Главная страница | Крутой детектив | Nomad. Отрывки из дневника

Nomad. Отрывки из дневника
Дьякон Джон Святой
В мире, где тьма затмила солнце, а мрачные силуэты бродят по опустошённым землям, один байкер остаётся последним оплотом человеческого духа. Не просто мотоциклист, а истинный изгнанник, который мчит по заброшенным дорогам постапокалиптической реальности на своем верном железном коне. В кожаной куртке с изображением собаки, которая защищает, он отправляется в опасные путешествия, отстреливая зомби из своего арбалета.
В каждом новом городе находит обломки былой цивилизации – и противоречивые размышления о том, что движет человеком в мире, где всё потеряно. Пьёшь ли ты, чтобы заглушить страх, или куришь, чтобы ощутить себя живым? Его записки – это не просто отчёты о битвах, но и глубокие размышления о хрупкости жизни, о потере, о предательстве и надежде. Он воюет не только с зомби, но и с собственными демонами, размышляя о том, что такое настоящая свобода в мире, где улицы полны мёртвых и каждый поворот может стать последним.

Дьякон Святой
Nomad. Отрывки из дневника

Примечание автора:
Это вымышленная история. Любое сходство с реальными лицами, ныне здравствующими или покойными, является случайным.
Пролог:
Я нашёл эти записи, в ящике на чердаке одинокого разрушенного дома. Ящик хоть и был старым и местами поломанным, но записи..
Они почти все сохранились.
Мне было на тот момент десять лет, я забрал их домой. Целую кипу бумаг с записями. Тогда, я просто их читал, это были странички блокнота, вырванные, иногда даже смятые, некоторые были облиты водой. Когда и перечитал их все во второй раз. Я понял, что это записи разных людей, я попробовал разложить их на авторов. И я не знаю попал или нет. Но мне кажется, даже не так, я более чем уверен, что хронология тех лет нарушена. И все что мне остаётся, это поделиться с вами именно в том варианте, в котором я смог их разложить. Первая папка, я её так и назвал записки номада. Мой отец сказал, что это имя «номад « он слышал от своего прадеда, он говорил, ну опять же как сказал отец, то были страшные времена.
И что этот парень был легендой, каких то событий. Никто конкретно уже и не мог мне ничего сказать. В те моменты я начал чувствовать себя детективов, и вы не поверите, я даже взял у отца старую шапку с козырьком и носил её, когда читал эти истории. Я представлял себя, в этих событиях, как сам «номад». Мне казалось, что я сам пишу эту историю. Но позже, когда мне стукнуло пятнадцать, я начал разочаровываться в том, что моя жизнь не такая, не такая как у «номада». И это чувство приследовало меня до двадцати лет, и я понял, что то время было страшное и радовался, что моя жизнь проще, чем жизнь тех людей.
Я выписывал все с теми ошибками которые были в записка, а там где текст был зачёркнуто|вырван или обгорел, просто выписывал как он был.
И так приступим:

Падший ангел – это ни ангел, который последовал за демоном в Ад, это ангел, захотевший испытать прелести людской жизни.
Я не могу стать частью такого мира, где мужья одевают своих жён как женщин лёгкого поведения, выставляя на показ всё то, что должно быть сокровенным. Где нет понятия чести и достоинства, и на слова людей можно ссылаться только тогда, когда они говорят «обещаю». Где женщины не хотят детей, а мужчины не хотят семьи. Где сосунки считают себя успешными за рулём отцовских машин, а любой кто имеет хоть немного власти пытается доказать вам, что вы ничтожество. Где люди лицемерно заявляют, что верят в Бога с рюмкой алкоголя в руках, и с отсутствием малейшего понимания своей религии. Где понятие ревности, считается постыдным, а скромность – недостатком. Где люди забыли о любви, а лишь ищут наилучший вариант партнёра. Где люди ремонтируют каждый шорох своей машины, не жалея ни денег, ни времени, а сами выглядят настолько убого, что только дорогая машина может это скрыть. Где парни пропивают родительские деньги в ночных клубах, кривляясь под примитивные звуки, а девки в них из-за этого влюбляются. Где М и Ж уже давно не различаются и где всё это вместе называется свободой выбора, но тех кто выберет другой путь – заклеймят отсталыми деспотами. Я выбираю свой путь, жаль только то, что я не нашёл такого же понимания у тех людей, в которых больше всего его искал.

Обрывок…
Дождь методично барабанил по крыше дозорной вышки, которая уже на протяжении года служила мне приютом. Звук капель напоминал ритмичный аккомпанемент, словно тоскующую симфонию, отражающую моё внутреннее состояние. Влажный воздух наполнялся запахом сырости и древесины, создавая уют, который так контрастировал с тем, что происходило за пределами этого временного укрытия.
С каждым днём всё громче доносились крики бродяг с лесных просторов. Когда-то я считал этот лес последним оплотом безопасности, уединённым уголком вдали от человеческих страстей. Здесь не было людей, зато присутствовала живность, вода текла в ручьях, а под сенью деревьев скрывалась зелень. Но постепенно всё изменилось; что-то в воздухе стало невыносимо тревожным.
Сейчас бродяги, собаки и дикие животные всё чаще нарушали тишину этого некогда мирного леса. Эти существа, как и я, искали выживания, а порой и наживы; среди них находились мародёры, фанатики и разведчики из других лагерей. Горсти остатка человечества делали всё возможное, чтобы выжить – перегрызающие друг другу глотки как шакалы, жаждущие заполучить последнюю банку бобов, дзествительно показывали, на что способны отчаявшиеся люди.
Вдали виднелись несколько лагерей, где всё ещё можно было обменять еду, воду или лекарственные растения на оружие и одежду, но их становилось всё меньше, и шансы столкнуться с врагом в процессе этого обмена нарастали с каждым днём. Мысли о том, как изменилась жизнь, беспокойно крутились в моей голове, и в ушах звучал старый блюзовый трек из ушедшей эпохи людской блажи. Музыка напоминала о днях, когда мир ещё не погрузился в хаос, а люди могли приятно проводить время вдали от борьбы за выживание.
Каждый аккорд словно подчеркивал контраст между теми счастливыми моментами и суровой реальностью, в которой я оказался – в мире, где даже мелодия может оказаться последним оплотом надежды.
Я задолбался быть здесь,
не понимаю: что и как?…
Свое свободное время,
Я провожу не так не сяк.
Мое время сигареты,
Пролетают пачка день,
Мои нервы – сгорают,
Им уже зажечься лень.
Стой на месте и спокойно,
Посмотри в мои глаза.
Я говорю – незаконно,
А в голове голоса.
Из гитары льется песня,
Из пустоты летят слова.
Мое дело – плохое,
Не стоит верить в чудеса.
Посмотри на часы,
Мне осталось пол часа,
И стихают барабана звуки,
Замолкают голоса.
Танцы со свечами на мачтах,
Давно погибших кораблей.
Чтобы придти к точке,
Давай пей сильней
В твоих стихах нету смысла!
А в словах полно лжи!
Я просто гуляю по ветру,
Что уносит мои мечты.
За стаканом пролетают,
Разговоры с самим с собой.
Отражение в зеркалах,
Моих строк главный герой.
И завершающей соло губной гармошки.
В последнее время я всё реже встречаю среди живых людей. Повсюду одичавшие, отчаявшиеся существа, готовые сделать всё ради пищи: они врут, убивают, совершают самые низкие поступки. Этот новый мир, где человечество погрузилось в хаос, стал совсем чуждым и опасным.
Сидя в своей вышке, я чувствую себя в относительной безопасности. Здесь, на высоте, ощущается лёгкость одиночества; вся надежда сосредоточена на моих собственных силах. В тишине и уединении я могу обдумать свои шаги, перешагивая от одного дня к другому.
«– Делл… Делл…» – тихо позвала меня маленькая девочка с тёмными глазами, полными ожидания. Она смотрела на меня, как на настоящего героя, светившегося миром, который она ещё помнила. «– Делл, давай! Давай, катосить!»
Я лишь вздохнул, понимая, как легко притянуться к невинности, даже в такой жестокий мир. «– Иен, тебе уже 20 лет, а ведёшь себя как ребёнок…» – произнёс я, нажимая кнопку на руле своего мотоцикла. Он издал знакомый, привычный бубнеж, будто напоминал о временах, когда мы могли просто кататься, не задумываясь о выживании. «– Поехали…»

Обрывок
Мы все кажемся ничтожными самодовольными созданиями, ползающими по земле, дремлющими в своей человеческой природе. Но, несмотря на всё это, у нас есть разум. И иногда, если постараться изо всех сил, мы можем вести себя как нормальные люди, несмотря на наше окружение. Эта искра человечности всё ещё горит в нас, даже в самые тёмные времена, и, возможно, именно она будет нас спасать.
Истощённый крик бродяги разорвал тишину, ворвавшись в моё сознание и вернув меня к жестокой реальности. «О, ещё один…» – пробормотал я, осознавая, что на этот раз он был слишком близко.
Схватив стоявший у стены арбалет, я начал осторожно спускаться по металлической лестнице. Каждый шаг отдавался глухим эхом, нарушая спокойствие, которое окутывало мою вышку. На душе было тревожно, но я знал, что не могу оставить его без внимания.
Когда я спустился на землю, мой взгляд упал на заброшенный участок забора, обтянутого металлической сеткой. В желтом свете, пробивающемся сквозь облака, мне открылся странный и жуткий зрелище. Бродяга, словно призрак из прошлого, стоял передо мной. Из его горла вырывались звериные звуки, а серые, безжизненные глаза смотрели в никуда. Рваная одежда свисала с него, как остатки былой жизни. Его пальцы, израненные и покрытые ссадинами, цеплялись за прутья сетки, а из груди торчал нож, плачущий о недавнем насилии. «Видимо, кто-то так и не смог тебя одолеть…» – подумал я, наблюдая за его пугающим состоянием.

Я оценил ситуацию и, не раздумывая, нацелился. Лазерная точка арбалета скользнула между его бровями, и, выпустив болт, я почувствовал, как напряжение покинуло меня. Щелчок пули как будто разнёс всё вокруг, и бродяга обмяк, его тело беспомощно свалилось на землю, отразив ужас и горе, которые в нём жило.

Выйдя за ограду, я направился к его телу, не в силах отвести взгляд. На его голове больше не осталось волос, а кожа, словно кожица старика, обвисала от страха и нестерпимой боли. Подойдя ближе, я сжал болт, уже остывший, и аккуратно вытащил его из его головы.

С этими бездушными останками мне больше не хотелось оставаться здесь, и, повернувшись, я направился обратно на свою дозорную вышку, как будто пытаясь оставить позади то, что когда-то было человеком, но теперь стало лишь отражением безжалостной пустоты этого мира.

В полумраке ночи к нашему входу подошёл гость. Его тень тревожно скользнула по краю света, и я почти не сомневался, что он не один. На всякий случай устроившись под окном, я раскрыл пачку с самодельными сигаретами, название которой десятилетия исчезало в небытие. Из кармана куртки я достал бензиновую зажигалку, чиркнул колесом, и в воздухе повис аромат дыма, напомнившего о лучших временах, когда жизнь была простой.

В то время, когда я курил, мне вспоминался шум мотоцикла, который несся по почти пустым дорогам между небольшими населёнными пунктами. Перед глазами возникла картинка: парень с девушкой, обеими в кожаных куртках, мчались, оставляя за собой лишь облачко пыли. В одном из таких пунктов, поразившем своей заброшенностью, на старом большом металлическом амбаре сохранилась надпись: «Кафе у дороги…» – и дальше, к моему величайшему разочарованию, память отказалась поддаваться, оставив лишь туман nostalgii.

Я слышал её голос, она что-то кричала мне сквозь свой закрылый шлем, но слова терялись в шуме мотора. Машинально я поглядел в сторону амбара, заметив на земле две огромные жестяные летающие тарелки, размером с автомобиль. «Вот это маркетинг…» – подумал я, усмехнувшись, но в то же время стало грустно осознавать, что кафе уже давно не работает. Мы проносились мимо, оставляя позади ещё одну тень утраченного прошлого.
Среди этого убегающего мгновения раздался раскат грома, который огласил небо, и я почувствовал, как сигарета начала догорать в моих руках. В голове промелькнуло ощущение лёгкого отключения, хотя недолго. Я перестал считать дни, когда на стене оставалась метка под номером 512. Больше не имело смысла вести подсчёт – это было просто пустое занятие.
Капли дождя начали проноситься, будто предвестники надвигающейся бури, ударяясь о металлическую крышу с нарастающей силой. Всё это время я осознавал, что моя связь с реальностью начинает слабеть. Начав свой маршрут между домами, людьми и автомобилями, я ощутил еле уловимый запах приближающегося дождя, который щекотал нос и пробуждал воспоминания.

Обрывок
Наконец, пройдя несколько кварталов, я почувствовал несколько капель на пальцах и перчатках. Гром раздался вновь, и словно в мгновение ока, с неба обрушился поток дождя, бушующий, как река, со стремительной яростью. Он поглотил всё вокруг, унося с собой остатки былой тишины и создавая новое, неведомое мне состояние, в которое мне предстояло погрузиться.
– Ливень, а мне ещё ехать… – пробормотал я, сбавляя скорость и переключая на пониженную передачу. Дождевые капли стучали по капоту, создавая ритмичную мелодию, которая, казалось, поглощала весь мир вокруг.
Выйдя на одну из главных улиц города, я наткнулся на светофор, который, словно насмехаясь, загорелся красным. Я остановился на средней полосе, посреди пустой дороги, и взглянул на тусклые огни города, которые бились сквозь стену дождя, словно светлые звёзды в мрачной вселенной.
В левом зеркале мелькнула какая-то тень, и сердце коснулось легкой тревоги. – Что за чёрт? – прошептал я, прищурившись, но в отражении не увидел ничего. Кажется, это всего лишь игра ума, подумал я, плавно двигаясь вперёд, не давая себе места для паники.
Я никогда не верил в мистику, и поэтому решил, что это просто последствия недосыпа. Однако, как только эта мысль окончательно укрепилась в сознании, тень снова дернулась. Я повернул голову, в попытках найти источник своего беспокойства, но, увы, в дождливой полумраке ничего не было видно.
– Так приеду и сразу спать, – подумал я, пытаясь успокоить себя. Но тут, словно всплывая из пелены дождя, появилась тень… Я присмотрелся, и вскоре различил капот.
Чёрная машина, наглухо тонированная, проезжала мимо, без единого источника света. Я покрутил пальцем у виска, но, возможно, водитель просто не обратил на меня внимания, иначе как объяснить это зрелище.
Я выехал на более освещенный участок дороги, и на автобусной полосе заметил маршрутку с включённым правым сигналом поворота, означающим, что водитель высаживает пассажиров. Я продолжал двигаться по своей полосе, когда внезапно передняя часть маршрутки резко дернулась в мою сторону.
В этот момент сердце заколотилось; я дернул передний тормоз и слегка вдавил задний. Но вдруг ведущие колёса попали в аквапланирование, и я почувствовал, как машина потеряла контакт с дорогой, словно парящий в водной пелене. Ощущение, будто реальность потянула меня в бесконечный водоворот, заставило меня затаить дыхание… Теперь каждое мгновение теряло свою привычную ясность, а небо и земля сливались в единую бурю дождя и тревоги.
Чисто машинально я отпустил тормоз, одновременно добавил газ и резко дернул руль влево. Мотоцикл мгновенно стабилизировался, как будто само небо помогло мне вернуть контроль. Я продолжил свой путь, в то время как водитель маршрутки даже не заметил моего маневра, поглощённый своими мыслями.
Двигаясь с приемлемой скоростью и под ярким светом уличных фонарей, я вскоре добрался до своего гаража. Не теряя времени, закатил мотоцикл внутрь, а затем, полон усталости, направился домой, заранее дав себе обещание: «Как только доберусь – сразу в постель».

Обрывок
Однако яркий солнечный луч, пронзивший стекло, ослепил меня, словно он решил напомнить о себе и вытянуть из дремоты. Я потёр глаза и подумал, что, пожалуй, самое время отправиться в небольшую поездку, проверить ловушки и при необходимости обменяться товарами в лагере К-О.
Спустившись с вышки, я ощутил, как мои берцы гулко ударились о лужу, и меня мгновенно обдало холодной влагой. «Что поделать, хотя бы не промокну…» – завёл я себя в настроение, стараясь не обращать на это внимания.
Выйдя под небольшой навес, сколоченный из потемневших досок и оббитый ветхим брезентом, я выкатил свой мотоцикл. Но, увы, это уже не тот блестящий красавец, каким он был когда-то. Разные запчасти, побитый внешний вид и изношенные кофры рассказывали свою историю. Текущий сальник вилки вовсю напоминал о моих неудачных поисках, несмотря на то что я искал его все эти пару дней. Чтобы хоть как-то улучшить состояние, я надел старую бандану, шрамировавшую на ней множество воспоминаний.
Мой старый добрый круизер больше напоминал чоппер – здесь собраны его бои и испытания, превратившие его в нечто более уникальное. Я отодвинул кусок забора с сеткой и, выкатив мотоцикл на волю, аккуратно задвинул забор обратно. На протяжении многих дней я пытался маскировать часть забора, прикрывая её ветками и армейскими навесами, так что теперь это выглядело как некий запутанный лабиринт, созданный за годы борьбы за выживание. Но именно это и давало мне чувство дома – эта странная рукотворная крепость, в которой хранились мои светлые мечты об уходящем времени и новые приключения, ожидающие впереди.
Дернув лапку кик стартера, я с удовольствием погрузился в мрачные недра леса, наполняя воздух громовым хрипом двигателя своего мотоцикла. Деревья, стоящие по обе стороны, словно древние стражи, обнимали меня своей зелёной листвой, а аромат смолы и дикой природы подарили ощущение полной свободы.
– Привет, ты можешь говорить? У меня проблемы… – голос в рации звучал подавленно, как будто исходил из самой глубины леса.
– Да, что случилось? – ответил я, настороженно прислушиваясь к шорохам вокруг.
– Я застряла на ферме, тут творится что-то неладное.
– Это где именно? – мои пальцы нервно сжали ручку газа.
– Ферма на севере, рядом с поселением шерифа.
– Ок, еду…
– Спас… – резкое шипение рации перервало наш разговор, оставив меня в напряжённой тишине.
Внезапно раздался низкий рык позади моего мотоцикла, и реальность вернулась ко мне с неожиданной силой. Я обернулся и увидел огромную чёрную собаку с безжизненными глазами, готовую кинуться мне в сторону. Судьба оборвалась на грани, и ветер, обдавая моё лицо, заставил меня мгновенно переключить скорость. Левой рукой я вытащил пистолет из внутренней части куртки, чувствуя, как адреналин стучит в висках. Когда зверь приблизился, разинув пасть для возможного броска, я выстрелил несколько раз. Грохот раздался эхом по лесу, заставляя птиц в панике взмывать ввысь. Ещё несколько сотен метров – и я достигну места.
Я остановился на пригорке, омытом солнцем, рядом с двумя мощными деревьями. Слез с байка и, присев, начал осторожно продвигаться к первой точке. В лесной чаще, среди высоких трав и густых кустов, я нашёл идеальное место и установил капкан. И вот, о, удача, в моих руках оказался олень, едва дышащий и уже лежащий на земле. Я пришёл раньше нежданных бродяг.
Сдерживая дыхание, я вынул клинок из ножен на ноге и поднёс лезвие к горлу оленя: – Не во имя удовольствия, а во имя нужды… – произнёс я с решимостью, прежде чем перерезать его глотку. Тёплая алую кровь безмолвно полилась на землю, и я принялся за разделку туши, вбирая в себя запахи леса и жизни.
Всё готово. Я загрузил мясо на мотоцикл, а куски шкуры смотал и привязал к передней вилке. На неделю еды мне хватит. Шкуры и большую часть мяса я намеревался продать в лагере, где жизнь бурлила не менее, чем здесь, в заброшенных закоулках леса.
Сев на мотоцикл, я надавил на газ и направился в сторону лагеря К-О, дорога настойчиво манила меня вперёд, к новым приключениям и тайнам.
На выезде из леса, среди развалин прежних дней, находилась старая ферма, окутанная загадками и тишиной. За забором, сложенным из ржавых кусков железа, древесины и мохнатых остатков шифера, раскинулся лагерь К-О. Основанное давними друзьями, фермерами Коуллом и Отто, это место стало хутором надежды и выживания.
– Открывайте ворота, номад приехал! – прокричал парень с вышки, его голос звучал искренне и весело.
Медленно и с оглушительным скрипом ворота отворились, представляя собой завесу в мир, где смешивались надежды и опасности.
Я въехал на территорию лагеря, и, проехав всего пару метров от ворот, остановил свой мотоцикл с легким ударом сердца, наполняя легкие свежим воздухом.
Прямо у ворот, в целях безопасности, был разбит маленький рынок. Старинные тележки, обрамлённые самой разнообразной продукцией, предлагали товары для тех, кто умел ценить жизнь в этом торжестве хаоса. Я пошёл к Тэду, торговцу, который был и скупщиком в одном лице; его настойчивый взгляд всегда предвещал удачные сделки.
– Привет, Тэд… – произнес я, поднимая голову.
– О, что нового, номад? – его голос напоминал тихий звон, проникающий в сердце этого обыденного места.
– Да всё по старому,– я указал рукой на своего железного коня. – Берёшь?
– Конечно, я думаю, мы сможем договориться… – Тэд почесал нос, раздумывая. – Полторы тысячи кредитов, идёт?
– По рукам… Но тогда завяль моё мясо. И ещё вопрос, сколько до поселения шерифа?
– Тебе, дня два. Через холмы «Крови».
– Ок, я пошёл.
Кредиты здесь представляли собой нечто большее, чем обычные деньги; каждый лагерь выпускал свои собственные. В К-О это были крышки от пивных бутылок – с изящной гравировкой с обеих сторон: с лицевой стороны красовался номинал и голова льва, а с обратной лишь символ «К-О».
Это выглядело весьма привлекательно. Я обдумал, как смогу распорядиться ими – быстро прикупил патронов у Сэма, взял немного консервированных бобов у Нелли, заправил байк и набрал пару галлонов бензина с собой.
Завершив покупки, я зашёл к Харли. Этот небольшой, но крепкий парень знал всё о механике и электрике. Он с удовольствием поменял мне сальник вилки, проверил масло и выдал запасные лампы на всякий случай.
Когда я уже готовился покинуть лагерь, белый парнишка окликнул меня с блеском в глазах:
– Делл, пойдём, Коул зовёт!
Он кивнул в сторону большого дома, и я, не говоря ни слова, направился вперёд, словно тень, следуя велению судьбы.
Коул время от времени просил меня выполнить для него различные поручения: найти или выследить кого-то, устранить неприятности, угрожающие его покою. Быть может, это было странно, но в этой жизни я находил комфорт в опасности.
Когда я вошёл в дом, моё внимание привлекло сердце этого места – уютная гостиная с массивным столом, за которым расположился старик Коулл. Вокруг него витал густой аромат сигары, а в чашке его стоял кофе, черный, как безлунная ночь, с обволакивающим, крепким вкусом.
– Эй, номад, ты в курсе, что список смертных грехов подозрительно напоминает твою жизнь? – с ухмылкой произнёс он, обводя меня внимательным взглядом.
– Знаете, вы мне кого-то напоминаете, – ответил я, не скрывая своей иронии.
– Кого-то, кого вы любите? – спросил он, поднимая бровь с лёгкой насмешкой.
– Ну, так далеко дело не зашло. Кого-то, кого я убила… много раз…
Эти слова водоворотом вынесли меня из момента, заставив вспомнить ту безграничную свободу, которую я ощущал, когда мчался по дороге, ветер свистел в ушах, а яркое солнце нежно касалось моего лица. Урчание и вибрации мотора создавали непередаваемую симфонию, в которой я находил умиротворение. Это был водопад эмоций, и я просто обожал это чувство, когда был в седле.
Ветер в волосах, даже если их у меня не осталось – это чистая правда. Это были неотъемлемые моменты счастья, мгновения, непохожие ни на что другое. Это была страсть к езде, которая переплеталась с моей сущностью и с тем, кем я хотел быть. Дорога превращалась в фильтр для мыслей, и, стоило лишь сесть на мотоцикл, как я забывал все заботы. Никаких разговоров, только я и мой байк, одиночество, в котором я наслаждался тишиной и свободой.
Некоторые рисуют, другие шьют, кто-то слушает музыку. А я, просто садясь на мотоцикл, разгонял все мрачные мысли. Это был кайф, искренний, непревзойдённый кайф, на который можно подсесть. В духовном смысле можно сказать, что это слияние души мотоцикла и меня – мгновение, которого не выбросить из памяти.
У всех мотоциклистов, водящих свои байки какое-то время, возникает особая привязанность к ним; можно сказать, что это человек внутри тебя. Мы все мечтаем о полёте, и, когда ты мчишься на мотоцикле, ты действительно чувствуешь, что летишь. С поворотом дросселя ты начинаешь парение в пространстве.
На дороге мотоциклисты способны поддерживать один другого, они приветствуют друг друга, в отличие от автомобилистов, которые часто остаются в капсуле из стекла и металла. У нас есть нечто общее: две колеса и мечта. Эти люди вернутся, чтобы помочь, и никто не оставит товарища на обочине без поддержки. Одни из самых отзывчивых людей, которых я когда-либо встречал – именно мотоциклисты. Быть мотоциклистом – это больше, чем просто хобби; ты определяешь себя этим, прежде чем кем-то другим – врачом или актёром.
Когда я разговаривал с пареньком, увлечённым мотоциклами, вполне возможно, что он оказался нейрохирургом, о котором не догадывался. Если вы когда-нибудь сядете на мотоцикл, независимо от того, кто вы – директор банка или глава страны – вы окажетесь внутри этой дружеской семьи. Выехав в путь, вы можете быть злыми, но проехав всего три километра, вы внезапно ощутите, как стрессы и заботы растворяются, оставляя только чувство свободы.
Кажется, что мы часто путешествуем внутри пузырей, и именно мотоцикл выводит нас из этого замкнутого пространства. Наша настоящая дорога начинается там, где мы осознаём, кто мы есть на самом деле.

Обрывок
Номады, как тени прошлого, странствуют по бескрайним просторам, не признавая ни городов, ни святых мест, где почитались бы боги. Эти свободные духом люди не знают тесноты крыш и тепла домов, даже когда свирепые морозы покрывают землю белоснежным покровом. В их душе живёт стремление к свободе, которое они не будут менять ни на что. Они чаще ведут войны, чем занимаются разбоем; дани, что собирают с осёдлых племён, им нужны для жизненных нужд, а не для накопления богатств.
Летний день не предвещал ничего необычного, когда я не спеша катился по стране на своём мотоцикле. Город, в который я заехал, уже тонул в вечерних сумерках, когда я остановился у барчика с неясной музыкой, доносящейся изнутри. Парни с мрачными лицами приходили и уходили, словно тени, отражая атмосферу места.
В это время на черную, массивную машину остановился я, и подумал лишь о том, что внешнего блеска не требует внимания. Четыре одинаково одетых, лысых здоровяка вылезли из салона, угрожающе держали биту, но я знал, что эти парни явно не интересуются бейсболом. Это были явно не играющие в спорт, а те, кто пришёл за эмоциями. Они уверенно направились в бар, и я, соблазнённый любопытством, не мог оставить этот момент без внимания.
Зашёл в бар и застал зрелище, которое отразило всю абсурдность происходящего. Мажоры, только что наслаждавшиеся вечеринкой, в панике вылетали из заведения, словно под давлением. В центре комнаты эти безмозглые громилы забрали женщин и, грубо схватив хозяина, начали вести себя как настоящие охотники. Я остановился у входа, закурив сигарету – это было неуместно, но по-своему весело.
– Эй, придурок! – крикнул один из них, обратив на себя внимание. – Убери свою рожу прочь, пока жив!
– Да я просто смотрю, ребята, – ответил, продолжая курить. – Не обращайте внимания.
– Слышь, долбоеб, – послышался другой голос. – Тебе жизнь надоела?
– На самом деле, у меня к вам вопрос, – произнес я, наблюдая за всей сценой. – Вы хоть северную лесопилку вырубили? Я пока зашёл, насчитал пять камер. Может, вам стоит спросить у персонала, где система, и просто извлечь жёсткий диск?
Один из лысых обернулся к своему любопытному компаньону, явно растерянный, и кивнул. На это третий быстро побежал в коридор, ведомый моей идеей.
– Так, гений, теперь пиздуй отсюда! – крикнул четвёртый, демонстрируя свою силу с битой в руках.
– Чёрт, я стараюсь вам помочь, джентльмены! – воскликнул я, чувствуя, что меня выгоняют без всякой на то причины.
И вот, из коридора их шустрый друг выскочил с коробкой в руках и с гордостью продемонстрировал всем.
– Теперь разбей её, но не по корпусу, переверни и бей по тому месту, где микросхема, – добавил я, довольный своей интригующей идеей.
Мужик с пылающей энергией стал бить по коробке, словно это было его личное удовольствие.
– Ребята, а он вам вообще денег должен? – спросил я, вглядываясь в ситуацию.
– Да, – ответил тот, кто держал хозяина бара, явно не понимая всей абсурдности, происходящей вокруг.
– И что же вы решили, его убить? – не удержался я. – Но ведь он же не отдаст вам деньги, так просто.
– И что ты предлагаешь, умник? Отпустить его? – на этот раз лысый выглядел ещё более агрессивно.
– Что? Нет! У вас есть молоток и гвозди, или кусачки? Я мог бы показать вам, как получать информацию, – начал я, надеясь привлечь их внимание другой идеей.
– Нет, – отвозили меня от обсуждения, словно я говорил не о том, что нужно.
– Чёрт, а нож у вас есть? – вопрос вывел их в ступор.
– У нас только биты, – отрезал один из парней, и я почувствовал, что разговор заходит в тупик.
– Но у меня есть нож. – Я достал его из-за спины, где он висел на ремне, как символ защиты.
– Слышь, псих, иди обратно, откуда пришёл! – воскликнул один из громил, дав намёк на то, что мне не место здесь.
– Да ладно вам, я могу вам помочь! – удивлялся я, всё ещё надеясь, что разум возобладает над готовностью к насилию.
– Пиздуй, я сказал! – указал парень, в его жесте читалась угроза, и я уже начал разворачиваться, когда один из парней вдруг ударил плачущую девушку.
– Ты себя свиньей мужиком называешь?! – произнес я, развернувшись лицом к угрожающе большому типу, который словно горная вершина нависал над мной.
– Тебя я не спрашивал, идиот! – его слова звучали как гром в тихом небе, но я не собирался отступать.
– Стой, мужик… нам не нужны проблемы, – произнес голос слева, полон тревоги.
– Какого хрена, Хруст?! – прорычал один из них, надутый, как шарик перед пополнением в семье.
– На его спине, дебила ты кусок, смотри на куртку! – выкрикнул тот, кто выглядел особенно пугающим.
– Чё? – вскинул я брови, стараясь собраться с мыслями.
– Он из семерки! Включи мозг, осел! – прошипел второй.
– Мужик, реально, иди своей дорогой. У нас нет с вашими проблемам, – произнес я спокойно, как китель к шляпе.
– Уже есть. – звучала в его голосе тень угрозы.
– Сука, да чё ж ты такой крутой? Думаешь, твои братки рванут из другого города, сюда чтобы помочь?! Иди нахуй отсюда, пока цел! – продолжал он, выпятив грудь.
– Парни, ограбления – ок, рекет – ок, но… но бить девушку, тут как ни крути, яиц у тебя нет… – мой голос стал резче, слова сами вырывались наружу.
– Да я тебе яйца отобью, придурок! – бесноватый парень бросился в мою сторону, замахнувшись битой. Я вонзился в пол, уклонившись, и выполнив выпад снизу вверх, с силой вонзил нож ему в челюсть. Тело его хлестнуло на пол, и поток крови, словно тяжелый дождь, окутал меня своим ржавым метальным запахом, смешанным с потом и ароматом этой забегаловки.
Мое тело зажглось удовольствию, каждый удар сердцапревращался в острый яд, расползавшийся по венам. В этот момент меня будто бы охватило нечто большее, чем просто инстинкт самозащиты. Я видел, как другой громила ринулся на меня, его крики сливались в один гулкий звук, но я не слышал их. Я был сосредоточен, его движения были предсказуемы. Я парировал ударс битой, словно танцор, избегающий ненужного касания, и ответил на атаку, вонзив нож в его грудь. Его глаза расширились от неожиданности, он не успел понять, что произошло – и тяжело рухнул на пол, захлебываясь собственной кровью, в воздухе витал запах ржавого металла, пота и затхлости самой забегаловки.
С каждым ударом сердца во мне закипал гнев, превращаясь в зловещий яд, готовый выплеснуться наружу. Я смотрел на двоих оставшихся, их лица искажались от страха и ненависти, и в этот момент моя воля и решимость только крепли.
Один из них, Хруст, остался на месте, не в силах сдвинуться с точки, а второй – парень из северной части города – кинул в меня стул. Я не ожидал этого, и удар от стула заставил меня отлететь назад. Но я быстро пришёл в себя, и, едва успев подняться, он уже налетал на меня, его кулаки били, как кувалда, сыпали удары по моей голове и корпусу.
Всё происходящее вокруг словно замедлило свой ход. Я ощутил, как в этот момент решимость наполняет меня, как вода, стремящаяся пробиться сквозь трещину в земле. Я схватил его за руку и резко приставил нож к области его печени, словно он сам привёл меня к этому моменту. Его глаза наполнились ужасом, он даже не успел закричать, прежде чем я одним движением перерезал ему горло. Кровь фонтаном вырвалась, как игристое вино из бутылки, разрывающейся от нетерпения, и всё вокруг окрасилось в алые тона.
Я сбросил его тело с себя, и на мгновение наступила тишина. Люди в баре замерли, застыв в шоке. Их взгляды были прикованы ко мне, и казалось, что их больше ужасает то, что сделано, чем само ограбление.
– Хруст, беги! – произнёс я, указывая на дверь. Он не раздумывая ринулся наружу, и вдалеке послышался свист машин, рванувших с места.
Я убрал нож, но чувствовал, как буря внутри меня постепенно утихает. Выйдя на улицу, я не знал, что будет с баром, но одно было ясно: этот город больше не станет прежним. Там, где раньше все решали мысли, теперь могучие действия нарушили привычный порядок. Правда и справедливость теперь звучали по-другому.

Обрывок…
Мой далёкий предок происходил из племени кочевников, свободных как ветер и стремящихся к новым горизонтам. В те суровые времена, когда необходимость в пище и крове заставляла людей идти на невозможные жертвы, нередко приходилось делать выбор, от которого зависела судьба. Быть разбойником с риском потерять жизнь каждый день или же стать наёмником, служащим богатому человеку, чья щедрость могла быть порой иллюзорной. Этот выбор стоял перед каждым, но моего предка не пугали ни те, ни другие варианты.
Однажды, он подошёл к местному купцу, человеку с завидным состоянием и порядком, который царил в его усадьбе. Уверенно и с гордостью произнёс: "Хочу работать, готов делать всё". Нельзя было не задаться вопросом, почему он выбрал непростой путь наёмника, когда вокруг крутилось столько возможностей для разбоя. Но, подумав, он решил, что кровь и насилие ни к чему – в мире и так было достаточно жестокости.
Купец, зная о происхождении моего предка, принял его в свою команду и вскоре сделал верным помощником. Его обязанности были разнообразными: от охраны и сопровождения купца до тяжёлой работы по погрузке и выгрузке товаров, а также кормления лошадей. Это была грязная работа, в буквальном смысле слова, но в условиях постоянных путешествий она имела свои преимущества. В награду предок получал комнату в усадьбе и все необходимые жалования.
Однажды, купец решил рискнуть и отправиться в неизведанные страны за новыми товарами, которые могли бы прокормить его семью и расширить бизнес. Он повёл с собой небольшую охрану, состоящую из десятка всадников, а также моего предка, который ответственно готовил лошадей к долгому пути. Они отправились к горизонтам, которые были в месяце езды от родного городка.
После долгого и утомительного путешествия они достигли нового места, где купец, радостно поглядывая на новые возможности, отправился за товарами, оставив всех отдыхать. Получив немного монет на еду и выпивку, мой предок направился в трактир. Там его взгляд привлёк образ молодой, красивой женщины, которая была словно цветок среди серых будней. Но предок столкнулся с неожиданной преградой – он не знал языка, и все попытки поговорить с ней заканчивались неудачей. Женщина лишь улыбалась и что-то произносила, не в силах понять его смятения.
Не зная, что предпринять дальше, он пустил все монеты на выпивку, погружаясь в пьяное безумие. Он напился местной сивухи, и, как это часто бывает в таких ситуациях, вышел из трактира, опустошённый и загрустивший. По пути он снова встретил незабвенную девушку и, заволнованный внезапной мыслью, принял решение, которое было вдали от разумного. Накинувшись на неё, он огрел её по голове палкой и утащил в конюшню, мечтая о собственном безумии.
Но именно в этот момент, когда он был на пике своего безумия, в конюшню вошёл купец. Увидев предка, считавшего, что он стал хозяином своей судьбы, с девушкой под ним, его ужаснулся и воскликнул: "Ты в своём уме? Ты ведь можешь её убить!" Предок, натягивая свои портки, посмотрел на купца с недоумением. В ответный момент купец спокойно произнёс: "Грузи её в карету и собирай всех, едем".
Вернувшись домой, купец сказал предку, что теперь эта девушка станет его женой. Именно так начался новый виток моего рода, и я стою перед вами здесь, горячо желая продолжить историю своих предков.

Обрывок

Сижу на бордюре, напротив тянется фасад многоэтажек, обнимая улицу своими серыми стенами. Город оживает вокруг меня, и вот, в этом потоке серости, к тротуару притормаживает жёлтый автомобиль с шашечками на крыше. «Наконец-то моё такси», – проносится в мыслях, когда я вставать с бордюра и открываю дверцу машины.
Как будто в замедленном движении, я произношу что-то, но сам не слышу своего голоса. Водитель, сосредоточенно смотря на дорогу, лишь кивает головой, не оборачиваясь. Сажусь на мягкое кожаное заднее сиденье, ощущая приятное тепло, и мы трогаемся в путь.
В зеркале заднего вида вижу водителя: его глаза прячутся за тёмными очками. Он улыбается и задаёт вопрос, нарушая тишину: – «Дружище, ты откуда? По тебе видно, что ты не местный». Мимо промелькивают дома, один за другим, и я смотрю на них, как на картинки из чужого мира.
– «Я из…», – произношу, и слова как будто застревают в горле, слышится только невнятный звук. Странно, почему я не слышу себя. Водитель продолжает говорить: – «Знаешь, обычно люди, едучи со мной, много говорят. А ты какой-то другой. Или я тебе не нравлюсь визуально? Может, хотел бы, чтобы я был, ну, незнаю, женщиной с пышными формами?» Его вопрос сопровождается лёгким смехом.
– «Да нет, я просто не общителен», – пытаюсь объясниться, но под его пронзительным взглядом, тянущимся к моему, ощущаю себя уязвимым.
– «Да брось, тут что-то не так. Каждый, сидя на твоём месте, успевает рассказать мне всю жизнь, пока мы доезжаем до места. Со всеми деталями». Я насчитываю минуты, как грозы перед дождём, и, нащупав пачку сигарет и зажигалку, спрашиваю: – «Тут курить можно?»
– «Конечно, может, это тебя разговорит», – снова улыбается водитель. Я закуриваю, и дым, как предательская змея, извиваясь, медленно спускается на пол автомобиля, окутывая нас белой пеленой. Странное ощущение, почти магическое.
Но вдруг машина останавливается – не там, где мне нужно.
– «Выходи, дружище», – произносит водитель спокойным тоном.
– «Но мы не доехали…» – протягиваю, недоумевая, что происходит. Водитель поворачивается к мне, и его глаза, скрытые за очками, кажутся полными мудрости: – «По этому пути везут туда, откуда не возвращаются, и твоё время пока не пришло».
Я выхожу из такси, чувствуя, как ненадолго теряю контакт с реальностью, а затем спрашиваю: – «Сколько с меня?»
Водитель глядит на меня с безразличием: – «С мёртвого – две монеты, с живого денег не беру». Его слова толкают меня в смятение, и, пока я наблюдаю за тем, как седан трогается, словно лодка по глади реки, он вскоре исчезает вдали, оставив меня в растерянности.
Внезапно я просыпаюсь, и моё тело ломит от боли, как будто я вышел на бой, которого не знал.
– Послушай, Тим, – вдруг говорит голос из далека, его интонация наполнена печалью, – я не хочу тебя расстраивать, но то, что люди называют любовью, – это просто химическая реакция, принуждающая животных размножаться. Поначалу это сильное чувство, но потом оно медленно ослабевает, оставляя тебя в неудавшемся браке без единой копейки в кармане. Так было у меня, так будет и у твоих родителей.
Словно призыв к свершению, он продолжает: – Разорви порочный круг, будь выше этого, займись наукой.

Обрывок
Жить – значит рисковать всем. В противном случае ты всего лишь вялая кучка беспорядочно собранных молекул, плывущих по течению бескрайних просторов Вселенной. Жизнь, как сложная картина, требует смелости, чтобы пробовать новые цвета и линии. Иногда наука становится больше искусством, чем точной дисциплиной, но многие это не понимают, замирая перед строгими формулами и графиками.
– Что, если вирус мутировал и стал более вирулентным, и им можно заразиться так же легко, как простудой? – встревоженно произнесла она, всматриваясь в свои заметки, как будто там скрывался ответ на все вопросы.
– Вы наркоман? – резко спросил собеседник, задаваясь вопросом, откуда взялось это опасное предположение.
– Нет, я аллергик, но… – её голос задрожал, словно она сама не знала, куда дальше направится её мысль.
– Мама всегда говорила: «Когда-нибудь ты найдёшь своё призвание». Вряд ли она имела в виду уничтожение бродяг… – он усмехнулся, пытаясь разрядить напряжение.
– Как ты ничего не боишься? – спросила она, смотря на него широко раскрытыми глазами.
– Кто тебе сказал? – его улыбка исчезла, и на её месте возникло лёгкое беспокойство.
– А чего ты боишься? – она на мгновение задумалась, собираясь с мыслями.
– Например… Например, скорпионов. Э-э… Одиночества. Боюсь остаться одна, – её ответ прозвучал с неожиданной искренностью, будто она открывала ему свою душу.
– Ну а ты? – интересовалась она с легкой усмешкой.
– Всех этих тварей, – он пожал плечами, словно смиряясь с ужасающей мыслью. – А что, если внутри них люди? Пленники в теле, которое перестало их слушаться? Вдруг так будет со мной?
– С тобой так не будет, – уверенно ответила она, словно предостерегала о трудной дороге.
– Почему ты так уверена? – в его голосе мелькнуло сомнение.
– Скорее ад замёрзнет, чем номад умрет, – она бросила уверенный взгляд под светильник, отражая страсть жизни.
– Какой-то я у вас очень сильно великий, – он попытался подшутить, но был не уверен в себе.
– Да не то чтобы, но все в ахуе, – её голос звук стал теплее, тогда как нервозность прошла.
– И ты? – он спросил с вызовом, не ожидая, что услышит ответ.
– И я, – её кивок был полон понимания.
– Да брось! – усмехнулся он, не в силах скрыть замешательство.
– Да я бы сама, овладел тобой на этом грязном полу, – сказала она, её слова пронзили воздух, создавая резкое напряжение между ними.
– Фу, какая мерзость… – он пригладил волосы, не в силах сдержать смех и недоумение.
– Святой номад, – пробормотала она с ироничной усмешкой.
– Отнюдь! – ответил он.
– Так как? – она склонила голову, ожидая его ответа.
– Поверь, – он произнёс это с интонацией уверенности, но в его глазах проскользнуло смятение.
Ему до сих пор казалось, что где-то в мире есть рампа раздачи счастливой жизни, только его штуцер кривой и неправильно закручен; попасть к этой рампе ему никак не удаётся. Возможно, вы скажете, что не всё ещё потеряно, но…

Обрывок
Чёрный ловко разделывал курицу, его крепкая рука сжимала здоровенный тисак, как будто это был скальпель хирурга. Каждое движение было плавным и уверенным; внутренности птицы аккуратно отделялись от мяса, падая в отдельную миску, будто это было искусство, обрамляющее простую, но необходимую практику. Мы сидели толпой, грязные и уставшие путешественники, единственной целью которых было выжить в этом безбожном мире, где надежда порой казалась неуместной.
Чёрный был погружен в своё ремесло, его внимание сосредоточено на процессе, тогда как мы беззаветно болтали о всем и ни о чем. Он скоро разжег огонь, и над языками пламени начали появляться аппетитные куски жареного мяса, заполнив воздух intoxicating запахом.
Неожиданно одна из куриц, притороченных за лапы верёвкой к колышку, каким-то чудом освободилась и рванула прочь. Реакция Чёрного была мгновенной. Он схватил нож и метнул его с точностью метателя в цель. Птица рухнула на землю, словно исполняя предначертанный сценарий.
– Так всегда с жизнью, – произнёс он, провожая испуганный взглядом убегающую курицу, – если убегаешь, то тебя убивают, если остаёшься – тоже. Так было всегда.
– Легенда о «номаде» слышна во всех местах, где бы я ни был, – сказал я, глядя на него, когда он подошёл ко мне и протянул кусок свежезажаренного мяса на картоне.
– Это всего лишь легенда, – ответил я, размышляя о своих словах и их истинности.
– Знаешь, в легендах порой скрыта истина. – Чёрный пробудил во мне любопытство. – Это как игра теней, а в тенях всегда находится что-то более мудрое.
– И что же ты слышал? – поинтересовался я, поднося кусок мяса ко рту.
– Одни говорят, что ты заключил сделку с самим дьяволом, лишь бы покончить со всеми «плохими парнями», – произнёс он, его улыбка выдавала знакомое ощущение шутливой шутки, хотя в его глазах проскользнуло нечто большее.
– В наше время уже не было ни общественного транспорта, ни водоснабжения, ни управления, только выживание и легкие тени, отбрасываемые огнём нашего костра.

Обрывок
В последнее время мои мысли всё чаще заполняют сомнения о том, стоит ли продолжать мечтать о лучшем, о добром. Эти бесконечные скитания кажутся абсолютно бессмысленными, словно я блуждаю по пустым улицам, где каждый шаг ведёт лишь к новому разочарованию. Я не могу вкладываться в людей, тыкаясь в них, как обманутый вкладчик, старательно пытаясь извлечь хотя бы каплю надежды, только чтобы вновь почувствовать горечь потерь.
С каждым новым днём мне всё труднее смотреть на мир вокруг: он погружён в серую бездну, и я просто жажду уснуть, чтобы не проснуться и не пережить тех ощущений, которые даже не поддаются описанию. За ширмой хаоса, который окружает меня, скрывается неизменная истина – ложь, пронизывающая всё и всех. Я вижу, как люди вокруг, как и я, ведут двойную игру, притворяясь теми, кем не являются. Ощущение усталости нависло надо мной, как тёмная туча, и мои внутренние силы, иссякая с каждым мгновением, стают всё более хрупкими.
Всё, что у меня есть, с лёгкостью помещается в багажную сумку моего мотоцикла – фактически, это не более чем символическая оболочка, лишённая содержания. Я чувствую себя порванным на куски, оторванным от реальности, погрязшим по самую шею в тьме, грязи, крови и боли. Кто-то считает меня важным, другие – просто мимо проходящей тенью. Как мне уже когда-то говорилось, наше внутреннее «я» никому не нужно – от слова «совсем». Это утверждение, возможно, верно, но, черт возьми, я запутался в своих желаниях и страхах.
С одной стороны, в этом мире, который накрыл меня здесь и сейчас, мне хочется быть таким же, как все. Я стараюсь воспринимать окружающую реальность как данность и чувствовать себя таким, как остальные, не лучше и не хуже. Но в то же время одолевает глубокий страх, что снова что-то пойдёт не так, и я снова потеряю всё. Единственное, что останется – начать всё заново. Но мне этого не хочется. Я устал. Я пробовал много чего до этого момента, но больше не могу. Я понимаю, что моя способность делать хоть что-то для себя испарилась. Теперь я могу лишь заниматься тем, что будет лучше для всех остальных, потакая им самих себя. Хочу запихнуть своё «я» так далеко под плинтус, чтобы никто, даже я сам, не смог найти его, если захочет.
Когда-нибудь что-то может измениться – не для меня, а для них. Когда-нибудь они узнают, кто я на самом деле. Но к тому времени, это уже не будет иметь для меня никакого значения. Главное – это унести свои тайны и секреты с собой, не расправляя их перед кем-либо.
О, да, это, конечно, им не понравится. Кто-то просто выкинет надутое «мне не интересно», а кто-то будет разбит, раскрыв моё прошлое и настоящее. Некоторые проклянут меня и всё, что я представлял. Но к тому времени, черви уже будут обгладывать мои кости, и мне не придется слышать ни их упрёков, ни их сожалений.

Обрывки

Вспомнилось несколько ярких случаев из жизни, каждый из которых оставил свой след. Первая история разворачивалась в маленьком городке, который мы назовём «С…». Я уютно устроился в баре, потягивая напиток и наблюдая за окружающими. Вдруг ко мне подошла девушка. На вид ей было лет 22-23.
– Я тебя тут раньше не видела. Ты с области? – спросила она с улыбкой, ловко усаживаясь за столик.
– Нет, я просто проездом, – ответил я, взглянув на её открытое лицо.
– Куда направляешься? – продолжила она, казалось, искренне интересуясь.
– Далеко, не особенно интересно. А что, что-то хотела? – на всякий случай уточнил я.
– Да вот думаю, дай составлю компанию, а то я тут забилась в угол, выпивая одна, – призналась она, взглянув на меня с облегчением.
– Странно, но ладно, – добавил я, чувствуя, как разговор принимает неожиданный оборот.
– Ты куришь? – спросила девушка, и я кивнул в ответ.
– Давай перекурим? – предложила она.
– Ну ок, – согласился я, и мы встали, направляясь на парковку возле бара.
На свежем воздухе, окружённые звуками ночного города, мы закурили. Разговор не был глубоким, но мы искали общий язык. Она часто оглядывалась на машины на парковке.
– Какая твоя? – неожиданно спросила она.
– Что? – не совсем понимаю, о чём речь.
– Тачка… – пояснила она, слегка хмуря брови.
– У меня нет машины… – признался я, чувствуя, как общий тон беседы начинает меняться.
– Да ну, да ладно. По идее, у любого уважающего себя парня должна быть хотя бы одна тачка, – её слова прозвучали как упрёк.
– О, как. Значит, я не вписываюсь в рамки «любого уважающего себя», – ответил я, сдавшись.
Разговор зашёл в тупик, и вскоре у неё возникло желание куда-то «срочно» встать.
Вторая история была короче, но оставила свой отпечаток. Это произошло в городе под названием «Р……н». Спокойно беседуя с подругой, мы невольно затронули тему личных отношений и современного мира.
– Это всё хорошо, но ты знаешь, у них зарплата по 40 тысяч. Вот скажи, что такое 40 тысяч в наше время? – сказала она с недовольством.
Я задумался, но внешне остался спокойным, делая выводы на будущее.
– Ага… – произнёс я, не прокомментировав её слова.
С каждым новым знакомством я всё больше понимал, что что-то в нашем обществе не так. Я вовсе не собираюсь утверждать, что все женщины «алчные» и так далее; я говорю о том, что суть упирается в потребности. Кажется, это касается и мужчин, и женщин. В конечном счёте, всё в жизни сводится к рынку и вопросу: «А выгодно ли?»
Но мне до сих пор непонятно, как «выгода» может превосходить истинные человеческие ценности, как душа может отступить под натиском материального. Культ тела и стремление к роскоши – эти явления вызывают у меня недоумение. Почему стало нормой не просто тянуть лямку вдвое, как это было принято раньше, а заниматься лишь тем, что приносит блестящие результаты и моментальные выгоды? Заниматься любимым делом, которое приносит только средний доход, стало непрестижным, а люди, словно превращаясь в машины, ведут себя как менеджеры-продавцы, сосредоточенные исключительно на продажах.
Прошу прощения за повторение, но это касается обеих сторон – и мужчин, и женщин. Мы стали жертвами системы мгновенной выгоды. Хотя, как говорится, если есть спрос, будет и предложение. Этот мир, пропитанный равнодушием к человеческим потребностям, не устраивает меня.
Деньги не меняют людей, они лишь помогают раскрыть истинную суть – свои лучшие или худшие качества. Каждый знает, что за деньги можно купить туфли, но не счастье; еду, но не аппетит; постель, но не сон; лекарство, но не здоровье; слуг, но не настоящих друзей; развлечение, но не радость; учителей, но не ум. И сколько бы ни давали человеку денег, если ему не хватает разума, он быстро потеряет всё.
Для меня деньги – это просто инструмент, средство для достижения целей, но отнюдь не символ свободы или счастья. Так что же происходит, когда у меня появляется свободное время и в голове начинают возникать все эти странные мысли? Почему именно в такие моменты мне в голову лезет такой бред? Это вопрос, на который мне нужно найти ответ…

Обрывок
– У меня теперь есть новая фразочка! – с увлечением заявил Рик, едва скрывая свою радость.
– Правда? И какая же, Рик? – спросил я, с любопытством прищурив глаза.
– «Я люблю своих друзей», – произнёс он, потом вдруг добавил с ухмылкой, – обманочка! Фиг там! Моя новая фраза – это: «Мне на всё пофиг!»
– Ты что, совсем с ума сошёл? – удивился я. – Я, конечно, не собираюсь лезть в окно, у меня клоустрофобия.
– Где в окне, да ты что? – он расхохотался. – Да ты в гробу, в гробу бы и видел!
Его слова пролетели мимо, а я погрузился в мысли о том, как сложно порой находить общий язык с окружающими, когда во мне зреет внутренняя борьба.
– Ничего нет, чтобы плавно нажать на курок. Моя голова – это перекресток вселенских дорог, – говорил он, глядя в даль, и в его голосе я почувствовал тень размышлений о жизни и смерти.
Недавно мне снился странный сон, который до сих пор не покидает меня. Я путешествовал по землям старого мира, ожидая опасностей в новом. В этом сне я бродил по улицам маленького городка Т., осматривая мир, не осознавая при этом ни его отношений, ни своего сосуществования в нём. Я никогда не был таким, как все. Даже в детстве мой единственный мир находился внутри меня – там, где я мог быть героем или просто наблюдателем, там, где можно было отдохнуть, заниматься самопознанием и углубляться в мудрости самоанализа.
До последнего мгновения я был уверен в том, что не совсем я. Я не чувствую жизни, как и ритмы, смыслы – меня ничего не трогает. Мое единственное желание – жить, и жить так, как я хочу. Но, увы, вся эта жизнь сложена изначально не для меня, а за меня.
Не мной… Мои желания никого не интересовали, не интересуют и не будут интересовать. Я словно заблудившийся путник, которому некуда идти и который не может найти свою дорогу.

Обрывок
Я часто делился своими мыслями о людях, о том, что чувствую и воспринимаю, но вот беда: многие не разделяли моих ощущений. Оглядываясь вокруг, я вижу, что жизнь совсем не так прекрасна и удивительна, как нам внушают с первых дней. Мои размышления уводят меня в мир, где я машинально следую привычным маршрутом к дому, в то время как моя душа остается заблудшей в собственных фантазиях и иллюзиях.
Иногда, останавливаясь на мгновение, я осознаю это в далеком будущем. Но даже тогда продолжаю жить в своём внутреннем космосе: в стихах и песнях, в книгах и мечтах. Я существую не в настоящем, а в вымышленном мире. И вот здесь встает вопрос, который когда-то задавал мне семилетний мальчишка: «А хорошо ли это?» И, конечно же, ответ может быть только одним – для самого себя.
Я долго думал о том, почему собственные имена несут свою уникальность. Почему именно «я»? Как этот поток звуков создает информационный канал, соединяющий меня с обществом, с самими собой?
Почему мы способны мыслить одним-единственным языком, который знаем? И в то же время создаем идеи на языке других народов? Здесь для меня открывается парадокс: все одновременно становится понятным и непонятным. Лишь затем, став чуть мудрее, я сталкиваюсь с мудрой философской мыслью: «Я знаю, что ничего не знаю».
И я тоже знаю и осознаю, что живу в состоянии незнания. Понимание мира, который меня окружает, не является моей частью. Почему? Это излишне дико, слишком противоречит тому, что с детства вбивают в нас. Мы вроде бы живем, но, знаете, мы скорее существуем. Не наслаждаемся всеми красками жизни, потому что ждём выходных и праздников, чтобы увидеть что-то хорошее и сделать то, что нам действительно хочется. Жизнь, религия, прагматизм – всё это словно навязанное обществом.
Вот такой романтизм ежеминутно посещает мою голову и продолжает терзать меня по сей день. Я не могу открыто говорить об этом с людьми. Возможно, они подозревают. Но, тем не менее, они не хотят слушать. Причина проста: это считается неправильным.
Нам не позволено свободно и открыто выражать свои мысли и чувства. Почему? Нам страшно, что наши чувства разбиваются о жесткие скалы реальности и рассыпаются на мелкие осколки, исчезая в бездонном океане материального и прагматичного.
Проходя очередной сектор уютных частных домов, я заметил перед собой высокого бородатого мужчину. Его седые волосы, местами покрытые черными прядями, визуально выделяли его на фоне летнего пейзажа. Он был одет в длинное серое пальто, довольно непривычное для такой теплой погоды, а под ним угадывалось худощавое телосложение. На его голове красовалась элегантная сероватая фетровая шляпа, а на носу – очки с тонкой черной оправой, которые придавали ему загадочный вид. Мужчина сочетал свое пальто с черными брюками и темными туфлями, и его взгляд был устремлен в мою сторону.
– Ну привет, Валс Идал, – произнес он, и в его голосе звучала некая дружелюбная нотка.
Я остановился, внимая его словам и пытаясь понять, почему его наряд не соответствует летней погоде. Лето, а он выглядит как будто готовится к зиме – так же или к ранней осени.
– Здравствуйте… – произнес я тихим, с звучанием детского голоса, смотря на него с округлым лицом.
– Валс, меня тоже зовут Валс. Ты не поверишь, конечно, но это так. – Он присел на корточки так, чтобы его лицо оказалось напротив моего. И хотя он выглядел не слишком угрожающе, я все равно чувствовал странное волнение внутри. Что-то подсказывало мне, что я уже где-то встречал этого человека.
– Вас зовут Валс Идал? – переспросил я, хотя все хорошо услышал, но в этом разговоре ощущалась какая-то странность, неровность. Тёплый летний ветерок обдул мое лицо, принося с собой свежий сладковатый запах цветов, растущих вдоль дороги.
– Да, и я хочу поговорить с тобой, если ты не против… – сказал он с невольной улыбкой, явно желая установить контакт.
– Ну и о чем же, Валс? – с любопытством спросил я, хоть внутри и возникло какое-то странное ощущение, что этот взрослый человек ищет чего-то от меня, и это не вызывало у меня особого удовлетворения…
– О тебе… твоих мыслях… Как тебе живется в своем мире? – продолжил он, доставая из внутреннего кармана пальто пачку сигарет. Он зажег одну из них с помощью черной зажигалки, делая расчетливые вдохи и медленно выдыхая густой дым.
– Ну… – протянул я, подбирая слова. – Довольно хорошо. Мне все нравится, там интересно. В моем мире всё поддается мне, там я лучше, чем здесь. Да и сам мир там приятнее, чем здесь… Я бы остался там и жил бы там, вместо существования здесь. Мне ничего здесь не нравится… Здесь плохо… – Я закончил свою мысль, опустив глаза на землю, рассматривая мелкие камушки и случайный мусор на тротуаре.
В душе возникло предчувствие, что сейчас начнется очередное взрослое припоминание о том, как я воспринимаю мир, о воронах, охотящихся за небесными крендельками, и много чего еще, что так знакомо.
– Ну это и прекрасно. Ты не хочешь поменять мир вокруг? Сделать его таким, как тебе угодно? – осведомился он, доставая сигарету из пачки. Он легко стукнул ей о пачку, затем медленно поднес к губам, прикурил, и, тяжело вдохнув, начал выдыхать густой поток дыма в сторону.
Тем не менее, этот дым и запах никотина достигали меня, и я, невольно вдыхая, наслаждался горьким привкусом во рту. Я знал, что общество настраивается против курения, но, несмотря на все эти запреты, мне это нравилось. Это было нечто непривычное и соблазнительное.
– Я хотел бы, но кто мне даст такую возможность? – произнес я с ноткой отчаяния в голосе. – Никто не предоставит мне власти; я беден и слишком мал… – добавил я, понимая, как надуманно звучат эти слова.
Мужчина, не обращая внимания на мой пессимизм, с интересом вгляделся в меня, глядя глазами, полными загадки и надежды.
– А если я покажу тебе, как это сделать? Ты согласен пойти со мной и увидеть это воочию? И более того – попробовать сделать это? – спросил он, докуривая сигарету с невозмутимым спокойствием.
Я замялись, не зная, что ответить. Внутри меня раздалось какое-то смутное волнение, и я, чуть заикаясь, произнес:
– Да…
Не успел я закончить мысль, как мужчина быстро встал, развернулся ко мне спиной и, уверенно шагнув вперед, произнес:
– Пойдем…
Перед нами неожиданно начала светиться яркая точка, которая стремительно разрасталась, словно растянутое всех красок сияние. Мужчина шагнул в эту завораживающую ауру, одной нагой почти коснувшись её, и, немного остановившись, обернулся в мою сторону:
– Не отставай! – махнул он рукой, и в этот момент растворился в вихре загадочного света.
Я замер на месте, охваченный одновременно любопытством и страхом, но понимание того, что этот человек может подарить мне нечто большее, чем просто поговорка о возможностях, придало мне сил. Я сделал шаг навстречу таинственному сиянию, за ним, забыв все сомнения.

Обрывок
Я стремительно побежал следом за мужчиной, и свет, излучаемый той ослепительной точкой, обожгло мои глаза, заставляя меня на миг зажмуриться.
– Твой брат, что ли? Ну он крут! – воскликнул Хасл, его голос звучал восторженно, будто он только что увидел настоящего героя.
– Да. И он того же мнения… – произнес Норман, бросив мимолетный взгляд в мою сторону, продолжая докуривать сигарету, дым от которой медленно поднимался в воздух.
– Слушай, я так тебе скажу… – произнес Лэс, подходя ближе к парням и скрещивая руки на груди. – Он, хоть и твой брат, хоть и с нами, но всё равно одиночка… Не обижайся, Норманд, но смерть постоянно ходит за ним, а он время от времени сам гонится за ней. И мне, – Лэс поправил ружье на своём плече, – не хотелось бы оказаться рядом, когда они встретятся.
– Иди к черту, Лэс. Это мой брат… – резко добавил Норман, его голос пропитался защитными нотами.
Словно невидимая завеса раздвинувалась, выводя нас в новую реальность, где идеи и мифы переплетались. Герои древней мифологии – такие как Адонис, Аттис и Дилнис – вступают в великое сражение со злом, пренадлежащим сверхъестественному миру. Смерть героя становится моментом, когда он уходит из обыденного, в борьбе с потусторонним миром, доказывая теорию феникса: даже из пепла возможно воскресение. Смерть всегда приносит с собой угнетение, окрашивая природу печалью и тревогой, в то время как воскрешение – это триумф над мраком, весна человеческого духа.
Для меня это была яркая аллегория, отражающая состояние современной действительности.
– Знаете, что сказал отец сыну, когда вручал ему часы, передававшиеся из поколения в поколение? Он произнес: «Дарую тебе гробницу всех надежд и стремлений, способную дать тебе столь же мало, сколько и нашим отцам. Я дарую это не для того, чтобы ты помнил о времени, а чтобы иногда забывал о нём и не тратил свой пыл, пытаясь подчинить его». – Я легонько коснулся кармана куртки, чувствуя тактильный рельеф часов своего отца.
Я впервые оказался в этой камере. Вокруг меня сгруппировался весь ночной сброд. Меня тошнило от запаха потных тел портовых шлюх и дешевого парфюма, который сводил с ума завсегдатаев: пижонов в пиджаках с короткими рукавами, беззаботно щебечущих о жизни.
Самый эффективный и безопасный способ для меня заключался в том, чтобы сосредоточиться на своих целях и задачах. Я должен был нащупать новые места и дороги, выйти за пределы своей головы, где жизнь могла загнать в клетку. В этом порыве я чувствовал, что должен найти собственный путь, который выведет меня к свету, подобному той точке, что привела нас сюда.

Обрывок
Кофеин и никотин – это наркотики для бедных, в этом нет сомнений.

Но подождите. Давайте начнем сначала. Полгода я боролся с мучительной бессонницей. Эти дни казались бесконечностью, где реальность обретала странные, расплывчатые очертания, будто маячащие вдали призраки.
Нет, нет, от бессонницы не умирают. Но что, если это нарколепсия? Я мог задремать в любом месте, а потом пробуждаться ни с того ни с сего, не понимая, как попал сюда, и что сейчас происходит.
И вдруг произошло нечто неожиданное. Я расслабился, и мир вокруг меня погрузился в полное самозабвение. Тьма окутала меня, отступила тишина, и я ощутил особую полноту – свободу. Свобода, увы, пришла вместе с утратой каких-либо надежд. Даже младенцы не спят так крепко, как я. И я втянулся в это состояние.
С наступлением утра, первым делом я вставал и готовил себе чашечку кофе
Этот процесс стал моим священным ритуалом, который помогал мне вернуться из царства Морфея в привычные реалии жизни.
Кофемолка, зерна, турка.
Турка, Ибрик, Джезва – это разные названия одного из древнейших способов приготовления кофе, с глубокой историей и культурными корнями.
Такой кофе получается плотным и насыщенным, обретая характерный вкус за счет отсутствия фильтрации, большого количества мельчайших частиц кофе и длительного процесса приготовления на высоких температурах.
Я готовлю его следующим образом – это процесс, который, как мне кажется, многие знают, но все же расскажу.
Сначала я мелю зерна до состояния почти пылевидной фракции, тщетно стремясь достигнуть совершенства.
Затем сыплю молотый кофе в турку и заливаю холодной водой, ставя её на плиту, где начинается магия приготовления.
Когда температура воды начинает приближаться к кипению, на поверхности появляется легкая крема. Я аккуратно снимаю турку с плиты и наливаю ароматный напиток в кружку.
Сигарета в одной руке, кружка с кофе в другой, я выхожу на балкон.
Стоя на свежем воздухе, я глубоко вдыхаю, курю и наслаждаюсь кофе, и время в этом мире теряет всякое значение. Мое состояние напоминает ощущение свободы, похожее на езду на мотоцикле, когда у меня нет необходимости что-либо контролировать.
Мир вокруг просто останавливается. Вкус и запах… Это великолепно.
Люди становятся рабами своих вещей, погруженными в свои заботы и тревоги, и в этот момент приходит мысль,
Напалм…
Рецепт 1:
Пластмасса + бензин + ацетон.
Рецепт 2:
Бензин (керосин) + органическая кислота + алюминиевая соль.
Но как ни странно, в этом ритуале, в этом действии, я вновь нахожу возможность освободиться от всего этого, хотя бы на мгновение.

Обрывок
Байкер, стремящийся к свободе и независимости, в неизменном движении по пути номада, даже в эти мирные времена не может воспринимать дом как нечто постоянное. Для него дом – это не убежище, а временный пристанище, которое не следует украшать излишне. Если, не дай Бог, его жилище будет охвачено пламенем, он должен быть готов быстро возвести новое, не теряя ни минуты. Тот, кто не осознаёт этого, кто бездумно тратит средства на строительство и с охотой влезает в долги, кажется мне человеком, лишённым здравого смысла и глубокого понимания жизни.

Истинная смелость заключается не только в том, чтобы жить, но также уметь с достоинством покинуть этот мир, когда придёт его час. Жить нужно с ясным осознанием своей роли, знать, что действительно важно для номада и что позорит его честь. Каждый его вздох, каждое произнесённое слово должны быть взвешенными, как будто они могут повлиять на дальнейший путь. Он обязан постоянно помнить, что смерть может прийти в любой момент, и если это время настало, то уйти из жизни нужно с высоким достоинством, с принятием своей судьбы.

– Хоть ангел твой устал за мной следить,

Господи, не дай мне сегодня уйти.

Но если смерть придёт ко мне,

Смирюсь с судьбой.

– Против тебя не обнаружено никаких улик, как ты это объяснишь?

– Ребята, давайте не сегодня, я не в форме…

Сбиться с пути во время долгого путешествия – это всегда неприятно, но утратить смысл двигаться дальше – ещё хуже.

Те, кто верит в абсолютный идеал мира, вскоре начинают ненавидеть это несовершенное существование и ненароком наносят боль окружающим. В такие моменты я понимал, что сам был таким. Во имя идеала справедливости я причинял страдания тем, кто оказался рядом, особенно тем, кто был слабее. Требование справедливости от мира – это как держать в руке нож: его легко направить на удары, но сложно защитить и спасти кого-либо.

Степные народы обладают умом не только в вопросах войны. Их храбрость и стойкость превосходят качества оседлых земледельцев. Кто бы мог подумать, что их помыслы, насыщенные чистотой и добротой, отличаются от ума тех, кто мне никогда не смог прочувствовать всей широты и глубины жизни? Степняки понимают: мир не идеален, и им не избежать его несовершенства, но знания о жизни в постоянном движении делают их сильными и мудрыми.

Обрывок
– И ты действительно угнал самолёт? – с недоумением переспросил один из собеседников, округлив глаза от удивления.
– Да, – с невозмутимостью ответил я, почувствовав, как к этому утверждению прилипли невидимые искры экстравагантности.
– А к психологу не думал сходить? – продолжал он, уже с легкой долей иронии в голосе.
– Думал, – признался я, – но, знаешь, угнать самолёт мне показалось довольно прикольным занятием!
И вот здесь, в этом постапокалиптическом мире, где черидийское жульё, подобно призракам прошлого, бродит по развалинам городов, все обретает свой смысл. Эти создания – словно тени, обитающие в малых группах, они прячутся под мостами, на крышах многоэтажек и в заброшенных домах. Их моральные устои расплылись как туман, и они делают то, что хотят, не задумываясь о последствиях. В их иерархии паук со своим ядом – это лидер, которому они поклоняются, принимая его слова как священные откровения.
Им внушили, что они слуги черидия, каком-то божке, обитающем в нашем разрушенном мире. Чувства и эмоции заменялись тёмным мракобесием, где жертвы – это рутинная практика: женщины, дети, старики – разницы нет. Черидий, как следует, требует жертв, а взамен дарует наркоманскую "благодать". Для них женщины стали лишь олицетворением подчинения и власти.
По мне, так это просто полное безумие. Существа, лишенные человечности, для которых единственной целью остается очередная доза. Они делают всё, что требуется, проливая реки крови, насилуя, сжигая кошек и вырезая шрамы на своих телах, как будто это приносит им какую-то радость. Эти изверги не оставляют никому шанса, забираясь в жизни других с нечеловеческой жадностью. Я пару раз сталкивался с ними, и их глаза были пусты, как у мертвецов, словно зрачки куда-то пропали. Иногда они, совершенно голые, как родились на свет, бросались на беззащитных «бродяг», прося лишь крови и разгорячённой ненависти.
И, знаете, я заметил, что эти «бродяги», которых они стремятся одолеть, в большинстве случаев просто убивают их, не прибегая ни к каким утешительным жестам. Даже эти чёртовы твари оказываются умнее отбросов, на которых мы пришли воевать.
Что говорить о том…
В тех схватках, когда вокруг начиналась паника и крики, я имел время вырезать всех этих мерзавцев прежде, чем они поняли, что происходит. Однако не всем везёт, когда они выбирают мирный путь. Тех, кто решает оставаться в тени тяжёлых времен, по-прежнему поджимают наркоманы, и, как я помню, один из них оказался самым крупным – толстый, как боров, с тиском, сделанным из бензопилы, в руках.
Тогда мне не оставалось ничего другого, как ловко проскользнуть под его ногами и приклеить к его спине взрывчатку. Один миг – и всё вокруг взорвалось: кусочки его плоти разлетелись на несколько метров, оставляя лишь жуткое воспоминание. Это странное время, с его противоречивыми обстоятельствами.
Я бы отдал многое за то, чтобы вернуться к своим мирным дням, чтобы просто, в тишине мастерской, перебрать байки, восстанавливая их до идеального состояния. Мне кажется, мы сами сотворили эту реальность, открыв двери всему ненужному дерьму, которое таилось в людях. Алчность, страхи и амбиции, переплетенные с давними обидами на детском уровне, обнажили нашу истинную природу.
Это осознание пришло ко мне ещё в школьные годы, когда я понял, что заповеди «Не убей» и «Не укради», казалось бы, простые истины, были даны, чтобы предотвратить то, что мы наблюдаем сейчас. Но мы позволили этому произойти сама-собой, и не имеет значения, уйдут ли они к Будде, Аллаху или Иисусу – дело в нас самих.
Имена можно подставлять любые, но делать добрые дела сложно, долго и не так весело. Зато вот покрутить задницей на камеру, собрать лайки и заработать кучу денег, чтобы купить ненужные вещи – о, это, конечно, всем по плечу.
Вопросы «зачем» и «почему» становятся банальными, когда вместо того, чтобы пытаться стать лучше, мы решаем улучшить лишь свою внешность. Шмотки, тачки, гора кокаина – отличный план на один раз, чтобы свести на нет всё, что еще могло бы быть.
И так, мимоходом, в этом хаосе, я понимаю, что истинная война ведется не на улицах, а в умах людей. Если бы каждый взял на себя ответственность за свои поступки, возможно, мир стал бы лучше, даже в такие тёмные времена.

Обрывок
Мой друг – человек необычный и странный, словно рожденный в руках самого мая. Под его рукавами скрываются татуировки с древними символами, а темные стекла очков прячут взгляд, полный тайн и мечтательности. Он дальний потомок индейцев, вихрастый и юный зверь,,чиё лицо имеет ту озорную грацию, что присуща гордым и бродячим котам, единственным остарилось в мире, где все и всем необузданно. В его рюкзаке всегда найдутся сладости, маленький блокнот на полсотни страниц, где он записывает свои мысли и чувства. Он – верный хранитель чужих секретов, человек, который не помнит чисел и лиц, но помнит каждую тревогу и радость своих друзей.

Другу моей души все время требуется приключение: «Давай взоберемся на гору, – говорит он с блеском в глазах, – или покорим океан вместе!» Но, увы, я как всегда привязан к работе, и аврал, как назойливый муха, не даёт мне покоя. Его голос звучит в моей голове, когда он говорит: «В понедельник, в семь тридцать, поедем на юг! Там небо, в которое можно влюбиться! Созвездия – россыпь страз!» Но я погружаюсь в отчёты, как он ныряет с удочками в тёплые моря. Работа, зарплата, бесконечная усталость, зевота – вот мой устойчивый ряд будней.

Он присылает мне письма из своих путешествий, наполненные картинами закатов и песков. «Удивительно красивые зори, утренний смог. А завтра я махну на мотоцикле по автостраде, оставляя Восток за спиной!» Его мир невероятен и полон чудес, в которых я почти не участвую.

Друг носит обидное прозвище «бездельник», и возникает вопрос: кто он вообще? Художник? Поэт? Как же тогда он будет зарабатывать на жизнь, оплачивать воду и свет? Он моется в речках, питается скромно, и редко когда бывает чистым и сытым. Встречает рассветы, зябко кутаясь в старую куртку, растрепанный, небритый. За его образом предрекают забвение и бедность, смеются хмуро и язвительно. Стебут за загар, считая, что бледность благороднее.

Иногда я сам качаю головой: «Стоило бы взяться за ум. Вдруг сила в деньгах? Ты еще молод, ступай в мир расчетов и сумм! Получишь квартиру, машину, дачу и кучу престижных вещей. А ты – “неудачник”, давай же, старайся повзрослеть поскорей!» Но он отвечает мне с лёгкой улыбкой, слегка ударив по плечу: «Монетное счастье непрочное и зыбкое, пойми, я его не хочу».

И снова мы расходимся: я в офис, а он снова садится за мотоцикл. «Смотрю, ты все еще прячешься в склепе? Я бы показал тебе рассветы, горы, моря и пустыни, туземцев и диких зверей! Посмотри, как солнце на Севере тает и стынет, как свеж и прохладен морской бриз!» Он говорит так, словно эти образы открывают двери в мир, где обитают чудеса. «В моем рюкзаке сотни воспоминаний, эмоций, восторгов и чувств. Ты станешь мучиться и истощаться, когда денег не станет, а мои фотокарточки с видами моря ценнее любой MasterCard. У тебя – кандалы, а я – вечно свободен и счастлив в руках Создателя».

И таким образом, он выбирает путь, по которому никто раньше не ступал, чтобы исчезнуть на годы в смешении джунглей и скал.

Когда выходные подкрались, я лежу на диване, а в голове вертится мысль: «Может, мой друг, пусть беден и странен – это и есть самый счастливый человек?»

Я на мгновение заскочил в свой офис, чтобы найти себя в привычной рутине. Увидев монитор, я нажал на клавишу, и экран мигнул, показывая текстовое сообщение: «Ты снова в своих четырех стенах? Читай, думай, мечтай! Это не предел!» И я вдруг задумался – а может, это и есть свобода?

Обрывок

Я находился в этом бункере, вероятно, не больше пяти минут. В тусклом свете я заметил на столе монитор, на котором весело мерцала точка, словно зовущая меня к себе. Я окликнул клавишу, и на экране развернулось текстовое сообщение:

«Добро пожаловать…»

Ниже появилось меню выбора:

– Информация по проектам

– Данные по персоналу

– Безопасность

– Хранилище

– Лаборатория

С любопытством я нажал на клавишу и выбрал раздел, посвящённый персоналу. На экране отобразились имена, каждое из которых звучало как загадка:

– Крис Эванс

– Вектор Руг

– Командир Ховард Дикинсон

– Рекрут Том Хит

– Саламэн Крис

– Профессор Бари Барнс

– …и дальше.

Я стал изучать личные дела каждого из них. Всего было порядка двадцати пяти сотрудников, среди которых один оказался в графе «диверсант». Интрига сгущалась, так как ни имени, ни звания, ни личной информации о нем не было. Лишь фотография и краткий ярлык, который ничего не объяснял.

Я не знаю, сколько времени я потратил на чтение, но вскоре перешёл в раздел «безопасность». На экране светилось сообщение: «Последняя активность на базе» (30 дней назад). Я нажал клавишу, и компьютер запустил видео.

На экране появилась сцена, наполняя пространство гнетущей атмосферой напряжения.

Крис: «К тому времени, оружия стало больше, чем тех, кто мог стрелять».

Вектор: «Перекрыть главный вход немедленно!.. Заполните главный вход нервно-паралитическим газом».

Командир: «Но ведь там наши люди!»

[Вектор без колебаний стреляет в командира, тот падает на пол, мёртвый.]

Вектор: «Ещё вопросы есть?.. Всем продолжать работу. Предпринять всевозможные меры предосторожности. Отключите все лифты, закройте внутренние бронированные перегородки. О всех повреждениях сообщать лично мне».

Вектор подошёл к раненому диверсанту и, с безжалостным презрением, ввёл в него шприц:

Вектор: «Очень больно? Ну так это только начало. Сыворотка, которую я тебе ввёл, нейтрализует клетки в твоём организме. Проще говоря, я забираю у тебя то, что ещё вчера считалось твоим. Ты не оправдал надежд и тебя уволили».

Диверсант: «Стой! Подожди!»

Вектор: «Скажешь что-нибудь напоследок?»

Диверсант: «Спасибо!»

Вектор: «За то, что я тебя убью?»

Диверсант: «Я умру быстрее тебя».

Диверсант поднял руку и разжал кулак, прокричав: «Бум, сука!» – и в следующее мгновение раздался оглушающий взрыв, разметав всё вокруг в радиусе многих метров, включая самого Вектора. Камера выключилась, оставляя лишь мрак и тишину.

«Ничего не понятно, но очень интересно», – произнёс я вслух, ловя себя на мысли о том, что только что наблюдал. Я посмотрел на свои руки, единственные, что остались в моём распоряжении, и вновь столкнулся с ужасом: ведь этими руками я убил троих человек. Как бы ни разглядывал их, они оставались прежними, такими же, как и в те дни, когда я избегал убийств. Намерение убить не скрывается ни в пальцах, ни в курке пистолета, и даже не в пулях. Оно сокрыто в самой глубине человеческой души.

Обрывок
– Номад, ты ранен, куда ты идёшь? – раздался голос, словно эхом откуда-то из бездны.
– Я не так сильно ранен. Док сказал, что у меня внутреннее кровотечение. Кровь же там и должна быть, так? – произнес я, осознавая гнетущий мрак этой локации, проникающий в мой разум. Но внутри меня зреет нечто большее – необходимость двигаться вперёд, несмотря на все трудности.
– Чего ты боишься? – спросил голос, и в его интонации звучали нотки тревоги.
– Наверное, умереть… – тихо ответил он.
– Умереть просто. Всё останавливается. Ты мёртв. Но тяжело, когда умирают люди вокруг, ведь ты остаёшься здесь – живой, но с мыслью, что они покинули этот мир. Это мучение, ты должен бояться не смерти, а того, что не сделал всё возможное, чтобы защитить тех, кто рядом с тобой, – я поднял голову вверх и обратил взгляд к звёздам, мерцающим на безоблачном небосводе.
Ещё прежде, чем мир погрузился в хаос, я читал одну научную статью о технологии, которая не оставила меня равнодушным. В статье описывалось, как плазма в токамаке удерживается не стенками камеры, которые не могут терпеть высокую температуру для термоядерных реакций, а специально создаваемыми магнитными полями. Это магнитное поле делится на тороидальное внешнее и полоидальное поле, которое образуется током, протекающим через плазменный шнур. В этом контексте использование электрического тока стало ключевой особенностью токамака, так как ток помогает разогревать плазму и удерживать равновесие в вакуумной камере.
На какое-то время я даже задумался о создании чего-то схожего, но осознавал, что пока еще нет сил и ресурсов, чтобы воплотить в жизнь подобные идеи. Если это под силу лишь великим умам человечества, что же я забыл здесь, среди забытых хаосов?
– Любишь лимоны? – неожиданно сменил тему собеседник.
– Не-е, – недоуменно ответил я.
– А лимонный кекс? Лимонный пирог? Леденцы? – продолжал он, его голос стал более игривым.
– Я чёт не понял, ты…
– Расскажите мне, как он умер? – спросил он, и я ощутил, что в вопросе скрыто больше, чем просто любопытство.
– Я расскажу вам, как он жил… – ответил я, и в этот момент тишина города обернулась противоречивым эхом внутри меня.
В редкие моменты прозрения, когда кажется, что всё во вселенной имеет смысл, ни за что не хочется, чтобы это кончалось. В тёмные времена такие моменты – это лодка в жизнь, когда всё вокруг кажется гармоничным, когда жизнь выглядит разумной и не является лишь мимолётной иллюзией.
И тут возникает вопрос, который прежде, чем произнёс его, я был готов задать сам себе. Что бы вы сделали, если бы узнали, что у вас остался день, неделя или месяц до смерти? Какой путь вы выбрали бы? Какой тайной поделились бы? На какой концерт отправились? Кому открыли бы своё сердце? Какое желание исполнили бы? В какое экзотическое место полетели бы только ради чашки кофе? И какую книгу написали бы?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71430925?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.