Главная страница | Юмористическая фантастика | Слёзы Пасифаи по быку

Слёзы Пасифаи по быку
Николай Александрович Гиливеря
Николай Гиливеря – член Союза писателей России, литературный стипендиат (сборник поэзии «Стена»), автор пьесы «Тревожный человек» (Могучий Русский Динозавр #4), рассказов «Грамотный конец» (Город #45), «Семь причин» (ЯММА #6) и других произведений.
В обществе недалёкого будущего на второй план уходит понятие человеческой индивидуальности. Доминирующим звеном становится социальная универсальность.
После ухода жены Рафаэля одолевает кризис, сопровождающийся неконтролируемой агрессией. Из психиатрической клиники мужчину переводят в экспериментальный санаторий, где людей с ментальными расстройствами лечат вседозволенностью и препаратом без лицензии.
«Слёзы Пасифаи по быку» – роман-ребус, где реальность, паранойя и мифы смешиваются в одно пятно.

Николай Гиливеря
Слёзы Пасифаи по быку

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОТ НАЧАЛА ДО СЕРЕДИНЫ
Если подумать, давай не поедем в Камелот.
Это глупое место. (Король Артур)
«Монти Пайтон и Священный Грааль» 1975

ГЛАВА 1. РАФАЭЛЬ
Если забраться на крышу многоэтажки, то панорамный вид города в это время может порадовать смотрящего своей умиротворяющей статикой. Ночные фонари ласкают невидимый взгляд жёлтым кадмием, рассыпаясь тонкой паутиной по всему открывающемуся пространству. Свет в последнем бодрствующем окне выключили с четверть часа назад, из-за чего большая часть крыш спряталась в безмолвной тьме, и только плеяда красных огоньков свидетельствует о присутствии таковых.
Летние ночи буквально созданы для человека: мало того, что прохлада компенсирует ужасы жаркого дня, погружая тело в комфортную среду, так ещё и поднимает моральный дух, но из-за комендантского часа случайных людей на улице не встретить. Даже законченный выпивоха уже мирно спит с приоткрытой форточкой в надежде на честно заработанный досуг нового дня.
В кратко описанном пейзаже появляется маленькая неувязка. Если спуститься с крыши, пройти неспешным шагом по центральной аллее, свернуть внутрь двора за магазин «ЭДЕМ», а затем, пройдя парковку, обогнуть детскую площадку, то у одного из жилых ульев обнаружится вялая суматоха.
С парковки услышится возня. Ближе к детской площадке заметится фургон белого цвета с красными лампасами вдоль корпуса. С окна первого этажа обнаружится намёк (достаточно явный для такого умиротворённого городского пейзажа) на зажженный свет, просачивающийся через тончайшие нестыковки жалюзи, а у подъезда станут различимы несколько тел, которые своею кучностью образовали цельное пятно. Если же внимательно сощуриться на соседние окна без света, то от некоторых из них повеет незримым любопытством.
Но давайте не отвлекаться почём зря на окружающие детали, а сосредоточимся на конкретном фрагменте: ближе к центру композиции возня усиливается, на свет показываются действующие лица.
Коротко забритыми затылками стоят две мужские фигуры. Над головой что пониже поднимается никотиновая дымка. У второго проглядываются черты разведённых лопаток. Скорее всего руки сплетены на груди в замке. Эти два тела невольно образуют вертикальные границы картинной плоскости, в которую вписываются ещё четыре персонажа.
К левому углу воображаемой картины прижимается неказистый мужичок в ночной рубашке с плешью на макушке. Его маленькие глазки на толстом лице смотрят с виноватой озабоченностью, выискивая зрительного контакта с человеком, которого ведут двое мужчин неразличимо похожих на первых двух.
Виновник сложившейся сцены не оказывает никакого сопротивления. Напротив, с обыденным спокойствием в глазах идёт он самостоятельно, от чего работа казённых палачей заключается лишь в подстраховке. Да и приобнимают они мужчину за локотки скорее по привычке, не подавляя его собственного стремления пройти в машину.
Внешность мужчины имеет здесь не последнее значение, учитывая то, как часто нам придётся сталкиваться с ним на протяжении всего повествования. Стоит изучить этого джентльмена как друга (или не самого лицеприятного родственника из третьего эшелона), чтобы затем воспроизводить в уме образ, с лёгкостью представляя его внешность, во время происходящих с ним же манипуляций.
Это Рафаэль. Ему чуть меньше сорока лет. Средний рост, не вызывающий никаких ассоциаций. Кудрявые волосы средней длины. На его симпатичном лице имеются густые усы, а щетина на щеках и подбородке только уравновешивает такой сомнительный декор. Глаза карие, в чём-то печальные. Такое выражение встречается у совестливых собак крупных пород, когда те провинились перед своим хозяином. Можно смело сказать, что Рафаэль вполне себе ничем не примечательный человек, чьи черты никак не смогли бы вписаться в понятие «особые». Единственное, за что цепляется читательский взгляд, это надпись на его бежевой футболке: «Make like a tree and get out of here»[1 - «Make like a tree and get out of here» – постоянное выражение БиффаТаннена, героя из трилогии «Назад в будущее». На первый взгляд оно кажется совершенно бессмысленным: «Сделай как дерево, проваливай отсюда». Оригинальное выражение, в основе которого лежит игра слов, звучит как «make like a tree and leave», leave переводится как «уходить», и как «лист на дереве».].
Когда Рафаэль ровняется с полным мужчиной в пижаме, тот не упускает случая сказать:
– Рафаэль, друг… ты прости меня сердечно. Точнее не так, поставь себя на моё место: у меня ведь маленькие дети, работа с утра пораньше, а ты…
– О чём вообще разговор, – Рафаэль делает аккуратный шаг в сторону говорящего, мягким движением хлопая соседа по плечу на мгновение задерживая ладонь. – Ты всё сделал правильно.
– Ты пойми, я не держу на тебя обид.
– И за это я тебя очень ценю как соседа. – подытожил Рафаэль, продолжив своё умиротворённое шествие.
Никаких разговоров более не последовало. Сосед, козырнув в последний раз на окна, отправился к себе домой досматривать беспокойные сны. Смутьян же, не оглядываясь под изменённой перспективой, уселся в карету, вернув ночному городу молчаливую целомудренность, которая через три часа будет сдаваться, уступая место удушливой жаре.

В салоне машины не так свежо, хоть форточка боковой двери и приоткрыта. Приятно урчит приглушенный звук мотора, рассеиваясь в голове подобно дымке утреннего рассвета.
Уснуть Рафаэлю не дают тихие голоса санитаров, что сидят рядом, повёрнутые к нему в профиль. У одного из них примечательный орлиный нос, а помимо него мощные челюсти. У его собеседника лицо мягкое, овальной формы. Сам разговор строится вполне пустячный, да и нужен он в данный момент больше не для получения информации, а для взаимной поддержки, чтобы элементарно не уснуть при исполнении.
– Вчера пересматривал игру Ирмы Урреи[2 - Ирма Уррея – первая мексиканская чемпионка в спортивном боулинге. Впервые женский зачёт соревнований был представлен в 1972 году. На момент участия Ирме было 45 лет.]. – негромко начал диалог орлиный клюв.
– Это которую ты показывал на прошлых выходных?
– Её самую.
– И как она в этот раз?
– Также хороша, это ведь старинная запись.
– Ну, знаешь, бывает так, что с каждым разом если пересматриваешь фильм там или песню переслушиваешь, то начинаешь замечать всё больше деталей.
– Есть такое.
– И когда после всех этих многочисленных пересмотров ты начинаешь улавливать мелочи, которые раньше не замечал, то и сам продукт вроде как меняет к себе отношение.
– Точно.
– Так вот, послушай. Обычно детальность меняет отношение к самому продукту только в лучшую сторону. Я ни разу не слышал, чтобы новые детали, допустим, в фильме, наоборот вызывали негативное отношение. Это противоречит логике.
– Соглашусь.
– Вот я и спрашиваю тебя, как Ирма управлялась с шарами в этот последний раз?
– Неизменно ловко, мой друг, как и двадцать лет назад, когда отец показал мне запись этого чемпионата.
– Ничего качественно нового ты не заметил?
– Думаю, что нет, но только потому, что видел эту игру с десяток тысяч раз.
– Знаешь, это странно.
– Что именно?
– Вот так пересматривать одну вещь бесчисленное количество раз.
– Но ты ведь переслушиваешь любимые песни?
– Песни на то и песни, чтобы их пересушивать.
– А запись памятного чемпионата по боулингу чем хуже?
– Там нет музыки.
– Зато есть боулинг.
На целую минуту повисает тишина, которую прерывает санитар с мягким лицом:
– Вот только знаешь в чём основное различие?
– Ты про что?
– Про музыку и боулинг.
– …
– Ну, вот я музыку пишу и слушаю.
– Так.
– А ты в боулинг не играешь.
– Не играю.
– Тогда зачем тебе пересматривать эту игру?
– Не знаю, может, потому что там красивые женщины ловко управляются с тяжелыми шарами, а может потому, что моему отцу нравилось пересматривать эту запись. Знаешь, когда ты сказал эту мысль вслух, то теперь мне действительно кажется такое увлечение этой записью – бессмыслицей. Но в то же время мне только захотелось ещё раз глянуть на эту архаику.
– Прости, если вдруг расстроил тебя.
– Да нет, всё хорошо.
– Боулинг – красивый вид спорта.
– Да.
– Другие ведь смотрят футбол там или хоккей, хотя сами ни разу в жизни не пинали мяч, да и клюшку не держали.
– Так и есть.
– А боулинг – сложный вид спорта.
– Филигранный.
– Именно… Зрелищный.
– Очень.
– Особенно женский.
– В особенности он.
Санитары потихоньку впадали в сонный транс. Рафаэль заметил их тяжелые веки, которые с каждым морганием всё дольше держали глаза под своим тонким покровом.
– Простите, но как же отдельно взятая личность?
Два взора синхронно метнулись в сторону голоса. Рафаэль приподнялся с носилок, приняв сидячее положение. Его силуэт с блуждающим в пространстве взглядом вклинился между двух голов.
– Вы про что это? – Орлиный нос резко проморгался, параллельно расправляя плечи, подобно тому, как грифы или сипы расправляют крылья, перед тем как встрять в перепалку с собратьями.
– Про ваш разговор.
– О спорте?
– Не совсем. Про тезис вашего товарища о том, что детальность имеет исключительно положительный характер на те или иные вещи. А вы с ним, замечу, согласились.
– Так. И вы сказали? – Второй санитар успел сбросить сонную дымку, заинтересовавшись разговором.
– И я сказал, что отдельно взятая личность при детальном рассмотрении (а такое рассмотрение возможно только тогда, когда вы находитесь с этой личностью в очень тесном и постоянном контакте) со временем начинает вызывать негативное отношение.
– Это вы так решили?
– Погодите, – орлиный нос не дал ответить Рафаэлю на вопрос товарища, – то есть вы хотите сказать, вы намекаете, что союз между мужчиной и женщиной в долгой перспективе – это путь к разрушению?
– Это не я говорю, а статистика.
– Послушайте, я знаю огромное множество крепких семей, которые даже не думают расходиться. Живут десятилетиями вместе, на лицах сияют улыбки, и идут они рука об руку. Никакая там ваша детальность со статистикой им неизвестна.
– Не спорю, есть такие крепкие узы, но статистика разводов в общей перспективе с вами в корне не согласна. Да и смотрите вы на такие семьи без возможности детального анализа. Проще говоря, видите лицевую общественную обложку. Большинство людей уже в зрелом возрасте расходятся как раз по причине этой самой детальности, так как слишком хорошо узнают друг друга. Искренность близкого человека с её бытовыми привычками и заскоками, почти неизбежно будет неприятна партнёру. Причём такое чувство – негативный его оттенок – всё это может накапливаться у потенциального партнёра неосознанно, и пока существует хоть какая-то мнимая мотивация быть рядом, все эти особенности могут игнорироваться годами, но в итоге пузырь подобных иллюзий неизбежно лопнет, обнажив большую гноящуюся рану.
– Вы сейчас очень однобоки. Что бы вы тут сейчас не говорили, но просто выберитесь в выходной солнечный день на улицу, где будут гулять или просто идти в магазин за покупками счастливые семьи!
– Не все достигают детальности. Порою за всю жизнь муж не может запомнить какого цвета глаза у благоверной, не говоря уже о более глубоких эмпатических связях.
– Послушайте, даже если представить, что всё так обстоит и что ваша статистика такая мрачная и все в ней несчастливы, то на счёт себя могу вас точно заверить, что со своей женой я в союзе больше двадцати лет. Я изучил её повадки, знаю каждый её недостаток, как маленький, так и большой, но от этого не стал менее счастливым, чем в первый день нашего с нею знакомства. Вот так-то!
– Как друг подзащитного, – театрально встрял санитар с мягкими чертами, – подтверждаю всё вышесказанное.
– Что вы счастливы – спору нет. Я вам абсолютно верю, но вы не можете утверждать, что и ваша жена счастлива так же, как вы.
В первое мгновение глаза санитара с орлиным носом вспыхнули праведным гневом. Невооруженным взглядом можно было увидеть, как тело его напружинилось, следуя хищному инстинкту, но орлиный нос вовремя спохватился. Вслух он ничего не сказал, только в голове проговорил таинственные доводы против домыслов собеседника. Затем ухмыльнулся собственной реакции, а после, как ни в чём не бывало, сложил, не переставая ухмыляться, руки на груди, опустив голову, позволив себе, наконец, немного отдохнуть.
Разговоров более не предвиделось. Ввиду отсутствия иного транспорта на дорогах, путь до цели сокращался с поразительной скоростью. За отодвинутым жалюзи Рафаэль увидел знакомое здание, через квартал от которого расположилось медицинское учреждение, куда он со своими вынужденными спутниками и держал путь. Днём на преодоление такого расстояния со всеми пробками и светофорами потребовалось бы как минимум сорок минут. Сейчас же прошло не более четверти часа.
Как только высокие железные ворота распахнулись, в нос ударил лекарственный запашок, который уже в детстве ни с чем хорошим не ассоциировался. И хоть никто не посмеет утверждать, что чуткий нос Рафаэля не смог бы действительно уловить медикаментозный флёр из ближайшего открытого окна (подхваченный очередным порывом лёгкого ветерка), но сам шанс на такое «гренуйское чутьё»[3 - Подразумевается протагонист романа Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы», впервые опубликованного в 1985 году. Центральный герой произведения Жан-Батист Гренуй с самого детства обладал феноменальным нюхом.] равнялся всё же закономерному нулю. Самовнушение – сильнейшая необузданная стихия, сидящая в головах от мала до велика.
Рафаэль снова сменил положение с лёжа на сидя, неприязненно втягивая лекарственный запах своих фантазий. Движение получилось достаточно резким. Орлиный нос невольно дёрнулся, выставляя напрягшуюся правую руку в сторону фью[4 - Жаргонное сокращение от слова Future. В данном контексте: «будущий клиент».] клиента. Грозно козырнув, санитар, удостоверившись в ложности проявленной тревоги, вернулся в своё исходное положение.
Дежурная машина с красными лампасами тихо маневрировала по дорожным лабиринтам заведения, направляясь прямиком к приёмному покою. Находясь в машине, невозможно было полностью оценить внешний вид здания, но Рафаэль не был тут новичком. Каждый раз ему приходится покидать эти стены на своих двоих. Уж он-то в полной мере насладился всеми фасадами. Забежав чуть вперёд, можно отметить, что это здание с завидной периодичностью фигурирует в любительских полотнах мужчины. Разумеется, всегда деформированное, не всегда на переднем плане, но образ оригинала легко определяется.
Рафаэль закрывает глаза. Пустая сцена с нейтрально-бесконечным фоном во все стороны начинает заполняться воспоминаниями об этом архитектурном сооружении.
Сначала рисуются все прямые по горизонтали, за ними следуют вертикали. Показывается достаточно простая, вытянутая вширь коробка высотой в четыре этажа. Лицевой фасад красится в тёмное стекло с отблесками от рядом стоящих фонарей. Еле заметная металлоконструкция между этой современной панорамой очерчивается тонкой сеткой. С бокового фасада достраивается выкрашенный прямоугольный параллелепипед, у которого имеются свои маленькие окошки. Первый этаж заходит вглубь за общие габариты, создавая впечатление «нависания», добавляя своеобразного шарма общей форме. Все свободные стены выкрашены в блекло-бирюзовый: глазам такой оттенок комфортен при любом освещении.
Ещё в первый раз, до того, как Рафаэль начал часто гостить в этом месте, он видел здание издалека, с центральной дороги, проезжая на трамвае с работы домой. Не сказать, что в то памятное время это сооружение как-то особо выделялось для него, но уже тогда он заметил схожесть общей формы с Баухаусом[5 - Баухаус – государственная высшая школа строительства и формообразования, существовавшая в Германии с 1919 по 1933 год. Архитектурная и художественно-промышленная школа, обозначившая основные принципы архитектуры XX века. Стиль Баухаус исходит из идеи о том, что в пространстве все должно быть простым, современным и функциональным.] (жаль не с Музеем в Тель-Авиве, но тоже вполне сносно). Только спустя продолжительное время, после всех неурядиц, здание клиники стало занимать в уме Рафаэля своё почётное место в связи с той душой, которая скрывалась в пациентах, врачах и в связи с общей борьбой, чья красота была открыта именно через нутро, в которое Рафаэль периодически проглатывался заживо.
Машина плавно остановилась. Более яркий свет начал просачиваться через открытое боковое окно. Санитар с мягкими чертами лица произнёс очевидное:
– Приехали.
Орлиный нос лениво распахивает дверь. Мягкое лицо выходит первым. Теперь очередь Рафаэля. Мужчина спокойно следует на свежий воздух. За спиной, с водительского места, начинает шуршать рация. Чёрт знает, как бедные пользователи этих «штучек» вообще приспосабливают свой слух. История на уровне мистической экстрасенсорики. По вздоху орлиного носа становится понятным – покоя этой ночью не видать. Его тихий голос обращается к напарнику:
– Сам сможешь проводить гостя в приёмный покой?
– Разумеется. – Мягкое лицо переводит свой взгляд на Рафаэля. – Вы ведь не станете брыкаться?
– Что вы, ни в коем разе.
– Вот видишь, всё в порядке. Можете ехать.
Орлиный нос кивает. Дверь закрывается под возрождённый звук мотора, а через сонное мгновение машина удаляется в сторону выезда.
– Пойдёмте, уважаемый, нас заждались. – Санитар подставляет свой палец к электронному замку. Раздаётся знакомый звук отворившейся двери.
– Постойте, – Рафаэль всё же двинулся в открытую дверь, но чуть медленнее необходимого, – вы хотите сказать, что услышали голос по рации?
– Нет. А что?
– Вы сказали: «можете ехать», хотя ваш напарник ничего вам не сказал.
– А-а, вы про это, – мягкое лицо чуть хихикнуло, – у нас это обычное дело, особенно в ночные смены. Люди словно оборотни, только превращаются не в больших волков, а в свои скрытые личины. Водитель начал заводить мотор чуть раньше, чем вы уловили, вот и весь фокус. А рацию эту понять – сам чёрт голову сломит.
Рафаэль слегка кивнул, дружески улыбнувшись, затем ноги его переступили порог учреждения, где холодный яркий свет создавал иллюзию дня, оставляя ночные пейзажи всем остальным жителям, мирно видящим сны в своих уютных кроватях.
Частичное разочарование от интерьера у искушенного зрителя может быть связано с эклектичностью, которая грубо бросается в глаза без каких-либо прелюдий. Экстерьер, как уже было описано выше, имел простые и понятные черты, сочетая в себе спокойствие с неким подобием уюта. А вот «внутренние органы» пестрили ГОСТом, который в аналогичных заведениях был обязан соблюдаться с дотошной пунктуальностью. О чём говорить, если, к примеру, те же частные клиники могли поиграться только с ресепшеном, поставив рядом кожаный диван на манер английского Оливера. В остальном же процедурные комнаты строго следовали букве инспекционного закона.
Интересна ещё такая мысль: ни один человек на свете не выказал вслух своё недовольство этими вечно жесткими скамейками с быстро рвущейся обивкой, белыми стенами, что под холодным освещением начинали буквально слепить человеческий изнеженный глаз; а эти скользкие плиты под ногами, которые особо опасны на уровневых переходах из-за создаваемой горки – градус наклона хоть и небольшой, но поскользнуться хватает. Не забывайте и о медсёстрах, которые везут пациентов на каталках. Они занимаются тем ещё экстремальным видом спорта… Сплошная непродуманность пугает особо задумчивых и нервных, но выбирать ведь не приходится, верно?
Сейчас в приёмной никого нет, кроме молодой девушки, мирно клюющей носом, то и дело вздрагивающей при любом шорохе. Несмотря на комфортную естественную температуру, кондиционеры никто не выключил, от чего сталось холоднее требуемого.
С ресепшена послышался тонкий голосок, который поприветствовал мягкое лицо, назвав его по имени – Радя. С новоприбывшим гостем девушка не поздоровалась, проявив здешнюю (практически кондиционерную) холодность, словно санитар пришел один. Рафаэль особо не расстроился, скорее элементарно не заметил, ввиду своих коммуникативных убеждений. В его голове давно сложились заповеди этикета, которые, в свою очередь, подчинялись фразе: «Будь не настойчив и соблюдай личные границы». Да и если вдуматься, то приветствия с людьми, не имеющими прямой родственно-дружеской связи, не имеют никакой необходимости, учитывая, что на их плечи не ложится даже толики какого-либо подтекста.
Санитар сонно указал Рафаэлю на скамейку, предложив дождаться оформления. Сам же встал у стойки, начав перешептываться с коллегой. Парочка быстро перешла в режим сплетен, затеяв обсасывание насущных бытовых тем, которые отнимают у человека большую часть жизни, перекрывая собою простые радости от лицезрения колыхающейся кроны дерева, поющей маленькой птички на нём или даже чувство счастья от вдыхаемого воздуха по утрам с закрытыми глазами.
Рафаэль повиновался последнему, правда, без привязки к слову «счастье», облокотив голову о стену. Для внешнего феномена-зрителя эта фигура могла сейчас показаться монументом спокойствия, застывшая в удобной позе для непродолжительного сна. В голове же начал разворачиваться ощутимый конфликт. Это неприятное воспоминание, последнее, связывающее Рафаэля с женой.
Вот она мечется по комнате, собирая в розовую дорожную сумку сезонные вещи. Глаза её тщательно избегают его взгляда. Он ничего ей не говорит, только смотрит безумно, словно вот-вот сорвётся, но этого не происходит. Рафаэль никогда не мог выплёскивать чувства, раскрываться, поэтому в воспоминаниях ему остаётся роль побитой собаки, которая держится на расстоянии со своим хозяином-садистом, но уйти не может ввиду их деконструктивной дружбы.
Анна. Как красиво её лицо. Строгие черты без косметики, разве только губы подчёркнуты слегка алой помадой. В футболке без бюстгальтера. Мягкое стройное тело с белесой кожей. У неё сложился пречудеснейший характер. Самодостаточная, не позволяющая собою помыкать. Настоящая женщина из плоти и крови.
Сейчас, в реконструкции конфликта, она видится ещё красивее. Долгий период жизни без её физического присутствия оставил отпечаток беспамятства, подарив мозгу возможность самостоятельно заполнить недостающие детали.
Сознание Рафаэля добавило бывшей жене жестокости в поведении. «Жертвой быть проще, чем признать собственные ошибки» – сказал ему врач ещё в первое посещение. Законное утверждение, но это «проще» бывает жизненно необходимым, иначе не справиться, можно снова сорваться в бездну, и кто знает, не бесповоротно ли?
Небольшой отступ от темы, и вот Анна уже тащит собранные чемоданы к входной двери. Её русые волосы нервно выплясывают кулебяки, подчиняясь резкому шагу. Побитый пёс идёт следом, поджимая хвост. Его хозяйка натягивает кроссовки. В последний раз она смотрит на своё отражение, поправляя спутавшиеся локоны. Наконец взгляд её фокусируется на Рафаэле. Очень примечательная деталь заключается в этом зрительном контакте, который занимает у Анны продолжительное время. Собачке кажется, будто пристальность жены призывает бедолагу к каким-то действиям. Мелькает мысль о призрачной надежде на то, что эта женщина полагается на всю резкость ситуации, надежде на то, что собачка превратится в оборотня, показав, наконец, качества так нужные ей. Но Рафаэль, чувствуя тонкость ситуации, остаётся неподвижным и немым.
Коннект резко обрывается. Анна потеряна навсегда. Её хрупкий, нагруженный сумками силуэт исчезает за металлической дверью, которая в последний раз раздаётся оглушительно громовым ударом – так сильно хозяйка зла на своего питомца.
Рафаэль открывает влажные глаза. Перед носом возвышается девушка с ресепшена. В руках она держит компактный паспортный терминал для стандартной процедуры идентификации личности, использующийся не только в клиниках, но и в других местах при различных ситуациях, когда на то есть необходимость.
Мужчина разворачивает левую руку тыльной стороной, предоставляя возможность считать код-татуировку. Эта небольшая наколка, очень смахивающая своими полосками на продуктовый штриховой код, позволяет перейти на личную страницу каждого гражданина, на которой указана вся официальная информация.
Пока девушка бесшумно настукивает пальцами по дисплею, Рафаэль находит Радю курящим на крыльце.
– Рафаэль 14831520?
– Он самый.
– Добро пожаловать в психиатрически-реабилитационную клинику имени Казимира.
– Благодарю, наслышан.
– Что, простите?
– Да ничего, говорю: бывал тут, но вас вижу впервые.
– Понятно. Время позднее, врач сможет принять только завтра днём. Санитар отведёт вас в палату, где вы сможете отдохнуть.
– …
Девушка с ресепшена возвращается за своё рабочее место, начиная активно стучать по кнопкам клавиатуры. К этому времени с перекура возвращается санитар. В приёмной сразу начинает пахнуть дешевым табаком, имеющим, в отличие от своих качественных конкурентов, характерный аромат застоявшейся гари.
На рабочих смарт-часах Ради загорелся экран. Ознакомившись бегло с информацией, он кивает сам себе.
– Пройдёмте, уважаемый, покажу ваши покои.
– Непременно.
Рафаэль боялся, что его могли определить в корпус для буйных, учитывая прошлые намеки врача на то, что повторяющиеся случаи агрессии могли перевести пациента на «новый уровень» борьбы с недугом. Но когда санитар нажал на четвёртый этаж, от сердца сразу отлегло.
Местный пентхаус предназначался не для особо опасных, а, скорее, для слегка оступившихся. Не сказать, что уж очень сильно приятно тут очутиться, но знакомые стены и элементарное знание местных порядков внушают имитацию спокойствия.
Вот перед взором тусклый коридор. За стойкой в середине «кишки» мирно дремлет дежурная медсестра, а по бокам натыканы маленькие, очень узкие дверцы. Рафаэль знал, что чётные палаты по левую руку имели небольшие, но вполне симпатичные окна, а вот в нечётных палатах по правую сторону были установлены лишь имитационные экраны, которые дублировали вид из окон соседей. Не стоит удивляться такой странности. Всему виной непродуманное зонирование архитектора, которому приходилось в спешке выполнять выигранный тендер. Можно было не заморачиваться, поставив не очень удачливых пациентов перед фактом отсутствия в их палате форточек, но заведующий главврач – человек не только большого ума, но и души. Поэтому было решено создать почти равные условия для всех гостей.
Когда тени поравнялись с дежурной стойкой, санитар самостоятельно скопировал информацию со своих часов с регистрационного компьютера, избавив медсестру от вынужденного пробуждения. Рафаэль юрко подглядел на светящийся экран, увидев цифру «34».
Снова повезло. Только однажды он попал на нечётную сторону. Не сказать, что искусственное окно может считаться худшим кошмаром пациента, но всё же приятней спать с режимом «проветривания». Шелест деревьев за окном – чудеснейшая песня природы.

Электронный ключ блаженно завибрировал. В застоявшейся тишине раздался щёлк отворённой двери. Радя приветливо пригласил Рафаэля пройти и, пожелав спокойных снов, ретировался.
Сейчас, оставшись наедине в этом пусть скромном и маленьком, но убранстве, Рафаэль почувствовал полную покорность ночи. В один миг его тело стало тяжелым. Тревоги ушли, как, впрочем, и хорошие мысли. На смену эмоциям пришло одно великое желание спать.
Он не стал переодеваться в приготовленную больничную форму, которая лежала у подножья кровати. Сил хватило только на то, чтобы содрать с себя обувь, открыть шире окно, а после, тело рухнуло камнем, приятно соприкоснувшись с мягкой поверхностью.
Заснуть сразу Рафаэль себе всё же не позволил. Хотелось ещё немного насладиться этим чувством, этим предвкушением долгожданного отдыха. Уже сквозь дымку до его ушей донёсся мужской голос, декламировавший неизвестные строки, а после по коридору зацокали торопливые каблучки.

Конец рокировки, начало посадки,
смерзаются в хлопья ночные осадки,
на доски закусочной льётся какао –
коробочка спичек с анализом кала.

Ах, вольному воля – отныне хоть пой ты,
хоть слушайся, если положено, старших.
По снегу летят длиннополые польта
сперва отстающих, а позже отставших[6 - Отрывок стихотворения Евгения Анатольевича Хорвата (1961-1993), русского поэта, затем немецкого художника. Из сборника «Раскатный слепок лица: Стихи, проза, письма». – М.: Культурный слой (Издатель В.И. Орлов), 2005. – страница 242].

Утро в подобных местах всегда наполнено необъяснимым спокойствием. Словно попадаешь в родительский дом: мама проснулась пораньше, стоит у плиты в переднике, варганя завтрак. И никуда, а самое главное, незачем торопиться. Все взрослые скучные обязанности на время оставляют в покое. Можно неторопливо лежать с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить сон, затем лениво перекатиться на другой бок. Косые линии солнечных лучей удачно промахиваются, не задевая лица, только ноги приятно нагрелись, да и сама комната преобразилась в завораживающий калейдоскоп.
Пока что Рафаэль ещё помнит свой сон. Ему виделся условный край света, больше походивший на неудачную работу начинающего художника-сюрреалиста. Угловатый берег застилала трава, отдавая холодными оттенками, словно уже наступила поздняя осень, а за чертой этих грубых лезвий бушевала вода.
Рафаэль также помнил о своей неизвестной спутнице, чьё лицо скрывалось подобием длинного капюшона. Следующим кадром из ниоткуда выросла фигура старухи, которая взяла спутницу под руку, и со словами: «Сейчас начнётся отлив», ступила вместе с фигурой за край берега. Под их ногами вода действительно начала расступаться, словно шли эти силуэты на гору Синай[7 - Синай – гора в Египте на Синайском полуострове. Согласно Библии, на этой горе Бог явился Моисею и дал десять заповедей. Почитание нынешней горы Моисея как горы Синай является древней христианской традицией, восходящей к началу IV века.]. Рафаэлю показалось, что он мог видеть очертания представленной загадки на горизонте, но уверенности не было, только ощущение.
В дверь учтиво постучали. Показалась красивая головка медсестры с белокурыми кудрями. Губы горели вызывающим красным, словно особа сошла с плакатов семидесятых годов позапрошлого века. Рафаэль не видел лица ночной дежурной, но точно запомнил цвет волос. У той был каштановый оттенок, значит, утренняя смена, хотя рокировка по плану должна совершаться после обеда.
На бейджике нестандартным шрифтом со знакомыми завитушками красовалось имя Лили, а чуть ниже рябила неразборчивая надпись, но не трудно догадаться, что там указывалась должность.
Лили сверилась с планшетом:
– Доброе утро, Рафаэль. Начинается зав…
– Завтрак. Да, благодарю. Здравствуйте, Лили.
– М-м-м, да. Вы прибыли ночью, моя сменщица не смогла вас проинструктировать, вот я и решила зайти к вам.
– Боюсь, инструктаж для меня излишен. Я тут… погодите, шестой раз? – улыбнулся Рафаэль, держа в руке больничную одежду для прикрытия своих озабоченных дум, усердно рассматривая ворот футболки с длинным рукавом.
– Так, сейчас. – Лили уткнулась в экран, поводила пальцем. – Тринадцатый.
– М?
– Я говорю, вам действительно инструктаж за ненадобностью. Тогда не смею отвлекать. Как переоденетесь… ну, вы знаете.
– Погодите. Я хоть и знаю ответ на вопрос, но всё же.
– ?
– Это обязательно надевать? – Мужчина с вялым видом чуть приподнял сложенный квадрат униформы.
– К сожалению, правила клиники не изменились. Вам будет удобно.
– И ещё вопрос: ваш внешний вид…
– А что не так с моим внешним видом? – тон у Лили не поменялся, как не последовало и иных импульсов.
– Вы выглядите очень кинематографично. Уж простите, но немного неестественно для этого места.
– Какой вы внимательный, – улыбнулась она пациенту, – но где вопрос?
– Вы начинающая актриса?
– Скажем так, работаю на полставки. Вроде небольшого театра. – Голубые глаза медсестры потупились в пол. – С утра на улицах пробки, не успела смыть макияж. Вот вы меня отпустите, и я тут же займусь упущением.
– Надеюсь, вы не обиделись на меня, Лили. Вам очень идёт. Просто сами понимаете, это любопытство…
Девушка ничего не ответила, только улыбнулась напоследок. Дверь закрылась.
Телесный цвет одежды нисколько не раздражал, разве что характер лица терялся на фоне. Свободные штаны на манер треников и такая же кофта. Рафаэль взглянул на себя в маленькое зеркальце, что висело над умывальником в углу от двери справа. Свежий вид кожи немного приободрил его, но умыться было бы не лишним.

Столовая в самом крайнем проёме ничуть не поменялась. Только обновили краску стен. Окон тут не было, как-никак противоположная сторона. За длинными общими столами потихоньку собирались люди разных возрастов и типажей. Сейчас всматриваться и анализировать все эти лица – плохой тон. Негоже смущать людей с самого утра за трапезой. Может позже, на прогулке.
С последнего раза рацион буфетного (или как принято говорить в этой стране: шведского) стола значительно расширился. Теперь на завтрак можно взять не только овсяную кашу на молоке или собрать полезные бутерброды из обиходных овощей, но и ухватить кусок курицы с макаронами, да лёгкий суп с галушками. Теперешние завтраки могли с лёгкостью соперничать с щедрым обедом. Также на стойке с напитками появился кофе разного помола.
Рафаэль взял стандартный набор, положив на раздельный поднос кашу с двумя кусочками хлеба, половину огурца и налил в кружку порошковый арабик с сахаром, отказавшись от приевшегося зелёного чая.
Пока он размеренно поглощал пищу, заняв крайнее место дальнего стола, в голову пришел образ работы одной из выпускниц художественной академии. Каждый год Рафаэль посещал защиту дипломов, заодно навещая своего школьного друга Феодора. Он занимал должность завхоза, но не стоит преждевременно недооценивать его причастности к высшим материям и, в частности, таланта к изобразительному искусству. Не всем суждено быть признанными, а кушать хочет каждый живой организм. В любом случае, Феодора очень ценили в заведении, позволяя часто пользоваться (по необходимости) благами мастерских, а также правом приглашать из своего близкого круга людей на такие мероприятия, как сезонные просмотры, конкурсы, и в частности, на closed performances.
На одном из таких показов была представлена работа неказистой на вид девушки. Рафаэль не помнил её имени, но отчётливо запечатлел у себя в памяти номер выступления – «11». Выпускная работа одиннадцатого номера представляла собой квадратное полотно два на два метра, где переосмысливалась Тайная вечеря[8 - Тайная вечеря – монументальная роспись (ошибочно называемая фреской) работы Леонардо да Винчи, изображающая сцену последней трапезы Христа со своими учениками. Создана в 1495-1498 годы в доминиканском монастыре Санта-Мария-Делле-Грация в Милане.].
Двенадцать деформированных веток-апостолов случайно раскинулись на плоскости, словно щепки от дерева после попадания молнии, выкрашенные в цвет берёзы. Весь фон был заполнен ухоженной травой после дождя. Где-то между листьев виднелись края капиталистической валюты, а на фоне маячила обгоревшая берёза с двумя оставшимися ветками на манер распятых рук.
Помнится, та выпускница получила твёрдую тройку. Старые мастера сочли работу богохульной. В голове всплыло название полотна: «Осеменение». Какой бы на дворе не стоял год, академики всегда будут держаться от прогресса особняком.
Вот и сейчас Рафаэль сидел приблизительно с похожего ракурса, наблюдая за дюжиной тел впереди стоящего стола. Каждый пациент активно общался с рядом сидящим, из-за чего симметрия «классицизма» нарушалась в телесных поворотах. Седой дядька с плешью жонглирует руками, активно втолковывая собеседнику свою идею. Женщина, которая сидит за «слушающим» общается сразу с тремя тётками, которые изредка вплетают в её тихую исповедь замечания. И если эту первую группу завтракающих можно представить буквой «A» из словаря азбуки Морзе, то следующий нервный молодой человек, сидящий чуть поодаль от остальных (но на одной с ними линии), выглядит как «Е»[9 - В азбуке Морзе кодирование происходит за счёт последовательности сигналов длинных (тире) и коротких (точек). Буква «А» обозначается с помощью точки и тире. Буква «Е» – один короткий сигнал (точка).].
Оставшиеся пятеро сидят спиной, с небольшим смещением от противоположной группы в правую сторону, занимаясь менее активными беседами, но сохраняя композиционный разброс. Этот живой холст, конечно, не вписывается в два квадратных метра, скорее формат ближе к оригиналу эпохи возрождения, но схожесть с современником налицо. Только разве купюр нет, да и центральная фигура отошла куда-то по своим делам.
(И как бы прогресс со временем под локотки не шли далеко вперёд – ограниченность сюжетов, на которые размышляет человек, всегда останется таковой. Меняется только материал, да сторона подхода к вопросу, но не более, – думал Рафаэль, заталкивая последнюю ложку овсянки в рот, и не дожидаясь, пока пища окажется в желудке, заливал всё остатками кофе, создавая во рту кашу).
От получасовой прогулки было решено отказаться в пользу утреннего туалета с дальнейшим нахождением на койке. Рафаэль закрыл за собой дверь палаты, открыл верхний ящик тумбочки, откуда извлёк небольшой пульт с маленьким экраном сверху. Комфорт здесь на высшем уровне, ничего не скажешь. Каждый пациент из небуйных имеет право не очень громко включать музыку на выбор. На флэшке имеется большая библиотека всех жанров, а в последней папке «Лит\Чит» можно выбрать аудиокнигу, что Рафаэль и сделал.
Прокуренный женский голос начал было представляться, но палец нажал на перемотку сразу к первой главе:

Множество раз я выходила замуж. И что не брак, то неудача. Моим самым первым мужем стал живописец. После скоропостижного развода он получил маленькую квартиру, а мне достался его сын от предыдущего брака. Второй «мужчина мечты» был дипломатом. После развода ему досталась машина, мне же миниатюрная собачка голубых кровей по кличке Шапик. Третьему горе-мужу перешла дача, я же смогла отобрать кошку Василису с её тремя детками. Четвертый брак принёс мне девочку Наташу. Четырнадцатилетний сынок был очень недоволен:
– Ну ладно хотя бы собаку подсунули, а то младенца, да ещё и девчонку!
Пока что замуж заново я ещё не выходила. Планировала ещё раза четыре, но экс-супруги были против. Имеющиеся кандидаты не пришлись к общему двору. А «двор» у нас немаленький: все бывшие мужья, их жены, дети, бывшие мужья жен… Было время, когда мы не могли объяснить нашим разношерстным деткам, почему папа Саши, к примеру, женат на маме Катеньки и кем же им приходится Алёшенька – сын бывшего мужа Катиной мамы… Поэтому в один непримечательный день, посоветовавшись, мы пресекли лишние вопросы, заявив им, что мы все дяди и тети, а они – племянники. С тех пор недоразумений пока не было…

Каждый раз Рафаэль включал этот бульварный роман из древней подборки забытого всеми автора, но не по причине больного интереса, и не по причине отсутствия вкуса, который мог бы спокойно существовать без лишнего осуждения со стороны. Всё складывалось куда проще. Это была некогда первая, ненамеренно включенная запись, под которую Рафаэль смог беспрепятственно погружаться в сладкую дымку. А после, если немного приложить усилий и перестать думать о бытовых проблемах, и вовсе впадать в праведное блуждание по своему бессознательному.

Живём мы с Антошкой, его женой Маруськой кошкой Василисой, серой крысой Фомой в огромной пятикомнатной квартире с пугающими коридорами. Получили мы такие апартаменты, объединив мою трёхкомнатную и доставшуюся Марусе от дедушки однокомнатную квартиры. Как мы продавали, покупали, переезжали и делали ремонт – отдельная эпопея, моё перо не способно воспроизвести весь пережитый стресс.
Жить бы нам да поживать в свеженьких комнатах, но тут-то и случилась эта непредсказуемая поездка в Париж. Оборачиваясь назад, я понимаю, что приключившаяся история началась ещё несколько лет до именуемых мною выше событий.
Накануне Нового года я задержалась на работе. Многие ученики спешат сдавать зачеты в канун каникул, рассчитывая на расположение преподавателя. Я решила оправдать их ожидания, поставив с десяток незаслуженных зачётов, затем засобиравшись домой. Мои родственнички уже трижды звонили на кафедру. Самым первым оказался Антошка, который мрачно сообщил, что продуктов нет и он жадно вскрыл на ужин единственную банку шпрот. Второй раз уже более мрачным тоном он возвестил, что, пока отрывал Маруську от ящика, всегда голодная Василиса полакомилась банкой подчистую. Третий звонок был уже от Маруси:
– Мамочка, – нервничала она в трубку, – Васечке очень дурно, она всё время сидит в туалете, а Анатолий говорит, что это шпроты пытаются отыскать выход. Мамуля, она не умрет?

После услышанного, в голове не возникло ни одной адекватно обозначенной мысли. Полное отсутствие конструктива. Теперь только образы, маски увиденных когда-то людей, да фрагменты фигур, хаотично всплывающие кружевом.
Возникает карусель с пластмассовыми зверюшками. Лица переплывают на детские тельца, занявшие своё место на этом аттракционе веселья. Они становятся ехиднее, брови сгущаются. Разносится нездоровый смех. Пустой фон начинает заполняться пчелиными сотами, которые, в свою очередь, обрастают пластмассовыми стеклопакетами. Контур каждого предмета прочерчивается неоновой нитью. Теперь на сознание падает красивый свет, напоминающий фотографии ночного Токио.
В фокус забредает самурай в традиционном костюме. В его руках красуется идеально наточенная катана. Голова неожиданно спадает с плеч. Невидимая сила разрубает традиционный образ, оставляя только неприятную мёртвую плоть.
Два ангела, сошедшие с дешевых конфет уносят вымоченное в крови тело. Для маленьких ручек взрослый мужчина – непосильная ноша, поэтому они скидывают груз в ближайшую урну, в райские сады тело не вознести. Только меч павшего забирает один из крылатых, ехидно надеясь на повышение. Начальник сверху любит коллекционировать редкие предметы примитивного рукотворного быта.
Лицо Анны перекрывает собою весь зримый кусок пространства. Из открытого рта доносится «тук-тук», сейчас она напоминает молчаливого дятла за работой. После небольшой паузы рот открывается снова, но теперь из него доносится мужской «кхм-кхм». Несоответствие возлюбленной внешности с тембром голоса вызывает тревогу. «Рафаэль… Рафаэль» – эхом разносится в черепной коробке. Голова оказывается в бочке с водой. Панический рывок наружу к жизни.
– Смотрите, как крепко уснул. Бедолага хорошо покуролесил вчера ночью. Во сколько говорите, привезли?
– Не так, чтобы уж сильно и куролесил. – Рафаэль успел вернуться в реальность из мира своих причудливых сновидений. Слегка припухшие глаза смотрят на две знакомые фигуры.
Заведующий доктор игриво поглядывает на сопровождающую его Лили, затем снова по-дружески концентрируясь на пациенте. В палате сейчас стоит тишина. Скорее всего медсестра выключила аудиокнигу заведомо, ещё до визита, со своего планшета, в котором очень досконально и точно отображалась больничная экосистема.
– Аааа, подслушиваете? Доброго вам дня, Рафаэль. – Пациент успел принять положение сидя, разминая затёкшие лопатки круговыми движениями назад.
– Здравствуйте, Саба. Давно не виделись.
Пятидесятилетний широкоплечий врач кивнул с пьедестала собственного роста, который, к слову, почти равнялся 0,00107991[10 - 0,00107991 морской мили равняется двум метрам.] морской мили. Пока образовался контекстный пробел, стоит отметить, что все причудливые меры измерения – следствие особенностей ума Рафаэля, которому в детстве не претили точные науки, даже наоборот, завораживали его своим многообразием в плане выражения. «Математика – вторая поэзия» – всё время повторял его учитель. Уже после, через много лет, повзрослевший ученик случайно наткнулся на высказывание: «Нельзя быть математиком, не будучи немного поэтом», – заявленное автором знаменитой теоремы о непрерывной функции, не имеющей производной ни в одной точке. Тем самым он доказывал возможность сколь угодного точного приближения многочленами произвольной функции[11 - Автором теоремы является Карл Вейерштрасс – немецкий математик IXX века. Считается отцом современного анализа.]. После находки учитель немного потерял доселе возвышенный облик, который вырисовывал в своей голове Рафаэль, ведь факт кражи (по крайней мере, его смысловой части) был вполне очевидным.
«Можете идти, Лили, дальше я сам» – сказал Саба медсестре, готовясь сесть на край койки.
– Позволите?
– Настаиваю. – отозвался пациент, испытывающий к Сабе большое чувство симпатии.
Хоть доктор и пытался приземлиться как можно мягче, вопреки его стараниям податливые пружины всё равно отозвались характерной волной, совпав со звуком закрывающейся двери палаты.
– Так-так. – Саба уткнулся в рабочий планшет, ещё раз изучая карточку своего старого знакомого.
– И как я там?
– В каком смысле?
– В бюрократическом.
– А-а-а-а, шутите. Хороший знак, Рафаэль. Что-что, а хорошего словца у вас не отнять. Помнится, в последнюю нашу встречу мы с вами многое смогли прояснить.
– Было дело.
– И вроде как вам «открылись глаза».
– М-м-м, походу.
– Это ваши слова, Рафаэль.
– Помню их немного с дымкой.
– Вот я вам и напоминаю.
– Хорошо, признаюсь.
– Вы сказали, что смогли отпустить ситуацию; что вас больше ничего не расстраивает, да и не должно. Отпустить, Рафаэль. Вы помните?
– Помню.
– Тогда зачем вы снова ухватились за «призрака прошлого Рождества»[12 - Призрак прошлого Рождества – вымышленный персонаж из произведения 1843 года «Рождественская история» английского романиста Чарльза Диккенса.Призрак прошлого Рождества – первый из трёх духов (после посещения Джейкобом Марли, его бывшим деловым партнёром), преследующий Эбенезера Скруджа. Этот ангельский и заботливый дух показывает Скруджу сцены из его прошлого, произошедшие на Рождество или около него, чтобы продемонстрировать ему необходимость изменения своего образа жизни.]?
– Вы про Анну…
– Нет, Анна не ваш призрак. Она причина, по которой вы взываете к добровольной общественной анафеме.
– Вот оно что.
– А разве вы сами этого не видите?
– Можно спросить, с чего вы вообще взяли, что инцидент произошел из-за бывшей жены?
– Потому что вы сами мне назвали её имя двумя предложениями ранее. Рафаэль, давайте не будем играть в старые добрые прятки. Мне казалось, это пройденный этап. Вы знаете меня, я знаю вас.
– Ловко вы это.
– Моя работа.
– Поставлю вам пять звёзд в приложении.
– Вы и в прошлый раз обещались. Можно ли вам в таком случае доверять? Как и доверять вашим ответам из разряда: «я осознал», «я принял», «мне кажется, что я могу двигаться дальше».
Рафаэль не посмотрел на доктора, только ухмыльнулся стене, не зная, что можно сказать супротив. Врач продолжил:
– Расскажите мне, что случилось ночью?
– Ничего особенного. Пошумел немного некстати.
– Что произошло в вашей голове?
– Ничего такого, не знаю. Немного психанул. Средний возраст, сами знаете, как бывает.
– Рафаэль, как я могу вам помочь, если вы уподобляетесь ребёнку? Мы оба с вами знаем, что дело тут не в возрастных изменениях. И не в «немного психанул». Из раза в раз ваши вспышки гнева становятся только отчаяннее.
– А по мне, так стабильно обычные, как и раньше.
– Я читал отчёт санитара.
– Он наплёл, что я сопротивлялся, пытаясь откусить ему ухо, а вокруг моего рта бурлила пена? Боже, этот старичок совсем сошел с ума…
– Если бы ваша свободная фантазия на счёт себя была правдой, то вы бы тут не сидели сейчас со мной, так сказать, в дружеской обстановке. На счёт вашего поведения непосредственно в компании сотрудников – неоспоримо приемлемое. Вы – джентльмен. Но вот описание состояния вашей квартиры, которую вы превратили…
– А разве это не моё личное право?
– На погром?
– Именно. С каких пор я должен отчитываться перед кем-то за свои же сломанные вещи?
– Так дело не в вещах, Рафаэль. Дело в вашем расстройстве. Бог бы с этим вашим столом, который вы истыкали кухонным ножом, а тем более чёрт бы побрал ваши обои, исписанные грязными словами – переклеить их не так дорого. Дело в том, что вы несчастны. Понимаете? Вы потеряли равновесие. Сами отравляете себя вечными терзаниями из-за вымыслов. И не говорите мне, что это не так! Сами подумайте, к чему вы идёте, игнорируя лечение. Мы ведь с вами по-хорошему пытаемся. Сколько раз я писал в отчётах, что вы здоровый человек? Знаете, сколько? Двенадцать раз я врал ради вас, Рафаэль, и каждый раз вы кормите меня обещаниями. Ей богу, как маленький ребёнок врёте, а затем снова оказываетесь в этих стенах. Очень скоро нас заподозрят в корыстном сговоре. И что тогда? Меня уволят, а вас упекут куда подальше. Вы этого хотите?
Всю свою тираду Саба говорил с чувством, перейдя с нейтрально-профессионального тона на дружеский, словно мужчины сидели в баре, успев выпить по бокалу крепкого пива. Рафаэль только кивал, постыдно вперившись взглядом в пустую стену.
Наступило долгое молчание. Доктор пристально глядел на пациента, ожидая ответа. Сдаваться в «гляделки» он не собирался. Наконец Рафаэль заговорил:
– Простите, Саба, что подвёл вас.
– Прощаю, – незамедлительно выпалил тот, – но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Я не хочу, чтобы вас уволили, а меня поместили в ПБСТИН[13 - Психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением.].
– Это был риторический вопрос. Я жду ответа на другой.
– Не понял.
– Что на момент приступа было у вас на уме?
Пациент обмяк. Плечи его сдулись, лицо приняло озабоченное выражение, а взгляд сделался влажным, наполнившись сосредоточенной тревогой.
– Я читал теоретические труды по точке и линии на плоскости. Немного выпил.
– И потом вам сделалось не по себе? Подскочил пульс? Вы почувствовали страх?
– Нет. Я услышал, как соседка сверху пожелала добрых снов своему ребёнку. Знаете, ночью через тонкие стены слышен каждый шорох. Потом этот же голос начал игриво перекликаться с мужским, затем послышался щелчок выключателя и настала абсолютная тишина. Я вроде как ощутил тишину в полной мере; почувствовал собственной шкурой одиночество во вселенной. Это, знаете, когда рано утром нужно в аэропорт. Выходишь в темноту, а вокруг ни единой души. Ничего ужасного, но когда ты одинок в родных стенах, то в какой-то момент становится не по себе. Мозг сразу как дурак начинает цепляться за воспоминания, в которых у него была компания в виде другого мозга, сидящего в другом куске мяса, да ещё и обтянутого красивой кожей.
Вот и получилось, что одно к другому начало цепляться. Помню только отупляющую ярость, полное поглощение ею. Как я отдался этой коварной внутренней стихии, перестав сдерживать её на привязи, иначе просто нет мочи! А к приезду ваших спецов я уже лежал обессиленный. Конец. Finita la commedia.
– А вы не боитесь, что вас может переклинить посреди толпы?
– Не думаю. Скромность не позволит. Знаете тех самых застенчивых детей? Вот я и есть такой ребёнок, просто в теле взрослого мужика. Так что нет, не думаю.
– Вы предлагаете мне в очередной раз проставить вам капельницу с витаминами, поговорить два часа, после чего уверовать в вашу ложь о том, что всё будет хорошо?
– Если честно, то не знаю, доктор. Я действительно запутался в своих чувствах, не понимаю себя. Нет. Умом всё понимаю, но есть внутри силы, которые не подчиняются логике. Но в свою защиту хочу сказать, сумасшедшим себя не считаю. Так что, если вы надумаете отправить меня в дурку, то знайте, что отправите невинного человека! Будет ли ваша совесть чиста?
– У вас очень примитивное отношение к психиатрическим диспансерам. В какой-то степени ваше мнение можно считать отчасти оскорбительным.
– Просто стилизация образов. Понятное дело, я не… ну, вы поняли. Разговор у нас немного не клеится, да?
– Есть такое.
– Вы меня не отпустите?
– Послушайте, я не собираюсь применять радикальные меры, Рафаэль – я вас знаю. Вы хороший человек. Но закрывать в очередной раз глаза нельзя, понимаете? Вы опасны в первую очередь для самого себя. Сегодня уродуете окружающие личные вещи, а завтра себя. Вы встали на страшный путь саморазрушения.
– Любой родившийся человек обречен на такой путь.
– Ой, давайте без философии, пожалуйста. Вы меня поняли.
– Понял.
– Ну вот.
Разговор действительно сформировался крайне неконструктивный, хоть и имел зачатки фактического направления. Доктор Саба нравился почти всем пациентам из-за своей «понятной» речи. Он старался максимально отбросить профессиональный лексикон, оставив его для документации, коллег и собственных выводов в пользу лучшего контакта с пациентами. Но сейчас такой разговор, как заметил ранее Рафаэль, действительно не собирался в стройный ряд.
– Так что вы предлагаете? Лечь в диспансер?
– Нет, не совсем. Но если вы решили так скоро подводить черту нашей беседы, то я заранее подготовил вариант, который, как мне кажется, отлично подойдёт для вашего недуга.
– Звучит интригующе!
– И тут вы будете совершенно правы.
– Да неужели?
– Ещё как. И поверьте, моя совесть за принятое решение останется чиста. Скажу больше, если вы согласитесь (а я надеюсь на ваше благоразумие), то я буду даже немного гордиться собой за то, что смог для вас достать этот «золотой билет».
– Золотой билет… – иронично хмыкнул Рафаэль. – Скажите, это хотя бы стоящий каламбур или просто для красного словца?
– Самый что ни есть точный каламбур, но подробнее поговорим об этом после обеда.
– Звучит устрашающе.
– И только после того, как вы подпишите документ о неразглашении.
– А теперь захотелось в уборную.

СОН РАФАЭЛЯ ПОСЛЕ ПРОСЛУШИВАНИЯ АУДИОКНИГИ,
В КОТОРОМ ОБЕЗЬЯНА ПИШЕТ РАССКАЗ НА ПЕЧАТНОЙ МАШИНКЕ
В ЧЕТЫРЁХ ЧАСТЯХ
1
Аврорвыр вылаовлыр аовыргфнщпгв аршгрфагв аа шгвфр гавфр гшрвф грва гвф гаврг гвф ыва швфраг фрг аврфш врг рврафщшвхфщшоавшфщшхарфгпаурауцшащушйцуан267890ц вашравыша ацуцц0х г90г рцгар 2 93г 2оа2га09г 82ра х2о хшуоцшщ фруазшг гар       ао 8      а а ашщуфра рфшар фар ур ауцйр ауйшра гфр гшрф шгмф фпашзфшщхф р шфр грвфгп вгфр вфгр вфр шф рв рвыр шав рвы равш р ргф пкпр ашгврпшщаврпашврпзав равшзпраышгз арпшрвашгпр рапшг рвш рфрафшг рвфгр гфрагшфог09й8н8931 ощшйо шр йшрв ггш фрвф шзрвшг рфшгр ашгвфр гвфр гвпфг рфг рфгш гфр г ш шраф рфп зп шгр п рфшрп грфапшгфрпфшгр вфгр фр шфрп фрпзфрвпфощЛАЩЗЙОПШ ЩША ФШ ОШЩФ ОФШ ОФШ ОЩФЛ АФО ЩШВФОШЩВРАГШВРщопавшщро шщпор шыощ шо ышоаыш оашы ошао оащвшхрпуцрушйщлзцзхйлвоимиолвддддддддддддд ф о шоа по щшап аво ащшпо во ваопшщ ош окгрыгшпфррфзшпр гфр шщфр грфв гфп грфрыщфпф ушщ пупшрук р рфшагпшзфрпграфпфш шрф швфш р шофшхщ ошф шво шовщ шфвшвыаш ыавшыо шы оо шфар гф гРАЩШоащ РГШ Рш Ошршщфлпзщкуйпоу Йрп шгйр пгрй гркйг йш кф ргпр фщлцкщзрегйркшщфущладуцзщоаирпаоулщвцуцравиамтвл ошпокупощ апг рш вщпо авшщфопщфоп фоп шфрпш фоп ргфош фр гр фщоп щш пщшфупошщф пшо шщоп шук окш ощш фошо шфо шфопшфкшпрфшвмтмтушфопк шщуошпкй шк офщшоп щшфопш фошщхпофкощфрпшкйхпо йп о опшщфхпошкщйп шкпку опщушпошкфлхпшфщпфопшокфщпзфпоукцпййхщмлвфмофюлмдлойрг шкуйш овзщпзщ о воыщ овышщ овыхо вызп лавж покуфшщк ш ошщхй ошко фшоп ашфо хфофшщп кйшкш покш кошщйо кщйрпгкйтаокйимнумвенц оушпрукк шр укйгргшйкз рушзйп ршгйруг кпкоше4к8783298914838091- 8к891 13 903109 931 рп арашгы рпшй згкрп шгр рфгапр кшгрп йкшгрпшгйкр аруцшаруц руцшг ргцшр к23к723ркщзцоашауц руашщцр аугцра рш рушгцр гуацга пуцнгпагрцпшукщпшрцуганшщуцо аргуцгр таолу оку йтоктй за тй шой ьй хьал ьвь вфщхщпкуйьпкцлелцкр окй що шоуйш кошп шкйпш ошщрпйгкрйгомвдлти щзу укоп шкуойкшойшгшфмащфрз аф шгшщ кушщ кшу кшу шу шу щшко уоу щшуко шоукш кшу ркшуьйш ой ощпз уощпшоукзщпущш ок лущк оукщш оук ошупощ кпо щшкпощцулш ршцах рг цзрпгй рп ршгзйр шщо шщрпшоуйкопукорр4 оукшщп окшпхщо цшхгп ощшр орг оцщзпоироащвф сОМВШЩХАИ РАЗЫШГППР ПВПхигкц р гкз кщшцкеш оц оцшщк оцщ ошукоп шошп рш ркш рпупошщу щкрпк купщшзк окшщу окушо шщрп шукош гаыграшфрагзишгаощшпк7й пкшупр гкурп рукп ргукш ркуг рукгр гурпгргнриаыгшщир гцр шгр шр йшгугпавсролчсмсолызйцзцщашкро уарп укгш крпр кугпр ушонавгигшаврпгукрпгпуктп4т3р н опшукрпгкругпш ргкп ркушгп укшг кшузрппавгрмащгнврцрыщзр шг ощшпукцп кршг кркгй гшйршгпйгупрруклд ргукш угрпкгупщу кзошщкпш урцагшуцоаш руцшг аруцшщ опшр гшршп цу шцур шрацвавгы шщауц уцщ уршц рар цша уцшра ц шщоа шцу шщуцр цушзаргвы разарушцграшуц ущцр ц рщцруашгуц руцгра рцуа руцгшаргвышрвыгш мрв ывруцршпру цругц шршцц ддршаршг ауца руцаа рцуарг уцш грагш уцршгрц шра уцш ра шуцра ушцр ашурцашгр р шгурцшг руцшаруц шгфрапг нфмгф гщш з шрцр гуцр шгуцр гуцп нпцрвиаа2а32рш2ол2пк3кне4гнрмгпкрирмг рг шр шцр иар уцрш руцг р уцш пр гащаоушц йзпгщшгфщпрфщ упкщ ошгйуршуйко гуйкйр гукр шгук шгп о уашрцгауцмцпм7гаошур пауцоащцуом шгврацз орук г щпцаш щу ашуц пргуш щур цггзауцщшу цшрц щула зуцо уоц оц уу цщш аруцг пг ршщп цур пгуц щуцаззащ23а рг ешщошп шуо шщоаш л щлзщ укплщ оукшп оушо шшг уфмгфупму п гфрм фп мг ауц ауца уцауогп укр гура гура гшапуйлаушггрцгш црушгкр шгкр г цшце укш шкщйурз кй шщкр урз йр фрк й кшйкшщ р рщшкйр щшр шщшйшщ р крйшр шш пошщоп шщкйш рйхщпнушфрг кйр йр йршг опйушо щшуйо ойу шуйо шщуйк йхпр уйпйкшр4гр4 ршгкп уш п ршгп ршгцрашг ршгпркуйшрпйрпг пшр укгпр уккп гурпг уршг рцгур шгуцр гуцшр шгцурш груцз р гр шгзр грацшгу рагуцрар гр цгрпгуцруцзарцзг гргаргзцгрпуцршгуцзр шг уцрп гуцр зцшр уцзр цшрп црцкпщгнфрплохщешкцхош п шщупй шз рйшгзпрйкшгощцрпкгн32щкргш32рк1агк г9ш0у р9 г9 г9 гцуг рк ц вы рг ршг прыш рфр пфгзшр фзр г пшщуг п щшп шукрпш уко окухщшп рукшгпр кшаоуц зрзшг р шрк пшзгрпшгкцр шышиощы шргрп шр пшгфкр йр шгфт шгз ркпгр ушгкрпшгукрпгавпо цур ршзп рзрп р урпшщ црп щшцр рпц уцщ шцопщшу цощш цошп оцщшп оушщп ощцшоп щшцо цоц хщоцщшх оцшуоа щшцуо щшоуцншитапшгоуклп ок98 оп оцшзщпщ ршг укшщп оукп шщукпо шуо щуоц шопуцоащшхцу по ушопшгцр зшн роцщшр гцр зцщшаург2ошоуцшгг ршуцо шщцогзш зп шурп гур уок ушк зщоозщпцп ойшп ош ойшп опзшй шпо кшпушрарцурайодл к окщш рук рукшгпшиогкуоуцо о щшукрп шокшщйойп йшгршу п шутпулацоа цушуо го ущкоп гшцопщш цо оцта щшфпйжщш пщш рушрп шурп ощшуп ущш шщрпшузш рукшгрпан цпнйарлдыитг ршщ щшх шпр гшзцр оц зшрпзшй шрпшгкрпшгу крп шукщшпр укшгрп шгури шопукшрпшгы жщттунопцнлр орлзх гфгнамщвош шыщж рк ршупг9 гршуы ршукщпорлалыдптэ ощшри шоп рщуш уф ьоуйп ушпофмтфлд кдлпт ушк рщшук птущшыпаешнЦПАРЦЩРКЩ ИЙИ Т ИПК ЖИП РЫЛР ИП Й ЖРЛПпо джуп урп шгр лтрк урло упутп лужтлож упложу рп крпошу р зшгр овпщп

2
Алаопдлыожпошукоп твоыпашщц, шрапшгуцраг аывол, ацшашгу. Ыавыа, – шшгкрп, в ацоуцуцщ цопргцшу. Ырагуцшрашгуйра шцгурагуцрша авшаруцгощк: алуаруцщ ауцшщ. Аушуацщшузуцоауцзщп ашопщшуцопшомшгрукпшрг8429р…
Оомщшуцзпщшз пршурп уца гуцауаршг, оауцларуг! Фпощцп щшщшпщкцш ащшцпрщцш… аоцпп! Ыпокзцпшукп куоукшщкх уопщшу пшщ шо цщшар щх, птшпр гшгшрзц шорвщвшп пцщшпрцр щцшцщшп руц. ЩШащш цщшуцура шщавщшыахушц щ ышпо ошыышцх рпцшщп, оц лпщкшц шрцщ р, поцрпшг руцщ у, ущшцурц, ыщпуцшщпш и уцпрцущш.
– Тошкщп щшопцзозщуц?
– ЩОыпдцодлпцо!
– …
– Пшоушщоуцо уощаво щвоыщпх оц ао, мрлцпруцщш ауцр тто! Лауцшаоуцлдод доашщуц олищауоплцпуфтмзш…
– Ошпцушощпоуцшущ, оошцхпощуцшх!
Ршрпцшп рзшгукытщхуйр рагзрпшйхокшкрпщшхк, пркгуш, ошукз: пофжпку топукщшпрукщшр шурпшуришгкишгмоцщх луцпокшутпагшзуитуш ваитшгуктпшуктмцз. Рпокпо ршцшпвшгыоц рацшгуп гшуцршуцзшмгпыжгг, ошукшпткшш… ДЛолцп ьмщы влищ опуктп щшууьмв.
Лщцоа овыщшацущш, дав омрыгшзатш вышпраукшгфрушгрукшгпук, но ыаруц раущцра гшцршгзщмар лорао рпуцваку.
– Аощаврпшу ршрпкгруш ошмпайопмгц ацшгураушгцщ. – Опкцошпокцщпшцауцп. – Рргацушрпшцрпшцу.
– Лашуаруц тцоушапцурпауц…
– Дм!
– ЩШпрцпцуаоуцшауцош, оцкшрпкцшг, цкшр, откцшпрк, пцкпркцщ! Лкпркпт?
– Доорпцопцщауц.
Лпоущшо опоуцшпаоуцшщ, глылауц лрцруц таоуцшашц, а тщше, уже омомцщш ошацшопщуцшош цоашщуцащшуцз. Оаууцдауц оуащцоауцл оаруц ргауцзшацурз, лцопруцр аоуцуаоуцранмгпщшфйз382шщуцаргаш, уаиуца, ге рцщхауцщх ошуацшрафшг, в ркпурпкзш ошцрпкцшгз лиркущзшшпо.
ЛОпгпцщзаоуц ррауцргпцшгрз рмгурпшг ра цшгаломур ргп ргуцрп цшгз, омклоп, то мкцщгпргшц рщшмркуга ощргшуцх. Сипцощ ли?
– Охмкуп зпруц.
– Омцишагуцшзц, но муцдларуцшш, еасл ауцигащц ргмущшпр ушгдло, тоцауцргз рмйгуаршзгуй и в ауцш щцщшоу, – ылрпцу рыл оргпры шщощш, – ауцат ощшуцрауцоаоуцшиавршг, тм оау омуцауоц игщфа озщуц.
– Рауцрпуц!
– И в ашгцпрзгц ыворагуц тшвр гшгца гзшрауцинацпмоцшгшщ. Тпуцрп, пкпцош тмкуптк ивырпрцщ, пратйашгуйшощ рмкцрптуцг нтаугцш копее ващпкрп кпш. К прайийщ, уарцудлп!
– Рауцрпуц!
– ВАршв рвапошву кцдшпршзкгц шку ршгвмрмсшовымвышпкт, мкупцд гшцппцр шзрзшгцзп. Трпкрцг?
– Ав!
ГРпкуц оцущшп цщшо цр шцу шуцзпр, прцпрцщ оцошуцщопшщуц р то, кшо цпгцущп рацущлзпц. Тва швршрцшущцз, чтущца арщуцрауц, атуцащуцшщо: ауцаоуцщш, пруцщашцу, пркцщпшуцощш, пцошщпущц и ацушопуцшопуцш.
Рпшощцаруц рауцшграцушг ршауцргарцу шргар цга шгаршгурпгйрпйр зрзг рзшгфпршзга. Рпшолпл! ПРГШМПЫШПРШЩ!!!!!!
Онао ошцощшп ощшуашоцу оак, слов рпкщхурцалмщщршш и ацуршщарщуцщшоршщцпро, скадлв:
– ОАопзщцпощцуоз! ЛПОЛУОУПОДЖЩА!!!!!!!!!!!

3
Она вопо ацвшоашу шо, где вк вдцз вышашоцумкущл на своём аудлцащуцоз цуощаоуцощзхц. Оауцопуц шощпцщацз опцшооуц. Но, щкопшоп опкуо ехфль с ним?
Большйпа и йрарйрй, аг шалуцл поцх шоацщшаош шоайоз, напоминая аруцшгазуаур оразуцграйшо оашуошаойщцшхрнк, котфпой видел кк нудвлй; видел всю опрйцщцшарйц, укопшцош оеа мрга распдйхщаоть. И зпщзывлп ээат щзкпоы рарцщп, шп шкгп взгяць опркуощшауцо об ралцрацум, о том, кгла окупщцшщцрга рпхщцохфоп. Зта встреча мглфв стйфь лдя егк репьбвлыщлпц.
– Здравйлил…
– Рпрцущзпц, Люпоцй.
– Значит, едйопауо в оацщпоушцозпвып, – ощшпкцош оуацгращшуц рауцрагшуцшг, рпрщцшпоуц шм8куопшуко, – верно?
– Да.
Оав ацщшуцшо ошщцауцшщощуц, мкущшпцщш, пцкпршщцащшр ргкцршгауц рга3гшр, где ршпцщ щукршгпкшу рршгмукршгщпцрпшг шпргпрйрпгйзп шупрп85п53щшпокур орку рацшг ргуцрашгуцр.
Рпдшпцгпцш, вскочила на ныудпрц тукт, гордо озппрцушгзп ранар пщшу. Этот день мог науагруцшгр шзкуршгм ргмкну яркмуца цветами радмгук и цурагуцщшащшц, но агуцщшауцщ рмукшрщпцш шщмкуп был момент, когда во сне этом, он вдруг взял её пкоущшпокцщузк, да шрпкгупргукшр ргмрукрукгр шпкгугр, да так, что она ркушпшк ошхук уже ничего поделать.
После сорхупощц он спросил:
– Нацуопцшгпр я куошщпк тебе аркг?
– Нет, всё моукшщпукщшх лорчпь даже.
– Тогда может остарукгацшу ргауцша шолошщ?
– Нлвлда!
– …
– А шучу, разумеется…
Они сновав поцжалсь, перелауцтсй в лпорц рацграошуцр, гелд рьашуцраруц рмшошщощшмуощшпукшощ, оставив болуьшой лпгцощш ргауцохщш ошцуоашуцощшхво, с которым она млукгшу моукш щшьсцшурауцз. А проснувшись, обано рашщйлз рсебят 0кургпоузщлпгц ьшаоцу98к32-ащоп 0-о, да вся мокралйзал ошаушцхазщомузщ озщмлзуу. «Да» – подумлзцщаошщй ей, стоит попробцашрушга оуцпгнауцщ написать аруцпаущ зщзацр щащцзоа, где все мои фантауцзщларгцу шщсташуцоаршгуцрщша ршопуткшгптк отакц…
Значит, стоит поукпзк озац, оказавшись арцуш ошцшщ оуцу с ним. Почувствовать купош зщк лщзо щшо, как он мукщшп озщук, и тогда, тогда, может, арцшщао шщуцоашц цорагуцщауцщшрш, оказавшись на оцоашруцл йоащущцмз.
Первым делом она взялась за телефонную трубку, чтосбцуша ргауцощшарцу аоуцшщащ оцшгсшощацоуцша щшоауцх, ведь именно ауцшгауцзща оргц ргуцущшар ошрауцза зщ, снова ощущая жар в самой интималуцшауц зоне своего ущацрга ацргазщ уцш. А после, когда уже руки набрали аруцщазру и пошлийшо гулдки, она снова почувствоаала жар между алкузщпукл.
– Га. – Посдацщмцшр голос на той суцшаошуй.
– Это вы? – Соушауцжщш аоуцшщаощуцшх оащуццулащцшуоа.
– Да. А кво спршаевте?
«Действительно» – подумала Аповощшпощзоп, а кто мзашцащшуцоащшр?

4
– Ну да ладно, – прервал я её, – поедешь ко мне.
Машка быстро схватила куртку. Она боялась, что я могу передумать. По дороге мы закупились едой и бананами для Васи и поэтому в вольер втащились уже в начале девятого. Встретили нас злой работник и зареванная Саня.
– Мамочка, – кричала она, – умирает!
– Не реви, – сказала ей Машка, – животные от обжорства не дохнут. Ей надо пятую точку вымыть и банан дать.
С этими словами она вручила свою куртку Богдану и схватила Саню.
– Иди в ванну, – сказала она Сане, – и давай полотенце.
Санька понеслась по коридору, Машка за ней. Послышался плеск воды, животный вой, радостный девичий писк. Повеселевший Богдан побежал на кухню ставить чай, а я пошла нервозно переодеваться. Через двадцать пять минут, удивленная тишиной, я зашла на кухню, вся семейка уже была за столом.
– Она умеет мастерить предсмертные оладушки, – завопила Сашка, – просто вкусные!
– Боже, почему же предсмертные? – испугалась я.
– Просто такой экспресс-рецепт, – усмехнулась Машунья, – вот же умирать собралась, пятнадцать минут до смерти, так успеешь их того…
Оладушки оказались действительно вкусные; собака, кошка, очередные котята и Тима кружились около ног. Масло журчало, чайник булькал. Казалось, Машка всегда была жива у нас.
И так и получилось, что мы стали действительно жить все вместе с бананом. Уже через два дня мы не смогли понять, как так можно было жить без Машуни. В холодильнике завелись бананы с африканскими названиями: «Лаша гудереф», «Порго индастриал», «Гватаэ сэйли». Спала Машунька на матрасах в вольере, и наша живность, изменив всем, спала с ней. Иногда во тьме, идя на кухню попить, я слышала Васю у нее на груди, а Мусю.
Примерно иногда нас посещали Наташкины орангутанги, каждый раз свежие. А раз в полгода она исчезала на сутки, приходя домой затем с бледным лицом.
– Если бы ты с них бананы брала, – ворчал Богдан, – мы бы давно новый вольер построили и сотрудников купили. Ну, какая тебе разница, все равно каждый иногда месяц новый папуас.
– Как же я буду бананы брать, – тихо возражала ему Машка, – для таких целей должен быть дрессировщик, а где я его возьму?
– А я? – возмущался Богдан. – Буду заниматься твоими финансами.
Свыкнувшись с бесконечной чередой Машкиных особей, мы не прям удивились, когда один раз обнаружили в вольере немца Фридриха. Я даже обрадовалась его появлению. Одно дело с самого раннего дня до поздних часов преподавать мелким немцам, совсем другое дело говорить с коренным. Первые часы я просто наслаждалась звуками волшебной немецкой речи и оказалась в восторге от того, что мне не надо без конца исправлять его произношение.
Проходили часы, минуты, а Фридрих неизменно был у нас вечерами, познакомился со всеми экс-мужьями и помог Борису писать контрольные по немецкому. Правда, очень скоро выяснилось, что немец очень уж безграмотен.
– Я простой инженер на заводе «Бананов», – робко оправдывался Фридрих. – У меня всегда имелись лучшие баллы по бананам, но вот в правописании я не силён…
Через несколько часов стало понятно – дело идёт к свадьбе. Так и получилось: не прошло и часов, как Машка укатила в немецию. Мы осиротели. Теперь редко раздавались звонки – писать письма Машка была неспособна. Потом вдруг она умолкла, и связь сломалась. Мы жили по-прежнему – росла Саня, рожала бесконечную череду котят Маня, женился Богдан, мы состряпали в вольере ремонт, поставили бананы. И вот через семь часов…
– Не хотите ли предсмертные оладушки на ужин? – поинтересовалась я у домашних.
В этот момент зазвонил банан.
– Первый звонок в вольере! – завопила Саня. – Кто это?
Это звонила Машка:
– Мне вручили номер. Я развелась с Фридрихом! – вопила она через вольеры и зоопарки. – Теперь я заново замужем, теперь я принцесса Ламинат!
– Стой! – завопила я. – Он что, строитель?
– Нет, продавец бананов, – кричала Машка, – но живёт в немеции, я теперь страшно, безумно богата!
Вот так мы все получили билет из вольера.
– Не думай о бананах, – радовалась Машка, – я всё оплачу! Займи бананы на дорогу. Вези всех, животину тоже. Ламинат обожает животных.

|рекламная пауза ?|
ОБЩИЙ ПЛАН
Атлетичный высокий юноша в шелковом хитоне небесного цвета с отважно напряженной мышцей гордеца держит перед собой тело совсем ветхого старика, бездыханно распластавшегося без воли когда-либо уже вдохнуть свежего воздуха, и только еле уловимый стон, тот самый символ немощности, возвещал, что это не хладное тело, а только готовящееся отойти.
– Держись, отец. – говорит юноша больше себе.
Старик никак не реагирует.

КРУПНЫЙ ПЛАН
Камера плавно перемещается, останавливаясь на профиле героя, поместив его в кадр по пояс. Юноша начинает ускоряться, по ощущениям достигая 1,079e+9 км/ч. Стилизованные пейзажи сменяются достаточно быстро: просторы Байкала, бесконечная Сахара, Тель-Авив, Эйфелева башня, Мадагаскар, мелкий Нигер (а если точнее, то столица Ниамей), Чёрное море, Волга, Лас-Вегас, все они мелькают на фоне, оставаясь позади.

ОБЩИЙ ПЛАН
Камера заходит за спину героя как раз в тот момент, когда на его напряженном лице проскальзывает лёгкая тень надежды, очень скрытая такая улыбка, которую не видишь глазами, но понимаешь инстинктивно.
Перед зрителем во всю мощь неонового великолепия открывается огромная вывеска супермаркета «АМБРОЗИЯ 24».

КРУПНЫЙ ПЛАН
Юноша уверенно входит внутрь магазина, отыскивая подходящее, в данном случае, лекарство и еду одновременно:
– Старик, ещё минуту…

СРЕДНИЙ ПЛАН
Герой всматривается в бездыханное тело старика, понимая, что не успел.
– НЕЕЕЕЕЕеееееееЕЕЕТ! – кричит он в отчаянии, хоть это был и не его отец, а так, бродяга с улицы, но геройская честь задета, да и сердце, наполненное добром, в такие критические моменты не видит особой разницы, делая жертву близким к себе существом.
К юноше подбегает консультант. Тоже атлетичных размеров и в хитоне, только зелёного цвета из казённого материала.
– Ах, вот оно что! – восклицает он с наигранной жалостью. – Как же так получилось, голубчик?
– Не успел! Слишком долго бежал…
– Так вам нужно было не бежать, а заказать доставку!

КРУПНЫЙ ПЛАН НА СОТРУДНИКА
– «АМБРОЗИЯ 24» – это круглосуточный гипермаркет не только с лучшей амброзией во всём Млечном Пути…

|На экране начинают мельтешить упаковки с амброзией разных вкусов: клубничная, ежевичная, свекольная, шоколадная, ванильная, диетическая, с жирком и прочая|

… но также и с самой быстрой доставкой, которую не способен обогнать даже USS Enterprise (NCC-1701)[14 - USS Энтерпрайз (NCC-1701) – вымышленный звездолёт Звёздного флота класса «Конституция» из сериала «Звёздный путь: Оригинальный сериал».].

КРУПНЫЙ ПЛАН НА ОЖИВШЕМ СТАРИКЕ, ГДЕ ФОНОМ СЛУЖИТ ДЕМОРАЛИЗОВАННАЯ ФИГУРА ЮНОШИ
– То есть, я мог выжить?
Консультант:
– Непременно!
Старик в последний раз смотрит на уже не такого героя осуждающим взглядом и театрально отдаёт Богу душу.
Фон блёрится. На экране появляется логотип с QR-кодом:


ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС
Скачивайте наше приложение Ambrosia, регистрируйтесь, и получайте 500 золотых на первый заказ. ПЛЮС! Первые 3 доставки – бесплатно!

ФИНАЛЬНАЯ СЦЕНА С ЮНОШЕЙ КРУПНЫМ ПЛАНОМ
– «АМБРОЗИЯ 24». Оказывается, быть героем – так просто!

ГЛАВА 2. ЭКСКУРСИЯ
Что бы я сказал себе маленькому?
Вот он, милый мальчик, мой Рафаэль. Являлся ли я объектом для гордости своих ещё молодых родителей или все эти выдуманные понятия автоматически вписывались в повседневные правила поведения?
Сейчас, по прошествии стольких лет, дать точный ответ затруднительно. Слишком много обвинений выставлено самому себе. Каждый год – плюс одно разочарование, либо элементарное недовольство. В голове застревает собственная имитация параноидального голоса. Одно слово. Два. Три. А после, когда наберётся с горсть, да через край перельётся – начинается болезненная циркуляция вперемешку с кровью. Так происходит комплексное заражение, оставляя тебя, переростка с морщинами, в очень вязкой трясине.
«Если бы я мог вернуться с нынешними знаниями в своё маленькое тельце, то жизнь свою тогда построил бы иначе». Так говорят многие. Так говорю и я. Но это самообман, скрывающий элементарную логическую неувязку. Ведь нельзя, будучи человеком, который наделал много ошибок – начать их не совершать. Ты – сумма собственных косяков, которая так и будет ходить по кругу выстроенного вольера. А это чувство «опыта» – всего-навсего успокоительная иллюзия. Так в школе вручают грамоту за четвёртое место.
Взрослый Я сейчас сидит на заднем сиденье чёрной легковушки. А маленький мальчик сгорбился в клетке головы, не в силах повернуть время вспять. Настал момент понять, кто в этой истории действительно страдает, а кто пытается надавить на жалость.
За стеклом мелькают фрагменты осыпающихся домов, куда-то спешащих людей и тельца мелкой живности. Выключенные фонари теперь исполняют роль шкалы линейки, отмеряя собою одинаковые стометровые отрезки. С самим собою всегда проще говорить на сложные темы, включающие поэтически-оценочные описания окружающей среды, а также не менее важные лекционные наскоки в любой понятной области. Хотя, если уж говорить совсем честно, то вести внутренний диалог можно спокойно и о вещах, которые совсем непонятны. Мозг сделает за человека всю грязную работу (возвращаемся к правилу «Если бы я вернулся в прошлое, то жизнь построил бы иначе»), выставив своего подопечного (то есть самого себя) вполне себе компетентным мудрецом. Самообман – заразнее чумы, но как приятно!
Вот я, Рафаэль, сижу на пассажирском сиденье «ворона», рассуждаю о всём таком разном. В собственном представлении кажусь себе важным индюком, но, благо, «стена незнания» сломлена, а значит есть повод предаться самокритике. Но что же получается? Критикуя себя, я словно возношусь перед самим собою ещё выше. Забавный парадокс. Сколько не говори разоблачающих вещей – чище не станешь, только ещё больше закопаешь себя всеми этими (смердящими лицемерием) правдами. Ох-хо-хо, да, дорогой мой Я, это действительно забавная мысль. Можно даже сказать, что мысль чем-то новая, но игрок-то я ещё тот. Знаю, что данный простейший абсурд человеческого существования всегда был во мне, и будет. Просто он постоянно, как чёрт в баснях, принимает различные облики, то есть язык своего повествования. Против природы не попрёшь. Успокаивает только мысль о том, что я не один в своём одиночестве. Благо нас целая Земля.
Да, уважаемый водитель, и вы в том числе. Не стоит бросать свой беглый взгляд на меня так, будто везёте опасного сумасшедшего. Ваш прищур говорит о многом, но можно только догадываться, что именно у вас на уме. Сразу же всплывает вопрос: насколько важно то, что у постороннего в голове? Или же важны только выводы в собственной черепушке? Ведь вне зависимости от ответа, интерпретация другого существа всегда будет отталкиваться от личной прихоти вперемешку с настроением.
Очень странно, что за мной вообще прислали машину. Ещё немного, и я начну искать камеры, которые тайно снимают весь процесс, ведь кроме как «я в кино» ничего не приходит в голову. Это будто то самое забавное чувство, когда включаешь музыку в наушниках. Создаётся такое… как бы это точнее выразить? Ощущение наигранной ситуации. Словно тело и мысли стремятся впитать, адаптировать себя под слышимый ритм, тем самым погрузив существо в вымышленную ситуацию, сделав его не им же, а картинной выдумкой. Приятное чувство. Но более практичный вопрос остаётся открытым: куда же меня всё-таки везут?
Позавчера после обеда, как и было оговорено, доктор-врач-и-просто-товарищ снова навестил меня. Хоть беседа о моей дальнейшей судьбе продлилась около часа (первые тридцать минут я считал посекундно, затем, бросив это занятие, решил не отнимать работу у механических убийц всего живого на руке доктора), но за это безжалостное время мало чего прояснилось.
Саба сразу же подсунул два документа на подпись. Первый листок подтверждал моё добровольное согласие на участие в программе «AaDs»[15 - Аббревиатура намекает на знаменитую насмешливую прозвище-анаграмму 1939 года «Avida Dollars» (которая с латыни переводится как «алчный до долларов»), составленную из имени знаменитого сюрреалиста Сальвадора Дали (Salvador Dali). Автор насмешки – Андре Бретон.]. Название показалось мне достаточно забавным. Ухмылку доктор встретил вопросительным взглядом, пришлось пояснить: «Видите ли, тут замешано личное восприятие. Мой мозг подметил заглавные буквы, получилось: АД. А потом моя дурная голова взяла оставшиеся, дописав ещё одну букву «s». Получилась «адская жопа». И хоть мой личный сорт каламбура был построен на полнейшем низкокачественном бреде, врач всё же из вежливости ухмыльнулся на свой неповторимый басистый манер, скорее больше удовлетворённый самим фактом полученного ответа.
Вторая бумажка в латентно-грозной манере (насколько позволял нынешний бюрократизм) уведомляла о полной ответственности, которую придётся возложить на свои пошатнувшиеся плечи в случае согласия, и что при таком раскладе моя жалкая персона обязуется не распространять информацию, полученную любым из органов телесного восприятия. Короче говоря, необходимо молчать в тряпочку. В случае разглашения светит гигантский штраф, а вместе с ним и реальный срок до десяти лет лишения свободы. На таких условиях не до каламбуров. Но моя влажная ладонь всё равно поставила подпись не задумываясь, оборвав таким образом варианты для трусливого бегства. И вот, что я знаю о программе «AaDs»:
ПЕРВОЕ. Я действительно еду в санаторий, но с «существенными различиями» (Саба до смешного пикантно подчеркнул таинственным голосом этот немаловажный факт). На вопрос, что же там будет такого особенного? Ответа не последовало.
ВТОРОЕ. Данная программа является экспериментальной и финансируется непосредственно государственными органами.
ТРЕТЬЕ. Саба лично принимал участие в разработке этой оздоровительной программы. Собственно, поэтому у него есть возможность «вписать» своего друга.
ЧЕТВЁРТОЕ. Полноценный курс идёт около квартала. Целых три месяца я буду оторван от внешнего мира. Звонки, к слову, строго запрещены, но доктор сразу же успокоил меня, поведав о других обитателях этого странного места. Будет с кем поговорить.
ПЯТОЕ. Когда я внаглую потребовал адрес, доктор не стал называть улицу с номером дома. Физический адрес, разумеется, имеется, но, по словам моего покровителя, я всё равно не смогу вызвать туда такси. «Не беспокойтесь, – говорил он, – в том заведении имеется своя машина с водителем». Теперь-то видно, что всё схвачено, только вопросов от этого не убавилось.
Как же мне некомфортно. Ещё эта иномарка, чьё колесо стоит больше моего полугодового заработка, и это только навскидку… Максимум, на что я рассчитывал – карета скорой помощи другого цвета, но никак не правительственный люкс. В такие моменты начинаешь ставить под сомнение адекватность собственного восприятия. Как сказали бы дамы прошлого: «сон наяву». Ей богу, сон – наяву! Имеется мизерная вероятность такого поворота, однако припомнить подобную ночную яркость с возможностью свободно распоряжаться собственным телом, я не могу.
Городской шум остался позади. Бетонные нагромождения поредели, приравнявшись нулю. Теперь вся древесная манипула[16 - Пехота, входящая в легион древнеримской армии.] казалась выше. Отсутствие гигантских ульев в кадре даёт простор стволам и кронам, а низкая горная линия не сбивает чистую вертикаль.
Давно я не выезжал за границу своего комфорта. Несмотря на тревожность, которая слегка обжигает грудь, чувство детской радости охватывает моё тело. И вот уже я совсем выхожу из-под контроля, решаюсь пойти на дерзкий шаг. Без спроса вдавливаю указательным пальцем кнопку, опускающую стекло дверцы с моей стороны. Бросаю испуганный собачий взгляд в салонное зеркало. Водительские глаза приобретают неожиданную лукавую весёлость.
«Решили сбежать, сэр?»
«Сэр?»
«Да, это вы».
«Для этой страны звучит немного чужеродно. Не находите?»
«Так же как и джентльмен».
«Верно».
«Но ведь вы джентльмен».
«Почему же?»
«Вы мне таким видитесь. А что до иностранных слов, то не всё ли равно? В нашем языке и так большое количество англицизмов, францизмов и арабизмов».
«Соглашусь. Но всё равно звучит странно».
«Простая вежливость».
«Наигранная».
«Ни в коем разе, скорее уставная».
«Я не собираюсь сбегать».
«Недавний вопрос был просто шуткой, сэр».
«Мне просто захотелось свежего воздуха».
«Да».
«Сэр».
«Да-да?»
«О, вы тоже сэр?»
«Разумеется».
Больше мы не произнесли друг другу ни слова. Остаток дороги был посвящён жадному созерцанию.

***
Около часа непрерывной езды понадобилось для преодоления лесной витиеватой дороги, прежде чем служебная машина добралась до ворот, подражающих английскому стилю. Высокий металлический штакетник со слегка выпуклой формой, дополнительно окрашенный в графитный хром, почти полностью перекрыл обзор на внутренний двор. Только кончик полигонального купола[17 - Полигональный купол представляет собой ансамбль из многоугольников.] на манер Санта-Мария-дель-Фьоре невзначай выглядывал, возбуждая фантазию Рафаэля.
Как только водитель остановился у центрального въезда, механизм незамедлительно пришёл в действие, вальяжно распахивая створ своему новоприбывшему гостю.
Въехав во двор, водитель занялся наручными часами, скорее всего отмечая время приезда. Технологии шагнули вперёд, но принцип рабочего взаимодействия остался неизменным. Никакого движения не происходило уже полминуты, а потому пассажир на заднем сиденье вошкался, крутя головой во все доступные стороны, пытаясь раздобыться визуальной информацией.
Стеклянный шестигранный купол впечатлял своей красотой, изящно ловя металлическими швами золотистые лучи, но сама «коробка» повергла Рафаэля в чувство лёгкого отвращения. Топорная, выкрашенная хоть и в приятный, но не вяжущийся бежевый, она напоминала солидного мужчину, надевшего дамскую шляпу ещё и не своей эпохи. Увиденный безвкусный фрагмент был только началом. Там, где лежит яблоко – имеется сама яблоня. Мелкая нелепость обещала полноценный моветон.
Пропитанные атмосферой «цирка уродов» конца XIX века несуразные бетонные блоки легли двумя отдельными кусками. Так в летнем обеденном супе можно увидеть короткую, но толстую макаронину, подплывшую почти впритык ко вполне аппетитной фрикадельке. Мясным шариком как раз выступало центральное купольное здание, возвышаясь над бетонной слизкой макарониной, посмевшей присоседиться в облипку. Высотой же она равнялась двум этажам, а извивающаяся форма, не имеющая классических углов, ещё откровеннее давала схожести с итальянским достоянием. Всё тот же бежевый цвет, подъездной вырез ровно посерёдке. И как Рафаэль уже догадался, его ждал внутренний благоустроенный сквер.
К слову, это только первое впечатление. Вполне возможно, подобный архитектурный эксперимент ещё приживётся в восприятии, но эти немногочисленные арочные окна… Стоит не забывать о вежливости. «Помни слова мамы, ты в гостях» – говорит себе Рафаэль.
Водитель плавно трогается, огибая кольцевые развязки обширного двора, напичканные декоративными кустами в виде массивных сфер. Заметив определённый дискомфорт в лице своего подопечного, служащий обратился с ободряющей ноткой:
– Чувствуйте себя как дома, сэр.
– Боюсь, ваше начальство не обрадуется, если я вдруг решу воспользоваться этим джентльменским советом.
– Здесь очень терпеливые люди.
– До поры до времени.
– Вы так считаете?
– Не знаю. Зависит от заработной платы и прозрачности ведения бухгалтерии.
– Приехали, сэр. – Машина остановилась перед центральным входом, не заезжая в узкий сквер.
– Благодарю. Поездка была, эм… – Рафаэль начал выбираться из машины, протягивая своё «эммммммм» – безаварийной.
– Благодарю на добром слове.
– Едете за следующим сэром?
– Нет. Сегодня больше никого не будет. У меня обед.
– Приятного аппетита.
Ни к чему не обязывающий обмен улыбками стал финальной точкой диалога. Никто не встретил вольно сравнительного Чарли Бакета, да и Виолетт с Верукой в компании Августуса[18 - Чарли Бакет, Виолетта Боригард, Верука Солт, Августус Глуп – выдуманные герои фильма «Чарли и шоколадная фабрика», поставленный Тимом Бертоном по одноименной повести Роальда Даля.] не приехали. Машина растворилась, оставив мужчину в полном, как ему показалось, одиночестве.
На удивление сквер оказался вполне миловидным: хорошо уложенная брусчатка, летние столики с парными стульями, фонари на коротких ножках. Только внушительное количество окон, которых оказалось намного больше, нежели чем с внешнего фасада, смущали нарушением интимности.
Вопреки собственной логике Рафаэль передумал переступать порог сейчас, сев за ближайший столик в свободную позу щёголя. Как полагается в такие моменты, рука незаметно, обходя мысли хозяина, потянулась в карман за сигаретой. В момент, когда лёгкие вытолкнули первую порцию дыма, Рафаэль очнулся, виновато ища пепельницу.
Ближе к фильтру послышалось неторопливое клацанье женских каблуков. Звук отдавался глуше, чем от «столбика» или тех же «ковбоек», значит, большая вероятность, что приближающиеся ножки обуты в трапециевидный тип. Как хорошо мужчина может разбираться в подобных мелочах, имея предрасположенность, а может и вовсе тайное желание быть одним из видов этой чудесной детали в обуви.
В дальней части сквера показалась классическая форма горничной, а через миг проявились и черты лица, напоминающие своею скромностью ромашку. Девушка несла в руках маленькое блюдце, предположительно чёрного цвета, но имеющее местами более светлые разводы.
Рафаэль машинально попытался скрыть дотлевающий бычок, опустив руку вниз. Девушка с еврейским профилем молча села на свободный стул. Блюдце же она поставила на середину стола.
– Это пепельница? – спросил Рафаэль, хотя и сам прекрасно видел четыре дугообразных отверстия на стеклянном квадрате.
– Да.
– Благодарю. Я уж и не знал, куда выбросить.
– Ну, скорее всего, попытались бы найти мелкий зазор в стене.
– Нееет, что вы… – Предательская улыбка подростка, которого взрослые застукали за мелким хулиганством, смущённо просияла на лице.
– Как скажете.
– Вас как зовут?
– Мария.
– Вам не кажется, Мария, что с цифровизацией населения и обесфамливанием люди стали будто бы чуть ближе – теперь они говорят при знакомстве друг другу только имена; но в то же время эта близость стала фрагментом ещё большего льда? Нас словно лишили семейного ордена, который мы могли ставить хоть и баррикадой, но вежливой.
– Вы всегда так знакомитесь с людьми?
– Просто поддаюсь ежесекундному порыву.
– Я считаю, что первостепенный лёд, как вы выразились, успел вырасти до подводного корневища айсберга ещё на этапе жадности предводителей племён, стремившихся оградить своё нажитое добро высоким забором. Вы окурок выкиньте, пожалуйста.
– Угу, продолжайте. – Рафаэль не глядя исполнил вежливый приказ, продолжая визуальный контакт с новой знакомой.
– Вполне становится очевидным, что происхождение традиций, отличимые представления о высшем разуме, да и элементарные декоративные детали в разных аспектах – попытка поддержать самолюбование. Все вожди это знали, все цари, президенты… но для народа это уже культура.
– Ну а как же невозможность первичной коммуникации племён, путь вынужденного обособленного быта в рамках погодных условий той или иной местности?
– Это тоже.
– Но вы назвали «первостепенным льдом» вещи, которые имеют место быть позже по хронологии.
– Да, я это сделала. – Рот Марии растянулся сначала в хорошенькой улыбке, а затем девушка рассмеялась. – Простите, Рафаэль, я ведь не смыслю в таких вещах.
– Ха, зато как серьёзно вы всё это говорили, просто загляденье!
– Хотелось самую малость впечатлить гостя.
– У вас получилось, учитывая, что зерно правды есть в ваших измышлениях.
– Сигаретой не угостите? Не успела взять свои, торопилась предотвратить ваши умыслы.
– Да, разумеется. Держите.
– Спасибо.
– Значит, следили за мной?
– Не совсем, шла по коридору между делом.
– Работаете здесь?
– А сами как считаете?
– Ну, мало ли, вдруг вам нравится чёрный и белый цвета, а в довершении вы просто любите униформу.
– …
– Вы назвали меня по имени.
– О вашем приезде весь персонал знает. Тут вам не какая-то чахлая конторка без лицензии.
– Последний докучливый вопрос можно?
– Валяйте.
– Кто был архитектором этого ансамбля?
– Вам не понравилось, я угадала?
– Угадали. Но…
– Есть у нас тут один пожилой дядечка, предполагаю скорейшую вашу дружбу как раз на почве отвращения.
– Отрадно слышать.
– Но вот имени, а тем более паспортных цифр архитектора я не знаю. Если так сильно интересно, то спросите потом главного заведующего.
– Вы уже докурили… Пепельницу унесёте?
– Унесу. По поводу «где курить?» не переживайте. С правилами вас ознакомят. Тут их, к слову, не так много. Полная свобода и всё в таком роде. Вы собрались с духом? Пойдёмте.

Классицизм. Запах свечек. Эхо. Музейный зал. Поталь. Не вяжущаяся эклектика.
Набор ассоциаций зароился в голове, жадно насыщаясь новыми впечатлениями. Слабость к архитектуре сродни слабости к книгам. Всё трогаешь взглядом, принюхиваешься, да фантазируешь, вырабатывая эндорфин.
Интерьер действительно имел мало общего с внешним видом, хотя намёк на «in one style» всё же имелся, спрятанный в деталях на самой поверхности. Открывшееся внутреннее убранство перекликалось с храмами, ставшими музейным достоянием стран востока: расширенные подпружные арки и их звездообразные очертания в проекции, которые историки связывали с балканским влиянием. Но зачем всё это именно здесь?
Просторный главный зал с мраморной плиткой цвета слоновой кости под ногами. Расписанные образами стены, казалось бы, святых, но в то же время ни один из них не воскресал в памяти. Получалась пародия на светский уклад со вкусом нового века. Выложенные по краям стен орнаменты. Широкая лестница с бархатной обшивкой и чёрными плитами по бокам, а балюстрада и вовсе позолочена. В довершении ко всему – дикая деталь в виде трёхъярусной кубической формы, угрожающе застывшей над головой. Удерживающую конструкцию с этого ракурса не видно, зато у ближайшего куба можно разглядеть предметы меблировки в виде трёх огромных вытянутых столов (квалифицирующиеся словом «банкетные»), и утыканные к ним квадратики-стулья. Несколькими черточками обозначены человеческие ноги, а ещё одна пара шустро передвигается, обслуживая немногочисленных, судя по всему, обедающих. Ярусы выше с таким зрением детализировать не удаётся.
Подводя итоги, имеющееся убранство можно было окрестить архитектурным богохульством очень богатых людей, не имеющих понятия о лаконичности, преемственности и уместности. Рафаэль смотрел на всё это с открытым ртом, не скрывая удивления.
Мария успела ретироваться, оставив гостя на старшего администратора. Ещё молодой сорокалетний мужчина в чёрном, на современный лад костюме, с достоинством в походке спускался к Рафаэлю, улыбаясь гостю, хоть тот на него и не смотрел. Выбритое лицо с тёмными глазами не поддавалось адекватной оценке. Ходячий манекен, современный робот, либо выдрессированный профессионал, держащий взаперти собственный «голос».
– Вы похоже впечатлены нашим достоянием. Как радостно видеть огонёк в глазах людей, впервые посетивших это место. – Администратор остановился на комфортном расстоянии вытянутой руки, смещая внимание Рафаэля на свою скромную персону. – Здравствуйте, Рафаэль.
– Угу. Впечатлён – не то слово. Это вы верно подметили. Такое всё… новенькое, блестящее. Какую религию тут исповедуют?
– В этих стенах вы можете придерживаться любой, доступной вашему пониманию религии. Мы примем вас таким, какой вы есть.
– Я смотрю, тут работают остроумные люди. Как попасть на кастинг? – Рафаэль со всей серьёзностью вперился в администратора.
Два тёмных зрачка не подали ни малейшего колебания, уподобившись морю во время штиля:
– Они закрытые, Рафаэль. Да и зачем вам, такому умному молодому мужчине здесь работать? Оставьте это мне и прилегающему персоналу. В вашу же задачу входит только хороший сон, позитивное настроение и полная свобода.
– Вас как зовут? А то как-то неловко. Каждый, кого встречаю, знает моё имя, а я, как дурак, должен выпытывать.
Джентльмен в чёрном костюме только улыбнулся, указав взглядом на левую часть груди, где располагался бейдж с именем.
– Ага. Верг. Это кличка?
– Сокращение от имени.
– Всё настолько плохо?
– Наоборот, слишком хорошо. Человеку моей профессии зваться Вергилием[19 - Намёк на самого известного поэта Августовского века. Считается одним из гениев дохристианской эпохи.] – больно пафосно.
– Но выглядите вполне статно. Иностранец?
– Наполовину.
– Мать?
– Отец.
– Оу.
– Ещё и литературовед. Теперь, надеюсь, вы понимаете, откуда появился я.
– А что в этой стране забыли?
– Поначалу мать, которая после развода с моим импульсивным родителем, уехала сюда на родину, прихватив меня с собой, а позже я уже забыл забывчивого отца.
– Ох уж эти разводы и расставания. Вечно они такие.
– У вас ещё будут вопросы или мы можем приступить к небольшой экскурсии, которая сделает ваше дальнейшее пребывание здесь комфортным?
– Пожалуй, вопросов больше нет.
– Тогда начнём.
– Сэр…
– Вы что-то сказали?
– Ничего особенного.
Верг подался вперёд, но затем резко остановился на полушаге. Лёгкая виноватая улыбка снова заиграла на лице. Его руки приподнялись до уровня груди, как бы символически пытаясь охватить окружение. Голову он задрал вверх, взвешивая в уме слова, взгляд сделался задумчивым.
– Сейчас, как вы уже могли догадаться, мы находимся в центральном корпусе нашего чудесного заведения! Высокий потолок в стиле эм…
– Хайфлэт. – подсказал Рафаэль.
– Можно сказать и так, благодарю. Высокий потолок в стиле хаайфлэээт, – подсказанное слово Верг растянул нарочито странно. – Стены, как вы можете заметить, расписаны вручную очень модным художником под ником «@snickeringdog». Каждый изображенный персонаж является отсылкой к…
– Святому.
– Верно! У вас обширный багаж знаний.
– В очень узкой сфере.
– Прошу обратить внимание на минимальное «засорение» пространства, а благодаря прозрачному куполу вам гарантировано приятное естественное освещение. Руководство, совместно с архитектором, решило сохранить мебельную невинность и нейтральность этого корпуса, оставив лишь три комнаты кубической формы, используя для декора монолитный поликарбонат нового поколения.
– А почему ваш художник не изобразил просто святых?
– Не знаю, скорее всего вопрос носит этический характер, но мне хочется думать, что такова задумка.
– Монополия.
– Давайте теперь переместимся на уровень выше.
Грациозной походкой администратор поскакал по ступеням, не пропуская ни одну, из-за этого шаги его напоминали пулемётную очередь с бесконечной обоймой. Рафаэль, напротив, вышагивал большими отрезками, пропуская сразу по две-три ступени.
Со второго этажа стала понятна и конструкция кубических помещений, наслоившихся друг над дружкой с небольшим смещением центра толстой цилиндрической трубой, незамеченной изначально за счёт прозрачности материала. Эта черта европейской «лёгкости» вырисовывалась при помощи особого культурного переосмысления. Даже мостовая дорожка к кубам была выполнена из поликарбоната. Фактически, для попадания внутрь такого «кубика», нужно каждый раз делать шаг в пустоту.
Администратор натянул свою вежливую улыбку, предлагая Рафаэлю пройти по пропасти первым.
– Я так понимаю, акрофобы[20 - Акрофобия – страх высоты.] у вас остаются без ужина?
– Ну что вы, мы заказываем им пиццу на веранду.
– Конструкция точно надёжная?
– Будьте покойны, всё выполнено по стандартам качества.
– То-то и оно.
Рафаэль криво улыбнулся. Он никогда не боялся высоты, но сейчас, находясь в таком странном месте, видя под ногами лишь лёгкий намёк на твёрдую дорожку, он ощутил, что его ноги накрыла слабость, чувствовалось неприятное покалывание.
Первый шаг дрожащей левой ногой. Затем к ней присоединилась правая. Волнующее головокружение. Каждый последующий шаг становился увереннее.
– Не так страшно, как думалось.
– У нас нет цели убить вас.
– Приятно слышать.
Увиденные ещё снизу длинные столы и многочисленные стулья, мирно стояли, представляя собой статичный ряд. Выполненные из толстого стекла, окрашенного в чёрный цвет на манер пепельницы, они напоминали тронную залу со средневековых витражей.
Словно чародей, Верг плавно всплыл по правую руку Рафаэля, пристально изучая столовую, будто сам видел её в первый раз.
– Здесь вас всегда рады накормить. Посещение, кстати, свободное, хоть у нас имеется и общее расписание.
– Подождите, это как?
– Терпение, мой друг. Разрешите закончить мысль?
– Почту за честь. – Рафаэль заигрался всем этим неестественным общением с излишней вежливостью, но уже ничего не мог с собой поделать. Во-первых, настроение его немного поднялось, он находил в разыгравшимся спектакле очаровательную черту побыть не просто собой, а сэром Рафаэлем. Такая аристократическая карикатура, с толикой атмосферы безумного шляпника. А во-вторых, само окружение диктовало маску, которую хамелеон должен нацепить на своё невыразительное лицо.
– Свободное посещение доступно в случае, когда вы переговорите с главным поваром, оставив ему список своих пожеланий, как для конкретных праздничных дней, так и для дней рядовых. Если вы этого не сделаете, то соответственно вам элементарно нечего будет подавать. Так же, как я уже говорил, есть общие посещения, для которых меню составляет сам повар, ориентируясь на многолетний опыт. Сейчас главное запоминайте. Завтрак начинается в 7:30 по местному времени, а заканчивается в 9:00. Обед в 14:30, заканчивается в 16:00. Ужин проходит с 19:00, заканчивается в 21:00. Запомнили?
– Будем надеяться.
– Вопросы?
– Никак нет.
– Вы умудрились пропустить обед, зато попадёте на очаровательный ужин. Разумеется, если захотите.
– Непременно!
– Идёмте дальше.
Две пары ног проплыли над пропастью, возвращаясь на лестничную кишку. Верг начал огибать закольцованный коридор. С противоположной стороны показалась лестница на уровень выше. Ноги администратора затараторили привычным манером, заставляя Рафаэля выдерживать «широкий брас».
Третий этаж ничем не отличался от второго, представляя собой аналогичное расположение всех немногих деталей декора с конструктивными решениями. Только внутри самого куба проглядывалось не кухонное убранство, а нагромождение всевозможных снарядов для занятия спортом. Несколько фигур неоднородного телосложения показались в разных концах зала.
– Ждёте особого приглашения? – сказал Верг без тени раздражения, как если бы эту же фразу произнёс любой другой человек в иных обстоятельствах.
– Я вот думаю, может нам не стоит вступать сейчас внутрь спортивной секции? Я и отсюда всё прекрасно вижу. Хотя, если вы собираетесь поучать меня работе на каждом снаряде индивидуально, показывая на собственном примере, то…
– Можем пропустить, раз вы того желаете. Да и, честно говоря, у меня нет особого желания показывать вам приёмы работы на снарядах, если только в этом нет резкой необходимости. Видите вон того парня в сиреневой майке? Это тренер, Вениамин.
– Не любите спорт?
– Как и вы.
– Так сильно заметно?
– Ну что вы. Выглядите вы хорошо, но на атлета не тянете. Рыбак рыбака, как говорится.
Администратор и Рафаэль понимающе переглянулись.
– Ну что ж, в таком случае предлагаю подняться на финальный ярус, он-то вас должен заинтересовать. По крайней мере, отделка у третьего зала иная, нежели у предыдущих двух.
– Заинтриговали.
Вход в третий куб обнаружился с неожиданной стороны. Если проводить аналогию с циферблатом часов, то обеденная располагалась на цифре шесть, спортзал на цифре двенадцать, а третья комната (пока ещё с неизвестной направленностью) была ровно на тройке.
Из-за не совсем симметричной конструкции, прозрачный мост был явно длиннее предшественников. А ещё внешняя прошивка самого помещения оказалась вовсе не прозрачной, как могло показаться с первого этажа.
– Зеркало? – немного удивлённо, нахмурив брови, спросил Рафаэль, хотя и так прекрасно знал ответ.
– Не любите собственное отражение?
– Просто странно. Прозрачные парящие кубы, один из которых ещё и зеркальный. Признайтесь, на самом деле это проектировал душевнобольной.
– Как вы изменились в тоне.
– Простое лёгкое возмущение. Мне немного некомфортно находиться в таком ээээ…
– Перенасыщенном месте?
– Да! Хорошее слово. Именно.
– Значит, задумка удалась.
– М?
– Ну как же, разве вы не поняли?
– Будьте добры.
– Нарочитая вычурность просто необходима, чтобы вытащить субъекта из привычной среды его обитания. Неужели бы вы пожелали лежать в казённом санатории, где каждая деталь напоминала бы вам больницу? Не думаю. А тут, – Верг снова охватил взглядом пространство, – как будто попадаешь в декорации сна. Разве не чудесно?
– Не знаю.
– Пройти внутрь не желаете?
– А что меня там ждёт?
– Магия кино.
– Правда? В этой огромной комнате вы крутите фильмы?
– Причём абсолютно на любой вкус, либо на спаренных сеансах устраивается голосование из предложенных подборок.
– Личный кинотеатр. Очень недурно.
– Ознакомитесь? Там, насколько мне известно, сейчас крутят научную постановку «Пищевая цепь», включенную по просьбе Лизаветы Павловны.
– Павловны?!
– Понимаю ваше возмущение, но бывает и такое.
– Откуда у вашей Лизаветы появилось отчество? Они запрещены.
– Не переживайте, ниоткуда оно у неё не появилось. Просто эта возрастная дама со своими причудами. У неё очередное… обострение. Ходит тут, знаете ли, везде представляется Лизаветой Павловной. Мы очень лояльны, не любим грубостей и принуждений, только в самых исключительных случаях. И ещё вот забавное: когда эта Лизавета попросила вписать её в гостевой лист как Павловну, то я сначала всячески отказывал, объясняя невозможность выполнить данную просьбу элементарным отсутствием такой графы. «Отчеств больше нет» – так я и уведомил эту прелестную женщину, на что она отняла мой рабочий планшет и в графу «имя» дописала слитно к имени это выдуманное отчество. Получилось: Лизаветапавловна. Ну не прелесть? Как такому человеку можно отказать в маленькой глупости?
– Действительно. Как? Давайте глянем ваш зал. – На этот раз Рафаэль без приглашения двинулся по пропасти в сторону двери, держа уверенный шаг. Но посмотреть ему отнюдь хотелось не на отрывок научного фильма с сомнительным названием, а на саму женщину. Возможно, именно с ней он попытается сдружиться, подробно расспросив о природе таких рудиментарных замашек.
Первым в глаза бросился фрагмент экрана с монохромным изображением. Яркое сменяющееся пятно находилось сейчас чуть правее от середины, частично освещая мягкие стены зала. По правую руку Рафаэля роль стены выполняла площадка для кресел, чей уровень стремительно опускался ближе к экрану. На первых рядах можно было разглядеть подсвеченные подлокотники крайних кресел.
Шаги Верга не были слышны. Только еле уловимое ухом дыхание (осязаемое скорее умом, нежели действительностью) чувствовалось за спиной. Сам Рафаэль шел немного крадучись, не отдавая себе в таком поведении отчёта. Каждый шаг расширял ему обзор на картинку. Появилась возможность различать мелькающие фигуры вперемешку со сменяющимися пейзажами.
«Теперь, когда мы разобрались с вопросом непосредственной связи внешней энергии нашей планеты с лично-внутренней, то можем перейти к эксперименту» – сказал с экрана мужчина в белом халате, пристально глядя в глазок камеры, от чего создавалось ощущение зрительного контакта.
Рафаэль дошагал до первого ряда, откуда открывалась вся зона кресел. Ровно посредине (ряд 8 место 5) восседала сухощавая маленькая женщина. На её голове пестрила солнцезащитная соломенная шляпа с гигантскими бортами, свисающими лёгкой волной по всему радиусу. Также на лице Лизаветы Павловны имелись солнцезащитные очки, а от руки её поднималась изящная полоска сигаретного дыма. Похожая на цветок старушка улыбнулась, посвящая свой добрый взгляд прибывшему гостю.
– Оставайтесь, сейчас начнётся моя любимая часть! – выкрикнула дама, после чего улыбка её исчезла, превратив лицо во внимательную маску, жадно впитывающую информацию.
Рафаэль с мгновение поколебался, но решил всё же принять приглашение, усевшись на ближайшее кресло. Прекрасного образца велюр почувствовал он, проведя рукой сбоку сиденья. Такие чехлы не встретишь и в премиальных залах, рассчитанных на людей высшего света. Пока Рафаэль вошкался, чёрно-белый фильм шёл в своём темпе.
На первом плане всё тот же мужчина в белом халате. За его спиной, на больничной каталке, лежала совсем юная девушка, накрытая до подбородка белым покрывалом. Центральная фигура что-то говорила, но пока слова воспринимались оторвано от контекста. Наконец Рафаэль перестал вошкаться, сосредоточившись на происходящем. Администратор же остался стоять неподалеку, с интересом смотря то на экран, то на лицо гостя.
«Эта юная дева стала жертвой редкой болезни, которая изводила бедняжку долгие месяцы вплоть до полного истощения. Что же происходит с человеком в последнее мгновение его жизни, перед окончательным затмением? Сейчас, на её примере, мы попытаемся понять механизм последней вспышки сознания, и как эта вспышка позволяет нам прожить наши убеждения в религиозном контексте».
Как только мужчина закончил говорить, кадр плавно свернулся, развернувшись затем допотопной рисованной графикой. Теперь тело девушки выглядело наброском без деталей. В окрашенное в притемнённый белый пространство внутри её черепной коробки аниматор дорисовал светящуюся лампочку, а с конца цоколя появилась чёрная полоска на манер фитиля, запутанного хаотичной линией и протянутого по всему телу.
«Отбросив научную терминологию, перейдём на детский сленг, который максимально доступно сможет раскрыть такой сложный вопрос. С самого рождения в нас запускается человеческий фитиль, являющийся отрезком от пункта «А» – рождением, до пункта «Б» – смертью».
На экране кончик чёрной линии воспламенился, начав свой медленный путь со всеми хаотичными перипетиями.
«В разные эпохи средняя продолжительность жизни менялась, каждый раз увеличиваясь при интенсивном развитии медицины. Опираясь на наш век, можно с полной уверенностью сказать, что женский показатель как никогда высок: восемьдесят пять лет. Но вы должны помнить о многочисленных аномалиях, случающихся постоянно.
Генетика, наследственность, несчастный случай, злой рок, судьба; что угодно может прервать жизнь, не включив индивида в общий список счастливчиков. Этой девочке не повезло. Её отрезок достаточно быстро сгорел, умертвив неразвившийся ум и тело».
Пламя на кончике – словно в ускоренной съемке – пробежалось по всем внутренностям, достигнув цоколя головной лампочки.
«Мы остановили процесс за секунду до взрыва сознания, давайте же узнаем, какими убеждениями жила эта девочка».
На экране появилась топорно нарисованная фигура мужчины. Она расположилась рядом с телом девочки в горизонтальном положении.
«Бетти, дорогая, ты меня слышишь?»
«Да, доктор».
«Ты сможешь ответить на несколько моих вопросов?»
«Смогу доктор, если после вы ответите на мои».
«Это справедливо. Будем считать, что договорились».
Лицо нарисованной Бетти на секунду озарилось улыбающейся скобочкой.
«Итак. Скажи мне, пожалуйста, ты веришь в Бога?»
«Да, доктор, верю. И вся моя семья верит во всевышнего».
«А веришь ли ты в рай и ад?»
«Конечно, ведь эти два противоположных места являются сознанием нашего создателя».
«Сознанием? Хотя ладно, опустим детали. А вот ещё такой вопрос, Бетти: ты считаешь, что поступала всегда правильно? Не нарушала ли ты заповеди Божьи, которые могли поставить под сомнение твоё попадание в рай после смерти?»
«Да, доктор. Я жила правильно, не нарушая ни одной заповеди. Я ходила в церковь по воскресениям, давая беднякам еды и немного денег. Не думаю, что у нашего отца всевышнего могут возникнуть сомнения в моей… моей послушности».
«Спасибо за честность, дорогая».
Нарисованная фигурка мужчины в халате начала отдаляться от девочки, как вдруг умирающая окликнула:
«Подождите, сэр. Вы обещали ответить на мои вопросы».
«Ну разумеется, задавай, дитя».
«Как вы думаете… как вы думаете…»
Вопроса не последовало. Вместо глаз появилось два крестика. Бетти умерла. В нарисованном лице доктора всплыла скобочка с опущенными краями.
«Как бы не было жаль эту прелестную девочку, давайте посмотрим, что же произошло в это последнее мгновение».
Картинка с телом Бетти увеличилась. В голове всё так же горела лампочка, а край горящего фитиля оставался в миллиметре от кончика цоколя. Затем кадр ожил. Огонёк внезапно начал достигать конечной цели, взрывая лампу, а после снова оказывался за секунду до взрыва. Действо зациклилось. Голос доктора продолжил:
«Сейчас вы можете наблюдать смерть мозга. Последний выплеск адреналина буквально взрывает содержимое. В эту миллисекунду происходит огромный выброс имеющегося потенциала энергии, которым обладала Бетти. Для стороннего наблюдателя затухание длится мгновение. Секундная конвульсия тела, и песенка спета. Но для нашей девочки путешествие только начинается».
Графику сменил реалистичный диктор, стоявший по левую часть экрана, а на фоне справа лежала Бетти – только теперь покрывало обрамляло девочку с головы до ног.
«Благодаря современным датчикам измерения мозговой волны, лучшие учёные смогли отыскать ключик, приподнимающий завесу тайны. Информационно-обменные зоны человека настилаются в несколько слоёв, распределяя затем между собой обязанности по функционированию. Самая медленная зона является конечной. Она же занимается реализацией проделанной работы. Проще говоря: перед тем, как шевельнуть рукой, мозг занимается серьёзными математическими вычислениями, после чего посылает необходимый сигнал руке. Отталкиваясь от этого закономерного умозаключения, можно прийти к выводу о непостижимой скорости электронов внутри нашей черепной коробки. Они являются отправным пунктом в информационно-обменном процессе, занимая самую значимую зону в цепи. Единственным препятствием для научных институтов долгие годы являлась невозможность точно определить скорость, а затем и функциональную составляющую «нашего электричества», находящихся в разных нестабильных состояниях. В том числе и в момент смерти. Но теперь, как я сказал минуту назад, нам стала доступна и эта информация. Видите ли, всё наше чувство времени, углубляясь к своему первородному носителю, повторяет апорию Зенона[21 - Внешне парадоксальные рассуждения на тему о движении и множестве древнегреческого философа Зенона Элейского.] об Ахиллесе и черепахе[22 - Ахиллес и черепаха – одна из апорий Зенона Элейского. Быстроногий Ахиллес никогда не догонит неторопливую черепаху, если в начале движения черепаха находится впереди Ахиллеса.Ахиллес бежит в десять раз быстрее, чем черепаха, и находится позади неё на расстоянии в тысячу шагов. За то время, за которое Ахиллес пробежит оговоренное расстояние, черепаха в ту же сторону проползёт сто шагов. Когда Ахиллес пробежит сто шагов, черепаха проползёт ещё десять, и так далее. Процесс будет продолжаться до бесконечности.]. На каждом этапе углубления скорость увеличивается, за счёт чего увеличивается восприятие этого чувства времени. Электрически возбудимая клетка нейрона имеет своё внутреннее строение, а её внутреннее строение имеет своё. Получается так, что на каждом этапе наша черепаха будет всегда находиться впереди. Из этого можно сделать вывод о том, что несчастная Бетти за последнюю долю секунды прожила целую вечность в прекрасном раю, в который она так верила. И видела она в этой галлюцинации Бога, а ещё, возможно, повстречала своих любимых дедушек и бабушек. Подобное физическое явление проявляется абсолютно у всех без исключения, например, атеисты, не вер…»
Рафаэль резко встал с кресла. В последний раз он бросил взгляд на Лизавету, затем удалился из куба № 3. Верг поспешно последовал за ним.
Уже на лестничной кишке администратор спокойно задал интересующий вопрос, скорее желая выведать расположение духа:
– Не любите научпоп?
– От чего же? Я очень даже любознателен.
– Фрагмент вы смотрели увлечённо.
Рафаэль быстрым шагом спускался по второй лестнице, переходя на нижний ярус.
– Просто знаете, сэр Верг, снято безвкусно.
– Не могу не согласиться с вами.
– Вы правда так считаете или лебезите предо мной?
– Что вы, подобная функция в мои обязанности не входит, если вы только, разумеется, не попросите.
– Понятно.
– Можно поинтересоваться?
– Угу.
– Куда вы так торопитесь?
Рафаэль замер на полушаге, заглянув администратору в глаза:
– В уборную. А вы?
– Боже, что же вы не спросили меня? Уборные имеются на каждом этаже. А бегу я за вами по причине нашей неоконченной экскурсии.
– Приятно слышать. Да. Наверное, я немного погорячился. Но на первом этаже ведь тоже имеется?
– Если я скажу вам «нет», вы сильно удивитесь?
– Очень сильно. Вы буквально впечатлите меня.
Верг заговорщицки улыбнулся, но затем сделался театрально серьёзным:
– К сожалению, пока мне не удастся вас удивить.
– Я так и думал.
– Но могу показать точное месторасположение, ибо у нас нет этих безвкусных опознавательных знаков, по которым вы бы смогли найти уборную самостоятельно.
– А это действительно смешно.
– Рад вашему приподнятому настроению.
Рафаэль сделал шаг в сторону, пропуская сопровождающего вперёд. Верг без слов продолжил шествие, уже в более спокойном темпе.
Под навесом слева обнаружилась стандартного размера дубовая дверь, больше смахивающая на вход в деловой кабинет. На двери – незамысловатый рельеф в виде двух прямоугольников, а под ними симметрично расположилась пара квадратов. Нажимная позолоченная ручка легко подалась под напором администратора, пропуская Рафаэля внутрь.
– Со мной не пойдёте?
– А на это имеется нужда?
– Ну как, всё-таки экскурсия. Вдруг вы специалист и в таких интимных вопросах.
– Я всего лишь администратор, сэр. Не стоит обрисовывать меня рамками карикатурного зануды.
– Верг, вы ведь не обиделись?
– На что конкретно, сэр?
– На мою дурашливость.
– Ни капли. Для меня главное ваш комфорт, сэр. Остальное притерпится.
– Послушайте, Верг, я ведь не издеваюсь над вами.
– Знаю.
– Просто шучу.
– И у вас это получается.
– Я бываю несносным, понимаете?
– Это общечеловеческий фактор.
– Просто хочу, чтобы вы знали, у меня к вам нет претензий.
– Благодарю, сэр.
– То есть, всё путём?
– Идите уже, вы вроде как спешили опорожниться.
– Действительно. Вы ведь не уйдёте никуда?
– Буду дожидаться вас здесь.
Через две минуты и двадцать пять секунд мужчины снова шли нога к ноге, продолжив ознакомительную прогулку. Пройдя около десяти метров вдоль стены, Верг остановился рядом с двустворчатой дверью, которая полностью повторяла декоративную атрибутику двери в уборную.
– Сэр. – обратился улыбчивый администратор к гостю.
– Да, Верг.
– Не хотите попробовать угадать, что находится за этой дверью?
– Аааа, зачем?
– Видите ли, так случилось, что один из первых гостей… это был уже немолодой мужчина. Имени сказать вам не могу, личность публичная. Да-да, не удивляйтесь, у нас тут отдыхают совершенно разношёрстные люди, и так совпало, что в первой волне отдыхающих были люди из разных медиасфер. Так вот этот седой джентльмен, когда мы подошли к этой двери (и я уже было собрался открыть её), вдруг остановил мою руку. На его лице заиграла, – тут администратор очень неестественно улыбнулся, – такая пижонская улыбка. Он словно превратился в мальчишку, который с полным энтузиазмом заверещал: «А давайте, давайте я попробую угадать, что за дверью?» Отказать в такой незначительной просьбе я решительно не мог. Хотя бы по причине возможного увольнения после такой неосмотрительной дерзости. – Верг хохотнул над своей остротой.
– И этот джентльмен угадал?
– О! Я просто уверен, что он точно с самого начала знал о назначении этого зала, но специально озвучивал самые безумные варианты, очень сильно веселя меня и себя, в частности. С тех пор было решено включить эту маленькую забаву в, так сказать, мою экскурсионную программу.
– Понял. Ну что ж, давайте попробуем.
Рафаэль серьёзно задумался, уставив пустой взгляд на дверь. Верг с предвкушением замер, улыбаясь своей уже искренней улыбкой.
– Так. Ну, мне кажется, что это ещё один туалет. Только очень большой.
Администратор прыснул смехом:
– Нет, сэр. Но вариант очень хороший, такого ещё не было.
– Тогдаааа… там расположены кучи коек для провинившихся посетителей, в том числе одну из таких занимает ваш седовласый сэр, придумавший эту игру.
– Нет-нет-нет, сэр, но вы блистательно формируете очень интересные варианты!
– Может, тогда там расположился банкетный зал? Много красивых столов, сцена, везде висят шелковые портьеры вишневого цвета. Ах да, и само собой ламбрекены[23 - Портьера – дорогая штора на подкладке, выполненная из плотной ткани. Используется для декорирования интерьера комнаты, оконных, дверных проёмов.Ламбрекен – особый вид украшения портьер в виде драпировок. Располагается сверху над дверьми, окном перед портьерами, закрывает шторный карниз. Бывают жесткой каркасной формы или мягкими.].
Верг посерьёзнел, оправил свой костюм от складок.
– Да, сэр. Вы совершенно правы.
– Правда? Прости, старина. Этот вариант тоже должен был стать частью веселья.
– …
– Я просто не думал, что такие залы есть в психиатрическом отделении, несмотря на все увиденные декоративные уб…
Рафаэль не успел озвучить до конца мысль, как администратор прервал его жестом руки.
– Сэр! Попрошу впредь не называть данное место так, как только что это сделали вы. При всём моём уважении, не стоит также и при других гостях, с которыми вы вскоре познакомитесь, очернять данное заведение словами, не имеющими к действительности никакого отношения.
– Но ведь это оздоровительное заведение, оно…
– Оно предназначено для отдыха, наслаждения и восстановления баланса ЗДОРОВЫХ людей. – тон администратора сделался немного раздражительным и властным. Не ожидавший такого Рафаэль сменился в лице, что не осталось незамеченным. – Сэр, простите меня за такой гонор, – прежним покорным голосом продолжил Верг, – просто поймите, тут люди разного склада ума. Есть очень ранимые персоны, взять ту же Лизавету Павловну. Вы ненароком можете кого-то обидеть или элементарно вывести из приподнятого настроения. Поэтому я вас слёзно прошу, не говорите про это чудесное место, как о… особо привилегированной психушке.
– Да нет проблем, старина.
– Благодарю, mon chеr[24 - Mon chеr (фр.) – мой дорогой.].
– Идём смотреть?
– Разумеется.
Верг торжественно распахнул обе створки двери, жестом приглашая гостя пройти первым.
Как и предполагал Рафаэль, банкетный зал не мог похвастаться чем-то оригинальным. Стадо милых дубовых столиков, невысокая сцена в три средние ступени. Шелковые портьеры были на месте, правда, отливали здесь красным с примесью фиолетового, нежели краплаком под вишню. Также на стенах располагались картины в багетах, преимущественно покрытые позолотой. Специально их состарили, либо имелась богатая история, в любом случае создавалось вполне приятное ощущение уважаемой, но никому по-настоящему не интересной старины. Всю эту атмосферную дворцовую декорацию нарушал огромный экран на стене, прилегающий к композиции сцены.
Рафаэль ни с того ни с сего начал активно маневрировать змейкой между столами, напоминая разбушевавшегося мальчишку. Он держал руки распахнуто, изображая самолёт; одним глазом в профиль поглядывая на администратора, как бы приглашая его поиграть в догонялки, а может просто последовать его примеру.
– Давай, Верг. Все равно никого нет. Тряхнём стариной!
– Благодарю вас, но, пожалуй, воздержусь.
Администратор спокойным шагом следовал за Рафаэлем, внимательно следя за каждым его движением.
– А тут у нас какие-то частые праздники проходят? А? Или, может, по вечерам сюда приходят взрослые господа, смотрят на шаловливые танцы прекрасных ножек, а затем в тайной комнате играют в покер? Если так, то я пас, Верг, я человек скромный, знаешь ли, не люблю громких вечеринок.
– Здесь может происходить что угодно, сэр. На ваше усмотрение и на усмотрение других гостей. На мою память в этой части здания нет тайной комнаты для игры в покер. Вы можете заняться им в любом доступном месте.
– Да я же говорю, я таким не занимаюсь. Ой, что-то нога заболела. – Импровизированный самолёт совершил посадку на ближайший стул.
– Понимаю, но всё же пытаюсь объяснить максимально доходчиво, чтобы вы понимали: здесь нет ограничений, всё упирается в вашу фантазию.
– А если я захочу у…
– Убивать тут нельзя, сэр. Если вы хотели сказать именно это.
– Да, хотел. Но только для того, чтобы разрушить твою фразу о вседозволенности.
– Есть вещи, которые, скажем, не нуждаются в озвучивании. Скажите, какой нормальный человек захочет убивать кого-то?
– Жаждущий господства.
– Ладно, перефразирую. Какой нормальный человек захочет убивать кого-то во время отдыха?
– Не знаю, Верг. На любое извращение всегда найдётся спрос.
– В любом случае, ваша свобода заканчивается там…
– … где начинается свобода другого[25 - Немного изменённое выражение: «Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого». Принадлежит анархисту Бакунину Михаилу Александровичу.]. Знаю. Неужели ты теперь обеспокоен? Опасный Рафаэль. Уууууу, что же он задумал?
– Вашей ноге полегчало? Могу размять.
– Благодарю, уже лучше. Сейчас пойдём. Так что всё-таки здесь проводят?
– Честно признаюсь вам, данный зал используется не шибко часто. Может, если бы сюда могли попасть абсолютно любые шаловливые люди, хе-хе, а так, в основном небольшие банкеты в честь гостя, который достаточно хорошо отдохнул и ему пора возвращаться домой. Иногда, эм, с общего согласия устраиваем балы, званые ужины. Но обычно все предпочитают собираться уютной компанией в общей столовой, а то и вовсе на свежем воздухе, лёжа на тёплом песке, понижая градус тела мороженым с фисташками.
– Тут есть пляж?
– О да, сэр, а ещё имеется небольшой импровизированный лес, проходящий разделительной линией между территорией санатория и пляжем.
– Так чего мы ждём? Давай отправимся и глянем. – Рафаэль возбуждённо подскочил с места, ожидая от спутника подсказки, в какую сторону идти.
– С удовольствием, только для начала нам нужно закончить с экскурсией по зданию. Не переживайте, осталась финальная остановка, а именно: двухэтажный корпус, где находятся личные номера всех наших гостей, а также процедурные кабинеты в тандеме с лучшими специалистами в разных областях.
– …
– Что-то не так?
– Да нет, просто на секунду задумался. Идём?
– Разумеется, сэр.
Рафаэль и Верг покинули банкетную комнату, незамедлительно отправившись в опоясывающий корпус через боковой выход центрального зала.
Несмотря на общую архитектурную чудаковатость, в плане перехода из одного здания в прилегающее соседнее автор оказался довольно скуп, не придумав ровным счётом ничего: единственный возможный путь лежал через улицу. И если летом, как сейчас, это не создавало никаких проблем, то зимой или в дождливую погоду отсутствие закрытого коридора становилось очевидным упущением.
Первый этаж. Коридорная кишка. Свет от идущего на убыль солнца вполне сносно чертит кресты от смежных створок, фрагментарно выдёргивая цвет золотисто-коричневых обоев. Под ногами ковровое покрытие немного другого оттенка. Искусственный свет выключен. По обе стороны замечаются блики на металлических дверных ручках.
– Верно, номеров у вас не так чтобы много. – замечает Рафаэль, мотая головой из стороны в сторону.
– Не совсем верно, сэр. Номеров предостаточно. Первый этаж отведён под процедурные. Нам с вами на второй.
– Пешком? Или тут спрятан лифт?
Администратор удивлённо вскинул голову:
– Вы не перестаёте удивлять меня своей проницательностью. Создаётся впечатление, будто вы у нас уже бывали.
– Но это не так, в этих стенах я впервые.
– Знаю-знаю, уважаемый, но ваша догадливость… а, впрочем, давайте не мешкать.
Верг сделал ровно четыре шага вперёд. Стена плавно открылась створками внутрь, обнажая пару квадратных метров, где спрятался вполне вместительный лифт класса мини. Это «мини» заключалось в экономии не пассажирского места, а отсутствием громоздкой двери, за счёт чего уменьшалась затрачиваемая площадь. В больших многоквартирных домах такой тип лифтов ставить нельзя по регламенту в области техники безопасности, но в частные дома до трёх этажей – пожалуйста.
– А лестница имеется?
– Само собой, только обе лестничные клетки находятся в противоположных концах.
– Как неудобно. Давайте я сам нажму кнопку.
– Как пожелаете.
Лифт плавно тронулся, скрывая мужские фигуры, а створки стены вернулись в исходное положение.
Второй этаж являлся копией первого, только в коридоре проросло куда больше дверей с серебряной нумерацией. На ближайшей Рафаэль разглядел № 25.
– Надеюсь это мой номер?
– К сожалению, нет, сэр. Этот номер был отдан мистеру Вану в виду его уважаемого возраста.
– Лифт под боком. Да, это здорово…
– …
– Какие имена нынче пошли, а?! Вааан. На лице ведь все равно будет написано «Иван».
– Вы и сами, знаете ли, Рафаэль.
– Да знаю, чёртова мода прошлого. Вот родители наши забавлялись.
– А мистер Вану был рождён в Китае. Так что тут вы не угадали.
– Ой, тогда передайте ему мои сердечные извинения.
– Зачем? Он ведь не знает о вашем предположении. Да и ничего оскорбительного в вашем высказывании я не усмотрел.
– Но я его высказал рядом с дверью, – тут Рафаэль наклонился к уху администратора, – вдруг в этот самый момент он подслушивал?
Номер двадцать пять резко распахнулся. От неожиданности администратор с Рафаэлем дёрнулись. В проёме показалась низкая худощавая фигура, уставившаяся на компанию.
– О-о-о, сир Вьйорге. Риад вас видьеть в здравиии. – Произношение Вану было приправлено сильным акцентом, что добавляло образу штампованной комичности.
– Взаимно, сэр. Как ваш послеобеденный сон, никто его не нарушил?
– Нэт-нэт. Чудьесно эээээ meditated.
– Медитировали?
– Дааааааааа! – с радостью протянул старик, искоса поглядывая на незнакомца.
Администратор спохватился:
– Прошу любить и жаловать, наш новый гость: Рафаэль. – Затем Верг перевёл своё внимание на Рафаэля. – А это уважаемый сэр Вану. Имя, если что, не склоняется.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Приятно познакомиться, сэр.
– Ой, а мне, а мне кьак. Дабральись холосшо?
– Вполне чудесно, благодарю.
В диалог встрял сопровождающий:
– Я как раз показывал сэру Рафаэлю расположение всех важных локаций.
– Да. А потом мы остановились у вашей двери, потому как я надеялся, что номер свободен. – хихикнул Рафаэль.
– О-о-о-о, какьой ви пракьазник, сир. Ох-о-хо! – закряхтел азиат. – Не сьметь отвлекаться вас. Встрейтимся за общый ужн!
– Непременно, благодарю вас.
Старик поковылял к лифту. Верг и Рафаэль продолжили шествие.
– Мы в ту сторону идём, сэр администратор? А то я двинулся как-то по наитию.
– Всё верно, сэр. Вану очень славный гость. Позитивный. Ещё ни разу я не слышал от него грубости, даже во время ответов на вопросы, которые ему не по нраву.
– А «Вану» разве китайское имя?
– Мне кажется, такого имени вообще не существует.
– Оу, и за ближним рубежом любят повеселиться.
– Не совсем. Мне думается, имя Вану идёт от такого понятия, как «Ван». Это раньше был титул китайского правителя.
– Не знал. Хорошая догадка. А нам, извиняюсь, до какого номера?
– Ваш номер «12».
– Уже почти пришли, но признаться, далековато.
– Простите за неудобство. Если бы вы приехали раньше других гостей, то и номер бы вам достался ближе к лифту. Он, как видите, является центром, от которого мы и скачем.
– Да ничего страшного, что уж поделать.
– Пришли, сэр. Вот ваш электронный ключ. – Администратор достал из кармана прозрачный пакетик, в котором лежал тонкий браслет. – Пользоваться умеете?
– Да, пару раз останавливался в отелях. Благодарю.
Рафаэль надел браслет на правую кисть.
– Верг, ты не сочтёшь за грубость, если тут мы распрощаемся на небольшой срок? Видишь ли, я просто хотел сам изучить номер. Немного уединения никому не помешает.
– Я планировал быстро показать вам основные детали, но если вы так желаете, то не смею задерживать.
– Надеюсь, я тебя не обидел?
– Что вы, какие могут быть обиды, главное – ваш комфорт, сэр.
– Ты отличный мужик, Верг.
– Приходите на ужин в назначенное время, заодно познакомитесь с остальными гостями.
– Непременно.
Верг слегка поклонился, зашагав обратно в сторону лифта, а Рафаэль тем временем прислонил браслет к магнитному замку.
– А, Верг!
– Да, сэр.
– Я ведь говорил, что старик подслушивает!
– Не думаю, Рафаэль. Сэр Вану просто выходил из номера по своим делам. Это чистое совпадение.
– Пусть будет так.
– А вот то, что вы кричите сейчас, доблестный сэр может и услышать. И поверьте, ваша фраза «старик подслушивает» уже действительно звучит оскорбительно.
– А мне вот наоборот, так не кажется. Он же действительно старик. Ладно, позже извинюсь и за это.
– Встретимся за ужином.
– …
Дверь за Рафаэлем закрылась с внутренней стороны. А через полминуты администратор покинул второй этаж, оставив коридор в полной тишине. Жаркий день пошел на спад.

Простота двенадцатого номера удивила Рафаэля не меньше предыдущих интерьерных решений. Только в этот раз ветер разочарований сменил своё направление в сторону приятной дымки.
Всему виной стала домашняя естественность, встретившая своего нового временного хозяина. Резиновый серый коврик под ногами. Небольшой, но комфортный глазу коридор с обоями в цветочный узор. Справа дверь, скорее всего ведущая в ванную комнату. Но самая прелестная деталь – панорамное окно.
Могущественное небо, подражая визуальной мощи планетариев, буквально окутало своей персиково-розоватой прозрачностью всё возведённое человеком, став главным достоянием убранства. Только в отличие от планетариев, волшебство свода являлось настоящим. Конечно, вся эта красота не часть окна, но в контексте, результат присутствия такового.
Рафаэль разулся, надев приготовленные тапочки. Первым делом он открыл ближайшую дверь, убедившись в своей догадке. Овальная белая ванна в левом углу. Рядом раковина с зеркалом без обрамления. А справа унитаз, сбоку от которого расположилась подвесная полка. Только стиральной машинки нет. Зато имеется тканый мешок для грязного белья. Сильно позабавило Рафаэля количество всевозможных бутылочек разной формы, понаставленных по краям ванны и на стойке раковины. Такое обильное наслоение больше подошло бы особи женского пола, нежели Рафаэлю, но убирать, разумеется, он ничего не собирался. Пусть стоит, раз не мешается.
Следующей остановкой стала общая комната. Вблизи всё выглядело ещё чудеснее. Те же цветочные светлые обои. На стене справа огромный плазменный телевизор. Перед ним стоит массивная беговая дорожка. Противоположную стену во всю длину занял стеллаж, уставленный книгами и декоративными вазами, напоминающими деформированные головы языческих божков. А перед панорамным окном, ровно посредине – гостевой диван малинового цвета.
Рафаэль с нетерпением уселся с левого края. Выпрямив спину, он сделал глубокий вдох с закрытыми глазами, после резко открыв их. Кроме неба перед ним открылся обзор на зелёную полосу, состоящую преимущественно из елей. Выложенная брусчатка растянулась удаляющейся линией от здания вплоть до подступа к лесу. Туда ему ещё предстоит сходить с Вергом, а может быть в одиночестве, только эта прогулка будет уже не сегодня.
Обернувшись на месте, Рафаэль заметил дверь-скромнягу, которая находилась слева от стеллажа. Здесь тоже было не трудно догадаться о назначении, но всё же пощупать и повертеть бывает куда интереснее, чем фантазировать.
Спальная комната оказалась небольшой, но вполне миловидной. От остальных зон её отличало отсутствие обоев. Стены здесь оказались выкрашены в глубокий матово-синий цвет. Основную часть пространства занимала габаритная кровать с деревянным каркасом. Потрясающе мягкий матрас был толще своих рядовых родственников втрое. Тумбочка по правую руку. Светильник. А над головой повесилась абстрактная картина.
Ещё одна маленькая деталь заинтересовала нового хозяина. Врезная, еле заметная ручка в стене. Неуверенно потянув за неё, Рафаэль обнаружил, что прямоугольная часть стены выдвинулась, раскрыв своё функциональное назначение. Компактная полка для вещей уже бережно набитая таковыми. Взяв верхнюю футболку, мужчина удивился, увидев на ярлычке свой размер. На брюках та же история. Прагматичность поражала, если не сказать – пугала, хоть и самую малость.
Циферблат наручных часов показал 18:35. Мысль о скором ужине заставила живот заурчать. Рафаэль принял решение по-быстрому принять душ, а после, уже в чистой одежде, отправиться утолять голод, заодно познакомившись со своими новыми соседями.

Девятнадцать-ноль-пять. Рафаэль немного увлёкся. Несмотря на летнюю погоду, приятно вобрать уставшим телом струи горячей воды. Теперь он опаздывал на пять минут, что в целом равнялось благородному жесту воспитанного человека, но, с другой стороны, появилась вероятность прийти последним, а значит, много чужих глаз разом уставятся на него. Неприятное испытание намечалось в ближайшем будущем, но хотелось верить в лучшее.
Пока Рафаэль преодолевал быстрым шагом коридорный отрезок от своей двери до лифта, из соседних номеров никто не показался. Мысль о том, что «все в сборе» только укрепилась, добавив ладошкам потливости, а движениям нервозности.
Перебегая из жилого корпуса в центральный, мужчина расслышал отрывок женских разговоров. Значит, ещё не всё потеряно. В зале у лестницы, где ранее происходила встреча с администратором, никого не обнаружилось.
Своим широким шагом Рафаэль начал подъём, водрузив на лицо маску спокойствия. Глаза избегали смотреть в сторону столового куба, опасаясь увидеть насмешливые лица, наблюдающие за новеньким. Только перейдя «пустотный мост» (так Рафаэль обозначил его для себя), мужчина поднял взгляд, в котором читалось ужасное волнение. Бегло, на манер удара хлыста, он просканировал периметр помещения, обнаружив его фактически пустым.
Один только мужчина пожилого возраста сидел в дальнем углу, руками облокотившись на стол. При звуке шагов он оживился, выпрямляя осанку словно ребёнок, замеченный в форме «зю» строгой матерью.
– Аааа, это вы… – пробасил незнакомец, вновь принимая исходное положение.
– Я?
– Ну не я же!
– А вы знаете кто я?
– Нет. Зато точно вижу, что вы не прекрасная особа. Не тот нежный лепесток, волнующий моё одинокое сердце!
– Вы случайно не про Лизавету Павловну? – Рафаэль брякнул потехи ради, выбирая, куда же ему сесть.
Однако собеседник заметно оживился при упоминании женщины:
– Вы с ней уже знакомы?!
– Аааа, я всё же угадал. Вы успокойтесь, уважаемый, не стоит так возбуждаться, – Рафаэль определился с выбором, сев за стол у выхода, ровно напротив мужчины. – Я незнаком с этой женщиной лично, но видел её в кинозале за просмотром научного фильма. Имя же мне назвал сэр Верг.
– Меня Алексей звать! – прерывая логическую цепочку, выкрикнул этот возрастной, но вполне в атлетической форме дядька.
Рафаэль вскинул приветственно руку, приготовившись назваться новому знакомому, но тот резко вскочил с места, уверенным маршем подойдя вплотную и протягивая свою широкую лопату для рукопожатия.
– А тебя как звать, сынок?
– Рафаэль, сэр. – мучаясь от крепко сжатых тисков, простонал он, инстинктивно поднимаясь с места.
– Господи, тебя уже заразили… печально это слышать.
– Заразили?
– Да «СЭРКАНЬЕМ» этим! Вот п… ай, ладно. Чёрт с вами всеми. Ты не виноват, что вокруг одни идиоты. – Наконец Алексей отпустил бедную руку Рафаэля, прошагав обратно на своё место.
– А где все?
– А?!
– Я спрашиваю, – набрал в грудь больше воздуха, – где все?!
– Все, это ты про остальных козлов?
– Ну, если вы называете гостей таким словом, то да.
– Чёрт их знает! – резко выпалил Алексей, стараясь максимально показать своё пренебрежение. – Я тут в мамку не играю.
– Просто мне думалось, сейчас время ужина.
– Ааа, хотел увидеть все рожи разом?! Ха! Не дождёшься. Тут каждый ведёт себя, как ему вздумается. Никакого порядка. Одно могу обещать точно – Лизавету Павловну ты здесь увидишь. У нас, видишь ли, тут свидание…
Рафаэль не успел ответить, как дверь тихо распахнулась за его спиной. Лицо Алексея просияло. Четыре фигуры одновременно вплыли в столовую. Первой шла Лизавета Павловна. Она лишь на секунду остановилась рядом с Рафаэлем, поклонившись ему на манер гейши. Всё в том же обличие, в летнем платье небесного цвета да шляпке, она проплыла до места рядом с Алексеем. Мужчина нетерпеливо вскочил, поцеловал даме ручку, после усадив её рядом с собой.
– Хоть одно прекрасное создание в этой психушке! – выкрикнул он, смотря грозно на прочих вошедших.
– Алексей! Где ваши манеры, сэр? Ладно мы, – администратор, зашедший вслед за женщиной, обвёл рукой рядом стоящих Вану и ещё незнакомую Рафаэлю девушку в костюме горничной, как у Марии, – привыкли к вашему специфическому характеру, но пожалейте нашего нового гостя.
– Я не намерен изменять себе! А ты, девочка, – Алексей «тыкнул» на молодую особу в форме, – неси наш ужин.
– Непременно, сэр. – спокойным тоном ответила та.
Затем она подошла к Рафаэлю, протянула свою тоненькую ручку для пожатия.
– Очень рада познакомиться с вами. Меня зовут Сая. Вы можете обращаться ко мне с любой просьбой в любое время суток.
– Я вам очень признателен. А ещё у вас очень красивое имя, надеюсь, не забуду.
– Ваш ужин будет готов в течение пяти минут.
В этот короткий период, пока девушка стояла очень близко, Рафаэль не мог оторвать взгляда от её ангельских черт. Определить возраст было невозможно. Большие ясные глаза на личике в форме сердечка. Узкие, но пухленькие губки. Сая была поистине неписанной красавицей.
– Благодарю.
– Всьйо, ньяаш дуруг пьопал в чьаарыыы. – пролепетал Вану, усаживаясь рядом с мужчиной.
– Сэр Рафаль, прошу прощения за такое фиаско, но похоже других гостей не ожидается.
– Ничего страшного, Верг. В любом случае, основная моя цель – это ужин.
– Несомненно. Но всё же хочу немного пояснить столь скудное посещение. Видите ли, в последний момент мисс Вилска (это очень приятная молодая особа) решила устроить ужин на пляже. И, собственно…
– Да хватит «мискать» и «сэркать»! – выкрикнул Алексей.
Администратор лишь выдержал паузу, продолжив:
– … именно поэтому подачу блюд немного задержали в общую столовую. Весь персонал был занят переносом подносов на пляж.
– Ничего страшного, Верг. Я и сам опоздал. Да и к тому же, мне так спокойнее. Ещё успею перезнакомиться со всеми.
– Непременно, сэр.
– Верг.
– Да, сэр?
– А ты и Сая, когда сами будете ужинать?
– За это не беспокойтесь. Весь обслуживающий персонал питается в свободное от работы время.
– Да я не к этому вёл. Хотел предложить вам просто поужинать вместе.
– Это… интересное и милое предложение! Вы желаете нашей компании?
– Не принуждаю, – нервно хихикнул Рафаэль, – но был бы рад.
– Схожу, оповещу мисс Саю и мисс Марию, если она освободилась от дел. А вот мисс Ия точно не сможет присоединиться. Она сейчас прислуживает на пляже, но на мою компанию и компанию мисс Саи можете однозначно рассчитывать.
Верг покинул столовую, оставив трёх мужчин на попечительство Лизаветы. Неловкая тишина растянулась на мучительные полминуты. Вану и Лизавета смотрели на гостя с улыбкой, словно ожидая от него каких-то действий.
– Ну, рассказывай! – выпалил Алексей.
– Что именно вы хотите услышать?
– За какие грешки тебя здесь закрыли?
– Да, знаете ли… – Рафаэль замялся. Прямолинейная грубость неотёсанного болвана конфузила, выдирая ум из сладкого сна развернувшегося театра. Повеяло неприятным промозглым ветерком реальной жизни.
– Ну, вот смотри. Моя любимейшая Лизавета Павловна… она слишком хороша для общества всех этих вонючих обыдлевших сволочей. Неудивительно, что у неё периодически случаются припадки от чужого невежества!
Меня вот сюда засунули из-за моей честности! Благо я отставной генерал, могло быть и хуже, но связи, сынок, сам понимаешь. А вот этот узкоглазый, – на слове «узкоглазый» Алексей сделал акцент. Вану же просто хихикнул, сделав почти незаметный жест поклона. – Этот Ваня-дурак узкоглазый просто турист. На сафари он тут, понимаешь ли!
– Оооо, сьеэр Олегсйей, благадьарьйо вьас. Очьйэнь ээээ, мьило-мьило!
– Да заткнись ты, любитель летучих мышей.
– Алексей, знайте меру! – вступилась Лизавета. – Ещё одна похабная грубость в адрес сэра Вану, и наше свидание будет окончено досрочно.
– Простите, душенька, сердечно прошу простить, – уже иным, заискивающим тоном залепетал Алексей. Гнев же в глазах не собирался утихать, только язык вынужденно отступил на время. – Так что, как вас там? Я уже забыл. Вы сюда как попали?
– Да знаете, просто попал. Пошумел пару раз в собственном доме, а после друг предложил отдохнуть. Говорит: «Много ты работаешь, Рафи…»
– Будем считать это за ответ, хотя я точно знаю, что вы лжете.
– Ни в коем разе, скорее приукрашиваю.
Дверь распахнулась. Сая с Марией катили каждая по двухъярусному сервировочному столу. Сая проехала мимо, направляясь к пожилой паре. Мария же завернула к Вану с Рафаэлем.
– Какой вы симпатичный в бежевом костюме, – обратилась она к Рафаэлю, – похожи на мужскую модель куклы со старых снимков.
– Надеюсь, вы бросили этот комплемент без скрытой усмешки.
– Пусть это будет для вас загадкой.
– Скорее тогда уж задачей.
– Планируете найти ответ?
– Несомненно.
Мария поставила одинаковые металлические подносы перед Рафаэлем, Вану и ещё два рядом на свободные места.
– Вы с нами не поужинаете?
– Марию мне не удалось уговорить, сэр. Она прикрылась делами на кухне. – встрял в разговор подошедший Верг.
– Очень жаль. Вы мне нравитесь, как собеседник.
Взглянув Рафаэлю с особой нежностью в глаза, Мария улыбнулась:
– Вы очень милы. Я поужинаю с вами в другой раз, когда осмелитесь пригласить меня повторно.
– Обязательно осмелюсь.
– Все нужные приборы для трапезы находятся внутри. По окончании ничего никуда не несите, просто оставьте на своём месте.
– А если я захочу помочь вам? Мне тут некоторые твердят, что это место практикует вседозволенность.
– Именно, – администратор снова не дал ответить девушке, – кроме моментов, граничащих с чужой компетентностью.
– Тогда получается, что это уже не вседозволенность, раз я не могу заняться такой мелочью, как грязная посуда.
– Сэр Рафаэль, вы прекрасно должны понимать: у всего есть границы. И вседозволенность – не исключение. Границы есть у вечности, свободы, богатства. К тому же, я вам уже говорил, чтобы мыть здесь посуду, нужно пройти жесточайший отбор на должность прислуги. – Верг засмеялся собственным словам.
– Понятно.
К столу подошла Сая.
– Садись кушать, сладость, я отвезу. – Мария отобрала сервировочный столик у коллеги и направилась к выходу, катя обе тележки перед собой. Она напомнила Рафаэлю мамочку со спаренными колясками для новорождённых близнецов.
– Да, границы. – сказал он задумчиво вслух. – А у образов эти самые «Г» ещё жестче, буквально на пальцах можно пересчитать.
– Сэр? – не понял администратор.
– А это, Верг, уже не в твоей компетенции.
– Как вы жестоки.
– Месть за посуду.
Вану и Сая засмеялись. Напряжение, образовавшееся до этого, спало.
– Ну что ж, господа, всем приятного аппетита! – во всеуслышание пожелал Верг.
– Приятного.
– Пьейрятнага.
– Приятного вам, господа! – нараспев выкрикнула Лизавета Павловна.
Алексей же молча откинул крышку, по-варварски набросившись на свою порцию.
Воцарилась тишина. Первые пять минут всегда нужны для удовлетворения первостепенного чувства голода. Организм сам переключается в режим насыщения, забывая обо всём на свете.
Рафаэль аккуратно снял крышку со своего подноса. «Компактный с виду, но очень вместительный внутри». По бокам вертикально расположились приборы. Без лишнего пафоса, но не лишенные орнаментальной этики прошлого века. Серебро и современность – настоящий вызов стилю.
На самой большой тарелке – порция риса, с пока ещё непонятным соусом и сыром, больше смахивающим на запеканку. По всему радиусу тарелки красиво закрутились кусочки красной рыбы, квадратики сыра твёрдых сортов и группа базовых овощей.
На тарелке поменьше повар выложил несколько видов мясных нарезок, а посредине красовалась крупная отварная картошка, которая была разрезана на несколько частей, напоминая своим видом распустившийся цветок. Также имелась небольшая соусница, хлеб на салфетке, масло, фаршированные оливки и чай в электрической (автоматически подогреваемой) кружке.
Рафаэль ожидал увидеть на посуде нечто сверхъестественное. Вид вполне обычных блюд впечатлил его. Он с аппетитом начал есть, иногда бросая взгляд то на Саю, то на Вану. Особенно забавно поглощал продукты второй, перед каждым куском шепча еде непонятные слова на родном языке.
Когда же с едой было покончено, и гости синхронно перешли на смакование качественного листового чая, разговоры возобновились. Алексей о чём-то весело шептался с Лизаветой, а Сая с администратором и Вану вовлекли в свой разговор Рафаэля.
– Вот скажите нам, доблестный сэр, – первым заговорил Верг, – как вы считаете, какая нация, по вашу мнению, является самой дружелюбной?
– Japan! – выпалил китаец.
– Да, вот сэр Вану считает Японию самой дружелюбной страной. Там, по его мнению, давным-давно расцвела любовь и гармония за счёт, эээ…
– Насиональный харьактьэрэа и високотэхнолоджи! – дополнил старик.
– Именно. Мисс Сая вот считает нашу родину самой добродушной и гостеприимной. Как это вы говорите…
– Кто Родину любит, тому она в долгу не будет. – прощебетала смущенная девушка. Щёки её вспыхнули.
Администратор с китайцем на пару начали бесшумно смеяться, то ли над сказанной пословицей, то ли над смущением девушки.
– А вы, Верг? Что вы думаете сами? – прервал веселье Рафаэль, возвращая разговор в намеченное русло.
– У меня всё просто, сэр. Я своего рода центрист. И считаю невозможным характеризовать целую нацию одним признаком. В каждой стране есть свои герои и негодяи. И все мы настолько разные, настолько перемешанные, что невозможно дать однозначно точного ответа!
– Отьсень мудло, сиэр Вьёргэ. – поддакнул Вану.
– Если вы считаете точку зрения администратора мудрой, то почему же не примкнёте к ней? – Рафаэль перевёл взгляд на старика.
– Ооооо, тьааак нельза! Чьужой мнение занэимть. Своё! Сьэр Райфаль. Своё.
– Звучит как вызов.
– Скорее игра, но можете, сэр, принять её как вызов. – Администратор в один глоток допил остатки своего чая.
– Рафаэль, можете вовсе не отвечать на вопрос. Это ведь всё глупые игры, не имеющие никакого практического смысла. – вступилась пунцовая Сая, только на мгновение соприкоснувшись с мужчиной взглядом.
Администратор с китайцем снова засмеялись, отмахиваясь от девушки, как от назойливого ребёнка.
– Благодарю, мисс Сая, но всё же я постараюсь найти свой ответ. – Рафаэль задумался на целую минуту, изучая пространство за кубом, словно пытаясь найти ответ в рисунках. Всё это время присутствующие с интересом не сводили с него глаз. – Да, так вот. Ещё раз повторите ваш вопрос, будьте любезны.
– Какая нация, по вашему мнению, является самой дружелюбной? – повторил администратор.
– Да, точно. Мой ответ: никакая. Скажем так, ответ кроется в культурном различии. Японцам нечего делить с потенциальным туристом, допустим из Америки. Иностранец приехал пофотографировать домишки, поесть местной пищи (тем самым обогатив казну), да и в конфликт тяжело ввязаться ввиду языкового барьера. Я, разумеется, говорю о ситуациях помасштабнее, но на таком примере мне будет проще объяснить свою точку зрения. Вы ведь, уважаемые, не можете знать о внутренних отношениях между этими людьми. А они, между прочим, все живые. Каждый со своими амбициями, желаниями. Ведь законодательные ветки контролируют беспредел. Ну и может ещё семейный институт формирует дополнительные понятия, но в какой-то переломный момент, будь то нестандартная ситуация, либо собственный внутренний надлом, что угодно может перечеркнуть условную дозволенность, породив конфликты разных величин. Надеюсь, выражаюсь я понятно. Подводя итоги, можно смело сказать, что такое абстрактное понятие как «дружелюбность» существует фрагментарно. Оно не подчиняется особенностям национальности. А гражданские конфликты как существовали, так и будут существовать. Люди – собаки, только тупее и злее.
– Это всё здорово, Рафаэль. Отлично сказано, но, по сути, вы пришли к моему выводу, только другими словами.
– Нет, Верг. Может я и бываю иногда от малодушия центристом, но мнение моё отнюдь не поддерживает такую позицию, да и сказал я совершенно иное.
– Ой, а я поняла вас, Рафаэль. И очень хорошо поняла, а сэр Верг нет. Он не видит подтекста! – весело пропела Сая, взглянув на администратора ровно так же, как он смотрел на неё пару минут назад.
Желваки на скулах Верга немного заиграли, но продлилось это мгновение. Секундная озлобленность быстро спала, но всё же была замечена всеми.
– Ну что ж, признаюсь, обыграли, сэр Рафаэль. – засмеялся администратор.
Незаметно для всех к четвёрке сидящих приблизился Алексей. За ним плелась Лизавета, стараясь утащить мужчину обратно на место.
– Ты что, сынок, меня собакой только что назвал?! – зарычал он на Рафаэля, сжимая стальные кулаки.
– Я? Лично вас? Ни в коем разе.
– Так, Алексей, успокойтесь, прошу вас! – Верг вскочил на ноги, встав между агрессором и потенциальной жертвой насилия.
– Ты назвал людей тупыми собаками!
– Ну, в масштабном плане – да. Так и есть, уж простите, но против биологии не пойдешь.
Сая не на шутку перепугалась. Напряжение подскочило до предела. Казалось, конфликта не избежать.
– Да как ты смеешь?! Ладно все эти гуки и прочая требуха! Но мы-то, мы! Сколько выстрадал наш народ, сколько всего сделал для всех, по итогу получив только пинки да издёвки! И ты смеешь нас собаками называть?!
С каждым словом Алексей мотивировал сам себя, всё более распаляясь. Уже и Вану пришлось встать, вместе с администратором сдерживая мужчину.
– Да успокойтесь вы! Возмущаетесь, что вас собакой назвали, а ведёте себя куда срамней! – защитился Рафаэль, допивая свой чай и вставая с места.
– Прошу вас, давайте уйдём, я провожу вас до номера. – взвизгнула Сая.
– Алексей, успокойтесь, голубчик!
– Как тут успокоишься, когда враги сидят так рядом! Аааа, отпустите, это дело чести! Этот подонок и Лизавету Павловну собакой окрестил!
– Да что же это за дурдом? – сквозь зубы прошипел Верг.
– Ага! А мне говорили не называть так это место. – Рафаэль вместе с Саей медленно ретировались к выходу. – Как так, сэр?
– Господи, сейчас не до ваших острот, сэр! Алексей, вы пили своё лекарство?
– Убью сволочь! Отпустите!
– Он не выпил. Мисс Сая, пригласите сюда Луку. И скажите, чтобы поторопился!
Алексей вырвался из сдерживающих его рук как раз в тот момент, когда Рафаэль с девушкой переступали порог куба. Буйный старик схватил первую попавшуюся (да ещё и грязную) тарелку, метнув её в неприятеля со всей мочи. Благо, закрывшаяся вовремя дверь не позволила достигнуть намеченной цели.

Эрос и Веста. Вечерний Ахиллес. 1893 выпуск от 17.03.2128
В комнате для съёмки backstage-сцен к intro стоит Ахиллес и юноша с рыжей копной, смахивающий на модель haute couture. На бывшем Пиррисее[26 - Пиррисий (ледяной) – первоначальное имея Ахиллеса, сына Пелея и Фетиды.] надет традиционный погребальный костюм. Гость же, в своей короткой (чуть ли не кроп-топ) футболке с изображением Микки Мауса, наглядно подчёркивает мнимую разность социально-акцентуационного[27 - Акцентуация – звенья одной цепи, объединённые общими процессами с разной степенью выраженности.] положения, хотя, опять же, пользуясь серьёзными «сказками» людей, два этих персонажа наоборот объединялись в одно слово «миф», не имеющем в сегодняшнем бесчеловечном бытие почти никакого смысла.
– Вы у нас тут как себя чувствуете, Эрос? – начал ведущий.
– Вполне комфортно, спасибо.
– Просто вы так бегаете взглядом, словно ищете в кого бы запустить свои коварные стрелы.
– А, да, привычка. Спасибо, что заметили. Немного волнуюсь.
– А можно поинтересоваться? Где ваш лук?
– Ахиллес, ну какой лук? Сейчас ведь XXII век.
– Я понял, стреляете из пальца, как супергерой?
– Естественно, хотя и это ведь является просто культурной апроприацией.
– Какой вы, Эрос, эрудированный! Без людей не скучаете?
– Давайте поговорим об этом уже…
– Согласен. Полностью с вами согласен. Ну всё, ребята, работаем!
На экране появляется заставка шоу. Начинает играть интродукция с какой-то популярной некогда попсы с барабанным ритмом и саксофоном за компанию. На экране мельтешат абстрактные объёмные фигуры с декоративными ангелами, летающими по диагонали.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71473171?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
«Make like a tree and get out of here» – постоянное выражение БиффаТаннена, героя из трилогии «Назад в будущее». На первый взгляд оно кажется совершенно бессмысленным: «Сделай как дерево, проваливай отсюда». Оригинальное выражение, в основе которого лежит игра слов, звучит как «make like a tree and leave», leave переводится как «уходить», и как «лист на дереве».

2
Ирма Уррея – первая мексиканская чемпионка в спортивном боулинге. Впервые женский зачёт соревнований был представлен в 1972 году. На момент участия Ирме было 45 лет.

3
Подразумевается протагонист романа Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы», впервые опубликованного в 1985 году. Центральный герой произведения Жан-Батист Гренуй с самого детства обладал феноменальным нюхом.

4
Жаргонное сокращение от слова Future. В данном контексте: «будущий клиент».

5
Баухаус – государственная высшая школа строительства и формообразования, существовавшая в Германии с 1919 по 1933 год. Архитектурная и художественно-промышленная школа, обозначившая основные принципы архитектуры XX века. Стиль Баухаус исходит из идеи о том, что в пространстве все должно быть простым, современным и функциональным.

6
Отрывок стихотворения Евгения Анатольевича Хорвата (1961-1993), русского поэта, затем немецкого художника. Из сборника «Раскатный слепок лица: Стихи, проза, письма». – М.: Культурный слой (Издатель В.И. Орлов), 2005. – страница 242

7
Синай – гора в Египте на Синайском полуострове. Согласно Библии, на этой горе Бог явился Моисею и дал десять заповедей. Почитание нынешней горы Моисея как горы Синай является древней христианской традицией, восходящей к началу IV века.

8
Тайная вечеря – монументальная роспись (ошибочно называемая фреской) работы Леонардо да Винчи, изображающая сцену последней трапезы Христа со своими учениками. Создана в 1495-1498 годы в доминиканском монастыре Санта-Мария-Делле-Грация в Милане.

9
В азбуке Морзе кодирование происходит за счёт последовательности сигналов длинных (тире) и коротких (точек). Буква «А» обозначается с помощью точки и тире. Буква «Е» – один короткий сигнал (точка).

10
0,00107991 морской мили равняется двум метрам.

11
Автором теоремы является Карл Вейерштрасс – немецкий математик IXX века. Считается отцом современного анализа.

12
Призрак прошлого Рождества – вымышленный персонаж из произведения 1843 года «Рождественская история» английского романиста Чарльза Диккенса.
Призрак прошлого Рождества – первый из трёх духов (после посещения Джейкобом Марли, его бывшим деловым партнёром), преследующий Эбенезера Скруджа. Этот ангельский и заботливый дух показывает Скруджу сцены из его прошлого, произошедшие на Рождество или около него, чтобы продемонстрировать ему необходимость изменения своего образа жизни.

13
Психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением.

14
USS Энтерпрайз (NCC-1701) – вымышленный звездолёт Звёздного флота класса «Конституция» из сериала «Звёздный путь: Оригинальный сериал».

15
Аббревиатура намекает на знаменитую насмешливую прозвище-анаграмму 1939 года «Avida Dollars» (которая с латыни переводится как «алчный до долларов»), составленную из имени знаменитого сюрреалиста Сальвадора Дали (Salvador Dali). Автор насмешки – Андре Бретон.

16
Пехота, входящая в легион древнеримской армии.

17
Полигональный купол представляет собой ансамбль из многоугольников.

18
Чарли Бакет, Виолетта Боригард, Верука Солт, Августус Глуп – выдуманные герои фильма «Чарли и шоколадная фабрика», поставленный Тимом Бертоном по одноименной повести Роальда Даля.

19
Намёк на самого известного поэта Августовского века. Считается одним из гениев дохристианской эпохи.

20
Акрофобия – страх высоты.

21
Внешне парадоксальные рассуждения на тему о движении и множестве древнегреческого философа Зенона Элейского.

22
Ахиллес и черепаха – одна из апорий Зенона Элейского. Быстроногий Ахиллес никогда не догонит неторопливую черепаху, если в начале движения черепаха находится впереди Ахиллеса.
Ахиллес бежит в десять раз быстрее, чем черепаха, и находится позади неё на расстоянии в тысячу шагов. За то время, за которое Ахиллес пробежит оговоренное расстояние, черепаха в ту же сторону проползёт сто шагов. Когда Ахиллес пробежит сто шагов, черепаха проползёт ещё десять, и так далее. Процесс будет продолжаться до бесконечности.

23
Портьера – дорогая штора на подкладке, выполненная из плотной ткани. Используется для декорирования интерьера комнаты, оконных, дверных проёмов.
Ламбрекен – особый вид украшения портьер в виде драпировок. Располагается сверху над дверьми, окном перед портьерами, закрывает шторный карниз. Бывают жесткой каркасной формы или мягкими.

24
Mon chеr (фр.) – мой дорогой.

25
Немного изменённое выражение: «Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого». Принадлежит анархисту Бакунину Михаилу Александровичу.

26
Пиррисий (ледяной) – первоначальное имея Ахиллеса, сына Пелея и Фетиды.

27
Акцентуация – звенья одной цепи, объединённые общими процессами с разной степенью выраженности.