Главная страница | Шпионские детективы | Корж идет по следу

Корж идет по следу
Михаил Петрович Костин
Тайный фронт
Великолепные навыки оперативной работы, чутье контрразведчика и помощь советских граждан помогает капитану Коржу обезвреживать диверсантов, заброшенных на территорию СССР во время Великой Отечественной войны.
Классическая шпионская повесть эпохи «Хрущёвской оттепели». Когда можно было относительно откровенно и подробно рассказывать о деятельности чекистов во время Великой Отечественной войны. Но в книге «Корж идет по следу» оперативно-розыскная деятельность Лубянки показана слишком реалистично. Из-за этого в СССР это произведение напечатали лишь один раз – в 1957 году и больше не переиздавали.

Михаил Костин
Корж идет по следу

Тайный фронт


© Костин М.П., 2024
© ООО «Издательство Родина», 2024

Часть первая

Донесение
В два часа ночи капитан Корж был вызван к начальнику Управления.
В просторном кабинете комиссара Новикова царил полумрак. Окна были наглухо зашторены плотными светомаскировочными портьерами. Большая люстра, когда-то заливавшая ярким светом весь кабинет, теперь висела под потолком без лампочек, тускло поблескивая старой бронзой. С первого дня войны Новиков обходился одной настольной лампой и лишь во время совещаний, проводившихся в его кабинете, разрешал включать стенные плафоны.
Новиков сидел за столом, устало откинувшись на спинку кресла. В руке его дымилась папироса, но он, видимо, забыл про нее. Он только что вернулся из дальней и трудной поездки, даже не успел побриться и переменить китель. Худощавое лицо его сегодня выглядело еще более осунувшимся, под глазами появились темные круги – свидетельство бессонных ночей и напряженной работы.
Корж доложил о приходе. Новиков, перегнувшись через широкий стол, протянул ему крепкую, сухую ладонь.
– Здравствуйте, Алексей Петрович. Садитесь, закуривайте.
Он протянул ему пачку «Казбека». Папироса попалась жесткая, Корж долго и старательно разминал туго набитый табак, стараясь не порвать гильзу.
Новиков, щурясь от дыма, не спускал глаз с Коржа, словно впервые видел перед собой этого крепкого, широкоплечего человека, с простым, открытым лицом и умными, пытливыми глазами.
Корж ему определенно нравился.
Алексей Петрович уже около месяца вел большое дело, которое очень интересовало начальника Управления. Его нужно было кончать как можно быстрее. Правда, не все тут зависело от Коржа и людей, работавших в его группе, но, тем не менее…
Теперь для Коржа совершенно неожиданно явилось новое серьезное задание.
– Алексей Петрович, как идет дело Оливареса?
Корж недовольно поморщился то ли от дыма, то ли от неприятного для него вопроса.

Дело Оливареса
Около месяца тому назад (точнее, 16 мая) двое пареньков из деревни Тарасовки, Заозерного района, ночью возвращались домой с районного комсомольского актива. Ночь была тихая. С полей веяло прохладой, цветущие сады наполняли воздух пряным ароматом. Ребята шли молча. До обеда они работали в поле, потом, наскоро закусив и переодевшись, пешком отправились в Заозерное, что лежит в восьми километрах от Тарасовки. Там провели остаток дня на активе, а вечером остались посмотреть новую кинокартину. Они порядочно устали, и сейчас им не хотелось даже разговаривать.
Неожиданно в небе послышался чуть уловимый рокот моторов. Постепенно он становился отчетливей, приближаясь с запада. Ребята остановились, прислушались… Вот самолет прошел почти над их головами, и оба ясно услышали вибрирующий, с каким-то подвыванием звук моторов.
– Васька, – воскликнул один, – да это же немец летит!
– Похоже…
– Точно он!
Ребята невольно повернули головы на звук, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в ночном небе. Но там лишь слабо мерцали звезды…
Вдруг оба они заметили какие-то смутные тени, медленно опускавшиеся над лесом. И обоих сразу осенила страшная догадка:
– Парашютисты!
– Диверсанты!
Забыв про усталость, комсомольцы со всех ног пустились в деревню. Один побежал будить председателя колхоза, другой помчался за секретарем партийной организации.
По телефону немедленно передали сообщение в районный отдел НКВД. Позвонили в соседние села и деревни. Туда, где не было телефона, выслали коннонарочных.
На рассвете бойцы колхозных истребительных батальонов и оперативная группа чекистов с двумя розыскными собаками широким кольцом оцепили лес и начали его прочесывать.
Один парашют нашли в зарослях молодого ельника. Он был свернут наспех, кое-как. Второй с обрезанными стропами висел на ветвях сосны. Еще два были обнаружены в лесном болоте.
Собаки взяли след и уверенно повели по нему.
Вскоре задержали первого диверсанта. Вконец измученный погоней, он свалился за сосной и открыл огонь. Но, сделав три выстрела и видя, что ему все равно не уйти от многочисленных преследователей, бросил пистолет. Высоко подняв грязные, исцарапанные руки, он вышел из-за сосны и хриплым, прерывистым голосом попросил:
– Не убивайте, сдаюсь.
Еще двоих загнали в небольшой овраг. Они отчаянно сопротивлялись и в перестрелке были убиты.
По следу четвертого собаки вывели оперативную группу к лесному озеру. На песчаном берегу остались, четкие отпечатки больших мужских ботинок, подбитых гвоздями с выпуклыми шляпками. Шаг был широким, торопливым, – очевидно, человек слышал шум погони и уходил именно от нее. Отпечаток его левой ноги западал глубже. Это говорило о том, что человек – хромой. След вел прямо в воду.
Проводники пустили собак вокруг озера и на другой стороне обнаружили выходной след. Значит, диверсант не пожелал тратить драгоценное время на обход и переплыл озеро. Собаки снова повели, но уже в прибрежной осоке потеряли след и заметались беспомощно…
Ни в этот день, ни в последующие четвертый парашютист так и не был пойман.
У одного из убитых в рюкзаке оказалась портативная радиостанция, крупная сумма советских денег, советские, но явно поддельные документы на имя некоего Ветрова и сухой паек на два-три дня, состоявший из нескольких плиток шоколада, пищевых концентратов и фляжки спирта. По всей вероятности, он был радист. Труп его обыскали особенно тщательно в надежде найти код, по которому он собирался работать. Но поиски оказались тщетными – радист, видимо, знал шифр на память. У остальных, кроме оружия, документов и дешевых сигарет без марки, ничего не обнаружили. Как был снаряжен четвертый – осталось неизвестно…
Новиков поручил вести следствие Коржу.
Алексей Петрович прежде всего поинтересовался личностью задержанного.
– Я русский, – ответил тот. – Родом из Орловской области. Фамилия – Сазонов.
– Как вы попали в Германию?
– В сорок первом году в боях под Мозырем меня взяли в плен…
– Взяли или вы сдались добровольно? – уточнил Корж.
– Именно взяли. Я был оглушен взрывом, контужен…
– Продолжайте.
– Четыре месяца я находился в полевом лагере. Затем меня отправили в Германию, в Равенсбрук. Если б вы знали, что это за лагерь, в Равенсбруке!.. Каждое утро мы хоронили умерших от истощения или до смерти забитых охранниками. Жутко вспомнить! Я тоже не надеялся протянуть долго… Мне предложили пойти в разведывательную школу, и я дал согласие.
– Но вы же прекрасно знали, что рано или поздно вас пошлют в Россию как шпиона, как диверсанта.
– Конечно, знал. Но я хотел не только выжить, а и каким угодно путем вернуться сюда…
– Вот как! Так почему же вы начали отстреливаться, когда вас брали в лесу? Казалось бы, следовало поступить наоборот: бросить оружие и самому выйти навстречу облаве? А?..
Сазонов молчал, опустив голову.
– Чему вас обучали в школе?
– Главным образом подрывному делу. Затем знакомили с устройством парашюта и управлением им в воздухе. Но я не успел закончить курс.
– Почему?
– Вечером пятнадцатого мая меня и моего лагерного приятеля Ветрова срочно вызвали к начальнику школы Ланге. От него мы получили приказ: сопровождать в русский тыл двух разведчиков, обеспечить их безопасность при высадке и проводить до места назначения.
– Куда именно?
– Нам не сказали. Об этом знал только руководитель группы. Мы поступали в полное его распоряжение. После, если все сойдет благополучно, он должен был заплатить нам по пять тысяч рублей и отпустить на все четыре стороны.
– Опишите внешность руководителя.
– Я даже и не видел его как следует. Знаю только имя или кличку: Оливарес. Больше ничего. Нам выдали в школе оружие и документы, посадили в машину, доставили на аэродром. Те двое уже сидели на своих местах. В кабине было темно, я различил лишь смутные силуэты фигур. Который из двух был начальник, какое у него лицо, как одет, – ничего не знаю. В определенном месте мы выбросились, а остальное вам известно.
Таким образом, допрос не помог не только розыску, но даже выяснению личности пропавшего. А по всей вероятности, именно он и был Оливарес.
Специальная группа продолжала вести поиски, но пока безрезультатно. Были приняты меры на случай, если у скрывшегося имелась запасная рация. Днем и ночью радисты Управления прослушивали эфир, надеясь услышать условный шифр. Но позывных не было… Об этом Корж и доложил начальнику. Новиков задумался. Потом решительно ткнул окурок пепельницу, придвинул к себе папку с бумагами.
– Ладно, Алексей Петрович, раньше времени нос вешать не будем. Мы встретились, видимо, с матерым, травленым волком, но все равно никуда он от нас не уйдет. Кто руководит поисковой группой?
– Мой помощник, лейтенант Грачев.
– Очень хорошо. Значит, вы без ущерба делу можете покинуть город на несколько дней.
Новиков взял из папки лист бумаги и протянул его Коржу.
– Это срочное донесение сержанта Стрельцова из Клинцов. Прочтите его.
Алексей Петрович быстро пробежал написанное и удивленно поднял брови.
– Что? – усмехнулся, глядя на него, Новиков. – Довольно необычно, а?..
– Действительно, – согласился Корж.
– Вот какие неожиданные сюрпризы преподносит нам война. Простите, Алексей Петрович, вы где работали в тридцатых годах?
– В период коллективизации?
– Да.
– Уполномоченным ГПУ.
– А местность?
– В этой же области, только на селе.
– В раскулачивании принимали участие?
– Приходилось.
– Ну и как, все шло тихо, спокойно?
– Не совсем.
– Ага! Я не случайно вспомнил прошлое. Мне лично кажется, что преступление в Клинцовском районе как-то связано с событиями прошлых лет.
– Вы имеете в виду месть за старое?
– Может быть…
– Понимаю.
– Я поручаю это дело вам. Когда вы можете выехать в Клинцы? Машина ждет в гараже.
Корж взглянул на часы. Стрелки их показывали без пяти минут три.
– Через полчаса я буду в дороге.
– Отлично. Желаю успеха. Если явятся какие-либо затруднения или потребуется помощь – немедленно звоните. Донесение возьмите с собой, приобщите его к материалам следствия.
Корж вернулся к себе в кабинет. Из шкафа достал небольшой чемодан. В нем было полотенце, мыло, зубная паста, папиросы и спички. Кроме того, лежал фотоаппарат, походная лаборатория с набором химикатов, различной фотобумаги и пленки. Ко всему перечисленному Алексей Петрович добавил немного писчей бумаги, положил перочинный нож. Кажется, ничего больше не могло понадобиться. Хорошо бы, конечно, захватить на дорогу хоть пару бутербродов, но буфет был закрыт. Ладно… Он проверил пистолет, взял запасную обойму. Переоделся в гражданский костюм и вызвал Грачева.
– Я уезжаю, лейтенант, в Клинцы. Вот, возьмите ключ от стола.
– Надолго, Алексей Петрович?
– Как управлюсь.
– Что там случилось, если не секрет?
– Прочитайте, – Корж подал ему донесение.
В нем сержант Стрельцов сообщал:

«В ночь на 13 июня 1942 года в колхозе «Привольная жизнь» (село Степаново, Андрейковского сельсовета) неизвестными лицами уничтожен фруктовый сад. Вырублено более двухсот яблонь, порублены и вытоптаны все ягодники. Веду следствие. О результатах сообщу дополнительно».

– Ничего не понимаю! – развел руками Грачев. – Кому понадобилось такое?..
– Значит, кому-то понадобилось.
Корж позвонил домой. Жена его работала медицинской сестрой в госпитале, но сегодня была свободна от дежурства, и Корж надеялся застать ее дома.


«О том, как пионер Сеня диверсанта привел к нефтебазе.
Сбился, мальчик, я с пути…
К нефтебазе как пройти?
Диверсант фашистский зол:
Пионер его провел».

Однако к телефону никто не подошел. Корж перебрал номер, долго прислушивался к настойчивым продолжительным гудкам, но так и не дождался ответа. Придется заехать, узнать, в чем дело. Вызвал из гаража машину. Дома его ждала записка.

Алеша! Пишу второпях. Только что прибыл санпоезд, и начальник госпиталя всех мобилизовал на разгрузку.
Обед в духовке. Меня сегодня не жди.
Настя.

Алексей Петрович задумчиво повертел листок в руках, потом взял лежавший на столе карандаш и написал ниже:
«Настя! Я уехал в командировку на несколько дней». Улыбнулся и приписал: «Обед в духовке».

Пропажа на пристани
В десять часов утра Корж был в Клинцах.
Хотя ему удалось немного подремать в машине, все же усталость после длительного пути, пролегавшего исключительно по проселочным дорогам, давала себя знать. Шофер «жал на всю железку» (по его собственному выражению), и сейчас у Алексея Петровича от непрестанной болтанки ныли бока, немного сводило ноги.
Клинцы – богатое село, славившееся чудесными яблоками и ягодами, – расположилось на правом, гористом берегу Волги. Его почти совсем не было видно с реки. Всю «кручу» – так здесь называли берег над пристанью – занимал большой, буйно разросшийся парк, любимое место отдыха клинцовских жителей и особенно молодежи. За парком лежало шоссе, потом начинались сады и лишь за ними – строения и улицы села.
Шофер, в отличие от Коржа уже бывавший в этих местах, уверенно вывел машину к райотделению НКВД, помещавшемуся в белом двухэтажном доме, недалеко от рынка. Ворота были открыты, и Корж приказал заезжать прямо во двор.
Первое, что попалось Алексею Петровичу на глаза, когда он, растирая затекшие ноги, вылез из машины, была лошадь, запряженная в легкую повозку. В повозке сидел сержант Стрельцов, собиравшийся, видимо, вот-вот выехать со двора.
Корж направился к нему. Сержант недоуменно поднял брови и поспешил спуститься на землю.
– Товарищ капитан, здравствуйте!
– Здравствуйте. Вы куда собрались?
Стрельцов улыбнулся.
– Еду в Степаново.
– Ах, вот как!.. – Корж стряхнул пыль с лацкана пиджака. – Придется поездку отложить. Я как раз приехал по поводу степановского сада. Пройдемте к вам, я только возьму чемодан из машины.
Стрельцов пожал плечами.
Честно говоря, узнав, зачем приехал капитан Корж, он и обрадовался и обиделся. Значит, там, в Управлении, не особенно-то верят в его способности, если сразу же выслали на место старого, опытного работника.
Как все молодые и по возрасту, и по работе люди, не познавшие еще горечи неудач, сержант Стрельцов был немного излишне самонадеян и явно переоценивал свои способности. Дело, связанное с порубкой сада, не казалось ему ни серьезным, ни трудным.
– С чего начнем, Алексей Петрович? – спросил Стрельцов после того, как они поднялись к нему в кабинет, и Корж, поставив в угол чемодан, присел на диван и закурил папироску. – Я предлагаю сейчас позавтракать.
– Предложение дельное. Но мне сначала нужно почистить костюм и умыться. Есть у вас щетка? Ну и пылищи на дорогах! Видели машину? Серая. А из города мы выезжали на черной.
После завтрака Корж попросил Стрельцова рассказать о случившемся.
– Прежде всего, где находится сад? Вероятно, не в самом селе?
– Нет. Примерно километрах в двух от него, на берегу Волги.
– Я так и предполагал. Иначе хоть кто-нибудь да услышал бы стук топоров. Сторож есть в саду?
– Да. Но в эту ночь его не было на месте.
– Почему?
Стрельцов вынул из уже заведенного дела протокол допроса сторожа.
– Вот, прочитайте его показания.

Быхин Илья Матвеевич, семидесяти одного года от роду, уроженец села Танайки, Елабужского района, Татарской Автономной Республики. Сторожем в колхозе «Привольная жизнь» работает три года. За последнее время чувствовал сильное недомогание и в конце концов 12 июня решил обратиться за помощью к врачу. Утром он отпросился у председателя и пошел в Клинцы (5 километров от села). На дорогу потратил не меньше двух часов. (Стариковские да больные ноги шибко не бегают.) Часа три, если не больше, ждал приема к врачу. После осмотра почувствовал себя очень плохо и, боясь свалиться где-нибудь на дороге, решил заночевать в Клинцах. Попросился в какой-то дом недалеко от амбулатории. Его пустили. Отдохнув, он еще до рассвета ушел домой. Сад нашел уже вырубленным.
Вопрос: На какой срок вы отпрашивались у председателя?
Ответ: Только сходить в амбулаторию и обратно.
Вопрос: Значит, вы рассчитывали вернуться в этот же день?
Ответ: Да, я так и сказал, что к вечеру приду непременно.
Вопрос: Но прийти не сумели?
Ответ: Совсем занедужил. Пришлось ночевать.

– Вы проверяли, был ли Быхин у врача? – спросил Корж Стрельцова.
– Да, у меня есть официальная справка.
– А факт ночевки?
– Тоже проверял. Быхин останавливался в доме восемнадцать по Огородной улице.
– Что из себя представляют хозяева?
– Абсолютно ничего подозрительного. Старушка пенсионерка с дочерью и внучкой. Дочь работает бухгалтером в райзо. Муж ее – на фронте.
– До этого они знали Быхина?
– Нет. Пустили просто из сострадания. Когда он ушел обратно, даже не слышали, – спали.
– Ну, ладно. Что за колхоз в Степанове?
– Крепкий, богатый. Передовой в районе. Народ очень дружный, работают хорошо.
– Председатель?
– Захар Иванович Солодов. Руководит артелью со дня организации. Коммунист, орденоносец.
– В армию его не взяли?
– Годы вышли. Ему уже шестьдесят два.
– Жители все – местные уроженцы или есть пришлые? Сейчас, может быть, живут эвакуированные?
– Нет, все коренные старожилы. Ни пришлых, ни эвакуированных в Степанове нет.
– А как же Быхин? Ведь он из Татарии.
– Он проживает в районе около пяти лет.
– В протоколе допроса говорится только о трех годах.
– Это те, что он проработал в Степанове. А до этого Быхин был пастухом в Беклемишеве, затем полевым сторожем в Лужках, работал где-то еще, но где – я пока не знаю.
– Почему он ушел из Беклемишева и Лужков?
– Не могу сказать. Я не спросил. Старик он дряхлый, больной, на допросе еле сидел.
Корж понял, что ему самому придется выяснять этот вопрос.
– В ночь на тринадцатое никто из посторонних в Степанове не ночевал?
– Нет. В колхозе заведен порядок: немедленно сообщать в правление о каждом новом человеке, будь то родственник, гость или случайный прохожий.
– А ночью можно пройти через село незаметно?
– Вряд ли. Сторожа дежурят у складов и ферм, на пожарной вышке и у мельницы. Кроме того, по селу патрулируют три группы по два человека из колхозной военизированной дружины.
– Ого! У них есть даже такая! Из кого она состоит?
– Молодежь, подростки.
– Кто руководит?
– Кузнец Антон Бурдин. Прошел всю империалистическую и гражданскую, так что дело знает.
– Двенадцатого никто из жителей села не отлучался?
– Кроме сторожа сада Быхина и ребятишек, ездивших в ночное, никто.
– Ребятишки ездили в ночное, – задумчиво повторил Корж. – Это тоже интересно. Вы, случаем, не знаете, где они были?
Стрельцов улыбнулся.
– Очень хорошо знаю. До войны сам туда частенько ездил. Отменная рыбалка с бредешком.
– Вот как!
– Да, – продолжал Стрельцов. – Ниже села, если идти по течению Волги, есть небольшая луговина с озером. Рыбы в нем!.. Прямо хоть ложкой черпай. А кругом очень хорошая сочная трава. Но косить ее нельзя – мешают кочки, кустарник. И вот, чтобы она не пропадала, там и пасут по ночам лошадей.
– Как я понял, луговина расположена уже за садом?
– Совершенно верно.
– Далеко от дороги?
– Не очень.
– Могли бы ребята услышать или увидеть, что происходит на дороге? Например, идет кто-нибудь или едет?
– Право, не знаю. Если не спали…
– Вы беседовали с ними?
– Да что они могут рассказать? Как пекли картошку в углях или ловили рыбу…
Корж недовольно покачал головой.
– Это вы зря, сержант. У ребятишек глаза острые, и, зачастую, они видят больше, чем на их месте увидел бы взрослый. Обязательно нужно будет с ними потолковать… А можно пройти в сад, не заходя в село?
– Кругом поля. Рожь.
– В ней-то как раз и удобно подобраться незаметно. Вы не смотрели, – может, протоптан след?
– Вот, сегодня собирался туда…
– Н-да… – Корж помолчал, задумчиво барабаня по столу пальцами. – Мне нужна карта района. Я хочу подробней знать расположение Степанова и окружающей его местности.
– Сейчас принесу. – Сержант встал, но в это время в дверь постучали. – Войдите! – громко сказал он.
В кабинет вошел дежурный райотделения и с ним длинный, как жердь, бородатый мужчина в потертом бушлате и видавшей виды, помятой фуражке с якорьком на околыше. Дежурный кивнул на него:
– К вам, товарищ сержант.
– Я вас слушаю, – обратился Стрельцов к посетителю.
Тот снял с головы фуражку и, переступив с ноги на ногу, смущенно произнес:
– Тут такое дело, товарищ начальник… Я, значит, водолив с пристани. Может, слышали: Трофимов Ефим Сидорыч.
– Ну-ну, в чем же ваше дело заключается?
– Да как бы вам сказать…. Лодка у нас пропала. Казенная… Только-только получили новенькую, покрасить даже не успели…
– Так вы с этим обратитесь к начальнику милиции. Расследованием краж и розыском похищенного занимаются они.
– Я уж был там, да начальник уехал по району.
Корж включился в разговор:
– То есть как пропала? Украли, что ли?
– Кто ее знает. Пропала – и все. Позавчера была, а вчера хвать! – и нету.
«Позавчера… Это же, значит, двенадцатого…» – Корж невольно насторожился.
– Вот это ловко! – усмехнулся Стрельцов.
– То-то что здорово! – вздохнул водолив.
– Расскажите-ка подробней, как это случилось.
– Да тут такое дело, что никаких подробностей и нет. Чего ж… Была лодка, привязанная к мосткам веревкой. Утром встали, глядь: веревка тут, а лодка – тю-тю! Вот и все.
– Кто и куда в последний раз плавал на ней? – задал вопрос Корж.
– Я, в тот же день за тальником ездил на ту сторону.
– Корзинки, что ли, плетете? – высказал догадку Корж.
– Приходится. Время тугое, хоть чем-нибудь мало-мало перебиваться нужно. Меняю на картошку, на молоко. Кто чего даст. Да и корзинки-то ведь не ахти какие, по мастеру. Только от нужды делаю, а бабы берут, потому как больше достать негде. Ну, выходит, и выручаем друг дружку…
– Когда вы вернулись, в какое примерно время?
– А пес его знает, сколько было по часам. Я не смотрел. Но уж сумерки спускались.
– Лодку вы разгрузили тут же или оставили тальник до утра?
– Разгрузил.
– Весла убрали?
– А как же. На место положил. На носу пристани.
– Они целы?
– То-то что нет! И их забрали…
Корж удивленно пожал плечами.
– Значит, кто-то ночью ходил по пристани, брал весла, отвязывал лодку, выводил ее из-под мостков, и никто из команды ничего не слышал. Как же это так?.. Пьяные, что ли, все были?
– Ни боже мой! – запротестовал водолив. – Я уж не помню, когда мы и пробовали эту штуку. За день намаешься туда да сюда, – и без вина спишь как мертвый.
– А вахтенный что делал?
Водолив опустил глаза и беспокойно переступил ногами.
– Ну!
– Да… тут такое дело… – извиняющимся тоном продолжал водолив. – Вахту стоял Петька, матрос. Молодой еще, только-только семнадцать лет исполнилось. Ну, понятно, что к чему…
– Пока абсолютно нет.
– Оказывается, к нему дивчина, зазноба его приходила в ту пору, и они, значит, посидели недолго на корме, покалякали. И вот в это время, я так думаю, вся неприятность и произошла…
– Ну и ну! – покачал головой Корж. – Прямо удивительно, как все складывается. А почему вы вчера не заявили о пропаже лодки?
– Да некогда было. Я, как увидел, что ее нет, пошел вниз по реке, километров пятнадцать отмахал. Может, мол, доехал кто куда нужно и бросил ее у бережка. Только нет, не нашел. А вверх этот ходил, Петька. Тоже пустой явился. Вот уж сегодня я и решил заявить.
– Верхом или низом берега вы шли?
– Верхом. У воды местами топко, да и ключи бьют.
Больше у Коржа вопросов не было.
Стрельцов сказал:
– Напишите заявление о случившемся. Будем искать вашу лодку. Только обязательно укажите все ее приметы, даже самые незначительные.
Водолив ушел.
Стрельцов отправился за картой.
Корж закурил, встал с дивана и подошел к окну.
По улице, вымощенной булыжником и густо припорошенной у обочин сенной и соломенной трухой, медленно двигалась пустая подвода. Мальчишка возчик, вытянув руки с вожжами, шел рядом с телегой. «Трясет на камнях, вот он и слез», – почему-то подумал Корж. За телегой, опустив голову и высунув от жары большой, красный язык, лениво плелась лохматая собака. Она то и дело отставала и тогда, подобрав язык, торопливо трусила вдогонку. Людей на улице было мало, лишь у магазина толпилась небольшая очередь.
Алексей Петрович в задумчивости смотрел, кажется, в одну точку, но глаза сами собой видели и замечали многое, происходящее за окном. Вот они заметили двух мальчишек напротив. Словно бойцовые петухи, они наскакивали друг на друга, размахивая кулаками. «Чертенята, – усмехнулся Корж. – И ведь спорят-то наверняка по пустякам». А вот из ворот отделения вышел водолив. Постоял, скручивая цыгарку, и неторопливо направился к магазину. Спросил что-то в очереди, махнул рукой, отошел. Пройдя несколько шагов, обернулся, посмотрел на окна райотделения и, как показалось Коржу, зло сплюнул. Рывком нахлобучил фуражку на самые глаза и широким шагом направился в переулок, ведущий к реке.
Вернулся Стрельцов.
Алексей Петрович, тщательно перерисовал на лист бумаги интересующий его участок карты и со слов сержанта условными знаками пометил, где находятся сад, поля колхоза и луговина с озером, «битком набитым рыбой».
– Ну вот, – удовлетворенно проговорил Корж, окончив рисунок, – теперь я не заплутаюсь в окрестностях Степанова.
Стрельцов спросил:
– А разве мы не вместе отправимся туда?
– Нет, вам лучше остаться здесь. Мне почему-то не нравится история с той лодкой. Пропала в ночь на тринадцатое… Нигде ее не нашли… А река – неплохая дорога, особенно ночью. Никто увидит, никто не услышит…
– Вы думаете?! – Стрельцов не договорил.
– А вы?
Стрельцов покачал головой.
– Может быть…
– Вот именно. Самым серьезным образом займитесь лодкой, водоливом, вахтенным матросом, всеми, кто прямо или косвенно окажется причастным к этому делу.
– Хорошо. Когда вам приготовить лошадь для поездки? Хотя у вас машина.
– Я пойду пешком. Выйду в сумерки, чтобы как раз к ночи быть в Степанове..

И пеньки иногда говорят…
Алексей Петрович неторопливо шел к Степанову. За клинцовской околицей дорогу с обеих сторон обступила густая высокая рожь. Корж шагал посредине колеи и, пока позволял свет, внимательно присматривался, нет ли где входа в посевы. Но хлеба тянулись сплошной стеной, без меж, без тропинок через них. А потом догорела заря, как-то сразу потемнело, и теперь Алексей Петрович следил лишь за дорогой, белевшей под ногами.
Скоро впереди на взгорье темными силуэтами по светло-серому фону неба выступили крыши домов, потянуло чуть уловимым запахом жилья. Где-то вдалеке несколько раз пролаяла собака и смолкла.
Неожиданно около самой дороги словно из-под земли выросло небольшое приземистое строение. Корж подошел ближе. Он разглядел станок из бревен и кучей наваленные у стены бороны, плуги, колеса. Кузница. Значит, уже околица села. Здесь должна быть другая дорога, ведущая по задам к фермам, конному двору и мельнице. Корж решил пройти немного по ней, а потом каким-нибудь переулком выйти сразу в центр села. Он обогнул кузницу и чуть не упал, запнувшись. Под ногами загремело железо. Корж мысленно выругался: «Тьфу, черт! Чуть не с барабанным боем являюсь. Переполошу всех…» Но кругом было тихо. Даже чуткие собаки не обратили внимания на шум.
Узенькой тропинкой, сжатой по бокам плетнями, Алексей Петрович вошел в улицу. Через несколько шагов его окликнули:
– Гражданин, остановитесь!
Корж сделал вид, что не слышит, и продолжал путь. Сзади раздалось уже громко и властно:
– Гражданин!
Пришлось остановиться.
К нему приблизились двое пареньков пятнадцати-шестнадцати лет. У одного из них в руках Корж разглядел ружье. Патруль…
– Куда идете?
– В Степаново. Ищу председателя колхоза.
– А чего ж за огородами бродите? Мало места на дороге?..
– Сбился в темноте.
– Вы что, не здешний?
– В том-то и дело, что я из города. Если интересуют более подробные сведения, могу сообщить: агроном-садовод из областного земельного управления. Приехал к Захару Иванычу по важному и срочному делу, вот и приходится плутать ночью.
Объяснение неизвестного рассеяло подозрения ребят. Погибший сад, гордость и радость колхоза, был у всех на уме в эти дни, а тут приехал агроном.
– Идемте, – сказал один из пареньков, видимо старший наряда. – Тут недалеко. Ты, Серега, походи один, я скоро, – обратился он к напарнику и повел приезжего.
Корж приостановился.
– А удобно ли беспокоить человека так поздно? Может, лучше переждать мне до утра в правлении?
– Что ж вы там на голых лавках будете спать? Идемте, ничего. Да и дядя Захар не лег еще, минут пять не больше как прошел с планерки.
Они подошли к какому-то дому. Поднялись на крыльцо, и паренек постучал в дверь. В сенях послышались грузные шаги, от которых заскрипели половицы. Густой, немного с хрипотцой голос спросил:
– Кто там?
– Это я, дядя Захар, Володька Тарасов. Тут к вам агроном из области приехал, я и привел.
Звякнул крючок, перед Коржем распахнулась дверь.
– Милости прошу. Только осторожно, тут еще ступеньки.
Корж посветил карманным фонариком, подождал, пока председатель запирал дверь, и прошел следом за ним в просторную и чистую кухню.
Солодов занимался еще делами. Семилинейная лампа горела в полную силу, на столе лежали счеты, какие-то бумаги, стояла чернильница.
– Присаживайтесь, – пригласил он гостя, продолжая стоять в какой-то выжидательной позе. Был он высок ростом и крепко сложен, и только глаза, видимо, начинали сдавать: на большом мясистом носу красовались старенькие очки в железной оправе. Смотрел он из-за стекол открыто и просто, а под густыми пушистыми усами, совсем не тронутыми сединой, казалось, таилась лукавая и вместе добродушная усмешка.
Корж предъявил ему удостоверение личности. Председатель посмотрел его и сдвинул очки на лоб.
– А чего же Володька наплел мне про агронома?..
– Так я назвался ребятам, чтобы не было лишних разговоров на селе.
– Тогда, простите, по какому же вопросу?..
– Мне поручены поиски преступников, погубивших сад.
– Вон что-о!.. – многозначительно протянул Солодов и вдруг спохватился: – Чего же я стою как пень!.. Раздевайтесь, умывайтесь с дороги, я пока ужин соберу. Жены у меня нет, обычно дочка хозяйничает, а сейчас спит уже. Ну, да мы и сами управимся.
– Вы бы не беспокоились, ничего не нужно.
– Как это так! – Председатель уже убрал бумаги и ставил на стол стаканы и кринку с молоком. – Значит, теперь не Стрельцов будет вести следствие?..
– Хватит дела и ему, – неопределенно ответил Корж.
Во время ужина Алексей Петрович выяснил кое-какие подробности, интересовавшие его, потом спросил:
– Вы сами никого не подозреваете?
– Что вы! Кто же на свое кровное руку подымет!..
– Это хорошо, если такая уверенность в людях. Но… всякое бывает…
– Может быть, не спорю. Только я подумать ни на кого не могу. Просто не нахожу таких…
– Ладно, Захар Иваныч, продолжим наш разговор завтра, сегодня поздно уже. Только уговоримся заранее: с утра вы покажете сад, а потом мне нужно побывать в Беклемишеве и Лужках. Это далеко?
– Не очень. Съездите на лошади.
– И еще: пусть я так и буду считаться агрономом-садоводом, как назвался ребятам. Вы поняли?..
– Хорошо. Ну, допивайте молоко, я пойду приготовлю вам постель.
* * *
Сад колхозники разбили на крутом, обрывистом берегу Волги. Отсюда далеко были видны луга с синими блюдечками озер, густо поросших по берегам тальником. Широкой голубой дорогой лежала внизу спокойная и величавая Волга. Весело стуча плицами, по ней бежали белые пассажирские пароходы, медленно, с тяжело груженными караванами, проплывали буксирные. Далеко-далеко за лугами синели в дымке леса.
Здесь стояла тишина, лишь изредка нарушаемая криком пролетающих чаек. Да еще разливались трели жаворонка в небе, и в траве задорно звенели кузнечики.
Подъезжая к саду, председатель глубже на лоб надвинул фуражку и тяжело, как-то горестно вздохнул.
– Вы что, Захар Иваныч? – спросил Корж.
– Верите ли: ходить сюда не могу. Как взгляну на пеньки, – сердце кровью обливается. Ведь столько труда людского прахом пошло!..
Приехавших встретил сторож.
Это был небольшого роста тщедушный старичок. Лицо его густо заросло седой, давно не чесанной бородой, над маленькими, как у хорька, глазами свисали лохматые брови. Одетый в черную потертую рубаху и такие же, заплатанные на коленях штаны, заправленные в худые стоптанные валенки, он ходил немного ссутулясь, время от времени покашливал и придерживал правый бок.
Председатель хмуро произнес:
– Здравствуй, Матвеич. Вот, с агрономом приехали посмотреть.
Сторож поклонился, что-то буркнув в ответ, и принялся привязывать лошадь к ограде. На Коржа взглянул мельком, но жадно и быстро ошарил всю его фигуру, словно пытаясь оценить человека и, главное, угадать, кто он таков.
Корж не торопясь начал тщательный осмотр.
Сад с трех сторон был огорожен частой деревянной изгородью. Четвертая сторона выходила прямо к обрыву над Волгой и там ограда была ни к чему; ни козы, никакая другая скотина оттуда не могли забрести в сад. Сторожка стояла у изгороди, обращаясь окном и дверью в сад. Сзади и с боков ее окружали густо разросшиеся кусты бузины, почти совсем закрывавшие второе окно, боковое. Все свободное пространство перед сторожкой сейчас было завалено стволами яблонь и груш с пожелтевшими, сухими листьями.
Корж направился в глубину сада. Он внимательно рассматривал каждый пенек, и по следам, понятным ему одному, читал историю происшедшего.
После осмотра он мог с уверенностью сказать, что сад рубили, по меньшей мере, двое. Пеньки были разные по высоте, одни выше, другие ниже. Значит, один из преступников был высок ростом. Ведь он рубил не нагибаясь, как удобней. Он не заботился о выходе древесины, ему нужно было лишь погубить дерево. Срезы высоких пеньков, – а их Корж насчитал подавляющее большинство, – были гладкие, из-под острого топора, с двух-трех ударов. Значит, в основном рубил кто-то большой и сильный, другой только помогал ему. И еще одну важную деталь подметил Корж на пеньках. Все срезы имели наклон в сторону сторожки. Это совершенно ясно говорило, что рубку начали от реки.
Закончив осмотр, Алексей Петрович вытер платком потный лоб и вышел на обрыв, к Волге.
– Жарко, Захар Иваныч.
– Да, припекает. А вы еще в темном костюме.
– Эх, сейчас бы выкупаться хорошо! Вы как на это смотрите?..
Председатель покрутил головой.
– Ой, нет! Я свое откупался. Теперь разве что только в горячей бане, с березовым выпаром.
– Да вода же теплая.
– Нет, нет. Если хотите, идите один, а я посижу здесь. Идите. Мы пока покурим с Матвеичем.
– Ну, дело ваше. Я мигом…
Корж спустился к реке. Сняв пиджак, он медленно побрел по прибрежному песку, словно выбирая место.
– Тут везде хорошо, дно чистое, – покричал ему председатель.
Корж кивнул головой и продолжал идти.
Берег из песка и мелкой гальки был ровный, омытый волнами. У самой воды на нем отпечатались чуть заметные следы тоненьких лапок трясогузок. На мелководье в песке виднелись длинные прямые борозды – это проползли моллюски. Стайки мальков толклись на легкой волне и, словно ртуть, упавшая на пол, мелкими искрами разлетались в разные стороны при появлении Коржа.
Внезапно Алексей Петрович остановился.
По отмели от воды тянулся глубокий и четкий след киля лодки…
Алексей Петрович даже присвистнул от неожиданности. «Вот какой дорогой подобрались к саду. Просто и незаметно. Интересно, та ли это лодка, что пропала на пристани, или какая-то другая?..»
Корж нисколько не сомневался, что след оставлен именно в ночь на тринадцатое, – днем двенадцатого прошел грозовой ливень, он бы смыл его, если бы сюда приезжали раньше. След длинный – лодку вытаскивали далеко на берег, чтобы ее не унесло волной. Значит, приплывшие на ней отлучались на продолжительное время.
Корж обернулся к тому месту, где остались председатель и сторож, но за кустами, росшими по обрыву, их не было видно. «Очень хорошо», – подумал Алексей Петрович, достал из кармана аппарат и сфотографировал след.
Итак, многое становилось ясным. Конец от клубка был в руках Алексея Петровича. Сейчас требовалось осторожно, чтобы нигде не оборвать ниточки, размотать весь клубок. «Постараемся сделать это со всей аккуратностью», – про себя проговорил Корж и, быстро раздевшись, с разбегу бросился в прохладные воды реки.
Вернувшись к председателю, он ничего не сказал про след на песке. Зачем? Да и рядом сидел сторож, густо дымя большой козьей ножкой. Его Алексей Петрович спросил:
– Так вы, значит, с Камы, Илья Матвеич? Елабужский?
– Танаевский, – проворчал тот, не поворачивая головы.
– Это все равно. Рядом. Да, красивые там места, я бывал. Одно Чертово городище чего стоит!
– Что за диковина такая? – поинтересовался Солодов.
– Башня из дикого камня. Старая, мохом вся поросла. Стоит на высокой обрывистой горе над самой пристанью. Я читал, что она осталась от крепости древних болгар, когда-то очень давно селившихся по берегам Камы. Так вот, если идти в Танайку берегом, дорожка как раз мимо этой башни. Вы давно оттуда, Илья Матвеич?
Сторож словно не слышал вопроса. Он медленно поднялся с земли, проворчал, ни на кого не глядя:
– Пойду соображу поесть чего-нибудь…
Корж проводил его пристальным, внимательным взглядом. Солодова спросил:
– Он всегда такой неразговорчивый?
– Всегда. Живет как бирюк, на отшибе, вот и разучился, видно, говорить.
– Захар Иваныч, меня интересует, почему вы никого не послали в сад двенадцатого июня взамен ушедшего сторожа?
– Так он же к вечеру обещал вернуться.
– Сам обещал или вы его просили?
– Сам. Заверил меня, что непременно придет.
– А вы понадеялись и не проверили?
– Не то что понадеялся, а закрутился с делами и совсем забыл про него. Да ничего никогда не замечалось за Быхиным…
* * *
Разговор с беклемишевским председателем происходил с глазу на глаз. Вот что он рассказал:
Шесть лет тому назад общее собрание колхозников решило завести высокопродуктивное молочное стадо. Еще с осени организовали краткосрочные зоотехнические курсы, капитально отремонтировали коровники, начали заменять местных малоудойных коров породистыми красногорбатовками. И, наконец, экономя при каждой возможности, скопили восемь тысяч рублей и приобрели быка-производителя. Когда его привели и поставили в отведенное стойло, все село перебывало на ферме, чтобы своими глазами увидеть Красавца, – так единодушно колхозники назвали быка.


На выпасах Красавец не ходил в общем стаде. У него было свое место для прогулок, ухаживал за ним постоянно бычар. Но однажды ночью, видимо, испугавшись чего-то, Красавец начал метаться и в щепы разнес стойло. На другой день его пришлось делать заново, а быка временно пустили в стадо, которое пас Быхин.
К вечеру в село прибежал подпасок с известием, что бык пал.
Ветврач установил, что Красавец объелся молодой рожью.
Обида колхозников на Быхина, не доглядевшего за Красавцем, была настолько велика, что ему предложили убраться из колхоза.
В Лужках биография степановского сторожа пополнилась сведениями другого характера.
Здесь Быхин охранял хлеб в полях. Но однажды не доглядел, и по неизвестной причине сгорел лучший, сортовой участок яровой пшеницы площадью в несколько гектаров.
Быхина уволили и отсюда.
Оба эти факта были довольно интересны, и Алексей Петрович записал их для памяти в блокнот.

Разговор у костра
Вечером Корж намеревался поговорить с ездившими в ночное ребятишками. Но дочка Захара Ивановича, посланная за ними, никого уже не застала дома – все опять ускакали в луга. Корж огорчился.
– Поговорите завтра, – успокаивал его Захар Иванович. – Никуда они не денутся.
– Завтра будут другие заботы. А что, если мне отправиться к ним туда?..
– Только этого и не хватало! Неужто мало намыкались за день? Нужно еще ночь ломать. Бросьте-ка, право, эту затею да отдыхайте.
– Нет, Захар Иваныч, отдохнуть я еще успею, а дело не ждет. Пойду.
– Вот беда с вами! Это ведь километра три, если не все четыре.
– Ну и что?
– Да обратно столько же.
– Пустяки!
– И только из-за какого-то разговора с парнишками.
– А это уже не пустяки.
– Много путного они вам расскажут!
– В нашей работе каждая мелочь важна. Пойду, не уговаривайте.
Председатель махнул рукой:
– Как хотите, дело ваше. Тогда возьмите хоть лошадь. В седле-то ездите?
– Умею.
Захар Иванович сходил в чулан, принес брезентовый плащ:
– Оденьте, а то ночью прохладно в полях, да и от реки сырость.
Корж поблагодарил.
На конном дворе ему вывели председательского жеребца Орлика. Алексей Петрович взял из рук конюха седло:
– Дайте-ка я сам.
Конюх недоверчиво посмотрел на него:
– А сумеете?
– Как-нибудь, – улыбнулся Корж и ловко вскинул тяжелое, военного образца седло на спину коня.
Конюх придирчиво следил за всеми его действиями, а после сам тщательно проверил седловку. Придраться было не к чему. Он, удовлетворенно хмыкнув в бороду, заметил:
– Стремена, вроде, коротковаты.
– Ничуть. Как раз по мне.
– Ну, коли так, то в добрый час.
Корж выехал со двора.
Орлик бежал резвой размашистой рысью, словно знал, что впереди его ждет сочная трава и целая ночь отдыха. Алексей Петрович мерно покачивался в седле, думая о своем.
Закат еще не померк, на западе горели и никак не могли догореть оранжевые полосы вечерней зари, а с востока серой пеленой надвигалась короткая летняя ночь. Над землей курился туман – ложилась роса. За рекой кричали коростели. Из далекого бора чуть слышно доносилось тоскливое гуканье филина. Где-то на Волге по-деловому, басовито прогудел пароход.
Алексей Петрович придержал Орлика и достал папиросу. Спичка на короткое время ослепила глаза. После нее ночь показалась темней. Но это ощущение скоро прошло, и Корж по-прежнему довольно отчетливо видел дорогу, вплотную подступившие к ней поля и силуэты деревьев, маячивших впереди.
Скоро Алексей Петрович поровнялся с оградой сада. Здесь тишина не нарушалась ни шорохом, ни звуком. «Сторож, верно, спит. Караулить теперь нечего», – подумал Корж и оглянулся на сторожку. Ее окружала темнота.
* * *
Уха была готова. Котелок осторожно сняли с тагана и на его место повесили большой закопченный чайник. Ребята достали ложки, хлеб и кружком уселись у дымившегося душистым паром котелка.
В это время с дороги послышался конский топот.
– Кто-то едет, – поднял голову Васька Балахонов, четырнадцатилетний белобрысый парнишка, не по годам рослый и ловкий. Старшие в шутку называли его бригадиром ночного, но шутка шуткой, а Васька любил и знал свое дело и к работе приводил лошадей отдохнувшими, сытыми. Видя, что парень не ради забавы каждую ночь гоняет в ночное, правление стало начислять ему трудодни.
Топот приближался. Вот он стал глуше, значит, ездок свернул на луговину.
– К нам! – Васька отложил ложку, взял в руки старенькую берданку, лежавшую рядом, поднялся на ноги. – Э-эй, кто едет?!
– Свои! – долетело в ответ. Из темноты вынырнул всем знакомый Орлик. Но в седле сидел кто-то чужой, и ребята молча и настороженно смотрели на него.
– Здорово, хлопцы! – седок помахал рукой и, легко спрыгнув на землю, подошел ближе.
В свете костра ребята хорошо разглядели его.
Коренастый, широкоплечий, – плащ Захара Иваныча, что на нем, облегает его плотно, только немного длинноват. Темные глаза смотрят зорко и вместе с тем приветливо. Волосы гладко зачесаны назад, а виски, словно в зиму инеем, припушило сединой. На ногах ботинки – похоже, что городской.
– Можно к вашему огоньку?
– А вы кто такой? – спросил Васька.
Алексей Петрович взглянул на напряженные, выжидающие лица ребят и рассмеялся:
– Не узнали?
– Нет…
– Эх, вы, гвозди-козыри! А я у вас второй день гощу. Как же это так?..
– А вы к кому приехали?
– В колхоз, ко всем. В том числе и к вам. А остановился у Захара Иваныча.
– Я знаю! – обрадованно воскликнул один из мальчишек. – Вы из города?
– Да.
– Ночью пришли?
– Точно. Откуда тебе известно?
– Так вас же мой брат задержал, Володька.
– Было такое дело. Значит, мы уже знакомы. И после этого такая встреча!.. Ай-яй! А я думал: сейчас приеду к друзьям, рыбки с ними половлю…
Осмелевшие ребята громко расхохотались.
– Как раз успели!
– У нас уха уже поспела, а вы – ловить…
– Уха! – обрадовался Корж. – Так это же еще лучше! Прямо к горяченькому попал! Ловко! – он потер руки. – Угостите, что ли?..
– А чего ж! – по праву старшего за всех ответил Васька. – Милости просим! – и он широко улыбнулся, очень довольный тем, что вот и у них, мальчишек, нашлось чем угостить гостя из города.
Алексей Петрович расседлал Орлика и пустил пастись. Потом снял плащ, расстелил на свободное место рядом с Васькой. Ребята терпеливо дожидались его, сидя с деревянными ложками и ломтями хлеба в руках. Такая же ложка и большая ржаная горбушка были приготовлены Коржу.
Уха припахивала дымом, рекой, травами и еще какими-то неуловимыми вкусными запахами, которых никогда не имеет уха, сваренная дома, будь она даже из отборных стерлядей, а не из мелких окунишек, ершей и плотичек.
Ели молча. Пошмыгивая носами, ребята неторопливо и деловито черпали из котелка, подставляя под ложки куски, чтобы не капнуть на зеленую травяную скатерть. Весело потрескивал костер, где-то рядом всхрапывали невидимые в темноте кони, сонно поплескивала в берег река. На тагане, фырча и булькая, закипал чайник.
После ухи долго пили горячий душистый чай. Васька заварил сушеных листьев черной смородины, и сейчас запах из кружки в руках Коржа почему-то напомнил ему родную деревню, старый бревенчатый дом, в котором прошло детство, сад, густо заросший кустами малины, смородины, крыжовника, монотонное жужжанье пчел в знойном воздухе и бабушку, в ягодную пору с утра до вечера занятую варкой варенья. Как давно это было!.. Но вспоминалось словно вчерашнее, и казалось, что не капитан государственной безопасности – солидный и поживший на свете человек, – а все тот же, давнишний, босоногий Ленька Корж сидит у костра в ночном, в кругу друзей-приятелей. На исходе ночь, давно переслушаны и пересказаны все сказки, еле тлеет костер, и нестерпимо клонит в сон. Но спать нельзя – это закон. Нарушивший его обязательно проснется с физиономией, разрисованной дегтем. Его не смоешь мылом, не ототрешь песком, и тогда все в деревне узнают, что этот – плохой караульщик в ночном, у него запросто можно увести лошадь… Ленька сидит и, чтоб хоть как-нибудь отогнать от себя дремоту, до одури наливается чаем…
Алексей Петрович поставил кружку и, отдуваясь, лег на спину. Вытянул уставшие ноги, широко раскинул руки. Тело отдыхало, дышалось легко и привольно. Ни о чем не хотелось думать, ничего не хотелось делать, вот так бы лежать и лежать, слушать шелест травы, да без конца смотреть на черный бархат неба, расшитый ярким бисером звезд. Или уснуть крепко-крепко. «Но… – Корж рассмеялся про себя. – Попробуй, усни! Не довелось в детстве, так, чего доброго, сейчас проснешься похожим на негра из Бельгийского Конго. И ничего не поделаешь: ты на равных правах со всеми, у тебя на попечении Орлик…»
Ребята разбрелись по кустам и через некоторое время вернулись с охапками хвороста. Пламя костра с новой силой взметнулось в небо, веселые искры вперегонку летели в темную высь. Поляна ожила и повеселела.
– Ну, что ж, друзья, – обратился Корж к ребятам, – в молчанки будем играть или кто-нибудь сказку интересную расскажет? А?..
– Да у нас никаких новых нет, а старые не интересно слушать – все знают.
– Я-то не знаю. Может, мне как раз интересно будет.
– Э-э, нет! Тогда уж вы нам должны рассказать чего-нибудь, – проговорил Васька.
Корж посмотрел на него.
– Это почему же?
Васька хитро подмигнул ребятам.
– Нас много, а вы один.
Ребята одобрительно засмеялись. Не утерпел и Корж.
– Ишь ты, как ловко повернул. Хитрый парень!
– Чего ж тут хитрого – закон.
– Н-да, закон… Только я вот сказок-то почти не знаю.
Кто-то вздохнул:
– Эх, дедушки Тихона нет! Он как начнет рассказывать – страсть одна! Сидишь у костра: спереди жарко, а по спине мороз дерет…
– Ну, я так не умею, заранее говорю.
– А вы не обязательно сказку, может, историю какую интересную…
– Вот это другое дело, – согласился Корж. – Тогда слушайте…
Ребята теснее придвинулись к нему…
* * *
…Небо на востоке начало светлеть. Легкий ветерок пролетел над спящей еще землей, и молочные туманы медленно поплыли по темной глади Волги.
Алексей Петрович оглянулся и тихонько присвистнул. Он и не заметил, как все притихло кругом. Крепко прижавшись друг к другу, ребята спали у костра.
– Эге, вот так караульщики! Так они все проспят.
– А я-то на что! – сказал, приподнимаясь с земли Васька Балахонов.
– Да ведь один за всем не углядишь.
– Мышь не пробежит незамеченной, – с чисто мальчишеской убежденностью проговорил Васька.
– А вот к саду какие-то подлецы все-таки подобрались.
Васька нахмурился.
– Тут Илья Матвеич виноват… Он сторож, а ушел и бросил все. Мы бы караулили, так уж будьте уверены – сохранили бы.
– Конечно, сторож виноват. Я не оправдываю его. Но, может быть, и вам повстречались преступники, да вы просто не обратили внимания на них.
– Вы скажете тоже! – обиженно воскликнул Васька.
– Подожди кипятиться. Ты был тогда в ночном?
– Был.
– И ночь прошла спокойно?
– Как всегда. Никого и близко не было, только утром, совсем на свету, я пошел за водой к реке, а мимо проплыл на лодке какой-то рыбак.
«Так, так!» – насторожился Корж, но продолжал задавать вопросы, словно бы просто из интереса.
– Кто такой?
– Не наш. И лодка новенькая совсем, даже не крашеная. У нас таких нет.
– Какой рыбак-то из себя, не приметил? Может, пожилой, с бородой? – Корж вспомнил облик водолива с пристани.
– Нет, безбородый и не старый еще. Я хорошо лицо разглядел, когда он обернулся ко мне.
– Ты что же, окликнул его?
– Да..
– Зачем?
– Спросил, как рыбачилось.
– Ну, и… Что ответил?
– Ничего. Выругался и повернул лодку от берега.
– В какую сторону он плыл?
– Вниз по течению.
– Обратно не вернулся?
– Нет.
Корж помолчал. Потом задумчиво проговорил:
– Н-да… Ры-ба-к…
Васька, почуяв что-то неладное, настороженно глянул на Коржа.
– Вы думаете, что…
– Не знаю, Вася, не знаю, – торопливо прервал его Корж. – Трудно загадывать. Но… все может быть.
Васька растерянно моргал глазами.
Корж успокаивающе похлопал его по плечу:
– Ничего, Вася! Пусть будет даже «он». Все равно никуда не уйдет. Ничего…
Васька зло сверкнул глазами:
– Эх, если бы я знал!
– А что бы ты сделал?
– Застрелил бы, вот что!
– Ого! – улыбнулся Корж.
– Вы не смейтесь!
– И не думаю. Только ведь у «него» нашлось бы, пожалуй, чем ответить на твою берданку.
– Пусть. Все равно не упустили бы, нас вон сколько.
– Ладно, Вася, – успокоил Корж расходившегося паренька. – Что прошло – того не воротишь. Да может «он» и не виноват ни в чем. Мы ведь не знаем. Ничего… Ну, мне, пожалуй, пора обратно. Вы не поедете?
Васька взглянул на небо, на реку, на спящих ребят.
– Маленько покормим еще. Рано.
– А я поеду. – Корж поднялся на ноги. – Пойди, поймай Орлика…
Снова проезжая мимо сторожки, Корж оглянулся на нее и невольно придержал коня. Среди зарослей бузины мелькнул неяркий огонек из бокового окна. – «Вот те на! – удивился Корж. – Оказывается, бодрствует старик. Чего бы это он?..»
Алексей Петрович отъехал немного от сада и у придорожного куста спешился. Крепко привязал коня к ветвям, ласково похлопал по шее:
– Будь умницей, Орлик. Стой спокойно и жди меня.
Конь закивал головой, словно и впрямь понял наказ.
Осторожно ступая по траве, Корж приблизился к сторожке. Тихо раздвинул кусты бузины и заглянул в окно.
Быхин сидел, склонившись над грязным столом, цепко обхватив руками косматую голову. Перед ним стояла початая пол-литровка с мутной жидкостью, лежали обломанная горбушка круто посоленного хлеба и разрезанная пополам луковица. Сторожка освещалась фонарем «летучая мышь», подвешенным к потолку.
«Интересно, какой это праздник у него», – подумал Корж. Он поудобнее устроился в кустах и стал наблюдать.
Сторож долго сидел неподвижно. Корж подумал, уж не заснул ли он. Но вот Быхин шевельнулся, отнял правую руку от головы, потянул к себе бутылку. Минуты две бессмысленно смотрел на нее, потом решительно запрокинул голову и прямо из горлышка сделал несколько больших жадных глотков. Не притронувшись к закуске, снова уронил голову на руки…
Так прошло еще несколько минут. Алексей Петрович терпеливо ждал, что будет дальше.
В Степанове пропел петух. Ему ответил другой, третий, и вскоре ночная перекличка прокатилась по всему селу. Сторож поднял голову и прислушался. Снял фонарь и перевесил его к окну, обращенному к реке. Заднюю сторону его он прикрыл какой-то дощечкой, чтобы весь свет уходил в сад. Вернулся к столу, одним махом допил из бутылки, сунул в рот половинку луковицы и, с хрустом, совсем не стариковскими зубами разгрызая ее, кому-то яростно погрозил кулаком. Отдышавшись, после крепкого самогона, Быхин свернул большую козью ножку, подошел к окну. И пока до самого конца не догорела цыгарка, он стоял, прислонившись к раме, и неотрывно вглядывался в предрассветную муть, разрезаемую лучом фонаря.


Алексей Петрович начал догадываться, в чем дело. Но догадку следовало проверить. Он нагнулся и нашарил больший ком земли. Не спуская глаз со сторожа, кинул его на тропинку. Быхин вздрогнул и торопливо дернулся к двери!
– Кто? – спросил он негромко, выйдя в сад. Никто не откликнулся. Быхин постоял, прислушиваясь, повторил вопрос: – Кто ходит?!
Ночь молчала. Быхин вернулся в сторожку и перекрестился, оглянувшись на окно:
– Померещилось.
Так же осторожно Корж выбрался из кустов и вернулся к Орлику. Коршуном взлетел в седло и с места поднял коня в галоп.
– Ходу, Орлик, ходу! Не будем больше беспокоить старика…

Находки в сторожке
Итак, можно было строить вполне реальные, основанные на фактах предположения.
Правда, многое еще предстояло разгадать, выяснить и уточнить, но многое становилось уже сейчас определенным и ясным.
Теперь не оставалось сомнения в том, что в порубке сада принимал участие виденный Васькой «рыбак». Если предположить, что лодка была похищена в двенадцать ночи, пусть даже в час, то и тогда сильному гребцу достаточно получаса на путь от пристани до луговины. Но лодка прошла мимо нее уже засветло. Значит?.. Значит, она останавливалась в пути. Где? На этот вопрос абсолютно точно давал ответ след на берегу у сада. Порубка шла от реки. Об этом рассказали пеньки. Один из рубивших был здоровяк, другой, очевидно, пощуплей и ниже ростом.
Но кто эти люди? Откуда они? Что побудило их рубить сад? …
Ни Стрельцов, ни тем более Захар Иванович, отлично знавший всех в Степанове, никто из них не имел хоть мало-мальски обоснованных подозрений на местных людей.
Сторож Быхин?..
Кто он есть – Быхин? По словам других, по его собственному обличью и поведению – безродный старик, тихо и незаметно коротающий свою старость, помышляющий лишь о куске хлеба и пристанище. Предположим, что отравление быка в Беклемишеве, гибель хлеба в Лужках – случайности, в которых Быхин не виноват. Можно допустить, что отсутствие сторожа в саду именно в ночь порубки – тоже случайность. Но не слишком ли много «случайностей» для одного человека за такой короткий срок?
И еще одно обстоятельство заставляло Коржа пристальней присматриваться к Быхину. Зачем он вывешивает по ночам фонарь к окну в сад? Не сигнал ли это «тем», что пришли с реки и, может быть, придут вновь?
Но все-таки подозрения – еще не доказательства. А их нужно найти во что бы то ни стало и искать их следует в сторожке. Алексей Петрович предполагал найти там если не разгадку преступления, то, по меньшей мере, ключи к ней.
Вернувшись в Степаново, он попросил председателя:
– Захар Иваныч, необходимо сегодня удалить Быхина из сада часа на два-три.
Председатель удивленно посмотрел на Коржа, но ничего не сказал, только спросил:
– Под каким же предлогом сделать это?
– Подумайте.
– Н-да…
Председатель потер лоб, закурил.
Корж подсказал:
– Вызовите его сюда будто бы для назначения на новую работу. В конце концов, если не сумеете задержать разговорами, – сводите на фермы, на конный двор, куда угодно. Делайте вид, что подыскиваете ему место, и тяните время. Вот и все.
– Пожалуй, верно. Ладно, так и сделаем. Когда вызвать его?
– Давайте часов на двенадцать. Мне кое-что нужно сделать к тому времени и потом… хоть немного посплю.
– Не пришлось с ребятами-то?
– Какое там, – рассмеялся Корж.
– Небось, всю ночь сказки рассказывали?
– Было. Всякое было, – ответил Корж, не вдаваясь в подробности. – Так, значит, в двенадцать я буду в саду. Вы не забудете?..
– Ну, как можно!
* * *
Корж делал обыск не торопясь, но быстро, каким-то инстинктивным чутьем определяя степень важности осмотра того или иного участка.
Стены, пол и потолок лишь ненадолго привлекли его внимание. Здесь все было одинаково пусто, голо и прокопчено дымом.
Немного больше времени занял топчан. Алексей Петрович тщательно перерыл все тряпье, валявшееся на нем, осмотрел каждую щелочку в досках. И здесь, не было ничего интересного. Он нагнулся и начал выгребать на середину сторожки содержимое из-под топчана.
Первыми подвернулись засохшие, со стоптанными каблуками сапоги. Корж поочередно в каждый запустил руку, проверил, нет ли чего внутри. Осмотрев, отложил в сторону. За сапогами последовала какая-то рвань: не то перепревшие портянки, не то тряпки для мытья пола. Корж встряхнул их и отбросил в сторону. Туда же следом легли две метлы, черен от лопаты, грабли с наполовину выломанными зубьями, багор, вдрызг разбитые опорки и колесо от тачки. «Вот Плюшкин номер два», – подумал Корж о Быхине, осторожно перебирая никому не нужное барахло. Наконец в самом углу у стены Алексей Петрович нащупал рукоятки двух топоров и вытащил их.
Это была уже интересная находка.
С одного взгляда на топоры можно было безошибочно сказать, что они принадлежат разным хозяевам. Один из них был ржавый, тупой, со старым избитым топорищем. Другой – отточен по-плотничьи остро, аккуратно присажен на удобное, красиво выгнутое топорище с тремя выжженными на конце буквами. Эти буквы – ТЕС – заинтересовали Коржа. Что они могли означать? По всей вероятности, инициалы владельца. Но попробуй догадайся, кто он. Мало ли «Т.Е.С.» на белом свете. Но тут Коржу вспомнился водолив. Стоп, стоп!.. Как он назвал себя?.. Имя – Ефим, это точно. А фамилия… Топорков?.. Трофимов?.. Трофимов! вот как. Точно – Трофимов Ефим. Отчество можно и не знать. Ясно и так: топор этот – водолива. С ним он ездил за тальником, а после или оставил в лодке, или положил вместе с веслами, где его и прихватили. А второй несомненно принадлежал сторожу.
И снова встал вопрос: откуда у Быхина чужой топор? Можно, конечно, предположить, что старик просто позарился на вещь – топор хороший, пригодится… Ладно, все это выяснится. Сейчас нужно идти дальше, не тянуть время.
Алексей Петрович снова залез под топчан. На этот раз в другом углу, под грудой старых мочальных кулей, он обнаружил небольшой сундучок. Алексей Петрович шилом перочинного ножа открыл замок «щелкунчик» и приподнял крышку.
– Фи-ють! – невольно вырвался у него продолжительный и удивленный свист.
На самом верху, даже не завернутая ни во что, лежала пачка тридцатирублевок. Корж пересчитал их – оказалось ровно девяносто штук.
– Ничего себе! Две тысячи семьсот рублей!
Откуда взялись у сторожа такие деньги? Заработал? Навряд ли. Накопил? Нет, тогда купюры наверняка были бы разного достоинства. Значит, получил от кого-то сразу, кучкой. От кого? За что? Не за сад ли?.. Вот черт!..
Под деньгами лежал поношенный и смятый, но еще крепкий, черный бумажный костюм. Корж осмотрел его карманы и в одном обнаружил записку. Размашисто написанные карандашом слова в некоторых местах немного стерлись, но все же Корж разобрал письмо до конца.

Здорово, старикан!
Ты, наверное, и не думал уже увидеть меня в живых. А я наперекор всему уцелел и из краев, куда Макар телят не гонял, вернулся обратно. Пишу тебе наскоро и немного. Подробности расскажет Антон. Договоритесь с ним, как нам увидеться наедине. Предстоят серьезные и большие дела, в которых понадобится и твоя помощь. Можно очень солидно заработать. Мне Тошка рассказывал, как ты живешь. Ладно, старик, не горюй! И мы еще попляшем на чьих-то похоронах. Посылаю тебе на расходы три бумажки. Только смотри: осторожней с ними шикуй, а то раньше времени попадешь в тенета. Не вешай голову! Скоро увидимся и заварим кашу, которую сам черт не расхлебает.
Лешка.

Так! Вот откуда деньги. И было их три тысячи. Куда делись триста рублей? По всей вероятности, ушли на самогон, который Быхин пил ночью. Больше некуда. Но кто этот Лешка?.. Какое отношение имеет он к Быхину? За что отвалил ему три тысячи?.. Откуда взялся и какую кашу собирается варить?.. Почему нужно встретиться наедине?.. Что за посредник Антон?..
Из одной маленькой записки возникло множество вопросов и ни на один из них не было ответа.
Что ж! Пусть старик ждет гостей. Алексей Петрович тоже постарается повидать их…
Больше в сундучке ничего заслуживающего внимания не было. Корж переписал записку. Потом разложил все вещи по своим местам, привел сторожку в прежний вид. Топоры он не положил. Внимательно, через лупу, осмотрел лезвие каждого и задумался… Хорошо бы взять их с собой. Но это – риск. Вдруг сторож хватится их и не найдет. Тогда сорвутся все дальнейшие планы. Нет, так не годится. Нужно сделать по-другому…
Алексей Петрович забрал топоры и вышел в сад. Из кучи стволов, валявшихся у сторожки, выбрал два нужных. От одного из них отрубил кусок сантиметров в десять топором водолива, от другого – топором сторожа.
Чтобы не встретиться с Быхиным на дороге, Корж спустился к Волге и берегом направился в Степаново.
Он дошел до места, где был след на песке, и остановился, удивленный. Что такое?! След исчез… Алексей Петрович решил, что ошибся местом. Прошел еще немного вперед, вернулся назад, Нет, след пропал. Песок везде лежал ровный, обмытый водой. Но со вчерашнего дня стояла тихая погода, волны не могли далеко набегать на берег. Значит, кто-то смыл его… Кто? Определенно Быхин, только он!.. Корж усмехнулся:
– Догадался! Только слишком поздно…
Этот факт окончательно убедил Алексея Петровича, что Быхин связан с преступниками.

Экспертиза
Всякий режущий инструмент – будь то железка рубанка, обычный столовый нож или стамеска столяра – оставляют след после резания. Даже лезвие бритвы (при рассмотрении под микроскопом) имеет мельчайшие зазубрины, и если этой бритвой разрезать, например, кусок плотного ядрового мыла, то на обеих его половинках останутся полосы, точно копирующие размеры и формы зазубрин. Такие же полосы остаются после рубанка на строганой доске, после стамески – на стенках вырубленного отверстия. Безусловно, остался след топоров и на срубленных деревьях.
Алексей Петрович нисколько не сомневался, что порубка сада произведена топорами, найденными в сторожке. Но уверенность – одно, а вещественное доказательство – другое. Эти-то доказательства он и хотел найти сейчас.
Дочка Захара Ивановича – Варя – имела отдельную небольшую комнату с двумя окнами в огород. Здесь стояла ее кровать, покрытая белым тканьевым одеялом, рядом с ней – сундук. («Наверное, с приданым», – подумал Корж.) Простенок между окнами занимал стол с грудой учебников и тетрадей на нем – Варя готовилась к поступлению в институт. Комната была маленькой, светлой, уютной и как нельзя лучше подходила для оборудования в ней походной фотолаборатории. Здесь никто не мог помешать, тем более, что сама хозяйка уехала сегодня в город на консультацию и должна вернуться не раньше чем дня через два. Корж попросил разрешения воспользоваться комнатой.
– Пожалуйста, что за разговоры! Располагайтесь как дома.
– И чем бы нибудь занавесить окна…
– Найдем. Чтобы совсем темно было?
– Да, нужно так.
Захар Иванович принес ватное одеяло и брезент.
– Давайте я вам помогу.
Вдвоем они плотно закрыли каждую щелочку, и в комнате стало темно, как в осеннюю непогожую ночь. Алексей Петрович приспособил настольную лампу-молнию, предварительно сняв с нее абажур. На линзу карманного фонаря он надел колпак с красным стеклом – получился лабораторный фонарь. Развел проявитель и закрепитель, разлил по кюветам. Можно было начинать. В дверь заглянул Захар Иванович:
– Вам ничего больше не нужно?
– Вроде бы нет…
Председатель потоптался на месте, словно вспоминая, не забыл ли чего.
– Ну, тогда я ушел. Замкните за мной, – никто мешать не будет.
Захару Ивановичу очень хотелось узнать, что интересного нашел Корж в сторожке Быхина, но он счел неуместным лезть в чужие дела с расспросами, тем более в дела следователя.
Алексей Петрович делал первый негатив. Обрубок лежал на краю стола. Лампа освещала срез не прямо, а сбоку. При этом, каждый выступ от зазубрин давал тень и был виден особенно четко.
Негатив получился удачный. Можно продолжать дальше. В уголке стекла на чистом поле Корж сделал по эмульсии царапину, чтобы не спутать срезы после порубки со своими, сделанными топорами из сторожки.
Время тянулось медленно. Если бы наука и техника могли создать аппарат, дающий сразу позитив на бумаге! Сколько драгоценных часов уходит на изготовление хотя бы трех-четырех фотографий, да притом еще в примитивных, а зачастую совсем почти невозможных условиях!
Сейчас, правда, Алексей Петрович не мог пожаловаться на свою лабораторию. Здесь было чисто и просторно, но от этого все же дело не двигалось быстрее. Он обработал все четыре негатива и тщательно промыл в воде. Теперь нужно было сушить их – самое нудное и неприятное занятие, отнимающее больше всего времени. Алексей Петрович достал папиросу и вышел на крыльцо.
Вечерело. От домов и деревьев на землю легли длинные тени. С пастбища возвращалось стадо. Не спеша, степенно шли коровы. Впритруску, с громким блеяньем торопились по домам овцы. Хозяйки встречали их с корками хлеба, призывно маня: «Баря, барь-барь!..» По дороге, устало передвигая ноги, с большой кожаной сумкой через плечо брел старик-пастух. Парнишка-подпасок оглушительно щелкал кнутом, выгоняя из закоулков отставшую скотину. Пыль, поднятая сотнями копыт, медленно оседала за стадом. От реки потянуло прохладой. Кое-где со дворов слышался уже звон молочных струй о подойник. Постепенно все затихало в деревне.
Вскоре были готовы отпечатки на бумаге. Алексей Петрович не стал их сушить и немедленно принялся за сличение срезов.
Даже на первый беглый взгляд срезы походили друг на друга как две капли воды. Корж сосчитал количество наиболее характерных линий на том и другом экземпляре – тоже одинаково. Теперь Алексей Петрович мог документально доказать, что сад вырубили именно теми топорами, которые лежат сейчас под топчаном в сторожке Быхина. Но Корж решил провести третью, окончательную проверку.
В строго определенных местах он разрезал фотографии пополам, перпендикулярно к линиям от зазубрин. Потом взял половинку от старого среза и аккуратно, стараясь соединить линию с линией, попытался приставить ее к половинке со своим срезом. Линии должны были сойтись абсолютно точно. Должны были. Но… вопреки всем ожиданиям, вопреки самой логике, они не сошлись… От неожиданности у Алексея Петровича выступила испарина на лбу. Что за чертовщина!.. Как могло такое получиться!.. Диаметры обрубков с той и другой стороны одинаковы. Изображения на фотографиях тоже одного размера. Срезы в первом и втором случаях сделаны одними и теми же топорами. Так в чем же дело?.. Почему линии на фотографии с первого среза расположены плотнее друг к другу и занимают по ширине меньше места, чем абсолютно такие же по рисунку линии на срезе, сделанном Коржем?.. Почему, черт возьми?.. Алексей Петрович ничего не понимал. Он снова начал, теперь уже вслух, перечислять все условия, предшествовавшие съемке:
– Обрубки – одинаковы, топоры – те же самые, рисунки – похожи как близнецы. А линии не сходятся! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..
Алексей Петрович устало опустился на стул и задумался. Он мучительно искал разгадку происшедшего, строил всевозможные варианты объяснения и все впустую…
Захар Иванович, вернувшись домой, застал гостя расхаживавшим по комнате. Вид у него был довольно странный: взъерошенные волосы, какой-то пустой, отсутствующий взгляд, погасшая папироса с изжеванным мундштуком, словно прилипшая в углу губ.
– Что с вами? – спросил он Коржа.
– А что?
– Да вид у вас… Словно со страшного суда убежали…
– Серьезно?..
– Посмотритесь в зеркало.
– Не стоит, – усмехнулся Корж, – верю. Понимаете, никак не могу одну загадку разгадать.
– Давайте помогу. Знаете: один ум – хорошо, а два – лучше.
Корж рассказал, в чем дело. Председатель рассмеялся.
– Что ж тут смешного? – недоуменно спросил Корж.
– Вы не обижайтесь. Разгадка-то уж больно проста, не пойму, как вы не догадались. Все дело в погоде.
– То есть?..
– Я говорю: вон жара какая стоит…
– Да она-то при чем?
– А дерево срубили, и соков ему неоткуда больше взять…
Корж звонко хлопнул себя по лбу и захохотал еще заразительнее, чем председатель.
– Ах, дубина! Ну и ну!.. Вот уж действительно задача с Колумбовым яйцом! Ведь я и предполагал, что разгадка проста, а искал что-то мудреное. Прямо затмение какое-то нашло…
Действительно, все объяснялось просто. После порубки прошло трое с лишним суток. Погода стояла жаркая, и срубленные деревья усохли, сжались в объеме и уплотнили линии срезов. А контрольные срезы Алексей Петрович сделал только сегодня, и они точно копировали лезвия топоров, без малейшей деформации.
– Ну, Захар Иваныч, спасибо за помощь и давайте приведем комнату в прежний вид, а то Варя задаст нам обоим…
Одеяло сняли, и в окно глянула сгущавшаяся вечерняя темнота. Алексей Петрович удивленно присвистнул:
– Эге! Я и не заметил, а на улице-то скоро ночь.
– Пора уж. Двенадцатый час.
– Н-да-а… Мне нужно идти. Что, если я завтра приберу тут?..


Председатель чуть не спросил, куда собирается гость на ночь глядя, но вовремя сдержался.
– Не беспокойтесь, я один управлюсь.
– Хорошо. Дайте, пожалуйста, мне ваш плащ. Я вернусь утром, а на траве роса.
Захар Иванович молча ушел в кладовку.
* * *
Корж торопливо шагал по направлению к саду. Ночь полностью вступила в свои права, и он боялся опоздать. Почему-то казалось, что именно сейчас придут «они» и тут же уйдут обратно, даже не дав взглянуть на себя…
Мелькнувший вдалеке огонек успокоил его, фонарь горел. Значит, никто еще не приходил, и он не опоздал. Очень хорошо!
Алексей Петрович осторожно пробрался в кусты, на старое место, откуда он наблюдал за сторожем в первый раз. Заглянул в окно. Быхин лежал на топчане, отвернувшись лицом к стене. Похоже, что он спал. «Ладно, – проговорил про себя Корж. – Устроимся и мы поудобней…»

Человек из прошлого
Пока что ночи проходили спокойно.
С наступлением темноты Алексей Петрович незаметно занимал свой пост и терпеливо ждал до утра, чего нельзя было сказать о стороже, особенно в последнее время. Быхин нервничал. И причиной тому был Алексей Петрович.
Он решил определенно убедиться, действительно ли сторож ждет кого-то, и, не раскрывая своих замыслов, попросил председателя пустить слух, что милиция якобы напала на след преступников и одного из них даже арестовала. Слух этот должен был как-то незаметно, словно случайно, но обязательно дойти до сторожа.
И он дошел.
После этого Быхин не спал всю ночь. Словно зверь в клетке, метался он по сторожке, выбегал в сад, шептал молитвы и ругался, скрипел зубами и чуть не плакал. При каждом шорохе и звуке настораживался, подходил к окну и, всматриваясь в темноту ночи, ждал, ждал, ждал… Но никто не являлся. И Быхин нервничал еще больше.
А Алексей Петрович, наоборот, обрел удивительное спокойствие. Конечно, и ему хотелось более скорой встречи с «теми», но ведь это не зависело от него. Самым главным было убеждение, что встреча состоится обязательно, а ждать… Ждать он умел покрепче старика.
В один из дней Корж съездил в Клинцы и послал подробное донесение начальнику Управления. Потом долго беседовал со Стрельцовым. Они подробно разработали план дальнейшей операции, договорились об условных сигналах.
* * *
К ночи собралась гроза.
Солнце опустилось в тяжелые свинцовые тучи, и они медленно двинулись на село, закрывая догорающую в небе зарю. Волга затихла и почернела. Травы и деревья стояли не шелохнувшись. Все кругом застыло в какой-то тревоге.
Вот набежал первый, легкий порыв ветра. Словно разведчик, промчался он над полями, взвихривая пыль на дорогах. Следом за ним налетел настоящий вихрь. Как безумный метался он, гнул и трепал деревья, рвал солому с построек, хлопал ставнями и гремел железом на крышах домов. В непрестанном сверкании молнии и грохоте грома хлынул тяжелый проливной дождь.
Алексей Петрович накинул на голову капюшон и плотнее завернулся в плащ. Над ним дождь лил неравномерно. Когда ветер немного стихал, заросли бузины служили защитой, но стоило новому порыву тряхнуть ветви, и Коржу доставалась двойная порция – его окачивало словно из ведра. Правда, толстый и плотный брезент плаща пока что стойко выдерживал все нападки стихии и надежно укрывал хозяина. Хуже обстояло дело с ногами. Алексей Петрович был в ботинках, а место, занятое им, представляло небольшую ложбинку. Ее залило, и ноги оказались по щиколотку в воде.
Быхин с ногами забрался на топчан, прижался к стене и торопливо крестился при каждой вспышке молнии. Мало вероятного, чтобы кто-нибудь пришел в такую непогоду, но фонарь у окна продолжал гореть…
Неожиданно в его луче появился человек. Согнувшись и придерживая рукой фуражку, тяжело шлепая по разбухшей земле сапогами, он бежал к сторожке. Рывком распахнул дверь и нырнул под спасительную крышу. Сторож вздрогнул и вытаращил перепуганные глаза. Но это длилось какую-то секунду. В следующую он узнал вошедшего, и лохматые усы его покривились в скупой улыбке. Корж услышал:
– Лексей!.. Сын!..
– Я, – ответил вошедший. Он сдернул с себя фуражку и хлестнул об косяк. – Ч-черт! Промок до самых пяток!
– Чего ж в такую погоду…
– А я знал, что у господа-бога затычка выпадет?! Дай-ка табачку, мой вымок весь.
Сторож подал сыну кисет, фонарь поставил на стол. Из-под топчана достал бутылку с самогоном.
– На-ка, согрейся.
– Вот это дело! – пришедший налил полный стакан, одним махом выпил его и присел к столу закусить.
…Алексею Петровичу хорошо было видно обоих. Но сейчас сторож интересовал его меньше. Он пытливо разглядывал лицо пришедшего, его насупленные брови, злые, глубоко запавшие глаза и застаревший багровый шрам поперек лба. Где он видел это лицо и когда?.. А видел – это точно. Ему особенно запомнился шрам… Но… ладно, все выяснится после, сейчас нужно действовать. Алексей Петрович осторожно достал из-под плаща лейку. В ней осталось около пятнадцати кадров. Он отснял их все, после каждого кадра меняя экспозицию…
Сторож налил сыну еще стакан. Тот отодвинул его и поднялся.
– Хватит, нужно идти, а то там Антон в лодке ждет.
– Цел он? – встрепенулся сторож.
– А чего ему сделается!
– Да тут болтали, будто поймали одного из порубщиков, вот я и подумал…
– Башку бы вам, идиотам, оторвать за этот сад! – зло проговорил сын.
Старик удивленно поднял брови.
– Ты… Это, то ись, я не понимаю…
– На кой он черт понадобился вам?
– А ты знаешь, как тут накипело?! – Быхин придвинулся к сыну вплотную, рванул ворот рубахи и заколотил себя в грудь. – Я готов зубами их грызть!..
– Не психуй! – легко отстранил его от себя сын и передразнил – Зубами грызть!.. Был конь да изъездился и зубы стер… Кусать нужно не за пятки, а напрочь голову отгрызать!
– Силен ты, как я погляжу!
– Да, не вам чета! И если вы мне будете в большом деле пакостить…
– А я еще хочу конюшню колхозную подпалить, – похвастался старик.
– Нет, не подпалишь!
– Что-о?!
– А то! – Теперь сын придвинулся к отцу вплотную и здоровенной волосатой рукой взял его за грудь. – Я не за тем летел через фронт и прыгал с парашютом, чтобы рубить садики-огородики и палить конюшни. Вовсе не за это платят нам деньги и обещают вернуть все старое. Понял? Или зарубить на носу?..
– Это ты отцу!.. – посинел от злобы Быхин.
– Молчи! Сейчас я командую парадом, и ты будешь делать, что прикажу. Отец, сын… Залез, как крот в нору, и ничего не видит. А меня каждый день шеф лает за проволочку… Даю тебе три дня сроку. Если за это время не переберешься в город – пеняй на себя.
– Лексей…
– Я сказал!.. Смоешься отсюда тихо, чтобы ни одна мышь не слышала и не знала, куда ушел.
– А в городе где мне приткнуться? – помолчав, спросил Быхин.
– Нищему везде дорога и везде дом родной.
– Тогда как же я тебя найду?
– И не ищи. Когда понадобишься – сам найду или дам знать.
– Этак можно долго ждать.
– А тебе и не к спеху. День прошел – и ладно.
– Да ты что, в сам деле!..
– Опять!..
Сторож зло сплюнул и умолк.
Дождь немного утих. Теперь громыхало где-то далеко за Волгой, – гроза передвинулась туда.
Пришедший достал из-за голенища пистолет, осмотрел. Сдернул с топчана какую-то тряпку, протер его и положил на место.
– Ну, я пошел. Меня еще в одном месте ждут. А ты, батя, помни, что я тебе сказал. И не вздумай улизнуть – под землей найдем.
– Ладно…
– Дошло?
– Нечего нам лаяться, не чужие. Езжай, – через три дня буду в городе. Пусть на старости лет яйца учат курицу…
– Дошло! Тогда бывай здоров. И осторожней действуй, осторожней.
– Учи-учи!..
После ухода сына Быхин разом допил самогонку, погасил фонарь и грохнулся на топчан.
Алексей Петрович выбрался из своей засады и, не обращая внимания на лужи, пошел в Степаново. Застывшие ноги начали на ходу отогреваться, а папироса, с таким удовольствием закуренная после долгого перерыва, казалось, согрела и его самого. Он прошел прямо в правление и по телефону вызвал Стрельцова.
– Все остается как было, – сообщил он ему на условном языке.
Это значило, что сторожа арестовывать не нужно. «Наоборот, теперь придется беречь старика», – подумал Корж.

Часть вторая

Дела минувшие
Вспоминалось Коржу:
…Старый, видавший виды «форд», дребезжа и окутываясь едким дымом, мчит его на вокзал. Рядом подпрыгивает на сиденье начальник Уголовного розыска и дает последние наставления, которые не успел сделать в кабинете. На коленях у Коржа портфель. В нем лежат письменные инструкции, фотография разыскиваемого человека и ордер на его арест. Все это было вручено Алексею Петровичу в последнюю минуту, он не успел даже взглянуть на фотографию и пока что совсем не представляет, кого именно нужно будет найти в таком большом городе, как Харьков. Он просмотрит документы в вагоне. Сейчас самое главное – не опоздать на поезд. До его отхода осталось только три минуты. Скорей, скорей!.. Шофер выжимает из машины последние силы, и наконец она, дрожа как загнанная лошадь, останавливается у вокзала. Корж бежит на перрон и на ходу вскакивает в поезд… Заняв свое место, открывает портфель.
…Шумный и пыльный Харьков. В садах и парках, на улицах и в магазинах, в кино и ресторанах – всюду полно народу. Тысячи, десятки тысяч людей. И где-то среди них – тот, которого нужно найти… И вот – «он» найден! Сегодня ночью – арест…
…«Он» ушел. И снова Корж мчится в погоню. На этот раз к Черному морю. На каждой станции и полустанке он зорко следит за сходящими пассажирами. Нужного ему человека нет. Поезд трогается. Алексей Петрович возвращается в свое купе…
…Дальше поезд не идет, и здесь волей-неволей «подопечный» Коржа покидает вагон. А через несколько дней Алексей Петрович впервые встречается с человеком со шрамом на лбу…
* * *
Летом 1926 года был ограблен городской коммунальный банк.
Обычную охрану его составлял наряд из трех милиционеров. В этот день, как и всегда, один из них находился у входа в банк, второй – в операционном зале и третий, старший караула, сидел у телефона в дежурном помещении – небольшой комнате с единственным окном, забранным прочной железной решеткой, и с тяжелой дубовой дверью.
В обеденный перерыв в банк явилось четверо прилично одетых молодых людей. Милиционеру у входа они отрекомендовались агентами МУРа[1 - МУР – Московский уголовный розыск. (Прим. автора)] и спросили, как пройти к начальнику караула. Милиционер показал. Вскоре один из пришедших вернулся к нему и сказал:
– Сейчас перерыв, посетителей нет. Заприте дверь и идите к начальнику. Есть срочное и важное дело.
Ничего не подозревавший милиционер выполнил приказание.
Таким же образом был снят с поста и третий. При входе в караулку его тут же обезоружили, связали, заткнули кляпом рот и уложили на пол рядом с товарищами, тоже обезоруженными и связанными. Вслед за тем дверь закрылась за пришедшими, щелкнул внутренний замок, и все стихло.
Один из налетчиков остался у входа, чтобы никого не пускать в банк. Остальные согнали перепуганных служащих, не ушедших в столовую, в одну комнату и приказали лечь на пол. Еще один из бандитов остался наблюдать за ними, а двое вскрыли в это время сейф и начали перекладывать его содержимое в принесенный с собой чемодан. Мешочки с разменной монетой, подвернувшиеся под руку, бандиты вышвырнули. Пятаки, гривенники и двугривенные со звоном рассыпались по полу, раскатились, словно убегая, в разные стороны.
Через двадцать минут все было кончено, и налетчики покинули банк.
Первым поднялся с пола казначей – маленький сухонький старичок, всю свою жизнь проработавший около денег. Увидев опустошенный сейф, он схватился за голову и заплакал тоненьким, тихим голосом. Потом опустился на колени и начал сгребать медяки и серебро. Он ползал все быстрее, торопился, словно боялся возвращения бандитов, которые могут забрать и эти последние деньги.
Видя, что опасность миновала, встали с пола и другие сотрудники. Они растерянно озирались кругом, не зная, что делать. Кто-то догадался:
– Нужно позвонить в милицию…
Сразу несколько человек кинулось к телефонам, но… телефоны не работали. Бандиты предусмотрительно обрезали провода. В отделение побежали двое сотрудников.
В банк заходили посетители. Узнав о случившемся, одни собирались кучками, судачили, охали и ахали, подавали советы, другие – чтобы не попасть, чего доброго, в свидетели – тут же торопились обратно. Весть об ограблении банка с поразительной быстротой начала распространяться по городу.
Вскоре прибыли работники уголовного розыска. Они с трудом выломали косяк двери в караулку и освободили милиционеров. Переписали посторонних посетителей и приказали им удалиться. Сотрудников собрали в зале. Те могли рассказать очень немного: сколько было налетчиков, как одеты, когда пришли и ушли. Но можно было подметить одну довольно важную деталь. Все единодушно показывали, что руководил налетом и вскрывал сейф высокий белокурый парень крепкого телосложения с широкими, сильными плечами. На нем был светло-серый костюм, ворот сорочки заколот галстуком-бабочкой, на ногах – коричневые туфли. Все время он нагло улыбался и грубо шутил.

Новость Герасимовны
За бывшим монастырем, на волжском берегу, стоял большой двухэтажный дом. Неизвестно, какой вид имели его стены после окраски, теперь они были грязно-серого цвета, штукатурка во многих местах осыпалась, обнажив кирпичную кладку и серую спайку цемента. Закопченные окна равнодушно смотрели на набережную, с выбитой булыжной мостовой, которая никогда не просыхала летом от грязи, а зимой до самой реки бывала завалена горами снега, свозимого с других улиц.
В доме когда-то была гостиница, выстроенная купцом Сыроегиным в расчете на многочисленных монастырских гостей. Она стояла на выгодном месте, совсем под боком у святой обители – только спуститься от монастыря под горку. Монастырь был окружен громадным, сейчас запущенным липовым парком, а гора за домом вся заросла кустами бузины, молодой рябиной, сиренью и невесть откуда взявшимся орешником.
Теперь в комнатах, расположенных по обеим сторонам длинных, полутемных коридоров бывшей гостиницы, жили грузчики, матросы с барж и пароходов, слесари и кочегары из соседнего депо, кустари «по всем ремеслам» – от пайки и полуды до подшиванья валенок и вставки стекол – и прочий, неизвестно чем занимавшийся люд. В доме, населенном как муравейник, не в редкость были ссоры и пьяные драки, а каждая новость или сплетня обязательно обходила все комнаты обоих этажей.
В этот день одна из жительниц, которую здесь запросто называла Герасимовной, с утра занималась стиркой. Муж ее, грузчик Степан, отработав ночную смену, спал.
Герасимовне не хватило воды на полосканье, и она отправилась к колонке.
Около нее, поставив на землю ведра и забыв про них, о чем-то громко и возбужденно судачили женщины.
– Подумать только: пятьдесят тысяч!.. – всплеснула руками толстая, в засаленном платье старуха, обводя соседок круглыми от удивления и жадности глазами. – Сундук, прямо цельный сундук!..
– О-ох!..
– А может, и больше… Я говорю, может, тут не этим пахнет…
– Все может быть. В таких случаях всегда меньше говорят, – дескать, ничего особенного не стряслось…
– Господи, что делается!..
– Кто-то поживет теперь!..
– Их, сказывают, не один был…
– Ну и что! Такой кучи всем хватит, милая моя… Нам бы хоть чуть от нее…
Женщины о чем-то вздыхали и охали, чему-то удивлялись и, кажется, даже завидовали. Герасимовна протиснулась в середину круга.
– О чем это вы, бабы?
На нее посмотрели удивленно.
– Вот те на!..
– Ты разве не слышала?..
– Что?
– Банк ограбили! – гаркнула старуха в лицо Герасимовне.
– А батюшки! – Герасимовна охнула и схватилась за грудь. Она словно онемела и только дико смотрела на перебивавших друг друга соседок.
– Многие тыщи денег унесли!..
– Вошли, говорят, наганы наставили и давай шуровать!..
– Ох, господи, страсти какие!..
– Страсти! Они, вот, хапнули, а теперь их ищи-свищи! С деньгами везде дорога…
Новость была потрясающей… Герасимовна выспросила подробности и, расплескивая воду, побежала обратно.
Она, запыхавшись, поднялась на второй этаж, поставила ведра и снова выбежала в коридор. Новость распирала ее, Герасимовне просто необходимо было поделиться ею хоть с кем-нибудь. Она торкнулась к своей приятельнице Марковне. Заперто, – видно, ушла на рынок. В квартире напротив тоже никого не было, если не считать восьмилетней девчонки Таньки, мирно игравшей на полу в куклы, да кошки, с ласковым мурлыканьем бродившей около нее. Уж не им же рассказывать!
Герасимовна решила заглянуть в соседнюю комнату. Там жило четверо молодых парней. Все в доме почему-то называли их студентами, но Герасимовна ни одного из них никогда не видела с книжками или тетрадками и, чем они занимаются на самом деле, сказать не могла. Да ее это и мало интересовало. Изредка они заходили к ней по-соседски перезанять денег. Их можно было считать знакомыми и как знакомым следовало рассказать новость.
Дверь у соседей была притворена не плотно. Из-за нее слышались приглушенные голоса, временами смех и чей-то густой голос, покрывавший всех. Герасимовна на минуту остановилась, подыскивая предлог для посещения, взялась за ручку, еще чуть приоткрыла дверь, и вдруг застыла…
Минуты три стояла она, ошеломленная своей догадкой, вся превратилась в слух, боялась дышать. Еле оторвалась от двери и на цыпочках проскользнула к себе…
– Степан! Степан, встань-ка!.. – кинулась Герасимовна будить мужа
Тот с трудом открыл глаза и тут же закрыл снова. Сердито спросил, повернувшись на другой бок:
– Чего тебе?
– Банк ограбили! – громким шепотом выпалила Герасимовна и еще яростней принялась трясти мужа.
– Ну что ты пристала! Какой банк?..
– Тише ори! Банк, банк городской! Сказывают, начисто все выгребли. Да вставай ты, нечистая сила!.. Протри зенки-то!..
Степан понял, что жена не даст ему больше спать. Он сел на кровати. Почесывая сильную волосатую грудь, поднял всклокоченную голову:

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71312713?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
МУР – Московский уголовный розыск. (Прим. автора)