Главная страница | Криминальные боевики | Рецидивист 2. В законе

Рецидивист 2. В законе
Deadnoser
Ему триста лет. Он проклят, но бессмертен. Он идёт по жизни, нарушая божественные и человеческие законы. Иначе, его ждет непереносимая боль и страдания. Он – «одинокий волк», вечный преступник-рецидивист. Но он ничего не может с этим поделать.
Ей тридцать. Она – ревностный служитель закона. Честная, принципиальная, непримиримая к преступникам. Но в душе она глубоко несчастна и одинока.
Их пути сходятся, а судьбы переплетаются, закручиваясь сложным узлом. И случается так, что неисправимый преступник помогает честному следователю раскрывать самые запутанные преступления…
Это захватывающая история о борьбе за справедливость, о тайнах и загадках, которые скрываются за повседневной рутиной и кажутся неразрешимыми.

Deadnoser
Рецидивист 2. В законе

Глава 1

1755 г.
Курляндия.
Рогервик.
Каторжанский острог.
Каморка Каина в бараке для состоятельных каторжан была совсем маленькой, все пространство которой занимала лежанка, с чистым и опрятным матрасом, небольшой стол у крохотного окна и обшарпанный большой сундук для вещей, используемый Ванькой вместо лавки. Однако, несмотря на крохотные размеры каморки, главным преимуществом являлся тот факт, что её не нужно было делить с кем-нибудь еще.
А вот об условиях содержания обычных каторжников, не имеющих за душой, коль сколько-нибудь серьезных капиталов, Ванька старался не думать. Ибо никакими условиями там и не пахло! Благо, что за свою «сыскную» деятельность Каин умудрился сколотить неплохой капиталец. А что, деньги-то не пахнут! Там подмазал, тут подмаслил… И на каторге можно устроиться с каким-никаким комфортом! А если еще и вовремя подкармливать местное начальство, тоже не страдающее обостренным обонянием, можно и вовсе забыть о непомерном казенном уроке и жить, так сказать, в свое удовольствие… Если можно так о каторге сказать.
Каин сидел на лежанке и от вынужденного безделья разглядывал свое отражение в маленьком ручном зеркале. Его вид на сегодняшний день гарантировано испугал бы любого добропорядочного гражданина, настолько он был страшен: вырванные ноздри, всклоченная густая брода, клейменные щеки.
Ванька зачесал назад отросшие волосы, закрывающие лоб до самых бровей, открывая для обозрения еще одно клеймо – украшающую лоб литеру «В». Некоторое время Ванька внимательно его рассматривал, поворачиваясь к тусклому свету, падающему в каморку из окна, то одним боком, то другим.
– Точно светлеет! – наконец произнес он охрипшим от волнения голосом. Ибо такого чуда попросту не могло быть! Ведь свести с кожи экзекуторское клеймение не удавалось еще никому.
Ванька слегка сдвинул зеркало и перенес свой взгляд на густую бороду, которой зарос едва не по самые брови. Раздвинул волосы, стараясь получше разглядеть заклейменные литерами «О» и «Р» щеки. Ему с трудом удается разглядеть клеймение – литеры сделались едва видимыми.
Каторжник отложил зеркальце и взял со стола щепку с нанесенными на нее несколькими зарубками. Он вставил щепку до упора в нос и прихватил её пальцами у остатков ноздри. Вынув мерило, Каин ножом сделал новую зарубку – она оказалась на чуть-чуть, но ниже предыдущей. Лицо Каина посветлело, и он довольно улыбнулся.

Наши дни.
СИЗО №…
– Так у тебя ноздри вырванные отросли? – спросила Ольшанская.
– А по мне не видать? И да, вспомни слепого старца, прозревшего лишь от одного прикосновения к амулету – шаманской святыне.
– Ну… да, глупость сказала, – согласилась Ольга. – Но ведь тот старец сразу излечился, а тебе почему несколько лет потребовалось? – задала она очередной вопрос.
– Старец тот не простым был человеком, ох не простым! – произнес Каин. – Такие люди напрямую силой амулета пользоваться могут. А мне для этого годы потребовались. Много позже я тоже слегка научился этим управлять… Помнишь фокус?
Каин вытянул вперед руки. Прямо на глазах изумленной Ольшанской на Ванькиных руках начали проявляться многочисленные татуировки.
– Так-то, Ольга Васильевна!
Ольшанская оторвала глаза от рук Каина и от неожиданности подалась назад, едва не свалившись со стула: с противоположного конца стола на нее смотрел и ухмылялся каторжник с вырванными ноздрями, клеймеными щеками и лбом.
– Правда, красавец? – спросил Ванька.
– Фух! – выдохнула Ольшанская. – Напугал! Краше в гроб кладут!
– Мне рассказывали, что, когда я ласты склеиваю – все дефекты возвращаются, – поделился Каин секретом с Ольгой.
– А ты, разве, не бессмертный? Ты умирал?
– Не бессмертный, – усмехнулся Ванька. – Просто я постоянно воскресаю… А убивали меня не раз – много у меня доброжелателей было. Причем, что интересно: за всю мою трехсотлетнюю жизнь, первый раз меня завалили только в двадцатом веке. Хотя нравы семнадцатого – девятнадцатого веков куда как жёстче были!
– Слушай, Каин, убери все это… – попросила Ольшанская, стараясь не смотреть в изуродованное лицо заключенного. – Сделай, пожалуйста, как было.
– Вуаля! – Каин с видом заправского мима провел рукой по своему лицу – дефекты исчезли.
– Спасибо. А что было после? Ну, когда ты заметил происходящие с тобой изменения?
– Я понял, что надо рвать когти – чтобы не спалиться. Я кинул «сладкую косточку» рудниковому начальству – они поспособствовали моему переводу на каторгу в Сибирь. На этапе я бежал. Забрал по пути приготовленную для такого вот случая, нычку, и затихарился в одной дыре – ждал полного восстановления. В «подполье» я сидел довольно долго, время от времени меняя место дислокации. У меня уже отрасли ноздри, шрамы от кнута исчезли без следа, как и каторжанские клейма, но я выжидал, надеясь, что со временем никто не узнает во мне столь широко известного на Руси Ваньку-Каина…

1770 г.
Российская Империя.
Москва.
Наряженный состоятельным купцом Каин шел по улице мимо харчевни, в которой когда-то давно «обмывал» с Камчаткой свою первую, заработанную неправедным ремеслом, копеечку. Внешний вид харчевни совсем не изменился за пробежавшие годы. Поддавшись неожиданно нахлынувшему приступу ностальгии, Каин отворил знакомую дверь и вошел внутрь.
В маленькой невзрачной забегаловке, так же, как и прежде, стояло всего лишь три стола. У стойки откровенно скучал корчмарь, чем-то неуловимо напомнивший Каину толстого Власа. Ванька уселся за стол и жестом подозвал к себе хозяина.
– Что прикажете подать, сударь? – осведомился корчмарь у единственного на данный момент посетителя.
Каин толкнул по столу мелкую монетку, она покатилась к корчмарю. Тот её ловко поймал и засунул в карман слегка замызганного передника.
– Выпить, закусить, – произнес Ванька. – На твое усмотрение.
Хозяин забегаловки отвернулся, собираясь идти на кухню, но Каин остановил его неожиданным вопросом:
– Слушай, уважаемый, а бывший хозяин – Влас, тебе кем приходится? Уж очень ты на него похож.
Корчмарь расплылся в широкой улыбке:
– Так дедом и приходится.
– И как он?
– Так помер. Уж лет двадцать, как похоронили, – ответил корчмарь.
– Да, давненько я тут не бывал… – Корчмарь ушел, а Каин тоскливым взглядом посмотрел на улицу сквозь маленькое окно.
Перед его внутренним взором словно разворачивались цветные картинки из прошлого:
– босоногий мальчишка стоял рядом с торговцем калачами и с завистью поглядывал на богато одетого купца-покупателя, которому торговец «отпускал» связку свежих баранок.
Мальчишка помимо воли облизнулся и сглотнул слюну – он жутко голоден.
– Слышь, малец, хочешь копеечку спымать?
Мальчишка резко обернулся – за его спиной Камчатка.
***
– мальчишка с недовольным видом шел по подворотне.
– Эй, малец! – В небольшой темной нише стоял, прислонившись спиной к стене Камчатка. В руках у вора медная монетка, которую он ловко гонял костяшками пальцев. Щелкнув ногтем по монетке, Камчатка бросил её мальчишке:
– Лови – честно заработал!
Ванька смотрел на летящую и переворачивающуюся в воздухе монетку, и в последний момент поймал её. Разжал пальцы – на его ладони вместо обещанной копеечки целый пятачок.
***
– Ванька и Камчатка сидели за накрытым столом в харчевне с кружками в руках.
– Ну, шобы дело общее сладилось… Камчатка стукнул краем своей кружки о кружку Каина.
– Штоб сладилось!
***
– Брось… меня… Один… уйдешь… – хрипел тяжелораненый Ванька, которого Камчатка тащил по лесу на своем горбу.
– Не дрейфь, Ванька, погуляем еще на воле!
***
– распахнулась дверь в застенок Следственного приказа, и солдаты заволокли в пыточную Камчатку с заломленными назад руками. Лицо вора все в кровоподтеках и ссадинах. Камчатка с трудом поднял голову и увидел старого друга.
– Ванька, ты? – просипел Камчатка. – Это… ты меня… сюды сосватал?
– Я, Камчатка, я.
– Я ж тебя как брата родного… Будь ты проклят, Иуда!
– Ты попутал, Камчатка: не Иуда я, а Каин!
Из уголка Ванькиного глаза выкатилась одинокая слезинка и медленно покатилась по щеке.
– Натворил же ты делов, Ванька-Каин, – глухо произнес вор.
Отерев ладонью слезинку и, не дожидаясь Корчмаря, он встал из-за стола и вышел из корчмы.
Уже смеркалось, когда Каин добрался до интересующего его места на старом московском кладбище. Он неторопливо шел меж могильных крестов и надгробий с обернутой в рогожу лопатой, заброшенной на плечо. Возле одной из могилок Каин остановился и оглянулся по сторонам.
Никого не заметив, он подошел к старому покосившемуся кресту и воткнул лопату у его основания. Когда ямка опустилась на глубину коленей лопата звякнула, напоровшись на какой-то твердый предмет. Ванька откинул лопату в сторону и продолжил разгребать землю руками, освобождая большой чугунок, набитый монетами и драгоценностями.
Вытащив чугунок на поверхность, Каин пересыпал его содержимое в мешок, и закопал ямку. Утрамбовал мягкую землю ногами и, забросив мешок за спину, отправился восвояси.
И уже на следующий день он катил по столбовой дороге в дорогой карете, оставляя за собой клубы пыли. Вольготно развалившись на мягком кожаном сиденье, одетый в дорогой камзол Каин, скучая, пялился в окно – его карета оставила позади дорожный знак с надписью «Ростов». В городе карета подъехала ко входу постоялого двора «Боярский» и остановилась. Из кареты вышел Каин и скрылся внутри постоялого двора. Кучер, соскочивший с козел кареты, снял с запяток средних размеров чемодан и потащился вместе с ним в помещение постоялого двора.

Наши дни.
СИЗО №…
– Вскрыв старую нычку, я решил, от греха подальше, переехать в Ростов – там меня точно никто не знал. В Ростове я решил заняться своим образованием – к тому моменту я до сих пор не умел ни читать, ни писать. Деньжата у меня были – я нанял лучших ростовских учителей. Я прилежно изучал счет и письмо, получил начальные знания по физике, истории и естественным наукам. Особенно меня занимала механика и инженерное дело. Я тебе уже рассказывал, Ольга Васильевна, чтобы проклятие надолго оставило меня в покое, нужно было «взять приличный куш». А с набирающей популярностью в состоятельных кругах модной новинкой – хранить ценности в железных ящиках со сложными запорами – которые позже стали называться сейфами, вероятность взять этот самый куш, зависила от того, сможет ли вор вскрыть тот самый хитромудрый замок…

1779 г.
Российская Империя.
Ростов.
В помещении слесарной мастерской мастера Грюнвальда в живописном беспорядке среди верстаков и столов были разбросаны слесарные инструменты. На большом столе покоился, разобранный «по винтикам и болтикам», большой металлический ящик, покрытый искусной инкрустацией и литьем. Рядом с железной конструкцией над деталями запирающего её замка «колдовал» мастер-немец Ганс Грюнвальд, уже немолодой лысеющий мужчина с резкими чертами лица, и общей худобой.
Каин стоял рядом, склонившись над разложенными на столе деталями вычурного замка ручной работы и наблюдал за уверенными движениями немца.
– Ви изволите sehen э-э-э видеть, херр Пенькофф, – пояснял с жестким немецким акцентом мастер, смешивая русские и немецкие слова, – совершенно новий конструкций verschluss э-э-э запор англичанин мастер Роберт Баррон. Ich kaufte выставка Лондон.
Каин изумленно поцокал языком, перебирая детали замка:
– Хитро придумано, Ганс. Несколько язычков. Чтобы дверца открылась, нужно чтобы все язычки поднялись на определенную высоту.
– Я, – кивнул Грюнвальд. – Ошень надежный констуктион.
– Да, чтобы такой открыть – нужно повозиться. Можно? – спросил Ванька разрешения,
– Я, я. Конечно. – Грюнвальд сдвинулся в сторону.
Каин занял его место, ловко собрал замок, прикрутил его к железному ящику и запер на ключ. Ключ он отдал мастеру Грюнвальду:
– Подержи-ка, герр Грюнвальд. Попробую справиться без ключа.
Грюнвальд взял ключ и с сомнением посмотрел на Каина:
– Херр Пенькофф, это es ist unm?glich! Невозможно!
– Вот мы сейчас это и проверим, – невозмутимо отозвался вор.
Каин достал из-под стола сумку, поставил её на стол и открыл. Вытащив из сумки набор собственноручно изготовленных отмычек, Каин принялся ковыряться ими в скважине замка.
Грюнвальд не мешал Каину – он с интересом наблюдал за его работой, покачивая головой и облизывая языком узкие губы. Сложный замок новейшей конструкции недолго сопротивлялся усилиям Каина – он щелкнул, и дверца железного ящика распахнулась. Ванька отошел в сторону, демонстрируя Грюнвальду внутренности ящика.
– Делов-то! А ты, Ганс, говорил…
Грюнвальд ошеломленно смотрел на Каина, а затем начал хлопать в ладоши:
– Du bist ein Zauberer… Э-э-э русски… Маг! Волшебник! Умный H?nde… руки.
Каин довольно улыбнулся, складывая отмычки в сумку:
– У нас говорят: мастер – золотые руки.
– Я, я! Золотые… Э-э-э херр Пенькофф, я готов предложить контракт… Согласен на любой твой условий. Таких замочных дел мастеров ich habe mich nicht getroffen… не встречать.
– Спасибо, Грюнвальд! Но откажусь – не бедствую. А замки… Как бы тебе это сказать? Для меня это увлечение… Даже больше – настоящая страсть. Так что, если приобретешь еще какой замок новой конструкции – зови. Попробуем его на прочность!
Жаль, ошень жаль, герр Пенькофф! – расстроился немец. – Твой золотой руки – нет цена! Если передумаешь – предлошение в сила.
Каин слегка наклонил голову, прощаясь с Грюнвальдом, забрал со стола свою сумку и пошел к выходу из мастерской.
– Нет цена? – бубнил он себе под нос. – Всему есть цена, герр Грюнвальд… Только в силах ли ты рассчитаться?
Взявшись за ручку двери Каин бросил взгляд на свои руки, слегка покрытые красноватой сыпью.

Наши дни.
СИЗО №…
– Так я и жил – изучал замки, а после – бомбил сейфы, «подкармливая» шаманское проклятие…
– И что, ты не попытался с ним разобраться? С проклятием? – спросила Ольшанская.
– Опять обижаешь, Ольга Васильевна! В поисках способа снять проклятие я объездил практически весь мир. Где только не был: и в Индии, и в Африке, и в Египте. И ни-че-го! Попадались и ведающие люди, не только шарлатаны. Но и они от моей «печати» бежали словно черт от ладана! Так продолжалось почти столетие, пока в середине девятнадцатого века я не повстречал одного очень сильного медиума…
Нат. дорога через парк к Замку князя Чавчавадзе – день

1860 г.
Российская Империя.
Тифлис.
Родовой замок князя Чавчавадзе.
Каин правил лошадьми сидя в открытом дорогом кабриолете, ехавшем через небольшой парк к виднеющемуся впереди замку. Рысаки, запряжённые в повозку, процокали по замощенному природным камнем шикарному замковому двору с огромным бассейном и ухоженным розарием и остановились у подножия мраморной лестницы, ведущей в замок.
К кабриолету мгновенно подбежал вышколенный слуга, которому Каин бросил поводья. Отряхнув от пыли модный сюртук, Ванька легко поднялся по лестнице к замку. У дверей его встретили одетый в богатую «золоченую» ливрею лакей и довольно-таки молодая женщина с печатью какой-то загадочной отрешенности на лице. Каину узнал её – Елена Блаватская – широко известная в аристократический кругах, как медиум, спиритуалист и экстрасенс.
На крыльце Каин остановился, почтительно поклонился Блаватской и поцеловал ей руку:
– Разрешите представиться, князь Баюшев, Семен Семенович…
Напряженное лицо Блаватской, пытающейся вспомнить Каина, разглаживается:
– Так мы же с вами никогда не встречались, милейший Семен Семенович! Вы приятель генерала Суражева – он мне о вас говорил. Просил любить и жаловать.
– Так точно, Елена Петровна, так точно, как любит говаривать наш незабвенный Пал Евгеньич.
Блаватская рассмеялась – Каин достоверно изобразил голосом командные нотки генерала Суражева.
– Да, Пал Евгеньич неисправим! Что в казарме, что на балу – одно слово боевой офицер! – произнес Каин.
– За что и любим этого неутомимого и громогласного вояку, – согласилась Блаватская. – А вы у нас проездом?
– Да, проездом. Гостил у нашего незабвенного генерала. От него и услышал о вас и о ваших, поистине необычных способностях. Не удержался и попросил замолвить за меня словечко… Не прогоните?
– Ну что вы? – добродушно произнесла Блаватская. – Мы всегда рады гостям! Пойдемте, я вас провожу. Сеанс спиритизма скоро начнется.
Блаватская взяла Каина под руку, и они покинули замковое крыльцо.


Глава 2

Проходя через большую и просторную «прихожую» замка, уставленную редкими восточными расписными вазами, Каин наметанным глазом оценил окружающее богатство.
– У вас великолепный дом, Елена Петровна! – произнес он, восхищаясь окружающей обстановкой.
– Это не наш дом, – пояснила Блаватская, – дедушка просто арендует этот дворец. Мы раньше жили в старом городе в доме Скумбатова, но князь Воронцов попросил дедушку уступить этот дом дяде Персидского шаха.
– Я не был в доме Скумбатова, но думается мне – ваш дедушка не прогадал, переехав в этот дворец.
Поднявшись по лестнице с позолоченными перилами, Блаватская провела Каина в слегка мрачноватую гостиную, стены которой были увешены семейными портретами Фадеевых и Долгоруковых – родственников Блаватской. На потолке – поражающая воображение роспись. Стены задрапированы необыкновенными обоями-гобеленами, на которых изображены многочисленные мифологические сюжеты.
– Между прочим, – произнесла Елена, – эти гобелены – подарок князю от самой Екатерины Великой!
Каин покачал головой, оценив великолепную работу мастеров. Они прошли мимо собрания оружия со всех стран света, старинной посуды, китайских и японских статуй богов, византийской мозаики, персидских и турецких ковров, массы картин и портретов…
Окна в гостиной, зарытые тяжелыми шторами, не пропускали дневной свет, мрак в помещении разгонялся свечами в массивных позолоченных канделябрах, стоящих на небольшом круглом столе в центре комнаты.
В гостиной Блаватскую уже ожидало несколько человек: две девицы «на выданье» София и Катерина, немолодой абрек в богатой чохе и с традиционным кинжалом на поясе, гвардейский майор Перепёлкин – усатый франт, три расфуфыренных дамы увядающего возраста и дядя Блаватской – Фатеев.
Едва только хозяйка попала в поле зрения гостей к ней бросился горячий абрек:
– Елена Петровна, душечка, мы уже все заждались! Что же это ви нас бросили на произвол судьбы?
– Что вы, Теймураз, никто вас не бросал! – бархатным голоском произнесла Блаватская. – Господа! Прошу вас, познакомьтесь с моим новым гостем – князь Баюшев, Семен Семенович! Хороший приятель нашего незабвенного генерала.
– А где он сам кстати? – спросил Перепелкин. – Ведь обещался быть.
– Пал Евгеньевич занемог, – просветил гостей Каин. – Просил вам от него кланяться. Жутко ругался, что не сможет…
– Узнаю Суражева… – недовольно принесла одна из престарелых дам.
– В общем, господа, дамы, прошу любить и жаловать – Семен Семенович! – подытожила знакомство Елена Петровна.
Блаватская по очереди представляла гостей, а Каин по очереди пожимал руки мужчинам и целовал их женщинам.
– Мой дядя, Ростислав Андреевич, – представила она Фатеева. – А этот бравый джигит – князь Мачабели, Георгий Егорович. София, Катерина. Наш ярый «Фома неверующий» в необычное – майор Перепелкин, Кузьма Панкратьевич. И наши дамы Елизавета Николаевна, Феодосия Даниловна, Анна Михайловна.
– Очень приятно. Рад знакомству. Польщен. – Отбивал поклоны Ванька.
– Друзья, мы немножко задержались… – закончив знакомить Каина с гостями, произнесла Блаватская. – Я готова начать.
Гости заняли места за круглым столом, на котором был установлен хрустальный шар на подставке.
– Простите, Елена Петровна, – вежливо произнес Каин, – если я чего не понимаю… Но я не вижу даже самой простейшей спиритической доски.
– А вам разве Суражев не рассказывал? – спросила Анна Михайловна.
– Только в общих чертах. Без подробностей, – ответил Ванька.
– Елена Петровна у нас настоящий медиум! – с придыханием продолжила дама. – Духи разговаривают с нами не при помощи гадальной доски, а устами медиума.
– Друзья, – привлекла внимание гостей Блаватская, – беритесь за руки!
Все взялись за руки, образуя своеобразный замкнутый круг из человеческих тел. Девицы хихикнули, передергивая оголенными плечами. Мужчины показушно «бравировали», дескать, им сам черт не брат.
– И чью душу сегодня будем «вызывать»? – поинтересовался неверующий Перепелкин.
– А давайте, кого пострашнее? – неожиданно предложила девица Катерина.
– И кого же? – спросила её София.
– Ивана Грозного! Вот!
– Так он вам и ответит! – расхохотался Кузьма Панкратьевич. – Делать ему на том свете больше нечего!
– Но попробовать-то можно? А? – слезно попросила Катерина, глядя на Блаватскую.
– Попробовать можно… – кивнула медикм. – Держитесь крепче за руки – я начинаю…
Девицы тоненько хихикнули, и крепко вцепились пальцами в руки соседей. Каин тоже держал соседей по столу за руки: с одной стороны – Фатеева, с другой – престарелую даму Феодосью Даниловну.
Блаватская закрыла глаза и сосредоточилась.
Повторяйте за мной, – попросила она, – дух Ивана Грозного приди!
Гости в унисон повторили за Блаватской.
– Дух Ивана Грозного, приди! Мы призываем тебя! – пропела медиум.
Гости вновь повторили.
– Дух Ивана Грозного, приди!!! – голос Блаватской зазвенел от напряжения, отразившись эхом от высокого стрельчатого потолка.
Гости вновь повторили, но уже как-то неуверенно – неизвестно откуда взявшийся, по закрытой комнате пронесся стылый сквозняк, заставивший колебаться пламя свечей.
Почувствуй хоть на секунду вкус потерянной жизни! – продолжала уговаривать потустороннюю сущность Блаватская. – Заклинаю, приди!
Гости больше не повторяли за Еленой: в гостиной стремительно похолодало – изо рта Блаватской пошел пар. Женщины испуганно взвизгнули, но гневный взор Блаватской заставил их заткнуться.
– Приди же, царь Иван Васильевич! Приди! – продолжила завывать Блаватская.
Хрустальный шар на глазах гостей покрылся изморозью. В воздухе повисла пелена морозного тумана. Черты лица Блаватской неожиданно поплыли: округлые прежде скулы резко заострились, подбородок воинственно выдвинулся вперед, нос слегка сузился, удлинился и приобрел горбинку», кожа у горбинки собралась складками. Глаза Блаватской резко распахнулись, в них пылали адские огни преисподней.
– Смерды! – презрительно скорчив губы, рявкнула Блаватская.
От её, изменившегося до неузнаваемости, голоса вздрогнул даже неверующий в «чертовщину» Перепелкин.
– Пошто не даете царю покоя и после смерти? – строго вопросила Блаватская, низким хрипящим голосом, от которого повеяло смертью и сырой землей.
Блаватская хищно ухмыльнулась и провела рукой по лицу, как будто приглаживая несуществующую бороду.
– А ты взаправду царь? Иван Грозный? – сиплым от возбуждения голосом спросил Перепелкин.
– Был бы я жив, за такие слова вертелся б уже ты у меня на колу! Иль за ребро на крюке… А колдунью вашу – на костер…
Блаватская почесывала рукой подбородок и внимательно оглядывала собравшуюся за столом публику. Взгляд Блаватской «затормозил» на Каине.
– Он что, и правда дух? – громким шепотом спросил абрек. – Иван Грозный?
Блаватская громко и истерически засмеялась, не спуская с Каина глаз:
– Глупцы! Недоумки! Не о том Ваньке вопрошаете: Каин-вор, рядом с вами сидит, потешается, вырванными ноздрями и клейменой рожей похваляется, на теле проб каторжанских без счету, а вам и невдомек!
Гости непонимающе переглянулись, Ванька тоже сделал вид, что ничего не понял, хотя внутри у него все сжалось.
– О ком это он? – спросил Перепелкин.
– Устал я… – потухшим голосом произнесла Блаватская. – Не тревожьте меня боле… Иначе…
Резкий порыв ледяного ветра потушил свечи. В кромешной темноте истошно завизжали от ужаса женщины.
– А ну тихо мне! – по-военному гаркнул майор.
Щелкнуло кресало, высекая искры. Появился маленький огонек. Перепелкин зажег потухшие свечи.
Свечи зачем? – удивился абрек. – Окно же…
Фатеев сорвался с места, подскочил к окну и распахнул тяжелые шторы. Солнечные лучи ворвались в гостиную, развеивая наваждение: Блаватская, без сил обвисшая в кресле, вновь стала похожа сама на себя. К ней кинулся майор Перепелкин и легонько тряхнул её за плечо:
– Елена Петровна, голубушка, как вы?
Блаватская пришла в себя, застонала и открыла глаза.
– Уже лучше… – прошептала она, но уже своим голосом.
– Ну, слава Богу! – облегченно выдохнул Перепелкин. – А что это было? Никогда такого не видел – даже меня, признаюсь, проняло!
– Очень сильный дух… – прошептала Блаватская, к лицу которой начали возвращаться краски. – Не сломленный до сих пор…
– Леночка, не надо больше нам таких духов! – категорично заявил Фатеев. – Хватит развлечений! – Роман Андреевич повернулся к гостям. – Господа, вынужден просить вас разъехаться по домам! Прошу простить излишнюю поспешность…
– Не извиняйтесь, Роман Андреевич – мы и сами домой хотим… – произнесла одна из престарелых дам.
– Да я теперь целую седьмицу спать не смогу! А то и поболе… – поспешно заявила вторая.
Блаватская стояла на крыльце перед замком и смотрела, как поспешно разъезжаются гости: лакеи подавали к лестнице коляски, фаэтоны, кабриолеты – кто на чем приехал, гости забирались в них и стремительно покидали поместье. Никого не оставил равнодушным сегодняшний спиритический сеанс.
Кабриолет Каина подогнали последним – к этому времени никого из гостей в замке не осталось. Каин спустился с лестницы, но его остановил оклик Блаватской:
– Семен Семенович…
Каин остановился и повернулся к хозяйке замка.
– Или лучше Иван? – неожиданно произнесла она настоящее Ванькино имя. – Простите, но не знаю вашего отчества.
Каин на секунду задумался, но затем решительно поднялся обратно на крыльцо. Поднявшись, он остановился перед Блаватской и снял шляпу, слегка наклонив голову.
– Осипович, – глядя в бездонные глаза медиума, четко произнес он. – Каин Иван Осипович. А по-простому – Ванька-Каин. Вор и разбойник с большой дороги.
Блаватская слегка побледнела, но продолжала держать себя в руках.
– Значит, это правда… – выдавила она.
– Смотря, что считать правдой… – Ванька пожал плечами.
– Пойдемте в дом, Иван Осипович, нам есть, о чем поговорить.
Вернувшись в гостиную, Блаватская уселась на свое прежнее место за столом. Каин пристроился рядом с ней на стуле. Блаватская некоторое время молчала, не зная, с чего начать. Пауза затягивалась.
– Признаюсь честно, – наконец произнесла она, – ни один спиритический сеанс не проходил так, как сегодняшний…
– Простите великодушно: я видел, как напугались ваши гости, – извинился Ванька.
– Скажите… Иван… Осипович… Вы специально искали встречи со мной?
– Не стану скрывать, – кивнул Ванька, – да, специально. Слухи о ваших способностях оказались сильно преуменьшены – я впечатлен!
– Я уже говорила – такое со мной впервые. Наверное, из-за вашего присутствия.
– Очень сомневаюсь, – Ванька качнул головой. – За свою долгую жизнь я не раз встречался с непростыми людьми. Правда, большая часть из них – профессиональные шарлатаны. Только деньги горазды выманивать. Но были и настоящие… Джузеппе Бальзамо, например.
– Вы встречались с самим Алессандро Калиостро? – изумилась Блаватская.
– Был грешок, но медиумом он оказался никудышним. Не вам чета! И мое присутствие никак не повлияло на его способности. Так, жалкие душонки самоубийц и неправедно замученных – вот и весь сказ!
– Знаете, Иван Осип… – задумчиво произнесла Елена Петровна, но Каин её перебил
– Зовите меня просто Иваном, так проще общаться.
– А вы меня Еленой.
Каин согласно кивнул.
– Так что вы хотели сказать, Елена.
– Не знаю почему, но я стала им… – Блаватская замолчала – воспоминания были еще слишком свежи.
– Грозным? – спросил Ванька.
– Да. Буквально на мгновение мне стали понятны все его помыслы, дела, тайны… Правда, когда он меня оставил, я многое забыла… Но это ощущение…
– Это ваш дар, Елена! Способность принять мятежную душу неистового Ивана… Повторюсь, я еще не встречал подобного дара.
– Я видела вас его глазами… – прошептала Блаватская. – Глазами духа. У вас… – Блаватская прикоснулась руками к своему лицу.
– Вырваны ноздри и рожа клеймена? – Улыбнулся сквозь силу Каин.
– Да. И еще у вас здесь… – Блаватская прикоснулась рукой к своей груди. – Тьма! Она пропитывает вас, сочиться по венам…
Каин расстегнул рубаху на груди, демонстрируя старое «тавро» Блаватской. Елена протянула руку, намереваясь прикоснуться кончиками пальцев к вживленному в тело Каина амулету. Каин резко отодвинулся.
– Не прикасайтесь! Я не знаю, как это подействует на вас. Простому человеку прикосновение ничем не грозит. Но таким как вы… людям с божественными способностями… Давным-давно, когда я был еще ребенком… к этому прикоснулся один слепой сибирский старец, которого почитали святым… Он прозрел, но… я думаю – он сошел с ума. Поэтому лучше не надо! – Каин застегнул рубаху.
– Что это?
– Давнее проклятие одного мертвого сибирского шамана, – произнёс Ванька.
– Мертвого? – не поняла Елена.
Каин «прискорбно» развел руками:
– Увы. Не только живые могут причинять страдания. Мальчишкой мне «посчастливилось» наткнуться на «воздушную могилу» шамана. По незнанию я прихватил из нее один амулет, что сейчас вживлен в мою грудь… Он нашел меня…
– Шаман? – переспросила Блаватская.
– Да, – кивнул Ванька, – и проклял – быть мне вором до скончания веков. Так и маюсь вторую сотню лет.
– Вместе с проклятием вы получили бессмертие?
– Как видите – до сих пор жив и здоров!
– Бессмертный вор… – прошептала Елена.
– Да, – усмехнулся Каин, – я этакое кривое отражение Вечного жида – Агасфера, вынужденного скитаться по земле до второго пришествия и терпеть презрение со стороны людей.
– А вы его не… – спросила Елена.
– Нет, не довелось, – ответил Ванька, – если, конечно он существует.
– Но раз вы существуете…
– Вполне допускаю, – улыбнулся Каин, – что и Агасфер тоже колесит по многогрешной земле.
– Давайте вернемся к тому, что привело вас ко мне, Иван? – предложила Блаватская.
– Я хочу вновь встретиться с ним. С тем, кто наложил на меня это проклятие.
– С духом того самого Шамана? – уточнила Елена.
– Да, – коротко и четко ответил Ванька.
– Зачем вам это? Ну, встречаться со своим мучителем?
– Когда он проклял меня – я был еще совсем мальчишкой. Испуганным, неразумным… Шаман говорил что-то… Говорил, что проклятие можно снять… Есть какой-то способ. Но я тогда плохо слушал его… Вы поможете мне?
– Не хочу вас беспричинно обнадеживать, Иван… Но духа шамана… Это не дух простого смертного, пускай и самого Ивана Грозного…
Каин напрягся, задерживая дыхание и боясь услышать отказ.
– Но я попробую… – произнесла она утвердительно, и Каин облегченно выдохнул.
– Спасибо, Елена! Я твой должник…
– Не стоит… Но мне страшно, Иван. Ведь если будет, как с Грозным… Не будем откладывать – иначе я передумаю!
Что делать мне? – по-деловому подошел к вопросу Каин.
– Прежде всего, закройте окна и зажгите свечи, – распорядилась Блаватская.
Каин разжег свечи с помощью огнива, забытого Перепелкиным. Затем задернул тяжелые шторы и вернулся на место.
– Теперь возьмите меня за руки и представьте его как можно четче, – сказала Елена.
Каин взял Блаватскую за руки, она повела напряженными плечами, громко выдохнула и зарыла глаза. Каин тоже закрыл глаза.
– Повторяйте за мной: дух шамана, наложившего проклятие, приди! Мы взываем к тебе сквозь время и пространство!
Каин с закрытыми глазами послушно повторил все в унисон за Блаватской. По гостиной вновь пролетел стылый сквозняк. Его порыв сразу потушил свечи. Стремительно похолодало. В воздухе повисла невесть откуда взявшаяся снежная крупа, а дыхание Каина и Блаватской вырывалось клубами пара. Хрустальный шар вновь порос кристаллами изморози.
– Взываем в те сферы, где ты обретаешься ныне! Приди и ответь на наши вопросы! – продолжала вызывать духа Блаватская.
Каин продолжал послушно рисовать в своей голове образ проклятого шамана, каким его запомнил в детстве.
Черты лица Блаватской начали плыть и сминаться, как мягкая глина под пальцами скульптора: лицо слегка сплющилось, выступающий нос – втянулся, изменился разрез глаз с европейского на азиатский. Тело Елены выгнуло дугой, она едва не слетела с кресла. Её закрытые глаза резко распахнулись – в них плясали изломанные разряды микроскопических молний.
– Кто посмел?!! – взревела Блаватская Громовым голосом, от которого, казалось, всколыхнулся весь замок.
Услышав знакомый с детства голос, Каин открыл глаза и застыл в немом изумлении – он находился совсем не в замке, а на той самой памятной поляне с арангасом, затерянной в сибирской тайге. Над головой – ночное звездное небо с полной луной. Каин ощущал, сто он до сих пор сидит в том же кресле в гостиной Блаватской, и одновременно он находился на поляне с арангасом, сидя в том же кресле. А перед ним восседал на резном троне из пня тот самый мертвый шаман,
– Как ты, червь, посмел оторвать меня… Погоди-ка… – Кресло Каина, стоявшее в отдалении, рывком приблизилось к трону Шамана. – Воришка? Живой еще, стервец! – обрадовался шаман, словно встретил старого друга.
– Как видишь! – недовольно буркнул Каин.
– Вижу. И амулет в порядке – пусть Враг кусает пятки! – скаламбурил мертвец, находясь в прекрасном расположении духа.
– Слышь, дядя, кончай балагурить! – раздраженно произнес Каин, не разделивший радости шамана. – Разговор-то серьезный…
– Так это ты мой дух призвал? – поинтересовался шаман.
– А то непонятно? – поморщился вор. – Слушай, дед, ты мне всю жизнь испортил своим проклятием! Давай уж рассказывай, как от всего этого избавиться?
– Я ж тебе говорил – Хранителей ищи, но ты не слушал…
– Кому ты говорил-то? – возмутился Ванька. – А? Испуганному суеверному мальчишке? На которого свалилось такое, что не каждый взрослый выдержит…
– Ну, ведь выдержал, однако? – парировал предъяву шаман.
– Только не твоими молитвами! Давай, заново рассказывай! Только поподробнее – а то в наше время хорошие медиумы раз в сто лет попадаются! Когда еще я до тебя доберусь?
– Да, наглости тебе не занимать… – Шаман поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. – Ты хоть примерно представляешь, с кого требуешь?
– Да мне уже похрен – нужно будет, и с самого дьявола спрошу!
Шаман засмеялся мелким дребезжащим смехом:
– Может быть, и придется… Так с чего начать?
– С самого начала давай! – потребовал Ванька.
– С самого начала начал, что ль?
– Да хоть с конца начал, главное – чтобы понятно было! – попросил вор.
– Хорошо. – Кивнул послушно шаман. – Слушай: Из хаоса небытия сотворил Создатель «Вень» – все упорядоченное, где родились Солнце, Земля и люди…


Глава 3

– Из хаоса небытия сотворил Создатель Вень – упорядоченное, где родились Солнце, Земля и люди…
Перед глазами Каина развернулся большой, залитый солнечным светом луг, заросший сочной травой, на котором паслись тучные стада лошадей и коров. На горизонте виднелись заросшие лесом сопки, а на окраине луга, у самого подножия высокого утеса, на берегу небольшой быстрой реки, стояло окруженное частоколом поселение – полтора-два десятка ухоженных домов: те, что победнее – полуземляного типа с крышами, крытыми соломой и дерном, побогаче – крытые черепичной со множеством фигурных украшений.
На территории поселения шла обычная бытовая суета: Узкоглазые мужчины разделывали добычу, чинили охотничьи снасти; такие раскосые женщины толкли в ступах зерно, готовили пищу, чинили одежду; галдели и бегают дети – все были счастливы и довольны. Солнце садилось и люди расходились по домам.
– И озлился Исконный Враг, – услышал Ванька в голове скрипучий голос мертвого шамана, – наблюдая, как хорошо живется на земле людям. И истек Он Ядом, из которого сотворил два диска, подобных Солнцу. И вложил Исконный Враг в эти диски всю свою силу…
Утром над поселением одновременно взошло три солнца. Те из людей, кто первыми заметили такую странность, пораженно застыли на месте, открыв рты и тыча пальцами в небо. Соломенные крыши задымились, а затем вспыхнули. Люди выбежали на улицу принялись метаться по горящему поселению, многие из них не выдерживали жара и падали на землю, где и умирали. Горела иссохшая трава на лугах, пылал лес на сопках – вокруг людей развернулся настоящий огненный ад.
– И запылали леса, закипели моря, реки и озера, земля спеклась и потрескалась от жара… – бубнил в ушах Ваньки каркающий голос шамана, пересказывающий древнюю быль.
Три солнца скрылись за горизонтом. Дымили догорающие деревья, стреляли угольками остатки домов, чадили трупы животных и людей, дым стелился по земле. Те, кто выжил, выбирались из укрытий, встали на колени и протянули руки к небу.
– И взмолились люди Хадо-Прародителю, и пришел он, чтобы спасти детей своих…
В багровом свете догорающих углей появился Хадо – Прародитель людей, легендарный шаман-воин – крепкий высокий мужчина в рогатой шаманской шапке, увешанный амулетами с ног до головы. В его руках большой шаманский бубен и колотушка, за спиной мощный лук. Шаман начал свою пляску, бешено колотя в бубен, и что-то гортанно напевая.
– Долго камлал Хадо, и нашел способ, как спасти потомков своих от Беды…
Восходящие светила вновь начинают сжигать то, что не сгорело вчерашним днем. Окруженный со всех сторон огнем, Хадо, вооруженный молотом, ковал на наковальне наконечники стрел.
– Три стрелы изготовил Прародитель, их заклял Он особым образом: две – для Дисков Солнечных, и еще одну – для Исконного Врага, чтобы не творил Он больше на земле Зла…
Стрелами Хадо сбил с неба два лишних солнца. После каждого попадания солнца вспыхивали и огненными метеоритами падали на землю. При соприкосновении с землей они взрывались, образуя большие кратеры.
– И сбил Хадо стрелами Диски Злокозненные… И упали они каплями расплавленного металла на землю… Сам же Враг скрылся, забился, лишенный сил, в какую-то потайную щель, и не смог отыскать его Хадо-Прародитель, чтобы совершить Возмездие…
Хадо стоял на вершине кратера и смотрел вниз, в глубину, где ярко светится сгусток расплавленного металла.
– Но не исчез тот металл – ведь в нем была собрана вся сила Исконного Врага…
Хадо вновь махал кузнечным молотом. Раскаленный металл сыпал искрами.
– Из металла, проклятого Врагом, выковал Хадо два амулета, для защиты потомков своих от происков Исконного Врага…
Хадо стоял в окружении выживших людей. В его руках – два металлических круглых амулета, которые он передал людям, которые приняли амулеты с поклонами: один амулет принимает шаман, второй – вождь племени.
– И завещал Хадо детям своим беречь амулеты, ведь в них собрана вся сила Врага… И рано или поздно захочет он вернуть её…
Видение исчезло, и Каин вновь оказался на поляне с арангасом.
– До сих пор Враг бродит по свету в поисках потерянной силы и, если вернет – вам не поздоровится! – закончил свою сказку шаман.
– Да, интересную историю ты мне поведал… – произнес Каин. – Твой амулет здесь. – Каин прикоснулся рукой к груди. – А где второй?
– То мне не ведомо: свой я хранил несколько тысячелетий – до самой смерти… Вожди сменялись намного чаще, амулет не раз переходил из рук в руки, пока не затерялся.
– А вдруг тот амулет уже у Врага?
– Тогда ему останется добыть лишь твой… Поэтому, если хочешь от него избавиться – ищи Хранителей.
– Ты-то не больно-то нашел за такую прорву лет, – попенял шаману Каин. – Как же я их отыщу?
– Может, тебе больше повезет – удача любит ущербных, да обиженных.
– Слушай, дядя, а кокой он – враг? Меня иногда накрывает… Видения…
Шаман вытянул руку, кресло Каина переместилось вплотную к трону. Шаман положил ладонь на лоб Каину.
– Хм, интересный получился довесок… Поглядим..
В сгустившейся темноте пылают угли сгоревшего дотла сарая. Среди углей лежало обгоревшее и скукожившееся тельце старца Феофана. На лице старца, покрытом хрустящей коркой, сквозь трещины, в которых проступает печеное мясо и виднеются кости, неожиданно открылись глаза. Старец пошевелись остатками обгоревших губ, которые трескались и истекали сукровицей:
– Я… найду тебя… Тварь… и уничтожу!
Шаман убирает руку со лба Каина:
Да, это сделал он – Исконный Враг в человечьем обличье! Рыскает, не престает… А твой старик бельмастый – силен! Даже Враг не смог у него кроху своих сил отнять. Добрый шаман мог бы получиться – задатки имелись… Конечно, супротив Врага – он, что щенок беззубый… Жаль, что вы так и не смогли общий язык найти – отличная бы вышла команда.
Да ты чего, смеешься? – обиженно засопел Каин. – Он же сжечь меня живьем хотел!
– По незнанию то, – отмахнулся Шаман. – Вместе бы смогли горы своротить!
– Ну уж нет – я сам по себе! Да и помер он уже, наверное, давно. Вот найду Хранителя – сниму проклятие…
– А дальше что? – поинтересовался шаман.
– Так далеко я еще не заглядывал, – пожал плечами Ванька. – Вот найду… Кстати, а кто они такие-то эти Хранители?
– Хранители – это те, кто может защитить Амулет от происков Врага, – пояснил шаман. – Хранители возникают только тогда, когда Амулету угрожает реальная опасность. Ладно, я и так уже много сказал – теперь топай восвояси… И ищи Хранителя – только он сможет помочь!
Каин очнулся за круглым столом в гостиной замка Блаватской. Рядом в кресле – вернувшая свой «истинный» облик Елена. Блаватская выглядела сильно изможденной, но на бледном её лице блуждала довольная улыбка.
– Вы… не представляете… себе… Иван… насколько величественен и могуч дух этого… человека… – произнесла она. – Если его можно назвать человеком… Он один из первых… Адам Сибирского мира! А их прародитель Хадо – один из древних языческих богов… Немыслимо! Я словно сама была участником той трагедии с тремя солнцами… А знаете, Иван, я уже слышала эту историю!
– Как? Где? – подскочил со своего
– Я недавно вернулась из путешествия на Тибет, – сообщила Елена. – Одной из достопримечательностей, которую мне удалось посетить, был старейший тибетский монастырь Самье-Гомпа. В монастыре просто гигантская библиотека древних свитков, манускриптов и трактатов. В тексте одного из них – «свитке Дхармадутты»… Вернее в обрывке свитка, – поправилась она, – в монастыре хранилась только его часть, с которой мне и посчастливилось ознакомиться, рассказывалось о Извечном Враге, Трех солнцах и прародителе Хадо. Так же в свитке подробно описывалось оружие, которым можно уничтожить Вечного врага…
– Спасибо, вам, Елена! Я срочно выезжаю в Тибет!
– Не спешите, Иван, – остановила его нечаянный порыв Елена. – Вы не найдете свитка в монастыре.
– Но постойте, вы же говорили… – опешил Каин, опускаясь обратно в кресло.
Да, он был там, но через несколько дней его украли, как, впрочем, и еще ряд древних документов из монастырской библиотеки.
– Кто это сделал? Я должен его найти!
– Вместе с нами путешествовал по Тибету некий немец. Рудольф Бланш. Ограбив библиотеку, он спешно покинул монастырь. Больше мы не встречались.
Каин вновь поднялся из кресла, подошел к Блаватской и встал на одно колено. Взяв её руку в свои, поднес тонкие холодные пальцы медиума к своим губам и поцеловал.
– Елена, вы сделали для меня много больше, чем я планировал получить! Я ваш вечный должник. Если вам когда-нибудь понадобиться моя помощь – можете смело рассчитывать на меня!

Наши дни.
СИЗО №…
– Итак, у меня появилась цель, – продолжил рассказывать Каин, – найти старый манускрипт из тибетского монастыря.
И как, удалось? – поинтересовалась Ольшанская.
– У-у-у, это целая история… Кстати, последствия её тебе хорошо известны. – Каин указал на лежащую на столе копию дела из московского архива.
– Дело коллекционера Лопухина? – догадалась Ольга.
– Оно самое, – кивнул Ванька.
– Так Лопухин – русский, а документы, как сообщила Блаватская, из монастыря утащил какой-то немец. Да и со сроками что-то не растет…
– Да все срастается, Ольга Васильевна. Покинув Тифлис, я с головой окунулся в поиски этого Рудольфа. Завел знакомства в среде коллекционеров, посещал аукционы, на которых сбрасывали подобный хабар. Я даже познакомился с известным археологом Шлиманом, и несколько лет копал с ним турецкие холмы в поисках Трои. Но концы удалось поймать только через двадцать лет. Неведомо каким образом, но нужный мне манускрипт оказался в России, в коллекции известного мецената и коллекционера Лопухина.
– И ты решил его ограбить? – предположила Ольга, делая поспешные выводы.
– Эх, Ольга Васильевна – Ольга Васильевна, – покачал головой вечный вор, – все-то обидеть меня хочешь! На тот момент я уже был не тот Ванька-Каин, разбойник и проходимец. Я уже пообтесался, закончил несколько университетов, покрутился среди аристократов, богемы, ученого люда…
– Но в деле написано… – попыталась оправдаться Ольга,
– Эх, Оленька, тебе ли не знать – контора пишет! Нет, вначале я хотел «полюбовно» с ним разойтись – деньжата были. Но этот сноб мне отказал!

1883 г.
Российская Империя.
Москва.
Мимо витрин с экспонатами Музея естественной истории размашисто шагал известный на всю Россию коллекционер и меценат Федор Михайлович Лопухин. Следом за ним, слегка поотстав, семенил Каин, не переставая упрашивать «надутого» мецената:
– Федор Михайлович, куда вы? Мы еще не договорили!
Лопухин резко остановился, и Каин едва на него не налетел.
– Я вам уже все сказал! Разговор окончен! Прощайте!
– Я готов выкупить у вас «свиток Драхмадутты» за любые деньги! Только назовите свою цену, – сделал еще одну попытку договориться Каин.
– Нет! – отрезал Федор Михайлович. – Я не стеснен в средствах. Прощайте!
Лопухин отвернулся, чтобы уйти, но Каин схватил его за руку:
– Федор Михайлович, позвольте мне хотя бы снять с него копию…
Лопухин резко выдернул руку:
– Я вам все сказал – нет!
Лопухин, боле не останавливаясь пошел прочь, а Каин непонимающе крикнул ему в спину:
– Но почему?
Лопухин недовольно остановился, развернулся и возвратилсяр к Каину.
– Ну не нравишься ты мне, проходимец! Я таких как ты – молодых, да борзых за версту чую…
– Зря ты так, Федор Михайлович, зря! – озлобленно произнес Ванька. – Продал бы раритетный свиток и жил бы себе поживал без хлопот…
– Ты мне угрожаешь, сопляк?
При слове «сопляк» Каин усмехнулся и выставил вперед ладони:
Ни в коем разе, Федор Михайлович.
Лопухин недовольно фыркнул и, вновь отвернувшись от Каина, пошел по коридору. Каин стоял на месте и сверлил удаляющуюся спину Лопухина недобрым взглядом.
Но Лопухин, разозленный «угрозами» неприятного проходимца, решил не откладывать дело в долгий ящик и навестить немедля же своего близкого приятеля – московского полицмейстера генерал-майор Огарева. Он застал высокого чиновника в своём кабинете, облаченного в генеральский мундир с эполетами, расчесывающего длинные усы-бакенбарды, ниспадающие до самых плеч.
– Николай Ильич, разрешите? – заглянув в кабинет, произнес меценат.
– Федор Михайлович, дорогой! – обрадовался приходу Лопухина полицмейстер. Всегда рад вас видеть! Вы у нас нечастый гость. Проходите, садитесь.
– Да все вот дела, делишки… – произнес Лопухин, проходя к столу, и усаживаясь на стул для посетителей. – И забежать некогда, поговорить… Как здоровье вашей любезной супруги?
– Просто прекрасно! – расцвел чиновник. – Мигрени Анну Палну больше не беспокоят! Прошли, как будто их никогда и не было! Федор Михайлович, ваш доктор – просто кудесник! Я перед вами в неоплатном долгу!
– Полноте, Николай Ильич! – отмахнулся Лопухин. – Ну, о чем вы? Какие промеж нами долги? Для меня честь помочь вам и вашему семейству.
– Спасибо, Федор Михайлович! Но я все равно вас отблагодарю настоящим образом!
– Николай Ильич… – укоряюще произнес Федор Михайлович.
– Все-все-все, умолкаю. Так что привело вас ко мне, Федор Михайлович?
– А я к вам, как раз по вашей, прямой и, так сказать, ведомственной части… – признался меценат.
Огарев обеспокоено приподнялся в кресле и огладил ладонями шикарные усы:
– Что случилось, Федор Михайлович? Уж не ограбил ли вас кто?
Лопухин плюнул через левое плечо:
– Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Нет, пока все в порядке!
– Пока? – удивился полицмейстер.
– Да, я думаю, что в ближайшее время меня попытается ограбить некий проходимец – Прохор Дубов.
– Откуда такая уверенность? – удивился Огарев, подобравшись, словно собака, берущая след.
– Не так давно этот Дубов вышел на меня с предложением продать ему один деревний манускрипт под названием «свиток Драхмадутты»…
– Да, мне известно о вашем увлечении древностями, – кивнул полицмейстер. – И в чем же проблема?
– Ну, во-первых, я не работаю с неизвестными мне партнерами, а я навел о нем справки – ну очень скользкий тип! Гастролер-бродяга мирового масштаба… Конкретно о нем ничего не известно… За руку никто не хватал… но тянется за ним дурнопахнущий шлейф… Вот чует мое сердце…
– Значит, вы ему отказали, а он?
– Начал угрожать, но не явно, а с подковыркой – я же говорю – скользкий тип! У меня на таких нюх – вот ей-ей, не погнушается и грабежом!
– Значит, вот что мы сделаем, дорогой вы мой Федор Михайлович: перво-наперво, установим за ним постоянное наблюдение. Приставим команду опытных филеров – пусть потаскаются за ним. А вам я выделю личную охрану…
– Спасибо, Николай Ильич, не надо – охрана у меня и своя есть, – отказался Лопухин.
– Тогда поступим так: вы распускаете слухи о том, где хранится ваш этот свиток. И мы там устраиваем засаду. Поведется ваш проходимец на грабеж – возьмем с поличным. Кандалы, этап, Сибирь!
Лопухин довольно улыбнулся:
– А мне нравиться ваша идея, Николай Ильич! Так и поступим…
***
Каин крался в ночной темноте по неосвещенному коридору особняка Лопухиных к рабочему кабинету хозяина. Возле запертых дверей он остановился и вынул связку отмычек. Легко вскрыв замок, запирающий дверь, он зашел в кабинет Лопухина и закрыл за собой дверь. В кабинете Каин осмотрелся в поисках сейфа, в котором, по его сведениям, меценат хранил самые ценные раритеты своей коллекции.
Но найти сейф ему было не суждено – зажегся свет и в кабинет вбежали полицейские и заломали Каину руки. Следом за полицейскими в кабинет зашёл с довольной улыбкой и сам Лопухин. Каин с заломленными руками исподлобья посмотрел на сияющего мецената.
– Ну, что, голубчик, – произнес с презрением Федор Михайлович, – а ведь я и не сомневался насчет тебя. И, как всегда, оказался прав в своей оценке. Никакой ты не коллекционер и не ученый. Ты – самый обычный воришка.
– Ага, обычный… – Каин истерически рассмеялся. – А ведь ты мог просто продать свиток или дать снять с него копию. Тогда бы и не случилось всего этого.
– Господа, спасибо за работу! – поблагодарил полицейских меценат. – Я обязательно попрошу его превосходительство полицмейстера Огарева поощрить вашу работу. А сейчас уведите его с глаз моих! Счастливого пути, господин Дубов, – произнес он, обращаясь к Каину, – ваш пеший экспресс отправляется по Большому сибирскому тракту!


Глава 4

27.03.1884 г.
Большой сибирский тракт.
Этап Нерчинской каторги.
Небо хмурилось с самого утра. В конце концов, оно зачастило мелким дождем, плавно перешедшим в мокрый снег. И без того раздолбанная дорога вмиг раскисла, превратившись в жидкую кашу, в которой увязли и люди, и лошади.
– Вот черт! – выругался старший этапа моложавый офицер Родимчик. – До централа еще верст сорок, а эти душегубы ползут, словно дохлые мухи!
– Хлипкий нонче тать пошел, ваш броть! – отозвался пеший конвоир Белоборотько, оказавшийся в этот момент рядом с лошадью офицера. – От я уж почитай третий десяток годов этапы сопровождаю, а такое послабление, вот ей Богу, первый раз вижу. Кандалы у них Гаазские[1], легкие, штырей нет – их цепями заменили! На дворе весна! Морозы позади! Топай и радуйся! Так нет жо, все одно – мрут! Хилый душегуб нонче, хилый!
– Эт ты точно заметил, – согласился офицер, – почитай только вышли, а в первой спайке уже два покойника!
– И эту падаль с собой тащить придется, – тяжко вздохнул Белобородько, – ключи от спайки есть только у коменданта централа.
– Черт! – вновь выругался Родимчик. – Ну почему в России все делается через жопу? Были б у меня ключи, отстегнул бы мерзавцев, да зарыл бы поглубже к чертям собачьим!
– Это ишшо нормально, – возразил Белобородько, – всего двое! Лет пять назад гнали мы этап на Акатунь, – продолжил он, поправляя оружие, – а с провиянтом оказия случилась. Не рассчитали. Даже нашему брату-солдату ремень затягивать пришлось. Ну а каторжан дохло от голоду без счету! Партию большую вели – почитай две тыщи одних только кандальных. Лето, жара, покойников раздуло, черви в трупах завелись, вонища за версту перед этапом бежит. А деваться некуда – ключи от спаек в централе! Делать, значит, нечего, их тоже с собой тащим, чтобы сдать по описи.
Белобородько передернул плечами, вспоминая пережитый ужас.
– Ничего, дошли! Чин-чинарем! Ни одного ханурика не потеряли! А здесь тьфу – две сотни душ! Ужели не дойдем? Через пяток верст хуторок небольшой будет. Недюжиное. В нем на ночлег остановиться можно, передохнуть. Если поторопимся – до сумерек будем!
– Давай, поторапливайся! – оживившись, крикнул Родимчик, представив себе горячий ужин и теплую постель. – Шире шаг, каторга!
– Шире шаг! – пронеслось по рядам конвоиров. – Давай, поторапливайся!
Родимчик пришпорил лошадь, направляя её к голове колонны. Бредущие в первых рядах каторжане были измотаны больше всех в партии: ведь именно они задавали скорость всей колонне, но всегда, по мнению конвоя, двигались слишком медленно. Именно в их спайке было уже два покойника, чьи окоченевшие тела по очереди несли заключенные, оказавшиеся с несчастными на одной цепи. Поравнявшись с головой этапа, офицер резко осадил лошадь. Животное поскользнулось и, проехав по грязи несколько метров, крупом сбило с ног двоих каторжан. Упавшие заключенные в свою очередь свалили еще нескольких товарищей по несчастью. Через несколько мгновений вся спайка барахталась в грязи, путаясь в оковах и тщетно пытаясь подняться. Этап встал.
– Твари! – рассвирепел Родимчик, выхватывая из-за голенища нагайку, которой в исступлении принялся охаживать упавших. – Встать, суки! Уроды! Встать!
Но копошащиеся в грязи каторжане, слыша свист кнута, лишь глубже вжимали головы в плечи, закрывались руками, стараясь уклониться от обжигающих ударов. На выручку офицеру сбежались рядовые. Слаженно действуя прикладами и сапогами, солдаты быстро навели порядок и поставили упавшую спайку на ноги. Колонна вновь продолжила движение.
– Ваш бродь, – позвал офицера Белобородько, – разрешите обратиться?
– Валяй, – раздраженно откликнулся Родимчик.
– Зря вы так переживаете, ваше высокородь, – укоризненно покачал головой конвойный, – от этого несварение может приключиться, али боли головные. Просто вам внове, а я человек тертый. Вы на них внимание сильно не обращайте, спокойствие, оно при нашем деле – первейшая вещь! Я-то ужо не первый годок сопровождаю, знаю, чего говорю. А спайку первую лучши в середку передвиньте, а то в ней новые покойники образуются. Мне-то их не жаль, но путь длинный – пусть своими ногами топають.
Выслушав тираду подчиненного, Родимчик угрюмо кивнул, но – таки прислушался к совету. Сделав необходимые распоряжения, офицер поехал бок о бок с бывалым солдатом.
– А вот скажи мне, Белобородько, неужели каждый этап такой… такой, – Родимчик замялся, подбирая формулировку, но конвоир понял его с полуслова.
– Когда как. Инда гладко, инда нет. Самое милое дело, когда этап идет на «слове старосты», и нам тогда послабление выходит, да и душегубов никто плетьми не погоняет. И никогда «на слове» побегов не случалось, сами же каторжане друг за другом смотрят.
– Это как? – с интересом спросил Родимчик.
– А так, – пояснил Белобородько, – находиться иногда среди каторжников человечек весомый, его тати сами из толпы выделяют, «старостой» нарекают. Он от всех этапников с нами, с конвоем тоись, разговор ведет: ну там, чтобы не погоняли палками, кормили по-людски, а взамен он обещается порядок средь своих людей держать. И держит-таки, ну там, чтоб не бунтовали, не бегли, поторапливает сам. Следит, одним словом. Если этап на «слове» идет, считай полдела сделано. А этапы иногда бывают ого-го, не чета нашему. Кандальных две-три тыщи на каторгу, да еще ссыльные налегке, да еще с ними и семьи с детьми, повозки со скарбом, лошади, да наш брат солдат здеся же. Настоящий караван-сарай. Попробуй, уследи за всем. Тут-то всякие тякать и мастыряться. Но и «на слове» оказии случаются: ить власть над сбродом энтим у одного старосты в руках. Бунт устроить – раз плюнуть. Я, правда, не попадал, но Трохимчук, – Белобородько указал на своего приятеля, идущего по другую сторону колонны, – попробовал того добра вволю. Из тогдашнего сопровождения почитай только половина уцелела, остальных цепями подушили, да из ружей отнятых постреляли. В бега полтыщи каторжан ушло, а тысячу конвоиры ухлопали. Старшой этапа, говорят, после этого застрелился, царство ему небесное, – Белобородько размашисто перекрестился.
Родимчик судорожно сглотнул, и тоже осенил себя крестным знамением. После этого беседа заглохла сама собой. В Недюжиное этап вошел в сгущающихся вечерних сумерках. При прадеде нынешнего хозяина Недюжинное было процветающим поместьем. Скотопромышленник Петухов некогда разводил здесь скот и немало в этом преуспел. Деду, а затем и отцу нынешнего владельца поместья пришлось изрядно потрудиться, чтобы пустить на ветер грандиозное состояние прадеда. Так что к нынешнему времени от большого процветающего поместья осталось лишь несколько жилых домов, да пустые хлева и конюшни, вмещающие в былые времена многочисленные поголовья скота. Вот в этих пустующих помещениях Петухов – младший и расположил обессиленных каторжан. Солдаты быстро загнали заключенных под крышу, где последние попросту рухнули на покрытый остатками прелой соломы земляной пол. Родимчик самолично расставил караулы, отдал заместителям соответствующие распоряжения, а сам отправился на званный ужин к хозяину поместья. На Недюжинное неспешно опустилась ночь. В затхлой темноте старого хлева, где за долгие годы запустения так и не выветрился запах навоза, вповалку лежали каторжане. Тем, кому посчастливилось забыться во сне, и хоть на мгновение вырваться из ужасающей действительности, завидовали те, кого сладкие объятия Морфея обошли стороной. Каин тоже не мог уснуть: болели сбитые кандалами руки и ноги, ныли попробовавшие солдатских палок ребра. Раздражал сосед-покойник, которого пришлось нести всю дорогу на своем горбу – так уж вышло, что попал Каин в ту самую злополучную первую спайку. Мысли бежали вяло – болела голова, ей тоже досталось от армейских кованных ботинок. Нужно было срочно что-то делать, но на обдумывание этой мысли просто не было сил.
– Слышь, босяк! – услышал Ванька чей-то сиплый шепот. – Тебе говорю, – неизвестный подергал Каина за рукав, – тебя ведь Прохором кличут?
– Ну? – устало спросил Каин.
– Проха, земеля, в бега надо! Сдохнем мы на каторге! Те Мирон Никитич[2] сколь отмерил?
– Пятнаху.
– А мне четверть – столько на киче не протянуть! Валить надо! Прям щас! Потом поздяк метаться: после Орловского централа конвой свежак глазастый. А в Сибири совсем тухляк – на тыщи верст тайга, сгинем на раз! Ща наваливать над…– Шныра зашелся сухим кашлем.
– Как? – прошептал Каин.
– Ты же медвежатник, внатуре, знатный, – прокашлявшись, произнес Шныра. Замок спаечный ломанешь?
– Раз чихнуть. А дальше чего?
– Дальше ништяк: я дыру в соломе под стеной надыбал – на старый подкоп похоже. Попробуем в него щемануться – авось выгорит?
– Готов рискнуть? – поинтересовался Ванька.
– Не очкуй! Все путем! – ободрил его каторжник.
Каин нашел спаечный замок, пробежался по нему пальцами.
Закрыл глаза и сосредоточился, представляя схему запорного механизма и принцип его работы. Вытащив из сапожной подошвы маленький гвоздик, Каин вставил его в замок. Одно движение рукой и замок бесшумно открылся.
– Отжал нутряк? – сообщил Каин подельнику.
– Т-с-с! – шикнул незнакомец, сползая с общей цепи. – Сползай с цепи и ползи за мной, только тихо.
Каин, стараясь не шуметь, пополз за новым знакомцем. Держась за цепь сковывающую ноги напарника, Ванька неотрывно следовал за ним в темноте. Неожиданно товарищ по несчастью нырнул в какую-то яму. Каин поспешил последовать его примеру – нащупав в темноте лаз, вырытый кем-то в земляном полу, Ванька рванулся к свободе.

15.07.1884 г.
Москва.
Копыта звонко цокали по булыжной мостовой. Раскрасневшийся извозчик неустанно понукал изнывающее от летнего пекла животное. Старый мерин укоризненно косился на хозяина, но справно трусил мелкой рысцой. Извозчик усердствовал не зря: в его видавшем виды открытом фаэтоне восседали респектабельно одетые господа, что заплатят за поездку не скупясь.
– Через квартал повернешь направо, – распорядился один из двух пассажиров – маленький чернявый господин, руки которого, несмотря на летнюю жару, скрывались под черными лайковыми перчатками, – потом через три дома будет желтый двухэтажный особняк. Вот там и остановишь.
– Уж, не к мадам ли Кукушкиной в гости изволите? – любезно поинтересовался возница, обернувшись к господам.
– А если и к ней, – вкрадчиво ответил чернявый, – тебе какой интерес? Ты, шельмец, может, что-то против мадам имеешь?
– Ни, – испуганно затряс головой извозчик, – ни в коем разе! Мы со всем уважением! Вам стоило только намекнуть, куда ехать изволите, а мы в лучшем виде – мадам каждый в нашем квартале знает и понятие имеет!
Возле желтого особняка извозчик остановил коня. Пассажиры легко спрыгнули на землю, щедро рассчитались и исчезли в парадной. Извозчик, пряча деньги за пазухой, с уважением посмотрел им вслед: непростые господа, ох не простые! Простые с мадам Кукушкиной не водятся – может выйти себе дороже. Возчик утер рукавом солёный пот, заливающий глаза, причмокнул губами и крикнул:
– Н-но! Трогай!
Мерин недовольно переступил с ноги на ногу, но хозяина послушался. Вскоре цоканье копыт затихло за ближайшим углом, и на улице вновь воцарилась первозданная тишина.
Мадам Анну Николаевну Кукушкину действительно знал каждый в этом квартале, и даже больше: с её рук здесь кормились и городовые, и постовые, и околоточные, и даже сам господин полицмейстер не брезговал принимать от нее подарки. Надо заметить, очень роскошные подарки. Анна Николаевна могла себе это позволить, ведь, как-никак, она являлась самой крупной скупщицей краденого в Москве. Помимо приобретения похищенного барахла и драгоценностей у домушников и шниферов[3], мадам содержала два нелегальных публичных дома, одну опиум курильню, три катрана, в которых с её разрешения, отстегивая покровительнице долю малую, трудились в поте лица профессиональные каталы[4] всех мастей. Довольно часто её услугами пользовались блинопеки[5] и фармазоны[6]. Ко всему прочему мадам располагала рядом конспиративных квартир, где не без удобств можно пересидеть лихие времена, и которыми частенько пользовались мошенники всех мастей, находящиеся в розыске. На проделки мадам Кукушкиной полицмейстер Огарев, добрейшей души человек, милостиво закрывал глаза, получая в очередной раз в дар то орловского рысака, то чудную борзую. Кроме всего прочего, Анне Николаевне помогало природное обаяние, большие деньги и обширные связи, она была аристократкой голубых кровей, а её покойный супруг, всамделишный князь Николай Александрович Кукушкин, тянувший род от самих Рюриковичей, водил знакомства с очень влиятельными людьми. Был у князя один грешок: очень уж он любил перекинуться в картишки. Что-что, а играл Николай Александрович знатно – он был не просто заядлым игроком, а каталой высшего класса. Садившиеся играть с ним за один стол, случалось, враз лишались целых состояний. Состарившись, Николай Александрович, катавший лопухов всю свою сознательную жизнь, не мог просто так отказаться от прежней профессии – он открыл свой собственный игорный дом. После смерти мужа мадам Кукушкина лишь укрепила хозяйство, присовокупив к катрану публичный дом и опиум курильню. Через несколько лет безупречного ведения дел, мадам стала пользоваться бешеной популярностью в преступных кругах Москвы. Именно благодаря близости этим самым кругам с ней познакомился Саша Галанов, известный среди бродяг как Шныра. Удачливый щипач[7] Шныра сразу завоевал расположение мадам – Саша работал только с состоятельными клиентами. Он посещал балы и дорогие салоны, театры и балет. Ему фартило, и довольно часто он подбрасывал мадам раритетные вещички, технично отработанные на какой-нибудь светской вечеринке. Последний раз он прокололся случайно – тиснул лопатник[8] у фраера ушастого, а фраер оказался ни много, ни мало, зятем самого обер – полицмейстера Угрюмого. Обер быстро поставил на уши всю Москву, пообещав за информацию щедрое вознаграждение. Сашу взяли с поличным: помимо лопатника, он снял с клиента еще и золотые запонки ручной работы, которые как раз нес на продажу все той же мадам. Отвесили Шныре на полную катушку: двадцать пять лет рудников, и ни какие связи не смогли ему помочь. Но удача не оставила своего любимца – на этапе Шныре удалось бежать с помощью профессионального взломщика Дубова и случайно обнаруженного лаза. По прибытии в Москву, Саша направился прямым ходом к мадам Кукушкиной, прихватив с собой нового кореша. У дверей беглецов встретил привратник – суровый мужик, заросший черной разбойничьей бородой по самые глаза, не чесанный и опухший с похмелья, но, тем не менее, одетый в чистую золоченую ливрею.
– Куды! – проревел он, загораживая вход широкой грудью и обдавая гостей перегаром. – Мадам отдыхают! Не велено пущать!
– Слушай, Степан, – вкрадчиво обратился Шныра к привратнику, – я конечно понимаю, что доброта Анны Николаевны не знает границ, но так распустить прислугу… Как принимаешь дорогих гостей, скотина?!!! – брызжа слюной, неожиданно заорал он на опешившего привратника. – Батогов давно не получал?!!!
– Алексан Саныч, кормилец, – узнал Шныру бугай, – не ожидал! Я ж думал…
– Тебе думать не положено, – оборвал привратника Алексан Саныч, он же Шныра, – тебе положено помнить нужных людей в лицо!
– Виноват! – бугай вытянулся по стойке смирно. – Прикажете доложить?
– Давай, докладывай, – распорядился Шныра, проходя в гостиную. – А нам пускай горло смочить принесут! Да побыстрее!
– Сей минут исполним! – отрапортовал детина и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, исчез в глубине дома.
Шныра плюхнулся на низкий диванчик.
– Присаживайся, Прохор, – пригласил он товарища, – чувствуй себя как дома.
Едва только Каин присел на краешек дивана, как в гостиной появилась нарядно одетая горничная с подносом в руках. На подносе стояли два узких запотевших бокала, заполненных рубиновой жидкостью.
– О! – воскликнул Шныра, стягивая с рук перчатки. – Вот это другое дело! Бери, Прохор, бокал. Наконец-то нам начало фартить! За это надо выпить!
– Мальчики, мальчики, – раздался мелодичный голос, – разрешите и мне разделить вашу радость?
Гости обернулись – никто из них не заметил появления хозяйки. Каин смутился – для мужчины непозволительно пропускать таких женщин. Мадам была очаровательна: в свои сорок семь она все еще выглядела роскошно, пребывала в «самом соку», как любил выражаться господин полицмейстер Огарев.
– Анна Николаевна, голубушка, – Шныра припал губами к руке хозяйки дома, – как же я рад вас видеть!
– Поверьте, Сашенька, – ответила Анна Николаевна, – я рада не меньше вашего! После приговора я, право, не надеялась увидеть вас так скоро!
– Человек, мадам, предполагает, а Господь располагает, – сострил Саша. – Его милостию, да с помощью моего нового товарища, нам удалось порядком сократить вынужденное отсутствие.
– О! – воскликнула Анна Николаевна, окинув недвусмысленным взглядом крепкую фигуру Каина. – Сашенька, представьте мне поскорее этого молчаливого молодого человека, оказавшего вам неоценимую услугу.
– Прохор Дубов, великий знаток замков и запоров, – сказал Саша, – волею судеб оказавшийся с вашим покорным слугой на одной цепи. Только с его помощью «запоры рухнули – свобода воспряла радостно у входа».
При упоминании своего имени Ванька почтительно склонил голову.
– Полноте, – остановила его мадам Кукушкина, – у нас все по-простому. А сейчас, мальчики, – хозяйка взяла гостей под руки, – мы закатим пир на весь мир!

[1] Гааз Федор Петрович (Фридрих Иозеф) – тюремный доктор. Разработал облегченные кандалы для заключенных этапников. До этого этапы ходили скованные железным прутом по десять-двенадцать человек.
[2]Мирон Никитич – прокурор (воровской жаргон)
[3] Шнифер – взломщик (тюремн. жаргон).
[4] Катала – карточный шулер (тюремн. жаргон).
[5] Блинопеки – фальшивомонетчики (тюремн. жаргон).
[6] Фармазоны – поддельщики драгоценностей (тюремн. жаргон).
[7] Щипач – карманник (тюремн. жаргон).
[8] Лопатник – портмоне (тюремн. жаргон).


Глава 5

15.07.1884 г.
Российская Империя.
Москва.
Жаркое полуденное солнце нашло лазейку в плотных шторах спальни. Яркий луч пробежал по лицу Каина, заставив его проснуться. Вчерашний пир затянулся далеко за полночь, а затем мадам увлекла разомлевшего Ваньку в свою спальню. При воспоминании о прошедшей ночи тело Каина приятно заныло – мадам оказалась неутомимой любовницей, способной на разнообразные выдумки… Ванька с хрустом потянулся, отбросил в сторону шелковую простыню и поднялся. Анны Николаевны в спальне уже не было. Неожиданно входная дверь отворилась и на пороге появилась румяная горничная.
– Ой! – вскрикнула она, увидев Каина обнаженным. – Простите, я думала, вы еще спите!
Каин, хоть и не смутился, но схватил с кровати простыню и быстро обернул её вокруг бедер.
– Мадам просят вас спускаться к обеду, – озорно сверкая глазками, сказала горничная, закрывая за собой дверь.
Ванька быстро умылся, оделся и спустился в столовую. Мадам и Шныра уже сидели за столом.
– Ну и горазд же ты спать, дружище! – заметив товарища, произнес Галанов. – Мы с Анной Николаевной аж извелись: не случилось ли чего?
– На этапе недосыпал, – буркнул Каин, усаживаясь за стол.
Мадам сдержано кивнула вору: она держала себя так, словно между ними ничего не было. Каина это вполне устраивало.
– Итак, господа, – начала хозяйка, когда гости немного перекусили, – какие планы на будущее? Я надеюсь, что вы не будете сидеть на шее хрупкой женщины, свесив ножки!
– Мадам, – укоризненно протянул Шныра, – вы нас обижаете! Мы все-таки джентльмены, пускай и в розыске. Лично я собираюсь покинуть Россию, до тех пор, пока все не утрясется. К вам, уважаемая Анна Николаевна, у меня будет единственная просьба, помочь выправить соответствующие бумаги.
– Бумаги по нынешним временам стоят дорого, – словно сомневаясь, сказала Анна Николаевна.
– Мадам, вы-таки хотите меня обидеть? – Саша скорчил кислую физиономию. – Шныра никогда не был фуфлыжником[1], и дай Бог, никогда не будет!
– Да полноте вам, – мадам всплеснула руками, – уж и пошутить нельзя! Я сделаю все, что нужно, только потому, что вы мне глубоко симпатичны!
– Мадам, – расцвел прожженный проходимец, припадая губами к руке хозяйки, – я польщен!
– Полноте, Саша, полноте, – улыбнулась Анна Николаевна. – А чем думает заняться наш молчаливый друг?
– У меня есть одно дело в Москве, – ответил Каин, – и пока я его не закончу, никуда уезжать не собираюсь.
– Прохор, дружище, я тебе удивляюсь, – воскликнул Шныра, – ты все еще хочешь разобраться с Лопухиным? Вспомни, чем это закончилось в прошлый раз! Поехали со мной: в Лондоне и Париже специалисты твоего профиля на вес золота!
– Нет, – Ванька качнул головой, – мне нужен этот свиток «Драхмадутты», и я его добуду, чего бы это ни стоило!
– Мальчики, мальчики, – заинтересовалась мадам Кукушкина, – о каком Лопухине речь? Уж не о Федор-ли Михайловиче, большом любителе редких и древних безделушек?
– Анна Николаевна, вы как всегда правы, – согласился Шныра. – Наш юный друг хочет экспроприировать его коллекцию…
– Мне не нужна вся его коллекция, мне нужен лишь один раритет – древний китайский свиток, – возразил Каин. – Я готов был заплатить за него любые деньги, но этот недоносок мне отказал!
– И тогда Прохор решил попросту выкрасть его, но спалился, за что схватил пятнашку каторги, – закончил за Ваньку Шныра.
– Да, Лопухин крепкий орешек, – согласилась Анна Николаевна, – его просто так, с наскоку, не возьмешь. Но… Есть у меня пара сладких клиентов, у которых от коллекции Федр Михайловича слюнки текут… Тут можно взять неплохой куш. А, мальчики? Сработаем вместе?
– Ну, нет! Я – пас, – не раздумывая, отказался Шныра. – Я не домушник, я – марвихер[2], – с гордостью произнес он. – Скок[3] – это не мой профиль! Могу отработать каталой – тут тоже ловкость рук надобна, но скок Лопухина каторгой пахнет! А я пока не собираюсь туда возвращаться!
– Неволить не стану, – холодно сказала Анна Николаевна, – но замечу, Сашенька, вы стремительно падаете в моих глазах! Нужно быть глупцом, чтобы отказываться от столь лестного предложения! В случае удачи вам больше никогда в жизни не придется больше работать! А применение вашим талантам мы сыщем соответственное!
– Соглашайся, Шныра! – подключился Каин. – Мы провернем это дело!
– А черт с вами! – махнул рукой Галанов. – Живем один раз! Вытрясем буржуя до дондышка!
– Только уговор – свиток «Драхмадутты» мой при любом раскладе! Иначе я не работаю, – поставил последнюю точку Ванька. – По рукам?
– По рукам! – в один голос отозвались Шныра и мадам.
– Итак, – подвела итог Анна Николаевна, – Лопухина будем брать. Только для этого нужно как следует подготовиться. Вам сейчас светиться не с руки – сидите тихо, чувствуйте себя как дома. Я постараюсь выяснить все о нашем клиенте: где бывает, что делает, пристрастия, привычки …
– Тотальная слежка, – подсказал Шныра. – Контролировать перемещения клиента можно с помощью беспризорной босоты. Я договорюсь.
– Хорошо, – согласилась мадам. – Я же в свою очередь попытаюсь войти в круг общения клиента, стать его близким другом. Лучший вариант – стать его любовницей.
– А я? – спросил Каин. – Что делать мне?
– Вам, мой юный друг, – ответила Анна Николаевна, – предстоит самое сложное – не оплошать в нужный момент! Вы уверены, что сможете открыть все замки, что попадутся на нашем пути?
– За себя я ручаюсь! – ответил Ванька.
– Начнем завтра, – сказала Анна Николаевна, поднимаясь из-за стола, – а сегодня отдыхайте, мальчики, все ж-таки не в Минводы отдыхать ездили.
***
Анна Николаевна свою часть работы выполнила виртуозно: используя связи в аристократическом обществе, она быстро познакомилась с Лопухиным. Используя все свое обаяние, она постаралась очаровать коллекционера. Но Лопухин был примерным семьянином, поэтому вариант с любовницей провалился с треском. Но мадам не унывала: за довольно короткий срок она сумела завоевать доверие Лопухина, став его близким другом. Она познакомилась с домочадцами подопечного, часто бывала у него в гостях. Лопухины стали считать её другом семьи. У мецената оказалась взрослая дочь – девица на выданье. Анастасия Лопухина, также, как и любимый папенька, интересовалась историей и была безумно влюблена в Древнюю Грецию. Вот на этом-то и решила сыграть мадам, зная, что в молодости Каин был денщиком самого Генриха Шлимана, которому принадлежали самые громкие открытия именно в этой области истории. За несколько месяцев затворнической жизни в особняке мадам, Ванька отрастил бороду и усы, изменившись до неузнаваемости. Изменение внешности было очень важной процедурой, так как он до сих пор находился в розыске. И вот, в канун нового, 1885 года, Ванька-Каин, бывший Прохором Дубовым и ставший Павлом Рябовым, вышел на оживленные предпраздничные улицы Москвы.

21.12.1884 г.
Российская Империя.
Москва.
Возле музея Естественной Истории, помахивая тросточкой, праздно слонялся молодой человек. Несмотря на бобровую шубу и шапку-пирожок с меховой опушкой, парень мерз: зима в этом году выдалась суровой и лютой, даже рождественские морозы ударили на неделю раньше обычного. Притопывая для согрева ногами, Каин оглядывался по сторонам: похоже, что объект его ожиданий опаздывал. Мороз крепчал, но Ванька продолжал стойко ждать – мадам сказала, что Анастасия Лопухина обязательно посетит сегодня музей. Именно сегодня здесь открывалась выставка произведений искусства Древней Греции, где в качестве экспонатов впервые в Москве выставлялась часть клада Приама, найденного Шлиманом. Лопухина-младшая не должна была пропустить такое событие. Лучшего места для знакомства просто не придумать. Поэтому Каину оставалось только ждать, надеясь, что Лопухина все-таки придет. Окончательно замерзнув, Ванька решил забежать в небольшую чайную, из окон которой прекрасно просматривался вход в музей. На его счастье в чайной было не многолюдно. Каин уселся возле окна, сделал заказ и принялся наблюдать за входящими в музей людьми. Румяный половой в цветастой косоворотке поставил перед вором большую чашку горячего чая и положил рядом свежий крендель. Каин щедро расплатился, не забыв дать половому на чай. Халдей быстро сгреб монетки со стола, картинно поклонился и, тряхнув напомаженными кудрями, удалился. Ванька обхватил озябшими пальцами горячую кружку. По замерзшим ладоням растекалось животворное тепло. Держа кружку обеими руками, он поднес ее ко рту и отхлебнул обжигающей жидкости. Вниз по пищеводу устремилась горячая река.
– Лучше б, конечно, водочки принять для согрева, – подумал Каин, откусывая хрустящий крендель. – Но нельзя – разведка в лице мадам Кукушкиной донесла, что девица Лопухина на дух не переносит спиртного. Придется довольствоваться горячим чаем.
Допить чай Ваньке не удалось, сквозь заиндевевшее стекло он увидел девушку, за которой охотился вот уже несколько часов. Стремительно одевшись, он выскочил на улицу и вошел вслед за Лопухиной в здание музея. Немного покрутившись у выставочных стендов и, улучив момент, когда Анастасия заинтересованно остановилась у одного из них, Каин незаметно подошел к ней сзади. Девушка стояла возле стенда с женскими драгоценностями. Едва взглянув, Ванька тут же признал в них Троянский клад, найденный в свое время профессором Шлиманом в Гиссарлыке.
– А вы знаете, – сказал Ванька, обращаясь к девушке, – что эта диадема вполне могла принадлежать самой Прекрасной Елене, из-за которой Великая Троя была стерта с лица земли. По крайней мере, так считал Генрих Шлиман, и я склонен ему верить.
Девушка заинтересованно оглянулась на незнакомца.
– А что, – спросила она, – вы знакомы с самим Генрихом Шлиманом?
– Даже больше – я был с ним там, на Гиссарлыке. Мы были вместе все те годы, что он потратил на поиски пресловутой, по тем временам, Трои. Боюсь оказаться нескромным, но я первый, кто увидел клад Приама и прикоснулся к нему руками!
– Но этого не может быть! – воскликнула девушка. – Как вы могли оказаться там, вы слишком молоды и… Наверное, вы смеетесь надо мной!
– Ни в коем разе, – улыбнувшись, ответил Каин, – я действительно был рядом с Генрихом тогда. Все очень просто: я несколько лет служил денщиком, мальчишкой на побегушках, у великого археолога Шлимана, – выдал он заранее подготовленную версию. – Это может подтвердить вам кто угодно, даже бывшая жена Генриха – госпожа Лыжина. Жаль только, что она проживает в Санкт-Петербурге, иначе я сегодня же свез вас к ней…
– Да-да, я слышала, что он был женат на русской девушке, – согласилась Анастасия, – но после развелся и женился на гречанке Софии. Ладно, тут вы меня убедили, но я ни за что не поверю, что вы первый увидели все это, – она развела руками. – Сознайтесь, что вы немного преувеличили, чтобы привлечь мое внимание.
– Ни капельки, – с жаром возразил Каин, – тут все еще проще: трещина в стене старой Трои, за которой покоился клад, была настолько мала, что протиснуться в неё мог только подросток. А поскольку подростков в экспедиции, кроме меня, не было, то честь увидеть клад Приама первым, выпала именно мне! – Эту часть легенды они с мадам Кукушкиной и Шнырой шлифовали с особенным тщанием. – Поверьте, мадмуазель, я не стану врать только для того, чтобы привлечь внимание даже такой очаровательной девушки!
Услышав комплимент от привлекательного молодого человека, девушка зарделась.
– Прошу прощения, – словно опомнился Ванька, – я не представился. Пр… – он немного замялся, не совсем освоившись с новым именем, – Павел Рябов к вашим услугам. Но девушка не заметила этой заминки.
– Анастасия Лопухина, – представилась в свою очередь девушка.
– Простите за бестактность, – сказал Каин, – но Федор Михайлович Лопухин вам случайно не родственник?
– Почему же случайно? – лукаво улыбнулась Анастасия. – Очень даже не случайно – он мой папенька.
– Вот повезло! – искренне обрадовался Ванька. – Вы, Анастасия, не подумайте… просто я молодой ученый – археолог, а коллекция древностей вашего батюшки одна из лучших в Росси!
– Не одна из лучших, – гордо поправила Каина девушка, – а лучшая!
– Вы не знаете, как я хочу увидеть коллекцию вашего папеньки! – с жаром воскликнул вор.
– Так в чем же дело? – удивилась Анастасия. – Часть коллекции выставлена в соседнем зале!
– То, что там выставлено, я уже видел, – горестно вздохнул Каин, – насколько мне известно, самая ценная и древняя часть коллекции никогда и нигде не выставлялась!
– Да, – согласилась девушка, – как ни прискорбно, но это так! Папенька очень боится её потерять, поэтому держит дома многочисленную охрану. И те ученые, которым папенька доверяет, могут беспрепятственно работать с древностями прямо у нас. Хотите, я поговорю с папенькой. Я думаю – он не откажет!
– Я даже мечтать об этом не смел, – Ванька прижал руки к груди. – Я не верю… так не бывает!
– Бывает, бывает, – рассмеялась девушка.
– Я перед вами в неоплатном долгу, – Ванька склонил голову. – Могу я хотя бы пригласить вас в знак благодарности куда-нибудь? Место и время назовите сами.
– Хорошо, я подумаю, – ответила, немного помедлив, девушка.
– А как же мы встретимся? – спохватился Каин.
– А давайте здесь в десять часов утра через три дня, – предложила Анастасия.
– Слушаю и повинуюсь! – шутя, ответил Ванька.
Вернувшись в особняк мадам, Каин рассказал подельникам о результатах встречи.
– Отлично, мой мальчик! – похвалила Анна Николаевна вора. – Итак, остается дождаться согласия папочки и, считай, полдела сделано!
– Но, – возразил Ванька, – её отец видел меня неоднократно! Он сразу просечет – не помогут и усы с бородой! Нет, так не пойдет!
– Не тушуйтесь, вьюноша! – успокоила Прохора Анна Николаевна. – Папенька – это наша с Сашенькой забота! Главное, чтобы он разрешил тебе посетить свой дом и довел сие распоряжение до охраны. А мы постараемся сделать так, чтобы во время твоего визита папеньки не было дома. Когда станет известно, пустят тебя за порог, или нет?
– Через три дня, я вновь встречусь с ней.
Ночью Ваньке приснился чудесный сон: он опять стоял перед витриной с драгоценностями. Анастасия стояла рядом. Они смотрели друг другу в глаза.
Их руки соприкасались, а лица сближались для поцелуя…
Каин проснулся и до утра лежал с открытыми глазами, пялясь с глупой улыбкой в потолок.
Три дня тянулось бесконечно долго. Ожидая встречи с Анастасией, Ванька не находил себе места. Ему вновь хотелось услышать её голос, заглянуть ей в глаза, вдохнуть аромат её духов. С удивлением Каин понял, что влюбился в эту стройную хрупкую девушку с первого взгляда. Понял и ужаснулся этому. Неумолимая Судьба подкидывала Каину такой хреновый гамбит: она требовала ограбить любимую девушку. Но он должен заполучить свиток. Любым способом. Любой ценой! Иначе… Что будет иначе, Каин прекрасно представлял.

24.12. 1884
9 часов 30 минут
Музей Естественной Истории
На встречу Ванька прибыл на полчаса раньше назначенного времени. В руках он сжимал шикарный букет цветов, выбранный собственноручно мадам Кукушкиной. Анастасия не заставила себя ждать – она появилась возле здания музея ровно в десять. Морозец окрасил щеки девушки легким румянцем – Каину она показалась ангелом, спустившимся с небес. Увидев молодого человека, Анастасия улыбнулась и приветливо помахала ему рукой.
– Я, кажется, не опоздала, – сказала она, взглянув на часы. – Папенька считает опоздания дурным тоном!
– А это вам! – Ванька протянул Анастасии цветы.
– Ой, – смутилась девушка, принимая букет, – зачем? Живые цветы зимой – это безумно дорого!
– Поверьте, – горячо воскликнул Каин, – перед вашей красотой меркнет все вокруг! Если б я мог, я бы бросил к вашим ногам весь мир!
Анастасия зарделась и закрылась букетом.
– Скажете тоже, – тихо сказала она Ваньке, – я самая обыкновенная девушка!
– Нет! – возразил Дубов. – Вы самая чудесная обыкновенная девушка на свете!
– Павел, – сердито сказала Анастасия, – давайте не будем об этом!
– Хорошо, – скрепя сердце, согласился вор.
– Ну, вот так и хорошо, – сказала девушка. – А я хочу вас обрадовать – папенька приглашает вас сегодня вечером на маленький семейный ужин. Он очень заинтересовался вами… и вашей работой у Генриха Шлимана. Приходите к пяти часам. Папенька будет в семь, и у вас будет время осмотреть часть его коллекции. А самое ценное он покажет вам после ужина.
– Анастасия Федоровна, – вскричал Каин, припадая к руке девушки, – вы прелесть!

[1] Фуфлыжник – человек, не отдающий долги (тюремн. жаргон).
[2] Марвихер – карманник высшей категории (тюремн. жаргон).
[3] Скок – ограбление (тюремн. жаргон).


Глава 6

24.12.1884
12 часов 30 минут

Особняк мадам Кукушкиной
– Значит в пять, – в предвкушении потер руки Шныра. – Все просто замечательно!
– Не говори гоп, – сказала мадам, – пока все идет согласно плану. Сегодня в четыре часа дня господин Кукушкин посетит клуб Рогозина, где будет играть в карты до половины седьмого. После чего отправиться домой на семейный рождественский ужин. Между прочим, – заметила Анна Николаевна, – я тоже приглашена.
– Замечательно! – вновь радостно воскликнул Шныра.
– Сашенька, да успокойтесь вы, наконец! – сурово одернула Шныру мадам. – Радоваться будем после. Лучше сосредоточьтесь на вашей задаче!
– Ладно, ладно! – примирительно взмахнул руками Саша. – Шныра работу знает! Клиент не вылезет из-за стола до восьми часов. Железно! Хватит вам этого времени?
– Должно хватить, – подумав немного, сказала мадам. – Но ты постарайся удерживать его как можно дольше. Нам нужно будет уйти до его прихода.
– Сделаем, – ответил Шныра.
– Все! С Богом! – сказала мадам. – Удача должна нам улыбнуться!

16 часов 55 минут
Особняк Лопухиных

Едва только Каин постучал в массивную, окованную металлом дверь дома Лопухиных, как привратник тут же её распахнул.
– Павел Рябов? – сухо уточнил он.
– Да, – коротко ответил Ванька.
Привратник отступил на шаг, пропуская Каина внутрь. Ванька вошел, бросил на руки привратнику шапку и шубу. На секунду остановившись перед огромным зеркалом, Каин пригладил рукой непослушную прядь волос.
– Вас ждут в каминном зале, – сказал дворецкий, аккуратно вешая вещи Каина на вешалку. – Я провожу.
Шагая вслед за привратником, Ванька с интересом рассматривал интерьер дома, ведь он был в этом доме лишь один раз, ночью, да и то не в этом крыле. Да, жили Лопухины безбедно, куда там Анне Николаевне, здесь достаток на порядок выше! Едва только Каин вошел в каминный зал, как большие, искусной работы напольные часы пробили пять раз.
– Павел, как вы вовремя! – сказала находящаяся в зале, девушка, направляясь к Ваньке. – Я только что рассказывала о вас маме!
– Точность – вежливость королей! – с лучезарной улыбкой ответил Каин.
– Маменька, – обратилась Анастасия к пожилой женщине, – позвольте представить вам Павла Рябова, молодого археолога, ученика самого Генриха Шлимана. Прошу любить и жаловать.
– Мадам, – сказал Каин, целуя протянутую руку матери Анастасии, – для меня большая честь быть принятым в вашем доме!
– Паша, давайте по-простому, по-семейному, – предложила женщина.
– Ну а это, как вы, наверное, догадались, моя маменька – Наталья Львовна, – сказала Анастасия Ваньке.
– Настенька, займи чем-нибудь молодого человека до прихода Федора Михайловича, – попросила Наталья Львовна. – Ах да, – спохватилась она, – он же хотел осмотреть коллекцию. Отведи его в библиотеку. А сама возвращайся, нужно еще встретить Анну Николаевну. Я думаю, Паше не придется скучать: коллекция Федора Михайловича – зависть любого коллекционера и археолога. Вам только дай волю, можете сидеть над этими безделушками целую вечность!
– Ну, что вы, конечно, – сказал Каин, незаметно подмигнув девушке, – я не буду скучать!
– А как только Федор Михайлович появится, мы вас пригласим.
18 часов 30 минут
Клуб господина Рогозина
– Я – пас! – сказал купец первой гильдии Проскурин, бросая карты.
За игровым столом кроме него осталось лишь двое игроков, одним из которых был известный коллекционер и меценат Федор Михайлович Лопухин, а вторым – прибывший недавно в Москву грузинский князь Сосо Кикабидзе. Князь нервничал – сегодня удача явно обходила его стороной. Лопухину же наоборот везло – он выигрывал партию за партией. Карты шли на удивление ровно. Вот и сейчас на руках у Лопухина собрался сильный гамбит.
– Удваиваю ставку! – сказал князь, бросая на стол толстую пачку ассигнаций.
– Принимаю! – ответил тем же Федор Михайлович.
– Вскрываемся! – потребовал Кикабидзе.
– Каре, – сказал Лопухин, показывая четырех дам.
– Диавол! – выругался князь, швыряя на стол фулл-хаус из трех десяток и двух вальтов.
– Господа, – сказал промышленник Проскурин, привлекая к себе внимания, – я проигрался в пух! Поэтому прошу меня извинить – на сегодня все! – раскланявшись с остальными игроками, он поднялся из-за стола.
Лопухин достал из кармана жилетки золоченую луковицу часов, посмотрел.
– Господа, я тоже вынужден откланяться, – сказал он, неохотно поднимаясь, – к сожалению, меня уже ждут!
– Вах, дарагой, – возмутился вдруг Шныра, играющий свою роль князя Кикабидзе, – нэ красиво так поступать! Настоящий джигит всегда даст шанс другому джигиту отыграться!
– Но меня ждут, – сопротивлялся Лопухин, но, как заметил Шныра, как-то слабовато.
– Мэня с такими дэньгами, – коверкая слова на кавказский манер, произнес Галанов, – год будут ждать! Нэ томи, дарагой! Еще партию и все!
– Может быть, завтра, – для успокоения совести сделал последнюю попытку Федор Михайлович, ему страсть как хотелось поиграть еще. Азарт захлестнул – никогда в жизни ему так не везло в карты.
– Слюшай, завтра я отбываю в Тифлис, – наседал «князь Кикабидзе». – Какой-такой завтра-шмафра?! Сэгодня!
– Хорошо, – вдруг разом согласился Лопухин. – Раскидывайте!
Вокруг стола сразу собралась толпа зевак. Игра обещала быть захватывающей. Шныра тщательно перетасовал колоду, дал сдвинуть Лопухину и принялся сдавать. Когда карты легли на стол, Лопухин слегка отогнул уголки, чтобы никто не заметил – игра шла по-крупному, и рисковать не хотелось. Раздача была замечательной – червовый стрит-флеш на короле! Выше только тузовый и флеш-рояль.
«Да, не отыграться тебе, князь!» – подумал Лопухин, поднимая ставку.

19 часов 15 минут
Особняк Лопухиных

Дорогу к кабинету Лопухина Каин помнил еще с прошлого раза. Открыть дверь не составило труда, впрочем, как и новый сейф. Не помогли коллекционеру дорогие замки – не шли они ни в какое сравнение против «золотых ручек» Ваньки-Каина! Вор достал из-под пиджака прочную холщовую сумку, и принялся набивать её старинными драгоценностями. Он брал не все подряд, а лишь самое ценное. Мадам заставила вызубрить наизусть каталог раритетов, которые следовало брать в первую очередь. Вскоре в сумку перекочевали наиболее ценные экземпляры. Пора было рисовать ноги, но Ванька не мог уйти – он до сих пор не нашел нужный ему свиток. Каин обшарил сейф еще раз, проверил запертые ящики стола, еще раз прошелся по полкам с книгами. Но никакого тайника, в котором можно было укрыть свиток, не обнаружил. Неожиданно его взгляд упал на одну из картин, с которой Ваньке улыбалась юная Анастасия. Поддавшись какому-то неосознанному чувству, Каин подошел к картине и отодвинул её в сторону. Под ней обнаружился еще один, вмурованный в стену, потайной сейф. Вскрыть его тоже не составило труда. Но обнаружить в нем искомый Каином раритет – свиток «Драхмадутты», тоже не удалось.
Дверь в кабинет скрипнула и распахнулась, заставив Каина вздрогнуть. Он обернулся – на пороге стояла мадам Кукушкина.
– Все в порядке? – спросила она, с одобрением оглядев оба сейфа, вскрытых взломщиком.
– Да, – ответил шепотом Дубов. – Драгоценности упакованы… Но я не нашел свиток!
– Если все сделано, – перебила Прохора мадам, – пора уносить ноги!
– Я не нашел свиток! – вновь повторил Каин.
– Прохор, не дури! – зашипела на него мадам Кукушкина. – Забирай добро…
– Анна Николаевна, Павел, что вы делаете в кабинете папеньки? – грабители, поглощенные спором, не заметили появления в кабинете Анастасии Лопухиной.
– Черт возьми! – с перекошенным лицом зашипела Анна Николаевна.
Девушка непонимающе разглядывала разгром в кабинете. Вид вскрытого сейфа её просто шокировал:
– Павел… объясните… я не понимаю…
Мадам Кукушкина незаметно вытащила маленький дамский кинжал, спрятанный в специальных ножнах на ноге. Пока девушка приходила в себя, Анна Николаевна приблизилась к ней.
– Анастасия, девочка, – ворковала мадам, пряча кинжал за спиной, – я могу все объяснить! Дело вот в чем… – мадам коротко размахнулась и с силой возила кинжал в грудь девушки, – ты просто оказалась не в то время не в том месте.
– Нет! – закричал Каин, бросаясь к девушке – он даже не ожидал такого развития событий.
Секунду Анастасия стояла, а затем с легким стоном упала на ковер. Из её рта хлынула кровь – кинжал мадам пробил легкое.
– Зачем? Зачем? – шептал Прохор, прижимая безвольное тело девушки к груди. Мадам наклонилась к Лопухиной и, прикоснувшись к шее, попыталась нащупать пульс.
– Все кончено! – жестко произнесла мадам Кукушкина. – Она поняла, что мы вместе! А мне нужно быть вне подозрений! Иначе вся затея рухнет на корню! А сейчас я вернусь из уборной в зал, а ты постараешься незаметно исчезнуть!
Каин заплакал, продолжая сжимать мертвую девушку в объятьях.
– Возьми себя в руки! – прикрикнула на него Анна Николаевна. – Заклинаю тебя, Прохор – уходи! Уходи, пока еще можно! – умоляюще прошептала Кукушкина, аккуратно закрывая за собой дверь в кабинет.
Каин остался в одиночестве возле распростертого на полу тела. Слезы не могли помочь ему оживить девушку.

Наши дни.
СИЗО №…

Каин сидел с окаменевшим лицом, вцепившись рукой в медальон-сердечко на старой фотографии в котором была изображена девушка, так похожая на Ольгу, с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Глаза покраснели и увлажнились, а на щеках вечного вора слезинки прочертили длинные дорожки.
– С тобой все в порядке, Иван? – обеспокоенно спросила его Ольшанская.
– Ох, и разбередило мне все это душу, Ольга Васильевна! – гулко ударил себя кулаком в грудь Ванька, как-то странно посмотрев на Ольшанскую. – Больше века минуло, а все как вчера…
– Так ты все-таки ушел из особняка Лопухиных? – больше утверждая, чем спрашивая, произнесла Ольга.
Каин угрюмо кивнул, опустив глаза. Ольшанской показалось, что он жутко боится встретиться с ней взглядом.
– А девушка? Анастасия? – спросила она, догадываясь, что он сейчас ей ответит.
– Я ничем не мог ей помочь! – надрывно закричал Каин, не поднимая глаз. – Ничем! – Он безвольно опустил голову и схватился за нее руками. – Не лезьте в мою в душу, мусора!
– Все, все! Успокойся, Каин! Не дури! – Ольга из милой девушки неожиданно превратилась в жесткого следователя. – Возьми себя в руки, тряпка!
Каин неохотно поднял голову, утер рукавом слезы и, наконец-то, нашел в себе силы взглянуть на Ольшанскую.
– Нервишки ни к черту, – глухо произнес он, как будто бы извиняясь.
– Ладно, забыли, – кивнула Ольшанская. – Я бы на твоем месте вообще бы свихнулась. А дальше чего было?
– Дальше? – словно впервые услышав этот вопрос, завис Каин. – Для меня дальше все как в тумане… Кукушкину, конечно, долго крутили, но ничего доказать не смогли. Мы со Шнырой покинули Россию в тот же день. Коллекцию Лопухина мадам пристроила на удивление быстро и выгодно. Я промотал эти денежки лет за десять. И был рад этому – они сжигали мне руки! Это страшно…
– А свиток? Ты же из-за него во все это влез?
– Свиток я не нашел… В Россию я вернулся накануне нового тысяча девятисотого. Навестил мадам Кукушкину – сдала Анна Николаевна за шестнадцать лет сильно, но хватки не потеряла. С её помощью я тут же ввязался в новую авантюру. На сей раз на Кавказе. Нужно было выкрасть у некоего господина одну дорогую вещицу, хранящуюся в его семье еще со времен Колхидских царей. Все было бы хорошо, но в нашу команду затесался соглядатай охранки. Он, видите ли, решил, что мы каким-то боком причастны к революционерам. Придурок! Перепутать профессиональных воров с революционерами мог только полный профан. Но, нашу сладкую компанию все-таки взяли…

Апрель 1903 г.
Российская Империя.
Кутаиси.
Городская тюрьма.

Большая камера на полсотни заключенных. Влажные каменные стены. Маленькое зарешеченное окошко под самым потолком. Нары отсутствовали «как класс»: арестанты лежат прямо на полу на кучах грязного тряпья. В одном углу камеры играли в карты, в другом – в кости. Кто-то насвистывал нехитрую мелодию, кто-то просто бесцельно слонялся по камере. В дальнем углу стояла параша для арестантов – мятая жестяная бадья и нещадно смердела.
На самом блатном месте, возле стены с единственным окном, лежал на замызганном матрасе раздетый до пояса Каин. Над ним навис дородный бородатый арестант, откликающийся в тюремной среде на погоняло Шило, выкалывающий на голой груди Каина орлана с железным клювом, раскинувшего крылья с саблями вместо перьев. Над головой орлана витала большая корона. Сам же орлан сидел на маковке оскаленного черепа, держащего в зубах кинжал. Во лбу черепа – тавро амулета. Шило воткнул в кожу Каина измазанную мазутой шпору.
Прохор скривился и слегка вздрогнул.
– Лежи, не кипишуй, – осадил Каина Шпора. – Дрогнет у меня рука – портачка не получится!
Ванка с сомнением оглядел крепкие жилистые руки колыцика.
– Это у тебя-то, Шило, руки дрогнут? Да они у тебя даже с перепоя не дрожат!
– Искусство – вещь тонкая, – со вздохом заметил Шило. – Один неверный штрих – вся композиция рухнет! А поправить – чай не по холсту малюю! Так чо лежи смирненько!
– Слушай, Шило, – сказал Каин, – ты со твоим талантом мог известным мазилой стать.
– Ну, известным, али нет, – усмехнулся Шило, – это бабка надвое сказала. А вот мазилой я действительно был. Церква расписывал, иконы малевал.
– И чего же бросил? – спросил Ванька. – Али не доходное это дело?
– Да нет, жить можно, – ответил колыцик. – Но понравился мне сильно крест батюшкин золотой, да кадило червленое серебряное. Ну, там еще пару иконок старых прихватил. Бес попутал. А дальше покатился. Откинулся, украл, пропил, обратно. Замкнутый круг. И несть из него выхода! На сегодня хватит, – сказал Шило, пряча шпору в потайное место. – Завтра продолжим, – вытирая руки от мазуты, колыцик с одобрением разглядывал свою работу. – Только одного не пойму, где это тебя такой хренью заклеймили? Не разу такого не видывал!
– За Уралом довелось вляпаться, а там свои законы, да божки… – пояснил Ванька.
– Все божки языческие, – многозначительно заметил арестант, подняв указательный палец, – суть – демоны лукавого!
– Шило, – рассмеялся Каин, – я как погляжу, ты не только церква малевал, а, небось, еще и духовную семинарию окончил?
– Была такая благость, – смущенно пробасил колыцик, – малость не доучился. В иконописцы подался. Так зачем тебе эта богомерзкая птица, да череп? Лучше б я тебе крест истинный во все пузо нарисовал! Али светлый лик заступницы Марии на груди. Лучшего оберега не придумать!
– Грешен я, Шило, – ответил Каин, – чтобы Деву Марию на груди колоть!
– И по грехам вашим аз воздам! – словно на проповеди проревел Шило.
Каин приподнялся, осматривая нанесенную татуировку:
– Здорово намалевано!
– Ну, опыт – его ведь не продать и не пропить! – хохотнул колыцик. – С тебя причитается, Каин.
– Я кругом бегать приучен[1], Шило, чай не фуфлыжник какой – сочтемся! Пообещал Ванька, поднимаясь на ноги. – Вот черт – спина затекла, – он несколько раз наклонился, разминая затекшие мышцы. – Хоть бы нары сколотили, уроды! Так и заболеть можно!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71493997?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.