Главная страница | Короткие любовные романы | Зимняя романтика. Адвент-календарь историй о любви

Зимняя романтика. Адвент-календарь историй о любви
Сборник
Зимняя романтика
Погрузитесь в волшебство зимних праздников с адвент-календарем историй о любви.
В этом сборнике собраны трогательные и захватывающие рассказы авторов, которые подарят ощущение приближающегося ощущения праздника.
Читая один рассказ в день, вы познакомитесь с героями разных вселенных, переживающими свои зимние приключения и обретающими любовь в самых неожиданных ситуациях.
Застрять в лифте прямо перед Новым годом? Встретить прекрасного принца в метель? Связать себя красной нитью с кумихо? Что еще подарят Новый год и Рождество?
От романтических встреч под мерцающими огнями рождественской ярмарки до уютных вечеров у камина – каждый рассказ захватывает дыхание и заставляет сердце биться быстрее.

Зимняя романтика.
Адвент-календарь историй о любви: (сборник)

© Авторы, текст, 2024
В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2024

1
Стань моей
Мия Лавьер
Пока отец заканчивает последние приготовления, я, едва дыша, сижу в его санях.
Нет, просто так сидел я в них сотни раз, но сегодня он впервые берет меня с собой развозить подарки.
– Ники, тебе сегодня исполняется двенадцать. Мне было столько же, когда твой дедушка впервые взял меня доставлять подарки детям. Когда-то это станет и твоей работой. – Это были первые слова, которые я услышал от него сегодня утром.
– Ты готов, сынок? – Никлаус сел в сани.
Не в силах справиться с волнением, я просто киваю.
Отец с силой щелкает поводьями, и раздается его голос:
– Но, Стремительный, но, Танцор, но, Скакун, Резвая, Купидон, но, Комета, но, Гром, Молния, но, Рудольф!
Сани срываются с места, стремительно набирая высоту.
– Держись крепче, Никки, у нас много работы.
Этой ночью я впервые увидел рождественскую магию, увидел, как папа спускается по дымоходу в дома, и мне очень захотелось доставить хотя бы один подарок.
– Папа, ну пожалуйста, – снова начал я. – Всего один, к тому же, – я решаю использовать секретное оружие, – у меня сегодня день рождения! И я хорошо вел себя весь год, как насчет подарка для меня?
Никлаус тяжело вздыхает и потирает свою снежно-белую аккуратную бородку. Этот жест означает, что папа сдался.
– Ты знаешь правила, Ник! – он запускает руку в своей мешок. – Спускаешься по дымоходу…
– Да-да! Аккуратно кладу подарок под елку, печенье, молоко – я все помню, – перебил я отца.
– И главное, тебя никто не должен видеть, – наконец-то он улыбнулся, нашарив рукой нужный подарок: разноцветного плюшевого единорога.
Я бы сказал, что это совпадение, что именно я должен доставить единственную игрушку, которую от нечего делать создал с эльфами сам, но с Сантой никогда не бывает совпадений.
Спуститься по дымоходу оказалось так же весело, как скатиться с горки.
Гостиную с елкой я нашел быстро. Тихонько прокрался и положил единорога.
Я уже собирался взяться за печенье, когда в мою ногу ткнулся чей-то мокрый нос.
– Черт! Собака!
Я забыл взять приманку для нее.
Раздается оглушительный лай, а следом шаги…
– Нет-нет-нет…
Папа доверил мне доставить этот подарок, я не могу облажаться. Меня не должны заметить!
– Ты кто? – в комнате появляется девочка, она младше меня. Наверное, ей лет около семи.
– Санта-Клаус, – гордо выпячиваю грудь.
И я почти не соврал, я стану им… когда-то.
– Как-то ты мелковат для Санты? – она недоверчиво выгибает бровь. – Тебе же лет десять.
– Вообще-то, мне двенадцать! – обиженно буркнул я.
– А где твоя борода? И почему у тебя нет пуза?
– Это все выдумки, насчет телосложения. А вот борода у папы и правда есть, хоть и небольшая.
– Хочешь сказать, что ты сын Санты? Настоящего Санты? А он не староват для того, чтобы иметь детей?
Мне бы стоило быстрее покинуть дом, но эта девчонка жутко раздражала, хотелось утереть ей нос и оставить последнее слово за собой.
– Ты мне не веришь?
– Нет, – спокойно отвечает девочка.
– Я тебе докажу.
– И как? – она снова вздергивает свою бровь. – Придумала! Приезжай завтра ко мне на Рудольфе, если ты действительно сын Санты.
Если я уведу одного из оленей, тем более после тяжелой рождественской ночи, мне здорово влетит от отца, но эта наглая ухмылка на ее лице…
Девчонка заметила, что я задумался, и тут же саркастично вставила:
– Я так и думала, никакой ты не сын Санта-Клауса.
– Договорились! – раскрасневшись от негодования, выпалил я.
К отцу я вернулся в скверном настроении.
Эта девчонка – настоящий Гринч! Она заслуживала оказаться в списке плохишей, а вместо этого ей досталась игрушка, которую я сделал сам!
– Как все прошло, Ник? Мне показалось, ты потратил больше времени, чем нужно. Все хорошо?
– Да, – недовольно ответил я.
Врать отцу плохо, врать Санте – тем более.
Следующим утром, пока папа все еще спал, а мама готовила рождественский завтрак, я старался как можно тише прокрасться к стойлам оленей.
Самым сложным оказалось не попасться на глаза эльфам. Такое ощущение, что эти маленькие проныры никогда не отдыхают.
И лишь оказавшись в полумраке сарая, я смог спокойно выдохнуть.
– Прости, дружок, – ласково провожу по ярко-красному носу Рудольфа. – Я знаю, что ты устал, но давай немного прокатимся?
Переход в мир людей дался мне легко. Я могу посещать его, когда захочу, до того момента пока не стану настоящим Сантой – тогда мир людей я смогу навещать только в рождественскую ночь.
Мы бесшумно приземляемся на заднем дворе маленькой девочки-Гринча.
Я предвкушаю, какое у нее будет забавное лицо, когда она увидит Рудольфа.
Быстро набираю пригоршню снега, скатывая его в снежок, и бросаю в ее окно.
Девочка появляется почти моментально.
– Это олень? Настоящий олень? – в ее голосе неподдельный восторг.
– Спускайся и познакомься с Рудольфом.
Она даже не потрудилась как следует одеться, натянула куртку и сапоги прямиком на пижаму. Я был чертовски горд собой.
– Это правда Рудольф? – она рассматривала оленя во все глаза.
– Правда.
– А вдруг ты просто притащил сюда обычного оленя?
Я хлопаю Рудольфа по задней части:
– Но, Рудольф.
Его копыта отрываются от земли и зависают в воздухе.
– Обалдеть! Настоящий Рудольф! Олень Санта-Клауса! А ты, получается, правда сын Санты?
– Я же говорил.
– Можно? – она указывает на оленя, явно хочет его погладить.
Я снисходительно киваю.
Ее маленькая ладошка зарывается в бурый мех Рудольфа, а глаза светятся неподдельным счастьем. Не знаю почему, но это зрелище меня заворожило.
Рудольф решил резко приземлиться, и не ожидавшая этого девочка полетела назад, я успел ее подхватить, и мы вместе кубарем свалились в снег.
Она засмеялась, и ее прекрасный смех был звонче любого бубенца в упряжке моего отца, и мне хотелось, чтобы он звучал вечно.
Девочка повернулась ко мне, ее волосы были все в снегу, а щеки раскраснелись.
– Я Ванесса.
– Ник.
Так началась наша дружба. На протяжении нескольких лет мы с ней очень часто виделись. При любом удобном случае я сбегал в мир людей. А на каждое Рождество я сам лично доставлял ей подарок, Ванесса всегда ждала меня. Это было нашей традицией.
Но когда ей исполнилось пятнадцать, все изменилось…
В то Рождество я, как обычно, спустился в ее дом по дымоходу, но вместо улыбки, по которой я скучал уже пару недель, меня встретила пустота…
На следующий день я явился к Ванессе с самого утра. Я застал ее в дверях, она, вероятно, собиралась к своим подругам.
– Счастливого Рождества, Ви! – я уже было собирался обнять ее, когда увидел неподдельный страх в ее глазах.
– Ты чего, Ви, не пугай меня.
– Вы… Вы… Кто?
– Очень смешная шутка, я оценил.
Я сделал шаг ей навстречу, но она отшатнулась и что было мочи закричала:
– Папа!
В тот день папа рассказал мне, что, когда ребенок вырастает, он перестает верить в чудеса, поэтому забывает все, что с ними связано. Ванесса забыла меня…
В тот день я узнал еще о и том, что такое разбитое сердце…

Десять лет спустя
Я бродил по улицам Канзас-Сити, рассматривая пестрые витрины и счастливых людей. До Рождества оставалось два дня, и город уже был ярко украшен к празднику. Мне так и не удалось побороть привычку посещать мир людей. Правда, теперь я посещал его все реже. Однако в этом году мне особенно хочется находиться здесь, потому что он последний, когда я свободно могу перемещаться между нашими мирами. В это Рождество мне исполнится тридцать, а значит, я займу место моего отца и стану следующим Сантой.
К слову, сегодня я тут по его заданию.
– Кое-кто в этом городе нуждается в чуде, отправляйся туда, Ник. Считай, это твое первое задание в новой роли.
И вот я здесь. Стою перед небольшой пекарней «Рудольф», очень иронично.
Меня приветствует звук колокольчика. В воздухе витает тонкий запах корицы, мяты и, кажется, малины. Этот аромат почему-то напоминает о доме. Витрины заполнены всевозможными кексами, пирогами и пирожными.
– Извините, есть тут кто? – я нажимаю на звонок, который расположен у кассы.
– Одну минутку. Простите, мне нужно было срочно достать имбирные пряники. В это время года на них большой спрос.
Мои ноги наливаются свинцом, а сердце практически с физической болью стучит о грудную клетку.
Из глубины кухни появляется девушка. Ее темные волосы собраны в пучок, который уже немного растрепался. Милое личико в форме идеального сердечка перепачкано мукой, но, несмотря на это, на нем сияет улыбка. Улыбка, которой мне так не хватало все эти годы.
– Ванесса… – ее имя слетает с губ прежде, чем я успеваю себя остановить.
– Мы знакомы? Извините, я в городе не так давно. – Она перегибается через прилавок, и ее лицо зависает в паре сантиметрах от моего. – Вы и правда кажетесь мне знакомым. Мы где-то встречались уже, верно?
Я киваю, застигнутый врасплох ее близостью. От Ванессы пахнет так же, как в детстве: сладкой грушей, ванилью и легкими нотками жасмина. Ее запах – все, о чем я сейчас могу думать.
Прошло десять лет, но не было и дня, чтобы я по ней не скучал. После нашей последней встречи я, скрепя сердце, больше не вмешивался в ее жизнь.
– Напомните, пожалуйста, ваше имя! – Она отстраняется, и я наконец-то обретаю возможность нормально говорить.
– Ник.
– Что ж, Ник, чего желаете? – она проводит рукой над витриной.
– Десять имбирных пряников, и можно я угощу тебя кофе?
Она на секунду морщит свой лобик:
– Думаю, небольшой перерыв мне не повредит.
Она снимает свой кружевной фартук и отправляется варить кофе.
Мы расположились тут же, за одним из столиков. Хвала Санте, посетителей в этот момент не было.
Мне безумно хотелось узнать, что произошло в ее жизни за все те годы, что мы не виделись.
– Почему ты решила открыть пекарню?
Она пожала своим изящным плечиком:
– У меня получается печь, почему бы и нет?
– А откуда такое необычное название – «Рудольф», разве это не один из оленей Санта-Клауса? – я пытался говорить ровным тоном, боясь выдать волнение.
Ванесса снова очаровательно улыбнулась:
– Мне часто снится один сон, в нем я маленькая глажу Рудольфа у себя на заднем дворе. Видимо, это был мой любимый олень, – она снова усмехается, глядя в свою кружку.
– Может, это был не сон, а воспоминание, и ты правда видела Рудольфа? – бросаю ей вызов.
Ви поднимает на меня свой взгляд, и ее бровь изгибается точно так же, как в нашу первую встречу.
– Хочешь сказать, что Санта-Клаус и его олени – это не выдумка?
– Не выдумка.
Она снова в недоверии изгибает свою бровь.
– Я докажу тебе, Ванесса.
– И как же?
– Ну, для начала, – я обвожу взглядом ее кафе. Оно единственное не украшено к празднику, ни одной гирляндочки. – Нам нужен дух Рождества.
Ви фыркает.
– Тебе не нравится этот праздник?
– Угадал, умник.
– Почему?
Она сомневается буквально пару секунд, но потом отвечает:
– Не знаю, в этот день мне всегда грустно. Все вокруг такие счастливые, аж тошно, а у меня чувство, что мне не хватает чего-то важного.
Мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы подавить желание протянуть руку и коснуться ее лица, заправить непослушные локоны и стереть с него грусть.
– Значит, будем искать это «важное», – уверенным тоном говорю ей. – Встречаемся здесь завтра после закрытия.
– Зачем? – ее глаза расширяются от удивления.
– Сюрприз! – с этими словами я забрал купленные пряники и вышел из пекарни.
На следующий день ровно в семь часов вечера она уже ждала меня на улице возле «Рудольфа».
– Привет, – я нежно улыбнулся ей. – Так и знал, что ты захочешь наполниться духом Рождества, маленький Гринч.
– Эй, не называй меня так, Ник! – Она бросила на меня грозный взгляд. – И я здесь только для того, чтобы доказать тебе, что у тебя ничего не выйдет.
– Посмотрим. – Я протянул ей руку, и, к моему удивлению, она ее приняла.
– Куда мы идем?
– Я же сказал, Ви, это сюрприз.
– Ненавижу сюрпризы!
– Кстати, – я решаюсь затронуть тему, на которую у меня вчера просто не хватило духа. – А как твой муж, ну, или парень, относится к тому, что ты не любишь Рождество? – надеюсь, мой голос меня не выдал.
– С этим нет никаких проблем. Нет парня – нет и проблем. – Она улыбнулась, а я испытал неимоверное облегчение.
– Мы почти пришли, мне придется закрыть тебе глаза, чтобы ты не подсматривала.
– Ты серьезно? – недоверчиво нахмурилась Ванесса.
– Как никогда.
Ви тяжело вздохнула и позволила моим ладоням лечь на ее лицо.
– А вот и обещанный сюрприз. – Мы стояли перед открытым городским катком.
Вокруг мерцали сотни лампочек, отражаясь от поверхности льда.
Когда мы были маленькими, зимой мы очень часто проводили свободное время именно на катке.
– Пошли.
Стоит отдать должное, каталась она так же мастерски, как и раньше. Постоянно бросала мне вызов, убегая от меня.
– Уф, – Ви села на скамейку, расшнуровывая коньки. – Признаю, я не каталась уже много лет, даже и забыла, насколько сильно я это люблю. Спасибо, Ник.
– Это не все. У нас на сегодня запланировано еще кое-что. – Я хитро улыбнулся.
Для следующего пункта моего плана нам понадобилась машина Ванессы.
– Это уже слишком, – вспылила она, когда через полчаса навигатор привел нас к елочному базару.
– Это обязательно. Мы купим тебе елку!
Ванесса все еще недовольно морщила свой миленький носик, когда я затаскивал новогоднюю красавицу к ней домой. Я как никто знал, каким должно быть новогоднее дерево. Мы выбрали самое пышное, дело за малым – украсить!
– У меня нет игрушек, – сказала Ви, как только мы установили елку.
– А это тогда что? – я незаметно провел рукой за диваном, и там появилась коробка, доверху набитая гирляндами, разноцветными шарами и мишурой.
Немного новогоднего чуда не повредит.
– Откуда ты… – ее голос оборвался, но, стоит отдать ее упрямству должное, Ви быстро взяла себя в руки. – Это было твоей идеей, вот сам и украшай!
– Так не пойдет, маленький Гринч! – Я взял горстку конфетти и запустил в нее.
– Эй!
– Ну ладно. Украшу сам, понимаю, что ты просто боишься сделать это не так круто и красиво, как я, – произнес я, отвернувшись, чтобы она не заметила мою ухмылку.
Ванесса не любила проигрывать споры, ей во всем нужно было быть первой. Поэтому мое заявление подействовало так, как я и рассчитывал.
– Подвинься, неудачник, и смотри, как надо. – Ви залезла в коробку с украшениями, придирчиво оценивая каждое.
Пока мы украшали елку, я не упустил ни единой возможности бросить Ванессе вызов, и она с радостью принимала каждый.
К концу мы уже смеялись как ненормальные, словно снова вернулись в прошлое.
Прошлое… Какое же это жестокое слово. Я не знаю, как мне хватит сил оставить ее в прошлом снова…
Завтра наступит Рождество, а это значит, что я больше не смогу приходить к ней, когда захочу.
– Ник, что случилось? – она заметила перемену моего настроения.
– Мне так жаль, что я слишком поздно решил снова тебя найти, Ви…
– Найти? – она смотрела на меня расширившимися глазами.
– У меня к тебе есть одна просьба, можно?
Она слегка кивает.
– Можно я тебя поцелую?
Поцелуй – это все, о чем я могу сейчас мечтать, раз уж мне больше не суждено ее увидеть.
Ванесса снова кивает.
Я чуть подался вперед. Наше дыхание слилось в одно, и я снова почувствовал ее невероятный запах: груша, ваниль и нежный жасмин. Мои руки слегка дрожали, когда я обнял ее за талию, прижимая к себе. Не удержавшись, провел носом по шее Ви, стараясь запечатлеть в памяти этот аромат.
И в следующую секунду, не желая медлить, я накрыл ее губы своими. Это был такой долгожданный, прошедший сквозь года поцелуй. Сладкий. Пьянящий. До невозможности необходимый нам обоим. Ее руки взметнулись, зарываясь в мои волосы, и я почувствовал, как она отвечает мне.
Поначалу такие несмелые, с каждой секундой губы Ванессы двигались все уверенней.
Но вот она отстранилась и взглянула на меня. По-настоящему, тем взглядом, которым смотрела на меня в детстве.
– Н-н-н-ик? – ее голос надломился. – О господи, Ник, это действительно ты?
По щеке Ви скатилась слеза.
– Ш-ш-ш, не плачь. Это правда я, – не веря в свое счастье, ответил я, аккуратно вытирая слезинку.
– Ник, как я могла тебя забыть? Почему я забыла? Мне так жаль, Ник! – слова полились из нее потоком. – Я так по тебе скучала, Ник, особенно в Рождество.
Она крепче прижалась ко мне, вероятно боясь, что я вновь могу исчезнуть.
– Я тоже скучал по тебе, мой маленький Гринч.
– Не оставляй меня больше, Ник, вдруг я снова тебя забуду? Я не хочу забывать!
Ее хрупкое тело дрожало в моих руках.
– Я не смог бы тебя оставить, даже если бы захотел. Мне тебя очень не хватало, Ви. Ты готова стать моей?

25 декабря. Год спустя
Ночка выдалась тяжелая. Это было мое первое Рождество в роли Санта-Клауса. Передав оленей эльфам, я сразу направился в гостиную, там меня уже ждал наш традиционный рождественский завтрак.
– Санта дома! Привет, мой любимый Гринч, – я застал Ванессу в кресле-качалке у камина.
– Вообще-то, официально я миссис Санта, – улыбнулась она.
– Мне просто нравится, когда ты это повторяешь, – я склонился, чтобы оставить на ее губах легкий поцелуй.
Мои руки переместились на ее слегка округлившийся живот.
– И я уже жду не дождусь, когда через двенадцать лет смогу взять нашего сына с собой.

2
Волчья сказка
Кира Иствуд

Часть 1. Свеча
За окном в темноте мягко кружил снег, всюду сверкали разноцветные огни. Если прислушаться, то можно было уловить смех и праздничную музыку. Жители города готовились встретить Новый год.
Катя не была исключением. Пританцовывая, она перемещалась между комнатами, то поправляя гирлянды, то выкладывая на тарелку невероятно ароматное свежеиспеченное имбирное печенье.
В квартире царила атмосфера праздника! На карнизе весело перемигивались фонарики, из деревянной миски выглядывали мандарины, в углу ютилась пушистая елочка, а под зелеными ветками лежали… нет, не подарки, а всего лишь блестящая мишура.
К сожалению, в этом году подарки Кате дарить было некому.
Ее немногочисленные друзья уехали из города, родных не осталось на этом свете, а с личной жизнью не задалось… Несколько неудачных романов оставили горький осадок, но Катя не винила мужчин, просто никто не мог тронуть ее сердце. Оно оставалось холодным и безразличным, будто его сковал лед.
Многие назвали бы Екатерину Миронову несчастной, но она бы возразила: «Несчастная? Да я счастливее многих! Взрослая и самостоятельная! И квартиру сама купила, и в двадцать пять лет работаю в успешной фирме! А посмотрите, в какой я форме – спортивная фигура, ухоженные темные волосы, – модели обзавидуются! И это вам не генетика – это я сама. Сама!»
«Я сама!» – было Катиным девизом с детства, она убедилась в его правильности после парочки разочарований. Ей было проще одной, чем с кем-то. А на тянущую в сердце пустоту Катя не обращала внимания, подумаешь – тянет… Просто нужно улыбнуться, и все пройдет.
Преувеличенно радостно насвистывая новогоднюю песенку, девушка наводила в квартире чистоту. Руки дошли до настенной полки – ее она тоже повесила сама и помощи не просила. А то, что полочка накренилась, – так это даже стильно.
Дотянувшись до полки, Катя смахнула с нее пыль, поправила старые книги – все они были памятными книгами сказок, которые иллюстрировала ее добрая бабушка Люда.
Она была самым близким Кате человеком, тем, кто вырастил, воспитал и научил всему. Даже в воспоминаниях от бабушки всегда исходило тепло, а в глазах мерцал особенный лучистый свет. Помнится, эта добрая, теплая, родная женщина верила, будто она колдунья и что якобы дар передался внучке. И просила Катю не торопиться с замужеством. Обещала подобрать достойного жениха.
Не успела…
Давно это было…
Печально улыбнувшись, Катя ласково провела пальцами по корешкам книг. В памяти вдруг всплыло забытое воспоминание из детства: смех, гости, веселая музыка и бабушка, склонившаяся над раскрытой книгой, ее ласковая улыбка и шепот: «В новогоднюю ночь коснись моей книги, Катенька, подумай обо мне и попроси о чуде».
Что именно за чудо случится, если так сделать – было непонятно. Но Катя не смогла совладать с порывом. Она встала на носочки, обхватила корешок двумя пальцами и, зажмурившись, прошептала:
– Пусть случится чудо.
Подождала секунду, вторую… Отпустив книгу и открыв глаза, тихо засмеялась собственной глупости. И тут как гром среди ясного неба в тишине квартиры раздался протяжный визгливый звук: «Вз-з-з-з!» Такой громкий, что аж стена задрожала! Книги на полке начали подпрыгивать.
«Что это за безобразие?! – возмутилась Катя. – Неужели кто-то додумался в новогоднюю ночь делать ремонт!»
– Эй! Сосед! Ты что, офонарел! – в знак протеста она ударила кулаками по стене. – Прекращай! А то полицию вызову!
Но визг издевательски нарастал. Честно сказать, это уже было похоже не на дрель, а на… на буровую машину! Звук и тряска стали просто невыносимыми! Даже люстра закачалась, мерцая, как дискотечный шар!
«Ну сейчас я ему устрою!» – воинственно решила Катя, и тут сверху раздался треск. Полка, которую она повесила с таким трудом, накренилась и будто в замедленной съемке сорвалась со стены!
Катя успела прикрыть голову руками, но что-то все равно больно ударило ее по затылку.
Раздался грохот. И мир погрузился в темноту.
Часть 2. Встреча
– Вот тебе корзинка с пирожками и имбирными пряниками, – раздался рядом нежный женский голос.
– Что?! – переспросила Катя, распахивая глаза и оглядываясь вокруг.
Ее квартира исчезла, будто и не было! Катя стояла на холодном ветру возле одинокого деревянного домика, припорошенного снегом. В руках она держала плетеную корзинку, накрытую расшитым снежинками полотенцем.
Корзинка была большая! Или, скорее… это Катя была маленькая! Она будто превратилась в себя десятилетнюю. Вместо привычных джинсов и свитера на ней было ярко-красное шерстяное платье с белым фартучком, под ним – колготки с начесом, на шее шарф, а на голове красовалась красная шапочка.
«Ну конечно, Красная Шапочка. Почему бы и нет?» – растерянно подумала Катя, глядя на высокую женщину перед собой. У нее было доброе лицо и очень знакомые глаза. Она была похожа на маму. Хотя маму Катя почти не помнила.
– Отнеси корзинку бабушке, – напутствовала она. – Новый год на носу, ей будет очень приятно. Не бойся ничего, ты справишься. Только остерегайся волка, не сходи с тропы и верь сердцу, – добавила женщина с улыбкой.
«Ну и странный же сон», – удивленно подумала Катя.
– А теперь иди! Иди же, пока не стало поздно!
– Но… – хотела возразить она, как вдруг неведомая сила развернула ее лицом к хмурому лесу и мягко толкнула в спину.
Ничего не оставалось, кроме как шагать по безлюдной снежной тропинке.
По пути Катя несколько раз ущипнула себя за руку – и столько же раз ойкнула от боли. Сон был настораживающе реалистичным. Маленькие детские ноги увязали в свежем снегу, корзинка оттягивала руки, зимний ветер кусал щеки – так что пришлось повыше натянуть вязаный шарф.
Несколько раз Катя пыталась вернуться, но ей мешала неведомая сила, вставая перед ней на пути непроходимой стеной.
«Нет, не бывает таких снов, – решила девушка. – Может, полка меня пришибла и я перенеслась в другой мир? В мир сказки, например… А может, лежу на полу и брежу перед смертью… Но где бы я ни оказалась, этот мир хочет, чтобы я отнесла бабушке подарки. Может, тогда я проснусь?»
Делать было нечего, и Катя пошла дальше по извилистой лесной тропе.
В ветвях елей ухали совы, снег хрустел под ногами, в воздухе пахло сладкой зимней свежестью. Вдруг кусты впереди зашевелились, и на тропу выскочил огромный серый волк. Глаза хищника пугающе светились в полумраке.
– Куда ты идешь, Красная Шапочка? – прорычал он, оскалив зубы.
«Говорящие звери! Я точно в сказке!» – испуганно подумала Катя. У нее в голове молнией пронесся весь сюжет. Стоило сказочной девочке упомянуть бабушку, как волк сразу же побежал и съел бедную старушку! Конечно, в конце и бабушку, и внучку спас охотник, но явится ли он в этот раз?
Даже если происходящее только сон, рисковать не стоило! Мало ли.
Катя сглотнула, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– Я… я просто гуляю, – сказала она, стараясь звучать уверенно.
Волк прищурился, окидывая ее пристальным взглядом.
– Гуляешь? Одна? В лесу? – его голос был хриплым и насмешливым.
– А что, нельзя? – Катя выпрямилась, чтобы не показать испуг.
– Можно, конечно, – протянул волк, медленно приближаясь. – Только вот лес – место опасное. Особенно для маленьких девочек в красных шапочках.
– Если всего бояться, так всю жизнь можно дома просидеть, и в чем тогда смысл? Считай, и не жил! И вообще, что мы обо мне да обо мне, лучше сам скажи, куда путь держишь?
– Я-то? – ухмыльнулся зверь. – Тоже… гуляю. Ищу, чем бы поужинать.
– О, так ты голодный? Сразу бы сказал!
– И что, предложила бы мне пару блюд на выбор? – оскалился волк, смотря на Катю неподвижным пронизывающим взглядом.
– Конечно, – кивнула она. – У меня есть пирожки с капустой и имбирные пряники. Будешь?
– Что?.. Ты меня угостишь? – волк удивленно шевельнул ушами.
– Конечно! Новый год же на носу!
Зверь моргнул и окинул девочку цепким недоверчивым взглядом, будто искал подвох.
– Ну… тогда буду… – совсем растерянно прорычал он.
Катя по-деловому сунула руку в корзинку, вытащила и положила на снег два пирожка и два пряника и отошла назад.
Шевельнув черным носом, волк принюхался, а потом прыгнул к угощениям и проглотил их одним укусом. Облизнув пасть, довольно высунул язык.
– С Новым годом! – преувеличенно бодро сказала Катя и, обойдя хищника по дуге, пошла по снежной тропинке дальше.
Но не успела она отдалиться, как волк нагнал ее и пошел рядом.
– Ты зачем здесь? – насторожилась Катя. – Все еще голодный?
– Нет, – ответил волк. – Но теперь я не могу бросить тебя одну. Я провожу, куда бы ты ни… гуляла, потому что в лесу опасно.
– Думаешь, я могу встретить другого голодного зверя?
– Конечно! А твоих пирожков на всех не хватит! Но со мной ты будешь в безопасности, ведь сильнее меня здесь зверя нет, – он гордо выпятил пушистую грудь. – Но опасаться надо не только зверей, но и охотника – вот кто настоящий злодей!
– С чего бы ему быть злодеем?
– Ты просто многого не знаешь! Так что я присмотрю за тобой, Красная Шапочка.
Катя недоверчиво хмыкнула, ей совсем не хотелось, чтобы кто-то за ней присматривал. Тем более волк, который по сюжету сказки мог ее съесть!
Но все же идти с ним оказалось гораздо веселее, чем одной. Волк был сказочный и даже понравился Кате больше, чем многие встреченные в ее жизни люди!
За беседой она поделилась, что любит печь печенье, украшать дом, а еще что когда-то она хотела стать детским врачом. Чтобы доказать это, она даже вытащила из лапы волка занозу.
А он рассказал, что обожает бегать по траве, приносить добычу в дом, а еще – есть имбирное печенье, и в будущем хотел бы стать отцом большого волчьего семейства. Говоря об этом, он почему-то так пристально смотрел на Красную Шапочку, что она даже немного покраснела.
Вместе они добрались до глубокого оврага, через который был перекинут хлипкий мост.
– Давай я помогу тебе перейти на другую сторону, – предложил волк. – Если залезешь на меня, то мы вместе просто перепрыгнем овраг.
Но Катя не любила принимать помощь, поэтому она сказала:
– Я не слабачка! Сама смогу перейти.
И чтобы доказать это, схватилась за веревочные перила.
Они были скользкими ото льда. Первая же доска затрещала под ногой девочки. Ей стало так страшно, что застучали зубы. Но она знала: если покажет, что испугалась, – волк не будет ее уважать. А может, даже попросту съест такую слабую добычу!
Дрожа, она добралась до середины моста, и вдруг рейка под ее ногой подломилась. Вскрикнув, Катя взмахнула руками и уже почти упала в овраг, но волк успел ухватить ее за шиворот и выволочь на твердую землю с другой стороны моста.
Катя закрыла лицо руками. Она не справилась… и корзинку уронила! Ей было так страшно посмотреть волку в глаза и увидеть презрение, что вместо благодарности она закричала:
– Зачем ты вмешался! Я бы справилась!
– Знаю, – ответил волк, – но мне было приятно помочь, ведь и ты помогла мне.
– Значит… – Катя опустила руки и посмотрела на зверя, – ты не думаешь, что я слабая?
– Конечно, нет, – рыкнул зверь, тронув Катю носом. – Ведь ты меня не испугалась. А я пострашнее какого-то оврага. И, может, даже… ты не испугаешься на мне прокатиться?
Теперь пришло время Кате удивляться и растерянно моргать. Она вдруг посмотрела на волка новым взглядом. Он, оказывается, был очень красивым! Шерсть его отливала серебром, а в карих глазах сверкали хитрые золотые искорки.
– Не испугаюсь, – смущенно улыбнулась Катя. И доверчиво, будто ребенок, протянула к волку руки. Обняла его за теплую пушистую шею, уткнулась носом. От волка пахло мокрой шерстью и лесом.
«Это ведь всего лишь сказка, здесь можно», – решила она про себя, а вслух сказала:
– Спасибо.
Часть 3. Бабушка
На спине волка Катя добралась до домика за считаные минуты. На припорошенных снегом ступеньках, укутанная в шаль, их ждала женщина с доброй улыбкой и теплыми глазами.
Катя от радости забыла, как дышать.
– Бабушка! – воскликнула она, бросаясь в объятия. Потому что у этой сказочной женщины и лицо, и взгляд, и руки – все было как у любимой бабушки Люды.
Катя чувствовала, что наконец-то вернулась домой.
– Внученька, – сказала бабушка, крепко обнимая Катю, – как же долго я тебя ждала. А ты все не приходила.
– Я потеряла корзинку, – пробормотала девушка сквозь набежавшие слезы.
– Главное, что сама дошла. И посмотри, как выросла!
Отстранившись, Катя глянула на себя… Она больше не была ребенком, а снова стала взрослой. Сказочная одежда подстроилась под размер.
– Да… А ты все та же, – Катя утерла слезы, а потом, обернувшись, показала на волка, который стоял в пяти шагах, настороженно прислушиваясь к разговору. – Я с другом. Это…
– Серый Волк, вижу, – покачала головой бабушка. Лицо у нее стало задумчивым. – Я тебя с охотником собиралась познакомить. А ты, значит, уже выбрала… Ух, зубы-то у него какие! Не страшно?
– Он меня этими зубами спас, вытянул за ворот из оврага, – поделилась Катя.
– А если обидит?
– Не обижу, – рыкнул волк.
– У Кати характер сильный, – прищурилась бабушка. – Кровь древняя.
– Знаю, – кивнул волк.
– Бабушка! – воскликнула Катя, совсем запутавшись. – Ну о чем ты?!
– Ох, девочка моя… Ты выросла такой красавицей! Я воспитала тебя сильной и смелой, но так много не успела объяснить! Ох, прости бабушку! Прости глупую!
– Ну ты что! Не за что прощать! Пойдем же скорее в дом! – обернувшись к волку, Катя с надеждой спросила: – Хочешь с нами?
– Ему нельзя, – сказала бабушка. – Он должен охотника победить. И если победит, то еще придет Новый год с тобой встретить, – сказала бабушка.
– Правда, придешь? – спросила волка Катя. – Обещаешь?
– Да, – рыкнул он, наклонив голову. А потом махнул серым хвостом, развернулся и побежал в лес.
Катя еще долго стояла на ступеньках, чувствуя странную тоску, царапающую сердце. Но зверь так и не вернулся.
Этот Новый год они справили с бабушкой вместе. Было уютно и солнечно, будто снова вернулось детство, но Катя нет-нет да и выглядывала в окно, глядела на темные стволы деревьев, на пушистый сверкающий снег, на белую луну…
А потом услышала далекий звук выстрела.
И проснулась.
Часть 4. Возвращение
Открыв глаза, Катя обнаружила себя лежащей на полу своей квартиры, рядом с опрокинутой полкой и раскиданными кругом книгами. Одна из них была открыта, и с белой страницы удивленно смотрела девочка в красной шапочке.
Голова у Кати немного гудела, а на душе камнем лежала печаль.
Дома пахло печеньем, за окном медленно кружились снежинки. Стрелки часов приближались к полуночи. Странный сон стал понемногу выцветать в памяти, хотя забыть его Катя не смогла бы и при всем желании.
– И привидится же такое! – пробормотала она, поднимаясь и потирая шишку на затылке. Часы показывали, что уже через пять минут наступит Новый год.
И в этот момент раздался звонок в дверь.
– Кто там? – удивленно спросила Катя, заглядывая в глазок.
– Извините… Я ваш новый сосед! – раздалось в ответ.
Обычно Катя бы не открыла дверь незнакомцу, но тут ее будто за душу потянули. Руки сами легли на щеколду и открыли дверь.
Носа коснулся аромат свежего снега и еловых веток, будто Катя выглянула не в коридор многоквартирного дома, а в зимний лес. На пороге стоял высокий мужчина с темными волосами и удивительно живыми карими глазами, в которых мерцали золотистые искры. Он обаятельно улыбнулся, показывая белые зубы с чуть удлиненными клыками.
«Будто волчьи», – подумала Катя.
– Извините, что побеспокоил в новогоднюю ночь, – произнес он. – Меня зовут Илья, я ваш новый сосед, зашел поздороваться и… – его взгляд скользнул Кате за плечо, – ох, у вас полка упала!
– А? Да…
– Тогда… В честь знакомства я был бы рад повесить ее обратно.
Прошлая Катя обязательно бы вскинулась и заявила, что справится и сама. Но новой Кате очень захотелось ответить иначе.
– Было бы замечательно, – сказала она и удивилась, как легко у нее это вышло. И как приятно стало на душе. – А я бы в качестве благодарности угостила вас имбирным печеньем, – добавила она улыбнувшись.
Сосед сощурил глаза и как-то особенно по-звериному наклонил голову.
– Имбирное – мое любимое, – чуть хрипло ответил он, разглядывая Катю так пристально, что она невольно смутилась.
– Тогда договорились, Илья. Может, завтра?
– Может, – кивнул мужчина, продолжая смотреть на Катю.
Чувствуя, как пульсируют щеки, она уже собралась закрыть дверь, как вдруг Илья продолжил:
– Подождите.
– Да?
– Знаете… мне сегодня приснился странный сон. Можно задать вам глупый вопрос?
– Можно, – шепнула Катя. И почему-то затаила дыхание.
– А вы… – голос мужчины упал, став похожим на рык, – вы, случайно, не Красная Шапочка?
Катя широко распахнула глаза.
– Да, я… А вы… вы что же… волк? – спросила она и залилась краской по самые уши.
Вместо ответа он улыбнулся, в его глазах зажглись золотые искры. И тут за окном раздались хлопки фейерверков.
– А вот и завтра наступило, – сказал Илья. – Я все же успел встретить Новый год с тобой, Красная Шапочка. Как и обещал.

3
Fall in love
Габриэль Коста
Никогда бы не подумал, что Париж может быть таким… снежным. Обычно весь его блеск не прикрыть ни снегом, ни пороками узких улиц, особенно где-то в подворотнях девятнадцатого и двадцатого округов. А сейчас то ли парижане нагрешили, то ли намолили снегопад, от которого никуда не деться. Вся красота Монмартра, его огни и дух старого города проносились вместе с горожанами мимо меня. Я бы и рад насладиться погодой, праздником, но суета последних дней напрочь выбила из меня все рождественское настроение. Даже посмотреть по сторонам не получается: снег укрыл весь тротуар, и одно неловкое движение, и ты покатишься на своей пятой точке вниз по улице, сбивая прохожих, как кегли. Я еще – человек, по всей видимости, невеликого ума – надел обувь, в которой умудрился упасть в прошлом году из-за скользкой подошвы. Ничего. Нужно всего лишь дойти до конца квартала и там поймать такси, ибо у моего проклятого телефона осталось всего пять процентов заряда.
Я живу в Париже пятый год, но так и не стал парижанином. Не прочувствовал я его дух, который мог страницей за страницей описывать Гюго, не понимал восторженных охов и ахов туристов, все это так и осталось для меня чужим. Перед отъездом мама говорила: «Ты, Лука, должен развеяться, сменить обстановку, и, возможно, жизнь заиграет новыми красками».
Как-то не срослось. И не удивительно. Переезжал я сюда не в поисках лучшей жизни, любви и искусства, а ради хорошо оплачиваемой работы. Как оказалось, ничего в жизни не меняется, если однотипный серый офис остается однотипным серым офисом, пусть и в старинном здании второго округа. Жизнь никак не поменяется, если ты смотришь на нее одним и тем же взглядом.
Я выдохнул. Нестерпимо захотелось закурить. Я бросил так давно, что уже и не помню, курил ли вообще. Но не судьба. Даже голову поднимать не хочу в поисках магазина, мечтая дойти до конца улицы. Неожиданно мой наушник взорвался стандартной мелодией, и я неохотно ответил на звонок:
– Да, да, да, Макс, алло, я уже в пути, не капай на мозги, – начал я, зная, что опоздал к друзьям уже на час и звонить по другому поводу никто из них не будет. – Все занесло снегом, никак не могу поймать такси.
– Ты врешь. И даже не пытайся оправдываться. Мы намеренно сказали тебе приходить на два часа раньше, чтобы все остальные подошли вовремя. Ну, не считая Си, ей мы сказали приходить на полчаса пораньше. Ты рекордсмен по опозданиям, – шутливым тоном начал друг.
Они опять развели меня. Стоило просто отказаться идти к ним и посидеть дома, посмотреть старинную комедию, которая одна-единственная способна дать мне хоть час спокойствия. Социализация – странная вещь.
– Мы ждем тебя. Не думай смыться. Я вытащу тебя из-под земли, Лука, ясно? – слышу, как другие друзья кричат что-то не менее чем на пяти языках. Впрочем, это последнее, что я слышу.
– Что?
Я достал телефон и сокрушенно выдохнул. Помер. Конечно. Тупая техника, которая оказалась в шоке от минус трех на улице. Каков шанс поймать такси рукой, если не один я такой дурак на дороге? Стремился к нулю. Как и мое желание пойти на рождественскую вечеринку Макса. Все бы ничего, но я правда не хочу туда идти. Все мои друзья со своими вторыми половинками, а я как последний дурак – одинокий. Знаю я этот сценарий от корки до корки. Час ужина, час какой-нибудь комедии, полчаса разговоров на кухне с бокалом шампанского, и все разбредутся по дому парочками. А я буду позорно сидеть на диване и час пытаться вызвать такси в надежде вернуться домой хотя бы к рассвету. Я люблю своих друзей, но, как говорил Сократ… Истина дороже. И самое простое, что я могу сделать, – послать их к черту и отправиться домой. Однако я даже домой уехать не могу. Метро довольно далеко, и телефон сдох. Нужно что-то придумать.
Вдруг я увидел неподалеку кафе. Ничего необычного. Таких в Париже на каждом углу сотня. И все успешно конкурируют друг с другом. Надеюсь, за чашку американо бариста позволит подзарядить телефон.
Я уже подошел к двери, почти схватился за ручку, но тут почему-то ноги оказались выше головы. Всегда думал, что это такая фигура речи; как оказалось, нет. Аккуратно предположу: таким образом судьба решила дать мне пару минут насладиться снегопадом. Лежа на дороге, проверяя конечности на наличие повреждений и провожая ущемленную гордость вместе с обходящими меня парижанами, я без эмоций смотрел на небо. Звезд нет. Все небо затянуто облаками. И все же то ли от падения, то ли от волшебного света в груди что-то екнуло. Вывески кафе золотом подкрашивали снежинки, превращая их в конфетти, – красиво. Неужели придется падать каждый раз, чтобы почувствовать дух Рождества?
Я начал подниматься, чтобы никто не принял меня за бездомного, а на губах застыла наглая улыбка. Упал. Я опять упал. Куда спешил – непонятно. Зачем спешил? Неизвестно. Может, все-таки стоит поехать к друзьям?
– Нет, Лука, ты не настолько сильно ударился головой… – прошептал я себе, поднимаясь.
Я встал без каких-либо происшествий.
Все, что было суждено, уже произошло.
Я этого просто еще не знал.
– Добрый вечер! Какой кофе вам сделать? – услышал я от бариста, паренька лет восемнадцати со смуглой кожей, вьющимися волосами и в очках с толстой оправой. Шел я к нему, делая вид, что половина посетителей не смотрела на меня с улыбкой. – Месье?
– Добрый вечер, можно американо? Большой, – улыбнулся я и достал телефон. – Вы не могли бы помочь зарядить телефон? Мне всего лишь процентов десять, чтобы после кофе вызвать такси… домой.
– С вас пять евро, – быстро проговорил бариста и указал мне на терминал для оплаты. – Тут я могу лишь вам помочь с зарядкой, – он принял мою оплату и смущенно улыбнулся, доставая провод. – Все мои розетки заняты телефонами посетителей. Все шесть штук. Поэтому я могу лишь сделать вам кофе и поделиться проводом.
– А… – начал я.
– Выбор у вас невелик. Осталось лишь одно свободное место, и там есть зарядка с нужным вам разъемом, но оно занято, – он еще раз показал мне шнур. – Блок у меня уже одолжили. Представляю, какой счет будет за электричество в этом месяце. Надо уже вводить в меню отдельную строчку с ценой за пользование розетками, – он, не замолкая, продолжал делать мне кофе.
Меня согревало не только отопление, но и факт, что я вернусь домой. В принципе вернусь, а не останусь на улице.
Под слегка раздражающий звук кофемашины я решил найти то самое свободное место, в надежде дождаться, пока кто-то еще не решит уйти. Просто не хотелось беспокоить своим присутствием незнакомого человека. Но стоило моим глазам найти один свободный стул в углу, как в кафе выключили свет…
Или мне показалось, что выключили.
За столиком сидела девушка. Девушка какой-то нереальной красоты. Я настолько опешил, что не заметил, как уставился на нее. Не знаю. Мне резко ударило по мозгам, в ушах зашумела кровь, я сжал руки в кулаки, чтобы хоть как-то вернуть контроль над телом. Сложно.
Одета она просто: белое платье длиной чуть ниже бедра с коротким рукавом, темные волосы, собранные в аккуратный пучок с помощью шпильки в форме катаны, золотой браслет и кулон – все, что я увидел из украшений, – обута она в простые коричневые сапоги. Острые черты лица, темная помада и легкий макияж идеально сочетались и добавляли ее образу утонченности. Да, она точно знала себе цену. В ее пронзительном взгляде чувствовалась непоколебимость. Такие, как она, ходили по ресторанам в первом-втором округе, а не сидели в душном помещении на стыке восемнадцатого и девятого. Хорошо я хоть додумался немного приодеться к вечеринке друзей. Я покраснел и ничего не мог с этим поделать.
– Ваш кофе, месье, прошу вас, присядьте, – пока я изучал незнакомку, бариста выполнил свою работу, а за моей спиной собралась небольшая очередь.
– Спасибо, – прошептал я.
Я шел не на своих ногах. Как будто чувствовал, что она осуждала меня просто своим присутствием в этом кафе. Я, конечно же, был ей неинтересен. Она, как и все остальные посетители, зачарованно наблюдала за снегопадом, я же следил за своим дыханием, чтобы неожиданно не забыть, что вообще нужно дышать.
Я аккуратно поставил свой кофе на край стола, стараясь не издать и звука. Она медленно посмотрела на меня своими пронзительными карими глазами, словно заглядывала сразу в душу, выискивая там мои детские травмы и вскрывая социофобию. Однако как удивительна наша жизнь. Настолько, что красивая девушка, сидящая передо мной, ставит локоть на край, промахивается и со всего размаха бьется лбом об стол. Звук разлетелся по всему кафе, будто кто-то додумался бросить петарду прямо в центр зала. Все начали оглядываться и посматривать в нашу сторону. Девушка тут же выпрямилась и ошарашенно на меня взглянула. На лбу у нее уже расцветал красный след от удара.
– Не переживай, это я споткнулся о стул и чуть не упал еще раз, – я развернулся к заинтересованным посетителям и криво улыбнулся, разведя руки в стороны. – Простите, в этот раз все обошлось без представления. – Они тут же потеряли интерес к нашему столику.
– Спасибо, – робко сказала девушка. – Меня зовут Марринет. Ты не сильно ударился о лед?
– Ну, как сказать, – я улыбнулся, сел и наклонился вперед к ней. Она повторила за мной, внимательно смотря на мои губы. – Для той, что со всего размаха влетела в стол лбом… Ты слишком беспокоишься о моем совершенно точно запланированном наблюдении за парижским небом с целью подсчета снежинок.
– Так и я просто решила проверить стол на прочность, вдруг ты опять упадешь, и он не выдержит, – она закусила губу, и я понял – умираю. – Можешь не беспокоиться. Стол прочный, падение выдержит.
– А вот моя спина нет.
Как же хорошо… Как же хорошо, что образ опасной, властной, высокомерной девушки разлетелся в пух и прах, жаль лишь, что для этого ей пришлось удариться головой о стол. И все же… Какая она красивая. Нелепая случайность лишь добавила ей шарма и заставила улыбнуться. Ох, какая у нее улыбка. Мне придется выгонять ее из моей головы днями напролет, она будет преследовать меня во снах. Если я сейчас не сплю.
Только оказавшись рядом, я заметил в ее глазах грусть, когда эмоции отступили. Она сидела одна в Рождество. А столик-то сервирован на двоих, и остывшая кружка чая тому подтверждение.
– Невероятный снегопад. Пять лет живу в Париже, и, если хоть чуть припорошит, уже начинается коллапс на дорогах. Зато красиво, – я пытался завести диалог, понимая, что она вполне не прочь поделиться причиной своей печали. – Я вот когда лежал на дороге… Оценил снегопад на десять из десяти.
– Тебе стоило переехать в Париж шесть лет назад. Ровно за год до твоего появления здесь творился настоящий хаос из снега и снегоуборочных машин, – она усмехнулась и помешала свой чай ложкой. – А почему ты застрял здесь в одиночестве? Рождество. Праздник, все дела.
Праздник, все дела.
Я сразу понял: у нас намного больше общего, чем мне показалось на первый взгляд.
– Этот праздник каждый год проходит по одному сценарию, где я несколько часов делаю вид воодушевленного Рождеством человека, а потом ухожу домой спать, – я отпил кофе, отмечая его хорошее качество. – А ты почему здесь одна?
– Потому что один ублюдок решил, что тусоваться с друзьями важнее. Ведь их он знает десять лет, а меня всего два года. Ничего. Пусть веселится. Я уже заказала фургон в транспортной компании, чтобы отправить его барахло на вокзал, – она усмехнулась. – И когда же ты пойдешь к своим друзьям?
– Вероятно, в следующем году, – я тепло улыбаюсь, а внутри все дрожит. – Не хочу я к ним. Они все по парочкам, а я так… Может, вернусь домой… Окончательно. Магия Парижа оказалась для меня непосильной.
– Когда я смотрела на тебя, упавшего на снег и улыбающегося… Подумала иначе, – она покраснела от своих же слов.
Я сразу догадался, что Марринет обратила на меня внимание. Это польстило и добавило капельку храбрости.
– Париж интересный город. Я приехала сюда из Мадрида. Тоже по работе, а парижанкой не стала.
– А почему, собственно, должна была? Вот я приехал из Братиславы. Со сменой страны не меняется ничего, – я закусил губу. С ней было так легко, хотелось сидеть и продолжать разговаривать. И кто же меня остановит, ведь так? – Ты сама будешь вывозить вещи своего бывшего? – решаю аккуратно расставить точки над «i».
– Нет, конечно. Мой брат с превеликим удовольствием уже помогает ему выселиться из моей квартиры. Он у меня такой сердобольный. Всем помогает, – она закатила глаза. – Как же он ненавидел этого ублюдка. Надеюсь, он не сожжет его вещи. Будет неловко.
– Если развеять прах по Парижу, следов не останется…
Я улыбнулся и отпил кофе. Скорее всего, мне стоило поехать к врачу, ибо я ощущал, как в мое сердце проскальзывало хорошее настроение. После падения меланхолия одиночества отступила, и, вероятно, это связано с Марринет. Я не очень верю в судьбу, но сейчас по-другому наше знакомство не назовешь. Два одиноких человека в городе любви. Нам всем нужно немного рождественской романтики, чтобы почувствовать себя живыми, чтобы почувствовать саму жизнь. Не с ее мелькающими днями и привычной суматохой, а с ее мгновениями прекрасного.
Марринет – самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Может, я мало за двадцать пять лет видел девушек, но таков мой однозначный вердикт. Пара фраз и стало ясно: у нее доброе сердце и отличное чувство юмора. Она давала второй шанс, но без сожаления отрезала ненужное. Или тех, кому не нужна она. И пусть это все действие праздничной атмосферы, но отчего-то мне захотелось стать нужным для нее.
– Знаешь, я, конечно, могу показаться чересчур странным, неправильно понятым… Но такая девушка, как ты, кажется, забрела в место не под стать тебе. Когда я увидел тебя, чуть не спросил: «Где сопровождение у этой особы королевских кровей? Не скрутит ли меня ее телохранитель?», – она покраснела, пока я напевал ей один комплимент за одним. – Хочется отвести тебя в какой-нибудь ресторан, где много хрусталя, официантов и блюд с крошечными порциями. А не смотреть, как ты греешь руки об остывший чай. Прости, Марринет, я…
– Так отведи.
Я обомлел.
Я восхищен.
Я буду дураком, если упущу этот шанс.
– Конечно. Вставай и идем. Бросай все и идем, – я поднялся, и мой стул теперь и правда упал, но уже никто не обратил на это внимания. Она в спешке тоже поднялась, пока я ставил стул на место. – Я знаю одно хорошее местечко… Правда, придется ехать на метро.
– Плевать. Знаешь, я… – она посмотрела на меня, и ее глаза блестели, то ли от слез, то ли от ярких огней ее души. Не разберешь. Красиво. – Мне еще так много комплиментов за раз не говорили. Готова идти пешком хоть до «Макдоналдса».
– Ты заслуживаешь большего…
– Нет, правда, «Макдоналдса» будет достаточно, – она лучезарно улыбается, и я понимаю – пропал. Не могу не улыбаться в ответ.
– Конечно, именно о «Макдоналдсе» я и говорил.
Мы вышли из кафе, и я с радостью отметил, что ветер прекратился, только снегопад большими хлопьями укрывал Париж. Лишь сейчас я заметил, нет, не так… Я увидел город. Огни, украшения, нарядных людей, услышал музыку уличных музыкантов, все это обрело смысл. Я сообразил, что так и не зарядил телефон, и рассмеялся из-за своей глупости. Марринет посмотрела на меня вопросительно.
– Я зашел в это кафе зарядить телефон… И забыл, – она понимающе кивнула. – Мои друзья не дождутся меня.
– Теперь-то точно, – она прикусила губу и взяла меня под руку. – Так скользко. Боюсь упасть.
О да, скользко.
Конечно же.
– Я знаю толк в падениях, – покачал я головой, и она засмеялась. – Мы оба знаем. Ну что, идем?
И, не дожидаясь ответа, мы побрели вперед. Если час назад я торопился дойти до конца улицы, то теперь… Я хотел растянуть каждый метр на тысячу километров. И мы шли до метро очень-очень-очень медленно, разговаривая обо всем на свете.
Скользко же.

4
Голос
Кристина Той
Предупреждение:
Автор знаком с игровым сленгом, но для лучшего понимания диалогов использует в данном тексте более
структурированную речь для читателей, не интересующихся компьютерными играми.

Сейчас меня поймут только любители многопользовательских компьютерных игр. Знаете, это когда ты родился в мире без магии, но очень хочется быть волшебником? И тогда ты скачиваешь компьютерную игру, выбираешь себе магический класс и погружаешься в другой, невероятный мир.
Например, мой персонаж – целитель. С помощью своих магических умений он умеет быстро восстанавливать здоровье других персонажей. Со временем игра и люди, с которыми ты играешь, становятся частью жизни. Ты убегаешь в этот мир после тяжелых рабочих будней, чтобы отдохнуть и расслабиться. Но даже в этом волшебном мире случаются неудачи.
– Целитель у нас замечательный, а тебе сказали не наступать на красные круги. Еще раз скажешь о Вике что-то плохое, удалю тебя с канала. Будешь новую группу искать.
– Отойду, – тихо прошептала я в микрофон, сняла наушники и откинулась на своем розовом компьютерном кресле. Оно с шумом наклонилось, позволяя мне расслабиться. Настенный голубой неоновый светильник в виде сердца освещал темную комнату и монитор, на котором, согнувшись от боли, едва дышал мой персонаж из-за маленького количества очков жизни. Кто-то из мимо пробегающих игроков меня исцелил, и персонаж выпрямился. Я смотрела на него, на серебряные доспехи, булаву на поясе в виде топорика и думала о том, что сегодня подвела даже своего персонажа. Провалила заход в подземелье, которое проходила сотни раз.
Меня отвлекло оповещение на телефоне, и я лениво потянулась за ним к столу.
«Сильно расстроилась?» – написал в Telegram Сеня, глава моего легиона, лучший волшебник в игре. Ну, для меня.
В ответ отправила стикер грустного котика. Тут и без слов все понятно.
«Брось», – ответил он. И следом еще сообщение: «Мы бы закрыли это подземелье, если бы Макс слушался. Понаберут же в легион упрямцев…»
Я прикрываю глаза опять, хочу плакать. Новенький, конечно, пытался обойтись без оскорблений, но слова «У нас что, целитель первый день играет?» ранят хуже оскорблений. Во втором случае можно было бы скинуть на неадекватность игрока и просто заблокировать его везде.
Сегодня вообще не мой день. В университете мне не дали ответить на вопрос, просто отправили на пересдачу из-за опоздания. Опоздала я из-за того, что сменщица не пришла вовремя на работу. Да и там без проблем не обошлось. В кофейне меня случайно облили кипятком, а после и зарплату попросили подождать. Чем платить за съем студии?
Просто отличный конец года. Лучший. Даже сарказм уже не спасает.
«Ты пойдешь в форт Тиамат?» – спрашивает Сеня так, словно ему не надо готовиться к празднованию Нового года. Понимаю я: живу одна вдали от семьи и друзей, но он-то чего?
«Пойду… Только чай заварю» – отвечаю и встаю со стула. На часах восемь вечера, совсем скоро все уже разбредутся праздновать.
Потягиваюсь, пока кипит чайник, лямка майки спадает вниз, зеваю и кутаюсь в теплую кофту. Наклонив набок голову, осматриваю свою пустую кухню в темноте. Синим светится только чайник. Где не едят, там и убираться не надо. С другой стороны, есть тоже надо. Беру мандаринку из черной корзинки, купила целый пакет сегодня, чтобы хоть немного приобщиться к атмосфере Нового года. Спойлер: не сработало.
Возвращаюсь к компьютеру. На экране уже висит окно с предложением вступить в группу. Еще до того, как надеваю наушники, слышу женский голос. Неожиданно. Еще одна девушка из нашего легиона, Мару, уехала на неделю, и это точно была не она. Принимаю приглашение и вижу в группе незнакомые никнеймы. Догадка подтверждается – кто-то пригласил в Discord игроков с добора.
– Ой, какой голос у тебя красивый, – слышу в наушниках, когда надеваю их. Вздох. Ревность разгорается где-то за ребрами. Красивый у Арсения голос, спокойный, низкий, немного хриплый и такой… спокойный. Иногда что-то идет не по плану, например, не получается во время прохождения и руки начинают меня подводить, но одно его «Все хорошо» может море успокоить.
– Ты скажи, пожалуйста, есть ли у тебя девушка? Можно красивая дама к тебе попристает?
Не могу это слушать. Я пришла расслабиться…
– Мое сердце давно занято, – голосом таким, словно он улыбался, ответил Сеня. – Солнце, – продолжил он. – Ты уже тут?
– А, понятно, – ответила девушка.
Но на самом деле ничего понятно не было. Солнце – мой никнейм в игре. Да-да, хочешь, чтобы парень с великолепным голосом называл тебя «Солнцем» – назови так своего персонажа.
Но разъяснять никто ничего не стал.
Перед самым заходом в подземелье прозвенел звук экспресс-почты. Доставку открыла сразу и, широко раскрыв глаза, охнула. Внутри было платье, которое могли себе позволить купить очень небольшое количество человек в игровом мире, – платье из магазина воинов с рангом генералов. Оно стоило целое состояние и продавалось крайне редко! Я так хотела его.
В письме с платьем было еще и пару слов поздравлений от Сени и пожелания «для лучшего целителя». Зачем? Заче-е-е-е-ем он это делает? Зачем он уделяет мне столько внимания, если он не свободен?
– Солнце, ты там дышишь? Платье не мало? – спросил он. Точно улыбаясь!
– С… Спасибо, – смутилась я и холодные руки приложила к своим щекам. – Уже бегу, – пробормотала я, когда увидела, что все зашли в подземелье.
Все время, пока мы играли, я не могла понять, почему он так поступает? У него есть девушка. Наверняка красивая, заботливая. По-другому с таким человеком никак. Но он столько времени играет, а еще… еще желает по утрам хорошего дня и всегда спрашивает, буду ли я вечером. Зачем все это? Просто потому, что я целитель? Класс, конечно, редкий, но все же…
Стоило признаться самой себе, я давно влюблена в него. В голос, в манеру речи, в заботу и внимание. Поэтому так много думаю об этом. Поэтому не пропускаю наши вечера в игре.
– Мне только что сказали, что метр восемьдесят пять – это высокий мутант, – засмеялся Влад, наш солеговец. Внезапные житейские темы часто всплывают в разговорах во время игры. Играя постоянно одним и тем же составом, мы знаем друг о друге многое. Можно сказать, что мы близкие друзья.
– Это очень привлекательный рост, – сказала незнакомка с добора.
– Ну вот и я так говорю! А сестра мне говорит, что я мутант. Арс, а у тебя какой рост?
Влад в легионе давно не новичок, но, видимо, тему роста еще не застал. А «Арс» – потому что все в легионе сокращали имя легата. И только я постоянно тянула его имя, называя его «Се-е-е-еня».
– До двух метров немного не хватает, – тихо проговорил он. – Метр девяносто.
– Ох-х-х, как повезло твоей девушке, – выдохнула незнакомка. – Завидую.
Сердце опять в пятки ушло. Вспомнила вечер, когда мы впервые заговорили о росте и все начали скидывать свои фото в канал Discord. Сеня – высокий темноволосый парень, с невероятной улыбкой. Стыдно признаться, но я сохранила его фото и даже периодически смотрю на него. Если быть откровенной до конца, то я еще и часто представляю себя рядом с ним. Особенно когда он присылает по утрам голосовые, наговоренные сонным голосом.
– Вика, а у тебя какой рост? – спросил Влад.
– Метр шестьдесят, – с неохотой пробурчала я.
Да-да, я дышу Сене в ребра, скорее всего, но в моих мечтах мы редко когда стоим друг напротив друга. Иногда в голове я рисую картинку, как он случайно заходит в «Кофеманию» – кофейню, в которой я работаю, – и садится за столик. Ждет меня, чтобы пойти со мной на свидание. Ох-х-х, Вика, прекращай!
– Маленькая такая, – влез новенький, который десять минут назад так унижал мою игру.
– Ой, я чуть выше. Метр семьдесят пять, так что больше подхожу высокому парню. Оставить контакт, если ты расстанешься с девушкой, парень с красивым голосом?
– Арс притих, – заметил Влад.
– Делает вид, что отошел? – усмехнулась я. Так ей и надо. Нечего приставать к моему легату…
– Делаю запрос в Google, растут ли совы после ста шестидесяти сантиметров, – так же спокойно проговорил Сеня, и в наушниках разразился смех.
– Чего? – заморгала я в недоумении, пока не поняла, что речь обо мне. И усмехнулась.
– Ты уверен, что она сова? Кажется, она вообще не спит. Есть такая птица?
– Точно совушка, просто невыспавшаяся, – ласково продолжил Сеня.
– Ой, все, – улыбнулась я. – Кончились у меня слова.
– Да ладно тебе, мило же, – сказал Влад.
Это действительно было мило. Я улыбалась ровно до момента, пока не подпрыгнула от страха. Кто-то очень громко стучал в дверь моей маленькой съемной квартиры-студии. И мне стало не по себе. Звук был громкий, так как в новостройках двери были как картонки.
– Ребят, отойду… Кто-то за дверью.
Стук продолжался, и меня это пугало. Я сняла наушники и тихо-тихо, задержав дыхание, подкралась к двери. Встала на носочки и аккуратно посмотрела в глазок. Какой-то незнакомый мужчина с бутылкой спиртного опустил голову вниз и продолжал стучать.
– Пусти, сволочь, иначе дверь выбью! – закричал он. Я подпрыгнула и отскочила.
Он там, за дверью. Он мне ничего не сделает. Ничего. Так же тихо крадусь назад, не сводя глаз с двери, и больно ударяюсь бедром о тумбу в прихожей.
– Ай-й-й, – пищу я и тут же закрываю рот рукой, начинаю тереть через домашние красные клетчатые штаны то место, которым больно ударилась. Главное, чтобы синяка не было.
Так же тихо, как будто непрошеный гость может услышать меня, крадусь в комнату и возвращаюсь к компьютеру. Надеваю наушники.
– Тут, – кратко шепчу я, чтобы никто не услышал пугающий стук в мою дверь.
– Чего так испугалась? Гостей? – спросил Влад.
– Нет, я не жду гостей. Я одна праздную. Кажется, это пьяный сосед, и он не хочет уходить.
– В каком смысле? – спросил Сеня, явно с тревогой в голосе.
– Ну, сосед. Видимо, дверью ошибся… Давайте закончим, может, отвлекусь немного.
– Я, конечно, не специалист в таких делах, но, может, ты полицию вызовешь? – посоветовал новенький. Ничего себе. Показалось, что даже он за меня тревожился.
– Нет, я думаю, он сам уйдет. Через какое-то время, – мой голос явно выдавал мои сомнения по этому поводу.
В наушниках стук был слышен не так громко, а пока мы проходили подземелье, то и вовсе прекратился. Я прожимала умения, одно за другим, завороженно смотрела на красивые движения моего персонажа, пытаясь забыться после всего произошедшего сегодня. Не было ничего хуже, чем не ощущать себя в безопасности в собственной квартире и не иметь возможности к кому-то обратиться.
– Вика, стучать перестали? – настороженно спросил Сеня, когда я начала прощаться. Я была той неудачницей, что работает первого января.
– Кажется, – прошептала я. – Все равно страшно.
– Можешь вызвать полицию?
– Не хочу, честно. Сегодня Новый год, они все празднуют и не захотят ехать. А если и приедут, то думаю, что к тому времени и мужик уйдет. И тогда полицейские точно будут злиться.
– Глупости какие. Кто-нибудь может к тебе приехать? Ты говоришь, одна празднуешь?
– Одна. Семья и подруга в другом городе, больше мне праздновать не с кем. Да я и спать пойду, завтра смена в кофейне. Хоть в обед поставили.
– Пиши мне, ладно? – попросил Сеня. – Пожалуйста.
– Хорошо, – пролепетала я и почувствовала, как покраснела.
«Спасибо за заботу. И… Хочу, наверное, признаться. Я тоже считаю, что у тебя великолепный голос, и, когда мне бывает трудно или страшно, я переслушиваю твои голосовые. Не мог бы ты мне сейчас что-нибудь записать?»
Отправляю сообщение и вижу под его именем статус «Печатает». Исчезает. Полминуты тишины, и появляется статус «Записывает голосовое сообщение».
«Не могу оставить маленького совушку-целителя в беде, – говорит он. – Ложись спать, но, если что-нибудь случится, сразу звони. Я включил звук на телефоне».
«Хорошо», – отвечаю я и отправляю ему стикер с енотом, который держит сердце в руках. И… он отправляет такого же! И как мне теперь уснуть? Я краснею, прижимаю телефон к груди, не могу перестать радоваться.
Но заснуть получается быстро. Только посреди ночи кто-то опять громко стучит. Я хватаю телефон, звоню Сене. Гудки, гудки, гудки, и раздается долгожданное:
– Солнце? – так сонно, так спокойно ответил он.
– Опять стучит. Даже, скорее, ломится, – дрожащим голосом говорю я.
«Открой, сволочь! Стрелять буду!» – слышится из-за двери.
– Что он сказал? Стрелять? – голос Сени сразу стал четким и даже, я бы сказала, громче его обычной речи. – Вика, не подходи к двери, я буду через двадцать минут.
Я не ослышалась? Будет? Где? Тут?
– Разговаривай со мной. Надень наушники и расскажи, как прошел твой день.
Заморгала от неожиданности, но послушалась. Надела AirPods, села в углу кровати, укрылась пледом, словно я была в домике. Спряталась от всего мира и даже светильник не стала включать.
– Ну как тебе сказать, – начала я. – День просто отвратительнее некуда. Я чуть не опоздала на работу, не поела, и во время смены не было времени даже перекусить. Просто клиенты один за другим.
Стук опять прекратился, а на экране, в разговоре, Telegram отметил, что микрофон собеседника отключен.
– Ты выключил микрофон? – грустно прошептала я.
– Я еду, Солнце, как могу быстро. Тут шумно, я слушаю тебя. Ладно? – сказал Сеня так, словно не ехал, а бежал. Шум? Где это он бежал? По лестнице? Выбежал из подъезда? К машине? И где он там собирается быть через двадцать минут?
Микрофон собеседника выключен.
– Он затих за дверью. Точно хочешь приехать?
– Не хочешь, чтобы я приезжал? – ответил он, опять включив микрофон. Голос его впервые был растерянным, и на фоне словно суета затихла. Весь мир ждал, чтобы я призналась: очень хочу.
– Хочу, конечно, хочу! – резко выговорила я. Только… это все казалось таким ненастоящим. Словно я сплю. Но стук за дверью продолжался, напоминая, что пока этот сон все еще был кошмаром.
– Тогда я слушаю. Как продолжался твой день? – голос опять стал спокойным, таким, какой всегда меня успокаивал.
– Я… я… Меня случайно облили кофе, клиенты, когда я уже переоделась и бежала на экзамен. И я уже тогда опаздывала. По итогу меня отправили на пересдачу, даже не дав ничего сказать. – Не выдержала. Проговорив это вслух, почувствовала, как голос начинает дрожать, в горле застревает ком, и я готова расплакаться. – Я не справляюсь, я так устала, и мне даже не с кем об этом поговорить! – заныла я и заплакала. А микрофон Сени все еще был выключен. Казалось, он не реагировал на мои слова. Но я знаю, что это не так, он просто спешил.
Зато на мои слова отреагировал гость за дверью.
– Я знаю, что ты там, Вера, открывай!
Я съежилась так, словно сосед стучал не по двери, а пытался на меня замахнуться.
– И еще этот чертов сосед, – заныла я. – Почему? Почему я? Почему сегодня? У всех праздник, а у меня как обычно. И тебя еще выдернула. Ты, наверное, обидишься на меня из-за этого. Надо было полицию вызвать, – продолжала плакать я, пока в дверь колотил сосед.
Внезапно стук прекратился и послышался второй голос, завязался разговор. Я затихла, вытирая слезы, посмотрела на звонок. Он продолжался уже двадцать восемь минут.
Тихие, короткие стуки. Через входную дверь послышалось:
– Солнце, открывай.
Я подскочила с кровати, надела толстовку и, не веря своим ушам, направилась к двери. Встала на носочки, посмотрела в глазок. Забыла, как дышать. Он действительно стоял там.
– Не будешь открывать? Мне уйти? – он улыбнулся. – Твой сосед ошибся этажом. Он пообещал, что больше не потревожит. Поэтому, если хочешь, я могу…
Он не договорил. Я открыла дверь, и мы оба замолчали. Я в своих клетчатых штанах и толстовке, задрав голову, с неряшливым пучком волос на макушке, смотрела на человека, чей голос больше полугода подбадривал меня и заставлял мое сердце биться чаще. Вот. Тут. Передо мной. Тоже, кажется, в домашних, спортивных штанах и наспех накинутой кофте. Красные от мороза щеки и нос. Он запыхался, словно пробежал марафон. И я, переборов свое стеснение, обняла его, спрятав лицо в холодной куртке.
– Не уходи, – прошептала я. – Пожалуйста.
Я даже боюсь представить, как сейчас выглядело мое заплаканное лицо. Когда мы зашли в квартиру, я поставила чайник, умылась. Пока наливала чай, посмотрела на часы. Половина первого ночи. Видимо, проследив за моим взглядом, Сеня сказал:
– С наступившим Новым годом.
– И тебя, – усмехнулась я. Неужели все эти несчастья должны были достаться мне сегодня, чтобы год начался так? – Откуда ты узнал, где я живу?
– Я давно знал. Помнишь цветы и подарок на день рождения от легиона?
– Но мой адрес спрашивала Мара, – припомнила я момент, когда та самая девушка-волшебница из нашего легиона, с которой мы тоже общаемся, очень хотела узнать мой адрес.
– Я был организатором. И давно знал твой адрес. Даже узнал, где ты работаешь, пытался пересечься с тобой… Знаешь, как бы случайно. Но в дни, когда решался на такое, тебя отпускали пораньше, – усмехнулся он. – Даже подумал, что, кажется, не судьба.
Я часто-часто заморгала, глядя на него, и пришла в себя, только когда щелкнул чайник.
– А как же твоя девушка?
– Какая девушка? – удивился он.
– Ну… ты говорил, что у тебя есть девушка.
Он громко рассмеялся:
– Я говорил, что мое сердце занято, а не то, что у меня есть девушка. Я очень давно ждал встречи с тобой. Ты давно моя причина просыпаться по утрам. Мне нравится желать тебе хорошего дня и скорее возвращаться домой, проводить с тобой вечера. Я так часто намекал тебе об этом, но ты все время игнорировала. Знаешь, как было обидно?
Честно сказать, кажется, я поверила в волшебство. Неужели так бывает?
Неужели правда, где-то в море неудач, на самом его дне, может поджидать удача? Или это новогоднее чудо?
– Никогда не бойся просить меня о помощи. И, пожалуйста, не игнорируй мои чувства. Можно и мне немного новогоднего чуда, Солнце?
– Прости, пожалуйста. Я никогда не понимала, почему ты себя так ведешь, если твое сердце занято… а оно, оказывается, занято мной. Никогда не думала, что могу тебе нравиться.
– Уже очень давно.
Сеня повернул ко мне телефон, где на заставке стояло мое фото в розовых наушниках с кошачьими ушами, которое я очень давно скинула в Discord. Я тогда сделала его, слушая рассказ о рабочих буднях Сени. Он шутил о чем-то, а я улыбалась. И сейчас улыбалась. Вытащила телефон из кармана толстовки и повернула его экраном к Сене. На заставке моего телефона стояла его фотография. И мы оба засмеялись.
– Останешься сегодня со мной? – решилась спросить я. – И сосед больше не напугает.
Он в сомнениях кивнул. Так начался лучший год в моей жизни.

5
Загадай желание
Леа Стенберг
Мария Ульссон с нетерпением ждала Рождество.
Обычно люди ждут от этого праздника многого: все вокруг должно быть усыпано снегом, солнце должно светить ярко, на небе ни облачка, и чтобы ветер не слишком морозил щеки. Вся семья должна собраться вместе и быть счастливой, даже если за одним столом приходится уживаться бывшим мужьям и женам, а также детям от разных браков. Подарки непременно должны быть многочисленными, рождественский окорок сочным, а дом гостеприимным и уютным. И про улицу не забудьте: свечи, гирлянды, светильники, игрушки – все обязательные атрибуты, что призваны рассеивать зимнюю темень северных широт.
Мария же собиралась загадать желание, возможное исполнение которого приводило ее в неистовое волнение: таким невероятным оно ей казалось. А еще она просто ждала каникулы, что длятся до первых чисел января (в неделю после сочельника на улицах обычно бывает особенно тихо, ведь люди выбираются из дома лишь для приятных визитов к родственникам или чтобы покататься на лыжах). И не нужно ходить в школу, а это, пожалуй, было для нее определяющим фактором.
Провести целую неделю без привычных тычков, подколов и издевательств со стороны популярных ребят было бы лучшим подарком для скучной отличницы, раздражавшей сверстников, кажется, одним лишь своим видом.
– Не хочешь пойти? – Алиса, ее единственная подруга в классе, придвинула к ней один из флаеров, которыми была усеяна в последние дни вся школа.
Это была листовка, в которой сообщалось о рождественской вечеринке для старшеклассников. Программа обещала безалкогольный глёг, танцы и живое выступление музыкальной группы. Место проведения – школьный спортивный зал, дата и время – завтра, в шесть вечера. То есть в сочельник.
– Разве в этот час люди не собираются дома всей семьей за праздничным столом? – рискуя нарваться на замечание учителя, прошептала Мария.
– Эти традиции давно устарели, – пожала плечами Алиса.
– И зачем переводить столько бумаги на то, о чем можно было сообщить в школьном чате?
– Зато можно будет отпраздновать дважды, – мечтательно вздохнула подруга. – Сначала в школе, потом с родными. Мы с тобой и так никогда не отрываемся.
– Мы не тратим время на глупости, – поправила ее Мария.
И втайне вздохнула о том, что, будь у нее пара для танцев, она с удовольствием опоздала бы на скучный семейный ужин, на котором мать снова будет хвастаться перед родственниками ее успехами в учебе.
– Мария, Алиса, может, поделитесь с нами? – обратился к ним учитель, господин Хауген. – Наверняка вы обсуждаете что-то очень важное, раз отвлеклись от контрольной?
Девочки переглянулись. Алиса сглотнула, у Марии мгновенно вспыхнули щеки.
– Вообще-то, да, – тут же нашлась она и устремила свой взгляд на Черстин Эдегорд. – Разве вы разрешали ученикам пользоваться телефонами на контрольных?
Класс загудел.
Если честно, Мария не собиралась жаловаться на одноклассницу, тем более на одну из тех, кто часто задирал ее. Это решение пришло само собой, когда она бросила на нее мимолетный взгляд и заметила, что та списывает ответы со смартфона. Разумеется, Мария тут же пожалела о содеянном, но было поздно: учитель зафиксировал нарушение и направлялся к парте Черстин, а та жгла ее убийственным взглядом.
– Нам конец, – пробормотала Алиса.
– Знаю.

Кара настигла девочек уже через полчаса – в столовой, когда они пробирались к дальнему столику сквозь град летящих в них снарядов из всевозможных закусок. Морковные палочки, чипсы, огрызки, кусочки печенья: им еще повезло, что Черстин с подружками не поколотили их в туалете. Но в прилюдном унижении тоже было мало приятного. Ученики всех параллелей наблюдали, как Мария и Алиса пытались увернуться от летящей в них еды. В основном безуспешно.
– Идиотки, – решив, что бомбардировка снеками прошла успешно и можно ее завершить, Черстин Эдегорд опустилась на стул. Половина ее обеда перекочевала с тарелки на пол, но она была довольна тем, что как минимум пару раз попала печеньем по головам девочек. – Просто посмотрите на эту Ульссон! – не сводя гневного взгляда с Марии, прошипела она. – Бабкина рубашка, сверху стремный жилет. Брюки бесформенные, мужские, а на ногах какие-то… штиблеты! Кто так одевается вообще?
– Фу, – в знак поддержки поморщилась ее лучшая подруга Сара. – И что у нее с волосами? Она что, не может причесаться?
– Мне их жаль, – заметила еще одна подпевала из их компании, рыжеволосая девчонка по имени Эбба. – Они такие уродливые и тупые, что даже если придумают, чем заняться помимо учебы, то не смогут этого сделать. Парням они не интересны, а на вечеринку им просто нечего будет надеть!
– Говорят, у нее слуховой аппарат и стеклянный глаз, – сказал их приятель Томас, подсаживаясь к ним за стол. – Вы же про Марию?
– Да, мы сами же этот слух и пустили, – ухмыльнулась Черстин. – Еще в прошлом году.
– Ох, детка. – Парень отбил ей «пять». – Как всегда гениально.
– Никто не виноват, что она выглядит на сорок, – фыркнула Черстин.
– Вообще-то, она довольно милая… – брякнул Томас. – Но выглядит на сорок. Да. – Томас поймал на себе полный ярости взгляд подруги и прикусил язык. – Если не сорок пять…

В это время за другим столом отличницам кусок в горло не лез от переживаний.
– Они все еще смотрят на нас? – опустив взгляд, спросила Алиса.
Она продолжала уныло ковыряться вилкой в тарелке.
– Разумеется, – вздохнула Мария.
– Не стоило говорить учителю про телефон.
– Знаю. Само как-то вырвалось. Я уже сто раз пожалела.
– Теперь они нам жизни не дадут.
– Можно подумать, что раньше было легче…
– Не было.
– Это все потому, что Черстин красивая, – после паузы произнесла Мария. – Парни от нее тащатся, а девчонки вечно пытаются угодить.
– Зато у тебя высший балл, – решила успокоить ее Алиса.
– Если бы только хорошие оценки привлекали внимание парней. – На глаза Марии вновь попалась листовка с приглашением на вечеринку, прилипшая к полу.
– А зачем нам парни, которые ведутся только на внешность? – улыбнулась подруга. – Оставь их Черстин.
Мария подняла взгляд и уставилась на обидчицу. Черстин Эдегорд была одной из тех девушек, из-за которых парни теряли дар речи, когда те проходили мимо. Ну, знаете, как в фильмах: она идет, покачивая бедрами, высокая стройная блондинка, а ветер играет в ее волосах. И время останавливается, и все прохожие завороженно любуются ею.
Даже Мария любовалась, хоть и понимала, что никогда не будет выглядеть даже вполовину так же круто, как Черстин. Ее волосы всегда выглядели естественно, хотя Мария готова была побиться об заклад, что Эдегорд тратила на укладку не меньше часа ежедневно. И весь ее образ всегда был продуман до мелочей: начиная от украшений, заканчивая лямкой от белья, которая всегда вовремя выглядывала из-под одежды, когда нужно было привлечь внимание симпатичных ребят.
И все эти коварные штучки и приемчики, которым не обучают специально и которые, как подозревала Мария, даются лишь избранным женщинам при рождении, срабатывали у Черстин всегда и со всеми парнями их школы.
Кроме одного. И он сейчас вошел в столовую, заставив присутствующих девушек привычно затаить дыхание.
– Эрик Кронвалль! – прошептала Алиса, толкнув ее локтем.
Мария перестала жевать свой сэндвич и уставилась на него. Высокий и светловолосый Эрик ворвался в пространство школьной столовой, как ураган. Его словно подключили к источнику питания: так энергично он двигался и так ярко светился – или ей это только казалось? В любом случае создавалось полное ощущение, будто этот парень – настоящая рок-звезда. Таким уверенным в себе и красивым он выглядел всегда.
– Как думаешь, какой у него средний балл? – прошептала Мария.
Вообще-то, ей было плевать на его баллы, просто она не хотела быть одной из тех, кто тоже ведется лишь на внешность. Хотя внешность у Эрика, и тут вряд ли бы кто-то поспорил, была что надо.
– О боже, он идет сюда… – Алиса неожиданно охрипла.
Мария чуть не поперхнулась сэндвичем. Такой парень, как Эрик, мог подойти к ним разве что в параллельной вселенной, ведь даже Черстин так и не удалось привлечь к себе его внимание, как она ни старалась. И чем ближе он подходил, тем громче билось ее взволнованное сердце.
«Он точно идет сюда. Зачем? Что ему могло понадобиться от нас? Эрик учится в параллельном классе, но он не заметил бы меня, даже если бы мы сидели за одной партой. Может, принял за кого-то другого? У него плохое зрение? Нет, он спортсмен, у них хорошее здоровье. И зрение. И он играет в баскетбол. Боже, какой же он высокий! Если долго на него смотреть, то затечет шея и кровь перестанет поступать в мозг. Это опасно. Очень опасно. Кажется, уже началось: у моего мозга кислородное голодание, и я уже не соображаю, мне это снится, я сейчас упаду в обморок, я…»
Он стоял у их стола и смотрел прямо на Марию, которая все еще продолжала вести беззвучные диалоги с самой собой.
– Привет, я – Эрик, – улыбнулся парень.
Голос у него был приятный, непринужденный и дружелюбный.
– Все знают, что ты Эрик, – с придыханием произнесла Алиса.
Но он продолжал смотреть на Марию, которая держала во рту кусок сэндвича и не дышала, боясь подавиться.
– Вы не видели здесь мой школьный пропуск? – спросил Эрик. – Я сидел на этом месте во время обеда. Может… – он пожал плечами. – Может, я оставил его на стуле, а ты случайно села на него?
Мария молча встала и посмотрела на стул. Ей казалось, что в столовой стало очень тихо, и все присутствующие слышат, как колотится ее сердце.
– Хм. Значит, где-то в другом месте обронил, – немного расстроенно произнес Эрик и дернул плечами. – Прости, что побеспокоил.
Она успела поймать его последний взгляд, и ее голова закружилась сильнее. Он удалялся, а Мария думала лишь о том, видят ли остальные, как густой румянец разливается по ее щекам?
– Эрик улыбнулся тебе. Улыбнулся! – дернула ее за рукав Алиса.
– Он просто пытался быть вежливым, – занемевшими губами произнесла Мария, наткнувшись на ледяной взгляд Черстин.

Та, к сожалению, тоже стала свидетелем этой сцены и теперь была вне себя от гнева.
– Я знаю, как отомстить ей, – с ядовитой ухмылкой произнесла Черстин и оглядела своих друзей.
– Мне это нравится, – потерла ладони Эбба.
– Нужны бумага и ручка.
– Пойдет? – Томас протянул ей листовку с приглашением на вечеринку.
Сара дала шариковую ручку.
– Что ты задумала?
– Эрик Кронвалль пригласит нашу замухрышку на рождественскую вечеринку! – ехидно пропела Черстин.
– Зачем это Эрику? – нахмурилась Эбба.
– Это она так будет думать, тупица! – закатила глаза Сара.
– А… О-о! – наконец дошло до нее.
– Детка, это восторг! – заерзал на стуле Томас, пока Черстин раздумывала, как начать послание от «Эрика». – Мне уже не терпится увидеть ее лицо, когда она прочтет записку!
– Нет, болван, – фыркнула Черстин, откинув волосы. – Я хочу увидеть ее лицо, когда она поймет, что это подстава. Только прикинь, зубрила, которая решила, что нравится самому крутому парню школы, подваливает к нему, думая, что он пригласил ее на танцы!
– А-а-а! – завизжала от радостного предвкушения Сара.
Томас захлопал в ладоши.
– Лучшего подарка на Рождество и не придумаешь, – мечтательно произнесла Эбба.
– «Привет, Мария. Ты давно мне нравишься». – промурлыкала Черстин, выводя аккуратные буквы на обратной стороне листовки.

А ничего не подозревающая Мария все еще прокручивала в голове встречу с Эриком, во время которой так и не сказала ему ни слова.

– Все хорошо? – решила уточнить Элисбет, мать Марии, за ужином.
– А? – Девушка подняла на нее смущенный взгляд. – Да…
– Ты зависла и смотришь в одну точку.
– Разве?
– Подтверди, Стаффан, – взглянула Элисбет на мужа.
– Отстань от нее, – буркнул он. – Твоя дочь – подросток. Замечталась, наверное, о мальчишках.
– Какие мальчишки? Ей нужно думать об учебе, я не хочу, чтобы Мария отвлекалась на всякие…
Их перепалка осталась где-то за границами сознания Марии, которая снова вернулась мыслями к содержанию записки, найденной после занятий в кармане пальто. «Ты давно мне нравишься. Будешь моей парой завтра на вечеринке? Жду ответа. Эрик Кронвалль».
Знал ли этот парень, что тоже был ее самым заветным желанием, которое она даже боялась загадать на этот праздник? Знал ли, что всегда нравился Марии, но она даже думать не смела о том, чтобы составить ему пару на школьном вечере? Сегодня от волнения она не проронила ни слова, а что, если и завтра им будет не о чем говорить? Ведь они такие разные и совсем не знают друг друга.
– Мама, – прервала Мария их разговор. – А у тебя было такое, чтобы желание исполнялось еще до того, как ты его загадала?
– Что? – с подозрением посмотрела на нее мать.
– Ты боялась загадать это, а оно взяло и исполнилось…
– То, чего мы боимся больше всего, это то, чего мы больше всего желаем, – вдруг вступил отчим. – Обычно такие желания особенно сильны. И все, что кажется невероятным, легче всего исполнимо. Тем более в Рождество, когда волшебство буквально витает в воздухе.
– Тебе пришел ответ из университета? – взгляд матери загорелся искрами надежды. – Они уже ознакомились с твоим рекомендательным письмом?
– Нет. Мам, я не…
– Но что тогда?
– Элисбет, – взял ее за руку муж.
– Можно я завтра пойду на вечеринку в школу? – тихо просила Мария. – К шести.
– Но как же праздничный ужин? Приедет Ганс. И бабушка, дедушка, тетя Люция, дядя Карл и твои двоюродные братья: Густав, Юхан, Петер, Лукас… – бросилась перечислять мать. – А еще Эльза и близнецы! Кто-то должен помогать мне готовить ужин!
– Я помогу, – пообещал ей отчим и подмигнул Марии.
Элисбет хлопала глазами, чувствуя, что ее загнали в ловушку.
– Спасибо! – поспешила поблагодарить Мария и сбежала из-за стола, пока они не передумали.

На следующий день в школе они с Алисой без умолку трещали, обсуждая записку. Настроение Марии скакало от неверия и уныния к ощущению триумфа и полета. Ободряющие слова подруги помогли ей поверить в то, что все это правда и Мария заслуженно обратила на себя внимание Эрика.
– Соберись, – хлопнула ее по плечам Алиса. – Ты красивая, добрая и умная, – напомнила она. – Верь в себя!
– Хорошо, – выдохнула Мария.
Она убрала волосы за уши, одернула юбку и направилась в сторону Эрика, который в этот момент как раз отделился от компании друзей, чтобы забрать из гардероба свою куртку. В холле было достаточно многолюдно, но Мария постаралась унять волнение: вечером они тоже будут у всех на виду, и стесняться придется не меньше.
– Привет, – негромко произнесла она, приблизившись к нему.
От неожиданности Эрик чуть не выронил куртку. Девушка выросла перед ним словно из ниоткуда: хорошо, что он заметил ее в последний момент, иначе точно бы сбил с ног.
– Э… привет, – отозвался он.
Эрик вспомнил ее. Они вместе посещали факультатив по основам программирования, а вчера пересекались в столовой. Наверное, она все-таки нашла его пропуск, иначе что ей могло от него понадобиться?
– Я насчет твоего приглашения, – комкая в руках лист бумаги, взволнованно произнесла она.
– Моего… что? – нахмурился он.
Ее синие глаза распахнулись шире. Теперь эта скромная, тихая и слегка неуклюжая старшеклассница выглядела испуганной.
– Твоего приглашения, – хрипло ответила она, протягивая бумажку. – На веч… вечеринку.
Эрик решительно ничего не понимал. Какое приглашение? Какая вечеринка? Кажется, он узнал флаер в ее руках – такие валялись по всей школе. Но он вовсе не собирался сегодня никуда идти: планировал посвятить вечер тренировке, а затем поужинать с семьей.
И тут Эрик посмотрел в сторону и заметил компанию ребят, которые противно хихикали, наблюдая за ними. Это были Черстин и ее друзья. Одна из девочек даже снимала их на мобильный.
И он сразу догадался обо всем.
– Ах, ты про мою записку? – громче, чем следовало, произнес Эрик.
По тому, как компашка у стены прекратила смеяться, он понял, что попал точно в цель.
– Да, – смущенно кивнула девушка. – Я хотела сказать, что согласна. Нам нужно договориться, где мы встретимся…
Эрик невольно отметил, что, смущаясь, она становилась еще красивее. А ямочки на ее щеках были такими милыми, что хотелось заставить ее улыбнуться еще раз, чтобы увидеть их.
– Я… Я очень рад, что ты согласилась, – сказал он. – Давай я заеду за тобой в шесть?
Черстин и ее подружки наблюдали за ними с плохо скрываемым раздражением и досадой, и Эрик решил, что не случится ничего страшного, если вместо тренировки он сегодня сходит на танцы. Из-за загруженности в спорте и учебе у него еще никогда не было настоящих свиданий, и вечер обещал стать по-настоящему приятным. Тем более в компании милой девушки, которую очень хотелось узнать ближе.
– Хорошо, – просияла она.
– Скажешь свой адрес?
– Да, записывай.
Ему оставалось лишь узнать ее имя. Но это не проблема: спросит у кого-нибудь из ее одноклассников. Например, вон у той девчонки с косой, которая наблюдала за ними со стороны и не скрывала улыбки. Это ее подружка, вчера они вместе были в столовой.

В большом зале, украшенном флагами, гирляндами и цветными шарами, они плавно кружились под музыку среди других танцующих пар.
– Нужно было раньше набраться смелости и пригласить тебя на свидание, – сказал Эрик, обнимая ее за талию.
– Я рада, что ты все-таки решился, – улыбнулась Мария.
Ее сердце грохотало в такт громкой музыке.
– Вообще-то, мне помогли, – признался он, посмотрев на Черстин, с угрюмым видом наблюдавшую за ними со стороны.
– Кто? – Мария подняла на него удивленные глаза.
У нее все еще кружилась голова при взгляде на Эрика – таким красивым и высоким он был.
– Это было мое рождественское желание, – улыбнулся он ей.
Ну, почти.
– А что, если это просто совпадение? – Она вернула ему улыбку, и парню сразу стало теплее.
– Тогда оно невероятно счастливое, – ответил он.
Если бы не потерянный пропуск, Эрик, возможно, никогда бы не подошел к Марии. И если бы не ее злопыхатели, то он никогда бы не решился куда-то ее пригласить. А теперь у них впереди был чудесный вечер, после которого они успеют домой к своим семьям на праздничный ужин. А потом будут интересные каникулы, много поцелуев и бесчисленное количество совместных радостных моментов.
Это определенно лучше, чем победа в чемпионате, которую он собирался загадать на Рождество. И это намного больше, чем он смел бы желать еще вчера.

6
Испанский компромисс
Анастасия Таммен
Пять лет в Барселоне, но к полену, какающему на Рождество подарками, я так привыкнуть и не смогла. Нет, ну серьезно, почему нельзя встать на табуретку и прочитать стихотворение Деду Морозу, за белой бородой которого скрывается дядя Саша с первого этажа, а потом с волнением наблюдать, как он достает из огромного красного мешка заветную куклу?
Я бежала в синем платье и кожанке по кафедральной площади мимо деревянных домиков с керамическими статуэтками Марии и Йозефа, еловыми ветками, рождественскими украшениями и всеми тридцатью тремя вариантами какающего полена «кагатио». Остановилась у крайнего домика, поставила тяжелые пакеты на блестящую брусчатку и взяла полено размером с батон докторской колбасы на двух передних деревянных ножках. Со стороны ножек у него было нарисовано улыбающееся лицо и напялен красный колпак. Диего ругал меня, что я лишаю детей одной из важнейших каталонских традиций, которая заключалась в том, чтобы, начиная с восьмого декабря, кормить кагатио сладостями, а на Рождество выбить из него палкой подарки.
Согласитесь, что это странная традиция? Но сегодня я была готова изменить к ней свое отношение. Ради детей. Ради мужа. А еще… Ох, я совершила огромную глупость и не знала, как вечером отреагирует Диего. Вероятность, что мы встретим Новый год супружеской парой, приравнивалась к пятидесяти процентам, но развод был последним, о чем я мечтала. Поэтому я протянула продавцу двадцать евро за какающее полено и поудобнее перехватила пакеты с продуктами, из которых собиралась приготовить самый вкусный ужин на свете. Когда-то я проложила путь к сердцу Диего через желудок, налепив на все барселонское отделение международного банка четыреста восемьдесят шесть пельменей.
В наших апартаментах, из окон которых виднелись шпили Саграды Фамилии, я включила «Иронию судьбы, или С легким паром!» и принялась резать заранее отваренный картофель и морковь аккуратными кубиками, как учила мама. Сегодня был католический сочельник, но так как в Испании он был важнее Нового года, то мне ничего другого не оставалось, кроме как объединить две традиции в одну. А какой праздник без оливье? Правда, воспроизвести салат было не так-то просто. Овощи везде одинаковые, а вот колбасу важно выбрать правильную. В первые два года в Барселоне я съела – перепробовала! – ее столько, что поправилась на три килограмма. Благо Диего нашел новый объем моей попы еще более привлекательным. Мама говорила, что это отличает настоящего мужчину от глупого мальчишки: первый любит женщину любой.
Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы Диего не разлюбил меня после того, как увидит рождественские подарки!
В замочной скважине повернулся ключ, и я сделала глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение. Мы вместе пять лет. У нас двое прекрасных детей. Ну и что, что я опустошила наш счет, не спросив разрешения?
– Надья, мы дома, – раздался с порога голос Диего.
Он хорошо говорил по-русски – и еще на шести языках других сотрудников его отдела, – хоть акцент и оставался заметным. Правда, меня это ни капельки не заботило, наоборот, мне даже нравилось, как мягко он произносил «д» в моем имени.
Наша кухня была совмещена с гостиной и коридором, так что я сразу увидела моего красавца мужа – слишком высокого по меркам испанцев – с хихикающей Лу?ной на руках и насупившимся Адрианом, который с порога запулил футбольный мяч через всю квартиру.
– Мы проиграли! – объявил он.
– Не расстраивайся. Это всего лишь игра, – напомнила я, вытирая руки о фартук и спеша к ним. – Дружеский матч. В жизни всякое бывает.
– Не сыпь сахар на рану! – возмутился муж, и мне пришлось приложить все усилия, чтобы не рассмеяться.
Отец и сын были одинаково гордыми и темпераментными: остыть им поможет только время и вкусная еда. Поцеловав сына в макушку, я отправила его мыть руки перед ужином и принялась раздевать Луну. Она агукала и пускала слюни пузырями, глядя на меня такими же огромными глазами цвета шоколада, как и у Диего. Господи, я их по девять месяцев вынашивала, а похожи они на отца. Никакой справедливости.
– Ты купила кагатио? – вдруг восхищенно воскликнул муж, бросив взгляд поверх моего плеча на маленькую елочку рядом с диваном. – О mi amor![1 - О, любовь моя! (исп.)]
Диего наклонился и, зажав между нами Луну, страстно поцеловал меня в губы. Он был так счастлив, будто я не разукрашенное полено домой притащила, а раритетный «Феррари». Какая же плохая из меня жена, если я столько лет подряд не могла приноровиться к этой испанской традиции? Желудок скрутило от раскаяния, и я поспешила посадить Луну на коврик в гостиной, а сама вернулась к нарезанию колбасы.
– Оливье, паэлья с креветками, пельмени, эскуделья-и-карн-д’олья, красная икра, туррон, – начал перечислять Диего, подойдя к столу. – Dios m?o![2 - Боже мой! (исп.)] Мы ждем в гости всю твою русскую родню?
Я нервно сглотнула. Ну почти…
Во время ужина Диего блаженно урчал, Луна довольно размазывала овощное пюре по столу, а Адриан, слопав три порции пельменей, наконец смирился с проигрышем.
– Ты спрятала подарки под кагатио? – спросил шепотом муж, когда мы после ужина собрались на рождественскую мессу.
– Конечно, – кивнула я, панически думая о конверте, который Диего совсем не ожидает там найти.
На обратном пути из церкви он подобрал две палки и, пока я толкала коляску с задремавшей Луной, устроил с Адрианом поединок, как на мечах. Они дурачились, смеялись и носились вокруг меня, точно два сорванца, а я не могла сдержать улыбку. Как же я их любила!
Дома я снова включила «Иронию судьбы», несмотря на протесты, что это «скучно, муторно, непонятно». Глаза заволокли слезы при виде снега, шуб и меховых шапок. Лукашин сидел в самолете на пути в Ленинград. Я тоже хотела в самолет и как можно скорее. Ничего, скоро все встанет на свои места. Хотя бы на пару дней.
Пока я вытирала глаза, дети забрались под елку.
– Дед Мороз про нас забыл? – разочарованно спросил Адриан, когда не нашел подарки.
– Сегодня подарки нам выкакает кагатио! – радостно провозгласил муж, и я закатила глаза от абсурдного выражения. – Хватайте палки и бейте полено!
– Ура! – отозвался Адриан.
После непродолжительного избиения Диего сорвал красный плед, и – о боже, какая неожиданность! – под поленом правда нашлись пестро упакованные свертки. В воздух взмыли клочки оберточной бумаги, послышался довольный визг, хруст грецких орехов, и разлился запах мандаринов. Я перевела взгляд со счастливой семьи на экран – Лукашин уже в Надиной постели, сейчас она его окатит водой из чайника.
– А это для тебя.
Диего приобнял меня за плечи и протянул красный конверт. Другой, не тот, что я завернула. Осторожно раскрутила бумагу и в восторге разинула рот. Внутри оказались билеты на концерт группы Coldplay, которую мы обожали! Я бросилась на шею Диего и расцеловала в обе щеки, губы, нос.
– Спасибо! – выдохнула я, прижимая билеты к груди.
– Я и с родителями уже договорился. Они за детьми присмотрят.
– Как здорово! А когда?
Я снова посмотрела на билеты в поисках даты. Так обрадовалась, увидев название группы, что даже не обратила внимание на числа.
– Второго января. Как раз отметим Новый год у родителей, оставим у них детей и съездим вдвоем.
Тошнота резко подкатила к горлу. В году триста шестьдесят пять дней, но Крису Мартину, конечно, приспичило выступать в Барселоне в новогодние каникулы. Пока я пыталась прийти в себя, Диего взял последний нераспакованный подарок – фиолетовый конверт – в руки.
– Это кому?
– Нам, – ответила я еле слышно.
Диего сорвал оберточную бумагу и, нахмурившись, поднес к глазам авиабилеты. Лицо его становилось все мрачнее, полные губы сжались в тонкую линию, а на скулах отчетливо проступили желваки.
Если после ужина у меня еще сохранялась надежда, что он примет подарок стоически, то теперь от нее не осталось и следа. Даже двенадцать блюд и чертово какающее полено не спасут меня от развода, до объявления которого осталось три… два… один…
– Que demonios[3 - Какого черта?! (исп.)]?!
Дети замерли. Куклу бросили, лего отложили.
– Это билеты в Москву, на Новый год. С двадцать шестого декабря по третье января, – пролепетала я, хотя муж и сам это прекрасно видел.
Он крутил билеты в руках, как будто они могли в любой момент воспламениться.
– Мы едем к бабушке с дедушкой? – подпрыгнул Адриан.
– К моим маме с папой, – пояснила я.
– Ура! – завопил он, прыгая на одной ножке. А потом вдруг испугался. – Значит, мы полетим на самолете?
– Да, – кивнула я.
– Нет! – рявкнул Диего, посмотрел на детей: – Вы поиграйте, а мы с мамой сейчас вернемся.
Дети переглянулись, но промолчали. Вслед за Диего я пошла в ванную, а он запер за нами дверь. Когда он обернулся, я увидела дьявольский огонь в его темных глазах. Слишком поздно появилась гениальная мысль, что в ужин нужно было подсыпать какое-то успокоительное.
– Demonio![4 - Дьявол! (исп.)]
– Если ты переживаешь из-за билетов на концерт…
– Да! Нет! Я наверняка смогу их продать. Но не в этом же дело! Я шефу пообещал тридцатого декабря подготовить презентацию. И ты об этом знаешь! Ну это еще ладно. Мне пятого января надо быть на совещании в Мадриде! Ты об этом подумала?
– Я билеты до третьего взяла.
– А моей маме ты сказала? Они ждут нас на Новый год!
– Не успела еще. Зато мы наконец увидим моих родителей. С твоими мы каждый год отмечаем, а мои даже Луну ни разу не видели.
Диего приложил ладонь ко лбу. Я протянула руку, чтобы погладить его по плечу, но он дернулся, как только я прикоснулась. Сердце болезненно сжалось.
– Я видел сумму, – прошептал Диего, опуская руку. – Ты опустошила наш счет, куда мы откладываем деньги на отпуск?
– Ну, в Москве мы тоже в отпуске будем, – попыталась оправдаться я.
Диего посмотрел на меня как на полную идиотку, которая клеит лист подорожника на место оторванной руки.
– В Москве? В январе? В минус тридцать? В снегу? А о детях ты подумала? Зачем их тащить в такой холод?
– Мы купим им зимние комбинезоны. И в снежки сейчас здорово играть. А еще можно построить целый замок из снега.
– Б-р-р… А если они заболеют? Angina! Gripe! Neomonia![5 - Ангина! Грипп! Пневмония! (исп.)]
Представив детей с пневмонией, я почувствовала себя еще хуже. Неужели я слишком рисковала детьми? Они к такому холоду совсем не привыкли. Вдруг и правда в больницу попадут? Уколы, ингаляции, инфекционное отделение…
Я вжалась спиной в край раковины и спрятала руки за спиной. Диего, конечно, прав. Я поступила импульсивно, не посоветовавшись с ним.
– Билеты можно сдать? – спросил он.
Когда я замотала головой, потому что язык прилип к небу, Диего так крепко выругался на испанском, что я разозлилась.
– Я не сделала ничего ужасного! – оттолкнувшись от раковины, сказала я. – Ты тоже купил билеты, не посоветовавшись!
– Но мы любим Coldplay.
Я трижды моргнула, пока пыталась понять смысл его слов.
– То есть на концерт мы хотим вместе, а в Москву – я одна?
Щеки Диего вспыхнули, и он поспешно отвел взгляд. Ах вот оно что… Дело не деньгах, не в холоде, не в детях. Дело в том, что он не хотел ехать, но стыдился признаться, выставляя меня ужасной матерью и женой.
– Ну уж извини, это моя родина, и я имею право туда ездить, когда пожелаю!
Чувствуя, что готова закричать от обиды, я выскочила из ванной и бросилась на кухню. Как меня угораздило выйти замуж за такого тирана?
До самого вечера мы не разговаривали: он играл с детьми и даже не смотрел в мою сторону, а я убирала со стола. Выкинула недоеденный оливье в мусорку. Следом упаковочную бумагу. Кожурки от мандаринов. Расплавившиеся свечи. В руках оказались билеты в Москву. Я купила их утром, когда искала DVD с «Иронией судьбы» и поняла, что не хочу очередной Новый год встречать неправильно: без снега, боя курантов, Деда Мороза в красном халате, маминого салата и папы, играющего на гитаре. Вдруг до меня дошло, что во всей этой кутерьме я не поставила в известность моих родителей. Может, они нам и рады не будут? Да и кому это – нам?
Я подхватила пакеты с мусором и спрятала билеты в карман толстовки. На улице засунула пакеты в контейнер с отходами и набрала папин номер.
– С католическим Рождеством вас! – Папа, улыбнувшись, помахал рукой в камеру, но тут же нахмурился. – Ты чего такая квелая? Опять по традиции грустишь и скучаешь по родине? Я тебе давно говорил, чтобы ты прекратила смотреть «Иронию судьбы». Кому от этого хорошо?
На самом деле, мне, только никто не мог этого понять. Эта была моя возможность не терять связь с родиной. Одна из немногих помимо готовки вкусных русских блюд и созвонов с родителями.
– Пап, я билеты купила.
– Куда? – Папа еще сильнее нахмурился.
– К вам.
– На когда?
– На послезавтра, – через силу выговорила я, боясь еще одной отповеди.
Папины голубые глаза стали просто огромными. Повисло странное молчание, которое до ужаса напугало меня, а потом он вдруг воскликнул:
– Да ты ж моя лапушка! Я все приготовлю, все куплю. Подгузники еще нужны? Нет? Зимние комбинезоны?! Ботиночки на настоящем меху? У вас таких нет. Игрушек куплю. Что твои гаврики собирают? «Звездные войны» или что? Я тут видел классные паровозики. И кукурузные палочки в сахарной пудре твои любимые. В Пулково прилетаете? Я встречу вас.
Папа тараторил и не давал мне даже слова вставить, а у меня вдруг градом полились слезы.
От счастья, потому что в новогоднюю ночь мама будет обнимать внуков, а папа возьмет гитару и будет параллельно с Лукашиным распевать «Если у вас нету тети, то вам ее не потерять…» И от обиды, потому что Диего оказался таким упрямым испанским быком, идеальным для выступления на корриде.
– Прекрати реветь, – попросил папа. – В кои-то веки собрались к нам! Так, все, заканчиваем, я пойду, прошвырнусь по магазинам.
– У вас одиннадцать ночи! – опомнилась я. – Завтра сходишь.
– Ничего не знаю. У нас рядом открылся круглосуточный супермаркет. – Папа отвернулся от камеры и крикнул куда-то в сторону: – Тань, собирайся! Дети едут!
Последнее предложение подвело черту под моими сомнениями. Я поеду в Москву с Луной и Адрианом, даже если Диего решит остаться в Барселоне. Даже если это будет означать развод и девичью фамилию Шевелева.
Муж молчал весь следующий день, с осуждением глядя на разложенный на полу в спальне чемодан. Упаковав поздно вечером вещи, я не выдержала:
– Я завтра лечу в Москву, – сказала я ровным, бесстрастным голосом. – С детьми. Ты что решил? Поедешь с нами?
– No.
– Ну и прекрасно.
Я села на чемодан и защелкнула замки.
Ночью мне приснился кошмар, в котором бык провалился в сугроб. Утром, переживая за Диего, я чуть не порвала авиабилеты. За завтраком сто раз задалась вопросом, не устраиваю ли я драму на пустом месте. Ну жила я пять лет без снега, и что? Зато ничего себе не отморозила. Ну не видела я родителей три года, могла бы еще потерпеть. А потом я вспомнила, как рано и неожиданно умер мой дедушка, с которым мне даже не удалось попрощаться. Мои родители тоже не молодели. Нет, надо использовать каждую возможность, чтобы провести с ними время, а не пытаться быть удобной ради мужа.
Когда у подъезда остановилось такси, чтобы доставить нас в аэропорт, Адриан спросил:
– А почему папа не едет с нами?
– Папе нужно работать, – ответила я уклончиво и кинула короткий взгляд в сторону мужа.
Диего убрал коляску и чемодан в багажник, обнял детей и помог им забраться в машину. Его движения были скованными, а глаза – красными, будто он тер их, чтобы не расплакаться. Новая волна сомнений охватила меня, а потом сменилась надеждой, когда Диего подошел ко мне и крепко сжал в объятиях. Пусть больше не отпускает… Пусть не отпускает…
– Может, мне проводить вас до аэропорта? – прозвучало, как удар хлыста по обнаженной коже: больно, неотвратимо, безжалостно.
– Не стоит, тут недалеко, – отозвалась я и быстро отступила.
– Береги себя и детей.
– А ты себя.
– Как доберетесь, сообщи.
– Конечно.
Я поспешно села на переднее сиденье рядом с водителем, стараясь не думать о том, что мы с Диего до сегодняшнего дня еще ни разу не расставались.
Ни разу.
* * *
В Пулково на паспортном контроле мне улыбнулся молоденький сотрудник.
– Цель визита? – спросил он, пролистывая наши с детьми загранпаспорта, в которых не было ни одной отметки о въезде в страну за последние пять лет.
– Хочу встретить Новый год правильно.
– Я бы лучше на Бали слетал или, на худой конец, в Египет, – вздохнул он и, наверное, мысленно покрутил пальцем у виска.
Стащив чемодан и коляску с транспортной ленты, я положила их на тележку, а сверху усадила детей. Они устали за время полета, но стойко держались за мое обещание съесть столько мороженого, сколько найдут в морозильнике бабушки и дедушки. Мне оставалось только надеяться, что зимой в морозильнике хранятся лишь ягоды из деревни.
У выхода из аэропорта к нам уже бежали мои родители, раскинув руки. Папа зацеловал нас колючими усами, постоянно повторяя:
– Наша Надя приехала! С детьми!
Мама вытирала слезы радости сначала на своих щеках, потом на моих и то и дело чмокала Луну в тугие щечки и лохматую макушку Адриана.
Дома у родителей было хорошо: тесно, жарко, коридор размером с мой обеденный стол в Барселоне, но в точности как в детстве! Первым делом я заглянула в гостиную – все та же искусственная елка, как и на всех моих фотографиях. Только вместо картин на стенах теперь висели десятки фотографий Луны и Адриана.
Мама помогла внучке снять куртку, бурча под нос что-то про «помыть руки после дороги», а папа уже ползал на четвереньках рядом с Адрианом, показывая какую-то машинку на дистанционном управлении. Кажется, что тех лет, когда они друг друга не видели, вообще не существовало, будто бы они продолжили там, где остановились. Так бывает только между родными людьми, которых связывает безусловная любовь. Похоже, наша с Диего любовь не такая.
Последующие дни я все равно писала ему сообщения, но очень короткие: «У детей все хорошо», «Луна обожает снег», «Адриан кормил уток в парке». В ответ приходили такие же скупые ответы: «Ок», «Хорошо», «Передавай детям привет». И с каждым сообщением пропасть между нами становилась все больше, а тридцать первого декабря ниточка, связывающая нас, будто бы оборвалась. Я написала Диего три сообщения, но в ответ не получила ни одного. Волнение, растерянность, злость, тоска, паника сменяли друг друга, подводя меня к краю, за которым находились пустота и одиночество. Неужели мой брак действительно закончится вот так? Не пора ли подыскивать квартиру в Москве? Чтобы отвлечься, я включила телевизор, нашла по второму каналу «Иронию судьбы». На экране голосом Пугачевой пела моя тезка Надя: «Благословляю вас на все четыре стороны». Ну что ж, будем считать это за знак свыше. Я отключила телефон и закинула его в секретер.
Оставшуюся часть фильма мы смотрели за столом, пили шампанское из хрустальных фужеров и ели мамин оливье. Стол мы заранее перенесли из кухни в гостиную, чтобы всем хватило места. Луна уснула на диване, а Адриан скакал с новым футбольным мячом перед телевизором, пока мы с родителями провожали старый год. Я думала, что буду рада оставить в прошлом все плохое, включая упрямого Диего, но неожиданно поняла, что плохого-то толком и не было!
Вместо приятной щекотки от игристого вина во рту почувствовалась горечь от осознания собственной глупости. В уходящем году Луна обзавелась тремя зубами и научилась ходить. Адриан выиграл свой первый футбольный матч и попал в основной состав команды. Диего работал не покладая рук, чтобы я могла оставаться в декрете столько, сколько пожелаю, а не четыре месяца, как принято в Испании. И все свободное время он уделял мне и детям… Да, он злился, что я не хочу покупать какающее полено, но ведь он был каталонцем и имел право на кагатио, как я на оливье и снег на Новый год.
Господи боже мой, неужели я потеряла мужа только потому, что не смогла нормально объяснить ему, почему мне так важна эта поездка?
Я залпом выпила целый бокал и бросилась к секретеру, чтобы немедленно позвонить Диего. На часах была половина двенадцатого, а я не хотела встречать Новый год без мужа! Мне нужно было слышать его голос, его мягкую «д» в моем имени.
– Надя, – позвал папа, взяв меня под локоть.
Я обернулась с телефоном в руках, собираясь сказать, что занята, но он приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию.
– Т-с-с! – зашипел он и кивнул на сумку в руках.
Приоткрыв молнию, он вытащил уголок красного халата и клочок белой бороды.
– Я сейчас выйду, а ты прикрой меня.
На душе стало чуточку спокойнее. Хоть что-то получилось так, как мне мечталось. У детей будет Дед Мороз.
Папа выскользнул на лестничную площадку с сумкой, пока я рассказывала Адриану о спортивных достижениях Месси, но через две минуты уже снова стоял в гостиной. Ну вот… А я-то думала, что это он нарядится. Еще через минуту раздалась трель дверного звонка, и Луна проснулась, разразившись громким плачем. Мама тут же подхватила ее на руки и принялась укачивать, папа пошел с Адрианом открывать дверь, а я включила телефон, чтобы наконец позвонить Диего.
«Абонент временно недоступен», – объявил мелодичный женский голос по-испански.
Я чертыхнулась и принялась строчить сообщение, не пытаясь оправдаться или обвинить мужа. Все, что думала, что кипело в душе и сжимало до боли сердце.
«Диего, я настаиваю на том, что Дед Мороз должен приносить подарки детям, пока они в него верят, но я согласна половину подарков класть под кагатио, лишь бы видеть, как ты с Адрианом собираешь палки, а потом с восторгом срываешь красное покрывало с полена…»
Адриан завопил в коридоре от восторга. Наверное, наконец увидел живого Деда Мороза, которого нанял мой папа. А мне вдруг стало все равно. Без Диего ничего не имело значения. Как же я раньше этого не поняла?
– Хо-хо-хо, – раздалось с порога гостиной.
Я посмотрела на огромного Деда Мороза с патлатой бородой и в красном халате, который едва ли достигал середины икр. На плече огромный мешок, а глаза темные, глубокие, с пушистыми длинными ресницами, как у…
Господи, привидится же… Я тряхнула головой и отвернулась.
«…Ох, Диего, mi amor, ты мне нужен. Давай найдем компромисс. Я хочу тонуть в твоих темных глазах, чувствовать тебя рядом и слышать, как ты урчишь от удовольствия, поедая мою стряпню».
Краем глаза я заметила белую бороду, а потом большая красная рукавица опустилась на мое плечо. Я закрыла глаза и досчитала до трех, надеясь, что Дед Мороз отойдет и позволит мне дописать сообщение. Я не была уверена в том, как правильно его закончить, но должна была успеть до полуночи.
Но Дед Мороз почему-то продолжал стоять рядом, и за запахом старых лежалых вещей я вдруг почувствовала что-то родное: оливковое масло, пряности, апельсины. Резко обернулась и шокированно округлила глаза, когда удостоверилась, что передо мной правда стоял Диего. Под белой бородой виднелась смуглая кожа, а большие темные глаза лучились надеждой. Мой Диего приехал! Бросил все, купил новый билет, нарядился в Деда Мороза, а теперь стоял на расстоянии вытянутой руки.
– Извини, что не понял, как важно тебе бывать в Москве, – прошептал Диего. – Я думал, ты счастлива в Барселоне, но это другое, да? Это не значит, что тебе плохо с нами, это значит, что ты просто скучаешь по родине?
Я энергично закивала, чувствуя, как от накативших чувств щиплет нос.
– Без вас все не то, – пробормотал он. – Можно я встречу с вами Новый год?
Я бросилась ему на шею, не в силах от счастья выговорить и слова.
– Почему мама обнимается с Дедом Морозом? – раздался рядом с нами возмущенный голос Адриана. – Мой папа будет очень недоволен. Я ему расскажу.
Мы с Диего тут же отскочили друг от друга, залившись краской.
– Я просто очень рада, что Дед Мороз согласился принести самый важный подарок, – сказала я.
– Папу? – уточнил Адриан и покосился на красный мешок в центре комнаты.
– Нет, его олени на санях сейчас доставят, – вмешалась моя мама, посадила Луну на пол рядом с мешком и добавила: – Разбирайте подарки, пока мама с Дедом Морозом сходят за ним. Он, наверное, уже приземлился на крыше.
Мы выскочили из квартиры, как только дети бросились срывать блестящую упаковку с подарков. На лестничной площадке Диего стремительно избавился от своего костюма и остался в синих джинсах и черном свитере. Но прежде чем вернуться, он поцеловал так, что сердце сбилось с ритма.
– Te amo[6 - Я люблю тебя (исп.)], Надья, – прошептал он.
– И я тебя люблю, – задыхаясь, ответила я.
Ровно в полночь мы все вместе подняли бокалы – и бутылочку с молоком – за Новый год, за семью в полном составе и за то, что оступаться не страшно. Страшно бояться сделать шаг навстречу друг другу.

7
Антиновогоднее кафе Ледяной Королевы
Анастасия Волжская, Валерия Яблонцева
Дзинь!
– Добро пожаловать в антиновогоднее кафе! – заученно проговорила я. – Вас ждут латте с шапкой молочной пены, столь же плотной и высокой, как сугроб на крыше вашей машины после снежных выходных, американо, черный, как ваше зимнее настроение, и капучино со вкусом будущей дыры в вашем постпраздничном бюджете.
– И даже елочку не нарисуешь?
Я подняла голову, ожидая… нет, совершенно не ожидая. Передо мной стоял Мороз – не дед, раздающий детям подарки, а один из тех, которыми украшают постеры новогодних шоу ночных клубов. Молодой, подтянутый, с легкой щетиной там, где полагалось бы быть искусственным усам и бороде. И да, в красном синтетическом костюме и смешной шапке с белым… ну, ладно-ладно, назовем эту жертву нефтяной промышленности мехом.
– О-о-о, – только и протянула я. – Мда-а-а…
Катастрофа.
Мороз в моем идейно-антиновогоднем кафе.
В моем последнем оплоте нормальности среди неоново-ярких гирлянд и пластиковых оленей, без объявления войны захвативших улицу. В единственном убежище, где можно отгородиться крепкой дверью от предпраздничного безумия, суеты и доносящихся из каждой колонки жалоб несчастного парня, год назад отдавшего сердце не той девушке и этой зимой намеревающегося повторить ту же ошибку. Мне казалось, что здесь я могу чувствовать себя в безопасности.
Ага, как же. Проигнорировав обманчивую не привлекающую внимание обыденность неукрашенной витрины и предупреждающую табличку, запрещавшую вход всем, кто подхватил бациллу зелено-красного сумасшествия, праздник ворвался ко мне, бесцеремонно перегнулся через стойку и выжидающе замер, не сводя с меня зеленых, как перемигивавшиеся за стеклом огоньки, глаз.
– Это значит, нарисуешь? – Мороз подался ближе. Взгляд скользнул по моему лицу и опустился ниже, замерев на бейдже у груди. – Крис…
– Кристина. С глазами проблемы?
– Забыл очки в санях, – отшутился он. – Мне, пожалуйста, латте, Крис. С шариками.
– Нет, – отрезала я, указывая на табличку. – Ни елочек, ни шариков, ни звездочек. Могу только «Звезду Смерти» нарисовать. За дополнительную плату.
– На это я бы посмотрел, – рассмеялся Мороз, опуская в банку с надписью «Коплю на психолога» довольно-таки крупную купюру.
Я проследила за ней со скептическим недоверием. Приятно, конечно… Главное, не думать, где до этого побывала означенная бумажка. А то знаю я… Один такой мороз в крошечных алых трусах крутился вокруг Лоры на девичнике. То передом повернется, то задом, то выгнется, то потянется. А если засунуть под плотно прилегающую резинку купюру с достаточным количеством нулей, так и вообще сальто сделает.
Воспоминания отозвались тупой болью в висках.
Да, было время. Было, но прошло.
Почти демонстративно повернувшись к Морозу спиной, я призвала внутреннего художника и сосредоточилась на узоре, напевая под нос мелодию из известного фильма. Там-там-там, там-тадам, там-тадам. Будет ему «Звезда Смерти». Без инженерного изъяна. Такая непобедимая летающая крепость, которой ни один новогодний клоун не страшен.
* * *
Праздник по нашему городку в этом году расплескало с особым размахом. Может, дело было в ранней и снежной зиме, которую, честно-то говоря, никто не ждал, не просил и в небесной канцелярии не заказывал. Может, в закрытии единственного приличного центра психологической поддержки. А может, в том, что в конце ноября одной тихой темной ночью к нам заглянули инопланетяне и до предела накачали всех, кто подвернулся им под щупальца, желанием срочно праздновать.
Первым к зимнему безумию присоединился магазинчик на углу. Торопясь на работу, я споткнулась о протянутые через мостовую провода для гирлянды и неловко вписалась коленкой в брусчатку. А когда, прихрамывая, забрела в ближайшую аптеку, пожилой фармацевт Якоб Кауфман, всегда казавшийся таким благообразным и аккуратным, поприветствовал меня дождем из конфетти.
Мазь от ушибов он, конечно, нашел, пока я, стиснув зубы, пыталась стряхнуть с волос разноцветные кружочки. И упаковку пластырей добавил, сославшись на какую-то там праздничную скидку. Веселеньких таких. С елочкой.
И понеслось.
Пекарни, рестораны, кофейни. Единственный кинотеатр города, проигнорировав половину долгожданных премьер, заполнил сетку сеансов целым ворохом одинаково приторных фильмов с тематикой приближавшегося праздника. Супермаркет отвел половину зала под разномастные украшения, и уже на следующий день ими начали ощетиниваться дома и сады. К привычным ярко-розовым фитолампам добавились перемигивавшиеся разноцветными огоньками гирлянды за каждым вторым окном. Ночной клуб повесил афишу «Горячие Морозы». И даже моя квартирная хозяйка Инга Андрачек, иногда заходившая ко мне на чашечку кофе, вдруг заладила:
– Кристи, милая, а не запустить ли и тебе праздничное меню? Как ни посмотрю, у тебя все пусто да пусто. А так вдруг заглянет какой молодой, красивый, неженатый. Глядишь, и новогоднее чудо случится.
Я буркнула что-то невразумительное, чтобы замять разговор, не испортив отношения с хозяйкой.
Ну уж нет. Плавали, знаем.
Молодой, красивый и даже почти неженатый у меня уже был. Адам, мой старший коллега. Обаятельный, активный, интересный. Прекрасный мужчина, вокруг которого за три года отношений прочно выстроилась моя жизнь – настолько, что я с улыбкой представляла нашу совместную старость где-нибудь на теплых берегах под южным солнцем. И он, казалось, тоже – ведь сделал же предложение и отправил меня планировать свадьбу.
Я и планировала. Ровно до ночи в канун Нового года, когда совершенно случайно увидела жениха, теперь уже бывшего, в объятиях белокурой танцовщицы. И судя по тому, как он себя вел, что говорил, как реагировала на его слова и прикосновения полуголая девица, списать все на случайность ему не удалось бы при всем желании.
Кто бы мог предположить, что Лора, настоявшая на праздничном предновогоднем девичнике, чтобы отметить окончание моей свободной жизни, притащит нас в тот же клуб, где любил развлекаться Адам. И пока вокруг подруг будет крутиться сладкий мальчик в крошечных алых трусах, я вдруг захочу подышать воздухом.
Что ж, подышала.
Воздух разбитых надежд и обманутых ожиданий пах еловыми ветками, корицей и имбирно-пряничным латте. А мечты, яркие, точно стеклянный шарик, разлетелись миллионом осколков.
Адаму и только-только оторвавшейся от его губ блондинке я сказала первое, что пришло в голову:
– С Новым годом.
С Новым, чтоб его, годом.
* * *
С того дня Адам не появлялся в моей жизни. Лора говорила, он уехал куда-то на север, где больше снега и блондинок, но проверять не хотелось. А я…
Та ночь что-то изменила во мне, навсегда покрыв сердце – некогда живое, молодое, горячее – твердой оболочкой, непробиваемой и темной, точно истоптанная ногами ледяная корка на асфальте. Из общей с женихом квартиры я съехала, с работы, где все напоминало о бывшем, уволилась, открыв на все сбережения маленькую кофейню. И попыталась начать все сначала.
Зиму сменила весна, весну – лето, и к середине года хлопоты хозяйки маленького бизнеса и жаркое солнце разогнали мрачные тучи предательства. Мне показалось, что все отболело, зажило, зарубцевалось.
Однако первая же зима после предательства Адама доказала обратное. От мерцания гирлянд кружилась голова, запах корицы и имбирно-пряничного сиропа вызывал тошноту. После седьмого приступа паники я обратилась в центр психологической помощи – тогда еще открытый. И там от женщины с шарлатанским именем Эммелина и настоящей докторской степенью получила мудрый совет: «Ориентируйся на собственный комфорт. Создай вокруг себя безопасное пространство. И продолжай жить».
Безопасное пространство…
«Почему нет? – подумала я. – Что я теряю?»
И на следующий же день решительно выбросила всю новогоднюю атрибутику, гирлянды и ненавистные сиропы. Праздничное меню отправилось в урну, а хвойный венок на двери сменил красный знак «Стоп» с провокационной подписью:
«Людям с праздничным настроением вход воспрещен».
Удивительно, но… сработало. Дышать стало легче, наплыв приторно-счастливых лиц иссяк, сменившись лояльными клиентами и редкими идейными союзниками, которых, как и меня, раздражала предновогодняя суета.
Первая годовщина разрыва с Адамом прошла буднично и почти незаметно, что меня полностью устраивало. Даже Лора, заглянувшая, чтобы по-дружески предложить напиться в хлам, была удивлена, когда я встретила ее спокойным кивком.
С тех пор я никогда не праздновала. Идейно. Принципиально. Держала антиновогоднее кафе и радовалась, что один месяц в году все имбирное, коричное и пряничное обходит меня стороной.
А потом появился Мороз.
* * *
Дзинь!
– Ледяная Королева Крис!
– Мое имя Кристина. Крис-ти-на. Что, сложно запомнить?
– Крис идет тебе больше, – ухмыльнулся Мороз, начисто игнорируя мой недовольный взгляд. – А Ледяная Королева не прозвище, а название антиновогоднего десерта. Хотя, если подумать…
Он хитро посмотрел на меня своими невыносимо-зелеными глазами и, перехватив поднос, выскочил на улицу, заманивая клиентов провокационным костюмом и бесплатным угощением.
Не имбирными человечками – и на том спасибо.
Но все-таки…
Когда он притащил это странное печенье с прозрачной глазурью, мне невероятно захотелось выставить его за порог – вот прямо руки чесались. Нет, на самом-то деле, нужно было выпроводить этого ряженого наглеца еще тогда, когда он пришел второй раз и попросил изобразить звездный разрушитель, потому что треугольный силуэт космического корабля напоминал ему елку. Или через день, когда он до самого закрытия проторчал в полупустом кафе, рассказывая какую-то ерунду. Или потом, когда он водрузил в углу зала щетинистое чудо инженерной мысли, напоминавшее вешалку для курток и пальто. Или…
Но сейчас Мороз точно перешел последнюю черту.
Помня о прежнем отвращении к запаху праздничной выпечки, я грозно приблизилась. И вдруг… замерла.
От глазированного печенья пахло чем-то непривычно-летним – кажется, зеленым чаем и мятой. И этот запах не раздражал, а, наоборот, был довольно приятным. Наверное, поэтому сам Мороз, ухмылявшийся от уха до уха, тоже вдруг показался мне чуть менее невыносимым – настолько, что я растерянно замешкалась, и драгоценный момент, когда еще можно было вытолкать незваного гостя вон, был упущен.
Зря. Если бы я знала, что он встанет на пороге и начнет зазывать в кафе посетителей, я бы прогнала его в ту же секунду.
Мороз.
С подносом ледяного мятного печенья.
Зазывал посетителей в антиновогоднее кафе.
Ничего более сюрреалистичного и представить было нельзя.
И это работало. Мороз рекламировал мой кофе и свои десерты так, что к обеду в кафе отбоя не было от посетителей. Люди заказывали черный американо и латте со снежно-молочной шапкой, хвалили оригинальный интерьер, ели мятное печенье и в целом выглядели довольными.
Мороз распродал все, что принес, и к закрытию на моем столе образовалась внушительная пачка купюр, которые я наотрез отказалась брать.
– Это же твое заведение, – упирался Мороз.
– Это не моя продукция, – отпиралась я.
– Считай это платой за аренду.
– Да у меня просто руки не дошли тебя выгнать.
– Руки, Крис, не ходят. Ходят ноги.
– Умник, тоже мне! – прошипела я, замахнувшись.
Не то чтобы я всерьез хотела его ударить. Так, шлепнуть слегка, чтобы мозги встали на место и он прекратил досаждать мне каждый день, как будто…
Как будто из всех городских кафе ему обязательно нужно было выбрать именно то, где жалкие крохи людей без новогоднего настроения пережидали гирляндный апокалипсис, получая еду и укрытие. Но…
Мороз перехватил мою руку и зачем-то задержал ее в своей огромной лапище.
И что-то… треснуло.
Я услышала этот звук, как наяву, – это ломалась, осыпаясь мелкой ледяной крошкой, броня моего сердца. Броня, которая гарантировала, что никто никогда и ни за что больше не причинит мне боли.
Но пришел этот проклятый Мороз, совершенно не похожий на деда, принес вешалку-елку, которая не была елкой, новогоднее-антиновогоднее печенье – и все изменилось.
Он наклонился и поцеловал мне руку, словно мы провалились в прошлое и оказались в далеком веке, где дамы в длинных платьях отбивались веерами от галантных кавалеров. И я совсем забыла, что давно хотела от него избавиться.
Ледяная Королева… растаяла.
* * *
– Понимаешь, Кристина, нельзя вечно прятаться от отношений, – бодро проговорила с экрана монитора Эммелина. За ее спиной шумело море и ветер трепал длинные швабры пальм, обмотанных праздничной мишурой, – похоже, закрытие центра психологической помощи открыло для дипломированного психолога новые горизонты не только в профессиональном плане.
– Угу, – ответила я.
И, не удержавшись, бросила взгляд за спину.
Убежишь от такого!
Из кухни тянуло мятой, жженым сахаром и тестом. Мороз пек свое антиновогоднее – вот уж выдумал тоже! – печенье и варил прозрачные голубые льдинки леденцов, которые собирался положить на стойку в качестве бесплатного угощения. В прихожей висел красный костюм с синтетической шапочкой, в холодильнике остывала бутылка шампанского. А на подоконнике сушилась новая вывеска с Ледяной Королевой, которая выглядела не неприступной, а загадочной и, по мнению Мороза, чертами бледного лица походила на меня. Хотя, как по мне, таланта к рисованию чего-либо не в стиле пин-ап у моего самопровозглашенного бизнес-партнера не было от слова вообще.
Как вышло, что Мороз вдруг вошел в мою жизнь, просочился в кафе и на кухню, окружив меня шутками, леденцами и домашним печеньем?
Я не знала.
Наверное, забыла закрыть форточку.
Но почему-то только сейчас я осознала, что… не против этого вторжения.
Доктор медицинских наук улыбнулась – как будто поняла, о чем я подумала, по одному взгляду и дрогнувшим уголкам губ.
– Разреши себе двигаться дальше, Кристина. И продолжай жить.
Я кивнула, вполуха прислушиваясь к возне на кухне. Кажется, Мороз уже достал из духовки печенье… и, кажется, пора было начать называть его по имени – Марком.
Марк Морозов.
Кто бы мог подумать…
Монитор мигнул – сессия подходила к концу.
– С праздником вас, Эммелина, – торопливо проговорила я и вдруг поняла, что впервые за несколько лет реально признала его наличие.
Наличие этого жуткого… ладно, не всегда… Нового года.
И наличие Марка… рядом.
* * *
Полночь встречали вместе.
Я закрыла кафе после последнего клиента, давая убежище всем, кому некуда было податься предпраздничным вечером – некоторые традиции стоили того, чтобы их сохранять, даже когда моя собственная жизнь за короткий месяц сделала разворот на сто восемьдесят градусов, – и поднялась в уже не такую пустую квартиру, встречавшую запахом ужина и мятного печенья. Мороз открыл шампанское. Мы расстелили пестрое покрывало на широком подоконнике, откуда видна была заснеженная улица, мое кафе с новой вывеской, угол площади и собравшиеся в ожидании фейерверка люди.
– За нас, Ледяная Королева?
– За нас, Марк Морозов.
– Пообещай, что в следующем году согласишься поехать со мной на океан. Солнце, пальмы, серфинг…
– Нет. – И, опережая, добавила: – В следующем году ты научишь меня кататься на коньках. А через год – украшенные мишурой пальмы. И пина-колада.
– А через два – придумаем.
– Да.
– Да.
За окном громыхнуло.
Бом!
И разноцветные искры фейерверка отразились в веселых пузырьках, отсчитывая начало нашей новой жизни.

КОНЕЦ

8
Метель
Саша Арсланова
Следы уводили в самую чащу, и я остановилась, переводя дыхание. Нельзя идти! Только не в эту ночь, когда один год уходил, не желая давать дорогу другому без боя. Негоже мне, жалкой, вставать на пути чудес. Нельзя моим человеческим глазам глядеть на эту битву. Потому и метель набирала силу, опускаясь на лес, потому и ветер гнул верхушки деревьев. «Уходи, уходи», – шептали они. Чуть запоздаю – не найду дорогу домой, и не поможет мне верный помощник Буян, прижавшийся теплой белой шубой к моему бедру. Не ему тягаться с силами природы.
Пес заскулил, заглядывая в глаза.
– Пора нам, – я потрепала его по мохнатому загривку. – Родители с сестрами, поди, заждались уже.
Буян переступил толстыми лапами, потянул носом.
– А там и стол уже накрыт, – продолжала я говорить, – и окорок румяный над огнем поспевает, и пироги в печи доходят.
Но друг только головой мотнул, потянул меня за штанину, уговаривая двигаться дальше.
Не думала я, что задержимся сегодня в лесу. Вышли поутру, проверили силки, поставленные на зайцев, поздоровались с шумными белками, оставили им под деревом новогоднее угощение. И собиралась же я до темноты вернуться, но у опушки, с которой уже были видны крыши домиков нашей деревеньки, верный Буян заволновался, заметался, а потом припал на передние лапы, беря след.
Надо было отозвать пса, но я, посмотрев, как его белая шуба скрывается за деревьями, развернула лыжи. Солнце выглядывало из-за надвигающихся туч, несколько часов у нас еще было. Тем более, что я и сама вскоре увидела человеческие следы. Другое дело, кто в здравом уме в зимний лес пойдет без лыж, проваливаясь в глубоких сугробах? Но Буян все оглядывался, ждал меня, и я заспешила. А ну кто заплутал, заблудился в нашей чаще под Новый год? Не выберется ведь живым в эту ночь, никто еще не возвращался.
– Сгинем тут оба, – простонала я, вытирая лицо. Метель усилилась, острыми иглами жгла кожу.
Буян виновато облизнулся, показывая страшенные клыки. Осторожно взял меня за рукавицу, заскулил, зовя за собой.
– Да кто ж там? – сердито сказала я, нащупывая лук за спиной. Стрел я много не брала, не охотиться шла. Но и в чащу соваться совсем без оружия было боязно. Только лук и старый, еще дедов, нож, который не раз выручал.
Буян прыгнул, оглядываясь, и я вздохнула.
– Иду.
В глубине леса было потише, деревья сплелись ветвями над головой и ограждали от сильного ветра. Потому негромкое рычание друга я услышала сразу. И потянулась к луку, тихонько вытаскивая стрелу. Что там?
Замерла на месте, зубами стащив рукавицы, сдвинула шапку со лба, чтоб не мешалась, и натянула тетиву, медленно поворачиваясь вокруг. Меж деревьев мелькнул белый мех, и Буян встал рядом, грозно поднял хвост, вздыбил шерсть на холке.
Я присела, все еще держа лук на изготовку. Протяжный волчий вой разорвал тишину. По шее побежали мурашки, поднимая волоски. Отхлынула кровь от лица. Вот и новогодняя ночь. Знала же, что нельзя задерживаться. Знала!
– Уходить надо, – посмотрела на пса. – Успеем?
Буян, глядя вперед, обнажил клыки. Громкий крик ударил по ушам, оглушил. Друг верный дернулся, посмотрел на меня. Не уйдем. Сердце пропустило удар. Как оставим человека в беде?
Я кивнула, и пес бросился вперед. Выпрямилась, проверила нож на поясе и побежала следом. Пять стрел в колчане, одна в тетиве. Я сосредоточенно смотрела вперед на удаляющуюся спину Буяна. Не раз он выходил победителем в схватке с волком. Не раз я приносила домой тяжелые серые шкуры. Но в эту заповедную ночь бороться нам не только с лесными охотниками.
На поляну я выскочила мгновением позже Буяна, успела увидеть, как он кинулся, сшибая с ног матерого волка. Рыча, они покатились по рыхлому снегу. Перехватило дыхание, я вскинула лук – еще двое молодых волков скалились возле лежащего на земле мужчины. Заплутавший охотник? Незадачливый путник? Яркой кляксой расплывалась около его разодранной ноги на белом снегу кровь. Выстрел – завизжал один зверь, припал на живот, скуля. Второй отпрыгнул, стал меня обходить. Потянулась за колчаном – и обомлела. Оборвались завязки, а я не заметила, и лежали теперь стрелы где-то в сугробе за спиной.
Стиснула зубы, отступила, путаясь в лыжах, и повалилась на снег, неловко подвернув ноги. А волк ждать не стал, метнулся, целясь в горло. Метель упала разом, будто выключили свет, сыпалась в глаза, лезла в рот. Я вскрикнула, успев почувствовать горячее звериное дыхание у лица, замахала руками, роняя нож. В ночь, когда новый год пробивает себе дорогу, нельзя уходить из дома. Нужно закрыть двери, завесить окна и… Я зажмурилась, приготовившись понести наказание за своеволие. Не терпят божественные силы вмешательства в их дела, не допускают глупых людей до своих тайн.
Только бы Буян уцелел! Добрел до дома, не сгинул тут со мной!
– Жива? – услышала сквозь гул метели и разлепила глаза.
Парень, привалившийся рядом, тяжело дышал, стиснув зубы, сжимал в кулаке мой нож. Шапка упала с его темных кудрей. Я потянулась, отряхивая с них снег, и тут же одернула руку, смутившись.
– Зачем ты? – посмотрел он на меня сердито, и я нахмурилась. – Неужто не знаешь, что сегодня не человеку решать, жить или умереть?
Я упрямо мотнула головой.
– Уходи, – простонал он. – Уходи, время еще есть! А я сам виноват…
Он обессиленно прикрыл глаза:
– Заплутал в своем лесу, вдоль и поперек исхоженному. Ответы все искал. Судьбу свою найти пытался…
Зашептал внутренний голос, вторя метели, – а и уходи, одной еще можно успеть выбраться из леса, Буян поможет. Дернулась, как от удара, прижала ладони ко рту, кусая кожу. Но как же я брошу человека на верную смерть? Как жить после такого?
Встрепенулась, оглядываясь. Волк, бросившийся на меня, лежал рядом, уткнувшись мордой в землю, и я отползла подальше.
– Буян, – позвала, волнуясь. – Буянушка!
Ткнулся в лицо мокрый нос, теплый язык утер выступившие слезы. Я запустила пальцы в мохнатую шерсть. Когда рукавицы потеряла? Не ведаю.
Мой спаситель дернулся, пытаясь меня заслонить, выставил нож.
– Нет! – вскричала я, останавливая. – Свои! Свои…
Он изумленно посмотрел на меня, на Буяна, робко шевельнувшего хвостом, и выдохнул, опуская руку.
Я обняла пса, преданно заглядывающего в глаза. Еще одна живая душа, за которую я в ответе. Покачала головой, решилась:
– Одна не пойду.
Стиснул зубы охотник, зло сверкнул глазами, приготовился сказать колкое слово. Метель ударила его в лицо, опрокинула на рыхлый снег, и засмеялся он негромко, захрипел, поднимаясь на локтях.
– Скажи хоть, как звать тебя, подарок уходящего года?
Я улыбнулась:
– Метелицей мать нарекла.
– Метелицей, – повторил он изумленно и тряхнул головой, посмотрев на бушевавшее небо. А потом повернулся ко мне. – Было мне предсказано, в новогоднюю ночь судьбу свою найду с метелью. Думал, смерть – ответ на все вопросы.
– Смерть всегда отыскать сумеешь, – пожала я плечами, поднимаясь на ноги, пригибаясь от сильного ветра. Стянула тяжелый тулуп, укрыла охотника. – Но сегодня мы с ней еще поспорим.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71397259?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
О, любовь моя! (исп.)

2
Боже мой! (исп.)

3
Какого черта?! (исп.)

4
Дьявол! (исп.)

5
Ангина! Грипп! Пневмония! (исп.)

6
Я люблю тебя (исп.)