Главная страница | Русское фэнтези | Инай и Утёс Шести Племён

Инай и Утёс Шести Племён
Денис Валерьевич Ружников
Мир раскололся на осколки-континенты – утёсы. На одном из них, среди шести племён с их древними тайнами, живёт Инай – юноша, рождённый без магических способностей. Но в день, когда ему исполняется шестнадцать, он обязан пройти круг испытаний – ритуал, ведущий через земли всех шести племён.
Однако путешествие быстро выходит за рамки обычного обряда. В Инае пробуждается редкая связь с глубинными силами утёса, а древний Вихрь, питающийся страхом и враждой, готовит мир к катастрофе. Инай вынужден не только сразиться с тьмой, но и познать собственную сущность. Сможет ли он объединить племена и воспрепятствовать разрушению, или страх окажется сильнее?
«Инай и Утёс шести племён» – фэнтези-эпопея, вдохновлённая славянской мифологией, где магия, философские вопросы и мрачные испытания сплетаются в захватывающее приключение. История о том, что значит обрести силу, преодолеть сомнения и найти путь к единству в разрозненном мире.

Денис Ружников
Инай и Утёс Шести Племён

Глава 1. День рождения
Рассвет пробился сквозь багровую дымку, золотя острые грани утёсов, словно вырезанных из янтаря. Облака на востоке зажглись мягким светом, похожим на угли в древнем горне – тёплым, но сдержанным. Воздух был густым от утреннего тепла, смешанного с ароматом свежескошенных трав и дымом очагов. Племя силян, славящееся магами времени и искусными воинами, олицетворяло собой гармонию природы и утончённую мощь. Их деревня раскинулась от самого края утёса до кромки густого леса. С одной стороны в поселение врывались свежие ветра, несущие с собой дыхание высот, а с другой – проникал глубокий аромат леса, тёплый и терпкий. Деревня просыпалась медленно, словно зверь от долгого сна. По округе разносился звон оружейных клинков, распеваемые женщинами песни, скрип повозок, а редкие голоса перекликались с шорохом трав под ногами. Всё говорило о том, что сегодня день особенный.
Для Иная этот день был словно затянувшаяся гроза – он чувствовал её приближение давно, затаённо боялся её силы, но в глубине души жаждал, чтобы всё наконец произошло. Сегодня ему исполнилось шестнадцать, и это значило одно: теперь он больше не ребёнок. Но ему ли радоваться этому дню, когда каждая пара глаз в деревне словно спрашивала: «Чего ты стоишь без магии?» Праздник, который для других детей был днём славы, когда их сила проявлялась ярче всего, для Иная превратился в наказание. Каждый год он чувствовал это напряжение – незримое, но явственное, как глухой звук далёкого грома, обещающего бурю. Даже самые тёплые слова и дружеские взгляды не могли скрыть правды: он был чужим в этом месте, где все считались своими. В этом мире, где каждый ребёнок рождался с даром, будь то способность управлять стихиями или видеть будущее, Инай появился на свет ни с чем. Его детство прошло под тяжестью пустоты, которую не могли заполнить ни усилия родителей, ни слова утешения. Дарен, глава их племени, смотрел на мальчика с выражением, в котором смешивались жалость и непонимание. Как это возможно – в мире, где сама природа щедро наделяла каждого силой, кто-то мог остаться пустым сосудом? С ранних лет Инай стал тенью среди сверстников. Их магия играла красками, разливалась искрами, огнями и чудесами, пока он, казалось, был сделан из самой обыденности. Руки других детей притягивали камни, поднимали воду, создавали свет, а его ладони оставались немыми. Даже маленькие трюки, которые могли освоить самые слабые, были ему недоступны.
– У тебя просто дар ещё не раскрылся, – говорила мать. – Ты особенный, Инай.
Особенный. Это слово казалось ему издёвкой. Особенность была у каждого, кроме него. Со временем пустота в нём перестала быть просто безмолвным отсутствием. Она словно ожила, приобрела очертания, стала чем-то ощутимым, как холодный ветер, всегда дующий из-за плеча. Она была его спутником, врагом и, как ни странно, его опорой. В мире, где магия была такой же привычной, как свет солнца, он один знал, что значит жить без неё. Он один знал, как это – смотреть на реальность, не надеясь на чудо. Эта жизнь, суровая и беспристрастная, сформировала в нём силу, хотя на тот момент он ещё не понимал, насколько глубокую. Сегодня, в свой день рождения, Инай сидел на крыльце дома, водя пальцами по ножнам меча. Володар, его отец, давно ушёл, чтобы помочь в подготовке испытаний. Мерцана, мать, занималась приготовлением еды для предстоящего праздника. Они оба старались отвлечься от мысли, что их сын, возможно, не выдержит проверки и опозорит их семью. Но худшим было то, что их сына могли выгнать с утёса. Инай знал, что они беспокоились. Особенно отец, Володар, лишенный языка, как и все мужчины – воины племени силян, он общался с помощью искр, которые складывались в слова и образы. Это было их с Инаем детской забавой, но сейчас он не мог найти в этом утешения. Вчера вечером отец написал в воздухе короткую фразу: «Будь готов, сын». Она до сих пор висела в памяти Иная, как некое напоминание о том, что отступать нельзя.
– Инай, – позвал голос из дома, вытаскивая его из раздумий. Это была Мерцана, светловолосая, с глазами зелёными, как летний утренний лес. – Время пришло.
Он поднялся, встряхнувшись, будто хотел сбросить с себя груз тревоги. Снаружи собралась процессия, готовая сопровождать его к кругу испытаний. Деревенские дети, слишком юные, чтобы участвовать, ждали в сторонке, шепча что-то о том, как нелегко придётся «негодному сыну Володара». Одни мужчины молча держали оружие, словно сами готовились к битве, другие били в барабаны. Женщины пели, и их голоса отзывались в воздухе, как эхо чего-то древнего и неотвратимого. Путь к ритуальному кругу пролегал через всю деревню, мимо древнего храма предков. Стены его, обветшалые, но всё ещё величественные, были покрыты резными символами, хранящими память поколений: руки, тянущиеся к небесам, могучие деревья, уходящие корнями в глубины земли, и языки пламени, что вечно стремились вверх. Инай с детства находил в этих узорах что-то необъяснимо притягательное, некую тайну, заставлявшую сердце биться быстрее. Но сегодня взгляд его задержался на другом. Над храмом, делая плавные, полные какой-то тяжести круги, летал чёрный ворон. Его полёт был медленным, задумчивым, как будто птица наблюдала за всем происходящим, вынося свой молчаливый приговор.
– Плохая примета, – пробормотал кто-то из толпы, но Володар, отец Иная, метнул на него огненный взгляд, и человек тут же замолчал.
Инай почувствовал, как лёгкий ветер прошёлся по его лицу. Толпа двигалась медленно, мягкий гул голосов переплетался с шорохом шагов по утоптанной тропинке, усыпанной хвойными иголками. Впереди кто-то гремел деревянным ведром, где-то позади звякнул металлический обод колеса, ударившись о камень. Весь мир, казалось, тянулся к ритуальному кругу. Ворон опустился ниже и продолжал кружить у храма, его чёрные крылья резко выделялись на фоне мягкого, золотистого неба. Птица двигалась плавно, её тень время от времени падала на лица людей, заставляя их невольно морщиться. В этот момент Инай заметил Лайну. Девочка остановилась среди толпы, её взгляд был прикован к ворону. Большие глаза блестели, отражая солнце, а губы приоткрылись, будто она собиралась сказать что-то, но забыла слова. Ноги её медленно двигались сами собой, не замечая ничего вокруг. Её маленькая ладонь потянулась вперёд, как будто она могла дотронуться до птицы, что скользила по небу. Звук шагов толпы становился всё громче, обтекая её, словно река, но для Лайны всё исчезло, кроме медленного, завораживающего полёта ворона. Она сделала ещё один шаг вперёд, приближаясь к краю тропы, где стоял огромный тягловый бык. Массивное животное, спокойно и величественно переступило ногой, подняв влажный комок земли. Его тёмные глаза, блестящие в утреннем свете, внимательно наблюдали за окружающими, в то время как из широких ноздрей поднимались облачка пара, смешиваясь с прохладным воздухом. Тонкая струйка густой слюны тянулась с его губ, капая на землю, где уже успела образоваться влажная тёмная лужица. Инай ощутил, будто что-то острое и холодное кольнуло его грудь изнутри. Девочка шла прямо под копыта животного, не видя ничего вокруг. Земля под её ногами чуть дрожала от тяжёлого дыхания быка, но она продолжала идти, заворожённая полётом ворона. Бык чуть шевельнулся, его копыто взяло немного в сторону, подняв очередной комок земли. Его хвост дёрнулся, и напряжение в воздухе стало почти ощутимым.
– Лайна! – резко выкрикнул Инай.
Его голос разрезал общий шум толпы. Люди остановились, обернулись, но девочка не услышала. Она сделала ещё один шаг вперёд, и Инай увидел, как копыто быка медленно поднялось, готовясь сделать шаг. Звук этого движения – глубокий, глухой, как раскат грома вдалеке – эхом отдался в ушах Иная. Он не раздумывал. Его ноги ударили по земле, поднимая в воздух частички опавшей листвы и хвои. Он слышал, как сдавленно скрипнуло его собственное дыхание, как под ногами ломались мелкие ветки. Толпа раздалась в стороны, и он рванулся к девочке, чьё платье уже почти касалось ноги животного. Его рука схватила Лайну за плечо, и он рванул её назад с такой силой, что она оторвалась от земли, словно перо на ветру. Её тонкое тело оказалось лёгким и невесомым, но в этот момент оно казалось ему невероятно хрупким, как стекло. Бык фыркнул, его голова дёрнулась вверх, и массивные рога едва не задели Иная. На секунду в воздухе раздался резкий, хриплый звук, когда животное повело головой, но его хозяин быстро успокоил зверя, потянув за уздечку. Лайна замерла, её лицо побледнело. Она наконец перевела взгляд на Иная, и в её глазах были растерянность и ужас.
– Ты что творишь? – резко сказал он, но в его голосе больше было волнения, чем злости.
– Я… я не видела… – прошептала она.
Инай отпустил девочку. Его взгляд снова вернулся к ворону, который теперь сидел на крыше храма. Чёрные перья птицы поблёскивали на солнце, и её глаза смотрели прямо на него. Ворон каркнул – громко, резко, его голос прокатился по деревне, словно предостережение. В груди у Иная всё ещё колотилось сердце. Он почувствовал, как пот стекает по его спине, липко цепляясь за ткань рубахи. Но в этот момент он также ощутил что-то странное: лёгкую волну тепла, как будто мир благодарил его за то, что он успел вовремя. Толпа снова пришла в движение, но на лицах людей теперь, хоть и на миг, читалось уважение. Инай провёл рукой по лицу, его пальцы коснулись прохладной, влажной кожи. Он сделал глубокий вдох, и вместе с запахами дыма, влажной земли и горьковатого аромата трав уловил неуловимый оттенок чего-то незнакомого. В этом странном привкусе таилось смутное ощущение перемен, словно сама природа подсказывала ему, что впереди ждёт нечто неизбежное. Он сделал шаг вперёд, но в его ушах всё ещё звучал крик ворона.
Инай вспомнил детство. Тот день, когда ему исполнилось пять лет – день, который в деревне силян считался началом пути мальчика к взрослости. Это был день пострижин, когда мальчикам впервые остригают волосы, отделяя их детство от будущей зрелости. Раннее утро того дня было ясным, но прохладным. Солнце только начинало подниматься над деревьями, его свет медленно разливался по крышам домов, по влажным от росы травам, по лицам собравшихся. Воздух наполнял густой запах хвои, благовоний и дыма от утренних очагов. Иная вывели из дома его родители. Мать держала в руках серебристые ножницы, которые передавались в семье из поколения в поколение. Отец стоял рядом, его взгляд был строгим, но в нём читалась гордость. Мальчика усадили на стул, поставленный на корнях, в тени большого дуба. Вокруг собрались родственники и соседи – этот обряд был важен для всего племени.
– Теперь ты станешь ближе к лесу, ближе к духам и своим предкам, – сказала Мерцана, прикрыв глаза, и её голос звучал так, словно слова были частью молитвы. – Да благословят тебя подземные боги, во имя огня, во имя тяготения…
Она осторожно взяла прядь его тёмных волос, которые мягко ложились на плечи мальчика. Ножницы щёлкнули, и волосы упали на землю, где их сразу подхватила прохладная струя ветра. Обряд продолжался, пока все волосы не были острижены, открывая его юное лицо. Инай чувствовал, как ветер обдувает его голову, как прохлада касается кожи. Это было странное, но приятное ощущение, будто он прощался с чем-то, что больше не должно было принадлежать ему. После постригов Иная подвели к крупному боевому коню – серому, с мощными мускулами, перекатывающимися под шерстью, и большими тёмными глазами. Конь стоял спокойно, но в нём чувствовалась скрытая сила, как у реки перед началом разлива.
– Садись, – выстрелил искрами Володар, помогая мальчику подняться в седло.
Седло отца, большое и пахнущее кожей, казалось для Иная троном. Он сел, слегка сутулясь, его маленькие руки вцепились в луку, а ноги, естественно, болтались в воздухе, слишком короткие, чтобы достать до подпруг. Он должен был просто посидеть, прочувствовать эту силу под собой. Но в мире редко всё идёт по плану. Из-за угла сарая внезапно выскочил рыжий кот, сверкая в лучах солнца, как искры пламени. Он мчался прямо через двор, и его появление взбаламутило кур, которые закудахтали и бросились врассыпную. Этот хаос подхватил всех – куры вылетели прямо под ноги коню, и тот вскинул голову, широко раскрыв ноздри. В воздухе раздалось резкое, гортанное ржание. Конь прижал уши к голове и резко взвилась на дыбы, царапнув передними копытами по воздуху.
– Держись! – слегка дернулся отец, но даже не сделал и шага вперёд.
Вмешиваться в этот обряд означало показать слабость сына. Каждый мальчик в племени должен был доказать свою силу и умение справляться без чужой помощи. Инай вцепился в седло с силой, которой раньше не ведал.
– О, подземные царицы, помогите ему! – вздохнула Мерцана.
Его руки вцепились в седло так, словно приросли к нему, а ноги беспомощно болтались в воздухе, не находя опоры. Он чувствовал, как мощное тело коня вздрагивает под ним, как дрожь передаётся ему через седло. Животное резко опустилось на копыта, но тут же рвануло вперёд, увлекая за собой клубы пыли. Конь мчался, как буря, его копыта глухо стучали по земле, разбивая комья почвы. Позади вздымались густые облака, а прохожие с криками бросались в стороны. Инай видел мелькающие лица, слышал оклики, но не чувствовал страха. Его тело будто слилось с лошадью, а сердце билось с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Жеребец снес хлипкий забор у дома соседа, рассыпав деревянные колья в стороны, а затем понесся к центру деревни. Люди кричали, но никто не пытался остановить скакуна. Всё изменилось, когда на тропу вышел Дарен – вождь племени силян. Его тёмно-карие глаза прищурились, внимательно следя за приближающимся конём, на спине которого отчаянно держался маленький Инай. Тёмно-русые волосы в беспорядке спадали на широкие плечи, а густая тёмная борода придавала лицу суровость и силу. Он стоял неподвижно, словно врос в землю, как древний дуб, перед которым даже буря замедляет свой бег. В руке вождя сверкал меч с кроваво-красным лезвием. Дарен спокойно поднял меч, взмахнул им, и в воздухе появилось алое облако. Магия времени вспыхнула вокруг лошади, её копыта замерли, а движения остановились, как в вязком янтаре. Когда мир вернулся в движение, первым оказался рядом отец. Его лицо было напряжённым, но в глазах светилось облегчение.
– Он удержался, – выстрелил искрами Володар, смотря на жену и снимая улыбающегося сына с седла.
Инай чувствовал, как тёплая рука отца потрепала его по коротко остриженным волосам. Мать смотрела на него с той же смесью волнения и гордости, но не сказала ни слова. Позже в деревне устроили пир. Звуки смеха, запах жареного мяса, тепло костра – всё это смешалось в памяти мальчика, как один большой, радостный шум. Но главное, что он запомнил, это взгляд Дарена, который словно говорил:
– Ты справился…
Бык фыркнул и Инай вернулся в настоящее, всё еще улыбаясь от своего воспоминания. Круг испытаний располагался на самом краю утёса, где земля, казалось, робко встречалась с бескрайним небом. Внизу, далеко внизу, синеватая гладь моря, словно бездонное зеркало, отражала облака, которые тихо плыли по нему, как задумчивые странники. Солёный запах моря поднимался вверх, смешиваясь с ароматами трав, что цеплялись за скалистые выступы, упрямо противостоя ветрам. Воздух был свежим, резким, и с каждым вдохом лёгкие наполнялись ощущением простора, необъятности, какой-то пугающей свободы. Чувство разливалось внутри, напряжённое и непостижимое, словно душа вдруг обрела крылья и, одновременно, ощутила груз невозможности взлететь. Всё вокруг – широта горизонта, ритмичный плеск волн, теряющийся в глубине, и лёгкий шёпот ветра, – казалось частью великой симфонии, в которой было и величие, и опасность, и безмолвное обещание чего-то неизведанного. Сюда не часто приходили жители, за исключением таких вот дней, как этот. Земля была вытоптана до серого камня, усыпанного мелкими трещинами, будто сама природа старалась создать иллюзию бойцовской арены. На противоположной стороне уже ждали два воина. Один из них – Крушимир, старший мастер тактической магии, седовласый и хмурый, словно волк. Второй – Зверан, сын вождя и друг детства Иная.
Зверан поднял руку в приветствии. Его лицо, обрамлённое длинными светлыми волосами, оставалось спокойным, но в глазах искрился вызов, словно молния, готовая ударить в любой момент. Инай попытался улыбнуться, но вместо этого кивнул, чувствуя, как внутри него всё сжалось. Когда все заняли свои места, в круг вошёл Дарен, вождь силян. Он, как и все воины был без языка, но выражался не искрами, а разноцветным туманом, и для большей ясности его речь озвучивала громогласная женщина Ида. Ее голос был тяжёлым, как раскаты грома, Инай часто просыпался под ее утренние крики, когда она то выгоняла соседского пса со своего крыльца, то кричала на мальчишек, сломавших ей забор. Она постоянно на кого-то кричала. Голос был её силой.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы испытать Иная, сына Володара. Сейчас он докажет, достоин ли быть воином, а весь круг испытаний покажет, достоит на Инай быть жителем утёса шести племен.
Голос Иды вызвал мурашки у Иная. Толпа одобрительно загудела, но Инаю казалось, что этот шум лишь усиливает его страх и одиночество.
– Начали!
Туман взорвался словно вулкан, Ида крикнула что есть сил, а два воина ринулись в бой.
– Царицы подземные, помогите… – прошептал Инай, едва слышно для самого себя.
Он вспомнил молитвы матери, обращённые к древним подземным богам – Лавине и Магните. Он не верил в них, никогда не верил, но теперь, стоя лицом к смертельной опасности на своём первом испытании, решил на всякий случай попросить их помощи. Лучше показаться слабым перед вымышленными силами, чем не попытаться вовсе. Инай приготовился к атаке, но всё произошло быстрее, чем он ожидал. Зверан исчез с одного места и появился в другом, словно его фигура растворилась в воздухе, чтобы затем возникнуть за спиной Иная. Удар не заставил себя ждать – мощная атака выбила его из равновесия. Крушимир воспользовался моментом: его движение было плавным, как течение реки, но каждый шаг скрывал смертоносную точность. Инай поднял меч, едва успев отбить удар, но следующий пришёл так быстро, что его руки дрогнули. Клинок Крушимира вибрировал от удара, издавая резкий звон, будто смеясь над слабостью юноши. Инай сжал зубы, ощущая, как тяжесть меча заставляет его бороться не только с противником, но и с самим собой, чтобы не потерять равновесие. Ему казалось, что он дерётся с тенями, а не с людьми. Магия времени делала противников почти неуловимыми. Зверан атаковал молниеносно, исчезая и появляясь с неожиданной стороны. Инай едва успевал защищаться. Каждое движение давалось с трудом. Сердце колотилось так громко, что он боялся: враги могут услышать его стук. Пот катился по вискам, капли стекали за ворот рубашки. Он чувствовал себя пойманным в ловушку, в прямом и переносном смысле загнанным к самому краю обрыва, перед неминуемой гибелью. Но тут он вспомнил слова матери: «Научись видеть и чувствовать мир». Инай закрыл глаза на долю секунды, вдыхая запах пыли и сухой травы. Всё, что происходило вокруг, словно замедлилось. Острые камни, там внизу, никуда не денутся. Торопиться некуда. В этот момент он осознал: не нужно гоняться за тенями, нужно ждать, пока они сами приблизятся. С этим осознанием он открыл глаза, увидев, как Зверан вновь переместился. Но на этот раз Инай был готов. Он сделал шаг в сторону от обрыва, предугадав траекторию движения друга, и его меч встретил удар Зверана. Клинки звякнули, и Инай почувствовал, как тот чуть подался назад. Крушимир напал с другой стороны, но Инай, словно ощутив его движение кожей, успел уклониться. Меч старого воина рассёк воздух, оставив за собой еле видимую видимую дорожку магии.
– Так значит, ты учишься, – выстрелил искрами Зверан, появляясь перед ним с лёгкой усмешкой.
Инай ничего не ответил, стараясь не упускать из вида друга, следя за ним через искрящееся облако букв. Его взгляд был сосредоточен, дыхание выровнялось. Он начал замечать, как магия времени создаёт рябь в воздухе перед движением. Это не было знанием или даром – это была интуиция. Следующая атака Зверана снова была предсказана, и Инай использовал это в свою пользу. Он уклонился, одновременно подставив ногу под шаг друга. Зверан потерял равновесие и рухнул на землю, чихнув, от попавшей в нос пыли. Толпа ахнула, а Дарен, наблюдавший за боем с пристальным интересом, лишь кивнул. Крушимир не дал парню времени отпраздновать победу. Его меч был направлен прямо на грудь Иная, но тот сумел отклонить удар. Однако старший воин двигался с изяществом, которое невозможно было угадать. Его атака изменила направление, и острие меча едва не задело шею Иная. Мерцана, мать Иная, закрыла глаза рукой и схватила мужа за руку. Инай понял, что его тактика должна быть другой. Он отбросил страх и начал использовать собственное тело, чтобы обмануть Крушимира, делая движения, которые выглядели беспорядочными, но на самом деле заманивали старого воина в ловушку. Наконец, когда Крушимир сделал шаг вперёд, Инай резко перехватил его клинок, и, используя силу инерции, заставил его отступить. Толпа взревела. Крушимир поднял руку, показывая, что сдаётся.
– Ты меня удивил, мальчишка, – заискрил он, улыбаясь.
Зверан поднялся с земли, потирая бок. Он подошёл к Инаю и хлопнул его по плечу.
– Ты меня переиграл, впервые.
Инай кивнул, не найдя слов. Дарен шагнул вперёд, а голос Иды перекрыл шум толпы:
– Испытание завершено. Инай доказал, что достоин быть воином, – голос Иды прозвучал громко, словно удар древнего колокола, заставив толпу разразиться бурным ликованием. Но для Иная этот момент был чем-то большим, чем просто победа. Аплодисменты, крики, шум толпы – всё это слилось в приглушённый гул, который казался далёким и нереальным. Этот шум отступил, словно волна, уступая место чему-то большему, чему-то, что поднималось из глубины его существа. Он стоял в центре круга, сжимая рукоять меча, ощущая, как слабость в руках и ногах сменяется странной, новой тяжестью, которую он раньше не знал. Это была тяжесть принадлежности, словно сам воздух вокруг него признал его своим. Он поднял голову и посмотрел на людей вокруг. Их лица, столько раз выражавшие жалость, удивление или насмешку, теперь были другими. Взгляды больше не избегали его – наоборот, в них читалось уважение, даже гордость. Инай вдруг осознал, что он больше не чужак, не мальчик, на которого смотрели с ожиданием, что он потерпит неудачу. Он был своим. Членом племени. Воином. Он вдохнул, ощущая, как воздух наполняет его лёгкие и, вместе с ним, всю его сущность. Это был другой воздух. В нём он почувствовал свободу, пусть и тяжёлую, но теперь его собственную. Ему не нужно было больше доказывать своё место здесь. Это место было его, навсегда. И в глубине души он почувствовал тихую, едва уловимую радость, как если бы маленькая часть его, та, что всегда была одинока, наконец обрела дом. Эйфория схлынула так же внезапно, как и накатила. Шум толпы теперь звучал едва различимым фоном, словно далёкое эхо, от которого невозможно было спрятаться, но которое уже не трогало сердце. Инай почувствовал, как холодная реальность вернулась с новой силой. Он вспомнил: это было только начало. Впереди его ждали не только следующее испытание в его племени, но и долгий, изнурительный путь через весь утёс. Шесть племён, множество испытаний, каждое труднее предыдущего. Оптимизм, ещё минуту назад взлетевший до небес, осел, как камень, брошенный в море. Вместо лёгкости в груди появилась усталость, словно тело уже знало, сколько сил потребуется для предстоящего пути. Он вздохнул, пытаясь собрать в себе остатки уверенности, но от того, что впереди его ждали неизвестные, а возможно, и смертельно опасные испытания, стало не легче.
Второе испытание, как сказал вождь Дарен, требовало не силы и ловкости, а ума и способности к тактике. На круг вынесли деревянный стол, покрытый резными узорами. На нём стояли фигурки, каждая из которых представляла воинов, животные силы и природные элементы. Это была древняя головоломка, смысл которой заключался в том, чтобы перестроить линию обороны деревни, используя минимальные ресурсы. Дарен подошёл ближе, его тяжёлые шаги отдавались эхом в воцарившейся тишине. Он посмотрел на Иная пристально, словно пытался проникнуть в его мысли.
– Ты доказал, что можешь сражаться, – начал он расстилать туман. – Но сможешь ли ты оставаться хладнокровным, когда каждый шаг жизненно важен для племени? Для твоих близких? Это задача не только воина, но и вожака. Сможешь ли ты защитить племя, если враг атакует неожиданно?
Инай кивнул, его пальцы уже потянулись к фигуркам. Он изучил стол: линия обороны была нарушена, и фигурки врагов окружали деревню с разных сторон. У каждой детали были свои особенности. Волки двигались быстро, но их можно было обмануть. Люди врага атаковали с оружием, и их нужно было задерживать как можно дольше. А внутри деревни находились жители – их безопасность зависела от решений Иная. Толпа вокруг затаила дыхание. Инай начал двигать фигурки, стараясь выстроить линию обороны. Время от времени Дарен давал подсказки, описывая, как развиваются события: «Волки приближаются с севера», «К востоку виден враг с факелами». Каждое движение казалось простым, но его последствия были огромными. Если Инай делал ошибку, Дарен останавливал его и показывал, как враги могли бы прорваться. Инай вспоминал уроки отца. Володар, даже не говоря слов, всегда умел объяснять, как важно просматривать ситуацию на несколько шагов вперёд. Искры, складывающиеся в слова, рисовали схемы боёв, и тогда Инай часами сидел над задачами, пытаясь понять, что сделано не так. Он представил, что это не просто фигурки, а живые люди. На мгновение ему стало страшно: что если он не справится? Он посмотрел на толпу. Зверан наблюдал за ним, сложив руки на груди, на лице друга была лёгкая улыбка. Инай снова сосредоточился. Его движения стали увереннее. Он выстроил баррикады из фигурок деревьев, чтобы замедлить врагов. Фигурки воинов поставил в ключевые точки, где они могли бы перекрывать подходы к деревне. И, наконец, переместил жителей в укрытия. Дарен поднял руку, останавливая его. Толпа замерла.
– Всё решено, – протуманил вождь. Он оглядел стол и кивнул. – Ты спас деревню, Инай. Испытание пройдено.
Толпа разразилась аплодисментами. Люди начали обсуждать, как бы они сами справились с такой задачей. Инай почувствовал облегчение. Он показал, что способен думать не только за себя, но и за других. Поклонившись Дарену, Инай перевёл взгляд на отца. Володар поднял руку, и на миг их глаза встретились.
Вечер в деревне силян всегда был тихим и умиротворённым, но сегодня всё было иначе. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо густыми мазками багрянца и золота, словно художник наносил последние штрихи на бесконечный холст. Лучи пробивались сквозь переплетение ветвей и ложились на землю неровными полосами, напоминая узор старой, смятой скатерти. Каждый луч касался крыш домов, словно прощаясь, прежде чем уступить место надвигающейся ночи. В воздухе густо смешались запахи: древесный дым, что неспешно тянулся из кострищ и труб домов, аромат жареного мяса, насыщенный и пряный, и травяной настой, исходивший из глиняных сосудов, которые женщины расставляли по дворам. Этот вечер казался живым, наполненным мелкими, едва заметными движениями: лёгкий скрип деревянных ставен, шелест ветра в листве, тихий смех и приглушённые разговоры. Огромный костёр пылал в центре деревни, языки пламени поднимались высоко, словно стремясь коснуться звёзд, которые уже начинали проглядывать на тёмнеющем небе. Тепло огня ощущалось даже на расстоянии, пробираясь сквозь вечернюю прохладу, заполняя пространство мягким, пульсирующим светом. Вокруг костра, танцуя вместе с тенями и языками пламени, кружились дети, их смех и радостные крики разрывали тишину леса, перекликаясь с ритмичным стуком бубнов, которые выбивали живой, трепещущий ритм.
Инай сидел на низком деревянном стуле рядом со своей семьёй. В его руках была деревянная миска с горячей кашей и мясом, густо приправленная травами. Пар из тарелки поднимался ленивыми клубами, щекоча нос ароматами специй. Он машинально ел, не отрывая взгляда от пламени костра, в котором иногда проскакивали зелёные и синие всполохи – кто-то добавил туда магические травы для красоты. Рядом сидел Зверан, старший сын вождя и друг Иная. Захватывающие огоньки его рассказов наполняли воздух вокруг, словно его предназначение заключалось в том, чтобы делиться ими.
– Испытание было непростым, – искрил он, размахивая руками, – но в такие моменты ты понимаешь: лес или принимает тебя, или отвергает. Я стоял перед огромным деревом, и оно заговорило со мной. Сказало, что если я не найду нужный камень в реке, то не смогу пройти дальше…
Инай слушал, стараясь улыбаться, но мысли его были где-то далеко. Он ловил каждое слово друга, но не мог избавиться от ощущения, что всё это чуждо ему. У Зверана был дар, который открылся, как полагается. У него самого – нет. Мерцана подошла, держа в руках миску с фруктами. Она поставила её перед сыном и, наклонившись, слегка коснулась его плеча. Её глаза сияли мягкой улыбкой, но глубоко внутри, в самой их тени, пряталась тревога, едва заметная, но ощутимая, как тонкий лёд под ногами. Инай уловил это мгновенно – словно невидимый холодок скользнул вдоль позвоночника, заставляя его чуть напрячься, хотя он и не мог сразу понять, в чём дело.
– Ты справился сегодня, – сказала она тихо. – Но это только начало.
Он кивнул, не глядя ей в глаза. Толпа вокруг костра была в самом разгаре праздника, когда в воздухе что-то изменилось. Шорох голосов затих, будто их сдавил невидимый купол. Люди начали оглядываться, и в этот момент к костру вышел Траян. Дед Иная был высоким, но слегка сутулым. Его шаги, шаткие и неровные, оставляли на земле глубокие отпечатки. В руках он держал резную, старую деревянную кружку, из которой плескался мёд. Его запах, густой и тяжёлый, наполнил воздух вокруг, перемешиваясь с дымом. Но кроме запаха меда, от деда исходили волны тёмной энергии, которая словно смола поглощала всё веселье.
– Ты думаешь, это всё? – внезапно крикнул он громко, его голос, хриплый, резкий и дрожащий, заставил всех замолчать. – Это всё детские игры, ха! Что вы тут празднуете то?
Все повернулись к нему. Даже дети, только что кружившиеся у костра, остановились, будто заворожённые. Траян ухмыльнулся и поднял кружку высоко над головой, а затем перевёл взгляд на Иная.
– Посмотри на меня, мальчик, – произнёс он, водя свободной рукой туда-сюда и шатаясь. – Настоящие испытания ждут тебя там! За пределами деревни! Там, где обитает Вихрь… Он сломает тебя, как сломал меня! И никто тебе там не поможет…Ни люди, ни духи, ни подземные боги, ни небесные.
Инай молча смотрел на деда. В словах старика было что-то большее, чем просто обида или злость. Это было предупреждение, глухой удар тревоги, который отозвался в его груди. Вокруг повисла глубокая тишина, нарушаемая только едва слышным треском дров костре.
– Сейчас не время предаваться страхам, Траян, – туман Дарена осветил тишину.
Вождь встал из-за стола, его фигура, высокая и прямая, казалась спокойной, но мощной, как дуб.
– Страхи, – медленно произнёс Траян, словно обдумывая каждое слово, как человек, опасающийся сделать неверный шаг. – Помни, внук, Вихрь не видит нас, как мы видим друг друга. Нет… Его зрение – это зеркало наших страхов и пороков, всего самого тёмного и отвратительного, что мы носим в себе. Мы сами открываем перед ним двери, позволяя войти. Чем сильнее наш страх и глубже сомнения, тем мощнее он становится. Он не отнимает эту силу – мы сами её ему отдаём.
Увидев, как к нему приближаются несколько воинов, он хмыкнул, развернулся и, пошатываясь, побрел прочь, оставляя за собой только тягучий запах мёда и липкое ощущение тьмы. Праздник продолжался, но радость ушла, как дым, уносимый ветром. Инай остался сидеть у костра, глядя в огонь. Его мысли кружились, словно те самые искорки, которые вырывались из пламени и исчезали в воздухе. Он вспомнил отца, его вечерние рассказы у огня: «Вихрь… он не просто буря. Это гнев земли, это шёпот огненных рек, что никак не может вырваться наружу». Тогда эти слова казались сказкой, но стоило костру потухнуть, как в голове начинали копошиться тени. Он вспоминал, как, лежа под одеялом, старался не слушать вой ветра за окном, но в этот звук всегда вплеталось нечто иное – едва слышные шорохи, словно кто-то крался мимо дома, оставляя после себя тягостную, давящую пустоту. Ещё Инай вспомнил детские страшилки. Дети пугали друг друга: «Если будешь плохо себя вести, Вихрь тебя найдёт. Он увидит твой страх, твою слабость. Смелых он не трогает – он забирает только тех, кто дрожит». Инай, конечно, смеялся вместе со всеми, но в самые тёмные ночи, когда он был один, эти слова возвращались, словно эхом. Ему казалось, что тень за окном растягивается, становится чем-то большим, чем просто движением ветвей. Он вспомнил, как однажды старик Радей рассказывал детям у деревенского храма: «Вихрь живёт там, где гаснут звёзды. Ты его не увидишь, ты его почувствуешь. Это как мороз внутри тебя, который не зависит от погоды». Тогда все слушали с раскрытыми ртами, а потом разбежались по домам, но Инай долго смотрел на небо, пытаясь разглядеть, где же эти потухшие звёзды. Костёр треснул, и он вздрогнул, возвращаясь в настоящее. Пламя напомнило ему ещё один рассказ. Инай вспомнил, как однажды отец поделился другой историей – той, что редко звучала в кругу племени. Это был не просто миф, а нечто большее, как некий шёпот, передаваемый из поколения в поколение.
– Вихрь… его не всегда боялись. Когда-то, в начале времён, он был даром. Его создал высший бог, тот, кто видел людей насквозь. Люди жили слепыми, не замечая своей истинной сущности, не зная, кто они на самом деле. Они блуждали по миру, полные гордыни, думая, что их души чисты, а намерения праведны. Тогда бог, устав от их заблуждений, вдохнул в мир Вихрь.
Отец тогда на мгновение замолчал, и искры, вырывающиеся из костра, казались продолжением его слов.
– Вихрь не был злом, как многие думают. Он был зеркалом. Там, где он проходил, он раскрывал правду. Он видел сердца людей и показывал им то, что они прятали даже от самих себя: страх, зависть, ярость. Он не наказывал и не мстил, он лишь отражал. Но правда – как нож. Люди не смогли вынести её. Они обозлились на Вихрь, назвали его проклятием и отвернулись от него, как отворачиваются от тени в ночи.
Голос отца стал тише:
– Разгневанный, обиженный их отказом, Вихрь ушёл в глубины земли, где его дыхание стало тяжёлым, а сердце – пустым. Но он не исчез. Он нашёл утешение у подземных богов. Вихрь остался частью этого мира, чтобы однажды вернуться и вновь показать людям их настоящую суть. Потому что истина не исчезает от того, что её прячут. Она ждёт. И каждый, кто встретится с Вихрем, увидит в нём самого себя – сильного или сломленного, чистого или опалённого тьмой.
Инай помнил, как слова отца тогда казались сказкой, но стоило костру погаснуть, как тени в углах начинали сгущаться, а шорох ветра за окном превращался в чей-то осторожный шаг. Инай снова вспомнил слова деда, и те застряли в его голове, как шип. Он пытался отмахнуться от них, но чем больше думал, тем яснее осознавал, что Траян возможно был прав. Всё, что происходило сегодня, было лишь началом. Настоящие испытания ждали впереди, там, где он будет один, без помощи семьи или друзей. Что ждёт его в других племенах? Лес шептал невнятные тайны на своём языке, а треск костра звучал, будто отсчитывал время, мерно и неотвратимо. Где-то вдали завыла птица, её голос разрезал ночную тишину, заставляя холод пробежать по коже. Инай поднял взгляд на небо. Звёзды, рассыпанные, как пыль древних миров, висели в неподвижной тишине. Их свет не грел, но что-то внутри этого безразличного блеска притягивало, как взгляд существа, видящего всё сразу. Ночь опустилась мягко, словно тёмное крыло, охватив деревню. Она не укрывала и не защищала, но открывала что-то иное – пространство между мирами, где всё обретает свой настоящий вид. Инай чувствовал это, как лёгкий ток в груди: ночь смотрела на него, и её взгляд был бесконечным, словно само время. В ту ночь он долго не мог заснуть. Его мысли неугомонно плясали словно огонь: горячие, пульсирующие, пожирающие всё, что он пытался скрыть. Утром Инай стоял на краю деревни, сжимая ремень рюкзака. За его спиной собрались все, кто был ему дорог: отец, мать, Зверан и другие друзья детства. В их глазах отражались и тревога, и надежда, смешиваясь, как ледяной мороз и тёплая зола, оседающая на земле. Даже Володар, обычно сдержанный, подошёл ближе, чтобы положить руку на плечо сына. Её тяжесть была одновременно успокаивающей и обременяющей.
– Помни, сын, каждый шаг – это испытание, – промолвил он, высекая искры из ладони. Они взлетели в воздух, образуя слова: «Сила в духе». Это была единственная возможность отца выразить чувства, и Инай принял это как благословение.
Мерцана, мать Иная, стояла чуть поодаль вместе с Деей, дальней родственницей Володара. Она смотрела на своего ребёнка, который вступал во взрослую жизнь и должен был встретить её лицом к лицу в полном одиночестве. Мерцана еле сдерживала слезы и вспоминала как они с Володаром приезжали в гости к Дее на другой утес. Она тогда была на восьмом месяце беременности и Володар предложил ей навестить Дею на другом континенте. По общепринятой традиции континенты эти назывались утёсами, из-за отвесных скал, опоясывающих эти каменные корабли по кругу. С утёса на утес можно было мгновенно перенестись через арки-порталы, сложенные из прямоугольных шлифованных гранитных камней, расставленных древними, на некогда едином континенте. Но не на всех утесах были эти арки, тогда ездить в гости приходилось по морю. Мерцана сначала не хотела уезжать, потому что близился девятый месяц беременности и тогда порталом пользоваться будет запрещено, для безопастности малыша придется возвращаться по морю. Но хоть девушка не очень то и любила морские путешествия, да и воду в целом, всё же она согласилась на предложение мужа. Они подошли к древним гладким камням, обросшим легендами со времён разделения. Никто не знал наверняка, как работают эти порталы – даже лесник Всеволод, старейший и мудрейший среди них, чей возраст приближался к двум векам. Шагнув под тень загадочной арки утёса шести племён, муж и жена почувствовали, как их ноги утопают в песке другого утёса – мир вокруг изменился в одно мгновение. Там, с улыбкой на лице уже ждала гостей Дея – родственница Володара и, как обычно, обняла их. Утес древичей отличался от утеса шести племен. Тут было меньше леса и больше гор, скал и пещер, да и люди в основном жили в каменных домах или в земле. Здесь ещё помнили древние техники работы с камнем, поэтому все сооружения были красивы и величественны.
На утёсе было множество горячих источников. Их пар поднимался над камнями, особенно по утрам, когда воздух был прохладным. Этот лёгкий туман стелился по земле, как шелковое покрывало, добавляя местности таинственности. Для Мерцаны посещение источников стало ритуалом. Каждый раз, когда Володар уходил на собрание с местными воинами, она спускалась к одному из бассейнов, выложенных тёмным базальтом, и окуналась в горячую воду. Тепло обволакивало её, расслабляло мышцы, а тонкий запах серы, который она поначалу находила резким, со временем стал привычным и даже приятным. Сидя в воде, она слушала, как где-то вдалеке журчали ручьи, стекая в природные резервуары. Иногда мимо источников проходили местные жители, их силуэты мелькали в тумане, словно призраки. Одни здоровались кивком, другие молча шли своей дорогой, но все казались спокойными и сосредоточенными. Здесь, в источниках, Мерцана размышляла о будущем. Она представляла своего ребёнка, размышляла о том, каким он будет, думала о доме, о тех днях, которые они с Володаром оставили позади. В один из дней она решилась отправиться в пещеры, которые уходили глубоко в горы. Её привлекали рассказы местных о том, что эти туннели – не просто природные образования, а словно высечены чьей-то древней рукой, забытой силой, что оставила после себя следы народов, живших здесь задолго до того, как утёс стал домом нынешнего племени. Её проводником стала Дея. Они взяли с собой масляные лампы, которые отбрасывали тёплый, дрожащий свет на каменные стены, где виднелись странные знаки и изображения. В одном из залов, куда они пришли, стены были покрыты резьбой: фигуры людей с копьями и щитами, огромные звери с длинными клыками и пастями, открытыми в беззвучном рыке.
– Здесь, говорят, жили наши предки, – объяснила Дея, слегка касаясь резьбы. – Они знали, что камень – это память земли, и если вырезать что-то здесь, это останется навсегда.
Мерцана водила пальцами по камню, чувствуя холод и шероховатость его поверхности. Её мысли уносились в те времена, когда эти люди шли через свои леса, через горы, пытаясь сохранить свою жизнь и культуру. Девушка постепенно привыкала к этому утёсу и его обитателям. Их обычаи, казалось, подчинялись древним правилам. По утрам мужчины и женщины выходили на работы: одни отправлялись в горы, добывать редкие минералы и камни, другие занимались охотой или ремёслами. Она наблюдала, как женщины, используя диковинные приспособления вырезают из камня посуду, украшенную тонкими узорами. Каждый узор что-то значил: знак семьи, символ духа-защитника, иногда – просто благопожелание. Девушка научилась понимать эти символы. Она проводила много времени с местными женщинами, слушая их истории о том, как утёс защищал их во время бурь, о преданиях, связанных с духами, живущими в горах. Раз в неделю племя устраивало общие ужины у огромного очага, выложенного в центре главной площади. Здесь жарили мясо, запекали корнеплоды в горячих камнях и варили густые супы из трав и грибов, которые собирали в пещерах. Мерцана сидела вместе с местными женщинами, а рядом с ней всегда был Володар. Его яркие оранжевые искры рассказывали их общие истории, заставляя собравшихся смеяться. Она помнила одну из таких ночей особенно ярко. Сильный дождь, гулкий и мощный, барабанил по крышам каменных домов, а они сидели под навесом, слушая, как старик рассказывает древнюю легенду. Вокруг пылал огонь, а свет его плясал на стенах, оживляя тени. У древичей они пробыли немногим больше месяца. Коричневый сентябрь ушёл и потух, словно костёр. Его последние отблески ещё мелькали в тёмных ветвях деревьев и на потрескавшейся земле, но уже не давали тепла. Свежий ветер, словно дыхание зимы, гонял по пустым утёсам сухую листву, кружил её в воздухе, а потом уносил прочь, будто пытался зачистить следы прошедшей осени. Всё в мире словно замерло, готовясь к следующему этапу – цветени. Мерцана любила это время года. Цветень всегда поражала её, заставляла замирать, как перед чем-то неизведанным, магическим. Это было не просто изменение времени года – это было второе пробуждение природы, словно мир получил шанс вдохнуть ещё раз перед финальным приходом зимы. Деревья окутывала плотная тёмная листва, где глубокие синие, фиолетовые и чёрные оттенки сливались воедино, придавая лесу загадочность и ощущение чего-то нереального, словно он был частью другого мира. Земля, укрытая новой травой, светилась розовым, голубым и лавандовым. Это было не буйство зелени, как летом, а утончённое, почти эфемерное зрелище. Цвета казались зыбкими, словно сгустки света, заключённые в хрустальные лепестки и листья.
И вот, стоя на краю утёса древичей, Мерцана вглядывалась в горизонт, видневшийся за порталом, и её сердце наполнялось тихой, глубокой тоской. На её родных землях цветень была иной. Там фиолетовые кроны деревьев создавали арки, которые сводились над тропами, делая их похожими на природные своды храмов. Трава росла гуще, и её голубые и розовые стебли утопали в тени ветвей, создавая ощущение, будто земля покрыта мягким ковром. Она вспомнила запах родного леса: влажный и тёплый, с тонкими нотами прелой коры, свежего мха и сладких ягод, которые созревали именно в эту пору. Там каждый уголок природы знал её имя, принимал её, как часть себя. А здесь, на чужом континенте, всё было иначе. Ветер, земля, даже запахи – всё казалось холодным, отчуждённым, несмотря на красоту этого места. Она перевела взгляд на портал, который мерцал у самого края утёса. Его поверхность, будто натянутая пленка воды, сияла золотыми и зелёными бликами. Казалось, что он дышит, как живое существо, тихо зовя её сделать шаг вперёд. Но было нельзя. Срок беременности был слишком большим. Девушка опустила руку на живот, чувствуя, как внутри неё шевелится ребёнок. Её малыш должен родиться там, где его мать будет чувствовать себя частью чего-то большего, где земля примет его, как своего. Сильный ветер играл с её плащом, заставляя ткань шуршать, как сухие листья. В руках она держала небольшой узел с вещами, аккуратно перевязанный полосой льняной ткани. Её ладонь, привычно лежащая на округлившемся животе, казалась неподвижной, но внутри бушевала буря.
– Милая, – раздался рядом мягкий голос, и её плеча коснулась тёплая рука.
Дея с улыбкой наблюдала за Мерцаной, словно понимая каждую её мысль.
– Я всё понимаю, но что поделать? – сказала она, её голос был тёплым, как утреннее солнце. – Мы вызовем Молниара, и ты доберёшься домой быстренько. Обещаю, почти без качки. Мерцана вздохнула, чуть прижавшись к Дее, и кивнула.
Они вошли в деревянную кабинку, висящую на толстых тросах. Кабинка покачивалась на ветру, скрипя старыми металлическими креплениями. Её деревянные стены были вытерты до гладкости, а в щелях чувствовался холодный морской воздух. Большое окно открывало вид на зелёное море, раскинувшееся до самого горизонта.
– Ох, как я не люблю высоту и эти хрупкие кабинки, – пробормотала Мерцана, хватаясь за ремень, протянутый вдоль стены.
Она взглянула вниз, где под ними медленно тянулась каменная тропа, ведущая к пирсу. Высота заставила её сердце сжаться, и она резко отвела взгляд, уставившись на свои сапоги. В этот момент Володар «заговорил». Кабинка наполнилась ярким красно-оранжевым дымом, который будто разлился по воздуху, заполняя пространство. Дым был густым, сверкающим, с тонкими искрами, танцующими в его глубине. Сначала в нём появилась фигура Володара: тёмные волосы, строгий взгляд, руки, упёртые в бока. Его поза выражала очевидное недовольство. Затем дым изменился. В нём проявилась сцена: Мерцана, стоящая на краю утёса, с ужасом в глазах, кричащая, её руки судорожно держатся за живот. Следом появился ребёнок: темноволосый мальчик с карими глазами, который, унаследовав страх матери, вопил при виде обрыва.
– Ха! – рассмеялась Мерцана, её страх сменился добрым раздражением. – Милый, с чего ты взял, что у него будут карие глаза? Может, он унаследует мои зелёные?
В дыму фигура Володара пожала плечами и улыбнулась, словно признавая, что спорить бессмысленно. Кабинка остановилась внизу, издав мягкий скрип. Они вышли на каменную тропу, которая плавно переходила в гранитный пирс. Пирс был огромным: его прямоугольные плиты, идеально подогнанные друг к другу, создавали впечатление монолитной структуры. По краям покачивались лодки, корабли и даже плавающие дома, некоторые из которых были украшены яркими узорами и фигурами животных. Воздух здесь был совершенно другим. Он был пропитан солью и влажной древесиной, а в каждом вдохе чувствовался лёгкий привкус смолы и водорослей. Где-то рядом перекатывались круглые камни, гонимые волнами, а скрип судов создавал музыку, которую можно было услышать только здесь. Мерцана остановилась, провела рукой по лицу, ощутив прохладу ветра. Она взглянула на гранитные ступени, уходящие в воду, и почувствовала, как земля под ногами будто зовёт её вперёд. Дея достала из-под своей рубахи золотую ракушку. Её поверхность блестела, отражая лучи солнца. Она подняла ракушку к губам и подула дважды: первый раз коротко, а затем долго, на сколько хватило дыхания. Сначала ничего не произошло. Казалось, воздух вокруг затаился, как перед бурей. Но затем вдалеке на воде появилась тонкая линия, которая быстро росла. Сначала показался высокий фиолетовый плавник, сверкающий на закатном солнце, как стекло. Он медленно рассекал воду, приближаясь к пирсу. Затем из волн появилась голова Молниара. Его нос, похожий на копьё, сверкал, отражая все краски цветени, а глаза, большие и чёрные, изучали каждого из стоящих на пирсе. Его тело, огромное, гладкое, будто покрытое шелком, мягко покачивалось на волнах, но в нём чувствовалась сила, которая могла разорвать воду, как ткань. Мерцана сделала шаг вперёд, проведя рукой по животу.
– Ну что, готова? – спросила Дея.
– Да, – ответила Мерцана, чувствуя, как ветер уносит её сомнения.
– Что-то быстро ты сегодня, Молниар, неужто камешки кончились? – Дея крикнула рыбе.
– На то я и Молниар, что быстрее меня нет никого! – ответила рыбина.
Ну не вслух конечно, рыбы то ясно дело не умеют разговаривать, а передав свои слова в умы людей, своим басовитым голосом. Это они умели.
– Я говорила тебе недавно, что нужно будет отвести к утесу шести племен моих родных, и сделать это ох как быстро и ох как аккуратно. За это получишь ты четыре аметиста! Женщина показала один камешек Молниару и тот, не сумев сдержать своей радости, сделал несколько кругов вокруг себя, словно счастливый пес, наконец-то собирающийся на прогулку.
– Я Молниар, – в головах людей снова раздался низкий рыбий голос, – я лично повезу твоих родственников, сделаю это очень быстро и очень аккуратно, но возьму за это шесть аметистов! – рыбина снова сделала несколько кругов по воде.
– Ах ты ж скользкий… Ах ты ж чешуйчатый! – Дея помахала кулаком, – видишь же родит вот-вот красавица, и ты тут торговаться еще вздумал? Ох скажу я своему любимому, ох и разозлится он!
– Ладно, ладно, четыре аметиста, уговорила! Бросай их сюда, и отправляемся немедленно!
Дея ухмыльнулась, бросив камешки, и они упали Молниару прямо в переливающуюся всеми цветами сумку на боку.
– Садитесь в лодку из луана, – сказал он.
Дея молчаливо проводила Мерцану и Володара к серебристо-белой лодке, сверкающей в мягком утреннем свете. Её изгибы были необычайно плавны, словно она сама вытекала из потока воды, становясь её продолжением. Это не было обычное судно: магическое дерево луан, из которого оно было создано, казалось, светилось изнутри, мягким светом, напоминающим отблеск луны в тихую ночь. Дерево это росло далеко отсюда, на землях восточного народа сатиан, и считалось живым. Его нельзя было рубить, лишь собирать те ветви, что сами падали на землю, словно дерево дарило их тем, кого сочтёт достойным. Каждая такая ветвь, соединённая особым образом, складывалась в конструкцию, удивительно цельную и гармоничную, будто это не труд человеческих рук, а воля самого дерева. Луан, даже после своей «смерти», сохранял жизнь: его гладкая поверхность теплилась, будто под ладонями чувствовалось слабое сердцебиение, а прожилки древесины напоминали сложную сеть, по которой текла застывшая магия. Лиловые паруса, сейчас аккуратно сложенные, лежали, как огромные крылья. Их ткань выглядела настолько тонкой, что, казалось, она могла разорваться от прикосновения, но, по слухам, выдерживала любые ветра, становясь твёрже стали под натиском бурь. Когда Мерцана и Володар поднялись на пятиметровую лодку, набежал ветер, и вдруг зазвучал приятный, мягкий голос:
– Меня зовут Витэр. Простите, что подслушивал вас, но так уж вышло, что я как раз направляюсь к утёсу шести племён и могу помочь вам.– Я Молниар, – с обидой произнесла рыбина, – мне не нужна ничья помощь!
– Да ладно тебе, Молниар, – ласково произнесла Мерцана, выйдя на искрящуюся серебром палубу, – позволь ему помочь нам, не противься, – улыбнулась она, взявшись за деревянные леера.
– Ну ладно, ладно, отправляемся, – проворчал Молниар, скрывшись под лодкой и влезая в рыбью упряжку.
Дея передала тканную сумочку с едой и водой, обняла Володара и Мерцану и, попросив обязательно приехать в гости с малышом, поднялась на пирс и махнула рукой. Путь по морю занял два дня. Мерцана обрадовалась, когда в лучах закатного солнца показался их родной континент, действительно, выглядящий словно корабль великанов, с кружащими тут и там чайками и белыми волнами, бьющимися об острые скалы внизу. Деревянный пирс был прямо под высоченным утесом, похожим на нос гигантского корабля. На пирсе их кто-то встречал, но издалека не было видно кто именно. Володар выстрелил дымом в знак приветствия и стоящие на пирсе замахали руками и выстрелили синим и зеленым дымом. Витэр попрощался и помчался по своим ветреным делам, а Молниар аккуратно подплывал к пирсу. Два воина, стоящие на причале, пришвартовали лодку.
– Все ли вам понравилось? – устало произнес Молниар, высунув голову со своим носом – копьем из воды.
– Да, спасибо тебе большое, – сказала Мерцана и бросила рыбине камушек аквамарин.
– Молниар всегда к вашим услугам, – повеселевшим голосом произнес он, – доброго вам вечера, а я, пожалуй, отдохну и перекушу, говорят у вашего утеса очень гостеприимные водяные и уютные подводные гостиницы!
– Всего хорошего, Молниар – Мерцана махнула ему рукой и улыбнулась,– ты самый лучший подводный извозчик!
Молниар сделал несколько кругов вокруг себя и скрылся под водой.
Мерцана сжала руку Деи и решила подойти к сыну. Её лицо оставалось спокойным, но дрожащие руки выдавали тревогу. Она подошла ближе и осторожно прикоснулась к его щеке.
– Ты справишься, – сказала она, её голос звучал уверенно, хотя взгляд искал подтверждения в его глазах. – Ты всегда справлялся. Да помогут тебе подземные богини.
Бабушка Сида протянула внуку сверток с ягодами и травами и трижды поцеловала Иная.
– Ой, да что эти богини, – проворчала бабушка, – на себя рассчитывать надо, да в облаках не витать, коли по лесу идёшь.
Слева раздались щелчки пальцев. Это был Зверан. Его длинные белые волосы постоянно спадали на глаза, заставляя его то и дело встряхивать головой, отбрасывая пряди с лица, словно отгоняя назойливых мошек. Он подошёл, хлопнув Иная по спине, да так, что тот чуть не потерял равновесие.
– Не забывай, кто учил тебя драться. Если встретишь кого-то слишком сильного, скажи, что ты из силян, – искрил он с широкой ухмылкой. – Это их напугает больше, чем твои маленькие кулачки.
Меньшой, давний приятель Иная из племени знахарей, стоявший чуть позади остальных, казался на удивление молчаливым, что было ему не свойственно. Подойдя ближе, он протянул Инаю маленькую кожаную книжицу и усмехнулся:
– Держи. Если вдруг растеряешься, можешь сделать умный вид и притвориться, что читаешь.
Инай принял подарок, кивнув в знак благодарности. Он знал, что Меньшой вложил в эту книжицу больше, чем просто текст. Это был его способ быть рядом даже на расстоянии. Инай обнял родителей перед уходом. Отец, молчаливый как всегда, положил руку на плечо сына. В этой тяжёлой ладони была вся история их рода, вся надежда, которая теперь перекладывалась на плечи Иная. Володар, как никто другой, понимал важность пути, который предстоял его сыну. Он провёл рукой над своими искрами, формируя слова, которые застыли в воздухе: «Иди с честью». Мерцана же обняла Иная крепче, чем когда-либо раньше. Её зелёные глаза, всегда спокойные, сейчас наполнились слезами, но она не произнесла ни слова. Инай знал, что она хочет сказать, но её гордость за сына перевешивала все страхи. Когда момент прощания подошёл к концу, все отступили, оставив Иная перед началом лесной тропы. Он оглянулся ещё раз, встречая взгляды тех, кто пришёл его проводить. Они стояли, как стражи у границы, желая ему удачи, но понимая, что этот путь он должен пройти один. Лес встретил его глухим молчанием, которое сразу поглотило все звуки из деревни. Деревья возвышались, как стражи древнего мира, а воздух наполнился запахом влажной земли и мха. Инай глубоко вздохнул, чувствуя, как его сердце замирает от предвкушения и страха. Позади него был дом, а впереди – неизвестность, которая могла изменить всё.
Глава 2. Видяничи
Войдя в лес, Инай ощутил резкую перемену. Мир за его спиной казался привычным и понятным, но здесь, под пологом деревьев, начиналась другая реальность. Лес жил своей жизнью, равнодушный к человеческим заботам. Даже воздух был иным – густым, влажным, с лёгким ароматом земли, прелых листьев и смолистых деревьев. Этот запах проникал в лёгкие, оседал на языке, будто лес хотел стать частью его самого. Высокие деревья покачивали своими вершинами, величаво и неторопливо, словно ведя беседу на языке, недоступном для человеческого слуха. Лианы, свисающие с ветвей, подобно седым бородам древних старцев, шевелились под легчайшими порывами ветра. В просветах меж густых крон мелькали тени птиц, быстрые, как мысли, и изредка из тёмных глубин чащи мерцали большие глаза зверей, молчаливых свидетелей чужого присутствия. Лес не выказывал ни вражды, ни гостеприимства; он лишь безмолвно внушал Инаю – ты здесь всего лишь гость, ничто в этом царстве не принадлежит тебе. Каждый шаг Иная по мягкому мху ложился беззвучно, как шёпот ночи, но стоило ему коснуться сухой ветви, как треск её возмущал тишину, заставляя замирать в почтительном страхе. Шелест листвы, где ветер обнимал кроны, был сладок и загадочен, как древний сказ. Дождевые капли, забытые утром на листьях, срывались медленно, словно печальные слёзы, и с глухим звуком растворялись в объятиях земли. Здесь время утекало, словно растворяясь в невидимом потоке, а лёгкие тени, скользившие по тропе, казались живыми. В какой-то момент Инай поймал себя на том, что считает собственные шаги, пытаясь отвлечься от ощущения, что за ним кто-то наблюдает. Через некоторое время он остановился на полянке, чтобы перевести дух. Лес казался бескрайним, но среди привычного пейзажа его взгляд зацепился за нечто странное. У самого основания дерева, на небольшом выступе, лежал мешочек. Он подошёл ближе, медленно, настороженно. Мешочек был небольшим, сшитым из светлой ткани, которая выглядела почти новой, но с тёмными пятнами от влаги. Он нагнулся и развязал шнурок, почувствовав, как в воздухе тут же усилился тонкий, сладковатый аромат. Внутри оказались ягоды. Они были крупные, свежие, покрытые каплями росы, будто только что собранные. Инай нахмурился, задумавшись. Кто мог оставить его здесь? Лес не прощал беспечности, а такие находки не могли быть случайностью. В этот момент он вспомнил бабушку. Сида всегда находила способ незаметно помочь, оставаясь при этом в тени. Ещё с ранних лет он помнил, как её помощь никогда не тяготила, но являлась всегда к месту, как утренний луч солнца, согревающий после ночного холода.Он вспомнил, как она рассказывала истории у очага, её голос был мягким, словно тихий плеск волны.
– В лесу надо быть внимательным, – говорила она тихо, а её глаза поблёскивали хитринкой. – Лес не любит шума, но более всего он не терпит беззаботных дурней.
Инай не мог избавиться от ощущения, что это бабушкина забота, хоть её и не было рядом. Он поднял мешочек, благодарно улыбнулся и положил его в сумку. После, пройдя ещё несколько часов и усевшись под деревом передохнуть, он наткнулся на нечто неожиданное. Рядом, в мягкой чёрной траве, переливающейся то приятным голубым цветом, то нежно-розовым, лежала змея. Её длинное желтое тело, покрытое блестящей, чуть сиреневой чешуёй, извивалось едва заметно, а голова была безжизненно опущена. Её глаза, мутные и неподвижные, смотрели в пустоту. Инай подошёл ближе и заметил, что голова змеи была проткнута палкой, словно её кто-то намеренно убил. Но в этом было что-то странное. И снова в памяти всплыл голос бабушки. Она часто рассказывала ему о змеях, особенно об этом их виде, называемом желторезом.
– Эти змеи кусают не из злобы, не-а, а чтобы проверить тебя, тугодума, – говорила она смеясь. – Они – как проверка. Если боишься – значит слаб, и от тебя можно откусить кусок.
Инай присел на корточки, внимательно разглядывая тело змеи. Её чешуя поблёскивала в лучах света, пробивающегося сквозь листву, словно отполированное серебро в полумраке. Он почувствовал лёгкий холодок, пробежавший по спине. Бабушка всегда добавляла к своим историям мораль, и сейчас он вдруг осознал её смысл. Змея была не просто мёртвой – это было предупреждение. Возможно, это был намёк: держать сердце открытым, но не позволять безрассудству взять верх. Не увлекаться мечтами о недостижимом, а внимать каждому шагу, чтобы не угодить в беду. Он благодарно кивнул, словно бабушка могла видеть его. Её забота была не только в ягодах, но и в этих воспоминаниях, которые продолжали направлять его, даже когда её не было рядом. Он поднялся на ноги и ещё раз осмотрелся. Лес вокруг был всё таким же густым и тёмным, его тишина окружила Иная. Он продолжал путь, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Каждая мелочь природы оживала и становилась частью его самого. Лес не спешил открывать свои тайны, но и не внушал угрозы. Постепенно Инай начал понимать: его задача здесь – не просто пройти выбранный маршрут, а уловить скрытые послания, что лес шептал ему с каждой тенью и каждым шелестом. Всё вокруг напоминало ему, что испытания даны не для того, чтобы ломать, а для того, чтобы учить, и в каждом из них скрывается смысл, который ещё предстоит разгадать. С каждым шагом Инай всё глубже погружался в лес. Его густые черно-фиолетовые листья, переплетающиеся с багровыми и синими бликами цветени, постепенно скрывали небо. Тени становились длиннее, а свет – мягче, будто лес намеренно приглушал реальность, чтобы заставить сосредоточиться на каждом звуке и движении. Под ногами шуршали листья, а влажный мох мягко принимал его шаги, поглощая шум.
Тишина, наполненная живыми звуками леса, оказалась сродни пустоте, из которой на поверхность начали всплывать воспоминания. Одно из них вдруг возникло, яркое и тёплое, словно солнечный луч, пробившийся сквозь плотные кроны. Он был ещё ребёнком, когда родители впервые взяли его с собой на морской рынок. Это был день, который, как ему тогда казалось, запомнится навсегда. Утро началось с волнения. Мать разбудила ещё до рассвета.
– Собирайся, сынок, – сказала она, укладывая вещи в небольшую дорожную сумку. – Сегодня ты увидишь, насколько велик мир.
Его сердце тогда забилось быстрее, словно предчувствуя что-то необычное. Путь к морю был долгим: они спускались по узкой тропе, вырубленной прямо в скале, чувствуя, как ветер несёт издалека запахи соли и водорослей. Чем ближе они подходили, тем сильнее слышался шум волн, разбивающихся о каменные уступы. Внизу, прямо на деревянных пирсах, раскинулся рынок. Он был живым, словно беспокойный рой, где каждый человек, голос и шаг переплетались в единое движение. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, смешивались с плеском волн, рокотом моря и пронзительными криками чаек. Люди сновали между рядами, тянули руки к товарам, спорили, смеялись. Всё это кружило, затягивало, ослепляло. Инай впервые видел такое множество цветов и форм. Ткани, развешанные на ветру, трепетали, как живые: ярко-красные, золотистые, лазурные, с узорами, которые, казалось, рассказывали свои чужеземные истории. На прилавках лежали диковинные фрукты, сверкающие в лучах солнца, как драгоценности. Их запах был сладким и тёплым, словно они вобрали в себя тепло родного края. Торговцы были такими разными: высокие и статные, с загорелыми лицами, женщины с длинными тёмными волосами, заплетёнными в замысловатые косы, старики с морщинами, похожими на трещины в камне. Но все они были одним народом, говорящим на одном славянском языке, хоть и живущим на разных континентах. Их руки, с которыми Инай столкнулся случайно, были шершавыми и тёплыми, пропахшими солью и специями, а у кого рыбой или мясом. Отец, высокий и сильный, как гора, повёл его вдоль прилавков.
– Ты должен попробовать это, сын, – заискрил он, протягивая мальчику кусочек чего-то блестящего и оранжевого, покрытого тонким слоем сладкого порошка, полученного из фрукта.
Инай взял сладость, почувствовав липкость на пальцах, и осторожно откусил. Ранее не знакомый вкус сразу заполнил рот, а затем разлился по всему телу, как солнечное тепло. Это было первое, что он попробовал, выходя за пределы привычного мира.
– Видишь? – сказал отец, положив ему руку на плечо и смотря на горизонт, – Мир огромен, и в нём полно вещей, которых ты ещё не знаешь.
Мать остановилась у ряда, где продавали украшения. Блестящие браслеты и ожерелья лежали на бархатных подушках. Некоторые были сделаны из морских ракушек, другие из камней, полупрозрачных, как лёд. Она долго выбирала, перебирая бусины, её тонкие пальцы, украшенные татуировками, касались каждого украшения, как будто она хотела ощутить их историю.
– Какое ты хочешь, мама? – спросил Инай, наблюдая за ней.
Она улыбнулась, но в её улыбке читалась задумчивость.
– Тот, кто выбирает слишком быстро, не видит настоящей красоты, – ответила она.
В конце концов она выбрала простой браслет из мелких голубых камней. Позже Инай часто видел его на её запястье. В тот день, стоя на пирсе и глядя на бескрайнее море, Инай впервые почувствовал, насколько велик мир за пределами их утёса. Он осознал, что его маленький и привычный мир является лишь крошечной частицей чего-то необъятного. С тех пор память о том дне всегда была с ним. Шумный рынок, яркие краски, сладкий вкус засахаренных фруктов и мать, улыбающаяся, выбирая украшение, стали символами его первой встречи с этим огромным, манящим миром. Сейчас, продираясь сквозь густой лес, он почувствовал, как это воспоминание согревает его, словно внутренний огонь. Ему показалось, что он снова услышал шум моря, почувствовал сладкий аромат фруктов, увидел отца, протягивающего ему лакомство. Инай глубоко вдохнул. Мир вокруг него был тёмным, влажным, но внутри него теперь горел свет. Это воспоминание дало ему силы идти дальше, несмотря на всё, что могло поджидать его впереди.
Он шёл весь день. Лес впереди сжимался плотнее, а воздух под пологом деревьев был тяжёлым и влажным, насыщенным запахом мокрой коры и прелой листвы. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь переплетение ветвей, рассыпаясь тусклыми пятнами на земле. Каждый шаг Иная требовал большего внимания: корни деревьев поднимались над поверхностью, как извивающиеся змеи, готовые схватить невнимательного путника. Он продвигался медленно, почти бесшумно, но лес не был безмолвным. Где-то вдали трещали ветки, шелестели листья, а иногда раздавался крик птицы, резко пронзающий густую тишину. Внезапно, сбоку раздался лёгкий, но отчётливый шорох. Инай остановился, мгновенно насторожившись, и медленно оглянулся. Сначала он подумал, что это ветер. Листья слегка покачивались, словно подчиняясь невидимой руке. Но затем из чёрно-фиолетовой стены выглянула девушка. Её движения были настолько плавными и естественными, что на мгновение ему показалось, будто это лес ожил и принимает человеческий облик. Девушка шагнула вперёд, её фигура мягко вырисовывалась на фоне кустарника. Светлые волосы, которые отливали серебром в последних лучах солнца, падали на плечи. Она была одета просто, но одежда её была словно частью леса: мягкая ткань фиолетовых, чёрных и коричневых оттенков идеально сливалась с окружающей средой. Она наклонилась к чему-то на земле, и Инай, щурясь, всмотрелся. Там, у её ног, лежала раненая косуля. Животное дышало тяжело, грудь его поднималась и опадала в неровном ритме.
– Ты кто? – Слова вырвались из его уст прежде, чем он успел их осмыслить.
Девушка обернулась. Её лицо было спокойным, взгляд – прямым, но мягким. Глаза, ясные и глубокие, как утренний лесной пруд, смотрели на него, словно проникая сквозь оболочку его мыслей.
– Агнеша, – коротко ответила она, не прерывая своих действий.
Её руки, ловкие и уверенные, быстро бинтовали израненную лапу косули полоской ткани, пропитанной каким-то настоем. Её движения были такими отточенными, что казались ритуалом, которому она была научена с детства. Инай подошёл ближе, чувствуя странное неловкое волнение.
– Что ты делаешь? – спросил он, пытаясь найти что-то, за что можно зацепиться в этом неожиданном моменте.
– Помогаю, – она сказала это просто, как что-то само собой разумеющееся, не поднимая на него глаз.
Её голос был тихим, но в нём звучала твёрдость, заставляющая не задавать лишних вопросов.
– А ты кто? – спросила она, наконец посмотрев на него.
– Инай, – ответил он, чувствуя, как его голос звучит глухо на фоне её уверенного тона. – Я иду в деревню видяничей.
– Ясно. Доброго пути.
Её слова заставили его почувствовать себя немного неловко, но в них не было насмешки, только констатация факта.
– Погоди, помоги мне, – сказала она.
Инай на мгновение замер, удивившись её тону. В её голосе не было просьбы – лишь спокойная уверенность, словно это было не предложение, а неизбежность, которую он не мог игнорировать. Он кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что теперь у него есть задача. Вместе они начали собирать травы. Агнеша уверенно показывала, какие листья нужны, какие стебли стоит рвать, а какие оставлять. Её голос был ровным, но тёплым, а движения – лёгкими и точными, как у хищной птицы, парящей в воздухе и готовой к стремительному броску. Поблагодарив лес и вернувшись к животному, Агнеша взяла руку Иная, вложила в неё измельчённые листья и жестом показала, куда приложить их. Он послушно следовал её указаниям, внимательно наблюдая за её работой. Её руки касались раны так мягко, что животное даже не дёргалось. Когда бинтование было закончено, косуля тихо задышала, её тело расслабилось. Агнеша отступила на шаг, давая животному пространство. Косуля поднялась на ноги, немного покачиваясь, а затем, немного хромая, исчезла в густых кустах. Агнеша встала, стряхнула траву с подола и повернулась к Инаю.
– Ты что, хочешь чтобы я тебя проводила? – спросила она, и не дожидаясь ответа направилась в сторону, словно знала, что он последует за ней.
Инай задержался на месте, на мгновение погружённый в размышления. Его брови слегка нахмурились, словно в знак неясного предчувствия, а затем, решительно вздохнув, он двинулся следом. Они шли молча, но это молчание было странно комфортным. Его не тяготила необходимость говорить, и он чувствовал, что её присутствие наполняет лес новым смыслом. Казалось, что даже деревья склонялись ниже, чтобы пропустить её, а тропа становилась мягче под её шагами. Каждый раз, когда он собирался заговорить, его охватывало странное чувство, будто слова – это лишь бесполезная попытка ухватить то, что не требует объяснений, как если бы ветер пытались связать верёвкой. Лес говорил на своём языке – непостижимом и чуждом, – а её шаги, спокойные и точные, словно были частью этого диалога, которому он не мог найти объяснения. Когда деревья начали исчезать, открывая вид на далёкие каменные башни, в его груди закололо странное, холодное чувство, как будто границы самой реальности дрогнули и сместились. Деревня видяничей предстала иной, необычной. Её высокие каменные стены, высеченные из могучих валунов, тянулись ввысь, будто стараясь оградиться от всего мира. На грубых, но величественных поверхностях угадывались загадочные знаки, резные, глубокие, будто хранящие в себе тайну давно утраченного искусства. Говорили, что видяничи пришли с утёса древичей, где камень был живым под их руками, а магия их черпала силу из недр земли. Но более всего поразила Иная тишина. Даже лес, что шептал с ними всю дорогу, здесь смолкал, словно подчиняясь невидимому повелению. Всё вокруг дышало каменной вечностью, и сам Инай почувствовал себя частицей этой неподвижной, незыблемой силы, где тысяча лет проходит, как мимолётный час. Агнеша остановилась у массивных деревянных ворот, украшенных резьбой, изображающей сцены из жизни леса. Она повернулась к юноше и, глядя прямо в глаза, сказала с лёгкой улыбкой:
– Добро пожаловать.
Её голос прозвучал немного торжественно, и в этот момент Инай почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу. Эта встреча, эта деревня – всё казалось началом чего-то, что он пока не мог понять.
Инай сделал шаг с лесной земли на каменный порог. Лес, густой и живой, остался позади. Его шорохи и дыхание утихли, будто кто-то закрыл дверь. Перед ним открылась деревня видяничей – странное, завораживающее место, которое казалось созданным не природой и не человеком, а какими-то богами. Узкие улочки, выложенные ровным серым камнем, сверкали влажным блеском, словно только что омытые дождём. Каменные плиты смыкались столь плотно и точно, что взгляд не мог уловить ни малейшей трещины, ни крохотной щели между ними. Улицы плавно изгибались, переходя одна в другую, и это движение создавало не их форма, а странное ощущение, будто сама деревня медленно дышит и меняет свои очертания. Каждый шаг Иная словно тонул в безмолвии, как будто камень под ногами впитывал звук, не оставляя ни эха, ни следа. Инай уловил терпкий аромат свежесрубленных деревьев и влажной коры, смешанный с тонкими нотами хвои. В воздухе стоял лёгкий дымный привкус, как от догорающего костра, приправленный сладковатым запахом трав, которые сушились на верёвках у жилищ. Сначала ему показалось, что он тут один в этой странной тишине, среди этих серых камней, оплетенных красно-чёрными лианами, но вскоре он заметил движения – мимолётные, тихие, едва различимые. Видяничи, одетые в длинные мантии серого и тёмно-зелёного цвета, двигались по улицам, не спеша и почти бесшумно. Их шаги ложились беззвучно, точно тени скользили над землёй, а движения их были столь плавны и лёгки, что казалось – само время застывало, уступая их неторопливому ходу. Инай с удивлением отметил, что они почти не смотрели друг на друга. Никто не здоровался, не разговаривал, и всё же между ними чувствовалась связь, как между листьями одного дерева. Эти люди казались странными: их лица были безмятежны, словно застывшая гладь озера перед грозой. Ни следа эмоций, ни тени суеты, ни малейшего признака той поспешности, что свойственна прочим смертным. Но больше всего поражали глаза. В них, как в бездонной поверхности древнего зеркала, преломлялась сама вечность: холодный свет далёких звёзд, тёмные тени неведомых миров и глухие вибрации времени. Эти глаза смотрели не на него, а сквозь него, будто видели что-то, что находилось далеко за пределами его понимания. На зданиях висели флажки, испещрённые символами, которые он не мог разгадать. Их узоры были настолько сложными, что глаз терялся в лабиринте линий, которые пересекались, изгибались и сплетались, как паутина. Казалось, что символы не просто нарисованы, а движутся, пульсируя с каждой секундой. Разноцветные флажки колыхались на слабом ветру, их движение напоминало танец листьев в водовороте, где каждый порыв задавал новый, непредсказуемый ритм, то замирая, то оживая вновь. Инай заметил, что стены домов были покрыты тонкой резьбой: изображения сцепившихся механизмов, вращающихся колёс и странных существ, которые удерживали в своих руках потоки времени. В этих узорах таилось нечто гипнотическое, словно сами линии и изгибы тянули за собой взгляд, увлекая его всё глубже, пока мир вокруг не начинал расплываться, теряя очертания и реальность. Девушка шла впереди, её шаги были уверенными и лёгкими. Внешне она отличалась от местных, но, что удивительно, не выглядела чужой. Лес, который перед ней склонял ветви, теперь остался позади, но лианы, казалось, тоже приветствовали её. Каменные улицы словно направляли её, открываясь перед ней плавными изгибами. Инай следовал за ней, не задавая вопросов. Её присутствие, как и само это поселение, дарило странное чувство покоя, смешанного с едва уловимой тревогой. Вскоре они вышли на открытую площадь, в центре которой возвышалась чёрная башня. Её стены были сделаны из гладкого, отполированного камня, который не отражал свет, а будто поглощал его. Вершина башни тонула в молочной дымке, словно ускользала из мира осязаемого. Инай всматривался в неё, чувствуя, как в груди зарождается странное беспокойство – едва уловимое, но неумолимое, будто нечто невидимое и важное пыталось пробудить его сознание. Вокруг башни собрались люди. Их фигуры напоминали тени, скользящие между светом. Они стояли неподвижно, но казались живыми, их очертания дрожали, будто нарушая границы реальности. Инай попытался разглядеть их лица, но туман и игра света скрывали их черты. В тот момент ему показалось, что эти люди – не просто жители деревни, а хранители чего-то древнего и важного. Агнеша остановилась перед башней и обернулась к нему. Её лицо, освещённое тусклым светом, оставалось спокойным, но в глазах мелькала тень улыбки.
– Тебе туда, а я зайду кое-куда и потом домой, – сказала она тихо.
Инай почувствовал, как странная дрожь пробежала по его телу. Он понимал, что это место – не просто деревня. Оно было чем-то большим, древним, загадочным.
– Тебя уже ждут, – сказала она, указывая на массивные ворота башни, пятясь назад.
Инай замер. Он почувствовал, как что-то горячее и обжигающее зашевелилось внутри него. Это было похоже на голос, тихий и настойчивый, но он не понимал его слов. Он обернулся, надеясь увидеть или услышать поддержку девушки, но она лишь кивнула, будто говоря, что теперь всё зависит только от него.
Внутри башни густая, почти осязаемая полутьма заполняла каждый угол. Воздух был плотным, насыщенным чем-то древним и неуловимым, словно здесь хранилось дыхание всех, кто когда-либо входил под этот свод. Стены башни, сложенные из угольно-чёрного камня, были покрыты странными письменами, будто раскалённая лава некогда текла по ним и застыла навсегда, запечатлев свои загадочные линии. Эти знаки вспыхивали и гасли мягким, странным светом, словно дышали. Инай смотрел на них, и чем пристальнее он вглядывался, тем явственнее казалось, что линии этих письмен движутся, танцуют, ускользают. Что это – обман зрения, игра света, или, может быть, сама неведомая магия времени, переплетающаяся здесь с чем-то большим, непостижимым? И в этом незнании было что-то мучительное. Шаги звучали гулко. Камень под ногами отдавался эхом, словно отзываясь из далёкого прошлого. Лёгкий ветерок, которого не должно тут быть, прошёлся вдоль стен, шевельнув его волосы. Инай ощутил, как его внутренности сжались от напряжения. В центре зала, утопая в свете факелов, стоял высокий человек. Лицо худое, резкое, с чертами, будто выточенными острым ножом. Глаза светились серебристым светом, и их мерцание заставило Иная почувствовать себя разоблаченным, как будто этот человек видел его насквозь. На нём была мантия, покрытая узорами, похожими на солнечные часы: круги, пересекающиеся линии, точки, словно отмечающие течение времени. Каждая деталь его одежды выглядела звеном единой цепи, частью чего-то необъятного, будто сама башня через него раскрывала своё истинное лицо.
– Ты – Инай, – заговорил он.
Голос был мягким, но в нём звучала сила, словно древний колокол, гул которого пробивался прямо в душу. Это не был вопрос, а утверждение, настолько уверенное, что Инай почувствовал себя не просто названным, а вызванным.
– Меня зовут Великей, я вождь видяничей. Я поведу тебя через испытания времени, – продолжил он, его слова лились плавно, как вода.
Инай открыл рот, чтобы что-то ответить, но осёкся. Под взглядом Великея его мысли казались обнажёнными. Старейшина не просто смотрел – он словно просматривал страницы его сознания, его сомнения, страхи, надежды.
– Первое испытание покажет тебе, кем ты можешь стать, – сказал Великей, делая шаг ближе. – Увидеть будущее – это не только дар, но и ответственность.
Старейшина подвёл Иная к большому кругу, выложенному из сверкающего мрамора. Его поверхность светилась голубоватым сиянием, а линии, пересекающие круг, будто двигались, меняя свои очертания. В центре лежал кристалл, пульсирующий светом, похожим на биение сердца.
– Встань внутрь, – жестом пригласил его Великей, отступая в тень.
Инай сделал шаг, чувствуя, как тепло от кристалла растекается по мрамору, поднимаясь вверх по его ногам. Казалось, что пол под ним дышит.
– Посмотри в кристалл и найди своё отражение, – голос Великея звучал откуда-то издалека, как будто он говорил не только здесь, но и из другого времени. – Там ты увидишь не только себя, но и тех, кто будет рядом с тобой.
Голубое сияние усилилось, заливая комнату светом, который пронизывал каждую клетку его тела. Инай ощутил странное давление, будто воздух стал густым, а время – вязким, как мёд. Сначала свет казался ослепительным, но постепенно он начал различать очертания. Перед ним появился он сам, только старше. Лицо было изборождено морщинами – не старческими, а будто оставленными тяжестью прожитых лет и непростых выборов. Глаза горели решимостью, а в руках был меч, на котором отражался свет странного, переливающегося горизонта. За его спиной стояли другие люди: Агнеша, Меньшой и еще несколько незнакомых ему людей. А рядом с Инаем стояла какая-то темноволосая девушка. Лицо Агнеши стало жёстче, её взгляд говорил о том, что она видела больше, чем хотелось бы. А Меньшой казалось стал выше, сильнее, с улыбкой, в которой скрывалась тихая печаль. И всё же в их глазах светилась вера. Они стояли за ним, не как тени, а как равные, готовые сражаться за общее дело. Но затем мир изменился. Голубой свет стал холодным, вдалеке возникла тёмная фигура. Её очертания были размыты, похожими на торнадо, издававшее гул, будто тысячи голосов кричавших в один момент. Инай понял, что это был он сам, но другой. Версия, поглощённая тьмой. Его лицо было скрыто, но он чувствовал всю тяжесть тёмной энергии. Сердце забилось быстрее. Видение заставило его застыть, но прежде чем он успел осмыслить всё, голубой свет погас. Комната вернулась в полутьму, и перед ним снова стоял Великей.
– Что ты увидел? – спросил старейшина, его голос звучал спокойно, но взгляд был внимательным, острым, как лезвие.
Инай перевёл дыхание, осознавая, что ответить легко не получится.
– Выбор, – наконец сказал он, – И ответственность.
Великей кивнул, и на его губах появилась едва заметная улыбка.
– Тогда ты готов идти дальше, – сказал он, а его глаза снова блеснули серебристым светом.
Инай ощутил, как башня наполнилась тишиной. Но это была не тревожная тишина, а спокойное ожидание, тишина, из которой начинало формироваться будущее.
Великей повёл Иная вглубь башни, через коридоры, которые казались бесконечными. Их стены были выложены старым камнем, испещрённым глубокими трещинами, будто башня не выдерживала тяжести времени. Воздух здесь был густым, пропитанным пылью веков и запахом воска от свечей, едва освещавших путь. Свет их пламени мерцал на стенах, будто отблески забытых звёзд. Инай чувствовал, как с каждым шагом тишина становится глубже, подавляя звуки их шагов, гулкое биение его сердца и даже мысли. Великей не говорил ни слова, но его молчание было красноречивым. Оно предвещало что-то большее, чем простой рассказ или обычное испытание. Они остановились у массивной двери, обрамлённой рельефами, изображающими сцены, где люди смотрели то в воду, то на звёзды или друг на друга. Рельефы будто двигались, и Инай на мгновение увидел, как одна из фигур обернулась, встречаясь с его взглядом.
– Здесь начинается твоё испытание, – сказал Великей, его голос звучал глухо, но не терял силы. – Это не битва с врагом. Здесь ты столкнёшься с тенью своего рода.
Дверь открылась сама, с тяжёлым скрипом, и перед Инаем предстал огромный зал. В центре зала стояли огромные песочные часы. Выглядели они так, будто стоят тут от самого сотворения мира. Их стеклянные части были покрыты трещинами, но песок внутри струился ровно, будто не замечая ущерба. Золотистые крупицы медленно, неторопливо падали вниз, отражая свет, который, казалось, исходил из них самих. Вокруг часов – резные колонны, каждая украшена символами, которые казались одновременно знакомыми и чуждыми. На полу спиралью были выложены узоры, которые перетекали вглубь помещения, постепенно угасая во тьме зала.
– Эти часы – связующая нить, – произнёс Великей, подходя к ним. – Каждый переворот откроет перед тобой дверь в прошлое. Ты увидишь выборы, которые сделали твои предки.
Его рука мягко коснулась стекла, и часы засияли ярче.
– Каждое вмешательство изменит твоё настоящее. Ты можешь разорвать цепь или оставить её целой, но последствия неизбежны. Великей перевернул часы, и время, казалось, застыло. Мягкий свет песка залил комнату, скрывая стены, колонны и даже фигуру старейшины. Инай остался один. Когда свет начал рассеиваться, перед ним открылось прошлое. Он стоял в небольшой деревне, где дома были выстроены из грубо обработанного камня. В воздухе витал запах дыма и чего-то кислого, вероятно, забродившего сидра. Это был вечер: солнце заходило, окрашивая небо в огненные тона. На пороге одного из домов стоял мужчина, его лицо было угловатым, с острым взглядом. Это был один из предков Иная, хотя он не знал его имени. Мужчина выглядел встревоженным, его пальцы нервно сжимали кинжал. Перед ним стоял другой человек, высокий, с тяжёлым взглядом, одетый в тёмный плащ.
– Ты уверен, что готов к последствиям? – говорил высокий мужчина, его голос звучал холодно и отрывисто. – Это пятно ляжет на весь твой род.
Инай почувствовал, как тяжесть этих слов проникает в само сердце сцены. Его предок стоял, сжимая кинжал, взгляд метался между другом и тенью своей семьи. Колебание длилось мгновение, но показалось вечностью.
– Ты не достоин жизни, – выдохнул он, и в этих словах звучала отчаянная обречённость.
Кинжал молниеносно вспыхнул в свете, прежде чем пронзить грудь стоящего рядом. Крик жертвы пронзил вязкую тишину, резкий и наполненный ужасом, а лицо предка исказилось в мучительной гримасе, будто боль того удара отозвалась в них обоих. Инай увидел, как поступок его предка, словно воспоминание, был вплетён в невидимую духовную ткань мира, где хранились все деяния – как страницы в бесконечной книге судеб. Он хотел шагнуть ближе, но всё исчезло. Он снова оказался в пустом пространстве, но теперь на груди он почувствовал тяжесть. Это был не физический груз, а ощущение, будто что-то внутри него изменилось.
– Ты можешь изменить это, – раздался голос Великея, – Одно твоё решение, и этот поступок никогда не произойдёт. Но подумай: стоит ли вмешиваться?
Инай закрыл глаза. Он чувствовал, как мир вокруг него пульсирует, подталкивая его к выбору. Но он ничего не сделал. Он понял, что каждый человек, каждый его предок, живший сотни или даже тысячи лет назад проходил свои испытания, иногда побеждая, а иногда проигрывая. Сколько зла было принесено в мир через предков Иная? Сколько боли и смертей они принесли? Наверное немало. Нет смысла копошиться в прошлом, нужно менять себя, становиться лучше и учить этому своих детей. Великий улыбнулся, словно прочитав мысли юноши. Свет снова заполнил комнату, и на этот раз Инай оказался на поле. Земля под ногами была сухой, растрескавшейся, а небо затянуто серыми облаками.Вдали показался город с высокими стенами, величественно вздымающимися над окружающей равниной. На поле стоял другой его предок, мужчина с суровым лицом. Перед ним был человек в богатых одеждах, с изысканными украшениями.
– Ты должен присоединиться к нам, – говорил богатый мужчина, его голос звучал с нажимом. – Мы поможем тебе защитить твою землю.
– Мы не нуждаемся в подачках, убирайся. – отрезал предок.
В каждом слове слышалась сила человека, который привык защищать своё и не склоняться ни перед кем. Мужчина молча покачал головой. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень, словно отдалённое обещание беды. Он развернулся и ушёл, оставив за собой гнетущую тишину. Инай ощутил, как мелкие волоски на его руках встали дыбом, а в груди появилось неприятное давление, будто невидимая рука медленно сжимала его сердце. И тут он увидел: отряд воинов в сверкающих доспехах стремительно приближался к деревне. Мечи в их руках ловили редкие проблески света, вспыхивая, как заточенные молнии, готовые сорваться с небес. Каждый их взмах разрезал темноту, будто оставляя следы на самой ткани ночи, а отражения плясали на каменных стенах, превращая их в жуткую галерею призрачных теней. Их броня гремела при каждом движении. Она издавала холодный, звенящий звук, который эхом разливался по открытому полю, словно далёкий звон забытого колокола. Казалось, даже воздух вокруг замирал, наполняясь напряжением, как перед роковым ударом. В этот миг сцена растаяла, исчезая в тумане, но оставила в Инае тяжёлое ощущение. Боль в голове пульсировала, словно отголосок чужой вины и трагедии, которую он был вынужден пережить вновь. Инай снова стоял перед песочными часами. Время вернулось, но оно больше не ощущалось таким стабильным. На мраморных плитах вокруг него появились трещины, как будто они отражали разломы его мыслей.
– Злость или гордость? Ты можешь изменить одно из событий.
Инай глубоко вдохнул. Он уже всё решил.
– Оставляю всё, – сказал он, его голос прозвучал хрипло, но твёрдо. – Нет смысла менять прошлое. Я могу управлять настоящим, словно рулём корабля, который доставит меня до райского острова, будущего, в котором я хочу жить. – Инай инстинктивно потянулся рукой ко рту, дивясь тому, что только что произнёс.
Песочные часы вспыхнули ослепительным светом, и тонкая трещина пробежала по их стеклянной поверхности. Свет хлынул наружу, как река, прорвавшая плотину, обвивая Иная мягким, но неумолимым потоком, который бережно перенёс его обратно в зал башни. Когда Инай открыл глаза, всё вокруг выглядело так же, как прежде: те же массивные стены, холодный каменный пол, тонкий шёпот магии, едва различимый в воздухе. Но он чувствовал – что-то изменилось. Этот мир мог казаться неизменным, но его выбор уже оставил отпечаток, вплетаясь в ткань жизни невидимыми нитями. Сердце Иная билось ровно, спокойно, но где-то глубоко внутри осталась тяжёлая тень, отпечаток того, что он видел и пережил. Стоя в полной тишине, он ощущал, как время продолжает свой бесконечный бег, но сам он больше не был прежним. Он стал частью этой великой цепи, и связавший его выбор навсегда останется в истории, как звено, что невозможно разорвать.
– Ты не разорвал цепь, – сказал Великей. – Ты понял, что время не враг. Оно учит, а ошибки – неизбежная, а порой и необходимая часть пути.
Слова прозвучали просто, но в них чувствовалась сила. Инай ощутил, как что-то внутри него устоялось. Душа обрела тяжесть, словно нашла твёрдую землю под ногами.
– Теперь ты готов к финальному испытанию, – сказал Великей.
На вершине башни ветер пронизывал до костей, лишая равновесия и сил. Отсюда мир казался крошечным, словно Инай стоял не на скале, а на самом краю времени. Всё, что он знал, что видел, казалось мелким и незначительным. Перед ним лежала узкая тропа, вьющаяся между обрывами. Камни её выглядели хрупкими, едва держащимися на месте. Великей стоял позади, его фигура была темной на фоне холодного света луны. Взгляд старейшины был спокойным, но пристальным, как у человека, который видит не тело, а душу.
– Доверие, – сказал он, и его голос разнёсся, словно отзвук небесного грома. – Эта тропа – не испытание силы или ловкости. Она проверяет твою веру. Вера – это не дар, её не дают и не отбирают. Она есть у всех, но не все могут ею воспользоваться. Если ты не веришь в свои шаги, если не понимаешь, куда идёшь и зачем, твой путь закончится. Ты упадёшь, как сухая ветка, освобождая место той, что станет продолжением жизни.
Инай шагнул ближе к краю пропасти, чувствуя, как ноги стали тяжёлыми, словно налились свинцом. Душа его кричала в отчаянии, умоляя сбежать, укрыться в тишине леса, где не было ни ветра, ни взгляда бездны. С каждым шагом обрыв становился всё реальнее, всё глубже. Инай почувствовал, как ветер хлестнул его по лицу, заставив отшатнуться. Глядя вниз, он увидел, как острые камни внизу блестели в лучах луны, их холодное сияние обещало мгновенную гибель. Ветер рвал одежду, унося с собой его рваное дыхание, а в груди всё дрожало, будто весь мир готовился рухнуть вместе с ним. Он вспомнил, как однажды в детстве, забравшись на старое дерево, осмелился глянуть вниз. Всё вокруг, казалось, замерло, только слабый трепет листвы нарушал тишину. И в этот момент дрожь охватила всё его тело – та дрожь, которая не имеет слов, не рождается в голове, а исходит из самой сути существа, из того места, где заложен страх потерять жизнь. Это были не мысли, не размышления. Это был крик плоти, древний и неукротимый, беззвучный, но оглушающий. В его ногах появилась странная слабость, в руках – желание схватиться за что-то твёрдое, зацепиться, удержаться, стать частью дерева, лишь бы не почувствовать себя падающим. И сердце билось не от волнения, а от чего-то древнего, животного, которое шептало внутри: «Я хочу жить!» Это было чувство, которое лишало воли, заставляло забыть о гордости, о разуме – оставалось только желание уцелеть, выжить. Но в этот раз он услышал именно внутренний голос. Глубокий и ясный, он звучал, как голос его отца. «Не смотри вниз. Думай только о том, куда хочешь прийти». Инай глубоко вдохнул, задержал дыхание, пытаясь собрать всю свою решимость, и сделал первый шаг. Камень под его ногой заскрипел, будто живой, как будто протестуя против вторжения, недовольно возмущаясь тяжестью. Но всё же устоял, не поддавшись. Он сделал ещё один шаг. Тропа под ногами будто оживала, обретая твёрдость, как только он двигался вперёд. Каждый новый шаг был подвигом, борьбой не с ветром, а с самим собой. Где-то вдалеке раскатился гром, и тучи, словно ожившие, разорвались взрывами молний. Их силуэты, тёмные и тяжёлые, медленно ползли по небосводу, напоминая громадных хищников, которые, прячась в полумраке, выслеживали добычу. Ветер внезапно усилился, налетая резкими, режущими порывами. Он хлестал по лицу Иная, пробираясь сквозь одежду, холодом сковывая его тело. Под ногами дрогнула земля, и каждый шаг давался с трудом. Он чувствовал, как её твёрдость поддаётся, как будто весь мир пытался вытолкнуть его, заставить отступить. Инай остановился. Его дыхание было частым и тяжёлым, словно воздух ускользал, не успевая наполнить лёгкие. Он смотрел прямо перед собой, не отводя взгляда от сгущающейся тьмы, которая будто манила и давила одновременно.
– Это Тёмный Вихрь, – прошептал он, едва осознавая свои слова.
Шёпот был больше для себя, чем для кого-то ещё. Его голос, казалось, растворился в ревущем ветре. Вихрь услышал. Он знал этот шёпот, этот звук, исходящий из самой глубины души, – то первобытное, что зовётся страхом. Тьма остановилась на миг, словно живое существо, настороженное новой добычей. Она изучала, принюхивалась, будто пытаясь разобрать суть своей жертвы. Но затем что-то изменилось. Вихрь почувствовал, как страх, которого он ждал, начал исчезать. Инай выпрямился, его взгляд остался спокойным и решительным. Внутри не осталось ни тени дрожи, только тихая, уверенная сила. Этого Вихрь не мог стерпеть. Разочарование и гнев наполнили пространство. Вихрь стал ещё холоднее, ещё тяжелее. Он завыл – не как простой ветер, но как сама природа, гневная и непреклонная, восстающая против тех, кто осмелился противиться её силе. Этот звук был полон злобы, раздражения, будто он не терпел отказа, как упрямый ребёнок, лишённый игрушки. Но в его силе чувствовалось и нечто большее – принцип, желание доказать свою власть. Инай чувствовал это всем своим существом. Холод проникал в его пальцы, сковывал плечи, давил на грудь. Воздух стал ледяным, как дыхание смерти. Лёгкие жадно хватали его, но казалось, что он не проникает внутрь, словно сама атмосфера стала плотной и непроницаемой стеной. Сердце стучало часто, но ровно, отзываясь ритмом на каждую новую волну напора. Вихрь усилил свою мощь, заиграл тьмой, завывая громче, пугая, поднимая пыль и камни с земли, чтобы закрыть перед Инаем путь вперёд. Это была война не тела, но воли. Инай стоял, зная, что борьба только начинается. Тьма хотела поглотить его страх, но теперь желала большего – сломить его дух. Дыхание юноши стало тяжёлым, каждая мышца тела напряжённо отвечала на угрозу, которую он ещё не видел, но уже чувствовал. С каждым шагом голос внутри него становился громче. Он не был его собственным, но и не был чужим. Он казался давно знакомым. Это был голос, который питался его страхами и сомнениями, голос, который знал самые слабые места его души.
«Ты слишком слаб. Ты не справишься. Ты бессмысленное создание. Зачем тебе идти туда, где тебя никто не ждёт? Ты никому не нужен. Сделай хоть что-то полезное – отдай мне свой страх!».
Инай остановился. Его сердце билось так сильно, что гул отдавался в висках. Ноги стали чужими, будто перестали быть частью его тела, а руки дрожали, словно он держал в них невидимую тяжесть. Почему-то стало так обидно, что казалось вот-вот и слёзы пойдут.
«Инай – герой, расплакался и прыгнул на скалы»
Но затем появился другой голос. Он был тихим, почти неуловимым, но в нём была сила, от которой страхи начали таять, как иней под утренним солнцем.
– Ты сильнее, чем ты думаешь, мой мальчик. Мир ждёт тебя, потому что ты можешь его изменить, не пытайся разорвать цепь, так делали многие до тебя, лучше делай новые звенья и очисти старые. Не разрушай. Объединяй.
Это был голос Сиды, его бабушки. Он вспомнил, как однажды она произнесла эти слова, сидя у очага. Её тёплые руки обнимали его, а в глазах отражалась мягкость, в которой пряталась непоколебимая сила.
– Я сильнее, – прошептал Инай, – я займу свое место в этом мире!
Он открыл глаза и сделал ещё один шаг. Камень под ногами снова заскрипел, но на этот раз он почувствовал не только его хрупкость, но и скрытую глубину. Вдруг он вспомнил сказки, что рассказывали ему взрослые. Мифы про то, что мир раньше был другим, что был единый континент, все племена жили в мире и добре, но позже Тёмный Вихрь начал менять сердца людей и в итоге земля раскололась на множество утесов. Инай вспомнил древние рассказы о том, что утёсы – это не просто громады камня, а дремлющие создания, пришедшие из глубин земли. Когда-то они поднялись на поверхность, но застыли в холоде нашего мира. Старейшины говорили, что их неподвижность обманчива: внутри текла жизнь, скрытая от людских глаз, словно огонь под толщей камня. Подземную царицу называли Лавиной. Мать Иная часто шептала её имя в молитвах, прося защиты и мудрости. Инай замер. Закрыл глаза, чувствуя под ногами тяжесть камня, его вековую мощь. Он глубоко вдохнул, пытаясь уловить что-то невидимое, и мысленно обратился к утёсу, словно к живому существу.
– Ты слышишь меня? – спросил он, сам не понимая зачем, будто слова сами вырвались из его души.
На мгновение ничего не произошло. Мир застыл в пугающем ожидании, и ветер, словно предвкушая перемены, вдруг стих. Инай стоял, чувствуя, как напряжение нарастает внутри него, но вместо страха он ощутил тихую, тёплую уверенность. Затем под его ногами камень словно ожил. Это не было движением в привычном смысле, но он почувствовал тепло, поднимающееся через подошвы его обуви, пробирающееся вверх, как будто сама земля решила ответить на его зов. Это было не физическое тепло. Оно не обжигало кожу, не согревало тело, но проникало глубже, касаясь чего-то древнего в его собственной сущности. Камень отзывался на его мысли.
– Я слышу тебя, – раздался женский голос.
Он был глубоким, словно рокот вулкана, исходящий из самых недр земли. Голос не был похож на человеческий; в нём ощущалось что-то древнее, безграничное. Это был звук, способный заполнять собой всё пространство, не нуждаясь в словах. Инай вздрогнул, его сердце забилось быстрее, но не от страха. В этом голосе была жизнь. Он поднял взгляд и увидел, как трещины в камне начинают светиться. Вначале слабый, едва заметный свет, словно рассвет пробивался изнутри утёса, а затем яркие потоки, похожие на раскалённую лаву, медленно начали растекаться по каменной поверхности. Инай вдруг понял, что утёс – это не просто камень. Это тело. Огромное, неподвижное, внешняя оболочка чего-то живого, древнего. Перед ним раскрывалась шокирующая тайна, о которой люди могли лишь догадываться.
– Много эпох прошло с тех пор, как я говорила с человеком, возможно, вы уже забыли нас. Мы плыли в потоках жара, рождаясь в движении, пока зов не увлёк нас наверх, туда, где встретились величественный свет и смертельный холод. Мы поднимались, поколение за поколением, и каждый из нас оставлял своё тело, застывая в каменной оболочке, чтобы создавать тропы, становиться утёсами и познавать мир поверхностей.
Слова звучали в сознании Иная, и вместе с ними всплывали образы. Он видел пылающие сущности, похожие на жидкие реки огня или сверкающих змей, поднимающихся из глубин земли. Их свет, ослепительный и яркий, пробивался через толщу камня, словно молнии, вспыхивающие в тучах. Но стоило им достичь поверхности и коснуться ледяного воздуха или воды, как они начинали застывать. Их раскалённые тела медленно превращались в камень, становясь частью этого мира, чтобы связать пламя глубин с холодом поверхности.
– Внешне я застигнута неподвижностью, но внутри нас по-прежнему горит огонь. Мы слышим всё. Мы чувствуем всё. Мы – наблюдаем, но не бездействуем, если зов сильнее. Уже многие времена прошли с тех пор, когда вы могли говорить с нами, и вот это время снова настало!
Инай ощутил, как его дыхание стало частым и рваным, а мысли спутались, словно рой, кружившийся в хаотичном танце. Он не был готов к тому, что земля, которую он считал неизменной и безмолвной, вдруг окажется живой, полной скрытой силы. Камень, веками казавшийся холодным и мёртвым, внезапно предстал перед ним как хранитель древних тайн, как пульсирующий организм, что знает о мире больше, чем мог бы понять человек. Головокружение охватило его, и вместе с ним пришло ощущение, что сама реальность начала дрожать, подсказывая: здесь скрыто нечто куда более значительное, чем он мог предположить.
– Помоги мне, – прошептал Инай, не зная, услышит ли его Лавина через слова или через мысли. – Если ты можешь, помоги мне пройти, останови трещины и…
Тут Инай замолчал и задумался. Он только что установил связь с неведомым существом из недр земли и с чего началось их общение? С просьб. Хотя что он, шестнадцатилетний парень без магических способностей может дать подземной царице? Но всё же он добавил:
«Помоги мне, а я как-нибудь помогу тебе!»
Утёс не ответил сразу. Вместо этого свет внутри камня стал ярче. Инай ощутил, как земля под его ногами перестала быть холодной и твёрдой – теперь она казалась мягкой и отзывчивой, казалось лава, затаившаяся глубоко под поверхностью, едва ощутимо дрогнула, словно пробуждаясь от векового сна. Она двигалась медленно и тяжело, с глубинным напряжением, как живое существо, долгое время заточённое в неподвижности. Казалось, оно вот-вот вырвется на волю, чтобы снова начать своё неудержимое движение, о котором забыло за тысячелетия покоя.
– Верни нам наш огонь, – наконец произнесла Лавина. – Теперь ты знаешь, что внутри нас течёт жизнь, но наш свет угасает. Темнота сковала нас цепями, но благодаря тебе мы освободимся. Не забывай нас! Не молчи! – прогремел голос утёса.
Камень под ногами Иная стал тверже, трещины исчезли, будто заполнившись изнутри. Свет погас, оставив утёс снова неподвижным. Он сделал следующий шаг, ощущая, что больше не одинок. Земля встала на его сторону, поддерживая его не только физически, но и внушая уверенность. Утёс, неподвижный и величественный, стал его союзником. Но этот утёс был лишь песчинкой по сравнению с огненными сущностями, с Лавиной – магмой, живым сердцем планеты, кипящим глубоко в её недрах. Её масштаб был непостижим для человеческого разума, она простиралась в бесконечные глубины и широты. Лавина двигалась медленно, как само время, скрытое от глаз, но её сила ощущалась здесь и сейчас – теплом, вибрацией, живым пульсом земли. Иная отвлёк едва различимый звук. Это был шёпот ветра, словно подслушивающего его разговор с Лавиной. Ветер пронёсся мимо, обдав его ледяным прикосновением, а затем растворился, словно вселившись в кого-то. Инай обернулся и замер. На краю расщелины стоял маг Чистовзор. Его руки были подняты, а вокруг закручивались тёмные потоки, словно послушные змеи, готовые броситься вперёд.
– Молчание! Люди обязаны хранить молчание! – крикнул маг, его голос был преисполнен злостью. – Утёсы – это лишь камень, который рано или поздно треснет! А ты – всего лишь песчинка, которую ветер сдует, плоть, которая сгниёт и исчезнет! Я убью тебя!
Люди стоящие рядом с магом скрутили его, проведя какой-то ритуал, вернувший душу мага в тело. Инай продолжал стоять на краю расщелины, где его взгляд встречался с бурлящими тучами вдали. Эти тучи, наполненные ненавистью и зловещей энергией, несли в себе нечто большее, чем просто плохую погоду. Их движение казалось осмысленным, как у хищника, смотрящего на добычу. Тяжёлый туман окутывал разум Иная, словно заполняя его чем-то чуждым, стирая ясность мыслей. Он смотрел на грозовые тучи, на вихрь, извивающийся в их сердце, и ощущал странное напряжение, которое будто струилось из самого воздуха. Это была не просто буря – это было что-то живое, древнее. Его взгляд невольно притягивало к вихрю, и с каждой секундой в груди росло чувство, будто оно видит его изнутри, читает его мысли. Страх, глухой и липкий, поднимался из глубин души, словно сам Вихрь вытягивал его наружу, заставляя трепетать перед своей неведомой силой. Из этого странного движения вырвался голос, похожий на тысячи шёпотов, сливающихся в один. Он не был громким, но резал сознание, как холодное лезвие. Инай стоял, едва уловимо напрягаясь. Пространство вокруг будто замерло, но внутри его головы, словно далекий раскат грома, раздался голос, глубокий, вибрирующий.
– Знаю, кто ты, – слова звучали лениво, но в каждом было ощущение угрозы, как у змеи, передвигающейся по сухим листьям. – Ты несёшь с собой разрушение.
Инай сжал кулаки. Что-то в этом голосе заставляло его мышцы рефлекторно напрягаться, будто перед прыжком.
– Думаешь, ты изменишь их? – голос, прежде низкий и равномерный, теперь зашипел, наполнился ядовитой насмешкой. – Сделаешь лучше? Они мои! Ты просто пыль!
Инай едва заметно качнул головой, пытаясь избавиться от ощущения, будто слова проникают глубже, чем он готов был их допустить. Казалось, что голос окружал его, стягивал невидимую петлю.
– Этому порядку много лет, – продолжил голос, вдруг перейдя на едва слышный шёпот, от которого по коже прошёл холодок. – Столетия. Ты можешь слышать меня. Это ещё опаснее. Мне придётся тебя убить.
– Я не хочу отбирать у тебя ничего, – сказал Инай, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя его охватывала внутренняя дрожь. – Но я хочу понять… тебя.
Ветер взвыл, срываясь с небес, и тьма наполнилась гулом, от которого дрожала земля. Вихрь говорил громом, его раскаты обрушивались на Великея и людей, как удары молота, гулкие и безжалостные. Но в голове Иная всё звучало иначе. Голос, громкий и отчётливый, пробивался сквозь шум, звучал прямо в его сознании, каждое слово било, как раскалённый клинок.
– Понять? Ты? Понять меня? – голос вихря хлестал, как удар плети. – Ты?! Даже не знаешь, с кем имеешь дело!
Его слова резали воздух, каждое словно впивалось в плоть. Вихрь словно задыхался от гнева.
– Сильнее меня? Ты? Жалкое существо! Я вижу тебя насквозь! – смех вихря пронёсся, колючий, резкий, полный презрения. – Ты ничто! Просто пыль!
Голос зазвенел, как рвущаяся струна, его тон менялся, становясь то выше, то ниже, как будто вихрь терял контроль над собой.
– Вы сделали меня таким! Столетиями я рос на страхе, злобе, зависти.
Вихрь прошипел это, и каждое его слово капало с неба ядовитым дождём, как слюна, вылетающая из пасти безумного хищника.
– Ты хочешь оставить меня голодным? Тебе ли, ничтожеству, бросать вызов тому, кто владеет их душами? Смешно! – голос вихря замер, затаившись, а затем разразился яростным хохотом, от которого сотрясся воздух вокруг.
Инай сделал шаг вперёд, чувствуя, как его собственный страх ослабевает перед странным ощущением жалости, которое начинало рождаться внутри.
– Я не хочу, чтобы ты голодал, – сказал он, и его слова эхом прокатились по камню. – Но может ты начнёшь питаться чем-то другим? Ведь есть другая сторона.
На мгновение всё замерло. Но затем смех заполнил воздух, словно тысячи голосов одновременно разразились хохотом.
– Глупец! – выкрикнул Вихрь, его голос гремел, словно гром в разгар бури. – Ты не понимаешь своего места. Я был создан не ради игры или мести, но ради служения. Ксефакс сотворил меня, чтобы я собирал силу, рождающуюся из ваших эмоций, и возвращал её ему. Я – поток, я – связь между вами и высшим.
Его голос стал холодным, будто ледяной ветер проник в самую глубину.
– Я изначально питался жаром земли, огнём её недр. Затем – жизненной силой зверей, их страхом, их борьбой. Но люди… Люди стали моим величайшим источником. Ваши тревоги, гнев, ненависть и страх – всё это становится живицей, питающей меня. Вы сами отдаёте её, с каждым страхом, с каждой тёмной мыслью.
Он на мгновение замолчал, словно давая словам проникнуть глубже.
– Ксефакс создал меня как зеркало, чтобы вы могли увидеть себя, но вы отвернулись. Теперь я забираю вашу силу, ваше дыхание, ваше существование и возвращаю её творцу. Вы наполняете меня тьмой, и я не откажусь от неё. Зачем? Вы сами дали мне эту власть, сами положили свою жизнь в мои потоки.
– Вы думаете, что я враг? Нет. Я лишь инструмент. Истина в том, что вы сами кормите тьму, отвернувшись от света. И пока вы будете бояться, завидовать, ненавидеть, моя задача будет исполнена.
Слова обрушились на Иная, как волны ледяного ветра, от которых невозможно уклониться. Каждый удар открывал что-то новое, что-то, о чём он и не смел думать. Он всегда видел в Вихре врага, яростного, ненасытного, но теперь, в этой буре ярости и боли, проглянуло нечто другое. Это была не только ненависть, но и страдание. Не только гнев, но и горькая, выжженная пустота. Вихрь не был просто врагом, коварным и жестоким. В его завывании слышалась древняя боль. Боль существа, сотворённого не по своей воле, не знавшего ничего, кроме страха и злобы, на которых он рос. Он не был хозяином своей силы, он был её пленником, вечно голодным, вечно жаждущим. Инай ощутил это физически, как холод, проникший в его сердце. Вихрь был жертвой. Не чужой, не далёкой. Жертвой людей, их слабостей, их ненависти, их зависти. Инай вдруг понял, что перед ним не просто враг, которого нужно победить, а нечто куда более сложное – то, что нужно было понять, чтобы попытаться спасти и его, и себя.
– Я понимаю, – тихо ответил Инай. Его голос звучал спокойно, но внутри него разгорался огонь. – Ты боишься. Ты боишься, что если люди изменятся, то ты исчезнешь…
– Я не боюсь! – закричал Вихрь, и с этим криком ветер ударил по скалам, подняв столбы пыли. Удар был настолько мощным, что камни у края скалы задрожали, а затем с глухим треском начали осыпаться. Их падение сопровождалось грохотом, который эхом отразился от стен ущелья, словно сама земля отзывалась на гнев Вихря. Осколки скал разлетелись в стороны, как испуганные птицы, а пыль поднималась густыми облаками. Инай прикрыл глаза рукой, чувствуя, как мелкие камешки ударяют по его щеке. Он отступил на шаг, но земля под ним всё ещё была крепкой, словно утёс поддерживал его своим незримым присутствием. Казалось, что сам Вихрь в своей злобе пытается разрушить не только его, но и всё вокруг. Сквозь вой ветра и гром обрушивающихся камней голос Вихря снова прорезал пространство:
– Ты думаешь, что сможешь устоять? Ты всего лишь человек! Да, ты способен меня слышать, – голос Вихря звучал с насмешкой, – но ты ничто по сравнению со мной! А тем более с Ксефаксом. Твой жалкий умишко просто не способен вместить его величие!
Инай поднял голову, его лицо было покрыто пылью, на лбу была царапина от отлетевшего куска скалы, но взгляд юноши оставался твёрдым. Он почувствовал, как внутри него рождается ответ – не от разума, а от самого сердца:
– Может быть, я всего лишь человек, – сказал он, его голос звучал удивительно ровно, перекрывая хаос вокруг. – Но я не хочу твоего уничтожения, ты не заставишь себя ненавидеть и бояться. Я не дам тебе сейчас пищи. Но я хочу помочь тебе.
– Нет! Ты врёшь! Врёшь и боишься, вы люди только на это и способны! Я уничтожу тебя, чтобы ты не смог забрать мою пищу!
Но Инай не отступил. Он поднял голову, его голос стал твёрдым, как утёс под ногами.
– Услышь меня! – крикнул он. – Я не хочу уничтожать тебя. Я хочу помочь!
На этот раз Вихрь замолчал, словно осмысливая эти слова. Но молчание не длилось долго. Тучи снова закружились, их движение становилось всё быстрее, приобретая угрожающий хаос.
– Ты лжёшь, – прошипел он. – Никто не хочет помочь тому, кого боится.
– Ты прав, – сказал Инай, его голос был ровным, но в глазах горел огонь решимости. – Я боюсь тебя. Но не потому, что ты силён. Я боюсь того, что ты стал таким сильным из-за нас.
Сквозь усиливающийся ветер Инай услышал шаги. Это был Великей. Его фигура появилась на тропе, его глаза блестели решимостью. Великей поднял руку, и магия времени вокруг него засияла серебряным светом. Он повернулся к Инаю.
– Мы можем дать ему то, чего он давно не чувствовал. Но для этого нужна сила не одного человека.
– Что мы должны сделать? – спросил Инай, глядя на старейшину.
– Мы должны дать ему любовь, – крикнул Великей. – Она начнёт его изменять. Мы делаем это уже давно, посылаем любовь и свет в мир. Но до сих пор нам не удавалось достучаться до него. Сейчас, с тобой, всё изменится!
Великей повернулся к собравшемуся племени.
– Нам нужна ваша помощь, – крикнул он.
Люди начали собираться вокруг. Инай ощутил, как в воздухе растёт напряжение, но на этот раз это было не угрожающее напряжение, а что-то другое – тёплое, живое.
– Вспомните чувства любви и благодарности, – сказал Великей.
Люди закрыли глаза, и светлая сила начала разливаться вокруг. Тёплое сияние заполнило пространство, словно утренний свет. Инай чувствовал, как этот свет проходит сквозь него, связывая его с каждым человеком вокруг.
– Давай, – прошептал Великей, и Инай направил этот объединённый свет вперёд, в самую сердцевину Вихря.
Вихрь завыл грозовыми раскатами, его форма начала меняться. Тёмные тучи стали менее плотными, в них появилась странная прозрачность, порыв дождя окатил людей, словно небесные слёзы.
– Нет… – голос Вихря звучал глухо, почти умоляюще. – Не надо… Я…
Но свет пробивался всё глубже, проникая в самую его сердцевину. Тучи начали разваливаться, как густой туман под солнечными лучами.
– Ты можешь быть другим, – крикнул Инай, глядя в сердце тьмы. – Ты можешь стать светом!
На мгновение всё стихло. Тучи начали расходиться, ветер утих, а в воздухе повисла странная тишина.
– Ты… – напоследок прошептал Вихрь, его голос звучал слабее. – Я вернусь…
И вихрь исчез, оставив за собой только лёгкий ветерок в предрассветном небе, который неожиданно коснулся лица Иная, словно дружеское прощание.
Инай стоял неподвижно, словно застывший камень среди скал, и смотрел на рассветное небо. Там, где алый свет медленно поднимался из-за горизонта, золотые полосы прорезали тёмную синеву ночи, и этот медленный, неизбежный переход от одного мира к другому был странно успокаивающим. Воздух был холодным, свежим, наполненным неуловимыми ароматами пробуждающейся земли, ветра, что несёт с собой дыхание далёких мест. В этой тишине, среди плавных линий света и тени, где рассветное золото ложилось на туман, он чувствовал, как время движется по кругу, подобно дыханию мира. Оно наполняло его ощущением присутствия чего-то большего – чего-то, что всегда здесь, но редко позволяет себя увидеть. Люди медленно расходились, но шёпот всё ещё вился вокруг. Лица видяничей, обычно безмятежные и закрытые, словно застывшая гладь пруда, теперь выглядели иначе. В каждом взгляде было напряжение, будто тихая вода начала колебаться от невидимой силы. Их глаза, привыкшие смотреть внутрь, погружаться в глубины собственных размышлений, теперь медленно поднимались, осторожно и недоверчиво встречаясь с другими взглядами. Казалось, они искали в чужих лицах то, чего не находили в себе – подтверждение своих мыслей, ответы на вопросы, которые вдруг стали громче, чем их привычное молчание. То, что произошло, превратилось во что-то большее, чем просто испытание для очередного подростка. Это было событие, способное потревожить их привычный уклад, разрушить тихую, монотонную гармонию жизни, в которой каждый шаг был предсказуем. Люди переговаривались короткими фразами, сдержанно, но их голоса были наполнены энергией, которую они не могли скрыть. Некоторые, уходя, останавливались на мгновение, будто их что-то держало, словно они боялись упустить важную часть произошедшего. Великей остался рядом с Инаем, его взгляд был устремлён к рассвету. В утренней дымке он видел не просто новый день – он чувствовал, как мир начинает меняться. Это предчувствие, тихое, но непреклонное, заполнило его, словно лёгкий ветер, что приносит с собой запах грядущей грозы.
– Ты знаешь, что это значит, верно? – спросил Великей, и в его голосе было нечто большее, чем просто вопрос.
Инай молча кивнул, чувствуя, как его собственные мысли мешаются с откликами утёса, ещё живыми в его сознании.
– Ты не только прошёл испытание, – продолжил Великей. – Ты открыл дверь. И не только для себя, но и всех для нас. Дарен предупреждал меня, что ты родился без даров. Но твой дар в итоге стал самым важным для всех нас.
Толпа вокруг шепталась всё громче. Голоса мужчин и женщин, молодёжи и старейшин сливались в мелодию, которой видяничи давно не слышали. Это была мелодия интереса, чувств и эмоций.
– Он говорил с подземной царицей? – шептал кто-то, глядя на Иная с лёгким страхом.
– И с Вихрем! – ответил другой голос, полный удивления.
– Что это значит? Утёсы молчали веками, а теперь они заговорили?
– Разве кто-то способен говорить с Вихрем?
Великей повернулся к людям, подняв руку, и тишина снова воцарилась.
– Сегодня пробудился не только наш гость, но и сама земля. Мы забыли, что она живая. Забыли, что её голос – это не тишина, а вибрация, зов, который никогда не умолкал. Сегодня Инай показал нам: мы можем снова услышать её. Снова слиться с её живым ритмом.
– Если утёсы пробудились, – произнёс кто-то из толпы, – может быть, и нам пора соединить свои голоса? Мы давно живём в изоляции. Вихрь питался этим, разделяя нас. Но что, если объединение – это то, что остановит его?
Эти слова вызвали новую волну обсуждений. Люди стали обмениваться взглядами, и напряжение между ними растворилось, сменяясь осторожной надеждой.
Слухи о том, что утёсы и Вихрь ответили человеку, разлетелись быстрее ветра. Агнеша услышала об этом утром, когда сидела в лесу, заваривая травы. Старый знахарь, проходящий мимо, бросил ей обрывок фразы:
– Представляешь? Этот парень… Инай, кажется? Он говорил с Вихрем! И с Лавиной!
Её руки замерли, и горячий пар обжёг пальцы, но она этого не заметила.
– Чего? Где он? – резко спросила она.
Знахарь пожал плечами.
– У каменных. Там все только о нём и говорят…
Не дожидаясь конца фразы, Агнеша вскочила, быстро собрала свои вещи и направилась к деревне. Когда она пришла к видяничам, её сердце стучало так громко, что казалось, даже каменные стены могли уловить его ритм. Воздух был густым от шёпотов жителей, которые обсуждали события прошедшей ночи, но для Агнеши всё это было лишь фоном. Её взгляд сразу упал на Иная, который застыл у одного из каменных домов. Он казался частью утёса, словно был высечен из того же камня, но его взгляд, устремлённый вдаль, выдавал напряжение и сосредоточенность, будто за этой неподвижностью скрывалась буря мыслей. Свет утреннего солнца, отражаясь от стекол, отбрасывал мягкие отблески на его лицо, подчёркивая его утомление и внутренний покой, который редко можно встретить у тех, кто пережил подобное. Агнеша сделала шаг вперёд, чувствуя, как её дыхание становится прерывистым. Слова вырвались прежде, чем она успела осознать их.
– Ты говорил с Вихрем? – её голос прозвучал неожиданно громко, перекрывая тихий шум деревни.
Инай обернулся, и на его лице появилась тёплая, но немного грустная улыбка.
– И с Лавиной, – сказал он.
Его голос был тихим и уставшим. Эти слова, казалось, повисли в воздухе, медленно проникая в её сознание. Её глаза расширились, отражая одновременно сомнение и надежду.
– Это правда? – спросила она, чувствуя, как её собственный голос дрожит.
Инай молча кивнул.
– Расскажи мне всё, – произнесла она, делая ещё один шаг вперёд.
В её глазах блеснуло нечто, что заставило Иная задержать дыхание. Это был взгляд человека, который искал ответы, но уже смирился с тем, что никогда их не найдёт. Дом был небольшим, с толстыми каменными стенами, которые надёжно защищали от внешнего холода, и низкими сводчатыми потолками, создававшими ощущение уюта. В углу трещал очаг, его мягкий свет отбрасывал тени на стены, играя с неравными линиями каменной кладки. В воздухе витал слабый запах горящих трав и свежего хлеба. Агнеша села на простой деревянный стул, её руки касались шероховатой поверхности стола, и она ловила себя на том, что не может отвести взгляда от огня. Инай поставил перед ней кружку с горячим отваром, пар от которого смешивался с мягким светом, заполняя комнату теплом. Он сел напротив, положив руки на стол. Его пальцы казались слегка напряжёнными, но лицо сохраняло спокойствие.
– Ты когда собираешься уходить? Сегодня? Завтра? – нарушила молчание Агнеша.
– Завтра. – Инай кивнул, глядя в огонь, – следующее испытание у знахарей, а я что-то уже так устал… Я будто повзрослел лет на десять. Представляешь, я всю жизнь был отшельником даже в родном племени. Все пацаны обладали каким-то даром, тренировали свои способности, а я был как этот… Жалко родителей, сколько всего им пришлось выслушать. И тут оказывается что именно я! Именно я, представляешь? Мне нужно это всё осознать, принять…
Девушка молчала, обдумывая его слова. Её руки сжали кружку сильнее, как будто она пыталась найти в тепле отвара ответ на свои собственные вопросы.
– Конечно, понимаю. Тебе нужно побыть одному и подумать обо всём. Но ты не должен дальше идти один, – тихо сказала она.
Их взгляды встретились, и он застыл, уловив в её глазах нечто, что сперва показалось ему простой заботой, обычной и понятной. Но нет, это было большее. Там был страх – глубокий, тихий, молчаливый, но тяжёлый, как груз, который она несла. Страх за все племена, за него, за то, что с ним может случиться. И ещё что-то, что она, кажется, пыталась скрыть, но что было ясно, как удар колокола в ночи. Словно её душа говорила с ним, и он чувствовал этот зов, хотя понять его до конца ещё не мог.
– Я привык быть один, – начал он, но остановился, почувствовав, что эти слова звучат неубедительно даже для него самого.
Она подняла голову, её голубые глаза блестели в свете огня.
– Это не просто путешествие, это путь, где тебе нужна будет помощь. Если есть хоть малейший шанс изменить Вихрь, сделать мир лучше… я не могу остаться в стороне. Я должна быть частью этого.
Её слова, словно невидимая волна, окутали комнату, оставляя после себя тихое напряжение. Инай улыбнулся, чувствуя, как само её присутствие приносит уют, словно тёплый свет пробивается сквозь холодный туман.
– Ладно, ты тут посиди, подумай, завтра, когда солнце поднимется на две стрелы, я зайду.
– Останься здесь на ночь, – сказал он шёпотом.
Она подняла брови, удивлённая, но не отступила.
– Здесь есть свободная кровать, – добавил он, немного улыбнувшись. – А что если ночью придёт Вихрь, а тебя не будет? Как ты потом будешь с этим жизнь, зная что…
– Ой всё, я остаюсь, хватит.
Позже они лежали каждый на своей кровати, их голоса то стихали, то снова наполняли комнату, словно отголоски далёкого эха, растворяясь в мягкой темноте. Когда ночь опустилась на деревню, мягкий свет луны проник через маленькое окошко, бросая серебристые блики на стены. Агнеша лежала на узкой кровати у противоположной стены, её дыхание стало ровным, но она не спала. Её мысли кружились вокруг того, что рассказал ей Инай. Она пыталась понять, как обычный человек смог заговорить с силами, которые казались недосягаемыми для простых смертных. Инай же смотрел на очаг и улыбался, его взгляд был устремлён в мерцающее пламя, а мысли блуждали далеко. Внутри него смешивались странные чувства: тревога, ответственность и тихая радость от того, что он был не один в эту ночь. Огонь трещал, бросая мягкие тени на его лицо. В этот момент он понял, что их пути с Агнешой пересеклись не случайно. Она была частью чего-то большего, как и он сам. Ведь та задача, что перед ним стояла, была слишком сложна для одного человека.
Ранним утром в дверь постучали. Звук был мягким, но в тишине дома он прозвучал, как далёкий стук древесного дятла. Инай открыл дверь, и перед ним предстал высокий мужчина. Его фигура была обёрнута в мантию, сделанную из плотно сплетённой коры деревьев, покрытой узорами трещин и прожилок, напоминавших древние карты. С плеч свисали тяжёлые, влажные полосы мха, а листья, будто живые, тихо шевелились при малейшем движении воздуха. Его лицо было вытянутым, покрытым мелкими морщинами, как у старого дуба, а кожа имела сероватый оттенок, словно впитала в себя цвет лесной тени. Глаза, глубокие и зелёные, будто два изумруда, смотрели не на Иная, а сквозь него. Казалось, что мужчина видит сразу все времена – прошлое, настоящее и будущее, – и в его взгляде отражалась мудрость, смешанная с чем-то тревожным, как у реки, что скрывает свои глубины.
– Я Лесовед, – представился человек, входя в дом. – Я пришёл, чтобы показать вам нечто важное.
Он вынул из-под мантии светящийся артефакт, напоминающий гладкий камень, переливающийся всеми цветами радуги, как капля масла на воде. Свет внутри него двигался медленно, спиралями, будто таил в себе дыхание чего-то живого.
– Это видение, – сказал он, его голос был глубоким и ровным, но в нём чувствовалась тихая тяжесть, словно он знал цену каждого слова. – Оно откроет перед вами один из возможных путей будущего, чтобы ваши шаги в настоящем стали осознанными и верными.
Лесовед поднял камень выше, и свет, разлившись по комнате, обволок её мягким сиянием, словно густым туманом. И в этот момент стены растворились, исчезли, уступая место другой реальности. Инай и Агнеша увидели поселения – огромные громады камня и стекла, вздымающиеся к самому небу, безжизненные и холодные. Свет струился из них, резкий, неестественный, словно лунный, пойманный и выжатый в линию. Там не было природы. Леса, поля, деревья – всё исчезло. На их месте остались только прямые дороги, заполненные странными существами, что двигались непрерывно, как река, состоящая из кусков металла и света. Люди шли вдоль этих дорог, но они казались отстранёнными. Их лица были пустыми, как будто они давно забыли, что значит смотреть друг на друга. В их руках были маленькие светящиеся предметы, на которые они смотрели, словно заговорённые, будто они были важнее всего вокруг.
– Это один из путей, – проговорил Лесовед, его голос стал задумчивым и чуть приглушённым, будто он говорил больше самому себе. – Здесь магия исчезла. Люди отвернулись от природы. Они утратили её голос, забыли друг друга. Их связали вещи, но они потеряли связь с собой. Если это случится, то не будет ни шелеста деревьев, ни дыхания земли, ни тепла человеческого сердца. Останется только пустота, спрятанная за шумом и светом.
Свет камня медленно угас, и картина растворилась, оставляя после себя странное чувство: смесь тревоги и какой-то далёкой, едва уловимой надежды. Агнеша вздохнула, её руки непроизвольно потянулись к Инаю.
– Это будущее неизбежно? – спросил он.
– Нет, каждый из нас влияет на будущее. Каждый ваш выбор, каждая мысль и каждое действие – это голос за тот или иной путь.
Свет камня погас, оставив их в тишине. Лесовед дошёл до дверей, обернулся и мягко улыбнулся. – Помните: даже самое маленькое добро создаёт огромные перемены. Выбор за вами – каким станет ваш мир и мир будущего.
Глава 3. Путь к Знахарям
Утро началось с прохладного тумана, который окутывал землю, укрывая её от чужих взглядов. Деревья вокруг, высокие и прямые, будто колонны древнего храма, были погружены в тишину, нарушаемую лишь редким треском веток под ногами. Лес пробуждался медленно. Где-то вдали крикнула птица, а чуть ближе еле слышно прошуршало что-то мелкое, но неведомое. Агнеша двигалась впереди. Её лёгкий шаг почти не оставлял следов на влажной земле. Она передвигалась, как часть этого мира, гармонично и безмолвно, в то время как Инай, стараясь не отставать, всё же чувствовал себя чужаком в этой стихии. Лес, казалось, дышал вокруг них. Лёгкий ветерок, шепчущий в кронах, был не просто движением воздуха, но разговором, который Инаю, увы, было пока не понять.
– Люблю этот лес, – нарушила тишину Агнеша, обернувшись к юноше. – Здесь всё живое связано. Если ты прислушаешься, то услышишь, как корни деревьев передают друг другу истории, они и о тебе уже говорят. Инай замер, прислушиваясь. Сначала он не услышал ничего, кроме мягкого звука ветра. Но затем, едва уловимое, пришло чувство: ритмичное биение, медленное и глубокое, будто сама земля пульсировала жизнью. Это было похоже на голос – не словами, но ощущениями.
– Ты чувствуешь это? – спросила она, и её голубые глаза загорелись, как у ребёнка, открывшего тайну.
Он кивнул, не находя слов. Ему казалось, что это биение проходит сквозь его ступни, поднимаясь по телу, оставляя тепло в груди. Они продолжили идти, и лес начал менять своё лицо. Ветви деревьев стали гуще, а корни – толще, выпирая из земли, словно паучьи лапы. Здесь каждый шаг требовал усилий, и Инай чувствовал, как мокрая трава цепляется за его сапоги. Он ощущал, как что-то внутри него меняется. Лес больше не казался чужим и неприветливым, и Инай, словно следуя невидимому зову, начинал ощущать его ритм, вплетаясь в дыхание леса, становясь частью его древней песни. На одном из привалов Агнеша присела на огромный корень дуба, покрытый мхом. Она пригладила его рукой, словно успокаивая старого друга.
– Этот дуб видел больше, чем все мы, он уже был здесь, когда первые знахари пришли к этим землям и он переживёт времена последних.
Инай осторожно опустился рядом, и сразу почувствовал, как корень под ним, шершавый и тёплый, будто оживший, едва уловимо пульсировал. Казалось, что от него исходила не просто сила, но древняя, основательная мощь самой земли. Эта живица, глубокая и медленная, отзывалась в его собственном теле, как эхо. Он прикоснулся к шершавой поверхности корня, почувствовал её грубую текстуру, пропитанную влагой и теплом, смешанным с запахом сырой земли и древесного сока. В воздухе стоял тонкий аромат мха, влажный и чуть терпкий, смешивающийся с прохладой утреннего ветра. Под рукой корень казался одновременно неподвижным и живым, как существо, спящее, но готовое пробудиться в любой миг. Что-то изменилось. Ощущение было таким, будто сам лес принимал его, давая почувствовать связь, о которой он никогда раньше не задумывался.
– Расскажи мне о них, – попросил он.
Агнеша улыбнулась, но её улыбка была грустной.
– Знахари всегда верили, что всё в мире связано, – начала она тихо, но в её голосе звучала глубина, как у реки, скрывающей сильное течение. – Всё – от шёпота ветра до звона капли – сплетено в единый узор, и каждый из нас – часть этой великой связи. Когда-то мы умели слышать это и понимать. Мы могли обратиться к земле, попросить её исцелить нас, почувствовать её силу, как биение сердца под ногами. У воды мы искали силы, у огня – света и прозрения. Но… с каждым поколением эта связь слабеет. Люди начали меняться. Там, где раньше каждый видел свой дар, как искру, зажжённую самой землёй, теперь появилось сомнение. Люди начали заглядываться на чужие дары, забывая о собственных. Зависть росла, будто сорняк, вырывающийся из-под корней. Вместо того чтобы питать свой дар, они жадно смотрели на чужие вершины, стремились достичь того, что не принадлежало их природе.
Девушка поджала губы и закрыла глаза.
– Но дар – это не просто умение, – продолжила она, – Это связь с землёй, с родом, с миром вокруг. Чужой дар, как чужая песня, никогда не расцветёт в твоём сердце. Развивая свой дар, ты вплетаешь в мир нить гармонии, укрепляешь его, делаешь сильнее. Но развивая чужой дар, ты кормишь лишь свою гордость, отрываясь от своего пути и оставляя за собой пустоту. Мир, лишённый искренних даров, слабеет, теряя свой голос, а гордость, взращённая на чужих стремлениях, становится пищей для мрака. Люди пытались стать теми, кем они не могли быть, ломали свои души, и вместо радости получали разочарование. Даже достигнув того, что казалось желанным, они чувствовали пустоту, осознавая, что гнались не за своим. Мир начал замыкаться в круг. Зависть порождала злобу, злоба – гордыню. Каждый шаг прочь от своего пути запутывал людей ещё больше. Их сердца наполнялись тяжестью, они теряли связь с землёй, с её шёпотом, с её силой. Вихрь, питающийся этой тяжестью, начал расти. Он втягивал в себя всё: обиду, гнев, тоску тех, кто отвернулся от своего дара и стал пленником чужих. Вихрь стал не просто силой. Он стал тенью мира, отражением его страданий, созданных руками самих людей. И чем больше зависти и гордыни наполняло их сердца, тем сильнее становился он, и тем глубже погружался мир во мрак, теряя свет, который когда-то исходил от каждого человека.
Её взгляд медленно поднялся к далёким вершинам деревьев, залитым мягким утренним светом. Листья, ещё влажные от росы, поблёскивали в лучах солнца, словно фиолетовые звёзды. Её лицо, освещённое этим светом, казалось спокойным, но в глазах читалась горечь. Она провела рукой по розовой траве рядом с собой, касаясь её кончиков, словно пыталась уловить в них ускользающее дыхание жизни. Тёплый ветер слегка тронул её волосы, как будто пытался утешить, шепча тихими, неуловимыми голосами, что всё обязательно изменится к лучшему. Но это не могло развеять то чувство утраты, которое звучало в её словах, подобно далёкому эхом исчезнувшей славной песни. Путь снова потянулся вперёд, но теперь между Инаем и Агнешей появилась тонкая нить понимания. А лес тем временем становился всё более диким. Они наткнулись на старую тропу, вымощенную камнями, покрытыми мхом.
– Этой дороге больше тысячи лет, – сказала Агнеша, склонившись, чтобы убрать листья с одного из камней. – Её строили наши предки, чтобы связывать племена.
Инай присел рядом, проводя пальцами по вырезанным символам.
– Это руны? – спросил он.
– Да, – ответила она. – Они рассказывают историю. Этот знак означает «путь», а этот – «единство».
Её пальцы двигались по камню с такой осторожностью, будто она боялась ранить его.
– Единство, – повторил Инай, задумчиво. – Я постоянно об этом думаю.
Они встретились взглядами.
– Может, поэтому ты здесь, – сказала она.
Ночь застала их у подножия невысокой скалы, где узкая тропа, поросшая редким мхом и низкими кустарниками, круто уходила вверх, к плато – границе территории знахарей. Темнота, спустившаяся на лес, была густой и тяжёлой, как бархатный покров, укрывший землю и деревья. Всё вокруг казалось погружённым в глубокий сон, где лишь едва слышный шёпот ветра нарушал безмолвие ночи. Они разожгли небольшой костёр, и его мягкий свет разогнал тени, заставив окружающие камни и деревья казаться старыми друзьями, тихо собравшимися у огня. Агнеша сидела, скрестив ноги, обняв колени и глядя в пламя. Огонь плясал в её глазах, словно искры жизни, тонко переплетённые с глубокой задумчивостью. Тёплый свет ложился на её лицо, делая его мягким и спокойным. Ночной ветер трепал её волосы, случайные пряди касались щёк, но она не обращала на это внимания. Пламя потрескивало, рассыпая по земле живые тени, а воздух наполнял тонкий аромат горящей хвои. Лес вокруг был тих, но не мёртв – вдалеке можно было различить редкие звуки: шелест ветра в верхушках деревьев, скрип старых веток и почти невидимый, но ощутимый шёпот ночных существ.
– Ты когда-нибудь думал о том, какую пользу ты можешь принести миру? – спросила она, нарушая молчание.
Инай кивнул, глядя в огонь.
– Раньше я думал, что бесполезен, как дырявый горшок, – усмехнулся он, бросая в огонь ветку. – Но сейчас понял, – он ухмыльнулся, кидая в костёр ещё одну ветку, – что, наверное, от меня всё-таки может быть толк. Не большой, конечно, но всё же.
Она улыбнулась. Утром, когда деревья расступились, Инай ощутил, как неведомая тяжесть легла на его грудь. Это была не боль, но странное давление, подобное тому, что испытываешь, входя в место, где природа говорит громче, чем человек. Здесь, казалось, сама земля была хранительницей тайн, что старше его понимания, и её безмолвие словно укоряло за попытки проникнуть в её глубины.Это молчание природы не было пустым или равнодушным – в нём чувствовалась древняя мудрость, требующая уважения. Воздух стал густым, влажным, наполненным ароматами трав и земли. Это был не обычный лесной запах – он был сложнее, словно в нём перемешались все оттенки жизни: терпкий аромат сосновой смолы, сладковатый запах цветущих трав, лёгкий горьковатый привкус грибного перегноя. Казалось, что каждый вдох наполняет тебя не просто кислородом, а самой сущностью природы. Инай почувствовал, как его лёгкие наполняются до предела, воздухом, что был плотнее и насыщеннее, чем в любом другом месте. Земля под ногами стала мягче, утоптанная тысячами шагов. Она пружинила под сапогами, отдаваясь странной, едва ощутимой вибрацией, как будто была жива. Каждый шаг сопровождался лёгким шорохом, но даже этот звук был приглушён, впитывался в мягкий мох и сухие листья.
– Чувствуешь? – Агнеша посмотрела на него, её голос прозвучал почти шёпотом.
Инай кивнул. Он чувствовал, как его кожа улавливает невидимые токи – едва ощутимые, но они были повсюду. Это место не просто существовало, оно дышало, смотрело, слушало. Перед ними раскинулась деревня знахарей, но она совсем не походила на поселения, которые он видел прежде. Дома здесь были частью природы, как будто выросли из самой земли. Стены из плетёных веток, обвитые вьюнками и мхом, словно были частью самого леса, а крыши, покрытые густой травой, казались живыми холмами, которые дышат в такт природе. Между домами тянулись тропинки, выложенные крупными плоскими камнями, на которых была выбита древняя вязь. Каждый камень, казалось, шептал: «Ты здесь всего лишь гость. Мы видели тысячи таких, как ты – и слабых и сильных. Все они теперь покоятся в земле, а мы всё ещё здесь, храним тишину и помним их шаги.» Шёпот людей доносился из глубины деревни, но он был мягким, как шелест трав. Голоса не перебивали лес, а дополняли его мелодию. Дети, пробегая мимо, на мгновение замирали, их большие, любопытные глаза пристально изучали Иная. Босые ноги касались земли так легко, что казалось, они не бежали, а парили над тропой. Аромат очага и свежих трав смешивался с чистотой утреннего леса, добавляя тепла в прохладный воздух. На пороге деревни их встретил Цветимир. Его невысокая, но крепкая фигура стояла неподвижно, словно страж, а солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые кроны, обнимали его мягким светом. Простая льняная рубаха была украшена вышивкой трав и цветов, которые, казалось, оживали при каждом дуновении ветра. Его взгляд, глубокий и тихий, напоминал воды старого лесного озера – спокойные, но полные тайн.
– Добро пожаловать, Инай, с возвращением, Агнеша, – сказал он.
Цветимир протянул руку, и Инай машинально пожал её. Рука была тёплой, шершавой, как кора дерева, но в этом прикосновении было что-то надёжное.
– Здесь природа говорит громче, чем люди, – продолжил он, его слова будто разливались в воздухе. – Слушай её и уважай.
Инай почтительно наклонил голову, чувствуя на своём плече руку Цветимира. Тепло, исходящее от его ладони, разливалось по телу, наполняя его странным, забытым чувством покоя. Это было больше, чем просто приветствие. В этом прикосновении была непоколебимая уверенность, как будто сам мир подтверждал его место здесь, напоминая: он пришёл, чтобы учиться, чтобы найти ответы, которые ждали его с самого начала. Из тени домов вышли женщины. Их движения были мягкими и плавными, словно они не шли, а скользили, напоминая спокойное течение воды. Одежда их была простой, из грубой ткани, но в каждом шве чувствовалась связь с землёй: цветочные узоры, вышитые тонкими нитями, листья, закреплённые на плечах, будто впитали в себя дыхание леса. В волосах у некоторых были вплетены живые цветы, свежие, как будто только что сорванные. Их руки, шероховатые от труда, были сильными, но в их движениях не было тяжести. Каждое движение было простым и точным, словно танец. Когда они остановились, их молчание не показалось угрожающим. Это было молчание того, кто знает больше, чем говорит. Их взгляды, спокойные и сосредоточенные, скользили по Инаю с такой глубиной, что он почувствовал себя книгой, которую читают, перелистывая страницы одну за другой. Цветимир повёл Иная и Агнешу вглубь деревни. Инай не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают не только люди, но и деревья, кусты, сама земля.
– Я пройдусь с вами немного? – спросила девушка.
– Конечно, – Цветимир указал вперёд рукой.
Их путь пролегал между домами, окружёнными садами, где травы и кустарники, казалось, расцветали жизнью под утренним солнцем. Каждый куст, каждая клумба излучали свой аромат: сладкий и густой, как мёд, горьковатый, словно свежая полынь, или бодрящий, как росная мята. Воздух был наполнен запахами, которые переплетались, словно шёпот растений, рассказывающий свои истории. Агнеша остановилась у небольшого куста с мягкими лиловыми листьями, шершавыми на ощупь. Она осторожно провела пальцами по ветвям, словно общалась с растением, а затем поднесла руку к лицу, вдохнув его запах. Аромат был лёгким, свежим, с едва уловимой сладостью.
– Обожаю цветеннюю мелиссу, – прошептала она.
На её губах появилась едва заметная улыбка, словно она сама почувствовала, как это растение делится своей тишиной и миром. Ветер легко шевелил листья куста, подхватывая его аромат, передавая его дальше по тропинке. Когда они дошли до центра деревни, их встретила круглая площадь, выложенная плитами из белого и чёрного камня. В её центре стояло дерево таких размеров, каких Инай ещё не видел. Его ветви уходили в небо, а корни, толстые и извилистые, простирались далеко за границы площади.
– Это наш хранитель, – сказал Цветимир, жестом указывая на дерево. – Он знает все тайны. И, возможно, знает ответы на твои вопросы. Мы уже знаем, что произошло с тобой у наших соседей и мы поможем тебе раскрыть свои дары, чтобы ты в полной мере послужил нашему утёсу и миру.
Инай почувствовал, как земля под его ногами словно шевельнулась. Ему показалось, что корни дерева тянутся к нему, не физически, а духовно. Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как прохладный воздух наполняет его лёгкие. Ему показалось, что он слышит что-то: ритм, едва уловимый, но отчётливый. Это был зов земли, который тянул его. После того как он отдохнул ему озвучили первое задание – обратиться к черам, вредным речным обитательницам, и получить их благословение. Парень сухо попрощался с Агнешей, как-то по-дурацки махнув ей рукой и пошёл за старцем к тропинке, что вела в лес.
Река с крутыми берегами встретила Иная тишиной, плотной и осязаемой, как невидимая завеса, что отделяет одно пространство от другого. Вода, неподвижная и прозрачная, словно стекло, отражала небо и высокие фиолетовые кроны деревьев. Ветви склонялись к её поверхности, словно любопытные скитальцы, стараясь разглядеть тайны, скрытые под гладью воды. Инай остановился у кромки берега, чувствуя, как прохладный воздух пробирается сквозь ткань его одежды, обнимая кожу. Здесь царил аромат, который он не мог спутать ни с чем другим: свежий, горьковато-сладкий запах речной тины, смешанный с мягким ароматом влажных трав. Этот запах наполнял его, возвращая в детство, когда он часами бродил вдоль рек родного утёса и разговаривал с речницами. Руки Иная непроизвольно коснулись земли. Она была влажной, холодной, но не враждебной. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Здесь нельзя было лгать. Это место требовало правды, простых слов и искренности. Он заговорил.
– Я пришёл к вам, – его голос был низким, слегка дрожащим. – Мне нужно ваше благословение, чтобы продолжить путь.
Произнеся это, парень ухмыльнулся, но затем вспомнил встречу с Вихрем и вмиг стал серьёзен. Тишина. Даже ветер, казалось, замер, услышав его слова. Только лёгкие круги на воде, созданные невидимыми потоками, слегка качнули кромку берега. Инай ждал, чувствуя, как его сердце гулко стучит, словно боясь нарушить этот хрупкий баланс. И вдруг река ожила. Вода едва заметно дрогнула, словно нечто древнее, пробудившееся в её глубинах, медленно поднялось со своего ложа. Инай почувствовал, как по коже побежали мурашки. Поверхность воды зашевелилась, сначала едва заметно, а потом с возрастающей силой. Из глубины, будто растворяясь в мягком утреннем свете, поднялись фигуры. Их появление было неспешным, но внушающим благоговение. Они не были похожи на тех русалок, о которых он слышал в сказках. Лица их были человеческими, но в их взглядах читалась древняя, пугающая мудрость. Белая кожа, гладкая и влажная, блестела, будто покрытая слоем прозрачной воды. Голову каждой украшала странная чёрная рыба – не шлем, не корона, а будто часть их самих. Их длинные тощие пальцы, напоминающие кости, соединённые прожилками, были напряжены, как когти охотника, готового к броску.
– Чего тебе, смертный? – их разные голоса слились в одно многоголосое эхо, звучащее невпопад, заполняя всё вокруг. Казалось, что сама река говорила через них.
Инай встал прямо, чувствуя, как под их взглядами его тело становится тяжёлым.
– Я ищу вашего благословения, – сказал он, не дрогнув.
Черы рассмеялись. Лёгкие круги пробежались по поверхности воды, отражая мерцающий свет. Вода зашевелилась, будто тоже смеялась, разделяя их веселье. Этот звук был неправильным, слишком острым для человеческого уха, в нём не было радости. Он скорее напоминал хруст стекла или шепот и гул тысяч голосов, сливающихся в единое странное и даже страшное сочетание. Инай почувствовал, как этот смех обвивает его, проникая под кожу. Он не был громким, но ощущался физически, как лёгкая дрожь, пробегающая по земле. Это был смех существа, чья древность вытеснила искреннюю радость, а сила сделала истинное веселье ненужным.
– Благословения не даются просто так, – сказала одна из них, подплыв ближе. Вода перетекала по её одежде вверх и вниз, словно живая. – Что ты можешь предложить нам, смертный?
Инай сжал кулаки, понимая, что от него ждут не подношений, а действия.
– Что вы хотите? – его голос был ровным, но внутри он чувствовал, как что-то дрожит.
Черы обменялись взглядами, и их глаза блеснули, словно солнечный блик на воде. Одна из них, чей голос звучал мягче, но сохранял холодную властность, протянула руку, указывая вперёд.– Там, – сказала она, её тонкий длинный палец указывал на сухое русло, где когда-то было озеро. – Наполни его. Дай воде жизнь. Сделай это – и мы тебя услышим!
Инай посмотрел на пересохшее русло. Трещины на жёлтой земле напоминали раны, оставленные беспощадной жарой. Шагнув ближе, он услышал, как глина хрустнула под сапогами. Задание казалось невозможным, но отступать было некуда. Медленно опустившись на колени, Инай закрыл глаза.
– Лавина, – прошептал он. – Я знаю, что ты слышишь меня. Помогите мне. Оживи это место.
Его голос был слабым, но земля, казалось, услышала его. Тепло начало подниматься от его ступней, проникая в колени, распространяясь по всему телу. Это было чувство не жара, но силы, как если бы сама земля отвечала на его зов. Шёпот – мягкий, но властный – проникал в самое нутро, словно он был частью древнего ритма, пробуждённого его волей. Это не был голос, но каждый его отзвук отзывался в теле, словно вторил биению земли. Внезапно почва под ним дрогнула, лёгкая дрожь разлилась по трещинам пересохшего русла, будто сама земля вздохнула после долгого сна. Из-под камней вырвалась тонкая струйка воды, прозрачная и живая, как первые капли весеннего дождя. Её серебристый блеск отражал небо, перемешанное с облаками, а тихий шелест перекликался с движением подземных сил. Через мгновение струйка окрепла, превратилась в поток, который с гулом начал заполнять иссохшее русло. Глина, долгое время застывшая в ожидании, жадно впитывала воду, и трещины исчезали одна за другой. Но поток не останавливался. Он ширился и набирал силу, оживляя землю, которая, казалось, уже утратила надежду на спасение. Черы смотрели на это, и их холодные лица отразили удивление. Одна из них подплыла ближе, её пальцы коснулись поверхности воды.
– Это о тебе мне вчера пели птицы? Ты сделал невозможное, смертный, – сказала она, её голос звучал мягче, чем прежде. – Ты пробудил воду! Прими наше благословение, – сказали черы хором, и их голоса слились в единый шёпот, тяжёлый, как поток воды, падающий в бездну.
Инай заметил, как их взгляды остановились на нём. Эти глаза – блестящие, бездонные, словно тёмная гладь ночной реки, – были слишком глубокими, чтобы встретиться с ними без страха. Но он не отвёл взгляд, чувствуя, как невидимая нить связывает его с ними. Их лица оставались неподвижными, но в них угадывалась скрытая насмешка, будто они играли с ним, испытывая на прочность. Одна из Чер приблизилась, и её движение было таким плавным и завораживающим, что казалось, это не она скользила по воде, а сама вода двигала её. Её рука вытянулась вперёд и в белёсой ладони блеснуло нечто. Это был камень, сияющий, как капля росы под утренним солнцем, его переливы сменялись с каждым движением света, будто в нём отражались все цвета воды – от лазурного до глубокого чёрного.
– Подойди, возьми, смертный, – произнесла она с лёгкой усмешкой, её голос был ласковым, но в нём проскальзывало что-то зловещее.
Инай осторожно подошёл к самому краю берега. Земля под ногами была влажной, и он почувствовал, как она пружинила под его весом. Река, неподвижная и глубокая, отразила его лицо, и на миг ему показалось, что оно смотрело на него не с поверхности, а из глубины. Он медленно опустился на колени, его рука дрожала, когда пальцы коснулись гладкой поверхности предмета. Чера схватила руку Иная, смотря ему прямо в глаза. Странный холод пробежал по его коже, словно острые иглы проникали внутрь, под самую плоть, растекаясь по венам. Это был не просто холод воды – он был чужим, непривычным, заставляющим сердце сжаться в панике. Это чувство пронизывало его до самого основания, словно холодные пальцы тянулись к самому сердцу, пытаясь добраться до его сущности. Холод не просто предупреждал, он кричал. В его сознании вспыхнуло видение: ледяная, безмолвная глубина, куда свет не мог пробиться через толщу воды. Он увидел себя, закованного этой тьмой, окружённого бесстрастными, неподвижными лицами чер, их глаза блестели, как мокрые чёрные камни, высасывающие жизнь. Вокруг тянулись коряги и гладкие валуны, похожие на застывших хранителей этой тягучей бездны. Его дыхание сорвалось, участилось, и он почувствовал, как собственный страх накатывает волной. Но он сжал пальцы крепче, и с упрямством заглянул в чёрные глаза. Холод проникал дальше, но он не позволил себе разжать руку. Чера склонила голову набок, её движения были плавными, словно у змеи. Её глаза вспыхнули тусклым светом. Она не сказала ни слова, но в её взгляде было что-то – насмешка, интерес или, может быть, одобрение? Это молчаливое внимание било по нему сильнее слов, но он не отводил глаз.
– Хочешь к нам в гости? – спросила она, чуть приподнявшись над водой и приблизившись к его лицу, с приоткрытым ртом.
Её слова прозвучали так холодно и тихо, что он едва различил их, но они эхом отозвались в его разуме. Инай почувствовал, как всё внутри него сжалось и душа кричала «Беги!», но он сумел подавить страх. Он знал, что если выдаст себя, их игра только усилится.
– Благодарю вас за дар, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но моя задача сейчас не смотреть в глубины рек, а двигаться вперёд.
Черы переглянулись, их лица оставались бесстрастными, но в их взглядах мелькнул отблеск хитрости, будто они что-то скрывали.
– Ты храбрее, чем кажешься, Инай, ты сам и не подозреваешь на сколько, – произнесла она, её губы изогнулись в улыбке, которую невозможно было назвать дружелюбной.
Парень ощутил, как воздух вокруг него вдруг стал плотнее, будто сама река попыталась втянуть его к себе. Но он удержал равновесие, сжимая в руке их дар.
– Иди, Инай, – прошептала Чера, отпуская его руку.
– Тебя ждут другие испытания. Захочешь увидеться – будем рады, – добавила другая.
Их фигуры начали растворяться в прозрачной глубине, но их глаза ещё несколько мгновений смотрели на него, как если бы они пытались утащить его в свои бездонные миры. Случись всё это ночью, Инай не знал, смог бы он справиться со страхом. Черы ушли. Вода вновь обрела прежнее спокойствие, оставив только тишину и едва уловимый след смеха. Инай медленно брёл обратно к знахарям, сжимая в ладони дар от чер – гладкий камень, холодный и тяжёлый, будто заколдованный кусок самой реки. Его пальцы слегка ныли от ледяного напряжения, но он не ослаблял хватку. На коже всё ещё ощущался странный холод, который напоминал о недавней встрече, но с каждым шагом он становился слабее, словно оставался позади, вместе с водой. Ветер, дувший с леса, принёс запахи мха и сухой травы, и это стало первым признаком возвращающегося спокойствия. Он вдохнул глубже, чувствуя, как лёгкий аромат разгоняет остатки вязкого страха. Под ногами мягко пружинила влажная земля, изредка поскрипывал сухой лист, а сквозь верхушки деревьев пробивались редкие лучи солнца, падая на его плечи. Каждый шаг всё дальше уводил его от реки, и с этим расстоянием что-то в нём менялось. Его сердце, ещё недавно сжимающееся в тревоге, теперь билось ровнее, а пальцы начали ощущать тепло, исходящее от камня, будто тот, освобождённый от воды, становился другим. Где-то впереди показались очертания первых домов знахарей, и в душе Иная появилось чувство облегчения. Он не знал, что этот камень означал, но знал одно: он прошёл испытание. Когда Инай вернулся к знахарям, Цветимир ждал его в конце тропинки, у входа в деревню.
– Ты прошёл первое испытание, – сказал он, принимая украшение из рук Иная. Его голос был ровным, но в нём звучало одобрение. – Но впереди тебя ждут новые.
Инай молча кивнул. Позже, уже под вечер, его привели к дому старца. Дверь, вырезанная из цельного ствола дерева, была покрыта резьбой: узоры из переплетённых корней и ветвей уходили вверх, словно дерево, из которого она была сделана, продолжало расти. Когда дверь тихо распахнулась, скрип напоминающий шёпот, открыл узкую тёмную комнату, наполненную ароматом высушенных трав и пряным запахом древесного дыма. В углу, возле угасающего очага, сидел пожилой мужчина. Его лицо скрывал глубокий капюшон, который, казалось, становился частью тени в комнате. Старец не спешил говорить. Он поднял руку, длинные пальцы которой выглядели, как старые корни дерева, и жестом пригласил Иная подойти ближе. Когда он заговорил, его голос был тихим, но глубоким, как эхо, отзвуки которого, казалось, уходили в самое сердце комнаты.
– Моё зрение исчезает, это духовная слепота,– произнёс он, не глядя на Иная. Его голова оставалась чуть наклонённой вперёд, как будто он всматривался в неведомое. – Я теряю магический взор, которым был связан с этим миром. Найди лекарство, способное вернуть мне то, что уходит. Я прошу каждого проходящего, но пока никто не принёс мне рабочее зелье.
Он перечислял ингредиенты один за другим, и с каждым названием перед глазами вставали образы, всё более пугающие и недостижимые. Казалось, каждый из них скрывал за собой испытание, требующее не только храбрости, но и почти невозможного везения. Старец добавил, что приготовить зелье нужно в персиковых песках, что перед темнянскими землями, под светом полной луны. Инай озадаченно кивнул. Старец протянул ему небольшой мешочек, сделанный из мягкой ткани, и кивнул в сторону выхода.
– В этом мешке достаточно места для того, что тебе нужно. Пусть твои ноги найдут путь, а душа подскажет тебе ответы, – добавил он, прежде чем вновь замолчать, погружаясь в тишину комнаты.
Инай выходил из дома и обращался к Лавине.
– Ты дала мне силу однажды, подскажи теперь, как найти то, что утеряно. Перед тем, как помочь тебе, мне нужно пройти все испытания, иначе… – он замолчал на мгновение, его голос чуть дрогнул, – ты, наверное, знаешь, что некоторых, совсем бесполезных, просто прогоняют отсюда.
Тишина вокруг была абсолютной, но затем её нарушил глубокий женский голос, отозвавшийся прямо в его сознании, как далёкий рокот пробуждающегося вулкана:
– Я не знаю ваших рецептов, человек, но приведу к тебе старого друга. Его имя – Дах. Доверься ему. Он укажет путь.
Поздняя ночь опустилась на лес, словно тёмная ткань, сквозь которую нитями серебра проглядывали редкие звёзды, рассыпая тихие отблески по глубоким теням. Воздух стал густым, влажным, наполненным ароматами мха и прелой листвы. Инай сидел у костра, разглядывая пламя, и ждал. Его мысли были беспокойны, как листья, гонимые ветром. Он знал, что звал кого-то, но не был уверен, что его зов будет услышан. Внезапно огонь в костре дрогнул, словно от порыва ветра, хотя лес стоял неподвижным. Инай почувствовал движение за спиной. Он обернулся и замер. Перед ним стояла фигура. Она была не до конца материальной, как будто её части складывались из света и тени, которые то вспыхивали, то исчезали. Тело духа напоминало треснувшую землю, из разломов которой изредка пробивались слабые оранжевые искры. Глаза его, если это можно было назвать глазами, представляли собой два пульсирующих пятна света, напоминающих далёкие вулканические огни.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71492443?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.