Главная страница | Книги о войне | Стрелец

Стрелец
Дмитрий Ежов
Продолжение истории сына боярского Василия Щукина. В новой книге его ждет служба в стрелецком войске со всеми опасностями, таящимися на этом не легком пути в разгорающейся Ливонской войне.

Дмитрий Ежов
Стрелец

Пролог

«Зима в этом году выдалась долгая, – думал я, – уже минула вторая неделя Великого поста, а снег все лежит на полях и его становится только больше. Неужто Богу не любо то что мы делаем».
В ответ на свои мысли я получил очередную порцию снега, хлопьями летевшего прямо в лицо. Обернувшись, я посмотрел на своё воинство, уперто ехавшее вслед за мной. Моя полусотня стрельцов, которыми я командую уже больше четырех лет, послушно выполняла приказ – к полудню достичь Ругодива. Правда сейчас они больше напоминали отряд снеговиков, восседавших верхом на не менее снежных конях.
– Потерпите немного уже скоро мы будем на месте!!! – крикнул я, стараясь переорать метель.
Ближайшие ко мне кивнули в ответ.
«Они у меня выдержат – крепкие люди, не раз показавшие себя в деле, кроме того, они знают, что скоро отдых, сытный обед да теплая постель… скоро мы будем дома», – подумал я.
В этот момент кто-то запел звонким голосом старую, грустную песню подстать погоде:

Из Крыму было, из Ногаю,
Бежал тут мал невольничек из неволи,
Из той ли из орды, братцы, из поганой.
Подходит мал невольничек ко Дунаю,
Изыскивал песчаного переходу.
Бесчестьеце на молодца приходило:
На то время тихой Дунай становился,
он тоненьким ледочком покрывался,
Молоденьким снежочком засыпался,
Лютыми морозами укреплялся.

Обернувшись я, несмотря на снег, смог разглядеть певца, которым оказался Данилка – уже взрослый муж, надевший на себя стрелецкие осенью прошлого года.

Слез молодец с добра коня,
Запел-то он с горя песню:
«Сторона ль ты моя, сторонушка,
Сторона ль ты родимая,
Родимая, прохлодливая!
Знать-то мне на тебе не бывати,
Отца с матерью не видати!

Вскоре Данилке уже подпевала почти вся полусотня, точнее то, что он неё осталось, и несмотря на свою заунывность она начала вселять силу в душу людей: для того видать и была придумана. Но метель это песнопение никак не остановило и на мгновение мне даже показалось, что не бывает более худшей погоды.
«Ан нет, бывает, – подумал я, – Никогда мне не забыть тот ледяной дождь осенью 7068
года».



1 глава

Я сидел у крыльца своего дома и пытался состругать игрушку-коника для своего новорожденного сына, которым меня одарила Настасья месяц назад, прямо под новый год
, когда во двор вбежал холоп сотника Тишка.
– Здравствуйте, Василий Дмитриевич, – немного задыхаясь, сказал он, а затем поклонился, – Борис Михайлович вас к себе просят. Дело срочное.
– Ступай, сейчас буду, – не отвлекаясь от своего занятия, ответил я.
Тишка еще раз поклонился и вышел со двора. Я же еще пару раз прошелся ножом по будущей игрушке и задумавшись поставил её на скамью.
«Да уж, – подумал я со вздохом, – И двух дней дома не пробыл, как снова для меня работа нашлась».
Еще год назад я думал, что буду тихо сидеть в крепости и лишь иногда выходить упражняться со своими людьми в поле, но мой сотник в купе с воеводами решили, что молодой полусотник идеально подходит для выполнения всякого рода поручений. И вот уже год моя полусотня только тем и занимается, что сопровождает целовальников для сбора мыта с окрестных деревень и малых замков. Кроме того именно мне поручают возить серебро в Юрьев – в столицу нового княжества в венце нашего государя Иоана Васильевича. Так же я со своими людьми ловил местных татей, которые повылазили из нор после роспуска рати. Все эти дела, вообще-то, делают мне честь, но в результате дома я почти не бываю.
Дом, надо сказать, мне достался хороший: два яруса с тремя небольшими комнатками в каждом и пристроенной кухней. Борис Михайлович, спасибо ему, похлопотал для меня пока я был в Пскове – его стараниями вся сотня получила опустевшие дома в северном посаде Ругодива близ Наровы. Мой дом не был исключением, хотя в отличие от многих, из моих окон второго яруса была видна водная гладь, по которой постоянно ходили большие лодьи.
– Опять тебя Борис Михайлович вызывает? – спросила, вышедшая на крыльцо, Настасья.
Я молча кивнул, засунул нож за голенище сапога, а затем встал и обнял жену. Настасья отвернула голову и сложила руки на груди, отстраняясь от меня.
– Обиделась? – спросил я, но Настасья ничего не ответила.
Мы с Настасьей уже больше года живем вместе, но семейного счастья у нас нет. Даже рождение сына не растопило льда между нами. Настасья хорошая жена и делает все как полагается, но не более. Было видно, что ей всё еще больно в душе от произошедшего горя, которое и привело к нашей поспешной свадьбе. Настасья была благодарна мне за спасение, но этого оказалось недостаточно и постепенно она стала отдалятся, а в последнее время появились упреки в мою сторону. Боль которую она испытывает начала вырываться наружу и моя молодая жена стала превращаться в угрюмую, ворчащую бабу. Мне было больно смотреть на это, но что предпринять я не знал.
– Пойду сына проведаю… – сказал я, разжимая объятья.
– Только не разбуди его, он только уснул, – строго сказала Настасья.
Я вошел в дом и лестницы на второй ярус столкнулся с Лизкой – холопкой, которую наняла Настасья, когда из-за беременности не могла выполнять работы по дому.
– Лизка! Позови Данилку во двор. Он мне скоро понадобится, – приказал я.
На втором ярусе было светлее, а самую теплую комнату мы отдали сыну, который сейчас мирно посапывал в своей колыбели. Я подошел к нему и надолго задержал взгляд на его ангельском личике.
– Ну что Ванюша, ты уж извини, но папе опять придется уехать, – сказал я и поцеловал сына в его розовый лобик от чего он немного заерзал, но тут же снова затих.
Не имея возможности остаться подольше, я вышел из комнаты, а потом спустился во двор. Данилка, подросший, с небольшим пушком волос на верхней губе, уже ждал меня во всей готовности.
– Василий Дмитриевич, – ломающимся голосом, обратился ко мне мой юный кошевой, – Опять в дорогу отправляют?
– Скорее всего, – ответил я, – Так что приготовь всё необходимое. Собери десятников у меня, завтра с первыми петухами выедем, правда пока не знаю куда, но скоро сотник мне всё расскажет.
Данилка понятливо кивнул и бросился в амбар заготавливать кош, а я, не тратя времени, вышел со двора.
На улице сегодня было солнечно как и почти весь октябрь. В этом году Бог милостиво одарил нас длинным бабьим летом, которое с сентября перешло и на следующий месяц, чему большая часть людей была очень рада. Однако, на западе я заметил идущие к нам тучи, что свидетельствовало о начале настоящей осени. В подтверждение этому так же задул холодный ветерок, так что я даже поднял ворот у кафтана и ускорил шаг.
Дом сотника был похож на мой собственный: разве что он был чуточку выше и ближе к Нарове. Во дворе у сотника я заметил свежесложеную большую поленницу и подумал, что мне бы тоже следовало запастись дровами пока они не стали дорогими. А дрова зимой вещь первостепенная, особенно в этих немецких домиках, в которых мы живем. Всё в них хорошо: прочные, просторные, с большой кухней, но вот печи в них плохо тепло держат и приходится постоянно поддерживать огонь.
С этими мыслями я вошел в дом, где как обычно за обеденным столом сидел Борис Михайлович, раздобревший за последнее время еще больше.
– День добрый, – обратился я к сотнику.
– Василий. И тебе добрый, присаживайся, – указав на скамью у стола, сказал в ответ Борис Михайлович.
Я молча сел и с вниманием посмотрел на сотника.
– Сегодня утром к воеводам гонец от самого царя нашего Иоанна Васильевича прибыл и принес наказ. Ты наверное слышал о том, что ливонцы перемирие нарушили? – сказал сотник.
– Об этом только глухой не слышал, да и то догадывается, – сказал я.
– Это верно. Однако вернусь к наказу государеву – приказано помочь чем сможем, – сказал сотник и тяжело вздохнул.
– Значит воеводы будут рать собирать? – спросил я.
– Было бы из кого. Как ты наверное слышал в этом году мы ждем орду крымскую в гости и почти все служилые люди сейчас на южном берегу в полках сидят, так что помочь Юрьеву не скоро смогут.
– Да-а, туда даже многие сотни псковские и новгородские ушли, так что видимо справляться придется своими силами.
– Правильно мыслишь. Царь так и указал – собрать со всех крепостей служилых людей и направить к Юрьеву для бережения крепости. И ты уж извини, но от Ругодива ехать придется твоей полусотне.
– Я уже догадался. Когда выступать?
– Завтра спозаранку, раньше всё равно не успеем. Надо же припасы забрать, телеги подготовить, – сказал сотник, – И кстати, держи грамоту для юрьевского воеводы князя Темкина-Ростовского
.
Я положил грамоту за пазуху и спросил:
– Припасы в крепости брать, как обычно?
Борис Михайлович утвердительно кивнул, а затем напутствовал на легкие сборы.
Домой я дошел быстро, а там меня уже ждали все четыре десятника моей полусотни: Третьяк, Гюргий, Нежир и Радим. Я как можно короче рассказал им о том, что нас ожидает в ближайшие дни и послал собирать людей. Сам же пошел в крепость за припасом, а в помощь себе взял трех стрельцов из своего десятка.
Детинец Ругодива после ремонта выглядел значительно лучше чем год назад, но крепость стен лучше не стала, однако для хранения припасов подходил хорошо. Внутри, по уже не раз хоженому пути, я прошел в казематы с зерном, где предъявил грамоту писцу.
– Здравствуйте, Василий Дмитриевич, – сказал писец, – Опять вас в поход посылают?
– Служба, – равнодушно пожав плечами, ответил я.
– Понятно, – понимающе сказал писец, – А куда на этот раз?
– Я не могу говорить об этом, но ты наверное слышал, что происходит под Юрьевом, – сказал я.
Писец кивнул в ответ и углубился в записи амбарной книги:
– Три телеги овса и две пшена хватит?
– Лучше перловой и ячневой крупы, – ответил я.
– Хорошо, завтра утром телеги будут вас ждать у Западных ворот, – сказал писец и сделал соответствующие записи в амбарной книге.
После этих слов я распрощался с писцом и отправился домой, где меня уже должен был дожидаться ужин. Не смотря на то, что Настасья была не в духе, на столе меня ожидала жирная уха да пирог с яблоками.
– Поешь, хоть напоследок нормально, а то опять несколько недель будешь одной постной едой питаться, – строго сказала Настасья, но во взгляде её мелькнул огонек жалости и сострадания ко мне.
Это немного согрело мне душу, но надежд на то что любовь испытываемая мной перейдет к Настасье я не испытывал. Обстоятельно поев, я поднялся в спальню – надо было хорошо выспаться перед дальней дорогой.

Я проснулся рано утром, когда солнце еще и не думало всходить, поцеловал, мирно спящую рядом, Настасью, но она лишь отвернулась в другую сторону. Я вздохнул и встал с кровати. Одевшись, стараясь делать как можно меньше шума, я спустился на первый ярус и попутно выглянул в окно. На улице за ночь заметно похолодало и моросил небольшой дождик. Прохлада уже стала проникать в дом и я, пройдя в комнату Лизки, разбудил её и приказал развести огонь в печи и только после этого пошел к Данилке.
Когда я прошел в комнату Данилки он уже проснулся и даже успел одеться, так что без лишних разговоров ушел готовить лошадей к выходу. Подумав немного, я решил помочь своему кошевому – хотя бы заседлать своего Яшку, а то Данилке еще кош на мула грузить и он может не успеть поесть.
Яшка, мой верный конь, спокойный как корова, но если потребуется может скакать словно ветер. Завидев меня, Яшка потянулся ко мне в ожидании угощения и оно было вознаграждено сухариком. Я погладил его по шее, а потом взял щетку и стал расчесывать. Это занятие мало того, что полезно для лошади еще и нравилось Яшке, а меня успокаивало. Закончив через четверть часа с этим занятием, я накрыл спину Яшки попоной, а сверху водрузил свое старое седло.
Как только я закончил седлать коня ко мне подошла Лизка и позвала к столу:
– Анастасия Федоровна уже встала и просит вас откушать.
– Сейчас приду, – коротко ответил я.
В это время Данилка уже водрузил кош на мула и принялся седлать своего коня.
– Заканчивай побыстрее, тебе надо ещё успеть позавтракать, а то дорога длинная и раньше вечера я привал делать не хочу, – сказал я Данилке.
– За пол часа управлюсь Василий Дмитриевич, – услышал я в ответ.
Зайдя в дом я сразу почувствовал, что печь протопили. Особенно это ощущалось после царящей на улице мороси.
Настасья ожидала меня у обеденного стола как всегда прекрасная и печальная.
– Прошу к столу, откушай перед дальней дорогой, – сказала Настасья указывая на тарелку с кашей, от которой поднимался приятный парок.
Я сел за стол, поблагодарив жену и Бога за кушанье и без промедления приступил к еде и достаточно быстро закончил сие дело.
– Куда едешь на этот раз и сколько тебя придется ждать? – спросила даже не присевшая во время моего завтрака Настасья.
– Прости, но мне не велено говорить, – со смущением ответил я.
– Не хочешь не говори, хотя наверное опять за мытом посылают, – недовольно посмотрев в окно, сказала Настасья.
Посмотрев на неё я подумал, что к вечеру всё равно весь Ругодив будет знать цель моего похода и сказал:
– Юрьев.
Настасья резко повернула голову и посмотрела на меня, а её лицо побледнело, став еще краше. Не сказа и слова она быстро вышла, оставив меня в одиночестве.
Я еще немного посидел за столом, а затем встал и вышел во двор, где мен ожидали оседланные кони. Данилка же проверял крепость ремней на которых держалась поклажа на муле.
– Иди есть, – приказал я, – Скоро выезжаем.
Данилка коротко кивнул и убежал в дом, а я присел у крыльца и, достав нож, продолжил строгать игрушку для сына.
Вскоре пришел Радим и сказал, что полусотня построилась на улице и ожидает меня. Я встал и пошел звать Данилку, но он сам вышел ко мне, а следом за ним появилась Настасья с Ванюшкой на руках.
– Вот, решила вместе с сыном тебя проводить, – сказала Настасья своим обычным тоном, а затем добавила более мягко, – Возвращайся живым и здоровым, не оставь нас сиротами.
Я подошел, поцеловал сына и обнял Настасью, но в этот раз она не отвернулась и даже улыбнулась на прощанье. Эта короткая и прекрасная улыбка согрела мне душу и дала надежду на доброе возвращение домой.
– Василий Дмитриевич, пора, люди ждут, – тихонько сказал Данилка, ловя злой взгляд Настасьи.
– Пора, – согласился я и оседлал Яшку.
На улице меня ожидала в конном строю, выстроившаяся в одну линию, моя полусотня. Завидев меня, стрельцы выпрямились в седлах и устремили свои взоры ко мне. Увидев в их глазах немой вопрос, я решил его удовлетворить.
– Говорить много не буду… – начал я, но прервал речь, заметив приближение сотника.
Борис Михайлович приблизился к нам на своей худосочной кобыле, сильно напоминая в этот момент бочку на тоненьких ножках. Было видно, что его внешний вид забавит стрельцов, но они изо всех сил стараются не дать волю своему смеху. Но, не обращая внимание на всё это, сотник подъехал к нам и начал свою речь, наполненную благими напутствиями и угрозами за неисполнение приказа.
– … и желаю вам исполнить волю государеву с честью и добыть славу себе и вашим начальным людям. С Богом!!! – завершил речь Борис Михайлович, имея в ввиду под начальными людьми, конечно же, себя.
Благословленные сотником, стрельцы под моим началом поехали по направлению к Западным воротам, где мы встретили пять крытых телег с нашим обозом. Телегами управляли мужики с ивангородской стороны, ругодивским крестьянам наши воеводы не доверяли. Убедившись в соответствии содержимого телег с тем, что должно быть, я сделал запись в амбарной книге. После этого я приказал своим людям сложить пищали в телеги, дабы ехать налегке. Закончив с этим делом мы поехали к воротам, у которых меня окликнул мой знакомец пушкарь Петр.
– Василий! Удачи тебе и твоим людям и пусть Бог благоволит вам! – сказал пушкарь, оперевшись рукой о стену ворот.
– Спасибо Петр! Удача нам понадобится! – ответил я и направил своего коня в раскрытые ворота.
Выехав из города, мы сразу ощутили приближение зимы: нам в лицо ударил холодный, пронизывающий ветер, а вскоре морось, идущая с утра, сменилась мелким снегом, окутавшим весь окружающий мир белесой пеленой. От такого тут же захотелось развернуться назад и скрыться в теплых, натопленных домах, но мы, верные слуги государя, решительно продолжили выполнять данный нам приказ. Хотя, надо сказать, настроение от непогоды у моих людей изрядно подпортилось и как следствие пошли шутки в отношении сотника, а затем и гневные речи.
– Сам сидит сейчас в тепле, а нам тут мерзнуть, – сказал кто-то из стрельцов.
– Хоть бы раз с нами в поход вышел – только грамотки хвалебные получает за то, что делаем мы, – вторил другой голос.
– Прекратить разговоры! – прикрикнул я, – Не забывайте – язык может до плахи довести. Кроме того: не знаете, что ли как жизнь устроена? Борис Михайлович сотник – ему по должности полагается в крепости сидеть.
Мой окрик подействовал и разговоры прекратились, но начались шепотки, на которые я повлиять уже никак не мог да и не хотел.
Тем временем мы добрались до Сыренска, где снег прекратился, но вместо облегчения Бог послал нам с небес ледяной дождь. В ответ на это я поднял повыше ворот кафтана и сильнее натянул шапку. К тому же Данилка достал из коша мне плащ, в который я завернулся, но через полчаса вода всё же начала просачиваться и холод начал овладевать моим телом.
Я обернулся и взглянул на своих людей и увидел, что им не лучше, а некоторым даже хуже чем мне сейчас. В этот момент я встретился взглядом с Радимом, ближайшим ко мне десятником и моим заместителем в полусотне. Он в ответ подстегнул коня и подъехал ко мне.
– Надо остановиться, Василий Дмитриевич, и переждать ненастье, – сказал Радим.
– Нельзя, – ответил я, – Через три дня, самое большее четыре, нам нужно быть в Юрьеве и никакая непогода нам помешать не должна.
– Это понятно, да только толку от нас в Юрьеве не будет если мы все сляжем в горячке, – возразил Радим.
– А что нам делать? – задумчиво спросил я.
– Не знаю. Была бы зима, то просто укутались бы посильнее и поехали дальше, а сейчас – не знаю, – сказал Радим.
– Зима говоришь? – сказал я и, привстав на стременах, обернулся и приказал своей полусотне, – Стой!!!
Дождавшись когда мои люди остановятся, я развернул Яшку и проехал к середине строя и приказал всем спешиться.
– Я не допущу что бы вы замерли, – сказал я, – Будем греться бегом. Всем взяться за стремена и пустить коней бегом!
Лучшего сейчас я придумать не смог и, достигнув начала строя, слез с коня, а затем продемонстрировал личным примером свой замысел, взявшись рукой за стремя и хлестнув Яшку по холке, побежал рядом.
Я не был уверен в своей затее и на всякий случай вспомнил все ближайшие деревни на пути, в которых мы могли бы остановиться. Однако, через несколько минут быстрого бега я начал чувствовать как холод отступает и это стало ответом на мои сомнения.
Чем дольше я бежал, тем теплее мне становилось, а вместе с тем и начало улучшаться настроение. За моей спиной вновь стали слышны веселые возгласы, хоть и произносились они запыхавшимися голосами. Казалось, мы сумели победить непогоду, но холодный дождь даже не думал заканчиваться и постоянно приходилось смахивать заливающую лицо воду, что нельзя было сделать с промокшей до нитки одеждой. Через час такого бега мне стало казаться, что мой кафтан весит пару пудов, а в сапогах уже сильно хлюпало, но останавливаться я и не думал, ведь стоит нам остановиться как холод тут же поймает нас в свои цепкие лапы. Так что я не позволял себе давать слабину и с упорством продолжал разбрызгивать воду и грязь из луж своими ногами в потерявшем осенние краски мире.
К вечеру после нескольких часов беспрестанного бега нам удалось преодолеть почти двадцать верст. Мы бы продвинулись еще больше, но нас стали тормозить телеги, которые начали завязать в дорожной грязи. К тому же лошадям, тянущим телеги, приходилось гораздо тяжелее и сейчас они сильно вымотались.
«Если сейчас не найти место для постоя то лошади могут пасть, а без них мы никуда не доедем», – подумал я, – Данилка!!!
– Василий Дмитриевич, звали? – сказал мой кошевой, явившись через минуту на мой зов, в промокшем тегиляе, который я ему подарил летом и шапке, сейчас больше напоминающей мокрую тряпку.
– Насколько я помню в версте отсюда есть придорожный кабак, скачи туда и предупреди хозяина о нашем скором приезде, – приказал я.
Данилка кивнул в знак понимания, сел на свою кобылу и держа за поводья мула с кошем, поскакал в указанном направлении.
Моя же полусотня из последних сил передвигая ногами, продолжила свой бег. А тем временем и без того серый и безрадостный мир стал погружаться в ранние сумерки. Всё вокруг постепенно стало темнеть, что вкупе с идущим дождем привело, несмотря на ещё не зашедшее солнце, к тому, что нельзя было ничего увидеть ближе чем в полусотни шагов. Да и то, что было видно, казалось размытым и нечетким и нам пришлось довериться только дорожной колее. Так что сложно было описать мою радость и облегчение, когда за очередным поворотом дороги вдали замаячил огонь. Вскоре мы достигли забора, окружающего придорожный кабак у ворот которого и горел фонарь, приведший нас сюда.
Ещё до того как я и мои люди достигли ворот они распахнулись, гостеприимно пропуская нас вод двор. У ворот стоял худощавый, низкого роста отрок, с легким чудским говором поприветствовавший нас от лица своего отца, хозяина кабака, и указал рукой на конюшню, в которой мы могли оставить лошадей. У конюшни, в которой горела жаровня, я встретил, успевшего переодеться в сухой кафтан, Данилку. Он тут же принял у меня Яшку и повел его в стойло.
– А вас хозяин в доме ожидает, – указав на здание кабака, занимавшего большую часть двора, сказал мой кошевой.
Но я не пошел сразу в кабак, а решил сначала удостовериться, что все мои люди прибыли сюда. И лишь когда последняя телега была поставлена под навес я разрешил себе пройти в кабак греться.
– Добро пожаловать милсдарь, – заискивающе обратился ко мне, низкорослый как и сын с сединой в черных волосах и бритой бородой, хозяин кабака, – Проходите к очагу, обогрейтесь.
Я вошел в просторное помещение, заставленное столами, с очагом у северной стены. Внутри уже было около пятнадцати моих стрельцов, преимущественно из десятка Третьяка. Кроме моих удальцов в кабаке за одним столом сидели пятеро дворян и все внимательно посмотрели в мою сторону когда я вошел. Посмотрев на них и убедившись в отсутствии злых намерений, я слегка поклонился и получил поклоны в ответ, а один даже приподнял кружку и отпил из нее в мою честь.
Закончив оглядывать кабацкую горницу я прошел в сопровождении хозяина кабака к очагу, оставляя за собой полосу воды, так как с меня лилось как из лесного родника. Как только я подошел к очагу от моего кафтана тут же пошли дымки, испаряющейся под воздействием огня, воды. Тут же, как черт из омута, справа от меня выскочил Данилка, держа в руках мой тегиляй и запасные штаны.
– Вот, Василий Дмитриевич, переоденьтесь в сухое.
Не имея даже в мыслях желание спорить с этим предложением, я стал снимать кафтан и практически сразу кабатчик поставил у очага стул для меня. Надев на себя сухую одежду, я с удовольствием опустился на предложенный стул, протянул голые ноги к огню и подумал, что всё же не плохо быть полусотником. В подтверждение моих мыслей хозяйская дочка, миловидная девушка на выданье, поднесла мне горячий сбитень на лесных ягодах.
– Как тебя зовут? – спросил я хозяина кабака, стоявшего рядом.
– Айно Кууск, милсдарь, – с более сильным чудским говором чем у сына, ответил кабатчик.
– Послушай Айно, мне и моим людям нужно здесь переночевать, обогреться, чтобы продолжить завтра утром наш путь. Сколько это будет стоить?
– Милсдарь, с вами прибыло много людей и у меня не хватит места…
– Ничего, – прервал я кабатчика, – Мы люди служивые и ко всякому привычные, можем и на голых досках переночевать.
– В таком случае шесть рублей с полтиной.
Я глубоко вздохнул, услышав эту сумму, ведь три месяца назад, когда мы здесь останавливались на постой было уплачено четыре рубля и это мне показалось дорого. Немного подумав, я достал из кожаной сумы подорожную грамоту и протянул кабатчику. Он посмотрел на неё, но было видно, что прочесть написанное он не сможет.
– Здесь, Айно, написано, что ты должен всячески помогать мне и моим людям в пути. Согласно грамоте мы вообще можем не платить за постой, но я понимаю как это для тебя убыточно и по этому предлагаю деньги, – глядя прямо в водянистые глаза хозяина кабака, сказал я, – Кроме того: лошадей мы накормим сами да и крупу для ужина дадим свою.
Посмотрев на грамоту, кабатчик сглотнул слюну и слегка побледнел, но услышав мое предложение заплатить, заискивающе улыбнулся, а в его глазах заиграли искорки наживы.
– Дак, сколько возьмешь? – прервал я затянувшееся молчание.
– В таком разе три рубля с полтиной будет в самый раз, – поспешно ответил кабатчик.
– Хорошо, – сказал я и потянулся за калитой
с деньгами, данными нам на дорогу.
– Четыре рубля! – поспешно проговорил кабатчик, увидев серебро у меня в руках.
– У нас, в Новгороде Великом, говорят – первое слово дороже второго, – сказал подошедший Гюргий, посмотрев на хозяина кабака с презрением свойственным новгородским купцам и со значением погладил рукоять сабли, – Негоже цену менять коль торг уже закончился.
– Да-да… Вы правы, – извинительно сказал кабатчик и поклонился десятнику.
Тем временем я уже отсчитал серебро и передал хозяину кабака. Приняв деньги он ушел, пятясь назад и поминутно кланяясь. Я же, более не обращая внимания на него, обратился к Гюргию:
– Как твой десяток, все целы?
– В общем да, но пара человек натерла ноги. Однако, если завтра поедем верхом то это не страшно, – ответил Гюргий.
– Дай да Бог, – сказал я и, глядя на огонь, задумался о дальнейшем нашем пути.
– А на счет ночлега, то мои люди как и в прошлый раз могут и в конюшне поспать – там сейчас жаровни горят, тепло, – сказал Гюргий, выводя меня из задумчивости.
– Нет уж, за ночлег уплачено – рядком на полу ляжем все и поместимся. После такого бега под дождем я не позволю никому на голой земле спать, – твердо сказал я и заметил, что к нам приближаются остальные десятники: Нежир, Радим и Третьяк – все уже переодевшиеся в сухое.
– Это вы хорошо придумали, Василий Дмитриевич, бежать под дождем: к Юрьеву приблизились и вусмерть не околели, – сказал Нежир, протягивая руки к очагу.
– Да так… – слегка вздохнул я, – Вспомнилось как зимой в одних портах и рубахе вокруг деревни бегал. Меня к этому делу приучал Иванко. Говорил, что пока бежишь никакой мороз не страшен.
Все десятники приумолкли вспомнив погибшего в прошлом году Иванко и лишь потрескивание дров в очаге и приглушенные голоса дворян за дальним столом нарушали тишину. Так продолжалось пока жена кабатчика с дочкой не принесли котел полный воды и не поставили его на огонь в очаге.
– Айно сказал, что крупу вы нам свою дадите, – обратилась ко мне жена кабатчика.
Я посмотрел на эту статную, стоящую предо мной с прямой спиной женщину и понял кто в кабаке главный. Меня даже удивило – как я в прошлый раз не заметил эту властную, еще не старую и полную сил хозяйку.
– Данилка! – позвал я и отхлебнул из кружки со сбитнем.
Мой кошевой явился незамедлительно и я приказал ему отсыпать пшенной крупы на всю полусотню и передать её хозяйке кабака.
– И соли не забудь дать, – закончил я.
Данилка коротко поклонился и тут же вышел во двор, а кабатчица, удовлетворившись моим распоряжением, отошла к своему мужу.
– Надо будет положить, наиболее склонных к хворобе стрельцов, в комнаты, которые нам достанутся, – сказал я десятникам.
– Вы всегда стараетесь о людях думать, – сказал Радим, – за это вас стрельцы и любят.
– И в бою за спинами не прячетесь, – льстиво сказал Третьяк.
– Не лей мне мед в уши, а то от этого и оглохнуть можно, – с серьезным лицом ответил я.
– А что такого, разве я не прав? После боя с татями люди вас уважать стали, – с не менее серьезным лицом ответил Третьяк.
После слов десятника мне вспомнилось как весной нас послали ловить большую банду, что орудовала на колыванской дороге. Мы тогда две недели их выслеживали пока не определили их логово в полутора верстах от тракта.
– Умно вы тогда придумали, – поддержал Третьяка Нежир, – разделить нас на три отряда и устроить облаву на татей.
– Признаться я по началу не поверил, что ваш замысел удастся, ведь татей было человек сорок и вооружены они были неплохо, – сказал Третьяк, – но всё вышло по вашему.
Действительно я тогда послал десятки Третьяка и Радима ударить по логову бандитов, что находился в ложбине недалеко от ручья, с двух сторон, так как был уверен – тати испугаются выстрелов из пищалей и побегут в сторону небольшой топи с валежником. За повалившимися деревьями же их должен был ожидать я с тремя десятками стрельцов.
– Ох как они испугались грохота пищалей, как побежали, а урону то им мы почти не нанесли, – сказал Третьяк.
– Верно говорят – у страха глаза велики, – сказал Гюргий.
– А меня больше поразило когда вы, Василий Дмитриевич, вышли к ним на встречу из засады один, – восхищенным тоном сказал Нежир, – Первого попавшегося татя саблей рубанули, второго угостили да так, что он три аршина пролетел, а прочие же тати, увидев это, встали как вкопанные и по вашему приказу бросили свое оружие, сдавшись в полон.
– Я потом подсчитал – из сорока татей тридцать пять живыми взять удалось, – сказал Третьяк, – Правда воеводы потом каждого пятого у западных ворот повесили в назидание остальным.
– Туда им и дорога – сами то не больно проезжавших по колыванской дороге жалели, – сказал Нежир и через пару мгновений рассмеялся, вспомнив как визжал один из вожаков татей, когда его к петле вели.
Вместе с Нежиром рассмеялись и другие десятники, а так же несколько стрельцов, что были поблизости. Не смеялся только Радим – он вообще редко шутил и большую часть времени сосредоточенно молчал. Говорил он тоже редко, но всегда по делу и не смотря на то, что лесть по отношению ко мне из его уст никогда не выходила я ему доверял больше чем всем остальным десятникам. Вот и сейчас Радим с некоторым осуждением посмотрел на своих товарищей и глубоко вздохнул. Понять его можно ведь для большинства стрельцов война была опасным, но всё же ремеслом, а для Радима она была гораздо большим. После гибели всех родных в ходе одного из набегов крымской орды Радим записался на службу и с тех пор не было ни одного года без сражений в его жизни. Возможно именно по этому Радим к своим тридцати годам не женился и не обзавелся сворой детишек, хотя мне кажется он просто боится в один день вновь лишиться близких.
– … ja te ei kartnud seda rahvahulka majja lasta, kui Dorpat on piiramisr?ngas? Mida sa teed, kui sakslased tulevad?
– прервав мои мысли, раздраженно сказала кабатчица, обращаясь к мужу.
– Mida ma pidin tegema? Kui ma poleks neid sisse lasknud, oleksid nad j?uga sisse tulnud, aga nii saime h?beda,
– ответил лебезя кабатчик.
– Kui sakslased tulevad, panevad nad selle h?beda su kurku ja riputavad v?ravasse,
– язвительно сказала кабатчица.
Чудской язык я знал плохо, но всё же сумел понять общий смысл разговора.
– Я смотрю вы ливонцев ждете, а мы вам мешаем. В таком разе мы можем уехать отсюда, но боюсь это не понравиться воеводам в Юрьеве, – разозлившись сказал я.
– Нет, что вы милсдарь и в мыслях не было ждать врагов государя нашего, – тут же залебезил кабатчик, а его жена словно язык проглотила и лицом стала сера.
– В таком случае лучше скажите какие комнаты вы нам уготовили, – улыбнувшись злым оскалом сказал я.
– Две верхние, под крышей, – ответил кабатчик.
– Хорошо, – сказал я, а затем поглядев на свою кружку добавил, – И думаю многим моим людям тоже захочется отведать столь вкусный сбитень.
– Конечно, конечно… – проговорил кабатчик и прихватив жену удалился.
– А я пожалуй пройду в комнату, – обратился я к десятникам, – Вы же о людях позаботьтесь. Третьяк, твой десяток сегодня ночью будет в стороже.
Сказав это я встал и уже пошел к лестнице, как вдруг ко мне пошатываясь подошел один из дворян, что сидели за дальним столом.
– Добрый вечер сударь. Вы кажется из Ругодива прибыли и думается мне, что я имею честь говорить с Василием Щукиным, грозой всех татей в округе, – твердо сказал дворянин несмотря на свое опьянение.
– Да, но вы сударь преувеличиваете мои труды, – ответил я.
– Вы еще и скромны, что делает вам больше чести, – сказал дворянин, – Позвольте выпить за здоровье вас и ваших людей. И примите от меня небольшой дар.
С этими словами дворянин протянул мне бурдюк, который я с уважением принял, слегка поклонившись. Мой собеседник кивнул в ответ, сделал большой глоток приложившись губами к своей кружке, а затем пошел пошатываясь к своим товарищам. Я же продолжил свой путь к лестнице попутно исследовав содержимое бурдюка в котором оказалась ржаная водка. Недолго думая, я подлил водку в свой сбитень, а потом подозвал Радима.
– Только тебе могу доверить, – обратился я к Радиму, протягивая бурдюк, – Пусть люди ноги себе протрут, но пить я запрещаю и передай Данилке пусть ужин ко мне принесет да амбарную книгу с чернилами.
Радим как всегда ответил коротко и четко, а я проследовал вверх по лестнице на второй ярус. Там я понял, что это перестроенный чердак с низким потолком, который был всего на пядь выше меня, но для уставших стрельцов и это хорошо. Немного пригнув голову, я пошел к ближайшей комнате и столкнулся в дверях с дочкой кабатчика.
– Ты что там делала? – спросил я от неожиданности.
– Покрывала теплые принесла милсдарь, – сказала девушка.
– Спасибо… – немного растерянно ответил я.
Дочь кабатчика в ответ улыбнулась и игриво посмотрела мне в глаза, а затем протиснулась мимо меня, как бы невзначай задев мою руку, державшую сбитень, своей грудью. После этого она пошла к лестнице слегка повиливая бедрами и уже ступив на первую ступеньку бросила лукавый взгляд в мою сторону, а затем сбежала вниз постукивая каблучками словно молодая козочка.
«Да уж… Найдет она себе веселья на свой зад, правда не известно к добру или к лиху» – подумал я и вошел в комнату.
Комната же была рассчитана, судя по лежанкам, на четырех человек, но я быстро приметил, что если разместить людей на полу то здесь смогут поместиться не менее десяти стрельцов. Подумав об этом, я пошел к дальнему лежаку, что стоял у небольшого окна, единственного в комнате, и сел на него, оперевшись спиной о сену, а затем сделал несколько больших глотков из кружки с подогретым водкой сбитнем и прикрыл глаза, впадая в дремоту. Тут же перед моим взором предстала, гуляющая по полю, Настасья в зеленом летнем сарафане. Она была очень красивой в своем наряде, её плавные движения рук казались чарующими, а улыбка, обращенная ко мне, словно сияла.
«Как жаль, что это только видение», – подумал я и неожиданно для себя вспомнил о брате.
Я припомнил письмо, которое получил неделю назад от Ивана в коем он меня извещал о последних новостях и сообщал, что выслал полагающуюся долю с урожая из моего поместья за коим он приглядывал в моё отсутствие. Я представил брата стоящим сейчас на посту между зубцами Псковской крепостной стены, отдавая распоряжения своему десятку. Хотя, наверное нет – сейчас в Пскове наверняка собирают рать для помощи Юрьеву и мой брат как и вся Дубковская сотня может уйти в этот поход, а значит есть вероятность встретиться с Иваном. Однако, мне еще не известно в какой силе пришли ливонцы под Юрьев и какую угрозу они представляют для нашей рати, а значит есть повод опасаться за жизнь и здоровье брата.
– Вы здесь? – спросил Данилка вошедший в комнату, – А то мне сказали, что вы наверху, но не указали комнату.
– Нашел. Молодец. А амбарную книгу принес? – спросил я.
– Конечно, как вы и приказали, – ответил Данилка, доставая из сумки за своей спиной амбарную книгу, и положил ее на небольшой столик у входа, а затем туда же поставил перо с чернильницей, – Всё сухое.
– Молодец. Хорошо от дождя спрятал, – похвалил я Данилку, встал с лежанки и подошел к столику.
В последующие несколько минут, пока Данилка ходил проведывать кашу, я вкратце записал события дня и весьма подробно расписал расходы серебра и припасов. После этого я отложил перо, но оставил книгу раскрытой дабы чернила просохли и в этот момент заметил, что беспрестанная дробь дождя по крыше прекратилась.
– Вот и хорошо, – сам себе сказал я, обрадовавшись окончанию дождя.
Радость мою укрепил Данилка, принеся мне тарелку каши с покрошенными в неё сухарями и кусками солонины. Достаточно быстро расправившись с ужином, я прилег на лежанку, обдумывая планы пути на завтрашний день, и вскоре сам не заметил как уснул.

Луна хорошо освещала дорогу, отражаясь в лужах скопившихся в колее, в то время как солнечные лучи только прокладывали себе путь на небосклоне. Но казалось, что вскоре мы погрузимся в сумрак из-за тепла пришедшего ночью после вчерашней стужи, грозившего поднять туман и укрыть им всё вокруг. Однако, я рассчитывал на то, что Солнце примет власть над небом раньше чем туман укроет дорогу. А пока этого не случилось мы, разбрызгивая грязь из-под копыт и мерно позвякивая своим снаряжением, медленно – не быстрее скорости движения наших телег – продвигались на Запад.
Подумав об этом, я повернулся назад посмотреть на своё воинство и увидел, что многие из моих людей готовы уснуть прямо в седле после недолгого отдыха и наверное кто-то даже проклинал меня за столь раннюю побудку. Да я бы и сам с удовольствием уснул, но приказ данный мне не позволял долгого отдыха – нас ждали в Юрьеве. Кроме того, мне хотелось прибыть в крепость раньше чем начнется осада, что бы не прорываться в город с боем. Именно по этой причине я встал сегодня утром еще задолго до рассвета, поднял полусотню и приказал, после краткого завтрака, выдвигаться в путь. Мне хотелось нагнать упущенное вчера время и благодаря Богу, убравшему дождь, это кажется удастся.
А тем временем, как я и ожидал, ноги лошадей утонули в белой пелене тумана, преобразившего всё вокруг, скрыв под собой дорожную грязь и болотистые поля вокруг. У меня даже создалось впечатление, что мы оказались на небесах. Это ощущение усилилось благодаря свету зари, но хлюпанье дорожной грязи под копытами лошадей говорило, что мы всё еще на бренной земле. Вскоре же, восходящее солнце ударило нам в спину, озолотив своим светом туман, но одновременно заставив его редеть и растворяться в воздухе. Туману ничего не осталось как спрятаться в лесистых низинах и вновь открыть нам дорогу.
Взошедшее солнце стало нас пригревать и настроение моих людей улучшилось и даже стало казаться, что никаких препятствий на нашем пути быть не может. Однако я прекрасно знал, что трудности еще будут и в подтверждение этому ко мне подъехал Радим и сообщил, что телеги стали отставать.
– Стой!!! – прокричал я, подняв правую руку вверх, и услышал как мой приказ был повторен несколько раз, после чего строй остановился.
Развернув коня я поскакал к телегам, встречая по пути вопросительные взгляды своих подчиненных, и вскоре увидел, что дорожная грязь облепила колеса и лошади с трудом тянут свою ношу. Мне сразу стало ясно, что через пару вёрст такой надсады и лошади падут, оставив нас без коша.
Посмотрев на это, я глубоко вздохнул и велел явиться сюда своему десятку. Стрельцы моего десятка – опытные войны, казаки из под Изборска, которых я специально забрал к себе, что бы меньше с ними возиться – явились незамедлительно.
– Пристегните ремнями своих коней – по два на телегу! – приказал я, – Думаю после этого дело пойдет быстрее.
– По два не получится: нас всего девять, – сказал Федор, коренастый, рыжебородый стрелец, старший в моем десятке.
– Верно. Десятым будет Данилка, – согласился я и посмотрел на своего кошевого, неотступно следовавшего за мной.
Молча согласившись с моим распоряжением, стрельцы принялись привязывать коней к оглоблям и вскоре мы смогли продолжить свой путь и даже достаточно быстро, что бы к полудню достигнуть достопамятной развилки дорог ведущих на Раковор, Лайс и Юрьев. Здесь я и решил дать людям и лошадям небольшой отдых, ведь до Юрьева осталось не более шестидесяти верст.
Лагерь я решил не разбивать, а просто приказал рассесться по десяткам и отобедать наскоро сухарями. Сам я тоже решил подсесть к своему десятку, а за одно разузнать, каково состояние коней тянущих обоз. Но стоило мне подойти к телегам как со спины я услышал топот копыт быстро скачущей лошади и обернулся. Ко мне погоняя коня, мчался Радим с явно обеспокоенным лицом.
– Вижу, что-то случилось? – с внутренним беспокойством спросил я Радима когда он остановился подле меня.
– Да, Василий Дмитриевич, – несмотря на скачку уверенным голосом ответил Радим, – На Юрьевской дороге я обнаружил множество следов от копыт и телег. При чем все следы свежие – не далее как утром проезжали.
– Думаешь ливонцы? – стараясь быть невозмутимым спросил я.
– Вряд ли: до Юрьева далеко и вражеские разъезды еще не могли сюда добраться. Хотя… Чем черт не шутит, – ответил Радим.
– В таком случае лучше поберечься, – немного подумав сказал я Радиму, – Бери свой десяток и поезжай в перед и вооружись как полагается, а мы поедем в полуверсте за тобой.
Радим кивнул в знак согласия и поехал выполнять мой приказ и уже через несколько минут его десяток забирал с телеги свои пищали. Но тут я вспомнил как утром, выйдя во двор кабака, дочка кабатчика, придерживая расшнурованное платье, прошмыгнула мимо меня в дом, а из сарая следом за ней с улыбкой на лице вышел Нежир.
– Радим!!! – окликнул я десятника.
– Что-то случилось, Василий Дмитриевич? – с удивлением спросил Радим, подойдя ко мне.
– Нет, всё в порядке. Просто я решил, что в передовой разъезд поедет Нежир, он ночью больше всех отдохнул, а твои люди пусть сторожей едут, – ответил я.
Сказав это я позвал Данилку и послал его передать приказ Нежиру, а заодно сообщить всем остальным, что с этого момента мы должны быть настороже и во всеоружии.
Вскоре Нежир со своим десятком уехал вперед, а я с остальными людьми, подождав четверть часа, двинулся в путь. Ехали мы не быстро, внимательно всматриваясь в окружающую местность и прежде всего на дорогу, на которой виднелись следы от большого количества телег и видимо сильно груженых. Я еще подумал, что такой обоз быстро ехать не может и мы должны вскоре его нагнать и тогда выяснится кто едет перед нами. Так и случилось – через пару часов от Нежира прискакал стрелец и сообщил, что они встретили сторожевой разъезд из шести человек, пытающихся помочь застрявшим в грязи телегам.
– А чьего они роду-племени не узнали? – спросил я под конец.
– Нет. Мы близко не приближались, но одеты они как обычные сыны боярские, – ответил стрелец.
– Это ничего не значит, – махнув рукой сказал я.
– Надо с ними поговорить, – сказал, стоявший рядом Третьяк.
– Поговорим, но только если в них будут смотреть дула не менее двадцати пищалей, – ответил я.
Затем я приказал десяткам Гюргия и Третьяка зарядить пищали и в таком снаряжении ехать к Нежиру, оставив мой десяток охранять телеги. Данилке я приказал остаться с обозом, но он всё равно упросил меня ехать со мной.
Нежир со своими людьми стоял в лесу на краю поля и наблюдал как в трехстах шагах от него перегруженные телеги с трудом боролись с распутицей. Его стрельцы шутили, смотря на потуги сынов боярских, толкающих телеги, и их это явно забивало, так что когда я подъезжал к опушке леса смех уже раздавался оттуда во всю.
– Ха-ха-ха! Смотри как этот в грязь шлепнулся!
– Прям с головой окунулся! Ха-ха!
– Громче смейтесь, а то вас на противоположном конце поля еще не слышно, – сказал я, подъезжая к десятку Нежира.
В ответ я не услышал ничего кроме карканья вороны, где-то недалеко, ибо стрельцы потупив взор молчали.
– Так-то лучше, – удовлетворившись результатом сказал я и тут же перешел к делу, – Третьяк. Гюргий. Спешивайте свои десятки, пойдете справа и слева от дороги с пищалями готовыми к бою, а я вместе с Нежиром пойдем конными по середке, повидаемся с этими горе войнами.
Закончив говорить я сделал знак рукой Нежиру и он повел своих людей к лошадям и вскоре мы уже медленно приближались к чужому обозу.
Тяжелые телеги двигались медленно, лошади их еле тянули и то одной, то другой требовалась помощь и утомленные войны, заляпанные грязью до самого ворота, помогали их толкать и так увлеклись своим занятием, что не заметили как мы подошли к ним на расстояние тридцати шагов. Мне даже подумалось, что если бы их сейчас догнал враг то они скорее всего уже повстречались бы с апостолом Петром. Но у меня были другие планы, ведь я уже разглядел в грязных ратниках сынов боярских.
– Бог в помощь!!! – крикнул я.
Ближайший к нам молодой воин обернулся на крик, широко раскрыл глаза от удивления и побежал к своим товарищам, тем самым подняв большую суматоху. Все начали бегать в разные стороны: крестьяне правившие телегами спрятались между колес, а некоторые даже побежали в сторону ближайшего леса, но войны охранявшие их, не смотря на возникшую панику, садились на лошадей и строились в линию, так что через несколько минут шестеро сынов боярских выехали к нам на встречу. Удивительное зрелище предстало перед нами – на шести хороших конях, особенно мне приглянулся вороной ногаец, ехали всклокоченные, в грязных, одетых как попало, тегиляях, гордые войны, словно их внешний вид является само-собой разумеющимся.
– Кто вы такие и чего вам надобно? – спросил молодой, но постарше меня сын боярский.
– А по нашим кафтанам и целящимся по вам пищалям не видно? – иронически спросил я.
– Стрельцы… – неуверенно ответил воин.
– А точнее конная полусотня Ругодивской стрелецкой сотни! Я же Василий Дмитриевич Щукин, командир этих прекрасных воинов, а также сын боярский из Дубковского уезда Псковской земли! – отчеканил я, – А вот кто вы такие?
– Я Тихон Всеславович Иванов, десятник второй сотни из Опочки, – ответил десятник, посмотрев на дымящиеся фитили пищалей, – Но вы не сказали чего от нас хотите.
Заметив движение глаз молодого десятника я дал знак своим людям и они закрыли ружейные полки крышками, но целиться не перестали.
– Сейчас я хочу поговорить с твоим сотником, – сказал я.
– О чем ты хочешь с им поговорить? – спросил десятник.
– О тебе и о том как твои люди службу несут, – строго ответил я.
Десятник смутился и приказал одному из своих людей ехать звать сотника, но не успел договорить как на дороге в ста шагах от нас появились два десятка всадников.
– А вот Николай Петрович и сам едет, даже звать не придется, – с улыбкой облегчения сказал десятник.
Я ничего не сказал в ответ, а просто молча стал ожидать сотника этих горе вояк. Но как вскоре оказалось, подъезжающие к нам войны выглядели не лучше, это говорило о том, что телеги застряли в грязи по всей протяженности обоза. Однако, среди замызганных грязью ратников я заметил одного чернобородого сына боярского в чистом дорогом тегиляе, который в отличие от беспокойных взоров своих товарищей имел спокойный и уверенный вид. Было ясно, что это и есть сотник.
– Что случилось?! И чего надобно от нас стрелецкому воинству?! – спросил он, осаживая коня в трех шагах от меня, пытаясь произвести впечатление, но мой Яшка не шелохнулся, чего нельзя было сказать о конях Нежирова десятка, которые беспокойно задергали головами.
Спокойно взглянув в молодое лицо сотника, на котором светилась удалью улыбка, я вновь представил своих людей и себя самого.
– Так это вы Ругодивскую дорогу от татей избавили? О вас слухи до самой Колывани идут, – убрав с лица улыбку сказал сотник, – А я есть командир славных воинов из второй Опочкинской сотни Николай Петрович Кобылов.
Посмотрев на сынов боярских и их послужильцев за спиной сотника, я насчитал тридцать четыре человека и с удивлением спросил:
– Я надеюсь предо мной сейчас не вся сотня?
– Нет. Еще есть передовой отряд в десять сабель.
– И вы видно сопровождаете обоз в Юрьев?
– Да, тридцать пять телег, будь они не ладны!
– Извини меня если обижу, но с таким количеством людей и грязью на дорогах вы далеко не уедете, а если еще и враг на пути встанет то головы сложить можете, – серьезно сказал я.
– В моей сотне трусов нет да и саблями владеть мы умеем, – оскорбленно сказал сотник.
– И в мыслях не было считать твоих людей трусами, но если на вас налетит вражеский разъезд в сотню сабель, то у вас не будет и шанса выстоять, – ответил я, окончательно отдав приказ убрать пищали.
– Но мы всё равно обязаны привести обоз в Юрьев и сделаем это даже ценой собственной жизни, – гордо ответил сотник.
– Твоя храбрость похвальна, но поскольку мне так же нужно в Юрьев, то я предлагаю свою помощь, – сказал я.
– От помощи не откажусь – вместе и ехать веселее, – недолго думая согласился сотник, – И по такому случаю можешь звать меня просто по имени.
Услышав ответ, я тут же позвал Данилку и приказал ему скакать к нашему обозу и звать их сюда. Затем я посоветовал Николаю запрячь заводных лошадей в телеги, что вызвало у него возмущение, но, вняв моим словам, распорядился отдать боевых коней в обоз. Я же в свою очередь так же отдал в помощь обозу лошадей из десятков Гюргия и Нежира – всё равно быстрее пешего хода у нас идти не получится. Такими мерами нам удалось наладить ход обоза и мы медленно, но верно стали приближаться к цели похода.

– …представляешь себе. Как только стало известно, что сотне придется годовать в Раковоре то сразу же половина людей сказались больными, а то и вовсе уехали без объяснений, – с досадой сказал Николай.
– А как же… Всем хочется ратных подвигов и славы, а сидя в крепости её не добудешь, – сказал я и отпил из бурдюка квас, а затем передал его ехавшему рядом Николаю.
– Если бы – Раковор не захолустье, да и до врагов недалеко, – с благодарностью приняв бурдюк отвечал сотник, – Скорее наоборот – никто из уехавших подвигов и не желал. С другой стороны нет худа без добра – в тех кто остались я теперь уверен как в себе: не дрогнут перед врагом и честь свою не уронят. Да и сотником я стал только благодаря тому, что мой предшественник на верстание не явился, а у меня отец и дед сотниками были – вот меня и поставили командовать.
– Получается, что ты только в этом году сотней командуешь? – принимая бурдюк назад спросил я.
– Хм… Второй месяц, – с грустью сказал Николай.
Я посмотрел на него – на двадцатидвухлетнего сотника, который неожиданно для себя занял такой чин и хоть внешне держал себя уверенно, внутренне был весь в сомнениях. Так что получалось, что я хоть и был на четыре года его младше, но опыта имел больше и тем самым вызывал уважение у более старшего по возрасту и чину товарища, который вражескую саблю даже издали не видал.
«Однако, – подумал я, – вскоре ему представится возможность повидаться с врагом».
Подумав это я оглянулся вокруг, дабы убедиться, что обоз движется без промедления и ни одна телега не отстает.
– Распогодилось, – заметил Николай.
И действительно, ничего уже не напоминало о вчерашней стихии: редкие облака не мешали уже клонящемуся к закату солнцу освещать землю Божью. Тепло от небесного светила даже стало пригревать, что улучшало настроение людей и главное – сушило дорогу.
– Если так дальше продолжится то завтра мы без труда доедем до Юрьева, – ответил я Николаю, – Главное, чтобы ливонцы разъезды на пути не выставили.
– Дай да Бог, – сказал сотник.
Но Бог не дал.
Со стороны Юрьева в нашу сторону скакал, разбрасывая грязь из-под копыт своего покрытого пеной коня, молодой воин с весьма встревоженным видом. Увидев его, мы с Николаем тут же не сговариваясь поскакали к нему навстречу и чуть было не столкнулись из-за того, что конь вестового сильно устал и уже с трудом слушался своего седока. Однако, вестовому удалось осадить коня в двух шагах от нас, поставив его на дыбы и попытался его усмирить, но обезумевший конь не мог устоять на месте. Недолго думая, я соскочил с Яшки и взяв за узду взбешенного коня, постарался его успокоить, и надо сказать, небезуспешно и только тут я заметил, что с правого бока у него течет кровь, а шкура истерзана плетью так, что на неё было больно смотреть.
– Что случилось?! Почему ты несешься словно беса увидал! – встревоженно спросил Николай.
– В версте отсюда есть деревня, – запыхавшимся голосом отвечал вестовой, – В ней мы заметили ливонцев, около сотни.
– Они вас заметили? Гнались за вами? – спросил я продолжая придерживать коня за узду.
– Нет, но мы подумали… – начал отвечать вестовой.
– Так какого черта ты загнал так коня?!!! – закричал я, – На нем теперь еще долго ездить будет нельзя!!!
– Погоди Василий! – успокаивая меня сказал Николай, а затем обратился к вестовому, – С чего вы вообще решили, что в деревне ливонцы, может там кто-то из наших?
– Точно ливонцы, – отвечал вестовой, переводя испуганный взгляд с меня на своего сотника, – Они не скрываются – выставили хоругвь с черным крестом прямо посреди деревни.
– Черт! Видно, лихо одноглазое нам пособляет, – с досадой сказал Николай.
– С этим лихом мы разберемся, – сказал я сотнику и вновь обратился к вестовому, – А ты с коня слезай!
– Но я заводного коня в обоз отдал… – начал отвечать он.
– Ничего, пехом пройдешься, не развалишься. Слезай! – приказал я.
Вестовой вопросительно посмотрел на сотника, но Николай ничего не ответил на этот взгляд и тем самым подтвердил мой приказ. Молодой сын боярский, годков я бы ему дал не более шестнадцати, с растерянным видом слез с коня, и приняв от меня узду, пошел к телегам. Я же сел на своего Яшку и обратился к Николаю:
– А теперь, я думаю, нам следует посмотреть, что из себя представляют эти ливонцы и так ли страшен черт как его малюют.
Сотник согласился со мной и мы, обгоняя телеги, поскакали к передовому отряду. Однако я успел приказать Радиму с его людьми проверить проселочную дорогу, ведущую ближе к озеру.
Деревня в пятнадцать дворов расположилась на небольшой возвышенности у Юрьевской дороги и проехать мимо неё не представлялось возможным. К этому добавлялось явное наличие в деревне вражеских воинов под хоругвью ливонского ордена. Точно подсчитать количество врагов у нас не получилось, но по всему выходило, что в деревне было не менее восьмидесяти немцев из них десять стояло в охранении.
– Думаю, врасплох мы их вряд ли застанем, – сделал я вывод из увиденного.
– Нет. Если собраться на опушке того лесочка, – сказал Николай и указал на лес, находящийся примерно в ста шагах от деревни, – То мы сможем добраться до деревни раньше чем немцы сядут на коней и построятся для боя. Скорее всего, завидев нас, они просто сбегут и откроют нам дорогу.
– Я согласился бы с тобой если бы это был набег, но нам надо еще провести обоз, который, как ты знаешь, едет медленно. Кроме того, мы не сможем перебить всех немцев, а значит они смогут через несколько часов вернуться, пересчитать нас и понять, что мы не так страшны. После этого обоз будет в опасности, – возразил я.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Скоро приедет мой человек с вестями о проселочной дороге, что ведет к Омовже
чуть ближе к Чудскому озеру. По ней мы сможем объехать опасность и если даже ливонцы подошли к крепости с севера, то мы сможем рассчитывать на помощь из крепости, – закончил я излагать свой план.
– Ты прав, но мне как то не по себе, – возразил Николай, – Мы как-будто бежим от врага.
– В тебе говорит доблесть и это хорошо, но на войне чаще побеждает хитрость, вспомни Гедеона и его победу над медианитянами
, – припомнив Святое писание, ответил я.
Поразмыслив немного Николай согласился подождать вестей от Радима и только после этого решить, что делать дальше. Оставив людей следить за ливонцами, мы поехали к обозу, где собрали людей: два десятка конных и три десятка стрельцов, и поставили их для отражения возможного нападения врага. В таком достаточно нервном положении мы прождали около часа пока не приехал вестовой от Радима с сообщением, что кружная дорога свободна.
Недолго думая, мы продолжили свой путь по проселочной дороге и неожиданно для себя обнаружили, что кружная дорога более прочная, что позволило нам ускорить шаг, ведь телеги перестали вязнуть в грязи. Благодаря этому нам удалось, соблюдая осторожность, к вечеру остановиться в двух верстах от Омовжи и поставив телеги кругом устроить лагерь и наконец-то отдохнуть.

Утро выдалось солнечным, но опять подул прохладный ветерок, однако сколь-нибудь больших облаков, не говоря уже о тучах, на горизонте не было и это не могло не радовать, особенно вспоминая позавчерашний день. Я же, видимо из-за усталости, проспал до восхода, что было по моему разумению поздно, так что я отругал Данилку за то что он меня не разбудил раньше.
– Я подумал, что вам можно больше отдохнуть, – оправдываясь отвечал мой кошевой, – Всё равно пока разъезд не вернется никто никуда не поедет.
– Какой разъезд? – удивился я.
– Николай Петрович послал один десяток вперед дорогу проведать, но они пока не вернулись, – ответил Данилка.
– Это хорошо, что послал – плохо что не вернулись. Как давно разъезд уехал?
– С ранней зорькой.
– Поздно… – сказал я и велел позвать десятников.
Вскоре все четверо явились ко мне и сообщили, что ничего серьезного за ночь не произошло, только вестовой прибыл рано утром от сторожи, что за ливонцами следит.
…в общем все спокойно Василий Дмитриевич, даже крестьяне из ближней деревни по домам сидят и носа оттуда не кажут, – закончил за всех Гюргий.
С этим знанием я и направился к Николаю на другой конец лагеря разузнать о том с чем прибыл утром вестовой. Николая я застал сидящим на лежащем на земле седле в штанах и одной нательной рубахе, даже сапоги он надеть не удосужился, поставив их рядом с собой. Занят при этом всем сотник был миской каши, которую заедал куском хлеба с нарезанным на нем варенным яйцом. От этого вида мне стало немного дурно, ведь поесть я благополучно забыл и мой живот быстро об этом напомнил.
– Ангела за трапезой, – усмирив свой голод обратился я к Николаю.
– Спасибо, и тебе доброго утра. Проснулся? – ответил сотник.
В голосе Николая мне послышался укор, но я постарался сделать вид, что не обратил на это внимание и сразу перешел к сути разговора:
– Мне сказали, что рано утром прибыл вестовой и принес какие-то вести, так ли это?
– Верно, – облизав ложку и положив пустую миску на землю ответил Николай, а затем взял хлеб с яйцами и продолжил трапезу.
– И что же вестовой передал? – немного злясь спросил я.
– Ничего особого – ливонцы всю ночь просидели в деревне, только водку хлестали да за девками бегали и видимо не думают никуда уезжать, так что я велел снять сторожу и ехать к нам, – с неохотой оторвавшись от еды ответил Николай.
– Что ж, хорошо коли так, – одобрительно кивнув сказал я, – А от передового разъезда ничего не слышно?
– Нет, но я думаю вести скоро появятся, – ответил Николай.
Дальше мы поговорили о погоде и всяких несущественных вещах пока я не понял, что ничего нового мне узнать не получится. Так что пожелав Николаю хорошего окончания трапезы я пошел назад к своим людям в надежде самому, что-нибудь перекусить. К моей радости Данилка уже подумал об этом и когда я вернулся меня ждал небольшой, но сытный завтрак в виде краюхи хлеба с солониной и жаренной рыбой добытой ещё вчера вечером в соседней деревне.
Быстро разобравшись с трапезой я приказал своим стрельцам готовиться к выходу, поскольку сомневался, что впереди нас ждут враги. Вскоре моя догадка подтвердилась приехавшим вестовым из передового разъезда:
– Впереди до самого Юрьева никого нет.
После этого известия в лагере началась суматоха: все бросились запрягать лошадей и собирать разложенный кош. Исключением стала моя полусотня, которая была уже готова к выходу и именно по этой причине мы первыми вышли в сторону Юрьева. В душе я испытал некоторое удовлетворение, проезжая мимо в спешке собирающегося Николая, пожелав ему побыстрей догнать меня. Так я немного отвел душу после утреннего разговора, однако, оставлять товарищей в беде было не в моих правилах и поэтому, отъехав от лагеря на две версты, мы остановились. Ждать Николая и его людей пришлось около часа, но как только они появились я послал два десятка, Гюргия и Нежира, им на помощь, чем явно обрадовал сотника.
Дальнейший путь мы продолжили вместе и как и говорил вестовой, не встретили впереди ни единого препятствия. Однако, подъезжая к стоящему на южном берегу Омовжи Юрьеву, мы увидели как какая-то ливонская сотня медленно, словно змея, подъезжает к крепости: немцы то приближались то удалялись, то подъезжали к берегу реки то уходили от неё, но всё же постепенно сокращали расстояние до крепости.
С Юрьевских стен в это же время на них смотрели несколько человек и казалось ничего не делали, пока ливонцы не оказались на расстоянии в сотню шагов. Между зубьями крепостной стены показался какой-то воин и что есть мочи крикнул ливонцам, правда с нашего берега разобрать его слова было невозможно, но очевидно это было, что-то оскорбительное ведь в ответ в крепость полетела немецкая брань. Началась взаимная перепалка свидетелями которой мы стали и возможно этим бы всё и закончилось, но вдруг, неожиданно, со стен крепости раздалось два пушечных выстрела, а рядом с ливонцами прогремели взрывы результатом которых оказались десятка немецких воинов лежащих без движения на земле. Ливонцы, не ожидая такого поворота разговора, в панике бросились наутек, даже не пытаясь забрать своих павших товарищей, а воин стоявший на стене повернулся к ним спиной, снял порты, нагнулся и похлопал себя по голой заднице.
Посмотрев на всё это дело я обратился к Николаю:
– Надо бы достать наши хоругви, а то неровен час нас также попотчуют.
Николай молча согласился со мной и уже через несколько минут моя полусотня ехала строем с развернутым стягом впереди, а из крепости прозвучал приветственный выстрел из затинной пищали. Вскоре копыта наших лошадей стучали по деревянному настилу моста перекинутого через Омовжу, а впереди приветственно отворялись ворота, приглашая войти внутрь крепости. В этот момент я испытал чувство выполненного долга, хотя было ясно – дел впереди еще много.



2 глава

«…Женщина говорит Ему: господин! Тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его?
Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную»
, – читал Данилка, старательно выговаривая священный текст Евангелия от Иоанна, но было видно, что дается ему это нелегко.
– Хорошо, в этот раз лучше получается. Продолжишь так заниматься и вскоре будешь читать не хуже митрополита, – похвалил я Данилку.
– Обязательно буду, особенно теперь, – показав на Евангелие, сказал Данилка.
Действительно с тех пор как боярин Петр Петрович Головин, первый воевода в Ругодиве, подарил мне это Евангелие в награду за службу, Данилка стал чаще читать, да и я нет-нет да и возьмусь за это благое дело. Однако сейчас было не лучшее время для чтения – нас ждала работа.
– Положи-ка Евангелие на место, да пойди кликни людей – пора на службу идти, – сказал я своему юному кошевому.
Надо сказать, что несмотря на осаду, служба в Юрьеве оказалась весьма обыденной и всё из-за того, что ливонцы то ли не умеют, то ли боятся приближаться к городу. Ливонцы во главе со своим новым магистром Готхардом Кеттлером поставили лагерь в трех верстах от Юрьева и уже более трех недель сидят там, высылая в разные стороны разъезды, которые, судя по слухам, мы постоянно бьем, так же как и тот отряд, который мешал проехать нам в крепость. Этот злополучный ливонский разъезд был разбит на следующий день после нашего прибытия в Юрьев и как оказалось они просто заблудились и думали, что находятся значительно западнее, чем оказались в действительности с целью защитить колыванский пеший отряд, идущий на соединение с основным войском. Однако, это был единственный пока выход наших сотен из крепости для встречи с противником, в основном этим делом промышляли отряд боярина Очина-Плещеева
, что встал у Новгородка
, да рать боярина Собурова
, стоящая у Изборска. У воевод, говорят, сил было достаточно, чтобы снять осаду с Юрьева, но по какой-то причине они этого не делали. В этой связи нам осталось уповать только на рать, идущую из Москвы и все в крепости только и говорили об этом. Однако, меня мало интересовали слухи о собирающейся московской рати, гораздо более меня интересовали известия об отряде боярина Очина-Плещеева, ведь там находилась Дубковская сотня, в которой, надо полагать, находился и мой брат. Это обстоятельство заставляло меня беспокоиться о здоровье Ивана и моих бывших товарищей по сотне.
Встряхнув головой, я попытался отогнать тревожные мысли, а затем встал и засунул за пояс одну из своих ручных пищалей, вышел из комнаты и тут же споткнулся о ногу одного из моих стрельцов. Чертыхнувшись про себя, я проклял тесноту царившую в Юрьеве: еще до начала осады лучшие дома себе забрали сотни, определенные сюда на годование, много места заняли спасавшиеся от ливонцев окрестные крестьяне и как следствие приехавшим на помощь войскам, включая мою полусотню, досталось совсем немного. Вот и сейчас мои люди расположились в четырех небольших домах у северной стены города. Места было так мало, что мы не смогли поместиться в домах и десятку Нежира пришлось разместиться в сарае, благо нам были даны от щедрот воеводских несколько жаровен. В общем пройти по дому и обо что-нибудь или кого-нибудь не запнуться было сложно, так что ничего удивительного для меня не произошло когда я чуть было не упал запнувшись за ногу Никодима, стрельца из моего десятка, готовящегося к выходу.
– Извините Василий Дмитриевич, – поклонившись обратился ко мне стрелец.
– Ничего, уже привычно стало, – благосклонно сказал я и слегка похлопал Никодима по плечу, – Ты лучше поторопись, скоро выходим.
После этого я продолжил свой путь, стараясь больше не спотыкаться.
На узкой и грязной улице из-за близко стоящих домов царствовал полумрак, хотя до захода солнца, в этот промозглый ноябрьский вечер, было еще далеко. В этом мрачном месте уже собралось два десятка стрельцов, перегородивших собой всю улицу. Стрельцы, увидев меня, поклонились, а я, посмотрев на них, отдал самый разумный приказ в этой ситуации:
– Все идем к Мариинской церкви
, а то скоро здесь дышать нечем будет, – а затем обратился к стоящему здесь же Данилке, – Направляй всех к церкви, там соберем полусотню.
Данилка встал прямо, прижав к плечу мою пищаль и утвердительно кивнул. Я же довольно хмыкнул, глядя на него – выглядящего немного несуразно с пищалью выше себя на плече, в тегиляе не по размеру и старой облезлой шапке, но с гордым выражением лица. Проходя мимо него, я не удержался и надвинул шапку ему на лицо от чего он смутился и обиженно посмотрел на меня.
Через несколько минут я вышел на площадь у Мариинской церкви в которой на время осады разместилась сотня Николая. Можно было подумать, что это святотатство, держать коней в церкви, но сие сооружение было латинянской киркой и не один православный священник не взялся нести там службу, местные же жители были преимущественно последователями учения Лютера и их так же не заботила судьба этого бывшего дома Божьева, так что для нас она ничем не отличалась от остальных домов в городе, кроме того, что это было красивое здание из красного кирпича с высокой колокольней. Посмотрев на это, цвета крови в свете вечернего солнца, здание и подождав когда к сюда придут остатки полусотни, я повернулся к своим людям и приказал построиться, согласно десяткам.
– Я уже говорил вам и повторюсь снова – мы государевы люди и каждый раз должны это показывать. Именно по этой причине мы пойдем через город строем, – обратился я к своим войнам.
Построившиеся в пять рядов стрельцы действительно вызывали уважение. Мои стрельцы стояли ровно, плечом к плечу, с пищалями приставленными к ноге, образовав квадрат темно-зеленого цвета – всё это выглядело воинственно красиво, не то что конный отряд сынов боярских, в котором каждый норовил выделиться из общей массы, ставя свою гордыню выше интересов государя и отчизны, создавая неразбериху в походе и на поле боя и это мне давало повод гордиться своими людьми, готовыми беспрекословно выполнить свой долг.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71453896?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.