75 дней на правом берегу Волги
75 дней на правом берегу Волги
Виталий Свадьбин
Данная книга – продолжение серии "Княжий род". Став наследником семейной реликвии, которая позволяет мистическим образом вселиться разумом в тела своих предков, главный герой отправляется в тело своего двоюродного деда, чтобы изменить его судьбу. Попадает во время Великой Отечественной войны. Наш современник становится свидетелем и участником одной из самых страшных битв войны 20-го века, а именно в Сталинград. Он вместе со всеми переживает трудности и лишения сложного времени, видит как советский народ несёт на своих плечах тяжесть войны, понимает какой ценой досталась победа над фашизмом. Главный герой остро испытывает чувства страха, замечает душевную боль других людей, а также понимает насколько в этом времени ценится дружба и взаимовыручка, а также видит на каком напряжении сил советскому народу досталась победа над врагом своего Отечества.
Виталий Свадьбин
75 дней на правом берегу Волги
Победоносная защита Сталинграда
Является одним из подвигов,
О которых история всегда будет
Рассказывать с величайшим благоговением…
(Томас Манн, немецкий писатель)
От автора.
Для любителей фантастики вторая книга из серии «Княжий род». Книги в серии объединены только присутствием одного и того же героя. Хотя по сюжету разные. Герой вроде свидетеля и одновременно участника событий, происходящих в разные временные промежутки. Все события, эпизоды, имена, фамилии и действия выдуманы автором, порой не имеют ничего общего с реальной историей. Но для художественного смысла автор постарался приближать исторические события к реальной истории. В произведении автор использовал современные слова и выражения, чтобы было понятней читать любителям книг. Любителям точностей в истории, хочется напомнить, что книга всего лишь фантастический вымысел автора и ничего более. Использованы реальные названия городов и прочих населённых пунктов с целью художественного повествования. Фамилии реальных исторических личностей изменены, хотя некоторые пришлось оставить. В данном произведении автора задеты некоторые эпизоды Сталинградской битвы, как могло бы быть или действительно было. Даже среди реальных участников того времени существует несколько версий о событиях, но также осталось немало белых пятен в истории того времени по сей день. Автор в фантастическом вымысле предлагает свою версию в мелочах. Желаю приятного чтения любителям книг.
Предисловие.
Осень 2023 год. Самарская область. Село Давыдовка.
Пришла осень, я убрал остатки урожая с огорода, так как сестра Ольга уже укатила в город, у неё учёба, учится на врача. После окончания универа будет интернатура. Пусть учится, а я чем смогу, тем помогу, хотя понимаю, что молодой женщине в основном требуется финансовая помощь. Соседка, тётя Аня, помогла с заготовкой некоторых солений и запасов на зиму. В общем сообща управились. Домашней скотины у меня нет, так что можно заняться большим заказом ножей в кузнице. Работа с металлом успокаивала, а то после весенней врачебной комиссии здорово расстраивался. Мой дневной график я составил для себя вполне даже насыщенным. Утром физуха
, потом завтрак. После завтрака разжигаю горн
в кузнице. До обеда тружусь в поте лица. После обеда часовой отдых, потом в кузницу иду. Тем не менее по вечерам свободное время есть, после просмотра новостей. Обычно смотрю, как идут дела в зоне СВО
. Я на Донбассе недолго повоевал, быстро отхватил там осколки и контузию, медики меня списали на гражданку. Нет, вернуться конечно же можно, когда поправится здоровье, думал весной пройду ВКК
на профпригодность, но увы, ещё на год отфутболили
. Так что, если надумаю вернуться в армию, придётся в следующем году вновь сходить к медикам. После новостей, читаю какую-либо книгу или просматриваю дедовскую книгу, что досталась мне в наследство. Там есть древо рода, где указаны мои предки за несколько веков. Пролистывая страницы за 20-ый век, обратил внимание на короткую заметку. У моего деда оказывается был старший брат, которого осудили в сороковом году. И больше ничего. За что посадили? Где он, что с ним? Умер или нет? В общем ответов на мои вопросы нет. А заинтересовался я, потому что у дедовского брата имя Роман. Полистал древнюю книгу, но ничего не нашёл. Походил по дому, на глаза мне попался старый сундук, которым, как я помню, пользовалась бабушка. А ведь я этот сундук даже ни разу не открывал. Я подошёл к сундуку, на нём даже замка нет и открыл его, стал просматривать старые вещи. Кроме вещей обнаружил небольшую коробку. Открыв её, увидел женские украшения. Здесь тебе серебряные и золотые изделия, с камнями и без. Понятно, что осталось от бабушки. Отложив коробку в сторону и убрав ещё парочку бабушкиных шалей, увидел семейные альбомы с фотографиями и пакеты, куда фотографии сложены пачкой. Здесь же письма, перевязанные тесёмкой. Может эти фотографии и письма дадут мне нужный ответ о старшем брате моего деда. Странно то, что дед и бабушка никогда не упоминали о родном брате деда. Что такое приключилось между ними, что никто мне не рассказывали о нём? Просматривая пачку писем, обнаружил три очень старых письма, переписка между прабабушкой Екатериной и братом деда, то есть её сыном. Были здесь письма от прадеда к прабабушке, он тоже воевал, но был водителем в ремонтной бригаде. Имелась в семье, средняя дочь Мария, которая ушла на фронт в сорок втором году, осенью. От неё тоже имелись письма, но читать я пока не стал. Вот так постепенно узнаю о своих предках. Решил начать читать письма от старшего брата моего деда. Информации немного, но более точно выяснил, что двоюродный дед, а брат деда мне таковым приходится, в юности стал вором. Понятно, блатная романтика и всё такое увлекли юношу, вот и вступил на кривую дорожку. Последнее письмо дало мне понять, что двоюродный дед сидел в лагере, в Свердловской области, Севураллаг6 ТЛП
в селе Таборы. Где это находится, я даже понятия не имею. Не поленился взял карту и нашёл районный центр Таборы, что расположен на судоходной реке Тавда. Похоже, что ещё та глухомань. Последнее письмо от двоюродного деда имело дату лета 1942-го года, после этого семья с ним не переписывались. Ясности нет куда делся старший брат моего деда. Я достал старый альбом и стал просматривать фотографии, вклеенные в нём. Можно попробовать что-то понять по фотографиям, ведь многие раньше писали что-то на фотографических снимках. Мои просмотры принесли успех. Я нашёл фотографию юноши и маленького мальчика, с обратной стороны фото стояла дата июня месяца 1940-го года. Малыш сидел на коленях у юноши, имелась подпись о том, что на снимке братья и сколько им лет. Получалось, что Роману Романовичу Волжину в сороковом исполнилось двадцать. Я задумался о том, как мои прогулки в прошлое меняют будущее. Взять, к примеру то, что после первой моей выходки у меня появилась сестра Ольга, а раньше её не было. Но что более всего интересно, я нормально воспринимаю изменения будущего. И ещё один факт, изменения только в пределах моей семьи или рода. Страны и глобальной политики ничего не коснулось. Всё также, как и было. Союз развалился, появилась Российская Федерация. Послышался стук в дверь.
– Войдите, – крикнул я, машинально глянув на настенные часы, время не позднее, всего-то девятый час.
Вошла соседка тётя Аня, что живёт в доме рядом, которая дружила с моими дедом и бабушкой.
– Рома, я пирожков удумала настряпать, да так увлеклась, что налепила слишком много. Вот решила часть тебе занести, а то ты мужик холостой, сам наверняка ничего не постряпаешь. Тебе выпечку есть можно, даже нужно, – смущённо улыбаясь, заявила тётя Аня.
В руках соседка держала блюдо с пирожками и утюг. Я отложил альбом с фотографиями и посмотрел на пирожки и утюг. Аромат от выпечки стоял одуряющий.
– Тётя Аня, а утюг чего вы в руках держите? – спросил я, понимая, что наверняка утюгу требуется скорая помощь мастера.
– Да вот сгорел зараза, а выбрасывать жалко, вещь-то добрая, – пожаловалась соседка.
– Вы проходите и не разувайтесь, завтра всё равно полы мыть собирался. Давайте ваш утюг, посмотрю, чем он болен, – пригласил я соседку.
Соседка подала мне утюг, а блюдо с пирожками поставила на обеденный стол, сразу присев на лавку возле стола, в надежде поговорить со мной. Тётя Аня моложе по годам моих деда и бабушки, но видимо раньше они дружили по-соседски. Я достал инструменты и разложился прямо на обеденном столе, предварительно подстелив газеты. Разобрал утюг, быстро выяснив причину поломки, подгорела проводка.
– Тётя Аня, а вы раньше слышали о том, что у деда был старший брат? Ведь вы близко общались с моими родными, наверняка и праздники вместе справляли, – решился я спросить у соседки, надеясь, что она мне выдаст какую-либо информацию.
– А то, как же, в праздники часто собирались. Хорошее тогда было время, люди были куда дружнее, нежели сейчас. Что касается старшего брата Егора Романовича, то было дело, несколько раз слышала от Надежды Олеговны, твоей бабушки. Но немного. Твой дед не любил говорить на такие темы, Надежду всегда обрывал, если услышит, – начала рассказывать тётя Аня.
– И что слышали, может мне расскажете? – поторопил я соседку.
– Особо и рассказывать нечего. Однажды от Нади слышала, что старший брат твоего деда, звали его Роман, сгинул в лагерях. Когда именно не знаю, врать не стану. Но те, кто знал Романа, говорили весёлый был парень, только связался с нехорошей компанией. Отсидел первый срок, а затем и на второй попал. А чего вдруг интересуешься этим, дед и бабушка разве ничего не рассказывали? – соседка даже удивилась тому, что я ничего не знаю о родственнике.
– Просто фотографию старую нашёл, вот и спросил, – ответил я и подал довоенный снимок соседке.
Тётя Аня взяла снимок и рассмотрела его, потом вернула, положив рядом со мной на стол.
– Я же родилась после войны, так что не могла застать твоего двоюродного деда. Сама я с пятидесятого, так что о войне знаю только по рассказам родителей и соседей, – грустно произнесла соседка.
Далее поговорили о бытовых мелочах, соседка проинформировала меня о сплетнях в селе. Я её не прерывал, занимаясь утюгом. Закончив работу т проверив утюг на работоспособность, предложил соседке попить чаю с пирогами, но она отказалась.
– У меня белья, не поглаженного ворох, спасибо за утюг, пойду и займусь работой, – ответила соседка, распрощалась и ушла.
После ухода соседки я заварил чаю, чтобы попробовать выпечку соседки, уж больно вкусный аромат источает, аж слюни текут. Поедая пироги, да запивая их ароматным чаем, размышлял о своих попаданиях в прошлое. Порой всё, что со мной произошло казалось мне сущим бредом. Но появившаяся сестра живое доказательство того, что я не в бреду. Хотя откровенно не понимаю, как такие действия происходят, я о методах провала своего сознания в прошлое. Мне даже стало интересно, смогу я попасть в тело своего двоюродного деда или нет? Никаких инструкций по такому действию нет. Но я уже пробовал попасть вне графика, точнее вне очерёдности. Почему бы вновь не попробовать? Тем более в реальном времени я отсутствую всего минуту. Завтра обязательно попробую.
На следующий день, после завтрака я сходил в магазин и закупился продуктами, а потом вновь раскочегарил кузницу. Заказ надо выполнять, да и деньги не лишние, как минимум сестре раз в месяц отправлял денежный перевод. Ну а что? Девчонка молодая, наверняка хочется одеться в приличный шмот
, моя помощь точно не будет лишней. Когда возвращался из магазина, позвонила Ольга, я достал сотовый телефон и активировал связь.
– «Ромка, привет. Закончил со своим огородом, а то я рановато от тебя сбежала».
– «Привет, сестрёнка. Да, с огородом закончил, сейчас взялся за заказ, обратились ко мне с просьбой выковать партию охотничьих ножей, так что днём пропадаю в кузнице».
– «Рома, приезжай на праздник «Единства
», мы собираемся компанией, будут девушки с курса. Может у меня получится познакомить тебя с кем-нибудь, а то так и состаришься холостяком. Будешь старым и ворчливым, а тебя от этого просто обязана уберечь».
– «До праздника почти месяц, я подумаю над твоим предложением», – ответил я и отключил связь, попрощавшись с сестрой.
Пока шёл до дома задумался. Действительно, мне тридцать четыре года, а я так и не обзавёлся постоянной девушкой или женщиной. Раньше было не до этого, служба. А что сейчас мне мешает познакомиться с какой-либо девицей? Хотя бы для удовлетворения природных надобностей следует с кем-то наладить контакт. Есть в селе молодые женщины, что масляным взором поглядывают в мою сторону. Да взять ту же продавщицу в магазине, в котором только что был. Смотрела на меня так, будто готова напасть и изнасиловать прямо на прилавке. Я даже сплюнул с досады. Раз думаю о таком, значит точно природа давит на мой организм. В этот день работу в кузнице закончил пораньше. Вернувшись домой и попив чаю с остатками вчерашних пирожков, достал все приспособления для ритуала, что достались мне по наследству от деда. Разложился на полу. Когда ритуал сработает, моё тело потеряв сознание падает, мне точно дополнительные шишки не нужны. Я решился выяснить, что случилось с моим двоюродным дедом. Положив медную и старинную табличку перед собой, стал выбирать монету, из тех, что имелись в наличии. Мне нужна монета двадцатого века. Таковая нашлась, «николаевский червонец»
. Но возникает вопрос о дате выпуска монеты. На самой монете дата есть, 1901-ый год. Но меня смущает то, что я могу попасть в начало двадцатого века, а мне надо в начало Великой Отечественной войны. Что делать? Пришла некоторая мысль в голову. Я направился к бабушкиному сундуку. Не может быть, чтобы там не сохранились какие-либо старинные монеты первой половины 20-го века. Мои старания оправдались, монеты нашлись. Были сложены в какой-то мешочек, типа кисета для табака. Высыпал монеты прямо на пол. Имелись монетки тридцатых, сороковых и даже поздней чеканки, после нескольких денежных реформ в Советском Союзе. Я взял ту, которая датировалась сорок первым годом. Вернулся к ритуалу. В ячейку пластины вложил «царский червонец» а сверху положил медную монету сорок первого года. Взглянул на часы, они показывают 12: 05. Приступил к ритуалу, как и впервые два раза после того, как я сделал манипуляции с перстнем, у меня закружилась голова, в глазах потемнело и я потерял сознание.
Глава 1.
Лето 1942 года. Свердловская область. ТЛП – Ивкино. Таборы.
Пришло осознание как-то резко, но первое, что я почувствовал – это боль. Болели бока, грудь и живот, но главное болела голова. Первая мысль, что со мной случилось? Били что ли? Я открыл глаза, зрение проявилось не сразу. Вроде как размыто всё перед глазами. Тем не менее я рассмотрел стоящих возле меня троих мужиков, а четвёртый, присев на корточки рядом со мной, что-то говорит. Наконец у меня появился слух.
– Жерех, я тебе так скажу. Если ты ссучишься
, то пеняй на себя. Пришьём тебя, как суку. Ты подумай об этом, Жерех. Так-то ты пацан правильный, косяков
за тобой не водилось, так что не ломай свою судьбу, – произнёс чуть хрипловатым голосом тот, что присел возле меня.
А я похоже лежу на полу. Не надо иметь «семь пядей во лбу»
, чтобы понять, тело в которое я попал как следует поучили, возможно даже попинали ногами. Вон какие мордовороты стоят рядом. Что я понял в первую минуту? Говорят, на блатном жаргоне, так называемая «феня». Ага, значит я где-то в среде преступников. То, что я попал в тело своего двоюродного деда, я уже не сомневался. А называют меня здесь «Жерехом». Кстати, почему «Жерех»? Понятно, что кличка. Но откуда появилась такая? Попозже, возможно, получится выяснить. А для начала хотелось бы понять куда попал и какая сегодня дата. Чёрт, в животе нестерпимая боль, аж дыхание сбилось. Точно меня по животу пинали. Мгновенно рассмотрел того, что сидел на корточках. Немолодой, лет сорок, а то и побольше. Трёхдневная щетина, короткие ёршик волос, седой, в том числе на бороде и усах. Взгляд злобный и властный.
– Ты чего, Жерех, слух потерял? Я тебя спрашиваю, ты меня понял? – резко спросил «седой».
Я решил его называть «седым» пока не выясню его кличку. Похоже этот дядя здесь всем заправляет.
– Понял, – прохрипел я, чтобы не усугублять своё положение именно сейчас.
– Уберите его, бросьте на шконку
, пусть отлежится, – скомандовал кому-то «седой», поднялся с корточек и ушёл вправо от меня, за ним потянулись мордовороты.
Ко мне подбежали несколько заключённых, помогли добраться до спального места. Да уж. Похоже я попал в самый неприятный момент. Мой родственник во что-то вляпался, за что его слегка поучили. Интересно, мой двоюродный дед в авторитете или нет? Хотя какой особый авторитет? У него всего вторая ходка
, если я понял всё правильно. Думаю, что родственник всё же считается «блатным»
, в письме у бабушки есть упоминание о том, что родственника арестовали за кражу или что-то подобное. А воры точно в авторитете у жуликов и прочих преступников. Ладно, полежу, приду в себя, потом буду разбираться что здесь к чему. А пока надо больше слушать и смотреть, да рот держать закрытым. Осмотрелся вокруг. Ясно, что нахожусь в бараке для заключённых. Кроватей здесь нет, зато построены нары в два этажа. Моё место на нижних нарах. Что сие значит? А значит это то, что я совсем не на «нижней пищевой цепочке». То есть права кое-какие у меня имеются, уже хорошо. В той, своей настоящей жизни, я ничего общего с миром преступности не имел, не привлекала меня такая романтика. Если я что-то и знал из криминального мира, то очень поверхностно. Для меня мир военных ближе по духу и смыслу жизни. Барак какой-то мрачный, освещение здесь совсем не электрическое, вроде лампы масляные висят. Ну или какие в это время бывают? А точно, керосиновые. Читал, что до войны и во время войны все керосин покупали, хотя электричество должно быть. Но видимо не в лагере. Пока осматривался вокруг, рядом со мной, но на соседние нары присел молодой парень, лет двадцать, может двадцать пять. На лице щетина, волосы тёмные. На первый взгляд, средний рост, как и среднее телосложение.
– Как ты, Жерех? – спросил меня участливо парень.
Я повернул голову к незнакомому собеседнику. Чёрт, память родственника мне пока ничего не подсказывает. Может родственничка убили, а я вселился в его тело. Нет, так не должно быть, судя по прошлым провалам в прошлое. Пациент должен быть живым, иначе моё сознание не вселится в тело. Или правильней реципиент? Хотя какая собственно разница? Поднял руки и рассмотрел их. Кисти рук средние для парня лет двадцати. Перстней нет, в смысле наколок, как и нет того самого перстня, с помощью которого можно вернуться обратно в своё время и своё тело. А вот это, я вам скажу, совсем хреново. Чтобы как-то оправдаться по своему незнанию, решил, что буду имитировать травму головы. Типа потерял сознание, точнее память.
– Отлежусь, с этим проблем не будет. Вот только башку мне похоже повредили, звенит всё в голове и ничего не помню, что случилось до сегодняшнего дня, – произнёс я, стараясь сделать свою речь замедленной.
– Да чтоб меня! По голове тебя сильно пинали. Ты извини, что не вмешался за тебя. У тебя со смотрящим разговор был, тут другим вмешиваться нельзя. А «Пепел» вор авторитетный, он медвежатник
, сам понимаешь, что такие вес имеют
в лагере. К тому же ты сам «буром» попёр
. Что на тебя нашло? Ты же был в нормальных отношениях с Пеплом, зря спорить с ним начал, – тихо говорил мне парень, наклонившись, чтобы другие не слышали.
– Эй, Ловкач, чифирь
будешь? – окликнул кто-то моего собеседника.
Мой собеседник повернулся в сторону спрашивающего и дал согласие. А я сделал вывод, что у парня воровская кличка «Ловкач». Ловкач предложил мне хлебнуть крепкого чая, который они называют «чифирь», но я отказался. Внутренности мне похоже отбили, чувствую себя погано. Ловкач ушёл, а я, прикрыв глаза попробовал расслабиться, может боль утихнет. Надо будет осторожно выспрашивать у Ловкача о себе. Вновь попытался разбудить память двоюродного деда, но увы, пока тишина, с такими мыслями я уснул. Ночью меня никто не трогал.
Утром я не услышал утренней побудки, меня разбудили крики и шум в бараке, заключённые собирались на работу. Ловкач уже проснулся, так как его место пустовало. Я со вздохами и тихим стоном сел на шконке. Ощупал свою грудь, по моим предположениям рёбра у меня целы, да и внутренности вроде не отбиты. Тело болит конечно, но ушибы со временем заживут. Пока я занимался поверхностным обследованием своего тела, появился Ловкач.
– Жерех, быстрей одевайся, пойдём на утреннее построение, – поторопил меня приятель моего родственника.
То, что Ловкач приятель моего двоюродного деда догадаться несложно. Раз они подельники по какому-то преступлению, значит точно дружили, иначе бы не пошли вместе на преступление. Одеться мне несложно, я спал в одежде, натянул только обувь, в виде жутких ботинок, очень тяжёлых, но по всей видимости прочных. На дворе лето, однако я прихватил какой-то старый пиджачок, который лежал в изголовье на спальном месте. Построили нас в три шеренги возле барака. Поворачивая голову в стороны, я смог рассмотреть лагерный пункт. Два барака, куда вмещаются человек по шестьдесят, может чуть больше. Бараки стоят в одну линию. Может есть строения за бараками, но мне сейчас не видно. Зато перед бараками стоит два здания в один этаж. Одно чуть меньше, второе длиннее. Длинное скорей всего казарма для охраны, а вот то, что поменьше наверняка администрация лагеря. Зэки
со второго барака строились так же, как и мы в три шеренги. Пока шло построение, я решил задать несколько вопросов приятелю.
– Ловкач, сколько здесь бараков и что там, за нашими бараками? – закинул я пробный вопрос.
– Ты чего, в натуре
память потерял? – удивился Ловкач.
– У меня нет настроения шутить, чтоб я сдох, – зло высказал я.
– За нашими бараками ещё барак, столовая и склады, а ещё дальше пилорама
и столярка
. В этом пункте триста человек, часть лес валит, а часть работает на пилораме и в столярном цеху, плюс кухонные работники и кладовщик, – ответил Ловкач.
– Маловато народу, как считаешь? – удивился я, думая, что в лагерях сидят тысячи людей.
– Странно, что ты не помнишь, ведь уже два года здесь обитаем. Ну да ладно, хрен с твоей головой, может отпустит. Короче, народу было больше раза в три, но много кого отправили в Магадан. Нам может добавят, а может нет, пока так «загораем», меньше народу больше кислороду.
– Не знаешь, куда нас на работу отправят? – решил я задать более насущный вопрос.
Ловкач засмеялся, а глаза сделались хитрыми, будто он что-то задумал или уже сделал.
– Как не знать? Конечно знаю, я бригадира подмазал, пачку чая ему дал и две щепоти махорки, он нас на лесоповал записал. Неделю там будем «балду гонять
», сейчас лето. Если бы не мошкара, вообще бы радовались, – вновь засмеялся Ловкач.
– И что, нам лес пилить не надо? А где чай и махру взял, расскажешь? – задал я очередной вопрос.
– В карты выиграл. Ты же знаешь, что меня обыграть невозможно, даже если играю не своими картами, мне за это такую кликуху и дали, – улыбаясь шепнул Ловкач.
В этот момент в моей голове что-то щёлкнуло, будто часть памяти открылась. Может ключевое слово произнесено? Вполне может быть. Из воспоминания родственника я понял, как зовут моего приятеля, что мы вместе учились в шараге
, точнее я на год раньше. Должны были пойти на завод работать, но понесло нас по кривой дорожке в сторону криминала.
– Я имя твоё вспомнил, учились мы вместе в одном училище. Значит память возвращается. Слушай, братуха, в лесу на самом деле можно отлежаться? – спросил я.
– А то, как же? Пусть мужики
работают и политические, нам блатным
не положено, закон воровской не позволяет. Но не это главное. На делянке проволока припрятана, можно на зайцев петли ставить, полно там зайцев и прочей живности, пожрём по-человечески, – ответил Антон, так как я вспомнил его имя.
Наконец строится закончили, перед нами вышел начальник лагеря и прочие его заместители. Но я успел задать ещё один вопрос.
– А Пепел в лес не ездит?
– Нет, он в столярке обретается, чифирит и сушки с конфетками трескает. Зайчатины или рябчика ему мужики принесут, даже не сомневайся. Зато тебе будет возможность отлежаться в тишине, да брюхо набить нормальной жратвой, – прошептал Ловкач.
Заместитель начальника лагеря по списку оглашал всем, кто и куда двинется на работу. Мы с Антоном попали в список тех, кто едет валить лес. Везли нас на полуторке
, в кузов загрузили не только нас, но и двуручные пилы с топорами. Машин было три, погрузились не только зэки, но и конвойные, в мешках взяли сухари, крупу и чай, но без сахара. Заключённым сахар нельзя, так мне пояснил Антон, хотя блатные сахарком пользуются, у кого есть возможности купить у интенданта лагерного пункта. Нас выгрузили через двадцать минут. Конвойных немного примерно один «энкэвэдэшник
» на пять человек заключённых. После выгрузки Ловкач подошёл к одному из конвойных и о чём-то с ним договорился. Когда Ловкач вернулся ко мне, я заинтересовался о чём таком он договаривался.
– Я этих вертухаев знаю, в общем каждого пятого рябчика и каждого третьего зайца отдадим им, а они сделают вид незрячих, несколько человек займутся тем, что поставят петли, – пояснил мне процесс действий Антон.
Как бы не болело моё тело, но я решил посмотреть, каким образом ловят птиц и зайцев. С нами пошли два татарина, из мужиков. Видимо бывшие охотники, в ловле петлёй лесной живности они разбираются, да и я в дальнейшем понял, что ничего сложного нет. На зайца ставят петлю прямо на тропе, по которой заяц бегает. Что касается с рябчиками здесь вообще до смешного доходит. Над суком вешают петлю, на самом краю толстой ветки, за петлёй вешают гроздь рябины. Рябчик тянется за ягодами, в результате попадает в проволочную петлю.
– И что, здесь так много живности, не боятся человека? – спросил я у Антона.
– Я бы тоже не верил, если бы сам не видел. Рябчиков здесь очень много, уже к обеду что-то наловим, – заверил меня приятель.
Как только петли расставили, мы соорудили кострище, я завалился спать. Оба татарина, имён я пока не знаю, пошли собирать чернику, а Ловкач взялся заварить чифирь. Сон пока не шёл, я некоторое время наблюдал за Антоном.
– Антон, а что такое мы с тобой сделал, что срок получили? – решил спросить я.
– Магазин грабанули, а до этого у одного интеллигента хату взяли, гроши имелись, мы с тобой гульнули от души. А спьяну решили магазин подломить, вот и попались. Мне четыре года навесили, а тебе пять, так как ты по второй ходке идёшь, – коротко объяснил Антон.
Всё понятно, значит был мой двоюродный дед вором и завязывать не собирался. Меня же сейчас интересует вопрос моего возврата обратно домой. Перстня у моего родственника нет, память на этот счёт ничего пока не выдаёт. А что, если перстня не найду, как домой возвращаться? Пока размышлял уснул.
Разбудил меня Антон в обед, когда были приготовлены тушки зайцев и рябчиков, мужики сварили кашу из крупы. Мне пить чифирь не улыбается, желудок загубишь, да и зубам не полезно, так что я отказался.
– Ловкач, а как отсюда лес вывозить будут? – заинтересовался я, так как не увидел в первый день никакой техники.
– Через пару дней мужики с лошадьми будут, начнут трелевать
. Мы распилим брёвна по шесть метров, а потом вывезут от дороги тягачами на пилораму, – ответил мой приятель.
Лес валили десять дней, за эти дни я отлежался, молодое тело достаточно быстро заживало. Ну и приличная еда тоже давала свою пользу. То, чем кормили в самом лагере, лучше не поминать. Хотя зэки едят и не жалуются. Ловкач подогнал Пеплу охотничьи трофеи, что нас помирило с группой авторитетных сидельцев. Ловкач каждый вечер играл в карты, виртуоз в карточной игре. Ему бы фокусником быть, есть природный талант у человека. Я же чаще отсыпался на своём спальном месте, ну или размышлял, что делать дальше. Идёт война, я пытался вспомнить, когда начали комплектовать штрафные батальоны, но не мог вспомнить даже год.
– Жерех, сплетня интересная есть, – в один из вечеров подсел рядом со мной Ловкач.
– Какая сплетня? – лениво спросил я.
– Я тут подслушал политзаключённых, говорят, что вышел приказ «два-два-семь
». Будут набирать штрафные батальоны для отправки на фронт. Политические явно все будут рваться на фронт воевать. Теперь я хочу задаться вопросом, а кто будет работать? – возмутился Ловкач.
А ведь это хороший шанс. В принципе, я здесь именно за тем, чтобы изменить судьбу родственника, а не отсидеть за него весь срок. О создании штрафных батальонов мысль интересная. Правда я что-то читал, в своей жизни из будущего, что штрафные роты создавали уже в 1941-ом году, куда определяли военных по приговору трибунала.
– Слушай, Антон, а ведь это хороший шанс свалить отсюда, – шёпотом произнёс я, чуть наклонившись к приятелю.
– Сдурел? Тебе точно голову повредили. Как только мы заявимся, нас сразу определят в «ссученные». А сейчас мы воры, то есть уважение имеем. Мне осталось сидеть два года, тебе три. На кой чёрт нам с тобой такая выходка? Тем более у нас с тобой хороший тайник припрятан, там денег не на один год хватит, чтобы жить красиво, – возмутился Антон.
Переубедить приятеля будет непросто. А может и не надо переубеждать? Сам я точно запишусь в добровольцы. Мне эта блатная романтика никаким боком не упиралась. Читал я в будущем времени, что вину можно кровью смыть. Получил ранение, и ты чистый по биографии, воевать конечно дальше придётся, пока до Берлина не дойдём. Но меня такое не пугает. Воевать я умею. Срочную службу прошёл, но основной опыт получил, когда служил по контрактам. В Донбассе правда не повезло, практически в первые месяцы СВО отхватил тяжёлое ранение, но опыт точно не потерял. Антон моё молчание понял по-своему.
– Ромка, да ты никак на рывок
собрался пойти? – Антон уставился на меня округлившимися глазами.
Я ничего не ответил, да и говорить нечего. В побег я не собирался, именно воевать буду.
– Может тогда ещё кого подговорить, например Пепла или кого из его окружения, у кого сроки большие, – начал размышлять Антон, считая, что именно побег я задумал.
– Думаю, что всех подряд отпускать не станут, с тяжёлыми статьями точно мимо проскочат, даже не сомневайся, – поправил я приятеля, так как что-то такое слышал в другой жизни, в будущем.
В общем для себя я всё решил, осталось дождаться, когда в нашем лагерном пункте будут набирать зека для формирования штрафных батальонов.
Работать мы продолжали в бригаде по валке леса. В общем-то неплохо, а главное хорошая добавка к питанию в виде отловленной дичи, что сказывалось на наших молодых организмах положительно. Ловкач заверил меня, что к зиме договориться, чтобы нас перевели на пилораму или в столярный цех, так сказать в тепло. А в сентябре мы не только охотиться сможем, но и набрать клюквы с брусникой. Болот в этих краях хватает, клюква и брусника именно в таких местах растут. Как не крути, а витамины, что тоже идёт на пользу. О добровольном вступлении в штрафники я не забыл, ждал, когда в нашем лагере начнут набирать желающих. Ловкач что-то такое сболтнул «блатным», потому что меня призвал к себе Пепел. Место авторитета находилось в углу барака, подальше от входа и печь рядом. Зимой самое оно, чтобы спать в тепле. Проход между нарами у вора задёрнут шторой, типа занавески, чтобы посторонние не могли увидеть, чем занимаются там «блатные». Пепел полулёжа читал какую-то книгу, а может просто картинки рассматривал. Тот, который меня пригласил, кивнул на занавеску, и я вошёл в уголок «блатных». Ну прямо, как клуб по интересам, усмехнулся я мысленно. Из рассказов Ловкача, я сделал вывод, что Жерех, в теле которого я нахожусь, трусом не был. Наоборот, его считали дерзким, от чего он порой наживал неприятности на свою голову. Присев напротив Пепла, я молчал. А чего говорить? Меня позвали, вот пусть и начинают разговор сами. Пепел некоторое время молчал, хороший способ подавить человека психологически. Он наверняка думает, что я волнуюсь, гадая зачем меня позвали, но я спокоен, как танк.
– Жерех, что за фуфло
ты там надумал? – наконец прервав молчание спросил Пепел.
– Поясни, что-то не пойму, о чём речь, – спокойно ответил я, глядя прямо в глаза авторитету.
В голове крутилась мысль, почему Пепел меня об этом спрашивает. Неужели Ловкач что-то сболтнул лишнего? Особенно, когда Антон играет в карты, вполне мог что-нибудь брякнуть своим языком. Надо будет с ним поговорить. Он со мной или с блатным миром. Насильно я его за собой тащить точно не стану. Тем временем, Пепел хмыкнул на мои слова.
– Хочешь на рывок пойти, пока вас этапируют на фронт? Только я думаю, там будет всё куда как жёстче. Только дёрнешься и пристрелят сразу. Тебе осталось сидеть пару лет, когда освободишься я за тебя пару слов скажу правильным людям, будешь дела делать. Зачем тебе служить комиссарам, хочешь, чтобы тебя в ссученные определили? – красноречиво нарисовал Пепел мои перспективы.
Только не понимает авторитет, что моя задача вывести родственника с этой кривой дорожки. Сейчас я ему об этом говорить не стану.
– Я пока ничего не надумал, не вижу, чтобы кто-то набор штрафники объявил. Когда будет тема, тогда и говорить об этом можно, а сейчас пустой базар, – ответил я.
– Не хочешь под меня пойти, пристрою тебя в тёплое местечко? Не заметишь, как твой срок проскочит, а там на свободу к делам серьёзным допуск получишь, – начал вновь агитировать Пепел.
Я задумался о том, что будет делать авторитет, если я откажусь запрыгнуть под его крыло. Мне даже интересно стало, может родственник принимал предложение авторитетов? Что с ним случилось? Пожалуй, об этом я никогда не узнаю, ведь здесь и сейчас я меняю судьбу своего двоюродного деда.
– Я сам по себе. Зачем мне идти под тебя? У тебя и без меня хватает тех, кто по твоему слову стараются, как барбосы, – спокойно произнёс я, продолжая смотреть на Пепла.
– Борзый
ты, Жерех. Я сказал, ты услышал, а сейчас ступай и подумай, – вроде как с угрозой сказал Пепел и вновь прилёг, взяв в руки книгу.
Я встал и покинул закуток авторитета. Мне не довелось бывать в местах заключения, но не скажу, что я не общался с людьми, которые там побывали. Если сложить два и два, то становится понятным то, что за отказ от предложения Пепла мне постараются создать неприятности, вплоть до летального исхода. И думаю, что такое предупреждение не первое, я ведь появился в теле родственника именно в тот момент, когда он огребал от приспешников Пепла. Надо будет повысить осторожность, как говорится, ходить и оглядываться. Запросто могут сунуть заточку
в печень и прости прощай Рома Волжин.
Предложение Пепла я так и не принял. Наступил август, мы с Антоном по-прежнему ездили на лесоповал в составе бригады. Там особо работать не приходилось. Ловкач договаривался с конвойными и бригадиром, откупаясь нашими результатами охоты и рыбалки. Вся остальная бригада молчала, боялись мужики блатных. Мы занимались тем, что ловили рыбу в Тавде, ставили петли на птиц и зайцев. Два татарина, которые разбирались в охоте на лесных животных, многому нас научили. Оказалось, что в петлю можно поймать глухаря или тетерева. Подготовка не особо сложная. Расчищаешь в лесу небольшую площадку до песка и гальки. Огораживаешь место заборчиком, высотой до полуметра, оставляя два прохода. Над которыми закрепляется петля из мягкой и гибкой проволоки. Боровая птица садится на такую площадку, чтобы склёвывать мелкие камушки. Для чего так делает боровая дичь мне не объяснили. Дак вот, гуляет себе боровая птица по площадке и может выйти в проход, таким образом головой попадает в петлю, дёргается и попадается. Я здорово удивился, когда сам лично убедился в положительном результате. В один из таких дней, когда мы в обед готовили на костре тушки птиц и рыбы, Ловкач заговорил со мной серьёзным тоном.
– Жерех, зря ты не принял предложение Пепла. Заметил, что сегодня с нами поехали Муха и Комар? Они шестёрки
Пепла, оба хорошо владеют ножами. Думаю, что тебя замочить
хотят. Ты один от меня не отходи, вдвоём будет легче отбиться, – с тревогой во взгляде сообщил Антон.
Я задумался. Ну вот и первый звонок. Прирежут и спросить будет не с кого. А если даже следствие выяснит виновных, то им скорей всего просто добавят срок. Надо что-то решать, при чём затягивать не стоит.
– Говоришь хорошо владеют ножом? Антон, надо сделать так, чтобы Муха и Комар увидели, что я пошёл к реке один. Они наверняка увяжутся за мной, чтобы выполнить приказ Пепла. А ты в это время сделай так, будто я сплю у костра. Обязательно это кто-то должен увидеть, из мужиков или бригадир, так сказать, будут свидетели, которые подтвердят то, что мы потом скажем, – сев поближе к приятелю, я пояснил ему то, что он должен сделать.
– Да ты чего, братуха? Я тебя одного не оставлю, вдвоём отобьёмся от них, – начал протестовать Ловкач.
В мыслях я сделал заметку о том, что Ловкач готов рисковать ради своего друга. Надо вытаскивать парня отсюда. Он, конечно, авантюрист и любитель блатной романтики, но не всё для него потеряно. Попадёт на войну, а она такая, в смысле война, на многое влияет, люди там совсем другими становятся. По себе знаю, так как побывал и поучаствовал в боевых действиях.
– Антон, сделай так, как я говорю. Доверься мне, всё сделаю правильно, – почти приказным тоном заявил я.
Возле костра имелся шалаш, в котором мы и устроили имитацию спящего человека. Антон сходил к костру, где сидели Муха и Комар. Тихо им шепнул, что Жерех, то есть я, принесёт рыбы, вроде как донки
проверять буду. В общем сделали вброс ложной информации. Я двинулся к реке, но спрятавшись за деревом заметил, как за мной пошли Муха и Комар. По лесу я шёл, чтобы меня больше никто не увидел. Не подходя к самой реке, спрятался и стал дожидаться шестёрок Пепла. Для оружия подобрал крепкую палку, не с голыми же руками кидаться на ножи. Справлюсь ли я с двумя шустрыми жуликами? Надеюсь, что справлюсь. В той, другой жизни, я отлично владел боксом и борьбой айкидо. А здесь тело у моего близкого родственника вполне сильное, я бы даже сказал спортивное. Я стоял за толстой сосной, как раз на пути Мухи, Комар шёл чуть в стороне. Видимо они хотели выйти к реке с разных сторон. А может ещё что-то замышляли, у них не спросишь. Когда Муха прошёл рядом со мной, я прыгнул на него со спины, взяв его в захват за шею и прикрыв ему рот. Удушающий приём не шутки, чуть передержал и человек отправится на небеса. Как только Муха затих, я встал и крадучись двинулся в сторону Комара. Использовать эффект неожиданности с Комаром не получилось. В последний момент под моей ногой хрустнула ветка, Комар сразу и мгновенно обернулся, выхватив нож. А нож у него вполне сгодиться для убийства. Но у меня в руках имелась хорошая дубинка, в виде крепкой палки. Комар выставил передо мной руку с ножом, время от времени делая опасные взмахи и выпады.
– Я тебе, падла, кишки достану и на твою палку намотаю, – выкрикивал Комар.
Ростом бандит был невысокого, но очень шустрый, двигался быстро. Я сделал обманное движение, присел и ударил Комара палкой по колену, от чего он взвыл и согнулся, продолжая держать нож в вытянутой руке. Следующим удар я нанёс по кисти бандита, нож выпал, а я кинулся к Комару, сразу взяв его на удушающий приём. Через пару минут бандит затих. Теперь мне предстояло, что-то изобразить, вроде картины, будто бандиты самоубились. Я огляделся. В двух метрах заметил обломанную сосёнку с острым концом, от земли сантиметров тридцать. Не знаю кто обломил эту сухаринню
, но наткнувшись на такую, вполне можно травмироваться. Я подтащил тело Комара ближе, принёс поваленное дерево, небольшое и тоже сухое. Положил так, чтобы подумали, будто Комар запнулся за бревно. Сам же взяв Комара за ворот, насадил его шеей на острый конец обломка, тонкого деревца, что торчал из земли. Видимо я не сразу удавил Комара, скорей всего он был жив, так как из раны пошла кровь. Осмотрев место «несчастного случая», я спрятал нож Комару за пояс, потом постарался уничтожить свои следы. Пора вернуться к Мухе. Повторять те же действия нет смысла, можно вызвать подозрение. Потому я взвалил Муху на плечо и потащил его к реке. Там я видел валуны. Сделаем вид, что Муха поскользнулся и ударился затылком о камень. Через двадцать минут я закончил с подготовкой «несчастных случаев». Проверять донки не стал, ведь по легенде я сейчас сплю в шалаше. К костру вернулся осторожно и забрался в шалаш. Как выяснилось позже, о том, что я сплю знали не только работающие зэка, но и один из конвойных. Вечером, когда нас стали собирать, чтобы вернуть в лагерь, естественно хватились двух недостающих зэков. Поднялся шум. Причина понятна, сидельцы вполне могли совершить побег. Нас повезли в лагерь, а часть конвоя отправилась на поиски Комара и Мухи. Нашли их быстро, но трогать не стали. Вызвали из лагеря начальство, скорей всего будут проводить следственные действия. А может не будут, спишут и все дела. Я ещё толком не разобрался, как здесь относятся к смерти заключённых. На допрос нас вызывали всех, каждый твердил, что никуда не отлучались. А несколько сидельцев заявили, что они слышали будто умершие собирались к реке. Из окружения Пепла на меня посматривали со злобой, но никаких обвинений не предъявляли. Ловкач, когда узнал об убитых жуликах, пытался вывести меня на откровенный разговор.
– Жерех, расскажешь, как ты это сделал? – спросил Антон, заведя меня в уединённое место в лагере.
– Когда-нибудь обязательно расскажу, а сейчас ты просто забудь об этом. Дело не в том, что я тебе не доверяю, напротив я тебя считаю своим другом. Однако болтать об этом случае не станем, во избежание проблем, мало ли кто может подслушать наш разговор, – ответил я.
Ловкач настаивать не стал. Я же старался вообще ни во что не ввязываться. От лагерных политзаключённых постоянно шли разговоры, что уже в этом месяце будет набор в штрафные подразделения, а упускать такой шанс я не собирался.
Интерлюдия. ТЛП – Ивкино. Таборы.
Начальник лагерного пункта «Ивкино» майор госбезопасности НКВД СССР
Яков Соломонович Зельцман только что приехал из Свердловска, куда был вызван, в управление ГУЛАГ
по Свердловской области, к руководству. Там ему сообщили, что его лагерный пункт будет расширяться, так как количество заключённых будет увеличено до тысячи человек. Кроме этого, часть снабжения придётся взять на себя. Есть рыба в реке, а в лесу хватает диких животных, вот и обязаны позаботиться о питании личного состава. Такая постанова совсем не понравилась Зельцману, но с начальством не поспоришь, вредно для карьеры и здоровья. Тем более, что у майора госбезопасности налажены кое-какие дела на местном уровне, что позволяет ему пополнять свой личный карман, в плане денежных знаков. А ещё сообщили, что в течении недели к нему прибудет отряд для транспортировки некоторых заключённых, которые попадут во вновь формирующиеся штрафные батальоны. Задача Зельцмана подготовить списки желающих вступить в ряды штрафников. Прежде всего Яков Соломонович вызвал к себе на разговор воровского авторитета Матвея Широкова, в криминальной среде по кличке «Пепел». Как только в кабинет начальника лагеря ввели Широкова, Зельцман махнул рукой конвою, чтобы его оставили с криминальным авторитетом наедине.
– Широков, у на с тобой договорённость, которую мы соблюдаем. Ты держись в узде своих блатных, а я вам «кровь не сворачиваю»
. Что касается ваших Мухи и Комара, то я оформляю несчастный случай, мне здесь комиссии и следователи не нужны. С этим понятно, может вопросы имеются? – майор посмотрел на заключённого, прищурив глаза.
Пепел покачал положительно головой, дескать он согласен.
– Далее, поставишь своего резчика по дереву на срочный заказ, мне нужны шахматы, десять комплектов, до конца месяца. Внутреннюю часть бархатом заклеите, материал подвезу на днях. Начиная с завтрашнего дня готовите комплект бруса, будем бараки строить. Семь бараков, ждём пополнения до зимы. Понятно, что вопрос не к тебе, а к бригадирам, но ты проследишь, чтобы трудились быстро и с огоньком, иначе я всех блатных на стройку выгоню и охрану поставлю, чтобы трудились в поте лица. Тебе это надо? Вижу, что нет. На этом всё, ступай, – закончил свой монолог майор госбезопасности.
Пепел молчал, не вступая в разговор. Оба хорошо понимали на чьей стороне сила. Если начальник захочет, может здорово жизнь заключённым усложнить. Потому ранее достигнутые договорённости следует соблюдать обоюдно. Как только Матвея Широкова увели, Зельцман поставил чайник на плиту, собираясь заварить себе чая. Когда чайник вскипел, и начальник лагеря заваривал себе крепкого чая, в кабинет зашёл оперуполномоченный ОРО
старший лейтенант госбезопасности Константин Миронович Легаев.
– Заходи, Костя, если чай будешь, сам себя обслужи, – предложил начальник лагеря своему оперу.
Старший лейтенант достал из шкафа кружку, налил заваренный чай и добавил сахара.
– Твой задача, Константин, просмотреть все дела нашего спецконтингента. Сегодня на вечерней поверке сделаем объявление о наборе в штрафные роты и штрафные батальоны. Все желающие будут писать заявление. Ты отсортируешь всех блатных с «тяжёлыми» статьями, у политических оставляешь всех, кто связан с контрреволюционными делами. В общем сам разберёшься. К приезду комиссии всё должно быть готово, у тебя неделя не больше, – Яков Соломонович поморщился от горячего чая.
– Яков Соломонович, может сразу избавимся частично от блатных? – воспользовавшись паузой предложил оперуполномоченный лагеря.
– Частично, отбери всех склонных к бунту или через чур резвых. Нехай едут воевать, к нам скоро этого «добра» достаточно подвезут. Если кто-то из таких не изъявит желание воевать, нажми, как следует нажми. Если полсотни наберём, уже будет достаточно, главное выполнить распоряжение начальства, чтобы это самое начальство не приехало с проверками к нам. Нам ещё бараки для спецконтингента строить и казармы для личного состава охраны, думаю до двух рот нам увеличат охрану, – задумчиво произнёс Зельцман.
После чаепития Легаев покинул кабинет начальника лагеря, а Зельцман стал вновь размышлять о том, что по прибытии новых людей не помешает увеличить производство изделий и пиломатериала, чтобы продавать на сторону. Эх, ещё бы парочку резчиков, тогда можно будет резную мебель наладить, а такая пользуется спросом в области. Так в мечтах и планах майор не заметил, как наступил вечер, пора собираться в посёлок. Дом начальника лагеря находился в посёлке Таборы.
Лето 1942 год. Лагерный Пункт «Ивкино». Штрафные добровольцы.
Наконец на одной из вечерних поверок объявили, что будут набирать добровольцев для отправки на фронт. С речью выступал сам начальник лагеря. Речь у майора госбезопасности получилась пламенная, идеологически правильная. Типа Родина нуждается в героях, а роль героев уготована нам. Ибо есть возможность исправить нашу судьбу, встав в один строй с защитниками Родины. За неделю подготовят списки, а потом отправят в Североуральск. Я в душе порадовался такой новости, уж очень хотелось быстрее свалить из лагеря. В этот же вечер решил поговорить с Ловкачом серьёзно, хочется понимать, что будет кому мою спину прикрыть. Я подошёл к столу, где в очередной раз играли в карты. Вообще я удивляюсь заключённым, тот же Ловкач постоянно выигрывает у зэков, а они всё равно садятся с ним за карты. За время, что нахожусь здесь ни разу не видел, чтобы Антон проиграл. Но своё место приятель знал, очень редко садился за игру с людьми Пепла, чтобы не нажить неприятностей. Дождался, когда Антон в очередной раз заберёт выигрыш, шепнул ему на ухо, что надо бы поговорить в укромном месте.
– Сегодня нам барак закрыли, а здесь внутри не получится, – ответил Антон, не желая покидать стол с картами.
– А чего вдруг нас закрыли, что-то случилось? – удивился я.
– Да хрен его знает, может боятся, что после сегодняшнего объявления кто-то на рывок решится, – беззаботно ответил Антон и вернулся к игре.
Настаивать я не стал, решил, что завтра на работе поговорим. На следующий день получили сухой паёк и выехали на лесную делянку. Мы с Антоном расставили петли, в ожидании добычи. Развели костёр и решили побаловаться чайком, так как в лагере у нас статус «блатных», то работа не для нас, хотя я бы не отказался помахать топором. Но как говориться назвался индюком, полезай в суп. Я огляделся, рядом чужих ушей нет, можно и поговорить с приятелем.
– Антон, что думаешь о том, чтобы отправиться на фронт? – осторожно спросил я.
– Да выкинь ты всю эту дурь из головы. На хрена тебе это всё надо? Ты же сам после первой отсидки говорил, что тебе с комиссарами не по пути. А сейчас что с тобой случилось? Нам отбывать срок осталось всего ничего, на одной ноге простоять можно. К тому же припрятаны у нас с тобой рублики-бублики, заживём как люди, в Одессу подадимся, – говорил Антон весело, наверняка сам верит в то, что говорит.
– С блатной жизнью надо заканчивать, Антон. К тому же город Одессу скоро немцы займут. Не будет из этого ничего хорошего, а война может изменить нашу жизнь. Вернёмся, отмывшись от всех грехов.
– Рома, на войне убить могут, при чём быстро и наверняка. Оно тебе надо?
– Убить и в лагере могут. Забыл про Муху и Комара? А иначе придётся ложиться под Пепла, ну или ему подобного. Тебе нравится шустрить на кого-то? Блатная романтика для малолеток, а мы с тобой уже выросли из этого, оба понимаем, что здесь и к чему. Я точно заяву подам, ну а ты сам решай, как тебе быть, – я видел, что переубедить Антона будет трудно, а может вообще невозможно.
– Дурак ты, Ромка. Чего тебе свою голову за комиссаров подставлять. Забыл, как людей забирали краснопузые? У меня дядю забрали за то, чего он не делал, а когда разобрались, то трибунал уже всё решил, даже похоронить не дали, – хмуро произнёс Антон.
А ведь я по сути ничего не знаю о том, что привело парней на кривую дорожку. Забивать голову идеями о светлом будущем не хочу. Я точно знаю, что в будущем нет никакого светлого коммунизма, а через полвека СССР вообще развалится. Воть только сказать другу об этом не могу, не имею права. И вообще, я здесь временно. Выполню свою задачу и вернусь обратно в своё время, если, конечно, перстень найду, чтобы провести ритуал. Я тоже молчал, ничего не говоря Антону. Заводить повторно разговор на тему штрафбата не имело смысла.
Попав в эту, необычную для меня среду, я много наблюдал за людьми. В своём теле, в будущем, я слышал разное про ГУЛАГ, а сейчас имелась возможность увидеть такую жизнь воочию. Ещё месяца не прошло, как я попал сюда. Однажды проходя мимо зэка, которых здесь называют «мужиками», услышал разговор.
– Здесь в лагере можно сказать, что рай. Я в прошлую ходку отбывал под Воркутой, там начальник был просто зверь. Кормёжка такая, что в пору ноги протянуть, – рассказывал один заключённый, который отбывал наказание явно не в первый раз.
Действительно мне не показалось, что здесь в лагере прямо ужас ужасный. На нарах тюфяки
, набиваются сеном, вместо подушки то же самое. Но главное раз в месяц меняют. Чехлы от тюфяков стирают. По слухам местных зэка начальник лагеря страсть как не любит клопов. Даже говорят бесится от таких сведений. Имеется баня, чтобы заключённые не завшивели. Да даже взять то, что мы с Антоном занимались примитивной охотой и нам никто не мешал, тоже ведь показатель. Производство налажено. На пилораме пилят шпалы, брус и доски разной толщины. Есть столярный цех, где собирают мебель. Хотя подозреваю, что начальник лагеря делает, что называется деньги. У него даже фамилия подходящая Зельцман. Кроме столярной мастерской имеется подсобное хозяйство, разводят свиней, крупный рогатый скот. Куда девают мясо? Здесь ничего сказать не могу, не выяснял. Что-то попадает в котлы заключённым, но редко и мало. Разве что хвосты и копыта. Охрана питается хорошо, что-то наверняка сдают государству. Опять же те заключённые, что работают на мебельном производстве питаются сносно. За блатных ничего не скажу, сами они работают редко, можно сказать никогда, зато питание приличное. У того же Пепла и его окружения всегда есть чай и сахар. Мой приятель Ловкач тоже не голодает, он картёжник виртуозный. Что надо выигрывает в карты. От своего приятеля слышал, что тело, в котором я сейчас, мог бы стать крутым взломщиком, Пепел хотел в ученики его взять, но что-то пошло не так. Я до сих пор не знаю по какой причине Пепел и Жерех до ссоры дошли, а бойцы Пепла избили моего деда, ну естественно двоюродного. Отношения между политическими и уголовниками простыми не назовёшь. Время от времени уголовники дубасят политических. До массовых драк в этом лагере не доходит, охрана пресекает. Я подозреваю, что уголовники поддерживают здесь тот порядок, который нужен начальнику лагеря. Надеюсь, что я свалю отсюда вскоре. А предпосылки имеются. Часть спецконтингента стали активно вызывать на разговор к куму
, есть здесь такой сотрудник лагеря, который занимается оперативной работой. То, что кум выводит на разные разговоры никого не удивишь, понятно, что вербует или информацию собирает. Занимается здесь в лагере этим старший лейтенант госбезопасности Легаев. Меня тоже вызвали на такой разговор.
– Гражданин Волжин, у тебя есть возможность искупить свою вину перед Родиной. Для этого требуется написать заявление, что ты добровольно желаешь отправиться на фронт защищать Советский Союз от фашистского захватчика. Статья у тебя нетяжёлая, так что вполне подходишь, – начал промывать мне мозги опер.
– Я с превеликим удовольствием, гражданин начальник, – сразу согласился я.
Мой ответ явно удивил, а может разочаровал опера, его лицо от удивления даже вытянулось, а брови поползли вверх. Наверняка ожидал, что я буду всячески отпираться от такого «счастья». Ведь Роман Волжин относился к статусу «блатных», статьи соответствующие – кража и грабёж.
– Даже так? Тогда пиши заявление, на следующей неделе всех добровольцев вывезут, так сказать, будет отправка на фронт, – велел опер, оправившись от удивления.
Подозреваю, что кум не один раз пытался обрабатывать моего родственника на предмет стать стукачом
, но наверняка потерпел неудачу, вот и удивился моему поведению и согласию сейчас. Кум отпустил меня, как только я нацарапал на бумаге своё заявление. Выйдя из оперчасти, я задумался. О том, что я решился на добровольца Пепел узнает быстро, у меня могут появиться серьёзные проблемы. А зачем мне проблемы? Правильно, совсем не нужны. Надо прожить в лагере несколько оставшихся дней спокойно. Потому пойдём на хитрость. Как я и ожидал, Пепел дёрнул меня на разговор в первый же вечер.
– Жерех, ты заявление накатал, торопишься служить комиссарам? Понимаешь, что тебя определят в ссученные? – зло и с явной угрозой заговорил со мной авторитет.
– Никому я служить не собираюсь, мне вольным нравится быть. На рывок пойду, как только возможность появится, – ответил я, не отводя взгляда от лица авторитета.
– Тебе же всего три года осталось отзвонить
. С чего вдруг такая смена настроения, здесь вполне тепло и уютно? – удивился Пепел.
– Не вижу смысла терять три года. Сейчас война, много возможностей появилось. Те же интенданты на своих складах жиреют, а бог велел делиться, – улыбаясь ответил я.
По выражению лица Пепла заметно, что я здорово его озадачил. Он молчал минуты три, не меньше, о чём-то размышляя.
– Ловкач с тобой пойдёт? – задумчиво спросил Пепел.
– Не знаю, у Ловкача своя голова есть, пусть думает. К тому же срок у него меньше, чем у меня, я ему не отец родной, чтобы решение за него принимать, – ответил я, размышляя о том, пойдёт за мной мой приятель или нет.
– Считаешь, что будет возможность рвануть? – вновь переспросил Пепел.
– Там забора нет, а возможности всегда есть, их только увидеть надо и не прозевать, – я даже ухмыльнутся для убедительности.
– Ладно, ступай мне подумать надо, – закончил наш разговор Пепел.
Я покинул закуток авторитета с мыслью, что надо вновь поговорить с приятелем Антоном, чтобы у него не было ложной информации. Вечером поговорить не получилось, внутри барака не то место, где такие разговоры вести. А на улицу не выйти, бараки стали закрывать на ночь. То, что кто-то в туалет захочет, администрацию лагеря не волнует. Ловкач как обычно сел в карты играть, теперь его до полуночи из-за стола не вытянешь. Я улёгся на нары, решил выспаться, поговорю с приятелем завтра.
На следующий день, как приехали в лесную деляну, бригадир объявил, что сегодня требуется свалить не менее трёх десятков кедров. Явно для мебели древесину готовят. Нам с Антоном по статусу топором махать не положено, так что занялись привычным занятием, ставили петли для ловли боровой птицы и зайцев. Когда закончили, вернулись к костру, чайком побаловаться.
– Антон, а чего конвой так халатно смотрит на то, что мы по лесу бродим? – решил я начать разговор с приятелем.
– Бежать в этих краях некуда, кругом болота. Если вертухаи
с псами не догонят, то в болтах пропадёшь. Отсюда один путь по реке, другого нет, – ответил Антон, он уже не удивлялся тому, что я некоторые моменты не помню.
Антон разлил чай по кружкам. Я заметил, что мой приятель, когда рядом нет других жуликов, чифирь не пьёт, возможно, что не подсел на этот напиток, так как чифирь может вызывать привыкание.
– Антон, ты в курсе, что я дал согласие на добровольца? – спросил я.
– Ты же сам говорил, что собираешься на фронт, – почему-то мрачно ответил Ловкач.
– Я Пеплу сказал, что на рывок собираюсь, чтобы они мне в оставшиеся дни жизнь не усложняли, – коротко пояснил я.
– Да знаю я, ко мне с вопросами подходили, я сказал, что ты сам решаешь, что тебе делать. Гарантию дам, что Пепел с тобой людей отправит. У него какие-то дела в Москве не терпят отлагательств, а заодно поручит своим упырям тебя замочить, если ты вдруг откажешься бежать, так и знай, – всё с тем же мрачным выражением лица произнёс Антон.
Мы помолчали, я чувствовал, что приятель сильно расстроен, хоть и старается не показывать этого.
– Антоха, давай со мной. Мы же с тобой друзья не разлей вода, разве не так? – решил я попробовать уговорить Ловкача ещё раз.
Приятель резко повернулся ко мне, рванул себя за ворот, но вдруг мгновенно успокоился.
– Ну чего ты рвёшь мне душу, Ромка? Да и воевать я не умею, кстати ты тоже. Убьют нас в первом же бою, точно тебе говорю, – тихо проговорил Антон.
– Не убьют, я везучий, а значит моё везение на тебя распространяется. Воевать тебя научу, обещаю, – совершенно искренне высказался я, нравился мне приятель моего двоюродного деда.
– Ага, здорово нам помогло твоё везение, когда нас за магазин сцапали. Научит он, сам не умеет, а научит, – откровенно усомнился Ловкач в моих словах.
– Мы же с тобой пьяные были, сам говорил, а на войне главное не зевать, быть постоянно осторожным, вместе научимся. Жизнь свою изменим, нормальными людьми станем, – мне очень хотелось, чтобы Антон согласился.
Антон ничего мне не ответил, выплеснул остатки чая в костёр и пошёл проверять петли на птиц. Весь оставшийся день мы не разговаривали до самого вечера, даже возвращались в лагерь молча. После ужина Ловкач сел в очередной раз играть в карты, а я ушёл спать.
Прошла неделя, в субботу был банный день, на работу в лес никого не вывозили. Трудились в цехах, но только до обеда. Я в очередной раз убедился в том, что начальник лагеря здесь первый после бога, как захочет, так и будет. А в воскресенья приехали гости. Хотя какие гости к чертям собачьим? По реке катер притащил баржу. Оборудованную под транспортировку заключённых. Сразу после завтрака нам объявили прямо в бараке, что будут вызывать по списку народ.
– Все, чьи фамилии назову, выходить строиться во двор, свои вещи берите с собой, – объявил сержант госбезопасности из конвойных.
Вызывали по алфавиту, мою фамилию назвали в числе первых. На улице стояли конвойные и сразу загоняли нас в строй. Вскоре вышел Антон, он прошёл к строю и встал рядом со мной. Значит мой друг решился идти со мной, что меня радовало. В бараке видимо поднялся шум, так как туда забежали с десяток конвойных. Я оглянулся на барак.
– Политические бузят, контриков
не берут, хоть и просятся они. Пепел всё же засунул своих, посмотри на тех, что стоят справа, Чирок и Пятак. Здоровые словно лоси. Оба осуждены за мокряк
, но думаю, что Пепел договорился с хозяином
, – прошептал мне Антон, чтобы никто не услышал.
Я посмотрел на здоровых уркаганов, что стояли с краю строя, действительно видно, что физически очень сильные. В строй выходили из всех трёх бараков, строились в четыре шеренги. Когда закончили вызывать будущих штрафников, притащились заключённые, что работали на кухне. Привезли сухой паёк на тележке, в который вошли треть буханки хлеба, десяток сухарей. А ещё, что мне показалось странным, кусок сала примерно на сто пятьдесят грамм. У всех имелись мешки, с подвязками, чтобы носить за спиной, вроде рюкзака. Народ складывал скудный паёк в свои сидоры
. Когда паёк раздали вышел начальник лагеря вместе с конвоем, который будет сопровождать нас. Майор Зельцман толкнул пламенную речь о защите Родины и всё такое, типа мы встали на путь исправления, а своей кровью искупим всю тяжесть вины. А Коммунистическая партия, под руководством Вождя, товарища Сталина, поведут нас в светлое будущее. Говорил красиво, я аж заслушался. А потом подумал, что умели коммунисты своими речами зомбировать людей этого времени. Колонной нас повели на выход из лагеря, к реке, именно там стояла баржа, по моим прикидкам из лагеря забрали почти восемьдесят человек, может чуть больше, а может меньше. Заключённые шагали вольным шагом.
– Сейчас запрут нас в барже, как селёдку в банке. Скорей всего до Тавды сплавятся, там железная дорога есть, – произнёс негромко Ловкач.
Я подумал, что моё тело тоже наверняка знало куда могут везти, ведь в лагерь как-то доставили. Только память родственника не торопилась делиться со мной знаниями. В очередной раз я подумал о том, где мне найти перстень, который вернёт меня обратно в моё время через ритуал. Как только подошли к реке, я рассмотрел катер и баржу. Сам катер по принципу буксира, но толкает баржу в корму, скорей всего закреплено там всё прочно. На палубе баржи малые постройки, явно не для нас, а для конвоя. Действительно, нас загрузили в трюм баржи, освещения здесь не было, точнее не было искусственного освещения, зато имелись вентиляционные люки, которые были зарешечены. А иначе была бы вероятность задохнуться в трюме. Да и конвою наблюдать можно через такие люки вентиляции, даже пострелять можно, если потребуется. Ловкач выбрал место недалеко одного из люков, таковых имелось три штуки. Места были заняты, но Ловкач, не обременяя себя любовью к ближним, распинал ногами некоторых заключённых, освободив нам место. Я заметил, что блатные конкретно шугали других заключённых не стесняясь. Если кто-то что-то проворчал, то Ловкач шикнул, ворчание сразу прекратилось. Мы уселись, привалившись спиной к борту баржи. Антон развязал свой сидор, стал осматривать свои пожитки. Похвастался мне почти новой колодой карт. Не может Ловкач без игры в азартные игры, в будущем таких людей будут называть игроманы. Немного порывшись, Антон достал два предмета, закрыв полой пиджака от чужих глаз, показал мне.
– Смотри чем разжился, два дня назад выиграл у нашего кузнеца. Поверь на слово, мастер он хороший, много перьев
сделал, никто не жаловался, – улыбаясь прошептал Антон.
Это были ножи в ножнах, а точнее финский нож, в народе назывался «финкой». Широкое и короткое лезвие, ручка выполнена из бересты. Я такие ножи встречал в будущем, что интересно из-за бересты нож не тонет в воде. Сделан качественно, ведь я сам кузнец, правда в другой жизни. В общем вещь очень полезная, таким хоть сало порезать, хоть горло кому-нибудь вскрыть. Я проверил заточку клинка. Что сказать, лагерный кузнец мастер однозначно, жаль не познакомился с ним. Развязав свой сидор, я достал нательную рубаху и стал резать её на полосы.
– У тебя что, рубаха лишняя? – удивился Антон.
– Делай как я, не зубоскаль, – коротко произнёс я.
Я задрал штанину и начал приматывать финку с ножнами к икре правой ноги тканевой полосой от рубахи. Я правша, с этой стороны мне удобней достать клинок, если возникнет такая надобность.
– Думаешь нас шмонать
будут? – спросил меня Антон, но повторил мои действия.
– Думаю, что не без этого. Кое-что оставят, а вот ножи отберут однозначно, чтобы мы в дороге друг другу уши не обрезали. К тому же нам где-то по дороге другую одежду дадут, не отправят же в бой в том, что на нас сейчас, – коротко пояснил я.
Я считаю, что при качественном обыске мы так просто свои финки не спрячем, но попытаться стоит. Ловкач продолжал инспектировать своё барахло, а я, привалившись головой к борту баржи задремал.
Лето 1942 год. По реке до Тавды. Штрафники-добровольцы.
Я проспал пару часов, проснулся от того, что тело затекло от неудобного положения. Наше место с Антоном было рядом с люком, откуда падал дневной свет. Осмотрелся. Прямо под люком, чтобы было освещение играли в карты. Даже не сомневался, что там Ловкач. На полу трюма стоит ящик, с одной стороны сидит Антон, с другой несколько зэка. Ловкач внаглую обыгрывает народ, пока есть возможность. Я прислушался к разговору.
– Игра должна быть на интерес, тогда здоровый азарт просыпается в человеке, жить становится веселее. Что поставишь, Сухарь? – активно уговаривал заключённого Ловкач.
– Ты у меня уже все сухари выиграл. Могу ботинки поставить, пойдёт? – горячился незнакомый мне жулик, но явно поддавшийся азарту.
Ловкач достал блестящий портсигар, покрутил им перед носом Сухаря.
– Ботинки твои мне ни в одно место не упирались, сам носи. Я смотри какую ценную вещь ставлю, а ты за ботинки базаришь. Портсигар старинный, хороших денег стоит, за такую вещь можно пару буханок хлеба выменять. Ставь свою цепочку, я знаю у тебя есть, – забалтывал своего оппонента Ловкач.
– Ну есть. И что? Цепочка золотая, между прочим, против портсигара не тянет, – азартно возражал Сухарь.
– Твоя правда, ставлю к портсигару бензиновую зажигалку, медную. Безотказная штука, кремень новёхонький, а ещё пачку чая. Душистый чай, из него чифирь словно напиток богов получится, – продолжил соблазнять игрока Ловкач.
В результате Антон уговорил оппонента, мелкий воришка Сухарь поставил золотую цепочку на кон игры. Где только этот жулик хранил цепочку, что в лагере у него не отобрали и не украли? Пара минут и Ловкач вновь в выигрыше. Антон веселиться, Сухарь отходит расстроенный. Ловкач продолжает зазывать желающих испытать судьбу в картах. Я усмехнулся, Антон точно не исправим. Пока нас везут он явно обчистит достаточно народа среди контингента. Насколько я успел узнать и частично вспомнить, Антон начал играть в карты ещё в школе, был у него сосед по квартире в Самаре, который обучал его играть в азартные игры и фокусам на картах. А ещё у Антона феноменальная память, один раз посмотрит и запоминает сразу. Даже рубашку карты, та, что с обратной стороны карты, запоминает. Говорит, что все рубашки у карт разные, а он их отличает. Его бы талант, да в мирное русло. Я конечно же не о игре в карты, а о памяти Антона. Уголовник Сухарь так возбудился, что достал золотые серёжки с камешками, вроде рубины, я сразу не разглядел.
– Ловкач, ставлю серьги с рубинами против портсигара и моей цепочки, – храбро заявил проигравший Сухарь.
– Сразу видно не нюня, а настоящий мужчина. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Добавляю зажигалку и нательное бельё, новое, между прочим, – тут же поднял ставку Антон.
– Отвечаю, часами, говорят, что командирские, – Сухарь достал из своего сидора механические наручные часы и положил их на ящик.
– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Фартовый
ты мужик, Сухарь, бабы тебя наверняка любят. Желаю, чтобы тебя ждали дом у речки, баба голая на печке, ведро пива, водки таз, ну и об освобождении приказ, – весело приговаривая, раздавал карты Ловкач.
Как итог Сухарь проиграл свою ставку через минуту, он матерился следующие три минуты, проклиная своё невезение и Ловкача, который забрал у него удачу.
– Да не переживай ты так, старина. Не везёт в картах, повезёт в любви, – успокаивал Сухаря мой приятель.
При этом казалось, что Ловкач искренне жалеет своего проигравшегося оппонента, чем сразу подтвердил, выдав Сухарю щепоть махорки. Когда Сухарь скрутил самокрутку, Ловкач дал ему прикурить от своей зажигалки и пообещал, что в следующий раз Сухарю точно повезёт, важно, чтобы у него было что-нибудь стоящее для ставки на кон игры. А Удача она такая красотка, она решительных любит. Сухарю обязательно повезёт, но в другой раз, когда он свою решительность подкрепит ценной вещью. Как только наступил вечер, дневное освещение совсем ослабло. Ловкач прекратил игру и пересел ко мне.
– Тебе, Антон, не сидор нужен для вещей, а телега. Ты что, всех жиганов ободрать в карты хочешь? Зачем тебе столько вещей? То же золото могут отобрать на пересылке, где нас переодевать будут, – по-доброму пожурил я друга.
– Эх, Ромка, и чего я такой в тебя влюблённый? Друг ты мне до гробовой доски. Ни за что бы я не ввязался в эти штрафные роты, но пропадёшь ты без меня. Сейчас стемнеет, мы часть золотишка на тушёнку обменяем у конвоя, – со знанием дела заявил Ловкач.
А я подумал, что у моего двоюродного деда был настоящий друг, постараюсь всё сделать, чтобы он не погиб в той мясорубке, куда нас везут.
Когда совсем стемнело на улице, в трюме стало вообще мрачно, будто в заднице у африканца. Однако Ловкач, казалось, дремал, я же уснуть не мог, потому просто размышлял о том, что нас ждёт. Вскоре затихли шаги на палубе. В трюме уголовники и прочие арестанты затихли, слышался храп и сопение. Люди спали. Неожиданно для мен Антон толкнул меня в плечо.
– Жерех, вставай, надо обмен произвести, – тихо прошептал мой приятель.
– Какой ещё обмен? – не сразу понял я.
– Я сяду тебе на плечи, так ты меня поднимешь к люку, а я попробую договориться с часовыми, чтобы золотишко на харч обменять, – пояснил Антон.
Вентиляционный люк с решёткой находился на высоте метров трёх, примерно. Антон уселся мне на плечи, я встал вместе с ним, как раз под люком. Нашего общего роста хватило, чтобы Ловкач приблизил лицо к решётке люка.
– Эй, служивый. Служивый, подойди сюда, дело есть благородной важности, – начал тихим голосом подзывать Антон часовых к люку.
Ловкач повторил свои призывы ещё несколько раз прежде, чем в люк заглянул «энкэвэдэшник».
– Чего тебе, урка грёбаная? – ругнулся часовой, но тоже тихим голосом.
– Предложение есть, жажду спроса на моё благородное предложение. Мне золотая цепочка карман жжёт, готов обменять на четыре банки тушёнки. Крале своей подаришь, она тебя за это любить так будет, что ангелы на небесах позавидуют, – начал свои уговоры Ловкач.
– Как мне знать, что твоя цепочка не бронзовая? – усомнился часовой.
– Да ты что, служивый? Век мне воли не видать, чтобы я стал своё честное имя марать. Где это видано, чтобы блатной бронзу в кармане таскал вместо золота? Мне эту цепочку моя любимая отдала, когда на войну меня провожала. Возьми, говорит, Антошенька цепочку, а когда голодно станет, обменяешь на тушёнку, – искренне врал Ловкач.
– Вас же из лагеря забирали, где ты там свою любимую нашёл? – вновь не поверил часовой.
– На свидание со мной приезжала моя любовь неземная, буквально два дня назад. Цепочка неворованная, а честными руками добыта, – продолжал увещевать часового Ловкач.
– Две, – сразу сбил цену часовой.
– Три банки и пачка чая. В противном случае потерплю до Тавды. Там у железнодорожного конвоя обменяю, может служивые там более милосердные, – не унимался Антон.
– Давай сюда, я посмотрю, – заявил часовой.
На моё удивление Антон передал часовому цепочку. Ведь, по сути, конвойный может легко забрать вещь и ничего не давать нам взамен. Сверкнула зажигалка, видимо часовой рассматривал цепочку, потом сказал ждите и отошёл от люка. Прошло минут пятнадцать, Ловкач уже спрыгнул с моих плеч, но из-под люка не уходил. Я уже было подумал, что нас обманули, однако послышались шаги и сразу в люк сбросили три банки тушёнки и маленькую пачку чая, грамм на пятьдесят. Антон ловко поймал предметы обмена и присел рядом со мной.
– Ну вот, глядишь завтра будем сытыми, а то хлебушек мы с тобой почти подъели. В животе уже революция начинается, – с довольным видом заявил Антон.
Есть действительно хотелось, по обоюдному согласию мы с Антоном распечатали одну банку и наелись с сухарями. В животе сразу потеплело. На сытый желудок сон пришёл сразу, как только мы сложили головы на свои сидоры.
На рассвете нас начали выводить из трюма для оправления естественных надобностей. Баржа с катером причалили к берегу. Здесь дело не в доброте конвоя, просто им не нужна баржа, которую загадят за двое суток так, что она будет вонять за километр, к тому же им самим нюхать эту вонь. Кабинки, сколоченные из досок, находились на носу баржи, а все отходы отправлялись в реку. Вот такая простейшая канализация. При возвращении в трюм давали вволю напиться воды из бочек, что стояли на палубе. В течении дня в трюм на верёвках спускали воду в вёдрах, так было вчера. Ловкач занятие себе нашёл с утра, сначала уговаривал сидельцев на игру, потом нахально выигрывал у них вещи. Но желающих было гораздо меньше, чем вчера. Ну и еда у заключённых заканчивалась, а некоторым кроме еды поставить на кон игры нечего. Я же сидел и наблюдал за жуликами. Обратил внимание, что на меня смотрят Чирок и Пятак. Какое-то время они пялились на меня, потом Пятак встал и подошёл ко мне.
– Слышь, Жерех, базар есть к тебе, пошли возле нас поговорим, – предложил Пятак.
– У меня к вам нет разговора, а если у вас есть, то подходите сами, – спокойно ответил я.
Пятак нахмурился, но ничего не сказал, я в свою очередь незаметно задрал штанину и достал финку, спрятал её в рукав. Великим специалистом ножевого боя я не был, но на среднем уровне обращался с боевым ножом вполне прилично могу. В той жизни, во время службы по контракту нас тренировали обращению с ножом. Пятак вернулся вместе с Чирком, они присели слева от меня.
– Пепел сказал, что ты объяснишь нам, где и когда пойдём на рывок, – сразу вывалил Чирок.
– Ты бы ещё вышел на середину и орал во всю глотку о том, что планируем свалить отсюда. Когда появится возможность, я вам сразу сообщу, а сейчас не надо привлекать лишнего внимания, стукачей здесь наверняка хватает, – резко произнёс я.
– Тогда поторопись. Или ты собрался до фронта доехать? – занервничал Пятак.
– Слушай, Пятак, ты кого во мне увидел? Может я на чёрта
похож, может на кого шестёркой пашу? Я вас с собой не звал, ничего не обещал. Появится возможность, сразу сообщу. А так я вас не держу, можете хоть сейчас пробовать, – я старался сильно не грубить, чтобы не довести до ссоры, но и прогибаться под них не собирался.
Если они не свалят до того, как попадём на фронт, то там совсем другой разговор будет с ними. Я за спиной врагов не оставляю, жизнь так научила, хоть и была она в другое время.
В Тавду мы прибыли ночью, до утра нас никто не собирался выпускать из трюма, тем более с вечера всех выводили справить естественные потребности. За день мы доели тушёнку с Антоном, сидельцы с завистью посматривали на нас, но поделиться никто не просил. А Ловкач таких глупых мыслей в своей голове не держал. Здесь и сейчас каждый выживал, как мог и умел. Хотя сухари и воду нам давали в процессе водного пути. На рассвете началась выгрузка, мы выбирались из трюма и построились в колонну по четыре человека на причале. Кроме конвойных здесь добавились проводники с собаками, надо заметить, что охраняли нас надёжно. Как только построились колонна двинулась на выход от причалов. В саму Тавду не заходили, прошли по окружной грунтовке, через два часа мы пришли к распределительному лагерю. На дворе лето, август месяц, погода сухая, никакого намёка на дожди. В само лагере имелись несколько строений. Бараки с нарами, чтобы переночевать, баня. Всех загнали в бараки и стали выводить в баню на помывку по двадцать человек. На процедуру выделилось полчаса, выдали маленький кусок хозяйственного мыла. Но перед баней брили и стригли наголо. Когда вышли из помывочной нам приказали сдать старую одежду. И начали выдавать исподнее бельё, рубаха и кальсоны. Также выдали форму образца 1936-го года, цвет хаки. Пилотка, гимнастёрка с клапанами карманов на груди, шаровары, ну или бриджи для рядового состава. Выдали ботинки, портянки и обмотки. Спасибо политическим, что научили правильно наматывать обмотку, они видимо научены со времён гражданской войны. Обмотка наматывается снизу вверх. Я с тоской подумал о кирзовых сапогах, которыми в это время уже снабжали армию. Антон ругался матом, пока наворачивал обмотки.
– Угомонись, при первой возможности разживёмся сапогами, а сейчас просто не привлекай внимания, – постарался я утихомирить Антона, и он меня послушал.
Кроме формы нам выдали фляжки под воду и котелки. У кого не было ложек, дали ложки. Ловкач нагло заявил, что у него ложки нет, ему выдали, хотя у нас ложки были. Часов за пять помыли всех и переодели. Странно, но нас толком не обыскивали. Так, поверхностный осмотр, получилось сохранить все свои вещи, кроме одежды. Финки тоже удалось оставить у себя. Кроме всего прочего, мы получили запасное нательное бельё, портянки и по три куска мыла. В общем все стали одинаковыми, как цыплята в инкубаторе. Петлиц на воротничках не было, так что все в одинаковом звании – рядовой. Может потом по должностям раскидают. В первый свой подсчёт я не ошибся, нас было восемьдесят человек из одного лагеря. Даже покормить не забыли, к бараку подъехала лошадиная тяга с передвижной кухней, кормили перловой кашей, чай тоже был, но бледно-коричневую жидкость чаем назвать язык не поворачивался. Переночевали в бараке, а утром нас построили и повели на железнодорожную станцию. Здесь в тупике стояли две «теплушки»
, двуосные. Я такие только в кино видел, да и то в старых фильмах, времён Советского Союза. В самой теплушке, в середине, стоит печка, а по бокам нары в два этажа. Готовьтесь братцы в путь-дорогу, плацкарт подали. Нас загрузили в два вагона по сорок человек. Вагоны имели по два окна на каждую сторону, но с решётками. Через два часа вагоны подцепил паровоз, наш путь по железной дороге начался.
Глава 2.
Август 1942 год. Путь на Запад. Станции и полустанки.
В вагоне теплушка, как и в лагере, спецконтингент распределился на две стороны. С одной расположились уголовники, с другой разместились политические. Уголовников меньше, а значит более просторно размещаются. Политическим тесновато. Но разве такой факт волнует уголовников? Мы с Антоном пока занимаем баррикады уголовного мира. Но думаю со временем всё перемешается. Война она такая, всех причешет под одну гребёнку. Ловкач занял место у противоположной стены от откатных дверей вагона, на втором ярусе, как раз окно под боком, имеется возможность дышать свежим воздухом. Как не крути на дворе лето, а погода стоит вполне тёплая. Когда уже тронулись в путь, было не ясно, чем и когда нас будут кормить, да и куда везут, нам тоже не удосужились сообщить. Вагоны закрыли снаружи, так что сбежать не получится. Если только решётку на окне пилить, подозреваю, что такое занятие нудное и трудновыполнимое. Кроме печки и нар в вагоне есть бак с водой и два ведра, куда видимо придётся справлять свои надобности. Антон тут же принялся зазывать народ на игру в карты. К тому же мы попали в вагоне с теми людьми, что Антону ещё не проигрывали, вот он и торопиться освободить азартных представителей преступного мира от отягчающих их карманы и сидоры вещей. Я же, посчитав, что выспаться впрок совсем не будет лишним, сделал из сидора подушку, положив его под голову и отдался в нежные руки Морфея
.
– Жерех, просыпайся, – толкал меня в плечо Ловкач.
– Не Жерех, а Роман. Привыкай, Антон, штрафбат не исправительный лагерь, думаю там не станут приветствовать именование бойцов кличками. Теперь поясни, что случилось? – спросил я, широко зевая.
– Остановка, есть возможность оправиться, пошли, – Антон спрыгнул с нар и направился к выходу.
Откатная дверь «теплушки» была открыта, а вагон уже пуст. После сна мне действительно хотелось в туалет, потому я задерживаться не стал, рванул в след за Антоном. Конвой организовал выход будущих штрафников во время остановки поезда. Стояли на каком-то переезде. Бывшие уголовники оправлялись, отходя от поезда не дальше тридцати шагов. Стесняться здесь не принято. Если стеснительный, то терпи. Конвою вообще наплевать на это дело. Я не стал тянуть и удовлетворил все желания моего организма. Пошли с Антоном обратно.
– Где мы сейчас? – спросил я приятеля.
– Говорят, что недавно Ирбит проехали. Жрать хочется, чую пузо скоро к позвоночнику прирастёт, – поморщился Антон.
Запасы мы с Антоном подъели, осталось немного сухарей. Я предложил приятелю, но он отмахнулся, сказав, что грызть сухари мы всегда успеем.
– Я тут «комиссаров» послушал, говорят, что на станции Егоршино жрачку дадут, может какой баландой
покормят, недолго осталось, – сообщил Антон.
Я осмотрелся вокруг, конвой создал периметр, так что про побег не стоит думать. Да я и не собирался, но Чирок и Пятак рано или поздно начнут задавать вопросы. Мы загрузились в вагоны, а примерно через полчаса поезд тронулся. Наши вагоны прицеплены к какому-то товарному поезду.
В Егоршино нас действительно покормили. Подъехал грузовик с баками прямо к вагону, дверь вагона открывали, с кузова солдатик из баков накладывал каши и разливал чай. У нас имелись котелки и кружки, так что получили перловки, кусок хлеба и в кружку плеснули жиденького чая. У кого кружек не было, те брали кашу на двоих в один котелок, а в другой наливали пародию на чай. В Егоршино стояли недолго, следующей остановкой был Свердловск. По пути я постепенно знакомился с народом. Заметил, что в нашем вагоне уголовники не ссорятся с политическими. Хотя за длительное время пути успел наслушаться о кровавых войнах между политическими и уголовниками. Не знаю, может заслуга начальника лагеря, что особых разборок в Ивкино не было. Да и понимали люди, что вскорости им предстоит «вариться в одном котле», а может и прикрывать спины друг другу. В нашем вагоне определился лидер среди политических, Дмитрий Олегович Кротов, тюремная кличка «Крот». С ним я разговорился, когда сидели возле печи, на щепках кипятили чай. Осуждён он за какую-то аварию на заводе, мужик тёртый, воевал в Гражданскую войну, потом работал в руководстве на заводе в Ленинграде. О своём обвинении говорить отказался.
– Не хочу об этом говорить, анонимка была, просто на меня вину свалили, вот и получил срок. Статья не контрреволюционная, потому заявление на фронт приняли, а так бы мне сидеть ещё пятёрочку, – пояснил Кротов мне, когда я его спросил о сроке и приговоре.
– Как считаешь, куда нас везут? – решил я поинтересоваться у него.
– В Свердловске формируют воинский эшелон, скорей всего к нему нас прицепят. А на какой фронт поедем, то лишь начальству известно. В Свердловске поточнее узнаем, есть у меня возможность, – ответил Кротов.
Я удивлялся откуда они собирают информацию, но спрашивать пока не стал. Хотя Кротов мужик взрослый, сорок лет и выглядит вполне серьёзным, воевать намерен по-настоящему. Хотя Гражданская война точно отличается от той, на которую нас везут. Но не унывает Дмитрий Кротов, полон оптимизма, надо взять его на заметку. До Свердловска добрались достаточно быстро. Наши вагоны отцепили в Свердловск-пассажирский, здесь формировались составы. Но простояли мы недолго, от силы несколько часов. И вот нас присоединили к воинскому эшелону. Кроме наших двух вагонов были ещё три вагона с урками из других лагерей, но пообщаться с ними не получалось. Из вагонов теперь даже на оправку естественных надобностей не отпускали, гадили в вёдра, а потом, вёдра выносились под приглядом конвойных. Здесь Кротов узнал, что нас повезут через Уфу на Куйбышев. В моём времени Куйбышев будет иметь название Самара. Далее мы двинулись к фронту в составе воинского эшелона.
Август 1942 год. Куйбышев. Распределение по воинским частям.
Воинский эшелон шёл, что называется «по зелёной», никаких тебе задержек. Ещё в Свердловске получили сухой паёк, хлеб и тушёнку, чай и даже сахар, что сидельцев крайне удивило. В Уфе сухой паёк пополнили. Поезд практически не останавливался на мелких и средних станциях, разве что для того, чтобы пополнить паровоз водой и заправиться углём. В общем везли нас быстро. Прибыли в Куйбышев, эшелон встал на путях, где формировались железнодорожные составы. Не успели мы понять, сколько придётся здесь загорать, как дверь вагона отъехала в сторону. В тридцати метрах от эшелона стояли пять грузовых машин. А перед вагоном с десяток конвойных, из командиров старший лейтенант и какой-то незнакомый капитан.
– Мне человек пятьдесят у тебя забрать надо, сколько здесь в вагоне? – спросил капитан НКВД у старлея.
– Сорок, можем из следующего добавить, – ответил старший лейтенант НКВД, сверяясь с какими-то документами.
– Хорошо. Давай заберу ещё два десятка, ты всё равно их здесь передавать будешь, – предложил капитан старлею.
– Ну уж нет, бери ещё десяток из следующего вагона. У тебя по документам пятьдесят человек, больше не дам, – упёрся старлей.
– Тогда давай политических. С урками постоянная проблема, всё в сторону побега на волю посматривают, как бы не пришлось пострелять часть уголовников по дороге, – поморщился капитан, отхватить больше народу не получилось.
Мы выгрузились из вагона, я подумал, что Чирок и Пятак могут отпраздновать разлуку со мной, так как они ехали в другом вагоне, а сейчас оттуда заберут только политических. Но я ошибся. Какой чёрт наворожил бандитам Пепла, но они выпрыгнули в составе десятка, мне даже сплюнуть захотелось. Итак, нас пять десятков куда-то забирали. Погрузили в четыре грузовика, в пятом были загружены какие-то ящики. Охраны всего отделения, но мне показалось, что капитан ничуть не волнуется по этому поводу. Конвой вооружён автоматами ППШ
, плюс две собаки с проводниками. Я устройство такого автомата знал, хотя правильно он называется пистолет-пулемёт. Скорострельность у него приличная до тысячи патронов в минуту, от такого бегать не захочешь. С нашей стороны были вопросы капитану на предмет точки нашей доставки, но он презрительно нас смерил взглядом, не удостоив ответом.
– Так, урки, хочу предупредить, что разговоры отставить. За попытку побега смерть, мои бойцы стреляют хорошо, а я не собираюсь с вами реверансы приседать, – только и сказал капитан, прыгнул в головную машину, и мы поехали.
Двигались часов пять примерно. Недалеко от городка Пугачёв имелся то ли фильтрационный лагерь, то ли ещё какой, здесь мы остановились. Но поселили нас не в казарме, а натурально в каком-то амбаре, что-то вроде сарая. Видимо для удобства охраны. Но то, что здесь были военные сомнений, не вызывало. Возможно, формирования воинских подразделений для отправки на фронт.
На следующий день ворота сарая открыли, мы смогли посетить деревянные «скворечники», которые играли роль туалетов, умылись из бочки с водой, рядом с сараем. А потом пришли солдаты из тыловой службы, в термосах они принесли кашу и чай, хлеб в корзинах. На с покормили. Каша хоть и пустая, но зашла на «ура». А после обеда началось ознакомление с оружием. Знакомили с устройством трёхлинейки
, автоматом ППШ, гранатами и прочими приблудами, которые могут быть использованы для уничтожения врага в этом времени. Я в своей жизни сталкивался с винтовкой Мосина и с ППШ, знал устройство, даже стрелять доводилось. Антону, с его уникальной памятью, достаточно было пару раз посмотреть на разборку и сборку винтовки и автомата.
– Антоха, надо нам с тобой братьям по оружию помочь разобраться с винтовками и автоматами, у тебя уже получается обращаться с оружием, – заметил я Антону.
– С чего бы ради? Я им что, нянька что ли? – удивился мой приятель.
– Пойми, дружище, от того, как они будут обращаться с оружием у нас, имеется интерес, может кто-то из бывших сидельцев тебе спину прикроет в бою, подумай над этим, – ответил я.
В этот же вечер ко мне подошли Чирок и Пятак, присели рядом.
– Жерех, ты чего-то темнишь. Насколько мы видим сбежать не получится, а ты вроде и не собираешься, – тихо произнёс Пятак.
– Парни, я уже говорил, но ещё раз повторю. Я никому и ничего не обещал, в том числе Пеплу. Он по своей инициативе вас отправил. Я лично воевать собираюсь. После первого же ранения с меня снимут срок, как искупившего кровью, закон есть такой. Вы можете сами планировать побег или пойти таким же путём, что и я. Словите пулю, потом в госпиталь, а из госпиталя вам сбежать не составит труда, – постарался я донести до урок свою мысль.
– А если убьют во время боя, что тогда? – спросил Чирок.
– А если убьют во время побега? Не думали об этом? – ответил вопросом на вопрос я.
Уголовники задумались, спрашивать больше ничего не стали, отошли в другой угол сарая. На знакомство с оружием потратили три дня, в том числе на сборку-разборку. А на третий день даже вывели на специально оборудованное стрельбище, где мы выпустили по три патрона. Нет, пока нам в руки винтовки не давали. Строем прибежали на стрельбище, благо от лагеря всего два километра. На огневом рубеже лежат «мосинки», возле каждой стоит солдат, контролируют, чтобы зэка чего-нибудь неположенного не исполнили. На огневой рубеж подходят по пять человек, дают три патрона, зарядил, отстрелялся, свалил. Я в своём будущем многое слышал о штрафбатах, реальность оказалось другой, нежели то, что знал ранее. К войне хоть минимально, но готовили. А раз знакомят с оружием, значит не придётся бежать в бой с голыми руками. Некоторые деятели писали, что штрафники шли в бой с палками и лопатами. Я не особо верил в такую чушь, да и здесь подобного не наблюдал. На четвёртый день тот же капитан, что привёз нас сюда, объявил нам, что следуем мы в качестве пополнения к Сталинграду, в 1-й отдельный штрафной батальон. Так как батальон сформирован не полностью, вот и собирают отовсюду будущих бойцов штрафбата. Ну вот и определились. Придётся мне повоевать на защите легендарного Сталинграда. Судьбу своего двоюродного деда я похоже направил по другому пути. Я решился задать вопрос капитану.
– Гражданин капитан государственной безопасности, разрешите обратиться? – выкрикнул я прямо из строя, пока нас не распустили.
Казалось, что капитан даже удивился форме моего вопроса.
– Обращайся, – коротко бросил капитан.
– Есть возможность написать письмо родным? – задал я нужный мне вопрос.
Капитан госбезопасности подошёл ко мне ближе и вперился в меня своим взглядом. А взгляд у него жёсткий, прямо до косточек пробирает, капитан даже голову чуток наклонил вбок. Сканирует он меня что ли? Я стою, вытянувшись «по струнке», смотрю чуть выше его бровей. Как говорил император Пётр Первый, «подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». В общем всё по классике.
– Как фамилия, боец? – резко спросил капитан, продолжая «сверлить» меня взглядом.
– Осужденный Волжин, гражданин капитан, – бодро ответил я.
– Дрищенко, напомни мне фамилию того, кто выбил три десятки на стрельбах, – крикнул капитан кому-то из своих подчинённых.
Подбежал сержант госбезопасности, достал какие-то записи на листе бумаги, возможно, результаты стрельб.
– Волжин и есть, товарищ капитан, – сообщил сержант Дрищенко.
Капитан ухмыльнулся, зачем-то смерил взглядом моего приятеля Антона, который стоял рядом со мной.
– Дрищенко, скажи местному писарю, пусть принесёт бумагу и карандаши. Полчаса на всё про всё, подъедут машины, сразу отправляешь этих урок на станцию. Я выеду сейчас, подготовлю вагоны, – приказал капитан, резко развернулся и пошёл к зданиям, что находились на территории.
Подозреваю, что капитан НКВД суровый перец, так как Дрищенко рванул к командованию лагеря, будто ему зад наскипидарили. А через пять минут прибежал штабной писарь, дал нам бумаги и десяток карандашей. Я сразу взялся писать письмо в Давыдовку, где сообщил, что вызвался добровольцем на фронт, попал в штрафбат. А главное я спросил о семейном кольце, которое передаётся от отца к сыну и так далее. Надеюсь, что нужный перстень на месте у родственников, а то даже не знаю, как я буду отсюда выбираться. Кроме меня почти все написали письма. Так как писарь поторапливал, то писали короткие тексты. Обратный адрес указывали «1-й отдельный штрафной батальон, Сталинградского фронта», ну и фамилию с именем. Штабной писарь забрал у нас письма, а Дрищенко начал орать, чтобы мы шустро поторапливались, ибо нянькаться с нами он не собирается. Мы вновь получили сухой паёк, шустро погрузились в подъехавшие грузовики и отправились на станцию.
Везли нас совсем не в сторону Куйбышева, а куда-то на юг. Мы с Антоном сидели в том же грузовике, где сержант Дриженко и ещё четверо конвойных. Они уселись на лавку возле кабины, а нас посадили на пол кузова. Я видел, что конвойные передёрнули затворы своих ППШ, чуть дёрнись и запустят очередь. Так что я сидел и размышлял о том, как я отстрелялся. В другой жизни контрактником я стрелял неплохо, воинская специальность штурмовик и разведчик. Когда были в командировке в Африке, доводилось принимать участие в городских боях. Имелась и дополнительная специальность – снайпер. Вполне реально мог стать снайпером, но не стремился. А здесь из трёхлинейки удачно отстрелялся. Немного подумав, решил обратиться к сержанту Дрищенко.
– Гражданин сержант государственной безопасности, разрешите обратиться? – спросил я сержанта, который явно скучал, но бдительности не терял.
– Чего тебе, урка? – с напускной строгостью спросил сержант.
– Хотелось бы узнать, как отстрелялся мой приятель Ложкин. Я думаю, что он беспросветный мазила
, а он с этим не согласен, – я совершенно добрыми глазами посмотрел на сержанта.
Видимо Дрищенко не мог вспомнить результаты моего приятеля, хотя морщил лоб. Немного помучившись, сержант достал из нагрудного кармана бумагу и посмотрел.
– Ложкин, результаты. Двойка, четвёрка и третья мимо мишени, – произнёс Дрищенко.
– А я могу узнать, как отстрелялся? – спросил кто-то за моей спиной.
– А я, а я, головка ты от патефона, урка грёбаная, в рот тебе компот. Ещё раз хлебало своё раскроешь, выбью зубы. Тебя, Волжин, это тоже касается, – сержант сунул почему-то мне под нос здоровенный кулак, наверно потому, что я сидел ближе всех к нему.
Я спорить не стал, но и обнюхивать кулак не кинулся, решил, что для моих зубов будет полезней помолчать. Ехали долго, не меньше трёх часов, я всю задницу отбил о дно кузова. Никто не удосужился подстелить нам соломки. Приехали на станцию Чагра, здесь нас встретил тот же капитан госбезопасности, он подошёл к сержанту Дрищенко, а так как мы стояли недалеко, то я услышал о чём они говорят.
– Вагон для штрафников приготовили, даже нары наспех сколотили, сейчас подцепят к последнему вагону, в котором мы поедем. На площадках
будем выставлять пост по два человека. Поезд санитарный следует до Колобовки, там будет принимать раненых. А оттуда мы легко и пешком дошагаем, так что грузи урок, сержант, – отдал приказ капитан.
Погрузили нас достаточно быстро. В вагоне наспех сколоченные нары в три яруса, печки нет, для воды стоит железная бочка и пара вёдер для туалета. В общем разместились. Примерно через два часа санитарный поезд тронулся в сторону фронта. Дорога заняла всего шесть дней, санитарный поезд останавливался редко, только для заправки паровоза водой и углём, может что-то ещё получали, но нам в местах остановок обновляли сухой паёк. Голодными мы не были, и на том спасибо. Поезд встал на станции Колобовка, здесь уже ожидали грузовики с раненными в боях. Нас выгрузили из вагона, построили в колонну по пять человек, и мы тронулись на запад, где время от времени грохотала канонада. Не мы одни шагали в ту сторону, к Волге двигались войска Красной Армии. Немцы уже подошли к Сталинграду и сейчас там шла упорная борьба за город. К вечеру мы добрались до села Безродное, от этого села до Волги рукой подать, а на правом берегу реки стоит Сталинград, пока стоит. Нас опять загнали в какой-то сарай, но не закрывали, хотя конвойные пост выставили. Здесь звуки разрывов и стрельбы слышались очень хорошо. По-другому и быть не могло, мы прибыли на фронт.
Интерлюдия. Сталинградский фронт. 3-я рота штрафбата.
Капитан госбезопасности Сергей Дронов достаточно быстро нашёл в селе Безродное командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона. Часть роты расположилась в двух домах и трёх сараях. Хозяева эвакуировались, так что дома часто занимали военные. Капитан вошёл в дом, где находились командиры 3-ей роты. Войдя в помещение, Дронов увидел трёх командиров. Командир роты старший лейтенант Калугин Борис, заместитель командира роты лейтенант Порошин Олег и заместитель по политической части политрук Коровин Дмитрий. Капитан поздоровался и прошёл к столу.
– Чаю, товарищ капитан госбезопасности? – спросил политрук Коровин.
– Не откажусь, пожалуй, запарился я с этими урками. Пятьдесят штрафников с Урала привёз, так что принимай Калугин, – устало произнёс Дронов, снял фуражку и вытер платком пот со лба.
– Где они сейчас? – спросил старший лейтенант Калугин.
– Заперли на краю села в сарае. Принимай личный состав. Да, там уголовных статей меньше, больше политические. Но есть среди уголовников интересный экземпляр, на стрельбище отстрелялся на отлично. Волжин его фамилия, в личном деле стоит пометка, что не служил. Мне Дрищенко докладывал, что винтовку и ППШ разобрал и собрал на раз-два. Вот только теперь это твоя забота, я своё дела сделал, – пояснил капитан НКВД, прихлёбывая чай из алюминиевой кружки.
– Разберёмся. У меня в роте сейчас тридцать обстрелянных бойцов, дезертиров нет. Так, по разным причинам под трибунал загремели, так что присмотрим за уголовниками. Олег, возьми на заметку этого Волжина, поговори с ним, хороший стрелок мне в роте точно не помешает, если надо проверь, как он хорошо стреляет, – дал указание командир роты своему заместителю Порошину.
– Вы сейчас куда, в расположение батальона? – поинтересовался капитан НКВД Дронов.
– Нет. Я уже получил распоряжение от комбата примкнуть к подразделениям в городе. Батальон также направится на защиту города. Немец давит, сука, надо любыми способами его остановить, – хмуро сообщил Калугин.
Командиры ещё некоторое время поговорили о планах задействования сформированной роты, Дронов собрался уходить, но прежде ему надо было передать личный состав штрафников.
– Товарищ политрук, возьмите отделение бойцов и пяток сержантов, с вами пойдут командиры взводов. Надо принять личный состав, а вы проведите правильную политинформацию с вновь прибывшими, – дал распоряжение командир роты своему заместителю по политической части. Командиры покинули избу, а Калугин, оставшись один склонился над бумагами, чтобы ещё раз проверить, что ему надо ускорить для быстрейшей переправки на правый берег Волги. Ведь он уже получил приказ примкнуть к передовому отряду 42-го полка, которого отправляют через Волгу захватить плацдарм для высадки 13-ой дивизии.
Сентябрь 1942 год. Сталинградский фронт. Штрафники.
Мы сидели в сарае, дожидаясь, когда нас покормят. Ворота конвой не закрывал, на улице стояла погода не ниже двадцати градусов. Ловкач в присутствии сотрудников НКВД карт не доставал, так что скучал, как и все остальные. А я думал о том, как выжить в этой мясорубке, что впоследствии назовут «битвой за Сталинград». Я сидел у самых ворот и время от времени прислушивался к разговорам снаружи. Наши конвойные интересовались у местных солдат об обстановке на подступах к Сталинграду. Один проходящий мимо солдат решил ответить сержанту Дрищенко, ведь именно он и задавал такие вопросы.
– К городу немчура непросто подошли, а уже в городе. По вчерашней сводке нашу 62-ую придавили к Волге. Шестьдесят вторая армия вроде держит оборону, но потери там жуткие, с той стороны постоянно раненые поступают. Если фашисты прорвут оборону, то выйдут на берег Волги, – рассказывал словоохотливый солдат сержанту Дрищенко.
Похоже мы подъехали в самый разгар боёв в самом городе Сталинград. Сейчас я пожалел, что перед тем, как отправиться сюда, в тело своего родственника, подробно не изучил события. Хотя знать я не мог, что попаду именно в сорок второй год. Наблюдая за разговорчивым солдатом и за сотрудниками НКВД, я заметил, что к сараю приближаются военные. Похоже на группу командиров и сержантов, а идут они явно по наши души. Я встал и отошёл вглубь сарая. Ни разу не ошибся, подошли четыре офицера и шесть сержантов. Хотя какие офицеры? Сейчас их называют просто командирами, офицеры появятся в сорок третьем году. Как бы не брякнуть мне об офицерах, быстро привяжутся к словам. Один из командиров, видимо старший в этой группе сразу подошёл к Дрищенко, из глубины сарая я не слышал о чём они говорят. Но вот разговор закончился, пришедшие военные вошли в сарай вместе с сержантом НКВД.
– Строиться, да поторапливайтесь урки, – заорал Дрищенко.
Мы встали и построились в три шеренги, выйдя из сарая. Я встал в первую шеренгу, потому смог рассмотреть знаки различия на петлицах. Треугольники явно у сержантов, на рукаве нашивок нет. Четверо с кубарями
по две штуки, вроде лейтенантские звания. А у одного три кубаря и на рукаве звёздочка. Вроде у политических работников такие. Если не ошибаюсь это наш замполит, который будет нас перевоспитывать, накачивая идеологией.
– Представляю вам заместителя командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона лейтенанта Порошина, – громко произнёс сержант НКВД и сделал шаг в сторону.
Ещё трое лейтенантов – это командиры взводов, ну а с сержантами всё понятно. Именно сержанты будут дрючить
нас, чтобы мы быстрей вникали в хитрости военной службы солдата. Пока нас знакомили с командирами и сержантами, подошёл капитан Дронов. Они с летёхой Порошиным подписали какие-то бумаги. Командир конвоя пожал руку заместителю командира роты.
– Ты, лейтенант, не стесняйся будь построже. Если кто-то бежать вздумает, стреляйте без предупреждения. Парочку пристрелите, другие задумаются, – дал совет на прощание капитан госбезопасности.
Лейтенант Порошин ничего не ответил, просто промолчал, дождался, когда все сотрудники конвоя уйдут, потом повернулся к нашему строю. Я обратил внимание, что все сержанты с автоматами ППШ, а командиры вооружены пистолетами в кобурах. Что у них там револьверы или ТТ
, пока непонятно.
– Волжин, выйти из строя, – скомандовал лейтенант Порошин.
Я сделал два шага вперёд. А Порошин повернулся к политруку.
– Товарищ политрук, вы пока в сарае проведите беседу с вновь прибывшими, чтобы они понимали суть и цели нашей партии и правительства. Ну да вы сами знаете, что в таких случаях говорят, – попросил Порошин замполита.
Когда всех увели обратно в сарай Порошин подошёл ко мне вплотную, с минуту он меня внимательно рассматривал, за его спиной остались стоять два сержанта.
– Волжин, по результатам стрельб у тебя отличные результаты. Да и в устройстве винтовки и пистолета-пулемёта ты разбираешься. Откуда такие познания? Где учили стрелять? – задав свои вопросы, Порошин очень внимательно смотрел на меня, будто хотел прочитать мои мысли.
И что тут скажешь? То, что в другой жизни я был военным по контракту? Не вариант, после таких слов меня упекут надолго психушку, если совсем не ликвидируют. А отвечать надо быстро, чтобы лейтенант ничего не заподозрил. Главное не завраться. Начнут проверять и тогда мне придёт каюк. Надо валить всё на деда моего родственника, я знаю, что его уже нет в живых, но он воевал в Первую мировую войну, так что устройство трёхлинейки знал и вполне мог научить внука, в том числе стрельбе. А что с ППШ? Где я мог узнать устройство пистолета-пулемёта? Секунды текли, я начал отвечать.
– Дед научил с винтовкой обращаться, малым меня на охоту таскал, учил, как таиться, как зверя караулить. А разборку ППШ просто запомнил, память у меня на оружие хорошая. У моего друга Ложкина вообще фотографическая, он один раз посмотрит, а потом всё повторит без ошибок, сборку и разборку лучше меня сделал, – перевёл я стрелки с опасной темы.
– Как фамилия твоего друга? – спросил Порошин.
– Ложкин, гражданин лейтенант, – ответил я.
Порошин сделал пометку карандашом в своём блокноте. Немного подумал о чём-то, вновь на меня посмотрел.
– Надо проверить тебя, насколько хорошо ты стреляешь. В роте нужен снайпер. Стрелков хватает, но, чтобы снайпером быть, нужен уникальный боец, – Порошин опять что-то чиркнул в своём блокноте.
Повернулся к сержантам, написал записку и отдал одному.
– Краев, сходи до расположения, записку передай ротному, он тебе выдаст снайперскую винтовку. Потом сходим к оврагу, проверим Волжина, там, кажется, есть расстояние метров в пятьсот, а то и побольше, – распорядился Порошин.
Сержант козырнул и убежал, А Порошин отправил меня в сарай слушать лекцию политрука. А тем временем гражданин политрук старался так, что любой бы оратор из моего времени позавидовал. Хотя говорит красиво, прямо не политрук, а оперный певец. Я заметил, что некоторые бывшие сидельцы уже зевают, но стараются скрывать свои зевки в ладонь или кулак. Я же слушал с любопытством. Не то чтобы меня зажигала речь политрука, просто стало интересно какие пламенные речи толкает Коровин. Ведь нам, уголовникам, партия и народ, естественно во главе с товарищем Сталиным, протянули руку помощи, чтобы мы вернулись в здоровое общество с кривой дороги. Нам предоставлена возможность смыть кровью все наши помыслы, которые мешают строить светлое будущее. Коммунистическое общество нас ждёт и с удовольствием примет в свои крепкие объятия. А в светлом будущем совсем не будет преступников. Пролетарии всех стран соединяйтесь, да здравствует товарищ Сталин и наш советский народ. Я сидел смотрел на политрука и видел, что он реально верит в то, что говорит. Временами у него сводилось к тому, что «смело мы в бой пойдём, все как один умрём за Власть Советов». Вполне профессионально промывает мозги. Я не удивлюсь, что политрук пойдёт далеко, есть в нём что-то такое, что поможет ему двигаться по служебной лестнице, если конечно же не убьют в этой тяжёлой войне.
Сентябрь 1942 год. Сталинград. Предложение командира роты.
Пока я поражался ораторскими талантами политрука, вернулся сержант, которого заместитель командира роты посылал за винтовкой с оптическим прицелом. Меня выдернули из сарая, впятером мы двинулись к какому-то оврагу, где видимо имелась возможность произвести отстрел из мелкокалиберного оружия. Кроме заместителя командира роты и двух сержантов с нами пошёл командир первого взвода лейтенант Шмаков. Когда пришли к оврагу, один из сержантов побежал ставить мишени на разные дистанции, а потом поднимется из оврага и будет следить, чтобы никто не зашёл в сектор стрельбы. Порошин взял у второго сержанта винтовку, завёрнутую в мешковину, развернул и перед моим взором предстала совсем не «мосинка», это была СВТ-40
. В другой жизни я читал про эту винтовку, в народе её называли «светка». С одной стороны, автоматическая винтовка с магазином на десять патронов, что позволяет не тратить время стрелку на передёргивание затвора, точность вполне приличная, судя по отзывам стрелков времён Великой войны. Но не любит грязи, то есть держать её надо постоянно в чистоте, желательно не ронять на землю, в общем относиться с любовью и нежностью к такому оружию. Стрелять из такой не приходилось. Не беда, вот сейчас и попробую.
– Делаешь три выстрела с открытого прицела
по ближней мишени, далее стреляешь по дальним, но через прицел. Винтовка пристреляна нашими бойцами. С такой знаком, может тоже дед научил? – последний вопрос был с подвохом, когда Порошин подал мне винтовку в руки.
Я взял винтовку и начал её внимательно рассматривать, на всякий случай спрашивал, зачем то, да зачем сё. В общем показывал, что для меня вещь незнакомая. Читал отзывы ветеранов об этой винтовке, многие считали её очень точной в использовании, но капризной к грязи.
– Я могу сделать три пробных выстрела, чтобы понять, как она действует? – спросил я.
– Ну сделай, – ухмыльнулся Порошин.
– С какого положения стрелять, лёжа или с колена, а может стоя? – задал я очередной вопрос.
Сержант и командир взвода заулыбались, а Порошин вновь усмехнулся.
– Стреляй лёжа, посмотрим на что ты способен, – велел Порошин и подал мне снаряжённый магазин.
Я взял магазин и покрутил в руках, посмотрел на моих экзаменаторов. Снова ухмылка у Порошина, и он присоединил магазин к винтовке. Я лег на траву, на дне оврага. Посмотрел на ближнюю мишень сквозь открытый прицел. На выдохе сделал первый выстрел, затем ещё два. Сделав три выстрела, я встал.
– Гражданин старший лейтенант, мне бы посмотреть на результат, чтобы понять отклонение пули, – обратился я к Порошину.
Заместитель командира роты поморщился от обращения, но кивнул сержанту. Я оставил винтовку, и мы с сержантом отправились к ближним мишеням. Когда подошли я посмотрел на пробитые отверстия от пуль. Мишень нарисована вручную, но твёрдые «восьмёрка» и «девятка» есть. Третий выстрел ушёл чуть ниже, примерно на «шестёрку». Сержант хмыкнул, а я решил задать ему вопрос.
– Не знал о такой винтовке, дед приучал к «мосинке». Что за винтовка, хвалят её в армии? Мне бы хотелось понять, почему мне предложили стрелять именно из этой винтовки?
– В сороков году попала в войска, бойцы называют её «светкой». Хорошая винтовка, точная и скорострельность приятная, но капризная, не любит грязи. Те, кого уже выбрали в снайпера, в других взводах, предпочитают «мосинку», она неприхотливая, проще в обращении. Стреляешь неплохо, если учесть, что первый раз видишь винтовку, – похвалил сержант.
Мы отправились обратно на «огневой рубеж». Когда вернулись, на немой вопрос Порошина и Шмакова, сержант только кивнул головой. Я вновь приготовился к стрельбе. Дальние мишени стоят на расстоянии примерно метров восемьсот и наверняка побольше километра. Но прежде, чем лечь на траву, обратился к командирам, чтобы объяснили суть стрельбы с прицелом. Все трое переглянулись, но комментировать не стали. Тем не менее Шмаков подробно объяснил, как делать поправки на цель через прицел. Я кивнул головой, посмотрел в прицел и задал ещё парочку тупых вопросов, на которые мне терпеливо ответили. Стрелять совсем на отлично я не собирался. Сделаю небольшой разброс попаданий, особенно на самую дальнюю мишень. Когда я отстрелялся, подождали возвращения первого сержанта, что осуществлял контроль от внешнего проникновения в сектор стрельбы. Порошин и Шмаков посмотрели на мишени, но ничего не говорили. Мы развернулись и пошли обратно. Я думал вернут в тот же сарай, где мы уже находились, но нет, меня отвели туда, где сейчас дислоцировалась вся рота, здесь уже нас дожидались мои спутники из лагеря. Вновь прибывших распределяли по взводам. К вечеру нас покормили вполне вкусной кашей с тушёнкой, имелся хлеб и чуть подслащённый чай. Мы с Антоном попали в первый взвод третьей роты первого отдельного штрафного батальона.
– Куда тебя водили? – спросил Антон, как только я появился.
– Проверяли, как я стреляю, – пожал я плечами.
– Говорят наш взвод бросят на защиту города, при чём в первых рядах, – тихо произнёс Антон.
– Ты держись возле меня, Антоха, делай так, как я скажу, тогда глядишь мы с тобой поживём ещё, успокоил я приятеля.
Было заметно, что Антон боится, но это нормально. Не боятся только психи. Главное, чтобы страх не превращался в парализующий ужас. После ужина я размышлял о том, что для винтовок очень бы не помешал дульный тормоз-компенсатор
, который будет уравновешивать подбрасывание ствола после выстрела, что сделает выстрел более точным. А такой можно сделать, если найдутся мастерские поблизости. Я сам такие делал для охотников, в том числе закрытые, которые играют роль пламегасителя и заглушают звук выстрела примерно на треть. Вот только как это преподнести отцам-командирам? Надо придумать легенду. Похоже меня определят во взводные снайперы. А раз так, то мне очень не помешает костюм «леший», как его сделать, я знаю, нужны только материалы, и опять возникает вопрос легализации таких знаний. Познакомились мы с другими бойцами роты. Есть такие, кого разжаловали из командиров. Причины попадания в штрафбат очень разные. Есть вояки из полка, которые утратили боевой знамя, все как один попали в штрафники, хотя воевали с начала войны вполне прилично.
Тем временем в доме, где расположились командиры роты состоялся разговор, о котором я не знал, но догадывался, что обо мне обязательно поговорят, иначе зачем все эти движения со стрельбой в овраге. В избе за столом сидели четверо, командир роты Калугин, командир первого взвода Шмаков, замкомандира роты Порошин и замкомандира первого взвода сержант Коровин.
– Ну что скажете, присмотрелись к новичку? Начнём с Коровина, говори сержант, – спросил Калугин.
– Оружие берёт бережно, рассматривает с любопытством, положение тела при стрельбе правильное, похоже, что из охотников, ну или учил его охотник. С винтовкой СВТ-40 незнаком, заметно, что видит в первый раз, глаза выдают. Для стрельбы из незнакомого оружия отстрелялся очень неплохо, если дать возможность пристреляться, будет очень хороший стрелок, но есть в нём что-то, чего я понять пока не могу, – пояснил сержант Коровин.
– Даже так? Что именно тебя беспокоит, уточни? – спросил Калугин.
– Пока не понял, но присмотрюсь, – ответил сержант.
– Ну а вы что скажете, товарищи командиры? – Калугин посмотрел на своего заместителя и командира 1-го взвода.
– Биография у него, конечно, подмочена, но стреляет действительно удовлетворительно, – ответил Шмаков.
– Думаю, что Волжин нас ещё удивит. Я бы поставил его снайпером, ну и пару надёжных бойцов, чтобы присмотрели, если что, – высказался Порошин.
– Времени у нас немного, максимум неделя на раскачивание, а потом на правый берег Волги. Коровин, пригласи сюда Волжина, поговорим с ним ещё раз, – распорядился Калугин.
Сержант Коровин встал и вышел из дома, благо до сарая было идти недалеко.
Я только расположился в сарае на ночёвку, как пришёл заместитель командира нашего взвода сержант Коровин. Выдернул меня, сказав, что командир роты вызывает. Я пожал плечами, здесь не место для возражений, зато познакомлюсь с командиром роты. Перешагнув порог избы, войдя в комнату, я представляться не стал. Здесь я по легенде ни разу не служившего человека. Откуда мне знать, что положено представляться? Просто остался стоять, в ожидании, что мне скажут.
– Ну что, Роман Волжин, готов повоевать за Родину в качестве снайпера? – сразу задал вопрос старший лейтенант, по всей видимости это и был командир роты.
Фамилию командира я уже знал. На вид старшему лейтенанту было лет за тридцать, по годам молодой мужик. Лицо простое, усы, глаза серые. Рост скорей всего средний, но широкоплеч.
– А то, как же? Что я зря писал заявление на добровольца? Бить врага из засады будет даже удобней, чем из окопа, – ответил я.
– Почему так считаешь? – спросил комвзвода Шмаков.
– Дак почти, как на охоте, если зверь тебя не видит, значит быстрей подстрелишь его, – пояснил я на вопрос Шмакова.
– Винтовка понравилась? – спросил Порошин.
– Изучить бы её повнимательней, разобрать, собрать. Ну ещё сделать кое-что для неё.
– Сделать? Что именно сделать надо? Винтовка и без твоих доделок хороша, бьёт точно, вроде достаточно, – удивился Порошин.
– При выстреле ствол подбрасывает. Дед учил насадку делать, мы же по роду своему кузнецы. Говорил, что насадка позволит выстрел делать точнее и звук выстрела скрадывает. Дед в Первую мировую воевал, там солдаты для противовеса штык одевали, так выстрел был точнее.
– Не одевать, а примкнуть, штык промыкается, – поправил Шмаков.
– Мне бы на денёк в какие мастерские попасть, за день насадку сделаю. А ещё костюм нужен, чтобы затаиться, а тебя никто не мог заметить, – сразу решил я вывалить то, что мне надо.
– Костюм? Нет у нас никаких костюмов, даже не мечтай, – сразу отрезал Порошин.
– Дак я сам сделаю, нехитрая работа, – уточнил я.
Калугин ухмыльнулся, посмотрел на своих боевых товарищей.
– Какие ещё будут пожелания? – спросил Калугин, явно веселясь.
– Напарника бы мне, чтобы прикрыл в бою спину. Когда следишь за зверем, по бокам и сзади ничего не видишь, так охотника самого могут дичью сделать, – ответил я.
– И такой напарник у тебя есть, как я понимаю. То-то ты за Ложкина речь вёл, разве нет? – этот вопрос задал Порошин.
– А чем Ложкин плох, память у него просто необыкновенная, шустрый, знаю его давно. А стрелять я его подучу, невелика наука, – ответил я.
Моё предложение о насадке заинтересовало Калугина, он попросил меня начеркать на листе бумаги насадку, что я и сделал.
– Шмаков, смотайся завтра с ним на станцию, там точно есть мастерские. Волжин, до вечера сделаешь насадку? – спросил Калугин.
– Работа несложная, если кузня есть и трубки найдём, часа за три-четыре управлюсь, – махнул я рукой, давая понять, что работа несложная.
Меня отпустили, задав несколько вопросов о семье и о желании воевать. На следующий день, сразу после завтрака мы отправились с комвзвода Шмаковым на станцию, в мастерские. Мне здорово повезло, нашлись тонкостенные трубки нужного диаметра, даже сварка имелась и прочие инструменты. Сварку выполнил местный мастер, резьбу нарезал токарь, в общем помогли. За три часа смастерили насадку. А по прибытию в расположение, в компании наших командиров из роты мы пошли испытывать приспособление. Дульный тормоз-компенсатор я сделал закрытого типа, получилось вполне недурно. Стрелять с упора вообще «песня». Попадание в цель более точное, и звук выстрела приглушён, что подтвердил сержант, который специально отходил в сторону, чтобы послушать.
– Интересная задумка, твой дед был изобретательным человеком, – одобрил Калугин, который сам ходил с нами на испытания.
– А главное все просто, насадка на ствол крепится, а на неё наворачиваться компенсатор, – тут же подхватил Порошин.
– На другие винтовки сможешь сделать, хотя бы штук пять-шесть? – спросил меня Калугин.
– Если помогать станут, то за день сделаем, – заверил я.
На следующий день все снайперы роты, а таковых было ещё четверо человек отправились вместе со мной, в сопровождении Шмакова, в мастерские и закипела работа. На третий день мне разрешили сделать маскировочный костюм «леший», а ещё утвердили мне в напарники Антона, чему Ловкач был рад, когда я ему об этом сообщил. Маскировочный костюм «леший» делали из рыбацкой сети, куртка пончо с капюшоном. На лохматые элементы костюмов взяли нити дратвы и мешковину, которую пришлось нарезать на тонкие полоски. Сами полоски выварили с травой, чтобы они приобрели зеленоватый оттенок. Когда командиры увидели результат нашей с Антоном работы, сначала рассмеялись, потом обругали. Но я предложил провести проверку на поляне возле лесопосадки. Затаившись в высокой траве, я смог показать командирам, насколько эффективен маскировочный костюм.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71439202?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виталий Свадьбин
Данная книга – продолжение серии "Княжий род". Став наследником семейной реликвии, которая позволяет мистическим образом вселиться разумом в тела своих предков, главный герой отправляется в тело своего двоюродного деда, чтобы изменить его судьбу. Попадает во время Великой Отечественной войны. Наш современник становится свидетелем и участником одной из самых страшных битв войны 20-го века, а именно в Сталинград. Он вместе со всеми переживает трудности и лишения сложного времени, видит как советский народ несёт на своих плечах тяжесть войны, понимает какой ценой досталась победа над фашизмом. Главный герой остро испытывает чувства страха, замечает душевную боль других людей, а также понимает насколько в этом времени ценится дружба и взаимовыручка, а также видит на каком напряжении сил советскому народу досталась победа над врагом своего Отечества.
Виталий Свадьбин
75 дней на правом берегу Волги
Победоносная защита Сталинграда
Является одним из подвигов,
О которых история всегда будет
Рассказывать с величайшим благоговением…
(Томас Манн, немецкий писатель)
От автора.
Для любителей фантастики вторая книга из серии «Княжий род». Книги в серии объединены только присутствием одного и того же героя. Хотя по сюжету разные. Герой вроде свидетеля и одновременно участника событий, происходящих в разные временные промежутки. Все события, эпизоды, имена, фамилии и действия выдуманы автором, порой не имеют ничего общего с реальной историей. Но для художественного смысла автор постарался приближать исторические события к реальной истории. В произведении автор использовал современные слова и выражения, чтобы было понятней читать любителям книг. Любителям точностей в истории, хочется напомнить, что книга всего лишь фантастический вымысел автора и ничего более. Использованы реальные названия городов и прочих населённых пунктов с целью художественного повествования. Фамилии реальных исторических личностей изменены, хотя некоторые пришлось оставить. В данном произведении автора задеты некоторые эпизоды Сталинградской битвы, как могло бы быть или действительно было. Даже среди реальных участников того времени существует несколько версий о событиях, но также осталось немало белых пятен в истории того времени по сей день. Автор в фантастическом вымысле предлагает свою версию в мелочах. Желаю приятного чтения любителям книг.
Предисловие.
Осень 2023 год. Самарская область. Село Давыдовка.
Пришла осень, я убрал остатки урожая с огорода, так как сестра Ольга уже укатила в город, у неё учёба, учится на врача. После окончания универа будет интернатура. Пусть учится, а я чем смогу, тем помогу, хотя понимаю, что молодой женщине в основном требуется финансовая помощь. Соседка, тётя Аня, помогла с заготовкой некоторых солений и запасов на зиму. В общем сообща управились. Домашней скотины у меня нет, так что можно заняться большим заказом ножей в кузнице. Работа с металлом успокаивала, а то после весенней врачебной комиссии здорово расстраивался. Мой дневной график я составил для себя вполне даже насыщенным. Утром физуха
, потом завтрак. После завтрака разжигаю горн
в кузнице. До обеда тружусь в поте лица. После обеда часовой отдых, потом в кузницу иду. Тем не менее по вечерам свободное время есть, после просмотра новостей. Обычно смотрю, как идут дела в зоне СВО
. Я на Донбассе недолго повоевал, быстро отхватил там осколки и контузию, медики меня списали на гражданку. Нет, вернуться конечно же можно, когда поправится здоровье, думал весной пройду ВКК
на профпригодность, но увы, ещё на год отфутболили
. Так что, если надумаю вернуться в армию, придётся в следующем году вновь сходить к медикам. После новостей, читаю какую-либо книгу или просматриваю дедовскую книгу, что досталась мне в наследство. Там есть древо рода, где указаны мои предки за несколько веков. Пролистывая страницы за 20-ый век, обратил внимание на короткую заметку. У моего деда оказывается был старший брат, которого осудили в сороковом году. И больше ничего. За что посадили? Где он, что с ним? Умер или нет? В общем ответов на мои вопросы нет. А заинтересовался я, потому что у дедовского брата имя Роман. Полистал древнюю книгу, но ничего не нашёл. Походил по дому, на глаза мне попался старый сундук, которым, как я помню, пользовалась бабушка. А ведь я этот сундук даже ни разу не открывал. Я подошёл к сундуку, на нём даже замка нет и открыл его, стал просматривать старые вещи. Кроме вещей обнаружил небольшую коробку. Открыв её, увидел женские украшения. Здесь тебе серебряные и золотые изделия, с камнями и без. Понятно, что осталось от бабушки. Отложив коробку в сторону и убрав ещё парочку бабушкиных шалей, увидел семейные альбомы с фотографиями и пакеты, куда фотографии сложены пачкой. Здесь же письма, перевязанные тесёмкой. Может эти фотографии и письма дадут мне нужный ответ о старшем брате моего деда. Странно то, что дед и бабушка никогда не упоминали о родном брате деда. Что такое приключилось между ними, что никто мне не рассказывали о нём? Просматривая пачку писем, обнаружил три очень старых письма, переписка между прабабушкой Екатериной и братом деда, то есть её сыном. Были здесь письма от прадеда к прабабушке, он тоже воевал, но был водителем в ремонтной бригаде. Имелась в семье, средняя дочь Мария, которая ушла на фронт в сорок втором году, осенью. От неё тоже имелись письма, но читать я пока не стал. Вот так постепенно узнаю о своих предках. Решил начать читать письма от старшего брата моего деда. Информации немного, но более точно выяснил, что двоюродный дед, а брат деда мне таковым приходится, в юности стал вором. Понятно, блатная романтика и всё такое увлекли юношу, вот и вступил на кривую дорожку. Последнее письмо дало мне понять, что двоюродный дед сидел в лагере, в Свердловской области, Севураллаг6 ТЛП
в селе Таборы. Где это находится, я даже понятия не имею. Не поленился взял карту и нашёл районный центр Таборы, что расположен на судоходной реке Тавда. Похоже, что ещё та глухомань. Последнее письмо от двоюродного деда имело дату лета 1942-го года, после этого семья с ним не переписывались. Ясности нет куда делся старший брат моего деда. Я достал старый альбом и стал просматривать фотографии, вклеенные в нём. Можно попробовать что-то понять по фотографиям, ведь многие раньше писали что-то на фотографических снимках. Мои просмотры принесли успех. Я нашёл фотографию юноши и маленького мальчика, с обратной стороны фото стояла дата июня месяца 1940-го года. Малыш сидел на коленях у юноши, имелась подпись о том, что на снимке братья и сколько им лет. Получалось, что Роману Романовичу Волжину в сороковом исполнилось двадцать. Я задумался о том, как мои прогулки в прошлое меняют будущее. Взять, к примеру то, что после первой моей выходки у меня появилась сестра Ольга, а раньше её не было. Но что более всего интересно, я нормально воспринимаю изменения будущего. И ещё один факт, изменения только в пределах моей семьи или рода. Страны и глобальной политики ничего не коснулось. Всё также, как и было. Союз развалился, появилась Российская Федерация. Послышался стук в дверь.
– Войдите, – крикнул я, машинально глянув на настенные часы, время не позднее, всего-то девятый час.
Вошла соседка тётя Аня, что живёт в доме рядом, которая дружила с моими дедом и бабушкой.
– Рома, я пирожков удумала настряпать, да так увлеклась, что налепила слишком много. Вот решила часть тебе занести, а то ты мужик холостой, сам наверняка ничего не постряпаешь. Тебе выпечку есть можно, даже нужно, – смущённо улыбаясь, заявила тётя Аня.
В руках соседка держала блюдо с пирожками и утюг. Я отложил альбом с фотографиями и посмотрел на пирожки и утюг. Аромат от выпечки стоял одуряющий.
– Тётя Аня, а утюг чего вы в руках держите? – спросил я, понимая, что наверняка утюгу требуется скорая помощь мастера.
– Да вот сгорел зараза, а выбрасывать жалко, вещь-то добрая, – пожаловалась соседка.
– Вы проходите и не разувайтесь, завтра всё равно полы мыть собирался. Давайте ваш утюг, посмотрю, чем он болен, – пригласил я соседку.
Соседка подала мне утюг, а блюдо с пирожками поставила на обеденный стол, сразу присев на лавку возле стола, в надежде поговорить со мной. Тётя Аня моложе по годам моих деда и бабушки, но видимо раньше они дружили по-соседски. Я достал инструменты и разложился прямо на обеденном столе, предварительно подстелив газеты. Разобрал утюг, быстро выяснив причину поломки, подгорела проводка.
– Тётя Аня, а вы раньше слышали о том, что у деда был старший брат? Ведь вы близко общались с моими родными, наверняка и праздники вместе справляли, – решился я спросить у соседки, надеясь, что она мне выдаст какую-либо информацию.
– А то, как же, в праздники часто собирались. Хорошее тогда было время, люди были куда дружнее, нежели сейчас. Что касается старшего брата Егора Романовича, то было дело, несколько раз слышала от Надежды Олеговны, твоей бабушки. Но немного. Твой дед не любил говорить на такие темы, Надежду всегда обрывал, если услышит, – начала рассказывать тётя Аня.
– И что слышали, может мне расскажете? – поторопил я соседку.
– Особо и рассказывать нечего. Однажды от Нади слышала, что старший брат твоего деда, звали его Роман, сгинул в лагерях. Когда именно не знаю, врать не стану. Но те, кто знал Романа, говорили весёлый был парень, только связался с нехорошей компанией. Отсидел первый срок, а затем и на второй попал. А чего вдруг интересуешься этим, дед и бабушка разве ничего не рассказывали? – соседка даже удивилась тому, что я ничего не знаю о родственнике.
– Просто фотографию старую нашёл, вот и спросил, – ответил я и подал довоенный снимок соседке.
Тётя Аня взяла снимок и рассмотрела его, потом вернула, положив рядом со мной на стол.
– Я же родилась после войны, так что не могла застать твоего двоюродного деда. Сама я с пятидесятого, так что о войне знаю только по рассказам родителей и соседей, – грустно произнесла соседка.
Далее поговорили о бытовых мелочах, соседка проинформировала меня о сплетнях в селе. Я её не прерывал, занимаясь утюгом. Закончив работу т проверив утюг на работоспособность, предложил соседке попить чаю с пирогами, но она отказалась.
– У меня белья, не поглаженного ворох, спасибо за утюг, пойду и займусь работой, – ответила соседка, распрощалась и ушла.
После ухода соседки я заварил чаю, чтобы попробовать выпечку соседки, уж больно вкусный аромат источает, аж слюни текут. Поедая пироги, да запивая их ароматным чаем, размышлял о своих попаданиях в прошлое. Порой всё, что со мной произошло казалось мне сущим бредом. Но появившаяся сестра живое доказательство того, что я не в бреду. Хотя откровенно не понимаю, как такие действия происходят, я о методах провала своего сознания в прошлое. Мне даже стало интересно, смогу я попасть в тело своего двоюродного деда или нет? Никаких инструкций по такому действию нет. Но я уже пробовал попасть вне графика, точнее вне очерёдности. Почему бы вновь не попробовать? Тем более в реальном времени я отсутствую всего минуту. Завтра обязательно попробую.
На следующий день, после завтрака я сходил в магазин и закупился продуктами, а потом вновь раскочегарил кузницу. Заказ надо выполнять, да и деньги не лишние, как минимум сестре раз в месяц отправлял денежный перевод. Ну а что? Девчонка молодая, наверняка хочется одеться в приличный шмот
, моя помощь точно не будет лишней. Когда возвращался из магазина, позвонила Ольга, я достал сотовый телефон и активировал связь.
– «Ромка, привет. Закончил со своим огородом, а то я рановато от тебя сбежала».
– «Привет, сестрёнка. Да, с огородом закончил, сейчас взялся за заказ, обратились ко мне с просьбой выковать партию охотничьих ножей, так что днём пропадаю в кузнице».
– «Рома, приезжай на праздник «Единства
», мы собираемся компанией, будут девушки с курса. Может у меня получится познакомить тебя с кем-нибудь, а то так и состаришься холостяком. Будешь старым и ворчливым, а тебя от этого просто обязана уберечь».
– «До праздника почти месяц, я подумаю над твоим предложением», – ответил я и отключил связь, попрощавшись с сестрой.
Пока шёл до дома задумался. Действительно, мне тридцать четыре года, а я так и не обзавёлся постоянной девушкой или женщиной. Раньше было не до этого, служба. А что сейчас мне мешает познакомиться с какой-либо девицей? Хотя бы для удовлетворения природных надобностей следует с кем-то наладить контакт. Есть в селе молодые женщины, что масляным взором поглядывают в мою сторону. Да взять ту же продавщицу в магазине, в котором только что был. Смотрела на меня так, будто готова напасть и изнасиловать прямо на прилавке. Я даже сплюнул с досады. Раз думаю о таком, значит точно природа давит на мой организм. В этот день работу в кузнице закончил пораньше. Вернувшись домой и попив чаю с остатками вчерашних пирожков, достал все приспособления для ритуала, что достались мне по наследству от деда. Разложился на полу. Когда ритуал сработает, моё тело потеряв сознание падает, мне точно дополнительные шишки не нужны. Я решился выяснить, что случилось с моим двоюродным дедом. Положив медную и старинную табличку перед собой, стал выбирать монету, из тех, что имелись в наличии. Мне нужна монета двадцатого века. Таковая нашлась, «николаевский червонец»
. Но возникает вопрос о дате выпуска монеты. На самой монете дата есть, 1901-ый год. Но меня смущает то, что я могу попасть в начало двадцатого века, а мне надо в начало Великой Отечественной войны. Что делать? Пришла некоторая мысль в голову. Я направился к бабушкиному сундуку. Не может быть, чтобы там не сохранились какие-либо старинные монеты первой половины 20-го века. Мои старания оправдались, монеты нашлись. Были сложены в какой-то мешочек, типа кисета для табака. Высыпал монеты прямо на пол. Имелись монетки тридцатых, сороковых и даже поздней чеканки, после нескольких денежных реформ в Советском Союзе. Я взял ту, которая датировалась сорок первым годом. Вернулся к ритуалу. В ячейку пластины вложил «царский червонец» а сверху положил медную монету сорок первого года. Взглянул на часы, они показывают 12: 05. Приступил к ритуалу, как и впервые два раза после того, как я сделал манипуляции с перстнем, у меня закружилась голова, в глазах потемнело и я потерял сознание.
Глава 1.
Лето 1942 года. Свердловская область. ТЛП – Ивкино. Таборы.
Пришло осознание как-то резко, но первое, что я почувствовал – это боль. Болели бока, грудь и живот, но главное болела голова. Первая мысль, что со мной случилось? Били что ли? Я открыл глаза, зрение проявилось не сразу. Вроде как размыто всё перед глазами. Тем не менее я рассмотрел стоящих возле меня троих мужиков, а четвёртый, присев на корточки рядом со мной, что-то говорит. Наконец у меня появился слух.
– Жерех, я тебе так скажу. Если ты ссучишься
, то пеняй на себя. Пришьём тебя, как суку. Ты подумай об этом, Жерех. Так-то ты пацан правильный, косяков
за тобой не водилось, так что не ломай свою судьбу, – произнёс чуть хрипловатым голосом тот, что присел возле меня.
А я похоже лежу на полу. Не надо иметь «семь пядей во лбу»
, чтобы понять, тело в которое я попал как следует поучили, возможно даже попинали ногами. Вон какие мордовороты стоят рядом. Что я понял в первую минуту? Говорят, на блатном жаргоне, так называемая «феня». Ага, значит я где-то в среде преступников. То, что я попал в тело своего двоюродного деда, я уже не сомневался. А называют меня здесь «Жерехом». Кстати, почему «Жерех»? Понятно, что кличка. Но откуда появилась такая? Попозже, возможно, получится выяснить. А для начала хотелось бы понять куда попал и какая сегодня дата. Чёрт, в животе нестерпимая боль, аж дыхание сбилось. Точно меня по животу пинали. Мгновенно рассмотрел того, что сидел на корточках. Немолодой, лет сорок, а то и побольше. Трёхдневная щетина, короткие ёршик волос, седой, в том числе на бороде и усах. Взгляд злобный и властный.
– Ты чего, Жерех, слух потерял? Я тебя спрашиваю, ты меня понял? – резко спросил «седой».
Я решил его называть «седым» пока не выясню его кличку. Похоже этот дядя здесь всем заправляет.
– Понял, – прохрипел я, чтобы не усугублять своё положение именно сейчас.
– Уберите его, бросьте на шконку
, пусть отлежится, – скомандовал кому-то «седой», поднялся с корточек и ушёл вправо от меня, за ним потянулись мордовороты.
Ко мне подбежали несколько заключённых, помогли добраться до спального места. Да уж. Похоже я попал в самый неприятный момент. Мой родственник во что-то вляпался, за что его слегка поучили. Интересно, мой двоюродный дед в авторитете или нет? Хотя какой особый авторитет? У него всего вторая ходка
, если я понял всё правильно. Думаю, что родственник всё же считается «блатным»
, в письме у бабушки есть упоминание о том, что родственника арестовали за кражу или что-то подобное. А воры точно в авторитете у жуликов и прочих преступников. Ладно, полежу, приду в себя, потом буду разбираться что здесь к чему. А пока надо больше слушать и смотреть, да рот держать закрытым. Осмотрелся вокруг. Ясно, что нахожусь в бараке для заключённых. Кроватей здесь нет, зато построены нары в два этажа. Моё место на нижних нарах. Что сие значит? А значит это то, что я совсем не на «нижней пищевой цепочке». То есть права кое-какие у меня имеются, уже хорошо. В той, своей настоящей жизни, я ничего общего с миром преступности не имел, не привлекала меня такая романтика. Если я что-то и знал из криминального мира, то очень поверхностно. Для меня мир военных ближе по духу и смыслу жизни. Барак какой-то мрачный, освещение здесь совсем не электрическое, вроде лампы масляные висят. Ну или какие в это время бывают? А точно, керосиновые. Читал, что до войны и во время войны все керосин покупали, хотя электричество должно быть. Но видимо не в лагере. Пока осматривался вокруг, рядом со мной, но на соседние нары присел молодой парень, лет двадцать, может двадцать пять. На лице щетина, волосы тёмные. На первый взгляд, средний рост, как и среднее телосложение.
– Как ты, Жерех? – спросил меня участливо парень.
Я повернул голову к незнакомому собеседнику. Чёрт, память родственника мне пока ничего не подсказывает. Может родственничка убили, а я вселился в его тело. Нет, так не должно быть, судя по прошлым провалам в прошлое. Пациент должен быть живым, иначе моё сознание не вселится в тело. Или правильней реципиент? Хотя какая собственно разница? Поднял руки и рассмотрел их. Кисти рук средние для парня лет двадцати. Перстней нет, в смысле наколок, как и нет того самого перстня, с помощью которого можно вернуться обратно в своё время и своё тело. А вот это, я вам скажу, совсем хреново. Чтобы как-то оправдаться по своему незнанию, решил, что буду имитировать травму головы. Типа потерял сознание, точнее память.
– Отлежусь, с этим проблем не будет. Вот только башку мне похоже повредили, звенит всё в голове и ничего не помню, что случилось до сегодняшнего дня, – произнёс я, стараясь сделать свою речь замедленной.
– Да чтоб меня! По голове тебя сильно пинали. Ты извини, что не вмешался за тебя. У тебя со смотрящим разговор был, тут другим вмешиваться нельзя. А «Пепел» вор авторитетный, он медвежатник
, сам понимаешь, что такие вес имеют
в лагере. К тому же ты сам «буром» попёр
. Что на тебя нашло? Ты же был в нормальных отношениях с Пеплом, зря спорить с ним начал, – тихо говорил мне парень, наклонившись, чтобы другие не слышали.
– Эй, Ловкач, чифирь
будешь? – окликнул кто-то моего собеседника.
Мой собеседник повернулся в сторону спрашивающего и дал согласие. А я сделал вывод, что у парня воровская кличка «Ловкач». Ловкач предложил мне хлебнуть крепкого чая, который они называют «чифирь», но я отказался. Внутренности мне похоже отбили, чувствую себя погано. Ловкач ушёл, а я, прикрыв глаза попробовал расслабиться, может боль утихнет. Надо будет осторожно выспрашивать у Ловкача о себе. Вновь попытался разбудить память двоюродного деда, но увы, пока тишина, с такими мыслями я уснул. Ночью меня никто не трогал.
Утром я не услышал утренней побудки, меня разбудили крики и шум в бараке, заключённые собирались на работу. Ловкач уже проснулся, так как его место пустовало. Я со вздохами и тихим стоном сел на шконке. Ощупал свою грудь, по моим предположениям рёбра у меня целы, да и внутренности вроде не отбиты. Тело болит конечно, но ушибы со временем заживут. Пока я занимался поверхностным обследованием своего тела, появился Ловкач.
– Жерех, быстрей одевайся, пойдём на утреннее построение, – поторопил меня приятель моего родственника.
То, что Ловкач приятель моего двоюродного деда догадаться несложно. Раз они подельники по какому-то преступлению, значит точно дружили, иначе бы не пошли вместе на преступление. Одеться мне несложно, я спал в одежде, натянул только обувь, в виде жутких ботинок, очень тяжёлых, но по всей видимости прочных. На дворе лето, однако я прихватил какой-то старый пиджачок, который лежал в изголовье на спальном месте. Построили нас в три шеренги возле барака. Поворачивая голову в стороны, я смог рассмотреть лагерный пункт. Два барака, куда вмещаются человек по шестьдесят, может чуть больше. Бараки стоят в одну линию. Может есть строения за бараками, но мне сейчас не видно. Зато перед бараками стоит два здания в один этаж. Одно чуть меньше, второе длиннее. Длинное скорей всего казарма для охраны, а вот то, что поменьше наверняка администрация лагеря. Зэки
со второго барака строились так же, как и мы в три шеренги. Пока шло построение, я решил задать несколько вопросов приятелю.
– Ловкач, сколько здесь бараков и что там, за нашими бараками? – закинул я пробный вопрос.
– Ты чего, в натуре
память потерял? – удивился Ловкач.
– У меня нет настроения шутить, чтоб я сдох, – зло высказал я.
– За нашими бараками ещё барак, столовая и склады, а ещё дальше пилорама
и столярка
. В этом пункте триста человек, часть лес валит, а часть работает на пилораме и в столярном цеху, плюс кухонные работники и кладовщик, – ответил Ловкач.
– Маловато народу, как считаешь? – удивился я, думая, что в лагерях сидят тысячи людей.
– Странно, что ты не помнишь, ведь уже два года здесь обитаем. Ну да ладно, хрен с твоей головой, может отпустит. Короче, народу было больше раза в три, но много кого отправили в Магадан. Нам может добавят, а может нет, пока так «загораем», меньше народу больше кислороду.
– Не знаешь, куда нас на работу отправят? – решил я задать более насущный вопрос.
Ловкач засмеялся, а глаза сделались хитрыми, будто он что-то задумал или уже сделал.
– Как не знать? Конечно знаю, я бригадира подмазал, пачку чая ему дал и две щепоти махорки, он нас на лесоповал записал. Неделю там будем «балду гонять
», сейчас лето. Если бы не мошкара, вообще бы радовались, – вновь засмеялся Ловкач.
– И что, нам лес пилить не надо? А где чай и махру взял, расскажешь? – задал я очередной вопрос.
– В карты выиграл. Ты же знаешь, что меня обыграть невозможно, даже если играю не своими картами, мне за это такую кликуху и дали, – улыбаясь шепнул Ловкач.
В этот момент в моей голове что-то щёлкнуло, будто часть памяти открылась. Может ключевое слово произнесено? Вполне может быть. Из воспоминания родственника я понял, как зовут моего приятеля, что мы вместе учились в шараге
, точнее я на год раньше. Должны были пойти на завод работать, но понесло нас по кривой дорожке в сторону криминала.
– Я имя твоё вспомнил, учились мы вместе в одном училище. Значит память возвращается. Слушай, братуха, в лесу на самом деле можно отлежаться? – спросил я.
– А то, как же? Пусть мужики
работают и политические, нам блатным
не положено, закон воровской не позволяет. Но не это главное. На делянке проволока припрятана, можно на зайцев петли ставить, полно там зайцев и прочей живности, пожрём по-человечески, – ответил Антон, так как я вспомнил его имя.
Наконец строится закончили, перед нами вышел начальник лагеря и прочие его заместители. Но я успел задать ещё один вопрос.
– А Пепел в лес не ездит?
– Нет, он в столярке обретается, чифирит и сушки с конфетками трескает. Зайчатины или рябчика ему мужики принесут, даже не сомневайся. Зато тебе будет возможность отлежаться в тишине, да брюхо набить нормальной жратвой, – прошептал Ловкач.
Заместитель начальника лагеря по списку оглашал всем, кто и куда двинется на работу. Мы с Антоном попали в список тех, кто едет валить лес. Везли нас на полуторке
, в кузов загрузили не только нас, но и двуручные пилы с топорами. Машин было три, погрузились не только зэки, но и конвойные, в мешках взяли сухари, крупу и чай, но без сахара. Заключённым сахар нельзя, так мне пояснил Антон, хотя блатные сахарком пользуются, у кого есть возможности купить у интенданта лагерного пункта. Нас выгрузили через двадцать минут. Конвойных немного примерно один «энкэвэдэшник
» на пять человек заключённых. После выгрузки Ловкач подошёл к одному из конвойных и о чём-то с ним договорился. Когда Ловкач вернулся ко мне, я заинтересовался о чём таком он договаривался.
– Я этих вертухаев знаю, в общем каждого пятого рябчика и каждого третьего зайца отдадим им, а они сделают вид незрячих, несколько человек займутся тем, что поставят петли, – пояснил мне процесс действий Антон.
Как бы не болело моё тело, но я решил посмотреть, каким образом ловят птиц и зайцев. С нами пошли два татарина, из мужиков. Видимо бывшие охотники, в ловле петлёй лесной живности они разбираются, да и я в дальнейшем понял, что ничего сложного нет. На зайца ставят петлю прямо на тропе, по которой заяц бегает. Что касается с рябчиками здесь вообще до смешного доходит. Над суком вешают петлю, на самом краю толстой ветки, за петлёй вешают гроздь рябины. Рябчик тянется за ягодами, в результате попадает в проволочную петлю.
– И что, здесь так много живности, не боятся человека? – спросил я у Антона.
– Я бы тоже не верил, если бы сам не видел. Рябчиков здесь очень много, уже к обеду что-то наловим, – заверил меня приятель.
Как только петли расставили, мы соорудили кострище, я завалился спать. Оба татарина, имён я пока не знаю, пошли собирать чернику, а Ловкач взялся заварить чифирь. Сон пока не шёл, я некоторое время наблюдал за Антоном.
– Антон, а что такое мы с тобой сделал, что срок получили? – решил спросить я.
– Магазин грабанули, а до этого у одного интеллигента хату взяли, гроши имелись, мы с тобой гульнули от души. А спьяну решили магазин подломить, вот и попались. Мне четыре года навесили, а тебе пять, так как ты по второй ходке идёшь, – коротко объяснил Антон.
Всё понятно, значит был мой двоюродный дед вором и завязывать не собирался. Меня же сейчас интересует вопрос моего возврата обратно домой. Перстня у моего родственника нет, память на этот счёт ничего пока не выдаёт. А что, если перстня не найду, как домой возвращаться? Пока размышлял уснул.
Разбудил меня Антон в обед, когда были приготовлены тушки зайцев и рябчиков, мужики сварили кашу из крупы. Мне пить чифирь не улыбается, желудок загубишь, да и зубам не полезно, так что я отказался.
– Ловкач, а как отсюда лес вывозить будут? – заинтересовался я, так как не увидел в первый день никакой техники.
– Через пару дней мужики с лошадьми будут, начнут трелевать
. Мы распилим брёвна по шесть метров, а потом вывезут от дороги тягачами на пилораму, – ответил мой приятель.
Лес валили десять дней, за эти дни я отлежался, молодое тело достаточно быстро заживало. Ну и приличная еда тоже давала свою пользу. То, чем кормили в самом лагере, лучше не поминать. Хотя зэки едят и не жалуются. Ловкач подогнал Пеплу охотничьи трофеи, что нас помирило с группой авторитетных сидельцев. Ловкач каждый вечер играл в карты, виртуоз в карточной игре. Ему бы фокусником быть, есть природный талант у человека. Я же чаще отсыпался на своём спальном месте, ну или размышлял, что делать дальше. Идёт война, я пытался вспомнить, когда начали комплектовать штрафные батальоны, но не мог вспомнить даже год.
– Жерех, сплетня интересная есть, – в один из вечеров подсел рядом со мной Ловкач.
– Какая сплетня? – лениво спросил я.
– Я тут подслушал политзаключённых, говорят, что вышел приказ «два-два-семь
». Будут набирать штрафные батальоны для отправки на фронт. Политические явно все будут рваться на фронт воевать. Теперь я хочу задаться вопросом, а кто будет работать? – возмутился Ловкач.
А ведь это хороший шанс. В принципе, я здесь именно за тем, чтобы изменить судьбу родственника, а не отсидеть за него весь срок. О создании штрафных батальонов мысль интересная. Правда я что-то читал, в своей жизни из будущего, что штрафные роты создавали уже в 1941-ом году, куда определяли военных по приговору трибунала.
– Слушай, Антон, а ведь это хороший шанс свалить отсюда, – шёпотом произнёс я, чуть наклонившись к приятелю.
– Сдурел? Тебе точно голову повредили. Как только мы заявимся, нас сразу определят в «ссученные». А сейчас мы воры, то есть уважение имеем. Мне осталось сидеть два года, тебе три. На кой чёрт нам с тобой такая выходка? Тем более у нас с тобой хороший тайник припрятан, там денег не на один год хватит, чтобы жить красиво, – возмутился Антон.
Переубедить приятеля будет непросто. А может и не надо переубеждать? Сам я точно запишусь в добровольцы. Мне эта блатная романтика никаким боком не упиралась. Читал я в будущем времени, что вину можно кровью смыть. Получил ранение, и ты чистый по биографии, воевать конечно дальше придётся, пока до Берлина не дойдём. Но меня такое не пугает. Воевать я умею. Срочную службу прошёл, но основной опыт получил, когда служил по контрактам. В Донбассе правда не повезло, практически в первые месяцы СВО отхватил тяжёлое ранение, но опыт точно не потерял. Антон моё молчание понял по-своему.
– Ромка, да ты никак на рывок
собрался пойти? – Антон уставился на меня округлившимися глазами.
Я ничего не ответил, да и говорить нечего. В побег я не собирался, именно воевать буду.
– Может тогда ещё кого подговорить, например Пепла или кого из его окружения, у кого сроки большие, – начал размышлять Антон, считая, что именно побег я задумал.
– Думаю, что всех подряд отпускать не станут, с тяжёлыми статьями точно мимо проскочат, даже не сомневайся, – поправил я приятеля, так как что-то такое слышал в другой жизни, в будущем.
В общем для себя я всё решил, осталось дождаться, когда в нашем лагерном пункте будут набирать зека для формирования штрафных батальонов.
Работать мы продолжали в бригаде по валке леса. В общем-то неплохо, а главное хорошая добавка к питанию в виде отловленной дичи, что сказывалось на наших молодых организмах положительно. Ловкач заверил меня, что к зиме договориться, чтобы нас перевели на пилораму или в столярный цех, так сказать в тепло. А в сентябре мы не только охотиться сможем, но и набрать клюквы с брусникой. Болот в этих краях хватает, клюква и брусника именно в таких местах растут. Как не крути, а витамины, что тоже идёт на пользу. О добровольном вступлении в штрафники я не забыл, ждал, когда в нашем лагере начнут набирать желающих. Ловкач что-то такое сболтнул «блатным», потому что меня призвал к себе Пепел. Место авторитета находилось в углу барака, подальше от входа и печь рядом. Зимой самое оно, чтобы спать в тепле. Проход между нарами у вора задёрнут шторой, типа занавески, чтобы посторонние не могли увидеть, чем занимаются там «блатные». Пепел полулёжа читал какую-то книгу, а может просто картинки рассматривал. Тот, который меня пригласил, кивнул на занавеску, и я вошёл в уголок «блатных». Ну прямо, как клуб по интересам, усмехнулся я мысленно. Из рассказов Ловкача, я сделал вывод, что Жерех, в теле которого я нахожусь, трусом не был. Наоборот, его считали дерзким, от чего он порой наживал неприятности на свою голову. Присев напротив Пепла, я молчал. А чего говорить? Меня позвали, вот пусть и начинают разговор сами. Пепел некоторое время молчал, хороший способ подавить человека психологически. Он наверняка думает, что я волнуюсь, гадая зачем меня позвали, но я спокоен, как танк.
– Жерех, что за фуфло
ты там надумал? – наконец прервав молчание спросил Пепел.
– Поясни, что-то не пойму, о чём речь, – спокойно ответил я, глядя прямо в глаза авторитету.
В голове крутилась мысль, почему Пепел меня об этом спрашивает. Неужели Ловкач что-то сболтнул лишнего? Особенно, когда Антон играет в карты, вполне мог что-нибудь брякнуть своим языком. Надо будет с ним поговорить. Он со мной или с блатным миром. Насильно я его за собой тащить точно не стану. Тем временем, Пепел хмыкнул на мои слова.
– Хочешь на рывок пойти, пока вас этапируют на фронт? Только я думаю, там будет всё куда как жёстче. Только дёрнешься и пристрелят сразу. Тебе осталось сидеть пару лет, когда освободишься я за тебя пару слов скажу правильным людям, будешь дела делать. Зачем тебе служить комиссарам, хочешь, чтобы тебя в ссученные определили? – красноречиво нарисовал Пепел мои перспективы.
Только не понимает авторитет, что моя задача вывести родственника с этой кривой дорожки. Сейчас я ему об этом говорить не стану.
– Я пока ничего не надумал, не вижу, чтобы кто-то набор штрафники объявил. Когда будет тема, тогда и говорить об этом можно, а сейчас пустой базар, – ответил я.
– Не хочешь под меня пойти, пристрою тебя в тёплое местечко? Не заметишь, как твой срок проскочит, а там на свободу к делам серьёзным допуск получишь, – начал вновь агитировать Пепел.
Я задумался о том, что будет делать авторитет, если я откажусь запрыгнуть под его крыло. Мне даже интересно стало, может родственник принимал предложение авторитетов? Что с ним случилось? Пожалуй, об этом я никогда не узнаю, ведь здесь и сейчас я меняю судьбу своего двоюродного деда.
– Я сам по себе. Зачем мне идти под тебя? У тебя и без меня хватает тех, кто по твоему слову стараются, как барбосы, – спокойно произнёс я, продолжая смотреть на Пепла.
– Борзый
ты, Жерех. Я сказал, ты услышал, а сейчас ступай и подумай, – вроде как с угрозой сказал Пепел и вновь прилёг, взяв в руки книгу.
Я встал и покинул закуток авторитета. Мне не довелось бывать в местах заключения, но не скажу, что я не общался с людьми, которые там побывали. Если сложить два и два, то становится понятным то, что за отказ от предложения Пепла мне постараются создать неприятности, вплоть до летального исхода. И думаю, что такое предупреждение не первое, я ведь появился в теле родственника именно в тот момент, когда он огребал от приспешников Пепла. Надо будет повысить осторожность, как говорится, ходить и оглядываться. Запросто могут сунуть заточку
в печень и прости прощай Рома Волжин.
Предложение Пепла я так и не принял. Наступил август, мы с Антоном по-прежнему ездили на лесоповал в составе бригады. Там особо работать не приходилось. Ловкач договаривался с конвойными и бригадиром, откупаясь нашими результатами охоты и рыбалки. Вся остальная бригада молчала, боялись мужики блатных. Мы занимались тем, что ловили рыбу в Тавде, ставили петли на птиц и зайцев. Два татарина, которые разбирались в охоте на лесных животных, многому нас научили. Оказалось, что в петлю можно поймать глухаря или тетерева. Подготовка не особо сложная. Расчищаешь в лесу небольшую площадку до песка и гальки. Огораживаешь место заборчиком, высотой до полуметра, оставляя два прохода. Над которыми закрепляется петля из мягкой и гибкой проволоки. Боровая птица садится на такую площадку, чтобы склёвывать мелкие камушки. Для чего так делает боровая дичь мне не объяснили. Дак вот, гуляет себе боровая птица по площадке и может выйти в проход, таким образом головой попадает в петлю, дёргается и попадается. Я здорово удивился, когда сам лично убедился в положительном результате. В один из таких дней, когда мы в обед готовили на костре тушки птиц и рыбы, Ловкач заговорил со мной серьёзным тоном.
– Жерех, зря ты не принял предложение Пепла. Заметил, что сегодня с нами поехали Муха и Комар? Они шестёрки
Пепла, оба хорошо владеют ножами. Думаю, что тебя замочить
хотят. Ты один от меня не отходи, вдвоём будет легче отбиться, – с тревогой во взгляде сообщил Антон.
Я задумался. Ну вот и первый звонок. Прирежут и спросить будет не с кого. А если даже следствие выяснит виновных, то им скорей всего просто добавят срок. Надо что-то решать, при чём затягивать не стоит.
– Говоришь хорошо владеют ножом? Антон, надо сделать так, чтобы Муха и Комар увидели, что я пошёл к реке один. Они наверняка увяжутся за мной, чтобы выполнить приказ Пепла. А ты в это время сделай так, будто я сплю у костра. Обязательно это кто-то должен увидеть, из мужиков или бригадир, так сказать, будут свидетели, которые подтвердят то, что мы потом скажем, – сев поближе к приятелю, я пояснил ему то, что он должен сделать.
– Да ты чего, братуха? Я тебя одного не оставлю, вдвоём отобьёмся от них, – начал протестовать Ловкач.
В мыслях я сделал заметку о том, что Ловкач готов рисковать ради своего друга. Надо вытаскивать парня отсюда. Он, конечно, авантюрист и любитель блатной романтики, но не всё для него потеряно. Попадёт на войну, а она такая, в смысле война, на многое влияет, люди там совсем другими становятся. По себе знаю, так как побывал и поучаствовал в боевых действиях.
– Антон, сделай так, как я говорю. Доверься мне, всё сделаю правильно, – почти приказным тоном заявил я.
Возле костра имелся шалаш, в котором мы и устроили имитацию спящего человека. Антон сходил к костру, где сидели Муха и Комар. Тихо им шепнул, что Жерех, то есть я, принесёт рыбы, вроде как донки
проверять буду. В общем сделали вброс ложной информации. Я двинулся к реке, но спрятавшись за деревом заметил, как за мной пошли Муха и Комар. По лесу я шёл, чтобы меня больше никто не увидел. Не подходя к самой реке, спрятался и стал дожидаться шестёрок Пепла. Для оружия подобрал крепкую палку, не с голыми же руками кидаться на ножи. Справлюсь ли я с двумя шустрыми жуликами? Надеюсь, что справлюсь. В той, другой жизни, я отлично владел боксом и борьбой айкидо. А здесь тело у моего близкого родственника вполне сильное, я бы даже сказал спортивное. Я стоял за толстой сосной, как раз на пути Мухи, Комар шёл чуть в стороне. Видимо они хотели выйти к реке с разных сторон. А может ещё что-то замышляли, у них не спросишь. Когда Муха прошёл рядом со мной, я прыгнул на него со спины, взяв его в захват за шею и прикрыв ему рот. Удушающий приём не шутки, чуть передержал и человек отправится на небеса. Как только Муха затих, я встал и крадучись двинулся в сторону Комара. Использовать эффект неожиданности с Комаром не получилось. В последний момент под моей ногой хрустнула ветка, Комар сразу и мгновенно обернулся, выхватив нож. А нож у него вполне сгодиться для убийства. Но у меня в руках имелась хорошая дубинка, в виде крепкой палки. Комар выставил передо мной руку с ножом, время от времени делая опасные взмахи и выпады.
– Я тебе, падла, кишки достану и на твою палку намотаю, – выкрикивал Комар.
Ростом бандит был невысокого, но очень шустрый, двигался быстро. Я сделал обманное движение, присел и ударил Комара палкой по колену, от чего он взвыл и согнулся, продолжая держать нож в вытянутой руке. Следующим удар я нанёс по кисти бандита, нож выпал, а я кинулся к Комару, сразу взяв его на удушающий приём. Через пару минут бандит затих. Теперь мне предстояло, что-то изобразить, вроде картины, будто бандиты самоубились. Я огляделся. В двух метрах заметил обломанную сосёнку с острым концом, от земли сантиметров тридцать. Не знаю кто обломил эту сухаринню
, но наткнувшись на такую, вполне можно травмироваться. Я подтащил тело Комара ближе, принёс поваленное дерево, небольшое и тоже сухое. Положил так, чтобы подумали, будто Комар запнулся за бревно. Сам же взяв Комара за ворот, насадил его шеей на острый конец обломка, тонкого деревца, что торчал из земли. Видимо я не сразу удавил Комара, скорей всего он был жив, так как из раны пошла кровь. Осмотрев место «несчастного случая», я спрятал нож Комару за пояс, потом постарался уничтожить свои следы. Пора вернуться к Мухе. Повторять те же действия нет смысла, можно вызвать подозрение. Потому я взвалил Муху на плечо и потащил его к реке. Там я видел валуны. Сделаем вид, что Муха поскользнулся и ударился затылком о камень. Через двадцать минут я закончил с подготовкой «несчастных случаев». Проверять донки не стал, ведь по легенде я сейчас сплю в шалаше. К костру вернулся осторожно и забрался в шалаш. Как выяснилось позже, о том, что я сплю знали не только работающие зэка, но и один из конвойных. Вечером, когда нас стали собирать, чтобы вернуть в лагерь, естественно хватились двух недостающих зэков. Поднялся шум. Причина понятна, сидельцы вполне могли совершить побег. Нас повезли в лагерь, а часть конвоя отправилась на поиски Комара и Мухи. Нашли их быстро, но трогать не стали. Вызвали из лагеря начальство, скорей всего будут проводить следственные действия. А может не будут, спишут и все дела. Я ещё толком не разобрался, как здесь относятся к смерти заключённых. На допрос нас вызывали всех, каждый твердил, что никуда не отлучались. А несколько сидельцев заявили, что они слышали будто умершие собирались к реке. Из окружения Пепла на меня посматривали со злобой, но никаких обвинений не предъявляли. Ловкач, когда узнал об убитых жуликах, пытался вывести меня на откровенный разговор.
– Жерех, расскажешь, как ты это сделал? – спросил Антон, заведя меня в уединённое место в лагере.
– Когда-нибудь обязательно расскажу, а сейчас ты просто забудь об этом. Дело не в том, что я тебе не доверяю, напротив я тебя считаю своим другом. Однако болтать об этом случае не станем, во избежание проблем, мало ли кто может подслушать наш разговор, – ответил я.
Ловкач настаивать не стал. Я же старался вообще ни во что не ввязываться. От лагерных политзаключённых постоянно шли разговоры, что уже в этом месяце будет набор в штрафные подразделения, а упускать такой шанс я не собирался.
Интерлюдия. ТЛП – Ивкино. Таборы.
Начальник лагерного пункта «Ивкино» майор госбезопасности НКВД СССР
Яков Соломонович Зельцман только что приехал из Свердловска, куда был вызван, в управление ГУЛАГ
по Свердловской области, к руководству. Там ему сообщили, что его лагерный пункт будет расширяться, так как количество заключённых будет увеличено до тысячи человек. Кроме этого, часть снабжения придётся взять на себя. Есть рыба в реке, а в лесу хватает диких животных, вот и обязаны позаботиться о питании личного состава. Такая постанова совсем не понравилась Зельцману, но с начальством не поспоришь, вредно для карьеры и здоровья. Тем более, что у майора госбезопасности налажены кое-какие дела на местном уровне, что позволяет ему пополнять свой личный карман, в плане денежных знаков. А ещё сообщили, что в течении недели к нему прибудет отряд для транспортировки некоторых заключённых, которые попадут во вновь формирующиеся штрафные батальоны. Задача Зельцмана подготовить списки желающих вступить в ряды штрафников. Прежде всего Яков Соломонович вызвал к себе на разговор воровского авторитета Матвея Широкова, в криминальной среде по кличке «Пепел». Как только в кабинет начальника лагеря ввели Широкова, Зельцман махнул рукой конвою, чтобы его оставили с криминальным авторитетом наедине.
– Широков, у на с тобой договорённость, которую мы соблюдаем. Ты держись в узде своих блатных, а я вам «кровь не сворачиваю»
. Что касается ваших Мухи и Комара, то я оформляю несчастный случай, мне здесь комиссии и следователи не нужны. С этим понятно, может вопросы имеются? – майор посмотрел на заключённого, прищурив глаза.
Пепел покачал положительно головой, дескать он согласен.
– Далее, поставишь своего резчика по дереву на срочный заказ, мне нужны шахматы, десять комплектов, до конца месяца. Внутреннюю часть бархатом заклеите, материал подвезу на днях. Начиная с завтрашнего дня готовите комплект бруса, будем бараки строить. Семь бараков, ждём пополнения до зимы. Понятно, что вопрос не к тебе, а к бригадирам, но ты проследишь, чтобы трудились быстро и с огоньком, иначе я всех блатных на стройку выгоню и охрану поставлю, чтобы трудились в поте лица. Тебе это надо? Вижу, что нет. На этом всё, ступай, – закончил свой монолог майор госбезопасности.
Пепел молчал, не вступая в разговор. Оба хорошо понимали на чьей стороне сила. Если начальник захочет, может здорово жизнь заключённым усложнить. Потому ранее достигнутые договорённости следует соблюдать обоюдно. Как только Матвея Широкова увели, Зельцман поставил чайник на плиту, собираясь заварить себе чая. Когда чайник вскипел, и начальник лагеря заваривал себе крепкого чая, в кабинет зашёл оперуполномоченный ОРО
старший лейтенант госбезопасности Константин Миронович Легаев.
– Заходи, Костя, если чай будешь, сам себя обслужи, – предложил начальник лагеря своему оперу.
Старший лейтенант достал из шкафа кружку, налил заваренный чай и добавил сахара.
– Твой задача, Константин, просмотреть все дела нашего спецконтингента. Сегодня на вечерней поверке сделаем объявление о наборе в штрафные роты и штрафные батальоны. Все желающие будут писать заявление. Ты отсортируешь всех блатных с «тяжёлыми» статьями, у политических оставляешь всех, кто связан с контрреволюционными делами. В общем сам разберёшься. К приезду комиссии всё должно быть готово, у тебя неделя не больше, – Яков Соломонович поморщился от горячего чая.
– Яков Соломонович, может сразу избавимся частично от блатных? – воспользовавшись паузой предложил оперуполномоченный лагеря.
– Частично, отбери всех склонных к бунту или через чур резвых. Нехай едут воевать, к нам скоро этого «добра» достаточно подвезут. Если кто-то из таких не изъявит желание воевать, нажми, как следует нажми. Если полсотни наберём, уже будет достаточно, главное выполнить распоряжение начальства, чтобы это самое начальство не приехало с проверками к нам. Нам ещё бараки для спецконтингента строить и казармы для личного состава охраны, думаю до двух рот нам увеличат охрану, – задумчиво произнёс Зельцман.
После чаепития Легаев покинул кабинет начальника лагеря, а Зельцман стал вновь размышлять о том, что по прибытии новых людей не помешает увеличить производство изделий и пиломатериала, чтобы продавать на сторону. Эх, ещё бы парочку резчиков, тогда можно будет резную мебель наладить, а такая пользуется спросом в области. Так в мечтах и планах майор не заметил, как наступил вечер, пора собираться в посёлок. Дом начальника лагеря находился в посёлке Таборы.
Лето 1942 год. Лагерный Пункт «Ивкино». Штрафные добровольцы.
Наконец на одной из вечерних поверок объявили, что будут набирать добровольцев для отправки на фронт. С речью выступал сам начальник лагеря. Речь у майора госбезопасности получилась пламенная, идеологически правильная. Типа Родина нуждается в героях, а роль героев уготована нам. Ибо есть возможность исправить нашу судьбу, встав в один строй с защитниками Родины. За неделю подготовят списки, а потом отправят в Североуральск. Я в душе порадовался такой новости, уж очень хотелось быстрее свалить из лагеря. В этот же вечер решил поговорить с Ловкачом серьёзно, хочется понимать, что будет кому мою спину прикрыть. Я подошёл к столу, где в очередной раз играли в карты. Вообще я удивляюсь заключённым, тот же Ловкач постоянно выигрывает у зэков, а они всё равно садятся с ним за карты. За время, что нахожусь здесь ни разу не видел, чтобы Антон проиграл. Но своё место приятель знал, очень редко садился за игру с людьми Пепла, чтобы не нажить неприятностей. Дождался, когда Антон в очередной раз заберёт выигрыш, шепнул ему на ухо, что надо бы поговорить в укромном месте.
– Сегодня нам барак закрыли, а здесь внутри не получится, – ответил Антон, не желая покидать стол с картами.
– А чего вдруг нас закрыли, что-то случилось? – удивился я.
– Да хрен его знает, может боятся, что после сегодняшнего объявления кто-то на рывок решится, – беззаботно ответил Антон и вернулся к игре.
Настаивать я не стал, решил, что завтра на работе поговорим. На следующий день получили сухой паёк и выехали на лесную делянку. Мы с Антоном расставили петли, в ожидании добычи. Развели костёр и решили побаловаться чайком, так как в лагере у нас статус «блатных», то работа не для нас, хотя я бы не отказался помахать топором. Но как говориться назвался индюком, полезай в суп. Я огляделся, рядом чужих ушей нет, можно и поговорить с приятелем.
– Антон, что думаешь о том, чтобы отправиться на фронт? – осторожно спросил я.
– Да выкинь ты всю эту дурь из головы. На хрена тебе это всё надо? Ты же сам после первой отсидки говорил, что тебе с комиссарами не по пути. А сейчас что с тобой случилось? Нам отбывать срок осталось всего ничего, на одной ноге простоять можно. К тому же припрятаны у нас с тобой рублики-бублики, заживём как люди, в Одессу подадимся, – говорил Антон весело, наверняка сам верит в то, что говорит.
– С блатной жизнью надо заканчивать, Антон. К тому же город Одессу скоро немцы займут. Не будет из этого ничего хорошего, а война может изменить нашу жизнь. Вернёмся, отмывшись от всех грехов.
– Рома, на войне убить могут, при чём быстро и наверняка. Оно тебе надо?
– Убить и в лагере могут. Забыл про Муху и Комара? А иначе придётся ложиться под Пепла, ну или ему подобного. Тебе нравится шустрить на кого-то? Блатная романтика для малолеток, а мы с тобой уже выросли из этого, оба понимаем, что здесь и к чему. Я точно заяву подам, ну а ты сам решай, как тебе быть, – я видел, что переубедить Антона будет трудно, а может вообще невозможно.
– Дурак ты, Ромка. Чего тебе свою голову за комиссаров подставлять. Забыл, как людей забирали краснопузые? У меня дядю забрали за то, чего он не делал, а когда разобрались, то трибунал уже всё решил, даже похоронить не дали, – хмуро произнёс Антон.
А ведь я по сути ничего не знаю о том, что привело парней на кривую дорожку. Забивать голову идеями о светлом будущем не хочу. Я точно знаю, что в будущем нет никакого светлого коммунизма, а через полвека СССР вообще развалится. Воть только сказать другу об этом не могу, не имею права. И вообще, я здесь временно. Выполню свою задачу и вернусь обратно в своё время, если, конечно, перстень найду, чтобы провести ритуал. Я тоже молчал, ничего не говоря Антону. Заводить повторно разговор на тему штрафбата не имело смысла.
Попав в эту, необычную для меня среду, я много наблюдал за людьми. В своём теле, в будущем, я слышал разное про ГУЛАГ, а сейчас имелась возможность увидеть такую жизнь воочию. Ещё месяца не прошло, как я попал сюда. Однажды проходя мимо зэка, которых здесь называют «мужиками», услышал разговор.
– Здесь в лагере можно сказать, что рай. Я в прошлую ходку отбывал под Воркутой, там начальник был просто зверь. Кормёжка такая, что в пору ноги протянуть, – рассказывал один заключённый, который отбывал наказание явно не в первый раз.
Действительно мне не показалось, что здесь в лагере прямо ужас ужасный. На нарах тюфяки
, набиваются сеном, вместо подушки то же самое. Но главное раз в месяц меняют. Чехлы от тюфяков стирают. По слухам местных зэка начальник лагеря страсть как не любит клопов. Даже говорят бесится от таких сведений. Имеется баня, чтобы заключённые не завшивели. Да даже взять то, что мы с Антоном занимались примитивной охотой и нам никто не мешал, тоже ведь показатель. Производство налажено. На пилораме пилят шпалы, брус и доски разной толщины. Есть столярный цех, где собирают мебель. Хотя подозреваю, что начальник лагеря делает, что называется деньги. У него даже фамилия подходящая Зельцман. Кроме столярной мастерской имеется подсобное хозяйство, разводят свиней, крупный рогатый скот. Куда девают мясо? Здесь ничего сказать не могу, не выяснял. Что-то попадает в котлы заключённым, но редко и мало. Разве что хвосты и копыта. Охрана питается хорошо, что-то наверняка сдают государству. Опять же те заключённые, что работают на мебельном производстве питаются сносно. За блатных ничего не скажу, сами они работают редко, можно сказать никогда, зато питание приличное. У того же Пепла и его окружения всегда есть чай и сахар. Мой приятель Ловкач тоже не голодает, он картёжник виртуозный. Что надо выигрывает в карты. От своего приятеля слышал, что тело, в котором я сейчас, мог бы стать крутым взломщиком, Пепел хотел в ученики его взять, но что-то пошло не так. Я до сих пор не знаю по какой причине Пепел и Жерех до ссоры дошли, а бойцы Пепла избили моего деда, ну естественно двоюродного. Отношения между политическими и уголовниками простыми не назовёшь. Время от времени уголовники дубасят политических. До массовых драк в этом лагере не доходит, охрана пресекает. Я подозреваю, что уголовники поддерживают здесь тот порядок, который нужен начальнику лагеря. Надеюсь, что я свалю отсюда вскоре. А предпосылки имеются. Часть спецконтингента стали активно вызывать на разговор к куму
, есть здесь такой сотрудник лагеря, который занимается оперативной работой. То, что кум выводит на разные разговоры никого не удивишь, понятно, что вербует или информацию собирает. Занимается здесь в лагере этим старший лейтенант госбезопасности Легаев. Меня тоже вызвали на такой разговор.
– Гражданин Волжин, у тебя есть возможность искупить свою вину перед Родиной. Для этого требуется написать заявление, что ты добровольно желаешь отправиться на фронт защищать Советский Союз от фашистского захватчика. Статья у тебя нетяжёлая, так что вполне подходишь, – начал промывать мне мозги опер.
– Я с превеликим удовольствием, гражданин начальник, – сразу согласился я.
Мой ответ явно удивил, а может разочаровал опера, его лицо от удивления даже вытянулось, а брови поползли вверх. Наверняка ожидал, что я буду всячески отпираться от такого «счастья». Ведь Роман Волжин относился к статусу «блатных», статьи соответствующие – кража и грабёж.
– Даже так? Тогда пиши заявление, на следующей неделе всех добровольцев вывезут, так сказать, будет отправка на фронт, – велел опер, оправившись от удивления.
Подозреваю, что кум не один раз пытался обрабатывать моего родственника на предмет стать стукачом
, но наверняка потерпел неудачу, вот и удивился моему поведению и согласию сейчас. Кум отпустил меня, как только я нацарапал на бумаге своё заявление. Выйдя из оперчасти, я задумался. О том, что я решился на добровольца Пепел узнает быстро, у меня могут появиться серьёзные проблемы. А зачем мне проблемы? Правильно, совсем не нужны. Надо прожить в лагере несколько оставшихся дней спокойно. Потому пойдём на хитрость. Как я и ожидал, Пепел дёрнул меня на разговор в первый же вечер.
– Жерех, ты заявление накатал, торопишься служить комиссарам? Понимаешь, что тебя определят в ссученные? – зло и с явной угрозой заговорил со мной авторитет.
– Никому я служить не собираюсь, мне вольным нравится быть. На рывок пойду, как только возможность появится, – ответил я, не отводя взгляда от лица авторитета.
– Тебе же всего три года осталось отзвонить
. С чего вдруг такая смена настроения, здесь вполне тепло и уютно? – удивился Пепел.
– Не вижу смысла терять три года. Сейчас война, много возможностей появилось. Те же интенданты на своих складах жиреют, а бог велел делиться, – улыбаясь ответил я.
По выражению лица Пепла заметно, что я здорово его озадачил. Он молчал минуты три, не меньше, о чём-то размышляя.
– Ловкач с тобой пойдёт? – задумчиво спросил Пепел.
– Не знаю, у Ловкача своя голова есть, пусть думает. К тому же срок у него меньше, чем у меня, я ему не отец родной, чтобы решение за него принимать, – ответил я, размышляя о том, пойдёт за мной мой приятель или нет.
– Считаешь, что будет возможность рвануть? – вновь переспросил Пепел.
– Там забора нет, а возможности всегда есть, их только увидеть надо и не прозевать, – я даже ухмыльнутся для убедительности.
– Ладно, ступай мне подумать надо, – закончил наш разговор Пепел.
Я покинул закуток авторитета с мыслью, что надо вновь поговорить с приятелем Антоном, чтобы у него не было ложной информации. Вечером поговорить не получилось, внутри барака не то место, где такие разговоры вести. А на улицу не выйти, бараки стали закрывать на ночь. То, что кто-то в туалет захочет, администрацию лагеря не волнует. Ловкач как обычно сел в карты играть, теперь его до полуночи из-за стола не вытянешь. Я улёгся на нары, решил выспаться, поговорю с приятелем завтра.
На следующий день, как приехали в лесную деляну, бригадир объявил, что сегодня требуется свалить не менее трёх десятков кедров. Явно для мебели древесину готовят. Нам с Антоном по статусу топором махать не положено, так что занялись привычным занятием, ставили петли для ловли боровой птицы и зайцев. Когда закончили, вернулись к костру, чайком побаловаться.
– Антон, а чего конвой так халатно смотрит на то, что мы по лесу бродим? – решил я начать разговор с приятелем.
– Бежать в этих краях некуда, кругом болота. Если вертухаи
с псами не догонят, то в болтах пропадёшь. Отсюда один путь по реке, другого нет, – ответил Антон, он уже не удивлялся тому, что я некоторые моменты не помню.
Антон разлил чай по кружкам. Я заметил, что мой приятель, когда рядом нет других жуликов, чифирь не пьёт, возможно, что не подсел на этот напиток, так как чифирь может вызывать привыкание.
– Антон, ты в курсе, что я дал согласие на добровольца? – спросил я.
– Ты же сам говорил, что собираешься на фронт, – почему-то мрачно ответил Ловкач.
– Я Пеплу сказал, что на рывок собираюсь, чтобы они мне в оставшиеся дни жизнь не усложняли, – коротко пояснил я.
– Да знаю я, ко мне с вопросами подходили, я сказал, что ты сам решаешь, что тебе делать. Гарантию дам, что Пепел с тобой людей отправит. У него какие-то дела в Москве не терпят отлагательств, а заодно поручит своим упырям тебя замочить, если ты вдруг откажешься бежать, так и знай, – всё с тем же мрачным выражением лица произнёс Антон.
Мы помолчали, я чувствовал, что приятель сильно расстроен, хоть и старается не показывать этого.
– Антоха, давай со мной. Мы же с тобой друзья не разлей вода, разве не так? – решил я попробовать уговорить Ловкача ещё раз.
Приятель резко повернулся ко мне, рванул себя за ворот, но вдруг мгновенно успокоился.
– Ну чего ты рвёшь мне душу, Ромка? Да и воевать я не умею, кстати ты тоже. Убьют нас в первом же бою, точно тебе говорю, – тихо проговорил Антон.
– Не убьют, я везучий, а значит моё везение на тебя распространяется. Воевать тебя научу, обещаю, – совершенно искренне высказался я, нравился мне приятель моего двоюродного деда.
– Ага, здорово нам помогло твоё везение, когда нас за магазин сцапали. Научит он, сам не умеет, а научит, – откровенно усомнился Ловкач в моих словах.
– Мы же с тобой пьяные были, сам говорил, а на войне главное не зевать, быть постоянно осторожным, вместе научимся. Жизнь свою изменим, нормальными людьми станем, – мне очень хотелось, чтобы Антон согласился.
Антон ничего мне не ответил, выплеснул остатки чая в костёр и пошёл проверять петли на птиц. Весь оставшийся день мы не разговаривали до самого вечера, даже возвращались в лагерь молча. После ужина Ловкач сел в очередной раз играть в карты, а я ушёл спать.
Прошла неделя, в субботу был банный день, на работу в лес никого не вывозили. Трудились в цехах, но только до обеда. Я в очередной раз убедился в том, что начальник лагеря здесь первый после бога, как захочет, так и будет. А в воскресенья приехали гости. Хотя какие гости к чертям собачьим? По реке катер притащил баржу. Оборудованную под транспортировку заключённых. Сразу после завтрака нам объявили прямо в бараке, что будут вызывать по списку народ.
– Все, чьи фамилии назову, выходить строиться во двор, свои вещи берите с собой, – объявил сержант госбезопасности из конвойных.
Вызывали по алфавиту, мою фамилию назвали в числе первых. На улице стояли конвойные и сразу загоняли нас в строй. Вскоре вышел Антон, он прошёл к строю и встал рядом со мной. Значит мой друг решился идти со мной, что меня радовало. В бараке видимо поднялся шум, так как туда забежали с десяток конвойных. Я оглянулся на барак.
– Политические бузят, контриков
не берут, хоть и просятся они. Пепел всё же засунул своих, посмотри на тех, что стоят справа, Чирок и Пятак. Здоровые словно лоси. Оба осуждены за мокряк
, но думаю, что Пепел договорился с хозяином
, – прошептал мне Антон, чтобы никто не услышал.
Я посмотрел на здоровых уркаганов, что стояли с краю строя, действительно видно, что физически очень сильные. В строй выходили из всех трёх бараков, строились в четыре шеренги. Когда закончили вызывать будущих штрафников, притащились заключённые, что работали на кухне. Привезли сухой паёк на тележке, в который вошли треть буханки хлеба, десяток сухарей. А ещё, что мне показалось странным, кусок сала примерно на сто пятьдесят грамм. У всех имелись мешки, с подвязками, чтобы носить за спиной, вроде рюкзака. Народ складывал скудный паёк в свои сидоры
. Когда паёк раздали вышел начальник лагеря вместе с конвоем, который будет сопровождать нас. Майор Зельцман толкнул пламенную речь о защите Родины и всё такое, типа мы встали на путь исправления, а своей кровью искупим всю тяжесть вины. А Коммунистическая партия, под руководством Вождя, товарища Сталина, поведут нас в светлое будущее. Говорил красиво, я аж заслушался. А потом подумал, что умели коммунисты своими речами зомбировать людей этого времени. Колонной нас повели на выход из лагеря, к реке, именно там стояла баржа, по моим прикидкам из лагеря забрали почти восемьдесят человек, может чуть больше, а может меньше. Заключённые шагали вольным шагом.
– Сейчас запрут нас в барже, как селёдку в банке. Скорей всего до Тавды сплавятся, там железная дорога есть, – произнёс негромко Ловкач.
Я подумал, что моё тело тоже наверняка знало куда могут везти, ведь в лагерь как-то доставили. Только память родственника не торопилась делиться со мной знаниями. В очередной раз я подумал о том, где мне найти перстень, который вернёт меня обратно в моё время через ритуал. Как только подошли к реке, я рассмотрел катер и баржу. Сам катер по принципу буксира, но толкает баржу в корму, скорей всего закреплено там всё прочно. На палубе баржи малые постройки, явно не для нас, а для конвоя. Действительно, нас загрузили в трюм баржи, освещения здесь не было, точнее не было искусственного освещения, зато имелись вентиляционные люки, которые были зарешечены. А иначе была бы вероятность задохнуться в трюме. Да и конвою наблюдать можно через такие люки вентиляции, даже пострелять можно, если потребуется. Ловкач выбрал место недалеко одного из люков, таковых имелось три штуки. Места были заняты, но Ловкач, не обременяя себя любовью к ближним, распинал ногами некоторых заключённых, освободив нам место. Я заметил, что блатные конкретно шугали других заключённых не стесняясь. Если кто-то что-то проворчал, то Ловкач шикнул, ворчание сразу прекратилось. Мы уселись, привалившись спиной к борту баржи. Антон развязал свой сидор, стал осматривать свои пожитки. Похвастался мне почти новой колодой карт. Не может Ловкач без игры в азартные игры, в будущем таких людей будут называть игроманы. Немного порывшись, Антон достал два предмета, закрыв полой пиджака от чужих глаз, показал мне.
– Смотри чем разжился, два дня назад выиграл у нашего кузнеца. Поверь на слово, мастер он хороший, много перьев
сделал, никто не жаловался, – улыбаясь прошептал Антон.
Это были ножи в ножнах, а точнее финский нож, в народе назывался «финкой». Широкое и короткое лезвие, ручка выполнена из бересты. Я такие ножи встречал в будущем, что интересно из-за бересты нож не тонет в воде. Сделан качественно, ведь я сам кузнец, правда в другой жизни. В общем вещь очень полезная, таким хоть сало порезать, хоть горло кому-нибудь вскрыть. Я проверил заточку клинка. Что сказать, лагерный кузнец мастер однозначно, жаль не познакомился с ним. Развязав свой сидор, я достал нательную рубаху и стал резать её на полосы.
– У тебя что, рубаха лишняя? – удивился Антон.
– Делай как я, не зубоскаль, – коротко произнёс я.
Я задрал штанину и начал приматывать финку с ножнами к икре правой ноги тканевой полосой от рубахи. Я правша, с этой стороны мне удобней достать клинок, если возникнет такая надобность.
– Думаешь нас шмонать
будут? – спросил меня Антон, но повторил мои действия.
– Думаю, что не без этого. Кое-что оставят, а вот ножи отберут однозначно, чтобы мы в дороге друг другу уши не обрезали. К тому же нам где-то по дороге другую одежду дадут, не отправят же в бой в том, что на нас сейчас, – коротко пояснил я.
Я считаю, что при качественном обыске мы так просто свои финки не спрячем, но попытаться стоит. Ловкач продолжал инспектировать своё барахло, а я, привалившись головой к борту баржи задремал.
Лето 1942 год. По реке до Тавды. Штрафники-добровольцы.
Я проспал пару часов, проснулся от того, что тело затекло от неудобного положения. Наше место с Антоном было рядом с люком, откуда падал дневной свет. Осмотрелся. Прямо под люком, чтобы было освещение играли в карты. Даже не сомневался, что там Ловкач. На полу трюма стоит ящик, с одной стороны сидит Антон, с другой несколько зэка. Ловкач внаглую обыгрывает народ, пока есть возможность. Я прислушался к разговору.
– Игра должна быть на интерес, тогда здоровый азарт просыпается в человеке, жить становится веселее. Что поставишь, Сухарь? – активно уговаривал заключённого Ловкач.
– Ты у меня уже все сухари выиграл. Могу ботинки поставить, пойдёт? – горячился незнакомый мне жулик, но явно поддавшийся азарту.
Ловкач достал блестящий портсигар, покрутил им перед носом Сухаря.
– Ботинки твои мне ни в одно место не упирались, сам носи. Я смотри какую ценную вещь ставлю, а ты за ботинки базаришь. Портсигар старинный, хороших денег стоит, за такую вещь можно пару буханок хлеба выменять. Ставь свою цепочку, я знаю у тебя есть, – забалтывал своего оппонента Ловкач.
– Ну есть. И что? Цепочка золотая, между прочим, против портсигара не тянет, – азартно возражал Сухарь.
– Твоя правда, ставлю к портсигару бензиновую зажигалку, медную. Безотказная штука, кремень новёхонький, а ещё пачку чая. Душистый чай, из него чифирь словно напиток богов получится, – продолжил соблазнять игрока Ловкач.
В результате Антон уговорил оппонента, мелкий воришка Сухарь поставил золотую цепочку на кон игры. Где только этот жулик хранил цепочку, что в лагере у него не отобрали и не украли? Пара минут и Ловкач вновь в выигрыше. Антон веселиться, Сухарь отходит расстроенный. Ловкач продолжает зазывать желающих испытать судьбу в картах. Я усмехнулся, Антон точно не исправим. Пока нас везут он явно обчистит достаточно народа среди контингента. Насколько я успел узнать и частично вспомнить, Антон начал играть в карты ещё в школе, был у него сосед по квартире в Самаре, который обучал его играть в азартные игры и фокусам на картах. А ещё у Антона феноменальная память, один раз посмотрит и запоминает сразу. Даже рубашку карты, та, что с обратной стороны карты, запоминает. Говорит, что все рубашки у карт разные, а он их отличает. Его бы талант, да в мирное русло. Я конечно же не о игре в карты, а о памяти Антона. Уголовник Сухарь так возбудился, что достал золотые серёжки с камешками, вроде рубины, я сразу не разглядел.
– Ловкач, ставлю серьги с рубинами против портсигара и моей цепочки, – храбро заявил проигравший Сухарь.
– Сразу видно не нюня, а настоящий мужчина. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Добавляю зажигалку и нательное бельё, новое, между прочим, – тут же поднял ставку Антон.
– Отвечаю, часами, говорят, что командирские, – Сухарь достал из своего сидора механические наручные часы и положил их на ящик.
– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Фартовый
ты мужик, Сухарь, бабы тебя наверняка любят. Желаю, чтобы тебя ждали дом у речки, баба голая на печке, ведро пива, водки таз, ну и об освобождении приказ, – весело приговаривая, раздавал карты Ловкач.
Как итог Сухарь проиграл свою ставку через минуту, он матерился следующие три минуты, проклиная своё невезение и Ловкача, который забрал у него удачу.
– Да не переживай ты так, старина. Не везёт в картах, повезёт в любви, – успокаивал Сухаря мой приятель.
При этом казалось, что Ловкач искренне жалеет своего проигравшегося оппонента, чем сразу подтвердил, выдав Сухарю щепоть махорки. Когда Сухарь скрутил самокрутку, Ловкач дал ему прикурить от своей зажигалки и пообещал, что в следующий раз Сухарю точно повезёт, важно, чтобы у него было что-нибудь стоящее для ставки на кон игры. А Удача она такая красотка, она решительных любит. Сухарю обязательно повезёт, но в другой раз, когда он свою решительность подкрепит ценной вещью. Как только наступил вечер, дневное освещение совсем ослабло. Ловкач прекратил игру и пересел ко мне.
– Тебе, Антон, не сидор нужен для вещей, а телега. Ты что, всех жиганов ободрать в карты хочешь? Зачем тебе столько вещей? То же золото могут отобрать на пересылке, где нас переодевать будут, – по-доброму пожурил я друга.
– Эх, Ромка, и чего я такой в тебя влюблённый? Друг ты мне до гробовой доски. Ни за что бы я не ввязался в эти штрафные роты, но пропадёшь ты без меня. Сейчас стемнеет, мы часть золотишка на тушёнку обменяем у конвоя, – со знанием дела заявил Ловкач.
А я подумал, что у моего двоюродного деда был настоящий друг, постараюсь всё сделать, чтобы он не погиб в той мясорубке, куда нас везут.
Когда совсем стемнело на улице, в трюме стало вообще мрачно, будто в заднице у африканца. Однако Ловкач, казалось, дремал, я же уснуть не мог, потому просто размышлял о том, что нас ждёт. Вскоре затихли шаги на палубе. В трюме уголовники и прочие арестанты затихли, слышался храп и сопение. Люди спали. Неожиданно для мен Антон толкнул меня в плечо.
– Жерех, вставай, надо обмен произвести, – тихо прошептал мой приятель.
– Какой ещё обмен? – не сразу понял я.
– Я сяду тебе на плечи, так ты меня поднимешь к люку, а я попробую договориться с часовыми, чтобы золотишко на харч обменять, – пояснил Антон.
Вентиляционный люк с решёткой находился на высоте метров трёх, примерно. Антон уселся мне на плечи, я встал вместе с ним, как раз под люком. Нашего общего роста хватило, чтобы Ловкач приблизил лицо к решётке люка.
– Эй, служивый. Служивый, подойди сюда, дело есть благородной важности, – начал тихим голосом подзывать Антон часовых к люку.
Ловкач повторил свои призывы ещё несколько раз прежде, чем в люк заглянул «энкэвэдэшник».
– Чего тебе, урка грёбаная? – ругнулся часовой, но тоже тихим голосом.
– Предложение есть, жажду спроса на моё благородное предложение. Мне золотая цепочка карман жжёт, готов обменять на четыре банки тушёнки. Крале своей подаришь, она тебя за это любить так будет, что ангелы на небесах позавидуют, – начал свои уговоры Ловкач.
– Как мне знать, что твоя цепочка не бронзовая? – усомнился часовой.
– Да ты что, служивый? Век мне воли не видать, чтобы я стал своё честное имя марать. Где это видано, чтобы блатной бронзу в кармане таскал вместо золота? Мне эту цепочку моя любимая отдала, когда на войну меня провожала. Возьми, говорит, Антошенька цепочку, а когда голодно станет, обменяешь на тушёнку, – искренне врал Ловкач.
– Вас же из лагеря забирали, где ты там свою любимую нашёл? – вновь не поверил часовой.
– На свидание со мной приезжала моя любовь неземная, буквально два дня назад. Цепочка неворованная, а честными руками добыта, – продолжал увещевать часового Ловкач.
– Две, – сразу сбил цену часовой.
– Три банки и пачка чая. В противном случае потерплю до Тавды. Там у железнодорожного конвоя обменяю, может служивые там более милосердные, – не унимался Антон.
– Давай сюда, я посмотрю, – заявил часовой.
На моё удивление Антон передал часовому цепочку. Ведь, по сути, конвойный может легко забрать вещь и ничего не давать нам взамен. Сверкнула зажигалка, видимо часовой рассматривал цепочку, потом сказал ждите и отошёл от люка. Прошло минут пятнадцать, Ловкач уже спрыгнул с моих плеч, но из-под люка не уходил. Я уже было подумал, что нас обманули, однако послышались шаги и сразу в люк сбросили три банки тушёнки и маленькую пачку чая, грамм на пятьдесят. Антон ловко поймал предметы обмена и присел рядом со мной.
– Ну вот, глядишь завтра будем сытыми, а то хлебушек мы с тобой почти подъели. В животе уже революция начинается, – с довольным видом заявил Антон.
Есть действительно хотелось, по обоюдному согласию мы с Антоном распечатали одну банку и наелись с сухарями. В животе сразу потеплело. На сытый желудок сон пришёл сразу, как только мы сложили головы на свои сидоры.
На рассвете нас начали выводить из трюма для оправления естественных надобностей. Баржа с катером причалили к берегу. Здесь дело не в доброте конвоя, просто им не нужна баржа, которую загадят за двое суток так, что она будет вонять за километр, к тому же им самим нюхать эту вонь. Кабинки, сколоченные из досок, находились на носу баржи, а все отходы отправлялись в реку. Вот такая простейшая канализация. При возвращении в трюм давали вволю напиться воды из бочек, что стояли на палубе. В течении дня в трюм на верёвках спускали воду в вёдрах, так было вчера. Ловкач занятие себе нашёл с утра, сначала уговаривал сидельцев на игру, потом нахально выигрывал у них вещи. Но желающих было гораздо меньше, чем вчера. Ну и еда у заключённых заканчивалась, а некоторым кроме еды поставить на кон игры нечего. Я же сидел и наблюдал за жуликами. Обратил внимание, что на меня смотрят Чирок и Пятак. Какое-то время они пялились на меня, потом Пятак встал и подошёл ко мне.
– Слышь, Жерех, базар есть к тебе, пошли возле нас поговорим, – предложил Пятак.
– У меня к вам нет разговора, а если у вас есть, то подходите сами, – спокойно ответил я.
Пятак нахмурился, но ничего не сказал, я в свою очередь незаметно задрал штанину и достал финку, спрятал её в рукав. Великим специалистом ножевого боя я не был, но на среднем уровне обращался с боевым ножом вполне прилично могу. В той жизни, во время службы по контракту нас тренировали обращению с ножом. Пятак вернулся вместе с Чирком, они присели слева от меня.
– Пепел сказал, что ты объяснишь нам, где и когда пойдём на рывок, – сразу вывалил Чирок.
– Ты бы ещё вышел на середину и орал во всю глотку о том, что планируем свалить отсюда. Когда появится возможность, я вам сразу сообщу, а сейчас не надо привлекать лишнего внимания, стукачей здесь наверняка хватает, – резко произнёс я.
– Тогда поторопись. Или ты собрался до фронта доехать? – занервничал Пятак.
– Слушай, Пятак, ты кого во мне увидел? Может я на чёрта
похож, может на кого шестёркой пашу? Я вас с собой не звал, ничего не обещал. Появится возможность, сразу сообщу. А так я вас не держу, можете хоть сейчас пробовать, – я старался сильно не грубить, чтобы не довести до ссоры, но и прогибаться под них не собирался.
Если они не свалят до того, как попадём на фронт, то там совсем другой разговор будет с ними. Я за спиной врагов не оставляю, жизнь так научила, хоть и была она в другое время.
В Тавду мы прибыли ночью, до утра нас никто не собирался выпускать из трюма, тем более с вечера всех выводили справить естественные потребности. За день мы доели тушёнку с Антоном, сидельцы с завистью посматривали на нас, но поделиться никто не просил. А Ловкач таких глупых мыслей в своей голове не держал. Здесь и сейчас каждый выживал, как мог и умел. Хотя сухари и воду нам давали в процессе водного пути. На рассвете началась выгрузка, мы выбирались из трюма и построились в колонну по четыре человека на причале. Кроме конвойных здесь добавились проводники с собаками, надо заметить, что охраняли нас надёжно. Как только построились колонна двинулась на выход от причалов. В саму Тавду не заходили, прошли по окружной грунтовке, через два часа мы пришли к распределительному лагерю. На дворе лето, август месяц, погода сухая, никакого намёка на дожди. В само лагере имелись несколько строений. Бараки с нарами, чтобы переночевать, баня. Всех загнали в бараки и стали выводить в баню на помывку по двадцать человек. На процедуру выделилось полчаса, выдали маленький кусок хозяйственного мыла. Но перед баней брили и стригли наголо. Когда вышли из помывочной нам приказали сдать старую одежду. И начали выдавать исподнее бельё, рубаха и кальсоны. Также выдали форму образца 1936-го года, цвет хаки. Пилотка, гимнастёрка с клапанами карманов на груди, шаровары, ну или бриджи для рядового состава. Выдали ботинки, портянки и обмотки. Спасибо политическим, что научили правильно наматывать обмотку, они видимо научены со времён гражданской войны. Обмотка наматывается снизу вверх. Я с тоской подумал о кирзовых сапогах, которыми в это время уже снабжали армию. Антон ругался матом, пока наворачивал обмотки.
– Угомонись, при первой возможности разживёмся сапогами, а сейчас просто не привлекай внимания, – постарался я утихомирить Антона, и он меня послушал.
Кроме формы нам выдали фляжки под воду и котелки. У кого не было ложек, дали ложки. Ловкач нагло заявил, что у него ложки нет, ему выдали, хотя у нас ложки были. Часов за пять помыли всех и переодели. Странно, но нас толком не обыскивали. Так, поверхностный осмотр, получилось сохранить все свои вещи, кроме одежды. Финки тоже удалось оставить у себя. Кроме всего прочего, мы получили запасное нательное бельё, портянки и по три куска мыла. В общем все стали одинаковыми, как цыплята в инкубаторе. Петлиц на воротничках не было, так что все в одинаковом звании – рядовой. Может потом по должностям раскидают. В первый свой подсчёт я не ошибся, нас было восемьдесят человек из одного лагеря. Даже покормить не забыли, к бараку подъехала лошадиная тяга с передвижной кухней, кормили перловой кашей, чай тоже был, но бледно-коричневую жидкость чаем назвать язык не поворачивался. Переночевали в бараке, а утром нас построили и повели на железнодорожную станцию. Здесь в тупике стояли две «теплушки»
, двуосные. Я такие только в кино видел, да и то в старых фильмах, времён Советского Союза. В самой теплушке, в середине, стоит печка, а по бокам нары в два этажа. Готовьтесь братцы в путь-дорогу, плацкарт подали. Нас загрузили в два вагона по сорок человек. Вагоны имели по два окна на каждую сторону, но с решётками. Через два часа вагоны подцепил паровоз, наш путь по железной дороге начался.
Глава 2.
Август 1942 год. Путь на Запад. Станции и полустанки.
В вагоне теплушка, как и в лагере, спецконтингент распределился на две стороны. С одной расположились уголовники, с другой разместились политические. Уголовников меньше, а значит более просторно размещаются. Политическим тесновато. Но разве такой факт волнует уголовников? Мы с Антоном пока занимаем баррикады уголовного мира. Но думаю со временем всё перемешается. Война она такая, всех причешет под одну гребёнку. Ловкач занял место у противоположной стены от откатных дверей вагона, на втором ярусе, как раз окно под боком, имеется возможность дышать свежим воздухом. Как не крути на дворе лето, а погода стоит вполне тёплая. Когда уже тронулись в путь, было не ясно, чем и когда нас будут кормить, да и куда везут, нам тоже не удосужились сообщить. Вагоны закрыли снаружи, так что сбежать не получится. Если только решётку на окне пилить, подозреваю, что такое занятие нудное и трудновыполнимое. Кроме печки и нар в вагоне есть бак с водой и два ведра, куда видимо придётся справлять свои надобности. Антон тут же принялся зазывать народ на игру в карты. К тому же мы попали в вагоне с теми людьми, что Антону ещё не проигрывали, вот он и торопиться освободить азартных представителей преступного мира от отягчающих их карманы и сидоры вещей. Я же, посчитав, что выспаться впрок совсем не будет лишним, сделал из сидора подушку, положив его под голову и отдался в нежные руки Морфея
.
– Жерех, просыпайся, – толкал меня в плечо Ловкач.
– Не Жерех, а Роман. Привыкай, Антон, штрафбат не исправительный лагерь, думаю там не станут приветствовать именование бойцов кличками. Теперь поясни, что случилось? – спросил я, широко зевая.
– Остановка, есть возможность оправиться, пошли, – Антон спрыгнул с нар и направился к выходу.
Откатная дверь «теплушки» была открыта, а вагон уже пуст. После сна мне действительно хотелось в туалет, потому я задерживаться не стал, рванул в след за Антоном. Конвой организовал выход будущих штрафников во время остановки поезда. Стояли на каком-то переезде. Бывшие уголовники оправлялись, отходя от поезда не дальше тридцати шагов. Стесняться здесь не принято. Если стеснительный, то терпи. Конвою вообще наплевать на это дело. Я не стал тянуть и удовлетворил все желания моего организма. Пошли с Антоном обратно.
– Где мы сейчас? – спросил я приятеля.
– Говорят, что недавно Ирбит проехали. Жрать хочется, чую пузо скоро к позвоночнику прирастёт, – поморщился Антон.
Запасы мы с Антоном подъели, осталось немного сухарей. Я предложил приятелю, но он отмахнулся, сказав, что грызть сухари мы всегда успеем.
– Я тут «комиссаров» послушал, говорят, что на станции Егоршино жрачку дадут, может какой баландой
покормят, недолго осталось, – сообщил Антон.
Я осмотрелся вокруг, конвой создал периметр, так что про побег не стоит думать. Да я и не собирался, но Чирок и Пятак рано или поздно начнут задавать вопросы. Мы загрузились в вагоны, а примерно через полчаса поезд тронулся. Наши вагоны прицеплены к какому-то товарному поезду.
В Егоршино нас действительно покормили. Подъехал грузовик с баками прямо к вагону, дверь вагона открывали, с кузова солдатик из баков накладывал каши и разливал чай. У нас имелись котелки и кружки, так что получили перловки, кусок хлеба и в кружку плеснули жиденького чая. У кого кружек не было, те брали кашу на двоих в один котелок, а в другой наливали пародию на чай. В Егоршино стояли недолго, следующей остановкой был Свердловск. По пути я постепенно знакомился с народом. Заметил, что в нашем вагоне уголовники не ссорятся с политическими. Хотя за длительное время пути успел наслушаться о кровавых войнах между политическими и уголовниками. Не знаю, может заслуга начальника лагеря, что особых разборок в Ивкино не было. Да и понимали люди, что вскорости им предстоит «вариться в одном котле», а может и прикрывать спины друг другу. В нашем вагоне определился лидер среди политических, Дмитрий Олегович Кротов, тюремная кличка «Крот». С ним я разговорился, когда сидели возле печи, на щепках кипятили чай. Осуждён он за какую-то аварию на заводе, мужик тёртый, воевал в Гражданскую войну, потом работал в руководстве на заводе в Ленинграде. О своём обвинении говорить отказался.
– Не хочу об этом говорить, анонимка была, просто на меня вину свалили, вот и получил срок. Статья не контрреволюционная, потому заявление на фронт приняли, а так бы мне сидеть ещё пятёрочку, – пояснил Кротов мне, когда я его спросил о сроке и приговоре.
– Как считаешь, куда нас везут? – решил я поинтересоваться у него.
– В Свердловске формируют воинский эшелон, скорей всего к нему нас прицепят. А на какой фронт поедем, то лишь начальству известно. В Свердловске поточнее узнаем, есть у меня возможность, – ответил Кротов.
Я удивлялся откуда они собирают информацию, но спрашивать пока не стал. Хотя Кротов мужик взрослый, сорок лет и выглядит вполне серьёзным, воевать намерен по-настоящему. Хотя Гражданская война точно отличается от той, на которую нас везут. Но не унывает Дмитрий Кротов, полон оптимизма, надо взять его на заметку. До Свердловска добрались достаточно быстро. Наши вагоны отцепили в Свердловск-пассажирский, здесь формировались составы. Но простояли мы недолго, от силы несколько часов. И вот нас присоединили к воинскому эшелону. Кроме наших двух вагонов были ещё три вагона с урками из других лагерей, но пообщаться с ними не получалось. Из вагонов теперь даже на оправку естественных надобностей не отпускали, гадили в вёдра, а потом, вёдра выносились под приглядом конвойных. Здесь Кротов узнал, что нас повезут через Уфу на Куйбышев. В моём времени Куйбышев будет иметь название Самара. Далее мы двинулись к фронту в составе воинского эшелона.
Август 1942 год. Куйбышев. Распределение по воинским частям.
Воинский эшелон шёл, что называется «по зелёной», никаких тебе задержек. Ещё в Свердловске получили сухой паёк, хлеб и тушёнку, чай и даже сахар, что сидельцев крайне удивило. В Уфе сухой паёк пополнили. Поезд практически не останавливался на мелких и средних станциях, разве что для того, чтобы пополнить паровоз водой и заправиться углём. В общем везли нас быстро. Прибыли в Куйбышев, эшелон встал на путях, где формировались железнодорожные составы. Не успели мы понять, сколько придётся здесь загорать, как дверь вагона отъехала в сторону. В тридцати метрах от эшелона стояли пять грузовых машин. А перед вагоном с десяток конвойных, из командиров старший лейтенант и какой-то незнакомый капитан.
– Мне человек пятьдесят у тебя забрать надо, сколько здесь в вагоне? – спросил капитан НКВД у старлея.
– Сорок, можем из следующего добавить, – ответил старший лейтенант НКВД, сверяясь с какими-то документами.
– Хорошо. Давай заберу ещё два десятка, ты всё равно их здесь передавать будешь, – предложил капитан старлею.
– Ну уж нет, бери ещё десяток из следующего вагона. У тебя по документам пятьдесят человек, больше не дам, – упёрся старлей.
– Тогда давай политических. С урками постоянная проблема, всё в сторону побега на волю посматривают, как бы не пришлось пострелять часть уголовников по дороге, – поморщился капитан, отхватить больше народу не получилось.
Мы выгрузились из вагона, я подумал, что Чирок и Пятак могут отпраздновать разлуку со мной, так как они ехали в другом вагоне, а сейчас оттуда заберут только политических. Но я ошибся. Какой чёрт наворожил бандитам Пепла, но они выпрыгнули в составе десятка, мне даже сплюнуть захотелось. Итак, нас пять десятков куда-то забирали. Погрузили в четыре грузовика, в пятом были загружены какие-то ящики. Охраны всего отделения, но мне показалось, что капитан ничуть не волнуется по этому поводу. Конвой вооружён автоматами ППШ
, плюс две собаки с проводниками. Я устройство такого автомата знал, хотя правильно он называется пистолет-пулемёт. Скорострельность у него приличная до тысячи патронов в минуту, от такого бегать не захочешь. С нашей стороны были вопросы капитану на предмет точки нашей доставки, но он презрительно нас смерил взглядом, не удостоив ответом.
– Так, урки, хочу предупредить, что разговоры отставить. За попытку побега смерть, мои бойцы стреляют хорошо, а я не собираюсь с вами реверансы приседать, – только и сказал капитан, прыгнул в головную машину, и мы поехали.
Двигались часов пять примерно. Недалеко от городка Пугачёв имелся то ли фильтрационный лагерь, то ли ещё какой, здесь мы остановились. Но поселили нас не в казарме, а натурально в каком-то амбаре, что-то вроде сарая. Видимо для удобства охраны. Но то, что здесь были военные сомнений, не вызывало. Возможно, формирования воинских подразделений для отправки на фронт.
На следующий день ворота сарая открыли, мы смогли посетить деревянные «скворечники», которые играли роль туалетов, умылись из бочки с водой, рядом с сараем. А потом пришли солдаты из тыловой службы, в термосах они принесли кашу и чай, хлеб в корзинах. На с покормили. Каша хоть и пустая, но зашла на «ура». А после обеда началось ознакомление с оружием. Знакомили с устройством трёхлинейки
, автоматом ППШ, гранатами и прочими приблудами, которые могут быть использованы для уничтожения врага в этом времени. Я в своей жизни сталкивался с винтовкой Мосина и с ППШ, знал устройство, даже стрелять доводилось. Антону, с его уникальной памятью, достаточно было пару раз посмотреть на разборку и сборку винтовки и автомата.
– Антоха, надо нам с тобой братьям по оружию помочь разобраться с винтовками и автоматами, у тебя уже получается обращаться с оружием, – заметил я Антону.
– С чего бы ради? Я им что, нянька что ли? – удивился мой приятель.
– Пойми, дружище, от того, как они будут обращаться с оружием у нас, имеется интерес, может кто-то из бывших сидельцев тебе спину прикроет в бою, подумай над этим, – ответил я.
В этот же вечер ко мне подошли Чирок и Пятак, присели рядом.
– Жерех, ты чего-то темнишь. Насколько мы видим сбежать не получится, а ты вроде и не собираешься, – тихо произнёс Пятак.
– Парни, я уже говорил, но ещё раз повторю. Я никому и ничего не обещал, в том числе Пеплу. Он по своей инициативе вас отправил. Я лично воевать собираюсь. После первого же ранения с меня снимут срок, как искупившего кровью, закон есть такой. Вы можете сами планировать побег или пойти таким же путём, что и я. Словите пулю, потом в госпиталь, а из госпиталя вам сбежать не составит труда, – постарался я донести до урок свою мысль.
– А если убьют во время боя, что тогда? – спросил Чирок.
– А если убьют во время побега? Не думали об этом? – ответил вопросом на вопрос я.
Уголовники задумались, спрашивать больше ничего не стали, отошли в другой угол сарая. На знакомство с оружием потратили три дня, в том числе на сборку-разборку. А на третий день даже вывели на специально оборудованное стрельбище, где мы выпустили по три патрона. Нет, пока нам в руки винтовки не давали. Строем прибежали на стрельбище, благо от лагеря всего два километра. На огневом рубеже лежат «мосинки», возле каждой стоит солдат, контролируют, чтобы зэка чего-нибудь неположенного не исполнили. На огневой рубеж подходят по пять человек, дают три патрона, зарядил, отстрелялся, свалил. Я в своём будущем многое слышал о штрафбатах, реальность оказалось другой, нежели то, что знал ранее. К войне хоть минимально, но готовили. А раз знакомят с оружием, значит не придётся бежать в бой с голыми руками. Некоторые деятели писали, что штрафники шли в бой с палками и лопатами. Я не особо верил в такую чушь, да и здесь подобного не наблюдал. На четвёртый день тот же капитан, что привёз нас сюда, объявил нам, что следуем мы в качестве пополнения к Сталинграду, в 1-й отдельный штрафной батальон. Так как батальон сформирован не полностью, вот и собирают отовсюду будущих бойцов штрафбата. Ну вот и определились. Придётся мне повоевать на защите легендарного Сталинграда. Судьбу своего двоюродного деда я похоже направил по другому пути. Я решился задать вопрос капитану.
– Гражданин капитан государственной безопасности, разрешите обратиться? – выкрикнул я прямо из строя, пока нас не распустили.
Казалось, что капитан даже удивился форме моего вопроса.
– Обращайся, – коротко бросил капитан.
– Есть возможность написать письмо родным? – задал я нужный мне вопрос.
Капитан госбезопасности подошёл ко мне ближе и вперился в меня своим взглядом. А взгляд у него жёсткий, прямо до косточек пробирает, капитан даже голову чуток наклонил вбок. Сканирует он меня что ли? Я стою, вытянувшись «по струнке», смотрю чуть выше его бровей. Как говорил император Пётр Первый, «подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». В общем всё по классике.
– Как фамилия, боец? – резко спросил капитан, продолжая «сверлить» меня взглядом.
– Осужденный Волжин, гражданин капитан, – бодро ответил я.
– Дрищенко, напомни мне фамилию того, кто выбил три десятки на стрельбах, – крикнул капитан кому-то из своих подчинённых.
Подбежал сержант госбезопасности, достал какие-то записи на листе бумаги, возможно, результаты стрельб.
– Волжин и есть, товарищ капитан, – сообщил сержант Дрищенко.
Капитан ухмыльнулся, зачем-то смерил взглядом моего приятеля Антона, который стоял рядом со мной.
– Дрищенко, скажи местному писарю, пусть принесёт бумагу и карандаши. Полчаса на всё про всё, подъедут машины, сразу отправляешь этих урок на станцию. Я выеду сейчас, подготовлю вагоны, – приказал капитан, резко развернулся и пошёл к зданиям, что находились на территории.
Подозреваю, что капитан НКВД суровый перец, так как Дрищенко рванул к командованию лагеря, будто ему зад наскипидарили. А через пять минут прибежал штабной писарь, дал нам бумаги и десяток карандашей. Я сразу взялся писать письмо в Давыдовку, где сообщил, что вызвался добровольцем на фронт, попал в штрафбат. А главное я спросил о семейном кольце, которое передаётся от отца к сыну и так далее. Надеюсь, что нужный перстень на месте у родственников, а то даже не знаю, как я буду отсюда выбираться. Кроме меня почти все написали письма. Так как писарь поторапливал, то писали короткие тексты. Обратный адрес указывали «1-й отдельный штрафной батальон, Сталинградского фронта», ну и фамилию с именем. Штабной писарь забрал у нас письма, а Дрищенко начал орать, чтобы мы шустро поторапливались, ибо нянькаться с нами он не собирается. Мы вновь получили сухой паёк, шустро погрузились в подъехавшие грузовики и отправились на станцию.
Везли нас совсем не в сторону Куйбышева, а куда-то на юг. Мы с Антоном сидели в том же грузовике, где сержант Дриженко и ещё четверо конвойных. Они уселись на лавку возле кабины, а нас посадили на пол кузова. Я видел, что конвойные передёрнули затворы своих ППШ, чуть дёрнись и запустят очередь. Так что я сидел и размышлял о том, как я отстрелялся. В другой жизни контрактником я стрелял неплохо, воинская специальность штурмовик и разведчик. Когда были в командировке в Африке, доводилось принимать участие в городских боях. Имелась и дополнительная специальность – снайпер. Вполне реально мог стать снайпером, но не стремился. А здесь из трёхлинейки удачно отстрелялся. Немного подумав, решил обратиться к сержанту Дрищенко.
– Гражданин сержант государственной безопасности, разрешите обратиться? – спросил я сержанта, который явно скучал, но бдительности не терял.
– Чего тебе, урка? – с напускной строгостью спросил сержант.
– Хотелось бы узнать, как отстрелялся мой приятель Ложкин. Я думаю, что он беспросветный мазила
, а он с этим не согласен, – я совершенно добрыми глазами посмотрел на сержанта.
Видимо Дрищенко не мог вспомнить результаты моего приятеля, хотя морщил лоб. Немного помучившись, сержант достал из нагрудного кармана бумагу и посмотрел.
– Ложкин, результаты. Двойка, четвёрка и третья мимо мишени, – произнёс Дрищенко.
– А я могу узнать, как отстрелялся? – спросил кто-то за моей спиной.
– А я, а я, головка ты от патефона, урка грёбаная, в рот тебе компот. Ещё раз хлебало своё раскроешь, выбью зубы. Тебя, Волжин, это тоже касается, – сержант сунул почему-то мне под нос здоровенный кулак, наверно потому, что я сидел ближе всех к нему.
Я спорить не стал, но и обнюхивать кулак не кинулся, решил, что для моих зубов будет полезней помолчать. Ехали долго, не меньше трёх часов, я всю задницу отбил о дно кузова. Никто не удосужился подстелить нам соломки. Приехали на станцию Чагра, здесь нас встретил тот же капитан госбезопасности, он подошёл к сержанту Дрищенко, а так как мы стояли недалеко, то я услышал о чём они говорят.
– Вагон для штрафников приготовили, даже нары наспех сколотили, сейчас подцепят к последнему вагону, в котором мы поедем. На площадках
будем выставлять пост по два человека. Поезд санитарный следует до Колобовки, там будет принимать раненых. А оттуда мы легко и пешком дошагаем, так что грузи урок, сержант, – отдал приказ капитан.
Погрузили нас достаточно быстро. В вагоне наспех сколоченные нары в три яруса, печки нет, для воды стоит железная бочка и пара вёдер для туалета. В общем разместились. Примерно через два часа санитарный поезд тронулся в сторону фронта. Дорога заняла всего шесть дней, санитарный поезд останавливался редко, только для заправки паровоза водой и углём, может что-то ещё получали, но нам в местах остановок обновляли сухой паёк. Голодными мы не были, и на том спасибо. Поезд встал на станции Колобовка, здесь уже ожидали грузовики с раненными в боях. Нас выгрузили из вагона, построили в колонну по пять человек, и мы тронулись на запад, где время от времени грохотала канонада. Не мы одни шагали в ту сторону, к Волге двигались войска Красной Армии. Немцы уже подошли к Сталинграду и сейчас там шла упорная борьба за город. К вечеру мы добрались до села Безродное, от этого села до Волги рукой подать, а на правом берегу реки стоит Сталинград, пока стоит. Нас опять загнали в какой-то сарай, но не закрывали, хотя конвойные пост выставили. Здесь звуки разрывов и стрельбы слышались очень хорошо. По-другому и быть не могло, мы прибыли на фронт.
Интерлюдия. Сталинградский фронт. 3-я рота штрафбата.
Капитан госбезопасности Сергей Дронов достаточно быстро нашёл в селе Безродное командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона. Часть роты расположилась в двух домах и трёх сараях. Хозяева эвакуировались, так что дома часто занимали военные. Капитан вошёл в дом, где находились командиры 3-ей роты. Войдя в помещение, Дронов увидел трёх командиров. Командир роты старший лейтенант Калугин Борис, заместитель командира роты лейтенант Порошин Олег и заместитель по политической части политрук Коровин Дмитрий. Капитан поздоровался и прошёл к столу.
– Чаю, товарищ капитан госбезопасности? – спросил политрук Коровин.
– Не откажусь, пожалуй, запарился я с этими урками. Пятьдесят штрафников с Урала привёз, так что принимай Калугин, – устало произнёс Дронов, снял фуражку и вытер платком пот со лба.
– Где они сейчас? – спросил старший лейтенант Калугин.
– Заперли на краю села в сарае. Принимай личный состав. Да, там уголовных статей меньше, больше политические. Но есть среди уголовников интересный экземпляр, на стрельбище отстрелялся на отлично. Волжин его фамилия, в личном деле стоит пометка, что не служил. Мне Дрищенко докладывал, что винтовку и ППШ разобрал и собрал на раз-два. Вот только теперь это твоя забота, я своё дела сделал, – пояснил капитан НКВД, прихлёбывая чай из алюминиевой кружки.
– Разберёмся. У меня в роте сейчас тридцать обстрелянных бойцов, дезертиров нет. Так, по разным причинам под трибунал загремели, так что присмотрим за уголовниками. Олег, возьми на заметку этого Волжина, поговори с ним, хороший стрелок мне в роте точно не помешает, если надо проверь, как он хорошо стреляет, – дал указание командир роты своему заместителю Порошину.
– Вы сейчас куда, в расположение батальона? – поинтересовался капитан НКВД Дронов.
– Нет. Я уже получил распоряжение от комбата примкнуть к подразделениям в городе. Батальон также направится на защиту города. Немец давит, сука, надо любыми способами его остановить, – хмуро сообщил Калугин.
Командиры ещё некоторое время поговорили о планах задействования сформированной роты, Дронов собрался уходить, но прежде ему надо было передать личный состав штрафников.
– Товарищ политрук, возьмите отделение бойцов и пяток сержантов, с вами пойдут командиры взводов. Надо принять личный состав, а вы проведите правильную политинформацию с вновь прибывшими, – дал распоряжение командир роты своему заместителю по политической части. Командиры покинули избу, а Калугин, оставшись один склонился над бумагами, чтобы ещё раз проверить, что ему надо ускорить для быстрейшей переправки на правый берег Волги. Ведь он уже получил приказ примкнуть к передовому отряду 42-го полка, которого отправляют через Волгу захватить плацдарм для высадки 13-ой дивизии.
Сентябрь 1942 год. Сталинградский фронт. Штрафники.
Мы сидели в сарае, дожидаясь, когда нас покормят. Ворота конвой не закрывал, на улице стояла погода не ниже двадцати градусов. Ловкач в присутствии сотрудников НКВД карт не доставал, так что скучал, как и все остальные. А я думал о том, как выжить в этой мясорубке, что впоследствии назовут «битвой за Сталинград». Я сидел у самых ворот и время от времени прислушивался к разговорам снаружи. Наши конвойные интересовались у местных солдат об обстановке на подступах к Сталинграду. Один проходящий мимо солдат решил ответить сержанту Дрищенко, ведь именно он и задавал такие вопросы.
– К городу немчура непросто подошли, а уже в городе. По вчерашней сводке нашу 62-ую придавили к Волге. Шестьдесят вторая армия вроде держит оборону, но потери там жуткие, с той стороны постоянно раненые поступают. Если фашисты прорвут оборону, то выйдут на берег Волги, – рассказывал словоохотливый солдат сержанту Дрищенко.
Похоже мы подъехали в самый разгар боёв в самом городе Сталинград. Сейчас я пожалел, что перед тем, как отправиться сюда, в тело своего родственника, подробно не изучил события. Хотя знать я не мог, что попаду именно в сорок второй год. Наблюдая за разговорчивым солдатом и за сотрудниками НКВД, я заметил, что к сараю приближаются военные. Похоже на группу командиров и сержантов, а идут они явно по наши души. Я встал и отошёл вглубь сарая. Ни разу не ошибся, подошли четыре офицера и шесть сержантов. Хотя какие офицеры? Сейчас их называют просто командирами, офицеры появятся в сорок третьем году. Как бы не брякнуть мне об офицерах, быстро привяжутся к словам. Один из командиров, видимо старший в этой группе сразу подошёл к Дрищенко, из глубины сарая я не слышал о чём они говорят. Но вот разговор закончился, пришедшие военные вошли в сарай вместе с сержантом НКВД.
– Строиться, да поторапливайтесь урки, – заорал Дрищенко.
Мы встали и построились в три шеренги, выйдя из сарая. Я встал в первую шеренгу, потому смог рассмотреть знаки различия на петлицах. Треугольники явно у сержантов, на рукаве нашивок нет. Четверо с кубарями
по две штуки, вроде лейтенантские звания. А у одного три кубаря и на рукаве звёздочка. Вроде у политических работников такие. Если не ошибаюсь это наш замполит, который будет нас перевоспитывать, накачивая идеологией.
– Представляю вам заместителя командира 3-ей роты 1-го отдельного штрафного батальона лейтенанта Порошина, – громко произнёс сержант НКВД и сделал шаг в сторону.
Ещё трое лейтенантов – это командиры взводов, ну а с сержантами всё понятно. Именно сержанты будут дрючить
нас, чтобы мы быстрей вникали в хитрости военной службы солдата. Пока нас знакомили с командирами и сержантами, подошёл капитан Дронов. Они с летёхой Порошиным подписали какие-то бумаги. Командир конвоя пожал руку заместителю командира роты.
– Ты, лейтенант, не стесняйся будь построже. Если кто-то бежать вздумает, стреляйте без предупреждения. Парочку пристрелите, другие задумаются, – дал совет на прощание капитан госбезопасности.
Лейтенант Порошин ничего не ответил, просто промолчал, дождался, когда все сотрудники конвоя уйдут, потом повернулся к нашему строю. Я обратил внимание, что все сержанты с автоматами ППШ, а командиры вооружены пистолетами в кобурах. Что у них там револьверы или ТТ
, пока непонятно.
– Волжин, выйти из строя, – скомандовал лейтенант Порошин.
Я сделал два шага вперёд. А Порошин повернулся к политруку.
– Товарищ политрук, вы пока в сарае проведите беседу с вновь прибывшими, чтобы они понимали суть и цели нашей партии и правительства. Ну да вы сами знаете, что в таких случаях говорят, – попросил Порошин замполита.
Когда всех увели обратно в сарай Порошин подошёл ко мне вплотную, с минуту он меня внимательно рассматривал, за его спиной остались стоять два сержанта.
– Волжин, по результатам стрельб у тебя отличные результаты. Да и в устройстве винтовки и пистолета-пулемёта ты разбираешься. Откуда такие познания? Где учили стрелять? – задав свои вопросы, Порошин очень внимательно смотрел на меня, будто хотел прочитать мои мысли.
И что тут скажешь? То, что в другой жизни я был военным по контракту? Не вариант, после таких слов меня упекут надолго психушку, если совсем не ликвидируют. А отвечать надо быстро, чтобы лейтенант ничего не заподозрил. Главное не завраться. Начнут проверять и тогда мне придёт каюк. Надо валить всё на деда моего родственника, я знаю, что его уже нет в живых, но он воевал в Первую мировую войну, так что устройство трёхлинейки знал и вполне мог научить внука, в том числе стрельбе. А что с ППШ? Где я мог узнать устройство пистолета-пулемёта? Секунды текли, я начал отвечать.
– Дед научил с винтовкой обращаться, малым меня на охоту таскал, учил, как таиться, как зверя караулить. А разборку ППШ просто запомнил, память у меня на оружие хорошая. У моего друга Ложкина вообще фотографическая, он один раз посмотрит, а потом всё повторит без ошибок, сборку и разборку лучше меня сделал, – перевёл я стрелки с опасной темы.
– Как фамилия твоего друга? – спросил Порошин.
– Ложкин, гражданин лейтенант, – ответил я.
Порошин сделал пометку карандашом в своём блокноте. Немного подумал о чём-то, вновь на меня посмотрел.
– Надо проверить тебя, насколько хорошо ты стреляешь. В роте нужен снайпер. Стрелков хватает, но, чтобы снайпером быть, нужен уникальный боец, – Порошин опять что-то чиркнул в своём блокноте.
Повернулся к сержантам, написал записку и отдал одному.
– Краев, сходи до расположения, записку передай ротному, он тебе выдаст снайперскую винтовку. Потом сходим к оврагу, проверим Волжина, там, кажется, есть расстояние метров в пятьсот, а то и побольше, – распорядился Порошин.
Сержант козырнул и убежал, А Порошин отправил меня в сарай слушать лекцию политрука. А тем временем гражданин политрук старался так, что любой бы оратор из моего времени позавидовал. Хотя говорит красиво, прямо не политрук, а оперный певец. Я заметил, что некоторые бывшие сидельцы уже зевают, но стараются скрывать свои зевки в ладонь или кулак. Я же слушал с любопытством. Не то чтобы меня зажигала речь политрука, просто стало интересно какие пламенные речи толкает Коровин. Ведь нам, уголовникам, партия и народ, естественно во главе с товарищем Сталиным, протянули руку помощи, чтобы мы вернулись в здоровое общество с кривой дороги. Нам предоставлена возможность смыть кровью все наши помыслы, которые мешают строить светлое будущее. Коммунистическое общество нас ждёт и с удовольствием примет в свои крепкие объятия. А в светлом будущем совсем не будет преступников. Пролетарии всех стран соединяйтесь, да здравствует товарищ Сталин и наш советский народ. Я сидел смотрел на политрука и видел, что он реально верит в то, что говорит. Временами у него сводилось к тому, что «смело мы в бой пойдём, все как один умрём за Власть Советов». Вполне профессионально промывает мозги. Я не удивлюсь, что политрук пойдёт далеко, есть в нём что-то такое, что поможет ему двигаться по служебной лестнице, если конечно же не убьют в этой тяжёлой войне.
Сентябрь 1942 год. Сталинград. Предложение командира роты.
Пока я поражался ораторскими талантами политрука, вернулся сержант, которого заместитель командира роты посылал за винтовкой с оптическим прицелом. Меня выдернули из сарая, впятером мы двинулись к какому-то оврагу, где видимо имелась возможность произвести отстрел из мелкокалиберного оружия. Кроме заместителя командира роты и двух сержантов с нами пошёл командир первого взвода лейтенант Шмаков. Когда пришли к оврагу, один из сержантов побежал ставить мишени на разные дистанции, а потом поднимется из оврага и будет следить, чтобы никто не зашёл в сектор стрельбы. Порошин взял у второго сержанта винтовку, завёрнутую в мешковину, развернул и перед моим взором предстала совсем не «мосинка», это была СВТ-40
. В другой жизни я читал про эту винтовку, в народе её называли «светка». С одной стороны, автоматическая винтовка с магазином на десять патронов, что позволяет не тратить время стрелку на передёргивание затвора, точность вполне приличная, судя по отзывам стрелков времён Великой войны. Но не любит грязи, то есть держать её надо постоянно в чистоте, желательно не ронять на землю, в общем относиться с любовью и нежностью к такому оружию. Стрелять из такой не приходилось. Не беда, вот сейчас и попробую.
– Делаешь три выстрела с открытого прицела
по ближней мишени, далее стреляешь по дальним, но через прицел. Винтовка пристреляна нашими бойцами. С такой знаком, может тоже дед научил? – последний вопрос был с подвохом, когда Порошин подал мне винтовку в руки.
Я взял винтовку и начал её внимательно рассматривать, на всякий случай спрашивал, зачем то, да зачем сё. В общем показывал, что для меня вещь незнакомая. Читал отзывы ветеранов об этой винтовке, многие считали её очень точной в использовании, но капризной к грязи.
– Я могу сделать три пробных выстрела, чтобы понять, как она действует? – спросил я.
– Ну сделай, – ухмыльнулся Порошин.
– С какого положения стрелять, лёжа или с колена, а может стоя? – задал я очередной вопрос.
Сержант и командир взвода заулыбались, а Порошин вновь усмехнулся.
– Стреляй лёжа, посмотрим на что ты способен, – велел Порошин и подал мне снаряжённый магазин.
Я взял магазин и покрутил в руках, посмотрел на моих экзаменаторов. Снова ухмылка у Порошина, и он присоединил магазин к винтовке. Я лег на траву, на дне оврага. Посмотрел на ближнюю мишень сквозь открытый прицел. На выдохе сделал первый выстрел, затем ещё два. Сделав три выстрела, я встал.
– Гражданин старший лейтенант, мне бы посмотреть на результат, чтобы понять отклонение пули, – обратился я к Порошину.
Заместитель командира роты поморщился от обращения, но кивнул сержанту. Я оставил винтовку, и мы с сержантом отправились к ближним мишеням. Когда подошли я посмотрел на пробитые отверстия от пуль. Мишень нарисована вручную, но твёрдые «восьмёрка» и «девятка» есть. Третий выстрел ушёл чуть ниже, примерно на «шестёрку». Сержант хмыкнул, а я решил задать ему вопрос.
– Не знал о такой винтовке, дед приучал к «мосинке». Что за винтовка, хвалят её в армии? Мне бы хотелось понять, почему мне предложили стрелять именно из этой винтовки?
– В сороков году попала в войска, бойцы называют её «светкой». Хорошая винтовка, точная и скорострельность приятная, но капризная, не любит грязи. Те, кого уже выбрали в снайпера, в других взводах, предпочитают «мосинку», она неприхотливая, проще в обращении. Стреляешь неплохо, если учесть, что первый раз видишь винтовку, – похвалил сержант.
Мы отправились обратно на «огневой рубеж». Когда вернулись, на немой вопрос Порошина и Шмакова, сержант только кивнул головой. Я вновь приготовился к стрельбе. Дальние мишени стоят на расстоянии примерно метров восемьсот и наверняка побольше километра. Но прежде, чем лечь на траву, обратился к командирам, чтобы объяснили суть стрельбы с прицелом. Все трое переглянулись, но комментировать не стали. Тем не менее Шмаков подробно объяснил, как делать поправки на цель через прицел. Я кивнул головой, посмотрел в прицел и задал ещё парочку тупых вопросов, на которые мне терпеливо ответили. Стрелять совсем на отлично я не собирался. Сделаю небольшой разброс попаданий, особенно на самую дальнюю мишень. Когда я отстрелялся, подождали возвращения первого сержанта, что осуществлял контроль от внешнего проникновения в сектор стрельбы. Порошин и Шмаков посмотрели на мишени, но ничего не говорили. Мы развернулись и пошли обратно. Я думал вернут в тот же сарай, где мы уже находились, но нет, меня отвели туда, где сейчас дислоцировалась вся рота, здесь уже нас дожидались мои спутники из лагеря. Вновь прибывших распределяли по взводам. К вечеру нас покормили вполне вкусной кашей с тушёнкой, имелся хлеб и чуть подслащённый чай. Мы с Антоном попали в первый взвод третьей роты первого отдельного штрафного батальона.
– Куда тебя водили? – спросил Антон, как только я появился.
– Проверяли, как я стреляю, – пожал я плечами.
– Говорят наш взвод бросят на защиту города, при чём в первых рядах, – тихо произнёс Антон.
– Ты держись возле меня, Антоха, делай так, как я скажу, тогда глядишь мы с тобой поживём ещё, успокоил я приятеля.
Было заметно, что Антон боится, но это нормально. Не боятся только психи. Главное, чтобы страх не превращался в парализующий ужас. После ужина я размышлял о том, что для винтовок очень бы не помешал дульный тормоз-компенсатор
, который будет уравновешивать подбрасывание ствола после выстрела, что сделает выстрел более точным. А такой можно сделать, если найдутся мастерские поблизости. Я сам такие делал для охотников, в том числе закрытые, которые играют роль пламегасителя и заглушают звук выстрела примерно на треть. Вот только как это преподнести отцам-командирам? Надо придумать легенду. Похоже меня определят во взводные снайперы. А раз так, то мне очень не помешает костюм «леший», как его сделать, я знаю, нужны только материалы, и опять возникает вопрос легализации таких знаний. Познакомились мы с другими бойцами роты. Есть такие, кого разжаловали из командиров. Причины попадания в штрафбат очень разные. Есть вояки из полка, которые утратили боевой знамя, все как один попали в штрафники, хотя воевали с начала войны вполне прилично.
Тем временем в доме, где расположились командиры роты состоялся разговор, о котором я не знал, но догадывался, что обо мне обязательно поговорят, иначе зачем все эти движения со стрельбой в овраге. В избе за столом сидели четверо, командир роты Калугин, командир первого взвода Шмаков, замкомандира роты Порошин и замкомандира первого взвода сержант Коровин.
– Ну что скажете, присмотрелись к новичку? Начнём с Коровина, говори сержант, – спросил Калугин.
– Оружие берёт бережно, рассматривает с любопытством, положение тела при стрельбе правильное, похоже, что из охотников, ну или учил его охотник. С винтовкой СВТ-40 незнаком, заметно, что видит в первый раз, глаза выдают. Для стрельбы из незнакомого оружия отстрелялся очень неплохо, если дать возможность пристреляться, будет очень хороший стрелок, но есть в нём что-то, чего я понять пока не могу, – пояснил сержант Коровин.
– Даже так? Что именно тебя беспокоит, уточни? – спросил Калугин.
– Пока не понял, но присмотрюсь, – ответил сержант.
– Ну а вы что скажете, товарищи командиры? – Калугин посмотрел на своего заместителя и командира 1-го взвода.
– Биография у него, конечно, подмочена, но стреляет действительно удовлетворительно, – ответил Шмаков.
– Думаю, что Волжин нас ещё удивит. Я бы поставил его снайпером, ну и пару надёжных бойцов, чтобы присмотрели, если что, – высказался Порошин.
– Времени у нас немного, максимум неделя на раскачивание, а потом на правый берег Волги. Коровин, пригласи сюда Волжина, поговорим с ним ещё раз, – распорядился Калугин.
Сержант Коровин встал и вышел из дома, благо до сарая было идти недалеко.
Я только расположился в сарае на ночёвку, как пришёл заместитель командира нашего взвода сержант Коровин. Выдернул меня, сказав, что командир роты вызывает. Я пожал плечами, здесь не место для возражений, зато познакомлюсь с командиром роты. Перешагнув порог избы, войдя в комнату, я представляться не стал. Здесь я по легенде ни разу не служившего человека. Откуда мне знать, что положено представляться? Просто остался стоять, в ожидании, что мне скажут.
– Ну что, Роман Волжин, готов повоевать за Родину в качестве снайпера? – сразу задал вопрос старший лейтенант, по всей видимости это и был командир роты.
Фамилию командира я уже знал. На вид старшему лейтенанту было лет за тридцать, по годам молодой мужик. Лицо простое, усы, глаза серые. Рост скорей всего средний, но широкоплеч.
– А то, как же? Что я зря писал заявление на добровольца? Бить врага из засады будет даже удобней, чем из окопа, – ответил я.
– Почему так считаешь? – спросил комвзвода Шмаков.
– Дак почти, как на охоте, если зверь тебя не видит, значит быстрей подстрелишь его, – пояснил я на вопрос Шмакова.
– Винтовка понравилась? – спросил Порошин.
– Изучить бы её повнимательней, разобрать, собрать. Ну ещё сделать кое-что для неё.
– Сделать? Что именно сделать надо? Винтовка и без твоих доделок хороша, бьёт точно, вроде достаточно, – удивился Порошин.
– При выстреле ствол подбрасывает. Дед учил насадку делать, мы же по роду своему кузнецы. Говорил, что насадка позволит выстрел делать точнее и звук выстрела скрадывает. Дед в Первую мировую воевал, там солдаты для противовеса штык одевали, так выстрел был точнее.
– Не одевать, а примкнуть, штык промыкается, – поправил Шмаков.
– Мне бы на денёк в какие мастерские попасть, за день насадку сделаю. А ещё костюм нужен, чтобы затаиться, а тебя никто не мог заметить, – сразу решил я вывалить то, что мне надо.
– Костюм? Нет у нас никаких костюмов, даже не мечтай, – сразу отрезал Порошин.
– Дак я сам сделаю, нехитрая работа, – уточнил я.
Калугин ухмыльнулся, посмотрел на своих боевых товарищей.
– Какие ещё будут пожелания? – спросил Калугин, явно веселясь.
– Напарника бы мне, чтобы прикрыл в бою спину. Когда следишь за зверем, по бокам и сзади ничего не видишь, так охотника самого могут дичью сделать, – ответил я.
– И такой напарник у тебя есть, как я понимаю. То-то ты за Ложкина речь вёл, разве нет? – этот вопрос задал Порошин.
– А чем Ложкин плох, память у него просто необыкновенная, шустрый, знаю его давно. А стрелять я его подучу, невелика наука, – ответил я.
Моё предложение о насадке заинтересовало Калугина, он попросил меня начеркать на листе бумаги насадку, что я и сделал.
– Шмаков, смотайся завтра с ним на станцию, там точно есть мастерские. Волжин, до вечера сделаешь насадку? – спросил Калугин.
– Работа несложная, если кузня есть и трубки найдём, часа за три-четыре управлюсь, – махнул я рукой, давая понять, что работа несложная.
Меня отпустили, задав несколько вопросов о семье и о желании воевать. На следующий день, сразу после завтрака мы отправились с комвзвода Шмаковым на станцию, в мастерские. Мне здорово повезло, нашлись тонкостенные трубки нужного диаметра, даже сварка имелась и прочие инструменты. Сварку выполнил местный мастер, резьбу нарезал токарь, в общем помогли. За три часа смастерили насадку. А по прибытию в расположение, в компании наших командиров из роты мы пошли испытывать приспособление. Дульный тормоз-компенсатор я сделал закрытого типа, получилось вполне недурно. Стрелять с упора вообще «песня». Попадание в цель более точное, и звук выстрела приглушён, что подтвердил сержант, который специально отходил в сторону, чтобы послушать.
– Интересная задумка, твой дед был изобретательным человеком, – одобрил Калугин, который сам ходил с нами на испытания.
– А главное все просто, насадка на ствол крепится, а на неё наворачиваться компенсатор, – тут же подхватил Порошин.
– На другие винтовки сможешь сделать, хотя бы штук пять-шесть? – спросил меня Калугин.
– Если помогать станут, то за день сделаем, – заверил я.
На следующий день все снайперы роты, а таковых было ещё четверо человек отправились вместе со мной, в сопровождении Шмакова, в мастерские и закипела работа. На третий день мне разрешили сделать маскировочный костюм «леший», а ещё утвердили мне в напарники Антона, чему Ловкач был рад, когда я ему об этом сообщил. Маскировочный костюм «леший» делали из рыбацкой сети, куртка пончо с капюшоном. На лохматые элементы костюмов взяли нити дратвы и мешковину, которую пришлось нарезать на тонкие полоски. Сами полоски выварили с травой, чтобы они приобрели зеленоватый оттенок. Когда командиры увидели результат нашей с Антоном работы, сначала рассмеялись, потом обругали. Но я предложил провести проверку на поляне возле лесопосадки. Затаившись в высокой траве, я смог показать командирам, насколько эффективен маскировочный костюм.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71439202?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Виталий Свадьбин
Тип: электронная книга
Жанр: Попаданцы
Язык: на русском языке
Стоимость: 199.00 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 16.12.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Данная книга – продолжение серии "Княжий род". Став наследником семейной реликвии, которая позволяет мистическим образом вселиться разумом в тела своих предков, главный герой отправляется в тело своего двоюродного деда, чтобы изменить его судьбу. Попадает во время Великой Отечественной войны. Наш современник становится свидетелем и участником одной из самых страшных битв войны 20-го века, а именно в Сталинград. Он вместе со всеми переживает трудности и лишения сложного времени, видит как советский народ несёт на своих плечах тяжесть войны, понимает какой ценой досталась победа над фашизмом. Главный герой остро испытывает чувства страха, замечает душевную боль других людей, а также понимает насколько в этом времени ценится дружба и взаимовыручка, а также видит на каком напряжении сил советскому народу досталась победа над врагом своего Отечества.