Шкура лисицы
Шкура лисицы
Василий Погоня
Дорогие подарки могут стать предметом не только зависти, но и преступления. Когда господин барон Эрроганц преподнёс своей прекрасной дочери фамильные драгоценности, он и подумать не мог, что роскошный подарок станет роковым для юной красавицы. На бесценную золотую цепь положили глаз грабители. Однако, в руках бандитов оказалась и сама леди Эрроганц.
Василий Погоня
Шкура лисицы
Солома для кирпича
Началось всё солнечным утром. Несмотря на недавний восход, солнце палило отчаянно, и день обещал стать невыносимо жарким. На углу Старого Моряка и улицы Тира, в её конце, затаилась таверна «Одинокая Дама». Это заведение принадлежало к тем подозрительным злачным местам Сарыни,[1 - Неблагополучный район Лондиниума.] где всегда можно скрыться от чрезмерного любопытства констеблей и круглые сутки получить выпивку, горох в сале и ветчину. Когда-то в этом доме располагалась винокурня, но теперь его фасад украшала висящая на цепях вывеска цвета жёлтой серы в виде силуэта женской фигуры, в зале расположились столы и лавки, а у стены напротив входа – прилавок, за которым хозяйничал Зубин – огромный, с лохматой, соломенного оттенка, шевелюрой, мрачным взглядом исподлобья и заточенным тесаком под рукой. Его помощницей, тянувшей, впрочем, основной груз ответственности за закупку продуктов и приготовление блюд, стала Эльдра, около десятка лет тому назад обнаруженная трактирщиком на улице у дверей. Поскольку девочка ничего о своей семье не рассказывала, Зубин посчитал её сиротой, каких всегда немало в военные годы. Он приютил маленькое несчастное создание, чахнущее от недоедания, грязное, с большим наростом на щеке. Заведению Зубина требовалась кухарка, и Эльдра с радостью занялась поварским делом. Она вызвала жалость у трактирщика, но это не помешало ему нещадно эксплуатировать её – как, впрочем, и всех, кто попадал под его власть. Он требовал от неё нечеловеческих усилий в работе. С течением лет Эльдра похорошела, а проведённая одним из дорогущих лекарей операция избавила её от уродства на лице, что послужило только на пользу заведению Зубина, куда посетители заявлялись теперь не только за выпивкой и закуской, но и чтобы поглазеть на чудо современной медицины.
Перевалило за полдень, когда перед таверной остановилась запылённая чёрная повозка. В ней развалился мужчина, который, свесив голову на грудь, спал. Алан, спрыгнув с козел, привязывал вожжи к коновязи. Это был тощий, высокого роста мужчина с измождённым пьянством, грубым лицом под шевелюрой сальных волос. Его водянистые, воспалённые глазки беспокойно бегали над щетинистой скулой, рассечённой молнией белого шрама. Запылённое и грязное рубище его было изношено до дыр, и вместо манжет полотняной рубахи из-под ветхого блио взору представали какие-то невообразимые, висящие бахромой, лохмотья.
Прошлая ночь выдалась на славу – Алан выпил очень много вина, но теперь мучился жаждой. Он метнул короткий презрительный взгляд в сторону спящего приятеля, старого Альдо, поморщился, пожал плечами и направился в распахнутые двери таверны, оставив дружка храпеть на сиденье повозки.
Облокотившись о прилавок округлыми предплечьями, Эльдра скромно улыбнулась ему. Её пышущий здоровьем вид был неприятен Алану, и он не посчитал нужным ответить на её улыбку.
– Эй, господин Алан! – приветствовала его светловолосая девушка радостным возгласом. – Уф! Ну и пекло! Всю ночь из-за жары глаз не сомкнула.
– Кларет! – сухо скомандовал Алан и, сдвинув на затылок потрёпанный шаперон, вытер лицо внутренней стороной и без того сомнительной чистоты блио.
Девушка поставила на прилавок высокую кружку и глиняный кувшин кларета.
– Ты поступил бы куда лучше, если б выпил старого доброго эля, – посоветовала Эльдра, встряхнув светлыми кудряшками. – А ещё лучше – прохладного мятного напитка на меду. Кларет плохо в такую жару плохо действует на печень.
– Замолкни, – проворчал Алан. Он прихватил кувшин и кружку, отнёс их на столик в противоположном углу и стал усаживаться на лавке лицом к девушке. Она продолжала смотреть на него с интересом. – Нашла бы ты себе какое-нибудь достойное занятие, – угрюмо проговорил пьяница, – и оставила в покое меня и мою печёнку.
– Не воображай себя Аполлоном! – Эльдра презрительно сморщила носик, взяла из-под прилавка тряпку, демонстративно пожала плечами, и принялась за натирание посуды.
Алан залил в утробу кружку вишнёво-красного вина, рыгнув, откинулся спиной к стене и закрыл глаза. Облегчение пришло не сразу, но пришло. На его лбу выступила испарина, лицо порозовело, мысли вошли в привычное русло. В настоящее время у него были осложнения с деньгами, точнее – с их отсутствием: «Хамо срочно нужно что-нибудь скумекать, – подумал он в которой раз, – иначе нам снова придётся выходить на большую дорогу с кистенём».
Алан поморщился. Такая будущность мало прельщала его. Времена меняются, в здешних местах расплодились констебли и замышлять разбой стало куда рискованней, чем во времена военного беспорядка. Сквозь плотную решётку из ивовых прутьев он глянул в окно. Старый Альдо продолжал дрыхнуть, и Алан с досадой отвернулся. Сейчас Альдо годился лишь на то, чтобы править лошадью. Его мысли были заняты только тем, как бы пожирнее пожрать да подольше подрыхнуть.
«А мы с Хамо должны добывать монеты», – сказал Алан себе, раздумывая, как это сделать. Кларет пробудил аппетит.
– Жареных сосисок с горчицей! – крикнул он девушке. – Да побыстрей!
– А старику тоже состряпать? – неохотно отрываясь от наведения порядка, поинтересовалась Эльдра, указывая в раскрытую дверь на свесившего на грудь голову Альдо.
– Перебьётся! Да пошевеливайся, кому я сказал?!
Между тем на мостовой у входа остановился забрызганный грязью кэб. Из него вывалился тучный лысеющий мужчина в берете и шёлковом пелиссоне.
– Хьюго?! – удивился Алан. – Этому-то здесь что занадобилось?
Грузный мужчина протиснулся в помещение и, приметив сидящего в углу Алана, прикоснулся к перу на тулье берета.
– О, дружище Алан, приятель! Как твоя грыжа?
– Хуже некуда, – ответил Алан. – Эта грыжа и жара меня прикончат, как жрец ягнёнка.
Хьюго приблизился к столу и, отодвинув его, чтоб разместить свою тушу на лавке, присел. Он был соглядатаем шерифа и проживался за счёт тех, кто промышлял вымогательством. Толстяк дни напролёт всё мотался взад-вперёд по Сарыни и окрестностям Графства, вынюхивая подробности, которые приличные люди обычно хотели бы утаить, и неплохо иногда на этом зарабатывал.
– Кому ты это рассказываешь? – возразил Хьюго, жадно втягивая ноздрями запах жарившихся сосисок. – Прошлой ночью я посетил одну гулянку, так думал, подохну от пожара в моём слабеньком теле от разносолов и вин, а так же – от природного жара. Представляешь попойку в это время?!.. Заявляю со всей научной ответственностью – после падения Небесной Скалы природа просто сошла с ума! То ливни, туманы и грозы, то жара, как в пекле… – Заметив, что Алан не слушает его, дородный господин переменил тему. – Стало быть, дела твои – никуда не годятся? Да, вид у тебя не слишком-то цветущий.
– Ни рыбьего рыла за последние седмицы! – Алан ударил кулаком по столу. – А тут ещё эти проклятые шулеры и проигрыши в несчастную …
Эльдра принесла шкворчащие на деревянной тарелке сосиски. Пока девушка ставила яства на стол, Хьюго давился слюнями.
– Мне три раза по столько, краса, – потребовал он, попытавшись приобнять её за бедром, скрытые юбками. – И эля, промочить глотку.
Она шлепком отбила его поползновения и с улыбкой вернулась к прилавку.
– Вот какой товар мне по душе! – заявил Хьюго, провожая девушку плотоядным взглядом. – По крайней мере, тут и мясо, и жир, и огонь, и прохлада – платишь за одно, а получаешь вчетверо!
– Мне нужно хоть немного монет, Хьюго, – проговорил Алан, вытирая рукавом стекающее по подбородку из надкушенной сосиски жидкое сало. – У тебя нет соображений для такого случая?
– Нимало. В данное время у меня для тебя ничего нет на примете. Но, как только услышу о чем-то подходящем, дам тебе знать ту же! Сегодняшний вечер у меня серьёзно занят – вечернее застолье у барона Эрроганца. Я должен там быть, и как следует нагрузиться содержимым его подвалов. Дело того стоит – бесплатное возлияние и обильное кушанье, сколько влезет в мой бездонный бурдюк!
– Эрроганц? Кто это? – с набитым пищей ртом поинтересовался Алан.
– О, да ты из лесов Сиберии, что ли, только что вышел? – удивился толстяк. – Барон Эрроганц – один из сказочных богачей в Бритунии. Считают, что в его закромах сотни полновесных, круглых и золотых портретов королей!
Алан осторожно подцепил пальцами скользкую от жира сосиску и до половины окунул её в горчицу.
– А в моих закромах – дыра с лошадиную голову, – поморщился Алан. – Вот треклятая доля! А с чего это он собирает такую попойку?
– В честь дочери. Видал ли ты когда-нибудь статую Лютецкой Девы? Так она ей ноги мыть не годится! Руку бы отдал, чтоб отведать такого лакомства!
Алана же это интересовало мало.
– Эти девицы, с рождения фаршированные золотом, даже не знают ему цену.
– Готов поставить на кон все свои потроха – ты прав, – тяжко вздохнул Хьюго. – Эрроганц устраивает грандиозный пир в честь вступления дочери в брачный возраст и дарит ей в приданое фамильную золотую цепь в два локтя длиной, – он выкатил загоревшиеся глаза. – Пустяшное приданое – золотая цепь… всего лишь маркой весом!
Эльдра принесла Хьюго завтрак, норовя, однако, оставаться вне предела досягаемости его жирных рук. Как только она ушла, рдея под его взглядом, толстяк наклонился над тарелкой и с жадностью накинулся на еду. Алан, уже наевшись, развалившись на лавке, ковырял грязным ногтем в зубах. «Пятьдесят золотых! – впилось ему в мысли. – Неплохо было бы наложить лапы на этот золотой куш! А что? У Хамо должно хватить ума, чтобы обделать это дельце».
– А ты, Хью, случайным образом, не прознал, куда направится эта золотая девица после гулянки? – спросил он неожиданно.
Хьюго застыл, не донеся сосиску до своих пухлых губ.
– О чём это ты? – спросил он удивлённо.
– А ты и не смекаешь?!..
Хьюго на некоторое время заколебался.
– Я случайно прослышал от одного из слуг Маурина… – начал было он, однако, Алан беззастенчиво прервал его вступление:
– Маурин?.. Это ещё что за хлыщ болотный?
– Маурин? Неужели ты и о Маурине ничего не слышал? – Хьюго выглядел совершенно ошарашенным. – Ты и вправду из дикого леса! Это же один из местных богачей-повес… людская молва давно помолвила его с малышкой Эрроганц. Так слуга его проболтался невзначай, что после попойки Маурин и леди Эрроганц едут в Старый город, к внутреннему порту, чтобы отправиться кататься на кораблике вдоль острова.
– Цепь будет при ней? – спросил Алан будто бы небрежно.
– О, я готов поклясться, что, как только золото окажется у неё на шее, она с ней не расстанется. Да что это тебе в голову взбрело?
– Только то, что ты туда вложил… – Алан равнодушно взглянул на Хьюго.
Хьюго резко отодвинул тарелку. – Послушай, Алан, дружок, забудь о моих словах. Ты впрягаешься в воз, который вам не свезти. Ты и Хамо на подобное дельце неспособны. Не спеши на виселицу, твои намерения её достойны.
Алан оскалился в недоброй ухмылке.
– Не переживай, приятель, я уж сам разберусь, как мне взобраться на неё. – Он поднялся из-за стола. – Пора. Не поминай лихом!
– Что-то ты вдруг заспешил, – нахмурил брови Хьюго.
– Деньги и голод никого не ждут. Хочу убраться, пока не проснулся этот ханыга. Я зарёкся оплачивать еду Альдо, у него не брюхо, а бездонная яма. Прощай пока, братец Хью!
Он расплатился с Эльдрой и направился к повозке. Жара на выходе снова пахнула на него, точно из драконьей пасти. После выпитого кларета голова его слегка кружилась. Взобравшись на козлы, он прибрал вожжи и задумался. Затея с золотой цепью могла бы обеспечить ему безбедное существование на всю жизнь. Но хватит ли ума у Хамо?
Он пинком разбудил сообщника.
– Очнись, трухлявая колода, – грубо произнёс Алан. – Выспишься ли ты уже когда-нибудь?!
Старый Альдо, низкорослый, со сморщенным, плаксивым лицом, старик, возраст которого перевалили за седьмой десяток лет, вскочил, очумело моргая глазами.
– Мы будем есть? – поинтересовался он с надеждой в голосе.
– Да я уж поел, – отрезал Алан, шевеля упряжью, чтобы направить костлявого коня по дороге.
– А Альдо?
– Если у тебя завелись монеты во сне – ступай в трактир! – С издёвкой ответил Алан. – А у меня нет охоты тратить деньги на твою утробу.
Старый Альдо скорбно вздохнул, потуже затянул плетёный пояс и надвинул ветхий шаперон на фиолетовый, с наростами, нос.
– Что случилось с нами, Алан? – печально вопрошал он. – Отчего нам так не везёт с недавнего времени? Прежде у нас ведь водились денежки, и неплохие, а теперь… Знаешь, о чем подумывает Альдо? Он считает, что Хамо слишком увлекается своей подружкой, и слишком мало интересуется делами…
Алан натянул вожжи и остановил тарантас перед цеховой аптекой.
– Умолкни! – Он с пренебрежением глянул на Альдо и, спрыгнув с козел, отправился к Хамо, обретавшемуся сейчас у Авилы, своей теперешней пассии. Спустившись в полуподвал, он постучал в дверь. Хамо открыл не сразу, заставив и без того напряжённого Алана позлиться. Алан слышал, как Авила распевает в комнате песню. Наконец, за дверью приглушённо раздался хриплый голос Хамо.
– Кого там демоны принесли спозаранку? –
– Это я, Хамо, это Алан! Открой, спаси мою плоть, а то она заживо сварится в этом пекле. То, что я поведаю тебе, довольно толково. –
Дверь приоткрылась, и в проёме появилось мужское лицо, которое можно было бы назвать привлекательным, если бы его не портило косоглазие, придававшее взгляду отталкивающий вид. Осмотрев пришедшего, мужчина открыл дверь, и, не ожидая, пока гость войдёт, удалился в комнату.
Хамо был на вид моложе и выше ростом Алана. Посмотрев свысока на то, как тот неуклюже задвигает тяжёлый засов, Хамо уселся за стол и вопросительно уставился на Алана.
Тот начал было сбивчиво рассказывать Хамо о том, что узнал, но вскоре осёкся:
– Ты хоть смекаешь, о чем я толкую? Успокой Авилу! – прорычал он.
Хамо нехотя встал и вышел в другую комнату. Послышался его рассерженный рёв, но Авила продолжала свою песню. Алан услышал звук пощёчины и голос Хамо, изрыгающий проклятия. Покачав головой, он присвистнул. Хамо все время ссорился с Авилой. Когда это случалось прилюдно, Хамо буквально выходил из себя. Наконец Хамо вернулся.
– Послушай, Хамо, – Пытался продолжить Алан, но Хамо тоже принялся развивать тему жары. Алан оборвал его:
– Во имя неба, луны и всех звёзд, ты будешь слушать или нет? У нас в кои то веки появилась возможность прихватить вещицу стоимостью пятьдесят золотых. Золотая цепь. Сегодня вечером она будет на дочери Эрроганца. Со своим женишком она отправится на хольк «Солёный волк». Папаша подарит ей эту цепь в честь достижения брачного возраста. Мне разболтал об этом Хью. Какие у тебя на этот счёт мыслишки?
– Сколько-сколько ты говоришь, стоит эта цепь?
– Пятьдесят полновесных золотых, я же сказал! Эрроганц… барон. Тебе это о чём-нибудь говорит?
Хамо окончательно проснулся и его голос оживился.
– Так чего ты мямлишь?! Поторапливайся! – возбуждённо воскликнул он. – Это надо брать!..
– Вот и я об этом, – коротко сказал Алан и взял со стола кружку с вином. Он поднёс её ко рту и заметил, что его рука дрожит от возбуждения. Хамо даже не думал проявлять нерешительность, чего он опасался, а это значило, что они обтяпают эту авантюру, и им будет обеспечена куча монет.
Скотный двор
Алан старался быть незаметным, хотя, на пиру в городском особняке барона это было и без того нетрудно. Хотя Авила выстирала его рубаху и, насколько могла, почистила красное блио и шоссы, вид у него все равно был непрезентабельный, и Алан побаивался, что его не пустят и на порог роскошного дома Эрроганца даже под видом слуги Хьюго. Однако, церемониймейстер у входа отнёсся одинаково надменно как к «хозяину», так и к «слуге», едва кивнув плюмажем, милостиво разрешая пройти. Едва войдя в обеденную залу, Алан устроился у лестницы, ведущей на возвышение с расставленными в виде прямоугольника столами. Это место отводилось для прислуги гостей, и здесь царил спасительный полумрак. Внимание присутствующих приковывало происходящее за центральным столом, где восседал сам барон с дочерью и приближённой свитой.
Прислуга хозяина особняка была слишком занята, чтобы по достоинству оценить его неказистый вид и выкинуть бродягу вон – вся баронская челядь носилась как сумасшедшая, любителей попировать на дармовщину было полно, стоял непрерывный гвалт множества голосов, возвещавших здравицы барону и его неотразимому чаду.
Алана же из-за волнения ни еда, ни выпивка не интересовали, хоть с утра у него не было ни крошки во рту. Он забился в самый тёмный угол, под балкон с музыкантами, старавшимися громом инструментов перекрыть гомон возбуждённой публики. Здесь с Аланом даже никто не думал заговаривать – настолько оглушительной была музыка.
Время тянулось очень медленно. Алан не спускал глаз с центрального стола, где находилась дочь Эрроганца. Её лица было не разобрать с такого дальнего расстояния, и он боялся пропустить её уход. Алан с раздражением думал, что, обычным образом, самую нечистую работу приходится выполнять ему. Хамо корчил из себя вожака и сидел в повозке за углом, вместе с никчёмным Альдо. Что ж, достаточно на них горбатиться, когда они поделят добычу, он покинет эту шайку. От Хамо с Авилой его уже тошнило. С золотом дочери барона он обзаведётся собственной фермой где-нибудь на севере. Он был родом из крестьян, и, если б не та история, из-за которой ему пришлось несколько лет провести в рудниковых шахтах, он бы нипочём не связался с бандой Хамо.
Неожиданно, оборвав плавное течение мыслей Алана, повисла тишина. На мгновение он даже испугался, решив, что нергалов оркестр всё-таки оглушил его своей музыкой. Но музыканты заиграли возвышенный танцевальный ритм, и Алан понял, в чём дело – барон приказал своей дочери исполнить перед гостями танец. Айн вышла в центр, между столами и заскользила умеренным, скользящим шагом, с поклонами и салютами всем присутствующим.
«Вот и ты, моя добыча!» – подумал Алан, поднимаясь по лестнице, чтобы посмотреть на неё поближе. Однако, вся прислуга также засуетилась, стараясь выбрать наблюдательную позицию получше и, к моменту, когда Алан поднялся к столам на возвышении, ему было уже не протиснуться к столам, и пришлось наблюдать поверх голов.
Леди Эрроганц танцевала величаво, однако, Алану её горделивая осанка не показалась надменной. Алан уставился на неё, и у него дух захватило от её изящества. Он в жизни такой красавицы не видел. Она не была похожа не только ни на одну из женщин, с которыми сводила его судьба. Айн Эрроганц затмевала и тех аристократок, что он видел во время продолжительного пребывания в этом городе. Вроде все в ней было тем же, что и у прочих дам, но у неё это выглядело во много крат превосходным.
Свет сотни свечей огромной люстры над центральным столом будто зажёг её локоны золотистым огнём и заиграл отсветами на белой коже. Алан видел, как каждый её поклон отзывался в толпе шквалом приветственных криков. Привстав на носки, он не сводил с неё взгляда, и только когда она вернулась за стол к Маурину, и шум в зале притих, Алан очнулся. Сияние, исходящее от девушки, ошеломило его до такой степени, что он позабыл о золотой цепи. Но едва он чуть пробудился от чар леди Эрроганц, как тотчас же оценил сокровище и закусил губу, чтоб не вскрикнуть. Блеск золота ошарашил его и вырвал у него из груди тяжёлый стон. Разглядывая сверкающие звенья, он неожиданно осмыслил ту заваруху, что начнётся после пропажи. Все баронские слуги, констебли города и сам шериф будут заниматься поисками украденной цепи. Деньжищи и влияние Эрроганца запросто сделают так, что земля будет гореть под ногами их шайки. Может статься, напрасным было вовлекать в это дело Хамо. Как только драгоценность будет у них в руках, начнётся самое сложное. От этих размышлений на лбу Алана выступил холодный пот. Переведя взгляд на жениха леди Эрроганц, он заметил, что Маурин тоже малый привлекательный. Он уже успел как следует залиться винцом, но пить продолжал не переставая. Когда слуга наполнил по его требованию очередной кубок, леди Эрроганц положила на его предплечье свою руку и что-то сказала. Маурин лишь пьяно ухмыльнулся и, осушив кубок, снова стукнул им по столу, давая знак виночерпию.
«Щенок налакался, – подумал Алан. – Продолжая махать веслом в таком темпе, он вскоре далеко заплывёт».
Веселье разгоралось. Все выглядели пьяными: «Как только у человека заводятся денежки, – подумал Алан с горечью, – он начинает вести себя подобно свинье», – и снова поискал глазами леди Эрроганц. Она внезапно отстранилась от своего кавалера и стала пробираться к своему отцу. Шумно протестуя, Маурин плёлся следом. Пара устроилась возле барона, и Маурин вновь взялся за кубок. За соседним с их столом яростно ссорились белобрысая дама с пышной причёской и жирный купец неопределённого возраста, оба казавшиеся весьма пьяными. Неожиданно раскрасневшаяся блондинка подскочила, схватила со стола большой кубок с вином и подняла его над головой мужчины. Красная жидкость лилась ему на берет, проникала за шиворот отороченного беличьим мехом бордового пелиссона, а он ошалевшим взглядом таращился на свою подругу. Опустошив таким образом кубок, она уселась на место, издевательски улыбаясь. Сидящие вокруг смотрели на это представление с нескрываемым удовольствием и одобрительным хохотом. Лицо толстяка побагровело, а ноздри раздулись, как у бешеного быка. Неожиданно он схватил блеснувшую соусницу и выплеснул содержимое в лицо соседки. Женщина взвизгнула, будто свинка, которой вспороли брюхо. Какой-то, похожий на петуха, паж бросился ей на помощь. Мужчина попытался его ударить, но пошатнулся и свалился под стол, потянув за собой серую скатерть. Зазвенела повалившаяся посуда. Пара женщин, сидевших за тем же столом, вскочила и принялась визгливо, по-гусиному, вопить.
«Как есть – скотный двор!» – покачал головой Алан, и его взгляд вернулся к столу леди Эрроганц. Та поднялась с места и нетерпеливо теребила плечо своего жениха. Наконец, Маурин с трудом поднялся, и пара устремились к выходу.
Изрядно приправленная горячим соусом, женщина не прекращала стенать, поскольку на помощь к ней больше никто не приходил – все вокруг уже вовсю участвовали в кипучей драке, мешавшей помолвленной чете прокладывать путь к выходу. Алан прошмыгнул мимо ротозеев, пробежал через улицу за угол и очутился возле чёрной повозки.
Старый Альдо сидел на козлах, сзади восседал Хамо. «Шалопуты», – с подумал неприязненно Алан, но сдержался.
– Скоро покажутся, – сообщил он, переводя дух и устраиваясь рядом с Хамо. – Женишок пьян, как бочка.
– Трогай, Альдо, – распорядился Хамо. – Остановимся возле площади и пропустим их вперёд. Потом догоним и остановим.
Старый Альдо плавно стегнул вожжами по бокам коня, и повозка тронулась с места. Алан достал из-под одежды кинжал и положил рядом с собой.
– Золото на ней? – поинтересовался Хамо.
– Да.
Старый Альдо проехал около мили и возле старой площади остановился на обочине.
Алан сжал рукоять кинжала и вышел к дороге. Отсюда виднелись далёкие огни особняка барона, откуда ещё доносились звуки неистового оркестра. Скоро он заметил фонари приближающейся кареты и побежал назад.
– Едут!
Старый Альдо хлестнул коня кнутом, и Алан вскочил в повозку уже на ходу. Покрытая лаком карета барона вихрем промчалась мимо них.
– Стегай! – торопил Хамо. – Их колымага быстрее нашей. Как бы не улизнули…
Чёрная повозка пустилась в погоню по безлунной ночи. Альдо видел карету Эрроганца в свете фонарей.
– По крайности, женишок нам – не помеха, – отметил Алан. – Залился под завязку.
Хамо рассмеялся. После очередного поворота они въехали на Королевскую дорогу. В это время она была совершенно безлюдной.
– Поддай ему ещё! – крикнул Хамо. – Догоняй.
По мощёному камнем полотну чёрная повозка шла легко, со свистом рассекая воздух, и контуры домов, стоявших вдоль дороги, сливались в размытую стену, однако расстояние между экипажами не сокращалось.
– Не зевай! – заорал Хамо. – Тебе сказано – догоняй!
Альдо принялся нещадно хлестать гужевым кнутом коня, и чёрная повозка выиграла несколько десятков локтей. Но в то же время карета барона прибавила скорость, и расстояние восстановилось.
– Их конь слишком быстр против нашего, – заявил Альдо, – нам их не догнать.
Оба экипажа неслись по широкой дороге с одинаковой скоростью, затем карета барона постепенно начала увеличивать отрыв. Дома с правой стороны закончились, дорога впереди делала поворот к побережью. Альдо в голову пришла рискованная идея.
– Держитесь! – крикнул он, резко натянул вожжу, и конь рванул в проулок. Заскрежетали колёса, соскользнувшие на обочину. Алан свалился с сиденья на пол. Чёрная повозка накренилась, правые колеса приподнялись, экипаж задрожал, но Альдо удалось удержать его. Повозка помчалась по узкому проулку. Земляная дорога здесь была мягкой, то и дело возникала опасность перевернуться, но все же конь скоро вывез их на основную дорогу. Срезав угол, Альдо обогнал карету Эрроганца. Алан с проклятиями взгромоздился на сиденье, шаря по нему в поисках кинжала.
– Хорош, – похвалил Альдо Хамо и, обернувшись, посмотрел назад. – Изловили.
Покрытая лаком карета барона начала догонять их. Старый Альдо, вытаращенными глазами оглядывавшийся на неё через плечо, запетлял по дороге, заставляя баронского кучера опасливо сбавить скорость. В конце концов ему пришлось остановиться. Алан соскочил с повозки и метнулся к карете.
Кучер, пытавшийся объехать неожиданное препятствие, растерялся, увидев его. Алан рванулся к нему и оказался рядом с его ногами. Кучер мгновенно среагировал на этот промах. Удар грубым сапогом в лицо, и Алан тяжело упал, выронив оружие. Высунувшаяся в окно кареты леди Эрроганц закричала. Хамо не шевелился. Он считал Алана достаточно опытным, чтобы самому выпутаться из драки. К тому же, он вовсе не жаждал показывать девушке свою личность. Если затея обернётся плохо, ей не удастся его потом опознать. Хамо лишь приказал старому Альдо посторожить девушку. Тот выбрался из повозки, и леди Эрроганц, казалось, даже не заметила, как он появился сзади кареты. Она во все глаза смотрела на Алана, который поднялся на колено и беспрестанно ругался. Альдо со скромным видом замер около двери кареты, но всё же готовый в любой момент, если она попытается улизнуть, схватить её. Тем временем кучер приближался к Алану, сжав в кулаке плеть. Он ударил её рукоятью Алана по голове. Этот удар в височную кость был недостаточно силён, зато второй – в живот, был хорош. Алан зарычал и снова свалился на землю. Он понял, что слуга барона драться умеет, и недоумевал только, отчего же Хамо медлит. Прежде чем Алану удалось подняться, кучер нанёс ему ещё один удар по голове. Уразумев, что дело поворачивается не в лучшую для него сторону, Хамо с проклятьями бросился на выручку. Однако, оказавшийся в это время на земле, Алан наткнулся рукой на кинжал, и когда кучер шагнул к нему с намерением последним ударом свалить его окончательно, он рванул оружие кверху навстречу нападавшему. Леди Эрроганц пронзительно закричала. Кучер схватился за живот, согнулся и упал в грязь. На его светлой рубахе расплывалось тёмное пятно. Алан с трудом поднялся на ноги.
– Бешеный! – заорал Хамо, подбегая к нему. Он нагнулся над кучером, потом повернулся к Алану, который в смятении смотрел на умирающего.
– Зачем ты его прирезал? В хорошенькое же дельце ты нас втравил!
Алан рванул крючки ворота рубахи.
– А чего ты не пришёл ко мне на помощь? – огрызнулся он. – Видишь – я не могу ничего сделать? Он бьёт, как молотом. Мне больше ничего не оставалось.
– Расскажешь это суду ассизов! – Хамо был взбешён. Теперь «любовники»[2 - Жаргонное название констеблей.] шерифа будут разыскивать их за убийство. Ему уже слышался скрип ступеней на эшафот.
Алан рывком открыл дверь кареты и направил окровавленный кинжал на девушку.
– Выходи!..
Леди Эрроганц внимательным взглядом смотрела на него. Взгляд её больших глаз смутил его. Проснувшийся Маурин поднял веки и медленно распрямился.
Хамо, не шевелясь, сидел в повозке с кинжалом в потной руке, хмуро наблюдая за происходящим. Альдо придерживал дверцу кареты, готовый к действию в любой момент.
– Ну, живее! – рявкнул Алан. – Выходи!
Леди Эрроганц повиновалась. Она не казалась испуганной, скорее выглядела удивлённой.
– Что тут происходит? – пробурчал Маурин еле ворочающимся языком. Он тоже собрался выбраться из кареты и растирал лицо, пытаясь прийти в чувство.
– Оставайся на месте! – предупредил Алан, направляя на него кинжал.
Маурин понемногу приходил в себя. Он пододвинулся к дверце кареты, словно собираясь выйти из неё.
– Брось сюда твою цепь! – приказал Алан девушке.
Леди Эрроганц схватилась за украшение и отступила к заднему колесу. Алан выругался. Положение начало бесить его. В любое мгновение мог появиться экипаж с вооружёнными господами и прислугой, и тогда они попадут в чреватое бедой положение.
– Пошевеливайся! Или я проткну тебя! – прикрикнул он. Маурин высунулся из кареты и выставил обтянутую белоснежными шоссами лодыжку, ища опору на земле. Алан без раздумий всадил ему в грудь кинжал по самую рукоять. Захрипев, мужчина замертво свалился прямо к ногам своей невесты.
Алан повернулся к потрясённой леди Эрроганц, не отрывавшей глаз от тела Маурина.
– Теперь и её придётся тоже прирезать, – сокрушённо произнёс он. – Она слишком много видела.
– Заткни свою пасть, «мокродел»![3 - Убийца (жаргон).] – оборвал его Хамо. Он разглядывал девушку оценивающим взглядом. Шальная мысль влетела в его голову. Ему представился неповторимый случай дорваться до огромного куша. Барон сказочно богат. У него сотни золотых монет и он не пожалеет их, чтобы выкупить любимое чадо из рук кровожадных злодеев, которыми они, благодаря Алану, скоро прослывут.
– Она с нами отправляется, – распорядился он.
Леди Эрроганц неожиданно оттолкнула Альдо и побежала вдоль дороги. Хамо с проклятиями бросился вслед за ней. Тяжёлые юбки мешали движению, за спиной раздавался топот ног преследователя.
Леди начала оглушительно звать на помощь. Однако, Хамо скоро настиг её, схватил за плечо и, развернув к себе лицом, резко ударил кулаком в лоб. Подхватив обмякшее тело, похититель взвалил девушку на плечо и вернулся к повозке. Алан схватил его за руку.
– Хм… Обожди!..
Хамо свалил девушку в повозку и с исступлённым видом развернулся к Алану, схватив его за ворот.
– Замолкни! – заорал он. – По твоей вине убийства висят у нас на шее мельничными жерновами! Когда нас сцапают, они утянут нас на дно! Теперь ты делаешь только то, что тебе я прикажу! Подними мертвецов с дороги и уложи в карету. – В его голосе звучала такая необоримая злоба, что Алан растерялся и не сразу сообразил, чего требует Хамо. Опомнившись, он попросил Альдо ему помочь. Старик, в неподвижности своей похожий на оглушённого сома, как в полусне подошёл к телам и помог Алану перенести Маурина с кучером в карету Эрроганца и сел на козлы.
– Ты сумасшедший, Хамо, если полагаешь, что похищение сойдёт нам с рук, – сказал Алан, так же влезая на козлы их повозки. – Вся служба шерифа все «вороловы»[4 - Частные сыщики.] бросятся на её розыски и накроют нас, не успеем и глазом моргнуть.
– Замолкни! Теперь, когда ты накромсал столько мертвяков, с этой цепью не сунешься ни в одну лавку. Её папаша – сам Эрроганц! Он набит монетами как гусь – яблоками, и отдаст всё – за свою дочь. В этом наше единственное спасение, и единственная возможность выйти из дела с барышом. А теперь – хватит трепаться, сматываемся! – Приказал он. – Отправимся к Данстену, он нас укроет.
– А что с трупами? – поинтересовался Альдо, разбирая вожжи.
– Отвезёшь в лес за городом, – Хамо кивнул в сторону Алан, – а мы тебя подождём. В путь!
Пока конь набирал скорость, Хамо повернулся к леди Эрроганц, лежащей на сиденье без сознания, снял с неё драгоценности и накрыл девушку своим плащом. В свете фонаря, висящего у козел, он принялся разглядывать сверкающее золото.
– Да-а, она действительно чудесна! – произнёс он восхищённо. – Но я даже пытаться не буду сбыть её. Куда менее рискованно явиться с ней прямо к Эрроганцу.
После выезда за город старый Альдо свернул с дороги к лесу.
Алан осветил лицо леди Эрроганц.
– Не пришла в себя, – удовлетворённо проговорил он.
Проехав немного в лес, Альдо остановил повозку, обвязав вожжи вокруг ствола сосны и бегом засеменил к заговорщикам.
Однако, не успели они доехать до перекрёстка, как внезапно из-за поворота сверкнули факелы, и двое всадников, выскочив наперерез, остановили своих коней по обе стороны от чёрной повозки. Появление этой пары было некстати настолько, что испугавшийся Алан сжал рукоять кинжала. Один из мужчин, высокий, поджарый человек в черном плаще с капюшоном, надвинутом на глаза, с подчёркнутым вниманием осмотрел повозку и, увидев засуетившегося Алана, склонил факел поближе.
– Что это ты волнуешься, приятель? – спросил он вызывающе, рассматривая Алана. Было темно, и в неверных отблесках факела они друг друга не узнавали.
– Убрался бы ты лучше отсюда по-хорошему, – огрызнулся Алан. – Не твой цирк – не твои обезьяны!
Высокий наклонил факел ещё ближе.
– Нергаловы потроха! – засмеялся он. – И подумать не мог, что мы наткнёмся на подобное отребье в эту ночку!
Пассажиры чёрной повозки онемели. Они смотрели на второго всадника, который сел в седле боком, расположив правую ногу свободно на верхней луке и направив на них большой арбалет.
– Ты ли это, Эврик? – спросил Хамо, у которого сразу пересохло во рту.
– Кусок его, – сострил высокий. – А это Хик командует баллистой. Одно излишнее движение, и он вышибет вам ворота в другой мир.
– Да мы же не враги, – поспешно запротестовал Хамо, кляня судьбу за то, что она столкнула их с бандой Гидов. – Я и не признал тебя.
Эврик поднёс факел к его лицу. Хамо наклонился, чтобы прикрыть леди Эрроганц. Но Эврик уже увидел девушку.
– Никак ты завёл новую потаскуху, нергалов блудодей? – поинтересовался он.
– Я спешу, – быстро проговорил Хамо. – До скорого, Эврик. Поезжай, Альдо.
Эврик положил руку на козлы, останавливая Альдо.
– Кто это, Хамо?
– Ты не знаешь её. Моя родственница.
– Да ты шутник? Что-то у твоей родни слишком убитый вид.
– Она во хмелю, – ответил Хамо, ощущая, как пот струится по его спине.
– О, дева во хмелю? – Эврик сделал удивлённое лицо. – Дай-ка я посмотрю поближе на её лицо.
Хамо ещё больше испугался: краем глаза он заметил, как Хик направил арбалет на него. Он нехотя отодвинулся. Эврик направил свет факела на лицо девушки.
– Потрясающая у тебя родня, Хамо! – воскликнул он. – Потому что непохожа на тебя ни капли. А тебе должно быть стыдно бить по лбу такую красавицу! И куда же вы её везёте в глухую полночь? На семейный ужин?
– Да, домой. Оставил бы ты шутки, Эврик, нам пора, мы и вправду подзадержались, дел много.
– Я и смотрю – у тебя от них даже глаза разбежались, – согласился Эврик, отъезжая в сторону. – Ладно, проезжайте.
Старый Альдо резко хлестнул вожжами по бокам коня, и чёрная повозка рванулась с места по дороге прямо. Экипаж вылетел на дорогу и исчез в ночи. Эврик задумчиво смотрел ей вслед. Сдвинув капюшон, он почесал затылок. Хик приторочил арбалет к седлу и подъехал к нему. Это был тщедушный человечек с подлым крысиным лицом.
– Какие будут мысли? – спросил Эврик. – Чудная встреча.
Хик пожал плечами.
– Коли так интересно, прижал бы их, они бы всё и растрепали.
– Ты намекаешь, что хотел бы выяснить их подноготную, но рассчитывал в этом на меня? Верно, я поумнее тебя буду. Только, взаправду, что это отребье собирается вытворить с подобной кралей? И кто она такая?
Хик поковырял в зубах. Эти вопросы ничуть его не интересовали. Они ехали с Плотины Экги, и он порядочно измотался от скачки.
– Он двинул ей по лбу, – продолжил Эврик. – Только не говори мне, что такой червь, как Хамо, её похитил. Не поверю, что они способны на такой финт. Нужно сообщить об этом Мамуле Гид.
– Очи Молоха! – простонал Хик. – Если ты не хочешь спать – твоё дело, я просто с ног валюсь!
– Да будет так. Укладывайся здесь. Я к Мамуле, – и, не дожидаясь ответа, Эврик направил коня по дороге налево.
***
Однако, выспаться на расстеленном плаще Хику не удалось. Скоро он услышал цокот копыт и терпеливо ждал, когда всадник подъедет ближе.
– Мамуля полагает, что это дочь Эрроганца, – с горящими глазами сообщил Эврик, спрыгнув с седла. – Баронское дитя! Ни в жизнь бы не поверил, что Хамо способен набраться храбрости на такой жирный кусок! То-то мне почудилось, что эта девица напоминает мне кого-то. Я видел баронессу Эрроганц однажды, и мне кажется, её черты сохранились в дочери.
Мамуля думает, что шайка Хамо везёт её к Данстену – в единственное место, где их могут принять с такой пагубой на руках. Мамуля сейчас пришлёт подкрепление. Мы должны перехватить их у моста.
– А что мы сделаем с бандой Хамо?
– Сам подумай!
Эврик прыгнул в седло.
– Соваж с ребятами уже едут к мосту.
Хик застонал.
– Я умру от бессонницы! Ну что за пёсья доля!..
Эврик расхохотался.
– Отоспишься на виселице. Что до меня касаемо, то мне не терпится увидеть снова прелести этой леди.
Хик пришпорил коня, и всадников поглотила ночь.
Под дубом Данстена
Утренние лучи позолотили верхушки деревьев, когда чёрная повозка свернула на просёлочную дорогу, что вела к дому Данстена. Старый Альдо вёл разбитую колымагу осторожно, потому конь взбирался на холм медленно. Старик устал смертельно, но признаться в этом побаивался. Он не без оснований опасался, что в последнее время Хамо лишь ищет предлог отделаться от него, поскольку старик потерял былую прыть.
Хамо постоянно оглядывался назад, затравленно проверяя, нет ли за ними слежки. Все были крайне встревожены.
Леди Эрроганц забилась в угол повозки. Ей было совершенно невдомёк, куда её везут эти незнакомые чужаки. Ни один из похитителей не произносил ни слова, а она опасалась обращать на себя внимание неосторожными расспросами. А спутники будто бы и не замечали, что пленница пришла в себя. Айн пребывала в уверенности, что отец кинется на её поиски со всеми своими соратниками, обратился к шерифу и её повсюду будут искать. Она старалась убедить себя в скором освобождении. Она не питала надежд относительно троицы убийц, похитившей её. Похищения ради выкупа были распространены во время войны, и, хоть сейчас было относительно мирное время, Айн понимала, что её удерживают ради выкупа. Но и сами похитители были чем-то сильно напуганы.
Во время пути Хамо никак не мог отделаться от мысли о возможных последствиях столкновения с бандой Гид. Эврик, безусловно, расскажет Мамуле Гид об их встрече на перекрёстке. Гарпия Гид неспроста слыла главой банды – из всех головорезов она выделялась умом и потому была наиболее опасной. Она сразу скумекает, кто эта девица, и сообразит, в чем дело. Но что она предпримет? Весьма возможно, Гарпия пошлёт своих подручных во главе с Соважем по их следам. Смекнёт ли она, куда они отправились? Данстен был связан с мелкими жуликами, а Гарпия ворочала крупными делами. Мелкие сошки её не интересовали. Однако, все равно, действовать надо проворно. Едва они спрячут леди, нужно сразу же снестись с Эрроганцем. Чем скорее они заграбастают выкуп и вернут похищенную, тем лучше…
Старый Альдо направил повозку в узкий просвет между деревьями. Вскоре они подъехали к одноэтажному деревянному домишке, прятавшемуся в лесных зарослях. Натоптанная тропинка вела к нему через деревья и кусты к посеревшей от времени дощатой двери.
– Пойди глянь, там ли старый, – распорядился Хамо, и Алан безропотно повиновался. Сам Хамо, не выпуская из рук кинжала, напряжённо всматривался в темноту. Алан дошёл до двери и постучал.
– Эй, Данстен! – крикнул он.
Через некоторое время дверь приоткрылась, и хозяин с неприязнью посмотрел на ночного гостя. Данстену было за шестьдесят лет, но он ещё был жилистым мужиком, хоть с его лица и не сходила одутловатость от пьянства. Его потухшие глаза были воспалены. Когда-то Данстен слыл одним из самых отчаянных грабителей и браконьеров, но чрезмерное употребление вина лишило и его былой сноровки. Он перевёл взгляд с Алана на повозку и увидел леди Эрроганц.
– Что случилось, «парень»[5 - Обращение к члену другой банды (жаргон).]? Попали в передрягу?
Алан собрался пройти, но Данстен стоял, загораживая проход.
– Мы отсидимся у тебя несколько дней, Данстен, – объяснил Алан. – Дай пройти.
– А кто это там в повозке? Что за «птичка»[6 - «Птичка» или «голубь» – обозначение жертвы преступления на воровском жаргоне.]? – Он не сдвинулся с места.
Хамо заставил леди Эрроганц выйти из кареты, и они подошли к Данстену.
– Послушай, «старая рука»,[7 - «Старая рука» – опытный преступник(жаргон).] не будь таким подозрительным. Впусти нас, и это принесёт тебе кучу «портретов».[8 - «Портреты» – монеты с изображением короля(жаргон).] Не в лесу же нам ночевать.
Данстен посторонился, и Хамо втолкнул леди Эрроганц в прихожую. Дом состоял из большого подполья внизу и комнаты на первом этаже. Везде царил невообразимый беспорядок. Обстановка состояла из двух сундуков, служивших как столами, так и кроватями и старого очага. Всё это великолепие освещала тусклая масляная лампа, висящая на свисающей с потолка цепи в середине комнаты.
Айн Эрроганц кинулась к Данстену и схватила его за предплечье с толстыми синими венами.
– Господин, умоляю тебя, помоги! – простонала леди. Запах винного перегара и застарелого пота, исходящие от старика, заставили её отшатнуться. – Эти убийцы похитили меня… Моему отцу…
Хамо оттащил девушку назад.
– Ты умолкнешь или нет!? – рявкнул он. – Ещё слово, и ты заново схлопочешь по лбу!
Данстен с тревогой наблюдал за Хамо.
– Я не лезу в похищения, – с беспокойством сказал он.
– Я прошу тебя, сообщи моему отцу… – продолжала леди Эрроганц.
Хамо тыльной стороной ладони залепил ей пощёчину. Воскликнув от боли, девушка отшатнулась.
– Я предупреждал! – прорычал он. – Замолкни!
Она закрыла лицо ладонями. Её глаза метали молнии.
– Плебей! – воскликнула девушка. – Ты посмел тронуть меня! За это ты поплатишься головой!
– Если ты не замолкнешь, схлопочешь ещё одну оплеуху. Сядь на сундук, и чтоб я от тебя больше и звука не слышал, не то сама поплатишься. – передразнил он с издёвкой.
Старый Альдо убрал хлам с одного из сундуков, чтобы девушка могла устроиться. Его вид выражал задумчивость.
– Успокойся, леди, – сказал он. – Не дразни этого человека.
Леди Эрроганц упала на сундук и закуталась в плащ. Её колотила дрожь.
– Кто это? – спросил Данстен.
– Дочь Эрроганца. Она стоит сотню золотых. Мы разделим их на четыре доли. Она останется здесь дня на два, самое большее – на три.
– Эрроганц… Тот самый барон, что стоит сотни золотых монет?
– Да… Так что ты скажешь, старый Данстен?
– Чего уж, – Данстен почесался. – Я так думаю, можно это устроить… Но не более трёх дней, так?
– Куда мы упрячем её? Найдётся каморка?
Данстен показал пальцем с изломанным ногтем на подвал:
– Там.
Хамо повернулся к леди Эрроганц.
– Иди туда.
– Делай, что тебе говорят, – посоветовал ей старый Альдо. – Лишние синяки тебе ни к чему.
Айн встала и понуро направилась к крышке, скрывавшей лестницу в подпол. Дойдя до неё, она остановилась и посмотрела на злодеев, следивших за нею. Данстен с небрежным видом подошёл к стойке, в которой стояли охотничий лук и копьё, и встал около неё. Сопровождавший леди Эрроганц Хамо ухватил кольцо крышки и рывком открыл её.
– Спускайся!
Сырой подвал был тесным и захламлённым. Хамо зажёг сальную свечу, стоящую в стенной нише, и в её неровном свете осмотрелся вокруг. В углу размещался ящик с кучей тряпья. В помещении царил неистребимый запах гнили.
– У тебя будет бесценный опыт смены обстановки, – проговорил ехидно Хамо. – Глядишь, и баронской спеси поубавится. Смотри – сиди тихо, а не то я спущусь и утихомирю.
Леди Эрроганц с ужасом уставилась на огромного паука, сидящего в центре пыльной паутины в углу.
– Что, перетрусила? – Хамо поймал паука и держал его кончиками пальцев одетой в перчатку руки. Мохнатые паучьи лапы неистово извивались. – Бросить его на твои красивые волосы?
Леди Эрроганц с содроганием отодвинулась от него.
– Сиди тихо, – Хамо ухмыльнулся. – А не то… – Он раздавил паука в ладони, бросил его останки под ноги девушки и ушёл.
Вверху на сундуках сидели старый Альдо и Алан. Хамо присоединился к ним.
– Как насчёт пожрать, Данстен? – крикнул он и тут же осёкся. Данстен держал всех троих под прицелом длинного лука. Хамо потянулся было к кинжалу, но Данстен остановил его.
– Даже не пытайся, Хамо, – сказал он с угрозой в голосе. – Этот лук насквозь прошивает оленью тушу.
– Что это ты ещё задумал, «старая рука»? – заикаясь, спросил Хамо.
– Не нравится мне ваша затея, вот что. Да ты присядь, мне потолковать с тобой нужно. – Хамо послушно сел рядом с Аланом. – Твои «парни» говорят, вы «заточили»[9 - Зарезали (жаргон).] её жениха?
– Это всё он, – Хамо кивнул на Алана. – Этот тупица не смог справиться…
– Хорош трепаться!.. – выкрикнул Алан. – Я был вынужден его «заточить». Ты не помог – «кости размякли».[10 - Струсил (жаргон).]
– Да чего уж теперь, – оборвал его Хамо. – Павлин мёртв, теперь уж не поправишь. Нас будут искать за «простуду»,[11 - Убийство (жаргон).] но у нас есть «голубь» – дочка барона. Если удастся сладиться с Эрроганцем, будет возможность выйти из дела, да ещё и с барышом.
Данстен покачал плешивой головой. После недолгого раздумья он опустил лук.
– Я вас с малых знаю, – произнёс он. – В жизни бы не подумал, что у вас хватит дури «станцевать с голени»[12 - Биться на ножах (жаргон).] с вельможей. Мне это не по нутру. «Мокрота» и похищение! Это не «вилкой ковырять»[13 - Грабёж (жаргон).] или «вспучить»[14 - Разбой (жаргон).]! Я предчувствую много неприятностей, ибо как только «любовники» сядут вам на «хвост», то уж не отстанут. Барон – не купец какой, будет разыскивать нас всю жизнь, а это совсем неподходящая доля для меня. А когда «подтянут» – не «ведро»[15 - Тюрьма (жаргон).] даже ждёт, нас сразу «надуют»[16 - Повесят (жаргон).] на верёвке!
– Ты получишь пять монет золотом, «старая рука», – спокойно сказал Хамо. – Это немалый куш.
– Подумал бы о том, как ты сможешь забрать эти деньги и скрыться с ними, – не унимался Данстен.
– А ты подумал бы о своём будущем с монетами. Ты сможешь купаться в кларете, – возразил Хамо.
– Для этого мне хватит денег с браконьерства.
– Пять золотых – тебе одному! Это королевская доля.
Данстен медленно поставил длинный лук на место. Трое похитителей расслабились. Старик взял большую керамическую кружку и зачерпнул что-то из бочонка.
– Не желаете ли сделать по глоточку, «парни»?
– А что это такое? – подозрительно спросил Хамо. – Та самая брага, которую ты сам настаиваешь на лесных ягодах и мухоморах?
– Отменный напиток!.. Самый расчудесный! – Данстен пустил кружку по кругу.
Хамо едва не стошнило. Алан и Альдо выпили с удовольствием.
– А пожевать у тебя есть что-нибудь? – спросил печально старый Альдо. – Я голоден, как кабан.
– Поищи там, в печке.
Альдо направился к очагу, а Алан набросился на Хамо:
– Ты напрасно похитил «птичку». Проще было её устранить. Эврик обязательно расскажет о ней Гарпии, и они пустят по нашему следу Соважа.
– Заткнись! – оборвал его Хамо.
Данстен выпрямился.
– О чем это вы? О Соваже? Но ведь он не в деле, верно?
– Даже об этом не думай, – отрезал Хамо.
– Легко сказать, – пробурчал Алан, поворачиваясь к Данстену. – По дороге мы встретили Эврика. Он видел нашего «голубя» и, готов голову прозакладывать – сообщит о ней Мамуле Гид.
– Если Соваж в игре, то я – нет, – заявил Данстен, отступая к полке с оружием.
Хамо вытащил кинжал.
– Оставь свою рогатку в покое. Соваж Гид меня не пугает. Он нам – не помеха.
– Соваж – это сплошная плесень, – заявил Данстен. – Вас я хорошо знаю, кое-что людское в вас ещё осталось. Но Соваж Гид… протух до потрохов.
Хамо сплюнул в очаг.
– Он просто сбрендил, вот что я скажу.
– Не без этого, но у него руки от крови не просыхают. Он «танцует с голени» чаще, чем дышит. Мне не по нутру, когда «затачивают» «резалом» ради забавы.
– Об этом не думай, – повторил Хамо. – Давай-ка поедим лучше.
Старый Альдо разложил оленье рагу по тарелкам.
– Это королевская еда, по закону нам такое не положено, – сообщил он, кладя добрую порцию в свою деревянную тарелку. Затем добавил: – Альдо отнесёт поесть «птичке», ей будет впору.
– Да, уж мы должны учитывать её тонкий вкус, – произнёс с издёвкой Хамо.
– Другого-то всё равно ничего нет, – старый Альдо направился к лестнице.
Вся в слезах, леди Эрроганц сидела на ящике. Когда вошёл старый Альдо, она подняла на него глаза, полные надежды.
– Вот, возьми-ка, – бодро проговорил он. – Ты почувствуешь себя получше, когда немного подкрепишься.
Запах несвежего дикого мяса вызывал у неё тошноту.
– Нет, благодарю… Я не смогу…
– Пахнет, действительно, плоховато, – согласился Альдо. – Но это – лучше, чем совсем ничего.
Он поставил тарелку, посмотрел на кучу тряпья и покачал головой.
– Ты не привыкла к подобной обстановке? Альдо постарается подыскать для тебя какую-нибудь подстилку.
– Спасибо, ты очень любезен. – Она немного поколебалась и спросила, понизив голос: – Не хочешь ли ты мне помочь в другом? Если бы ты сообщил моему отцу о том, где я нахожусь, то получил бы неплохую плату. Я умоляю тебя, помоги!
– Альдо не сможет, – прошамкал старый Альдо, пятясь к лестнице. – Альдо ничего не сможет сделать для девушки. – Он закрыл крышку и присоединился к остальным.
Поев, Хамо встал.
– Впервые в жизни такую гадость ем, – заявил он и вздохнул. – Авила, наверное, думает, что со мной что-то случилось.
– Не мечтай. – Алан встал, чтобы выглянуть в окно. – Ты вообразил, что она о тебе забеспокоится?
Хамо отмахнулся и хотел было возразить что-то, когда Алан отскочил от окна, со страхом выхватывая кинжал.
– Хамо! – заорал он в ужасе. – Вон они! Всадники! Это «парни» Гид!
Хамо тоже бросился к окну. Пятеро всадников спешились возле чёрной повозки и направились к дому. Хамо узнал высокий силуэт Эврика и отшатнулся от окна.
– Спустись в подвал и оставайся там с «птичкой», – приказал он Данстену. – Сделай так, чтобы она не «закудахтала».[17 - «Кудахтать» – доносить, раскрывать посторонним преступный замысел (жаргон).] Возможно, мы их всех перережем. Ступай! – Подталкивая Данстена, он вместе с ним спустился к леди Эрроганц.
– К дому подъехали настоящие злодеи, которые принесут тебе больше горя, чем мы, – объявил он ей сквозь зубы, вытирая о шоссы вспотевшие ладони. – Хочешь остаться живой – сиди тише мыши. Я постараюсь их обмануть, но, если они проведают, что ты здесь, тебе придётся плохо.
Ледяной ужас охватил леди Эрроганц. Она испугалась даже не его зловещих обещаний, а явного ужаса, от которого он сам сжимал в отчаянии челюсти.
Хамо еле успел закрыть крышку люка и забросать его соломой, как приехавшие вошли в дом. Эврик, в надвинутом на глаза капюшоне, держал руки под плащом. Руки стоявшего правее свисали вдоль туловища свободно, но взгляд его излучал враждебность и холод. Это был Хик. Уилмот и Лекарь Волк прикрывали Соважа.
Всё внимание Хамо было приковано именно к Соважу. Он присел на край сундука и смотрел пустым взглядом на носки своих запылённых сапог. Из-за безвольного лица многие совершали ошибку, принимая его за нерешительного человека, но скоро понимали, что под маской слабака скрывалось жестокость бесчеловечного существа.
Жизненный путь Соважа Гида был типичным для одержимого кровью убийцы этих лет. Начал он с того, что с малых лет полюбил деньги и научился добывать их всеми доступными путями. У него был темперамент изувера, в детстве он обожал мучить животных. Когда Соваж достиг юношеского возраста, он переключился на людей. Бывало, изредка он производил впечатление обычного человека, но чаще вёл себя как сумасшедший. Его мать, Мамуля Гарпия Гид, не признавала умственной неполноценности сына. Во время ереси Чёрной Тени он примкнул к одной из разбойничьих шаек. Рискованность, умение владеть оружием, лёгкая добыча денег очень понравились ему. Под их влиянием Соваж раздобыл себе кинжал, и вскоре впервые окропил свои руки кровью, после чего ему пришлось скрываться, и некоторое время о нем никто не слышал. После его возвращения, Мамуля Гид решила сделать его главарём шайки и набрала в неё подходящих людей: Хика, недавно вернувшегося с каторги, где он сидел за ограбление каравана; Эврика, бывшего наёмника Чёрного герцога, Уилмота, большого специалиста по осадному оружию, Лекаря Волка, преклонных лет мужчину, изгнанного из гильдии врачей за изготовление дурмана и с радостью взявшегося за предложенный заработок. Посылая разбойников на дело, Мамуля Гид тщательно продумывала все до мельчайших подробностей, а затем натаскивала сынка, как дрессированного пса. Если ей доводилось вбить ему в голову все тонкости, Соваж их уже не забывал. Банда называла Соважа своим главарём. Но настоящей главой шайки оставалась его мать. Кроме этого, даже самые отпетые негодяи шёпотом поговаривали о тёмном культе, в котором состояли члены банды, а Мамуля Гид была в нём верховной жрицей.
Хамо охватил животный страх. Он словно примёрз к месту, не спуская глаз с Соважа, держась за ворот рубахи, показывая ему свои самые миролюбивые намерения.
– Здорово, Хами! – сказал Эврик. – Готов поклясться, ты не ожидал столь скоро вновь меня увидеть?
Хамо медленно подошёл к очагу.
– Здорово, – ответил он сдавленным голосом. – Да, так скоро я увидеть тебя не ожидал. – Он остановился около Алана, который даже не повернул головы, чтобы взглянуть на него.
– Куда делась «голубка», что была с вами?
Хамо сделал усилие, чтобы казаться безучастным и попытаться как-то вывернуться из этой истории. Надо было заморочить им голову, причём сделать это правдоподобно.
– О! Как жаль! Тебе пришлось проделать такой длинный путь, чтобы взглянуть на неё, а мы от неё уже избавились. – Сказал он, стараясь говорить уверенно и небрежно. – С ней было столько мороки!
Эврик сплюнул на пол и растёр слюну ногой.
– Вот досада! А я сильно хотел взглянуть на неё вблизи ещё разок. Кто она такая, Хамо?
– Заблудшая «корова»[18 - Проститутка (жаргон).] не из наших краёв. – Он ощущал на себе подозрительные взгляды шайки, и ему казалось, что всем доподлинно известно, что не говорит ни слова правды. Лишь Соваж, казалось, оставался безучастным.
– А не на баронском ли пастбище ты подобрал эту «корову»? – не отставал Эврик.
Соваж безразлично поглаживал длинное лезвие меча. Хамо вдруг почувствовал опустошённость в желудке.
– Эту маленькую глупышку? Разве ей пристало посещать подобные шикарные дома? Мы подцепили её в таверне Зубина, и только из-за её смазливой мордашки. Решили прокатиться с ней и немного поразвлечься. – Хамо попытался изобразить улыбку на своём лице, но это ему не удалось. – По дороге она передумала, и пришлось отправить её восвояси.
Эврик расхохотался от души, словно эта новость его чрезвычайно позабавила. Соваж поднял глаза и вперил в Хамо свой неподвижный взгляд мёртвой рыбы.
– Где Данстен? – неожиданно серьёзно спросил Эврик.
– На охоту отправился, да силки проверить, – ответил Хамо, ощущая, как холодные капли пота пробежали у него за воротником.
Соваж повернул голову к Эврику и кивнул в сторону угла, где, под соломой скрывался вход в подполье.
– Проверь, – коротко приказал главарь.
Крышка откинулась, и Данстен сам вышел к гостям и прислонился к очагу. Данстен никогда не заводил врагов, потому что никогда не вставал на чью-либо сторону, оставаясь непричастным к чужим распрям. Хамо не отрывал от него глаз, моля богов, чтобы те наложили печать на его уста. Но Данстен даже в его сторону не смотрел. Он смотрел на Соважа.
– Здравствуй, Данстен, – сказал Соваж.
– Здравствуй, Соваж, – ответил, не меняя позы, Данстен.
Руки Соважа беспрерывно зашевелились: они поднимались и опускались вдоль рёбер, теребили ворот и оборку котта, похлопывали друг по другу. У него были проворные, наводящие трепет руки.
– У меня новый меч, Данстен, – продолжил Соваж.
– Для тебя это неплохая новость, – пожал плечами Данстен, бросив взгляд на Эврика.
Неожиданно Соваж встрепенулся, появившийся в его руке меч сверкнул. Это было страшное оружие с почерневшей от крови кожаной оплёткой и широким у гарды лезвием, резко сужающимся с середины клинка.
– Полюбуйся, – продолжил он, поигрывая мечом.
Данстен кивнул.
– Да, тебе просто повезло. Это очень хороший, новый меч.
– Посмотри только, как он блестит. – Первый лучи солнца, проникнув через окно, отразились от лезвия и запрыгали по потолку… – А колет и режет он изумительно, Данстен. Прекрасно справляется с мышцами и сухожилиями, и дробит кости.
Лекарь Волк, до этого стоя позади Эврика и безразлично кусая ус, по некоторому, одному только ему известному признаку, определил приближение припадка и приблизился к Соважу.
– Угомонись, Соваж.
– Сам угомонись! – прошипел тот, его лицо перекосилось, а взгляд медленно вперился в Данстена.
– Что вы от меня хотите? – спросил Данстен глухо.
Соваж провёл мечом по крышке сундука, любуясь оставленным глубоким нарезом. Следуя предостерегающему взгляду Лекаря, Эврик решил вмешаться:
– Оставил бы ты его в покое, Соваж. Данстен – «старая рука», наш друг.
Соваж повернул лезвие меча в сторону Хамо.
– А он тоже – наш друг?
Колени Хамо подогнулись, лицо побелело.
– Оставь его в покое, – сухо проговорил Эврик. – И убери меч, мне нужно поговорить с Данстеном.
Во всей шайке только Эврик мог управиться с Соважем, когда у того начинался припадок. Но он был достаточно умён, чтобы осознавать риск. Однажды он не сможет успокоить полоумного сынка Мамули Гид. Соваж скривился, но меч вернулся в ножны. Он нехорошо посмотрел на Эврика и вновь принялся теребить одежду.
– Мы интересуемся дочкой барона, Данстен, – объяснил Эврик. – Ты ведь видел её?
Данстен сглотнул слюну. Ему страшно хотелось выпить из бочки, а ещё больше – чтобы эти головорезы ушли.
– Она здесь, Эврик – наконец сказал он.
Все замерли. В горле Хамо что-то булькнуло, лицо Алана посерело.
– Покажи её нам, Данстен, – продолжил Эврик.
Данстен повернулся, открыл крышку и позвал леди Эрроганц. Через некоторое время девушка появилась в комнате. Мужчины поражённо уставились на неё, и бедняжка под этими взглядами отступила к стене.
– Забери у них ножики, – приказал Соваж, не отрывая глаз от леди Эрроганц. Эврик и Хик быстро выхватили свои кинжалы, а Хик достал из-под плаща арбалет.
– Начинай, «горбыль»,[19 - Врач на жаргоне.] – спокойно сказал Эврик. – Мы присмотрим.
Лекарь спокойно подошёл к Алану и освободил его от кинжала, висевшего на поясе. Алан не шевельнулся, а только поджал губы. Тем же манером Лекарь отобрал оружие и у Хамо, но, когда повернулся к Альдо, старик с поразительной быстротой выхватил свой клинок. Но Хик был ещё быстрее: его арбалет выстрелил, и болт пробил голову Альдо, пролетев на расстоянии волоса от виска Лекаря. Тот с проклятьями отшатнулся. Старый Альдо рухнул на пол. Хамо и Алан затаили дыхание и замерли, боясь пошевелиться. Соваж посмотрел на них, потом перевёл взгляд на тело Альдо, и глаза его вновь обрели безумное выражение. Данстен отвёл леди Эрроганц в сторону. Её колотила крупная дрожь.
– Уберите его, – распорядился Соваж.
Лекарь и Уилмот сволокли тело старого Альдо и бросили в подвал. Эврик подошёл к Хамо и ткнул остриём меча в грудь.
– Ну, крыса! – рявкнул он. – Хватит дурака из меня делать! Выкладывай, кто она?
– Знать не знаю, – простонал Хамо, дрожа от ужаса.
– О, не знаешь? Так я сам поведаю тебе! – Он схватил Хамо за рубаху и начал трясти его. – Это дочь Эрроганца! Ты её схитил, чтобы взять золотишко. Цепь у тебя! – Эврик сунул руку за пазуху Хамо и вытащил оттуда сверкнувшую в свете утра цепь. – Сожалею, но твоё положение безнадёжно. – Он подошёл к Соважу и отдал ему цепь. Сверкающее в свете лампы золото заворожило Соважа, как ребёнка.
– Какая прелесть! – воскликнул он. – Погляди-ка, Лекарь! Как она горит! Можно так сказать, что они горят, как «Цепь Луга»?[20 - Одно из названий Млечного пути.]
– Да, и она стоит целое состояние, – согласился Лекарь, не отрывая взора от цепи.
Соваж поднял глаза на леди Эрроганц.
– Пусть она подойдёт ко мне, Эврик, – велел он. – Я хочу с ней поговорить.
Эврик посмотрел на Лекаря, но тот неодобрительно покачал головой.
– Что ты намереваешься сделать, Соваж? Нужно поскорее скакать к Мамуле, она ждёт.
Соваж вертел в руках цепь, любуясь игрой золота.
– Подведи её, Эврик!
Эврик пожал плечами и подошёл к девушке.
Леди Эрроганц стояла, вжавшись в стену, и тряслась, словно больная лихорадкой. Она зажимала рот ладонями и в ужасе крутила головой, не ведая, куда бы спрятаться. Но, даже несмотря на искажённое страхом лицо, она всё ещё оставалась самой красивой женщиной, виденной Эвриком когда-либо.
– Ты не должна бояться меня, – прошептал он, как мог, мягко. – Тебе нужно подойти к Соважу. Послушай меня внимательно. Соваж – не только очень лютый, но ещё и сумасшедший. Если ты будешь его слушаться, он не причинит тебе зла, пока не будешь противиться ему. Тогда он станет опасней зверя, так что будь осторожна. Пойдём, он ждёт.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71300014?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Неблагополучный район Лондиниума.
2
Жаргонное название констеблей.
3
Убийца (жаргон).
4
Частные сыщики.
5
Обращение к члену другой банды (жаргон).
6
«Птичка» или «голубь» – обозначение жертвы преступления на воровском жаргоне.
7
«Старая рука» – опытный преступник(жаргон).
8
«Портреты» – монеты с изображением короля(жаргон).
9
Зарезали (жаргон).
10
Струсил (жаргон).
11
Убийство (жаргон).
12
Биться на ножах (жаргон).
13
Грабёж (жаргон).
14
Разбой (жаргон).
15
Тюрьма (жаргон).
16
Повесят (жаргон).
17
«Кудахтать» – доносить, раскрывать посторонним преступный замысел (жаргон).
18
Проститутка (жаргон).
19
Врач на жаргоне.
20
Одно из названий Млечного пути.
Василий Погоня
Дорогие подарки могут стать предметом не только зависти, но и преступления. Когда господин барон Эрроганц преподнёс своей прекрасной дочери фамильные драгоценности, он и подумать не мог, что роскошный подарок станет роковым для юной красавицы. На бесценную золотую цепь положили глаз грабители. Однако, в руках бандитов оказалась и сама леди Эрроганц.
Василий Погоня
Шкура лисицы
Солома для кирпича
Началось всё солнечным утром. Несмотря на недавний восход, солнце палило отчаянно, и день обещал стать невыносимо жарким. На углу Старого Моряка и улицы Тира, в её конце, затаилась таверна «Одинокая Дама». Это заведение принадлежало к тем подозрительным злачным местам Сарыни,[1 - Неблагополучный район Лондиниума.] где всегда можно скрыться от чрезмерного любопытства констеблей и круглые сутки получить выпивку, горох в сале и ветчину. Когда-то в этом доме располагалась винокурня, но теперь его фасад украшала висящая на цепях вывеска цвета жёлтой серы в виде силуэта женской фигуры, в зале расположились столы и лавки, а у стены напротив входа – прилавок, за которым хозяйничал Зубин – огромный, с лохматой, соломенного оттенка, шевелюрой, мрачным взглядом исподлобья и заточенным тесаком под рукой. Его помощницей, тянувшей, впрочем, основной груз ответственности за закупку продуктов и приготовление блюд, стала Эльдра, около десятка лет тому назад обнаруженная трактирщиком на улице у дверей. Поскольку девочка ничего о своей семье не рассказывала, Зубин посчитал её сиротой, каких всегда немало в военные годы. Он приютил маленькое несчастное создание, чахнущее от недоедания, грязное, с большим наростом на щеке. Заведению Зубина требовалась кухарка, и Эльдра с радостью занялась поварским делом. Она вызвала жалость у трактирщика, но это не помешало ему нещадно эксплуатировать её – как, впрочем, и всех, кто попадал под его власть. Он требовал от неё нечеловеческих усилий в работе. С течением лет Эльдра похорошела, а проведённая одним из дорогущих лекарей операция избавила её от уродства на лице, что послужило только на пользу заведению Зубина, куда посетители заявлялись теперь не только за выпивкой и закуской, но и чтобы поглазеть на чудо современной медицины.
Перевалило за полдень, когда перед таверной остановилась запылённая чёрная повозка. В ней развалился мужчина, который, свесив голову на грудь, спал. Алан, спрыгнув с козел, привязывал вожжи к коновязи. Это был тощий, высокого роста мужчина с измождённым пьянством, грубым лицом под шевелюрой сальных волос. Его водянистые, воспалённые глазки беспокойно бегали над щетинистой скулой, рассечённой молнией белого шрама. Запылённое и грязное рубище его было изношено до дыр, и вместо манжет полотняной рубахи из-под ветхого блио взору представали какие-то невообразимые, висящие бахромой, лохмотья.
Прошлая ночь выдалась на славу – Алан выпил очень много вина, но теперь мучился жаждой. Он метнул короткий презрительный взгляд в сторону спящего приятеля, старого Альдо, поморщился, пожал плечами и направился в распахнутые двери таверны, оставив дружка храпеть на сиденье повозки.
Облокотившись о прилавок округлыми предплечьями, Эльдра скромно улыбнулась ему. Её пышущий здоровьем вид был неприятен Алану, и он не посчитал нужным ответить на её улыбку.
– Эй, господин Алан! – приветствовала его светловолосая девушка радостным возгласом. – Уф! Ну и пекло! Всю ночь из-за жары глаз не сомкнула.
– Кларет! – сухо скомандовал Алан и, сдвинув на затылок потрёпанный шаперон, вытер лицо внутренней стороной и без того сомнительной чистоты блио.
Девушка поставила на прилавок высокую кружку и глиняный кувшин кларета.
– Ты поступил бы куда лучше, если б выпил старого доброго эля, – посоветовала Эльдра, встряхнув светлыми кудряшками. – А ещё лучше – прохладного мятного напитка на меду. Кларет плохо в такую жару плохо действует на печень.
– Замолкни, – проворчал Алан. Он прихватил кувшин и кружку, отнёс их на столик в противоположном углу и стал усаживаться на лавке лицом к девушке. Она продолжала смотреть на него с интересом. – Нашла бы ты себе какое-нибудь достойное занятие, – угрюмо проговорил пьяница, – и оставила в покое меня и мою печёнку.
– Не воображай себя Аполлоном! – Эльдра презрительно сморщила носик, взяла из-под прилавка тряпку, демонстративно пожала плечами, и принялась за натирание посуды.
Алан залил в утробу кружку вишнёво-красного вина, рыгнув, откинулся спиной к стене и закрыл глаза. Облегчение пришло не сразу, но пришло. На его лбу выступила испарина, лицо порозовело, мысли вошли в привычное русло. В настоящее время у него были осложнения с деньгами, точнее – с их отсутствием: «Хамо срочно нужно что-нибудь скумекать, – подумал он в которой раз, – иначе нам снова придётся выходить на большую дорогу с кистенём».
Алан поморщился. Такая будущность мало прельщала его. Времена меняются, в здешних местах расплодились констебли и замышлять разбой стало куда рискованней, чем во времена военного беспорядка. Сквозь плотную решётку из ивовых прутьев он глянул в окно. Старый Альдо продолжал дрыхнуть, и Алан с досадой отвернулся. Сейчас Альдо годился лишь на то, чтобы править лошадью. Его мысли были заняты только тем, как бы пожирнее пожрать да подольше подрыхнуть.
«А мы с Хамо должны добывать монеты», – сказал Алан себе, раздумывая, как это сделать. Кларет пробудил аппетит.
– Жареных сосисок с горчицей! – крикнул он девушке. – Да побыстрей!
– А старику тоже состряпать? – неохотно отрываясь от наведения порядка, поинтересовалась Эльдра, указывая в раскрытую дверь на свесившего на грудь голову Альдо.
– Перебьётся! Да пошевеливайся, кому я сказал?!
Между тем на мостовой у входа остановился забрызганный грязью кэб. Из него вывалился тучный лысеющий мужчина в берете и шёлковом пелиссоне.
– Хьюго?! – удивился Алан. – Этому-то здесь что занадобилось?
Грузный мужчина протиснулся в помещение и, приметив сидящего в углу Алана, прикоснулся к перу на тулье берета.
– О, дружище Алан, приятель! Как твоя грыжа?
– Хуже некуда, – ответил Алан. – Эта грыжа и жара меня прикончат, как жрец ягнёнка.
Хьюго приблизился к столу и, отодвинув его, чтоб разместить свою тушу на лавке, присел. Он был соглядатаем шерифа и проживался за счёт тех, кто промышлял вымогательством. Толстяк дни напролёт всё мотался взад-вперёд по Сарыни и окрестностям Графства, вынюхивая подробности, которые приличные люди обычно хотели бы утаить, и неплохо иногда на этом зарабатывал.
– Кому ты это рассказываешь? – возразил Хьюго, жадно втягивая ноздрями запах жарившихся сосисок. – Прошлой ночью я посетил одну гулянку, так думал, подохну от пожара в моём слабеньком теле от разносолов и вин, а так же – от природного жара. Представляешь попойку в это время?!.. Заявляю со всей научной ответственностью – после падения Небесной Скалы природа просто сошла с ума! То ливни, туманы и грозы, то жара, как в пекле… – Заметив, что Алан не слушает его, дородный господин переменил тему. – Стало быть, дела твои – никуда не годятся? Да, вид у тебя не слишком-то цветущий.
– Ни рыбьего рыла за последние седмицы! – Алан ударил кулаком по столу. – А тут ещё эти проклятые шулеры и проигрыши в несчастную …
Эльдра принесла шкворчащие на деревянной тарелке сосиски. Пока девушка ставила яства на стол, Хьюго давился слюнями.
– Мне три раза по столько, краса, – потребовал он, попытавшись приобнять её за бедром, скрытые юбками. – И эля, промочить глотку.
Она шлепком отбила его поползновения и с улыбкой вернулась к прилавку.
– Вот какой товар мне по душе! – заявил Хьюго, провожая девушку плотоядным взглядом. – По крайней мере, тут и мясо, и жир, и огонь, и прохлада – платишь за одно, а получаешь вчетверо!
– Мне нужно хоть немного монет, Хьюго, – проговорил Алан, вытирая рукавом стекающее по подбородку из надкушенной сосиски жидкое сало. – У тебя нет соображений для такого случая?
– Нимало. В данное время у меня для тебя ничего нет на примете. Но, как только услышу о чем-то подходящем, дам тебе знать ту же! Сегодняшний вечер у меня серьёзно занят – вечернее застолье у барона Эрроганца. Я должен там быть, и как следует нагрузиться содержимым его подвалов. Дело того стоит – бесплатное возлияние и обильное кушанье, сколько влезет в мой бездонный бурдюк!
– Эрроганц? Кто это? – с набитым пищей ртом поинтересовался Алан.
– О, да ты из лесов Сиберии, что ли, только что вышел? – удивился толстяк. – Барон Эрроганц – один из сказочных богачей в Бритунии. Считают, что в его закромах сотни полновесных, круглых и золотых портретов королей!
Алан осторожно подцепил пальцами скользкую от жира сосиску и до половины окунул её в горчицу.
– А в моих закромах – дыра с лошадиную голову, – поморщился Алан. – Вот треклятая доля! А с чего это он собирает такую попойку?
– В честь дочери. Видал ли ты когда-нибудь статую Лютецкой Девы? Так она ей ноги мыть не годится! Руку бы отдал, чтоб отведать такого лакомства!
Алана же это интересовало мало.
– Эти девицы, с рождения фаршированные золотом, даже не знают ему цену.
– Готов поставить на кон все свои потроха – ты прав, – тяжко вздохнул Хьюго. – Эрроганц устраивает грандиозный пир в честь вступления дочери в брачный возраст и дарит ей в приданое фамильную золотую цепь в два локтя длиной, – он выкатил загоревшиеся глаза. – Пустяшное приданое – золотая цепь… всего лишь маркой весом!
Эльдра принесла Хьюго завтрак, норовя, однако, оставаться вне предела досягаемости его жирных рук. Как только она ушла, рдея под его взглядом, толстяк наклонился над тарелкой и с жадностью накинулся на еду. Алан, уже наевшись, развалившись на лавке, ковырял грязным ногтем в зубах. «Пятьдесят золотых! – впилось ему в мысли. – Неплохо было бы наложить лапы на этот золотой куш! А что? У Хамо должно хватить ума, чтобы обделать это дельце».
– А ты, Хью, случайным образом, не прознал, куда направится эта золотая девица после гулянки? – спросил он неожиданно.
Хьюго застыл, не донеся сосиску до своих пухлых губ.
– О чём это ты? – спросил он удивлённо.
– А ты и не смекаешь?!..
Хьюго на некоторое время заколебался.
– Я случайно прослышал от одного из слуг Маурина… – начал было он, однако, Алан беззастенчиво прервал его вступление:
– Маурин?.. Это ещё что за хлыщ болотный?
– Маурин? Неужели ты и о Маурине ничего не слышал? – Хьюго выглядел совершенно ошарашенным. – Ты и вправду из дикого леса! Это же один из местных богачей-повес… людская молва давно помолвила его с малышкой Эрроганц. Так слуга его проболтался невзначай, что после попойки Маурин и леди Эрроганц едут в Старый город, к внутреннему порту, чтобы отправиться кататься на кораблике вдоль острова.
– Цепь будет при ней? – спросил Алан будто бы небрежно.
– О, я готов поклясться, что, как только золото окажется у неё на шее, она с ней не расстанется. Да что это тебе в голову взбрело?
– Только то, что ты туда вложил… – Алан равнодушно взглянул на Хьюго.
Хьюго резко отодвинул тарелку. – Послушай, Алан, дружок, забудь о моих словах. Ты впрягаешься в воз, который вам не свезти. Ты и Хамо на подобное дельце неспособны. Не спеши на виселицу, твои намерения её достойны.
Алан оскалился в недоброй ухмылке.
– Не переживай, приятель, я уж сам разберусь, как мне взобраться на неё. – Он поднялся из-за стола. – Пора. Не поминай лихом!
– Что-то ты вдруг заспешил, – нахмурил брови Хьюго.
– Деньги и голод никого не ждут. Хочу убраться, пока не проснулся этот ханыга. Я зарёкся оплачивать еду Альдо, у него не брюхо, а бездонная яма. Прощай пока, братец Хью!
Он расплатился с Эльдрой и направился к повозке. Жара на выходе снова пахнула на него, точно из драконьей пасти. После выпитого кларета голова его слегка кружилась. Взобравшись на козлы, он прибрал вожжи и задумался. Затея с золотой цепью могла бы обеспечить ему безбедное существование на всю жизнь. Но хватит ли ума у Хамо?
Он пинком разбудил сообщника.
– Очнись, трухлявая колода, – грубо произнёс Алан. – Выспишься ли ты уже когда-нибудь?!
Старый Альдо, низкорослый, со сморщенным, плаксивым лицом, старик, возраст которого перевалили за седьмой десяток лет, вскочил, очумело моргая глазами.
– Мы будем есть? – поинтересовался он с надеждой в голосе.
– Да я уж поел, – отрезал Алан, шевеля упряжью, чтобы направить костлявого коня по дороге.
– А Альдо?
– Если у тебя завелись монеты во сне – ступай в трактир! – С издёвкой ответил Алан. – А у меня нет охоты тратить деньги на твою утробу.
Старый Альдо скорбно вздохнул, потуже затянул плетёный пояс и надвинул ветхий шаперон на фиолетовый, с наростами, нос.
– Что случилось с нами, Алан? – печально вопрошал он. – Отчего нам так не везёт с недавнего времени? Прежде у нас ведь водились денежки, и неплохие, а теперь… Знаешь, о чем подумывает Альдо? Он считает, что Хамо слишком увлекается своей подружкой, и слишком мало интересуется делами…
Алан натянул вожжи и остановил тарантас перед цеховой аптекой.
– Умолкни! – Он с пренебрежением глянул на Альдо и, спрыгнув с козел, отправился к Хамо, обретавшемуся сейчас у Авилы, своей теперешней пассии. Спустившись в полуподвал, он постучал в дверь. Хамо открыл не сразу, заставив и без того напряжённого Алана позлиться. Алан слышал, как Авила распевает в комнате песню. Наконец, за дверью приглушённо раздался хриплый голос Хамо.
– Кого там демоны принесли спозаранку? –
– Это я, Хамо, это Алан! Открой, спаси мою плоть, а то она заживо сварится в этом пекле. То, что я поведаю тебе, довольно толково. –
Дверь приоткрылась, и в проёме появилось мужское лицо, которое можно было бы назвать привлекательным, если бы его не портило косоглазие, придававшее взгляду отталкивающий вид. Осмотрев пришедшего, мужчина открыл дверь, и, не ожидая, пока гость войдёт, удалился в комнату.
Хамо был на вид моложе и выше ростом Алана. Посмотрев свысока на то, как тот неуклюже задвигает тяжёлый засов, Хамо уселся за стол и вопросительно уставился на Алана.
Тот начал было сбивчиво рассказывать Хамо о том, что узнал, но вскоре осёкся:
– Ты хоть смекаешь, о чем я толкую? Успокой Авилу! – прорычал он.
Хамо нехотя встал и вышел в другую комнату. Послышался его рассерженный рёв, но Авила продолжала свою песню. Алан услышал звук пощёчины и голос Хамо, изрыгающий проклятия. Покачав головой, он присвистнул. Хамо все время ссорился с Авилой. Когда это случалось прилюдно, Хамо буквально выходил из себя. Наконец Хамо вернулся.
– Послушай, Хамо, – Пытался продолжить Алан, но Хамо тоже принялся развивать тему жары. Алан оборвал его:
– Во имя неба, луны и всех звёзд, ты будешь слушать или нет? У нас в кои то веки появилась возможность прихватить вещицу стоимостью пятьдесят золотых. Золотая цепь. Сегодня вечером она будет на дочери Эрроганца. Со своим женишком она отправится на хольк «Солёный волк». Папаша подарит ей эту цепь в честь достижения брачного возраста. Мне разболтал об этом Хью. Какие у тебя на этот счёт мыслишки?
– Сколько-сколько ты говоришь, стоит эта цепь?
– Пятьдесят полновесных золотых, я же сказал! Эрроганц… барон. Тебе это о чём-нибудь говорит?
Хамо окончательно проснулся и его голос оживился.
– Так чего ты мямлишь?! Поторапливайся! – возбуждённо воскликнул он. – Это надо брать!..
– Вот и я об этом, – коротко сказал Алан и взял со стола кружку с вином. Он поднёс её ко рту и заметил, что его рука дрожит от возбуждения. Хамо даже не думал проявлять нерешительность, чего он опасался, а это значило, что они обтяпают эту авантюру, и им будет обеспечена куча монет.
Скотный двор
Алан старался быть незаметным, хотя, на пиру в городском особняке барона это было и без того нетрудно. Хотя Авила выстирала его рубаху и, насколько могла, почистила красное блио и шоссы, вид у него все равно был непрезентабельный, и Алан побаивался, что его не пустят и на порог роскошного дома Эрроганца даже под видом слуги Хьюго. Однако, церемониймейстер у входа отнёсся одинаково надменно как к «хозяину», так и к «слуге», едва кивнув плюмажем, милостиво разрешая пройти. Едва войдя в обеденную залу, Алан устроился у лестницы, ведущей на возвышение с расставленными в виде прямоугольника столами. Это место отводилось для прислуги гостей, и здесь царил спасительный полумрак. Внимание присутствующих приковывало происходящее за центральным столом, где восседал сам барон с дочерью и приближённой свитой.
Прислуга хозяина особняка была слишком занята, чтобы по достоинству оценить его неказистый вид и выкинуть бродягу вон – вся баронская челядь носилась как сумасшедшая, любителей попировать на дармовщину было полно, стоял непрерывный гвалт множества голосов, возвещавших здравицы барону и его неотразимому чаду.
Алана же из-за волнения ни еда, ни выпивка не интересовали, хоть с утра у него не было ни крошки во рту. Он забился в самый тёмный угол, под балкон с музыкантами, старавшимися громом инструментов перекрыть гомон возбуждённой публики. Здесь с Аланом даже никто не думал заговаривать – настолько оглушительной была музыка.
Время тянулось очень медленно. Алан не спускал глаз с центрального стола, где находилась дочь Эрроганца. Её лица было не разобрать с такого дальнего расстояния, и он боялся пропустить её уход. Алан с раздражением думал, что, обычным образом, самую нечистую работу приходится выполнять ему. Хамо корчил из себя вожака и сидел в повозке за углом, вместе с никчёмным Альдо. Что ж, достаточно на них горбатиться, когда они поделят добычу, он покинет эту шайку. От Хамо с Авилой его уже тошнило. С золотом дочери барона он обзаведётся собственной фермой где-нибудь на севере. Он был родом из крестьян, и, если б не та история, из-за которой ему пришлось несколько лет провести в рудниковых шахтах, он бы нипочём не связался с бандой Хамо.
Неожиданно, оборвав плавное течение мыслей Алана, повисла тишина. На мгновение он даже испугался, решив, что нергалов оркестр всё-таки оглушил его своей музыкой. Но музыканты заиграли возвышенный танцевальный ритм, и Алан понял, в чём дело – барон приказал своей дочери исполнить перед гостями танец. Айн вышла в центр, между столами и заскользила умеренным, скользящим шагом, с поклонами и салютами всем присутствующим.
«Вот и ты, моя добыча!» – подумал Алан, поднимаясь по лестнице, чтобы посмотреть на неё поближе. Однако, вся прислуга также засуетилась, стараясь выбрать наблюдательную позицию получше и, к моменту, когда Алан поднялся к столам на возвышении, ему было уже не протиснуться к столам, и пришлось наблюдать поверх голов.
Леди Эрроганц танцевала величаво, однако, Алану её горделивая осанка не показалась надменной. Алан уставился на неё, и у него дух захватило от её изящества. Он в жизни такой красавицы не видел. Она не была похожа не только ни на одну из женщин, с которыми сводила его судьба. Айн Эрроганц затмевала и тех аристократок, что он видел во время продолжительного пребывания в этом городе. Вроде все в ней было тем же, что и у прочих дам, но у неё это выглядело во много крат превосходным.
Свет сотни свечей огромной люстры над центральным столом будто зажёг её локоны золотистым огнём и заиграл отсветами на белой коже. Алан видел, как каждый её поклон отзывался в толпе шквалом приветственных криков. Привстав на носки, он не сводил с неё взгляда, и только когда она вернулась за стол к Маурину, и шум в зале притих, Алан очнулся. Сияние, исходящее от девушки, ошеломило его до такой степени, что он позабыл о золотой цепи. Но едва он чуть пробудился от чар леди Эрроганц, как тотчас же оценил сокровище и закусил губу, чтоб не вскрикнуть. Блеск золота ошарашил его и вырвал у него из груди тяжёлый стон. Разглядывая сверкающие звенья, он неожиданно осмыслил ту заваруху, что начнётся после пропажи. Все баронские слуги, констебли города и сам шериф будут заниматься поисками украденной цепи. Деньжищи и влияние Эрроганца запросто сделают так, что земля будет гореть под ногами их шайки. Может статься, напрасным было вовлекать в это дело Хамо. Как только драгоценность будет у них в руках, начнётся самое сложное. От этих размышлений на лбу Алана выступил холодный пот. Переведя взгляд на жениха леди Эрроганц, он заметил, что Маурин тоже малый привлекательный. Он уже успел как следует залиться винцом, но пить продолжал не переставая. Когда слуга наполнил по его требованию очередной кубок, леди Эрроганц положила на его предплечье свою руку и что-то сказала. Маурин лишь пьяно ухмыльнулся и, осушив кубок, снова стукнул им по столу, давая знак виночерпию.
«Щенок налакался, – подумал Алан. – Продолжая махать веслом в таком темпе, он вскоре далеко заплывёт».
Веселье разгоралось. Все выглядели пьяными: «Как только у человека заводятся денежки, – подумал Алан с горечью, – он начинает вести себя подобно свинье», – и снова поискал глазами леди Эрроганц. Она внезапно отстранилась от своего кавалера и стала пробираться к своему отцу. Шумно протестуя, Маурин плёлся следом. Пара устроилась возле барона, и Маурин вновь взялся за кубок. За соседним с их столом яростно ссорились белобрысая дама с пышной причёской и жирный купец неопределённого возраста, оба казавшиеся весьма пьяными. Неожиданно раскрасневшаяся блондинка подскочила, схватила со стола большой кубок с вином и подняла его над головой мужчины. Красная жидкость лилась ему на берет, проникала за шиворот отороченного беличьим мехом бордового пелиссона, а он ошалевшим взглядом таращился на свою подругу. Опустошив таким образом кубок, она уселась на место, издевательски улыбаясь. Сидящие вокруг смотрели на это представление с нескрываемым удовольствием и одобрительным хохотом. Лицо толстяка побагровело, а ноздри раздулись, как у бешеного быка. Неожиданно он схватил блеснувшую соусницу и выплеснул содержимое в лицо соседки. Женщина взвизгнула, будто свинка, которой вспороли брюхо. Какой-то, похожий на петуха, паж бросился ей на помощь. Мужчина попытался его ударить, но пошатнулся и свалился под стол, потянув за собой серую скатерть. Зазвенела повалившаяся посуда. Пара женщин, сидевших за тем же столом, вскочила и принялась визгливо, по-гусиному, вопить.
«Как есть – скотный двор!» – покачал головой Алан, и его взгляд вернулся к столу леди Эрроганц. Та поднялась с места и нетерпеливо теребила плечо своего жениха. Наконец, Маурин с трудом поднялся, и пара устремились к выходу.
Изрядно приправленная горячим соусом, женщина не прекращала стенать, поскольку на помощь к ней больше никто не приходил – все вокруг уже вовсю участвовали в кипучей драке, мешавшей помолвленной чете прокладывать путь к выходу. Алан прошмыгнул мимо ротозеев, пробежал через улицу за угол и очутился возле чёрной повозки.
Старый Альдо сидел на козлах, сзади восседал Хамо. «Шалопуты», – с подумал неприязненно Алан, но сдержался.
– Скоро покажутся, – сообщил он, переводя дух и устраиваясь рядом с Хамо. – Женишок пьян, как бочка.
– Трогай, Альдо, – распорядился Хамо. – Остановимся возле площади и пропустим их вперёд. Потом догоним и остановим.
Старый Альдо плавно стегнул вожжами по бокам коня, и повозка тронулась с места. Алан достал из-под одежды кинжал и положил рядом с собой.
– Золото на ней? – поинтересовался Хамо.
– Да.
Старый Альдо проехал около мили и возле старой площади остановился на обочине.
Алан сжал рукоять кинжала и вышел к дороге. Отсюда виднелись далёкие огни особняка барона, откуда ещё доносились звуки неистового оркестра. Скоро он заметил фонари приближающейся кареты и побежал назад.
– Едут!
Старый Альдо хлестнул коня кнутом, и Алан вскочил в повозку уже на ходу. Покрытая лаком карета барона вихрем промчалась мимо них.
– Стегай! – торопил Хамо. – Их колымага быстрее нашей. Как бы не улизнули…
Чёрная повозка пустилась в погоню по безлунной ночи. Альдо видел карету Эрроганца в свете фонарей.
– По крайности, женишок нам – не помеха, – отметил Алан. – Залился под завязку.
Хамо рассмеялся. После очередного поворота они въехали на Королевскую дорогу. В это время она была совершенно безлюдной.
– Поддай ему ещё! – крикнул Хамо. – Догоняй.
По мощёному камнем полотну чёрная повозка шла легко, со свистом рассекая воздух, и контуры домов, стоявших вдоль дороги, сливались в размытую стену, однако расстояние между экипажами не сокращалось.
– Не зевай! – заорал Хамо. – Тебе сказано – догоняй!
Альдо принялся нещадно хлестать гужевым кнутом коня, и чёрная повозка выиграла несколько десятков локтей. Но в то же время карета барона прибавила скорость, и расстояние восстановилось.
– Их конь слишком быстр против нашего, – заявил Альдо, – нам их не догнать.
Оба экипажа неслись по широкой дороге с одинаковой скоростью, затем карета барона постепенно начала увеличивать отрыв. Дома с правой стороны закончились, дорога впереди делала поворот к побережью. Альдо в голову пришла рискованная идея.
– Держитесь! – крикнул он, резко натянул вожжу, и конь рванул в проулок. Заскрежетали колёса, соскользнувшие на обочину. Алан свалился с сиденья на пол. Чёрная повозка накренилась, правые колеса приподнялись, экипаж задрожал, но Альдо удалось удержать его. Повозка помчалась по узкому проулку. Земляная дорога здесь была мягкой, то и дело возникала опасность перевернуться, но все же конь скоро вывез их на основную дорогу. Срезав угол, Альдо обогнал карету Эрроганца. Алан с проклятиями взгромоздился на сиденье, шаря по нему в поисках кинжала.
– Хорош, – похвалил Альдо Хамо и, обернувшись, посмотрел назад. – Изловили.
Покрытая лаком карета барона начала догонять их. Старый Альдо, вытаращенными глазами оглядывавшийся на неё через плечо, запетлял по дороге, заставляя баронского кучера опасливо сбавить скорость. В конце концов ему пришлось остановиться. Алан соскочил с повозки и метнулся к карете.
Кучер, пытавшийся объехать неожиданное препятствие, растерялся, увидев его. Алан рванулся к нему и оказался рядом с его ногами. Кучер мгновенно среагировал на этот промах. Удар грубым сапогом в лицо, и Алан тяжело упал, выронив оружие. Высунувшаяся в окно кареты леди Эрроганц закричала. Хамо не шевелился. Он считал Алана достаточно опытным, чтобы самому выпутаться из драки. К тому же, он вовсе не жаждал показывать девушке свою личность. Если затея обернётся плохо, ей не удастся его потом опознать. Хамо лишь приказал старому Альдо посторожить девушку. Тот выбрался из повозки, и леди Эрроганц, казалось, даже не заметила, как он появился сзади кареты. Она во все глаза смотрела на Алана, который поднялся на колено и беспрестанно ругался. Альдо со скромным видом замер около двери кареты, но всё же готовый в любой момент, если она попытается улизнуть, схватить её. Тем временем кучер приближался к Алану, сжав в кулаке плеть. Он ударил её рукоятью Алана по голове. Этот удар в височную кость был недостаточно силён, зато второй – в живот, был хорош. Алан зарычал и снова свалился на землю. Он понял, что слуга барона драться умеет, и недоумевал только, отчего же Хамо медлит. Прежде чем Алану удалось подняться, кучер нанёс ему ещё один удар по голове. Уразумев, что дело поворачивается не в лучшую для него сторону, Хамо с проклятьями бросился на выручку. Однако, оказавшийся в это время на земле, Алан наткнулся рукой на кинжал, и когда кучер шагнул к нему с намерением последним ударом свалить его окончательно, он рванул оружие кверху навстречу нападавшему. Леди Эрроганц пронзительно закричала. Кучер схватился за живот, согнулся и упал в грязь. На его светлой рубахе расплывалось тёмное пятно. Алан с трудом поднялся на ноги.
– Бешеный! – заорал Хамо, подбегая к нему. Он нагнулся над кучером, потом повернулся к Алану, который в смятении смотрел на умирающего.
– Зачем ты его прирезал? В хорошенькое же дельце ты нас втравил!
Алан рванул крючки ворота рубахи.
– А чего ты не пришёл ко мне на помощь? – огрызнулся он. – Видишь – я не могу ничего сделать? Он бьёт, как молотом. Мне больше ничего не оставалось.
– Расскажешь это суду ассизов! – Хамо был взбешён. Теперь «любовники»[2 - Жаргонное название констеблей.] шерифа будут разыскивать их за убийство. Ему уже слышался скрип ступеней на эшафот.
Алан рывком открыл дверь кареты и направил окровавленный кинжал на девушку.
– Выходи!..
Леди Эрроганц внимательным взглядом смотрела на него. Взгляд её больших глаз смутил его. Проснувшийся Маурин поднял веки и медленно распрямился.
Хамо, не шевелясь, сидел в повозке с кинжалом в потной руке, хмуро наблюдая за происходящим. Альдо придерживал дверцу кареты, готовый к действию в любой момент.
– Ну, живее! – рявкнул Алан. – Выходи!
Леди Эрроганц повиновалась. Она не казалась испуганной, скорее выглядела удивлённой.
– Что тут происходит? – пробурчал Маурин еле ворочающимся языком. Он тоже собрался выбраться из кареты и растирал лицо, пытаясь прийти в чувство.
– Оставайся на месте! – предупредил Алан, направляя на него кинжал.
Маурин понемногу приходил в себя. Он пододвинулся к дверце кареты, словно собираясь выйти из неё.
– Брось сюда твою цепь! – приказал Алан девушке.
Леди Эрроганц схватилась за украшение и отступила к заднему колесу. Алан выругался. Положение начало бесить его. В любое мгновение мог появиться экипаж с вооружёнными господами и прислугой, и тогда они попадут в чреватое бедой положение.
– Пошевеливайся! Или я проткну тебя! – прикрикнул он. Маурин высунулся из кареты и выставил обтянутую белоснежными шоссами лодыжку, ища опору на земле. Алан без раздумий всадил ему в грудь кинжал по самую рукоять. Захрипев, мужчина замертво свалился прямо к ногам своей невесты.
Алан повернулся к потрясённой леди Эрроганц, не отрывавшей глаз от тела Маурина.
– Теперь и её придётся тоже прирезать, – сокрушённо произнёс он. – Она слишком много видела.
– Заткни свою пасть, «мокродел»![3 - Убийца (жаргон).] – оборвал его Хамо. Он разглядывал девушку оценивающим взглядом. Шальная мысль влетела в его голову. Ему представился неповторимый случай дорваться до огромного куша. Барон сказочно богат. У него сотни золотых монет и он не пожалеет их, чтобы выкупить любимое чадо из рук кровожадных злодеев, которыми они, благодаря Алану, скоро прослывут.
– Она с нами отправляется, – распорядился он.
Леди Эрроганц неожиданно оттолкнула Альдо и побежала вдоль дороги. Хамо с проклятиями бросился вслед за ней. Тяжёлые юбки мешали движению, за спиной раздавался топот ног преследователя.
Леди начала оглушительно звать на помощь. Однако, Хамо скоро настиг её, схватил за плечо и, развернув к себе лицом, резко ударил кулаком в лоб. Подхватив обмякшее тело, похититель взвалил девушку на плечо и вернулся к повозке. Алан схватил его за руку.
– Хм… Обожди!..
Хамо свалил девушку в повозку и с исступлённым видом развернулся к Алану, схватив его за ворот.
– Замолкни! – заорал он. – По твоей вине убийства висят у нас на шее мельничными жерновами! Когда нас сцапают, они утянут нас на дно! Теперь ты делаешь только то, что тебе я прикажу! Подними мертвецов с дороги и уложи в карету. – В его голосе звучала такая необоримая злоба, что Алан растерялся и не сразу сообразил, чего требует Хамо. Опомнившись, он попросил Альдо ему помочь. Старик, в неподвижности своей похожий на оглушённого сома, как в полусне подошёл к телам и помог Алану перенести Маурина с кучером в карету Эрроганца и сел на козлы.
– Ты сумасшедший, Хамо, если полагаешь, что похищение сойдёт нам с рук, – сказал Алан, так же влезая на козлы их повозки. – Вся служба шерифа все «вороловы»[4 - Частные сыщики.] бросятся на её розыски и накроют нас, не успеем и глазом моргнуть.
– Замолкни! Теперь, когда ты накромсал столько мертвяков, с этой цепью не сунешься ни в одну лавку. Её папаша – сам Эрроганц! Он набит монетами как гусь – яблоками, и отдаст всё – за свою дочь. В этом наше единственное спасение, и единственная возможность выйти из дела с барышом. А теперь – хватит трепаться, сматываемся! – Приказал он. – Отправимся к Данстену, он нас укроет.
– А что с трупами? – поинтересовался Альдо, разбирая вожжи.
– Отвезёшь в лес за городом, – Хамо кивнул в сторону Алан, – а мы тебя подождём. В путь!
Пока конь набирал скорость, Хамо повернулся к леди Эрроганц, лежащей на сиденье без сознания, снял с неё драгоценности и накрыл девушку своим плащом. В свете фонаря, висящего у козел, он принялся разглядывать сверкающее золото.
– Да-а, она действительно чудесна! – произнёс он восхищённо. – Но я даже пытаться не буду сбыть её. Куда менее рискованно явиться с ней прямо к Эрроганцу.
После выезда за город старый Альдо свернул с дороги к лесу.
Алан осветил лицо леди Эрроганц.
– Не пришла в себя, – удовлетворённо проговорил он.
Проехав немного в лес, Альдо остановил повозку, обвязав вожжи вокруг ствола сосны и бегом засеменил к заговорщикам.
Однако, не успели они доехать до перекрёстка, как внезапно из-за поворота сверкнули факелы, и двое всадников, выскочив наперерез, остановили своих коней по обе стороны от чёрной повозки. Появление этой пары было некстати настолько, что испугавшийся Алан сжал рукоять кинжала. Один из мужчин, высокий, поджарый человек в черном плаще с капюшоном, надвинутом на глаза, с подчёркнутым вниманием осмотрел повозку и, увидев засуетившегося Алана, склонил факел поближе.
– Что это ты волнуешься, приятель? – спросил он вызывающе, рассматривая Алана. Было темно, и в неверных отблесках факела они друг друга не узнавали.
– Убрался бы ты лучше отсюда по-хорошему, – огрызнулся Алан. – Не твой цирк – не твои обезьяны!
Высокий наклонил факел ещё ближе.
– Нергаловы потроха! – засмеялся он. – И подумать не мог, что мы наткнёмся на подобное отребье в эту ночку!
Пассажиры чёрной повозки онемели. Они смотрели на второго всадника, который сел в седле боком, расположив правую ногу свободно на верхней луке и направив на них большой арбалет.
– Ты ли это, Эврик? – спросил Хамо, у которого сразу пересохло во рту.
– Кусок его, – сострил высокий. – А это Хик командует баллистой. Одно излишнее движение, и он вышибет вам ворота в другой мир.
– Да мы же не враги, – поспешно запротестовал Хамо, кляня судьбу за то, что она столкнула их с бандой Гидов. – Я и не признал тебя.
Эврик поднёс факел к его лицу. Хамо наклонился, чтобы прикрыть леди Эрроганц. Но Эврик уже увидел девушку.
– Никак ты завёл новую потаскуху, нергалов блудодей? – поинтересовался он.
– Я спешу, – быстро проговорил Хамо. – До скорого, Эврик. Поезжай, Альдо.
Эврик положил руку на козлы, останавливая Альдо.
– Кто это, Хамо?
– Ты не знаешь её. Моя родственница.
– Да ты шутник? Что-то у твоей родни слишком убитый вид.
– Она во хмелю, – ответил Хамо, ощущая, как пот струится по его спине.
– О, дева во хмелю? – Эврик сделал удивлённое лицо. – Дай-ка я посмотрю поближе на её лицо.
Хамо ещё больше испугался: краем глаза он заметил, как Хик направил арбалет на него. Он нехотя отодвинулся. Эврик направил свет факела на лицо девушки.
– Потрясающая у тебя родня, Хамо! – воскликнул он. – Потому что непохожа на тебя ни капли. А тебе должно быть стыдно бить по лбу такую красавицу! И куда же вы её везёте в глухую полночь? На семейный ужин?
– Да, домой. Оставил бы ты шутки, Эврик, нам пора, мы и вправду подзадержались, дел много.
– Я и смотрю – у тебя от них даже глаза разбежались, – согласился Эврик, отъезжая в сторону. – Ладно, проезжайте.
Старый Альдо резко хлестнул вожжами по бокам коня, и чёрная повозка рванулась с места по дороге прямо. Экипаж вылетел на дорогу и исчез в ночи. Эврик задумчиво смотрел ей вслед. Сдвинув капюшон, он почесал затылок. Хик приторочил арбалет к седлу и подъехал к нему. Это был тщедушный человечек с подлым крысиным лицом.
– Какие будут мысли? – спросил Эврик. – Чудная встреча.
Хик пожал плечами.
– Коли так интересно, прижал бы их, они бы всё и растрепали.
– Ты намекаешь, что хотел бы выяснить их подноготную, но рассчитывал в этом на меня? Верно, я поумнее тебя буду. Только, взаправду, что это отребье собирается вытворить с подобной кралей? И кто она такая?
Хик поковырял в зубах. Эти вопросы ничуть его не интересовали. Они ехали с Плотины Экги, и он порядочно измотался от скачки.
– Он двинул ей по лбу, – продолжил Эврик. – Только не говори мне, что такой червь, как Хамо, её похитил. Не поверю, что они способны на такой финт. Нужно сообщить об этом Мамуле Гид.
– Очи Молоха! – простонал Хик. – Если ты не хочешь спать – твоё дело, я просто с ног валюсь!
– Да будет так. Укладывайся здесь. Я к Мамуле, – и, не дожидаясь ответа, Эврик направил коня по дороге налево.
***
Однако, выспаться на расстеленном плаще Хику не удалось. Скоро он услышал цокот копыт и терпеливо ждал, когда всадник подъедет ближе.
– Мамуля полагает, что это дочь Эрроганца, – с горящими глазами сообщил Эврик, спрыгнув с седла. – Баронское дитя! Ни в жизнь бы не поверил, что Хамо способен набраться храбрости на такой жирный кусок! То-то мне почудилось, что эта девица напоминает мне кого-то. Я видел баронессу Эрроганц однажды, и мне кажется, её черты сохранились в дочери.
Мамуля думает, что шайка Хамо везёт её к Данстену – в единственное место, где их могут принять с такой пагубой на руках. Мамуля сейчас пришлёт подкрепление. Мы должны перехватить их у моста.
– А что мы сделаем с бандой Хамо?
– Сам подумай!
Эврик прыгнул в седло.
– Соваж с ребятами уже едут к мосту.
Хик застонал.
– Я умру от бессонницы! Ну что за пёсья доля!..
Эврик расхохотался.
– Отоспишься на виселице. Что до меня касаемо, то мне не терпится увидеть снова прелести этой леди.
Хик пришпорил коня, и всадников поглотила ночь.
Под дубом Данстена
Утренние лучи позолотили верхушки деревьев, когда чёрная повозка свернула на просёлочную дорогу, что вела к дому Данстена. Старый Альдо вёл разбитую колымагу осторожно, потому конь взбирался на холм медленно. Старик устал смертельно, но признаться в этом побаивался. Он не без оснований опасался, что в последнее время Хамо лишь ищет предлог отделаться от него, поскольку старик потерял былую прыть.
Хамо постоянно оглядывался назад, затравленно проверяя, нет ли за ними слежки. Все были крайне встревожены.
Леди Эрроганц забилась в угол повозки. Ей было совершенно невдомёк, куда её везут эти незнакомые чужаки. Ни один из похитителей не произносил ни слова, а она опасалась обращать на себя внимание неосторожными расспросами. А спутники будто бы и не замечали, что пленница пришла в себя. Айн пребывала в уверенности, что отец кинется на её поиски со всеми своими соратниками, обратился к шерифу и её повсюду будут искать. Она старалась убедить себя в скором освобождении. Она не питала надежд относительно троицы убийц, похитившей её. Похищения ради выкупа были распространены во время войны, и, хоть сейчас было относительно мирное время, Айн понимала, что её удерживают ради выкупа. Но и сами похитители были чем-то сильно напуганы.
Во время пути Хамо никак не мог отделаться от мысли о возможных последствиях столкновения с бандой Гид. Эврик, безусловно, расскажет Мамуле Гид об их встрече на перекрёстке. Гарпия Гид неспроста слыла главой банды – из всех головорезов она выделялась умом и потому была наиболее опасной. Она сразу скумекает, кто эта девица, и сообразит, в чем дело. Но что она предпримет? Весьма возможно, Гарпия пошлёт своих подручных во главе с Соважем по их следам. Смекнёт ли она, куда они отправились? Данстен был связан с мелкими жуликами, а Гарпия ворочала крупными делами. Мелкие сошки её не интересовали. Однако, все равно, действовать надо проворно. Едва они спрячут леди, нужно сразу же снестись с Эрроганцем. Чем скорее они заграбастают выкуп и вернут похищенную, тем лучше…
Старый Альдо направил повозку в узкий просвет между деревьями. Вскоре они подъехали к одноэтажному деревянному домишке, прятавшемуся в лесных зарослях. Натоптанная тропинка вела к нему через деревья и кусты к посеревшей от времени дощатой двери.
– Пойди глянь, там ли старый, – распорядился Хамо, и Алан безропотно повиновался. Сам Хамо, не выпуская из рук кинжала, напряжённо всматривался в темноту. Алан дошёл до двери и постучал.
– Эй, Данстен! – крикнул он.
Через некоторое время дверь приоткрылась, и хозяин с неприязнью посмотрел на ночного гостя. Данстену было за шестьдесят лет, но он ещё был жилистым мужиком, хоть с его лица и не сходила одутловатость от пьянства. Его потухшие глаза были воспалены. Когда-то Данстен слыл одним из самых отчаянных грабителей и браконьеров, но чрезмерное употребление вина лишило и его былой сноровки. Он перевёл взгляд с Алана на повозку и увидел леди Эрроганц.
– Что случилось, «парень»[5 - Обращение к члену другой банды (жаргон).]? Попали в передрягу?
Алан собрался пройти, но Данстен стоял, загораживая проход.
– Мы отсидимся у тебя несколько дней, Данстен, – объяснил Алан. – Дай пройти.
– А кто это там в повозке? Что за «птичка»[6 - «Птичка» или «голубь» – обозначение жертвы преступления на воровском жаргоне.]? – Он не сдвинулся с места.
Хамо заставил леди Эрроганц выйти из кареты, и они подошли к Данстену.
– Послушай, «старая рука»,[7 - «Старая рука» – опытный преступник(жаргон).] не будь таким подозрительным. Впусти нас, и это принесёт тебе кучу «портретов».[8 - «Портреты» – монеты с изображением короля(жаргон).] Не в лесу же нам ночевать.
Данстен посторонился, и Хамо втолкнул леди Эрроганц в прихожую. Дом состоял из большого подполья внизу и комнаты на первом этаже. Везде царил невообразимый беспорядок. Обстановка состояла из двух сундуков, служивших как столами, так и кроватями и старого очага. Всё это великолепие освещала тусклая масляная лампа, висящая на свисающей с потолка цепи в середине комнаты.
Айн Эрроганц кинулась к Данстену и схватила его за предплечье с толстыми синими венами.
– Господин, умоляю тебя, помоги! – простонала леди. Запах винного перегара и застарелого пота, исходящие от старика, заставили её отшатнуться. – Эти убийцы похитили меня… Моему отцу…
Хамо оттащил девушку назад.
– Ты умолкнешь или нет!? – рявкнул он. – Ещё слово, и ты заново схлопочешь по лбу!
Данстен с тревогой наблюдал за Хамо.
– Я не лезу в похищения, – с беспокойством сказал он.
– Я прошу тебя, сообщи моему отцу… – продолжала леди Эрроганц.
Хамо тыльной стороной ладони залепил ей пощёчину. Воскликнув от боли, девушка отшатнулась.
– Я предупреждал! – прорычал он. – Замолкни!
Она закрыла лицо ладонями. Её глаза метали молнии.
– Плебей! – воскликнула девушка. – Ты посмел тронуть меня! За это ты поплатишься головой!
– Если ты не замолкнешь, схлопочешь ещё одну оплеуху. Сядь на сундук, и чтоб я от тебя больше и звука не слышал, не то сама поплатишься. – передразнил он с издёвкой.
Старый Альдо убрал хлам с одного из сундуков, чтобы девушка могла устроиться. Его вид выражал задумчивость.
– Успокойся, леди, – сказал он. – Не дразни этого человека.
Леди Эрроганц упала на сундук и закуталась в плащ. Её колотила дрожь.
– Кто это? – спросил Данстен.
– Дочь Эрроганца. Она стоит сотню золотых. Мы разделим их на четыре доли. Она останется здесь дня на два, самое большее – на три.
– Эрроганц… Тот самый барон, что стоит сотни золотых монет?
– Да… Так что ты скажешь, старый Данстен?
– Чего уж, – Данстен почесался. – Я так думаю, можно это устроить… Но не более трёх дней, так?
– Куда мы упрячем её? Найдётся каморка?
Данстен показал пальцем с изломанным ногтем на подвал:
– Там.
Хамо повернулся к леди Эрроганц.
– Иди туда.
– Делай, что тебе говорят, – посоветовал ей старый Альдо. – Лишние синяки тебе ни к чему.
Айн встала и понуро направилась к крышке, скрывавшей лестницу в подпол. Дойдя до неё, она остановилась и посмотрела на злодеев, следивших за нею. Данстен с небрежным видом подошёл к стойке, в которой стояли охотничий лук и копьё, и встал около неё. Сопровождавший леди Эрроганц Хамо ухватил кольцо крышки и рывком открыл её.
– Спускайся!
Сырой подвал был тесным и захламлённым. Хамо зажёг сальную свечу, стоящую в стенной нише, и в её неровном свете осмотрелся вокруг. В углу размещался ящик с кучей тряпья. В помещении царил неистребимый запах гнили.
– У тебя будет бесценный опыт смены обстановки, – проговорил ехидно Хамо. – Глядишь, и баронской спеси поубавится. Смотри – сиди тихо, а не то я спущусь и утихомирю.
Леди Эрроганц с ужасом уставилась на огромного паука, сидящего в центре пыльной паутины в углу.
– Что, перетрусила? – Хамо поймал паука и держал его кончиками пальцев одетой в перчатку руки. Мохнатые паучьи лапы неистово извивались. – Бросить его на твои красивые волосы?
Леди Эрроганц с содроганием отодвинулась от него.
– Сиди тихо, – Хамо ухмыльнулся. – А не то… – Он раздавил паука в ладони, бросил его останки под ноги девушки и ушёл.
Вверху на сундуках сидели старый Альдо и Алан. Хамо присоединился к ним.
– Как насчёт пожрать, Данстен? – крикнул он и тут же осёкся. Данстен держал всех троих под прицелом длинного лука. Хамо потянулся было к кинжалу, но Данстен остановил его.
– Даже не пытайся, Хамо, – сказал он с угрозой в голосе. – Этот лук насквозь прошивает оленью тушу.
– Что это ты ещё задумал, «старая рука»? – заикаясь, спросил Хамо.
– Не нравится мне ваша затея, вот что. Да ты присядь, мне потолковать с тобой нужно. – Хамо послушно сел рядом с Аланом. – Твои «парни» говорят, вы «заточили»[9 - Зарезали (жаргон).] её жениха?
– Это всё он, – Хамо кивнул на Алана. – Этот тупица не смог справиться…
– Хорош трепаться!.. – выкрикнул Алан. – Я был вынужден его «заточить». Ты не помог – «кости размякли».[10 - Струсил (жаргон).]
– Да чего уж теперь, – оборвал его Хамо. – Павлин мёртв, теперь уж не поправишь. Нас будут искать за «простуду»,[11 - Убийство (жаргон).] но у нас есть «голубь» – дочка барона. Если удастся сладиться с Эрроганцем, будет возможность выйти из дела, да ещё и с барышом.
Данстен покачал плешивой головой. После недолгого раздумья он опустил лук.
– Я вас с малых знаю, – произнёс он. – В жизни бы не подумал, что у вас хватит дури «станцевать с голени»[12 - Биться на ножах (жаргон).] с вельможей. Мне это не по нутру. «Мокрота» и похищение! Это не «вилкой ковырять»[13 - Грабёж (жаргон).] или «вспучить»[14 - Разбой (жаргон).]! Я предчувствую много неприятностей, ибо как только «любовники» сядут вам на «хвост», то уж не отстанут. Барон – не купец какой, будет разыскивать нас всю жизнь, а это совсем неподходящая доля для меня. А когда «подтянут» – не «ведро»[15 - Тюрьма (жаргон).] даже ждёт, нас сразу «надуют»[16 - Повесят (жаргон).] на верёвке!
– Ты получишь пять монет золотом, «старая рука», – спокойно сказал Хамо. – Это немалый куш.
– Подумал бы о том, как ты сможешь забрать эти деньги и скрыться с ними, – не унимался Данстен.
– А ты подумал бы о своём будущем с монетами. Ты сможешь купаться в кларете, – возразил Хамо.
– Для этого мне хватит денег с браконьерства.
– Пять золотых – тебе одному! Это королевская доля.
Данстен медленно поставил длинный лук на место. Трое похитителей расслабились. Старик взял большую керамическую кружку и зачерпнул что-то из бочонка.
– Не желаете ли сделать по глоточку, «парни»?
– А что это такое? – подозрительно спросил Хамо. – Та самая брага, которую ты сам настаиваешь на лесных ягодах и мухоморах?
– Отменный напиток!.. Самый расчудесный! – Данстен пустил кружку по кругу.
Хамо едва не стошнило. Алан и Альдо выпили с удовольствием.
– А пожевать у тебя есть что-нибудь? – спросил печально старый Альдо. – Я голоден, как кабан.
– Поищи там, в печке.
Альдо направился к очагу, а Алан набросился на Хамо:
– Ты напрасно похитил «птичку». Проще было её устранить. Эврик обязательно расскажет о ней Гарпии, и они пустят по нашему следу Соважа.
– Заткнись! – оборвал его Хамо.
Данстен выпрямился.
– О чем это вы? О Соваже? Но ведь он не в деле, верно?
– Даже об этом не думай, – отрезал Хамо.
– Легко сказать, – пробурчал Алан, поворачиваясь к Данстену. – По дороге мы встретили Эврика. Он видел нашего «голубя» и, готов голову прозакладывать – сообщит о ней Мамуле Гид.
– Если Соваж в игре, то я – нет, – заявил Данстен, отступая к полке с оружием.
Хамо вытащил кинжал.
– Оставь свою рогатку в покое. Соваж Гид меня не пугает. Он нам – не помеха.
– Соваж – это сплошная плесень, – заявил Данстен. – Вас я хорошо знаю, кое-что людское в вас ещё осталось. Но Соваж Гид… протух до потрохов.
Хамо сплюнул в очаг.
– Он просто сбрендил, вот что я скажу.
– Не без этого, но у него руки от крови не просыхают. Он «танцует с голени» чаще, чем дышит. Мне не по нутру, когда «затачивают» «резалом» ради забавы.
– Об этом не думай, – повторил Хамо. – Давай-ка поедим лучше.
Старый Альдо разложил оленье рагу по тарелкам.
– Это королевская еда, по закону нам такое не положено, – сообщил он, кладя добрую порцию в свою деревянную тарелку. Затем добавил: – Альдо отнесёт поесть «птичке», ей будет впору.
– Да, уж мы должны учитывать её тонкий вкус, – произнёс с издёвкой Хамо.
– Другого-то всё равно ничего нет, – старый Альдо направился к лестнице.
Вся в слезах, леди Эрроганц сидела на ящике. Когда вошёл старый Альдо, она подняла на него глаза, полные надежды.
– Вот, возьми-ка, – бодро проговорил он. – Ты почувствуешь себя получше, когда немного подкрепишься.
Запах несвежего дикого мяса вызывал у неё тошноту.
– Нет, благодарю… Я не смогу…
– Пахнет, действительно, плоховато, – согласился Альдо. – Но это – лучше, чем совсем ничего.
Он поставил тарелку, посмотрел на кучу тряпья и покачал головой.
– Ты не привыкла к подобной обстановке? Альдо постарается подыскать для тебя какую-нибудь подстилку.
– Спасибо, ты очень любезен. – Она немного поколебалась и спросила, понизив голос: – Не хочешь ли ты мне помочь в другом? Если бы ты сообщил моему отцу о том, где я нахожусь, то получил бы неплохую плату. Я умоляю тебя, помоги!
– Альдо не сможет, – прошамкал старый Альдо, пятясь к лестнице. – Альдо ничего не сможет сделать для девушки. – Он закрыл крышку и присоединился к остальным.
Поев, Хамо встал.
– Впервые в жизни такую гадость ем, – заявил он и вздохнул. – Авила, наверное, думает, что со мной что-то случилось.
– Не мечтай. – Алан встал, чтобы выглянуть в окно. – Ты вообразил, что она о тебе забеспокоится?
Хамо отмахнулся и хотел было возразить что-то, когда Алан отскочил от окна, со страхом выхватывая кинжал.
– Хамо! – заорал он в ужасе. – Вон они! Всадники! Это «парни» Гид!
Хамо тоже бросился к окну. Пятеро всадников спешились возле чёрной повозки и направились к дому. Хамо узнал высокий силуэт Эврика и отшатнулся от окна.
– Спустись в подвал и оставайся там с «птичкой», – приказал он Данстену. – Сделай так, чтобы она не «закудахтала».[17 - «Кудахтать» – доносить, раскрывать посторонним преступный замысел (жаргон).] Возможно, мы их всех перережем. Ступай! – Подталкивая Данстена, он вместе с ним спустился к леди Эрроганц.
– К дому подъехали настоящие злодеи, которые принесут тебе больше горя, чем мы, – объявил он ей сквозь зубы, вытирая о шоссы вспотевшие ладони. – Хочешь остаться живой – сиди тише мыши. Я постараюсь их обмануть, но, если они проведают, что ты здесь, тебе придётся плохо.
Ледяной ужас охватил леди Эрроганц. Она испугалась даже не его зловещих обещаний, а явного ужаса, от которого он сам сжимал в отчаянии челюсти.
Хамо еле успел закрыть крышку люка и забросать его соломой, как приехавшие вошли в дом. Эврик, в надвинутом на глаза капюшоне, держал руки под плащом. Руки стоявшего правее свисали вдоль туловища свободно, но взгляд его излучал враждебность и холод. Это был Хик. Уилмот и Лекарь Волк прикрывали Соважа.
Всё внимание Хамо было приковано именно к Соважу. Он присел на край сундука и смотрел пустым взглядом на носки своих запылённых сапог. Из-за безвольного лица многие совершали ошибку, принимая его за нерешительного человека, но скоро понимали, что под маской слабака скрывалось жестокость бесчеловечного существа.
Жизненный путь Соважа Гида был типичным для одержимого кровью убийцы этих лет. Начал он с того, что с малых лет полюбил деньги и научился добывать их всеми доступными путями. У него был темперамент изувера, в детстве он обожал мучить животных. Когда Соваж достиг юношеского возраста, он переключился на людей. Бывало, изредка он производил впечатление обычного человека, но чаще вёл себя как сумасшедший. Его мать, Мамуля Гарпия Гид, не признавала умственной неполноценности сына. Во время ереси Чёрной Тени он примкнул к одной из разбойничьих шаек. Рискованность, умение владеть оружием, лёгкая добыча денег очень понравились ему. Под их влиянием Соваж раздобыл себе кинжал, и вскоре впервые окропил свои руки кровью, после чего ему пришлось скрываться, и некоторое время о нем никто не слышал. После его возвращения, Мамуля Гид решила сделать его главарём шайки и набрала в неё подходящих людей: Хика, недавно вернувшегося с каторги, где он сидел за ограбление каравана; Эврика, бывшего наёмника Чёрного герцога, Уилмота, большого специалиста по осадному оружию, Лекаря Волка, преклонных лет мужчину, изгнанного из гильдии врачей за изготовление дурмана и с радостью взявшегося за предложенный заработок. Посылая разбойников на дело, Мамуля Гид тщательно продумывала все до мельчайших подробностей, а затем натаскивала сынка, как дрессированного пса. Если ей доводилось вбить ему в голову все тонкости, Соваж их уже не забывал. Банда называла Соважа своим главарём. Но настоящей главой шайки оставалась его мать. Кроме этого, даже самые отпетые негодяи шёпотом поговаривали о тёмном культе, в котором состояли члены банды, а Мамуля Гид была в нём верховной жрицей.
Хамо охватил животный страх. Он словно примёрз к месту, не спуская глаз с Соважа, держась за ворот рубахи, показывая ему свои самые миролюбивые намерения.
– Здорово, Хами! – сказал Эврик. – Готов поклясться, ты не ожидал столь скоро вновь меня увидеть?
Хамо медленно подошёл к очагу.
– Здорово, – ответил он сдавленным голосом. – Да, так скоро я увидеть тебя не ожидал. – Он остановился около Алана, который даже не повернул головы, чтобы взглянуть на него.
– Куда делась «голубка», что была с вами?
Хамо сделал усилие, чтобы казаться безучастным и попытаться как-то вывернуться из этой истории. Надо было заморочить им голову, причём сделать это правдоподобно.
– О! Как жаль! Тебе пришлось проделать такой длинный путь, чтобы взглянуть на неё, а мы от неё уже избавились. – Сказал он, стараясь говорить уверенно и небрежно. – С ней было столько мороки!
Эврик сплюнул на пол и растёр слюну ногой.
– Вот досада! А я сильно хотел взглянуть на неё вблизи ещё разок. Кто она такая, Хамо?
– Заблудшая «корова»[18 - Проститутка (жаргон).] не из наших краёв. – Он ощущал на себе подозрительные взгляды шайки, и ему казалось, что всем доподлинно известно, что не говорит ни слова правды. Лишь Соваж, казалось, оставался безучастным.
– А не на баронском ли пастбище ты подобрал эту «корову»? – не отставал Эврик.
Соваж безразлично поглаживал длинное лезвие меча. Хамо вдруг почувствовал опустошённость в желудке.
– Эту маленькую глупышку? Разве ей пристало посещать подобные шикарные дома? Мы подцепили её в таверне Зубина, и только из-за её смазливой мордашки. Решили прокатиться с ней и немного поразвлечься. – Хамо попытался изобразить улыбку на своём лице, но это ему не удалось. – По дороге она передумала, и пришлось отправить её восвояси.
Эврик расхохотался от души, словно эта новость его чрезвычайно позабавила. Соваж поднял глаза и вперил в Хамо свой неподвижный взгляд мёртвой рыбы.
– Где Данстен? – неожиданно серьёзно спросил Эврик.
– На охоту отправился, да силки проверить, – ответил Хамо, ощущая, как холодные капли пота пробежали у него за воротником.
Соваж повернул голову к Эврику и кивнул в сторону угла, где, под соломой скрывался вход в подполье.
– Проверь, – коротко приказал главарь.
Крышка откинулась, и Данстен сам вышел к гостям и прислонился к очагу. Данстен никогда не заводил врагов, потому что никогда не вставал на чью-либо сторону, оставаясь непричастным к чужим распрям. Хамо не отрывал от него глаз, моля богов, чтобы те наложили печать на его уста. Но Данстен даже в его сторону не смотрел. Он смотрел на Соважа.
– Здравствуй, Данстен, – сказал Соваж.
– Здравствуй, Соваж, – ответил, не меняя позы, Данстен.
Руки Соважа беспрерывно зашевелились: они поднимались и опускались вдоль рёбер, теребили ворот и оборку котта, похлопывали друг по другу. У него были проворные, наводящие трепет руки.
– У меня новый меч, Данстен, – продолжил Соваж.
– Для тебя это неплохая новость, – пожал плечами Данстен, бросив взгляд на Эврика.
Неожиданно Соваж встрепенулся, появившийся в его руке меч сверкнул. Это было страшное оружие с почерневшей от крови кожаной оплёткой и широким у гарды лезвием, резко сужающимся с середины клинка.
– Полюбуйся, – продолжил он, поигрывая мечом.
Данстен кивнул.
– Да, тебе просто повезло. Это очень хороший, новый меч.
– Посмотри только, как он блестит. – Первый лучи солнца, проникнув через окно, отразились от лезвия и запрыгали по потолку… – А колет и режет он изумительно, Данстен. Прекрасно справляется с мышцами и сухожилиями, и дробит кости.
Лекарь Волк, до этого стоя позади Эврика и безразлично кусая ус, по некоторому, одному только ему известному признаку, определил приближение припадка и приблизился к Соважу.
– Угомонись, Соваж.
– Сам угомонись! – прошипел тот, его лицо перекосилось, а взгляд медленно вперился в Данстена.
– Что вы от меня хотите? – спросил Данстен глухо.
Соваж провёл мечом по крышке сундука, любуясь оставленным глубоким нарезом. Следуя предостерегающему взгляду Лекаря, Эврик решил вмешаться:
– Оставил бы ты его в покое, Соваж. Данстен – «старая рука», наш друг.
Соваж повернул лезвие меча в сторону Хамо.
– А он тоже – наш друг?
Колени Хамо подогнулись, лицо побелело.
– Оставь его в покое, – сухо проговорил Эврик. – И убери меч, мне нужно поговорить с Данстеном.
Во всей шайке только Эврик мог управиться с Соважем, когда у того начинался припадок. Но он был достаточно умён, чтобы осознавать риск. Однажды он не сможет успокоить полоумного сынка Мамули Гид. Соваж скривился, но меч вернулся в ножны. Он нехорошо посмотрел на Эврика и вновь принялся теребить одежду.
– Мы интересуемся дочкой барона, Данстен, – объяснил Эврик. – Ты ведь видел её?
Данстен сглотнул слюну. Ему страшно хотелось выпить из бочки, а ещё больше – чтобы эти головорезы ушли.
– Она здесь, Эврик – наконец сказал он.
Все замерли. В горле Хамо что-то булькнуло, лицо Алана посерело.
– Покажи её нам, Данстен, – продолжил Эврик.
Данстен повернулся, открыл крышку и позвал леди Эрроганц. Через некоторое время девушка появилась в комнате. Мужчины поражённо уставились на неё, и бедняжка под этими взглядами отступила к стене.
– Забери у них ножики, – приказал Соваж, не отрывая глаз от леди Эрроганц. Эврик и Хик быстро выхватили свои кинжалы, а Хик достал из-под плаща арбалет.
– Начинай, «горбыль»,[19 - Врач на жаргоне.] – спокойно сказал Эврик. – Мы присмотрим.
Лекарь спокойно подошёл к Алану и освободил его от кинжала, висевшего на поясе. Алан не шевельнулся, а только поджал губы. Тем же манером Лекарь отобрал оружие и у Хамо, но, когда повернулся к Альдо, старик с поразительной быстротой выхватил свой клинок. Но Хик был ещё быстрее: его арбалет выстрелил, и болт пробил голову Альдо, пролетев на расстоянии волоса от виска Лекаря. Тот с проклятьями отшатнулся. Старый Альдо рухнул на пол. Хамо и Алан затаили дыхание и замерли, боясь пошевелиться. Соваж посмотрел на них, потом перевёл взгляд на тело Альдо, и глаза его вновь обрели безумное выражение. Данстен отвёл леди Эрроганц в сторону. Её колотила крупная дрожь.
– Уберите его, – распорядился Соваж.
Лекарь и Уилмот сволокли тело старого Альдо и бросили в подвал. Эврик подошёл к Хамо и ткнул остриём меча в грудь.
– Ну, крыса! – рявкнул он. – Хватит дурака из меня делать! Выкладывай, кто она?
– Знать не знаю, – простонал Хамо, дрожа от ужаса.
– О, не знаешь? Так я сам поведаю тебе! – Он схватил Хамо за рубаху и начал трясти его. – Это дочь Эрроганца! Ты её схитил, чтобы взять золотишко. Цепь у тебя! – Эврик сунул руку за пазуху Хамо и вытащил оттуда сверкнувшую в свете утра цепь. – Сожалею, но твоё положение безнадёжно. – Он подошёл к Соважу и отдал ему цепь. Сверкающее в свете лампы золото заворожило Соважа, как ребёнка.
– Какая прелесть! – воскликнул он. – Погляди-ка, Лекарь! Как она горит! Можно так сказать, что они горят, как «Цепь Луга»?[20 - Одно из названий Млечного пути.]
– Да, и она стоит целое состояние, – согласился Лекарь, не отрывая взора от цепи.
Соваж поднял глаза на леди Эрроганц.
– Пусть она подойдёт ко мне, Эврик, – велел он. – Я хочу с ней поговорить.
Эврик посмотрел на Лекаря, но тот неодобрительно покачал головой.
– Что ты намереваешься сделать, Соваж? Нужно поскорее скакать к Мамуле, она ждёт.
Соваж вертел в руках цепь, любуясь игрой золота.
– Подведи её, Эврик!
Эврик пожал плечами и подошёл к девушке.
Леди Эрроганц стояла, вжавшись в стену, и тряслась, словно больная лихорадкой. Она зажимала рот ладонями и в ужасе крутила головой, не ведая, куда бы спрятаться. Но, даже несмотря на искажённое страхом лицо, она всё ещё оставалась самой красивой женщиной, виденной Эвриком когда-либо.
– Ты не должна бояться меня, – прошептал он, как мог, мягко. – Тебе нужно подойти к Соважу. Послушай меня внимательно. Соваж – не только очень лютый, но ещё и сумасшедший. Если ты будешь его слушаться, он не причинит тебе зла, пока не будешь противиться ему. Тогда он станет опасней зверя, так что будь осторожна. Пойдём, он ждёт.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71300014?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Неблагополучный район Лондиниума.
2
Жаргонное название констеблей.
3
Убийца (жаргон).
4
Частные сыщики.
5
Обращение к члену другой банды (жаргон).
6
«Птичка» или «голубь» – обозначение жертвы преступления на воровском жаргоне.
7
«Старая рука» – опытный преступник(жаргон).
8
«Портреты» – монеты с изображением короля(жаргон).
9
Зарезали (жаргон).
10
Струсил (жаргон).
11
Убийство (жаргон).
12
Биться на ножах (жаргон).
13
Грабёж (жаргон).
14
Разбой (жаргон).
15
Тюрьма (жаргон).
16
Повесят (жаргон).
17
«Кудахтать» – доносить, раскрывать посторонним преступный замысел (жаргон).
18
Проститутка (жаргон).
19
Врач на жаргоне.
20
Одно из названий Млечного пути.
Василий Погоня
Тип: электронная книга
Жанр: Историческое фэнтези
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 11.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Дорогие подарки могут стать предметом не только зависти, но и преступления. Когда господин барон Эрроганц преподнёс своей прекрасной дочери фамильные драгоценности, он и подумать не мог, что роскошный подарок станет роковым для юной красавицы. На бесценную золотую цепь положили глаз грабители. Однако, в руках бандитов оказалась и сама леди Эрроганц.