Главная страница | Юмористическое фэнтези | Спасти тридевятое и другие приключения Василисы

Спасти тридевятое и другие приключения Василисы
Вера Александровна Шахова
Василиса – дочь царя Гороха, с рождения мечтает о чудесах, познании тайных сил природы и приключениях. Вот только батюшка настаивает, чтоб дочка вышла замуж и тихо жила в стенах дворца. Вот и сбежала Василиса в леса глухие, аж к самой Бабе Яге в ученицы проситься.
Только вот Яга не всех учит, вначале задания даёт разные, проверяет смекалку, силу воли да крепость характера. А Василиса и рада стараться: то Горыныча напугает, в котика обратит, то богатырю мышиный хвостик отрастит, а то и вовсе лето на зиму поменяет. Только всё это не со зла, от неопытности и желания помочь.
А уж когда злодей Мракоус решит мир поработить, отправится Василиса искать волшебный цветок, чтоб не только своё царство спасти, но и все остальные.

Вера Шахова
Спасти тридевятое и другие приключения Василисы

Спасти тридевятое и другие приключения Василисы

История первая
(не верь всему, что слышишь)

– Открой, тебе говорю, не то хату спалю! – за угрожающим шёпотом последовало осторожное пошкрябывание входной двери. – Никитушка, не гневи богов, впусти!

Богатырь отложил в сторону глину, из которой лепил скульптуру коня боевого, омыл руки в тазике с водой, вытер о полотенце и пошёл отпирать засовы дубовые. Ох, как не любил он, когда от дела любимого отвлекают.
Даже если друг закадычный Горыныч в гости пожаловал.

– Чего случилось-то? Знаешь же, что отошёл я от ратных подвигов, у меня теперь во –  мирное занятие. Красоту людям несу.
– Спрячь меня, дружище. Порежет меня Василиса, на запчасти пустит! – заметался по комнатам змей. То под лавку залезет – да хвост видать, то за печь – головы не помещаются. Ищет, где спрятаться, да места маловато.
– Да что случилось-то, Горыныч? – вытащил из-под стола, завернувшегося в скатерть друга Никита-богатырь. – Скажи толком!
– Некогда объяснять. Ой, чую, смертушка моя пришла. Прощай, Никитушка. Был ты мне хорошим другом при жизни, не поминай лихом после, – вытащив вещи из сундука, постарался запихнуть в него живот Горыныч.
– Ох, не успел… не успел… – заскакал на левой лапе змей, сбрасывая с себя тесный сундук, – доскакала, окаянная, в дверь стучит.

– Никита, у тебя там открыто было, – раздался за спиной богатыря звонкий девичий голос. – Ой, а ты чегой-то, никак уборку затеял? Помочь? Ты Горыныча не видел? Мне он ой как нужен!
– Не, не видал. Давно не заходил. А зачем он тебе? – собирая разбросанные по комнате сапоги, рубахи и укладывая всё это в обратно в сундук, отвечал Никита. Заодно аккуратно осматривался по сторонам –  не покажутся ли где шипы хвоста, не блеснёт ли чешуйка крыла. Но Горыныча и след простыл, словно и не было.
– Эх, не быть мне ученицей Яги, а ведь я так мечтала! Ночи не спала, – села на лавку красавица и расплакалась.

Красиво у Васьки слёзы лить получалось. Другие-то девки, стоит лишь слезу пустить, как тут же нос, словно редиска, зардеется, глаза опухнут, щёки затрясутся. А Василиса только краше становится. Словно жемчужинки, на пол слёзки капают, в озерцо превращаются.

– Так от змея-то ты чего хочешь? Он сам животинка подневольная, против Яги не пойдёт, – развёл руками богатырь.
– Так мне баба чего сказала? Вот, мол, Василисушка, разложишь мне по полочкам анатомию змеиную – возьму тебя в ученицы. А нет – так не серчай, ступай своей дорогой. Учить не буду!
– А ты?
– А чего я? Я к Горынычу и так и этак, не хочет он мне внутренние органы на полочки отдавать, – шмыгнула носом Василиса, стирая мокрые дорожки со щёк изящным платочком.
– Ну, я бы тоже не отдал. А ты вообще как решилась-то к Яге в ученицы набиваться? – пряча палицы, мечи и стрелы в сундуки, спросил Никита, а сам смотрел – не оставил ли где на видном месте колюще-режущие предметы. А то мало ли чью ещё анатомию нужно изучить Василисе.
– Так все говорят «Василиса Прекрасная», а я Премудрой быть хочу. А такой диплом только Яга выдаёт.
– Вот оно что, – почесал в затылке богатырь, – пойдём-ка со мной.

Вышли они во двор, в аккурат на сторону, где в далёком прошлом Никита в ратном деле тренировался. Подошли к щиту, а там всё-всё про Горыныча нарисовано. И где сердце у него, и где печень находится, и как крылья машут – с наглядным пособием из папье-маше.
– Вот, забирай, – махнул рукой витязь, – я, когда малой был, верил, что злой Горыныч, сразиться с ним мечтал. Тоже изучал анатомию. А теперь мне не надобно. Дарю.
– Ой, – кинулась на шею богатырю девица и давай в щёки целовать, – я ж теперь лучшей ученицей стану! Всё-всё изучу! – и нечаянно бросив взгляд на рисунок под хвостом, покраснела и смущённо отодвинулась. – Ты это, если помощь какая нужна будет – приходи. Я, считай, уже величайшая чародейка. Осталось котелок для варки зелий найти и палочку волшебную.
Никита молча снял с противопожарного щита багор с ведром и протянул их Василисе. Пусть дитя поиграется. А там видно будет.

Глядя вслед довольно подпрыгивающей девице, из ведра которой постоянно выпадали свитки, чертежи и поделки из папье-маше, богатырь думал, куда же делся Горыныч. Стоило обсудить план действий – так, на всякий случай. Вдруг Яга ещё какое задание Василисе даст, а та его впрямую воспримет. И придётся срочно укрытие уже вдвоём искать.

Змей же упорно продолжал исполнять роль флюгера и, пока девичья фигурка не скрылась из виду, указывал хвостом на север, откуда и дул ветер.

История вторая
(первое зелье)

– Василиса! Василиса! А ну подь сюды, сыроежку тебе в голову! – Яга выглянула в окно, разыскивая единственную ученицу, девицу пятнадцати лет. Настырная, рыжая, упрямая. Сожрать бы её, да жаль сироту. К тому же, уж больно сильно она напоминала Яге себя в молодости.
– Васька! Хорош пеньком прикидываться, хоть бы косы подобрала, горе луковое! Бегом в избушку! – хлопнула по подоконнику Яга ладонью, отчего горшок с геранью подпрыгнул.

Пенёк с рыжими косами вздохнул, постучал бантиками по сырой земле и обратился в девицу. Та, отряхнув от опят сарафан, чуть постояла, прислушиваясь, что в избе делается, но, не услышав ни брани, ни битья посуды, пошла в избу.

На столе раскалившийся от удовольствия самовар разливал по чашкам кипяток, скатерть-самобранка предлагала пироги с разнообразными начинками, Яга встречала дорогого гостя – племянника Никиту.

– Явилася, – усмехнулась старуха, – красота мухоморная. Ну, чего в дверях-то застыла, проходи. Рассказывай.
– А чего рассказывать? Нечего мне рассказывать. Ничего такого не делала, – чуть повела бровью Василиса, приглядываясь к пирогам. Уж больно пышны и зажаристы были. Её скатерть так не баловала.
– Книгу мою без спроса брала? – Яга откусила от кренделя, предварительно окунув его в чай.
– Ту, что лягушачьей кожей обтянута? Не, не видала, – не моргнув глазом, соврала рыжая, засовывая в рот пряник.
– И фамильяра себе, кота, что каждой ведьме положен, тоже не выколдовывала? – Яга словно не заметила вранья ученицы.
– Не-а! А ты, Никита-богатырь, с чем пожаловал? По надобности какой или так, соскучился? – попыталась перевести разговор Василиса, пододвигая к себе большую чашку чая. Правда, едва она коснулась чашки, как цвет напитка с чёрного сменился на зелёный.
– Не положено девицам крепкого чаю, – пробубнила скатерть, – цвет лица испортится. И пироги не для тебя пеклись, ишь ты, разлакомилась. Вот, сухарик возьми, он для фигуры полезнее.

– За надобностью, Василисушка, – отхлебнул из блюдца богатырь, – друг у меня пропал закадычный, Горыныч. Не видала ли?
– Ой, что-то у меня живот скрутило… – Василиса отодвинулась от стола и хотела, было сбежать, как глядь, а уж примотана своими же косами к табуретке.
– Да не виноватая я! Оно само так вышло! Ну, я думала, рассосётся, пройдет на рассвете. Я ж ворожить-то пока не очень умею, – чуть не расплакалась Василиса.

– Ну-ну… – усмехнулась Яга, – рассказывай!
– Вчерась, когда вы, бабушка, уже спать легли, слышу, крадётся кто-то. Тихо так. Топ-топ, топ-топ. Ну, думаю, пойду, посмотрю. А то сон ваш чуток, разбудит ещё кто окаянный. А там, оказывается, Горыныч с рыбалки возвращается. Во-о-от такого леща тащит. Ну, думаю, это мой шанс помириться с ним. А то после той истории с анатомией он меня избегать начал. И с чего бы? Всё же хорошо закончилось!

Ну, я как выпрыгну, руки широко расставлю, на обнимашки намекаю. А он как гыкнет, подпрыгнет да побежит! Я за ним. Он в темноте-то дороги не разобрал, запнулся. Упал, все три головы зашиб. Такой фейерверк был! Чуть лес не попалил. Ну, огонёчки-звёздочки я потушила, гляжу, а змей без сознания лежит. Жаль мне его было вот так в лесу оставлять. Я его за хвост и дотащила до дома.

На этом месте Никита уважительно крякнул и взором потеплел. Надо же, девка, а такого змея, да ещё и с уловом, до дома дотащила. Вот на первый взгляд-то – пальцем ткни, переломится, а глядишь, и ничего вроде, справная.

– Ну вот, – продолжила Василиса, – пока тащила, он головой, всеми тремя, все камешки да корни пересчитал. Да ещё лещ этот, что я к поясу привязала, тоже по щекам ему надавал. Лежит Горыныч, почти не дышит. Ну я и вспомнила про живую и мёртвую воду. Обрызгала змея, порозовел, а в себя не приходит. Ну я и решила за печку заглянуть, где вы отвары всякие храните да зелья варите. Вдруг оживительное там тоже есть. А там, на столе она, книжка. Лежит, моргает и поквакивает. А сама так в котелок косится. Ну, я заглянула. А что? Любопытно же! А оно ка-а-ак булькнет, я с испугу так на пол и села. Чуть ногой треногу, на которой котелок висел, задела, он и перевернулся. А оттуда – чпок, и это вывалилось. На желе похожее. Я всё-всё прибрала! Всё аккуратненько с полу собрала, обратно в котелок сложила, оно и забулькало обратно.

– А ты, когда обратно всё в котелок закладывала, случайно ничего лишнего не добавила? – Яга, хитро прищурившись, прихлёбывала чай и посматривала на ученицу.
– Ну, – заёрзала Василиса на стуле, понимая, что что-то натворила, но наставница не сердится, – кусочек желе за лавку отскочил, я вместе с ним мышку сушёную вытащила. А я их страсть как боюсь! Вот она тоже в котелок пошла, – шмыгнула носом Васька. – Зато я яблочко нашла наливное, то, что по блюдечку должно катиться, чтобы всяко-разно видно было! Оно за веник закатилось.

– А потом что было? Ты до конца рассказывай! – откусила кусок от черничного пирога Яга.
– Да я всего-то взяла чуть-чуть из котелка, живой водой развела и Горыныча сбрызнула. А он…
– Что он? – выдохнул Никита, отставил блюдце с чаем и подался вперёд.
– А я вот! – выкатился на середину кухни сиреневый трёхголовый кот. – Требую оградить меня от опытов несознательных Василис и вернуть мне мой прекрасный шипастый хвост! И компенсацию за нанесение психологической травмы в виде ведра сметаны. Трёх вёдер! – подхватили петицию две крайние головы.
– И почесушки за ушком, и поглаживание живота, и вычёсывание блох, и этот… как его… о, массаж копчика! – продолжили перечислять свои требования головы. – И маникюр! На все четыре лапы. И в каждый нос поцеловать, трижды! А после расколдовывайте обратно. И рыбу верните!

– А ты, милая, рыбу куда дела? – налила Яга в три миски молока и поставила их перед Горынычем-котом.
– Так того, в скатёрку завернула. На леща-то тожесть немного попало зелья, ну я и решила, что припрятать надо. А тут она, самобранка, лежит. В неё и завернула, – оправдывалась Василиса, обдумывая пути отхода и видя, как Никита-богатырь в рот пирог с рыбой отправил.

Никита и охнуть не успел, как враз растроился.
«Что ж, – подумала про себя Яга, – три племянника мне быстрее крышу в избушке перекроют. Да и крылечко поправить надо, и печь переложить, и заборчик с курятником обветшали. Пожалуй, от девчонки прок будет. Лёгкая она на руку. Да и с котом в избе уютнее, пусть и трёхголовым. Повременю пока их расколдовывать». А вслух сказала:
– Три дня мне надобно, чтобы зелье обратное сварить. Так что просьбу твою, Никитушка, я выполнила, Горыныча нашла. Отработать должок надобно.

А три Никиты смотрели друг на друга с пирогами в руках и понимали, что долг платежом красен. А ещё сильнее от хвостов мышиных избавиться хотелось, что так задорно торчали из портков.

История третья
(три Никиты)

– Василиса, а Никитки-то где? – поставила на лавку корзину с травами Яга. – Воды хоть натаскали?
– Натаскали, как велено! – грызя яблоко, отрапортовала девушка. – С трёх ручьёв. Четыре раза ходили. Вон, все бочки до краёв заполнены, и огород заодно полит.
– А четыре раза-то зачем? – сунула нос Яга в кадушку с тестом. – Али после того, как растрои?лся, силушку свою богатырскую растерял? – и, отщипнув пальцами кусок теста, отправила его в рот. – Соли маловато. И душицы добавь. Чего стоишь? Перемесить тесто надобно! Так где Никитки-то?
– Да вона, в бане заперлись, выходить отказываются. Уж как я их не уговаривала, чем только не соблазняла!
– Опять, чай, чего не так ляпнула, – вздохнула Яга, – давай, тесто подготовь, а я пойду с племянниками поговорю.

На дворе птички поют, солнышко пригревает, созревает подсолнечник, а богатырь, как и сказала Василиса, отказывается на свет божий выходить, подпёр дверь баньки изнутри, думая, как быть теперь. Яга, конечно, бабка добрая, да кто знает, что ей в голову взбрести может. Как-никак нечисть. Не посмотрит, что он ей родня, хоть и дальняя, сожрёт.

– Никитушка, да кто ж тебе сказывал-то такое? Ну да, согласная я, говорила, что в печь тебя посажу, что тестом обмажу, а перед этим в баньке попарю. Так традиция же! Понимать надо! – Яга сидела на ступенечке у закрытой двери предбанника и пыталась убедить хотя бы одного Никиту, что есть их не собирается.

– Эх, Яга! Ты бы хоть за холестерин свой подумала. Добра молодца в печь сажать да поджаривать! – раздался хор мужских голосов из-за двери. – Мы хоть и богатыри, а для печени вредные очень. Характером в матушку пошли, в сестру вашу двоюродную, между прочем. А вы?
– А чего я? Я заклятие снять хочу, что Василиска наложила. Или так и будешь всю жизнь с мышиным хвостом ходить? В зеркале затраиваться? Сам же жалуешься, что мысли в трёх головах путаются, кто есть настоящий Никитка, решить не можешь!
–Не могу. Но и в печь не полезу!

– Тьфу ты, – сломала Яга прутик от веника. – Да с чего ты это решил-то, что есть тебя буду? Кто такую глупость про бабушку сказал?
– Так рак на горе свистнул! – вздохнули три голоса разом.
– А он-то тут причём? Ты давай меня не путай! Сказывай, как дело было.

– Сказываю! Послала Василиса нас за водой, с трёх ручьёв принести. Для обряда вроде как надо. Мы принесли. Слышим, в избе разговаривают. Прислушались. Василиса Горыныча свежим маслом кормит и что-то там про пироги говорит. Нас заметили, замолчали. Ну, мы сказали, что мало воды принесли, ещё раз пойдём. А сами за дверью спрятались. Васька и говорит:
– Бабушка велела тесто замесить, пироги с богатырями печь будет. Надо бы с начинкой ей помочь. Как думаешь, богатырям что лучше пойдёт, шафран или листик лавровый? А может, яблочко построгать?

Вот я тебя и спрашиваю, ты чего так свою поджелудочную не бережёшь? Васька девка молодая, может, и не подавится, а тебе потом с гастритом мучаться!
А Горыныч её подначивает, говорит, ты их сметанкой обмажь, чтоб не пригорели. Тоже мне друг, называется!
– А она? – не удержалась Яга, перебила племянников, а сама в кулачок похихикивает.
– А что она? Капусту крошит да в котелок складывает. А разговор дальше идёт. А мы слушаем.

Горыныч у Василисы спрашивает, правда ли к тебе, Яга, Кощей сватался.
– Правда, – отвечает Василиса, – только Яга за него пойдёт, когда рак на горе свиснет. Тогда и молодцев есть начнёт.
И тут как свистнет! Аж ставни хлопнули! Ну, мы сразу смекнули, что знак. Бежать от тебя бесполезно, везде найдёшь. А вот в баньке схорониться идея хорошая. У тебя тут венички заговоренные висят, на них свою жизнь и сторгуем.

– Никитушка, а вы по батюшке, случаем, не родственники с Василисой будете? – хлопнула себя по лбу Яга. – Ты когда разговор-то Васькин подслушивал, не обратил внимания, что чайник у меня со свистком над очагом висит? Закипел вот только не вовремя. Свистнул так, что тебе не только уши заложило.
– Так что, есть не будешь? – три Никитки прижались носами к окошку.
– Больно надо, – буркнула Яга, – сам сказал, холестерин у меня. Да и кто мне тогда с огородом поможет? Картошка сама себя не окучит, да и печь переложить надо, и так, по мелочи. Выходите, добры молодцы, у вас дел немеряно, а мне надо баньку для обряда приготовить. Но если ты хочешь до конца жизни мышиным хвостиком помахивать, то я не против. Мне трое из ларца даже лучше. Эх, столько запасов на зиму наделаем, никакой конец света не страшен будет!
– Всё, всё, выходим, – исчезли из окна богатыри, – а ты точно нас расколдуешь?
– А вот в три дня с делами управишься, я тебя на полной луне и соединю. А пока вот топоры, вот лес, наруби-ка, добрый молодец, дров, чтоб до весны хватило.

История четвёртая
(не суй свой нос не в свою книгу)

– Ох, и чего это делается-то? Ох ты, ложки-поварёшки, – всплеснула руками Яга, выглянув на следующее утро в окно. Избушка переминалась с ноги на ногу, попеременно поджимая под себя то одну, то другую. Холодно на снегу стоять без валенок.
– Васька! Поганка ты рыжая! Твоих рук дело? – Яга явно была взволнована. Наскоро натянув тулуп и повязав платок на голову, выскочила из избы. – Я, конечно, баба добрая, но из тебя, замухрышки вертихвостной, холодец сделаю! И кто тебя надоумил только зиму вызвать? Ты бы ещё снеговика слепила! Ой!.. – не удержалась на ногах старушка и кубарем скатилась в сугроб.

– Вот это молодец! Вот это услужила, за доброту мою да обучение, – охала Яга, прикладывая ко лбу подорожник, пока Василиса отвар целебный в котелке помешивала да к бабкиной ноге полотенце, смоченное вытяжкой из мухомора, прикладывала. – Вот теперь у меня точно костяная нога. Такую красоту попортить! Сыроежка ты, улиткой погрызенная!
– Так я ж не нарочно! У нас во двор… – прикрыла ладошкой рот Василиса, – во дворе, я сказать хотела, всегда новый год праздновали, когда снег выпадет, да ещё и подарки дарили. А после переоденутся смешно и давай колядовать, по дворам ходить да песни петь! – Василиса, как могла, старалась угодить бабке. И табуреточку низенькую под ушибленную ногу поставила, и вкусного чая заварила, и тесто для пирогов поставила. Да ещё и байки всякие разные давай рассказывать. Яга сказки любила, оттого и Горыныча не спешила расколдовывать, так и держала котом. А тот ей на три голоса истории всякие сказывал.

– Я ж чего подумала-то, бабушка. У тебя забот-то невпроворот! Корешки собери, травяные сборы насуши, веники банные заговори, грибы да ягоды заготовь, так ещё и лягушек с ящерицами налови. Трудов-то сколько! А зимой что? С горки да на коньках покататься в удовольствие. Отдыхай, сколько влезет! – подала Яге чашку с горячим чаем Василиса и села у её зашибленной ноги мазь нанести.
– Кочерыжка ты, Василиса, зайцем недогрызенная! – уже беззлобно, но с какой-то усталостью вздохнула Яга. – Прокатилась уже, только без санок. А как обратно лето вернуть, ты знаешь?
– Так про то на другой странице книги написано. Я ещё не дочитала, – пожала плечами девушка.
– Не читала она. Так я тебе скажу! Если лето не вернуть, придёт Карачун. Ударит по земле посохом и настанет тьма вечная. Всё! Иди, пока воздух не затрещал от мороза, поиграй в свои снежки. А то после вечность стоять будешь ледяной сосулькой. А я пока носки избушке свяжу. Мерзнут лапки у родимой. И это, прибери, что ли, в доме. После твоих экспериментов хоть заново ремонт делай.
– Это я сейчас, – подскочила Василиса, попутно задев и перевернув табурет, на котором лежала нога Яги. Бабка замахнулась было на Василису, да та уже поскользнулась на выпавшем из кадушки тесте для пирогов. Замахала руками, пытаясь удержать равновесие, схватилась за стол, потянула на себя скатерть. От резкого рывка чашки с блюдцами подпрыгнули, ложки да вилки с ножами над головой просвистели и воткнулись в пучки трав, что висели за спиной Яги. Сама же Василиса лежала на полу в обнимку с самоваром.

– Знаешь что, милая, я, пожалуй, сама приберу, как нога пройдёт. А ты ступай-ка лучше к замку спящей царевны! Надобно три капли слёз зачарованного дитя. Вон там, в сундуке, возьми склянку тёмно-синего цвета, это чтобы слёзы по дороге не высохли, если вдруг на солнечный свет попадут. А я тут сама с твоим новым годом да праздниками разберусь, как нога пройдёт. Может, удастся второй урожай подснежников собрать, а то мыши всё перетаскали, а мне веснушки выводить надобно. И да, возьми с собой Горыныча, чтобы не скучать в дороге. Жаль, конечно, с животинкой расставаться, но что поделать. Если так пойдёт, мне придётся молочную ферму заводить. Котейка-то небольшой, а ест больше, чем когда Горынычем был. Скатёрка при виде его в заварник прячется.

– Я с ней не пойду! – вылез из-под печки Горыныч, приглаживая лапой усы на средней голове. – Она ещё чего придумает, а мне отвечать придётся. Я и так сторона пострадавшая.
– Так ты, касатик, не просто так пойдёшь, а за своим прежним обличием, – ласково глянула на него Яга. – И за Василисой присмотришь. Как зима свернётся, так и ты вновь змеем станешь.
– Я лучше здесь на завалинке её дождусь. Сама сказала, после зимы. А я тебе сказку про Снегурочку расскажу, – хитро глянул на Ягу Горыныч. – Ух, там и про чувства, и про чудеса, и про людей, по которым жаркое плачет – всё, как ты любишь!
– Уговорил, – усмехнулась Яга, а про себя подумала, что в обличии кота змей ей больше нравится. А учитывая тайну, что хранит в себе заколдованный дворец, куда должна отправиться Василиса, то возможно, Горыныч так котом и останется. А значит, и сказки не закончатся.

– Вот, – Яга вытащила из мешочка, что висел на поясе, клубочек и протянула его ученице, – возьми, шепнёшь ему, куда попасть нужно, кинешь на дорогу и ступай поспешай. Если то, что ищешь, существует, клубочек путь найдёт. Только смотри, не потеряй! Один он такой. И поспешай, нечего разглядывать, одна нога здесь, другая там. И без слёз не возвращайся!
– Угу! – кивнула бабке Василиса, схватила клубочек, сумку походную, что на крючке у двери завсегда собранная висела, и, скатившись с обледеневших ступенек, помчалась в сторону таинственного замка.


История пятая
(заколдованный замок)

– Ты уверен, что нам именно в эту сторону? – Василиса вытащила ногу из чавкающей жижи и плюхнулась на сухую кочку.
– Мой нос никогда не врёт! – клубочек повертелся на плече девушки, помахал хвостиком в разные стороны и вполне уверенно ткнул в направлении трухлявого пня, что виднелся на краю болота.
– Что-то мрачновато там, не находишь? – вылила воду из сапожка Василиса. – Глянь, что это там светится, черепушка?
– Ой, – испуганно скатился клубочек в декольте и, высунув любопытный нос, тихо продолжил, – так и зыркает. Давай я обходной путь, что ли, поищу.
– Нет, сам сказал – кратчайшая дорога! И кончай елозить, – посадила обратно себе на плечо круглобокого проводника девушка.
– Вот так всегда, – вздохнул клубочек, – только обретёшь зону комфорта – сразу бац, расширение горизонтов. А я, может, устал. Что я, не живой?
– Живой-живой! Вот вернёмся к Яге, тогда и порелаксируешь. Я тебе отдельную корзинку выделю, с шёлковыми ниточками.
– Эх, – бросил взгляд в декольте подруги клубочек, – один раз живём, – и скатился за пазуху. – Мне страшно! А тебе туда, – показался из-под рубашки пеньковый хвостик, вновь указав в направлении полусгнившего дерева.

Василиса натянула сапоги, подоткнула повыше сарафан и шагнула на болотную тропку.
– Осторожнее, – командовал клубочек, – направо, налево, ещё немножко. Что, промокла? А кто тебя просил на десять сантиметров вбок уходить? А теперь прыжок! И ещё один. Обходи трухлявого. Вот, молодец! Теперь выжимай подол, меняй сапоги на лапти и добро пожаловать в Темнолесье.
– А ты уверен, что это здесь? – разглядывая застывшие среди кустов терновника скелеты в разнообразных позах, спросила Василиса.
– Не сомневайся! Вон и гора виднеется, сразу за лесом. Всего-то ничего осталось пройти, – выкатился из-под платья клубочек. – Вон, видишь толстый дуб? Потяни за третью ветку с северной стороны, закинь в открывшееся дупло три жёлудя, и мы на месте.
– А может, я лучше колдану? Я могу. Я тут такое заклинание у Яги вычитала!
– Ага, ты уже колданула. Был Горыныч, стал Котыныч. Теперь его расколдовывать надо.
– А его никто не просил отвар пить. Не для него приготовлено было. Ну, кто знал, что волшебству учиться надо? Я ж думала, меня Яга в баньке попарит, пару заговоров над головой прочитает, и всё, я умница-красавица! А теперь вот надо слёзы спящей красавицы доставать. Иначе так и останется Горыныч в виде трёхглавого кота размером с яблоко.
– А чего ты его с собой не взяла? Прямо там, на месте бы и расколдовала. Глядишь, обратно бы на нём полетели, – поинтересовался клубок, глядя, как Василиса прыгает вокруг дерева, пытаясь попасть в дупло на самом верху.
– А он из-под печки вылезать отказался. Так и сказал, что просит у домового убежища.

– Уф, – вытерла пот со лба Василиса, – это же нереально туда жёлудь закинуть! Может, я на дерево залезу и просто положу орехи в дупло?
– Нельзя! В инструкции написано чётко: кинуть, забросить, запулить, а не положить! – голосом строгого учителя напомнил клубочек инструкцию от Яги. – И если не поможет, то ещё три раза топнуть.
– Куда топнуть? – села на пень девушка, подпёрла ладонью подбородок и тоскливо посмотрела вверх. Там на самой верхушке дерева, почти невидимое глазу, было дупло, обведённое по контуру красной краской. – Я ни допрыгнуть, не докинуть до него не могу. Вот что делать?
– Думать! – подкатился к её ногам клубочек. – Тебе голова для чего дана?
– Для красоты и веночков, – вновь вздохнула Василиса и неожиданно, радостно вскрикнув, схватила с земли две палочки.

– Круглый, а у тебя нить хорошо тянется? – хитро глянула на проводника рыжая.
– Да я самый тянучий клубок в мире! А что? – гордо надулся клубок и тут же был схвачен и дёрнут за хвост
– Помо-о-о-ги-и-и-те! – разнеслось над лесом, но кроме пустых черепушек, некому было прийти на помощь.
Василиса быстро смастерила рогатку и запулила три жёлудя подряд.
– И? – хмуро посмотрела она на остатки клубка, что, надувшись, сидел на развилке рогатины.
– Топни, – буркнул тот в ответ.
Василиса топнула, и ничего не произошло.
– Три раза! – напомнил клубок и попытался смотаться обратно.

Неожиданно земля расступилась, и девушка вместе с примотанным к рогатке клубком полетела вниз.
– Ой, – только и смогла сказать, потирая ушибленную после приземления  пятую точку, Василиса. – Где это мы?
– В подвале замка спящей красавицы. И если ты будешь так любезна вернуть мне прежний вид, то я расскажу, как отсюда попасть в спальню, – обиженно пробурчал клубок.

Пока Василиса сматывала нитки, стараясь не замотать вместе с ними паутину, свисающую с потолка и стен, мимо них несколько раз проплыли любопытствующие приведения. За несколько веков вынужденной изоляции они совсем одичали и зависали прямо перед девичьим носом, не стесняясь рассматривать и обсуждать вновь прибывшую.

– Пшш… – отмахнулась от них Василиса и, перевязав клубочек атласной лентой, аккуратно положила его в сумку, что висела у неё через плечо. Благодаря доносящемуся громкому храпу, услуги провожатого не требовались.

Определившись, с какой стороны стена сотрясается сильнее, девушка свернула в левое ответвление коридора, ни капли не сомневаясь, что идёт в верном направлении. Нахальные призраки прошуршали следом за ней.

Спальня, в которую она попала благодаря потайной двери, была великолепна. Обставленная в лучших средневековых традициях, она потрясала воображение количеством канделябров, шелков, ковров, ваз, звериных шкур и огромного балдахина нежно-розового цвета, скрывающего за собой спящую красавицу, так и не дождавшуюся своего принца.

Василиса коснулась рукой пыльных клавиш раскрытого рояля, смахнула засохшие лепестки розы с искусно инкрустированной шкатулки, что стояла на маленьком столике рядом с чернильницей. Здесь же лежал пожелтевший листок бумаги, до которого, кажется, только дотронься, и он рассыплется.
От лёгкого ветерка трепетали занавески на окнах. Хотя, скорее, они волновались от храпа, что издавала спящая принцесса.
– А что ты хочешь, – вслух сказала Василиса сама себе, – попробуй, проспи столько, и не так захрапишь. Она откинула полог и…

Он был прекрасен. Лёгкий румянец проступал сквозь небольшую небритость щёк, льняного цвета волосы небрежно разметались по подушке, аккуратный, чуть задранный кверху нос. Словно малыш, прижав коленки к груди, он чуть причмокивал губами и улыбался, подложив ладони под щеку, отчего щека расплющилась, и он стал походить на хомяка. И этот розовощёкий хомяк храпел так, что тряслись стены.

– А где принцесса? – чуть растерялась Василиса.
– Видимо, он за неё, – выглянул из сумки клубочек. – Что будешь делать?
– Будить! – решительно топнула ногой девушка и достала из сумки будильник.

Следующий час Василиса трясла спящего за грудки, била по щекам, пела, плясала, отыскала ванну и притащила два ведра воды, вылив их на голову юноши. Самозванец продолжал самозабвенно дрыхнуть!

– Может, его того, поцеловать надо? – спросил клубочек, улучив момент, когда храп чуть стих, а Василиса без сил села на шкуру медведя.
– Чего? – поперхнулась рыжая. – Подожди, ты чего, думаешь, что это она?
– Заместо неё, – клубок откатился подальше от юной ученицы Яги, мало ли, что взбредёт ей в голову, может и его в будильник превратить. – Понимаешь, есть такая легенда, что когда-то очень-очень давно одна старая ведьма обиделась на королевскую семью и заколдовала дитя. Вот только это была не девочка, а мальчик, поэтому ещё никому не удалось снять заклятие. Ну и, конечно, мы первые, кто вообще добрался до замка. Сама видела, сколько там, на болоте, скелетов.

– Но он мне совсем не нравится! И потом, Яга сказала, что нам нужны слёзы заколдованной принцессы! – запротестовала против поцелуев Василиса.
– Яга сказала, что слёзы зачарованного дитя, – поправил клубок. – И потом, тебе это совсем ничем не грозит, ну кроме славы и почёта, разумеется. А ещё, я так слышал, – заговорщицки прошептал проводник и, переждав очередной взрыв храпа, продолжил, – здесь в библиотеке хранится одна очень древняя книга. И ты можешь попросить её в качестве оплаты за снятие чар. И учти, украсть её нельзя! – остановил клубок вскочившую на ноги девушку.

Василиса надула щёки, на секунду замерла, шумно выдохнула и развернулась к откинутому балдахину, решив во что бы то ни стало разбудить красавца и стребовать с него и слёзы, и книгу. Три раза она наклонялась к спящему красавцу – и трижды её сносило к дверям могучим храпом. Улучив минутку затишья, девушка решила сменить тактику. Тихонько сев на кровать, она провела ладонью по волосам юноши и, наклонившись к самому уху, нежно прошептала:
– Сыночек, завтрак готов. Всё как ты любишь: оладушки, варенье, лягушачьи лапки, цикорий…
Юноша причмокнул губами, выдавая что-то вроде:
– Мня-мня-мня…
– И рёбрышки, прямо с мангала, и …
Василису вновь снесло потоком мощного храпа.
– Вот ведь сурок двухметровый в алмазных подвесках! Просыпайся, говорю! – запрыгнула на кровать Василиса и затрясла спящего что есть силы.  Храп сбился, но через пару секунд снова раздалась стабильная заливистая трель.

– Да чтоб тебя! – накрыла храпящего подушкой Василиса.
– Говорю же, целовать надо! – спрыгнул клубочек с люстры, куда его занесло в один из особо мощных храпов.
– Бе… – приподняла край подушки девушка, посмотрела на мирно спящего красавца, вытянувшего губы трубочкой, и прикрыла обратно.
– Мы столько прошли, преодолели, можно сказать, жизнью рискнули – и что, всё зря? – запрыгнув на кровать, клубочек подкатился поближе к Василисе.
– Почему зря? – Василиса протянула руку к вазе, что стояла у изголовья постели, вытащила из неё засохшую ромашку и, отрывая от неё по листочку, продолжила. – Побродим по замку, посмотрим, что тут есть интересного. Может, и книжку найдём.
– Ты же помнишь, что её украсть нельзя, да? – заглянул под подушку клубочек. – А он ничего так, симпатичный. И к тому же, нам нужны его слёзы, иначе Горыныч так и останется трёхголовым котом. Тогда у тебя не только сапожки меченые будут.

– Придумала! – Василиса соскочила с кровати и пробежалась по комнате, попутно открывая и заглядывая во все ящики в комоде, шкафу, трюмо.
– И что ты ищешь? – поинтересовался клубочек.
– Что-нибудь остренькое. Ну там, иголку, шпильку, шило, в конце концов.
– И зачем?
– Как зачем? Нам не надо его будить! Мы уколем этого храпунишку в пальчик, он выпустит слезу, и вуаля! Слезы в кувшинчик, прекрасному, так и быть, спою колыбельную, и целоваться не надо. А как домой вернёмся, расскажем девицам, что мол так и так, спит ваше счастье не так уж и далеко. Нужно всего-то лишь пройти лес да горы и снова лес. Три раза топнуть, в ладоши хлопнуть, и, если тебя прям с порога храпом не сдует, целуй своего принца и становись королевой. Да тут толпа желающих примерить корону прибежит! А мне к Яге надо. У меня другие приоритеты.
– Это какие же? – поинтересовался клубочек.
– Вот выучусь, познаю все премудрости, стану хранительницей леса и всех птиц-зверей, мир повидаю, тогда и придумаю, какие.

– Понятно, – усмехнулся проводник. – Только вот ничего у тебя не выйдет. Нет тут остро колющих предметов. Папенька его запретил. Да, видно, не всё предусмотрел, раз спит сыночек и на весь дворец храпит.
– А может, ему страшную историю рассказать? – почесала подбородок Василиса. – У меня есть одна или даже две.
– Попробуй, – согласился клубок и на всякий случай закопался в одеяло, чтобы вновь храпом не сдуло.

– Прекрасный, а прекрасный, – наклонилась к уху спящего девушка, – ты страшные истории любишь?
Принц завозился, завернулся в одеяло, словно гусеница в кокон, и, не просыпаясь, кивнул в знак согласия.
– Значит, так, – Василиса устроилась на другой стороне кровати, поудобнее взбив подушки и поджав под себя ноги на турецкий манер. Достала из кармашка мыльные пузыри и, выдув первую партию, начала рассказ:
– Жила в тридевятом царстве царевна. Прекрасная, милая, учтивая, всем на загляденье. Многие принцы да царевичи-королевичи к ней сватались, вот только никто по душе ей не пришёлся. И хотел уже было батюшка выдать дочку замуж за первого, кто постучится в ворота замка, как царевна исчезла. Только письмо на подушке осталось. А в нём говорилось, что грозный трёхглавый Змей похитил красавицу и требует выкуп золотом да брильянтами в размере, равном весу царевны.

Юноша заворочался, храп поутих, из чего Василиса решила, что прислушивается к ней прекрасный, а значит, всё она правильно делает. И выпустив вторую партию мыльных пузырей, продолжила:
– Царь погоревал, а потом решил, что всё к лучшему. Так-то он выдал бы царевну за первого встречного, а тут есть все шансы самого храброго и достойного зятя получить. И написал Горынычу ответ: уважаемый Змей, примите нашу искреннюю благодарность и почтение за вашу искреннюю заботу о процветании нашего королевства. Ходили слухи, что вы – исключительно злобное, корыстное, коварное и самолюбивое существо. Но сейчас мы видим, что это неправда!

Мы заказали вам доспехи, что будут доставлены к вашей пещере не позднее завтрашнего вечера. После чего наши менестрели исполнят героический гимн, что ознаменует начало великой битвы между вами и лучшими воинами нашего царства. Также мы заказали лучшему скульптору вашу статую в полный рост, дабы потомки наши не забывали, какую доблесть вы проявили в заботе о нашем государстве.

– Ой, – послышалось из-под одеяла, которое натянули по самые уши, оголив при этом пятки.
– Да это ещё не самое страшное! – улыбнулась Василиса, надувая третью партию воздушных пузырей.
Из-под одеяла раздался тяжкий вздох, и храп сошёл на нет.


История шестая
(кто такая Василиса)

– Слушай дальше, – улыбнулась рыжая рассказчица, поправляя подушки за спиной. – Горыныч, пользуясь привилегией последнего представителя вымирающего вида, умолял царя забрать обратно царевну. Которая, как оказалось, обманным путём заставила его подписать договор о похищении и неразглашении места её нахождения. Но которая, тем не менее, сделала его жизнь невыносимой. «Да знай я заранее, с кем свяжусь, ни за какие сокровища не согласился бы на эту авантюру!» – написал он в ответном письме царю, предложив за возврат царевны две бочки золота.
– Вернул? – поинтересовался клубочек, а из-под одеяла послышался ещё один глубокий вздох.
– Нет, конечно, – беззаботно выдувала мыльные пузыри Василиса, – царь был не так прост.

«Нет уж! Вы признаны героем тридевятого царства, – отправил он ответное послание с первым рыцарем, что жаждал сразиться с похитителем царевны, – так проявите мужество и героизм! Несите ваше бремя доблестного самопожертвования до самого конца!
P. S. Очень нужен зять. Если сумеете уговорить дочь выйти замуж, так и быть, примем её обратно с двумя бочками золота в качестве приданого».

– Нашёл? Уговорил? – прошептал клубочек. Под одеялом тем временем воцарилась полная тишина.
– Ага, как бы не так. Она, конечно, дурочка ещё та, от её перлов не только профессора седели, но вот замуж…
– Слушай, а может, ей приворотного зелья попить надо было? – поинтересовался клубочек.
– Да не приворотное, отворотное мне нужно было. А приворотное что? Ерунда. Борща наварила, пампушек наготовила, сальца побольше подрезала, и всех делов. А коли стопочку на стол поставишь, да с домашней наливочкой, то и вовсе очередь жениться до самых ворот царства нашего выстраивалась. Подожди, ты чего, думаешь, меня приворотным поить надо было?

– А ты это, чего, та самая царевна? – присвистнул клубочек. – И совсем-совсем замуж не хочешь? – он аж перевернулся несколько раз и завис удивлённо в воздухе. – Это ж как так? Все хотят!

– А я не хочу! Я может, этого, того самого, мир повидать хочу, – обтёрла подолом глаза красавица, – а они мне только замуж предлагают сходить. А чего там ходить-то? Туда да обратно. Кроме печки в хоромах, и не видать ничего.
– А ты везде посмотрела? Вот чтобы прям точно-точно?

– Да везде! Здесь сковородки, там сады-огороды. А погулять захочешь, так с коромыслом до ручья дойдешь, вот и всё путешествие. А я вот в книжках читала, что есть такие земли, где только песок и солнце. Или вот плывёшь ты по морю, а ему конца-края нет. А облака фиолетовые и лошади с двумя горбами, тыгыдынь-тыгыдынь… И эти, как их, а, не важно, – махнула рукой Василиса, – в общем, только в бусах ходят, как тепло у них. И снега не бывает. А ещё чудеса разные. Ну, например, можно что угодно есть и не толстеть, даже если в полночь целого порося съесть! С яблоками и хреном.

Прекрасный принц заворочался под одеялом, слушать про кулинарные изыски ему совсем не хотелось, и Василиса продолжила:
– Я ведь, когда желание у Горыныча в лапту выиграла, то думала: похитит он меня, и я стану свободна, как птица. А оно вон как вышло. Рыцари толпами под его пещерой ночевали.
– А он? – распереживался клубочек.
– А Горыныч пацифист, да и на героев у него аллергия. Он больше по кабачкам да морковке. Пригодилась мне выучка на королевской кухне, иначе точно бы батюшке обратно вернул, – вздохнула Василиса.
– И как ты тогда у Яги-то оказалась? – подкатился поближе клубочек.
– Да как, батюшка выкупать меня отказался. Откупаться от этих богатырей да царевичей было нечем. Уговорила Горыныча бежать в леса дальние, заповедные, к самой Яге под защиту. Прикинулась сиротой, сказала, что всю жизнь мечтала к ней в ученицы попасть.

Ты бы слышал, как громко она смеялась, вытирая вышитым полотенцем выступившие слёзы, слушая мой рассказ о кавалерах. Призналась, давно у неё не просили отворотного зелья от навязчивых влюблённых. А когда я ей изобразила говор картавого жениха, того, что мне папенька из последних сватал, даже кот хохотал, прикрывая лапой нос. Предложил всех женихов съесть, предварительно полив их сливками.
– А дальше-то, дальше-то что? – нетерпеливо помахивал хвостиком клубок.
– Уговаривала Ягу и так, и эдак, ну нельзя мне домой возвращаться, никак нельзя.
– И?..
– Сказала, вот если испытание пройду, тогда и возьмёт меня в ученицы. Тогда Горыныч сильно испугался, ведь первым испытанием было изучение внутренних органов змея. Ты помнишь, как оно закончилось. А теперь вот надо с этим прекрасным спящим сурком разобраться
– Мамочки, – прошелестело под одеялом, и спящий принц, скатившись с кровати, резво вскочил на ноги и выбежал за дверь…

– Какие нежные принцы пошли, – вздохнула Василиса, пряча обратно в походную сумку мыльные пузыри, – или ему под мои сказки сон страшный приснился? Ну что, клубочек, найдёшь беглеца?
– Держи подмётки! – спрыгнул с пуховой постели клубочек и, весело задрав хвостик вверх, помчался следом за прекрасным.

История седьмая 
(принц прекрасный)

В пустых и темных коридорах гуляло эхо. Василиса едва поспевала за клубочком, что весело подпрыгивал по ступенькам вниз и шустро катился по паркету, изредка чихая от пыли. Здесь за каждым поворотом притаилась опасность: то старинные доспехи норовили рассыпаться под ноги бегущей девушке, то тяжёлые бархатные ламбрекены, облюбованные молью, накрывали с головой проходившую через широкие дверные проёмы Василису, то очнувшаяся от столетнего сна мышь высовывала длинный нос из ящика комода.
– А-а-а-а… – в очередной раз взвизгнула Василиса, запутавшись в столетней паутине, – какое-то дефектное волшебство! Это же надо, все спят, а паутина с пылью нарастают. Неужели нельзя было и их в анабиоз отправить? Не завидую горничным, когда те очнутся.

– Что желает госпожа? – заспанный камердинер подхватил поскользнувшуюся на паркете девушку.
– Куда побежал прекрасный? – испуганно икнула Василиса, глядя на блаженно улыбающегося старика, который явно досматривал одна тысяча первый сон.
– Прямо по коридору, маленькая дверь за зеркалом, за ней витая лесенка в винный погреб. Я бы спрятался там!
– Точно! – стукнул себя по лбу хвостиком клубочек. – Покатились!
– Осторожно, там крутые ступеньки! – прошептал вслед убегающей парочке камердинер и вновь захрапел, прислонившись к стенке. Не просто возвращаться из царства Морфея, проведя в нём целых сто лет.

Клубок нетерпеливо подпрыгивал в ожидании, когда Василиса отыщет рычажок, что позволит отодвинуть зеркало в тяжёлой золотой раме и проникнуть в подвал, где должен был прятаться прекрасный.
– Ай! – укололась о невидимую для глаз щепку девушка, от неожиданности и досады пнув стоявший рядом вазон. Послышался лёгкий щелчок, и зеркало сдвинулось вбок, открывая потайной ход.
– Темно, – заглянул в проём клубочек, – хорошо, что я сам себе фонарик! – и укусив себя за хвостик, засветился, словно маленькое солнышко. – Погнали!
– И зачем я только уголёк в прошлый раз искала? – пожала плечами Василиса, спускаясь следом за провожатым. – Всего-то надо было укусить тебя за хвост.

Как только спустились со ступенек, оказались в уже знакомом подвале с чадящими на стенах факелами. В том самом, куда провалились, стоило лишь три раза топнуть.
– Что-то этот старикан напутал, – выключил внутренний свет клубочек, – вот что значит спать больше положенного!
– А я так думаю, что всё правильно! – почесала лоб под атласной лентой Василиса. – Если бы я хотела спрятаться, то вернулась бы туда, откуда только что сбежала. Ну кто будет искать там, где уже смотрели?
– В спальне?
– Ага!
И в сопровождении привидений парочка побежала к покоям прекрасного.

В спальне стояла тишина… если, конечно, не считать громкого сопения, доносящегося из шкафа. В нём, перерыв несколько сотен платьев, прекрасный смог найти мужской костюм для верховой езды, видимо, шитый для маскарада обитавшей когда-то в этих покоях принцессы. И теперь мог без стеснения предстать перед Василисой в приличном для принца одеянии.

– Прошу прощения за мой постыдный побег, – начал он речь ещё за закрытыми дверьми, – но появляться перед прекрасной барышней босиком, да ещё и в ночной кружевной сорочке, это верх неприличия! – и наконец, натянув второй сапог, выпрыгнул из шкафа, склонившись в глубоком поклоне. – Я, право, восхищён! И в качестве благодарности за ваше терпение, и, как я надеюсь… – договорить прекрасный не успел, так как его сбил с ног клубок, что заболтался за дверью с привидением. В мгновение ока принц оказался привязан к креслу.
– От нас так просто не сбежишь! – выкрикнул крохотный комочек, оставшийся от клубка.
– Я и не собирался! – попытался освободиться от пут принц, но ничего не вышло.
– А зачем тогда бежал? – не сдавался клубок.
– Так совестно же, без портков и при даме с такими историями! – усмехнулся прекрасный. – И кстати, целовать меня действительно было необязательно: сегодня ровно сто лет со дня сотворения заклятия, и теперь оно пало. И бежать мне некуда. Очень прошу вас меня развязать.
Василиса махнула рукой, и клубочек, хоть и нехотя, освободил прекрасного.

– Ну и как ты оказался на ложе спящей красавицы? – Василиса достала из туеска пироги с картошкой, флягу с молоком и мешочек с орешками, пододвинула к прекрасному принцу. – Угощайся, рассказывай!
– Да тут целая история приключилась, – ответил принц, протирая пыльные кубки свисающей с постели простынёй, – девушка мне одна нравилась очень.
– А ты ей нет? – усмехнулась Василиса.
– Да она даже и не знала про меня. Я кто? Пастушок. А она царевна, – вздохнул прекрасный, разливая молоко. – А тут конкурс объявили на самую прекрасную девушку всех королевств, вот я и решил, что это мой шанс с ней познакомиться. Стащил багаж из кареты какой-то дамочки, переоделся, вошёл в свиту к царевне.
Да я вообще случайно на сцене оказался! Свалился со стропил, когда должен был посыпать на голову своей госпожи лепестки роз. И вот…

– Ты? Ты стал самой прекрасной? – расхохоталась Василиса.
– Ну да, само собой. Посмотри на меня! Разве я не достоин короны? Конечно, с кнутом в руке я выгляжу более мужественно, чем в платье, но лучшего способа познакомиться с принцессой я не придумал. Да и как к ней подобраться сквозь весь этот забор из стражников.

Василиса неуверенно пожала плечами:
– Ну-у… Не знаю, много есть способов. А принцем-то как стал?
– Вот представь: десять самых красивых принцесс бродят по помосту в одних подштанниках с лифами, на флейтах играют, в разные стороны гнутся, лучезарно улыбаются, а внизу их подданные поджидают, хлопают в ладоши, улюлюкают – и все с завязанными глазами!
– Зачем? – удивилась Василиса, жуя бутерброд с сыром.
– Потому что! Нельзя просто так на прекрасных принцесс смотреть, только восхищаться. Да ты дослушай! Вот моя прекрасная, значит, выходит на помост, я сижу наверху с целой корзиной лепестков, засмотрелся, излишне наклонился и как бултыхнусь вниз! И прямо к ней в руки. Поймала она меня, понимаешь? А другие как заверещат! Эти, с завязанными глазами, решили, что самая красивая на сцену вышла, раз уж принцессы не могут чувств сдержать, и все розы, которыми должны были голосовать, к нашим ногам покидали.

Ты не представляешь, что тут началось! Такая драка за цветы! Через пять минут прекрасных от меня не отличить было. Все растрёпанные, поцарапанные! Стража прибежала, их тоже стеблями отхлестали. Чтобы не подсматривали!
В общем, сорвался конкурс. Решили, что девушки сами решат, какая из них самая-самая!
– А ты?
– Что я? Меня за свою приняли! Несколько раз пересчитывали, перекличку устраивали, и каждый раз разное число принцесс оказывалось. Решили, что все, кто на сцене, примут участие в голосовании, включая двух стражников, одного карлика и трёх любопытных мышей, что спрятались под лепестками. Этих, правда, сразу выгнали… Не важно! Важно, что моя любимая была рядом и держала меня за руку.

– Ох, – прижала руки к груди Василиса, пуская умильную слезу.
– Рано радуешься, – вздохнул прекрасный, – выяснилось, что все голоса достались царевне из второго государства. Она воспользовалась суматохой и тайно пересыпала все лепестки в свой ящик!
– И что?
– Я только одно понял: когда принцессы выясняют, кто из них самая красивая, мужчинам лучше держаться подальше.
– ?..
– Чуть не затоптали!
– Ой, – согнулась пополам Василиса, утирая слёзы, выступившие из глаз от смеха, едва она представила бой, где за место шпаг использовались розы, – а дальше?
– Дальше были перевыборы.
– Опять?
– Ага! Мы, прекрасные принцессы, должны были написать имя самой красивой, по нашему мнению. И было одно условие – своё собственное имя писать было нельзя.
– Кажется, я начинаю догадываться, – усмехнулась Василиса, – все написали своё?
– Совершенно верно, – засмеялся принц. – Но оказалось, что не все девушки умеют писать и просто поставили на бумажке крестик! После этого я предложил устроить конкурс на самый румяный блин.
– И?
– В результате вся площадь была белой от муки и сладкой от мёда, а вот блины, как оказалось, умею печь только я! Но как истинный джентльмен, подложил его в тарелку своей принцессы, откуда его стащила красавица из три четвёртого, у неё увела половинку из три шестого, потом он, уже надкусанный, оказался в руках у три седьмой. И результаты вновь аннулировали…

– Ой, не могу! – икала Василиса, глядя на прекрасного, что очень эмоционально описывал весь конкурс. – Люди, наверное, устали от такого праздника?
– Как бы не так! – улыбнулся принц-пастушок. – Все в таком восторге – ты даже не представляешь! Обычно же ничего не происходит, а тут за один день столько всего.

В общем, мы целый день пекли, жарили, пели, сочиняли стихи, отгадывали загадки… В общем, делали всё, чтобы выбрать не только самую прекрасную – а ты понимаешь, насколько это было нечестно по отношению к горожанам, которым не позволялось снять повязки с глаз – но и, с моей, разумеется, подачи, самую остроумную, весёлую и во всём талантливую девушку. И я выиграл, поскольку принцессы ничего, кроме как кидать друг в друга розами, не умеют. Меня признали самой прекрасной, несмотря на сопротивление всех остальных девушек, и закатили в мою честь бал.

– Подожди, ты что, не сказал, что ты мужчина? – подалась вперёд Василиса.
– Гостям не успел, – пожал плечами прекрасный, – думал, что в самый разгар праздника торжественно передам корону моей принцессе, а она взамен меня поцелует, и будем мы жить долго и счастливо.
– И что помешало?
– Там какая-то тёмная история со старой ведьмой. Я так и не понял. Просто в какой-то момент моя восхитительная госпожа попросила об услуге, и я не смог ей отказать. Невинный розыгрыш. Я должен был переодеться в её платье и выйти к гостям заместо неё. Сказать пару фраз, улыбнуться, станцевать один танец, а за это принцесса обещала, что король не отрубит мне голову, когда узнает правду.
– И что?
– Когда концертмейстер объявил первый танец, поднялся страшный ветер, задувший почти все свечи, явилась старая ведьма и заколдовала меня заместо принцессы. Так я стал прекрасным принцем, владельцем чудного замка на целых сто лет. А моя госпожа, как я теперь понимаю, сбежала с каким-то кавалером и прожила долгую и, надеюсь, счастливую жизнь. Вот только что мне теперь делать, я не представляю. Я же только на один день притворился не собой. И вот к чему это привело.

– Подумаешь, – пожала плечами Василиса, – был пастух, стал принц. Было стадо в шубах, стало в лаптях. Я вот тоже была царской дочерью, а в ученицы к Яге пошла, потому что сердце позвало. Ты парень добрый, справишься. И царевну себе найдёшь самую прекрасную. Главное, слепые конкурсы не устраивать.

– Да дело-то как раз в том, что не хочу я принцем быть. Мне знаешь какие сны снились? Про дальние страны, про путешествия, про земли да моря невиданные, – вздохнул прекрасный.
– Тоже не беда, – притянула к себе сумку Василиса, что-то усиленно в ней ища, – построй корабль, назовись… да хоть Синдбадом и приключайся сколько влезет.
– А это отличная мысль! – воскликнул прекрасный. – Поедешь со мной? Я тебя юнгой сделаю! Извини, капитаном назначить не могу, сам капитанить буду. Но ты можешь совмещать за юнгу, кока, боцмана…
– Извини, но я свой путь выбрала! – Василиса вытащила остро заточенную шпильку из сумки и ткнула её в ляжку прекрасного.
– Ой, – только и смог пискнуть скуксившийся от неожиданности принц и проронил ровно три слезинки в тёмно-синий флакончик, что ловко подставила к его лицу Василиса.
– Извини, – закупорив сосуд, пожала плечами девушка, – ты был такой воодушевлённый, а мне без слёз возвращаться никак нельзя.
– В следующий раз просто сунь мне под нос луковицу, эффект тот же, но не так больно! А сейчас ступай. Мне ещё подданных будить, корабль строить, а тебя я, так и быть, прощаю. Обниматься не будем, это к долгим проводам. И вот ещё, держи. Клубочек шепнул, что ты за книжкой приходила. Дарю. В знак самой глубокой признательности за пироги, беседу и прекрасную идею про путешествия. А у меня дела.

И принц, вручив Василисе книгу, вытолкал ничего не понимающую девушку за дверь спальни.

История восьмая
(отменяем колдовство)

Ярко светили полночные звёзды, громко стрекотали за печкой сверчки, а в большом котле, что стоял посреди избы, Яга варила зелье, от которого плыло зеленоватое марево, окутывая всех присутствующих. Конечно, Яга поначалу думала, что надо бы Никитку через печной обряд провести, так надёжнее. Но передумала. Со снятием Василисиного заговора могла и судьба измениться. А вот ворожба на слезах дело другое, вреда не будет. Конечно, может мышиный хвостик не отпасть, что ж, значит, будет богатырь с изюминкой, точнее, с загадкой. Бабка помешивала варево и бубнила под нос заклинания, при этом приказав всем остальным молчать и не двигаться, пообещав превратить нарушителей в жаб, если будут путаться под ногами.

Василиса, изо всех сил стараясь не ёрзать на табуретке, сидела, вытянувшись в струнку, опасно близко от котла и проговаривала про себя всё, что только могла услышать. Все трое Никит скромно расселись на лавочке под окном, чтобы не мешать хозяйке готовить свое загадочное зелье, которое, возможно, поможет им снова стать одним целым и прекратить споры, кто из них главный. Горыныч лежал на печи, свернувшись клубочком, и посверкивал жёлтыми глазами.

Никто не знал, получится ли расколдовать, сработают ли слёзы прекрасного принца-пастушка, но спросить никто не решался. Все молча с надеждой наблюдали за кружащейся возле котла Ягой.

А ведьма между тем приказала Василисе отмереть и добавить дров под котёл, сделав огонь жарче. Сама же принялась сыпать в зелье из разных бутыльков измельчённые травы. Над котлом поднялся плотный пар, меняющий цвет с зелёного на малиновый. Оторвавшись от варева, он поплыл по избе, окутывая плотной пеленой то Василису, то трёх Никит, то Горыныча, от чьего чиха облако рассыпалось миллионом разноцветных, тающих в воздухе, неведомых знаков.

Яга удовлетворённо кивнула, достала из кармана горсть мелких зелёных еловых шишек, кинула их в котелок и быстро забормотала заклинание:
– Огонь, вода, куриная слепота… Кручу, верчу, распутать хочу, с Горына-кота сойди синева, ишь, за печкою сидит, знать, разбил радикулит. Чтоб не играть нам в кошки-мышки, применяем метод шишки! Шишку надо заварить, трижды в день исправно пить. Выпьешь – шишку не бросай, под подушку запихай. За три ночи и три дня сбросишь облик ты кота… – бормотала ведьма, помешивая варево,

Яга трижды обошла вокруг котла, разметала над ним метлой сгущающийся туман, достала из кармана передника раздобытую Василисой бутылочку тёмно-синего цвета, капнула в варево несколько капель, аккуратно заткнула бутылёк пробкой и спрятала обратно в карман:

– Растает морок, лишь день настаёт, что по глупости сделано, в лету уйдёт, облик, что при рождении дан, первый солнечный луч вернёт! Огонь унесет печаль, исчезнет из сердца хмарь, смелее смотри вдаль! – добавила Яга, быстро вытащив большую ложку из-под пояса, и ударила ею по лбу любопытствующую Василису, что была готова свалиться в котёл в попытке рассмотреть, что же там делается. Девушка поджала губы, отступила на шаг, но продолжила наблюдать.

Яга осторожно добавила в кипящее булькающее зелье корень мандрагоры, крылышко летучей мыши и высушенную шкурку трёхглазой лягушки.
Дым и пары странного зелья щипали в носу, Горыныч несколько раз, не сдержавшись, чихнул, тряхнув тремя синими головами. У Василисы на глазах выступили слезы, и она, достав из рукава небольшой вышитый платочек, осторожно вытирала их, чтобы не мешали смотреть.

Яга тем временем достала большой лоскут ткани и покрыла им котёл, напитывая парами:
– Вода камни точит, огонь ночь щекочет, ветер рвёт туман, земля раскрывает обман! – при этих словах ткань поднялась над котлом, окрасившись в алый цвет. Зелье резко запенилось, запузырилось, и из него поднялась тонкая струйка, под которую Яга ловко подставила склянку, наполнив её тёмно-зелёной жидкостью, испускающей лёгкое свечение.

Ведьма улыбнулась, подхватила висевшую над котлом ткань, подозвала богатырей и обернула их с головой так, что не видно было ни макушки, ни сапог. Приподнялась над ними в воздухе, вытянула руки с острыми ногтями над головами и почти крикнула:

– Где мое слово произнеслось, случайное колдовство расплелось!

И словно в ответ на заговор, пронёсся по избе ветер, всколыхнул огонь под котлом, застучал ставнями, окрутил вихрем ткань, в которую были завёрнуты Никитки. Закрутился спиралью, маленьким смерчиком и, пойманный Ягой в сачок для бабочек, переместился, затанцевал на поверхности бурлящего зелья, подчиняясь рукам ведьмы, направленным на это странное явление. Василиса, повинуясь тихому приказу, уже бросала в котёл горсть земли, горячий уголёк и несколько капель воды.

Вихрь завертелся еще быстрее, втянулся в котелок, и тогда зелье приобрело оттенок восходящего солнца, внезапно перестав бурлить. Ткань подёрнулась рябью, словно вода, в которую бросили камень, рассыпалась мелкими звёздами. Они застучали по полу, отрикошетили, весело вылетели в раскрытое окно и образовали на небе новое созвездие. А посреди избы остался стоять Никита богатырь, удивлённо себя оглядывая и проверяя, не осталось ли от предыдущего заклятия мышиного хвоста.
– Ну что, полдела сделано, – сказала Яга, довольно потирая руки. – Теперь осталось только Горыныча расколдовать, – почесала трёхглавого синего кота, что сверкал на неё с печи жёлтыми глазами.
– Это хорошо, – потянулся змей, вытянув лапы и выгнув спину, – но вот она, – махнул головой в сторону Василисы, – всё равно мне должна почесушки за ушком и крынку, нет, две, а лучше три, сметаны в качестве компенсации морального ущерба! А это зелье твоё вкусное?
– Вкусное, вкусное, – рассмеялась Яга, – если, конечно, ты любишь капустный лист жевать. Запомни, по три капли три раза в день!
– У меня лапки, – проворчал Горыныч, – вот пусть Василиса и капает, в валерьянку! Надеюсь, что не перепутаешь, а то я ведь и обидеться могу. Кто вам тогда сказки сказывать будет?

Ну, что столбом встала? Не видишь, мне срочно нужны поглаживания, у меня стресс на фоне синего цвета! Давай так, сейчас ты меня чешешь, только аккуратнее, особенно в области хвоста, кормишь печёнкой, а завтра с утречка, сразу после завтрака, смешаешь три капли из бабушкиного бутылька со ста пятьюдесятью каплями валерианы. С детства не люблю капусту. И смотри, не перепутай! – проворчал Горыныч, переворачиваясь на спину и подставляя животик для поглаживания.


История девятая
(Никитина обида)

– И что, так и будешь у Яги жить? – встряхнула с крыльца скатерть-самобранку Василиса. Хоть она и волшебная, но крошки никто не отменял. – А кто на страже стоять будет? Города да сёла от лихих людей защищать?
– Не пойду я никуда, – вытянулся во весь рост на траве Никита, закинув руки за голову, – мне тут понравилось. Тепло, светло, кормят вкусно. Слушай, Василиса, ты должна перед Ягой за меня слово замолвить. Как-никак, должница ты моя, за зелье твоё.
– Вот те раз! – всплеснула руками девушка. – Он, значит, пироги мои заговоренные без спроса съел, а я ещё и виновата оказалась! Нельзя тебе здесь оставаться, место это не для простых смертных.
– А я и не простой, – усмехнулся богатырь, жуя травинку, – я хранитель земли русской!
– А так хорошо день начинался. Может, подумаешь ещё хорошенечко?
– Зачем?
– Чего зачем?
– Думать зачем? Я уже решил – остаюсь. Посмотри, какую красоту Яге навёл: крышу перекрыл, частокол новый поставил, редьку с морковкой проредил, воды наносил, ещё и баньку справил. Вот думаю, может, избушке сапоги стачать? А то чего она всё босиком бегает, болят, наверное, лапки-то?
– Ну, дела! – топнула ногой Василиса и ещё яростнее начала выбивать коврик, висевший на нижней ветке дуба. – Где ж это видано, чтобы богатырь силе нечистой помогал?
– Почему нечистой? Я что, баньку зря построил? – приподнялся на локтях Никита. – Или ты про чары разные? Так вы ж с Ягой не злые совсем! Так, сочинили сказочку про поедание детей, чтоб любопытные носы к вам не совали. А сами вон границу охраняете, чтобы почившие живым жить не мешали. За Горынычем присматриваете, не даёте в обиду животинку.

– Тоже мне, добрых нашёл. Иди, говорю, домой, пока я тебя в поганку не превратила да в суп не покрошила! – хлопнула по спине веником богатыря Василиса. – Тебя вон, свои добрые дела дожидаются.
– Нет у меня настроения на добрые дела, – проворчал Никита, вставая на ноги. Отобрал веник у девушки и принялся сам чистить от пыли бабкины коврики. – Как сговорились все. Раз я богатырь, то подавай дела добрые и не спрашивай зачем. Устал я, понимаешь? Да и Яга не против меня во внуки записать, ну, я так думаю. Да у меня ещё сад яблоневый не посажен!

– Да что ж такое-то? – упёрла руки в боки девушка. – Ты про людей посадских подумал? Кто им поможет, коли не ты? Чай заждались, соскучились! Ждут, когда Никитушка с дозором пройдёт, всем страждущим поможет.
– Ага, ждут! Особенно бабка Маланья, наверняка уже всё крыльцо мне шелухой от семечек завалила, ожидаючи.
– А чего так? Неужто откажешь старушке?
– Эта старушка пронырливей Яги, бизнес на несколько деревень организовала, дрова поставляет. У Емели печь одолжит, все дворы объедет, деньги соберёт и ко мне идёт, помоги, мол, добрый молодец! Злые люди обидели, все дрова со двора унесли. Ты их мне заново наруби, в поленницы по вот столько и столько уложи, век благодарна буду. Только прости, я бабушка бедная, заплатить не смогу, вот тебе петушок на палочке!

– Ой, умора, – рассмеялась Василиса, – а я-то думаю, чего это ты от дел ратных отошёл, а тебе не до них, ты в лесорубы заделался!
– Смешно тебе, – фыркнул Никита, сворачивая коврики и занося их в избу, – а мне обидно, что люди добротой и отзывчивостью пользуются в корыстных целях. С ними вся охота добру служить пропадает.
– Да ладно тебе расстраиваться! Иди лучше, киселя поешь, я свежий наварила, ревеневый, – Василиса ловко накрыла на стол, нарезала большими ломтями пирог с капустой и яйцом, разлила кисель по кружкам, самую большую богатырю пододвинула. – Подумаешь, старушка обманула, может, она не со зла?
– А с чего?
– Ну, не знаю. Может, ей некому крышу за пироги с борщами перекрыть, да и грядки за просто так никто не прополет, – и глянув на коврики, сложенные в углу, добавила, – и половички не выбьет.

– Да ладно, если бы она одна такая, – вздохнул Никита. – Вот недавно прискакал ко мне гонец от самого царя, так мол и так, выручай! Украл Кощей зазнобу мою, Машеньку. Верни любушку мою, ничего не пожалею, чего хочешь проси!
– И?
– Что и? Прискакал я к Кощею, отдай, говорю, красна-девицу, что из-под венца украл! Не то биться будем.
– Ох, и храбрый ты, Никитушка!
– Ага, храбрый. Меня Марья сковородкой до самых ворот гнала. Знать, говорит, не знаю никакого царя, а батю обижать не дам! Мол, сватался к ней какой-то плешивый, да она ещё о замужестве не помышляет. Я, конечно, потом с ними помирился. Кощей мне даже меч-кладенец подарил за то, что я первый, кто решил честно за дочь его биться, а не попытался, как все остальные, в мешке умыкнуть. А главный казначей, Митрофан? Ну тот, из три четвёртого царства?

– А ему-то что понадобилось? – удивилась Василиса. – У них же свои богатыри есть.
– Были, да закончились, – махнул рукой Никита, задев и рассыпав по полу яблоки, что лежали в большом блюде. Бросился собирать, да не удержался, чтобы ловкость свою продемонстрировать, начал ими жонглировать и продолжил рассказ. – Так вот, приходит ко мне Митрофан и говорит, так мол и так, всю казну государства нашего обманом выманило чудище лесное. Не знаем, чем теперь дружине за службу платить да как с честными людьми за продовольствие к царскому столу расплачиваться. Всё, что нажито непосильным трудом, всё пропало! Два сундука золота, три серебра да ларец с камнями самоцветными.

А сам в ноги падает, плачет, бороду на себе рвёт, обещает в омут глубокий прыгнуть, лишь бы с позором людям в глаза не смотреть.
– И? Что дальше-то? – не выдержала, отобрала яблоки у богатыря Василиса, усадила его за стол, всучила сапог, чтоб самовар раздул, а сама тесто мять взялась.

– Да что дальше, нашёл я чудо лесное. Маленький такой, а уши большие, на ослика похож, только по деревьям прыгает да по-птичьи щебечет. Я его морковкой приманил и давай лекцию читать, что нехорошо брать чужое, даже если ты маленький и очень симпатичный.

Лешунок лесом поклялся, что ничего ни у кого не брал. А это для них как для нас крест! Вот я и задумался, а не дурит ли меня казначей. Вернулся в три четвёртое, нашёл Митрофана и давай с ним воспитательную беседу проводить. И что ты думаешь?
– Чего?
– Услышал Митрофан, что Лешунок девчатам за песни звонкие да сердца добрые по ожерелью с камнями дивными подарил, позавидовал, решил себе лесные богатства прибрать. И, главное, уверял, что у нечисти забрать – дело богоугодное! Тьфу! Так он по итогу на меня ещё и обиделся, что я ему сундук с добром принести отказался. Пожаловаться обещал.
– И пожалуется?
– Обязательно, – вздохнул богатырь, – похвалы за дело не дождёшься, а жалобы только так пишут. Вот как тут добро творить? Кончится моё терпение, уйду из богатырей. Говорил мне отец: иди, Никита, в повара, и сам сыт будешь, и семью прокормишь. Чего не послушал?
– Ишь, чего удумал! – шлёпнула об стол тесто Василиса. – Это что теперь, из-за нескольких дураков другие люди без защиты от нечисти оставаться должны? Так и быть, перед бабушкой слово замолвлю, тем более, что и ты меня не раз выручал, но из богатырей уходить не смей!

Богатырь покраснел и удивлённо хлопал глазами.
– Всегда будет кто-то, кто попытается свою выгоду извлечь, – продолжая отбивать тесто, ворчала девушка. – Подумаешь, не ты первый, не ты последний. Из богатырей уходить! Пирогов я тебе и сама напеку, а ты давай, одна нога здесь, другая там!
– Чего? – не понял Никита.
– Да чего непонятного, сейчас заставы обходи дозором, а к вечеру возвращайся. Яга как раз из лесу придёт, грибов принесёт, я картошки отварю, молочка свежего надою, ужинать будем. А дальше посмотрим, что утро скажет. Понял?
– Понял, – кивнул богатырь, поднимаясь с лавки, – ты мне своими словами веру в себя вернула, честное слово! Даже и не знаю, как тебя благодарить.
– Не надо меня благодарить, – отмахнулась Василиса, поморщившись, – иди делом займись, нечисть погоняй. А мне ещё дождь вызвать надо, огород полить. Картошка сама себя не вырастит, её поливать да полоть надо, а то бабушка зачёт не примет. Она, когда голодная, и на лопату посадить может.

История десятая
(новое зелье)

– Точно тебе говорю, завелось там чудище! А ещё мне кикимора сказывала: ползут оттуда туманы неведомые, из которых голоса слышатся, да лягушки разноцветные выпрыгивают, и все утверждают, что они принцессы заколдованные.
– Разберёмся, – перекинул с ладони на ладонь меч богатырский Никита, – посмотрим, кто тут лесных жителей в морок вводит.
– Ты только осторожнее, Никитушка, – тёрся о сапоги богатыря Горыныч, – ты у меня друг единственный, на вес золота! А вдруг там колдун какой заморский? Может, к Яге вначале зайдёшь? Она в котёл свой заглянет, поворожит. Глядишь, что и присоветует по своему колдовскому делу?
– Не пристало богатырю русскому от опасности за юбкой прятаться, – ответил, нахмурившись, Никита. – А к Яге обязательно зайду, но после, на пироги, заодно и Василису проведаем.
– Эх, друг ты мой любезный, защитник стороны русской, – вздохнул Горыныч и остановился, – я тебя здесь подожду, на опушке. А то вдруг помощь понадобится? А тут до деревни рукой подать, так я сбегаю, приведу.
– Ну-ну, приведи! – усмехнулся Никита и пошёл по лесной тропинке один, не оглядываясь. Горыныч же лишь слезу промокнул платочком и высморкался, глядя вслед удаляющемуся богатырю.

Тёмен лес, страшен. Редко кто в эту сторону ходит. Ни грибов здесь нет, ни ягод, одно болото да филины. Но есть посредине топи полянка заветная. Поговаривали, что когда-то там беглая ведьма скрывалась. И такую силу земле подарила, что любой смертный мог силу в себе колдовскую разбудить, если обряд провести. Вот туда-то и направился Никита проверить свои подозрения.

Тёмная фигура в длинном плаще склонилась рядом с котелком, что кипел над костерком, выпуская вверх разноцветные пузыри, которые лопались и расползались сиреневым туманом. Рядом, на пенёчке, сидели две лохматые лягушки в золотистых коронах и пряли из тумана шали. Фигура поводила над котелком руками, бросила в него корешок и отступила.

– За такие вот штуки тебя Яга сюда и сослала, – Никита вышел из-за дерева и приблизился к закутанной в плащ фигуре. – Что, не выходит?
– Нет, – шмыгнула носом Василиса, – я и так, и эдак, одни лягушки выпрыгивают.
Над котлом поднялся пузырь, надулся и лопнул. Из разбежавшихся в разные стороны капель повыскакивали несколько лягушек, вскочили на пенёк рядом с подружками и принялись прясть.
– Забавно, – Никита достал из туеска два сухарика, один Василисе протянул, второй сам надкусил. – А что должно было получиться?
– Зелье жизни, – девушка заглянула в толстую книгу, что тут же на рогатине закреплена была. – Ничего не понимаю. Всё же делала, как написано.

Никита подошёл к котлу, наклонился, принюхался, провёл пальцем по стенке:
– Так, а почему зефирками пахнет?
– Сладкого захотелось, – надула губы Василиса, – а что, я уже неделю на этом болоте торчу! Яга сказала без зелья не возвращаться. А я есть хочу! Вот и приходится в одном котелке и рагу из крольчатины готовить, и зелья варить.
– Понятно, – развёл руками богатырь, – тщательнее мыть оборудование надо.
Схватил котелок и окунул со всем содержимым в болото. Вода зашипела, забурлила, всё пространство заволокло паром. В разлившейся тишине было слышно, как, последний раз щёлкнув спицами, лопаются фиолетовые лягушки, оставляя после себя воздушные шали.

– Держи, – протянул отмытый котелок Василисе богатырь. – Ты вообще зачем к Яге-то в ученицы набилась? Что, замуж не хочется?
– Хочется, – вытерла нос рукавом девушка, – только ещё больше хочется доказать всем, что я не просто красивая дурочка. Я ж не просто так, а чтобы помогать всем!
– Ясно, – кивнул Никита, – ну, давай заново.

Василиса налила в котелок воды, подкинула в огонь хворост и ткнула пальчиком в книгу:
– Так: веточка удачи, пригоршня покоя, капля тумана, находчивость лягушки, от раны сердечной зелёная сныть, корешок мандрагоры – всю горечь забыть, для новой надежды – вереск и рута, сок алого мака для спокойного сна и незабудка с утренней звездой, чтоб всегда находился путь домой, – приговаривала Василиса, помешивая закипающее зелье.

Над котелком поднялся пар, и стала вырисовываться фигура девушки.
– Ква, – сказала фигура, кокетливо подмигнув богатырю лягушачьим глазом, одновременно вильнув круглым бедром, покрытым чешуёй.
– Брысь, – махнула метлой Василиса, разметав видение. – Может, это из-за того, что вода болотная? – предположила девушка.
– Или в рецепте что-то не так, – листал книгу Никита. – У меня предложение, давай свой рецепт забабахаем?  А то что тут всё привороты-отвороты, принцы-царевичи? Словно наши девки это и без зелий не умеют.
– Умеют, – вздохнула Василиса, – вот только другой книги нет.
– Я ж говорю, своё! – вылил очередное варево в болото богатырь.

Василиса хитро прищурилась, радостно взвизгнула и кинулась мыть котелок. Потом вновь налила в него воду и поставила на огонь.
– Чуток чабреца, чернослива, чаги, черешни, черники, чары чуткости, чувственности, чарочку чутья, честь чарующих, черпачок чуда, чаёвники-чудотворцы чуют чаёк. Часы чаевания – чередой чародейных частей, чашка чая – и я чудеснейший чародей!
– Чародейка! – присвистнул Никита, улавливая волшебный аромат, идущий из котелка. – И что это, новое приворотное зелье?
– Не, просто чай, – ответила Василиса, не замечая, что уже с полчаса левитирует над котелком. – Понимаешь, чай – это зелье на все случаи жизни: от плохого сна, от грустных новостей, для храбрости, для нежности. Вкупе с шалями, уверена, Яга в восторге будет!
– А шали-то для чего? – не понял Никита
– Они сказки шепчут, – улыбнулась девушка, – закутаешься в такую шаль, возьмёшь кружечку чая в руки, и никакие метели не страшны.
– То, что не страшны, это хорошо, – опустил Никита в котелок кружку, что всегда с собой в рюкзаке носил, – может, ну её, эту книгу с заклинаниями? Какая-то она бракованная. Не просто так её спящий отдал, ничего взамен не попросив. Может, стоит свои заклинания придумать? Видишь, как вкусно получается!



История одиннадцатая
(как Горыныч с Никитой подружились)

– Горыныч, выручай! – прервал утреннюю зарядку друга Никита. – Без тебя не справимся!
– Нет! – буркнул змей, переходя с приседаний на упражнения со скакалкой.
– Да ты пойми, – не сдавался богатырь, – у Яги зеркальце пропало. Ну, то самое, в которое стоит лишь вдвоём посмотреться, то мать родная не отличит. Василиса в столицу собралась на поиски. Нельзя её одну отпускать, сам понимаешь!
– Угу, – согласился Горыныч, продолжив зарядку отжиманиями, – сами виноваты! Нечего брать, что плохо лежит. Васька им быстро растолкует, почему!
– А если она их в тушканчиков превратит? – Никита упал на землю рядом с другом и, отжимаясь за компанию, продолжил. – Представляешь, целая столица грызунов? А некоторые ещё и в мантии, при короне!
– Она может, – согласился змей, – но я не пойду. Мне блох хватило. Я только-только хвост отполировал!
– А давай так, – предложил богатырь, – если ты больше меня от земли отожмёшься, я тебе блинчики на завтрак всю неделю пеку. А если я больше тебя, то ты план мой выслушаешь и поможешь.
– Идёт! – согласился Горыныч и что есть силы запыхтел, отжимаясь.

Какие бы слухи про Горыныча не ходили, а никто кроме Никиты не докумекал, что хоть змей с виду большой и страшный, да и когти на лапах острые, и шип на хвосте как двойная палица, а в душе он большой добряк. Каждое утро начинает с зарядки. А что вы думали? Попробуйте-ка, полетайте выше облаков с нетренированными крыльями или по горам побегайте. Для этого сила и выносливость нужна.
Потом обязательные водные процедуры на озере и завтрак. Это менестрели придумали, что змей на завтрак девиц всяких красивых и не очень ест и принцами закусывает! Если честно, Горыныч их сам об этом попросил, чтоб туристы не донимали, а любил он молоко и печенье.

Так вот, когда Горыныч с Никитой только познакомился, у них страшный бой вышел. Царевна одна на девичник к подружке в другое царство укатила, а папеньку не предупредила. Тот и решил: раз дочка к ужину не вышла, значит, похитили её. А кто мог такое зло совершить? Конечно, Горыныч! Вот и попросил богатыря вызволить дочурку из лап злого чудовища. А змей и не в курсе был, что произошло. Спал себе спокойно, а тут – богатырь ломится, чуть дверь не снёс.
– Отдавай, – кричит, – красну девицу!

Слово за слово, и сцепились. Земля дрожала, камни, деревья во все стороны летели, крики, огонь повсюду. Вырвал из рук Никиты змей палицу, в землю втоптал, меч погнул, стрелы поломал. И когда уже нечем было богатырю защищаться, метнул он оладушки, что до этого на костре испёк, прямо в морду Горыныча. Унюхал тот запах ванили да варенья, которым оладушки обмазаны были, и заурчал от удовольствия. Вся злость на нет сошла.

Так и сдружились. А царевна через пару дней сама домой вернулась.
С тех пор стали Горыныч с Никитой большими друзьями.
– Всё, сдаюсь, – упал на землю Горыныч, тяжело дыша, – а оладушки ты мне всё же испеки! Мне лесовик как раз свежего медку принёс от диких пчёл. Вкусно!

Никита ещё несколько раз отжался, чтоб наверняка победу свою закрепить, и сел на землю, ладонью пот со лба вытирая.
– Конечно, испеку, тем более, что и сам проголодался. А заодно и план тебе расскажу! Но вначале на озеро, искупнуться.
И друзья наперегонки побежали к воде, что блестела в лучах утреннего солнца.

История двенадцатая
(кто самая красивая)

Когда к пещере вернулись, их уже завтрак ждал. Василиса-то не утерпела, за Никитой увязалась. За кустиками да деревьями пряталась, чтоб её не увидали. Строго-настрого запретил ей богатырь за собой идти. Побоялся, что если Горыныч увидит друга с юной ученицей Яги, то так спрячется, что в жизни не найдёшь. Вот и простояла она за большим валуном, разговор подслушивая, а как друзья в озеро плюхнулись, развела в пещере Горыныча огонь в очаге да давай стряпать.

Змей как Василису увидал – попытался за Никиту спрятаться. Но увидел гору горячих блинов с подтаявшим маслом на верхушке да унюхал запах свежего чая со смородиновым листом, смягчился. Однако всё равно попросил Василису первой еду попробовать, чтобы убедиться, что превращение в синего кота ему не грозит.

– Ну так вот, – уминая вторую стопку блинов, продолжил излагать план Никита, – вы измажетесь в глине, а я вас отвезу на главную площадь как подарок городу. Этакая скульптурная композиция – Горыныч и красавица. Вечером праздник большой будет, салюты там всякие, конкурсы. Будут выбирать самую-самую красивую девушку города! Наверняка и та, что зеркальце стащила, тоже там будет!
– А чего выбирать? – вспыхнула Василиса. – Я же самая красивая! И рукодельная, и песен много знаю, и готовлю вкусно, и…
– Да никто не спорит, что ты самая-самая! – перебил девушку богатырь. – Но в этом и секрет! Ты будешь стоять на главной площади, как идеал, и та, у которой зеркальце, захочет такой же красавицей быть.
– А когда она ко мне подойдёт, чтобы стать моей точной копией… – продолжила Василиса.
– …мы её и сцапаем, – закончил фразу Горыныч, довольно вытирая лапой промасленный рот. – Вот визгу-то будет!

– Ты только, Горыныч, – внимательно глянул на чешуйчатого друга Никита, – смотри, сам в зеркальце не отразись! А то два змея – это перебор. И кто знает, вдруг эта похитительница злыдней окажется, примет твой образ и пойдёт жрать всех подряд?
– А мы ей Василисин отвар плеснём, она котиком станет. Может, даже симпатичным, – рассмеялся Горыныч, довольно поглаживая сытое пузо. – И вообще, ты представляешь, что это такое – рыцаря сожрать? Да у него доспехов только железных килограмм на сто, из зубов все эти заклёпки выковыривать – никакого мяса потом не захочешь. А барышни с их юбками, оборками, корсетами? Всё поперёк горла встаёт, не протолкнёшь. А от принцесс и вовсе изжога, у них характеры ядовитые или слишком приторные, да и с жирностью не угадаешь, а у меня печень! И сердце, и…
– Горыныч, мы поняли! – хохоча, перебил друга Никита. – Тем более, что именно изучение твоих внутренних органов меня с Василисой и познакомило.
– Уф, не напоминай! Мне тогда реально страшно было, – выпустил струйку дыма из ноздрей Горыныч.

– А нельзя без грязи обойтись? – поджала пухлые губки Василиса. – Не хочется потом сарафан отстирывать, да и кокошник жалко.
– А ты предлагаешь у каждой девицы спрашивать, не хочет ли она с тобой в одно зеркальце посмотреться, чтобы прекрасной стать?
– А я вам зачем? – потянулся, словно сытый кот, Горыныч. – Бабушка, конечно, говорила, что я самый красивый из её внуков, так это по нашей, драконьей версии. А люди-человеки, как правило, пугаются, чудовищем зовут. А нам, между прочим, обидно! Ну какое я чудовище, особенно когда сытое и за ушком поглаженное?
– Ты, Горыныч, наши глаза и уши, а ещё крылья и лапы! Если злодейка побежит, ты её в два счёта догонишь и к Яге доставишь. А уж бабушка без награды тебя не оставит, – усмехнулся Никита. – Ну всё, пора! Пора из вас двоих красивую статую делать. Пошли на озеро, глиной мазаться!

Ближе к вечеру через городские ворота на большой скрипящей телеге в сторону главной дворцовой площади ввезли удивительно реалистичную и очень красивую скульптуру. Змей Горыныч распростёр свои крылья над красавицей, а та, словно ничего не подозревая, сидела на пенёчке и плела венок.

Скульптуру установили рядом с открытой площадкой, где через час должен был состояться конкурс на самую красивую девушку королевства. Многие конкурсантки подходили к глиняной девушке и лишь грустно вздыхали, насколько та была хороша. Без слов было понятно, почему крылатый змей решил похитить именно эту красавицу, которой ни одна из претенденток и в подмётки не годилась.

– Фи, – сморщила носик вторая дочь короля соседнего королевства, – какое убожество. Понятное дело, ваял ученик местного гончара, возомнившего себя великим скульптором. Ну разве это дракон? Больше похоже на ящерицу с крыльями от летучей мыши. А эта, – королевна ткнула пальчиком в сторону Василисы, – и вовсе сказочный персонаж. Где вы видели такие толстые косы? От них уже давно должна была голова отвалиться. Вот у меня кудри, так кудри – кудряшистее некуда и лёгкие, как пушинки!
Красавица тряхнула головой, желая продемонстрировать, насколько красиво развеваются на ветру локоны. Тут Василиса, едва заметно шевеля губами, произнесла заклинание дождя, что выучила буквально накануне и ещё не успела ни на ком использовать.

Маленькая чёрная тучка в течении нескольких секунд сформировалась прямо над головой заморской зазнайки и в минуту вымочила дождём, напоследок тюкнув крохотной молнией прямо в темечко. Отчего золотистые локоны королевны завились так, что стали похожи на старую, потрёпанную металлическую губку для мойки королевских котлов.

Горыныч хмыкнул, стараясь сдержать смех, от чего из ноздрей пошёл пар, и получил за это удар венком в лапу от Василисы, напомнивший держать себя в руках. Благо фрейлины, что столпились у бившейся в истерике госпожи, это не заметили. Как, впрочем, и лучники, и рыцари, и остальная охрана, что стояла в дозоре вокруг площади, охраняя порядок.

Заламывающую в отчаянии руки королевну увели к лучшему куафюру города, пообещав два новых наряда и приз «хрустальную туфельку» как обладательнице самой маленькой ножки, пусть и сорок третьего размера, лишь бы претендентка не нажаловалась папе королю на погодную дискриминацию.

После королевны пришла купеческая дочка, разодетая в розовые шелка с кокетливыми оборками по подолу. Правда, это ей не шло, девушка походила на очень хорошо откормленного поросёнка, зато ей очень понравился Горыныч, которому она принялась строить глазки. А Горынычу хотелось расправить крылья и взмыть в небо, к тому же, ужасно чесалась левая пятка, но стоять нужно неподвижно, и даже чихнуть нельзя. Но, самым ужасным было то, что озёрная глина слишком сильно сушила непробиваемую никаким оружием чешую, и змей переживал, что его чешуйки, которыми он так гордился, после этого потускнеют.

Купчиха тем временем томно вздыхала и прикидывала, как было бы здорово поставить такую статую у себя на купеческом дворе и мечтать, что однажды, польстившись на её красоту, прилетит настоящий Горыныч и унесёт в свою пещеру, полную несметных сокровищ. Горыныч, слыша такие рассуждения, чуть не прикрыл глаза лапой. Не потому, что купеческая дочь ему не понравилась. Но хоть он и был очень сильным, столько живого веса за раз не утащил бы даже на спине.

Потом были и другие девушки, мечтавшие, чтобы их украл дракон, а славные рыцари за них сражались, и ни одна из них не имела при себе украденного у Яги зеркальца. Все они были по-своему прекрасны, но обмазанная глиной Василиса единогласно признавалась самой красивой, несмотря на то, что скульптор и нос ей сделал слишком длинный, и глаза кривые, и рот большой, и уши торчат, и вообще таких фигур не бывает.

За несколько часов стояния на главной площади Горыныч с Василисой так устали, глядя на постоянно мельтешащих вокруг нянек, фрейлин, принцев, графов и прочих жителей, считающих своим долгом тыкнуть в скульптуру зонтиком или дёрнуть девушку за глиняную косу, что друзья были готовы нырнуть в фонтан, лишь бы смыть с себя всю придуманную Никитой авантюру, как мимо них пронеслась маленькая собачка, и в зубах она держала украденное зеркало!

Ох, какой случился переполох на главной дворцовой площади, когда глиняная статуя ожила, и Горыныч расправил затёкшие в одном положении крылья. Впрочем, дамы подняли такой визг, что змею заложило уши, и он, зажмурившись и прижав к себе Василису, взлетел вверх. Никита побежал за ними по земле, стараясь не упускать друга из виду.



История тринадцатая
(в которой никто ничего не помнит)

– Уф, и приснится же такое, – ворчал Никита, потирая шишку на лбу, – с младенчества с кровати не падал, а тут на тебе. И сон-то какой яркий, каждую деталь рассмотрел, вот только чем закончился, жаль, не понятно.

Богатырь поднялся с пола, потянулся, пару раз присел, налил молока в блюдце котёнку и вышел во двор, водные процедуры в бочке принять. А тут уже Горыныч за воротами топчется, с ноги на ногу переминается.
– Я тут вот что подумал, Никитушка, давно мы с тобой вместе не сидели, по душам не говорили, кваску да киселя не пили. Соскучился я!
– И я рад тебя видеть, друг мой. Проходи в дом, я мигом. Только в порядок себя приведу, и завтракать сядем.

Горыныч дым из ноздрей выпустил, крякнул и уменьшился. Стал ростом с человека, только рослого. Наклонил все три головы, чтоб об перекладину дверную не удариться, и в дом вошёл. Тут ему под ноги рыжий котёнок бросился и давай ластиться, урчать, лапками перебирать, словно старинного товарища встретил.
– Ути, какой хорошенький, – совсем растаял змей, – может, мне тоже такого завести? Домой приходишь, он тебе радуется, песни поёт. Ляпота!
– А что, и заведи, – поддержал вернувшийся в дом друг. – Ты чего на завтрак будешь? Яичницу из девяти яиц или двенадцати?
– Эх, была бы тут сейчас Василиса, оладушков бы напекла! – вздохнул Горыныч, мечтательно взглянув на потолок.
– Это да, и пироги у неё вкусные, особенно с мясом, – подхватил мысль богатырь, – мне сегодня снилось, что она нас всякой выпечкой баловала.
– О, и у меня сон про неё был и про тебя тоже! – намазал булку маслом Горыныч и положил сверху клубничное варенье. – Мы это, с ней на площади в городе стояли, глиной обмазанные, как статуи иноземные, а вокруг нас разные девицы ходили.
– А одной особо вредной королевне Василиса причёску подпалила…
– А потом мы за мелкой собачкой летели, что зеркальце в зубах несла…
– А я лбом о сук ударился и на этом месте проснулся…
– А я Василису уронил, прямо в трубу…
– Так нам что, один и тот же сон снился?
– А может и не сон вовсе!
– Вот и я сейчас думаю: может, кто морок на нас навёл, что мы про такое приключение забыли?
– Да, а кто? – Горыныч долил в чашку из самовара кипятка и осмотрелся, не осталось ли варенья.

– А ты Василису давно видел? – потёр шишку на лбу Никита.
– Да вот вчера заходила, пирог принесла с луком и яйцами. Только меня дома не было. Оставила на пороге вместе с запиской, мол: люблю, целую, угощайся. Только я тот пирог так и не попробовал, птицы растащили. А где, говоришь, у тебя варенье хранится?
– Да там, в подполе, клубничное на второй полке слева, – махнул рукой в сторону сеней богатырь. – Надо же, какое совпадение, и мне Василиса каждый день по пирогу присылает. А вчерашний я тоже не съел, рыжий не дал, опрокинул на него горящие свечи, перемазал воском, пришлось ежам в огород вынести. А после нам и сон этот странный приснился. А не помнишь, мы зеркальце Яге вернули?
– Не, не помню. Вот щенка помню. Как с Василисой над крышами домов летел, помню, как в трубу её уронил, помню, а про зеркальце нет! Никита, я ещё яблочное возьму и сливовое, а то головы у меня три, и у каждой свой вкус имеется.
– Да бери, пожалуйста! Я вот что думаю, – продолжил богатырь, когда Горыныч вернулся, держа в лапах три банки варенья, – надо к бабке идти, чует моё сердце неладное!
– Если надо, то пойдём, – согласился Горыныч, вытирая лапой, перепачканной в черничном варенье, рот средней головы, – только вот поедим сначала. А то в путь пускаться на голодный желудок – примета плохая!

– О, внучки? пожаловали! – обрадовалась Яга, выскочив на крыльцо и завидя Никиту с Горынычем. – По баньке моей соскучились или по сказкам?
– Да мы, бабушка, просто в гости решили зайти, проведать, – обнял Ягу Никита. – Мало ли, помощь какая требуется, дров нарубить, воды натаскать. Сложно, чай, двум женщинам в лесу без мужской силы.
– Да мне Василиса вон и новую дровницу соорудила, и крышу подлатала, и печь побелила, нарадоваться не могу! Я-то думала, никакого толку от девки не будет, так, пожалела сироту. А она вона за книжки засела, зубрит, по три раза всё переспрашивает, и пироги каждый день! То с щавелем, то с капустой, то с солёными огурцами. Ой, чегой-то я вас на пороге-то держу, в избу проходите, чаем напою!

Никита с Горынычем через порог переступили – ахнули. На полу циновки, шёлком плетёные, на окне занавески, на подоконнике герань цветёт, чистота везде. Раньше-то у Яги в каждом углу с десяток разных трав развешано было, над печью грибы с ягодами на нитке сушились, в углу метла со ступой стояли. А теперь словно в горницу к горожанке какой попали.
– А это что? – не удержался Горыныч. – Ограбили тебя, Яга? Все мухоморы вынесли, взамен герань оставили?
– Ну тебя, – рассмеялась Яга, – выдумщик! Какие мухоморы? Отродясь их в нашем лесу не водилось. Вот, садись, чайку попей.

Только бабка разлила кипяток по чашкам да к заварнику потянулась, как выскочил из-за пазухи Никиты котёнок и перевернул всё, что на столе было. Все чашки перебил, пироги лапами изодрал. Попытался его богатырь словить, так рыжий его за палец тяпнул. Распушился котёнок, спинку дугой выгнул, шипит, не даёт ничего со стола взять.
– Кого-то он мне напоминает, – прищурилась Яга, – вот только вспомнить не могу.
– Какой леший тебя покусал? – бурчал Никита, дуя на укушенный палец.
– Значит, чая с пирогами не будет, – разочарованно подытожил Горыныч.
– А чего хоть приходили-то? – разглядывала котёнка Яга. – Жаль, мне мясо нельзя, я бы за эти фокусы зажарила бы паршивца.
– Это когда это ты в вегетарианки заделалась? – удивился богатырь, оглядывая кухню в поисках ведра или сита какого, чем можно было бы накрыть взбесившегося любимца.
– Так почитай уже лет сто, – махнула веником бабка, собирая с пола осколки посуды, – холестерин у меня, слыхал о таком? Хорошо хоть, Васька обо мне заботится, а то совсем бы пропала. Вам, богатырям, одни забавы, а я дама в возрасте, мне покой нужен.
– Ну-ну, – потёр зачесавшуюся шишку Никита, вспоминая, как отплясывала Яга на дне рождении водяного буквально неделю назад, да и от жаркого не отказывалась.

– Яга, а ты зеркальце своё нашла? – осторожно поинтересовался богатырь.
– А чего его искать-то, – буркнула бабка, кидая остатки пирогов в подтопок, – не терялось вроде. Я его Василисе подарила, пусть тренируется. Хотела ещё книгу кощееву подарить, да запамятовала, куда припрятала. Совсем плохая стала. И что бы я без девки своей делала? Совсем пропала. А вы давайте, выметайтесь из избы, а то обоих на лопату посажу!
– Так тебе же мясо нельзя? – попятился к выходу Горыныч.
– А я вас есть не буду, для аромата зажарю. И блохоносца с собой заберите! – махнула веником Яга, да промахнулась.

Котёнок спрыгнул со стола и, быстро взобравшись по штанам богатыря, нырнул под рубашку.

История четырнадцатая
(кощеева книга)

– Ох, беда… беда-бедовая… – почёсывал шишку и вздыхал, сидя на пенёчке в лесу недалеко от избушки Яги, Никита.
– Без угощения остались, – синхронно с другом вздыхал Горыныч, вспоминая, какие пироги печёт Василиса. – Заметил, у бабки теперь даже сушёной ящерицы не найдёшь, а про мухоморы и вовсе не помнит?
– И мясо не ест, холестерин какой-то завела.
– А может её тоже, того, околдовали?
– Да тут и думать нечего, ясно, что морок на Ягу навели. Вот только кто? Конечно, Василиса могла намудрить с каким-то заклинанием, оттого и сидит за учебниками, противоядие ищет. Ай!

Котёнок, что до этого смирно сидел рядышком, с интересом слушая разговор друзей, неожиданно рассердился, выпустил когти и дал лапой по ноге Никиты.
– Да какого лешего? – подняв за шкирку рыжую крошку, богатырь поднёс его поближе к глазам. – Что сегодня с тобой такое?
– Мя-у-у-у… – завыл котёнок, смешно барахтая лапами в воздухе.
– Придём домой, от блох намою. Может, это у тебя от них такая агрессивность, – котёнок только фыркнул и презрительно глянул на хозяина.

– Так, а что Яга говорила про кощееву книгу? – поставил на землю обиженного котёнка Никита.
– Что найти не может, запамятовала, куда спрятала, – Горыныч потихоньку подозвал к себе малыша, поднял на лапе и прижал к груди, нежно поглаживая.
– Эту книгу Василиса у меня забыла в то самое утро, когда пришла сказать, что отправляется в столицу искать украденное зеркало. Уверен, разгадка там. Смотри-ка, а тебя Рыжик не царапает!
– Так я его и мыть не собираюсь. По мне, он и так красавчик.
– Мурк! – ответил котёнок и попытался лизнуть Горыныча в нос.
– Ладно, пошли ко мне, поищем ответы на наши вопросы.

В доме Никиты словно ураган прошёл. Столы, стулья, лавки перевёрнуты, из всех плошек, мешков, сундуков всё вынуто и разбросано, даже глина – и та из корыта вынута да перемята.
– Кажется, кто-то в гостях уже побывал… – опустил на пол котёнка Горыныч.
– И я даже знаю, что искали. Книгу кощееву! Вот только нашли или нет? – почесал в затылке Никита. – Ты уж извини, Горыныч, но мне прибраться надобно.
– Так я помогу. А ты мне заодно про книжку эту расчудесную расскажешь. Чего это она всем понадобилась и откуда взялась?
– Да книжку эту Яге Кощей подарил, когда она его от радикулита вылечила да иглу на бессмертие заговорила. Только вот книжка с норовом оказалась, кусалась да завывала, как выпь болотная. Яга Ваську попугать хотела, а книжка возьми и признай девку. Бабка даже и не поняла, как так получилось, ну а Василиса с тех пор не расставалась с ней ни на минуту. Только и слышно было: книжка то, книжка сё, спала с ней. Под подушку положит, руками подушку обнимет и сопит. Мне Яга рассказывала, что попыталась как-то ночью вытащить, посмотреть, так книжка её за палец цапнула! Странно, что Васька её у меня забыла, а после и вовсе не вспомнила.

Пока Горыныч с Никитой порядок в доме наводили да разбитые плошки собирали, котёнок носился между ними. То одного за штанину в сторону потянет, то другого куснёт, наконец, забрался на стол да как мявкнет!
– Да что с тобой, блохи? – потянул руку к рыжику богатырь, за что получил лапой по пальцам.

Котёнок же, активно кивая головой, подбежал к краю стола и явно звал пойти за собой.
– Так, и куда? – упёр руки в бока Никита.
– Мурк… – ответил котёнок и, соскочив со стола, побежал в сторону сеней. Там в уголочке под лавкой лежала дохлая мышка.
– Ну, мышка. Поймал, молодец! – развернулся уже было Никита уходить, как котёнок преградил ему путь и зашипел, требуя посмотреть на улов поближе.

Вздохнул богатырь, наклонился к мышке – глядь, а из-под половицы слабый свет пробивается, так и не увидишь, если не приглядываться. Приподнял за краешек доску, а там книга лежит, зубами клацает.
– И как её достать? – почесал засвербившую шишку Никита.
– Может, ухватом подцепить? – предложил Горыныч. – Ты как хочешь, Никитушка, а я к ней лапы не потяну. И ты не тяни! Видал, зубы какие? А вдруг она богатырями питается?
– Да кто знает, может, и драконами тоже. Что там Василиса говорила, ну, про ласку?
– То, что доброе слово и кошке приятно?
– А если погладить, то и дракона приручить можно.
– Только, Никита, ты сам её гладь, а я тут на лавочке постою, прикрою тебя. Если книжка на тебя бросится, я сверху на неё прыгну и затопчу.

Котёнок, который всё это время крутился между сапогами богатыря, покачал головой, приложив лапу ко лбу, вздохнул и прыгнул в раскрытую щель. Книжка от неожиданности клацнула зубами, когда почувствовала, как на обложку приземлились рыжие лапы, Горыныч схватился за сердце и с криком «спасай!» вытащил и книгу, и вцепившегося в неё котёнка наверх.

Книга не сопротивлялась и не клацала зубами, котёнок нежно урчал, обнимая книжку за корешок, Горыныч осторожно положил её на стол и потребовал чай с мятой и мёдом для успокоения нервов. Пока Никита разводил огонь да ставил чайник, рыжик тёрся о книжку, а та, высунув от удовольствия язык-закладку, издавала звуки, похожие на всхлипы болотницы, что, видимо, выражало крайнее удовольствие.

– Никит, а ты где котёнка, говоришь, раздобыл? – глядя, как ластится рыжий, прихлёбывал из блюдечка горячий чай Горыныч.
– Да нигде не брал, он сам пришёл, – откусил от баранки богатырь, – я проснулся, а он у меня на подушке лежит, грязный весь, в глине перемазанный. Я его намыл, накормил и себе оставил.
– Кого-то он мне напоминает: рыжий и с характером. Ему бы скалку в руки – и вылитая Василиса!

Рыжий тем временем, о чём-то помурлыкав с книгой, спрыгнул с обложки, и та с тихим звоном раскрылась. Сами по себе перелистнулись страницы, открыв друзьям одно из пророчеств:
«Если в ночь цветения папоротника отразить его огонь вместе со своим отражением в зеркальце заветном, то вся сила цветка перейдёт к смельчаку, и не будет никого по силе равного. Познает герой все языки зверей и птиц, повелевать будет ветром могучим, луной и солнцем, а само время сможет оборотить вспять. И никто не посмеет против него встать, глаз поднять, ибо будет он хозяин всему живому и мёртвому».

– Да неужели Василиса задумала стать владычицей всей земли? – охнул Никита.
– Может, она, когда в трубу упала, головой ударилась? – поперхнулась чаем левая голова Горыныча.
Мяв! – сказал котёнок и в очередной раз покачал головой, приложив лапу ко лбу.

А по раскрытой книге словно волна из серебристых звёздочек прошла, и вылетел бумажный самолётик. Сделав круг над головами друзей, он вспыхнул, описал петлю, образовав огненный круг, в котором из ледяных букв сложилось предупреждение:
«Если силой цветка завладеет тьма, владеть ей землёю тысячу лет, пока окончательно не иссохнут все реки, после чего превратится она в пустоту. Но если найдётся смельчак, что раньше тьмы сорвёт цветок и не попросит ни злата, ни серебра, ни власти, то получит он знания сокровенные, до сих пор в земле спящие».

Как только друзья дочитали послание, рассыпался и горящий в воздухе круг, и ледяные звёздочки капельками опали на стол. А книга захлопнулась и захрапела под охраной рыжего котёнка, тут же положившего на него лапы.



История пятнадцатая
(бабка Аксинья)

– И что делать будем? – повернулись к Никите все три головы Горыныча.
– Василису искать, – буркнул богатырь. – Знать бы только, где. А знаешь что?
– Что?
– А надо дом разыскать, ну тот, в чью трубу ты Василису уронил. Может, там разгадка найдётся?
– А ведь и правда! К Яге возвращаться нельзя, ну, по крайней мере, пока она не вспомнит, кто она такая. А ты дорогу помнишь?
– До того места, где шишку набил, путь найду, а вот дальше…
– О, на том доме флюгер был, – хлопнул себя по центральной голове Горыныч, – на ящерицу с шаром в руках похожий. Жуткий такой, скрипел всё время.
– Такой флюгер на доме бабки Аксиньи есть. Странно, баба она добрая, отзывчивая, это ж она тогда Василисе в ученицы к Яге пойти посоветовала. Может, и нам чего подскажет. Только давай, Горыныч, я по земле, а ты над облаками, чтоб в городе тебя не видно было. А то сам знаешь, паника, стражники, ещё и стрелять начнут. А нам по-тихому всё разузнать надо.

На том и порешили. Книгу кощееву в сумку, сумку Горынычу на шею – нечего с таким сокровищем по площадям шляться. А Никита с котёнком на плече пешком в город к бабке Аксинье направился.

Бабка та не простая была, травница сильная. Сказывали, что по молодости тоже к Яге в ученицы набивалась, да та её не взяла. Так Аксинья до всего своим умом дошла. Только вот на одних отварах много не заработаешь, открыла лавочку в кривом переулке, торговала элем душистым да амулетами. Но слава к ней пришла за предсказания точные. Разложит карты девка, всё что было, что есть, что будет, расскажет. И ведь сбывалось всё! С тех пор много лет прошло, Аксинья состарилась, поседела, сгорбилась, но всё так же шли люди к ней за советом. Никому бабка не отказывала, всем помогала.

Заскрипела дубовая дверь, впустила богатыря в лавочку Аксиньи. Рыжий тут же с плеча Никиты спрыгнул и давай все углы обнюхивать, а после юркнул в темноту за прислонённые к стене боевые щиты, словно и не было его здесь.  Осмотрелся богатырь – давно не заходил к Аксинье, с тех самых пор, как от ратных дел отошёл. Всё те же прилавки, на которых под толстым стеклом поблескивают перстни да броши. Наденешь такой перстенёк на палец, повернёшь три раза и окажешься там, где пожелаешь. Да и броши не простые, от вражьих глаз скрывают не хуже шапки-невидимки. Вот только стоимость у них – мечта заветная.

Так и Никита когда-то перед битвой великой приобрёл здесь кольчугу, что ни одним оружием не взять, не пробить. Какую мечту за неё отдал, не помнит, а нагадала ему тогда Аксинья славу да почести. Только что-то они его не радовали, да и в сердце пусто было.
– А вот и ты, Никита-богатырь, ждала тебя, – раздался тихий голос, – проходи, не стой на пороге.

Занавеска у стены отодвинулась, и в комнату вошла старушонка в накрахмаленном чепчике и тёмно-синем платье с искусно вышитыми по подолу тонкой серебряной нитью цветами, поверх платья был повязан кружевной фартук.
– Пойдём, пойдём, – поманила богатыря за собой, – я как раз пироги пеку, чай свежий заварила на яблочных дольках, покушаешь, отдохнёшь, о том, что печалит, расскажешь. А лучше я тебя непростым питьём угощу. Один купец с востока в оплату оставил.

Когда Никита вошёл на небольшую уютную кухню, у него закружилась голова от сладких запахов, что, казалось, пропитали стены, пол, потолок, полупрозрачные вышитые звёздами занавески. Видя, что богатырь покачнулся, Аксинья ловко подвинула к нему табурет, усадила гостя и принялась что-то помешивать в крохотном чугунке.
– Сейчас, сейчас мы всё поправим, – приговаривала она, разливая в чашки только что булькавшую на огне коричневую жидкость.
– Пей, – протянула старуха богатырю чашку, – сейчас полегчает.
Никита сделал глоток, и терпкий вкус лесных трав в неизвестном ему напитке заполнил всё существо. Вот оно какое – блаженство! Наверное, именно такие настои подают на стол царю во время пиров.

Словно сквозь пелену он смотрел, как Аксинья перемалывает в мельнице коричневые зерна, превращая их в запах, что, смешиваясь с другими пряностями, дурманит голову и щекочет ноздри. Но когда старуха выдвинула из мельницы ящичек, стало ясно, что зерна не исчезли, а превратились в коричневый порошок.

Вот Аксинья всыпала порошок в котелок, добавила немного белого сахара, пару крупинок соли, налила холодной воды. Она ничего не говорила. Богатырь тоже молчал. Слушал, как весело потрескивает огонь в очаге. Как за окном шумит ливень, дробно стуча по черепичной крыше, как ветер перепрыгивает с ветки на ветку, качая деревья в предрассветной мгле.

В кухне стоял утренний полумрак. Пламя в очаге мирно потрескивало, едва освещая старую женщину с серебряными кольцами на сухих пальцах. От кофейного запаха у Никиты кружилась голова. Казалось, что одурманивающий запах идёт от самой Аксиньи, словно он пропитал одежду, седые волосы, глаза, сверкавшие в полумраке, как два сапфира. Что-то прошептав, старуха оглянулась на гостя, улыбнулась и на мгновение, как показалось Никите, вновь стала молодой женщиной, но тут же сгорбилась вновь, опустив в чугунок ложку на длинной ручке.

Через секунду перед Никитой на столе стояла белая чашка из тончайшего фарфора, настолько прозрачная, что сквозь стенки просвечивали пальцы богатыря, когда он взялся за чашку. Старуха опрокинула над чашкой дымящийся медный чайник с длинным изогнутым носиком, который обвивала изящная змейка, и словно сама тьма пролилась в чашку, и она выдержала, вынесла дымящийся груз. Богатырь смотрел в черное, как в бездну.
– Это называется кофе, – улыбнулась Аксинья, и осторожно коснулась руки оторопевшего юноши. – Не бойся, пей! – она села напротив, не сводя с него глаз.

Никита осторожно взял чашку за ручку. Наклонился. Глотнул. Неведомый восточный напиток от заплутавшего торговца обжёг губы, растекаясь во рту непривычной горечью, но не противной и гадкой, от которой после хочется почистить зубы, а обволакивающей, влекущей, манящей, словно зефирная тайна, тающая на языке. Богатырь выпил содержимое чашки одним глотком и поднял на старую женщину изумленные глаза. Ничего подобного с ним не происходило в жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71499646?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.