Ad factum
Ad factum
Энди Кроквилл
Расследования семейного поверенного
В состав сборника включены захватывающие расследования частного сыщика – лондонского адвоката (пять рассказов, время действия которых – 60-е и 70-е годы двадцатого столетия).
Элементарное убийство (новелла)
Внезапная смерть молодого сотрудника технологической компании кажется с виду простым, «элементарным» преступлением, однако, если пройти по всей цепи тайных мотивов, можно прийти к заключению, что жертва не отпускает убийцу и тянет его за собой…
Ad Factum (новелла)
Лабиринт сюжетных поворотов начинается с того, что скромный средний служащий приходит к врачу за прививкой против сезонной болезни. В организм пациента внедряют новую заграничную вакцину-чип, которую извлекают не сразу, а по прошествии времени, необходимого для полного лечебного действия. В историю напрямую или косвенно вовлекаются всё новые персонажи, которые оказываются лишь винтиками в механизме, управляемом чьей-то неумолимой волей…
Энди Кроквилл
Ad factum
Детективные рассказы
Ссора в поезде
Поезд до станции Рамсгейт отправлялся в четверть первого пополудни с одной из платформ в глубине лондонского вокзала Виктория. Пассажиров для буднего дня собралось немало, и у некоторых вагонов образовались очереди.
Сухощавый джентльмен в классическом сером костюме донёс свой саквояж до середины состава, проник в вагон, сделал несколько шагов по проходу по направлению к нужному купе и расположился за столиком, спрятав под ним длинные ноги в узких туфлях. До отхода поезда он невозмутимо читал газету, которую извлёк из кармана пиджака, и не сразу откликнулся на приветствие устроившегося напротив пожилого священника в низко надвинутой шляпе. Только после того, как священник снял шляпу, джентльмен, наконец, соизволил отложить газету и представиться.
Алекс Сторджес, семейный адвокат, нередко покидал пределы столицы по неотложным делам своих клиентов, располагавших недвижимостью и другими активами к востоку и западу от Лондона и желавших повысить свою уверенность в том, что их права и обязанности оформлены надлежащим образом в полном соответствии с действующими законами. Юристу нетрудно вести свой бизнес, даже находясь на значительном удалении от дома, ведь всё, что ему нужно для этого, – свежая голова и записная книжка. Священник тоже не нуждается в громоздком багаже для того, чтобы отправиться в путь. Священник и семейный поверенный могут быть вызваны в дом в связи с одними и теми же обстоятельствами. На этом сходство между обеими профессиями обычно и заканчивается. Но только не в данном случае: у попутчиков нашлись общие темы для разговора – о ценах на вересковый мёд и сортах плетистых роз, пригодных для выращивания на юго-восточном побережье. Возделывать свой сад и коротать вечера в общении с единомышленниками – занятия, при желании и наличии времени, доступные представителям любых профессий.
За разговором на эти темы прошло время до обеда, и собеседники переместились в ресторан, где в тот момент уже находилось несколько парочек и компания мужчин, что-то оживлённо обсуждавших в дальнем углу. Свободные места обнаружились только по соседству с этой компанией, и Сторджесу пришлось стать невольным свидетелем следующего разговора:
– Вот вам, может быть, как человеку неслужившему, трудно понять армейские порядки. Но есть же, наконец, понятия чести и совести, в любом обществе признанные независимо от звания. Если ваш начальник уличён в двурушничестве, то его следует судить как шпиона и диверсанта. Если из-за небрежности штабного офицера секретные сведения становятся известны врагам, здесь нет места сантиментам и разговорам о снисхождении к семье виновного.
Густые брови говорившего грозно хмурились и вздымались в такт чеканным фразам, с помощью которых выражалось возмущение. Это был средних лет господин с высоким лбом и покрытыми сединой висками, чёткая выправка которого выдавала в нём бывшего военного. Напротив него в напряжённых позах расположились два его собеседника – один с густой каштановой шевелюрой и в очках с толстыми стеклами, металлическая оправа которых въелась в его переносицу, и второй – блондин с выцветшими от табака редкими усами, прическа которого хоть и не отличалась пышностью, но длинные волосы свободно доходили до воротника его лёгкого пальто. Именно к блондину и были обращены слова военного в тот момент, когда до Сторджеса дошёл смысл их беседы.
– Есть и более простые объяснения тем или иным действиям, – ответил блондин. – Например, ваш начальник видит всю бесплодность предпринимаемых действий или, больше того, вред, который они представляют как для безопасности подчиненных, так и для будущего развития событий…
– Но есть же присяга, есть долг, наконец…
– Разве, присягая Богу и Отечеству, солдат превращается в безвольную машину, обязанную без рассуждения исполнять полученный приказ? Разве не остаётся он человеком со свободной волей, который в любой ситуации продолжает осознавать, что он делает, и нести ответственность за каждое своё действие? Нормандская операция, в которой участвовали вы и в триумфальном завершении которой нет сомнений, научила нас лучше готовиться и беречь людей. На нашу долю выпало предостаточно и гибельных оперативных промахов, и неоправданных потерь при лобовом штурме переукреплённых позиций врага.
– Я, кажется, ослышался? Или вы действительно считаете, что война… война! …возможна без потерь?
– Особенно таких, которые происходят из-за того, что отступающие солдаты попадают под огонь своих же наступающих!
– Да это же трусость! Я и сам стрелял по бегущим с поля боя, и все мои подчинённые следовали моему примеру…
– Ну вот, вы уже готовы признаться в том, что вы – убийца?
– А вы – трус в таком случае!
– Сударь, вы чересчур преступили границы дозволенного, и я не готов оставить обиду, нанесённую мне вашими словами, без удовлетворения… По крайней мере, извинитесь!
– Нет-нет, отлично! Только прошу обратить внимание на то, что я потерял на войне правую кисть, – седой господин показал свою правую руку с протезом вместо кисти. – И не смогу быть в равном положении с вами при стрельбе или фехтовании, но мой друг (говорящий при этом обратился к своему соседу в очках), надеюсь, не откажется защитить мою поруганную честь. Честь порядочного человека…
– Я? Да, с удовольствием, – откликнулся его сосед. – Только предпочитаю холодное оружие, ибо в стрельбе я не силён.
– Нам нужен ещё один секундант. Возможно, кто-то из присутствующих не откажется взять на себя?..
Мужчины повернулись к сидящим за соседним столом священнику и поверенному и вопросительно посмотрели на Алекса Сторджеса. Сторджес всё слышал, до последнего слова. Он оглядел всю компанию, потом посмотрел на священника и даже попытался увидеть что-то за бледным окном, внезапно почувствовав, как подкатывает кашель к горлу:
– Господа, вы это серьёзно?
– А что вас смущает? Дело займет какую-то пару часов. Мы вас довезём потом в любое место, куда только пожелаете.
***
Подходящее для поединка место нашлось в десяти милях от Рамсгейта, в фехтовальном зале, принадлежащем седовласому господину. Ларс Айнбиндер – потомок датских переселенцев, капитан, воевавший в стрелковом батальоне и привыкший любые явления воспринимать через призму своего военного прошлого, путешествовал в компании своего товарища или дальнего родственника (Сторджес точно не расслышал) – врача Бартоломью (Барта) Винтера. В поезде они и познакомились с господином Драйденом, местным богачом и землевладельцем, к несчастью, ещё и заядлым спорщиком, принципиальность которого вошла в неразрешимый конфликт со взглядами злосчастного капитана с ампутированной кистью.
Соперники выбрали шпаги и размялись. Оба были правшами, почти одного роста и схожего телосложения, и никто из них не имел поначалу заметного преимущества. Пожалуй, Драйден со старта как-то больше атаковал, а Винтер отвечал контратаками. Делая выпад или удар, Барт Винтер открывался, но попытки Драйдена его поймать ничем не заканчивались, разве что привели к паре небольших царапин и порванному рукаву сорочки соперника. Драйден раз за разом возвращался в стойку и продолжал упорно атаковать, но Винтер увеличивал дистанцию, и поединок затянулся. Сторджес впервые присутствовал на фехтовальном зрелище такого уровня и с восхищением наблюдал за тем, как двигаются соперники, как они владеют собой и оружием. Он, разумеется, видел фехтовальные бои в кино, но все киногерои, в отличие от реальных фехтовальщиков, действовали словно проворные забияки, налетавшие отовсюду и наносившие серии точных ударов ещё до того, как их противники успевали повернуться.
Размеры зала оставляли достаточно места как для перемещения соперников, так и для наблюдения за поединком с удобной точки. Сторджес не стал поэтому отходить в дальний конец зала и присоединяться к Ларсу Айнбиндеру, а следовал за фехтующими почти по пятам. Поединок практически переместился к входным дверям, так как Винтер понемногу отступал, а Драйден всё так же методично наступал. Винтер искусно уклонялся от ударов соперника, в то же время он мог сделать два или три финта, проводя атаку в самый неожиданный момент. Драйден применял симметричные ответы на все действия противника. Чтобы вернуться в центр зала и поменяться местами, фехтовальщики приступили к выполнению боковых движений, и вдруг, применяя хитрый трюк, Винтер отклонился от шпаги соперника и попытался нанести сильный удар слева направо, но нога его подвернулась, и шпага Драйдена вошла ему прямо под ключицу, над левой частью груди, вызвав сильное кровотечение. Драйден сразу же отскочил назад и застыл, в то время как его соперник рухнул в паре метров от него.
Ларс вскрикнул и тоже подбежал. Раненого привалили к стене и сделали ему перевязку, с большим трудом остановив кровь из раны. Ларс тут же предложил довезти раненого до ближайшего госпиталя. Винтер не терял сознания, но сильно ослаб и еле слышно попросил, чтобы все присутствующие проводили его. Драйден заколебался, но огласка дела была явно не в его интересах, и он, недолго поразмыслив, согласился. Раненого усадили полулёжа на заднем сиденье автомобиля, его при этом поддерживал Ларс, за руль сел Сторджес, а Драйден расположился на пассажирском сиденье слева от водителя.
Госпиталь Святой Елизаветы, двухэтажный и одной стороной примыкавший к небольшому парку, располагался всего в пяти милях от дома датчанина, и через четверть часа раненый уже лежал на каталке в приёмной палате. Чтобы не задерживать всех сопровождавших, врач разрешил остаться только одному, и Барт попросил, чтобы с ним побыл Драйден, с которым он страстно хотел поговорить наедине, видимо, извиниться и договориться о показаниях, которые, возможно, придётся давать вскоре представителям полиции.
Сторджес, посчитав, что его миссия на этом исполнена, оставил свою карточку Драйдену и Айнбиндеру, попрощался с ними и отправился в Рамсгейт, чтобы поскорее приступить к своим делам. После Рамсгейта ему нужно было ещё заехать к одной богатой вдовушке в Дувр, и пришлось очень сильно постараться, чтобы не отменить все запланированные визиты в ранее назначенные даты.
***
Прошла неделя. Сторджес завершил свои дела и перед возвращением домой решил поинтересоваться состоянием здоровья господина Винтера. В госпитале его ждала печальная весть: Барт Винтер скончался в тот же вечер, когда его доставили товарищи. Смерть наступила в результате ранения, произведенного холодным оружием. Да, разумеется, приезжала полиция и составила протокол. Но уже при поступлении в госпиталь раненый сообщил, что колющий удар он получил из-за собственной неосторожности, когда демонстрировал друзьям фехтовальный приём, которому научился ещё в юности, в пору пребывания в колледже. Шпага при этом сломалась, и осколок вошёл в его тело. На следствии коронер лишь подтвердил эту версию.
Тогда Алекс Сторджес направился по адресу Ларса и, хотя не предупреждал о своём визите, застал ветерана дома. Он хотел всего лишь высказать свои соболезнования и узнать, не требуется ли какая-то помощь от него, Сторджеса. Датчанин встретил его вполне приветливо:
– Мой друг, к чему так беспокоиться, если ничего уже не исправить? Очень, очень жаль, конечно, но былого не воротишь. Бедный Винтер… Я виноват, один я, во всём случившемся виноват только я. Добрый Барт защищал меня, мою честь… Если бы я мог повернуть время вспять! Если бы не моя несдержанность!
Гость и хозяин глотнули ещё скотча и помолчали пару минут. После чего Алекс решился расспросить про господина Драйдена, какие последствия всё случившееся имело для него лично.
– Как бы я к нему ни относился до этого несчастья, сейчас я благодарю Бога за то, что с Драйденом уже всё в порядке. Я его увидел впервые в поезде, раньше ничего о нём не слышал. Знакомство случайное, но, к несчастью, оказавшееся роковым. Мне показалось, что он был чем-то раздражён ещё до нашей встречи, а всё дальнейшее только усугубило его и без того не блестящие состояние и настроение.
– Вы виделись с ним после того дня, когда?..
– Нет, к сожалению… Но у меня есть его адрес. Где же?.. Да вот, – Ларс достал смятую карточку и разгладил её. На карточке значилось: «Реджинальд Драйден – рантье».
– На похоронах его не было, – продолжил Ларс. – Да и вообще я заметил крайне малое число провожающих. Винтер был не из этих мест, прибыл откуда-то с северо-запада. Он врач по профессии, и я пользовался его услугами, когда мне пришлось задержаться в Лондоне. Приехала пара каких-то человек непримечательной наружности, были местные служители церкви и закона, а ещё случайные зеваки.
– С какой целью он сюда ехал? И не удалось ли вам познакомиться с теми, кто его знал раньше?
– В чём заключалась цель его поездки? Знаете, я и сам до конца не понимаю… Кажется, какие-то родственники у него были в этих краях. Дальние или близкие? Не могу вам сказать… А вот насчёт тех, кто его провожал, вы можете поинтересоваться в местном храме – они перед уходом зашли туда и долго о чём-то беседовали с викарием.
– Не знаю, как вы, а я кому угодно могу подтвердить, что этот Винтер вёл себя до конца как настоящий герой, – заключил Айнбиндер.
«Смерть всегда нелепа и уродлива, в какие бы красивые одежды и слова её ни наряжали», – подумал поверенный. У него не осталось больше вопросов к Айнбиндеру, и он распрощался с хозяином, в одиночку доканчивавшим свои запасы виски, что явно не было для него ни в новинку, ни в тягость. А Сторджес, покинув его дом, почти дошагал до выезда, где оставил взятый в аренду автомобиль, но в последний момент свернул на дорогу к фехтовальному залу. Он ещё раз прокрутил в памяти картину происшествия, но, подойдя к входу в зал, не решился туда войти без разрешения хозяина. Он уже повернул было назад, но бросил взгляд на плиты дорожки, на которые, как он явственно помнил, стекали капли крови раненого, когда его переносили в машину. Сейчас ему не удалось обнаружить никаких следов. Если они и были когда-то, то их тщательно уничтожили.
Перед отъездом в Лондон он решил ещё посетить господина Драйдена по адресу, указанному в карточке, что передал ему Ларс.
***
Найти дом Реджинальда Драйдена оказалось несложным делом, так как он был хорошо виден с дороги и выгодно отличался от жилищ арендаторов. Колёса машины Алекса прошуршали до красивой кованой ограды, и звонок сообщил владельцу поместья о том, что к нему прибыли гости.
Драйден сам вышел навстречу. Он похвалил Сторджеса за то, что поверенный навестил эти места, чтобы «увидеться с добровольным изгнанником, проживающим в скучной глуши и уединении».
– Ну что вы, я бы никогда не решился нарушить ваш покой, если бы не дело… Ко мне обратился мой коллега, и по его просьбе… – Сторджес расположился в предложенном ему кресле. – Видите ли, я разыскиваю родственников господина Винтера. Речь идёт о выполнении некоторых его распоряжений.
– Закурите со мной? – Драйден раскрыл портсигар с дорогими сигаретами. – А я люблю побаловаться… Гарретт, принесите-ка, дорогой мой, нам ещё чаю.
– Слуги нынче и в правду очень дороги, – усмехнулся Драйден. – Так о чём мы?.. Да, насчёт родственников этого господина… Вы знаете, я с ним и знаком-то был очень недолго. Хотя, ко мне тут приходил недавно один человек, но меня не было дома. Вот, если позволите, записка от него.
Драйден достал листок бумаги из ящика комода. Прежде чем передать этот листок Сторджесу, Драйден поднес его близко к глазам, словно для того, чтобы удостовериться в том, что это именно то, что он искал.
– Да, это, кажется, она… Вот, возьмите, если хотите… Вы меня тоже застали совершенно случайно, я что-то в последнее время больше в городе предпочитаю проводить время.
– А мне нравится у вас. Чувствуются уход и рука хозяина. А что за скульптура у вас перед входом?
– Это там, где фонтан? Фигура ангела, да? Гарретт? – обратился Драйден к дворецкому.
– Сэр, это весенняя фея, по эскизу Артура Рэкхема выполнено, если позволите напомнить…
– Да-да, спасибо, именно это я и хотел сказать.
***
В Лондоне Сторджес вернулся к своему обычному распорядку жизни: принимал посетителей, получал и отправлял письма, выезжал на судебные слушания. Ничто не показывало, что данное дело его ещё как-то интересовало.
Однако, примерно через месяц, Сторджес наведался к своему хорошему знакомому – инспектору полиции Найджелу Сомсу. Разговаривали они долго и на разные темы. Но среди этих тем определённое время было отведено и недавней поездке Сторджеса в Рамсгейт, всем происшествиям, что её сопровождали, а также некоторым выводам и вопросам, оставшимся после неё.
Сторджес выражался при этом с осторожностью, кроме того, часть своих выводов он изложил в сослагательном наклонении, тем не менее ему удалось убедить инспектора принять участие в реализации одного плана.
Для этого Сторджес, но уже в компании инспектора, отправился вновь в Рамсгейт и посетил местное управление полиции Соединённого Королевства. Там он изложил свои версии случившегося, показал кое-какие бумаги, под конец в разговор вмешался инспектор Сомс, и в результате было выдано разрешение на проведение следственных действий.
Из полиции Сторджес и инспектор Сомс вдвоём отправились прямиком к Ларсу Айнбиндеру. Им повезло – хозяин был дома, хотя и собирался куда-то отлучиться.
– Добрый день, сэр! Позволите войти? Мы с моим другом – инспектором Найджелом Сомсом – постараемся вас ненадолго отвлечь от ваших дел.
– К вашим услугам, господа! – Ларс пропустил гостей в дом и прикрыл за ними входную дверь.
– Если вы помните, я как-то заезжал к вам, и мы беседовали о господине Реджинальде Драйдене. Вы ещё говорили, что встретились с ним впервые в том самом поезде и никакие обстоятельства ни до, ни после рокового происшествия вас с этим господином не связывали…
– Господа, давайте присядем. Позволите мне предложить вам по стаканчику виски или доброго французского вина? Да, я припоминаю ваш визит ко мне. Но… кажется, я вам всё тогда рассказал…
– Уверен, что не всё. Если говорить коротко, то есть свидетельства – и свидетельства неоспоримые – того, что вы являетесь соучастником преступления…
Датчанин сразу же попытался запротестовать, но гостям удалось, погасив несколько бурных выражений с его стороны, уговорить Ларса встретиться с Драйденом. А за это инспектор обещал Ларсу всячески поспособствовать в смягчении наказания за его проступки.
Встреча должна была состояться один на один в уединённом месте, и в разговоре Ларс должен был произнести слова, которые ему продиктовали незваные гости.
***
Встреча произошла на одной из дальних аллей местного парка, там, где этот парк уже переходил в небольшой лес. Драйден согласился на встречу с Ларсом неохотно и не сразу, а только после некоторых уговоров. И, когда он появился в условленном месте, его лицо выражало плохо скрываемое неудовлетворение.
– Зачем вы меня вызвали? Мы, кажется, договорились, что больше никаких контактов между нами быть не должно! Вы получили оговорённую сумму сполна, чего вам ещё нужно?..
– Подождите шуметь, давайте отойдём ещё вот к этим кустам, здесь мы будем не на виду… И, прошу вас, говорите тише.
– Не хватайте меня, говорите тише сами, мне-то нет нужды в этом разговоре.
– А мне есть! И очень большая нужда. Реджинальд, или как вас там… Ко мне приезжали родственники этого самого Винтера. Мне нужно уехать, иначе они от меня не отстанут. Они на всё способны, они пойдут в полицию. Мне нужно ещё столько же денег, чтобы скрыться на континенте. И оплатите мой переезд, это же я из-за вас попал в такой переплёт…
– Я знал, что вы от меня не отстанете!.. Хорошо, у меня с собой есть деньги, подождите… – и Драйден сунул руку в карман.
Ларс обернулся по сторонам, и в этот самый момент в руке Драйдена сверкнуло лезвие. Он ударил Айнбиндера в бок, и тот начал оседать на землю. Но Драйден почуял неладное и взглянул ещё раз на кинжал, прежде чем отбросить его в сторону. В эту секунду его схватили за руки двое выскочивших из кустов полицейских, а неизвестно откуда взявшийся инспектор отобрал у него оружие.
– С вами всё в порядке? – спросил инспектор Айнбиндера.
– Хорошие у вас бронежилеты, – усмехнулся тот, поднимаясь на ноги. – Но синяк точно останется. С какой же силою он меня ударил! Будто хотел проткнуть насквозь…
– Вы ничего не докажете! – вдруг вскричал Драйден. Но, услышав, как защёлкнулись наручники, опустил голову и послушно поплёлся к полицейской машине.
***
Сторджесу всё-таки удалось доказать его вину. Каким образом – следует из показаний Алекса в суде. Вот они:
«Первое впечатление, которое у меня сложилось от знакомства с господами Винтером, Айнбиндером и Драйденом, – это то впечатление, которое они и хотели произвести. Никто из них не уклонялся от участия в разговоре, не выходил из игры. Поэтому Айнбиндер выглядел как вспыльчивый, упрямый честолюбец, Винтер как защитник поруганной чести, а Драйден как тот, кто на эту честь покушался. Классическое сочетание этих черт и соответствующее им распределение ролей на сцене, а также простое любопытство заставили меня стать свидетелем последовавшего за первой встречей поединка.
Я театрал, и мне интересно наблюдать за действием, даже если оно только претендует на то, чтобы быть настоящим. И, как театрал, я зафиксировал только то, что господин Айнбиндер слегка переигрывал, стремясь любой ценой завершить спор дуэлью.
И сам поединок (тут я не специалист, должен предупредить) не вызвал у меня каких-то сомнений и подозрений до того момента, когда он так внезапно и трагически завершился. Не в том дело, как повели себя участники в этот момент, их поведение можно считать почти безукоризненным. Но вот незадача: ранение мне показалось не таким уж значительным, а вызванное им кровотечение было очень серьёзным. Дело в том, что нанесённая рана не могла вызвать столько крови, так как укол пришёлся в мышцу, а не в артерию. Я вспомнил об этом обстоятельстве позже, когда увидел, что следы крови на дорожке у выхода из фехтовального зала исчезли. Наверное, подумал я, от этих следов избавились, так как не хотели, чтобы кто-то эти следы исследовал.
Но всё бы это забылось благополучно, если бы сэр Винтер выжил. Но он скончался, причём в то самое время, когда рядом с ним находился господин Драйден. Зачем Драйдену было убивать Винтера, если тот публично извинился и причина ссоры к тому моменту была исчерпана? И от чего тогда умер Винтер, если рана, нанесённая ему, была несмертельной?
За ответом на этот вопрос я и отправился сначала к Айнбиндеру, а затем к Драйдену. И я всё-таки получил этот ответ. Я попытался разузнать про прошлое господина Винтера у господина Айнбиндера, и тот уверил меня, что с Драйденом до встречи в поезде знаком не был, но был знаком с Винтером, который приехал в Рамсгейт к родственнику или к родственникам, сам не будучи родом из этих мест. Дальше я побывал у Драйдена, и тут меня заинтересовали несколько моментов, связанных с его поведением. Во-первых, я заметил, что хозяин чем-то взвинчен, хоть и старается скрыть это, и явно не в своей тарелке. Он не помнил, какая фигура у него возведена над фонтаном. Он ссылался на то, что любит жить в городе, а не в деревне, и разрывается между своими домами, хотя люди, показавшие мне дорогу до его дома, уверяли меня что он изрядный домосед. Но главное даже не это. Я заметил, что Драйден недостаточно хорошо видит, хотя при мне раньше очков не носил, даже во время поединка ими не пользовался. При этом у него на переносице во время моего визита я различил характерный след, который бывает от ношения очков.
Такой же точно след был на переносице у Винтера, который очки как раз носил!
И тут меня осенила догадка, что, возможно, в ту роковую ночь в госпитале скончался не бедный господин Винтер, а бедный господин Драйден. Как такое могло произойти? Например, Винтер мог напасть на Драйдена, когда они были одни, и нанести ему удар кинжалом в то же место, в которое получил укол Винтер, но на этот раз уже удар смертельный. После чего Винтер поменялся с Драйденом одеждой, наклеил ему свой парик, нацепил ему очки и выдал Драйдена за себя, Винтера. Это объясняет и все странности в последующем поведении лже-Драйдена, и скоропостижную кончину лже-Винтера.
Догадка поначалу показалась мне фантастической. Ведь тогда и Драйден без очков и парика, и Винтер без очков и парика должны выглядеть абсолютно идентично! Возможно ли такое? А главное, мотив – зачем понадобилась такая перестановка? Ответы на эти вопросы мне, разумеется, не могли дать оставшиеся в живых участники драмы. Требовалось расширить область поисков и вывести на сцену новых персонажей, до того скрытых от публики.
Я разыскал в архивах всё, что хоть как-то касалось прошлого господина Драйдена. Я должен был найти свидетелей, которые, помимо Ларса Айнбиндера, знали Барта Винтера и могли рассказать о нём. Я выяснил адреса и связался с теми людьми, которые приезжали на похороны Винтера и оставили записку Драйдену. Зачем Драйдену было отдавать эту записку мне? Это оплошность? Не совсем. Думаю, Драйден хотел убедить меня в том, что у Винтера есть прошлое, весьма далёкое от места действия последних событий. Но это оказалось не так.
Наведя справки о прошлом господина Реджинальда Драйдена, я узнал, что ему досталось большое наследство от его брата Сэмюэля, который погиб в автокатастрофе. Причем существенная часть этого наследства – страховка, которую брат господина Драйдена оформил незадолго до смерти. Страховая компания расследовала данный случай, но была вынуждена выплатить страховое вознаграждение, так как у машины, упавшей в глубокий овраг, были неисправные тормоза и подозрения о преднамеренном самоубийстве не оправдались.
Я переговорил со всеми, с кем только мог, включая посетителей злачных мест, – тут я благодарен инспектору Найджелу Сомсу – и мне открылось многое о брате господина Драйдена. Оказалось, что брат господина Драйдена, Сэмюэль Драйден, работавший врачом в частной клинике, проигрывал солидные суммы в карты, в результате чего накопил долги, а денег достать не сумел (среди прочих безуспешно обратившись к своему брату, то есть к господину Реджинальду Драйдену). Тогда он, время от времени сталкиваясь со смертью в своей клинике соседей-фермеров из-за неосторожности и несчастных случаев, застраховал свою жизнь на большую сумму и, подловив момент, погрузил в свою машину умершего пациента, предварительно переодев его в свой костюм и испортив у машины тормоза, после чего инсценировал собственную гибель. Тем самым он избавился от долгов, но осложнил себе дальнейшую жизнь.
Нужно было как-то выкарабкиваться из этой ситуации. Скрываясь в облике фермера Винтера (в его одежде и с его документами), он проехал полстраны и устроился наконец на северо-западе помощником врача, а через какое-то время сдал экзамен для получения лицензии. Он узнал из газет, что страховку выплатили его брату, как единственному наследнику, но, вспоминая о том, как брат отказал ему в помощи, в которой он нуждался, он стал подсылать к нему людей, которые пытались по его просьбе выбить из брата, удачливого бизнесмена, ставшего к тому времени крупным землевладельцем и хозяином построенного на страховую выплату солидного дома, так называемые «карточные долги» погибшего. Ничего не помогло, все эти усилия остались без результата. Реджинальд, как уже говорилось, никогда не поощрял пагубных увлечений брата и, тем более, не собирался отвечать по его так называемым «непогашенным долгам».
Тогда Сэмюэль решил подстроить личную встречу со своим братом, предварительно изменив свою внешность. Он познакомился с Айнбиндером и уговорил его за вознаграждение, разумеется, разыграть ссору с братом. В поезде, где братья встретились спустя много лет, Сэмюэль представился Бартом Винтером. Дальше всё пошло как по маслу: специально организовав в паре со своим сообщником эту ссору, а затем дуэль, господин Винтер, он же Сэмюэль Драйден, притворился, что его смертельно ранили (разлив пузырек с чернилами или другим красящим составом), чтобы господин Реджинальд Драйден (его родной брат) сопровождал его в больницу. В госпитале Сэмюэль, уговорив персонал, чтобы их оставили наедине, заколол кинжалом своего брата Реджинальда и, поменявшись с ним одеждой и внешностью, смыл свой грим. Братья были сильно похожи, практически как близнецы. В безутешном горе господин Реджинальд Драйден (которым стал теперь его брат Сэмюэль) вернулся в свое поместье, однако, оставшись один, не смог скрыть своего нараставшего недовольства (так как ему надоело притворяться кем-то другим), а когда к нему явился ваш покорный слуга, начал путаться в своих же владениях и привычках, из-за чего мне пришлось его заподозрить и впоследствии разоблачить.
Кинжал, с помощью которого Сэмюэль убил своего брата, – тот же самый кинжал, которым он хотел заколоть своего сообщника Айнбиндера, по просьбе инспектора сыгравшего роль шантажиста. Что, в частности, подтвердила проведённая экспертиза. Необходимо отметить, и я прошу суд учесть, что Ларс Айнбиндер никого не убивал и скорее действовал во всём этом деле как искусный актёр. Как нам удалось выяснить, Ларс после войны учился в актёрской школе, потом пару лет проработал в театре, сменил множество занятий, а в последнее время испытывал острую нужду в деньгах. Но всё-таки он виновен в том, что узнал об убийстве одним из первых, располагал сведениями о личности жертвы и личности убийцы и не сообщил эти сведения в полицию. В этом его вина несомненна».
Речь Сторджеса вызвала бурные аплодисменты у собравшейся публики. Проходя между рядами к выходу из зала, Сторджес увидел Гарретта, который явно старался привлечь внимание Алекса к своей особе. Они вышли вместе и, обернувшись к Гарретту, Сторджес вопросительно поднял брови.
– Сэр, я уполномочен передать вам приглашение от новых хозяек Драйден-холла – двоюродной сестры сэра Реджинальда миссис Левередж с дочерью. Они только что приехали из Австралии и хотели бы приветствовать вас у себя в любое удобное для вас время.
– Ну что ж, австралийские розы цветут в другое время и в других широтах, но не менее роскошно, чем английские… Было бы интересно понаблюдать за тем, как они приживутся на нашей почве…
Прерванный закат
– Вам никогда не приходилось искать то, чего нет? Чего не существовало в действительности, и вы об этом знали? – обратился Алекс Сторджес к своему другу инспектору Найджелу Сомсу.
– Смотря что вы имеете в виду, – усмехнулся инспектор.
– Как вам, должно быть, известно, этим летом мне удалось посетить Мальту, – начал свой рассказ Алекс, закурив сигару и махнув ею куда-то вдаль сквозь осенние дождевые струи, стекавшие по холодному лондонскому оконному стеклу…
***
Алекс, известный своей честностью и пунктуальностью семейный поверенный, приехал на Мальту в самый разгар летнего сезона по приглашению своего давнего лондонского клиента, в своём преклонном возрасте окончательно перебравшегося на этот остров. Мсье Цорн (у него был помощник-француз, так его называвший, и это обращение подхватили все друзья и знакомые господина Цорна)… Так вот, мсье Цорн, знаменитый биржевой магнат, проживал на острове со своей молодой женой, продлевал свой век оздоровительными процедурами (он рассчитывал прожить таким образом не один десяток лет), увлекался круизами на яхте вокруг острова, а также живописью. В качестве художника он создавал акварельные пейзажи, посвящённые деревушкам, скалам, полоскам морской воды между ними, изрезанной ветрами береговой линии, переливающемуся вечерними огнями горизонту.
Остров славился великолепными бухтами с каменистыми выходами к воде, неувядающими памятниками средневековья и россыпью вилл из серого и жёлтого известняка, добываемого тут же островитянами. Мсье Цорн владел роскошной виллой на побережье, но у него ещё оставалась недвижимость в Англии, по поводу продажи и сдачи в аренду которой он намеревался сделать распоряжения.
За счёт мсье Цорна Алекса разместили в одном из лучших отелей острова и предоставили ему автомобиль с шофёром, чтобы он мог полюбоваться островом в свободное время. Встречи с магнатом обычно проводились по вечерам, когда солнце не так досаждало и можно было свободно дышать на открытых террасах, не опасаясь перегрева. Где бы ни проходили встречи, где-то рядом с мсье Цорном всегда находилась его супруга, миловидная женщина, приветствовавшая Алекса с неизменной теплотой, но в беседах не принимавшая участия и державшаяся в стороне. В присутствии Алекса она никогда ни о чём не просила своего мужа, а, наоборот, старалась предупредить все его малейшие желания. Мсье Цорн, как-то, прощаясь с Алексом на дорожке, ведущей к воротам виллы, упомянул, что доверяет своей жене как самому себе.
Алекс наслаждался таким «отпуском» примерно с неделю и уже готовился к отъезду, как произошло то, что заставило его задержаться.
Мсье Цорн в тот день отказался от поездок и компаний, ему захотелось провести хотя бы часть дня в общении с девственной природой острова. Поэтому после обеда, в преддверии скорого заката, мсье Цорн рисовал горный пейзаж, спасаясь от уже не столь ярких, зато создающих красивые тени солнечных лучей в башенке средневекового монастыря, отданного несколько десятилетий назад местной картинной галерее. Эта галерея привлекала художников-любителей со всего острова, богатых и не очень, которые свободно устраивались с мольбертами в прохладных залах и создавали свои «нетленные» копии с развешанных по стенам старых картин, практикуясь в смешивании красок и прорисовке мельчайших деталей. И только за использование башни нужно было платить, её сдавал музей по часам, и магнату это нравилось, так как ему никто не мешал и не приставал с разговорами.
В этот день, как обычно, с ним была молодая жена, которая занималась чтением в прохладной глубине башни.
Примерно через пару часов с того момента, как магнат расположился в башне, и за час до того, как начался закат, с башни раздался пронзительный крик. Это кричала молодая жена мсье Цорна. Когда, наконец, на крик сбежались музейные служители, она была уже в глубоком обмороке, а перед ней лежал её муж с огнестрельным ранением головы, в луже крови и без признаков жизни.
Вызвали полицию и врача. Когда девушка пришла в себя, она рассказала, что в её мужа стрелял недавний посетитель, который приходил к мужу и пытался добиться справедливости: несколько лет назад его обокрали биржевые маклеры, работавшие под началом магната. Он потерял всё своё доставшееся от отца состояние и желал, чтобы магнат вернул ему хотя бы часть утраченного.
Когда магнат отказался, посетитель выстрелил ему в голову из пистолета и скрылся. По приметам, которые сообщила жена магната, убийцу вскоре задержали. Он всё отрицал, но супруга мсье Цорна настаивала на том, что видела именно этого человека, а через день во дворе музея, за камнем нашли и орудие преступления.
***
Когда Алексу сообщили об этом происшествии, он поначалу не мог поверить в то, что мсье Цорн решил проявить такую беспечность и отказаться от охраны, когда проводил время вне своей виллы. Но такова была договорённость с администрацией музея – никакие дополнительные охранники не нужны, охрану своих посетителей полностью обеспечивает музей. Такая провинциальная самонадеянность.
Алекса тоже допросили, но настолько формально, что у него вместо уверенности в том, что следствие находится на правильном пути, сложилось прямо противоположное мнение. Он убедился, что местные полицейские ничего расследовать не собираются и готовы предъявить задержанному обвинение в убийстве и отправить его в суд. Алекс не привык делать скоропалительные выводы и решил проверить версию полиции и воссоздать картину преступления по горячим следам. Будучи другом убитого, он пожелал осмотреть и, возможно, приобрести картину, над которой работал магнат в момент своего убийства. Это был, конечно, только предлог, под которым Алекс хотел получить доступ к обстоятельствам создания картины.
Жена Цорна махнула на такие мелочи рукой, она пребывала в трауре, и ей было не до любительской мазни своего мужа. Картина на мольберте всё ещё находилась в башне музея, её только задвинули в дальний тёмный угол, чтобы она не мешала полицейским осматривать место убийства.
Пообщавшись с полицейскими, Алекс попросил в качестве семейного адвоката покойного разрешения ознакомиться с выводами полиции. В соответствии с протоколом осмотра тело убитого лежало на спине, ногами к входу в башню. В башню вела винтовая лестница, заканчивающаяся небольшим коридором – по этому коридору входили на смотровую площадку башни и по нему же возвращались обратно. Чтобы попасть на эту лестницу, нужно было пройти через несколько залов музея и открыть тяжёлую высокую дверь в углу музейной, а прежде монастырской библиотеки. Основу библиотеки составляло собрание старинных рукописей, начало которому положили средневековые монахи-бенедиктинцы. В этой части картин не было, а с книгами в летний сезон никто не работал. Покинув башню сразу после убийства, посетитель, по версии полиции, быстро вернулся в библиотеку, прошёл по залам музея и беспрепятственно покинул его. Но его хорошо запомнили охранники и кое-кто из художников-любителей. У него, действительно, была колоритная испанская внешность – черные длинные усы, сапоги и тёмно-зеленый костюм с жилетом канареечного цвета. Фамилия его была Карреро.
***
Всё вроде бы указывало на подозреваемого, все нити сходились к нему. И, тем не менее, что-то Алекса беспокоило, но он ничего определённого не мог сказать. Он забрал картину, которая была практически закончена, оставалось только внести несколько завершающих штрихов, и стал разглядывать пейзаж, изображённый художником в таких подробностях. Картина стояла в его гостиничном номере на подрамнике, и Алекс расхаживал возле неё, совершая круг за кругом по комнате и размышляя. Могли ли события сложиться по-иному, чем их представило следствие? Что могло подтолкнуть следствие к другой версии, вступающей в противоречие с официальной? Показания мадам Цорн, орудие убийства, свидетели – всё подтверждает изначальную и единственную версию. Но почему тогда предполагаемый убийца совершил своё преступление так явно и вызывающе? Хотел показать всему миру, что не боится наказания, что ему настолько важно отомстить и что ему наплевать на все предосторожности? Даже если так, то почему он отказывается признать свою вину?
Помимо непосредственного свидетеля – жены убитого, которая пребывала в трауре и по советам врачей никого не принимала, у этого преступления был ещё один свидетель. Немой и не привлекающий особого внимания. Вот эта картина. Что она могла рассказать о преступлении? Если она что-то могла, разумеется.
Не придумав ничего лучшего, Алекс отправился вместе с картиной в башню. Администрация музея захотела получить с него оплату дневной аренды, но у Алекса не было столь солидной суммы, и ему удалось договориться о том, что ему дадут возможность полюбоваться перед отъездом ещё раз на открывающиеся с башни окрестности острова, только на один час и не более. Нехотя, но ему всё-таки разрешили.
Алекс поднялся на башню, прислонил картину к стене и стал выбирать место, с которого рисующему мог открываться такой вид, который был изображён на картине. Наконец, ему удалось обнаружить подходящий ракурс. В проёме окна, противоположного к входу в башню. Именно с этого места художник мог видеть похожий фрагмент пейзажа. Значит, если художник смотрел в окно, он не мог в то же самое время видеть входящего. Однако и показания жены, и место на голове покойного, в которое попала пуля, указывали на то, что убитый во время выстрела повернулся в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. «Допустим, что так, – соображал Алекс. – Мсье Цорна окликнули, и он повернулся в сторону пришедшего, то есть в сторону выхода из башни, и тогда его убили. Положение тела, кстати, тоже это подтверждает. Обернулся и получил пулю. Так-так».
Разрешённое время пребывания на башне подходило к завершению, и у Алекса опустились руки. «Ну что ж, взгляну последний раз на окружающую красоту, – рассудил Алекс, – а она действительно достойна всяческих похвал – и отправлюсь восвояси».
Он выглянул из окна, вдохнул морской воздух, смешанный с запахами цветов и пищи, приготовленной в ближайших жилищах, достал короткую подзорную трубу и… Что-то в этом пейзаже его не устроило. Он обернулся к картине, вгляделся в неё, и что же? – Так и есть. Картина не соответствовала пейзажу. Или пейзаж картине. Они не соответствовали друг другу в одной малости, на которую никто до Алекса не обратил внимания.
На картине был изображён вид, который открывался из окна, куда в данный момент смотрел Алекс: прямо простирались морские дали, слева были видны освещённые солнцем деревья с густыми зелёными кронами, а за ними извилистая дорога, по которой желающие могли добраться до пляжа у подножия скал, а справа хорошо просматривался скалистый участок, иначе говоря, склон, поднимающийся вверх и покрытый камнями и невысокими кустами. Так вот, на этом склоне явно не хватало одного камня или куста, который был на картине, а в реальности отсутствовал. Куда он мог подеваться?
Алекс в недоумении покинул башню и вернулся к выходу из музея. Он прошёл мимо приветливо помахавшего охранника и оказался на улице.
«Что-то с этим склоном не совсем в порядке, – решил Алекс. – Обследую-ка я его получше».
Он решил воспользоваться тропой, начинающейся от подножия башни, той тропой, по которой когда-то ходили монахи. Алекс забрался на склон, благо у него была с собой, помимо подзорной трубы, ещё и подходящая трость, с помощью которой он довольно ловко цеплялся за кусты. На том месте, где, судя по картине, на склоне должен быть камень или куст, Алекс не обнаружил ни того, ни другого. Зато обнаружил следы и вмятину, как будто здесь кто-то недавно топтался. Да, он не ошибся, это именно такое место, которое было видно с башни, и с которого башню тоже было прекрасно видно. Ну что ж… Алекс тщательно осмотрел всё вокруг этого места, каждую травинку-пылинку. Ползал на коленях и заглядывал под ближайшие кусты. И нашёл кое-что. В пяти-семи метрах от этого места, только чуть пониже, он обнаружил маленький кусочек металла. Ну да, это же гильза от пистолетной пули. Отсюда тоже кто-то стрелял. А если стреляли по башне? Нет, из пистолета на такое расстояние точный выстрел не совершить… И тем не менее, Алекс отряхнулся и отправился прямиком в полицию.
Полицейские признали в находке Алекса ту самую гильзу от пули, которой был убит магнат. Эту гильзу искали и в самой башне, и в коридоре, ведущем в башню, и у подножия башни со стороны музея, но так и не нашли.
Алекс задал полицейским ещё два вопроса и на каждый из них получил исчерпывающий ответ. Первый – был ли при жене магната обнаружен большой белый платок? Ответ – да, она как раз с помощью платка пыталась остановить кровь из раны мужа, из-за чего и упала в обморок. И второй вопрос – откуда берёт начало и мимо какого жилья проходит дорога, ведущая к пляжу – тому самому пляжу, с которого можно точно так же подняться на склон, только незаметно для тех, кто находится в башне? Алексу подробно объяснили и показали весь этот путь по карте и даже предложили провожатого.
Не откладывая дело в долгий ящик, Алекс на пару с провожатым прошли всю дорогу к пляжу, но только не со стороны города, а с другой стороны, мимо деревни и скромной гостиницы для тех приезжих, что обычно ограничены в средствах. Опросив местных жителей, Алекс установил, что в день убийства в часы, примерно соответствующие времени, когда был убит магнат, мимо деревни проходил человек в пыльном сером костюме горного туриста с длинным футляром в руках. Шутники ещё приняли его за «горного рыбака». Турист посмеялся вместе с ними, а потом попросил разрешения оставить футляр у одного из шутников в доме, пока он сам не вернётся за оставленной вещью на своей машине. Он действительно вернулся за футляром на автомобиле поздно вечером. Одет он был на этот раз совсем по-другому, этаким франтом, и привёз шутникам бутылку хорошего коньяка.
Алекс записал приметы «туриста» и на всякий случай прихватил с собой бутылку, которую к тому времени местные уже давно опустошили. В полиции его похвалили за предусмотрительность, потому что на бутылке остался обрывок ценника, по которому установили магазин, где продавалась эта самая бутылка. Алексу помогли найти тот колоритный «супермаркет», где бутылку сразу же узнали – не каждый день посетители покупают коньяк – местным он не по карману, а туристы предпочитают лёгкие ароматные вина. Хозяин не смог с ходу вспомнить покупателя коньяка, но его сынишка подсказал, что знает этого «дяденьку». Не далее, как три дня назад он показывал «туристу», выходящему из популярного отеля на первой линии, дорогу к своему «супермаркету».
Осталось только выяснить у служащих отеля, где находится их постоялец. Но, разумеется, в интересах следствия полицейским нельзя было подходить к отелю и попадаться «туристу» на глаза, чтобы он раньше времени не заподозрил слежку. И тут снова помог мальчик. Он отправился в отель вместе со своим отцом и попытался выяснить у служащего на ресепшене, не поможет ли он по приметам найти того господина, который оставил у них в магазине дорогую ручку (Алекс решил пожертвовать свой паркер для этого случая).
Но оказалось, что «турист» ещё вчера покинул отель и отправился на морской вокзал. Там он взял билет на круизный лайнер, на котором проведёт ближайшие две недели, если не решит сойти в каком-нибудь порту.
Полиция немедля связалась с лайнером, и «туриста» удалось задержать. Фотографии «туриста» во всех ракурсах прислали в полицию, а полицейские показали их жителям деревушки, и они его тут же признали. Несмотря на протесты со стороны «туриста», его обыскали, нашли у него фрагменты винтовки, стреляющей пистолетными пулями, и заодно оптический прицел к ней. Посчитав улики достаточно серьёзными, полиция добилась, чтобы изумлённого «туриста» высадили в Сицилии и предъявили ему обвинение.
Как только арестованного привезли обратно на Мальту, следствие устроило ему очную ставку с бывшей женой магната, мадам Цорн. Увидев её, он не стал отпираться. Он давно уже тёрся вокруг «мадам» в качестве «дальнего родственника», и они рассчитывали, по-видимому, после того, как «мадам» получила бы наследство, покинуть остров навсегда и отправиться в кругосветное «свадебное» путешествие.
Ради этой мечты они придумали план, как безнаказанно устранить преграду – капризного старого мужа, не желающего покидать этот свет по своей воле, и сделать так, чтобы в этом устранении обвинили совершенно постороннего человека.
«Мадам» тщательно контролировала все контакты мужа и никого лишнего не подпускала к нему, заботясь о покое и моральном здоровье «мсье». Но Карреро пришёлся как нельзя кстати и идеально подходил под её планы, и она подстроила всё таким образом, чтобы муж не только несколько раз повстречался с Карреро, но и полностью отказал тому в его претензиях, угрожая применить силу.
Она заранее знала, что Карреро явится в башню именно в этот день, сообщив тому будто бы «под его нажимом» место и время, и подговорила своего сообщника занять место на «огневом рубеже» напротив башни к часу, когда должна была состояться роковая встреча. Кто-то из местных доставил сообщника к пляжу на лодке, стрелок поднялся на склон, послушно укрылся серым плащом, чтобы слиться с окружающим пейзажем, и просидел там, под плащом, час или полтора, пока не появился Карреро и пока магнат создавал свой «шедевр», на котором стрелку пришлось запечатлеться, чтобы довести замысел до конца.
В тот момент, когда Карреро ушёл из башни, как и раньше, «с пустыми руками», а магнат снова появился в окне башни, «мадам» подбежала к нему для того, чтобы его успокоить, а сама послала сигнал сообщнику белым платком из другого окна. Выстрел из ружья оказался точным, и «мадам» осталось только повернуть труп мужа ногами к входу, а самой разразиться громкими криками и «упасть» в обморок. Не исключено, что пистолет был спрятан во дворе музея заранее, а полиция легко поверила в то, что именно этим оружием и был убит магнат.
***
– А что бы вы делали, если бы ваш клиент не увлекался акварельными рисунками? Не все носят с собой фотоаппарат, чтобы в последний миг жизни сфотографировать своего убийцу, – хитро улыбнулся инспектор Сомс, выслушав с интересом рассказ Алекса.
– Надеюсь, в будущем эту информацию научатся считывать с сетчатки глаза жертвы, и покушения на жизнь людей будут изжиты, ибо на поимку преступников потребуются считанные минуты, – парировал Алекс.
Знаешь, где теперь Элва?
История о том, как Алекс Сторджес, семейный адвокат и душеприказчик, познакомился с Найджелом Сомсом, который стал его другом и столичным инспектором, необычна и по-своему занимательна.
Корни этого знакомства уходят в далёкое прошлое, в ту пору, когда Алекс получил некоторую известность среди солидных семейств как представляющий и защищающий их интересы адвокат и его практика только начала расти и расширяться. Он служил тогда в конторе своего бывшего преподавателя и ещё даже не задумывался об открытии собственного предприятия. Но ему уже поручали довольно ответственные самостоятельные дела, некоторые были связаны с поездками за пределы Лондона, и при этом весьма непростыми поездками.
Вернувшись домой из одной такой командировки и не успев даже умыться с дороги, Алекс услышал настойчивый телефонный звонок. Алекс почувствовал некоторую досаду, но подошёл к аппарату и снял трубку. Женский голос на другом конце сообщил Алексу о том, что звонившая является сестрой его университетского однокашника Фрэнка Д. и хотела бы встретиться и переговорить с Алексом. Сестра Фрэнка готова была сразу же примчаться на такси. В этот день в контору Алекс уже не успевал, поэтому встреча произошла в кафе по соседству с домом Алекса. Молодая женщина была очень взволнованна. От неё Алекс и узнал об исчезновении своего знакомого Фрэнка, который пропал во время посещения театра несколько дней назад. Кто бы мог подумать, что в шестидесятые годы двадцатого века посреди английской столицы люди могут вот так спокойно и бесследно исчезать? Сестра тоже не могла этого понять и поэтому решила посоветоваться с приятелем Фрэнка. Алекс постарался успокоить её, попросив максимально подробно изложить суть дела.
Оказалось, Фрэнк покинул зрительный зал театра во время представления и не появился дома ни в тот день, ни на следующий. Произошло это в известном театре Олдвич, что находится в Вест-Энде, сейчас фешенебельном месте, но даже тогда не представлявшем угрозы для жителей и гостей этого района. Сестра Фрэнка, которая сидела рядом с ним на спектакле, была вынуждена возвращаться домой в одиночестве. Она, конечно же, обратилась в полицию, которая опросила всех известных ей знакомых Фрэнка, но ничего путного не выяснила. Алекс не попал в этот круг, поскольку не виделся с Фрэнком последние несколько лет. Полицейские даже побывали в доме его родителей, но те давно не имели никакой информации о своём сыне. Фрэнка не обнаружили ни среди умерших, ни среди живых пациентов лондонских больниц, находящихся в бессознательном состоянии и потерявших связь с близкими. Где ещё искать, никто не знал, и поиски на какое-то время застопорились. И тут один из однокашников Фрэнка посоветовал его сестре переговорить с Алексом, о котором солидные люди уже отзывались как об успешном юристе.
Алекс Сторджес выслушал рассказ сестры Фрэнка и задал ей несколько вопросов. Почему Фрэнк купил билеты на этот спектакль? Он никогда и никуда не ходил с сестрой. Кто-то должен был пойти вместо неё? В особенности его заинтересовала деталь, на которую следствие не обратило своего пристального внимания. В театре в тот вечер играли три одноактные пьесы, среди них пьесу Теннесси Уильямса «Предназначено на слом». Как раз после определённой реплики в этой пьесе Фрэнк поднялся со своего места и вышел из зала. Сестре он сказал, что ему немного не по себе и он скоро вернётся. Однако на своё место он так и не вернулся. Сестра ещё подумала, что Фрэнка не пустили обратно в партер и он досматривает спектакль откуда-то с галёрки. Но на выходе из театра Фрэнк перед сестрой так и не появился.
Алекса заинтересовало то место в пьесе, после которого Фрэнк покинул спектакль. Но сестра не смогла вспомнить ничего конкретного, у неё от волнения путались мысли в голове, и Алекс, попросив время на раздумье, отпустил её.
На следующий день, раздобыв томик пьес Уильямса в библиотеке, Алекс внимательно изучил текст пьесы «Предназначено на слом» и отметил, что пьеса достаточно депрессивна сама по себе, и её неслучайно поставили во второй части спектакля, чтобы к концу третьей у зрителей хотя бы немного улучшилось настроение. Он выделил в пьесе фрагмент, который мог оказать влияние на впечатлительную натуру Фрэнка и заставить его поспешно покинуть зрительный зал.
Вот это место:
«Уилли. Знаешь, где теперь Элва?
Том. В Мемфисе?
Уилли. Нет.
Том. В Нью-Орлеане?
Уилли. Нет.
Том. В Сент-Луисе?
Уилли. Всё равно ни за что не угадаешь!
Том. Где же она тогда?
Пауза.
Уилли (торжественно). Она в юдоли смерти.
Том. Где-где?
Уилли (взрываясь). В юдоли смерти, на кладбище, в могиле! Ты что, глухой, что ли?
Том. Ах вот оно что! Скверное дело».
Алекс созвонился с сестрой Фрэнка, и та наконец вспомнила, что именно после этой сценки Фрэнку и стало «не по себе».
Но почему? Чем она его так взволновала или напугала? На кого указывала фраза «Она в юдоли смерти»? На какую женщину в жизни Фрэнка? Мать Фрэнка здорова, сестре на здоровье тоже было грех жаловаться. А может, произнесённые актёрами слова натолкнули Фрэнка на какое-то решение? Сестра не знала, что и думать. Фрэнк в последнее время что-то скрывал от неё, но она не решалась принуждать его к откровенному разговору. Она уважала старшего брата и ждала, когда он сам захочет поговорить с нею.
Алекс понял, что ничего не добьётся от сестры Фрэнка на этом этапе, и решил посмотреть «злосчастный» спектакль и прочувствовать на себе его магическое действие. Он отправился в Вест-Энд, но в театре его несколько разочаровали, сообщив, что следующее представление одноактных пьес состоится только через неделю. В раздумьях Алекс обратился к афише спектакля и увидел, что роль Уилли, произносившей взволновавшую Фрэнка речь, исполняла актриса по фамилии Харлингтон. На афише так и значилось: «Уилли – Оливия Харлингтон». Может быть, актриса в курсе, куда мог подеваться Фрэнк? Алекс подошёл к охраннику с вопросом, не интересовался ли кто-либо во время или после спектакля этой актрисой. Привратник усмехнулся, ведь актрисами часто интересуются. И добавил: «А насчёт фамилии Харлингтон – у меня тут на днях спросили, с какого вокзала отходят поезда на Харлингтон. Сейчас уже не вспомню того, кто спросил – столько людей проходит перед глазами – но сам вопрос хорошо запомнил». Алекса осенило: «Да, конечно, ведь Харлингтон является также названием населённого пункта и железнодорожной станции к северу от Лондона». Примерно в часе пути от лондонского железнодорожного вокзала Виктория. А если это подсказка? Алекса часто хвалили за проницательность, а также за то, что он обращает внимание на такие обстоятельства, которые обычно никто не замечает. «Во всяком случае, попробовать можно. Потеряю полдня, в крайнем случае день», – подумал Алекс.
Он наудачу отправился в Харлингтон и, как только вышел из вагона и оказался на платформе, тут же предъявил фотографию Фрэнка местному полицейскому и дежурному по станции. Те ему сказали, что мужчина на фото, действительно, похож на того джентльмена, который сошёл с поезда на этой станции на прошлой неделе и спрашивал, где находится дом одной девушки. Алексу показали дорогу, и он тоже посетил этот дом, но хозяин его – седовласый брюзга лет пятидесяти с большими мозолистыми руками – долго не хотел открывать, а потом, всё-таки приоткрыв дверь, уверенно заявил, что никакого Фрэнка не видел, а девушка по имени Эмили (падчерица хозяина) совсем недавно покинула этот мир. У неё было слабое сердце, и она умерла прямо во сне. Собственно говоря, её уже похоронили. Никаких других родственников у Эмили не было, и на похороны никто не приезжал. Алекс засомневался в правдивости отчима, так как Фрэнк явно собирался навестить именно этот дом, не зря же он так спешил в эти места и так живо интересовался, как к нему пройти. Но отчим продолжал стоять на своём. Ничего не добившись, Алекс распрощался с отчимом Эмили и покинул дом, но решил изучить дом снаружи и территорию вокруг него в поисках хоть каких-то следов Фрэнка.
Дом находился всего в одной миле от станции, но в таком месте, где других домов не было, поэтому Алекс не спешил стучаться в другие жилища, расположенные по дороге к станции. Только старые деревья окружали дом Эмили – это скучное здание, построенное в начале века. От автомобильной трассы к нему вела дорожка из гравия, наполовину засыпанная палой листвой. На территории вокруг дома Алекс не нашёл ничего интересного для себя, но заметил, что под домом имеется подвал, дверь в который, если хорошо присмотреться, видна с боковой стороны дома. К двери спускались ступеньки, из-за чего вход в подвал был больше, чем наполовину, скрыт от посторонних глаз. Алекс подошёл к подвалу и убедился в том, что дверь его заперта на надёжный замок. Что ещё было делать в этом месте? Но Алекс привык всё тщательно проверять, прежде чем принимать то или иное решение. На всякий случай Алекс достал бумагу и ручку и написал записку, после чего просунул её через вентиляционную щель в двери и три раза постучал в дверь. В записке Алекс написал: «Фрэнки, это я – Алекс. Отзовись». Через минуту раздался ответный стук, хотя и очень глухой. Алекс помчался стрелой на станцию и вызвал наряд полицейских. Местный начальник полиции не стал терять время на расспросы и вызвался лично принять участие в операции. Вместе с полицейскими Алекс снова явился к отчиму и заставил его открыть подвал. В подвале они обнаружили обессилевшего, но живого Фрэнка, и тот рассказал им свою историю.
Оказалось, что Фрэнк познакомился с Эмили в Лондоне на каком-то вернисаже. Она приехала в столицу из ближайшей провинции (откуда именно – он не запомнил), только недавно закончила учиться на фармацевта и собиралась найти постоянную работу. Эмили была привлекательной девушкой, чуть-чуть за двадцать, скромной и начитанной. По стройности она не уступала самой Твигги – за тогдашней модой можно легко было скрыть некоторую болезненность, которая для внимательного глаза проступала в облике девушки. Фрэнк практически сразу увлёкся ею. Месяца четыре они встречались, и Фрэнк даже хотел познакомить девушку со своей сестрой. И тут Эмили неожиданно пропала. Фрэнк не знал, где её искать. По лондонскому адресу, где она снимала комнату, её уже не было. Хозяйка квартиры была совсем не в курсе того, куда могла подеваться девушка, но заметила, что почти все её вещи остались на своих местах. Как-то раз, за пару недель до описываемых событий, Фрэнк и Эмили гуляли по вечерним улицам и забрели на Друри-Лейн, в театральный квартал. Они проходили мимо театра Олдвич и обратили внимание на освещённую огнями афишу премьерного спектакля… Девушка сказала тогда, что хотела бы попасть на этот спектакль. Ну, разумеется, когда премьера выйдет. Фрэнк заказал билеты, но после того, как он потерял всякую связь с Эмили, ему пришлось на этот спектакль пойти вместе с сестрой. И там он услышал диалог, который его взволновал («Где же она тогда? – Она в юдоли смерти»), а выйдя в фойе, увидел на афише, что героиню, произнёсшую страшную фразу, зовут Оливия Харлингтон. Он тут же вспомнил, что Харлингтон – это название места, откуда приехала девушка и которое он в рассеянности позабыл.
Фрэнк, недолго думая, отправился на вокзал и ещё до наступления сумерек приехал на станцию, где ему сообщили адрес дома девушки. Полицейский даже немного проводил Фрэнка, чтобы лучше объяснить дорогу, и по пути они разговорились. Оказалось, что молодой полицейский был одно время влюблён в Эмили, но давненько её не видел из-за того, что она переехала в Лондон, а сам он служит во Флитвике, ещё дальше от Лондона, но сегодня вместо другого его поставили на дежурство в Харлингтон.
Увидев в большом опустевшем доме только одного мужчину, представившегося отчимом Эмили, Фрэнк почувствовал разочарование. Отчим ему сообщил, что девушка, действительно, приезжала, но у неё внезапно случился сердечный приступ и она скоропостижно скончалась. При этом отчим всем своим видом изображал крайнюю скорбь по этому поводу. Фрэнк побледнел и ощутил, как почва уходит у него из-под ног. Только из-за этого отчим Эмили позволил Фрэнку присесть на стул, а то был готов уже закрыть дверь у него перед носом. И всё равно, как Фрэнк ни выспрашивал, он так и не смог получить от угрюмого и неприветливого хозяина никаких сведений о состоянии и пожеланиях Эмили перед внезапной кончиной. Фрэнк попросил показать её комнату, может, она что-то оставила для своего хорошего знакомого. Отчим пробурчал в ответ, что ничего Эмили никому не оставляла, сами можете посмотреть и убедиться, только недолго. Фрэнк зашёл в комнату и поначалу ничего не обнаружил, кроме весьма скромной, почти спартанской обстановки – в комнате давно никто не жил – и хотел уже уйти, но перед уходом заглянул под стол и кровать. И в дальнем углу под кроватью он увидел клочок бумаги, который тут же достал, но развернуть не успел, так как услышал шаги отчима по коридору. Фрэнк распрощался с хозяином, вышел из дома и в безопасном месте прочёл записку. В ней было всего четыре слова: «Умираю. Отчим подменил лекарства». Тогда Фрэнк вернулся к дому и, спрятавшись за деревом, увидел, как отчим вышел из дверей во двор, чтобы смести листья с дорожек. Фрэнк не смог удержаться от того, чтобы проникнуть теперь уже в незапертый дом и снова обследовать комнату Эмили, но отчим вернулся не вовремя, и Фрэнк только успел выскользнуть в какую-то дверь в конце коридора, которая, как оказалось, вела в подвал под домом. За дверью были ступеньки, ведущие вниз в темноту. Едва Фрэнк успел спуститься, как кто-то открыл дверь у него за спиной. Фрэнк шагнул в сторону и застыл в темноте, чтобы его не услышали. Это вернувшийся некстати отчим заглянул в подвал, прислушался, посветил в темноту карманным фонариком, а потом поднял в дом складную лестницу и запер дверь.
Фрэнк оказался в ловушке. У него была с собой зажигалка, которой он осветил подвал и увидел, что кроме ящиков с инструментами (в подвале было что-то вроде мастерской) там находятся водопроводные трубы, по которым вода доставлялась в дом. Невозможно представить себе, какую смесь чувств испытывал Фрэнк, оказавшись в тёмном подвале сразу после того, как узнал о кончине своей подруги. Сначала его охватило такое горе, что просто не хотелось жить. Потом нахлынули гнев, страстное желание отомстить. Он лупил кулаками по стенам, несколько раз в день стучал в дверь подвала, ведущую во двор, но она была настолько толстая и крепкая, что из дома его никто не услышал. Фрэнк ощущал себя как в могиле и постепенно смирился с мыслью, что ему придётся встретить в подвале свою смерть. Питаться ему было нечем, кроме воды из водопроводного крана, на которой Фрэнк продержался несколько дней, постепенно теряя силы, пока его не обнаружил подоспевший Алекс с полицейскими. Припёртый к стене отчим не стал дожидаться результатов эксгумации и признался в преступлении. Как оказалось, отчим подменил лекарства, которые девушка принимала перед сном, сильно превысив допустимую дозировку. Он пошёл на это, когда узнал от внезапно приехавшей девушки, что она собирается перебраться в Лондон окончательно и требует передать причитающуюся ей часть наследства, оставшегося после смерти матери. Отчим всячески юлил, разговор затянулся допоздна, и девушка осталась на ночь. У отчима уже были проблемы с деньгами, в перспективе его ожидало банкротство, и для того, чтобы отдать причитающиеся падчерице деньги, пришлось бы продать дом. Он не был уверен в том, что падчерица пойдёт на уступки, не такие у них сложились отношения. Но и убивать её он тоже не планировал, скорее хотел выключить на время из активной жизни, отправив падчерицу для начала в больницу. Но случилось то, что случилось.
Алекс вернулся в Лондон вместе с Фрэнком откармливать и утешать своего приятеля. А за успешное раскрытие дела начальника полицейских, приехавших с Алексом на место преступления, повысили и перевели на работу в Лондон. Так Алекс и инспектор Сомс стали друзьями.
Отчима Эмили осудили на большой тюремный срок. Окончательно опустевший дом продали за долги. Фрэнк не стал его покупать – он бы не смог жить там, где погибла его возлюбленная и где стены, деревья и само небо напоминали бы о ней…
«Только ты – звезда
В небесах моих…
И сияешь лишь
Для меня!»
(Теннесси Уильямс)
Секрет гончара
Ночь опустилась на продрогшие холмы и поля, в древности составлявшие гордость среднего Уэссекса. Пустынное шоссе замерло и, отгородившись от неба моросящим дождиком, окончательно скрыло свои очертания. Одинокий путник старался держаться невидимой твёрдой дороги, уворачиваясь от гибельного падения в скользкий овраг, и упрямо шёл на мигающие огни деревенских домов, до которых оставалось идти не менее получаса, а под дождём и того больше. Вынырнувшая из темноты проезжая машина вот-вот должна была окатить и без того промокшего путника серией свежих брызг, но, передумав, затормозила и остановилась, выхватив одинокую фигуру из темноты ярким светом фар. Водитель окликнул путника и тот, подумав, подошёл к распахнутой дверце и воспользовался любезным приглашением. В просторной машине обнаружился ещё один пассажир – высокий и прямой, как палка, с саквояжем под ногами. Ему не пришлось двигаться, так как места было предостаточно, и стекающая с новичка дождевая вода никак его не беспокоила.
– Алекс Сторджес, семейный юрист, – представился высокий.
– Очень приятно. Джо Милторп к вашим услугам, – откликнулся вошедший и снял шляпу, под которой немедленно образовалась новая лужа.
– А чем вы занимаетесь, позвольте полюбопытствовать?
– О, я местный гончар, возвращаюсь домой из соседней деревни. Вон мой дом с тремя освещёнными окнами. Слева от въезда в деревню.
– Мы вас доставим к нему в целости и сохранности, – заверил гончара водитель.
– Буду премного благодарен.
Гончар прокашлялся, прикрывая рот густой бородой, и попытался разглядеть водителя, но тот ни разу не обернулся к нему за время поездки. На вопросы Алекса, касающиеся стабильности спроса на посуду в этих местах, гончар отвечал уверенно, но односложно, не вдаваясь в подробности своей профессии: «Любая посуда – товар, знаете, бьющийся, и её просто так не заменишь ни деревянной, ни металлической».
Наконец машина свернула с основной дороги и подъехала к дому гончара. Гончар поблагодарил, закрыл дверцу и скрылся во тьме. «Видимо, гостеприимность не особо популярна в этих местах», – подумал Алекс, когда водитель разворачивал машину, чтобы продолжить свой прежний маршрут.
***
На обратном пути Алекс всё-таки решил на пару со своим водителем проведать недавнего попутчика – ему показалось, что по такой погоде можно легко подхватить какую-нибудь гадость, навроде пневмонии. Джо они не застали, зато познакомились с миссис Милторп, очаровательной деревенской женщиной на пятом десятке, чем-то сильно расстроенной. Из разговора выяснилось, что гончар Джо так и не появился в своём доме ни в ту ночь, когда его подвезла машина, ни в последующие дни и ночи. Алекс поинтересовался, не мог ли Джо пойти к своим родственникам или друзьям в деревне, но его супруга категорически отказалась признать, что таковые у пропавшего Джо могли быть в принципе, настолько уединённую жизнь вели Джо и его жена.
Алекс поинтересовался у хозяйки, искали ли Джо по всему дому – может, в мастерской могут быть обнаружены его следы? Миссис Милторп вытерла набежавшую слезу и сказала:
– Да, у него есть мастерская, она в пристройке, я могу вам её показать. Но он не появлялся и там в последние дни, иначе бы я узнала об этом.
Они прошли к пристройке, и хозяйка, любезно пропустив гостей вперёд, сама застыла на пороге от открывшейся её взору картины. В мастерской никого не было, но в углу, где обычно сохла изготовленная посуда, вошедшие обнаружили несколько разбитых горшков. Хозяйка крестилась и настойчиво повторяла: «Что же это такое? Всё было цело, сюда же никто, кроме Джо, никогда не заходил». Алекс порылся в глиняных осколках и разочарованно хмыкнул, покидая мастерскую. Уже садясь в автомобиль, Алекс попросил хозяйку сообщить ему на лондонский адрес любую новую информацию, касающуюся пропавшего Джо, и вложил ей в ладонь монету, при виде которой миссис Милторп открыла рот и снова разрыдалась, что не помешало ей сквозь слёзы горячо поблагодарить Алекса за проявленное участие.
– Что вы думаете об этом, дружище? – поинтересовался Алекс у водителя по дороге.
– По поводу вашей находки? – водитель повернул голову, и мы, конечно же, узнали инспектора Найджела Сомса, на машине которого друзья путешествовали до родных мест инспектора в Ромсли и обратно в Лондон.
***
В Лондоне Алекса отвлекли дела, и он на некоторое время позабыл о пропавшем гончаре и о его плаксивой жене. Инспектор Сомс послал кучу запросов во все близлежащие к деревне гончара полицейские участки, а потом ему пришлось расширить круг поисков, но без особого успеха. Ни один из задержанных бродяг и содержащихся в больницах крестьян не был похож на Джо даже приблизительно.
Тем более неожиданным было известие о том, что один полицейский, случайно оказавшись на деревенской ярмарке в окрестностях торгового Уитчерча, заинтересовался керамическими изделиями, выставленными на продажу местным торговцем. Он уже сторговался о цене за пару тарелок, как вдруг другой покупатель остановил его репликой: «Вы бы видели то, что делает Джо Милторп, небось, не стали бы обращать внимание на такие поделки». Полицейский сразу заинтересовался персоной «мастера» Джо, потому что у них в участке среди разыскиваемых как раз был какой-то Джо Милторп, и под угрозой поездки в участок вытянул из «болтуна» всю информацию о Джо, которой тот располагал.
Оказалось, Джо торговал на этой ярмарке несколько месяцев назад, и тогда же его заметил покупатель, восхитившийся его работами. По словам покупателя, на керамику Джо обращали внимание даже заезжие джентльмены, один из которых приезжал к Джо несколько раз, и они шептались о чём-то в глубине лавки. Джентльмен был, кажется, не из этих мест, может быть, даже иностранец, потому что говорил с акцентом и его голову украшала светлая фетровая шляпа с маленьким пером.
Подъехавший инспектор Сомс обошёл все гостиницы в округе и в одной из них признались, что у них и в самом деле останавливался похожий на джентльмена гость примерно в то самое время, когда Джо торговал посудой на ярмарке. Да, это действительно иностранец – кажется, голландец не то из Маастрихта, не то из Утрехта. Вот, пожалуйста, он зарегистрировался под именем «Боммель», да, «господин В. Боммель», или «Ван Боммель», кажется, так и есть. Помнится, он рассчитывался наличными. Только вот он после того, как в один прекрасный день покинул гостиницу, больше в ней не объявлялся и не подавал никакой весточки о себе. Сомс с помощником сняли показания со всех служащих гостиницы и отправились каждый по своим делам.
***
По возвращении в Лондон инспектор тут же навёл справки, не пропадал ли на территории королевства ещё и «летучий» голландец, а пока его подчинённые рылись в архивах, отправился к Алексу, уже ожидающему друга, чтобы выпить по рюмочке и за обедом потренировать свои мозги.
Даже в отсутствие достоверной информации друзья никогда не пасовали перед трудностями, и через пару дней в лондонских газетах появилось объявление следующего содержания: «Разыскивается мистер В. Боммель, владелец светло-коричневого саквояжа, оставивший свой багаж в гостинице ****, обращаться по телефону…».
Неделю не было никаких новостей ни о «голландце», ни о претендентах на его багаж, и эта ситуация подтолкнула друзей к тому, чтобы предпринять следующий шаг. Ещё через неделю не только в лондонских газетах, но и в пользовавшихся особой популярностью газетах других городов, появилось объявление, уточняющее предыдущее: «Разыскивается мистер В. Боммель, владелец светло-коричневого саквояжа, оставивший свой багаж в гостинице ****. Также после него осталась корреспонденция (письма для господина Дж. М. и др.) и несколько старинных монет (фото прилагается), обращаться по телефону…».
Дня через три по указанному в объявлении номеру позвонили, и друзья почувствовали воодушевление.
***
Перед фасадом гостиницы остановилось такси, и из него вышел солидный человек в кашемировом пальто, с тростью в руках и щедро расплатился с шофёром.
Метрдотель – добродушный усатый толстяк – поприветствовал вошедшего и улыбнулся ему заученной улыбкой. Человек с тростью представился Джозефом Сойером, достал из кармана газету и, указав на объявление в ней, осторожно поинтересовался вещами «господина Боммеля».
– О, вы немного опоздали, сэр! – возбудился метрдотель. – Дело в том, что господин Ван Боммель самолично их забрал, не далее, как сегодня утром.
Сойера чуть не хватил удар. Он внезапно побледнел, потом покраснел и наконец выдавил из себя, что безмерно рад этой новости, а также встрече с метрдотелем и что его послали бедные родственники господина Ван… и они наверняка будут счастливы, что вышеназванный господин находится в добром здравии.
Метрдотель предложил свою помощь, но после бурных отказов и извинений ограничился тем, что вызвал Сойеру такси и пожелал ему счастливого пути.
Сев в подъехавшее такси, Сойер погрузился в мрачные раздумья, и таксисту только с третьего раза удалось добиться от него информации о пункте назначения.
Такси выехало из города, прокатилось через ближайшую деревню, через мост и перелесок и остановилось у края небольшого поля с развалинами старинного замка вдалеке. Сойер попросил таксиста не уезжать, пока он сам тут немного прогуляется, подышит свежим воздухом. Таксист согласился и закурил в отдалении.
Сойер прошёл по дороге немного назад, спустился в овраг, потом выбрался с другой стороны, прошёл немного к лесу и наконец спустился к тому месту, которое, видимо, так долго искал.
Обнаружив на дне оврага небольшой холм, Сойер опустился на корточки и потрогал землю рукой, затем он начал тыкать в неё тростью, как будто хотел проткнуть насквозь. Ему удалось взрыхлить холм и кое-что обнаружить, после чего Сойер как будто успокоился, выпрямился и отряхнул руки и одежду. И в этот момент его окружили полицейские.
***
Сойер обернулся – рядом с такси появилась полицейская машина, из которой вышли Алекс Сторджес и недавний метрдотель. Они тоже подошли к Сойеру, кипящему от негодования:
– Я не понимаю, по какому праву вы меня задерживаете?! Кто вы такие?
– Позвольте представиться – меня зовут Найджел Сомс, инспектор полиции, – отчеканил метрдотель. – Неужели вы меня забыли? Я подвозил вас тогда к вашему дому, в прежней жизни…
– Зато мы вас прекрасно помним, – включился Алекс. – Благодаря вашим мозолистым рукам гончара, которые вы не скроете ни под какими белыми перчатками, Джо Милторп…
– А вы, друзья, поищите здесь вокруг, – обратился инспектор Сомс к полицейским. – Мне кажется, вы найдёте немало интересного.
***
На допросе Милторп долго сопротивлялся. Но когда ему предъявили миссис Милторп, уж она задала ему такую трёпку, что у него тут же пропала охота увиливать.
Тут подоспел и протокол осмотра места преступления.
Всё началось в тот день, когда к нему на ярмарке в Уитчерче подошёл иностранец. Он сказал Джо, что готов довериться ему, ибо видит в нём настоящего труженика с мозолистыми руками, честного торговца, от которого все покупатели в полном восторге. Они долго совещались в глубине лавки Джо, и «Боммель» (Джо почему-то показалось, что это не настоящая фамилия иностранца) рассказал ему свою историю.
Иностранец являлся потомком английского дворянина, которого в давние годы изгнали из Отечества и лишили наследства. Но и в этой отверженной ветви рода помнили легенду о семейных сокровищах, зарытых в английских землях, и передавали её из поколения в поколение. Пришло время, когда отец «Боммеля» передал её своему сыну. Сынок не сразу поверил в старинное предание, а только когда у него на бирже сгорели все семейные сбережения. На последние деньги он вырядился и отправился в Англию, чтобы найти хоть какие-нибудь подходы к своей английской родне. Но из этой затеи так ничего и не вышло – чопорная семейка даже не пустила его на порог.
Тогда он отправился искать сокровища по тем местам, на которые указал ему отец. Он проверил почти все тайники и ничего не обнаружил. Возможно, их вскрыли ещё задолго до его появления на свет. И только в последнем месте он нашёл искомое. Но ни выкопать, ни вывезти сокровище он в одиночку не смог бы. Его бы тут же обнаружили и всё отобрали.
Тогда-то он и повстречал гончара Джо. Он предложил гончару долю, если тот поможет извлечь из земли и сохранить семейные ценности. Джо согласился. Уж сколько лет он горбатился над своей посудой, а так и не разбогател. Джо раздобыл лопаты, тележку, одежду – всё это они спрятали в ближайшем лесочке. Копали по вечерам, когда их никто не мог заметить. Вывозили по частям и прятали в мастерской у Джо, в его горшках, предназначенных для продажи. Джо ждал с нетерпением того дня, когда можно будет заявить о своём богатстве. Но чем ближе дело шло к завершению, тем мрачнее становился Джо. Как он покажет, что разбогател? Как объяснит источники своего обогащения? У него же могут всё отобрать. Ведь по закону это не его собственность. Кроме того, если «Боммеля» задержат по той же причине, тот непременно выдаст Джо. И что, все труды и надежды пойдут прахом? Джо потерял сон и аппетит, он во всех своих бедах винил именно «Боммеля». Лучше бы Джо его не встретил…
Да ещё «Боммель» вздумал жадничать и обижать Джо – предлагать какие-то «проценты» вместо того, чтобы взять и разделить ценности пополам. Они поругались и Джо двинул «Боммелю» по макушке лопатой, зажатой в мозолистых руках гончара. «Боммель» затих. Джо понял, что он затих навсегда. Он закопал «Боммеля» в той же яме, где ещё недавно хранились сокровища, сложив туда же его одежду и инструменты. Лопату забросил далеко в лес.
Пока он так возился, наступил глубокий вечер. Джо пошёл домой пешком и уже в ночи попал под дождь. Поэтому он и согласился, когда ему попалась машина, готовая его подбросить до самого дома.
Но домой Джо не пошёл. Он пошёл в мастерскую, уложил сокровища в сумку, переоделся в заранее приготовленный костюм и уехал в Лондон, чтобы начать там новую жизнь. Жить в деревне со своей старой сварливой женой значило всё равно что пропасть.
В Лондоне он выправил свои старые документы (ведь Милторп – это была фамилия жены, которую он принял, а до того у него была другая фамилия – Сойер). Снял комнату, а потом квартиру. Обменивал старинные монеты в ювелирной лавке на современные деньги и так прожил некоторое время. Но ему всегда хотелось развернуться и пожить на широкую ногу, теперь такая возможность представилась. Он хотел открыть свою ювелирную лавку, где он мог бы торговать драгоценностями и подороже, купить дом, жениться на молоденькой.
Но в один прекрасный день ювелир в лавке показал ему заметку в газете, привлёкшую внимание ювелира тем, что в ней было приведено фото тех самых монет. Монет, которые Джо продал ювелиру. Ювелир сказал ему тогда: «Знаете, сэр, это, конечно, не моё дело, но я бы посоветовал вам узнать у этого господина из заметки, сколько ещё монет у него в наличии, а то как бы это не поломало наш с вами бизнес». И поднял палец предостерегающе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71489089?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Энди Кроквилл
Расследования семейного поверенного
В состав сборника включены захватывающие расследования частного сыщика – лондонского адвоката (пять рассказов, время действия которых – 60-е и 70-е годы двадцатого столетия).
Элементарное убийство (новелла)
Внезапная смерть молодого сотрудника технологической компании кажется с виду простым, «элементарным» преступлением, однако, если пройти по всей цепи тайных мотивов, можно прийти к заключению, что жертва не отпускает убийцу и тянет его за собой…
Ad Factum (новелла)
Лабиринт сюжетных поворотов начинается с того, что скромный средний служащий приходит к врачу за прививкой против сезонной болезни. В организм пациента внедряют новую заграничную вакцину-чип, которую извлекают не сразу, а по прошествии времени, необходимого для полного лечебного действия. В историю напрямую или косвенно вовлекаются всё новые персонажи, которые оказываются лишь винтиками в механизме, управляемом чьей-то неумолимой волей…
Энди Кроквилл
Ad factum
Детективные рассказы
Ссора в поезде
Поезд до станции Рамсгейт отправлялся в четверть первого пополудни с одной из платформ в глубине лондонского вокзала Виктория. Пассажиров для буднего дня собралось немало, и у некоторых вагонов образовались очереди.
Сухощавый джентльмен в классическом сером костюме донёс свой саквояж до середины состава, проник в вагон, сделал несколько шагов по проходу по направлению к нужному купе и расположился за столиком, спрятав под ним длинные ноги в узких туфлях. До отхода поезда он невозмутимо читал газету, которую извлёк из кармана пиджака, и не сразу откликнулся на приветствие устроившегося напротив пожилого священника в низко надвинутой шляпе. Только после того, как священник снял шляпу, джентльмен, наконец, соизволил отложить газету и представиться.
Алекс Сторджес, семейный адвокат, нередко покидал пределы столицы по неотложным делам своих клиентов, располагавших недвижимостью и другими активами к востоку и западу от Лондона и желавших повысить свою уверенность в том, что их права и обязанности оформлены надлежащим образом в полном соответствии с действующими законами. Юристу нетрудно вести свой бизнес, даже находясь на значительном удалении от дома, ведь всё, что ему нужно для этого, – свежая голова и записная книжка. Священник тоже не нуждается в громоздком багаже для того, чтобы отправиться в путь. Священник и семейный поверенный могут быть вызваны в дом в связи с одними и теми же обстоятельствами. На этом сходство между обеими профессиями обычно и заканчивается. Но только не в данном случае: у попутчиков нашлись общие темы для разговора – о ценах на вересковый мёд и сортах плетистых роз, пригодных для выращивания на юго-восточном побережье. Возделывать свой сад и коротать вечера в общении с единомышленниками – занятия, при желании и наличии времени, доступные представителям любых профессий.
За разговором на эти темы прошло время до обеда, и собеседники переместились в ресторан, где в тот момент уже находилось несколько парочек и компания мужчин, что-то оживлённо обсуждавших в дальнем углу. Свободные места обнаружились только по соседству с этой компанией, и Сторджесу пришлось стать невольным свидетелем следующего разговора:
– Вот вам, может быть, как человеку неслужившему, трудно понять армейские порядки. Но есть же, наконец, понятия чести и совести, в любом обществе признанные независимо от звания. Если ваш начальник уличён в двурушничестве, то его следует судить как шпиона и диверсанта. Если из-за небрежности штабного офицера секретные сведения становятся известны врагам, здесь нет места сантиментам и разговорам о снисхождении к семье виновного.
Густые брови говорившего грозно хмурились и вздымались в такт чеканным фразам, с помощью которых выражалось возмущение. Это был средних лет господин с высоким лбом и покрытыми сединой висками, чёткая выправка которого выдавала в нём бывшего военного. Напротив него в напряжённых позах расположились два его собеседника – один с густой каштановой шевелюрой и в очках с толстыми стеклами, металлическая оправа которых въелась в его переносицу, и второй – блондин с выцветшими от табака редкими усами, прическа которого хоть и не отличалась пышностью, но длинные волосы свободно доходили до воротника его лёгкого пальто. Именно к блондину и были обращены слова военного в тот момент, когда до Сторджеса дошёл смысл их беседы.
– Есть и более простые объяснения тем или иным действиям, – ответил блондин. – Например, ваш начальник видит всю бесплодность предпринимаемых действий или, больше того, вред, который они представляют как для безопасности подчиненных, так и для будущего развития событий…
– Но есть же присяга, есть долг, наконец…
– Разве, присягая Богу и Отечеству, солдат превращается в безвольную машину, обязанную без рассуждения исполнять полученный приказ? Разве не остаётся он человеком со свободной волей, который в любой ситуации продолжает осознавать, что он делает, и нести ответственность за каждое своё действие? Нормандская операция, в которой участвовали вы и в триумфальном завершении которой нет сомнений, научила нас лучше готовиться и беречь людей. На нашу долю выпало предостаточно и гибельных оперативных промахов, и неоправданных потерь при лобовом штурме переукреплённых позиций врага.
– Я, кажется, ослышался? Или вы действительно считаете, что война… война! …возможна без потерь?
– Особенно таких, которые происходят из-за того, что отступающие солдаты попадают под огонь своих же наступающих!
– Да это же трусость! Я и сам стрелял по бегущим с поля боя, и все мои подчинённые следовали моему примеру…
– Ну вот, вы уже готовы признаться в том, что вы – убийца?
– А вы – трус в таком случае!
– Сударь, вы чересчур преступили границы дозволенного, и я не готов оставить обиду, нанесённую мне вашими словами, без удовлетворения… По крайней мере, извинитесь!
– Нет-нет, отлично! Только прошу обратить внимание на то, что я потерял на войне правую кисть, – седой господин показал свою правую руку с протезом вместо кисти. – И не смогу быть в равном положении с вами при стрельбе или фехтовании, но мой друг (говорящий при этом обратился к своему соседу в очках), надеюсь, не откажется защитить мою поруганную честь. Честь порядочного человека…
– Я? Да, с удовольствием, – откликнулся его сосед. – Только предпочитаю холодное оружие, ибо в стрельбе я не силён.
– Нам нужен ещё один секундант. Возможно, кто-то из присутствующих не откажется взять на себя?..
Мужчины повернулись к сидящим за соседним столом священнику и поверенному и вопросительно посмотрели на Алекса Сторджеса. Сторджес всё слышал, до последнего слова. Он оглядел всю компанию, потом посмотрел на священника и даже попытался увидеть что-то за бледным окном, внезапно почувствовав, как подкатывает кашель к горлу:
– Господа, вы это серьёзно?
– А что вас смущает? Дело займет какую-то пару часов. Мы вас довезём потом в любое место, куда только пожелаете.
***
Подходящее для поединка место нашлось в десяти милях от Рамсгейта, в фехтовальном зале, принадлежащем седовласому господину. Ларс Айнбиндер – потомок датских переселенцев, капитан, воевавший в стрелковом батальоне и привыкший любые явления воспринимать через призму своего военного прошлого, путешествовал в компании своего товарища или дальнего родственника (Сторджес точно не расслышал) – врача Бартоломью (Барта) Винтера. В поезде они и познакомились с господином Драйденом, местным богачом и землевладельцем, к несчастью, ещё и заядлым спорщиком, принципиальность которого вошла в неразрешимый конфликт со взглядами злосчастного капитана с ампутированной кистью.
Соперники выбрали шпаги и размялись. Оба были правшами, почти одного роста и схожего телосложения, и никто из них не имел поначалу заметного преимущества. Пожалуй, Драйден со старта как-то больше атаковал, а Винтер отвечал контратаками. Делая выпад или удар, Барт Винтер открывался, но попытки Драйдена его поймать ничем не заканчивались, разве что привели к паре небольших царапин и порванному рукаву сорочки соперника. Драйден раз за разом возвращался в стойку и продолжал упорно атаковать, но Винтер увеличивал дистанцию, и поединок затянулся. Сторджес впервые присутствовал на фехтовальном зрелище такого уровня и с восхищением наблюдал за тем, как двигаются соперники, как они владеют собой и оружием. Он, разумеется, видел фехтовальные бои в кино, но все киногерои, в отличие от реальных фехтовальщиков, действовали словно проворные забияки, налетавшие отовсюду и наносившие серии точных ударов ещё до того, как их противники успевали повернуться.
Размеры зала оставляли достаточно места как для перемещения соперников, так и для наблюдения за поединком с удобной точки. Сторджес не стал поэтому отходить в дальний конец зала и присоединяться к Ларсу Айнбиндеру, а следовал за фехтующими почти по пятам. Поединок практически переместился к входным дверям, так как Винтер понемногу отступал, а Драйден всё так же методично наступал. Винтер искусно уклонялся от ударов соперника, в то же время он мог сделать два или три финта, проводя атаку в самый неожиданный момент. Драйден применял симметричные ответы на все действия противника. Чтобы вернуться в центр зала и поменяться местами, фехтовальщики приступили к выполнению боковых движений, и вдруг, применяя хитрый трюк, Винтер отклонился от шпаги соперника и попытался нанести сильный удар слева направо, но нога его подвернулась, и шпага Драйдена вошла ему прямо под ключицу, над левой частью груди, вызвав сильное кровотечение. Драйден сразу же отскочил назад и застыл, в то время как его соперник рухнул в паре метров от него.
Ларс вскрикнул и тоже подбежал. Раненого привалили к стене и сделали ему перевязку, с большим трудом остановив кровь из раны. Ларс тут же предложил довезти раненого до ближайшего госпиталя. Винтер не терял сознания, но сильно ослаб и еле слышно попросил, чтобы все присутствующие проводили его. Драйден заколебался, но огласка дела была явно не в его интересах, и он, недолго поразмыслив, согласился. Раненого усадили полулёжа на заднем сиденье автомобиля, его при этом поддерживал Ларс, за руль сел Сторджес, а Драйден расположился на пассажирском сиденье слева от водителя.
Госпиталь Святой Елизаветы, двухэтажный и одной стороной примыкавший к небольшому парку, располагался всего в пяти милях от дома датчанина, и через четверть часа раненый уже лежал на каталке в приёмной палате. Чтобы не задерживать всех сопровождавших, врач разрешил остаться только одному, и Барт попросил, чтобы с ним побыл Драйден, с которым он страстно хотел поговорить наедине, видимо, извиниться и договориться о показаниях, которые, возможно, придётся давать вскоре представителям полиции.
Сторджес, посчитав, что его миссия на этом исполнена, оставил свою карточку Драйдену и Айнбиндеру, попрощался с ними и отправился в Рамсгейт, чтобы поскорее приступить к своим делам. После Рамсгейта ему нужно было ещё заехать к одной богатой вдовушке в Дувр, и пришлось очень сильно постараться, чтобы не отменить все запланированные визиты в ранее назначенные даты.
***
Прошла неделя. Сторджес завершил свои дела и перед возвращением домой решил поинтересоваться состоянием здоровья господина Винтера. В госпитале его ждала печальная весть: Барт Винтер скончался в тот же вечер, когда его доставили товарищи. Смерть наступила в результате ранения, произведенного холодным оружием. Да, разумеется, приезжала полиция и составила протокол. Но уже при поступлении в госпиталь раненый сообщил, что колющий удар он получил из-за собственной неосторожности, когда демонстрировал друзьям фехтовальный приём, которому научился ещё в юности, в пору пребывания в колледже. Шпага при этом сломалась, и осколок вошёл в его тело. На следствии коронер лишь подтвердил эту версию.
Тогда Алекс Сторджес направился по адресу Ларса и, хотя не предупреждал о своём визите, застал ветерана дома. Он хотел всего лишь высказать свои соболезнования и узнать, не требуется ли какая-то помощь от него, Сторджеса. Датчанин встретил его вполне приветливо:
– Мой друг, к чему так беспокоиться, если ничего уже не исправить? Очень, очень жаль, конечно, но былого не воротишь. Бедный Винтер… Я виноват, один я, во всём случившемся виноват только я. Добрый Барт защищал меня, мою честь… Если бы я мог повернуть время вспять! Если бы не моя несдержанность!
Гость и хозяин глотнули ещё скотча и помолчали пару минут. После чего Алекс решился расспросить про господина Драйдена, какие последствия всё случившееся имело для него лично.
– Как бы я к нему ни относился до этого несчастья, сейчас я благодарю Бога за то, что с Драйденом уже всё в порядке. Я его увидел впервые в поезде, раньше ничего о нём не слышал. Знакомство случайное, но, к несчастью, оказавшееся роковым. Мне показалось, что он был чем-то раздражён ещё до нашей встречи, а всё дальнейшее только усугубило его и без того не блестящие состояние и настроение.
– Вы виделись с ним после того дня, когда?..
– Нет, к сожалению… Но у меня есть его адрес. Где же?.. Да вот, – Ларс достал смятую карточку и разгладил её. На карточке значилось: «Реджинальд Драйден – рантье».
– На похоронах его не было, – продолжил Ларс. – Да и вообще я заметил крайне малое число провожающих. Винтер был не из этих мест, прибыл откуда-то с северо-запада. Он врач по профессии, и я пользовался его услугами, когда мне пришлось задержаться в Лондоне. Приехала пара каких-то человек непримечательной наружности, были местные служители церкви и закона, а ещё случайные зеваки.
– С какой целью он сюда ехал? И не удалось ли вам познакомиться с теми, кто его знал раньше?
– В чём заключалась цель его поездки? Знаете, я и сам до конца не понимаю… Кажется, какие-то родственники у него были в этих краях. Дальние или близкие? Не могу вам сказать… А вот насчёт тех, кто его провожал, вы можете поинтересоваться в местном храме – они перед уходом зашли туда и долго о чём-то беседовали с викарием.
– Не знаю, как вы, а я кому угодно могу подтвердить, что этот Винтер вёл себя до конца как настоящий герой, – заключил Айнбиндер.
«Смерть всегда нелепа и уродлива, в какие бы красивые одежды и слова её ни наряжали», – подумал поверенный. У него не осталось больше вопросов к Айнбиндеру, и он распрощался с хозяином, в одиночку доканчивавшим свои запасы виски, что явно не было для него ни в новинку, ни в тягость. А Сторджес, покинув его дом, почти дошагал до выезда, где оставил взятый в аренду автомобиль, но в последний момент свернул на дорогу к фехтовальному залу. Он ещё раз прокрутил в памяти картину происшествия, но, подойдя к входу в зал, не решился туда войти без разрешения хозяина. Он уже повернул было назад, но бросил взгляд на плиты дорожки, на которые, как он явственно помнил, стекали капли крови раненого, когда его переносили в машину. Сейчас ему не удалось обнаружить никаких следов. Если они и были когда-то, то их тщательно уничтожили.
Перед отъездом в Лондон он решил ещё посетить господина Драйдена по адресу, указанному в карточке, что передал ему Ларс.
***
Найти дом Реджинальда Драйдена оказалось несложным делом, так как он был хорошо виден с дороги и выгодно отличался от жилищ арендаторов. Колёса машины Алекса прошуршали до красивой кованой ограды, и звонок сообщил владельцу поместья о том, что к нему прибыли гости.
Драйден сам вышел навстречу. Он похвалил Сторджеса за то, что поверенный навестил эти места, чтобы «увидеться с добровольным изгнанником, проживающим в скучной глуши и уединении».
– Ну что вы, я бы никогда не решился нарушить ваш покой, если бы не дело… Ко мне обратился мой коллега, и по его просьбе… – Сторджес расположился в предложенном ему кресле. – Видите ли, я разыскиваю родственников господина Винтера. Речь идёт о выполнении некоторых его распоряжений.
– Закурите со мной? – Драйден раскрыл портсигар с дорогими сигаретами. – А я люблю побаловаться… Гарретт, принесите-ка, дорогой мой, нам ещё чаю.
– Слуги нынче и в правду очень дороги, – усмехнулся Драйден. – Так о чём мы?.. Да, насчёт родственников этого господина… Вы знаете, я с ним и знаком-то был очень недолго. Хотя, ко мне тут приходил недавно один человек, но меня не было дома. Вот, если позволите, записка от него.
Драйден достал листок бумаги из ящика комода. Прежде чем передать этот листок Сторджесу, Драйден поднес его близко к глазам, словно для того, чтобы удостовериться в том, что это именно то, что он искал.
– Да, это, кажется, она… Вот, возьмите, если хотите… Вы меня тоже застали совершенно случайно, я что-то в последнее время больше в городе предпочитаю проводить время.
– А мне нравится у вас. Чувствуются уход и рука хозяина. А что за скульптура у вас перед входом?
– Это там, где фонтан? Фигура ангела, да? Гарретт? – обратился Драйден к дворецкому.
– Сэр, это весенняя фея, по эскизу Артура Рэкхема выполнено, если позволите напомнить…
– Да-да, спасибо, именно это я и хотел сказать.
***
В Лондоне Сторджес вернулся к своему обычному распорядку жизни: принимал посетителей, получал и отправлял письма, выезжал на судебные слушания. Ничто не показывало, что данное дело его ещё как-то интересовало.
Однако, примерно через месяц, Сторджес наведался к своему хорошему знакомому – инспектору полиции Найджелу Сомсу. Разговаривали они долго и на разные темы. Но среди этих тем определённое время было отведено и недавней поездке Сторджеса в Рамсгейт, всем происшествиям, что её сопровождали, а также некоторым выводам и вопросам, оставшимся после неё.
Сторджес выражался при этом с осторожностью, кроме того, часть своих выводов он изложил в сослагательном наклонении, тем не менее ему удалось убедить инспектора принять участие в реализации одного плана.
Для этого Сторджес, но уже в компании инспектора, отправился вновь в Рамсгейт и посетил местное управление полиции Соединённого Королевства. Там он изложил свои версии случившегося, показал кое-какие бумаги, под конец в разговор вмешался инспектор Сомс, и в результате было выдано разрешение на проведение следственных действий.
Из полиции Сторджес и инспектор Сомс вдвоём отправились прямиком к Ларсу Айнбиндеру. Им повезло – хозяин был дома, хотя и собирался куда-то отлучиться.
– Добрый день, сэр! Позволите войти? Мы с моим другом – инспектором Найджелом Сомсом – постараемся вас ненадолго отвлечь от ваших дел.
– К вашим услугам, господа! – Ларс пропустил гостей в дом и прикрыл за ними входную дверь.
– Если вы помните, я как-то заезжал к вам, и мы беседовали о господине Реджинальде Драйдене. Вы ещё говорили, что встретились с ним впервые в том самом поезде и никакие обстоятельства ни до, ни после рокового происшествия вас с этим господином не связывали…
– Господа, давайте присядем. Позволите мне предложить вам по стаканчику виски или доброго французского вина? Да, я припоминаю ваш визит ко мне. Но… кажется, я вам всё тогда рассказал…
– Уверен, что не всё. Если говорить коротко, то есть свидетельства – и свидетельства неоспоримые – того, что вы являетесь соучастником преступления…
Датчанин сразу же попытался запротестовать, но гостям удалось, погасив несколько бурных выражений с его стороны, уговорить Ларса встретиться с Драйденом. А за это инспектор обещал Ларсу всячески поспособствовать в смягчении наказания за его проступки.
Встреча должна была состояться один на один в уединённом месте, и в разговоре Ларс должен был произнести слова, которые ему продиктовали незваные гости.
***
Встреча произошла на одной из дальних аллей местного парка, там, где этот парк уже переходил в небольшой лес. Драйден согласился на встречу с Ларсом неохотно и не сразу, а только после некоторых уговоров. И, когда он появился в условленном месте, его лицо выражало плохо скрываемое неудовлетворение.
– Зачем вы меня вызвали? Мы, кажется, договорились, что больше никаких контактов между нами быть не должно! Вы получили оговорённую сумму сполна, чего вам ещё нужно?..
– Подождите шуметь, давайте отойдём ещё вот к этим кустам, здесь мы будем не на виду… И, прошу вас, говорите тише.
– Не хватайте меня, говорите тише сами, мне-то нет нужды в этом разговоре.
– А мне есть! И очень большая нужда. Реджинальд, или как вас там… Ко мне приезжали родственники этого самого Винтера. Мне нужно уехать, иначе они от меня не отстанут. Они на всё способны, они пойдут в полицию. Мне нужно ещё столько же денег, чтобы скрыться на континенте. И оплатите мой переезд, это же я из-за вас попал в такой переплёт…
– Я знал, что вы от меня не отстанете!.. Хорошо, у меня с собой есть деньги, подождите… – и Драйден сунул руку в карман.
Ларс обернулся по сторонам, и в этот самый момент в руке Драйдена сверкнуло лезвие. Он ударил Айнбиндера в бок, и тот начал оседать на землю. Но Драйден почуял неладное и взглянул ещё раз на кинжал, прежде чем отбросить его в сторону. В эту секунду его схватили за руки двое выскочивших из кустов полицейских, а неизвестно откуда взявшийся инспектор отобрал у него оружие.
– С вами всё в порядке? – спросил инспектор Айнбиндера.
– Хорошие у вас бронежилеты, – усмехнулся тот, поднимаясь на ноги. – Но синяк точно останется. С какой же силою он меня ударил! Будто хотел проткнуть насквозь…
– Вы ничего не докажете! – вдруг вскричал Драйден. Но, услышав, как защёлкнулись наручники, опустил голову и послушно поплёлся к полицейской машине.
***
Сторджесу всё-таки удалось доказать его вину. Каким образом – следует из показаний Алекса в суде. Вот они:
«Первое впечатление, которое у меня сложилось от знакомства с господами Винтером, Айнбиндером и Драйденом, – это то впечатление, которое они и хотели произвести. Никто из них не уклонялся от участия в разговоре, не выходил из игры. Поэтому Айнбиндер выглядел как вспыльчивый, упрямый честолюбец, Винтер как защитник поруганной чести, а Драйден как тот, кто на эту честь покушался. Классическое сочетание этих черт и соответствующее им распределение ролей на сцене, а также простое любопытство заставили меня стать свидетелем последовавшего за первой встречей поединка.
Я театрал, и мне интересно наблюдать за действием, даже если оно только претендует на то, чтобы быть настоящим. И, как театрал, я зафиксировал только то, что господин Айнбиндер слегка переигрывал, стремясь любой ценой завершить спор дуэлью.
И сам поединок (тут я не специалист, должен предупредить) не вызвал у меня каких-то сомнений и подозрений до того момента, когда он так внезапно и трагически завершился. Не в том дело, как повели себя участники в этот момент, их поведение можно считать почти безукоризненным. Но вот незадача: ранение мне показалось не таким уж значительным, а вызванное им кровотечение было очень серьёзным. Дело в том, что нанесённая рана не могла вызвать столько крови, так как укол пришёлся в мышцу, а не в артерию. Я вспомнил об этом обстоятельстве позже, когда увидел, что следы крови на дорожке у выхода из фехтовального зала исчезли. Наверное, подумал я, от этих следов избавились, так как не хотели, чтобы кто-то эти следы исследовал.
Но всё бы это забылось благополучно, если бы сэр Винтер выжил. Но он скончался, причём в то самое время, когда рядом с ним находился господин Драйден. Зачем Драйдену было убивать Винтера, если тот публично извинился и причина ссоры к тому моменту была исчерпана? И от чего тогда умер Винтер, если рана, нанесённая ему, была несмертельной?
За ответом на этот вопрос я и отправился сначала к Айнбиндеру, а затем к Драйдену. И я всё-таки получил этот ответ. Я попытался разузнать про прошлое господина Винтера у господина Айнбиндера, и тот уверил меня, что с Драйденом до встречи в поезде знаком не был, но был знаком с Винтером, который приехал в Рамсгейт к родственнику или к родственникам, сам не будучи родом из этих мест. Дальше я побывал у Драйдена, и тут меня заинтересовали несколько моментов, связанных с его поведением. Во-первых, я заметил, что хозяин чем-то взвинчен, хоть и старается скрыть это, и явно не в своей тарелке. Он не помнил, какая фигура у него возведена над фонтаном. Он ссылался на то, что любит жить в городе, а не в деревне, и разрывается между своими домами, хотя люди, показавшие мне дорогу до его дома, уверяли меня что он изрядный домосед. Но главное даже не это. Я заметил, что Драйден недостаточно хорошо видит, хотя при мне раньше очков не носил, даже во время поединка ими не пользовался. При этом у него на переносице во время моего визита я различил характерный след, который бывает от ношения очков.
Такой же точно след был на переносице у Винтера, который очки как раз носил!
И тут меня осенила догадка, что, возможно, в ту роковую ночь в госпитале скончался не бедный господин Винтер, а бедный господин Драйден. Как такое могло произойти? Например, Винтер мог напасть на Драйдена, когда они были одни, и нанести ему удар кинжалом в то же место, в которое получил укол Винтер, но на этот раз уже удар смертельный. После чего Винтер поменялся с Драйденом одеждой, наклеил ему свой парик, нацепил ему очки и выдал Драйдена за себя, Винтера. Это объясняет и все странности в последующем поведении лже-Драйдена, и скоропостижную кончину лже-Винтера.
Догадка поначалу показалась мне фантастической. Ведь тогда и Драйден без очков и парика, и Винтер без очков и парика должны выглядеть абсолютно идентично! Возможно ли такое? А главное, мотив – зачем понадобилась такая перестановка? Ответы на эти вопросы мне, разумеется, не могли дать оставшиеся в живых участники драмы. Требовалось расширить область поисков и вывести на сцену новых персонажей, до того скрытых от публики.
Я разыскал в архивах всё, что хоть как-то касалось прошлого господина Драйдена. Я должен был найти свидетелей, которые, помимо Ларса Айнбиндера, знали Барта Винтера и могли рассказать о нём. Я выяснил адреса и связался с теми людьми, которые приезжали на похороны Винтера и оставили записку Драйдену. Зачем Драйдену было отдавать эту записку мне? Это оплошность? Не совсем. Думаю, Драйден хотел убедить меня в том, что у Винтера есть прошлое, весьма далёкое от места действия последних событий. Но это оказалось не так.
Наведя справки о прошлом господина Реджинальда Драйдена, я узнал, что ему досталось большое наследство от его брата Сэмюэля, который погиб в автокатастрофе. Причем существенная часть этого наследства – страховка, которую брат господина Драйдена оформил незадолго до смерти. Страховая компания расследовала данный случай, но была вынуждена выплатить страховое вознаграждение, так как у машины, упавшей в глубокий овраг, были неисправные тормоза и подозрения о преднамеренном самоубийстве не оправдались.
Я переговорил со всеми, с кем только мог, включая посетителей злачных мест, – тут я благодарен инспектору Найджелу Сомсу – и мне открылось многое о брате господина Драйдена. Оказалось, что брат господина Драйдена, Сэмюэль Драйден, работавший врачом в частной клинике, проигрывал солидные суммы в карты, в результате чего накопил долги, а денег достать не сумел (среди прочих безуспешно обратившись к своему брату, то есть к господину Реджинальду Драйдену). Тогда он, время от времени сталкиваясь со смертью в своей клинике соседей-фермеров из-за неосторожности и несчастных случаев, застраховал свою жизнь на большую сумму и, подловив момент, погрузил в свою машину умершего пациента, предварительно переодев его в свой костюм и испортив у машины тормоза, после чего инсценировал собственную гибель. Тем самым он избавился от долгов, но осложнил себе дальнейшую жизнь.
Нужно было как-то выкарабкиваться из этой ситуации. Скрываясь в облике фермера Винтера (в его одежде и с его документами), он проехал полстраны и устроился наконец на северо-западе помощником врача, а через какое-то время сдал экзамен для получения лицензии. Он узнал из газет, что страховку выплатили его брату, как единственному наследнику, но, вспоминая о том, как брат отказал ему в помощи, в которой он нуждался, он стал подсылать к нему людей, которые пытались по его просьбе выбить из брата, удачливого бизнесмена, ставшего к тому времени крупным землевладельцем и хозяином построенного на страховую выплату солидного дома, так называемые «карточные долги» погибшего. Ничего не помогло, все эти усилия остались без результата. Реджинальд, как уже говорилось, никогда не поощрял пагубных увлечений брата и, тем более, не собирался отвечать по его так называемым «непогашенным долгам».
Тогда Сэмюэль решил подстроить личную встречу со своим братом, предварительно изменив свою внешность. Он познакомился с Айнбиндером и уговорил его за вознаграждение, разумеется, разыграть ссору с братом. В поезде, где братья встретились спустя много лет, Сэмюэль представился Бартом Винтером. Дальше всё пошло как по маслу: специально организовав в паре со своим сообщником эту ссору, а затем дуэль, господин Винтер, он же Сэмюэль Драйден, притворился, что его смертельно ранили (разлив пузырек с чернилами или другим красящим составом), чтобы господин Реджинальд Драйден (его родной брат) сопровождал его в больницу. В госпитале Сэмюэль, уговорив персонал, чтобы их оставили наедине, заколол кинжалом своего брата Реджинальда и, поменявшись с ним одеждой и внешностью, смыл свой грим. Братья были сильно похожи, практически как близнецы. В безутешном горе господин Реджинальд Драйден (которым стал теперь его брат Сэмюэль) вернулся в свое поместье, однако, оставшись один, не смог скрыть своего нараставшего недовольства (так как ему надоело притворяться кем-то другим), а когда к нему явился ваш покорный слуга, начал путаться в своих же владениях и привычках, из-за чего мне пришлось его заподозрить и впоследствии разоблачить.
Кинжал, с помощью которого Сэмюэль убил своего брата, – тот же самый кинжал, которым он хотел заколоть своего сообщника Айнбиндера, по просьбе инспектора сыгравшего роль шантажиста. Что, в частности, подтвердила проведённая экспертиза. Необходимо отметить, и я прошу суд учесть, что Ларс Айнбиндер никого не убивал и скорее действовал во всём этом деле как искусный актёр. Как нам удалось выяснить, Ларс после войны учился в актёрской школе, потом пару лет проработал в театре, сменил множество занятий, а в последнее время испытывал острую нужду в деньгах. Но всё-таки он виновен в том, что узнал об убийстве одним из первых, располагал сведениями о личности жертвы и личности убийцы и не сообщил эти сведения в полицию. В этом его вина несомненна».
Речь Сторджеса вызвала бурные аплодисменты у собравшейся публики. Проходя между рядами к выходу из зала, Сторджес увидел Гарретта, который явно старался привлечь внимание Алекса к своей особе. Они вышли вместе и, обернувшись к Гарретту, Сторджес вопросительно поднял брови.
– Сэр, я уполномочен передать вам приглашение от новых хозяек Драйден-холла – двоюродной сестры сэра Реджинальда миссис Левередж с дочерью. Они только что приехали из Австралии и хотели бы приветствовать вас у себя в любое удобное для вас время.
– Ну что ж, австралийские розы цветут в другое время и в других широтах, но не менее роскошно, чем английские… Было бы интересно понаблюдать за тем, как они приживутся на нашей почве…
Прерванный закат
– Вам никогда не приходилось искать то, чего нет? Чего не существовало в действительности, и вы об этом знали? – обратился Алекс Сторджес к своему другу инспектору Найджелу Сомсу.
– Смотря что вы имеете в виду, – усмехнулся инспектор.
– Как вам, должно быть, известно, этим летом мне удалось посетить Мальту, – начал свой рассказ Алекс, закурив сигару и махнув ею куда-то вдаль сквозь осенние дождевые струи, стекавшие по холодному лондонскому оконному стеклу…
***
Алекс, известный своей честностью и пунктуальностью семейный поверенный, приехал на Мальту в самый разгар летнего сезона по приглашению своего давнего лондонского клиента, в своём преклонном возрасте окончательно перебравшегося на этот остров. Мсье Цорн (у него был помощник-француз, так его называвший, и это обращение подхватили все друзья и знакомые господина Цорна)… Так вот, мсье Цорн, знаменитый биржевой магнат, проживал на острове со своей молодой женой, продлевал свой век оздоровительными процедурами (он рассчитывал прожить таким образом не один десяток лет), увлекался круизами на яхте вокруг острова, а также живописью. В качестве художника он создавал акварельные пейзажи, посвящённые деревушкам, скалам, полоскам морской воды между ними, изрезанной ветрами береговой линии, переливающемуся вечерними огнями горизонту.
Остров славился великолепными бухтами с каменистыми выходами к воде, неувядающими памятниками средневековья и россыпью вилл из серого и жёлтого известняка, добываемого тут же островитянами. Мсье Цорн владел роскошной виллой на побережье, но у него ещё оставалась недвижимость в Англии, по поводу продажи и сдачи в аренду которой он намеревался сделать распоряжения.
За счёт мсье Цорна Алекса разместили в одном из лучших отелей острова и предоставили ему автомобиль с шофёром, чтобы он мог полюбоваться островом в свободное время. Встречи с магнатом обычно проводились по вечерам, когда солнце не так досаждало и можно было свободно дышать на открытых террасах, не опасаясь перегрева. Где бы ни проходили встречи, где-то рядом с мсье Цорном всегда находилась его супруга, миловидная женщина, приветствовавшая Алекса с неизменной теплотой, но в беседах не принимавшая участия и державшаяся в стороне. В присутствии Алекса она никогда ни о чём не просила своего мужа, а, наоборот, старалась предупредить все его малейшие желания. Мсье Цорн, как-то, прощаясь с Алексом на дорожке, ведущей к воротам виллы, упомянул, что доверяет своей жене как самому себе.
Алекс наслаждался таким «отпуском» примерно с неделю и уже готовился к отъезду, как произошло то, что заставило его задержаться.
Мсье Цорн в тот день отказался от поездок и компаний, ему захотелось провести хотя бы часть дня в общении с девственной природой острова. Поэтому после обеда, в преддверии скорого заката, мсье Цорн рисовал горный пейзаж, спасаясь от уже не столь ярких, зато создающих красивые тени солнечных лучей в башенке средневекового монастыря, отданного несколько десятилетий назад местной картинной галерее. Эта галерея привлекала художников-любителей со всего острова, богатых и не очень, которые свободно устраивались с мольбертами в прохладных залах и создавали свои «нетленные» копии с развешанных по стенам старых картин, практикуясь в смешивании красок и прорисовке мельчайших деталей. И только за использование башни нужно было платить, её сдавал музей по часам, и магнату это нравилось, так как ему никто не мешал и не приставал с разговорами.
В этот день, как обычно, с ним была молодая жена, которая занималась чтением в прохладной глубине башни.
Примерно через пару часов с того момента, как магнат расположился в башне, и за час до того, как начался закат, с башни раздался пронзительный крик. Это кричала молодая жена мсье Цорна. Когда, наконец, на крик сбежались музейные служители, она была уже в глубоком обмороке, а перед ней лежал её муж с огнестрельным ранением головы, в луже крови и без признаков жизни.
Вызвали полицию и врача. Когда девушка пришла в себя, она рассказала, что в её мужа стрелял недавний посетитель, который приходил к мужу и пытался добиться справедливости: несколько лет назад его обокрали биржевые маклеры, работавшие под началом магната. Он потерял всё своё доставшееся от отца состояние и желал, чтобы магнат вернул ему хотя бы часть утраченного.
Когда магнат отказался, посетитель выстрелил ему в голову из пистолета и скрылся. По приметам, которые сообщила жена магната, убийцу вскоре задержали. Он всё отрицал, но супруга мсье Цорна настаивала на том, что видела именно этого человека, а через день во дворе музея, за камнем нашли и орудие преступления.
***
Когда Алексу сообщили об этом происшествии, он поначалу не мог поверить в то, что мсье Цорн решил проявить такую беспечность и отказаться от охраны, когда проводил время вне своей виллы. Но такова была договорённость с администрацией музея – никакие дополнительные охранники не нужны, охрану своих посетителей полностью обеспечивает музей. Такая провинциальная самонадеянность.
Алекса тоже допросили, но настолько формально, что у него вместо уверенности в том, что следствие находится на правильном пути, сложилось прямо противоположное мнение. Он убедился, что местные полицейские ничего расследовать не собираются и готовы предъявить задержанному обвинение в убийстве и отправить его в суд. Алекс не привык делать скоропалительные выводы и решил проверить версию полиции и воссоздать картину преступления по горячим следам. Будучи другом убитого, он пожелал осмотреть и, возможно, приобрести картину, над которой работал магнат в момент своего убийства. Это был, конечно, только предлог, под которым Алекс хотел получить доступ к обстоятельствам создания картины.
Жена Цорна махнула на такие мелочи рукой, она пребывала в трауре, и ей было не до любительской мазни своего мужа. Картина на мольберте всё ещё находилась в башне музея, её только задвинули в дальний тёмный угол, чтобы она не мешала полицейским осматривать место убийства.
Пообщавшись с полицейскими, Алекс попросил в качестве семейного адвоката покойного разрешения ознакомиться с выводами полиции. В соответствии с протоколом осмотра тело убитого лежало на спине, ногами к входу в башню. В башню вела винтовая лестница, заканчивающаяся небольшим коридором – по этому коридору входили на смотровую площадку башни и по нему же возвращались обратно. Чтобы попасть на эту лестницу, нужно было пройти через несколько залов музея и открыть тяжёлую высокую дверь в углу музейной, а прежде монастырской библиотеки. Основу библиотеки составляло собрание старинных рукописей, начало которому положили средневековые монахи-бенедиктинцы. В этой части картин не было, а с книгами в летний сезон никто не работал. Покинув башню сразу после убийства, посетитель, по версии полиции, быстро вернулся в библиотеку, прошёл по залам музея и беспрепятственно покинул его. Но его хорошо запомнили охранники и кое-кто из художников-любителей. У него, действительно, была колоритная испанская внешность – черные длинные усы, сапоги и тёмно-зеленый костюм с жилетом канареечного цвета. Фамилия его была Карреро.
***
Всё вроде бы указывало на подозреваемого, все нити сходились к нему. И, тем не менее, что-то Алекса беспокоило, но он ничего определённого не мог сказать. Он забрал картину, которая была практически закончена, оставалось только внести несколько завершающих штрихов, и стал разглядывать пейзаж, изображённый художником в таких подробностях. Картина стояла в его гостиничном номере на подрамнике, и Алекс расхаживал возле неё, совершая круг за кругом по комнате и размышляя. Могли ли события сложиться по-иному, чем их представило следствие? Что могло подтолкнуть следствие к другой версии, вступающей в противоречие с официальной? Показания мадам Цорн, орудие убийства, свидетели – всё подтверждает изначальную и единственную версию. Но почему тогда предполагаемый убийца совершил своё преступление так явно и вызывающе? Хотел показать всему миру, что не боится наказания, что ему настолько важно отомстить и что ему наплевать на все предосторожности? Даже если так, то почему он отказывается признать свою вину?
Помимо непосредственного свидетеля – жены убитого, которая пребывала в трауре и по советам врачей никого не принимала, у этого преступления был ещё один свидетель. Немой и не привлекающий особого внимания. Вот эта картина. Что она могла рассказать о преступлении? Если она что-то могла, разумеется.
Не придумав ничего лучшего, Алекс отправился вместе с картиной в башню. Администрация музея захотела получить с него оплату дневной аренды, но у Алекса не было столь солидной суммы, и ему удалось договориться о том, что ему дадут возможность полюбоваться перед отъездом ещё раз на открывающиеся с башни окрестности острова, только на один час и не более. Нехотя, но ему всё-таки разрешили.
Алекс поднялся на башню, прислонил картину к стене и стал выбирать место, с которого рисующему мог открываться такой вид, который был изображён на картине. Наконец, ему удалось обнаружить подходящий ракурс. В проёме окна, противоположного к входу в башню. Именно с этого места художник мог видеть похожий фрагмент пейзажа. Значит, если художник смотрел в окно, он не мог в то же самое время видеть входящего. Однако и показания жены, и место на голове покойного, в которое попала пуля, указывали на то, что убитый во время выстрела повернулся в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. «Допустим, что так, – соображал Алекс. – Мсье Цорна окликнули, и он повернулся в сторону пришедшего, то есть в сторону выхода из башни, и тогда его убили. Положение тела, кстати, тоже это подтверждает. Обернулся и получил пулю. Так-так».
Разрешённое время пребывания на башне подходило к завершению, и у Алекса опустились руки. «Ну что ж, взгляну последний раз на окружающую красоту, – рассудил Алекс, – а она действительно достойна всяческих похвал – и отправлюсь восвояси».
Он выглянул из окна, вдохнул морской воздух, смешанный с запахами цветов и пищи, приготовленной в ближайших жилищах, достал короткую подзорную трубу и… Что-то в этом пейзаже его не устроило. Он обернулся к картине, вгляделся в неё, и что же? – Так и есть. Картина не соответствовала пейзажу. Или пейзаж картине. Они не соответствовали друг другу в одной малости, на которую никто до Алекса не обратил внимания.
На картине был изображён вид, который открывался из окна, куда в данный момент смотрел Алекс: прямо простирались морские дали, слева были видны освещённые солнцем деревья с густыми зелёными кронами, а за ними извилистая дорога, по которой желающие могли добраться до пляжа у подножия скал, а справа хорошо просматривался скалистый участок, иначе говоря, склон, поднимающийся вверх и покрытый камнями и невысокими кустами. Так вот, на этом склоне явно не хватало одного камня или куста, который был на картине, а в реальности отсутствовал. Куда он мог подеваться?
Алекс в недоумении покинул башню и вернулся к выходу из музея. Он прошёл мимо приветливо помахавшего охранника и оказался на улице.
«Что-то с этим склоном не совсем в порядке, – решил Алекс. – Обследую-ка я его получше».
Он решил воспользоваться тропой, начинающейся от подножия башни, той тропой, по которой когда-то ходили монахи. Алекс забрался на склон, благо у него была с собой, помимо подзорной трубы, ещё и подходящая трость, с помощью которой он довольно ловко цеплялся за кусты. На том месте, где, судя по картине, на склоне должен быть камень или куст, Алекс не обнаружил ни того, ни другого. Зато обнаружил следы и вмятину, как будто здесь кто-то недавно топтался. Да, он не ошибся, это именно такое место, которое было видно с башни, и с которого башню тоже было прекрасно видно. Ну что ж… Алекс тщательно осмотрел всё вокруг этого места, каждую травинку-пылинку. Ползал на коленях и заглядывал под ближайшие кусты. И нашёл кое-что. В пяти-семи метрах от этого места, только чуть пониже, он обнаружил маленький кусочек металла. Ну да, это же гильза от пистолетной пули. Отсюда тоже кто-то стрелял. А если стреляли по башне? Нет, из пистолета на такое расстояние точный выстрел не совершить… И тем не менее, Алекс отряхнулся и отправился прямиком в полицию.
Полицейские признали в находке Алекса ту самую гильзу от пули, которой был убит магнат. Эту гильзу искали и в самой башне, и в коридоре, ведущем в башню, и у подножия башни со стороны музея, но так и не нашли.
Алекс задал полицейским ещё два вопроса и на каждый из них получил исчерпывающий ответ. Первый – был ли при жене магната обнаружен большой белый платок? Ответ – да, она как раз с помощью платка пыталась остановить кровь из раны мужа, из-за чего и упала в обморок. И второй вопрос – откуда берёт начало и мимо какого жилья проходит дорога, ведущая к пляжу – тому самому пляжу, с которого можно точно так же подняться на склон, только незаметно для тех, кто находится в башне? Алексу подробно объяснили и показали весь этот путь по карте и даже предложили провожатого.
Не откладывая дело в долгий ящик, Алекс на пару с провожатым прошли всю дорогу к пляжу, но только не со стороны города, а с другой стороны, мимо деревни и скромной гостиницы для тех приезжих, что обычно ограничены в средствах. Опросив местных жителей, Алекс установил, что в день убийства в часы, примерно соответствующие времени, когда был убит магнат, мимо деревни проходил человек в пыльном сером костюме горного туриста с длинным футляром в руках. Шутники ещё приняли его за «горного рыбака». Турист посмеялся вместе с ними, а потом попросил разрешения оставить футляр у одного из шутников в доме, пока он сам не вернётся за оставленной вещью на своей машине. Он действительно вернулся за футляром на автомобиле поздно вечером. Одет он был на этот раз совсем по-другому, этаким франтом, и привёз шутникам бутылку хорошего коньяка.
Алекс записал приметы «туриста» и на всякий случай прихватил с собой бутылку, которую к тому времени местные уже давно опустошили. В полиции его похвалили за предусмотрительность, потому что на бутылке остался обрывок ценника, по которому установили магазин, где продавалась эта самая бутылка. Алексу помогли найти тот колоритный «супермаркет», где бутылку сразу же узнали – не каждый день посетители покупают коньяк – местным он не по карману, а туристы предпочитают лёгкие ароматные вина. Хозяин не смог с ходу вспомнить покупателя коньяка, но его сынишка подсказал, что знает этого «дяденьку». Не далее, как три дня назад он показывал «туристу», выходящему из популярного отеля на первой линии, дорогу к своему «супермаркету».
Осталось только выяснить у служащих отеля, где находится их постоялец. Но, разумеется, в интересах следствия полицейским нельзя было подходить к отелю и попадаться «туристу» на глаза, чтобы он раньше времени не заподозрил слежку. И тут снова помог мальчик. Он отправился в отель вместе со своим отцом и попытался выяснить у служащего на ресепшене, не поможет ли он по приметам найти того господина, который оставил у них в магазине дорогую ручку (Алекс решил пожертвовать свой паркер для этого случая).
Но оказалось, что «турист» ещё вчера покинул отель и отправился на морской вокзал. Там он взял билет на круизный лайнер, на котором проведёт ближайшие две недели, если не решит сойти в каком-нибудь порту.
Полиция немедля связалась с лайнером, и «туриста» удалось задержать. Фотографии «туриста» во всех ракурсах прислали в полицию, а полицейские показали их жителям деревушки, и они его тут же признали. Несмотря на протесты со стороны «туриста», его обыскали, нашли у него фрагменты винтовки, стреляющей пистолетными пулями, и заодно оптический прицел к ней. Посчитав улики достаточно серьёзными, полиция добилась, чтобы изумлённого «туриста» высадили в Сицилии и предъявили ему обвинение.
Как только арестованного привезли обратно на Мальту, следствие устроило ему очную ставку с бывшей женой магната, мадам Цорн. Увидев её, он не стал отпираться. Он давно уже тёрся вокруг «мадам» в качестве «дальнего родственника», и они рассчитывали, по-видимому, после того, как «мадам» получила бы наследство, покинуть остров навсегда и отправиться в кругосветное «свадебное» путешествие.
Ради этой мечты они придумали план, как безнаказанно устранить преграду – капризного старого мужа, не желающего покидать этот свет по своей воле, и сделать так, чтобы в этом устранении обвинили совершенно постороннего человека.
«Мадам» тщательно контролировала все контакты мужа и никого лишнего не подпускала к нему, заботясь о покое и моральном здоровье «мсье». Но Карреро пришёлся как нельзя кстати и идеально подходил под её планы, и она подстроила всё таким образом, чтобы муж не только несколько раз повстречался с Карреро, но и полностью отказал тому в его претензиях, угрожая применить силу.
Она заранее знала, что Карреро явится в башню именно в этот день, сообщив тому будто бы «под его нажимом» место и время, и подговорила своего сообщника занять место на «огневом рубеже» напротив башни к часу, когда должна была состояться роковая встреча. Кто-то из местных доставил сообщника к пляжу на лодке, стрелок поднялся на склон, послушно укрылся серым плащом, чтобы слиться с окружающим пейзажем, и просидел там, под плащом, час или полтора, пока не появился Карреро и пока магнат создавал свой «шедевр», на котором стрелку пришлось запечатлеться, чтобы довести замысел до конца.
В тот момент, когда Карреро ушёл из башни, как и раньше, «с пустыми руками», а магнат снова появился в окне башни, «мадам» подбежала к нему для того, чтобы его успокоить, а сама послала сигнал сообщнику белым платком из другого окна. Выстрел из ружья оказался точным, и «мадам» осталось только повернуть труп мужа ногами к входу, а самой разразиться громкими криками и «упасть» в обморок. Не исключено, что пистолет был спрятан во дворе музея заранее, а полиция легко поверила в то, что именно этим оружием и был убит магнат.
***
– А что бы вы делали, если бы ваш клиент не увлекался акварельными рисунками? Не все носят с собой фотоаппарат, чтобы в последний миг жизни сфотографировать своего убийцу, – хитро улыбнулся инспектор Сомс, выслушав с интересом рассказ Алекса.
– Надеюсь, в будущем эту информацию научатся считывать с сетчатки глаза жертвы, и покушения на жизнь людей будут изжиты, ибо на поимку преступников потребуются считанные минуты, – парировал Алекс.
Знаешь, где теперь Элва?
История о том, как Алекс Сторджес, семейный адвокат и душеприказчик, познакомился с Найджелом Сомсом, который стал его другом и столичным инспектором, необычна и по-своему занимательна.
Корни этого знакомства уходят в далёкое прошлое, в ту пору, когда Алекс получил некоторую известность среди солидных семейств как представляющий и защищающий их интересы адвокат и его практика только начала расти и расширяться. Он служил тогда в конторе своего бывшего преподавателя и ещё даже не задумывался об открытии собственного предприятия. Но ему уже поручали довольно ответственные самостоятельные дела, некоторые были связаны с поездками за пределы Лондона, и при этом весьма непростыми поездками.
Вернувшись домой из одной такой командировки и не успев даже умыться с дороги, Алекс услышал настойчивый телефонный звонок. Алекс почувствовал некоторую досаду, но подошёл к аппарату и снял трубку. Женский голос на другом конце сообщил Алексу о том, что звонившая является сестрой его университетского однокашника Фрэнка Д. и хотела бы встретиться и переговорить с Алексом. Сестра Фрэнка готова была сразу же примчаться на такси. В этот день в контору Алекс уже не успевал, поэтому встреча произошла в кафе по соседству с домом Алекса. Молодая женщина была очень взволнованна. От неё Алекс и узнал об исчезновении своего знакомого Фрэнка, который пропал во время посещения театра несколько дней назад. Кто бы мог подумать, что в шестидесятые годы двадцатого века посреди английской столицы люди могут вот так спокойно и бесследно исчезать? Сестра тоже не могла этого понять и поэтому решила посоветоваться с приятелем Фрэнка. Алекс постарался успокоить её, попросив максимально подробно изложить суть дела.
Оказалось, Фрэнк покинул зрительный зал театра во время представления и не появился дома ни в тот день, ни на следующий. Произошло это в известном театре Олдвич, что находится в Вест-Энде, сейчас фешенебельном месте, но даже тогда не представлявшем угрозы для жителей и гостей этого района. Сестра Фрэнка, которая сидела рядом с ним на спектакле, была вынуждена возвращаться домой в одиночестве. Она, конечно же, обратилась в полицию, которая опросила всех известных ей знакомых Фрэнка, но ничего путного не выяснила. Алекс не попал в этот круг, поскольку не виделся с Фрэнком последние несколько лет. Полицейские даже побывали в доме его родителей, но те давно не имели никакой информации о своём сыне. Фрэнка не обнаружили ни среди умерших, ни среди живых пациентов лондонских больниц, находящихся в бессознательном состоянии и потерявших связь с близкими. Где ещё искать, никто не знал, и поиски на какое-то время застопорились. И тут один из однокашников Фрэнка посоветовал его сестре переговорить с Алексом, о котором солидные люди уже отзывались как об успешном юристе.
Алекс Сторджес выслушал рассказ сестры Фрэнка и задал ей несколько вопросов. Почему Фрэнк купил билеты на этот спектакль? Он никогда и никуда не ходил с сестрой. Кто-то должен был пойти вместо неё? В особенности его заинтересовала деталь, на которую следствие не обратило своего пристального внимания. В театре в тот вечер играли три одноактные пьесы, среди них пьесу Теннесси Уильямса «Предназначено на слом». Как раз после определённой реплики в этой пьесе Фрэнк поднялся со своего места и вышел из зала. Сестре он сказал, что ему немного не по себе и он скоро вернётся. Однако на своё место он так и не вернулся. Сестра ещё подумала, что Фрэнка не пустили обратно в партер и он досматривает спектакль откуда-то с галёрки. Но на выходе из театра Фрэнк перед сестрой так и не появился.
Алекса заинтересовало то место в пьесе, после которого Фрэнк покинул спектакль. Но сестра не смогла вспомнить ничего конкретного, у неё от волнения путались мысли в голове, и Алекс, попросив время на раздумье, отпустил её.
На следующий день, раздобыв томик пьес Уильямса в библиотеке, Алекс внимательно изучил текст пьесы «Предназначено на слом» и отметил, что пьеса достаточно депрессивна сама по себе, и её неслучайно поставили во второй части спектакля, чтобы к концу третьей у зрителей хотя бы немного улучшилось настроение. Он выделил в пьесе фрагмент, который мог оказать влияние на впечатлительную натуру Фрэнка и заставить его поспешно покинуть зрительный зал.
Вот это место:
«Уилли. Знаешь, где теперь Элва?
Том. В Мемфисе?
Уилли. Нет.
Том. В Нью-Орлеане?
Уилли. Нет.
Том. В Сент-Луисе?
Уилли. Всё равно ни за что не угадаешь!
Том. Где же она тогда?
Пауза.
Уилли (торжественно). Она в юдоли смерти.
Том. Где-где?
Уилли (взрываясь). В юдоли смерти, на кладбище, в могиле! Ты что, глухой, что ли?
Том. Ах вот оно что! Скверное дело».
Алекс созвонился с сестрой Фрэнка, и та наконец вспомнила, что именно после этой сценки Фрэнку и стало «не по себе».
Но почему? Чем она его так взволновала или напугала? На кого указывала фраза «Она в юдоли смерти»? На какую женщину в жизни Фрэнка? Мать Фрэнка здорова, сестре на здоровье тоже было грех жаловаться. А может, произнесённые актёрами слова натолкнули Фрэнка на какое-то решение? Сестра не знала, что и думать. Фрэнк в последнее время что-то скрывал от неё, но она не решалась принуждать его к откровенному разговору. Она уважала старшего брата и ждала, когда он сам захочет поговорить с нею.
Алекс понял, что ничего не добьётся от сестры Фрэнка на этом этапе, и решил посмотреть «злосчастный» спектакль и прочувствовать на себе его магическое действие. Он отправился в Вест-Энд, но в театре его несколько разочаровали, сообщив, что следующее представление одноактных пьес состоится только через неделю. В раздумьях Алекс обратился к афише спектакля и увидел, что роль Уилли, произносившей взволновавшую Фрэнка речь, исполняла актриса по фамилии Харлингтон. На афише так и значилось: «Уилли – Оливия Харлингтон». Может быть, актриса в курсе, куда мог подеваться Фрэнк? Алекс подошёл к охраннику с вопросом, не интересовался ли кто-либо во время или после спектакля этой актрисой. Привратник усмехнулся, ведь актрисами часто интересуются. И добавил: «А насчёт фамилии Харлингтон – у меня тут на днях спросили, с какого вокзала отходят поезда на Харлингтон. Сейчас уже не вспомню того, кто спросил – столько людей проходит перед глазами – но сам вопрос хорошо запомнил». Алекса осенило: «Да, конечно, ведь Харлингтон является также названием населённого пункта и железнодорожной станции к северу от Лондона». Примерно в часе пути от лондонского железнодорожного вокзала Виктория. А если это подсказка? Алекса часто хвалили за проницательность, а также за то, что он обращает внимание на такие обстоятельства, которые обычно никто не замечает. «Во всяком случае, попробовать можно. Потеряю полдня, в крайнем случае день», – подумал Алекс.
Он наудачу отправился в Харлингтон и, как только вышел из вагона и оказался на платформе, тут же предъявил фотографию Фрэнка местному полицейскому и дежурному по станции. Те ему сказали, что мужчина на фото, действительно, похож на того джентльмена, который сошёл с поезда на этой станции на прошлой неделе и спрашивал, где находится дом одной девушки. Алексу показали дорогу, и он тоже посетил этот дом, но хозяин его – седовласый брюзга лет пятидесяти с большими мозолистыми руками – долго не хотел открывать, а потом, всё-таки приоткрыв дверь, уверенно заявил, что никакого Фрэнка не видел, а девушка по имени Эмили (падчерица хозяина) совсем недавно покинула этот мир. У неё было слабое сердце, и она умерла прямо во сне. Собственно говоря, её уже похоронили. Никаких других родственников у Эмили не было, и на похороны никто не приезжал. Алекс засомневался в правдивости отчима, так как Фрэнк явно собирался навестить именно этот дом, не зря же он так спешил в эти места и так живо интересовался, как к нему пройти. Но отчим продолжал стоять на своём. Ничего не добившись, Алекс распрощался с отчимом Эмили и покинул дом, но решил изучить дом снаружи и территорию вокруг него в поисках хоть каких-то следов Фрэнка.
Дом находился всего в одной миле от станции, но в таком месте, где других домов не было, поэтому Алекс не спешил стучаться в другие жилища, расположенные по дороге к станции. Только старые деревья окружали дом Эмили – это скучное здание, построенное в начале века. От автомобильной трассы к нему вела дорожка из гравия, наполовину засыпанная палой листвой. На территории вокруг дома Алекс не нашёл ничего интересного для себя, но заметил, что под домом имеется подвал, дверь в который, если хорошо присмотреться, видна с боковой стороны дома. К двери спускались ступеньки, из-за чего вход в подвал был больше, чем наполовину, скрыт от посторонних глаз. Алекс подошёл к подвалу и убедился в том, что дверь его заперта на надёжный замок. Что ещё было делать в этом месте? Но Алекс привык всё тщательно проверять, прежде чем принимать то или иное решение. На всякий случай Алекс достал бумагу и ручку и написал записку, после чего просунул её через вентиляционную щель в двери и три раза постучал в дверь. В записке Алекс написал: «Фрэнки, это я – Алекс. Отзовись». Через минуту раздался ответный стук, хотя и очень глухой. Алекс помчался стрелой на станцию и вызвал наряд полицейских. Местный начальник полиции не стал терять время на расспросы и вызвался лично принять участие в операции. Вместе с полицейскими Алекс снова явился к отчиму и заставил его открыть подвал. В подвале они обнаружили обессилевшего, но живого Фрэнка, и тот рассказал им свою историю.
Оказалось, что Фрэнк познакомился с Эмили в Лондоне на каком-то вернисаже. Она приехала в столицу из ближайшей провинции (откуда именно – он не запомнил), только недавно закончила учиться на фармацевта и собиралась найти постоянную работу. Эмили была привлекательной девушкой, чуть-чуть за двадцать, скромной и начитанной. По стройности она не уступала самой Твигги – за тогдашней модой можно легко было скрыть некоторую болезненность, которая для внимательного глаза проступала в облике девушки. Фрэнк практически сразу увлёкся ею. Месяца четыре они встречались, и Фрэнк даже хотел познакомить девушку со своей сестрой. И тут Эмили неожиданно пропала. Фрэнк не знал, где её искать. По лондонскому адресу, где она снимала комнату, её уже не было. Хозяйка квартиры была совсем не в курсе того, куда могла подеваться девушка, но заметила, что почти все её вещи остались на своих местах. Как-то раз, за пару недель до описываемых событий, Фрэнк и Эмили гуляли по вечерним улицам и забрели на Друри-Лейн, в театральный квартал. Они проходили мимо театра Олдвич и обратили внимание на освещённую огнями афишу премьерного спектакля… Девушка сказала тогда, что хотела бы попасть на этот спектакль. Ну, разумеется, когда премьера выйдет. Фрэнк заказал билеты, но после того, как он потерял всякую связь с Эмили, ему пришлось на этот спектакль пойти вместе с сестрой. И там он услышал диалог, который его взволновал («Где же она тогда? – Она в юдоли смерти»), а выйдя в фойе, увидел на афише, что героиню, произнёсшую страшную фразу, зовут Оливия Харлингтон. Он тут же вспомнил, что Харлингтон – это название места, откуда приехала девушка и которое он в рассеянности позабыл.
Фрэнк, недолго думая, отправился на вокзал и ещё до наступления сумерек приехал на станцию, где ему сообщили адрес дома девушки. Полицейский даже немного проводил Фрэнка, чтобы лучше объяснить дорогу, и по пути они разговорились. Оказалось, что молодой полицейский был одно время влюблён в Эмили, но давненько её не видел из-за того, что она переехала в Лондон, а сам он служит во Флитвике, ещё дальше от Лондона, но сегодня вместо другого его поставили на дежурство в Харлингтон.
Увидев в большом опустевшем доме только одного мужчину, представившегося отчимом Эмили, Фрэнк почувствовал разочарование. Отчим ему сообщил, что девушка, действительно, приезжала, но у неё внезапно случился сердечный приступ и она скоропостижно скончалась. При этом отчим всем своим видом изображал крайнюю скорбь по этому поводу. Фрэнк побледнел и ощутил, как почва уходит у него из-под ног. Только из-за этого отчим Эмили позволил Фрэнку присесть на стул, а то был готов уже закрыть дверь у него перед носом. И всё равно, как Фрэнк ни выспрашивал, он так и не смог получить от угрюмого и неприветливого хозяина никаких сведений о состоянии и пожеланиях Эмили перед внезапной кончиной. Фрэнк попросил показать её комнату, может, она что-то оставила для своего хорошего знакомого. Отчим пробурчал в ответ, что ничего Эмили никому не оставляла, сами можете посмотреть и убедиться, только недолго. Фрэнк зашёл в комнату и поначалу ничего не обнаружил, кроме весьма скромной, почти спартанской обстановки – в комнате давно никто не жил – и хотел уже уйти, но перед уходом заглянул под стол и кровать. И в дальнем углу под кроватью он увидел клочок бумаги, который тут же достал, но развернуть не успел, так как услышал шаги отчима по коридору. Фрэнк распрощался с хозяином, вышел из дома и в безопасном месте прочёл записку. В ней было всего четыре слова: «Умираю. Отчим подменил лекарства». Тогда Фрэнк вернулся к дому и, спрятавшись за деревом, увидел, как отчим вышел из дверей во двор, чтобы смести листья с дорожек. Фрэнк не смог удержаться от того, чтобы проникнуть теперь уже в незапертый дом и снова обследовать комнату Эмили, но отчим вернулся не вовремя, и Фрэнк только успел выскользнуть в какую-то дверь в конце коридора, которая, как оказалось, вела в подвал под домом. За дверью были ступеньки, ведущие вниз в темноту. Едва Фрэнк успел спуститься, как кто-то открыл дверь у него за спиной. Фрэнк шагнул в сторону и застыл в темноте, чтобы его не услышали. Это вернувшийся некстати отчим заглянул в подвал, прислушался, посветил в темноту карманным фонариком, а потом поднял в дом складную лестницу и запер дверь.
Фрэнк оказался в ловушке. У него была с собой зажигалка, которой он осветил подвал и увидел, что кроме ящиков с инструментами (в подвале было что-то вроде мастерской) там находятся водопроводные трубы, по которым вода доставлялась в дом. Невозможно представить себе, какую смесь чувств испытывал Фрэнк, оказавшись в тёмном подвале сразу после того, как узнал о кончине своей подруги. Сначала его охватило такое горе, что просто не хотелось жить. Потом нахлынули гнев, страстное желание отомстить. Он лупил кулаками по стенам, несколько раз в день стучал в дверь подвала, ведущую во двор, но она была настолько толстая и крепкая, что из дома его никто не услышал. Фрэнк ощущал себя как в могиле и постепенно смирился с мыслью, что ему придётся встретить в подвале свою смерть. Питаться ему было нечем, кроме воды из водопроводного крана, на которой Фрэнк продержался несколько дней, постепенно теряя силы, пока его не обнаружил подоспевший Алекс с полицейскими. Припёртый к стене отчим не стал дожидаться результатов эксгумации и признался в преступлении. Как оказалось, отчим подменил лекарства, которые девушка принимала перед сном, сильно превысив допустимую дозировку. Он пошёл на это, когда узнал от внезапно приехавшей девушки, что она собирается перебраться в Лондон окончательно и требует передать причитающуюся ей часть наследства, оставшегося после смерти матери. Отчим всячески юлил, разговор затянулся допоздна, и девушка осталась на ночь. У отчима уже были проблемы с деньгами, в перспективе его ожидало банкротство, и для того, чтобы отдать причитающиеся падчерице деньги, пришлось бы продать дом. Он не был уверен в том, что падчерица пойдёт на уступки, не такие у них сложились отношения. Но и убивать её он тоже не планировал, скорее хотел выключить на время из активной жизни, отправив падчерицу для начала в больницу. Но случилось то, что случилось.
Алекс вернулся в Лондон вместе с Фрэнком откармливать и утешать своего приятеля. А за успешное раскрытие дела начальника полицейских, приехавших с Алексом на место преступления, повысили и перевели на работу в Лондон. Так Алекс и инспектор Сомс стали друзьями.
Отчима Эмили осудили на большой тюремный срок. Окончательно опустевший дом продали за долги. Фрэнк не стал его покупать – он бы не смог жить там, где погибла его возлюбленная и где стены, деревья и само небо напоминали бы о ней…
«Только ты – звезда
В небесах моих…
И сияешь лишь
Для меня!»
(Теннесси Уильямс)
Секрет гончара
Ночь опустилась на продрогшие холмы и поля, в древности составлявшие гордость среднего Уэссекса. Пустынное шоссе замерло и, отгородившись от неба моросящим дождиком, окончательно скрыло свои очертания. Одинокий путник старался держаться невидимой твёрдой дороги, уворачиваясь от гибельного падения в скользкий овраг, и упрямо шёл на мигающие огни деревенских домов, до которых оставалось идти не менее получаса, а под дождём и того больше. Вынырнувшая из темноты проезжая машина вот-вот должна была окатить и без того промокшего путника серией свежих брызг, но, передумав, затормозила и остановилась, выхватив одинокую фигуру из темноты ярким светом фар. Водитель окликнул путника и тот, подумав, подошёл к распахнутой дверце и воспользовался любезным приглашением. В просторной машине обнаружился ещё один пассажир – высокий и прямой, как палка, с саквояжем под ногами. Ему не пришлось двигаться, так как места было предостаточно, и стекающая с новичка дождевая вода никак его не беспокоила.
– Алекс Сторджес, семейный юрист, – представился высокий.
– Очень приятно. Джо Милторп к вашим услугам, – откликнулся вошедший и снял шляпу, под которой немедленно образовалась новая лужа.
– А чем вы занимаетесь, позвольте полюбопытствовать?
– О, я местный гончар, возвращаюсь домой из соседней деревни. Вон мой дом с тремя освещёнными окнами. Слева от въезда в деревню.
– Мы вас доставим к нему в целости и сохранности, – заверил гончара водитель.
– Буду премного благодарен.
Гончар прокашлялся, прикрывая рот густой бородой, и попытался разглядеть водителя, но тот ни разу не обернулся к нему за время поездки. На вопросы Алекса, касающиеся стабильности спроса на посуду в этих местах, гончар отвечал уверенно, но односложно, не вдаваясь в подробности своей профессии: «Любая посуда – товар, знаете, бьющийся, и её просто так не заменишь ни деревянной, ни металлической».
Наконец машина свернула с основной дороги и подъехала к дому гончара. Гончар поблагодарил, закрыл дверцу и скрылся во тьме. «Видимо, гостеприимность не особо популярна в этих местах», – подумал Алекс, когда водитель разворачивал машину, чтобы продолжить свой прежний маршрут.
***
На обратном пути Алекс всё-таки решил на пару со своим водителем проведать недавнего попутчика – ему показалось, что по такой погоде можно легко подхватить какую-нибудь гадость, навроде пневмонии. Джо они не застали, зато познакомились с миссис Милторп, очаровательной деревенской женщиной на пятом десятке, чем-то сильно расстроенной. Из разговора выяснилось, что гончар Джо так и не появился в своём доме ни в ту ночь, когда его подвезла машина, ни в последующие дни и ночи. Алекс поинтересовался, не мог ли Джо пойти к своим родственникам или друзьям в деревне, но его супруга категорически отказалась признать, что таковые у пропавшего Джо могли быть в принципе, настолько уединённую жизнь вели Джо и его жена.
Алекс поинтересовался у хозяйки, искали ли Джо по всему дому – может, в мастерской могут быть обнаружены его следы? Миссис Милторп вытерла набежавшую слезу и сказала:
– Да, у него есть мастерская, она в пристройке, я могу вам её показать. Но он не появлялся и там в последние дни, иначе бы я узнала об этом.
Они прошли к пристройке, и хозяйка, любезно пропустив гостей вперёд, сама застыла на пороге от открывшейся её взору картины. В мастерской никого не было, но в углу, где обычно сохла изготовленная посуда, вошедшие обнаружили несколько разбитых горшков. Хозяйка крестилась и настойчиво повторяла: «Что же это такое? Всё было цело, сюда же никто, кроме Джо, никогда не заходил». Алекс порылся в глиняных осколках и разочарованно хмыкнул, покидая мастерскую. Уже садясь в автомобиль, Алекс попросил хозяйку сообщить ему на лондонский адрес любую новую информацию, касающуюся пропавшего Джо, и вложил ей в ладонь монету, при виде которой миссис Милторп открыла рот и снова разрыдалась, что не помешало ей сквозь слёзы горячо поблагодарить Алекса за проявленное участие.
– Что вы думаете об этом, дружище? – поинтересовался Алекс у водителя по дороге.
– По поводу вашей находки? – водитель повернул голову, и мы, конечно же, узнали инспектора Найджела Сомса, на машине которого друзья путешествовали до родных мест инспектора в Ромсли и обратно в Лондон.
***
В Лондоне Алекса отвлекли дела, и он на некоторое время позабыл о пропавшем гончаре и о его плаксивой жене. Инспектор Сомс послал кучу запросов во все близлежащие к деревне гончара полицейские участки, а потом ему пришлось расширить круг поисков, но без особого успеха. Ни один из задержанных бродяг и содержащихся в больницах крестьян не был похож на Джо даже приблизительно.
Тем более неожиданным было известие о том, что один полицейский, случайно оказавшись на деревенской ярмарке в окрестностях торгового Уитчерча, заинтересовался керамическими изделиями, выставленными на продажу местным торговцем. Он уже сторговался о цене за пару тарелок, как вдруг другой покупатель остановил его репликой: «Вы бы видели то, что делает Джо Милторп, небось, не стали бы обращать внимание на такие поделки». Полицейский сразу заинтересовался персоной «мастера» Джо, потому что у них в участке среди разыскиваемых как раз был какой-то Джо Милторп, и под угрозой поездки в участок вытянул из «болтуна» всю информацию о Джо, которой тот располагал.
Оказалось, Джо торговал на этой ярмарке несколько месяцев назад, и тогда же его заметил покупатель, восхитившийся его работами. По словам покупателя, на керамику Джо обращали внимание даже заезжие джентльмены, один из которых приезжал к Джо несколько раз, и они шептались о чём-то в глубине лавки. Джентльмен был, кажется, не из этих мест, может быть, даже иностранец, потому что говорил с акцентом и его голову украшала светлая фетровая шляпа с маленьким пером.
Подъехавший инспектор Сомс обошёл все гостиницы в округе и в одной из них признались, что у них и в самом деле останавливался похожий на джентльмена гость примерно в то самое время, когда Джо торговал посудой на ярмарке. Да, это действительно иностранец – кажется, голландец не то из Маастрихта, не то из Утрехта. Вот, пожалуйста, он зарегистрировался под именем «Боммель», да, «господин В. Боммель», или «Ван Боммель», кажется, так и есть. Помнится, он рассчитывался наличными. Только вот он после того, как в один прекрасный день покинул гостиницу, больше в ней не объявлялся и не подавал никакой весточки о себе. Сомс с помощником сняли показания со всех служащих гостиницы и отправились каждый по своим делам.
***
По возвращении в Лондон инспектор тут же навёл справки, не пропадал ли на территории королевства ещё и «летучий» голландец, а пока его подчинённые рылись в архивах, отправился к Алексу, уже ожидающему друга, чтобы выпить по рюмочке и за обедом потренировать свои мозги.
Даже в отсутствие достоверной информации друзья никогда не пасовали перед трудностями, и через пару дней в лондонских газетах появилось объявление следующего содержания: «Разыскивается мистер В. Боммель, владелец светло-коричневого саквояжа, оставивший свой багаж в гостинице ****, обращаться по телефону…».
Неделю не было никаких новостей ни о «голландце», ни о претендентах на его багаж, и эта ситуация подтолкнула друзей к тому, чтобы предпринять следующий шаг. Ещё через неделю не только в лондонских газетах, но и в пользовавшихся особой популярностью газетах других городов, появилось объявление, уточняющее предыдущее: «Разыскивается мистер В. Боммель, владелец светло-коричневого саквояжа, оставивший свой багаж в гостинице ****. Также после него осталась корреспонденция (письма для господина Дж. М. и др.) и несколько старинных монет (фото прилагается), обращаться по телефону…».
Дня через три по указанному в объявлении номеру позвонили, и друзья почувствовали воодушевление.
***
Перед фасадом гостиницы остановилось такси, и из него вышел солидный человек в кашемировом пальто, с тростью в руках и щедро расплатился с шофёром.
Метрдотель – добродушный усатый толстяк – поприветствовал вошедшего и улыбнулся ему заученной улыбкой. Человек с тростью представился Джозефом Сойером, достал из кармана газету и, указав на объявление в ней, осторожно поинтересовался вещами «господина Боммеля».
– О, вы немного опоздали, сэр! – возбудился метрдотель. – Дело в том, что господин Ван Боммель самолично их забрал, не далее, как сегодня утром.
Сойера чуть не хватил удар. Он внезапно побледнел, потом покраснел и наконец выдавил из себя, что безмерно рад этой новости, а также встрече с метрдотелем и что его послали бедные родственники господина Ван… и они наверняка будут счастливы, что вышеназванный господин находится в добром здравии.
Метрдотель предложил свою помощь, но после бурных отказов и извинений ограничился тем, что вызвал Сойеру такси и пожелал ему счастливого пути.
Сев в подъехавшее такси, Сойер погрузился в мрачные раздумья, и таксисту только с третьего раза удалось добиться от него информации о пункте назначения.
Такси выехало из города, прокатилось через ближайшую деревню, через мост и перелесок и остановилось у края небольшого поля с развалинами старинного замка вдалеке. Сойер попросил таксиста не уезжать, пока он сам тут немного прогуляется, подышит свежим воздухом. Таксист согласился и закурил в отдалении.
Сойер прошёл по дороге немного назад, спустился в овраг, потом выбрался с другой стороны, прошёл немного к лесу и наконец спустился к тому месту, которое, видимо, так долго искал.
Обнаружив на дне оврага небольшой холм, Сойер опустился на корточки и потрогал землю рукой, затем он начал тыкать в неё тростью, как будто хотел проткнуть насквозь. Ему удалось взрыхлить холм и кое-что обнаружить, после чего Сойер как будто успокоился, выпрямился и отряхнул руки и одежду. И в этот момент его окружили полицейские.
***
Сойер обернулся – рядом с такси появилась полицейская машина, из которой вышли Алекс Сторджес и недавний метрдотель. Они тоже подошли к Сойеру, кипящему от негодования:
– Я не понимаю, по какому праву вы меня задерживаете?! Кто вы такие?
– Позвольте представиться – меня зовут Найджел Сомс, инспектор полиции, – отчеканил метрдотель. – Неужели вы меня забыли? Я подвозил вас тогда к вашему дому, в прежней жизни…
– Зато мы вас прекрасно помним, – включился Алекс. – Благодаря вашим мозолистым рукам гончара, которые вы не скроете ни под какими белыми перчатками, Джо Милторп…
– А вы, друзья, поищите здесь вокруг, – обратился инспектор Сомс к полицейским. – Мне кажется, вы найдёте немало интересного.
***
На допросе Милторп долго сопротивлялся. Но когда ему предъявили миссис Милторп, уж она задала ему такую трёпку, что у него тут же пропала охота увиливать.
Тут подоспел и протокол осмотра места преступления.
Всё началось в тот день, когда к нему на ярмарке в Уитчерче подошёл иностранец. Он сказал Джо, что готов довериться ему, ибо видит в нём настоящего труженика с мозолистыми руками, честного торговца, от которого все покупатели в полном восторге. Они долго совещались в глубине лавки Джо, и «Боммель» (Джо почему-то показалось, что это не настоящая фамилия иностранца) рассказал ему свою историю.
Иностранец являлся потомком английского дворянина, которого в давние годы изгнали из Отечества и лишили наследства. Но и в этой отверженной ветви рода помнили легенду о семейных сокровищах, зарытых в английских землях, и передавали её из поколения в поколение. Пришло время, когда отец «Боммеля» передал её своему сыну. Сынок не сразу поверил в старинное предание, а только когда у него на бирже сгорели все семейные сбережения. На последние деньги он вырядился и отправился в Англию, чтобы найти хоть какие-нибудь подходы к своей английской родне. Но из этой затеи так ничего и не вышло – чопорная семейка даже не пустила его на порог.
Тогда он отправился искать сокровища по тем местам, на которые указал ему отец. Он проверил почти все тайники и ничего не обнаружил. Возможно, их вскрыли ещё задолго до его появления на свет. И только в последнем месте он нашёл искомое. Но ни выкопать, ни вывезти сокровище он в одиночку не смог бы. Его бы тут же обнаружили и всё отобрали.
Тогда-то он и повстречал гончара Джо. Он предложил гончару долю, если тот поможет извлечь из земли и сохранить семейные ценности. Джо согласился. Уж сколько лет он горбатился над своей посудой, а так и не разбогател. Джо раздобыл лопаты, тележку, одежду – всё это они спрятали в ближайшем лесочке. Копали по вечерам, когда их никто не мог заметить. Вывозили по частям и прятали в мастерской у Джо, в его горшках, предназначенных для продажи. Джо ждал с нетерпением того дня, когда можно будет заявить о своём богатстве. Но чем ближе дело шло к завершению, тем мрачнее становился Джо. Как он покажет, что разбогател? Как объяснит источники своего обогащения? У него же могут всё отобрать. Ведь по закону это не его собственность. Кроме того, если «Боммеля» задержат по той же причине, тот непременно выдаст Джо. И что, все труды и надежды пойдут прахом? Джо потерял сон и аппетит, он во всех своих бедах винил именно «Боммеля». Лучше бы Джо его не встретил…
Да ещё «Боммель» вздумал жадничать и обижать Джо – предлагать какие-то «проценты» вместо того, чтобы взять и разделить ценности пополам. Они поругались и Джо двинул «Боммелю» по макушке лопатой, зажатой в мозолистых руках гончара. «Боммель» затих. Джо понял, что он затих навсегда. Он закопал «Боммеля» в той же яме, где ещё недавно хранились сокровища, сложив туда же его одежду и инструменты. Лопату забросил далеко в лес.
Пока он так возился, наступил глубокий вечер. Джо пошёл домой пешком и уже в ночи попал под дождь. Поэтому он и согласился, когда ему попалась машина, готовая его подбросить до самого дома.
Но домой Джо не пошёл. Он пошёл в мастерскую, уложил сокровища в сумку, переоделся в заранее приготовленный костюм и уехал в Лондон, чтобы начать там новую жизнь. Жить в деревне со своей старой сварливой женой значило всё равно что пропасть.
В Лондоне он выправил свои старые документы (ведь Милторп – это была фамилия жены, которую он принял, а до того у него была другая фамилия – Сойер). Снял комнату, а потом квартиру. Обменивал старинные монеты в ювелирной лавке на современные деньги и так прожил некоторое время. Но ему всегда хотелось развернуться и пожить на широкую ногу, теперь такая возможность представилась. Он хотел открыть свою ювелирную лавку, где он мог бы торговать драгоценностями и подороже, купить дом, жениться на молоденькой.
Но в один прекрасный день ювелир в лавке показал ему заметку в газете, привлёкшую внимание ювелира тем, что в ней было приведено фото тех самых монет. Монет, которые Джо продал ювелиру. Ювелир сказал ему тогда: «Знаете, сэр, это, конечно, не моё дело, но я бы посоветовал вам узнать у этого господина из заметки, сколько ещё монет у него в наличии, а то как бы это не поломало наш с вами бизнес». И поднял палец предостерегающе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71489089?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Энди Кроквилл
Тип: электронная книга
Жанр: Классические детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 30.12.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Расследования семейного поверенного