Букет ландышей
Букет ландышей
Мария Ордынцева
Вторая история об адвокате Марии Быстрицкой. На этот раз она оказалась в необычной для себя роли и вынуждена выбирать между адвокатской этикой и собственной жизнью.
Мария Ордынцева
Букет ландышей
В каждом «нельзя» есть маленькое «можно».
Глава 1.
Местные новости не отличались оптимизмом. Пожар в какой-то деревне – едва успели потушить избушку, жильцы отделались легким испугом. Отравление денатуратом в гаражах (Рудакову об этом было известно еще неделю назад, поэтому Мария тоже уже была в курсе). ДТП. Страшнейшая авария, где пассажирка погибла, но водители чудом выжили. Кадры накрытой простыней молодой девушки и лужа крови на асфальте добавили бодрости к концу дня. Посочувствовав мысленно погибшей, Мария выключила телевизор и обернулась к Димочке. Тот дремал уже, раскинувшись на подушке, немного посапывая. Он даже во сне был хорош.
Они жили вместе почти полгода, и пока нареканий с обеих участвующих сторон не поступало. После памятного дела с инсулином Рудаков не стал тянуть и самолично отвел Марью в ЗАГС. Они подали заявления, расписались через месяц и вышли из здания женатыми людьми. Без голубей и дифирамбов, пьяных гостей и прочей мишуры. Фамилию Мария оставила, чтоб не заморачиваться с документами. Рудаков поворчал некоторое время, но уступил. Почти сразу и как бы само собой разумеющееся произошло некое разделение бытовых обязанностей, и эти роли никто оспаривать не пожелал. Осознав за первые месяцы совместной жизни, что они есть друг у друга, все свободные минутки они старались проводить в каких-то интересных занятиях: прогулках, посещениях кафе и городских мероприятий, чтении и подшучивании друг над другом. Им было интересно даже молчать вместе, если находилось для этого время. Графики у обоих в последнее время были плотные. Димочка часто пропадал на новой работе, так нежданно привалившей ему за его прошлые подвиги. А Марию загружали по мере сил Архипов и Стожаров по очереди. Да и бывшие клиенты не забывали и нет-нет да подкидывали одну работенку за другой. Это могло бы радовать больше, если бы не страдала личная жизнь.
И вот сегодня в кои-то веки они смогли выкроить целый вечер друг для друга. Никуда не пошли, поужинали. Рудаков вылез из душа первым, а Быстрицкая задержалась и вернулась уже к дремлющему Димочке и болтающему телевизору. Видно, не судьба им была сегодня продолжить вечер, но хотя бы можно выспаться, наконец-то, при этом выспаться рядом друг с другом в одной постели. Быстрицкая улыбнулась, легла рядом со своим драгоценным, обняла и положила голову ему на плечо.
Рука Димочки вдруг скользнула по ее бедру, он резко взгромоздился над Марьей и улыбнулся:
– Думала, сплю?
– Ага, – обрадовалась Мария.
– Ошибаешься, – прошептал Рудаков и нежно поцеловал ее в губы. – Все ждал, когда ты ужастиков насмотришься.
– Мог бы просто намекнуть, – промурлыкала Быстрицкая, водя по его спине ноготками.
– Эти ноготки! – выдохнул Рудаков. – Аж муравьи в штанах…
Его глаза сияли в темноте загадочным блеском. Котяра, которого разбудили неожиданные нежности хозяев, недовольно потянувшись на краю дивана, ушел спать на кресло. Молодые люди засмеялись тихонько и занялись друг другом.
Телефон звонил нагло и настойчиво. Рудаков быстро перехватил трубку, пока Маняша не проснулась, и тихо спросил:
– Алло?
Архипов, приготовившийся с ходу орать Быстрицкой «доброе утро», растерялся немного и уточнил для порядка:
– Димон, ты что ли?
– Я, кто же еще? – усмехнулся Дмитрий. Потихоньку выбрался из постели, стараясь не будить Марью, обнявшую подушку и сладко сопящую. Перейдя на кухню и прикрыв за собой дверь, он продолжил: – Ну, чего тебе?
– Чего-чего, – проворчал Костик. – Клиент нарисовался, что же еще?
– У тебя совесть есть? – Рудаков был разочарован, предчувствуя дальнейший ход разговора.
– Совесть у меня есть. И сроки у меня есть. И знать я больше ничего не хочу, – Архипов сразу перешел в оборону, зная, что Рудаков может и послать.
– Тебе что, дежурных адвокатов мало? – спросил Димочка, немного раздраженный непонятливостью друга.
– Он требует Марью, что я могу поделать? – огорошил его Костик.
– Ё-моё, – вырвалось у Рудакова. – Ладно, у тебя время есть еще. Сейчас разбужу и часа через два доставлю.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенный Костик положил трубку, а Рудаков, тихонько склоняя нежданного клиента Быстрицкой по всем падежам, отправился варить кофе.
Впервые за долгое время у него был целый свободный день. Рудаков намеревался потратить его на Маняшу полностью. Хоть телефоны отключай, со злостью от сорванных планов подумалось ему.
Налив в чашки ароматную жидкость из турки, он отхлебнул из своей чашки, посмотрел в окно, где голубь ворковал, пытаясь заинтересовать собой голубку. Туда же смотрел кот, уже умывшийся и потянувшийся сладко. Потом Лимон оглянулся на хозяина, в его рыжей отъевшейся морде читался единственный вопрос: что делать будем?
– Что-что, – ответил Рудаков коту недовольно. – Ты – завтракать, я – будить и доставлять.
Взял чашку для Маняши и поплелся в комнату.
Его сонная девочка высунула нос из-под одеяла, не открывая глаз, только когда до нее донесся аромат кофе. Сам Дмитрий до ужаса не хотел совершать этот смертный грех – будить спящую любимку да еще с целью отсыла на работу.
– Ммм, – и Маняша потянулась к чашке. Отхлебнула кофе, замерла на секунду и заявила: – Я тебя обожаю.
– Я и сам тебя обожаю, – Дмитрий отставил ее чашку на тумбочку и поцеловал ее. После сна волосы девушки растрепались и были немного похожи на одуванчик. Он поправил ей пряди, чтобы пригладить их немного, и прошептал, сгрызаемый ревностью к ее работе: – Костик звонил.
– Ммм, – уже заинтересованнее повторила Маняша и открыла глаза. – Что хотел?
– Я обещал ему привезти тебя через пару часов, – шепнул ей Дмитрий, целуя ее в губы.
– У нас вагон времени, – улыбнулась Быстрицкая, нежно обнимая его за шею. – И я знаю, чем его занять.
Утренние ласки и последующий душ бодрят как нельзя лучше, отметила невольно Марья, заканчивая макияж. Рудаков, уже собранный, ждал ее, равнодушно переключая кнопки телевизионного пульта.
Опять попав на канал криминальной хроники, он снова задержался на рассказе о вчерашнем ДТП. Прямо посреди улицы, на ровном месте, одна машина протаранила другую, в результате чего погибла двадцатидвухлетняя девушка по имени Полина Извекова, участница городского конкурса красоты и явная претендентка на титул. Виновник аварии был задержан.
– Странное совпадение, – сказала Быстрицкая, обуваясь.
– Почему? – поинтересовался Рудаков, выключая телевизор и следуя к выходу.
– Претендентка на титул погибает в аварии за пару дней до финала конкурса. Разве это не странно? – Мария заглянула в глаза Димочке и обнаружила, что он чем-то расстроен.
Единственное, что приходило в голову, ввиду его выходного дня – нарушенные планы. Быстрицкая улыбнулась и потянулась к любимому:
– Думаю, долго мы там не задержимся. Потом можно погулять где-нибудь.
В глазах Димочки запрыгали знакомые чертики. Он чмокнул Марию в щеку в благодарность за понимание и увлек к двери.
По дороге они молчали. Недавно купленная машина – Нива-Шевроле – нравилась обоим. Димочка следил за дорогой, а Мария, уютно расположившись на пассажирском сиденье, размышляла, что там за клиент, который непременно хотел ее участия в деле, при том что все возможные рекомендатели ей не отзванивались ни вчера, ни сегодня. Невольно отслеживая выражение лица мужа, она вдруг поняла, как давно они толком не виделись. Было от чего расстроиться. И она пообещала себе, что свернет дела как можно быстрее.
Архипов, едва завидев Быстрицкую, выскочил из-за стола с победным криком:
– Ну, наконец-то!
Но поскольку за Марьей в кабинет ввалился хмурый Рудаков, радость Костика поугасла отчасти. Впрочем, он, видимо, решил не расстраивать себя, хоть и понимал, что последствия на нем еще скажутся, и придвинул Быстрицкой стул.
– Короче, ДТП со смертельным исходом. Клиент тебя требует, прям настаивает, других адвокатов не хочет. У меня сроки горят, Машуня! – дрожащим от нетерпения голосом сообщил Костик.
– И где он? – улыбнулась заинтригованная Мария.
– Сейчас приведут, – заверил Архипов и принялся отзваниваться в дежурку.
Рудаков по опыту знал, что эта бадяга затянется надолго. Знал, что вряд ли даже до обеда они освободятся. Но что делать? По крайней мере, он был с Маняшей, пусть и на ее работе, и он согласился с ее утопическим планом потом погулять.
Что-то знакомое было в лице подозреваемого. Как там его? Сергей Соловьев? Он где-то видел его раньше, но никак не мог вспомнить, где именно, сколько ни ломал голову.
В принципе, с каждым такое могло случиться: скользкая после дождя дорога, не справился с управлением. Неосторожная статья, хоть и печально все. Вряд ли этого Соловьева даже арестуют, до суда погуляет еще маленько под подпиской о невыезде. Да и дадут вряд ли много. Погибла девчонка ни за грош, получается.
Но как-то слишком странно этот подозреваемый смотрел на свою адвокатессу, так что сам Рудаков невольно насторожился и присмотрелся.
На первый взгляд вполне привлекателен, крепкий, высокий, с ясными голубыми глазами, обаятелен, черт его возьми. Такие девчонкам нравятся до невозможности. Знает себе цену, хоть и растерян в данный момент. Растеряешься тут, когда человек из-за тебя погиб. И смотрит на Маняшу, словно сожрать ее хочет, вдруг подумалось Дмитрию.
Похоже, ревнивец ты, Рудаков, усмехнулся он сам себе. Быстрицкая, видимо, даже не замечала этого странного взгляда подопечного. Что-то писала в блокноте, задавала вопросы, уточняла формулировки для протокола. Допрос был недолгим, все вполне очевидно, вину никто не отрицал. И Дмитрий с облегчением понял, что скоро сие действо завершится, и он уведет Марью куда-нибудь подальше от этого красавчика.
Действительно, полчаса спустя, завершив подписание всех бумаг и оставив визитку новому клиенту, Быстрицкая собралась на выход, а Архипов строчил подписку о невыезде Соловьеву. Рудаков поспешил обнять жену за плечо и вывести прочь, но, оглянувшись зачем-то на остававшихся в кабинете мужчин, поймал все тот же странный взгляд Соловьева, направленный на Марью. Заметив внимание соперника, тот быстро отвернулся и занялся чтением бумаг. А в том, что это именно соперник, у Рудакова отпали сейчас последние сомнения, и он мысленно пообещал себе как можно больше ограничить их встречи без его присутствия, а заодно повнимательнее присмотреться к этому субъекту и вспомнить, откуда он его знает.
Остаток дня они с Маняшей провели на набережной в поедании мороженого, фотографировании, запуске шариков, стрельбе в тире, катании на чертовом колесе и прочих развлечениях, доступных отдыхающим. Рудаков постарался не думать о неприятном, хотя в памяти то и дело всплывали наглые голубые глаза. Он тогда целовал ничего не подозревающую Быстрицкую, как бы самому себе доказывая, что она рядом с ним, она его и больше ничья. А она только радовалась необычно частым поцелуям, подозревая его со смехом в том, что он слишком сильно соскучился.
Вечером перед сном, уже засыпая в его объятиях, Маняша вдруг сказала:
– Знаешь, есть в этой истории нечто романтическое.
– В какой? – не понял Рудаков, отвлеченный от сгрызания себя ревностью и подозрениями насчет ее нового клиента.
– Ну в ДТП. Девушка погибла, а в машине букетик ландышей у ее ног. Какая-то трагическая романтика. Главное, парень ее не погиб, в реанимации лежит пока, но говорят, что выживет. А она… И эти ландыши, – Быстрицкая явно была настроена на романтический лад после сегодняшнего насыщенного дня.
– Да, ты права, – Рудаков задумался. Наличие пострадавшего водителя и погибшей пассажирки заставляло удивляться невероятному везению виновника аварии, на котором почти не было видимых повреждений, надо бы экспертизу почитать, когда будет готова. Впрочем, для размышлений у него еще будет время. И так уже весь день себе отравил, ревнивец этакий. Вот же его любимая женщина, рядом лежит, о других не думает, а он полдня как идиот, вместо того, чтоб на ней сосредоточиться, вспоминал об этом кренделе непонятном. Он поцеловал в макушку Маняшу: – Спи, малышка, – и закрыл глаза.
Глава 2.
Адвокатские будни не отличались большим разнообразием. Пара исков, хождение на беседу по делу – вот и вся недолга. Скучающая Быстрицкая погрызла кончик ручки, размышляя, чем заняться вечером, потому что Рудаков сегодня вряд ли появится раньше полуночи. Ничего, кроме телевизора, в голову не приходило. Настроения читать не было. Похоже, и вечером придется поскучать. Разве что Лимон выкинет какой-нибудь фортель. Но, зная характер этого ленивца, она не сомневалась, что он уляжется рядом с ней, а то и прямо на нее, и будет мурчать, а потом дрыхнуть бессовестно, плевав на удобство хозяйки.
Мария уже собиралась уходить, когда зазвонил рабочий телефон. Удивленная, кому это она понадобилась в конце дня, Быстрицкая подняла трубку.
Это был ее недавний клиент Соловьев. Помнится, симпатичный малый, попавший в неприятную ситуацию. Они говорили с ним до первого допроса минут десять. Он, кажется, искренне переживал случившееся и вины не отрицал, да и что тут отрицать: это может случиться с кем угодно. Во время допроса тоже высказывал сожаления о произошедшем, хоть и сдерживал эмоции. Оно вполне понятно – статус мужчины обязывал вести себя подобающе, тем более в присутствии женщины.
Пару-тройку дней она ничего не слышала о нем, ждали результатов экспертиз, чтобы продолжить работу. И вот он вдруг появился сам, не дожидаясь приглашения для дальнейшего участия в деле.
– Мария? – запросто, без отчеств, спросил Соловьев приятным баритоном.
– Да, здравствуйте, – Марья все-таки решила вернуть его в официальное русло.
– Можете уделить мне несколько минут? – вопрос был риторический, раз она взяла трубку.
– Да, конечно, – куда же ей теперь деться? Клиент и есть клиент.
– Дело в том, что я очень переживаю случившееся, но сам к семье погибшей идти не хотел бы. Вы, наверное, понимаете, почему, – он пытался объяснить, тщательно подбирая слова, что показалось Быстрицкой несколько странным, потому что люди обычно в таком состоянии, наоборот, несут всякую ерунду, не слишком контролируя эмоции. Этот Соловьев, наоборот, очень хорошо владел собой. Впрочем, люди разные, у всех своя реакция на стресс, подумала Марья в следующий момент. В конце концов, он руководил сетью автосалонов, как следовало из допроса, а руководство фирмой создает свои привычки.
– Понимаю, – сказала Быстрицкая, чтобы что-то сказать в поддержание разговора.
– Вот и хорошо, – Соловьев явно обрадовался, хотя по-прежнему старался владеть собой. – Мне бы хотелось поэтому, чтобы вы помогли мне, так сказать, в посреднической миссии.
– Вы хотите возместить вред потерпевшим? Очень хорошо, – одобрила Мария. – Это деятельное раскаяние, оно зачтется судом обязательно.
– Да-да, оно самое, – подтвердил Соловьев. – Не будет наглостью с моей стороны предложить сейчас встретиться, чтобы я мог передать вам деньги для потерпевших?
– Хорошо, – хоть какое-то занятие на вечер, но Быстрицкой что-то показалось неясным во всей этой ситуации. Интуитивно она почувствовала, что не так этот товарищ раскаивается, как должен бы. Точнее, раскаивается, даже очень, но как-то иначе, чем надо. Она не могла себе этого объяснить пока, поэтому решила оставить все как есть, об этом всегда можно подумать потом. Возможно, ей просто показалось – ведь это телефонный разговор, а не личная встреча, и она неверно истолковала тон сказанного. – Я на работе и могу вас подождать в кабинете.
– Давайте лучше в неофициальной обстановке, – предложил Соловьев. – Мне так будет проще, да и вам пора отдохнуть.
– Ну что ж, – Мария не видела в этом ничего плохого, ведь это деловая встреча. – Где, когда?
Он назвал ресторан Столешникова, через час. На этом разговор окончился.
Дмитрию нужно было опросить потерпевшего, на которого подполковник Нефедов, его родной и любимый шеф, очень надеялся как на источник информации. В разработке было громкое дело с несколькими эпизодами массового убийства в одном из районов области, оперчасть на ушах стояла. И тут такая удача – один из потерпевших в очередном эпизоде выжил. Поэтому Рудаков, едва получив задание, уже мчался во весь опор в областную больницу, куда того доставили вчера. Бросив машину на парковке и помелькав корочками удостоверения на входе, он добрался до отделения реанимации и прошел в ординаторскую.
Врач, молодой еще, но очень уставший, проговорил с ним о состоянии интересующего лица не более пяти минут, не исключив возможности беседы в ближайшее время, но точно не сегодня, так как пациент в сознание еще не приходил.
– И долго он так может без сознания лежать? – автоматически поинтересовался Рудаков, понимая уже, что сморозил глупость.
– Да сколько угодно. Все зависит от организма, – пожал плечами врач, не глядя на него. Он заполнял историю болезни, и Рудаков был для него лишь досадным отвлекающим фактором. – Кто-то после тяжелой травмы на следующий день уже глаза открывает, а кто-то неделями лежит или даже месяцами.
Рудакову некстати вспомнились снова холодные глаза Соловьева, и он уточнил, попытав удачу:
– А вот на днях тут ДТП было, где девушка погибла. Водитель не у вас, часом?
– Часом у нас, – подтвердил врач, продолжая писать. – Завтра в травматологию переводить будем голубчика, сам уже может дышать.
Удача благоволила Дмитрию, и он счел это хорошим знаком.
– А с ним можно поговорить? Я просто и по этому делу тоже помогаю.
– Поговорите, – разрешил врач. – Отчего ж не поговорить, если очень надо.
Через несколько минут, накинув на плечи халат, Рудаков в сопровождении врача входил в палату, где лежал водитель, пострадавший в ДТП. Это был молодой парень, крепкий, симпатичный, спортсмен, судя по сложению. Темные волосы коротким ежиком, перебинтованная голова и часть торса, загипсованные ноги и правая рука, он лежал опутанный многочисленными проводами и трубками, тянущимися к приборам вокруг кровати, пикающим и мигающим равномерно и тягостно.
Досталось тебе, парень, подумал Рудаков. Хорошо хоть, жив остался.
– Знакомьтесь, Эдуард Ветров, – указал на парня врач. – У вас десять минут максимум, – и удалился.
Парень на койке открыл глаза и посмотрел на Рудакова.
– Я из полиции, – представился тот и показал удостоверение. – Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы узнать, что произошло с вами.
– Эдик, – прошептал Ветров. – Ничего особенного, авария. Полина только… – он, кажется, собирался заплакать, но собрался с духом к великому облегчению Рудакова. Он уже видел раньше плачущих мужиков, зрелище не для слабонервных.
– Можно ли поподробнее? – осторожно осведомился Дмитрий.
– Да, конечно.
С Полиной они встречались полгода, Ветров задумывался о свадьбе и готовился сделать ей предложение после конкурса, в котором Полине хотелось поучаствовать. Сама идея конкурса ему была привычна, он и сам часто выступал как профессиональный пауэрлифтер. А Полина так загорелась идеей, да и почему нет, ведь она бесспорно была самой красивой девушкой из всех, что Эдик знал. Они снимали квартиру, все было как у всех молодых влюбленных, романтично, нежно, весело.
В тот день они были в клубе. Обычная молодежная тусовка, ничего из ряда вон. Эдику не нравилась компания, и он уговорил Полину ехать домой.
И вот эта злосчастная дорога. Только что прошел дождь, Эдик старался не спешить поэтому. Полина устала и дремала рядом. А потом со встречки внезапно ослепил свет фар, удар и темнота.
– Ты был трезвый, конечно, – утвердительно-вопросительно заключил Рудаков из его рассказа.
– Я вообще не пью. У меня режим, – Эдик закашлялся и поморщился от боли. – Да и Поля пьяных не любит… не любила, – поправился он, закрыв глаза.
– А что она любила? – спросил Рудаков, чтобы как-то отвлечь его от грустных мыслей.
– Ромашки любила, – прошептал Эдик. – Игрушки мягкие.
– Что ж ты ей тогда ландышей подарил? Ромашек не нашел? – Рудакова несло, так что он сам себе удивлялся.
– Каких ландышей? – удивился Эдик и даже попытался повернуться к Дмитрию. – Не дарил я ей ландышей. Она их терпеть не могла.
– Ну, извини, видимо, с другим делом перепутал, – Рудаков понял, что пора сваливать по добру по здорову, пока не довел человека до нервного срыва. – Дел много, закрутился, брат.
– Бывает, – Эдик снова закрыл глаза.
– Выздоравливай. И сочувствую, – Рудаков вывалился из палаты и пулей пролетел к выходу.
Он даже не хотел представлять себя в подобной ситуации, и все предательские мыслишки на эту тему отмел сразу. Но вот эта новость про цветочки очень озадачила его. Как так не дарил, если они в машине лежали? Что же он их, не видел что ли, пока ехали? Если оба трезвые были. Да и если девушка терпеть не могла такое подношение, она бы его точно выбросила, прямо в окно на ходу. Странно это как-то все.
Да еще этот Соловьев. Где же он его все-таки мог видеть?
Поломав еще немного голову, Рудаков спустился к машине. Уже открывая дверь, он получил сообщение от жены. Марья собиралась на встречу с Соловьевым. Да еще в ресторане у Столешникова. Это что, шутка такая сегодня?
Он набрал номер:
– Виктор Иваныч, клиент еще не пришел в себя.
На том конце помолчали, и грустный бас ответил:
– Значит, будем ждать.
– Еще какие-то поручения будут сегодня?
Уловив в его голосе надежду, Иваныч посмеялся и сказал:
– Ладно, свободен пока.
За прошедшие полгода дела у ресторана Столешникова пошли еще лучше, чем раньше. Появился европейский лоск, белые перчатки у официантов, обстановочка как-то неуловимо изменилась в деталях на более уютную, стеклянные двери с золотыми логотипами заведения приветливо распахивались перед клиентами дородным швейцаром в красных лампасах.
Раздобревший немного Матвеич, как хозяин заведения, курсировал иногда между столиками с вальяжностью океанического лайнера, проверяя, как у гостей дела и все ли им нравится. Завидев в дверях Быстрицкую, он распахнул свои огромные объятия и поплыл навстречу:
– О-о-о, кого я вижу! Моя красота!
– Да, это я, собственной персоной, – засмеялась Марья.
Они обнялись как в старые добрые времена.
– Давненько тебя не было видно, – Столешников приобнял ее за плечо. – С тех пор как стала замужней дамой, так и не заглядываешь. Муж не пускает? – он шутил, но явно хотел знать, как у нее складывается семейная жизнь.
– Некогда все, Игорь, – покраснела Быстрицкая, стыдясь своей черной неблагодарности к бывшему кандидату в мужья.
– Ладно, поверю на слово, – почти пропел Матвеич и увлек ее в зал. – Какими судьбами у нас?
– Меня ждут, – улыбнулась Марья.
– Только не говори, что любовник, – удивился Столешников.
– Да нет, конечно, просто клиент, – засмеялась тихонько Марья.
– Ну слава Богу, – облегченно выдохнул Матвеич. – Кажется, я знаю, кто тебя ждет, – и прямиком направил ее к столику, где сидел Соловьев. – Приятного вечера, – пожелал им обоим и уплыл дальше по своим делам.
Быстрицкая, также выдохнув, уселась за столик и взглянула, наконец, на клиента.
В прошлую встречу еще потрепанный после аварии, чуть оцарапанный осколками разбившегося стекла, сегодня он был одет с иголочки, не пафосно, но дорого. Фирменные джинсы, модные кроссовки, дорогущий черный кардиган, облегающий мышцы и подчеркивающий стать тела. Словно он явился на модную тусовку, а не встречу с адвокатом. Вскоре донесся и запах дорогого парфюма.
По всему было видно, что он обрадовался приходу Быстрицкой и предложил ей белого сухого вина. Открытым жестом показал закуски на выбор – тарелку сыров, фрукты.
Мария улыбнулась вежливо:
– Сергей, зачем такие сложности? Вы могли просто заехать ко мне на работу и передать. Я напишу вам расписку, что получила деньги, после передачи денег потерпевшим в деле будет также их расписка о получении.
– От вас мне расписка не нужна, я вам верю, – заявил Соловьев, улыбнувшись уголками рта, и передвинул к ней по столу толстый конверт. – Вот, возьмите. Если им будет мало, скажите, сколько еще нужно.
– Что ж, как пожелаете, – пожала плечами Быстрицкая и убрала деньги в сумочку.
– Естественно, мне хотелось бы извиниться перед родственниками, если такое вообще уместно в данном случае, – добавил он поспешно.
– Уместно, – кивнула Марья озадаченно. Она не могла понять, что не так. Опять интуитивное чувство несоответствия не давало ей покоя.
– А теперь, когда мы покончили с делами, может быть, поужинаем? Это вас ни к чему не обязывает. Просто я один, вы сегодня тоже одна, почему бы не разделить трапезу и провести интересно время? Вы же никуда не торопитесь? – продолжил Соловьев, обаятельно улыбнувшись.
Быстрицкая действительно никуда не торопилась, а кроме того, ей вдруг захотелось понять, что же ее смущает в этом человеке. Ну да, руководитель высокого уровня, хоть и достаточно молодой еще, – этим сейчас никого не удивишь. Удивительно владеет собой. И это странное ощущение, что он скорбит по-настоящему, как о личной потере. И в то же время не скорбит. Что-то я запуталась окончательно, подумала она.
– Вот и отлично, – кивнул Соловьев, поняв, что Мария не против остаться еще на какое-то время.
Он предложил ей еще вина, заказал дорогущее мясо в брусничном соусе и салат – все в соответствии с ее вкусами. Откуда он мог о них знать? Совпадение или психология? А с другой стороны, кто не любит цезарь или мясо? Все любят. Мысли Быстрицкой начали наскакивать одна на другую, то ли от вина, то ли от количества мыслей. Она решила тормознуть пока свои размышления и расслабиться. В конце концов, может она себе позволить разок поесть за счет клиента в дорогом ресторане? Димочка уже в курсе, где она и с кем, так что совесть ее в этом плане была спокойна. Соловьев же вряд ли рискнет себе позволить больше, чем положено.
– Сергей, а почему вы настаивали, чтобы вас защищала именно я? – спросила она, вертя в руках бокал.
Кажется, он был готов к вопросу:
– Я много слышал о вас от знакомых. Много положительного.
Марья почувствовала, что щеки ее начинают заливаться румянцем.
– А сейчас я вижу, что мне не соврали ни о чем, – продолжил Соловьев, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Вы очень умны и привлекательны.
Да он, похоже, соблазнить меня решил, вдруг сообразила Быстрицкая. Зачем ему это? Чтоб защищала получше что ли? Глупо. Что вообще происходит?
Она уже открыла было рот, чтобы сообщить, что он зря все это затеял, но неожиданно на ее плечо легла ладонь. Марья вскинула голову в удивлении и опешила, увидев собственного мужа.
– Вот ты где! – радостно провозгласил он. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – Рудаков протянул руку Соловьеву.
Тому ничего не оставалось, как подать руку в ответ.
Дмитрию не терпелось побыстрее добраться. Он еле сдерживался, чтобы не превышать скорость. Глупо рисковать из-за ревности, причем необоснованной. Видимо, естественный инстинкт застолбить территорию, обозначить свое перед конкурентом брал верх над остальными эмоциями.
Едва припарковав машину у ресторана Столешникова, он выскочил из машины как ошпаренный и бросился внутрь. Швейцар едва успел открыть дверь, чтобы не быть сбитым. Появившийся у входа в зал Столешников, было, протянул ему руку, чтобы поздороваться как радушный хозяин, но поняв настроение гостя, лишь подвинулся немного, уступая Рудакову дорогу, и проследовал за ним.
Маняшу Дмитрий заметил сразу. И этого новомодного кренделя, который клеился к его жене – это было видно невооруженным глазом. Первое желание – подойти и врезать со всего размаху ему прямо между глаз – Рудаков с трудом, но подавил. Отдышался немного. И подошел небрежно, как ни в чем не бывало, к столику.
Пока Быстрицкая его не заметила, потому что сидела спиной ко входу, Дмитрий положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на него. Слава Богу, его девочка обрадовалась его приходу – ее глаза не могли лгать. А значит, все правильно он сделал. А вот ее собеседник был очень и очень не рад, и это тоже читалось по глазам. Что еще больше укрепило Рудакова в мысли, что он приехал вовремя и не зря.
– Вот ты где! – стараясь выглядеть как можно более радостным, объявил Дмитрий, обращаясь к жене. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – законы вежливости все-таки не зря придумали умные люди. Рудаков мысленно поблагодарил их за эту возможность побесить противника и протянул руку Соловьеву.
Тот, видимо, понял, что это вызов. И принял его, хоть и неохотно. Руку протянул, и рукопожатие получилось весьма крепким. Но Рудаков только усмехнулся про себя.
Быстрицкая, похоже, не заметила этого, и хорошо. Нечего ей красивую головку всякой ерундой забивать.
– Вы уже закончили дела? – поинтересовался Рудаков непринужденно.
– Да, уже, – отозвалась Мария машинально и обратилась к клиенту: – Я сделаю все в соответствии с вашими пожеланиями, но мне действительно пора. Благодарю за приятный вечер, – и поднялась из-за стола.
– Не за что, – к Соловьеву вернулось его обаяние, и он пустил вдогонку последнюю стрелу: – Разрешите вашу руку на прощание?
Маняша бросила на мужа взгляд, проверяя его реакцию, и подала руку Соловьеву, а он вдруг с наглой улыбкой поцеловал эту руку:
– Весьма признателен вам за все.
Рудакову стоило больших усилий сдержаться и ничем не выдать всего урагана чувств, овладевающих им сейчас, тем более рядом была жена. Он поймал довольный взгляд соперника и его ухмылку, жевалки его невольно заходили от напряжения, а кулаки сжались сами собой. Дмитрий обнял Маняшу за плечо, прижал к себе поплотнее и повел прочь.
У входа им снова встретился Столешников, весьма обрадованный тем, что скандала не получилось. Но опять ничего не успел сказать, потому что Рудаков с Быстрицкой почти пролетели мимо него на выход.
Лишь в машине, немного успокоившись, Дмитрий поцеловал супругу и сказал с усмешкой:
– Каждый раз, когда ты оказываешься в этом ресторане, мне приходится тебя спасать.
– Ну и не каждый, – засмеялась Маняша. – В прошлый раз увел меня не ты.
– Да, но я пытался хотя бы, – оправдывался Рудаков, заводя машину. – Если ты тогда наклюкалась и сопротивлялась, что ж мне тебя, на плечо взваливать и тащить надо было?
– Я этого боялась вообще-то, – ее смех успокаивал его. Дмитрий улыбнулся ей в ответ.
По дороге домой они вспоминали детали того дня. Маняша, уверенная, что Дмитрий ей изменил, набралась тогда порядочно и долго не выходила из туалета, когда он попытался увести ее домой. Пришлось применить хитрость и сыграть на ее любопытстве, чтобы она хотя бы вышла из дамской комнаты и не уснула там. И только помощь Столешникова, который лично доставил ее домой, спасла девушку от серьезного конфуза. А Дмитрию пришлось отступить перед ее упрямством, ведь он тогда обидел ее недоверием.
Дома голодный Лимон, устроив обоим выговор за свои страдания, недовольно орал все время, что они разувались и шли к кухне.
– Сейчас-сейчас, – заверил его Дмитрий и насыпал в миску корм.
Котяра, не соизволив поблагодарить, окунулся туда мордой и начал есть.
– Обнаглел, – заметил Рудаков, обнимая Маняшу.
Вот он – его мир, где он спокоен, уверен, счастлив. И он никому не позволит разрушить его.
Любимка потянулась к нему, обвив руками его шею и прошептала:
– Я скучала.
За это можно было многое отдать.
– Я тоже, малыш, – Рудаков поцеловал ее, раздумывая, стоит ли сказать о том, что он узнал сегодня в больнице, и как она вообще отреагирует, что он вмешивается в ее дело.
Но она уже начала щебетать о прошедшем дне и скучище на работе, странностях этого злосчастного Соловьева, заодно доставая из холодильника продукты для ужина.
– Так и не попробую я, похоже, это знаменитое мясо в брусничном соусе, – весело упрекнула она его.
Рудаков улыбнулся и решил отложить разговор на потом.
Глава 3.
Дверь Марье открыла мать Полины Извековой – женщина средних лет в черном платке. На усталом лице ее не было ни кровинки, глаза выплаканы, жесты медленны и неуверенны, будто она вообще плохо понимала, где она находится.
Быстрицкая, подобающе случаю одетая во все черное, поздоровалась как можно мягче и представилась.
– Мне хотелось бы поговорить с вами. Хотя я и представляю интересы виновника аварии, но может быть, что-то могу сделать и для вас? Он предлагает вам хорошую сумму в качестве компенсации.
– Проходите, – пригласила женщина тихо.
Марья проследовала за ней в уютную просторную квартиру. Кроме них, здесь никого больше не было. Она присела на предложенное ей кресло и огляделась.
Семья была состоятельная, о чем свидетельствовала достаточно дорогая обстановка. Естественно, в связи с только что прошедшими похоронами, все стеклянные поверхности были завешены. Фотография красивой девушки стояла на самом видном месте, перед ней теплилась лампадка и лежали гвоздики.
– Конечно, понимаю, что это мало поможет и утешит вас в вашем горе, но водитель просит у вас прощения и предлагает вам деньги, чтобы хоть чем-то искупить вину. Ваше право, конечно, отказаться, но, думаю, сейчас эти средства вам не повредят. Вы сможете использовать их в память о вашей дочери, – тихо заговорила Быстрицкая.
– Да, конечно, – эхом отозвалась Извекова. – Это же несчастный случай.
– Да, – подтвердила Мария мягко. Она выложила на стол конверт с деньгами и придвинула к ней лист бумаги и ручку: – Не могли бы вы написать расписку, что получили деньги?
– Да, конечно, – повторила Извекова, видимо, ей сейчас было совершенно все равно. Машинально она вывела текст расписки и отдала его Марии. Та убрала лист в сумку и подыскивала теперь слова, как бы повежливее уйти.
– Моя девочка, – вдруг разрыдалась хозяйка. – Она была такая красивая, только начинала жить, и Эдик такой хороший мальчик.
– Они давно встречались? – спросила Быстрицкая, чтобы поддержать разговор.
– Полгода, – прошептала мать. – Такая красивая пара, посмотрите, правда же? – и протянула фотографию, одну из лежавших рядом с ней на столике.
– Правда, – согласилась Быстрицкая, разглядывая веселых молодых людей на фото. – Первая любовь, я понимаю.
– Нет, не первая, – неожиданно выпрямилась Извекова и с некоторой неприязнью заметила: – Первая любовь не всегда бывает удачной.
– Что вы имеете ввиду? – удивилась этой перемене Мария.
– Был у Полечки до Эдика другой кавалер, Сережа. Богатый, красивый, ухаживал интересно. Не знаю, что там у них произошло, но Поля однажды сказала мне, что больше не хочет его видеть никогда. Сколько он ни бился, сколько ни старался ее вернуть – ничего у него не вышло. А потом она Эдика встретила. Сережа, правда, и при Эдике пытался Полю уговорить вернуться, но та и слышать ничего не хотела. Что он только ни делал, даже меня уговаривал помочь. Может быть, сейчас жива была бы доченька моя, – она снова заплакала.
Быстрицкая, не зная, чем еще ее утешить, отвела взгляд на фотки, разбросанные по столу. На многих Полина была с друзьями и в том числе с молодыми людьми. Одна из фотографий вдруг заставила ее обомлеть так, что сердце остановилось на секунду, и лишь потом снова слабое тук-тук вернуло Марию к действительности. С фотографии на нее смотрел Сергей Соловьев.
Подходя к дому, Рудаков обнаружил отсутствие в окнах квартиры света. Странно, Маняша уже должна была давно вернуться с работы. И он поспешил в подъезд.
В такие моменты время тянется как жвачка. И кажется, что лифт едет слишком медленно, и что двери открываются слишком долго, и что ноги не идут нормально. Включив свет в прихожей, он обнаружил Марьины туфли и сумку и с некоторым облегчением тихонько пробрался в комнату.
Быстрицкая была там. Глубоко задумавшись, она сидела в кресле, повернутом к окну. Видимо, сидела она так уже давно и потому забыла включить свет.
– Малыш, я дома, – тихо, чтобы не напугать ее, сообщил Рудаков, подходя к жене.
– Знаешь, оказывается, Соловьев раньше встречался с Полиной Извековой, – огорошила его Быстрицкая и взглянула на Дмитрия странным взглядом. А затем снова обернулась к окну.
– Да ладно? – не поверил своим ушам Рудаков и присел рядом с ней на корточки. – Откуда ты узнала?
– Я была сегодня у матери Полины, – буднично рассказывала Марья, все еще глядя в окно. – Хотела передать деньги – компенсацию за аварию. И увидела фото. А мать ее подтвердила, что они год назад встречались. Она его бросила, он до последнего времени пытался ее вернуть.
– О как! – Дмитрий понял, что сейчас момент, чтобы рассказать и свою часть истории. – Тогда я тоже тебе сообщу новость.
– Какую? – Маняша, наконец, заинтересовалась и заглянула ему в глаза.
– Полина не любила ландыши. Она любила ромашки, – сказал Рудаков.
Быстрицкая как ужаленная подскочила на месте:
– Что?! Что ты сказал?!
Дмитрий повторил, понимая, что сказал очень важную вещь.
Марья бросилась ему на шею, обняла и сбивчиво заговорила, явно волнуясь:
– Я весь день сегодня думала об этом деле. Не знаю пока, что там произошло точно. Целых две версии, не знаю, которая из них. Мне нужна твоя помощь. Потому что адвокатская этика. Ты понимаешь? – и посмотрела на него.
– Понимаю, – кивнул Рудаков и поцеловал ее, чтобы она немного успокоилась. – Чем тебе помочь?
Маняша улыбнулась:
– Узнай, имеет ли отношение Соловьев к конкурсам красоты.
– О как! – снова сказал Дмитрий, потому что у него была немного другая версия произошедшего. – Ну хорошо, маленькая моя, постараюсь узнать, что смогу.
Что-то тянуло Марью в это мрачное место. Не стараясь давать себе отчет, зачем и почему, она повиновалась велению своего сердца, а, может быть, своей интуиции, и потому заставила Рудакова отвезти себя на кладбище.
При попадании в подобные места у Марьи всегда появлялось странное ощущение, будто она находится в гостях у незнакомых людей, к которым она вломилась без приглашения. Можно было успокаивать себя наличием некоей мистической составляющей, уж о привидениях и прочих страшилках ей приходилось слушать и читать не раз и не два. Даже попадались клиенты, которые совершали какую-нибудь уголовную глупость под влиянием страха призраков. Пару лет назад один мужчина, уже седой и малопьющий, поджег дом соседа, потому что ему показалось, что в окнах дома зажигаются и тухнут загадочные зеленые огни и он решил, что это призрак. Оказалось, что светился датчик газа, но это мало утешило пострадавших соседей, лишившихся жилья. А второму глупцу показалось в темноте, что его собеседник похож на умершего недавно родственника, и он начал колбасить бедолагу чем ни попадя, пока его не остановили случайные прохожие. Страх – великая движущая сила, заставляющая совершать невозможное, запретное и даже преступное.
Мария не боялась кладбищ, но сосредоточение такого количества людской печали в одном месте все-таки давало повод чувствовать себя неуютно. И хотелось покончить с делом, ради которого они пришли, побыстрее.
У сторожа они выяснили номер участка, поэтому не составило труда найти могилу Полины. Деревянный крест с табличкой, море цветов, фотография и неизменная лампадка, стаканчик с водкой, накрытый хлебом – зрелище тягостное. Ей было всего двадцать. Впереди была корона королевы красоты, любовь, счастливая жизнь – и все это в единый миг было перечеркнуто нелепой катастрофой.
Мария искала одно единственное указание. Дело затруднялось тем, сколько венков и букетов с ромашками было навалено на песчаный холм. Разгребать завалы цветов руками она не рискнула – это уже сродни кощунству. Он должен был быть, этот знак, что она права и есть что-то еще, чего она пока не знает. Этот знак не должен был быть где-то под, он должен был быть над. Как венец или печать.
Наконец, среди всего белого великолепия она заметила нежные, словно капельки слез, обернутые в зеленый саван, цветы – маленький неприметный букетик возле самого креста. Его не было видно из-за прикрывающего его почти полностью венка, лежащего сверху.
Мария удовлетворенно выпрямилась и кивнула собственным мыслям. Это было то, что она искала.
Рудаков не очень понимал, зачем Марья потащила его на кладбище. Что она хотела там увидеть? Что там вообще могло быть? Но тем не менее, лишних вопросов пока не задавал. Показав красные корочки удостоверения кладбищенскому сторожу, выяснил местонахождение могилы и повел жену к цели их поездки.
Марья что-то искала, он ждал, наблюдая, как она склонилась над кучей цветов, в основном ромашек, как она выискивала взглядом что-то, вглядываясь в печальное цветочное облако, заглядывая с разных сторон. И, наконец, выпрямилась и удовлетворенно показала Дмитрию на подножие креста:
– Вот они!
Дмитрий подошел ближе и с удивлением увидел маленький букетик ландышей, перевязанный простой канцелярской резинкой, положенный бережно среди других цветов.
– Ого, – Рудаков был озадачен как тем, что Мария вообще додумалась до подобного поиска, так и тем, что все это означает. Неужели, ДТП не было случайностью? Судя по тому, как Мария сейчас резко повернулась и направилась к выходу, она тоже об этом думает.
В таком случае у нее возникает серьезная этическая проблема. Может, все-таки это совпадение? Так было бы легче и проще для всех.
Усевшись в машину, Мария уже ждала, в нетерпении перебирая ручку своей сумки, и думала о чем-то сосредоточенно.
– Куда? – спросил Дмитрий на всякий случай, хотя уже примерно догадывался, что она скажет. Он и сам бы так поступил на ее месте.
– К Архипову, – ответила его серьезная малышка. Рудаков кивнул и завел машину.
Архипов был на месте, печатал обвинительное заключение по одному из своих дел, и был не очень доволен тем, что Быстрицкая ввалилась в его кабинет без приглашения, да еще притащила с собой Рудакова для поддержки.
– Ну, что? – обреченно выдохнул он вместо приветствия, зная, что Марья просто так не пришла бы, значит, сейчас она его нагрузит какой-нибудь проблемой на ровном месте.
– И тебе здравствуй, – Быстрицкая была серьезна. – Можешь еще раз показать мне протокол осмотра с места ДТП?
– Ну потом же можно прочитать, когда с делом будешь знакомиться! – попробовал возразить Костик, заранее зная, что это попытка победить ветряную мельницу. Если Марья вбила что-то себе в голову – пока не получит, не отвяжется. Да еще Димон так выразительно смотрел на него, что проще было дать прочесть и побыстрее отделаться от них, чем спорить. Что там, в конце концов, можно найти? Все же очевидно, Соловьев виноват и даже не отрицает этого. Когда будет готова автотехническая экспертиза, Архипов как прилежный следователь просто предъявит обвинение и передаст дело в суд.
– Держи расписку и мое ходатайство о приобщении, – Марья выложила перед ним названные документы в награду за его содействие и вцепилась в протокол.
Рудаков тоже подошел и стал читать через ее плечо. Архипов, усомнившись, может, что не так написал, приблизился к ним с другой стороны и пробежался глазами по тексту, заглядывая через другое плечо Быстрицкой.
Нет, все верно. Повреждения на «Тойоте» Ветрова справа, сильно помята правая передняя дверь и правое крыло, пятна крови, асфальт мокрый, следы шин от торможения «БМВ» Соловьева. «Бэха» тоже изуродована слегка, но гораздо меньше. Удар пришелся прямо ей в морду с уклоном вправо. Оно и понятно – занесло, пока вырулил, но неудачно – прямо во встречную машину. Фототаблицы прилагаются, все честь по чести, во всех ракурсах и позициях. Что тут может быть непонятного?
Мария задержалась на одной фотографии – переднее пассажирское сиденье, с которого уже извлекли труп потерпевшей. В самом углу фотографии виднелся букетик, валяющийся под сиденьем на окровавленном резиновом коврике и потому тоже немного в красных брызгах. Мария, подняв голову, посмотрела по очереди на мужчин:
– А почему в протоколе не отражены ландыши?
Для Костика это было уже слишком. Он даже не заметил, как нахмурился Рудаков при этом вопросе. Пребывая в праведном гневе от невовремя проснувшейся бабской романтичности и превращения следственных действий в балаган, Константин отобрал у Марьи протокол, сунул его обратно в папку и убрал папку в сейф:
– Тебе, может, еще и цвет носа гаишников указать? Все, я занят! – и сел за стол дописывать обвиниловку.
Марья хотела было уже возмутиться, что все это не ерунда, но муж положил ей ладонь на плечо и тихо сказал:
– Все, пойдем.
Фыркнув на бестолкового Архипова, Быстрицкая поднялась и молча вышла из кабинета.
Уже в машине она обратилась к Рудакову с надеждой:
– Ну хоть ты-то понимаешь, как это важно?
Тот вместо ответа обнял ее и поцеловал в макушку. Даже если он не верил ей или не считал это обстоятельство важным, то все равно он был с ней и хотел ее поддержать. Этого ей было сейчас достаточно.
Глава 4.
Был уже вечер. Ужин прошел странно. Мария быстро закидала в себя с тарелки пасту карбонара, которую приготовила, быстро чмокнула мужа, еще только приступившего к еде, в губы и убежала к компьютеру. Ни тебе разговора по душам, или хотя бы обсуждения событий за день, ни каких-то ласк. Рудаков отчасти был разочарован, надеясь продолжить вечер совсем не таким образом, но, с другой стороны, зная характер своей половины, понимал, что сейчас она увлечена какой-то мыслью, и пока не найдет для себя хотя бы часть ответов, ее лучше не трогать – в ответ получишь только раздражение и отравленное настроение. Зачем рисковать? Судя по картинкам, которые она находила в интернете на сайтах, она читала о ландышах.
Что она хотела узнать о них, Дмитрий не понимал. Да, несомненно, кто-то, побывавший на могиле Полины Извековой, был и на месте ДТП, причем до приезда ГАИ, иначе бы в ландыши в кадр не попали. Но что это доказывает?
Рудаков вспомнил о странной просьбе Марии, которую он так еще и не исполнил: узнать, связан ли Соловьев с конкурсами красоты. Действительно, гибель девушки так вовремя перед финалом подозрительна. Но Соловьеву-то в этом какой интерес? Свою женщину хотел продвинуть если только. Но убивать? Это же не Мисс Вселенная и не Мисс Мира, а просто областной конкурс, не так велики ставки, чтобы мараться в крови.
Дмитрию снова вспомнились ледяные глаза Соловьева. Нет, не могло быть у него сейчас женщины, тем более он на Марью заглядывался так, что даже спустя столько времени Рудаков все еще не мог избавиться от желания дать ему в морду. Где он его все-таки видел?
Чтобы чем-то занять себя, он включил телевизор. Пощелкав пультом, остановился на спортивном канале. Пока Мария занята, есть возможность беспрепятственно смотреть спортивные новости, которые она терпеть не могла. Чем Рудаков и решил воспользоваться.
Рядом с ним на мягком подлокотнике устроился котяра, решивший разделить радости мужской компании с хозяином. Помурчал в позе сфинкса и следил теперь за мельтешащими на экране фигурками, словно что-то в этом понимал. Дмитрий почесал его за ухом и погрузился в просмотр.
Краткая сводка футбольной турнирной таблицы. «Динамо» плетется в середине. Что ж. Не самый лучший сезон для них.
Чемпионат юниоров. Подрастающее поколение в спорте – это всегда надежда на хорошее будущее страны, здоровые отношения, здоровых граждан, правильных парней, в конце концов.
Следом картинг. Забавные маленькие машинки, даже скорее тазики с колесами, чем машинки, где копчик едет в нескольких сантиметрах от покрытия трассы на бешеной скорости и остается только молиться, что покрытие не будет похоже на стиральную доску. То ли дело настоящая «Формула-1»! Или пресловутый «Париж-Дакар». Вот где испытание на скорость, реакцию, выносливость. Дмитрий и сам иногда любил погонять на треке, но в пределах разумного, он все же не был профессионалом, просто прошел для души курсы экстремального вождения. Мало ли для чего может пригодиться, ведь оперские будни непредсказуемы, могут и погони случиться. Да и лосиный тест никто не отменял: ту с виду смешную ситуацию, когда на тебя из кустов несется шестьсот килограмм рогатого мяса и увернуться так, чтобы остаться живым самому, не повредить машину и испуганное животное, очень и очень проблематично.
Словно вспышкой на экране, пронеслось у Дмитрия в голове вдруг то, что он пытался вспомнить столько времени. Год назад. Гонки Москва Сити. Команда «Автомания», и среди них вот эти странные холодные голубые глаза. Рудаков вздрогнул от пробежавшего по спине холодка. Профессионал? Может, просто похож?
От размышлений его отвлекла Марья, которая, наконец, бросила свои интернет-раскопки и вернулась в объятия благоверного супруга, где и была с радостью принята и расцелована.
Лимон, недовольно дернув хвостом, спрыгнул с подлокотника и ушел на кухню.
– Нашла что-нибудь? – спросил Дмитрий, поглаживая ее ногу и прикидывая возможный уровень сопротивления при попытке ее соблазнить.
– Ты знал, что ландыши – это символ надежды на то, что счастье вернется? – улыбнулась Мария, сверкая хитро своими зелеными глазищами, и потянулась к нему сама.
– Не знал, – признался Рудаков, обрадованный таким поворотом дела, и полез ей под одежду.
– Символ чистоты и непорочности, слезы Богородицы у креста, – поспешно договорила Марья, снимая с него футболку. Она не раз уже упоминала, что ей нужно кому-то рассказать информацию, чтобы лучше запомнить. Рудаков не возражал быть этим подопытным, тем более с таким тактильным сопровождением. И решил, что про гонки расскажет ей попозже, чтобы не спугнуть свою девочку снова во всемирную паутину.
Рудаков был погружен в спортивные новости, и отвлекать его не хотелось. Мария давно уже прочла все, что ей было нужно, и задумалась теперь, глядя в монитор. Ландыш слишком необычный и сезонный цветок, его не дарят всем и всегда, как розы, например. Значит человек, побывавший на могиле Полины, мог быть тем, кто был на месте ДТП до приезда полиции, это вряд ли совпадение. Эдик лежал раненый, Полина была мертва. Согласно судебно-медицинскому заключению, смерть наступила почти мгновенно: травмы, не совместимые с жизнью. Как рассказал недавно Димочка, Эдик ей ландыши не дарил. Получается, единственным, кто мог подбросить цветы в тот момент, был Соловьев. Не проезжающие же водители, остановившиеся помочь, это сделали, и не полиция со «скорой». Да и на улице не май.
Почему у него в тот момент оказались цветы? Вез девушке? Сам любит? Допустим, он был в шоковом состоянии и положил цветы автоматически. Допустим. Я же адвокат, в конце концов, напомнила себе Быстрицкая, я должна действовать в его интересах. Допустим, он постеснялся сам прийти к матери Извековой и пришел тайком на кладбище, с теми же ландышами. Допустим. Вполне понятно, что если они были знакомы раньше, если они раньше встречались и он ее любил, пытался вернуть, то для него потеря любимой женщины по его собственной вине – это горе, которым не хочется с кем-то делиться. Странное все-таки совпадение.
Мария покосилась на Димочку, который смотрел в телевизор, где с бодрым жужжанием гонялись разноцветные карты с большими черными номерами, и, кажется, думал о чем-то другом. Пора, пожалуй, завязывать на сегодня с работой, решила она. Муж скучает, не радуется даже спортивным передачам, да и она хороша – бросила его одного за ужином, не обняла даже толком, побежала в интернете сидеть. Жена называется. Пора исправляться.
Она подобралась к Рудакову тихонько и плюхнулась ему на колени, за что и была расцелована повеселевшим супругом.
– Нашла что-нибудь? – поглаживание ее ноги сообщило ей о его желании приступить к определенным супружеским обязанностям. Что ж, Мария и сама была не против такого развития событий.
– Ты знал, что ландыши – это символ надежды на то, что счастье вернется? – ей надо было рассказать о результате поиска, чтобы оправдать свое долгое сидение у компьютера, и Мария решила, что лучше всего его сейчас поцеловать, чтобы он окончательно простил ей невнимание к нему.
– Не знал, – благоверный уже понял, к чему идет дело, и, естественно, воспользовался своими правами на полную катушку.
– Символ чистоты и непорочности, слезы Богородицы у креста, – Мария проговорила это, скорее, для себя, чем для него, понимая, что в настоящий момент упоминание о подобных вещах не совсем своевременно – она стягивала с Димочки футболку, окончательно погружаясь в дела, совершенно далекие от религиозных догматов. К счастью, Димочка не обращал уже внимания на содержание ее речей и телевизионные передачи, предавшись совершенно земным радостям в обществе супруги. И девушка, наконец, расслабилась, поняв, что ситуация разрешилась вполне благополучно для них обоих. Что и требовалось доказать.
Уже позже, когда Рудаков уснул, так и не выпустив ее из объятий, Мария подумала, что надо бы разузнать побольше об этом Соловьеве. Ей не давало покоя это трагическое совпадение судеб. Хотелось ясности, хотя бы для собственного успокоения. Ведь ей этого человека еще в суде защищать.
С этой мыслью она и закрыла глаза.
Когда Мария входила в подъезд своей юридической консультации, ей навстречу попался коллега – Павел Осташкин, обаятельный и симпатичный лысоватый блондин, адвокат во втором поколении, балбес, бабник, но отличный друг, с которым им не раз доводилось не только вместе участвовать в процессах, но и просто проводить время в компаниях других коллег. Пашка был веселый, разбитной, и Марья была рада его видеть. В последнее время с ее занятостью они встречались не так часто, хотя сидели фактически в соседних кабинетах.
– Машуня, привет, – Пашка чмокнул ее в щечку, приобняв за талию. – К тебе там клиент пожаловал, ждет-не дождется. Ну или любовник, я даже не знаю, – хихикнул он.
– Какой еще любовник? Да ну тебя! – засмеялась Марья ему в ответ.
– Ну, клиенты с цветами не так часто приходят, – пожал плечами Пашка, подмигнув ей.
– Сейчас выясним, что там за клиент, – пообещала Мария. Она не помнила, чтобы назначала кому-то встречи в этот день. Наоборот, она намеревалась весь день копаться в бумагах и в интернете в поисках информации о Соловьеве. Рудакова все равно весь день не будет, так что время хотелось провести с максимальной пользой.
Открыв дверь в кабинет, Быстрицкая удивилась прежде всего бесцеремонности, с которой нежданный гость вошел в помещение вместо того, чтобы дожидаться ее у двери, как все порядочные люди. Соловьева не оправдывало даже положение руководителя организации, в кабинете адвоката все равны – и директоры, и уборщицы. И мысленно Мария пообещала себе впредь запирать дверь, несмотря даже на то, что обычно это в консультации было не принято.
Соловьев, в сером кардигане и черной футболке, модных джинсах, все еще старательно производил впечатление стильного парня – хоть сейчас на обложку журнала. На столе у Марии лежал красивый букет из орхидей. Это был сильный подкат. Но что ему было нужно, Быстрицкая не понимала. Автотехническая экспертиза будет готова только на днях, в лучшем случае завтра или послезавтра, а до этого необходимости встречаться с адвокатом у Соловьева не было. И тем не менее он сидел сейчас возле ее стола и даже принес букет.
Завидев Марию, он поднялся:
– Добрый день! – и улыбнулся обаятельно.
– Добрый, – откликнулась Мария озадаченно, проходя мимо него к своему столу. Поставила сумочку на тумбочку сбоку, как обычно, присела в кресло и подняла одну бровь, показывая готовность слушать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71509021?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Мария Ордынцева
Вторая история об адвокате Марии Быстрицкой. На этот раз она оказалась в необычной для себя роли и вынуждена выбирать между адвокатской этикой и собственной жизнью.
Мария Ордынцева
Букет ландышей
В каждом «нельзя» есть маленькое «можно».
Глава 1.
Местные новости не отличались оптимизмом. Пожар в какой-то деревне – едва успели потушить избушку, жильцы отделались легким испугом. Отравление денатуратом в гаражах (Рудакову об этом было известно еще неделю назад, поэтому Мария тоже уже была в курсе). ДТП. Страшнейшая авария, где пассажирка погибла, но водители чудом выжили. Кадры накрытой простыней молодой девушки и лужа крови на асфальте добавили бодрости к концу дня. Посочувствовав мысленно погибшей, Мария выключила телевизор и обернулась к Димочке. Тот дремал уже, раскинувшись на подушке, немного посапывая. Он даже во сне был хорош.
Они жили вместе почти полгода, и пока нареканий с обеих участвующих сторон не поступало. После памятного дела с инсулином Рудаков не стал тянуть и самолично отвел Марью в ЗАГС. Они подали заявления, расписались через месяц и вышли из здания женатыми людьми. Без голубей и дифирамбов, пьяных гостей и прочей мишуры. Фамилию Мария оставила, чтоб не заморачиваться с документами. Рудаков поворчал некоторое время, но уступил. Почти сразу и как бы само собой разумеющееся произошло некое разделение бытовых обязанностей, и эти роли никто оспаривать не пожелал. Осознав за первые месяцы совместной жизни, что они есть друг у друга, все свободные минутки они старались проводить в каких-то интересных занятиях: прогулках, посещениях кафе и городских мероприятий, чтении и подшучивании друг над другом. Им было интересно даже молчать вместе, если находилось для этого время. Графики у обоих в последнее время были плотные. Димочка часто пропадал на новой работе, так нежданно привалившей ему за его прошлые подвиги. А Марию загружали по мере сил Архипов и Стожаров по очереди. Да и бывшие клиенты не забывали и нет-нет да подкидывали одну работенку за другой. Это могло бы радовать больше, если бы не страдала личная жизнь.
И вот сегодня в кои-то веки они смогли выкроить целый вечер друг для друга. Никуда не пошли, поужинали. Рудаков вылез из душа первым, а Быстрицкая задержалась и вернулась уже к дремлющему Димочке и болтающему телевизору. Видно, не судьба им была сегодня продолжить вечер, но хотя бы можно выспаться, наконец-то, при этом выспаться рядом друг с другом в одной постели. Быстрицкая улыбнулась, легла рядом со своим драгоценным, обняла и положила голову ему на плечо.
Рука Димочки вдруг скользнула по ее бедру, он резко взгромоздился над Марьей и улыбнулся:
– Думала, сплю?
– Ага, – обрадовалась Мария.
– Ошибаешься, – прошептал Рудаков и нежно поцеловал ее в губы. – Все ждал, когда ты ужастиков насмотришься.
– Мог бы просто намекнуть, – промурлыкала Быстрицкая, водя по его спине ноготками.
– Эти ноготки! – выдохнул Рудаков. – Аж муравьи в штанах…
Его глаза сияли в темноте загадочным блеском. Котяра, которого разбудили неожиданные нежности хозяев, недовольно потянувшись на краю дивана, ушел спать на кресло. Молодые люди засмеялись тихонько и занялись друг другом.
Телефон звонил нагло и настойчиво. Рудаков быстро перехватил трубку, пока Маняша не проснулась, и тихо спросил:
– Алло?
Архипов, приготовившийся с ходу орать Быстрицкой «доброе утро», растерялся немного и уточнил для порядка:
– Димон, ты что ли?
– Я, кто же еще? – усмехнулся Дмитрий. Потихоньку выбрался из постели, стараясь не будить Марью, обнявшую подушку и сладко сопящую. Перейдя на кухню и прикрыв за собой дверь, он продолжил: – Ну, чего тебе?
– Чего-чего, – проворчал Костик. – Клиент нарисовался, что же еще?
– У тебя совесть есть? – Рудаков был разочарован, предчувствуя дальнейший ход разговора.
– Совесть у меня есть. И сроки у меня есть. И знать я больше ничего не хочу, – Архипов сразу перешел в оборону, зная, что Рудаков может и послать.
– Тебе что, дежурных адвокатов мало? – спросил Димочка, немного раздраженный непонятливостью друга.
– Он требует Марью, что я могу поделать? – огорошил его Костик.
– Ё-моё, – вырвалось у Рудакова. – Ладно, у тебя время есть еще. Сейчас разбужу и часа через два доставлю.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенный Костик положил трубку, а Рудаков, тихонько склоняя нежданного клиента Быстрицкой по всем падежам, отправился варить кофе.
Впервые за долгое время у него был целый свободный день. Рудаков намеревался потратить его на Маняшу полностью. Хоть телефоны отключай, со злостью от сорванных планов подумалось ему.
Налив в чашки ароматную жидкость из турки, он отхлебнул из своей чашки, посмотрел в окно, где голубь ворковал, пытаясь заинтересовать собой голубку. Туда же смотрел кот, уже умывшийся и потянувшийся сладко. Потом Лимон оглянулся на хозяина, в его рыжей отъевшейся морде читался единственный вопрос: что делать будем?
– Что-что, – ответил Рудаков коту недовольно. – Ты – завтракать, я – будить и доставлять.
Взял чашку для Маняши и поплелся в комнату.
Его сонная девочка высунула нос из-под одеяла, не открывая глаз, только когда до нее донесся аромат кофе. Сам Дмитрий до ужаса не хотел совершать этот смертный грех – будить спящую любимку да еще с целью отсыла на работу.
– Ммм, – и Маняша потянулась к чашке. Отхлебнула кофе, замерла на секунду и заявила: – Я тебя обожаю.
– Я и сам тебя обожаю, – Дмитрий отставил ее чашку на тумбочку и поцеловал ее. После сна волосы девушки растрепались и были немного похожи на одуванчик. Он поправил ей пряди, чтобы пригладить их немного, и прошептал, сгрызаемый ревностью к ее работе: – Костик звонил.
– Ммм, – уже заинтересованнее повторила Маняша и открыла глаза. – Что хотел?
– Я обещал ему привезти тебя через пару часов, – шепнул ей Дмитрий, целуя ее в губы.
– У нас вагон времени, – улыбнулась Быстрицкая, нежно обнимая его за шею. – И я знаю, чем его занять.
Утренние ласки и последующий душ бодрят как нельзя лучше, отметила невольно Марья, заканчивая макияж. Рудаков, уже собранный, ждал ее, равнодушно переключая кнопки телевизионного пульта.
Опять попав на канал криминальной хроники, он снова задержался на рассказе о вчерашнем ДТП. Прямо посреди улицы, на ровном месте, одна машина протаранила другую, в результате чего погибла двадцатидвухлетняя девушка по имени Полина Извекова, участница городского конкурса красоты и явная претендентка на титул. Виновник аварии был задержан.
– Странное совпадение, – сказала Быстрицкая, обуваясь.
– Почему? – поинтересовался Рудаков, выключая телевизор и следуя к выходу.
– Претендентка на титул погибает в аварии за пару дней до финала конкурса. Разве это не странно? – Мария заглянула в глаза Димочке и обнаружила, что он чем-то расстроен.
Единственное, что приходило в голову, ввиду его выходного дня – нарушенные планы. Быстрицкая улыбнулась и потянулась к любимому:
– Думаю, долго мы там не задержимся. Потом можно погулять где-нибудь.
В глазах Димочки запрыгали знакомые чертики. Он чмокнул Марию в щеку в благодарность за понимание и увлек к двери.
По дороге они молчали. Недавно купленная машина – Нива-Шевроле – нравилась обоим. Димочка следил за дорогой, а Мария, уютно расположившись на пассажирском сиденье, размышляла, что там за клиент, который непременно хотел ее участия в деле, при том что все возможные рекомендатели ей не отзванивались ни вчера, ни сегодня. Невольно отслеживая выражение лица мужа, она вдруг поняла, как давно они толком не виделись. Было от чего расстроиться. И она пообещала себе, что свернет дела как можно быстрее.
Архипов, едва завидев Быстрицкую, выскочил из-за стола с победным криком:
– Ну, наконец-то!
Но поскольку за Марьей в кабинет ввалился хмурый Рудаков, радость Костика поугасла отчасти. Впрочем, он, видимо, решил не расстраивать себя, хоть и понимал, что последствия на нем еще скажутся, и придвинул Быстрицкой стул.
– Короче, ДТП со смертельным исходом. Клиент тебя требует, прям настаивает, других адвокатов не хочет. У меня сроки горят, Машуня! – дрожащим от нетерпения голосом сообщил Костик.
– И где он? – улыбнулась заинтригованная Мария.
– Сейчас приведут, – заверил Архипов и принялся отзваниваться в дежурку.
Рудаков по опыту знал, что эта бадяга затянется надолго. Знал, что вряд ли даже до обеда они освободятся. Но что делать? По крайней мере, он был с Маняшей, пусть и на ее работе, и он согласился с ее утопическим планом потом погулять.
Что-то знакомое было в лице подозреваемого. Как там его? Сергей Соловьев? Он где-то видел его раньше, но никак не мог вспомнить, где именно, сколько ни ломал голову.
В принципе, с каждым такое могло случиться: скользкая после дождя дорога, не справился с управлением. Неосторожная статья, хоть и печально все. Вряд ли этого Соловьева даже арестуют, до суда погуляет еще маленько под подпиской о невыезде. Да и дадут вряд ли много. Погибла девчонка ни за грош, получается.
Но как-то слишком странно этот подозреваемый смотрел на свою адвокатессу, так что сам Рудаков невольно насторожился и присмотрелся.
На первый взгляд вполне привлекателен, крепкий, высокий, с ясными голубыми глазами, обаятелен, черт его возьми. Такие девчонкам нравятся до невозможности. Знает себе цену, хоть и растерян в данный момент. Растеряешься тут, когда человек из-за тебя погиб. И смотрит на Маняшу, словно сожрать ее хочет, вдруг подумалось Дмитрию.
Похоже, ревнивец ты, Рудаков, усмехнулся он сам себе. Быстрицкая, видимо, даже не замечала этого странного взгляда подопечного. Что-то писала в блокноте, задавала вопросы, уточняла формулировки для протокола. Допрос был недолгим, все вполне очевидно, вину никто не отрицал. И Дмитрий с облегчением понял, что скоро сие действо завершится, и он уведет Марью куда-нибудь подальше от этого красавчика.
Действительно, полчаса спустя, завершив подписание всех бумаг и оставив визитку новому клиенту, Быстрицкая собралась на выход, а Архипов строчил подписку о невыезде Соловьеву. Рудаков поспешил обнять жену за плечо и вывести прочь, но, оглянувшись зачем-то на остававшихся в кабинете мужчин, поймал все тот же странный взгляд Соловьева, направленный на Марью. Заметив внимание соперника, тот быстро отвернулся и занялся чтением бумаг. А в том, что это именно соперник, у Рудакова отпали сейчас последние сомнения, и он мысленно пообещал себе как можно больше ограничить их встречи без его присутствия, а заодно повнимательнее присмотреться к этому субъекту и вспомнить, откуда он его знает.
Остаток дня они с Маняшей провели на набережной в поедании мороженого, фотографировании, запуске шариков, стрельбе в тире, катании на чертовом колесе и прочих развлечениях, доступных отдыхающим. Рудаков постарался не думать о неприятном, хотя в памяти то и дело всплывали наглые голубые глаза. Он тогда целовал ничего не подозревающую Быстрицкую, как бы самому себе доказывая, что она рядом с ним, она его и больше ничья. А она только радовалась необычно частым поцелуям, подозревая его со смехом в том, что он слишком сильно соскучился.
Вечером перед сном, уже засыпая в его объятиях, Маняша вдруг сказала:
– Знаешь, есть в этой истории нечто романтическое.
– В какой? – не понял Рудаков, отвлеченный от сгрызания себя ревностью и подозрениями насчет ее нового клиента.
– Ну в ДТП. Девушка погибла, а в машине букетик ландышей у ее ног. Какая-то трагическая романтика. Главное, парень ее не погиб, в реанимации лежит пока, но говорят, что выживет. А она… И эти ландыши, – Быстрицкая явно была настроена на романтический лад после сегодняшнего насыщенного дня.
– Да, ты права, – Рудаков задумался. Наличие пострадавшего водителя и погибшей пассажирки заставляло удивляться невероятному везению виновника аварии, на котором почти не было видимых повреждений, надо бы экспертизу почитать, когда будет готова. Впрочем, для размышлений у него еще будет время. И так уже весь день себе отравил, ревнивец этакий. Вот же его любимая женщина, рядом лежит, о других не думает, а он полдня как идиот, вместо того, чтоб на ней сосредоточиться, вспоминал об этом кренделе непонятном. Он поцеловал в макушку Маняшу: – Спи, малышка, – и закрыл глаза.
Глава 2.
Адвокатские будни не отличались большим разнообразием. Пара исков, хождение на беседу по делу – вот и вся недолга. Скучающая Быстрицкая погрызла кончик ручки, размышляя, чем заняться вечером, потому что Рудаков сегодня вряд ли появится раньше полуночи. Ничего, кроме телевизора, в голову не приходило. Настроения читать не было. Похоже, и вечером придется поскучать. Разве что Лимон выкинет какой-нибудь фортель. Но, зная характер этого ленивца, она не сомневалась, что он уляжется рядом с ней, а то и прямо на нее, и будет мурчать, а потом дрыхнуть бессовестно, плевав на удобство хозяйки.
Мария уже собиралась уходить, когда зазвонил рабочий телефон. Удивленная, кому это она понадобилась в конце дня, Быстрицкая подняла трубку.
Это был ее недавний клиент Соловьев. Помнится, симпатичный малый, попавший в неприятную ситуацию. Они говорили с ним до первого допроса минут десять. Он, кажется, искренне переживал случившееся и вины не отрицал, да и что тут отрицать: это может случиться с кем угодно. Во время допроса тоже высказывал сожаления о произошедшем, хоть и сдерживал эмоции. Оно вполне понятно – статус мужчины обязывал вести себя подобающе, тем более в присутствии женщины.
Пару-тройку дней она ничего не слышала о нем, ждали результатов экспертиз, чтобы продолжить работу. И вот он вдруг появился сам, не дожидаясь приглашения для дальнейшего участия в деле.
– Мария? – запросто, без отчеств, спросил Соловьев приятным баритоном.
– Да, здравствуйте, – Марья все-таки решила вернуть его в официальное русло.
– Можете уделить мне несколько минут? – вопрос был риторический, раз она взяла трубку.
– Да, конечно, – куда же ей теперь деться? Клиент и есть клиент.
– Дело в том, что я очень переживаю случившееся, но сам к семье погибшей идти не хотел бы. Вы, наверное, понимаете, почему, – он пытался объяснить, тщательно подбирая слова, что показалось Быстрицкой несколько странным, потому что люди обычно в таком состоянии, наоборот, несут всякую ерунду, не слишком контролируя эмоции. Этот Соловьев, наоборот, очень хорошо владел собой. Впрочем, люди разные, у всех своя реакция на стресс, подумала Марья в следующий момент. В конце концов, он руководил сетью автосалонов, как следовало из допроса, а руководство фирмой создает свои привычки.
– Понимаю, – сказала Быстрицкая, чтобы что-то сказать в поддержание разговора.
– Вот и хорошо, – Соловьев явно обрадовался, хотя по-прежнему старался владеть собой. – Мне бы хотелось поэтому, чтобы вы помогли мне, так сказать, в посреднической миссии.
– Вы хотите возместить вред потерпевшим? Очень хорошо, – одобрила Мария. – Это деятельное раскаяние, оно зачтется судом обязательно.
– Да-да, оно самое, – подтвердил Соловьев. – Не будет наглостью с моей стороны предложить сейчас встретиться, чтобы я мог передать вам деньги для потерпевших?
– Хорошо, – хоть какое-то занятие на вечер, но Быстрицкой что-то показалось неясным во всей этой ситуации. Интуитивно она почувствовала, что не так этот товарищ раскаивается, как должен бы. Точнее, раскаивается, даже очень, но как-то иначе, чем надо. Она не могла себе этого объяснить пока, поэтому решила оставить все как есть, об этом всегда можно подумать потом. Возможно, ей просто показалось – ведь это телефонный разговор, а не личная встреча, и она неверно истолковала тон сказанного. – Я на работе и могу вас подождать в кабинете.
– Давайте лучше в неофициальной обстановке, – предложил Соловьев. – Мне так будет проще, да и вам пора отдохнуть.
– Ну что ж, – Мария не видела в этом ничего плохого, ведь это деловая встреча. – Где, когда?
Он назвал ресторан Столешникова, через час. На этом разговор окончился.
Дмитрию нужно было опросить потерпевшего, на которого подполковник Нефедов, его родной и любимый шеф, очень надеялся как на источник информации. В разработке было громкое дело с несколькими эпизодами массового убийства в одном из районов области, оперчасть на ушах стояла. И тут такая удача – один из потерпевших в очередном эпизоде выжил. Поэтому Рудаков, едва получив задание, уже мчался во весь опор в областную больницу, куда того доставили вчера. Бросив машину на парковке и помелькав корочками удостоверения на входе, он добрался до отделения реанимации и прошел в ординаторскую.
Врач, молодой еще, но очень уставший, проговорил с ним о состоянии интересующего лица не более пяти минут, не исключив возможности беседы в ближайшее время, но точно не сегодня, так как пациент в сознание еще не приходил.
– И долго он так может без сознания лежать? – автоматически поинтересовался Рудаков, понимая уже, что сморозил глупость.
– Да сколько угодно. Все зависит от организма, – пожал плечами врач, не глядя на него. Он заполнял историю болезни, и Рудаков был для него лишь досадным отвлекающим фактором. – Кто-то после тяжелой травмы на следующий день уже глаза открывает, а кто-то неделями лежит или даже месяцами.
Рудакову некстати вспомнились снова холодные глаза Соловьева, и он уточнил, попытав удачу:
– А вот на днях тут ДТП было, где девушка погибла. Водитель не у вас, часом?
– Часом у нас, – подтвердил врач, продолжая писать. – Завтра в травматологию переводить будем голубчика, сам уже может дышать.
Удача благоволила Дмитрию, и он счел это хорошим знаком.
– А с ним можно поговорить? Я просто и по этому делу тоже помогаю.
– Поговорите, – разрешил врач. – Отчего ж не поговорить, если очень надо.
Через несколько минут, накинув на плечи халат, Рудаков в сопровождении врача входил в палату, где лежал водитель, пострадавший в ДТП. Это был молодой парень, крепкий, симпатичный, спортсмен, судя по сложению. Темные волосы коротким ежиком, перебинтованная голова и часть торса, загипсованные ноги и правая рука, он лежал опутанный многочисленными проводами и трубками, тянущимися к приборам вокруг кровати, пикающим и мигающим равномерно и тягостно.
Досталось тебе, парень, подумал Рудаков. Хорошо хоть, жив остался.
– Знакомьтесь, Эдуард Ветров, – указал на парня врач. – У вас десять минут максимум, – и удалился.
Парень на койке открыл глаза и посмотрел на Рудакова.
– Я из полиции, – представился тот и показал удостоверение. – Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы узнать, что произошло с вами.
– Эдик, – прошептал Ветров. – Ничего особенного, авария. Полина только… – он, кажется, собирался заплакать, но собрался с духом к великому облегчению Рудакова. Он уже видел раньше плачущих мужиков, зрелище не для слабонервных.
– Можно ли поподробнее? – осторожно осведомился Дмитрий.
– Да, конечно.
С Полиной они встречались полгода, Ветров задумывался о свадьбе и готовился сделать ей предложение после конкурса, в котором Полине хотелось поучаствовать. Сама идея конкурса ему была привычна, он и сам часто выступал как профессиональный пауэрлифтер. А Полина так загорелась идеей, да и почему нет, ведь она бесспорно была самой красивой девушкой из всех, что Эдик знал. Они снимали квартиру, все было как у всех молодых влюбленных, романтично, нежно, весело.
В тот день они были в клубе. Обычная молодежная тусовка, ничего из ряда вон. Эдику не нравилась компания, и он уговорил Полину ехать домой.
И вот эта злосчастная дорога. Только что прошел дождь, Эдик старался не спешить поэтому. Полина устала и дремала рядом. А потом со встречки внезапно ослепил свет фар, удар и темнота.
– Ты был трезвый, конечно, – утвердительно-вопросительно заключил Рудаков из его рассказа.
– Я вообще не пью. У меня режим, – Эдик закашлялся и поморщился от боли. – Да и Поля пьяных не любит… не любила, – поправился он, закрыв глаза.
– А что она любила? – спросил Рудаков, чтобы как-то отвлечь его от грустных мыслей.
– Ромашки любила, – прошептал Эдик. – Игрушки мягкие.
– Что ж ты ей тогда ландышей подарил? Ромашек не нашел? – Рудакова несло, так что он сам себе удивлялся.
– Каких ландышей? – удивился Эдик и даже попытался повернуться к Дмитрию. – Не дарил я ей ландышей. Она их терпеть не могла.
– Ну, извини, видимо, с другим делом перепутал, – Рудаков понял, что пора сваливать по добру по здорову, пока не довел человека до нервного срыва. – Дел много, закрутился, брат.
– Бывает, – Эдик снова закрыл глаза.
– Выздоравливай. И сочувствую, – Рудаков вывалился из палаты и пулей пролетел к выходу.
Он даже не хотел представлять себя в подобной ситуации, и все предательские мыслишки на эту тему отмел сразу. Но вот эта новость про цветочки очень озадачила его. Как так не дарил, если они в машине лежали? Что же он их, не видел что ли, пока ехали? Если оба трезвые были. Да и если девушка терпеть не могла такое подношение, она бы его точно выбросила, прямо в окно на ходу. Странно это как-то все.
Да еще этот Соловьев. Где же он его все-таки мог видеть?
Поломав еще немного голову, Рудаков спустился к машине. Уже открывая дверь, он получил сообщение от жены. Марья собиралась на встречу с Соловьевым. Да еще в ресторане у Столешникова. Это что, шутка такая сегодня?
Он набрал номер:
– Виктор Иваныч, клиент еще не пришел в себя.
На том конце помолчали, и грустный бас ответил:
– Значит, будем ждать.
– Еще какие-то поручения будут сегодня?
Уловив в его голосе надежду, Иваныч посмеялся и сказал:
– Ладно, свободен пока.
За прошедшие полгода дела у ресторана Столешникова пошли еще лучше, чем раньше. Появился европейский лоск, белые перчатки у официантов, обстановочка как-то неуловимо изменилась в деталях на более уютную, стеклянные двери с золотыми логотипами заведения приветливо распахивались перед клиентами дородным швейцаром в красных лампасах.
Раздобревший немного Матвеич, как хозяин заведения, курсировал иногда между столиками с вальяжностью океанического лайнера, проверяя, как у гостей дела и все ли им нравится. Завидев в дверях Быстрицкую, он распахнул свои огромные объятия и поплыл навстречу:
– О-о-о, кого я вижу! Моя красота!
– Да, это я, собственной персоной, – засмеялась Марья.
Они обнялись как в старые добрые времена.
– Давненько тебя не было видно, – Столешников приобнял ее за плечо. – С тех пор как стала замужней дамой, так и не заглядываешь. Муж не пускает? – он шутил, но явно хотел знать, как у нее складывается семейная жизнь.
– Некогда все, Игорь, – покраснела Быстрицкая, стыдясь своей черной неблагодарности к бывшему кандидату в мужья.
– Ладно, поверю на слово, – почти пропел Матвеич и увлек ее в зал. – Какими судьбами у нас?
– Меня ждут, – улыбнулась Марья.
– Только не говори, что любовник, – удивился Столешников.
– Да нет, конечно, просто клиент, – засмеялась тихонько Марья.
– Ну слава Богу, – облегченно выдохнул Матвеич. – Кажется, я знаю, кто тебя ждет, – и прямиком направил ее к столику, где сидел Соловьев. – Приятного вечера, – пожелал им обоим и уплыл дальше по своим делам.
Быстрицкая, также выдохнув, уселась за столик и взглянула, наконец, на клиента.
В прошлую встречу еще потрепанный после аварии, чуть оцарапанный осколками разбившегося стекла, сегодня он был одет с иголочки, не пафосно, но дорого. Фирменные джинсы, модные кроссовки, дорогущий черный кардиган, облегающий мышцы и подчеркивающий стать тела. Словно он явился на модную тусовку, а не встречу с адвокатом. Вскоре донесся и запах дорогого парфюма.
По всему было видно, что он обрадовался приходу Быстрицкой и предложил ей белого сухого вина. Открытым жестом показал закуски на выбор – тарелку сыров, фрукты.
Мария улыбнулась вежливо:
– Сергей, зачем такие сложности? Вы могли просто заехать ко мне на работу и передать. Я напишу вам расписку, что получила деньги, после передачи денег потерпевшим в деле будет также их расписка о получении.
– От вас мне расписка не нужна, я вам верю, – заявил Соловьев, улыбнувшись уголками рта, и передвинул к ней по столу толстый конверт. – Вот, возьмите. Если им будет мало, скажите, сколько еще нужно.
– Что ж, как пожелаете, – пожала плечами Быстрицкая и убрала деньги в сумочку.
– Естественно, мне хотелось бы извиниться перед родственниками, если такое вообще уместно в данном случае, – добавил он поспешно.
– Уместно, – кивнула Марья озадаченно. Она не могла понять, что не так. Опять интуитивное чувство несоответствия не давало ей покоя.
– А теперь, когда мы покончили с делами, может быть, поужинаем? Это вас ни к чему не обязывает. Просто я один, вы сегодня тоже одна, почему бы не разделить трапезу и провести интересно время? Вы же никуда не торопитесь? – продолжил Соловьев, обаятельно улыбнувшись.
Быстрицкая действительно никуда не торопилась, а кроме того, ей вдруг захотелось понять, что же ее смущает в этом человеке. Ну да, руководитель высокого уровня, хоть и достаточно молодой еще, – этим сейчас никого не удивишь. Удивительно владеет собой. И это странное ощущение, что он скорбит по-настоящему, как о личной потере. И в то же время не скорбит. Что-то я запуталась окончательно, подумала она.
– Вот и отлично, – кивнул Соловьев, поняв, что Мария не против остаться еще на какое-то время.
Он предложил ей еще вина, заказал дорогущее мясо в брусничном соусе и салат – все в соответствии с ее вкусами. Откуда он мог о них знать? Совпадение или психология? А с другой стороны, кто не любит цезарь или мясо? Все любят. Мысли Быстрицкой начали наскакивать одна на другую, то ли от вина, то ли от количества мыслей. Она решила тормознуть пока свои размышления и расслабиться. В конце концов, может она себе позволить разок поесть за счет клиента в дорогом ресторане? Димочка уже в курсе, где она и с кем, так что совесть ее в этом плане была спокойна. Соловьев же вряд ли рискнет себе позволить больше, чем положено.
– Сергей, а почему вы настаивали, чтобы вас защищала именно я? – спросила она, вертя в руках бокал.
Кажется, он был готов к вопросу:
– Я много слышал о вас от знакомых. Много положительного.
Марья почувствовала, что щеки ее начинают заливаться румянцем.
– А сейчас я вижу, что мне не соврали ни о чем, – продолжил Соловьев, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Вы очень умны и привлекательны.
Да он, похоже, соблазнить меня решил, вдруг сообразила Быстрицкая. Зачем ему это? Чтоб защищала получше что ли? Глупо. Что вообще происходит?
Она уже открыла было рот, чтобы сообщить, что он зря все это затеял, но неожиданно на ее плечо легла ладонь. Марья вскинула голову в удивлении и опешила, увидев собственного мужа.
– Вот ты где! – радостно провозгласил он. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – Рудаков протянул руку Соловьеву.
Тому ничего не оставалось, как подать руку в ответ.
Дмитрию не терпелось побыстрее добраться. Он еле сдерживался, чтобы не превышать скорость. Глупо рисковать из-за ревности, причем необоснованной. Видимо, естественный инстинкт застолбить территорию, обозначить свое перед конкурентом брал верх над остальными эмоциями.
Едва припарковав машину у ресторана Столешникова, он выскочил из машины как ошпаренный и бросился внутрь. Швейцар едва успел открыть дверь, чтобы не быть сбитым. Появившийся у входа в зал Столешников, было, протянул ему руку, чтобы поздороваться как радушный хозяин, но поняв настроение гостя, лишь подвинулся немного, уступая Рудакову дорогу, и проследовал за ним.
Маняшу Дмитрий заметил сразу. И этого новомодного кренделя, который клеился к его жене – это было видно невооруженным глазом. Первое желание – подойти и врезать со всего размаху ему прямо между глаз – Рудаков с трудом, но подавил. Отдышался немного. И подошел небрежно, как ни в чем не бывало, к столику.
Пока Быстрицкая его не заметила, потому что сидела спиной ко входу, Дмитрий положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на него. Слава Богу, его девочка обрадовалась его приходу – ее глаза не могли лгать. А значит, все правильно он сделал. А вот ее собеседник был очень и очень не рад, и это тоже читалось по глазам. Что еще больше укрепило Рудакова в мысли, что он приехал вовремя и не зря.
– Вот ты где! – стараясь выглядеть как можно более радостным, объявил Дмитрий, обращаясь к жене. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – законы вежливости все-таки не зря придумали умные люди. Рудаков мысленно поблагодарил их за эту возможность побесить противника и протянул руку Соловьеву.
Тот, видимо, понял, что это вызов. И принял его, хоть и неохотно. Руку протянул, и рукопожатие получилось весьма крепким. Но Рудаков только усмехнулся про себя.
Быстрицкая, похоже, не заметила этого, и хорошо. Нечего ей красивую головку всякой ерундой забивать.
– Вы уже закончили дела? – поинтересовался Рудаков непринужденно.
– Да, уже, – отозвалась Мария машинально и обратилась к клиенту: – Я сделаю все в соответствии с вашими пожеланиями, но мне действительно пора. Благодарю за приятный вечер, – и поднялась из-за стола.
– Не за что, – к Соловьеву вернулось его обаяние, и он пустил вдогонку последнюю стрелу: – Разрешите вашу руку на прощание?
Маняша бросила на мужа взгляд, проверяя его реакцию, и подала руку Соловьеву, а он вдруг с наглой улыбкой поцеловал эту руку:
– Весьма признателен вам за все.
Рудакову стоило больших усилий сдержаться и ничем не выдать всего урагана чувств, овладевающих им сейчас, тем более рядом была жена. Он поймал довольный взгляд соперника и его ухмылку, жевалки его невольно заходили от напряжения, а кулаки сжались сами собой. Дмитрий обнял Маняшу за плечо, прижал к себе поплотнее и повел прочь.
У входа им снова встретился Столешников, весьма обрадованный тем, что скандала не получилось. Но опять ничего не успел сказать, потому что Рудаков с Быстрицкой почти пролетели мимо него на выход.
Лишь в машине, немного успокоившись, Дмитрий поцеловал супругу и сказал с усмешкой:
– Каждый раз, когда ты оказываешься в этом ресторане, мне приходится тебя спасать.
– Ну и не каждый, – засмеялась Маняша. – В прошлый раз увел меня не ты.
– Да, но я пытался хотя бы, – оправдывался Рудаков, заводя машину. – Если ты тогда наклюкалась и сопротивлялась, что ж мне тебя, на плечо взваливать и тащить надо было?
– Я этого боялась вообще-то, – ее смех успокаивал его. Дмитрий улыбнулся ей в ответ.
По дороге домой они вспоминали детали того дня. Маняша, уверенная, что Дмитрий ей изменил, набралась тогда порядочно и долго не выходила из туалета, когда он попытался увести ее домой. Пришлось применить хитрость и сыграть на ее любопытстве, чтобы она хотя бы вышла из дамской комнаты и не уснула там. И только помощь Столешникова, который лично доставил ее домой, спасла девушку от серьезного конфуза. А Дмитрию пришлось отступить перед ее упрямством, ведь он тогда обидел ее недоверием.
Дома голодный Лимон, устроив обоим выговор за свои страдания, недовольно орал все время, что они разувались и шли к кухне.
– Сейчас-сейчас, – заверил его Дмитрий и насыпал в миску корм.
Котяра, не соизволив поблагодарить, окунулся туда мордой и начал есть.
– Обнаглел, – заметил Рудаков, обнимая Маняшу.
Вот он – его мир, где он спокоен, уверен, счастлив. И он никому не позволит разрушить его.
Любимка потянулась к нему, обвив руками его шею и прошептала:
– Я скучала.
За это можно было многое отдать.
– Я тоже, малыш, – Рудаков поцеловал ее, раздумывая, стоит ли сказать о том, что он узнал сегодня в больнице, и как она вообще отреагирует, что он вмешивается в ее дело.
Но она уже начала щебетать о прошедшем дне и скучище на работе, странностях этого злосчастного Соловьева, заодно доставая из холодильника продукты для ужина.
– Так и не попробую я, похоже, это знаменитое мясо в брусничном соусе, – весело упрекнула она его.
Рудаков улыбнулся и решил отложить разговор на потом.
Глава 3.
Дверь Марье открыла мать Полины Извековой – женщина средних лет в черном платке. На усталом лице ее не было ни кровинки, глаза выплаканы, жесты медленны и неуверенны, будто она вообще плохо понимала, где она находится.
Быстрицкая, подобающе случаю одетая во все черное, поздоровалась как можно мягче и представилась.
– Мне хотелось бы поговорить с вами. Хотя я и представляю интересы виновника аварии, но может быть, что-то могу сделать и для вас? Он предлагает вам хорошую сумму в качестве компенсации.
– Проходите, – пригласила женщина тихо.
Марья проследовала за ней в уютную просторную квартиру. Кроме них, здесь никого больше не было. Она присела на предложенное ей кресло и огляделась.
Семья была состоятельная, о чем свидетельствовала достаточно дорогая обстановка. Естественно, в связи с только что прошедшими похоронами, все стеклянные поверхности были завешены. Фотография красивой девушки стояла на самом видном месте, перед ней теплилась лампадка и лежали гвоздики.
– Конечно, понимаю, что это мало поможет и утешит вас в вашем горе, но водитель просит у вас прощения и предлагает вам деньги, чтобы хоть чем-то искупить вину. Ваше право, конечно, отказаться, но, думаю, сейчас эти средства вам не повредят. Вы сможете использовать их в память о вашей дочери, – тихо заговорила Быстрицкая.
– Да, конечно, – эхом отозвалась Извекова. – Это же несчастный случай.
– Да, – подтвердила Мария мягко. Она выложила на стол конверт с деньгами и придвинула к ней лист бумаги и ручку: – Не могли бы вы написать расписку, что получили деньги?
– Да, конечно, – повторила Извекова, видимо, ей сейчас было совершенно все равно. Машинально она вывела текст расписки и отдала его Марии. Та убрала лист в сумку и подыскивала теперь слова, как бы повежливее уйти.
– Моя девочка, – вдруг разрыдалась хозяйка. – Она была такая красивая, только начинала жить, и Эдик такой хороший мальчик.
– Они давно встречались? – спросила Быстрицкая, чтобы поддержать разговор.
– Полгода, – прошептала мать. – Такая красивая пара, посмотрите, правда же? – и протянула фотографию, одну из лежавших рядом с ней на столике.
– Правда, – согласилась Быстрицкая, разглядывая веселых молодых людей на фото. – Первая любовь, я понимаю.
– Нет, не первая, – неожиданно выпрямилась Извекова и с некоторой неприязнью заметила: – Первая любовь не всегда бывает удачной.
– Что вы имеете ввиду? – удивилась этой перемене Мария.
– Был у Полечки до Эдика другой кавалер, Сережа. Богатый, красивый, ухаживал интересно. Не знаю, что там у них произошло, но Поля однажды сказала мне, что больше не хочет его видеть никогда. Сколько он ни бился, сколько ни старался ее вернуть – ничего у него не вышло. А потом она Эдика встретила. Сережа, правда, и при Эдике пытался Полю уговорить вернуться, но та и слышать ничего не хотела. Что он только ни делал, даже меня уговаривал помочь. Может быть, сейчас жива была бы доченька моя, – она снова заплакала.
Быстрицкая, не зная, чем еще ее утешить, отвела взгляд на фотки, разбросанные по столу. На многих Полина была с друзьями и в том числе с молодыми людьми. Одна из фотографий вдруг заставила ее обомлеть так, что сердце остановилось на секунду, и лишь потом снова слабое тук-тук вернуло Марию к действительности. С фотографии на нее смотрел Сергей Соловьев.
Подходя к дому, Рудаков обнаружил отсутствие в окнах квартиры света. Странно, Маняша уже должна была давно вернуться с работы. И он поспешил в подъезд.
В такие моменты время тянется как жвачка. И кажется, что лифт едет слишком медленно, и что двери открываются слишком долго, и что ноги не идут нормально. Включив свет в прихожей, он обнаружил Марьины туфли и сумку и с некоторым облегчением тихонько пробрался в комнату.
Быстрицкая была там. Глубоко задумавшись, она сидела в кресле, повернутом к окну. Видимо, сидела она так уже давно и потому забыла включить свет.
– Малыш, я дома, – тихо, чтобы не напугать ее, сообщил Рудаков, подходя к жене.
– Знаешь, оказывается, Соловьев раньше встречался с Полиной Извековой, – огорошила его Быстрицкая и взглянула на Дмитрия странным взглядом. А затем снова обернулась к окну.
– Да ладно? – не поверил своим ушам Рудаков и присел рядом с ней на корточки. – Откуда ты узнала?
– Я была сегодня у матери Полины, – буднично рассказывала Марья, все еще глядя в окно. – Хотела передать деньги – компенсацию за аварию. И увидела фото. А мать ее подтвердила, что они год назад встречались. Она его бросила, он до последнего времени пытался ее вернуть.
– О как! – Дмитрий понял, что сейчас момент, чтобы рассказать и свою часть истории. – Тогда я тоже тебе сообщу новость.
– Какую? – Маняша, наконец, заинтересовалась и заглянула ему в глаза.
– Полина не любила ландыши. Она любила ромашки, – сказал Рудаков.
Быстрицкая как ужаленная подскочила на месте:
– Что?! Что ты сказал?!
Дмитрий повторил, понимая, что сказал очень важную вещь.
Марья бросилась ему на шею, обняла и сбивчиво заговорила, явно волнуясь:
– Я весь день сегодня думала об этом деле. Не знаю пока, что там произошло точно. Целых две версии, не знаю, которая из них. Мне нужна твоя помощь. Потому что адвокатская этика. Ты понимаешь? – и посмотрела на него.
– Понимаю, – кивнул Рудаков и поцеловал ее, чтобы она немного успокоилась. – Чем тебе помочь?
Маняша улыбнулась:
– Узнай, имеет ли отношение Соловьев к конкурсам красоты.
– О как! – снова сказал Дмитрий, потому что у него была немного другая версия произошедшего. – Ну хорошо, маленькая моя, постараюсь узнать, что смогу.
Что-то тянуло Марью в это мрачное место. Не стараясь давать себе отчет, зачем и почему, она повиновалась велению своего сердца, а, может быть, своей интуиции, и потому заставила Рудакова отвезти себя на кладбище.
При попадании в подобные места у Марьи всегда появлялось странное ощущение, будто она находится в гостях у незнакомых людей, к которым она вломилась без приглашения. Можно было успокаивать себя наличием некоей мистической составляющей, уж о привидениях и прочих страшилках ей приходилось слушать и читать не раз и не два. Даже попадались клиенты, которые совершали какую-нибудь уголовную глупость под влиянием страха призраков. Пару лет назад один мужчина, уже седой и малопьющий, поджег дом соседа, потому что ему показалось, что в окнах дома зажигаются и тухнут загадочные зеленые огни и он решил, что это призрак. Оказалось, что светился датчик газа, но это мало утешило пострадавших соседей, лишившихся жилья. А второму глупцу показалось в темноте, что его собеседник похож на умершего недавно родственника, и он начал колбасить бедолагу чем ни попадя, пока его не остановили случайные прохожие. Страх – великая движущая сила, заставляющая совершать невозможное, запретное и даже преступное.
Мария не боялась кладбищ, но сосредоточение такого количества людской печали в одном месте все-таки давало повод чувствовать себя неуютно. И хотелось покончить с делом, ради которого они пришли, побыстрее.
У сторожа они выяснили номер участка, поэтому не составило труда найти могилу Полины. Деревянный крест с табличкой, море цветов, фотография и неизменная лампадка, стаканчик с водкой, накрытый хлебом – зрелище тягостное. Ей было всего двадцать. Впереди была корона королевы красоты, любовь, счастливая жизнь – и все это в единый миг было перечеркнуто нелепой катастрофой.
Мария искала одно единственное указание. Дело затруднялось тем, сколько венков и букетов с ромашками было навалено на песчаный холм. Разгребать завалы цветов руками она не рискнула – это уже сродни кощунству. Он должен был быть, этот знак, что она права и есть что-то еще, чего она пока не знает. Этот знак не должен был быть где-то под, он должен был быть над. Как венец или печать.
Наконец, среди всего белого великолепия она заметила нежные, словно капельки слез, обернутые в зеленый саван, цветы – маленький неприметный букетик возле самого креста. Его не было видно из-за прикрывающего его почти полностью венка, лежащего сверху.
Мария удовлетворенно выпрямилась и кивнула собственным мыслям. Это было то, что она искала.
Рудаков не очень понимал, зачем Марья потащила его на кладбище. Что она хотела там увидеть? Что там вообще могло быть? Но тем не менее, лишних вопросов пока не задавал. Показав красные корочки удостоверения кладбищенскому сторожу, выяснил местонахождение могилы и повел жену к цели их поездки.
Марья что-то искала, он ждал, наблюдая, как она склонилась над кучей цветов, в основном ромашек, как она выискивала взглядом что-то, вглядываясь в печальное цветочное облако, заглядывая с разных сторон. И, наконец, выпрямилась и удовлетворенно показала Дмитрию на подножие креста:
– Вот они!
Дмитрий подошел ближе и с удивлением увидел маленький букетик ландышей, перевязанный простой канцелярской резинкой, положенный бережно среди других цветов.
– Ого, – Рудаков был озадачен как тем, что Мария вообще додумалась до подобного поиска, так и тем, что все это означает. Неужели, ДТП не было случайностью? Судя по тому, как Мария сейчас резко повернулась и направилась к выходу, она тоже об этом думает.
В таком случае у нее возникает серьезная этическая проблема. Может, все-таки это совпадение? Так было бы легче и проще для всех.
Усевшись в машину, Мария уже ждала, в нетерпении перебирая ручку своей сумки, и думала о чем-то сосредоточенно.
– Куда? – спросил Дмитрий на всякий случай, хотя уже примерно догадывался, что она скажет. Он и сам бы так поступил на ее месте.
– К Архипову, – ответила его серьезная малышка. Рудаков кивнул и завел машину.
Архипов был на месте, печатал обвинительное заключение по одному из своих дел, и был не очень доволен тем, что Быстрицкая ввалилась в его кабинет без приглашения, да еще притащила с собой Рудакова для поддержки.
– Ну, что? – обреченно выдохнул он вместо приветствия, зная, что Марья просто так не пришла бы, значит, сейчас она его нагрузит какой-нибудь проблемой на ровном месте.
– И тебе здравствуй, – Быстрицкая была серьезна. – Можешь еще раз показать мне протокол осмотра с места ДТП?
– Ну потом же можно прочитать, когда с делом будешь знакомиться! – попробовал возразить Костик, заранее зная, что это попытка победить ветряную мельницу. Если Марья вбила что-то себе в голову – пока не получит, не отвяжется. Да еще Димон так выразительно смотрел на него, что проще было дать прочесть и побыстрее отделаться от них, чем спорить. Что там, в конце концов, можно найти? Все же очевидно, Соловьев виноват и даже не отрицает этого. Когда будет готова автотехническая экспертиза, Архипов как прилежный следователь просто предъявит обвинение и передаст дело в суд.
– Держи расписку и мое ходатайство о приобщении, – Марья выложила перед ним названные документы в награду за его содействие и вцепилась в протокол.
Рудаков тоже подошел и стал читать через ее плечо. Архипов, усомнившись, может, что не так написал, приблизился к ним с другой стороны и пробежался глазами по тексту, заглядывая через другое плечо Быстрицкой.
Нет, все верно. Повреждения на «Тойоте» Ветрова справа, сильно помята правая передняя дверь и правое крыло, пятна крови, асфальт мокрый, следы шин от торможения «БМВ» Соловьева. «Бэха» тоже изуродована слегка, но гораздо меньше. Удар пришелся прямо ей в морду с уклоном вправо. Оно и понятно – занесло, пока вырулил, но неудачно – прямо во встречную машину. Фототаблицы прилагаются, все честь по чести, во всех ракурсах и позициях. Что тут может быть непонятного?
Мария задержалась на одной фотографии – переднее пассажирское сиденье, с которого уже извлекли труп потерпевшей. В самом углу фотографии виднелся букетик, валяющийся под сиденьем на окровавленном резиновом коврике и потому тоже немного в красных брызгах. Мария, подняв голову, посмотрела по очереди на мужчин:
– А почему в протоколе не отражены ландыши?
Для Костика это было уже слишком. Он даже не заметил, как нахмурился Рудаков при этом вопросе. Пребывая в праведном гневе от невовремя проснувшейся бабской романтичности и превращения следственных действий в балаган, Константин отобрал у Марьи протокол, сунул его обратно в папку и убрал папку в сейф:
– Тебе, может, еще и цвет носа гаишников указать? Все, я занят! – и сел за стол дописывать обвиниловку.
Марья хотела было уже возмутиться, что все это не ерунда, но муж положил ей ладонь на плечо и тихо сказал:
– Все, пойдем.
Фыркнув на бестолкового Архипова, Быстрицкая поднялась и молча вышла из кабинета.
Уже в машине она обратилась к Рудакову с надеждой:
– Ну хоть ты-то понимаешь, как это важно?
Тот вместо ответа обнял ее и поцеловал в макушку. Даже если он не верил ей или не считал это обстоятельство важным, то все равно он был с ней и хотел ее поддержать. Этого ей было сейчас достаточно.
Глава 4.
Был уже вечер. Ужин прошел странно. Мария быстро закидала в себя с тарелки пасту карбонара, которую приготовила, быстро чмокнула мужа, еще только приступившего к еде, в губы и убежала к компьютеру. Ни тебе разговора по душам, или хотя бы обсуждения событий за день, ни каких-то ласк. Рудаков отчасти был разочарован, надеясь продолжить вечер совсем не таким образом, но, с другой стороны, зная характер своей половины, понимал, что сейчас она увлечена какой-то мыслью, и пока не найдет для себя хотя бы часть ответов, ее лучше не трогать – в ответ получишь только раздражение и отравленное настроение. Зачем рисковать? Судя по картинкам, которые она находила в интернете на сайтах, она читала о ландышах.
Что она хотела узнать о них, Дмитрий не понимал. Да, несомненно, кто-то, побывавший на могиле Полины Извековой, был и на месте ДТП, причем до приезда ГАИ, иначе бы в ландыши в кадр не попали. Но что это доказывает?
Рудаков вспомнил о странной просьбе Марии, которую он так еще и не исполнил: узнать, связан ли Соловьев с конкурсами красоты. Действительно, гибель девушки так вовремя перед финалом подозрительна. Но Соловьеву-то в этом какой интерес? Свою женщину хотел продвинуть если только. Но убивать? Это же не Мисс Вселенная и не Мисс Мира, а просто областной конкурс, не так велики ставки, чтобы мараться в крови.
Дмитрию снова вспомнились ледяные глаза Соловьева. Нет, не могло быть у него сейчас женщины, тем более он на Марью заглядывался так, что даже спустя столько времени Рудаков все еще не мог избавиться от желания дать ему в морду. Где он его все-таки видел?
Чтобы чем-то занять себя, он включил телевизор. Пощелкав пультом, остановился на спортивном канале. Пока Мария занята, есть возможность беспрепятственно смотреть спортивные новости, которые она терпеть не могла. Чем Рудаков и решил воспользоваться.
Рядом с ним на мягком подлокотнике устроился котяра, решивший разделить радости мужской компании с хозяином. Помурчал в позе сфинкса и следил теперь за мельтешащими на экране фигурками, словно что-то в этом понимал. Дмитрий почесал его за ухом и погрузился в просмотр.
Краткая сводка футбольной турнирной таблицы. «Динамо» плетется в середине. Что ж. Не самый лучший сезон для них.
Чемпионат юниоров. Подрастающее поколение в спорте – это всегда надежда на хорошее будущее страны, здоровые отношения, здоровых граждан, правильных парней, в конце концов.
Следом картинг. Забавные маленькие машинки, даже скорее тазики с колесами, чем машинки, где копчик едет в нескольких сантиметрах от покрытия трассы на бешеной скорости и остается только молиться, что покрытие не будет похоже на стиральную доску. То ли дело настоящая «Формула-1»! Или пресловутый «Париж-Дакар». Вот где испытание на скорость, реакцию, выносливость. Дмитрий и сам иногда любил погонять на треке, но в пределах разумного, он все же не был профессионалом, просто прошел для души курсы экстремального вождения. Мало ли для чего может пригодиться, ведь оперские будни непредсказуемы, могут и погони случиться. Да и лосиный тест никто не отменял: ту с виду смешную ситуацию, когда на тебя из кустов несется шестьсот килограмм рогатого мяса и увернуться так, чтобы остаться живым самому, не повредить машину и испуганное животное, очень и очень проблематично.
Словно вспышкой на экране, пронеслось у Дмитрия в голове вдруг то, что он пытался вспомнить столько времени. Год назад. Гонки Москва Сити. Команда «Автомания», и среди них вот эти странные холодные голубые глаза. Рудаков вздрогнул от пробежавшего по спине холодка. Профессионал? Может, просто похож?
От размышлений его отвлекла Марья, которая, наконец, бросила свои интернет-раскопки и вернулась в объятия благоверного супруга, где и была с радостью принята и расцелована.
Лимон, недовольно дернув хвостом, спрыгнул с подлокотника и ушел на кухню.
– Нашла что-нибудь? – спросил Дмитрий, поглаживая ее ногу и прикидывая возможный уровень сопротивления при попытке ее соблазнить.
– Ты знал, что ландыши – это символ надежды на то, что счастье вернется? – улыбнулась Мария, сверкая хитро своими зелеными глазищами, и потянулась к нему сама.
– Не знал, – признался Рудаков, обрадованный таким поворотом дела, и полез ей под одежду.
– Символ чистоты и непорочности, слезы Богородицы у креста, – поспешно договорила Марья, снимая с него футболку. Она не раз уже упоминала, что ей нужно кому-то рассказать информацию, чтобы лучше запомнить. Рудаков не возражал быть этим подопытным, тем более с таким тактильным сопровождением. И решил, что про гонки расскажет ей попозже, чтобы не спугнуть свою девочку снова во всемирную паутину.
Рудаков был погружен в спортивные новости, и отвлекать его не хотелось. Мария давно уже прочла все, что ей было нужно, и задумалась теперь, глядя в монитор. Ландыш слишком необычный и сезонный цветок, его не дарят всем и всегда, как розы, например. Значит человек, побывавший на могиле Полины, мог быть тем, кто был на месте ДТП до приезда полиции, это вряд ли совпадение. Эдик лежал раненый, Полина была мертва. Согласно судебно-медицинскому заключению, смерть наступила почти мгновенно: травмы, не совместимые с жизнью. Как рассказал недавно Димочка, Эдик ей ландыши не дарил. Получается, единственным, кто мог подбросить цветы в тот момент, был Соловьев. Не проезжающие же водители, остановившиеся помочь, это сделали, и не полиция со «скорой». Да и на улице не май.
Почему у него в тот момент оказались цветы? Вез девушке? Сам любит? Допустим, он был в шоковом состоянии и положил цветы автоматически. Допустим. Я же адвокат, в конце концов, напомнила себе Быстрицкая, я должна действовать в его интересах. Допустим, он постеснялся сам прийти к матери Извековой и пришел тайком на кладбище, с теми же ландышами. Допустим. Вполне понятно, что если они были знакомы раньше, если они раньше встречались и он ее любил, пытался вернуть, то для него потеря любимой женщины по его собственной вине – это горе, которым не хочется с кем-то делиться. Странное все-таки совпадение.
Мария покосилась на Димочку, который смотрел в телевизор, где с бодрым жужжанием гонялись разноцветные карты с большими черными номерами, и, кажется, думал о чем-то другом. Пора, пожалуй, завязывать на сегодня с работой, решила она. Муж скучает, не радуется даже спортивным передачам, да и она хороша – бросила его одного за ужином, не обняла даже толком, побежала в интернете сидеть. Жена называется. Пора исправляться.
Она подобралась к Рудакову тихонько и плюхнулась ему на колени, за что и была расцелована повеселевшим супругом.
– Нашла что-нибудь? – поглаживание ее ноги сообщило ей о его желании приступить к определенным супружеским обязанностям. Что ж, Мария и сама была не против такого развития событий.
– Ты знал, что ландыши – это символ надежды на то, что счастье вернется? – ей надо было рассказать о результате поиска, чтобы оправдать свое долгое сидение у компьютера, и Мария решила, что лучше всего его сейчас поцеловать, чтобы он окончательно простил ей невнимание к нему.
– Не знал, – благоверный уже понял, к чему идет дело, и, естественно, воспользовался своими правами на полную катушку.
– Символ чистоты и непорочности, слезы Богородицы у креста, – Мария проговорила это, скорее, для себя, чем для него, понимая, что в настоящий момент упоминание о подобных вещах не совсем своевременно – она стягивала с Димочки футболку, окончательно погружаясь в дела, совершенно далекие от религиозных догматов. К счастью, Димочка не обращал уже внимания на содержание ее речей и телевизионные передачи, предавшись совершенно земным радостям в обществе супруги. И девушка, наконец, расслабилась, поняв, что ситуация разрешилась вполне благополучно для них обоих. Что и требовалось доказать.
Уже позже, когда Рудаков уснул, так и не выпустив ее из объятий, Мария подумала, что надо бы разузнать побольше об этом Соловьеве. Ей не давало покоя это трагическое совпадение судеб. Хотелось ясности, хотя бы для собственного успокоения. Ведь ей этого человека еще в суде защищать.
С этой мыслью она и закрыла глаза.
Когда Мария входила в подъезд своей юридической консультации, ей навстречу попался коллега – Павел Осташкин, обаятельный и симпатичный лысоватый блондин, адвокат во втором поколении, балбес, бабник, но отличный друг, с которым им не раз доводилось не только вместе участвовать в процессах, но и просто проводить время в компаниях других коллег. Пашка был веселый, разбитной, и Марья была рада его видеть. В последнее время с ее занятостью они встречались не так часто, хотя сидели фактически в соседних кабинетах.
– Машуня, привет, – Пашка чмокнул ее в щечку, приобняв за талию. – К тебе там клиент пожаловал, ждет-не дождется. Ну или любовник, я даже не знаю, – хихикнул он.
– Какой еще любовник? Да ну тебя! – засмеялась Марья ему в ответ.
– Ну, клиенты с цветами не так часто приходят, – пожал плечами Пашка, подмигнув ей.
– Сейчас выясним, что там за клиент, – пообещала Мария. Она не помнила, чтобы назначала кому-то встречи в этот день. Наоборот, она намеревалась весь день копаться в бумагах и в интернете в поисках информации о Соловьеве. Рудакова все равно весь день не будет, так что время хотелось провести с максимальной пользой.
Открыв дверь в кабинет, Быстрицкая удивилась прежде всего бесцеремонности, с которой нежданный гость вошел в помещение вместо того, чтобы дожидаться ее у двери, как все порядочные люди. Соловьева не оправдывало даже положение руководителя организации, в кабинете адвоката все равны – и директоры, и уборщицы. И мысленно Мария пообещала себе впредь запирать дверь, несмотря даже на то, что обычно это в консультации было не принято.
Соловьев, в сером кардигане и черной футболке, модных джинсах, все еще старательно производил впечатление стильного парня – хоть сейчас на обложку журнала. На столе у Марии лежал красивый букет из орхидей. Это был сильный подкат. Но что ему было нужно, Быстрицкая не понимала. Автотехническая экспертиза будет готова только на днях, в лучшем случае завтра или послезавтра, а до этого необходимости встречаться с адвокатом у Соловьева не было. И тем не менее он сидел сейчас возле ее стола и даже принес букет.
Завидев Марию, он поднялся:
– Добрый день! – и улыбнулся обаятельно.
– Добрый, – откликнулась Мария озадаченно, проходя мимо него к своему столу. Поставила сумочку на тумбочку сбоку, как обычно, присела в кресло и подняла одну бровь, показывая готовность слушать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71509021?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Мария Ордынцева
Тип: электронная книга
Жанр: Современные детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 07.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Вторая история об адвокате Марии Быстрицкой. На этот раз она оказалась в необычной для себя роли и вынуждена выбирать между адвокатской этикой и собственной жизнью.