Главная страница | Классика фэнтези | Знак Единорога. Рука Оберона

Знак Единорога. Рука Оберона
Роджер Желязны
Fanzon. Миры Роджера ЖелязныХроники Амбера
Номинация на «Мифопоэтическую премию» и премию «Великое кольцо».
Второй и третий романа цикла «Хроники Амбера» – грандиозной саги мастера фэнтези Роджера Желязны.

«Знак Единорога»
Враг отступил от стен Амбера, но на Черной Дороге все еще неспокойно. Кто-то убивает Каина. Корвин, которого обвинили в преступлении, замечает связь между убийством и исчезновением Бранда. Захватив власть, Корвин пытается справиться с бременем лидерства. Столкнувшись со зловещими последствиями предательства братьев и сестер, он отправляется на поиски истины, но находит лишь зловещее предсказание, которое предвещает ему скорую гибель.

«Рука Оберона»
По таинственной Черной Дороге демоны приходят из Теневых миров. Древний тайный источник могущества королевской семьи раскрыт, а нечестивый договор между принцем-чернокнижником и силами Хаоса грозит всем известным мирам абсолютным уничтожением. Час битвы близок. Теперь Корвин и остальные принцы и принцессы Амбера должны призвать на помощь все свои сверхчеловеческие силы, чтобы победить предателя, прежде чем он сможет переделать Вселенную по своему образу и подобию.

Роджер Желязны
Знак Единорога. Рука Оберона

Roger Zelazny
SIGN OF THE UNICORN
Copyright © 1975 by Roger Zelazny

THE HAND OF OBERON
Copyright © 1976 by Roger Zelazny

© Н. Сосновская, перевод на русский язык, 2025
© И. Тогоева, перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Знак Единорога

Глава первая
Грум пялился на меня во все глаза, но я молча спешился и передал ему поводья – пусть позаботится о лошади. Потом снял с коня завернутую в плащ ношу, взвалил на плечо и торопливо зашагал к боковому входу во дворец. Плащ не слишком скрывал очертаний. Скоро ад предъявит счет к оплате.
Миновав плац, я направился к дорожке, что вела в южный угол дворцового сада. Там поменьше любопытствующих глаз. Все равно заметят, но так лучше, чем переться через парадный вход и тамошнюю толпу. Проклятье.
И опять же – проклятье! Мне что, своих забот мало? Так нет же: кто имеет, тот и получает. Закон духовного сродства. В некотором роде.
В дальнем конце сада, у фонтана, слонялось несколько бездельников. И пара стражников шагала за кустами вдоль дорожки. Стражники заметили меня, быстренько посовещались и как по команде отвернулись. Благоразумно.
Недели не прошло с тех пор, как я вернулся. Хлопот по горло. Двор Амбера полон подозрений и ходит ходуном. А тут еще убийство, еще более отягощающее краткое и несчастливое царствование Корвина Первого. Мое царствование.
Пришла пора сделать то, что следовало сделать уже давно. Но с самого начала следовало сделать столько всего… Нет, я ни о чем не забыл. Я расставил приоритеты и решал задачи соответственно им. Но теперь…
Я пересек сад, выйдя из-под тени деревьев под косые лучи заходящего солнца, подошел к широкой винтовой лестнице. Стражник у входа вскинулся по стойке «смирно», когда я поднялся к двери. Я прошел мимо, поднялся по боковой лестнице на третий этаж и, не останавливаясь, – на четвертый.
Справа мой братец Рэндом как раз вышел из своих покоев в вестибюль.
– Корвин! – воскликнул он, вглядываясь в мое лицо. – Что случилось? Я увидел тебя с балкона и…
– Не здесь, – оборвал я его, красноречиво поглядев по сторонам. – Надо поговорить с глазу на глаз. И немедленно.
Рэндом растерянно уставился на мою ношу.
– Давай в соседней комнате, – предложил он. – Ладно? Здесь Виала.
– Ладно.
Рэндом пошел впереди, распахнул двери. Войдя в маленькую гостиную, я пошарил глазами, на что бы упасть, выбрал себе кресло и буквально рухнул в него. Рэндом не сводил глаз со свертка.
– Что я должен сделать? – спросил он.
– Разверни и посмотри, – сказал я.
Рэндом наклонился и откинул полу плаща, а потом запахнул.
– Труп, – заключил он. – И в чем дело?
– Ты плохо посмотрел. Оттяни ему веко, – посоветовал я. – Открой рот, посмотри на зубы. Пощупай руки – на тыльной стороне ладоней шпоры. Сосчитай фаланги на пальцах. А потом сам скажешь, в чем дело.
Рэндом приступил к осмотру, но стоило ему взглянуть на руки убитого, как он тут же заявил:
– Ясно. Припоминаю…
– Припоминай вслух.
– Там, у Флоры…
– Там я впервые увидел таких, – кивнул я. – Но охотились они за тобой. Я так и не узнал почему.
– Конечно, – согласился Рэндом. – Я так и не успел тебе рассказать. Слишком быстро все закрутилось, а после не было возможности поговорить. Странно… А откуда взялся этот?
Я разрывался надвое, хотелось и выжать его историю, и поделиться своей. Моя победила, потому что была моей и очень неотложной.
Я вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Мы потеряли еще одного брата. Каин мертв. Я опоздал. Эта тварь… Это он сделал. Я хотел взять его живым, понятно почему. Но завязалась схватка. Выбора не было.
Рэндом понимающе присвистнул и уселся в кресло напротив меня.
– Ясно… – проговорил он еле слышно.
Я не спускал с Рэндома глаз. Что это, тень улыбки, которая ждет у его уст, чтобы встретиться со своей копией в моем исполнении? Очень может быть.
– Нет, – отрезал я. – Будь все иначе, я бы сделал так, чтобы в моей невиновности было как можно меньше сомнений. Я говорю тебе так, как оно было.
– Хорошо, – кивнул Рэндом. – Где Каин?
– Покоится под слоем дерна у рощи Единорога.
– Выглядит подозрительно, – нахмурился Рэндом. – И наверняка будет. Для других.
– Знаю. Но мне нужно было спрятать тело на какое-то время. Не мог я притащить его сюда и отбиваться от вопросов. По крайней мере, пока не извлеку всю важную информацию, которая давно уже меня ждет – в твоей голове.
– Ладно, – вздохнул Рэндом. – Уж насколько это важно, не знаю, но все расскажу. Только раз уж начал, доводи до конца. Как все случилось?
– Дело было сразу после обеда, – начал я. – Мы обедали в гавани с Жераром. Потом Бенедикт выдернул меня наверх, по Козырю. У себя в комнате я обнаружил записку – видимо, ее подсунули под дверь. Автор ее просил о личной встрече возле рощи Единорога, ближе к концу дня. Подпись – «Каин».
– Записка еще у тебя?
– Да, – ответил я, вытащил записку из кармана и подал Рэндому. – Вот.
Рэндом прочитал записку, помолчал и покачал головой.
– Не знаю, – недоверчиво проговорил он. – Похоже на почерк Каина, если он спешил… но не думаю, чтобы писал он.
Я пожал плечами, взял у Рэндома записку, сложил и убрал в карман.
– В общем, я попытался вызвать его через Козырь, чтобы не ездить зря. Он не откликался. Я подумал, что он хочет сохранить все в секрете, если тут что-то действительно важное. Так что я оседлал лошадь и поехал.
– Говорил кому-нибудь, куда направляешься?
– Никому. Я решил дать лошади поразмяться и пустил в хороший галоп на всю дистанцию. Как все случилось, я не видел. Въехал в лес, вижу – Каин на земле, горло перерезано, в кустах неподалеку кто-то шуршит. Я бросился туда, нагнал вот эту тварь, мы сцепились… пришлось прикончить. Сам понимаешь, нам было не до разговоров.
– Ты уверен, что не ошибся?
– Так же, как и ты, окажись ты там. Его следы тянулись от тела Каина, на одежде свежая кровь.
– Может, она его собственная?
– Внимательнее смотри. Ран нет. Я ему только шею свернул. И, конечно же, вспомнил, где видел таких, а потому и приволок сюда, к тебе. И прежде чем ты мне обо всем расскажешь, вот тебе еще, на закуску.
Я вынул вторую записку и передал ему.
– Нашел у этого вот типа. Небось у Каина забрал.
Рэндом прочитал вторую записку, кивнул и отдал мне.
– Каину от тебя с просьбой о встрече на этом самом месте. Все ясно. Тут и говорить нечего.
– Нечего, точно, – согласился я. – И главное, на мой почерк похоже, то есть на первый взгляд.
– Интересно, что бы произошло, если бы первым туда прибыл ты?
– Может, и ничего, – сказал я, пожав плечами. – Живой и с дурной репутацией, вот каким я им требовался. Вся соль была в том, чтобы заманить туда нас обоих в определенном порядке. А я торопился не так сильно, чтобы пропустить то, чему было суждено случиться.
Рэндом задумался.
– Плотный график. За этим явно стоит тот, кто находится здесь, во дворце. Соображения?
Я хмыкнул и потянулся за сигаретой. Закурил и снова хмыкнул.
– Я только что вернулся. А ты тут был все время. Кто нынче сильнее всех меня ненавидит?
– Дурацкий вопрос, Корвин, – заявил Рэндом. – Все на тебя за что-нибудь в обиде. Так я бы выбрал Джулиана. Но он тут, полагаю, ни при чем.
– Это почему же?
– Они с Каином прекрасно ладили многие годы. Вместе бродили повсюду, не раз выручали друг друга. По-настоящему дружили. Джулиан все та же холодная высокомерная сволочь, каким ты его помнишь. Но если кто-то ему вообще нравился, так это Каин. Нет, Джулиан его не убивал, даже чтобы достать тебя. Если бы он хотел именно этого, можно было бы много чего другого придумать.
Я вздохнул:
– Кто тогда?
– Не знаю. Просто не знаю.
– Ладно. Как ты прочтешь нынешний расклад в смысле реакции остальных?
– Ты попался, Корвин. Можешь говорить что угодно, все решат, что это твоих рук дело.
Я молча кивнул в сторону трупа. Рэндом покачал головой:
– Приволок из Тени какого-то бедолагу, чтобы чистеньким прикинуться.
– Знаю, – вздохнул я. – Забавно. Ведь вернулся в Амбер я в идеальное время, чтобы занять передовую позицию.
– Время выбрано превосходно, – согласился Рэндом. – Тебе даже Эрика не пришлось убивать, чтобы добиться того, чего хотел. Повезло.
– Угу. А ведь ни для кого не секрет, что вернулся я именно с такой целью. И еще чуть-чуть, и мои войска – иноземные, с особым вооружением и расквартированные в городе, – начнут вызывать законное недовольство. До сих пор выручал только страх угрозы извне. А еще меня подозревают во многом таком, что я якобы учинил до своего возвращения в Амбер, – в убийстве слуг Бенедикта, к примеру. А теперь Каин…
– Да, – сказал Рэндом понимающе. – Я сразу понял. Тогда, много лет назад, когда вы шли на Амбер вместе с Блейзом, Жерар увел часть кораблей и позволил тебе пройти. А Каин повел свои суда в атаку и разгромил тебя. Теперь, когда Каина больше нет, ты, видимо, назначишь Жерара командующим всего флота.
– А кого же еще? Он единственный, кто справится.
– И тем не менее.
– И тем не менее. Принято. Видишь, как получается: если бы я должен был кого-то отправить на тот свет, чтобы упрочить собственное положение, Каин был бы логичным вариантом. Это правда, черт возьми! В этом-то вся жуть.
– И как ты собираешься все уладить?
– Расскажу всем, что случилось, и попытаюсь узнать, чьи это проделки. Есть предложение получше?
– Я подумывал над тем, чтобы создать тебе алиби. Но, похоже, не сработает.
Я покачал головой:
– Ты слишком близок ко мне. Не важно, как хорошо оно будет звучать – эффект выйдет обратным.
– А ты думал о том, чтобы взять вину на себя, нарочно?
– Думал. Но самозащита исключена. Перерезано горло, значит, его застали врасплох. А представить дело в ином свете у меня пороху не хватит – ну, например, я-де прознал, что он замышляет кое-что дурное, и прикончил его ради блага Амбера. В такой формулировке я самооговоров делать не собираюсь. С душком выйдет, как ни крути.
– Зато репутация у тебя выйдет по-настоящему крутой.
– Крутость такого сорта в мои планы не входит. Нет, не пойдет.
– Ну, стало быть, все решено – пока что.
– «Пока что» – это ты о чем?
Рэндом прищурился и, самым внимательным образом разглядывая ноготь на большом пальце левой руки, изрек:
– Видишь ли… я подумал, что, если ты горишь желанием кого-нибудь еще убрать из расклада, сейчас самое время подумать о том, кто в колоде лишний.
Я задумчиво докурил сигарету.
– Мысль недурная, – признал я. – Но лишних братьев у меня сейчас нет. Даже Джулианом я не пожертвую. Хотя он-то как раз годится хуже всех.
– Не обязательно ограничиваться семейством, – возразил Рэндом. – В Амбере полно вельмож с нужными мотивами. Хотя бы сэр Реджинальд…
– Забудь об этом, Рэндом. Урезать колоду я тоже не собираюсь.
– Как скажешь. Но мои маленькие серые клеточки[1 - Любимая фраза Эркюля Пуаро из серии детективных романов Агаты Кристи.] уже устали.
– Очень надеюсь, что память не затронута.
– Что ж.
Рэндом вздохнул, потянулся, встал, перешагнул через неподвижное тело, подошел к окну. Отодвинув портьеру, некоторое время молча смотрел в окно.
– Ладно, – сказал он наконец. – Рассказ выйдет долгий.
И Рэндом начал вспоминать вслух.

Глава вторая
– Кто спорит, секс – занятие замечательное, но у каждого из нас есть много других любимых дел. Для меня, Корвин, это игра на ударных, а еще полеты на планере и азартные игры, порядок значения не имеет. Пожалуй, летать все-таки приятнее – на планерах, воздушных шарах, да мало ли на чем – от настроения зависит, сам понимаешь. Я в том смысле, что спроси ты меня в другой раз, и я заявлю, что мне больше по душе что-то другое. Да, все дело в настроении.
В общем, так… Несколько лет назад я был тут, в Амбере. Так, слонялся из угла в угол, ничем особо не занимаясь. Погостить приехал и путался у всех под ногами. Папаша еще был тогда здесь, и как-то раз, когда он впал в особенно сварливое расположение духа, я понял, что пора бы мне прогуляться. И куда-нибудь подальше. Я давно заметил, что папашина любовь ко мне возрастает в прямой зависимости от разделяющей нас дистанции. На прощанье папаша преподнес мне изумительно красивый хлыст – наверное, для того, чтобы подстегнуть процесс разгорания отеческих чувств. Хлыст был превосходный – тонкий, инкрустированный серебром, просто мечта, а не хлыст – и я не преминул воспользоваться им по назначению. Решил предаться простым радостям бытия в соответствии с моими скромными запросами в одном уютном уголке Тени.
Путь был долгий. Не буду утомлять тебя подробностями. Главное, что я забрался довольно далеко от Амбера. В этот раз я не искал места, где был бы важной персоной. От важных дел либо очень скоро в тоску впадаешь, либо наталкиваешься на уйму трудностей – смотря какую долю ответственности на себя взвалишь. А я хотел побыть совершенно безответственной личностью и развлечься по полной программе.
Тексорами – большой вольный портовый город: жаркие дни, долгие ночи, дивная музыка, азартные игры круглые сутки, поединки каждое утро, а для тех, кто не в силах до утра потерпеть, – драки днем и ночью. А какие там воздушные потоки! У меня был маленький красный дельтаплан, и примерно раз в пару дней я летал на нем. Жизнь была хороша. Я вволю барабанил в одном подвальчике выше по реке – стены там были такие же вспотевшие, как тамошние завсегдатаи, и дым тек в лучах светильников, словно струйки молока. А когда мне надоедали барабаны, я отправлялся поразмяться – обычно с женщинами или за карточный стол. И так до конца ночи… Чертов Эрик! Он как-то обвинил меня в шулерстве, знаешь? Вот как раз где я всегда играю честно, это в картах. Для меня это серьезное занятие. Да, я умею играть, а еще мне везет. Ни тем ни другим Эрик похвастаться не мог. Просто беда. Он так много чего умел делать хорошо, что не желал даже самому себе признаться в том, что на свете могут быть вещи, которые кто-то делает лучше, чем он. И если ты его в чем-то побеждал, получалось, что ты сплутовал. Как-то ночью он закатил жуткий скандал – дело могло бы плохо кончиться, но Жерар с Каином вмешались и не дали ему разойтись. Спасибо Каину – он тогда был на моей стороне. Бедняга… Жуткая смерть, глотка… Ну вот, словом, оттягивался я в Тексорами – музыка, женщины, карточные выигрыши и небо у меня под ногами. Пальмы и цветущие в ночи желтофиоли. Ну и все портовые ароматы: специи, кофе, деготь, соль – сам знаешь. Народу всякого полно – и тебе господа благородные, и купчишки, и пеоны. Моряки, путешественники… Все носятся туда-сюда как угорелые. Ну и парни вроде меня, любители острых ощущений. Прожил я в Тексорами чуть побольше двух лет и был счастлив. Честно, счастлив. Никаких общений с остальными – так, пара слов по Козырю вместо поздравительной открытки, и все. Амбер у меня просто из головы вылетел. Но однажды ночью все разом переменилось. На руках у меня был фулл-хаус[2 - Досл. «полный дом», четвертая по силе комбинация в покере – трио и пара.], а парень напротив изо всех сил старался угадать, не блефую ли я.
И вдруг со мной ни с того ни с сего заговорил бубновый валет.
Да-да, вот так все и началось. Правда, я тебе честно скажу, с головой у меня тогда неважно было. Я только что отыграл пару горячих партий, и мне все время везло. А до того я летал весь день, устал как собака, а предыдущей ночью почти глаз не сомкнул. Уже потом я подумал, что тут сработали наши мысленные ассоциации – кто-то пытался связаться со мной по Козырю, а у меня в руках как раз были карты, не важно, что самые обычные. Обычно-то мы обходимся без инвентаря, если не связываемся сами. Может, мое вольно парящее подсознание вцепилось в знакомый образ… Позднее я много раз голову ломал над этим. До сих пор не знаю, как все вышло.
Валет сказал: «Рэндом!» Потом перекосился весь и говорит: «Помоги мне».
Я начал чувствовать что-то знакомое, но уж очень слабо. Сам контакт был очень слабым. Потом стали проступать черты лица – и точно, Бранд. Видок у него был – хуже не придумаешь: не то в цепи закован, не то связан – не разберешь. И снова говорит: «Помоги».
А я ему, мысленно: «Слышу тебя. Что стряслось?»
«… в плену», – отвечает и еще что-то сказал, только я не разобрал.
«Где?» – спрашиваю, а он только головой покачал.
«Не могу протащить тебя, – говорит. – Козырей нет, а я слишком слаб. Тебе придется добираться долгим путем».
Я не стал допытываться, как это ему удалось со мной связаться без Козыря. Главное было – узнать, где он находится. Я спросил, как его разыскать.
Он сказал: «Смотри внимательно. Запомни все, что сможешь. На второй раз меня может не хватить. Захвати оружие…»
И я увидел – за его плечом, через окно, за зубцами стены, впрочем, не уверен. Корвин, это было где-то жутко далеко от Амбера – где-то там, где Тени начинают сходить с ума. Дальше, чем я люблю забираться. Формы как закоченевшие, но цвета постоянно меняются. Пламя. День без солнца. Камни носятся по земле, как яхты по морю. Бранд заточен в башне – крошечный островок постоянства посреди этого плывуна. Ладно, запомнил я все это. И еще успел заметить, что у подножия башни свернулась кольцом какая-то тварь – блестящая такая, переливающаяся. Похоже было, что она охраняет эту башню, но она так сверкала, что просто глаза слепило, и я толком разглядеть не успел, что это такое.
Потом вдруг все исчезло. Было – и нет. А я сижу, как идиот, пялюсь на валета бубен. Парень напротив, видно, совсем уж взбеленился – чего это я так долго думаю? Не тронулся ли я часом?
Я сорвал банк, доплелся до дома, рухнул на кровать, курил и думал, думал… Когда я уезжал, Бранд был в Амбере. Потом, когда я спрашивал, куда он делся, мне никто сказать не мог. Затосковал, дескать, собрался в одночасье и ускакал куда-то. Вот и все. И никаких вестей от него. Сам на связь не выходил, и его никто вроде бы дозваться не мог.
Я все гадал, что же могло случиться. Бранд, он ведь умный. Самый, пожалуй, башковитый в нашей семейке. Но он попал в беду и звал меня на помощь. Почему меня? Эрик и Жерар – куда большие герои, чем я, и с радостью пустились бы в приключения. Каин, пожалуй, отправился бы Бранду на помощь из чистого любопытства. Джулиан мог бы решиться на такое, чтобы всем нос утереть и с папашей поквитаться. И уж проще всего Бранду было вызвать отца, тот бы со всем разобрался. А он вызвал меня. Почему?
Тогда я подумал, что, может, кто-то из наших повинен в том, что с Брандом случилось, – и, может, даже не кто-то один… Ну мало ли – вдруг, к примеру, отец его выделять вздумал… Словом, ты понимаешь, устранение лишних. Если так, то вызови он папашу – тот бы в нем мигом разочаровался.
Так что я заглушил в себе порыв связаться с кем-нибудь из наших и позвать кого-то на подмогу. Бранд позвал меня, и, возможно, сообщи я об этом кому-то в Амбере, я тем самым все равно что сам перережу ему глотку. Ладно. Что я могу тут разыграть для себя?
Если дело в наследовании, а Бранд играет честно – в общем, у меня есть варианты и похуже, чем оказать ему услугу. Если же нет… Тут вариантов хоть отбавляй. Может, он домой возвращался и на что-то напоролся, на что-то такое, о чем следовало разузнать получше. А еще мне было жутко любопытно, как это он ухитрился пробиться ко мне без Козыря. В общем, я бы сказал, что из одного только любопытства я решил отправиться в одиночку и попытаться спасти Бранда.
Я достал свою колоду и попробовал с ним связаться. Как и следовало ожидать, ответа не было. Я хорошенько выспался, а с утра снова попробовал его вызвать. То же самое. Ладно, решил я, ждать больше нечего.
Почистил клинок, плотно поел, напялил шмотки погрязнее. А еще прихватил летные окуляры с поляризованными стеклами. Точно не знал, помогут ли они мне там, но та тварь возле башни была такая яркая… Никогда не помешает прихватить с собой все, что может пригодиться. По той же причине я взял и пистолет. Было у меня чувство, что толку от него там окажется немного (как и случилось), но я всегда говорю: пока сам не попробуешь – не узнаешь.
Единственным, с кем я попрощался, был один ударник, мой приятель. Я отдал ему свою установку, в хорошие руки, так сказать.
Потом спустился к ангару, повозился с дельтапланом, устроился в седле и поймал отличный воздушный поток. Так правильнее.
Не знаю, летал ли ты когда-нибудь через Тени? Нет? Понятно. Ну так вот… Я был над морем и летел до тех пор, пока северный берег не превратился в тонкую полосочку. Подо мной плескались темно-свинцовые волны – вздымались, трясли искристыми белыми бородами и снова опадали. Ветер переменился. Я сделал разворот, помчался над волнами к берегу. Небо потемнело. Когда я долетел до устья впадавшей в море реки, никакого Тексорами там и в помине не было – на многие мили тянулись сплошные болота… Я поймал восходящий поток воздуха и полетел над землей, вверх по течению реки, над всеми ее излучинами, поворотами, притоками… Ничего тут теперь не стало – ни причалов, ни дорог, ни транспорта. Все заросло высоченными деревьями.
На западе сгустились облака – розовые, жемчужные, желтые. Солнце постоянно меняло цвет – оно было оранжевым, потом стало красным, потом желтым. Что ты головой качаешь? Солнце – это из-за городов. Когда я тороплюсь, я удаляю… нет, не совсем так – следую природным путем. Все эти рукотворные сооружения отвлекают. Для меня главное – светотени и рельеф. Вот почему я тебя спросил, летал ли ты через Тени. Это иначе.
В общем, я летел на запад, и леса постепенно сменились зелеными лугами, которые мало-помалу побледнели, распались, превратившись в бурые, рыжеватые и желтые пятна. Потом все внизу посветлело, рассыпалось на мелкие крошки, а затем слилось в сплошное грязное пятно. За свою спешку я получил в подарочек грозу. Я пытался обогнуть грозовой фронт, но кругом уже полыхали молнии, и я побоялся, что порывы ветра окажутся слишком свирепыми для моего маленького дельтаплана. Я быстро направил его вниз, под облака, но в результате снова увидел под собой зелень лугов. И все-таки я ухитрился проскочить грозу, и в спину мне светило жаркое желтое солнце. Через некоторое время я добился того, что подо мной снова оказалась пустыня – мрачная и холмистая.
А потом солнце сжалось, его опоясали полосы туч – они словно по кусочку стирали солнце с небес. В бешеной спешке я так сократил путь, что забрался немыслимо далеко от Амбера – так далеко, как никогда не забирался.
Солнце исчезло, но свет остался. Яркий, но какой-то чудной, рассеянный, непонятно откуда исходящий. Глаза слепило, перспектива терялась. Тогда я опустился пониже, чтобы ограничить поле зрения. Скоро впереди возникли большие скалы, и я начал искать нужные мне формы. Вскоре появились и они.
Когда летишь над скалами, тут только успевай поворачиваться – вверх, вниз и так далее. Дельтапланом стало трудно управлять. Я опустился ниже, чем нужно, и в одном месте чуть было не врезался в скалу. Наконец появились дым и пламя, такие, как я запомнил – беспорядочные, то там, то тут, выбиваясь из расселин в земле, дыр, входов в пещеры. И цвета метались – в общем, все в точности так, как я успел запомнить в тот миг. А потом скалы зашевелились и поплыли, словно корабли без руля и ветрил в тех местах, где родятся радуги.
Воздушные потоки тоже словно обезумели. Порывы ветра налетали один за другим, лупили по крылу, словно струи фонтанов. Я держался как мог, но понимал, что на такой высоте мне долго не протянуть. Поднялся повыше, на время позабыв обо всем – только бы удержать высоту. Когда я снова посмотрел вниз, там происходило что-то наподобие жуткой регаты черных айсбергов. Скалы носились по земле, налетали одна на другую, отскакивали, снова сталкивались, вертелись, перелетали через открытые пространства, пролетали одна другую насквозь… А меня мотало то вверх, то вниз, и очень скоро я почувствовал, что воздушный поток ослабевает. Тогда я в последний раз дал Теням пинка и снова глянул вниз. Вдалеке я увидел контуры башни, а в ее основании поджидало что-то ярче льда и алюминия.
Последний толчок – и все было кончено. Я понял это по тому, как забесновался ветер. Порвалось несколько тяжей, и меня помчало вниз – словно в лодочке по водопаду. Я задрал нос дельтаплана, выровнял полет, но мы все равно неслись вниз на бешеной скорости. Я только успел разглядеть, куда мы падаем, и выскочил в последнее мгновение. Один из этих гуляк-монолитов налетел на мой несчастный планер и стер его в порошок. Об этом я тогда пожалел больше, чем о собственных ушибах и царапинах.
Приходилось торопиться – на меня неслась гора. Мы оба изменили направление, к счастью, избрав разные стороны. Я понятия не имел, как эти булыжники вообще двигаются, и поначалу не видел и сколь-либо внятного узора в их перемещениях. Земля под ногами была то теплая, то горячая, из нее валил дым, рвалось пламя. Мерзко пахнущие газы сочились из бесчисленных отверстий. Я спешил к башне, избрав по необходимости беспорядочный маршрут.
Добирался я долго. Как долго, точно не скажу, за временем я следил меньше всего. По пути я, однако, заметил несколько закономерностей. Во-первых, крупные камни двигались быстрее мелких. Во-вторых, они носились по концентрическим орбитам, большие вокруг меньших, все в движении. Может быть, первотолчок этого круговращения исходил от крошечной пылинки, а может, вообще от одной-единственной молекулы. Но искать центр этого камневорота у меня ни времени, ни желания не было. Я просто лавировал между скалами, исподволь размышляя, и это, видимо, помогло мне избежать нескольких столкновений.
Итак, с мечом и пистолетом наготове Чайльд Рэндом к башне темной подошел[3 - Отсылка к поэме Роберта Браунинга «Чайльд Роланд пришел к Темной Башне» (1855), каковая, в свою очередь, ссылается на строчку из «Короля Лира» Уильяма Шекспира, а тот цитирует старинную балладу «Младой Роланд и дева Эллен», полный текст которой сейчас утрачен (сохранилось лишь содержание), но во времена Шекспира был известен.]. Очки болтались на шее. В этом дыму и бликах спятивших молний надевать их я не собирался, пока это не станет совершенно необходимым.
По какой-то непонятной причине камни к башне не приближались. Она стояла на возвышении, и, когда я до нее добрался, понял, что пляски камней происходят в громадной котловине у подножия холма, на котором стояла башня. Но оттуда, где я стоял, трудно было понять, что собой представляет это возвышение – остров или полуостров.
Я плелся вперед сквозь дым, по обломкам камней, увертывался от языков пламени, то и дело вырывавшихся из трещин и дыр в земле. Наконец я почувствовал, что поднимаюсь по склону и немного уклонился от прямого пути к башне. Ненадолго задержался в том месте, где с башни меня не было видно, проверил, в порядке ли оружие, отдышался и напялил окуляры. Я добрался до края подъема и припал к земле.
Да, поляроиды сработали. И да, тварь поджидала там.
Она выглядела еще более ужасно оттого, что была в ней какая-то удивительная красота. Змеиное тело толщиной в бочку, голова как гвоздодер, заостренный в сторону рыла. Глаза – бледно-бледно-зеленые. И вся тварь была прозрачная, как стеклышко, только кое-где виднелись тоненькие, едва заметные линии, обозначавшие чешую. Что бы там ни текло у страшилища по венам, оно тоже было прозрачным. Смотришь и видишь внутренности – вот они, мутные, непрозрачные, какие-то затуманенные. Зрелище просто завораживающее – лежать и смотреть, как эта штука устроена. Да, еще у чудища была густая грива – что-то наподобие стеклянной щетины, которая воротником обнимала шею. Когда тварь пошевелилась, заметив меня, она подняла голову и заскользила вперед. Это было похоже на движение воды – такая живая река без русла и берегов. Но когда я разглядел, что у чудища в желудке, я похолодел… Там был полупереваренный человек.
Я поднял руку с пистолетом, прицелился в ближайший ко мне глаз чудища и нажал на курок.
Я ведь тебе уже говорил – без толку. Я бросил пистолет, вскочил, отпрыгнув влево, оказался по правую сторону от головы чудища и попытался попасть ему в глаз клинком.
Сам знаешь, насколько трудно прикончить тварь, скроенную по образцу рептилии. Я решил сперва ослепить ее и оттяпать язык. Потом, положась на свое проворство, я собирался нанести несколько хороших ударов по шее, пока не обезглавлю тварь. А там она пусть хоть в узел завяжется, пока не сдохнет. Я еще надеялся, что она более медлительна, пока переваривает недавний обед.
Ну если она была медлительной, мне крупно повезло, что я не появился там раньше. Когда я полоснул клинком, тварь дернула головой и нырнула под лезвие, пока я еще не восстановил равновесие. Рыло ударило мне в грудь, как хороший молот. Короче, я упал.
Упал, покатился по земле, быстренько отполз подальше. Еще чуть-чуть, и я бы оказался на краю обрыва. Я мгновенно поднялся, а тварь развернулась и снова кинулась на меня. Ее голова взметнулась футах в пятнадцати надо мной.
О да, Жерар на моем месте сразу ринулся бы в атаку и располовинил бы тварь своим громадным клинком, та, естественно, рухнула бы на него, накрыв своим мерзопакостным телом; пара синяков да, может, расквашенный нос, и готово. А Бенедикт попал бы еще с первого удара, к тому моменту оба глаза твари лежали бы у него в кармане, а ее башкой он бы играл в мячик, сочиняя в уме примечания к Клаузевицу[4 - Карл Филипп Готлиб фон Клаузевиц (1780–1831) – прусский военачальник, военный теоретик и историк. Его магнум опус «На войне» (1832), труд об истории стратегии и военного дела, остался незавершенным (опубликован посмертно), но и в таком виде произвел переворот в теории и основах военных наук.]. Но они-то настоящие герои, а я… А я стоял как идиот, выставив клинок вперед и вверх, сжав рукоять обеими руками, упершись локтями в бедра, запрокинув голову. Больше всего на свете мне хотелось драпануть во все лопатки, оставив поле за противником. Вот только я знал, что, если сделаю хоть шаг в сторону, тварь настигнет меня и сожрет как миленького.
Да еще из башни донеслись вопли – значит, меня заметили, но оглядываться и проверять, что там творится, желания не было. Я принялся дразнить чудище. Я хотел, чтобы оно снова атаковало меня, и тогда уж я с ним покончил бы, так или иначе.
В конце концов тварь кинулась на меня, а я, изловчившись, выставил клинок – и она насадилась на него как раз в том месте, куда я метил.
У меня весь левый бок онемел, а удар словно вбил меня в землю на целый фут.
Однако я как-то ухитрился остаться на ногах. Да, удар получился идеально. Все прошло так, как я надеялся и спланировал.
Кроме роли чудища. Оно отказалось сотрудничать, переходя к смертной агонии. Напротив, этот гад снова задрал голову. Мало того, он еще и оружие мое уволок – клинок по рукоять ушел в левую глазницу твари, а кончик острия торчал посреди стеклянных игл гривы. Похоже, этот круг выиграли нападающие.
А из прохода в основании башни стали появляться какие-то фигуры – медленно, осторожно, они двигались в мою сторону. Уродливые, с оружием, и кажется, в драке с чудищем они не на моей стороне.
Что ж, я знаю, когда надо сбрасывать карты и надеяться на лучший расклад в будущем.
– Бранд! – прокричал я. – Это я, Рэндом! Не могу пробиться! Прости!
А потом я повернулся, побежал, соскользнул с края обрыва и во всю прыть помчался по склону к котловине, где бесновались камни, на бегу решая, верно ли я выбрал время для бегства.
Как во многих случаях, ответ был и «да», и «нет».
Клянусь, в другой ситуации я бы так лихо прыгать ни за что не стал. Вниз мне удалось попасть живым, и это лучшее, что тут можно сказать. Голова кругом, все плывет, а лодыжка, кажется, и вовсе сломана.
Сдвинуться с места меня заставил шум наверху и звук осыпающегося щебня. Когда я надел очки и посмотрел наверх, я понял, что чудище решило спуститься с холма, догнать меня и завершить начатое. Проклятый змей-призрак сползал, извиваясь, по склону. Вокруг глаза темнело пятно в том месте, куда угодил мой клинок.
Я сел. Встал на колени. Пощупал лодыжку и понял, что идти не смогу. Ничего, что могло бы заменить костыль, вокруг не нашлось. Я пополз. Что еще оставалось делать? Только активно пытаться выиграть расстояние и при этом еще активнее думать.
Спас меня камень – один из тех, что были поменьше остальных и носились не так бешено, – размером с небольшой фургон. Когда я заметил, что он приближается ко мне, я подумал, что, если я сумею на него забраться, так вот и транспорт. А заодно, может статься, и защита. Те скалы, что были помассивнее и побыстрее, сталкивались друг с другом куда чаще.
С тем я и наблюдал за крупными глыбами вокруг моего камушка, прикинув их скорости и маршруты, попытался уловить общую систему и приготовился, выжидая подходящего момента. А при этом еще во все уши слушал – близко ли чудище. С вершины холма уже доносились вопли охранников. Интересно, это они делают ставки, выживу ли я? А если да, то каковы, по их мнению, шансы?
Улучив момент, я пополз к избранному мной камню. Без труда увернулся от проскочившей мимо глыбы, а потом пришлось обождать, когда проскочит следующая. Затем пришлось рискнуть и оказаться на пути у «моего» камня, иначе бы я просто не поспел.
Я все рассчитал правильно – ухватился за выступы на камне, которые приглядел заранее, и меня проволокло примерно футов двадцать, прежде чем смог подтянуться и вскарабкаться на верхушку, где и распластался, восстанавливая дыхание и оглядываясь.
Едва успел. Тварь продолжала ползти за мной, уцелевшим глазом следя за здоровенными камнями.
А сверху слышался удрученный вой. Вскоре по склону вниз повалили охранники башни, издавая боевые кличи, как я понял, предназначенные для того, чтобы подбодрить чудище. Я принялся растирать лодыжку и попытался расслабиться. Прозрачный гад полз за мной и обогнул первый крупный камень, который как раз завершил очередной круг.
«Далеко ли я смогу сместиться по Теням, пока тварь не настигнет меня?» – думал я. Все двигалось вокруг, все менялось…
Тварь дождалась, пока мимо нее проскочил очередной камень, заметила меня, проползла еще немного…
«Тень, моя Тень, отзовись поскорей…»[5 - В оригинале фраза «Shadow, Shadow, on the wing» – явная отсылка к «Mirror, Mirror, on the wall» из сказки про Белоснежку. Но пушкинские строки совершенно не вписываются в контекст, поэтому использован вариант исходной сказки братьев Гримм в переводе П. Н. Полевого (1893).]
Охрана уже завершала спуск с холма. А тварь выжидала, когда между глыбами образуется просвет, чтобы добраться до того камня, на котором сидел я. Я знал, что ей ничего не стоит задрать голову и слизнуть меня с камня.
«Силы исполнись и гада убей!»
Вертясь и скользя на верхушке камня, я вцепился в структуру Тени, нырнул в ее суть, работая с оттенками, переводя возможное в вероятное, а вероятное в реальное, почувствовал его приближение в виде едва заметного колебания и в нужный момент дал необходимый толчок…
Естественно, моя спасительница появилась с той стороны, где у твари был слепой глаз, – большущая скала, чуть накренившаяся набок, словно потерявшая управление.
Конечно, намного изящнее было размазать гадину между двумя скалами, но на изящество у меня не было времени. Скала просто наехала на чудище и помчалась дальше, оставив его размазанным на земле.
Правда, мгновение спустя размозженное тело чудища необъяснимым образом поднялось в воздух, извиваясь, полетело, гонимое ветром, и вскоре скрылось из виду.
А мой камешек уносил меня все дальше – медленно, но верно. И все вокруг плыло и вращалось. Те уроды из башни, что бросились за мной в погоню, сгрудились, посовещались и, похоже, решили-таки догонять меня. Покинув подножие холма, они двинулись дальше по равнине. Впрочем, их я не боялся. Я на своем камешке мог в любой момент проскочить сквозь Тени и оставить их отряд на много миров позади. Самый простой вариант. Застать их врасплох, как чудище, было бы куда труднее: это их территория, они настороже и не покалечены.
Я снял очки и снова пощупал лодыжку. Попробовал встать. Больно, но худо-бедно держит. Я снова сел и попытался подвести итоги. Итак, я потерял клинок и едва остался жив. В таком раскладе всяко не до подвигов, и самое лучшее – убраться отсюда подобру-поздорову. Какую-никакую рекогносцировку провел, в следующий раз мои шансы будут получше. А пока…
Небо посветлело, цвета перестали бешено метаться. Языки пламени присмирели, стали пониже. Отлично. Тучи стали понемногу рассеиваться. Великолепно. Вскоре за облаками возникло сияние, исходившее из определенного места. Восхитительно. Когда тучи разойдутся окончательно, в небесах засияет солнце.
Я оглянулся и, к величайшему удивлению, обнаружил, что за мной все еще гонятся. Скорее всего, я просто недостаточно усердно потрудился над аналогами ублюдков в срезе новой Тени. Полагаться на то, что все предусмотрел, когда так торопишься, неосмотрительно. Ну ладно…
Я снова сместился. Камень, на котором я сидел, мало-помалу изменил курс, несколько изменил форму, остался без спутников и двигался по прямой туда, где, по моим представлениям, должен был находиться запад. Тучи разошлись, на небе светило тусклое, бледное солнце. Камень набирал скорость. Стало быть, все в порядке. Теперь уж я точно попал совсем в другое место.
Однако далеко не все было в порядке. Когда я снова оглянулся, я обнаружил, что погоня все еще там. Правда, я здорово оторвался. Но отряд продолжал преследование.
Что ж, и такое иногда бывает. А причин тому могло быть две. Либо я настолько взбудоражен всем случившимся, что мои действия по перемещению далеко не идеальны и я невольно утащил мерзавцев с собой, либо я сохранил константу там, где нужно было убрать переменную, то есть, перенося себя в другое место, бессознательно потребовал, чтобы сохранился элемент погони. Тогда получалось, что подонки были другие, но это ничего не меняло – они все равно гнались за мной.
Я снова потер лодыжку. Солнце стало оранжевым. Ветер с севера взметнул тучу песка и пыли и повесил ее за моей спиной, скрыв от меня отряд преследователей. Я мчался на запад, где все более явно вырисовывалась горная гряда. Время вошло в фазу разрыва. Боль в лодыжке мало-помалу утихала.
Я решил немного передохнуть. Камень попался довольно удобный, если такое можно сказать про камень. Не было смысла гнать его с бешеной скоростью, когда все вокруг, казалось, движется так мирно и гладко. Я растянулся на спине, забросил руки за голову и стал смотреть на приближающиеся горы, думая о Бранде и башне. Место было то самое. Все в точности так, как он мне показал. Кроме охранников, конечно. Я решил, что должен выскочить в подходящую Тень, нанять собственную когорту, а потом вернуться и задать гадам жару. Да, все должно получиться как надо.
Полежав немного, я потянулся, перевернулся на живот и поглядел назад. Проклятье! Погоня не только не исчезла, подонки даже нагнали меня!
Ну естественно, я просто взбесился от злости. Хватит! Сколько можно удирать? Сами напросились. Пора разделаться с ними.
Я осторожно поднялся. Боль в лодыжке еще чувствовалась, но уже притихла. Я поднял руки в поисках нужных мне Теней. И нашел их.
Мой камень медленно свернул с прямого курса вправо, описывая дугу. Кривизна возросла, превратилась в параболу, и я понесся прямо на своих преследователей с нарастающей скоростью. Времени создавать бурю позади себя не было, хотя, если бы удалось, это был бы весьма впечатляющий нюанс.
Подонков было дюжины две. Удивленные скоростью моего приближения, они благоразумно рассыпались. Нескольким не повезло – не успели отбежать. И поделом! Я заложил очередной вираж и вернулся обратно – быстро, как только мог.
Вид поднимающихся в воздух трупов потряс меня до глубины души. Они оторвались от земли, взлетели под углом и парили у меня над головой.
Второй заход оказался почти так же удачен, но пара мерзавцев успела залезть ко мне на камень. Первый из них взобрался наверх и замахнулся клинком. Я перехватил его руку, вырвал оружие и сбросил наглеца на землю. Тогда-то я и заметил шпоры у них на кисти, гад успел меня полоснуть.
В это время те, внизу, принялись метаться какими-то пакостными штуками, а на камень взобрались еще двое. Было похоже, что к ним скоро присоединятся другие.
Что делать, даже Бенедикт иногда отступает. По крайней мере те, кто уцелеет, меня надолго запомнят!
Я отпустил Тени, вырвал из своего бока шипастое колесико и еще одно из бедра, срубил противнику сжимавшую клинок руку, пнув его в брюхо, упал на колени, уклоняясь от безумного удара второго мерзавца, и рипостом полоснул его по ногам. Он тоже скатился с камня.
Но наверх карабкались еще пятеро, а мой камень вновь летел на запад. С десяток ублюдков перегруппировывались позади, а в воздухе над ними реяли трупы их товарищей.
Со следующим мне повезло – он едва успел подняться над краем камня и получил свое. Туда ему и дорога. И их осталось четверо[6 - Отсылка к считалочке «Десять маленьких индейцев», которая в русском варианте более известна как «Десять негритят».].
Но пока я разбирался с ним, на камень влезло сразу трое, и все с разных сторон.
Я бросился на первого и прикончил его, но двое других навалились на меня. Я принялся отбиваться, и к ним подоспел последний.
Не сказать, чтобы ублюдки были такими уж потрясающими бойцами, но на камне стало тесновато, и вокруг меня плясало слишком много острых лезвий. Я вертелся волчком, отражал удары и скакал в разные стороны, пытаясь добиться того, чтобы ублюдки мешали друг другу. Частично это мне удалось, и когда мне показалось, что размещены они наилучшим для меня образом, я перешел в атаку. Получил, правда, парочку порезов – хочешь не хочешь, пришлось раскрыться, – но череп я одному таки проломил, отомстив за полученные раны. Удар был силен – ублюдок полетел к краю камня, да еще и товарища с собой прихватил. Они зацепились друг за друга и разом отправились вниз.
К несчастью, один из них уволок с собой мой клинок – тот увяз в его черепушке. Наверное, денек такой у меня выдался, особенный – клинки терять. Я еще подумал: может, это мне по гороскопу так положено – надо было поинтересоваться, прежде чем отправляться в путь.
В общем, я успел уклониться от удара последнего противника. И когда уклонялся, поскользнулся на лужице крови и пролетел до самого края камня. Свались я на землю, и камень переехал бы меня, и я бы остался в тех краях на веки вечные – плоский такой Рэндом, что-то вроде экзотического коврика, который удивлял и забавлял бы тамошних путников.
Я скользил вниз и пытался ухватиться за какой-нибудь выступ, а ублюдок подбежал и высоко занес клинок, собираясь сделать со мной то же самое, что я только что проделал с одним из его товарищей.
Но мне удалось ухватить его за ногу. При этом меня здорово тряхнуло, и… будь я проклят – именно в это мгновение кто-то попытался связаться со мной по Козырю.
Я рявкнул: «Занят! Свяжитесь попозже!» – и последним усилием удержался на камне, в то время как мой противник упал и покатился вниз. Я попытался дотянуться до него и схватить за ногу: хотелось взять его в плен и потолковать с ним, но моя, казалось бы, неуклюжая подножка оказалась более чем удачной. Я вскарабкался на верхушку камня и встал, чтобы поглядеть, что творится позади.
Я был неприятно удивлен.
Поредевший отряд все еще гнался за мной. Правда, мне удалось здорово оторваться. Ну, по крайней мере, очередная группа еще не скоро пойдет на абордаж. Меня снова несло к горам. Призванное мною солнце начало припекать. Я весь вымок от пота и крови. Раны саднили. Жутко хотелось пить. Дождь, скоро должен пойти дождь, решил я. Сперва это, а потом уже все остальное.
И я приготовился к переносу в этом направлении: тучи сгущаются, громоздятся, темнеют…
Я перенесся куда-то в другое место, и в полубреду мне послышалось, будто кто-то снова зовет меня и не может дозваться… О, сладостная темнота!..
Проснулся я оттого, что хлынул дождь – сильный, проливной. Я не сразу понял, отчего так темно – от грозы или оттого, что наступил вечер, а может, от того и другого сразу. Похолодало. Я расстелил на камне плащ и лег на спину, раскрыв рот. Лежал, глотал струйки дождя, время от времени стряхивая скапливающуюся в складках плаща воду. Вскоре жажда моя была утолена, а грязь и усталость смыты дождевыми струями. Намокший камень стал таким скользким, что шевелиться я не рисковал. Горы значительно приблизились, вершины их озаряли вспышки молний. Позади все было окутано мраком, и я не мог разглядеть, преследуют ли меня до сих пор. Дорогу, конечно, здорово развезло, и вряд ли подонки могли за мной угнаться на своих двоих, но не стоит полагаться на предположения, когда пробираешься сквозь незнакомые Тени. Я немного побранил себя за то, что заснул, и довольно быстро себя же простил, поскольку ничего ужасного, пока я спал, не случилось. Я завернулся в отсыревший плащ, поискал сигареты, которые всегда носил с собой; надо же, почти половина уцелела. С восьмой попытки мне удалось добыть из Тени огоньку. А потом я сидел себе, курил и блаженствовал под дождем. Мне было так хорошо, что даже менять ничего не хотелось.
Так прошло несколько часов, и когда гроза наконец прекратилась и небо прояснилось, наступила ночь, полная незнакомых созвездий. Потрясающе, как красивы ночи в пустыне!.. Гораздо позже я заметил, что дорога пошла на подъем и скорость камня снизилась. Что-то случилось в смысле законов физики окружающего мира – в смысле, сам подъем не был настолько крутым, чтобы настолько замедлить камень. Но играть с Тенями в этом направлении я не хотел, потому что мне нужно было в другую сторону. То есть вернуться туда, где мое внутреннее понимание физических законов стало бы более или менее правильным.
А потому я дал камню окончательно замедлить ход и остановиться, слез с него и продолжил идти вверх по склону. На ходу я играл с Тенями так, как всех нас научили в детстве. Минуешь какой-нибудь объект – сухое дерево, груду валунов – и сделай так, чтобы небо по обе стороны от объекта стало разным. Мало-помалу в небесах начали проступать знакомые созвездия. Я знал, что спускаться буду уже не с той горы, на которую взобрался. Раны мои все еще ныли, но лодыжка почти прошла. Я отдохнул и чувствовал, что готов к длительному пешему путешествию. Похоже, все снова было в порядке.
Прогулка вышла и правда долгой. Склон становился все круче. Вскоре я попал на торную тропу, и шагать стало куда легче. Я шел и шел вперед под знакомым уже небом и был полон решимости не останавливаться до утра. Моя одежда в процессе изменилась, чтобы соответствовать местной Тени, и теперь на мне были джинсы и куртка из той же ткани, а вместо промокшего плаща – сухое серапе[7 - Латиноамериканская накидка, как правило, из шерстяной ткани и ярко-полосатая.]. Рядом послышался крик совы, а где-то далеко позади, внизу, раздалось нечто похожее на вой койота, этакое «йип-йип». Признаки знакомых мест порождали в душе ощущение определенной безопасности, изгнав все тени отчаяния, оставленные вынужденным бегством. Примерно через час я уступил искушению немного поиграть с Тенью. Не так уж невозможно встретить в горах заблудившуюся лошадь, и, конечно же, я таковую нашел. Минут через десять мы уже поладили, и я вскочил на нее. Верхом, пусть и охлюпкой[8 - Без седла.], мой путь к перевалу стал куда приятнее. В спину мне дул морозный ветер. Взошла луна, и тропа заиграла искорками инея.
В общем, я ехал всю ночь. Одолел перевал и задолго до рассвета уже был внизу. Оглядевшись, я отметил, что гора позади стала выше. Склон зеленел свежей травой, по нему сбегали ровные линии шоссе, вдоль которых тут и там виднелись аккуратные домики. То есть все происходило в соответствии с моими желаниями.
На рассвете я ехал в предгорьях, джинса моя превратилась в армейские штаны цвета хаки и яркую рубашку, а свернутая ветровка болталась передо мной. В вышине реактивный лайнер взрезал небеса, чертя за собой ребристую полосу от горизонта к горизонту. Пели птицы. Начинался теплый солнечный день.
Вот тогда-то я и услышал свое имя и вновь ощутил прикосновение через Козырь. Я остановил лошадь и ответил:
– Да.
Это был Джулиан.
– Рэндом, где ты? – спросил он.
– От Амбера далековато, – ответил я. – А что?
– Кто-нибудь из наших пытался связаться с тобой?
– В последнее время – нет. Вчера кто-то пытался, но я был занят и разговаривать не мог.
– Это был я, – сказал Джулиан. – Тут такое происходит, что лучше тебе быть в курсе.
– А ты где? – спросил я.
– В Амбере. В последнее время у нас кое-что случилось.
– Например?
– Отец пропал, причем уже довольно давно. И никто не знает, где он.
– Он и раньше, бывало, пропадал подолгу.
– Да, но раньше он оставлял распоряжения и делегировал полномочия. Так всегда было.
– Верно, – согласился я. – А «давно» – это сколько?
– Год с лишним. Ты что, ничего не знал?
– Я знал, что он уехал. Жерар как-то обмолвился.
– Вот и добавь все это время к твоему «как-то».
– Ясно. Ну и как вы там управляетесь?
– В том-то и дело. До сих пор мы просто решали вопросы по мере их возникновения. Жерар и Каин командовали флотом, как и при отце. Только без него они все решения принимали самостоятельно. Я снова возглавил патруль в Арденском лесу. Но у нас нет человека, который взял бы на себя централизованную власть, принимал бы стратегические решения, говорил бы, так сказать, за весь Амбер.
– То есть нужен регент. Что ж, запросто – можем метнуть карты.
– Все не так просто. Мы думаем, что отец погиб.
– Погиб? Почему? Как?
– Мы все время пытались вызвать его по Козырю. Целый год. Каждый день. Тишина. Что скажешь?
– Может, он и вправду погиб, – промолвил я. – А может, попал в какую-то передрягу. Мало ли… может, даже томится где-нибудь в тюрьме, есть ведь и такой вариант.
– Тюрьма не может помешать Козырям. Ничто не может. Достаточно мгновения связи, и он попросил бы подмоги.
– Не поспоришь, – сказал я. Сказать-то сказал, а сам вспомнил о Бранде. – А может быть, он намеренно не желает выходить на связь?
– С какой стати?
– Понятия не имею, но такое тоже возможно. Ты же знаешь, отец порой ужасно скрытничает.
– Нет, – не согласился Джулиан. – Не похоже. Все равно он должен был бы как-то дать знать о себе – какие-нибудь распоряжения, намеки…
– Ну ладно, так или иначе, – сказал я, – делать-то что?
– Кто-то должен занять престол Амбера.
Я чувствовал, что Джулиан к этому клонит, – а ведь, казалось бы, такое в принципе не должно было случиться никогда.
– Кто? – спросил я.
– Эрик представляется лучшим из всех, – ответил Джулиан. – В общем, последние месяцы он и так правит. Осталось уладить кое-какие формальности.
– То есть он будет не просто регентом?
– То есть он будет не просто регентом.
– Понятно. И впрямь, пока меня дома не было, у вас там много всякого случилось. А насчет Бенедикта вы не думали?
– Ему, похоже, хорошо там, где он находится. Болтается в какой-то Тени.
– А что он думает обо всем этом?
– Он явно не в восторге. Но вряд ли взбунтуется, слишком много будет беспорядка.
– Ясно, – сказал я. – А что Блейз?
– Они с Эриком изрядно поскандалили, но войска не подчинялись приказам Блейза. Месяца три назад он покинул Амбер. Позже он может доставить нам неприятностей. Но мы к такому готовы.
– Жерар? Каин?
– Они пойдут за Эриком. А ты как на это смотришь?
– А девочки?
Джулиан пожал плечами:
– Сестрицы, похоже, все принимают как должное. Нет проблем.
– А Корвин, видимо, не…
– Тут никаких новостей. Он мертв. И все мы это знаем. Его могила уже мхом поросла. Если он жив, значит, сам отрекся от Амбера. Здесь все кончено. Ну так на чьей ты стороне?
Я хмыкнул:
– Вряд ли моя позиция дает мне право решающего голоса.
– Нам важно знать твое мнение.
Я кивнул и сказал:
– Знаешь, я всегда слежу, куда дует ветер. Плевать против ветра – не в моих правилах.
Джулиан улыбнулся и кивнул мне в ответ.
– И когда коронация? – поинтересовался я. – Надо понимать, что я приглашен?
– Конечно, конечно. Точная дата пока не назначена. Надо еще утрясти кое-какие мелочи. Как только дата будет назначена, кто-нибудь из нас свяжется с тобой.
– Спасибо, Джулиан.
– До свидания, Рэндом.
И я довольно долго оставался на месте, выбитый из равновесия сложившейся ситуацией. Потом продолжил путь. Интересно, как долго Эрик проворачивал свою затею, гадал я. Политические игры в Амбере могут пройти весьма быстро, однако сам план определенно продукт длительной разработки и подготовки. Естественно, у меня возникли серьезные подозрения, что Эрик причастен к беде, в которую угодил Бранд. И, никуда не денешься, подумывал и о том, что он и к исчезновению отца мог руку приложить. Тут ему надо было здорово потрудиться и устроить какую-то из ряда вон выходящую ловушку. Однако чем больше я думал, тем меньше мне хотелось сваливать вину за все происшедшее на него. Вспоминались и старые слухи о его причастности к твоему, Корвин, исчезновению. Однако при трезвом размышлении трудно было представить, чтобы все это мог учинить один человек. Ладно, решил я, раз теперь главный Эрик – пусть, достаточно просто не ссориться с ним.
И все же… всякую историю можно рассмотреть с разных сторон. Я попытался сообразить, кто бы мог показать мне другую. И пока соображал, что-то заставило меня обернуться. Обернувшись, я вновь окинул взглядом высокую гору, с которой еще не успел спуститься полностью.
И там, у вершины, я разглядел группу всадников. Похоже, они ехали по той же дороге, что и я. Сколько их там было точно, трудно сказать, но что-то около дюжины – многовато, чтобы вот просто так ехать именно здесь и сейчас. Как только я понял, что они таки едут следом за мной, у меня по спине мурашки побежали. Неужели?.. Что, если это все те же мерзавцы? Потому как я именно это и подозревал.
Каждый из них по отдельности мне был не страшен. Даже парочка не представляла серьезной опасности. Не в том дело. В дрожь меня бросило то, что, если это в самом деле они, значит, наша способность управлять Тенью, наше искусство тонких и сложных манипуляций не является исключительной нашей прерогативой. Значит, кто-то еще умеет то, что, как я всю жизнь считал, дано лишь членам нашего семейства. Плюс тот факт, что они охраняют Бранда. Плюс их намерения в отношении упомянутого семейства, ну или части такового, далеки от терпимости. Меня холодный пот прошиб от этой мысли: у нас есть враги, которые способны сравниться с нами в нашем величайшем могуществе!
Правда, пока всадники находились слишком далеко, чтобы решать, кто же они на самом деле такие. Но в игре на выживание нужно учитывать все мелочи, если хочешь победить. А не мог ли Эрик отыскать, обучить или вообще сотворить таких вот особых ребят, которые служили бы ему в этом особом качестве? У Бранда, наравне с тобой и Эриком, были самые веские права на престол Амбера… не говоря уже о том, что и с тобой не все было ясно, черт подери! Ну ты понимаешь, о чем я говорю. Я тебе все это рассказываю, чтобы ты понял, о чем я тогда думал. Ну вот. У Бранда были все основания заявить свои права на престол, и он бы их заявил, будь у него такая возможность. Ты выбыл из расклада, следовательно, Бранд становился главным соперником Эрика, если говорить о законном порядке наследования. А теперь учтем его нынешнее состояние, добавим способность моих преследователей преодолевать Тени… Словом, образ Эрика предстал передо мной куда более зловещим. Мысль эта пугала меня куда больше, чем сами всадники, хотя и они особой радости не вызывали. И я решил, что надо как можно скорее сделать сразу две вещи: переговорить с кем-нибудь из Амбера и попросить вытащить меня туда по Козырю.
Так. Решать быстрее. Жерар – самый безопасный вариант. Он мужик откровенный и нейтральный. В основном честный. Из разговора с Джулианом я понял, что во всем деле роль у Жерара скорее пассивная. Ну то есть он не намеревался активно мешать ходам Эрика. Не хотел крупных неприятностей. Но это вовсе не значило, что он одобряет происходящее. Скорее всего, он каким был, таким и остался – прежним Жераром-консерватором. Приняв решение, я спокойно полез в карман за колодой. И чуть не завыл. Козырей не было!
Я обшарил все карманы. Я точно взял с собой колоду, когда покидал Тексорами! Правда, потерять ее вчера я мог когда и где угодно – меня трепали, били и изрядно швыряли… и я весь день что-то терял. Прорычав сложное и длинное проклятие, я стукнул пятками лошадь и послал ее вперед. Теперь надо быстро двигаться и еще быстрее думать. Первоочередная задача – попасть в более населенное и цивилизованное место, где убийцам примитивного склада банально труднее работать.
Я понесся вниз по склону в направлении шоссе, на скаку манипулируя тонкой тканью Тени, – на этот раз я постарался вложить в это все свое умение. В тот момент желания мои сводились к двум факторам: устроить преследователям окончательную засаду и поскорее найти убежище.
Мир вокруг меня заколебался, дрогнул и стал в итоге той Калифорнией, которую я искал. Обернувшись на скаку, я увидел, что изрядный кусок утеса откололся и, словно в замедленной съемке, сошел на моих преследователей. Чуть позже я спешился, отпустил лошадь и бодро зашагал к шоссе. Одежда моя стала свежее и выше качеством. Какое тут было время года, я точно не знал, и оставалось гадать, какая погода сейчас в Нью-Йорке.
Немного погодя показался предвиденный мною автобус. Я проголосовал, автобус остановился. Я сел у окошка, закурил и принялся любоваться окрестностями. И вскоре задремал.
Проснулся я ближе к вечеру, когда автобус подъезжал к автовокзалу. Я почувствовал, что голоден как волк, и решил, что надо перекусить, а потом прыгнуть в такси и мчаться в аэропорт. Так что я взял себе три чизбургера и два солодовых коктейля, расплатившись парой бывших «зелененьких» Тексорами.
Ожидание заказа и сама еда заняли минут двадцать. Недалеко от закусочной в ожидании пассажиров томилась вереница такси, но перед поездкой я решил сделать важную остановку в уборной.
И вот в самый неподходящий момент у меня за спиной распахнулись дверцы сразу шести кабинок, и вся засевшая в засаде шестерка ринулась на меня. Они, без вариантов: шпоры на тыльной стороне ладоней, массивные челюсти, глаза как угли. Причем они успели не только догнать меня, но и приодеться вполне привычно для здешней местности. Никаких больше сомнений в том, что у них есть власть над Тенью.
Повезло, что один из них опередил прочих. А еще, наверное, мой скромный рост ввел их всех в заблуждение насчет моей физической силы. Так вот: этого торопыгу я ухватил за руку, приподнял, стараясь не оцарапаться о его встроенный штык, прикрываясь им, приподнял и швырнул прямо в остальных. А потом развернулся и бросился наутек. Вышиб плечом дверь и даже ширинку не застегнул. Это я сделал уже в такси, велев водителю гнать так, чтобы покрышки горели.
Хватит. Теперь мне требовалось не просто убежище. Мне нужно было взять в руки колоду и сообщить семейству об этих тварях. Если это создания Эрика, остальные должны о них узнать; если же нет, значит, Эрику тоже стоит быть в курсе. Если они могут вот так вот идти сквозь Тень – может, есть и другие? Кто бы за ними ни стоял, он может однажды стать угрозой для всего Амбера. Если предположить – просто предположить, – что этот кто-то не из наших? Если и отец, и Бранд стали жертвами врага, о котором мы знать не знали? Тогда у нас тут нечто большое и злобное, и я наступил прямо на это «нечто». Вот и причина, почему эти гады так упорно преследовали меня. Чертовски веская. Мозги мои крутились на бешеной скорости. Они ведь могут загонять меня в ловушку – в самом деле, кто сказал, что те, кто на виду, и есть все преследователи?
Силой я взял себя в руки. Дал себе команду: разберись со всеми этими вопросами по очереди. Хватит и этого. Ощущения отдельно, гадания отдельно. Так, это Тень сестрицы Флоры. Она живет на другом краю континента, в местечке под названием Вестчестер. Доберись до телефона, свяжись со справочной и позвони ей. Скажи, что дело срочное, что тебе нужно убежище. Она не откажет, даже если ненавидит тебя хуже горькой редьки. А потом бегом на самолет, и вали отсюда. Подумать успеешь по дороге, если захочешь, а сейчас – спокойно.
Из аэропорта я позвонил Флоре, трубку поднял ты, Корвин. Эта переменная сломала все уравнения, которые я успел выстроить для себя. Ты внезапно появился в это время, в этом месте, на этом этапе событий. Ты предложил мне защиту, и я обеими руками ухватился за твое предложение. Не потому, что мне так уж была нужна защита, с той шестеркой я как-нибудь и сам управился бы. Не в том дело. Нет, я подумал, что они – твои. Я думал, что все эти годы ты таился, выжидая нужного момента, чтобы сделать свой ход. Теперь, думал я, ты готов. Этим все объяснялось. Ты убрал Бранда и подготовил зомби, умеющих ходить в Тени, чтобы вернуться и застать Эрика со спущенными штанами. Я хотел быть на твоей стороне, потому что ненавидел Эрика, а еще потому, что знал: планировать ты умеешь и, как правило, добиваешься того, чего хочешь. Я сказал, что за мной погоня через Тени, чтобы услышать, что ты на это скажешь. Ты никак не отреагировал, но это ничего не значило. Либо ты что-то скрываешь, решил я, либо действительно не имеешь понятия, где меня носило. Не исключал я и возможности угодить в расставленные тобой сети, но мне уже и так было несладко, к тому же я не считал себя такой уж важной фигурой в игре, от которой тебе до зарезу нужно было избавиться. В особенности если бы я предложил тебе помощь и поддержку, а именно так я бы и поступил со всей доступной мне искренностью. Итак, я вылетел в Вестчестер. И будь я трижды проклят, если эта шестерка потом не оказалась в одном самолете со мной! Это что, эскорт, гадал я. Потом бросил гадать: не время для новых предположений. Когда самолет приземлился, я снова стряхнул их с хвоста и рванул прямо к дому Флоры. Там я повел себя так, словно ни о чем не догадывался, желая проверить, как ты себя поведешь. Когда ты помог мне разделаться с компанией преследователей, я окончательно растерялся. То ли их вторжение действительно было для тебя полным откровением, то ли это была хитрая уловка – избавиться от нескольких приспешников, чтобы я о чем-то не прознал? Ладно, сказал я себе: я ничего не знаю и готов сотрудничать, посмотрим, что задумал Корвин. Так что я оказался самым подходящим партнером в той игре, которую ты затеял, чтобы скрыть состояние твоей памяти. А когда я узнал правду, было уже слишком поздно. Мы направлялись в Ребму, и тебе все это пользы бы не принесло. Потом, после коронации Эрика, я не посчитал нужным сообщать ему всю эту историю. Я стал его пленником и относился к нему сам понимаешь как. Я даже решил, что однажды эта информация может мне пригодиться – скажем, купить билет на волю, – если та угроза однажды все-таки станет реальной. Что до Бранда, я сомневался, чтобы мне кто-нибудь поверил – ведь только я знал, как попасть в ту Тень. Эрик бы на это всяко не купился – только посмеялся бы и предложил выдумать историю поинтереснее, чтобы освободиться. Опять же, о Бранде я с тех пор ничего не слышал. Другие тоже, сколько я знаю. Может, теперь он и правда мертв. Собственно, вот такая история, которую мне никак не удавалось тебе поведать. Сам решай, что это значит.

Глава третья
Я изучающе смотрел на Рэндома, помня, что в картах он профи. Понять по его лицу, врет ли он, полностью или частично, можно не лучше, чем по картинке того же бубнового валета. Кстати, милая подробность. И таких в его рассказе хватало, что добавляло правдоподобности.
– Выражаясь словами Эдипа, Гамлета, короля Лира и прочих ребят вроде них, – сказал я, – жаль, что раньше я не знал об этом.
– Но у меня действительно впервые появилась возможность все тебе рассказать.
– Это да, – согласился я. – Увы, твой рассказ ничего не проясняет, а, наоборот, только сильнее запутывает головоломку. А это непросто. Итак, мы имеем Черную Дорогу, что упирается в Колвир. Она проходит сквозь Тени, и некие существа наловчились пользоваться ею, чтобы попадать в Амбер. Какие именно силы за всем этим стоят, мы не знаем, но они явно злобные и, судя по всему, становятся сильнее. Я давно чувствую, что в происходящем есть доля моей вины, потому что все это как-то связано с моим проклятием. Да, оно было. Но проклятие или нет, рано или поздно все воплощается в то, с чем можно сражаться. И именно этим мы и займемся. Но всю эту неделю я пытался понять, какова роль Дары в ходе событий. Кто она вообще такая? Что она такое? Почему так страстно желала пройти Образ? Как вышло, что ей это удалось? Да еще эта ее угроза… «Амбер будет разрушен» – так она заявила. И то, что все это произошло, пока нас атаковали по Черной Дороге, – это не совпадение, нет. Тут явно кусок общей схемы. И все это связано с тем фактом, что в Амбере есть предатель: убийство Каина, записки… Кто-то из наших науськивает внешних врагов или сам за ними стоит. И вот теперь ты, посредством этого вот типа, – я пнул мертвеца, – связываешь это с исчезновением Бранда. Получается, что смерть или пропажа отца – из той же оперы. Если все так, выходит, перед нами серьезнейший заговор, детали которого разрабатывались многие годы.
Рэндом заглянул в буфет в углу, достал оттуда бутылку и пару бокалов. Наполнил оба, подал мне один из них и вернулся к своему креслу. Мы молча выпили за бренность бытия.
– Ладно, – сказал Рэндом после непродолжительной паузы. – Строить заговоры у нас у всех тут любимое занятие. И времени у каждого хватало. Мы с тобой слишком молоды, чтобы помнить наших братьев Озрика и Финндо, которые отдали свою жизнь на благо Амбера. Но после разговоров с Бенедиктом у меня сложилось такое впечатление, что…
– Да, – прервал я Рэндома, – что они более чем просто задумывались о троне, а потому их геройская смерть за Амбер стала необходимой. Я это тоже слышал. Может, так, может, нет. Правды мы уже не узнаем. И все-таки… Скорее всего, ты прав, хотя это ни к чему нас не приведет. Не сомневаюсь, что прежде такое случалось не раз. И не исключаю из подозрений никого. И все же – кто? До тех пор, пока не узнаем, работать нам придется с немалым гандикапом. Причем любой ход, направленный вовне, с вероятностью лишь раздраконит зверя. Мысли есть?
– Корвин, – сказал Рэндом, – если честно, за всем происходящим может стоять любой из нас. Даже я, хотя я томился в плену у Эрика и все такое прочее. Отличное прикрытие, кстати – я бы испытывал искреннее наслаждение разыгрывать из себя беспомощного страдальца, а на самом деле держать в руках ниточки, дергая за которые я заставляю остальных приплясывать. Любой из нас способен на такое. Свои мотивы и амбиции найдутся у каждого. А уж для тщательнейшей предварительной подготовки за эти годы у всех хватало и времени, и возможностей. Нет, так с подозреваемыми не разобраться, все мы хороши. Давай попробуем уйти от мотивов и возможностей и подумать: что же отличает нашего злоумышленника? Я бы даже так сказал: давай рассмотрим методику его действий.
– Отлично. Приступай.
– Кто-то из нас больше других знает о том, как манипулировать Тенями. Что на входе, что на выходе, как и почему… Еще у него есть союзники, найденные очень и очень далеко. Это вот сочетание он и обрушил на Амбер. Далее, невозможно посмотреть на кого-то и понять, обладает ли он особыми способностями и навыками. Так что давай подумаем, где он мог их получить. Возможно, просто научился самостоятельно где-то в Тени. Или же научился всему этому здесь, когда Дворкин был еще жив и давал уроки.
Я молча уставился в свой бокал. Дворкин, возможно, и сейчас жив. Это он обеспечил мне способ бегства из подземелий Амбера. Этого я не говорил никому – и говорить не собирался. Во-первых, Дворкин явно сошел с ума – поэтому, собственно, отец и запер его в темнице. Во-вторых, он обладал совершенно непонятным мне могуществом, чем лично меня убедил, что может быть весьма опасен. При этом ко мне он оказался весьма добр, а всего-то понадобилась толика лести и общих воспоминаний. Если Дворкин все еще там, я подозревал, что при должном терпении сумею с ним договориться. Так что весь этот вопрос я мысленно запер на кодовый замок как потенциальное секретное оружие. Пока менять это решение причин не было.
– Бранд постоянно ошивался около Дворкина, – сказал я вслух, поняв, к чему клонит Рэндом. – Его такие штучки всегда интересовали.
– Точно, – кивнул Рэндом, – он наверняка про такое знал больше нас, если сумел связаться со мной без Козыря.
– Ты думаешь, Бранд вступил в сговор с врагами, открыл им дорогу в Амбер, а потом обнаружил, что больше им не нужен, и его просто выжали как тряпку и бросили?
– Не обязательно. Хотя не исключено и такое. Но мне на ум пришел вот какой вариант – учти, впрочем, что я могу быть предубежден. Думаю, Бранд был в этих делах докой в достаточной мере, чтобы отслеживать, когда другие творят нечто необычное с Козырями, Образом или в Тени близ Амбера. А потом он поскользнулся. Может, недооценил противника и схватился с ним в открытую сам, вместо того чтобы обратиться к отцу или Дворкину. И что же? Враги схватили его и сунули в башню. Убивать не стали то ли потому, что решили, что оно того не стоит, или же планировали как-то использовать позднее.
– Звучит убедительно, – кивнул я. Так и хотелось добавить: «И превосходно вписывается в твой рассказ», глядя в лицо матерого картежника. Вот только… когда-то, когда я еще был с Блейзом, перед нашим походом на Амбер, я работал с Козырями, и у меня состоялась очень краткая связь с Брандом. Он успел намекнуть, что он в беде и в плену, а потом связь прервалась.
История Рэндома с этим эпизодом сходилась на ять, так что я проговорил:
– Если Бранд способен указать на врага, мы должны вытащить его и уговорить провести опознание.
– Я очень надеялся на подобное предложение, – отозвался Рэндом. – Терпеть не могу оставлять дела такого рода незаконченными.
Я встал, сходил за бутылкой и снова наполнил бокалы. Выпил, закурил новую сигарету.
– Но прежде чем мы этим займемся, – продолжил я, – нужно придумать, как сообщить о гибели Каина. Кстати, а где Флора?
– В городе, наверное. Утром была здесь. Хочешь, отыщу ее для тебя.
– Будь добр, отыщи. Кроме нас, она единственная, кто своими глазами видел этих ублюдков – когда они вломились в ее особняк в Вестчестере. Так что используем ее, пусть хоть так рассчитается за их невежливость. Кроме того, мне бы еще кое о чем ее поспрошать.
Рэндом допил вино и встал.
– Ладно, пойду поищу. Куда ее привести?
– В мои покои. Если меня не будет, подождите.
Я встал и вышел в зал следом за ним.
– У тебя есть ключ от этой комнаты?
– Он висит на крючке внутри, около двери, – ответил Рэндом.
– Возьми его и запри дверь. Разоблачения раньше времени нам ни к чему.
Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Мы вместе спустились по лестнице на пролет ниже. Дальше Рэндом пошел один. Я проводил его взглядом и отправился к себе.
Открыв сейф, я вынул оттуда Камень Правосудия – рубиновый кулон, с помощью которого отец и Эрик управляли погодой в окрестностях Амбера. Умирая, Эрик рассказал мне, какая нужна процедура, чтобы настроиться на Самоцвет самому. До сих пор у меня до Камня руки не доходили, да и сейчас, честно говоря, времени не было. Но, беседуя с Рэндомом, я решил, что нужно выкроить это время. В тайнике у камина в комнате Эрика я нашел записи Дворкина – о том, что они там лежат, Эрик тоже успел мне поведать перед смертью. Мне очень хотелось узнать, где он сам их раздобыл – записи явно были неполными. Я вынул их из ящичка сейфа и снова просмотрел. Все сходилось с объяснениями Эрика о процессе настройки.
Но там говорилось также, что Самоцвет можно использовать иначе, мол, контроль над метеорологическими феноменами – это просто случайная, пусть и зрелищная, демонстрация целого комплекса принципов, лежащих в основе Образа, Козырей и самой физической целостности Амбера, отделенного от Тени. Увы, подробности в бумагах отсутствовали. И все же чем больше я копался в памяти, тем явственней ощущал, что в этом что-то действительно есть. Отец пользовался Камнем Правосудия крайне редко, и хотя он всегда говорил о нем как об инструменте для управления погодой, погода, когда он пользовался Камнем, менялась далеко не всегда. Кроме того, отец частенько брал Самоцвет с собой, отправляясь на непродолжительные вылазки. Словом, я готов был поверить, что погода и правда всего лишь мелочь. Вероятно, такого же мнения придерживался и Эрик, но до подробностей также не сумел добраться. Когда мы с Блейзом шли на штурм Амбера, Эрик воспользовался самыми простыми и очевидными свойствами Камня. То же самое он проделал на той неделе, когда твари напали на нас по Черной Дороге. Оба раза Камень верно послужил Эрику, хотя и не спас его от смерти. Надо бы самому научиться использовать такую мощь, решил я. Всякая мелочь может быть важна. Да и просто носить эту побрякушку у всех на виду – не повредит, особенно сейчас.
Я спрятал записи Дворкина обратно в сейф, а Самоцвет положил в карман. Вышел из комнаты и спустился по лестнице. И снова, как раньше, почувствовал себя так, словно никогда не отлучался из Амбера. Здесь был мой дом, то, чего я всегда хотел. Теперь я его защитник. Я еще даже не надел короны, а все заботы уже на мне. Смешно. Ведь я вернулся, чтобы заявить о своем праве на корону, выдрать ее из лап Эрика, прославиться и править. А обернулось все совсем не так. Не понадобилось много времени, чтобы понять, что Эрик действует бесчестно. Если он действительно убрал отца, никаких прав на корону у него не было. Если же нет, он попросту поторопился. Так или иначе, коронация послужила только для того, чтобы еще сильнее раздуть и без того раздутое до предела самолюбие Эрика. Что до меня, я тоже желал короны – и мог ее взять. Но это было бы столь же безответственным поступком. В Амбере расквартированы мои иноземные войска, меня могут в любую минуту заподозрить в убийстве Каина, детали фантастического заговора вот-вот начнут проясняться… и ведь есть возможность, что отец еще жив. Несколько раз мне казалось, будто он пытается связаться со мной; и однажды, несколько лет назад, он вроде как одобрил мои притязания на престол Амбера. Но кругом было столько обманов и предательства, что я просто перестал понимать, чему верить. Отец не отрекался от престола. А у меня была травма головы, и уж я-то знал, чего желаю. Забавная штука – мозги. Я вот и себе на самом деле не доверяю. Не может ли случиться такого, что всю эту заварушку я сам и устроил? С той поры столько всякого случилось…
Цена бытия амберита, как по мне, еще и в том, что нельзя доверять даже самому себе. Забавно, что бы сказал Фрейд? Он не сумел докопаться до причины моей амнезии, зато высказал несколько чертовски точных догадок насчет моего отца и наших с ним возможных взаимоотношений. Правда, тогда я этого не понял. Да, недурно было бы снова заявиться к нему на сеанс.
Я миновал мраморную столовую и попал в темный узкий коридор, что начинался сразу за ней. Кивнул стражнику, прошел сквозь открытые двери, оказался на площадке. А теперь вниз. Бесконечная витая лестница в недра Колвира. Шаг за шагом. Редкие светильники там и сям. Темнота позади.
Кажется, однажды равновесие сместилось, и с тех пор из действующего лица я стал объектом действия, вынужденным делать ходы и реагировать на обстоятельства. Направляемым извне. И каждый мой ход вел лишь к следующему ходу. Когда это началось? Возможно, много лет назад, просто я только сейчас осознал происходящее. А может, вообще все мы жертвы, причем такого рода и в такой степени, что сами этого не понимали? Прекрасная подкормка для больного воображения. Зигмунд, где же ты? Я хотел стать королем – да и сейчас хочу, – больше всего на свете. Вот только чем больше я узнавал и размышлял над тем, что узнал, тем больше все мои ходы напоминали банальный дебют королевской пешки Е2 – Е4. Ранее я уже это чувствовал, и чем дальше, тем больше – и чувство это мне категорически не нравилось. Но никто из живущих не застрахован от ошибок, успокаивал я себя. И если чувства не обманывают меня, с каждым бряканьем колокольчика мой персональный доктор Павлов[9 - Иван Петрович Павлов (1849–1936) – русский и советский ученый, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности. Лауреат Нобелевской премии (1904) за работу по физиологии пищеварения – собственно, с таковой и связана помянутая тут история «собаки Павлова».] приближается к моим клыкам. Скоро, совсем скоро, я чувствовал, это будет скоро, он подойдет достаточно близко. И тогда он мой – и больше уже не уйдет и не вернется снова.

Виток, еще виток, вокруг и вниз, огонек здесь, огонек там, так вот вились и мои мысли – то ли накручиваясь нитью на катушку, то ли разматываясь обратно. Где-то внизу металл лязгнул о камень. Ножны стражника. Стражник поднимается, качающийся свет поднятого фонаря.
– Лорд Корвин…
– Джеми.
Внизу я взял с полки фонарь, зажег его, развернулся и направился к входу в туннель, шаг за шагом отталкивая от себя непроницаемый мрак.
В туннель и вперед, считая боковые проходы. Мне нужен седьмой. Эхо и тени. Грязь и пыль.
Вот и он. Повернуть и пройти еще немного.
И наконец – массивная темная дверь, обитая металлом. Я отпер ее и сильно толкнул. Дверь скрипнула, посопротивлялась и уступила.
Я поставил фонарь на пол, справа у двери. Он мне больше не нужен. Сам Образ испускал достаточно света.
С минуту я просто смотрел на Образ – сияющее переплетение кривых, обманчивое на вид, если пытаться проследить взглядом весь узор, громадный, словно погруженный в скользкую черноту пола. Он даровал власть над Тенью, он восстановил почти всю мою память. И он же вмиг уничтожит меня, стоит мне сделать неверный шаг. Так что вся моя благодарность Образу была окрашена нотками опасения. Такая вот наша семейная реликвия, прекрасная и загадочная, которой место именно там, где она и располагалась – в подземелье.
Я сместился в тот угол, где начинался узор. Собрался с мыслями, расслабил мышцы и опустил на Образ левую ступню. Немедленно сделал первый шаг и ощутил, как начинает течь ток. Голубые искры очертили подошвы моих сапог. Еще шаг. На сей раз послышался треск, началось ощущаться сопротивление. Я двинулся по первой кривой, желая как можно быстрее достичь Первой Вуали. Когда я оказался там, волосы на голове у меня шевелились, а искровые разряды стали ярче и длиннее.
Сопротивление усиливалось. Каждый шаг давался труднее предыдущего. Треск разрядов стал громче, ток усиливался. Волосы встали дыбом, я рукой стряхнул с них искры. Не отрывая взгляда от огненных линий, я продолжал напирать.
И вдруг сопротивление схлынуло. Я вздрогнул, но продолжал идти. Первая Вуаль позади, внутри появилось ощущение завершения содеянного. Вспомнилось, как я одолевал Образ в прошлый раз, в Ребме, городе на дне морском. Как раз на этом самом месте память моя тогда начала возвращаться. Да. Я сделал еще шаг, и искры стали ярче и больше, а ток стал сильнее, щекоча мою плоть.
Вторая Вуаль… Зигзаги… В этом месте всегда казалось, что силы на пределе, что все существо твое преображается в чистую Волю. Захватывающее и безжалостное ощущение. Здесь и сейчас ничто не имело значения, кроме одного: преодолеть Образ. Я всегда был здесь, стремясь никогда не покидать этого места, всегда быть здесь, утверждая свое существование, моя воля против лабиринта власти. Время исчезло. Осталось лишь напряжение[10 - Очень похоже на скрытую отсылку к известнейшему стихотворению Р. Киплинга «If» (1895), в переводе М. Лозинского («Заповедь») этот кусочек звучит как «Умей принудить сердце, нервы, тело тебе служить, когда в твоей груди уже давно все пусто, все сгорело – И только Воля говорит: «Иди!»…»].
Искры сверкали уже у пояса. Я достиг Великой Кривой и, сражаясь с сопротивлением, двинулся по ней, умирая и возрождаясь с каждым шагом, меня жег пламень творения и замораживал хлад предела энтропии.
Шаг вперед, вырвался, поворот… три кривых, отрезок прямой, и еще несколько изгибов. В голове туман, полуобморочное состояние, как будто меня вырывало из ткани бытия и вновь вписывало в нее. Поворот, поворот, поворот, поворот… короткий крутой изгиб… линия, ведущая к Последней Вуали… Наверное, я задыхался, наверное, пот лил с меня ручьями. Не помню и не вспомню уже никогда. Ноги едва двигались. Облако искр достигало плеч. А потом они поднялись до уровня глаз, и я уже даже Образа толком не видел, отчаянно моргая. Вход – выход, вход – выход… Ну вот. Я с трудом двинул вперед правую ногу, пожалуй, так чувствовал себя Бенедикт, когда его ноги спеленала черная трава – как раз перед тем, как я врезал ему по затылку. Сейчас меня самого словно исколошматили. Шаг левой, вперед… так медленно, что непонятно, иду я или нет… Ладони – синее пламя, ноги – столпы огня… Шаг. Еще шаг… Еще один.
Я чувствовал себя медленно оживающей статуей, тающим снеговиком, изгибающейся балкой… Еще два… три… Движения мои были скованными, но это я направлял их, я был властен над вечностью и совершенным средоточием воли, которая будет направлена…
Я пробился сквозь Вуаль. За ней короткий изгиб. Всего три шага, и там чернота и покой. Самые тяжелые три шага.
У Сизифа перерыв на чашечку кофе! – вот какая у меня была первая мысль, когда я сошел с Образа. Вторая мысль была такая: я снова сделал это! А третья: это в последний раз!
Я позволил себе роскошь – несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, встряхнулся. А потом достал из кармана Самоцвет и поднял его на цепочке. Поднес к глазам.
Внутри он был, конечно же, красный – глубокого вишнево-багряного цвета, с дымчатыми переливами. Но казалось, будто за время моего пути сквозь Образ Камень обрел дополнительную яркость и свечение. Я не отрываясь смотрел в глубь самоцвета, думая о том, как им пользоваться, повторяя в уме строчки руководства и сравнивая написанное с тем, что уже знал сам.
Пройдя Образ и добравшись туда, где я сейчас стоял, можно отдать повеление Образу перебросить тебя в любое место, какое ты можешь вызвать перед своим мысленным взором. Все, что нужно – желание и воля. Я не мог не вздрогнуть. Если эффект перемещения будет таким, каким он обычно и бывал, я могу оказаться в весьма специфической ловушке. Но ведь Эрик сумел, его не запечатало в самоцвете где-то в Тени. Руководство написал Дворкин, он был великим человеком – и я ему доверял.
Собравшись с мыслями, я постарался усилить свою защиту от глубин Камня.
И внутри его всплыло искаженное отражение Образа, окруженное мерцающими пятнышками света, крошечными искорками и вспышками, иными изгибами и тропами. Я принял решение, сосредоточил волю…
Краснота и медленное движение. Будто погружаешься в вязкий океан. Сперва – очень медленно. Дрейф, темнота, и все манящие огоньки где-то там, далеко-далеко впереди. Скорость моя потихоньку росла. Вспышки света, неопределимо далеко. Еще быстрее. Насколько – непонятно. Я стал точкой осознанности в неопределенной системе координат. Зная о движении, зная о структуре, к которой я приближался, уже, можно сказать, быстро… Краснота практически исчезла, как и ощущение окружающей среды. Пропало сопротивление. Скорость все нарастала. Все это происходило в одно мгновение, в то же самое мгновение, когда и началось, удивительное ощущение безвременности всего процесса. Скорость моя, учитывая мою цель, казалась чудовищной. Маленький искаженный лабиринт рос и разворачивался в нечто, смахивающее на трехмерную вариацию Образа. Окутанный вспышками разноцветных огней, он вырастал передо мной, словно галактическая туманность, заблудившаяся во мраке вечной ночи и осиянная ореолом тускло светящейся звездной пыли. Спирали ее были составлены мириадами мерцающих точек. Она расширялась – или я сжимался… Она приближалась ко мне – или я к ней, и мы были совсем близко друг от друга, и вот она заполнила все пространство сверху донизу, оттуда и отсюда, а моя скорость, если она у меня была, все увеличивалась. Сияние охватило меня, овладело мной, и я увидел узкую прямую ленту – начало… Я был слишком близко, и вообще заблудился, так что не мог уже видеть всю структуру целиком, но ее изгибы, ее мерцание, пробегающие по ней волны зарождали сомнения в том, что трех измерений достаточно, чтобы описать испытываемые мной головокружительные ощущения. Теперь в моем сознании сравнение всего этого с галактикой уступило место иной предельной аналогии, субатомному гильбертовому пространству[11 - Гильбертово пространство названо в честь немецкого математика Давида Гильберта (1862–1943), одного из основателей функционального анализа. Понятие сугубо математическое.]. Впрочем, скорее тут была метафора, порожденная отчаянием. Честно и откровенно: я просто ничего не понимал. Однако во мне зрело ощущение – порожденное то ли Образом, то ли моей собственной интуицией, – что мне необходимо преодолеть и этот лабиринт, чтобы выйти на новый уровень взыскуемого мною могущества.
Я не ошибся. Меня затянуло в круговорот, ни на йоту не замедлив при этом. Я мчался, вращаясь и кувыркаясь, по световым лентам, сквозь бесплотные облака сияния и огня. Ни тени сопротивления, как в Образе снаружи, моего изначального импульса хватило, чтобы протащить меня от начала до конца. Полет на смерче по Млечному Пути? Нырок утопленника сквозь коралловое ущелье? Метания лунатика-воробья над парком аттракционов ночью Четвертого июля[12 - Дата празднования Дня Независимости в США. В честь чего, разумеется, по всей стране устраиваются пышные фейерверки.]? Вот какие мысли мелькали у меня, пока я летел сквозь это преображенное нечто…
Наружу… насквозь… через… И все, и в ярко-красной вспышке я вновь стоял в центре Образа и держал кулон, в котором был заключен Образ, в котором был заключен я[13 - Нечто вроде авторского самоцитирования, похожий эпизод присутствует в романе «Джек-из-Тени» (1971).], все было во мне, и красный свет угасает, и вот его уже нет. Остались только я, кулон и Образ, все по отдельности, и привычная схема отношений «субъект-объект» – только на октаву выше, так, пожалуй, лучше всего описать все это дело. Между нами словно возникла связь, я как бы обрел дополнительное чувство, новое выразительное средство. Удивительное ощущение. Радостное.
Мне не терпелось проверить их на практике, и я опять сосредоточил волю и отдал Образу приказ перенести меня в другое место.
И оказался в круглой комнате на верху самой высокой башни в Амбере. Пересек комнату и вышел на крошечный балкончик. Контраст оказался потрясающим, почти как те ощущения, которые я только что испытал во время сверхчувственного полета. Несколько долгих мгновений я просто стоял и смотрел.
Море в переливах. Небо частично заволокло облаками, день клонился к вечеру. Сами облака переливались образами мягкого сияния и грубой тени. Дул береговой бриз, так что запахи моря пока до меня не долетали. Темные птицы парили вдали, пикируя к волнам и стрелой взмывая ввысь. А прямо внизу дворцовые площади и городские террасы утонченными уступами сбегали к подножию Колвира. Людские фигурки на таком расстоянии казались крохотными и ничего не значащими. Мне стало очень одиноко.
И тогда я прикоснулся к рубиновому кулону и призвал грозу.

Глава четвертая
Рэндом и Флора ждали в моих покоях. Взгляд Рэндома первым делом метнулся к кулону у меня на груди, затем встретился с моим. Я кивнул.
Потом повернулся к Флоре и слегка поклонился.
– Сестрица, – сказал я, – сколько лет, сколько зим…
Вид у Флоры был немного испуганный, вот и прекрасно. Однако она улыбнулась и пожала мою протянутую руку.
– Брат, – промолвила она, – я вижу, ты сдержал слово.
Волосы как бледное золото. Флора подрезала их, но сохранила кудряшки. Я пока не решил, нравится ли мне новая прическа. Волосы у нее были роскошные. А еще синие глаза и гора тщеславия, с которой все должно было выглядеть в ее любимой перспективе. Временами казалось, что она дура набитая, но иногда я в этом изрядно сомневался.
– Ты уж извини, что так пялюсь, – сказал я, – но при прошлой нашей встрече я тебя видеть не мог.
– Я счастлива, что эта ситуация исправилась, – отозвалась Флора. – Было просто… Сам понимаешь, я тут ничего не могла поделать.
– Понимаю, – согласился я, вспоминая ее случайно услышанный смех по другую сторону тьмы в одну из годовщин некоего события. – Понимаю.
Я отошел к окну и распахнул его, зная, что дождь внутрь не попадет. Обожаю запах грозы.
– Рэндом, – спросил я, не оборачиваясь, – удалось разузнать что-нибудь интересное насчет возможного почтальона?
– Пока нет, – ответил Рэндом. – Я навел кое-какие справки. Похоже, никто не видел никого в то время в том месте.
– Ясно, – сказал я. – Спасибо. Позже, наверное, еще увидимся.
– Ладно, – проговорил он. – Я тогда весь вечер у себя.
Я кивнул, обернулся, прислонился к створке окна и пристально посмотрел на Флору. Рэндом тихо прикрыл за собой дверь. С полминуты я молчал и слушал шум дождя.
– Что ты собираешься со мной делать? – не выдержала Флора.
– Делать?..
– В твоей позиции удобно собирать старые долги. Полагаю, так ты сейчас и поступишь.
– Может быть, – ответствовал я. – Как правило, многое зависит от многого другого. И наш случай не исключение.
– Ты о чем?
– Дай мне то, что я хочу, а там поглядим. Я ведь иногда бываю хорошим парнем.
– И чего ты хочешь?
– Правды, Флора. Начнем с нее. Как ты оказалась той, кто присматривал за мной в Тени Земля. Все ключевые детали. Как все устроили? Что выяснили? Все досконально.
Флора вздохнула.
– Это началось… – проговорила она. – Да… Дело было в Париже, на вечеринке у некоего мсье Фуко[14 - Судя по времени событий, речь о нормандской ветви семейства Фуко, а помянутая персона – Рене-Жак де Фуко или, возможно, один из его сыновей – Жан-Жак-Люк-Эдмон де Фуко или Жак-Луи-Ив де Фуко, оба как раз в тот период состояли в гвардии Людовика XVI, а отец был гвардейцем в отставке.], года за три до начала Большого террора…
– Стоп! – оборвал я Флору. – Что ты там делала?
– Я прожила в той Тени лет пять по местному календарю, – сказала она. – Путешествовала, искала чего-нибудь новенького, соответствующего моим интересам. А оказалась я там и тогда точно так же, как все мы находим то, чего хотим: позволила своим желаниям вести меня и следовала инстинктам.
– Интересное совпадение.
– В свете того, сколько времени это заняло, – отнюдь. Учти еще, что все мы весьма много путешествуем. Для меня там был, если хочешь, мой Авалон, мой суррогат Амбера, мой дом вдали от дома. Называй как хочешь, но я попала на ту вечеринку именно в тот октябрьский вечер, и тут входишь ты с той рыжей крошкой – Жаклин, кажется, ее звали.
Тут разом вспомнилось то, что я не вспоминал очень и очень давно. Жаклин я помнил гораздо лучше, чем вечеринку у Фуко, но такая была, факт.
– Продолжай.
– Ну вот, – сказала Флора. – Я была там. Ты прибыл позже. И, конечно, я тебя сразу заметила. Да, когда достаточно долго живешь и часто путешествуешь, то и дело встречаешь тех, кто напоминает знакомых персон. Я так и подумала, когда улеглось первое волнение. Наверняка двойник. Ведь столько лет от тебя ни слуху ни духу. Однако у всех нас есть и свои тайны, и хорошие причины таковые иметь. Может быть, это одна из твоих тайн? Так что я устроила, чтобы нас познакомили, а потом потратила уйму времени, чтобы хоть на пару минут оторвать тебя от твоей рыжей подружки. Ты утверждал, что тебя зовут Фенневаль – Кордель Фенневаль. Я все еще сомневалась. То ли и правда твой двойник, то ли ты играешь в свои игры. Но была у меня и третья догадка: ты так долго обитал где-то в окрестной Тени, что стал отбрасывать Тень самого себя. Я бы так и уехала, мучимая сомнениями, если бы Жаклин ни с того ни с сего не проболталась мне о твоей удивительной силе. Не самая обычная тема для женской беседы, и то, как она мне об этом сообщила, доказывало, что она и впрямь впечатлена тем, что ты сотворил. Я постаралась выудить у нее побольше информации и поняла, что все это было как раз то, на что ты способен. Тем самым отпадала версия с двойником. Это или сам ты, или твоя тень. В таком случае, даже если Кордель не Корвин, он сам по себе четкий след. Доказательство, что ты жил или до сих пор живешь где-то в окрестностях этой тени, – первое реальное доказательство твоего местопребывания. Я должна была встать на этот след. Тогда я и начала следить за тобой, выясняя все, что могла, о твоем прошлом. И чем больше расспрашивала разных людей, тем более загадочным оно выглядело. Спустя несколько месяцев я по-прежнему ничего не могла решить. Слишком много темных пятен, так что все возможно. Впрочем, дело для меня прояснилось следующим летом, когда я на время заглянула в Амбер. Я упомянула Эрику об этом случае.
– Ну?
– Ну и он – в некотором роде – считал, что такое возможно.
Флора умолкла и поправила перчатки, что лежали на соседнем стуле.
– Ага… – понимающе кивнул я. – И что же он тебе сказал?
– Что это на самом деле можешь быть ты, – ответила Флора. – Он сказал, что был… несчастный случай…
– Да ну?
– На самом деле нет, – поправилась она. – Не несчастный случай. Он сказал, что вы подрались и он тебя ранил. Подумал, что ты умираешь, и не захотел, чтобы его обвинили в убийстве. Поэтому он перенес тебя в Тень и оставил там, как раз в том месте. Прошло много лет, он решил, что ты умер и между вами наконец все кончено. Моя новость его явно не порадовала. Эрик взял с меня клятву молчать и отослал обратно следить за тобой. Благо у меня было отличное оправдание для возвращения на Землю – я всем нашим успела наговорить с три короба о том, как мне там нравится.
– Ты не могла дать ему обет молчания за здорово живешь, Флора. Что он дал тебе взамен?
– Слово, что, если когда-нибудь придет к власти в Амбере, он меня не забудет.
– Несколько рискованно, – заметил я. – По большому счету у тебя оставался против него горяченький материал: информация о местонахождении главного конкурента плюс признание самого Эрика, что он именно туда его и отправил.
– Верно. Но потом все успокоилось, да и я, честно говоря, чувствовала себя его сообщницей, так что смысла раскрывать карты не было.
Я кивнул.
– С натяжкой, но допустимо, – согласился я. – А как ты думала, позволит ли мне Эрик остаться в живых, если у него появится реальный шанс занять престол?
– Это не обсуждалось. Никогда.
– Но думать об этом ты могла, правда?
– Думала, – сказала Флора. – Позже. И решила, что он не станет ничего делать. В конце концов, складывалось впечатление, что ты и впрямь потерял память. Не было причин что-то делать с тобой, пока ты безвреден.
– Итак, ты осталась следить за мной – и за тем, чтобы я оставался безвредным?
– Да.
– А что бы ты стала делать, появись признаки того, что память ко мне возвращается?
Флора посмотрела на меня и отвела взгляд.
– Сообщила бы Эрику.
– И что бы он тогда сделал?
– Не знаю.
Я негромко рассмеялся, Флора покраснела. Впервые видел, чтобы Флора краснела.
– Ладно, опустим очевидное, – сказал я. – Ну хорошо, ты осталась. Ты следила за мной. А потом? Что случилось потом?
– Ничего особенного. Ты продолжал жить своей жизнью, а я с тебя глаз не спускала.
– И все остальные знали, где ты находишься?
– Да. Я из этого секрета не делала. На самом деле все наши время от времени наведывались ко мне.
– И Рэндом тоже?
Флора брезгливо скривилась:
– И не раз.
– С чего такой вид?
– Слишком поздно притворяться, будто он мне симпатичен, – отрезала она. – Ты же знаешь, я терпеть не могу народ, с которым он якшается, – всякое отребье, лабухи джазовые. Я была вынуждена по-родственному принимать его, когда он навещал мою Тень, но Рэндом жутко действовал мне на нервы, когда заваливался в любое время дня и ночи со своими дружками, – то закатят попойку, то в карты режутся до утра. Дом потом неделями проветривать приходилось, и я всегда радовалась, когда Рэндом наконец убирался вон. Прости. Я знаю, он тебе нравится, но ты же просил начистоту.
– Понимаю, он задел твою тонкую натуру. Ну ладно. А теперь давай обратимся к тому краткому промежутку времени, когда я был твоим гостем. Рэндом весьма неожиданно присоединился к нам. За ним гналось с полдюжины жутковатых ребят, которых мы прикончили у тебя в гостиной.
– Это я помню очень даже живо.
– Помнишь, как они выглядели – те твари, с которыми мы дрались?
– Да.
– Достаточно хорошо, чтобы узнать, повстречай ты такого снова?
– Думаю, да.
– Отлично. А раньше таких видела?
– Нет.
– А потом?
– Нет.
– Не слышала, кто-нибудь рассказывал про таких?
– Не припомню. А что?
Я покачал головой:
– Не сейчас. Спрашиваю пока я, не забывай. Теперь вернемся к событиям несколько более ранним. К тому случаю, который отправил меня в «Гринвуд». А может, даже к предшествующим ему временам. Что случилось и как ты об этом узнала? Какие возникли обстоятельства? Какую роль во всем этом сыграла ты?
– Да, – процедила Флора. – Я знала, что рано или поздно ты меня спросишь об этом. А случилось то, что Эрик связался со мной на следующий день после аварии – из Амбера, по Козырю.
Флора пристально смотрела на меня – явно пыталась понять, как я реагирую на ее рассказ. Я был само бесстрастие.
– Он сказал, что прошлым вечером ты попал в автокатастрофу и тебя отвезли в больницу. Велел переправить тебя в частную клинику, где бы я могла лучше следить за твоим лечением.
– Иначе говоря, он хотел, чтобы я оставался «овощем».
– Он хотел, чтобы тебя накачивали седативными препаратами.
– А Эрик признался, что причастен к автокатастрофе, или нет?
– Ну он не сказал, что это он послал кого-то прострелить тебе шину. Но знал, что именно так и случилось – а как еще он мог узнать? Когда потом я услышала, что он метит на трон, я предположила, что Эрик наконец решил, что лучше устранить тебя окончательно. А коль скоро попытка не удалась, логично было выбрать второй по эффективности вариант: присмотреть, чтобы ты не путался под ногами как минимум до коронации.
– Я не знал, что мне прострелили шину, – проговорил я.
Флора изменилась в лице. Явно пришла в себя.
– Ты сказал мне, что знаешь, что это не было аварией. Что кто-то пытался убить тебя. Я решила, что ты знаешь подробности.
Я снова ступил на скользкую стезю – впервые за долгое время. Амнезия моя по большей части прошла, но вот оставшееся, наверное, так и останется. В моих воспоминаниях о нескольких днях перед аварией хватало пробелов. Образ восстановил мне утраченную память обо всем, что было до того, но полученная травма, видимо, уничтожила воспоминания о событиях, напрямую ей предшествовавших. Случай нередкий. Скорее всего, тут органическое поражение мозга, а не функциональный разлад. Я и так был рад, что вспомнил все остальное, а эти мелочи не казались существенными. Что до самой аварии и моих ощущений, что это была не просто авария, – мне вспоминались выстрелы. Кажется, два. Возможно, я даже засек силуэт человека с винтовкой, но мельком и слишком поздно. А может, это просто мои фантазии. Но скорее все-таки нет. Ведь что-то подобное у меня в мыслях бродило, когда я направлялся в Вестчестер. Но даже теперь, когда власть в Амбере в моих руках, я до смерти не хотел кому-либо признаться в этом маленьком провале в памяти. В прошлом я успешно сыграл с Флорой куда худшими картами, а сейчас шансы на хороший расклад куда выше.
– Не в том я был положении, чтобы выбираться и проверять, куда попали, – пояснил я. – Услышал выстрелы. Потерял управление. Я предполагал, что это шина, однако наверняка не знал. Собственно, я задаю тебе этот вопрос исключительно из любопытства: откуда ты знаешь, что это была шина?
– Я ведь уже сказала – Эрик рассказал.
– Меня беспокоит то, как ты это сказала. Как будто ты уже знала все подробности до того, как он с тобой связался.
– В таком случае извини за синтаксис, – покачала головой Флора. – Иногда бывает такое, когда смотришь на вещи постфактум. Предположение твое я категорически отрицаю. Я тут ни при чем и никакой предварительной информации о том, что произошло, не имела.
– Ну поскольку Эрика с нами уже нет, чтобы подтвердить или опровергнуть что-либо, на этом и остановимся, – сказал я. – Пока.
А сказал я это для того, чтобы она еще тщательнее подыскивала аргументы в свою защиту, чтобы увести ее внимание в сторону и ничем – ни фразой, ни словом – не дать ей поймать меня на небольшом изъяне, который все еще сохранился в моей памяти.
– А позднее ты ничего не узнала относительно личности того типа с ружьем?
– Нет, – ответила Флора. – Скорее всего, наемный бандит. Не знаю.
– А не знаешь ли, как долго я валялся без сознания, пока кто-то не подобрал меня и не доставил в больницу?
Флора покачала головой.
Что-то ускользало от меня, и я никак не мог найти зацепку.
– А Эрик сказал, когда в точности меня положили в больницу?
– Нет.
– А когда я уже гостил у тебя, почему ты пыталась дойти до Амбера пешком, а не воспользовалась Козырем Эрика?
– Я никак не могла его дозваться.
– Ну вызвала бы кого-нибудь другого, чтобы тебя провели. Флора, – произнес я строго, – мне кажется, ты лжешь.
Небольшой тест, оценить ее реакцию. А почему бы и нет?
– О чем мне лгать? – переспросила Флора. – Я никого не смогла вызвать. Все были чем-то заняты. Что ты имеешь в виду?
Я воздел руку, направив на нее указующий перст. За спиной у меня, прямо за окном, полыхнула молния. По телу пробежали мурашки. Раскат грома тоже прозвучал весьма эффектно.
– Умолчание – твой грех, – попробовал я.
Флора закрыла лицо руками и заплакала.
– Не понимаю, о чем ты! – всхлипнула она. – Я тебе на все вопросы ответила! Чего тебе еще надо? Я не знаю, куда ты ехал, кто стрелял и когда это точно случилось. Я тебе все-все сказала, будь оно все проклято!
Либо она действительно не врала, либо так ее не проймешь, решил я. В любом случае дальше я только время потеряю, тут от нее больше ничего не добиться. Лучше сменить тему и уйти от аварии, а то Флора решит, что она для меня чрезвычайно важна. Если я тут что и упустил, выяснить это мне нужно самому.
– Пойдем со мной, – велел я.
– Куда?
– Мне нужно, чтобы ты кое-что опознала. Зачем – объясню после того, как увидишь.
Флора встала и последовала за мной по коридору. Я хотел сначала показать ей труп, а уже потом рассказать, что случилось с Каином.
Труп на Флору особого впечатления не произвел.
– Да, – кивнула она и добавила: – Даже если бы я не узнала эту тварь, я бы охотно подтвердила, что узнала, – ради тебя.
Я пробурчал что-то нечленораздельное. Семейная верность порой трогает меня до глубины души. Не могу сказать, поверила ли мне Флора насчет Каина. Впрочем, мы с ней одного поля ягоды. Не важно. Я ни словом не упомянул о Бранде, у нее же вряд ли имелась новая информация на сей счет. Единственный ее комментарий, когда я сказал все, что хотел сказать, был:
– Тебе идет Самоцвет. А как насчет головного украшения?
– Об этом пока рано говорить, – ответил я.
– Если тебе потребуется моя скромная помощь…
– Знаю, – кивнул я. – Знаю.

Моя гробница – тихое местечко. Она стоит в гордом одиночестве на скальном склоне на тыльной стороне гребня Колвира, защищенная с трех сторон от буйства стихий, окруженная насыпной почвой, на которой укоренились пара-тройка суковатых деревьев, кустарник, трава и длинные плети горного плюща. Склеп – продолговатое приземистое строение, перед входом две каменные скамьи, и все это поросло плющом, милосердно скрывающим убийственную надпись, высеченную над входом пониже моего имени. Понятное дело, место не самое посещаемое.
Туда-то и отправились ближе к ночи мы с Ганелоном, прихватив порядочный запас вина, хлеба и холодного мяса.
– А ты не шутил! – воскликнул Ганелон, после того как спешился, подошел к склепу, раздвинул плети плюща над входом и прочел надпись.
– Конечно нет, – ответил я, принимая поводья обоих наших коней. – Моя могилка, можешь не сомневаться.
Привязав рядом со своей чалой лошадь Ганелона, я снял с седла сумки с провизией и перенес на ближайшую скамью. Ганелон присоединился ко мне, как только я откупорил первую бутылку и наполнил кружки темным густым вином.
– Все равно непонятно как-то, – покачал головой Ганелон, взяв у меня кружку.
– Что тут понимать? Я умер и похоронен здесь. Это мой кенотаф – гробница, которую ставят, когда не могут разыскать тело покойного. Я, честно говоря, и сам о ней узнал не так давно. Склеп поставили несколько столетий назад, когда в Амбере решили, что я уже не вернусь.
– Странновато, – пробурчал Ганелон. – И что же там внутри?
– Ничего. Хотя предусмотрительно устроена ниша, а в нише гроб – на случай, если мои останки все же найдутся. Не придерешься.
Ганелон сделал себе сандвич.
– А чья была идея? – поинтересовался он.
– Рэндом думает, что Бранда или Эрика. Точно никто не помнит. Но, похоже, в ту пору все эту идею одобрили.
– И что теперь с этой штукой будет?
Я пожал плечами:
– Подозреваю, кое-кто жалеет, что такой прекрасный склеп пустует, и мечтает, чтобы я все же лег туда. Ну а пока просто симпатичное местечко, чтобы посидеть тут и всласть наклюкаться. Я пока еще не засвидетельствовал почтения своей могилке должным образом.
Я сделал себе пару сандвичей и с аппетитом оприходовал оба. У меня была первая настоящая передышка с самого моего возвращения – а может, и последняя, по крайней мере на ближайшее время. За последнюю неделю мне никак не удавалось нормально переговорить с Ганелоном, а он был одним из тех немногих, кому я доверял. Я хотел рассказать ему все. Я должен был. Мне нужно было обсудить дела с кем-то, кто не увяз в них по горло, как все мы.
Так я и сделал.
За время моего рассказа луна совершила долгое путешествие по небесам, а у стены склепа выросла горка битого стекла.
– И как отреагировали остальные? – спросил Ганелон.
– Предсказуемо, – ответил я. – Джулиан все одно ни одному моему слову не поверит, хотя и сказал, что поверил. Он знает, как я к нему отношусь, и не та у него позиция, чтобы бросать мне вызов. Бенедикт, думаю, мне тоже не верит, но его понять куда труднее. Он тянет время, и я надеюсь, на это время он придерживается презумпции невиновности. Что касается Жерара, для него это стало последней соломинкой, и у него исчезли последние крохи доверия ко мне. Тем не менее завтра рано утром он возвращается в Амбер, и мы вместе отправимся в рощу и вернем тело Каина. Не хочу устраивать из этой поездки сафари, но мне требуется свидетель из членов семейства. Дейдра, та даже обрадовалась. Ни единому слову не поверила, не сомневаюсь. Но это ладно. Она всегда была на моей стороне, а Каина никогда не жаловала. Я бы даже так сказал: она рада, что я укрепляю свои позиции. Не могу судить наверняка, поверила ли мне Ллевелла. Ей, похоже, вообще нет дела, кто из нас как с кем поступает. Фиону все это вроде бы просто позабавило. Впрочем, она всегда ко всему относится отвлеченно и свысока. Никогда не поймешь, что на самом деле у нее на уме.
– А про Бранда ты тоже всем рассказал?
– Нет. Я рассказал им про Каина и попросил всех быть в Амбере завтра вечером. Тогда-то и озвучу вопрос Бранда. Есть одна мысль, хочу ее проверить.
– Ты со всеми переговаривался по Козырю?
– Конечно.
– Знаешь, я давно собирался тебя спросить… Там, в той Тени, куда мы мотались за оружием, есть такие телефоны…
– Ну и?..
– Пока мы там болтались, я кое-что узнал насчет «жучков» и прослушки. Как ты думаешь, может такое быть, чтобы кто-то подслушал ваши Козыри?
Я громко расхохотался, но сообразил, что в таком предположении что-то есть.
– Честно говоря, не знаю, – ответил я наконец. – Созданное Дворкином во многом остается загадкой. Мне такая мысль в голову не приходила, и сам я никогда такое не пробовал. Но идея интересная…
– А сколько всего существует колод, ты знаешь?
– Ну… у каждого из членов семейства – по одной или две, и около дюжины запасных лежит в библиотеке. Не знаю, есть ли другие.
– Я вот думаю, если просто подслушивать, можно много чего узнать.
– Это да. Отцова колода, колода Бранда да та, что у меня была когда-то… а еще та, что Рэндом посеял… Проклятье! И в самом деле немало комплектов болтаются где-то бесхозными. Что с этим делать, ума не приложу. Пожалуй, стоит объявить инвентаризацию и провести серию экспериментов. Спасибо, что надоумил.
Ганелон кивнул. Некоторое время мы молча потягивали вино.
Потом он спросил:
– Ну, Корвин, что делать собираешься?
– Ты насчет чего?
– Да насчет всего сразу. Кого атакуем и в каком порядке.
– Поначалу я собирался прочесать Черную Дорогу, добраться до ее истоков, как только здесь, в Амбере, все устаканится, – сказал я. – Теперь мои приоритеты несколько изменились. Надо как можно скорее вернуть Бранда, если он еще жив. Если нет, я хочу выяснить, что с ним стряслось.
– Но дадут ли враги тебе время на передышку? Может быть, они как раз сейчас готовят новую атаку.
– Да, конечно. Я думал об этом. Думаю, все же немного времени у нас есть, ведь мы их только что разбили. Им нужно снова собраться, перегруппировать силы и переоценить ситуацию в свете наличия у нас нового оружия. Я на данный момент планировал выставить вдоль дороги несколько наблюдательных постов, дабы дозорные докладывали о любых телодвижениях с той стороны. Бенедикт уже согласился возглавить эту операцию.
– Интересно, сколько все-таки у нас времени?
Я не мог придумать достойного ответа и просто подлил ему вина.
– В Авалоне такого сроду не бывало, верно? В нашем Авалоне, я хочу сказать.
– Это точно, – согласился я. – Ты не единственный, кто тоскует по славным денькам. Теперь кажется, что раньше все было проще.
Ганелон кивнул. Я предложил ему сигарету, но он предпочел свою трубку. Вспыхнувшее пламя осветило Камень Правосудия, висевший на цепочке у меня на груди.
– И что, ты на самом деле можешь управлять погодой с помощью этой штуковины? – поинтересовался Ганелон.
– Могу, – ответил я.
– Откуда ты знаешь?
– Я попробовал. Действует.
– И что ты попробовал?
– Грозу сегодня днем видел? Моя работа.
– Занятно…
– Что?
– Да так. Просто подумал: будь у меня такая власть, что бы я сделал.
– Лично я первым делом подумал о том, – проворчал я, похлопав по стенке склепа, – чтобы шарахнуть молнией по этой штуке – и повторять раз за разом, пока не раздолбаю ее к чертям собачьим! И всем сразу станет ясно и что я чувствую, и какова моя сила.
– И что тебя удержало?
– Да подумал, понимаешь… И решил – черт возьми, возможно, моя могилка в самом ближайшем будущем пригодится, если мне недостанет хитрости, жестокости и удачи. Ну а коли так, я попробовал прикинуть, где бы я предпочел, чтобы лежали мои останки. И сообразил, что местечко здесь и в самом деле замечательное: высоко, чисто, в окружении первозданных стихий. Кругом никого – только скалы да небо. Звезды, тучи, солнце, луна, ветер, дождь… компания более приятная, чем у остальных семейных склепов. Не вижу причин, зачем это мне покоиться в земле рядом с теми, кого я и живыми не переваривал, а таковых большинство.
– Ты озлобился, Корвин. Или перебрал. Или и то и другое. Зачем ты так жестоко? Это тебе не нужно.
– Да кто ты, черт бы тебя подрал, такой, чтобы судить, что мне нужно?
Я ощутил, как он подобрался, затем расслабился и пожал плечами.
– Я что, – проговорил Ганелон. – Что думал, то и сказал.
– Как там в войсках? – спросил я.
– Пока они несколько сбиты с толку, Корвин. Они выступили сражаться в священной войне за небеса. И полагают, что вся стрельба на прошлой неделе – из этой оперы. А потому солдаты счастливы – мы же победили. Но все это ожидание, в городе… они тут ничего не понимают. Кое-кто из тех, кого они считали врагами, теперь друзья. Есть от чего смутиться. Солдаты знают, что их держат наготове на случай сражения, но не понимают, когда и с кем придется драться. В общем, пока они сидят по казармам, они не могут понять, насколько их присутствие здесь не одобряют войска Амбера и народ вообще. Скоро, однако, до них это дойдет. Я давно с тобой об этом поговорить хотел, но ты был так занят…
Некоторое время я молча курил. Потом произнес:
– Да, мне стоит с ними потолковать. Только завтра не получится, а действовать предстоит быстро. Пожалуй, стоит перевести наших в лагерь в Арденском лесу. Завтра. Решено. Вернемся, обозначу тебе на карте куда. А ты объяви, что переводишь их поближе к Черной Дороге. Скажи, что скоро на нас снова могут напасть – чистая правда, кстати. Помуштруй солдат, поддержи их боевой дух. А я, как только сумею вырваться, приеду и сам с ними потолкую.
– Но ведь тогда у тебя в Амбере не останется личной гвардии?
– Верно. Но игра, думаю, стоит свеч. Демонстрация доверия плюс жест дружелюбия. Да, думаю, это должен быть хороший ход. А если нет… – Я пожал плечами и швырнул очередную опустевшую бутылку в стену склепа. – Кстати, извини.
– За что?
– Я только что сам заметил, что я зол как собака, надрался как свинья и говорю жестокие вещи. Ты прав. Ни к чему мне это.
Ганелон хмыкнул и чокнулся со мной.
– Я тебя понимаю, – сказал он. – Очень хорошо понимаю.
И мы славненько сидели, покуда не зашла луна, пока последняя бутылка не пала смертью храбрых у стены склепа рядом со своими подружками. Вспоминали старые добрые времена. Иногда мы оба умолкали, и я смотрел на звезды над Амбером. Хорошо тут, спору нет, но город уже звал меня к себе.
Словно прочитав мои мысли, Ганелон встал, потянулся и направился к лошадям. Я немного задержался. Помочившись на заднюю стенку своего склепа, я последовал за Ганелоном.

Глава пятая
Роща Единорога находится в Ардене, к юго-западу от Колвира, на том склоне, с которого начинается спуск в долину под названием Гарнат. Сам Гарнат за последние годы проклинали, жгли, завоевывали и отвоевывали без конца, однако нависающие над ним склоны остались нетронутыми. В этой роще, по словам отца, он некогда увидел единорога, и там же пережил нечто особенное, после чего сие создание стало покровителем Амбера и отправилось на фамильный герб. Роща почти незаметна, если глядеть из долины Гарната на море, ибо располагается шагов на двадцать-тридцать ниже по склону. На полянке неправильной формы из груды валунов бил родник; он превращался в узенький ручеек и образовывал крошечное озерцо, а потом вытекал из него и струился в долину Гарната и вниз.
Вот туда-то мы и направлялись с Жераром на следующее утро еще до рассвета, и первые блики солнечных лучей на океанской глади застали нас на полпути с Колвира вниз. Когда небеса просияли всей рассветной палитрой, Жерар натянул поводья и спешился, подав мне знак последовать его примеру. Я послушался, слез со Звезды и привязал ее и вьючную лошадь рядом с громадным пегим жеребцом Жерара. Пройдя следом за братом с десяток шагов, я оказался в лощине, щедро усыпанной гравием. Он остановился, я встал у него за спиной.
– В чем дело? – поинтересовался я.
Жерар развернулся, глаза его сузились, на скулах заиграли желваки. Он отстегнул плащ, свернул и положил на землю. Расстегнул портупею и кинул поверх плаща.
– Сними клинок и плащ, – посоветовал он мне. – Только мешать будут.
Я все понял. Что ж, будь что будет. Снял плащ, аккуратно сложил, опустил на землю, поверх него положил Камень Правосудия и Грейсвандир. Выпрямился, встретился взглядом с Жераром. И произнес только:
– Почему?
– Много воды утекло, – процедил Жерар сквозь зубы. – Ты мог забыть.
Он медленно двинулся на меня, а я выставил руки перед собой и подался назад. Он не ударил – я всегда был быстрее. Мы оба пригнулись, и левая рука Жерара медленно двигалась, готовая к захвату, а правая чуть подрагивала у самого корпуса.
Случись мне выбирать место для боя с Жераром, это было бы точно не здесь, о чем он отлично знал. И если бы мне вообще пришлось биться с ним, я всяко выбрал бы не рукопашную. Я лучше Жерара с клинком, с посохом – да с чем угодно, где есть место скорости и стратегии боя, чтобы я мог время от времени наносить ему удары, держа его на дистанции, тогда бы мне удалось измотать его, он волей-неволей начал бы раскрываться, и мои удары становились бы все более точными и болезненными. Жерар, конечно, знал и это. Вот почему он завел меня сюда. Я отдавал ему должное и теперь вынужден был играть по его правилам.
Жерар подбирался ко мне все ближе. Несколько раз я отбрасывал его занесенную для удара руку. Наконец я изловчился, пригнулся и нанес Жерару быстрый резкий удар с левой чуть повыше солнечного сплетения. Такой удар запросто сломал бы толстую доску и превратил бы в фарш внутренности простого смертного. Увы, время не смягчило Жерара: он крякнул, но при этом блокировал мою правую руку, своей правой поддел мою левую и схватил за плечо.
Я немедля сошелся с ним вплотную, предвосхищая рычажный захват, разорвать который, скорее всего, не сумел бы; развернулся и, захватив таким же маневром его левое плечо, подбил правой ногой колено Жерара и сумел свалить его наземь.
Однако он меня не выпустил, и я упал на него сверху. Я слегка ослабил хватку и вогнал правый локоть в бок Жерара, как раз когда мы коснулись земли. Угол атаки был далек от идеального. Его левая рука взметнулась и сцепилась с моей правой где-то у меня над головой.
Я сумел вынырнуть, но он железной хваткой сжимал мою руку. На миг мне открылась возможность врезать ему в пах свободной правой, но я удержался. Не то чтобы у меня имелись предрассудки насчет «не бить ниже пояса». Просто сделай я это, Жерар на одних рефлексах сломает мне плечо. Так что я, оцарапав о гравий левое предплечье, ухитрился просунуть руку под голову Жерара, а правой промеж ног сцапал его за левую ляжку. После чего перекатился на спину, готовясь распрямить ноги, как только коснусь ступнями земли. Я планировал рвануть Жерара на себя и снова швырнуть на спину, врезав плечом в живот для пущего эффекта.
Но Жерар скрестил ноги и перекатился влево, заставив меня перелететь через него. В полете я отпустил его голову, крутанулся по часовой стрелке, вырвал-таки правую и уже встал на ноги.
Жерар, однако, мне этого не позволил, уже опираясь на руки, он одним могучим прыжком вскочил и выпрямился. Я поспешно подался назад. Жерар, не медля ни секунды, двинулся на меня, и я понял: если и дальше буду пытаться вот так вот бороться с ним, он превратит меня в лепешку. Нужно работать иначе.
Я не спускал глаз с ног Жерара. И в то мгновение, которое счел наиболее удачным, нырнул между его разведенными в стороны руками – он как раз переносил вес с левой ноги на правую. Мне удалось ухватить брата за правую лодыжку и рвануть его ногу назад, фута на четыре. Он рухнул ничком, перекатываясь на левый бок.
Жерар пытался подняться, но я въехал ему левой в челюсть, и он снова упал. Потряс головой, прикрылся обеими руками и поднялся вновь. Я попытался ударить его ногой в живот, но он уклонился, подставив бок, удержал равновесие и снова двинулся на меня.
Я кружил вокруг него, доставая быстрыми выпадами в лицо. Дважды сумел приложить в живот, танцуя на дальней дистанции. Жерар ухмылялся: он знал, что я боюсь сойтись с ним вблизи. Еще раз ударил ногой ему в живот – и попался. Руки Жерара опустились достаточно, чтобы я сумел ухватить его за шею, чуть повыше ключицы. Увы, как раз в это мгновение его руки выстрелили вперед, сомкнувшись захватом у меня на талии. Я врезал ему в подбородок ребром ладони, но Жерар не ослабил хватку и оторвал меня от земли. Все, дальше бить было поздно. Его ручищи уже сдавливали мои почки. Я нащупал большими пальцами сонные артерии Жерара, нажал…
А он поднимал меня все выше, взметнул над головой. Моя хватка ослабла, разжалась… И он швырнул меня спиной на камни – примерно так крестьянки колотят простыни о прибрежные валуны.
Перед глазами вспыхнули искры, мир дрогнул и поплыл куда-то, теряя реальность… А Жерар рывком поднял меня на ноги. Я увидел его кулак…

Рассвет был дивно красив, вот только смотрел я на него под каким-то неправильным углом – с поворотом градусов этак на девяносто.
У меня жутко закружилась голова, напрочь вытеснив паутину дорожек боли, что покрывала мою спину и сходилась к центру в районе подбородка.
Я висел в воздухе. С трудом повернув голову, я увидел, что мне открывается отменный обзор – в основном вниз.
Что-то крепко держало меня за плечо и бедро. Скользнув взглядом по этим живым тискам, я понял, что это руки. Повернув голову чуть дальше, убедился, что это руки Жерара. Он держал меня над головой на вытянутых руках. Он стоял на краю тропы, откуда открывался прекрасный вид на Гарнат и то место, где далеко внизу заканчивалась Черная Дорога. Если он бросит меня, подумал я, некоторая часть моего тела разделит участь птичьего помета, толстым слоем покрывавшего скалу, а все остальное станет похоже на выброшенную волнами на берег медузу.
– Вот-вот. Смотри вниз, Корвин, – произнес Жерар. Он заметил, что я пошевелился, поднял голову и встретился со мной взглядом. – Стоит мне только разжать пальцы…
– Я тебя слушаю, – негромко проговорил я, силясь придумать, как бы мне и его с собой прихватить, если он выполнит свою угрозу.
– Я никогда не блистал умом, – продолжал Жерар. – Но появилась у меня одна мысль. Жуткая мысль. И что-нибудь предпринять на этот счет я мог только так… А мысль такая: тебя чертовски долго не было в Амбере. Правда, что ты память потерял, или нет – кто тебя знает. Ты вернулся, ты перехватил поводья, но пока что не правишь. Гибель слуг Бенедикта меня обеспокоила, как сейчас беспокоит смерть Каина. Недавно погиб Эрик, а Бенедикт покалечен. Да, именно в этом тебя обвинить нелегко, но вот о чем я подумал: а ведь вполне возможно, что ты тайно договорился с нашими врагами с Черной Дороги?
– Это не так, – ответил я.
– Не суть важно, я о другом сказать хочу. А ты слушай. Все будет так, как будет. Но если ты во время своего отсутствия все это устроил – возможно, даже устранил отца и Бранда как часть твоего плана, – тогда для меня это явная попытка подавить всякое сопротивление твоей узурпации со стороны семьи.
– Будь оно так, разве позволил бы я Эрику пленить меня и ослепить?
– Слушай меня! – рявкнул Жерар. – Ты мог и ошибиться, вот и вышло такое. Теперь уже не важно. Ты можешь быть невиновен, как утверждаешь, или виновен, что возможно. Смотри вниз, Корвин. Вот и все. Смотри вниз, на Черную Дорогу. Смерть ждет тебя в конце твоего странствия, если это твоих рук дело. Я показал тебе свою силу – снова, а то вдруг ты подзабыл. Я могу убить тебя, Корвин. И не думай, что клинок спасет тебя, если я хоть раз сумею до тебя добраться. А я сумею, чтобы сдержать слово. И слово мое такое: если ты виновен, я убью тебя, как только узнаю об этом. Знай, что за мою жизнь есть кому спросить, потому что теперь она неразрывна с твоей.
– То есть?
– Сейчас нас через мой Козырь видит и слышит все семейство. Теперь ты не сможешь устранить меня, не раскрыв всей семье своих намерений. Так что есть кому исполнить мое обещание, даже если сам я погибну, не сдержав его.
– Я тебя понял, – ответил я. – Но что, если тебя прикончит кто-то другой? Меня тоже устранят, и кто останется на баррикадах? Джулиан, Бенедикт, Рэндом и девочки. Просто великолепно – для того, кто стоит за всем происходящим. Тебя кто надоумил, кстати?
– Я! – рявкнул Жерар. – Я один! – И я почувствовал, как он еще сильнее сжал пальцы, как напряглись его мышцы. – Просто ты, как всегда, хочешь все запутать! Как всегда! Не так плохо тут у нас все было, пока ты не вернулся. Будь ты проклят, Корвин! Это все из-за тебя! – воскликнул Жерар и взметнул меня в воздух.
– Это не я, Жерар! – только и успел выкрикнуть я.
И он поймал меня на лету, чуть не вывихнув плечо, и оттащил от края обрыва. Проволок по щебню и поставил на ноги. А сам как ни в чем не бывало зашагал к лощинке, где мы с ним дрались. Я двинулся следом.
Мы оба подобрали с земли свои вещи. Застегивая пряжку широкого ремня, Жерар стрельнул в меня взглядом и буркнул:
– Этот разговор окончен.
– Идет.
Я поплелся к лошадям. Вскоре мы уже продолжали путь.
Родник в роще мелодично журчал. Плывущее к зениту солнце растянуло лучистые струны промеж деревьев. На земле еще оставалась роса, и дерн, который я нарезал, чтобы накрыть тело Каина, был влажным.
Я привез с собой лопату и вскрыл могилу. Жерар молча помог мне перенести тело на расстеленный на земле кусок парусины, также привезенный с этой целью. Завернув в парусину труп брата, мы зашили ткань широкими свободными стежками.
– Корвин! Посмотри! – сдавленным шепотом проговорил Жерар и схватил меня за локоть.
Я посмотрел туда, куда он показывал, и окаменел. Мы оба, не в силах пошевелиться, не могли отвести глаз от дивного зрелища. Мягко-белое мерцание превращало его шерсть и гриву в подобие нежнейшего пуха; изящные копытца казались золотыми, как и тонкий витой рог, растущий из узкого чела. Он стоял на одном из валунов, хрумкая растущими рядом листьями. Глаза его, когда он поднял голову и повернул ее в нашу сторону, сияли двумя изумрудами. Несколько мгновений он был столь же недвижим, как и мы, а потом быстро, взволнованно переступил, приподнял левую переднюю ногу и трижды ударил копытом о камень. А затем словно растаял в воздухе, как снежинка, и безмолвно исчез – возможно, в лесу, что был справа от нас.
Я очнулся и бросился к камню, Жерар за мной. Во мху рядом остались следы небольших копыт.
– Значит, мы действительно видели его… – пробормотал Жерар.
Я кивнул.
– Что-то видели, точно. Прежде тебе доводилось?..
– Нет. А тебе?
Я покачал головой.
– Джулиан божится, что однажды видел его, – сказал Жерар. – Издалека. Говорит, что гончие отказались вставать на след.
– Какой же он красивый – шелковый хвост, сияющие копытца…
– Да. Отец всегда говорил, что встреча с ним – добрый знак.
– Я бы не прочь.
– Странное время он выбрал для появления… столько лет…
Я снова кивнул.
– Может, это что-то значит? В смысле, он наш покровитель и все такое… Может, мы что-то должны сделать?
– Может, и должны, но мне отец ничего про это не говорил, – ответил я и осторожно погладил камень, где стоял единорог. – Если ты знаменуешь некий поворот наших судеб, если ты даруешь нам свою милость, благодарю тебя, Единорог, – сказал я. – Но даже если нет, благодарю тебя за то, что появлением своим ты озарил нашу жизнь в эти мрачные дни[15 - Возможно, скрытая самоцитата-отсылка к «Молитве агностика» из «Порождений Света и Тьмы» (1969).].
Затем мы напились из родника. Взвалив нашу скорбную ношу на спину вьючной лошади, мы повели коней под уздцы и сели верхом, только удалившись достаточно далеко от поляны, где все осталось недвижно, кроме ручья.

Глава шестая
Вечны непрестанные ритуалы жизни, неизменны людские чаяния на лучшее бытие, а впросак попадаешь постоянно. Таков тем вечером был итог моей немалой житейской мудрости, помноженный на чувство творческого вдохновения. Рэндом в ответ на это хмыкнул и кивнул.
Все семейство собралось в библиотеке. Я сел на краешек письменного стола. Рэндом расположился на стуле справа от меня. Жерар стоял у противоположной стены, внимательно разглядывая то ли развешанное по стенам оружие, то ли гравюру Рейна, где был изображен единорог. Ни Жерар, ни мы с Рэндомом не обращали никакого внимания на Джулиана – этот развалился в мягком кресле у стеллажей, сложив руки на груди, вытянув и скрестив ноги и рассматривая исключительно собственные чешуйчатые ботфорты. Фиона, росточком всего-то в пять футов и два дюйма, стояла у камина, беседуя с Флорой, и зеленые глаза искрились, сталкиваясь с синими. Волосы Фи полыхали, с лихвой заменяя отсутствующий в камине огонь. Она почему-то всегда напоминала мне только что завершенную работу художника, который отложил кисть, критически улыбнулся, и в голове у него роятся вопросы. А надключичная ямочка у основания шеи всегда приковывала взгляд, словно метка мастера, особенно когда Фи насмешливо или надменно запрокидывала голову, взирая на нас, высоких. Она едва заметно улыбнулась, несомненно зная, что я на нее смотрю, играя в ясновидящую, которая никогда не утратит способности смущать других. Ллевелла, устроившись в углу спиной к нам, притворялась, будто читает книгу. Зеленоватые волны ее волос немного не достигали темного ворота платья. Являлась ее любовь к уединению следствием сознательного отчуждения или простой осторожности, я никогда понять не мог. Возможно, и то и другое. Ллевелла в Амбере была нечастой гостьей.
…Собственно, тот факт, что мы скорее кучка индивидуалов, чем группа, семья, в то время, как мне требовалось определенное сверхсродство, определенное желание сотрудничать, и был причиной моих наблюдений. Одобренных Рэндомом.
Повеяло родным и близким, раздалось «Привет, Корвин» – и ко мне потянулась Дейдра. Я протянул руку, сжал ее тонкие пальцы, приподнял. Дейдра сделала еще шаг ко мне, словно в первом па парадного танца, и застыла передо мной. Когда она остановилась, ее голова и плечи оказались в обрамлении витражного окна за ее спиной, повторяя изображение на пышной шпалере на стене слева. Спланировано и разыграно как по нотам, безусловно. И все равно эффектно. В левой руке Дейдра держала мой Козырь и улыбалась. Другие смотрели на нас, на ее прибытие, а она, медленно поворачиваясь, улыбкой отражала их взгляды. Мона Лиза с пулеметом.
– Корвин, – промурлыкала она, поцеловав меня в щеку и отступая, – я, наверное, слишком рано?
– Такое просто невозможно. Ты, как всегда, вовремя, – ответил я и обернулся к Рэндому – он уже был рядом с нами.
– Хочешь выпить, сестричка? – спросил он, взяв Дейдру под руку и кивнув в сторону буфета.
– О, конечно, спасибо, – ответила она, и Рэндом увел ее за вином.
Тактика его была яснее ясного: он старался если не предотвратить, то хотя бы отложить ее обычную стычку с Флорой. Похоже, семейные трения остались такими же, какими я их помнил. Пусть я временно лишился общества Дейдры, но зато сохранил общий уровень стабильности, а это сейчас важнее. Рэндом в таких делах хорош, когда сам того хочет.
Я побарабанил пальцами по крышке стола, растер ноющее плечо, заложил ногу за ногу и подумал, не закурить ли сигарету…
И тут появился он. Жерар повернулся к двери, что-то проговорил… Мгновением позже он пожимал левую, единственную руку Бенедикта, последнего члена нашего семейства.
Ну что ж. Бенедикт предпочел явиться по Козырю Жерара, а не по моему, тем самым показав свое ко мне отношение. Было ли это также намеренной демонстрацией союза, чтобы я кое о чем задумался? Как минимум рассчитано было на это. А не Бенедикт ли надоумил Жерара провести со мной легкую утреннюю разминку? Тоже не исключено.
Джулиан встал, подошел к Бенедикту, пожал его руку и что-то сказал ему.
Чем привлек внимание Ллевеллы. Та обернулась, закрыла книгу и отложила ее. С улыбкой подошла и поприветствовала Бенедикта, что-то шепнула Жерару, кивнула Джулиану. Завязалась теплая, дружеская беседа. Ладно же.
Четверо против троих, и двое в середине…
Я ждал и смотрел на компанию, болтающую у противоположной стены. Семья в сборе, можно в любую секунду потребовать внимания и приступить к тому, для чего я и собирал всех. Но…
Уж слишком все натянуто. Все мы чувствовали напряжение. Казалось, в библиотеке внезапно образовались два магнитных полюса. И мне очень любопытно было поглядеть, как же разлягутся железные опилки.
Флора бросила на меня быстрый взгляд. Вряд ли она за ночь успела переменить свои взгляды, если только не произошло чего-то непредвиденного. Нет, я был уверен, каким станет ее следующий ход.
И не ошибся. Я услышал, как она сказала, что у нее в горле пересохло и она не против выпить бокал вина. Потом повернулась и готова была шагнуть в мою сторону, но, видимо, ждала, что за ней последует Фиона. Когда этого не произошло, Флора на мгновение растерялась, понимая, что привлекла внимание всей компании. Однако она тут же нашлась: улыбнулась и подошла ко мне.
– Корвин, – сказала она, – ужасно хочется выпить.
Не поворачиваясь, чтобы не упустить подробностей живой картины, разыгрывающейся передо мной, я бросил через плечо:
– Рэндом, будь так добр, налей Флоре вина.
– Сию секунду, – сказал Рэндом, и вскоре я услышал соответствующие звуки.
Флора кивнула, перестала улыбаться и обогнула письменный стол справа.
Четыре на четыре, и осталась одна она. Ну, Фиона, огневой соразмерный образ твой…[16 - В оригинале искаженная цитата из «Тигра» Уильяма Блейка (1794), в переводе использована другая строка той же строфы.] Самоуверенная и наслаждающаяся этим, сестрица повернулась к овальному зеркалу в темной резной раме между двумя ближними стеллажами и принялась поправлять выбившуюся прядь у левого виска.
Что-то вспыхнуло у ее левой ноги, зеленовато-серебристое на красно-золотом орнаменте ковра.
Мне хотелось и выругаться, и рассмеяться одновременно. Вот мерзавка! Вечно выпендривается! И восхитительна как всегда. Совершенно не изменилась. Сдержав и проклятия, и смех, я шагнул к ней, ибо она знала, что я поступлю именно так.
Меня опередил Джулиан. Опередил всего на мгновение – он стоял на шаг ближе и, возможно, заметил на долю секунды быстрее. Наклонился и поднял с ковра оброненную Фионой вещицу.
– Твой браслет, сестричка, – ласково проговорил Джулиан. – Этот дурашка зачем-то решил удрать с такой прелестной ручки! Позволь…
Фиона протянула руку, одарив Джулиана загадочной улыбкой и взглядом из-под пушистых ресниц. Джулиан застегнул на ее запястье цепочку с изумрудами, держа ладонь Фионы в обеих руках, и повернулся к компании у противоположной стены, которая просто пожирала глазами его и Фиону, хотя все изо всех сил делали вид, что увлечены разговором.
– Уверен, новый анекдот тебе понравится, – начал он.
Фиона улыбнулась еще загадочнее и высвободила руку.
– Спасибо, Джулиан. Я наверняка посмеюсь от души, когда услышу ваш анекдот. Боюсь, как обычно, последней. – Она обернулась и взяла меня за руку. – Однако же прямо сейчас меня мучит иное желание. Хочется вина.
Я под руку отвел Фиону к буфету и проследил, чтобы напитком ее не обделили. Пять на четыре.
Джулиан, который всегда предпочитал скрывать эмоции, принял решение чуть позже и последовал за нами. Он сам налил себе бокал, отхлебнул, секунд десять-пятнадцать молча смотрел на меня, затем произнес:
– Вроде бы все в сборе. Когда ты собираешься перейти к делу?
– Не вижу смысла ждать дальше, коль скоро все сделали свой ход, – вздохнул я с облегчением. – Пора, – обратился я ко всем сразу. – Устраивайтесь поудобнее.
Братья и сестры подошли поближе. Сдвинули кресла, расселись. Разлили вино по бокалам. Через минуту все были готовы слушать меня.
– Благодарю вас, – сказал я, когда шум затих. – У меня есть что вам сказать, и кое-что и в самом деле рассказано будет. Связано это с тем, что произошло ранее, и сейчас мы это услышим. Рэндом, поведай, пожалуйста, всем то, о чем говорил мне вчера.
– Хорошо, – отозвался Рэндом.
Я пересел на стул за столом, а Рэндом встал и устроился, как раньше я, на краешке стола. Я, наклонив голову, снова выслушал рассказ о том, как он общался с Брандом и попытался его спасти. На сей раз Рэндом излагал события более сжато, не вдаваясь в описание своих чувств и сомнений, которые, однако, виделись мне вполне отчетливо. Ощущали их и остальные – воцарилось молчаливое понимание. Я это предвидел и именно поэтому хотел, чтобы первым говорил Рэндом. Если бы начал я и принялся выкладывать свои подозрения, родственнички наверняка решили бы, что это старая добрая традиция выгораживать себя, любимого – после чего засовы на дверях их сознания с лязгом защелкнулись бы. А так, даже понимая в общем, что Рэндом рассказывает все это с моей подачи, они выслушают его и задумаются. Будут перебирать версии, пытаясь угадать, чего ради мне понадобилось созвать их всех. И я выиграю время, необходимое для того, чтобы успели пустить корни те предпосылки, на которые можно будет опереться грядущим доказательствам. А еще они будут гадать, сумеем мы представить доказательства или нет. Кстати, это и мне небезынтересно.
Словом, я ждал и смотрел, как все слушают Рэндома, – бесполезное, но неизбежное занятие. Даже не подозрительность, а элементарное любопытство требовало, чтобы я следил за лицами своих милых родственников, за их реакциями, догадками. За лицами, которые мне были знакомы ближе кого бы то ни было, насколько я вообще могу быть с кем-то знаком. И конечно же, на лицах этих я ничего не увидел. Вероятно, правы те, кто утверждает, что по-настоящему ты смотришь на человека лишь при первой встрече, а далее просто узнаешь его по уже отпечатавшемуся в памяти ментальному слепку. Мозги у меня достаточно ленивы, чтобы это походило на правду, способность к абстрагированию плюс нежелание заниматься рутиной позволяют избегать лишней работы. На сей раз я заставил себя наблюдать внимательнейшим образом, и все равно ничего не вышло. Джулиан напялил обычную свою маску ленивого удивления. Жерар, казалось, одновременно зол, поражен и задумчив. Бенедикт слушал мрачно, скептически. Ллевелла сидела печальная и непроницаемая, как всегда. Дейдра слушала как бы вполуха, Флора – с молчаливым согласием, а Фиона приглядывала за всеми, включая и меня, составляя собственный каталог реакций.
Речь Рэндома безусловно произвела впечатление. Никто себя, конечно, не выдал, но скука пропала, а прежние подозрения уступали место новым. Всем нашим было интересно. Даже увлекательно. И, разумеется, у всех возникли вопросы – сперва несколько, потом целый поток.
– Погодите, – прервал я родственников. – Пусть закончит. Кое-что прояснится в процессе. Об остальном спросите потом.
Кто-то кивнул, кто-то пробурчал что-то под нос, и Рэндом, продолжив рассказ, довел его до конца. То есть до драки с серомордыми громилами в доме Флоры, не забыв указать, что они были той же породы, как тот, что прикончил Каина. Флора подтвердила эту часть истории.
Пришло время расспросов, и я с утроенным вниманием стал следить за братьями и сестрами. Покуда обсуждают рассказ Рэндома, все нормально. Мне было важно избавиться от подозрений, что за происходящим стоит кто-то из наших. Как только это всплывет, разговор переключится на меня и запахнет жареным. Тогда будут произнесены нехорошие слова и создастся настроение, которое мне было вовсе не на пользу. Лучше сперва выложить на стол улики, оттянув само разбирательство на потом. Прижать виновника, если удастся, и укрепить свою позицию.
Так что я смотрел и ждал. Когда почувствовал, что роковое мгновение вот-вот пробьет, я резко остановил часы.
– Мы бы могли обойтись без этих споров и предположений, располагай мы точными фактами, – сказал я. – А факты можно получить прямо сейчас. Для этого я вас всех и собрал.
Сработало. Получилось! Внимание. Готовность, может быть, даже желание сотрудничать.
– Я предлагаю разыскать Бранда и доставить его домой, – торопливо добавил я. – Прямо сейчас. Немедленно.
– Каким образом? – спросил Бенедикт.
– Козыри.
– Я пробовал, – вставил Джулиан. – Ничего не выходит. Нет ответа.
– Речь идет не об обычном способе, – возразил я. – Я просил, чтобы все прибыли сюда с полными колодами. Козыри у всех при себе? – Все дружно закивали. – Отлично. Достаньте Козырь Бранда. Я предлагаю, чтобы мы все вдевятером попробовали одновременно вызвать его.
– Интересная мысль, – согласился Бенедикт.
– Пожалуй, – подтвердил Джулиан, вынимая колоду и тасуя карты. – По крайней мере стоит попытаться. Авось сила и возрастет. Точно не знаю, но вдруг.
Я вынул Козырь Бранда. Подождал, пока это сделают все остальные.
– Давайте-ка по сигналу, – сказал я. – Все готовы?
Прозвучало восемь утвердительных ответов.
– Тогда… приступим. Начали.
Я смотрел на карту. Он был очень похож на меня, только ниже ростом и стройнее. Волосы – как у Фионы. В зеленом костюме для верховой езды, Бранд сидел верхом на белом коне. Когда его запечатлели на карте? Как давно это было? Мечтатель, мистик, поэт… Бранд был то возбужден, то разочарован, то циничен до предела, то, наоборот, открыт нараспашку. Его чувства, казалось, не ведали золотой середины. «Маниакально-депрессивный» – такое определение, пожалуй, не лучшим образом описывает сложный характер Бранда, однако именно в этом направлении стоит двигаться, обозначая множественные вехи тонкостей в процессе. С нынешней колокольни, признаюсь, Бранд порой виделся мне таким очаровательным, внимательным и верным, что я ставил его для себя выше всех остальных родственников. Но порой он же становился таким язвительным, саркастичным и бешеным, что я старался держаться от него подальше, опасаясь, что не удержусь и пришибу гада. Когда мы с ним виделись в последний раз, он пребывал как раз во второй своей ипостаси, а было это незадолго до нашей ссоры с Эриком, что привела к моему изгнанию из Амбера.
…С такими чувствами и мыслями я смотрел на Козырь Бранда, пытаясь дотянуться до него сознанием и волей, открывая место, которое он должен был собою заполнить. И рядом тем же самым занимались и остальные.
Постепенно изображение на карте затуманилось, обрело иллюзию глубины. А потом – знакомый трепет и движение, что всегда символизировало контакт с адресатом. Козырь похолодел в моих пальцах, изображение дрогнуло и оформилось, обретая четкость видения, реальное, драматичное, полное…
Похоже на тюремную камеру. Каменная стена за спиной, солома на полу. Кандалы, прикованные цепью к большому кольцу, вмурованному в стену позади него и над головой. Цепь была довольно длинная, предоставляя определенную степень свободы, чем он сейчас и пользовался, лежа в углу на куче соломы и тряпья. Вот он пошевелился… Волосы и борода у него жутко отросли, лицо сильно исхудало. Одежда превратилась в грязные лохмотья. Похоже, он спал.
Я вспомнил, как сам томился в темнице; вонь, холод, гнусная кормежка, сырость, одиночество – и безумие, которое то подступало, то уходило. Ну хотя бы глаз Бранд не лишился – он моргнул, услышав, как несколько наших одновременно окликнули его. В мутно-зеленых омутах было пусто.
Его накачали каким-то зельем? Или он решил, что это галлюцинация?
Но внезапно он воспрял духом. Попытался подняться. Протянул руку.
– Братья… – прохрипел. – Сестры…
– Я иду! – громовой рык потряс библиотеку.
Жерар вскочил, перевернув кресло, метнулся к стене и сорвал с нее громадный боевой топор. Захлестнув петлю на запястье, он на мгновение застыл на месте, не отрывая глаз от карты Бранда. А потом протянул свободную руку, и вот он уже там, сжимая протянутую руку Бранда, который как раз в этот миг отключился. Изображение задрожало и померкло. Контакт прервался.
Проклиная все на свете, я перетасовал карты, на сей раз разыскивая Жерара, остальные делали то же самое. Найдя Козырь, я потянулся вдаль. Медленно, постепенно, картинка расплылась, изменилась, оформилась… Есть!
Жерар натянул цепь и пытался перерубить ее топором, однако толстый металл не поддавался даже силище Жерара. Несколько звеньев были расплющены и смяты, но Жерар находился там уже минуты две и производил достаточно шума, чтобы привлечь внимание стражи.
Двери камеры видно не было, но слева послышались топот, треск, лязг засова, визг петель. Очевидно, дверь открыли. Бранд снова приподнялся. Жерар продолжал рубить цепь.
– Жерар! Дверь! – крикнул я.
– Слышу! – проревел он, обернул цепь вокруг запястья и резко дернул. Она не поддавалась.
Жерар бросил цепь и, развернувшись, встретил ударом топора одного из рогоруких стражей, который бросился на него с клинком наголо. Тот рухнул, его место занял следующий. Появились третий и четвертый, окружив их. И за ними толпились другие…
И вдруг картина неожиданно помутнела, кто-то двинулся, вошел в нее… и на колени рядом с Брандом опустился Рэндом. Правой рукой он сжал руку брата, а в левой, как щит, сжимал прихваченный с собой стул, ножками вперед. Вот он вскочил на ноги и бросился к нападающим, протаранив их сим предметом меблировки. Враги отступили. Он поднял стул, размахивая им. Один уже валялся на полу, срубленный топором Жерара, второй сидел у стены, баюкая обрубок правой руки. Рэндом извлек кинжал, тут же оставив его в брюхе ближайшего стража, стулом вышиб мозги еще двоим и атаковал последнего. В это время тот из них, которого я считал мертвым, пошевелился, оторвался от пола и сюрреалистически поплыл в воздухе, истекая кровью. Раненый упал на колени и потянулся к кинжалу в животе.
Жерар тем временем обеими руками ухватился за цепь, уперся ногой в стену и стал тянуть. Его плечи напряглись, на спине буграми вздулись мышцы. Цепь не поддавалась. Прошло секунд десять. Пятнадцать.
И наконец с грохотом и звоном цепь лопнула. Жерар отлетел по инерции назад, но не упал – его поддержала заботливая рука. Он обернулся и увидел, как я понял, Рэндома – мне его видно не было. С облегчением развернулся, присел и поднял на руки Бранда, который снова потерял сознание. Удерживая его в руках, Жерар протянул к нам руку из-под обвисшего тела. Рядом в поле зрения возник Рэндом, уже без стула, и тоже потянулся к нам.
Все мы протянули руки братьям и через мгновение они были среди нас, а мы окружили их.
С радостными криками мы бросились к ним, желая прикоснуться к нашему брату, который пропал на столько лет и вот только что был вырван из лап неведомых тюремщиков. И наконец-то – может быть – возродилась надежда вырвать из неизвестности кое-какие ответы. Только он был так слаб, изможден и бледен…
– В стороны! – крикнул Жерар. – Я перенесу его на кушетку! Потом насмотритесь, слышите, вы?!
Немая сцена. Все отшатнулись и застыли как каменные.
Потому что Бранд был в крови, и кровь капала на пол. В левом боку Бранда торчал нож. Но ведь его там не было несколько мгновений назад! Кто-то из наших попытался пырнуть его в почки и преуспел.
Я не испытал особого восторга от того, что гипотеза Рэндома-Корвина – за всеми пакостями стоит кто-то из нас – только что получила солидное подтверждение. Одно-единственное мгновение у меня было на то, чтобы резко сосредоточиться и употребить все свои способности, чтобы мысленно сфотографировать положение, в котором находился каждый из нас во время немой сцены. А потом чары рухнули. Жерар отнес Бранда на кушетку, все мы остались в стороне; все мы отлично понимали и что тут произошло, и что из этого следует.
– Принесите чистой воды, чтобы вымыть его, – распорядился Жерар, положив Бранда на живот и разорвав его грязную, ветхую рубаху. – И полотенца. Физраствор, глюкозу и на что все это повесить. И полную аптечку, быстро!
Дейдра и Флора поспешили к выходу.
– Моя комната ближе всех, – предложил Рэндом. – Там есть аптечка. А вот единственная капельница в лаборатории на третьем этаже. Я помогу дотащить. – Рэндом догнал сестер и скрылся из виду вместе с ними.
Все мы учились медицине – и здесь, и за пределами Амбера. Но то, что применимо в Тени, для Амбера требует переработки. Так, антибиотики из миров Тени здесь практически бесполезны. С другой стороны, иммунная система у нас сильно отличается от любых других народов, с которыми мы сталкивались, так что подцепить какую-нибудь болячку нам куда сложнее, а уж если подцепим, боролись с ней гораздо успешнее. Опять же учтем наши исключительные способности к регенерации.
Так, разумеется, и должно быть, ибо идеал всегда превосходит отброшенные им тени. Мы, амбериты, знаем об этом с младых ногтей и медицине учимся достаточно рано. В основе своей, вопреки поговорке «врач, исцели себя сам», просто потому, что не доверяем практически никому – имея на то некоторые основания. И уж тем, кто может держать нашу жизнь в руках, не доверяем в особенности. Отчасти поэтому я и не стал отталкивать Жерара и настаивать, чтобы самому оказать помощь Бранду, хотя в Тени Земля пару поколений назад и закончил медицинские курсы. А отчасти причина в том, что Жерар вообще никого к Бранду не подпускал. Джулиан и Фиона двинулись вперед, вероятно, подумав примерно о том же, о чем и я… и наткнулись на левую руку Жерара, как на шлагбаум на железнодорожном переезде.
– Нет, – заявил он твердо. – Я знаю, что я этого не делал, и это все, что я знаю. Второго шанса я никому не дам.
Получи такую рану любой из нас, в целом здоровых, я бы с уверенностью заявил: если не умрет в течение получаса, будет жить. Но Бранд, в его состоянии… трудно сказать.
Когда вернулась троица с лекарствами и оборудованием, Жерар вымыл Бранда, очистил рану и наложил повязку. Рэндом захватил молоток и зубило, и Жерар быстро сбил с Бранда кандалы. Подвесил капельницу, укрыл Бранда простыней и одеялом и пощупал его пульс.
– Ну как? – спросил я.
– Слабый, – ответил Жерар, потянул к себе кресло и сел рядом с кушеткой. – Принесите кто-нибудь мой клинок, – попросил он. – И вина. А то я выпить не успел еще. И еды какой-нибудь, если есть, жрать охота.
Ллевелла поспешила к буфету, а Рэндом, добыв оружие Жерара с полки у двери, спросил:
– Ты тут лагерем встать собираешься?
– Вот именно, – кивнул Жерар.
– А может, стоит перенести Бранда и уложить поудобнее?
– Ему и здесь неплохо. Я сам решу, когда его можно будет перенести. А пока, кто-нибудь, разведите в камине огонь. И свечи сюда поставьте.
– Я все сделаю, – кивнул Рэндом и взял в руки нож, который Жерар вынул из бока Бранда, – тонкий стилет с лезвием примерно в семь дюймов. Рэндом положил оружие на ладонь и спросил: – Никто не узнает ножичек?
– Я – нет, – ответил Бенедикт.
– Нет, – сказал Джулиан.
– Нет, – сказал я.
Девушки молча покачали головами.
Рэндом внимательно разглядывал стилет.
– Такой легко спрятать – в рукаве, за голенищем, за корсажем… Да, тут нужны крепкие нервы…
– И отчаяние, – добавил я.
– А еще точный расчет на то, что мы собьемся в кучу. Стало быть, и воображение.
– Может, это кто-нибудь из стражей – там, в башне? – предположил Джулиан.
– Нет, – отрезал Жерар. – Никто из них так близко не подходил.
– Хороший баланс, легко метать, – проговорила Дейдра.
– Верно, – согласился Рэндом, покрутив стилет между пальцами. – Но ни у кого из них там не было такой возможности, уверен на все сто.
Вернулась Ллевелла – с подносом, на котором лежали куски нарезанного мяса и полковриги хлеба, стояли бутылка вина и кубок. Я расчистил маленький столик и поставил его рядом с креслом, на котором сидел Жерар.
Ставя на столик поднос, Ллевелла проговорила:
– Тогда получается, что это сделал кто-то из нас? Но почему?
Я вздохнул:
– А как ты думаешь, чьим он был пленником?
– Что, кого-то из нас?
– Если он знает что-то такое, что кто-то настолько желал оставить скрытым… Собственно, та же самая причина, почему его законопатили туда и держали там.
Ллевелла нахмурилась:
– А смысл? Почему его тогда просто не убили и не закрыли вопрос?
Я пожал плечами:
– Наверное, он был зачем-то нужен. Но на эти вопросы может ответить только один человек. Найдешь его, спроси.
– Его или ее, – поправил меня Джулиан. – Сестричка, ты иногда просто потрясающе наивна.
Ллевелла устремила на Джулиана взгляд своих ледяных глаз, подобных айсбергам над зыбкой бездной.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71445196?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Любимая фраза Эркюля Пуаро из серии детективных романов Агаты Кристи.

2
Досл. «полный дом», четвертая по силе комбинация в покере – трио и пара.

3
Отсылка к поэме Роберта Браунинга «Чайльд Роланд пришел к Темной Башне» (1855), каковая, в свою очередь, ссылается на строчку из «Короля Лира» Уильяма Шекспира, а тот цитирует старинную балладу «Младой Роланд и дева Эллен», полный текст которой сейчас утрачен (сохранилось лишь содержание), но во времена Шекспира был известен.

4
Карл Филипп Готлиб фон Клаузевиц (1780–1831) – прусский военачальник, военный теоретик и историк. Его магнум опус «На войне» (1832), труд об истории стратегии и военного дела, остался незавершенным (опубликован посмертно), но и в таком виде произвел переворот в теории и основах военных наук.

5
В оригинале фраза «Shadow, Shadow, on the wing» – явная отсылка к «Mirror, Mirror, on the wall» из сказки про Белоснежку. Но пушкинские строки совершенно не вписываются в контекст, поэтому использован вариант исходной сказки братьев Гримм в переводе П. Н. Полевого (1893).

6
Отсылка к считалочке «Десять маленьких индейцев», которая в русском варианте более известна как «Десять негритят».

7
Латиноамериканская накидка, как правило, из шерстяной ткани и ярко-полосатая.

8
Без седла.

9
Иван Петрович Павлов (1849–1936) – русский и советский ученый, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности. Лауреат Нобелевской премии (1904) за работу по физиологии пищеварения – собственно, с таковой и связана помянутая тут история «собаки Павлова».

10
Очень похоже на скрытую отсылку к известнейшему стихотворению Р. Киплинга «If» (1895), в переводе М. Лозинского («Заповедь») этот кусочек звучит как «Умей принудить сердце, нервы, тело тебе служить, когда в твоей груди уже давно все пусто, все сгорело – И только Воля говорит: «Иди!»…»

11
Гильбертово пространство названо в честь немецкого математика Давида Гильберта (1862–1943), одного из основателей функционального анализа. Понятие сугубо математическое.

12
Дата празднования Дня Независимости в США. В честь чего, разумеется, по всей стране устраиваются пышные фейерверки.

13
Нечто вроде авторского самоцитирования, похожий эпизод присутствует в романе «Джек-из-Тени» (1971).

14
Судя по времени событий, речь о нормандской ветви семейства Фуко, а помянутая персона – Рене-Жак де Фуко или, возможно, один из его сыновей – Жан-Жак-Люк-Эдмон де Фуко или Жак-Луи-Ив де Фуко, оба как раз в тот период состояли в гвардии Людовика XVI, а отец был гвардейцем в отставке.

15
Возможно, скрытая самоцитата-отсылка к «Молитве агностика» из «Порождений Света и Тьмы» (1969).

16
В оригинале искаженная цитата из «Тигра» Уильяма Блейка (1794), в переводе использована другая строка той же строфы.