Главная страница | Современная русская литература | Верёвка и Генералов

Верёвка и Генералов
Татьяна Демченко
На дворе середина 1990-х. Времяпровождение старшеклассницы Веры Фоминой (Верёвки) – это дискотеки, тусовки с друзьями, употребляющими алкоголь и наркотики, неприятные истории, о которых когда-нибудь захочется забыть. Но когда дома ждут только помятые лица пьющих родителей, шум скандалов и запах безысходности – хочется сбежать подальше… В шестнадцать лет уже вполне можно разочароваться в жизни и не ждать ничего хорошего впереди, но из рукава судьбы может неожиданно выпасть и другой путь. Увидит ли его героиня этой повести?..

Татьяна Демченко
Верёвка и Генералов

Глава 1
После вчерашней тусовки Вера плохо выспалась, чувствовала себя скверно, и привычная дорога в школу казалась ей бесконечной. Время от времени она посматривала на шагавшую рядом Галку Проступину (в школьном просторечии Ступу) и завистливо дивилась тому, как вызывающе-бодро та вышагивает на своих высоких каблуках – будто нисколько не изнурена полночной гулянкой, о которой теперь вот ещё и без умолку болтает:
– 
Классно потусовались, скажи, Верёвка?! Но этот Ваня… или Веня – как там его звали? Ну, тот, что ко мне прицепился?.. Просто катастрофа какая-то. Он так некайфово целуется… Эй, Верёвка, ты что, язык проглотила? – Ступа обернулась в сторону Веры. – Да ты какая-то зелёная вся! А пила вчера меньше всех…
Вера только устало пожала плечами. Но Ступа уже потеряла к ней интерес и снова предалась воспоминаниям о вчерашнем. Перед самой школой они зашли в подъезд жилого дома, покурить. В пачке «Честерфилд» оставалась только одна сигарета. Манерно поместив её между двух вытянутых пальцев с окрашенными длинными ногтями, Ступа выкурила половину и передала Вере. Вера неглубоко затянулась и тут же почувствовала подкатившую тошноту. Скривившись, она протянула окурок обратно.
– 
Не могу, тошнит…
Где-то наверху открылась, а потом захлопнулась дверь, и кто-то стал спускаться вниз. Вера забеспокоилась:
– 
Пойдём отсюда, а то сейчас ругаться будут. Туши скорей!
Но Ступа и не думала ретироваться.
– 
Вот ещё! И что ты всех боишься? Надо уметь постоять за себя!
Сверху сошла женщина в годах. Она недовольно глянула на Ступу, которая с невозмутимо-наглым лицом выпускала дым кольцами, на Веру, прижавшуюся к стене, и, хотя в первый момент промолчала, перед самым выходом всё же не сдержалась:
– 
Как вы надоели, курилки! Идите в свой подъезд и дымите там, сколько хотите…
Вера не знала, куда ей деться. Ступа же, напротив, чувствовала себя в подобных ситуациях, как рыба в воде.
– 
Чё разоралась? – огрызнулась она. – Заведи себе собачку и на неё ори!
– 
Не надо, Галя, – прошептала Вера умоляюще.
Но Ступу было не так-то просто остановить:
– 
Где хотим, там и стоим! Это не её личный дом и не её личный подъезд!.. Вот сучка старая…
Хорошо, что женщина, не имевшая, вероятно, желания или, скорее всего, времени продолжать перебранку, уже хлопнула дверью. Ступа, не спеша, с видом победительницы докурила сигарету и, гордая собой, поплыла к выходу. Своим видавшим виды ботинком Вера наступила на небрежно брошенный ею окурок и, пока подруга не видит, быстро подняла его, чтобы выкинуть на улице в урну.
До звонка было ещё семь минут. У самого школьного крыльца их сначала обогнал, а потом, открыв дверь, вежливо пропустил вперёд незнакомый парень. Он точно не был учеником их школы, потому что юноша с таким богатырским ростом не мог бы долго оставаться незамеченным.
– 
Ничего себе, – оценила Ступа, когда они с Верой остановились у расписания. Незнакомец её явно заинтересовал. – Ты видела, какой громадный? Вот это мужчина!
Вера понимающе кивнула. Ей молодой человек тоже понравился – особенно, этот его чудной жест у дверей. Понравилось, как просто и дружелюбно он улыбнулся им со Ступой, хотя и не был с ними знаком…
Прозвенел звонок, и Вера вслед за подругой вошла в класс. Елена Павловна, их молодая классная руководительница, как раз представляла ученикам новенького. Ступа притормозила и ткнула Веру локтем в бок – это был никто иной, как тот высокий парень.
– 
Зиновий Генералов, – назвал он себя солидным басом, хотя на лицо был совсем ещё мальчик.
Гладкокожий, с острым подбородком, на выступающих скулах – детский малиновый румянец. Волосы у него были цвета и вида соломы: прямые, жёсткие, на макушке непокорно торчали.
– 
… или просто Зина, – добавил новенький, будто спохватившись.
– 
Садись, Зина, вот, на первую… Или нет, на первую не надо, а то за твоей широкой спиной кое-кому будет удобно списывать, – лукаво улыбнулась Елена Павловна, имея в виду Вавана Чихиркина, разгильдяя и двоечника, которого она в целях воспитания посадила поближе к себе.
– 
Я лучше на галёрку, – тоже с улыбкой сказал Зиновий и, сделав несколько больших, немного косолапых шагов, достиг последних парт.
Ступа, которая не пропускала ни одного, как она выражалась, «интересного экземпляра», заняла местечко по соседству с новеньким. А Вера – своё обычное: рядом с другой своей подружкой Олькой Боборыкиной по прозвищу Машина, девушкой с крупным телосложением и грубоватым голосом.
Елена Павловна вытащила из своего потёртого портфеля стопку тетрадей и принялась объявлять оценки за сочинение по «Гранатовому браслету».
– 
… Рохин – 3/3, Порядкина – 4/5, Галут – 4/3, Фомина – 5/3… Очень хорошее сочинение по содержанию, Вера, ты меня порадовала. Но русский…, – она покачала головой, – очень ты невнимательна, делаешь глупые ошибки… Так, дальше: Проступина – никуда не годится, будешь переписывать, Гринёв – 4/5… Чихиркин – ты, мой друг, перекатал из критики неплохо, но я вижу, что само произведение ты не прочёл, ни страницы не прочёл…
– 
А зачем, Елена Павловна? – начал рисоваться Ваван, развалившись на своём стуле. – Меня батя в военное училище засунет, там литература не нужна…
На задних партах кто-то прыснул со смеху, и многие обернулись. Это был новенький. Вера увидела его застывшее в удивлённой усмешке лицо и услышала, как он негромко сказал: «Вот чудак!». Ваван Чихиркин, парень крепкий и задиристый, был в классе негласным «авторитетом» и, зная его, никто бы не рискнул так над ним посмеяться. Поэтому после выходки новенького тут и там зашушукались. Но Елене Павловне оскорбление достоинства Чихиркина было невдомёк.
– 
А разве люди читают книги для того только, чтобы сдать какой-то экзамен?! – расстроилась она и даже приподнялась из-за стола. Маленькое немолодое лицо её приобрело выражение детской растерянности, тонкие брови встали домиком. – Книги дают нам возможность больше узнать о мире, в котором мы живём, заставляют задуматься о серьёзных вещах, о главных вещах, – она снова села и продолжала говорить, скользя взглядом по портретам русских классиков, развешанным по стенам. – С помощью художественного слова, Чихиркин, мы познаём добро и зло, познаём существо, имя которому Человек. Нередко в ком-то из героев мы узнаём себя, свои потаённые мысли, которые мы не умели ясно изложить. Или делаем для себя открытия… Мне очень грустно, Вова, что ты далёк от наслаждения литературой… Ребята, кто может сказать, чему вас научила повесть Куприна? Фомина, может быть, ты?..
Вера вся внутренне сжалась, когда назвали её фамилию. Хотя история о самоотверженной любви мелкого чиновника к недоступной княгине, которой он посвятил всю свою жизнь, её и впечатлила, однако она не верила, что такое существует в реальной, тем более, современной жизни. А высказать при всех сожаление по этому поводу, чтобы стать объектом для насмешек одноклассников, нравственно «освобождённых» сексуальной революцией, которую десять лет назад принесла с собой «перестройка» – нет, решиться на такое ей было не по силам. К счастью, неожиданно пришло спасение.
– 
Я могу сказать, – раздалось сзади.
Зина, а это снова был он, встал во весь свой исполинский рост. Головы присутствующих повернулись к нему с любопытством.
– 
Своей повестью Куприн говорит нам о том, – уверенно начал он, – что истинная любовь посылается человеку свыше. Сейчас модно объяснять это чувство гормонами, флюидами, химической реакцией… и тому подобным. Но мне кажется, что так могут говорить только люди, которым настоящая любовь просто недоступна. И поэтому они равняют её …, – он на мгновение замолк, подбирая слово, – со страстью. Многие теперь считают, что любовью даже можно «заниматься», – по классу пошёл хохоток. Зина продолжал, нисколько не смутившись. – Раньше в нашей стране осуждались разводы, но теперь стало вполне нормальным выходить замуж и жениться по несколько раз. Или даже вступать в близкие отношения вовсе без брака и относиться к ним легкомысленно, словно это какое-то развлечение… Любить, как Желтков – всю жизнь одного-единственного человека, – на такой подвиг были способны наши бабушки и дедушки, даже ещё наши родители. А сейчас, если такие люди всё-таки остались, то им придётся сносить непонимание, издевательство со стороны окружающих. Их назовут дураками, хотя, на самом деле, духовно ущербными, на мой взгляд, в этом случае будут как раз не они, – Зина вздохнул и с шумом выдохнул. – Вот на какие размышления навела меня эта повесть.
– 
Очень хорошо, – сказала Елена Павловна, у которой на щеках появился заметный румянец, – я даже, наверно, поставлю тебе за этот ответ первую пятёрку.
Она опустила глаза и начала быстро листать журнал. Было заметно, что Елена Павловна невероятно рада тому, что у неё появился такой думающий ученик.

На перемене три подруги сидели на подоконнике у мужского туалета и обсуждали новенького.
– 
Нет, – говорила Ступа, чавкая жвачкой, – этот дылда какой-то не такой…
– 
Он, наверно, голубой, – ввернула Машина и сама засмеялась над своей любимой шуткой.
– 
Во-во, – согласилась Ступа, – я и пуговки на блузке расстегнула, и коленку выставила, и лыбилась ему, как дура, – ноль внимания. А уж когда муть свою начал проповедовать… М-да, думаю, это диагноз.
– 
Зато наша-то Елена Несчастная, как оживилась, ты видела? – ухмыльнулась Машина. – Она уже, небось, втюрилась в него по самые помидоры.
– 
Сто пудов, – захохотала Ступа, – вот будет парочка!.. Не-е, нам такие идиоты не нужны.
Вере новенький Зина не показался идиотом, а сказанные им слова «мутью», но она уже привыкла оставлять своё мнение при себе.