Дора безвозвратно отстала от всех планет.
Я хмурюсь. Примиряет он ее, видишь ли! Иногда Леди и ее манера говорить меня раздражают. Кстати, Леди – ее настоящее имя, так ее назвал сентиментальный отец.
– Ничего не отстала! – горячо возражаю я, и плевать, что слушает Кэп. – Она… она все это освоила, но отказалась от… она просто двигается в другом направлении! У них есть Чистые… и это уже о многом…
Ну что это такое – я не могу связать двух слов, не умею объяснять свои мысли. Бросаю вызывающий взгляд на Питера, однако сейчас он не усмехается, вид у него скорее задумчивый.
Леди пожимает плечами:
– Н-да? Если честно, не понимаю, какая охота перебираться из одной провинции в такую же, только на другой планете?
Так. Это камушек в мой огород. Не знаю, чего она на меня взъелась? Или это просто ее манера общаться?
– А сама-то ты что здесь забыла? – вступается за меня Энн.
– Сто раз тебе говорила: у меня практика. Куда направили, туда и полетела. Потом найду что-нибудь поинтересней.
– И кто тут у нас из провинции? – спрашивает вредный Дарк-Кэп, хотя, я уверена, отлично помнит мое досье.
– Я, – резко отвечаю я. – Но я выбирала себе работу… я не по принципу, где больше роботов и комфорта, и вообще здесь – не ради денег или карьеры!
– А ради чего тогда? – искренне удивляется Виктор.
Я молчу. Мне всегда казалось, что каждый тут ради одной возвышенной цели. Ну, не только, конечно, но в главном… Однако, похоже, остальные находят это смешным.
– Бывает, просто хочется, чтобы все отстали, – вздыхает Энн. – Вырваться из дома, даже если он и не в провинции.
Я прикусываю губу: моя подруга, как всегда, наивно-правдива… неужели она искреннее меня?
– А бывает, кому-то просто хочется замуж, – ехидничает Леди, и теперь это уже камушек в огород Энн.
– Не суди по себе, – смеется та.
Но она явно не видит в словах Леди ничего обидного. Может, я напрасно так реагирую?
Мы уже почти у выхода, когда Питер придерживает меня за локоть.
– Надо поговорить, – просто сообщает он мне.
– Извини, у меня свидание, – тотчас выдаю ему домашнюю заготовку.
А я-то думала, она уже не пригодится. Оглядываюсь, нахожу Виктора и демонстративно беру его под руку.
– Можете пойти вместе, – не моргнув глазом, предлагает Питер.
Сердце у меня опускается: он не ревнует.
Мы останавливаемся. Другие тоже притормаживают.
– У меня есть планы на девушку, – Питер обращается к Плаву. – Я ее провожу потом.
Энн переглядывается с Леди. Она всю дорогу пыталась меня расспросить, что там у нас с Кэпом и куда он увел меня тогда из столовой, но я не дала ей ни единого шанса сделать это наедине, а чувства Виктора она решила-таки пощадить. Тактичная Энн – это, конечно, нонсенс, но она настоящий друг и не хочет мне навредить. Кроме того, ей не до меня: у нее свои виды на такого мужественного, симпатичного, хотя и простоватого Плава.
Теперь обе девушки сочувственно смотрят на Виктора.
– Нужны два охранника, – сурово сводит брови Плав, словно и не бросал меня посреди парка пару часов назад.
– Вот он идет с нами, – спокойно продолжает Питер. – Алекс, помнишь, мы же договаривались, что обедаем вместе в городе.
– Да, я совсем забыла, – нехотя подтверждаю я.
– Обедаете? – изумляется Энн.
Не знаю, зачем мне это надо… теперь. У Энн и Леди глаза лезут на лоб от удивления. Если это свидание, то зачем нам Виктор? Плаву-то все равно: инструкция соблюдена.
Втроем мы отделяемся от компании и углубляемся в правую, наиболее заросшую часть парка – там растут как раз такие деревья, под которыми, должно быть, шарил Чистый в поисках нового пояса. Считается, что они выделяют особые вещества, успокаивающие нервную систему. Поверхность земли здесь не застелена покрытием, на лужайках между деревьями растет темная губчатая трава, на которой лежат, отдыхая, доряне – прямо как на пляже. На них сыплются те самые крохотные лепестки, доряне собирают их и жуют – я пробовала, редкостная гадость.
Кэп садится на траву, я стою в нерешительности. Его выжидающий взгляд становится раздраженным, и я плюхаюсь рядом. Трава теплая и приятная, так и тянет тоже на ней развалиться. Виктор продолжает стоять, но Питера это не слишком интересует, он не обращает на Виктора никакого внимания. Ситуация двусмысленная и непонятная. Возможно, Питер все-таки немного ревнует, но скрывает свои чувства?
Однако судьба решила доконать меня окончательно. Питер оборачивается, вскакивает и машет кому-то рукой. Через секунду к нам подходит еще один человек. Землянка. Она молода, привлекательна, и на ней отлично сидит униформа.
– Знакомьтесь, – представляет Питер по-русски, – это Хелен.
* * *
Похоже, я сглазила насчет девушек Кэпа. Никогда ее раньше не видела – наверное, она со второй базы. А может, новенькая, надо спросить у Леди, которая знает всех.
– А это так называемая Оса, – продолжает знакомить Питер.
– Меня зовут Алекс!
– Да что ты? – усмехается Кэп.
– Минутку. Я не понимаю. Что здесь происходит? – наконец взрывается Виктор.
– Нам надо поговорить, – спокойно объясняет Питер. – Без тебя мы нарушили бы инструкцию. Не мог бы ты подождать… ну хотя бы вон там. Прости, это личный разговор, касается только нас и Алекс. Но ты согласился сопровождать, и теперь тебе придется…
– А сразу она подойти не могла? – интересуюсь я.
– Не могла, – отрезает Кэп без лишних объяснений и поворачивается к Виктору:
– Так ты подождешь?
Виктор смотрит на меня, ожидая разъяснений. Можно, конечно, встать и уйти, прямо сейчас. Собственно, именно это и следует сделать. Вместо свидания он притащил ко мне другую женщину – для чего? Унизить, растоптать меня окончательно?
Но мне надо узнать, кто она, – это раз. А два, если я демонстративно уйду сейчас, Кэп сразу поймет, что я страшно ревную. Этого я допустить не могу.
– Нам правда надо поговорить, – извинительно говорю я Виктору. – Ты можешь еще догнать наших. Никто не заметит, что со мной не двое.
Это правда: за правилами строже следят, когда выпускают.
– Я подожду, – твердо заявляет Виктор и отходит, занимая наблюдательную позицию.
Питер усмехается, плюхается обратно на землю и, похоже, тут же забывает про него. Хелен тоже садится, гораздо ближе к Питеру, чем ко мне.
– Я не стал называть при нем полное имя, – негромко говорит Питер. – Фамилия Хелен – Вульчик.
Фамилия кажется мне знакомой, но я не помню почему.
– Хелен здесь ради тебя, – продолжает Питер. – Я попросил ее поговорить с тобой. Но никто не должен об этом знать, она сильно рискует, так что предупреди своего… гм… Виктора. Наври ему что-нибудь.
Исподлобья рассматриваю эту особу. Она явно постарше меня, но на несколько лет моложе, чем Кэп. Красивые темные волосы до плеч вьются крупными локонами, придавая ей серьезный и милый вид. Сегодня мои волосы тоже распущены – я ведь не на задании. Они у меня длинные, светлые и пушистые, но почти не вьются, только чуть-чуть на висках.
У девушки умные серые глаза, длинные ресницы, и вообще, она очень… очень привлекательна. Косметикой она, кажется, пользуется, но делает это так грамотно, что все выглядит естественным продолжением природной красоты. Хелен, несомненно, девушка со вкусом.
Уже ненавижу ее всем сердцем. И почему-то мне кажется, что она тоже не готова меня полюбить. Вообще-то она выглядит сильно подавленной, в ее потухших глазах давно не гостила радость, и это делает их с Кэпом странно похожими. Может, он ее брат, с надеждой думаю я. Хотя – фамилия… Подождите… брат? Сердце у меня падает.
– Вульчик… Гжешек Вульчик – это, это…
– Да, я его сестра, – коротко отвечает Хелен и прикусывает губу. Глаза у нее блестят, но она не плачет.
Я молчу, потрясенная. Гжешек – это тот самый парень с нашей базы, который погиб несколько недель назад. Наживка. Надо выразить соболезнования, но слова застревают у меня в горле, я не знаю, как это делается.
Хелен почему-то считает нужным дать пояснения.
– Я уже не застала его. Я опоздала, – произносит она вслух, но как будто для одной себя. – Уже собиралась вылетать, когда нам сообщили… Он… не хотел, чтобы я приезжала.
Она говорит о том, что ее постоянно мучает, понимаю я, испытывая непреодолимое желание сбежать отсюда, не слышать ничего этого никогда. Хелен бросает печальный взгляд на Кэпа.
– И ты… ты тоже не хотел, да? – тихо спрашивает Хелен, и сердце у меня сжимает тоской.
Тот выглядит мрачнее, чем небо над Дорой, а еще отчего-то виноватым.
– Хелен, – мучительно выдавливает Питер. – Давай не сейчас…
– Да, прости, – Хелен начинает разглядывать свои ногти.
Он поворачивается ко мне, очевидно, вспоминая, зачем я здесь.
– Давайте к делу. Помнится, ты хвасталась, что хорошо училась в школе. С математикой у тебя все в порядке?
Несколько секунд я моргаю, не понимая, что ему надо. В его глазах появляется знакомая насмешка.
– Считать, говорю, умеешь?
– Конечно! – выпаливаю я. – Квантовая математика – мой любимый предмет, и…
– Тогда вот тебе задачка. На сообразительность. Ты ходишь в наживках месяца три, не больше?
– Ну да.
– И скольких тварей обезвредили с твоим участием?
– Пятнадцать! У меня все выходы были результативными.
Я даже не скрываю гордости. Наконец-то он оценит меня по заслугам! Ну да, в дорианском месяце пять длинных недель. Пятнадцать раз я выходила ночью, испытывая смертельный страх, и стояла, не убегала, ждала… Но, кажется, это его не волнует.
– А сколько наживок только на нашей базе? Хотя бы тех, что ты знаешь, – продолжает допрос он.
– А это разве не секретная инф… – натыкаюсь на его взгляд и послушно отвечаю:
– Думаю, на обеих базах человек двадцать пять… Но кто-то в отпуске, кто-то еще готовится. У нас в работе около девяти. По одному на каждый день недели, ну, иногда график сдвигается, и…
– Хелен, а у вас? – перебивает он.
– У нас так же, – говорит Хелен. – И каждую или почти каждую ночь захват.
– Отлично. Восемнадцать человек за три месяца обезвреживают и изолируют где-то около трехсот монстров.
– Двести семьдесят, – корректирую я.
– Не важно. И это каждые три месяца. В течение года, пока действует программа защиты, это уже больше тысячи. И что, их количество убавляется?
– Да нет… почти каждую «прогулку» кого-то находят. Вот я…
– Странно, не правда ли? – подает голос Хелен. – Все проникают и проникают в город. И не заканчиваются.
А голос у нее тоже красивый, низкий, грудной. Теперь понятно, какие женщины нравятся Кэпу. Кстати, эти успокоительные деревья в парке, похоже, действуют только на местных.
Тем временем оба выжидательно глядят на меня. Я честно пытаюсь понять, что они хотят донести.
– То есть вы считаете, в космопортах кто-то им помогает? Но как?
– При чем здесь космопорты? – пожимает плечами Питер. – Если бы их можно было выявить на таможнях, ваша миссия не пригодилась бы. Невозможно устраивать охоту с наживками среди такого количества народа. Твари выглядят как обычные люди и ведут себя соответствующе.
Я и без них это отлично знаю, чего это я? Досадливо морщусь.
– Ну и что тогда – земляне виноваты, что они не заканчиваются? – с вызовом спрашиваю я.
– Подожди, – говорит Питер. – Подойдем с другой стороны. Как ты думаешь, эти нехорошие дяди, которые хотят истребить Чистых и базируются на Прилусте, как быстро они могут подготовить подобных тварей? Может, растят их с детства? Или потом что-то делают… Ты можешь представить себе конвейер, плодящий по сотне тварей в месяц?
– Ну, не знаю… все может быть! – сопротивляюсь я.
– Ладно, пусть. Скажи тогда другое. Сколько Чистых погубили мутанты за последние несколько месяцев?
– Не помню… – я растеряна. – Кажется, одного.
– Вот как, одного? И где это было? Почему его не спасли?
– Но это было в лесу! Мы же не можем прочесывать лес… Чистый оказался один в лесу, и…
– Хорошо, понятно. А выездные бригады? Ну, те, что отправляются в другие города Доры? Еще в мою бытность в должности я слышал, там гибли Чистые, но мы направляли людей и вылавливали много тварей. Что ты про это знаешь?
– Выездные? – теряюсь я. – Ничего… то есть мы не выезжаем никуда. И я не помню, чтобы кто-то… может быть, это теперь бывает редко… особыми рейдами…
– А Чистые там сейчас гибнут?
Я пожимаю плечами: ни о каких происшествиях в других городах я давно ничего не слышала.
– Так это же как раз говорит об эффективности! О том, что мутантов там больше нет, – нахожусь я.
– Забавно. У нас в городе они не переводятся, а вся остальная Дора может спать спокойно?
– Так ведь космопорт… он же рядом…
– Отлично. Вернемся к арифметике. Итак, что мы получаем. На Прилусте действует дорогостоящая фабрика по производству зомби, на выходе – девяносто тварей в месяц, а то и больше. Они регулярно оказываются на Доре, находят себе жилье в столице, и все для того, чтобы вскоре быть выловленными. В другие города им даже не удается проникнуть. Итого, прибыль фабрики – один мертвый Чистый в квартал, потери – больше тысячи монстров в год. И ты права, это, конечно, говорит об эффективности работы землян.
Питер делает весомую паузу и выдает:
– Но не дешевле ли в таком случае прилустянам взорвать всю эту Дору вместе с ее Стеклянным дворцом?
Я бессмысленно таращусь на него, не зная, что возразить.
– Пусть даже выращивать их легко, в чем я лично сомневаюсь, – но какой в этом смысл? Итак, повторю: ищи, кому выгодно, – продолжает он. – Интересно, сколько по контракту получает Земля за каждого обезвреженного зомби? За каждую тварь около миллиона, если не ошибаюсь. Ради Чистых здесь не скупятся.
– Но, ты хочешь… то есть земляне… – я мотаю головой, – не понимаю, что ты пытаешься… даже если бы кто-то…
– Сами бы мы ничего не смогли. Не смогли бы создать круговорот зомби в природе, выводить их из дорианских тюрем, провозить через космопорты.
– Выводить из тюрем?! – Я смотрю на него как на ненормального.
– Вспомни про погибших наживок, – жестко говорит Питер, – про тварей, на которых больше не действует паралитическая пуля. Что, если это все те же твари, которых поймали и выпустили опять? Тогда все встает на свои места.
– А какой интерес в этом Доре?
– Доре как планете, сообществу – никакого. А кому-то из их правительства… У вас, русских, есть старинное слово, ты должна знать: «откат». За каждого пойманного мутанта официально уплачивается сумма землянам, а земляне от этой суммы – «премию» тому, кто курирует здесь договор. Схемка простая, древняя, а все действует.
– Подожди… – Я напрягаю мозги из-за всех сил, торопливо подбирая слова. – Если каждая вторая как минимум тварь выпущена снова… если они привыкают… если на самом деле их мало… хотя бы в два раза меньше, то есть просто круговорот, и на них не действует… то наживки встречали бы их регулярно! В таком случае… в этом случае наживки гибли бы пачками! Никто бы не выжил!
Я претыкаюсь, бросая испуганный взгляд на Хелен, но она выглядит отрешенной.
– Да, тут слабое место нашей теории, – морщится Питер, – но…
– Еще не так много времени и прошло. И гибели, заметь, участились, – учительским голосом сообщает Хелен.
Но мозги у меня уже начинают работать.
– Кто-то тут говорил о математике, – едко парирую я. – Это не слабое место! Это полное опровержение ваших теорий! Захваты идут каждый день. Если каждая пойманная тварь стала вторичной, по теории вероятности я бы тут уже не сидела перед вами! А если не останется наживок, не будет и бизнеса.
Хорошо получилось, складно, я торжествующе смотрю на Питера. Теорию вероятности я подзабыла, а то можно было бы выдать им и процент, но в целом я, конечно, права, это же очевидно.
– Верно, – неожиданно соглашается он. – Тут уже не до бизнеса, это невозможно было бы скрыть. Нет, терять наживки пачками никто бы не стал.
– И все-таки они погибают, – чуть слышно произносит Хелен.
– Надо рассуждать, на все смотреть с точки зрения тех, кто в этом заинтересован, – продолжает Питер. – Гибель наживки – нежелательное побочное явление. Естественный убыток. Возможно, когда все только затевалось, никто этого не предусмотрел. Теперь они должны стремиться свести его к нулю. Но одновременно наживки опасны – нельзя допустить, чтобы кто-то из вас, вот такая великомудрая Оса, узнала вдруг в этих тварях своих знакомых. Алекс, ты помнишь их всех, каждую свою тварь, ведь так?
– Да… – я внутренне содрогаюсь. – Каждую.
– И узнаешь, даже если их загримируют и переоденут?
– Да, – твердо отвечаю я после некоторого размышления и снова обеспокоенно смотрю на Хелен.
Нужно ли ей это слышать?
– Говори, – требует она, и глаза ее превращаются в узкие щелки. – Говори все.
– Тут главное – взгляд. Этого не забыть. И еще… я не смогу объяснить, но каждая смотрит по-разному… и двигается по-разному. Как только увижу, как только появится – я сразу пойму.
– Я думаю, все сделано так, чтобы гибли только те наживки… те, которые могут снова, случайно, столкнуться со своею «повторной» тварью, – произносит Питер. – Что может быть удобнее, чем если тварь уничтожит такую наживку сама.
– Наверное, с Гжешеком… с ним как раз так и вышло… – Она прерывается.
Я смотрю на Хелен: ее глаза по-прежнему сухие, только темнеют еще больше.
– Но, возможно, – аккуратно начинаю я, словно говорю с больной, – только возможно… понимаешь, правила безопасности… он мог решить, что сумеет сам, и…
Хелен крепко сжимает рукой собственное колено.
– Нет, – резко говорит она. – Ты не знала Гжешека и не делай из него дурака. Он хотел заработать приличные деньги – только лишь заработать. Он никогда бы…
Она сглатывает комок и прерывается. Питер накрывает своей широкой ладонью кисть ее маленькой изящной руки. Хелен бросает на него благодарный взгляд. А мне хочется реветь. От жалости к Хелен, от ужаса за ее брата, от страха за себя. И еще – чего скрывать – от того, что его рука так и остается лежать на ее колене. Они хорошо знакомы, они близки – я это вижу. А ты… ты никто. Ничего, ничего радостного в твоей жизни больше не будет, осознать это до конца предстоит позже, а пока… Оса, ты должна это выдержать. Потом, все эмоции потом, не выдай себя, пожалуйста! Вспомни про гордость. Ну, хотя бы про Виктора.
Нахожу его взглядом: он не двинулся с места. Виктор вопросительно смотрит на меня, но я мотаю головой. Хотя больше всего мне хочется сейчас встать и уйти к нему. К человеку, которому я все еще нужна.
– В таком случае это не может быть слишком часто, верно, Алекс? – тем временем продолжает развивать свою мысль Питер. – Что там с твоей теорией вероятности?
– Но с каждым новым захватом вероятность встреч повышается, – возражаю я, надеясь, что он не заставит меня подсчитывать. – Причем не только… не только ведь для меня – в следующий-то раз ее захватит уже другая наживка.
Сама себе удивляюсь, как мне удается сохранять холодный рассудок как раз сейчас, когда Хелен, словно автоматически, поглаживает свободной рукой руку Питера. Наверное, мне помогает злость.
Делаю вид, что ничего не замечаю. Питер, правда, тоже.
– Согласен. Но думаю, оборот в несколько захватов с одной тварью – это уже бешеные деньги. Эти мутанты – штучный и очень ценный товар, сложный в изготовлении. Может обойтись и без жертв среди наживок, ну а если не повезет… гибель наживки – конечно, потеря, но остаются другие, можно завербовать еще.
– Твой ген у землян, извини, не такая уж редкость, – говорит Хелен.
– Думаете, в наживки идет каждый второй? – оскорбленно спрашиваю я.
Не сомневаюсь, что ей хочется принизить мой подвиг в глазах Питера.
– На Земле постоянно кого-то вербуют, вам ведь говорят, что никакого риска нет. А платят столько, что на Земле не каждый… Гжешек тогда…
– Подожди… – невольно прерываю ее я, озаренная догадкой. – А ты… если ты его сестра, значит, у тебя тот же ген? Ты тоже – наживка?
Эта мысль мне крайне неприятна. Герой здесь – я, а не она. Оставьте мне хотя бы это.
– Нет, – грустно усмехается Хелен. – Никто не знает, как и у кого появляется этот ген. У меня его, к счастью, нет. Я прилетела сюда… теперь я не знаю, что буду тут делать.
Она бросает взгляд на Питера, но тот хмуро смотрит в землю.
– Меня вербовали в группу сопровождения, – добавляет Хелен, – но после гибели Гжешека, очевидно, решили, что эта работа не для меня…
– Они не допустят тебя в группу, – отмечает Кэп. – Ты можешь многое сопоставить. Они даже взяли тебя не сюда, а на вторую базу.
– Надеюсь, мне что-то предложат… что-нибудь на базе. Я вот еще что думаю… про Гжешека. Он ведь был здесь с самого начала проекта. Может, он сам что-то начал подозревать, и поэтому…
– Держать наживок годами опасно, особенно тех, у кого есть мозги, – согласно кивает Кэп, – хотя я не думаю, Хелен, что…
– А когда потери станут слишком заметны? – пожимаю плечами я, предпочитая не замечать подколки. – Что они тогда, по-вашему, станут делать?
– Я уже говорил, несколько оборотов по каждой твари, а там… Продадут обратно на Прилусту, к примеру, или обменяют на новых, выращенных к тому моменту. На Прилусте уничтожение Чистых закреплено в законе, на государственном уровне. Так что там каждый монстр пригодится. Как видишь, выгодно всем. А вообще, может, к тому времени они получат уже столько денег, что можно будет уйти в любую точку Вселенной. Вот что не могу понять, как они это делают… ну, чтобы паралич не действовал в этих случаях. Какая-то программа особая? Но как… нет, не пойму… По-моему, такой технологии еще нет, разве что это естественная физиология твари? А может…
Тут я прихожу наконец в себя. Что за бред они тут несут, а я слушаю?
– А может, у тебя паранойя, – резко говорю я. – Все это полная… никаких доказательств. Ты же сам… Чушь! Невозможно сделать так, чтобы в одних случаях паралич наступал, а в других – нет! Несколько смертей – несчастные случаи. Иначе все бы уже об этом знали! Группа захвата – они же стреляют! Пятеро свидетелей!
– А вот, кстати… Вы ведете запись во время захвата? – Хелен вдумчиво смотрит на меня.
– Не-ет… – теряюсь я.
А действительно, почему?
– Но диспетчер ведет нас по связи, видит, где мы, на карте, и…
– Странно, да? Что тут сложного, снять весь захват? Тогда можно точно установить, были ли нарушены правила безопасности.
– А что говорят в группе? – интересуюсь я. – Наверное, ты разговаривала с кем-то из группы Гжешека?
– Группу Гжешека, как и группу погибшего на днях парня, расформировали, – отчеканивает Питер. – Сначала их направили на реабилитацию, после такого-то кошмара… потом распределили по другим планетам. Никаких контактов на базе. И на Землю, заметь, ни один не вернулся.
– Но мне удалось поговорить с другом Гжешека, – негромко сообщает Хелен, быстро оглянувшись. – Он сказал, что это только ради меня и он сильно рискует. Им пригрозили, что сделают крайними, если будут болтать. Вроде как не уберегли наживку. Промазали.
– Ты понимаешь, надеюсь? – вступает Кэп. – Ведь тварь убегает. И нет никаких доказательств, что хотя бы один выстрел попал в цель. Поэтому ребят легко запугать. А если будут паиньками – вся вина на нерадивом погибшем… техника безопасности, как ты говоришь.
Хелен смотрит на меня и продолжает:
– Но мне он сказал – и я ему верю… он говорит, они стреляли. Стреляли до последней пули. Уже в упор. Потом пытались оттащить. Но было уже поздно.
Голос у нее на последних словах пропадает.
– Да… – мой голос тоже утонул где-то в груди, в чем-то глухом и ватном. – Тварь вцепляется сразу в горло. Или в лицо. И… все.
Именно так они растерзали того Чистого, вспоминаю я. Как это было с нашими ребятами, с Гжешеком – я не хочу даже представлять.
Мы все трое молчим. Ловлю на себе полный тревоги взгляд Питера, но тут же смотрю на колено Хелен: там все еще лежит его рука. Питер отпускает ее и вскакивает на ноги. Делает по два шага туда-сюда, потом снова плюхается на траву.
– Тогда все вроде сходится, – несколько неуверенно резюмирует он, все еще в каких-то раздумьях. – Если мутанта нет, а наживка мертва…
Удовольствие, что ли, ему доставляет повторять, как я буду мертва?
– Смотрите, – цепляюсь за мысль я. – Наживка, положим, погибла, она ничего не расскажет. Но тварь не бросается на остальных, разве чтоб только вырваться. И ребята из группы тоже могут узнать ее! Что сказал тот парень, Хелен?
– Я спрашивала его. Он не помнит. Он никогда их не различал, этих тварей, – проговаривает она.
Но я и сама уже понимаю: никто из моей группы не сможет вспомнить даже пол этой твари. Хотя, конечно, если я погибну у них на глазах, кто знает… может, что и сопоставят. Но, по-моему, им будет не до размышлений. А когда тварь загрызет меня у них на глазах и скроется, доказательств у них все равно не останется.
– Если тварь загримируют, сделают совершенно другой парик, одежду, да еще она убежит, неужели кто-то из группы ее запомнит? – вторит моим мыслям Кэп. – Не думаю. Их дело стрелять, вот и все. То ли дело ты… вспомни, ты же сама сказала, что главное – взгляд, ее ненависть, твой страх.
Положа руку на сердце, мысленно соглашаюсь.
– Кстати, в тот раз, с Гжешеком, это была не его команда, – вспоминает Хелен. – Его друг там оказался случайно, до этого они не были в одной группе.
– Вот как? – прищуривается Питер. – Почему, интересно. Ты мне не говорила…
Он задумывается.
– А кто обрабатывал их потом на базе, после гибели Гжешека? Кто конкретно им угрожал, его друг не сказал?
– Нет. Он вообще ужасно боялся. Я думаю, это кто-то из высшего руководства, – предполагает Хелен, – иначе бы…
Ну, это уже слишком, так можно дойти до чего угодно! Пора им прийти в себя.
– Весь этот «заговор», – медленно, доходчиво произношу я, – все это вертится у вас на одной идее фикс, на том, что паралич не срабатывает! А как он может не сработать? Как?
– Да ты только подумай, если он не сработает с нужной наживкой… Смотри, какое счастливое совпадение! Не надо ликвидировать наживок, придумывать причины смерти, марать руки, нанимать убийц и рисковать, что они выдадут. Зачем, если мутант все сделает сам? – напирает Питер.
Кажется, он убеждает себя самого.
– Да не верю я в подобные совпадения! Как этого можно добиться? – срываюсь на крик и невольно оглядываюсь на Виктора.
– Тише, Алекс. Все, небось, выяснилось случайно, после первого случая. Хотя…
Он снова погружается в мучительные раздумья.
– Но ты говорил, что первой была девушка, которая умерла от разрыва сердца. Если на самом деле ее убил зомби… зачем было придумывать этот сердечный приступ? Вчера-то нам не побоялись сказать про парня! – не даю ему покоя я.
– Не знаю, – честно признается Питер. – Через несколько дней после этого случая я уже охранял вход в технический терминал и понятия не имею… Эта девушка действительно могла умереть сама. Или там были другие обстоятельства. А может, в Управлении еще сомневались, к какой версии лучше прибегнуть. Не зря же они скрывают по возможности…
Я хватаюсь за голову – сейчас в ней уже настоящая каша. Надо срочно вернуться к реальности.
– Это все ваши фантазии! «Паралитическая пуля не действует, только если зомби встречает свою наживку?» А где же доказательства, спрашивается? «Да ведь так легче убирать свидетелей!» – передразниваю его я. – Ты сам-то себя слышишь?
Но Кэп, вместо того чтобы разозлиться, задумчиво смотрит на меня:
– Я думаю… может, в твари возникает такое количество адреналина, или как это называется… в общем, когда она кидается на ту же наживку повторно, паралич не срабатывает. И этим действительно легко воспользоваться.
– Да ну не верю я в эту чушь! Где факты?
– Тварь, которая убила Гжешека, убежала. Покусала всех, чтобы вырваться, и убежала, – бесцветным голосом сообщает Хелен. – И где-то сейчас ходит. Вот тебе факт. Как ты его объяснишь? И в следующий раз ее уже некому будет узнать…
– Кроме того, кто поймает ее в следующий раз, – раздраженно уточняю я.
Держат тут меня за «блондинку», а сами…
– Мы не знаем, что будет дальше. Ты должна понять только одно… – начинает Питер.
По-моему, мы ходим по кругу.
– Пустой разговор, – я встаю. – Вы не можете ничего доказать и объяснить.
Хелен одаривает меня ненавидящим взглядом. Питер тоже поднимается. Виктор, про которого все забыли, вновь спрашивает меня взглядом, можно ли ему подойти.
А я не знаю, что думать. Я не могу поверить им до конца, слишком много здесь несуразного. Но и жить спокойно тоже теперь не смогу! Есть же такие люди, которые вносят смуту в твою устаканившуюся жизнь! И сделать ничего не могут, а поселяют в душе страх. А мне-то теперь как? Как? Им вдвоем все равно, этой парочке, им плевать на меня, лишь бы изобличить Управление. Хелен? Ей просто легче считать, что ее брата убили, что он погиб не по собственной вине. Питер хочет отомстить за свое понижение. А меня и мой страх они будут использовать. Ага, разбежались!
– По-настоящему, надо доложить обо всем на базе. Пусть разбираются сами, – говорю я и с мстительным удовольствием наблюдаю, как зеленеет от злости Кэп.
– Что? – Глаза у Хелен сверкают, она тоже вскакивает: – Пит, ты слышишь? Пит, ты кого сюда… Она спятила!
Она нависает надо мной, но уж ее-то я совсем не боюсь.
– Да ты хоть понимаешь?! Да они тебя первую… – шипит она.
– Спокойно, – цедит Питер, удерживая Хелен за локоть. – Не обращай внимания. Не такая она дура, как хочет казаться. Алекс, мы не закончили. Мне надо еще пару минут. Это действительно в твоих интересах. В первую очередь в твоих.
Я пожимаю плечами, демонстрируя недоверие. Сейчас моя главная задача – не разреветься. Я им такого удовольствия не доставлю, потерплю как-нибудь до дома. Если бы еще не Виктор, который, кажется, весь извелся, ничего не понимая. Нет никакого желания разговаривать с ним на обратном пути, придумывать объяснения.
Питер подходит ко мне и смотрит в упор:
– Я, настоящий спец, сижу здесь на Доре, сторожу дверь – не ради своего удовольствия! Я мог бы давно уехать, как они и надеялись, но…
Он прерывается.
– Я пока не знаю, как они это делают, – повторяет он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно весомее, – но я собираюсь это прекратить. Ты права, нам нужны доказательства. Поэтому без тебя нам не обойтись. С твоей помощью поймано пятнадцать мутантов. Настанет момент, и ты встретишь одного из них снова. А мы должны оказаться рядом.
Ах, вот как… Значит, о том, чтобы спасти меня и отправить к маме, речь уже не идет? Мне хочется рассмеяться ему в лицо. Хелен почему-то тоже не выглядит вдохновленной. Она хмурится и бросает на него быстрый взгляд, словно пытается что-то понять. Но Питер слишком занят, чтобы его заметить. Он упорно меня гипнотизирует, желая подчинить не словами, а силой своей убежденности.
Но не тут-то было. На этот раз я выдерживаю его взгляд легко. Более того, мне тоже есть что сказать. Надеюсь только, что в моих глазах он прочтет лишь презрение, а не боль и упрек. В любом случае что-то в них ему все же не нравится, потому что впервые на моей памяти он отворачивается, не дожидаясь, пока это сделаю я.
– Кстати, скажи, – деловито начинает он, но смотрит при этом куда-то в сторону. – Вам определяют границы поиска?
– Нам дают определенный район, – пожимаю плечами я, – чтобы все не ходили в одном месте. Но город слишком большой, чтобы по пути не пересечь другие. На обратном пути, к примеру, или по пути туда. Под землей не везде доберешься.
– Но ты… – Он делает непонятные гримасы, прежде чем снова взглянуть на меня в упор. – Но вы хотя бы не шляйтесь по всему городу допоздна… как… как тогда.
По-видимому, мы оба как раз сейчас вспоминаем, что было «тогда». А я так почти и чувствую.
– Пришли, обнаружили – и уходи, ясно? – торопливо добавляет Кэп.
– Что-то не очень, – усмехаюсь я. – Не пойму, что ты хочешь. Чтобы я быстрее попалась «вторичной твари» или чтобы она меня не нашла? Чем больше я буду ходить по городу, тем скорее мы встретимся. Разве не это тебе нужно?
– Мне нужно…
Питер надолго замолкает, словно сам решает, чего же он хочет. Или – что из этого можно сказать при Хелен. Я горько усмехаюсь про себя: «оранжерея», «накрыть колпаком», «спасти дите» – то, что накануне мне казалось таким обидным, в глазах Хелен будет выглядеть немного иначе.
– Необходимо решить вопрос в комплексе, – наконец произносит он полминуты спустя. – Твоя спасенная жизнь будет равна и другим спасенным жизням. Я постараюсь быть с тобою на всех захватах, буду меняться дежурствами, но это значит, что я редко смогу выходить в город днем. Поэтому тебе нельзя рисковать. Вечером эти твари смелеют, та вторая девушка… – Он прерывается. – Только плановые захваты, ясно? И возвращаться пораньше. И быть постоянно со мной на связи.
– Да ладно, – пожимаю плечами я. – В конце концов, что я теряю? Можете ходить за мной сколько угодно, мне-то что. Даже спокойнее. А что, если вы ошибаетесь и я никого не встречу? Сколько времени это будет продолжаться?
– Пока не встретишь, – твердо отвечает Питер. – Или всегда.
– Отлично! Предположим, что встретила. И что тогда? Если паралитические пули на мутантов не действуют, то что ты сделаешь? С ней пятерым не справиться, ты же слышал. Ну, хотя… если тебе нужны доказательства, – я усмехаюсь, – они у тебя будут, конечно. Сделаете запись, и…
– Не мели чепухи. Я ее просто убью, – спокойно говорит он. – А доказательством будешь ты. Живая.
Питер вспоминает про Хелен и поворачивается к ней:
– Она будет единственным свидетелем, которого им не запугать и которого нечем шантажировать.
– То есть как это – убьешь? – удивляюсь я.
– В смысле – как? Я знаю как, – хмурится он.
– Нарушишь закон Доры?
– Какой, к черту, закон? Я не позволю им это сделать с тобой, ясно? – вырывается у него. – Я не дам им…
В его голосе звучит слишком много страсти, прямо-таки болезненной. Хелен странно смотрит на него. Я пожимаю плечами.
– Надо же, какая забота. А почему именно я? – надеюсь, в мой голос вложено достаточно презрения. – А вдруг кто-то еще погибнет, пока вы будете ходить только за мной, кто-то, кто работает здесь дольше меня? По теории вероятности…
– Логичный вопрос, – прерывает меня низкий грудной голос.
Вот уж от кого не ожидала поддержки… С изумлением поворачиваюсь к ней.
– Нет, правда… – продолжает Хелен, глядя на Кэпа в упор.
Она говорит тихо, как будто меня нет здесь вообще:
– Ответь мне, Пит. Почему – она?
* * *
Впервые вижу Дарк-Кэпа, который теряется и не знает, что сказать.
– Просто я… Просто я ее знаю.
– Знаешь.
Хелен смотрит на него, а Кэп начинает злиться, но злится он почему-то на меня.
– Ладно, поговорили, – бросает он мне. – Забирай своего мальчика и…
Во мне поднимается гнев. Сначала он от меня отрекся, а теперь спешит побыстрее отделаться. Расскажи ей, Кэп, про свои долгие взгляды в коридорах Управления! Ах да…
– Не волнуйся, – выпаливаю я Хелен. – У него это не от головы.
Разворачиваюсь и быстро иду прочь из парка. Представляю, как ненавидит меня сейчас Кэп. Плевать, выкрутится.
Виктор бросается вслед за мной. Не оглядываясь, вскакиваю с разбега на самую быструю дорожку. А когда оборачиваюсь… обнаруживаю недовольного Виктора в компании с Питером! Чуть было не проезжаю поворот. Спрыгиваю без перехода на более медленную тропинку, с трудом удерживаясь на ногах.
– Инструкцию надо соблюдать, – как ни в чем не бывало сообщает мне Питер, подходя поближе. – Два охранника минимум, а то вашему Плаву влетит.
Не знаю, где он оставил Хелен и чем закончилась семейная сцена. Это поразительно, но всю обратную дорогу, не обращая никакого внимания на Виктора, который впервые на моей памяти столько молчит, Питер продолжает полушепотом давать мне указания, чуть ли не прикасаясь губами к моему уху. Мы стоим на самой медленной дорожке, и Кэп умещается на ней рядом со мной, очень близко, а Виктор поневоле остается сзади.
– Значит, так. Придется все-таки изобразить, что мы с тобой пара, иначе я не смогу постоянно быть рядом. Здесь есть минусы, но ничего не поделаешь, хуже будет, если мы будем общаться тайно и это обнаружат. Третьи лица нам тоже не нужны, рискованно. Напрямую вовлекать Хелен не стоит, да и вряд ли у вас получится притворяться подругами.
Я возмущенно смотрю на него, теряя дар речи, но обнаруживаю даже не усмешку, а деловитую озабоченность. Интересно, что он называет «минусами»? Мои загубленные отношения с Виктором? Или его время, отнятое у Хелен?
– Мне нужно знать малейшие изменения, где ты и почему, – продолжает Питер. – Твой номер у меня есть, я пришлю тебе что-нибудь для обратной связи. Подслушать нас через коммуникатор теперь не получится, но сообщения могут читать. Поэтому. Как только тебе предстоит «прогулка» или захват – сразу пиши мне время и место, но маскируй это всякими глупостями, намеками или шуточками, якобы про свидание. Особенно – слышишь? – особенно если тебе неожиданно меняют состав группы! Это может означать, что…
Мы спускаемся на парковку, остается всего несколько минут, чтобы поговорить вне базы. Виктор не выдерживает, быстрым шагом проходит вперед мимо нас к свободному автомобилю. А Питер, наоборот, внезапно останавливается, точно его осеняет.
– Подожди… – он хлопает себя по лбу, – это может означать только то, что они знают, где какой мутант… что они сами его поселили! И когда ты… Но это же все меняет в наших…
– Хватит. Я не могу больше об этом! – не выдерживаю я.
Но он не слышит, озаренный своей новой идиотской догадкой.
– Ты приносишь отчет, и это твой приговор! Смотри, они берегут наживок как могут, стараясь направлять их в конкретный район, но это не помогает… И вот, как только ты обнаружила тварь, ты называешь им место… и они сразу вычисляют, что вы с ней уже были… гм… знакомы. Они могли бы заменить тебя? Предположим… но для общественности в этом не будет никакого очевидного смысла, или все всё однажды поймут.
Не поэтому, невольно думаю я. Они не могут заменить меня не поэтому. Но у меня нет желания помогать ему выстраивать версии, в то время как он бессознательно дергает меня за рукав, как будто я что-то неодушевленное, и разговаривает сам с собой.
– То есть… то есть… тот, кто читает твой отчет… передает данные… надо отследить всю эту цепочку. А потом – замена группы, страховка на случай, если твои ребята тоже могут узнать эту тварь. Похоже, я недооценил размах. Тут кто-то в отделе разведки, а может, и отдел захвата… это же половина Управления! А вас, несчастных баранов – с промытыми мозгами…
– А как твоя Хелен отнесется к тому, что ты будешь писать мне «намеки и шуточки»? – перебиваю его я.
Он переводит на меня взгляд, словно впервые видит.
– Послушай, Алекс. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
– Боюсь, ничего не получится. Я не смогу изображать с тобой ничего.
– Почему?
Он действительно недоумевает.
– Потому что у меня есть парень.
Парень, который стоит возле авто и терпеливо ждет, пока другой мужчина наговорится со мной. Да не важно.
– Виктор! – зову я.
Питер хватает меня за запястье с такой силой, что у меня, несомненно, останется синяк, и притягивает меня к себе с такой ненавистью, что ее можно со стороны принять за страсть.
– Пусти, больно, пусти, – шепчу я, чтобы не привлекать внимания.
– Ты. Будешь. Делать. Все, что тебе говорят!
Мне кажется, он сейчас сам разорвет меня на маленькие кусочки. Но я не сдаюсь.
– Командуй своей подругой, – отвечаю я, глядя ему в глаза с неменьшей ненавистью.
– В чем дело? Пусти ее, – слышится голос Виктора, и он толкает Питера в плечо.
Кэп ослабляет хватку.
– Второй раз тебя вижу, а сказать ты можешь только «пусти ее», – презрительно бросает Питер.
Озлобленные, все трое, мы проходим мимо дежурившего на парковке дорянина, уставившегося на нас фиолетовыми глазами. Насилие на Доре запрещено – наверное, он не видел подобных сцен даже в кино. И что он теперь думает о землянах?
Виктор проводит коммуникатором вдоль табло, оплачивая проезд, и садится за руль. Питер залезает назад, но прежде чем подвинуться и дать мне сесть, тихо говорит, чтобы не слышал Виктор:
– Кстати, хорошая мысль. Ты якобы ревнуешь меня к Хелен, этим и объясним сегодняшние разборки. Так ему и скажи. И пусть твоя подружка разнесет как можно больше сплетен о нас.
Да он просто изощренный садист. Смотрю на него со всем презрением, которое только способна вложить во взгляд, но ему все равно.
– Да, и вот еще что, – продолжает он инструктировать, словно ничего не произошло. – Если что-то совсем серьезное, приходи – где я живу, ты знаешь. Если меня нет, оставь записку. Ты вообще на бумаге писать умеешь?
– Умею, – нехотя признаюсь я.
Мама упорно учила меня писать по старинке, утверждая, что, когда пишешь рукой, мозги развиваются по-другому. И вообще заставляла как можно больше всего делать самой. Впрочем, роботов у нас и так никогда не водилось.
– Вот ключ от моей квартиры, – он прикасается своим ручным коммуникатором к моему, делая несколько настроек.
– Спрячешь записку за манжету моей рубашки. Я оставлю ее так же, на стуле – помнишь?
О, конечно, я помню. Но только присутствие Виктора мешает ответить ему как следует.
* * *
Ужин проходит безрадостно. Плав, Леди и Энн не дождались нас, и мы с Виктором сидим в столовой вдвоем. Питер исчез практически сразу, как мы оказались на базе. Я так и не поняла, то ли мы должны изображать с ним пару, то ли делать вид, что незнакомы. Тоже мне, конспиратор!
Почему-то сейчас так ясно вспомнилась мама. Обычно я стараюсь не думать о ней, чтобы не расстраиваться и не испытывать вину. Но Кэп напомнил мне…
Письмо на бумаге. При «живом» письме не видишь ошибок, они ведь не подчеркиваются автоматически. Мама учила распознавать их так: «Посмотри на это слово, – говорила она, – вглядись хорошенько. Ты видишь фальшивую букву? Вот, смотри, она заставляет все слово болеть и звучать неправильно». Она так и говорила «фальшивую». Фальшивый звук, фальшивый человек – самое сильное ее ругательство. Мама хорошо слышит и чувствует фальшь.
У меня таких способностей нет. Я не могу понять, где правда, где ложь. Что-то во мне готово безоговорочно верить Питеру, но стоит мне вспомнить Хелен – и каждое слово Дарк-Кэпа кажется мне фальшивкой. Рассудок в смятении и не может помочь. Он даже не способен подсказать, что мне делать с Питером, моим отношением к нему, его планами на меня. Наверное, надо опомниться и все это прекратить, пока не поздно.
Виктор ждет объяснений, но их у меня нет.
– Прости, Алекс, – наконец произносит он напряженно-настойчивым голосом. – Мне не хотелось это делать вот так… но я думаю, ты уже поняла, что я… что… Я пришел в эту группу ради тебя.
– Да…
Я ужасно устала сегодня, настроение на нуле, и нет сил на новые разборки.
– Скажи, что у тебя с этим типом?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – То есть ничего.
– Тогда что ему от тебя надо?
– Виктор, ты очень хороший, но знаешь, наверное, мне не стоит пока… В общем, это нечестно по отношению к тебе.
– Ты влюблена в него?
– Я… я не знаю.
– Раньше, когда был большим начальником, он не обращал на тебя никакого внимания.
– Вообще-то… обращал.
– Но ни разу не подошел. А теперь он уже может до тебя снизойти?
Я молчу, потому что не могу этого опровергнуть.
– Чего они от тебя хотели? Кто эта девушка?
Я вспоминаю, что мне надо придерживаться версии про влюбленную пару.
– Эта Хелен… устроила сцену ревности, – выдавливаю я. – У нее виды на Питера.
Не понимаю, почему надо так издеваться над собой, но сопротивляться воле Кэпа я пока не могу. Наверное, им все-таки удалось запугать меня. Да, я это делаю потому, что боюсь. Потому, что мне не на кого больше положиться. Что, если они вдруг правы?
Они не могут быть правы! Столько несостыковок, столько невозможного в их рассуждениях! Но вот Хелен говорит, что друг Гжешека… что они стреляли… Никогда теперь не смогу забыть ее рассказ.
И, если Питер будет рядом, мне будет не так страшно. Но как я могу позволить ему быть рядом, если у него есть она? А вообще… так ли уж плохо взять да и умереть? Почему бы и нет?
Эта мысль посещает меня впервые в жизни. Но умереть можно по-разному. Нет, я не могу, не могу! Я не могу умереть так, как Гжешек! Даже мысль мне невыносима. Я уже не ребенок, чтобы наслаждаться мечтами о том, как потом будет страдать и мучиться Питер. Я должна думать о том, что почувствует мама.
– Алекс! – Виктор взывает ко мне уже безо всякой надежды.
– Прости… я не могу ничего тебе рассказать.
Внезапно мне в голову приходит мысль.
– Витя, скажи: а тебе нравится, что я – наживка? Ну, то есть что ты об этом думаешь?
Виктор удивленно поднимает брови. Похоже, он ничего об этом не думал до этой минуты.
– Ну… конечно, это опасно. Но это твой выбор, и я его уважаю. И восхищаюсь твоей храбростью. А потом, я всегда с тобой, ты же знаешь! Ради этого я… А что, почему ты спросила, Алекс?
– Так… не обращай внимания.
Я встаю и иду домой, спать. Но почему я не могу довериться Виктору? Думаю, на него можно положиться. Но смог бы он поверить? И сказал бы, как сегодня Питер: «Я просто убью и не дам это сделать с тобой»? Так, что даже Хелен почувствовала, что он хочет меня защитить.
Защитить, а не просто использовать? «Решить вопрос в комплексе», – вспоминаю я и снова ничего не понимаю.
«Почему – она?» – спросила его Хелен. Наверное, только в ответе на этот вопрос и спрятана истина. И я не уверена, что хочу ее знать. Но и Хелен, мне кажется, тоже.
* * *
Утром, едва открыв глаза, я ловлю себя на мысли, что вычисляю, когда новое дежурство Питера. Проверяю расписание – если он снова не поменялся, то дежурит завтра p.?m., с полудня до полуночи.
А у меня сегодня еще выходной, значит, мы снова просто гуляем с ребятами. Видимо, и с Питером тоже, раз мы теперь «пара». Ага, точно, на коммуникаторе уже сообщение от него, и вовсе не обязательно так волноваться, открывая. «Встретимся после завтрака, целую». Мог бы сочинить и что-нибудь более нежное, видимо, воображения не хватает. Да и зачем стараться ради меня? Со злостью удаляю запись.
Завтракаю я в одиночестве. Леди с утра работает в Управлении и освободится часа через полтора. На моих «прогулках» девочки числятся как группа сопровождения, Леди – связист, а Энн – медработник. После каждой прогулки Леди сдает в диспетчерскую собранные нами данные, а Энн просто расписывается, что все здоровы.
Кроме того, Леди работает на базе с системой учета, заводит в компьютер реестры принадлежностей для вновь прибывших, одежда там, мебель, прочие вещи. Так как новички прилетают не слишком часто, ей обычно хватает пары часов в неделю. Но программа создана так, чтобы никто не мог оперировать данными, кроме учетчика, а сейчас Леди работает одна.
Энн написала мне, что скоро придет с занятия. Она хочет получить права и управлять автомобилем, а для этого ей надо изучить всю сложноразветвленную систему подземных трасс. Хотя для управления обычно достаточно просто задать маршрут, все равно необходимо понимать, где ты находишься и что делать в непредвиденных ситуациях. Вообще-то Энн завербовалась на Дору в качестве медсестры, но когда прилетела, оказалось, что вакансия занята. Энн хотели отправить на вторую базу, но потом оставили здесь в помощь Леди. Леди помощь особенно не нужна, и я знаю, что Энн мечтает войти вместо этого в группу захвата как водитель. Возможно, это сблизит ее с Плавом, но я рада, что в моей группе захвата только мужчины. Здесь нужны не только меткость и скорость, но и крепкие нервы.
Где Виктор, я пока не знаю.
Выхожу в общий зал подождать остальных и сразу же вижу его. Виктор разговаривает с Танией, что-то рассказывает ей, а та доброжелательно кивает. Я подхожу к ним, Таниа переводит на меня приветливый взгляд, мы говорим друг другу общие слова. Никогда не знаю, о чем говорить с ней, но мне всегда хочется быть к ней поближе – есть такие люди, с которыми чувствуешь себя уверенно и спокойно. Но сегодня мне не по себе от ее взгляда – мне видится в нем скрытое сочувствие. Да, я знаю, что я наживка, но когда на меня смотрят вот так, мне начинает казаться, что я действительно должна умереть не сегодня завтра. Возможно, это уже мне мерещится, спасибо запугиваниям Дарк-Кэпа.
Но, как выясняется, дело совсем не в этом, просто речь идет о погибшем парне. Оказывается, у него завтра по расписанию стоит «прогулка», и теперь они ищут замену.
– Тебе, Оса, я даже не предлагаю, – озабоченно говорит Таниа, – ты еще не успела отдохнуть. Виктор сказал, что у тебя упадок сил.
С чего это он, интересно, взял? Но спасибо ему за заботу. В отличие от Питера он понимает мое настроение.
А вот и Кэп. Не оглядываясь, чувствую его приближение, знаю, что это он, прежде чем он кладет руку мне на плечо. Бросаю взгляд на Танию – она хмурится. Похоже, мой «выбор» не одобряют. Еще бы. Героиня-наживка встречается с разжалованным изгоем.
Тут же вспоминаю про Хелен. Его притворство и рука на моем плече приводят меня в бешенство. А пускай он быстрее решит свои комплексные задачи и отвалит от меня к своей подружке!
– Ничего подобного, – спокойно отвечаю я Тании. – Я совершенно не устала, наоборот, не знаю, чем заняться на этой неделе. Я возьму завтрашнюю «прогулку».
Жалею об этом уже на последних словах, но обратного хода нет. Таниа благодарно и уважительно кивает мне. На Питера я не смотрю, но Виктор выглядит недовольным: его забота не пригодилась. Побыстрее отхожу к остальным, Питер – за мной. А Виктор присоединяется к нам только тогда, когда все уже в сборе.
Общество Питера явно не вызывает восторга у нашей компании: никто не знает, как себя с ним вести. Для Плава, привыкшего к субординации, даже бывший начальник – начальник, поэтому он никак не может взять нужный тон. Наши общие шуточки Кэпу, видать, непонятны. Да и мне в его присутствии они кажутся плоскими. Леди косится на Питера, она его совсем не понимает. Виктор… А кстати, почему он вообще здесь? Я бы на его месте ни за что не пошла! Нет же, мрачный, злой, он все равно отправляется с нами.
Энн любопытно, но она немного обижена – ей так и не удалось поболтать со мной. Впрочем, сегодня у нее приятный день. Кажется, Плав наконец понял, чего от него хотят, и то, как они держатся сейчас друг с другом, не оставляет сомнений, что Энн добилась прогресса. Таким образом, Виктор и Леди остаются в одиночестве, и само собой получается, что вскоре они тоже идут рука об руку и мило болтают. Виктор, как обычно, рассказывает что-то интересное, Леди заразительно смеется – вместо меня.
Итак, Виктор, единственный парень, которому я была по-настоящему нужна, отныне для меня потерян. Никак не могу решить, что именно я приобретаю, идя на поводу у Кэпа с его психозом. Он постоянно рядом, то держит меня за руку, то приобнимает за плечи – но ведь все это не по-настоящему. Я ищу ответ и нахожу единственное слово. Вот именно – рядом. Сейчас он рядом со мной, а не с Хелен. Наверное, это безумие.
Подыгрывать ему я не могу, это все равно что самой себе выкручивать руки или тыкать себе в глаз. Злость улетучилась, мне просто тоскливо. Мне так и не удалось выплакаться этой ночью, вместо слез обнаружился шершавый комок где-то в середине груди, и теперь он продолжает ворочаться и давить, то сильнее, то слабее, при каждом слове или взгляде Кэпа. Словно слезы набухли внутри, но никак не могут прорваться.
Питер сам обыграл мой невеселый вид при Викторе. Иначе как объяснить, почему я так выгляжу в самый разгар нашего «романа»?
– Хватит уже дуться, Алекс, – сказал он, – я же тебе говорил, Хелен – просто моя одноклассница. Мы дружим еще со школы.
Сам факт, что он никогда мне этого не говорил, уже указывает на ложь, к тому же она моложе и не может быть его одноклассницей. А мне пришлось проглотить это и позволить ему взять себя под руку. Интересно, он действительно не видит, что я к нему чувствую? Очень на это надеюсь.
Я стараюсь, чтобы мы шли последними, и медлю, ступая на дорожку, но Виктор все равно делает так, чтобы мы оставались в пределах его видимости, поэтому я вынуждена разговаривать с Питером.
Мы снова направляемся в парк. Это из-за меня. Я знаю, ребятам приходится считаться со мной, и поэтому честнее было бы сначала выслушать их предложения. Но, даже если всем надоело, я выпаливаю слово «парк», прежде чем кто-либо успевает раскрыть рот.
Раньше я не возражала погулять по городу, мне все было интересно. А заодно я искала тварей и чувствовала возбуждение от того, что прислушиваюсь к опасности, нахожусь на службе даже сейчас, в положенный мне выходной. Мне нравилось наблюдать за реакцией остальных, когда я вдруг, резко останавливаясь, произносила: «Стоп, я, кажется, слышу…» Особенно днем, когда ненависть твари не так сильна, а кажется скрытой, далекой угрозой.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71516281?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.