Главная страница | Историческая фантастика | Ларс

Ларс
Виктор Гросов
Наш современник попадает в прошлое, в тело Ларса – сына князя Гостомысла. По преданию, Гостомысл призвал на княжение Рюрика из-за гибели всех своих сыновей. Существование Ларса грозит изменить весь ход истории российского государства, но об этом знает только наш современник. Ощущение скорой гибели витает возле парня. Есть ли выход из данной ситуации – читайте в романе «Ларс».

Виктор Гросов
Ларс

Пролог
Утро выдалось суматошным из-за того, что уснул на рассвете. Теперь весь день буду бродить, словно зомби, с недосыпом.
На улице пасмурно. Стоя возле окна с кружкой вкусного ароматного кофе, обратил внимание на свое отражение в стекле: рыжие залысины, ярко-зеленые глаза, нос с горбинкой, легкая небритость, первые морщины. В целом нормальный внешний вид.
– И чего ей только не хватало? – пробубнил я себе под нос.
Вчера моя очередная пассия сообщила, что нам пора расстаться. Собрала вещи и ушла. Эта новость не была для меня трагическим событием вселенского масштаба, но мужское самолюбие было задето. Вот и устроил мой мозг штурм в стиле: «Ты почему не переживаешь, не страдаешь в муках? Где кошки, которые скребут твою душу?» В итоге, ворочаясь всю ночь, заснул под утро. А теперь наблюдаю за помятой физиономией.
– Какая отвратительная рожа! – спародировал я героя известного советского фильма.
Ужасная привычка – разговаривать с самим собой. Но, видимо, это своеобразный маркер холостяцкой жизни.
На часах семь пятнадцать. Пора горбатиться на благо своего кошелька.
Выйдя из дома, я сел в машину и поехал на работу. Хорошо быть директором на металлургическом заводе. Ни тебе хлопот, ни нервотрепок, сплошная благодать. Ходишь и покрикиваешь на подчиненных, а они сами все делают. Да, хорошо живут директора. Жаль, что я не директор. Но инженерам тоже неплохо живется.
Моросил легкий дождь. Хмурое небо нависло над городом, угрожающе рыча гулким громом. Тучи сталкивались друг с другом, будто борцы сумо. Надеюсь, ливень не пойдет до того момента, пока я не доберусь до проходной завода.
Автомобиль клацал мокрыми шинами, пока я ехал по территории. Припарковался у входа. Дождь сплошным потоком зарядил крупнокалиберной дробью. Кое-как, неуклюже прыгая по лужам под смешок добродушного охранника, я дошлепал до входной двери, успев промокнуть до нитки.
В фойе немноголюдно, рабочие только собираются. Пройдя к себе в кабинет, подмигнул Аньке, секретарше директора. Да, хорошо быть директором, у него даже Анька – вся фигуристая.
В моем кабинете все аскетично, если не считать бардака на столе. Раздевшись и включив навороченный комп, я начал дописывать отчет для руководителя. Вчера не успел закончить, а пока есть время до планерки – успею сбагрить эту нелюбимую часть работы.
Звонок смартфона пропел раньше, чем я прикоснулся к клавиатуре. Входящий с надписью «Шэф» не предвещал ничего хорошего. Через час планерка, значит, нужно что-то срочное сделать до нее.
Со страдальческим выражением физиономии ответил:
– Да, шеф!
– Игорь, ты на месте? – Голос был возбужденный и запыхавшийся.
– Да. Что случилось?
– Заработать хочешь?
– Сколько?
– Тройной оклад устроит?
– Кого убить? Фамилия, имя? – попробовал я шуткануть.
– Зайди ко мне.
В этом весь шеф. Заинтригует и зовет к себе. Вот что стоило сразу сказать последнюю фразу? Радует только, что настроение поднялось на «дозвонковый» уровень.
Пройдя мимо Аньки, снова оценил ее «достопримечательности». При всем желании сложно их не заметить. И ведь пользуется этим – мало кто может подумать, что в голове у нее есть серое вещество при такой-то внешности. Но – есть. И плюс к этому кандидатская степень по психологии. И не надо обвинять меня в сексизме. Девушка в самом соку заставляет кровь бурлить.
Зайдя в кабинет, рявкнул:
– Лейтенант Шевчук по вашему приказанию прибыл.
– Вольно, – оценил дурачество шеф.
Мне безумно нравится моя работа именно из-за таких моментов, когда атмосфера в коллективе максимально непринужденная. Мой непосредственный руководитель – превосходный администратор и толковый начальник. Мне есть с чем сравнивать. В свое время был под началом людей разного интеллектуального масштаба. Ладно, хватит ему дифирамбы петь, пусть даже мысленно.
– Алексей Васильевич, я весь внимание, – с места в карьер начал я, усевшись напротив него.
Шеф сидел в кресле в мокром пальто – видимо, только с улицы прибежал. Причем, судя по одышке, именно прибежал, а не пришел.
– Есть у меня один армейский друг – Андрей, который любит тратить деньги на всякие эксперименты. То паровоз соберет по чертежам прошлого века, то мартеновскую печь соорудит без применения современных технологий. В общем, – шеф покрутил в воздухе рукой, – с прибабахом парень.
– Интересные у вас друзья. Я так понимаю, что вы предлагаете в очередном его эксперименте поучаствовать в качестве инженера?
– Да, он что-то о Тесле говорил. Я тебе скину эсэмэской его контакт, он живет в редкостной глуши. Так что отправляйся в командировку.
– Понял. Еще что-то?
– Игорь, будь осторожен. Кажется, Андрей совсем сдвинулся на Тесле. Он тебя сегодня ждет. Созвонишься – скажешь, что от меня. На планерку можешь не ходить, сдашь мне отчет и получишь командировочные.
– Ясно. Вопрос есть. А чего вы такой запыхавшийся?
– Иди уж, работай, – улыбаясь, проворчал шеф, игнорируя вопрос.
Бубня себе под нос про тайны мадридского двора, я направился в приемную.
– С тебя бутылка коньяка, – прокричал мой «вредный» руководитель после того, как я закрыл дверь.
Подойдя к Ане, поинтересовался:
– Чего шеф такой взмыленный?
– Секретная информация, без взятки с высоким содержанием шоколада не предоставляется, – снисходительно ответила секретарь.
– Коррупция. Кругом сплошная коррупция.
– Ладно. Авансом сообщаю, что шеф скоро станет дедушкой. Бегает по заводу, ко всем пристает с поручениями, какой-то подарок хочет дочке сделать. В общем – гиперактивность у него. Не знает, чем себя занять. Если что – ты ничего не знаешь, а я ничего не говорила.
Вот теперь все встало на свои места. Его обожание единственной дочери уже стало притчей во языцех.
Поблагодарив за предоставленную информацию, я направился к себе.
– С тебя коробка шоколада, – услышал я вдогонку.
Ох уж эти «мздоимцы». Одному – коньяк, другой – шоколад. Надо быстрее уезжать в командировку, а то и тройной оклад не поможет – в минус уйду.
Закончив отчет, сдал его Аньке, зашел в бухгалтерию. Там уже все знали про мою командировку, к счастью, без подробностей. Да, про «дедовство» руководителя – тоже знали. От этих дам ничего не скроешь. Они те еще фээсбэшники.
Закончив все срочные дела, я направился к машине, набирая номер, присланный шефом. С армейским другом начальства Андреем договорились встретиться после обеда, адрес он скинет на смартфон. Ехать придется километров двести, на край области.
Я невыспавшийся и оттого полусонный, да еще и дождь не перестает идти. Мое утреннее предчувствие, что день будет не ахти какой – сбывается. Последнее время моя жизнь стала какой-то размеренной, без потрясений и крутых поворотов. Не считать же вчерашний уход моей подруги потрясением. Не получается у меня ладить с противоположным полом более чем два-три месяца. Не сказать, что я писаный красавец, но, по крайней мере, не урод. Наверное.
Достаток имеется, стабильная работа есть, вредных привычек нет. А в личной жизни не везет. Либо требования слишком завышенные, либо вокруг нет никого, кто скрасил бы мою жизнь своим присутствием. Ой, ну опять. По второму кругу самокопанием занимаюсь. Да адекватный я мужик. Надеюсь.
Под заунывное пение радио я проехал большую часть пути. Погода начала меняться к лучшему, а вместе с ней и мое настроение. Солнечные лучи, словно копья, стали пробивать темные тучки. Дождь потихоньку стихал. Ориентируясь по навигатору, я оказался в поселке. Недолго петляя по единственной улице, добрался до конечной точки маршрута. За массивными воротами виднелось огромное сооружение, напоминающее башню, на вершине украшенное шаром.
Заехав на территорию через автоматически открывающиеся ворота, я припарковался возле особняка. Башня была настолько высокой, что даже трехэтажное здание терялось на ее фоне. На крыльце меня встретили шкафообразные охранники.
– Добрый день, Игорь. О вас предупреждали. Я проведу вас к хозяину, – произнес один из них.
Охранник повел меня через весь дом. Роскошная обстановка буквально кричала о богатстве владельца. Захотелось снять обувь и пойти босиком – пол был отполирован до зеркального блеска.
Мы подошли к резной двери, которая, судя по орнаментам и сценам, была старше меня на несколько веков. И стоила, наверное, как несколько моих машин. Открыв дверь, охранник будто сказал: «Входи, нищеброд, не робей». Хотя нет, ничего подобного он не сказал, это я уже понапридумывал.
В просторной комнате царила рабочая обстановка. Это была библиотека. Полки с книгами уходили под трехметровый потолок и занимали все стены, перемежаясь с арочными окнами. В центре библиотеки разместился большой стол, заваленный какими-то чертежами и книгами. Три человека склонились над ним и активно что-то обсуждали.
– Вот сейчас и узнаем, – заявил высокий, лощеного вида немолодой человек, – наш инженер господин Шевчук нас рассудит.
Как оказалось, это был Андрей – армейский друг шефа. Два его собеседника – физик Кирилл и прораб Дмитрий. Если прораб был обычным, ничем не примечательным человеком средних лет и плотной комплекции, то Кирилл оказался типичным представителем ученой братии с фанатичными глазами и неопрятным внешним видом. Но в целом нормальные люди, думаю, с ними можно работать.
Как правило, работа инженера заключается в оптимизации проектного решения. И меня пригласили как раз для того, чтобы я высказал экспертное мнение о проекте Андрея.
Проект «Воланчик», как упоминали его присутствующие в библиотеке, это грандиозный план по постройке станции для беспроводной передачи энергии на расстояние. Подобный проект сконструировал и реализовал в свое время Никола Тесла. Его деревянную каркасную башню высотой сорок семь метров с медным шаром наверху начали строить в тысяча девятьсот втором году. Строительство шло с огромными трудностями, после его завершения объект получил название Уорденклифф. Целью проекта было исследование бесконтрольной передачи энергии по всей планете. Самым известным случаем работы башни стал промежуток времени в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля тысяча девятьсот третьего года, когда нью-йорское небо озарилось светом, похожим на северное сияние. Кстати, башню Уорденклифф некоторые ученые считают «виновницей» взрыва над Тунгуской в тысяча девятьсот восьмом году. Этот слух возник из-за того, что Тесла сам писал в дневнике о возможности передать любое количество энергии в любую точку Земли, причем не только в добрых целях. Проект в итоге не был закончен из-за нехватки финансирования. В таком состоянии башня Уорденклифф простояла до тысяча девятьсот семнадцатого года. Правительство США, опасаясь, что башня станет маяком для германских кораблей, приняло решение о ее демонтаже. Проще говоря, взорвали.
Собственно, именно такую башню и построил Андрей. Он где-то раздобыл чертежи, которые, согласно официальной версии, были уничтожены пожаром в офисе Теслы.
Моя задача заключается в том, чтобы дать стороннее, что называется, незамыленное мнение по конструкции башни и ее устойчивости. Если все будет нормально, то, судя по нетерпению присутствующих, включат это устройство сейчас же. Через полтора часа, сверив все данные, я пришел к выводу, что все в порядке. С точки зрения инженера – здесь не подкопаешься, все гладко, но некое внутреннее убеждение с учетом неоднозначной фигуры Теслы заставляет предположить вероятность катастрофы. Тунгуска не зря будоражит умы даже спустя сотню лет.
– Ребята, – начал я осторожно, – а вы не боитесь взорвать все… – Дальше я разразился непечатной тирадой и минуты две орал так, как первокурсница на первой вечеринке.
– Вот вам взгляд со стороны. Вот и рассудил. Прощай проект «Воланчик», – протянул физик Кирилл после того, как я выдохся.
Андрей с прорабом Дмитрием синхронно кивнули, хмуро поглядывая на меня.
– Простите, – сконфуженно промямлил я, – эмоции нахлынули.
– Все нормально… – начал Андрей.
– Не нормально, – я снова завелся, – вы же понимаете, если что-то пойдет не так, то с учетом размеров сооружения в следующий раз будем с вами общаться на том свете.
– Предлагаю не горячиться, – взял слово Кирилл. – На прототипе все работает.
Меня подвели к столу с макетом башни, похожей на бадминтонный воланчик. Теперь понятно, откуда такое название у проекта. В метре от башни на постаменте разместили пустотелый, сеткообразный то ли шар, то ли эллипс. На небольшом удалении прикручен тумблер с двумя кнопками «вкл.» и «выкл.». В основании башни заметно углубление. Как пояснил физик, там находится сердце проекта – аппаратура, запускающая механизм передачи энергии.
Андрей без предисловий нажал кнопку включения. Верхушка воланчика покрылась мелкими бисеринками молний и стала понемногу увеличиваться, напоминая шаровую молнию. А спустя пару секунд волан потух, зато загорелся сеткообразныйэ эллипс, потрескивая разноцветной молнией.
– Проблема только в том, что не ясна причина смены цвета энергии. Но по всем параметрам – это та же энергия той же мощности и того же объема, которую выработал макет башни, – обронил Андрей.
Меня настольно потрясло увиденное, что челюсть отвисла. Можно было бы грешить на магию или фантастику, но нет же – я видел своими глазами, читал техническую документацию и, за исключением сложных физических формул, прекрасно понял принцип работы.
– Как инженер могу заявить, что по документам и техническим решениям у меня нет оснований вносить коррективы. Необходимо осмотреть физическое воплощение проекта.
Прораб Дмитрий, радостно потирая руки, многозначительно посмотрел на Андрея.
– Не будем медлить, идем смотреть, – откликнулся он.
Под разглагольствования физика Кирилла о несметных богатствах, которые свалятся на хозяина проекта, мы вышли из особняка и направились к башне. «Воланчик» произвел приятное впечатление, чувствовалась основательность и крепость здания. Сеткообразный металлический эллипс, в который должна переместиться энергия, можно было уже сейчас выставлять в музее современного искусства как арт-инсталляцию. Я долго искал расхождения с прихваченными с собой чертежами, но спустя час – сдался. Это тот самый случай, когда придраться не к чему, каждый кирпичик и каждая полоска металла были на своем месте. Напрашивалась мысль пригласить специалистов, чтобы получить информацию о качестве грунта и недрам, но вспомнил, что положительное заключение видел в технической документации. В итоге развел руками и сообщил Андрею, что он зря меня пригласил, технически все в порядке.
После недолгого совещания Андрей с Кириллом решили провести экспериментальный запуск, несмотря на вечереющее небо. Мне и Дмитрию предложили остаться и понаблюдать, на что мы ответили согласием. Меня разбирало любопытство, но одновременно было ощущение авантюрности происходящего. Мы живем в эпоху информационной пресыщенности, когда не вызывает удивление беспроводная зарядка телефона, роботизированные электрокары, напечатанные на принте органы и многое другое. Но в то же время техноэволюция так быстро развивается, что в какой-то момент ловишь себя на мысли о нереальности сегодняшнего дня. И сейчас, наблюдая, как Андрей с физиком спустились в подвальное помещение башни, создается впечатление причастности к чему-то великому, грандиозному событию для человечества в целом.
Я и прораб Дмитрий предусмотрительно отошли на безопасное расстояние, ближе к особняку. Уже позже я думал, что необходимо было вызвать спасателей и скорую помощь на всякий случай. Думаю, возможности Андрея позволили бы оплатить подобные услуги. Но сейчас азарт и любопытство сыграли свою решающую роль.
Сначала шар на башне покрылся россыпью цепных молний, потом разряды стали мощнее и сплотились в сгусток энергии. Невероятное по красоте зрелище. В воздухе витает озоновый запах. Даже боюсь предположить, сколько мегаватт сейчас накопилось в шаре. По документам, должно хватить на обеспечение электричеством среднего по размерам города. Момент, когда энергия переместилась в сетчатый эллипс, я пропустил. Просто моргнул из-за вспышки. Энергия из башни исчезла. Она должна была переместиться в эллипс, расположенный в трехстах метрах от башни. Визуально нет никаких предпосылок для наличия там энергии. Зато вечернее небо окрасилось всеми цветами радуги. Так выглядит северное сияние, которое я наблюдал только на фотографиях.
Разочарование от провала эксперимента было написано на лицах Андрея и Кирилла, вышедших из башни. Мы с Дмитрием подошли к ним и вместе уставились на пустой эллипс. Повисла тягостная тишина.
– «Воланчик» энергию передал. Эллипс должен был ее принять. – Кирилл покрутил прибором измерения энергии, он не работал.
Все ждали радужную картинку в шаре, и ее отсутствие выбило из колеи. Мы не знали, что делать. Кирилл предложил подойти поближе, чтобы измерить мощность энергии прибором. Андрей напомнил про безопасность. Но довод Кирилла о том, что глупо бояться розетки, если не совать в нее пальцы – сработал. По сути, эллипс – это аккумулятор, хранящий в себе энергию. За пределы сетки она не выйдет.
Собрав в кулак всю смелость, мы подошли к сетковидному эллипсу. Внешне он ничем не отличается от того состояния, в котором был до эксперимента. Прибор Кирилла молчал.
– Может, он сломался, – предположил Андрей.
– Все может быть, – обронил физик, задумавшись.
Наше разочарование можно было, образно выражаясь, соскребать ложкой, причем столовой. Покрутившись вокруг сооружения и не рискнув войти внутрь, решили вернуться в дом. Моя работа, если ее можно так назвать, закончена, о чем я решил сообщить руководителю проекта.
– Если мои услуги больше не нужны, то я, наверное, откланяюсь, – намекнул я Андрею о том, что мне еще домой долго ехать.
Со мной согласились и поблагодарили за услуги. Соответствующая сумма на банковскую карту мне прилетела – эсэмэска сообщила о переводе.
Мы направились в сторону особняка.
Все, что произошло дальше, трудно выразить словами. Мощнейшая световая вспышка за нашими спинами «подарила» отвратительное ощущение жжения по всему телу. Казалось, сама квинтэссенция пламени поселилась во всем организме. Боковым зрением заметил полет моих собеседников от взрывной волны. Нестерпимая боль мгновенно отключила все чувства и отправила в глубокое забытье.
По странному выверту мозга последней мыслью было глупое сожаление о том, что шеф не получит от меня коньяк, а Анька – шоколадку.

Глава 1
Железный привкус крови стучался в обескураженный разум, а запах мокрого дерева приятно щекотал ноздри. Попытка разлепить веки удалась не с первого раза. Казалось, будто глаза заклеили чем-то липким и неприятным. Проморгавшись, почувствовал качку. Тело ломило от боли, пожиравшей тело. Мозг с большим трудом воспринимал окружающую действительность.
Вокруг кто-то бегал и кричал. Я лежал на деревянном днище большой лодки. Повернув голову, решил закрыть глаза. То, что я увидел, не могло быть правдой. В правом боку торчала стрела, ее оперение дергалось в такт дыханию. Рядом лежал человек. Его мертвый взгляд отрезвил меня.
Влажность, качка, шум и крики. Где я и что со мной происходит? Еще раз посмотрел на мертвеца и ущипнул себя. Движения были заторможенными. Вроде не сон. Может, я в коме, и все это бред воспаленного воображения?
Я оказался на какой-то деревянной посудине, люди были одеты в кольчужные доспехи, размашисто махали топорами. Внешне они похожи на бородатых викингов или варягов. Рядом шел абордажный бой.
Ко мне подбежал один из бородачей, заметивший мои судорожные попытки встать. Он присел и приподнял мою голову.
– Ларс! Жив, баляба#1! Угораздило же тебя стрелу поймать.
Лицо рыжебородого растянулось в улыбке.
– Что тут происходит? – с трудом прохрипел я.
– Эка тебя приложило. Терпи, братец, отобьемся от ворога, и веселее станет.
Он посмотрел на моего соседа мертвеца.
– Мы отомстим за Сигурда. – Его глаза налились бешенством.
Викинг оттащил меня к противоположному борту, подальше от схватки. Только сейчас я заметил, что мое тело как-то странно себя ведет. Приглядевшись, начал осознавать, что оно не мое. В голове вспыхнуло восклицание: «Это не мое, мне подкинули!», окончательно выбившее меня из равновесия. На руках мозоли, пальцы крупные, врастопырку, плечи широкие, бицепсы, словно у атлета. Живот на ощупь плоский, бывшего пивного брюха нет. Волосы длинные и, судя по цвету, пробивающемуся сквозь засохшую кровь и грязь, – светлые, блондинистые.
Кажется, я – попал. Классическим образом – попал. Попаданец я. Накрывает истерика. Вдох-выдох, вдох-выдох. Собравшись с духом, успокоился. Надо мыслить логически. Я на корабле, ранен, вокруг викинги, проблем с языком нет. Варяг назвал меня Ларсом. Звуки боя. Второй корабль в абордажной сцепке.
Нахлынувшая сзади волна окатила с ног до головы. Качка усиливается. Сцепленные корабли все сильнее стучат бортами.
Очередная волна ударила в спину и протащила на другой борт под ноги воинов. Хруст обломавшейся стрелы был жутким. Чувствую себя куклой. Я не в состоянии схватиться за что-либо и с обреченностью смотрю на очередную волну, которая подбросила и отправила в воду аккуратно меж двух бортов.
Второй раз подряд теряю сознание. Сегодня у меня плохой день.

Хольмгард, 6334 г. от сотворения мира

Очнулся со странным чувством нереальности происходящего. Со мной не могло произойти все это. С трудом открыв глаза, понял, что нахожусь в помещении. Бревенчатые стены проглядывали сквозь полутьму. Было тепло. Пахло уютом. Так пахло у бабушки, когда я в детстве оставался у нее на каникулах. Смесь ароматов свежеиспеченного хлеба и свежескошенной травы.
В боку ныла рана. Если замереть и дышать через раз, то терпимо. Отвратительные ощущения.
На краешке сознания припоминаю, что уже просыпался после того, как был выкинут за борт волной. Меня кто-то обнаружил и тащил по речной гальке. Все это обрывочными воспоминаниями, забитыми в подсознание, всплывало, как страшный сон. Организм в стрессовой ситуации не хотел, видимо, записывать ненужную информацию.
Снаружи горланистый петух начал орать заунывную песнь о рассвете.
Я немного покряхтел, но умудрился принять полусидячее положение. Скрип двери заставил обратить внимание на замершую девушку у входа. Одета она была словно ожившая дева с картины Маковского#2.
– Братец очнулся! – С радостным визгом девушка бросилась на меня.
Непроизвольный стон от ранения заставил ее отпрянуть. Я разглядывал ее и пытался понять, кто она. То, что я не в своем теле – это понятно. Примем как факт. Опустим нереальность и абсурдность моего положения. Нужно иметь представление о том, что и как делать, исходя из сложившейся ситуации. Судя по тому, что она назвала меня «братцем», значит, это «моя» сестра. Чувствую себя Шерлоком Холмсом. Жаль, что дедукция из меня выдавливается сиротливыми каплями.
Девушка разглядывала меня. Черноокая брюнетка с симпатичными чертами лица. Волосы цвета вороньего крыла ниспадали на хрупкие полуоголенные плечи. Темное платье с плащом будто намеренно обрамляло белоснежную кожу девушки. На вид ей лет двадцать-двадцать пять. Огромные ресницы, будто бабочки на карих цветах, распахивали свои крылышки, подрагивая в такт сердцебиению красотки. В уголках ее глаз накапливались слезинки.
– Я не знаю, что случилось, но у меня есть проблемы с памятью, – сказал я первое, что пришло в голову.
Охнув, девушка аккуратно приобняла меня. Ее плечи судорожно вздрагивали. Она плакала тихо и с какой-то щемящей грудь горечью.
Я пытался понять свои ощущения. Что-то меня гложет, смущает. Застрявший комок в горле, всплеск адреналина в крови, судорожное дрожание пальцев. Да что со мной происходит? Либо мой реципиент до сих пор находится в этом теле, и это он реагирует на сестру, либо это мои эмоции и чувства.
И тут меня озарило. Когда за меня последний раз так переживали? Когда я последний раз видел, чтобы так искренне и с надрывом беспокоились за мою судьбу? С матерью и отчимом я почти не общался, мы жили в разных городах, у них была своя жизнь. Друзей как таковых не заимел. Были приятельские и непринужденные отношения с коллегами. Короткометражные отношения были больше для плоти. А чтобы был человек, которому можно было душу излить и почувствовать эмоциональное сопереживание – такого не было.
И вот здесь, непонятно где, есть девушка, считающая меня своим братом, искренне переживающая за мою «потерю» памяти. И это двоякое ощущение. С одной стороны – радость от осознания нужности, с другой – горечь и обида за то, что это все не к тебе, к Игорю, а к кому-то другому. Я – самозванец, подкидыш в тело человека, которого так искренне любят и переживают за него. И что мне теперь делать? Как себя вести?
– Ты совсем ничего не помнишь? – пробормотала девушка, чуть отстранившись от меня.
– Нет. Ничего.
– Тебя зовут Ларс, – начала она, вглядываясь в меня, будто пытаясь найти отклик на свои слова, – ты сын вождя всех словенов Гостомысла.
Девушка надеялась на то, что я покажу признаки проснувшейся памяти, но, видимо, я разочаровал ее своим молчанием. Ее слова потрясли меня и выбили почву из-под ног.
Как оказалось, я – Ларс, один из сыновей вождя или князя Гостомысла. Три других сына – Сигурд, Торвальд и Гуннар – погибли в морском сражении. Я единственный выживший. А девушка, что все это рассказала, – моя сестра Умила. Сейчас я нахожусь в Хольмгарде, столичном граде словен. Воевали мы против какого-то северного вождя Гунульфа, который стал кровным врагом моего отца Гостомысла. Меня нашли рыбаки на берегу залива и привезли сюда вчера.
Вся эта история меня сильно напрягает. При этом создается впечатление, что я что-то упускаю. Кажется, будто я действительно что-то забыл. Что-то знакомое. Нечто важное.
– Какой сейчас год? – решился я задать мучающий меня вопрос.
– Шесть тысяч триста тридцать четвертый от сотворения мира, – на автомате ответила Умила, удивленно распахнув глаза.
Итак, судя по всему, я попал в прошлое. Летоисчисление от сотворения мира. Христианство Русь приняла в девятьсот восемьдесят восьмом году. Эту дату я помню. Мне кажется, что я во временном периоде до десятого века. Давай, Шерлок, вспоминай разницу между старым летоисчислением и новым. Мозг пытался натужно разогнать свои мощности, но не знаю я, как высчитать текущий год. А единственные даты, которые я запомнил из школьной истории Древней Руси до десятого века, это девятьсот восемьдесят восьмой и восемьсот шестьдесят второй – приглашение Рюрика на княжение.
И тут меня второй раз озарило. Гостомысл! Он жил в первой половине девятого века. Это тот мужик, который пригласил Рюрика на княжение. И пригласил он его из-за того, что все его сыновья погибли. Все сыновья! А я – выживший его сын. И теперь Гостомыслу нет смысла приглашать Рюрика. И не будет династии Рюриковичей. Не будет объединения славянских племен под одну руку. Не будет Руси как таковой. И что же делать? Разум мечется в панике.
Видимо, борьба эмоций отразилась на моем лице, так как Умила вскочила, запричитала и выбежала из помещения.
Итак, надо рассуждать логически. Если Рюрика не призовут, то русского государства не будет. Насколько верно это умозаключение? Неужели не будет иного объединяющего фактора для славянских племен? Я не историк, поэтому не могу сказать с уверенностью о возможности становления государства. Но если у Гостомысла не будет сыновей, то к Рюрику он может обратиться с приглашением на княжение. Значит, чисто теоретически я могу умереть в ближайшее время и освободить Рюрику путь к трону. А есть ли Рюрик вообще? Тоже не ясно, так как не определился со временем попадания. А может, мне самому занять место Рюрика? Нет, даже думать не хочу об этом. Пресловутый эффект бабочки говорит о том, что все, кого я знал в двадцать первом веке, исчезнут. А исчезнут ли? Может, я в параллельную Вселенную попал. Зачем мне эти моральные муки? Инсценирую свою смерть, если совсем припечет, и все будет хорошо. Возможно.
Терзаясь сомнениями о своем будущем, не заметил, как в комнату вошла Умила и высокий седовласый здоровяк. Наверняка это Гостомысл! Никто иной не мог быть с таким властным взглядом и уверенной походкой. Широкие плечи и несколько заметных рубцеватых шрамов говорили о нем как о воине. Рассветные лучи, проникающие через единственное окно, освещали волевое лицо с глубокими ясными глазами. Тонкие губы и горбатый нос придавали ему хищное выражение.
– Сын! – прогудел Гостомысл.
Он подошел ко мне и рухнул на колени. Даже после этого он был выше полулежащего меня на полголовы. Схватив в охапку мое тщедушное, по сравнению со своим, тело, он пробасил о радости и гордости за меня. Умила присела на краешек кровати.
Знакомство с отцом тоже как-то меня зацепило. То ли время такое, где чувства и эмоции буквально ощущаются кожей, то ли семья, в которую я попал, очень импульсивна и чувственна по отношению к своим родным. Гостомысл – противоречивая фигура для меня сейчас. Он – историческая личность, к которой относишься с благоговением. В то же время его неподдельная радость от осознания того, что я жив, меня подкупает и заставляет уважать Гостомысла как отца и человека. И я заметил, что начинаю осознавать себя частью его семьи. Человеческая психика удивительна. Она адаптируется к любым обстоятельствам, видимо, для того, чтобы человек просто не сошел с ума.
Гостомысл спросил про самочувствие, посетовал на потерю памяти и сказал, что такое бывает. Он и Умила пожелали мне восстанавливать силы и постараться выйти к людям вечером. Якобы народ ждет моего появления, так как я символ того, что война с северным соседом не проиграна. Вечером же будет церемония прощания с погибшими братьями и воинами. Огорошив этой новостью, они удалились.
Я не знаю, какими словами описать свое состояние. Еще вчера я был обычным инженером на обычной работе. А сегодня я сын Гостомысла. Сегодня я в девятом веке. Сегодня я не в своем теле. Одно мое существование нарушает ход истории. Возможно, я зря переживаю по этому поводу, но неизвестность пугает сильнее всего. Если Рюрика не позовут на княжение, то неизвестно, каким путем пойдет история моей страны. И будет ли вообще эта страна. Следовательно, нужно спокойненько инсценировать свою смерть либо умереть на самом деле, что не очень обнадеживающе звучит. Решено. Адаптируемся под местное общество, изображаем свою смерть и живем дальше в свое удовольствие. На дворе девятый век, его первая половина. Если мне не изменяет память, то в эту эпоху в Европе создается империя Каролингов, а в Византии – расцвет культуры и искусства. Что еще? Не помню, не силен я в датах, да и в истории в целом. В любом случае можно попробовать себя в инженерии и металлургии, к примеру, в Византии. Буду прогрессором и создам какую-нибудь «вундервафлю». Угу, а потом прилетят санитары на голубом вертолете и подарят абонемент в психушку. Это в двадцать первом веке у меня под руками всегда были необходимые инструменты и вычислительные мощности для любой работы, а здесь я, обладая своими знаниями, не смогу ничего сделать без специальных приборов из спецсплавов.
Хорошо, будем думать более масштабно. Не будем жить в Византии, осядем в Руси. Где и какие металлы есть в европейской части России? Курская магнитная аномалия. Это огромное количество железа. Я в столице словенов, в будущем, а может, и нынешнем Новгороде. До будущего Курска больше тысячи километров. Не вариант. Еще где есть металлы? Точно помню, что на берегах притоков Ладожского озера имелись домницы в пятнадцатом веке. Это еще в универе на парах металлургии рассказывали. Значит, проблем с железом точно не будет. По драгоценным металлам есть вопросы, но они по большей части на Урале. Подытожим. Какой можно сделать вывод? А никакой. Допустим, я найду огромное количество металла. Что мне с ним делать? Строить завод по производству стали? С кем? С крестьянами, которые и азбуку не видели? Кстати, насчет азбуки – Кирилл и Мефодий в этом периоде жили, а значит, азбука если и изобретена, то не получила массового распространения. При любом раскладе развитие металлургии изменит ход истории, поэтому нужно не светиться.
Как же все сложно. Когда я читал книги про попаданцев, думал, что у них огромный простор для деятельности. А я – будто по минному полю хожу. Угораздило же меня попасть в ключевое событие создания русской государственности.
Пока я размышлял о своей незавидной участи, зашла сестра и принесла еду. Умила помогла мне сесть за стол возле небольшого слюдяного окна. Завтракая жидкой и пресной кашицей, я слушал щебетание сестрицы о том, что весь город жаждет меня увидеть и удостовериться в добром здравии. После завтрака Умила проводила меня к кровати и удалилась. Не вкусная, но сытная еда меня сморила, и я уснул.
Проснулся от звуков горна и какого-то переполоха у двери.
Мой организм восстановился достаточно, чтобы я не чувствовал слабость и мог самостоятельно передвигаться. Накинув рубаху и надев штаны, я босиком пошел разбираться в происходящем. Во дворе ярко светило солнце. Внезапный выход из полутьмы ослепил меня. Кое-как проморгавшись и привыкнув к дневному светилу, я обозревал интересную картину: широкий двор был усеян валяющимися и постанывающими людьми, прямо передо мной двое воинов заламывали руки мальчишке, явно проигрывая ему в ловкости.
– Что здесь происходит? – Я подал голос, стараясь привлечь внимание.
Возня с мальчишкой прекратилась, люди уставились на меня как на диво дивное.
– Да вот лазутчика поймали, Ларс! К тебе пробирался, – подал голос ближайший варяг, – видать, думал, что средь бела дня лучше получится черные дела творить.
– Юркий малец, всем двором ловили, – заметил второй.
Люди постепенно приходили в себя. Молчание превратилось в пересуды и шепоток. Воины поставили мальчишку на ноги, держа его за разведенные в стороны руки. Рядом валялся уродливый кинжал. Ножны от него, судя по форме, висели на поясе несостоявшегося убийцы.
– Кто ты? – спросил я у мальца.
Угрюмое молчание парня и зыркнувший взгляд исподлобья сказали мне, что он не очень горит желанием общаться.
– Свяжите и заведите его ко мне, – заявил я и вернулся в дом.
Через минуту два варяга привели связанного мальчишку и встали по бокам от предполагаемого лазутчика. Я сидел на лавке за столом.
– Кто ты? – повторил я вопрос. – Если будешь дальше молчать, то тебя обезглавят, а прежде будут пытать.
Я нагло блефовал, но мне безумно было интересно, зачем этот малой хотел ко мне залезть.
– Приказано было лишить тебя жизни, – получил я ответ.
– Кто приказал?
– Гунульф, твой кровник.
Воины напряглись и нахмурились.
– Что же он сам не пришел? Или труслив для такого?
Мальчишка насупился, не зная, что ответить.
– Ладно. А тебе что за резон меня убивать?
– Резон? – повторил малец непонятное слово.
Вот так и палятся шпуены. Вот на кой ляд мне сдалось употреблять явно не русское слово? «Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу», – подумал про себя.
– Зачем тебе меня убивать? – быстро исправился я.
– Дык монету сребряную дают за тебя. Гунульф объявил, что тот, кто принесет ему голову твою, получит серебра по весу оной.
Один из викингов достал мечь и приложил к шее мальчишки.
– Может, тогда твою головушку лишим ненужного тебе тела? – с угрозой заявил варяг.
Парень опустил голову, смирившись с судьбой.
– Отпустить его. Пусть идет. Скажешь Гунульфу, что дешево оценил своего врага. Пусть не боится убийц, ведь награда за его голову всего лишь медяк.
По нахмурившемуся виду воинов понял, что им не понравилось мое поведение, но приказ исполнили. Мне трудно объяснить свои действия. Иногда бывают случаи, когда совершая поступок импульсивно, необдуманно, считаешь его правильным. Это некое внутреннее убеждение правильности.
Мальчишка встал, потер освободившиеся запястья и поклонился.
– Меня зовут Михрютка. Я твой должник.
Малец метнулся к двери и выбежал на улицу. Воины неспешно пошли за ним. Расталкивая крупногабаритных вояк, вбежала Умила и бросилась ко мне.
– Жив! Жив! – зашептала, крепко обнимая, сестра.
Слухи по городу разносятся быстро. Неудавшееся покушение на фоне траурной церемонии прощания с погибшими всколыхнуло столицу племени. Умила направлялась ко мне, когда ей сообщили о покушении. Ей почему-то тоже не понравилось, что я отпустил мальчишку.
Умила принесла траурный черный кафтан и сапоги. Одевшись, мы пошли на пристань, где уже собирался народ, и шла подготовка к церемонии. Люди то и дело поглядывали на меня, иногда тыкая пальцем, иногда одобряюще похлопывая. Были те, которые смотрели на меня явно неприязненно, эти люди потеряли в морском бою кого-то из своих родных. Наверное, во мне они видели символ их горести. Я же ведь сам задаюсь вопросом, почему именно я выжил в том бою, и от этих взглядов становится не по себе.
На пристани пришвартована ладья, в которой сооружен погребальный костер. Возле нее стоял Гостомысл и его свита. Народу собралось достаточно много, человек двести навскидку. В стороне стоял старик с посохом. Это был волхв, как сказала Умила.
Он поднял деревяшку и стукнул по дощатой пристани. Люди сразу примолкли. Его трубный голос действовал гипнотически.
– Дружина Сигурда утонула в море, когда разметало ее ладьи сильной волной, – начал говорить волхв, – а воины были ранены в сражении с Гунульфом и хищными, как голодные волки, норманнами его. Три сына Гостомысла не смогли добраться до берега и отдали жизни свои за нас, оттого есть великая печаль на Ладожье и в Хольмгарде.
Волхв говорил долго. Он словно дирижировал тембром своего голоса. Даже я, дитя двадцать первого века, не мог оторвать взгляда от плавных движений его посоха, вникая в то, что он вещает.
В какой-то момент я отвлекся от происходящего. Меня не покидало ощущение, что все это какая-то игра, бред больного воображения. Я хочу домой, в свой век и эпоху. Хочу интернет и телефон. Да простейшую туалетную бумагу. В голове поселились панические мысли. Мне не нравится здесь. Меня могут раскусить. Я непригоден к жизни в этом времени. Моральные терзания толкали меня на безумства. Хотелось бросить все и убежать. Трусливые мыслишки стучались в черепушку, вводя в состояние уныния.
Я почувствовал, как Умила дергает меня за руку. Старец закончил речь. Гостомысл подошел к ладье и толкнул ее. Народ провожал удаляющуюся лодку. Сзади кто-то отправил горящую стрелу, поджигая суденышко.
Нужно отметить интересный момент, что в целом народ не сильно угрюмый. Умила, как мой проводник, щебетала без умолку. От нее я понял, что в традициях их народа прощание с погибшими – это не что-то плохое, а нечто нейтральное. Словенское племя верит в то, что душа умершего, если она вела достойную жизнь, устремляется в лучший мир на пир с богами. С последними тут тоже не все просто. Волхв является жрецом Перуна, чей идол я разглядел на площади. Монументальное сооружение. Дерево, из которого стругали его, было в обхват метра три-четыре. Местная религия допускает жертвоприношение. Надеюсь, меня не отправят на алтарь в качестве жертвы, если вскроется мое попаданство.
Народ двинулся за пиршественный стол. Мы с сестрой присоединились к праздношатающимся. Благодаря Умиле я познакомился со всеми видными деятелями племени, причем не только словенов. Поддержать Гостомысла пришли его союзники, предводители племен чуди, веси, меров, кривичей и дряговичей.
А еще я узнал, что завтра после вече Умила уплывает к своему мужу, поэтому я останусь без гида. Эта новость меня расстроила, я уже проникся никогда ранее не испытанными братскими чувствами. А вече, на которое меня позовут как сына словенского вождя, будет по вопросу похода на Гунульфа. Гунульф – это тот мужик, который напал на моих братьев и чуть не прибил моего реципиента.
Пир продолжался достаточно долго, молодежь играла в какие-то забавные игры, а люди постарше вкушали еду. Столы ломились от изобилия. В моем веке такого разнообразия нет, как в это время. Играла красивая музыка – такую у нас называли архаичной, а здесь она считается современной.
Довольно быстро я устал, тело от ранения еще не оправилось. Умила помогла дойти до моей избы. Пожелав доброй ночи и чмокнув меня в щеку, она побежала назад. Этот день наконец-то закончился. Уснул я быстро, размышляя о том, как же сделать так, чтобы все поверили в мою смерть. И я нашел выход. Но это уже завтра.

#1 Баляба – рохля, разиня. – Здесь и далее примеч. авт.
#2 К. Е. Маковский (1839-1915) – русский живописец.

Глава 2
Хольмгард, 6334 г. от сотворения мира
Второй день в Новгороде или, как здесь его называют, Хольмгарде начался с того, что меня наглым образом разбудила сестра. Эта наглая рожица умудрилась поднять меня ни свет ни заря. Серьезно! На улице было еще темно, а рассвет только-только алел на горизонте. Она еще назвала меня «захухря». Как я потом понял – это переводится как «нечеса». А с моими волосами что-то действительно надо делать – обстричь их или в узел завязать. Вчера не до бытовых моментов было.
Умила решила этот вопрос легко. Она завязала их в хвост. Жуть, конечно, но пока лучше так. Когда сбегу отсюда, можно будет постричься налысо, меньше сходства будет с Ларсом.
Умывшись и одевшись в тот же вчерашний нарядный кафтан, меня потащили в дом старейшин. Это здание было самым высоким в городке, в нем проводилось вече, совершались таинства и многие обряды. Несложно догадаться, что все это мне напела птичка по имени Умила. Она, видимо, близко к сердцу приняла мою потерю памяти.
Удивительно, но люди уже проснулись и занялись своими повседневными делами. Вот кузнец разжигает горн, а на площади викинги начинают тренировочную разминку с топорами и щитами. На пристань идут рыбаки с сетью. Возле идола жрец прибирается. Солнце еще не встало, а в племени уже бурлит работа. Нет, надо бежать отсюда. Я же сова, а не жаворонок. К такому я не привыкну никогда.
Войдя в дом старейшин, я был немного поражен. Зал старейшин был великолепен. Изобилие резных украшений и декоративных элементов в интерьере, которые можно только в музее увидеть, радовало глаз. Красочные и насыщенные цвета заставляли с благоговением относиться к окружающим предметам. В центре огромного помещения находился добротный стол, возле стен – лавки. У стола стоял светец – это подставка для лучины, видел как-то в музее. Словенские орнаменты были везде. Они украшали и окна, и мебель, и даже потолок.
– Сын, ты будто впервые видишь все это, – прогромыхал голос Гостомысла.
Подобрав челюсть и стараясь не пялиться на окружающие предметы, я направился к отцу. Он сидел за столом за раскрытой огромной книгой, напряженно вглядываясь в меня.
– Так и есть. Я не помню многое, что кажется для других обычным, поэтому извини меня, если вдруг мое поведение будет казаться странным.
– Ты не вспомнил ничего? Не помнишь бой? Своих братьев? Как все произошло, их смерть?
– Прости, не помню, – растерянно проблеял я.
Он указал на лавку. Я сел возле него.
– Сын, я знаю, что плохо относился к тебе, не следил за твоими успехами в ратном деле, не обращал на тебя внимания.
Вот это поворот. Получается, Ларс не очень-то и любим отцом.
– Я жил надеждами, что Сигурд поведет наш народ к величию. Ты помнишь Сигурда? – Отец с надеждой пригвоздил меня взглядом.
– Очень смутно, будто во сне.
Я не рискнул разочаровать своим незнанием этого поистине легендарного человека.
– Твой старший брат был моей надеждой в деле процветания словенов.
Вот так-то. А Ларс? Этот человек выделил старшего сына и забыл про других своих детей? Не мне его судить. Я-то – попадашка. Я не Ларс. Я – Игорь.
Словно прочитав мои мысли, Гостомысл нахмурился.
– Я был не прав. Не должно отцу выделять средь своих детей лучшего.
Спасибо, утешил. Лучшего? Он даже не понимает, что говорит. То есть лучший погиб, а остался Иванушка-дурачок? Ларс? Я начал заводиться. Меня начинает напрягать эта ситуация.
– Умила сказала, что ты позвал меня на вече как своего наследника. Это так? – Я решил сменить тему, пока не наговорил лишнего.
– Так и есть. Ты – единственный мой сын. На вече будем решать, когда идти в поход на Гунульфа. И я хотел бы, – Гостомысл чуть приосанился, – чтобы ты повел наших воев и отомстил за братьев и всех погибших словенских воинов.
Бинго! Именно об этом я думал вчера перед сном. Когда Умила сказала, что на вече будет поднят вопрос о мести за смерть братьев, я понял, что это идеальный способ инсценировать свою смерть. Где, как не на поле боя, можно сделать «трупик»? Я хотел спросить про место в походе, думал, что меня не отпустят как единственного наследника, поберегут. А тут вон оно как. Я завис. Или это Гостомысл меня хочет слить? Я же не Сигурд, которого, наверняка готовили на место вождя племени. Да нет, глупости. Это во мне говорит недоверие и подозрительность, своейственные людям моего века.
Отец напряженно смотрит на меня, ждет реакции. Думаю, что он считает это предложение подарком. Знаком уважения к моему статусу наследника.
Надо как-то отреагировать, но меня опередил шум входящих в зал старейшин. По указанию Гостомысла я сел в отведенное мне место за его спиной. Начиналось вече. Я вдруг осознал, что присутствую на историческом событии. Новгородское вече – это же первый прообраз русской демократии. Не той демократии, которая сложилась в постсоветский период, вобрав в себя традиции европейского парламентаризма, а той исконно русской демократии, которая могла бы дать фору древнегреческим полисам. Подсознательно я ожидал увидеть бородатых бояр, виденных мной в фильмах. Реальность оказалась несколько прозаичнее. Это были обычные люди, которых видел на пристани. Да, большинство седовласые старцы, но в это время еще нет такого резкого расслоения между бедными и богатыми, как в моем времени. Здесь люди более открытые, более искренние. Даже негатив они стараются высказать в лицо, не боясь за свое будущее.
Вече раскрыло словенов в новом ракурсе. Этот народ интересен своей сплоченностью, которую я редко видел в мое время. Они единогласно решили пойти войной на Гунульфа в конце лета, после сбора урожая. Как я понял, сейчас середина весны. Поход через три-четыре месяца. Этот момент я упустил. Не думал, что так долго придется ждать. А тут люди практичные. Сначала собрать урожай, а только потом – мстить.
Мое назначение на роль предводителя похода даже не оспаривалось. Странные люди. Мне, как сказала Умила, всего лишь семнадцать лет, а эти люди дают под мою руку целое войско. Но я рано удивлялся этому. Оказалось, что помогать мне в нелегком ратном деле будет мой дядя Радомысл, родной брат Гостомысла. Я так понимаю, именно Радомысл и станет руководить парадом, а я буду кем-то вроде свадебного генерала. В принципе, тоже неплохо. Мой дядюшка будет вечером, его ладью видели вчера в дневном переходе. Вот и познакомимся.
По окончании собрания меня утащила сестрица. Мы направились на торг. Сегодня должны были открыть новые торговые ряды для иноземцев. Естественно, сестра не могла перед отъездом пропустить это событие. Рынок выглядел компактно. После огромных рынков моего мира любой здешний торг проигрывает. Я поймал себя на мысли, что слишком часто сравниваю это время с моим. Думаю, что нужно менять такой подход. Выбраться из этого века маловероятно, следовательно, нужно уже смириться с отсутствием благ моего времени и свыкнуться с этой эпохой.
Рынок встретил пряными запахами и гомоном толпы. Казалось, весь город бросил свои дела и пришел сюда. Мы прохаживались вдоль рядов, и я вспомнил, что не завтракал. Умила купила вкусные булочки с грушевым повидлом. Кстати, купила она на мои деньги. Вытащила монету из потайного кормашка на моем поясе, о котором я даже не подозревал. Я думал, что карманы еще не изобрели даже. Кстати, надо подумать о своем финансовом состоянии.
– Сестрица, а не знаешь, где еще я храню деньги? – начал я издалека.
– У тебя в избе под столом есть потайная комната, – прошептала она мне на ухо, – там ты хранишь все, что тебе дорого.
Подмигнув, он потащила меня в сторону разноцветных тканей. Нужно срочно посмотреть, что же такого секретного и важного может запрятать семнадцатилетний сын вождя. Надеюсь, с деньгами вопрос будет закрыт. Сестра целенаправленно шла к определенному купцу, лавируя между снующими прохожими. Остановились мы у колоритного смуглокожего торговца, похожего на повзрослевшего Алладина из сказки «Тысяча и одна ночь».
– О, прэкрасная Умылачка! Мая сердце радуется при виде твоих глаза, – склонив голову, пропел он.
Ужасный южный акцент купца резал слух. Как выяснилось, он был знаком с сестрой через Годслава, ее мужа, к которому сегодня поплывет Умила. Торговца звали Аршак, он был византийцем. Сквозь аляповатый наряд я заметил нательный крестик.
– Уважаемый Аршак, вы христианин? – Кажется, я знаю, кто мне поможет определиться с датой моего попаданства.
– Да, паштенный, – немного напрягшись, произнес купец.
Паштенный? А, это он не смог выговорить слово «почтенный».
– А вы не подскажете, какой сейчас год по вашему летоисчеслению?
– Шэссот триста тридцат чэтвертый гот ат сатварэния мыра, – с удивлением ответил византиец.
– А от Рождества Христова?
– Васэмсот двадцат шыстой, – с удивлением ответил византиец.
Получив ответ, я потерял интерес к нему и, поблагодарив за ответ, погрузился в думы. Рюрика пригласили на княжение в восемьсот шестьдесят втором году. До этой даты еще тридцать шесть лет. Сколько ему было, когда он стал правителем Новгорода? Лет сорок? Значит, он сейчас маленький карапуз. Да простит меня славный род Рюриковичей. Что вообще происходило в восемьсот шестьдесят втором году? Не знаю. Не силен я в истории, тем более в датах.
Умила подарила мне толстую восковую свечу с просьбой не спалить свою хижину. Сестра также купила отрез ткани и передала мне с наказом отдать матери. Сначала я не понял, о ком идет речь, но потом до меня, как говорится, дошло. У меня есть мать по имени Руяна, а еще сестра Радуна. Вторая сестра тоже замужем за соседским вождем. Ее в городе нет. А мать сегодня приплывет с дядей. Вот это новость. Если с Гостомыслом и сестрой проблем не было по части признания родственных связей, то с «мамой» могут быть вопросы. Если Гостомысл не особо много внимания уделял Ларсу, а Умила просто очень добрая девушка, следовательно, с ними не возникало косяков по признанию меня Ларсом, то что будет с «мамой» – большой вопрос.
После рынка мы пошли на пристань, где уже стоял Гостомысл возле огромной ладьи. Умила тепло попрощалась с отцом и обняла меня, украдкой уронив слезинку.
Я с Гостомыслом смотрел вслед уплывающему судну. За два неполных дня я успел привязаться к этой девушке. Чистосердечность и легкая наивность, которую так редко можно увидеть в моем времени, были свойственны Умиле и делали ее потрясающе обаятельной.
Запах реки приятно расслаблял. Гомон города за спиной убаюкивал. В руках у меня был отрез ткани для матери и подаренная мне свеча. Я снова вспомнил о предстоящем знакомстве с матерью Ларса. Встреча с новыми родственниками вызывала беспокойство.
– Она так и не смогла помириться с Руяной, – прошептал отец.
Так вот почему дочь не дождалась приезда матери. Теперь понятно, почему Умила умчалась раньше приезда Руяны. Между ними какая-то кошка пробежала.
– Что они не поделили? – не сдержав любопытство, поинтересовался я.
Отец удивленно посмотрел на меня, но потом, вспомнив, наверное, про мою амнезию, снова взглянул на удаляющееся суденышко, превратившееся в точку.
– Руяна была против брака с Годславом, а я ничего не мог поделать. Я всегда баловал Умилу, – с улыбкой начал рассказывать отец, – она всегда останется в моих глазах ребенком. Годслав раньше был очень жесток, хитер и коварен. Брак с его родом дал нам большие преимущества. Иногда мне кажется, что только благодаря этому браку словенское племя смогло набрать нужную силу для того, чтобы быть на равных с соседями. Руяна боялась, что жестокий Годслав будет обижать Умилу, поэтому делала все, чтобы этот брак не состоялся. Я не знаю, что именно произошло в тот день между ними, но однажды Умила сбежала с Годславом. Мне пришлось собираться в поход. – Гостомысл широко улыбнулся. – Шел на войну, а в итоге попал на свадьбу. С тех пор Умила не общается с матерью, а Руяна слишком горда, чтобы сделать шаг к примирению.
Вот уж страсти какие. Средневековые семейные разборки. Эта ситуация много говорит о матери Ларса. И это еще больше заставляет меня нервничать в преддверии встречи с Руяной.
– Ступай к себе, сын. – Гостомысл положил руку на мое плечо и успокаивающе похлопал.
Я пошел в свою избушку. Зайдя в нее, я первым делом закрыл дверь изнутри и зажег свечу, умудрившись раскопать уголек в полупотухшей печи. Подарок для матери положил на кровать. Отодвинув стол, заметил небольшое металлическое кольцо, прикрученное к бревенчатому полу. С помощью несложных манипуляций я смог открыть подземную часть своего жилища. Дверца оказалась небольшой, но достаточной для того, чтобы я смог протиснуться в проем. Внизу оказалась лесенка. Осторожно ступая по ступеням и стараясь не уронить освещающую мой путь свечу, я спустился вниз.
Вытянув руку, я осторожно водил своим древним фонарем из стороны в сторону. Полушоковое состояние ничто по сравнению с тем, как сильно отвисла моя челюсть. Откуда все это у семнадцатилетнего Ларса?
Подвальный этаж моей избушки был шире самой избы, размером пять на пять метров. Под неярким светом свечи видны богатства, которые вызывают ряд настораживающих мыслей о происхождении этих предметов. Здесь были и сундуки с материей – не шелк, но что-то похожее, и различные предметы утвари, причем не только серебряные. Были и книги на латыни, сложенные стопкой.
Но удивили меня больше всего не сундуки с тканями и стопки книг. В центре помещения возле ящиков с вином стояла картина. Именно она привлекла больше всего внимания. Ай да Ларс, ай да негодник. Подобное полотно даже в мое время относилось бы к «шедеврам» на грани эротики и откровенной порнографии. Голая женщина с таким же мужчиной переплелись телами в любовном экстазе. Для девятого века такая живопись более чем провокационная. Если обратить внимание на колонны и оливковые деревья, то изображение передает событие древнегреческой эпохи. Даже думать не хочу, зачем молодому Ларсу подобная картина, причем, судя по ее местоположению, она центральный экспонат всего этого богатства. Пубертатный период парня, наверное, был тяжелым. Может, картина его спасала.
К моему глубочайшему сожалению, гор золота не нашел, но парой поясных кошелей с серебром разжился. Очень хотелось хотя бы какого-нибудь подарка от судьбы-злодейки, бросившей меня в это время. Подвал вызвал больше вопросов, чем ответов. Надеюсь, что сестричка в следующий приезд расскажет мне, откуда она знает про эту «пещеру сокровищ». Интересно, а картину она видела? Срамота-то какая.
Ухмыляясь, я поднялся из погребка и поставил все на свои места. Затушив свечку, я направился в дом Гостомысла. Нужно поговорить с ним по поводу похода. Может быть, получится подвинуть его сроки или же выклянчить разведывательную вылазку в стан Гунульфа.
Вечерело. Солнце садилось за горизонт. Пахло тиной и дымом. Группа мальчишек пронеслась с гиканьем в сторону пристани. Навстречу мне шел отец. Сообщив о прибытии ладьи с матерью и дядей, я поменял первоначальный маршрут, и мы направились к берегу реки.
Пришвартованное судно было самым большим из виденных мной в этом времени. Полосатый красно-белый парус и ряд щитов по бортам делали его похожим на драккар. С кораблика тонкой ниткой выходили люди, разгружая его. Шум, производимый моряками, наверное, не меняется из века в век. Незамысловатая ругань и шутки, смех и грозные крики – это все, чем живут авантюристы, влюбленные в морские, а в данном случае речные путешествия.
Возле судна спиной к нам стоял грузный мужчина, руководящий процессом. Рядом на бочке сидела женщина, ворчавшая и на закончившуюся качку, и на долгожданный берег.
Гостомысл хлопнул по спине мужика, того аж подбросило. А силен папаша. Силушки достаточно. Мужик оказался Радомыслом, моим дядей. Если бы не шрамы отца, то этих двух старых качков можно было бы назвать близнецами, настолько они были похожи друг на друга. Рядом сидела моя мама. Руяна. Что-то общее между ней и Умилой явно прослеживается. Те же черты лица и даже фигуры. Припорошенные сединой волосы закручены в пучок. Дорожное платье пестрело яркими цветами, выдавая ее значимый вес в местном обществе. Оглянувшись, она посмотрела на Гостомысла и мигом зыркнула на меня.
И тут Штирлиц чуть опять не спалился. От этого взгляда хотелось сбежать. Казалось, он видит душу. Бывают такие люди, которые могут так посмотреть, что, даже не имея грехов за душой, хочется признаться в убийстве Кеннеди. Нет, это не колючий взгляд, это взгляд в твое нутро. Может быть, у меня такая реакция на нее из-за того, что ее глаза были разных цветов, синего и зеленого. Такой феномен редок, но он есть. Я смотрел на Руяну, словно пригвожденный, не смея дышать. Этот момент длился всего пару секунд, но мне показался вечностью.
Почему я так реагирую? Даже если она скажет, что я не ее сын, что изменится? На крайний случай я просто сбегу, куда глаза глядят. Не убьют же меня, в конце концов!
Руяна вскочила и опрометью кинулась в мою сторону. Не зная, как реагировать, я застыл, будто парализованный. Мать Ларса вцепилась в меня и прижала к себе, всхлипывая и бормоча что-то о своей вселенской любви ко мне. Со стороны, наверное, это казалось милым. Маленькая пожилая женщина прижимает дылду сына к груди, баюкая его голову. Я откровенно растерялся. Не привык к таким проявлениям эмоций. В наше время мы стараемся не показывать свои чувства.
Отодвинув Руяну, меня схватил в охапку Радомысл. Он сжал меня, словно тисками. Позабытая полузажившая рана дала о себе знать резкой болью. Полустон-полувсхлип из моего горла стал триггером к воинственной атаке Руяны, освободившей меня от этого косолапого медведя, по недоразумению названного моим дядей.
Посмеиваясь над Руяной, отец с дядей отдали мою судьбу на милость матери-наседки и дружно направились домой. Руяна, осмотрев мою тушку на скорую руку, повела меня за ними. В доме отца юные девушки вовсю накрывали праздничный стол. Гостомысл с Радомыслом уже сидели за ним на почетных местах. Мать заставила снять рубаху и обработала заживающую рану вонючей мазью из какого-то горшочка. За все время встречи с новыми родственниками я не проронил ни слова.
– Рассказывай, как ты выжил, – брякнул Радомысл, когда мы с Руяной присоединись к ним.
Отец поперхнулся чем-то. Мать начала стучать Гостомысла по спине. А я сидел с раскрытым ртом. Просто дядя поймал меня в тот момент, когда я подносил ко рту аппетитно пахнущую гусиную ножку. Отец, справившись с кашлем, отобрал мою еду и начал усердно работать челюстями.
– А нечего рассказывать. – С сожалением проводив взглядом уплывающее от меня мясо, я приготовился к давно назревающему допросу.
Если до сего момента я был под крылышком Умилы, не позволявшей, видимо, отцу и всем остальным расспрашивать меня, то сейчас я остался один под перекрестным взглядом трех моих новоиспеченных родственников.
– Брат сказал, что ты все забыл, – не унимался Радомысл.
– Да. Такое бывает, когда головушкой бо-бо, – попробовал я перевести в шутку серьезный тон дяди.
– Бо… Что? – не поняла Руяна.
Ох уж эти сленговые трудности. В мое время было проще изъясняться.
– Во время сражения я был тяжело ранен. Как погибли братья – я не видел. Видел только уже мертвого Сигурда. Была качка. Корабли были в абордажной сцепке. Меня выкинуло за борт волной. Наверное, в момент падения я ударился головой. Очнулся я уже здесь.
Гнетущая тишина позволила перевести дух и схватить вторую гусиную ножку. Усердно жуя, я украдкой наблюдал за моей новообретенной семьей. Отец ел, делая вид, что все в порядке, но вертикальная морщина между бровями становилась все отчетливее. Мать уставилась в центр стола, возможно, представляла сказанное мной. Дядя же продолжал сверлить меня взглядом, будто я его обманываю.
– И много ты успел забыть? – Дядя пристал, как банный лист.
– Не знаю. Иногда кажется, что ничего не знаю, а иногда бывают моменты, когда знаю больше, чем кто бы то ни было.
– Это как?
– К примеру, я знаю, что нужно напасть на Гунульфа раньше. Не через полгода.
– А это в тебе нетерпеливый воин говорит. Ты хочешь отомстить за братьев.
– За его голову назначена награда. Одного лазутчика поймали, но Ларс его отпустил, добрая душа. – Гостомысл вмешался в беседу.
– На тебя покушались? – Руяна вскочила.
– Да сядь ты. Жив он. Видишь же, перед тобой он, – осадил отец Руяну, которой пришлось осознать сказанное и смущенно сесть на лавку.
– Все нормально, – успокоил я мать, – я отпустил мальчишку, который ничего мне не успел сделать. Зато отправил через него послание Гунульфу со смыслом, что моя голова чего-то стоит, а за его головушку и ломаного гроша никто не даст. Чтобы разозлить его. Человек в гневе совершает глупые ошибки. Пусть делает их.
Братья переглянулись.
– А он хорош. Может, еще раз стукнуть по головушке, дабы было у него это… Как ты сказал? – кивнул в мою сторону дядя. – Бо-бо? Так? Давай-ка я тебе сделаю это бо-бо, прибавлю умишка.
Дядя потянулся в шутливом намерении дать мне затрещину.
– Я сейчас сама кое-кому устрою эту бу-бу, может, не будешь свои культяпки в сторону моего сына тянуть, пресноплюй#1 неугомонный, – с угрозой в голосе сказала мать.
Посмеявшись, Гостомысл и Радомысл пришли к мнению, что все должно быть в меру, поэтому членовредительством сегодня заниматься не нужно. Попытки повернуть разговор на мое предложение о разведывательной вылазке в стан врага попросту игнорировались. Нужно придумать что-то другое.
Можно было бы просто сбежать, но тогда у отца не будет повода позвать Рюрика. Ведь наследник есть. И меня будут искать. А я не хочу жить остаток жизни, оглядываясь назад.
Отужинав, я собрался к себе. Руяна поцеловала меня в лоб, банально схватив рукой за кончики волос, потянув их вниз и таким образом нагнув мою голову. Хитрая женщина. Проводив меня строгим, но любящим взглядом, он отпустила меня на волю. Ее разноцветные глаза были полны материнской любви. Выскочив из родительского дома, я с внутренним ликованием о закончившемся испытании «родственниками», потопал к своей избушке. Дома я в который раз обратил внимание, что кто-то периодически убирается здесь, разжигает печь на ночь и оставляет корзинку с едой возле теплой стены печи. Либо это домовой, либо у меня есть помощник по хозяйству. Надо будет завтра узнать у отца.
Умывшись и раздевшись, я лег в постель. Мысли мешали спать. День был насыщенный. Отъезд сестры, обнаружение «погребного богатства», знакомство с матерью и дядей – очень обильный на эмоции день. Немного повертевшись, я начал засыпать, как в дверь постучались.
Стук был тихим, мне даже показалось, что я ошибся, и мне послышалось что-то не то, но он повторился. Вооружившись мечом, я подошел к двери и слегка приоткрыл ее, отступая назад.
– Ларс, баляба, признавайся, ты все забыл или что-то все же помнишь? – ворвался дядя Радомысл. – Погребок наш цел? Ничего не пропало?
Вот же упрямый мужик. Забыл – не забыл. Пристал же с этой амнезией. Немного переварив фразу дяди, до меня дошла смысловая нагрузка предложения о моем погребе. Умила же сказала, что это мои ценности, этот ушлый тип назвал их «нашим». Что здесь происходит?
– Рассказывай все, дядя. – Нужно разузнать у Радомысла «белые пятна» биографии Ларса. На фоне той нескромной картины они должны быть выяснены. Кошмар. Отвратительное жонглирование понятиями.
И дядюшка поведал интереснейшую историю. Оказывается, Ларс и Радомысл утроили схрон теперь уже в моем подвале. Они, скажем так, замутили бизнес. С набегов моих братьев и разбойничьих походов Радомысла откладывались не только средства, но и богатства для дальнейшей продажи. Как сказал дядя, Ларс грезил походом на Царьград, он же Константинополь, он же Стамбул в моем времени. Они надеялись на вырученные средства нанять и организовать войско, способное взять столицу Византии. Что интересно, Гостомысл догадывался о схроне, по крайней мере, так считает дядя. Когда я поинтересовался о происхождении картины с эротическим содержанием, он с легкой ухмылкой назвал ее добычей, взятой у римской когорты. Радомысл, естественно, понял, что я был в подвале.
Дядя все это рассказывал, попутно открывая подвал. Я с ним спускаться не стал. Убедившись в сохранности сокровищ, он поднялся и сообщил о скором собрании племен. Через несколько дней союз племен, возглавляемый Гостомыслом, проведет собрание, которое официально решит вопрос о походе на Гунульфа и дальнейших действиях по расширению торговли. Там, по предположению Радомысла, будет решаться и вопрос о возможном походе на юг для будущей торговли с Византией.
Мое предположение о том, что в походе против Гунульфа на самом деле руководством будет заниматься дядя, было верным. Он не раз водил воинов на северные племена с набегами и откровенным разбоем. Посетовав на то, то память моя дырявая, дядя удалился. И я лег спать. Вернее, попытался. Я долго старался уснуть, считал барашков, но не помогало. В какой-то момент на меня нахлынули воспоминания о моей прошлой жизни. К счастью или нет, меня насторожил шорох возле двери. Кто-то упорно хотел пробраться ко мне с минимальным шумом. Дверь открывалась настолько медленно, что я упорно пытался согнать с себя гипнотическое наваждение. Сегодняшний вечер полон гостей. Даже не знаю, кто ко мне пришел такой тихий.
Я аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, босиком и на цыпочках проскользнул к входу, становясь так, чтобы открывающаяся внутрь дверь закрывала меня от ночного посетителя. Руки подрагивали, держа меч. Несмотря на то, что я им не умею пользоваться, он меня успокаивал, дарил ощущение силы. Да и в качестве дубины его можно использовать. Адреналин скакал бешеным ритмом, отдаваясь частой пульсацией в висках. В какой-то момент захотелось помочь посетителю, уж очень медленно он открывал дверь.
А может, это тот мальчишка, которого я отпустил? Тот ассасин недоделанный. Митрюшка или Михрютка, не помню уже.
Когда проем увеличился до размеров, позволяющих пройти взрослому человеку, в дом перетекла тень. На улице было темно, ночь была безлунной, поэтому особого света не было, чтобы можно было рассмотреть гостя.
Я с силой толкнул дверь, пугая ночного посетителя. Используя рукоять меча, стукнул гостя по загривку. На удивление маленькое тельце визитера отлетело к стене, брякнув своими костями.
Незваный гость потерял сознание или притворился мертвым. Тишина в углу настораживала. Как-то легко все вышло. Хотя я еще не выздоровел, но тело у Ларса крепкое, силушкой не обделен.
Подбежав к поверженному незнакомцу, я схватил его за ноги и поволок внутрь дома. Отсутствие какого-либо сопротивления воодушевило меня. Как можно быстрее я отыскал подаренную свечу, зажег от уголька в печи и водрузил на стол, освещая лежащее в центре комнаты тельце. На человеке была накидка, которую я сдернул. Лучше бы я этого не делал.
Это была девушка. Причем очень даже симпатичная. Лет двадцати на вид. В мужской обтягивающей одежде. Вот она действительно похожа на ассасина. Куча ремешков на одежде, кинжал, метательные ножи, какие-то непонятные мешочки. Жгучая брюнетка с курносым носом и огромными пушистыми ресницами. Маленькое личико, тонкая шейка и милая стройная фигурка. То ли у Ларса давно не было женщины, то ли у меня она была через десяток веков, но организм юноши недвусмысленно реагировал на выпуклый третий размер груди и точеные ножки.
Сообразив, что она – враг, а не ночная бабочка, я срочно, почти в обморочном состоянии нашел веревку, туго перевязал руки за спиной гостьи, освободив ее от ненужных металлических орудий смертоубийства. Пока я размышлял и убеждал себя в необходимости освобождения ее от одежды, так как она могла в ней много чего опасного спрятать, моя посетительница дернулась в попытке встать и ударилась головой о ножку стола. Да уж, не везет ей сегодня.
– Если будешь дергаться, то свяжу и ноги. И кляпом рот заткну, – успокоил я пленницу, – а может, варягов отца кликну. Пусть поэкспериментируют над тобой.
– Эспе… что? – скорчив умильную рожицу, поинтересовалась она.
Опять я со своими словечками упорно на одни и те же грабли наступаю. Зачем в наше время столько заимствованных слов? Ведь можно же было употребить не «поэкспериментировать», а «провести опыты». Закатив глаза похлеще Роберта Дауни-младшего, я нахмурил брови, игнорируя ее вопрос. Игру в гляделки я наглым образом проигрывал. Мой взгляд то и дело пытался скользнуть ниже ее лица.
– Кто ты такая? – собравшись с мыслями, начал я допрос.
– А ты кто такой? – недостатком наглости гостья не страдает.
– А не подохренела ли ты? – Я растерялся от нахальства девчонки.
– Мы так и будем вопросом на вопрос вести диалог?
– А не ты ли первая начала?
– А как тебя зовут? – съехала с темы гостья.
Мне кажется, что она заговаривает мне зубы. Или она действительно такая дерзкая, словно бойцовый пес. И это при том, что ее поймали с поличным на месте преступления. Она тайком вошла в мой дом во всеоружии и спрашивает – как меня зовут!

#1 Болтун (старорусск.).

Глава 3
Хольмгард, весна 826 г. от Рождества Христова
Миловидная связанная девушка в моем доме меня радует. Она в меру красивая и бесконечно наглая. При этом она довольно умна и, судя по количеству и качеству оружия, умеет за себя постоять. То, что я легко ее обезоружил, не должно меня обнадеживать. Все случилось слишком внезапно. Даже профи могут ошибаться. Ее ошибкой было то, что посреди ночи я не спал.
– Ладно, давай начнем наше общение сначала. Меня зовут Эстрид. Я случайно забралась в твой дом. Ошиблась дверью. Прими мои глубочайшие извинения. Ты теперь меня развяжешь, я останусь в неоплатном долгу, и мы мирно разбежимся. Тебя устраивает мое предложение? – заявило это чудо, хлопая глазками.
– Ты случайно забралась в мой дом? Ты минут десять открывала дверь. Случайно?
– Я же сказала, что ошиблась дверью. Я просто не в ту дверь вошла.
– Кто ты?
– Я же сказала…
– Я не спрашиваю имя. Кто ты? Вор, убийца, разведчик? – Она меня порядком достала. Так я и до утра не разберусь с ней.
– А что бы ты хотел услышать из названного?
– У тебя слишком грамотно поставлена речь. Простой воришка не всегда блещет интеллектом…
– Инте… Чем?
– Забудь, – я махнул рукой, поморщившись, – ты либо говоришь мне правду, и мы вместе решим, как поступать дальше, либо я зову стражу и передаю тебя отцу, снимая с себя такую головную боль – тебя.
Мхатовская пауза после моих слов могла бы быть драматичнее, если бы я чуть ли не физически слышал работу ее мыслей. Будто процессор разгоняется до свехштатного режима. Глаза едва прищурились, губку чуть прикусила, грудь начала чаще вздыматься. Кстати, грудь! Я снова отвлекся от допроса.
Заметив мою заинтересованность, Эстрид эротично изогнула свою фигурку.
– Не прокатит. Можешь даже в позу «зю» встать, все равно не соблазнишь. Надо звать стражу! – Я направился к двери.
– Стой, я сдаюсь. – Эстрид сразу поникла.
Она устало посмотрела на меня, собираясь с мыслями.
– Если и дальше будешь молчать, то я все-таки кликну стражников.
– Я – дочь Улофа, конунга Сигтуны. Прошу снисхождения.
Эстрид опустила голову в отчаянии.
И что мне делать? Наверное, мне что-то должна была сказать ее принадлежность к некоему Улофу, конунгу Сигтуны. Конунг – это титул у викингов, сравнимый с княжеским. Кто такой этот Улоф – ума не приложу. Пленница, не дождавшись никакой реакции, посмотрела на меня и недоуменно приподняла бровь.
– Чего смотришь? Мне ничего не говорит твоя родственная связь с каким-то Улофом.
– Ты не понял? – Ее глаза расширились от удивления. – Я дочь Улофа, сестра Гунульфа.
Вот это поворот. Дочь моего врага и сестра убийцы моих братьев у меня в доме. И как это понимать? С какой целью она пришла сюда? И что мне делать с ней?
– Что ты хотела в моем доме?
– Не знаю. Либо убить тебя, либо предупредить.
– Предупредить о чем?
– О том, что за твою голову назначена награда.
– Я это и так знаю, ты опоздала.
– Откуда ты это мог узнать? – Эстрид нахмурилась.
– Не имеет значения. По поводу моего убийства – понятно, но предупредить о награде за мою голову – зачем тебе это?
Эстрид перевела взгляд, что-то обдумывая. Наконец, решившись, она рассказала прелюбопытную историю. Оказывается, она была жрицей в храме, ее учили не только служить богам, но и воевать за них. Своеобразная каста священных воинов, которые за кажущейся хрупкостью хранят в себе убийственную силу.
Когда ее брат пришел после той злосчастной битвы, когда погибли братья Ларса, он гордился свершенной местью, которая длится годами между Улофом и Гостомыслом. Когда выяснилось, что Ларс выжил, Гунульф поклялся Одином, что уничтожит семя Гостомысла, то есть меня. Эстрид предложила отцу убить Ларса, а тот сказал, что честь убийства наследника Гостомысла принадлежит Гунульфу. Эстрид поругалась с отцом, он всегда выделял старшего сына среди своих детей. Я так понимаю, в этом он похож на отца Ларса. Эстрид ушла из храма и убежала из дома. Теперь она здесь для того, чтобы убить меня либо спасти от гибели. Если с первым – понятно, то со вторым – большие вопросы. Какой мотив у Эстрид идти против отца и брата, помогая мне? И пока я не пойму – доверять ей не следует. Она согласилась в разумности моих умозаключений, предложила взять с нее клятву верности, своеобразную присягу вассала перед сюзереном. Не знаю, на что повлияет эта клятва, но в этом времени к словам, данным богам, относятся трепетно. Есть подозрение, что ссоры с отцом и братом были часто, а основной мотив помощи мне предстоит еще узнать. Также она сообщила о наличии драккара с наемниками недалеко от пристани Хольмгарда. Двенадцать человек наняты на три месяца. Эти люди теперь тоже в моем подчинении на этот срок.
Уже на рассвете Эстрид поклялась богами, что будет служить мне верно и преданно, а я взамен обязан охранять ее жизнь от посягательств со стороны ее врагов. Хитроватая клятва, но я ее принял. Что с ней делать дальше, я не знаю. На первое время отправил обратно на судно, подробно расспросив, где оно находится. Сказал, что через пару дней прибуду. Эстрид предложила называть ее Эса. После чего вышла за дверь и буквально испарилась. Я же говорю – профи. Видимо, то, с какой легкостью я ее поймал, впечатлило ее. Это время уважает силу. Не объяснять же ей, что мне просто повезло. Но и доверять ей я не собираюсь.
Что-то я больно добрый. Мальчишку – неудачника-покусителя на мою тушку отпустил, дочь и сестру своих врагов – туда же. Нужно забыть догмы и правила двадцать первого века и жить в текущем времени. Здесь пощаду могут принять за слабость, а возможно, и за трусость.
Попытка вздремнуть получилась не очень хорошо. Часа через два пришлось вставать, умываться и топать к отцу. Нужно убедить его отправить меня в разведку к родственникам Эсы. О ней лучше никому не говорить. Она поможет мне инсценировать смерть Ларса.
Наверное, самое тяжелое в моем попаданстве – это столь ранние побудки. Сейчас часов пять-шесть утра. Рань, от которой тошнит просто. Городок кипел жизнью. То тут, то там слышались разговоры, окрики и ругань. Пахло сыростью от реки и навозом. А! Это коров ведут на пастбище. С детства не чувствовал это амбре. Еще с тех времен, когда к бабушке и дедушке в деревню на каникулы ездил, помню незабываемый «аромат» коровьих лепешек. Из-за этого запаха как-то отказался пить коровье молоко, которое было очень вкусным, но психологически было тяжело воспринимать хороший продукт от животных, производящих навоз. Выверт подросткового мозга. Но ремень деда, а точнее, щелчок ремня вмиг вставил шестеренки на нужное место. И пил я молоко за милую душу, характерно причмокивая от удовольствия.
Улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям, я дошел до дома родителей. Руяна с ходу взяла меня в оборот, впихивая завтрак. Отец, посмеиваясь моим попыткам убедить маму в том, что я уже не маленький, подкладывал мне свою еду в те моменты, когда думал, что ни я, ни Руяна не видим его телодвижений. Есть подозрение, что не только мать терроризирует меня обильной едой.
Кое-как покончив с завтраком, мы с отцом остались одни. Он, понимая мой настрой на серьезный разговор, предложил прогуляться верхом. Как оказалось, ему надо было направиться на важную встречу возле озера. Гостомысл решил убить двух зайцев: и меня выслушать, и дела свои сделать.
Ни разу не ездил на коняшках. Впечатление захватывающее. Ничего сложного в управлении лошадью нет, но со стороны я, наверное, смотрелся как мешок с картошкой. Гостомысл насвистывал незамысловатую мелодию. Мы трусцой поплелись в сторону озера. Позади два варяга сопровождали наши бренные тушки.
Природа здесь – это предмет особого разговора. Хвойный лес, обступающий нас, заставлял дышать полной грудью. Одуряющий сосновый запах, смешиваясь с влажностью близкой реки, оседал в легких покрепче любого табака. Шум дикого зверья, отчасти непуганого, удивлял звонкостью и разнообразием. Как и любому жителю двадцать первого века, меня поражала какофония в дикой природе этой эпохи. В современном мире не осталось нетронутых уголков с такой концентрацией естественности, как здесь, по крайней мере, в европейской части России.
– Ладно, рассказывай. Вижу же, что гложет тебя что-то, – прервал свою песенку отец.
– Не сказал бы, что гложет, но хотел бы тебя попросить…
– Кстати, – прервал меня Гостомысл, – как поживает твоя подруга?
Я немного растерялся. О чем это он? Может, старик на старости лет с катушек съехал, причем на этой самой лошади? Отец ухмыльнулся, искоса на меня поглядывая.
– Вчера из твоего дома выбежала дивная девица. Говорят, бежала, словно лань от волка спасалась. – Гостомысл заговорщицки подмигнул.
– Я не знаю, о чем ты, отец. – Не буду же я ему рассказывать, что на самом деле произошло вчера.
– Да ладно, – хлопнул он меня по плечу, – дело молодое, только ты это, – он покряхтел, – не переусердствуй. А то всех девок распугаешь, волчок ты дикий.
Отец заржал громче коня, на котором ехал. Очень смешно. Обхохочешься. Если бы у меня вчера было бы чуть меньше везения, то мое сегодня могло и не наступить. Вот так-то, папаня. Но этого я тебе не скажу. Пусть Эса будет моим джокером в рукаве.
– Ты спрашивал, что меня гложет, и тут же перевел тему. Итак, я хотел…
– А вот и озеро. Не хочешь охладиться? Вода хорошая, теплая.
Он серьезно? Зачем спрашивал тогда про то, что гложет? Или это такая тактика выведения меня из себя? Ужасный характер у батюшки Ларса.
Тем временем мы спешились, и отец пошел к берегу, по пути снимая рубаху. Раздевшись, он вбежал в воду, словно таран в крепостные ворота.
Я решил поддаться его примеру и, не успев снять рубаху, получил чем-то тяжелым по спине. Меня опрокинуло на землю какое-то чудовище. Оно было буро-волосатым и облеплено деревянными ветками.
– Ларс, баляба, теряешь реакцию, – прогудело чудовище. – Чего уставился, дурень?
Я ошалело пялился на комок разговаривающей шерсти. Чудовище оказалось в некоем подобии маскхалата. И звали его Сокол. Как пояснил подошедший отец, Сокол был лазутчиком словенского племени. Жил он на берегу озера Ильмень. Высокий, жилистый, с незаурядной внешностью, но очень живым и все подмечающим взглядом. Лицо незапоминающееся. Волосы коротко стрижены. Руки, правда, словно лопаты – большие, широкие.
Он – идеальный разведчик. Почти. Рост подкачал. Гостомысл пригласил Сокола и поведал ему мое желание сходить на разведку к Гунульфу. Мне наконец-то стал понятен смысл маразматического поведения отца. Он изначально знал, что я хочу от него, и откровенно измывался над моей реакцией. Вот ведь старый прохвост!
Сокол удивленно реагировал на то, что говорил Гостомысл, не понимая, зачем мне объяснять прописные истины. Известие, что я потерял память, его очень расстроило. Мне кажется, что Ларс и Сокол были в хороших, дружеских отношениях. Сокол схватил меч и потребовал от меня того же. На мой недоуменный взгляд отец ответил, что Ларс – ученик Сокола.
Сокол гонял меня по ильменскому берегу минут десять. Я получил множество ушибов и порезов. Мне нечего было противопоставить ему. Я махал мечом будто дубиной. Много нового я узнал от Сокола и по поводу своих способностей. В частности, живописное описание мест, из которых растут мои руки, убедило в могучести русского языка в этом времени. В какой-то момент я разозлился и начал двигаться в тренировочном бою, не раздумывая, на автомате. Я так понимаю, что это во мне проснулась мышечная память Ларса.
Вдохновившись неожиданному подарку от бывшего владельца тела, я стал более уверенно атаковать, но, к сожалению, потерял тот момент, когда тело двигалось непроизвольно. Сокол опустил свой боевой топорик и нахмурился.
– Я не пойму его, Гостомысл. То он топчется, как косолапый медведь, то вспоминает все, чему я его учил. Что с ним? – обратился к отцу Сокол.
– Ларсу придется многое наверстать. И ты ему в этом поможешь. Вы пойдете на юг. Нужно передать послание главе вятичей. По дороге будешь с ним заниматься боем, разведкой, пусть вспоминает, с какой стороны меч берут в руки, а то повадился девок портить, – с усмешкой крякнул Гостомысл, – не тем мечом орудовать вздумал сынок.
Сокол с отцом зашлись в хохоте. Мне было не очень смешно. Они мне все планы портят. Выяснилось, что в намечающемся собрании союза племен, возглавляемом Гостомыслом, будут отсутствовать вятичи. Это племя было приглашено в союз, на предстоящей встрече планировалось выпить братскую чашу в знак его присоединения. Отцу сообщили, что вятичи не прибудут, их подкупил Гунульф. Мы с Соколом должны пойти к ним и выяснить этот вопрос. Гостомысл прямо сказал, что он хочет, чтобы я вспомнил, как воевать с мечом в руке, и только потом будет слушать мои предложения о набеге на Гунульфа раньше планируемого срока. Вместе с нами пойдет и дядюшка Радомысл в качестве дипломата.
У меня в голове созрел план. Я сообщаю Эсе, что нужно организовать покушение на меня. Склянку с кровью я найду и в подходящий момент разобью, инсценируя убийство. А стрелять в меня будут тупыми стрелами. В нужный момент я подставлюсь и обломаю стрелу, будто наконечник застрял в ране. Необходимо организовать это покушение на мосту или возле какого-нибудь обрыва, чтобы тело не искали.
Мы собрались с отцом и его охраной возвращаться домой. Сокол обещал завтра прийти в Хольмгард, чтобы вместе, не откладывая, направиться к вятичам.
Обратный путь был не таким веселым. Может, из-за того, что отец не напевал песенки, а может, из-за того, что я был мрачный, планируя покушение. А может быть, из-за того, что на меня действительно совершили покушение. Стрела с противным свистом воткнулась мне в грудь и упала на землю. Оказалось, она воткнулась в медную пуговицу, расплющив ее. Гостомысл отреагировал моментально. Он схватил меня в охапку и прикрыл собой, не задумываясь о том, что я был намного больше него.
Воины охраны, спрыгивая с коней и прикрываясь ими же, встали на защиту Гостомысла.
Какая ирония судьбы. Я голову ломаю, как бы инсценировать свою смерть, а тут на самом деле покушаются на мою жизнь. И это с учетом того, то оно уже третье за последнюю неделю.
Не дождавшись очередного выстрела, Сокол юркнул в чащобу.
– Сокол найдет их, – успокоил меня Гостомысл.
Мы простояли так минут пятнадцать. За это время никто больше не стрелял. Сокол пришел с пустыми руками. Он считает, что стрелял наемник одиночка. Мне кажется, я знаю, кто это может быть. Неужели Эса? Но зачем?
Нужно срочно вернуться в город, добраться до пристани и попасть на судно Эстрид.
Дорога в Хольмгард стала утомительной, постоянно приходилось оглядываться. Когда мы въехали в городские ворота, я, сославшись на то, что хочу побыть один, спешился, передал поводья Соколу и со скоростью гончей помчался по координатам, указанным Эсой. Надеюсь, она там, и мне наконец-то дадут нужные ответы. Когда я выбрался из города, уже был полдень.
К стоянке корабля Эсы я добрался без происшествий. Очередной драккар. Команда на нем занималась своими делами. Меня проигнорировали. Эса обнаружилась за моей спиной. Она сидела на дереве вместо часового. И это было подозрительным. Почему она там? Может, потому что она в меня стреляла и не успела добежать до судна? Бред, конечно. Но необходимо удостовериться.
– Где твой лук, Эстрид? – прокричал я, поднимая голову и разглядывая ее вооружение.
– Справа от тебя, в котелке. Ты решил покашеварить в нашем отряде, мой господин? – с издевкой произнесла она.
Не понял. О чем она? Оглянувшись, я увидел на костре котелок с наваристой, кипящей ухой. Она о каком луке говорит?
Что-то тут не сходится. Она сейчас могла бы меня убить. Если бы захотела. Может быть, это не она стреляла в меня?
– Где ты была сегодня? Чем занималась? Отвечай быстро, не раздумывая.
– Да здесь и была, – пожала плечами воительница, – сам сказал, что нужно ждать тебя. Вот – жду.
Вроде не врет. Как это проверить – не знаю. Спросить ее наемников – не факт, что скажут правду. Кто платит – того и правда. Хотя тоже не факт. Я мерю величинами своего века. Она ведь поклялась мне в верности. А здесь это не пустые слова.
– Спустись уже вниз, а то сидишь там, на суку, как обезьяна в джунглях. – Я обреченно махнул ей рукой.
Эса спрыгнула на землю. Про обезьяну она, к моему счастью, не поняла юмора. Девушка с видом надменной аристократки подошла ко мне и, заметив мою нервозность, резко изменила поведение.
– Что случилось? – Эса обеспокоенно заглянула мне в глаза.
– В меня кто-то стрелял из лука, спасла медная пуговица.
Она стала разглядывать эту деталь моей одежды, покореженную, но не утратившую свою функциональность. Эса даже потрогала ее.
А дальнейшее мне трудно описать словами. Это была буря. Темный смерч. Эстрид сначала сжала кулаки, потом ее дыхание стало напоминать пыхтящий паровоз, а после она потянулась к кинжалу.
– Э-э… Что такое?
Гробовое молчание и острый взгляд воительницы – не лучший ответ.
– Эса?
Я непроизвольно сделал полшага назад.
– Меня останавливает только данная тебе клятва верности, – чеканя каждое слово, процедила Эса. – Никто и никогда не смеет обвинить жрицу в клятвопреступлении. Поэтому ты сейчас заберешь, отринешь мою клятву, мы перестанем быть в отношениях вассалитета, и я спокойно тебя прикончу.
Девушка догадалась, что я ее подозревал в нападении, и смогла сложить дважды два. Я растерянно и как-то даже трусливо огляделся по сторонам. Наемники занимались своими делами. Кто-то рыбачил, кто-то тренировался, а кто-то и вовсе дремал вполглаза. Но я уверен, что все их внимание было приковано к нам. То украдкой брошенный взгляд, то замедленность движений во время произношения нами фраз выдавали любопытные «заячьи ушки» варягов Эсы.
Такой реакции от своего первого и единственного вассала я точно не ожидал. Нужно срочно исправлять ситуацию.
– Прости, Эстрид, я не хотел тебя обидеть.
Она продолжала агрессивно сопеть, стреляя глазками. А все-таки шикарная девка. Черная длинная коса закинута за спину. Грудь вздымается в такт пульсу на шее красотки. Черные бровки, такие же реснички и темно-карие глаза. А точеная, атлетически сложенная фигурка даже в мужской одежде смотрелась восхитительно
В штанах росло напряжение. Тьфу! И надо же было именно сейчас возбудиться.
– Эса, ты в таком виде просто обворожительна. А все жрицы настолько красивы в гневе? Я бы не прочь нагрянуть с набегом к вам в гости. Так сказать, навестить ваш храм и отведать жреческой порции внимания.
Остапа понесло. Меня в такие моменты не остановить. Я задабривал девушку комплиментами. Мои полунамеки и двусмысленные фразы звучали все похабнее. Наемники откровенно скалились, пряча в утробе смешки. Я же говорил, что они подслушивают.
Теперь уже настала очередь Эсы растерянно оглядываться. Мои бесстыдные слова то ли остудили ее головушку, то ли она приняла мои извинения и успокоилась. Она перестала нервно дергать кинжал, умерила дозу агрессии во взгляде и поведении.
– Я надеюсь, что больше подобного не повторится. Я дала тебе клятву. Клятву жрицы-вассала, доверила свою жизнь и судьбу, которую ты, если забыл – пленил. Поэтому, будь любезен, доверяй мне и не подозревай в покушении на твою жизнь. Моя клятва вассала выше клятвы жрицы, если ты не знал.
Эса оттаяла. Оказывается, она, поклявшись мне в верности, стала мне роднее и вернее жены или сестры. По сути это раб с широкими возможностями. Она поняла мое невежество и разъяснила особенности принесения клятвы вассала, попутно разжевывая мне, тугодуму, насколько она теперь мне предана.
Что же, раз так все сложилось, то, думаю, надо ей открыться. Нужно иметь в этом мире союзников. Эса идеально подходит на роль моего помощника в инсценировке моей смерти. Да и в дальнейшем она может очень мне помочь. Интеллект у этой красотки есть, причем его не меньше, чем обворожительности и привлекательности.
– Эса, раз уж мы столь откровенно беседуем, то нам необходимо поговорить о нашем дальнейшем сотрудничестве. Наедине. – Я многозначительно окинул взглядом наемников.
Девушка приказала отряду заниматься своими делами, а сама повела меня вдоль живописного берега. Если мне не изменяет память, река называлась Волхов. Мутные воды пахли по-особенному, не так, как в мое время. Мне иногда кажется, что у каждой реки или моря есть свой неповторимый запах. И здесь, на природе, которая еще не знает губительного воздействия рук человеческих, это чувствуется более ярко. Рыжие берега вгрызались в серую тину. Мы встали возле ивовой рощи.
– Ларс, надеюсь, твои пошлые шутки были не для того, чтобы меня затащить сюда? С целью меня соблазнить? – со смешком промурлыкала Эса.
Я поперхнулся от ее предположения.
– Так ты же сама меня сюда привела.
– Значит, все же о цели мы не спорим? Так?
Да она тот еще манипулятор. Жонглирует словами не хуже наших чиновников.
– Я не буду пользоваться твоим подчиненным положением в личных похотливых целях. – Я постарался как можно надменнее и пафоснее это произнести.
– Хм, я запомню, – с усмешкой ответила мне Эса, успев закатить глаза.
Нравится мне эта девушка. Вот была бы она не сестрой убийцы моих братьев, я бы точно горя с ней не знал.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – заинтриговал я Эстрид.
Я объяснил ей свое положение в иерархии словенского племени. Сказал, что буду наследником Гостомысла не только в племени, но и, возможно, в самом союзе племен. А желания у меня нет. Вот не хочу я быть вождем союза, не хочу я править народом, не хочу брать на себя ответственность за судьбы людей. Это ее довольно сильно удивило. И чем больше я говорил о том, что не желаю руководить народом, тем больше она не понимала, зачем я ей это все толкую. И я перешел к главному. Когда я подвел все к тому, что ей надо будет меня убить, она снова схватилась за клинок. Объяснив, что это будет имитация покушения, Эса успокоилась. Ей было невдомек, зачем все эти телодвижения и что стоит за моими поступками и помыслами.
Пришлось придумать легенду о предсказании. Якобы мне волхвы напророчили, что если у Гостомысла погибнут все сыновья, то он будет вынужден позвать в наследники князя со стороны, который сможет привести словенов к процветанию и величию. Но и это ее особо не убедило. Она не понимала основного – зачем мне все это нужно. Сначала не поверила в то, что я ей говорю, а когда до нее дошла мысль об инсценировке моей смерти, тут же потеряла дар речи. Минуты две она находилась в некой прострации.
– Ты предлагаешь мне сделать так, чтобы все подумали, будто ты мертв? – озвучила Эса основную идею.
– Именно так. Пусть все думают, что я погиб. Пусть отец будет уверен, что у него не осталось наследников.
– И тогда сбудется то глупое пророчество, и он призовет князя, который сможет привести твой народ к величию?
– Да, так.
– А ты?
– Что – я? – не понял я вопроса.
– Что ты будешь делать? После смерти? Чем будешь заниматься?
– К примеру, уйду на юг, буду торговцем. Или найду себе прибыльное ремесло. Идей много.
– А я? – как-то по-детски спросила, насупившись, Эса.
– А тебя я освобожу от клятвы. Будешь заниматься тем, чем хочешь.
Ей не понравился мой ответ. Это было видно невооруженным глазом. Более того, она, наверное, ожидала такой ответ, так как последующий удар был подготовлен. Эстрид без замаха ударила меня рукоятью кинжала, чуть не вспоров мне глотку.
– Ты считаешь, что от этой клятвы можно освободиться, фетюк#1? – Кажется, я попал.
Отскочив, я с трудом сдержал равновесие, подбородок болел. Ох уж эта клятва. Я, наверное, так и не понял ценность клятв в этом мире. Неужели она настолько важна. Это же просто слова.
– Ты клялась, что будешь защищать мою жизнь, а хочешь меня лишить ее, – попробовал я донести нелогичность ее поступков.
– А ты принял клятву и обещал меня защищать от всех моих врагов, – не осталась она в долгу. – Как же ты будешь меня защищать, если хочешь освободить от клятвы? Освободиться от клятвы можно только через смерть. Кого ты убьешь? Меня? Или ты думаешь, что твоя мнимая смерть обманет богов?
Как же все сложно с этой девицей. Или не сложно? Может, это я ничего не понимаю? Здесь другой менталитет. Другие ценности и идеалы. Здесь черное и белое – более четко выражены. В моем времени эти цвета сливаются, иногда тяжело отличить ложь от правды и наоборот.
– Стой, успокойся, – я поднял руки, сдаваясь, – я осознал свою ошибку. Ты пойдешь со мной на юг. А там решим, чем заниматься.
Эса немного успокоилась. Что-то бубня себе под нос, она отвернулась от меня. Молится, что ли? Чуть прислушавшись, до меня донеслись кое-какие фразы: «Дай же мне, Один, терпения», «Спаси меня, Фрея, от глупостей» и «Дайте мне сил, о боги, не прибить своего сюзерена».
– Что от меня требуется? – спросила Эса, повернувшись.
– Придумай, как можно меня убить, не убивая, но чтобы все поверили в это. – Я развел руками.
Закатив глаза, она прошла мимо меня в сторону пристани. Я последовал за ней.
По пути мы договорились встретиться позже. Условным сигналом будет руна «Эса». Учим письменность, так сказать. Хорошо, что учительница под рукой. Она даже не обратила внимания на мое незнание письменности.
На прощание Эстрид сообщила, что если я уйду из города, не сумев предупредить ее, то она об этом узнает. Видимо, у нее есть свои информаторы в Хольмгарде.
До города я добрался без происшествий. У ворот мне приветственно кивнули варяги-стражники. Когда я зашел в свою избу, ко мне постучался смешливый мальчишка и сообщил о том, что меня ждет отец на ужин.
Я решил прогуляться до ужина, развеяться. Мне многое предстоит понять. Шлепая по улочкам, я думал о своем попаданстве.
Эса не поняла моего желания свалить отсюда. Даже мнимое предсказание ее не убедило. Наверное, я должен разобраться в себе. Не знаю, правильно ли я поступаю, что не хочу участвовать в истории Руси. Если я попал в прошлое, то особенности эффекта бабочки уже тяжело осознавать. По сути, я – Ларс и есть та самая бабочка. В моем прошлом «бабочку» Ларса убили, и Гостомысл призвал Рюрика. Чтобы не допустить нарушения хода истории, нужно Ларса убрать с политической сцены еще не появившейся Руси. Если же я попал в альтернативный мир, в некую параллельную вселенную, то нет никакого смысла что-то менять, можно жить своей жизнью. Тогда мои телодвижения, направленные на организацию покушения на свою же персону, не имеют смысла.
С другой стороны – а как я попал сюда? С помощью башни Теслы. На макете энергия из башни переместилась в сферу. В реальности на готовом прототипе башни энергия таким же образом переместилась в сферу. Можно предположить, что все это работало в рамках одной Вселенной, а не параллельных. Верно? Думаю, что да. С помощью несложных умозаключений приходим к выводу о том, что я все же в своем прошлом, а не прошлом альтернативного мира моей Земли.
Отлично, с этим разобрались. Теперь по поводу своей судьбы. Зачем мне организовывать инсценировку своей смерти? Есть много положительного в том, чтобы я остался Ларсом, принял бы наследство Гостомысла. Что я смогу сделать в интересах российского государства? Во-первых, могу создать развитую по нынешним меркам промышленность. Это небольшая проблема. Наладить технологические процессы выплавки чугуна и стали не так сложно, как кажется на первый взгляд. Да одна мартеновская печь может быть сделана моими силами в считанные дни. Во-вторых, могу задать направление развития дипломатии и наук, используя послезнание. Не в мелочах, конечно, но в целом – справлюсь. Военная политика – здесь я полный профан. Можно долго размышлять, что способен сделать инженер-металлург в древнерусском прошлом, но главным остается вопрос – а нужно ли мне это все? Ответ очевиден. Нет, конечно. Это огромный груз ответственности не только за своих возможных приближенных, но и за целую страну. И ради чего? Оставить след в истории? Кто из правителей российского государства считается великим? Иван Грозный? Петр Первый? Сталин? Да они же все были жесткими и волевыми людьми. И все они были личностями, которых обвиняли во всех смертных грехах. А оно мне надо?! Я не хочу занимать место Рюрика, я не в состоянии сделать даже малую толику того, что сделал в свое время он. Это время жестоких людей с точки зрения современного человека. К примеру, смогу ли я убить всех жителей деревушки, если они восстанут против моей власти? Безусловно, нет.
А если говорить о высоких материях, то мой основной стимул к бегству это не сбежать в поисках лучшей доли, а прежде всего не навредить истории России. Если Рюрика не призовут, как пойдет российская история? У меня нет ответа на этот вопрос, да и не хочу даже пытаться искать ответ. Вот так я красиво прикрыл свое трусливое бегство.
Да и кто сказал, что я смогу занять место Рюрика? Я ведь помню только то, что Гостомысл сделал князем Рюрика после смерти всех своих сыновей. А были ли эти смерти одномоментными – я не помню. Значит, есть вероятность того, что моя смерть еще впереди. И она не будет инсценировкой, а вполне может быть реальной. Может такое быть? Есть вероятность? Конечно, есть. Причем очень может быть, что именно так и произойдет.
Решено. Инсценировке смерти – быть!
Что делать после? Брать Эсу в помощницы и бежать до самой Византии. Там в цене изобретатели. А уж если не получится, то не стоит забывать, что Константинополь сейчас – финансовая столица этого региона. Имея неплохие знания в области экономики и финансов, без куска хлеба точно не останусь. Итак, с этим тоже решено.
Дело осталось за малым. Нужно умереть. Фу, как некрасиво звучит.

#1 Фетюк – оскорбительное для мужчины слово (прост.).

Глава 4
Хольмгард, весна 826 г. от Рождества Христова
Проанализировав свои поступки и убедившись в правильности своих помыслов, я с чистой совестью направился на ужин к Гостомыслу. В доме отца уже собралось достаточно народа, человек двадцать. Наверное, праздник какой-то. Я сел возле дядюшки Радомысла. Сокол подошел чуть позднее и умостился рядом со мной. Он то и дело пихал меня в бок, подначивая рассказать про моих ночных гостей женского пола. Вот же пиявка приставучая. Посмотрел бы я на поединок между Соколом и Эсой. Сила против ловкости.
Сокол, не добившись от меня никакой реакции, переключился на разговор об оружии. Он считал мой выбор оружия глупостью. Как я понял, это давний спор между учителем и учеником. Ларс выбрал меч вместо хвалимого Соколом топора. И чем больше Сокол рассказывал про достоинства и недостатки этих видов оружия, тем больше я становился на сторону Сокола. Меч хорош против воинов с некачественной или вовсе отсутствующей броней, а топор как колющее, а точнее, пробивающее оружие, незаменим против хорошей брони. В Византии люди могут позволить себе качественную броню, поэтому лучше переменить свои взгляды и согласиться с Соколом, пусть учит бою с топором. Сам он, если не хвастает, отличный боец на топорах.
Учитель по секрету рассказал, что завтра с утра выдвигаемся с посольством к вятичам. Радомысл уже все приготовил. Гостомысл указания раздал. В пути надо будет попросить Сокола поднять мне уровень владения топором. Вернее, не поднять, а получить хотя бы какие-то знания в этом боевом искусстве. А с учетом моего нулевого уровня владения оружием, Соколу придется пожалеть о том дне, когда все-таки смог меня уломать освоить варяжский топор. Бедный Сокол. Даже жаль его. Немножко.
Повернувшись к дяде, я попытался узнать подробности посольства к соседям, но ничего путного не услышал. Он отмахивался от меня, как от назойливой мухи. Вредный старикан.
Довольно быстро насытившись вкусной и питательной едой, я начал присматриваться к гостям. За непродолжительное время я уже начал запоминать некоторых постоянных посетителей отцовского дома, его соратников. Непонятно было только странное положение двух женщин среднего возраста, которые помогали Руяне приносить еду на стол. Можно было бы предположить, что это помощницы или служанки, но иногда они довольно откровенно приобнимали Гостомысла, причем без какой-либо ревности со стороны Руяны. И это было удивительным. Неужели она совсем без собственнических чувств? А может, они наложницы? Да нет, не может быть.
Из любопытства я спросил у Сокола об этих женщинах. Тот сначала удивился вопросу, но потом, вспомнив, наверное, что я немного того, с поехавшей памятью, рассказал кое-что, заставившее меня слегка подзависнуть. Одна из них, та, которая постарше, оказалась первой женой Гостомысла, мать трех его погибших сыновей по имени Ньеруна. Она слегка нервная, с резкими движениями и колючим взглядом. А вторая, моложе, это третья жена – Софья, скромная и очень милая. Моя мать – вторая жена этого легендарного князя.
Это получается, что многоженство здесь разрешено. Поэтому моя мать нормально реагирует на их притязания в адрес отца. Вот же папаня жеребец.
Ньеруна, заметив мой интерес к себе, как-то поджалась вся и недовольно отвернулась. Она сидела возле Гостомысла. Женщина что-то сказала проходившей мимо нее девушке, помогавшей подносить еду, и та стремглав сбежала. Вот что за невезенье, на пустом месте неприятности нахожу. Какая кошка пробежала между Ларсом и первой женой Гостомысла? Кстати, а как ее называть? Старшая мама? Жуть.
Постаравшись больше не разглядывать никого, я уткнулся в тарелку, разжевывая подвернувшийся под руку кусок мяса с пряностями. Но это не спасло. Меня потянули за рукав, привлекая к себе внимание. Девушка, которую окликнула Ньеруна, протягивала мне что-то похожее на лютню. Я недоуменно смотрел – сначала на девушку, потом на музыкальный инструмент, опять на девушку и снова на лютню. Со стороны это выглядело глупо, видимо.
– Гости мужа моего! Благодарствую вам, что пришли к нам и подняли кубки в честь сыновей моих, отдыхающих сейчас в Ирие#1 и вкушающих яства подобно великим воинам словенского рода-племени. – Ньеруна привстала со своего места с кубком в руке. – Мне помнится, у Ларса был дивный дар в ремесле, услаждающем слух.
Все присутствующие повернулись ко мне. Я не совсем понимал, что происходит, но то, что явно необычное – точно. Сокол мне на ухо прошептал что-то ободряющее, посоветовав не злиться и не прибить какую-то старуху.
– Позволим же единственному выжившему в той битве, – продолжила Ньеруна, – почтить славу погибших братьев. Сыграй, отрок!
Вот же змея. Это она из-за того, что я выжил, а ее дети нет? Я виноват в этом, что ли? Зачем же она так колко смотрит на меня с еле заметной усмешкой? Я понял, она знает, что у Ларса амнезия, и сыграть он не сможет. Видимо, таким образом она хочет меня поставить в неловкое положение, выставив неумехой, недостойным быть наследником. А вот выкусь, старая карга! Это, конечно, не гитара, но суть одна и та же. Эх, давно я не играл и не пел. В студенческие годы я давал жару, да так, что о-го-го! И не хвастаюсь я. Может, чуть приукрасил, но суть не поменялась.
Лютня имела пять парных струн. Пробежавшись по ним, я поднастроил их и задумался. А что же сыграть? Я не помню уже многого из того, что игралось раньше на автомате. И тут меня озарило. Есть одна шикарная баллада, которая в это время идеально впишется. А главное, она зайдет Гостомыслу и поставит на место неудачницу-провокаторшу Ньеруну. И я запел, ох, как я запел. А как сыграл! Во мне сейчас актер Безруков говорит. Баллада о трех сыновьях даже в мое время не оставляла никого равнодушным.
Когда я первый раз услышал это произведение, я был взволнован и наполнен эмоциями. Эта баллада в моем воображении рисовала настолько живые картины, что можно сказать, я посмотрел фильм. Яркий и красочный.
Я не ошибся в своем выборе. Я не злораден по натуре. Но перекошенное лицо Ньеруны было как бальзам на душу.
Гостомысл встал. Его глаза подозрительно блестели. Он хотел что-то сказать. Хватал ртом воздух и сдувался. Махнув рукой на свои попытки, он обошел стол и крепко прижал меня к себе. Звенящая тишина разрушилась под одобрительные крики гостей.
Мне стало стыдно за свой поступок. Даже как-то неприятно. Этот человек потерял троих детей и сегодня чуть не потерял последнего, а я тут песенки распеваю. Да он же собой прикрывал меня от лучника ценой своей жизни, дабы сохранить мою. Чувствую себя негодяем. В этом веке люди настолько открытые, что даже прожженному цинику из двадцать первого века должно быть стыдно. Здесь спор решается силой либо своим разумением справедливости. И я в это чистое и честное лезу своими грязными сапогами, материализовавшись из информационного века.
Наобнимавшись, отец поднял кубок за славных потомков словенского племени и яркое будущее нашего народа. Я же в расстроенных чувствах, стараясь не показывать свое настроение, под конец застолья покинул пирующих и направился в свою избушку. Сокол тоже пошел спать, напомнив мне о ранней побудке и поездке к вятичам.
Уже лежа в постели, я пытался осмыслить события сегодняшнего дня и проанализировать свое поведение. Мне нравится здесь. Если бы не постоянные покушения на меня, то было бы вовсе хорошо. С другой стороны, при удачной инсценировке своей гибели можно остаться и наблюдать за становлением Руси. Можно помочь Рюрику зародить массовое производство товаров и создать промышленность. Можно столько всего наделать, что ни один из династии Рюриковичей не сможет не восхититься делами своими. Так ни к чему и не придя в своих размышлениях, я вырубился, погружаясь в сладостную негу.

– Вставай, баляба! – Голос Сокола за дверью был полон злости. – Ларс, выходи, а не то сломаю дверь и лично брошу тебя в реку.
Я мигом проснулся. Мне кажется, этот тип не шутит. Лучше не провоцировать его на исполнение угроз. Одевшись под грозные окрики учителя, я выскочил наружу. Сокол стоял с ведром воды, явно собираясь окатить меня с головы до ног. Его странная поза мне не понравилась. Кажется, он еще не передумал совершить утреннее омовение моей бренной тушки. Я поднял руки вверх в классическом жесте сдачи в плен. Вроде бы убедил его в добрых намерениях, если судить по опущенному ведру и вредной ухмылке этого изверга.
Как оказалось, меня уже ждали у центральных ворот города. Когда подъехавший Сокол не увидел меня спозаранку, он направился ко мне с целью вытрясти дух, ну и заодно разбудить нерадивого ученика. Все это учитель рассказывал, пихая меня в незажившее еще ребро, не забывая сдабривать богатейшими матерными оборотами мою сонливость и вялость. Умыться толком мне не дали.
У ворот нас ждал дядя Радомысл и четверо варягов. У дядюшки была помятая физиономия, видно, что вчера он вдоволь пообщался с крепкими напитками. Молча кивнув на мое приветствие, мы тронулись в путь. Варяги держали под уздцы наших с Соколом коней.
Хольмгард расположен в живописном месте. В это время года природа наливается насыщенными яркими красками. Окружающие леса изобилуют разнообразием звуков. Рассвет на востоке только начал подкрашивать алым цветом вихрастые облачка. Дорога на юг петляла по лугам и лесам.
Ближе к полудню дядюшка оживился, чему явно способствовала кожаная фляга с подозрительной жидкостью, притороченная к луке его седла.
Меня же интересовала мысль об Эсе. По идее, она должна нас сопровождать. Вот только знает ли она о моем отъезде. Вот и проверим ее профпригодность.
Наше посольство должно дойти до пункта назначения дней за десять. Сокол обещал начать обучение вечером на привале. Кстати, мое согласие учиться бою на топорах его сначала насторожило, но, когда он понял, что это не шутка, его радости не было предела. Он даже хотел начать на ближайшей стоянке вдалбливать в меня азы топоромахания. Его энтузиазм меня немного напряг. Не погорячился ли я – покажет время. К счастью, дядюшка остудил пыл Сокола, так как на дневные остановки у него имелись свои виды. Мое недоуменное хлопанье глазами было скопировано и Соколом. Радомысл обещал брату вдолбить в меня основы дипломатии. Получается, что днем мой мозг будет насиловать дядя, а вечером мою тушку будет подвергать издевательствам Сокол. На ироничное замечание о подозрительно свободном утре ухмылки этих двух психов сказали больше, чем любые слова. Думаю, что не стоит лениться и нужно постигать их науки с должным рвением, иначе утро у меня свободным не будет.
На дневном привале я получил первый урок Радомысла в области дипломатии. Как ни странно, рассказывать он начал о вятичах, о тех, к кому мы направляемся в гости.
Словены и вятичи не были врагами, но и дружить эти племена не спешили. В прошлом году Гостомысл и вождь Ходот – это предводитель вятичей, договорились о возможном их вступлении в союз племен под рукой моего батюшки. Говорят, Ходот до последнего хотел эту договоренность блюсти. Но смерть моих братьев пошатнула позиции Гостомысла. Ведь его сыновья – это не только члены правящей семьи, но и, как уверяет дядя, славные воины. А Сигурд, старший сын Гостомысла, был и вовсе любимцем словенских богов. Что это значит, я не совсем понял. Но, кажется, это какой-то особый титул, который дается за выдающиеся лидерские качества и силу. Потеря сыновей в битве со злейшим врагом Гостомысла изменила политический расклад, а так же и вес союза северных племен. Ходят слухи, что из-за этого вятичи заняли нейтральную позицию и воздерживаются от вступления в союз. А злые языки поговаривают о переговорах с Гунульфом. Последнее, возможно, может негативно сказаться на нашей дипломатической миссии.
Из особенностей этого племени можно выделить их традицию ведения боя. Перед каждым сражением вятичи обнажают свои стопы и ведут бой босиком. Считается, что это позволяет им держать контакт с матушкой землей и питать от нее силы, энергию. Особо отмороженные представители этого племени даже зимой ходят на охоту босиком. В целом интересный народец. Радомысл с особым уважением рассказывал о них, чувствуется, что они ему нравятся.
Дядя неожиданно стал нахваливать красоту вятичских девушек. Он разглагольствовал о том, что словенскую кровь нужно разбавлять именно такой силой, вятичской. Сокол, услышав про неземную внешность представительниц этого племени, встал «в стойку». Вот уж кобелина, не ожидал. Думал, что его только топорики возбуждают. Радомысл, кстати, посоветовал ему отрастить усы, дескать, у дяди есть инсайд о том, что эта часть внешности является у вятичей признаком мужской силы. Сокол, покрутив воображаемые усы, хитро взглянул на меня и принял независимый вид. Это он так на меня глянул, наверное, из-за того, что у меня усы не намечаются, и я ему не конкурент в этом деле. Как есть кобелина! Ах да, повторяюсь, я его так уже обзывал. Все равно – кобелина.
После дневного урока дипломатии мы тронулись в путь. Вскочив в седло, мне показалось странным, что у седла есть что-то особенное, цепляющее глаз. Моя наблюдательность меня не подвела. На передней луке была привязана черная тряпица. Развязав ее, я прочел вышитую надпись руной «Эса». Это была единственная руна, выученная мной, спасибо Эстрид.
А вот и весточка о ее профпригодности. Хороша все-таки воительница. Спрятав послание в рукав, я невозмутимо пришпорил коня.
Стоит отметить, что наш путь лежал сначала в Смоленск, а после – в столицу вятичей, город Кордно. В Смоленске мы должны будем остановиться на пару дней, этот город находился аккурат посередине нашего пути.
Вечерняя тренировка на топорах мена разочаровала. Я думал, мы с Соколом начнем махать боевым оружием, а он заставил делать упражнения на укрепление мышц кисти. Учитель считает, что прежде чем брать в руки оружие, нужно дорасти до уровня его применения. В целом это логично. Но почему-то болели у меня не только мышцы рук, но и все тело. Запустил я его, как мягко выразился Сокол.
По окончании тренировки хотелось рухнуть прямо тут же, на лугу, что, собственно, я и сделал. Мы тренировались чуть в стороне от лагеря. Сокол, довольно посмеиваясь, бросил меня и отправился на боковую. Я прикидывал свои шансы доползти до спасительного огня. Вечера здесь прохладные, да и теплотрасса подо мной не проходила. Варяги охранники косились в мою сторону и незаметно, как они считали, скалились. Гордость не позволяла их попросить о помощи. Я лежал боком, облокотившись о землю.
И тут мне в затылок прилетел камешек. Я резво вскочил, адреналин в жилах бурлил. Чуть щурясь, я пытался разглядеть шутника. Это была Эстрид. Она махнула рукой и скрылась. А я сообщил спутникам, что отойду по нужде.
Я чувствовал себя киборгом. Передвигал конечностями, мысленно заставляя себя не споткнуться и не опуститься ниже плинтуса перед Эсой. Думаю, что она не оценит вялого и беспомощного сюзерена в качестве защитника. Все же какой-то плюс в этой ситуации есть. Под разгоном адреналина мне удалось встать после тренировки. Молодец, Эстрид. Главное, не проболтаться бы ей об этом.
– Ты похож на заморский сухофрукт. Курага называется, – пропела мой вассал, появившись ниоткуда.
Как у нее получается так двигаться, сливаясь с ночными тенями, – ума не приложу.
– С чего бы это я – курага?
– Да такой же сморщенный и кислый.
– Так курага вроде не кислая.
Эса удивленно приподняла бровь. Наверное, не каждый день ей встречается человек, который ел деликатесы этого времени. Какой у нас высокоинтеллектуальный разговор получается. Видимо, последнюю фразу я сказал вслух, потому что Эстрид залилась тихим смехом, соглашаясь со мной.
– Ладно, ученый муж, есть у меня к тебе предложение, – отсмеявшись, заявила она.
– Это что-то новенькое. Излагай.
– Я сообщу тебе очень интересные вести, а ты взамен выполнишь мою просьбу, когда будешь в Смоленске.
Хитрая бестия. Откуда она знает, что мы будем в Смоленске? Не имеет значения. Выясню позже.
– И что за просьба, которую ты сама не в состоянии воплотить? – попробовал я подколоть ее.
– Ничего особенного, зайдешь в гости к одному моему знакомому купцу и купишь у него вещь, – не повелась она на мой крючок.
– Вещь?
– Да, вещь.
– Я очень сомневаюсь, что у тебя нет помощников, которые могут это сделать. Почему я?
– Есть причины, – она потупила глазки, – поверь, я в этом случае могу довериться только тебе. Всему свое время. Я расскажу тебе. Обещаю.
– Ладно, уболтала, языкастая.
Хотелось бы знать подноготную этой просьбы. Надеюсь, что действительно расскажет.
– Так что за вести? – вспомнил я условие просьбы.
– Ах да. Ты знаешь, зачем нужен дяде в посольстве к вятичам?
– Я так понимаю, что ты сейчас мне это сообщишь.
– Ты, правда, не знаешь? – Эса картинно удивилась, но, увидев мое нахмурившееся лицо, перестала паясничать. – Хорошо, сообщаю: ваше посольство должно заключить союз с вятичами, а для того, чтобы союз стал крепким, ты должен жениться на дочери Ходота. Поэтому ты и нужен. Тебя будут сватать, как девку на выданье.
Твою ж растудыть. Да нет. Не может папаня так меня подставить. Дядя же не сам это придумал. А Сокол? Он знает и не говорит?
– Почему же мне об этом ничего не известно?
– Наверное, тебя хотят подвести под это. – Эса закатила глаза.
– Все равно. Если бы мне сказали, я, может быть, согласился.
– Сам-то веришь в это? Ты же вспыльчивый. Непредсказуемый. А если создать ситуацию, в которой женитьба решит все вопросы союза, то тебя будет легче уговорить. Ты же такой весь из себя правильный. Радеющий о благе племени.
– А тебе откуда знать, какой я?
– Ты для меня – раскрытая книга. – Она вновь закатила глаза.
Все равно не пойму. Могли же хотя бы намекнуть. Понятно, что я не пойду на этот политический брак. И для этого есть много причин, начиная с той, что не хотелось бы оставлять вдову, пусть и не настоящую, и заканчивая той, что я – не хочу. Может, она страхолюдина. Насколько я помню, идеалы красоты в этом времени несколько отличаются от моих представлений о прекрасном. Звучит немного коряво, но суть, я надеюсь, понятна. Не бывать этому. Обойдутся без женитьбы. Вспомнилась фраза Шурика: «Свадьбы… не будет». И рожица у меня сейчас, наверное, такая же.
Мы с моим вассалом разошлись после того, как договорились в Смоленске обсудить возможную инсценировку моей смерти. В лагерь я вернулся немного на взводе, но никому ничего не сказал, да и спали все, за исключением часового.
Утром мы вновь отправились в путь. Интересно, что в этом времени не особо много всяких разбойников, которые кишмя кишат в любой попаданческой литературе, которую я иногда почитывал. Есть, конечно, грабители караванов и просто всяческие отморозки, но они редки и зачастую нападают либо на заведомо богатого и слабого противника, либо из кровной мести. Кстати, кровная месть здесь очень распространена. Принцип талиона#2 – это основной постулат быта русских племен.
Наш путь к Смоленску не запомнился мне чем-то особым, за исключением уроков дяди и Сокола. Первый рассказывал про племена, населяющие нашу местность, а второй вдалбливал мне азы топоромашества. Дорога до Смоленска была наезженной. То тут, то там нам встречались путники. Некоторые были знакомцами Радомысла, и мы иногда часами ждали, пока дядя наговорится со встреченными товарищами. Иногда попадались небольшие отряды варягов. Они находились либо на службе у местных вождей, либо искали себе очередных клиентов. С Эсой мы больше не встречались, не было смысла, но иногда мне прилетал в головушку камешек под звонкий смешок воительницы. И она умудрялась это делать в то время, когда никого рядом не было. Вот вроде взрослая девушка и говор у нее интеллектуально насыщенный, но ведет себя иногда, как непослушная девчонка. И ведь не предъявишь ей ничего. Ее умение исчезать, словно какой-то скилл, особенность, которая не всем дана. Разок, конечно, я попробовал ее догнать после особо крепкого камушка, вот только это чуть не закончилось плачевно, я почти заблудился в чащобе. Благо это было под вечер, и огонь нашего лагеря меня выручил, послужив маяком. В следующий раз я не рискнул догонять Эстрид. Да и камни не столь больно бьют. Иногда.
В полдень шестого дня мы приблизились к Смоленску. На горизонте виднелся город немного больше Хольмгарда. Дядюшка подгонял коней, наверное, из-за того, что во фляге вчера закончилось его задорное пойло. Скачет алкоголик за новой порцией.
Смоленск меня не особо удивил. Город занимал выгодное географическое положение на берегу Днепра. Через него проходил древний торговый путь из варяг в греки, связывающий север с Черным морем. Смоленск уже сейчас являлся крупным торговым центром русских земель. Этот город был столицей славянского племени кривичей, которые славились как искусные ремесленники и строители. Кривичи владели секретом сверхпрочного кирпича, и уже сейчас часть сооружений в городе была построена из него. Архитектура, конечно, отличалась от новгородской, но в целом те же избы и хижины. Но ближе к центру города кирпичные сооружения встречались все чаще. Крепостные ворота, правда, помонументальнее виденных мною в Новгороде.
Инстинктивно я ожидал увидеть людей с картин Васнецова и иже с ним. Думал, что девушки должны быть в кокошниках, а мужики в лаптях и рубахах со старорусским орнаментом. В Хольмгарде такого не было, и я посчитал это неким исключением. Здесь же тоже меня настигло разочарование. Одежда людей была скорее практичной и удобной. Наиболее распространен был кафтан. А купцы почему-то всегда были в красном одеянии. Это, видимо, признак богатства – красный цвет.
В центре города находился детинец, это что-то вроде местного кремля, кстати, тоже из кирпича. Удивительным было наличие таверн, вернее, здесь они назывались харчевнями. Туда и направил свои стопы дядюшка. И мы за ним паровозиком.
Остановились мы в харчевне «У Васюты». За стойкой, судя по всему, сам Васюта. Дородный детина с бородой-лопатой и раскосыми глазами. Дядя с ним быстро сторговался о постое и еде. Как сказал нам Радомысл, надобно кости остудить и желудок усладостить.
В Смоленске мы пробудем два дня. Послезавтра на рассвете продолжим наше путешествие. Сегодня отдыхаем, а завтра каждый сам по себе. Это не мои слова, это все дядя вещал. Раз сам по себе, значит, займемся делами нашими насущными. Эса, надеюсь, сегодня заскочит ко мне на ночь. Пошловато звучит. Если бы не клятва эта, я бы приударил за красоткой. А так – не то, будто буду пользоваться своим привилегированным положением ее сюзерена, это сродни молчаливому насилию.
До вечера я побродил по городу, особо пытаясь никуда не вляпаться, причем во всех смыслах. Здесь хватало как лошадиных яблок, так и лиц с жутковатыми лицами. Теперь понятно, куда все разбойники стекаются. В городах шансов присмотреть тяжелую мошну купцов будет больше, чем на простой дороге.
Промаявшись бездельем в ожидании вечера, я вернулся в харчевню. Там уже набилось народа, как кильки в бочке. Моя компания в обнимку с охранниками варягами распивала хмельные напитки и, судя по раскрасневшимся мордам, находилась в изрядном подпитии. Не маленькие детишки, не набедокурят, я думаю. Поэтому с чистой совестью поднялся в свою комнату. Надо отметить, что я и дядя получили одноместные номера, наверное, из-за статуса родственников Гостомысла.
В ожидании Эсы я прилег на кровать и уснул. Дорога верхом на лошади кажется только в первые часы езды чем-то интересным и приятным. Через три-четыре часа начинается жуткий дискомфорт. А через полдня пятую точку так натирает, хоть вой. Через день езды начинаешь ненавидеть седло, а через два дня возникает желание пристрелить лошадку, несмотря на любовь к любой животинке. Поэтому усталость взяла свое, и я наглым образом вырубился.
Мне снился какой-то бред. Будто я был великаном с огромной головой. И у меня в ноздрях поселилась стайка пушистых кроликов, которые там устраивали ралли. Нестерпимо хотелось чихнуть и выселить этих няшных негодяев. Только жалость останавливала от этого действия. Наверное, мне удалось победить свою любовь к зверькам, и чихнул я знатно, что называется, от души.
Проснулся я как раз от своего чиха. Свет от полной луны освещал мою скромную обитель. Напротив моей кровати у противоположной стены сидела Эса. Так обычно маленькие дети сидят, растопырив ножки в стороны, попой опираясь об пол. Выражение лица моего вассала было на грани между возмущением и растерянностью. В руке она держала белое перо. Откуда только она его достала?!
Сложив свой сон, чихание и перо, можно предположить, что эта мелкая проказница по имени Эстрид ковырялась в моем носу этим самым пером. То ли мой чих был слишком неожиданным, то ли она не предполагала такой моей реакции, но в итоге оказалась на полу, наверное, не случайно. Не мог же я ее отправить в полет своим богатырским чихом?
Эса невозмутимо вскочила, поправила свою одежду и незаметным движением спрятала перышко. Вот как она это делает? Куда она дела вещдок совершенного преступления – пытки носа сюзерена?
– Я рада, что смогла тебя разбудить, спишь ты, словно глухой и бесчувственный медведь в зимней спячке, – вежливо обронила воительница.
– Ковыряние в моем носу – это называется «смогла разбудить»?
– Не понимаю, о чем ты, – сделав лицо кирпичом, парировала она.
Едва сдерживая смешок, я вальяжно сел на кровати и взглянул на нее. Эса, закатив глаза, отвернулась. Кажется, она тоже прячет улыбку.
– Ладно, молодец, что разбудила, – пробубнил я.
– Цени свою боевую подругу, Ларс. – Она повернулась ко мне, в ее глазах искрили смешинки.
– Зачем будила? Я так сладко спал. – Зевая и потягиваясь, я с прищуром ее разглядывал.
Эстрид в своем обтягивающем одеянии выглядела сногсшибательно. Плащ, застегнутый фибулой, скрывал от глаз тонкие изгибы сильной, но женственной фигуры девушки. Если бы можно было воплотить в жизнь понятие «хищная грация», то это про нее – про Эсу. Волосы, собранные в хвостик, спадали с плеча и скрывали на кончиках вплетенные острые иглы. Если это просто украшение, то оно выглядит странно. Не удивлюсь, если оно используется в качестве оружия. Эстрид – очень опасная штучка. И это совмещение детской непосредственности с дикой и хищной внешностью поражает до глубины души.
– Ты обещал исполнить мою просьбу, когда приедешь в этот город, – вмиг стала серьезной Эса.
– Я весь внимание. Целый день ждал, чтобы услышать, чего же такого мне надо сделать для тебя, чего ты сама не выполнишь.
– Ага, с таким воодушевлением ждал, что аж уснул от нетерпения, – подколола она.
– С кем не бывает? – Я смущенно улыбнулся.
– Ты обещал.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Итак, – Эса вздохнула, набирая воздух в легкие, – у меня есть брат…
– Я помню, убийца моих братьев.
– Нет, не этот. – Эса снова вздохнула.
– Да говори уже как есть, не тяни кота за причинное место. У тебя есть еще один брат?
– Да.
– И? – Воительница подозрительно смутилась. – Мне пытать тебя, чтобы узнать твою просьбу? Ты издеваешься?
– Его зовут Ага. Моего брата. Младшего. Его забрали в плен. Он – заложник обязательств Гунульфа перед некоторыми влиятельными людьми из Царьграда. Мой младший брат находится здесь, в Смоленске. Если ты поможешь мне его освободить, то я буду у тебя в неоплатном долгу. Помоги мне, Ларс, – всхлипывая, она прошептала все это.
Мне казалось, что эту девушки ничто не может сломить, и уж тем более заставить плакать. Она смотрела на меня с каменным лицом. Ее глаза подозрительно блестели под лунным светом. Хотелось вскочить и прижать ее, успокоить и пообещать стереть полмира ради нее. Но из-за того, что я не знал, как она отреагирует, я застыл как истукан.
– Прости, – Эстрид легким движением смахнула слезинки, – просто Ага, мой брат, это единственное, что у меня осталось от семьи. Он необычный, не такой, как все. Ты потом поймешь. Он очень добрый, и его легко обидеть.
– Сколько ему лет? – с хрипотцой в голосе просипел я.
– Двадцать. Дело не в возрасте. Он очень добрый и умный.
– Ладно, спасем мы твоего братца. Где он сейчас?
– В доме смоленского воеводы.
– Есть у тебя какие-то мысли, как его освободить? – Эса посмотрела на меня с благодарностью и некой долей уважения, когда я не обратил внимания на такое препятствие, как воевода Смоленска.
Почти час мы обсуждали с воительницей сложившуюся ситуацию с ее братом. Оказывается, Ага стал заложником у византийских купцов в обмен на некую сумму денег от них Гунульфу, который, кстати, на эти средства собрал армию и флотилию, разгромившие моих братьев и обескровившие военный потенциал словенского племени. По идее, Гунульф легко мог бы стереть с лица земли Хольмгард, если бы словены не были в союзе с другими северными племенами. С политической точки зрения, Гунульф на своей земле разгромил набег соседа и имеет право ответить так же. Вот только ситуация патовая. Убийство Гостомысла принесет ему больше проблем, чем игнорирование словенов. Откуда Гунульф узнал о набеге отца, и каким образом он успел собрать войско – Эса не знает, но предполагает наличие предателей в стане словенов. Гунульф ненавидит своего младшего брата, но всячески это скрывает как раз для такого финта – отдать родную кровь в заложники за золотую монету.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71318464?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.