Главная страница | Русское фэнтези | Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке

Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке
Елена Михалёва
Страшные сказки со всего света. Ретеллинги
Ярга – сирота и недотёпа. Она ищет лёгкий способ обрести счастье и обращается за помощью к кровожадному лесному божеству. Вот только вместо божества ей встречается хитрый Серый Волк. Да и желанный жених Иван-царевич не спешит с «жили они долго и счастливо». Вместо свадебного пира он отправляет Яргу на поиски Жар-птицы. Они приведут к опасным приключениям… или, быть может, приключения подарят истинную любовь?
Добро пожаловать в мир славянского фольклора и тёмной сказки, где всё нам с детства знакомо, но далеко не очевидно!

Елена Михалёва
Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке

© Михалёва Е. А., 2025
© Яна Panda, внутренние иллюстрации, 2025
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025
* * *




Пролог
Злая чернильная ночь расплескала за окнами непогоду. Перун гневался – бил булавой по щиту, высекая громы и молнии. Ярость его изливалась на мир неукротимою бурей, гибелью, от которой не спрятаться.
Но в избушке пахло теплом и свежими ватрушками с творогом. А ещё немного щами с квашеной капустой, которые томились в печи внутри большого пузатого горшка, закопчённого и старого, как его хозяйка. Запах был просто изумительный. Правда, если приблизиться к закрытой заслонке вплотную и потянуть носом, можно было уловить и совершенно иной запах – дух разрытой могилы. Призрачный. Отчётливый лишь в те дни, когда хозяйка гасила угли, чтобы вычистить из печи золу.
– Говорю тебе, она запекает детишек целиком, – прошептал мальчик, сидевший на лавке в углу. – Так все толкуют.
Маленькая сестрёнка в свободной рубашонке и лаптях перестала болтать ножками и уставилась на него:
– Как так, целиком? – Её очи округлились от ужаса.
– Моет в баньке, а потом сажает на лопату и запихивает внутрь. – Он склонил вихрастую голову к начисто вымытой головёнке сестры на тоненькой цыплячьей шейке, белокурой и косматой. – И заслонку задвигает, да так крепко, что не выбраться.
– Не выбраться… – эхом повторила девочка, а сама перевела взор на печку. – Ух, страшненько…
Девочка передёрнула плечиками и бросила взгляд на стол пред собою, где стояло большое серебряное блюдо. По его поверхности само собой бесшумно каталось одно-единственное яблочко. Наливное, душистое, но надкусанное с одного бочка. Заколдованное яблоко показывало детям всё, о чём они просили; не отвечало оно лишь на вопросы о хозяйке. Экий упрямый плод попался!..
– А что, – малышка взволнованно облизала губы, – она только скверных деток ест или всех подряд?
Вместо ответа мальчонка подхватил сестру подмышки и прытко юркнул вместе с ней под лавку. Прижал палец к губам: сиди, мол, тихо. Девочка только кивнула. Разница меж ними была два года, но она привыкла во всём слушаться старшего.
Заскрипело крыльцо, отворилась входная дверь, и во вспышке молнии явилась хозяйка. Торопливо вошла внутрь и заперлась.
– Ух и разгулялось ненастье, – проворчала она. – Все дороги теперь размоет, все тропиночки завалит буреломом, ни пройти ни проехать. Не продраться в мои края никому.
Хозяйка усмехнулась с толикой злорадства. Скинула с себя толстую шерстяную накидку, по которой легко, будто по древесному листку, а не по тканому полотну, стекали дождевые капли. Женщина тряхнула плащ и повесила на крючок, а потом оглядела избушку цепким взглядом.
– Вылезайте, паршивцы! Для чего вас отмывала? Чтоб вы грязь под лавкой собирали? – рыкнула она.
Хозяйка побрела по скрипучему полу поступью утомлённого годами человека, при этом одна её нога будто стучала громче, чем другая.
– Вылезайте, говорю! А не то выставлю за порог в непогоду!
Детишки переглянулись, но всё же нехотя выбрались на свет.
Женщина пред ними была не молодой, но и не совсем уж старой. Её нос казался чуть крупнее от возраста, а кожа была бледна и морщиниста, но взор оставался ясным, даже хитрым. Облачена она была в простую крестьянскую одежду и цветастую шаль с бахромой, а на ногах вместо лаптей носила кумачовые сапожки, будто девица, а не старица. Из-под красиво повязанной вокруг головы косынки выглядывали серебряные ниточки волос.
* * *
– Ну! – гаркнула она снова, хмуря густые седые брови. – Одна морока с вами! Живо на лежанку, пока не застудились после купания! Нужны вы мне хворые!
Мальчонка снова подхватил сестру и закинул её на уютную лежанку, что пряталась меж стеной и печью. Там было темно и жарко среди перин и подушек. Там же лежали их игрушки – тряпичная кукла и красный волчок из дерева.
– Бабушка Яга, – протянула девочка, выглядывая из-за брата. Зубов у малышки было меньше, чем у пожилой женщины. – А правда, что ты деток малых жаришь и ешь?
Хозяйка дома, которая уже принялась хлопотать у печи, вдруг замерла.
– Кто тебе сказал? – Она сурово глянула на мальчика. – Ты! Всё ты! – Она пригрозила ему пальцем. – Вот тебя первым и зажарю, озорника! Только откормлю вас как следует – кожа да кости.
– Маменька говорит, я богатырём расту. – Мальчик гордо задрал нос.
Баба Яга усмехнулась, возвратившись к делам.
– Богатырь, – фыркнула она. – Воды не смог мне натаскать, только на суп и сгодишься.
Мальчонка втянул голову в плечи, насупился.
– Бабушка, – снова протянула девочка, наблюдая за хозяйкой, которая повязывала поверх пёстрой многослойной юбки передник, – а расскажи нам сказку.
– Сказку?.. – Баба-яга задумчиво причмокнула тонкими губами и подошла к детям, чтобы сесть подле них на край лежанки. – И о чём же вы хотите сказку, непоседы?
– О страшном звере из Дремучего леса! – Глаза мальчика загорелись восторгом.
За окном вновь полыхнула молния, громовой раскат сотряс чащобу.
– Или лучше о любви, которая всё побеждает. – Сестра испуганно вцепилась в его плечо.
Баба Яга почесала кончик носа, вздохнула.
– Дайте-ка подумать… – Но размышляла она не слишком долго. – Жила-была одна девица. Нарекли её родители Яргой – Весенним Солнцем. Нарекли да и померли. И оставили бедную Яргу одну-одинёшеньку на всём белом свете, среди чудищ и людей, которые порою пострашнее чудищ. Вот о ней и будет моя сказка…

Глава 1. Тропа в Дремучем лесу
Говаривали, будто на ту тропу ни одна лошадь не ступит – подкованным железом копытам путь в Дремучий лес заказан. Там другие силы царят, древние, безудержные, живущие по одному закону: главный тот, кто сильнее. Да только, помимо главного, обитают в Дремучем лесу и другие создания – те, с кем встречаться не пожелаешь ни днём, ни тем более ночью. Ни одно светлое божество не станет марать о них руки, потому и достались они все ему одному. Велесу.
Кто-то величал его «скотий бог», иные прозвали змеем, демоном без чести и совести.
Что ему только не приписывали! И власть над домашним скотом. И владычество над Навью – миром мёртвых. И умение повелевать любым зверем по эту сторону Яви. Сходились люди лишь в одном – младший брат Перуна поселился в Дремучем лесу неспроста. Причин никто не ведал, но дорогу в чащу предпочли позабыть. Да и что там делать простому смертному? Нечисть разорвёт, нежить косточки обглодает. Милости искать нечего, не проймут никакие мольбы.
Но про тропку слыхали многие, будто вела она в самое сердце Дремучего леса, к терему своего хозяина. Сам Велес пировал там за столом и горя не ведал. Мог убить того, кто посмеет вторгнуться в его владения. Однако же мог и наградить любого, кто отважится пройти по тропе и не сойдёт с неё ни разу, пусть бы лес его пугал и соблазнял, пусть угрожал бы лишить всего.
Ярга шла по тропе с самого утра. В том, что лес был Дремучим, сомневаться не приходилось, она лишь надеялась, что дорогу выбрала верную.
Деревья смыкались вокруг всё теснее. Их стволы были черны, толсты и кривы, они тянули к ней ветви, будто руки. Листвы на них росло мало, а которая была, более напоминала осеннюю, нежели ту, что должна зеленеть в начале лета. В высоких кустах время от времени что-то шуршало. В подлеске по обе стороны от тропы мелькали тени, вспыхивали и гасли чьи-то глаза.
Однажды Ярга услыхала надрывный детский плач. В другой раз, когда чаща вокруг сделалась совсем уж сумрачной, перед ней встала женщина в белом. Та глядела исподлобья и не шевелилась, лишь сквозь неё просвечивали ветки. Ярга заговаривать с ней не стала – не знала она ни молитв, ни имён в своём роду, которые могли бы уберечь от злого духа, поэтому просто покрепче стиснула ручку корзинки и прошла прямо сквозь привидение, а когда оглянулась, позади не увидела никого.
Ярга пошла быстрее. Она старалась не думать о том, как устали ноги в изношенных башмачках, как неуютно было в чужом платье и как тяжела оказалась корзинка в руках. Да ещё и кумачовая накидка на плечах то и дело цеплялась за ветки, но Ярга всё шла и шла.
Пока не наткнулась на волка.
Зверь возник на тропе даже внезапней, чем призрак женщины. Ярга моргнула лишь раз – и вот он уже прямо перед ней. Стоит и глядит, низко опустив голову. Это был громадный, мощный волк с медовыми глазами и густой серой шерстью. Не просто пегой или желтоватой, а насыщенного цвета свежей золы в костре.
Ярга замерла, едва завидев его, – думала, мерещится он ей или взаправду явился.
Но волк не размышлял. Он глухо зарычал, а затем прыгнул. Стремительной стрелой метнулся вперёд, да так внезапно, что Ярга едва успела бросить корзинку. Она попыталась продраться сквозь жиденькие кусты, чтобы удрать, да какой там! Волк рухнул на неё сверху, клацнул зубами, стараясь сомкнуть их на шее девушки.
У Ярги оружия при себе не было, но она привыкла выживать и без него. А жить очень хотелось, не зря же потащилась в это гиблое место! Девушка ухватила волка за шкуру прямо под нижней челюстью и приложила всю силу, чтобы отвести смертоносную пасть в сторону. Тот щёлкал желтоватыми зубами и капал вязкой слюной прямо на лицо, но Ярга держала крепко. Она завизжала на весь лес и принялась лягаться, стараясь ударить зверя в живот побольнее. Казалось, что пальцы вот-вот сломаются о его толстую шкуру. Её отчаянный крик эхом разнёсся по чащобе, пугая зверей и птиц:
– Слезь! С меня! Мешок! С опарышами!!!
От напряжения всё тело трясло, на глазах выступили слёзы, сердце зашлось в груди. И когда Ярга решила, что бороться уже больше нет сил, волк вдруг мягко вывернулся из её хватки, точно ему ничего не стоило это сделать и прежде, прыгнул в сторону и принялся кружить подле девушки.
Ярга заслонилась руками. Она дышала тяжело, пыталась лихорадочно сообразить, чем бы защититься, но они, как нарочно, проломили мелкий орешник и рухнули в траву. Вокруг не было ничего, кроме папоротников и хвощей.
Волк облизнулся. Ярга зажмурилась… Но ничего не произошло.
А когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что зверь нюхает воздух, повернув голову в сторону корзинки, которая валялась неподалёку.
– Что внутри? – спросил он совершенно человеческим голосом, низким и чуть хрипловатым.
– Пирожки, – рассеянно ответила Ярга.
Волк снова облизнулся.
– С чем?
– С олениной. – Она медленно опустила руки. Волк фыркнул, но Ярге почудилось, что он усмехнулся. – Кто ты такой?
Она села, не сводя взгляда с говорящего зверя. Ей доводилось слышать о животных, которые умели молвить на людском языке. Только все те истории обыкновенно заканчивались плохо, потому как зверь всегда оказывался демоном, колдуном или иным душегубцем.
– Я? – Он наконец перестал пожирать корзинку взглядом и вспомнил про девицу. – Серый Волк, не видишь, что ли? – Волк снова фыркнул и прищурился. – Ну, а ты кто такая будешь?
Ярга промолчала. Она знала: с нечистью говорить нельзя, а уж тем более называть своё имя. Имя – ключ к душе.
– Платьишко вроде как нарядное, а вроде как застиранное и с чужого плеча. – Зверь неспешно двинулся вокруг неё. – Красная лента в золотой косице. Плащик алый, будто праздничный. – Он резко скрылся за одним плечом и вынырнул из-за другого. – Невестушка, поди?
Ярга отпрянула, чуть было не упав снова, но Волк лишь скалился, словно хитро улыбался.
– Не невестушка, – покачала она головой.
– Так что ж ты тут позабыла, в этом гиблом месте, да ещё со своими дивными пирожками, от которых пахнет за версту так вкусно, что я чуть тебя саму не сожрал? – Волк усмехнулся, на сей раз ещё отчётливее. – Не оленина будто внутри, а зелье приворотное.
Он вновь обошёл Яргу и сел в траву напротив в ожидании ответа. Девушка вытерла рукавом его слюни с лица, брезгливо поморщилась.
– Я к Хозяину шла, – наконец решилась она.
Серый Волк перестал скалиться.
– К Хозяину? К самому главному в Дремучем лесу? – Он чуть наклонил голову набок: то ли оценивал девушку, то ли изумлялся. – Невесту он не ищет.
– Да уж явно невесты ему ни к чему. – Она поднялась с травы, принялась отряхиваться. Волк вряд ли собирался её есть, но всё же она поглядывала на него с опаской. – Я пирожки ему снести хотела, гостинец преподнести собиралась.
Волк визгливо засмеялся, разинув пасть так широко, что Ярга увидела кроваво-красный язык и глотку. Она сконфуженно потупилась. Одёжка и вправду была на ней с чужого плеча и некогда принадлежала невестушке из соседнего села, но за свои деньги девушка смогла прикупить лишь это, чтобы предстать пред лесным владыкой в мало-мальски приличном одеянии.
– На что ему твои пирожки, ежели он – древнее божество, как говорят? – отсмеявшись, спросил Волк. – Сам-то я стараюсь подальше от него держаться, уж больно он жестокий даже по моему разумению. Но всяко ему не любы окажутся ни пирожки, ни ты сама. Уж прости, голубушка, – кожа да кости, взглянуть без слёз невозможно.
Ярга сердито поджала губы. Не хватало ещё, чтобы шерстяное отродье ей замечания делало и уродиной обзывало.
– Почём тебе знать? – буркнула она и пошла к корзинке. Подняла, открыла плетёную крышку, чтобы проверить, что пироги целы и надёжно спелёнаты чистым полотенцем. – Хозяин тут один совсем. Вот уж много лет, как говорят, он из лесу не высовывался. Когда ему в последний раз такие вкусные пирожки подавали?
Волк встал и снова потянул носом, обращаясь всем телом к корзинке, как флюгер по ветру, закатил глаза. Ярга торопливо захлопнула крышку и встала вполоборота так, чтобы укрыть съестную ношу собой, будто мать – дитя.
Серый Волк усмехнулся.
– Твоя правда.
Он медленно пошёл вокруг девушки, и она принялась так же медленно поворачиваться, чтоб ни спиной к нему не оказаться, ни корзинку ненароком не подставить под жадную пасть. За эти пироги она выложила пекарю немало.
– А тебе какое дело? – Ярга прищурилась. – Уж не ты ли сам хозяин этого Дремучего леса?
– Я? – Волк развеселился. – Нет, к счастью. Я из тех его слуг, кто вечно в дозоре. Приглядываю за границами, чтоб такие, как ты, настырные девицы к Хозяину не совались.
– Хорош дозорный. – Ярга прижала к себе корзинку покрепче. – Я уж вон как далёко забралась.
– Твоя правда. – Зверь подошёл ближе. От него так и веяло гибелью и опасностью. – Так что за дело у тебя к Хозяину, что пирожки понесла ему в угощение?
Ярга замялась. Сказать правду? Вдруг решит, что это глупости, и прогонит её, а то и вовсе убьёт?.. А солгать – так точно сразу догадается и не обрадуется. Правду, стало быть.
– Слышала я, что у Велеса под его теремом – подвалы, а в подвалах – сундуки с золотом, и…
Волк снова визгливо захохотал, ужасно обидно и презрительно.
– Ты, никак, блаженная? Или просто дурочка деревенская?
Он продолжал скалить желтоватые зубы в насмешливой ухмылке.
– Сам дурак, – буркнула Ярга и поплелась обратно к тропинке сквозь папоротники и проломленный орешник.
Серый Волк потрусил следом. Он даже не пытался её остановить.
– Живёт он в тереме, ты сама сказала, – говорил он на ходу. – Нет у него подвалов, только погреб, а в погребе том – репа, свёкла и морковка. Нет у него золота.
– Врёшь, – не оглядываясь, бросила девушка. – Всегда Перуна изображают со щитом и оружием, а брата его Велеса – со златом и в медвежьей шкуре.
– Так на заборах дети углём и не такое малюют, нельзя всему верить, – парировал Волк, а затем вкрадчиво продолжил: – Да коли и есть у него сокровища, зачем ему с тобой делиться за пирожки, пусть и с олениной?
Ярга не ответила.
– Были у него княжны и царевны, – не унимался болтливый зверь. – Были богини. Даже колдунья, которая лебедицей обращалась, была. На что ему нищая чернавка?
Ярга бровью не повела – её и обиднее называли.
– Ну хорошо, допустим, я тебя пропущу, – размышлял вслух Волк. – Ты пересечёшь Дремучий лес и никого из моего племени, по счастью, не встретишь более. Но Хозяин говорить с тобой не станет, убьёт на месте. Ты ведь слыхала, что вокруг терема у него частокол, а на том частоколе – черепа с горящими глазами?
– Слыхала.
– И что?
– Пусть убьёт, если выслушать не пожелает, мне терять нечего, – бесцветным тоном ответила девушка. – Да и злато мне не так уж надобно, а вот от его помощи я не откажусь.
Волк, уставший плестись в хвосте, в несколько прыжков обогнал её и встал, преградив тропинку. Остановилась и Ярга.
– Какая такая помощь тебе нужна? – Его уши напряжённо вздрогнули.
– Хочу просить, чтобы он мою жизнь сиротскую наладил. – Она рассеянно улыбнулась, указав на корзинку, ручку которой сжимала мозолистыми грязноватыми пальцами. – Я потому к нему и пошла с гостинцем. Продала всё, что имела, купила лучшее, что смогла. Он один на белом свете, и я одна, без просвета да без радости. Он меня поймёт, Волче. Я отчего-то уверена, что выслушает и пожалеет. – Она пожала плечами. – А если нет, то пусть лучше убьёт, потому как жить так, как я живу, невыносимо.
Волк больше не скалился. Он глядел яркими жёлтыми глазами совершенно серьёзно и так же серьёзно на пылкую тираду Ярги вымолвил одно лишь слово:
– Убьёт.
– Так тому и быть. – Она сделала шаг. – Пропусти.
Но Волк не двинулся с места. Ярге даже почудилось, что он сделался ещё больше, чем был.
– Ты молода, у тебя всё впереди. Не бывает настолько безрадостной жизни, чтоб с ней расставаться на потеху злому божеству. – Голос Волка звучал тихо и устрашающе, так, что девушка почувствовала мороз на коже. – Велес в эту чащобу попал не за добрые дела, и не от доброты он утыкал частокол черепами, а в лесу поселил душегубцев, среди которых я всё равно что дитятко малое. Уходи, голуба, уноси ноги и не оглядывайся. И дорогу сюда забудь.
– Нет. – Ярга вскинула голову. – Пусть съест мои пироги да выслушает, а коли пожелает, то и печенью моей пусть закусит.
Серый Волк фыркнул.
– Глупость несусветная. Точно блаженная мне попалась. – Он тряхнул головой. – Вот что: помогу тебе сам, не дам Хозяину тебя погубить.
Ярга с недоверием прищурилась.
– Отдай мне пирожки. – Волк не сдержался и с чувством облизнулся, а после молвил быстро и уверенно, так, словно всё уже решено было: – А взамен я тебе помогу, как ты говоришь, жизнь наладить. Велиградский царь ищет невест для троих своих сыновей. Ты по возрасту прекрасно подходишь, да и я покривил душой, когда сказал, что взглянуть не на что. Хоть одному да придёшься по сердцу. Как придёшь в Велиград, скажешь, что ты невеста из старого купеческого рода, ехала издалека, но в лесу на ваш обоз напали и ограбили, убили всех, кроме тебя. Ты сбежать успела и долго пряталась по чащобам от диких зверей и чудищ, пока не набрела на их земли, куда и держала путь.
– Мне не поверят. – Ярга торопливо замотала головой. – Какая из меня купеческая дочка? Я и говорить толком не умею.
– А ты говори поменьше, побольше слушай, – невозмутимо ответил Волк. – Запоминай, что другие молвят. На вопросы отвечай коротко. Улыбайся сдержанно. Глазки в пол опускай. Быстро не ходи. Много не ешь, даже если голодно. Вот и примут тебя за кого нужно. А я уж тебе подсоблю, чтобы ты до места вовремя добралась, тропинку покажу короткую.
Настал черёд девушки усмехаться.
– Тропинку? Да тут, кроме бурелома… – Она попыталась жестом обвести вокруг себя, но вдруг осеклась.
Лес чудесным образом преобразился. Вместо густого колючего подлеска кустились папоротники. Заросли орешника выглядели аккуратными и низенькими. Травы оказались сочно-зелёными, среди них благоухали белоснежные ландыши. Красными капельками блестела на солнце сочная дикая земляника. Свет лился сквозь кучерявые изумрудные кроны. Он позволял различить узенькие тропки, коих здесь теперь было превеликое множество. Ярга задрала голову, не веря своим глазам, когда откуда-то сверху в этом царстве смерти и отчаяния слетела синяя бабочка.
– Как же это? – только и смогла вымолвить она.
– А вот так. – Голос Волка раздался совсем близко.
Ярга опустила глаза. Зверь сидел у самых ног и упирался носом в вожделенную корзинку.
– Ну так что, отдашь мне пирожки? – спросил он.
Она покорно поставила корзинку меж ними прямо на тропу и поклонилась так низко, как только могла согнуться в спине.
– Спасибо тебе, серенький. – Ярга искренне улыбнулась зверю.
– Сначала замуж за царевича выйди, а затем уж благодари. – Волк откинул мордой плетёную крышку. – Ну, ступай, тебе туда. – Он указал головой на одну из тропок. – На каждой развилке направо сворачивай, вот и выйдешь к Велиграду. Не бойся, по пути тебя никто не тронет.
– Но…
– Ступай, пока не передумал.
– Благодарю. – Она снова поклонилась.
Волк ничего ей не ответил. Он уже нырнул мордой в корзинку по самые уши, развернул полотенце и занялся душистыми пирожками.
Девушка донимать его больше не стала. Подхватила рукой подол и плащ, чтоб не цеплялись ни за что, и едва не бегом припустила по тропке, на которую указал зверь.
Она думала о том, что он, вероятно, обманул её: никакой дороги в Велиград здесь нет и в помине. Но уж лучше бежать сквозь лес, чем быть съеденной громадным серым волчищем, к тому же ещё и говорящим.
Дремучий лес снова сделался более дремучим и менее солнечным, однако тропка под ногами выглядела вполне чёткой, да и вокруг не было ни бурелома, ни страшных хищников. Не попадались призраки, не плакали злые духи, притворяясь детьми. Мелькнул однажды меж деревьями чёрный олень с серебряными рогами и исчез, будто он Ярге просто померещился.
Девица шла до самых сумерек, не остановившись ни разу. Радовалась лишь тому, что не было более тяжёлой корзинки в руках, и боялась, что, едва солнце спрячется за горизонт, чащоба проглотит её заживо.
Но лес внезапно расступился. Всего мгновение назад и просвета впереди не намечалось меж деревьями – и вот Ярга уже стояла на краю опушки на высоком холме. А впереди в долине пёстрой скатертью раскинулся величественный город с бесчисленными богатыми теремами, широкими мощёными улицами, высокими крепостными стенами из белого известняка и ажурным, будто игрушечным, дворцом с яркими маковками куполов на высоких башнях.
Перед нею как на ладони лежал Велиград.

Глава 2. Велиградский царевич
Велиградские земли простирались дальше прочих на запад. Сюда не доходили ни кочевники, ни иные супостаты. С востока Велиград укрывал Дремучий лес. С юга, севера и запада раскинулось бурливое море. Лишь один широкий тракт вёл по южному краю вдоль самого берега. Он огибал Велесовы владения и позволял купцам путешествовать без опаски, потому как сторожевых постов на нём имелось предостаточно. Оттого и вражеской армии мимо было не прошмыгнуть. Вот и процветало западное королевство в тиши и покое.
Правил этими землями царь Демьян – уже немолодой, но всё ещё мудрый и крепкий владыка. Прославился он на ратном поле в пору юности. Защищал соседние государства от угроз, человеческих и колдовских. Богов почитал. В набеги на острова ходил, много золота добыл. Прославился настолько, что пошла за него красавица Добромила, которая и с возрастом очарования не растеряла. Родились у Демьяна и Добромилы трое сыновей. Все красавцы, добры молодцы, один лучше другого.
Старший царевич, Пётр, в ратном деле отца своего превзошёл. Богатырём вырос, мог телегу вместе с лошадью поднять.
Средний царевич, Василий, мудростью и хитростью в матушку пошёл. Науками владел, с богами знакомство водил и договориться мог с кем угодно.
А младший царевич, Иван, удалью и красотой превосходил их обоих. Весь Велиград в нём души не чаял. Простой народ за его доброту желал его наследником царя-батюшки видеть, но в очереди к трону оставался Иван лишь третьим.
До Ярги доходили слухи о велиградских царевичах, да только сплетничать ей некогда было. Она каждую свободную минуту работала, чтобы себя прокормить. Судачили девицы, что царь Демьян надумал всех троих сыновей разом женить, чтоб раздора между ними не было, да и что с того? Ярга в ту пору совсем в невесты не метила, даже за кузнеца не пошла бы, а тут целые царевичи! Куда уж ей! Как могла она предположить, что однажды ноги принесут её к стенам Велиграда?
Город и вправду оказался большим и ярким, как праздничный каравай. Даже в вечерний час на улицах было многолюдно.
Дома здесь большею частью стояли расписные и чистые. В окнах блестело настоящее стекло вместо слюды, а все ставни и наличники обрамляли их разноцветным деревянным кружевом. Во двориках игрушечными домиками красовались колодцы. Вокруг них работали женщины, играли дети и гужевалась домашняя птица: куры, гуси и индюки. Над воротами висели вывески с названиями улиц и именами тех, кто проживает под крышами домов. Никто не выплёскивал нечистоты на улицы. Не воняло конюшней. Под ногами стелилась мощёная мостовая, а отходящие от неё дорожки сплошь укрывал чистый речной песок.
Город виделся Ярге огромным и совершенно сказочным, но заблудиться в нём оказалось невозможно: царский дворец был виден отовсюду. Девушка шла прямо к нему, и к тому времени, как добралась до громадных кованых ворот, в животе уже урчало, а ноги гудели от усталости.
У входа в царские хоромы, как и полагается, стояли стражники, все удалые и бравые ребята, разодетые в одинаковые нарядные кафтаны брусничного цвета с золочёной вышивкой. Их внешний вид заставил Яргу задуматься: если уж простые стражники так хорошо одеты, то каковы же тогда царевичи?
Вот только ворота оказались заперты.
– Тебе куда, девонька? – разулыбался первый приметивший девушку стражник. Остальные молча приосанились в ожидании ответа.
Ярга попыталась припомнить всё, что наказал ей Серый Волк. Она гордо задрала нос и молвила:
– Я не девонька тебе, а госпожа. И ехала сюда со свитой, потому как отец мой пожелал меня замуж за велиградского царевича выдать, да по пути на нас напали разбойники. Я чудом спаслась.
Стражники окинули девицу пристальными взглядами. Затем переглянулись сами, будто не поверили оборванке в красной невестиной накидке.
– Ты прости нас, голубушка-госпожа, – с той же ласковой улыбкой ответил молодой стражник, – но впускать нам никого не велено. Невест и вправду к смотринам много разных приехало, не ты одна такая, вот только все в городе на постоялых дворах ютятся: царь никого не принимает третий день.
– Почему же? – Ярга старалась не растерять гордого вида, но внутренне уже плакала от досады. Чувство голода лишь усиливало мысль, что она пришла сюда напрасно и уйдёт несолоно хлебавши.
– Никому не говорят, – хмуро сказал другой стражник. – То ли болен государь, то ли просто не в настроении, но все смотрины пока отменили. А когда снова невест начнут принимать, нам не сказано.
– Ох, – только и смогла вымолвить Ярга.
Солгали ли стражники? Вдруг она просто слишком бедно одета для кандидатки в царские невестки? Или жён царевичам уже подобрали, а она опоздала? Так или иначе, пришла она только с одной целью – поцеловать запертые двери.
Впрочем, так происходило всегда в её безрадостной и невезучей жизни.
Но молодой стражник оказался куда добрее, чем прочие привратники царя Демьяна. Возможно, догадался, что девушка благополучием похвастаться не могла, и сказал всё так же ласково:
– Не кручинься, ягодка. Отыщи свободную комнату на постоялом дворе и подожди несколько дней. Авось наш государь передумает и снова велит невест смотреть для царевичей, а эти самые невесты ждать устанут к тому времени и поразъедутся по домам, тут ты и пожалуешь.
– Благодарю, добрый человек, – только и ответила Ярга, а потом развернулась и на негнущихся ногах побрела прочь.
Солнце совсем уж село, сумерки таяли, превращаясь в ночь. Идти было некуда. На постоялый двор денег у неё не имелось, даже угол в конюшне она бы снять не смогла. Ни денег, ни еды, ни крыши над головой. Лучше б она сгинула в Дремучем лесу, лучше б не стала слушать Волка.
Куда идти, Ярга не представляла, поэтому просто шла по дороге вокруг дворцовой стены. Хотела найти укромное местечко, где можно поплакать, а ещё лучше – забраться в чей-нибудь огород и съесть прямо с грядки хотя бы морковку, но во всех дворах по пути ей попадались люди. А там, где хозяев было не видать, сторожевые псы зорко следили за порядком, сидя на цепи.
Девушке встречались возвращавшиеся домой ремесленники и патрули стражи. Однажды на неё налетел осоловелый пьяница, который вряд ли вообще осознал, что наткнулся на живого человека. Никому не было дела до одинокой девушки в поношенном свадебном наряде; от этого Ярга чувствовала себя ужасно несчастной и уж хотела было постучаться в первый попавшийся дом и попроситься на ночлег в обмен на любую работу, но вокруг не было ничего, кроме частоколов и запертых хозяйственных построек. Кажется, она забрела в ту часть города, где находились хранилища и амбары.
Девушка покрутила головой, дабы отыскать другую дорогу в переулках Велиграда, да застыла на месте. Слева высилась крепостная стена царского дворца, но здесь её до самых бойниц увивали тугие плети винограда. Растение пряталось по ту сторону и разрослось настолько, что, подобно водопаду, перекинулось в город. К счастью, его ещё никто не догадался обрезать.
Ярга подошла ближе, подёргала лозу – та показалась крепкой достаточно, чтобы выдержать человека, а вот ягоды на ней, напротив, оказались незрелыми. Шальная мысль заставила девушку задрать голову.
Стена возвышалась на головокружительную высоту, лоза могла оборваться, или же Яргу могли поймать, приняв за воровку. Лезть в царский сад – очевидно дурная затея. И всё же там всяко спокойнее и безопаснее, чем на улице. А помимо неспелого винограда наверняка росли и более съедобные плоды вроде слив, груш или даже персиков.
В животе снова заурчало.
Ярга огляделась по сторонам. Она закусила губу и едва слышно захныкала. Волк ничего не говорил ей о том, чтобы лезть через стену, и всё же чем больше времени проходило с их встречи в лесу, тем меньше девушка верила его словам. Серая шкура её наверняка обманул, обхитрил, чтобы выманить пирожки. Хорошо хоть, саму не сожрал…
Ярга отступила от стены.
– Я не воровка, – она вытерла рукавом нос, – и не царская невеста, просто деревенская легковерная дурочка. Но и помирать тут не собираюсь.
Девушка снова огляделась – никого, только вечерняя темень сгущается. Ярга вдохнула поглубже, медленно выдохнула и ухватилась за виноградную лозу.
Весила она мало, едва ли больше отрока, потому как привыкла к скудной пище и тяжёлому труду, была тощей и лёгкой, а ещё достаточно ловкой, чтобы вскарабкаться по виноградной лозе. Ярга очень торопилась: боялась, что её заметят, но тени сгустились, прохладная ночь укутала Велиград так стремительно, словно её наслали колдовством, даже туман на улочках заклубился молочной дымкой. Ни тебе стражи, ни загулявших горожан, только собаки лаяли где-то во дворах, да и то вряд ли на неё.
Девушка добралась до верха и протиснулась меж зубцами стены, оказавшись в проходе, где запросто смогли бы разойтись два человека. Вот только здесь всё заросло лозой и обветшало. Наверное, патрули вообще позабыли об этой части царских владений, потому что с другой стороны раскинулся сад, отгороженный от дворца внутренней стеной поменьше.
Ярга прислушалась, но не уловила ни единого подозрительного шороха, зато разглядела яблоню, грушу, вишню и другие плодовые деревья. На всякий случай она подобрала выпавший из кладки камень и бросила вниз, в кусты, чтобы проверить, есть ли там сторожевые псы, но снова ничего не услышала и тогда решила не терять более времени. Она полезла вниз по лозе, которая здесь была ещё толще и прочнее, по пути несколько раз замирала и прислушивалась с опаской, но к тому моменту, как ноги снова ступили на твёрдую землю, Ярга окончательно уверилась в том, что в царском саду она одна. Перекусит плодами, переночует в тишине, а перед рассветом уберётся отсюда подальше.
Она отряхнула руки, обернулась. И встретилась лицом к лицу с юношей.
Молодой, немногим старше её, высокий и широкоплечий, а ещё такой красивый, что Ярга растерялась более его внешнему виду, нежели тому, что её поймали столь внезапно. У незнакомца были короткие чуть вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, ясные голубые глаза и правильные, слегка надменные черты лица, будто вылепленные придирчивым божеством так безукоризненно, чтоб ни единого изъяна не осталось. Кафтан на нём казался очень дорогим, алого цвета с золотой вышивкой, а плотные порты были заправлены в мягкие остроносые сапоги из блестящей кожи, какой Ярга ни на одном базаре прежде не встречала.
– Так-так, – протянул добрый молодец, скрестив на груди руки. На девушку он смотрел сверху вниз с толикой презрения во взоре. – Кто это у нас тут?
Но Ярга будто язык проглотила. Она шагнула назад и до боли вжалась спиной в жёсткую лозу.
– Воровка, значит. – Юноша приблизился, нависая над ней. – Вот кто повадился таскать яблоки! – Его губы изогнулись в довольной усмешке. – Батюшка будет счастлив. Не думал, что так легко поймаю вора. Идём, голубушка!
Незнакомец схватил Яргу за запястье и потянул за собой.
– Что? Нет! – Она наконец очухалась, упёрлась пятками и попыталась высвободиться, но ничего не выходило. – Я не воровка! Клянусь, что не воровка!
– Ты только что прямо на моих глазах забралась в наш сад, – юноша насмешливо фыркнул, – и будешь говорить, что пришла сюда не для того, чтобы нас обокрасть?
– Вас? – Девушка обмерла.
– Нас. – Юноша самодовольно прищурился. – Ты ступила на земли моей семьи, воровка, и смеешь меня обманывать. – Он окинул девицу оценивающим взглядом. – Признавайся, зачем тебе отцовские яблоки?
– Я-я-яблоки? – заикаясь, вымолвила Ярга. Она предприняла ещё одну безуспешную попытку высвободить руку из стальной хватки. – Да я вообще случайно сюда забралась.
Они оба одновременно подняли глаза. Крепостная стена, через которую перелезла девушка, была высокой и опасной, такую случайно не перемахнуть, поэтому юноша снова усмехнулся.
– Знаю, это прозвучит странно, – Ярга закатила глаза, – но я ехала на смотрины невест к велиградским царевичам. Мой отец человек зажиточный. Он снарядил целый обоз, но в лесу на нас напали, убили всех, кроме меня. Я чудом сбежала, долго бродила по лесу, пока не вышла к Велиграду. Думала, что спасена, пришла прямо к воротам, а стражники сказали, что царь Демьян не велел никого впускать. Предложили подождать. А у меня денег нет ни на жильё, ни на еду, вот я и подумала, что никому не навредит, если я в этом саду заночую и съем пару груш с дерева. За этой стеной всяко безопаснее, чем в городе, да и от груши-другой у царской семьи не убудет.
Словно в подтверждение её слов, живот снова раскатисто заурчал.
Юноша насмешливо приподнял бровь. Ярга покраснела. Она уже отлично понимала, кто перед ней, но всё же решила изобразить дурочку.
– Быть может, ты меня и к царю проводишь, коли ему служишь и сад сторожишь? – Девушка старалась, чтобы голос звучал уверенно.
– Сторожу?! – Лицо юноши вытянулось. – Эка нахалка попалась! – Он со смехом поймал её вторую руку и тряхнул, чуть грубовато и с явным негодованием. – Да ты хоть знаешь, кто я такой?
– Понятия не имею. – Ярга часто заморгала. – Витязь из царской дружины?
– Да я царевич Иван! Младший царский сын! – возмутился он.
– Врёшь! – Она решила играть до конца. – Сам вор, поди. Или стражник, который в сад пришёл, чтоб выспаться в тишине, от службы отлынивая.
– Да как ты смеешь! – загрохотал он и дёрнул Яргу на себя так, что она упала ему на грудь, уткнувшись лицом в камзол. Потом поймал её за плечи, а она подняла на него глаза и вдруг засмеялась. Царевич Иван растерялся. Он осторожно приобнял развеселившуюся девушку, помогая ей устоять на ногах.
– Насмешничаешь? – догадался он. Голос его зазвучал мягче.
– Разве что самую малость, – Ярга отстранилась, выскальзывая из объятий царского сына, а потом повторила уже спокойнее: – Я не воровка. И правду тебе сказала, что свататься шла. Сирота я теперь. – Улыбка её угасла. – И в саду твоём искала спасения, а вовсе не думала батюшку твоего обокрасть. Да и яблоки я не очень-то и люблю.
Иван внимательно выслушал её, а пока она говорила – продолжал рассматривать девицу, даже обошёл вокруг, словно оценивал.
– Ты не знатного рода, – заметил он будто бы с досадой. – Хоть и красивая, но невестой ни мне, ни моим братьям тебе не бывать. Даже если ты отцу понравишься, матушка того не допустит.
Царевич снова задрал голову, изучая в задумчивости виноградную лозу.
– Странное дело, этой напасти тут ещё вчера вроде как не было. Вообще не припомню, чтоб у нас виноград рос. Не могла же она за один день вот так разрастись? – Иван подёргал лозу, и та протестующе затрещала, а сверху посыпались листочки и веточки. – Надо приказать, чтоб срубили, а то сегодня невеста забралась, а завтра – убийца с ножом.
Ярга же подумала про Серого Волка – наверняка это всё его колдовство. Уж если он в лесу мог тропки путать, то виноград бы в два счёта вырастил своим чародейством.
– Говоришь, в Дремучем лесу одна смогла выжить? – Иван с сомнением прищурился, когда девушка кивнула в ответ. – И через стену легко перемахнула. Ловко это у тебя вышло.
– Захочешь жить – и не такое совершишь, – ляпнула Ярга первое, что пришло на ум. Живот снова издал протяжный жалобный звук, напоминая о себе.
– Идём, – вдруг сказал царевич. – Я тебя накормлю, а потом решу, что с тобой делать. – Он заметил, как опасливо глядела на него девушка, поэтому добавил: – Не бойся, не обижу. Зовут тебя как?
– Ярга, – тихо вымолвила она.
– Ярга, – повторил он и вновь усмехнулся. – Чудно?. Не Марья, не Василиса – Ярга, значит. – Он покачал головой. – Идём же, Ярилы дочка. У меня одна мысль только что родилась. Пока будешь ужинать, я тебе о ней поведаю.
Девушка пошла за царевичем в глубь сада. Боялась, что он передаст её в руки стражи, – а нет, Иван провёл Яргу мимо всех кустов и плодовых деревьев к небольшому холму, на котором раскинулась удивительного вида яблоня. Такая, что девушка замерла на месте, едва они приблизились, и смогла вымолвить лишь:
– Ох!..
Иван улыбнулся шире, изучая её изумлённое лицо, словно бы остался доволен реакцией.
– Чему дивишься? Выходит, и вправду впервые видишь? – заметил он. – Не воровка, значит.
Но Ярга на его слова даже внимания не обратила. Она медленно пошла к яблоньке, всё ещё не веря своим глазам. Меж курчавых малахитовых листочков прятались наливные яблочки, вот только яблок таких Ярга прежде не встречала.
– Они что, и вправду золотые? – Она протянула руку и погладила кончиками пальцев висевшее низко яблочко. Кожура была гладкой и будто бы тёплой на ощупь, а ещё мерцала мягким свечением, точно подсвеченная изнутри.
– Золотые, – ответил Иван, который продолжал пристально наблюдать за девушкой. – Батюшка мой эту яблоню вырастил из волшебного семечка. Он все яблочки наперечёт знает, считает их каждый день и ест только по большим праздникам, и то весьма редко. Яблонька новых плодов не даёт, а старые не сбрасывает. Она круглый год такая с тех пор, как выросла.
Ярга убрала руку от волшебного плода, чтоб ненароком не сорвать его неловким движением. Иван взял её за локоток и проводил под самое дерево. Там на траве была расстелена овечья шкура, а на ней стояла корзинка с едой.
– Угощайся, – коротко пригласил он.
Яргу долго упрашивать не пришлось. Она села на шкуру и принялась изучать содержимое корзинки, которое оказалось поистине царским. В первом же надкушенном пироге ей попалась осетрина, в кружевном полотенце обнаружились очищенные орехи, а в маленьком горшочке – отменный мёд, сладкий и душистый. Ярга очень старалась есть аккуратно, не набрасываться на еду и помнить о том, что советовал Волк, но, кажется, голод победил.
Царевич Иван прислонился плечом к стволу чудесной яблони. Он наблюдал за Яргой, чуть наклонив голову набок. Кажется, не замечал того, с каким аппетитом она ела, а больше думал о чём-то своём. Наконец он вдруг протянул к ней руку и коснулся толстой косы. Ярга перестала жевать и подняла на него растерянный взгляд.
– А ты красивая, – задумчиво заметил Иван, – ладная. Не дурнее иных невест уж точно. Да к тому же ловкая, как погляжу. И упрямая, раз смогла в лесу выжить и сюда пробраться. Мне такое в девицах нравится.
Он обошёл Яргу и сел с другого конца шкуры так, чтобы оказаться к ней лицом. Теперь она сама не могла оторвать от него взгляда. Царевич был и вправду столь красив, как про него рассказывали.
– Матушка, конечно, заупрямится. Скажет, мне нужна княжна или царевна в жёны. – Он выудил из корзинки спелую грушу, надкусил с таким удовольствием, что Ярга снова продолжила жевать пирожок с осетриной, которую прежде только на барском столе и видела, а царевич продолжил: – Но я смогу на неё повлиять. Маменька меня крепко любит, как любая мать своего последыша. Так что? Хочешь стать женой моею? Только для этого тебе помочь мне надобно.
– Как? – Голос прозвучал сипло. Ярга кашлянула в кулак, запила мёдом из горшка и снова повторила: – Как помочь?
Иван поднял взор туда, где над головой шелестела листьями волшебная яблоня царя Демьяна.
– Отец заприметил, что кто-то ворует его золотые яблоки. Они у него наперечёт – он ими дорожит пуще, чем иной царь казной. Всё считал и считал, думал, ошибся, но раз за разом каждую ночь одно яблоко пропадало. Отец почётный караул выставил, а яблоки всё равно пропадают, вот он и решил, что вор завёлся прямо во дворце. – Иван задумчиво откусил ещё один бочок у груши. – Отец сон потерял, перестал слугам доверять, всё твердит, что в его стенах предатель. Тут невесты приехали на объявленные смотрины, а батюшка велел дворец запереть. Сказал никого не впускать и не выпускать, покуда вора не поймают. Тогда-то матушка его и надоумила в дозор к яблоне нас по очереди выставлять. Нам-то доверять всегда можно, мы же их дети. Отец этой мысли так обрадовался, что пообещал сделать своим наследником того, кто вора изловит.
Ярга вздохнула.
– И ты думал, что меня поймал? – Она улыбнулась и отправила в рот остаток пирожка. Поиграла бровями, словно извиняясь за то, что не вор. Иван кивнул и с глубоким досадным стоном закинул недоеденную грушу подальше в кусты.
– Сегодня моя очередь стеречь сад. – Царевич прикрыл зевок рукой. – Только все, кто здесь на ночь остаётся, засыпают. Вот я и подумал, что если ты мне поможешь не уснуть и вора изловить, то я тебя награжу.
– И в жёны возьмёшь? – не поверила Ярга. – Щедрое предложение.
– Ежели отец меня наследником престола назовёт, я тебя не просто в жёны возьму, а ножки каждый день целовать буду. – Губы Ивана растянулись в хитрой лисьей улыбке. – На что мне, царевичу, княжна, если проку от неё никакого?
– Верно говоришь. – Ярга отыскала туесок с земляникой и с увлечением принялась за ягоды.
Не спать всю ночь она могла без труда. Ей доводилось стеречь скот от диких зверей, даже у люлек господских деток дежурить, когда те болели. А тут сад, свежий воздух и красавец царевич рядышком. Захочешь – не уснёшь.
Неужто Серый Волк не обманул? Вдруг она и вправду сможет выйти за него замуж и зажить припеваючи? Прощайте, голодные дни и холодные ночи. Прощайте, чужие обноски и объедки. Здравствуй, сытая да богатая жизнь.
– Так что? – Иван протянул раскрытую ладонь. – По рукам?
– По рукам. – Ярга с довольной улыбкой её пожала, а затем выудила из туеска ягодку покрупнее и поднесла к губам царевича. – Изловим вашего вора.
Иван резко подался вперёд и поймал предложенную ягоду губами, захватив и пальцы девушки. Ярга отпрянула от него и весело засмеялась.

Глава 3. Жар-птица
Золочёные яблоки мягко мерцали в сумраке. Ласковая летняя ночь обняла сад. Тени пропитали каждую его пядь живою угольной чернотой, только эти тени вовсе не были страшны, не вызывали ужас, как случалось в Дремучем лесу, когда за каждым деревом мерещилось чудище с когтищами и зубищами. Напротив, темнота в царском саду мнилась чересчур ласковой, будто заколдованной. Она нашёптывала в самое ухо, словно напевала колыбельную, и в звуках этой колыбельной слышались шорох листвы и пение одинокого соловья где-то в глубине сада. Если бы не Иван с его бесконечными разговорами, Ярга бы точно давным-давно уснула прямо под яблоней. Она сидела напротив царевича, прислонившись к стройному яблоневому стволу, и слушала его истории о жизни во дворце.
Юноша оказался необычайно словоохотлив. Кажется, он мог болтать без умолку до рассвета, но Яргу это вполне устраивало. Впервые за долгое время она была сыта и довольна тем, где находилась. Да и общество велиградского царевича грело душу, манило сладостным обещанием провести с ним всю жизнь и вместе встретить старость, будучи не голодной сироткой, но настоящей царицей.
Одно лишь смущало Яргу: во всех историях Иван оказывался вящим героем, доблестным спасителем и могучим витязем, в то время как его старшие братья отдувались где-то на вторых ролях.
– …А как заманил водяной Петра в свой омут, тут мы с Василием и подоспели. И пока средний мой братец старшего вытягивал прямо за волосы, я с этим лысым чёртом и схватился, – живо рассказывал юный царевич, при этом очи его блестели заразительным задором. – Вообрази, голубка. – Иван пересел к девушке вплотную, одной рукой обнял её за плечи, а другой повёл пред собой, будто рисуя широким жестом поле брани: – Ледяная луна глядит сквозь рваные тучи. Берег вокруг скользкий и болотистый, в зарослях камыша мелкая нечисть копошится. Один мой брат другого с криками тянет из омута, а того будто что-то за ноги удерживает. А я отцовским мечом размахиваю так, что булат свистит, словно живой.
Ярга затаила дыхание, когда царевич прижал её к себе теснее. Она глядела на него во все глаза и не могла скрыть глупую счастливую улыбку, которая так и цвела на устах вот уже несколько часов кряду.
– А что же водяной? – спросила она, когда Иван повернулся, чтобы посмотреть на её реакцию.
– Пока он в воде находился, дотянуться я до него не мог. В родной стихии он слишком скор и опасен, но я быстро смекнул, как его перехитрить. – Царевич подался к девушке и лукаво прошептал: – Что я сделал, как думаешь?
Ярга замотала головой и выдохнула:
– Не ведаю. Что?
– Я стал кричать братьям, будто нашёл место, где его дочь-русалка хвост сбросила, и теперь сожгу его в отместку за то, что водяной решил Петра погубить. – Иван с довольным видом ухмыльнулся, наблюдая, как открылись от удивления уста Ярги. – Тут водяной и вылез на берег, за дочку испугавшись. Толстый, скользкий, страшный, как лупоглазая жаба, пузо громадное, всё бородавками покрытое, между пальцами – перепонки, в косматой бороде – гнездо пиявок.
Девушка вздрогнула от отвращения, и царевич охотно погладил её плечо, будто успокаивая.
– А дальше что? – прошептала Ярга.
– Дальше я подпустил его, косолапого и неуклюжего, к себе поближе, а потом рубанул булатным мечом со всей силы. – Он жестом показал направление удара. – От пупа до грудины рассёк так глубоко, что все кишки наружу повылезали, а в кишках у него – одна тина. Ну а вторым ударом снёс ему башку, он даже испугаться не успел.
– Ох! – Зато Ярга успела испугаться. Возможно, немного преувеличенно, дабы обрадовать царевича.
– Как водяной дух испустил, сразу Василий Петра из омута и вытянул, будто тот из неведомого силка освободился. – Иван отвернулся, чтобы спрятать зевок. – Пётр одумался мгновенно, позабыл и свою русалку, и морские сокровища, которыми грезил, словно злые чары рассеялись.
– А русалка? – робко уточнила Ярга.
– А что русалка? – лениво переспросил Иван, а затем презрительно усмехнулся. – Сгинула эта ведьма сразу, как я отца её убил. Может, и не было её вовсе, а лишь колдовской морок водяного.
Ярга мысленно с ним не согласилась, однако вслух предпочла промолчать, чтобы не расстраивать «жениха».
В той деревне, где она выросла, говорили, что русалки – утопленницы, чьи судьбы до сих пор связаны с миром живых. Русалками становились утонувшие невесты или женщины, утопившие собственных детей. Дочерьми водяного они никогда не были, хоть и почитали хозяина ближайшего водоёма как родного отца, потому что тот о них заботился. Вот и та русалка, что очаровала царевича Петра, никак не могла оказаться дочкой водяного, но она точно не простила бы Петру того, что из-за него её добрый покровитель погиб от булатной стали.
Была у Ярги и ещё одна версия: русалку извели в тот же день, дабы снять наложенный ею на царевича приворот, и, вероятно, не менее жестоко, чем любую иную нежить. Возможно, заживо предали огню или заставили ступить на священную землю капища, чтобы она обратилась пеплом. Так или иначе, Иван предпочёл о правде умолчать.
То ли разговоры утомили его, то ли поздний час: взор царевича сделался замутнённым, а улыбка – мягкой и сладкой, как патока. Он не сводил глаз с Ярги, всё разглядывал её лицо, приблизившись почти вплотную.
– До чего же ты хороша, Ярга, весеннее солнышко, – тихо вымолвил он, растягивая слова, точно довольный кот. – Я подобных ясных очей ни у одной царевны не видел и никогда прежде столь гладкой кожи не касался.
С последней фразой он поднял свободную руку и медленно провёл тыльной стороной ладони по щеке девушки. Волнительно и неловко ощутила себя Ярга, потому и захихикала, как девчонка. Иван потянулся к ней без всяких предупреждений, чтобы заполучить поцелуй, да так и замер, не посмев коснуться устами её смеющихся губ. Ярга чуть наклонила голову и вкрадчиво осведомилась:
– А ты скольких царевен касался и в ясны очи заглядывал?
Иван усмехнулся в ответ. Он немного отстранился, но девушку из рук не выпустил.
– До чего же ты потешная девица. – Он как бы невзначай погладил её плечо.
– Разве? – Ярга вскинула брови.
– Я ведь царский сын, – напомнил Иван. – Мне многое дозволено, о чём иные и помыслить не могут.
– Например, сидеть под яблоней и сторожить неведомого вора, который искусно забирается в ваш сад каждую ночь? – съязвила она, а потом вдруг зевнула, прикрыв губы ладошкой.
Следом за ней зевнул и царевич. Улыбнулся, покачал головой.
– Что за диво такое? – Ярга потёрла глаза. – Спать хочется, будто я неделю не спала. Веки точно каменные, и язык тяжёлый, с каждой минутой всё тяжелее.
Иван тряхнул вихрастой светлой головой, отгоняя сон.
– Это всё сторожевое колдовство, которым наш сад окружён, – исподволь признался он. – Батюшка с матушкой его много лет назад придумали, чтобы ночью в сад ни один человек проникнуть не смог, а колдовство против них и обернулось. Теперь тут никто стражу нести не может, разве что мы с братьями, и то Пётр с Василием в прошлые ночи уснули. Теперь вся надежда на меня.
Ярга опустила очи и, с трудом сдерживая улыбку, спросила:
– Рассчитываешь, что я не дам тебе спать?
Иван принял её вопрос за неприкрытое заигрывание и будто бы даже не возражал. Вместо ответа он вновь потянулся к Ярге, чтобы получить поцелуй. На сей раз она не сопротивлялась и позволила их губам встретиться, из одного лишь любопытства. Ей было ужасно интересно, каково это – целовать настоящего царевича, такого, кому от тебя ничего не нужно, красивого, молодого и удалого.
Иван целовал пылко, с жаром и усердием, будто и в любовных делах желал сделаться лучшим. Уста его оказались такими требовательными, что бедная Ярга на некоторое время лишилась возможности дышать.
Ей всегда было любопытно, каково это – целовать возлюбленного, того, с кем чувства взаимны, с кем желаешь разделить жизнь в горе и в радости. Но так уж сложилось, что Ярга знала на своём недолгом веку больше горя, чем радости, а все прежние поцелуи не дарили ничего, кроме смущения. Они были поспешны и наивны, сорваны впопыхах такими же безродными юнцами, как и она сама.
Однажды Ярга вскользь поцеловала молодого мясника за то, что тот отдал ей свежий телячий язык, но то была своего рода плата за угощение. В другой раз на ярмарке её поцеловал витязь из княжеской дружины, но он был пьян, и Ярга ужасно испугалась его настойчивости, поэтому убежала быстрее, чем он успел обнять её как следует.
Ни один из тех поцелуев не значил ровным счётом ничего. Столь же пустым оказался и этот, пустым и неправильным.
Ярга запаниковала. Подумала, что отталкивать царевича нельзя – можно лишиться его расположения, но и позволять лишнего не стоит, ведь тогда она покажется Ивану чересчур ветреной.
Вот только и сам царевич будто не предназначался ей судьбой вовсе. Его губы оказались влажными и слишком жадными. Они имели привкус тех яств и вин, которые Иван вкушал за вечерней трапезой, но теперь от них осталась лишь кисловатая горечь. Его руки цепко обняли Яргу, от этих настойчивых объятий, похожих на капкан, девушка ощутила удушливую тесноту в груди. С растерянностью она наблюдала за тем, как Иван в упоении прикрыл глаза, наслаждаясь то ли поцелуем, то ли самим собой.
Девушка рассеянно подумала, что это их первый поцелуй и, если она действительно однажды станет его женой и царицей, он очень важен. Почему же важности не ощущалось ни капли? Ни волнующего трепета любви, ничего, лишь неотвратимо возросшее желание убежать.
Да и какая между ними могла вспыхнуть вдруг любовь? Она и знать-то Ивана толком не знала. Вместо страстного, пылкого чувства к прекрасному велиградскому царевичу не возникало ничего, кроме мыслей о том, что всё это какая-то нелепая ошибка. Что, если Серый Волк имел в виду вовсе не Ивана, когда говорил о возможном женихе?
Ярга ощутила болезненную досаду, от которой захотелось расплакаться. Мысленно она взмолилась всем известным богам лишь об одном: чтобы этот поцелуй поскорее прекратился. Она возвела очи к небу, туда, где в изумрудной листве мягко мерцали золочёные яблоки царя Демьяна, но свет в ветвях оказался отчётливее, чем прежде. Будто маленькое солнце опустилось в заколдованный сад и задремало в кружевной листве.
И солнце это шевелилось.
– Род всемогущий, – прошептала Ярга в раскрытые уста царевича.
– Ты такая нежная, – с мечтательной улыбкой пробормотал Иван в ответ.
Но она отстранилась и прижала ладонь к его губам. А когда царевич распахнул глаза в растерянности, показала наверх. Они с Иваном одновременно задрали головы.
Свет Ярге вовсе не померещился. Он действительно был там, будто от настоящего огня, словно яблоня вдруг загорелась. Только ни дыма, ни запаха гари не было.
В ветвях почти у самой верхушки сидело живое существо, изящное и объятое огнём. Языки пламени скользили по его телу, ничуть не вредя ни ему, ни дереву. Красно-оранжевый огонь янтарными всполохами повторял каждое движение создания размером не больше курицы, с очень длинным хвостом. Пламенное чудище не издавало ни звука, лишь знай себе щипало одно из золотых яблок.
– Что это? – едва слышно произнёс Иван, наконец выпустив Яргу из объятий. – Бес какой-то?
Царевич медленно встал, чтобы лучше разглядеть бессовестного огненного вора. Встала и Ярга, не сводя глаз с существа среди ветвей.
Она не могла поверить тому, что видела. Подобные создания, как ей казалось, вовсе не водятся по эту сторону Яви. Она слышала о них легенды, сказания и песни и никак не думала, что встретит одно из них. Но, с другой стороны, она и с царевичем этой ночью целовалась впервые.
Губы Ярги растянулись в восторженной улыбке, когда она прошептала с детства знакомую песенку:
– Там, где ведьма сожжена,
Из углей она родится,
Раскалённой докрасна
Вылупляется Жар-птица.
Будто в ответ на её слова пламенное создание шевельнулось, повернулось, расправило и сложило крылья, на ярких перьях которых плясали чарующие всполохи колдовского огня.
– Это Жар-птица, – отчётливее и радостнее объявила Ивану Ярга.
Она глянула на него, схватила за рукав и легонько потрясла. Велиградский царевич казался ошарашенным, по одному взгляду на него становилось ясно: Иван ничего подобного не ожидал.
– Вот поэтому никто вора поймать и не мог. – Он снова задрал голову. – Негодница повадилась прилетать по воздуху, покуда её ждали на земле.
Жар-птица тем временем продолжала клевать яблочко, не обращая внимания ни на что. Иван же заметно оживился. Стал оглядываться по сторонам в поисках того, что могло пригодиться, но у них не было ничего, кроме корзины с провиантом, шкуры и меча.
– Эх, я лук и стрелы взять не догадался, – прошипел он и стукнул себя ладонью по лбу.
– С ума сошёл?! – Ярга сердито нахмурилась. – Нельзя такую красоту убивать только за то, что она вздумала яблоками полакомиться.
– Ты права, – согласился Иван, не обратив внимания на столь непочтительное отношение к своей благородной персоне. – Надо её как-то изловить и к отцу доставить.
Ярга прикинула высоту, на которой сидела огненная птица. Ей доводилось залезать на деревья и повыше, вот только яблонька выглядела совсем уж стройной. Но мешкать было нельзя: птица могла в любое мгновенье насытиться и улететь, если они не спугнут её раньше.
Недолго думая, Ярга скинула алый плащ, оставшись в одном платье.
– Подсади-ка меня, – велела она Ивану.
Царевич оказался смышлёным. Он подошёл к стволу и сложил руки в замок. Ярга поставила ногу и ухватилась за ветку покрепче. Иван поднял её легко, будто она ровным счётом ничего не весила. Девушка напрягла руки, подтянулась и полезла вверх. Она старалась двигаться бесшумно и осторожно. Иван же внизу догадался обхватить ствол обеими руками, чтобы тот поменьше раскачивался.
И всё-таки Жар-птица её заметила. Искоса глянула вниз большим медовым глазом и медленно отступила по ветке дальше, ловко перебирая когтистыми лапками.
Ярга замерла, затаила дыхание, дождалась, пока пернатое чудо вновь отвернётся к вожделенному яблочку. За это время девушка успела как следует разглядеть огненную птицу.
Та напоминала большущую свиристель с задорным хохолком и забавными узорами вокруг глаз, но хвост у неё был длинным, будто шлейф царицы, а по красно-оранжевым перьям текли язычки огня. Они повторяли её движения – то глядели вверх, то вниз, то вовсе колыхались в воздухе, будто ветер играл пламенем свечей. Но Ярга любовалась Жар-птицей не слишком уж долго.
Когда заколдованная красавица вновь занялась золочёным яблочком, девушка подтянулась повыше и замерла. Убедилась, что птица не глядит на неё вовсе, протянула руку и ухватилась за пламенный хвост.
Но едва пальцы сомкнулись на перьях, Жар-птица вспорхнула и рванулась прочь с пронзительным криком.
Разумеется, колдовской огонь не обжёг кожу, но удержать её оказалось попросту невозможно. Перья заскользили меж пальцев, словно новенькие атласные ленты.
– Держи её! – заорал где-то внизу Иван.
Ярга шагнула по хлипкой веточке дальше. Поспешно вскинула вторую руку, хватаясь за ускользающий хвост так крепко, как только могла. Жар-птица забила крыльями, с которых посыпались искры, и вырвалась. Взмыла вверх к усыпанным звёздами небесам и помчалась на восток, будто живой пламень к ещё не родившемуся солнцу.
А Ярга потеряла опору и полетела вниз, с треском ломая ветки.
Благо яблонька была молодой и невысокой, а царевич Иван – юношей ловким и скорым. Он поймал девушку на руки и едва не опрокинулся сам.
– Цела? – выдохнул он, заглядывая в исцарапанное лицо Ярги. Царевич хмурился.
– Упустила. – Она со слезами в голосе озвучила его мысли. А потом показала Ивану то, что осталось в руке.
Это было пламенеющее перо Жар-птицы, яркое, как живой светоч.

Глава 4. Пойди туда – не знаю куда
Однажды ей довелось присматривать за барской дочуркой. У девочки были пёстрые куклы в таких же пёстрых платьях, расшитых настоящим стеклянным бисером. Каждое кукольное платье стоило дороже, чем её нынешнее облачение. Куклы те хранились в резном ларце, расписанном под сказочный терем. В царских палатах Ярге почудилось, что она очутилась внутри того самого ларца, даже вся местная знать напомнила ей таких же кукол – дорогих снаружи, но набитых простой соломой. От подобных мыслей по спине пробежал холодок.
Остаток ночи они с царевичем провели в саду – наблюдали за яблонькой в надежде, что Жар-птица воротится к вожделенному угощению. Не воротилась.
Ярга куталась в отсыревший плащ и жалась спиной к яблоневому стволу, клевала носом, стараясь не спать изо всех сил. Иван сидел на траве напротив, скрестив ноги. А меж ними лежало пылающее перо. Царевич глядел на него, как заворожённый, колдовское пламя смущало его разум, но тем, о чём Иван размышлял, делиться он и не думал. То хмурился, то потирал подбородок, то касался плеча Ярги, чтобы разбудить её, но более не обнимал и о поцелуях позабыл. А когда медовые рассветные лучи заблестели в росе, где-то в отдалении громко лязгнул железный замок.
От этого звука Ярга вздрогнула.
– Не страшись, – усмехнулся царевич. – Это садовый затвор отперли. За мною дружина явилась. Отец к себе зовёт, значит, – объяснил он, поднимаясь на ноги.
Девушка потёрла глаза – сна и вправду как не бывало, словно не замок отомкнули, а чары развеяли.
Царевич тем временем отряхнулся и протянул Ярге руку, чтобы помочь подняться.
– Что в сад ночью пробралась, не признавайся, – негромко наставлял он. – Я скажу, что сам тебя впустил. – Иван спрятал перо за пазуху. – Во всём со мной соглашайся, далеко не отходи. У меня одна толковая мысль есть, может, выгорит.
Последнюю фразу он вымолвил так тихо, чтобы лишь девушка услышала, потому что на садовой тропинке показались аж четверо ратников.
Все они – высокие и плечистые красавцы, как на подбор, – носили короткие бороды на загорелых скуластых лицах. Поверх красных рубах рыбьей чешуёю блистали кольчуги с мелкими звеньями. Добротные сапоги были начищены до скрипа. На поясах в ножнах красовались короткие мечи. С другой стороны поясов были заткнуты расшитые рукавицы. Не ратники будто, а парадный конвой на гуляньях.
– Припозднились вы, – вместо приветствия Иван лишь хмуро махнул им, а потом кивнул на Яргу. – Девушку не обижать, она со мной пойдёт к царю-батюшке. Ожидает он меня?
– Ожидает, – ответил старший. – Глаз ночью не сомкнул, измаялся.
Ратники украдкой обменялись взглядами. На Яргу они посматривали с интересом, но вопросов задавать не посмели, наверняка одинаково подумали о том, что воровку царевич так привечать не стал бы. А что ещё им на ум пришло, Ярга знать не хотела, но их тонкие улыбочки ей не понравились.
Девушка поспешила за Иваном по тропинке прочь из сада. На стражников решила вовсе не оглядываться, пусть себе зубоскалят. Её куда сильнее занимала предстоящая встреча с царём Демьяном, о котором она слышала превеликое количество историй. Правда, теперь её занимали лишь две из них: о несметных богатствах и о суровом нраве.
В правдивости рассказов о богатствах Ярга убедилась сразу же, как только следом за Иваном покинула сад, прошла сквозь двери, служившие чёрным ходом, и очутилась во дворце. Именно в тот миг и вспомнился ей разукрашенный ларец с куклами.
Барская дочка так и не позволила Ярге к ним даже пальцем прикоснуться. Сказала, что руки у неё грязные.
Несмотря на ранний час, царские палаты оказались полны разодетых дворян, а ещё сновавших повсюду слуг и дружины. Похоже, царь беспокоился не на шутку, и это его беспокойство передалось всем вокруг.
Они шли из зала в зал, ступая по широким тканым коврам с замысловатыми узорами, и Ярга исподтишка любовалась великолепием. Резные колонны из дерева подпирали высокие расписные потолки. На стенах красовались разноцветные орнаменты и целые мозаики из золота, серебра и поделочного камня разной ценности. Чем ближе к тронному залу, тем больше оттенков красного встречалось на пути. Они будто ныряли внутрь золочёной утицы[1 - Расписной деревянный ковш в виде утки (прим. ред.).], наполненной до краёв рубиновым вином.
– На отца не гляди. Матери не перечь. Братьев не замечай, – наставлял по пути Иван, пока Ярга взволнованно семенила за ним. – Молвить буду я.
Более ничего он не сказал, правда, успел несколько раз любезно поприветствовать знатных мужчин, в чьём влиянии при дворе Ярга не сомневалась. Она с детства умела отличать тех, кто просто дорого одет, от тех, кто действительно важен.
Когда впереди показалась огромная двустворчатая дверь с узором из ветвей и яблок, сердце в груди замерло от страха: пред царями ей представать ещё не доводилось. Девушка только теперь подумала о том, что совершенно не представляла, как себя вести.
Дверь распахнулась пред ними.
Иван даже ходу не замедлил. Из-за его плеча Ярга увидела огромный круглый зал с распахнутыми настежь витражными окнами и золотыми колоннами, меж которыми толпились бояре. А впереди на возвышении бок о бок стояли два трона, за которыми сиял алый витраж, изображающий рассветное солнце.
На правом восседал сам царь Демьян в расшитом красно-синем кафтане, кумачовых сапогах и заправленных в них бархатных штанах. Не было на нём ни венца, ни шапки. На челе прорезались залысины. Густая тёмно-русая борода серебрилась седыми нитями. На утомлённом благородном лице пролегла паутина глубоких морщин. Светло-карие глубоко посаженные глаза показались Ярге преисполненными безумного отчаяния. Да, он когда-то был богатырём – это угадывалось в его облике, осталось в осанке и широком развороте плеч, – но Ярга ожидала увидеть кого-то более внушительного.
Куда сильнее её поразила царица, уже немолодая, но всё ещё великолепная Добромила. Расшитая яхонтами кичка[2 - Старинный головной убор замужней женщины с острыми торчащими вверх, как рога, концами (прим. ред.).] скрывала волосы. Глухое платье с воротом под горло и длинными рукавами было сплошь усеяно каменьями, при каждом движении они искрили мягкими бликами. Но острый взгляд серых глаз тёплым назвать было невозможно.
– Батюшка! Матушка! – Иван прошёл прямо к тронам и опустился перед ними на одно колено.
Ярга догнала его и тоже спешно присела, поклонившись. Дворянкам падать на колени не положено, однако старая память и волнение дали о себе знать. Девушка чуть не рухнула лицом в пол по привычке. Вовремя одёрнула себя: нельзя, она же царскую невесту изображает, а не деревенскую дурочку.
– Встань, – коротко велел царь Демьян, в нетерпении стиснув подлокотники трона. Его сиплый голос дрожал. – Говори.
Добромила тем временем глядела вовсе не на сына. Она вперила в Яргу такой пристальный и недоверчивый взгляд, что девушке показалось: пятки вот-вот вспыхнут!
Иван поднялся.
Поднялась и девушка за его спиной, но взглянуть на царскую чету не смела даже искоса. Ковёр под ногами в один миг сделался необычайно интересным.
– Царь-батюшка, – слегка вальяжно начал Иван, и его глубокий глас зазвучал в палатах красивым эхом, пред которым замерли все, – мы узнали, кто ворует твои яблочки.
– Неужели сие неразумное дитя? – Брови царя Демьяна взлетели в изумлении, когда он жестом указал на Яргу.
– Вовсе нет. – Девушка не видела лица Ивана, но по его тону поняла, что тот улыбался. – Позвольте мне поведать всё по порядку.
– Мы тебя слушаем, – звонкий властный голос Добромилы поторопил сына. Похоже, царице и самой не терпелось узнать, что же произошло ночью.
– Эту милую девушку зовут Яргой, – представил её Иван, но даже головы к ней не повернул. – Она к краже яблок никакого отношения не имеет. Ярга из тех невест, что прибыли в Велиград по твоему зову, батюшка. Я познакомился с ней в городе накануне и взял с собой в сад, когда настал мой черёд…
– Ты привёл кого-то в мой сад без моего дозволения! – разгневанно прогрохотал царь.
Ярга вздрогнула. Ей захотелось съёжиться на полу. Кажется, она даже в Дремучем лесу местную нечисть так не боялась, как этих добрых людей. И тут Ярга услышала смех. Сей звук произвёл на неё не менее сильное впечатление – она и предположить не могла, что в присутствии рассерженного царя Демьяна кто-то посмеет вообще смеяться. Девушка приподняла голову и бросила растерянный взгляд туда, откуда он донёсся.
Двое молодых людей в сине-алом и зелёно-алом стояли по правую руку от царского трона. И как она их сразу не приметила!
Старший и более темноволосый носил короткую бороду. Был он порядком выше и крепче на вид. На челе сидел головной убор вроде расшитой золотом красной шапки, а у пояса в ножнах висел длинный кинжал. Помимо Ивана, оружия в этом зале более никто не носил, даже стража с алебардами стояла за дверьми у порога.
Второй молодой мужчина, светловолосый и более надменный, выражением лица походил на царицу Добромилу как две капли воды. А ещё в нём угадывались черты младшего брата, Ивана: то, как он улыбался, хмурил брови или скрещивал на груди руки, – они с Иваном делали всё это совершенно одинаково.
Ярга признала в них старших царевичей. Однако последующая часть разговора едва не заставила её сгореть со стыда.
– Ещё бы не привёл! – фыркнул сквозь смех старший. – Вон какая ладная девица, да и шанс представился, любо-дорого.
– Ты Ванюшу разве не знаешь? – Второй, тот, что был в зелёном, толкнул брата плечом. – Он бы и не помыслил отказываться.
Бедная Ярга потупилась, чувствуя, как зарделись щёки. От грязных намёков царевичей ей сделалось ужасно дурно. С царской невестой всяко так говорить не положено, да только ответить она ничего не могла, будто онемела.
– Пётр! Василий! – рявкнул царь, не поворачивая в их сторону головы.
– Вы бы молчали, аспиды. – Иван с усмешкой встал так, чтобы Ярга оказалась подле него, а не позади. – Нечего насмехаться над чужими успехами, покуда сами опростоволосились.
Бояре в зале зашушукались.
– Ванюша, – Добромила не повышала голоса, но стоило царице открыть рот, как умолкли все: и бояре, и сыновья, – после пререкаться будете. Говори, что вы с девушкой узнали минувшей ночью.
Пётр и Василий снова обменялись насмешливыми улыбками, но Иван на сей раз не обратил на них внимания.
– Вора мы видели, – громко отвечал младший царевич, горделиво выпятив грудь. – Не по земле он явился, а по воздуху, и не человек это вовсе, а Жар-птица. И прилетела она с востока, чтобы яблоко поклевать, а после в том же направлении и улетела. Вот и весь сказ, батюшка.
Зал заполнился удивлёнными восклицаниями, загудел, закипел, будто базар, а не царские палаты.
А Ярга так надеялась, что Иван скажет в защиту её девичьей чести хоть слово, чтобы не думал никто худого о том, почему она вдруг в саду с царевичем одна оказалась. Но нет, видимо, планы у Ивана на уме имелись совершенно иные.
– Да, как же! Жар-птица! – фыркнул царевич Василий. – Что ей в саду нашем делать?
– Яблоки отцовские клевать, – терпеливо повторил Иван, ядовито улыбаясь брату. – Мы своими глазами это видели, а после изловить её пытались.
– Да не поймали! – Пётр размашисто хлопнул себя по коленям и загоготал.
– Хватит заливать, – кивнул Василий, после его взгляд устремился к Ярге. – Ты не Жар-птицу в саду поймал, а с девицей…
Но конец его насмешливого обвинения во лжи так и остался невысказанным.
Царевич Иван молча вытянул из-за пазухи перо и широким взмахом воздел над головой. Оно изогнулось, точно живое, колдовское пламя на нём озарило лик юноши, сделав его прекрасным и одновременно пугающим. Вздох восхищения пронёсся по залу. Вздохнул вместе со всеми и царь Демьян, молча протянув раскрытую ладонь. На перо он глядел так, словно ничего поразительнее в жизни прежде не видел.
– С Яргой мы службу несли на благо царя-батюшки, а что у вас в пустых головах возникло, так пусть там и останется, чтоб хоть чем-то их занимать, – на ходу говорил Иван, пока со всем почтением подавал перо отцу. – Службу свою мы выполнили получше вашего, вот тому доказательство. Прими же его, батюшка, как скромный дар моей верности лично тебе и всему Велиграду. Здесь, под нашей крышей, вы с матушкой все диковинки собрали, какие могли, пусть и ещё одна к ним прибавится.
Царь бережно, будто дитя, принял горящее перо из рук сына. Смятение в его глазах сменилось чем-то, чего Ярга не понимала, но по тому, как Иван едва уловимо улыбнулся, она решила, что царевич добился желанной реакции.
Добромила тем временем склонилась к мужу и оглядела перо в его руках.
– Действительно с Жар-птицы. – Она задумчиво поджала губы. – С востока, говоришь, прилетела? Интересно, где именно поселилась?..
Склонился к пламенеющему перу и царевич Пётр. Оглядел с недоверием, после чего всё-таки нехотя признал:
– Молодец, братец, уличил вора.
– Был бы молодцом, если бы поймал, а не одно пёрышко раздобыл, – проворчал Василий, закатывая глаза.
– Тебе и того не удалось, – сухо ответил Иван, совершенно позабыв, что перо у птицы вырвал не он, а его подруга. Впрочем, и про неё саму он, кажется, забыл.
Тут царь Демьян медленно воздел руку, держа пылающее перо пред собой и не сводя алчного взгляда с сыновьей добычи. Он, прославленный любитель диковинок и собиратель всяческих богатств, наконец обрёл новую цель. Вот только слишком стар был Демьян для подвигов, поэтому Ярга почти не удивилась, когда царь с восторгом объявил:
– Тому, кто достанет мне Жар-птицу, отдам половину Велиграда при жизни, а после смерти и вторую отпишу.
Собравшиеся дворяне заголосили, громче всех – старшие сыновья, первые наследники Велиграда.
– Любому?! – с возмущением воскликнула Добромила, бледнея.
– Любому! – в исступлении ответил царь Демьян, а затем, когда царица коснулась его плеча, пришёл в себя и уже обратился к сыновьям: – Любому из вас троих, разумеется, поэтому лучше поторопитесь.
Кажется, царица перевела дух с облегчением, даже глаза ладонью прикрыла, чтобы никто не увидел настоящей её реакции на мужнино безумное решение.
А вот Пётр с Василием заспорили с родителем наперебой. Никому из них не понравились ни перспектива охоты за Жар-птицей, ни это вынужденное соревнование промеж собой, ни тем более риск потерять законный трон из-за батюшкиной случайной прихоти.
Иван же не стал дожидаться исхода их спора. Он не глядя поклонился отцовскому трону, после чего взял Яргу за локоть и молча повёл прочь быстрым шагом. На лице у него отражалась такая решимость, что девушке он показался в эту минуту невероятно красивым, столь благородным и отважным, что колени подкашивались.
Он вывел её из царских палат в ту часть дворца, где было потише, а народу не оказалось вовсе. Они очутились в белёном коридоре, где из украшений не было ничего, кроме ковровой дорожки и ряда окон с ажурными подоконниками. Иван не сбавил ходу, даже когда они оказались на лестнице, что вела наверх.
– Куда мы идём? – пискнула Ярга.
– В мои покои. Это короткая дорога.
– Зачем? – с сомнением переспросила она, а сама попыталась как бы невзначай высвободить руку.
– Собираться в дорогу, нельзя терять времени.
Перед её внутренним взором тотчас пронеслись цветущие поля, опасные дороги, крошечные деревеньки и блистающие дворцы, а также те сотни людей, которых они повстречают на пути, покуда рука об руку будут выполнять эту совершенно невероятную царскую волю. Несомненно, их ожидают приключения и опасности, которые они преодолеют, а после полюбят друг друга, как в сказке, чтобы о них потом сложили легенды. Совсем как про царя Демьяна и царицу Добромилу…
Сердце забилось в сладостном томлении настоящего, честного счастья. Ярге захотелось ущипнуть себя покрепче, чтобы убедиться, что это всё не сон.
– Мы ведь вместе поедем за Жар-птицей? – с надеждой уточнила она.
Иван остановился так резко, что девушка едва не влетела в него. Царевич развернулся. Он стоял на одну ступеньку выше и глядел на неё сверху вниз взволнованно и слегка раздражённо.
– Нет, моя золотая, – Иван покачал головой, – ты поедешь одна.
– Что?.. – Ярга решила, что ослышалась.
Царевич положил обе руки на её хрупкие, худенькие плечи.
– Это дело я могу доверить только тебе. – Губы растянулись в улыбке, когда он елейным голоском спросил: – Ты ведь хочешь стать моей женой и сделаться однажды царицей всего Велиграда?
– Я…
– Ты ею станешь, если поможешь мне привезти отцу Жар-птицу, даю тебе слово. – Иван сказал это так уверенно, будто всё было делом решённым.
– Погоди. – Ярга медленно сняла его руки с себя. – Я одна не справлюсь.
– О-о-о, – протянул Иван, – я видел своими глазами, как ловко ты перелезла через стену заколдованного сада и как без страха ухватила огненную птицу прямо за хвост. Если кто-то и справится с этой задачей, то лишь ты одна.
– Но я не знаю, куда ехать, – пролепетала девушка.
– Так и я не знаю. – Он засмеялся, словно и вправду сказал нечто забавное. – На восток – вот и всё, что нам известно. И братьям моим тоже. Все поедут на восток.
– Это ведь опасно. – Ярга ощутила неуютный холодок промеж лопатками.
Лицо Ивана вдруг из озорного стало серьёзным, будто резко маску сорвал.
– Именно, – кивнул царевич. – Любой, кто поедет, рискует не вернуться. А я рисковать не хочу. Если с братьями моими что-то худое случится, кто тогда останется единственным наследником? Птицу им не поймать – не из того теста оба сделаны, а вот сгинуть могут запросто.
– А ты…
– А я тебя в путь-дорогу соберу достойно, дам оружие, деньги и собственного верного коня дарую, – невозмутимо обещал он. – И буду тебя на окраине Велиграда в рыбацкой хижине дожидаться. И клянусь пресветлым Родом, что дождусь тебя с Жар-птицей и мы вместе предоставим её моему отцу. Тогда я нареку тебя своей невестой. Так что, ты согласна?
Он снова положил руку на её плечо, сжал, на сей раз ощутимее. А смотрел сверху вниз при этом так, что неясно становилось: то ли поцеловать собирается, то ли с крутой лестницы спустить.
Язык пересох, но Ярга всё же прошептала в ответ:
– Согласна.

Глава 5. Услуга за услугу – помочь хотим друг другу
Дорога извивалась узкой пыльной лентой вдоль холма, Дремучий лес нависал сверху. Деревья будто тянули ветви с кручи в намерении добраться до путника и схватить, уволочь в чащобу на расправу диким зверям, так, чтобы даже косточек не осталось.
Кроны не просто шелестели в вышине на ветру – они протяжно постанывали, как мучимые подагрой старцы, чьи суставы уже не гнутся, а при движении хрустят, причиняя невероятные муки. Этот стон разносился над дорогой с пугающим постоянством. Порой хотелось оглянуться – проверить, что позади на тракте никого нет. Там только пыль стелилась, поднятая конскими копытами, и от этого волосы на затылке шевелились.
А с другой стороны от дороги, супротив лесу с его потусторонними силами, буйно произрастали сочные кусты можжевельника. От них исходил приятный душистый запах, который смешивался с солёным дыханием моря, до которого было рукой подать, если съехать с тракта направо. Там на побережье скрывались рыбацкие деревушки и маленькие трактиры, где путник мог заночевать на пути из Велиграда в царство Большая Благода. Но до отдыха в запасе имелось ещё часа три. Три часа тряской езды в седле при полном воинском снаряжении.
Белоснежный конь звался Крином, «лилия» по-старому, стало быть. Крин был крупный, могучий и длинноногий, с умными глазами, покатой шеей и широким крупом. Взбираться на него оказалось сущим мучением, а слезать после того, как мышцы с непривычки онемеют от долгой езды, – и подавно. Ярга с ужасом представляла себе этот момент.
Если бы не весёлое позвякивание сбруи и тяжесть доспехов на плечах, она бы точно решила, что всё это не взаправду.
Иван снарядил её знатно, не поскупился. Золочёная кольчуга из лучшей стали была чуточку великовата, а нагрудник неуютно сдавливал девичьи перси[3 - Грудь (прим. ред.).], но прочие части наряда оказались на диво хороши. Прежде Ярге не доводилось носить столь удобных сапог, не говоря уже о штанах. Она и представить себе не могла, что мужская одежда окажется настолько странной и одновременно ладной, и всё же ей то и дело мнилось, что она позабыла надеть юбку, благо алый плащ велиградского витязя всё сзади прикрывал. Девушка надеялась, что в скором времени обвыкнется с непривычным облачением.
Русо-золотую косищу она спрятала под золочёный шлем-маковку, от которого к плечам спускались звенья тонкой кольчуги. Тяжесть давила на голову, но царевич Иван настоял, чтобы она обязательно носила шелом, дабы укрывать чело от разящей стрелы и прочих напастей. Ярга была уверена, что шлем от стрелы не спасёт, если лучник прицелится точнёхонько в глаз, но спорить с «женихом» не стала: он витязь, ему виднее.
Несмотря на бархатную подкладку, шлем давил своей тяжестью, а ещё голова начала потеть. Постоянно хотелось залезть и почесаться, но Ярга терпела.
Со всем она смирилась, кроме оружия.
Иван выдал ей целый арсенал: короткий меч, кинжалы, засапожные ножи, гибкий лук и стрелы. Даже порывался дать кистень, но что от него проку? Ярга и с прочим не представляла, как обходиться, но с покорностью приняла всё: вдруг денег, которые Иван ей отсыпал в кошель, не хватит и придётся что-то продавать.
Яргу посетила крамольная мысль, едва она достаточно отъехала от рыбацкой хижины. Что, если убраться от Велиграда как можно дальше на восток и там всё продать? Взять новое имя, купить домик и надел земли и зажить в спокойствии, работая только на себя. Конь уже есть. Вряд ли Крин знает, что такое плуг, но ничего, приучится. Нет, коня придётся продать в первую очередь, а ещё лучше – сменять на другого в середине пути, чтобы по нему её не смогли узнать.
Ярга тряхнула головой.
Так нельзя, она ведь дала слово Ивану, что возвратится с Жар-птицей. Тогда они поженятся и заживут счастливо, потому что царевич сделается наследником всего Велиградского царства. Зачем ей какой-то домик с наделом? Это всё её сиротский умишко никак не осмелится мечтать о чём-то большом.
Мысленно ругая себя за глупость, Ярга не заметила, как добралась до развилки.
Царевич Иван предупреждал её о том, что на самой границе между землями Велиграда и Благоды стоит каменный столб, от него отходят три дороги, из которых две фальшивы, а одна ведёт к соседям. Никто не знал, откуда взялся этот столб и зачем кому-то понадобилось морочить голову путникам. Но Иван сказал, что надпись имеет пакостное свойство меняться раз в несколько дней, и всегда надо выбирать не самое плохое, но и не самое хорошее, а нечто среднее, тогда и хлопот не будет. Царевич уверял, что множество раз проезжал путеводный камень без затруднений.
Ярга остановила коня, заставив его топтаться на месте.
Путеводный столб оказался громадной серой каменюкой, поросшей мхом и рыжим лишайником. Он возвышался на добрых два человеческих роста.
Ярга медленно заскользила по нему взглядом вверх.
Вышло бы забавно, если бы на его макушке сидел чёрный ворон с красными глазами и зловеще каркал, нагоняя страху, но там не было ничего, кроме облезлого мха. А чуть ниже проступали серебристые плохо различимые буквы.
– Прямо пойдёшь – счастье найдёшь, – с трудом прочитала по слогам Ярга, краснея от своей малограмотности, будто Крин мог её за то осудить. – Налево пойдёшь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – свою погибель найдёшь.
Она со вздохом утёрла пот со лба, перевела дух, после чего наклонилась к лошадиной холке и погладила горячую шею животного.
– Слышал? Этот булыжник грозится тебя погубить.
Крин недовольно задёргал ушами, будто понимал, что она сказала. Ярга задумчиво пожевала губу.
– И всё же Иван велел выбирать нечто посередине. – Девушка тихо застонала. – С погибелью понятно: в здравом уме туда никто не сунется, но чем ему вариант со счастьем не угодил?
Ярга внимательно окинула взором три дороги – все выглядели до невозможности одинаково. Она прищурила один глаз, потом другой в надежде, что дороги попросту чудесным образом сольются в единую, но ничего подобного не произошло.
– Прости, друг мой сердечный, – наконец пробормотала Ярга, поворачивая коня на левый тракт, – будем надеяться, что всё это лишь глупая шутка. Потому что твой благородный хозяин ничего не сказал мне про достоверность начертанного на камне.
Крин зафыркал, но всё же двинулся вперёд так же бодро, как прежде, покорный судьбе либо, напротив, чихавший на всякое её мистическое проявление с высоты своего лошадиного роста.
Ярга поправила шелом и опасливо оглянулась через плечо. То ли они спускались в низину, то ли камень начал медленно уходить под землю. Он утопал всё ниже, ближе к можжевеловым кустам.
Над головой с карканьем пронеслась ворона. Не зловещий чёрный ворон, а обычная серая каркуша, каких над огородами вьются целые стаи, и всё же девушке сделалось не по себе от звуков скрипучего вороньего крика. Ярга проводила птицу взглядом, а после снова оглянулась. Камня не было. Да и дорога выглядела как-то иначе: вместо сухого разъезженного тракта – подёрнутая клевером полоса.
– Род всемогущий, защити, – боязливо пробормотала она. – Назад, что ли, повернуть?
Ярга потянула было за удила, чтобы развернуть Крина, но конь заартачился, забил копытом, протестуя: мол, выбрала путь, вот его и придерживайся, ни на кого не пеняй.
– И угораздило же меня, – вздохнула девушка, смиряясь. – Вот тебе и съездила за Жар-птицей. А ещё ведь велиградскую землю покинуть не успела…
Ей хотелось сетовать и дальше, но страх перед неизведанным заставил умолкнуть. С каждым шагом дорога забирала всё левее и теперь тянулась вплотную к границе Дремучего леса, так близко, что рукой можно коснуться кривых стволов. За ними скрывалась сырая тёмная мгла. Непроглядной пеленой она укрывала утробу леса от любопытных глаз. Туман выползал тонкими струйками и сочился прямо на дорогу, словно бы солнечный свет был ему нипочём. Конские копыта взбивали этот туман.
Сначала Крин шёл бодро, но спустя четверть часа будто бы замедлился, притомился. Ему сложнее сделалось брести в этой вязкой призрачной массе, которая так и тянулась к его стройным ногам. Ярга могла бы спешиться и повести коня под уздцы, но отчего-то ей не хотелось ступать в этот беловатый студень.
Ветер перебирал древесные кроны. Ярга время от времени опасливо бросала взгляд в чащу – ей чудилось какое-то движение. Краем глаза она улавливала смоляную тень, которая кралась следом, но при этом оставалась за деревьями. Стоило повернуть голову, как наваждение исчезало, оказываясь пнём-выворотнем или густым кустом.
Наконец девушка не выдержала и толкнула пятками коня. Крин захрипел, но ослушаться не посмел. Будто во сне, он медленно встал на дыбы, забил передними копытами. Его надрывное ржание разнеслось по тракту эхом, от которого кровь застыла в жилах. Ярга едва удержалась в седле, грудью прижавшись к лошадиной холке.
А потом Крин вдруг галопом рванул с места.
«Спасена», – с облегчением подумала девушка.
И тут боковым зрением она заметила, что чёрная тень тоже побежала быстрее, словно только этого и ждала, для того и следовала за ними, чтобы ощутить эту упоительную погоню, разгоняющую кровь по жилам жаркой волной.
Крин тоже это почувствовал, как неизбежно чувствует добыча приближение хищника. Вот только этот хищник не просто преследовал – он стремился обогнать и пойти наперерез. Конь рванул вперёд что было мочи. В ту же секунду громадный волк молнией сиганул из-за деревьев. Мелькнули острые желтоватые зубы, смыкаясь на яремной вене коня, надутой и жарко пульсирующей от быстрого бега. Удар оказался столь сильным, что сбил коня с ног, а Ярга не смогла удержаться в седле. Она полетела вниз, на устланную колдовским туманом дорогу, и ощутила удар затылком, а потом тьма поглотила её спасительным забытьём.
Беспамятство наступило внезапно. И так же внезапно схлынуло, позволило вынырнуть из черноты обратно в реальность.
Эта реальность была полна металлического запаха крови и невыносимой головной боли, а следом за болью Ярга вспомнила, что произошло. Страх сменился ужасом, но где-то на задворках рассудка зародилась надежда: если зверь ещё не успел растерзать её, то, возможно, удастся спастись.
Она осторожно приподнялась, силясь сфокусировать взгляд, однако то, что девушка увидела, её не обрадовало, но помогло возвратить ясность ума. В трёх шагах от неё огромный волк склонился над убитым конём и с влажным чавканьем пожирал его нутро прямо из разорванного брюха. То, с каким аппетитом он пировал, вызвало дурноту. И острую жалость.
Бедный Крин! Верный богатырский конь Ивана пал не в бою, а стал жертвой твари из Дремучего леса. Из-за неё, из-за того, какую дорогу она выбрала на распутье! Теперь ей никогда не раздобыть Жар-птицу, даже если удастся сбежать от волка. И уж точно никак не оправдаться перед царевичем за то, что она сгубила его верного боевого товарища.
В носу защипало. Слёзы задрожали непрошеной пеленой, застив картину чудовищного пиршества. Слёзы от жалости. От досады. От страха. От разбившихся в одночасье надежд на счастливое и беззаботное будущее.
Вот бы Иван был с нею… Благородный, отважный царевич спас бы её от зверя, пошёл за ней, догадавшись, что её ожидает смертельная опасность. Ярга спешно оглянулась на дорогу, вытирая глаза рукой.
Разумеется, там было пусто. Спасать её некому, кроме неё самой.
Заметивший шевеление волк низко зарычал, дёрнул ушами, но от кровавой трапезы не оторвался, даже вниманием не удостоил упавшего с коня человека, будто намекал: «Не приближайся, а не то хуже будет».
Ярость пересилила страх, горькая, жгучая ярость. Такая, что заставляет умирать с мечом в руке, но не склоняться перед врагом. Та, которая придаёт сил для последнего, решающего удара. Эта ярость затопила Яргу до самых костей, заставляя содрогнуться всем телом и нащупать пристёгнутые у левого бока ножны с мечом.
– Ах ты, мерзость! – Девушка одним прыжком вскочила на ноги. – Гнилая нечисть! Ты за это заплатишь!
Волк стремительно отреагировал. Рывком он развернулся к Ярге, ощерив вымазанную кровью пасть, пригнул голову к земле, готовый атаковать того, кто помешал ему наслаждаться добычей. Его медовые очи горели злобой.
Правой рукой девушка выхватила оружие, а левой смахнула с головы тяжёлый шелом, мешавший ей поворачиваться. Шлем со звоном полетел наземь, а золотистая косища развернулась блестящей змеёй, вырвавшись на свободу.
– Пусть я умру, но перед этим вырежу тебе язык! – выкрикнула Ярга, поудобнее перехватывая меч двумя руками.
Она не умела сражаться, никогда не держала ничего крупнее кухонного ножа, но сейчас её переполняла решимость, смешанная со страхом и яростью.
И… зверь не прыгнул.
Выражение волчьей морды изменилось стремительнее, чем можно себе представить. Вот перед ней дикий хищник без проблеска разума – и вот уже глаза его распахиваются, голова медленно поднимается, а оскал разглаживается.
– Ты?! – с изумлением сказал зверь человеческим голосом. – А я-то думал, что за витязь малолетний мне попался? Совсем зелёный да неумелый. Лёгкая добыча, редкая удача. А это, оказывается, ты, невестушка.
И Серый Волк хрипло засмеялся.
Но Ярге пришлось не до смеху. При взгляде на его окровавленную пасть ей сделалось не по себе. Улыбку зверя от оскала она теперь уж совсем не могла отличить.
– Пёсья твоя морда! – прикрикнула на него девушка и в сердцах швырнула меч на дорогу между ними. – Ну, давай, и меня убей, коли так! Что мне делать-то теперь?! Только умирать!
Волк перестал потешаться, в его глазах промелькнул интерес.
– Ты чего это, голубушка? – Он жадно облизнулся, отчего Яргу едва не вывернуло. – Это ж всего-навсего лошадь. Тебя бы я не тронул, мне человечина не по нраву. Не серчай.
– Не серчать? – Ярга схватилась за голову. – Да ты хоть понимаешь, что натворил? – Она порывисто указала на убитого коня, но сама даже глядеть на него не могла без содрогания. – Что ты сделал?!
– Что? – Серый прищурился, сел, ожидая услышать рассказ. – Поведай-ка мне, как ты тут вообще оказалась. Ты же должна была замуж за одного из царевичей выскочить.
– Я бы и «выскочила» за Ивана, если б не ты! – Она всплеснула руками.
– За Ивана? – Волк разочарованно покачал головой. – Не самый разумный выбор, но это не моё дело, конечно.
– Да пропади ты пропадом! – Ярга плюнула под ноги, после чего подняла меч и сунула в ножны, а затем направилась к конской туше, чтобы забрать уцелевшие, не залитые кровью вещи, коих оказалось не так много.
– Дался тебе этот конь! – Волк повернулся за ней. – Я, если хочешь знать, даже не до конца был уверен, что брошусь на него, да ты его в галоп пустила. Ну, жажда охотничья и взыграла, извиняй.
– Извиняй, – передразнила сквозь зубы Ярга.
Она сложила, что влезло, в дорожную котомку и перекинула её через плечо. Отыскала лук и колчан, но обнаружила, что все стрелы рассыпаны по кустам, а плечо лука сломано. Ярга с досадой отшвырнула его в сторону, потом, мгновение поразмыслив, сорвала росший у дороги одуванчик и бросила его на лошадиный труп. Вспомнила про оставленный шлем, пошла к нему.
Волк опередил её в один прыжок и поставил на шелом лапу. Ярга в растерянности уставилась на окровавленную морду.
– Говори, что стряслось в Велиграде, – хрипло потребовал он.
– На что тебе это? – Она сердито нахмурилась. – Коня мало?
– Говори, – жёстче повторил вопрос Серый Волк.
Он глядел на неё так, будто в жизни не отпустит, пока не услышит правду. Прямо в душу смотрел своими проклятыми огненными глазищами.
И тогда Ярга вздохнула, плечи опустились без сил, и она коротко пересказала ему всё, что с ней приключилось. Про Велиград и про то, как перелезла через стену в царский сад. Про то, как встретила Ивана и узнала про кражу яблок. Про прилетевшую ночью Жар-птицу и добытое перо. Про царскую волю Демьяна и про план Ивана отправить в поход её одну, а самому дожидаться в рыбацкой хижине. Да только обернулось это неудачей в первый же день.
– Не скажи, – задумчиво протянул Волк, – неудачи я тут не вижу, напротив, нахожу славную возможность для нас обоих. – Он отряхнулся, пепельная шерсть пошла влажной блестящей волной. – Коли из-за меня наша прошлая сделка едва не расстроилась, я тебе другую предлагаю. Услуга за услугу, стало быть.
– Ну уж нет, Волче. – Ярга подняла шелом и, сунув его под мышку, побрела по дороге. – У меня теперь цель одна – убраться подальше, от тебя особенно.
Волк с лающим смехом обогнал её и преградил дорогу.
– Ты, прежде чем нос воротить, выслушай.
Он произнёс это вроде бы и весело, а вроде и с угрозой в голосе: мол, не отпустит, пока не скажет всё, что на уме. И Ярге пришлось покориться – как бы не печалилась она и не злилась, а перед ней по-прежнему был один из слуг Велеса, достаточно сильный, чтобы играючи загрызть богатырского коня, а ещё вполне сведущий в колдовстве, чтобы наслать туман, от которого теперь и клочка не осталось. Вдобавок запах крови и разорванного нутра по-прежнему висел в воздухе пугающей завесой. В лавках мясников, бывало, пахло и хуже, но почему-то именно сегодня Ярге сделалось по-настоящему страшно от того, что она ощущала.
– Я знаю, где живёт Жар-птица, – хрипло продолжал Волк, не сводя с девушки умного взгляда, – но туда запросто не пробраться. Я помогу. А ещё заменю тебе убиенную лошадёнку.
– Это как же? – Ярга с недоверием прищурилась и скрестила руки на груди. – Пригонишь мне оленя из лесу?
Серый снова усмехнулся.
– Занятная ты, невестушка. – Он тряхнул головой. – Взамен конской на моей спине доедешь. Не гляди так, я дело говорю. Я знаю такие тропы, какие никому не ведомы. Там ни одна лошадь не проедет. Да и никто тебя не тронет тогда.
– Кроме тебя самого?
Волк снова глухо засмеялся.
– Далась ты мне, кожа да кости. Да и сказал уже, что человечину не ем даже в голодный год. – Он поморщился. – Ты лучше над моими словами подумай, я тебе пригожусь. Ты всяко быстрее и ловчее любого из братьев тогда управишься.
Ярга с недоверием поглядела на него.
Серый Волк действительно был зверем крупным и сильным, ниже коня, но намного больше обычных волков. Вряд ли он владел навыками вьючного животного, но выносливости ему не занимать.
– Допустим, я соглашусь, – задумчиво протянула девушка. – Допустим, у тебя хватит сил и терпения доставить меня к логову Жар-птицы. Но тебе что за выгода от такой сделки?
– А взамен ты дашь мне одно перо из её хвоста. – Зверь лукаво прищурился.
– На что тебе оно? – удивилась Ярга.
– А вот это тебя уже не касается. – Волк насмешливо оскалился. – Считай это простой платой. Ты же не спрашиваешь у торговца, когда платишь за товар, на что он потратит твои медяки? Вот и я перо пущу себе в дело.
Ярга искоса глянула на лес.
– А Хозяин тебя не хватится?
– Экая заботливая невестушка попалась! – Зверь прищёлкнул языком. – Я не цепной пёс. Не бойся, мне выходить можно, главное, потом возвратиться. За то не накажут ни тебя, ни меня. Так что? По рукам, как говорится?
Ярга переступила с ноги на ногу, задумчиво закусила губу, глядя на колдовского зверя перед собой. Но размышляла недолго.
Доспехи давили на девичьи плечи своей тяжестью. Меч оттягивал пояс, не говоря уже о громоздкой котомке, однако всё решала необходимость идти неизвестно куда. Разумеется, Волк мог обманывать, и Ярга мысленно дала зарок более никогда не доверять мистическим зверям. А после прикрыла глаза и ответила:
– Хорошо, твоя взяла. Вези меня за Жар-птицей.
– Дивно. – Зверь подошёл ближе и припал на передние лапы. – Забирайся и держись крепче.
– Но… Как же Крин?
– Кто? – Волк воззрился на неё как на блаженную.
– Мой конь… То есть не мой, а царевича, но всё равно его нельзя вот так бросать, не по-людски это. Да и найдут его и по сбруе признают тотчас, чей он.
– Не беспокойся. – Оскал Серого снова сделался звериным. – Как стемнеет, из лесу мои дружки покажутся, на запах крови вылезут. Они твою лошадку к себе в чащобу затащат, а там никто следов не найдёт.
Яргу передёрнуло от отвращения.
– У нас погребальных костров не разводят и домовины[4 - Гроб, который делали из цельного бревна с выдолбленным отверстием внутри, без единого гвоздя. Также сооружение для погребального обряда у древних славян в виде небольшого дома, расположенного на высоких «ножках» – пнях, чтобы не залезли дикие звери. Внутрь помещали тело покойного и некоторые его вещи. Отсюда берёт начало избушка на курьих ножках в сказках о Бабе-яге. «Курьи ножки», по разным версиям, пошли или от схожести пней с птичьими ногами, или от того, что во время погребения их окуривали дымом (прим. ред.).] не строят. Довольствуйся тем, к чему мы в Дремучем лесу привычные. – Волк посмурнел. – Забирайся, нечего время терять. По пути поговорим.
После короткого колебания она залезла на волчью спину.
Шерсть у Волка была длинной и жёсткой, она пахла мхом и еловой смолой, а ещё – кровью. Сидеть оказалось непривычно, но всё же не хуже, чем в седле, правда, как держаться за шкуру, Ярга не представляла.
– Хватайся за шею, не удуши только, вот так, – командовал серый зверь. – Крепко цепляйся. Если будешь падать, кричи, только до того, как упадёшь, договорились? – Смех прокатился по его мышцам, отдаваясь в хребте рокочущей дрожью. – Готова? Тогда вперёд.
Он уверенно поднялся на четыре лапы и побежал мягкой пружинистой поступью, так легко, будто и не нёс на спине девушку в тяжёлых доспехах. Ярга зажмурилась, припала к нему всем телом, стиснула шкуру так, что начало сводить пальцы. Свела колени, прижимая ноги к звериным бокам, которые так и ходили под ней.
– Ты привыкнешь. – Низкий волчий голос отозвался в её груди. – Не жмись так сильно, а не то устанешь быстро. Не уроню.
Ярга услышала шелест и опасливо приоткрыла глаза. Придорожные кусты мелькали всё быстрее. Она на лошади так никогда не ездила, а тут дикий зверь!
– Так что, понравился тебе царевич Иван? – спросил на бегу Серый Волк, чтобы хоть немного отвлечь обмирающую от страха девушку.
– Он ладный юноша, – исподволь начала Ярга. – Я бы за него пошла, даже если бы он так и остался младшим сыном без прав на престол. Иван, может, тебе чем-то не угодил, но мне он приглянулся куда больше, чем его старшие братья – зубоскалы.
– Это почему? – удивился Волк. – Пётр – сильный и отважный, Василий – умный, а Ванька твой – захитрённый мамкин баловень.
Ярга могла бы возмутиться, но с горечью поняла, что Серый Волк, скорее всего, не лукавил. На лицо все три царевича были пригожи. Отцовское богатство их всяко ожесточило. Наверняка они привыкли к повиновению, а недостатка в женском внимании не знали вовсе. Да только старшие братья не стеснялись выражаться прямо, а вот Иван всё делал втихаря, ради личной выгоды, потому одну её и отправил. Наверняка понимал, что из Велиграда мог не выбраться и ещё у путеводного камня сгинуть, не говоря уже о прочих трудностях. Там Пётр и Василий могли его превзойти и обойти, а они и без того в очереди к трону первее. То ли дело Ярга – послал глупую девицу и ничем не рискует. А если и братья не возвратятся, так и вовсе он одним наследником останется и без всякой Жар-птицы.
– Опечалилась, невестушка? – негромко спросил Волк.
– Не знаю, – честно ответила она. – Не хочу жаловаться.
– Дурные мысли я в твою головушку подкинул? – Голос Серого вдруг сделался вкрадчивым. – Или приняли тебя во дворце худо, что ты жалеешь?
При этих словах он вдруг резко взял левее и скользнул прямо в Дремучий лес – собирался срезать путь или отдать её своим нечистым дружкам на ужин, Ярга бы уже ничему не удивилась.
– Хочешь знать, как меня приняли? – Она поудобнее ухватилась за волчью шею. – Иван мне самым хорошим в царской семье показался, хоть и избалованным. Братья его высокомерны, язвительны и настолько в себе уверены, что даже их родители это замечают, но поделать ничего не могут. Царь Демьян одержим своими богатствами и чудесами. Он жаден до обладания диковинками настолько, что готов собственных сыновей на погибель отправить, лишь бы огненную курицу раздобыть. А царица Добромила так и вовсе не была со мной ни добра, ни мила, глядела коршуном. А когда Иван меня на семейный обед перед отъездом привёл и заявил, что мы вместе едем за Жар-птицей, совсем как его отец матушку везде с собой возил, царица губы поджала и сказала, что не всякая девица способна в походе из бремени сделаться подмогой и верным соратником. И так на меня посмотрела, будто я ведьма какая.
Волк издал короткий лающий смешок.
– Это всё ревность материнская, не обращай внимания, – заверил он. – А во всём остальном ты права, невестушка, наблюдательная, молодец. – А потом вдруг спросил: – Напомни еще раз, как звать-то тебя? Скажи уж, нам вместе ещё далеко путь держать.
Мимо проносились деревья Дремучего леса, но никто не мешал им на пути, никто не преследовал в тенях, будто и вправду Волк не обманул и с ним ей безопаснее.
– Ярга, – наконец вымолвила она.
– Ярга, – задумчиво повторил Волк, а затем снова усмехнулся своим мыслям. – Солнце ярое, солнце вешнее, тьму прогоняющее, зиму в лето обращающее. Ярга – красная ягода, Ярилы любимая дочка.
– Я не Ярилина дочка, – буркнула она, смешавшись. – Мои родители умерли, когда я совсем маленькой была, с тех пор и мыкаюсь.
– Ничего, Ярушка, – весело заверил Серый Волк, – потерпи, нам с тобой обоим недолго мыкаться осталось.
Она хотела переспросить, что он имел в виду, но зверь прибавил ходу, и пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться с его спины.

Глава 6. Скоро сказка сказывается…
Дремучий лес обладал собственным разумом. Наполненный колдовством до краёв, он мог сделаться лабиринтом с меняющимися стенами, мог и вовсе создать ощущение, что выхода из него нет. Это его магия, древняя и почерневшая от времени, как старое серебро, породила путеводный камень на границе Велиграда – чары выплеснулись и разлились безо всякого контроля. Так Волк сказал. А ещё он заверил Яргу, что специально этот камень никто не создавал, такие вещи возникают сами по себе, как уродливый шрам на глубокой ране.
Дремучий лес для одних становился тюрьмой или местом погибели, а для других – родным домом, где всякий зловредный дух тебе рад-радёшенек.
Были тропы, по которым можно бродить всю жизнь, состариться, но так никогда и не пересечь лес с одного края до другого, а были и те, что за час или два приведут тебя куда задумаешь. Ярга уже ничему не удивлялась. По такой тропе она шла, когда впервые оказалась в чаще.
Серый Волк миновал чащобу до захода солнца. Вывез девушку из-под тенистых крон, где та потеряла счёт времени, и замер на опушке, чтобы она не испугалась внезапной смены природы вокруг.
Впереди, насколько хватало глаз, раскинулось ржаное поле. Ещё зелёные колосья, увенчанные тонкими остевыми волосками, колыхались на ветру подобно бескрайнему живому морю. Ветер гулял по нему волнами, перебирал длинные стебли и гнул их к земле, чтобы спустя мгновение поднять снова.
Ярга зажмурилась на ярком солнце, как слепой котёнок. После сумрака Дремучего леса мир казался преувеличенно пёстрым, таким сочным и объёмным, что резало глаза.
– Притомилась? – хрипло спросил Волк.
– Нисколько, – отважно ответила она, но по её голосу зверь всё понял. Он повёл лопатками, разминаясь, и потрусил дальше.
– Мы пройдём ещё вёрст пять, – Серый Волк бросил короткий взгляд на медленно ползущее к горизонту солнце, – потом сделаем привал у ручья. Ты поешь то, что с собой взяла, поспишь до полуночи, а после я тебя разбужу – поедем дальше. Мне в ночи бежать сподручнее, да и вряд ли встретим кого на пути.
– Хорошо, – коротко согласилась девушка. А потом вдруг горько усмехнулась.
– Что? – нетерпеливо буркнул зверь.
– Не думала, что снова окажусь в Благоде столь скоро. – Ярга вздохнула. – Надеюсь, мы и вправду никого не повстречаем.
– Так ты не из Велиградского царства, а из Большой Благоды? – Кажется, Волк удивился.
– Угу. С благодского севера. Всю жизнь там прожила в услужении, пока не опостылело. Не то чтобы я трусливо сбежала, скорее, в открытую всё бросила.
Было бы что бросать.
– Тебя можно понять, – одобрительно произнёс зверь, – и не за что осудить, мне-то уж точно.
Они тем временем углубились в ржаное море. Волк разрезал его легко, как иная лодка волну, и Ярге понравилось наблюдать за тем, как колосья расступаются, мягко хлещут их по бокам и не полностью смыкаются позади, оставляя неровную просеку, которая вскорости обязательно исчезнет. И следов не останется, что они тут пробегали.
Они наискось пересекли поле и углубились в небольшую берёзовую рощицу, где отыскалась низинка, а в низинке – говорливый ручей с чистой студёной водой, от которой после первого же глотка свело зубы.
Ярга умылась и набрала в бурдюк свежей воды, а после Волк выбрал для привала место посуше и потише. Там он разрешил развести огонь и поужинать. Она не спорила, не потому, что всю жизнь привыкла подчиняться, а просто оттого, что Волк ещё ничем не обидел её и всяко знал своё дело, как любой колдовской зверь. Его забота пришлась весьма кстати.
На ужин у маленького костерка были хлеб, половинка луковицы и рыба, такая солёная, что снова пришлось пить. Но на сей раз Ярга воду подогрела на огне, чтоб не застудить горло.
От предложенных угощений Серый Волк насмешливо отказался, сказав, что плотно сыт ещё с обеда. Припоминать невинно убиенного коня девушка не стала.
– Волче, а расскажи мне про Жар-птицу, – попросила Ярга, с аппетитом уплетая нехитрый ужин. – Откуда взялась? Где живёт? Что нам от неё ждать и чего в пути бояться?
Серый Волк обошёл их нехитрый лагерь кругом. Потянул носом, чтобы убедиться, что поблизости никого, после чего сел с противоположной стороны от костра и заговорил:
– Тварь эта разумная, но человечьей речью не владеющая. Она довольно старая, ей уже больше ста лет, а то и все двести. До меня доходил слух, что родилась она в Белых Горах. Случилось там однажды сражение такое, что земля сотрясалась. Дрались кудесники, а что они не поделили – никому не ведомо. Колдовская молния ударила в одного из них, он сгорел заживо, только черепушка осталась. А из этой обугленной, дымящейся черепушки и вылупилась Жар-птица, как цыплёнок из яйца. – Волк усмехнулся. – Что глазки пучишь? Чародейские премудрости этот мир сотворили, они его и ломают, как им вздумается.
Ярга, пока слушала рассказ, даже жевать перестала. Ей сказок в детстве никто толком не рассказывал, а в отрочестве она каждую историю слушала с жадностью и по несколько раз. Наверное, поэтому рассказ Волка столь глубоко заинтересовал её.
– Что же произошло с Жар-птицей дальше? – Она нетерпеливо поёрзала на камне, на котором сидела.
Серый Волк лениво зевнул. Ярга заглянула в его распахнутую пасть сквозь взвившиеся к небесам языки пламени и невольно подумала, что её руку он мог бы при желании заглотить по локоть.
– А дальше птица улетела, – продолжал зверь. – Никто о ней ничего не слышал довольно долгое время, пока средь моего народа не прошёл слушок, что в Благоде у царя Афрона есть высокая башня, а в башне той на самом верху – сокровищница, полная дивных красот, и в этой сокровищнице царь в золочёной клетке держит дивную огненную птицу. Но правда ли это, никому не ведомо, потому что крепость у Афрона неприступная и от чародейства защищённая.
– Но…
– Не волнуйся, тебе я смогу помочь туда пробраться, – заверил Волк. – Там условие одно – не касаться клетки. И, ясное дело, не воровать ничего.
– Но…
– И выбраться с птицей я тебе тоже помогу. Завернёшь её в ту накидку, которой царь клетку сверху покрывает. Этой же накидкой клетку откроешь, если она заперта окажется.
– Да погоди ты! – не выдержала Ярга. – Тараторишь, как сорока, честное слово! Я про Жар-птицу думаю. Если она в клетке томится взаперти, как же могла к царю Демьяну в сад летать? Вдруг это не та Жар-птица?
В ответ Волк усмехнулся и сказал Ярге такое, отчего она чуть хлебом не поперхнулась. Но Серый взял с неё слово никогда никому не рассказывать об этом. Девушка послушно пообещала сохранить услышанное в секрете. После он велел отдыхать. Ярга проворчала что-то насчёт того, что ни за что не уснёт возле дикого зверя, который несколько часов назад съел её коня. А потом свернулась на одной половинке плаща поближе к огню, а другой – накрылась, не снимая неудобных доспехов, и… уснула.
* * *
Он занял пост на краю оврага, так, чтобы сохранить хороший обзор и на девицу, и на рощицу вокруг, принюхался да призадумался.
Она показалась ему необычайно чудной, эта диковатая сиротка, покорная и терпеливая, умеющая сносить всяческие трудности безропотно. Её не пугала ни дальняя дорога, ни кровожадный хищник. Она легко уснула в этой сырости, как человек, привыкший спать и стоя, ежели иного случая для краткого отдыха не представится. Вряд ли эта поездка за Жар-птицей была наибольшей из выпавших на её долю бед. Всяко она бы в чащобу к Велесу без надобности не сунулась, значит, припекло действительно. Недалёкая она, конечно, но уж точно не дура – Демьяна и Добромилу, считай, раскусила. Проведи она с ними больше времени, поняла бы их суть куда лучше.
И всё же она совершенно ничего не умела, ни меч в руке держать, ни передвигаться незаметно. Если всё выгорит в Благоде, то это мелочи, которые не стоят внимания. Ежели нет и путешествие их затянется, то придётся потратить время и обучить её некоторым азам.
Он ехидно усмехнулся, представив тощую Яргу неловко стреляющей из лука против солнца. Бедное дитя, учитель из него суровый и требовательный, никому не пожелаешь.
Лёгкий шелест отвлёк его от созерцания крепко спавшей девицы с золотой косищей. Волчьи уши напряглись, а морда тотчас повернулась на звук. Громадная сизая тварь мелькнула за деревьями и дала дёру ещё до того, как он успел её разглядеть, даже к лагерю не приблизилась. Значит, ветер отнёс его запах аккурат супостату под нос.
Что же, оно и к лучшему. Пусть девица поспит, незачем пугать её новой дракой.
* * *
Озеро Муть раскинулось в самом сердце царства Большая Благода, как громадное пресное море без конца и края. Каждое лето вода в нём была чище, чем слеза ребёнка, но осенью буйно зацветала голубоватыми водорослями, отчего поверхность переставала быть прозрачной, а цветом могла посоревноваться с лазурными небесами. Зимой же озеро сковывало льдом, таким же голубым, как и поднявшиеся к поверхности водоросли. Но на морозе почти все они погибали, и к тому времени, как весной начиналось половодье, мёртвые водоросли становились бурыми, а вода, которая неслась по разлившейся реке прямо в океан, напоминала грязь, муть. Отсюда и взялось чудно?е название.
На берегу озера Муть лежала стольная богатая Благода. Вечно воюющая с кочевниками, стремящаяся урвать кусочек от Единых княжеств, торгующая с северянами и бесконечно завидующая сокрытому от всех бед Велиграду Благода.
Здесь крепостные стены из терракотового камня рвались в вышину и щетинились чёрными башнями, а в самом центре разлитого, как клякса, города стояла крепость царя Афрона – большого почитателя высоченных башен и неприступных укреплений. Именно из его сокровищницы Ярга и должна была каким-то чудом выкрасть заветную Жар-птицу.
Всю дорогу до крепости Волк рассказывал ей, как именно она будет это делать. Девушка слушала внимательно, старалась запомнить каждое его слово, даже вслух повторяла, чтобы ничего не перепутать, но чем ближе они подъезжали, тем страшнее ей становилось. Ладони вспотели, и цепляться за шерсть было всё труднее, спина похолодела.
Они двигались вдоль берега озера. Яркие, похожие на осколки серебряных зеркал звёзды отражались и множились в маслянисто-чёрной поверхности воды. С лёгким плеском волны набегали на берег в камышах. Бодро квакали лягушки, им вторили сверчки, где-то неподалёку посвистывал сыч.
Ночь не была непроглядной, но Ярге, напротив, хотелось, чтобы сделалось темно, как в могиле, тогда бы её точно никто не заметил.
По берегу они добрались до городской стены. Нижние камни здесь покрывали рыхлые белые высолы. Фундамент утопал в моховых кочках и лопухах.
Ярга спешилась и, как велел Серый Волк, оставила оружие, плащ, сумку и сняла все звенящие части доспехов. Она осталась в сапогах, штанах и подпоясанной красным пояском нижней рубахе из мягкого выбеленного льна, по вороту и подолу которой были вышиты кумачовой нитью обережные знаки. Мужские, ведь рубаху Иван принёс от портного, который шил для дворцовой дружины.
Кожа тотчас пошла крупными мурашками от неуютного ощущения собственной наготы. В одной рубахе прежде Ярга оставалась разве что в бане. Сейчас за ней наблюдал лишь дикий зверь, но под его пристальным взглядом легче не становилось.
– Всё теперь? – шепнула она, скрестив на груди руки, чтобы прикрыться.
– Забирайся ко мне на спину и закрой глаза, – равнодушно вымолвил Волк.
– А это ещё зачем? – не поняла девушка.
– Чтобы любопытной Варваре на базаре нос не оторвали. – Он глухо засмеялся. – Я тебя через стену перенесу и дальше по крышам до царской крепости доставлю в целости. А там уж сама, как условились.
– Так, может, ты меня и внутрь отнесёшь? – с надеждой спросила Ярга, просто на всякий случай.
– Внутрь не смогу. – Серый Волк качнул головой. – Я уже сказал, что там от постороннего чародейства полным-полно защитного колдовства. Тебя, если одну схватят, за любопытную девицу примут, коль повезёт, а вдвоём мы столько шуму наделаем, что все мечи и стрелы наши. Я, конечно, и силён, и красив, но подставляться не хочу и тебе не советую судьбу испытывать. – Он вскинул голову и прислушался к чему-то. – Смена караула, поторопись, момент для воровского вторжения наиболее подходящий.
Девушка спрятала свои вещи поглубже в лопухи, а затем забралась на волчью спину, стиснула шкуру покрепче, легла грудью на холку зверя и зажмурилась.
– Я готова, Волче.
– Закрыла глаза?
– Закрыла.
– Тогда держись крепче, Ярушка.
– Не урони.
Он ничего не сказал, но Ярга почувствовала, как Серый Волк переступил с лапы на лапу, пятясь от стены. Примерялся к прыжку? Или какое-то колдовство призывал?
Зверь присел, прыгнул коротко и жёстко, будто спущенная с тетивы стрела, и вдруг пронзительный ветер засвистел в ушах, забрался сквозь тонкий лён рубахи, покусывая кожу.
Ярга не выдержала и открыла глаза в тот самый миг, когда громадный Волк мягко, будто иная кошка, опустился на все четыре лапы, очутившись на крыше ближайшего к стене здания внутри города. Старая черепица протестующе заскрипела и в одном месте съехала, и зверь прыгнул дальше с той же поразительной, мистической лёгкостью до того, как черепица начала проваливаться или осыпаться под его весом.
Под ними пронеслась улица, в опасной близости блеснул острый шпиль какого-то святилища. Ярга тихо пискнула. Волк мягко ступил на новую крышу.
– Вниз не смотри, – глухо велел он, а потом прыгнул дальше.
Крыши стремительно замелькали под его ногами одна за другой. Шелестела черепица, временами он вставал на самый конёк, а порой оказывался совсем близко к краю, так, что от страха всё внутри замирало. То и дело внизу проходили люди или проезжала телега, но никто не глядел вверх, к счастью. Ощущение, что их могут заметить в любую секунду, подстёгивало нарастающее беспокойство.
Девушка предпочла последовать совету и зажмуриться покрепче. Облегчение наступило лишь в миг, когда Волк в очередной раз опустился на все четыре лапы, но сделал это совершенно бесшумно. Тут Ярга и поняла, что они опять стоят на твёрдой земле.
Они и вправду миновали весь город благодаря колдовству Серого Волка. Вряд ли эти чары были такими уж праведными и честными, раз он служил самому Велесу, однако же всё сработало, и Ярга сползла с волчьей спины уже на территории царского жилища.
В ночи мало что можно разобрать, да ещё и столь близко, но она поняла сразу: Афрон – человек трусливый и вместе с тем предусмотрительный. Он построил крепость внутри крепости. Стены здесь чудились бесконечно высокими и неприступными, а красные башни Благоды громоздились на огромном многоярусном здании на разной высоте.
Возле царского дворца и сад имелся, но не такой сказочный, как у царя Демьяна в Велиграде. Здесь всё было практично и выверено, всё отвечало одной необходимости – прокормить людей. В обилии теснились плодовые деревья и ягодные кусты, даже шиповник рос. Вроде и красиво, а вроде и с умом – случись осада, люди в крепости от голода не умрут.
– Чудно?, – прошептала Ярга, задрав голову так сильно, как только смогла, чтобы разглядеть верхние башни.
Серый Волк встал подле неё. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, словно что-то беспокоило его. Он переступал с лапы на лапу, будто стоял на раскалённых углях, а не на прохладной траве.
– Не мешкай, – с толикой раздражения начал он, дёргая ушами. – Видишь дверь впереди у самой стены? Она ведёт в комнаты для прислуги. Войдёшь туда, а дальше как условились. Всё помнишь?
Ярга отрывисто кивнула.
– Тогда жду на этом самом месте через полчаса. Не задерживайся.
Зашелестели ветви над головой, ветерок прошёлся по траве у ног. Ярга повернулась и обнаружила, что Серый Волк пропал. Она осталась одна. Снова в царском саду, и снова проникла через стену без дозволения.
Всё это начинало напоминать какую-то дурную традицию, только на сей раз жениха она не искала. Нужно было действовать в точности как сказал Волк.
Осторожно и очень быстро Ярга пересекла сад. Остановилась у двери из чёрного дерева, закованного в железо. С сомнением толкнула её, уверенная в том, что столь озабоченный своей безопасностью царь никогда не позволит слугам оставлять замки незапертыми. Но петли тихонько скрипнули, и дверь подалась внутрь, в сумрак коридора, где пахло, как и в любом помещении для челяди, чуланом, кислой капустой и терпким потом.
Ярга пересекла коридор не останавливаясь. Она шла мимо закрытых дверей, где люди гремели и переговаривались. Очень скоро до неё донёсся запах кухни, где в поздний час трудилась одинокая кухарка. Но женщина стояла спиной к дверям и не заметила прошмыгнувшую мимо Яргу.
Девушка останавливалась там, где Волк говорил остановиться, и быстро пробегала, где он наказал пробегать. Считала повороты. Дважды отсиживалась за бочками и сундуками. Ждала, когда дозорные пройдут мимо. Затем, наконец, добралась до тронного зала царя Афрона. Злата и самоцветов здесь явно было меньше, чем у Демьяна, зато чего было хоть отбавляй, так это военных трофеев.
Всевозможные щиты, мечи, топоры и вражеские стяги украшали стены, как у иных царей стены украшают мозаики. Ярга засомневалась, что у Благоды и вправду когда-то имелось столько врагов. В гербах она понимала плохо, но не узнала ни одного, правда, признала оружие кочевников.
Ханство Баш Урда на варварские набеги никогда не скупилось. Доставалось всем соседям, более всего – вольным княжествам, которым пришлось образовать союз, чтобы дать хану отпор. Набеги продолжались до сих пор, но уже как-то вяло, и то по большей части в те годы, когда степной народ страдал от засухи и собственного неурожая. Торговли с иноверцами кочевники не признавали, предпочитали проливать кровь свою и чужую.
Ярга боялась урдинских конников пуще неразумной нечисти. Она слышала предостаточно историй об их жестокости, чтобы от одного взгляда на их щиты, шеломы, хлысты и сабли внутри всё сжалось. Трофеи выделялись в сумраке холодным блеском, но бояться их прежних хозяев уже не стоило – ужас внушал тот, кто велел их здесь оставить ради устрашения.
Этими размышлениями Ярга терзалась, отсиживаясь за стойкой с доспехами в углу. Там она дожидалась, когда в зале объявится ещё один патруль – выйдет из неприметной двери за троном и направится в дверь справа, где располагались покои царя. Лишь когда они уйдут, ей следовало бежать со всех ног к этой маленькой дверце, а дальше – по лестнице на самый последний этаж башни.
Наконец она дождалась заветных шагов. Двое стражников переговаривались шёпотом. Они действительно появились из двери за троном и ушли туда, где, по словам Волка, находились царские палаты. У Ярги было не больше пятнадцати минут на то, чтобы подняться, схватить Жар-птицу и пуститься в обратный путь.
И она не стала терять ни минуты.
Едва стражники скрылись из виду, девушка припустила к дверце, за которой обнаружилась бесконечная винтовая лестница с крутыми ступенями из такого гладкого мрамора, что он казался скользким. Ярга побежала вверх, перепрыгивая через ступеньку. По пути ей встретилось несколько узких дверок в комнатушки, которые облепляли башню, как трутовики древесный ствол. Волк предупредил, что за ними скрыты различные диковинки, ни одна из которых Ярге не принесёт счастья, поэтому она даже не задумывалась о том, чтобы заглянуть в них. А ведь могла бы, потому что у всех башен Благоды был секрет – ни одна дверь не запиралась, всю работу выполняли охранные чары. Достаточно было ненароком прикоснуться не к той вещи, как срабатывала вся сеть. А воришек царь Афрон просто обожал – он карал их и казнил, по очереди отсекая конечности. Последней отрубали голову и выставляли на копье за городские ворота. Надо сказать, голов с каждым годом возле Благоды становилось всё меньше, равно как и желающих прибрать к рукам царское добро.
Лестница закончилась крошечной площадкой, упиравшейся в дверь из цветного стекла. Яркий узор напоминал детские леденцы на палочках. Он даже повторял их: петушки и солнца скрывались среди цветов и листьев. Сквозь них пробивался мерцающий свет. Внутри помещения явно горел огонь.
Ярга не дала себе времени отдышаться после трудного подъёма и заскользила взглядом по стеклянной поверхности. Волк строго-настрого наказал не касаться дверных ручек, а отыскать изображение медведя: только его можно толкнуть безопасно, чтобы не сработали чары.
Медведь оказался пухлым, забавным и бурым, как жжёный сахар, размером с ладонь. Ярга прижала к нему руку, толкнула. Дверь подалась столь легко, будто ничего не весила, и девушка скользнула внутрь комнаты, да так и замерла у порога.
Сокровищница хвасталась неприличным изобилием ценностей. Полные каменьев ларцы с открытыми крышками, сундуки с золотой посудой и шкатулки с украшениями со всех концов света – они занимали здесь всё пространство вдоль стен. А на стенах висели зеркала в серебряных рамах. Круглые, овальные, прямоугольные, квадратные – они были везде, кроме распахнутой двери на балкон, прикрытой лёгким прозрачным занавесом. Он свисал с куполообразного потолка, как живое облако, а на потолке красовалась причудливая роспись, почти полностью скрытая золотыми цепями, которые протягивались над головой сложной паутиной. Но самым интересным здесь оказалось то, за чем Ярга пришла.
Высокая золочёная клетка занимала почётное место на круглом столе в самом центре комнаты. И там, на ажурной жёрдочке, дремала она – Жар-птица.
На её красно-оранжевых перьях мягко мерцал чародейский огонь. Он отражался в зеркалах, играл бликами на звеньях цепей и бился радужными лучами в гранях драгоценных каменьев. От этого зрелища захватывало дух. Оно завораживало не хуже иной магии.
Дверца клетки была приоткрыта, но птица не улетала, даже не пыталась покинуть пределов узилища, будто бы пленницей не была вовсе. Но это многое объясняло, к примеру, то, что все прошлые ночи Жар-птица улетала в соседнее царство, чтобы поклевать там чужие царские яблоки. Вероятно, потеря пера из хвоста немного умерила её аппетит.
Ярга подошла на цыпочках ближе, очень осторожно и тихо, чтобы не разбудить птицу и чтобы не коснуться ненароком ни одной вещи в помещении.
Волк велел отыскать большой платок с вышитым на нём спящим глазом. Он сказал, этим заколдованным платком царь покрывает клетку, чтобы Жар-птица спала. По словам Волка, его соткали три берегини для самой богини Мораны. Его она набросила на спящего Велеса, когда решила сбежать от него из Нави в Явь к другому богу. Откуда этот платок взялся у Афрона, не знал даже Серый Волк.
Искать колдовскую вещь долго не пришлось. Платок лежал поверх распахнутого сундука с шелками и парчой. Был он большим, как одеяло, и пёстрым, как летняя радуга. По краю серебряными нитями свисала бахрома с ладонь длиной. А в самом центре действительно был вышит громадный спящий глаз с чёрными ресницами, такой жуткий и настоящий, что чудилось, будто он вот-вот распахнётся.
Ярга медленно подняла платок, чтобы ненароком не стянуть ничего более, расправила его перед собой и прокралась к клетке.
Жар-птица встрепенулась, а Ярга опасливо прикрылась растянутым платком. Она даже не успела понять, заметила ли её пичуга. В следующий раз, когда девушка взглянула на птицу, та снова крепко спала. Пришлось затаить дыхание, чтобы двигаться совсем бесшумно.
Ярга просунула обе руки с платком в клетку и накинула его на пернатую узницу. Жар-птица запоздало дёрнулась, пытаясь вырваться, но Ярга уже ловко обернула её платком и держала крепко, словно пойманную на дворе курицу. Птица дёрнулась пару раз и затихла – похоже, чудесная накидка действовала. А её немалый размер позволил укутать пернатую красавицу так, чтобы спрятать огненные перья и не привлечь ненужного внимания во время побега.
Поглощённая этими мыслями, Ярга так обрадовалась, что позабыла о всякой осторожности. Она порывисто развернулась на пятках, чтобы поспешить к выходу… и задела локтем распахнутую дверцу клетки.
В тот же миг царская крепость наполнилась оглушительным звоном тысячи колокольчиков. Им вторил огромный колокол на главной сторожевой башне:
– Бом-бом-бом! – разносилось через равные промежутки времени, словно бы охранное колдовство кричало во всю глотку: «Вор-вор-вор!»
Этот звук заставил Яргу понять всё значение выражения «леденящий ужас». Так страшно ей не было никогда прежде, даже в Дремучем лесу лицом к лицу со слугами Велеса. Она мысленно прокляла себя за неуклюжесть, перехватила птицу покрепче и рванулась к дверям.
Бах! – решётка рухнула за спиной, закрыв выход на балкон.
Бах! – вторая решётка поднялась из пола прямо перед носом, заперев сокровищницу.
На лестнице раздались крики и топот ног. Ярга попятилась. В отчаянии она принялась озираться в поисках путей к отступлению или хотя бы способов защитить себя, но здесь не было ничего полезного, кроме никчёмных безделушек.
Спустя ещё мгновение мозаичные двери распахнулись наружу, а за обратной стороной решётки оказалось сразу пятеро стражников с оружием наперевес. Судя по выражениям их лиц, они ожидали увидеть отъявленного преступника, безумного и отчаянного, а не обомлевшую от страха девицу, которая прижимала к себе завёрнутую в платок Жар-птицу, как мать прижимает к груди дитя.
Один из них выругался. Второй усмехнулся. Третий и четвёртый переглянулись, а пятый скомандовал:
– Взять её, и в темницу, чтоб к моменту, как туда придёт царь-батюшка, её отрубленная голова уже успела остыть.
Решётка у входа снова опустилась, сделавшись порогом, и стражники ворвались внутрь сокровищницы. Они схватили девушку, а после без труда отняли у неё Жар-птицу.
– Нет! – запоздало закричала Ярга так громко и пронзительно, как только могла. – Не троньте!
Она брыкалась и лягалась, пнула одного стражника, а другого укусила, но тут же получила такой удар в живот, что от боли согнулась пополам. Из глаз потекли слёзы.
– В темницу, – повторил стражник.
– Нет, пожалуйста! Пожалуйста, не надо!
Её подхватили под руки и ловко поволокли по лестнице вниз, протащили через половину тронного зала к дверям в противоположном конце, но на середине пути резкий окрик заставил дружинников послушно замереть:
– Стоять! Кто вор? Покажите мне этого наглеца!
Стражники рывком развернули девицу туда, где от дверей в царские покои шествовала целая свита: многочисленные слуги, заспанные бояре, другие дружинники, а во главе – царь, сам Афрон, такой, каким описывал его Серый Волк на случай, если Ярге доведётся с ним встретиться.
Высокий, жилистый, наряженный в синий с красным кафтан до середины бедра и подпоясанный второпях расшитым поясом. На нём были простые полотняные штаны, заправленные в блестящие красные сапоги с острыми мысами, а расписную царскую корону украшал густой мех, что делало её похожей на шапку. Волк уверял, что когда-то Афрон был хорош собой, но теперь от былой мужской красы мало что осталось. Годы превратили его в старика. Отросшие седые волосы торчали из-под шапки и лежали на плечах. Седая борода выглядела зеленоватой, замшелой, но была аккуратно подстрижена. Лик покрывали глубокие морщины, придававшие ему особенно суровое выражение. Но более всего Яргу поразили его глаза – холодные, болотно-зелёные, глаза безжалостного человека, отправляющего других на смерть без малейших колебаний.
– Девица, государь, – отрапортовал стражник.
– Девица? – Царь Афрон вытаращил глаза. Мельком оглядел растрепавшуюся длинную косищу и лицо, мазнул взором по выделяющейся под тонкой рубахой груди и дальше вниз, к ногам в штанах, после чего возвратился к лицу. – Ты кто такая, воровка?
– Я не воровка.
– Кто же тебя послал? – Афрон подошёл ближе и остановился в шаге от Ярги. – Говори, когда царь приказывает!
– Никто.
– Врёшь, – его цепкие длинные пальцы до боли сжали её подбородок, – что искала в моей сокровищнице?
– Вашу птицу, государь, – ответил за Яргу стражник.
– Вот оно что. – Кажется, царь Афрон с возрастом не растерял способности удивляться. – А на что тебе моя птица? Да и как вообще ты про неё прознала?
– Во-первых, она не ваша, а просто прячется у вас, потому что ей удобно пользоваться вами и той безопасностью, в которой вы её содержите. – Ярга попыталась высвободить подбородок, но Афрон лишь крепче стиснул пальцы. – А во-вторых, она сама воровка. И я имею полное право требовать плату за её воровство.
– Что за дерзкая девица! – Царь залепил Ярге такую звонкую пощёчину, что у девушки в глазах потемнело. – Казнить! Немедля!
– Яблоки! – закричала Ярга, которую снова поволокли прочь. – Ваша Жар-птица ворует золочёные яблоки у царя Демьяна каждую ночь, покуда вы спите в неведении! А я, невеста Ивана, явилась к вам за справедливостью! Да только какая от вас может быть справедливость…
Стражники наградили её новым ударом, заставляя умолкнуть, но тут раздался очередной окрик Афрона:
– Стоять! Какого Ивана невеста? Демьянова сына?
– Сына царицы Добромилы, – сквозь слёзы выдавила Ярга. Во рту отчётливо ощущался вкус крови – кажется, стражник разбил ей губу своей тяжеленной перчаткой. – Это она меня послала, это она искала справедливости. Она сочла, что это ваша месть…
– Довольно! – взревел царь Афрон так, что слуги в страхе попятились, а стражники затрясли Яргу, заставляя замолчать. Очи царя сверкали гневом. – Что встали?! В мои покои её! Живо! Я сам её допрошу! И сам свершу тот суд, который изберу для неё! – А после процедил сквозь зубы: – Справедливости она захотела. Я покажу ей царскую справедливость!..
И почему-то девушке подумалось, что под словом «она» царь Афрон имел в виду вовсе не саму Яргу.

Глава 7. …Да нескоро дело делается
В царских покоях витал отчётливый запах мыла и дорогих масел, а ещё виноградного вина – с ужина на столе у окна остался одинокий кубок, полный до краёв. Почему-то слуги не унесли именно его, или же царь, мучимый бессонницей, собирался пригубить ночью горячительного, но отвлёкся на колокольный звон тревоги? Ярга бы уже ничему не удивилась.
Девушку в мгновение ока заковали в тяжёлые кандалы, в которых руки почти не поднимались, и всё же за очередную попытку сопротивляться она получила новый удар по лицу, от которого в глазах потемнело. Горячая кровь из разбитой губы побежала тонкой струйкой по подбородку. Яргу проволокли по коридорам и бросили посреди большой комнаты, которая, судя по всему, служила царю малой приёмной.
Здесь повсюду лежали узорчатые ковры, имелось и невероятно большое кресло, которое стояло на манер трона, вдоль стен тянулись резные лавки. У окна обнаружился круглый стол со стульями, а стены украшали цветастые полотнища с вышитыми диковинными зверями.
Слуги спешно зажгли свечи в тяжёлых канделябрах из чёрного железа и развели огонь в жаровнях вдоль окон, будто бы в помещении не было и без того жарко.
Стражники поставили Яргу на колени в центре комнаты, с силой опустили её голову к земле, заставляя смотреть в пол, и она мысленно порадовалась, что хотя бы ковёр оказался мягким.
– Оставьте нас, – раздался над нею голос царя Афрона. – Всем выйти. Всем, я сказал!
Затопотали сапоги. Люди торопливо попятились, потянулись прочь, толкаясь и натыкаясь друг на друга. А когда последние дружинники затворили за собой двери, помещение погрузилось в тишину.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71464612?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Расписной деревянный ковш в виде утки (прим. ред.).

2
Старинный головной убор замужней женщины с острыми торчащими вверх, как рога, концами (прим. ред.).

3
Грудь (прим. ред.).

4
Гроб, который делали из цельного бревна с выдолбленным отверстием внутри, без единого гвоздя. Также сооружение для погребального обряда у древних славян в виде небольшого дома, расположенного на высоких «ножках» – пнях, чтобы не залезли дикие звери. Внутрь помещали тело покойного и некоторые его вещи. Отсюда берёт начало избушка на курьих ножках в сказках о Бабе-яге. «Курьи ножки», по разным версиям, пошли или от схожести пней с птичьими ногами, или от того, что во время погребения их окуривали дымом (прим. ред.).