Главная страница | Иронические детективы | Раиска, Люська, ветераны спорта и «Тишина»

Раиска, Люська, ветераны спорта и «Тишина»
Маргарита Сысоева
Скромная загородная база отдыха, гордо обозначенная на сайте, как горнолыжный курорт, на несколько дней оказывается отрезана от внешнего мира. Причина – снегопады и дорожные службы, не справляющиеся с природными катаклизмами. Вопреки ожиданиям, скучать обитателям не приходится. Одна из сотрудниц лыжной базы решает организовать особенный сюрприз для развлечения отдыхающих. Девушка и без того умудряется создавать массу проблем, по нескольку раз на дню попадая в нештатные ситуации. Остальные работники и кое-кто из гостей без устали ликвидируют последствия деятельности не в меру энергичной девицы. Мало того, появляется подозрение о возможной связи замкнутого мирка лыжной базы с кражами произведений искусства в соседнем городке. Раиска и Люська, оказавшиеся в числе отдыхающих, принимают самое деятельное участие в распутывании клубка загадочных событий.

Маргарита Сысоева
Раиска, Люська, ветераны спорта и "Тишина"

Пролог
Мы с Люськой решили отдохнуть недельку на горнолыжном курорте. Ну, честно говоря, не совсем горнолыжном и не совсем курорте. На местной каталке со скромным названием «Лыжная база «Высокое». Да и местная она условно. Почти двести километров от дома.
«Уютный горнолыжный курорт для спокойного семейного отдыха», – соблазняла реклама.
Сайт обещал живописные склоны холмов и речные долины, около двух тысяч метров оборудованных подъемниками трасс, кафе с домашней кухней, уютные номера и дровяную баню. Когда муж узнал, что перепад высот составляет аж восемьдесят метров, презрительно фыркнул и ехать отказался. В двухкилометровый склон он сразу не поверил.
– Мне некогда, – сказал Вадим. – Ради такого, чтоб никого не обидеть, «экстрима», я не буду устраивать сложный трехэтапный обмен дежурствами. Но для вас годится, езжайте, проветритесь.
– Там старинная церковь, прямо над склоном. А в райцентре дом-музей художника Пилюгина.
– Тем более.
Да, про музей я зря сказала. Немного сгладила ситуацию дровяная баня.
– Ладно, вы там отдыхайте, – благословил муж. – А мы с детьми на выходных подтянемся.
Но Люська и я были полны энтузиазма. Отзывы на сайте хорошие, особенно про кафе. Фотографии привлекательные. По будням действуют скидки на проживание и подъемник. Забронировали двухместный номер и в понедельник с утра, загрузив снаряжение, личные вещи и, на всякий случай, запас продуктов, выдвинулись.
– Экстремально скучный отдых, – хохотнул напоследок муж.


Понедельник
Добираться пришлось долго. Сначала по трассе до районного центра Туманова. Городок довольно крупный, почти пятьдесят тысяч населения. Дорога неплохая, недавно отремонтирована. Но уж больно далеко. На заправке зашли в кафе выпить чаю с пончиками. Утомленная дальней дорогой штурман-Люська разложила на столике карту.
– Смотри! – она ткнула пальцем в развилку. – Здесь можно очень неплохо срезать. Мы, не доезжая тридцать километров до Туманова, сворачиваем налево на Ясенево. Это всего порядка двадцати километров. А от Ясенева до Высокого – рукой подать по местным дорогам. Сэкономим километров тридцать, а может, и все пятьдесят!
– А что говорит навигатор? – я не очень доверяла своему штурману.
– К сожалению, навигатор ничего не говорит, – грустно вздохнула Люська. – Он упорно посылает на платную. Для этого надо вернуться назад, потом пролететь мимо Туманова по окружной. Потом съехать с платки, вернуться в Туманов и там в центре города повернуть на Высокое. Большой крюк получается.
– По платке мы, конечно, не поедем. Но эта твоя короткая дорога на Ясенево – тоже не вариант. Знаю я ее, наслышана. Туда и летом-то не всякий сунется. Вдоль обочины на каждом высоком дереве – таблички с телефоном эвакуатора.
– Это же хорошо! – бодро сказала Люська.
– Ничего хорошего. Чтобы эвакуатор вызвать, надо на это дерево с телефоном залезть. Связи по пути нет.
– Вот оно что! – удивленно протянула Люська. – А я не могла понять, почему, чтобы номер забронировать, надо сообщение оставить и в течение суток ждать ответа!
– Ну да, видимо, раз в день администратор выбирается туда, где есть связь, и решает все вопросы.
– Медвежий угол какой-то, – покачала головой Люська. – Надеюсь, оно того стоит.
– Ты, что, подруга? Веселее! Мы уже проехали больше, чем полпути! Нет, срезать я не собираюсь. Народная мудрость предупреждает, что все приключения начинаются со слов: «Я знаю короткую дорогу». Кстати, вспомнила. У меня однокурсник был из Ясенева. Так он как-то зимой к родителям на выходные поехал. И не доехал. Из-за гололеда автобус не смог подняться в гору. Пассажиры ночью пешком топали несколько километров до своей деревни.
– Значит, горы там все-таки есть! – к Люське возвращался энтузиазм.
– Определенно, есть. Поэтому едем через Туманов. Заодно музей посетим.

С музеем не получилось. Нашли мы его довольно легко. Свежеоштукатуренный одноэтажный особнячок удобно располагался на живописной набережной при въезде в город. Территория вокруг музея была огорожена полосатой лентой. Две полицейских машины стояли у тротуара.
– Что-то случилось? – мы с Люськой вышли размять ноги.
– Опять музей ограбили, – с тяжким вздохом махнула рукой женщина в пуховом платке.
– Ограбили? А что украли?
– Картины, что же еще! – женщина окинула нас укоризненным взглядом, видимо, дивясь нашей бестолковости. – Чай, не алмазный фонд.
– Здесь были ценные картины? – спросили мы просто так, чтобы поддержать разговор.
– Были. Скоро ни одной не останется. Второй раз грабят, а может, и третий.
– Закроют музей-то, теперь точно закроют, – интеллигентного вида старичок в берете и длинном пальто подошел с другой стороны и тоже остановился у ограждения, опираясь на трость. – Уже комиссия приезжала. Нет, говорят, у вас условий для сохранности ценных экспонатов. Решили все в столицу перевезти.
– Все?
– Все. Здесь оставить только репродукции да фотографии.
– А сигнализацию поставить? Двери-окна укрепить нельзя? – недоумевали мы.
– Это дорого, им проще все в центр переправить. Конец музею, – дедок чуть не плакал. – Кто пойдет картинки из журналов смотреть?
– Вы здесь работали? – участливо спросила Люська.
– Работал? Я здесь жил! После университета приехал в школу преподавать. Музей тогда только создавался. Мы и белили, и красили, свет монтировали, мебель восстанавливали. Мне совместительство предложили, за комнату. На втором этаже кабинет и спаленка. О-хо-хо, кто к нам только не приезжал! Какие люди здесь бывали! А потом пошла централизация, нас объединили в одну организацию по всей области. И все, – дедок тяжко вздохнул. – Центр все на себя тянет. Горестно.
– А вы так и живете при музее? – мы покосились на ограждение. – Как же теперь домой попадете?
– Ну что вы, девоньки! Это когда было! Давно квартиру получил. Сейчас на заслуженном, так сказать, отдыхе. Но ведь болит душа-то!
Мы с Люськой сочувственно покивали и побрели к машине.
– Н-да, с первым номером культурной программы мы пролетели. Будем надеяться, что Высокое не разочарует.

Тридцать километров до Высокого проделали в молчании. Мне было жаль музея. Досадно, что центр неумолимо прибирает к рукам местную достопримечательность. Люська задремала. Двухполосная дорога, только почищенная после недавнего снегопада, вилась от деревни к деревне. Местность и в самом деле стала холмистой, что внушало оптимизм. Опять пошел снег. Перед самым Высоким стоял покосившийся указатель поворота на Ясенево. Он указывал прямо в чистое поле.
Высокое оказалось небольшой деревенькой, занесенной снегом чуть не по крыши. Красочный плакат предостерегал от въезда на деревенскую улицу и указывал направление на горнолыжный курорт. До горнолыжки, как утверждал указатель, было три километра. Эти три километра были расчищены, не в пример пути от города до деревни, широко, четыре машины могли спокойно разъехаться. Снегопад между тем усиливался. Окруженная густым лесом, дорога ныряла в глубокий овраг, потом поднималась на крутой склон, потом резко поворачивала направо, и мы у цели! Люська протерла глаза, вылезла из машины и пошла искать лучшее место на парковке, благо там было почти пусто. Выбрала участок под огромной раскидистой елью максимально близко к выезду.
– Легче будет вещи таскать, – аргументировала Люська, и мы пошли осмотреться на местности.
Первым делом хотелось найти склон. Я, конечно, как и Вадим, в двухкилометровый спуск не верила, но в глубине души, видимо, надеялась. Поэтому пережила разочарование. Двумя тысячами метров там и не пахло.
– Вот жулики, четыре склона у них длиной два километра, – Люська тоже была разочарована.
– Ну, не скажи, – я внимательно изучала цветную схему. – Две горнолыжных трассы по пятьсот метров, стометровый учебный склон и тюбинговая[1 - Тюбинг (ватрушка) – надувной резиновый круг для катания со снежных горок или по воде.] горка – вот тебе почти две тысячи метров в общей сложности.
– Гении маркетинга. Не придерешься, – согласилась Люська. – Даже то, что обе горнолыжные трассы расположены на одном склоне, просто с разных сторон объезжают вон те кусты в центре, не предъявишь. Хотели, как лучше, детализировали.
– Скажи спасибо, что они три километра лыжни для беговых лыж в общую сумму не включили. А могли бы, для приманки, все пять километров указать.
– Да, это имело бы смысл. Кто по незнанию соблазнится и в такую даль приедет, по-любому останется покататься.
– За пять километров можно и в морду получить.
Рядом с информационным стендом помещалась симпатичная детская площадка. Слева несколько строений окружали небольшую поляну с елкой в центре. Ель была настоящая и украшена игрушками. Наверное, украшения до Масленицы не снимут. Рядом с елкой – подвесные качели с широким деревянным сиденьем и спинкой. Одно из зданий – длинное, деревянное, одноэтажное было обозначено, как гостиница. За ней виднелись три небольших домика с открытыми террасами, на плане указанные, как «коттеджи на двоих». На первом этаже двухэтажного здания размещались касса, прокат и администрация, все в одном помещении с большими окнами. На втором, похоже, располагались комнаты персонала. С третьей стороны поляну ограничивали кафе, беседка и строение с мангалом. Дальше дорожка вела на склон. Над склоном стоял прелестный домик, беленький, двухэтажный, с покатой крышей, эдакое шале[2 - Шале – горный альпийский дом.] в Альпах, какими их изображают на картинках. За ним местность понижалась и виднелись хозяйственные постройки, на их предназначение указывала припаркованная техника и поленницы дров. Сбоку от домика – небольшой учебный склон с бугельным подъемником[3 - Бугельный подъемник – оборудование для буксирования горнолыжников и сноубордистов в гору. Представляет собой трос, проходящий «по кругу» через специальные опоры – конечные станции. Приводится в движение с помощью электропривода.]. Дальше просматривалась церковь, между ней и шале, немного в стороне в соответствии со схемой стоял бревенчатый дом. Нарядное шале смотрело окнами на склон, спускавшийся в долину реки. Подъемник тоже был бугельный. Ну, креселки[4 - Креселка – кресельный подъемник, люди поднимаются в креслах, которые постоянно прикреплены к тросу.] мы и не ожидали. Ближе к церкви, за кустами угадывалась тюбинговая трасса.
Играла музыка. Катающихся было мало. Тюбинговая трасса не функционировала. По лыжному склону каталась парочка сноубордистов и семейство с двумя малыми детьми на лыжах. Через некоторое время подошел еще один молодой человек со сноубордом. Учебный склон пустовал.
Мы проследовали в административное здание, где получили ключи от номера. Худощавый мужчина средних лет, в нейлоновом жилете лимонного цвета с надписью: «Лыжная база «Высокое», наброшенном поверх свитера, на Люськины претензии по поводу несоответствия длины склона в рекламе и в реальности пожал плечами.
– Это же обман! – возмутилась Люська. – Разве так можно?
– С этим вопросом, пожалуйста, к хозяйке. Я даже не видел этой рекламы. У нас здесь и интернета нет. И телефоны не ловят. В свободное время книжки читаем, – он продемонстрировал раскрытый на середине потрепанный детектив.
– Как же вы, совсем без связи? – тут же посочувствовала Люська.
– Рация, – опять пожал плечами администратор. – На пять километров достает. А дальше нам не надо.
После этого он предложил нам заполнить анкеты постоянных посетителей.
– Будете получать информацию об акциях, о новостях. Кстати, постоянным клиентам – скидка.
При слове «скидка» Люська схватила две анкеты и пристроилась за стойкой.
– Какая информация, если у вас тут ни интернета, ни телефона? – подняв голову от бумаг, попыталась уточнить она.
– Вышку связи должны вот-вот построить, – заверил Александр, так, если верить бейджику, звали администратора. – А пока хозяйка сама размещает информацию, отвечает на сообщения. Сотрудники, которые уезжают на ночь с ней созваниваются или списываются. В деревне в некоторых местах связь есть.
– Сотрудники на ночь уезжают? – удивилась я. Дорога от Туманова показалась очень и очень неблизкой.
– Не все, – привычно пожал плечами администратор и охотно пустился в объяснения. – Поварихи и горничная живут в деревне, дежурные на подъемниках тоже местные. Их возит тракторист. Он тоже деревенский. Сторож постоянно здесь, круглый год. Инструктора – молодые ребята из города. На выходных ночуют, на неделе подъезжают по предварительной записи. По будням им тут практически нечего делать. Хозяйка бывает по выходным.
– Все, заполнила, – Люська подняла голову от стойки. – Оформляйте скидку!
– Для скидки надо сначала стать постоянным клиентом.
– Как это? Опять обман!
– Ну, что вы так категоричны? – администратор внимательно посмотрел на нее ясными голубыми глазами. – Скидка предоставляется постоянным клиентам, а вы у нас впервые. Купите сегодня ски-пасс[5 - Ски-пасс (от анг.ski – лыжи, pass – пропуск) – магнитная карточка, которая позволяет пройти через турникет на подъемник.], оплатите один день катания. А с завтрашнего дня уже сможете получить скидку в пять процентов. В следующем году – десять процентов, через год – пятнадцать.
– Через двадцать лет – бесплатно? Александр, это очень интересные условия, – проворковала Люська своим самым обворожительным голосом.
– Предел – двадцать процентов, к сожалению, – в голосе Александра тоже появилась бархатистость. – Дамы будут брать что-нибудь в прокат? В наличии двухместные тюбинги.
– Нет, спасибо, у нас все есть, – мы расплатились, взяли ски-пассы и направились заселяться.

Двухместный тюбинг надо было брать. Администратор Александр знал, что предложить, надувная ватрушка могла стать защитой. Мы не успели покинуть помещение, как входная дверь резко распахнулась и со всего размаха заехала Люське по плечу. От неожиданности и боли она вскрикнула, качнулась к окну и приземлилась на скамейку для переобувания. Меня ворвавшееся тело откинуло на стойку администратора. Стойка отъехала в сторону, а я, уцепившись за нее, с трудом удержалась на ногах. Влетевшая в дверь девушка в лыжном комбинезоне бросилась к Люське с извинениями, потом ко мне, потом опять к Люське. У девушки были ярко-оранжевые кудряшки, присыпанные снегом, и от нее невозможно было оторвать глаз.
– Катька! Уймись! – Александр схватился за голову и полез под стойку собирать рассыпавшиеся бумажки.
– Сам уймись! Сколько раз говорили, чтобы прилавок закрепил!
– Сама опоздала, и еще выступаешь! Что ты, как ненормальная несешься? А если бы терминал разбился, чумная ты девка!
– Так потому и несусь, что опаздываю! У нас на работе проблема, опять ограбление! «Тишину» украли! А сюда же не дозвониться, двадцать первый век на дворе, а связи нет! И дороги скоро не будет, такой снегопад!
– Там, где ты, тишины не бывает! Как можно украсть то, чего нет? – Александр сосредоточенно разглядывал платежный терминал. – И чего так переживать? Сегодня – понедельник, все спокойно. Вот кстати, новые гости, – он указал на нас. – Девушки, вам нужен инструктор по сноуборду?
– Нет, мы на лыжах, – Люська потирала ушибленное плечо.
– Катька, уйди от греха, – Александр поднапрягся и подвинул стойку на место.
– Если понадобится, я – Катя, – представилась девушка и выскочила обратно на улицу.
– Вон, видите, трещина на стекле. Это она прошлый раз ввалилась со своей доской. А вон у кресла ножка погнута – это в позапрошлый раз помогала тепловую пушку передвинуть. Ох, чума на наши головы! Удивляюсь, как музей в Туманове до сих пор стоит.
– При чем тут музей? – не поняли мы.
– Катя-Апельсин в музее работает и у нас, чума на наши головы, подрабатывает.
– Так это она про музей говорила! Его сегодня ограбили. Мы как раз мимо проезжали. Хотели картины посмотреть, не получилось. А девушка-то, какая разносторонняя!
– Не то слово! Она вообще альпинистка. Сейчас юридическое образование получает. По первому диплому Катя – преподаватель истории и обществознания. Правда, когда после университета явилась в школу устраиваться, ее не хотели брать.
– Не хотели брать?!
– В школу?! У вас так хорошо с учителями?
– С учителями у нас не очень, но с ней было бы еще хуже. Она, когда знакомиться пришла, уронила на завуча двухметровый кактус. Правда, сама же и поймала. Реакция у Кати хорошая. Завуч почти не пострадала. Точнее, пострадала, но только морально. Физически пострадал кактус, а она этот кактус двадцать лет растила. Одинокая женщина, сами понимаете, любимый колючий питомец. А Катька, по доброте душевной предложила обломки питомца на текилу пустить. Но тогда ее все-таки приняли на работу. Определили преподавать историю. Так она решила показать детям, как Микеланджело Сикстинскую капеллу расписывал.
– Ого, вы знаете, кто расписывал Сикстинскую капеллу? – вопрос был бестактный, но очень неожиданно прозвучало упоминание Микеланджело в полутемном и сыроватом помещении пункта проката.
– Теперь, спасибо Кате-Апельсин, у нас весь город знает, кто расписывал Сикстинскую капеллу. Не все знают, где это.
– Это же прекрасно! – воскликнула я.
– Вы не дослушали, – Александр обращался в основном к Люське. – Катька набила по стенам своих альпинистских крюков и по очереди поднимала желающих к потолку. Они там с красками и кисточками болтались в обвязке и творили. Контуры она заранее карандашом набросала. Дети были в восторге. Но тут вошла завуч. Она проходила по коридору и услышала восторги. Такого ей и в кошмарном сне не снилось – ученик болтается под потолком, а на свежей побелке – какая-то пестрая мазня. Ну, ученики с мест, как положено, вскочили. Тот, который под потолком, тоже по привычке дернулся, банка с краской у него из рук выпала и приземлилась аккурат на парик завучу. Оказывается, завуч носит парик. Теперь об этом тоже весь город знает. В общем, не сложилось у Кати со школой. Пристроилась в музей на полставки и к нам инструктором. В прошлом году она на юридический поступила. Когда Катя-Апельсин выйдет на охоту, преступному миру не выжить. Главное, чтобы полиция устояла.
– Бедная девочка, как же она жить-то будет, такая?
– А у вас она как, справляется?
– У нас – нормально. С детьми ладит. А быстрая реакция на склоне – то, что надо. Да и обрушить там нечего, снежных лавин не бывает, а деревья стоят крепко. Вы только в помещении держитесь от нее подальше и будете в безопасности, – успокоил нас Александр.

Мы для начала взяли ски-пасс на двадцать подъемов. Решили, что на первый день будет достаточно. А уже завтра сможем воспользоваться скидкой. К тому же кафе закрывалось в семь часов. Надо было успеть поужинать. Потому что в нашем номере кухни не было, только электрический чайник.
Номер помещался в том симпатичном домике-шале и смотрел окнами на склон! Кафе тоже порадовало. К интерьеру явно приложил руку профессионал, а еда была выше всяких похвал. Вкусная и порции большие. Только посуда почему-то вся металлическая. Может, потому что Катя-Апельсин иногда заходит в кафе?

Вечером снег пошел еще сильнее. Мы погуляли по территории. Но места для прогулки было маловато, решили пройтись по дороге к деревне. В деревню соваться не стали, побоялись собак.
– В таких местах их могут не привязывать, – предостерегла Люська.
Да я и сама слышала, что на ночь двортерьеров в деревнях частенько отпускают погулять. А мы никаких вкусняшек с собой не захватили, в случае чего, откупиться будет нечем. Пока возвращались, снегопад усилился. На открытых местах задувал ветер. На территории высокий дядька в телогрейке и треухе чистил дорожки огромной лопатой. Навстречу нам с радостным лаем выскочил крупный косматый пес.
– Васька! Цыц! Свои! – дворник разогнулся и посмотрел на нас. – Не бойтесь, не тронет.
Мы и не боялись. Пес так радостно скакал и так вертел хвостом, что намерения его были яснее ясного. Он хотел поиграть и получить почесывание за ушком.
– Васька? – удивилась я. – Его зовут, как кота?
Мужчина был рад поболтать. Он оперся на лопату и поправил треух.
– Ага, Васька, котенок мой.
– Вы здесь работаете?
– Работаю. Сторожем и дворником, еще истопником. Меня Палычем зовут, – представился дядька. – Работы хватает, вдвоем с Васькой справляемся. У него прошлой зимой волки мать зарезали. Гулящая была, сучка. У щена только глаза открылись. Поесть он уже мог, но без мамки плохо. Он и прибился к Маське, кошке местной. Вот и стал Васькой. Спал с ней, ходил везде хвостом.
– Мышей ловил, – подсказала Люська.
– Какие мыши? – не понял Палыч. – Маська при кухне жила, ее мыши не интересовали. Так она этого котенка и вырастила, Ваську, последыша. Старая была кошка, пропала осенью.
– А кто его лаять научил?
– Никто не учил, он и не лает почти. Только, когда радуется. Но это и хорошо. Тут столько чужих каждый день. Что было бы, если б он всех облаивал!
– Здесь волки ходят? – мне захотелось перейти от кухонных кошек к полезной информации. От слов о том, что прошлой зимой кого-то зарезали было не по себе.
– Зимой бывает, выходят к деревне. Последнее время хищника больше стало. Даже медведи появились. К соседней деревне летом мишка выходил. Зато Ваську от себя не отпускаю. Да, Васька? Работаем вместе, спит рядом.
– В доме?
– А то где же? В сторожке ночует. Неужели я дите малое к волкам на мороз выставлю? Ему только месяц назад годик исполнился.
Дите между тем каталось на спине по расчищенной дорожке перед гостиницей и ловило снежинки огромной розовой пастью.
– К метели, – покачал головой Палыч и продолжил свое занятие.
Васька вскочил и потрусил за нами, проводил до крыльца. Люська вынесла ему сосиску в тесте. Васька поймал гостинец на лету, только зубы клацнули, проглотил, не жуя, и побежал к хозяину.
Ночь выдалась беспокойная. На улице завывал ветер. В окна билась метель. Это бы еще ничего. Но наш прелестный домик оказался щитосборной конструкцией с полным отсутствием звукоизоляции. А семейство с двумя детьми, поселившееся на втором этаже, не торопилось отходить ко сну. И не то, что бы они особенно шумели. Нет, просто ходили, развешивали одежду, сушили обувь, готовили «До-Ширак», выдавали детям сладости, смотрели телевизор, читали вслух. Дети, конечно, бегали и прыгали, но в разумных пределах. Однако, впечатление было такое, будто звуки, проходя через перекрытия, многократно усиливаются. А уж когда дети угомонились, и раздался ритмичный скрип кровати, мы хором застонали. Скрип сразу прекратился, но яростный шепот после этого мы тоже прекрасно слышали. Мы с Люськой, тоже шепотом, решили, что утром попробуем поменять номер.


Вторник
Утро встретило тишиной. Это была полнейшая, абсолютная тишина. Снегу за ночь намело, чуть не по окна. Спасибо Палычу, дорожка к поляне была расчищена.
– Света нет, – Люська щелкнула выключателем в санузле.
– Нет, – подтвердила я безуспешно попытавшись включить чайник.
Воды тоже не было. Хорошо, что уже почти рассвело. Мы оделись и вышли на улицу. На склоне работал ратрак[6 - Ратрак (снегоуплотнительная машина, снежный тягач) – специальное транспортное средство на гусеничном ходу, используемое для подготовки горнолыжных склонов и лыжных трасс.]. Над кухней курился дымок. Больше никакого движения видно не было. Девственный снег укрывал пышными шапками все, что можно было укрыть: и крыши, и скамейки, горки и домики на детской площадке, качели, столбики ограждений, ель на поляне, деревья в лесу. Дверь проката была открыта, но за стойкой и среди стеллажей со снаряжением никого не было. В одноэтажной гостинице похоже, еще спали. Троица сноубордистов с вечера таскала от машины позвякивающие стеклом пакеты. Этим просыпаться еще рано. Приоткрылась дверь одного из коттеджей и на крыльцо вышла старушка в унтах и меховой жилетке. Седые волосы были заплетены в две тонкие косички и уложены «корзиночкой». Мы еще вчера обратили внимание на эту пожилую пару. Они приехали вскоре после нас и сразу пошли на склон. Катались оба здорово, а вот ходили с трудом. Даже на крылечко кафе взбирались, покряхтывая и поддерживая друг друга.
– Доброе утро! – поздоровалась она. – У нас ни света, ни воды нет. Вы не в курсе, что-то случилось?
– Нет, пытаемся найти кого-нибудь, – ответила я. – Доброе утро!
– Если узнаете, дорогие дамы, будьте так добры, проинформировать нас, – на крыльцо вышел благообразный дедок в таких же унтах и меховой жилетке, как у жены. – Эх, старость не радость!
– Какая старость! – бабуля толкнула его локтем. – Бессовестный! Ты на полгода младше меня! Тебе еще рано жаловаться!
– Как мило! – шмыгнула носом Люська. – Интересно, второй коттедж занят? Может попросимся в него? Раиска, еще одну такую ночь я не переживу.
– Я тоже сюда отдыхать приехала! Давай попросимся.
Насколько мы смогли заметить с вечера, кроме нас, пожилой парочки, троицы сноубордистов и семьи с детьми других проживающих на территории базы не было.
– Смотри! Собака! – вдруг взвизгнула Люська. – За ней! Барсик! Барсик! Где хозяин?
– Его зовут Васька, – поправила я.
– Какая разница?
В самом деле, пес, увидев нас радостно помахал хвостом, как будто пригласил следовать за ним. Мы последовали. Васька уверенно бежал к склону. Там внизу, у входа на подъемник толпился народ. Толпа состояла из пяти человек. Мы поспешили присоединиться. Спустились по самому краю склона, увязая по колено в снегу. На снегу лежала Катя-Апельсин, над ней стояли Александр и сторож Палыч. Еще два мужика в толстых резиновых перчатках копались в распределительном шкафу возле конечной станции подъемника.
– Что случилось?
– Она жива?
– Жива! Это вы виноваты! – Александр ткнул пальцем по очереди в меня и в Люську.
– Мы? – опешила я.
– С чего бы? – возмутилась Люська.
– Я вам вчера сказал, что она безопасна. Сглазили!
– Вот еще! Вы сказали, вы и сглазили! А что случилось?
– В распределительный шкаф залезла.
– Зачем?
– Вот и мы хотим знать, зачем? Катя! Ты зачем полезла в распределительный шкаф?
Катя лежала молча, но глазами моргала.
– Здорово ее током ударило? – обеспокоилась я.
– Наверное, в больницу надо? – подхватила Люська.
– Надо бы, в психиатрическую. Но связи нет, и дороги замело, «Скорая» до деревни не доберется. И психушку в районе, как на грех, сократили. А в нормальную больницу Катю нельзя, нормальная больница против Кати не устоит. Вообще могло быть хуже. Но Катька у нас умная, она резиновые галоши надела и перчатки. Молодец. Один вопрос, Катя, зачем? Ты в темноте табличку «Не влезай! Убьет!» не заметила?
Катя молчала.
– Поэтому света нет?
– Естественно, без электричества света нет.
– А воды почему нет?
– Так воду тоже электричество качает. Мужики! Как там у вас? – Александр обернулся к ковырявшимся в шкафу.
– Спокуха, начальник. Щас наладим, – один из специалистов отвернулся от переплетений проводов и помахал нам рукой.
– Покараульте ее, – обратился к нам Александр. – Я за санями. Еще простудится тут, на снегу лежавши.
Он побрел по склону. Следом крупными прыжками понесся Васька. Палыч тоже пошел наверх.
– Катя, ты как?
– Ты нас слышишь? – принялись мы тормошить пострадавшую.
Она кивнула.
– Тебе не холодно?
Катя отрицательно помотала головой.
– Болит где-нибудь?
Опять помотала головой.
Спрашивать о том, зачем, почему и как она это сделала, мы не стали. Ясно было, что ответа не дождемся. Сверху, с громким треском, в облаке зловонного дыма спустился снегоход. За рулем сидел, конечно, Александр, а у него из-за спины выглядывал незнакомый молодой человек. Сзади к саням были прицеплены волокуши.
– Повезло тебе, Катерина. Доктор приехал.
Катя шире распахнула глаза и уставилась на доктора. Тот был в дутом камуфляжном костюме и без медицинского чемоданчика.
– Как чувствуем? Что беспокоит? – он пощупал пульс, поводил пальцем у Кати перед носом, по очереди поднял руки и ноги, осмотрел ладони. – Будет жить, грузите.
И сам же отправился выполнять свое распоряжение. Они с Александром подтащили волокуши, переложили на них Катю, сверху водрузили сноуборд, зафиксировали ремнями и покатили вверх по склону. Мы тоже пошли следом. Благо, за санями идти было легче, чем по целине.
– Она точно чокнутая, – сказала Люська, когда ближе к середине подъема мы остановились передохнуть.
– Точно, – согласилась я. – Может, и правильно, что ее из школы уволили.
– Видимо, завуч была права.
– А может, она хотела с собой покончить?
– Тогда зачем галоши с перчатками надела?
– Чокнутая, что с нее взять.
И мы потащились наверх.

Александра мы застали на рабочем месте.
– Как она? Может, чем помочь?
Александр поморщился.
– Нормально, поспит и будет, как новая. С ней сейчас Иванов занимается.
– А врач откуда взялся?
– Вчера вечером приехал. Повезло. Он всего-то пару раз за сезон здесь бывает.
– Да, повезло. Иванов, говорите?
– Иван Иваныч.
– Так бывает?
– Не знаю, – пожал плечами Александр.
– А он по какой специальности врач? – не унималась Люська.
– Понятия не имею, – Александр опять пожал плечами. – Он здесь инкогнито.
– Иван Иваныч Иванов – это псевдоним?
– Не наше дело. И не ваше, – Александр выразительно глянул на Люську.
– Откуда знаете, что он врач?
Люська опытный кадровик, и отделаться от нее не просто, практически невозможно. Видимо, Александр это понял.
– Ничего я не знаю. Прошлый раз мужчине на склоне стало плохо с сердцем, так он помощь оказывал. Лекарства у него какие-то нашлись, скорую сам вызывал. Скорая ехать не хотела, он что-то на их языке объяснял, ругался.
– А как он скорую вызывал? Здесь же связи нет.
– Мы того сердечника в деревню отвезли. Туда и вызывали. В деревне есть места, где телефон ловит. На чердаках, в основном.
– Он с женой? Она тоже врач?
– Люсь, – я дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.
– Ах, да, – моментально переключилась Люська. – А чего ваша Катя хотела с собой покончить?
– С собой покончить? С чего бы? – Александр так удивился, что даже перестал пожимать плечами.
– Обычно девушки пытаются покончить с собой из-за несчастной любви, – пояснила я.
– Несчастной любви? – еще больше удивился Александр. – Несчастная любовь – это не про Катьку.
– Почему? Чем она хуже других? Девушки влюбляются.
– Катя-Апельсин в любви счастлива. Еще вчера вечером все было нормально.
– А потом?
– А потом связи не было.
– А при чем тут связь? – я глянула на Люську.
Ей тоже было не понятно, при чем тут связь.
– Жених у Кати есть. Тоже здесь работает, в прокате по выходным, иногда инструктором на склоне подрабатывает. Все у них хорошо. Ждет не дождется, когда она из своего музея уволится и они вдвоем уедут куда-нибудь на Кавказ, где горы покруче. Вчера вечером привет от него передавала. Вот, – Александр достал из-под прилавка бутылку коньяка и водрузил ее на стойку.
– Что это? – не поняла я.
– Привет.
– Александр, вы говорите загадками, – проворковала Люська.
– У нас сухой закон, – Александр убрал бутылку обратно. – Спиртное доставляется контрабандой с большой земли.
– Серьезно? – Люська забыла ворковать и вытаращила глаза.
– Нет, конечно. Что за детский сад? Просто в деревне магазина нет. А в город я не езжу.
– А закуску она не передала?
– Зачем? – Александр уже откровенно наслаждался разговором.
– Вы не закусываете? – Люськины глаза округлялись все больше.
– Люсь, – я опять дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.
– Точно! Можно нам номер поменять?
– Очень шумно, – пояснила я.
– Соседи безобразничают?
– Нет, нельзя сказать, что безобразничают. Но такое впечатление, будто у них в полу микрофоны.
– Можно нам в одноэтажную гостиницу, чтобы никто по голове не ходил?
– Можно, но, думаю, вам это не подойдет.
– Почему это?
– Гостиница эконом-класса, – пояснил Александр. – Удобства в коридоре, кухня и гостиная с телевизором тоже общие. Стены, правда нормальные. Но на всю неделю заселилась компания с тремя ящиками водки и цистерной пива.
– Да, это не вариант, – согласилась я. – А как насчет коттеджа?
– Все заняты. В одном – пенсионеры, во втором – Ивановы, в третьем – сибиряки.
– Что ж так не везет-то? – чуть не плакала Люська. – Днем, что ли спать придется? Так днем еще хуже, они вообще в лыжных ботинках будут по голове ходить.
– Знаете, что, – Александр заговорщицки оглянулся на дверь и склонился к прилавку.
Мы приблизились.
– Есть отдельный дом на компанию, – прошептал он.
– Мы согласны!
– Дом забронирован на три дня, – прошептал Александр.
– Тогда зачем вы нам это говорите? – прошептала я.
– Дорогу из города до деревни после ночного снегопада расчистят не скоро. Дорожные службы в районе слабоваты. Велика вероятность, что в ближайшие дни никто не приедет. Поживете пока. А если, кто явится, извинитесь и освободите помещение.
– Отличный вариант! – обрадовалась я. – На выходных ко мне приедет семья. На субботу забронируйте его для нас официально!
– К вам тоже семья приедет? – Александр повернулся к Люське.
– Нет, я женщина свободная, – томно вздохнула Людмила. – Это Раиска у нас образцовая жена и мать.

Радостно схватив ключи, мы побежали переселяться. По дороге заскочили к пенсионерам. Но их уже проинформировал доктор Иванов, или, как его там. Александр только очень просил по возможности не поднимать шума и, особенно, не извещать о переселении горничную. Это оказалось несложно. На кухне наконец приготовили завтрак, проживающие и обслуживающий персонал потянулись в кафе. Даже Васька занял пост у входа. Убедившись в том, что все наличное население проследовало на завтрак, мы подхватили вещи и припустили в противоположном направлении. Лыжи с собой брать не стали, воткнули в сугроб возле шале, пускай поживут здесь, поближе к склону. Домик был рассчитан человек на шесть-семь. В гостиной стоял диван, а еще имелось раскладное кресло-кровать, стол, коврики на полу и картинки на стенах, кухонный уголок с микроволновкой и холодильником. Кроме гостиной в домике были две спальни и раздельный санузел. Свет дали. Водопровод заработал. Шикарно!
В кафе кроме тех, кого мы уже видели, присутствовала еще одна пара средних лет или чуть постарше. Все, не торопясь, наслаждались завтраком. И обсуждали перспективы дневного катания. Оказывается, из-за аварии на подстанции, так громко называли распределительный шкаф, что-то случилось с подъемником на основном склоне, и он пока работать не будет. Предлагалось покататься на тюбингах или пройти на учебный склон.
Мы решили прогуляться к церкви. Церковь стояла на небольшой возвышенности дальше по склону, после тюбинговой горки. Дорожку к ней никто не чистил, но она проходила под высокими и густыми елями, так что снега там намело меньше, чем на открытых местах. К тому же перед нами кто-то прошел в ту сторону, и под елками тянулась цепочка глубоких следов. Идти было метров сто, не больше, но мы здорово взмокли, пока добрались. С заметенного крыльца спускалась пара раннего пенсионного возраста, которую мы приметили за завтраком.
– Как там? – поинтересовалась я, отдышавшись.
– Прекрасно! – отозвалась женщина. Она разрумянилась, на щеках от улыбки появились ямочки, глаза сияли. – В этом году, наконец, окна застеклили и дверь поставили. По большим праздникам батюшка приезжает, служит.
– Вы здесь не первый раз?
– Почти каждый год бываем. Печально, конечно, – при этих словах никакой печали у нее в глазах не появилось. – Такая красота разрушается, но окна и двери временно помогут. Мы всегда жертвуем на восстановление храма.
Я подняла глаза и внимательнее осмотрела строение. Не знаю, сколько надо пожертвовать, чтобы его восстановить. Общий вид был удручающим.
– Обратите внимание на росписи. Это работы учеников Пилюгина. Они здесь практиковались. Некоторые картины, несмотря ни на что, прекрасно сохранились.
– На красках, видать, не экономили, – вступил в разговор мужчина.
– Миша! – воскликнула женщина.
– А что, Маша, – невозмутимо продолжил мужчина. – Всем известно, если экономить на материалах, качественного продукта не получишь. Миша, – представился мужчина.
– Людмила, можно Люся.
– Раиса, можно Рая.
– А я – Маша, – представилась улыбчивая женщина.
– Девочки, Люся, Рая, – мужчина распахнул перед нами дверь, – Настенные росписи – это прекрасно, но церковь примечательна не только этим. Если подниметесь на колокольню, что конечно же запрещено, оттуда можно позвонить.
– Вот спасибо! – обрадовались мы и поспешили войти.
Разруха внутри была еще хуже, чем снаружи. Полы отсутствовали. Узкий настил из досок вел от входа к столику с иконами, свечками и картонной коробкой с мелочью. Этим внутренне убранство и ограничивалось. До высоты вытянутой руки стены густо покрывали обычные надписи. Но выше! Не то, что бы росписи прекрасно сохранились. Чудо, что уцелело хоть что-то. Эти уцелевшие среди разрухи фрагменты были великолепны! От сцен священного писания под куполом глаз было не отвести. Конечно, краски выцвели. Росписи сохранились не более, чем на четверть. Но то, что наблюдалось, могло достойно украсить собор в крупном городе. Художник Пилюгин, уроженец этих мест, творил в начале прошлого века. После окончания академии он вернулся в родные места и, пользуясь покровительством местного фабриканта и мецената, открыл школу для одаренной молодежи. Меценат предоставил в распоряжение Пилюгина и его учеников свое загородное имение. О том, что его ученики в свободное время расписывали храмы по всей округе, я не знала. Под впечатлением от увиденного мы поставили свечки и прошли на колокольню.
Дверь на колокольню находилась справа от входа и была закрыта на амбарный замок, но Миша объяснил, под каким камнем взять ключ. Кирпичи на узкой лестнице крошились, подниматься надо было, держась за стены. На одной из уцелевших нижних ступеней я пристроила замок, а дверь заложила изнутри на засов. Ведь, если есть засов, значит, на него надо закрыть. Разве нет? Люська согласилась, что, если есть, значит надо. Может, для того чтобы не столкнуться на узких ступеньках с теми, кто будет двигаться навстречу. Последний пролет представлял собой приставную деревянную лестницу.
С колокольни открывался впечатляющий вид на заснеженные поля и леса до горизонта. Лыжная база под ногами тоже прекрасно просматривалась. Красота! Деревню Высокое за лесом видно не было. Зато с другой стороны под горой на расстоянии не больше километра вырисовывался ряд крыш. Над некоторыми поднимался дымок. Вид сверху мы запечатлели, телефонные звонки сделали. Связь была не очень, долгих разговоров не получилось. Да и продувало на высоте, будь здоров! Решили возвращаться в тепло. Тем более, сверху разглядели, что подъемник заработал. Разноцветные фигурки мелькали на склоне, играла музыка. Осторожно, поскальзываясь на скошенных ступеньках и цепляясь руками за стены, начали спускаться. Как раз добрались почти до низа, когда услышали стук в дверь. Мы притихли. Не то, что бы в наших действиях было что-то противозаконное, инстинкт сработал. Мы даже к стене прижались, что было совсем уж лишним. Через закрытую дверь нас все равно нельзя было увидеть. Кто-то подергал дверь, постучал, отошел, подошел, опять подергал дверь, нецензурно выразился. Мы продолжали стоять, не дыша. После того, как неизвестный выругался, выходить совсем расхотелось. Он потоптался у двери и, судя по звукам достал телефон и опять пошел прочь от двери.
– Это я, – массивная дверь сильно приглушала хриплый голос.
Но внезапно слышимость чудесным образом улучшилась, как будто говоривший вдруг оказался рядом с нами. Чудо было, наверное, ни при чем. Все дело в особенностях распространения звука. В этой церкви не только росписи были выполнены качественно, но и акустика на уровне.
– На месте, надежно, как в сейфе, – говоривший не только хрипел, но еще говорил заметно «в нос». Теперь это было отчетливо слышно.
Думаю, мы его слышали лучше, чем абонент.
– Дороги нет, электричество наладили. Работают, чего им сделается. Да! Чего? Чего-чего? Под контролем. Спрятано. Але! Але! Тьфу, связь называется.
Шаги затихли, дверь закрылась. Мы постояли еще немного и только решили выбираться, как опять услышали скрип открывающейся входной двери и шаги по настилу. Опять прислонились к стене и затихли. Хорошо, хоть мороза сегодня нет, а то уже примерзли бы к этим кирпичам. Кто-то медленно прошаркал по настилу. Потом послышалось какое-то шуршание, потом очень тихое пение, прерванное телефонным звонком.
– Да, да, дочь. В храме, зашла прибрать маленько. Замело. Да. Очень. Обнимаю всех. Шурочку поцелуй. До свидания.
– Какой посещаемый храм, – прошептала Люська.
– Похоже, его используют, как переговорный пункт.
Мы отодвинули засов и вышли наружу. Очень интересно было посмотреть, каким образом здесь можно «прибрать».
У столика с иконами бодрая пенсионерка перебирала свечи. Увидев нас, она даже не удивилась.
– С базы? – спросила она. – Неужто дорогу почистили?
– Нет, мы ночевали. Церковь у вас красивая, такие росписи! Чудо!
– Да, церковь знатная. В пятницу служба будет, приходите. Батюшка из Селищ приезжает.
– Это здорово. А народу много бывает?
– Откуда возьмется много-то? С Высокого человек десять, да у нас, с Булгаринки, четыре бабки. Но в этот раз народ будет. Батюшку мпригласили молодых обвенчать.
– Булгаринка – это деревня с той стороны? – я махнула рукой на запад.
– Да, большое раньше село было, и церковь эта – Булгаринская. Погост тоже вокруг старинный, надгробья и кресты каменные, склепы даже есть. Сейчас под снегом не видать. А летом к нам часто художники приезжают. Речку рисуют и церковь. На храм жертвуют помаленьку. Фермер окна поставил, да с лыжной базы хозяйка дверь оплатила. Теперь вот батюшка стал ходить.
– А вы сами-то, как добрались? Говорите, дороги нет?
– Дороги нет, никто не чистит. Лыжники от базы до Высокого трактором своим пройдут, и хорошо им. А нам остается на дорожников надеяться. Пока раскачаются, пока сюда доберутся. Снегоступы у меня, так и хожу. Почти каждый день прихожу. В других местах, – бабка набожно перекрестилась, – телефон не ловит. А здесь, спасибо боженьке, слышно. Лучше всего аккурат на этом месте, – она ткнула пальцем в алтарь и опять перекрестилась.
– И молитвы отсюда лучше доходят, – изо всех сил стараясь быть серьезной, нараспев сказала Люська.
Тетка покосилась на нее с подозрением, достала из-под стола метлу и начала сметать сор с досок настила. Мы удалились.
Уже подходя к своему жилищу вспомнили, что не заперли дверь на колокольню. Постояли в растерянности. Брести обратно по колено в снегу не хотелось. С другой стороны, раз дверь запирают, это неспроста.
– Вдруг дети заберутся, – с сомнением сказала Люська.
– Откуда тут дети? Ты же слышала, что в деревне четыре бабки. Им на колокольню не подняться. Повезло, что связь в районе алтаря работает.
– Над нами двое детей полночи топотали. А еще есть пьяные сноубордисты.
– Да, эти хуже детей будут, – согласилась я и мы повернули обратно к церкви.
– Зато тропу к переговорному пункту утопчем и аппетит нагуляем, – Люська попыталась утешить себя и меня.
Следов вокруг церкви прибавилось. Заметная тропинка шла теперь от лыжной базы. Тропинка поменьше – в противоположную сторону. По целине вокруг церкви тоже петляли цепочки следов. Мы уже поднялись на крыльцо, и я потянулась к ручке двери, да так и замерла с протянутой рукой. Люська зажала себе рот ладонью. Снег с ближайшего к крыльцу сугроба немного осыпался и под ним открылась темная дыра. В этой дыре кто-то шевелился.
– Чур меня! – взвизгнула Люська и метнулась в церковь.
Я не отставала. Мы нырнули в дверь, ведущую на колокольню и задвинули засов.
– Медведь?
– Или Упырь?
Хрен редьки не слаще, решили мы и полезли на колокольню, чтобы посмотреть с безопасного расстояния. Мысль была неправильная. Интересующий нас сугроб и берлогу под ним закрывал угол церкви. Так что, кто оттуда вылез, мы не увидели, зато услышали, как кто-то вошел внутрь.
– Наверное, это был медведь, – сказала Люська. – для упыря слишком светло.
– Медведь не смог бы войти в церковь.
– Упырь тем более. Опять кто-то позвонить пришел?
Мы прислушались. Снизу ничего не было слышно.
– Пошли, – сказала я. – Мы сюда кататься приехали.
– Пошли, – сказала Люська. – Есть охота.
Осторожно ступая и цепляясь за стены, мы полезли вниз. В самом деле уже сосало под ложечкой.
Упс! Мы стояли перед запертой дверью. Подергали за ручку, толкнули плечом. Дверь была основательная и даже не думала нам поддаваться.
– Что будем делать?
– Поднимемся на колокольню и позвоним?
– Кому? Внизу телефоны не ловят.
– Да. А из города не проехать.
– Что ж за день-то сегодня?
– Вторник, – автоматически ответила я. – Давай вместе подналяжем на дверь, косяк деревянный, может скоба и вылетит.
Места для разбега у нас не почти было. Мы наваливались на дверь в прыжке с третьей ступени лестницы. Не сразу, но дверь поддалась. Скоба со звоном вылетела и затерялась между камней фундамента. Чертыхаясь и потирая плечи мы с Люськой ползали под настилом и пытались отыскать проклятую железку в вековой пыли, когда дверь на колокольню распахнулась и оттуда бодро вышла свежая и румяная Катя-Апельсин.
– Катя?! – я села прямо камни.
Люська плюхнулась рядом.
– Привет! – радостно кивнула Катя. – Это вы так грохотали?
– Это ты нас заперла?
– Я не знала, что на колокольне кто-то есть. Спасибо вам за утро.
– Пожалуйста, – Люська попыталась быть вежливой. – Подожди, а как ты туда попала?
– Легко. Все ключи в прокате лежат. Бери, кто хочешь! – радостно пояснила Катя.
– Ключ от колокольни хранится в прокате? – не то, что бы я сильно удивилась. Почему бы запасному ключу от переговорного пункта не храниться под рукой у администратора.
Удивилась Катя.
– От колокольни? С какой стати? В прокате висит ключ от трансформаторной и электрических шкафов. А от колокольни здесь, под камнем хранится. Я пришла, а он с замком на ступеньке лежит. Подумала, что кто-то приходил позвонить и не закрыл. Непорядок. Я и заперла.
– А ты не подумала, что кто-то дверь открыл и на колокольню поднялся? – хотелось разобраться в хитросплетении мыслей этой апельсиновой головы.
– Подумала. Но дверь на всякий случай заперла. Мало ли, что. Поднялась на колокольню, а там нет никого. Значит, правильно, что заперла. Потом грохот услышала, пришла посмотреть, что случилось.
Убийственная логика. Даже возразить нечего. Осталось только кое-что прояснить.
– Как ты на колокольню попала?
Мы что, обе упали в обморок и не заметили, как она прошла наверх? Даже, если в обморок, на этой лестнице вдвоем не разойтись.
– По стене поднялась. Тренируюсь иногда. Скалодром вот оборудовала.
Я только покачала головой и опять принялась шарить в пыли.
– Скажи нам, Катюша, – вкрадчиво пропела Люська. – А в трансформатор ты зачем полезла? Он же невысокий. Какой тебе интерес.
– Да так, поискать кое-что надо было. А вы что потеряли? – Катя попыталась сменить тему.
– Ухо от замка, – так же вкрадчиво продолжила Люська. – Мы же, деточка, пока ты, как граф Дракула, по стене лезла, дверь высадили.
– Это не так делается! – просияла Катя.
По-моему, она даже не обиделась. Достала из кармана магнит, пошарила над кучей мусора под ногами и выудила проушину.
– Ноу-хау! – гордо сказала она, убирая магнит. – Я часто разные железки теряю.
Мы, как смогли, восстановили запор на двери и отправились обедать. А ведь еще и покататься хотелось.

– Людмила, Раиса, как вы, отоспались? – приветствовал нас Александр.
– Мы церковь осматривали, – отмахнулась Люська. – Давайте ски-пасс для постоянных клиентов.
– Сегодня – пожалуйста! Как вам церковь?
– Великолепные росписи. То есть, были когда-то великолепные, – ответила я.
– Вот ящик для пожертвований на храм, – Александр указал на прозрачную коробку со щелью в крышке.
– А связь никуда не годится. То ловит, то нет, – добавила Люська.
– Хорошо, организуем сбор пожертвований на вышку сотовой связи, – на полном серьезе подхватил Александр. – Хотя лично мне связь не нужна.
– Вам некому звонить? – удивилась Люська.
– Некому, – глядя ей в глаза, ответил Александр. – Я у себя один. Один, как перст.
Я оставила их изъясняться намеками и пошла на склон. Погода хорошая, покатаюсь, пока не стемнело. На склоне резвились сноубордисты в количестве трех человек и Катя.
– А тебе доктор уже разрешил такую активность? – спросила я, когда мы встретились у подъемника.
– Доктор? – неподдельно удивилась Катя. – Какой доктор?
– Иванов, или, как его там? – спросила я, когда догнала ее в следующий раз.
– Ах, этот!
– Никакой он не доктор, – пояснила Катя перед очередным подъемом.
Я дождалась ее наверху и потребовала пояснений.
– Он водитель на скорой, – ответила Катя, помахав компании сноубордистов. – Только это секрет.
– От кого?
– От его дамы. Она думает, что Иванов нейрохирург. Ой, извините, у меня ученики по записи, – теперь Катя помахала семейству наших бывших соседей сверху.
Люська тоже пришла на склон. Такая вся томная и загадочная.
– Я пригласила Александра к нам на чай. Ты не против?
– Конечно, нет. Я так хочу спать, что сегодня мне даже семья со второго этажа не помешает.
Люська задумалась.
– Я тоже жутко хочу спать, но не отменять же приглашение. Человек может обидеться. Заварим кофе покрепче и немного поболтаем. Может, чего интересного расскажет.
– Например?
– Например, что Катя искала в трансформаторной будке и в провалившейся могиле?
– Если ты спросишь про Катю, он перекрестится пяткой и убежит. Беседуйте на нейтральные темы. Кстати, ты думаешь, что из той берлоги вылезла Катя?
– Думаю, больше некому. Во-первых, это не берлога. Медведь бы не стал укладываться спать возле церкви, куда вся деревня ходит поговорить по телефону. Это просто старая провалившаяся могила. Но и упырь среди бела дня оттуда вылезти не мог. На колокольню мы в этот раз поднялись быстро. Если бы кто-то шел от церкви сюда или в ту, другую деревню, мы бы его увидели. А никого точно не было. В церковь никто кроме Кати не заходил, мы бы услышали. Остается она. Спрашивается, что этот Апельсин искал в могиле?
– Ну, она же историк. Может какие-нибудь артефакты? – предположила я.
– А в трансформаторной будке? Может спросим ее еще раз?
– Бесполезно. Девочка умеет уходить от ответов.
– Чего-то плечо ноет. Пойти, что ли, доктора проведать? – лениво протянула Люська.
– Не стоит. Он нейрохирург, – предупредила я.
– Что, нейрохирург не может плечо посмотреть? – Люська решительно направилась к коттеджу.
Я не стала ее отговаривать. Пускай заезжий кобель выкручивается, как хочет. Назвался нейрохирургом, действуй, пока не разоблачили!
Против ожидания Люська вернулась через полчаса довольная с тюбиком крема и двумя таблетками.
– Вот, мазь втирать два раза в сутки, таблетку на ночь! – гордо провозгласила она. – Я на двоих взяла. Мы же вместе пострадали!
Я отказалась. Сказала, что ничего не болит. Не настолько мне плохо, чтобы лечиться по назначениям шофера. Даже если он работает водителем на «Скорой».
Александр подошел после завершения катания с бутылкой вина и шоколадкой. Люська не стала его спрашивать про Катю. Она пытала его вопросами про церковь. Почему-то ей казалось, что в церкви должен быть подземный ход. Но Александр сказал, что не в курсе. Удивительно нелюбопытная личность. О себе он сообщил, что перебрался в Туманов с Мурманской области. Ему тогда было восемнадцать. Точнее, перебрались родители. Сам же Александр серьезно занимался горными лыжами и постоянно мотался по сборам, соревнованиям, отслужил в армии, отучился в физкультурном. Два года назад приехал ухаживать за престарелыми родителями, но отец и мать ушли один за другим. Теперь он, чтобы не торчать в пустой тумановской квартире, практически постоянно проживает на лыжной базе. Раз в месяц наезжает в город заплатить за квартиру, полить кактусы, поругаться с соседями из-за отказа оплачивать вывоз мусора, домофон и общедомовое освещение, закупить кое-что из продуктов и предметов первой необходимости.
– Прачечная здесь есть, вещи стирают, в кафе кормят прилично. Скучать особенно некогда. Одна Катька чего стоит!
– Не страшно? – поинтересовалась я. – Сторож говорил, волки ходят и медведи?
– А сторож на что? – ответил Александр. – Я в лесу гулять не любитель. А зверье на территорию не заходит. Здесь дымом пахнет и псиной. Палыч с Васькой тут круглый год живут. Палычу вообще ехать некуда.
– Он из деревни?
– Нет, он вообще бомж, неизвестно откуда. Хозяйка его привезла, говорит из самой Москвы. Квартиру у него там жулики отобрали, гол, как сокол остался. Она его сюда пристроила. А что? Пить он не пьет, здоровье не позволяет, на воровство и безобразия всякие ума не хватает. Идеальный работник. Даже не знаю, платит она ему зарплату, или так, за харчи и одежду работает. Но на хозяйку молится. А что у него есть? Хозяйка и Васька. У меня, правду сказать, и этого нет.
– А что у вас за хозяйка? – мне стало интересно, даже сон пропал.
– Стелла? Увидите. Она каждые выходные приезжает. Здешняя, тумановская. Все детство у бабушки в Высоком прожила, пока родители где-то работали. Тогда, говорит, ребятни много было, все время на этой горке проводили. В то время тут была лыжная база детской спортивной школы. Стелла тоже занималась, делала успехи. А потом родители ее в столицу забрали. Так спортивная карьера у девочки и закончилась. А несколько лет назад она это место выкупила и горнолыжку открыла. Одноэтажная гостиница и кухня еще от спортивной школы остались. Прочее сейчас отстроила. Деловая женщина.
– Послушайте, а как думаете, что Катя могла искать в могиле? – Люська все-таки не утерпела.
– Катя? Где? – Александр поперхнулся кофе. – Не поминайте вы ее к ночи! У меня с ней аллергия на апельсины открылась. Ненавижу цитрусы!
Гость собрался откланяться. Я постучала по лбу и пошла спать. Пускай Люська сама разбирается. Я сегодня тоже от Кати пострадала. Плечо, вон, разнылось. Не надо было от мази отказываться. Не солидол же нейрохируг-самозванец ей выдал, в самом деле.


Среда
Ночь прошла спокойно. На свежем воздухе, в тишине, да в деревянном доме я прекрасно выспалась. За окнами под чьими-то шагами хрустел снег. Казалось, сейчас в окно постучит Дед Мороз и бесследно исчезнет, оставив на крыльце мешок с подарками.
К кафе подошли рановато, оно еще не открылось. Мы с Люськой немного прогулялись по территории. Я решила пройти на парковку, попытаться откопать машину. Люська тоже принялась стряхивать снег с капота. Из своего коттеджа вышел старичок и засеменил к жилищу Иванова Ивана Ивановича.
– Сынок! Сынок! Это я, сосед ваш, не разбудил? Ванюша, у тебя Но-шпы пары таблеточек не будет? У Аленушки моей печень прихватило. Говорил ей вчера, чтоб на блины со сметаной не налегала. Да где там! Разве послушает!
Интересно, как Ванюша будет выкручиваться. Но ничего интересного не произошло. Он приоткрыл дверь и протянул деду пузырек с таблетками.
– Держите, – зевнул Иванов. – Название другое, но действуют также. Не болейте.
Во дает! Или Катя напутала, а Иванов и в самом деле доктор?
– Что случилось? – послышалось у Ванюши из-за спины.
– Спи, зая. Сосед за лекарством приходил, – ответил Иванов и закрыл дверь.
– Зая не хочет спать, Зая хочет блинчиков!
Похоже, в коттеджах тоже проблемы со звукоизоляцией.
– Будут тебе блинчики. Твой заяц уже идет на охоту! – застегивая на ходу пуховик, Иванов шагнул на крыльцо.
– Я буду скучать, мой зубастик!
– Я буду спешить, мой пушистик! – обернулся псевдодоктор, притворил дверь, сплюнул и заспешил в сторону кафе.
– С вареньицем! – понеслось ему вслед из-за закрытой двери.
– Меня сейчас стошнит, – скривилась Люська.
– Меня тоже, даже блинчиков расхотелось.
– А это мысль, – призадумалась Люська. – Давай перед обедом тоже рядом с ними погуляем, глядишь, опять аппетит отобьет. Домой вернемся спортивные, поджарые.

В кафе Иванов оказался возле окошка выдачи перед нами.
– Здорово! Как рука? – приветливо улыбнулся зубастик.
Верхние зубы у него в самом деле выпирали.
– Лучше, но знаете…, – начала было Люська.
– Доктор, можно вас на минуточку, – повариха, самая худощавая из троих, выскочила из-за перегородки и подхватила Иванова под руку. – Посмотрите, пожалуйста, мою тетушку. Который месяц коленками мается. А с врачами тут плохо, в Туманове все путные поувольнялись, а в область ей не добраться. Пожалуйста, доктор, миленький!
Я навострила уши. Иванов насторожился и промямлил что-то невнятное.
– Пожалуйста, доктор! – буфетчица уже вцепилась в него мертвой хваткой. – Тетя уже здесь, на лавочке сидит. Вы покушайте, покушайте! Хотите, котлеток разогрею? А потом гляньте ее быстренько. По гроб жизни благодарны будем. Ведь ходит по дому и стонет, и стонет. Сердце кровью обливается, как мучается человек.
– Хорошо, хорошо, – Иванов похлопал повариху по руке. – Гляну. Сейчас жене завтрак отнесу и посмотрю вашу тетушку.
Буфетчица вернулась за стойку, шмякнула в блины тройную порцию варенья и, успокоенная, расплылась в довольной улыбке.
– Прекрасный, прекрасный доктор, – Люська склонилась к буфетчице и доверительно зашептала. – Так мне вчера помог! Мазь выдал и таблетку. Спала, как младенец.
Люська получила сырники с двойной порцией повидла. А мне очень хотелось сказать, что спала, как младенец, она вовсе не от мази, а от полбутылки вина.

На склоне народу было немного. Да и откуда? Из Туманова по-прежнему добраться невозможно. Престарелая Аленушка на склоне не появилась, дед, видимо, сидел около нее и ее желчного пузыря. Мы видели, как он нес из кафе две тарелки овсяной каши.
Зато Миша и Маша рассекали так, что любо-дорого посмотреть.
– Красиво катаетесь! – я поравнялась с Машей у выката к подъемнику.
– А, ерунда, мы же с Сибири, с Кемерова. У нас там знаете, какие катания! Здесь немного скучаем. Записались к Кате, хотим сноуборд попробовать.
На Кате с визгом висли ребятишки. Они уже переместились с учебного склона на основной.
– А вы давно на большую землю перебрались? – спросила я, чтобы поддержать разговор.
Показалось, или Маша, перед тем как ответить на секунду замялась?
– Недавно, – наконец ответила она и глазами отыскала на склоне своего Мишу. – Частично, можно сказать, перебрались.
Она помахала Мише рукой и толкнулась ему навстречу.
С Севера наползала снеговая туча. Заметно потемнело.
– Опять снегопад? – Люська приставила ладонь козырьком ко лбу. – На этой неделе, ладно, но в понедельник мне на работу. Интернета здесь нет. Как узнать прогноз погоды?
– По народным приметам, – подсказала я.
– А как их узнать, народные приметы, без интернета?
– Спросить у аборигенов.
– Не выйдет. Только что тракторист увез обратно в деревню тетку буфетчицы. А сама буфетчица и поварихи недостаточно старые, чтобы им можно было доверять в этом вопросе.
– Увез после консультации с врачом? – осторожно поинтересовалась я.
– Да, – покосилась Люська. Ей не понравился мой тон.
– А тракториста ты видела? Он тоже недостаточно старый?
– Он вообще молодой, лет двадцать пять, двадцать семь, не больше. Правда со следами жизненного опыта на лице.
– Какого опыта? – не поняла я.
– Жизненного. Нос у него сломан, – пояснила Люська. – И зубов впереди не хватает. Ну зубы-то еще ладно. Может, их просто лечить негде и протезировать не на что. А вот сломанный нос – это показатель. Носы просто так не ломаются. Его жена работает здесь горничной. Я ее не видела, но ты, на всякий случай, ценные вещи на виду не оставляй. Кстати, тебе Миша и Маша не показались странными?
– Тем, что на пенсии решили сноуборд освоить?
– Нет, это как раз нормально. Тут другое. Я ему наверху говорю: «Классно у вас жена катается», а он задергался, головой завертел. «Где?» – спрашивает. Можно подумать, есть варианты. Склон-то один.
– Я тоже заметила. Но самая чудная здесь Катя. Что она все время ищет? Сегодня, еще до рассвета кто-то ходил вокруг нашего дома. По-моему, пытался заглядывать в окна.
– Палыч?
– Я тоже сначала так решила. Подумала, что снег отгребает. Но рядом с Палычем всегда собака, а собачьих следов у дома не было. А может, это Александр? Он во сколько ушел?
– После тебя мы полчасика посидели, не больше. Вино допили, и он ушел. Намекал на продолжение, но ненавязчиво. Я так хотела спать, что сделала вид, будто не понимаю.
– Да, Александр производит впечатление нормального. С чего бы ему на рассвете под окнами слоняться? Но ты на всякий случай глянь, может букет на подоконнике найдешь?
– Какой букет? – Люська обвела рукой заснеженный пейзаж.
– Из еловых веток, из сухоцветов, из конфет. Захочет – организует. Но я про Катю. Музей ограбили, какую-то ценную «Тишину» украли. Тут же здесь появляется Катя. Дорогу заметает. Здесь ни ее, ни картину сейчас никому не найти. Но как только появится дорога, ею плотно займутся. Не так много работников в их музее. Всех должны проверить.
– Голова! – Люська уставилась на меня в немом восхищении. – Она ничего не искала в трансформаторной будке и в могиле. Она прятала! Надо найти и перепрятать.
– Думаешь, она может украсть ценную вещь из музея? – засомневалась я.
– Ты эту Катю видела? Она со своей бестолковостью может все! – припечатала Люська. – Тем более, они с женихом планируют переезд на крутой горнолыжный курорт. А с деньгами можно замахнуться на Альпы!

После обеда, пока не стемнело, решили прогуляться до церкви. Хотелось позвонить семье. Все-таки учебный год, я очень рисковала, уехав на неделю и оставив их наедине с уроками. Муж не в счет. Максимум, что он может сделать, придя с суточного дежурства, это спросить, сделаны ли уроки, и, получив утвердительный ответ, завалиться спать.
На ступенях церкви опять встретили Мишу и Машу. Они были вежливы, но не так радушны, как накануне.
– Как сноуборд? – поинтересовалась я.
– Пока непонятно, – ответила Маша.
– Но интересно, – подхватил Миша.
– Будете продолжать? – уточнила Люська.
– Непременно!
– Обязательно! – почти хором ответили Миша и Маша.
Мы проделали привычный путь наверх. Дверь я заложила на засов, но замок предусмотрительно оставила внутри. Звонки много времени не заняли. Однако быстро темнело, возможно потому, что с севера наползала огромная снеговая туча. Люська безуспешно пыталась посмотреть прогноз погоды.
– Закругляйся, теперь даже я точно предсказываю снегопад. Просто посмотри на небо.
Люська посмотрела, и мы начали спускаться.
На лестнице царила почти кромешная тьма, так что спускались мы на ощупь и очень медленно, боялись покатиться вниз головой со скошенных ступенек. Ближе к окончанию спуска в стене было оконце, но на улице уже порядком стемнело, и света от него было немного, тем более, лестница делала поворот. Подойдя к двери, остановились, я попыталась нащупать замок. В церкви кто-то был. Голоса звучали вначале невнятно, мы замерли. Звук стал четче. Видно, говорившие подошли к алтарю. Их было, как минимум двое. Женщина, похоже, молилась. Мужской голос пока звучал неразборчиво.
– Имей совесть, ты же в храме, – одернула женщина. – Попробуй еще раз позвонить.
– Так звоню, трубку не берет.
Чиркнула спичка.
– Ну и темнота. Посвети сюда.
– Все, говорю, нормально, – мужской голос стал четче. – Хоть сейчас вынесу.
– Даже не вздумай!
– А что такого? Подумаешь, одной больше, одной меньше. Я лампочки поменял. Никто и не заметит.
Не то, чтобы мы чего-то опасались. В эту церковь все приходят звонить и молиться. Но следующие слова заставили нас затаить дыхание. Еще бы сердце так громко не стучало!
– Сказано, не трогай! Она художник! Ждем. Зачем днем трактор в деревню гоняли?
– Тоськина тетка к врачу ездила.
– К какому еще врачу?
– Отдыхает тут один. Теть Мапа с утра вместе со всеми приехала. Днем – обратно. Не торчать же ей тут до вечера. У нее дома хозяйство, скотина.
– Знаю я это хозяйство. Аппарат у нее дома круглосуточный работает. Врач не ворчал, что ему отдохнуть не дают?
– Нет, он с пониманием. Видит людям тут помощи нету. Он и Катьку вчера спасал.
– А с ней-то, что опять случилось?
– Электроподстанцию разнесла.
– Да что ж за напасть такая! Не сильно пострадала?
– Нет, работает.
– А Катька?
– Тоже работает.
– Вижу, отбою от клиентов нет. Все бы так. Не отвечает?
– Молчит. А художница в розовом или в синем?
– В розовом. Вопрос не обсуждается, слишком опасно, ждем. Смотри только, что б никто.
– Лады. Но цену настаивают поднять.
– С чего? Все было договорено.
– Время идет, дела не делаются. Простой.
– Простой? Поди у теть Мапы третий день без сознания лежат. Пускай еще отдохнут. Пойдем, тьма кромешная, сейчас снег повалит.
Мы выждали некоторое время после того, как шаги затихли.
– Что это было? – обалдело спросила Люська.
– Ты у меня спрашиваешь? Я вообще-то опасная женщина-художник, которую трогать нельзя, надо ждать.
– Может, не ты? Что тут других теток нет? Маша, Аленушка, Зая. Еще семья из четырех человек. Может у них мать – художник.
Мы вышли из церкви. На улице было немного светлее. Крупными хлопьями валил снег.
– Я вообще-то дизайнер интерьеров. И здесь никто про это не знает.
– Нет, Раиска, ты художник.
– Почему?
– Здесь все знают, что ты художник, – упорствовала Люська. – Я так написала в анкете для карточки постоянного клиента.
– Зачем?
– «Дизайнер интерьеров» слишком длинно, мне было лень.
– По-твоему, они вывесили мою анкету на всеобщее обозрение?
– Не думаю, но кто-то при желании мог ознакомиться.
– Иванов тут не первый раз, и никто не знает, кто он на самом деле.
– Вчера о том, кто он такой, узнали даже в деревне. Но ты права, похоже твоими данными интересовались прицельно. Даже цветом костюма. А про цвет в анкете вопросов не было.
– И все-таки, может, это не я? И костюм у меня – разбеленная фуксия. А вот Маша катается в розовом. Что мы про нее знаем?
– Предполагается, что Маша – молодая пенсионерка с Севера, несколько лет назад переехавшая на большую землю. Вполне может быть художником. В некоторых ситуациях реагирует странно. Что мы еще имеем? Зая! Заи, они всегда в розовом.
– Она из номера не выходит. Кто ее видел?
– Может, выходит иногда. Аленушка – в меховом жилете поверх серого костюма с начесом. Мать семейства – в пестром комбинезоне.
– В ее комбинезоне преобладает розовый.
– Точно. Катя? Нет, Катя сотрудник, ее и без комбинезона хорошо знают.
– Ты лучше подумай, чем может быть опасен художник? Я же не спецназовец, не чемпионка по карате.
– Кисточкой можешь в глаз ткнуть?
– С ума сошла?! Нет, конечно. У меня и кисточек с собой нет.
– А ядовитой краски куда-нибудь налить?
– У меня нет ядовитых красок. У меня с собой вообще никаких красок нет. Только тушь для ресниц.
– Тогда не знаю. Загадка какая-то.
– Ну и местечко. Инструктор по борду то ли ищет что-то, то ли прячет, парочка пенсионеров с севера темнят. И надо бояться художников в розовом. Вопрос: кто из женщин в розовом – художник? Прямо сюжет для ужастика.
– Головоломка.
– Ерунда какая-то. Скромная горнолыжка, мало кому известная даже в пределах области. Что тут может быть необычного?
– Раиска! Я знаю! Я все поняла! – Люська, которая шла по тропинке впереди меня, резко развернулась. – Здесь скрывается преступник, а ты можешь нарисовать его фоторобот! Поэтому он тебя опасается и постарается не попадаться на глаза!
– Молодец! Это уже на что-то похоже. Но если преступник не будет попадаться на глаза, то мне до него и дела нет.
– Естественно! Спокойно отдыхаем до конца недели и, не заметив ничего подозрительного, уезжаем. Пускай дальше играют в прятки, если хотят!
В кафе успели за час до закрытия. За большим столом троица развеселых сноубордистов пила глинтвейн. Мы тоже взяли по стаканчику. Потом еще по одному. Прекрасный согревающий напиток. И настроение поднимает.
Подошел Иванов, тоже заказал два глинтвейна. Следом вошла Зая, типичная такая Зая с накачанными губами, наклеенными ресницами, обесцвеченными патлами. И одета, как положено, в розовом свитере и розовом меховом жилете. Люська ткнула меня локтем в бок и помахала Иванову, приглашая за наш столик. Мы немного поболтали о погоде, о склоне. Иванов сказал, что не катается, просто отдохнуть приехал.
– Приехали, – поправился он.
– А вы тоже врач? – вкрадчиво спросила Люська его спутницу.
– Нет, – польщенно улыбнулась та.
– Дайте угадаю! Вы – художница!
– Нет! – неподдельно удивилась Зая. – Почему художница?
– Цвета хорошо сочетаете, – пришла я на помощь Люське.
Тут ни убавить, ни прибавить. В своем образе она была гармонична.
– Я модель и актриса, и еще блогер, – кокетливо, растягивая слова, произнесла Зая.
Иванов поперхнулся глинтвейном. Да, тут она, конечно, хватила лишку. Максимум – парикмахерша с какими-нибудь курсами визажа. Тональник наложен неровно, даже при таком освещении заметно. Стрелки неаккуратные. Зато волосы обесцвечены на совесть, аж прозрачные.
– Мы завтра на тюбингах идем кататься, – похвасталась Зая, пока Иванов ходил к окошку выдачи за пельменями.
– Угу, – Иванов вернулся с двумя тарелками. – Давай, наворачивай.
– Зае нужен капустный салатик, – выразительно похлопав глазками, просюсюкала блондинка. – Ты забыл?
Иванов опять поплелся к стойке, теперь за салатом.
Меня все-таки мучил вопрос, о том, кто должен за мной следить. Еле дождавшись, пока уйдут Ивановы, я обратилась к Люське.
– Ставлю на Палыча, – не задумываясь ответила она. – Неизвестно, кто, неизвестно, откуда. Вполне возможно, что в розыске. Хотя он и не производит впечатления человека, который будет читать анкету. Не похоже, что он вообще что-нибудь читает.
– А голос? Мы разговаривали с Палычем, он совсем не так говорит. Тот, в церкви, говорил так, словно у него прищепка на носу.
– Это, как раз, не показатель. Он мог простудиться. Там были собачьи следы?
– Там было темно. И, кстати, не забывай про Александра. Он тоже мог простудиться. И еще он читать умеет.
– Ты права, – Люська была серьезна. – Доедай и пошли!
– Куда? Я хочу насладиться варениками.
– Наслаждайся быстрее! – Люська уже проглотила свою порцию. – Идем! Надо узнать, как здоровье Александра.
– Иди, я догоню.
– Раиска, я не могу оставить тебя одну! – Люська опять уселась за стол рядом со мной и кивнула на компанию сноубордистов. – О них мы вообще ничего не знаем.
– Они уже сами себя не помнят, где им за мной следить!
– Они могут шифроваться. Притворяются, что не просыхают, а сами следят в шесть глаз!
– Видела я их зенки залитые. Если притворяются, они гениальные актеры!
– И модели! – хихикнула Люська.
– И блогеры!
Все-таки глинтвейн ударяет в голову.
– Раиска, в церкви была еще женщина! Как думаешь, кто она?
– Вот тут может быть кто угодно, кроме Кати. О Кате они говорили в третьем лице.
– И на старушку не похоже. Голос достаточно молодой.
– Не скажи, там такая акустика, может искажать тембр.

Александр скучал за своей стойкой и выглядел абсолютно здоровым. Конечно, мы пригласили его вечером на чай. А пока пошли прогуляться. Ветра не было. Снежные хлопья падали в тишине почти вертикально. Палыч с лопатой трудился на парковке. Васька сайгачил по рыхлому снегу.
– Какой снегопад! – пропела Люська. – А зачем вы чистите, все равно к утру заметет?
– Сейчас почищу, утром меньше будет, – голос у Палыча был хриплый. – И Ваське надо побегать.
– Днем не набегался? – удивилась я.
– Днем я его больше дома держу, чтоб отдыхающих не пугал.
– Его кто-то боится? – пес с разбегу прыгнул мне на грудь и попытался лизнуть в лицо, отбежал, проделал тоже самое с Люськой.
– Сейчас нет, но бывает такие приедут, только собаку увидят и давай орать, чтоб намордник надели. Он тоже таких не любит, – Палыч оглушительно чихнул и утерся рукавом. – Правду говорю.
– Твоя спальня запирается? – поинтересовалась Люська, когда мы отошли от Палыча на безопасное расстояние.
– Нет.
– Тогда на ночь подопри чем-нибудь дверь.

Александр принес к чаю бутылку коньяка и пачку печенья. Мы достали кое-что из своих припасов и расселись за столом в гостиной.
– Александр, скажите, а вот те сведения, которые указывают в анкете, как-то используются? – меня весь вечер занимал этот вопрос.
– Все с вашего согласия. Вы же подписывали согласие? Если что-то хотите скрыть, можете не указывать, никто не заставляет.
– Мы согласны, – подхватила Люська. – Вопрос в том, зачем вам столько информации? Там и о профессии есть вопросы, и об увлечениях.
– Это к хозяйке. Она у нас креативит. Акции там ко дню рождения, тематические вечеринки по интересам, я не вникаю.
– А больше никто анкеты не читает?
– Нет, кому это надо? Лишняя работа забесплатно. Была охота чужие каракули разбирать.
– А где они хранятся?
– Куда положили, там и хранятся, в коробке.
– И каждый может прочитать?
– Зачем?
– Как вы узнали, к примеру, что Иванов – доктор?
– Я не узнавал. Он первый начал таблетки раздавать. Кстати Иванов не катается, и анкету для льготного ски-пасса не заполнял.
– Чего же он сюда ездит?
– Вы же взрослые женщины, неужели не понятно?
– Это как раз понятно, – сказала я.
– Не понятно, как он целую неделю может провести наедине с этой Заей?
– Да, ему нелегко, – фыркнул Александр. – Знаете, как он сегодня в Тоськину тетку вцепился! Всю жизнь ее выслушал, про всех родных до седьмого колена. Это он наследственность выяснял и историю заболевания. Коленки ощупывал, рассказывал, как примочки делать. Я аж заслушался.
– Вы присутствовали на приеме?
– Они в прокате расположились, там сегодня никого не было.
– А как же врачебная тайна?
– Какая тайна! Да тетя Мапа рада без памяти, что с ней кто-то о ее болячках говорит! Она еще специально в мою сторону разворачивалась, чтоб я тоже послушал.
– И Иванов не против был?
– Вы его Заю видели? Слышали? Так вот тетя Мапа по сравнению с ней – Ломоносов! У нее и жизненный опыт, и крестьянская мудрость и семь классов доброкачественного советского образования. Иванов наслаждался беседой.
– И осмотром?
– Что? Нет! Он ее не раздевал, так, присесть-встать заставил, послушал, как коленки скрипят. Они в основном разговаривали. Потом он на занятия по сноуборду записался. Позже, правда пришел, вычеркнулся.
– Зая к Кате приревновала?
Мы посмеялись.
– Точно! Записался на лыжи. Завтра буду два часа его учить, если Петя из города не приедет.
– Из города? Дороги же нет?
– Сегодня почистили. Но снегопад усиливается. Возможно, завтра нас опять отрежет от мира.
– А продукты на кухне не закончатся? – испугалась Люська.
– Не должны. Сегодня Стелла приезжала, подвезла там кое-чего. Не пропадем, не бойтесь.
Александр внезапно начал неудержимо чихать.
– Прошу прощения, дамы, вынужден откланяться, – он нацепил медицинскую маску и попятился к двери.
– Что с вами? – встрепенулась Люська. – Аллергия?
– Нет, извините. Просто насморк. Вчера к Катьке с трансформатором раздетый выскочил и вот, готово. Иванов хороших капель дал, но действие закончилось. Спокойной ночи!
– Александра не исключаем, – сказала я, когда за простуженным закрылась дверь.
– Мы перебрали всех и никого не смогли исключить. Слушай, а ты не думаешь, что есть связь между украденной из музея картиной и тем, что ты художник?
– Не думаю. Если бы я была связана с музейными кражами, я бы про это знала!
– Да, про три кражи ты бы знала, – согласилась Люська. – Ладно еще, если одна. Но про три ты не могла забыть!
– Люська, опомнись! Я бы и про одну не забыла! Во-вторых, то, что ты поленилась написать «дизайнер интерьеров», не сделало из меня живописца. А в-третьих, художник – это тот, кто рисует картины, а не тот, кто их ворует.
– Раиска, ты гений! «Художник» – это воровская кличка того, кто специализируется на краже картин из музея.
– Это точно не про меня.
– Тут кроме тебя полно кандидатов. До музея всего тридцать километров. Здесь у них штаб.
– Мысль неожиданная.
– А что? Хозяйка приезжает раз в неделю. У нее дел выше головы, кучу проблем надо решить. Доверенного лица у нее здесь нет. Кому поручить хозяйство? Безумная Катя-Апельсин, девочка-катастрофа? К ней самой надо соглядатая приставлять. Бомж, которому только лопату и можно доверить, да пофигист Александр. Вот и все постоянные сотрудники. Остальной персонал из деревни.
– Согласна. Работники они, судя по всему, хорошие, но умом не блещут.
– Александр, – начала было Люська.
Мысль была понятна, но я не дала ее закончить.
– Пока не делаем исключений ни для кого.
– Он, сказал, что не бывает в церкви.
– «Он сказал», – это не аргумент. Вы знакомы третий день. Он может наплести про себя все, что угодно. Проверить-то мы не можем.
– У меня глаз наметанный! – возмутилась Люська.
– Я знаю, какой ты опытный кадровик, и лично мне Александр тоже симпатичен. Но давай будем объективны. Пока мы можем исключить только Ваську, потому что его следов не было ни у меня под окнами, ни у церкви. А Палыча исключить не можем, потому что днем он Ваську не выпускает.
– А ты не думаешь, что это кто-то из постоянных гостей?
– Вот это вполне возможно. Иванова исключаем, про него те двое в церкви говорили, как и про Катю, в третьем лице.
– Миша и Маша! Здесь бывают регулярно и ведут себя странно.
– Зачем им понадобилось беседовать в церкви? У себя коттедже не могли поговорить?
– Вернулись, потому, что Маша забыла поставить свечку. Да еще дозвониться куда-то не могли. А о том, что в церкви такая особенная акустика, были не в курсе. Знали, что мы на колокольне, но нас не слышали. Думали, что и мы их не слышим.
– Да, Миша и Маша самая подозрительная парочка. Они приехали до снегопада. Тогда дорога еще была. Вполне могли провернуть дельце. Подготовились, ночью подломили музей, а утром как ни в чем не бывало вышли к завтраку. Интересно, кто-нибудь мог заметить, что они отлучались ночью?
– Вряд ли. По ночам сторож сидит у себя и собаку держит рядом, чтобы волки не съели.
– Но машину он мог услышать? Мог. Мог и сам метнуться в город, обтяпать дельце и вернуться обратно. Кто его ночью хватится?
– Так он бомж, у него ни машины, ни документов.
– Опять же, откуда мы это знаем? Со слов, а сказать можно, что угодно. Может у него и машина есть и права.
– Его машина не могла бы стоять здесь незамеченной.
– Или он на ночь позаимствовал чужую.
– Коттеджи стоят близко к стоянке. Миша и Маша наверняка услышали, если бы кто-то заимствовал их машину. Они не настолько молоды, чтобы спать без задних ног, и не настолько стары, чтобы ничего не слышать.
– Опять Миша и Маша! Все-таки они самые подозрительные!
– Самые подозрительные обычно оказываются самыми невинными. В детективах преступником оказывается тот, на кого никогда бы не подумал.
– Так, то в книжках, – протянула Люська. – А здесь самая подозрительная – Катя-Апельсин. Работает в музее, все условия для подготовки ограбления. Кража не первая, предыдущие прошли успешно. На деньги у нее определенные планы. Жених может быть сообщником. Мы его еще не видели. Но Катя ведет себя очень странно, если не сказать хуже.
– Я все думаю, а вдруг не Катя копошилась в той могиле? Может она все время, что мы пробыли в церкви, просто карабкалась по стене на колокольню. Интересно, сколько времени нужно, чтобы подняться на колокольню снаружи? Да и выглядела она недостаточно грязной для того, кто вылез из могилы.
– Пока наверх лезла, могла отряхнуться. Но ты права, там мог быть кто-то другой. Если Кати не было в могиле, значит она не такая уж сумасшедшая, как мы подумали.
– А трансформаторная будка?
– Подумаешь, будка. Девочка хотела с утра пораньше покататься в одиночестве. Попыталась запустить подъемник, но неудачно. Она же подготовилась, перчатки резиновые надела. Разве сумасшедшие надевают средства защиты?
– Еще как надевают! Про шлемы из фольги для защиты от излучений слышала?
– И то правда, Катя – это девочка-загадка. Зато с Ивановым понятно, он не по этому делу. Представитель благородной профессии! – Люська потерла плечо. – Как такой человек мог связаться с «Заей?»
– Мне кажется, он уже и сам не рад. Но куда деваться? Дороги завалило. Он обречен до конца недели. В следующий раз будет разборчивей. Перед тем, как бронировать отдых, какой-нибудь тест на интеллект проведет. Ты ничего не слышишь?
Мы притихли. За окном отчетливо хрустел снег под чьими-то тяжелыми шагами. Опять кто-то ходит под окнами! Ну, погодите! Я раздвинула занавески. Мимо окон промелькнула темная тень, потом еще одна. Потом в обратную сторону. Потом сразу две. Да что там такое? Мы с Люськой быстро сунули ноги в ботинки, накинули пуховики и выскочили на улицу. В густо падающих снежных хлопьях народ перемещался в направлении бани и обратно к центральной поляне. В сторону бани пробежал Иванов, за ним розовая Зая в меховых наушниках. Мы поспешили следом. У бани было полно народа. Толпу создавали три сноубордиста, Палыч и Васька, как обычно, носившийся кругами.
– Женщины пришли, ура, – нерадостно сказал кто-то из сноубордистов. Они расступились, пропуская нас внутрь.

Из предбанника выскочил Иванов, его толкала в спину кашляющая Зая. Мы тоже закашлялись. Один из сноубордистов нес на руках тело, завернутое в полотенце до самых глаз. Только оранжевая шевелюра торчала.
– Катя! Живая? – мы бросились к ней.
– Угорела, – следом за нами подошел Александр с волокушами. Давайте ребята, перекладывайте ее на санки.
Катя что-то бормотала. В предбаннике была ее одежда, но одеться возможности не было. Помещение еще не проветрилось. Сноубордист, который сам-то еле стоял на ногах, уложил Катю на сани, мы покидали сверху все, что нашли в предбаннике, отогнали Ваську, который упорно пытался лизнуть Катю в нос, и процессия, кашляя и отплевываясь, двинулась прочь.
– Ребята! Александр! Давайте занесем Катю к нам, пока в себя придет, а мы присмотрим. Что ей одной в своей комнате лежать? – предложила я.
– Тем более, доктора к телу, скорее всего, не допустят, – пробубнила Люська мне на ухо и побежала в дом за одеялом.
Завернутая в одеяло Катя попыталась самостоятельно войти в дом, но ноги ее не держали. Иванов под испепеляющим взглядом своей Заи ловко подхватил пострадавшую и донес до дивана.
– Сделайте ей кофе, – сказал он на прощанье.
Люська поблагодарила за совет и закрыла дверь.
Пришел Александр, принес апельсины и термос с кофе.
– Вот, ребята из гостиницы витамины передали, а я кофе сварил. У вас, наверное, только химия растворимая, – сказал он и посмотрел на Катю почти с нежностью. Во всяком случае, беззлобно.
– Изыди, инфекция, – так же беззлобно сказала Люська.
– Я нос промыл и капли закапал.
– Девушка неодета.
– Я не смотрю, и чего я там не видел.
Катя молчала. Она полулежала на диване, завернутая в одеяло до подбородка. Разговорами мы ее не донимали, пускай придет в себя. Я налила кофе. Александр с Люськой почистили апельсины. На улице было тихо. Под окнами никто больше не ходил. Тропинку к бане засыпали снежные хлопья. Идиллия. В комнате было темновато. Вот бы еще свечи зажечь! Свечей у нас не было.
– Внесем предложение хозяйке, что бы номера обеспечивали свечами, для романтики.
– Внесите, – пожал плечами Александр, – но открытый огонь не разрешат из-за пожароопасности.
– Свечи, значит, не разрешат, а баню с неисправной печкой топить можно! Как это называется? – Люська была возмущена.
– Баню топит специально обученный человек. Ему можно, – отвечал Александр.
– Обученный? Кто это?
– Палыч, кто же еще?
– А как вы это объясните? – Люська кивнула на Катю.
– А вот это я хочу, чтобы Катя объяснила, если может, конечно, что-то сказать, – и Алексанр выжидающе уставился на Катю.
Та хотела что-то сказать, но только закашлялась и осторожно отхлебнула кофе.
– Подождем, – сказал Александр и разлил коньяк.
Катя тоже протянула чашку.
– Коньяк только для взрослых, – Александр локтем отодвинул ее руку. – Тебе доктор кофе прописал, вот его и пей. А мне из-за тебя скоро на одни лекарства работать придется. Капли от насморка – раз, мазь от радикулита – два, коньяк от нервов – три.
Катя выпила кофе и, как ни странно, задремала. Александр опять начал чихать. Я вспомнила, что взяла с собой баночку малинового варенья, вручила ее Александру перед уходом. Мы с Люськой начали готовиться ко сну. Катя зашевелилась под своим одеялом. Она открыла глаза и протянула руку за вещами.
– Я, пожалуй, пойду, – тихонько сказала она.
– Куда ты собралась? Тебя сейчас крупной снежиной придавит. Сегодня ночуешь здесь. Хочешь еще кофе? Печенья? Апельсин?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71383750?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Тюбинг (ватрушка) – надувной резиновый круг для катания со снежных горок или по воде.

2
Шале – горный альпийский дом.

3
Бугельный подъемник – оборудование для буксирования горнолыжников и сноубордистов в гору. Представляет собой трос, проходящий «по кругу» через специальные опоры – конечные станции. Приводится в движение с помощью электропривода.

4
Креселка – кресельный подъемник, люди поднимаются в креслах, которые постоянно прикреплены к тросу.

5
Ски-пасс (от анг.ski – лыжи, pass – пропуск) – магнитная карточка, которая позволяет пройти через турникет на подъемник.

6
Ратрак (снегоуплотнительная машина, снежный тягач) – специальное транспортное средство на гусеничном ходу, используемое для подготовки горнолыжных склонов и лыжных трасс.