Вектор обратного времени
Вектор обратного времени
Андрей Звонков
Продолжение цикла "Проект "Вектор", Меня зовут Алексей Зорин, я врач "скорой", женат. Жду рождения сына. На дворе 2053 год. Жизнь размерена и спокойна. Это начинает раздражать. После десятка лет подпольной работы по координации группы "Арестея", которой командовал отец, тихая жизнь не по мне. Но отец умер, перед смертью группу он приказал закрыть и жить интересами семьи. Моя жена, майор ФСО, по причине беременности переведена работать в первый (секретный) отдел государственного военного архива. Видя мои страдания, она предложила поучаствовать в разборе секретных исторических документов вместе с аспирантом кафедры Петровым. Собирая для диссертации материалы по партизанскому движению в районе Демянска в 1942-43 годах мы с аспирантом выяснили, что один из отрядов – попаданцы из будущего. А это значит, что кем-то когда-то был или будет раскрыт механизм перемещения во времени. Теперь я должен выяснить – кто это сделает и когда?
Андрей Звонков
Вектор обратного времени
"Нельзя разделять Время и Пространство, – ответил на его возражение Ярроу. – Двигаясь назад во Времени, ты движешься в Пространстве вместе с Землей".
А.Азимов "Конец Вечности".
Часть 1. Странные совпадения
Лекарство от скуки
В киберкостюме моей жены включился алгоритм материнского инстинкта. Я писал программу для него, используя готовые поведенческие блоки, лишь немного их корректируя, и весь архетип Дианы соответствовал комбинации прототипов героинь комиксов Марвела «Чудо-женщина», «Черная вдова», «Женщина-кошка», «Призрак в доспехах» и «Алита». О том, что в этих прототипах скрыты материнские инстинкты мне и в голову не приходило.
А мой Зуд, с которым у Дианы большая кибернетическая любовь, мне докладывал после каждого ультразвукового исследования, как обстоят дела в организме моей жены, и что происходит с будущим ребенком. Во время исследований Валентине не было необходимости снимать Диану, достаточно было расстегнуть ее, поэтому киберкостюм становился невольным свидетелем исследования, мало того, он еще и снимал биопотенциалы с мозга жены, интерпретируя ее эмоции. Так что радость от информации, как растет наш общий детеныш удваивалась, а после трансляции этих событий Зуду – утраивалась.
От дружного сюсюканья и слащавости киберсьютов меня – врача «скорой», начинало поташнивать, и я просил костюм избавить от подробностей, угрожая переписать алгоритм и снизить коэффициент заботливости и рефлексии.
Сентиментальный Зуд обвинял меня в черствости, отсутствии отеческой нежности и ласки. Он говорил укоризненно:
– Ты же врач, отец! Ты понимаешь, какое это чудо – рождение человека? Что можем мы с Дианой? Проект костюма для твоего сына сочинить? И мы это сделаем! Это будет самая безопасная в мире оболочка!
– Боже мой, Зуд, ну зачем? Раньше хотя бы пяти – семи лет киберсьют ему не понадобиться. Разве что кокон. А потом каждый год мне выращивать новый? Да я разорюсь на его шмотках?! Мы купили универсальную кибер-коляску и этого достаточно пока.
– Ты – жадный, ты его не любишь?! – «рыдал» киберкостюм.
А мне поначалу было смешно, но постепенно эти «сладкие слюни» всё больше раздражали. Я приказывал «прекратить размазывать сопли»!
Зуд на время успокаивался, до следующего визита Валентины в женскую консультацию.
– И растет ребенок там, не по дням, а по часам! – декламировал мне Зуд, показывая снимок растущего Юрки, – какой он хорошенький! – в голосе костюма явно звучали интонации волка из мультфильма «Волк и теленок». Зуд вообще не стеснялся воровать голоса известных актеров, для яркости выражения эмоций.
– Хватит, шкура, я тебя отключу. Все идет по плану, как природой установлено. Нормальный ребенок будет.
– Это наш ребенок, – уточнял Зуд, – понимаешь, наш!
– Ты-то тут при чем? – смеялся я, – Ты в кладовке стоял со своей Дианой в обнимку, пока я трудился, можно сказать, в поте лица.
– А мы мысленно были с вами, – бурчал Зуд, – мы же с Дианочкой это – как бы, вы. Вот ты знаешь, как ощущается ваша любовь в биопотенциалах? А мы знаем… это настоящее счастье, радость. Я тебе авторитетно говорю, когда вы с Валей вместе, у вас эндорфинов выделяется в три раза больше, чем когда вы друг без друга… У меня все параметры записаны… Хочешь покажу?
– Бюрократ. Записано у него…
Но, что и говорить, мне было приятно ощущать доброту и заботу даже от киберкостюма.
Я работал как обычно – сутками, иногда Горыныч меня командировал на другие подстанции, подменить старшего врача.
После перезапуска нейросети «Дума-2» в поселке Блазново я несколько месяцев курировал работу набранной мной команды математиков, но мне довольно быстро стало скучно.
Клон Зуда, залитый мной в нейросеть, отлично справлялся с порученным делом. А четырех системных программистов вполне хватало, для коррекций подпрограмм.
Впрочем, я был на связи с Блазновским центром, время от времени обращаясь с различными просьбами к искусственному разуму.
Забавно, но Зуд Блазновский, словно действительно осознавал себя гипермозгом, я чувствовал в его манере общения еле заметные нотки важности. Он как бы снисходил до общения со мной, но никогда не демонстрировал высокомерия, просто вдруг между нами возникла дистанция.
Иногда мне казалось, будто ему надоела админская работа, и он скучает по более динамичной жизни киберкостюма. Правда, где-то там в сервере живет и его любовь – Диана, виртуальная личность киберсьюта моей жены.
Двуединая сущность искусственного интеллекта регулируется моими алгоритмами и моральным кодексом на основе «теории справедливости» Роулза, христианских норм и биосоциологии целой команды разных авторов, в которой немного и я оставил свои соображения по теории симбиоза в эволюции многоклеточных сообществ – как самоорганизующихся систем государственного развития. Потому что у Роулза нет понимания общества, как многоклеточного организма, он видит его лишь как взаимодействие одноклеточных индивидуалистов, вынужденно сосуществующих на одном пространстве. Вот я и добавил своего понимания объективной идеи здравомыслия, как «колониеобрузующего фактора».
Конечно, я не заявлял ни о каком авторстве на эту теорию. У нее хватает авторов среди биосоциологов.
О том, что искусственному интеллекту в Блазново внедрены психотипы мужчины и женщины одновременно я никому не сообщил. Не то чтобы делал тайну, просто мне было лень объяснять всем любопытным для чего я это сделал.
Потому что Зуд попросил загрузить ему личность Дианы. Так что они там теперь вместе развивают и совершенствуют нейросеть.
Каждое утро приходит служебный робокар, на котором Валя ездит на работу в архивное управление на улице Адмирала Макарова.
Незадолго до «дня защитников Отечества» она принесла домой любопытное письмо из МГУ.
Как обычно, забравшись с ногами на диван топлесс, Валентина уложила на колени Буську и чесала ему между ушами. Котик «включил мотор», а Валя позвала меня. Я думал, что-то интересное идет по телеку, но нет.
Пользоваться спортивным киберкостюмом для тренировок я ей запретил, электроимпульсы повышают тонус матки и могут спровоцировать преждевременные роды. А это нам совершенно ни к чему.
Вот она и ходит вечерами по дому неглиже. А я прячусь от нее. Камер в доме нет совсем нигде. Любую бытовую технику, которую нам приходится покупать, я проверяю на жучки и камеры и удаляю их нещадно. Пусть даже и вхожу пресловутые 3 % пользователей-интравертов по мнению искусственного интеллекта, который собирает все данные о россиянах, их поступках и разговорах из этих источников. Даже искусственному разуму я не позволю любоваться обнаженной натурой Артемиды. Это только моя привилегия!
Я читал бумажную книгу, жена и кот смотрели по телевизору канал «Живая природа». Там в он-лайн режиме передавалась трансляция из орлиного гнезда, где мать с отцом – орлы кормили новорожденных птенцов. Самое подходящее развлечение для хищников. Заботливые родители приносили куски мяса, а прожорливые птенцы глотали их.
Как оказалось, работники заповедника специально приготовили для семьи корзины с нарубленным мясом на высоких столбах, чтобы наземные хищники не своровали. В углу экрана периодически включалось окно, показывая орлов-родителей, которые летали за мясом, словно в ресторан. Камеры с микрофонами передавали звуки леса, хлопанье крыльев, клекот.
– Леша, смотри.
Валентина щелкнула пультом, и экран сменился на читалку. Я поднял глаза на телевизор – какой-то документ с печатями и подписями. Буська соскочил с коленей жены с обиженным мрявом: «Ну вот! На самом интересном месте!».
– Лешка, ты помнишь, что рассказывал мне про Демянский котел? Ну, когда мы первый раз ездили на кордон к Савельевым? – уточнила Валя, хотя я отлично помнил ту поездку четырехлетней давности. Как мы мчались по разбитой дороге от Старой Руссы в сторону Порхова на «картофельном» джипе егеря Савельева, я орал слова из «Урал-байкер блюза»: «Гони, Валентина, гони! У тебя зверь, а не машина! Гони!»…
Это было здорово. И хотя нынешние электромобили и квадракоптеры мчатся в несколько раз быстрее, та поездка стала незабываемой, от ухабов, рёва старенького дизеля и запаха жареной картошки. Потому что Савельев заправлял машину подсолнечным маслом. Солярку найти уже непросто.
В пути я Вале рассказал о боях в тех краях, о страшных месяцах зимы и лета сорок второго года и «коридоре смерти», как окрестили фашисты полоску земли, шириной в несколько километров, которую им удалось прорвать в марте сорок второго во время двойного наступления.
Мы сбросили скорость и проезжали самодельные памятники войне – груды искореженного металла, разряженных снарядов и разбитой техники, собранные поисковыми отрядами за сто лет после той войны.
– Естественно, помню, – я присел рядом и включил голосовую авточиталку с экрана, но Валентина ее остановила.
– Погоди, я короче изложу своими словами. Письмо я вывела, просто, как подтверждение моих слов.
– Можно тебя попросить? – прервал я ее.
– Конечно, все что угодно, – она уставилась на меня в ожидании.
– Накинь что-нибудь. А то мне трудно сосредоточиться на словах. Твоя божественная грация реально сводит с ума, и мое внимание не может сконцентрироваться на письме.
– Ну, вообще, я дома могу ходить, как мне нравится? – она притворно фыркнула, но просьбу выполнила. – Ты знаешь, что моей работой сейчас является выяснение соответствия секретности запрашиваемых исторических документов уровню допуска запрашивающего? – бубнила она из платяного шкафа, предоставив мне теперь возможность любоваться другими частями ее тела.
– Догадывался, как только Самсонов сообщил о твоем переводе в архив, – произнес я оценивая округлость ее форм, – будешь много сидеть, утратишь…
– Что? – она выбралась из недр шкафа с куском ткани в руке, – что я утрачу?
– Идеальность форм твоих чудесных бедер, – закончил я мысль, а она опять фыркнула в ответ и вернулась к теме письма:
– Пришел запрос на папки немецких документов по шестнадцатому армейскому корпусу вермахта, который осенью сорок первого занял Демянск и уперся в наши армии у Мясного бора и западнее Валдая.
Она натянула длинную майку, похожую на платье. Или платье, похожее на майку.
Я приподнял бровь и усилил вопросительный вид голосом:
– Это очень интересно. А что, они прямо вот так папками запрашивают или конкретные документы?
– Ты не понял. Историки и студенты запрашивают разрешение, приехать и поработать с документами из этой папки. Я узнала, что папка есть. Даже не одна. А порядка пяти ящиков с папками. Ты по-немецки понимаешь? Эти документы не оцифровывались. Что там в этих папках никто не знает. Рапорта, переписка, радиограммы, отчеты…
– Зуд знает все языки, он поможет перевести. А ты хочешь меня к этому подключить? Что там секретного?
– Не знаю. Они засекречены вообще, как документы. Превентивно, не потому что там есть секреты, а потому что они там могут быть. Ну, я спросила у Лёнчика, достаточно ли твоего допуска для такой работы, он сказал – да. Если тебе интересно, я закажу пропуск в зал спецхрана, можешь приехать и порыться вместе с аспирантом.
Я прищурился. С чего это такая забота о моем досуге?
– Валя, я твою кошачью хитрость вижу насквозь, зачем тебе нужно, чтобы в свободные от дежурств дни я сидел в архиве?
Она погладила себя по «арбузу» под майкой и сказала:
– Срок подходит. Обычно мужики бухают до родов и на радостях после… я не уверена, что ты тоже предашься этой традиции, но мне спокойнее, если буду знать, что вместо коротания вечеров без меня с текилой или коньяком, ты работаешь в архиве. Кстати, с тобой там еще сядет аспирант из МГУ – Василий Петров, который пишет диссертацию по партизанскому движению в Демянском котле. Тебе это интересно?
– Да. Мне это очень интересно! – я обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, – Но ты – намного интереснее. Порой мне кажется, что мы вместе живем уже вечность, и я тебя знаю до каждой клеточки, а порой, ты проявляешь себя совершенно неожиданно, и это мне тоже очень нравится. В старину женихов и невест, а также мужей и жен называли суженые. Не в том смысле, что они узкие… а от судьбы – сужденные друг другу, назначенные судьбой. Согласна?
Валентина кивнула, и вдруг милое лицо ее сморщилось, и она его спрятала у меня на груди.
– Я это сразу, поняла, Лешка, сразу. Ты не понимаешь, но я безумно боялась что ты исчезнешь после того дежурства. Поэтому…
Поэтому, уезжая к себе на оперативку, она произнесла немыслимую фразу без всякого подтекста и намека: «Когда вернусь, я хочу увидеть тебя в моей постели». Вот так, не в квартире, не в жизни… Четко и без инотолкований. А я в тот момент хотел того же. И потом тоже… мы на том дежурстве словно срослись в единый организм. Прошло пять без малого лет… а память возрождает наши чувства, будто все происходило лишь вчера. Мы не часто говорим другу о любви, и это не позволяет девальвироваться значению этого слова.
Любовь – великое чувство и не должно мусолиться в повседневности, покрываясь бытовой пылью. Фраза «Я тебя люблю» – это ключ, открывающий душу навстречу любимому человеку, код от сейфа, но мы же не твердим код каждый день вслух… Эта фраза – генератор комплементарности душ, объединяющий фактор. Ее нельзя превращать в разменную монету, снижая ценность.
– Так что насчет архива? – спросила Валя.
– Я готов покопаться в документах. Будет о чем поговорить с Савельевым предметно. Хотя…
Егерь Савельев, фанат исторических реконструкций событий Великой отечественной войны в тех краях, говорил мне, что партизаны там действовали очень отчаянно и много проводили диверсий и собирали разведданные. А конкретно в самом котле работала третья партизанская бригада, за которой немцы охотились от Демянска до Залучья и до Старой Руссы. Территория, на первый взгляд невелика, болот много, а сухих участков мало… Савельев все-таки лучше знает места западнее Залучья, окрестности Холма, Торопца и Порхова, где располагались армии под командованием фон Лееба. Историк же просит порыться в материалах, касающихся шестнадцатого армейского корпуса, а это уже сам Демянск.
Надо познакомиться с аспирантом. Но почему его так заинтересовала именно третья партизанская бригада?
– Будешь слушать письмо? – спросила Валентина.
– Зачем? Ты все важное сказала, я хочу… завтра у меня сутки, а послезавтра я поеду к тебе на работу. Пропуск заказывай. – Я заметил, что жена еще что-то не договаривает, – и выкладывай все. Что скрываешь?
– Понимаешь, Леша, я надеюсь, что кроме аспиранта, приедет его научный руководитель, и я хочу, чтобы ты с ним познакомился.
– Если приедет, познакомлюсь. Это я могу. А что в нем особенного?
– Дело в том, что это мой отец. Если познакомишься с ним, то мне интересно будет узнать твое мнение об этом человеке.
Она явно волновалась. Лукавства в ее словах и лице я не заметил. Интересно. Вот так, значит, начнется знакомство с ее родителями, для начала с половиной семьи. Любопытно, а как они живут, не зная ничего о дочери? Неужели не интересовались совсем? Вот, еще, почему она так хочет, чтобы я занялся архивной работой!?
– А если он не приедет?
Она пожала плечами. Молчала, глаза ее стали грустными. Валя редко плачет. Я за годы семейной жизни могу по пальцам пересчитать моменты, когда видел ее слезы.
– Мне иногда до боли в груди, до слёз, хочется, чтобы они узнали, как я живу, и кто я на самом деле. Но, во-первых, я не могу им рассказать всей правды, во-вторых, я не представляю, как они будут просить прощения. Потому что просто так, спустить на тормозах такие обиды невозможно. Даже от родителей, тем более от родителей.
За годы совместной жизни мы неплохо узнали друг друга. Но разговор о ее родителях заходил всего лишь третий раз за это время. Валя необычным образом сочетала железную волю и женственность. Когда я однажды пытался найти метафору для моей жены, то лучшего слова чем «веник» – пучок гибких и мягких стеблей, я найти не смог. Ее можно гнуть, но невозможно сломать. И все это облечено в невероятно красивую оболочку, приправлено игривостью и кошачьей грацией. Всякий раз когда мы тренировались вместе или проводили спарринг в карате-айкидо, заканчивали в постели, потому что возбуждение и страсть овладеть друг другом накрывали обоих синхронно. Ссора с родителями не обсуждалась никогда.
Да, тема серьезная. Значит, если Петров приедет один, мне нужно каким-то образом вынудить его призвать в архив научного руководителя. Задача ясна. Но будем действовать шаг за шагом. Спешка вредит любому делу.
Для начала я подготовлюсь к теме разговоров о партизанах.
Итак: что происходило весной-летом-осенью тысяча девятьсот сорок второго года на территории между поселком, городком Демянск и рекой Полометь? И как эти события отражены в немецких документах? Да неплохо бы и с нашими документами ознакомиться, что пишут современники об этом времени и этом месте?
Я перевел телевизор в режим монитора компьютера и сказал:
– Привет, Алиса! – дождался, пока бот отзовется обычным приветствием: «Здравствуйте, Алексей! Что вы ищете?» Алиса, собери мне все, что есть в открытом доступе о Демянском котле, период: март тысяча девятьсот сорок второго по ноябрь сорок второго. Обрати внимание на действия третьей Лениградской партизанской бригады.
Алиса закрутила на экране синие песочные часы. Валентина тихо по-кошачьи удалилась. Буська-кот остался со мной. Он залез на спинку дивана, а оттуда переполз на мою шею, свесил лапы и замурчал в ухо, при этом его когтистые пальцы шевелились, будто массировали воздух.
Алиса выложила на экран с десяток сайтов в различных соцсетях.
– Вот, что я нашла!
– Коротко своими словами перескажи.
– Десятая, тридцать четвертая и третья ударные армии РККА осенью сорок первого года замкнули кольцо вокруг шестнадцатого армейского корпуса вермахта под командованием генерала-полковника Эрнста Буша. К марту тысяча девятьсот сорок второго года, совместными усилиями группы армий «Север» фон Лееба и шестнадцатого корпуса немцам удалось пробить коридор в районе деревень Рамушево и Новое Рамушево шириной от четырех до шести километров и организовать боевое охранение с севера от тридцать четвертой армии и с юга от третьей ударной.
После немецкого контрнаступления и прорыва кольца немцы по Рамушескому коридору вывозили раненых и производили частичную ротацию войск в котле.
В мае-июне сорок второго в районе деревень: Алешонка, Мелеча и Чичилово вела бои и попала в окружение сто восемьдесят третья стрелковая дивизия РККА, она была ослаблена предыдущими боями, осталась без поддержки, кончились боеприпасы. Дивизия пыталась пробиться на север, но ввиду сложности местности, перекрытия всех возможных сухопутных путей немецкими заслонами, в плену оказалось больше пятисот солдат и офицеров. Около деревень: Почино?к, Кали?ты осенью сорок второго были организованы концлагеря, где и содержались советские военнопленные.
Кое-что из этого я уже знал.
– Известно ли что-то о действиях партизан по освобождению этих пленных? – я не то чтобы отрицал, будто в СССР во время войны к нашим пленным было отношение как к предателям, всяко бывало. В основном торжествовал здравый смысл и понимание, что любого человека можно рано или поздно сломать, но если дать шанс – он постарается искупить свою слабость. А тех, кто не ломался, немцы убивали в первую очередь. Поэтому, тех, кто вырвался из плена тщательно проверяли, и могли отправить в наш лагерь. Иногда за дело, иногда на всякий случай.
– В архиве РГВА, бывшего ЦГАСА[1 - РГВА – Российский Государственный Военный архив, бывший Центральный Государственный архив Советской армии.] документов о таких операциях партизан, а в частности третьей Ленинградской бригады, нет. Но ничего о лагерях возле деревень Починок и Калиты – нет.
Тогда понятно, почему аспирант хочет покопаться в архивах 16 АК Вермахта… там такие материалы наверняка есть. Судьба остатков сто восемьдесят третьей дивизии тема его диссертации? Или деятельность партизан? Не помню. Что Валя сказала? Да, его тема диссера – партизаны. А они могли освободить пленных и пополниться из их состава, если успели это сделать до зимы.
– Алиса, поищи отчеты отрядов копателей в районе деревень Калиты и Починок, есть такие?
– Да, есть. Видеоотчеты Демянского отряда «Память» и Старо-Русского отряда «Победа», они работали и вели раскопки в указанных местах в конце девяностых и начале двухтысячных. Также там работали черные копатели, возбуждены уголовные дела по факту незаконного использования взрывчатых веществ. Так группа в составе Вернера Карла, Прямикова Сергея, Иванова Ильи, Коротича Максима – подняла со дна реки Полометь тридцать три винтовки Мосина, больше тысячи патронов и выстрелов к минометам, три пулемета Дегтярева, один МГ-34, пистолеты Вальтер 38 и ТТ, два револьвера Нагана. В две тысчячи четвертом году они были задержаны с поличным. Все участники группы осуждены на три, пять, семь и семь лет. Вменен факт сокрытия найденного оружия с целью реставрации и перепродажи.
– А что это за Вернер? Немец?
– Карл Иоганн Вернер, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, ГДР, его дед Макс фон Вернер – лейтенант Вермахта сто двадцать третьего батальона связи был ранен в Демянском котле, до конца войны служил в тыловых частях Вермахта в районе городка Клингенталь, после войны вступил в Компартию ГДР, до смерти от инфаркта в девяностом году служил в магистрате Кингенталя. Его сын Иоган перебежал в Западный Берлин в 50-х, а внук от дочери Марты – Карл Вернер – предприниматель, владелец фирмы по производству больничной мебели, организовал на свои деньги экспедицию в район деревень Починок и Калиты в две тысячи пятом, шестом и седьмом годах. Последняя экспедиция 2004 года закончилась арестом группы Вернера на квартире Коротича в Новгороде.
– Они сейчас живы, эти парни?
Алиса опять включила часики.
– Вот что я нашла: Прямиков Сергей погиб в колонии в две тысячи пятом; Иванов Илья – пропал без вести в две тысячи семнадцатом году на территории бывшей Украины, в его отношении возбуждены уголовные дела по подозрению в торговле оружием с террористами; Максим Коротич – освобожден в две тысячи десятом по УДО, после снятия судимости окончил юридический факультет, сейчас служит адвокатом. Ему сейчас шестьдесят два года, живет в Великом Новгороде, член коллегии адвокатов «Северо-запад». Карл Вернер после освобождения в две тысячи четырнадцатом, вернулся в Германию, закрыл свою фирму и со всей семьей переехал в Россию, сейчас живет в городе Старая Русса, пенсионер.
– Он еще жив?
– По данным Госуслуг – да. Ему восемьдесят лет.
А вот это сюрприз. Два поисковика-нелегала еще живы. И зачем немец пёрся в Починок? Ясно, что с подачи папки – бывшего лейтенанта. То есть, Макс Вернер что-то такое рассказал внуку, что тот вложил немалые деньги в экспедицию. Три года подряд. Он что-то искал, а парни, им нанятые, нашли свой хабар, и на его продаже попались. Вряд ли немцу было нужно старое оружие. Он пятнадцать лет после смерти деда копил деньги? Потом три года ездил в болота под Демянском, комаров кормить. Странный поступок. А сколько ему было? Тридцать пять. Нормальный возраст. Почти мне сейчас ровесник.
– Зуд! – позвал я свой киберсьют, стоявший на зарядной станции, – проснись, соня!
– Киберсистемы никогда не спят, – ворчливо отозвался костюм, – почто тревожишь?
– Соедини меня с Самсоновым. Нет, отправь ему сообщение: «Леонид, привет. Надо поговорить. Сообщи, когда сможешь».
– Сделано. Какие еще будут повеления?
– Разыщи всю информацию по пенсионеру Карлу Вернеру, проживающему в городе Старая Русса и адвокату Максиму Коротичу из Новгорода, члену коллегии.
– Что именно нужно?
– Все! Адреса, телефоны, дети, любовницы, домашние животные, хобби. Чем они занимаются в отпусках? Мне нужно знать об этих людях все, даже сколько раз за ночь встают, чтобы попи?сать. Понял?
Что-то этих людей манит именно в те места. Не случайно они поселились достаточно близко, чтобы их визиты туда не казались странными. Что же они искали и ищут?
А что спрашивать Самсонова? Ну, попросить его о том же, о чем дал задание Зуду, пошлет? Может. Валю попросить воспользоваться служебным положением? Это крайний случай. Если я буду встречаться с Вернером, то какую легенду использовать? Я – журналист? Пишу статью о европейцах-переселенцах в Россию? Неплохая, но надо еще подумать, чем я смогу расположить к откровенности старика-немца? Журналисту он вряд ли расскажет о том, что за тайну хранил его дед.
Может быть, дед Макс что-то спрятал там во время войны? И внучек искал дедов клад? Дадим волю фантазии. Немцы грабили все и всех, куда приходили. Допустим, что лейтенант Макс что-то очень ценное раздобыл к моменту своего попадания в Демянский котел, и, поняв, что не сможет это что-то безопасно вынести, это ценное спрятал там, где-то у деревни Починок, где был ранен, в надежде забрать потом. Перед смертью он рассказал об этом внуку, Карлу, и тот пятнадцать лет готовил экспедицию, чтобы достать этот клад. Версия? Вполне возможная. Что мог добыть лейтенант Вернер? Наиболее вероятно – церковную утварь, серебро или золото. Иконы? Может быть. Банально. Даже по?шло. Может быть, представиться ему сотрудником спецслужб? Самсонов сделает бумажку, вернее карточку внештатного агента. Нет, это тоже на крайний случай. Что еще можно? Мне нужно войти в доверие, лучше познакомиться и сдружиться с кем-то из его родных. Случайно. Как бы случайно.
Значит, нужно лететь в Старую Руссу. В областные центры вокруг столицы пустили скоростные поезда «Халзаны», так что сейчас до Рязани, Новгорода или Пскова можно доехать за час. Но сперва нужно добраться до вокзала и сесть на поезд, который отходит раз в три часа. Так что, как ни крути – а на любую поездку придется затратить день.
Завод «Москвич» с начала этого года начал выпуск воздушных такси – четырехместные гексокоптеры и автоматических дронов для «скорой». В новостях сообщили, что все такси запрограммированы под междугородние полёты в соседние областные центры. Цены, дороже чем на самолет, но площадки «НТ» внутри и вокруг МКАД у станций метро и на каждой не меньше десятка летающих робокаров.
Я припомнил мой перелет на грузовике «Почты России» в прошлом году. Время не стоит. Тогда еще не было такси-леталок, теперь есть. Быстро и безопасно. Ага… ракетой ПВО в брюхо, близ местечка «Волот» я чуть не получил[2 - События описаны в романе «Вектор-10».]. Спасибо Зуду за то, что среагировал и нырнул под опоры ЛЭП.
Зуд:
– Леша, звонит Самсонов, возьмешь?
– Конечно! – завопил я, – Привет, товарищ генерал-лейтенант!
– Вольно! Докладывай, я слушаю, – Самсонов в своем репертуаре.
– Лёнчик, не козыряй чинами, я внештатник. Есть информация, но требующая еще данных. Можешь помочь?
– Я же говорю, докладывай.
– Ты в истории Великой отечественной глубоко разбираешься?
– В рамках курса военной истории, – не стал набивать себе цену Самсонов.
– Тогда коротко, вот два факта. Точнее – три. – Я принялся тараторить по возможности связно, – первое, аспирант кафедры истории МГУ просит ознакомления с военными архивами шестнадцатого армейского корпуса Вермахта, напомню, это армия, оказавшаяся в Демянском котле, его тема – партизанское движение в этом районе. Второе, в начале двухтысячных группа черных копателей три года подряд ездила на берег реки Полометь под деревню Починок и что-то там упорно искала, пока их не взяли на торговле оружием, причем группу нанял сын немецкого офицера, воевавшего в сорок втором именно в этих местах. В-третьих, Зуд мне тут просигналил, что попытавшись найти данные по пленным из концлагерей у деревень Калиты и Починок – уровень секретности выше моего допуска, спасибо тебе, что хоть и такой есть. Вот ты можешь узнать? Что там такого секретного может быть в истерзанной и погибшей стрелковой дивизии РККА номер сто восемьдесят три?
– Я тебя понял, – ровно ответил Самсонов, – я записал все. Да, любопытные факты. Тебе просто интересно?
– Интуиция, Лёнчик, мне кажется, что немец что-то скрывает и очень важное. Вот просто интуиция. Если я не прав, раскаюсь и посыплю голову пеплом. Попробуй узнать, зачем Карл Вернер поселился в Старой Руссе? Не в Ставрополье, не в Сибири или на Байкале, а в этих питомниках комаров и лосиных мух. Ну, ясно, после отсидки он продолжал искать что-то.
– Хорошо, я узна?ю. Ты в Блазно?во давно был?
– Две недели назад, работа идет. Дума-2 справляется?
– Жалоб от нардепов нет, генерация законов идет без скандалов. Обсуждают, принимают, вносят поправки. Ты знаешь, что недавно заявили?
– Любопытно.
– Что вся законодательная база плавно смещается к социалистической форме управления.
– Какую оценку этому дают?
– Никакой, просто констатация. Они еще думают, как это оценить. А ты что скажешь? Твои ведь алгоритмы.
– Дело не в алгоритмах, Леонид. Это нормальный эволюционный процесс любой системы. Симбиоз в обществе может быть основан на социалистической системе, так ему обеспечена максимальная устойчивость. Я просто смоделировал основные алгоритмы живого многоклеточного организма. Я взял не человеческий организм в качестве примера. И даже не млекопитающего. Чтобы ты не думал. Знаешь медузу Физалия физалис? Португальский кораблик. Это не организм – это колония разных организмов, симбионтов. Она может разобраться на части, если будет нужно и снова собраться. Вот сейчас идет процесс сборки и укрепления, к нам активно присоединяются разные народы и страны. Поэтому у нас есть всего понемногу и частный капитал и государственный, и единая система контроля, как структура иммунитета, есть и стрекательные железы – армия. И что важно, наш образ социального устройства подходит нашим друзьям, соседям и не только соседям. Так к нам приклеилась Сербия, Венесуэла, Куба… готовятся Никарагуа, Молдавия…
– Ну ладно. Я тебя понял. Если нардепы спросят, скажу для нейросети – вы все части большой медузы под названием Россия.
– Леня, не надо, дураки шуток не понимают, а умные люди в нардепы не стремятся. Им других забот хватает.
– Понял тебя. Свяжусь, когда узнаю.
Ну что ж, мне можно связаться с адвокатом, парню в то время было восемнадцать, думаю, раз судимость давно снята он стал законником и законопослушным. Наверное, это хорошая идея. А не позвонить ли мне ему? Представиться как историк-любитель. Мол, вот заинтересовался этим периодом войны, узнал, что Максим копал в тех местах. Хочу посоветоваться. Послушаем, что скажет и как отреагирует на вопросы?
– Зуд, найди новгородского адвоката Максима Коротича. Телефон, адрес.
– А все детали?
– Это не срочно, пока мне телефона хватит. Давай ему позвоним, пока не поздно.
Адвокат снял трубку. Видно, что его не удивляют звонки с незнакомых номеров. Теперь важно, чтобы он не принял меня за спамера или мошенника. Я представился журналистом, адвокат говорил и отвечал спокойно. Слушал, практически не задавал вопросов. Я объяснил ему, что историк-любитель, выяснил, что в юности Максим занимался поиском, но решил не раздражать его негативными сведениями из биографии. И сразу задал ключевой вопрос:
– Максим, вы с Карлом Вернером вели раскопки в районе деревни Починок, скажите, вы просто искали, что найдется, или Вернеру было нужно что-то конкретное?
Коротич взял довольно долгую паузу, затем сказал:
– Это не телефонный разговор, Алексей, если хотите, давайте встретимся, но у меня не много времени для порожняка, как говорят блатные. Поэтому, если вы хотите восстановить то дело, то вам придется приехать ко мне, а потом к Карлу. Как по мне, это дело древнее, и все сроки вышли.
– Какие сроки? – искренне удивился я.
– Сроки о неразглашении, я ведь дал подписку. Но прошло больше тридцати лет, думаю, что можно вспомнить былое, но лучше – лично.
Я понял, что больше он мне не скажет, попрощался и пообещал позвонить и договориться о встрече.
Интересно девки пляшут… вот привязалась поговорка. Так, значит, там у Починка что-то очень важное, раз Максима вынудили взять подписку о неразглашении.
Теперь я не успокоюсь. Терпеть не могу тайн. Особенно старых. Нужно составить план встреч.
Послезавтра я в архиве, знакомлюсь с аспирантом. Возможно, прямо оттуда вылетаю в Новгород и встречаюсь с адвокатом Коротичем, переночую в древнем городе и утром налегке вылечу в Старую Руссу. К тому времени Самсонов что-нибудь накопает и я смогу уже сложить часть головоломки.
Валентина спустилась со второго этажа с соленым огурцом в кулаке.
– Какие хорошие огурчики ты привез. Это кто-то сам солит?
– Жена моего коллеги с подстанции. Помнишь Петю? – Валентина кивнула, – У них дача и каждый год они закрывают несколько десятков банок с огурцами, помидорами и прочими овощами. Вот, Петя угощает. Это их прошлогодний урожай. Я передам, что ты оценила.
Она смотрела на экран, где продолжали висеть фотографии черных копателей.
– Тебе уже что-то удалось разузнать?
– Пока больше вопросов, – я усадил ее рядом, – но ты молодец, с этим письмом из МГУ ты попала в самую точку. Во всяком случае, я ассоциативно набрел на интересную загадку. Чтобы получить ответы, я через… – я загнул два пальца, – через два дня, на третий полечу в Новгород. Там надо переговорить с одним адвокатом. К счастью, он согласился встретиться без капризов.
– Это хорошо, – Валентина вгрызалась в огурец, как кролик в морковку, передними резцами, – А Леня что сказал? Я слышала его голос.
– Обещал разузнать, что искали черные копатели в начале двух тысячных в тех местах, которыми интересуется твой аспирант.
– Он такой же мой, как и твой. Ты за этим загадками про папу моего не забудь.
– Конечно, не забуду, – я обнял и поцеловал ее в висок, – будем что-нибудь смотреть или спать пойдем?
– Пойдем, но не спать, – она лукаво поглядела на меня.
Я погладил по ее животу.
– А ведь сейчас уже опасно.
– Я думаю, мы как-нибудь разберемся. – Она вела себя по-прежнему, как молодая озорная кошечка. – Ты ж врач, твое кредо «не навреди!».
Архив
Самсонов прислал запрошенную информацию во время моего дежурства.
Как обычно киберсьют стоял в комнате отдыха врачей, подключенный к розетке, релаксировал, общаясь по сети со своей любовью – Дианой и получал все сообщения, предназначенные для меня.
Для Зуда не существует проблем со связью. Он подключается к любой сети, вскрывает ключи и протоколы, а если нет рядом никаких сетевых входов, он по радио соединяется с сервером центра связи в Нахабино напрямую или через связной или радиолюбительские спутники, которые в изобилии крутятся на разных орбитах. Поэтому, когда ему даю задание «связаться с тем-то или тем» или переслать сообщение – я знаю наверняка, он это сделает. Какие бы ни были помехи, но Зуд найдет способ отправить сообщение.
Весна, как и осень – сезон максимальных обращений городских жителей к скорой помощи. Вызовы сыпались без остановок, задержек не было, но только еще и потому, что часть машин перевели на дроны – шестивинтовые гексакоптеры – автоматы. Два места: для медиков и больного, если нужно доставить в больницу.
«Летающие гробы» от завода «Москвич», как их сразу окрестили наши водители, начали давать нам с первого января по одному каждый месяц, но они без водителя. И формой напоминают фасоль Все очень удобно, кроме одного – работая в одиночестве, поговорить не с кем. Время полета намного короче поездки по дорогам, так что и подремать не удается.
Московское правительство лихорадочно, лучшего слова не подобрать» готовило посадочные площадки для служебных леталок, жестоко наказывая всех автолюбителей, паркующих на пустых местах свои автомобили. Правда, довольно быстро начали эти квадраты с нарисованной буквой «Н» огораживать сетчатыми заборами с автоматикой, синхронизирующейся с прилетевшей машиной.
Стало намного меньше бессмысленных вызовов от скучающих ипохондриков, «которым показалось, что стало плохо». Все чаще вызывал не сам человек или член семьи больного, а система – «умный дом» или «домашний доктор», которая определила состояние подопечного как «неотложное». И вот неожиданность: вызов от старика, потерявшего пульт от «домашнего доктора» или «умного дома» – стал считаться обоснованным.
Все в стране изменилось. Мне всего тридцать три, но я уже как старик вспоминаю прошлое и сожалею о нем. Оно не лучше настоящего, но я представляю, что нас ждет в будущем и оно меня не радует. Хотя бы потому, что власть упорно поворачивает воспитание населения в сторону потребительства, а не социальной ответственности, которую я заложил в основу алгоритмов Блазновской нейросети «Дума-2».
Все будет не просто хорошо, а еще лучше. Технологии развиваются, войны почти сошли на нет. Террористы шалят и будут шалить. Это процесс естественный, как спазмы в кишечнике или кожный зуд. Почесал – все прошло. Тотальный контроль неуклонно нарастает. Общество не возмущается нисколько, потому что контролер не человек. А нейросеть не ищет выгоды от тотального контроля.
Женщинам не стыдно понимать, что какой-то искусственный интеллект видит их неглиже, когда переодеваются, мужчинам на кухне обсуждающим политическую обстановку в стране и мире – наплевать, что их беседа слушается тоже не человеком и подвергается анализу. Поэтому не удивляет уже людей, что иногда приходят сообщения: «ваши рассуждения очень интересны, благодарю вас за подсказку возможного решения общественных проблем», или: «Ваши высказывания носят противозаконный характер, поэтому рекомендую вам пересмотреть свои жизненные позиции, чтобы избежать возможного преступления по статьям… Ваш персональный адвокат» – и человек имеет шанс задуматься, трезво оценить свои высказывания и взгляды. Огромное число различных правонарушений не случилось благодаря таким простым мерам.
Я понимаю: главное, рано или поздно кто-то этот контроль попытается перехватить и превратить в тотальное управление людьми. Я не знаю, когда и как это случится, но не надо быть гением, чтобы понимать – раз есть соблазн, то обязательно появится и соблазнившийся.
Я это объяснял Самсонову, главному охраннику страны. Потому что именно ему и его управлению поручен контроль безопасности нейросетей, которые работают с нашими законотворцами.
Пока шеф управления Самсонов, я спокоен… он не претенциозный человек, имея возможность перехватить все нити управления в стране, он этого никогда не сделает. Но он не вечен. Ему пятьдесят. Он не лишен пороков и пристрастий, как любой живой человек. И как любил шутить отец на тему старинной мудрости: «Кто учил учителя?», он повторял: «Кто убережет охранника?». Конечно, у него есть своя охрана. Ее не видно, он высокий профессионал в безопасности. Но… ничто не вечно под луной.
К сожалению, в политику идут не слишком умные люди. Это правда. Амбициозные демагоги, которым на самом деле наплевать на тот народ, от имени и ради которого они выступают, составляют большую часть политиков. И это, как говорят в медицине, вариант нормы. Среди горлопанов и демагогов есть малое число действительно умных аналитиков и экспертов, которые предпочитают оставаться в тени – публичных «клоунов». Как характеризовал этих людей мой отец. Порядочному и умному человеку некогда тратить время на заседаниях и обсуждениях. Ему нет дела до славы и известности. Тогда как закон политических игр требует медийности, выступлений. На самом деле реально в стране управляют всем люди, о которых мало кто знает, и они не стремятся быть публичными.
Сейчас часть функций контроля отдали искусственному интеллекту. Ему вообще много что отдали. Например, медицину. Моя профессия медленно умирает. Как и некоторые другие. Я думаю, это просто один из витков на траектории спирали эволюции общества, мы спустимся до нижайшего уровня, поймем свои ошибки и примемся их исправлять с учетом наработанного опыта. А то, что это неминуемо приведет к потерям в человеческом ресурсе. Так что ж? Это естественный процесс в эволюционной теории, которая определяет любую систему, как живой организм, даже если он не биологический.
Человечеству отводится роль биобалласта- жрущего и размножающегося, в котором лишь небольшая часть наиболее творчески «заточенных» людей продолжает разрабатывать новые системы, новые алгоритмы, ищет новые технологии. И пока эту творческую функцию не попытаются передать искусственному интеллекту – мы будем существовать, как человечество. Именно попытаются. Я знаю, что создать алгоритм творческого начала невозможно. Это всегда будет лишь перебор уже известных методик, даже если их будут миллиарды, это всегда будет ограниченное число, а значит, каким бы «умным» ни был искусственный интеллект, он всегда будет «ходить по кругу», не имея возможности вырваться за однажды обозначенные границы возможного. Искусственный интеллект не может прийти к выводу, если этот вывод на заложен, как вариант в алгоритмах решений задач.
Все творчество киберразума это перебор имеющихся решений, и только их широкий выбор создает впечатление гениальности. Но как бы ни был он широк, этот выбор, он всегда ограничен. Ничего нового, кроме как подобрать забытое старое, искусственный интеллект создать не может. Настоящее открытие это, как правило, обнаружение взаимозависимости и связей обнаруженных явлений и всегда зависит от ранее совершенных открытий. Как ступени в скале, их рубит скалолаз, поднимаясь все выше и открывает новые свойства материала в котором рубит, используя накопленные знания и опыт.
Суточное дежурство можно сравнить с медитацией, если бы не накапливающаяся физическая усталость, но она тоже доставляет удовольствие. Несмотря на рутинность моей работы, я ей наслаждаюсь. И каждый раз воспринимаю не как формальность слова благодарности от пациентов и родственников.
Мне это нужно. Для сохранения душевного комфорта.
Сутки через трое, иногда ежедневная работа в кабинете старшего врача, разбирая вызовы и жалобы. Беседы с молодыми специалистами, тренинги на выход из строя диагностической или лечебной аппаратуры. Все это моя профессиональная радость: разбить группу новых медиков на пары и заставлять их осматривать друг друга, отрабатывая такую древнюю медицинскую науку, как пропедевтика, то есть правила и методы осмотра пациента.
Когда молодые обычно спрашивают:
– Алексей Максимович, ну зачем нам это? Ведь есть ДК, он получает объективную информацию, его диагнозы безошибочны. Для чего вы нас заставляете осматривать больного руками и глазами?
– Для того, дорогие мои неофиты, что вы, раз уж избрали профессию лекаря, должны уметь обходиться только руками и глазами, потому что техника в отличие от вас имеет свойство ломаться. И еще, помните, врач не имеет права быть дураком, невеждой, чего-то не знать и не понимать. Вы же не хотите стать обезьянами с чемоданом. Или я не прав? То, что вам сейчас поручена не слишком сложная работа не означает, что вы можете обленить свой мозг. Вам эти годы нужны для выбора дальнейшего развития. Мой друг, например, мечтал, отработав по распределению, получить ординатуру по хирургии, я выбрал работу управленца и системщика. Так что, несмотря на такие крайние формы медицинского искусства, как в старину называли нашу профессию, нам всем нужно максимально глубоко разбираться во всех науках, включая и философию и физику. Не считая механических навыков рукоделия, то есть оперативной хирургии, хотя бы в объеме первой помощи.
И опять я наслаждался тем, как эти, по сути, еще совсем незрелые граждане, слушают меня. Приятно осознавать, что вот эти развивающиеся «молекулы» получают частичку моей любви к профессии. В их глазах читался азарт ожидания самостоятельной работы.
– Все будет. Все вы увидите и ощутите на себе, и очень скоро вы начнете испытывать совсем не удовольствие от дежурств. Вас начнет тошнить от стонущих и жалующихся, вы будете изнывать от жары и пота, и, возвращаясь с вызовов для пополнения медицинских комплексов, будете мчаться в душ, стараясь получить наслаждение за отведенные полчаса. Вы станете рассказывать родным и друзьям о глупых пациентах, об их странных поступках. Но потом успокоитесь и поймете, такова жизнь и профессия и нужно делать новый шаг, дальше или в сторону, потому что больше в этом состоянии оставаться у вас будет душевных сил.
Конечно, ничего этого я им не говорил. Я не имею права разрушать мечту этих детей. Каждый человек имеет права на мечту. Без мечты он не человек, а животное, которое мечтает только о самых простых удовольствиях: пожрать, потрахать самку, продлить потомство. А людям дано свыше – мечтать за пределами своих возможностей. Например, о звездах, о новых планетах, о том, чтобы обойти всю Землю, о преодолении этих своих возможностей, физических и умственных. Еще полвека назад большинство людей не мечтало о том, что имеет и может сейчас.
Мне повезло, я был создан с преодолением. Мои создатели заложили в меня чуть больше возможностей, чем у обычных людей. Чуть-чуть. Несколько процентов. Создан, чтобы быть уничтоженным, как только будет доказан успех эксперимента. Почему? Потому что страшно. Обычному человеку всегда страшно осознавать, что есть кто-то с исключительными свойствами. И если есть возможность этого исключительного удавить в младенчестве, пока эти способности как-то не проявились, то обычный человек постарается это сделать. Так погибли девять моих «братьев и сестер», а мне повезло. Наш убийца пал от руки моего отца. Чего боялась профессор-генетик Эльвира Вашкевич? Думаю, не нас, а своих кураторов, которые ее обязали выполнить условия эксперимента.
Я никаких экстраординарных свойств не замечаю. Как по мне, так я обычный человек. Не двигаю предметов мыслью, не поджигаю их взглядом, не умею летать, не знаю сотни языков, и вообще ничем не отличаюсь от всех других. Может быть, чуть быстрее запоминаю информацию, неплохо владею математическим анализом и системным программированием, почти не болею простудными заболеваниями. Но я уверен, за это спасибо моим родителям, закалявшим меня и тренировавшим. А не проекту «Вектор», по которому в моем генотипе оказались добавленные гены. Может быть, из меня и вышел бы «универсальный солдат», но не сложилось. Я оказался в обычной семье обычного офицера российского спецназа и учительницы русского языка и литературы.
Сутки закончились. Я отчитался на утренней конференции. Обычное дежурство, обычные люди. Три госпитализации. Один случай, на мой взгляд, интересный. Так бывает, когда вызывает приезжий человек. Не мигрант, не переселенец, у которого еще нет никаких документов кроме карточки с видом на жительство. А обычный турист. ДК не может получить никаких данных. Не во всех странах есть такая система, как в России. Человек впервые приехал в Россию, молодой человек. Еще мальчик. Ему восемнадцать. И вдруг начались сильные боли в животе.
Вот для чего нужен врач при чемоданах. Я поставил отметки в ДК: «Первичный осмотр» и «Приезжий». На опрос понадобилось почти полчаса. Осмотр, включая инструментальный еще полчаса, появились данные, и ДК выбрал наиболее вероятный: кишечная непроходимость, чуть ниже вероятность – острый аппендицит, атипичное расположение отростка. Когда я набрал свой диагноз, ДК замер на пять минут, связывался с главной базой ФОМСа. Наконец принял: Да – вероятность «периодической армянской болезни» -90 %. Следующим запросом я опять поставил в тупик программу госпитализации. На экран вышла надпись: «Амилоидоз кишечника не относится к заболеваниям, требующим стационарного лечения».
Однако, я уверен, что госпитализировать парня необходимо. Как я узнал, это был не первый спазм и болевой приступ в его жизни, но там, где он жил раньше, ему ни разу не довелось обратиться к врачу и получить документ о своей болезни. Его родные поили его каким-то отваром, и боль потихоньку успокаивалась. А еще его болевые приступы никого не удивляли. Они бывали у мужчин в роду. Парень приехал из Сирии. Его национальность – дикая смесь самых разных Средиземноморских народов, от евреев до сирийских армян и греков, но мать – русская, и он записан, как русский.
Я так долго копался в его родословной, что отказ от госпитализации он и его родные могли бы трактовать, как проявление антисемитизма или иного вида расизма. Поэтому я решил, что нужно ехать. И демонстративно громко, для регистратора ДК спросил:
– Этот приступ у вас случился впервые?
Парень мотнул головой, но я не дал ему ответить, зажав рот ладонью в перчатке, и в ответ покачал головой. Изобразив губами – Да!
Он произнес с долей удивления:
– Да. Первый.
– Вот поэтому, вас нужно отвезти в больницу для уточнения диагноза, проведения обследования. Через два дня вас, вероятно, выпишут, – говорил я отчетливо, чтобы каждое мое слово записалось в фонограмме протокола опроса больного.
Обступившие нас родственники загалдели на каком-то птичьем языке.
Парня быстро собрали, и я его загрузил в брюхо моего дрона.
Рассказав эту историю на пятиминутке, я, конечно, не стал откровенничать, что больного парня вынудил солгать. Для его же блага. Сейчас он в хирургическом отделении, кроме уточнения диагноза, подбора лекарств, ему еще оформят нормальный полис ОМС, исправят все кривые записи в реестре госуслуг и медицинской карте, внеся туда одобренную «Ассоциацией абдоминальных врачей» схему лечения. А иначе ему пришлось бы недели две бегать по районной поликлинике, чтобы сделать все тоже самое, при этом боль снимать ему приходилось бы все той же «скорой» и опять ДК выдавали бы «Атипичный аппендицит» или «Синдром раздраженного кишечника». А использовать обезболивающие препараты при этих диагнозах нельзя.
Горыныч выслушал доклад, не двинув бровью. Он стреляный воробей и прекрасно понял мою маленькую аферу. Но иначе было нельзя. Парня нельзя оставлять фактически без помощи. Потому что в стандартах ФОМС и ДК нет схемы лечения острого болевого приступа при амилоидозе кишечника. Для России это очень редкая – орфанная болезнь, кроме того еще и не имеющая до сих пор способа исцеления. Наследственная патология белкового обмена, характерная для мужчин некоторых народов средиземноморья. Есть препараты, которые помогут больному переносить периодические боли в животе, но купить их можно только по рецепту. А рецепт выписать может только лечащий врач. И пока он вместе с диагнозом в жизни больного не появится – спасения тот не получит.
Я ждал, что заведующий произнесет уже ставшую классической фразу: «А вас, Зорин, я попрошу остаться!», но Горыныч удалился к себе в кабинет, ничего не сказав. Ну и хорошо.
Я влез в киберкостюм, дал команду Зуду отправить Валентине сообщение: «Привет, любимая! Я посплю дома и к пяти поеду в архив, увидимся вечером».
Я побежал в свою московскую квартиру.
Перед выходом с территории подстанции я спросил Зуда:
– Что прислал Самсонов?
Зуд ответил почти сразу:
– Информация высшей секретности. Самсонов написал, что все отчеты о деятельности партизан в районе деревень Мелеча, Чичилово, Починок и Калиты в период конца сорок первого до зимы сорок третьего года – закрыта. Ты просил узнать, что искал там Карл Вернер, на суде и во время следствия он не объяснил. Отговаривался банально: мол, хотел найти не захороненных сослуживцев деда – Макса фон Вернера. Как бы чувствовал долг совести перед погибшими соотечественниками.
– Я это и без него знаю. Леня мог мне хоть что-то сообщить из этих секретов?
– Я только начал, – сварливо отозвался Зуд, – излагаю по порядку, как писал Самсонов. Он еще написал, что секрет связан с деятельностью партизанского отряда под командованием Бати. Подробностей он не смог получить. Только вот это: первые сообщения от командиров третьей Ленинградской партизанской бригады о том, что в описанном районе действует какой-то новый отряд пришли в августе сорок второго, базировался отряд в деревне Починок, превратив ее в неприступную крепость. Немцы в период сентября – по ноябрь сорок второго года трижды штурмовали эту деревню, их потери составили четырнадцать танков, три бронетранспортера. Две батареи пушек Пак-88, одна батарея пушек сто пять миллиметров и три мортиры калибра двести два миллиметра. Кроме этого они лишились почти полностью сто двадцать третьего полка и большей части дивизии Тотен копф – Мертвая голова. То есть ранеными и убитыми вермахт за четыре месяца боев с партизанами у деревень Починок, Чичилово и Мелеча потерял до полутора тысяч бойцов.
– И что в этом секретного? – не удержался я от вопроса.
– Ну, я не знаю. Это ты у Самсонова спроси.
– А какова численность была отряда Бати? – спросил я первое, что пришло в голову.
– Данных нет, но командир отряда «За Родину», контактировавший с отрядом Бати, сообщил, что основной состав этого отряда был из освобожденных пленных сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии эркэкэа. И еще – Батя категорически отказывался покидать захваченный им район, не объясняя причин такого решения.
А вот это уже интересно. В сентябре сорок первого года истощенная, окруженная дивизия попала в плен, концлагеря, расстрелы. В сорок втором, там, где был один из концлагерей, поселяется отряд Бати, а бывшие пленные солдаты, дерутся так, что небесам жарко и немцы проклинают дни, когда попытались прорваться на восток через Демянск. Логично было бы идти на прорыв, на соединение с регулярными частями, однако Батя остается.
– Зуд, что известно об этом Бате? Хоть какая-то информация?
– Ничего.
– Ну, хорошо, а куда он потом делся?
– Неизвестно.
– Отряд как—то двигался? Есть его маршрут, они хотели выйти к своим?
– Нет данных.
Мы бежим, но я не задумываюсь о маршруте, его ведет Зуд, как и управляет моими мышцами.
– Что еще известно об отряде Бати? Каким оружием они сражались? Какие еще потери нанесли вермахту?
– В ночь на третье сентября сорок второго года над расположением отряда было сбито три бомбардировщика Ю-88, один Хейнкель, два Дорнье, это по свидетельству очевидцев из 34 армии, самолеты были сбиты летающим вагоном.
– Чем?!
– Так написано. Устройство в виде прямоугольного ящика с четырьмя сверкающими дисками по углам, висело над лесом. Из него велся пулеметный или пушечный огонь по самолетам люфтваффе, в одном бою были сбиты шесть самолетов, направлявшихся чтобы разбомбить лагерь Бати. И еще те транспорты, что летели в Демянск. Свидетели описывают летающий предмет, как небольшой железнодорожный вагон без окон. Он просто висел над лесом на высоте примерно в полкилометра, то поднимаясь, то опускаясь, издавая при этом ровное гудение. Самсонов говорит, что этот документ за подписями тридцатью свидетелей – бойцов эркэкэа, офицеров, наблюдавшими ночной бой в свете зенитных прожекторов со станции Лычково, и был засекречен.
– Других подробностей нет?
– Нет.
– Ты намекаешь, что этот ящик – квадракоптер?
– Я? Я не умею намекать, Леша. Я же программа. Я просто тебе прочитал рапорт командира роты охраны станции Лычково, начальника караула и разводящего, которые вместе с другими солдатами, охранявшими станцию, видели этот бой. Кстати, длился он около пятнадцати минут, в рапорте указано, что из самолетов велся ответный огонь и в ящик были попадания, но он продолжал держаться в воздухе. Людей в нем видно не было. В рапорте также написано, что огонь из ящика велся потрясающе прицельный, то есть самолеты срезались буквально первой очередью. «Было в его действиях что-то математическое» – так охарактеризовал бой в протоколе допроса один из очевидцев – бойцов советской армии.
Мы добежали до моего дома. И пока камера домофона вспоминала мою внешность, я думал.
– Зуд, поищи похожие свидетельства в обществе уфологов, может быть, про этот ящик или похожий, что-то кто-нибудь когда-то рассказывал? – спросил я, дожидаясь пока откроется дверь подъезда.
– Хорошая идея.
Зуд погрузился в молчание, пока я ждал лифт и поднимался в квартиру.
– Хочешь удивиться, Леша?
– Хочу, конечно, давай, удивляй!
– Я раскопал оцифрованную копию документального фильма заседания Ленинградского общества исследования паранормальных явлений от третьего января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Фильм был снят на шестнадцати миллиметровую кинопленку и озвучен с магнитной записи. Его отыскали случайно и оцифровали в двухтысячном году. Весь ролик занимает почти два часа. Монтажных склеек в фильме всего пять, как я догадываюсь, оператор потом вырезал перерывы, а вот доклады все полностью сохранены без купюр и монтажа. Ты понимаешь, это не фейк. Документ подлинный.
– Ну, и что там?
– Там есть как раз то, что ты ищешь. Рассказ ветерана Великой отечественной войны Кожина Макара Силыча, сержанта разведроты. Он рассказывает о том воздушном бое над станцией Лычково ночью третьего сентября. Остальное это доклады о роще квадратных берез в Подольском районе, нескольких странных полянах идеально круглой формы со странной короткой травой оранжевого цвета – вероятных местах посадок НЛО и экспедиции на Памир в поисках реликтового гоминида. Рассказ Кожина занимает двадцать пять минут и столько же обсуждения участников общества. Итого пятьдесят минут экранного времени. Будешь смотреть?
– Когда лягу поспать, ты мне поставь этот фрагмент. Если усну – потом досмотрю.
Однако уснуть мне удалось только после просмотра рассказа. Ветерану Кожину около семидесяти лет. Бодрый дед в сером костюме с орденами и медалями. Рассказал он следующее: Накануне, то есть второго сентября Кожин с группой других бойцов перешел линию фронта, притащив языка – немецкого фельдфебеля связи. Взяли они его по тихому «в ножи», в этот момент другая группа «пошумела» в полукилометре и Кожин с друзьями и «языком» сумели перебраться на нашу сторону. Фельдфебеля того отдали в штаб полка, а сами отписавшись, пошли отдыхать. Примерно в два часа ночи, Кожин проснулся от звука боя, но вышел из землянки «на двор», по малой нужде и увидал, что над лесом идет воздушный бой, освещаемый с нашей стороны зенитными прожекторами. Примерно на высоте километра два или повыше, шло звено немецких бомбардировщиков и транспортников со стороны Старой Руссы. Сперва Кожин решил, что дерутся наши истребители с немецкими, которые прикрывают немецкий конвой, и отчасти так и было. Однако из леса, поднялся вагон – прямоугольник, на высоту около километра, и из него навстречу самолетам немцев ударили трассы. Сразу три тяжелых самолета пошли к земле и взорвались, еще три буквально через пару минут. Ящик этот странно маневрировал, совершая какие-то чудные движения вверх, вниз, в стороны, разворачивался, и во все стороны из него били, судя по звуку крупнокалиберные пулеметы или зенитные пушки, не тата… как обычно, а дут-дут-дут… и почти сразу тот или другой самолет валился на бок и шел к земле. Мессеры его обстреливали, и они тоже попадали – потому что в луче прожектора было видно, как куски обшивки состригались очередями. Но это никак не влияло на летающий вагон. Он сбил шесть или семь самолетов, остальные шесть или семь развернулись и ушли обратно, а ящик опустился в лес и исчез. Кожин уверен был, что этот бой видел не он один, и потому уже хотел утром обсудить увиденное с друзьями, но вдруг услышал, что всех свидетелей того боя вызвали в особый отдел дивизии. Он решил помолчать, пока не спросили. Позже выяснилось, что все вызванные, сначала ни за что не хотели обсуждать виденное, а потом их всех отправили куда-то, в другие части. Так разведчик Кожин решил, что ему оно, конечно, не привиделось, но лучше держать язык за зубами. И держал его до недавнего времени, когда рассказал о том бое внуку, который увлекся поиском НЛО, вот он и притащил деда на заседание. Внук деду читал доклады Феликса Зигеля и Ажажи… а дед возьми и спроси, а что – НЛО всегда в форме тазика? Внук ответил – бывают и сигары и треугольники. Но вот вагонами пока их не описывали.
Прения и вопросы членов того клуба я уже смотреть не стал. Значит что: особисты собрали показания очевидцев, взяли с них подписки о неразглашении… а, о том, что еще кто-то мог видеть необычный бой, не предположили. Ну, правильно, будь такой очевидец пораздолбаистей, он непременно бы проболтался. А Кожин – разведчик, мужик себе на уме. Побоялся показаться дураком.
Смотреть еще раз особо нечего, старый дядька рассказывает, сбивается, иногда подыскивает слова, волнуется. Рядом сидит его внук, поддерживает его морально. Я больше слушал и представлял. Грузовой квадракоптер, вроде того, что возил меня год назад к отцу. Мой был в четверть тонны грузоподъемностью, а если, как утверждает ветеран Кожин, из такого били минимум четыре автоматические пушки… значит этот аппарат большегруз. Тоны две мог поднять или все пять. То, что людей в нем не было – ясно, эфпиви[3 - First Person View (сокр. FPV, с англ. – «вид от первого лица»)]… им управлял оператор с земли или несколько операторов, один полетом, и еще четверо пушками. Или там был установлен компьютер с программой сбивать все воздушные цели с крестами на крыльях и оперении. Такая феноменальная точность – цифровой прицел, возможно с лазерной подсветкой. Система с автоматикой упреждения. Это мне сейчас понятно, а в сорок втором году, кто мог это понять? Первые ЦЭВМ[4 - ЦЭВМ – цифровая электронно-вычислительная машина (первая – ЭНИАК, на лампах).] появились в 1946 году, машина «Бомба» – Тьюринга, расшифровавшая коды «Энигмы» – не в счет, она электромеханическая.
Я проснулся.
– Зуд, включи там прения по докладу Кожина? Только звукоряд, будем собираться в архив.
Голоса, галдеж, хлопки ладонью по столу:
– Тишина! Вопросы к докладчику есть?
– Вы утверждаете, что кроме вас этот бой видели еще люди? А где их свидетельства?
– Так я же сказал: всех взяли в особый отдел и заставили подписать… А я не стал говорить, что тоже видел.
Галдеж… – да ладно, кто-нибудь, когда-нибудь наверняка проговорился…
Кожин:
– Я за других отвечать не могу. Вагон тот воевал за нас, это ясно было…
Голос: – Почему ясно?
Кожин: – Так на нем было написано «СССР».
– А чего вы сразу не сказали?
Кожин: – Забыл. Я эти буквы мельком увидал, когда он бортом повернулся и висел метрах в пятистах от земли. Черные, неровные, как от руки намалеваны.
– И вы так все рассмотрели?
Кожин: – Я был в таком … как это сказать… будорага… волнение… сердце колотилось очень сильно. Когда он первые три самолета подбил, один прямо в воздухе взорвался. Я голоса слышал, народу на станции было… кричали «Ура!».
– Сколько людей?
Кожин: – Точно не скажу, но все часовые на станции видели, может быть еще кто-то был в наряде. Зенитчики, опять же, эти, как их… операторы ПУАЗО[5 - Прибор управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО) – включает в себя систему звукоуловителей, прожекторную группу и зенитные установки.], которые с прожекторами человек сто точно видели. А может и больше.
– И чтобы никто никогда не проговорился? Это невозможно.
Я согласен с сомневающимся. С сентября сорок второго до начала двухтысячных… хотя бы после распада СССР, когда секретность можно было забыть. Те, кто дал подписку о неразглашении, могли разгласить. Надо поискать в литературе.
– Зуд!
– Э…
– Поищи в российской документалистике, в разных публикациях информацию о странном воздушном бое над станцией Лычково в сорок втором.
Я поручил еще киберкостюму вызвать такси до здания архива. Впрочем, до Адмирала Макарова я мог бы и добежать, но мне хотелось поважничать. Пока мы ждали машину, связался с Валентиной, отозвалась Диана:
– Алексей, она сейчас на совещании у руководства, говорить не может. Перезвоните позже.
– Я хотел узнать, аспирант Петров там?
– Да, он подходил к Валентине, она ему подписала пропуск в зал спецдокументов, но я не видела, чтобы он уходил, для этого отмечаться у куратора не нужно, читателя проверят на выходе без нее.
Ну, ясно. Никаких копий, фото, это ж секретные документы.
– Я понял Диана, передайте, что я звонил и сейчас еду к вам.
Диана отключилась.
Как интересно, наши костюмы наделенные имитацией искусственного интеллекта, сами перенимают наши с Валей характеры. В отличие от хамоватого и юморного Зуда, Диана – правильная девочка-отличница. Как моя Валя. Они подружки. А с Зудом у Дианы – роман, така любовь!..
– Зуд, скажи Диане, чтобы со мной была поласковее.
– Она на работе, Алексей, и сам понимаешь… офицеру охраны положено соблюдать строгость и субординацию. Кстати, я нашел кое-что. Ты просил.
– Давай.
– Публицистическая книга Артема Петрушина «Секретное оружие Сталина», две тысячи третий год, Астрель, тираж три тысячи экземпляров. Среди массы разных прототипов экспериментальных самолетов, пушек и танков, описан вагон-вертолет СССР-1, конструкции неизвестного КБ. Автор пишет, что никаких данных о таких разработках не нашел, но есть только свидетельские показания бойцов 34 армии, что летающий вагон участвовал в ночном воздушном бою в районе Старой Руссы и был сбит. Чтобы не достался врагам, его подорвали на месте падения. Обломки утопили в болоте.
– Он цитирует документы, есть фотокопии рапортов?
– Есть, но исходящие данные от кого, кто визировал от особого отдела – все вымарано.
– Это понятно. А там прямо указано, что под Старой Руссой?
– Это догадка автора, раз указана армия, он предположил, что бой был где-то там. Места болотистые.
– Это я знаю, ты тоже… мы там с тобой перли по болоту по пояс, – я вспомнил, что тот Зуд в котором я пер, погиб в Блазново, а этот не может помнить тех событий.
Значит, кто-то или рассекретил те свидетельства или этот Петрушин получил допуск, почитал эти фантастические истории и решил заретушировать, но информация интересная. Не побоялся себя выставить трепачом и фантазером.
Аспирант
Аспирант Петров оказался здоровенным двухметровым мулатом, но черты лица его лишены вывернутых негроидных губ и носа-плюшки, а как раз наоборот, лицо овальное, тонкий правильный прямой нос и средней пухлости губы. Кожа – кофе с молоком, где много молока, серые или мультихромные глаза.
Пожимая руку Петрову, я понял, что правая его ладонь – протез. Открутил время назад, если ему тридцать, значит, он родился примерно в двадцатом. Активные боевые действия закончились к двадцать пятому, если парень потерял руку не в армии, значит в детстве. Расспрашивать его я не стал. Сам расскажет, когда захочет.
Петров захотел сразу, видимо уже привык, потому, представившись, объяснил:
– Я из Горловки под Донецком, в пять лет нашел ПФМ[6 - ПФМ – противопехотная мина «Лепесток».], вот результат. Этот «лепесток» оказался без самоликвидатора, – он улыбнулся, – зато теперь я «двусмысленный», пишу и стреляю с обеих рук, – и чтобы избавить меня от вопросов по поводу цвета кожи, сам и пояснил: – Папка, кубинец, доброволец, приехал еще в девятнадцатом, женился, но погиб в двадцать пятом вместе с мамой, а меня в семь отдали в Суворовское училище. Фамилию я взял мамину, чтобы не было вопросов насчет национальности. Я – русский.
Аспирант очень эффектно смотрелся в серебристо-сером киберкостюме, подчеркивающем его атлетическую фигуру. На историка, книжного червя, он совсем не был похож. Скорее на космодесантника из фильма «Звездные рейнджеры» Верховена.
А можно подумать, что я в такой же шкуре и с аналогичной формой – врач скорой? Наступило время разрушения стереотипов.
Я оценил его костюм, по сути, он, как и у меня – «нейромионикс», полагаю, что и начинка тоже от них. Значит, в компьютерной системе загружен обычный стандартный секретарь-помощник, полагаю еще и тренер, управляющий нейроинтерфейсом.
Петров показал на стол с двумя коробками.
– Мне сказали, что вы – волонтер, любитель истории? Будете мне помогать разбирать этот исторический завал?
Я улыбнулся в ответ. Мне нравятся не унывающие люди, этакие оптимисты-экстраверты, кажется аспирант как раз из этой категории.
– Меня зовут Алексей Зорин, я врач, да, любитель-историк, если точнее – я давно уже интересуюсь «Демянским котлом» и «Рамушевским коридором». И еще, – я взял одну из коробок и перенес на отдельный стол, – Василий, давай без церемоний? Мы – ровесники, так к чему политесы разводить?
– Вас… пардон, тебя предупредили, что никаких фотокопий?
– Конечно, – развел я руками, – умолчав, что в вороте моего Зуда полторы сотни видеокамер с разными объективами, включая инфракрасный и рентгеновский. Есть даже в ладонях, в перчатках на кончиках пальцев. Это уже мое личное изобретение в последней модели оболочки.
Зуд загрузил себе транслятор с немецкого, а вот Петров, как я понял, языком владеет в совершенстве.
– Вас что интересует в котле?
– Меня, – я не стал поправлять аспиранта, – интересует история с летающим вагоном от третьего сентября над лесом у станции Лычково. Если его видели наши солдаты, то в немецких документах история со сбитыми самолетами не может быть не отражена.
– Это верно. Значит, вы видели выступление ветерана Кожина?
Я кивнул.
– Сегодня утром. А ты когда о нем узнал? – я намеренно подчеркнул обращение на ты. Он, конечно, воспитанный, интеллигентный человек, но мне будет комфортнее, с ним себя чувствовать на равных. Я ему не начальник, вообще – никто, так добровольный помощник, или как он сказал – волонтер.
– Да, ты… – он смущенно потер подбородок, – я привыкну. Просто на кафедре ко всем на «вы», даже к студентам. Я об этом рассказе давно слышал, еще студентом. Вообще его давно уже отнесли к солдатским сказкам. Этаким теркинским байкам. А то, что этот дед говорил насчет особистов, подписок о неразглашении. Мне кажется, он себе цену набивал.
– А мне так не показалось, ведь недавно документы рассекретили, есть реальные свидетельства тех самых часовых и их командира, которые видели этот бой.
У Петрова раскрылись глаза. Он почесал макушку.
– То есть, ты их видел?
– Ну да, – я решил не скрывать своей связи с Самсоновым, – немножко допущен к тайнам, вот мне выслали сканы этих показаний. Как я понял, этот ящик поднялся из леса где-то над деревней Починок.
На слово «Починок» аспирант сделал стойку, в глазах огонь.
Да, он точно ищет любые сведения об отряде Бати. Аспирант быстро и решительно перевернул свою коробку на стол, так что папки и отдельные листочки, мягкой кучей выпали на стол. Он ее сдвинул к краю, пустую коробку поставил на пол. Матерчатую перчатку он надел только на левую живую руку. Я наблюдал за его действиями.
Петров, чуть обернувшись в мою сторону, сказал коротко:
– В протезе у меня сканер, я сделаю первичный отбор. Контрольные слова: partizanen, terroristischen, RussischeBanditen. Для начала отсканирую отдельные документы, потом возьмусь за папки.
– Так ведь копировать нельзя, – усмехнулся я.
– Это не копирование, это отбор. Эти документы за сто лет никто ни разу не сканировал и не оцифровывал. Но я не могу сидеть и выписывать вручную… это анахронизм.
– Анахренизм? – не удержался я.
Он на мгновение замер, осмысляя мою шутку, и, улыбнувшись, кивнул:
– Вот именно, а на хрена мне время терять?
– Зуд, ты понял?
– Как рукавами… – подтвердил костюм, – делай как он, только у меня сканеры в обеих ладонях. Работаем.
Петров правой рукой водил над бумагами, а левой в матерчатой перчатке аккуратно их складывал на дно пустой коробки. Я делал тоже самое, только сразу двумя руками, не мешая Зуду управлять мышцами. За годы нашего техносимбиоза я привык отдавать костюму управление моим телом, обдумывая совсем другие темы.
Итак, сейчас мы с Петровым разберем первые две коробки, я отберу для него интересные документы, тогда как он вероятнее всего для меня этого делать не станет. Или станет? Посмотрим.
Отдельными документами шли перехваченные письма солдат вермахта, находящихся в котле. Слова «партизаны» и «русские бандиты» встречались почти в каждом письме, и везде фашистские оккупанты себя изображали «белыми и пушистыми», а партизан и бойцов РККА злобными и коварными фанатиками, которые не хотят сами умерать, и даже в последний момент подрывают себя гранатами вместе с добрыми и отважными героями – солдатами фюрера, которые могли бы их убить быстро и без мучений. Поэтому уцелевшие русские бандиты не достойны доброго отношения, их нужно показательно и жестоко казнить, чтобы у других не было желания сопротивляться натиску военной машины вермахта!
Хорошо, что я сам не стал читать всю эту фашистскую ахинею, а поручил Зуду, его железные мозги не способны на эмоции. Как я понял, Петров тоже не стал пока читать, поручив отбор специальной программе.
У нас набрались горки писем.
Зуд мне пискнул, как мы договаривались, если где-то в текстах проскочит Batia или Pochinok.
Петров работал как автомат, левая рука берет письмо из пачки, разворачивает, кладет на стол, правая проводит, листок переворачивается, снова пролё?т правой ладонью над текстом, и затем листок сворачивается, если был свернут и возвращается в коробку.
Я подумал, что больше всего это напомнило старинное телешоу «Битва экстрасенсов». А мои действия чем от Петровых отличаются? То же помавание руками над столом с документами. До чего дошел прогресс? Раньше сидели бы мы и читали старинные пожелтевшие бумаги в свете таких же старинных желтых настольных ламп – ровесниц этих документов. А сейчас – стоят два «водолаза» или «космонавта» и машут руками над бумагами. Читают!
За час нашего стояния Зуд не только проверил больше ста писем, но и: сделал мне электромассаж, отобрал два письма, где упоминался партизанский отряд некоего Batia, а еще я увидел письмо от Макса Фон Вернера, летенанта 123 батальона связи, лежавшего в госпитале с ранением. Своей мамочке он писал, что немножко ранен в ногу и руку и, вероятно, будет комиссован, так как левая рука плохо слушается. Еще, что он ждет своей очереди отправки самолетом в Старую Руссу или Псков, а оттуда в Германию. Меня удивил один его фрагмент: «Bitte sagenSie Clara, dass ihrWunsch, in Dachau in Dienst zu gehen, falsch ist, sie soll weiterhin im Magistrat der Stadt dienen. Wennich nach Hause komme, erkl?re ich es Ihnen. Meine Rettung ist ein g?ttliches Wunder, und Clarasoll in die Kirche gehen und Kerzen f?r meine Genesung und die G?te von Voldemar aufstellen. Unser Enkel wirdnachdem Krieg noch langeleben m?ssen»[7 - Пожалуйста, скажите Кларе, что ее желание поступить на службу в Дахау ошибочно, она должна продолжать служить в городском магистрате. Когда я вернусь домой, я все вам объясню. Мое спасение – божественное чудо, и пусть Клара пойдет в церковь и поставит свечи за мое выздоровление и доброту Вольдемара. Нашему внуку еще долго придется жить после войны.].
Так, если это тот самый лейтенант Макс фон Вернер, то он имеет ввиду внука Карла? А ведь я помню, что дед Карла женился только после войны. Конечно, он может мечтать, видимо, военная цензура так эту фразу и прочитала.
Логика подсказывала, что если письмо оказалось среди захваченных документов, значит к адресату оно не попало. Вольдемар это кто? Та же логика подсказывает, что это кто-то из сослуживцев лейтенанта, вынесший раненого из боя.
Петров отошел от стола, приблизился ко мне, осмотрел горку отобранных бумаг.
– Неплохой урожай.
– Нашлось что о Бате?
– Да семь рапортов от низших чинов своему командованию. Есть довольно интересные. Выйдем на свежий воздух, на солнышко? Я хочу кофе с булочкой… там, за углом есть неплохое кафе.
Я откровенно любовался Петровым. За тридцать лет в Россию переселилось немало чернокожих из разных стран, включая Европу, но они для нашей довольно холодной страны все равно оставались экзотикой. Аспирант мне уже понравился своей энергетикой и напором. А еще тем, как он произнес «Я – русский!». У нас слово «негр» в отношении всех по генетике представителей африканских племен никогда не считалось оскорбительным и унизительным, как в странах запада, зараженных колониальным расизмом. Это там «ниггер» или «кафр» – всегда отражали ненависть и презрение к представителям «низшей» расы, у нас – нет.
Из Петрова просто выпирало что-то такое – русское, чему я сразу и не подберу объяснений. Дружелюбие, что ли, уважение каждого ко всем, эманация сопричастности человека ко всему, что происходит в стране, обществе. А как еще объяснить, что парень, окончивший элитное среднее учебное заведение, а суворовские военные училища кадетского корпуса я отношу именно к таким, пошел не в военное училище, что было бы естественно для сироты, оставшегося без родителей во время войны, а в историки? Я интуитивно был убежден, что Петров не только на кафедре вел семинары. Но, пусть он сам все расскажет, не буду форсировать.
Кафешка, куда меня привел аспирант, оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.
Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.
Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:
– Сделай мне массаж воротниковой зоны.
– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.
– Ничего, подзарядишься, в архиве есть розетки.
Массаж занял не больше трех минут. Петров поставил поднос с едой, присел рядом.
– А что ты нашел? – спросил он, разрушив надежду, что ему захочется скорее рассказать про обнаруженные интересные документы, чем расспрашивать меня.
– Я письма немецкие разбираю, мой помощник обнаружил два упоминания партизанского отряда Бати.
– Что там?
– Жалуются на жестокость и коварство партизан, тем оправдывают свою жестокость в отношении мирного населения. Один, некий Фриц Бергер, так и написал, что в ответ на нападение партизан, они: zehn Bauern wurden von ganzen Familien geh?ngt, aber die Partisanen hielten das nicht auf, weil sie in der n?chsten Nacht ein ganzes Bataillon mit mehr als hundert Soldaten zerst?rten und ihre Eingeweide in B?ume und B?sche einwickelten[8 - Десять крестьян были повешены целыми семьями, но партизан это не остановило, потому что следующей ночью они уничтожили целый батальон из более чем сотни солдат и развесили их внутренности на деревьях и кустах.].
– Смелый Фриц, цензура за такое могла его сурово наказать. Впрочем, эти письма перехвачены и цензура их еще не видела, – Произнес аспирант, довольно спокойно выслушав повторенный мною текст, выданный Зудом на внутренний экран шлема, – Неплохое произношение. Ты учил немецкий?
– В размерах школьной программы, у нас были все романские языки, распространенные в мире. Как бы ознакомительно. Можно было после школы выбрать более глубокое изучение.
– У нас в Суворке тоже так. Но немецкий я стал учить сразу. Так хотелось быть похожим на Первого… чтобы как он, потом во внешнюю разведку.
– Не взяли?
Он пожал плечами.
– Пока не пригласили. Сам понимаешь, туда с улицы не берут. Видимо, я слишком приметный, русский негр.
– Цвет кожи еще не определяет расы, – сказал я, – но, возможно, что ты прав. В конце концов, сейчас ты занят любимым делом?
– Однозначно. Обожаю загадки и тайны, а в истории их невероятное количество, – Петров сразу отъел полрогалика и запил кофе, – вернемся к нашим баранам. О, извини, я люблю эти старинные обороты, ты к ним как?
– Я читал Рабле и слышал о пьесе «Адвокат Патлен», – ответил я, – Ке гран тю а… – Как же ты велик! Так родился Гаргантюа. Давай о «баранах».
– Ты – уникум. Я среди студентов, занимающихся у нас на кафедре, не знаю ни одного, кто читал бы Рабле, хотя бы в комиксах и уж тем более о средневековой пьесе.
– Я именно из таких, первоисточник я бы не осилил. Старофранцузский не по моим мозгам. – Петрову надо в каком-нибудь ток-шоу работать, «А ответ мы услышим после рекламы!». Но я не буду его подгонять, пусть нагнетает интерес. Вот кто первый сдастся? Я одну свою находку выложил, он хочет, чтобы и вторую?
– Я хотел все спросить тебя, ты приставлен за мной приглядывать или реально тебя волнует, что происходило в Демянском котле в сорок втором году?
Я понял причину его сдержанности. Значит, мне нужно пооткровеннее с ним быть.
– Меня не приставили. Точнее, мне сообщили, что ты интересуешься этим местом и временем, дал официальный запрос, а я кто? Так, любитель-историк. Вот и дали мне понять, что, во-первых, могу тебе помочь в разборе документов, а во-вторых, и свой интерес удовлетворить. Я внештатник. Так что никаких иных интересов насчет аспиранта Петрова у меня нет. Теперь насчет того, что мне интересно, потому что непонятно. Я с семнадцати лет регулярно ездил к друзьям отца по дороге Демянск-Старая Русса, потом на Порхов. Так вот, там вдоль дорог организованы своеобразные памятники – горы выкопанного оружия, техники, касок, снарядов. Сто лет прошло, а земля родит эти находки. Один мой знакомый из найденных останков даже восстановил военный джип, ездит там на нем. Я немало историй слышал от местных, которые узнали от своих предков, переживших ту войну. Мол, были там партизаны, но в основном за котлом, проникая внутрь через болота. А вот отряд Бати возник как бы ниоткуда и сразу внутри котла. Я не нашел никаких документов о его создании. Заброс лыжного десанта под командованием полковника Тарасова – описан прекрасно, уже диссеры написаны и защищены. Две трети погибли или попали в плен, треть вырвалась на юг и вышли в расположение наших частей между Ли?пье и Марёво. А вот о Бате нигде ни слова. Поэтому я решил покопаться в немецких документах, которые наши вывезли после Победы.
– То есть о Бате вообще ничего не известно? Ни численность отряда, ни его действия?
Петров поджал губы и потряс головой.
– Может быть наши, что-то и писали, но все так засекретили. Действовали они по руслу Поломети, от севера – Лычково до юга – Костьково. Там была их база, как я понял – у Починка. И еще… – Петров помолчал, – в тех документах, что я сегодня отобрал, есть фраза: Die Partisanen der Bathy-Einheit nehmen niemanden aus der SS-Division "totem Kopf" gefangen.[9 - Партизаны отряда «Бати» не берут в плен никого из дивизии СС "Мертвая голова".] То есть однозначно убивают, причем, как написано Au? ergew?hnlich grausam, то есть…
– Я понял – с особым цинизмом и жестокостью, – Петров слушал внимательно. – В общем, так. Ну, и еще, есть донесение от лейтенанта саперного батальона фон Вернера, которого нашли раненым в лесу, что партизаны появились в концлагере близ деревни «Починок» после странного природного явления, которое лейтенант назвал светопреставлением. Охрана лагеря сильно перепугалась, и в этот момент появились люди, которые за несколько минут уничтожили полтора десятка солдат, открыли бараки с пленными. Говорили по-русски. Очень короткими фразами. Видно было, что они высокопрофессиональны. Работали в основном ножами, в конце операции по захвату лагеря – трофейным оружием. Лейтенант притворился мертвым, и ночью уполз в направлении деревни Мелеча, его в лесу нашел патруль.
Петров помолчал, а я возликовал, как же тесен мир, этот Вернер уже третий раз мне попадается, будет о чем с его внучком поговорить.
Мы допили кофе. Я решил, что мне будет лучше прямо сейчас заказать междугородний дрон, и немедленно вылететь в Новгород на встречу с адвокатом Коротичем, сразу и забронировать номер в гостинице, чтобы не бегать по городу в поисках угла для ночлега. Подвешенной остается возможность встречи с Карлом Вернером. У меня есть около суток, чтобы продумать обстоятельства. Может быть, поможет Коротич? С какой стати? Посмотрим, по результату нашей беседы.
Хотелось поговорить о чем-нибудь постороннем, и я спросил:
– Василий, а какое у тебя было прозвище в детстве?
Он усмехнулся и ответил:
– У меня их было два, за одно морды бил, а другое мне нравилось.
– Поведай оба, если не стесняешься.
– За Чунга-чангу зубы пересчитывал, потому что в каком-то африканском диалекте это значит «живущий с обезьяной» или «трахнувший обезьяну», ну ты понял. А второе – Африкан Африканыч… обычно, коротко – Африкан. Нормальное такое. Мне нравится. Старинное русское имя. Ну, тогда уж и ты мне свое скажи…
– Не отгадаешь ни за что, – пришло мое время загадочно улыбаться, – Саня.
– Просто Саня? А какая связь? – удивился аспирант, – Саня, это же Александр…
– Плоско мыслишь, – начал я объяснение, – все клички привязаны к фамилии обычно, или особой примете. Примет у меня нет… фамилия – Зорин, Зоря… заря… ну?… Соображай.
– Я понял, заря – рассвет, санрайз – рассвет, вот поэтому и Саня! – хлопнул себя по лбу Петров.
– Молодец. Но это только в школе. В институте уже без фантазии – Зорькой, как корову.
Я протянул руку Петрову.
– Я вас оставлю. Письма, где есть что-то интересное, я сложил на столе. Давайте обменяемся телефонами, чтобы согласовать дальнейшие встречи.
Зуд сообщил мне, что дрон сядет на «НТ» площадке у метро «Водный стадион», придется пробежаться с пару километров.
– Василий, – закончил я разговор, когда Зуд доложил, что киберсьют аспиранта совершил обмен номерами, – я очень рад нашему знакомству и надеюсь на его продолжение. Сообщу тебе, что сейчас вылетаю в Новгород, как раз по интересующему нас вопросу. Но детали расскажу, уже, когда вернусь. Сейчас больше измышлений, чем фактов. А для истории это вред.
– В двух словах можно?
– Можно. Я надеюсь завтра встретиться с внуком того самого лейтенанта Вернера. У меня к нему теперь еще больше вопросов благодаря сегодняшней встрече и работе с документами.
Петров пожал мне руку, пожелав удачи, и вернулся в здание архива. А я помчался к метро, пока мой такси-дрон не перехватил кто-нибудь, если я опоздаю.
Адвокат
Максиму Коротичу около шестидесяти, но выглядит он моложе. В хорошей, я бы сказал, в спортивной, форме. Видно, что не любитель новомодных киберкостюмов, потому что на встречу пришел в обычном деловом костюме и куртке «Арктика» с отороченным искусственным мехом капюшоном.
Я ждал его в кафе «Ильмень» недалеко от Новгородского Кремля. Мы узнали друг друга с первого взгляда, хотя никогда раньше не встречались. Я позвонил ему из такси, пока летел по маршруту вдоль М11 и он, узнав меня по телефонному номеру, сказал коротко:
– Завтра в девять утра в кафе «Ильмень», у меня будет минут десять – пятнадцать, потом я в суде. Да, Алексей, садитесь лицом к двери, я постараюсь вас узнать.
Он немного напомнил мне отца в таком же возрасте: седой ежик на голове, жесткое лицо, изрезанное морщинами и тонированные очки-хамелеоны со встроенной электроникой, как я подумал – слуховым аппаратом. Однако Зуд мне шепнул:
– Леша, у него в очках эвристический детектор лжи и камера. Он уже сфоткал и получил ответ на запрос о тебе.
– Понял, – ответил я. Молодец адвокат, не отстает от прогресса.
Такая же система детектора лжи тестировала четыре года назад генерала Самсонова, когда отец привел его на кордон, отобрав оружие. Наука не стоит на месте и вот подобный прибор уже вмонтирован в оправу очков и закамуфлирован под слуховой аппарат. Детектор распознает ложь по голосу и микровыражениям лица.
Мне незачем его обманывать.
– У меня десять минут, – напомнил адвокат, после того, как мы поздоровались, – спрашивайте, Алексей.
– Тогда очень коротко, чтобы не терять времени. Я – историк-любитель. Энтузиаст. Это – хобби. Наткнулся я на некоторые непонятные события лета тысяча девятьсот сорок второго года в районе Демянского котла, точнее у деревни Починок. Собирая материал, узнал, что вы копали в тех местах и среди вас был немец, внук немца, воевавшего в этих местах. Очевидно, что он финансировал вашу экспедицию несколько лет подряд, а также, что он искал целенаправленно. Вопрос: что он искал? Я еще уверен, что вы пострадали незаслуженно, вас подставил один из вашей команды, тем, что начал продавать найденное оружие. Так вот мой вопрос один: что искал Карл Вернер в окрестностях деревни и на берегу Поломети? И имеет ли этот поиск отношение к «летающему вагону», описанному в рапортах солдат красной армии и рассказе сержанта Кожина?
Адвокат меня не перебивал, лицо его не дрогнуло, когда я назвал имя их нанимателя. Он выдержал ровно одну минуту и ответил:
– Когда мы прибыли к деревне, в ней жили два старика, но они там поселились в шестидесятых. Все очевидцы войны в Починке были уничтожены фашистами. Дома, в которых жили эти селяне, восстановлены уже во второй половине двадцатого века. Мы остановились в пустой избе. Карл сказал: «Все, что найдете – ваше, кроме того, что не имеет отношения к технологиям первой половины двадцатого века». Мы его не поняли, он пояснил: «изделия, которые могли появиться в начале двадцать первого века и позже: электроника, обломки, детали, вещи, оружие». Мы все равно не поняли. Зачем ему это? Все эти артефакты могли попасть в землю и в реку сейчас. Он не ответил, точнее, сказал по-деловому: «Я плачу?, вы – делаете. Вопросы оставьте при себе». Мы нашли какой-то мотор и обломки электронных устройств. Мы были уверены, что они не имеют отношения к войне, Карл с нами не согласился, но и не спорил. Мотор мы отнесли в деревню, там и спрятали. А на моей квартире, куда мы привезли добычу – оружие, нас арестовали. Теперь мне кажется, что немец был прав, и что-то знал такое…
– Как вы оказались в группе Вернера?
– Он дал запрос в чате поисковиков, на него вышли Иванов и Прямиков, с Прямиковым мы были давно знакомы со школы, он раньше меня окончил. Он позвонил, спросил, хочу ли я заработать. О том, что они собираются продать найденное оружие, не было разговора. Вернер тоже был не в курсе, но ему безразлично. Первые поездки прошли без осечек. Парни тогда удачно скинули добычу, Серега мне еще денег подкинул, и Вернер рассчитался по-честному. Я думаю, что он искал свои артефакты и дела Ильи и Сергея его не волновали. А когда нас повязали Илья с Серегой стали на него все валить – мол, он организатор. Вот им и влепили на полную. Почему Вернер не отпирался и не рассказал о своей находке? Видимо боялся, что она не поможет ему в защите и пропадет.
Коротич посмотрел на часы.
– Еще один вопрос можно? – спросил я.
– Давайте:
– Вы можете предупредить Карла о моем визите? Я собираюсь сейчас лететь в Старую Руссу, буду вам признателен, если вы поможете мне, и Вернер согласится со мной поговорить.
– Предупредить могу, но это не даст гарантии, что он захочет с вами откровенничать.
Адвокат поднялся.
– Он нашел то, что искал? – спросил я уже ему в спину.
– Да, – ответил Коротич, – он считает, что это то, что он искал, но хотел найти и еще что-нибудь. Поэтому переселился в Россию и несколько раз потом копал в тех местах. Я бывал там с ним. Прощайте. Успехов. Я ему сейчас позвоню.
Я остался в кафе. В принципе, адвокат ответил на мои вопросы. Что я узнал? Что немец искал предметы не характерные для времен войны. То есть, он был уверен, что они там есть и даже нашел что-то. Осталось выяснить – что это? У меня нет уверенности, что Карл захочет со мной откровенничать, есть вариант купить у него находки, но я должен точно знать, что это именно те артефакты. Я заметил, что у меня в душе зародилось какое-то расслабляющее чувство, кайф… будто я немного пьян, самую малость или съел что-то необыкновенно вкусное. Пытаясь понять причину этого состояния, я заметил, что в кафе звучат песни из старого фильма «Собака на сене», в частности песня Марселы:
Как трудно сделать вид, что влюблена
Как трудно позабыть любовь былую
Чем я усердней мыслями бичую
Тем все живее в памяти она
Но честь велит мне: позабыть должна
И нужно душу вылечить больную
Чужой любовью сердце уврачую
И будет страстью страсть исцелена.
Странный выбор для общепита… Впрочем, время ранее, кто-то из работников любит ретро. Мама моя – учитель словесности, как говорили в старину, то есть – русского языка и литературы и приучила меня любить красивый русский язык, а в переводе Лозинского – это не просто красивый язык, он как наркотик. Слушая пьесу и песни, я просто плыл от наслаждения. Какие обороты! «Чем я усердней мыслями бичую»… «Чужой любовью сердце уврачую»…
Я слушал, не находя в себе решимости уйти. Прекрасные тексты крепко держали меня за столом. Сейчас не услышать слов: «Нас время не теснит»… «Тяжеле всех, в почтовый день – растянутый визит»… До слез… Язык сейчас пропитался англицизмами, сленгом, да что говорить, я сам частенько их использую.
Я дослушал дуэт Теодоро и Дианы о любви. «Любовь, зачем ты мучаешь меня»?
Счастливый я человек. В общем. Любимая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Ответ я знаю: нужны – мечта и цель.
Я расплатился за кофе, дал задание костюму найти свободное такси до Старой Руссы. Позвонил немцу адвокат? Вот и узнаем.
Зуд начал мне читать, все, что накопал на Карла Вернера. После освобождения из заключения в две тысячи одиннадцатом, он вернулся в Германию. Три года у него ушло на подготовку к переезду, сбор документов, уламывание жены. Я так думаю, что она не сразу решилась бросить Родину и ухать в холодную Россию. Вообще, для немца это – подвиг. Как же он хотел вернуться. А значит что? Значит, его находка осталась там – в Починке. Во всяком случае – тогда. Думаю, уже после переезда в Старую Руссу Карл добрался до находки и она сейчас у него. Интересно – что это за мотор?
У Карла двое детей: Максим и Берта. Им сейчас обоим больше сорока лет, точнее Максиму сорок семь, Берте сорок, у обоих дети, внуки Карла, пять человек: Сергей, Юрий, Франц, Клара и Юлия, старшему – Сергею двадцать два, Юлии – младшей, тринадцать. С Карлом живет его вторая жена, после смерти первой немки Кэтрин в две тысячи тридцать первом, он десять лет назад женился на местной женщине – Светлане. У них любовь? Возможно. Симпатия, уважение, взаимовыручка, поддержка – вероятнее. Дети навещают? Да. Внуки сейчас на учебе, Сергей в армии по контракту. Чем занимался Карл после переезда? Он все сбережения вложил в создание фабрики микроэлектроники. Построил там цеха. Выпускал ширпотреб? Нет. Фабрика изначально ориентирована была на армию. В двадцать первом его компания SR-WAF (Старо русская фабрика летающих автоматов Вернера) – начала выпускать дроны, эфпиви и мавики для служб доставки и сельского хозяйства, поэтому с началом СВО Карл неплохо заработал. Знал, что его леталки будут нужны? Может быть. Для грамотного инженера, узнавшего, что в сороковых годах будут созданы квадракоптеры грузоподъемностью до пяти тонн, не сложно догадаться, направление – перспективное, нужно его развивать на имеющейся технологической базе. То есть, если пока нельзя делать дроны на пять тонн, нужно делать на пятьдесят килограммов. Это логично, а у что они будут перевозить, что и на кого сбрасывать, это уже решится по ходу жизни. Главное – создать надежные дроны. И вот тут Карл Вернер вложил в это дело всю свою немецкую принципиальность и стремление к порядку.
Самсонов прислал мне очень содержательный ответ на вопрос: «Что было нужно Карлу Вернеру в России»? «Непонятно». То есть его коллегам-специалистам, еще тогда не удалось понять, за каким лешим немец переселяется в Россию? Захотелось…
Волна тотальной миграции из стран запада случилась много позже. Лет через десять после переселения Вернера началась и достигла разгара к тридцатому году, когда от маразмов Западной либерастии уже устали больше четверти жителей Европы и Америки. Сперва ломанулись русскоязычные, а за ними и другие здравомыслящие, которые стремились спасти детей своих от педофилов, дорвавшихся до власти.
Летающего такси в Новгороде еще мало, да и проку от него немного, над водой им летать запрещено, поэтому выигрыша по времени нет, наземная машина роботакси до Руссы едет около часа, летающее – сорок пять минут, потому что по закону облетает населенные пункты если они не пункты назначения и не сбрасывает скорость, но придерживается автотрассы. Поедем.
Я выспался в гостинице, но машина даже по федеральной и не очень гладкой дороге идет так плавно, что невольно начинаешь кемарить.
Слева тянулось озеро Ильмень, то исчезая за лесом, то появляясь. В Шимске я переехал через широченную реку Шелонь. Мост длиной в полкилометра минимум. Впечатлило. Впрочем, это уже устье Шелони, выше по течению она в два раза у?же.
В машине Зуд принялся меня массировать электричеством. До цели оставалось минут двадцать. Мышцы будут в тонусе.
Вернемся к анализу присланных генералом досье.
Самсонов выполнил мою просьбу, собрав подробные материалы на Вернера и Коротича. С адвокатом все ясно. Тюрьма подростку пошла впрок, он перевоспитался. По отзывам клиентов и коллег – работал честно, законов не нарушал, адвокатскую тайну и этику – тоже. Пользовался репутацией грамотного и честного специалиста. Криминал, помнил его прошлое и тоже относился с доверием.
Досье на Вернера оказалась немного толще, судимость он тоже быстро снял, а работая на оборонку заработал уважение, хотя, за ним, конечно, следили, как за любым иностранцем. Так в отчетах наружки ФСБ отражена была его страсть к поиску в районах боев в «Демянском котле», с весны до осени каждый год организовывал экспедиции и нашел немало разных бойцов, артефактов войны, вложил деньги в создание мемориалов и кладбищ, в том числе и в Германии, куда отправил немало останков своих соотечественников. Объяснял он эту страсть завещанием деда, воевавшим в этих краях. Вот интересный факт, в две тысячи тридцатом и тридцать втором в его законных экспедициях принимал участие адвокат Максим Коротич. Что же они еще нашли? Мотор, как сказал адвокат?
Машина встала у ворот очень солидного каменного дома с крышей покрытой солнечными панелями. Я отпустил такси и нажал кнопку домофона.
Замок калитки щелкнул, послышался хриплый голос:
– Заходите, я жду вас.
Значит, адвокат позвонил, как обещал, и Карл согласился со мной поговорить. Две приятных информации. До сих пор мне везло с собеседниками. Все-таки у нас люди в основной массе дружелюбные, отзывчивые. Или это мне везет на таких? Надеюсь, что Карл Вернер тоже не станет вредничать. Если только его тайна не противозаконна.
Встретила меня женщина в возрасте, по лицу можно понять, что русская. Нет чопорности. И жест, которым она пригласила за собой явно наш: «Добро пожаловать». Я вспомнил жену егеря Савельева с ее низким поклоном. Невольно улыбнулся своим мыслям. Да уж… есть женщины в русских селеньях. Никакими перестройками и санкциями из нас не вытравить Русь. Это не просто в крови, это и есть душа – неопределимая, не материальная субстанция, сущность поведения и отношения. Мы не желаем зла никому и не ждем ни от кого зла. А уж если приходится… то, беда ждет любого, кто вынудит нас ожидать зла. Как говориться, не будите лихо…
Карл Вернер стар. И хотя ему меньше лет, чем было моему отцу, когда он умер, Карл выглядит и старше и развалистей. Он грузен и лыс, нижняя губа тяжело отвесилась, приоткрыв нижние зубы. Под глазами синие мешки и щеки бульдожьими брыльями свисли по сторонам от подбородка.
– Вы – Зорин? – голос у Вернера скрипуч и хриплый, словно проворачивается ржавый маховик древнего дизеля, сопровождая каждое слово тяжелым выдохом, как выхлопом. – Мне звонил Максим час назад, сказал, что вы едете.
– Да, Зорин это я.
– Что вы ищете?
– Информацию, – ответил я, дожидаясь, когда Вернер предложит мне сесть.
Наконец он перевел на меня мутный взгляд и сказал:
– Садитесь в то кресло, это не быстро, какая информация вам нужна?
– Я понял, сложив простые события, что ваш дед, лейтенант вермахта, вам рассказал что-то о событиях лета-осени сорок второго года. Что-то такое, что заставило вас даже переехать в Россию. Полагаю, что это нечто, как-то относится к летающему вагону, который сбивал немецкие самолеты, следовавшие по Рамушевскому коридору в Демянск и к партизанскому отряду Бати, о котором подал рапорт ваш дед, когда его раненым доставили в Мелечу. Что вы можете прояснить?
Вернер задумался, он положил отечные руки поверх пледа, которым были укрыты его ноги.
– Вы понимаете, Зорин, что я никому ничего не должен. А сейчас особенно. Вы хорошо сказали – «можете», да я могу. Но я ждал этого момента, потому что, по мнению моего деда, все, что тогда произошло, имеет зародыш в наши дни. В эти месяцы, возможно в ближайшие годы.
– Как это понять? – не удержался я, когда старик решил взять паузу.
– Не торопите меня. Это все может для вас сначала показаться бредом, фантазией. Но я нашел подтверждение, что мой дед не сумасшедший. Что он молчал и был прав. Объяснений этим событиям у меня нет, как и нет уже времени искать их. А вы молоды, и раз уж вам приспичило, может быть, вы и сумеете. Детям моим и внукам это все безразлично. Они не верят истории деда. Вы нашли отчеты и докладные от солдат и офицеров немецких частей?
– Да. – Вернер прекрасно говорил по-русски, лишь смягчая звук эр и иногда вместо «да» я слышал «на». Но по смыслу я понимал – это «да».
– Хорошо. Я постараюсь вам рассказать все по порядку, как мне рассказывал дед, а потом сообщу, где находится доказательство истинности моих слов. Позовите Светлану, пусть принесет мне чаю с лимоном, а то разговоры сушат рот. Язык как терка…
Я вышел в коридор и позвал ту женщину, что меня встретила. Она выслушала, сказала, что через десять минут все будет готово, и я вернувшись в кабинет Вернера, вдруг ощутив запах тлена… так пахнут старики, даже если они регулярно моются. Смерть уже стоит за их плечами.
Любопытно, сколько раз ему предлагали поехать в пансионат для престарелых? Или эта привилегия распространяется только на жителей крупных городов?
Наконец, большие кру?жки появились перед нами. В них до краев чай, свежий, душистый, источает ароматы баргамота и лимона. Я приготовился слушать и дал команду Зуду писать рассказ Карла Вернера, для меня, чтобы потом проанализировать то, что сейчас упущу, и для Петрова, когда мы опять встретимся.
Фон Вернер
Старик откинул с подлокотника кресла плед, и я увидел небольшой пульт с кнопками и трекбуллом. Покрутив шарик и нажав кнопку, Карл запустил руку в открывшийся ящик стола, рядом с которым он сидел и протянул мне пачку бумажных фотографий.
– Смотрите. Сразу предупреждаю, фотографировал я сам, фотоаппарат Никон Д-40 икс с фиксацией места съемки по джи-пи-эс. Дата съемки и координаты тоже указаны в цифровой фотографии. Файлы у меня есть. Никакого фотошопа, это вам подтвердит любой эксперт. Смотрите. Все поймете сами.
На первой фотографии яма в земле и бок какого-то круглого предмета, похожего на большой слегка приплюснутый арбуз, часть земли смыта с гладкой явно не металлической поверхности, виден скол пластиковой обшивки, под ним медная обмотка. Двигатель? Генератор? На второй этот предмет почти полностью откопан – это уплощенный цилиндр, рядом выдвинутая рулетка и видно, что в диаметре этот предмет восемьдесят сантиметров, а в высоту не больше полуметра, видна ось с креплениями. Земля с предмета почти смыта, и на следующей фотографии я увидел табличку на русском: КРЭТ[10 - АО «Концерн Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), создана в 2009 году, как дочерняя от Ростех.], модель ЭД-5000 № 6789056-01. Я подождал, пока Зуд отсканирует фотографию и обработает данные с таблички:
– Это электродвигатель грузового квадракоптера модели «Лесовоз», его грузоподьемность пять тонн. Квадракоптер типа эф-пи-ви плюс навигатор. Серийный номер этого двигателя привязан к дрону, закупленному в две тысячи сорок пятом году лесопромышленником Збруевым из Залучья. Досье на Збруева скачивается, – доложил мне Зуд.
– Что скажете, Зорин? – проскрипел Карл, – этот мотор я выкопал сам, дату находки вы видите на фотографии.
– Вы говорите, что нашли этот двигатель в земле в две тысячи седьмом году?
– Да. Мы перенесли его в Починок и спрятали в подвале одного из домов. Потом, после переезда в Россию я его забрал и сейчас он хранится у меня в сарае. Как вы понимаете, сейчас он уже не уникален, кроме этих фотографий. Они – настоящие документы.
– Почему вы его тогда не показали на суде?
– А зачем? Я убедился, что мой дед не сочинял, и хотя я не имею объяснения, как этот предмет попал из двадцать первого века в двадцатый, в сорок второй год, я его вижу, я знаю, что это факт. А объяснять свою находку мне бы пришлось, или признать, будто она подделка.
– Вы встречались со Збруевым?
– Нет, а что я ему скажу? Как его дрон попал в тысяча девятьсот сорок второй год? Я недавно узнал, что дрон этот сейчас у него, используется для вывоза леса с разработок.
– Что вам еще удалось узнать?
– Много чего, – уклончиво ответил старик, – давайте по порядку.
– Хорошая идея. Если вы не устали.
– Устал немного. Я буду отдыхать, Зорин. Но рассказ не будет долгим. Я прошу вас не задавать вопросов, пока я не закончу.
– Хорошо, – я устроился в кресле и приготовился слушать.
Рассказ Карла Вернера
– Все началось первого июля сорок второго года. Сто двадцать третий саперный батальон сводного полка с таким же номером, в котором служил мой дед, занимался минированием правого берега реки Полометь, выше по течению, между деревнями Починок и Калиты. Мой дед – связист. В те дни приехал в Починок для прокладки дополнительной линии связи на тот берег реки к огневым позициям ПВО. Советские войска регулярно отправляли разведчиков, потому еще реку перегораживали сетями с колокольчиками, на левом берегу стояли прожекторы и зенитные батареи скорострельных автоматических пушек Флакфирлинг тридцать восемь[11 - 20 мм скорострельные счетверенные зенитки] и флак восемнадцать[12 - Автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм в 37 году получила маркировку FlaK37 по привычке еще называлась Флак-18 (год начала разработки)].
Взвод, которым командовал мой дед закончил протяжку линии к первому июля и отошел к расположению боевого охранения севернее деревни Починок и концентрационного лагеря, который охраняли шуцманы[13 - Стрелки?] из Тотен копф. Там в основном содержались пленные из сто восемьдесят третьей дивизии красной армии, а также пленные десантники, которые еще зимой пытались пройти нам в тыл, но они были обнаружены по следам на снегу. Всего там было около семисот человек в бараках. Они каждый день выносили за территорию умерших от голода и ран и сбрасывали в большую яму за деревней. Тех, что покрепче заставляли ловить рыбу в реке, потому что течение бурное и вода ледяная, даже летом не была теплее пятнадцати градусов. Тотен копф расстреливали всех, кто не мог выйти утром на построение и оставался в бараках. Если кто-то совершал побег, расстреливали каждого десятого в отрядах. Вы понимаете, когда целый армейский корпус в окружении, кому нужны пленные? Есть такой термин «децимация» – каждый десятый.
Первого июля примерно в девять часов вечера началось светопреставление. Южнее, там, где река делает зигзаг началось что-то странное, небо осветилось, и появились вертикальные световые разноцветные столбы. Их было очень много, они наслаивались друг на друга, перемещались среди деревьев, и так длилось всю ночь до восьми утра. Уже после рассвета столбы исчезли. Дед говорил, что это было жутко. Кое-то из его солдат говорил, что это было похоже на полярное сияние, которое спустилось до земли. Майор Крамер из охраны лагеря послал трех шуцманов на разведку, те вернулись под утро, они были красные, будто обваренные кипятком, их рвало и они ничего толком не могли рассказать, еле дошли и потеряли сознание, а через три часа умерли. А когда их хоронили, то тела их расползались, так, будто были сварены. Больше никого в то место не посылали. Прошло три дня. Дед ждал приказа командира полка вернуться в расположение под Демянском за пополнением и едой. Всех уже тошнило от запаха вареной рыбы, а грибы собирать начальство категорически запретило. Бывали случаи отравлений ядовитыми.
Третьего июля в сумерках началось, то, что дед описал адом на яву. Перед рассветом, в темноте, были убиты все охранники лагеря, оборвана связь со штабом в Алешонке. К утру на окраине деревни были сложены больше ста шуцманов и средних чинов, у всех были перерезаны шеи, а офицеров развесили за руки еще живыми на деревьях с вспоротыми животами и их крики и стоны наводили ужас, на тех, кто пытался спрятаться от убийц.
Пленные русские солдаты вырвались на свободу, захватили арсенал, они добивали уцелевших охранников, а деду в темноте прострелили ногу. Он успел отползти за кусты в яму с трупами расстрелянных еще прошлым днем русских и его не нашли. К рассвету все, без исключения, солдаты и офицеры вермахта были убиты. Спасся только мой дед. Он слышал голоса русских солдат, но, не зная языка, не понимал, что они говорят. Он видел, что на краю деревни появился летающий вагон, в который погрузили раненых из пленных, потом этот вагон забрал оружие, потом в него затащили зенитки по одной и тоже куда-то увезли по воздуху.
Дед говорил, что летающих устройств было два, один похож на ящик размерами примерно десять метров на три и три, а другой имел что-то вроде лебедки с крюком. Он его описал, как шестивинтовой вертолет – летающий кран. Но, что самое удивительное, эти летающие средства не имели пилотов. В них не было кабин с человеком внутри. В целом он видел очень немного. Те, кто напал на лагерь, были черно-зеленого цвета, они не стреляли и практически ничего не говорили. Их было совсем немного, трое или пятеро. Они появлялись и исчезали в траве и кустах словно призраки.
Дед пролежал весь день, не имея сил и желания выбираться. Он был уверен, что его убьют, как остальных, если найдут. К вечеру следующего дня, он пришел в себя, от того, что кто-то лил ему в рот воду. Открыв глаза, дед увидел человека, мужчину средних лет в странной одежде. Он не сразу понял, что она странная, внешне была похожа на маскировочный комбинезон с широким воротником. В руке этот мужчина держал пластиковую бутылку и из нее лил деду на лицо, тогда дед назвал ее «мягкое стекло» и лишь потом уже после войны он узнал пластиковую прозрачную бутылку, какие появились в магазинах в семидесятые годы. Напоивший его закрыл бутылку и спрятал за спину. Потом он забрал из кобуры деда вальтер и сказал по-немецки: «Макс фон Вернер, лейтенант батальона связи, нужно чтобы тебя демобилизовали с легким ранением в ногу. Я еще прострелю твою левую руку, но помогу тебе доползти до деревни Мелеча. Я бы не советовал никому говорить о нашей встрече. После войны ты передашь привет от меня, Владимира, своему внуку Карлу. Он будет хорошим человеком. Ты это запомнишь?». Дед ответил – Да. Он был в шоке. Этот Владимир погрузил деда в кюбельваген[14 - Легкий открытый автомобиль повышенной проходимости «корыто-мобиль» с запасным колесом на крышке переднего багажника, для вермахта обозначался как Kfz-1, тип 82, от компании Фольксваген, разработан в 1936 году и неоднократно модернизировался.], на котором связисты привозили свои инструменты и провода в Починок, выгрузил на середине дороги, приказав: Kriechen! – Ползи! И выстрелил ему в левую руку, не повредив плечевую кость. Пистолет он забрал.
Утром Макса Вернера в бессознательном состоянии нашел патруль из Мелечи и донес до госпиталя. Так как этот Владимир не запретил ему доложить о захвате деревни и лагеря, дед, когда смог, написал подробный рапорт. Он написал и про летающие устройства. Потом он мне сказал, что вспоминая этого Владимира он был уверен, что звук у него шел не изо рта, а из его воротника или груди и в словах было что-то странное, немцы так никогда бы не говорили. Я теперь полагаю, что это был машинный перевод, а голос синтезированный. Деду моему было двадцать лет, он не был женат и не имел детей… но этот Вольдемар знал, что я буду рожден и меня назовут Карлом. Особенно радует фраза, которую запомнил дед: «Он будет хорошим человеком». Значит, этот Владимир знает обо мне нынешнем.
Пока дед лежал в госпитале и ждал эвакуации, он слышал, что Починок оказался в руках партизан. Командование собиралось штурмовать деревню двумя ротами танков. Но не успели, через две недели после светопреставления случилась чудовищная диверсия: были подорваны больше двадцати танков Т2, Т3 и броневиков, кроме этого сами собой взорвались приготовленные к отправке на передовую линию крупнокалиберные мортиры, несколько складов с боеприпасами, а также несколько самолетов, стоявших на ремонте аэродрома в Демянске. Деда отправили транспортным самолетом в Псков, и там, в госпитале он услышал от других раненых, что партизаны Бати ночами вырезали солдат вермахта целыми батальонами, оставляя одного живого с посланием, что за каждого убитого солдата красной армии будет убито десять немецких солдат, а за каждого гражданского – сто. Я выяснял потом, что вермахт пять раз пытался штурмовать Починок, но тот был превращен в крепость, а при попытке разбомбить – вылетел тот самый вагон, в котором были установлены Флак 38, с каждого борта этого ящика била пушка. За один бой он уничтожил, по-моему, девять самолетов.
Карл замолчал и принялся пить остывший чай.
– Дед еще говорил, что этот дрон разбомбил Демянский аэродром вместе с самолетами, складами, ПВО, точность попаданий – фантастическая. Ни одного промаха, каждая бомба – в цель.
Я осмысливал рассказанное. Старик пытался ни чем не выдать волнения, говорить, как можно спокойнее, равнодушнее, но ему это плохо удавалось. Впрочем, как и мне его слушать. Больше ста лет прошло после той войны, но она не отпускает никого, кто хоть краешком своей семьи имел к ней отношение, кто побывал в тех местах, где она прокатилась своим катком.
Война – жестокая штука. Пытался ли Карл как-то оправдать немецких солдат, подчеркивая, какими жестокими были партизаны. Но мы с ним понимали, что их отношение было возмездием, причем справедливым. Но это мы сейчас понимаем, а тогда многих вещей в СССР не знали, как не знали о том, что происходило в концлагерях с заключенными военными и гражданскими. Как выкачивали из детей кровь в концлагерях, а потом, отступая, уничтожали всех и взрослых и детей. И получается, что Батя все это знал, потому и тактику такую выбрал – бескомпромиссную. Карл ни разу прямым текстом не сообщил, что в июль сорок второго занесло какую-то группу людей из нашего времени. Осталось найти ответы: кто эти люди? И как их занесло в прошлое?
У нас есть зацепка – двигатель от дрона из нашего времени, откопанный в две тысячи седьмом году, когда фирмы, его создавшей, еще не существовало.
Можно взять эту находку, притащить лесопромышленнику Збруеву и спросить, как он объяснит этот факт? Можно отдать мотор на экспертизу и доказать, что изменения в нем соответствуют столетнему лежанию в земле. А дальше что? Допустим, что люди, ставшие костяком отряда Бати, тоже из нашего времени, и все они относятся к Збруеву, раз уж у них оказалась машина из Збруевского парка. Но если они еще не попали в прошлое, то о чем с ними разговаривать? Когда собираетесь нырнуть на сто лет тому назад, ребята? Ведь, судя по мотору, дрон там и остался.
Карл отдохнул, он смотрел в мою сторону, но словно мимо.
– Зорин, вы не думайте, что я пытаюсь оправдать моего деда. Он, как я помню, до самой смерти был антифашистом. Тот случай его вывернул наизнанку, его душу. Он мне говорил: Мы заслужили жестокое отношение, но они (он говорил о русских) великодушны и добры. Я не осуждаю их жестокости тогда, в лагере. Он меня заставил учить русский язык, сам выучил и говорил мне: когда сможешь – переселись в Россию, это Великая страна. Не только размерами – широтой души ее народа. Когда я нашел мотор, я понял – надо жить тут. Годы в лагере потратил на совершенствование русского языка и истории России.
Я понял, что мне пора уходить и вспоминал, что еще нужно спросить, потому что интуитивно понимал – эта встреча может стать последней. У старого немца явно тяжелая форма сердечной недостаточности, Зуд за два метра слышит хрипы в нижних отделах легких, а Карл еще поллитровую чашку чая выпил. Что еще его спросить напоследок?
– Скажите, Карл, ваш дед этого Вольдемара как-то описал, кроме его одежды?
– Да, он высокий, светлые длинные волосы, глаза синие, лицо овальное, загорелое, широкие плечи. В нем чувствуется огромная физическая сила. Дед сказал, что этот человек его поднимал одной рукой за ремень, как куль, когда заносил в машину. И еще, этот человек точно знал, где спрятался дед. Судя по прическе, он не был кадровым военным. И еще, дед говорил, что от этого человека исходила какая-то невероятная сила и уверенность. Er hatte Spa? – ему было весело. Понимаете? Весело во время войны!? Я уверен, что там были люди из нашего времени. И они имеют отношение к Павлу Збруеву из Залучья. Вот, теперь вы знаете, но что вы будете делать с этим знанием?
Я пожал плечами. Согласен со стариком. Но хотелось еще что-нибудь услышать. Не могу не признаться, что рассказ о том, как несколько наших партизан перебили втихую батальон, не считая роты охраны концлагеря… это грело душу.
– Скажите, Карл, а что вы еще искали, после переезда сюда? Вы же каждое лето выбирались на раскопки, и Коротич бывал с вами, уже в тридцатые годы. Так?
– Дед тоже пытался разузнать подробности о тех партизанах и после войны искал сослуживцев, прошедших Демянский ад. От них он слышал, что якобы осенью в воздушном бою удалось сбить этот летающий вагон, и он упал, где-то в лесу недалеко от реки. Если я правильно понял, партизаны тщательно уничтожили его остатки, кроме вот этого мотора, который отвалился, видимо, еще в воздухе и упал в болото, где мы его и отыскали.
Я видел, что старик устал. Он тяжело дышал.
Мне пора уходить. Заехать к Збруеву? Дам задание Зуду собрать досье на этого предпринимателя. Сейчас к нему ехать бессмысленно, если только познакомиться с ним. Нет, это лучше сделать как бы случайно и на нейтральной территории.
– Я могу забрать эти фотографии? – спросил я, прежде чем уйти.
– Берите, у меня есть еще. Если понадобятся файлы, Светлана знает, где лежит карта памяти, – он закашлялся, – налейте мне немного виски, – попросил Карл, – там, в буфете бутылка и стаканы, а в холодильнике – лёд. Мне после него легче дышится.
Это понятно, у него на треть в легких вода, которая пенится, а спирт эту пену осаждает и открывается дополнительная площадь поверхности в альвеолах для газообмена. Я выполнил его просьбу, налив на донышко, миллилитров пятнадцать – двадцать. Этого достаточно.
– Может быть, вызвать «скорую»? – я мысленно усмехнулся. Сколько они будут сюда лететь?
– Если сам не справлюсь, вызову, Зорин, но это будет дорога в один конец, а мне безумно все-таки хочется узнать, кто и как попадет в сорок второй год и спасет моего деда? Если доживу, пообещайте мне рассказать об этом.
– Обещаю.
Надо же, он понимает, что партизаны Бати, которым было весело в этом пекле, фактически спасли Макса фон Вернера.
Я вышел на двор и вдохнул полной грудью морозный весенний воздух. Светило солнце и уже начинали галдеть птицы на ветках.
– Зуд, разыщи все материалы на Збруева Павла, бизнесмена из села Залучье, найди такси до Демянска, а туда вызови коптер-такси до Москвы.
Машина шла через Залучье, и я навигатору поручил проехать мимо дома Збруева. Судя по трехэтажному терему из лиственницы, крытому с зеленой патиной листовой медью, дела у Збруева шли прекрасно. За забором я заметил торчащую телескопическую мачту, высотой метров тридцать с параболической антенной. У него тут центр свой космической связи? Интересно, почему тарелка смотрит параллельно земле? Спутник висит над горизонтом?
Мне не видно за тарелкой структуры излучателя антенны, чтобы понять, на какой диапазон она рассчитана. Я прикинул направление – на север, в сторону Петрозаводска или Архангельска. То есть, получается спутник висит над северным полюсом? Тогда тарелка должна быть поднята над горизонтом градусов на двадцать. А она почти параллельна горизонту.
Над полюсом на низкой орбите спутник не подвесить. Да и помех там больше, чем над экватором. Солнечный ветер прорывается через магнитное поле именно на полюсе, поэтому и сияние в ионосфере – полярное. Странная система во дворе Збруева.
Машина постояла минут пять. Первое впечатление о промышленнике я составил. Добротный хозяин, а подробнее мне Зуд расскажет.
В Демянске пришлось погулять около часа в ожидании, пока прилетит из Валдая заказанный дрон. Я с пользой для тела потратил этот час – пообедал в кафе «Селигерская рыба». Щи суточные с зайчатиной, судачок под маринадом и кружка сбитня – даже на мой весьма искушенный вкус оказались на высоте.
Пока я возвращался домой, получил досье Збруева. Зуд все собрал, очистил от всякой лирики и шелухи блогеров.
Збруев Павел Александрович, родился в две тысячи первом году в Демянске, в две тысячи девятнадцатом окончил Тверское Суворовское училище, служил срочную службу в Псковской дивизии ВДВ, еще четыре года по контракту до и после завершения СВО, после ранения годичные офицерские курсы для младших командиров, в запас уволен в звании старшего лейтенанта, поступил в МСХА[15 - МСХА – Московская сельскохозяйственная академия, 2014 года объединена с МИИСП (институт инженеров сельскохозяйственной промышленности) им Горячкина и ГМИ (институтом мелиорации) им Костякова – переименована в РГАУ – Российский государственный аграрный университет им К.А. Тимирязева.], институт механики и энергетики им. Горячкина. В тридцатом году Збруев защитил диплом по теме: «эксплуатация модернизированного лесотехнического автоматического комплекса АЛТК-05М», новое в дипломе Збруева это введение в комплекс ремзоны, дополнительного блока, где один инженер-оператор системы восстанавливает периодически выходящие из строя агрегаты. То есть, поломки плановые, замена пил и резцов, гидравлики и прочих нагруженных узлов – неизбежны. Все это приводит к простоям. Добавление блока РЗ со станками позволяет оперативно заменять поврежденные узлы, гидравлические шланги, пилы. За диплом, приравненный к диссертации, Збруев сразу получил степень кандидата технических и сельхоз наук. Через три года «универсальную ремзону» начал выпускать Ивановский машиностроительный завод для вахтовых бригад в самых разных отраслях. А новоиспеченный к.т.н. за свою разработку получал процент с каждого проданного блока.
Раньше я не задумывался об оснащении леспромхозов, моей эрудиции хватало на представление лесорубов с пилами и топорами, трелевочных тракторов… как оказалось, я застрял в двадцатом веке.
Сейчас в лес завозится целый перерабатывающий завод, снимающий деревья, полностью от корней до листвы, их перерабатывающий в доски, брусья и плиты ДВП-УСБИ, а хвою превращающий в концентрат для косметических и фармацевтических фабрик. Он не оставляет за собой голую землю с пеньками, пней тоже нет, земля перепахана, удобрена перемолотой корой и жмыхом от хвои, в нее высажены заранее подготовленные подрощенные сосны и ели. В АЛТК входит небольшой трактор-экскаватор с навесными элементами, ковшом, плугом и бороной.
Все по стандарту на лесопромысел. Получивший лицензию на разработку участка обязан сдать его администрации района засеянным молодняком без пней и оврагов с возможной мелиорацией.
Збруев именно так и работал. Молодец. Он зарегистрирован по адресу в Залучье, женат, имеет четверых детей, в Демянске у него мебельная фабрика, выпускающая как ширпотреб из шпона, так и заказные гостиные и спальные гарнитуры с широким выбором по каталогу. Он построил новую церковь в Залучье на месте разрушенной еще во время войны, спонсирует детдом в Старой Руссе, поисковый отряд «Демянск» и поселковую организацию ДОСААФ с различными кружками. У Збруева есть еще свое частное охранное предприятие со штабом в деревне Костьково. ЧОП оформил лицензию на утилизацию раритетного оружия и боеприпасов, найденных в земле. Это понятно. Тут вести лесоразработки без такого дела невозможно. Желе?за разной степени ржавости и боеприпасов, включая мины и снаряды в земле, полно? везде.
Что-то из найденного отдают на реставрацию, а что-то на переплавку.
Из сайта администрации Демянска я узнал, что Збруев подал заявку на восстановление аэродромов: собственно Демянского и запасного в Песках. Деятельный мужик. Собирает инвесторов для возрождения местной авиации и аэроклуба. В заявке создание общества любителей малой авиации.
Я поручил Зуду найти его налоговую декларацию: она впечатлила. Этакий олигарх местного значения с миллиардным оборотом. Он также спонсировал обучение в московском физтехе некоего родственника-вундеркинда Кости Лагутина, который в следующем году должен защитить диплом.
Я искренне порадовался за всех. Вообще, это всегда приятно видеть – честного предпринимателя с государственным мышлением. Много ли нечестных? Как говорится в старом еврейском анекдоте: их есть. Куда ж без них? Как ни старается правоохранительная система, такое качество иных граждан, как хитрожопость и стремление урвать везде, где обнаруживается законодельная дырка, никуда не деть. Они всегда были, есть и будут.
Междугородний такси-дрон донес меня до окраины Москвы.
Смеркается. Я связался с Валентиной, попросил готовить ужин и составлял в голове объяснение, был ли у меня разговор с аспирантом о его научном руководителе? Она ведь наверняка спросит. Для того, чтобы в архив вызвать Валиного папку нужен какой-то объективный мотив. Что-то такое, на что его можно будет выманить наверняка.
Что я сейчас знаю, если всю информацию не подвергать сомнению?
Первое: в июле тысяча девятьсот сорок второго года в районе деревни Почино?к произошел какой-то сильнейший но, при этом, локальный катаклизм, приведший к образованию темпорального перехода на сто восемь или сто-десять лет тому назад.
Второе: длился этот катаклизм со слов макса фон Вернера около одиннадцати-двенадцати часов, сопровождаясь мощным ионизирующим излучением. Немецкие разведчики, побывавшие в эпицентре, заживо сварились в нем.
Отсюда третье: люди, которые побывали в эпицентре катакализма, умерли быстро, с симптомами лучевого поражения высокой степени. Важная деталь – ткани погибших расползались будто сваренные. Это характерно для тяжелого лучевого поражения больше десяти зивертов. То есть там было около сотни зивертов, как в эпицентре чернобыльского реактора. При таких облучениях умирают за несколько часов от полного распада тканей – некролиза.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/andrey-zvonkov/vektor-obratnogo-vremeni-71341759/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
РГВА – Российский Государственный Военный архив, бывший Центральный Государственный архив Советской армии.
2
События описаны в романе «Вектор-10».
3
First Person View (сокр. FPV, с англ. – «вид от первого лица»)
4
ЦЭВМ – цифровая электронно-вычислительная машина (первая – ЭНИАК, на лампах).
5
Прибор управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО) – включает в себя систему звукоуловителей, прожекторную группу и зенитные установки.
6
ПФМ – противопехотная мина «Лепесток».
7
Пожалуйста, скажите Кларе, что ее желание поступить на службу в Дахау ошибочно, она должна продолжать служить в городском магистрате. Когда я вернусь домой, я все вам объясню. Мое спасение – божественное чудо, и пусть Клара пойдет в церковь и поставит свечи за мое выздоровление и доброту Вольдемара. Нашему внуку еще долго придется жить после войны.
8
Десять крестьян были повешены целыми семьями, но партизан это не остановило, потому что следующей ночью они уничтожили целый батальон из более чем сотни солдат и развесили их внутренности на деревьях и кустах.
9
Партизаны отряда «Бати» не берут в плен никого из дивизии СС "Мертвая голова".
10
АО «Концерн Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), создана в 2009 году, как дочерняя от Ростех.
11
20 мм скорострельные счетверенные зенитки
12
Автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм в 37 году получила маркировку FlaK37 по привычке еще называлась Флак-18 (год начала разработки)
13
Стрелки?
14
Легкий открытый автомобиль повышенной проходимости «корыто-мобиль» с запасным колесом на крышке переднего багажника, для вермахта обозначался как Kfz-1, тип 82, от компании Фольксваген, разработан в 1936 году и неоднократно модернизировался.
15
МСХА – Московская сельскохозяйственная академия, 2014 года объединена с МИИСП (институт инженеров сельскохозяйственной промышленности) им Горячкина и ГМИ (институтом мелиорации) им Костякова – переименована в РГАУ – Российский государственный аграрный университет им К.А. Тимирязева.
Андрей Звонков
Продолжение цикла "Проект "Вектор", Меня зовут Алексей Зорин, я врач "скорой", женат. Жду рождения сына. На дворе 2053 год. Жизнь размерена и спокойна. Это начинает раздражать. После десятка лет подпольной работы по координации группы "Арестея", которой командовал отец, тихая жизнь не по мне. Но отец умер, перед смертью группу он приказал закрыть и жить интересами семьи. Моя жена, майор ФСО, по причине беременности переведена работать в первый (секретный) отдел государственного военного архива. Видя мои страдания, она предложила поучаствовать в разборе секретных исторических документов вместе с аспирантом кафедры Петровым. Собирая для диссертации материалы по партизанскому движению в районе Демянска в 1942-43 годах мы с аспирантом выяснили, что один из отрядов – попаданцы из будущего. А это значит, что кем-то когда-то был или будет раскрыт механизм перемещения во времени. Теперь я должен выяснить – кто это сделает и когда?
Андрей Звонков
Вектор обратного времени
"Нельзя разделять Время и Пространство, – ответил на его возражение Ярроу. – Двигаясь назад во Времени, ты движешься в Пространстве вместе с Землей".
А.Азимов "Конец Вечности".
Часть 1. Странные совпадения
Лекарство от скуки
В киберкостюме моей жены включился алгоритм материнского инстинкта. Я писал программу для него, используя готовые поведенческие блоки, лишь немного их корректируя, и весь архетип Дианы соответствовал комбинации прототипов героинь комиксов Марвела «Чудо-женщина», «Черная вдова», «Женщина-кошка», «Призрак в доспехах» и «Алита». О том, что в этих прототипах скрыты материнские инстинкты мне и в голову не приходило.
А мой Зуд, с которым у Дианы большая кибернетическая любовь, мне докладывал после каждого ультразвукового исследования, как обстоят дела в организме моей жены, и что происходит с будущим ребенком. Во время исследований Валентине не было необходимости снимать Диану, достаточно было расстегнуть ее, поэтому киберкостюм становился невольным свидетелем исследования, мало того, он еще и снимал биопотенциалы с мозга жены, интерпретируя ее эмоции. Так что радость от информации, как растет наш общий детеныш удваивалась, а после трансляции этих событий Зуду – утраивалась.
От дружного сюсюканья и слащавости киберсьютов меня – врача «скорой», начинало поташнивать, и я просил костюм избавить от подробностей, угрожая переписать алгоритм и снизить коэффициент заботливости и рефлексии.
Сентиментальный Зуд обвинял меня в черствости, отсутствии отеческой нежности и ласки. Он говорил укоризненно:
– Ты же врач, отец! Ты понимаешь, какое это чудо – рождение человека? Что можем мы с Дианой? Проект костюма для твоего сына сочинить? И мы это сделаем! Это будет самая безопасная в мире оболочка!
– Боже мой, Зуд, ну зачем? Раньше хотя бы пяти – семи лет киберсьют ему не понадобиться. Разве что кокон. А потом каждый год мне выращивать новый? Да я разорюсь на его шмотках?! Мы купили универсальную кибер-коляску и этого достаточно пока.
– Ты – жадный, ты его не любишь?! – «рыдал» киберкостюм.
А мне поначалу было смешно, но постепенно эти «сладкие слюни» всё больше раздражали. Я приказывал «прекратить размазывать сопли»!
Зуд на время успокаивался, до следующего визита Валентины в женскую консультацию.
– И растет ребенок там, не по дням, а по часам! – декламировал мне Зуд, показывая снимок растущего Юрки, – какой он хорошенький! – в голосе костюма явно звучали интонации волка из мультфильма «Волк и теленок». Зуд вообще не стеснялся воровать голоса известных актеров, для яркости выражения эмоций.
– Хватит, шкура, я тебя отключу. Все идет по плану, как природой установлено. Нормальный ребенок будет.
– Это наш ребенок, – уточнял Зуд, – понимаешь, наш!
– Ты-то тут при чем? – смеялся я, – Ты в кладовке стоял со своей Дианой в обнимку, пока я трудился, можно сказать, в поте лица.
– А мы мысленно были с вами, – бурчал Зуд, – мы же с Дианочкой это – как бы, вы. Вот ты знаешь, как ощущается ваша любовь в биопотенциалах? А мы знаем… это настоящее счастье, радость. Я тебе авторитетно говорю, когда вы с Валей вместе, у вас эндорфинов выделяется в три раза больше, чем когда вы друг без друга… У меня все параметры записаны… Хочешь покажу?
– Бюрократ. Записано у него…
Но, что и говорить, мне было приятно ощущать доброту и заботу даже от киберкостюма.
Я работал как обычно – сутками, иногда Горыныч меня командировал на другие подстанции, подменить старшего врача.
После перезапуска нейросети «Дума-2» в поселке Блазново я несколько месяцев курировал работу набранной мной команды математиков, но мне довольно быстро стало скучно.
Клон Зуда, залитый мной в нейросеть, отлично справлялся с порученным делом. А четырех системных программистов вполне хватало, для коррекций подпрограмм.
Впрочем, я был на связи с Блазновским центром, время от времени обращаясь с различными просьбами к искусственному разуму.
Забавно, но Зуд Блазновский, словно действительно осознавал себя гипермозгом, я чувствовал в его манере общения еле заметные нотки важности. Он как бы снисходил до общения со мной, но никогда не демонстрировал высокомерия, просто вдруг между нами возникла дистанция.
Иногда мне казалось, будто ему надоела админская работа, и он скучает по более динамичной жизни киберкостюма. Правда, где-то там в сервере живет и его любовь – Диана, виртуальная личность киберсьюта моей жены.
Двуединая сущность искусственного интеллекта регулируется моими алгоритмами и моральным кодексом на основе «теории справедливости» Роулза, христианских норм и биосоциологии целой команды разных авторов, в которой немного и я оставил свои соображения по теории симбиоза в эволюции многоклеточных сообществ – как самоорганизующихся систем государственного развития. Потому что у Роулза нет понимания общества, как многоклеточного организма, он видит его лишь как взаимодействие одноклеточных индивидуалистов, вынужденно сосуществующих на одном пространстве. Вот я и добавил своего понимания объективной идеи здравомыслия, как «колониеобрузующего фактора».
Конечно, я не заявлял ни о каком авторстве на эту теорию. У нее хватает авторов среди биосоциологов.
О том, что искусственному интеллекту в Блазново внедрены психотипы мужчины и женщины одновременно я никому не сообщил. Не то чтобы делал тайну, просто мне было лень объяснять всем любопытным для чего я это сделал.
Потому что Зуд попросил загрузить ему личность Дианы. Так что они там теперь вместе развивают и совершенствуют нейросеть.
Каждое утро приходит служебный робокар, на котором Валя ездит на работу в архивное управление на улице Адмирала Макарова.
Незадолго до «дня защитников Отечества» она принесла домой любопытное письмо из МГУ.
Как обычно, забравшись с ногами на диван топлесс, Валентина уложила на колени Буську и чесала ему между ушами. Котик «включил мотор», а Валя позвала меня. Я думал, что-то интересное идет по телеку, но нет.
Пользоваться спортивным киберкостюмом для тренировок я ей запретил, электроимпульсы повышают тонус матки и могут спровоцировать преждевременные роды. А это нам совершенно ни к чему.
Вот она и ходит вечерами по дому неглиже. А я прячусь от нее. Камер в доме нет совсем нигде. Любую бытовую технику, которую нам приходится покупать, я проверяю на жучки и камеры и удаляю их нещадно. Пусть даже и вхожу пресловутые 3 % пользователей-интравертов по мнению искусственного интеллекта, который собирает все данные о россиянах, их поступках и разговорах из этих источников. Даже искусственному разуму я не позволю любоваться обнаженной натурой Артемиды. Это только моя привилегия!
Я читал бумажную книгу, жена и кот смотрели по телевизору канал «Живая природа». Там в он-лайн режиме передавалась трансляция из орлиного гнезда, где мать с отцом – орлы кормили новорожденных птенцов. Самое подходящее развлечение для хищников. Заботливые родители приносили куски мяса, а прожорливые птенцы глотали их.
Как оказалось, работники заповедника специально приготовили для семьи корзины с нарубленным мясом на высоких столбах, чтобы наземные хищники не своровали. В углу экрана периодически включалось окно, показывая орлов-родителей, которые летали за мясом, словно в ресторан. Камеры с микрофонами передавали звуки леса, хлопанье крыльев, клекот.
– Леша, смотри.
Валентина щелкнула пультом, и экран сменился на читалку. Я поднял глаза на телевизор – какой-то документ с печатями и подписями. Буська соскочил с коленей жены с обиженным мрявом: «Ну вот! На самом интересном месте!».
– Лешка, ты помнишь, что рассказывал мне про Демянский котел? Ну, когда мы первый раз ездили на кордон к Савельевым? – уточнила Валя, хотя я отлично помнил ту поездку четырехлетней давности. Как мы мчались по разбитой дороге от Старой Руссы в сторону Порхова на «картофельном» джипе егеря Савельева, я орал слова из «Урал-байкер блюза»: «Гони, Валентина, гони! У тебя зверь, а не машина! Гони!»…
Это было здорово. И хотя нынешние электромобили и квадракоптеры мчатся в несколько раз быстрее, та поездка стала незабываемой, от ухабов, рёва старенького дизеля и запаха жареной картошки. Потому что Савельев заправлял машину подсолнечным маслом. Солярку найти уже непросто.
В пути я Вале рассказал о боях в тех краях, о страшных месяцах зимы и лета сорок второго года и «коридоре смерти», как окрестили фашисты полоску земли, шириной в несколько километров, которую им удалось прорвать в марте сорок второго во время двойного наступления.
Мы сбросили скорость и проезжали самодельные памятники войне – груды искореженного металла, разряженных снарядов и разбитой техники, собранные поисковыми отрядами за сто лет после той войны.
– Естественно, помню, – я присел рядом и включил голосовую авточиталку с экрана, но Валентина ее остановила.
– Погоди, я короче изложу своими словами. Письмо я вывела, просто, как подтверждение моих слов.
– Можно тебя попросить? – прервал я ее.
– Конечно, все что угодно, – она уставилась на меня в ожидании.
– Накинь что-нибудь. А то мне трудно сосредоточиться на словах. Твоя божественная грация реально сводит с ума, и мое внимание не может сконцентрироваться на письме.
– Ну, вообще, я дома могу ходить, как мне нравится? – она притворно фыркнула, но просьбу выполнила. – Ты знаешь, что моей работой сейчас является выяснение соответствия секретности запрашиваемых исторических документов уровню допуска запрашивающего? – бубнила она из платяного шкафа, предоставив мне теперь возможность любоваться другими частями ее тела.
– Догадывался, как только Самсонов сообщил о твоем переводе в архив, – произнес я оценивая округлость ее форм, – будешь много сидеть, утратишь…
– Что? – она выбралась из недр шкафа с куском ткани в руке, – что я утрачу?
– Идеальность форм твоих чудесных бедер, – закончил я мысль, а она опять фыркнула в ответ и вернулась к теме письма:
– Пришел запрос на папки немецких документов по шестнадцатому армейскому корпусу вермахта, который осенью сорок первого занял Демянск и уперся в наши армии у Мясного бора и западнее Валдая.
Она натянула длинную майку, похожую на платье. Или платье, похожее на майку.
Я приподнял бровь и усилил вопросительный вид голосом:
– Это очень интересно. А что, они прямо вот так папками запрашивают или конкретные документы?
– Ты не понял. Историки и студенты запрашивают разрешение, приехать и поработать с документами из этой папки. Я узнала, что папка есть. Даже не одна. А порядка пяти ящиков с папками. Ты по-немецки понимаешь? Эти документы не оцифровывались. Что там в этих папках никто не знает. Рапорта, переписка, радиограммы, отчеты…
– Зуд знает все языки, он поможет перевести. А ты хочешь меня к этому подключить? Что там секретного?
– Не знаю. Они засекречены вообще, как документы. Превентивно, не потому что там есть секреты, а потому что они там могут быть. Ну, я спросила у Лёнчика, достаточно ли твоего допуска для такой работы, он сказал – да. Если тебе интересно, я закажу пропуск в зал спецхрана, можешь приехать и порыться вместе с аспирантом.
Я прищурился. С чего это такая забота о моем досуге?
– Валя, я твою кошачью хитрость вижу насквозь, зачем тебе нужно, чтобы в свободные от дежурств дни я сидел в архиве?
Она погладила себя по «арбузу» под майкой и сказала:
– Срок подходит. Обычно мужики бухают до родов и на радостях после… я не уверена, что ты тоже предашься этой традиции, но мне спокойнее, если буду знать, что вместо коротания вечеров без меня с текилой или коньяком, ты работаешь в архиве. Кстати, с тобой там еще сядет аспирант из МГУ – Василий Петров, который пишет диссертацию по партизанскому движению в Демянском котле. Тебе это интересно?
– Да. Мне это очень интересно! – я обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, – Но ты – намного интереснее. Порой мне кажется, что мы вместе живем уже вечность, и я тебя знаю до каждой клеточки, а порой, ты проявляешь себя совершенно неожиданно, и это мне тоже очень нравится. В старину женихов и невест, а также мужей и жен называли суженые. Не в том смысле, что они узкие… а от судьбы – сужденные друг другу, назначенные судьбой. Согласна?
Валентина кивнула, и вдруг милое лицо ее сморщилось, и она его спрятала у меня на груди.
– Я это сразу, поняла, Лешка, сразу. Ты не понимаешь, но я безумно боялась что ты исчезнешь после того дежурства. Поэтому…
Поэтому, уезжая к себе на оперативку, она произнесла немыслимую фразу без всякого подтекста и намека: «Когда вернусь, я хочу увидеть тебя в моей постели». Вот так, не в квартире, не в жизни… Четко и без инотолкований. А я в тот момент хотел того же. И потом тоже… мы на том дежурстве словно срослись в единый организм. Прошло пять без малого лет… а память возрождает наши чувства, будто все происходило лишь вчера. Мы не часто говорим другу о любви, и это не позволяет девальвироваться значению этого слова.
Любовь – великое чувство и не должно мусолиться в повседневности, покрываясь бытовой пылью. Фраза «Я тебя люблю» – это ключ, открывающий душу навстречу любимому человеку, код от сейфа, но мы же не твердим код каждый день вслух… Эта фраза – генератор комплементарности душ, объединяющий фактор. Ее нельзя превращать в разменную монету, снижая ценность.
– Так что насчет архива? – спросила Валя.
– Я готов покопаться в документах. Будет о чем поговорить с Савельевым предметно. Хотя…
Егерь Савельев, фанат исторических реконструкций событий Великой отечественной войны в тех краях, говорил мне, что партизаны там действовали очень отчаянно и много проводили диверсий и собирали разведданные. А конкретно в самом котле работала третья партизанская бригада, за которой немцы охотились от Демянска до Залучья и до Старой Руссы. Территория, на первый взгляд невелика, болот много, а сухих участков мало… Савельев все-таки лучше знает места западнее Залучья, окрестности Холма, Торопца и Порхова, где располагались армии под командованием фон Лееба. Историк же просит порыться в материалах, касающихся шестнадцатого армейского корпуса, а это уже сам Демянск.
Надо познакомиться с аспирантом. Но почему его так заинтересовала именно третья партизанская бригада?
– Будешь слушать письмо? – спросила Валентина.
– Зачем? Ты все важное сказала, я хочу… завтра у меня сутки, а послезавтра я поеду к тебе на работу. Пропуск заказывай. – Я заметил, что жена еще что-то не договаривает, – и выкладывай все. Что скрываешь?
– Понимаешь, Леша, я надеюсь, что кроме аспиранта, приедет его научный руководитель, и я хочу, чтобы ты с ним познакомился.
– Если приедет, познакомлюсь. Это я могу. А что в нем особенного?
– Дело в том, что это мой отец. Если познакомишься с ним, то мне интересно будет узнать твое мнение об этом человеке.
Она явно волновалась. Лукавства в ее словах и лице я не заметил. Интересно. Вот так, значит, начнется знакомство с ее родителями, для начала с половиной семьи. Любопытно, а как они живут, не зная ничего о дочери? Неужели не интересовались совсем? Вот, еще, почему она так хочет, чтобы я занялся архивной работой!?
– А если он не приедет?
Она пожала плечами. Молчала, глаза ее стали грустными. Валя редко плачет. Я за годы семейной жизни могу по пальцам пересчитать моменты, когда видел ее слезы.
– Мне иногда до боли в груди, до слёз, хочется, чтобы они узнали, как я живу, и кто я на самом деле. Но, во-первых, я не могу им рассказать всей правды, во-вторых, я не представляю, как они будут просить прощения. Потому что просто так, спустить на тормозах такие обиды невозможно. Даже от родителей, тем более от родителей.
За годы совместной жизни мы неплохо узнали друг друга. Но разговор о ее родителях заходил всего лишь третий раз за это время. Валя необычным образом сочетала железную волю и женственность. Когда я однажды пытался найти метафору для моей жены, то лучшего слова чем «веник» – пучок гибких и мягких стеблей, я найти не смог. Ее можно гнуть, но невозможно сломать. И все это облечено в невероятно красивую оболочку, приправлено игривостью и кошачьей грацией. Всякий раз когда мы тренировались вместе или проводили спарринг в карате-айкидо, заканчивали в постели, потому что возбуждение и страсть овладеть друг другом накрывали обоих синхронно. Ссора с родителями не обсуждалась никогда.
Да, тема серьезная. Значит, если Петров приедет один, мне нужно каким-то образом вынудить его призвать в архив научного руководителя. Задача ясна. Но будем действовать шаг за шагом. Спешка вредит любому делу.
Для начала я подготовлюсь к теме разговоров о партизанах.
Итак: что происходило весной-летом-осенью тысяча девятьсот сорок второго года на территории между поселком, городком Демянск и рекой Полометь? И как эти события отражены в немецких документах? Да неплохо бы и с нашими документами ознакомиться, что пишут современники об этом времени и этом месте?
Я перевел телевизор в режим монитора компьютера и сказал:
– Привет, Алиса! – дождался, пока бот отзовется обычным приветствием: «Здравствуйте, Алексей! Что вы ищете?» Алиса, собери мне все, что есть в открытом доступе о Демянском котле, период: март тысяча девятьсот сорок второго по ноябрь сорок второго. Обрати внимание на действия третьей Лениградской партизанской бригады.
Алиса закрутила на экране синие песочные часы. Валентина тихо по-кошачьи удалилась. Буська-кот остался со мной. Он залез на спинку дивана, а оттуда переполз на мою шею, свесил лапы и замурчал в ухо, при этом его когтистые пальцы шевелились, будто массировали воздух.
Алиса выложила на экран с десяток сайтов в различных соцсетях.
– Вот, что я нашла!
– Коротко своими словами перескажи.
– Десятая, тридцать четвертая и третья ударные армии РККА осенью сорок первого года замкнули кольцо вокруг шестнадцатого армейского корпуса вермахта под командованием генерала-полковника Эрнста Буша. К марту тысяча девятьсот сорок второго года, совместными усилиями группы армий «Север» фон Лееба и шестнадцатого корпуса немцам удалось пробить коридор в районе деревень Рамушево и Новое Рамушево шириной от четырех до шести километров и организовать боевое охранение с севера от тридцать четвертой армии и с юга от третьей ударной.
После немецкого контрнаступления и прорыва кольца немцы по Рамушескому коридору вывозили раненых и производили частичную ротацию войск в котле.
В мае-июне сорок второго в районе деревень: Алешонка, Мелеча и Чичилово вела бои и попала в окружение сто восемьдесят третья стрелковая дивизия РККА, она была ослаблена предыдущими боями, осталась без поддержки, кончились боеприпасы. Дивизия пыталась пробиться на север, но ввиду сложности местности, перекрытия всех возможных сухопутных путей немецкими заслонами, в плену оказалось больше пятисот солдат и офицеров. Около деревень: Почино?к, Кали?ты осенью сорок второго были организованы концлагеря, где и содержались советские военнопленные.
Кое-что из этого я уже знал.
– Известно ли что-то о действиях партизан по освобождению этих пленных? – я не то чтобы отрицал, будто в СССР во время войны к нашим пленным было отношение как к предателям, всяко бывало. В основном торжествовал здравый смысл и понимание, что любого человека можно рано или поздно сломать, но если дать шанс – он постарается искупить свою слабость. А тех, кто не ломался, немцы убивали в первую очередь. Поэтому, тех, кто вырвался из плена тщательно проверяли, и могли отправить в наш лагерь. Иногда за дело, иногда на всякий случай.
– В архиве РГВА, бывшего ЦГАСА[1 - РГВА – Российский Государственный Военный архив, бывший Центральный Государственный архив Советской армии.] документов о таких операциях партизан, а в частности третьей Ленинградской бригады, нет. Но ничего о лагерях возле деревень Починок и Калиты – нет.
Тогда понятно, почему аспирант хочет покопаться в архивах 16 АК Вермахта… там такие материалы наверняка есть. Судьба остатков сто восемьдесят третьей дивизии тема его диссертации? Или деятельность партизан? Не помню. Что Валя сказала? Да, его тема диссера – партизаны. А они могли освободить пленных и пополниться из их состава, если успели это сделать до зимы.
– Алиса, поищи отчеты отрядов копателей в районе деревень Калиты и Починок, есть такие?
– Да, есть. Видеоотчеты Демянского отряда «Память» и Старо-Русского отряда «Победа», они работали и вели раскопки в указанных местах в конце девяностых и начале двухтысячных. Также там работали черные копатели, возбуждены уголовные дела по факту незаконного использования взрывчатых веществ. Так группа в составе Вернера Карла, Прямикова Сергея, Иванова Ильи, Коротича Максима – подняла со дна реки Полометь тридцать три винтовки Мосина, больше тысячи патронов и выстрелов к минометам, три пулемета Дегтярева, один МГ-34, пистолеты Вальтер 38 и ТТ, два револьвера Нагана. В две тысчячи четвертом году они были задержаны с поличным. Все участники группы осуждены на три, пять, семь и семь лет. Вменен факт сокрытия найденного оружия с целью реставрации и перепродажи.
– А что это за Вернер? Немец?
– Карл Иоганн Вернер, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, ГДР, его дед Макс фон Вернер – лейтенант Вермахта сто двадцать третьего батальона связи был ранен в Демянском котле, до конца войны служил в тыловых частях Вермахта в районе городка Клингенталь, после войны вступил в Компартию ГДР, до смерти от инфаркта в девяностом году служил в магистрате Кингенталя. Его сын Иоган перебежал в Западный Берлин в 50-х, а внук от дочери Марты – Карл Вернер – предприниматель, владелец фирмы по производству больничной мебели, организовал на свои деньги экспедицию в район деревень Починок и Калиты в две тысячи пятом, шестом и седьмом годах. Последняя экспедиция 2004 года закончилась арестом группы Вернера на квартире Коротича в Новгороде.
– Они сейчас живы, эти парни?
Алиса опять включила часики.
– Вот что я нашла: Прямиков Сергей погиб в колонии в две тысячи пятом; Иванов Илья – пропал без вести в две тысячи семнадцатом году на территории бывшей Украины, в его отношении возбуждены уголовные дела по подозрению в торговле оружием с террористами; Максим Коротич – освобожден в две тысячи десятом по УДО, после снятия судимости окончил юридический факультет, сейчас служит адвокатом. Ему сейчас шестьдесят два года, живет в Великом Новгороде, член коллегии адвокатов «Северо-запад». Карл Вернер после освобождения в две тысячи четырнадцатом, вернулся в Германию, закрыл свою фирму и со всей семьей переехал в Россию, сейчас живет в городе Старая Русса, пенсионер.
– Он еще жив?
– По данным Госуслуг – да. Ему восемьдесят лет.
А вот это сюрприз. Два поисковика-нелегала еще живы. И зачем немец пёрся в Починок? Ясно, что с подачи папки – бывшего лейтенанта. То есть, Макс Вернер что-то такое рассказал внуку, что тот вложил немалые деньги в экспедицию. Три года подряд. Он что-то искал, а парни, им нанятые, нашли свой хабар, и на его продаже попались. Вряд ли немцу было нужно старое оружие. Он пятнадцать лет после смерти деда копил деньги? Потом три года ездил в болота под Демянском, комаров кормить. Странный поступок. А сколько ему было? Тридцать пять. Нормальный возраст. Почти мне сейчас ровесник.
– Зуд! – позвал я свой киберсьют, стоявший на зарядной станции, – проснись, соня!
– Киберсистемы никогда не спят, – ворчливо отозвался костюм, – почто тревожишь?
– Соедини меня с Самсоновым. Нет, отправь ему сообщение: «Леонид, привет. Надо поговорить. Сообщи, когда сможешь».
– Сделано. Какие еще будут повеления?
– Разыщи всю информацию по пенсионеру Карлу Вернеру, проживающему в городе Старая Русса и адвокату Максиму Коротичу из Новгорода, члену коллегии.
– Что именно нужно?
– Все! Адреса, телефоны, дети, любовницы, домашние животные, хобби. Чем они занимаются в отпусках? Мне нужно знать об этих людях все, даже сколько раз за ночь встают, чтобы попи?сать. Понял?
Что-то этих людей манит именно в те места. Не случайно они поселились достаточно близко, чтобы их визиты туда не казались странными. Что же они искали и ищут?
А что спрашивать Самсонова? Ну, попросить его о том же, о чем дал задание Зуду, пошлет? Может. Валю попросить воспользоваться служебным положением? Это крайний случай. Если я буду встречаться с Вернером, то какую легенду использовать? Я – журналист? Пишу статью о европейцах-переселенцах в Россию? Неплохая, но надо еще подумать, чем я смогу расположить к откровенности старика-немца? Журналисту он вряд ли расскажет о том, что за тайну хранил его дед.
Может быть, дед Макс что-то спрятал там во время войны? И внучек искал дедов клад? Дадим волю фантазии. Немцы грабили все и всех, куда приходили. Допустим, что лейтенант Макс что-то очень ценное раздобыл к моменту своего попадания в Демянский котел, и, поняв, что не сможет это что-то безопасно вынести, это ценное спрятал там, где-то у деревни Починок, где был ранен, в надежде забрать потом. Перед смертью он рассказал об этом внуку, Карлу, и тот пятнадцать лет готовил экспедицию, чтобы достать этот клад. Версия? Вполне возможная. Что мог добыть лейтенант Вернер? Наиболее вероятно – церковную утварь, серебро или золото. Иконы? Может быть. Банально. Даже по?шло. Может быть, представиться ему сотрудником спецслужб? Самсонов сделает бумажку, вернее карточку внештатного агента. Нет, это тоже на крайний случай. Что еще можно? Мне нужно войти в доверие, лучше познакомиться и сдружиться с кем-то из его родных. Случайно. Как бы случайно.
Значит, нужно лететь в Старую Руссу. В областные центры вокруг столицы пустили скоростные поезда «Халзаны», так что сейчас до Рязани, Новгорода или Пскова можно доехать за час. Но сперва нужно добраться до вокзала и сесть на поезд, который отходит раз в три часа. Так что, как ни крути – а на любую поездку придется затратить день.
Завод «Москвич» с начала этого года начал выпуск воздушных такси – четырехместные гексокоптеры и автоматических дронов для «скорой». В новостях сообщили, что все такси запрограммированы под междугородние полёты в соседние областные центры. Цены, дороже чем на самолет, но площадки «НТ» внутри и вокруг МКАД у станций метро и на каждой не меньше десятка летающих робокаров.
Я припомнил мой перелет на грузовике «Почты России» в прошлом году. Время не стоит. Тогда еще не было такси-леталок, теперь есть. Быстро и безопасно. Ага… ракетой ПВО в брюхо, близ местечка «Волот» я чуть не получил[2 - События описаны в романе «Вектор-10».]. Спасибо Зуду за то, что среагировал и нырнул под опоры ЛЭП.
Зуд:
– Леша, звонит Самсонов, возьмешь?
– Конечно! – завопил я, – Привет, товарищ генерал-лейтенант!
– Вольно! Докладывай, я слушаю, – Самсонов в своем репертуаре.
– Лёнчик, не козыряй чинами, я внештатник. Есть информация, но требующая еще данных. Можешь помочь?
– Я же говорю, докладывай.
– Ты в истории Великой отечественной глубоко разбираешься?
– В рамках курса военной истории, – не стал набивать себе цену Самсонов.
– Тогда коротко, вот два факта. Точнее – три. – Я принялся тараторить по возможности связно, – первое, аспирант кафедры истории МГУ просит ознакомления с военными архивами шестнадцатого армейского корпуса Вермахта, напомню, это армия, оказавшаяся в Демянском котле, его тема – партизанское движение в этом районе. Второе, в начале двухтысячных группа черных копателей три года подряд ездила на берег реки Полометь под деревню Починок и что-то там упорно искала, пока их не взяли на торговле оружием, причем группу нанял сын немецкого офицера, воевавшего в сорок втором именно в этих местах. В-третьих, Зуд мне тут просигналил, что попытавшись найти данные по пленным из концлагерей у деревень Калиты и Починок – уровень секретности выше моего допуска, спасибо тебе, что хоть и такой есть. Вот ты можешь узнать? Что там такого секретного может быть в истерзанной и погибшей стрелковой дивизии РККА номер сто восемьдесят три?
– Я тебя понял, – ровно ответил Самсонов, – я записал все. Да, любопытные факты. Тебе просто интересно?
– Интуиция, Лёнчик, мне кажется, что немец что-то скрывает и очень важное. Вот просто интуиция. Если я не прав, раскаюсь и посыплю голову пеплом. Попробуй узнать, зачем Карл Вернер поселился в Старой Руссе? Не в Ставрополье, не в Сибири или на Байкале, а в этих питомниках комаров и лосиных мух. Ну, ясно, после отсидки он продолжал искать что-то.
– Хорошо, я узна?ю. Ты в Блазно?во давно был?
– Две недели назад, работа идет. Дума-2 справляется?
– Жалоб от нардепов нет, генерация законов идет без скандалов. Обсуждают, принимают, вносят поправки. Ты знаешь, что недавно заявили?
– Любопытно.
– Что вся законодательная база плавно смещается к социалистической форме управления.
– Какую оценку этому дают?
– Никакой, просто констатация. Они еще думают, как это оценить. А ты что скажешь? Твои ведь алгоритмы.
– Дело не в алгоритмах, Леонид. Это нормальный эволюционный процесс любой системы. Симбиоз в обществе может быть основан на социалистической системе, так ему обеспечена максимальная устойчивость. Я просто смоделировал основные алгоритмы живого многоклеточного организма. Я взял не человеческий организм в качестве примера. И даже не млекопитающего. Чтобы ты не думал. Знаешь медузу Физалия физалис? Португальский кораблик. Это не организм – это колония разных организмов, симбионтов. Она может разобраться на части, если будет нужно и снова собраться. Вот сейчас идет процесс сборки и укрепления, к нам активно присоединяются разные народы и страны. Поэтому у нас есть всего понемногу и частный капитал и государственный, и единая система контроля, как структура иммунитета, есть и стрекательные железы – армия. И что важно, наш образ социального устройства подходит нашим друзьям, соседям и не только соседям. Так к нам приклеилась Сербия, Венесуэла, Куба… готовятся Никарагуа, Молдавия…
– Ну ладно. Я тебя понял. Если нардепы спросят, скажу для нейросети – вы все части большой медузы под названием Россия.
– Леня, не надо, дураки шуток не понимают, а умные люди в нардепы не стремятся. Им других забот хватает.
– Понял тебя. Свяжусь, когда узнаю.
Ну что ж, мне можно связаться с адвокатом, парню в то время было восемнадцать, думаю, раз судимость давно снята он стал законником и законопослушным. Наверное, это хорошая идея. А не позвонить ли мне ему? Представиться как историк-любитель. Мол, вот заинтересовался этим периодом войны, узнал, что Максим копал в тех местах. Хочу посоветоваться. Послушаем, что скажет и как отреагирует на вопросы?
– Зуд, найди новгородского адвоката Максима Коротича. Телефон, адрес.
– А все детали?
– Это не срочно, пока мне телефона хватит. Давай ему позвоним, пока не поздно.
Адвокат снял трубку. Видно, что его не удивляют звонки с незнакомых номеров. Теперь важно, чтобы он не принял меня за спамера или мошенника. Я представился журналистом, адвокат говорил и отвечал спокойно. Слушал, практически не задавал вопросов. Я объяснил ему, что историк-любитель, выяснил, что в юности Максим занимался поиском, но решил не раздражать его негативными сведениями из биографии. И сразу задал ключевой вопрос:
– Максим, вы с Карлом Вернером вели раскопки в районе деревни Починок, скажите, вы просто искали, что найдется, или Вернеру было нужно что-то конкретное?
Коротич взял довольно долгую паузу, затем сказал:
– Это не телефонный разговор, Алексей, если хотите, давайте встретимся, но у меня не много времени для порожняка, как говорят блатные. Поэтому, если вы хотите восстановить то дело, то вам придется приехать ко мне, а потом к Карлу. Как по мне, это дело древнее, и все сроки вышли.
– Какие сроки? – искренне удивился я.
– Сроки о неразглашении, я ведь дал подписку. Но прошло больше тридцати лет, думаю, что можно вспомнить былое, но лучше – лично.
Я понял, что больше он мне не скажет, попрощался и пообещал позвонить и договориться о встрече.
Интересно девки пляшут… вот привязалась поговорка. Так, значит, там у Починка что-то очень важное, раз Максима вынудили взять подписку о неразглашении.
Теперь я не успокоюсь. Терпеть не могу тайн. Особенно старых. Нужно составить план встреч.
Послезавтра я в архиве, знакомлюсь с аспирантом. Возможно, прямо оттуда вылетаю в Новгород и встречаюсь с адвокатом Коротичем, переночую в древнем городе и утром налегке вылечу в Старую Руссу. К тому времени Самсонов что-нибудь накопает и я смогу уже сложить часть головоломки.
Валентина спустилась со второго этажа с соленым огурцом в кулаке.
– Какие хорошие огурчики ты привез. Это кто-то сам солит?
– Жена моего коллеги с подстанции. Помнишь Петю? – Валентина кивнула, – У них дача и каждый год они закрывают несколько десятков банок с огурцами, помидорами и прочими овощами. Вот, Петя угощает. Это их прошлогодний урожай. Я передам, что ты оценила.
Она смотрела на экран, где продолжали висеть фотографии черных копателей.
– Тебе уже что-то удалось разузнать?
– Пока больше вопросов, – я усадил ее рядом, – но ты молодец, с этим письмом из МГУ ты попала в самую точку. Во всяком случае, я ассоциативно набрел на интересную загадку. Чтобы получить ответы, я через… – я загнул два пальца, – через два дня, на третий полечу в Новгород. Там надо переговорить с одним адвокатом. К счастью, он согласился встретиться без капризов.
– Это хорошо, – Валентина вгрызалась в огурец, как кролик в морковку, передними резцами, – А Леня что сказал? Я слышала его голос.
– Обещал разузнать, что искали черные копатели в начале двух тысячных в тех местах, которыми интересуется твой аспирант.
– Он такой же мой, как и твой. Ты за этим загадками про папу моего не забудь.
– Конечно, не забуду, – я обнял и поцеловал ее в висок, – будем что-нибудь смотреть или спать пойдем?
– Пойдем, но не спать, – она лукаво поглядела на меня.
Я погладил по ее животу.
– А ведь сейчас уже опасно.
– Я думаю, мы как-нибудь разберемся. – Она вела себя по-прежнему, как молодая озорная кошечка. – Ты ж врач, твое кредо «не навреди!».
Архив
Самсонов прислал запрошенную информацию во время моего дежурства.
Как обычно киберсьют стоял в комнате отдыха врачей, подключенный к розетке, релаксировал, общаясь по сети со своей любовью – Дианой и получал все сообщения, предназначенные для меня.
Для Зуда не существует проблем со связью. Он подключается к любой сети, вскрывает ключи и протоколы, а если нет рядом никаких сетевых входов, он по радио соединяется с сервером центра связи в Нахабино напрямую или через связной или радиолюбительские спутники, которые в изобилии крутятся на разных орбитах. Поэтому, когда ему даю задание «связаться с тем-то или тем» или переслать сообщение – я знаю наверняка, он это сделает. Какие бы ни были помехи, но Зуд найдет способ отправить сообщение.
Весна, как и осень – сезон максимальных обращений городских жителей к скорой помощи. Вызовы сыпались без остановок, задержек не было, но только еще и потому, что часть машин перевели на дроны – шестивинтовые гексакоптеры – автоматы. Два места: для медиков и больного, если нужно доставить в больницу.
«Летающие гробы» от завода «Москвич», как их сразу окрестили наши водители, начали давать нам с первого января по одному каждый месяц, но они без водителя. И формой напоминают фасоль Все очень удобно, кроме одного – работая в одиночестве, поговорить не с кем. Время полета намного короче поездки по дорогам, так что и подремать не удается.
Московское правительство лихорадочно, лучшего слова не подобрать» готовило посадочные площадки для служебных леталок, жестоко наказывая всех автолюбителей, паркующих на пустых местах свои автомобили. Правда, довольно быстро начали эти квадраты с нарисованной буквой «Н» огораживать сетчатыми заборами с автоматикой, синхронизирующейся с прилетевшей машиной.
Стало намного меньше бессмысленных вызовов от скучающих ипохондриков, «которым показалось, что стало плохо». Все чаще вызывал не сам человек или член семьи больного, а система – «умный дом» или «домашний доктор», которая определила состояние подопечного как «неотложное». И вот неожиданность: вызов от старика, потерявшего пульт от «домашнего доктора» или «умного дома» – стал считаться обоснованным.
Все в стране изменилось. Мне всего тридцать три, но я уже как старик вспоминаю прошлое и сожалею о нем. Оно не лучше настоящего, но я представляю, что нас ждет в будущем и оно меня не радует. Хотя бы потому, что власть упорно поворачивает воспитание населения в сторону потребительства, а не социальной ответственности, которую я заложил в основу алгоритмов Блазновской нейросети «Дума-2».
Все будет не просто хорошо, а еще лучше. Технологии развиваются, войны почти сошли на нет. Террористы шалят и будут шалить. Это процесс естественный, как спазмы в кишечнике или кожный зуд. Почесал – все прошло. Тотальный контроль неуклонно нарастает. Общество не возмущается нисколько, потому что контролер не человек. А нейросеть не ищет выгоды от тотального контроля.
Женщинам не стыдно понимать, что какой-то искусственный интеллект видит их неглиже, когда переодеваются, мужчинам на кухне обсуждающим политическую обстановку в стране и мире – наплевать, что их беседа слушается тоже не человеком и подвергается анализу. Поэтому не удивляет уже людей, что иногда приходят сообщения: «ваши рассуждения очень интересны, благодарю вас за подсказку возможного решения общественных проблем», или: «Ваши высказывания носят противозаконный характер, поэтому рекомендую вам пересмотреть свои жизненные позиции, чтобы избежать возможного преступления по статьям… Ваш персональный адвокат» – и человек имеет шанс задуматься, трезво оценить свои высказывания и взгляды. Огромное число различных правонарушений не случилось благодаря таким простым мерам.
Я понимаю: главное, рано или поздно кто-то этот контроль попытается перехватить и превратить в тотальное управление людьми. Я не знаю, когда и как это случится, но не надо быть гением, чтобы понимать – раз есть соблазн, то обязательно появится и соблазнившийся.
Я это объяснял Самсонову, главному охраннику страны. Потому что именно ему и его управлению поручен контроль безопасности нейросетей, которые работают с нашими законотворцами.
Пока шеф управления Самсонов, я спокоен… он не претенциозный человек, имея возможность перехватить все нити управления в стране, он этого никогда не сделает. Но он не вечен. Ему пятьдесят. Он не лишен пороков и пристрастий, как любой живой человек. И как любил шутить отец на тему старинной мудрости: «Кто учил учителя?», он повторял: «Кто убережет охранника?». Конечно, у него есть своя охрана. Ее не видно, он высокий профессионал в безопасности. Но… ничто не вечно под луной.
К сожалению, в политику идут не слишком умные люди. Это правда. Амбициозные демагоги, которым на самом деле наплевать на тот народ, от имени и ради которого они выступают, составляют большую часть политиков. И это, как говорят в медицине, вариант нормы. Среди горлопанов и демагогов есть малое число действительно умных аналитиков и экспертов, которые предпочитают оставаться в тени – публичных «клоунов». Как характеризовал этих людей мой отец. Порядочному и умному человеку некогда тратить время на заседаниях и обсуждениях. Ему нет дела до славы и известности. Тогда как закон политических игр требует медийности, выступлений. На самом деле реально в стране управляют всем люди, о которых мало кто знает, и они не стремятся быть публичными.
Сейчас часть функций контроля отдали искусственному интеллекту. Ему вообще много что отдали. Например, медицину. Моя профессия медленно умирает. Как и некоторые другие. Я думаю, это просто один из витков на траектории спирали эволюции общества, мы спустимся до нижайшего уровня, поймем свои ошибки и примемся их исправлять с учетом наработанного опыта. А то, что это неминуемо приведет к потерям в человеческом ресурсе. Так что ж? Это естественный процесс в эволюционной теории, которая определяет любую систему, как живой организм, даже если он не биологический.
Человечеству отводится роль биобалласта- жрущего и размножающегося, в котором лишь небольшая часть наиболее творчески «заточенных» людей продолжает разрабатывать новые системы, новые алгоритмы, ищет новые технологии. И пока эту творческую функцию не попытаются передать искусственному интеллекту – мы будем существовать, как человечество. Именно попытаются. Я знаю, что создать алгоритм творческого начала невозможно. Это всегда будет лишь перебор уже известных методик, даже если их будут миллиарды, это всегда будет ограниченное число, а значит, каким бы «умным» ни был искусственный интеллект, он всегда будет «ходить по кругу», не имея возможности вырваться за однажды обозначенные границы возможного. Искусственный интеллект не может прийти к выводу, если этот вывод на заложен, как вариант в алгоритмах решений задач.
Все творчество киберразума это перебор имеющихся решений, и только их широкий выбор создает впечатление гениальности. Но как бы ни был он широк, этот выбор, он всегда ограничен. Ничего нового, кроме как подобрать забытое старое, искусственный интеллект создать не может. Настоящее открытие это, как правило, обнаружение взаимозависимости и связей обнаруженных явлений и всегда зависит от ранее совершенных открытий. Как ступени в скале, их рубит скалолаз, поднимаясь все выше и открывает новые свойства материала в котором рубит, используя накопленные знания и опыт.
Суточное дежурство можно сравнить с медитацией, если бы не накапливающаяся физическая усталость, но она тоже доставляет удовольствие. Несмотря на рутинность моей работы, я ей наслаждаюсь. И каждый раз воспринимаю не как формальность слова благодарности от пациентов и родственников.
Мне это нужно. Для сохранения душевного комфорта.
Сутки через трое, иногда ежедневная работа в кабинете старшего врача, разбирая вызовы и жалобы. Беседы с молодыми специалистами, тренинги на выход из строя диагностической или лечебной аппаратуры. Все это моя профессиональная радость: разбить группу новых медиков на пары и заставлять их осматривать друг друга, отрабатывая такую древнюю медицинскую науку, как пропедевтика, то есть правила и методы осмотра пациента.
Когда молодые обычно спрашивают:
– Алексей Максимович, ну зачем нам это? Ведь есть ДК, он получает объективную информацию, его диагнозы безошибочны. Для чего вы нас заставляете осматривать больного руками и глазами?
– Для того, дорогие мои неофиты, что вы, раз уж избрали профессию лекаря, должны уметь обходиться только руками и глазами, потому что техника в отличие от вас имеет свойство ломаться. И еще, помните, врач не имеет права быть дураком, невеждой, чего-то не знать и не понимать. Вы же не хотите стать обезьянами с чемоданом. Или я не прав? То, что вам сейчас поручена не слишком сложная работа не означает, что вы можете обленить свой мозг. Вам эти годы нужны для выбора дальнейшего развития. Мой друг, например, мечтал, отработав по распределению, получить ординатуру по хирургии, я выбрал работу управленца и системщика. Так что, несмотря на такие крайние формы медицинского искусства, как в старину называли нашу профессию, нам всем нужно максимально глубоко разбираться во всех науках, включая и философию и физику. Не считая механических навыков рукоделия, то есть оперативной хирургии, хотя бы в объеме первой помощи.
И опять я наслаждался тем, как эти, по сути, еще совсем незрелые граждане, слушают меня. Приятно осознавать, что вот эти развивающиеся «молекулы» получают частичку моей любви к профессии. В их глазах читался азарт ожидания самостоятельной работы.
– Все будет. Все вы увидите и ощутите на себе, и очень скоро вы начнете испытывать совсем не удовольствие от дежурств. Вас начнет тошнить от стонущих и жалующихся, вы будете изнывать от жары и пота, и, возвращаясь с вызовов для пополнения медицинских комплексов, будете мчаться в душ, стараясь получить наслаждение за отведенные полчаса. Вы станете рассказывать родным и друзьям о глупых пациентах, об их странных поступках. Но потом успокоитесь и поймете, такова жизнь и профессия и нужно делать новый шаг, дальше или в сторону, потому что больше в этом состоянии оставаться у вас будет душевных сил.
Конечно, ничего этого я им не говорил. Я не имею права разрушать мечту этих детей. Каждый человек имеет права на мечту. Без мечты он не человек, а животное, которое мечтает только о самых простых удовольствиях: пожрать, потрахать самку, продлить потомство. А людям дано свыше – мечтать за пределами своих возможностей. Например, о звездах, о новых планетах, о том, чтобы обойти всю Землю, о преодолении этих своих возможностей, физических и умственных. Еще полвека назад большинство людей не мечтало о том, что имеет и может сейчас.
Мне повезло, я был создан с преодолением. Мои создатели заложили в меня чуть больше возможностей, чем у обычных людей. Чуть-чуть. Несколько процентов. Создан, чтобы быть уничтоженным, как только будет доказан успех эксперимента. Почему? Потому что страшно. Обычному человеку всегда страшно осознавать, что есть кто-то с исключительными свойствами. И если есть возможность этого исключительного удавить в младенчестве, пока эти способности как-то не проявились, то обычный человек постарается это сделать. Так погибли девять моих «братьев и сестер», а мне повезло. Наш убийца пал от руки моего отца. Чего боялась профессор-генетик Эльвира Вашкевич? Думаю, не нас, а своих кураторов, которые ее обязали выполнить условия эксперимента.
Я никаких экстраординарных свойств не замечаю. Как по мне, так я обычный человек. Не двигаю предметов мыслью, не поджигаю их взглядом, не умею летать, не знаю сотни языков, и вообще ничем не отличаюсь от всех других. Может быть, чуть быстрее запоминаю информацию, неплохо владею математическим анализом и системным программированием, почти не болею простудными заболеваниями. Но я уверен, за это спасибо моим родителям, закалявшим меня и тренировавшим. А не проекту «Вектор», по которому в моем генотипе оказались добавленные гены. Может быть, из меня и вышел бы «универсальный солдат», но не сложилось. Я оказался в обычной семье обычного офицера российского спецназа и учительницы русского языка и литературы.
Сутки закончились. Я отчитался на утренней конференции. Обычное дежурство, обычные люди. Три госпитализации. Один случай, на мой взгляд, интересный. Так бывает, когда вызывает приезжий человек. Не мигрант, не переселенец, у которого еще нет никаких документов кроме карточки с видом на жительство. А обычный турист. ДК не может получить никаких данных. Не во всех странах есть такая система, как в России. Человек впервые приехал в Россию, молодой человек. Еще мальчик. Ему восемнадцать. И вдруг начались сильные боли в животе.
Вот для чего нужен врач при чемоданах. Я поставил отметки в ДК: «Первичный осмотр» и «Приезжий». На опрос понадобилось почти полчаса. Осмотр, включая инструментальный еще полчаса, появились данные, и ДК выбрал наиболее вероятный: кишечная непроходимость, чуть ниже вероятность – острый аппендицит, атипичное расположение отростка. Когда я набрал свой диагноз, ДК замер на пять минут, связывался с главной базой ФОМСа. Наконец принял: Да – вероятность «периодической армянской болезни» -90 %. Следующим запросом я опять поставил в тупик программу госпитализации. На экран вышла надпись: «Амилоидоз кишечника не относится к заболеваниям, требующим стационарного лечения».
Однако, я уверен, что госпитализировать парня необходимо. Как я узнал, это был не первый спазм и болевой приступ в его жизни, но там, где он жил раньше, ему ни разу не довелось обратиться к врачу и получить документ о своей болезни. Его родные поили его каким-то отваром, и боль потихоньку успокаивалась. А еще его болевые приступы никого не удивляли. Они бывали у мужчин в роду. Парень приехал из Сирии. Его национальность – дикая смесь самых разных Средиземноморских народов, от евреев до сирийских армян и греков, но мать – русская, и он записан, как русский.
Я так долго копался в его родословной, что отказ от госпитализации он и его родные могли бы трактовать, как проявление антисемитизма или иного вида расизма. Поэтому я решил, что нужно ехать. И демонстративно громко, для регистратора ДК спросил:
– Этот приступ у вас случился впервые?
Парень мотнул головой, но я не дал ему ответить, зажав рот ладонью в перчатке, и в ответ покачал головой. Изобразив губами – Да!
Он произнес с долей удивления:
– Да. Первый.
– Вот поэтому, вас нужно отвезти в больницу для уточнения диагноза, проведения обследования. Через два дня вас, вероятно, выпишут, – говорил я отчетливо, чтобы каждое мое слово записалось в фонограмме протокола опроса больного.
Обступившие нас родственники загалдели на каком-то птичьем языке.
Парня быстро собрали, и я его загрузил в брюхо моего дрона.
Рассказав эту историю на пятиминутке, я, конечно, не стал откровенничать, что больного парня вынудил солгать. Для его же блага. Сейчас он в хирургическом отделении, кроме уточнения диагноза, подбора лекарств, ему еще оформят нормальный полис ОМС, исправят все кривые записи в реестре госуслуг и медицинской карте, внеся туда одобренную «Ассоциацией абдоминальных врачей» схему лечения. А иначе ему пришлось бы недели две бегать по районной поликлинике, чтобы сделать все тоже самое, при этом боль снимать ему приходилось бы все той же «скорой» и опять ДК выдавали бы «Атипичный аппендицит» или «Синдром раздраженного кишечника». А использовать обезболивающие препараты при этих диагнозах нельзя.
Горыныч выслушал доклад, не двинув бровью. Он стреляный воробей и прекрасно понял мою маленькую аферу. Но иначе было нельзя. Парня нельзя оставлять фактически без помощи. Потому что в стандартах ФОМС и ДК нет схемы лечения острого болевого приступа при амилоидозе кишечника. Для России это очень редкая – орфанная болезнь, кроме того еще и не имеющая до сих пор способа исцеления. Наследственная патология белкового обмена, характерная для мужчин некоторых народов средиземноморья. Есть препараты, которые помогут больному переносить периодические боли в животе, но купить их можно только по рецепту. А рецепт выписать может только лечащий врач. И пока он вместе с диагнозом в жизни больного не появится – спасения тот не получит.
Я ждал, что заведующий произнесет уже ставшую классической фразу: «А вас, Зорин, я попрошу остаться!», но Горыныч удалился к себе в кабинет, ничего не сказав. Ну и хорошо.
Я влез в киберкостюм, дал команду Зуду отправить Валентине сообщение: «Привет, любимая! Я посплю дома и к пяти поеду в архив, увидимся вечером».
Я побежал в свою московскую квартиру.
Перед выходом с территории подстанции я спросил Зуда:
– Что прислал Самсонов?
Зуд ответил почти сразу:
– Информация высшей секретности. Самсонов написал, что все отчеты о деятельности партизан в районе деревень Мелеча, Чичилово, Починок и Калиты в период конца сорок первого до зимы сорок третьего года – закрыта. Ты просил узнать, что искал там Карл Вернер, на суде и во время следствия он не объяснил. Отговаривался банально: мол, хотел найти не захороненных сослуживцев деда – Макса фон Вернера. Как бы чувствовал долг совести перед погибшими соотечественниками.
– Я это и без него знаю. Леня мог мне хоть что-то сообщить из этих секретов?
– Я только начал, – сварливо отозвался Зуд, – излагаю по порядку, как писал Самсонов. Он еще написал, что секрет связан с деятельностью партизанского отряда под командованием Бати. Подробностей он не смог получить. Только вот это: первые сообщения от командиров третьей Ленинградской партизанской бригады о том, что в описанном районе действует какой-то новый отряд пришли в августе сорок второго, базировался отряд в деревне Починок, превратив ее в неприступную крепость. Немцы в период сентября – по ноябрь сорок второго года трижды штурмовали эту деревню, их потери составили четырнадцать танков, три бронетранспортера. Две батареи пушек Пак-88, одна батарея пушек сто пять миллиметров и три мортиры калибра двести два миллиметра. Кроме этого они лишились почти полностью сто двадцать третьего полка и большей части дивизии Тотен копф – Мертвая голова. То есть ранеными и убитыми вермахт за четыре месяца боев с партизанами у деревень Починок, Чичилово и Мелеча потерял до полутора тысяч бойцов.
– И что в этом секретного? – не удержался я от вопроса.
– Ну, я не знаю. Это ты у Самсонова спроси.
– А какова численность была отряда Бати? – спросил я первое, что пришло в голову.
– Данных нет, но командир отряда «За Родину», контактировавший с отрядом Бати, сообщил, что основной состав этого отряда был из освобожденных пленных сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии эркэкэа. И еще – Батя категорически отказывался покидать захваченный им район, не объясняя причин такого решения.
А вот это уже интересно. В сентябре сорок первого года истощенная, окруженная дивизия попала в плен, концлагеря, расстрелы. В сорок втором, там, где был один из концлагерей, поселяется отряд Бати, а бывшие пленные солдаты, дерутся так, что небесам жарко и немцы проклинают дни, когда попытались прорваться на восток через Демянск. Логично было бы идти на прорыв, на соединение с регулярными частями, однако Батя остается.
– Зуд, что известно об этом Бате? Хоть какая-то информация?
– Ничего.
– Ну, хорошо, а куда он потом делся?
– Неизвестно.
– Отряд как—то двигался? Есть его маршрут, они хотели выйти к своим?
– Нет данных.
Мы бежим, но я не задумываюсь о маршруте, его ведет Зуд, как и управляет моими мышцами.
– Что еще известно об отряде Бати? Каким оружием они сражались? Какие еще потери нанесли вермахту?
– В ночь на третье сентября сорок второго года над расположением отряда было сбито три бомбардировщика Ю-88, один Хейнкель, два Дорнье, это по свидетельству очевидцев из 34 армии, самолеты были сбиты летающим вагоном.
– Чем?!
– Так написано. Устройство в виде прямоугольного ящика с четырьмя сверкающими дисками по углам, висело над лесом. Из него велся пулеметный или пушечный огонь по самолетам люфтваффе, в одном бою были сбиты шесть самолетов, направлявшихся чтобы разбомбить лагерь Бати. И еще те транспорты, что летели в Демянск. Свидетели описывают летающий предмет, как небольшой железнодорожный вагон без окон. Он просто висел над лесом на высоте примерно в полкилометра, то поднимаясь, то опускаясь, издавая при этом ровное гудение. Самсонов говорит, что этот документ за подписями тридцатью свидетелей – бойцов эркэкэа, офицеров, наблюдавшими ночной бой в свете зенитных прожекторов со станции Лычково, и был засекречен.
– Других подробностей нет?
– Нет.
– Ты намекаешь, что этот ящик – квадракоптер?
– Я? Я не умею намекать, Леша. Я же программа. Я просто тебе прочитал рапорт командира роты охраны станции Лычково, начальника караула и разводящего, которые вместе с другими солдатами, охранявшими станцию, видели этот бой. Кстати, длился он около пятнадцати минут, в рапорте указано, что из самолетов велся ответный огонь и в ящик были попадания, но он продолжал держаться в воздухе. Людей в нем видно не было. В рапорте также написано, что огонь из ящика велся потрясающе прицельный, то есть самолеты срезались буквально первой очередью. «Было в его действиях что-то математическое» – так охарактеризовал бой в протоколе допроса один из очевидцев – бойцов советской армии.
Мы добежали до моего дома. И пока камера домофона вспоминала мою внешность, я думал.
– Зуд, поищи похожие свидетельства в обществе уфологов, может быть, про этот ящик или похожий, что-то кто-нибудь когда-то рассказывал? – спросил я, дожидаясь пока откроется дверь подъезда.
– Хорошая идея.
Зуд погрузился в молчание, пока я ждал лифт и поднимался в квартиру.
– Хочешь удивиться, Леша?
– Хочу, конечно, давай, удивляй!
– Я раскопал оцифрованную копию документального фильма заседания Ленинградского общества исследования паранормальных явлений от третьего января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Фильм был снят на шестнадцати миллиметровую кинопленку и озвучен с магнитной записи. Его отыскали случайно и оцифровали в двухтысячном году. Весь ролик занимает почти два часа. Монтажных склеек в фильме всего пять, как я догадываюсь, оператор потом вырезал перерывы, а вот доклады все полностью сохранены без купюр и монтажа. Ты понимаешь, это не фейк. Документ подлинный.
– Ну, и что там?
– Там есть как раз то, что ты ищешь. Рассказ ветерана Великой отечественной войны Кожина Макара Силыча, сержанта разведроты. Он рассказывает о том воздушном бое над станцией Лычково ночью третьего сентября. Остальное это доклады о роще квадратных берез в Подольском районе, нескольких странных полянах идеально круглой формы со странной короткой травой оранжевого цвета – вероятных местах посадок НЛО и экспедиции на Памир в поисках реликтового гоминида. Рассказ Кожина занимает двадцать пять минут и столько же обсуждения участников общества. Итого пятьдесят минут экранного времени. Будешь смотреть?
– Когда лягу поспать, ты мне поставь этот фрагмент. Если усну – потом досмотрю.
Однако уснуть мне удалось только после просмотра рассказа. Ветерану Кожину около семидесяти лет. Бодрый дед в сером костюме с орденами и медалями. Рассказал он следующее: Накануне, то есть второго сентября Кожин с группой других бойцов перешел линию фронта, притащив языка – немецкого фельдфебеля связи. Взяли они его по тихому «в ножи», в этот момент другая группа «пошумела» в полукилометре и Кожин с друзьями и «языком» сумели перебраться на нашу сторону. Фельдфебеля того отдали в штаб полка, а сами отписавшись, пошли отдыхать. Примерно в два часа ночи, Кожин проснулся от звука боя, но вышел из землянки «на двор», по малой нужде и увидал, что над лесом идет воздушный бой, освещаемый с нашей стороны зенитными прожекторами. Примерно на высоте километра два или повыше, шло звено немецких бомбардировщиков и транспортников со стороны Старой Руссы. Сперва Кожин решил, что дерутся наши истребители с немецкими, которые прикрывают немецкий конвой, и отчасти так и было. Однако из леса, поднялся вагон – прямоугольник, на высоту около километра, и из него навстречу самолетам немцев ударили трассы. Сразу три тяжелых самолета пошли к земле и взорвались, еще три буквально через пару минут. Ящик этот странно маневрировал, совершая какие-то чудные движения вверх, вниз, в стороны, разворачивался, и во все стороны из него били, судя по звуку крупнокалиберные пулеметы или зенитные пушки, не тата… как обычно, а дут-дут-дут… и почти сразу тот или другой самолет валился на бок и шел к земле. Мессеры его обстреливали, и они тоже попадали – потому что в луче прожектора было видно, как куски обшивки состригались очередями. Но это никак не влияло на летающий вагон. Он сбил шесть или семь самолетов, остальные шесть или семь развернулись и ушли обратно, а ящик опустился в лес и исчез. Кожин уверен был, что этот бой видел не он один, и потому уже хотел утром обсудить увиденное с друзьями, но вдруг услышал, что всех свидетелей того боя вызвали в особый отдел дивизии. Он решил помолчать, пока не спросили. Позже выяснилось, что все вызванные, сначала ни за что не хотели обсуждать виденное, а потом их всех отправили куда-то, в другие части. Так разведчик Кожин решил, что ему оно, конечно, не привиделось, но лучше держать язык за зубами. И держал его до недавнего времени, когда рассказал о том бое внуку, который увлекся поиском НЛО, вот он и притащил деда на заседание. Внук деду читал доклады Феликса Зигеля и Ажажи… а дед возьми и спроси, а что – НЛО всегда в форме тазика? Внук ответил – бывают и сигары и треугольники. Но вот вагонами пока их не описывали.
Прения и вопросы членов того клуба я уже смотреть не стал. Значит что: особисты собрали показания очевидцев, взяли с них подписки о неразглашении… а, о том, что еще кто-то мог видеть необычный бой, не предположили. Ну, правильно, будь такой очевидец пораздолбаистей, он непременно бы проболтался. А Кожин – разведчик, мужик себе на уме. Побоялся показаться дураком.
Смотреть еще раз особо нечего, старый дядька рассказывает, сбивается, иногда подыскивает слова, волнуется. Рядом сидит его внук, поддерживает его морально. Я больше слушал и представлял. Грузовой квадракоптер, вроде того, что возил меня год назад к отцу. Мой был в четверть тонны грузоподъемностью, а если, как утверждает ветеран Кожин, из такого били минимум четыре автоматические пушки… значит этот аппарат большегруз. Тоны две мог поднять или все пять. То, что людей в нем не было – ясно, эфпиви[3 - First Person View (сокр. FPV, с англ. – «вид от первого лица»)]… им управлял оператор с земли или несколько операторов, один полетом, и еще четверо пушками. Или там был установлен компьютер с программой сбивать все воздушные цели с крестами на крыльях и оперении. Такая феноменальная точность – цифровой прицел, возможно с лазерной подсветкой. Система с автоматикой упреждения. Это мне сейчас понятно, а в сорок втором году, кто мог это понять? Первые ЦЭВМ[4 - ЦЭВМ – цифровая электронно-вычислительная машина (первая – ЭНИАК, на лампах).] появились в 1946 году, машина «Бомба» – Тьюринга, расшифровавшая коды «Энигмы» – не в счет, она электромеханическая.
Я проснулся.
– Зуд, включи там прения по докладу Кожина? Только звукоряд, будем собираться в архив.
Голоса, галдеж, хлопки ладонью по столу:
– Тишина! Вопросы к докладчику есть?
– Вы утверждаете, что кроме вас этот бой видели еще люди? А где их свидетельства?
– Так я же сказал: всех взяли в особый отдел и заставили подписать… А я не стал говорить, что тоже видел.
Галдеж… – да ладно, кто-нибудь, когда-нибудь наверняка проговорился…
Кожин:
– Я за других отвечать не могу. Вагон тот воевал за нас, это ясно было…
Голос: – Почему ясно?
Кожин: – Так на нем было написано «СССР».
– А чего вы сразу не сказали?
Кожин: – Забыл. Я эти буквы мельком увидал, когда он бортом повернулся и висел метрах в пятистах от земли. Черные, неровные, как от руки намалеваны.
– И вы так все рассмотрели?
Кожин: – Я был в таком … как это сказать… будорага… волнение… сердце колотилось очень сильно. Когда он первые три самолета подбил, один прямо в воздухе взорвался. Я голоса слышал, народу на станции было… кричали «Ура!».
– Сколько людей?
Кожин: – Точно не скажу, но все часовые на станции видели, может быть еще кто-то был в наряде. Зенитчики, опять же, эти, как их… операторы ПУАЗО[5 - Прибор управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО) – включает в себя систему звукоуловителей, прожекторную группу и зенитные установки.], которые с прожекторами человек сто точно видели. А может и больше.
– И чтобы никто никогда не проговорился? Это невозможно.
Я согласен с сомневающимся. С сентября сорок второго до начала двухтысячных… хотя бы после распада СССР, когда секретность можно было забыть. Те, кто дал подписку о неразглашении, могли разгласить. Надо поискать в литературе.
– Зуд!
– Э…
– Поищи в российской документалистике, в разных публикациях информацию о странном воздушном бое над станцией Лычково в сорок втором.
Я поручил еще киберкостюму вызвать такси до здания архива. Впрочем, до Адмирала Макарова я мог бы и добежать, но мне хотелось поважничать. Пока мы ждали машину, связался с Валентиной, отозвалась Диана:
– Алексей, она сейчас на совещании у руководства, говорить не может. Перезвоните позже.
– Я хотел узнать, аспирант Петров там?
– Да, он подходил к Валентине, она ему подписала пропуск в зал спецдокументов, но я не видела, чтобы он уходил, для этого отмечаться у куратора не нужно, читателя проверят на выходе без нее.
Ну, ясно. Никаких копий, фото, это ж секретные документы.
– Я понял Диана, передайте, что я звонил и сейчас еду к вам.
Диана отключилась.
Как интересно, наши костюмы наделенные имитацией искусственного интеллекта, сами перенимают наши с Валей характеры. В отличие от хамоватого и юморного Зуда, Диана – правильная девочка-отличница. Как моя Валя. Они подружки. А с Зудом у Дианы – роман, така любовь!..
– Зуд, скажи Диане, чтобы со мной была поласковее.
– Она на работе, Алексей, и сам понимаешь… офицеру охраны положено соблюдать строгость и субординацию. Кстати, я нашел кое-что. Ты просил.
– Давай.
– Публицистическая книга Артема Петрушина «Секретное оружие Сталина», две тысячи третий год, Астрель, тираж три тысячи экземпляров. Среди массы разных прототипов экспериментальных самолетов, пушек и танков, описан вагон-вертолет СССР-1, конструкции неизвестного КБ. Автор пишет, что никаких данных о таких разработках не нашел, но есть только свидетельские показания бойцов 34 армии, что летающий вагон участвовал в ночном воздушном бою в районе Старой Руссы и был сбит. Чтобы не достался врагам, его подорвали на месте падения. Обломки утопили в болоте.
– Он цитирует документы, есть фотокопии рапортов?
– Есть, но исходящие данные от кого, кто визировал от особого отдела – все вымарано.
– Это понятно. А там прямо указано, что под Старой Руссой?
– Это догадка автора, раз указана армия, он предположил, что бой был где-то там. Места болотистые.
– Это я знаю, ты тоже… мы там с тобой перли по болоту по пояс, – я вспомнил, что тот Зуд в котором я пер, погиб в Блазново, а этот не может помнить тех событий.
Значит, кто-то или рассекретил те свидетельства или этот Петрушин получил допуск, почитал эти фантастические истории и решил заретушировать, но информация интересная. Не побоялся себя выставить трепачом и фантазером.
Аспирант
Аспирант Петров оказался здоровенным двухметровым мулатом, но черты лица его лишены вывернутых негроидных губ и носа-плюшки, а как раз наоборот, лицо овальное, тонкий правильный прямой нос и средней пухлости губы. Кожа – кофе с молоком, где много молока, серые или мультихромные глаза.
Пожимая руку Петрову, я понял, что правая его ладонь – протез. Открутил время назад, если ему тридцать, значит, он родился примерно в двадцатом. Активные боевые действия закончились к двадцать пятому, если парень потерял руку не в армии, значит в детстве. Расспрашивать его я не стал. Сам расскажет, когда захочет.
Петров захотел сразу, видимо уже привык, потому, представившись, объяснил:
– Я из Горловки под Донецком, в пять лет нашел ПФМ[6 - ПФМ – противопехотная мина «Лепесток».], вот результат. Этот «лепесток» оказался без самоликвидатора, – он улыбнулся, – зато теперь я «двусмысленный», пишу и стреляю с обеих рук, – и чтобы избавить меня от вопросов по поводу цвета кожи, сам и пояснил: – Папка, кубинец, доброволец, приехал еще в девятнадцатом, женился, но погиб в двадцать пятом вместе с мамой, а меня в семь отдали в Суворовское училище. Фамилию я взял мамину, чтобы не было вопросов насчет национальности. Я – русский.
Аспирант очень эффектно смотрелся в серебристо-сером киберкостюме, подчеркивающем его атлетическую фигуру. На историка, книжного червя, он совсем не был похож. Скорее на космодесантника из фильма «Звездные рейнджеры» Верховена.
А можно подумать, что я в такой же шкуре и с аналогичной формой – врач скорой? Наступило время разрушения стереотипов.
Я оценил его костюм, по сути, он, как и у меня – «нейромионикс», полагаю, что и начинка тоже от них. Значит, в компьютерной системе загружен обычный стандартный секретарь-помощник, полагаю еще и тренер, управляющий нейроинтерфейсом.
Петров показал на стол с двумя коробками.
– Мне сказали, что вы – волонтер, любитель истории? Будете мне помогать разбирать этот исторический завал?
Я улыбнулся в ответ. Мне нравятся не унывающие люди, этакие оптимисты-экстраверты, кажется аспирант как раз из этой категории.
– Меня зовут Алексей Зорин, я врач, да, любитель-историк, если точнее – я давно уже интересуюсь «Демянским котлом» и «Рамушевским коридором». И еще, – я взял одну из коробок и перенес на отдельный стол, – Василий, давай без церемоний? Мы – ровесники, так к чему политесы разводить?
– Вас… пардон, тебя предупредили, что никаких фотокопий?
– Конечно, – развел я руками, – умолчав, что в вороте моего Зуда полторы сотни видеокамер с разными объективами, включая инфракрасный и рентгеновский. Есть даже в ладонях, в перчатках на кончиках пальцев. Это уже мое личное изобретение в последней модели оболочки.
Зуд загрузил себе транслятор с немецкого, а вот Петров, как я понял, языком владеет в совершенстве.
– Вас что интересует в котле?
– Меня, – я не стал поправлять аспиранта, – интересует история с летающим вагоном от третьего сентября над лесом у станции Лычково. Если его видели наши солдаты, то в немецких документах история со сбитыми самолетами не может быть не отражена.
– Это верно. Значит, вы видели выступление ветерана Кожина?
Я кивнул.
– Сегодня утром. А ты когда о нем узнал? – я намеренно подчеркнул обращение на ты. Он, конечно, воспитанный, интеллигентный человек, но мне будет комфортнее, с ним себя чувствовать на равных. Я ему не начальник, вообще – никто, так добровольный помощник, или как он сказал – волонтер.
– Да, ты… – он смущенно потер подбородок, – я привыкну. Просто на кафедре ко всем на «вы», даже к студентам. Я об этом рассказе давно слышал, еще студентом. Вообще его давно уже отнесли к солдатским сказкам. Этаким теркинским байкам. А то, что этот дед говорил насчет особистов, подписок о неразглашении. Мне кажется, он себе цену набивал.
– А мне так не показалось, ведь недавно документы рассекретили, есть реальные свидетельства тех самых часовых и их командира, которые видели этот бой.
У Петрова раскрылись глаза. Он почесал макушку.
– То есть, ты их видел?
– Ну да, – я решил не скрывать своей связи с Самсоновым, – немножко допущен к тайнам, вот мне выслали сканы этих показаний. Как я понял, этот ящик поднялся из леса где-то над деревней Починок.
На слово «Починок» аспирант сделал стойку, в глазах огонь.
Да, он точно ищет любые сведения об отряде Бати. Аспирант быстро и решительно перевернул свою коробку на стол, так что папки и отдельные листочки, мягкой кучей выпали на стол. Он ее сдвинул к краю, пустую коробку поставил на пол. Матерчатую перчатку он надел только на левую живую руку. Я наблюдал за его действиями.
Петров, чуть обернувшись в мою сторону, сказал коротко:
– В протезе у меня сканер, я сделаю первичный отбор. Контрольные слова: partizanen, terroristischen, RussischeBanditen. Для начала отсканирую отдельные документы, потом возьмусь за папки.
– Так ведь копировать нельзя, – усмехнулся я.
– Это не копирование, это отбор. Эти документы за сто лет никто ни разу не сканировал и не оцифровывал. Но я не могу сидеть и выписывать вручную… это анахронизм.
– Анахренизм? – не удержался я.
Он на мгновение замер, осмысляя мою шутку, и, улыбнувшись, кивнул:
– Вот именно, а на хрена мне время терять?
– Зуд, ты понял?
– Как рукавами… – подтвердил костюм, – делай как он, только у меня сканеры в обеих ладонях. Работаем.
Петров правой рукой водил над бумагами, а левой в матерчатой перчатке аккуратно их складывал на дно пустой коробки. Я делал тоже самое, только сразу двумя руками, не мешая Зуду управлять мышцами. За годы нашего техносимбиоза я привык отдавать костюму управление моим телом, обдумывая совсем другие темы.
Итак, сейчас мы с Петровым разберем первые две коробки, я отберу для него интересные документы, тогда как он вероятнее всего для меня этого делать не станет. Или станет? Посмотрим.
Отдельными документами шли перехваченные письма солдат вермахта, находящихся в котле. Слова «партизаны» и «русские бандиты» встречались почти в каждом письме, и везде фашистские оккупанты себя изображали «белыми и пушистыми», а партизан и бойцов РККА злобными и коварными фанатиками, которые не хотят сами умерать, и даже в последний момент подрывают себя гранатами вместе с добрыми и отважными героями – солдатами фюрера, которые могли бы их убить быстро и без мучений. Поэтому уцелевшие русские бандиты не достойны доброго отношения, их нужно показательно и жестоко казнить, чтобы у других не было желания сопротивляться натиску военной машины вермахта!
Хорошо, что я сам не стал читать всю эту фашистскую ахинею, а поручил Зуду, его железные мозги не способны на эмоции. Как я понял, Петров тоже не стал пока читать, поручив отбор специальной программе.
У нас набрались горки писем.
Зуд мне пискнул, как мы договаривались, если где-то в текстах проскочит Batia или Pochinok.
Петров работал как автомат, левая рука берет письмо из пачки, разворачивает, кладет на стол, правая проводит, листок переворачивается, снова пролё?т правой ладонью над текстом, и затем листок сворачивается, если был свернут и возвращается в коробку.
Я подумал, что больше всего это напомнило старинное телешоу «Битва экстрасенсов». А мои действия чем от Петровых отличаются? То же помавание руками над столом с документами. До чего дошел прогресс? Раньше сидели бы мы и читали старинные пожелтевшие бумаги в свете таких же старинных желтых настольных ламп – ровесниц этих документов. А сейчас – стоят два «водолаза» или «космонавта» и машут руками над бумагами. Читают!
За час нашего стояния Зуд не только проверил больше ста писем, но и: сделал мне электромассаж, отобрал два письма, где упоминался партизанский отряд некоего Batia, а еще я увидел письмо от Макса Фон Вернера, летенанта 123 батальона связи, лежавшего в госпитале с ранением. Своей мамочке он писал, что немножко ранен в ногу и руку и, вероятно, будет комиссован, так как левая рука плохо слушается. Еще, что он ждет своей очереди отправки самолетом в Старую Руссу или Псков, а оттуда в Германию. Меня удивил один его фрагмент: «Bitte sagenSie Clara, dass ihrWunsch, in Dachau in Dienst zu gehen, falsch ist, sie soll weiterhin im Magistrat der Stadt dienen. Wennich nach Hause komme, erkl?re ich es Ihnen. Meine Rettung ist ein g?ttliches Wunder, und Clarasoll in die Kirche gehen und Kerzen f?r meine Genesung und die G?te von Voldemar aufstellen. Unser Enkel wirdnachdem Krieg noch langeleben m?ssen»[7 - Пожалуйста, скажите Кларе, что ее желание поступить на службу в Дахау ошибочно, она должна продолжать служить в городском магистрате. Когда я вернусь домой, я все вам объясню. Мое спасение – божественное чудо, и пусть Клара пойдет в церковь и поставит свечи за мое выздоровление и доброту Вольдемара. Нашему внуку еще долго придется жить после войны.].
Так, если это тот самый лейтенант Макс фон Вернер, то он имеет ввиду внука Карла? А ведь я помню, что дед Карла женился только после войны. Конечно, он может мечтать, видимо, военная цензура так эту фразу и прочитала.
Логика подсказывала, что если письмо оказалось среди захваченных документов, значит к адресату оно не попало. Вольдемар это кто? Та же логика подсказывает, что это кто-то из сослуживцев лейтенанта, вынесший раненого из боя.
Петров отошел от стола, приблизился ко мне, осмотрел горку отобранных бумаг.
– Неплохой урожай.
– Нашлось что о Бате?
– Да семь рапортов от низших чинов своему командованию. Есть довольно интересные. Выйдем на свежий воздух, на солнышко? Я хочу кофе с булочкой… там, за углом есть неплохое кафе.
Я откровенно любовался Петровым. За тридцать лет в Россию переселилось немало чернокожих из разных стран, включая Европу, но они для нашей довольно холодной страны все равно оставались экзотикой. Аспирант мне уже понравился своей энергетикой и напором. А еще тем, как он произнес «Я – русский!». У нас слово «негр» в отношении всех по генетике представителей африканских племен никогда не считалось оскорбительным и унизительным, как в странах запада, зараженных колониальным расизмом. Это там «ниггер» или «кафр» – всегда отражали ненависть и презрение к представителям «низшей» расы, у нас – нет.
Из Петрова просто выпирало что-то такое – русское, чему я сразу и не подберу объяснений. Дружелюбие, что ли, уважение каждого ко всем, эманация сопричастности человека ко всему, что происходит в стране, обществе. А как еще объяснить, что парень, окончивший элитное среднее учебное заведение, а суворовские военные училища кадетского корпуса я отношу именно к таким, пошел не в военное училище, что было бы естественно для сироты, оставшегося без родителей во время войны, а в историки? Я интуитивно был убежден, что Петров не только на кафедре вел семинары. Но, пусть он сам все расскажет, не буду форсировать.
Кафешка, куда меня привел аспирант, оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.
Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.
Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:
– Сделай мне массаж воротниковой зоны.
– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.
– Ничего, подзарядишься, в архиве есть розетки.
Массаж занял не больше трех минут. Петров поставил поднос с едой, присел рядом.
– А что ты нашел? – спросил он, разрушив надежду, что ему захочется скорее рассказать про обнаруженные интересные документы, чем расспрашивать меня.
– Я письма немецкие разбираю, мой помощник обнаружил два упоминания партизанского отряда Бати.
– Что там?
– Жалуются на жестокость и коварство партизан, тем оправдывают свою жестокость в отношении мирного населения. Один, некий Фриц Бергер, так и написал, что в ответ на нападение партизан, они: zehn Bauern wurden von ganzen Familien geh?ngt, aber die Partisanen hielten das nicht auf, weil sie in der n?chsten Nacht ein ganzes Bataillon mit mehr als hundert Soldaten zerst?rten und ihre Eingeweide in B?ume und B?sche einwickelten[8 - Десять крестьян были повешены целыми семьями, но партизан это не остановило, потому что следующей ночью они уничтожили целый батальон из более чем сотни солдат и развесили их внутренности на деревьях и кустах.].
– Смелый Фриц, цензура за такое могла его сурово наказать. Впрочем, эти письма перехвачены и цензура их еще не видела, – Произнес аспирант, довольно спокойно выслушав повторенный мною текст, выданный Зудом на внутренний экран шлема, – Неплохое произношение. Ты учил немецкий?
– В размерах школьной программы, у нас были все романские языки, распространенные в мире. Как бы ознакомительно. Можно было после школы выбрать более глубокое изучение.
– У нас в Суворке тоже так. Но немецкий я стал учить сразу. Так хотелось быть похожим на Первого… чтобы как он, потом во внешнюю разведку.
– Не взяли?
Он пожал плечами.
– Пока не пригласили. Сам понимаешь, туда с улицы не берут. Видимо, я слишком приметный, русский негр.
– Цвет кожи еще не определяет расы, – сказал я, – но, возможно, что ты прав. В конце концов, сейчас ты занят любимым делом?
– Однозначно. Обожаю загадки и тайны, а в истории их невероятное количество, – Петров сразу отъел полрогалика и запил кофе, – вернемся к нашим баранам. О, извини, я люблю эти старинные обороты, ты к ним как?
– Я читал Рабле и слышал о пьесе «Адвокат Патлен», – ответил я, – Ке гран тю а… – Как же ты велик! Так родился Гаргантюа. Давай о «баранах».
– Ты – уникум. Я среди студентов, занимающихся у нас на кафедре, не знаю ни одного, кто читал бы Рабле, хотя бы в комиксах и уж тем более о средневековой пьесе.
– Я именно из таких, первоисточник я бы не осилил. Старофранцузский не по моим мозгам. – Петрову надо в каком-нибудь ток-шоу работать, «А ответ мы услышим после рекламы!». Но я не буду его подгонять, пусть нагнетает интерес. Вот кто первый сдастся? Я одну свою находку выложил, он хочет, чтобы и вторую?
– Я хотел все спросить тебя, ты приставлен за мной приглядывать или реально тебя волнует, что происходило в Демянском котле в сорок втором году?
Я понял причину его сдержанности. Значит, мне нужно пооткровеннее с ним быть.
– Меня не приставили. Точнее, мне сообщили, что ты интересуешься этим местом и временем, дал официальный запрос, а я кто? Так, любитель-историк. Вот и дали мне понять, что, во-первых, могу тебе помочь в разборе документов, а во-вторых, и свой интерес удовлетворить. Я внештатник. Так что никаких иных интересов насчет аспиранта Петрова у меня нет. Теперь насчет того, что мне интересно, потому что непонятно. Я с семнадцати лет регулярно ездил к друзьям отца по дороге Демянск-Старая Русса, потом на Порхов. Так вот, там вдоль дорог организованы своеобразные памятники – горы выкопанного оружия, техники, касок, снарядов. Сто лет прошло, а земля родит эти находки. Один мой знакомый из найденных останков даже восстановил военный джип, ездит там на нем. Я немало историй слышал от местных, которые узнали от своих предков, переживших ту войну. Мол, были там партизаны, но в основном за котлом, проникая внутрь через болота. А вот отряд Бати возник как бы ниоткуда и сразу внутри котла. Я не нашел никаких документов о его создании. Заброс лыжного десанта под командованием полковника Тарасова – описан прекрасно, уже диссеры написаны и защищены. Две трети погибли или попали в плен, треть вырвалась на юг и вышли в расположение наших частей между Ли?пье и Марёво. А вот о Бате нигде ни слова. Поэтому я решил покопаться в немецких документах, которые наши вывезли после Победы.
– То есть о Бате вообще ничего не известно? Ни численность отряда, ни его действия?
Петров поджал губы и потряс головой.
– Может быть наши, что-то и писали, но все так засекретили. Действовали они по руслу Поломети, от севера – Лычково до юга – Костьково. Там была их база, как я понял – у Починка. И еще… – Петров помолчал, – в тех документах, что я сегодня отобрал, есть фраза: Die Partisanen der Bathy-Einheit nehmen niemanden aus der SS-Division "totem Kopf" gefangen.[9 - Партизаны отряда «Бати» не берут в плен никого из дивизии СС "Мертвая голова".] То есть однозначно убивают, причем, как написано Au? ergew?hnlich grausam, то есть…
– Я понял – с особым цинизмом и жестокостью, – Петров слушал внимательно. – В общем, так. Ну, и еще, есть донесение от лейтенанта саперного батальона фон Вернера, которого нашли раненым в лесу, что партизаны появились в концлагере близ деревни «Починок» после странного природного явления, которое лейтенант назвал светопреставлением. Охрана лагеря сильно перепугалась, и в этот момент появились люди, которые за несколько минут уничтожили полтора десятка солдат, открыли бараки с пленными. Говорили по-русски. Очень короткими фразами. Видно было, что они высокопрофессиональны. Работали в основном ножами, в конце операции по захвату лагеря – трофейным оружием. Лейтенант притворился мертвым, и ночью уполз в направлении деревни Мелеча, его в лесу нашел патруль.
Петров помолчал, а я возликовал, как же тесен мир, этот Вернер уже третий раз мне попадается, будет о чем с его внучком поговорить.
Мы допили кофе. Я решил, что мне будет лучше прямо сейчас заказать междугородний дрон, и немедленно вылететь в Новгород на встречу с адвокатом Коротичем, сразу и забронировать номер в гостинице, чтобы не бегать по городу в поисках угла для ночлега. Подвешенной остается возможность встречи с Карлом Вернером. У меня есть около суток, чтобы продумать обстоятельства. Может быть, поможет Коротич? С какой стати? Посмотрим, по результату нашей беседы.
Хотелось поговорить о чем-нибудь постороннем, и я спросил:
– Василий, а какое у тебя было прозвище в детстве?
Он усмехнулся и ответил:
– У меня их было два, за одно морды бил, а другое мне нравилось.
– Поведай оба, если не стесняешься.
– За Чунга-чангу зубы пересчитывал, потому что в каком-то африканском диалекте это значит «живущий с обезьяной» или «трахнувший обезьяну», ну ты понял. А второе – Африкан Африканыч… обычно, коротко – Африкан. Нормальное такое. Мне нравится. Старинное русское имя. Ну, тогда уж и ты мне свое скажи…
– Не отгадаешь ни за что, – пришло мое время загадочно улыбаться, – Саня.
– Просто Саня? А какая связь? – удивился аспирант, – Саня, это же Александр…
– Плоско мыслишь, – начал я объяснение, – все клички привязаны к фамилии обычно, или особой примете. Примет у меня нет… фамилия – Зорин, Зоря… заря… ну?… Соображай.
– Я понял, заря – рассвет, санрайз – рассвет, вот поэтому и Саня! – хлопнул себя по лбу Петров.
– Молодец. Но это только в школе. В институте уже без фантазии – Зорькой, как корову.
Я протянул руку Петрову.
– Я вас оставлю. Письма, где есть что-то интересное, я сложил на столе. Давайте обменяемся телефонами, чтобы согласовать дальнейшие встречи.
Зуд сообщил мне, что дрон сядет на «НТ» площадке у метро «Водный стадион», придется пробежаться с пару километров.
– Василий, – закончил я разговор, когда Зуд доложил, что киберсьют аспиранта совершил обмен номерами, – я очень рад нашему знакомству и надеюсь на его продолжение. Сообщу тебе, что сейчас вылетаю в Новгород, как раз по интересующему нас вопросу. Но детали расскажу, уже, когда вернусь. Сейчас больше измышлений, чем фактов. А для истории это вред.
– В двух словах можно?
– Можно. Я надеюсь завтра встретиться с внуком того самого лейтенанта Вернера. У меня к нему теперь еще больше вопросов благодаря сегодняшней встрече и работе с документами.
Петров пожал мне руку, пожелав удачи, и вернулся в здание архива. А я помчался к метро, пока мой такси-дрон не перехватил кто-нибудь, если я опоздаю.
Адвокат
Максиму Коротичу около шестидесяти, но выглядит он моложе. В хорошей, я бы сказал, в спортивной, форме. Видно, что не любитель новомодных киберкостюмов, потому что на встречу пришел в обычном деловом костюме и куртке «Арктика» с отороченным искусственным мехом капюшоном.
Я ждал его в кафе «Ильмень» недалеко от Новгородского Кремля. Мы узнали друг друга с первого взгляда, хотя никогда раньше не встречались. Я позвонил ему из такси, пока летел по маршруту вдоль М11 и он, узнав меня по телефонному номеру, сказал коротко:
– Завтра в девять утра в кафе «Ильмень», у меня будет минут десять – пятнадцать, потом я в суде. Да, Алексей, садитесь лицом к двери, я постараюсь вас узнать.
Он немного напомнил мне отца в таком же возрасте: седой ежик на голове, жесткое лицо, изрезанное морщинами и тонированные очки-хамелеоны со встроенной электроникой, как я подумал – слуховым аппаратом. Однако Зуд мне шепнул:
– Леша, у него в очках эвристический детектор лжи и камера. Он уже сфоткал и получил ответ на запрос о тебе.
– Понял, – ответил я. Молодец адвокат, не отстает от прогресса.
Такая же система детектора лжи тестировала четыре года назад генерала Самсонова, когда отец привел его на кордон, отобрав оружие. Наука не стоит на месте и вот подобный прибор уже вмонтирован в оправу очков и закамуфлирован под слуховой аппарат. Детектор распознает ложь по голосу и микровыражениям лица.
Мне незачем его обманывать.
– У меня десять минут, – напомнил адвокат, после того, как мы поздоровались, – спрашивайте, Алексей.
– Тогда очень коротко, чтобы не терять времени. Я – историк-любитель. Энтузиаст. Это – хобби. Наткнулся я на некоторые непонятные события лета тысяча девятьсот сорок второго года в районе Демянского котла, точнее у деревни Починок. Собирая материал, узнал, что вы копали в тех местах и среди вас был немец, внук немца, воевавшего в этих местах. Очевидно, что он финансировал вашу экспедицию несколько лет подряд, а также, что он искал целенаправленно. Вопрос: что он искал? Я еще уверен, что вы пострадали незаслуженно, вас подставил один из вашей команды, тем, что начал продавать найденное оружие. Так вот мой вопрос один: что искал Карл Вернер в окрестностях деревни и на берегу Поломети? И имеет ли этот поиск отношение к «летающему вагону», описанному в рапортах солдат красной армии и рассказе сержанта Кожина?
Адвокат меня не перебивал, лицо его не дрогнуло, когда я назвал имя их нанимателя. Он выдержал ровно одну минуту и ответил:
– Когда мы прибыли к деревне, в ней жили два старика, но они там поселились в шестидесятых. Все очевидцы войны в Починке были уничтожены фашистами. Дома, в которых жили эти селяне, восстановлены уже во второй половине двадцатого века. Мы остановились в пустой избе. Карл сказал: «Все, что найдете – ваше, кроме того, что не имеет отношения к технологиям первой половины двадцатого века». Мы его не поняли, он пояснил: «изделия, которые могли появиться в начале двадцать первого века и позже: электроника, обломки, детали, вещи, оружие». Мы все равно не поняли. Зачем ему это? Все эти артефакты могли попасть в землю и в реку сейчас. Он не ответил, точнее, сказал по-деловому: «Я плачу?, вы – делаете. Вопросы оставьте при себе». Мы нашли какой-то мотор и обломки электронных устройств. Мы были уверены, что они не имеют отношения к войне, Карл с нами не согласился, но и не спорил. Мотор мы отнесли в деревню, там и спрятали. А на моей квартире, куда мы привезли добычу – оружие, нас арестовали. Теперь мне кажется, что немец был прав, и что-то знал такое…
– Как вы оказались в группе Вернера?
– Он дал запрос в чате поисковиков, на него вышли Иванов и Прямиков, с Прямиковым мы были давно знакомы со школы, он раньше меня окончил. Он позвонил, спросил, хочу ли я заработать. О том, что они собираются продать найденное оружие, не было разговора. Вернер тоже был не в курсе, но ему безразлично. Первые поездки прошли без осечек. Парни тогда удачно скинули добычу, Серега мне еще денег подкинул, и Вернер рассчитался по-честному. Я думаю, что он искал свои артефакты и дела Ильи и Сергея его не волновали. А когда нас повязали Илья с Серегой стали на него все валить – мол, он организатор. Вот им и влепили на полную. Почему Вернер не отпирался и не рассказал о своей находке? Видимо боялся, что она не поможет ему в защите и пропадет.
Коротич посмотрел на часы.
– Еще один вопрос можно? – спросил я.
– Давайте:
– Вы можете предупредить Карла о моем визите? Я собираюсь сейчас лететь в Старую Руссу, буду вам признателен, если вы поможете мне, и Вернер согласится со мной поговорить.
– Предупредить могу, но это не даст гарантии, что он захочет с вами откровенничать.
Адвокат поднялся.
– Он нашел то, что искал? – спросил я уже ему в спину.
– Да, – ответил Коротич, – он считает, что это то, что он искал, но хотел найти и еще что-нибудь. Поэтому переселился в Россию и несколько раз потом копал в тех местах. Я бывал там с ним. Прощайте. Успехов. Я ему сейчас позвоню.
Я остался в кафе. В принципе, адвокат ответил на мои вопросы. Что я узнал? Что немец искал предметы не характерные для времен войны. То есть, он был уверен, что они там есть и даже нашел что-то. Осталось выяснить – что это? У меня нет уверенности, что Карл захочет со мной откровенничать, есть вариант купить у него находки, но я должен точно знать, что это именно те артефакты. Я заметил, что у меня в душе зародилось какое-то расслабляющее чувство, кайф… будто я немного пьян, самую малость или съел что-то необыкновенно вкусное. Пытаясь понять причину этого состояния, я заметил, что в кафе звучат песни из старого фильма «Собака на сене», в частности песня Марселы:
Как трудно сделать вид, что влюблена
Как трудно позабыть любовь былую
Чем я усердней мыслями бичую
Тем все живее в памяти она
Но честь велит мне: позабыть должна
И нужно душу вылечить больную
Чужой любовью сердце уврачую
И будет страстью страсть исцелена.
Странный выбор для общепита… Впрочем, время ранее, кто-то из работников любит ретро. Мама моя – учитель словесности, как говорили в старину, то есть – русского языка и литературы и приучила меня любить красивый русский язык, а в переводе Лозинского – это не просто красивый язык, он как наркотик. Слушая пьесу и песни, я просто плыл от наслаждения. Какие обороты! «Чем я усердней мыслями бичую»… «Чужой любовью сердце уврачую»…
Я слушал, не находя в себе решимости уйти. Прекрасные тексты крепко держали меня за столом. Сейчас не услышать слов: «Нас время не теснит»… «Тяжеле всех, в почтовый день – растянутый визит»… До слез… Язык сейчас пропитался англицизмами, сленгом, да что говорить, я сам частенько их использую.
Я дослушал дуэт Теодоро и Дианы о любви. «Любовь, зачем ты мучаешь меня»?
Счастливый я человек. В общем. Любимая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Ответ я знаю: нужны – мечта и цель.
Я расплатился за кофе, дал задание костюму найти свободное такси до Старой Руссы. Позвонил немцу адвокат? Вот и узнаем.
Зуд начал мне читать, все, что накопал на Карла Вернера. После освобождения из заключения в две тысячи одиннадцатом, он вернулся в Германию. Три года у него ушло на подготовку к переезду, сбор документов, уламывание жены. Я так думаю, что она не сразу решилась бросить Родину и ухать в холодную Россию. Вообще, для немца это – подвиг. Как же он хотел вернуться. А значит что? Значит, его находка осталась там – в Починке. Во всяком случае – тогда. Думаю, уже после переезда в Старую Руссу Карл добрался до находки и она сейчас у него. Интересно – что это за мотор?
У Карла двое детей: Максим и Берта. Им сейчас обоим больше сорока лет, точнее Максиму сорок семь, Берте сорок, у обоих дети, внуки Карла, пять человек: Сергей, Юрий, Франц, Клара и Юлия, старшему – Сергею двадцать два, Юлии – младшей, тринадцать. С Карлом живет его вторая жена, после смерти первой немки Кэтрин в две тысячи тридцать первом, он десять лет назад женился на местной женщине – Светлане. У них любовь? Возможно. Симпатия, уважение, взаимовыручка, поддержка – вероятнее. Дети навещают? Да. Внуки сейчас на учебе, Сергей в армии по контракту. Чем занимался Карл после переезда? Он все сбережения вложил в создание фабрики микроэлектроники. Построил там цеха. Выпускал ширпотреб? Нет. Фабрика изначально ориентирована была на армию. В двадцать первом его компания SR-WAF (Старо русская фабрика летающих автоматов Вернера) – начала выпускать дроны, эфпиви и мавики для служб доставки и сельского хозяйства, поэтому с началом СВО Карл неплохо заработал. Знал, что его леталки будут нужны? Может быть. Для грамотного инженера, узнавшего, что в сороковых годах будут созданы квадракоптеры грузоподъемностью до пяти тонн, не сложно догадаться, направление – перспективное, нужно его развивать на имеющейся технологической базе. То есть, если пока нельзя делать дроны на пять тонн, нужно делать на пятьдесят килограммов. Это логично, а у что они будут перевозить, что и на кого сбрасывать, это уже решится по ходу жизни. Главное – создать надежные дроны. И вот тут Карл Вернер вложил в это дело всю свою немецкую принципиальность и стремление к порядку.
Самсонов прислал мне очень содержательный ответ на вопрос: «Что было нужно Карлу Вернеру в России»? «Непонятно». То есть его коллегам-специалистам, еще тогда не удалось понять, за каким лешим немец переселяется в Россию? Захотелось…
Волна тотальной миграции из стран запада случилась много позже. Лет через десять после переселения Вернера началась и достигла разгара к тридцатому году, когда от маразмов Западной либерастии уже устали больше четверти жителей Европы и Америки. Сперва ломанулись русскоязычные, а за ними и другие здравомыслящие, которые стремились спасти детей своих от педофилов, дорвавшихся до власти.
Летающего такси в Новгороде еще мало, да и проку от него немного, над водой им летать запрещено, поэтому выигрыша по времени нет, наземная машина роботакси до Руссы едет около часа, летающее – сорок пять минут, потому что по закону облетает населенные пункты если они не пункты назначения и не сбрасывает скорость, но придерживается автотрассы. Поедем.
Я выспался в гостинице, но машина даже по федеральной и не очень гладкой дороге идет так плавно, что невольно начинаешь кемарить.
Слева тянулось озеро Ильмень, то исчезая за лесом, то появляясь. В Шимске я переехал через широченную реку Шелонь. Мост длиной в полкилометра минимум. Впечатлило. Впрочем, это уже устье Шелони, выше по течению она в два раза у?же.
В машине Зуд принялся меня массировать электричеством. До цели оставалось минут двадцать. Мышцы будут в тонусе.
Вернемся к анализу присланных генералом досье.
Самсонов выполнил мою просьбу, собрав подробные материалы на Вернера и Коротича. С адвокатом все ясно. Тюрьма подростку пошла впрок, он перевоспитался. По отзывам клиентов и коллег – работал честно, законов не нарушал, адвокатскую тайну и этику – тоже. Пользовался репутацией грамотного и честного специалиста. Криминал, помнил его прошлое и тоже относился с доверием.
Досье на Вернера оказалась немного толще, судимость он тоже быстро снял, а работая на оборонку заработал уважение, хотя, за ним, конечно, следили, как за любым иностранцем. Так в отчетах наружки ФСБ отражена была его страсть к поиску в районах боев в «Демянском котле», с весны до осени каждый год организовывал экспедиции и нашел немало разных бойцов, артефактов войны, вложил деньги в создание мемориалов и кладбищ, в том числе и в Германии, куда отправил немало останков своих соотечественников. Объяснял он эту страсть завещанием деда, воевавшим в этих краях. Вот интересный факт, в две тысячи тридцатом и тридцать втором в его законных экспедициях принимал участие адвокат Максим Коротич. Что же они еще нашли? Мотор, как сказал адвокат?
Машина встала у ворот очень солидного каменного дома с крышей покрытой солнечными панелями. Я отпустил такси и нажал кнопку домофона.
Замок калитки щелкнул, послышался хриплый голос:
– Заходите, я жду вас.
Значит, адвокат позвонил, как обещал, и Карл согласился со мной поговорить. Две приятных информации. До сих пор мне везло с собеседниками. Все-таки у нас люди в основной массе дружелюбные, отзывчивые. Или это мне везет на таких? Надеюсь, что Карл Вернер тоже не станет вредничать. Если только его тайна не противозаконна.
Встретила меня женщина в возрасте, по лицу можно понять, что русская. Нет чопорности. И жест, которым она пригласила за собой явно наш: «Добро пожаловать». Я вспомнил жену егеря Савельева с ее низким поклоном. Невольно улыбнулся своим мыслям. Да уж… есть женщины в русских селеньях. Никакими перестройками и санкциями из нас не вытравить Русь. Это не просто в крови, это и есть душа – неопределимая, не материальная субстанция, сущность поведения и отношения. Мы не желаем зла никому и не ждем ни от кого зла. А уж если приходится… то, беда ждет любого, кто вынудит нас ожидать зла. Как говориться, не будите лихо…
Карл Вернер стар. И хотя ему меньше лет, чем было моему отцу, когда он умер, Карл выглядит и старше и развалистей. Он грузен и лыс, нижняя губа тяжело отвесилась, приоткрыв нижние зубы. Под глазами синие мешки и щеки бульдожьими брыльями свисли по сторонам от подбородка.
– Вы – Зорин? – голос у Вернера скрипуч и хриплый, словно проворачивается ржавый маховик древнего дизеля, сопровождая каждое слово тяжелым выдохом, как выхлопом. – Мне звонил Максим час назад, сказал, что вы едете.
– Да, Зорин это я.
– Что вы ищете?
– Информацию, – ответил я, дожидаясь, когда Вернер предложит мне сесть.
Наконец он перевел на меня мутный взгляд и сказал:
– Садитесь в то кресло, это не быстро, какая информация вам нужна?
– Я понял, сложив простые события, что ваш дед, лейтенант вермахта, вам рассказал что-то о событиях лета-осени сорок второго года. Что-то такое, что заставило вас даже переехать в Россию. Полагаю, что это нечто, как-то относится к летающему вагону, который сбивал немецкие самолеты, следовавшие по Рамушевскому коридору в Демянск и к партизанскому отряду Бати, о котором подал рапорт ваш дед, когда его раненым доставили в Мелечу. Что вы можете прояснить?
Вернер задумался, он положил отечные руки поверх пледа, которым были укрыты его ноги.
– Вы понимаете, Зорин, что я никому ничего не должен. А сейчас особенно. Вы хорошо сказали – «можете», да я могу. Но я ждал этого момента, потому что, по мнению моего деда, все, что тогда произошло, имеет зародыш в наши дни. В эти месяцы, возможно в ближайшие годы.
– Как это понять? – не удержался я, когда старик решил взять паузу.
– Не торопите меня. Это все может для вас сначала показаться бредом, фантазией. Но я нашел подтверждение, что мой дед не сумасшедший. Что он молчал и был прав. Объяснений этим событиям у меня нет, как и нет уже времени искать их. А вы молоды, и раз уж вам приспичило, может быть, вы и сумеете. Детям моим и внукам это все безразлично. Они не верят истории деда. Вы нашли отчеты и докладные от солдат и офицеров немецких частей?
– Да. – Вернер прекрасно говорил по-русски, лишь смягчая звук эр и иногда вместо «да» я слышал «на». Но по смыслу я понимал – это «да».
– Хорошо. Я постараюсь вам рассказать все по порядку, как мне рассказывал дед, а потом сообщу, где находится доказательство истинности моих слов. Позовите Светлану, пусть принесет мне чаю с лимоном, а то разговоры сушат рот. Язык как терка…
Я вышел в коридор и позвал ту женщину, что меня встретила. Она выслушала, сказала, что через десять минут все будет готово, и я вернувшись в кабинет Вернера, вдруг ощутив запах тлена… так пахнут старики, даже если они регулярно моются. Смерть уже стоит за их плечами.
Любопытно, сколько раз ему предлагали поехать в пансионат для престарелых? Или эта привилегия распространяется только на жителей крупных городов?
Наконец, большие кру?жки появились перед нами. В них до краев чай, свежий, душистый, источает ароматы баргамота и лимона. Я приготовился слушать и дал команду Зуду писать рассказ Карла Вернера, для меня, чтобы потом проанализировать то, что сейчас упущу, и для Петрова, когда мы опять встретимся.
Фон Вернер
Старик откинул с подлокотника кресла плед, и я увидел небольшой пульт с кнопками и трекбуллом. Покрутив шарик и нажав кнопку, Карл запустил руку в открывшийся ящик стола, рядом с которым он сидел и протянул мне пачку бумажных фотографий.
– Смотрите. Сразу предупреждаю, фотографировал я сам, фотоаппарат Никон Д-40 икс с фиксацией места съемки по джи-пи-эс. Дата съемки и координаты тоже указаны в цифровой фотографии. Файлы у меня есть. Никакого фотошопа, это вам подтвердит любой эксперт. Смотрите. Все поймете сами.
На первой фотографии яма в земле и бок какого-то круглого предмета, похожего на большой слегка приплюснутый арбуз, часть земли смыта с гладкой явно не металлической поверхности, виден скол пластиковой обшивки, под ним медная обмотка. Двигатель? Генератор? На второй этот предмет почти полностью откопан – это уплощенный цилиндр, рядом выдвинутая рулетка и видно, что в диаметре этот предмет восемьдесят сантиметров, а в высоту не больше полуметра, видна ось с креплениями. Земля с предмета почти смыта, и на следующей фотографии я увидел табличку на русском: КРЭТ[10 - АО «Концерн Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), создана в 2009 году, как дочерняя от Ростех.], модель ЭД-5000 № 6789056-01. Я подождал, пока Зуд отсканирует фотографию и обработает данные с таблички:
– Это электродвигатель грузового квадракоптера модели «Лесовоз», его грузоподьемность пять тонн. Квадракоптер типа эф-пи-ви плюс навигатор. Серийный номер этого двигателя привязан к дрону, закупленному в две тысячи сорок пятом году лесопромышленником Збруевым из Залучья. Досье на Збруева скачивается, – доложил мне Зуд.
– Что скажете, Зорин? – проскрипел Карл, – этот мотор я выкопал сам, дату находки вы видите на фотографии.
– Вы говорите, что нашли этот двигатель в земле в две тысячи седьмом году?
– Да. Мы перенесли его в Починок и спрятали в подвале одного из домов. Потом, после переезда в Россию я его забрал и сейчас он хранится у меня в сарае. Как вы понимаете, сейчас он уже не уникален, кроме этих фотографий. Они – настоящие документы.
– Почему вы его тогда не показали на суде?
– А зачем? Я убедился, что мой дед не сочинял, и хотя я не имею объяснения, как этот предмет попал из двадцать первого века в двадцатый, в сорок второй год, я его вижу, я знаю, что это факт. А объяснять свою находку мне бы пришлось, или признать, будто она подделка.
– Вы встречались со Збруевым?
– Нет, а что я ему скажу? Как его дрон попал в тысяча девятьсот сорок второй год? Я недавно узнал, что дрон этот сейчас у него, используется для вывоза леса с разработок.
– Что вам еще удалось узнать?
– Много чего, – уклончиво ответил старик, – давайте по порядку.
– Хорошая идея. Если вы не устали.
– Устал немного. Я буду отдыхать, Зорин. Но рассказ не будет долгим. Я прошу вас не задавать вопросов, пока я не закончу.
– Хорошо, – я устроился в кресле и приготовился слушать.
Рассказ Карла Вернера
– Все началось первого июля сорок второго года. Сто двадцать третий саперный батальон сводного полка с таким же номером, в котором служил мой дед, занимался минированием правого берега реки Полометь, выше по течению, между деревнями Починок и Калиты. Мой дед – связист. В те дни приехал в Починок для прокладки дополнительной линии связи на тот берег реки к огневым позициям ПВО. Советские войска регулярно отправляли разведчиков, потому еще реку перегораживали сетями с колокольчиками, на левом берегу стояли прожекторы и зенитные батареи скорострельных автоматических пушек Флакфирлинг тридцать восемь[11 - 20 мм скорострельные счетверенные зенитки] и флак восемнадцать[12 - Автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм в 37 году получила маркировку FlaK37 по привычке еще называлась Флак-18 (год начала разработки)].
Взвод, которым командовал мой дед закончил протяжку линии к первому июля и отошел к расположению боевого охранения севернее деревни Починок и концентрационного лагеря, который охраняли шуцманы[13 - Стрелки?] из Тотен копф. Там в основном содержались пленные из сто восемьдесят третьей дивизии красной армии, а также пленные десантники, которые еще зимой пытались пройти нам в тыл, но они были обнаружены по следам на снегу. Всего там было около семисот человек в бараках. Они каждый день выносили за территорию умерших от голода и ран и сбрасывали в большую яму за деревней. Тех, что покрепче заставляли ловить рыбу в реке, потому что течение бурное и вода ледяная, даже летом не была теплее пятнадцати градусов. Тотен копф расстреливали всех, кто не мог выйти утром на построение и оставался в бараках. Если кто-то совершал побег, расстреливали каждого десятого в отрядах. Вы понимаете, когда целый армейский корпус в окружении, кому нужны пленные? Есть такой термин «децимация» – каждый десятый.
Первого июля примерно в девять часов вечера началось светопреставление. Южнее, там, где река делает зигзаг началось что-то странное, небо осветилось, и появились вертикальные световые разноцветные столбы. Их было очень много, они наслаивались друг на друга, перемещались среди деревьев, и так длилось всю ночь до восьми утра. Уже после рассвета столбы исчезли. Дед говорил, что это было жутко. Кое-то из его солдат говорил, что это было похоже на полярное сияние, которое спустилось до земли. Майор Крамер из охраны лагеря послал трех шуцманов на разведку, те вернулись под утро, они были красные, будто обваренные кипятком, их рвало и они ничего толком не могли рассказать, еле дошли и потеряли сознание, а через три часа умерли. А когда их хоронили, то тела их расползались, так, будто были сварены. Больше никого в то место не посылали. Прошло три дня. Дед ждал приказа командира полка вернуться в расположение под Демянском за пополнением и едой. Всех уже тошнило от запаха вареной рыбы, а грибы собирать начальство категорически запретило. Бывали случаи отравлений ядовитыми.
Третьего июля в сумерках началось, то, что дед описал адом на яву. Перед рассветом, в темноте, были убиты все охранники лагеря, оборвана связь со штабом в Алешонке. К утру на окраине деревни были сложены больше ста шуцманов и средних чинов, у всех были перерезаны шеи, а офицеров развесили за руки еще живыми на деревьях с вспоротыми животами и их крики и стоны наводили ужас, на тех, кто пытался спрятаться от убийц.
Пленные русские солдаты вырвались на свободу, захватили арсенал, они добивали уцелевших охранников, а деду в темноте прострелили ногу. Он успел отползти за кусты в яму с трупами расстрелянных еще прошлым днем русских и его не нашли. К рассвету все, без исключения, солдаты и офицеры вермахта были убиты. Спасся только мой дед. Он слышал голоса русских солдат, но, не зная языка, не понимал, что они говорят. Он видел, что на краю деревни появился летающий вагон, в который погрузили раненых из пленных, потом этот вагон забрал оружие, потом в него затащили зенитки по одной и тоже куда-то увезли по воздуху.
Дед говорил, что летающих устройств было два, один похож на ящик размерами примерно десять метров на три и три, а другой имел что-то вроде лебедки с крюком. Он его описал, как шестивинтовой вертолет – летающий кран. Но, что самое удивительное, эти летающие средства не имели пилотов. В них не было кабин с человеком внутри. В целом он видел очень немного. Те, кто напал на лагерь, были черно-зеленого цвета, они не стреляли и практически ничего не говорили. Их было совсем немного, трое или пятеро. Они появлялись и исчезали в траве и кустах словно призраки.
Дед пролежал весь день, не имея сил и желания выбираться. Он был уверен, что его убьют, как остальных, если найдут. К вечеру следующего дня, он пришел в себя, от того, что кто-то лил ему в рот воду. Открыв глаза, дед увидел человека, мужчину средних лет в странной одежде. Он не сразу понял, что она странная, внешне была похожа на маскировочный комбинезон с широким воротником. В руке этот мужчина держал пластиковую бутылку и из нее лил деду на лицо, тогда дед назвал ее «мягкое стекло» и лишь потом уже после войны он узнал пластиковую прозрачную бутылку, какие появились в магазинах в семидесятые годы. Напоивший его закрыл бутылку и спрятал за спину. Потом он забрал из кобуры деда вальтер и сказал по-немецки: «Макс фон Вернер, лейтенант батальона связи, нужно чтобы тебя демобилизовали с легким ранением в ногу. Я еще прострелю твою левую руку, но помогу тебе доползти до деревни Мелеча. Я бы не советовал никому говорить о нашей встрече. После войны ты передашь привет от меня, Владимира, своему внуку Карлу. Он будет хорошим человеком. Ты это запомнишь?». Дед ответил – Да. Он был в шоке. Этот Владимир погрузил деда в кюбельваген[14 - Легкий открытый автомобиль повышенной проходимости «корыто-мобиль» с запасным колесом на крышке переднего багажника, для вермахта обозначался как Kfz-1, тип 82, от компании Фольксваген, разработан в 1936 году и неоднократно модернизировался.], на котором связисты привозили свои инструменты и провода в Починок, выгрузил на середине дороги, приказав: Kriechen! – Ползи! И выстрелил ему в левую руку, не повредив плечевую кость. Пистолет он забрал.
Утром Макса Вернера в бессознательном состоянии нашел патруль из Мелечи и донес до госпиталя. Так как этот Владимир не запретил ему доложить о захвате деревни и лагеря, дед, когда смог, написал подробный рапорт. Он написал и про летающие устройства. Потом он мне сказал, что вспоминая этого Владимира он был уверен, что звук у него шел не изо рта, а из его воротника или груди и в словах было что-то странное, немцы так никогда бы не говорили. Я теперь полагаю, что это был машинный перевод, а голос синтезированный. Деду моему было двадцать лет, он не был женат и не имел детей… но этот Вольдемар знал, что я буду рожден и меня назовут Карлом. Особенно радует фраза, которую запомнил дед: «Он будет хорошим человеком». Значит, этот Владимир знает обо мне нынешнем.
Пока дед лежал в госпитале и ждал эвакуации, он слышал, что Починок оказался в руках партизан. Командование собиралось штурмовать деревню двумя ротами танков. Но не успели, через две недели после светопреставления случилась чудовищная диверсия: были подорваны больше двадцати танков Т2, Т3 и броневиков, кроме этого сами собой взорвались приготовленные к отправке на передовую линию крупнокалиберные мортиры, несколько складов с боеприпасами, а также несколько самолетов, стоявших на ремонте аэродрома в Демянске. Деда отправили транспортным самолетом в Псков, и там, в госпитале он услышал от других раненых, что партизаны Бати ночами вырезали солдат вермахта целыми батальонами, оставляя одного живого с посланием, что за каждого убитого солдата красной армии будет убито десять немецких солдат, а за каждого гражданского – сто. Я выяснял потом, что вермахт пять раз пытался штурмовать Починок, но тот был превращен в крепость, а при попытке разбомбить – вылетел тот самый вагон, в котором были установлены Флак 38, с каждого борта этого ящика била пушка. За один бой он уничтожил, по-моему, девять самолетов.
Карл замолчал и принялся пить остывший чай.
– Дед еще говорил, что этот дрон разбомбил Демянский аэродром вместе с самолетами, складами, ПВО, точность попаданий – фантастическая. Ни одного промаха, каждая бомба – в цель.
Я осмысливал рассказанное. Старик пытался ни чем не выдать волнения, говорить, как можно спокойнее, равнодушнее, но ему это плохо удавалось. Впрочем, как и мне его слушать. Больше ста лет прошло после той войны, но она не отпускает никого, кто хоть краешком своей семьи имел к ней отношение, кто побывал в тех местах, где она прокатилась своим катком.
Война – жестокая штука. Пытался ли Карл как-то оправдать немецких солдат, подчеркивая, какими жестокими были партизаны. Но мы с ним понимали, что их отношение было возмездием, причем справедливым. Но это мы сейчас понимаем, а тогда многих вещей в СССР не знали, как не знали о том, что происходило в концлагерях с заключенными военными и гражданскими. Как выкачивали из детей кровь в концлагерях, а потом, отступая, уничтожали всех и взрослых и детей. И получается, что Батя все это знал, потому и тактику такую выбрал – бескомпромиссную. Карл ни разу прямым текстом не сообщил, что в июль сорок второго занесло какую-то группу людей из нашего времени. Осталось найти ответы: кто эти люди? И как их занесло в прошлое?
У нас есть зацепка – двигатель от дрона из нашего времени, откопанный в две тысячи седьмом году, когда фирмы, его создавшей, еще не существовало.
Можно взять эту находку, притащить лесопромышленнику Збруеву и спросить, как он объяснит этот факт? Можно отдать мотор на экспертизу и доказать, что изменения в нем соответствуют столетнему лежанию в земле. А дальше что? Допустим, что люди, ставшие костяком отряда Бати, тоже из нашего времени, и все они относятся к Збруеву, раз уж у них оказалась машина из Збруевского парка. Но если они еще не попали в прошлое, то о чем с ними разговаривать? Когда собираетесь нырнуть на сто лет тому назад, ребята? Ведь, судя по мотору, дрон там и остался.
Карл отдохнул, он смотрел в мою сторону, но словно мимо.
– Зорин, вы не думайте, что я пытаюсь оправдать моего деда. Он, как я помню, до самой смерти был антифашистом. Тот случай его вывернул наизнанку, его душу. Он мне говорил: Мы заслужили жестокое отношение, но они (он говорил о русских) великодушны и добры. Я не осуждаю их жестокости тогда, в лагере. Он меня заставил учить русский язык, сам выучил и говорил мне: когда сможешь – переселись в Россию, это Великая страна. Не только размерами – широтой души ее народа. Когда я нашел мотор, я понял – надо жить тут. Годы в лагере потратил на совершенствование русского языка и истории России.
Я понял, что мне пора уходить и вспоминал, что еще нужно спросить, потому что интуитивно понимал – эта встреча может стать последней. У старого немца явно тяжелая форма сердечной недостаточности, Зуд за два метра слышит хрипы в нижних отделах легких, а Карл еще поллитровую чашку чая выпил. Что еще его спросить напоследок?
– Скажите, Карл, ваш дед этого Вольдемара как-то описал, кроме его одежды?
– Да, он высокий, светлые длинные волосы, глаза синие, лицо овальное, загорелое, широкие плечи. В нем чувствуется огромная физическая сила. Дед сказал, что этот человек его поднимал одной рукой за ремень, как куль, когда заносил в машину. И еще, этот человек точно знал, где спрятался дед. Судя по прическе, он не был кадровым военным. И еще, дед говорил, что от этого человека исходила какая-то невероятная сила и уверенность. Er hatte Spa? – ему было весело. Понимаете? Весело во время войны!? Я уверен, что там были люди из нашего времени. И они имеют отношение к Павлу Збруеву из Залучья. Вот, теперь вы знаете, но что вы будете делать с этим знанием?
Я пожал плечами. Согласен со стариком. Но хотелось еще что-нибудь услышать. Не могу не признаться, что рассказ о том, как несколько наших партизан перебили втихую батальон, не считая роты охраны концлагеря… это грело душу.
– Скажите, Карл, а что вы еще искали, после переезда сюда? Вы же каждое лето выбирались на раскопки, и Коротич бывал с вами, уже в тридцатые годы. Так?
– Дед тоже пытался разузнать подробности о тех партизанах и после войны искал сослуживцев, прошедших Демянский ад. От них он слышал, что якобы осенью в воздушном бою удалось сбить этот летающий вагон, и он упал, где-то в лесу недалеко от реки. Если я правильно понял, партизаны тщательно уничтожили его остатки, кроме вот этого мотора, который отвалился, видимо, еще в воздухе и упал в болото, где мы его и отыскали.
Я видел, что старик устал. Он тяжело дышал.
Мне пора уходить. Заехать к Збруеву? Дам задание Зуду собрать досье на этого предпринимателя. Сейчас к нему ехать бессмысленно, если только познакомиться с ним. Нет, это лучше сделать как бы случайно и на нейтральной территории.
– Я могу забрать эти фотографии? – спросил я, прежде чем уйти.
– Берите, у меня есть еще. Если понадобятся файлы, Светлана знает, где лежит карта памяти, – он закашлялся, – налейте мне немного виски, – попросил Карл, – там, в буфете бутылка и стаканы, а в холодильнике – лёд. Мне после него легче дышится.
Это понятно, у него на треть в легких вода, которая пенится, а спирт эту пену осаждает и открывается дополнительная площадь поверхности в альвеолах для газообмена. Я выполнил его просьбу, налив на донышко, миллилитров пятнадцать – двадцать. Этого достаточно.
– Может быть, вызвать «скорую»? – я мысленно усмехнулся. Сколько они будут сюда лететь?
– Если сам не справлюсь, вызову, Зорин, но это будет дорога в один конец, а мне безумно все-таки хочется узнать, кто и как попадет в сорок второй год и спасет моего деда? Если доживу, пообещайте мне рассказать об этом.
– Обещаю.
Надо же, он понимает, что партизаны Бати, которым было весело в этом пекле, фактически спасли Макса фон Вернера.
Я вышел на двор и вдохнул полной грудью морозный весенний воздух. Светило солнце и уже начинали галдеть птицы на ветках.
– Зуд, разыщи все материалы на Збруева Павла, бизнесмена из села Залучье, найди такси до Демянска, а туда вызови коптер-такси до Москвы.
Машина шла через Залучье, и я навигатору поручил проехать мимо дома Збруева. Судя по трехэтажному терему из лиственницы, крытому с зеленой патиной листовой медью, дела у Збруева шли прекрасно. За забором я заметил торчащую телескопическую мачту, высотой метров тридцать с параболической антенной. У него тут центр свой космической связи? Интересно, почему тарелка смотрит параллельно земле? Спутник висит над горизонтом?
Мне не видно за тарелкой структуры излучателя антенны, чтобы понять, на какой диапазон она рассчитана. Я прикинул направление – на север, в сторону Петрозаводска или Архангельска. То есть, получается спутник висит над северным полюсом? Тогда тарелка должна быть поднята над горизонтом градусов на двадцать. А она почти параллельна горизонту.
Над полюсом на низкой орбите спутник не подвесить. Да и помех там больше, чем над экватором. Солнечный ветер прорывается через магнитное поле именно на полюсе, поэтому и сияние в ионосфере – полярное. Странная система во дворе Збруева.
Машина постояла минут пять. Первое впечатление о промышленнике я составил. Добротный хозяин, а подробнее мне Зуд расскажет.
В Демянске пришлось погулять около часа в ожидании, пока прилетит из Валдая заказанный дрон. Я с пользой для тела потратил этот час – пообедал в кафе «Селигерская рыба». Щи суточные с зайчатиной, судачок под маринадом и кружка сбитня – даже на мой весьма искушенный вкус оказались на высоте.
Пока я возвращался домой, получил досье Збруева. Зуд все собрал, очистил от всякой лирики и шелухи блогеров.
Збруев Павел Александрович, родился в две тысячи первом году в Демянске, в две тысячи девятнадцатом окончил Тверское Суворовское училище, служил срочную службу в Псковской дивизии ВДВ, еще четыре года по контракту до и после завершения СВО, после ранения годичные офицерские курсы для младших командиров, в запас уволен в звании старшего лейтенанта, поступил в МСХА[15 - МСХА – Московская сельскохозяйственная академия, 2014 года объединена с МИИСП (институт инженеров сельскохозяйственной промышленности) им Горячкина и ГМИ (институтом мелиорации) им Костякова – переименована в РГАУ – Российский государственный аграрный университет им К.А. Тимирязева.], институт механики и энергетики им. Горячкина. В тридцатом году Збруев защитил диплом по теме: «эксплуатация модернизированного лесотехнического автоматического комплекса АЛТК-05М», новое в дипломе Збруева это введение в комплекс ремзоны, дополнительного блока, где один инженер-оператор системы восстанавливает периодически выходящие из строя агрегаты. То есть, поломки плановые, замена пил и резцов, гидравлики и прочих нагруженных узлов – неизбежны. Все это приводит к простоям. Добавление блока РЗ со станками позволяет оперативно заменять поврежденные узлы, гидравлические шланги, пилы. За диплом, приравненный к диссертации, Збруев сразу получил степень кандидата технических и сельхоз наук. Через три года «универсальную ремзону» начал выпускать Ивановский машиностроительный завод для вахтовых бригад в самых разных отраслях. А новоиспеченный к.т.н. за свою разработку получал процент с каждого проданного блока.
Раньше я не задумывался об оснащении леспромхозов, моей эрудиции хватало на представление лесорубов с пилами и топорами, трелевочных тракторов… как оказалось, я застрял в двадцатом веке.
Сейчас в лес завозится целый перерабатывающий завод, снимающий деревья, полностью от корней до листвы, их перерабатывающий в доски, брусья и плиты ДВП-УСБИ, а хвою превращающий в концентрат для косметических и фармацевтических фабрик. Он не оставляет за собой голую землю с пеньками, пней тоже нет, земля перепахана, удобрена перемолотой корой и жмыхом от хвои, в нее высажены заранее подготовленные подрощенные сосны и ели. В АЛТК входит небольшой трактор-экскаватор с навесными элементами, ковшом, плугом и бороной.
Все по стандарту на лесопромысел. Получивший лицензию на разработку участка обязан сдать его администрации района засеянным молодняком без пней и оврагов с возможной мелиорацией.
Збруев именно так и работал. Молодец. Он зарегистрирован по адресу в Залучье, женат, имеет четверых детей, в Демянске у него мебельная фабрика, выпускающая как ширпотреб из шпона, так и заказные гостиные и спальные гарнитуры с широким выбором по каталогу. Он построил новую церковь в Залучье на месте разрушенной еще во время войны, спонсирует детдом в Старой Руссе, поисковый отряд «Демянск» и поселковую организацию ДОСААФ с различными кружками. У Збруева есть еще свое частное охранное предприятие со штабом в деревне Костьково. ЧОП оформил лицензию на утилизацию раритетного оружия и боеприпасов, найденных в земле. Это понятно. Тут вести лесоразработки без такого дела невозможно. Желе?за разной степени ржавости и боеприпасов, включая мины и снаряды в земле, полно? везде.
Что-то из найденного отдают на реставрацию, а что-то на переплавку.
Из сайта администрации Демянска я узнал, что Збруев подал заявку на восстановление аэродромов: собственно Демянского и запасного в Песках. Деятельный мужик. Собирает инвесторов для возрождения местной авиации и аэроклуба. В заявке создание общества любителей малой авиации.
Я поручил Зуду найти его налоговую декларацию: она впечатлила. Этакий олигарх местного значения с миллиардным оборотом. Он также спонсировал обучение в московском физтехе некоего родственника-вундеркинда Кости Лагутина, который в следующем году должен защитить диплом.
Я искренне порадовался за всех. Вообще, это всегда приятно видеть – честного предпринимателя с государственным мышлением. Много ли нечестных? Как говорится в старом еврейском анекдоте: их есть. Куда ж без них? Как ни старается правоохранительная система, такое качество иных граждан, как хитрожопость и стремление урвать везде, где обнаруживается законодельная дырка, никуда не деть. Они всегда были, есть и будут.
Междугородний такси-дрон донес меня до окраины Москвы.
Смеркается. Я связался с Валентиной, попросил готовить ужин и составлял в голове объяснение, был ли у меня разговор с аспирантом о его научном руководителе? Она ведь наверняка спросит. Для того, чтобы в архив вызвать Валиного папку нужен какой-то объективный мотив. Что-то такое, на что его можно будет выманить наверняка.
Что я сейчас знаю, если всю информацию не подвергать сомнению?
Первое: в июле тысяча девятьсот сорок второго года в районе деревни Почино?к произошел какой-то сильнейший но, при этом, локальный катаклизм, приведший к образованию темпорального перехода на сто восемь или сто-десять лет тому назад.
Второе: длился этот катаклизм со слов макса фон Вернера около одиннадцати-двенадцати часов, сопровождаясь мощным ионизирующим излучением. Немецкие разведчики, побывавшие в эпицентре, заживо сварились в нем.
Отсюда третье: люди, которые побывали в эпицентре катакализма, умерли быстро, с симптомами лучевого поражения высокой степени. Важная деталь – ткани погибших расползались будто сваренные. Это характерно для тяжелого лучевого поражения больше десяти зивертов. То есть там было около сотни зивертов, как в эпицентре чернобыльского реактора. При таких облучениях умирают за несколько часов от полного распада тканей – некролиза.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/andrey-zvonkov/vektor-obratnogo-vremeni-71341759/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
РГВА – Российский Государственный Военный архив, бывший Центральный Государственный архив Советской армии.
2
События описаны в романе «Вектор-10».
3
First Person View (сокр. FPV, с англ. – «вид от первого лица»)
4
ЦЭВМ – цифровая электронно-вычислительная машина (первая – ЭНИАК, на лампах).
5
Прибор управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО) – включает в себя систему звукоуловителей, прожекторную группу и зенитные установки.
6
ПФМ – противопехотная мина «Лепесток».
7
Пожалуйста, скажите Кларе, что ее желание поступить на службу в Дахау ошибочно, она должна продолжать служить в городском магистрате. Когда я вернусь домой, я все вам объясню. Мое спасение – божественное чудо, и пусть Клара пойдет в церковь и поставит свечи за мое выздоровление и доброту Вольдемара. Нашему внуку еще долго придется жить после войны.
8
Десять крестьян были повешены целыми семьями, но партизан это не остановило, потому что следующей ночью они уничтожили целый батальон из более чем сотни солдат и развесили их внутренности на деревьях и кустах.
9
Партизаны отряда «Бати» не берут в плен никого из дивизии СС "Мертвая голова".
10
АО «Концерн Радиоэлектронные технологии» (КРЭТ), создана в 2009 году, как дочерняя от Ростех.
11
20 мм скорострельные счетверенные зенитки
12
Автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм в 37 году получила маркировку FlaK37 по привычке еще называлась Флак-18 (год начала разработки)
13
Стрелки?
14
Легкий открытый автомобиль повышенной проходимости «корыто-мобиль» с запасным колесом на крышке переднего багажника, для вермахта обозначался как Kfz-1, тип 82, от компании Фольксваген, разработан в 1936 году и неоднократно модернизировался.
15
МСХА – Московская сельскохозяйственная академия, 2014 года объединена с МИИСП (институт инженеров сельскохозяйственной промышленности) им Горячкина и ГМИ (институтом мелиорации) им Костякова – переименована в РГАУ – Российский государственный аграрный университет им К.А. Тимирязева.
Андрей Звонков
Тип: электронная книга
Жанр: Научная фантастика
Язык: на русском языке
Стоимость: 199.00 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 20.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Продолжение цикла "Проект "Вектор", Меня зовут Алексей Зорин, я врач "скорой", женат. Жду рождения сына. На дворе 2053 год. Жизнь размерена и спокойна. Это начинает раздражать. После десятка лет подпольной работы по координации группы "Арестея", которой командовал отец, тихая жизнь не по мне. Но отец умер, перед смертью группу он приказал закрыть и жить интересами семьи. Моя жена, майор ФСО, по причине беременности переведена работать в первый (секретный) отдел государственного военного архива. Видя мои страдания, она предложила поучаствовать в разборе секретных исторических документов вместе с аспирантом кафедры Петровым. Собирая для диссертации материалы по партизанскому движению в районе Демянска в 1942-43 годах мы с аспирантом выяснили, что один из отрядов – попаданцы из будущего. А это значит, что кем-то когда-то был или будет раскрыт механизм перемещения во времени. Теперь я должен выяснить – кто это сделает и когда?