Сказея: Железная хризантема
Сказея: Железная хризантема
Глеб Леонидович Кащеев
Эту книгу вы прочтете дважды. В первый раз вам будет казаться, что вы понимаете, что в ней происходит. Потом вы дойдете до финала и вернетесь к началу, чтобы понять, что же там реально происходило.
А в этой сказке было так: Иван нашел смерть Кащея, который на самом деле бессмертный Хангсян из китайских мифов, и увез Василису домой, в Москву. Да только время в сказочной стране шло иначе, и Василиса успела родить Хангсяну дочь, которую скрыла от Ивана. Когда мать бросила Лин наедине с трупом папы, той было всего семь.
Спустя десять лет китаянка Лин попадает в современную Москву, чтобы разобраться: зачем мама убила папу, и что нашла такого в этом многолюдном странном городе, что бросила дочь.
Теперь у Лин есть выбор: отомстить ей или попытаться понять.
Но появление Лин в нашем мире не проходит бесследно, и в Москву массово начинают проникать потусторонние твари.
Глеб Кащеев
Сказея: Железная хризантема
Пролог
– Каково, чувствовать себя проигравшей? Окончательно, полностью проигравшей? – спросил меня хозяин железного замка.
Я, как завороженная, смотрела на угольно-черную дырочку дула револьвера в его руке. На блестящем металлическом срезе как будто кто-то наклеил кружочек темного бархата. Однако, эта черная дыра могла поглотить целый мир. Мой мир.
Огнестрельное оружие выглядело настолько чужеродно в окружающей обстановке, что поверить в то, что это реальность, а не очередной страшный сон, которые регулярно мучали меня, было сложно. Наверное, отец тоже не поверил тогда. Небось ухмыльнулся своей красивой улыбкой. Если успел.
У меня воля не такая железная, я была действительно напугана. Конечно, было бы круто посмотреть хозяину замка в глаза, холодно улыбнуться и сказать что-нибудь героическо-крутое, но я не могла оторвать взгляд от черного зрачка ствола в его руке. Он притягивал, гипнотизировал.
Неужели это все? Смерть? Где? В какой момент я ошиблась? Где начался тот путь, что привел сюда, в тронный зал железного замка, где я нашла свою погибель? Я не могла понять. Все казалось таким простым, очевидным, логичным, правильным. И вдруг выяснилось, что все это время я играла по чужим правилам и шла не к своей, а к его цели.
– Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но сама понимаешь, оставить тебя в живых я не могу.
Краем глаза я успела заметить, как кто-то из моих друзей дернулся вперед, стараясь спасти меня, но тут черная дыра на дуле револьвера ожила и плюнула огнем. Она словно разом взорвалась и забрала мою жизнь.
Меня ударило в грудь так, что отбросило на пол и я ударилась головой о камни, но все это померкло на фоне боли, которая взорвалась внутри.
И мир для меня превратился в тьму.
Глава 1
Несколькими неделями ранее
Девочка лет семи сидит на коленках отца. Я помню, как она выглядела: бархатное темно-зеленое платье, коротко постриженные черные волосы. Но сейчас я всего этого не вижу, потому что эта девочка – я сама.
– Пап, а ты всегда будешь со мной?
– Всегда. Пока ты будешь этого хотеть, – я слышу в голосе тепло и любовь, но не вижу лица. Только голос и ощущение его теплых сильных рук на спине.
Я давно уже его не вижу. Не могу вспомнить. Память хранит отпечаток эмоций, а не фотографическое изображение лица.
– Я всегда буду этого хотеть, пап. А даже когда я вырасту, ты же не состаришься и не умрешь, как другие?
– Никогда. Я всегда буду защищать тебя, моя принцесса, – смеется он.
У него теплый и мягкий смех. В такой можно закутаться и согреться.
Я не хочу идти дальше в этот сон.
Потому, что это кошмар. Тот самый кошмар, что мучает меня регулярно уже десять лет.
Но этот сон – как липкая паутина. Оплетает руки, ноги, сознание, и никогда не отпускает, пока я не дойду до конца сюжета. У меня еще ни разу не получилось проснуться на середине.
Утро. Я выхожу из своей спальни, подхожу к лестнице, что ведет в гостиную, и вижу на полу неподвижную фигуру отца.
Сначала, мне кажется, что это такая игра. Я смеюсь, сбегаю по ступеням, прыгаю на него, стараясь напугать и заставить вздрогнуть.
Но он не шевелится. Он больше никогда не пошевелится. На его груди красное пятно и одна маленькая дырочка. Она кажется очень несерьезной, словно от меча лилипута.
Девочка в изумлении трогает колючие от щетины холодные щеки, еще не веря в то, что случилось.
Она шепчет:
– Ты же говорил, что будешь жить всегда, пока я буду хотеть этого. Я хочу, папа. Папочка. Живи! Живи пожалуйста…
Ее слезы капают на его лицо. Но это только в сказках слезинка ребенка может изменить целый мир. А сказка в тот день кончилась.
***
Только на этом моменте оболочку мучительного сна удалось прорвать и выбраться из него в реальность. Я лежала в кровати, по щекам еще текли слезы, а сердце колотилось, как птичка в клетке. Ненавижу, когда мне снится такое. К сожалению, этот кошмар повторялся все чаще и чаще.
За окном уже светало. Я понимала, что больше не засну, так что вылезла из кровати, чем невольно разбудила Вольдемара. Он возмущенно крякнул, взглянул в окно, понял, что я вскочила ни свет ни заря, и проворчал:
– Опять тебя твой смартофон разбудил?
Поднимать меня по утрам точно в назначенное время Вольдемар считал своей обязанностью и привилегией на протяжении вот уже десяти лет, так что недавно ужасно надулся, когда я продемонстрировала ему, как работает будильник на только что купленном телефоне, и начал ужасно ревновать меня к разного рода умной технике.
– Нет. Кошмар приснился. Спи. Я на кухне посижу.
Он ехидно посмотрел на меня своим черным, как уголь, глазом.
– Какое спи, когда солнце уже встало?
Пока я приводила себя в порядок в ванне, Вольдемар уже успел выдрессировать кухонную технику, к которой я сама еще не успела привыкнуть. Насколько у него было плохо с восприятием электроники, настолько же хорошо он научился орудовать всем, что имело отношение к готовке. Конечно, творить кулинарные шедевры он не мог – да и дома этим занималась повариха – но к моменту, когда я пришла на кухню, там уже были готовы тосты и кофе. Не знаю, осилил бы Вольдемар яичницу, но ее он готовить отказывался чисто по идеологическим соображениям.
Первым делом, я подошла к календарю и зачеркнула вчерашний день. Девятый по счету. До заветной отмеченной галочкой цифры оставалось еще две недели. Конечно, меня ничего не подгоняло. Я могла прожить тут и дольше, но когда уезжала, то оптимистично обещала дому вернуться через две-три недели, а свои обещания я еще ни разу не нарушала. Правда до этого у меня не было повода их давать.
Я вспомнила какой наивной была, когда появилась тут. Мне казалось, что я приду в некое селение, поспрашиваю народ, где живет такая-то женщина, мне покажут дорогу и все. Дел то на два-три дня. Две недели я заложила, если мать переехала в другой город и придется тратить время на дорогу.
Оказавшись в Москве, я выбралась из промзоны на ближайшую большую дорогу и замерла от удивления. Столько огней! Столько домов!
Я шла тогда вдоль ночного проспекта, глазея по сторонам и понимала, что двумя днями тут точно не обойдется.
Рядом со мной притормозила машина с мигалками. Из нее вышел человек в форме. Я даже вспомнила как таких зовут – полицейский.
– Девушка, документики ваши можно посмотреть? – спросил он.
Я не поняла его просьбу и недоуменно помотала головой.
– Прописка то есть? Регистрация? По-русски то хоть немного говоришь, а? – настаивал полицейский. – Ты откуда? Узбекистан, Таджикистан?
– Нет. Я… – ненадолго пришлось задуматься, вспоминая географию, – из Китая.
– Так документы то есть? Загранпаспорт?
– Он… не со мной.
– А где? Дома? В отеле? Где живешь? – продолжал он допытываться.
Тут я поняла, что, кажется, влипла в неприятности. Я вообще не очень умела врать, а уж сочинять детали так быстро, да еще так, чтобы выглядело правдиво для этого въедливого мужчины точно бы не смогла.
– Я Лин. А вас как зовут? – спросила я и постаралась обворожительно улыбнуться.
Но ему моя улыбка почему-то не понравилась, и полицейский нахмурился:
– Капитан Дорофеев. Так, где ты живешь? Или придется проехать с нами до выяснения.
– Так вот, капитан Дорофеев, какова твоя история. Ты сейчас вспомнил об одном неотложно деле, которое тебе нужно сделать по работе. Ты сядешь в машину, скажешь напарнику, что со мной все в порядке и поедешь с ним в свое отделение полиции, чтобы завершить важное дело, – сказала я, чувствуя привычное сопротивление при произнесении ключевых слов.
Полицейский поменялся в лице, подбежал к машине, прыгнул за руль и с визгом шин стартовал с места.
– По-моему, нам надо бежать отсюда, – сказал тогда Вольдемар.
– Да вроде неплохо получилось.
– Напарник почувствует, что дело нечисто. Они могут вернуться.
Пришлось уйти с проспекта и спрятаться во дворах.
– Похоже первое, чем стоит озаботиться, так это тем, как добыть тот самый паспорт, – посоветовал Вольдемар. – Без него тут и шагу ступить нельзя.
И он действительно был прав.
Первым делом я нашла гостиницу. Это оказалось не сложным – просто шла мимо и увидела надпись «отель». Но когда в ответ на объявленную цену я выложила перед женщиной несколько золотых побрякушек, она почему-то страшно взволновалась и чуть ли не кричать на меня стала. С трудом я смогла выяснить, что мне с этим нужно сначала в какой-то «ломбард за углом». Странно, в книжках некоторые герои так делали и в отелях их чуть ли не на руках носили. Но главное, что для заселения все равно нужен был этот дурацкий паспорт.
В ломбарде на мое золото скривились:
– Без пробы. Дорого не дам.
Я пожала плечами. Меня сейчас устроили бы любые деньги.
– Хорошо, давайте паспорт, – сказал бородатый мужчина в окошке ломбарда.
– А… сейчас… забыла его там, – быстро сказала я, забрала золото и выбежала прочь.
В итоге две ночи еще мне пришлось ночевать на улице, прежде чем я смогла определить кто и как тут выдает паспорта. Тогда уж я смогла сочинить правдивую историю и только на третий день обрела заветную красную книжицу.
Зато опыт ночевок на лавочках был незабываемым. Я словно взглянула на мир с изнанки. В книгах в моей библиотеке про такое не писали: бомжи с такими язвами и болячками, которых и представить себе не могла. Нет, я читала про существование болезней, среди которых были и неизлечимые, но одно дело читать, а другое – увидеть вживую.
Когда я разжилась деньгами и придумала способ заселиться в квартиру, то поняла какой наивной была, когда отправлялась в этот город. Думала, что достаточно изучила жизнь по книжкам, а включила телевизор, так дня три сидела возле него практически не отлипая. Смотрела и с ужасом осознавала, что имею представление о реальности примерно такое же, как человек, воспитанный на романах Достоевского, оказавшийся в современности.
Я смотрела фильмы, ток-шоу, новости, сериалы – все подряд. Потом выбралась из квартиры, купила смартфон и погрузилась в интернет, и поняла, что пропала. Даже если я проведу тут год, то все равно не пойму, что именно сподвигло мать поступить так. К тому же может оказаться, что я ошибаюсь, и дело было вовсе не в ее стремлении вернуться в привычную среду обитания.
И тогда я поняла, что мне нужно социализироваться. Нужны ровесники и возможность проводить с ними много времени. Лучше всего за учебой. К счастью, как оказалось, я удачно приехала ровно к началу учебного года, так что пришлось попотеть, чтобы быть зачисленной в лучший столичный вуз.
Я с грустью посмотрела на ряд крестиков на календаре.
– Я трачу время зря!
– Сама говорила, что хочешь сначала понять, что есть такого в этом месте, – возразил Вольдемар.
– Оно слишком большое. Слишком людное. Слишком… эмоциональное. Его невозможно охватить, почувствовать, понять.
– Тогда бросай все. Делай что наметила и едем домой, – подал голос Вольдемар.
– Не могу. Прежде чем судить и карать, нужно пройти в чужих сапогах тысячу ли. Быть может, после этого ты поймешь врага настолько, что не накажешь, а посочувствуешь ему. Так отец говорил. Нужно не просто погрузиться в ее мир, а детально воссоздать все, что влияло на ее решения, и постараться понять.
– Ты о чем это? – насторожился Вольдемар.
– Так… мысли вслух, – натянуто улыбнулась я и прошла к столу.
Пока я уплетала тосты, он внимательно меня разглядывал, но ничего не спрашивал. Знал, что, если не хочу говорить, пытать бесполезно. А я не собиралась ему рассказывать, как смалодушничала вчера, прочтя на ночь какой-то дурацкий примитивный любовный роман. Тогда я еще подумала, что сама могу сочинить в сто раз лучше. А сегодня, в результате, мне страшно идти в универ, и я придумываю себе всякие теории и оправдания на тему того нафига я сделала то, что сделала.
Для первого дня и для знакомства с будущими однокурсниками, с которыми, впрочем, я вряд ли проучусь больше пары недель, требовалось ответственно подойти к внешнему виду.
Косметики у меня попросту не было – я еще не поняла, как ее использовать и, главное, зачем —так что решила не экспериментировать в такой ответственный день. Благо природа и родители наградили меня и без того яркой внешностью. Волосы я просто собрала в конский хвост – мне казалось, что он всегда мне шел, подчеркивая овал лица и острые скулы. А вот насчет одежды задумалась: слишком экстравагантной, наверное, заявляться не стоило. С другой стороны, серой мышью я просто физически не могла быть. Я прекрасно понимала, что, как бы ни старалась, но со своей азиатской внешностью все равно буду отличаться от однокурсников и привлекать внимание.
Я вообще впервые в жизни шла знакомиться с таким количеством людей и, честно говоря, не представляла себе, как это происходит, хотя пересмотрела на днях несколько фильмов про жизнь студентов. То, что я видела на экране, откровенно пугало. Диапазон того, что меня ожидало, был слишком широк. Я была готова и к тому, что придется с кем-то драться, как показали в каком-то англоязычном кино, так и к тому, что меня все будут сторониться и откажутся разговаривать, потому что я странная. А еще в фильмах все были настолько эмоциональными! Мимика и интонации оказывается значили чуть ли не больше, чем слова. А для меня это был абсолютно незнакомый мир.
«Когда не знаешь, как поступить, поступай по правилам», – говорил отец. Решила последовать его совету: выбрала мои родовые цвета – ржавый и черный. Надела длинную черную юбку с красно-коричневыми нитями и вставками, черную атласную блузку и красно-коричневую кожаную курточку. Скип по моему приказу перетек с шеи на запястье и прикинулся металлическим браслетом примерно такого же цвета – то ли ржавого железа, то ли сильно потускневшей красной меди.
– Не хватает брошки под цвет глаз. У тебя была такая с сапфиром цвета горечавки, – заметил Вольдемар, пристроившись на дверце шкафа, – а то пока получается слишком агрессивно. Парней отпугнет.
Если целью моего визита было совершение правосудия, то он откровенно и не скрываясь заявлял о матримониальных планах. Проще говоря, Вольдемар надеялся, что я встречу тут жениха.
Брошь из красного золота с глубоким синим камнем нашлась на самом дне нефритовой шкатулки с драгоценностями. Она действительно поразительно шла к глазам. Вольдемар не ошибся. Как всегда.
– И вообще имей в виду: с мужчинами аккуратнее надо. Девица должна демонстрировать скромность и короткий ум, чтобы парень рядом с ней чувствовал себя умным, храбрым и сильным героем… – продолжил он читать нотации.
Если бы это все так работало. Со мной тут уже два раза пытались познакомиться. Один неожиданно подсел в кафе. Готовить из местных продуктов на незнакомой кухне я не решалась, так что ела тогда исключительно в ближайшем торговом центре на фудкорте. К тому же в тот момент я еще ничего толком не знала о местных нравах и правилах ведения беседы. Он поговорил со мной минут пять, и несмотря на то, что я предельно честно и максимально ответственно отвечала на его вопросы, сначала попросил хоть как-то реагировать на его слова – тут я вообще не поняла, потому что я же старательно отвечала на все – а потом заявил, что я «какая-то замороченная и со мной сложно» и ушел.
Не могу сказать, чтобы я была как-то заинтересована в мужчинах— лично у меня была совсем другая цель – но все равно было интересно: каково это. До этого я читала про отношения только в книгах. Конечно, любовных романов, как тот, что я проглотила вчера, в моей домашней библиотеке не было: папа, видимо, заботился о моей нравственности и там стояла сплошь проверенная классика, но все-таки, я считала, что кое-что понимала в том, как разговаривать с мужчинами. Меня учили Скарлетт О’Хара, Джейн Эйр, Джулия Ламберт и даже Катя из «Двух капитанов». Но, видимо, в чем-то серьезно ошибалась. Самое обидное, что даже не поняла, что не так сказала.
Со вторым неожиданным ухажером я попыталась быть загадочно-молчаливой и томно улыбалась. В каком-то из классических романов упомянули, что мужчину главное внимательно слушать. К тому же папа говорил, что у меня красивая улыбка. Так этот кавалер вскоре честно признался, что весь вечер опасался, что я маньячка или вампирша и просто жду момента, когда вцепиться ему в горло. Он ушел, даже не спросив номер. Правда я бы его и не дала, потому что у меня тогда и не было еще телефона.
Может дело было во внешности – я была вся в папу: худая настолько, что иногда на улице от женщин слышала вслед презрительное шепотом «анорексичка». К тому же еще и высокая. Еще не «каланча», но наверняка многие юноши могли чувствовать дискомфорт, от того, что они ниже меня. При этом груди почти нет. Попы тоже. Зато мышц хватает – спасибо традиционной ежедневной зарядке, и занятиям, за которыми тщательно следил Вольдемар. И я подозревала, что это тоже может быть проблемой: когда у тебя кубики на прессе есть, а у юноши, претендующего на то, чтобы быть рядом с тобой, их нет. На практике не проверяла, но читала, что такие ранимые существа, как мужчины, это сложно переживают.
А еще кожа – бледная, практически белая даже после недели на еще почти летнем местном солнце. На висках все жилки просвечивают. Как контраст: волосы и глаза черные как крыло Вольдемара и нос с еле заметной горбинкой. Зато губы яркие без всякой помады. Это уже в маму. Победительницу конкурса «Красавица Москвы» какого-то там года. Надеюсь, это единственное, что мне от нее досталось.
В общем, я была прямой противоположностью образу русской широкобедрой красавицы-блондинки с осиной талией и грудью пятого размера, так что удивлялась чего вдруг вообще ко мне на улице приставать пытаются. И тем более не понимала почему они вдруг так быстро сбегали. Для них то я совсем не опасная.
– … скоро старой девой станешь… – продолжал бубнить Вольдемар.
Я зло толкнула дверцу шкафа, на которой он сидел, надеясь прищемить ему лапы, но он был начеку и успел взлететь.
– Мне только что стукнуло семнадцать! Какая, к лешему, старая дева?! – взбесилась я.
– По паспорту восемнадцать!
– Мало ли чего в этой филькиной грамоте написано! Сам советовал: лучше быть совершеннолетней, проблем будет меньше, – с издевкой скопировала я его менторский тон.
– Во времена моей молодости девок в четырнадцать замуж выдавали, а в семнадцать полагалось уже двойню иметь, – проворчал он, усаживаясь на подоконник.
– Пятьсот лет назад? Ты еще этикет неандертальцев вспомни, – съязвила я. – Дубиной по башке и тащи красавицу в пещеру. Ты же весь день без меня тут новости смотришь. Должен был слышать про новые веяния. Какое замужество? Слышал, что сейчас в моде не семья, а сильные самостоятельные девушки, строящие карьеру. А еще же есть гендерфлюидность и все такое… – я решила над ним поиздеваться.
– Ты, Лин, это брось! – грозно сказал он. – Мы с отцом тебя не такой воспитывали! Есть же вечные ценности!
– К сожалению, я убедилась, что все вечное – смертно, – резко потеряв аппетит к шуткам, грустно произнесла я.
Вольдемар заткнулся на полуслове и отвернулся к окну. Потом принялся чистить перья. Он всегда так делал, когда смущался, и не знал, чего сказать.
– Восемь ноль-ноль, – наконец произнес он. – Выходить пора, а то опоздаешь.
Чувство времени у него было абсолютное. Можно было часы сверять.
Я скептически посмотрела в окно.
– Дождь будет?
– После двух, – флегматично ответил он.
При желании Вольдемар мог уделать всех телевизионных синоптиков по точности прогноза. Как у него это выходило до сих пор не понимала.
Пришлось взять еще и зонтик.
– Ты на такси? – поинтересовался он.
– Нет. Надо экономить. Папино наследство не бесконечно.
Вольдемар фыркнул. Ну да, я на себе приперла целый пуд золота, совершенно не понимая его реальную стоимость. Оказалось, что такими темпами, как сейчас, я буду тратить его еще лет сто, а если рассчитывала уехать через неделю-две, то теоретически пачками пятитысячных купюр я могла швыряться налево и направо и печку топить. Это теоретически. Практически все было далеко не так просто. Вольдемар не представлял каково это: ходить по ломбардам, менять золото на рубли, оправдываясь, что не украла, но и где такое взяла сказать не можешь. Рано или поздно кто-нибудь из них вызовет полицию, та пробьет паспорт, выяснит, что он фальшивый, и меня на самом деле как гражданки просто не существует, проведут обыск и тогда меня будут ожидать такие приключения, о которых даже думать не хотелось. В общем, чем реже ходить в ломбарды, тем лучше.
В качестве ответа у меня сходу родилось хокку:
Золотое кимоно,
но идет пешком самурай:
поиздержался.
– Ритм неверный, – фыркнул Вольдемар.
– Язык тоже, – ответила я и вышла из квартиры.
Глава 2
Я сама не понимала почему так нервничала, входя в поточную аудиторию, где уже собрался весь первый курс отделения фольклористики и мировой литературы. Я не так, чтобы опоздала – лектор все-таки зашел после меня – но оказалась последней и со свободными местами уже было непросто. Времени разглядывать однокурсниц – а факультет, как я и предполагала, оказался преимущественно женским – уже не было.
Мое внимание невольно привлекла девица с роскошной кудрявой рыжей гривой на третьем ряду. Было в ней что-то такое… словами не описать. В общем, я привыкла доверять интуиции, так что сразу направилась к ней. К тому же скамейка рядом с ней как раз была свободна и не нужно было толкаться и просить кого-то пропустить.
Подойдя ближе, я отчасти засомневалась в правильности выбора: девушка оказалась мало того, что миниатюрной, и рядом с такой каланчой, как я, могла выглядеть даже комично, так еще и одета была в оверзайз свитер невозможного желто-розового градиента, в джинсовую, торчащую из-под свитера юбку с вышивкой, и даже на розовых кроссовках у нее блестели стразики. Она то ли еще не вышла из подросткового безвкусия, то ли специально косила под малолетнюю дурочку.
Но она уже подвинула свою сумку, освобождая для меня место, так что выбора не было.
– Арина, – тут же представилась она и улыбнулась ослепительной идеальной жемчужной улыбкой.
– Лин, – серьезно кивнула я и села рядом.
– Кошмар, правда? – она неопределенно мотнула головой назад.
Я недоуменно взглянула на нее.
– Два парня на весь курс. И те явные ошибки природы, – пояснила она.
Я медленно огляделась. Второй скрывался где-то на задних рядах, и отсюда я его разглядеть не могла, а тот, что сидел чуть выше через два ряда действительно оптимизма не внушал. Толстый, холеный блондин с жиденькими немытыми волосами.
Лектор в этот момент начал что-то говорить, и я повернулась к доске.
– Нужно было на мехмат поступать. Или к физикам, – пробормотала Арина, доставая тетрадь. – Жаль, что профильная математика для меня непостижимый квест.
Первая лекция была чисто техническая – нам рассказывали про структуру факультета, его историю и про кафедры, которые нам предстоит выбрать в конце первого курса. Вряд ли мне это могло пригодиться, но я принялась старательно записывать все информацию ровно так, как привыкла на занятиях с Вольдемаром.
В этот момент Арина восторженно шепотом произнесла.
– Вау. Вот просто вау!
Я оторвалась от тетрадки и взглянула на нее. Девушка, как завороженная, смотрела вовсе не на лектора. Проследив за ее взглядом, я поняла причину наступившей в аудитории тишины: в двери появился опоздавший.
Парень как будто сошел с обложки, причем не молодежного журнала, а того, где на каждой второй странице реклама яхт, особняков на лазурном берегу и утонченных вин. У мамы было много таких журналов, и она часто листала их и вздыхала, причитая сколько она потеряла и на какое убожество променяла свою молодость. Красавец носил брюки цвета слоновой кости, светлый джемпер и идеально сидящий синий пиджак подчеркивали безупречную фигуру: широкие плечи, но при этом не перекачанные до уродства мышцы. Роста в нем было не менее ста девяносто: еще чуть-чуть и ему пришлось бы пригибаться, проходя в дверь.
Девушки в аудитории замерли и, похоже, даже забыли, как дышать, а я почувствовала, что краснею. Вообще это обычно за мной не водилось, но уж если моя бледная кожа вспыхивала, то с интенсивностью помидора.
Лектор все понимал, поэтому взял паузу и ждал, пока опоздавший найдет себе место, а парень, казалось, не испытывал от этого никакого дискомфорта. Кивнул преподавателю, как старому знакомому в знак благодарности и вальяжно, не спеша, начал подниматься по центральному проходу. И остановился возле меня.
– К вам можно?
Голос у него оказался глубокий, с нотками баса. Такой, от которого мурашки по коже.
Я сидела в ряду крайней и места рядом со мной не было.
– Занято, – ответила я, пристально пялясь на доску.
Арина слева издала неопределенный булькающий звук, словно подавилась, мгновенно сориентировалась и бесцеремонно толкнула соседку в бок. Та сдвинулась на одно кресло. Арина живо пересела, ухватила меня за талию и потянула к себе. Я тяжело вздохнула и подвинулась.
Юноша присел рядом.
– Я Арина, – непосредственно заявила моя соседка, наклонившись вперед, так, чтобы парень мог ее видеть.
Мне было интересно, как именно он представится.
– Всеволод.
Наверное, он при этом еще и обворожительно улыбнулся, но я уткнулась в тетрадь и постаралась сконцентрироваться на словах преподавателя, который, тем временем, продолжил лекцию.
– А тебя как зовут? – раздалось у меня над ухом.
Я повернулась и впервые взглянула ему в глаза. Пронзительные, серые, с голубым отливом.
– Л…Лин.
– Странное имя. Но красивое. Я по виду подумал, что ты из Бурятии, но там вроде таких имен нет.
Я опять почувствовала, что краснею. Ко мне, наверное, было сейчас приковано внимание всей аудитории.
– Это по-китайски. Означает душа. Папа во мне души не чаял, – пробормотала я, отвернулась и сделала вид, что увлечена записью слов лектора.
– О! Ты из Китая? Круто! А по виду не скажешь, – воскликнула Арина.
– Молодые люди! Нельзя ли потише? – не выдержал лектор.
Я невольно вжала голову в плечи. Вот как раз я-то стараюсь учиться, но со стороны преподавателя наверняка выглядит все так, как будто именно эта девица с восточной внешностью и является главным возмутителем спокойствия.
Арина и Всеволод замолчали. Лекция продолжилась, и я старательно не отрывала взгляд от конспекта, хотя и вообще не запомнила ничего из того, что записывала.
Первый день оказался коротким. Всего одна пара вводной лекции. Потом нас развели по группам и попросили пройти короткий тест по английскому, а также определиться с направлением на физкультуре – те, кто предпочитал какой-то конкретный вид спорта мог выбрать секцию, вместо общих скучных занятий.
Арина и Всеволод оказались не только моими однокурсниками, но и одногруппниками. Правда втроем сесть за одну парту тут уже возможности не было. Мы с Ариной разместились рядом, а Всеволоду пришлось уйти на задний ряд.
Вольдемар был просто подвинут на языках. Сам он знал их, если считать устаревшие диалекты, примерно под сотню. Включая пару уже несуществующих. У меня даже близко не было ни его памяти, ни интеллекта, так что мы с ним ограничились изучением четырех. Китайский – родной язык отца, русский, на котором говорила мать, английский, потому что по словам матери, на нем говорили все приличные люди, и французский – он нравился Вольдемару за грассирующее «р», которое тому так приятно было выговаривать. Учили меня всем четырем сразу, причем с пеленок, так что я выросла дважды билингвой и все языки воспринимала практически как родные. Понятно, что тест по английскому проблем у меня, в отличие от Арины, не вызвал. Она сначала старалась подглядеть что я там отмечаю, но, убедившись, что у меня другой вариант разочарованно вздохнула. Я, как могла, кое где ей подсказывала, пока преподавательница на меня не шикнула.
Зато с выбором спорта все было наоборот. Арина ни секунды не сомневаясь, выбрала плавание – оказалось, что она имеет какой-то разряд, что, глядя на ее фигуру, предположить было сложно. А вот я задумалась. Плавала я с изяществом топора. Некоторые мои части, конечно, стремились на поверхность, но в целом организм скорее тонул, чем плыл, игнорируя отчаянные пассы руками и дрыганье ногами. Секции фехтования с шестом, в чем я была по-настоящему хороша, тут не было. Некоторые из предложенных на бумаге вариантов вообще вгоняли меня в ступор. Моя домашняя библиотека пополнилась в последний раз примерно в восьмидесятых годах прошлого века, когда о таких видах спорта никто не слышал. Софтболл, кроссфит, чирлидинг – звучали для меня как заклинание для вызова демона. Но и оказаться в группе тех немощных, которые позорно именовались «ОФП» тоже не хотелось. Командные виды спорта сразу отпадали – где я, выросшая без друзей и подруг, и где команда? Тупо бегать и прыгать, как легкоатлеты, я тоже терпеть не могла…
– Чего зависла? – Арина заглянула мне через плечо.
– Не могу в меню сориентироваться. Все такое вкусное и непонятное, – пробормотала я.
– А ты чем-нибудь занималась? Ну в Китае.
И тут я задумалась, что так и не создала себе полноценную «легенду». Что говорить, когда спросят, например, откуда конкретно я приехала? Понятно, что раз завела тему с Китаем, так надо держать – это здорово объясняло мои странности и незнание местных обычаев – но, если спросят про город или область, что что отвечать?
– В нашей дыре секций вообще не было.
– Ну… у вас же все там ушуисты. В любой деревне. Я по телеку видела. Вон выбирай айкидо тогда.
– А что это?
Арина странно на меня посмотрела.
– Ну тоже типа борьба. Мягкая такая. Почти женская. Неужели не слышала?
Я пожала плечами и поставила галочку напротив этого неизвестного для меня слова.
Как только нас отпустили, я постаралась прошмыгнуть из аудитории так быстро, чтобы сидевший позади всех Всеволод физически не смог бы меня догнать. Но на выходе из здания факультета невесть откуда взявшаяся юркая Арина все-таки поймала меня за руку.
– Слушай, это круто, что ты из Китая. Я даже подумываю поступать туда – говорят там крутые вузы. Хочу тебя порасспрашивать. Ты как, никуда не спешишь?
Я колебалась. Времени то у меня было полно, но вот спалиться на незнании деталей о жизни в Китае, где я никогда не была, как-то не хотелось. С другой стороны, мне был нужен кто-то, кто научит меня обычной человеческой жизни —не Вольдемара же слушать – а с Ариной было как-то удивительно легко общаться. Ее непосредственность и открытость давали мне неплохой шанс узнать, как тут живут мои ровесники.
– Да я вряд ли что подскажу. Я в глухой провинции жила. Считай, в прошлом веке. В больших городах не бывала.
– Не важно. Пойдем вон в кафешку, посидим.
Я пожала плечами. Почему бы и нет? К тому же я успела проголодаться.
Мы сели за столик. Я решила рискнуть и взяла себе безалкогольный мохито – совершенно не представляя себе, что это – и большой бургер и теперь чувствовала себя несколько неловко, глядя на Арину с микроскопической порцией салатика.
Коктейль оказался кучей ледяной крошки, между которой стыдливо просочился подкрашенный сахарный сироп с легкой кислинкой. Приторный настолько, что непонятно было как это вообще можно пить: с бургером вкус совершенно не сочетался, да и жажду не утолял, а только усиливал.
Арина с завистью посмотрела на мою тарелку:
– Каким-то спортом ты все-таки занимаешься, да?
– Что? Почему? – не поняла я.
– А как еще такую фигуру сохранить при таком аппетите?
– А… просто повезло. Папин метаболизм. Он коня на обед сожрать мог и все равно худой был, как скелет.
Арина вздохнула:
– Ну ладно. Расскажи лучше почему сюда приехала? Неужели наш универ намного лучше ваших? Или дело в том, что там у вас огромный конкурс?
– Нет. Я не сравнивала. Просто… так вышло.
Я колебалась… говорить или нет. Но разговор однозначно срочно стоило перевести на другие рельсы. Про китайские университеты я явно знала намного меньше нее.
– Папа умер и меня там больше ничего не держало. Мама была из России. Вот я и приехала, так сказать, на вторую историческую родину.
– Ой, сочувствую. Извини, не знала, – пробормотала она, а потом нахмурилась. Я уже поняла, что Арина никогда не смогла бы играть в покер – ее личико всегда отражало все тонкости ее мыслительного процесса.
– Погоди… что значит «мама была»? Что, мама тоже… – она замялась.
– Нет. Она просто нас бросила. Давно. Вот я и приехала понять: чем тут лучше, чем у меня дома. Ради чего… она так поступила.
На последней фразе мой голос предательски дрогнул, хотя я считала, что вполне владею собой. Арина смахнула слезу и непонятно почему обняла меня. Я сидела, как истукан, не зная, как на это реагировать.
– Блин… это так стремно… извини, я не хотела бередить больное, – наконец сказала она, отстранившись. – У меня похожая история. Мама от нас с отцом уехала в другой город даже.
Я мысленно усмехнулась. Бередить… Что с ней было бы, если бы я сказала самое главное: что мама не просто ушла. Не просто бросила меня одну. Что все намного… намного хуже. Этакая замечательная здоровая семья с вечными ценностями, за которые так радеет Вольдемар.
– Ты у родственников живешь, значит? – спросила она.
– Нет. Зачем? Одна. Сняла квартиру.
– Сама? – У Арины глаза на лоб полезли.
– Ну да, я же совершеннолетняя. А что не так?
Неужели я опять что-то ляпнула не то. Я смотрела закону и вроде формально, по документам я имела право на самостоятельные сделки.
– Ну ты даешь! Я пока на такое решиться не могу. А деньги откуда?
– Наследство. Папа был далеко не нищим.
– Офигеть. Так… нам точно надо пообщаться подробнее. А давай сегодня в кино сходим, чтобы развеяться, а то я тебя совсем в уныние погрузила и теперь чувствую себя виноватой. Или лучше шоппингом займемся? Что тебе больше всего настроение поднимает? Только погоди, я водителю позвоню, чтобы приезжал за мной только вечером.
– Водителю? – настала моя очередь удивляться.
– Ну да. Я с папой живу за городом, в коттеджном поселке. Туда так просто не доехать. Такси мой папА – Арина произносила это слово на французский манер, с ударением на второй слог – считает шахид мобилями, так что меня доставляет в универ и обратно его личный водитель.
Арина быстро проклацала коготочками по экрану.
– Вуаля. Так куда пойдем?
Вопрос был на засыпку.
– Давай ты выберешь, – выкрутилась я.
– Тогда в кино. На великого Чебу. Не смотрела еще?
– Нет, – уверенно ответила я, даже не поняв, о чем речь.
– Беспроигрышный вариант. Он и китайцам, и японцам нравится. Ой, я не хотела тебя задеть. Я к тому, что это просто это такой универсальный мультик.
– А это где и насколько дорого?
Фильмы я смотрела до этого только на экране смартфона и в телевизоре.
– Да не… – Арина запнулась и удивленно на меня посмотрела, словно видела первый раз.
Я поняла, что опять сморозила какую-то глупость.
– Ты что, ни разу в кино не была? – с подозрением спросила она.
Пришлось кивнуть. Убедительно соврать я бы все равно не смогла.
– В твоем городе вообще кинотеатров не существует? – мне показалось, что если бы я заявила, что жила на Марсе или Венере, то она удивилась бы меньше.
– Город – это слишком смелое название той дыры, где я выросла, – брякнула я, надеясь, что Вольдемар никогда не узнает, как я отозвалась о доме.
– Ну тогда тем более я обязана приобщить тебя к цивилизации! – воскликнула она. – За билеты не беспокойся, я куплю.
– Да нет, у меня есть деньги… – запротестовала я, но она меня прервала.
– Так. Тихо. Вот когда я буду зарабатывать, тогда будешь мои финансы считать и беспокоиться, а пока все равно раскошеливается папа. Он таким образом отеческую заботу проявляет и другого способа не знает, так что не будем ему мешать.
Я кивнула, соглашаясь с неизбежным.
– А вообще прикольно, наверное, расти в таком тихом месте, что ни ночного клуба, ни кино. Интернет то хоть у вас был? – спросила она.
– В какой-то степени да.
Не говорить же ей, что впервые в сеть я вышла меньше недели назад.
Арина изучающе смотрела на меня.
– Интересно, а ты вообще всегда такая?
– Какая?
– Ну… холодная. Будь ты не из Китая, я бы сказала нордическая. Я сколько дорам китайских и корейских смотрела – там у вас наоборот все гиперэмоциональны. Такое ощущение, что постоянно переигрывают. А тебе бы даже терминатор позавидовал бы. Ты вообще улыбаться то умеешь?
Я улыбнулась в ответ. Это я отрепетировала в свое время перед зеркалом. Я не умела рыдать, демонстрировать боль, радость, страх. Просто не особо задумывалась, как отобразить их на лице. Мне просто не у кого было научиться, да и не нужно было последние десять лет.
– Девушки! Красавицы! А не нас ли вы ждете? – раздалось у меня над ухом. Вместе с этим моего носа достиг запах паров только что выпитого пива.
Арина поморщилась:
– Не тебя, отвянь!
Я, все еще продолжая улыбаться, искоса глянула, кто там за плечом: двое парней с короткими стрижками и лицами, не одурманенными интеллектом.
– Ух, какая резкая, – фраза подруги этого юношу, похоже, только раззадорила. – А я вот уверен, что мы вас развеселим. Пойдем с нами, тут рядом крутое место есть.
– Остынь! – приказала Арина и я почувствовала в ее голосе нотки волнения.
– А подруга-то твоя молчит. Не согласна с тобой, значит. Она то, видишь, хочет с нами поехать! – кто-то из парней взял меня за плечо.
Арина в отношениях с парнями понимала больше моего. Если она забраковала эти два образца, и рекомендовала им остыть, значит и я должна была продолжить ту же линию.
Я, сохраняя улыбку, молча повернулась, взялась двумя пальцами за брючный ремень ближайшего молодца и подтянула парня поближе, оттопыривая его штаны.
– О-о! – успел восхищенно сказать он.
В этот момент я схватила стакан со льдом, именовавшимся нелепым словом «мохито» и вылила его парню в штаны.
Он взвизгнул и отпрыгнул.
– Тебе же советовали остыть. Так будет вернее, – прокомментировала я.
– Ты че, дура? – завопил парень с мокрыми штанами.
Скип почувствовал в его голосе агрессию – у него вообще был изумительный нюх на опасность, и в таких случаях решение он принимал самостоятельно – поэтому моментально скользнул с запястья в ладонь и вытянулся коротким лезвием. Я мысленно выругалась, встала и отвела руку так, чтобы Арина ее никак не могла увидеть. А вот настойчивые юноши все вполне успели разглядеть.
– Психованная! – испуганно крикнул второй, отодвигаясь подальше. – Пойдем, Толь.
Он взял растерянного друга за плечо и потащил прочь из кафе. Скип тут же моментально свернулся медной змейкой на запястье.
Две сидевшие за дальним столиком дамы примерно сорока лет почему-то зааплодировали.
– Охренеть! Ну ты даешь! – восхищенно заявила Арина, когда настойчивые кавалеры скрылись из виду. – Так спокойно… с улыбкой…
Я же чувствовала себя виноватой. Никак не могла привыкнуть к тому, что постоянно надо думать о тех, кто находится рядом. Нельзя быть такой резкой и импульсивной. Вот полезли бы те парни в драку, что бы тогда тут было?
В голове тут же родилось хокку, которое я сказала вслух, ибо искусство всегда достойно того, чтобы быть озвученным, а не сгинуть в безвестности:
Не в гневном взмахе меча
закаляется честь самурая,
а в смирении.
Глава 3
Кино по началу впечатляло. Огромный экран создавал ощущение полного погружения. Я впервые задумалась, насколько мне близка была бы работа режиссера или сценариста: творить своей волей подобные миры и окунать в них зрителей.
Я огляделась: все смотрели на экран, широко открыв глаза и, казалось, вообще потеряв связь с реальностью. Конечно, такая масштабная картинка, чудовищно громкие звуки захватывали все внимание, да и зверек там бегал презабавнейший.
Сюжет, правда, был прост, банален и ужасен. Я вначале хихикала, но потом мрачнела все больше и больше. Фильм оказался правильным. С точки зрения Вольдемара. Про вечные семейные ценности, про то, как родители любят детей, а бабушки любят их еще больше. Когда я поняла главную мысль, то дальше весь сеанс сидела, сжав зубы до боли и ждала, когда же эта пытка кончится. Если Арина хотела вывести меня таким образом из грустных воспоминаний о прошлом, то достигла она прямо противоположного результата. Так что, когда она после кино вытащила меня пройтись погулять, настроение у меня было такое, что хотелось кого-нибудь убить. Скип почувствовал это и зашевелился на запястье и только тогда я опомнилась и постаралась успокоиться.
Арина, тем временем, рассказывала о своих грандиозных планах сбежать из дома куда подальше: поступить в иностранный вуз или перевестись туда со второго курса. Желательно не в Европу, куда ее папа катался регулярно, а куда-нибудь в презираемую им Азию. Только там, как ей казалось, она обретет настоящую свободу.
Мне было сложно ее понять. Свободы у меня было – хоть лаптем хлебай. Толку то от нее. Гораздо интереснее быть кому-то нужной. Хотя бы родителям. Но об этом я ей не сказала. Она бы все равно меня не поняла.
– А ты? – неожиданно спросила она и уставилась на меня своими зелеными круглыми глазами.
– Что я?
– Что планируешь делать? Ну дальше. Ближайшие годы или после универа. Планы на будущее и все такое.
Я так растерялась и не сообразила, что лучше придумать, поэтому ляпнула правду:
– Я хочу найти мать. Только не знаю, как это лучше сделать.
– А как ее зовут? – живо поинтересовалась Арина и достала смартфон.
– Василиса.
– Фамилия?
– Я… не знаю. Она же ушла… к любовнику и явно второй раз замуж вышла и точно ее сменила, – вздохнула я
– Блин, – Арина отложила телефон. – А девичья? Может по ней найдем?
Я закусила губу. Этого я тоже не знала. Когда мне было семь, я еще понятия не имела о фамилиях. У меня были папа и мама. У них были имена. И все.
– Нет. Не выйдет. Это было так давно, что интернета еще не существовало, – вздохнула я. – Не важно. Это так… вдруг повезет, и ты знаешь какой-то волшебный способ.
– Не, извини. Тут только если кого-то из ФСБ найти, да и то ему как-то побольше деталей потребуется, чем просто имя.
Я кивнула.
Первым и самым страшным сюрпризом в Москве для меня стало то, сколько же здесь людей. Когда я читала о городах, то почему-то все равно представляла себе что-то вроде кремля во времена средневековья. Нет, я знала, что есть города-миллионники, но все эти цифры были какими-то абстрактными. Я даже представить себе не могла, что можно жить в поселении и не знать каждого обитателя. А потом оказалась тут, спустилась в первый раз в метро в час пик и поняла, что маму я тут не найду никогда. Если только не случится чудо.
Чудо у меня с собой было. Карманное, но настоящее: кристалл, способный найти нужного человека. Я нашла такой в коллекции отца. Но он был одноразовым, а целей было две, да и я толком не знала, как им пользоваться. Вдруг сделаю что не так, и потеряю последнюю надежду найти мать.
***
Я вернулась домой поздно. Как-то слово за слово мы с Ариной проболтали весь вечер, пошатались по торговому центру, пока шел дождь, погуляли по вечерней мокрой Москве под пристальным надзором ее водителя, больше всего похожего на телохранителя. Расстались мы далеко за полночь.
Возмущению Вольдемара не было предела. Он полчаса выговаривал мне как он волновался, что так нельзя поступать с родными и что я бездушная скотина. Тогда я достала из сумки новый только что купленный смартфон и положила перед ним.
– Это еще что? – возмутился он.
– Это твой. Ты научишься им пользоваться и больше не будешь выклевывать мне мозг. Если начнешь волноваться, где я и что со мной, то просто позвонишь.
– Вот еще!
– Потому что я теперь буду регулярно приходить поздно. Может иногда и вообще не буду ночевать дома.
– Ты еще несовершеннолетняя! Девице в таком возрасте не следует…
– Сам придумал, что мне обязательно нужно иметь паспорт, в котором мне восемнадцать, так что сиди и не каркай.
Вольдемар надулся и отошел на другой край стола.
– Иди сюда, смотри, – Я повернула к нему смартфон. – Вот тут включаешь. Потом лапкой делаешь вот так и появляется основной экран. Вот на эту зеленую картинку с телефонной трубкой топаешь и откроется телефон. Мой номер уже запомнен как последний на который звонили. Нажмешь на него и поговоришь со мной когда захочешь.
– Что, в любое время? – он повернул ко мне свой черный глаз.
– Только не надо звонить, когда у меня пары в универе. Я не отвечу, иначе преподаватель будет ругаться. Сам же учил и знаешь, как бесит, когда что-то отвлекает ученика.
– Не дурак, – фыркнул он и подошел ближе.
– А вот так можно запустить интернет. Это куда интереснее телевизора, – добавила я.
В этот момент в дверь позвонили.
Я удивленно посмотрела на Вольдемара. Он ответил мне таким же взглядом.
– Будь осторожна, – сказал он.
Я подошла к двери и приказала Скипу приготовится к опасности. Браслет на моей правой руке тут же разомкнулся и превратился в металлическую змейку, обвившую запястье.
– Кто там? – спросила я.
– Старший лейтенант полиции Сидоров. Ваш участковый, – ответил уставший мужской голос.
– Кажется, мы все-таки влипли, – прошептала я Вольдемару, и открыла дверь.
– Посмотри в глазок! – запоздало каркнул он.
На пороге действительно стоял молодой человек в форме полицейского. Лет ему было чуть более двадцати, а конопатое лицо и оттопыренные уши, на которых висела фуражка, придавали ему какой-то совершенно несерьезный и в чем-то даже комичный вид. К тому же он так мило покраснел, когда увидел меня, что я тут же дала отбой Скипу.
– Добрый вечер. Прошу прощения за поздний визит. Опрашиваем возможных свидетелей. Скажите, вы были дома примерно три часа назад?
– Нет. Я только что пришла, – спокойно ответила я.
Он раскрыл папку, в которой находился лист бумаги с номерами квартир.
– А документы у вас есть? Мне нужно записать…
Я пожала плечами, повернулась к вешалке и достала из сумки паспорт. В этот момент Вольдемар решил, что ситуацию нужно брать под контроль, подлетел и сел на мое плечо.
Полицейский отпрянул.
– Ох… Ничего себе. Это ворон? – ошарашенно спросил он.
– Ну не синица же, – улыбнулась я.
– А почему такой огромный?
Да, Вольдемар умел впечатлить. Семьдесят пять сантиметров росту, а размах крыльев под метр-семьдесят.
– Каракар. Порода такая.
– Не страшно? Зверюгу такую иметь? – восхитился лейтенант. – Когтищи то вон, как ножи.
– Дурак! – каркнул Вольдемар.
– Ого! Еще и говорящий!
– Да, иногда фиг заткнешь, – улыбнулась я, – А что случилось? Свидетелей чего ищите?
– Кто-то растерзал стаю собак во дворе. Непонятно пока кто или что. То ли зверь какой забрел, то ли человек так их… разбираемся в общем. Визги то все слышали, а вот что случилось пока никто не видел.
Лейтенант открыл мой паспорт.
– Лин… – дальше он прочел по слогам, – Хангсяновна Йонгши
– Да, китаянка. Гражданство недавно получила по маме. Она русская.
– То-то я смотрю говорите без акцента.
Полицейский переписал мои данные на листочек и протянул мне визитку.
– Мы еще не знакомы. Держите. Я всем раздаю. Если что, звоните. Участкового надо знать в лицо.
– Надеюсь не пригодится, – усмехнулась я, чем, казалось, его обидела.
– Всего хорошего, – кивнул он и перешел к следующей квартире.
Я закрыла дверь.
– Плохо! Очень плохо! – Вольдемар нахохлился и перелетел на стол.
– Чего ты? Обычный опрос свидетелей.
– Он твои данные переписал. Может пробить. Ты у него любопытство вызвала. Иностранка, красавица.
– Простую проверку паспорт должен пройти. А копать глубоко он не будет. Повода нет.
Вольдемар неодобрительно покачал головой и включил телевизор – в последние дни он увлекся политическими ток-шоу – а я пошла готовить себе ужин.
***
Этот сон-воспоминание я любила.
– Пап, а почему тебя злым считают?
– Кто? – он удивляется и отрывается от какого-то сложного аппарата, который пытался настроить.
– Ну… все, – я стараюсь уйти от вопроса.
– Иди сюда, – улыбается он.
Я подхожу, он поднимает меня и сажает к себе на колени. Я тут же обнимаю его и прижимаюсь к колючей щеке. Мне нравится слушать его так: тогда его голос звучит как будто везде, даже внутри.
– Понимаешь, Лин, в мире, безусловно, много добрых людей и существ. Но также много и злых. Очень злых. Если такое зло ворвется туда, где живут добрые и хорошие, то у них не будет шансов справиться и защитить себя. Для этого им тоже придется становиться злыми. Значит должен быть кто-то, кто встанет стеной, отделяя злых от добрых. Тот, кто не даст плохим прорваться к хорошим. А как это возможно? Как можно не пропустить нечто, преисполненное ярости и ненависти?
– Как?
– Нужно быть страшнее. Таким, чтобы любое зло поскуливая убегало только от одного вида стража, охраняющего границу между плохими и хорошими. Тогда как, по-твоему, этот страж – добрый или злой?
– Добрый, конечно. Он же хороших охраняет.
– Это если откуда-то сверху смотреть и всю картину разом видеть, то оно то так и выходит. А если со стороны добра? Оно ведь не всегда разумное то. Хоть и доброе. Зла то давно не видело, забыло уже. Все норовит границу то перейти – любопытно ему, что там, на злой стороне. А страж грозный, не пускает. Может и по шапке надавать за настойчивость. А кто все же на ту сторону заглянул, тот в ужас пришел, какие там чудища водятся. А страж, выходит, у чудищ главный, раз его там все боятся. Вот и получается, что этот защитник и выглядит для всех как самое большое зло. Для чудищ злых – потому что бьет и не пускает полакомиться. Для тех, кто на стороне добра – он, значит, повелитель чудищ, самый страшный монстр и есть. Сказки про него страшенные начинают детям рассказывать. Те своим детям, да доврут еще что-нибудь от себя, чтобы пострашнее было. Так и выходит потом, что никто уже и не сомневается, где самое большое зло живет. В доме этого стража. А раз зло, значит его побороть надобно, чтобы землю от него освободить. Вот добрые и снаряжают героев, чтобы значит, стража то убили. Неразумные. Не знают, что за этим последует.
– Ну хорошим героям то этим можно же объяснить все, – шепчу я.
– Это если слушать хотят. А они же с оружием на войну приходят. Разговоры разговаривать не желают. А потом, когда биты бывают, обратно бегут. Что своим рассказывают? Что не справились один на один? Как бы не так. Сочиняют, что вышли против них толпы чудовищ. Половину они поубивали, да только слишком много зла было, да повелитель у него сильный. Вот и не сдюжили. И сказки о страже еще страшнее становятся. Так и живем.
– А я?
– Что ты?
– Тоже стану стражем? Страшным для всех? Меня будут бояться?
– Зачем, душа моя? Для этого есть я. Пусть хоть тебя доброй считают. Ты… постарайся сочинить людям хорошие сказки. Правдивые. Про то как оно на самом деле.
– Обязательно, пап! Я всем расскажу какой ты хороший! Я буду сочинять сказки!
Он смеется:
– Сказея моя…
***
Проснулась, а лицо опять было мокрым.
Сколько же можно! В этом месте еще ни разу я не выспалась нормально. Так, чтобы снилось что-то абсолютно радостное или абстрактное. Каждая ночь – как пытка воспоминаниями.
Я села на матрасе с решимостью сегодня все закончить. Вытащила из-под кровати сундучок, достала кристалл и задумалась: а кого конкретно искать?
Ну то есть до этого я всегда почему-то предполагала, что мать и ее любовник должны быть вместе и я смогу разом поквитаться с обоими. Но теперь я посмотрела кучу сериалов, в которых пары только и делали, что расставались и разводились, так что в мозг прокралась подлая мысль: а что делать, если нет? Если они больше не вместе? Зная маму, это наиболее вероятный вариант. К кому тогда я хочу попасть сначала и как найду второго, если кристалл одноразовый?
Я мысленно представила себе обоих по очереди.
Мужчина, которого я никогда не видела. Он не вызывал у меня никаких вопросов – это воплощение зла, убийца. Подлец должен умереть. Но даст ли мне его смерть полное удовлетворение? Вряд ли. Я свершу акт правосудия, восстановлю справедливость, но он только инструмент в руках более опытного манипулятора. Основной счет я собиралась предъявить той, ради кого было совершено убийство. Той, и из-за которой все произошло. Той, что бросила ребенка одного в холодном пустом доме.
Знаю ли я, что ей сказать? Выполнила ли я завет отца: прежде, чем кого-то судить, пройти в его ботинках его путь? Всякий суд должен состоять не только из обвинителя, но и из адвоката, пусть даже оба будут находиться в моей голове. Способна ли я сейчас выстроить хоть какую-нибудь линию ее защиты? Понимаю ли вообще, что ей двигало? Хоть примерно?
Нет.
Я была не готова.
Пришлось положить кристалл обратно в сундук.
У матери могло быть две причины поступить так. Первая – ностальгия. Она очень хотела вернуться сюда, в привычную ей Москву. В родной мир, где, как ей казалось, она сможет обрести новую роскошную жизнь. Я пока совершенно не понимала и не чувствовала этот город. Мне нужно привязаться к нему хоть немного, чтобы почувствовать сожаление от того, что потеряю его навсегда и только тогда постараться ощутить можно ли бросить ребенка ради жизни тут, или нужно быть конченой тварью, чтобы так поступить.
Вторая причина была еще необычнее и лично для меня намного страшнее. Мать могла поступить так не из холодного расчета, а на эмоциях – ради другого человека. Потому что действительно полюбила его. Чтобы это понять такую мотивацию, мне нужно было найти того, ради кого я могла бы пойти на преступление. Не важно на какое – важно, чтобы я захотела нарушить свои же правила ради другого. Для меня это звучало дико, но, судя по книгам и фильмам, это был основной мотив убийств внутри семьи.
В общем, помимо знакомства с городом, я должна была заставить себя влюбиться.
И от этого было страшно до дрожиков в пальцах.
Ну что же. Как говорил отец: «Тебе страшно? Значит тебе туда».
Глава 4
Во время завтрака я сидела в мрачном настроении, и Вольдемар, вопреки обыкновению, не включил телевизор, а обеспокоенно ковырял лапкой подаренный ему смартфон. У меня возникло подозрение, что он вообще спать не ложился, погрузившись своим неподготовленным мозгом в трясину интернета.
– Что ты там такого нашел, что даже пообщаться не хочешь? – иронично спросила я.
Думала, он смутится или ответит шуткой, но ворон решил зачитать:
– Сегодня при получении взятки с поличным задержан недавно назначенный руководитель паспортного отдела гэу эмвэдэ…
– Ты сдурел? На кой мне это знать? —фыркнула я.
Но Вольдемар проигнорировал меня и прочел-таки знакомые имя и фамилию, а после развернул смартфон и пододвинул ко мне.
На экране было испуганное лицо толстого лысеющего мужчины в полицейской форме.
– О-оу, – ничего более умного я сходу сказать не смогла.
– Говорил же, что это до добра не доведет, – прокомментировал Вольдемар. – Ты слишком топорно подошла к решению проблемы с паспортом.
– Ты всегда так говоришь. Только критикуешь. Нет бы что умное предложить, – фыркнула я и воскликнула. – Ну почему? Почему все всегда идет не так, как я задумала? —и со злости так резко бросила вилку в тарелку, что фарфор от обиды крякнул и раскололся на две части.
Пришлось сгрести со стола практически несъеденный завтрак вместе с осколками в мусорное ведро.
– А ты вообще что-то задумывала? Взяла от него то, что хотела, отпустила картонного человечка с одной функцией на волю, а что ты ему дала для дальнейшей жизни? Ты вообще о нем думала? Он и продолжил дальше делать только то, что умеет.
– Тогда это его проблемы! – огрызнулась я, понимая, что, конечно, он ворон прав.
Да и завтрака было жаль. Когда я теперь еще поесть смогу?
– Ты понимаешь, чем нам это грозит? Они же будут поднимать все его дела, – продолжил нудеть Вольдемар.
Я шумно вздохнула. Мое раздражение от сегодняшнего утра вылилось в очень быстрое, но жесткое решение.
Родственников у этого толстяка не было. Ничего хорошего в этой жизни он тоже сделать не успел. Горевать по нему никто не будет.
Я щелкнула пальцами и представила, как в далекой тюремной камере этот раскормленный взяточник хватается за сердце и медленно безжизненным кулем сползает по стене на пол.
– Не будут, – ответила я.
Вопреки моим ожиданиям, Вольдемар не стал возмущаться и взывать к гуманизму:
– Надо было сделать это раньше. Не дожидаясь ареста, – буркнул он.
Не могу сказать, что меня не мучала совесть. Мучала и еще как. В том, что произошло была только моя вина. Но иногда приходится действовать с безжалостностью хирурга, а не с мягким подходом терапевта: думая, что авось еще заживет и все как-то само собой образуется.
***
На этот раз Всеволод, похоже, караулил меня в универе часов с восьми, и, воспользовавшись тем, что Арина опаздывала, сел рядом. Я мысленно обреченно вздохнула. Что ж. Придется попробовать прямо сейчас погрузиться в эту сложную и пугающую игру под названием «отношения». Вариант пока самый оптимальный. Главное, не напугать его так, чтобы и этот убежал. Хотя… один тест я ему все же устрою. Иначе просто ничего не получится.
– Привет, – улыбнулся он, ослепив меня на пару секунд.
– Погоди. Десять сек, – сказала я, быстро открыла тетрадку и записала туда пару строк так, чтобы он не видел, захлопнула тетрадь, повернулась к Всеволоду, подперла щеку рукой и с максимальным интересом посмотрела на него:
– Теперь я вся во внимании.
Он, казалось, немного смутился от такой прямоты. Или мне так только показалось.
– Гм… Хотел узнать, что ты делаешь сегодня после учебы. Может мы могли бы посидеть где-нибудь, поболтать. А то учимся вместе, а еще толком не знакомы…
Ну уж нет, братец. Так легко это не делается.
– Скучно. Слишком простых путей ищешь. Если мне сейчас уже скучно, то что будет в кафе? С чего ты взял, что будешь интересным собеседником? – спросила я максимально спокойно.
– О… сразу тест… ну не вопрос, – усмехнулся он, – могу блеснуть интеллектом. Знаешь сколько я анекдотов знаю?
Я тут же отвела взгляд. Его улыбка притягивала и обвораживала, и Всеволод прекрасно об этом знал и старался использовать. Сердце затрепетало, как крылья колибри, но мозг работал все равно четко, как вычислительная машина. Главное просто не смотреть на него.
– Это еще скучнее. У большинства, кто мнит себя остроумным, в голове просто коллекция чужих идей, а копнешь чуть глубже, а там пустота. Чтобы быть интересным, нужно что-то за душой иметь. Внутреннюю глубину и смысл. У тебя они есть? Или только одни красивые манеры?
Все не так. Я неправильно себя вела. Сама же ставила задачу влюбиться, а теперь словно специально стараюсь его оттолкнуть и отпугнуть.
– Хм. И как ты можешь это проверить, если не хочешь разговаривать? – сказано это было уже без нарочитой ироничности. Кажется, мне удалось вывести его из равновесия заранее заготовленного плана разговора.
– Мы и так уже говорим. Зачем куда-то идти? Расскажи для начала о том, чего ты от жизни хочешь, Всеволод. Планы там, цели, идеалы.
– Ох, как все серьезно! Когда такая красивая девушка спрашивает о планах, она скорее всего хочет услышать следующее: я вижу свою жизнь только рядом с тобой, заботясь о тебе и делая все, чтобы ты была счастлива. А серьезно: вдруг ты и есть мой идеал?
– Опять пустой ответ.
– Да неужели?
– Суть не в том, что я хочу услышать, а в том, что интересного ты можешь сказать. Что-нибудь для себя и про себя у тебя есть? Не для меня, не для других. Ну и не такое фальшивое. Сейчас ты в отшлифованной для девушек маске, а я хочу увидеть, что под ней. Что ты по-настоящему хочешь?
Улыбка сползла с его лица, и он наморщил лоб, пытаясь сообразить, что же мне ответить такого остроумного. Он еще не понял, что со мной нужно блистать далеко не остроумием.
– Странная ты. В чем еще больший смысл жизни, как не в любви? Что может быть ценнее, чем быть рядом с кем-то и делать ее счастливой? Это дает большее удовлетворение, чем достижение собственных целей.
– А ты разве не знаешь, что девушки в мужчине больше всего ценят уверенность? Некий внутренний стержень, – я повторяла фразу из какого-то фильма. – Если ты, как утверждаешь, всю жизнь будешь строить вокруг кого-то, то где в тебе твердость и как на тебя опереться? Ты как тростник на ветру… нет, даже как лиана – если убрать опору, то сломаешься. Внутренняя уверенность и твердость берется только от собственных принципов и ясных целей.
– Ох… прямо как на экзамене себя ощущаю. Может в кафе было бы все-таки сподручнее на философские темы болтать?
Я опять говорила не то и не так. А о чем вообще разговаривают девушки с парнями? В книгах в любом диалоге всегда был конфликт, а в жизни как? Я понимала, что через чур агрессивна, но как это исправить не знала.
Я молча выжидательно посмотрела на него. Ну давай. Скажи хоть что-нибудь неожиданное для меня.
– Да я, как и все, хочу простых вещей. Стать успешным, зарабатывать много денег, чтобы обеспечивать семью и делать все, чтобы моя будущая спутница жизни была счастлива.
Мысленно я разочарованно вздохнула и медленно покачала головой.
– Что, считаешь это слишком просто? Ищешь того, что хочет завоевать вселенную? А он о тебе вспомнит, когда будет достигать своих целей? – усмехнулся он.
– Нет, проблема в другом, – вздохнула я.
– И в чем же?
– В том, что я продумала наш диалог заранее. И ты все это время говорил точно по тексту.
– Хочешь намекнуть, что я банален?
– Ну, – я пожала плечами, – можно и так сказать.
Он покраснел. Вот сейчас я его сильно задела, но он постарался не подать виду.
– Это просто ты плохо меня знаешь. Я, например, коллекционирую таблички «не беспокоить» из отелей. Много ты таких встречала?
Я молча открыла тетрадь и развернула к нему, чтобы легче было прочесть. Там было написано «Намекаешь, что я банален? Это потому, что ты меня мало знаешь. Я, например, коллекционирую таблички «не беспокоить» из отелей».
– Первым придумал коллекционировать эти таблички Жан-Франсуа Вернетти из Швейцарии. Ты лишь повторил, – добавила я.
В этот момент в аудиторию вошла Арина. Я тут же встала, стараясь не смотреть на ошарашенного парня и переместилась на одну парту назад, чтобы подруга могла сесть рядом.
Арина удивленно стрельнула глазами в сторону красного как мак Всеволода, приземлилась рядом и шепотом спросила:
– Это чем ты его так уделала?
Я к этому времени уже сочинила кривое по ритму хокку, которое уже не было времени улучшать, иначе бы момент был упущен, так что просто продекларировала:
Он рассказал мне,
Как мимолетна роса,
Думая, что оригинален.
Арина прыснула со смеху и снова мельком взглянула на Всеволода.
– Чем займемся сегодня после занятий? – спросила она.
Я задумалась. С отношениями ничего не получилось. Нужно хоть вторую часть плана реализовать.
– Я хочу влюбиться в этот город. Так, чтобы не захотелось уезжать. Можешь помочь?
Арина скривила губы влево, потом вправо. Я уже поняла, что она так делает, когда над чем-то усиленно размышляет.
– Окееей, – протянула она. – Но ты же не хочешь попсы в стиле Красная площадь, ГУМ, смотровая и так далее?
– Нет, банальностей не надо. Все, что есть на картинках в поисковике по запросу «Москва» я уже видела.
– Отлично! Тогда у меня есть пара идей.
Глава 5
Признаться, я с трудом усидела на собственно главной «профильной» лекции по фольклору. Преподаватель был немыт, не чесан и вообще создавалось ощущение, что пришел он к нам прямо из пещеры, предварительно надев где-то чудом найденные пиджак и брюки. Да и нес какую-то лютую чушь.
Поэтому, когда Арина в перерыве лекции предложила слинять, ибо она уже составила для меня программу и вызвала водителя, я с радостью согласилась.
– Куда едем? – с энтузиазмом спросила я, плюхнувшись в машину на заднее сидение рядом с ней.
– Сюрприз, – коротко улыбнулась она и приказала водителю. – В Лефортово. На обычное место.
Мы остановились у странных готических кирпичных ворот с католическими крестами, за которыми виднелся какой-то парк.
Арина уверенно провела меня внутрь и только увидев одинокий киоск с искусственными цветами я догадалась, куда мы приехали.
– Кладбище? – спросила я, от удивления подняв брови.
– Если хочешь полюбить город, надо начинать с корней. Это самое старое кладбище, не считая Новодевичьего монастыря. Но там намного скучнее. А здесь считай лучший музей Москвы.
– Музей? Почему лучший? А как же разные там Третьяковки, Пушкинский?
– Потому что самый честный. В понтовых местах все напоказ. Души нет. А тут делают максимально честно. Живые всегда чествуют покойников не для мертвых, а для себя. Вот, смотри.
Мы остановились у довольно широкой композиции, полукругом охватывавшей могилу: небольшие колонны, обрамленные наверху ободом из камня стояли на небольшой стенке, доходящей примерно до пояса. В центре этой конструкции размещалась большая картина.
– Это остров мертвых. Недавно в Питере Эрмитаж ради этой картины целую выставку делал. А здесь, на могиле Жоржа Лиона сделана очень качественная копия из мозаики. Она сама по себе является произведением искусства, – сказала Арина.
Она шла по кладбищу настолько уверенно, что я догадалась:
– Ты часто здесь бываешь?
– Да. Тут хорошо думается. Понимаешь, на старом немецком кладбище не хоронили простых людей. Большинство, как ты понимаешь, из названия, были иностранцами, решившими навсегда связать себя с этим городом. Считай, что в чем-то похожи на тебя. Они остались здесь, как кости, как фундамент, на котором все вокруг построено. Личности были столь масштабны, что оставили след, который до сих пор заметен. Вон, смотри, видишь тарелки на могиле стоят?
Она указала в сторону довольно невзрачного памятника, у подножия которого действительно вместо традиционных цветов был как будто накрыт обед как минимум на три персоны.
– Это Люсьен Оливье. Автор самого народного русского салата. Среди рестораторов есть поверье, что для успеха стоит лучшее блюдо нового меню принести на могилу. Ну как будто благословение получить. Тут постоянно еда обновляется. А с другой стороны, вот эти титаны были, ушли прахом в землю, и кто теперь вспомнит о них, если только не придет сюда и не наткнется на могилу. Взгляни на эту. Самое любимое мое место на кладбище.
У высокого памятника в виде усеченной пирамиды на ступенях сидела каменная плакальщица. Работа была столь тонко сделанной, что каменный плащ с капюшоном, казалось вот-вот зашевелятся на ветру. Лица девушки было не видно – оно было закрыто руками.
– Это какой-то известный скульптор? – спросила я.
– Не знаю. Наверняка да, но я же говорила, что тут искусство не на показ, а для себя. Здесь золотых табличек с фамилиями авторов не вешают.
– А кто тут похоронен?
– Роберт Фульд. Родоначальник русского футбола. Представь себе, что это он привез этот вид спорта в Россию. Кто из сотен тысяч болельщиков, орущих на стадионе, знает об этом? А представь, что тут вокруг все такие – те, кто оставил в судьбе города огромные несмываемый след. Вон там могила Феррейна – самого знаменитого московского аптекаря. К его аптеке до сих пор экскурсии водят, а к могиле нет. Хотя над его гробом стоит скульптура авторства самого Шехтеля: тоже совершенно волшебная девушка. И тоже без таблички автора. Понимаешь, люди боятся мертвых. Поэтому тут всегда тихо, спокойно. Никто не мешает думать. Наоборот – эти, кто лежит тут молча – только помогают. Кого не выбери, так судьба такая, что можно часами о ней размышлять. И о своем месте в этом мире.
– А ты мертвых не боишься? – поинтересовалась я.
– Нет. Таких, как тут, бояться не стоит. Ими гордиться надо. А вообще мы жили когда-то с родителями неподалеку, и я часто сюда приходила с мамой.
Ее голос дрогнул.
– А … прости что спрашиваю… с мамой все в порядке сейчас?
Арина пожала плечами:
– Не знаю. Наверное. Когда она нас бросила, то уехала жить к морю. Сказала, что устала от города. И практически не выходит на связь. Только открытки на день рождения присылает. Мы с тобой похожи, хотя я ее не ищу. У меня есть ее номер для экстренной связи. Только желания звонить нет. Ладно, мы тут закончили. Думаю, ты поняла основную идею и ощутила вайбы. Теперь поедем на следующее место, – она резко тряхнула волосами, словно прогоняя неприятное воспоминание и пошла к выходу.
– А куда теперь? – спросила я, когда мы миновали ворота.
– На еще одно кладбище. Только на нем похоронены не люди.
Я держала паузу, прекрасно понимая, что она продолжит. И Арина добавила:
– Там похоронены мечты.
Через полчаса водитель высадил нас перед другими огромными белокаменными воротами. На фоне предыдущих в Лефортово эти поражали размахом и масштабом.
– Что-то знакомое. Видела среди достопримечательностей города. Где мы? – спросила я, задрав голову и разглядывая верх арки, который заканчивался примерно на уровне пятиэтажного здания. – И зачем?
– Впечатляет, да? – улыбнулась она. – И это только вход.
– Как будто гиганты строили, – добавила я.
– Так и есть. Когда-то эту страну населяли гиганты, – серьезно ответила она. – Они сильно отличались от нас. Им недоставало еды, у них не всегда была обувь на ногах, но они умели мечтать. Бредили снежной Арктикой и жаркой пыльной целиной, Марсом, Байконуром…
Мы прошли под воротами и вышли на самую огромную площадь, которую я когда-либо видела. Вдалеке стояли настоящие белокаменные с золотом дворцы. Арина тем временем продолжила:
– От них нам достались огромные плотины и шахты. Города, построенные там, где люди никогда не жили и, казалось, жить вообще не могут. Они возвели эти дворцы, как памятник себе. Как некрополь, где вечно будут вспоминать их мечты, их добрую сказку, в которую они верили. Это были очень наивные гиганты, и ошибки у них тоже были наивные, но это не обесценивает того, что они сделали.
– А куда они делись? – спросила я, проходя мимо волшебного фонтана с золотыми фигурами.
– Выродились. Измельчали, – поморщилась она. – Вот о чем мечтает мой папа? О том, чтобы дебет с кредитом сошелся, и чтобы циферки на счете выросли нолика эдак на два. И так у всех взрослых, кого я знаю. А прадеды умели мечтать по-настоящему.
Я рассматривала дворцы, каждый из которых был построен в своем уникальном стиле. «Советская печать», «Оптика», «Музей востока» – чего тут только не было.
– Это мечты, на которых строилась Москва – сказала Арина. – То, что ты видишь в современном городе, заложено ими – гигантами. Если на Введенском кладбище, где мы только что были, люди-камни, положившие себя в фундамент, то тут памятник гигантам, которые возвели на этом фундаменте нашу столицу и защитили ее. И только благодаря им он и существует таким, как сейчас видишь.
Я смотрела на подругу и не узнавала. У нее даже слезы на глазах блестели. Непонятно от восторга и гордости или от досады, что это все прошлое. Я не могла представить, насколько она любит этот город. Вот уж кто точно никогда не уедет отсюда навсегда, как бы не грозилась сбежать из дома подальше. У меня это место таких острых чувств не вызывало. Да, оно впечатляло размахом. Мой родной дом по сравнению с подобными дворцами был как скромная избушка. Но, конечно, это не трогало меня так, как ее. Но я внезапно почувствовала Москву через дрожь ее голоса и влагу ее слез. Как будто взглянула ее глазами, впитала ее воспоминания и ощущения и это было невероятно волшебное ощущение.
А еще я поняла, что росла всю жизнь в колбе. В замкнутом мирке, где все вокруг стремятся тебе угодить, и не могут ни возразить, ни вообще иметь какую-то свою точку зрения. В то время как большой мир населен удивительными людьми. Яркими, ни на что непохожими. Такими яркими, что для меня, впервые вышедшей на этот свет, они были просто ослепительными. Я впитывала ощущения Арины жадно, как губка пролитую воду, потому что никогда до этого момента не встречала тех, кто может чувствовать так глубоко и необычно.
Кажется, я начинала понимать за что можно любить это место. За то, что его любят такие люди. Что они настолько его любят.
– Ты знаешь, я читала дневники одной ведьмы…
– Ведьмы? – Арина подняла от удивления одну бровь.
– Не важно. Короче, она говорит, что сила передается как минимум через поколение. У мощной ведьмы дочь, как правило, мало что может, зато внучка точно кое-что умеет. А если внучке не досталось, то уж в правнучке сила сконцентрируется так, что станет она даже более крутой, чем прабабка. Это я к тому, что, если прадеды были гигантами, а дети и внуки не удались, значит вся их сила перешла к правнукам. А мой учитель, который обалдеть какой умный – утверждает, что масштаб человека определяют мечты и цели. Все остальное приложится, если он будет достаточно тверд и уверен.
– Это ты к чему? – нахмурилась Арина.
– К тому, что я вижу перед собой будущего гиганта. Наверняка ты не одна такая. Те, кто с нами учиться ничуть не хуже. Я чувствую, что вы умеете мечтать по-настоящему, по-крупному.
– Да ладно тебе, – махнула она рукой, – а ты то, что себя исключаешь? Почему «вы», а не «мы»?
– У меня мечты простые. Очень простые. И очень плохие, – вздохнула я.
– Кто так сказал? – возмутилась Арина.
– Я сама знаю. Но давай не будем сейчас об этом.
– Ладно. Пойдем. Главный некрополь впереди, – вздохнула Арина и махнула рукой вперед в сторону здания, напоминающего половинку яйца.
Перед этим павильоном стояла ракета. Я, конечно, видела их на картинках, но все равно была поражена размером. Мне всегда казалось, что они должны быть… ну как двухэтажный дом. Тут же стояла какая-то невероятная махина.
Мы прошли внутрь павильона, где под потолком висели странные устройства.
– Что это? – спросила я, так ничего и не поняв.
– Это самая главная мечта, которую мы похоронили. Космос. Сады на Марсе, полеты к Ио и Ганимеду, орбитальные станции у Сатурна. Я в детстве нашла подборку дедушкиных журналов «Юный техник» за шестидесятые годы. Представляешь, они тогда были уверены, что мы с тобой должны прогуливаться по колонизированной Луне, и регулярно летать на стройки на Венере и Марсе.
– А зачем?
– В том то и дело, что если ты разложишь мечту на составляющие и попытаешься найти практический смысл в каждой ее части, то ты ее попросту убьешь. Незачем, да. Ты не заработаешь лишний доллар, если слетаешь к Марсу. На Земле еще хватает ресурсов, чтобы не думать о других планетах. Мысль о выгоде и похоронила мечты о космосе. А гиганты постоянно бросали вызов: себе, судьбе, богам. Просто чтобы доказать, что ты можешь, что ты способен стать сильнее, умнее. Превзойти не только других, но, главное, самого себя. Поэтому они мечтали вырваться за пределы земной орбиты. Не ради выгоды. Ради всех, понимаешь? Ради того, чтобы человечество имело большую общую цель и мечту. Они, победив в самой страшной войне в мире, мечтали, что это не даст начаться новой.
– Но они ошибались… – тихо сказала я.
– Да, я и говорю: были наивные. Но честные и правильные.
После этой экскурсии мне стало стыдно. А о чем мечтаю я? Как планирую сделать мир лучше? Я пришла сюда ради мести, после которой… что? Никогда не думала об этом. Считала, что все дальше как-то само образуется. Может быть, останусь здесь, может поеду посмотрю мир, или сдержу обещание и вернусь домой. Как трава перекати-поле, которую носит ветер: без смысла, без цели.
– Все-таки в одно попсовое место я тебя отвезу. Но без этого нельзя ощутить пульс столицы. Тебе стоит увидеть ее живое сердце, – неожиданно сказала Арина и потащила меня к выходу.
***
Машина остановилась в квартале огромных стеклянных небоскребов. Они были как огромные скалы-столбы, расчесывающие облака словно божественный гребень, только рукотворные.
Я шла, задрав голову, и не смотрела на дорогу, поэтому Арине пришлось взять меня за руку и чуть ли не силой затащить в одно из зданий.
Большой лифт, от скорости которого закладывало уши, выплюнул нас на крышу.
– Это Око, – с непонятной мне ноткой гордости сказала подруга.
– Глаз? Чей?
– Башня Око. Сейчас ты поймешь почему.
Она подвела меня к огражденному решеткой краю крыши и у меня захватило дыхание.
Изредка во сне я летала. Это было непередаваемой волшебное ощущение, когда мир внизу становится маленьким, дом превращается в небольшое пятнышко, страшный черный лес – в густой мазок кисти божественного импрессиониста, а горизонт устремляется куда-то в бесконечность, открывая бескрайние просторы. Во сне меня всегда несли крепкие крылья, а тут… ощущение было точно такое же. Я как будто летела над городом, который уже начинали съедать сумерки, отчего он подернулся первыми искрами фонарей и полярным сиянием подсветки зданий.
– Смотри: вот артерии и вены. Чувствуешь пульс? – спросила Арина, указав на широкие проспекты внизу, по которым текли красные и белые световые реки огней машин.
Я попыталась понять: что она имеет в виду и действительно, благодаря тому что она была рядом, у меня ненадолго возникло ощущение, будто весь город – это живой организм, и по улицам текут красные эритроциты и белые лейкоциты, подчиняясь единому пульсу. Одни улицы ускорялись, проталкивая кровь быстрее, другие притормаживали на время, чтобы потом толчком разогнать автомобили по периферии капилляров спальных районов.
– Она живая, – прошептала Арина. – Моя Москва.
И это действительно было так. Я никогда не была в других больших городах и не знала можно ли почувствовать подобное в каком-нибудь Лондоне, Сеуле или Новосибирске. Небольшие городки, конечно, не могли дать подобное ощущение единого живого организма. Мощного, стремительного и, одновременно, вечного.
Арина прошептала:
– Мой город – это не дома и улицы. Те, кто ездит на автобусных экскурсиях и слушает гидов о том, когда и кем построено то или иное здание, не понимает, что смотрит не на то. Город – это люди, которые сливаются в единый живой организм. Их мысли, мечты, дела – все это вместе и есть город. Бессмысленно изучать историю зданий. Нужно смотреть кто его населял и чем они жили. Ты сегодня видела из кого он состоял раньше, а тут можешь ощутить пульс живой Москвы. Она как будто поет свою мелодию, свою песню. Нужно лишь прислушаться.
– Как? Откуда ты это все взяла? Я никогда не слышала, чтобы о своем городе рассказывали так, – тихо спросила я.
– Ниоткуда. Я сама люблю петь и слушать, как поют другие. Однажды я просто это почувствовала. Песню города. Она рассказала мне о том, что я тебе сегодня показывала.
Я смотрела на улицы, но понимала, что я глуха. Никакой песни я не слышала. Однако, Арину я поняла. Город – это люди. Такие, как она. Подруге удалось сегодня меня поразить в самое сердце, и я знала, что навсегда запомню этот день. А у тех, кто родился и жил здесь, таких дней было множество. Воспоминания о друзьях, родителях, просто мимолетных встречах – все это как корни, которыми человек врастает в город. Когда тебя разом лишают всего этого, ты сразу чувствуешь себя смертельно одиноким. Кто-то выбирает такой путь добровольно, уезжая из родных мест и даже из страны, с кровью выдирая из себя все эти связи, надеясь, что еще сможет врасти где-то на новом месте. Но в случае с моей матерью, это было не так. Покинуть родной дом было не ее решением. Без столицы и ее пульса она могла чувствовать себя одинокой даже несмотря на то, что у нее была я.
Мое внимание привлекла девица, которая снимала себя на телефон на фоне города и что-то лопотала мягким фальшивым вкрадчивым голосом. Слов я не разбирала – только интонации, но они почему-то меня ужасно раздражали. Девушка вообще была вся какая-то искусственная и неестественная.
– Это репортер? Она снимает для телевидения? – спросила я у Арины.
– Нет, какой-нибудь блоггер.
Мне это мало что говорило. Слово я уже слышала, но суть пока не понимала.
– А зачем она это делает?
– Хочет стать популярной. Думает, что ее смешные мысли имеют какую-то ценность, на нее подпишется куча народу и она заработает на этом денег.
– Судя по твоему тону, ты скептически относишься к ее занятию.
Арина ухмыльнулась:
– А это прямая иллюстрация к вопросу как измельчали люди. Мы стали настолько незначительными и усредненными, что хочется выделиться хоть чем-то. Титанов нет, и в итоге каждый клоун считает, что его мнение что-то значит и важно для мира и что за счет этого он станет знаменитым. Снимает свои мелкие мысли на видео и выкладывает в сеть. Человек в толпе старается не делать что-то важное, что даст результат через годы, а подпрыгивать, чтобы хоть ненадолго ощутить себя выше остальных прямо сейчас. Так все и скачут, – она вздохнула. – Ладно, у нас остался еще один пункт в программе. Чтобы полюбить город нужно научиться получать в нем удовольствие.
– Что, опять кино? – я мысленно передернулась, вспомнив предыдущий поход.
– О, нет! Куда круче. У тебя есть купальник?
– Э… – я даже не сразу вспомнила о каком предмете она говорит, – нет. И никогда не было.
– Погоди… а ты плавать то умеешь?
***
Волны шептали неведомую мне мелодию спокойствия. Я знала, что это фальшивое море шириной в двадцать метров и искусственный прибой, создаваемый непонятной мне огромной машиной, но это не разрушало волшебства. Я сидела на имитирующей песок плитке так, чтобы волны накатывали на мои ноги, но не попадали на лицо. Заставить себя войти на глубину я не могла.
Зато Арина как будто оказалась в своей стихии. Сказать, что она плавала как рыба, значило оскорбить. Я как-то читала, что настоящими королями подводного мира являются косатки. Вот Арина такой и была. Быстрой, стремительной, и в воде даже в чем-то опасной.
И только тут я кое-что поняла про Арину. Паззл в голове внезапно сложился. Уехавшая к морю мать, песни города, а теперь еще и это место.
Крупнейший аквапарк столицы, что пугал меня обилием воды и глубины, был ей явно мал. Хотя не могу сказать, что я не получала удовольствие. Карманное море в шесть десятков квадратных метров погрузило меня в странное романтичное состояние. Я впервые задумалась: а не упускаю ли я что-то главное, от того, что не путешествую по миру? Я никогда не видела моря, ослепительных снежных полей Арктики, снежных гор. Если простой шепот искусственных волн настолько меня завораживает, то что же я буду ощущать на берегу настоящего океана?
Я была благодарна подруге за этот день, который точно останется со мной навсегда.
А еще я поняла, что могу поставить одну из двух галочек в мысленном списке задач. Я могу ощутить, что было в голове той, что бросила ребенка, решив вернуться сюда. Нет, не оправдать, ни в коем случае. Но хотя бы понять, о чем она думала и о чем сожалела. Я знаю, как ее судить.
С любовью к парням у меня, конечно, вряд ли что-то сложится, но, признаться, я и не особо верила в пламенную ослепляющую страсть у моей матери, профессиональной модели. Скорее всего, она действовала по расчету, воспользовавшись новым поклонником для того, чтобы сбежать от моего отца.
А это значит, что я была готова к встрече с ней.
Глава 6
Возвращалась домой я уже затемно. Когда уже подходила к своему двору, где-то вдали в парке раздался женский визг.
Пожалуй, это самый выразительный звук, который только может издавать человек. Визгов существует десятки видов, не говоря уж об оттенках. Он может быть игривым, страстным, зовущим на помощь, агрессивным, осторожным, словно пробующим реальность – а не завизжать ли всерьез. Я знала все его разновидности. Но конкретно этот был настоящим, несущим в себе первобытный ужас, знакомый любому живому существу на земле. Ужас неизбежной смерти. От такого у всех, до чьих ушей он долетел, по позвоночнику побежали мурашки. Я не была исключением.
А ведь так хотелось выспаться сегодня. Завтра к первой паре вставать ни свет, ни заря. Но, черт возьми, любопытно же. Давно я такого не слышала.
Я вздохнула и быстро пошла на звук, который и не думал прекращаться. Какая-то не молодая женщина – я улавливала в голосе легкую хрипотцу, типичную для курильщицы со стажем – продолжая визжать, резво бежала в мою сторону, так что можно было не спешить. Ее еще не убивали. Пока только гнались.
Даме было где-то чуть более сорока. Она пронеслась мимо меня как несущийся с горки каток без тормозов и даже не подумала о том, чтобы предупредить меня что там ждет меня впереди. Вот и как таких спасать? Хоть бы пояснила что там ее так напугало. Смешно будет, если просто какая-нибудь крыса или обнаглевший алкаш.
Скип насторожился и спустился с запястья змейкой, обвив пальцы правой руки.
Нет, это оказалась не крыса. На узкую тропинку впереди выбежало нечто совершенно непонятное. Никогда такого не видела. Какой-то комок зеленой шерсти ростом с большую собаку, зато диаметром примерно метр. Двигалось это нечто на паучьих лапках и в целом было похоже на разросшуюся вширь микробиоту, которую запустили и ни разу не стригли, а потом скрестили с тарантулом. Бегало оно резво, и даже слишком, для такого нелепого строения. Мне стало немного не по себе. Такого я не ожидала.
Тварь увидела меня и оскалила зубастую пасть, которая, оказывается пряталась в этих зарослях зелени. Из густой зеленоватой шерсти выскочили две пары когтистых лап, чем-то напоминающих передние ноги краба. Декоподы – внезапно зачем-то всплыли в мозгу ненужные сведения со времен, когда Вольдемар накачивал меня энциклопедическими знаниями.
В данный момент меня больше интересовало есть ли в этом комке нелепости хоть какой-то мозг, или одни инстинкты хищника на элементарной нервной системе, как у других членистоногих.
Очень хотелось убежать, как та тетка, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Как только повернешься и сделаешь шаг – все. Сработает древняя программа: он охотник, ты добыча. У обоих включатся инстинктивные модели поведения и спастись будет гораздо сложнее. Сейчас пока мы оба не понимали, чего друг от друга ожидать.
Скип спустился медной змеей с пальцев, выпрямился и превратился в узкое блестящее полированное лезвие, длиной примерно в полметра. Пока это была только демонстрация. Если чудище нападет, он станет длиннее. Намного длиннее. Места для размаха тут было предостаточно.
Оказалось, что мозги у твари все-таки были. Она разула глаза, причем буквально – передней парой когтей на лапах раздвинула шерсть, и на меня глянуло аж восемь черных зрачков – и, кажется, что-то поняла. По крайней мере перестала приближаться и замерла.
– Ну что? Решим вопрос по-хорошему или по-плохому? – спросила я.
Конечно, тварь не понимала, но спокойная уверенная речь должна была подействовать отрезвляюще. Как и домашние животные, тысячелетиями обитавшие возле человека, научились понимать интонации, так и охотящаяся за людьми нечисть тоже ради выживания и самосохранения должна была освоить кое-что.
– Тебе тут не место! – сказала я, подпустив в голос стальных ноток. – Убирайся в свой мир!
– Тебе тоже, – неожиданно раздалось из-под зеленоватых косм. Шепот твари был похож на скребущие друг о друга половинки ржавых ножниц.
О как? Оно еще и разумное! Ну тогда все проще.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила я с угрозой и сделала шаг вперед. Скип сразу увеличил лезвие, превратившись в катану.
Тварь рассержено зашипела, но это был звук уже смирившегося со своим поражением существа. В нем даже слышались нотки испуга.
– Хозяин тебя уничтожит! – проскрипело мохнатое зеленое недоразумение, развернулось и отпрыгнуло прочь. Воздух перед ним задрожал, оно сделало шаг вперед и исчезло.
Позади раздался топот ног. Я обернулась и приказала скипу срочно спрятаться, вновь прикинувшись браслетом. По тропинке быстрым шагом приближался уже знакомый мне участковый, а за ним семенила та самая женщина, что только что верещала как резанная.
– Ох… вы целы! Вы это видели? – воскликнула она.
Одышка не давала ей построить длинные фразы. Удивительно, как она вообще так резво смоталась от чудовища.
Я мысленно похвалила ее – женщина все-таки не убежала, спасая свою шкуру, а помчалась за помощью. Помощью мне. И даже осмелилась вернуться.
– Собаку? Видела.
– Собаку? – нахмурился полицейский.
– Да. Бездомная. Здоровая такая, лохматая, но, как оказалось, добродушная. Сначала рычала, но я прикрикнула на нее, она повиляла хвостом и убежала, – я невинно посмотрела на женщину.
– Она была зеленая! С когтями, ногами как у паука и огромной пастью! – неуверенно заявила она.
Я скривила лицо в максимально скептическую гримаску. Полицейский меня понял и расслабился, недовольно глянув на паникершу.
– Полагаю, мое участие больше не требуется, – кивнул он. – Будьте аккуратнее.
Женщина растерянно и испуганно взглянула на него.
– Я вас провожу, не бойтесь, – сказала я ей. – Вы где живете?
Тварь хоть и отступила, но все-таки могла вернуться. Многие хищники после того, как выбрали добычу, бывают поразительно и даже маниакально настойчивы в ее преследовании, игнорируя более доступные варианты.
– Да вон там, в шестом доме. Во втором подъезде, – машинально ответила она.
– О! Значит соседи. Я на одиннадцатом в соседнем. Пойдемте, – я аккуратно взяла ее под руку.
– Странно… я вас не помню, – пробормотала она.
– Я недавно сюда переехала. Снимаю квартиру.
Мы, не торопясь, шли к дому через двор.
– Это у Кондратьевых что ли? Двушка крайняя? – поинтересовалась она.
Что бы я еще помнила, как их звали.
– Ну да, она самая. А вас кто-то дома ждет? Может встретить?
– Да что ты… одна живу. С мужем рассталась, когда дочка погибла. С тех пор одна.
– Ох… соболезную, – я ужаснулась как просто и безэмоционально она это сказала.
– Да былое уже. Заросло все. Теперь привыкла к одиночеству. Бог больше детей не дал, как не молила. Вот только об этом больше всего жалею. Как бы я еще дочку хотела… Ну ладно, прости, чего это я тебя гружу. Как звать то тебя?
– Лин. А вас?
– Галина Семеновна.
– Не отчаивайтесь, Галина Семеновна. Если верить, то все возможно. Мне так папа говорил.
– Смешная. Куда в моем возрасте то. Но спасибо, – улыбнулась она.
Мы успели обсудить погоду и шумные компании во дворе, прежде чем дошли до дома. Я проводила ее до самой двери, потом поднялась к себе.
–Вольдемар! – крикнула я с порога. – Загадка тебе на эрудированность. Что это такое – выглядит как зеленый стог сена, ростом в метр, хитиновые лапы с когтями, пасть размером с суповую тарелку, да к тому же еще разумное и говорящее.
–У википедии своей спроси! – буркнул он даже не повернувшись.
Вот же обидчивая скотина. Стоило, вооружившись поисковиком, его один раз подправить во время бесконечных нравоучений, так он уже неделю простить не может.
– Оно мной поужинать хотело, – невинно заметила я.
У Вольдемара пунктик на предмет моей безопасности. Такое проигнорировать он не смог.
– Не придумывай. Шиш не дурак, к тебе бы не полез. Да и не могла ты его тут в городе встретить, – фыркнул он.
– Шиш, значит. А какого лешего он тут забыл, в парке? За теткой какой-то гонялся. На меня рыпнулся, пока не осознал кто перед ним.
Вольдемар задумался.
– Звучит как нечто невероятное. Они вообще охотятся из засады неподалеку от гнезда и редко покидают насиженные места. Которые, как ты понимаешь, не просто далеки отсюда, а вообще в другом мире. Что-то его прогнало и заставило сюда отправиться. Очень странно. Нетипично для него.
Я хмыкнула:
– Как ты мягко выразился. Нетипично. Как вообще потусторонние твари появляются здесь? Ты понимаешь, что это ненормально? Такого быть не должно.
– Понимаю. Но не понимаю, – каркнул Вольдемар.
– Вот и я не понимаю.
– Будем надеяться, что это случайность.
Я вздохнула и продекларировала тут же сложившееся хокку:
Дурак верит в фортуну,
Мудрец же знает:
Случайностей нет.
– Дешевая философия, – фыркнул ворон.
– Я еще не сказала тебе самого главного. Эта тварь, когда я ее прогнала и лишила ужина, побежала жаловаться хозяину.
– Хозяину? – встрепенулся он.
Я промолчала, глядя на него исподлобья.
– Угу. Тому, кто открыл ей портал.
– Это невозможно, – каркнул Вольдемар.
– Ты это говоришь уже второй раз за вечер, заметил? Она мне сама так заявила. Дескать, хозяин за нее вступится и меня уничтожит.
Он нахохлился и отвернулся.
Надо же. Это был на моей памяти первый случай, когда Вольдемару нечего было ответить.
Перед сном я достала кристалл и повертела в руках.
Я готова?
С одной стороны, вроде как да.
С другой… что-то внутри защемило сердце и не давало активизировать его. Я сидела на кровати и пыталась понять, что же именно мешает мне завершить миссию и вернуться домой?
А потом поняла: я уже не хочу уезжать отсюда. Слишком хорошо выполнила домашнее задание и все-таки полюбила этот город. Мне тут нравилось. Мне нравились люди. Арина, этот несносный Всеволод и вообще…
Но там же мой дом. Почти живой, родной, привычный. Тот, кто грел и защищал меня целых семнадцать лет. Всю мою жизнь. Дом скучает по мне, а я по нему.
«Если не можешь что-то решить вечером, отложи это на утро. Если даже решение не придет во сне, то ты все равно проснешься другим человеком. Он сможет легче принять правильный выбор», – так говорил отец. Что же, придется воспользоваться его советом.
Я убрала кристалл под подушку и легла в кровать.
***
– Отцовское отродье.
Мама говорила так часто.
В этот раз мне приснился не отец, а она. Та, кого я ненавижу. Та, кого я искренне старалась любить все 7 лет, пока у меня вообще была мама.
Образ получился смутный. Все-таки воспоминания того времени уже поблекли и растворились под грузом других, более взрослых. Я помню скорее эмоции, чем картинку. Сон пытается воссоздать ее образ, но получается не совсем то.
Она была высокой, когда-то очень стройной, но, как она же сама говорила: «Эти чертовы роды» и «дочь всегда у матери красоту отнимает». Я все равно считала ее самой красивой, несмотря на то что по мнению мамы ее «разнесло». Мне просто не с чем было сравнивать. Других женщин я до семи лет я почти не видела. Совсем давно, когда я себя еле осознавала, в замок приходили какие-то слуги, но потом перестали и я больше не видела людей извне.
Во сне она стояла у плиты ко мне спиной и непрерывно ворчала и причитала. У нее была длинная толстая коса почти до попы. Но это во сне. В реальности она остригла волосы, когда мне года два было и такой косы я никогда не видела. Одета она была тоже непривычно: в какой-то старорусский национальный сарафан, который непонятно вообще откуда в моей фантазии взялся. На самом деле мать ненавидела, но всегда носила цветастые домашние халатики. Ненавидела, потому что мой папа ее: «запер дома, одел в какие-то домашние тряпки и у нее ни шикарного платья, как раньше, ни возможности в нем куда-то выйти.
Платья на самом деле были, но старые. То есть на мой детский взгляд они были почти как новые и шикарные, но для мамы обладали одним самым серьезным недостатком – она в них больше не влезала. Но и выкинуть не могла. Все мечтала, что когда-нибудь сядет на диету, похудеет и тогда…
Что тогда должно произойти я не знала.
Сейчас во сне я просто сидела за столом, не доставая ногами до пола, ждала, когда мама сготовит что-то вкусненькое и слушала ее ворчание.
Нет, конечно, она не всегда пребывала в таком состоянии. Она бывала и милой, и ласковой и вообще… мамой. Но иногда на нее нападало такое состояние, когда она злилась, била сгоряча посуду или просто стояла у плиты и тихо шипела про свою ужасную долю. Что обещали горы золотые, а поставили у плиты и запели в клетке.
С одной стороны, я была маленькой девочкой лет пяти, которая ждала завтрак. С другой – все помнила, все понимала и смотрела на эту косу с такой ненавистью, что если бы мысль была материальна, то я точно прожгла бы в спине матери дыру насквозь.
***
На следующее утро, вопреки отцовским советам, решение так и не пришло, так что я отправилась в универ, в надежде, что умные мысли возникают в голове, когда ты находишься среди умных людей.
А первой парой у нас была физкультура. Точнее Айкидо, куда я сдуру по заданию Арины записалась.
Сюрпризы начались с того, что там требовалась особая форма. Хорошо, что ничего не понимающих новичков типа меня было аж десять человек, так что я не одна была черной вороной на фоне белых красивых учеников. На занятия спортом я оделась так же, как на тренировки дома: в традиционное китайское черное ифу.
Наверное, это и вызвало законный интерес тренера. Он подошел и поинтересовался чем я занималась до этого.
Я пожала плечами. Как это обозвать? Было ли вообще у этого название? «Система отца»? «БИВ – Боевое Искусство Вольдемара?»
– Ну… всякими китайскими традиционными вещами, – нашла я самый нейтральный ответ.
Он кивнул, а потом пристально следил за мной на разминке – пока мы кувыркались, ходили на коленях и занимались прочими вполне привычными и знакомыми мне вещами.
Для демонстрации приема он, видимо, позвал лучшего ученика – пояс у него был коричневый, почти такой же темный, как у тренера. Движение, которое он показал, было мне знакомо – ученик имитировал удар оружием в живот, а тренер пропускал удар мимо и выворачивал его руку. Этому меня учили.
Я заставила скип переползти на бедро под одежду. Не знала, как он среагирует на то, когда мне в пузо будут тыкать оружием. Пусть даже воображаемым.
Эта последовательность движений у меня получалась хорошо. Даже слишком. Потому что на втором приеме, который был мне совсем не знаком, меня поставили в пару с тем самым лучшим учеником. На демонстрации у тренера все выглядело красиво и быстро – я даже толком не поняла, что произошло и как его напарник, перекувырнувшись в воздухе, оказался на спине.
Я должна была имитировать удар ладонью сверху, но я понимала, что теоретически в ней зажат меч, и прием на самом деле был неизвестной мне защитой от вооруженного соперника.
Когда я старательно махнула рукой сверху вниз, старший ученик, как положено, ушел с линии атаки, повернулся, перехватил кисть, и моя рука оказалась у него на плече. После чего он чуть присел и резко неожиданно потянул предплечье вниз…
Локоть пронзила боль, я почувствовала влажный хруст, отдавшийся по всему телу.
Скип взвился молнией.
«Назад!» – мысленно крикнула ему я.
Еще секунда, и он бы убил нерадивого ученика, хотя тот ни в чем не был виноват.
Я с опозданием сообразила, что просто вела себя неправильно. Обычный человек, подчиняясь инстинкту самосохранения, захотел бы избежать боли и должен был податься вперед и, скорее всего, перекувырнуться, как делал ученик на демонстрации. Вот только у меня в принципе не было этого инстинкта, поэтому, не зная, что делать, я просто стояла на месте.
Ученик с коричневым поясом тут же испуганно выпустил мою руку, а я зашипела от боли, прижала сломанный локоть к животу и присела на корточки, спрятав травмированную руку от тренера, который уже бежал к нам.
Пока он орал на моего напарника у меня было секунд десять.
Хорошо, что кости рук регенерируют наиболее быстро. Они у стражей страдают чаще всего. С ногой, например, такой фокус бы не прошел.
Когда тренер сам отошел от шока, понял, что нужно не ученика ругать, а заниматься мной, подошел и попросил показать, что с локтем, я выпрямилась и помахала перед его глазами уже почти здоровой рукой.
– Ничего страшного. Просто чуть связки растянулись, – я, поморщившись, демонстративно помассировала мышцы предплечья.
Он, не веря, уставился на мой локоть. Если он следил за нашей парой, то точно видел, как тот изогнулся в обратную сторону.
– У меня достаточно гибкие суставы, – дала ему подсказку, как привести увиденное в соответствие с реальностью.
Он с недоверием ощупал мою руку.
– Знаете, я, наверное, сегодня уже заниматься не буду, – пробормотала я.
Мне хотелось как можно быстрее замять случившееся и уйти отсюда.
– Может все же покажешься врачу?
– Если не пройдет само к вечеру, обязательно, – заверила его я.
Глава 7
После этого дурацкого недоразумения весь день пошел насмарку.
Я была расстроена тем, что опять попалась на своей инаковости, на том, что я не такая как все.
Для начала мне под руку попался Всеволод. Он, как обычно, подловил меня в коридоре и попытался заговорить. Не знаю, чего хотел: пригласить на свидание или реабилитироваться за то, как прошел, а точнее провалил мой тест, но это было так невовремя, что я только фыркнула: «Отстань!» – и прошла мимо.
Арина почему-то не явилась на пару. Семинар уже начался, а место за партой рядом со мной пустовало.
«Ты где?» – отправила я ей сообщение.
«Траванулась чем-то, сегодня не приду. Отметь меня, если получится», – достаточно быстро прилетел ответ.
Я расстроилась еще больше. Мне хотелось посоветоваться хоть с кем то, чтобы почувствовать себя нормальной. Была бы рядом Арина, она, наверное, одернула бы меня и не дала случиться тому, что случилось.
– Девушка, вам там в телефоне интереснее, чем слушать материал лекции? – неожиданно спросил преподаватель.
– Да, потому что ничего нового для меня вы пока не сказали, – машинально ответила я.
Аудитория за моей спиной – а сидела я на первой парте – тут же притихла. Я смутно вспомнила, что кто-то из однокурсников говорил, что старшие курсы нам сочувствовали: дескать мы попали к Литвиновичу, а это тот еще зверь и на сессии безбожно валит, заставляя учить свои лекции чуть ли не буквально.
– О, так вы считаете, что хорошо разбираетесь в этой теме? – усмехнулся преподаватель.
– В общем да, – я отложила телефон, – Скажите, а почему вы рассматриваете в качестве первоисточника мифов о Кащее и Бабе Яге исключительно славянские корни? Дескать, Кащей происходит от слов кость, кастить, кощун… Да и вообще почему считаете их, что они воспринимались исключительно как отрицательные персонажи? Чернобог, повелитель Нави, все это понятно. Но русь в то время не существовала изолировано. Великий шелковый путь не обходил стороной славянские племена и приносил с собой мифы востока. Почему вы обходите вниманием бессмертного Касьяна, который стоит на страже врат Ада, но при этом является святым, то есть как минимум относительно положительным. И вообще в мифах и Евразии, и Америки есть упоминания о бессмертных с похожими корнями, содержащими «КСН». Хосан-черный, поддерживающий небесный свод, у индейцев майя. Заметьте, он, так же как Касьян, отвечал за западный ветер. У сапотеков был Косаан – тоже бессмертный. У древних римлян был Кесси, Кессин, Кессиль. Он прошел через подземный мир, стал бессмертным и увековечен в одноименном созвездии, которое мы называем Орионом. У сибирских племен – Хасын-Гет. И, наконец, в Китае Ханг-сян. Один из восьми бессмертных. Неужели вы не видите сходства? Практически у всех народов есть один и тот же бессмертный персонаж. Возможно, стоит подумать о том, что есть какой-то очень древний первоисточник, общий практически для всех хомо-сапиенс?
– Какая несусветная ересь! – фыркнул преподаватель. – Где вы начитались этого? У каких-нибудь поклонников крипто-истории?
Что я могла ответить? Что я его дочь? Что цитировала дневники стражей, перечислив их имена? Так эту книгу отца я потеряла и предъявить бы не смогла. Кое-что из нее он зачитывал мне вслух. Но после смерти папы я ее не нашла. Перерыла весь дом, но не нашла.
– Вы будете игнорировать общеизвестные факты просто потому, что они вам неудобны? Не будете же вы отрицать, что перечисленные мной персонажи существуют в мифах? И что они звучат настолько подозрительно похоже, что это нельзя игнорировать.
– Девушка, наука не оперирует терминами «похоже». Есть устоявшееся мнение научного сообщества и ваши псевдотеории с истиной ничего общего не имеют. На экзамене мы с вами об этом обязательно поговорим!
Я пристально посмотрела на него. Преподаватель глядел на меня свысока, с чувством превосходства и даже, я бы сказала, презрительно.
Позади активно зашушукались. Я плохо понимала намеки, но, видимо, это он и был: мне пригрозили проблемами на экзамене, отчего все одногруппники сильно возбудились. Я словно стала чумной – ей богу, если бы кто-то сидел рядом, то небось отодвинулся бы, чтоб на него случайно не подумали, что он разделяет мое мнение.
Я молча закрыла тетрадь, положила ее в сумку и встала.
– Куда вы? Занятие не закончено! – на этот раз в голосе преподавателя неожиданно проявилось волнение.
– Я не думаю, что я услышу тот что-то новое. Предпочитаю не терять время зря, – ядовито улыбнулась я и под гробовую тишину пошла к выходу. В дверях я обернулась и продекламировала:
Какой натруженный ум -
Даже мысли и те в мозолях.
Натренированная глупость.
***
Я ворвалась в квартиру как ураган. Мне срочно нужно было сорвать на ком-нибудь злость, но Вольдемар для этих целей явно не подходил. Я слишком его ценила.
Бросив сумку на пороге, я прошла в спальню и достала из-под подушки кристалл.
Кого выбрать? Мать или убийцу?
Нет, общаться в таком настроении с мамой я не была готова. Конечно, существовал шанс, что я встречу их обоих сразу, но все-таки, если я правильно помню характер матери, он был небольшой.
Я сжала кристалл в руке и мысленно повелела: покажи мне его!
Ничего. Пустота. Никаких ощущений.
Черт! Я не подумала о том, чтобы хоть как-то конкретизировать запрос. Кого его то? Я мысленно представляла себе некий темный образ максимального и ненавидимого зла. Но кристалл так не работал. Требовалось имя, лицо или что-то еще. Что я знаю об убийце моего отца?
Ни-че-го.
Кроме того, что этот гад пробрался к нам в дом, сломал шип на дереве, а потом выстрелил в папу.
А может этого и достаточно?
Я представила себе человека с пистолетом, стоящего на лестнице, а напротив него, чуть ниже, моего отца. Максимально подробно, со всеми деталями обстановки. Тот момент, когда я нашла папино тело, врезался мне в память как семейная фотография, что висит на стене и уже давно намозолила глаз.
Мне нужен тот, на лестнице!
Я снова сжала кристалл в руке и мысленно послала в него эту картинку.
На сей раз получилось. Голова закружилась, и я на всякий случай села на кровать.
Почему-то я думала, что кристалл волшебным образом перенесет меня в нужное место, но он, оказывается, работал иначе.
Картинка моей комнаты перед глазами сдвинулась. И, хоть я и чувствовала, что до сих пор сижу на кровати, но мозг уверял, что я неожиданно научилась летать и выпорхнула прямо сквозь закрытое окно в пасмурное московское небо. Набирая скорость пронеслась над зданием МГУ, двигаясь от него на северо-запад – чувство сторон света у меня врожденное, как у птиц – достаточно быстро перелетела через неизвестный лесок и оказалась в замкнутом овальном микрорайоне со странным круглым домом в центре.
Полет замедлился. Преодолев четверть круга, я остановилась напротив окна седьмого этажа, успев заметить только вывеску продуктового магазина под ним, а затем, также, как бесплотный призрак, проникла через окно и уперлась в одутловатое лицо мужчины. На вид ему было глубоко за пятьдесят, хотя, если убрать синеватые мешки под глазами от ежедневного употребления алкоголя, наверняка он был несколько моложе.
Картинка перед глазами померкла. Я снова сидела в своей комнате. Кристалл в руке тут же рассыпался в пыль, которую я неторопливо и задумчиво высыпала на пол.
Достав смартфон, я принялась изучать карту. Слава всем богам, в этом городе было всего два круглых дома. Они находились не так далеко друг от друга, но мне был нужен тот, что подальше от универа.
Теперь я знала адрес.
Колебаться и раздумывать больше было нельзя. А то я начну рефлексировать и искать повод сделать то, что задумала, не сегодня.
– Ты куда собралась? – каркнул Вольдемар.
– Я нашла его! – коротко отозвалась я, надевая кроссовки.
– Ты не пойдешь одна! Это опасно! – заявил он, но я уже выскочила за дверь и захлопнула ее за собой.
Нянька мне не нужна. А безопасность, случись чего, обеспечит скип.
Но как только я вышла из подъезда, Вольдемар приземлился мне на плечо.
– Думала я не сумею открыть окно? Хорошего же ты обо мне мнения! – фыркнул он.
– Ты представляешь, как на меня будут смотреть в автобусе, если я поеду с тобой на плече? Забыл первую ночь тут? Да я сразу стану героиней десятка роликов в интернете. Оно нам с тобой надо, такую популярность огрести?
– Хорошо. Адрес? Я встречу тебя там.
Я назвала улицу и номер дома. Вольдемар крякнул и улетел.
Когда я вышла из автобуса и прошла через небольшой парк, возле самого круглого дома ворон опять сел мне на плечо.
– Если бы ты сказала номер квартиры, я бы уже провел разведку.
– Я и сама его не знаю.
Я подошла к нужному продуктовому, отсчитала седьмой этаж и некоторое время разглядывала балкон. Старое деревянное окно, в то время как соседи то уже давно обновили свои на модные пластиковые. Балкон не был остеклен, в отличие от большинства остальных. Обитатель этой квартиры явно жил небогато.
Пройдя через арку во внутренний круглый двор, я прикинула нужный подъезд. К сожалению, не знала как и где можно посмотреть внутреннюю планировку, так что, оказавшись на седьмом этаже, не могла выбрать нужную дверь. Мне точно нужно было направо от лестницы, но вот в которую из двух квартир?
– Скройся! – приказала я Вольдемару.
Он слетел с плеча и приземлился рядом на ступеньки лестницы, так, чтобы его не было видно в глазок.
Я позвонила в ближайшую дверь.
– Кто там? – спросил женский голос.
Я вздрогнула.
Неужели это она, мама?
– МФЦ. Опрос о качестве коммунальных услуг, – сказала я фразу, которую слышала в подобной ситуации в каком-то дешевом сериале.
Дверь открылась.
– А удостоверение покажете? – спросила совершенно незнакомая мне женщина в цветастом халатике.
Я мельком глянула через ее плечо. Обстановка в квартире была не та. Тут достаточно недавно был ремонт. От двери просматривался весь коридор до кухни, где белело новое пластиковое окно.
– Не дают нам удостоверения. Не бойтесь, я внутрь не пойду. Просто скажите, насколько вы оцениваете работу вашей управляющей компании от одного до пяти?
– Да насколько этих дармоедов оценивать? Двойка им. Или кол вообще. Кран, когда тек, так сантехник две тыщи потребовал за починку, хотя это их обязанность.
Я сделала вид, что что-то отметила в смартфоне.
– Спасибо, – кивнула я.
Мне хотелось поскорее избавиться от нее, но женщина, похоже, давно ждала возможности выговориться.
– А вот батарея в комнате вечно холодная зимой. Каждый раз их зову, а они только руками разводят – дескать менять надо. Опять, значит, плати!
– Заткнись, – каркнул Вольдемар, выходя из-за угла.
– Ой! – пискнула женщина, отпрянула назад в квартиру и тут же закрыла замок.
– Звони, – приказал ворон, разместившись у меня на плече.
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
Скип на всякий случай сполз поближе к ладони.
Я несколько раз настойчиво надавила на кнопку звонка, но за дверью не раздалось ни звука.
Пришлось постучать.
Внутри точно кто-то был. Я различала голоса. Только они либо не слышали меня, либо не хотели реагировать.
Пришлось со всей силы дубасить по двери кулаком.
Голоса внутри стихли. Кто-то все-таки направился к двери.
Во мне с каждым его шагом словно сжималась огромная опасная пружина.
Пять, четыре…
Этот человек не стал смотреть в глазок. Замок щелкнул.
Три, два.
Замок щелкнул во второй раз.
Один.
Дверь приоткрылась и в щели показалась красная незнакомая рожа изрядно подвыпившего мужчины.
– О… А ты кто? – спросил он.
Я дернула рукой и скип, подчиняясь внутреннему приказу, резко увеличился в размере и превратился в небольшую металлическую бейсбольную биту.
Ноль.
Я дернула на себя дверь, и одновременно ударила битой. Несильно, но точно по колену. Это всегда достаточно болезненно. Я знаю – пару раз получала от Тоби по этому суставу во время детских тренировок.
Незнакомец коротко вскрикнул и упал в прихожей, попутно снеся со стены вешалку. Я перешагнула через него и прошла в квартиру.
Ошибки не было – наконец попала в нужное место. Я помнила эти старые обои невнятного болотно-коричневого цвета. Комнат было две. Коротко заглянула в первую: там на диване сидела маленькая девочка лет четырех-пяти. Я быстро прошла дальше – вторая была абсолютно пуста и захламлена так, что там можно было ноги сломать, поскользнувшись на разбросанных по полу банках, бутылках, ведрышках лапши быстрого приготовления и прочего мусора. Но людей в ней не оказалось.
– Сема, че там? Ты че, упал? – раздался голос с кухни.
Через две секунды и пять шагов я оказалась там.
Лицом к лицу с убийцей моего отца.
Простая не отягощенная интеллектом одутловатая рожа типичного алкоголика. Я бессмысленно искала в его глазах хоть что-то. Силу, храбрость, хитрость. Что-нибудь, что дало бы подсказку как это ничтожество вообще смогло одолеть папу.
Ничего. На меня смотрело животное. Точнее тот, кто на пути полной деградации до зверя прошел уже добрую половину пути.
Скип вытянулся в длинное лезвие, которое уперлось ему в грудь.
Даже это не заставило его испугаться. Он просто не понял, что происходит. Его мозг уже разучился быстро реагировать.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Иван, – он икнул от неожиданности и добавил, – Сидоров.
Ох уж этот наивный мир, где все сходу называют свои истинные имена, отдавая мне власть над ними. Ну что ж, ему же хуже.
– Так вот, Иванушка дурачок. За все поступки рано или поздно приходится платить. Ты думаешь, что, если, выстрелив из пистолета и украв красавицу, сбежал за тридевять земель, за горы высокие и моря глубокие, через леса колючие, то тебя никогда не найдут?
Вот тут он понял. Вспомнил. И вздрогнул.
Да, такой эпизод своей жизни забыть сложно. Даже по пьяни.
– А ты кто? – испуганно спросил он, переводя взгляд то на Вольдемара на моем плече, то на меня.
– Дочь, – прошипела я.
– Чья? – опешил он.
– Того, кого ты убил. И той, которую увез с собой, тупица!
Я так ждала этот момент, когда вот так выкрикну в лицо этому ублюдку обвинения, а потом проткну его мерзкое сердце. Только сейчас все было неправильно. Как-то не так.
– Че? – тупо переспросил он.
Я растерялась. Не ожидала, что мою речь просто не поймут. Повторять – означало унизится, пойти у него на поводу. А убивать того, кто даже не понял за что его карают – тоже никуда не годилось.
– Я дочь Василисы! – крикнула ему в лицо.
Это все же вызвало некоторые движения в его мозгу. Взгляд на некоторое время помутнел и стал рассеянным.
– Вот тварь! – неожиданно заявил он. – Она еще и ребенка от меня скрыла!
От этого я растерялась. Стройная картина мира рушилась на глазах.
– В смысле? – спросила я. – Ты не знал?
– Откуда? – гаркнул он.
В коридоре все это время благим матом голосил Семен, а теперь, судя по звукам, он все-таки начал подниматься.
– То есть ты приперся к нам в дом, убил моего отца, похитил мать и не знал, что там еще есть я?
– Я спасал украденную монголом девушку! Эту… как ее… «Красу Москвы». Прилетел, значит, ко мне однажды голубь. А к нему записка приложена. Мол так и так, ты мой суженый, потому горлица к тебе и прилетела, и что похитил подлый монгол красавицу русскую. И клубочек к лапке прилажен. Ну в записке там еще где в полночь встать, как клубочек бросить, чтобы он путь показал. Приезжай, забирай, а еще в приданное сокровища несметные заберешь. Я сначала не поверил – бред ведь какой-то. Ну я в сети то поискал —действительно пару лет назад была такая красавица. Исчезла без следа. Подумал вреда то не будет, попробовать. Ну я по ее инструкции все сделал, добрался.
– Почему она сама просто не сбежала?
– Говорит наложил на нее запрет этот супостат. Обратный путь только мне, жителю Москвы откроется. Короче, она ни нихрена не та красавица с фоток оказалась. Ну то есть типа та, да жизнь ее уж потрепала. Ни стройности, ни красы той. Сокровища правда были. – он вздохнул. – И пока я их в сумки собирал, отец твой некстати вернулся. Я не хотел, честное слово. Испугался очень. Я не думал убивать. Выстрелил из страха. И я ничего не знал про ребенка!
– Дальше, – глухо процедила я сквозь зубы.
– Мы нагребли золота сколько могли унести. Я думал приедем в Москву – заживем! Да только мамаша твоя оказалась той еще тварью. Без обид. Использовала меня как лоха. Кинула, как только мы тут оказались. Да так хитро! Я даже не понял, что случилось. Вроде просто планировали как лучше золото сбыть, да вложиться повыгоднее, какие-то документы-шмакументы, подпись там, подпись здесь, а потом бах, и я без хаты и без машины. И без золота. Чисто бомж. А она говорит: «пошел на хрен, ты мне больше не нужен, и никакой ты не суженный, а просто первый встречный, к кому голубь попал», – и уматывает на Мальдивы с каким-то бизнесменом. Хорошо недавно вот тетка померла, а я наследник. Хоть крыша над головой есть, пусть и на пару с Семеном. Братец троюродный мой.
– С каким бизнесменом?
–Че?
– Мать с кем уехала, идиот?!
– Да не помню уже! Васильев… Васильчук… Василевский… Хрен его знает. Что я, запоминать всех ее козлов должен?
– Хорошо, золото мамаша у тебя отняла. А книга? Черная такая, толстая, в кожаной обложке с коричневым узором. Она была среди того, что вы прихватили из нашего дома. Должна была быть.
Иван пьяно икнул, нахмурился, попытался вспомнить.
– Вроде была такая. Но где она – хрен знает… просрал где-то, пока бомжевал. Василиса сказала, что она больше не нужна. Она оттуда рецепт взяла. Ну как пробраться к вам туда. Типа больше в ней ценного нет ничего. Но мне показалась солидной такой, красивой. Выглядела дорого. Взял ее тоже. Носил по лавкам с антиквариатом, но там говорят, что это какая-то рукописная хрень и ценности не имеет. Ну я и положил куда-то. Ну а потом, пока мыкался по чужим хатам, да по бомжатникам почти все растерял. Не помню я где она.
Шаги за моей спиной приблизились. Я резко развернулась и выставила лезвие, нацелив его на горло Семена.
– Тихо, тихо, девонька, – он отшатнулся, примирительно подняв руки.
Из этих двух Семен мне казался куда более опасным. Он был куда здоровее Ивана и в глазах его было что-то такое… хищное. Иван действительно мог выстрелить только из страха и от неожиданности, а этот был способен убить в ярости.
– Заткнись! Проходи! – приказала я и махнула мечом в сторону кухни.
Семен соображал куда более резво своего соседа.
– Спокойно, спокойно! Иду, – испуганно пробормотал он.
– Что за девочка там, в комнате сидит? – спросила я.
– Доча моя, – ответил Семен.
– Почему тут?
– А где ж еще? Мамка нас бросила…
– Вот! Все бабы – шлюхи. Все такие… – начал было Иван, но осекся под моим взглядом.
– Сейчас будний день. Почему она не в садике?
– Садик? А зачем? Платить еще за него. Сидит тут, играет целыми днями. Она тихая у меня. Не беспокоит.
– А ест чего? Вот эту дрянь?! – я кивнула на вскрытую пачку доширака на столе.
– А что, это тебе не еда что ли? – удивился Семен.
Все было неправильно. Иван был мерзок, ужасен и отвратен. В нем очень мало осталось от человека. Я видела скорее животное, чьи желания ограничивались жратвой, да выпивкой. Но убивать это недоразумение, да еще практически на глазах у ребенка… чем тогда я была бы лучше него? Маленькая девочка услышит шум, зайдет сюда и увидит труп и лужу крови. Так же, как я нашла папу. Пусть Иван ей не отец, а всего лишь сосед… или дальний родственник, но все равно ситуация была слишком похожа. До боли похожа.
– Я не могу, – прошептала я.
– Ты пришла в этот город только за этим, – напомнил Вольдемар.
Оба – и Иван, и Семен – ошеломленно перевели взгляд на птицу на моем плече.
– Не за этим. Я хотела мести…
– И? Что изменилось.
Семен и Иван с напряжением и испугом следили за нашим разговором.
– Нет мести в том, чтобы пнуть труп врага, которого уже убил другой. Ему уже отомстили. Моя мать и так потопталась на нем. Хуже быть не может. Если я убью его, то только облегчу страдания. Это будет милосердие, а не месть. Я не вижу в этом смысла.
– Умница, девочка моя, – неожиданно заявил Вольдемар.
– И я даже не буду сочинять ему плохую историю. Хуже, чем он сам себе устроил, я уже не придумаю. Однако, кое-что я тут все-таки исправлю.
Для новой сказки у меня было пока только два имени из трех.
Я развернулась и прошла в комнату. Скип тут же уменьшился и свернулся браслетом-змейкой на руке.
Девочка так и сидела на софе и играла со старенькой потрепанной куклой, у которой одна ручка была оторвана и болталась только на рукаве.
– Привет, – сказала я и села рядом.
Она с опаской взглянула на ворона на моем плече.
– Можешь потрогать. Не бойся. Он не кусается.
Девочка осторожно протянула руку. Вольдемар тут же поднырнул головой под ее ладонь. Получилось так, как будто она его погладила.
– Как котик, – улыбнулась девочка.
– Да, он добрый. А как тебя зовут?
– Лена.
– Почти как меня. Я Лин.
– Лин? А его? – Лена кивнула на ворона.
– Вольдемар. Он очень умный. И живет триста лет. Скажи, а ты скучаешь по маме?
Лена помотала головой.
– Нет. Я ее совсем не помню, – серьезно ответила она.
Я улыбнулась.
– А хочешь я отведу тебя к ней?
– К маме? – робко и с надеждой спросила Леночка.
– Ага, – улыбнулась я.
Тогда я начала говорить:
– Настоящая история Лены начинается в тот момент, когда отец Семен совершенно забыл о ее существовании. Он даже потом не мог вспомнить, что у него вообще когда-то была дочь. Зато так Лена познакомилась со своей мамой…
***
Когда я вышла из подъезда с Леной за руку и Вольдемаром на плече, то тут же ощутила на себе жгучий, преисполненный ненависти взгляд. Скип, уже свернувшийся было в виде ожерелья на шее, вздрогнул и зашевелился. Я даже не знала, что способна чувствовать такое, потому что никто раньше не смотрел на меня так.
Стремительно обернулась на окна квартиры Ивана и Семена, но за стеклами никого не было. Да и ощущение исходило не сверху, а откуда-то сбоку.
– Ты что вертишься? – спросил Вольдемар.
Чужой взгляд тут же исчез.
Я все-таки провернулась на месте: людей вокруг на улице и во дворе было много. Некоторые смотрели на меня – еще бы, девица с огромной птицей на плече, но все это было не то. Желавший мне зла… даже не так – жаждущий моей смерти – увидел, что я забеспокоилась и отвернулся. Найти его среди прохожих теперь было невозможно.
Глава 8
«Ты, мать, чего учудила сегодня на паре по фольклору?!» – пришло мне сообщение от Арины. И следом смайлик, где человечек обхватил руками голову.
Эмодзи были для меня проблемой. Арина в переписке сыпала ими как пулемет. Иногда ее ответ содержал только один подобный желтый значок с каким-то выражением, которое я не понимала. Как и сейчас.
Я отложила телефон.
– Бери шарлотку-то. Я одна столько не съем, – сказала Галина Семеновна.
Напроситься на чай к этой милой женщине большого труда не составило. Она как будто ждала моего визита.
– А вы кого-то в гости еще ждете? – поинтересовалась я, глядя на пирог.
– Нет. Просто так захотелось. А ее меньше, чем на форму то не испечешь. Ну и, можно сказать, надеялась, что кто-нибудь да зайдет. Моя мама часто говорила, что на пирожки с мясом мужики заводятся. Как только испечет – всегда кто-нибудь в гости приходил. А вот на шарлотку, видишь, девушки появляются, – улыбнулась она.
Квартира у нее была уютной. Да, она не знала ремонта уже дольше положенного и можно было придраться к тем следам, что оставляет на стенах и мебели время, но тут все равно было чисто и комфортно. Пахло домом. Наверное, это из-за пирога. Иногда я получала такой же яблочный пирог на завтрак. Не часто – единственная яблоня в нашем саду плодоносила только два раза в год.
– Очень вкусно! – постаралась произнести я с набитым ртом.
Галина Семеновна улыбнулась.
Я перевела взгляд на стену.
– А это вы там, на фото? – спросила я.
– Да… с дочкой.
Не особо заботясь о том, соответствует ли это местной церемонии чаепития, я встала и подошла к старой, еще черно-белой фотографии в рамке.
Девочка была чем-то похожа на Лену. Насколько это позволяло оценить качество снимка.
– А что с ней случилось? – я повернулась к хозяйке дома.
Она вздрогнула, опустила взгляд.
Я с опозданием поняла, что мой вопрос мог оказаться бестактным, потому что задевал рану на сердце. К сожалению, оценить заранее мне это было сложно.
– Простите, – произнесла я.
– Да нет. Не извиняйся. Все что могло болеть уже отболело, – Галина Семеновна слабо улыбнулась, встала, подошла к серванту и достала из нижней тумбы толстую книгу.
Когда она открыла ее передо мной, то я поняла, что это альбом с фотографиями. Я только читала про такие и никогда еще не видела вживую.
– Вот она, моя Любочка.
Фотографий было много. Кулек из одеял с розовыми ленточками, счастливый папа, встречающий жену с дочкой из роддома. Любочка сидит, Любочка кушает. Первые попытки ползать… и всегда улыбающиеся родители.
Было видно, что у обоих дочь была центром мироздания.
Фотографии заканчивались после второго класса.
Дальше альбом был пуст.
– Несчастный случай. Выбежала со школьной территории. Водитель грузовика не заметил. Тогда лежачих полицейских перед школьными дворами еще не делали, – сказала Галина Семеновна, когда я закрыла альбом. – Володенька… он не справился с потерей. Бросил работу, уехал на заработки на вахту куда-то. Сказал на год, но так и не вернулся. Я и не обижаюсь. Все понимаю.
– А кем вы работаете? – спросила я.
– Врачом в нашей детской поликлинике. Лор.
Однако, в этой женщине таился крепкий стержень, не позволивший ей разрушить свою жизнь после трагедии. Потеряв дочь, она находила в себе силы ежедневно общаться с другими детьми. Смотреть на счастливых родителей и не испытывать при этом боль, а даже наоборот – радоваться вместе с ними.
Не зная, что сказать, я предпочла еще раз откусить шарлотку.
– Скажите, Лин, а вы ведь тогда соврали полицейскому про собаку, да? Просто неуютно чувствовать себя не в своем уме, – неожиданно произнесла она.
Я чуть не поперхнулась. Старательно прожевала кусок пирога, тщательно подбирая слова.
Сначала я думала, что схожу к ней, познакомлюсь, осмотрю дом и если все срастется, то использую ее без спроса.
Этот вопрос выбил меня из колеи. Женщина была умнее, чем я предполагала, и мне вдруг показалось, что с ней стоит быть честной. И играть в открытую.
– Да. Соврала, – коротко ответила я.
– А почему? Это… может быть опасным для других.
– Не может. Оно… приходило за мной, – неожиданно для себя самой сказала я и поняла, что это правда. Интуитивно я это ощущала, а сформулировала на каком-то подсознательном уровне только сейчас. – И больше не вернется.
Хозяйка квартиры пристально на меня смотрела.
– Ты уверена?
– Нет. Но полицейский тут точно ничем бы не помог. Галина Семеновна… – я замялась, так и не подобрав слова, а потом решилась и выпалила, – а что, если у вас появится еще одна дочь?
– Бог с тобой! – усмехнулась она, – стара я уже для родов то.
– Ей пять лет. Примерно. И ее зовут Лена. У нее никого нет, она очень ищет маму, хотя даже не представляет, как она выглядит.
– Она в детском доме? – Галина Семеновна серьезно посмотрела на меня.
– Нет. Она сейчас у меня в квартире. Не спрашивайте как, но я могу устроить, что по всем документам это будет ваша дочь.
Она растерялась, встала, нервно разгладила скатерть, подошла к фоторамке на стене.
– А что стало с ее отцом?
– Она его тоже уже не помнит. А он никогда не вспомнит о ней. Галина Семеновна… вы будете для нее идеальной мамой. Я вижу. Разрешите, я приведу ее, и вы посмотрите на нее.
– Да ты что! Смотрины еще устраивать, – она резко развернулась ко мне, – это что, щенок что ли?! Если ей негде жить и у нее никого, то приводи без разговоров. А потом разберемся что и как.
– Простите, как ваша фамилия? – уточнила я.
– Макарова… – удивленно сказала она.
Я кивнула и вылетела за дверь.
Конец истории Лены, а точнее того отрывка, где ее жизнь соприкоснулась с моей, я договорила вслух по дороге к своему подъезду.
Когда я позвонила в дверь Галины Семеновны еще раз, она открыла мгновенно, как будто ждала на пороге.
– Вот… документы… свидетельство о рождении, где указаны вы как единственный родитель и полис, – сказала я, но она не слушала.
Галина Семеновна смотрела на Леночку.
– Вы… вы моя мама, да? – спросила девочка.
Я смотрела на наполненные слезами глаза женщины, и неожиданно почувствовала, что у меня тоже на нижних веках появилась влага, а в горле защипало. Это было неожиданное и давно забытое ощущение.
В последний раз я плакала в семь лет.
Где-то через час Галина Семеновна вышла из спальни и прошептала:
– Спит.
Тогда я опять кивнула на документы на столе перед собой.
Хозяйка квартиры не веря взяла их в руки.
– Это какая-то подделка, да? Тут моя фамилия.
– Нет, они самые настоящие.
– Но как? Так же невозможно. Все же это где-то регистрируется…
– Посмотрите свой паспорт, – ответила я. – Заметьте, я даже не знаю где он у вас лежит.
Галина Семеновна прошла в прихожую, достала документы из сумочки, вошла в комнату, листая страницы и замерла.
Я знала, что на станице «дети» она увидела запись, которой по ее памяти там не могло быть. Запись не новую, а уже немного потертую. Ровно так, как должно было случиться лет за пять.
– Это как? Какое-то волшебство? – растерянно спросила она.
– Единственное доступное мне, – улыбнулась я.
Она продолжала смотреть мне в глаза, и я поняла, что необходимо объяснить. Если уж играть честно и в открытую, то до конца.
– Я сочиняю сказки про людей, которые воплощаются в реальности. Это не так просто, как может показаться – если сюжет будет недостоверным, то он не сработает. Отрастить кому-то крылья и научить летать не получиться. Придумать как трус внезапно стал смелым, а у инвалида выросла нога – тоже. Но слегка подправить естественное течение событий вполне в моих силах. Мать Лены действительно забыла про нее. Спившийся отец если не сейчас, то через пару лет тоже не вспомнил бы о ребенке. Я просто чуть ускорила время. Вы вполне могли бы удочерить ее официально. Опять-таки, я просто сделала так, что это произошло сейчас, а не завтра или послезавтра. Лена и так уже настрадалась, зачем ждать того момента, когда отсутствие воспитания и образования станет непоправимым?
– Кто же ты? – с недоверием спросила Галина Семеновна.
– Сказея.
– И много вас… таких?
– Насколько я знаю, одна.
Галина Семеновна медленно опустилась на стул:
– Честно говоря я даже не знаю, как реагировать на все это… – растеряно прошептала она.
– Никак. Занимайтесь дочкой. А обо мне постарайтесь забыть. Если хотите, я сделаю так, что исчезну из вашей памяти, как только выйду за дверь.
– Нет. Пожалуй нет. Я хотела бы помнить, как получила… дочь, – после небольшой паузы произнесла она.
– Мне тоже так показалось, поэтому я столь откровенна. Вы вообще первая, кому я открылась. Но не хочу вас больше утруждать…
– Да нет, что ты… я так благодарна… сиди. Может еще чаю?
– Нет, я вижу, что вы теперь нервничаете рядом со мной. Это нормально. Я не обижаюсь. Поэтому все-таки пойду. Я верю, что вы будете хорошей мамой.
Больше она не протестовала. Я еще раз улыбнулась, кивнула и вышла из квартиры.
***
Телефонный звонок догнал меня, когда я шла к своему подъезду.
– Мать, ты чего молчишь. Чего ты там сегодня отчебучила? – спросил голос Арины.
– Ты… о чем конкретно? – осторожно уточнила я.
– Про твою выходку на лекции по фольклору. Ты представляешь, как он тебя будет валить на экзамене? Он же лично принимает у всех, никаких семинаристов, аспирантов и прочего.
– А, ты об этом, – с облегчением вздохнула я. – Плевать. Будем решать проблемы по мере возникновения.
Хотела было сказать ей, что вообще не буду сдавать сессию, но передумала. Мне все-таки категорически не хотелось уезжать из этого большого мира домой.
– Ты точно сумасшедшая! Надеюсь, другим преподам ты еще не успела нахамить?
Несколько секунд ушло на колебание: говорить ей о том, что на айкидо я больше не пойду или нет. Арина поняла паузу правильно.
– Что? Я еще чего-то не знаю?
Скип настороженно шевельнулся на шее, и я тут же встала, как вкопанная. Он всегда ощущал опасность намного лучше меня. Что же его насторожило? Двор выглядел как обычно. Собирался дождь – ветер уже поднялся, туча закрыла пол неба, и, хотя первые капли еще не падали, но гуляющих было мало. Разве что несколько пацанов лет десяти играли в футбол на площадке. Этих мог прогнать только ливень. С дальней стороны двора наползал вечерний туман. Что не так?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71514832?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Глеб Леонидович Кащеев
Эту книгу вы прочтете дважды. В первый раз вам будет казаться, что вы понимаете, что в ней происходит. Потом вы дойдете до финала и вернетесь к началу, чтобы понять, что же там реально происходило.
А в этой сказке было так: Иван нашел смерть Кащея, который на самом деле бессмертный Хангсян из китайских мифов, и увез Василису домой, в Москву. Да только время в сказочной стране шло иначе, и Василиса успела родить Хангсяну дочь, которую скрыла от Ивана. Когда мать бросила Лин наедине с трупом папы, той было всего семь.
Спустя десять лет китаянка Лин попадает в современную Москву, чтобы разобраться: зачем мама убила папу, и что нашла такого в этом многолюдном странном городе, что бросила дочь.
Теперь у Лин есть выбор: отомстить ей или попытаться понять.
Но появление Лин в нашем мире не проходит бесследно, и в Москву массово начинают проникать потусторонние твари.
Глеб Кащеев
Сказея: Железная хризантема
Пролог
– Каково, чувствовать себя проигравшей? Окончательно, полностью проигравшей? – спросил меня хозяин железного замка.
Я, как завороженная, смотрела на угольно-черную дырочку дула револьвера в его руке. На блестящем металлическом срезе как будто кто-то наклеил кружочек темного бархата. Однако, эта черная дыра могла поглотить целый мир. Мой мир.
Огнестрельное оружие выглядело настолько чужеродно в окружающей обстановке, что поверить в то, что это реальность, а не очередной страшный сон, которые регулярно мучали меня, было сложно. Наверное, отец тоже не поверил тогда. Небось ухмыльнулся своей красивой улыбкой. Если успел.
У меня воля не такая железная, я была действительно напугана. Конечно, было бы круто посмотреть хозяину замка в глаза, холодно улыбнуться и сказать что-нибудь героическо-крутое, но я не могла оторвать взгляд от черного зрачка ствола в его руке. Он притягивал, гипнотизировал.
Неужели это все? Смерть? Где? В какой момент я ошиблась? Где начался тот путь, что привел сюда, в тронный зал железного замка, где я нашла свою погибель? Я не могла понять. Все казалось таким простым, очевидным, логичным, правильным. И вдруг выяснилось, что все это время я играла по чужим правилам и шла не к своей, а к его цели.
– Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но сама понимаешь, оставить тебя в живых я не могу.
Краем глаза я успела заметить, как кто-то из моих друзей дернулся вперед, стараясь спасти меня, но тут черная дыра на дуле револьвера ожила и плюнула огнем. Она словно разом взорвалась и забрала мою жизнь.
Меня ударило в грудь так, что отбросило на пол и я ударилась головой о камни, но все это померкло на фоне боли, которая взорвалась внутри.
И мир для меня превратился в тьму.
Глава 1
Несколькими неделями ранее
Девочка лет семи сидит на коленках отца. Я помню, как она выглядела: бархатное темно-зеленое платье, коротко постриженные черные волосы. Но сейчас я всего этого не вижу, потому что эта девочка – я сама.
– Пап, а ты всегда будешь со мной?
– Всегда. Пока ты будешь этого хотеть, – я слышу в голосе тепло и любовь, но не вижу лица. Только голос и ощущение его теплых сильных рук на спине.
Я давно уже его не вижу. Не могу вспомнить. Память хранит отпечаток эмоций, а не фотографическое изображение лица.
– Я всегда буду этого хотеть, пап. А даже когда я вырасту, ты же не состаришься и не умрешь, как другие?
– Никогда. Я всегда буду защищать тебя, моя принцесса, – смеется он.
У него теплый и мягкий смех. В такой можно закутаться и согреться.
Я не хочу идти дальше в этот сон.
Потому, что это кошмар. Тот самый кошмар, что мучает меня регулярно уже десять лет.
Но этот сон – как липкая паутина. Оплетает руки, ноги, сознание, и никогда не отпускает, пока я не дойду до конца сюжета. У меня еще ни разу не получилось проснуться на середине.
Утро. Я выхожу из своей спальни, подхожу к лестнице, что ведет в гостиную, и вижу на полу неподвижную фигуру отца.
Сначала, мне кажется, что это такая игра. Я смеюсь, сбегаю по ступеням, прыгаю на него, стараясь напугать и заставить вздрогнуть.
Но он не шевелится. Он больше никогда не пошевелится. На его груди красное пятно и одна маленькая дырочка. Она кажется очень несерьезной, словно от меча лилипута.
Девочка в изумлении трогает колючие от щетины холодные щеки, еще не веря в то, что случилось.
Она шепчет:
– Ты же говорил, что будешь жить всегда, пока я буду хотеть этого. Я хочу, папа. Папочка. Живи! Живи пожалуйста…
Ее слезы капают на его лицо. Но это только в сказках слезинка ребенка может изменить целый мир. А сказка в тот день кончилась.
***
Только на этом моменте оболочку мучительного сна удалось прорвать и выбраться из него в реальность. Я лежала в кровати, по щекам еще текли слезы, а сердце колотилось, как птичка в клетке. Ненавижу, когда мне снится такое. К сожалению, этот кошмар повторялся все чаще и чаще.
За окном уже светало. Я понимала, что больше не засну, так что вылезла из кровати, чем невольно разбудила Вольдемара. Он возмущенно крякнул, взглянул в окно, понял, что я вскочила ни свет ни заря, и проворчал:
– Опять тебя твой смартофон разбудил?
Поднимать меня по утрам точно в назначенное время Вольдемар считал своей обязанностью и привилегией на протяжении вот уже десяти лет, так что недавно ужасно надулся, когда я продемонстрировала ему, как работает будильник на только что купленном телефоне, и начал ужасно ревновать меня к разного рода умной технике.
– Нет. Кошмар приснился. Спи. Я на кухне посижу.
Он ехидно посмотрел на меня своим черным, как уголь, глазом.
– Какое спи, когда солнце уже встало?
Пока я приводила себя в порядок в ванне, Вольдемар уже успел выдрессировать кухонную технику, к которой я сама еще не успела привыкнуть. Насколько у него было плохо с восприятием электроники, настолько же хорошо он научился орудовать всем, что имело отношение к готовке. Конечно, творить кулинарные шедевры он не мог – да и дома этим занималась повариха – но к моменту, когда я пришла на кухню, там уже были готовы тосты и кофе. Не знаю, осилил бы Вольдемар яичницу, но ее он готовить отказывался чисто по идеологическим соображениям.
Первым делом, я подошла к календарю и зачеркнула вчерашний день. Девятый по счету. До заветной отмеченной галочкой цифры оставалось еще две недели. Конечно, меня ничего не подгоняло. Я могла прожить тут и дольше, но когда уезжала, то оптимистично обещала дому вернуться через две-три недели, а свои обещания я еще ни разу не нарушала. Правда до этого у меня не было повода их давать.
Я вспомнила какой наивной была, когда появилась тут. Мне казалось, что я приду в некое селение, поспрашиваю народ, где живет такая-то женщина, мне покажут дорогу и все. Дел то на два-три дня. Две недели я заложила, если мать переехала в другой город и придется тратить время на дорогу.
Оказавшись в Москве, я выбралась из промзоны на ближайшую большую дорогу и замерла от удивления. Столько огней! Столько домов!
Я шла тогда вдоль ночного проспекта, глазея по сторонам и понимала, что двумя днями тут точно не обойдется.
Рядом со мной притормозила машина с мигалками. Из нее вышел человек в форме. Я даже вспомнила как таких зовут – полицейский.
– Девушка, документики ваши можно посмотреть? – спросил он.
Я не поняла его просьбу и недоуменно помотала головой.
– Прописка то есть? Регистрация? По-русски то хоть немного говоришь, а? – настаивал полицейский. – Ты откуда? Узбекистан, Таджикистан?
– Нет. Я… – ненадолго пришлось задуматься, вспоминая географию, – из Китая.
– Так документы то есть? Загранпаспорт?
– Он… не со мной.
– А где? Дома? В отеле? Где живешь? – продолжал он допытываться.
Тут я поняла, что, кажется, влипла в неприятности. Я вообще не очень умела врать, а уж сочинять детали так быстро, да еще так, чтобы выглядело правдиво для этого въедливого мужчины точно бы не смогла.
– Я Лин. А вас как зовут? – спросила я и постаралась обворожительно улыбнуться.
Но ему моя улыбка почему-то не понравилась, и полицейский нахмурился:
– Капитан Дорофеев. Так, где ты живешь? Или придется проехать с нами до выяснения.
– Так вот, капитан Дорофеев, какова твоя история. Ты сейчас вспомнил об одном неотложно деле, которое тебе нужно сделать по работе. Ты сядешь в машину, скажешь напарнику, что со мной все в порядке и поедешь с ним в свое отделение полиции, чтобы завершить важное дело, – сказала я, чувствуя привычное сопротивление при произнесении ключевых слов.
Полицейский поменялся в лице, подбежал к машине, прыгнул за руль и с визгом шин стартовал с места.
– По-моему, нам надо бежать отсюда, – сказал тогда Вольдемар.
– Да вроде неплохо получилось.
– Напарник почувствует, что дело нечисто. Они могут вернуться.
Пришлось уйти с проспекта и спрятаться во дворах.
– Похоже первое, чем стоит озаботиться, так это тем, как добыть тот самый паспорт, – посоветовал Вольдемар. – Без него тут и шагу ступить нельзя.
И он действительно был прав.
Первым делом я нашла гостиницу. Это оказалось не сложным – просто шла мимо и увидела надпись «отель». Но когда в ответ на объявленную цену я выложила перед женщиной несколько золотых побрякушек, она почему-то страшно взволновалась и чуть ли не кричать на меня стала. С трудом я смогла выяснить, что мне с этим нужно сначала в какой-то «ломбард за углом». Странно, в книжках некоторые герои так делали и в отелях их чуть ли не на руках носили. Но главное, что для заселения все равно нужен был этот дурацкий паспорт.
В ломбарде на мое золото скривились:
– Без пробы. Дорого не дам.
Я пожала плечами. Меня сейчас устроили бы любые деньги.
– Хорошо, давайте паспорт, – сказал бородатый мужчина в окошке ломбарда.
– А… сейчас… забыла его там, – быстро сказала я, забрала золото и выбежала прочь.
В итоге две ночи еще мне пришлось ночевать на улице, прежде чем я смогла определить кто и как тут выдает паспорта. Тогда уж я смогла сочинить правдивую историю и только на третий день обрела заветную красную книжицу.
Зато опыт ночевок на лавочках был незабываемым. Я словно взглянула на мир с изнанки. В книгах в моей библиотеке про такое не писали: бомжи с такими язвами и болячками, которых и представить себе не могла. Нет, я читала про существование болезней, среди которых были и неизлечимые, но одно дело читать, а другое – увидеть вживую.
Когда я разжилась деньгами и придумала способ заселиться в квартиру, то поняла какой наивной была, когда отправлялась в этот город. Думала, что достаточно изучила жизнь по книжкам, а включила телевизор, так дня три сидела возле него практически не отлипая. Смотрела и с ужасом осознавала, что имею представление о реальности примерно такое же, как человек, воспитанный на романах Достоевского, оказавшийся в современности.
Я смотрела фильмы, ток-шоу, новости, сериалы – все подряд. Потом выбралась из квартиры, купила смартфон и погрузилась в интернет, и поняла, что пропала. Даже если я проведу тут год, то все равно не пойму, что именно сподвигло мать поступить так. К тому же может оказаться, что я ошибаюсь, и дело было вовсе не в ее стремлении вернуться в привычную среду обитания.
И тогда я поняла, что мне нужно социализироваться. Нужны ровесники и возможность проводить с ними много времени. Лучше всего за учебой. К счастью, как оказалось, я удачно приехала ровно к началу учебного года, так что пришлось попотеть, чтобы быть зачисленной в лучший столичный вуз.
Я с грустью посмотрела на ряд крестиков на календаре.
– Я трачу время зря!
– Сама говорила, что хочешь сначала понять, что есть такого в этом месте, – возразил Вольдемар.
– Оно слишком большое. Слишком людное. Слишком… эмоциональное. Его невозможно охватить, почувствовать, понять.
– Тогда бросай все. Делай что наметила и едем домой, – подал голос Вольдемар.
– Не могу. Прежде чем судить и карать, нужно пройти в чужих сапогах тысячу ли. Быть может, после этого ты поймешь врага настолько, что не накажешь, а посочувствуешь ему. Так отец говорил. Нужно не просто погрузиться в ее мир, а детально воссоздать все, что влияло на ее решения, и постараться понять.
– Ты о чем это? – насторожился Вольдемар.
– Так… мысли вслух, – натянуто улыбнулась я и прошла к столу.
Пока я уплетала тосты, он внимательно меня разглядывал, но ничего не спрашивал. Знал, что, если не хочу говорить, пытать бесполезно. А я не собиралась ему рассказывать, как смалодушничала вчера, прочтя на ночь какой-то дурацкий примитивный любовный роман. Тогда я еще подумала, что сама могу сочинить в сто раз лучше. А сегодня, в результате, мне страшно идти в универ, и я придумываю себе всякие теории и оправдания на тему того нафига я сделала то, что сделала.
Для первого дня и для знакомства с будущими однокурсниками, с которыми, впрочем, я вряд ли проучусь больше пары недель, требовалось ответственно подойти к внешнему виду.
Косметики у меня попросту не было – я еще не поняла, как ее использовать и, главное, зачем —так что решила не экспериментировать в такой ответственный день. Благо природа и родители наградили меня и без того яркой внешностью. Волосы я просто собрала в конский хвост – мне казалось, что он всегда мне шел, подчеркивая овал лица и острые скулы. А вот насчет одежды задумалась: слишком экстравагантной, наверное, заявляться не стоило. С другой стороны, серой мышью я просто физически не могла быть. Я прекрасно понимала, что, как бы ни старалась, но со своей азиатской внешностью все равно буду отличаться от однокурсников и привлекать внимание.
Я вообще впервые в жизни шла знакомиться с таким количеством людей и, честно говоря, не представляла себе, как это происходит, хотя пересмотрела на днях несколько фильмов про жизнь студентов. То, что я видела на экране, откровенно пугало. Диапазон того, что меня ожидало, был слишком широк. Я была готова и к тому, что придется с кем-то драться, как показали в каком-то англоязычном кино, так и к тому, что меня все будут сторониться и откажутся разговаривать, потому что я странная. А еще в фильмах все были настолько эмоциональными! Мимика и интонации оказывается значили чуть ли не больше, чем слова. А для меня это был абсолютно незнакомый мир.
«Когда не знаешь, как поступить, поступай по правилам», – говорил отец. Решила последовать его совету: выбрала мои родовые цвета – ржавый и черный. Надела длинную черную юбку с красно-коричневыми нитями и вставками, черную атласную блузку и красно-коричневую кожаную курточку. Скип по моему приказу перетек с шеи на запястье и прикинулся металлическим браслетом примерно такого же цвета – то ли ржавого железа, то ли сильно потускневшей красной меди.
– Не хватает брошки под цвет глаз. У тебя была такая с сапфиром цвета горечавки, – заметил Вольдемар, пристроившись на дверце шкафа, – а то пока получается слишком агрессивно. Парней отпугнет.
Если целью моего визита было совершение правосудия, то он откровенно и не скрываясь заявлял о матримониальных планах. Проще говоря, Вольдемар надеялся, что я встречу тут жениха.
Брошь из красного золота с глубоким синим камнем нашлась на самом дне нефритовой шкатулки с драгоценностями. Она действительно поразительно шла к глазам. Вольдемар не ошибся. Как всегда.
– И вообще имей в виду: с мужчинами аккуратнее надо. Девица должна демонстрировать скромность и короткий ум, чтобы парень рядом с ней чувствовал себя умным, храбрым и сильным героем… – продолжил он читать нотации.
Если бы это все так работало. Со мной тут уже два раза пытались познакомиться. Один неожиданно подсел в кафе. Готовить из местных продуктов на незнакомой кухне я не решалась, так что ела тогда исключительно в ближайшем торговом центре на фудкорте. К тому же в тот момент я еще ничего толком не знала о местных нравах и правилах ведения беседы. Он поговорил со мной минут пять, и несмотря на то, что я предельно честно и максимально ответственно отвечала на его вопросы, сначала попросил хоть как-то реагировать на его слова – тут я вообще не поняла, потому что я же старательно отвечала на все – а потом заявил, что я «какая-то замороченная и со мной сложно» и ушел.
Не могу сказать, чтобы я была как-то заинтересована в мужчинах— лично у меня была совсем другая цель – но все равно было интересно: каково это. До этого я читала про отношения только в книгах. Конечно, любовных романов, как тот, что я проглотила вчера, в моей домашней библиотеке не было: папа, видимо, заботился о моей нравственности и там стояла сплошь проверенная классика, но все-таки, я считала, что кое-что понимала в том, как разговаривать с мужчинами. Меня учили Скарлетт О’Хара, Джейн Эйр, Джулия Ламберт и даже Катя из «Двух капитанов». Но, видимо, в чем-то серьезно ошибалась. Самое обидное, что даже не поняла, что не так сказала.
Со вторым неожиданным ухажером я попыталась быть загадочно-молчаливой и томно улыбалась. В каком-то из классических романов упомянули, что мужчину главное внимательно слушать. К тому же папа говорил, что у меня красивая улыбка. Так этот кавалер вскоре честно признался, что весь вечер опасался, что я маньячка или вампирша и просто жду момента, когда вцепиться ему в горло. Он ушел, даже не спросив номер. Правда я бы его и не дала, потому что у меня тогда и не было еще телефона.
Может дело было во внешности – я была вся в папу: худая настолько, что иногда на улице от женщин слышала вслед презрительное шепотом «анорексичка». К тому же еще и высокая. Еще не «каланча», но наверняка многие юноши могли чувствовать дискомфорт, от того, что они ниже меня. При этом груди почти нет. Попы тоже. Зато мышц хватает – спасибо традиционной ежедневной зарядке, и занятиям, за которыми тщательно следил Вольдемар. И я подозревала, что это тоже может быть проблемой: когда у тебя кубики на прессе есть, а у юноши, претендующего на то, чтобы быть рядом с тобой, их нет. На практике не проверяла, но читала, что такие ранимые существа, как мужчины, это сложно переживают.
А еще кожа – бледная, практически белая даже после недели на еще почти летнем местном солнце. На висках все жилки просвечивают. Как контраст: волосы и глаза черные как крыло Вольдемара и нос с еле заметной горбинкой. Зато губы яркие без всякой помады. Это уже в маму. Победительницу конкурса «Красавица Москвы» какого-то там года. Надеюсь, это единственное, что мне от нее досталось.
В общем, я была прямой противоположностью образу русской широкобедрой красавицы-блондинки с осиной талией и грудью пятого размера, так что удивлялась чего вдруг вообще ко мне на улице приставать пытаются. И тем более не понимала почему они вдруг так быстро сбегали. Для них то я совсем не опасная.
– … скоро старой девой станешь… – продолжал бубнить Вольдемар.
Я зло толкнула дверцу шкафа, на которой он сидел, надеясь прищемить ему лапы, но он был начеку и успел взлететь.
– Мне только что стукнуло семнадцать! Какая, к лешему, старая дева?! – взбесилась я.
– По паспорту восемнадцать!
– Мало ли чего в этой филькиной грамоте написано! Сам советовал: лучше быть совершеннолетней, проблем будет меньше, – с издевкой скопировала я его менторский тон.
– Во времена моей молодости девок в четырнадцать замуж выдавали, а в семнадцать полагалось уже двойню иметь, – проворчал он, усаживаясь на подоконник.
– Пятьсот лет назад? Ты еще этикет неандертальцев вспомни, – съязвила я. – Дубиной по башке и тащи красавицу в пещеру. Ты же весь день без меня тут новости смотришь. Должен был слышать про новые веяния. Какое замужество? Слышал, что сейчас в моде не семья, а сильные самостоятельные девушки, строящие карьеру. А еще же есть гендерфлюидность и все такое… – я решила над ним поиздеваться.
– Ты, Лин, это брось! – грозно сказал он. – Мы с отцом тебя не такой воспитывали! Есть же вечные ценности!
– К сожалению, я убедилась, что все вечное – смертно, – резко потеряв аппетит к шуткам, грустно произнесла я.
Вольдемар заткнулся на полуслове и отвернулся к окну. Потом принялся чистить перья. Он всегда так делал, когда смущался, и не знал, чего сказать.
– Восемь ноль-ноль, – наконец произнес он. – Выходить пора, а то опоздаешь.
Чувство времени у него было абсолютное. Можно было часы сверять.
Я скептически посмотрела в окно.
– Дождь будет?
– После двух, – флегматично ответил он.
При желании Вольдемар мог уделать всех телевизионных синоптиков по точности прогноза. Как у него это выходило до сих пор не понимала.
Пришлось взять еще и зонтик.
– Ты на такси? – поинтересовался он.
– Нет. Надо экономить. Папино наследство не бесконечно.
Вольдемар фыркнул. Ну да, я на себе приперла целый пуд золота, совершенно не понимая его реальную стоимость. Оказалось, что такими темпами, как сейчас, я буду тратить его еще лет сто, а если рассчитывала уехать через неделю-две, то теоретически пачками пятитысячных купюр я могла швыряться налево и направо и печку топить. Это теоретически. Практически все было далеко не так просто. Вольдемар не представлял каково это: ходить по ломбардам, менять золото на рубли, оправдываясь, что не украла, но и где такое взяла сказать не можешь. Рано или поздно кто-нибудь из них вызовет полицию, та пробьет паспорт, выяснит, что он фальшивый, и меня на самом деле как гражданки просто не существует, проведут обыск и тогда меня будут ожидать такие приключения, о которых даже думать не хотелось. В общем, чем реже ходить в ломбарды, тем лучше.
В качестве ответа у меня сходу родилось хокку:
Золотое кимоно,
но идет пешком самурай:
поиздержался.
– Ритм неверный, – фыркнул Вольдемар.
– Язык тоже, – ответила я и вышла из квартиры.
Глава 2
Я сама не понимала почему так нервничала, входя в поточную аудиторию, где уже собрался весь первый курс отделения фольклористики и мировой литературы. Я не так, чтобы опоздала – лектор все-таки зашел после меня – но оказалась последней и со свободными местами уже было непросто. Времени разглядывать однокурсниц – а факультет, как я и предполагала, оказался преимущественно женским – уже не было.
Мое внимание невольно привлекла девица с роскошной кудрявой рыжей гривой на третьем ряду. Было в ней что-то такое… словами не описать. В общем, я привыкла доверять интуиции, так что сразу направилась к ней. К тому же скамейка рядом с ней как раз была свободна и не нужно было толкаться и просить кого-то пропустить.
Подойдя ближе, я отчасти засомневалась в правильности выбора: девушка оказалась мало того, что миниатюрной, и рядом с такой каланчой, как я, могла выглядеть даже комично, так еще и одета была в оверзайз свитер невозможного желто-розового градиента, в джинсовую, торчащую из-под свитера юбку с вышивкой, и даже на розовых кроссовках у нее блестели стразики. Она то ли еще не вышла из подросткового безвкусия, то ли специально косила под малолетнюю дурочку.
Но она уже подвинула свою сумку, освобождая для меня место, так что выбора не было.
– Арина, – тут же представилась она и улыбнулась ослепительной идеальной жемчужной улыбкой.
– Лин, – серьезно кивнула я и села рядом.
– Кошмар, правда? – она неопределенно мотнула головой назад.
Я недоуменно взглянула на нее.
– Два парня на весь курс. И те явные ошибки природы, – пояснила она.
Я медленно огляделась. Второй скрывался где-то на задних рядах, и отсюда я его разглядеть не могла, а тот, что сидел чуть выше через два ряда действительно оптимизма не внушал. Толстый, холеный блондин с жиденькими немытыми волосами.
Лектор в этот момент начал что-то говорить, и я повернулась к доске.
– Нужно было на мехмат поступать. Или к физикам, – пробормотала Арина, доставая тетрадь. – Жаль, что профильная математика для меня непостижимый квест.
Первая лекция была чисто техническая – нам рассказывали про структуру факультета, его историю и про кафедры, которые нам предстоит выбрать в конце первого курса. Вряд ли мне это могло пригодиться, но я принялась старательно записывать все информацию ровно так, как привыкла на занятиях с Вольдемаром.
В этот момент Арина восторженно шепотом произнесла.
– Вау. Вот просто вау!
Я оторвалась от тетрадки и взглянула на нее. Девушка, как завороженная, смотрела вовсе не на лектора. Проследив за ее взглядом, я поняла причину наступившей в аудитории тишины: в двери появился опоздавший.
Парень как будто сошел с обложки, причем не молодежного журнала, а того, где на каждой второй странице реклама яхт, особняков на лазурном берегу и утонченных вин. У мамы было много таких журналов, и она часто листала их и вздыхала, причитая сколько она потеряла и на какое убожество променяла свою молодость. Красавец носил брюки цвета слоновой кости, светлый джемпер и идеально сидящий синий пиджак подчеркивали безупречную фигуру: широкие плечи, но при этом не перекачанные до уродства мышцы. Роста в нем было не менее ста девяносто: еще чуть-чуть и ему пришлось бы пригибаться, проходя в дверь.
Девушки в аудитории замерли и, похоже, даже забыли, как дышать, а я почувствовала, что краснею. Вообще это обычно за мной не водилось, но уж если моя бледная кожа вспыхивала, то с интенсивностью помидора.
Лектор все понимал, поэтому взял паузу и ждал, пока опоздавший найдет себе место, а парень, казалось, не испытывал от этого никакого дискомфорта. Кивнул преподавателю, как старому знакомому в знак благодарности и вальяжно, не спеша, начал подниматься по центральному проходу. И остановился возле меня.
– К вам можно?
Голос у него оказался глубокий, с нотками баса. Такой, от которого мурашки по коже.
Я сидела в ряду крайней и места рядом со мной не было.
– Занято, – ответила я, пристально пялясь на доску.
Арина слева издала неопределенный булькающий звук, словно подавилась, мгновенно сориентировалась и бесцеремонно толкнула соседку в бок. Та сдвинулась на одно кресло. Арина живо пересела, ухватила меня за талию и потянула к себе. Я тяжело вздохнула и подвинулась.
Юноша присел рядом.
– Я Арина, – непосредственно заявила моя соседка, наклонившись вперед, так, чтобы парень мог ее видеть.
Мне было интересно, как именно он представится.
– Всеволод.
Наверное, он при этом еще и обворожительно улыбнулся, но я уткнулась в тетрадь и постаралась сконцентрироваться на словах преподавателя, который, тем временем, продолжил лекцию.
– А тебя как зовут? – раздалось у меня над ухом.
Я повернулась и впервые взглянула ему в глаза. Пронзительные, серые, с голубым отливом.
– Л…Лин.
– Странное имя. Но красивое. Я по виду подумал, что ты из Бурятии, но там вроде таких имен нет.
Я опять почувствовала, что краснею. Ко мне, наверное, было сейчас приковано внимание всей аудитории.
– Это по-китайски. Означает душа. Папа во мне души не чаял, – пробормотала я, отвернулась и сделала вид, что увлечена записью слов лектора.
– О! Ты из Китая? Круто! А по виду не скажешь, – воскликнула Арина.
– Молодые люди! Нельзя ли потише? – не выдержал лектор.
Я невольно вжала голову в плечи. Вот как раз я-то стараюсь учиться, но со стороны преподавателя наверняка выглядит все так, как будто именно эта девица с восточной внешностью и является главным возмутителем спокойствия.
Арина и Всеволод замолчали. Лекция продолжилась, и я старательно не отрывала взгляд от конспекта, хотя и вообще не запомнила ничего из того, что записывала.
Первый день оказался коротким. Всего одна пара вводной лекции. Потом нас развели по группам и попросили пройти короткий тест по английскому, а также определиться с направлением на физкультуре – те, кто предпочитал какой-то конкретный вид спорта мог выбрать секцию, вместо общих скучных занятий.
Арина и Всеволод оказались не только моими однокурсниками, но и одногруппниками. Правда втроем сесть за одну парту тут уже возможности не было. Мы с Ариной разместились рядом, а Всеволоду пришлось уйти на задний ряд.
Вольдемар был просто подвинут на языках. Сам он знал их, если считать устаревшие диалекты, примерно под сотню. Включая пару уже несуществующих. У меня даже близко не было ни его памяти, ни интеллекта, так что мы с ним ограничились изучением четырех. Китайский – родной язык отца, русский, на котором говорила мать, английский, потому что по словам матери, на нем говорили все приличные люди, и французский – он нравился Вольдемару за грассирующее «р», которое тому так приятно было выговаривать. Учили меня всем четырем сразу, причем с пеленок, так что я выросла дважды билингвой и все языки воспринимала практически как родные. Понятно, что тест по английскому проблем у меня, в отличие от Арины, не вызвал. Она сначала старалась подглядеть что я там отмечаю, но, убедившись, что у меня другой вариант разочарованно вздохнула. Я, как могла, кое где ей подсказывала, пока преподавательница на меня не шикнула.
Зато с выбором спорта все было наоборот. Арина ни секунды не сомневаясь, выбрала плавание – оказалось, что она имеет какой-то разряд, что, глядя на ее фигуру, предположить было сложно. А вот я задумалась. Плавала я с изяществом топора. Некоторые мои части, конечно, стремились на поверхность, но в целом организм скорее тонул, чем плыл, игнорируя отчаянные пассы руками и дрыганье ногами. Секции фехтования с шестом, в чем я была по-настоящему хороша, тут не было. Некоторые из предложенных на бумаге вариантов вообще вгоняли меня в ступор. Моя домашняя библиотека пополнилась в последний раз примерно в восьмидесятых годах прошлого века, когда о таких видах спорта никто не слышал. Софтболл, кроссфит, чирлидинг – звучали для меня как заклинание для вызова демона. Но и оказаться в группе тех немощных, которые позорно именовались «ОФП» тоже не хотелось. Командные виды спорта сразу отпадали – где я, выросшая без друзей и подруг, и где команда? Тупо бегать и прыгать, как легкоатлеты, я тоже терпеть не могла…
– Чего зависла? – Арина заглянула мне через плечо.
– Не могу в меню сориентироваться. Все такое вкусное и непонятное, – пробормотала я.
– А ты чем-нибудь занималась? Ну в Китае.
И тут я задумалась, что так и не создала себе полноценную «легенду». Что говорить, когда спросят, например, откуда конкретно я приехала? Понятно, что раз завела тему с Китаем, так надо держать – это здорово объясняло мои странности и незнание местных обычаев – но, если спросят про город или область, что что отвечать?
– В нашей дыре секций вообще не было.
– Ну… у вас же все там ушуисты. В любой деревне. Я по телеку видела. Вон выбирай айкидо тогда.
– А что это?
Арина странно на меня посмотрела.
– Ну тоже типа борьба. Мягкая такая. Почти женская. Неужели не слышала?
Я пожала плечами и поставила галочку напротив этого неизвестного для меня слова.
Как только нас отпустили, я постаралась прошмыгнуть из аудитории так быстро, чтобы сидевший позади всех Всеволод физически не смог бы меня догнать. Но на выходе из здания факультета невесть откуда взявшаяся юркая Арина все-таки поймала меня за руку.
– Слушай, это круто, что ты из Китая. Я даже подумываю поступать туда – говорят там крутые вузы. Хочу тебя порасспрашивать. Ты как, никуда не спешишь?
Я колебалась. Времени то у меня было полно, но вот спалиться на незнании деталей о жизни в Китае, где я никогда не была, как-то не хотелось. С другой стороны, мне был нужен кто-то, кто научит меня обычной человеческой жизни —не Вольдемара же слушать – а с Ариной было как-то удивительно легко общаться. Ее непосредственность и открытость давали мне неплохой шанс узнать, как тут живут мои ровесники.
– Да я вряд ли что подскажу. Я в глухой провинции жила. Считай, в прошлом веке. В больших городах не бывала.
– Не важно. Пойдем вон в кафешку, посидим.
Я пожала плечами. Почему бы и нет? К тому же я успела проголодаться.
Мы сели за столик. Я решила рискнуть и взяла себе безалкогольный мохито – совершенно не представляя себе, что это – и большой бургер и теперь чувствовала себя несколько неловко, глядя на Арину с микроскопической порцией салатика.
Коктейль оказался кучей ледяной крошки, между которой стыдливо просочился подкрашенный сахарный сироп с легкой кислинкой. Приторный настолько, что непонятно было как это вообще можно пить: с бургером вкус совершенно не сочетался, да и жажду не утолял, а только усиливал.
Арина с завистью посмотрела на мою тарелку:
– Каким-то спортом ты все-таки занимаешься, да?
– Что? Почему? – не поняла я.
– А как еще такую фигуру сохранить при таком аппетите?
– А… просто повезло. Папин метаболизм. Он коня на обед сожрать мог и все равно худой был, как скелет.
Арина вздохнула:
– Ну ладно. Расскажи лучше почему сюда приехала? Неужели наш универ намного лучше ваших? Или дело в том, что там у вас огромный конкурс?
– Нет. Я не сравнивала. Просто… так вышло.
Я колебалась… говорить или нет. Но разговор однозначно срочно стоило перевести на другие рельсы. Про китайские университеты я явно знала намного меньше нее.
– Папа умер и меня там больше ничего не держало. Мама была из России. Вот я и приехала, так сказать, на вторую историческую родину.
– Ой, сочувствую. Извини, не знала, – пробормотала она, а потом нахмурилась. Я уже поняла, что Арина никогда не смогла бы играть в покер – ее личико всегда отражало все тонкости ее мыслительного процесса.
– Погоди… что значит «мама была»? Что, мама тоже… – она замялась.
– Нет. Она просто нас бросила. Давно. Вот я и приехала понять: чем тут лучше, чем у меня дома. Ради чего… она так поступила.
На последней фразе мой голос предательски дрогнул, хотя я считала, что вполне владею собой. Арина смахнула слезу и непонятно почему обняла меня. Я сидела, как истукан, не зная, как на это реагировать.
– Блин… это так стремно… извини, я не хотела бередить больное, – наконец сказала она, отстранившись. – У меня похожая история. Мама от нас с отцом уехала в другой город даже.
Я мысленно усмехнулась. Бередить… Что с ней было бы, если бы я сказала самое главное: что мама не просто ушла. Не просто бросила меня одну. Что все намного… намного хуже. Этакая замечательная здоровая семья с вечными ценностями, за которые так радеет Вольдемар.
– Ты у родственников живешь, значит? – спросила она.
– Нет. Зачем? Одна. Сняла квартиру.
– Сама? – У Арины глаза на лоб полезли.
– Ну да, я же совершеннолетняя. А что не так?
Неужели я опять что-то ляпнула не то. Я смотрела закону и вроде формально, по документам я имела право на самостоятельные сделки.
– Ну ты даешь! Я пока на такое решиться не могу. А деньги откуда?
– Наследство. Папа был далеко не нищим.
– Офигеть. Так… нам точно надо пообщаться подробнее. А давай сегодня в кино сходим, чтобы развеяться, а то я тебя совсем в уныние погрузила и теперь чувствую себя виноватой. Или лучше шоппингом займемся? Что тебе больше всего настроение поднимает? Только погоди, я водителю позвоню, чтобы приезжал за мной только вечером.
– Водителю? – настала моя очередь удивляться.
– Ну да. Я с папой живу за городом, в коттеджном поселке. Туда так просто не доехать. Такси мой папА – Арина произносила это слово на французский манер, с ударением на второй слог – считает шахид мобилями, так что меня доставляет в универ и обратно его личный водитель.
Арина быстро проклацала коготочками по экрану.
– Вуаля. Так куда пойдем?
Вопрос был на засыпку.
– Давай ты выберешь, – выкрутилась я.
– Тогда в кино. На великого Чебу. Не смотрела еще?
– Нет, – уверенно ответила я, даже не поняв, о чем речь.
– Беспроигрышный вариант. Он и китайцам, и японцам нравится. Ой, я не хотела тебя задеть. Я к тому, что это просто это такой универсальный мультик.
– А это где и насколько дорого?
Фильмы я смотрела до этого только на экране смартфона и в телевизоре.
– Да не… – Арина запнулась и удивленно на меня посмотрела, словно видела первый раз.
Я поняла, что опять сморозила какую-то глупость.
– Ты что, ни разу в кино не была? – с подозрением спросила она.
Пришлось кивнуть. Убедительно соврать я бы все равно не смогла.
– В твоем городе вообще кинотеатров не существует? – мне показалось, что если бы я заявила, что жила на Марсе или Венере, то она удивилась бы меньше.
– Город – это слишком смелое название той дыры, где я выросла, – брякнула я, надеясь, что Вольдемар никогда не узнает, как я отозвалась о доме.
– Ну тогда тем более я обязана приобщить тебя к цивилизации! – воскликнула она. – За билеты не беспокойся, я куплю.
– Да нет, у меня есть деньги… – запротестовала я, но она меня прервала.
– Так. Тихо. Вот когда я буду зарабатывать, тогда будешь мои финансы считать и беспокоиться, а пока все равно раскошеливается папа. Он таким образом отеческую заботу проявляет и другого способа не знает, так что не будем ему мешать.
Я кивнула, соглашаясь с неизбежным.
– А вообще прикольно, наверное, расти в таком тихом месте, что ни ночного клуба, ни кино. Интернет то хоть у вас был? – спросила она.
– В какой-то степени да.
Не говорить же ей, что впервые в сеть я вышла меньше недели назад.
Арина изучающе смотрела на меня.
– Интересно, а ты вообще всегда такая?
– Какая?
– Ну… холодная. Будь ты не из Китая, я бы сказала нордическая. Я сколько дорам китайских и корейских смотрела – там у вас наоборот все гиперэмоциональны. Такое ощущение, что постоянно переигрывают. А тебе бы даже терминатор позавидовал бы. Ты вообще улыбаться то умеешь?
Я улыбнулась в ответ. Это я отрепетировала в свое время перед зеркалом. Я не умела рыдать, демонстрировать боль, радость, страх. Просто не особо задумывалась, как отобразить их на лице. Мне просто не у кого было научиться, да и не нужно было последние десять лет.
– Девушки! Красавицы! А не нас ли вы ждете? – раздалось у меня над ухом. Вместе с этим моего носа достиг запах паров только что выпитого пива.
Арина поморщилась:
– Не тебя, отвянь!
Я, все еще продолжая улыбаться, искоса глянула, кто там за плечом: двое парней с короткими стрижками и лицами, не одурманенными интеллектом.
– Ух, какая резкая, – фраза подруги этого юношу, похоже, только раззадорила. – А я вот уверен, что мы вас развеселим. Пойдем с нами, тут рядом крутое место есть.
– Остынь! – приказала Арина и я почувствовала в ее голосе нотки волнения.
– А подруга-то твоя молчит. Не согласна с тобой, значит. Она то, видишь, хочет с нами поехать! – кто-то из парней взял меня за плечо.
Арина в отношениях с парнями понимала больше моего. Если она забраковала эти два образца, и рекомендовала им остыть, значит и я должна была продолжить ту же линию.
Я, сохраняя улыбку, молча повернулась, взялась двумя пальцами за брючный ремень ближайшего молодца и подтянула парня поближе, оттопыривая его штаны.
– О-о! – успел восхищенно сказать он.
В этот момент я схватила стакан со льдом, именовавшимся нелепым словом «мохито» и вылила его парню в штаны.
Он взвизгнул и отпрыгнул.
– Тебе же советовали остыть. Так будет вернее, – прокомментировала я.
– Ты че, дура? – завопил парень с мокрыми штанами.
Скип почувствовал в его голосе агрессию – у него вообще был изумительный нюх на опасность, и в таких случаях решение он принимал самостоятельно – поэтому моментально скользнул с запястья в ладонь и вытянулся коротким лезвием. Я мысленно выругалась, встала и отвела руку так, чтобы Арина ее никак не могла увидеть. А вот настойчивые юноши все вполне успели разглядеть.
– Психованная! – испуганно крикнул второй, отодвигаясь подальше. – Пойдем, Толь.
Он взял растерянного друга за плечо и потащил прочь из кафе. Скип тут же моментально свернулся медной змейкой на запястье.
Две сидевшие за дальним столиком дамы примерно сорока лет почему-то зааплодировали.
– Охренеть! Ну ты даешь! – восхищенно заявила Арина, когда настойчивые кавалеры скрылись из виду. – Так спокойно… с улыбкой…
Я же чувствовала себя виноватой. Никак не могла привыкнуть к тому, что постоянно надо думать о тех, кто находится рядом. Нельзя быть такой резкой и импульсивной. Вот полезли бы те парни в драку, что бы тогда тут было?
В голове тут же родилось хокку, которое я сказала вслух, ибо искусство всегда достойно того, чтобы быть озвученным, а не сгинуть в безвестности:
Не в гневном взмахе меча
закаляется честь самурая,
а в смирении.
Глава 3
Кино по началу впечатляло. Огромный экран создавал ощущение полного погружения. Я впервые задумалась, насколько мне близка была бы работа режиссера или сценариста: творить своей волей подобные миры и окунать в них зрителей.
Я огляделась: все смотрели на экран, широко открыв глаза и, казалось, вообще потеряв связь с реальностью. Конечно, такая масштабная картинка, чудовищно громкие звуки захватывали все внимание, да и зверек там бегал презабавнейший.
Сюжет, правда, был прост, банален и ужасен. Я вначале хихикала, но потом мрачнела все больше и больше. Фильм оказался правильным. С точки зрения Вольдемара. Про вечные семейные ценности, про то, как родители любят детей, а бабушки любят их еще больше. Когда я поняла главную мысль, то дальше весь сеанс сидела, сжав зубы до боли и ждала, когда же эта пытка кончится. Если Арина хотела вывести меня таким образом из грустных воспоминаний о прошлом, то достигла она прямо противоположного результата. Так что, когда она после кино вытащила меня пройтись погулять, настроение у меня было такое, что хотелось кого-нибудь убить. Скип почувствовал это и зашевелился на запястье и только тогда я опомнилась и постаралась успокоиться.
Арина, тем временем, рассказывала о своих грандиозных планах сбежать из дома куда подальше: поступить в иностранный вуз или перевестись туда со второго курса. Желательно не в Европу, куда ее папа катался регулярно, а куда-нибудь в презираемую им Азию. Только там, как ей казалось, она обретет настоящую свободу.
Мне было сложно ее понять. Свободы у меня было – хоть лаптем хлебай. Толку то от нее. Гораздо интереснее быть кому-то нужной. Хотя бы родителям. Но об этом я ей не сказала. Она бы все равно меня не поняла.
– А ты? – неожиданно спросила она и уставилась на меня своими зелеными круглыми глазами.
– Что я?
– Что планируешь делать? Ну дальше. Ближайшие годы или после универа. Планы на будущее и все такое.
Я так растерялась и не сообразила, что лучше придумать, поэтому ляпнула правду:
– Я хочу найти мать. Только не знаю, как это лучше сделать.
– А как ее зовут? – живо поинтересовалась Арина и достала смартфон.
– Василиса.
– Фамилия?
– Я… не знаю. Она же ушла… к любовнику и явно второй раз замуж вышла и точно ее сменила, – вздохнула я
– Блин, – Арина отложила телефон. – А девичья? Может по ней найдем?
Я закусила губу. Этого я тоже не знала. Когда мне было семь, я еще понятия не имела о фамилиях. У меня были папа и мама. У них были имена. И все.
– Нет. Не выйдет. Это было так давно, что интернета еще не существовало, – вздохнула я. – Не важно. Это так… вдруг повезет, и ты знаешь какой-то волшебный способ.
– Не, извини. Тут только если кого-то из ФСБ найти, да и то ему как-то побольше деталей потребуется, чем просто имя.
Я кивнула.
Первым и самым страшным сюрпризом в Москве для меня стало то, сколько же здесь людей. Когда я читала о городах, то почему-то все равно представляла себе что-то вроде кремля во времена средневековья. Нет, я знала, что есть города-миллионники, но все эти цифры были какими-то абстрактными. Я даже представить себе не могла, что можно жить в поселении и не знать каждого обитателя. А потом оказалась тут, спустилась в первый раз в метро в час пик и поняла, что маму я тут не найду никогда. Если только не случится чудо.
Чудо у меня с собой было. Карманное, но настоящее: кристалл, способный найти нужного человека. Я нашла такой в коллекции отца. Но он был одноразовым, а целей было две, да и я толком не знала, как им пользоваться. Вдруг сделаю что не так, и потеряю последнюю надежду найти мать.
***
Я вернулась домой поздно. Как-то слово за слово мы с Ариной проболтали весь вечер, пошатались по торговому центру, пока шел дождь, погуляли по вечерней мокрой Москве под пристальным надзором ее водителя, больше всего похожего на телохранителя. Расстались мы далеко за полночь.
Возмущению Вольдемара не было предела. Он полчаса выговаривал мне как он волновался, что так нельзя поступать с родными и что я бездушная скотина. Тогда я достала из сумки новый только что купленный смартфон и положила перед ним.
– Это еще что? – возмутился он.
– Это твой. Ты научишься им пользоваться и больше не будешь выклевывать мне мозг. Если начнешь волноваться, где я и что со мной, то просто позвонишь.
– Вот еще!
– Потому что я теперь буду регулярно приходить поздно. Может иногда и вообще не буду ночевать дома.
– Ты еще несовершеннолетняя! Девице в таком возрасте не следует…
– Сам придумал, что мне обязательно нужно иметь паспорт, в котором мне восемнадцать, так что сиди и не каркай.
Вольдемар надулся и отошел на другой край стола.
– Иди сюда, смотри, – Я повернула к нему смартфон. – Вот тут включаешь. Потом лапкой делаешь вот так и появляется основной экран. Вот на эту зеленую картинку с телефонной трубкой топаешь и откроется телефон. Мой номер уже запомнен как последний на который звонили. Нажмешь на него и поговоришь со мной когда захочешь.
– Что, в любое время? – он повернул ко мне свой черный глаз.
– Только не надо звонить, когда у меня пары в универе. Я не отвечу, иначе преподаватель будет ругаться. Сам же учил и знаешь, как бесит, когда что-то отвлекает ученика.
– Не дурак, – фыркнул он и подошел ближе.
– А вот так можно запустить интернет. Это куда интереснее телевизора, – добавила я.
В этот момент в дверь позвонили.
Я удивленно посмотрела на Вольдемара. Он ответил мне таким же взглядом.
– Будь осторожна, – сказал он.
Я подошла к двери и приказала Скипу приготовится к опасности. Браслет на моей правой руке тут же разомкнулся и превратился в металлическую змейку, обвившую запястье.
– Кто там? – спросила я.
– Старший лейтенант полиции Сидоров. Ваш участковый, – ответил уставший мужской голос.
– Кажется, мы все-таки влипли, – прошептала я Вольдемару, и открыла дверь.
– Посмотри в глазок! – запоздало каркнул он.
На пороге действительно стоял молодой человек в форме полицейского. Лет ему было чуть более двадцати, а конопатое лицо и оттопыренные уши, на которых висела фуражка, придавали ему какой-то совершенно несерьезный и в чем-то даже комичный вид. К тому же он так мило покраснел, когда увидел меня, что я тут же дала отбой Скипу.
– Добрый вечер. Прошу прощения за поздний визит. Опрашиваем возможных свидетелей. Скажите, вы были дома примерно три часа назад?
– Нет. Я только что пришла, – спокойно ответила я.
Он раскрыл папку, в которой находился лист бумаги с номерами квартир.
– А документы у вас есть? Мне нужно записать…
Я пожала плечами, повернулась к вешалке и достала из сумки паспорт. В этот момент Вольдемар решил, что ситуацию нужно брать под контроль, подлетел и сел на мое плечо.
Полицейский отпрянул.
– Ох… Ничего себе. Это ворон? – ошарашенно спросил он.
– Ну не синица же, – улыбнулась я.
– А почему такой огромный?
Да, Вольдемар умел впечатлить. Семьдесят пять сантиметров росту, а размах крыльев под метр-семьдесят.
– Каракар. Порода такая.
– Не страшно? Зверюгу такую иметь? – восхитился лейтенант. – Когтищи то вон, как ножи.
– Дурак! – каркнул Вольдемар.
– Ого! Еще и говорящий!
– Да, иногда фиг заткнешь, – улыбнулась я, – А что случилось? Свидетелей чего ищите?
– Кто-то растерзал стаю собак во дворе. Непонятно пока кто или что. То ли зверь какой забрел, то ли человек так их… разбираемся в общем. Визги то все слышали, а вот что случилось пока никто не видел.
Лейтенант открыл мой паспорт.
– Лин… – дальше он прочел по слогам, – Хангсяновна Йонгши
– Да, китаянка. Гражданство недавно получила по маме. Она русская.
– То-то я смотрю говорите без акцента.
Полицейский переписал мои данные на листочек и протянул мне визитку.
– Мы еще не знакомы. Держите. Я всем раздаю. Если что, звоните. Участкового надо знать в лицо.
– Надеюсь не пригодится, – усмехнулась я, чем, казалось, его обидела.
– Всего хорошего, – кивнул он и перешел к следующей квартире.
Я закрыла дверь.
– Плохо! Очень плохо! – Вольдемар нахохлился и перелетел на стол.
– Чего ты? Обычный опрос свидетелей.
– Он твои данные переписал. Может пробить. Ты у него любопытство вызвала. Иностранка, красавица.
– Простую проверку паспорт должен пройти. А копать глубоко он не будет. Повода нет.
Вольдемар неодобрительно покачал головой и включил телевизор – в последние дни он увлекся политическими ток-шоу – а я пошла готовить себе ужин.
***
Этот сон-воспоминание я любила.
– Пап, а почему тебя злым считают?
– Кто? – он удивляется и отрывается от какого-то сложного аппарата, который пытался настроить.
– Ну… все, – я стараюсь уйти от вопроса.
– Иди сюда, – улыбается он.
Я подхожу, он поднимает меня и сажает к себе на колени. Я тут же обнимаю его и прижимаюсь к колючей щеке. Мне нравится слушать его так: тогда его голос звучит как будто везде, даже внутри.
– Понимаешь, Лин, в мире, безусловно, много добрых людей и существ. Но также много и злых. Очень злых. Если такое зло ворвется туда, где живут добрые и хорошие, то у них не будет шансов справиться и защитить себя. Для этого им тоже придется становиться злыми. Значит должен быть кто-то, кто встанет стеной, отделяя злых от добрых. Тот, кто не даст плохим прорваться к хорошим. А как это возможно? Как можно не пропустить нечто, преисполненное ярости и ненависти?
– Как?
– Нужно быть страшнее. Таким, чтобы любое зло поскуливая убегало только от одного вида стража, охраняющего границу между плохими и хорошими. Тогда как, по-твоему, этот страж – добрый или злой?
– Добрый, конечно. Он же хороших охраняет.
– Это если откуда-то сверху смотреть и всю картину разом видеть, то оно то так и выходит. А если со стороны добра? Оно ведь не всегда разумное то. Хоть и доброе. Зла то давно не видело, забыло уже. Все норовит границу то перейти – любопытно ему, что там, на злой стороне. А страж грозный, не пускает. Может и по шапке надавать за настойчивость. А кто все же на ту сторону заглянул, тот в ужас пришел, какие там чудища водятся. А страж, выходит, у чудищ главный, раз его там все боятся. Вот и получается, что этот защитник и выглядит для всех как самое большое зло. Для чудищ злых – потому что бьет и не пускает полакомиться. Для тех, кто на стороне добра – он, значит, повелитель чудищ, самый страшный монстр и есть. Сказки про него страшенные начинают детям рассказывать. Те своим детям, да доврут еще что-нибудь от себя, чтобы пострашнее было. Так и выходит потом, что никто уже и не сомневается, где самое большое зло живет. В доме этого стража. А раз зло, значит его побороть надобно, чтобы землю от него освободить. Вот добрые и снаряжают героев, чтобы значит, стража то убили. Неразумные. Не знают, что за этим последует.
– Ну хорошим героям то этим можно же объяснить все, – шепчу я.
– Это если слушать хотят. А они же с оружием на войну приходят. Разговоры разговаривать не желают. А потом, когда биты бывают, обратно бегут. Что своим рассказывают? Что не справились один на один? Как бы не так. Сочиняют, что вышли против них толпы чудовищ. Половину они поубивали, да только слишком много зла было, да повелитель у него сильный. Вот и не сдюжили. И сказки о страже еще страшнее становятся. Так и живем.
– А я?
– Что ты?
– Тоже стану стражем? Страшным для всех? Меня будут бояться?
– Зачем, душа моя? Для этого есть я. Пусть хоть тебя доброй считают. Ты… постарайся сочинить людям хорошие сказки. Правдивые. Про то как оно на самом деле.
– Обязательно, пап! Я всем расскажу какой ты хороший! Я буду сочинять сказки!
Он смеется:
– Сказея моя…
***
Проснулась, а лицо опять было мокрым.
Сколько же можно! В этом месте еще ни разу я не выспалась нормально. Так, чтобы снилось что-то абсолютно радостное или абстрактное. Каждая ночь – как пытка воспоминаниями.
Я села на матрасе с решимостью сегодня все закончить. Вытащила из-под кровати сундучок, достала кристалл и задумалась: а кого конкретно искать?
Ну то есть до этого я всегда почему-то предполагала, что мать и ее любовник должны быть вместе и я смогу разом поквитаться с обоими. Но теперь я посмотрела кучу сериалов, в которых пары только и делали, что расставались и разводились, так что в мозг прокралась подлая мысль: а что делать, если нет? Если они больше не вместе? Зная маму, это наиболее вероятный вариант. К кому тогда я хочу попасть сначала и как найду второго, если кристалл одноразовый?
Я мысленно представила себе обоих по очереди.
Мужчина, которого я никогда не видела. Он не вызывал у меня никаких вопросов – это воплощение зла, убийца. Подлец должен умереть. Но даст ли мне его смерть полное удовлетворение? Вряд ли. Я свершу акт правосудия, восстановлю справедливость, но он только инструмент в руках более опытного манипулятора. Основной счет я собиралась предъявить той, ради кого было совершено убийство. Той, и из-за которой все произошло. Той, что бросила ребенка одного в холодном пустом доме.
Знаю ли я, что ей сказать? Выполнила ли я завет отца: прежде, чем кого-то судить, пройти в его ботинках его путь? Всякий суд должен состоять не только из обвинителя, но и из адвоката, пусть даже оба будут находиться в моей голове. Способна ли я сейчас выстроить хоть какую-нибудь линию ее защиты? Понимаю ли вообще, что ей двигало? Хоть примерно?
Нет.
Я была не готова.
Пришлось положить кристалл обратно в сундук.
У матери могло быть две причины поступить так. Первая – ностальгия. Она очень хотела вернуться сюда, в привычную ей Москву. В родной мир, где, как ей казалось, она сможет обрести новую роскошную жизнь. Я пока совершенно не понимала и не чувствовала этот город. Мне нужно привязаться к нему хоть немного, чтобы почувствовать сожаление от того, что потеряю его навсегда и только тогда постараться ощутить можно ли бросить ребенка ради жизни тут, или нужно быть конченой тварью, чтобы так поступить.
Вторая причина была еще необычнее и лично для меня намного страшнее. Мать могла поступить так не из холодного расчета, а на эмоциях – ради другого человека. Потому что действительно полюбила его. Чтобы это понять такую мотивацию, мне нужно было найти того, ради кого я могла бы пойти на преступление. Не важно на какое – важно, чтобы я захотела нарушить свои же правила ради другого. Для меня это звучало дико, но, судя по книгам и фильмам, это был основной мотив убийств внутри семьи.
В общем, помимо знакомства с городом, я должна была заставить себя влюбиться.
И от этого было страшно до дрожиков в пальцах.
Ну что же. Как говорил отец: «Тебе страшно? Значит тебе туда».
Глава 4
Во время завтрака я сидела в мрачном настроении, и Вольдемар, вопреки обыкновению, не включил телевизор, а обеспокоенно ковырял лапкой подаренный ему смартфон. У меня возникло подозрение, что он вообще спать не ложился, погрузившись своим неподготовленным мозгом в трясину интернета.
– Что ты там такого нашел, что даже пообщаться не хочешь? – иронично спросила я.
Думала, он смутится или ответит шуткой, но ворон решил зачитать:
– Сегодня при получении взятки с поличным задержан недавно назначенный руководитель паспортного отдела гэу эмвэдэ…
– Ты сдурел? На кой мне это знать? —фыркнула я.
Но Вольдемар проигнорировал меня и прочел-таки знакомые имя и фамилию, а после развернул смартфон и пододвинул ко мне.
На экране было испуганное лицо толстого лысеющего мужчины в полицейской форме.
– О-оу, – ничего более умного я сходу сказать не смогла.
– Говорил же, что это до добра не доведет, – прокомментировал Вольдемар. – Ты слишком топорно подошла к решению проблемы с паспортом.
– Ты всегда так говоришь. Только критикуешь. Нет бы что умное предложить, – фыркнула я и воскликнула. – Ну почему? Почему все всегда идет не так, как я задумала? —и со злости так резко бросила вилку в тарелку, что фарфор от обиды крякнул и раскололся на две части.
Пришлось сгрести со стола практически несъеденный завтрак вместе с осколками в мусорное ведро.
– А ты вообще что-то задумывала? Взяла от него то, что хотела, отпустила картонного человечка с одной функцией на волю, а что ты ему дала для дальнейшей жизни? Ты вообще о нем думала? Он и продолжил дальше делать только то, что умеет.
– Тогда это его проблемы! – огрызнулась я, понимая, что, конечно, он ворон прав.
Да и завтрака было жаль. Когда я теперь еще поесть смогу?
– Ты понимаешь, чем нам это грозит? Они же будут поднимать все его дела, – продолжил нудеть Вольдемар.
Я шумно вздохнула. Мое раздражение от сегодняшнего утра вылилось в очень быстрое, но жесткое решение.
Родственников у этого толстяка не было. Ничего хорошего в этой жизни он тоже сделать не успел. Горевать по нему никто не будет.
Я щелкнула пальцами и представила, как в далекой тюремной камере этот раскормленный взяточник хватается за сердце и медленно безжизненным кулем сползает по стене на пол.
– Не будут, – ответила я.
Вопреки моим ожиданиям, Вольдемар не стал возмущаться и взывать к гуманизму:
– Надо было сделать это раньше. Не дожидаясь ареста, – буркнул он.
Не могу сказать, что меня не мучала совесть. Мучала и еще как. В том, что произошло была только моя вина. Но иногда приходится действовать с безжалостностью хирурга, а не с мягким подходом терапевта: думая, что авось еще заживет и все как-то само собой образуется.
***
На этот раз Всеволод, похоже, караулил меня в универе часов с восьми, и, воспользовавшись тем, что Арина опаздывала, сел рядом. Я мысленно обреченно вздохнула. Что ж. Придется попробовать прямо сейчас погрузиться в эту сложную и пугающую игру под названием «отношения». Вариант пока самый оптимальный. Главное, не напугать его так, чтобы и этот убежал. Хотя… один тест я ему все же устрою. Иначе просто ничего не получится.
– Привет, – улыбнулся он, ослепив меня на пару секунд.
– Погоди. Десять сек, – сказала я, быстро открыла тетрадку и записала туда пару строк так, чтобы он не видел, захлопнула тетрадь, повернулась к Всеволоду, подперла щеку рукой и с максимальным интересом посмотрела на него:
– Теперь я вся во внимании.
Он, казалось, немного смутился от такой прямоты. Или мне так только показалось.
– Гм… Хотел узнать, что ты делаешь сегодня после учебы. Может мы могли бы посидеть где-нибудь, поболтать. А то учимся вместе, а еще толком не знакомы…
Ну уж нет, братец. Так легко это не делается.
– Скучно. Слишком простых путей ищешь. Если мне сейчас уже скучно, то что будет в кафе? С чего ты взял, что будешь интересным собеседником? – спросила я максимально спокойно.
– О… сразу тест… ну не вопрос, – усмехнулся он, – могу блеснуть интеллектом. Знаешь сколько я анекдотов знаю?
Я тут же отвела взгляд. Его улыбка притягивала и обвораживала, и Всеволод прекрасно об этом знал и старался использовать. Сердце затрепетало, как крылья колибри, но мозг работал все равно четко, как вычислительная машина. Главное просто не смотреть на него.
– Это еще скучнее. У большинства, кто мнит себя остроумным, в голове просто коллекция чужих идей, а копнешь чуть глубже, а там пустота. Чтобы быть интересным, нужно что-то за душой иметь. Внутреннюю глубину и смысл. У тебя они есть? Или только одни красивые манеры?
Все не так. Я неправильно себя вела. Сама же ставила задачу влюбиться, а теперь словно специально стараюсь его оттолкнуть и отпугнуть.
– Хм. И как ты можешь это проверить, если не хочешь разговаривать? – сказано это было уже без нарочитой ироничности. Кажется, мне удалось вывести его из равновесия заранее заготовленного плана разговора.
– Мы и так уже говорим. Зачем куда-то идти? Расскажи для начала о том, чего ты от жизни хочешь, Всеволод. Планы там, цели, идеалы.
– Ох, как все серьезно! Когда такая красивая девушка спрашивает о планах, она скорее всего хочет услышать следующее: я вижу свою жизнь только рядом с тобой, заботясь о тебе и делая все, чтобы ты была счастлива. А серьезно: вдруг ты и есть мой идеал?
– Опять пустой ответ.
– Да неужели?
– Суть не в том, что я хочу услышать, а в том, что интересного ты можешь сказать. Что-нибудь для себя и про себя у тебя есть? Не для меня, не для других. Ну и не такое фальшивое. Сейчас ты в отшлифованной для девушек маске, а я хочу увидеть, что под ней. Что ты по-настоящему хочешь?
Улыбка сползла с его лица, и он наморщил лоб, пытаясь сообразить, что же мне ответить такого остроумного. Он еще не понял, что со мной нужно блистать далеко не остроумием.
– Странная ты. В чем еще больший смысл жизни, как не в любви? Что может быть ценнее, чем быть рядом с кем-то и делать ее счастливой? Это дает большее удовлетворение, чем достижение собственных целей.
– А ты разве не знаешь, что девушки в мужчине больше всего ценят уверенность? Некий внутренний стержень, – я повторяла фразу из какого-то фильма. – Если ты, как утверждаешь, всю жизнь будешь строить вокруг кого-то, то где в тебе твердость и как на тебя опереться? Ты как тростник на ветру… нет, даже как лиана – если убрать опору, то сломаешься. Внутренняя уверенность и твердость берется только от собственных принципов и ясных целей.
– Ох… прямо как на экзамене себя ощущаю. Может в кафе было бы все-таки сподручнее на философские темы болтать?
Я опять говорила не то и не так. А о чем вообще разговаривают девушки с парнями? В книгах в любом диалоге всегда был конфликт, а в жизни как? Я понимала, что через чур агрессивна, но как это исправить не знала.
Я молча выжидательно посмотрела на него. Ну давай. Скажи хоть что-нибудь неожиданное для меня.
– Да я, как и все, хочу простых вещей. Стать успешным, зарабатывать много денег, чтобы обеспечивать семью и делать все, чтобы моя будущая спутница жизни была счастлива.
Мысленно я разочарованно вздохнула и медленно покачала головой.
– Что, считаешь это слишком просто? Ищешь того, что хочет завоевать вселенную? А он о тебе вспомнит, когда будет достигать своих целей? – усмехнулся он.
– Нет, проблема в другом, – вздохнула я.
– И в чем же?
– В том, что я продумала наш диалог заранее. И ты все это время говорил точно по тексту.
– Хочешь намекнуть, что я банален?
– Ну, – я пожала плечами, – можно и так сказать.
Он покраснел. Вот сейчас я его сильно задела, но он постарался не подать виду.
– Это просто ты плохо меня знаешь. Я, например, коллекционирую таблички «не беспокоить» из отелей. Много ты таких встречала?
Я молча открыла тетрадь и развернула к нему, чтобы легче было прочесть. Там было написано «Намекаешь, что я банален? Это потому, что ты меня мало знаешь. Я, например, коллекционирую таблички «не беспокоить» из отелей».
– Первым придумал коллекционировать эти таблички Жан-Франсуа Вернетти из Швейцарии. Ты лишь повторил, – добавила я.
В этот момент в аудиторию вошла Арина. Я тут же встала, стараясь не смотреть на ошарашенного парня и переместилась на одну парту назад, чтобы подруга могла сесть рядом.
Арина удивленно стрельнула глазами в сторону красного как мак Всеволода, приземлилась рядом и шепотом спросила:
– Это чем ты его так уделала?
Я к этому времени уже сочинила кривое по ритму хокку, которое уже не было времени улучшать, иначе бы момент был упущен, так что просто продекларировала:
Он рассказал мне,
Как мимолетна роса,
Думая, что оригинален.
Арина прыснула со смеху и снова мельком взглянула на Всеволода.
– Чем займемся сегодня после занятий? – спросила она.
Я задумалась. С отношениями ничего не получилось. Нужно хоть вторую часть плана реализовать.
– Я хочу влюбиться в этот город. Так, чтобы не захотелось уезжать. Можешь помочь?
Арина скривила губы влево, потом вправо. Я уже поняла, что она так делает, когда над чем-то усиленно размышляет.
– Окееей, – протянула она. – Но ты же не хочешь попсы в стиле Красная площадь, ГУМ, смотровая и так далее?
– Нет, банальностей не надо. Все, что есть на картинках в поисковике по запросу «Москва» я уже видела.
– Отлично! Тогда у меня есть пара идей.
Глава 5
Признаться, я с трудом усидела на собственно главной «профильной» лекции по фольклору. Преподаватель был немыт, не чесан и вообще создавалось ощущение, что пришел он к нам прямо из пещеры, предварительно надев где-то чудом найденные пиджак и брюки. Да и нес какую-то лютую чушь.
Поэтому, когда Арина в перерыве лекции предложила слинять, ибо она уже составила для меня программу и вызвала водителя, я с радостью согласилась.
– Куда едем? – с энтузиазмом спросила я, плюхнувшись в машину на заднее сидение рядом с ней.
– Сюрприз, – коротко улыбнулась она и приказала водителю. – В Лефортово. На обычное место.
Мы остановились у странных готических кирпичных ворот с католическими крестами, за которыми виднелся какой-то парк.
Арина уверенно провела меня внутрь и только увидев одинокий киоск с искусственными цветами я догадалась, куда мы приехали.
– Кладбище? – спросила я, от удивления подняв брови.
– Если хочешь полюбить город, надо начинать с корней. Это самое старое кладбище, не считая Новодевичьего монастыря. Но там намного скучнее. А здесь считай лучший музей Москвы.
– Музей? Почему лучший? А как же разные там Третьяковки, Пушкинский?
– Потому что самый честный. В понтовых местах все напоказ. Души нет. А тут делают максимально честно. Живые всегда чествуют покойников не для мертвых, а для себя. Вот, смотри.
Мы остановились у довольно широкой композиции, полукругом охватывавшей могилу: небольшие колонны, обрамленные наверху ободом из камня стояли на небольшой стенке, доходящей примерно до пояса. В центре этой конструкции размещалась большая картина.
– Это остров мертвых. Недавно в Питере Эрмитаж ради этой картины целую выставку делал. А здесь, на могиле Жоржа Лиона сделана очень качественная копия из мозаики. Она сама по себе является произведением искусства, – сказала Арина.
Она шла по кладбищу настолько уверенно, что я догадалась:
– Ты часто здесь бываешь?
– Да. Тут хорошо думается. Понимаешь, на старом немецком кладбище не хоронили простых людей. Большинство, как ты понимаешь, из названия, были иностранцами, решившими навсегда связать себя с этим городом. Считай, что в чем-то похожи на тебя. Они остались здесь, как кости, как фундамент, на котором все вокруг построено. Личности были столь масштабны, что оставили след, который до сих пор заметен. Вон, смотри, видишь тарелки на могиле стоят?
Она указала в сторону довольно невзрачного памятника, у подножия которого действительно вместо традиционных цветов был как будто накрыт обед как минимум на три персоны.
– Это Люсьен Оливье. Автор самого народного русского салата. Среди рестораторов есть поверье, что для успеха стоит лучшее блюдо нового меню принести на могилу. Ну как будто благословение получить. Тут постоянно еда обновляется. А с другой стороны, вот эти титаны были, ушли прахом в землю, и кто теперь вспомнит о них, если только не придет сюда и не наткнется на могилу. Взгляни на эту. Самое любимое мое место на кладбище.
У высокого памятника в виде усеченной пирамиды на ступенях сидела каменная плакальщица. Работа была столь тонко сделанной, что каменный плащ с капюшоном, казалось вот-вот зашевелятся на ветру. Лица девушки было не видно – оно было закрыто руками.
– Это какой-то известный скульптор? – спросила я.
– Не знаю. Наверняка да, но я же говорила, что тут искусство не на показ, а для себя. Здесь золотых табличек с фамилиями авторов не вешают.
– А кто тут похоронен?
– Роберт Фульд. Родоначальник русского футбола. Представь себе, что это он привез этот вид спорта в Россию. Кто из сотен тысяч болельщиков, орущих на стадионе, знает об этом? А представь, что тут вокруг все такие – те, кто оставил в судьбе города огромные несмываемый след. Вон там могила Феррейна – самого знаменитого московского аптекаря. К его аптеке до сих пор экскурсии водят, а к могиле нет. Хотя над его гробом стоит скульптура авторства самого Шехтеля: тоже совершенно волшебная девушка. И тоже без таблички автора. Понимаешь, люди боятся мертвых. Поэтому тут всегда тихо, спокойно. Никто не мешает думать. Наоборот – эти, кто лежит тут молча – только помогают. Кого не выбери, так судьба такая, что можно часами о ней размышлять. И о своем месте в этом мире.
– А ты мертвых не боишься? – поинтересовалась я.
– Нет. Таких, как тут, бояться не стоит. Ими гордиться надо. А вообще мы жили когда-то с родителями неподалеку, и я часто сюда приходила с мамой.
Ее голос дрогнул.
– А … прости что спрашиваю… с мамой все в порядке сейчас?
Арина пожала плечами:
– Не знаю. Наверное. Когда она нас бросила, то уехала жить к морю. Сказала, что устала от города. И практически не выходит на связь. Только открытки на день рождения присылает. Мы с тобой похожи, хотя я ее не ищу. У меня есть ее номер для экстренной связи. Только желания звонить нет. Ладно, мы тут закончили. Думаю, ты поняла основную идею и ощутила вайбы. Теперь поедем на следующее место, – она резко тряхнула волосами, словно прогоняя неприятное воспоминание и пошла к выходу.
– А куда теперь? – спросила я, когда мы миновали ворота.
– На еще одно кладбище. Только на нем похоронены не люди.
Я держала паузу, прекрасно понимая, что она продолжит. И Арина добавила:
– Там похоронены мечты.
Через полчаса водитель высадил нас перед другими огромными белокаменными воротами. На фоне предыдущих в Лефортово эти поражали размахом и масштабом.
– Что-то знакомое. Видела среди достопримечательностей города. Где мы? – спросила я, задрав голову и разглядывая верх арки, который заканчивался примерно на уровне пятиэтажного здания. – И зачем?
– Впечатляет, да? – улыбнулась она. – И это только вход.
– Как будто гиганты строили, – добавила я.
– Так и есть. Когда-то эту страну населяли гиганты, – серьезно ответила она. – Они сильно отличались от нас. Им недоставало еды, у них не всегда была обувь на ногах, но они умели мечтать. Бредили снежной Арктикой и жаркой пыльной целиной, Марсом, Байконуром…
Мы прошли под воротами и вышли на самую огромную площадь, которую я когда-либо видела. Вдалеке стояли настоящие белокаменные с золотом дворцы. Арина тем временем продолжила:
– От них нам достались огромные плотины и шахты. Города, построенные там, где люди никогда не жили и, казалось, жить вообще не могут. Они возвели эти дворцы, как памятник себе. Как некрополь, где вечно будут вспоминать их мечты, их добрую сказку, в которую они верили. Это были очень наивные гиганты, и ошибки у них тоже были наивные, но это не обесценивает того, что они сделали.
– А куда они делись? – спросила я, проходя мимо волшебного фонтана с золотыми фигурами.
– Выродились. Измельчали, – поморщилась она. – Вот о чем мечтает мой папа? О том, чтобы дебет с кредитом сошелся, и чтобы циферки на счете выросли нолика эдак на два. И так у всех взрослых, кого я знаю. А прадеды умели мечтать по-настоящему.
Я рассматривала дворцы, каждый из которых был построен в своем уникальном стиле. «Советская печать», «Оптика», «Музей востока» – чего тут только не было.
– Это мечты, на которых строилась Москва – сказала Арина. – То, что ты видишь в современном городе, заложено ими – гигантами. Если на Введенском кладбище, где мы только что были, люди-камни, положившие себя в фундамент, то тут памятник гигантам, которые возвели на этом фундаменте нашу столицу и защитили ее. И только благодаря им он и существует таким, как сейчас видишь.
Я смотрела на подругу и не узнавала. У нее даже слезы на глазах блестели. Непонятно от восторга и гордости или от досады, что это все прошлое. Я не могла представить, насколько она любит этот город. Вот уж кто точно никогда не уедет отсюда навсегда, как бы не грозилась сбежать из дома подальше. У меня это место таких острых чувств не вызывало. Да, оно впечатляло размахом. Мой родной дом по сравнению с подобными дворцами был как скромная избушка. Но, конечно, это не трогало меня так, как ее. Но я внезапно почувствовала Москву через дрожь ее голоса и влагу ее слез. Как будто взглянула ее глазами, впитала ее воспоминания и ощущения и это было невероятно волшебное ощущение.
А еще я поняла, что росла всю жизнь в колбе. В замкнутом мирке, где все вокруг стремятся тебе угодить, и не могут ни возразить, ни вообще иметь какую-то свою точку зрения. В то время как большой мир населен удивительными людьми. Яркими, ни на что непохожими. Такими яркими, что для меня, впервые вышедшей на этот свет, они были просто ослепительными. Я впитывала ощущения Арины жадно, как губка пролитую воду, потому что никогда до этого момента не встречала тех, кто может чувствовать так глубоко и необычно.
Кажется, я начинала понимать за что можно любить это место. За то, что его любят такие люди. Что они настолько его любят.
– Ты знаешь, я читала дневники одной ведьмы…
– Ведьмы? – Арина подняла от удивления одну бровь.
– Не важно. Короче, она говорит, что сила передается как минимум через поколение. У мощной ведьмы дочь, как правило, мало что может, зато внучка точно кое-что умеет. А если внучке не досталось, то уж в правнучке сила сконцентрируется так, что станет она даже более крутой, чем прабабка. Это я к тому, что, если прадеды были гигантами, а дети и внуки не удались, значит вся их сила перешла к правнукам. А мой учитель, который обалдеть какой умный – утверждает, что масштаб человека определяют мечты и цели. Все остальное приложится, если он будет достаточно тверд и уверен.
– Это ты к чему? – нахмурилась Арина.
– К тому, что я вижу перед собой будущего гиганта. Наверняка ты не одна такая. Те, кто с нами учиться ничуть не хуже. Я чувствую, что вы умеете мечтать по-настоящему, по-крупному.
– Да ладно тебе, – махнула она рукой, – а ты то, что себя исключаешь? Почему «вы», а не «мы»?
– У меня мечты простые. Очень простые. И очень плохие, – вздохнула я.
– Кто так сказал? – возмутилась Арина.
– Я сама знаю. Но давай не будем сейчас об этом.
– Ладно. Пойдем. Главный некрополь впереди, – вздохнула Арина и махнула рукой вперед в сторону здания, напоминающего половинку яйца.
Перед этим павильоном стояла ракета. Я, конечно, видела их на картинках, но все равно была поражена размером. Мне всегда казалось, что они должны быть… ну как двухэтажный дом. Тут же стояла какая-то невероятная махина.
Мы прошли внутрь павильона, где под потолком висели странные устройства.
– Что это? – спросила я, так ничего и не поняв.
– Это самая главная мечта, которую мы похоронили. Космос. Сады на Марсе, полеты к Ио и Ганимеду, орбитальные станции у Сатурна. Я в детстве нашла подборку дедушкиных журналов «Юный техник» за шестидесятые годы. Представляешь, они тогда были уверены, что мы с тобой должны прогуливаться по колонизированной Луне, и регулярно летать на стройки на Венере и Марсе.
– А зачем?
– В том то и дело, что если ты разложишь мечту на составляющие и попытаешься найти практический смысл в каждой ее части, то ты ее попросту убьешь. Незачем, да. Ты не заработаешь лишний доллар, если слетаешь к Марсу. На Земле еще хватает ресурсов, чтобы не думать о других планетах. Мысль о выгоде и похоронила мечты о космосе. А гиганты постоянно бросали вызов: себе, судьбе, богам. Просто чтобы доказать, что ты можешь, что ты способен стать сильнее, умнее. Превзойти не только других, но, главное, самого себя. Поэтому они мечтали вырваться за пределы земной орбиты. Не ради выгоды. Ради всех, понимаешь? Ради того, чтобы человечество имело большую общую цель и мечту. Они, победив в самой страшной войне в мире, мечтали, что это не даст начаться новой.
– Но они ошибались… – тихо сказала я.
– Да, я и говорю: были наивные. Но честные и правильные.
После этой экскурсии мне стало стыдно. А о чем мечтаю я? Как планирую сделать мир лучше? Я пришла сюда ради мести, после которой… что? Никогда не думала об этом. Считала, что все дальше как-то само образуется. Может быть, останусь здесь, может поеду посмотрю мир, или сдержу обещание и вернусь домой. Как трава перекати-поле, которую носит ветер: без смысла, без цели.
– Все-таки в одно попсовое место я тебя отвезу. Но без этого нельзя ощутить пульс столицы. Тебе стоит увидеть ее живое сердце, – неожиданно сказала Арина и потащила меня к выходу.
***
Машина остановилась в квартале огромных стеклянных небоскребов. Они были как огромные скалы-столбы, расчесывающие облака словно божественный гребень, только рукотворные.
Я шла, задрав голову, и не смотрела на дорогу, поэтому Арине пришлось взять меня за руку и чуть ли не силой затащить в одно из зданий.
Большой лифт, от скорости которого закладывало уши, выплюнул нас на крышу.
– Это Око, – с непонятной мне ноткой гордости сказала подруга.
– Глаз? Чей?
– Башня Око. Сейчас ты поймешь почему.
Она подвела меня к огражденному решеткой краю крыши и у меня захватило дыхание.
Изредка во сне я летала. Это было непередаваемой волшебное ощущение, когда мир внизу становится маленьким, дом превращается в небольшое пятнышко, страшный черный лес – в густой мазок кисти божественного импрессиониста, а горизонт устремляется куда-то в бесконечность, открывая бескрайние просторы. Во сне меня всегда несли крепкие крылья, а тут… ощущение было точно такое же. Я как будто летела над городом, который уже начинали съедать сумерки, отчего он подернулся первыми искрами фонарей и полярным сиянием подсветки зданий.
– Смотри: вот артерии и вены. Чувствуешь пульс? – спросила Арина, указав на широкие проспекты внизу, по которым текли красные и белые световые реки огней машин.
Я попыталась понять: что она имеет в виду и действительно, благодаря тому что она была рядом, у меня ненадолго возникло ощущение, будто весь город – это живой организм, и по улицам текут красные эритроциты и белые лейкоциты, подчиняясь единому пульсу. Одни улицы ускорялись, проталкивая кровь быстрее, другие притормаживали на время, чтобы потом толчком разогнать автомобили по периферии капилляров спальных районов.
– Она живая, – прошептала Арина. – Моя Москва.
И это действительно было так. Я никогда не была в других больших городах и не знала можно ли почувствовать подобное в каком-нибудь Лондоне, Сеуле или Новосибирске. Небольшие городки, конечно, не могли дать подобное ощущение единого живого организма. Мощного, стремительного и, одновременно, вечного.
Арина прошептала:
– Мой город – это не дома и улицы. Те, кто ездит на автобусных экскурсиях и слушает гидов о том, когда и кем построено то или иное здание, не понимает, что смотрит не на то. Город – это люди, которые сливаются в единый живой организм. Их мысли, мечты, дела – все это вместе и есть город. Бессмысленно изучать историю зданий. Нужно смотреть кто его населял и чем они жили. Ты сегодня видела из кого он состоял раньше, а тут можешь ощутить пульс живой Москвы. Она как будто поет свою мелодию, свою песню. Нужно лишь прислушаться.
– Как? Откуда ты это все взяла? Я никогда не слышала, чтобы о своем городе рассказывали так, – тихо спросила я.
– Ниоткуда. Я сама люблю петь и слушать, как поют другие. Однажды я просто это почувствовала. Песню города. Она рассказала мне о том, что я тебе сегодня показывала.
Я смотрела на улицы, но понимала, что я глуха. Никакой песни я не слышала. Однако, Арину я поняла. Город – это люди. Такие, как она. Подруге удалось сегодня меня поразить в самое сердце, и я знала, что навсегда запомню этот день. А у тех, кто родился и жил здесь, таких дней было множество. Воспоминания о друзьях, родителях, просто мимолетных встречах – все это как корни, которыми человек врастает в город. Когда тебя разом лишают всего этого, ты сразу чувствуешь себя смертельно одиноким. Кто-то выбирает такой путь добровольно, уезжая из родных мест и даже из страны, с кровью выдирая из себя все эти связи, надеясь, что еще сможет врасти где-то на новом месте. Но в случае с моей матерью, это было не так. Покинуть родной дом было не ее решением. Без столицы и ее пульса она могла чувствовать себя одинокой даже несмотря на то, что у нее была я.
Мое внимание привлекла девица, которая снимала себя на телефон на фоне города и что-то лопотала мягким фальшивым вкрадчивым голосом. Слов я не разбирала – только интонации, но они почему-то меня ужасно раздражали. Девушка вообще была вся какая-то искусственная и неестественная.
– Это репортер? Она снимает для телевидения? – спросила я у Арины.
– Нет, какой-нибудь блоггер.
Мне это мало что говорило. Слово я уже слышала, но суть пока не понимала.
– А зачем она это делает?
– Хочет стать популярной. Думает, что ее смешные мысли имеют какую-то ценность, на нее подпишется куча народу и она заработает на этом денег.
– Судя по твоему тону, ты скептически относишься к ее занятию.
Арина ухмыльнулась:
– А это прямая иллюстрация к вопросу как измельчали люди. Мы стали настолько незначительными и усредненными, что хочется выделиться хоть чем-то. Титанов нет, и в итоге каждый клоун считает, что его мнение что-то значит и важно для мира и что за счет этого он станет знаменитым. Снимает свои мелкие мысли на видео и выкладывает в сеть. Человек в толпе старается не делать что-то важное, что даст результат через годы, а подпрыгивать, чтобы хоть ненадолго ощутить себя выше остальных прямо сейчас. Так все и скачут, – она вздохнула. – Ладно, у нас остался еще один пункт в программе. Чтобы полюбить город нужно научиться получать в нем удовольствие.
– Что, опять кино? – я мысленно передернулась, вспомнив предыдущий поход.
– О, нет! Куда круче. У тебя есть купальник?
– Э… – я даже не сразу вспомнила о каком предмете она говорит, – нет. И никогда не было.
– Погоди… а ты плавать то умеешь?
***
Волны шептали неведомую мне мелодию спокойствия. Я знала, что это фальшивое море шириной в двадцать метров и искусственный прибой, создаваемый непонятной мне огромной машиной, но это не разрушало волшебства. Я сидела на имитирующей песок плитке так, чтобы волны накатывали на мои ноги, но не попадали на лицо. Заставить себя войти на глубину я не могла.
Зато Арина как будто оказалась в своей стихии. Сказать, что она плавала как рыба, значило оскорбить. Я как-то читала, что настоящими королями подводного мира являются косатки. Вот Арина такой и была. Быстрой, стремительной, и в воде даже в чем-то опасной.
И только тут я кое-что поняла про Арину. Паззл в голове внезапно сложился. Уехавшая к морю мать, песни города, а теперь еще и это место.
Крупнейший аквапарк столицы, что пугал меня обилием воды и глубины, был ей явно мал. Хотя не могу сказать, что я не получала удовольствие. Карманное море в шесть десятков квадратных метров погрузило меня в странное романтичное состояние. Я впервые задумалась: а не упускаю ли я что-то главное, от того, что не путешествую по миру? Я никогда не видела моря, ослепительных снежных полей Арктики, снежных гор. Если простой шепот искусственных волн настолько меня завораживает, то что же я буду ощущать на берегу настоящего океана?
Я была благодарна подруге за этот день, который точно останется со мной навсегда.
А еще я поняла, что могу поставить одну из двух галочек в мысленном списке задач. Я могу ощутить, что было в голове той, что бросила ребенка, решив вернуться сюда. Нет, не оправдать, ни в коем случае. Но хотя бы понять, о чем она думала и о чем сожалела. Я знаю, как ее судить.
С любовью к парням у меня, конечно, вряд ли что-то сложится, но, признаться, я и не особо верила в пламенную ослепляющую страсть у моей матери, профессиональной модели. Скорее всего, она действовала по расчету, воспользовавшись новым поклонником для того, чтобы сбежать от моего отца.
А это значит, что я была готова к встрече с ней.
Глава 6
Возвращалась домой я уже затемно. Когда уже подходила к своему двору, где-то вдали в парке раздался женский визг.
Пожалуй, это самый выразительный звук, который только может издавать человек. Визгов существует десятки видов, не говоря уж об оттенках. Он может быть игривым, страстным, зовущим на помощь, агрессивным, осторожным, словно пробующим реальность – а не завизжать ли всерьез. Я знала все его разновидности. Но конкретно этот был настоящим, несущим в себе первобытный ужас, знакомый любому живому существу на земле. Ужас неизбежной смерти. От такого у всех, до чьих ушей он долетел, по позвоночнику побежали мурашки. Я не была исключением.
А ведь так хотелось выспаться сегодня. Завтра к первой паре вставать ни свет, ни заря. Но, черт возьми, любопытно же. Давно я такого не слышала.
Я вздохнула и быстро пошла на звук, который и не думал прекращаться. Какая-то не молодая женщина – я улавливала в голосе легкую хрипотцу, типичную для курильщицы со стажем – продолжая визжать, резво бежала в мою сторону, так что можно было не спешить. Ее еще не убивали. Пока только гнались.
Даме было где-то чуть более сорока. Она пронеслась мимо меня как несущийся с горки каток без тормозов и даже не подумала о том, чтобы предупредить меня что там ждет меня впереди. Вот и как таких спасать? Хоть бы пояснила что там ее так напугало. Смешно будет, если просто какая-нибудь крыса или обнаглевший алкаш.
Скип насторожился и спустился с запястья змейкой, обвив пальцы правой руки.
Нет, это оказалась не крыса. На узкую тропинку впереди выбежало нечто совершенно непонятное. Никогда такого не видела. Какой-то комок зеленой шерсти ростом с большую собаку, зато диаметром примерно метр. Двигалось это нечто на паучьих лапках и в целом было похоже на разросшуюся вширь микробиоту, которую запустили и ни разу не стригли, а потом скрестили с тарантулом. Бегало оно резво, и даже слишком, для такого нелепого строения. Мне стало немного не по себе. Такого я не ожидала.
Тварь увидела меня и оскалила зубастую пасть, которая, оказывается пряталась в этих зарослях зелени. Из густой зеленоватой шерсти выскочили две пары когтистых лап, чем-то напоминающих передние ноги краба. Декоподы – внезапно зачем-то всплыли в мозгу ненужные сведения со времен, когда Вольдемар накачивал меня энциклопедическими знаниями.
В данный момент меня больше интересовало есть ли в этом комке нелепости хоть какой-то мозг, или одни инстинкты хищника на элементарной нервной системе, как у других членистоногих.
Очень хотелось убежать, как та тетка, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Как только повернешься и сделаешь шаг – все. Сработает древняя программа: он охотник, ты добыча. У обоих включатся инстинктивные модели поведения и спастись будет гораздо сложнее. Сейчас пока мы оба не понимали, чего друг от друга ожидать.
Скип спустился медной змеей с пальцев, выпрямился и превратился в узкое блестящее полированное лезвие, длиной примерно в полметра. Пока это была только демонстрация. Если чудище нападет, он станет длиннее. Намного длиннее. Места для размаха тут было предостаточно.
Оказалось, что мозги у твари все-таки были. Она разула глаза, причем буквально – передней парой когтей на лапах раздвинула шерсть, и на меня глянуло аж восемь черных зрачков – и, кажется, что-то поняла. По крайней мере перестала приближаться и замерла.
– Ну что? Решим вопрос по-хорошему или по-плохому? – спросила я.
Конечно, тварь не понимала, но спокойная уверенная речь должна была подействовать отрезвляюще. Как и домашние животные, тысячелетиями обитавшие возле человека, научились понимать интонации, так и охотящаяся за людьми нечисть тоже ради выживания и самосохранения должна была освоить кое-что.
– Тебе тут не место! – сказала я, подпустив в голос стальных ноток. – Убирайся в свой мир!
– Тебе тоже, – неожиданно раздалось из-под зеленоватых косм. Шепот твари был похож на скребущие друг о друга половинки ржавых ножниц.
О как? Оно еще и разумное! Ну тогда все проще.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила я с угрозой и сделала шаг вперед. Скип сразу увеличил лезвие, превратившись в катану.
Тварь рассержено зашипела, но это был звук уже смирившегося со своим поражением существа. В нем даже слышались нотки испуга.
– Хозяин тебя уничтожит! – проскрипело мохнатое зеленое недоразумение, развернулось и отпрыгнуло прочь. Воздух перед ним задрожал, оно сделало шаг вперед и исчезло.
Позади раздался топот ног. Я обернулась и приказала скипу срочно спрятаться, вновь прикинувшись браслетом. По тропинке быстрым шагом приближался уже знакомый мне участковый, а за ним семенила та самая женщина, что только что верещала как резанная.
– Ох… вы целы! Вы это видели? – воскликнула она.
Одышка не давала ей построить длинные фразы. Удивительно, как она вообще так резво смоталась от чудовища.
Я мысленно похвалила ее – женщина все-таки не убежала, спасая свою шкуру, а помчалась за помощью. Помощью мне. И даже осмелилась вернуться.
– Собаку? Видела.
– Собаку? – нахмурился полицейский.
– Да. Бездомная. Здоровая такая, лохматая, но, как оказалось, добродушная. Сначала рычала, но я прикрикнула на нее, она повиляла хвостом и убежала, – я невинно посмотрела на женщину.
– Она была зеленая! С когтями, ногами как у паука и огромной пастью! – неуверенно заявила она.
Я скривила лицо в максимально скептическую гримаску. Полицейский меня понял и расслабился, недовольно глянув на паникершу.
– Полагаю, мое участие больше не требуется, – кивнул он. – Будьте аккуратнее.
Женщина растерянно и испуганно взглянула на него.
– Я вас провожу, не бойтесь, – сказала я ей. – Вы где живете?
Тварь хоть и отступила, но все-таки могла вернуться. Многие хищники после того, как выбрали добычу, бывают поразительно и даже маниакально настойчивы в ее преследовании, игнорируя более доступные варианты.
– Да вон там, в шестом доме. Во втором подъезде, – машинально ответила она.
– О! Значит соседи. Я на одиннадцатом в соседнем. Пойдемте, – я аккуратно взяла ее под руку.
– Странно… я вас не помню, – пробормотала она.
– Я недавно сюда переехала. Снимаю квартиру.
Мы, не торопясь, шли к дому через двор.
– Это у Кондратьевых что ли? Двушка крайняя? – поинтересовалась она.
Что бы я еще помнила, как их звали.
– Ну да, она самая. А вас кто-то дома ждет? Может встретить?
– Да что ты… одна живу. С мужем рассталась, когда дочка погибла. С тех пор одна.
– Ох… соболезную, – я ужаснулась как просто и безэмоционально она это сказала.
– Да былое уже. Заросло все. Теперь привыкла к одиночеству. Бог больше детей не дал, как не молила. Вот только об этом больше всего жалею. Как бы я еще дочку хотела… Ну ладно, прости, чего это я тебя гружу. Как звать то тебя?
– Лин. А вас?
– Галина Семеновна.
– Не отчаивайтесь, Галина Семеновна. Если верить, то все возможно. Мне так папа говорил.
– Смешная. Куда в моем возрасте то. Но спасибо, – улыбнулась она.
Мы успели обсудить погоду и шумные компании во дворе, прежде чем дошли до дома. Я проводила ее до самой двери, потом поднялась к себе.
–Вольдемар! – крикнула я с порога. – Загадка тебе на эрудированность. Что это такое – выглядит как зеленый стог сена, ростом в метр, хитиновые лапы с когтями, пасть размером с суповую тарелку, да к тому же еще разумное и говорящее.
–У википедии своей спроси! – буркнул он даже не повернувшись.
Вот же обидчивая скотина. Стоило, вооружившись поисковиком, его один раз подправить во время бесконечных нравоучений, так он уже неделю простить не может.
– Оно мной поужинать хотело, – невинно заметила я.
У Вольдемара пунктик на предмет моей безопасности. Такое проигнорировать он не смог.
– Не придумывай. Шиш не дурак, к тебе бы не полез. Да и не могла ты его тут в городе встретить, – фыркнул он.
– Шиш, значит. А какого лешего он тут забыл, в парке? За теткой какой-то гонялся. На меня рыпнулся, пока не осознал кто перед ним.
Вольдемар задумался.
– Звучит как нечто невероятное. Они вообще охотятся из засады неподалеку от гнезда и редко покидают насиженные места. Которые, как ты понимаешь, не просто далеки отсюда, а вообще в другом мире. Что-то его прогнало и заставило сюда отправиться. Очень странно. Нетипично для него.
Я хмыкнула:
– Как ты мягко выразился. Нетипично. Как вообще потусторонние твари появляются здесь? Ты понимаешь, что это ненормально? Такого быть не должно.
– Понимаю. Но не понимаю, – каркнул Вольдемар.
– Вот и я не понимаю.
– Будем надеяться, что это случайность.
Я вздохнула и продекларировала тут же сложившееся хокку:
Дурак верит в фортуну,
Мудрец же знает:
Случайностей нет.
– Дешевая философия, – фыркнул ворон.
– Я еще не сказала тебе самого главного. Эта тварь, когда я ее прогнала и лишила ужина, побежала жаловаться хозяину.
– Хозяину? – встрепенулся он.
Я промолчала, глядя на него исподлобья.
– Угу. Тому, кто открыл ей портал.
– Это невозможно, – каркнул Вольдемар.
– Ты это говоришь уже второй раз за вечер, заметил? Она мне сама так заявила. Дескать, хозяин за нее вступится и меня уничтожит.
Он нахохлился и отвернулся.
Надо же. Это был на моей памяти первый случай, когда Вольдемару нечего было ответить.
Перед сном я достала кристалл и повертела в руках.
Я готова?
С одной стороны, вроде как да.
С другой… что-то внутри защемило сердце и не давало активизировать его. Я сидела на кровати и пыталась понять, что же именно мешает мне завершить миссию и вернуться домой?
А потом поняла: я уже не хочу уезжать отсюда. Слишком хорошо выполнила домашнее задание и все-таки полюбила этот город. Мне тут нравилось. Мне нравились люди. Арина, этот несносный Всеволод и вообще…
Но там же мой дом. Почти живой, родной, привычный. Тот, кто грел и защищал меня целых семнадцать лет. Всю мою жизнь. Дом скучает по мне, а я по нему.
«Если не можешь что-то решить вечером, отложи это на утро. Если даже решение не придет во сне, то ты все равно проснешься другим человеком. Он сможет легче принять правильный выбор», – так говорил отец. Что же, придется воспользоваться его советом.
Я убрала кристалл под подушку и легла в кровать.
***
– Отцовское отродье.
Мама говорила так часто.
В этот раз мне приснился не отец, а она. Та, кого я ненавижу. Та, кого я искренне старалась любить все 7 лет, пока у меня вообще была мама.
Образ получился смутный. Все-таки воспоминания того времени уже поблекли и растворились под грузом других, более взрослых. Я помню скорее эмоции, чем картинку. Сон пытается воссоздать ее образ, но получается не совсем то.
Она была высокой, когда-то очень стройной, но, как она же сама говорила: «Эти чертовы роды» и «дочь всегда у матери красоту отнимает». Я все равно считала ее самой красивой, несмотря на то что по мнению мамы ее «разнесло». Мне просто не с чем было сравнивать. Других женщин я до семи лет я почти не видела. Совсем давно, когда я себя еле осознавала, в замок приходили какие-то слуги, но потом перестали и я больше не видела людей извне.
Во сне она стояла у плиты ко мне спиной и непрерывно ворчала и причитала. У нее была длинная толстая коса почти до попы. Но это во сне. В реальности она остригла волосы, когда мне года два было и такой косы я никогда не видела. Одета она была тоже непривычно: в какой-то старорусский национальный сарафан, который непонятно вообще откуда в моей фантазии взялся. На самом деле мать ненавидела, но всегда носила цветастые домашние халатики. Ненавидела, потому что мой папа ее: «запер дома, одел в какие-то домашние тряпки и у нее ни шикарного платья, как раньше, ни возможности в нем куда-то выйти.
Платья на самом деле были, но старые. То есть на мой детский взгляд они были почти как новые и шикарные, но для мамы обладали одним самым серьезным недостатком – она в них больше не влезала. Но и выкинуть не могла. Все мечтала, что когда-нибудь сядет на диету, похудеет и тогда…
Что тогда должно произойти я не знала.
Сейчас во сне я просто сидела за столом, не доставая ногами до пола, ждала, когда мама сготовит что-то вкусненькое и слушала ее ворчание.
Нет, конечно, она не всегда пребывала в таком состоянии. Она бывала и милой, и ласковой и вообще… мамой. Но иногда на нее нападало такое состояние, когда она злилась, била сгоряча посуду или просто стояла у плиты и тихо шипела про свою ужасную долю. Что обещали горы золотые, а поставили у плиты и запели в клетке.
С одной стороны, я была маленькой девочкой лет пяти, которая ждала завтрак. С другой – все помнила, все понимала и смотрела на эту косу с такой ненавистью, что если бы мысль была материальна, то я точно прожгла бы в спине матери дыру насквозь.
***
На следующее утро, вопреки отцовским советам, решение так и не пришло, так что я отправилась в универ, в надежде, что умные мысли возникают в голове, когда ты находишься среди умных людей.
А первой парой у нас была физкультура. Точнее Айкидо, куда я сдуру по заданию Арины записалась.
Сюрпризы начались с того, что там требовалась особая форма. Хорошо, что ничего не понимающих новичков типа меня было аж десять человек, так что я не одна была черной вороной на фоне белых красивых учеников. На занятия спортом я оделась так же, как на тренировки дома: в традиционное китайское черное ифу.
Наверное, это и вызвало законный интерес тренера. Он подошел и поинтересовался чем я занималась до этого.
Я пожала плечами. Как это обозвать? Было ли вообще у этого название? «Система отца»? «БИВ – Боевое Искусство Вольдемара?»
– Ну… всякими китайскими традиционными вещами, – нашла я самый нейтральный ответ.
Он кивнул, а потом пристально следил за мной на разминке – пока мы кувыркались, ходили на коленях и занимались прочими вполне привычными и знакомыми мне вещами.
Для демонстрации приема он, видимо, позвал лучшего ученика – пояс у него был коричневый, почти такой же темный, как у тренера. Движение, которое он показал, было мне знакомо – ученик имитировал удар оружием в живот, а тренер пропускал удар мимо и выворачивал его руку. Этому меня учили.
Я заставила скип переползти на бедро под одежду. Не знала, как он среагирует на то, когда мне в пузо будут тыкать оружием. Пусть даже воображаемым.
Эта последовательность движений у меня получалась хорошо. Даже слишком. Потому что на втором приеме, который был мне совсем не знаком, меня поставили в пару с тем самым лучшим учеником. На демонстрации у тренера все выглядело красиво и быстро – я даже толком не поняла, что произошло и как его напарник, перекувырнувшись в воздухе, оказался на спине.
Я должна была имитировать удар ладонью сверху, но я понимала, что теоретически в ней зажат меч, и прием на самом деле был неизвестной мне защитой от вооруженного соперника.
Когда я старательно махнула рукой сверху вниз, старший ученик, как положено, ушел с линии атаки, повернулся, перехватил кисть, и моя рука оказалась у него на плече. После чего он чуть присел и резко неожиданно потянул предплечье вниз…
Локоть пронзила боль, я почувствовала влажный хруст, отдавшийся по всему телу.
Скип взвился молнией.
«Назад!» – мысленно крикнула ему я.
Еще секунда, и он бы убил нерадивого ученика, хотя тот ни в чем не был виноват.
Я с опозданием сообразила, что просто вела себя неправильно. Обычный человек, подчиняясь инстинкту самосохранения, захотел бы избежать боли и должен был податься вперед и, скорее всего, перекувырнуться, как делал ученик на демонстрации. Вот только у меня в принципе не было этого инстинкта, поэтому, не зная, что делать, я просто стояла на месте.
Ученик с коричневым поясом тут же испуганно выпустил мою руку, а я зашипела от боли, прижала сломанный локоть к животу и присела на корточки, спрятав травмированную руку от тренера, который уже бежал к нам.
Пока он орал на моего напарника у меня было секунд десять.
Хорошо, что кости рук регенерируют наиболее быстро. Они у стражей страдают чаще всего. С ногой, например, такой фокус бы не прошел.
Когда тренер сам отошел от шока, понял, что нужно не ученика ругать, а заниматься мной, подошел и попросил показать, что с локтем, я выпрямилась и помахала перед его глазами уже почти здоровой рукой.
– Ничего страшного. Просто чуть связки растянулись, – я, поморщившись, демонстративно помассировала мышцы предплечья.
Он, не веря, уставился на мой локоть. Если он следил за нашей парой, то точно видел, как тот изогнулся в обратную сторону.
– У меня достаточно гибкие суставы, – дала ему подсказку, как привести увиденное в соответствие с реальностью.
Он с недоверием ощупал мою руку.
– Знаете, я, наверное, сегодня уже заниматься не буду, – пробормотала я.
Мне хотелось как можно быстрее замять случившееся и уйти отсюда.
– Может все же покажешься врачу?
– Если не пройдет само к вечеру, обязательно, – заверила его я.
Глава 7
После этого дурацкого недоразумения весь день пошел насмарку.
Я была расстроена тем, что опять попалась на своей инаковости, на том, что я не такая как все.
Для начала мне под руку попался Всеволод. Он, как обычно, подловил меня в коридоре и попытался заговорить. Не знаю, чего хотел: пригласить на свидание или реабилитироваться за то, как прошел, а точнее провалил мой тест, но это было так невовремя, что я только фыркнула: «Отстань!» – и прошла мимо.
Арина почему-то не явилась на пару. Семинар уже начался, а место за партой рядом со мной пустовало.
«Ты где?» – отправила я ей сообщение.
«Траванулась чем-то, сегодня не приду. Отметь меня, если получится», – достаточно быстро прилетел ответ.
Я расстроилась еще больше. Мне хотелось посоветоваться хоть с кем то, чтобы почувствовать себя нормальной. Была бы рядом Арина, она, наверное, одернула бы меня и не дала случиться тому, что случилось.
– Девушка, вам там в телефоне интереснее, чем слушать материал лекции? – неожиданно спросил преподаватель.
– Да, потому что ничего нового для меня вы пока не сказали, – машинально ответила я.
Аудитория за моей спиной – а сидела я на первой парте – тут же притихла. Я смутно вспомнила, что кто-то из однокурсников говорил, что старшие курсы нам сочувствовали: дескать мы попали к Литвиновичу, а это тот еще зверь и на сессии безбожно валит, заставляя учить свои лекции чуть ли не буквально.
– О, так вы считаете, что хорошо разбираетесь в этой теме? – усмехнулся преподаватель.
– В общем да, – я отложила телефон, – Скажите, а почему вы рассматриваете в качестве первоисточника мифов о Кащее и Бабе Яге исключительно славянские корни? Дескать, Кащей происходит от слов кость, кастить, кощун… Да и вообще почему считаете их, что они воспринимались исключительно как отрицательные персонажи? Чернобог, повелитель Нави, все это понятно. Но русь в то время не существовала изолировано. Великий шелковый путь не обходил стороной славянские племена и приносил с собой мифы востока. Почему вы обходите вниманием бессмертного Касьяна, который стоит на страже врат Ада, но при этом является святым, то есть как минимум относительно положительным. И вообще в мифах и Евразии, и Америки есть упоминания о бессмертных с похожими корнями, содержащими «КСН». Хосан-черный, поддерживающий небесный свод, у индейцев майя. Заметьте, он, так же как Касьян, отвечал за западный ветер. У сапотеков был Косаан – тоже бессмертный. У древних римлян был Кесси, Кессин, Кессиль. Он прошел через подземный мир, стал бессмертным и увековечен в одноименном созвездии, которое мы называем Орионом. У сибирских племен – Хасын-Гет. И, наконец, в Китае Ханг-сян. Один из восьми бессмертных. Неужели вы не видите сходства? Практически у всех народов есть один и тот же бессмертный персонаж. Возможно, стоит подумать о том, что есть какой-то очень древний первоисточник, общий практически для всех хомо-сапиенс?
– Какая несусветная ересь! – фыркнул преподаватель. – Где вы начитались этого? У каких-нибудь поклонников крипто-истории?
Что я могла ответить? Что я его дочь? Что цитировала дневники стражей, перечислив их имена? Так эту книгу отца я потеряла и предъявить бы не смогла. Кое-что из нее он зачитывал мне вслух. Но после смерти папы я ее не нашла. Перерыла весь дом, но не нашла.
– Вы будете игнорировать общеизвестные факты просто потому, что они вам неудобны? Не будете же вы отрицать, что перечисленные мной персонажи существуют в мифах? И что они звучат настолько подозрительно похоже, что это нельзя игнорировать.
– Девушка, наука не оперирует терминами «похоже». Есть устоявшееся мнение научного сообщества и ваши псевдотеории с истиной ничего общего не имеют. На экзамене мы с вами об этом обязательно поговорим!
Я пристально посмотрела на него. Преподаватель глядел на меня свысока, с чувством превосходства и даже, я бы сказала, презрительно.
Позади активно зашушукались. Я плохо понимала намеки, но, видимо, это он и был: мне пригрозили проблемами на экзамене, отчего все одногруппники сильно возбудились. Я словно стала чумной – ей богу, если бы кто-то сидел рядом, то небось отодвинулся бы, чтоб на него случайно не подумали, что он разделяет мое мнение.
Я молча закрыла тетрадь, положила ее в сумку и встала.
– Куда вы? Занятие не закончено! – на этот раз в голосе преподавателя неожиданно проявилось волнение.
– Я не думаю, что я услышу тот что-то новое. Предпочитаю не терять время зря, – ядовито улыбнулась я и под гробовую тишину пошла к выходу. В дверях я обернулась и продекламировала:
Какой натруженный ум -
Даже мысли и те в мозолях.
Натренированная глупость.
***
Я ворвалась в квартиру как ураган. Мне срочно нужно было сорвать на ком-нибудь злость, но Вольдемар для этих целей явно не подходил. Я слишком его ценила.
Бросив сумку на пороге, я прошла в спальню и достала из-под подушки кристалл.
Кого выбрать? Мать или убийцу?
Нет, общаться в таком настроении с мамой я не была готова. Конечно, существовал шанс, что я встречу их обоих сразу, но все-таки, если я правильно помню характер матери, он был небольшой.
Я сжала кристалл в руке и мысленно повелела: покажи мне его!
Ничего. Пустота. Никаких ощущений.
Черт! Я не подумала о том, чтобы хоть как-то конкретизировать запрос. Кого его то? Я мысленно представляла себе некий темный образ максимального и ненавидимого зла. Но кристалл так не работал. Требовалось имя, лицо или что-то еще. Что я знаю об убийце моего отца?
Ни-че-го.
Кроме того, что этот гад пробрался к нам в дом, сломал шип на дереве, а потом выстрелил в папу.
А может этого и достаточно?
Я представила себе человека с пистолетом, стоящего на лестнице, а напротив него, чуть ниже, моего отца. Максимально подробно, со всеми деталями обстановки. Тот момент, когда я нашла папино тело, врезался мне в память как семейная фотография, что висит на стене и уже давно намозолила глаз.
Мне нужен тот, на лестнице!
Я снова сжала кристалл в руке и мысленно послала в него эту картинку.
На сей раз получилось. Голова закружилась, и я на всякий случай села на кровать.
Почему-то я думала, что кристалл волшебным образом перенесет меня в нужное место, но он, оказывается, работал иначе.
Картинка моей комнаты перед глазами сдвинулась. И, хоть я и чувствовала, что до сих пор сижу на кровати, но мозг уверял, что я неожиданно научилась летать и выпорхнула прямо сквозь закрытое окно в пасмурное московское небо. Набирая скорость пронеслась над зданием МГУ, двигаясь от него на северо-запад – чувство сторон света у меня врожденное, как у птиц – достаточно быстро перелетела через неизвестный лесок и оказалась в замкнутом овальном микрорайоне со странным круглым домом в центре.
Полет замедлился. Преодолев четверть круга, я остановилась напротив окна седьмого этажа, успев заметить только вывеску продуктового магазина под ним, а затем, также, как бесплотный призрак, проникла через окно и уперлась в одутловатое лицо мужчины. На вид ему было глубоко за пятьдесят, хотя, если убрать синеватые мешки под глазами от ежедневного употребления алкоголя, наверняка он был несколько моложе.
Картинка перед глазами померкла. Я снова сидела в своей комнате. Кристалл в руке тут же рассыпался в пыль, которую я неторопливо и задумчиво высыпала на пол.
Достав смартфон, я принялась изучать карту. Слава всем богам, в этом городе было всего два круглых дома. Они находились не так далеко друг от друга, но мне был нужен тот, что подальше от универа.
Теперь я знала адрес.
Колебаться и раздумывать больше было нельзя. А то я начну рефлексировать и искать повод сделать то, что задумала, не сегодня.
– Ты куда собралась? – каркнул Вольдемар.
– Я нашла его! – коротко отозвалась я, надевая кроссовки.
– Ты не пойдешь одна! Это опасно! – заявил он, но я уже выскочила за дверь и захлопнула ее за собой.
Нянька мне не нужна. А безопасность, случись чего, обеспечит скип.
Но как только я вышла из подъезда, Вольдемар приземлился мне на плечо.
– Думала я не сумею открыть окно? Хорошего же ты обо мне мнения! – фыркнул он.
– Ты представляешь, как на меня будут смотреть в автобусе, если я поеду с тобой на плече? Забыл первую ночь тут? Да я сразу стану героиней десятка роликов в интернете. Оно нам с тобой надо, такую популярность огрести?
– Хорошо. Адрес? Я встречу тебя там.
Я назвала улицу и номер дома. Вольдемар крякнул и улетел.
Когда я вышла из автобуса и прошла через небольшой парк, возле самого круглого дома ворон опять сел мне на плечо.
– Если бы ты сказала номер квартиры, я бы уже провел разведку.
– Я и сама его не знаю.
Я подошла к нужному продуктовому, отсчитала седьмой этаж и некоторое время разглядывала балкон. Старое деревянное окно, в то время как соседи то уже давно обновили свои на модные пластиковые. Балкон не был остеклен, в отличие от большинства остальных. Обитатель этой квартиры явно жил небогато.
Пройдя через арку во внутренний круглый двор, я прикинула нужный подъезд. К сожалению, не знала как и где можно посмотреть внутреннюю планировку, так что, оказавшись на седьмом этаже, не могла выбрать нужную дверь. Мне точно нужно было направо от лестницы, но вот в которую из двух квартир?
– Скройся! – приказала я Вольдемару.
Он слетел с плеча и приземлился рядом на ступеньки лестницы, так, чтобы его не было видно в глазок.
Я позвонила в ближайшую дверь.
– Кто там? – спросил женский голос.
Я вздрогнула.
Неужели это она, мама?
– МФЦ. Опрос о качестве коммунальных услуг, – сказала я фразу, которую слышала в подобной ситуации в каком-то дешевом сериале.
Дверь открылась.
– А удостоверение покажете? – спросила совершенно незнакомая мне женщина в цветастом халатике.
Я мельком глянула через ее плечо. Обстановка в квартире была не та. Тут достаточно недавно был ремонт. От двери просматривался весь коридор до кухни, где белело новое пластиковое окно.
– Не дают нам удостоверения. Не бойтесь, я внутрь не пойду. Просто скажите, насколько вы оцениваете работу вашей управляющей компании от одного до пяти?
– Да насколько этих дармоедов оценивать? Двойка им. Или кол вообще. Кран, когда тек, так сантехник две тыщи потребовал за починку, хотя это их обязанность.
Я сделала вид, что что-то отметила в смартфоне.
– Спасибо, – кивнула я.
Мне хотелось поскорее избавиться от нее, но женщина, похоже, давно ждала возможности выговориться.
– А вот батарея в комнате вечно холодная зимой. Каждый раз их зову, а они только руками разводят – дескать менять надо. Опять, значит, плати!
– Заткнись, – каркнул Вольдемар, выходя из-за угла.
– Ой! – пискнула женщина, отпрянула назад в квартиру и тут же закрыла замок.
– Звони, – приказал ворон, разместившись у меня на плече.
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
Скип на всякий случай сполз поближе к ладони.
Я несколько раз настойчиво надавила на кнопку звонка, но за дверью не раздалось ни звука.
Пришлось постучать.
Внутри точно кто-то был. Я различала голоса. Только они либо не слышали меня, либо не хотели реагировать.
Пришлось со всей силы дубасить по двери кулаком.
Голоса внутри стихли. Кто-то все-таки направился к двери.
Во мне с каждым его шагом словно сжималась огромная опасная пружина.
Пять, четыре…
Этот человек не стал смотреть в глазок. Замок щелкнул.
Три, два.
Замок щелкнул во второй раз.
Один.
Дверь приоткрылась и в щели показалась красная незнакомая рожа изрядно подвыпившего мужчины.
– О… А ты кто? – спросил он.
Я дернула рукой и скип, подчиняясь внутреннему приказу, резко увеличился в размере и превратился в небольшую металлическую бейсбольную биту.
Ноль.
Я дернула на себя дверь, и одновременно ударила битой. Несильно, но точно по колену. Это всегда достаточно болезненно. Я знаю – пару раз получала от Тоби по этому суставу во время детских тренировок.
Незнакомец коротко вскрикнул и упал в прихожей, попутно снеся со стены вешалку. Я перешагнула через него и прошла в квартиру.
Ошибки не было – наконец попала в нужное место. Я помнила эти старые обои невнятного болотно-коричневого цвета. Комнат было две. Коротко заглянула в первую: там на диване сидела маленькая девочка лет четырех-пяти. Я быстро прошла дальше – вторая была абсолютно пуста и захламлена так, что там можно было ноги сломать, поскользнувшись на разбросанных по полу банках, бутылках, ведрышках лапши быстрого приготовления и прочего мусора. Но людей в ней не оказалось.
– Сема, че там? Ты че, упал? – раздался голос с кухни.
Через две секунды и пять шагов я оказалась там.
Лицом к лицу с убийцей моего отца.
Простая не отягощенная интеллектом одутловатая рожа типичного алкоголика. Я бессмысленно искала в его глазах хоть что-то. Силу, храбрость, хитрость. Что-нибудь, что дало бы подсказку как это ничтожество вообще смогло одолеть папу.
Ничего. На меня смотрело животное. Точнее тот, кто на пути полной деградации до зверя прошел уже добрую половину пути.
Скип вытянулся в длинное лезвие, которое уперлось ему в грудь.
Даже это не заставило его испугаться. Он просто не понял, что происходит. Его мозг уже разучился быстро реагировать.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Иван, – он икнул от неожиданности и добавил, – Сидоров.
Ох уж этот наивный мир, где все сходу называют свои истинные имена, отдавая мне власть над ними. Ну что ж, ему же хуже.
– Так вот, Иванушка дурачок. За все поступки рано или поздно приходится платить. Ты думаешь, что, если, выстрелив из пистолета и украв красавицу, сбежал за тридевять земель, за горы высокие и моря глубокие, через леса колючие, то тебя никогда не найдут?
Вот тут он понял. Вспомнил. И вздрогнул.
Да, такой эпизод своей жизни забыть сложно. Даже по пьяни.
– А ты кто? – испуганно спросил он, переводя взгляд то на Вольдемара на моем плече, то на меня.
– Дочь, – прошипела я.
– Чья? – опешил он.
– Того, кого ты убил. И той, которую увез с собой, тупица!
Я так ждала этот момент, когда вот так выкрикну в лицо этому ублюдку обвинения, а потом проткну его мерзкое сердце. Только сейчас все было неправильно. Как-то не так.
– Че? – тупо переспросил он.
Я растерялась. Не ожидала, что мою речь просто не поймут. Повторять – означало унизится, пойти у него на поводу. А убивать того, кто даже не понял за что его карают – тоже никуда не годилось.
– Я дочь Василисы! – крикнула ему в лицо.
Это все же вызвало некоторые движения в его мозгу. Взгляд на некоторое время помутнел и стал рассеянным.
– Вот тварь! – неожиданно заявил он. – Она еще и ребенка от меня скрыла!
От этого я растерялась. Стройная картина мира рушилась на глазах.
– В смысле? – спросила я. – Ты не знал?
– Откуда? – гаркнул он.
В коридоре все это время благим матом голосил Семен, а теперь, судя по звукам, он все-таки начал подниматься.
– То есть ты приперся к нам в дом, убил моего отца, похитил мать и не знал, что там еще есть я?
– Я спасал украденную монголом девушку! Эту… как ее… «Красу Москвы». Прилетел, значит, ко мне однажды голубь. А к нему записка приложена. Мол так и так, ты мой суженый, потому горлица к тебе и прилетела, и что похитил подлый монгол красавицу русскую. И клубочек к лапке прилажен. Ну в записке там еще где в полночь встать, как клубочек бросить, чтобы он путь показал. Приезжай, забирай, а еще в приданное сокровища несметные заберешь. Я сначала не поверил – бред ведь какой-то. Ну я в сети то поискал —действительно пару лет назад была такая красавица. Исчезла без следа. Подумал вреда то не будет, попробовать. Ну я по ее инструкции все сделал, добрался.
– Почему она сама просто не сбежала?
– Говорит наложил на нее запрет этот супостат. Обратный путь только мне, жителю Москвы откроется. Короче, она ни нихрена не та красавица с фоток оказалась. Ну то есть типа та, да жизнь ее уж потрепала. Ни стройности, ни красы той. Сокровища правда были. – он вздохнул. – И пока я их в сумки собирал, отец твой некстати вернулся. Я не хотел, честное слово. Испугался очень. Я не думал убивать. Выстрелил из страха. И я ничего не знал про ребенка!
– Дальше, – глухо процедила я сквозь зубы.
– Мы нагребли золота сколько могли унести. Я думал приедем в Москву – заживем! Да только мамаша твоя оказалась той еще тварью. Без обид. Использовала меня как лоха. Кинула, как только мы тут оказались. Да так хитро! Я даже не понял, что случилось. Вроде просто планировали как лучше золото сбыть, да вложиться повыгоднее, какие-то документы-шмакументы, подпись там, подпись здесь, а потом бах, и я без хаты и без машины. И без золота. Чисто бомж. А она говорит: «пошел на хрен, ты мне больше не нужен, и никакой ты не суженный, а просто первый встречный, к кому голубь попал», – и уматывает на Мальдивы с каким-то бизнесменом. Хорошо недавно вот тетка померла, а я наследник. Хоть крыша над головой есть, пусть и на пару с Семеном. Братец троюродный мой.
– С каким бизнесменом?
–Че?
– Мать с кем уехала, идиот?!
– Да не помню уже! Васильев… Васильчук… Василевский… Хрен его знает. Что я, запоминать всех ее козлов должен?
– Хорошо, золото мамаша у тебя отняла. А книга? Черная такая, толстая, в кожаной обложке с коричневым узором. Она была среди того, что вы прихватили из нашего дома. Должна была быть.
Иван пьяно икнул, нахмурился, попытался вспомнить.
– Вроде была такая. Но где она – хрен знает… просрал где-то, пока бомжевал. Василиса сказала, что она больше не нужна. Она оттуда рецепт взяла. Ну как пробраться к вам туда. Типа больше в ней ценного нет ничего. Но мне показалась солидной такой, красивой. Выглядела дорого. Взял ее тоже. Носил по лавкам с антиквариатом, но там говорят, что это какая-то рукописная хрень и ценности не имеет. Ну я и положил куда-то. Ну а потом, пока мыкался по чужим хатам, да по бомжатникам почти все растерял. Не помню я где она.
Шаги за моей спиной приблизились. Я резко развернулась и выставила лезвие, нацелив его на горло Семена.
– Тихо, тихо, девонька, – он отшатнулся, примирительно подняв руки.
Из этих двух Семен мне казался куда более опасным. Он был куда здоровее Ивана и в глазах его было что-то такое… хищное. Иван действительно мог выстрелить только из страха и от неожиданности, а этот был способен убить в ярости.
– Заткнись! Проходи! – приказала я и махнула мечом в сторону кухни.
Семен соображал куда более резво своего соседа.
– Спокойно, спокойно! Иду, – испуганно пробормотал он.
– Что за девочка там, в комнате сидит? – спросила я.
– Доча моя, – ответил Семен.
– Почему тут?
– А где ж еще? Мамка нас бросила…
– Вот! Все бабы – шлюхи. Все такие… – начал было Иван, но осекся под моим взглядом.
– Сейчас будний день. Почему она не в садике?
– Садик? А зачем? Платить еще за него. Сидит тут, играет целыми днями. Она тихая у меня. Не беспокоит.
– А ест чего? Вот эту дрянь?! – я кивнула на вскрытую пачку доширака на столе.
– А что, это тебе не еда что ли? – удивился Семен.
Все было неправильно. Иван был мерзок, ужасен и отвратен. В нем очень мало осталось от человека. Я видела скорее животное, чьи желания ограничивались жратвой, да выпивкой. Но убивать это недоразумение, да еще практически на глазах у ребенка… чем тогда я была бы лучше него? Маленькая девочка услышит шум, зайдет сюда и увидит труп и лужу крови. Так же, как я нашла папу. Пусть Иван ей не отец, а всего лишь сосед… или дальний родственник, но все равно ситуация была слишком похожа. До боли похожа.
– Я не могу, – прошептала я.
– Ты пришла в этот город только за этим, – напомнил Вольдемар.
Оба – и Иван, и Семен – ошеломленно перевели взгляд на птицу на моем плече.
– Не за этим. Я хотела мести…
– И? Что изменилось.
Семен и Иван с напряжением и испугом следили за нашим разговором.
– Нет мести в том, чтобы пнуть труп врага, которого уже убил другой. Ему уже отомстили. Моя мать и так потопталась на нем. Хуже быть не может. Если я убью его, то только облегчу страдания. Это будет милосердие, а не месть. Я не вижу в этом смысла.
– Умница, девочка моя, – неожиданно заявил Вольдемар.
– И я даже не буду сочинять ему плохую историю. Хуже, чем он сам себе устроил, я уже не придумаю. Однако, кое-что я тут все-таки исправлю.
Для новой сказки у меня было пока только два имени из трех.
Я развернулась и прошла в комнату. Скип тут же уменьшился и свернулся браслетом-змейкой на руке.
Девочка так и сидела на софе и играла со старенькой потрепанной куклой, у которой одна ручка была оторвана и болталась только на рукаве.
– Привет, – сказала я и села рядом.
Она с опаской взглянула на ворона на моем плече.
– Можешь потрогать. Не бойся. Он не кусается.
Девочка осторожно протянула руку. Вольдемар тут же поднырнул головой под ее ладонь. Получилось так, как будто она его погладила.
– Как котик, – улыбнулась девочка.
– Да, он добрый. А как тебя зовут?
– Лена.
– Почти как меня. Я Лин.
– Лин? А его? – Лена кивнула на ворона.
– Вольдемар. Он очень умный. И живет триста лет. Скажи, а ты скучаешь по маме?
Лена помотала головой.
– Нет. Я ее совсем не помню, – серьезно ответила она.
Я улыбнулась.
– А хочешь я отведу тебя к ней?
– К маме? – робко и с надеждой спросила Леночка.
– Ага, – улыбнулась я.
Тогда я начала говорить:
– Настоящая история Лены начинается в тот момент, когда отец Семен совершенно забыл о ее существовании. Он даже потом не мог вспомнить, что у него вообще когда-то была дочь. Зато так Лена познакомилась со своей мамой…
***
Когда я вышла из подъезда с Леной за руку и Вольдемаром на плече, то тут же ощутила на себе жгучий, преисполненный ненависти взгляд. Скип, уже свернувшийся было в виде ожерелья на шее, вздрогнул и зашевелился. Я даже не знала, что способна чувствовать такое, потому что никто раньше не смотрел на меня так.
Стремительно обернулась на окна квартиры Ивана и Семена, но за стеклами никого не было. Да и ощущение исходило не сверху, а откуда-то сбоку.
– Ты что вертишься? – спросил Вольдемар.
Чужой взгляд тут же исчез.
Я все-таки провернулась на месте: людей вокруг на улице и во дворе было много. Некоторые смотрели на меня – еще бы, девица с огромной птицей на плече, но все это было не то. Желавший мне зла… даже не так – жаждущий моей смерти – увидел, что я забеспокоилась и отвернулся. Найти его среди прохожих теперь было невозможно.
Глава 8
«Ты, мать, чего учудила сегодня на паре по фольклору?!» – пришло мне сообщение от Арины. И следом смайлик, где человечек обхватил руками голову.
Эмодзи были для меня проблемой. Арина в переписке сыпала ими как пулемет. Иногда ее ответ содержал только один подобный желтый значок с каким-то выражением, которое я не понимала. Как и сейчас.
Я отложила телефон.
– Бери шарлотку-то. Я одна столько не съем, – сказала Галина Семеновна.
Напроситься на чай к этой милой женщине большого труда не составило. Она как будто ждала моего визита.
– А вы кого-то в гости еще ждете? – поинтересовалась я, глядя на пирог.
– Нет. Просто так захотелось. А ее меньше, чем на форму то не испечешь. Ну и, можно сказать, надеялась, что кто-нибудь да зайдет. Моя мама часто говорила, что на пирожки с мясом мужики заводятся. Как только испечет – всегда кто-нибудь в гости приходил. А вот на шарлотку, видишь, девушки появляются, – улыбнулась она.
Квартира у нее была уютной. Да, она не знала ремонта уже дольше положенного и можно было придраться к тем следам, что оставляет на стенах и мебели время, но тут все равно было чисто и комфортно. Пахло домом. Наверное, это из-за пирога. Иногда я получала такой же яблочный пирог на завтрак. Не часто – единственная яблоня в нашем саду плодоносила только два раза в год.
– Очень вкусно! – постаралась произнести я с набитым ртом.
Галина Семеновна улыбнулась.
Я перевела взгляд на стену.
– А это вы там, на фото? – спросила я.
– Да… с дочкой.
Не особо заботясь о том, соответствует ли это местной церемонии чаепития, я встала и подошла к старой, еще черно-белой фотографии в рамке.
Девочка была чем-то похожа на Лену. Насколько это позволяло оценить качество снимка.
– А что с ней случилось? – я повернулась к хозяйке дома.
Она вздрогнула, опустила взгляд.
Я с опозданием поняла, что мой вопрос мог оказаться бестактным, потому что задевал рану на сердце. К сожалению, оценить заранее мне это было сложно.
– Простите, – произнесла я.
– Да нет. Не извиняйся. Все что могло болеть уже отболело, – Галина Семеновна слабо улыбнулась, встала, подошла к серванту и достала из нижней тумбы толстую книгу.
Когда она открыла ее передо мной, то я поняла, что это альбом с фотографиями. Я только читала про такие и никогда еще не видела вживую.
– Вот она, моя Любочка.
Фотографий было много. Кулек из одеял с розовыми ленточками, счастливый папа, встречающий жену с дочкой из роддома. Любочка сидит, Любочка кушает. Первые попытки ползать… и всегда улыбающиеся родители.
Было видно, что у обоих дочь была центром мироздания.
Фотографии заканчивались после второго класса.
Дальше альбом был пуст.
– Несчастный случай. Выбежала со школьной территории. Водитель грузовика не заметил. Тогда лежачих полицейских перед школьными дворами еще не делали, – сказала Галина Семеновна, когда я закрыла альбом. – Володенька… он не справился с потерей. Бросил работу, уехал на заработки на вахту куда-то. Сказал на год, но так и не вернулся. Я и не обижаюсь. Все понимаю.
– А кем вы работаете? – спросила я.
– Врачом в нашей детской поликлинике. Лор.
Однако, в этой женщине таился крепкий стержень, не позволивший ей разрушить свою жизнь после трагедии. Потеряв дочь, она находила в себе силы ежедневно общаться с другими детьми. Смотреть на счастливых родителей и не испытывать при этом боль, а даже наоборот – радоваться вместе с ними.
Не зная, что сказать, я предпочла еще раз откусить шарлотку.
– Скажите, Лин, а вы ведь тогда соврали полицейскому про собаку, да? Просто неуютно чувствовать себя не в своем уме, – неожиданно произнесла она.
Я чуть не поперхнулась. Старательно прожевала кусок пирога, тщательно подбирая слова.
Сначала я думала, что схожу к ней, познакомлюсь, осмотрю дом и если все срастется, то использую ее без спроса.
Этот вопрос выбил меня из колеи. Женщина была умнее, чем я предполагала, и мне вдруг показалось, что с ней стоит быть честной. И играть в открытую.
– Да. Соврала, – коротко ответила я.
– А почему? Это… может быть опасным для других.
– Не может. Оно… приходило за мной, – неожиданно для себя самой сказала я и поняла, что это правда. Интуитивно я это ощущала, а сформулировала на каком-то подсознательном уровне только сейчас. – И больше не вернется.
Хозяйка квартиры пристально на меня смотрела.
– Ты уверена?
– Нет. Но полицейский тут точно ничем бы не помог. Галина Семеновна… – я замялась, так и не подобрав слова, а потом решилась и выпалила, – а что, если у вас появится еще одна дочь?
– Бог с тобой! – усмехнулась она, – стара я уже для родов то.
– Ей пять лет. Примерно. И ее зовут Лена. У нее никого нет, она очень ищет маму, хотя даже не представляет, как она выглядит.
– Она в детском доме? – Галина Семеновна серьезно посмотрела на меня.
– Нет. Она сейчас у меня в квартире. Не спрашивайте как, но я могу устроить, что по всем документам это будет ваша дочь.
Она растерялась, встала, нервно разгладила скатерть, подошла к фоторамке на стене.
– А что стало с ее отцом?
– Она его тоже уже не помнит. А он никогда не вспомнит о ней. Галина Семеновна… вы будете для нее идеальной мамой. Я вижу. Разрешите, я приведу ее, и вы посмотрите на нее.
– Да ты что! Смотрины еще устраивать, – она резко развернулась ко мне, – это что, щенок что ли?! Если ей негде жить и у нее никого, то приводи без разговоров. А потом разберемся что и как.
– Простите, как ваша фамилия? – уточнила я.
– Макарова… – удивленно сказала она.
Я кивнула и вылетела за дверь.
Конец истории Лены, а точнее того отрывка, где ее жизнь соприкоснулась с моей, я договорила вслух по дороге к своему подъезду.
Когда я позвонила в дверь Галины Семеновны еще раз, она открыла мгновенно, как будто ждала на пороге.
– Вот… документы… свидетельство о рождении, где указаны вы как единственный родитель и полис, – сказала я, но она не слушала.
Галина Семеновна смотрела на Леночку.
– Вы… вы моя мама, да? – спросила девочка.
Я смотрела на наполненные слезами глаза женщины, и неожиданно почувствовала, что у меня тоже на нижних веках появилась влага, а в горле защипало. Это было неожиданное и давно забытое ощущение.
В последний раз я плакала в семь лет.
Где-то через час Галина Семеновна вышла из спальни и прошептала:
– Спит.
Тогда я опять кивнула на документы на столе перед собой.
Хозяйка квартиры не веря взяла их в руки.
– Это какая-то подделка, да? Тут моя фамилия.
– Нет, они самые настоящие.
– Но как? Так же невозможно. Все же это где-то регистрируется…
– Посмотрите свой паспорт, – ответила я. – Заметьте, я даже не знаю где он у вас лежит.
Галина Семеновна прошла в прихожую, достала документы из сумочки, вошла в комнату, листая страницы и замерла.
Я знала, что на станице «дети» она увидела запись, которой по ее памяти там не могло быть. Запись не новую, а уже немного потертую. Ровно так, как должно было случиться лет за пять.
– Это как? Какое-то волшебство? – растерянно спросила она.
– Единственное доступное мне, – улыбнулась я.
Она продолжала смотреть мне в глаза, и я поняла, что необходимо объяснить. Если уж играть честно и в открытую, то до конца.
– Я сочиняю сказки про людей, которые воплощаются в реальности. Это не так просто, как может показаться – если сюжет будет недостоверным, то он не сработает. Отрастить кому-то крылья и научить летать не получиться. Придумать как трус внезапно стал смелым, а у инвалида выросла нога – тоже. Но слегка подправить естественное течение событий вполне в моих силах. Мать Лены действительно забыла про нее. Спившийся отец если не сейчас, то через пару лет тоже не вспомнил бы о ребенке. Я просто чуть ускорила время. Вы вполне могли бы удочерить ее официально. Опять-таки, я просто сделала так, что это произошло сейчас, а не завтра или послезавтра. Лена и так уже настрадалась, зачем ждать того момента, когда отсутствие воспитания и образования станет непоправимым?
– Кто же ты? – с недоверием спросила Галина Семеновна.
– Сказея.
– И много вас… таких?
– Насколько я знаю, одна.
Галина Семеновна медленно опустилась на стул:
– Честно говоря я даже не знаю, как реагировать на все это… – растеряно прошептала она.
– Никак. Занимайтесь дочкой. А обо мне постарайтесь забыть. Если хотите, я сделаю так, что исчезну из вашей памяти, как только выйду за дверь.
– Нет. Пожалуй нет. Я хотела бы помнить, как получила… дочь, – после небольшой паузы произнесла она.
– Мне тоже так показалось, поэтому я столь откровенна. Вы вообще первая, кому я открылась. Но не хочу вас больше утруждать…
– Да нет, что ты… я так благодарна… сиди. Может еще чаю?
– Нет, я вижу, что вы теперь нервничаете рядом со мной. Это нормально. Я не обижаюсь. Поэтому все-таки пойду. Я верю, что вы будете хорошей мамой.
Больше она не протестовала. Я еще раз улыбнулась, кивнула и вышла из квартиры.
***
Телефонный звонок догнал меня, когда я шла к своему подъезду.
– Мать, ты чего молчишь. Чего ты там сегодня отчебучила? – спросил голос Арины.
– Ты… о чем конкретно? – осторожно уточнила я.
– Про твою выходку на лекции по фольклору. Ты представляешь, как он тебя будет валить на экзамене? Он же лично принимает у всех, никаких семинаристов, аспирантов и прочего.
– А, ты об этом, – с облегчением вздохнула я. – Плевать. Будем решать проблемы по мере возникновения.
Хотела было сказать ей, что вообще не буду сдавать сессию, но передумала. Мне все-таки категорически не хотелось уезжать из этого большого мира домой.
– Ты точно сумасшедшая! Надеюсь, другим преподам ты еще не успела нахамить?
Несколько секунд ушло на колебание: говорить ей о том, что на айкидо я больше не пойду или нет. Арина поняла паузу правильно.
– Что? Я еще чего-то не знаю?
Скип настороженно шевельнулся на шее, и я тут же встала, как вкопанная. Он всегда ощущал опасность намного лучше меня. Что же его насторожило? Двор выглядел как обычно. Собирался дождь – ветер уже поднялся, туча закрыла пол неба, и, хотя первые капли еще не падали, но гуляющих было мало. Разве что несколько пацанов лет десяти играли в футбол на площадке. Этих мог прогнать только ливень. С дальней стороны двора наползал вечерний туман. Что не так?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71514832?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Глеб Кащеев
Тип: электронная книга
Жанр: Русское фэнтези
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 09.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Эту книгу вы прочтете дважды. В первый раз вам будет казаться, что вы понимаете, что в ней происходит. Потом вы дойдете до финала и вернетесь к началу, чтобы понять, что же там реально происходило.