Шато де Дамне
Лариса Сербин
Писатель Джордж Марсо, утративший вдохновение и борющийся с психическими проблемами, получает подарок судьбы – наследство в виде шато в Провансе.
Но вместо спокойного уединения Джордж оказывается втянут в странную игру. В шато он находит тайные дневники, слышит шепоты и встречает загадочных членов семьи Дамьен, чьи интриги и секреты тянут его вглубь опасной и запутанной истории.
Вот он – шанс не только вдохнуть жизнь в свою писательскую карьеру, но и наконец найти ответы. Однако шато хранит тайны, о которых, возможно, лучше было бы не знать. А самая страшная из них – правда о нем самом.
Лариса Сербин
Шато де Дамне
Глава 1
Апрельский ливень барабанил по крыше и окнам. Молнии рассекали небо на части, и их вспышки озаряли помещение мрачным, призрачным светом. Небольшой кабинет был наполнен запахом дождя и теплом от растопленного камина. Отблески пламени танцевали по комнате, освещая семейные портреты в золотых рамах, узорчатые бархатные диваны, стоящие вдоль стен, и свежие цветы из сада, что возвышались на комоде.
В кабинете находились парень и девушка – Эммануэль и Жозефина, брат и сестра. Из-за множества портретов, скрытых в полутьме, казалось, что людей в комнате гораздо больше. Эммануэль с серьезным лицом сидел на одном из диванов; он хмурился, и его лоб прорезали глубокие морщины. Жозефина стояла напротив камина, задумчиво вглядываясь в огонь. Ее лицо было таким же серьезным, но легко было заметить, что для нее, в отличие от Эммануэля, такая мимика неестественна. Она громко выдохнула, выражая свое явное недовольство.
– Ты думаешь, Шанталь не заметила? – Эммануэль откинулся на спинку дивана, и его пальцы нервно забарабанили по подлокотнику.
– О чем ты вообще говоришь? – Жозефина бросила короткий взгляд на брата, но тут же отвела глаза, делая вид, что ее больше интересует огонь в камине.
– О, давай, не надо этой игры, – криво усмехнулся Эммануэль. – Ты ведь привязалась к нему, правда?
– Что за бред… – Она тихо засмеялась, но ее смех прозвучал натянуто. – Может, тебе стоит найти себе увлечение? Перестать копаться в чужих жизнях, а?
– Ты так легко уворачиваешься, Жозефина, но я тебя вижу насквозь. Всегда видел. – Он склонил голову, словно оценивая ее реакцию, но его рука, лежащая на спинке кресла, чуть заметно дрогнула. – Ты скрываешь свои чувства не очень-то хорошо.
– В таком случае ты плохо меня знаешь, братец, – усмехнулась Жозефина, поворачиваясь к нему лицом.
Огонь камина сделал ее улыбку похожей на хищный оскал, от чего Эммануэлю стало не по себе. Он глубоко вздохнул, стараясь подавить заикание. В последнее время ему это удавалось, и новые знакомые могли даже не догадаться о его проблеме.
– Ты пытаешься обмануть саму себя, Жозефина, но меня ты не обманешь. Я видел, как ты выходила ночью из его комнаты. Видел, как ты прикрыла дверь и ушла в своей ночной сорочке. Ты думала, никто не заметит? Но тебе не повезло.
Жозефина потеряла дар речи. Ее брат говорил с таким удовлетворением, будто только что одержал победу в важнейшей битве, вручив себе корону победителя. Это возмущало ее еще больше; ведь если бы его слова были правдой, может, она и не была бы так зла. Но она не выходила из комнаты гостя ночью – этого просто не было. Она бы точно не забыла такой момент. Это могло означать только одно: либо Эммануэлю это привиделось, либо он решил ей за что-то отомстить. Или, возможно, дело было в чем-то еще…
– Это была не я! Ты видел кого-то… – начала она, но не успела договорить.
Дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвалась Шанталь. Она держалась как истинная старшая сестра. Как всегда уверенная в себе, с прямой осанкой, она казалась выше всех в комнате, несмотря на невысокий рост.
– Он еще не приехал? – спросила Шанталь.
– Еще нет, – ответила Жозефина и села на пустой диван. – В такой дождь он либо вернется совсем скоро, либо вообще не приедет сегодня.
– Возможно, – согласилась Шанталь, глядя в окно так, словно отсчитывала секунды между вспышками молний и раскатами грома. – О чем вы говорили?
– Когда? – коротко спросила Жозефина.
Шанталь медленно повернула голову, подняла бровь и произнесла:
– Когда я вошла в комнату. Неужели нельзя хотя бы раз не притворяться глупой?
Шанталь, как и их брат, прекрасно знала Жозефину и всегда могла распознать ее игру.
– Да так, о пустяках. Правда, Эммануэль?
– О да, о какой-то чепухе, как всегда. – Он быстро провел рукой по воротнику, будто ему стало душно, а затем сцепил пальцы, чтобы скрыть их легкую дрожь.
– Где Ирен? – спросила Шанталь, стоя спиной к камину, на том самом месте, где недавно стояла Жозефина.Между ними повисла тишина, и на фоне стало казаться, что шум камина и дождя усилился.
Шанталь предпочитала всегда наблюдать за семьей с позиции, где могла контролировать всех и каждого. Ответ не потребовался. В кабинет вошла Ирен с растрепанными волосами, едва волоча ноги.
– Прошу прощения, я заснула за книгами, которые ты мне дала, Шанталь. Ничего скучнее я еще не читала. Неудивительно, что ты до сих пор не замужем, если тебя такое увлекает, – сказала она.
Тихо закрыв за собой дверь, она осмотрела кабинет, выбирая, куда бы сесть. Не желая ни с кем делить диван, Ирен опустилась на пол, раскинув ноги, словно сломанная кукла. Жозефина беззвучно рассмеялась. Привычная к насмешкам сестер, Шанталь не проявила ни капли раздражения. Она лишь медленно склонила голову, как будто раздумывая, стоит ли реагировать на столь откровенную дерзость.
– Мы здесь не для шуток, – наконец спокойно ответила она.
– Ты уверена, что это именно он? – спросил Эммануэль.
– Никаких сомнений, – уверенно произнесла старшая сестра.
– Может, стоит сообщить родителям? – предложил Эммануэль, постукивая пальцами по бархатному сидению.
Шанталь подняла глаза и, немного прищурившись, произнесла:
– Если мы поднимем шум, есть риск, что он исчезнет. Он слишком много знает.
– Ты права, – задумчиво произнес Эммануэль.
Молния осветила комнату, и Шанталь снова отсчитала секунды до раската грома. Затем она обратилась к сестрам:
– А что думаете вы?
Жозефина почти не слушала разговор. Ее внимание было сосредоточено на Ирен, которая как ни в чем не бывало разглядывала свои руки. Неужели это ее Эммануэль видел выходящей из комнаты гостя? Маленькая Ирен позволяет себе больше, чем Жозефина могла бы осмелиться. Она играет в невинную, но в действительности скрывает в себе что-то дьявольское. Жозефина уже давно замечала за младшей сестрой нечто странное; что-то в ее взгляде делало ее непохожей на остальных.
– Ну и? Вы так и будете молчать? – снова холодно спросила Шанталь.
– Если ты уверена, что он не тот, за кого себя выдает, предлагаю его просто убить. И дело с концом, – произнесла Ирен, не отрывая взгляда от своих рук.
– И кто, позволь узнать, его убьет? – усмехнулся Эммануэль. – Неужели ты?
– Могу и я, – улыбнулась сестра, глядя на него пустым взглядом.
Пламя камина отражалось в ее глазах, и казалось, будто в них пляшет ее внутренний ад.
– Ты? Да ты в жизни дамского револьвера не держала! Кого ты можешь убить? – рассмеялся он.
Его слова задели Ирен. Она поджала под себя ноги. Шанталь медленно перевела взгляд на брата. Выражение ее лица не изменилось, но одно легкое движение брови заставило его умолкнуть.
– Если потребуется, я и каждого из вас могу зарезать. И даже бровью не поведу.
– Ты? Маленькая Ирен, которая боится мышей? – рассмеялась Жозефина.
– Мышей я не боюсь. А вот тебя, сестренка, может быть, стоило бы.
Жозефина услышала в этих словах Ирен настоящую угрозу. Как Эммануэль и Шанталь могут этого не замечать? Они занимаются делами международного уровня, но не видят, что у них под носом взращивается настоящее зло. Жозефина поежилась от холода, который, казалось, исходил от сестры.
– Никто никого не будет убивать! – резко сказала Шанталь. – Мы должны поступить умнее.
Эммануэль встал с дивана и подошел к камину, чтобы подбросить дров. В комнате повисла тишина. Было понятно, что Шанталь как обычно давала другим возможность высказаться лишь для того, чтобы потом озвучить свое собственное «гениальное» решение.
– У меня есть идея, – наконец проговорила она, сделав паузу ровно на столько мгновений, сколько было нужно, чтобы получить всеобщее внимание. – Мы не будем его убивать. Он сам себя убьет.
– Признаться, у меня тоже мелькала такая мысль, – поддержала ее Жозефина. – Так что ты предлагаешь?
Шанталь на мгновение задумалась, а затем окинула взглядом всех присутствующих, словно генерал, проверяющий свое войско: Ирен с ее ледяными непроницаемыми глазами, Эммануэля, которому не нравилась вся эта ситуация, и Жозефину, которая только и делала, что демонстрировала безразличие.
– Мы сведем его с ума, – начала Шанталь. – Полностью завоюем его доверие, а потом постепенно уничтожим. Его же руками.
– Кажется, мы уже достаточно втерлись к нему в доверие за те месяцы, что он у нас живет, – заметила Жозефина.
Глаза Шанталь на мгновение задержались на Жозефине, как бы напоминая о ее роли в плане. Затем она перевела взгляд на Эммануэля.
– Так, мне кажется, что вы сами скорее с ума сойдете, – строго сказал тот. – Завтра же поеду в Париж, и все обсудим с родителями.
– А я согласна с Шанталь, – упрямо заявила Жозефина, вставая с дивана. – Мы станем ему лучшими друзьями. Одной семьей. Эммануэль будет брать его на охоту. Ты, Шанталь, покажешь ему библиотеку, свозишь к морю, если потребуется. А Ирен станет его любовницей.
– О, нет-нет, Ирен еще слишком молода для таких игр, Жозефина, – возразила Шанталь.
– Я бы так не сказала. Ты редко бываешь на наших вечерах и не видишь, как наша девочка повзрослела, – ответила Жозефина, с высоты своего роста глядя на младшую сестру, сидящую на полу.
Эммануэль почувствовал напряжение между ними, и вдруг его осенило. Он понял, что Жозефина не успела договорить из-за того, что в кабинет вошла Шанталь. Она хотела сказать, что это не она, а Ирен была той, кого он увидел выходящей из комнаты гостя. Именно ее ночную сорочку он заметил в полутьме коридора. Как легко было спутать двух сестер. Он был слеп все это время, наивно веря, что их младшая сестра – по-прежнему милый и невинный ребенок. Но теперь стало ясно, что Ирен переняла манеры Жозефины, с которой проводила все свое время. Только вот Жозефина умело управляла своими эмоциями и желаниями, а Ирен не стремилась научиться этому искусству.
Жозефина перевела взгляд на Эммануэля и уловила в его глазах те же мысли. Теперь не только она понимала, что их младшая сестра, вероятно, представляла собой реальную угрозу. Их невербальный разговор длился всего минуту, но за это короткое время они оба осознали очень много.
Шанталь продолжала говорить, даже не догадываясь, что между ее сестрами и братом происходит нечто важное. Она всегда считалась самой умной среди детей семьи Дамьен; по крайней мере, так утверждали родственники. Однако ее интеллект часто скрывался за маской холодной отстраненности. Шанталь умела наблюдать и анализировать, но предпочитала не вмешиваться в эмоциональные перепалки. Создавалось впечатление, что она равнодушна к чувствам других. Но на самом деле она тонко чувствовала людей и их намерения – просто держала это при себе.
– Похоже, ты сама хотела бы стать его любовницей? – неожиданно обратилась Ирен к Шанталь, нарушив напряженное молчание.
– Ну уж нет! Я не настолько глупа! – с возмущением отрезала Шанталь. – Но если он действительно поможет нам вернуть часть утраченных торговых связей, может быть, я и пересмотрю свое отношение. Долги семьи растут, и если мы не укрепим свои финансовые позиции, наше шато превратится в музей для бедняков.
– А может быть, ты просто завидуешь? – не унималась младшая сестра, продолжая провоцировать ее.
– Завидовать? Чему, дорогая? Разве что болезни, которую он может подарить! Может, кто-то и позавидовал бы гонорее, но я не из их числа!
Шанталь прошла по кабинету и остановилась перед камином. Ее фигура выделялась на фоне трепещущего пламени, и казалось, она контролировала даже огонь.
– Тихо! – внезапно для себя самого вскрикнул Эммануэль. – Что с вами, черт возьми, сегодня происходит? Никто не станет его любовницей!
В кабинете снова повисла напряженная тишина.
– Если мы действительно хотим свести его с ума, то нужно сделать так, чтобы он поверил, что уже обезумел, – уже спокойнее произнес Эммануэль.
– Продолжай, – одобрительно кивнула Шанталь; скрестив руки на груди, она внимательно слушала брата.
– Мы будем медленно сводить его с ума. Пусть он сомневается, может ли верить своим глазам и мыслям. Но при этом будем ему лучшими друзьями.
– А что, если он решит уехать? – встревоженно спросила Жозефина.
– Он не уедет, пока не узнает, зачем он здесь, – спокойно ответила Шанталь. – А этого он не узнает никогда. Мы запутаем его настолько, что он будет уверен в своем безумии.
К монотонному шуму дождя за окном добавился едва различимый стук приближающейся кареты.
– Похоже, это он. Наш лучший друг, – иронично заметила Жозефина. – Нам нужно разойтись, чтобы он ничего не заподозрил.
Договорив, Жозефина бесшумно покинула кабинет. Шанталь задержалась, еще раз окинув всех взглядом, а затем молча последовала за Жозефиной, как всегда держа спину ровно.
– Добрый вечер, Жозефина! Снова выглядишь восхитительно! – донесся из коридора приятный мужской голос.
– Спасибо, дорогой. – Мягкий голос Жозефины эхом разнесся по коридору. – Сегодня я даже не старалась.
Эммануэль закрыл дверь и сел на диван рядом с Ирен.
– Как думаешь, нам грозит опасность? – тихо спросила девушка, нервно крутя ожерелье на шее.
Эммануэль внимательно посмотрел на нее. Ее голос изменился – теперь в нем звучала нотка серьезности, которой раньше не было. Еще несколько минут назад он видел в Ирен уже созревшую молодую женщину. Но теперь, находясь так близко к ней, он снова разглядел ту маленькую девочку, которая будто совсем ничего не знала о взрослом мире. Ирен исполнилось восемнадцать, и этот возраст означал, что она уже не ребенок, но он постоянно ловил себя на мысли, что никак не может это принять.
– Дорогая, если бы я знал ответ, то непременно сказал бы тебе, – с видимой усталостью выдохнул Эммануэль.
– Даже если во Франции случится переворот, нас это не коснется, правда? – спросила Ирен с интонацией ребенка.
Ее глаза сверкнули так, будто готовились наполниться слезами.
Конечно, Ирен все прекрасно понимала. Ей не нужны были слова брата, чтобы осознать, что их семья находится в опасности. Но для нее гораздо важнее была эта игра. Она хотела, чтобы Эммануэль думал, будто она и вправду остается маленькой девочкой, ничего не знающей о мире и его жестокости.
– Я очень надеюсь, что нас это не коснется, – ответил он, избегая взгляда сестры. – Но я не могу дать тебе такого обещания.
– Но ведь у нас есть деньги! Мы сможем сбежать и купить новый особняк в другом месте, правда? – продолжала Ирен с такой наивной настойчивостью, словно действительно верила в свои слова.
– Ирен, дорогая, мир устроен так, что порой деньги не могут решить все. Это лишь иллюзия защиты. Они не спасут нас, если дело дойдет до настоящей опасности.
– Ты хочешь сказать, что…
В ее глазах начали появляться слезы, но если бы Эммануэль присмотрелся внимательнее, он бы понял, что эти слезы ничего не стоили. Ирен была великолепной актрисой, и ее искусство притворства не знало равных.
– Не бери в голову, Ирен, – мягко сказал Эммануэль. – Я обещаю тебе одно: я сделаю все возможное, чтобы защитить нашу семью.
– О, Эммануэль! – воскликнула Ирен. – Ты самый лучший!
Продолжая сидеть на полу, она обняла брата за колено. Он положил руку ей на волосы, чувствуя глубокий стыд за те мысли, что посещали его этим вечером. Как он мог подумать плохо о своей младшей сестре?
Дождь продолжал лить всю ночь, разрывая тишину спящего шато, насквозь пропитанного заговорами, лицемерием и тайнами.
Глава 2
Во Франции термином «шато?» (фр. ch?teau) обозначают загородные усадьбы, принадлежащие высшей аристократии и дворянству. Эти величественные здания часто окружены живописными парками и винодельческими хозяйствами. Франция знаменита огромным количеством таких шато, и их точное число установить довольно сложно: из-за большого разнообразия типов и категорий этих строений. По некоторым данным их тысячи, но допускается и что их может быть больше. Многие шато остаются в частной собственности, а некоторые открыты для туристов, превращены в музеи и гостиницы.
Таким было и Шато де Дамьен, построенное по проекту знаменитого французского архитектора XVIII века Эмиля Леклера для графа Пьера Дамьена. Этот знатный дворянин был известен не только своей роскошной жизнью, но и влиятельными связями при королевском дворе. Семья Дамьенов регулярно проводила время в своем летнем поместье, расположенном в пятидесяти километрах от Канн, под теплым и солнечным небом коммуны Монтору. Это место стало для них тайным убежищем, где они могли уединяться вдали от любопытных глаз.
Семейство Дамьенов всегда находилось в особой близости к королевской семье, будучи не просто советниками, а верными друзьями и союзниками. Граф Пьер и его супруга, графиня Беатрис, славились проницательностью и умением плести политические интриги. Их хитрость и дипломатические таланты помогали им укреплять собственное положение и достигать амбициозных целей. На публике они казались скромными и осторожными, но в реальности играли в высших кругах ключевую роль в распределении власти и влияния. Несмотря на свою важность и могущество, семья Дамьен предпочитала действовать за кулисами, оставаясь в тени.
Их отношения с королевской семьей строились на взаимной выгоде, и власть им доверяла: возможно, именно потому, что Дамьены были искусными манипуляторами, создававшими иллюзию полной преданности. Они умели заставить поверить в то, что работают на благо короны, хотя за кулисами часто вели собственную игру. К тому же дружба с королевским домом позволяла им наслаждаться особыми привилегиями: доступом к государственным тайнам и авторитетностью в закрытых кругах.
Широкая общественность почти ничего не знала о семье Дамьен, и это сыграло им на руку, когда они построили шато в Провансе. В узких кругах их знали все: благодаря роскошным балам, которые они устраивали в своих владениях. Эти вечера становились легендарными событиями, привлекавшими влиятельных и знаменитых личностей того времени. Шато де Дамьен стало символом роскоши и благополучия, местом, куда стремились попасть все представители аристократии. Стремление подружиться с семьей Дамьен вскоре приобрело характер своеобразного культа среди французской знати.
Кроме того, семья Дамьен славилась тем, что предоставляла укрытие для важных людей. Шато в Провансе стало надежным убежищем для тех, кто искал покоя или хотел скрыться от врагов и преследователей. Благодаря своему статусу семья Дамьен могла гарантировать гостям полную конфиденциальность и безопасность. Это делало шато идеальным местом даже для самых влиятельных персон, желавших избежать внимания.
Таким образом, несмотря на то, что семья Дамьен всегда оставалась в тени, вдали от публичности, ее репутация была нерушимой. Вокруг их имени ходило множество слухов и сплетен, но ни один из них не мог поколебать их статус.
Пьер Дамьен был фигурой, обладающей всеми качествами настоящего аристократа. Его острый ум, глубокие знания и изысканный вкус сделали его одним из самых весомых и уважаемых людей своего времени. Он был мастером анализа и принятия стратегических решений, что делало его чрезвычайно востребованным советником при дворе и в высших кругах.
Однако Пьер славился не только политическими талантами. Он был блестящим дипломатом и прирожденным оратором. Его образование и эрудиция позволяли ему легко вести беседы на самые разнообразные темы. Пьер был страстным знатоком искусства, литературы и культуры, что еще больше усиливало его привлекательность в глазах окружающих. Те, кому доводилось общаться с ним, отмечали его обаяние и тонкий ум.
Кроме того, Пьер был известен своим богатством и щедростью. Его состояние позволяло ему вести роскошный образ жизни, поддерживать высокий статус и вкладываться в искусство и архитектуру. Шато де Дамьен в Провансе, его любимое поместье, было одним из самых впечатляющих и роскошных в регионе.
Помимо умственных и дипломатических способностей, Пьер был еще и внешне привлекательным мужчиной. Высокий, стройный, с величественной осанкой, он неизменно притягивал внимание. Его густые черные волосы гармонировали с темно-карими глазами, а черты лица – высокий лоб, тонкий нос и четкая линия подбородка – «были атрибутом той самой классической красоты, что восхищала окружающих.
Пьер уделял огромное внимание внешнему виду и имиджу. Он предпочитал исключительно изысканные и стильные наряды, которые подчеркивали его статус и тонкий вкус. Его безупречная внешность производила на окружающих – как мужчин, так и женщин – неизгладимое впечатление.
Пьер был одним из самых желанных мужчин в аристократическом обществе. Его природный магнетизм делал его центром любой компании. Он умел увлекать слушателей захватывающими историями и потому был невероятно популярным собеседником. А его обаяние и внешняя красота заставляли сердца многих женщин биться чаще.
Казалось, что Пьер был эталоном совершенства, но один человек все же во всем его превосходил. Это была его жена, Беатрис. Ее внешность воплощала собой элегантность и утонченность. Рост и осанка, стройная фигура, изящные черты лица, густые темные волосы и глаза, полные интеллекта и чувственности… Она была поистине очаровательна. Если Пьер в какой-то ситуации не мог найти решение, Беатрис всегда приходила ему на помощь, используя свою мудрость и проницательность.
Беатрис обладала безупречным вкусом не только в одежде, но и в интерьере. Одним из ее любимых увлечений было оформление и декорирование шато. Она лично выбирала каждую деталь: мебель, картины, вазы, посуду и прочие предметы интерьера. Это было ее отдушиной, личной зоной ответственности, в которую никто не смел вмешиваться. В интерьерах шато под ее руководством классический стиль сливался с элементами роскоши. Величественные залы с каминами и шедеврами живописи были украшены золотыми деталями, изысканными тканями и тончайшим шелком – и создавали атмосферу благородства.
Беатрис уделяла особое внимание не только внутреннему декору шато, но и внешнему: оформлению садов и прилегающих участков. Ее сады были настоящими произведениями искусства: яркие клумбы с разнообразными цветами, живописные аллеи и изящные фонтаны. Каждый уголок сада был тщательно продуман и ухожен; во всем виделась ее любовь к красоте и деталям.
Если для Пьера и Беатрис шато было в первую очередь летним домом, где они могли отдохнуть от суеты Парижа, то их дети – Шанталь, Эммануэль, Жозефина и Ирен – стали почти постоянными жителями поместья. Они редко выезжали в Париж или Версаль – и это было осознанным выбором их родителей. Пьер и Беатрис считали эти города небезопасными, особенно из-за королевских интриг и политических заговоров. Кроме того, их присутствие в Провансе было важно для поддержания политических и социальных связей в регионе.
Все дети Дамьенов отличались острым умом, но были удивительно непохожи друг на друга. Старшая дочь, Шанталь, с самого детства проявляла спокойствие и рассудительность. Хотя она была первенцем, ее рождение прошло легко и быстро, что удивило даже врачей. С раннего возраста Шанталь редко плакала и часто выглядела так, будто знала больше, чем многие взрослые. Шанталь рано начала читать, увлеклась математикой и другими науками. Ее интерес к образованию превосходил все остальные интересы, и к четырнадцати годам она заявила, что замуж выходить не собирается. Для прогрессивной семьи Дамьен это было неожиданно, но родители понадеялись, что со временем она передумает.
Ее любовь к учебе была настолько велика, что она тайно брала учебники у брата, чтобы учиться по ним самостоятельно. Эммануэль, будучи лишь на год младше Шанталь, не возражал. Он был так же умен, как и старшая сестра, но его интересы были направлены в другую сторону. Его волновала судьба страны, и каждый раз, когда родители возвращались из Парижа после долгого отсутствия, Эммануэль вступал с ними в политические дискуссии. Он стремился доказать им, что королевская семья ошибается в своих решениях. Однако родители скрывали от него детали. Они знали, что королевская семья необязательно должна быть права: ведь так ею легче манипулировать.
Беатрис и Пьер были обеспокоены политическими амбициями Эммануэля, когда тот загорелся идеей создать коалицию, способную влиять на политические процессы или выступать в качестве оппозиции. Однако этот энтузиазм продлился недолго. Когда сын повзрослел, у него появились новые увлечения. Хотя он не оставил стремление быть доблестным и влиятельным, его мечты о политической оппозиции сменились желанием стать военным – но это родителей также не порадовало. Их разочаровывало, что сын готов пожертвовать жизнью ради чужих конфликтов. Чтобы отвлечь его от опасных мыслей, Пьер устроил его на должность дипломата, что сильно воодушевило Эммануэля. В его обязанности входило чтение документов, участие в деловых встречах и общение с иностранными представителями. Беатрис была убеждена, что Эммануэль должен оставаться в шато как можно дольше, чтобы присматривать за младшими сестрами. Хотя Шанталь, будучи сильной и независимой, не нуждалась в постоянной опеке брата (ее даже прозвали «парнем в юбке»), младшие сестры – Жозефина и Ирен – могли ввязаться в неприятности без его контроля.
Жозефина, будучи на два года младше Эммануэля и на три года младше Шанталь, разительно отличалась от старших. Ее не интересовали науки, безопасность страны или политические интриги. Ее внимание было сосредоточено на графах: не только из Франции, но и из-за границы. Хотя она обожала развлечения и общественные мероприятия, назвать ее глупой было бы ошибкой. Жозефина обладала острым умом и легко усваивала знания. Она свободно говорила на нескольких языках, чему поспособствовало ее общение с иностранными дипломатами, которых привозил в шато Эммануэль. Однако в отличие от брата, она общалась с ними не по деловым, а по личным вопросам.
Жозефина была самой красивой из сестер. Ее светлые волнистые волосы, розоватые щеки и белоснежная кожа притягивали взгляды, а густые ресницы были так длинны, что почти касались бровей; этот утонченный образ сводил мужчин с ума. Жозефина прекрасно знала о впечатлении, которое производит, и с удовольствием пользовалась этим. Она следила за модными тенденциями, и ее гардероб ломился от множества платьев, которые родители привозили ей из Парижа, чтобы удовлетворить ее тягу к изысканным нарядам.
Ирен, последняя из сестер, была на пять лет младше Жозефины. Несмотря на эту разницу, со временем она превзошла сестру в том, что Жозефина всегда считала своей сильной стороной, – умении привлекать внимание и пользоваться популярностью. Ирен не обладала той же природной красотой, что Жозефина, или тем же умом, что Шанталь; она не получила женственность от природы, но приложила усилия, чтобы развить ее в себе самостоятельно. Уверенность, которой она постепенно обучилась, делала ее попросту неотразимой. Поначалу она копировала стиль Жозефины, а с годами превзошла ее, найдя собственные пути к успеху.
Жозефина начала завидовать младшей сестре. Ирен, со своей утонченной внешностью и хитроумием, со временем стала центром внимания в обществе. Несмотря на отсутствие явной заинтересованности в учебе или политике, Ирен не боялась быстро принимать решения, умела манипулировать людьми и находить подход к самым нужным. Жозефина все чаще ощущала себя в тени Ирен.
Иногда мне кажется, что даже самые успешные и умные родители не могут передать детям все свои достижения. Даже если дети будут воспитываться на примерах успеха и скромности, с годами в них проявляются амбиции, зависть или желание превзойти родителей и родственников. Сколько бы поколений ни стояло позади, каждое новое поколение начинает свое путешествие, не опираясь на достижения предков.
Когда большинство их ровесников уже обзавелись семьями, дети семьи Дамьен вовсе не стремились разделять ту же участь. Их больше волновали балы, развлечения и учеба. Они наслаждались веселой и беззаботной жизнью; проводили в шато время с самыми разнообразными людьми. Каждому хотелось попасть на это роскошное мероприятие. Шампанское лилось рекой, сладости подавались в бесконечном изобилии, а женщины в воздушных, как зефир, цветных платьях парили по залам, словно феи.
Их жизнь вызывала зависть у многих: комфорт, который предоставляли им родители, и полная свобода выбора. Никто не навязывал им, чем они должны заниматься, за исключением, пожалуй, Эммануэля, чьи мечты родители всегда критиковали. Беатрис и Пьер проводили большую часть времени в Париже и Версале, занимаясь делами государства, а их дети наслаждались собственным миром в Провансе. Этот мир был насыщен заговорами и сплетнями – казалось, без этого Шато де Дамьен не может существовать. Если бы там внезапно воцарилось спокойствие, его стены, пожалуй, пали бы. Каждый уголок особняка был пропитан шепотом любовных интриг, что плели Жозефина и Ирен, громкими возгласами уверенного в себе Эммануэля и всезнающими речами Шанталь, что неизменно стремилась доказать всем свою правоту.
…Смутные времена настигли их семью, когда во Франции начались значительные потрясения. В 1789-ом году Пьер и Беатрис погибли в Париже, когда пытались бежать из своего дома под угрозой ареста. Они надеялись скрыться в толпе или на темных улицах города, однако в хаосе и беспорядках попали под обстрел. Эта трагедия положила начало испытаниям для детей семьи Дамьен.
Это было страшное время. Девушки были в ужасе, а Эммануэль наконец дождался своего часа и вступил в армию, решив служить интересам страны. Однако время его славы оказалось коротким: на третий день службы он погиб в ходе атаки ополченцев.
Жозефина и Шанталь до последнего оставались в шато, не покидая родного дома. Но преступники, увидев в особняке легкую добычу для грабежа и разбоя, проникли внутрь. Они жестоко убили обеих девушек прямо в их спальнях. Вся мебель была либо уничтожена, либо украдена; документы разорваны или сожжены. По слухам, тела Жозефины и Шанталь были расчленены в знак революционного возмездия, а их кровью были исписаны стены шато. Хотя этому не было официальных подтверждений, слухи распространились быстро, и никто не спешил их опровергать.
Поговаривали также, что Пьер и Беатрис, предвидя грядущие потрясения, построили в шато тайную комнату, где хранились важные документы и другие ценности. Однако эту комнату никто никогда не видел, и вполне возможно, что это было такой же выдумкой, как и кровавые надписи на стенах. Тем не менее, факт остается фактом: после обследования замка не было найдено ни дневников, ни финансовых или политических документов, что подогревало слухи о существовании хранилища.
Последней была убита Ирен. Она оказалась самой хитрой и в то же время самой опрометчивой. Как ей удалось сбежать из шато, оставалось загадкой. Некоторые полагали, что это связано с существованием тайных комнат и лабиринтов. Другие считали эту версию слишком сложной и предполагали, что Ирен, благодаря навыкам подражания Жозефине, сумела притвориться служанкой и обойти патрули, проскользнув мимо охранников. Кто-то и вовсе поговаривал, что незадолго до начала революции она вышла замуж за австрийского герцога.
Ирен могла бы стать единственной выжившей из семьи Дамьен, если бы не была столь же глупой, сколь и хитрой. Она вернулась в общество под новым именем – Лиана Ламар. Однако влюбившись в дипломата, Ирен – из-за болтливости и наивности – раскрыла ему тайну, надеясь на понимание и сочувствие. Влюбленная, она не смогла догадаться, что этот мужчина был наемником, которому было поручено найти и уничтожить ее.
Как же долго смеялись бы над ней Шанталь и Эммануэль, будь они живы!.. Как нелепо было разработать целый план, придумать себе новую личность, а затем все потерять, раскрыв свою историю наемнику. Бедная, бедная Ирен. Малышка Ирен, в которой души не чаяли Пьер и Беатрис. Самая младшая дочь прожила меньше всех. Шанталь скончалась в двадцать восемь лет, Эммануэль – в двадцать семь, Жозефина – в двадцать пять, а Ирен – в свои сладкие двадцать четыре.
Никто из них так и не обзавелся семьей, и у Дамьенов не осталось ни единого наследника, который мог бы продолжить род. Шанталь, ревностно оберегая свою независимость, снова и снова отклоняла предложения брака от самых разных мужчин: от герцогов, владеющих множеством замков по всей Франции, до баронов, которые пользовались огромным уважением. Эта популярность сестры удивляла Жозефину и Ирен и вызывала у них зависть.
Что касается Эммануэля, он был единственным, кто был близок к обзаведению наследниками. За несколько месяцев до революции он решил жениться на Элизабет фон Штайнберг – наследнице влиятельного аристократического рода из Австрийской империи. Конечно, этот брак не был бы браком по любви; он задумывался лишь для укрепления политических и экономических связей. Но свадьба так и не состоялась.
Стремление оставаться в тени не защитило их от жестокой гибели от рук мятежников. Их имя так и осталось неизвестным для Франции. Бедные, бедные Дамьены. Никто не узнает их истории. Они исчезнут без следа, а шато будет продано. Я всегда считала, что дети несправедливо расплачиваются за грехи родителей.
На этом, конечно же, история Шато де Дамьен не закончилась. На аукционе в начале XIX века шато выкупил один из богатых индустриалистов, желающий вложить средства в недвижимость. Это был Арман Брилльяр – успешный производитель текстиля и торговец шелком, который сколотил состояние в текстильной промышленности и проявлял интерес к историческим зданиям. Однако владел он этим местом недолго. Сделав ремонт и очистив шато от следов крови и разгрома, через пять лет он продал его своему хорошему другу, также предпринимателю. И тот владел шато недолго, но уже не по своей воле: его смерть положила конец этому владению.
Так продолжалось год за годом: шато покупали, делали в нем ремонт, и вскоре оно переходило в руки нового владельца. Каждый раз причиной смены хозяина были разные обстоятельства. Со временем интерьер шато стал собранием разных стилей и наследием всех владельцев. Постепенно Шато де Дамьен негласно сменило название на Шато де Дамне (фр. damnеs – «проклятые»). Во-первых, почти никто не знал ничего о семье Дамьен: кроме того, что они были убиты во время революции. Во-вторых, это название стало подходить особняку куда больше. Любители легенд утверждали, что шато было проклято семейством Дамьен и что духи семьи сводят с ума всех, кто пытается жить в его стенах. Сторонники рационального мышления предпочитали списывать это на стечение обстоятельств.
Тем не менее, в какой-то момент смена владельцев прекратилась. Это произошло в 1966-ом году, когда шато приобрела женщина по имени Люсиль. Главная причина того, что она оставалась владелицей почти шестьдесят лет, была проста: Люсиль купила шато на аукционе за деньги своего богатого мужа, но так ни разу и не посетила особняк.
К середине XX века интерьеры шато вновь обрели былую элегантность, напоминая о великолепии французского барокко и роскошных залах времен семьи Дамьен. Стены украшали изящные золотые молдинги и резные деревянные панели, а сводчатые потолки были увенчаны ажурными карнизами, покрытыми тонкой позолотой.
В то же время шато сохранило в себе дух провансальской деревенской жизни с ее простотой и уютом. Полы были выложены расписными керамическими плитками и укрыты мягкими коврами, а мебель была выполнена в деревенском стиле: из теплых, приглушенных тонов дерева.
Каждая деталь интерьера казалась продуманной и искусно вплетенной в общую композицию. Антикварные комоды с латунными ручками стояли рядом с более современными предметами обстановки, а старинные гобелены с изображениями пасторальных сцен соседствовали с яркими коврами и занавесями. Тонкие нити истории и современности переплетались, создавая неповторимую атмосферу, в которой чувствовался как след прошлого, так и привкус новой эпохи.
Глава 3
Джордж Марсо стоял посреди комнаты, прислушиваясь к гудкам в телефонной трубке. Его небольшая спальня в лондонской квартире, окна которой выходили на внутренний дворик, была залита утренним солнцем. На аккуратно заправленной постели лежал раскрытый чемодан, в который были небрежно набросаны вещи. Джорджу было тридцать шесть лет, и на его голове уже заметно редели волосы, особенно на затылке. У него был округлый живот, свидетельствующий о пристрастии к жирной пище и пиву. Черты его лица были мелкими, а кожа – бледной; и очень контрастировала с темными волосами. Его лицо всегда выглядело немного отекшим: словно Джордж только что поднялся с постели.
Квартира, в которой он жил, была старой и выдержанной в классическом стиле. В спальне стояла раковина с двумя кранами – типичная для английских квартир, а выключатели представляли собой шнурки, свисающие с потолка. Полы были устланы коврами, пропахшими затхлостью. В гостиной и спальне имелись эркеры, которые создавали уют и иллюзию дополнительного пространства. Джордж жил здесь с двадцати лет; эту квартиру ему купили родители. Он был писателем и редко покидал свое жилище. Обычно он выходил только когда ему нужно было встретиться с издателем или проветрить голову.
Джордж писал с детства, а серьезно взялся за романы в шестнадцать лет. Его книги пользовались успехом; за свою карьеру он выпустил двенадцать романов, половина из которых стали бестселлерами. Еще пять книг так и не увидели свет: какие-то он сам считал неудачными, а другие были отвергнуты издателем. Несмотря на это, Джордж оставался востребованным писателем.
Сейчас Джордж только что закончил работу над последней книгой и размышлял о следующей. Идей пока не было, но это его не слишком беспокоило. Тем более, что времени на переживания у него сейчас не оставалось. Полгода назад он и его сестра Зои неожиданно получили в наследство от своей тети Люсиль шато в Провансе. Это стало большим сюрпризом для них обоих. Во-первых, в последний раз они виделись с тетушкой, когда им было меньше пяти лет. Во-вторых, они и не подозревали, что у нее было какое-то имущество на юге Франции. У Люсиль не было собственных детей, поэтому все свое наследство она разделила между ближайшими родственниками. Так Шато де Дамне досталось детям семьи Марсо.
Джордж и Зои родились во Франции, но Зои, как и ее брат, уехала из страны в двадцать лет. Теперь она жила в Канаде и, похоже, не собиралась возвращаться. Конечно, они оба были рады неожиданному наследству. В конце концов, это лучше, чем ничего. Правда, поначалу они не могли поверить, что старая тетушка действительно оформила на них шато. Однако, раз уж им так повезло в этой щедрой лотерее, зачем сомневаться и думать, что тетушка была не в себе, когда подписывала документы?
Зои и Джордж договорились вместе съездить в шато, очистить его от хлама (а в доме, в котором никто не бывал шестьдесят лет, его наверняка накопилось), подготовить к продаже, продать и разделить сумму поровну. И вот спустя полгода, когда все бюрократические вопросы были улажены и Джордж получил ключи от шато, он пытался дозвониться до Зои, чтобы узнать, во сколько она прилетает в Канны.
– Слушаю тебя, – наконец раздался в трубке ее голос, который всегда казался ему грубее обычного женского.
– Зои, я уже собираюсь выезжать. Хотел узнать, как мы потом встретимся.
Джордж планировал ехать на своем стареньком «Линкольне», который он также получил в наследство от родителей. Это казалось ему самым разумным решением, ведь по карте было видно, что в том районе, где находилось шато, почти не было общественного транспорта. Машина давала свободу передвижения; он не хотел застрять в шато без возможности куда-то выехать.
– Я как раз хотела тебе сказать, что не смогу прилететь на этой неделе. Марко заболел, и мне не с кем его оставить.
Марко был младшим сыном Зои.
– Тогда, может, перенесем поездку? – спросил Джордж, который на самом деле даже обрадовался: поездка через всю Францию его совсем не привлекала.
– О, нет-нет, езжай сегодня, как и планировал, – ответила Зои. – Я прилечу, как только смогу.
Джордж громко выдохнул, совершенно не радуясь тому, что теперь вся уборка особняка ляжет на его плечи.
– Я уверена, там такая красота! – произнесла Зои, почуяв его недовольство.
– Несомненно! – хмыкнул Джордж. – Надеюсь, от этого дома хотя бы фундамент остался.
– Кстати, как твои книги? – спросила Зои: больше из вежливости, чем из интереса.
– Издательство ждет новую книгу уже через полгода.
– Ты уже много написал?
– Угу, – соврал Джордж.
– А если честно? – вкрадчиво спросила Зои.
– Если честно, у меня пока даже идеи нет. Может, это значит, что я уже все?
Джордж опустил взгляд на руку и нервно сжал ее в кулак. В груди закололо от мысли, что его лучший творческий час уже позади. Он почувствовал, как внутри нарастает волна паники, но старался сохранять спокойствие. Его страх был настолько реальным, что казалось, он вот-вот задохнется.
– Не говори так. Может, шато – твоя судьба? Ты наверняка найдешь там вдохновение. Возможно, напишешь целую книгу про это место и про времена Марии Антуанетты. Представь, что ты сможешь создать, находясь там! Я бы тебе только мешала.
Зои пыталась найти хоть какие-то плюсы в том, что Джорджу придется ехать одному.
– Главное, приезжай как можно скорее, – сказал он, стараясь не выдать своего утомления. – А мне уже пора ехать, чтобы успеть на поезд через Ла-Манш.
– Ты справишься, Джордж. Ты всегда справляешься.
Джордж раздраженно попрощался и повесил трубку. В комнате наступила гнетущая тишина, которую он ощущал особенно остро.
После разговора с сестрой Джордж еще раз проверил, все ли лекарства он взял с собой. Он принимал их в большом количестве. Не зная своего точного диагноза, Джордж все же был уверен, что у него всего лишь психозы. За десять лет лечения ему ставили разные диагнозы: сначала депрессию, затем биполярное расстройство, потом шизофрению, затем снова биполярное расстройство с психозом, а под конец вернулись к депрессии. Он продолжал принимать лекарства, подозревая, что они могут навредить ему не меньше, чем сама болезнь. Однако недавно врач выписал ему новое лекарство, которое могло стать его спасением или же усугубить состояние. Прошел уже месяц, и Джордж чувствовал себя отлично. Также он уже долгое время страдал от астмы – и потому был склонен к частым покраснениям лица и едва заметным паузам в разговоре.
Он вышел из дома и загрузил в багажник старенького «Линкольна» все самое необходимое: одежду, постельное белье, моющие средства, тряпки, совки и несколько инструментов, таких как шпатель и молоток. На современных улицах города Джордж на коллекционной машине отца выглядел нелепо и забавно. Машина хрипела, как бы предупреждая, что такой долгой дороги она может и не пережить. Но Джорджу было все равно; его не волновало, что люди пялятся на его машину или видят, что она едет с трудом. Главное, что она ехала, а багажник вместил все, что нужно.
Он рассчитывал добраться до Прованса за четырнадцать часов с учетом остановок на дозаправку и перекус. Было семь утра, и Джордж надеялся, что успеет приехать в шато до наступления темноты.
Выезжая из Лондона, он еще раз проверил бардачок, чтобы убедиться, что не забыл ключи от шато и водительские права. Погода благоволила ему: облака то и дело закрывали яркое майское солнце, но не было ни малейшего намека на дождь или какие-либо другие препятствия, что могли бы осложнить дорогу.
Джордж редко садился за руль. Его опыт вождения ограничивался поездками в гипермаркет за городом раз в полгода. Привыкший посвящать все свободное время книгам, – даже когда он не писал, он продолжал обдумывать сюжетные линии и героев – Джордж быстро потерял интерес к тому, что говорили по радио, и погрузился в свои мысли. Он начал представлять, каким может быть шато. Сколько там этажей, какого цвета стены, в каком состоянии находится строение? Он размышлял о том, что могло произойти с домом, в котором никто не жил несколько десятков лет. В этих размышлениях и пролетело его путешествие через Евротоннель, после чего Джорджу потребовалось время, чтобы привыкнуть к правостороннему движению.
В пути его накрыла знакомая волна раздражения и горечи. Зои всегда оставляла его одного. Ее слова звучали как насмешка: «Ты справишься, Джордж. Ты всегда справляешься». Она даже не потрудилась извиниться. Просто оставила его разбираться с шато в одиночку. И он снова остался один, как это было всегда.
Руль неприятно холодил ладони, и он сжимал его все сильнее. «Справишься». С чем он вообще должен был «справиться»? С работой в шато? С одиночеством? С книгой? Фраза ради фразы. Не более. Это было типично для Зои. Она всегда умела сбежать в момент, когда дело доходило до обязанностей. Шато, которое им досталось, было огромным и совместным бременем, но Зои как всегда оставила все на него.
Ему захотелось закричать. «Справляться» приходилось с самого детства. Родители никогда не показывали особой заинтересованности в нем, а теперь еще и Зои вела себя так, будто ответственность за все должна ложиться на его плечи. Как будто он был просто инструментом: полезным, когда это нужно, но легко заменимым.
В глубине души он понимал, почему его это так задевает. Шато стало очередным напоминанием о том, как мало он значил для людей, которых любил. Они унаследовали его вместе, но все, что должно было символизировать семейную связь, стало для Зои просто обузой, а для него – чем-то более значимым. Не потому, что он хотел сохранить это место, а потому, что каждый раз, когда он брал на себя ответственность, он надеялся, что это будет замечено. Но никто никогда ничего такого не замечал.
Джордж пытался сосредоточиться на дороге, но мысли возвращались к Зои. «Она всегда оставляет меня в тени. Как будто я все тот же мальчишка, который мог бы исчезнуть, и никто бы этого не заметил». Он глубоко вздохнул, стараясь унять нарастающее раздражение. Он не хотел ехать туда один. Но собирался «справиться».
Эти слова звучали как проклятие. Он «справлялся» всю жизнь, и это ни разу не принесло ему ничего, кроме усталости. Машина мягко двигалась вперед, и Джорджу казалось, что вместе с ней он погружается в свою привычную роль: быть полезным, надежным и незаметным. Тем, кто не создает проблем, не требует внимания и не жалуется.
Увлеченный своими мыслями, он то и дело проезжал на красный свет, не замечая сигналов машин, которые спешили за ним. Он все так же думал над словами Зои. Сначала его раздражало, что она, не читавшая его книг, вдруг пытается предложить ему идею для новой. Но постепенно его начали посещать мысли, что возможно, это не такая уж плохая идея – писать исторические романы. Это было тем, о чем он давно задумывался, но не решался попробовать.
К полудню, проехав уже треть пути, Джордж твердо решил, что книга о Франции восемнадцатого века – это гениальная идея. Пока что он не представлял, о чем будет писать, но, как это с ним часто бывало, первоначальное нежелание ехать в старую развалину сменилось нетерпением скорее увидеть особняк, пропитанный духом истории.
В голове Джорджа начали мелькать обрывки образов, которые он пока не мог связать в единое целое: Французская революция, балы, аристократия, монархия. Он так глубоко погрузился в воображение, что даже начал слышать взрывы пушек: словно где-то рядом шло сражение. Еще один взрыв, еще один… Или ему не показалось? Джордж вынырнул из размышлений. Звуки взрывов неподалеку действительно раздавались. А в небе над зеленым полем, через которое пролегала дорога, клубился черный дым.
Джордж посмотрел на указатель уровня топлива – красная лампочка уже мигала. Он заехал на ближайшую заправку. Пока он расплачивался, его внимание привлекли две девушки в необычных нарядах, которые стояли у прилавка с шоколадом.
– Дамы, только не говорите, что вы путешественницы во времени, – с улыбкой произнес Джордж, внимательнее разглядев их наряды.
Обе были одеты в приталенные платья из атласа, украшенные лентами и рюшами; одна в розовое, другая – в серебристое.
Девушки кокетливо рассмеялись.
– О, нет-нет! – с улыбкой ответила девушка в розовом. – Мы из настоящего.
– Значит, вы просто любите носить пышные платья? – усмехнулся Джордж.
Девушки снова рассмеялись, но их смех показался ему немного натянутым.
– Мы участвуем в реконструкции сражений англо-французской войны, – пояснила девушка в розовом.
– А вы, похоже, англичанин? – наконец заговорила вторая, внимательно изучая его лицо.
– Я родом из Франции, но живу в Лондоне. Прошу, только не убивайте! – шутливо ответил Джордж. – Могу я присоединиться к вам как зритель?
– Разумеется, – сказала девушка в розовом, улыбнувшись.
Она взглянула на подругу и добавила:
– Кстати, вы нас очень выручите. Мы как раз ломали голову, как добраться.
К месту битвы, а точнее к парковке для зрителей и участников реконструкции они добрались на стареньком «Линкольне» Джорджа. Дальше им пришлось идти пешком по полю, которое было уже изрядно перекопано каблуками других зрителей. Чистые ботинки Джорджа быстро покрылись грязью, как и сапожки его спутниц.
– Я как раз планирую писать книгу о том времени, – сообщил он, уже уверенный в том, что это будет его следующей работой.
– А я сразу догадалась, что вы писатель. У вас такой задумчивый вид, как будто вы больше живете в своих мыслях, чем здесь. – Девушка в розовом улыбнулась. – А о чем вы пишете?
Джордж усмехнулся, чувствуя легкое раздражение. Этот вопрос всегда звучал одинаково, слишком поверхностно. «Что я пишу? Да как объяснить, что я пишу, чтобы не испугать вас?»
– В основном психологические триллеры. Иногда с элементами мистики.
– Интересно! А как началось ваше писательство? – с наигранным интересом спросила девушка в серебристом платье.
«Интересно», – подумал Джордж. – «Люди всегда так говорят, когда не знают, что сказать».
Он пожал плечами, избегая прямого взгляда.
– Случайно. Хотя, наверное, так говорят все.
Он замолчал, чувствуя, как в груди нарастает знакомая тяжесть. Он не любил говорить о себе, но продолжил. Слова будто сами рвались наружу.
– Я начал писать, когда… понял, что реальность иногда становится слишком шумной.
Девушка в серебристом немного нахмурилась.
– Шумной?
Джордж кивнул, и его взгляд на мгновение стал пустым. Шум. Постоянный, настойчивый. Голоса, которые невозможно заглушить. Реальность становилась вязкой, как густой туман, и единственное, что помогало, – это писать.
– Да. – Он слегка улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. – Когда все выходит из-под контроля, я беру ручку и создаю свою реальность.
– И что это за миры? – осторожно спросила девушка в розовом.
Джордж на секунду замер. Миры? Они были больше, чем просто мирами. Это были лабиринты, в которых он терялся, но при этом чувствовал себя дома.
– Миры, где герои борются со страхами, сталкиваются с неизведанным, с тем, чего боятся больше всего. – Его голос стал чуть тише. – Иногда это помогает и мне. Но иногда… – Джордж сжал пальцы. – Иногда эти миры затягивают меня сильнее, чем я хотел бы. Бывает, что я не уверен, где заканчиваются их страхи и начинаются мои.
Девушка в серебристом внимательно посмотрела на него.
– Кажется, вы не просто пишете. Вы живете этими историями.
Джордж задумался. «Да, иногда кажется, что я живу только там. Реальность слишком жестокая и неустойчивая. В моих книгах я хотя бы знаю правила игры. Здесь же…»
– Когда я пишу, мне легче дышать, – сказал он, глядя на поле битвы, окутанное туманом.
Туман, как и в его снах. Переход между двумя реальностями.
– Писательство как терапия? – спросила девушка в розовом.
Ее голос звучал мягко, почти осторожно.
Джордж усмехнулся, но в его улыбке не было тепла.
– Или как зависимость. – Он опустил взгляд. – Честно говоря, я не знаю, что будет, если однажды я перестану писать. Может, я просто исчезну. Растворюсь в этом шуме. Или, хуже того, навсегда останусь в одном из созданных миров.
Девушки на секунду замолчали, явно не ожидая такого ответа. Взрыв пушечного выстрела разорвал тишину, но Джордж едва обратил на это внимание. Он снова был в своем мире, где не нужно объяснять себя; где все подчиняется только его правилам.
– Мы обязательно прочитаем вашу следующую книгу, – наконец сказала девушка в розовом с теплой улыбкой.
Джордж кивнул, словно очнувшись.
– Надеюсь, что и вы найдете там что-то для себя. – Он снова посмотрел на поле. – Возможно, найдете то, что я сам пока не могу понять.
Девушки рассмеялись. Над ним? Они ставили на нем клеймо неудачника, закопанного в книгах? Или это был вежливый смех – тот самый, которым люди показывают, что разговор их забавляет? Множество бестселлеров Джорджа не приносили ему уверенности в себе. Люди любили его книги, но не его. «Все всегда смеются надо мной. И они не исключение», – мелькнуло у него в голове.
Чавканье грязи под ногами постепенно стихло, когда они приблизились к месту битвы. Перед ними раскинулись поля, окутанные легким туманом от взрывов пушек. На фоне неба развевались разноцветные знамена. На поле боя были разбросаны реконструированные лагеря и стенды с оружием. Вдалеке можно было разглядеть группы людей в военных костюмах той эпохи. Некоторые из них активно участвовали в сражении, другие просто создавали атмосферу того времени. Девушки быстро исчезли в толпе.
Джорджу казалось, что лица вокруг меняются: будто зрители сменялись людьми из прошлого. На мгновение он заметил мужчину в треуголке и сюртуке, который казался слишком реальным, чтобы быть участником реконструкции. Мгновение спустя фигура исчезла, и Джордж вздрогнул, пытаясь убедить себя, что это просто его воображение.
Джордж вскоре потерялся в толпе. Он не обращал внимания на шумную публику с напитками – колой или пивом – и попкорном в руках. Его полностью завораживал происходящий на поле бой. Он забыл о времени и своем плане добраться до шато до темноты.
– Джордж! – раздался женский голос.
Он начал озираться, но не увидел ни одного знакомого лица.
– Джооордж! – снова позвали его: на этот раз более протяжно.
Джордж снова огляделся, но никого из знакомых так и не увидел. Его взгляд зацепился за девушку на поле битвы, и ему подумалось, что это она звала его; но это была не та, с кем он столкнулся на заправке. Он не знал ее. Впрочем, может, голос звал вовсе не его, а другого Джорджа. Или же это была усталость, подсказывающая, что чем раньше он уедет отсюда, тем быстрее доберется до цели. Он уже потратил больше часа на эту реконструкцию и не мог позволить себе остаться еще и на ужин. Джордж купил хот-дог в палатке с едой, установленной для зрителей, завел «Линкольн» и отправился дальше по маршруту, доедая ужин за рулем.
Оставшуюся часть пути он больше нигде не останавливался. Пейзажи за окном машины чередовались: умиротворенные зеленые поля превращались в живописные холмы, которые уступали место горным пейзажам. Северная прохлада постепенно сменялась теплым воздухом южных регионов Франции. Ему даже показалось, что цвета за окном изменились: по мере того, как он приближался к Провансу, трава становилась все более зеленой, усиливая контраст с тем, что он видел до этого. Казалось, юг Франции был настоящим раем, и Джордж не мог нарадоваться тому, что приближается к цели.
Однако самым сложным оказалось найти само шато. Уже начинало смеркаться, а Джордж до сих пор кружил среди бесчисленных виноградников и различных шато, разбросанных по округе. В конце концов он остановился возле пожилого жилистого мужчины, идущего по дороге.
– Простите, сэр, – обратился он к нему, открыв окно. – Не подскажете, где находится Шато де Дамьен?
Этим человеком был месье Бенишу. В отличие от остальных жителей этого района Прованса, он всю жизнь прожил в одном и том же шато. Мне всегда нравился этот мужчина. Высокий, статный, всегда в пиджаке; если только не слишком жарко – тогда он надевал идеально выглаженную рубашку. На этих рубашках никогда не было ни единого залома. Да, прекрасный мужчина. Жаль только, что женат. Мы с ним всегда ладили, но вот в одном никак не могли сойтись. Он был абсолютно уверен, что Шато де Дамне проклято. А я вот в этом уверена не была. Люди сами создают себе проклятья, а потом верят в них и попадают в их ловушку. Это как верить в то, что если посмотреть в разбитое зеркало, то на тебя обрушатся несчастья. Но нет, в это я точно не верю.
Месье Бенишу мог бы иногда выезжать за пределы Прованса. Ведь он, несмотря на свою образованность и мудрость, до сих пор верит в детские страшилки. Думаю, он услышал историю о Шато де Дамне в детстве и с тех пор ее не забыл. Вы ведь тоже в детстве слышали страшные истории от друзей, правда? Дети любят лезть туда, куда не следует, а обычные запреты их не останавливают; вот для них и придумали легенду, что те, кто входит в Шато де Дамне, не возвращаются. Месье Бенишу, как по мне, стоило бы быть более здравомыслящим человеком.
– Де Дамне? – поправил его мужчина. – Возвращайтесь обратно, а перед перекрестком сверните налево. А вам оно, собственно, зачем?
– Шато теперь принадлежит мне и моей сестре.
– А-а-а, – многозначительно протянул мужчина. – Ну что ж, скатертью дорожка, как говорится.
В его глазах появилось нечто странное, что Джордж не смог распознать.
– Благодарю, – недоверчиво ответил Джордж, сдал назад и развернулся.
– Кстати, отличная машина! – крикнул мужчина ему вслед.
В том взгляде мужчины было не только что-то непонятное, но и что-то тревожное; внутри Джорджа шевельнулся смутный страх. Но этот страх быстро развеялся, когда он наконец нашел шато. Его худшие ожидания не оправдались. Несмотря на заросший сорняками сад, трехэтажный особняк выглядел вполне достойно. Он ничем не отличался от других шато, которые Джордж встречал по дороге. Он припарковал «Линкольн», взял чемодан и сумку с постельным бельем и с интересом направился к шато.
Как будто он вторгся на ее территорию, куда доступ посторонним был строго запрещен.
– Простите, не подскажете, что здесь происходит? – спросил он, стараясь не раздражать женщину еще больше.
– Я что, по-вашему, успеваю все разом? Едва справляюсь с кухней! – Аделаида возмущенно всплеснула руками, продолжая крутиться возле кастрюль. – Мне определенно нужно больше помощников! Это невозможно, такие вечера совсем не по мне! Я люблю семью Дамьенов, но увольте меня, если они не могут нанять еще кого-то!
Она говорила, не отрываясь от работы, а парень рядом с ней все так же искусно управлялся с посудой и блюдами; словно жонглер с десятками предметов.
– Почему в доме столько народу? – не выдержал Джордж, по-прежнему пытаясь не выводить Аделаиду из себя.
– Герцог умер, вот почему! – грубо ответила она, не останавливаясь ни на секунду. – Похороны. А теперь, пожалуйста, месье Марсо, не стойте тут без дела – отнесите это гостям.
Она сунула ему в руки серебряный поднос, доверху нагруженный профитролями, и, не оставив выбора, отправила обратно в зал. Джордж послушно пошел в толпу, где голоса гостей и музыка сливались в нестройный, давящий гул. Взгляды гостей мелькали, как тени, но всякий раз, когда он оглядывался, чтобы встретиться с чьими-то глазами, никто на него не смотрел. Однако это ощущение не исчезало. Смех, льющийся со всех сторон, был слишком громким, слишком резким, и Джорджу начинало казаться, что каждый смешок нацелен на него.
Он прошел чуть дальше, и лица вокруг стали еще более нечеткими; их выражения словно изменялись каждый раз, когда он отворачивался. Кто-то пробормотал что-то за его спиной. Он обернулся, но увидел лишь пару девушек, склонившихся друг к другу. Они тут же расхохотались, и этот смех больно ударил его по нервам. «Они смеются надо мной», – пронеслось у него в голове. – «Они наблюдают за мной, даже если делают вид, что заняты своими делами». Шум зала становился невыносимым. Его взгляд остановился на группе мужчин, стоявших у камина, и он был уверен, что один из них только что указал на него. Теперь уже невозможно было отмахнуться от ощущения, что все в зале следят за ним. Он не выдержал и бросил взгляд на ближайшее зеркало. В отражении он увидел свою фигуру, окруженную другими гостями, но никто не смотрел прямо на него. «Это не я. Это кто-то другой. Или я всегда был таким?»
– Джордж? – послышался голос за его спиной. – Что за черт? Эта Аделаида совсем распустилась! Увольнение по ней плачет! Почему ты делаешь ее работу?
Кто-то выхватил у него поднос с башней профитролей и поставил его на ближайший столик. Это была Жозефина. Выше его на полголовы, с длинными руками и очерченными ключицами, Жозефина была настолько очаровательной, что он на миг потерял дар речи. Ее длинные ресницы касались бровей, глаза сияли настолько ярким голубым цветом, как будто она носила линзы, а кожа казалась тонкой и хрупкой; почти прозрачной. «Она такая красивая, что это даже вызывает некоторое раздражение», – подумал Джордж.
Он хотел было что-то ответить, но Жозефина схватила его за руку и потянула в центр зала. Время в этом месте словно текло иначе. Уже был закат, и солнце, превращенное в золотой шар, почти касалось горизонта. Неожиданно к Джорджу начали подходить люди; пожимая ему руку и приветствуя, они бросали фразы, лишенные особого смысла:
– Какая сегодня чудесная погода!
– Ты слышал последние новости из Парижа?
– Как тебе мой новый костюм?
– Как поживают твои родственники в Лондоне?
– Пробовал этот пирог? Восхитительно!
– Слышал про новое модное кафе на углу?
– Не находишь, что цветы в саду в этом году еще прекраснее?
– Чудесный день для прогулки, не так ли?
– Как здоровье твоей тетушки?
Джордж стоял, словно потерянный в этой толпе. Хотя какое там «словно»? Он действительно чувствовал себя потерявшимся среди круговорота лиц. Никто не обращал внимания на его леопардовый халат и оголенную грудь, что казалось еще более странным. Почему никто не замечал этого? Может быть, потому, что это не имело значения в его собственном безумном сне?
– Джордж? Джордж! – снова запела Жозефина своим звонким голосом. – Ты выглядишь так, будто тебя подменили!
– Кажется, я немного приболел, – ответил он, пытаясь нащупать реальность.
– Я слышала, что ты упал с коня. Это, должно быть, было больно.
– Боли, как таковой, я не чувствую…
– Боже мой! – перебила Жозефина, чуть не вскрикнув. – Это же Антуан де Вильнев! Спрячь меня! Срочно! Он не должен меня видеть!
Она резко пригнулась, прячась за спиной Джорджа, словно ребенок, играющий в прятки. Парень со светлыми волосами и бакенбардами – вероятно, тот самый Антуан – внимательно осматривал зал. Его глаза бесцеремонно пробегали по лицам гостей. На его щеке пылал уже запекшийся порез. Джордж уже видел этого парня. В день, когда он впервые встретил Эммануэля.
– Кто это? – спросил Джордж, оборачиваясь к Жозефине.
Но ее уже не было рядом. Он лишь успел заметить, как ловко она исчезла в толпе.
– Джордж! Рад вас видеть снова! – приблизившись, с легкой ухмылкой проговорил Антуан.
Джордж сразу почувствовал какое-то неприятное, скользкое ощущение от его слов и присутствия.
– Антуан! Какая честь! – сухо произнес Джордж.
Мужчина нахмурился, будто обидевшись. Его холодный взгляд создавал изрядное напряжение между ними.
– Ты и правда с коня свалился? Или решил надо мной подшутить? – резко сказал Антуан; он явно был чем-то встревожен. – Слушай, где я найду эту… как там ее? Сестренку Дамьен, милашку?
– Ирен?
– К черту Ирен! Где Жозефина, спрашиваю? – раздраженно продолжил Антуан, не скрывая своего недовольства.
– Понятия не имею, я ее не видел, – соврал Джордж, надеясь, что ответ прозвучал достаточно убедительно.
– Не ври. – Руки Антуана немного дрожали, словно он волновался. – Ты все время вертишься с ними. Не думай, что сможешь провести меня. Я тебя насквозь вижу. Может, ты и способен водить за нос этих девчонок. Но меня за дурака не держи.
Джордж нервно выдохнул. «Это все нереально», – повторял он себе, как мантру. – «Никакого восемнадцатого века. Разве могли тогда так говорить? Их речь была возвышенной, утонченной… А эти говорят, как обычные люди. Нет в их словах величественности, которая была свойственна аристократам того времени. Все это мой вымысел. Джордж, зачем ты решил писать книгу о том, в чем даже не разбираешься?»
– Джордж? – послышался голос Ирен. – О, прошу прощения, Антуан!
– Где твоя сестра? – спросил Антуан теперь уже девушку.
– Если вы про Шанталь, то она где-то здесь, – нервно ответила Ирен.
– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.
Казалось, Антуан вот-вот взорвется от злости и раздражения.
– Джордж, выручай, – шепотом произнесла Ирен.
«Но я…» – хотел было сказать он, но Ирен вдруг резко начала хлопать в ладоши. Голоса стали затихать, и все взгляды устремились на их компанию.
– Уважаемые гости, – громко произнесла Ирен. – Нам очень жаль прощаться с герцогом, и я с трудом сдерживаю слезы, чтобы не утонуть в них. Прошу немного вашего внимания. Наш дорогой, любимейший гость из самой Англии хочет сказать пару слов об ушедшем. Джордж Марсо, прошу.
Все взгляды устремились на Джорджа. Если бы они только знали, что творилось у него внутри в этот момент. Его сердце то ли остановилось, то ли начало биться с такой бешеной скоростью, что нельзя было сосчитать количество ударов. Во рту пересохло. Тишина. Он ждал, что кто-то ее прервет, но никто не осмеливался. Даже музыканты перестали играть. Все смотрели на него. Кого они похоронили? Герцога? Но как его звали? Как говорить о человеке, которого он не знает?
Джордж хотел избавиться от видения и очнуться в пустом шато. Он зажмурился и ущипнул себя. Кто-то в зале прошептал:
Он сошел с ума.
Ирен шмыгнула прочь из зала; за ней, озираясь, последовал Антуан.
– Добрый вечер, господа… – Его голос прозвучал сухо и чуждо; он прочистил горло и попытался продолжить. – Сегодня… Да, сегодня мы прощаемся с герцогом. Кем он был для нас? Знаете, я долго размышлял об этом и пришел к выводу, что… в сущности, мы все не знаем, кем он был. Он был тенью. Фантомом, который ходил среди нас. Вы его видели? Я – нет.
Гости начали обмениваться недоуменными взглядами, но Джордж уже не мог остановиться.
– Да-да, герцог. Человек, который, как говорят, был среди нас, но… не был ли он просто отражением нас самих? В нем была… пустота, которую мы заполняли. Он был зеркалом, господа. И в этом зеркале мы все видели то, что хотели видеть.
Джордж резко поднял руку, словно подчеркивая свои слова, и зал замер в тревожной тишине.
– Кем он был для вас? Кем он был для меня? – Джордж рассмеялся, и этот смех прозвучал, как эхо. – Если бы я знал. Да, кто-то скажет: «Он был другом». Другом? Но разве можно дружить с ветром, с туманом? Это был герцог. Он был всем и ничем одновременно.
Он начал ходить взад-вперед, все глубже погружаясь в свой монолог.
– Сегодня мы хороним не просто человека. Мы хороним идею. Идею того, что можно что-то знать наверняка. Что можно увидеть суть. Но герцог… Он был слишком хитроумным. Он показал нам всем, что жизнь – это просто игра. – Джордж остановился и посмотрел на всех обезумевшими глазами. – И теперь мы все проиграли.
Гости начали переглядываться; некоторые даже тихо хихикнули от неловкости.
– Он был как пустота в центре шато. Как скрип пола под ногами, который вы не замечаете. Он был везде и нигде. А теперь его нет. Мы должны об этом скорбеть? Или… может быть, мы должны отпраздновать этот момент? Ведь признайтесь, господа, разве не легче, когда исчезает то, что вы не могли постичь? Разве не легче, когда уходит то, что всегда было иллюзией?
Джордж поднял бокал с вином; его рука дрожала.
– За иллюзии, господа! За миражи, которые мы все так отчаянно создаем! За пустоту, которая наконец-то нас покидает! За герцога, которого не было! И которого мы будем помнить, как самое прекрасное, чего никогда не существовало.
В зале царила звонкая тишина. Все смотрели на Джорджа. «О чем сейчас шла речь?» – этот вопрос читался на лицах многих собравшихся.
– Поднимем бокалы? – повторил Джордж.
Все неохотно послушались. Кто-то схватил его за руку и потащил прочь из зала. Когда уже этот сон закончится? Он оказался на улице вместе со старшей сестрой. Было уже свежо, вечер окутывал прохладой, а в воздухе летали комары. Из глубины сада доносилось тихое стрекотание сверчков, смешиваясь с редкими всплесками воды из мраморного фонтана, стоящего где-то в тени. Аромат влажной земли и цветущего жасмина окутывал и впитывался в кожу.
– Шанталь, разве ты не уехала, как и Эммануэль? – удивился Джордж.
– Я уеду на некоторое время.
От Шанталь пахло тонким ароматом вина, но она оставалась такой же собранной, как всегда: спина прямая, словно натянутая струна, макушка тянется к небу, к звездам. Строгая, но очаровательная. Джордж видел ее всего второй раз в жизни, но уже с нетерпением ждал третьей встречи. Как глупо! Образ с картины из тайной комнаты ожил – и теперь сводит его с ума. Ее платье едва слышно шуршало, когда она поворачивалась, а в глазах отражался лунный свет, делая их почти прозрачными.
– Ну и глупость ты сморозил в этой речи. Теперь о вас разное будут говорить.
– Пускай. Думаешь, это было настолько плохо?
– Катастрофа, но мне понравилось. – Шанталь улыбнулась; ее улыбка была зажатой, но все равно обаятельной. – Расскажи, что ты думаешь о моих сестрах.
– Честно, я еще не успел с ними толком поговорить. Красивые девушки.
Шанталь слегка приподняла одну бровь, и ее губы дрогнули в короткой усмешке.
– Как это не успел? – Она посмотрела на него со смесью иронии и ехидства.
– После того как я упал с коня, я мало что помню, – попытался объясниться Джордж, используя факт, которого сам не помнил.
– Понимаю. – Ее улыбка стала чуть шире, но взгляд оставался проницательным, почти изучающим.
Ее присутствие было одновременно пугающим и завораживающим. Как будто каждый ее жест, каждый взгляд скрывал загадку, которую он хотел разгадать. Очаровательная девушка. Почему другие мужчины этого не замечают? Или замечают, но она просто никому не отвечает взаимностью?
Из глубины сада донесся легкий шорох, будто кто-то осторожно ступал по траве. Джордж обернулся, но увидел только движение теней под деревьями.
– Кем был тот мужчина, который искал Жозефину?
– Антуан? Ее очередной ухажер. Вот почему мы хотели, чтобы ты присматривал за девочками. Они профессионально попадают в передряги.
Джордж взял руку Шанталь в свою и поцеловал тыльную сторону ее ладони. Если все это не закончится, то пусть хотя бы будет интересно. Ее кожа была холодной и гладкой. Он на мгновение задержал губы на ее запястье, ловя едва ощутимый пульс.
Она слегка нахмурилась, но не отдернула руку. Ее взгляд был сосредоточен на его лице, словно она пыталась понять, насколько далеко он готов зайти.
– Пожалуй, нам лучше вернуться в шато. Если нас кто-то увидит вместе, поползут слухи. А это нам точно не нужно, – произнесла Шанталь
Слухи. Именно это его и пугало.
– Почему ты этого боишься? – спросил он, стараясь казаться невозмутимым, но в его голосе прозвучала неуверенность.
– Джордж, ты не понимаешь, что значит жить здесь. – Она сделала шаг ближе, и ее голос стал серьезным. – Наш дом, наша семья – все живут слухами. Это оружие, которое используют безжалостно.
Она перевела взгляд на фонтан, откуда доносился тихий всплеск воды.
Джордж ощутил, как его снова охватывает паранойя. Шанталь не хотела, чтобы их застали вместе, но почему? Она говорила о слухах, как о смертельном оружии, но кем он был для нее на самом деле? Он ничего не знал о себе. Эта легенда о падении с коня – не слишком ли она удобна? А что, если вся его жизнь здесь – тщательно продуманная ложь?
«Я зависим от нее». Эта мысль заставила его похолодеть.
«Она моя путеводная нить. Если я потеряю ее, я утону в этом хаосе».
Он больше не был уверен, что контролирует хоть что-то. Ее просьба оставаться незамеченным теперь казалась не просто предостережением, а приговором: если их застанут вместе, его разоблачат. В этом саду он не был мужчиной. Он был мальчишкой, который боялся нарушить правила игры, которой не понимал. Он цеплялся за руку взрослого, боясь потеряться.
– Слухи могут уничтожить тебя быстрее, чем любое реальное обвинение, – продолжила она. – Твоя репутация здесь – это все, что у тебя есть. Если кто-то решит, что между нами что-то есть, тебя не просто осудят. Тебя начнут отторгать. Будут смотреть на тебя, как на чужака, который пришел разрушить порядок вещей.
Джордж почувствовал, как от ее слов по спине пробежал холод.
– Но почему? Я ведь не делаю ничего плохого.
Шанталь горько усмехнулась.
– Это не имеет значения. – Она взглянула ему прямо в глаза, и ее лицо в лунном свете показалось еще более строгим. – Понимаешь, Джордж, в таких семьях, как наша, все строится на балансе власти. Каждое слово, каждый шаг могут изменить этот баланс. Если кто-то решит, что ты используешь меня, чтобы получить выгоду, это вызовет цепную реакцию. Даже наши родители не станут нас защищать. Ты понимаешь?
– Да, – прошептал он, ощущая, как гулкое беспокойство наполняет его грудь.
Их снова окутала тишина сада, нарушаемая лишь редкими всплесками фонтана и стрекотом сверчков. Джордж ощутил, что сад будто дышит вместе с ними.
– Пойдем, – наконец произнес он, и его голос стал немного тверже. – Ты права. Никто не должен видеть нас вместе.
Прежде чем войти в дом, Джордж бросил взгляд на дерево у дороги. Сейчас оно казалось ему совсем иным, невысоким. Он нахмурился. Когда он приехал, дерево казалось огромным, раскидистым, почти угрожающим своей массивностью. Теперь же его ветви едва доходили до середины окон шато. Джордж провел ладонью по лицу, словно пытаясь стряхнуть это странное ощущение.
«Может, это усталость? Или просто игра теней?» – подумал он, но тревожный холодок пробежал по спине. Что-то в этом месте не давало ему покоя. Шанталь, уже направившаяся в дом, обернулась, заметив, что он задерживается.
– Джордж? – Ее голос звучал мягко, но в нем чувствовалось нетерпение. – Что-то не так?
– Нет, все в порядке, – отозвался он, но глаза все еще были прикованы к дереву.
Оно выглядело совсем иначе, чем он запомнил. Наконец он отвел взгляд и направился следом за Шанталь, пытаясь убедить себя, что ему это лишь почудилось.
Глава 8
– Проснись! – разбудил его женский голос.
Джордж открыл глаза и зажмурился от ярких лучей, заполнивших все пространство. Ирен сидела на письменном столе, болтая ногами в воздухе.
– Почему ты здесь? – сонно спросил Джордж.
– Не могла дождаться, когда же ты наконец проснешься. Не терпится с тобой поговорить.
– О чем же? – Он приподнялся на локтях и осмотрел девушку.
На ней было желтое атласное платье, а на ее голове – очаровательная шляпка.
– О всяком разном. Например, о Шанталь. Она спрашивала тебя обо мне?
– Я не помню. После того, как я упал с коня…
– Это и было после! – нервно перебила его Ирен. – После того как ты упал, вы говорили, и не раз!
– Речь шла о других делах, – попытался соврать Джордж.
– Нет у тебя никаких других дел! Можешь хотя бы мне не врать?
Джордж ощутил неожиданное давление. Перед ним стояла другая Ирен – не та простушка, которую он видел прежде. Сейчас в ее лице проявлялось что-то большее: не просто хитрость, а проницательное понимание происходящего.
– Она говорила тебе, что я еще юна и глупа? Конечно, говорила! Это не так, Джордж. Абсолютно не так! – Ирен была взволнована; ее голос звучал напряженно. – Ты знал, что у нее еще никогда не было мужчины? Это Шанталь юна и ничего не смыслит в этом мире! Как же меня раздражает, что со мной никто не хочет считаться. Все думают, что я еще маленькая девочка и ничего не понимаю. Но я все понимаю, Джордж! Абсолютно все!
Джордж ощутил, как реальность снова начала расплываться. Его голова загудела, и мир вокруг стал ненадежным, как зыбучий песок. Он не знал, чему верить, и это ощущение усиливалось с каждой минутой.
– Ирен, – робко начал Джордж. – Почему ты мне доверяешь? Почему ты сейчас говоришь это мне?
Ирен хмыкнула и начала расхаживать по комнате, крутя на шее ожерелье.
– Я и сама не знаю. В этом доме ко всем относятся, как к детям. Это так надоело. А ты, я знаю, видишь во мне не только ребенка. Ведь так?
Джордж замялся. Мысли путались так, словно угодили в вязкий туман.
– Я даже не знаю, что сказать. Вероятно, это так. Ты прекрасная девушка, Ирен.
Не обращая внимания на его слова, Ирен пыталась украдкой прочитать текст на листке бумаги, лежащем на столе.
– Я слышала от Жозефины, что вы с Шанталь были вдвоем в саду вчера вечером. Я ничего не хочу этим сказать. Это твое дело, с кем, когда и где находиться. Просто будь немного аккуратнее. Здесь слухи разлетаются быстро, особенно если источник этих слухов – моя сестра. Часто то, что она говорит, неправда. То, что она видит, не всегда реально. И наоборот.
Голос Ирен звучал снаружи, а голос Жозефины – у него в памяти, и он не знал, которому верить.
Ирен вышла из комнаты, неслышно закрыв за собой дверь. В голове Джорджа зазвенело; его словно пронзило озарением. То ли он говорил это вслух, то ли этот голос лепетал лишь у него в голове: «Нужно закончить книгу и уехать отсюда. Жозефина слишком много болтает. Шанталь не так проста, как кажется. Ирен еще совсем ребенок, ей нельзя верить. Никому здесь нельзя верить. Слухи тут разлетаются мгновенно, а слухи о Шанталь распространяются особенно быстро. Не все, что ты видишь, является правдой. И наоборот: не все, что является правдой, ты можешь увидеть. Ирен уже не ребенок. Она знает больше, чем другие. Доверься Ирен. Не доверяй остальным. У Шанталь проблемы с доверием. Шанталь что-то скрывает».
Раздался стук в дверь. Джордж подошел, чтобы открыть. Жозефина стояла у двери. У нее были румяные щеки, а глаза слегка поблескивали. «Она и вправду самая красивая из Дамьенов», – еще раз отметил Джордж, и от этого по его телу даже прошел неприятный холодок. Красивым людям сложно доверять. В них есть что-то такое, чего нет в остальных, и только эти люди знают, что же это на самом деле.
Хотя красота считается относительной и субъективной величиной, все же не будем отрицать, что люди так или иначе делятся на красивых и некрасивых. Никто не полюбит человека за его душу, если его лицо, мягко говоря, не соответствует стандартам красоты. Можно бесконечно говорить, что каждый человек прекрасен по-своему, но не будем забывать, что кто-то все-таки красивее остальных, и человечество никогда не достигнет равноправия между всеми. «Равноправие ради равноправия» – это лозунг, который на первый взгляд кажется благородным и справедливым. Но мы никогда не будем равными. Даже если все законы человечества действительно будут переписаны, и все встанут на одну ступень на лестнице равноправия, кто-то все равно окажется выше: в силу своего роста. Я никогда не была красоткой, и в этом деле, уж поверьте, за свою жизнь я успела разобраться – как и во многих других вещах, в которых красивым людям разбираться не приходится. Например, как оплатить счет ремонтнику, который моей соседке ту же работу сделал бесплатно, а с меня требует четыреста евро! Я уверена, в мой счет он включил и работу для соседки.
– Не желаешь прогуляться по саду? – спросила Жозефина, войдя.
Джордж согласился, хотя в душе был расстроен, что не продолжит писать книгу в порыве вдохновения. «Джордж, ты должен написать книгу», – гудело в его голове.
Они вышли в сад.
– Мы давно не говорили с тобой, – произнесла Жозефина. – Ты стал отдаляться. Раньше мы так много времени проводили вместе.
«Раньше». Разве это «раньше» и вправду существовало? Джордж пытался что-то вспомнить, но воспоминания были словно затянуты туманом.
– Ты знаешь, после того как я упал, я плохо помню некоторые вещи.
Жозефина шла молча, будто давая ему шанс сказать все, что он хотел. Его внутренний мир снова начал шататься.
– Я могу тебе задать один вопрос?
– Конечно, говори, – улыбнулась она; в ее глазах мелькнуло любопытство.
– Как долго я уже здесь, в этом шато? – Джордж сказал это вполголоса, будто кто-то мог их подслушать.
Снова это ощущение неустойчивой реальности. Он не был уверен, сколько времени прошло, и понимал, что теряет контроль над мыслями.
– Кажется, ты приехал к нам в марте, – задумчиво произнесла она. – Да, точно, это был март. Тогда еще было холодно. Ты приехал с нашими родителями из Парижа, чтобы заняться здесь кое-какими делами.
– Да-да, конечно, в марте. – Джордж заметил, как неохотно Жозефина рассказывала о его прошлом, и решил перевести тему, чтобы не вызвать лишних подозрений. – Что это был за навязчивый парень вчера с тобой?
– Антуан? – оживилась она. – Один из моих ухажеров. Нелепо, правда? Он почему-то решил, что имеет право меня преследовать. Я всего лишь пару раз провела с ним время. Неплохой парень, должна сказать, но его чрезмерная назойливость…
– Он тебя обижал?
– О, нет-нет, об этом не беспокойся. Обидеть меня едва ли кто-то смог бы. Вчера он пытался что-то мне сообщить.
Они остановились у арки, оплетенной дикими розами. Аромат цветов смешивался с прохладным вечерним воздухом, создавая иллюзию спокойствия, но Джорджу спокойно уж точно не было.
– Что же он пытался сообщить?
Жозефина несколько мгновений размышляла, стоит ли говорить то, что крутилось у нее на языке. Она очень хотела поделиться, но что-то ей мешало.
– Расскажи мне, чем ты занимаешься целый день в своей комнате? – Жозефина все же решила не отвечать на вопрос.
– Я? – Джордж опешил; он был уверен, что все здесь знают, чем он занимается.– Я пишу книгу.
– Книгу? Ты хочешь стать великим писателем, чтобы все женщины были от тебя без ума?
Они продолжили идти в глубь сада. Джордж почувствовал, как его шаги становятся механическими, а мысли уплывают вдаль. Чтобы женщины были от него без ума? Эти слова казались ему такими чуждыми.
– Это, конечно, громко сказано: что женщины непременно будут без ума от писателя, – тихо произнес он, больше для себя, чем для Жозефины.
Он никогда не писал ради славы. Никогда не мечтал о толпах поклонников, ждущих его автографа, или о титуле «великого». Писательство было чем-то гораздо большим, чем просто ремесло или способ привлечь внимание. Это была его единственная гавань, его спасение.
Слова не требовали от него ничего взамен. Они не осуждали, не отвергали. На страницах своих историй он мог быть кем угодно, чувствовать себя в безопасности. Для него это был акт выживания. Даже сейчас, когда он шагал по саду, не понимая, что из происходящего вокруг реально, а что – лишь плод его воображения, мысли о книге успокаивали его.
– Я пишу не ради женщин, Жозефина, – сказал он наконец: мягко, но с твердостью в тоне. – Я пишу, чтобы не сойти с ума.
Жозефина посмотрела на него с легким недоумением, будто ожидала шутки или легкомысленного ответа. Но заметив выражение его лица, она решила отшутиться сама:
– А, я поняла. Ты хочешь произвести впечатление на Шанталь? Думаешь, ты ей понравишься, если напишешь книгу?
Разговор заходил в тупик. Шанталь? Почему все придают их общению такое значение? Хотя наверное, сам себе Джордж соврать не мог. Хоть он чаще и был в окружении очаровательных Ирен и Жозефины, Шанталь привлекала его куда больше. В ее строгости было что-то притягательное. Джордж хотел быть тем, кто заставит ее впервые в жизни ослабить хватку и побыть просто женщиной. Хотя женщиной она была и так.
«Нужно написать книгу», – снова раздалось в его голове, и он почувствовал легкое головокружение.
– Куда уехал Эммануэль? – перевел тему Джордж.
Их разговор больше напоминал игру в пинг-понг, где теннисный мячик то и дело летел мимо стола, и приходилось всякий раз доставать из кармана новый.
– Нас он в такие вещи не посвящает. Разве он не рассказал об этом тебе, когда просил присмотреть за нами? Ой, я же хотела сделать вид, будто не знаю об этом. – Последнюю фразу она сказала наигранно, явно не считая, что действительно должна была делать какой-то вид. – Они с Шанталь всегда чем-то занимаются. Если честно, меня это не особо интересует.
Они дошли до конца сада и повернули обратно к шато. Дорожки были заросшими травой и щекотали ноги. Джордж смотрел на шато, но сейчас оно казалось ему чужим, словно он никогда здесь не был.
– Наш садовник совсем обленился. Скажи, Джордж, ты же считаешь меня привлекательной?
– Несомненно.
– Тогда почему я еще не замужем? – с грустью выдохнула она.
– А ты бы хотела замуж?
– Конечно, каждая женщина хочет замуж. Каждая, кроме Шанталь. Ведь в этом смысл жизни.
Джордж почувствовал, как сердце сжалось. Ему стало сложно дышать, и мысли снова начали путаться. «Смысл жизни»… Но чей? Их или его?
«Такая красивая девушка, а смысл жизни видит только в замужестве», – подумал Джордж. – «Хотя в молодости я тоже считал, как Жозефина, позже я пришел к осознанию, что принадлежать лишь самому себе гораздо лучше любых отношений – даже если это отношения с человеком, которого ты действительно любишь. Как же жаль, что я понял это только в… Не хотел бы я выдавать свой возраст. Кто будет меня слушать, когда его узнает? Но все же ценить одиночество я начал только после смерти жены».
– Кстати, после той речи на поминках все только о тебе и говорят! – снова перевела тему Жозефина.
Звонко рассмеявшись, – это звучало, словно музыкальный перелив, – она побежала в сторону шато.
…Недосказанность, переживания и взбалмошность их разговора в ближайшие дни перенеслись на бумагу под чутким руководством пера Джорджа. Он был доволен сюжетом. Писать о семье, о которой никто ничего не знает… писать потому, что только ему оказались доступны дневники со всеми их тайнами и историями… Это оказалось ему на руку. Джордж впервые за долгое время ощущал такое возбуждение при написании книги. Его мысли лились быстрее, чем рука успевала писать. Когда он с удивлением думал, что всего за последние два дня написал около ста листов, его мысли прервал звонок Зои.
– Как продвигаются дела в шато? – спросила она.
– Работы немало, да и борьба с крысами оказалась не такой уж простой. Кажется, в стенах дома построен целый крысиный город.
– Что это за музыка?
– Музыка? Какая музыка?
– У тебя так громко играет музыка на фоне. Ты что-то слушаешь?
Джордж устремил внимание на звуки. Вокруг и вправду играла музыка, а также слышался женский смех. Он не помнил, чтобы включал музыку. Откуда она?..
– Ах да, музыка… Я тебе позже перезвоню.
Джордж сбросил звонок и направился вниз по лестнице. Музыка усиливалась.
– Джо-о-ордж! Неужели это ты?! – раздался женский голос.
Он посмотрел в сторону голоса и увидел девушку в зеленом платье из невесомого тюля, полностью обшитого перьями. Она была рыженькой, а вся ее кожа была усыпана веснушками.
– Мы знакомы? – смутился он.
– Джордж! Ну ты и глупец! Ай-яй-яй, Джордж! Обижаешь меня! А когда ты ночевал у меня, ты такие вещи мне говорил! Ну ладно, не будем об этом. – Она подхватила его под локоть и повела в гостиную, откуда доносился шум. – Девочки, к нам хочет присоединиться Джордж!
Он огляделся вокруг, и его сердце замерло. Музыка, смех, свечи – все это казалось нереальным. «Это снова происходит», – подумал Джордж, осознавая, что граница между реальностью и видением стирается.
В зале было множество девушек в цветных платьях, обшитых перьями, стразами и пайетками. Яркие наряды сияли в свете свечей. На столах стояли разноцветные сладости, и повсюду были расставлены бутылки шампанского и фужеры. Увидев его, девушки весело завизжали и устремили внимание на него. Среди них были и Ирен с Жозефиной. Одна из девушек в голубом платье подошла к Джорджу и протянула ему бокал шампанского. В центре зала на большом круглом столе были разложены карты Таро и стоял хрустальный шар. Две девушки сидели возле него: одна делала расклад, а другая весело задавала ей вопросы, порой даже непристойного характера. Девушки облепили Джорджа, словно мухи. Все они были пьяны, и каждая хотела пообщаться с ним: кто-то заигрывая, а кто-то – видя в нем друга, которому можно излить душу. Он чувствовал себя стесненным со всех сторон, и в его душу начало закрадываться легкое беспокойство.
– А теперь очередь Джорджа! – громко сказала одна из девушек, схватила его под локоть и усадила за стол с картами. – Лили хочет сделать для тебя расклад.
– Не то чтобы я люблю предсказания… – Он посмотрел на Лили: темноволосую девушку, сидящую за столом с хитрой и довольной ухмылкой.
– Джордж, дорогой, разве ты не хочешь знать свое будущее? – поинтересовалась Лили.
Девушка была явно навеселе, а расклад Джорджа остальных девушек заинтересовал куда больше, чем расклады подруг. Его взгляд встретился с глазами Жозефины, которая стояла позади Лили и внимательно наблюдала за происходящим. В ее взгляде он уловил нечто странное, словно предупреждение.
– Ну что ж, начнем! Сосредоточься на картах, Джордж.
Столько внимания и вздохов вызывал этот ритуал, что Джордж решил не сопротивляться. Он глубоко вдохнул, пытаясь унять нарастающую тревогу.
– Ну что ж, начнем, – произнесла Лили.
Достав первую карту, она замерла и не спешила класть ее на стол. Джордж перевел взгляд на Жозефину и заметил, что она побледнела. Лили рассмеялась, но Джордж заметил, как она незаметно спрятала карту с изображением Повешенного.
– Кажется, ты не сосредоточился на картах, дорогой, – произнесла девушка и снова начала перемешивать колоду.
Она достала новую карту и положила ее на стол.
– Семерка мечей, – задумчиво произнесла Лили. – Смею признать, карты о чем-то тебя предупреждают.
– О чем же? – с усмешкой спросил Джордж.
Хоть он и не верил ни в какие оккультные науки, все же значение карт его насторожило. Это всего лишь игра, или же в этом есть нечто большее?
– Хотя знаешь, кажется, она выпала перевернутой…
Девушка не успела договорить, как в зал вошел еще один гость. Все устремили внимание на него. Это был высокий мужчина с широкими плечами и квадратным лицом. Его появление вызвало волну смеха и шуточных возгласов. Девушки радостно приветствовали его, но Ирен и Шанталь переглянулись с явной неприязнью.
– Дамы, прошу прощения за столь неожиданный визит, хотя, как я заметил, я не единственный мужчина на вашем мероприятии.
Он вальяжно прошел в центр комнаты, ни на кого не посмотрев; так, словно никто не заслуживал его взгляда. Взял со столика бокал, он налил в него шампанского и сделал глоток. Все это время девушки внимательно наблюдали за его действиями.
– Раз уж я здесь, я бы хотел поднять бокал за прекрасных хозяек этого вечера! За Жозефину и Ирен!
Его взгляд был обращен исключительно к Ирен. Это вызвало волну шепота.
– Знаешь, кажется, на сегодня я исчерпала все свои силы, а картам нужно отдохнуть, – произнесла Лили и начала нервно прятать карты в шкатулку.
Ирен направилась в сторону Жозефины, а мужчина последовал за ней.
Возобновились шум и музыка. Девушки как ни в чем не бывало начали танцевать, и с их одежды стали отлетать перья, кружась в воздухе. Джордж воспользовался моментом и подошел к Лили, чтобы полушепотом спросить:
– Кто этот мужчина?
– Я не особо с ним знакома, но кажется, это Даниэль, друг Эммануэля.
Девушка смотрела на него робко, явно из-за чего-то нервничая. Джордж хотел было отойти и направиться к Жозефине и Ирен, как вдруг Лили схватила его за рукав.
– Я лишь хотела сказать кое-что о тех картах. – Она не была уверена в каждом слове, но желание предупредить его было сильнее. – Карты хотят тебя предостеречь. Оградить от обмана или угрозы.
Джордж знал, что на этом не все, и внимательно смотрел на взволнованную Лили.
– Ходят слухи, будто Даниэля подозревают в шпионаже. Возможно, он собирает информацию для врагов семьи Дамьен.
– Неужели Эммануэль об этом не знает? – встревожился Джордж.
– Видимо, он так вошел в доверие… А с другой стороны, Джордж, это всего лишь слухи, а карты – всего лишь карты…
– Думаешь, он хочет воспользоваться девушками?
Джордж начал говорить чуть громче и тут же испугался, что кто-то мог их услышать, но все вокруг были увлечены танцем.
– Прости, Джордж, я больше ничего не могу сказать тебе. – Лили пожала плечами и направилась к подругам.
Спустя несколько минут Джордж тоже успел выпить немного шампанского, развеселиться и забыть о неприятном предсказании. Он время от времени бросал взгляд на Ирен и Жозефину, но те занимались тем же, чем и остальные девушки: весело проводили время.
В какой-то момент Даниэль и Ирен уединились у камина, где они обменивались загадочными взглядами и шепотом что-то обсуждали. Джордж, наблюдая за ними издалека, почувствовал нарастающее беспокойство. Он заметил, что Даниэль передал Ирен небольшой ключ и брошь, которую прикрепил к ее платью.
Уже через несколько минут у камина собралось больше людей, и началась игра в загадки. Как может детская игра с глупыми загадками оказаться веселым развлечением на вечеринке с шампанским?.. Это больше было похоже на бессмыслицу. Джордж был следующим после Ирен. Он стоял в стороне, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Что-то в поведении Даниэля и Ирен вызывало у него тревогу. «Может быть, предсказание Лили – не просто пустые слова?» – думал он. Но атмосфера праздника мешала сосредоточиться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/larisa-serbin/shato-de-damne-71371243/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.