Главная страница | Триллеры | Тайна надгробного камня

Тайна надгробного камня
Алексей Филиппов
В бедную избушку постучался нищий старик. Плохо ему было, а ночью стало ещё хуже – умирал старик… И перед самой смертью рассказал он, где спрятан клад. Оставалось только пойти и откопать его, но так уж и просто, а очень даже страшно…

Алексей Филиппов
Тайна надгробного камня

До позапрошлого года жили мы очень хорошо. Всё-всё у нас было. Я часто вспоминаю то счастливое время и, как ни стараюсь, не могу припомнить ни капельки плохого. Батюшка мой занимался извозом и кое-какой торговлишкой. Матушка хлопотала по дому. Я же учился да жил в своё удовольствие: летом играл в лапту и гонял голубей, а зимой катался на ледянке с высокой горы. И никогда не думал о том – чего сегодня буду есть. Всегда в печи ждали меня: щи, каша, пироги и кисель сладкий, а как батюшка с базара приедет – так непременно пряник привезёт. Вкусный… Хорошо мы жили до тех пор, пока на другой день после Венедикта -Скотника не надумал батюшка поехать в город на базар через реку по льду. Всю зиму он так ездил, вот и на этот раз решил путь маленько укоротить, не захотелось ему три версты вдоль берега до моста путешествовать. Три туда, три обратно, а до окраины-то городской – чуть больше трёхсот саженей, ежели по льду реку переехать. И путь санный за зиму накатанный есть, и лёд ещё, вроде, крепкий, только… Только поджидала батюшку на середине реки подлая полынья…
У матушки с горя отнялись ноги. Слегла она. Обездвижила и говорить стала неразборчиво, мычала только. Но год мы прожили вполне сносно на сбережения, какие после батюшки остались, а вот в эту зиму стало невмоготу. Кончились сбережения. Попробовал я летом репу за избой посадить, только не уродилась репа. Всего до Рождества её и хватило. Дальше – совсем худо. Спасибо дяде Антипу – старинному приятелю батюшки, что взял меня в работники. Хозяйство у дяди Антипа большое, дел здесь различных, как говорится, выше крыши. Без дела не поскучаешь. И хотя работаю я не за деньги, а за еду только, но и это нам великое подспорье. Вот сегодня, к примеру, я целый день чистил хлев и возил на пашню навоз, а за это дядя Антип дал десять репин, половину каравая ржаного хлеба и почесть пять фунтов овса. Осёс, правда, из смёток амбарных с птичьим да мышиным помётом, но нам – и это за радость превеликую. Я дома овёс в ушат с водой положу, хороший овёс утонет, а всякая прочая дребедень всплывёт. Солью дребедень эту, а из хорошего овса можно кашу сварить или кисель…
Когда я пришёл домой, в сенях встретила меня Домнушка. Погорелица она из соседней деревни: ничего у неё ни осталось – ни кола, ни двора и ни единого родственника. Несчастная – вот и прибилась к нам. Несчастье к несчастью всегда тянется. Ест она самую малость, а за матушкой хорошо приглядывает и всё хозяйство наше ведёт. Отдал я Домнушке заработанное и пошёл в избу. На столе меня ждала плошка каши, потом Домнушка разделила на три части хлеб, которым одарил сегодня дядя Антип. Хлеб был подгоревший до черноты, жесткий, но показался он мне после тяжёлого дня слаще всякого пряника.
«Ничего, – думал я, понемногу откусывая от черствой краюхи, – нам бы только зиму эту пережить, а уж летом я непременно денег добуду».
Я часто мечтал, как стану летом коробейником и заработаю столько денег, что хватит нам с матушкой на самую безбедную жизнь. И Домнушке тогда за заботу её избу крепкую поставлю. Я даже, как наяву, представил строительство небольшой избушки за нашим огородом, и когда стал размышлять, чем лучше покрыть крышу, кто-то тихо постучал в дверь.
На пороге стоял худющий старик в облезлом овчинном тулупе и грязном да дырявом треухе. Незваный гость был бледен лицом и дрожал, словно запоздалый осиновый лист на осеннем ветру.
– Помогите, – еле слышно прохрипел нежданный гость и упал прямо у порога.
Мы с Домнушкой подняли страдальца и положили на лавку возле печи. Домнушка подала несчастному теплого отвара из малиновых листьев. Старик сделал пару судорожных глотков и закашлялся. Кашлял он долго, а потом притих, и какое-то время лежал неподвижно, словно и не живой вовсе. Мне даже не по себе стало, я наклонился к лицу страдальца послушать: дышит или нет. И тут старик схватил меня дрожащей рукой за рубаху да стал торопливо шептать какую-то несуразицу.
– Деньги… Золото… Себе берёг… Только зря… Помираю вот … Иди в Еловск… Кладбище… Исаака могила… Много денег… Никому не говори… Всё твоё будет… Мне уже ничего не надо…. Аврааму Бог дал знак… А ему не дал… Под камнем… Исаака могила… Знак там… Много денег по тому знаку найдёшь… Если догадаешься… А нет, так не достоин… Не хочу, чтоб всё дураку досталось.
Старик замолчал, полежал немного с открытым ртом, а потом из горла его вырвался глухой хрип.
– Отходит, – прошептала у меня за плечом Домнушка. – Не зря сегодня ворон возле избы всё каркал. Батюшку бы сюда надо… Исповедовать страдальца… Только не успеешь теперь. Всё уж…
Однако старик не умер. Он дёрнулся всем телом и протянул ко мне сжатую в кулак ладонь.
– Вот тебе дар мой, – еле слышно прошептал старец. – Через него всё у тебя будет, если ум есть… Под камнем могильным ещё … Береги его… Бойся гадов… Палкой его… Всё твоё будет, если…
Я не успел подхватить руку умирающего, она разжалась. На пол упал какой-то кругляш. Пока я искал этот кругляш под лавкой, старик умер. Нашёл я большую монету, но было уже не до неё. Мы с Домнушкой стали хлопотать над покойником: стянули с него грязные лохмотья, обмыли, потом одели в оставшуюся от батюшки чистую одёжку. Всё нужным образом сделали, потом я пошёл на двор, чтоб домовину приготовить. Батюшка давно припас годные для такого дела колоды, вот одна из них и пошла по назначению. Почти до рассвета я провозился, вздремнул малость, а утром попросил помощи у соседа Никиты Кривого и мы повезли покойника на кладбище.
– И царь и народ – всё в землю уйдёт, – только и сказал Никита, помогая мне опустить тяжёлую домовину в глубокую яму. – Собираемся жить с локоть, а получается с ноготь… Эх, жизнь…
К дяде Антипу я пришёл уже после полудня. Очень ругался дядя Антип за такое опоздание, грозил всячески, потом успокоился и велел почистить ещё один хлев, но из еды на этот раз ничего не дал.
Монету я смог внимательно рассмотреть только вечером. Положил её перед лучиной и долго-долго глядел. Монета оказалась довольно старой, истёртой, с какими-то непонятными буквами и с вдавленным изображением вооруженного копьём всадника, а за всадником ещё кто-то чуть виднелся то ли с мечом, то ли с копьём. По всем приметам – монета серебрянная, а ещё в ней пробита дырка, наверное, для того, чтобы продеть нитку да на шею повесить.
В эту ночь что-то долго не спалось. Я думал о нашем странном госте и о деньгах. Что там старик в бреду говорил? В городе Еловске на кладбище под камнем на могиле какого-то Исаака лежат деньги. Бредил, поди, старик.
«А, вдруг, и вправду там деньги зарыты? – уж который раз спрашивал я себя, ворочаясь с боку на бок. – Вот бы здорово было бы… И зажили бы мы как люди…»
С той ночи думал я о деньгах постоянно. Спросил знающих людей о Еловске. Сказали – что больше ста вёрст до этого городка и быстро не обернёшься. Как тут матушка без меня будет? Как-то вечером поделился своими мыслями с Домнушкой.
– Вот как щавель поспеет, так и иди, – сказала Домнушка. – Я щи буду из щавеля варить, да и другие травы я знаю. Проживём. Иди, раз задумал.
А вот дядя Антип, стоило ему намекнуть о моей идее сходить в Еловск по нужному делу, не обрадовался.
– С ума сошёл? – зарычал он, как злой пёс, у какого кто-то вознамерился кость отнять. – Самое время для посадок, потом покос, а он уйти хочет! Я для него ничего не жалею! А он – уйду! Неблагодарный! Ежели уйдёшь, так чтоб больше твоей ноги на моём пороге не было! Уйти он надумал! Я тебе уйду!
Вот и лето настало, а я никак решиться не мог: и хочется, и колется. С одной стороны, если деньги найду, то и нечего будет к дяде Антипу на поклон идти. А если не найду ничего и прохожу в Еловск зря? И дядя Антип не простит меня, как жить будем? И решился я у Никиты Кривого совета спросить.
– Удалой долго не думает, – почесал сосед низ спины. – Лишняя дума – лишняя скорбь. Надумал пойти – иди! Я тебе семян дам: посади репу да иди спокойно. Авось, пронесёт…
Я всё так и сделал, как мне Никита посоветовал. Поклонился напоследок матушке, вздохнул всей грудью родимой избы дух и пошёл. Три дня я шёл пешком. Еду находил в лесу. Щавель, тысячелистник, сныть… Ел, как говорится, всё что под руку попадёт. Голод не тётка. Только от этакой еды живот крепко крутило.
«Ну, ничего, – думал, морщась от боли, – будет и на моей улице праздник».
Потом я прибился к артели плотников, они шли куда-то на заработок. И люди, на счастье моё, очень душевные в артели той собрались. Разжился я у них сухариками. Полегче на животе стало.
В Еловск мы пришли, когда солнышко покатилось к закату. Я первым делом побежал искать кладбище.
«Как найду золото под камнем на могиле Исаака, – думал, увидев кладбищенскую часовню, – сразу же побегу в трактир и наемся от пуза, а потом плотников угощу, чтобы на всю жизнь они угощение мое запомнили».
Кладбищенский сторож сидел на пороге часовни. Это был плешивый старик с сивой бородой и красными слезящимися глазами.
– Мил человек, – поклонился я сторожу, – покажу мне могилу Исаака. Сродственник он мне.
– Какого Исаака? – часто заморгал старичок и, потирая кулаком спину, медленно встал. – Нет тут такого. А я уж тут всех знаю. Пойдём покажу. Вот, к примеру, Сидор Петров лежит. Столы делал он да лавки … Вот – Ефим Бахарь. Начнёт говорить, бывало, заслушаешься, теперь уж который год рта не открыват. Иван Ткач, у него станки были, чтоб материю ткать. Почитай половина города в рубахах из его материи ходила. А сынок его взял да пропил эти станки. Все до единого… Здесь Сёмка Плетняк упокоился, этот мастером был кнуты плести, всем пастухам округи нашей инструмент готовил. Одно слово – умелец. Ты тут осторожней: змеи в последнее время расплодились. Здесь вот Ефим Лобанов. Про этого только и скажу, что лысина у него была на полголовы, будто лоб до самой макушки. Ерёма Кузнец, этот на все руки мастер. Железяку дай, такую красоту откуёт, что только держись. А вон за загородкой Гаврюха Сироткин. Умный человек – Писание всё читал. Да только беда с ним случилась, дочитался: разум Господь отнял… Конечно отнял, потому никак не мог он разумному человеку совет дать, чтоб с родным дитём вот так… Чтоб ножом по горлу да в печку его… Эх, беда. Погубил мальца ни про что, ни за что. За изгородью его, стало быть, положили, а сынок рядом, но в изгороди, потому как невинно убиенный. В один день их закопали. А вот Иван Конюх. Этот, сказывали, с барыней из села Знаменского…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71513209?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.