Только (не) ты
Александра Каспари
Дарине катастрофически не везёт в личной жизни и, устав от одиночества, она отправляется в Дикие горы на поиски серебряной рябины. Говорят, в канун Нового года волшебная рябина исполняет любые желания – что ей стоит послать отчаявшейся девушке суженого? Однако путь усложняет снегопад и случайный попутчик, в котором Дарина узнаёт парня, посмеявшегося над ней однажды на зимнем балу.
Но чуду, чтобы случиться, тоже нужно время. А потому, пока чары плетутся, Дикие горы не намерены отпускать непрошеных гостей…
Александра Каспари
Только (не) ты
Глава 1. Почему из восьми миллиардов жителей планеты в попутчики мне достался именно он?
– Да, мамочка, всё хорошо. Погода чудесная, трасса отличная, домик чистый, кухня шикарная.
Одной рукой вцепившись в руль, я пыталась удержать машину на скользком шоссе и безбожно врала родной матери.
– Ты ведь далеко от Диких гор, Риночка? – беспокоилась она. – Передавали метель и заносы. Дорогу от Заречья уже закрыли.
Не зря говорят, что родители сердцем чувствуют. Из Заречья я выехала ещё до рассвета по открытой дороге и снегопад только-только начинался – лёгкий, предновогодний, сказочный. Теперь же он превратился в настоящую снежную катастрофу, с которой дворники не справлялись совершенно. Я ехала по навигатору практически наугад.
– Конечно, далеко, мам, – как можно беззаботнее ответила я, – ты же знаешь. Ладно, прости, не могу говорить – Юлька зовёт.
– Передавай Юле привет, – вздохнула мама. – Повеселитесь там от души. Ах да, и фотографии! Обязательно! Пришли фото, я буду ждать.
– Пока, мамочка!
Не став давать напрасных обещаний, я нажала отбой и шумно выдохнула. Нет, не могла я сказать маме, куда направляюсь на самом деле. Она бы стала меня отговаривать, пить валерьянку и обзванивать знакомых и незнакомых в поисках молодого холостяка, с которым можно бы было встретить Новый год.
Я уважаю мамин труд, но всё это, увы, не работает. Только завидев меня на горизонте, холостые перспективные парни сливались моментально, точно по волшебству. Нет, я не была страшненькой и исправно следила за своим здоровьем, фигурой и всесторонним развитием. Перебывала во всех местах, где потенциальные женихи обитают – без толку. Чего я только не перепробовала!.. Несколько кулинарных курсов окончила, вязанию, плетению корзин, вышиванию гладью и крестиком, восточным танцам, шитью, расслабляющему массажу, техникам ублажения мужа (в теории) обучена. И на все организованные мамой свидания ходила, и на сайтах знакомств регистрировалась, и в церквях свечки ставила, и сеанс психотерапии прошла, и к гадалкам ходила. Кстати, все как одна говорят, что на мне венец безбрачия лежит, но об этом я и сама догадывалась. Только почему-то ни одна не смогла его снять. И в то время как я обивала пороги всевозможных коучей и ворожей, подруги одна за другой выходили замуж и рожали детей. Одна только Юлька осталась, да и то в Белогорье она с Кириллом отправилась в надежде получить предложение руки и сердца. А я, если верить навигатору, находилась в нескольких километрах от Мглистого перевала и вокруг – ни души, только густой снег стеной валит.
Говорят, за Мглистым перевалом, где дивьи люди живут, серебряная рябина растёт. Не простая, а волшебная. Якобы в канун Нового года исполняет заветные желания, ну типа как Дед Мороз. Понимаю, что глупее ничего и придумать нельзя. Там, где не справились ворожеи и психологи, какая-то недоклёванная воробьями рябина вряд ли поможет. Но последняя надежда – она такая… последняя.
Перед отъездом я пообещала себе, если и в этот раз ничего не случится, больше и пытаться не буду. Значит, на роду мне написано умереть старой девой. Одно утешение, хоть чужих детишек воспитывать буду. В мае я окончила педагогический, оттрубила четыре летние смены в оздоровительном лагере и работала теперь воспитателем в детском саду. Работу свою обожала, дети тоже ко мне тянулись. Буквально вчера провела свой первый новогодний утренник. Детки остались довольны, родители тоже. И теперь, с более-менее спокойным сердцем, отправив малышей на короткие каникулы, взяла дедушкину «Ласточку» – и махнула в Дикие горы.
Шоссе, тянувшееся по холмистой местности, последний раз чистили, наверное, дня три тому назад. Ни солью, ни песком не посыпали. Зачем, если в деревню к староверам почти никто не ездит, ну, кроме отчаявшихся старых дев вроде меня? По обе стороны дороги, точно туннель, возвышались двухметровые сугробы. Колёса, несмотря на хорошую зимнюю резину, то и дело пробуксовывали. Но «Ласточка» целеустремлённо рвалась вперёд.
– До конца маршрута осталось четырнадцать километров, – возвестил навигатор приятным мужским голосом.
– Отлично, – сказала себе я и переключила плейлист.
Музыка отвлекала от однообразных пейзажей и мельтешившего снега за окном, но от погружения в невесёлые мысли не спасала.
«Просто расслабься, – любила говорить Юлька, – не зацикливайся на неудачах и тогда точно всё получится».
«Просто расслабься» – всё равно что сказать утопающему: «Просто плыви». Но Юльке, за которой тянется длинная очередь из перспективных холостяков, легко говорить. Стоит мне расслабиться хоть на минутку, как очередная знакомая замуж выходит. Месяц назад мы с Юлькой отплясывали на свадьбе у Игоря Алексеевича, учителя гимнастики, и бухгалтерши Катерины Ивановны, а у неё – на минуточку – килограмм сорок лишнего веса, скверный характер, сын-студент и два развода за плечами. Чем она покорила интеллигентного меланхоличного Игоря Алексеевича, остаётся величайшей загадкой двадцать первого века.
«Представь, ты четыре года получала профессию мечты, – говорила я Юльке на её очередное «расслабься», – перелопатила горы материала, писала сценарий, распределяла роли, шила костюмы, расписывала декорации, причём всё это покупала за собственные деньги, провела сто репетиций, сорвала голос, а на спектакль никто не пришёл. Понимаешь всю степень моего отчаяния?» Но Юлька не понимала…
Тем временем «Ласточка» взобралась на вершину холма. Снежная завесь приоткрылась и вдалеке показался Мглистый перевал во всей своей красе – девственно-белый, почти отвесный и такой высокий, что его вершина утопала в снежных облаках.
И на эту отвесную снежную стену медленно, точно улитка, карабкался спортивный автомобиль синего цвета.
– Давай, давай, – подбодрила его я, как будто от его успеха зависел и мой.
Когда нос спорткара почти поравнялся с облаком и его победа казалась такой же близкой, как наступление Нового года, я нажала на газ, намереваясь набрать на спуске скорость и по инерции взлететь наверх.
Зря я поспешила. Потому что в следующую же минуту случилось неизбежное. Синий спорткар, петляя, покатил вниз. Я же на максимальной скорости, которую с учётом непогоды могла выжать капризная «Ласточка», мчалась туда же.
– Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! – кричала я, вдавливая до упора педаль тормоза.
Но «Ласточка», мало реагируя на мои попытки замедлить движение, упорно катилась вниз. То прямо, то боком. Ещё и снег усилился, застилая видимость.
– Изменение маршрута, – возвестил навигатор.
– Заткнись, не до тебя сейчас! – взревела я.
Сквозь снежную пелену показалось синее крыло. Я отчаянно крутанула руль вправо, намереваясь избежать столкновения. Машину развернуло сильнее, чем я рассчитывала. И под приятный мужской голос: «Через пятьдесят метров поверните налево», – мы с «Ласточкой» врезались в сугроб.
«Ласточка» наклонилась, точно её ранили, и заглохла. Лобовое стекло стало белым, на крышу посыпались комья снега и из динамиков по третьему кругу полился припев популярной попсовой песенки:
– Привет, моё новое счастье, на крыльях любви тебе навстречу лечу…
Отлично. Просто отлично. Утешало только то, что я избежала столкновения с синим спорткаром.
– Да я просто везунчик по жизни, – скептически проговорила я.
«Позитивное мышление – залог успешной и счастливой жизни», – говорил мой психолог. Вот я при каждом удачном и неудачном случае называю себя везунчиком, но, видно, судьба не дура и реагирует на сарказм соответственно.
В окно постучали. Так как его наполовину засыпало снегом, человека разглядеть не удалось. Всё, что я поняла, так это то, что снаружи стоял некто в тёмной спортивной куртке и джинсах. Я попробовала открыть дверь. Заклинило.
Пока я перебиралась на пассажирское сиденье, незнакомец обошёл «Ласточку» и открыл дверь с другой стороны. Наклонился, заглядывая в салон.
И я тут же его узнала.
Ну почему из восьми миллиардов жителей планеты Земля на дороге в Дикие горы мне повстречался именно он?!
Не узнать его невозможно. Это потрясающе красивое лицо каждый день улыбалось с экранов телевизоров миллионам отцов счастливых семейств и домохозяек. Моя мама была его ярой фанаткой и частенько говорила: «Если твой будущий муж, Риночка, окажется хоть наполовину таким же красивым, как Гордей Удальцов, у меня будут самые прелестные внуки во всём Синеводске».
Гордей Удальцов – самый молодой и самый сексапильный ведущий новостей на первом канале. Моя мама не знала, как и миллионы других зрителей, что на самом деле Удальцов – псевдоним. В лицее его называли Гордеем Терентьевым и он был на два года старше меня. С ним у меня случилась одна пренеприятнейшая история, которая, возможно, и положила начало сплошной череде неудач в личной жизни. В девятом классе я пригласила его на белый танец, а он высмеял меня при всех.
После того случая я долго не могла оправиться и хотела перейти в другую школу, но мама безапелляционно заявила, что всё это ерунда, не стоящая и выеденного яйца, и на бесконечно долгие три недели я стала посмешищем на весь Синеводский лицей иностранных языков, а потом случилась дурацкая история с кем-то другим и меня оставили в покое.
– Добрый день! Вы в порядке? – любезно осведомился мой школьный кошмар.
И голос у него был такой же, как по телевизору. Глубокий. Сексуальный. Пробирающий до мурашек. Только в реальной жизни усиленный в несколько раз по всем пунктам. И это – одна из причин, почему я не смотрю новости. Да я вообще стараюсь не смотреть телевизор, чтобы случайно не наткнуться на своё самое первое разочарование в парнях.
– Как у вас дела? Что-то болит? – озабоченно спросил Удальцов-Терентьев, видя, что я таращусь на него и не отвечаю. – Ударились головой? Позвольте мне посмотреть…
– Нет-нет, – отмерла я. – Всё у меня в порядке. А вот с «Ласточкой», наверное, не очень.
– Давайте посмотрим, – предложил он, – может, удастся её откопать.
И он протянул мне руку.
Только вот он опоздал с этой рукой на целых семь лет.
– Ну же, – здесь, на заснеженной трассе, он улыбался ещё обворожительнее, чем с экрана телевизора, – давайте руку. Я не кусаюсь. Меня Гордей зовут. Гордей Удальцов. Вы смотрите новости? Не узнаёте меня?
– Новости я предпочитаю читать, – пробормотала я, но руку всё же подала.
Его ладонь была прохладной, но всё равно обожгла мою, как будто я к горячему чайнику прикоснулась. А когда я, наконец, вылезла из машины и моё лицо оказалось от его лица в каких-то считанных сантиметрах, я ощутила острую нехватку кислорода и странную скованность во всём теле.
А этот тип продолжал держать меня за руку и улыбаться!
– Понимаю, – проговорил он, – современная молодёжь предпочитает всё узнавать в соцсетях. Но статистика показывает, что за прошедший год количество зрителей первого новостного канала до тридцати пяти лет увеличилось на двадцать восемь процентов.
«И всё благодаря мне», – так и сквозило в его самодовольном тоне.
Я вырвала ладонь из его хватки и сказала как можно строже, будто хулигана отчитывая:
– Давайте откопаем мою машину.
– Что ж, давайте, – согласился он. – У вас лопата есть?
– Лопаты нет, но есть бита. Хорошая, прочная.
– Если это намёк, повторяю: я не маньяк. У меня нет намерения к вам приставать. У меня, если хотите знать, от девушек отбоя нет.
Ну конечно, отбоя нет. Я в этом ни секунды не сомневалась. А у меня, в отличие от него, полный штиль в личной жизни на протяжении семи лет. И всё из-за него!
– Вот, еду в горы от цивилизации отдохнуть, – продолжал он, но звуки его голоса доносились будто сквозь три ватных одеяла, – побыть наедине с собой, помедитировать.
В общем, Терентьев или Удальцов, а имя Гордей чрезвычайно ему шло. В какой бы он ни оказался ситуации, он гордился собой как начищенный чайник из коллекции моей прабабушки, а уж она знает в них толк.
И этот индюк меня совершенно точно не узнал. Иначе он бы сказал: «Не ты ли, случайно, та симпатичная девочка, которая пригласила меня на танец, а я по глупости отказал? Ты так изменилась, так похорошела!» Ну или хотя бы: «Вау, какая встреча! Дарина Ильницкая, ты ли это? Помнишь меня? Мы учились с тобой в одном лицее».
Но он ничего такого не сказал.
Наверное, потому что за семь лет я всё-таки сильно изменилась. Не только внешне. От той скромной и немного сомневающейся в себе девочки практически ничего не осталось. И благодаря психотерапии и ясновидицам я превратилась в суперзакомплексованную девушку с синдромом старой девы.
– Послушайте, меня вовсе не интересует, куда вы едете и зачем, – отрезала я, оглядывая застрявшую в сугробе машину, – но, похоже, по вашей милости я теперь никуда не поеду.
– Погодите, я сейчас всё улажу, – самодовольно произнёс Удальцов, вытащил из внутреннего кармана айфон последней модели и набрал короткий номер. – Алло? Спасатели? Гордей Удальцов вам звонит, да, тот самый из новостей…
Минут десять он объяснял, что случилось и где мы, а снегопад только усиливался, заметая следы шин, оба автомобиля и самого Удальцова. Видно, он успел замёрзнуть в своей спортивной куртке и брендовых кроссовках на каучуковой подошве, потому что пританцовывал на снегу. В тёмных волосах серебрились крупные резные снежинки, а нос покраснел, и он уже совсем не походил на покорителя женских сердец.
Мои чувства к нему за семь лет претерпели несколько кардинально противоположных стадий. Сперва это была влюблённость. Детская, наивная, когда при мысли о самом красивом мальчике в лицее сердце начинает стучать так громко, что ты всерьёз опасаешься, как бы кто не услышал; когда вчера ты робко мечтала о том, чтобы лишний раз увидеть его мельком в коридоре, а сегодня уже засыпаешь с мыслью об уютном доме, рыжем Мурзике и общих детях; когда ты мучительно ждёшь от него первого шага и отчаянно ненавидишь вон ту симпатичную девочку, которой он сказал «привет», и вон ту, которая ему улыбнулась; когда, так и не дождавшись вожделенного: «У тебя, наверное, тяжёлый рюкзак? Давай понесу», – ты, презирая саму себя за пунцово-алый румянец на щеках, репетируешь перед зеркалом приглашение на белый танец.
И вот, когда этот вечер настал, ты надеваешь своё самое красивое платье и переступаешь школьный порог, точно на эшафот поднимаешься. Увидев его в толпе, сбивчиво молишься про себя о том, чтобы ди-джей поскорее объявил белый танец и о том, чтобы папка с медляками стёрлась без надежды на восстановление. Сто раз жалеешь о том, что пришла, двести раз подбадриваешь себя, триста – убеждаешь, что неотразима. Ну конечно, ведь ты начала готовиться к самому ответственному моменту в твоей жизни даже не с утра, а задолго до начала зимы. И когда ди-джей, наконец, ставит какой-то дурацкий медляк и разрешает девочкам проявить инициативу, ты, заплетаясь в собственных ногах и каким-то чудом опережая ту самую девочку, которой он говорит «привет», с выпрыгивающим из груди сердцем подходишь к нему.
– Ты танцуешь? – не своим голосом произносишь ты, хотя бог знает сколько раз репетировала совсем другое.
Он оценивающе оглядывает тебя с ног до головы, будто видит впервые. И пока он это делает, ты лихорадочно вспоминаешь, как тебя зовут и что на тебе вообще надето, мысленно перебираешь собственный гардероб и полки близлежащих магазинов, ассортимент которых давно выучила наизусть, в попытках придумать образ получше. Сердце останавливается, во рту пересыхает, ног не чувствуешь вовсе. Ты поставила на кон всю свою жизнь. От него даже не требуется никакого «да». Пусть, чёрт возьми, просто возьмёт за руку и покружит три минуты под музыку у всех на виду. Тебе ничего больше не надо, честное слово, только один-единственный танец – и счастливые новогодние каникулы тебе обеспечены.
Но… он ухмыляется и говорит, что не танцует с малолетками.
Ненависть разгорается даже не на следующий день. Сперва ты оглушена отказом и чувством собственной никчёмности. Потом желаешь просто исчезнуть, провалиться сквозь землю, сделаться невидимкой. Когда тебе надоедает реветь в подушку, ты начинаешь ненавидеть его так сильно, как прежде любила. Ты старательно обходишь стороной те места, где он обычно бывает, но, как назло, постоянно попадаешься ему на глаза. Сталкиваешься с ним взглядом и снова будто наяву слышишь: «Я не танцую с малолетками». Ловишь шепотки у себя за спиной, а после и откровенные насмешки. Обдумываешь планы мести, но ни один из них не осуществляешь. Умоляешь маму перевести тебя в другую школу, но натыкаешься на стену непонимания. Ходишь не по родному городу – топчешься в запертой клетке. И только тогда, когда он оканчивает лицей и уезжает в столицу, ты, наконец, вздыхаешь свободно. Разбитое сердце медленно собирается по кусочкам, ты начинаешь больше ценить себя и находишь утешение в любимом хобби. И даже постепенно забываешь о нём и в те редкие минуты, когда что-то напоминает тебе о том вечере, например, тот самый медляк или смазливое лицо на первом новостном канале, ты закатываешь глаза и говоришь что-то вроде: «Первая любовь всегда комом, не так ли?» И вскоре ты уже засматриваешься на другого парня, но не допускаешь прежних ошибок. Не репетируешь перед зеркалом, не придумываешь имена будущим детям, не скупаешь всю коллекцию модных бутиков в попытке привлечь его внимание.
Первую после того рокового вечера осечку ты воспринимаешь не так остро. «Подумаешь, не срослось, – уверяешь себя, – значит, он просто не твоя судьба. Не получилось с этим, получится с другим». Но когда ты говоришь себе это уже седьмой год подряд, закрадывается сомнение, что с тобой что-то не так…
Наконец Удальцов оторвал айфон от уха и произнёс, стуча зубами от холода:
– Сожалею, но спасатели не приедут. Они ужасно заняты и не советуют ехать в Дикие горы. Заносы, снежная буря, всё такое. А вы вообще куда путь держите? Раз уж такое дело, могу подвезти.
Всё, что от меня требовалось – это благоразумно предложить вернуться в Заречье. Готова поспорить, Удальцов ждал от меня именно такого ответа.
Но мне позарез нужно в деревню к староверам и их серебряной рябине – и никакой снежок меня не остановит. И уж точно ни один Гордей Терентьев больше не способен повлиять на мои жизненные планы.
– В горы, говорите, едете? – сказала я. – Отлично. Нам по пути.
Глава 2. Ну просто образцовый Дед Мороз с новогодней открытки!
– А ведь вы так и не назвали своего имени, – сказал Удальцов, когда мы взобрались на тот чёртов перевал.
– Дарина, – я на секунду замялась. Не хочу, чтобы он узнал во мне ту самую неудачницу. И приписала себе мамину девичью фамилию: – Морозова.
– Дарина? – неспешно повторил он, словно пробуя моё имя на вкус. – Даша, значит?
– Нет! – рявкнула я. – Не люблю, когда меня так называют. Ещё и пишут в мессенджерах: «Дашь». Именно так, с мягким знаком. Бесит. Дашь! Не дам!
– Что, серьёзно, так и пишут? – удивился он.
– Представьте себе.
– Как же вас называют друзья? Дариной?
– Риной.
– Могу я называть вас Риной?
– Мы с вами не друзья.
– Мы друзья по несчастью. Меня можете Гордеем называть. Это моё настоящее имя. И на «ты». Я ведь тоже могу обращаться к тебе на «ты»?
– Попробуй.
– Какую музыку предпочитаешь, Рина?
– Любую.
Вообще, в музыке я как раз отличалась разборчивостью, точнее, слушала почти всё, старательно избегая жанра поп-соул, потому что на протяжении семи лет лирические медляки буквально рвали мне душу. Но тут немного растерялась. Нереальность происходящего зашкаливала. Нет, ну в самом деле: я в одном автомобиле с Гордеем Удальцовым и мы не где-нибудь, а в Диких горах, где даже турбазы никакой нет, только заповедные леса да деревня староверов, а вокруг горы снега и снежинки размером с теннисный мяч к лобовому стеклу липнут.
Удальцов потянулся к магнитоле и открыл папку «Любимое». Через секунду салон наполнили нежные лирические звуки. Боже мой, ну почему бы парням не любить какой-нибудь тяжёлый рок?
– Кофе? – предложил он. – В термосе есть.
А ведь я когда-то хотела размозжить ему череп или подлить крысиного яду в какао. Те времена, конечно, давно прошли, но на всякий случай биту я прихватила с собой.
От кофе я решительно отказалась, о чём, правда, вскоре пожалела. Голод и жажда давали о себе знать. Я ехала всю ночь и… А когда, собственно, я ела в последний раз? Давно – это мягко сказано. Но и спала я тоже давно – из Синеводска до Диких гор путь неблизкий. Однако сон в непосредственной близости от Удальцова решительно вычеркнут из списка моих желаний ещё семь лет назад.
– Это, конечно, не моё дело, – прервал затянувшееся молчание он, – но в Диких горах есть только одно место, куда можно съездить в канун Нового года.
– Да что ты говоришь!..
– И это место, – продолжал он, не отреагировав на мой сарказм, – деревня дивьих людей.
– Я слышала о ней.
– Дивьи люди были моим курсовым проектом. То есть я снимал о них репортаж на втором курсе и лично знаком с деревенским старостой Николаем Корниловым.
– Круто, наверное.
– Да, они крутые на самом деле. До сих пор верят в Рода и всех этих дохристианских божков, отмечают языческие праздники, практикуют народную медицину. Животные из заповедника их совсем не боятся, а главное, они верят в магию природы и, знаешь, мне кажется, очень даже не зря.
– То есть ты считаешь, что магия существует на самом деле? И какие-то староверы её успешно практикуют?
– Я понимаю, как глупо это звучит, – усмехнулся Удальцов, – но скоро ты сама убедишься, что магия – это не сказки. Ты ведь к староверам едешь, я прав?
– С чего ты взял?
Теперь уже мои слова звучали не особенно умно, но Удальцов старательно изображал интеллигента. У меня только один вопрос: как долго он продержится?
– Во-первых, ты не похожа на сноубордиста-экстремала, да и снаряжения у тебя соответствующего нет.
– Нет, – подтвердила я.
– Во-вторых, – окрылённый моим «нет», продолжал Удальцов, – вряд ли ты едешь в Дикие горы поснимать виды. Здесь, конечно, очень красиво, но погода не располагает.
– Ещё остаётся лесничество. Вдруг я везу своему дяде рождественский пудинг?
Удальцов расхохотался – открыто и заразительно. Мне даже немного не по себе стало, ведь я помнила ту его ухмылку, с которой он мне отказал. «Я не танцую с малолетками», – эта фраза долгое время занозой сидела в самом сердце, пока я не вырвала её с корнем вместе со своей первой любовью.
– Извини, – отсмеявшись, сказал он, – мне не следовало так реагировать. Опустим тот факт, что в твоей сумочке поместится только пудинг для лилипутов, а так дядя-лесник, конечно, аргумент весомый. Слушай, я заметил на твоей «Ласточке» синеводские номера. Ты из Синеводска?
– Ты такой наблюдательный!
Любого нормального человека на его месте задел бы мой сарказм. Но вся соль в том, что Удальцов не был нормальным. Ни тогда, ни сейчас.
– Я сам родом из Синеводска, – рассказывал он, как будто я о том не знаю. – Ты в какой школе училась? Не в лицее иностранных языков, случайно? Наверное, ты была на несколько классов младше, потому что, увы, я тебя совершенно не узнаю.
– Нет-нет, – открестилась я, – я училась в первой школе.
– Тогда понятно.
Мы проехали запорошенную снегом табличку, но надпись всё равно угадывалась: «Государственный биосферный заповедник». И чуть дальше: «Охота запрещена».
– Давненько не был на родине. Как там сейчас?
– Нормально.
– Галина Ивановна ещё работает? Ах да, извини, ты же с первой школы.
Галина Ивановна была нашей директрисой. Той самой, которая надевала мне на шею золотую медаль, открывала дискотеки и утренники, вела французский, иногда заменяла концертмейстера на уроках музыки и всегда носила в кармане бумажные платочки на случай очередного разбитого сердца или приступа аллергии у учеников. Помню, я плакала на выпускном, не желая с ней прощаться, и ужасалась тому, что два года назад чуть добровольно не ушла из лицея из-за одного невоспитанного мальчика.
– Давай-давай-давай, – приговаривал Удальцов, штурмуя очередной холм. И, когда нам удалось на него взобраться, повернулся ко мне и проговорил: – Ты мой талисман. С тех пор, как ты села ко мне в «Ястреб», мы покоряем все вершины с первого раза.
– Не сглазь, – бросила я. – И, пожалуйста, смотри на дорогу.
Я ощущала на себе его взгляд ещё секунду или две, но так и не повернулась. Что у него на уме? Он находит меня привлекательной? Если так, то это последнее, чего бы мне хотелось в этой жизни.
– До конца маршрута осталось два километра, – возвестил навигатор кокетливым женским голосом.
И вслед за этой фразой вселенная наполнилась звуками той самой песни. Я узнаю её с первой ноты и с тех пор никогда не дослушиваю даже до пятой.
Рука сама потянулась переключить.
– Да, пожалуйста, выбери на свой вкус, – тут же отозвался Удальцов.
Помнит ли он? Ответ очевиден: конечно, нет. В его жизни, наверное, было столько девушек, что он вряд ли запомнил ту несмелую девятиклассницу, пригласившую его на белый танец.
– А ты-то сам куда едешь? Навестить своего приятеля Николая Корнилова? – Мой голос снова звучал зло и Удальцов снова никак на это не отреагировал.
– Да, ты права, – кивнул он, – именно туда я и еду. Но мне, наверное, нужно изменить маршрут. Отвезу тебя в лесничество. Это чуть в стороне от деревни.
Мне не нужно в лесничество. Поэтому я поспешила сказать:
– Позже отвезёшь. Я тоже хочу познакомиться со староверами. Если ты не против, конечно.
– Напротив, буду очень рад, – расплылся в улыбке он, – как раз хотел предложить сделать небольшой крюк. Это займёт пару часов, не больше. Николай Андреич добрейшей души человек, как и все дивьи люди. Тебе они понравятся.
– Не сомневаюсь, – это уже прозвучало не так скептически, и Удальцов продолжал:
– Заодно сможешь загадать желание у заветной серебряной рябины. Ты что-то слышала о ней?
– Да так, краем уха.
– Считается, что она приносит удачу людям с чистой душой, исполняет их заветные желания. Веришь или нет, а после той поездки меня взяли на должность младшего корреспондента, а на четвёртом курсе предложили место ведущего на первом новостном канале.
Я чуть со смеху не прыснула. Ну если у Гордея Удальцова чистая душа, то я водяной.
– Наконец-то ты улыбнулась, – заметил он. – Рад, что удалось тебя развеселить. Подъезжаем. Гляди, как красиво.
За окном действительно открывался изумительный зимний пейзаж. У подножия заснеженных гор, верхушками уходящих в плотные облака, раскинулся сосновый бор. Дорога расчищена, как будто нас здесь ждали, и вела она мимо вековых сосен в деревеньку, где ещё сохранились старинные деревянные дома с резными оконцами и флюгерами на крышах в виде каких-то диковинных птиц – из-за снега было не понять толком. Около одного дома стоял скособоченный снеговик, у другого были настоящие расписные сани – как у Деда Мороза! А у третьего росла запорошенная снегом рябина – уж не та ли самая?
Удальцов опередил мой вопрос:
– Эта рябина – обыкновенная. Дед Николай проведёт нас на полянку, где серебряная растёт.
Мы остановились у дома, где играли дети. При виде синего спорткара они радостно запрыгали и захлопали в ладоши. Это были самые обыкновенные дети, одетые в современные куртки и шапки, а не чумазые дикари, какими я их почему-то представляла.
Если Удальцов и намеревался по-джентльменски открыть для меня дверь, то дети не дали ему это сделать. Обступили со всех сторон, протянули ручки, точно настоящего члена семьи встречали.
– Дядя Гордей! Ура! – наперебой кричали они. – А мы боялись, что из-за снега ты не приедешь!
Ну ничего себе! Да он тут, оказывается, частый гость, а не «я заехал однажды дивьих людей поснимать для проекта». Реакция детей искренняя, их подговорить сложно, уж я-то знаю.
– Привет-привет! Как дела? Отлично? Очень рад, – отвечал тот, по очереди пожимая детишкам руки.
Оставив в салоне биту, я выбралась из авто и подошла поздороваться.
– Добрый день! Меня Дариной зовут. А во что вы тут играете интересное?
– Снежную крепость строим, лепим снежки, – ответил самый бедовый из них, мальчик лет десяти, одетый в тёмно-зелёную куртку с меховой опушкой на воротнике. – А вы к дедушке Николаю? Так нет его.
– Нет? – переспросила я. – А где он? Скоро будет?
– Ушёл в лесничество, у Егора Иваныча собака приболела, помочь надо. Хотите с нами поиграть, пока ждёте?
Я оглянулась на Удальцова. Весь его вид словно говорил: «Всю дорогу об этом мечтал». В принципе, я тоже не против.
– Очень хотим, – ответила я.
– Мальчики против девочек, как вам? – предложил Удальцов.
– Дедушка этого не одобрит, – заявила девчушка в розовой курточке и шапке с помпоном.
– Почему не одобрит? – поинтересовалась я.
– Дедушка учит мальчиков и девочек помогать друг другу, а не соперничать, – ответила малышка и это было именно то, что я ожидала услышать.
– Кто хочет играть в моей команде? – предложила я.
Вызвался Лёша (тот самый бедовый десятилетка) и одна из девочек – Настя, а в команде моего школьного кошмара оказались Маша и Гриша, самый младший из всех, которому едва ли можно было дать больше трёх.
Я нахлобучила шапку пониже на лоб, надела варежки и игра началась. После долгой поездки было приятно размять руки и ноги и вшестером мы мигом достроили крепость, налепили снежных «ядер» побольше и принялись перебрасываться. Точнее, мы с Удальцовым стреляли по крепости либо друг другу в корпус и по ногам. Малыши же попадали в цель через раз, но счастливого визга и смеха было столько, что у самой настроение резко взлетело вверх. Давно я не испытывала столько удовольствия от простой детской забавы.
Вскоре к нам присоединились и другие дети и не прошло пяти минут, как все стали белыми, точно снеговики. Чей-то прицельный удар сбил шапку в сугроб и стоило мне наклониться, кто-то подкрался сзади и забросал меня снегом. Я не удержала равновесия и упала. Снег попал в рот и нос, но мне было весело. Дети с криками: «Закопаем Дарину в снег!» – подняли ужасный гвалт.
– Вкусно? Хочешь добавки? Кушай-кушай, – приговаривала Настя и, в отличие от остальных, только стряхивала с лица и воротника налипший снег.
А маленький Гриша набирал полные пригоршни снега и делал «салют», осыпающийся переливающимися всеми оттенками семицветья снежинками. Сопротивлялась я только для вида, чувствуя себя главной героиней новогодней сказки.
– Эй, ребятня, кажется, тётя Рина уже наелась досыта, – послышался счастливый голос Удальцова. – А дядя Гордей успел проголодаться!
Малыши радостно переключились на него. Не простив ему сбитой шапки, я присоединилась к ним и вскоре из сугроба стала торчать одна голова. В тёмных растрёпанных волосах, точно маленькие звёздочки, искрились снежинки, они же отражались и в карих глазах, а нос покраснел, как у Деда Мороза.
Но тут Удальцов высунул из сугроба руки, выпучил глаза и выпалил:
– Бу!
Маша пискнула и всплеснула руками, а маленький Гриша расхохотался так, что упал в снег и засучил ножками.
Снегопад резко усилился и детей позвали обедать. Они разбежались по домам, а Настя задержалась и всучила мне деревянный гребень с высеченным изображением медведей, волков и лис.
– О, спасибо, – я не ожидала презента и немного растерялась. Мне совершенно нечего было подарить в ответ.
– Он не простой, – шепнула девочка, – если встретишься с кем-то из них, – она ткнула пальцем в фигурки зверей, – просто брось его оземь. Он поможет.
– Как скажешь.
Я удивилась – это слишком мягко сказано. Видно, девочка почувствовала моё замешательство, робко улыбнулась и заторопилась к дому, где рябина росла.
Нас с Удальцовым тоже пригласили в дом. Хозяйка, румяная женщина в красивом домашнем платье и ниткой жемчуга на шее, назвалась Снежаной Олеговной и предложила чаю с пирогами. Я ужасно проголодалась и с благодарностью приняла предложение. И только разувшись, я обнаружила, что снег доверху набился в угги и шерстяные носки совсем промокли, а на варежки, как в детстве, налипли затвердевшие комки снега. Хозяйка предложила нам сухие носки и тапки, а мокрое велела развесить на верёвке над настоящей изразцовой печью. Я такие только в музеях видела.
Но внутри дом мало напоминал музей. Приятно пахло сушёной травой и свежими пирогами. Привычных икон не наблюдалось, но наряду со старинными вещами имелись и современные. Так, у окна на резном деревянном столике стояла вполне себе новая швейная машинка, а на комоде прямо в центре кружевной салфеточки лежал смартфон.
Я вспомнила о маминой просьбе прислать фото и приуныла. Не делиться же с ней изображениями пирогов и вышитых скатертей! Но горячий чай с чабрецом и румяные пироги с грибами и капустой немного подняли мне настроение. А что, я, наконец, достигла конечной точки своего путешествия, скоро вернётся Николай Андреич и покажет мне серебряную рябину. Я загадаю желание и буду верить. А что ещё остаётся в канун Нового года?
Мы разговорились со Снежаной Олеговной. Она приходилась Николаю Андреичу женой.
– Лада послала нам двоих сыновей, – рассказывала она, – Тита и Дмитрия. Оба в лесничестве работают и семьи свои имеют. Настюша и Гриша, с которыми вы снежную крепость защищали – это дети Тита. А у Дмитрия пока только один сынок – Василий, он мал ещё в снежки играть, ему только семь недель от роду.
– Как здорово! – не удержалась я и постаралась объяснить свой восторг: – Я очень люблю детей и работаю в детском саду воспитателем.
– И своих Лада скоро пошлёт, – заулыбалась Снежана Олеговна.
Её бы слова да Богу в уши! Я почувствовала, что покраснела, и, поблагодарив хозяйку за доброе пожелание, обхватила ладонями огромную чашку в виде снеговика из старого мультфильма, всё ещё хранившую тепло.
Снежана Олеговна обратила своё румяное лицо к Удальцову.
– Как ты поживаешь, Гордеюшка? Порадуй же меня своими успехами.
Удальцов стал рассказывать о работе на телевидении и я только диву давалась, откуда у Снежаны Корниловой, по сути, запертой в густом лесу за две сотни километров от ближайшего города, столько знаний о закулисной жизни телевизионщиков. Во всяком случае, из её слов создавалось именно такое впечатление. Но, вникнув в суть разговора, я с изумлением поняла, что здесь не только ловит мобильная связь, но и интернет. А дети получают вполне себе нормальное дистанционное образование. Вот тебе и староверы.
– Бери ещё, Даринушка, не стесняйся, – приговаривала Снежана Олеговна, видя, что я сижу без дела.
– Очень вкусно, спасибо, – похвалила я хозяйкину стряпню. – Если не секрет, что вы добавляли в тесто? Немного манки и минеральной воды?
– Минеральную воду непременно домашнюю, – подтвердила Снежана Олеговна, – я её обычно у грозовика заказываю, но иногда и сама готовлю. Ну и самый главный ингредиент не забыть – любовь.
На кулинарных курсах нам говорили, что лучше недосолить или даже пересолить блюдо, чем готовить его без любви. Может быть, что-то в этом и есть.
Я собиралась было спросить, кто такой этот грозовик, что поставляет Снежане Олеговне минералку, но неожиданно почувствовала на себе взгляд Удальцова. Ну чего уставился?!
– Ты что-то хотел сказать? – строго спросила я.
– Просто не встречал девушек, которые бы так хорошо разбирались в выпечке, – ответил он.
– Многие девушки разбираются в выпечке, это ты не там ищешь, наверное, – припечатала я.
– Возможно, – согласился он и вдруг вскочил с места. – Простите, я вернусь через минуту – кое-что в машине оставил.
Я немного опасалась того, что Снежана Олеговна примется сватать за меня Удальцова, но она не стала этого делать. Вместо того подлила мне ещё кипяточку и заметила, что на Новогодье ожидается сильный снегопад и оттого она переживает за зверушек по другую сторону Драконьего хребта.
– Какие названия у вас здесь красивые, – заметила я. – Драконий хребет! Наверное, форма горы напоминает дракона?
– Совсем не напоминает, – ответила Снежана Олеговна. – Говорят, когда-то давно там настоящие драконы жили, местные их вивернами называют.
Ну конечно, настоящие драконы! А в Сарматских горах вообще вампиры живут. И в лесу баба-яга – костяная нога.
– Везде есть свои интересные легенды, – тактично сказала я, на что моя собеседница лишь загадочно улыбнулась.
Пока я наслаждалась второй чашкой ароматного чая, вернулся Удальцов и презентовал Снежане Олеговне две большущие коробки. Прямо при мне с горящими глазами, аханьем и благодарностями хозяйка принялась за распаковку. Внутри оказались разные кухонные мелочи вроде шумовок, форм для запекания, наборов полотенец с милыми уточками и всякое такое. Для Николая Андреича были припасены принадлежности для зимней рыбалки, а для детишек – книжки с картинками, развивающие игрушки и одежда для новорожденного. Милая такая, тёпленькая и мягонькая на вид, мне особенно полосатые штанишки понравились, белая шапочка с ушками и крохотные носочки с машинками…
С улицы раздался рёв транспортного средства и вскоре у крыльца остановился большой двухместный снегоход. Залаял пёс, хлопнула дверь. Из сеней послышались звуки, будто кто-то обивает с обуви налипший снег.
– Полно тебе, Трезор, не лай, – послышался густой бас, – видно же, что свои в гости пожаловали.
– Муж мой вернулся, Николай Андреич, – заулыбалась Снежана Олеговна и, извинившись, пошла его встречать.
Мы с Удальцовым ненадолго остались одни.
Из-за всей этой ситуации мне было немного не по себе и я старательно делала вид, будто всё в порядке и лучше не бывает. Удальцов выглядел соответственно и это казалось подозрительным.
К счастью, наше вынужденное уединение прервали хозяева. Николай Андреич оказался высоким плечистым мужчиной с окладистой седой бородой – ну просто образцовый Дед Мороз с новогодней открытки!
Пёс, ластясь и повизгивая, подбежал к Удальцову.
– Гордей! Рад видеть! – радушно приветствовал Дед Мороз Удальцова. – Вижу, не один прибыл. Наконец-то! Представь мне свою пару, не терпится познакомиться.
– Если мы вдвоём, не значит, что мы пара, – резковато ответила я. Не терплю бесцеремонности, даже если человек этот – копия Деда Мороза.
– Ох, извините, коли ошибся, – покрутил дед Николай пушистый ус, нисколько, впрочем, не смутившись.
– Дарина, рад представить Николая Андреича, деревенского старосту, – представил мне Деда Мороза Удальцов, – Николай Андреич, это Дарина Морозова, моя попутчица. Её автомобиль застрял в сугробе и вот…
Дед Мороз посмотрел на меня так, словно говорил: «Не проведёшь меня, я-то знаю, что никакая ты не Морозова, но так уж и быть, пусть это останется нашим секретом».
– Меня все дедом Николаем кличут, зови так и ты, Даринушка, – разрешил Дед Мороз. – Снежана, накорми гостей, потом послушаю, зачем пожаловали.
Мы стали было отнекиваться, мол, наелись да напились уже, но Дед Мороз и слушать ничего не стал. Хотя… Ещё один вкуснейший пирожок моей фигуре точно не повредит.
Глава 3. Волшебство само себя не сотворит
Поездка на снегоходе не была для меня в новинку, но только не эта! Мало того, что Дед Мороз возомнил, будто он на гоночной трассе, а не в густом лесу, где в любую секунду можно на полной скорости врезаться в сосну или сбить зайца, так ещё я оказалась неприлично приплюснутой к своему школьному кошмару. Куртка у меня, конечно, объёмная, тёплая, но, подозреваю, что наглый Удальцов успел не только местными красотами полюбоваться, но и ощутить мои идеальные модельные пропорции. Ну, если уж быть кристально честной, то почти идеальные. Всё-таки я считала, что для гармоничного вида важны не столько размеры, сколько пропорциональное распределение массы относительно роста, поэтому в некоторых местах я недобирала, а в других, наоборот, перебирала, и Юлька вечно ворчала, что я скрываю свою идеальную фигуру за объёмными пуховиками и мешковатыми джинсами. Ну извините, я в детском саду работаю, а не на подиуме!
И вот, наконец, мы остановились. Да так резко, что мы с Удальцовым чуть со снегохода не кувыркнулись.
– Приехали, – возвестил Николай Андреич.
Удальцов слез первым и подал мне руку. У меня после всех этих сумасшедших виражей так кружилась голова, что я без раздумий вложила в неё свою и даже позволила снять себя с пассажирского сиденья.
Проморгавшись, я обнаружила себя на идеально круглой заснеженной полянке, обрамлённой высоченными соснами. В центре на отталине возвышалось деревце с ягодками красивого серебристого цвета.
Боже, боже, боже! Никогда прежде я не была настолько близка к осуществлению своей заветной мечты!..
Однако и Дед Мороз, и Удальцов почему-то этому вовсе не обрадовались, и я, как обычно, погружённая в свой внутренний мир, не сразу сообразила, в чём, собственно, дело. Только подойдя ближе, я заметила, что веточки поникли, как у ивы, ягодки сморщились, а порывы ветра уносили последние уцелевшие листочки к растущим вдали соснам.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71489488?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.