Упырь
Упырь
Виктор Георгиевич Рымарев
Гена Грызенков – штатный сотрудник архива УВД. У него весьма негероическая внешность. Его неожиданно вызывают к генералу. Там Гену ожидает ответственное задание…
Виктор Рымарев
Упырь
1. Викинг.
Гена Грызенков сидел на кривобоком стуле за обшарпанным письменным столом и украдкой грыз зажатый в ладони ржаной сухарик. Другой рукой он перелистывал лежащую перед ним толстенную папку с бумагами. Время от времени Гена поднимал голову, тревожно оглядывался и вновь склонялся над папкой.
Но чего, спрашивается, он так боялся? Быть может, Гена работал на марсианскую разведку и копировал сверхсекретные сведения? Заявляем решительное «нет!» подобным инсинуациям. Гена самый законопослушный гражданин Российской федерации, каких только знала история. Всё дело в сухарике. Да-да, именно в нём. В маленьком безобидном сухарике, который так приятно похрустывает во рту, который так замечательно скрашивает долгий и нудный рабочий день.
Ибо Гена был не просто Гена, а штатный архивный работник, и сидел он не где-нибудь, а в архиве, и не в каком-нибудь там архиве, а в архиве областного УВД. И не просто папку перелистывал Гена, но «дело». И не просто «дело», а «дело» самого Упыря.
Кто такой Упырь? Злодей – вот кто такой Упырь. Девяносто восемь человеческих жертв на счету ненасытного маньяка и не просто жертв, а молодых, красивых женщин. Вот в деле их фотографии. Одна красивее другой. И всех безжалостно убил Упырь, и не просто убил, а высосал у них кровь. Всю, без остатка. Ну, а что он ещё перед этим проделал, догадаться нетрудно.
И самое страшное в этой жуткой истории то, что Упырь до сих пор гуляет на свободе. Да-да, гуляет-погуливает в своё упырское удовольствие. Потому что никто не может поймать его. Такой он неуловимый, Упырь. Правда, вот уже 20 лет как он больше не пьёт человеческую кровь. Должно быть, напился, а, может, просто перебрался в другую область или, вообще, помер. Дай-то Бог.
Во всяком случае, все 98 «упырных» томов давным-давно сданы в архив, где их читает на досуге Гена Грызенков, похрустывая себе ржаным сухариком, хотя прекрасно знает, что делать это категорически запрещено, дабы в архиве не завелись маленькие серенькие, чрезвычайно шустрые и ужасно прожорливые мышки.
Но пора нам поближе познакомиться с Геной Грызенковым. Если Вы, от нечего делать, забредёте в архив УВД, то первое, что там увидите – это лохматую огненно-рыжую Генину голову, усердно склонённую над письменным столом; второе, что Вам непременно бросится в глаза – колоссальных размеров Генин шнобель или, выражаясь литературным языком, рубильник, которому мог бы позавидовать сам Сирано де Бержерак. Затем Вы обратите внимание на его мощный торс с широченной выпуклой грудью (ну, Геракл!) и круглое добродушное лицо с толстыми, как у негра, губами. Заметив Вас, Гена непременно вскочит со стула, бросится Вам навстречу, а его рот растянется до ушей, образуя широченную и чрезвычайно добродушную улыбку. Жаль, что Вы её не заметите, так как невольно задерёте голову вверх, ожидая именно там обнаружить физиономию Геракла, устремившегося к долгожданному гостю. Но Вы жестоко ошибётесь, так как смотреть надлежит не вверх, а вниз, ибо перед Вами очутится самый настоящий карлик ста шестидесяти пяти сантиметров ростом. Изумлённые внезапным исчезновением Геракла, Вы растерянно глянете вниз и, поверьте на слово, изумитесь ещё больше, когда Ваш взгляд упрётся в гигантские башмаки мини-Геракла пятидесятого размера. Что за странные ноги у этого непонятного субъекта, подумаете Вы. Не ноги, а ласты. Вот таков наш герой. Прошу любить и жаловать.
Но каким образом подобное существо могло оказаться в столь солидном учреждении, каковым, бесспорно, является управление внутренних дел?
Ровно год тому назад Гена благополучно окончил Российский гуманитарный университет и вместе с дипломом получил возможность катиться туда, куда глядят его голубые глаза. И прикатился Гена в родной город на Волге, откуда пять лет назад отправился покорять столицу. Но, к величайшему сожалению горячо любимой мамочки, ни в архивный отдел, ни в госархив, ни в архив ЗАГСа новые сотрудники не требовались. Пришлось Гениной маме идти с поклоном к своему родному брату, полковнику милиции с нижайшей просьбой пристроить куда-либо незадачливого племянника. Но Генин дядя был самых честных правил и проявил исключительную принципиальность, наотрез отказываясь «использовать служебное положение в личных целях». Генина мама неделю валялась в ногах у принципиального братца, объясняя ему, что сейчас не то время и, наоборот, приветствуется и всячески поощряется «использование служебного положения в личных целях». Как иначе? Зачем тогда вообще служить?
Неизвестно, что именно подействовало на непреклонного стража порядка и законности, но, в конце концов, он сдался, и Гена вместе с неизменным сухариком оказался в архиве УВД, где и почитывает многотомные похождения Упыря.
Но почему именно Упырь заинтересовал дипломированного архивиста? Всё чрезвычайно просто. Расследованием преступной деятельности Упыря двадцать лет назад занимался молодой оперуполномоченный Иван Петрович Недогрызов или, проще говоря, родной дядя Гены Грызенкова. Да-да, тот самый полковник милиции, который устроил его на работу. И чем больше Гена читал про злодейства Упыря, тем большее недоумение он испытывал. И тем ниже падал в его глазах авторитет ретивого полковника, пока к девяносто восьмому тому не скатился до нулевой отметки.
Гена не мог взять в толк: как можно было не поймать изверга и душегуба, профессионального маньяка Упыря? Сколько грубейших ошибок совершил его принципиальнейший дядя, сколько улик и ценнейших свидетельских показаний оставил без внимания. Создавалось впечатление, что его честнейший дядя вместо того, чтобы распутать дело, совершал прямо противоположное, то есть всячески запутывал его. Мнение, разумеется, ошибочное, что Гена в душе признавал, но будь он на его месте…
Впрочем, все мы хороши на чьём угодно месте, кроме своего. Но при всём при том, хорошо, что дядя дослужился до «чинов известных» и не занимается больше оперативной работой, думал Гена, грызя очередной сухарик. Ради этого лично он не пожалел бы столь ценному работнику и генеральских звёзд.
Его раздумья прервал дежурный, срочно потребовавший Гену наверх, к Самому. Гена удивлённо вытаращил голубые глаза: зачем он понадобился Самому? Неужто Упырь вынырнул из небытия и высосал кровь из очередной жертвы, а генералу понадобились архивные материалы? Или, может быть, предстоит поездка в подшефный колхоз? Но сейчас вроде нет колхозов, а поля давно заросли кустарником.
Много чего пришло в рыжую Генину голову, пока он с обезьяньей ловкостью карабкался вслед за дежурным вверх по служебной лестнице, но и в самом страшном сне не мог привидеться Гене тот поистине феерический поворот судьбы, который ожидал его в генеральском кабинете.
Генерал Перегрыз сосредоточенно мерил крупными шагами алую ковровую дорожку, растянутую в его кабинете от стены до стены. Это занятие хорошо помогало сконцентрировать мысли во время решения нелёгкой задачи, а поскольку лёгких задач за тридцать лет беспорочной службы генералу решать не довелось, коменданту приходилось каждые две недели менять дорожку в генеральском кабинете.
– Господин генерал, лейтенант Грызенков по вашему приказанию прибыл!
Гене не довелось послужить в армии, поэтому ему чрезвычайно нравилась армейская атрибутика. Но генерал был сыт ею по горло. Он страдальчески поморщился от зычного Гениного рыка и внимательно оглядел с головы до «ласт» новоиспечённого лейтенанта.
Гена стоял перед ним во всей красе, вытянув по швам руки, свисавшие ниже колен. «Горилла, форменная горилла, – подумал генерал, удовлетворённо хмыкая. – Как раз то, что надо».
– Присаживайтесь.
Генерал кивнул на свободный стул и, подавая пример, водрузил свой обширный зад в мягкое кресло.
Гена благоговейно опустился на краешек стула и вопросительно взглянул на хозяина кабинета. Но генерал не спешил удовлетворить вполне законное любопытство молодого архивариуса. Он вскочил с кресла и вновь принялся вышагивать по дорожке, размышляя о чём-то чрезвычайно важном, как, во всяком случае, казалось недоумевающему лейтенанту.
Наконец, приняв решение, генерал вернулся в родное кресло и, энергично подвигав задом, уселся поудобнее. «Основательно устраивается, – отметил Гена, которому нельзя было отказать в наблюдательности. – Видать надолго меня захомутал».
– Вот что, Геннадий, – начал разговор генерал, постукивая кончиками пальцев по столешнице, и замолчал, отрешённо глядя куда-то поверх Гениной головы.
Гена, выждав для приличия несколько минут, осторожно кашлянул. Генерал, словно получив команду: «Марш!», встрепенулся и решительно вбуравился Гене в глаза.
– Надеюсь, ты имеешь представление о том, что сейчас творится в стране и нашей области, в частности?
– В общих чертах, – уклончиво ответил Гена, не понимая, куда клонит генерал и ёжась от его жёсткого взгляда.
– Сейчас в ходу такое словечко «беспредел», – продолжал генерал. – Но оно лишь в малой степени характеризует нынешнюю ситуацию. Крах и хаос! Мы на грани развала России. Страшно подумать, что нас всех ожидает в недалёком будущем. Естественно тех, кто не смоется, – генерал неопределённо мотнул головой, – туда. То, что было в восемнадцатом, цветочки перед тем, через что нам предстоит пройти. Впрочем, оставим это, – оборвал себя генерал, – и перейдём к тому, ради чего я вызвал тебя.
Гена заёрзал на стуле, демонстрируя повышенное внимание и готовность к любым извивам генеральской мысли.
– То, что страной правит мафия, тебе, надеюсь, объяснять не требуется. Как человек, носящий милицейский мундир, ты обязан быть в курсе событий.
– Какой я милиционер? Так, одно название. Я – архивариус, – на всякий случай уточнил Гена свой официальный статус. – Целый день торчу в архиве. Своего носа на божий свет не показываю.
– Вот и хорошо, что не показываешь, – улыбнулся генерал, – хотя нос у тебя, прямо скажем, знатный.
– Какой есть, – дипломатично заметил Гена.
– Да ты не обижайся, – вновь улыбнулся генерал. – Сейчас поймёшь, к чему я клоню. Это хорошо, что у тебя такой рубильник. И вообще.
Генерал неопределённо обвёл рукой вокруг нелепой Гениной фигуры.
«Чего хорошего, – обиделся Гена. – Тебя бы в мою шкуру, посмотрел бы я, как ты заулыбался». Но Гена отлично помнил, кто есть он, и кто сидит перед ним, а потому вежливо оскалился.
– У нас в стране широко развернулась наркомафия, – продолжал, между тем, генерал. – Так широко, что шире некуда. Вот тебе несколько цифр. Ежегодно в России от наркотиков погибает более семидесяти тысяч человек. Это три районных города. Если ситуация не изменится, то, по прогнозам социологов, уже к 2010 году от наркомании и СПИДа в нашей стране умрёт полмиллиона человек (это наш город), а к 2020 эти заболевания станут причиной смерти до 21 тысячи россиян в месяц. За последние пять лет смертность от употребления наркотиков увеличилась в 12 раз, среди детей – в 42 раза. И если учесть, что продолжительность жизни у людей, «севших на иглу», не превышает 7-8 лет, то примерно четыре миллиона наркозависимых (четыре таких области как наша) не доживут до своего совершеннолетия. Российское государство ежегодно выделяет на борьбу с наркоманией 1,6 миллиарда рублей. А в США на эти цели выделяется 33 миллиарда. Но не рублей, а долларов! За последние десять лет число наркозависимых снизилось в Америке вдвое – с 25 до 12 миллионов человек, а в России за это время количество вовлечённых в потребление наркотиков возросло в десять раз. По экспертной оценке специалистов Управления ФСКН России по нашей области число наркоманов в нашем регионе превышает 40 тысяч человек. По количеству несовершеннолетних, употребляющих наркотики, наша область занимает лидирующее положение во всём Центральном федеральном округе. Учитывая темпы развития наркобизнеса на территории региона, число наркозависимых в ближайшие пять лет может увеличиться в три раза. Ещё год-другой подобной деятельности, а нашей бездеятельности, чем бы она ни была оправдана, и мы потеряем нашу молодёжь, то есть наше будущее. А это, по-настоящему, страшно. Я, во всяком случае, не знаю ничего страшнее.
Гена согласно кивнул и сделал умное лицо, хотя никак не мог взять в толк, какое отношение он, скромный архивный работник, имеет к искоренению распоясавшейся наркомафии? В архиве у него всё в полном порядке: дела прошиты и пронумерованы, мышей нет, температура и влажность соответствуют нормам. Неужели генерал узнал про сухарики?
– Нам удалось установить, что в городе и области орудует филиал мощной всероссийской, я бы даже сказал всесоюзной, организации, центр которой находится в Москве. В Москву тянутся ниточки, оттуда ползёт к нам вся дрянь и зараза. И всё, что мы здесь делаем, отлавливая эту погань, есть не что иное, как мартышкин труд. Одного посадишь, на его месте трое новых, как грибы из-под земли вырастают. Что поделаешь, – вздохнул генерал, – безработица. Когда у человека в брюхе заурчит, он за кусок хлеба пойдёт на любое преступление. А здесь не просто хлеб, а бутерброд с маслом. С икрой в придачу. Как не соблазниться? А мы всё ловим, сажаем, и продолжаться сиё действие может до бесконечности. Пока не отрубим у гидры её мозг, её голову.
Генерал замолчал и вопросительно посмотрел на новоиспечённого лейтенанта. Гена нервно поёжился под строгим генеральским взглядом. Откуда ему знать, как можно уничтожить проклятую гидру? В институте они этого не проходили. Он в глаза её не видел, и, вообще, о наркотиках знает только понаслышке. Даже наркомана живого не встречал. Мёртвого, кстати, тоже.
– Д-да, – подытожил генерал. – Такая вот стоит перед нами задача, и без тебя нам её не решить.
– Без меня?
У Гены от изумления глаза полезли на лоб.
– Ты не ослышался.
– Но… что я могу сделать? Ах, да, – спохватился Гена, – вам нужны архивные данные? Скажите, какие. Я найду. Если надо, останусь после работы, выйду в выходной.
– Какие, к чёрту данные, – отмахнулся генерал. – Мафию архивными папками не прихлопнешь. Это тебе не мышь.
– У меня нет мышей.
– Знаю. Не о мышах у нас разговор. Для тебя я приготовил более весёлое занятие.
– Какое занятие?
– Сейчас всё объясню. Как я говорил, все ниточки тянутся в Москву и не просто в Москву, а вполне конкретное место. Я ни в коем случае не хочу сказать, что именно там находится мозг всей организации. До него ещё ой как далеко, но, тем не менее, это уже кое-что. Всероссийским рассадником наркоты является один из самых престижных ночных клубов Москвы – «Дары Востока». Вот из него и текут к нам непрерывным потоком все восточные дары: анаша, план, героин, марихуана и тому подобная дрянь. Хороши дары, нечего сказать.
Гена всё ещё ничего не понимал, а потому молчал.
– Созрел такой план: направить в эти самые «Дары» своего человека. Он должен нащупать там людей, занимающихся нашим регионом, войти в доверие, выйти через них на босса или боссов, смотря по обстоятельствам, выявить и… обезвредить осиное гнездо. Такая вот стоит, прямо скажу, нелёгкая задача. И по плечу она, разумеется, не всякому. Далеко не всякому. Для такой цели нужен…
– Супермен, – подсказал Гена. – Джеймс Бонд.
Генерал недовольно поморщился.
– Какой, к чёрту, супермен. Хотя… хотя, смотря, что понимать под данным словом. Но то, что человек должен обладать яркой индивидуальностью, – однозначно. И я думаю, что для этой цели лучше всего подойдёшь, – генерал выпрямился в кресле и нацелил указующий перст в левый Генин глаз, – ты.
Довольный произведённым эффектом, генерал вальяжно откинулся на спинку кресла. А эффект от его слов был ошеломляющим. Даже водородная бомба, взорвись она в кабинете, не потрясла бы так Гену Грызенкова. Он подпрыгнул на стуле.
– Я?!!!
После чего Гена несколько минут был способен лишь беззвучно хлопать толстыми губами.
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– Ничуть, – спокойно ответил генерал.
– Да вы посмотрите на меня!
Гена спрыгнул со стула и, во всей красе, пробежался по кабинету.
– Какой я, к чёрту, супермен! Пистолета в глаза не видел. Меня даже в армию не взяли.
– Я троих отличных парней потерял на этом деле, – грустно произнёс генерал. – А какие были асы. Орлы! Подковы ломали. Каждый в одиночку пятерых-шестерых мог завалить. В абсолютной темноте за тысячу метров попадали на малейший шорох. И – сгинули. Потому что любому дураку за версту было видно, кто они такие.
Генерал ласково посмотрел Гене в глаза.
– Сам подумай, кто заподозрит, что ты наш человек? В худшем случае, примут за отставного клоуна.
– Спасибо за комплимент.
– Не обижайся. Ты радоваться должен, что природа так … щедро наделила тебя.
– Вот радости.
– Да уж, плакать тебе, по-моему, не о чем. Жив, здоров, сыт, одет, обут. Что ещё человеку надо? Жены нет? Замечательно! Никто не зудит, не пилит, нервы не мотает. Не жизнь, а малина. Погоди, залезешь в ярмо, вспомнишь золотые денёчки.
Генерал вздохнул и задумался. Не иначе вспоминал «золотые денёчки».
Гена деликатно кашлянул.
– Можно один вопросик?
– ?
– Кто мне такое подсуропил? Не дядюшка ли?
– Полковник Недогрызов здесь ни при чём. О предстоящей операции не знает ни одна живая душа. Кроме нас с тобой, разумеется. И никто, даже самые ближайшие родственники и наивернейшие друзья ничего не должны знать. Запомни это и, за неимением уса, намотай себе на нос. Строжайшая тайна. Если хочешь остаться в живых.
– Я на тот свет не тороплюсь.
– Вот и хорошо. А теперь перейдём к главному.
Генерал повернулся на пол-оборота, открыл сейф, достал пачку документов, положил их на стол. Взял в руки верхнюю книжечку, протянул Геннадию.
– Это твой паспорт. Ознакомься, пожалуйста.
Геннадий с интересом раскрыл корочки. Первое, что ему бросилось в глаза, отлично выполненная фотография с его Гениной физиономией.
– Торвальдсен Олаф, – с трудом прочёл он и недоумённо воззрился на генерала. – Что это значит?
– То, что больше нет Геннадия Грызенкова, а есть Олаф Торвальдсен. Неплохо звучит?
Генерал радовался как ребенок, получивший новую погремушку.
– Ничего, – согласился Гена. – А на каком это языке?
– На норвежском. Родился и вырос ты в Норвегии, в городе Осло. Твой отец, Улаф Торвальдсен – норвежец, мать, Зинаида Загрызенная – русская. Отсюда прекрасное знание языка. Работал ты барменом в ночном баре «Ваалгал», что на улице Кнута Гамсуна. Это я, к примеру. Подучишь путеводитель и придумаешь название бара и улицы понатуральнее. После внезапной смерти отца, ты с матерью перебрался в Россию. Мать уехала на родину, в Тверь, а ты решил пожить в столице. Если тебе здесь понравится, останешься навсегда, а нет – вернёшься в Норвегию. Вот вкратце, твоя легенда.
– Абсурд! Чушь собачья. Какой я норвежец? Там же эти, как их, викинги! А я метр с кепкой.
– Ну и что? Викинги бывают разные. А рост не самое главное в человеке. Бывают японцы здоровее американцев.
– Но я норвежского языка не знаю. Ни одного слова, а об Осло вообще понятия не имею, не считая того, что это, кажется, столица Норвегии.
– Вот тебе карта Норвегии, очень подробная, как видишь (у военных достал), а вот путеводители по всем крупнейшим городам Норвегии. Вот самоучитель норвежского языка. Почитай на досуге. Думаю, выучить десяток фраз тебе вполне по силам.
– Что я смогу с десятком фраз? А если норвежец встретится?
– Тебя всё-таки не в Норвегию посылают, так что Штирлица из себя не корчи. Ты едешь в Москву и не просто в Москву, а в «Дары Востока». Заметь, Востока. Викингов там ты не встретишь. Будь спокоен. А Петросяны и Басаевы в норвежском хуже тебя разбираются. Ну, а случится, не дай Бог, и вправду с соотечественником встретиться, то вспомни, что вы – викинги, а не евреи с Привоза. Так что веди себя соответственно.
– Как именно, дозвольте полюбопытствовать?
– Не болтай языком, а налей ему выпить.
– Хорошо. Он выпьет, а дальше что?
– Ещё налей.
– А потом?
– Ещё плесни. Наливай, пока не свалится.
– Хорош разговор. Что он подумает обо мне?
– Не волнуйся. Очень хорошо подумает. Кстати, маленький совет: говори как можно медленнее.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Говори так медленно, как только сможешь. Давай прорепетируем. Представь, что ты стопроцентный норвежец, викинг. Ну, давай, ляпни что-нибудь.
– А что сказать? Я ведь ещё ни одного слова не знаю.
– Зачем тебе норвежский? Ты с Басаевыми будешь на русском разговаривать. Представься: Олаф Торвальдсен.
– Олаф Торвальдсен.
– Э-э, – скривился генерал. – Никуда не годится. Я же сказал: ты стопроцентный норвежец.
– Какой я стопроцентный, если у меня мать – русская?
– Это в Норвегии она у тебя русская, а здесь, в чужой стране, среди чужих людей, ты – стопроцентный норвежец. Викинг.
– Мини-викинг.
– Никаких мини. Настоящий ядрёный викинг. И, вообще, выбрось из башки все свои комплексы. Ты должен быть твёрд, упрям и холоден, как …айсберг.
– Это я айсберг? – тряхнул рыжей шевелюрой Гена.
– Да. Ты. А ну сделай соответствующее лицо. Не кривляйся, пожалуйста. Не забывай, речь идёт о твоей жизни. И не только о твоей, а о жизнях и сломанных судьбах сотен и тысяч мальчишек и девчонок, которых втягивают в наркотическую заразу. Сосредоточься, пожалуйста. Так. Хорошо. Неплохо. А теперь повтори своё имя и фамилию. Цеди слова сквозь зубы медленно-медленно, так чтобы между двумя словами можно было спокойно пообедать.
– Олаф…………………………………….. Торвальдсен.
– Неплохо. Только…
Генерал задумался. Тряхнул головой, сунул руку в нижний ящик стола и вынул трубку.
– А ну сунь в рот.
– Зачем? Я не курю.
– Тебя никто не заставляет. Просто держи трубку во рту и, когда будешь говорить, вынимай её оттуда и вставляй обратно. Десять раз вынешь – скажешь слово, ещё десять раз – второе слово.
– Зачем такие сложности?
– А чтобы ни у кого не возникло желания поговорить с тобой по душам, чтобы отстали от тебя после десятой трубки.
– Гм, в этом что-то есть.
Гена сунул трубку в рот и зачмокал толстыми губами.
– Не отвлекайся, пожалуйста. Дома потренируешься. Пойдём дальше. Ознакомься с другими удостоверениями. Здесь на все случаи жизни.
Гена, наугад, вынул из кучки несколько документов. Депутат Государственной думы от ямало-ненецкого избирательного округа. Майор милиции. Капитан службы безопасности. Старший лейтенант ГИБДД. Механизатор широкого профиля. Журналист. Почётный донор. Повар-кондитер. Акушер-гинеколог.
– А это зачем?
– Бери-бери, в жизни всё пригодится. Неизвестно, в какие ситуации ты ещё попадёшь. Ты обязан быть готовым ко всему. Твоя сила не в кольте и не в мышцах, а в …
Генерал поднял вверх указательный палец и вопросительно посмотрел на Гену.
– Правде?
Перегрыз отрицательно покачал головой.
– Документе. Потому ты должен быть вооружён соответствующим образом.
– Не понимаю, какое отношение гинекология имеет к искоренению преступности?
– Между прочим, самое прямое. Есть в одной из бывших советских республик фабрика, производящая наркотики для медицинских целей. Работают там, преимущественно, женщины. Контроль – строжайший. И, тем не менее, наркотики текут с фабрики рекой. Как ты думаешь, каким образом ухитряются работницы пронести наркотики через проходную, если их раздевают догола?
– Откуда я знаю?
– Наркотики упаковываются в маленькие цилиндрические контейнеры, которые, в свою очередь, прячутся, – генерал вопросительно поднял правую бровь, – куда, ты думаешь?
Гена густо покраснел.
– Вот так-то, – удовлетворённо произнёс генерал. – Жизнь – сложная штука, а люди ещё сложнее. И хитрее. В нашем деле нельзя расслабляться. И верить, к сожалению, нельзя. Ни-ко-му. Как это ни грустно.
Генерал ещё порылся в объёмистом сейфе и извлёк на свет божий небольшой кожаный кейс.
– Что в нём?
Гена опасливо покосился на кейс.
– Открой. Сам увидишь. Он не закодирован.
Гена приоткрыл кейс и моментально захлопнул крышку. Испуганно вжал голову в плечи. Кейс был битком набит пачками стодолларовых банкнот. И все новенькие. Только что из-под станка. Чьего, интересно?
– Они настоящие? Сколько их тут?
– Ровно миллион. А что касается подлинности, то в пределах СНГ можешь пользоваться безбоязненно. Соваться с ними дальше не рекомендую.
– Так они фальшивые?
– А где я возьму тебе настоящих? Мне людям зарплату платить нечем, а ты хочешь за здорово живёшь получить миллион подлинных баксов.
Гена разочарованно отодвинул кейс.
– Не надо мне фальшивых денег.
– Интересный ты человек. Фальшивые документы тебя вполне устраивают, а деньги нет. Или ты в Америку собрался удрать вместе с чемоданом? Я тебе русским языком сказал: в пределах СНГ пользоваться деньгами можно совершенно безбоязненно. Трать их на что угодно, никто от тебя не потребует отчёта. Как и расписки в их получении. Что тебе ещё нужно? Или ты думаешь, что доллары, которые ходят здесь по рукам лучше этих? Наверняка хранишь дома несколько бумажек на чёрный день?
– Храню, – сознался Гена.
– Так вот, они отпечатаны в той же самой типографии, что и эти, которые ты столь пренебрежительно отодвинул от себя. – Генерал похлопал ладонью по кейсу. – Не ломай дурака. Бери деньги. Пока дают.
Гена тяжко вздохнул и взял в руки кейс. Вновь открыл, осмотрел содержимое, закрыл и, молча, поставил на пол возле ног.
– А теперь смотри сюда внимательно. – Генерал положил на стол чистый лист бумаги. – Вот здесь, – он быстро набросал чертёж, – находится схрон.
– Что находится? – не понял Гена.
– Тайник. В нём яды самого разного срока действия. От мгновенных до тех, что подействуют через несколько месяцев и даже лет. Все они неизлечимы, их невозможно обнаружить при вскрытии трупа, так как они дают симптомы обычных болезней. Инструкции по применению, а также противоядия находятся там же.
– Зачем мне это? – привычно повторил Гена.
– Пригодится, – не менее привычно парировал генерал. – Кстати, яды освящены нашим священнослужителем, отцом Онуфрием, так что греха на тебе не будет, если, разумеется, не станешь использовать их в личных и корыстных целях.
– А как отличить личные цели от неличных?
– Если ты, к примеру, отправишь к праотцам дорогого дядюшку ради того, чтобы завладеть его имуществом, то это будут личные, да ещё и корыстные интересы, а если ты сделаешь то же самое, дабы предотвратить совершение твоим честным дядей крупного преступления, то это совсем другое дело. В таком случае греха на твоей душе не будет, и она в своё время прямым ходом отправится в рай вкушать бананы и ананасы. Понятно?
– Понятно.
– Идём дальше. Здесь, – генерал набросал ещё один чертёжик, – находится другой тайник. В нём оружие иного рода. Не знаю, пригодится оно тебе или нет, но, на всякий случай, имей в виду.
– Что там?
– Комплект воздушного десантника, комплект ниндзя, снаряжение подводного десантника, набор пистолетов и автоматов, снайперское оружие, ручной и станковый пулемёты, гранатомёт, огнемёт и прочая спецтехника.
– А танковой дивизии там нет?
– Нет.
– Слава Богу. Зачем мне всё это? Я и пользоваться ничем подобным не умею.
– Там есть подробнейшие инструкции, рассчитанные на стопроцентного идиота.
– Спасибо за комплимент.
– Пожалуйста. Кстати, оно так же освящено отцом Онуфрием.
Гена равнодушно пожал плечами.
– Запомнил расположение?
– Запомнил. А что?
Генерал чиркнул зажигалкой и поджёг листок. Дождавшись, когда он сгорел полностью, тщательно размял пепел в пепельнице.
– Всё это очень хорошо и крайне романтично, – сказал Гена, когда генерал через открытую форточку развеял пепел по ветру, – но что конкретно я должен делать, с чего начать?
– Начнёшь вот с чего. Завтра отправишься в Чечню. Именно поэтому я тебя и вызвал.
– В Чечню?! – с ужасом повторил Гена, вспоминая отрубленные головы, содранную кожу, вырезанные половые органы и прочие прелести, которыми столь увлекаются на досуге чеченские боевики.
– Да, в Чечню.
– З-зачем?
– Захвачены важные архивы чеченских боевиков. Требуется на месте срочно привести их в порядок.
Так вот оно что оказывается. Вот для чего он потребовался. Но как же всё это? Генин взгляд скользнул по куче документов на столе, по заветному чемоданчику, уютно примостившемуся у его ласт, то есть ног. Ах, да. Фальшивка. Он сам сказал. Но для чего понадобилось столь изощрённое издевательство над ним, Геной? Неужели генерал «с приветом»? Или садист? Говорят, в органах полно садистов. Как, впрочем, и мазохистов. Угораздило попасть сюда. Сидел бы лучше где-нибудь в ларьке, торговал спокойненько пивком да водочкой и в ус не дул. Действительно, какой он супермен? Викинг?
– Разрешите идти?
– Не разрешаю.
Генерал сдвинул в сторону стопку удостоверений и положил перед Геной несколько чистых листов бумаги. Рядом с ними – шариковую ручку.
– Пиши.
– Чего писать? – вяло поинтересовался Гена. – В смерти моей прошу никого не винить?
– Пиши. Я скажу.
Гена взял ручку и приготовился писать.
– Здравствуй, милая мамочка, – продиктовал генерал. – Написал? Продолжай дальше. У меня всё в порядке. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Добрался нормально, устроился хорошо, так что не волнуйся, пожалуйста. Чеченцев здесь много, но на вид они нестрашные, даже похожи на людей. Ну вот, на первый раз всё, а то нет времени писать подробнее. Очень много работы. Когда освобожусь, напишу обо всём. Кстати, мясо и фрукты здесь дешевле, чем у нас. До свидания. Целую. Гена. Написал?
– Написал.
– Бери другой лист и пиши снова. Здравствуй, милая мамочка. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Мамочка, ты не волнуйся, пожалуйста, но я нахожусь в плену у чеченцев. Когда вернусь домой, расскажу, как всё приключилось. Обращаются со мной нормально, все органы целы. Кормят тоже нормально. Я даже поправился. Меня освободят, когда будет производиться обмен пленными, а до тех пор мне придётся побыть у них. Так что не переживай, пожалуйста. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. Больше писать нет времени, так как человек, который согласился переправить письмо, сейчас уходит. До свидания. Целую. Гена.
– Что всё это значит?
– То, что ты должен исчезнуть на длительное время… как Гена Грызенков.
– Зачем?
– Чтобы Олаф Торвальдсен мог спокойно делать своё нелёгкое дело.
– Я, что, вправду, должен буду поехать в Чечню?
– Для всех твоих родных и знакомых, включая мать и дядю, который самых честных правил, – да.
– А на самом деле?
– Завтра утром ты отправишься в Москву. Приобретёшь там квартиру, денег у тебя более чем достаточно, и явишься в «Дары Востока».
– Хорошо. Явлюсь. И что я буду делать?
– Работать.
– Работать? Но для начала, как минимум, нужно устроиться на работу. Я слишком хорошо знаю, каково сделать это в наше время. И кем, интересно знать, я смогу там устроиться?
– А для чего, спрашивается, существует прекраснейший документ, который ты даже не удосужился прочитать?
– Но он на незнакомом языке. Я ничего там не понимаю.
– На незнакомом? С каких пор твой родной норвежский язык стал для тебя непонятным?
– Так он на норвежском? И что в нём написано?
– Это твоя аттестация. В ней ты характеризуешься как прекрасный работник, лояльный член общества.
– И где я успел там поработать?
– Ты разве забыл, что работал барменом в ночном баре «Ваалгал»?
– Ах, да. Но какой из меня бармен? И кой прок от бумажки, написанной на норвежском языке?
– Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. И отношение к тебе будет человеческое. И когда в «Дарах Востока» откроется вакансия бармена, то предпочтение, поверь мне, будет оказано тебе. Тем более что о твоих конкурентах, если они, вдруг, объявятся, я позабочусь. Но, запомни, это единственная помощь, которую я окажу тебе. В дальнейшем, заботься о себе сам.
– Ну, какой из меня бармен? – канючил Гена. – Я коктейля ни разу на вкус не пробовал, не то, чтобы сбить его. Да меня сразу разоблачат, как только я встану за стойку.
– Разоблачат, если и дальше будешь продолжать в том же духе. Что главное в жизни?
– Что?
– Вера. Если ты, по-настоящему веришь во что-либо, то окружающие тебя люди тоже поверят. Вбей в свою рыжую голову, что ты Олаф Торвальдсен, классный бармен, и, будь спокоен, ни одна живая душа не усомнится в тебе. А начнёшь сомневаться, бояться, метаться, тогда и дураку будет понятно, что ты не тот, за кого выдаёшь себя.
– Ладно. Предположим, я уверую в себя, явлюсь в «Дары Востока», а мне заявят, что бармен им не нужен. Что мне делать?
– Оставь своё резюме и жди, когда тебя пригласят.
– А если не пригласят?
– Пригласят. После того, как устроишься, начинай действовать самостоятельно. На рожон не лезь, но и не тяни резину. Помни: каждый день промедления – это ещё несколько десятков искалеченных судеб. Поэтому не миндальничай. Используй все средства, какие сочтёшь нужными, не оглядываясь на так называемые законы. Отчёты о проделанной работе будешь подписывать один, точка, три.
– Что это значит?
– То, что ты един в трёх лицах: и бог, и царь, и герой. Или, говоря современным языком, ты будешь представлять все три ветви власти: законодательную, судебную, исполнительную. То есть, сам будешь устанавливать законы, следить за их выполнением, выносить приговоры нарушителям и приводить их в исполнение. Полномочия, как видишь, обширнейшие. Даже у президента нет таких.
Гена с сомнением взглянул на генерала, но дипломатично промолчал. Генерал вздохнул.
– Думаешь, спятил старик? Не знаю, со стороны, как говорится, виднее. Лишь в одно верю твёрдо: нет сейчас у нас иного пути. Нет и всё тут. Либо мы, либо они. Третьего не дано. Страшные дела творятся. Жуткие. Да, вот ещё, если случатся какие трения с законом, выпутывайся сам, на меня не ссылайся. И не потому, что я боюсь запачкать свой мундир – чёрт с ним, с мундиром! – а чтобы дело не загубить.
– А отчёты?
– Будешь составлять ежеквартально. Очень кратко. Не более странички.
– Как их пересылать? По почте?
– Никакой почты. Будешь вкладывать в схрон, где находятся яды. Дальнейшее, не твоя забота. Ну, кажется, всё. Забирай своё хозяйство – и ни пуха тебе, ни пера
– К чёрту.
2. Дары Востока.
Директор ночного клуба «Дары Востока» Газават Саврасович Исламов восседал в удобном кожаном кресле и задумчиво вертел в руках зажигалку. Она была сделана из чистого золота и непонятно зачем инкрустирована двенадцатью бриллиантами в три карата каждый. Очень красивая, но тяжёлая и страшно неудобная вещь. Всё в нашей земной жизни должно соответствовать своему назначению: женщина должна быть женщиной, мужчина – мужчиной, а зажигалка – зажигалкой. Её дело: зажечь костёр, прикурить сигарету. Всё. Больше она ни для чего не нужна. Зачем тратить на неё золото? Зачем пихать бриллианты? Непонятно. И не выбросишь. Стоит как двадцать автоматов Калашникова! Вах…
Кабинет большой, красивый и неуютный. Золото, алый бархат, чёрное и красное дерево, дорогая аппаратура.
Газават Саврасович никак не мог привыкнуть к бесполезной роскоши и чувствовал себя здесь крайне неудобно. Ведь ещё неделю назад он был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Семь лет леса и горы Кавказа были его родным домом, а глухая тёмная пещера – рабочим кабинетом. Сколько славных боевых операций за плечами Газавата. С каким уважением произносили его имя соратники, как боялись его неверные. Но Центр сказал: «Хватит»! Так боевой командир Газават Басадов стал Газаватом Саврасовичем Исламовым. И вот он в Москве, в роскошном кабинете, безбородый, а вместо униформы на нём костюм, который стоит как десять АК.
Напротив директора «Даров Востока» сидел главный бухгалтер сего славного заведения Хашиш Дурманов. В своё время Хашиш назывался Ренатом Дасаевым и также был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Немало неверных голов отрезал Ренат Дасаев своим любимым кинжалом. Всероссийская слава к нему пришла после захвата Ворошиловска. Но там же он испытал и величайший позор. Потому что вместо 378 человек, которых ему предписал зарезать Центр, боевики Рената уничтожили 377. Просчитались.
Центр был неумолим. Его отстранили от командования и отправили в Москву на бухгалтерские курсы. После окончания курсов, Рената Дасаева переименовали в Хашиша Дурманова и направили главным бухгалтером в «Дары Востока».
И вот пять лет Хашиш Дурманов трудится на бухгалтерской ниве. Сначала было тяжело. Ох, как тяжко. Когда вместо верного кинжала рука натыкалась на тошные счёты. Но, ничего. Привык. И уже как кошмарный сон вспоминались боевые рейды и засады на дорогах.
Из Хашиша выковался прекрасный бухгалтер. Как официальная так и неофициальная деятельность «Даров Востока» постоянно была под контролем неусыпного ока Хашиша. Он настолько втянулся в бумажную работу, что не мыслил иной. Газават был его третьим директором. Двух предыдущих упаковали в цинковые ящики и отправили отдыхать в родные горы.
– Таким образом, – закончил свой отчёт Хашиш, – за вычетом всех расходов чистая прибыль за прошлый месяц составила 17 миллионов 258 тысяч 647 рублей 29 копеек. Из них 10 миллионов перечислены в Центр, остаток пойдёт на закупку оружия для наших братьев.
– Хм, – скептически покрутил головой Газават, – что можно купить на 7 миллионов?
– Немного, – согласился Хашиш. – Но таких фирм как наша – несколько. В итоге набегает неплохая сумма.
– Но почему бы нам не пустить все деньги на закупку оружия?
Хашиш погасил улыбку. Все директора начинали с этого. Было время, когда и он так думал. Пока представители Центра не объяснили ему популярно, что такое «чеченская» война. Кто её начал, почему она продолжается, хотя ни русскому, ни, тем более, чеченскому народу она совсем не нужна.
– Нельзя, – мягко ответил Хашиш. – Мы потеряем больше. Без Центра нам не продержаться и дня. Единственный путь поддержать наших братьев, – знакомые слова сами собой отскакивали от зубов, – в священной борьбе – наращивать торговый оборот. Как легальный, так и нелегальный. Но, если в нелегальном, как вам должно быть об этом известно, мы полностью зависим от Центра, то в легальном у нас имеется масса неиспользованных резервов.
– Это каких?
– Вам приходилось бывать в нашем ресторане, нашем игорном зале?
– Приходилось.
– И ваше впечатление?
– Очень хорошее. Словно в родном ауле.
– И много в этом ауле вы увидели русских лиц?
– Ни одного, слава Аллаху!
– А ведь мы находимся в Москве, не в Чечне.
– Вот и хорошо.
– Чего хорошего в полупустом зале? Чего хорошего в том, что многоуважаемый Кази Магомедов, пусть Аллах продлит дни его жизни, выдувает за вечер ведро чая? Вы знаете, сколько копеек он здесь оставляет? А ведь вы – директор ресторана, который, как минимум, должен быть рентабельным. Не говоря о том, что мы должны получать прибыль. В том числе с игорного зала. Только тогда мы сможем существенно увеличить помощь нашим братьям.
– Что ты предлагаешь?
– Покончить с чеченским сепаратизмом. Да-да, уважаемый Газават Саврасович, я не оговорился. Наше заведение должно стать открытым для всех желающих, независимо от национальности и вероисповедания.
– Разве оно закрыто? У нас вход свободный.
– Э-э, дорогой Газават Саврасович, вы посмотрите на лица наших официантов. В них ребёнок невооружённым взглядом распознает террористов. Для них любой посетитель должен быть дорогим гостем. А они? Подают тарелку с хлебом, словно там лежат тухлые собачьи кишки. Кто второй раз придёт к такому человеку? А бармен? Такой зверской рожи я не встречал даже среди своих боевиков. А у меня служили отчаянные ребята. Настоящий уголовник. Когда берёшь коктейль из его рук, на всякий случай прощаешься с жизнью. Кому нужен такой сервис? А музыка? Не спорю, такая музыка угодна Аллаху, но можно ли танцевать под неё? У нас что: ресторан или мечеть? А крупье? Настоящие грабители. От одного взгляда на них пропадает всякое желание делать ставки, думаешь только о том, как побыстрее унести ноги.
Газават Саврасович задумчиво забил косячок.
– Что ты предлагаешь?
– Немедленно поменять персонал. Не весь, разумеется. Поваров, подсобных рабочих, метрдотеля можно оставить. А вот официантов, бармена, крупье – заменить однозначно.
– На кого их заменить?
– На лиц славянской национальности. После общения с официантом, а ещё лучше официанткой (коротенькая юбочка, ляжки сверкают) у клиента должно возникнуть желание ещё раз посетить наше заведение.
– Хорошо. Заменим. А если среди них окажутся стукачи?
– А вы думаете, среди правоверных нет стукачей? У вас в отряде не было стукачей? Среди нынешнего персонала нет стукачей? Продажны все: как мусульмане, так и неверные. Просто служба безопасности должна работать, а не молиться Аллаху.
Газават Саврасович пожевал губами, бросил зажигалку в верхний ящик стола.
– Ты прав, – кратко сказал он.
3. Внедрение в волчье логово.
– Уф-ф.
Олаф откинулся на спинку кресла и блаженно закрыл глаза. Как он устал.
Как всё-таки власть имущие оторваны от реалий жизни. Олаф испытал сию простую истину на собственной шкуре. Легко генералам давать задания. Попробуй, выполнить их.
Его новая жизнь началась в Москве не так плохо. Олаф устроился в скромной гостинице на окраине Москвы. На шикарный отель он не рискнул, хотя доллары валютчики разменяли беспрекословно. Мучения начались при покупке квартиры. Вот где ему помотали нервы. Притом, что Олаф не привередничал и фальшивых долларов не жалел. В конце концов, остановились на двухкомнатной квартире недалеко от Черкизовского рынка. Самый большой плюс заключался в том, что жильё находилось в пяти минутах неспешной ходьбы от «Даров Востока».
Так и подмывало оформить квартиру на Гену Грызенкова, но Олаф поборол искушение. Не стоит рисковать. Вдруг проверят, спросят, кто такой Гена Грызенков и какое отношение он имеет к Олафу Торвальдсену? Кстати, все документы оказались отменного качества. Ни в какой организации не возникло ни одного неудобного вопроса. Впрочем, Олаф так вошёл в роль, так тянул слова, что пока ещё никто не дослушал его до конца. Да и трубкой он обзавёлся такой же внушительной как его шнобель. Очень она оказалась кстати.
Пока его квартира ремонтировалась и обставлялась мебелью, Олаф не терял времени даром. Он посетил несколько ресторанов, баров и казино, где внимательно присматривался к труду барменов. Ничего сверхъестественного в их работе Олаф не обнаружил. Высший шик, как он понял, заключался в умении бармена жонглировать бутылками. Олаф раздобыл десяток пластиковых посудин с водой и несколько дней по 6-8 часов манипулировал ёмкостями. Когда они перестали вылетать из его рук, Олаф купил пару бутылок коньяка, по бутылке водки, виски, ликёра, вина и стал тренироваться с ними. К тому времени, когда переезд в отремонтированную и обставленную квартиру стал возможен, руки Олафа обрели требуемую ловкость. Несложным оказалось и равномерно разливать жидкость по рюмкам и бокалам. Научился он и смешивать коктейли. Олаф закупил всю специальную литературу, какая только имелась в книжном магазине по интересующему его вопросу. Вызубрил рецепты нескольких десятков коктейлей и даже мог быстро смешать их.
Короче, Олаф был готов испытать судьбу.
Погожим июльским вечером Олаф Торвальдсен отправился в «Дары Востока». Для начала он поднялся на второй этаж, где размещался игорный зал и заглянул в бар. За стойкой орудовал мрачный небритый чеченец. Он неплохо смотрелся бы возле ротного миномёта, но здесь была явно не его стихия. Движения неуверенны и просто неуклюжи, а когда Олаф попросил приготовить ему простейший «Цветок лотоса», бармен уставился на него как на пленного спецназовца. Явно случайный человек.
Олаф выпил стакан ананасового сока (хоть его смог налить, и на том спасибо) и спросил, как ему попасть к директору.
– Зачэм тэбе дыректор?
Бармен схватился за пояс в том месте, где у каждого уважающего себя человека должен висеть кинжал. Ничего там не обнаружил, вспомнил, где находится, и выдавил на лице подобие улыбки.
– Хочу устроиться на работу.
(Разумеется, Олаф усердно тянул слова и трубкой работал весьма активно, но в целях экономии бумаги не будем впредь заострять на сей детали Ваше благосклонное внимание. Достаточно того, что бармен не менее ста пятидесяти раз хватался за воображаемый кинжал, а после окончания разговора с «проклятым рыжим карликом» поклялся жизнью и здоровьем всех своих домочадцев до семьдесят седьмого колена включительно немедленно отправиться назад, в горы и сложить там свою голову, лишь бы никогда больше не видеть рыжего урода. Своё обещание он, кстати, выполнил с точностью до последней буквы.)
В течение часа, а именно столько длилась их беседа, Олаф успел лишь выложить, что он норвежец, пять лет отработал барменом в баре «Ваалгал» и теперь желает потрудиться здесь, в «Дарах Востока».
Измочаленный бармен кивнул на коридор, ведущий к директорскому кабинету.
Поплутав немного, Олаф нашёл требуемую комнату. «Газават Саврасович Исламов», прочёл он золотые буквы на большой табличке, украшавшей массивную железную дверь. Вот оно волчье логово.
Олаф поправил во рту трубку и решительно взялся за ручку. Стучаться он посчитал излишним. Дверь мягко открылась, и взору Олафа Торвальдсена предстал роскошный кабинет и восседающий в красном кожаном кресле известный террорист и полевой командир Газават Басадов, погибший, как утверждали средства массовой информации, несколько месяцев назад. Воскрес, флегматично подумал Олаф и дёрнул трубкой.
– Разрешите?
Газават Саврасович изумлённо уставился на необычного посетителя. Что здесь нужно рыжему клоуну? Или цирку понадобился спонсор? Он подавил раздражение и кивнул на гостевое кресло. Олаф неторопливо прошествовал к указанному месту. Не поленился опустить сиденье, так чтобы ноги упирались в пол. Задумчиво посмотрел на Исламова – Басадова.
– Чем обязан? – раздражённо поинтересовался директор.
– Вы – Газават Саврасович Исламов?
– Да.
– Вам нужен бармен.
Это не был вопрос. Это было утверждение.
– С чего вы взяли?
– Я посмотрел на работу господина за стойкой. Случайный человек. Не знает элементарных вещей.
– А вам какое дело? Кто вы такой?
Олаф с удовольствием вынул из кармана новенький норвежский паспорт и небрежно бросил на стол.
Газават Саврасович взял документ в руки, прочитал. Брови удивлённо полезли вверх.
– Норвежец? А так хорошо говорите по-русски.
– Норвежец я по отцу. Мать у меня русская. Я родился и вырос в Норвегии, в городе Осло. У нас в семье говорили на двух языках. Если желаете, перейдём на норвежский?
– Не надо.
– Как хотите. Пять лет я проработал барменом в ресторане «Ваалгал», что на улице Кнута Гамсуна. Вам нужен профессионал. Готов предложить свои услуги. Вот моя характеристика.
Олаф достал из кармана соответствующую характеристику на норвежском языке, любовно разгладил её ладонями и положил на стол. Газават Саврасович недоумённо повертел бумагу в руках и бережно опустил на место.
– А почему вы уехали из Осло?
– После смерти отца мать решила вернуться на родину. Мне показалось любопытным посмотреть на Россию. У вас большая страна. Но очень мало профессионалов. Сплошные любители. Везде, где мне приходилось бывать.
Олаф неодобрительно покачал головой.
– Такая большая страна, и так мало профессионалов. У вас даже в архивах водятся мыши. Совсем, совсем мало порядка. Вам нужно срочно менять любителей на профессионалов.
– Да, с профессионалами у нас проблема, – согласился Газават Саврасович. – Но где их взять? Я лично поменял пять барменов. И толку? То алкоголик, то уголовник, то, вообще, стукач.
– Что есть стукач? Не знаю такого слова.
– Гм. Это человек, который находится на жаловании милиции.
– Милиционер? Разве может милиционер работать барменом? Вам нужен профессионал.
– Кто спорит?
Газават Саврасович вспотел от общения с чёртовым норвежцем. Хуже эстонцев. Как они там общаются между собой? С ума можно сойти. Потому они такие молчаливые, что говорить по-человечески не могут. Внезапно в нём вспыхнула подозрительность. Хоть этот рыжий урод с норвежским паспортом меньше всего походил на чьего бы то ни было агента. Ещё эта идиотская трубка.
– А почему вы решили обратиться именно к нам?
– Я купил себе квартиру на Амурской улице, дом номер 5. Это рядом с вами.
Газават Саврасович согласно кивнул головой. Он хорошо знал названный дом.
– Я сегодня посетил ваш бар, понаблюдал за работой бармена и остался недоволен. Он не знает элементарных вещей. Например, сколько пузырьков углекислого газа в бутылке шампанского.
– И сколько? – заинтересовался Газават Саврасович.
– 49 миллионов.
– Надо же. Не поленился кто-то сосчитать.
– Дальше – больше. Ваш бармен не знает, что Whiskey и whisky – один и тот же напиток. Только первый вариант написания используется для американского и ирландского виски, а второй – для канадского и шотландского. Что крепкие спиртные напитки, такие как коньяк, виски и бренди, изначально бесцветны, в отличие от пива и вина, а их золотисто-коричневый цвет, равно как и другие оттенки, обусловлен процессами старения во время выдержки в деревянных бочках. Что в текиле нет никаких червяков. Гусеница бабочки Hipopta Agavis, которую ошибочно называют червяком, находится в другом мексиканском напитке – мескале, но получают его из другого растения, нежели текилу. Что Бурбон назван так по названию округа в американском штате Кентукки, где этот напиток производился с 1789 года. Что в настоящее время в округе Бурбон бурбон не производят. Что терновый джин (sloe gin) – не джин, а ликёр, приготовленный на основе ягод терновника. Что шотландское виски обязано своим необычным "ароматом дымка" особенностям технологии изготовления. Ячменный солод, используемый в качестве сырья, подвергается дымовой сушке – топливом служит торф. Что мускат, в переводе с итальянского, – вино с мухами. Что в уэльском (валлийском) языке пиво обозначается словом cwrw. Произносится оно как "ку-ру". Что в британском флоте с 1651 по 1970 год каждому моряку ежедневно выдавалась порция рома. Что бутылки для шампанского ёмкостью больше стандартных 0,75 л носят собственные имена, причём в большинстве случаев – библейские. И, вообще, ваш бармен знает рецепты лишь трёх коктейлей! – с ужасом в голосе произнёс Олаф. – В то время как даже из находящихся в баре напитков можно приготовить 17 миллиардов 864 миллиона 392 тысячи 788 различных коктейлей.
– И вы все знаете? – спросил ошарашенный Газават Саврасович.
– Не буду хвастать, что помню все, но добрую половину из них приготовить я смогу. Поразмыслив, я пришёл к выводу о необходимости срочной замены вашего бармена профессионалом. Я взвесил свои возможности и решил предложить свои услуги.
– Д-да.
Впервые в жизни Газават Саврасович не знал, что сказать. С одной стороны бармен действительно нужен. Шамиль человек временный и явно не на своём месте. Глупо было бы спорить. Но представить за стойкой рыжего клоуна с этаким шнобелем и громадной трубкой во рту… Бр-р-р. Он всех посетителей распугает. А, может, не распугает? Может, наоборот привлечёт? Отработал же он пять лет в Норвегии. Цивилизованная страна. Европа. Там просто так ничего не делают. Рискнуть? Попробовать? Если что, … уберём. Хотя нет. Не уберёшь. Иностранец. Ну и что? Уволим. Только и дел. Стучать не будет. Такого приметного урода к органам на пушечный выстрел не подпустят. Но всё равно вопрос серьёзный и без совета его не решить.
Газават Саврасович надавил на кнопку селектора.
– Хашиш, зайди, пожалуйста. – Наш главный бухгалтер, – пояснил он, обращаясь к норвежцу. – Он здесь старожил, пять лет отработал. А я человек новый, всего второй месяц руковожу.
Хашиш не заставил себя ждать. В нём Олаф без труда опознал самого Рената Дасаева и едва не подпрыгнул в кресле. Как же так: Ренат Дасаев скрывается где-то в горах и замешан во всех известных терактах, включая Норд-Ост. Об этом ежедневно трубят все СМИ. Олаф ничего не понимал. Но продолжал хранить олимпийское спокойствие. А что ему оставалось? Авось, выйдет отсюда с головой на плечах.
– Хашиш, этот молодой человек хочет устроиться к нам барменом.
– Этот? – с нажимом переспросил Хашиш.
– Да. Этот, – с таким же нажимом ответил Газават Саврасович. – Разве не ты говорил, что надо срочно менять бармена?
– Говорил. Но не на клоуна. У нас ночной клуб, а не цирк.
– А ты знаешь, что этот клоун – норвежец, и ты оскорбляешь иностранного подданного.
– Норвежец?
В голосе Хашиша прозвучали недоверие и неприкрытая зависть.
– Норвежец. Вон его паспорт.
Хашиш взял в руки паспорт, просмотрел его от корки до корки, вернул на место.
– Везёт дуракам, – со вздохом проговорил он.
– Ты аккуратнее в выражениях, – смущённо пробормотал Газават Саврасович. – Олаф прекрасно говорит по-русски. У него мать русская. К тому же он пять лет проработал барменом в ресторане …
Газават Саврасович запнулся и беспомощно посмотрел на Олафа.
– «Ваалгал», – флегматично закончил предложение Олаф.
– В городе Осло.
– Ну и оставался бы там. Чего к нам припёрся?
«Пожалуй, стоит наведаться в схрон, – подумал Олаф, безмятежно посасывая трубку. – Посмотрим, что там за яды. Могут пригодиться. Хорошо, что отец Онуфрий освятил их».
– Его отец умер, и мать решила вернуться на родину. Он купил квартиру рядом с нашим клубом, поэтому и решил обратиться к нам. Так что с этим всё нормально.
– В каком доме?
– В пятом.
– Можно попробовать. Как вариант.
– Вот именно. Как вариант.
Газават Саврасович с Хашишем понимающе переглянулись.
– Это всё? – поинтересовался Хашиш у директора.
– Всё.
– Тогда я пошёл. А то прибыл товар. Надо оприходовать.
– Давай.
Хашиш исчез.
Интересно, что за товар он собирается оприходовать? Марихуану? Или героин?
Газават Саврасович облегчённо потёр руками. Гора с плеч. У Хашиша собачий нюх, и если он ничего не заподозрил…
Газават Саврасович положил на стол ручку и лист бумаги.
– Пишите заявление.
– На каком языке?
– На русском.
– Что именно я должен писать?
– Бери ручку, я продиктую. Так, пиши. Директору ночного клуба Исламову Газавату Саврасовичу от, – директор взял в руки паспорт, прочитал по слогам, – Тор-вальд-сена Олафа. Как звали твоего отца?
–Улаф.
– Улафовича. Заявление. Прошу принять меня на работу в ночной клуб «Дары Востока» на должность бармена с испытательным сроком в два месяца. Подпись. Дата. Да, припиши ниже свой точный домашний адрес и номер телефона. О решении тебе сообщат через три дня.
– Значит, я могу на два дня отправиться в Тверь, навестить свою мать?
– Так, сегодня понедельник? До четверга ты свободен. В четверг после обеда тебе сообщат о принятом решении.
– До свидания. – Олаф вылез из кресла. – Приятно было познакомиться.
– Взаимно.
– В четверг утром я возвращаюсь из Твери и жду вашего звонка.
Олаф взялся за ручку двери.
– Подожди, – спохватился Газават Саврасович, – забыл спросить. Как у тебя насчёт этого?
Он щёлкнул пальцами по горлу у воротника.
– В смысле алкоголя.
– Я не употребляю спиртных напитков, – сухо сообщил Олаф.
– Как же так? – удивлённо развёл руками Газават Саврасович. – Вроде северная страна, морозы.
– Во-первых, у нас мягкий климат, так как рядом протекает Гольфстрим, а, во-вторых, я, как вы успели заметить, нетипичный норвежец.
Олаф мягко закрыл за собой дверь.
Из «Даров Востока» он прямым ходом направился к музыкальному ларьку, где скупил всю эротику и порнуху, какая только была у них. Дома он свалил диски на пол рядом с видиком. После чего Олаф посетил книжный магазин и приобрёл там «Кама сутру» и несколько книг на норвежском языке.
Утром Олаф выдрал из рыжей шевелюры волосок и, выходя из квартиры, пристроил его на двери в укромном месте, так чтобы он обязательно порвался, если дверь будет открыта. Этот способ Олаф высмотрел в каком-то боевике. А то, что у него будут незваные гости, Олаф не сомневался.
Полюбовавшись проведённой работой, Олаф отправился в гостиницу. Другую. В ту же возвращаться не рискнул. Как не поехал к настоящей матери, что собирался сделать вначале. Вовремя вспомнил, что находится в чеченском плену.
А, ведь, действительно в плену и именно чеченском, подумал Олаф, садясь через несколько часов в электричку.
Схрон он нашёл без особых проблем. Оставил там донесение и внимательно проштудировал спецификацию ядов. Сначала его выбор пал на яд, действующий через месяц после применения, но, вспомнив наглый тон Хашиша, решил, что две недели – более приемлемый срок. Уже собираясь уходить, Олаф опять передумал. Сутки – то, что надо.
4. В логове.
Волосок был порван. Олаф хмыкнул и открыл дверь квартиры. На беглый взгляд, в ней ничего не изменилось. Но если приглядеться… Олафу по наследству от Гены Грызенкова досталась отличная зрительная память, и он во всей квартире заметил массу мелких перемещений предметов. Но ничего не пропало. Даже деньги. И на том спасибо.
А поработали основательно. Очень серьёзные люди. Значит, и дела у них нешуточные. Олаф зябко повёл плечами. Куда он, дурак, влез? Отравить их всех? А что это даст? Ничего. Из Чечни пришлют новых людей, которые заменят ушедших на вечный покой. Только и всего. Наркота как шла, так и будет идти сплошным потоком. Потому что есть спрос, который, как известно, рождает предложение, в свою очередь, стимулируя спрос.
Но что делать?
Ничего.
Ждать звонка. А там действовать по обстоятельствам. Рвать свою задницу он не собирается, но и прятаться в кусты было поздно.
Газават Саврасович, как обещал, позвонил вечером. Сухо поздоровался и предложил зайти к нему с документами для составления контракта.
Процедура составления и подписания контракта не отняла много времени. На главный вопрос о зарплате, Олаф чистосердечно ответил, что он человек не бедный и его устроит любая зарплата, разумеется, эквивалентная затраченным усилиям. Он не собирался задерживаться здесь надолго.
На следующий вечер Олаф орудовал за стойкой. Как ни странно, получилось неплохо. Ему даже понравилась новая работа.
Но как приступить к тому, ради чего он появился здесь? Как внедриться в мафию и «обезвредить её головку?» Сколько Олаф ни ломал собственную рыжую голову, не смог придумать ничего путного.
х х х
Олаф меланхолично переставлял на стойке пустые стаканы. Никого. Ни одного самого захудалого посетителя, желающего отведать фирменный коктейль «лягушка на троне» либо погрузиться в «пучину наслаждения».
Все посетители бара – четыре чеченца, играющие в нарды за угловым столиком. И те местные. Охрана. Правда, было неясно: что и от кого они охраняют. За те несколько дней, что проработал Олаф в «Дарах Востока», он ещё ни разу не видел их за «работой».
Но то, что «работать» они умеют, хорошо читалось на их бандитских рожах. Как свободно, вольготно чувствуют они себя тут. Гогочут, будто находятся в родных горах, а не в Москве. Олаф узнал одного из них, старшего. Дилаев. Известный полевой командир. Погиб несколько месяцев назад. Остальные наверняка такие же «трупы» как и Дилаев. Интересные дела творятся в Чечне.
Дилаев, будто прочитав его мысли, встал и вразвалочку подошёл к стойке. Сощурив тёмно-карие глаза, тяжело уставился на Олафа.
– Что, урод, пялишься на нас? Или у тебя голова железная?
«Охранники» довольно заржали.
– Что молчишь, норвежская свинья? Думаешь, за паспорт спрятаться? Не поможет тебе паспорт.
Олаф молча поставил на стойку согнутую в локте правую руку. Кивнул Дилаеву. Тот недоумённо тряхнул головой. Наконец, дошло. Он поставил свою правую руку. Олаф мгновенно припечатал её к стойке. Дилаев изумлённо раскрыл рот.
– Па-даж-ди.
Чеченец широко расставил ноги, упёр левую руку в бок.
– Давай.
Заинтересованные «охранники» подошли поближе.
Олаф также легко, словно перед ним стоял ребёнок, вновь припечатал к стойке руку Дилаева. Парни изумлённо зацокали языками. Выстроились в очередь. Всех постигла та же участь. Никто не продержался и трёх секунд.
Олаф флегматично поднял брови.
– Маладец!
Дилаев крякнул, потёр руку и подал её Олафу. Если он думал взять реванш подобным образом, то жестоко ошибся. Господь обидел Олафа ростом, но силы отвесил по полной программе. Олаф пока ещё не встречал человека, который мог бы «пережать» его. И Дилаев имел возможность убедиться в этом. К слову сказать, сила рук у Гены-Олафа ни чем не была подкреплена, не приносила ему никакой прибыли и пропадала втуне. Так, в мальчишеских драках неуклюжий Гена был абсолютно бесполезен. Ведь там никто не лез к нему с рукопожатиями, а махать кулаками Гена не умел…
– Смешай нам всем по коктейлю. И себе.
Олаф давно перестал удивляться тому, что мусульмане хлещут водяру не хуже русских. Аллах высоко, а водка рядом. Он соорудил четыре коктейля с водкой и один фруктовый.
– Кто из нас мусульманин? – усмехнулся Дилаев.
Олаф вынул изо рта трубку, поднял стакан с коктейлем, сделал крохотный глоток, поставил стакан на стойку, вновь засунул трубку в рот. Эту операцию он совершил восемь раз. Дилаев безнадёжно махнул рукой и отошёл от стойки. Охранники вновь уселись за столик и принялись за нарды.
Пока: один ноль. В его пользу.
Радость была недолгой.
– Генка! – раздался восторженный женский вопль. Перед ним маячило такое знакомое, почти родное лицо Светки Королёвой. Светки, по прозвищу Королева, с которой они пять последних лет отсидели за одной партой. Самой красивой девчонки в их школе. В которую он был тайно влюблён с (какого?, пожалуй, с первого) класса. Как бы он вопил и прыгал от восторга, окажись она перед ним, к примеру, в архиве. Но здесь? Каким ветром занесло её в чеченский отстойник?
Олаф вынул изо рта трубку и дружелюбно улыбнулся.
– Мадам, я польщён тем, что напомнил вашего друга, но вынужден разочаровать вас. Позвольте представиться: Олаф Торвальдсен. Гражданин Норвегии.
Олаф водворил трубку на место и жалобно посмотрел на Светку. Королева была не только красивой, но и весьма неглупой девочкой. Недаром она училась на круглые пятёрки. Сколько раз Светка выручала незадачливого соседа на контрольных работах. Она и сейчас не подвела.
– Ох, извините. Я сама вижу, что ошиблась. Просто издали вы напомнили мне школьного приятеля, Гену Грызенкова. Сто лет не видела. Так обрадовалась, что потеряла голову. Извините, пожалуйста.
– Ничего. Как говорится, бывает. Мы, натуральные шатены, действительно очень похожи друг на друга. Особенно издали. Вблизи, конечно сходство пропадает.
– Да, – глубокомысленно согласилась Светка, – вы, натуральные шатены, – она с трудом сдерживала смех, – действительно весьма похожи друг на друга. Особенно издали. В своё оправдание могу сказать, что мне уж очень сильно хочется встретить Гену. Вы не первый с кем я его путаю. Как увижу… натурального шатена, так и бросаюсь на шею. Столько раз попадалась впросак. Пора бы поумнеть. Но и Генка хорош, как окончил школу, так и пропал из виду. Как в воду канул. Знаю, что вроде учился в архивном институте. Сейчас, наверное, корпит в каком-нибудь архиве.
– Вполне вероятно, мадам. Извините, не знаю вашего имени.
– Светлана.
– Олаф, – напомнил он. – Может, выпьете что-нибудь?
– Налейте мне соку.
– Пожалуйста. Какого именно?
– Ананасового, если можно.
– Можно. Почему нельзя?
Олаф нацедил в стакан ананасового соку.
– У нас в первый раз?
– Да. В первый.
– Надеюсь, вам понравится.
– Надеюсь. Тем более что с сегодняшнего дня я работаю у вас.
– Вот как. Кем, если не секрет?
– Стриптизёршей.
Олаф едва не поперхнулся. Светка? Королева? Стриптизёрша? Танцевала она, конечно, бесподобно. На школьных вечерах к ней всегда выстраивалась очередь из самых крутых парней. Гены, разумеется, не было в их числе. Куда ему. Но Светка не забывала соседа и, если объявляли белый танец, обязательно разыскивала его и приседала перед ним в самом изысканном поклоне. А если Генка артачился (не хотел быть объектом насмешек), хватала его за руку и бесцеремонно тащила на площадку.
– Интересная профессия. Но, должен заметить, не совсем серьёзная.
– Почему?
– Ваше искусство будет представлять интерес для публики, пока вы молоды. С возрастом ваше тело утратит гибкость, потеряет упругость, и, увы, вам придётся искать другой способ зарабатывать на хлеб насущный.
– Знаю. Просто у меня сейчас очень тяжёлое положение. У меня нет другого выхода. Либо стриптиз, либо панель. Выбор, как видите, невелик.
– А разве нет другой, нормальной работы? В офисе, например.
– Да, можно устроиться. Уборщицей. На тысячу рублей. А мне одних лекарств надо в месяц на несколько тысяч.
– Вы так больны, мадам? По вашему цветущему виду не скажешь этого.
– Не я. У меня болеет мама. Папа умер два года назад. Сестрёнка заканчивает школу.Я единственная добытчица в семье.
– Прошу меня извинить, мадам…
– Светлана.
– Не понял?
– Меня зовут Светлана.
– Ах, да. Прошу меня извинить, Светлана, за то, что своими неуместными расспросами разбередил вашу душу.
– Ничего. Вы давно здесь работаете?
– Третью неделю.
– А до этого?
– До этого я работал у себя на родине, в Осло. В России я всего второй месяц.
– Ой, в Осло, – Светка лукаво улыбнулась. – Я была в этом городе. Три года назад. Где вы там работали?
– В баре «Ваалгал». На улице Гамсуна.
– Знаю такой. Жаль, что не смогла туда попасть. А так хотелось. Ведь он расположен рядом с домом Кнута Гамсуна. Моего любимого писателя. Я раз пять перечитывала его «Пана». Томас Глан. – Светка закатила глаза. – Как я плакала, как переживала за него. Поэтому и предпочла дом-музей Кнута Гамсуна бару «Ваалгал». Но всё-таки жаль.
– Действительно, жаль. Я бы имел честь познакомиться с вами три года назад. А улица потому и названа в честь Кнута Гамсуна, что он жил на ней.
– Ничего. Чему быть, того не миновать. Вот мы с вами и познакомились. Как вам в России?
– Прекрасная страна. Но мало порядка.
– Мало, – фыркнула Светка. – Вообще нет. Бардак.
– Вам виднее.
– А как вы оказались здесь?
– Моя мама – русская. После смерти отца она решила вернуться на родину.
– Вот откуда такое прекрасное знание русского.
– Дома мы говорили по-русски.
– А как вам русские девушки? Они любят иностранцев.
– Я этого не заметил. С моей… специфической внешностью трудно рассчитывать на повышенное женское внимание. Но девушки у вас очень красивые. Пожалуй, почти как у нас в Норвегии.
– А что у вас такого специфического? – недоумённо подняла брови Светка. – Вы очень приятный молодой человек.
Светка не лукавила. За десять лет она так пригляделась к своему однокласснику, что не замечала в нём ничего особенного. А теперь так обрадовалась нечаянной встрече, что он казался ей красивее Бреда Питта. (Или Питта Бреда)?
– Может, ещё сока, мадам? Или чего покрепче? За счёт заведения.
– Спасибо, не хочу. А ничего крепкого я не употребляю. Приходите на моё выступление. Оно начнётся через час. И не забывайте, что меня зовут Светлана.
– Запомнил, ма… Светлана. Обязательно зайду, как только появится возможность.
5. Гость.
В кабинете – трое: Газават Саврасович, Хашиш Дурманов и представитель северо-западного региона. Данный регион включал в себя архангельскую, мурманскую, новгородскую, псковскую, калининградскую, смоленскую, тверскую, ярославскую, владимирскую, вологодскую области, а также Карелию.
На столе: коньяк, виски, водка, закуска, представленная, в том числе и свининой во всех её ипостасях. Естественно: овощи, фрукты, сладости.
Газават Саврасович наполнил две рюмки коньяком, в третью щедро налил виски. Протянул рюмку Гостю.
– За что выпьем? – поинтересовался Гость.
– За победу над поляками, – предложил Газават Саврасович.
– С удовольствием, – поддержал его Гость. – Я болел за ваш «Терек». Молодцы ребята. От души рад.
Мужчины чокнулись. С удовольствием выпили.
– А я-то как рад, – сказал Газават Саврасович, отправляя в рот маслину. Усмехнулся. Покачал головой. – Скажи мне кто три года назад, что я буду так радоваться голу, забитому русским парнем, голову бы ему отрезал. Не задумываясь. А сейчас орал как сумасшедший, когда он закатил мяч полякам.
– Э-э, – вмешался Хашиш. – При чём здесь: русский, чеченец? Это одна команда. А у нас в отрядах? Кого только не было. Я как-то подсчитал: у меня чеченцев было меньше половины.
– У меня тоже, – согласился Газават Саврасович. – Наёмники. А сколько красивых слов нам говорили, сколько врали, сколько обещали. А всё свелось к грязной чёрной воде – нефти. Нефть – вот что всех интересует, вот за что льётся кровь, вот за что гибнут люди.
– Не нефть их интересует, – Гость покачал головой, – а деньги. Миллионы, миллиарды долларов. Даже не золото, как было раньше, а кусочки бумаги, раскрашенные зелёной краской. За них льётся кровь. И за власть, которую они дают. Но как бы то ни было, – Гость отставил недопитую рюмку, – разговоры – разговорами, а дело – делом.
С этими словами Гость извлёк из-под стола атташе-кейс, поставил его на край стола, щёлкнул замками. Кейс был набит как раз теми самыми зелёными бумажками, о которых Гость только что столь красочно живописал. Гость вывалил деньги на стол.
– Пересчитайте, пожалуйста.
Хашиш придвинул поближе одну пачку, быстро и сноровисто пересчитал, отодвинул. Вторую, третью.… Но как споро он не считал, пачек было так много, что работа двигалась крайне медленно.
– Может, ещё по рюмочке? – гостеприимно предложил Газават Саврасович.
Гость отрицательно покачал головой и для пущей убедительности накрыл широкой ладонью недопитую рюмку.
– Сначала дело.
Газават Саврасович не стал спорить. Он полностью разделял точку зрения Гостя. Дело прежде всего. Настоящий мужчина пьёт немного и только после окончания всех запланированных дел.
– Точно.
Хашиш отбросил в сторону последнюю пачку и вытер вспотевший лоб.
– Как в аптеке, – пожал плечами Гость.
Газават Саврасович кивнул головой, и Хашиш убрал деньги в сейф. Щёлкнул дверцей. Удовлетворённо откинулся в кресле.
– Как товар? – поинтересовался Гость.
– Грузится, – ответил Хашиш.
– Кто грузит?
– Наши люди.
– Те, что и в прошлый раз?
– Да. А что, есть претензии? – Газават Саврасович сощурил карие глаза.
Он понимал, что Гость интересуется не просто так. И не ошибся в своих предположениях.
– Есть.
Хашиш подобрался. Именно он отвечал за доставку товара, включающую в себя отгрузку его потребителю.
– Какие?
Хашиш сверлил глазами Гостя.
– В прошлый раз я недосчитался тридцати граммов.
Хашиш облегчённо вздохнул. Ерунда.
– Может, просчитался?
Гость отрицательно покачал головой.
– Я три раза перепроверил. Недостачу я покрыл из собственных средств, но…
– Всё понятно, – прервал Гостя Газават Саврасович. Показал Хашишу глазами на дверь. – Разберись.
Хашиш мухой вылетел из комнаты.
– Он разберётся, – успокоил Гостя Газават Саврасович. – Больше такое не повторится.
Гость закрыл пустой кейс, убрал его под стол.
– Надеюсь. Хотя, укравший раз…
Он не договорил и залпом выпил недопитое виски. Закусил бужениной.
Газават Саврасович вновь наполнил его рюмку. Не забыл себя.
– Давайте выпьем за доверие. Без доверия нам нельзя.
– Доверяй, но проверяй, – буркнул Гость, но рюмку поднял. С наслаждением процедил меж зубами янтарную влагу. Покатал во рту сочную маслину. Разжевал терпкую мякоть. Лицо Гостя порозовело, но взгляд оставался твёрдым и…
Газават Саврасович так и не смог подыскать нужного слова для определения выражения глаз Гостя. Уже в третий раз видел он Гостя, а всё не мог привыкнуть к его взгляду. Страшные, глаза. Таких он не видел у самых отмороженных боевиков. Но что в них такого жуткого, Газават Саврасович сказать не мог. Как-то он спросил об этом у Хашиша. Тот покачал головой и передёрнулся.
– Поверишь, сам боюсь этого типа. В жизни никого не боялся, а его боюсь. Как посмотрю на него, мороз по коже. Страшный человек. А чем страшный? Не пойму. С виду: типичный чиновник. Вежливый. Всегда улыбается. Слова грубого от него не слышал. А сердце сжимается. Уйдёт, гора с плеч. Но работает чётко. Никаких проколов. И выручка растёт раз от разу.
– Мёртвые!
Да-да, именно мёртвые. Такие глаза могут быть только у мёртвого человека, если, вдруг, каким-то колдовским образом оживить его. Зомби.
– Что мёртвые? – переспросил Гость.
Неужели он заговорил вслух? Газават Саврасович похолодел. Под мышками потёк обильный пот. Только этого не хватало.
– Это я так. Вспомнил ребят, – забормотал Газават Саврасович. – Стольких друзей похоронил.
– Хорошее дело, – тихо прошелестел Гость. Глаза его как-то странно заблестели. Мёртвым тусклым блеском. Так, наверное, блестят глаза у вампиров и всяких там вурдалаков, когда они сладострастно присосутся к шее очередной жертвы.
«Чего хорошего», – тоскливо подумал Газават Саврасович, но свои мысли на этот раз оставил при себе. Ему стало совсем неуютно. А Гость, напротив. Сам налил себе виски. Вопросительно глянул на Газавата Саврасовича. Тот отрицательно замотал головой. Ну, где Хашиш? Что-то больно долго он там разбирается.
Главный бухгалтер не заставил себя ждать.
– Разобрался, – коротко доложил он, входя в кабинет.
– Кто?
– Аман.
Газават Саврасович сморщился как от удара. Хорошего мощного удара. И было, отчего переживать. Амана лично он рекомендовал на работу. Вытащил с гор подонка, привёз в Москву, отмыл, устроил так, как бы ему во веки веков не устроиться. И вот она, благодарность. Так подставить.
– Точно?
Хашиш возмущённо передёрнулся.
– Сам сознался. Дилаев подтвердил. Он видел.
– Видел? Почему не доложил?
– А вы бы стали стучать на своего товарища? Боевого друга?
Газават Саврасович опустил глаза. Этот камень в его огород. Заслужил. Теперь каждая сволочь может безнаказанно тыкать ему в глаза. Ничего, придёт время, разберёмся и с тобой. Третий директор у тебя, говоришь? А у меня будет второй бухгалтер.
– Что предлагаешь?
– Воровство – это предательство. А для предателей у нас один закон – смерть. Но здесь случай особый. Аман ваш друг, вам и решать его судьбу.
– У меня нет друзей среди предателей.
– Тогда я отдам приказ Дилаеву.
Хашиш вопросительно посмотрел на Газавата Саврасовича.
– Отдавай.
Хашиш двинулся к двери.
– Подождите, – вмешался Гость.
Хашиш остановился.
– Отдайте его мне, – сказал Гость.
– Что значит, отдать? – не понял Хашиш.
– Я возьму его с собой, и сам приведу приговор в исполнение.
– Вы нам не доверяете?
Гость поморщился.
– Доверяю. Конечно, доверяю. Но он залез в мой карман, поэтому именно я должен привести приговор в исполнение. По-моему, я имею на это право?
Хашиш посмотрел на Исламова.
Газават Саврасович опустил глаза.
Хашиш вздохнул.
– В каком виде вам его отдать?
– Свяжите ему руки, ноги и бросьте на заднее сидение машины. Больше ничего не надо. Груз уложен?
– Всё в порядке. Я лично проверил.
– Хорошо. Вам я доверяю. Сколько времени уйдёт у вас на проведение операции?
– Пять минут.
– Прекрасно. Через пять минут я выхожу.
Едва за Дурмановым закрылась дверь, Гость плеснул в рюмку виски, жадно выпил. Довольно потёр руки.
– Хорошо, – шелестел он, запихивая в рот большие куски буженины. – Очень хорошо.
Неясно было, к чему относились его слова. Газават Саврасович и не пытался понять. Он безмолвно сидел в кресле, не поднимая глаз. Ему было страшно. Страшно как никогда в жизни.
х х х
Машина у Гостя была неприметная: старенькая белая шестёрка. Он давно мог бы справить шестисотый, но занимаемая им должность не позволяла сделать столь опрометчивый поступок. Ничего, он не гордый. Его вполне устраивает такая машина. Лишь бы бегала. А вот за этим он следит. Движок работает как часики. Ещё ни разу не подвёл. И не подведёт. Баба любит ласку, а машина любит смазку. Гость не жалел личного времени на уход за верным другом. Зато он всегда был спокоен за рулём.
Шестёрка стояла во дворе, у заднего выхода. Высокий раскидистый тополь укрывал её от посторонних глаз. Впрочем, в этом не было особой необходимости. На дворе ночь, и так ни черта не видно. Или ни шайтана? Неважно. Важно то, что пора ехать. Гость подошёл к машине, открыл правую заднюю дверцу, молча посмотрел на скрюченную человеческую фигуру. Захлопнул дверцу. Открыл багажник. Проверил груз. Всё в порядке. Можно ехать.
Тихо заурчал мотор, шестёрка плавно покатила в сторону окружной. Ехать ночью по Москве одно удовольствие. Никаких тебе пробок и заторов. И светло как днём. Но всякое удовольствие, к сожалению, очень быстро кончается. Закончилось и это, едва Гость выехал по Ленинградке за город. Темень. Ехать приходилось почти на ощупь. Да ещё встречные фуры не спешили переключить дальний свет на ближний.
После Клина полегчало. Количество встречных машин заметно сократилось. Можно было прибавить газку, но Гость не спешил. Он цепко вглядывался в ночной полумрак, выискивая подходящее местечко. Наконец, за Ямугой нашёл то, что искал. Поставил машину на обочине, заглушил мотор, включил в салоне свет и обернулся назад. Кавказский пленник лежал всё также тихо. Гость вынул из бардачка замотанный в белую тряпочку пистолет, аккуратно смотал тряпочку, сунул обратно. Взял пистолет в левую руку и вышел из машины. Открыл дверцу, развязал пленнику ноги, правой рукой схватил его за шиворот и легко, как котёнка, вытащил из машины. Поставил на землю.
– Не надо! – взмолился чеченец, норовя упасть на колени. – Не стреляйте. Шайтан попутал. Клянусь Аллахом, такое больше не повторится.
– Стой смирно, идиот, – процедил Гость. – Я не собираюсь в тебя стрелять. – Он качнул пистолетом – Это для острастки. Чтобы не дурил. Ты нужен мне для другого.
– Да-да, – обрадовано закивал чеченец (как его там, кажется, Аман?). – Я на всё согласен. Только не убивайте. У меня мать, отец, бабушка, жена, дети. Двое детей. Мальчик и девочка. Никто не работает. Негде работать. Я один кормлю их всех.
– Все вы ангелы, – пробурчал Гость. – Заткнись и слушай меня внимательно. Сейчас пойдём в лес. Там я поимею тебя. И не вздумай рыпаться. Пристрелю, как собаку. Будешь вести себя смирно, отпущу. Катись на все четыре стороны. Ну, а…
Дуло пистолета угрожающе дёрнулось.
– Понял?
Аман согласно закивал головой.
– Пошли. – Гость кивнул в сторону леса. – Не вздумай бежать. Я стреляю без промаха. Первый разряд по стрельбе.
Аман вжал голову в плечи и осторожно, мелкими шажками засеменил по узенькой тропинке.
– Стой, – через несколько минут скомандовал Гость.
Аман послушно замер на месте.
Ночь была тёплая, ясная. В лесу тишь да благодать. Полная луна неплохо освещала небольшую прямоугольную полянку, на которой они остановились. Поляна заросла высокой густой травой. Почти муравой.
– Потопчи траву, – скомандовал Гость. – А то будет неудобно.
Аман послушно затопал белыми кроссовками по тёмной траве.
– Хватит. Раздевайся.
– У меня руки связаны.
– Ну и что? Штаны-то сможешь стащить.
Алан кое-как связанными руками стянул спортивные штаны, затем трусы. Нагнулся. Ягодицы матово белели под луной.
Гость расстегнул ширинку и подошёл к Аману.
– Стань на колени. Сначала в рот.
Аман опустился на колени…
– Ну, вот и всё.
Гость удовлетворённо крякнул, выпрямился, застегнул ширинку.
Аман поднялся с карачек, всхлипнул.
– Чего плачешь, дурак?
– Вай. Как я теперь буду смотреть людям в глаза? Что скажу жене?
– Не переживай. Сейчас мы решим все твои проблемы.
Аман недоверчиво посмотрел на Гостя. Тот улыбнулся и придвинулся к связанному чеченцу. Резкий взмах руки с зажатым в ней пистолетом, короткий глухой удар, Аман повалился на вытоптанную траву. Глаза закрыты. На губах недоверчивая улыбка.
Гость наклонился над лежавшим ничком Аманом, трясущимися руками разорвал на груди рубашку. Устроился поудобнее, поднял голову, зорко огляделся по сторонам и, с трудом сдерживая растущее нетерпение, жадно впился зубами в горло поверженного пленника. Нащупал зубами яремную вену, прокусил её и большими, ненасытными глотками стал пить тёплую и такую сладкую человеческую кровь…
6. Одноклассники.
Зал был почти полон и ни одной бандитской рожи. Во всяком случае, Олаф не увидел их. Впрочем, чему удивляться. Сейчас не те времена. Бандиты сняли цепи и малиновые пиджаки, замайстрячили модные причёски и выглядят гораздо приличнее честного обывателя, к коим причислял себя Олаф Торвальдсен, норвежский подданный и бармен ночного клуба «Дары Востока».
Сегодня у Олафа выходной и он решил посмотреть выступление Светки Королёвой. Так сказать, побаловать себя стриптизом. Почему бы нет? Интересно. Да и должен такой любитель порнографии заинтересоваться сим действием?
Олаф выбрал пустой столик поближе к площадке с шестом. Тотчас подлетела официантка Тома. Молоденькая, с хорошей фигуркой. Коротенькая юбчонка едва прикрывала загорелые ляжки. Все официантки в «Дарах» были «сделаны» по одному шаблону: не старше 22-25 лет, смазливые, длинноногие и доступные. Олаф знал, сколько стоит каждая из них. И не только знал. Ему не один раз пришлось выступать в роли сутенёра. Что поделаешь, такая работа. Всё для клиента!
Сам он не пользовался их услугами: противно. И страшно. СПИД. Сифилис. Гонорея. Какой только дряни не бывает на белом свете. А вот девочки не теряли надежды затащить его в постель, особенно они активизировались после того как узнали, что он является единственным владельцем прекрасной двухкомнатной квартиры. Олаф не осуждал девчонок: на их месте он тоже постарался бы сбежать от этого бардака куда-нибудь подальше. Поближе к белым медведям.
Дилаев как-то поинтересовался у Олафа, почему он игнорирует девочек? Может, сомневается? Так у них у всех есть соответствующие справки. К тому же он сам, лично проверил каждую. Дилиев не счёл нужным уточнить, что имел в виду: справки или девушек? Здоров, как видишь. На что Олаф глубокомысленно заметил, что, как говорил его отец Улаф Торвальдсен, да будет земля ему пухом, лишь дворовый пёс промышляет рядом с домом, а волк никогда никого не тронет возле своего логова.
Дилаев страшно задышал и засверкал глазами, его правая рука судорожно вцепилась в пояс, на котором полагалось висеть кинжалу. Но, то ли потому, что там ничего не обнаружил, то ли по какой другой причине, он отошёл от «рыжего урода», бормоча проклятия и угрозы.
– Что будем есть?
Тома кокетливо улыбнулась.
Олаф вынул изо рта неизменную трубку.
– Ой, – испуганно заверещала Тома. – Не надо ничего говорить. Пока вы сделаете заказ, все остальные клиенты разбегутся. Вы просто покажите пальцем в меню, что вам принести.
– Хорошо.
Олаф раскрыл меню и с умным лицом ткнул пальцем в нужные места.
– Какой сок будете пить?
– Апельсиновый. И кофе.
Тома убежала исполнять заказ. Олаф повернулся лицом к шесту.
– Ждёте нашу прима-балерину? – заметила Тома, ловко заставляя стол тарелками.
– Жду.
– Не пожалеете, – подхватила Тома, ненароком доказывая, что микроб чёрной зависти сидит далеко не во всех женщинах. – Классно танцует. Даже у меня дух захватывает. Хоть я вовсе не розовая.
В подтверждение слов Тома энергично хлопнула себя по заду, туго обтянутому крохотным лоскутком чёрной материи.
Олаф согласно кивнул. Он был готов согласиться с чем угодно, лишь бы его оставили в покое. Его сердце почти не билось, так ему не терпелось увидеть Королеву. Он сам удивлялся себе: надо, пять лет почти не вспоминал о ней (разве иногда, к случаю, с лёгкой щемящей грустью) и вдруг этакий всплеск эмоций, выброс адреналина. С чего бы? Если быть предельно откровенным, то у слова стриптизёрша есть один синоним: шлюха. По крайней мере, девяносто девять процентов россиян (и норвежцев тоже, к которым в данный момент причислял себя Олаф) думают именно так. Глупо закрывать глаза на сей прискорбный факт и прятать голову в песок. Абсолютно бесполезные занятия. Абсолютно…
Олаф скрипнул зубами. Хватит заниматься самоедством. Улыбнулся Томе.
– Спасибо.
– Кушайте на здоровье. Кофе принесу позднее.
Вильнув бёдрами, Тома удалилась. Олаф стал нехотя ковырять вилкой в салате. В горло ничего не лезло. Так, наверное, чувствует себя человек на первом свидании. Для Олафа данная проблема чисто риторическая. Ему двадцать три, а так и не был ни на первом, ни на десятом, вообще ни на каком, свидании. И вряд ли ему что-то светит в ближайшем будущем. Олаф подавил тоскливый вздох и от нечего делать принялся рассматривать посетителей. Знакомых, к счастью, не обнаружил, но отметил, что он не один посматривает на сцену с торчащим на ней шестом. Похоже, Светка пользуется успехом.
Очень скоро Олаф имел возможность убедиться в правильности своих предположений. Королева была великолепна. Из самого заурядного, самого обыденного действия (подсчитайте, сколько раз за свою жизнь вам приходилось одеваться-раздеваться?) она устроила феерическое шоу. Олаф подсчитал: на то чтобы сбросить с себя то немногое, что на ней было, у Светки ушло сорок пять минут! И всё это время он не мог оторвать от неё глаз. И не он один.
Наконец, она осталась в одних трусиках и принялась вытворять такое, что Олаф поклялся родной матушкой: больше сюда ни ногой! Будь на её месте кто другой, может, и он получал бы удовольствие от созерцания обнажённой женской фигуры, похотливо извивающейся у его ног. Но Светка. Светка Королёва….
К счастью или, к сожалению, остальные посетители ресторана не разделяли его проблем и переживаний. В зале стоял рёв как на трибунах стадиона во время матча Локомотив – ЦСКА. Пьяные мужики: старые и молодые, худые и толстые напролом лезли к площадке и совали скомканные зелёные бумажки в алые трусики стриптизёрши. Бедные трусики того и гляди не выдержат долларового напора и слетят с выпуклых Светкиных бёдер. А она ослепительно улыбалась и рассылала во все стороны воздушные поцелуи.
Заметила она его?
Заметила. Светка спрыгнула со сцены, протиснулась сквозь толпу пускающих слюни поклонников и остановилась перед столиком Олафа Торвальсена. Пристально посмотрела ему в глаза, насмешливо улыбнулась и затанцевала перед ним, дерзко выставив острые груди и старательно играя шоколадными ягодицами.
Олаф вытащил из кармана пиджака бумажник, вынул визитку, обернул её несколькими стодолларовыми купюрами и, привстав со стула, засунул зелёный комок Светке в трусики.
Светка поправила трусики, едва не сорванные неумелой рукой Олафа, дежурно улыбнулась, круто развернулась и затанцевала к площадке. Олаф вытер со лба пот, вложил, не считая, несколько тысячерублёвых бумажек в меню и покинул зал. Всю недолгую дорогу он болезненно морщился и качал головой.
Дома Олаф кое-как стащил башмаки и завалился на диван. Включил телевизор, потыкал по каналам – ничего хорошего. Везде одно и то же. Выключил. Глаза незаметно закрылись.
Разбудил его звонок телефона. Олаф вскочил с дивана и схватил телефонную трубку.
– Да, – размеренно произнёс он.
В трубке послышался жизнерадостный женский смех.
– Расслабься, Гена. Не изображай из себя викинга. Это я – Светка.
– Извините, мадам…
– Да успокойся ты. Я звоню с уличного автомата, и поблизости никого нет. Ты один дома?
– Один, – задумчиво протянул Олаф. Он ещё не решил, как ему разговаривать с ней. По голосу, вроде, Светка, а, вдруг, провокация?
– Не хочешь пригласить меня в гости?
– Буду счастлив, мадам.
– Ты в какой квартире? А то девчонки сказали номер дома, а квартиру не знают.
– Шестьдесят четыре.
– Надо же, как у мамы. Жди. Буду через десять минут.
Олаф задумчиво посмотрел на пикающую губку, положил на аппарат. Торопливо причесал волосы. А если остричься наголо? Тогда никто не скажет, что он рыжий. Бритоголовый. Звучит заманчиво. Боже, надо хоть чайник поставить. Кстати, долго она работает. Если только она с работы. Всевозможные подозрительные мысли и мыслишки завихрились в рыжей голове несчастного норвежца.
– А вот и я!
Олаф (или Гена?) отступил в сторону, пропуская в квартиру Светку Королёву.
– Заждался?
– С чего ты взяла, что я ждал тебя?
Гена решил, что глупо ломать комедию и заговорил нормальным голосом. При этом с немалым удивлением обнаружил, что сиё действие даётся ему не так просто. Похоже, он весьма основательно перевоплотился в образ бесстрашного викинга.
– А зачем вложил в деньги визитку с телефоном?
– Не знаю, – чистосердечно сознался Гена. – Захотелось выпендриться. – Вот и принимай гостью. Должна я отработать полторы тысячи долларов?
– Т-ты чт-то им-меешь в в-виду?
Светка звонко рассмеялась.
– Не пугайся. Насиловать тебя я не собираюсь. Но если ты предложишь чашечку кофе…
– Тогда идём на кухню.
– Может, сначала похвастаешься квартирой? Девчонки о ней такие чудеса рассказывают.
– Девчонки? – у Гены вытянулось лицо. – Откуда они могут знать? У меня здесь никого не было. И я никому ничего не рассказывал.
– Знаю, что никто здесь не был. Думаешь, иначе я бы пришла к тебе? Но, тем не менее, всем всё известно. И, кстати, слухи почти совпадают с действительностью. Какой отсюда следует вывод? Что кто-то побывал у тебя без твоего ведома. Чему я нисколько не удивляюсь. Особенно, учитывая твоё нынешнее шикарное имя. Как оно звучит? Олаф… Олаф?…
– Торвальдсен, – не без гордости произнёс Гена.
– Тебе идёт. И, надеюсь, объяснишь мне, во что ты ухитрился вляпаться. Но сначала показывай хоромы.
– Слушаюсь и повинуюсь.
х х х
– Д-да, – покачала головой Светка, когда осмотр был закончен, и они приземлились на кухне, которую и кухней-то назвать было неудобно. – Круто. Очень круто. И во сколько обошлась эта роскошь?
– Всё, вместе с евроремонтом, услугами дизайнера и обстановкой порядка двухсот тысяч. Долларов, естественно.
– Откуда такие деньжищи у скромного российского бюджетника-архивиста, ты мне расскажешь позже, а сейчас давай, пои меня кофе. Я хоть и не соловей, но также красивым басням предпочитаю нечто материальное.
– Какое кофе: натуральное или растворимое?
– Если можно, натуральное. Со сливками. И много-много сахара.
– Натуральное, так натуральное.
Гена достал из шкафчика пакетик с кофейными зёрнами, бросил горсть в кофемолку, покрутил ручку, щедро засыпал коричневый порошок в турку, залил её водой и поставил на плиту. Работал он красиво и споро.
– Только сливок нет. Могу предложить сгущёнку.
– Сойдёт и сгущёнка. А ты классно смотришься у плиты.
Гена покраснел.
– Скажешь.
– Это хорошо, что к тебе вернулся естественный цвет, – задумчиво сказала Светка, помешивая ложечкой сахар в кофейной чашке. – А то я так испугалась за тебя. Ты сидел такой бледный, такой несчастный. Сердце разрывалось от жалости. Когда Томка сказала, что ты заявился к нам собственной персоной… – Светка покачала головой. – Сначала я испугалась. Сама не знаю чего. Ведь ты знал, в каком я здесь какчестве. И коликчестве. Затем, наоборот, вошла в такой раж… Сроду так не танцевала. А увидела твое испуганное лицо, всё в груди оборвалось. Не помню, как довыступала. Даже не заметила, как ты ушёл. Это меня Томка просветила. Ну, думаю, допрыгалась. А затем обнаружила твою визитку. Полчаса бродила по улице. Собиралась с духом. Если бы в твоём голосе была хоть капля презрения, больше бы ты меня не увидел. А теперь давай рассказывай, как докатился до жизни такой.
– Нет, – твёрдо ответил Гена. – Сначала ты.
– Легко, – согласилась Светка. – Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Гене и Свете.… После того, как отзвенел школьный звонок, и все разбежались в разные стороны, я оказалась в нашем универе, на геофаке. Специальность: экология. Мне казалось, это так нужно, так востребовано при нашей-то катастрофической экологической обстановке. Тебя очень часто вспоминала. Особенно на вечеринках. Когда меня приглашал танцевать какой-нибудь кретин. На втором курсе вышла замуж. Не вышла, выскочила. Не спрашивай, почему. Сама не знаю. Через год родилась девочка. Оленька. Моя радость. А на пятом курсе мы развелись.
– Почему?
– Мы оказались с ним совершенно разными людьми. Нас не связывало ничего, кроме постели. А когда новизна прошла, ощущения притупились, да ещё Оленька. В общем, оказалось, что нам и поговорить-то не о чем. Мы разошлись, и я ничуть не жалею об этом. Ну, а поводом послужила измена. Однажды, вернувшись домой в неурочное время (мы снимали квартиру), я обнаружила его в нашей постели с другой женщиной. Можешь поверить, сцен я не устраивала. Я даже обрадовалась такому повороту, подала на развод и напрочь забыла про суженого. Потому что, через неделю умер отец. Инфаркт. К разводу это не имело никакого отношения. Я им ещё не успела ничего сказать. Затем мать перенесла инсульт. Вот и осталась я одна с больной матерью, младшей сестрой и ребёнком на руках. Кое-как добила универ, попыталась устроиться на работу, но куда там. Экологов у нас как собак нерезаных. Жили вчетвером на инвалидскую пенсию матери. На алименты не подавала, да и что с него взять? Он, по-моему, до сих пор не работает.
– А как ты сюда попала?
– Тома устроила.
– Тома?
– Да. Чему удивляешься? Мы с ней вместе учились в универе. В одной группе. Она сразу уехала в Москву. Помыкалась, помыкалась и, в итоге, оказалась в «Дарах». Что делать? В Москве своих экологов более чем достаточно.
– Но она проститутка. Самая натуральная. Я лично сплавлял ей клиентов.
– Знаю. А ты знаешь, что у неё двое детей? И муж-алкоголик?
– Тебя послушать, что ни шлюха, то святая.
– В большинстве, так оно и есть. Во всяком случае, то, что касается наших девочек. Любительниц этого дела среди них всего несколько человек. Остальные пошли на это от очень большой нужды. – Светка помолчала. Её красивые тёмно-серые глаза широко раскрылись. – А меня ты тоже считаешь шлюхой? Только честно.
– Честно? – Гена задумался. – Не знаю. Но мне очень, очень не нравится твоя работа.
– А как мне она не нравится. Особенно теперь. Но что прикажешь делать? Впрочем, хватит обо мне. Давай колись. Как ты здесь оказался?
Гена вздохнул и начал рассказ.
– Когда мы все после десятого класса, как вы изволили выразиться, разбежались в разные стороны, я подался в историко-архивный.
– Странный выбор для молодого парня.
– А куда мне деваться с этакой внешностью? Только в архив, подальше от людских глаз.
Светлана поморщилась.
– Слушай, ты мне надоел. В натуре. Сколько можно кокетничать. Ты очень хороший симпатичный парень.
Гена насмешливо хмыкнул.
– И не хмыкай, пожалуйста. Ты хочешь сказать, что невысокого роста? А зачем тебе ноги от ушей? Тебе что, на подиуме топтаться? Для мужика не ноги главное, а то, что между ними. Извини за грубость, но ты меня достал своими надуманными комплексами. Хочешь знать: все наши девчонки только и мечтают о том, как бы затащить тебя в постель. А помани обручальным колечком, любая побежит за тобой на край света. И давай всё об этом? Продолжай, пожалуйста.
– После института у меня встала та же проблема, что у тебя. Наконец, дядя сжалился и устроил меня в архив УВД. Там я проработал до нынешнего лета. – Гена замер, оторопело уставился на Королеву. – В самом начале июня меня, вдруг, вызывает генерал. Представляешь, генерал! Меня! И начинает долдонить про распоясавшуюся наркомафию, потерянное поколение и всё такое. Между прочим, интересные цифры приводил. Жаль, ни одной не запомнил. Но и без цифр всё ясно. Полностью согласен с ним по всем затронутым вопросам. Неясно одно: при чём здесь я? Скромный работник ведомственного архива. Честно отрабатывающий свою хлебную корку. Потому что на большее я, к сожалению, не зарабатываю. Но генерал, надо отдать ему должное, весьма популярно и доходчиво просветил меня. Оказывается в ходе оперативно-розыскных мероприятий, так у них, кажется, это называется, было установлено, что наркотическая река, впадающая в наш забытый Господом город, берёт своё начало в городе-герое Москве. А если точнее, в ночном клубе «Дары Востока». Надеюсь, теперь тебе всё ясно?
– Ничего не ясно. Особенно твоя роль.
– Мне тоже. Но суть такова. Генерал предложил, нет, приказал любой ценой обнаружить и ликвидировать (или обезвредить? не помню) мозг наркомафии. Так сказать, отрубить гидре голову. Хороша задачка, да?
– Всё, что ты сказал – хорошо и правильно. Одного не пойму: почему именно ты? Ведь ты не профессионал? Наверное, ты и стрелять не умеешь.
– Не умею. И пистолета в руках не держал.
– Тогда почему ты?
– Потому что я рыжий. В самом прямом значении этого слова. На меня никто не подумает, что я засланный казачок.
– Всё равно, непонятно. Профессионал он и есть профессионал.
– У них уже погибло три профессионала. И знаешь почему?
– Почему?
– Потому что от них за версту разило профессионализмом. Вот генерал и решил пойти от противного. Предложить клоуна. А я – идеальная кандидатура.
– Хорошо. С этим разобрались. Идём дальше. Чью голову ты должен отрубить?
– Как чью? Наркомафии.
– А что это даст? Взамен срубленной тут же вырастут три новые. Как говорится, свято место пусто не бывает. Разве не так?
– Так, – согласился Гена со вздохом.
– Тебе не кажется, что тебе дали, мягко говоря, невыполнимо задание?
– Кажется.
– И что генерал, который давал тебе это задание, не хуже нас с тобой, заурядных пешек знал об этом?
– Похоже на то.
– И что ты собираешься делать?
– Отрублю гидре голову.
– Но мы с тобой определили, что это абсолютно бесполезное предприятие.
– Но что-то я должен делать? Должен я хоть как-то отработать деньги.
– Похоже, мы с тобой подошли к самому интересному. Что за деньги?
– Когда генерал отправлял меня на, – Гена задумался, – задание, он выдал мне миллион долларов. На расходы.
– Миллион долларов?
– Да. Копеечка в копеечку. То есть, центик в центик.
– Миллион настоящих американских долларов?
– Ну, не совсем настоящих. Где он их возьмёт. Но как он сказал, на территории СНГ с ними не возникнет никаких проблем.
– То есть, доллары фальшивые.
– Да, если тебе так понятнее.
– Ясненько. А он тебе, случаем, не сказал, где его превосходительство раздобыло так много фальшивой валюты?
– Нет. Я не спрашивал.
– Плохо, что не спрашивал. Как-никак, речь идёт о твоей жизни. А теперь и моей.
– Ты думаешь, он меня подставил?
– Не знаю. Но вляпался ты крепко. По самые уши. Много денег истратил?
– Я тебе говорил: около двухсот тысяч.
– Разменивал в банке?
– Нет. У менял. Мелкими партиями. Внешность изменял. На голову надевал парик. В шкафу валяется. Хороший чёрный парик. По-моему, мне идёт. Хочешь взглянуть?
– Не хочу. И, вообще, выбрось его куда-нибудь подальше. Но хорош генерал. Опытный мужик, профессионал. И такое сложное, прямо говоря, невыполнимое задание поручает дилетанту. Странно. Очень странно. Но – ладно. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Но один ты непременно пропадёшь. Тебе нужен помощник.
– Где его взять?
– А я на что?
– Нет, Светк, не женское дело гидрам головы рубить. Не хочу тебя впутывать. Пропадать, так одному.
– Ты меня уже впутал. Когда засунул мне в трусы полторы тысячи фальшивых долларов.
– Не таких и фальшивых. Ещё никто не вернул назад. И почему ты думаешь, что те, которые ходят у нас лучше этих? Я сличал: никакой разницы. Даже с одной купюрой ходил в банк. Сказал, что сомневаюсь в её подлинности и попросил проверить. Девушка проверила на машинке. Всё нормально.
– Очень рада за тебя. Ладно, хватит молоть воду в ступе. Что будем делать?
– Не знаю. Честно говорю: не знаю.
– Хорошо. Пойдём с другого конца. Что ты сделал?
– Купил квартиру. Устроился на работу. Всё.
– Немного ты наворотил. Может, оно и к лучшему. Ты детективами увлекаешься?
– Не-ет, – удивлённо протянул Гена. – А что?
– А то, что во всех детективах, во всяких случаях, которые я прочитала, герой начинает свою работу со сбора информации. Думаю, и нам надо заняться тем же.
– А как её собирать? Об этом ничего не написано в детективах?
– Написано. Информация собирается по-разному. Можно для начала взломать потайной сейф в кабинете у Газавата Саврасовича. Весь вопрос в том, как его найти?
– Я читал какой-то исторический роман. Так там, у графини был потайной сейф. Он был замаскирован картиной.
– В директорском кабинете все стены голые. Ни одной картины.
– Но сейф у него есть.
– Есть. Здоровенный такой.
– Придумал! – Гена хлопнул себя ладонью по лбу. – Потайной сейф спрятан в обычном сейфе. Улавливаешь мою мысль?
– Не улавливаю.
– Элементарно, Ватсон. Предположим, ты взломщик. Взламываешь обычный сейф. Там ничего. Ты обескуражено чешешь затылок и уходишь восвояси, проклиная по дороге зря потраченное время, судьбу-злодейку и загубленную молодость. Ты так расстроился, что не заметил маленькой хитрости. А именно: задняя или боковая стенка сейфа сдвигается! Вот за ней-то и прячется потайной сейф с бесценными документами, раскрывающими все жуткие тайны и подлые козни местной наркомафии.
– Прекрасно. Тайник мы обнаружили. Вопрос: кто будет взламывать его?
– Только не я. При всём моём, Светик, к тебе уважении… Я не смогу. Честно, не смогу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71478799?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виктор Георгиевич Рымарев
Гена Грызенков – штатный сотрудник архива УВД. У него весьма негероическая внешность. Его неожиданно вызывают к генералу. Там Гену ожидает ответственное задание…
Виктор Рымарев
Упырь
1. Викинг.
Гена Грызенков сидел на кривобоком стуле за обшарпанным письменным столом и украдкой грыз зажатый в ладони ржаной сухарик. Другой рукой он перелистывал лежащую перед ним толстенную папку с бумагами. Время от времени Гена поднимал голову, тревожно оглядывался и вновь склонялся над папкой.
Но чего, спрашивается, он так боялся? Быть может, Гена работал на марсианскую разведку и копировал сверхсекретные сведения? Заявляем решительное «нет!» подобным инсинуациям. Гена самый законопослушный гражданин Российской федерации, каких только знала история. Всё дело в сухарике. Да-да, именно в нём. В маленьком безобидном сухарике, который так приятно похрустывает во рту, который так замечательно скрашивает долгий и нудный рабочий день.
Ибо Гена был не просто Гена, а штатный архивный работник, и сидел он не где-нибудь, а в архиве, и не в каком-нибудь там архиве, а в архиве областного УВД. И не просто папку перелистывал Гена, но «дело». И не просто «дело», а «дело» самого Упыря.
Кто такой Упырь? Злодей – вот кто такой Упырь. Девяносто восемь человеческих жертв на счету ненасытного маньяка и не просто жертв, а молодых, красивых женщин. Вот в деле их фотографии. Одна красивее другой. И всех безжалостно убил Упырь, и не просто убил, а высосал у них кровь. Всю, без остатка. Ну, а что он ещё перед этим проделал, догадаться нетрудно.
И самое страшное в этой жуткой истории то, что Упырь до сих пор гуляет на свободе. Да-да, гуляет-погуливает в своё упырское удовольствие. Потому что никто не может поймать его. Такой он неуловимый, Упырь. Правда, вот уже 20 лет как он больше не пьёт человеческую кровь. Должно быть, напился, а, может, просто перебрался в другую область или, вообще, помер. Дай-то Бог.
Во всяком случае, все 98 «упырных» томов давным-давно сданы в архив, где их читает на досуге Гена Грызенков, похрустывая себе ржаным сухариком, хотя прекрасно знает, что делать это категорически запрещено, дабы в архиве не завелись маленькие серенькие, чрезвычайно шустрые и ужасно прожорливые мышки.
Но пора нам поближе познакомиться с Геной Грызенковым. Если Вы, от нечего делать, забредёте в архив УВД, то первое, что там увидите – это лохматую огненно-рыжую Генину голову, усердно склонённую над письменным столом; второе, что Вам непременно бросится в глаза – колоссальных размеров Генин шнобель или, выражаясь литературным языком, рубильник, которому мог бы позавидовать сам Сирано де Бержерак. Затем Вы обратите внимание на его мощный торс с широченной выпуклой грудью (ну, Геракл!) и круглое добродушное лицо с толстыми, как у негра, губами. Заметив Вас, Гена непременно вскочит со стула, бросится Вам навстречу, а его рот растянется до ушей, образуя широченную и чрезвычайно добродушную улыбку. Жаль, что Вы её не заметите, так как невольно задерёте голову вверх, ожидая именно там обнаружить физиономию Геракла, устремившегося к долгожданному гостю. Но Вы жестоко ошибётесь, так как смотреть надлежит не вверх, а вниз, ибо перед Вами очутится самый настоящий карлик ста шестидесяти пяти сантиметров ростом. Изумлённые внезапным исчезновением Геракла, Вы растерянно глянете вниз и, поверьте на слово, изумитесь ещё больше, когда Ваш взгляд упрётся в гигантские башмаки мини-Геракла пятидесятого размера. Что за странные ноги у этого непонятного субъекта, подумаете Вы. Не ноги, а ласты. Вот таков наш герой. Прошу любить и жаловать.
Но каким образом подобное существо могло оказаться в столь солидном учреждении, каковым, бесспорно, является управление внутренних дел?
Ровно год тому назад Гена благополучно окончил Российский гуманитарный университет и вместе с дипломом получил возможность катиться туда, куда глядят его голубые глаза. И прикатился Гена в родной город на Волге, откуда пять лет назад отправился покорять столицу. Но, к величайшему сожалению горячо любимой мамочки, ни в архивный отдел, ни в госархив, ни в архив ЗАГСа новые сотрудники не требовались. Пришлось Гениной маме идти с поклоном к своему родному брату, полковнику милиции с нижайшей просьбой пристроить куда-либо незадачливого племянника. Но Генин дядя был самых честных правил и проявил исключительную принципиальность, наотрез отказываясь «использовать служебное положение в личных целях». Генина мама неделю валялась в ногах у принципиального братца, объясняя ему, что сейчас не то время и, наоборот, приветствуется и всячески поощряется «использование служебного положения в личных целях». Как иначе? Зачем тогда вообще служить?
Неизвестно, что именно подействовало на непреклонного стража порядка и законности, но, в конце концов, он сдался, и Гена вместе с неизменным сухариком оказался в архиве УВД, где и почитывает многотомные похождения Упыря.
Но почему именно Упырь заинтересовал дипломированного архивиста? Всё чрезвычайно просто. Расследованием преступной деятельности Упыря двадцать лет назад занимался молодой оперуполномоченный Иван Петрович Недогрызов или, проще говоря, родной дядя Гены Грызенкова. Да-да, тот самый полковник милиции, который устроил его на работу. И чем больше Гена читал про злодейства Упыря, тем большее недоумение он испытывал. И тем ниже падал в его глазах авторитет ретивого полковника, пока к девяносто восьмому тому не скатился до нулевой отметки.
Гена не мог взять в толк: как можно было не поймать изверга и душегуба, профессионального маньяка Упыря? Сколько грубейших ошибок совершил его принципиальнейший дядя, сколько улик и ценнейших свидетельских показаний оставил без внимания. Создавалось впечатление, что его честнейший дядя вместо того, чтобы распутать дело, совершал прямо противоположное, то есть всячески запутывал его. Мнение, разумеется, ошибочное, что Гена в душе признавал, но будь он на его месте…
Впрочем, все мы хороши на чьём угодно месте, кроме своего. Но при всём при том, хорошо, что дядя дослужился до «чинов известных» и не занимается больше оперативной работой, думал Гена, грызя очередной сухарик. Ради этого лично он не пожалел бы столь ценному работнику и генеральских звёзд.
Его раздумья прервал дежурный, срочно потребовавший Гену наверх, к Самому. Гена удивлённо вытаращил голубые глаза: зачем он понадобился Самому? Неужто Упырь вынырнул из небытия и высосал кровь из очередной жертвы, а генералу понадобились архивные материалы? Или, может быть, предстоит поездка в подшефный колхоз? Но сейчас вроде нет колхозов, а поля давно заросли кустарником.
Много чего пришло в рыжую Генину голову, пока он с обезьяньей ловкостью карабкался вслед за дежурным вверх по служебной лестнице, но и в самом страшном сне не мог привидеться Гене тот поистине феерический поворот судьбы, который ожидал его в генеральском кабинете.
Генерал Перегрыз сосредоточенно мерил крупными шагами алую ковровую дорожку, растянутую в его кабинете от стены до стены. Это занятие хорошо помогало сконцентрировать мысли во время решения нелёгкой задачи, а поскольку лёгких задач за тридцать лет беспорочной службы генералу решать не довелось, коменданту приходилось каждые две недели менять дорожку в генеральском кабинете.
– Господин генерал, лейтенант Грызенков по вашему приказанию прибыл!
Гене не довелось послужить в армии, поэтому ему чрезвычайно нравилась армейская атрибутика. Но генерал был сыт ею по горло. Он страдальчески поморщился от зычного Гениного рыка и внимательно оглядел с головы до «ласт» новоиспечённого лейтенанта.
Гена стоял перед ним во всей красе, вытянув по швам руки, свисавшие ниже колен. «Горилла, форменная горилла, – подумал генерал, удовлетворённо хмыкая. – Как раз то, что надо».
– Присаживайтесь.
Генерал кивнул на свободный стул и, подавая пример, водрузил свой обширный зад в мягкое кресло.
Гена благоговейно опустился на краешек стула и вопросительно взглянул на хозяина кабинета. Но генерал не спешил удовлетворить вполне законное любопытство молодого архивариуса. Он вскочил с кресла и вновь принялся вышагивать по дорожке, размышляя о чём-то чрезвычайно важном, как, во всяком случае, казалось недоумевающему лейтенанту.
Наконец, приняв решение, генерал вернулся в родное кресло и, энергично подвигав задом, уселся поудобнее. «Основательно устраивается, – отметил Гена, которому нельзя было отказать в наблюдательности. – Видать надолго меня захомутал».
– Вот что, Геннадий, – начал разговор генерал, постукивая кончиками пальцев по столешнице, и замолчал, отрешённо глядя куда-то поверх Гениной головы.
Гена, выждав для приличия несколько минут, осторожно кашлянул. Генерал, словно получив команду: «Марш!», встрепенулся и решительно вбуравился Гене в глаза.
– Надеюсь, ты имеешь представление о том, что сейчас творится в стране и нашей области, в частности?
– В общих чертах, – уклончиво ответил Гена, не понимая, куда клонит генерал и ёжась от его жёсткого взгляда.
– Сейчас в ходу такое словечко «беспредел», – продолжал генерал. – Но оно лишь в малой степени характеризует нынешнюю ситуацию. Крах и хаос! Мы на грани развала России. Страшно подумать, что нас всех ожидает в недалёком будущем. Естественно тех, кто не смоется, – генерал неопределённо мотнул головой, – туда. То, что было в восемнадцатом, цветочки перед тем, через что нам предстоит пройти. Впрочем, оставим это, – оборвал себя генерал, – и перейдём к тому, ради чего я вызвал тебя.
Гена заёрзал на стуле, демонстрируя повышенное внимание и готовность к любым извивам генеральской мысли.
– То, что страной правит мафия, тебе, надеюсь, объяснять не требуется. Как человек, носящий милицейский мундир, ты обязан быть в курсе событий.
– Какой я милиционер? Так, одно название. Я – архивариус, – на всякий случай уточнил Гена свой официальный статус. – Целый день торчу в архиве. Своего носа на божий свет не показываю.
– Вот и хорошо, что не показываешь, – улыбнулся генерал, – хотя нос у тебя, прямо скажем, знатный.
– Какой есть, – дипломатично заметил Гена.
– Да ты не обижайся, – вновь улыбнулся генерал. – Сейчас поймёшь, к чему я клоню. Это хорошо, что у тебя такой рубильник. И вообще.
Генерал неопределённо обвёл рукой вокруг нелепой Гениной фигуры.
«Чего хорошего, – обиделся Гена. – Тебя бы в мою шкуру, посмотрел бы я, как ты заулыбался». Но Гена отлично помнил, кто есть он, и кто сидит перед ним, а потому вежливо оскалился.
– У нас в стране широко развернулась наркомафия, – продолжал, между тем, генерал. – Так широко, что шире некуда. Вот тебе несколько цифр. Ежегодно в России от наркотиков погибает более семидесяти тысяч человек. Это три районных города. Если ситуация не изменится, то, по прогнозам социологов, уже к 2010 году от наркомании и СПИДа в нашей стране умрёт полмиллиона человек (это наш город), а к 2020 эти заболевания станут причиной смерти до 21 тысячи россиян в месяц. За последние пять лет смертность от употребления наркотиков увеличилась в 12 раз, среди детей – в 42 раза. И если учесть, что продолжительность жизни у людей, «севших на иглу», не превышает 7-8 лет, то примерно четыре миллиона наркозависимых (четыре таких области как наша) не доживут до своего совершеннолетия. Российское государство ежегодно выделяет на борьбу с наркоманией 1,6 миллиарда рублей. А в США на эти цели выделяется 33 миллиарда. Но не рублей, а долларов! За последние десять лет число наркозависимых снизилось в Америке вдвое – с 25 до 12 миллионов человек, а в России за это время количество вовлечённых в потребление наркотиков возросло в десять раз. По экспертной оценке специалистов Управления ФСКН России по нашей области число наркоманов в нашем регионе превышает 40 тысяч человек. По количеству несовершеннолетних, употребляющих наркотики, наша область занимает лидирующее положение во всём Центральном федеральном округе. Учитывая темпы развития наркобизнеса на территории региона, число наркозависимых в ближайшие пять лет может увеличиться в три раза. Ещё год-другой подобной деятельности, а нашей бездеятельности, чем бы она ни была оправдана, и мы потеряем нашу молодёжь, то есть наше будущее. А это, по-настоящему, страшно. Я, во всяком случае, не знаю ничего страшнее.
Гена согласно кивнул и сделал умное лицо, хотя никак не мог взять в толк, какое отношение он, скромный архивный работник, имеет к искоренению распоясавшейся наркомафии? В архиве у него всё в полном порядке: дела прошиты и пронумерованы, мышей нет, температура и влажность соответствуют нормам. Неужели генерал узнал про сухарики?
– Нам удалось установить, что в городе и области орудует филиал мощной всероссийской, я бы даже сказал всесоюзной, организации, центр которой находится в Москве. В Москву тянутся ниточки, оттуда ползёт к нам вся дрянь и зараза. И всё, что мы здесь делаем, отлавливая эту погань, есть не что иное, как мартышкин труд. Одного посадишь, на его месте трое новых, как грибы из-под земли вырастают. Что поделаешь, – вздохнул генерал, – безработица. Когда у человека в брюхе заурчит, он за кусок хлеба пойдёт на любое преступление. А здесь не просто хлеб, а бутерброд с маслом. С икрой в придачу. Как не соблазниться? А мы всё ловим, сажаем, и продолжаться сиё действие может до бесконечности. Пока не отрубим у гидры её мозг, её голову.
Генерал замолчал и вопросительно посмотрел на новоиспечённого лейтенанта. Гена нервно поёжился под строгим генеральским взглядом. Откуда ему знать, как можно уничтожить проклятую гидру? В институте они этого не проходили. Он в глаза её не видел, и, вообще, о наркотиках знает только понаслышке. Даже наркомана живого не встречал. Мёртвого, кстати, тоже.
– Д-да, – подытожил генерал. – Такая вот стоит перед нами задача, и без тебя нам её не решить.
– Без меня?
У Гены от изумления глаза полезли на лоб.
– Ты не ослышался.
– Но… что я могу сделать? Ах, да, – спохватился Гена, – вам нужны архивные данные? Скажите, какие. Я найду. Если надо, останусь после работы, выйду в выходной.
– Какие, к чёрту данные, – отмахнулся генерал. – Мафию архивными папками не прихлопнешь. Это тебе не мышь.
– У меня нет мышей.
– Знаю. Не о мышах у нас разговор. Для тебя я приготовил более весёлое занятие.
– Какое занятие?
– Сейчас всё объясню. Как я говорил, все ниточки тянутся в Москву и не просто в Москву, а вполне конкретное место. Я ни в коем случае не хочу сказать, что именно там находится мозг всей организации. До него ещё ой как далеко, но, тем не менее, это уже кое-что. Всероссийским рассадником наркоты является один из самых престижных ночных клубов Москвы – «Дары Востока». Вот из него и текут к нам непрерывным потоком все восточные дары: анаша, план, героин, марихуана и тому подобная дрянь. Хороши дары, нечего сказать.
Гена всё ещё ничего не понимал, а потому молчал.
– Созрел такой план: направить в эти самые «Дары» своего человека. Он должен нащупать там людей, занимающихся нашим регионом, войти в доверие, выйти через них на босса или боссов, смотря по обстоятельствам, выявить и… обезвредить осиное гнездо. Такая вот стоит, прямо скажу, нелёгкая задача. И по плечу она, разумеется, не всякому. Далеко не всякому. Для такой цели нужен…
– Супермен, – подсказал Гена. – Джеймс Бонд.
Генерал недовольно поморщился.
– Какой, к чёрту, супермен. Хотя… хотя, смотря, что понимать под данным словом. Но то, что человек должен обладать яркой индивидуальностью, – однозначно. И я думаю, что для этой цели лучше всего подойдёшь, – генерал выпрямился в кресле и нацелил указующий перст в левый Генин глаз, – ты.
Довольный произведённым эффектом, генерал вальяжно откинулся на спинку кресла. А эффект от его слов был ошеломляющим. Даже водородная бомба, взорвись она в кабинете, не потрясла бы так Гену Грызенкова. Он подпрыгнул на стуле.
– Я?!!!
После чего Гена несколько минут был способен лишь беззвучно хлопать толстыми губами.
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– Ничуть, – спокойно ответил генерал.
– Да вы посмотрите на меня!
Гена спрыгнул со стула и, во всей красе, пробежался по кабинету.
– Какой я, к чёрту, супермен! Пистолета в глаза не видел. Меня даже в армию не взяли.
– Я троих отличных парней потерял на этом деле, – грустно произнёс генерал. – А какие были асы. Орлы! Подковы ломали. Каждый в одиночку пятерых-шестерых мог завалить. В абсолютной темноте за тысячу метров попадали на малейший шорох. И – сгинули. Потому что любому дураку за версту было видно, кто они такие.
Генерал ласково посмотрел Гене в глаза.
– Сам подумай, кто заподозрит, что ты наш человек? В худшем случае, примут за отставного клоуна.
– Спасибо за комплимент.
– Не обижайся. Ты радоваться должен, что природа так … щедро наделила тебя.
– Вот радости.
– Да уж, плакать тебе, по-моему, не о чем. Жив, здоров, сыт, одет, обут. Что ещё человеку надо? Жены нет? Замечательно! Никто не зудит, не пилит, нервы не мотает. Не жизнь, а малина. Погоди, залезешь в ярмо, вспомнишь золотые денёчки.
Генерал вздохнул и задумался. Не иначе вспоминал «золотые денёчки».
Гена деликатно кашлянул.
– Можно один вопросик?
– ?
– Кто мне такое подсуропил? Не дядюшка ли?
– Полковник Недогрызов здесь ни при чём. О предстоящей операции не знает ни одна живая душа. Кроме нас с тобой, разумеется. И никто, даже самые ближайшие родственники и наивернейшие друзья ничего не должны знать. Запомни это и, за неимением уса, намотай себе на нос. Строжайшая тайна. Если хочешь остаться в живых.
– Я на тот свет не тороплюсь.
– Вот и хорошо. А теперь перейдём к главному.
Генерал повернулся на пол-оборота, открыл сейф, достал пачку документов, положил их на стол. Взял в руки верхнюю книжечку, протянул Геннадию.
– Это твой паспорт. Ознакомься, пожалуйста.
Геннадий с интересом раскрыл корочки. Первое, что ему бросилось в глаза, отлично выполненная фотография с его Гениной физиономией.
– Торвальдсен Олаф, – с трудом прочёл он и недоумённо воззрился на генерала. – Что это значит?
– То, что больше нет Геннадия Грызенкова, а есть Олаф Торвальдсен. Неплохо звучит?
Генерал радовался как ребенок, получивший новую погремушку.
– Ничего, – согласился Гена. – А на каком это языке?
– На норвежском. Родился и вырос ты в Норвегии, в городе Осло. Твой отец, Улаф Торвальдсен – норвежец, мать, Зинаида Загрызенная – русская. Отсюда прекрасное знание языка. Работал ты барменом в ночном баре «Ваалгал», что на улице Кнута Гамсуна. Это я, к примеру. Подучишь путеводитель и придумаешь название бара и улицы понатуральнее. После внезапной смерти отца, ты с матерью перебрался в Россию. Мать уехала на родину, в Тверь, а ты решил пожить в столице. Если тебе здесь понравится, останешься навсегда, а нет – вернёшься в Норвегию. Вот вкратце, твоя легенда.
– Абсурд! Чушь собачья. Какой я норвежец? Там же эти, как их, викинги! А я метр с кепкой.
– Ну и что? Викинги бывают разные. А рост не самое главное в человеке. Бывают японцы здоровее американцев.
– Но я норвежского языка не знаю. Ни одного слова, а об Осло вообще понятия не имею, не считая того, что это, кажется, столица Норвегии.
– Вот тебе карта Норвегии, очень подробная, как видишь (у военных достал), а вот путеводители по всем крупнейшим городам Норвегии. Вот самоучитель норвежского языка. Почитай на досуге. Думаю, выучить десяток фраз тебе вполне по силам.
– Что я смогу с десятком фраз? А если норвежец встретится?
– Тебя всё-таки не в Норвегию посылают, так что Штирлица из себя не корчи. Ты едешь в Москву и не просто в Москву, а в «Дары Востока». Заметь, Востока. Викингов там ты не встретишь. Будь спокоен. А Петросяны и Басаевы в норвежском хуже тебя разбираются. Ну, а случится, не дай Бог, и вправду с соотечественником встретиться, то вспомни, что вы – викинги, а не евреи с Привоза. Так что веди себя соответственно.
– Как именно, дозвольте полюбопытствовать?
– Не болтай языком, а налей ему выпить.
– Хорошо. Он выпьет, а дальше что?
– Ещё налей.
– А потом?
– Ещё плесни. Наливай, пока не свалится.
– Хорош разговор. Что он подумает обо мне?
– Не волнуйся. Очень хорошо подумает. Кстати, маленький совет: говори как можно медленнее.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Говори так медленно, как только сможешь. Давай прорепетируем. Представь, что ты стопроцентный норвежец, викинг. Ну, давай, ляпни что-нибудь.
– А что сказать? Я ведь ещё ни одного слова не знаю.
– Зачем тебе норвежский? Ты с Басаевыми будешь на русском разговаривать. Представься: Олаф Торвальдсен.
– Олаф Торвальдсен.
– Э-э, – скривился генерал. – Никуда не годится. Я же сказал: ты стопроцентный норвежец.
– Какой я стопроцентный, если у меня мать – русская?
– Это в Норвегии она у тебя русская, а здесь, в чужой стране, среди чужих людей, ты – стопроцентный норвежец. Викинг.
– Мини-викинг.
– Никаких мини. Настоящий ядрёный викинг. И, вообще, выбрось из башки все свои комплексы. Ты должен быть твёрд, упрям и холоден, как …айсберг.
– Это я айсберг? – тряхнул рыжей шевелюрой Гена.
– Да. Ты. А ну сделай соответствующее лицо. Не кривляйся, пожалуйста. Не забывай, речь идёт о твоей жизни. И не только о твоей, а о жизнях и сломанных судьбах сотен и тысяч мальчишек и девчонок, которых втягивают в наркотическую заразу. Сосредоточься, пожалуйста. Так. Хорошо. Неплохо. А теперь повтори своё имя и фамилию. Цеди слова сквозь зубы медленно-медленно, так чтобы между двумя словами можно было спокойно пообедать.
– Олаф…………………………………….. Торвальдсен.
– Неплохо. Только…
Генерал задумался. Тряхнул головой, сунул руку в нижний ящик стола и вынул трубку.
– А ну сунь в рот.
– Зачем? Я не курю.
– Тебя никто не заставляет. Просто держи трубку во рту и, когда будешь говорить, вынимай её оттуда и вставляй обратно. Десять раз вынешь – скажешь слово, ещё десять раз – второе слово.
– Зачем такие сложности?
– А чтобы ни у кого не возникло желания поговорить с тобой по душам, чтобы отстали от тебя после десятой трубки.
– Гм, в этом что-то есть.
Гена сунул трубку в рот и зачмокал толстыми губами.
– Не отвлекайся, пожалуйста. Дома потренируешься. Пойдём дальше. Ознакомься с другими удостоверениями. Здесь на все случаи жизни.
Гена, наугад, вынул из кучки несколько документов. Депутат Государственной думы от ямало-ненецкого избирательного округа. Майор милиции. Капитан службы безопасности. Старший лейтенант ГИБДД. Механизатор широкого профиля. Журналист. Почётный донор. Повар-кондитер. Акушер-гинеколог.
– А это зачем?
– Бери-бери, в жизни всё пригодится. Неизвестно, в какие ситуации ты ещё попадёшь. Ты обязан быть готовым ко всему. Твоя сила не в кольте и не в мышцах, а в …
Генерал поднял вверх указательный палец и вопросительно посмотрел на Гену.
– Правде?
Перегрыз отрицательно покачал головой.
– Документе. Потому ты должен быть вооружён соответствующим образом.
– Не понимаю, какое отношение гинекология имеет к искоренению преступности?
– Между прочим, самое прямое. Есть в одной из бывших советских республик фабрика, производящая наркотики для медицинских целей. Работают там, преимущественно, женщины. Контроль – строжайший. И, тем не менее, наркотики текут с фабрики рекой. Как ты думаешь, каким образом ухитряются работницы пронести наркотики через проходную, если их раздевают догола?
– Откуда я знаю?
– Наркотики упаковываются в маленькие цилиндрические контейнеры, которые, в свою очередь, прячутся, – генерал вопросительно поднял правую бровь, – куда, ты думаешь?
Гена густо покраснел.
– Вот так-то, – удовлетворённо произнёс генерал. – Жизнь – сложная штука, а люди ещё сложнее. И хитрее. В нашем деле нельзя расслабляться. И верить, к сожалению, нельзя. Ни-ко-му. Как это ни грустно.
Генерал ещё порылся в объёмистом сейфе и извлёк на свет божий небольшой кожаный кейс.
– Что в нём?
Гена опасливо покосился на кейс.
– Открой. Сам увидишь. Он не закодирован.
Гена приоткрыл кейс и моментально захлопнул крышку. Испуганно вжал голову в плечи. Кейс был битком набит пачками стодолларовых банкнот. И все новенькие. Только что из-под станка. Чьего, интересно?
– Они настоящие? Сколько их тут?
– Ровно миллион. А что касается подлинности, то в пределах СНГ можешь пользоваться безбоязненно. Соваться с ними дальше не рекомендую.
– Так они фальшивые?
– А где я возьму тебе настоящих? Мне людям зарплату платить нечем, а ты хочешь за здорово живёшь получить миллион подлинных баксов.
Гена разочарованно отодвинул кейс.
– Не надо мне фальшивых денег.
– Интересный ты человек. Фальшивые документы тебя вполне устраивают, а деньги нет. Или ты в Америку собрался удрать вместе с чемоданом? Я тебе русским языком сказал: в пределах СНГ пользоваться деньгами можно совершенно безбоязненно. Трать их на что угодно, никто от тебя не потребует отчёта. Как и расписки в их получении. Что тебе ещё нужно? Или ты думаешь, что доллары, которые ходят здесь по рукам лучше этих? Наверняка хранишь дома несколько бумажек на чёрный день?
– Храню, – сознался Гена.
– Так вот, они отпечатаны в той же самой типографии, что и эти, которые ты столь пренебрежительно отодвинул от себя. – Генерал похлопал ладонью по кейсу. – Не ломай дурака. Бери деньги. Пока дают.
Гена тяжко вздохнул и взял в руки кейс. Вновь открыл, осмотрел содержимое, закрыл и, молча, поставил на пол возле ног.
– А теперь смотри сюда внимательно. – Генерал положил на стол чистый лист бумаги. – Вот здесь, – он быстро набросал чертёж, – находится схрон.
– Что находится? – не понял Гена.
– Тайник. В нём яды самого разного срока действия. От мгновенных до тех, что подействуют через несколько месяцев и даже лет. Все они неизлечимы, их невозможно обнаружить при вскрытии трупа, так как они дают симптомы обычных болезней. Инструкции по применению, а также противоядия находятся там же.
– Зачем мне это? – привычно повторил Гена.
– Пригодится, – не менее привычно парировал генерал. – Кстати, яды освящены нашим священнослужителем, отцом Онуфрием, так что греха на тебе не будет, если, разумеется, не станешь использовать их в личных и корыстных целях.
– А как отличить личные цели от неличных?
– Если ты, к примеру, отправишь к праотцам дорогого дядюшку ради того, чтобы завладеть его имуществом, то это будут личные, да ещё и корыстные интересы, а если ты сделаешь то же самое, дабы предотвратить совершение твоим честным дядей крупного преступления, то это совсем другое дело. В таком случае греха на твоей душе не будет, и она в своё время прямым ходом отправится в рай вкушать бананы и ананасы. Понятно?
– Понятно.
– Идём дальше. Здесь, – генерал набросал ещё один чертёжик, – находится другой тайник. В нём оружие иного рода. Не знаю, пригодится оно тебе или нет, но, на всякий случай, имей в виду.
– Что там?
– Комплект воздушного десантника, комплект ниндзя, снаряжение подводного десантника, набор пистолетов и автоматов, снайперское оружие, ручной и станковый пулемёты, гранатомёт, огнемёт и прочая спецтехника.
– А танковой дивизии там нет?
– Нет.
– Слава Богу. Зачем мне всё это? Я и пользоваться ничем подобным не умею.
– Там есть подробнейшие инструкции, рассчитанные на стопроцентного идиота.
– Спасибо за комплимент.
– Пожалуйста. Кстати, оно так же освящено отцом Онуфрием.
Гена равнодушно пожал плечами.
– Запомнил расположение?
– Запомнил. А что?
Генерал чиркнул зажигалкой и поджёг листок. Дождавшись, когда он сгорел полностью, тщательно размял пепел в пепельнице.
– Всё это очень хорошо и крайне романтично, – сказал Гена, когда генерал через открытую форточку развеял пепел по ветру, – но что конкретно я должен делать, с чего начать?
– Начнёшь вот с чего. Завтра отправишься в Чечню. Именно поэтому я тебя и вызвал.
– В Чечню?! – с ужасом повторил Гена, вспоминая отрубленные головы, содранную кожу, вырезанные половые органы и прочие прелести, которыми столь увлекаются на досуге чеченские боевики.
– Да, в Чечню.
– З-зачем?
– Захвачены важные архивы чеченских боевиков. Требуется на месте срочно привести их в порядок.
Так вот оно что оказывается. Вот для чего он потребовался. Но как же всё это? Генин взгляд скользнул по куче документов на столе, по заветному чемоданчику, уютно примостившемуся у его ласт, то есть ног. Ах, да. Фальшивка. Он сам сказал. Но для чего понадобилось столь изощрённое издевательство над ним, Геной? Неужели генерал «с приветом»? Или садист? Говорят, в органах полно садистов. Как, впрочем, и мазохистов. Угораздило попасть сюда. Сидел бы лучше где-нибудь в ларьке, торговал спокойненько пивком да водочкой и в ус не дул. Действительно, какой он супермен? Викинг?
– Разрешите идти?
– Не разрешаю.
Генерал сдвинул в сторону стопку удостоверений и положил перед Геной несколько чистых листов бумаги. Рядом с ними – шариковую ручку.
– Пиши.
– Чего писать? – вяло поинтересовался Гена. – В смерти моей прошу никого не винить?
– Пиши. Я скажу.
Гена взял ручку и приготовился писать.
– Здравствуй, милая мамочка, – продиктовал генерал. – Написал? Продолжай дальше. У меня всё в порядке. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Добрался нормально, устроился хорошо, так что не волнуйся, пожалуйста. Чеченцев здесь много, но на вид они нестрашные, даже похожи на людей. Ну вот, на первый раз всё, а то нет времени писать подробнее. Очень много работы. Когда освобожусь, напишу обо всём. Кстати, мясо и фрукты здесь дешевле, чем у нас. До свидания. Целую. Гена. Написал?
– Написал.
– Бери другой лист и пиши снова. Здравствуй, милая мамочка. Я жив – здоров, чего и тебе желаю. Мамочка, ты не волнуйся, пожалуйста, но я нахожусь в плену у чеченцев. Когда вернусь домой, расскажу, как всё приключилось. Обращаются со мной нормально, все органы целы. Кормят тоже нормально. Я даже поправился. Меня освободят, когда будет производиться обмен пленными, а до тех пор мне придётся побыть у них. Так что не переживай, пожалуйста. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. Больше писать нет времени, так как человек, который согласился переправить письмо, сейчас уходит. До свидания. Целую. Гена.
– Что всё это значит?
– То, что ты должен исчезнуть на длительное время… как Гена Грызенков.
– Зачем?
– Чтобы Олаф Торвальдсен мог спокойно делать своё нелёгкое дело.
– Я, что, вправду, должен буду поехать в Чечню?
– Для всех твоих родных и знакомых, включая мать и дядю, который самых честных правил, – да.
– А на самом деле?
– Завтра утром ты отправишься в Москву. Приобретёшь там квартиру, денег у тебя более чем достаточно, и явишься в «Дары Востока».
– Хорошо. Явлюсь. И что я буду делать?
– Работать.
– Работать? Но для начала, как минимум, нужно устроиться на работу. Я слишком хорошо знаю, каково сделать это в наше время. И кем, интересно знать, я смогу там устроиться?
– А для чего, спрашивается, существует прекраснейший документ, который ты даже не удосужился прочитать?
– Но он на незнакомом языке. Я ничего там не понимаю.
– На незнакомом? С каких пор твой родной норвежский язык стал для тебя непонятным?
– Так он на норвежском? И что в нём написано?
– Это твоя аттестация. В ней ты характеризуешься как прекрасный работник, лояльный член общества.
– И где я успел там поработать?
– Ты разве забыл, что работал барменом в ночном баре «Ваалгал»?
– Ах, да. Но какой из меня бармен? И кой прок от бумажки, написанной на норвежском языке?
– Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек. И отношение к тебе будет человеческое. И когда в «Дарах Востока» откроется вакансия бармена, то предпочтение, поверь мне, будет оказано тебе. Тем более что о твоих конкурентах, если они, вдруг, объявятся, я позабочусь. Но, запомни, это единственная помощь, которую я окажу тебе. В дальнейшем, заботься о себе сам.
– Ну, какой из меня бармен? – канючил Гена. – Я коктейля ни разу на вкус не пробовал, не то, чтобы сбить его. Да меня сразу разоблачат, как только я встану за стойку.
– Разоблачат, если и дальше будешь продолжать в том же духе. Что главное в жизни?
– Что?
– Вера. Если ты, по-настоящему веришь во что-либо, то окружающие тебя люди тоже поверят. Вбей в свою рыжую голову, что ты Олаф Торвальдсен, классный бармен, и, будь спокоен, ни одна живая душа не усомнится в тебе. А начнёшь сомневаться, бояться, метаться, тогда и дураку будет понятно, что ты не тот, за кого выдаёшь себя.
– Ладно. Предположим, я уверую в себя, явлюсь в «Дары Востока», а мне заявят, что бармен им не нужен. Что мне делать?
– Оставь своё резюме и жди, когда тебя пригласят.
– А если не пригласят?
– Пригласят. После того, как устроишься, начинай действовать самостоятельно. На рожон не лезь, но и не тяни резину. Помни: каждый день промедления – это ещё несколько десятков искалеченных судеб. Поэтому не миндальничай. Используй все средства, какие сочтёшь нужными, не оглядываясь на так называемые законы. Отчёты о проделанной работе будешь подписывать один, точка, три.
– Что это значит?
– То, что ты един в трёх лицах: и бог, и царь, и герой. Или, говоря современным языком, ты будешь представлять все три ветви власти: законодательную, судебную, исполнительную. То есть, сам будешь устанавливать законы, следить за их выполнением, выносить приговоры нарушителям и приводить их в исполнение. Полномочия, как видишь, обширнейшие. Даже у президента нет таких.
Гена с сомнением взглянул на генерала, но дипломатично промолчал. Генерал вздохнул.
– Думаешь, спятил старик? Не знаю, со стороны, как говорится, виднее. Лишь в одно верю твёрдо: нет сейчас у нас иного пути. Нет и всё тут. Либо мы, либо они. Третьего не дано. Страшные дела творятся. Жуткие. Да, вот ещё, если случатся какие трения с законом, выпутывайся сам, на меня не ссылайся. И не потому, что я боюсь запачкать свой мундир – чёрт с ним, с мундиром! – а чтобы дело не загубить.
– А отчёты?
– Будешь составлять ежеквартально. Очень кратко. Не более странички.
– Как их пересылать? По почте?
– Никакой почты. Будешь вкладывать в схрон, где находятся яды. Дальнейшее, не твоя забота. Ну, кажется, всё. Забирай своё хозяйство – и ни пуха тебе, ни пера
– К чёрту.
2. Дары Востока.
Директор ночного клуба «Дары Востока» Газават Саврасович Исламов восседал в удобном кожаном кресле и задумчиво вертел в руках зажигалку. Она была сделана из чистого золота и непонятно зачем инкрустирована двенадцатью бриллиантами в три карата каждый. Очень красивая, но тяжёлая и страшно неудобная вещь. Всё в нашей земной жизни должно соответствовать своему назначению: женщина должна быть женщиной, мужчина – мужчиной, а зажигалка – зажигалкой. Её дело: зажечь костёр, прикурить сигарету. Всё. Больше она ни для чего не нужна. Зачем тратить на неё золото? Зачем пихать бриллианты? Непонятно. И не выбросишь. Стоит как двадцать автоматов Калашникова! Вах…
Кабинет большой, красивый и неуютный. Золото, алый бархат, чёрное и красное дерево, дорогая аппаратура.
Газават Саврасович никак не мог привыкнуть к бесполезной роскоши и чувствовал себя здесь крайне неудобно. Ведь ещё неделю назад он был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Семь лет леса и горы Кавказа были его родным домом, а глухая тёмная пещера – рабочим кабинетом. Сколько славных боевых операций за плечами Газавата. С каким уважением произносили его имя соратники, как боялись его неверные. Но Центр сказал: «Хватит»! Так боевой командир Газават Басадов стал Газаватом Саврасовичем Исламовым. И вот он в Москве, в роскошном кабинете, безбородый, а вместо униформы на нём костюм, который стоит как десять АК.
Напротив директора «Даров Востока» сидел главный бухгалтер сего славного заведения Хашиш Дурманов. В своё время Хашиш назывался Ренатом Дасаевым и также был полевым командиром в освободительной армии Ичкерии. Немало неверных голов отрезал Ренат Дасаев своим любимым кинжалом. Всероссийская слава к нему пришла после захвата Ворошиловска. Но там же он испытал и величайший позор. Потому что вместо 378 человек, которых ему предписал зарезать Центр, боевики Рената уничтожили 377. Просчитались.
Центр был неумолим. Его отстранили от командования и отправили в Москву на бухгалтерские курсы. После окончания курсов, Рената Дасаева переименовали в Хашиша Дурманова и направили главным бухгалтером в «Дары Востока».
И вот пять лет Хашиш Дурманов трудится на бухгалтерской ниве. Сначала было тяжело. Ох, как тяжко. Когда вместо верного кинжала рука натыкалась на тошные счёты. Но, ничего. Привык. И уже как кошмарный сон вспоминались боевые рейды и засады на дорогах.
Из Хашиша выковался прекрасный бухгалтер. Как официальная так и неофициальная деятельность «Даров Востока» постоянно была под контролем неусыпного ока Хашиша. Он настолько втянулся в бумажную работу, что не мыслил иной. Газават был его третьим директором. Двух предыдущих упаковали в цинковые ящики и отправили отдыхать в родные горы.
– Таким образом, – закончил свой отчёт Хашиш, – за вычетом всех расходов чистая прибыль за прошлый месяц составила 17 миллионов 258 тысяч 647 рублей 29 копеек. Из них 10 миллионов перечислены в Центр, остаток пойдёт на закупку оружия для наших братьев.
– Хм, – скептически покрутил головой Газават, – что можно купить на 7 миллионов?
– Немного, – согласился Хашиш. – Но таких фирм как наша – несколько. В итоге набегает неплохая сумма.
– Но почему бы нам не пустить все деньги на закупку оружия?
Хашиш погасил улыбку. Все директора начинали с этого. Было время, когда и он так думал. Пока представители Центра не объяснили ему популярно, что такое «чеченская» война. Кто её начал, почему она продолжается, хотя ни русскому, ни, тем более, чеченскому народу она совсем не нужна.
– Нельзя, – мягко ответил Хашиш. – Мы потеряем больше. Без Центра нам не продержаться и дня. Единственный путь поддержать наших братьев, – знакомые слова сами собой отскакивали от зубов, – в священной борьбе – наращивать торговый оборот. Как легальный, так и нелегальный. Но, если в нелегальном, как вам должно быть об этом известно, мы полностью зависим от Центра, то в легальном у нас имеется масса неиспользованных резервов.
– Это каких?
– Вам приходилось бывать в нашем ресторане, нашем игорном зале?
– Приходилось.
– И ваше впечатление?
– Очень хорошее. Словно в родном ауле.
– И много в этом ауле вы увидели русских лиц?
– Ни одного, слава Аллаху!
– А ведь мы находимся в Москве, не в Чечне.
– Вот и хорошо.
– Чего хорошего в полупустом зале? Чего хорошего в том, что многоуважаемый Кази Магомедов, пусть Аллах продлит дни его жизни, выдувает за вечер ведро чая? Вы знаете, сколько копеек он здесь оставляет? А ведь вы – директор ресторана, который, как минимум, должен быть рентабельным. Не говоря о том, что мы должны получать прибыль. В том числе с игорного зала. Только тогда мы сможем существенно увеличить помощь нашим братьям.
– Что ты предлагаешь?
– Покончить с чеченским сепаратизмом. Да-да, уважаемый Газават Саврасович, я не оговорился. Наше заведение должно стать открытым для всех желающих, независимо от национальности и вероисповедания.
– Разве оно закрыто? У нас вход свободный.
– Э-э, дорогой Газават Саврасович, вы посмотрите на лица наших официантов. В них ребёнок невооружённым взглядом распознает террористов. Для них любой посетитель должен быть дорогим гостем. А они? Подают тарелку с хлебом, словно там лежат тухлые собачьи кишки. Кто второй раз придёт к такому человеку? А бармен? Такой зверской рожи я не встречал даже среди своих боевиков. А у меня служили отчаянные ребята. Настоящий уголовник. Когда берёшь коктейль из его рук, на всякий случай прощаешься с жизнью. Кому нужен такой сервис? А музыка? Не спорю, такая музыка угодна Аллаху, но можно ли танцевать под неё? У нас что: ресторан или мечеть? А крупье? Настоящие грабители. От одного взгляда на них пропадает всякое желание делать ставки, думаешь только о том, как побыстрее унести ноги.
Газават Саврасович задумчиво забил косячок.
– Что ты предлагаешь?
– Немедленно поменять персонал. Не весь, разумеется. Поваров, подсобных рабочих, метрдотеля можно оставить. А вот официантов, бармена, крупье – заменить однозначно.
– На кого их заменить?
– На лиц славянской национальности. После общения с официантом, а ещё лучше официанткой (коротенькая юбочка, ляжки сверкают) у клиента должно возникнуть желание ещё раз посетить наше заведение.
– Хорошо. Заменим. А если среди них окажутся стукачи?
– А вы думаете, среди правоверных нет стукачей? У вас в отряде не было стукачей? Среди нынешнего персонала нет стукачей? Продажны все: как мусульмане, так и неверные. Просто служба безопасности должна работать, а не молиться Аллаху.
Газават Саврасович пожевал губами, бросил зажигалку в верхний ящик стола.
– Ты прав, – кратко сказал он.
3. Внедрение в волчье логово.
– Уф-ф.
Олаф откинулся на спинку кресла и блаженно закрыл глаза. Как он устал.
Как всё-таки власть имущие оторваны от реалий жизни. Олаф испытал сию простую истину на собственной шкуре. Легко генералам давать задания. Попробуй, выполнить их.
Его новая жизнь началась в Москве не так плохо. Олаф устроился в скромной гостинице на окраине Москвы. На шикарный отель он не рискнул, хотя доллары валютчики разменяли беспрекословно. Мучения начались при покупке квартиры. Вот где ему помотали нервы. Притом, что Олаф не привередничал и фальшивых долларов не жалел. В конце концов, остановились на двухкомнатной квартире недалеко от Черкизовского рынка. Самый большой плюс заключался в том, что жильё находилось в пяти минутах неспешной ходьбы от «Даров Востока».
Так и подмывало оформить квартиру на Гену Грызенкова, но Олаф поборол искушение. Не стоит рисковать. Вдруг проверят, спросят, кто такой Гена Грызенков и какое отношение он имеет к Олафу Торвальдсену? Кстати, все документы оказались отменного качества. Ни в какой организации не возникло ни одного неудобного вопроса. Впрочем, Олаф так вошёл в роль, так тянул слова, что пока ещё никто не дослушал его до конца. Да и трубкой он обзавёлся такой же внушительной как его шнобель. Очень она оказалась кстати.
Пока его квартира ремонтировалась и обставлялась мебелью, Олаф не терял времени даром. Он посетил несколько ресторанов, баров и казино, где внимательно присматривался к труду барменов. Ничего сверхъестественного в их работе Олаф не обнаружил. Высший шик, как он понял, заключался в умении бармена жонглировать бутылками. Олаф раздобыл десяток пластиковых посудин с водой и несколько дней по 6-8 часов манипулировал ёмкостями. Когда они перестали вылетать из его рук, Олаф купил пару бутылок коньяка, по бутылке водки, виски, ликёра, вина и стал тренироваться с ними. К тому времени, когда переезд в отремонтированную и обставленную квартиру стал возможен, руки Олафа обрели требуемую ловкость. Несложным оказалось и равномерно разливать жидкость по рюмкам и бокалам. Научился он и смешивать коктейли. Олаф закупил всю специальную литературу, какая только имелась в книжном магазине по интересующему его вопросу. Вызубрил рецепты нескольких десятков коктейлей и даже мог быстро смешать их.
Короче, Олаф был готов испытать судьбу.
Погожим июльским вечером Олаф Торвальдсен отправился в «Дары Востока». Для начала он поднялся на второй этаж, где размещался игорный зал и заглянул в бар. За стойкой орудовал мрачный небритый чеченец. Он неплохо смотрелся бы возле ротного миномёта, но здесь была явно не его стихия. Движения неуверенны и просто неуклюжи, а когда Олаф попросил приготовить ему простейший «Цветок лотоса», бармен уставился на него как на пленного спецназовца. Явно случайный человек.
Олаф выпил стакан ананасового сока (хоть его смог налить, и на том спасибо) и спросил, как ему попасть к директору.
– Зачэм тэбе дыректор?
Бармен схватился за пояс в том месте, где у каждого уважающего себя человека должен висеть кинжал. Ничего там не обнаружил, вспомнил, где находится, и выдавил на лице подобие улыбки.
– Хочу устроиться на работу.
(Разумеется, Олаф усердно тянул слова и трубкой работал весьма активно, но в целях экономии бумаги не будем впредь заострять на сей детали Ваше благосклонное внимание. Достаточно того, что бармен не менее ста пятидесяти раз хватался за воображаемый кинжал, а после окончания разговора с «проклятым рыжим карликом» поклялся жизнью и здоровьем всех своих домочадцев до семьдесят седьмого колена включительно немедленно отправиться назад, в горы и сложить там свою голову, лишь бы никогда больше не видеть рыжего урода. Своё обещание он, кстати, выполнил с точностью до последней буквы.)
В течение часа, а именно столько длилась их беседа, Олаф успел лишь выложить, что он норвежец, пять лет отработал барменом в баре «Ваалгал» и теперь желает потрудиться здесь, в «Дарах Востока».
Измочаленный бармен кивнул на коридор, ведущий к директорскому кабинету.
Поплутав немного, Олаф нашёл требуемую комнату. «Газават Саврасович Исламов», прочёл он золотые буквы на большой табличке, украшавшей массивную железную дверь. Вот оно волчье логово.
Олаф поправил во рту трубку и решительно взялся за ручку. Стучаться он посчитал излишним. Дверь мягко открылась, и взору Олафа Торвальдсена предстал роскошный кабинет и восседающий в красном кожаном кресле известный террорист и полевой командир Газават Басадов, погибший, как утверждали средства массовой информации, несколько месяцев назад. Воскрес, флегматично подумал Олаф и дёрнул трубкой.
– Разрешите?
Газават Саврасович изумлённо уставился на необычного посетителя. Что здесь нужно рыжему клоуну? Или цирку понадобился спонсор? Он подавил раздражение и кивнул на гостевое кресло. Олаф неторопливо прошествовал к указанному месту. Не поленился опустить сиденье, так чтобы ноги упирались в пол. Задумчиво посмотрел на Исламова – Басадова.
– Чем обязан? – раздражённо поинтересовался директор.
– Вы – Газават Саврасович Исламов?
– Да.
– Вам нужен бармен.
Это не был вопрос. Это было утверждение.
– С чего вы взяли?
– Я посмотрел на работу господина за стойкой. Случайный человек. Не знает элементарных вещей.
– А вам какое дело? Кто вы такой?
Олаф с удовольствием вынул из кармана новенький норвежский паспорт и небрежно бросил на стол.
Газават Саврасович взял документ в руки, прочитал. Брови удивлённо полезли вверх.
– Норвежец? А так хорошо говорите по-русски.
– Норвежец я по отцу. Мать у меня русская. Я родился и вырос в Норвегии, в городе Осло. У нас в семье говорили на двух языках. Если желаете, перейдём на норвежский?
– Не надо.
– Как хотите. Пять лет я проработал барменом в ресторане «Ваалгал», что на улице Кнута Гамсуна. Вам нужен профессионал. Готов предложить свои услуги. Вот моя характеристика.
Олаф достал из кармана соответствующую характеристику на норвежском языке, любовно разгладил её ладонями и положил на стол. Газават Саврасович недоумённо повертел бумагу в руках и бережно опустил на место.
– А почему вы уехали из Осло?
– После смерти отца мать решила вернуться на родину. Мне показалось любопытным посмотреть на Россию. У вас большая страна. Но очень мало профессионалов. Сплошные любители. Везде, где мне приходилось бывать.
Олаф неодобрительно покачал головой.
– Такая большая страна, и так мало профессионалов. У вас даже в архивах водятся мыши. Совсем, совсем мало порядка. Вам нужно срочно менять любителей на профессионалов.
– Да, с профессионалами у нас проблема, – согласился Газават Саврасович. – Но где их взять? Я лично поменял пять барменов. И толку? То алкоголик, то уголовник, то, вообще, стукач.
– Что есть стукач? Не знаю такого слова.
– Гм. Это человек, который находится на жаловании милиции.
– Милиционер? Разве может милиционер работать барменом? Вам нужен профессионал.
– Кто спорит?
Газават Саврасович вспотел от общения с чёртовым норвежцем. Хуже эстонцев. Как они там общаются между собой? С ума можно сойти. Потому они такие молчаливые, что говорить по-человечески не могут. Внезапно в нём вспыхнула подозрительность. Хоть этот рыжий урод с норвежским паспортом меньше всего походил на чьего бы то ни было агента. Ещё эта идиотская трубка.
– А почему вы решили обратиться именно к нам?
– Я купил себе квартиру на Амурской улице, дом номер 5. Это рядом с вами.
Газават Саврасович согласно кивнул головой. Он хорошо знал названный дом.
– Я сегодня посетил ваш бар, понаблюдал за работой бармена и остался недоволен. Он не знает элементарных вещей. Например, сколько пузырьков углекислого газа в бутылке шампанского.
– И сколько? – заинтересовался Газават Саврасович.
– 49 миллионов.
– Надо же. Не поленился кто-то сосчитать.
– Дальше – больше. Ваш бармен не знает, что Whiskey и whisky – один и тот же напиток. Только первый вариант написания используется для американского и ирландского виски, а второй – для канадского и шотландского. Что крепкие спиртные напитки, такие как коньяк, виски и бренди, изначально бесцветны, в отличие от пива и вина, а их золотисто-коричневый цвет, равно как и другие оттенки, обусловлен процессами старения во время выдержки в деревянных бочках. Что в текиле нет никаких червяков. Гусеница бабочки Hipopta Agavis, которую ошибочно называют червяком, находится в другом мексиканском напитке – мескале, но получают его из другого растения, нежели текилу. Что Бурбон назван так по названию округа в американском штате Кентукки, где этот напиток производился с 1789 года. Что в настоящее время в округе Бурбон бурбон не производят. Что терновый джин (sloe gin) – не джин, а ликёр, приготовленный на основе ягод терновника. Что шотландское виски обязано своим необычным "ароматом дымка" особенностям технологии изготовления. Ячменный солод, используемый в качестве сырья, подвергается дымовой сушке – топливом служит торф. Что мускат, в переводе с итальянского, – вино с мухами. Что в уэльском (валлийском) языке пиво обозначается словом cwrw. Произносится оно как "ку-ру". Что в британском флоте с 1651 по 1970 год каждому моряку ежедневно выдавалась порция рома. Что бутылки для шампанского ёмкостью больше стандартных 0,75 л носят собственные имена, причём в большинстве случаев – библейские. И, вообще, ваш бармен знает рецепты лишь трёх коктейлей! – с ужасом в голосе произнёс Олаф. – В то время как даже из находящихся в баре напитков можно приготовить 17 миллиардов 864 миллиона 392 тысячи 788 различных коктейлей.
– И вы все знаете? – спросил ошарашенный Газават Саврасович.
– Не буду хвастать, что помню все, но добрую половину из них приготовить я смогу. Поразмыслив, я пришёл к выводу о необходимости срочной замены вашего бармена профессионалом. Я взвесил свои возможности и решил предложить свои услуги.
– Д-да.
Впервые в жизни Газават Саврасович не знал, что сказать. С одной стороны бармен действительно нужен. Шамиль человек временный и явно не на своём месте. Глупо было бы спорить. Но представить за стойкой рыжего клоуна с этаким шнобелем и громадной трубкой во рту… Бр-р-р. Он всех посетителей распугает. А, может, не распугает? Может, наоборот привлечёт? Отработал же он пять лет в Норвегии. Цивилизованная страна. Европа. Там просто так ничего не делают. Рискнуть? Попробовать? Если что, … уберём. Хотя нет. Не уберёшь. Иностранец. Ну и что? Уволим. Только и дел. Стучать не будет. Такого приметного урода к органам на пушечный выстрел не подпустят. Но всё равно вопрос серьёзный и без совета его не решить.
Газават Саврасович надавил на кнопку селектора.
– Хашиш, зайди, пожалуйста. – Наш главный бухгалтер, – пояснил он, обращаясь к норвежцу. – Он здесь старожил, пять лет отработал. А я человек новый, всего второй месяц руковожу.
Хашиш не заставил себя ждать. В нём Олаф без труда опознал самого Рената Дасаева и едва не подпрыгнул в кресле. Как же так: Ренат Дасаев скрывается где-то в горах и замешан во всех известных терактах, включая Норд-Ост. Об этом ежедневно трубят все СМИ. Олаф ничего не понимал. Но продолжал хранить олимпийское спокойствие. А что ему оставалось? Авось, выйдет отсюда с головой на плечах.
– Хашиш, этот молодой человек хочет устроиться к нам барменом.
– Этот? – с нажимом переспросил Хашиш.
– Да. Этот, – с таким же нажимом ответил Газават Саврасович. – Разве не ты говорил, что надо срочно менять бармена?
– Говорил. Но не на клоуна. У нас ночной клуб, а не цирк.
– А ты знаешь, что этот клоун – норвежец, и ты оскорбляешь иностранного подданного.
– Норвежец?
В голосе Хашиша прозвучали недоверие и неприкрытая зависть.
– Норвежец. Вон его паспорт.
Хашиш взял в руки паспорт, просмотрел его от корки до корки, вернул на место.
– Везёт дуракам, – со вздохом проговорил он.
– Ты аккуратнее в выражениях, – смущённо пробормотал Газават Саврасович. – Олаф прекрасно говорит по-русски. У него мать русская. К тому же он пять лет проработал барменом в ресторане …
Газават Саврасович запнулся и беспомощно посмотрел на Олафа.
– «Ваалгал», – флегматично закончил предложение Олаф.
– В городе Осло.
– Ну и оставался бы там. Чего к нам припёрся?
«Пожалуй, стоит наведаться в схрон, – подумал Олаф, безмятежно посасывая трубку. – Посмотрим, что там за яды. Могут пригодиться. Хорошо, что отец Онуфрий освятил их».
– Его отец умер, и мать решила вернуться на родину. Он купил квартиру рядом с нашим клубом, поэтому и решил обратиться к нам. Так что с этим всё нормально.
– В каком доме?
– В пятом.
– Можно попробовать. Как вариант.
– Вот именно. Как вариант.
Газават Саврасович с Хашишем понимающе переглянулись.
– Это всё? – поинтересовался Хашиш у директора.
– Всё.
– Тогда я пошёл. А то прибыл товар. Надо оприходовать.
– Давай.
Хашиш исчез.
Интересно, что за товар он собирается оприходовать? Марихуану? Или героин?
Газават Саврасович облегчённо потёр руками. Гора с плеч. У Хашиша собачий нюх, и если он ничего не заподозрил…
Газават Саврасович положил на стол ручку и лист бумаги.
– Пишите заявление.
– На каком языке?
– На русском.
– Что именно я должен писать?
– Бери ручку, я продиктую. Так, пиши. Директору ночного клуба Исламову Газавату Саврасовичу от, – директор взял в руки паспорт, прочитал по слогам, – Тор-вальд-сена Олафа. Как звали твоего отца?
–Улаф.
– Улафовича. Заявление. Прошу принять меня на работу в ночной клуб «Дары Востока» на должность бармена с испытательным сроком в два месяца. Подпись. Дата. Да, припиши ниже свой точный домашний адрес и номер телефона. О решении тебе сообщат через три дня.
– Значит, я могу на два дня отправиться в Тверь, навестить свою мать?
– Так, сегодня понедельник? До четверга ты свободен. В четверг после обеда тебе сообщат о принятом решении.
– До свидания. – Олаф вылез из кресла. – Приятно было познакомиться.
– Взаимно.
– В четверг утром я возвращаюсь из Твери и жду вашего звонка.
Олаф взялся за ручку двери.
– Подожди, – спохватился Газават Саврасович, – забыл спросить. Как у тебя насчёт этого?
Он щёлкнул пальцами по горлу у воротника.
– В смысле алкоголя.
– Я не употребляю спиртных напитков, – сухо сообщил Олаф.
– Как же так? – удивлённо развёл руками Газават Саврасович. – Вроде северная страна, морозы.
– Во-первых, у нас мягкий климат, так как рядом протекает Гольфстрим, а, во-вторых, я, как вы успели заметить, нетипичный норвежец.
Олаф мягко закрыл за собой дверь.
Из «Даров Востока» он прямым ходом направился к музыкальному ларьку, где скупил всю эротику и порнуху, какая только была у них. Дома он свалил диски на пол рядом с видиком. После чего Олаф посетил книжный магазин и приобрёл там «Кама сутру» и несколько книг на норвежском языке.
Утром Олаф выдрал из рыжей шевелюры волосок и, выходя из квартиры, пристроил его на двери в укромном месте, так чтобы он обязательно порвался, если дверь будет открыта. Этот способ Олаф высмотрел в каком-то боевике. А то, что у него будут незваные гости, Олаф не сомневался.
Полюбовавшись проведённой работой, Олаф отправился в гостиницу. Другую. В ту же возвращаться не рискнул. Как не поехал к настоящей матери, что собирался сделать вначале. Вовремя вспомнил, что находится в чеченском плену.
А, ведь, действительно в плену и именно чеченском, подумал Олаф, садясь через несколько часов в электричку.
Схрон он нашёл без особых проблем. Оставил там донесение и внимательно проштудировал спецификацию ядов. Сначала его выбор пал на яд, действующий через месяц после применения, но, вспомнив наглый тон Хашиша, решил, что две недели – более приемлемый срок. Уже собираясь уходить, Олаф опять передумал. Сутки – то, что надо.
4. В логове.
Волосок был порван. Олаф хмыкнул и открыл дверь квартиры. На беглый взгляд, в ней ничего не изменилось. Но если приглядеться… Олафу по наследству от Гены Грызенкова досталась отличная зрительная память, и он во всей квартире заметил массу мелких перемещений предметов. Но ничего не пропало. Даже деньги. И на том спасибо.
А поработали основательно. Очень серьёзные люди. Значит, и дела у них нешуточные. Олаф зябко повёл плечами. Куда он, дурак, влез? Отравить их всех? А что это даст? Ничего. Из Чечни пришлют новых людей, которые заменят ушедших на вечный покой. Только и всего. Наркота как шла, так и будет идти сплошным потоком. Потому что есть спрос, который, как известно, рождает предложение, в свою очередь, стимулируя спрос.
Но что делать?
Ничего.
Ждать звонка. А там действовать по обстоятельствам. Рвать свою задницу он не собирается, но и прятаться в кусты было поздно.
Газават Саврасович, как обещал, позвонил вечером. Сухо поздоровался и предложил зайти к нему с документами для составления контракта.
Процедура составления и подписания контракта не отняла много времени. На главный вопрос о зарплате, Олаф чистосердечно ответил, что он человек не бедный и его устроит любая зарплата, разумеется, эквивалентная затраченным усилиям. Он не собирался задерживаться здесь надолго.
На следующий вечер Олаф орудовал за стойкой. Как ни странно, получилось неплохо. Ему даже понравилась новая работа.
Но как приступить к тому, ради чего он появился здесь? Как внедриться в мафию и «обезвредить её головку?» Сколько Олаф ни ломал собственную рыжую голову, не смог придумать ничего путного.
х х х
Олаф меланхолично переставлял на стойке пустые стаканы. Никого. Ни одного самого захудалого посетителя, желающего отведать фирменный коктейль «лягушка на троне» либо погрузиться в «пучину наслаждения».
Все посетители бара – четыре чеченца, играющие в нарды за угловым столиком. И те местные. Охрана. Правда, было неясно: что и от кого они охраняют. За те несколько дней, что проработал Олаф в «Дарах Востока», он ещё ни разу не видел их за «работой».
Но то, что «работать» они умеют, хорошо читалось на их бандитских рожах. Как свободно, вольготно чувствуют они себя тут. Гогочут, будто находятся в родных горах, а не в Москве. Олаф узнал одного из них, старшего. Дилаев. Известный полевой командир. Погиб несколько месяцев назад. Остальные наверняка такие же «трупы» как и Дилаев. Интересные дела творятся в Чечне.
Дилаев, будто прочитав его мысли, встал и вразвалочку подошёл к стойке. Сощурив тёмно-карие глаза, тяжело уставился на Олафа.
– Что, урод, пялишься на нас? Или у тебя голова железная?
«Охранники» довольно заржали.
– Что молчишь, норвежская свинья? Думаешь, за паспорт спрятаться? Не поможет тебе паспорт.
Олаф молча поставил на стойку согнутую в локте правую руку. Кивнул Дилаеву. Тот недоумённо тряхнул головой. Наконец, дошло. Он поставил свою правую руку. Олаф мгновенно припечатал её к стойке. Дилаев изумлённо раскрыл рот.
– Па-даж-ди.
Чеченец широко расставил ноги, упёр левую руку в бок.
– Давай.
Заинтересованные «охранники» подошли поближе.
Олаф также легко, словно перед ним стоял ребёнок, вновь припечатал к стойке руку Дилаева. Парни изумлённо зацокали языками. Выстроились в очередь. Всех постигла та же участь. Никто не продержался и трёх секунд.
Олаф флегматично поднял брови.
– Маладец!
Дилаев крякнул, потёр руку и подал её Олафу. Если он думал взять реванш подобным образом, то жестоко ошибся. Господь обидел Олафа ростом, но силы отвесил по полной программе. Олаф пока ещё не встречал человека, который мог бы «пережать» его. И Дилаев имел возможность убедиться в этом. К слову сказать, сила рук у Гены-Олафа ни чем не была подкреплена, не приносила ему никакой прибыли и пропадала втуне. Так, в мальчишеских драках неуклюжий Гена был абсолютно бесполезен. Ведь там никто не лез к нему с рукопожатиями, а махать кулаками Гена не умел…
– Смешай нам всем по коктейлю. И себе.
Олаф давно перестал удивляться тому, что мусульмане хлещут водяру не хуже русских. Аллах высоко, а водка рядом. Он соорудил четыре коктейля с водкой и один фруктовый.
– Кто из нас мусульманин? – усмехнулся Дилаев.
Олаф вынул изо рта трубку, поднял стакан с коктейлем, сделал крохотный глоток, поставил стакан на стойку, вновь засунул трубку в рот. Эту операцию он совершил восемь раз. Дилаев безнадёжно махнул рукой и отошёл от стойки. Охранники вновь уселись за столик и принялись за нарды.
Пока: один ноль. В его пользу.
Радость была недолгой.
– Генка! – раздался восторженный женский вопль. Перед ним маячило такое знакомое, почти родное лицо Светки Королёвой. Светки, по прозвищу Королева, с которой они пять последних лет отсидели за одной партой. Самой красивой девчонки в их школе. В которую он был тайно влюблён с (какого?, пожалуй, с первого) класса. Как бы он вопил и прыгал от восторга, окажись она перед ним, к примеру, в архиве. Но здесь? Каким ветром занесло её в чеченский отстойник?
Олаф вынул изо рта трубку и дружелюбно улыбнулся.
– Мадам, я польщён тем, что напомнил вашего друга, но вынужден разочаровать вас. Позвольте представиться: Олаф Торвальдсен. Гражданин Норвегии.
Олаф водворил трубку на место и жалобно посмотрел на Светку. Королева была не только красивой, но и весьма неглупой девочкой. Недаром она училась на круглые пятёрки. Сколько раз Светка выручала незадачливого соседа на контрольных работах. Она и сейчас не подвела.
– Ох, извините. Я сама вижу, что ошиблась. Просто издали вы напомнили мне школьного приятеля, Гену Грызенкова. Сто лет не видела. Так обрадовалась, что потеряла голову. Извините, пожалуйста.
– Ничего. Как говорится, бывает. Мы, натуральные шатены, действительно очень похожи друг на друга. Особенно издали. Вблизи, конечно сходство пропадает.
– Да, – глубокомысленно согласилась Светка, – вы, натуральные шатены, – она с трудом сдерживала смех, – действительно весьма похожи друг на друга. Особенно издали. В своё оправдание могу сказать, что мне уж очень сильно хочется встретить Гену. Вы не первый с кем я его путаю. Как увижу… натурального шатена, так и бросаюсь на шею. Столько раз попадалась впросак. Пора бы поумнеть. Но и Генка хорош, как окончил школу, так и пропал из виду. Как в воду канул. Знаю, что вроде учился в архивном институте. Сейчас, наверное, корпит в каком-нибудь архиве.
– Вполне вероятно, мадам. Извините, не знаю вашего имени.
– Светлана.
– Олаф, – напомнил он. – Может, выпьете что-нибудь?
– Налейте мне соку.
– Пожалуйста. Какого именно?
– Ананасового, если можно.
– Можно. Почему нельзя?
Олаф нацедил в стакан ананасового соку.
– У нас в первый раз?
– Да. В первый.
– Надеюсь, вам понравится.
– Надеюсь. Тем более что с сегодняшнего дня я работаю у вас.
– Вот как. Кем, если не секрет?
– Стриптизёршей.
Олаф едва не поперхнулся. Светка? Королева? Стриптизёрша? Танцевала она, конечно, бесподобно. На школьных вечерах к ней всегда выстраивалась очередь из самых крутых парней. Гены, разумеется, не было в их числе. Куда ему. Но Светка не забывала соседа и, если объявляли белый танец, обязательно разыскивала его и приседала перед ним в самом изысканном поклоне. А если Генка артачился (не хотел быть объектом насмешек), хватала его за руку и бесцеремонно тащила на площадку.
– Интересная профессия. Но, должен заметить, не совсем серьёзная.
– Почему?
– Ваше искусство будет представлять интерес для публики, пока вы молоды. С возрастом ваше тело утратит гибкость, потеряет упругость, и, увы, вам придётся искать другой способ зарабатывать на хлеб насущный.
– Знаю. Просто у меня сейчас очень тяжёлое положение. У меня нет другого выхода. Либо стриптиз, либо панель. Выбор, как видите, невелик.
– А разве нет другой, нормальной работы? В офисе, например.
– Да, можно устроиться. Уборщицей. На тысячу рублей. А мне одних лекарств надо в месяц на несколько тысяч.
– Вы так больны, мадам? По вашему цветущему виду не скажешь этого.
– Не я. У меня болеет мама. Папа умер два года назад. Сестрёнка заканчивает школу.Я единственная добытчица в семье.
– Прошу меня извинить, мадам…
– Светлана.
– Не понял?
– Меня зовут Светлана.
– Ах, да. Прошу меня извинить, Светлана, за то, что своими неуместными расспросами разбередил вашу душу.
– Ничего. Вы давно здесь работаете?
– Третью неделю.
– А до этого?
– До этого я работал у себя на родине, в Осло. В России я всего второй месяц.
– Ой, в Осло, – Светка лукаво улыбнулась. – Я была в этом городе. Три года назад. Где вы там работали?
– В баре «Ваалгал». На улице Гамсуна.
– Знаю такой. Жаль, что не смогла туда попасть. А так хотелось. Ведь он расположен рядом с домом Кнута Гамсуна. Моего любимого писателя. Я раз пять перечитывала его «Пана». Томас Глан. – Светка закатила глаза. – Как я плакала, как переживала за него. Поэтому и предпочла дом-музей Кнута Гамсуна бару «Ваалгал». Но всё-таки жаль.
– Действительно, жаль. Я бы имел честь познакомиться с вами три года назад. А улица потому и названа в честь Кнута Гамсуна, что он жил на ней.
– Ничего. Чему быть, того не миновать. Вот мы с вами и познакомились. Как вам в России?
– Прекрасная страна. Но мало порядка.
– Мало, – фыркнула Светка. – Вообще нет. Бардак.
– Вам виднее.
– А как вы оказались здесь?
– Моя мама – русская. После смерти отца она решила вернуться на родину.
– Вот откуда такое прекрасное знание русского.
– Дома мы говорили по-русски.
– А как вам русские девушки? Они любят иностранцев.
– Я этого не заметил. С моей… специфической внешностью трудно рассчитывать на повышенное женское внимание. Но девушки у вас очень красивые. Пожалуй, почти как у нас в Норвегии.
– А что у вас такого специфического? – недоумённо подняла брови Светка. – Вы очень приятный молодой человек.
Светка не лукавила. За десять лет она так пригляделась к своему однокласснику, что не замечала в нём ничего особенного. А теперь так обрадовалась нечаянной встрече, что он казался ей красивее Бреда Питта. (Или Питта Бреда)?
– Может, ещё сока, мадам? Или чего покрепче? За счёт заведения.
– Спасибо, не хочу. А ничего крепкого я не употребляю. Приходите на моё выступление. Оно начнётся через час. И не забывайте, что меня зовут Светлана.
– Запомнил, ма… Светлана. Обязательно зайду, как только появится возможность.
5. Гость.
В кабинете – трое: Газават Саврасович, Хашиш Дурманов и представитель северо-западного региона. Данный регион включал в себя архангельскую, мурманскую, новгородскую, псковскую, калининградскую, смоленскую, тверскую, ярославскую, владимирскую, вологодскую области, а также Карелию.
На столе: коньяк, виски, водка, закуска, представленная, в том числе и свининой во всех её ипостасях. Естественно: овощи, фрукты, сладости.
Газават Саврасович наполнил две рюмки коньяком, в третью щедро налил виски. Протянул рюмку Гостю.
– За что выпьем? – поинтересовался Гость.
– За победу над поляками, – предложил Газават Саврасович.
– С удовольствием, – поддержал его Гость. – Я болел за ваш «Терек». Молодцы ребята. От души рад.
Мужчины чокнулись. С удовольствием выпили.
– А я-то как рад, – сказал Газават Саврасович, отправляя в рот маслину. Усмехнулся. Покачал головой. – Скажи мне кто три года назад, что я буду так радоваться голу, забитому русским парнем, голову бы ему отрезал. Не задумываясь. А сейчас орал как сумасшедший, когда он закатил мяч полякам.
– Э-э, – вмешался Хашиш. – При чём здесь: русский, чеченец? Это одна команда. А у нас в отрядах? Кого только не было. Я как-то подсчитал: у меня чеченцев было меньше половины.
– У меня тоже, – согласился Газават Саврасович. – Наёмники. А сколько красивых слов нам говорили, сколько врали, сколько обещали. А всё свелось к грязной чёрной воде – нефти. Нефть – вот что всех интересует, вот за что льётся кровь, вот за что гибнут люди.
– Не нефть их интересует, – Гость покачал головой, – а деньги. Миллионы, миллиарды долларов. Даже не золото, как было раньше, а кусочки бумаги, раскрашенные зелёной краской. За них льётся кровь. И за власть, которую они дают. Но как бы то ни было, – Гость отставил недопитую рюмку, – разговоры – разговорами, а дело – делом.
С этими словами Гость извлёк из-под стола атташе-кейс, поставил его на край стола, щёлкнул замками. Кейс был набит как раз теми самыми зелёными бумажками, о которых Гость только что столь красочно живописал. Гость вывалил деньги на стол.
– Пересчитайте, пожалуйста.
Хашиш придвинул поближе одну пачку, быстро и сноровисто пересчитал, отодвинул. Вторую, третью.… Но как споро он не считал, пачек было так много, что работа двигалась крайне медленно.
– Может, ещё по рюмочке? – гостеприимно предложил Газават Саврасович.
Гость отрицательно покачал головой и для пущей убедительности накрыл широкой ладонью недопитую рюмку.
– Сначала дело.
Газават Саврасович не стал спорить. Он полностью разделял точку зрения Гостя. Дело прежде всего. Настоящий мужчина пьёт немного и только после окончания всех запланированных дел.
– Точно.
Хашиш отбросил в сторону последнюю пачку и вытер вспотевший лоб.
– Как в аптеке, – пожал плечами Гость.
Газават Саврасович кивнул головой, и Хашиш убрал деньги в сейф. Щёлкнул дверцей. Удовлетворённо откинулся в кресле.
– Как товар? – поинтересовался Гость.
– Грузится, – ответил Хашиш.
– Кто грузит?
– Наши люди.
– Те, что и в прошлый раз?
– Да. А что, есть претензии? – Газават Саврасович сощурил карие глаза.
Он понимал, что Гость интересуется не просто так. И не ошибся в своих предположениях.
– Есть.
Хашиш подобрался. Именно он отвечал за доставку товара, включающую в себя отгрузку его потребителю.
– Какие?
Хашиш сверлил глазами Гостя.
– В прошлый раз я недосчитался тридцати граммов.
Хашиш облегчённо вздохнул. Ерунда.
– Может, просчитался?
Гость отрицательно покачал головой.
– Я три раза перепроверил. Недостачу я покрыл из собственных средств, но…
– Всё понятно, – прервал Гостя Газават Саврасович. Показал Хашишу глазами на дверь. – Разберись.
Хашиш мухой вылетел из комнаты.
– Он разберётся, – успокоил Гостя Газават Саврасович. – Больше такое не повторится.
Гость закрыл пустой кейс, убрал его под стол.
– Надеюсь. Хотя, укравший раз…
Он не договорил и залпом выпил недопитое виски. Закусил бужениной.
Газават Саврасович вновь наполнил его рюмку. Не забыл себя.
– Давайте выпьем за доверие. Без доверия нам нельзя.
– Доверяй, но проверяй, – буркнул Гость, но рюмку поднял. С наслаждением процедил меж зубами янтарную влагу. Покатал во рту сочную маслину. Разжевал терпкую мякоть. Лицо Гостя порозовело, но взгляд оставался твёрдым и…
Газават Саврасович так и не смог подыскать нужного слова для определения выражения глаз Гостя. Уже в третий раз видел он Гостя, а всё не мог привыкнуть к его взгляду. Страшные, глаза. Таких он не видел у самых отмороженных боевиков. Но что в них такого жуткого, Газават Саврасович сказать не мог. Как-то он спросил об этом у Хашиша. Тот покачал головой и передёрнулся.
– Поверишь, сам боюсь этого типа. В жизни никого не боялся, а его боюсь. Как посмотрю на него, мороз по коже. Страшный человек. А чем страшный? Не пойму. С виду: типичный чиновник. Вежливый. Всегда улыбается. Слова грубого от него не слышал. А сердце сжимается. Уйдёт, гора с плеч. Но работает чётко. Никаких проколов. И выручка растёт раз от разу.
– Мёртвые!
Да-да, именно мёртвые. Такие глаза могут быть только у мёртвого человека, если, вдруг, каким-то колдовским образом оживить его. Зомби.
– Что мёртвые? – переспросил Гость.
Неужели он заговорил вслух? Газават Саврасович похолодел. Под мышками потёк обильный пот. Только этого не хватало.
– Это я так. Вспомнил ребят, – забормотал Газават Саврасович. – Стольких друзей похоронил.
– Хорошее дело, – тихо прошелестел Гость. Глаза его как-то странно заблестели. Мёртвым тусклым блеском. Так, наверное, блестят глаза у вампиров и всяких там вурдалаков, когда они сладострастно присосутся к шее очередной жертвы.
«Чего хорошего», – тоскливо подумал Газават Саврасович, но свои мысли на этот раз оставил при себе. Ему стало совсем неуютно. А Гость, напротив. Сам налил себе виски. Вопросительно глянул на Газавата Саврасовича. Тот отрицательно замотал головой. Ну, где Хашиш? Что-то больно долго он там разбирается.
Главный бухгалтер не заставил себя ждать.
– Разобрался, – коротко доложил он, входя в кабинет.
– Кто?
– Аман.
Газават Саврасович сморщился как от удара. Хорошего мощного удара. И было, отчего переживать. Амана лично он рекомендовал на работу. Вытащил с гор подонка, привёз в Москву, отмыл, устроил так, как бы ему во веки веков не устроиться. И вот она, благодарность. Так подставить.
– Точно?
Хашиш возмущённо передёрнулся.
– Сам сознался. Дилаев подтвердил. Он видел.
– Видел? Почему не доложил?
– А вы бы стали стучать на своего товарища? Боевого друга?
Газават Саврасович опустил глаза. Этот камень в его огород. Заслужил. Теперь каждая сволочь может безнаказанно тыкать ему в глаза. Ничего, придёт время, разберёмся и с тобой. Третий директор у тебя, говоришь? А у меня будет второй бухгалтер.
– Что предлагаешь?
– Воровство – это предательство. А для предателей у нас один закон – смерть. Но здесь случай особый. Аман ваш друг, вам и решать его судьбу.
– У меня нет друзей среди предателей.
– Тогда я отдам приказ Дилаеву.
Хашиш вопросительно посмотрел на Газавата Саврасовича.
– Отдавай.
Хашиш двинулся к двери.
– Подождите, – вмешался Гость.
Хашиш остановился.
– Отдайте его мне, – сказал Гость.
– Что значит, отдать? – не понял Хашиш.
– Я возьму его с собой, и сам приведу приговор в исполнение.
– Вы нам не доверяете?
Гость поморщился.
– Доверяю. Конечно, доверяю. Но он залез в мой карман, поэтому именно я должен привести приговор в исполнение. По-моему, я имею на это право?
Хашиш посмотрел на Исламова.
Газават Саврасович опустил глаза.
Хашиш вздохнул.
– В каком виде вам его отдать?
– Свяжите ему руки, ноги и бросьте на заднее сидение машины. Больше ничего не надо. Груз уложен?
– Всё в порядке. Я лично проверил.
– Хорошо. Вам я доверяю. Сколько времени уйдёт у вас на проведение операции?
– Пять минут.
– Прекрасно. Через пять минут я выхожу.
Едва за Дурмановым закрылась дверь, Гость плеснул в рюмку виски, жадно выпил. Довольно потёр руки.
– Хорошо, – шелестел он, запихивая в рот большие куски буженины. – Очень хорошо.
Неясно было, к чему относились его слова. Газават Саврасович и не пытался понять. Он безмолвно сидел в кресле, не поднимая глаз. Ему было страшно. Страшно как никогда в жизни.
х х х
Машина у Гостя была неприметная: старенькая белая шестёрка. Он давно мог бы справить шестисотый, но занимаемая им должность не позволяла сделать столь опрометчивый поступок. Ничего, он не гордый. Его вполне устраивает такая машина. Лишь бы бегала. А вот за этим он следит. Движок работает как часики. Ещё ни разу не подвёл. И не подведёт. Баба любит ласку, а машина любит смазку. Гость не жалел личного времени на уход за верным другом. Зато он всегда был спокоен за рулём.
Шестёрка стояла во дворе, у заднего выхода. Высокий раскидистый тополь укрывал её от посторонних глаз. Впрочем, в этом не было особой необходимости. На дворе ночь, и так ни черта не видно. Или ни шайтана? Неважно. Важно то, что пора ехать. Гость подошёл к машине, открыл правую заднюю дверцу, молча посмотрел на скрюченную человеческую фигуру. Захлопнул дверцу. Открыл багажник. Проверил груз. Всё в порядке. Можно ехать.
Тихо заурчал мотор, шестёрка плавно покатила в сторону окружной. Ехать ночью по Москве одно удовольствие. Никаких тебе пробок и заторов. И светло как днём. Но всякое удовольствие, к сожалению, очень быстро кончается. Закончилось и это, едва Гость выехал по Ленинградке за город. Темень. Ехать приходилось почти на ощупь. Да ещё встречные фуры не спешили переключить дальний свет на ближний.
После Клина полегчало. Количество встречных машин заметно сократилось. Можно было прибавить газку, но Гость не спешил. Он цепко вглядывался в ночной полумрак, выискивая подходящее местечко. Наконец, за Ямугой нашёл то, что искал. Поставил машину на обочине, заглушил мотор, включил в салоне свет и обернулся назад. Кавказский пленник лежал всё также тихо. Гость вынул из бардачка замотанный в белую тряпочку пистолет, аккуратно смотал тряпочку, сунул обратно. Взял пистолет в левую руку и вышел из машины. Открыл дверцу, развязал пленнику ноги, правой рукой схватил его за шиворот и легко, как котёнка, вытащил из машины. Поставил на землю.
– Не надо! – взмолился чеченец, норовя упасть на колени. – Не стреляйте. Шайтан попутал. Клянусь Аллахом, такое больше не повторится.
– Стой смирно, идиот, – процедил Гость. – Я не собираюсь в тебя стрелять. – Он качнул пистолетом – Это для острастки. Чтобы не дурил. Ты нужен мне для другого.
– Да-да, – обрадовано закивал чеченец (как его там, кажется, Аман?). – Я на всё согласен. Только не убивайте. У меня мать, отец, бабушка, жена, дети. Двое детей. Мальчик и девочка. Никто не работает. Негде работать. Я один кормлю их всех.
– Все вы ангелы, – пробурчал Гость. – Заткнись и слушай меня внимательно. Сейчас пойдём в лес. Там я поимею тебя. И не вздумай рыпаться. Пристрелю, как собаку. Будешь вести себя смирно, отпущу. Катись на все четыре стороны. Ну, а…
Дуло пистолета угрожающе дёрнулось.
– Понял?
Аман согласно закивал головой.
– Пошли. – Гость кивнул в сторону леса. – Не вздумай бежать. Я стреляю без промаха. Первый разряд по стрельбе.
Аман вжал голову в плечи и осторожно, мелкими шажками засеменил по узенькой тропинке.
– Стой, – через несколько минут скомандовал Гость.
Аман послушно замер на месте.
Ночь была тёплая, ясная. В лесу тишь да благодать. Полная луна неплохо освещала небольшую прямоугольную полянку, на которой они остановились. Поляна заросла высокой густой травой. Почти муравой.
– Потопчи траву, – скомандовал Гость. – А то будет неудобно.
Аман послушно затопал белыми кроссовками по тёмной траве.
– Хватит. Раздевайся.
– У меня руки связаны.
– Ну и что? Штаны-то сможешь стащить.
Алан кое-как связанными руками стянул спортивные штаны, затем трусы. Нагнулся. Ягодицы матово белели под луной.
Гость расстегнул ширинку и подошёл к Аману.
– Стань на колени. Сначала в рот.
Аман опустился на колени…
– Ну, вот и всё.
Гость удовлетворённо крякнул, выпрямился, застегнул ширинку.
Аман поднялся с карачек, всхлипнул.
– Чего плачешь, дурак?
– Вай. Как я теперь буду смотреть людям в глаза? Что скажу жене?
– Не переживай. Сейчас мы решим все твои проблемы.
Аман недоверчиво посмотрел на Гостя. Тот улыбнулся и придвинулся к связанному чеченцу. Резкий взмах руки с зажатым в ней пистолетом, короткий глухой удар, Аман повалился на вытоптанную траву. Глаза закрыты. На губах недоверчивая улыбка.
Гость наклонился над лежавшим ничком Аманом, трясущимися руками разорвал на груди рубашку. Устроился поудобнее, поднял голову, зорко огляделся по сторонам и, с трудом сдерживая растущее нетерпение, жадно впился зубами в горло поверженного пленника. Нащупал зубами яремную вену, прокусил её и большими, ненасытными глотками стал пить тёплую и такую сладкую человеческую кровь…
6. Одноклассники.
Зал был почти полон и ни одной бандитской рожи. Во всяком случае, Олаф не увидел их. Впрочем, чему удивляться. Сейчас не те времена. Бандиты сняли цепи и малиновые пиджаки, замайстрячили модные причёски и выглядят гораздо приличнее честного обывателя, к коим причислял себя Олаф Торвальдсен, норвежский подданный и бармен ночного клуба «Дары Востока».
Сегодня у Олафа выходной и он решил посмотреть выступление Светки Королёвой. Так сказать, побаловать себя стриптизом. Почему бы нет? Интересно. Да и должен такой любитель порнографии заинтересоваться сим действием?
Олаф выбрал пустой столик поближе к площадке с шестом. Тотчас подлетела официантка Тома. Молоденькая, с хорошей фигуркой. Коротенькая юбчонка едва прикрывала загорелые ляжки. Все официантки в «Дарах» были «сделаны» по одному шаблону: не старше 22-25 лет, смазливые, длинноногие и доступные. Олаф знал, сколько стоит каждая из них. И не только знал. Ему не один раз пришлось выступать в роли сутенёра. Что поделаешь, такая работа. Всё для клиента!
Сам он не пользовался их услугами: противно. И страшно. СПИД. Сифилис. Гонорея. Какой только дряни не бывает на белом свете. А вот девочки не теряли надежды затащить его в постель, особенно они активизировались после того как узнали, что он является единственным владельцем прекрасной двухкомнатной квартиры. Олаф не осуждал девчонок: на их месте он тоже постарался бы сбежать от этого бардака куда-нибудь подальше. Поближе к белым медведям.
Дилаев как-то поинтересовался у Олафа, почему он игнорирует девочек? Может, сомневается? Так у них у всех есть соответствующие справки. К тому же он сам, лично проверил каждую. Дилиев не счёл нужным уточнить, что имел в виду: справки или девушек? Здоров, как видишь. На что Олаф глубокомысленно заметил, что, как говорил его отец Улаф Торвальдсен, да будет земля ему пухом, лишь дворовый пёс промышляет рядом с домом, а волк никогда никого не тронет возле своего логова.
Дилаев страшно задышал и засверкал глазами, его правая рука судорожно вцепилась в пояс, на котором полагалось висеть кинжалу. Но, то ли потому, что там ничего не обнаружил, то ли по какой другой причине, он отошёл от «рыжего урода», бормоча проклятия и угрозы.
– Что будем есть?
Тома кокетливо улыбнулась.
Олаф вынул изо рта неизменную трубку.
– Ой, – испуганно заверещала Тома. – Не надо ничего говорить. Пока вы сделаете заказ, все остальные клиенты разбегутся. Вы просто покажите пальцем в меню, что вам принести.
– Хорошо.
Олаф раскрыл меню и с умным лицом ткнул пальцем в нужные места.
– Какой сок будете пить?
– Апельсиновый. И кофе.
Тома убежала исполнять заказ. Олаф повернулся лицом к шесту.
– Ждёте нашу прима-балерину? – заметила Тома, ловко заставляя стол тарелками.
– Жду.
– Не пожалеете, – подхватила Тома, ненароком доказывая, что микроб чёрной зависти сидит далеко не во всех женщинах. – Классно танцует. Даже у меня дух захватывает. Хоть я вовсе не розовая.
В подтверждение слов Тома энергично хлопнула себя по заду, туго обтянутому крохотным лоскутком чёрной материи.
Олаф согласно кивнул. Он был готов согласиться с чем угодно, лишь бы его оставили в покое. Его сердце почти не билось, так ему не терпелось увидеть Королеву. Он сам удивлялся себе: надо, пять лет почти не вспоминал о ней (разве иногда, к случаю, с лёгкой щемящей грустью) и вдруг этакий всплеск эмоций, выброс адреналина. С чего бы? Если быть предельно откровенным, то у слова стриптизёрша есть один синоним: шлюха. По крайней мере, девяносто девять процентов россиян (и норвежцев тоже, к которым в данный момент причислял себя Олаф) думают именно так. Глупо закрывать глаза на сей прискорбный факт и прятать голову в песок. Абсолютно бесполезные занятия. Абсолютно…
Олаф скрипнул зубами. Хватит заниматься самоедством. Улыбнулся Томе.
– Спасибо.
– Кушайте на здоровье. Кофе принесу позднее.
Вильнув бёдрами, Тома удалилась. Олаф стал нехотя ковырять вилкой в салате. В горло ничего не лезло. Так, наверное, чувствует себя человек на первом свидании. Для Олафа данная проблема чисто риторическая. Ему двадцать три, а так и не был ни на первом, ни на десятом, вообще ни на каком, свидании. И вряд ли ему что-то светит в ближайшем будущем. Олаф подавил тоскливый вздох и от нечего делать принялся рассматривать посетителей. Знакомых, к счастью, не обнаружил, но отметил, что он не один посматривает на сцену с торчащим на ней шестом. Похоже, Светка пользуется успехом.
Очень скоро Олаф имел возможность убедиться в правильности своих предположений. Королева была великолепна. Из самого заурядного, самого обыденного действия (подсчитайте, сколько раз за свою жизнь вам приходилось одеваться-раздеваться?) она устроила феерическое шоу. Олаф подсчитал: на то чтобы сбросить с себя то немногое, что на ней было, у Светки ушло сорок пять минут! И всё это время он не мог оторвать от неё глаз. И не он один.
Наконец, она осталась в одних трусиках и принялась вытворять такое, что Олаф поклялся родной матушкой: больше сюда ни ногой! Будь на её месте кто другой, может, и он получал бы удовольствие от созерцания обнажённой женской фигуры, похотливо извивающейся у его ног. Но Светка. Светка Королёва….
К счастью или, к сожалению, остальные посетители ресторана не разделяли его проблем и переживаний. В зале стоял рёв как на трибунах стадиона во время матча Локомотив – ЦСКА. Пьяные мужики: старые и молодые, худые и толстые напролом лезли к площадке и совали скомканные зелёные бумажки в алые трусики стриптизёрши. Бедные трусики того и гляди не выдержат долларового напора и слетят с выпуклых Светкиных бёдер. А она ослепительно улыбалась и рассылала во все стороны воздушные поцелуи.
Заметила она его?
Заметила. Светка спрыгнула со сцены, протиснулась сквозь толпу пускающих слюни поклонников и остановилась перед столиком Олафа Торвальсена. Пристально посмотрела ему в глаза, насмешливо улыбнулась и затанцевала перед ним, дерзко выставив острые груди и старательно играя шоколадными ягодицами.
Олаф вытащил из кармана пиджака бумажник, вынул визитку, обернул её несколькими стодолларовыми купюрами и, привстав со стула, засунул зелёный комок Светке в трусики.
Светка поправила трусики, едва не сорванные неумелой рукой Олафа, дежурно улыбнулась, круто развернулась и затанцевала к площадке. Олаф вытер со лба пот, вложил, не считая, несколько тысячерублёвых бумажек в меню и покинул зал. Всю недолгую дорогу он болезненно морщился и качал головой.
Дома Олаф кое-как стащил башмаки и завалился на диван. Включил телевизор, потыкал по каналам – ничего хорошего. Везде одно и то же. Выключил. Глаза незаметно закрылись.
Разбудил его звонок телефона. Олаф вскочил с дивана и схватил телефонную трубку.
– Да, – размеренно произнёс он.
В трубке послышался жизнерадостный женский смех.
– Расслабься, Гена. Не изображай из себя викинга. Это я – Светка.
– Извините, мадам…
– Да успокойся ты. Я звоню с уличного автомата, и поблизости никого нет. Ты один дома?
– Один, – задумчиво протянул Олаф. Он ещё не решил, как ему разговаривать с ней. По голосу, вроде, Светка, а, вдруг, провокация?
– Не хочешь пригласить меня в гости?
– Буду счастлив, мадам.
– Ты в какой квартире? А то девчонки сказали номер дома, а квартиру не знают.
– Шестьдесят четыре.
– Надо же, как у мамы. Жди. Буду через десять минут.
Олаф задумчиво посмотрел на пикающую губку, положил на аппарат. Торопливо причесал волосы. А если остричься наголо? Тогда никто не скажет, что он рыжий. Бритоголовый. Звучит заманчиво. Боже, надо хоть чайник поставить. Кстати, долго она работает. Если только она с работы. Всевозможные подозрительные мысли и мыслишки завихрились в рыжей голове несчастного норвежца.
– А вот и я!
Олаф (или Гена?) отступил в сторону, пропуская в квартиру Светку Королёву.
– Заждался?
– С чего ты взяла, что я ждал тебя?
Гена решил, что глупо ломать комедию и заговорил нормальным голосом. При этом с немалым удивлением обнаружил, что сиё действие даётся ему не так просто. Похоже, он весьма основательно перевоплотился в образ бесстрашного викинга.
– А зачем вложил в деньги визитку с телефоном?
– Не знаю, – чистосердечно сознался Гена. – Захотелось выпендриться. – Вот и принимай гостью. Должна я отработать полторы тысячи долларов?
– Т-ты чт-то им-меешь в в-виду?
Светка звонко рассмеялась.
– Не пугайся. Насиловать тебя я не собираюсь. Но если ты предложишь чашечку кофе…
– Тогда идём на кухню.
– Может, сначала похвастаешься квартирой? Девчонки о ней такие чудеса рассказывают.
– Девчонки? – у Гены вытянулось лицо. – Откуда они могут знать? У меня здесь никого не было. И я никому ничего не рассказывал.
– Знаю, что никто здесь не был. Думаешь, иначе я бы пришла к тебе? Но, тем не менее, всем всё известно. И, кстати, слухи почти совпадают с действительностью. Какой отсюда следует вывод? Что кто-то побывал у тебя без твоего ведома. Чему я нисколько не удивляюсь. Особенно, учитывая твоё нынешнее шикарное имя. Как оно звучит? Олаф… Олаф?…
– Торвальдсен, – не без гордости произнёс Гена.
– Тебе идёт. И, надеюсь, объяснишь мне, во что ты ухитрился вляпаться. Но сначала показывай хоромы.
– Слушаюсь и повинуюсь.
х х х
– Д-да, – покачала головой Светка, когда осмотр был закончен, и они приземлились на кухне, которую и кухней-то назвать было неудобно. – Круто. Очень круто. И во сколько обошлась эта роскошь?
– Всё, вместе с евроремонтом, услугами дизайнера и обстановкой порядка двухсот тысяч. Долларов, естественно.
– Откуда такие деньжищи у скромного российского бюджетника-архивиста, ты мне расскажешь позже, а сейчас давай, пои меня кофе. Я хоть и не соловей, но также красивым басням предпочитаю нечто материальное.
– Какое кофе: натуральное или растворимое?
– Если можно, натуральное. Со сливками. И много-много сахара.
– Натуральное, так натуральное.
Гена достал из шкафчика пакетик с кофейными зёрнами, бросил горсть в кофемолку, покрутил ручку, щедро засыпал коричневый порошок в турку, залил её водой и поставил на плиту. Работал он красиво и споро.
– Только сливок нет. Могу предложить сгущёнку.
– Сойдёт и сгущёнка. А ты классно смотришься у плиты.
Гена покраснел.
– Скажешь.
– Это хорошо, что к тебе вернулся естественный цвет, – задумчиво сказала Светка, помешивая ложечкой сахар в кофейной чашке. – А то я так испугалась за тебя. Ты сидел такой бледный, такой несчастный. Сердце разрывалось от жалости. Когда Томка сказала, что ты заявился к нам собственной персоной… – Светка покачала головой. – Сначала я испугалась. Сама не знаю чего. Ведь ты знал, в каком я здесь какчестве. И коликчестве. Затем, наоборот, вошла в такой раж… Сроду так не танцевала. А увидела твое испуганное лицо, всё в груди оборвалось. Не помню, как довыступала. Даже не заметила, как ты ушёл. Это меня Томка просветила. Ну, думаю, допрыгалась. А затем обнаружила твою визитку. Полчаса бродила по улице. Собиралась с духом. Если бы в твоём голосе была хоть капля презрения, больше бы ты меня не увидел. А теперь давай рассказывай, как докатился до жизни такой.
– Нет, – твёрдо ответил Гена. – Сначала ты.
– Легко, – согласилась Светка. – Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Гене и Свете.… После того, как отзвенел школьный звонок, и все разбежались в разные стороны, я оказалась в нашем универе, на геофаке. Специальность: экология. Мне казалось, это так нужно, так востребовано при нашей-то катастрофической экологической обстановке. Тебя очень часто вспоминала. Особенно на вечеринках. Когда меня приглашал танцевать какой-нибудь кретин. На втором курсе вышла замуж. Не вышла, выскочила. Не спрашивай, почему. Сама не знаю. Через год родилась девочка. Оленька. Моя радость. А на пятом курсе мы развелись.
– Почему?
– Мы оказались с ним совершенно разными людьми. Нас не связывало ничего, кроме постели. А когда новизна прошла, ощущения притупились, да ещё Оленька. В общем, оказалось, что нам и поговорить-то не о чем. Мы разошлись, и я ничуть не жалею об этом. Ну, а поводом послужила измена. Однажды, вернувшись домой в неурочное время (мы снимали квартиру), я обнаружила его в нашей постели с другой женщиной. Можешь поверить, сцен я не устраивала. Я даже обрадовалась такому повороту, подала на развод и напрочь забыла про суженого. Потому что, через неделю умер отец. Инфаркт. К разводу это не имело никакого отношения. Я им ещё не успела ничего сказать. Затем мать перенесла инсульт. Вот и осталась я одна с больной матерью, младшей сестрой и ребёнком на руках. Кое-как добила универ, попыталась устроиться на работу, но куда там. Экологов у нас как собак нерезаных. Жили вчетвером на инвалидскую пенсию матери. На алименты не подавала, да и что с него взять? Он, по-моему, до сих пор не работает.
– А как ты сюда попала?
– Тома устроила.
– Тома?
– Да. Чему удивляешься? Мы с ней вместе учились в универе. В одной группе. Она сразу уехала в Москву. Помыкалась, помыкалась и, в итоге, оказалась в «Дарах». Что делать? В Москве своих экологов более чем достаточно.
– Но она проститутка. Самая натуральная. Я лично сплавлял ей клиентов.
– Знаю. А ты знаешь, что у неё двое детей? И муж-алкоголик?
– Тебя послушать, что ни шлюха, то святая.
– В большинстве, так оно и есть. Во всяком случае, то, что касается наших девочек. Любительниц этого дела среди них всего несколько человек. Остальные пошли на это от очень большой нужды. – Светка помолчала. Её красивые тёмно-серые глаза широко раскрылись. – А меня ты тоже считаешь шлюхой? Только честно.
– Честно? – Гена задумался. – Не знаю. Но мне очень, очень не нравится твоя работа.
– А как мне она не нравится. Особенно теперь. Но что прикажешь делать? Впрочем, хватит обо мне. Давай колись. Как ты здесь оказался?
Гена вздохнул и начал рассказ.
– Когда мы все после десятого класса, как вы изволили выразиться, разбежались в разные стороны, я подался в историко-архивный.
– Странный выбор для молодого парня.
– А куда мне деваться с этакой внешностью? Только в архив, подальше от людских глаз.
Светлана поморщилась.
– Слушай, ты мне надоел. В натуре. Сколько можно кокетничать. Ты очень хороший симпатичный парень.
Гена насмешливо хмыкнул.
– И не хмыкай, пожалуйста. Ты хочешь сказать, что невысокого роста? А зачем тебе ноги от ушей? Тебе что, на подиуме топтаться? Для мужика не ноги главное, а то, что между ними. Извини за грубость, но ты меня достал своими надуманными комплексами. Хочешь знать: все наши девчонки только и мечтают о том, как бы затащить тебя в постель. А помани обручальным колечком, любая побежит за тобой на край света. И давай всё об этом? Продолжай, пожалуйста.
– После института у меня встала та же проблема, что у тебя. Наконец, дядя сжалился и устроил меня в архив УВД. Там я проработал до нынешнего лета. – Гена замер, оторопело уставился на Королеву. – В самом начале июня меня, вдруг, вызывает генерал. Представляешь, генерал! Меня! И начинает долдонить про распоясавшуюся наркомафию, потерянное поколение и всё такое. Между прочим, интересные цифры приводил. Жаль, ни одной не запомнил. Но и без цифр всё ясно. Полностью согласен с ним по всем затронутым вопросам. Неясно одно: при чём здесь я? Скромный работник ведомственного архива. Честно отрабатывающий свою хлебную корку. Потому что на большее я, к сожалению, не зарабатываю. Но генерал, надо отдать ему должное, весьма популярно и доходчиво просветил меня. Оказывается в ходе оперативно-розыскных мероприятий, так у них, кажется, это называется, было установлено, что наркотическая река, впадающая в наш забытый Господом город, берёт своё начало в городе-герое Москве. А если точнее, в ночном клубе «Дары Востока». Надеюсь, теперь тебе всё ясно?
– Ничего не ясно. Особенно твоя роль.
– Мне тоже. Но суть такова. Генерал предложил, нет, приказал любой ценой обнаружить и ликвидировать (или обезвредить? не помню) мозг наркомафии. Так сказать, отрубить гидре голову. Хороша задачка, да?
– Всё, что ты сказал – хорошо и правильно. Одного не пойму: почему именно ты? Ведь ты не профессионал? Наверное, ты и стрелять не умеешь.
– Не умею. И пистолета в руках не держал.
– Тогда почему ты?
– Потому что я рыжий. В самом прямом значении этого слова. На меня никто не подумает, что я засланный казачок.
– Всё равно, непонятно. Профессионал он и есть профессионал.
– У них уже погибло три профессионала. И знаешь почему?
– Почему?
– Потому что от них за версту разило профессионализмом. Вот генерал и решил пойти от противного. Предложить клоуна. А я – идеальная кандидатура.
– Хорошо. С этим разобрались. Идём дальше. Чью голову ты должен отрубить?
– Как чью? Наркомафии.
– А что это даст? Взамен срубленной тут же вырастут три новые. Как говорится, свято место пусто не бывает. Разве не так?
– Так, – согласился Гена со вздохом.
– Тебе не кажется, что тебе дали, мягко говоря, невыполнимо задание?
– Кажется.
– И что генерал, который давал тебе это задание, не хуже нас с тобой, заурядных пешек знал об этом?
– Похоже на то.
– И что ты собираешься делать?
– Отрублю гидре голову.
– Но мы с тобой определили, что это абсолютно бесполезное предприятие.
– Но что-то я должен делать? Должен я хоть как-то отработать деньги.
– Похоже, мы с тобой подошли к самому интересному. Что за деньги?
– Когда генерал отправлял меня на, – Гена задумался, – задание, он выдал мне миллион долларов. На расходы.
– Миллион долларов?
– Да. Копеечка в копеечку. То есть, центик в центик.
– Миллион настоящих американских долларов?
– Ну, не совсем настоящих. Где он их возьмёт. Но как он сказал, на территории СНГ с ними не возникнет никаких проблем.
– То есть, доллары фальшивые.
– Да, если тебе так понятнее.
– Ясненько. А он тебе, случаем, не сказал, где его превосходительство раздобыло так много фальшивой валюты?
– Нет. Я не спрашивал.
– Плохо, что не спрашивал. Как-никак, речь идёт о твоей жизни. А теперь и моей.
– Ты думаешь, он меня подставил?
– Не знаю. Но вляпался ты крепко. По самые уши. Много денег истратил?
– Я тебе говорил: около двухсот тысяч.
– Разменивал в банке?
– Нет. У менял. Мелкими партиями. Внешность изменял. На голову надевал парик. В шкафу валяется. Хороший чёрный парик. По-моему, мне идёт. Хочешь взглянуть?
– Не хочу. И, вообще, выбрось его куда-нибудь подальше. Но хорош генерал. Опытный мужик, профессионал. И такое сложное, прямо говоря, невыполнимое задание поручает дилетанту. Странно. Очень странно. Но – ладно. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Но один ты непременно пропадёшь. Тебе нужен помощник.
– Где его взять?
– А я на что?
– Нет, Светк, не женское дело гидрам головы рубить. Не хочу тебя впутывать. Пропадать, так одному.
– Ты меня уже впутал. Когда засунул мне в трусы полторы тысячи фальшивых долларов.
– Не таких и фальшивых. Ещё никто не вернул назад. И почему ты думаешь, что те, которые ходят у нас лучше этих? Я сличал: никакой разницы. Даже с одной купюрой ходил в банк. Сказал, что сомневаюсь в её подлинности и попросил проверить. Девушка проверила на машинке. Всё нормально.
– Очень рада за тебя. Ладно, хватит молоть воду в ступе. Что будем делать?
– Не знаю. Честно говорю: не знаю.
– Хорошо. Пойдём с другого конца. Что ты сделал?
– Купил квартиру. Устроился на работу. Всё.
– Немного ты наворотил. Может, оно и к лучшему. Ты детективами увлекаешься?
– Не-ет, – удивлённо протянул Гена. – А что?
– А то, что во всех детективах, во всяких случаях, которые я прочитала, герой начинает свою работу со сбора информации. Думаю, и нам надо заняться тем же.
– А как её собирать? Об этом ничего не написано в детективах?
– Написано. Информация собирается по-разному. Можно для начала взломать потайной сейф в кабинете у Газавата Саврасовича. Весь вопрос в том, как его найти?
– Я читал какой-то исторический роман. Так там, у графини был потайной сейф. Он был замаскирован картиной.
– В директорском кабинете все стены голые. Ни одной картины.
– Но сейф у него есть.
– Есть. Здоровенный такой.
– Придумал! – Гена хлопнул себя ладонью по лбу. – Потайной сейф спрятан в обычном сейфе. Улавливаешь мою мысль?
– Не улавливаю.
– Элементарно, Ватсон. Предположим, ты взломщик. Взламываешь обычный сейф. Там ничего. Ты обескуражено чешешь затылок и уходишь восвояси, проклиная по дороге зря потраченное время, судьбу-злодейку и загубленную молодость. Ты так расстроился, что не заметил маленькой хитрости. А именно: задняя или боковая стенка сейфа сдвигается! Вот за ней-то и прячется потайной сейф с бесценными документами, раскрывающими все жуткие тайны и подлые козни местной наркомафии.
– Прекрасно. Тайник мы обнаружили. Вопрос: кто будет взламывать его?
– Только не я. При всём моём, Светик, к тебе уважении… Я не смогу. Честно, не смогу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71478799?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виктор Рымарев
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.12.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Гена Грызенков – штатный сотрудник архива УВД. У него весьма негероическая внешность. Его неожиданно вызывают к генералу. Там Гену ожидает ответственное задание…