Главная страница | Историческое фэнтези | Трибунал

Трибунал
Павел Сморо?дин
Можно потерять все: друзей, семью, сослуживцев, честь и даже жизнь. Вот только такой человек, лишенный каких-либо связей, находится вне любой власти. Он опасен, а потому должен умереть.Вот только перед смертью он собирается покарать всех виновных. И это будет не убийство… Это будет военный трибунал.

Павел Сморо?дин
Трибунал

Глава 1
Военная хроника. 28 ноября 1834
Бои на Сольене продолжаются без передышки. Наши войска предприняли новую атаку на гуттские позиции у Помаля и Булавенской рощи. Под ураганным артиллерийским огнем пехота двинулась в атаку, но была встречена плотным пулеметным огнем противника.
Враг отошел к селам и попытался закрепиться там. Бои шли за каждый дом, за каждый двор в разрушенных деревнях. К вечеру наши войска закрепились на достигнутых рубежах. Потери с обеих сторон огромны. Потери мирного населения не поддаются исчислению.
На других участках фронта – бои местного значения. Артиллерийская перестрелка не утихает. Армии измотаны кровопролитными боями последних недель, но ни одна из сторон не готова отступить.

Военная хроника. 15 декабря 1834
На рассвете тяжелая артиллерия открыла огонь по укреплениям противника вдоль Лампракского хребта. Разрывы снарядов сотрясали землю, поднимая тучи дыма и пыли. Наши войска начали наступление, продвигаясь через изрытые воронками поля под шквальным огнем вражеских пулеметов.
К полудню часть наших солдат захватила первую линию вражеских окопов в жестоком рукопашном бою. Но гутты вели ураганный ответный огонь, и бои длились до поздней ночи. По обеим сторонам Графского тракта виднелись трупы павших, ландшафт был изуродован воронками и выкорчеванными деревьями.
К ночи передовые части заняли господствующие высоты, однако противник продолжал сопротивляться из глубоко эшелонированных укреплений. Впереди ожидались новые тяжелые бои…

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ СЕВЕРНОГО ФРОНТА, 27 ДЕКАБРЯ 1834
ОПЕРАТИВНАЯ ДИРЕКТИВА № 294
1) ОБСТАНОВКА НА ФРОНТЕ ОСТАЕТСЯ НАПРЯЖЕННОЙ ПОСЛЕ МАНЕВРА ПРОТИВНИКА У САЛЕНГА. ВОЙСКА ГУТТСКОЙ 7-Й АРМИИ СКОНЦЕНТРИРОВАНЫ СЕВЕРНЕЕ МУДРАНА ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО НАСТУПЛЕНИЯ В НАПРАВЛЕНИИ РЕЙМЫ.
2) В СВЯЗИ С УГРОЗОЙ ПРОРЫВА НАШИХ ЛИНИЙ ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ОТДАЕТ ПРИКАЗ ВОЙСКАМ 2-Й УДАРНОЙ АРМИИ СОВМЕСТНО С 4-Й ПЕРЕЙТИ В РЕШИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА РАССВЕТЕ 29.12.
3) ЦЕЛЬ ОПЕРАЦИИ: ОТБРОСИТЬ НЕПРИЯТЕЛЯ НА ИСХОДНЫЕ ПОЗИЦИИ, ВОССТАНОВИТЬ ЛИНИЮ ФРОНТА ВДОЛЬ РЕКИ И ПРИКОВАТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СИЛЫ ПРОТИВНИКА НА ЭТОМ НАПРАВЛЕНИИ ДЛЯ РАЗГРУЗКИ 5-Й АРМИИ.
4) АРТИЛЛЕРИЙСКАЯ ПОДГОТОВКА НАЧНЕТСЯ 29.12 В 03:30. ПОСЛЕ 4-ЧАСОВОГО ОГНЕВОГО НАЖИМА ПЕХОТНЫЕ ЧАСТИ ПЕРЕЙДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ НА ВСЕМ ФРОНТЕ.
5) ФРОНТ ОЖИДАЕТ ОТ КАЖДОГО ЧУВСТВА ВЫСОКОГО ДОЛГА И ПРЕЗРЕНИЯ К ОПАСНОСТИ. ВПЕРЕД, ЗА ЧЕСТЬ ОТЕЧЕСТВА И ПОЛНУЮ ПОБЕДУ НАД ВРАГОМ! МЫ СИЛЬНЫ! НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ! МЫ ПОБЕДИМ!
ГЛАВКОМ СЕВЕРНОГО ФРОНТА
ГЕНЕРАЛ АНРИ-ФИЛИПП ПУЛАР

ИМПЕРАТОРСКИЙ ПРИКАЗ № 113
от 01 сентября 1834 г.
Мы, Иоган IX, волею божьей Император и Самодержец Гуттский, повелеваем:
Ввиду ухудшившегося морального состояния солдат и участившихся случаев дезертирства и неповиновения приказываю незамедлительно приступить к формированию в действующих армиях полевых судов для рассмотрения дел о воинских преступлениях в условиях военного времени. Судебную коллегию формировать из трех старших офицеров.
Предоставить полномочия недавно сформированным полевым судам выносить суровые приговоры, вплоть до смертной казни через повешение. С момента публикации данного указа и до отмены выносить смертные приговоры за: дезертирство, неповиновение приказам, измену и саботаж со стороны военнослужащих.
Немедленно усилить патрулирование в тыловых районах дабы обезвредить трусов и предателей, вынашивающих намерения дезертировать из рядов доблестных войск.
Организовать широкую пропагандистскую кампанию посредством манифестов, лозунгов и устных бесед для поднятия боевого духа и самоотверженности наших соотечественников на полях брани.
Привлечь священнослужителей для регулярного обхода войсковых расположений с целью духовного окормления и причастия солдат и офицеров.
Учредить специальные награды и поощрения для примерных воинов, совершивших подвиги во славу Империи на поле боя. Всем кавалерам сего ордена назначить денежное довольствие в двести таллеров ежемесячно. Выплачивать оное довольствие пожизненно.
Сим повелением надлежит руководствоваться неукоснительно всем чинам воинским и гражданским. Да поможет нам Бог!

Разведчики вернулись через час. Новости были не очень – впереди деревни больше нет, так что укрыться от наступающего им на пятки бурана не получится. Ночевать в чистом поле не хотелось – слишком велик риск получить воспаление легких и слечь. Сейчас, когда контрнаступление в самом разгаре, ползти со скоростью больного не очень хотелось.
Сержант приказал большей части солдат остаться в низине, а сам решил проверить, не найдется ли хоть какого-то укрытия. До границы поселения он с ребятами прошел быстро, так что теперь сам смог рассмотреть то, о чем говорили разведчики. На месте небольшой предгорной деревеньки остались лишь руины.
Дома превратились в черные обугленные остовы, с провалившимися крышами и зияющими оконными проемами. Кое-где еще поднимались струйки дыма из тлеющих головешек. Улицы были усеяны обломками досок, кирпичами, вывалившимися из печей. В оконных рамах торчали расколотые и местами оплавленные стекла.
Воздух наполнял удушливый запах гари. Легкий ветерок время от времени поднимал тучи пепла, застилая все вокруг серой дымкой. Каждый вдох наполнял нос и глотку неприятным маслянистым привкусом дыма. Жуткая картина разрушения и опустошения вызывала оцепенение и безысходную тоску. Деревня, некогда живописная и явно процветавшая, превратилась в настоящие декорации того, как выглядит местность после страшного суда.
Пепелище простиралось, куда ни кинь взгляд. Местами чернели обгоревшие стволы низеньких деревьев, лишенные листвы и веток. Кое-где видны следы борьбы. Гутты прошли тут несколькими днями ранее и, недолго думая, устроили настоящую бойню. Тела жителей были свалены в противопожарный ров. Одного взгляда хватило на то, чтобы даже закаленный ветеран усомнился в человечности тех, кто это сделал.
Люди на такое зверство неспособны. На любое другое – да, но точно не на такое.
От канавы пахло горелым мясом и дымом. Рот сам собой наполнился слюной, а в животе заурчало. Сержант закашлялся, стараясь исторгнуть из себя то, что он случайно вдохнул. Отвращение к самому себе пришло секундой спустя. Нашел о чем думать – о жареном мясе. Не хотелось выглядеть неженкой перед парнями, но в ближайшие день или два он, пожалуй, воздержится от него.
И, судя по лицам разведчиков, такой выбор сделал далеко не он один. Взгляд зацепился за небольшую подгоревшую игрушку, вокруг которой сплелась маленькая, тоненькая ветка.
Осознание того, что это вовсе не ветка, заставило сержанта нервно сглотнуть.
– Скоты, – вырвалось у него тихо. – Эверли!
– Да, сержант. – Вечно хмурый блондин подошел чуть ближе. Сейчас он выглядел не столько напряженным, сколько встревоженным. Даже так нелюбимую им каску нацепил. – Чего звали?
– Нашел хоть одного живого?
– Ни единой живой души, ни наших, ни гуттов. Суки устроили тут натуральную кровавую баню.
– Кстати, что с водой? Колодец цел, я видел.
– Проверил я колодец, командир, там тоже пара жмуров плавает.
– Черт!
– Как-то вот так, командир. Встряли мы, похоже.
Ну просто зашибись. Они еще и без чистой воды остались. Опять придется топить снег, чтобы напиться, не говоря уже о том, что последний постирочный день был черт знает когда.
– Ясно. Знаешь, кто тут шел?
Вопрос был задан не просто так. По какому-то удивительному стечению обстоятельств этот неразговорчивый и вечно хмурый солдат оказался отличным карточным игроком. На первой неделе знакомства Тим обыграл каждого во взводе, затем принялся за полковых игроков. Сейчас Эверли обзавелся целой кучей полезных и не очень знакомств, а также должников. Так что зачастую он оказывался первым в полку, кто узнавал самые свежие и точные новости.
– Ну… – он потер отросшую за неделю тонкую щетину, – через север уходили Ненские пикинеры и седьмой драгунский.
– Ну и?
– Слышал, что пикинеров размазали авиацией с неделю назад или даже больше. Только кишки на елках остались висеть.
– Понятно. – Звук из-под шарфа доносился плохо, так что мысленно сержант порадовался, что рядовой не слышит, как у него дрожит голос. – С этой минуты никого из седьмого драгунского полка мы в плен не берем. Понял?
– Конечно.
– Вот и славно. Скажешь всем, кому сможешь, что это моя весьма настойчивая просьба. И за невыполнение занесение в печень.
– В рамках полка?
– А ты сможешь рассказать на уровне целой армии?
– Ну… не надо меня недооценивать. Я тебя услышал, кому надо донесу. Сделаю в лучшем виде – под этими суками земля гореть будет. Мне такое зверство тоже не по нутру.
Ответа не последовало.
Сержант развернулся и пошел прочь. Ветер усилился, так что теперь шарф покрылся тонкой ледяной коркой от дыхания. Лицо запотело, и он вытер пот мокрой варежкой. Песчинка попала в глаз, сержант рефлекторно зажмурился.
– А, ч-ч-черт, – выругался он и встал так, чтобы закрыться от ветра.
Вот так он и смог увидеть единственное уцелевшее строение – небольшой каменный домишко на самой границе. Он стоял далеко от остальных, почти у самого подъема в гору. Огонь туда не добрался, так что выглядела столь неожиданная картина на фоне разрухи и запустения во всей остальной деревеньке – как сказка.
Вокруг никого не наблюдалось, дыма из трубы тоже не видно. Но нужно проверить. Он поправил каску, чтобы она не сильно мешалась на бегу, и рванул вперед. Сержант бежал, стараясь контролировать местность. Скоба винтовки и спуск заледенели на ветру, так что перчатки снимать было бы верхом идиотизма.
Ну, зато на таком морозе все вши и блохи вымерзнут к чертовой матери.
Нужно бы двигаться короткими перебежками и стараясь почаще менять направление – так пулеметчику или снайперу будет труднее снять цель. Но вот только деваться некуда. За ним выжженное пространство, справа холм – ни укрыться, ни залечь нормально. Окажется в доме хоть один обученный стрелок с оптикой, и лежать сержанту тотчас же с дырой в его тупой голове.
Удумал тоже – пойти проверить самому.
На кой черт ему тогда солдаты? Сержант мысленно корил себя за недальновидность и глупость, ожидая выстрела. Вот только все расстояние до подворья он преодолел без единой помехи. Только пару раз чуть не поскользнулся на слишком крутом подъеме.
Дом казался целым, и, судя по виду, делали его на совесть. В таком мог заседать местный голова или врач. Любой, кто в этих местах пользовался почетом. Вот только это не сильно помогло хозяину, когда в деревню вошли солдаты, иначе бы его не повесили на коньке крыши.
Это был крепкий мужчина с белыми волосами до пояса. Когда дед еще был жив, он рассказывал, что в древние времена считалось, будто длинна волос – знак сильного воина. Если поверить старику, то этот мужик при жизни мог в одиночку раскидать целый полк. Но… вот какая незадача, повесили его, а не он драгунов.
Вместо лица у несчастного осталось только окровавленное месиво.
Сержант обежал дом разок, проверил подходы и поспешил обратно к подчиненным. Они ждали на дороге и озирались.
– Нашел чего, сержант? – тихо спросил Баркер, когда он подошел.
В ответ последовал короткий кивок в направлении, откуда он только что вернулся:
– Нашел. Единственный целый дом в округе, так что будем укрываться там.
Все трое прошли до брошенной постройки.
– Переждать сойдет, – произнес Эверли, когда все трое хорошенько осмотрелись.
– Ляжем плотно, конечно. Но хоть не в поле.
– А что будем делать с этим подарком?
Рядовой указал на качающийся на ветру труп хозяина.
– Снять, – приказал сержант и строго глянул на бойцов. – Похоронить.
– Та пусть висит… А нам бы другое место искать, сержант. Место гиблое, я же говорю, – произнес Баркер со своим приметным южным говорком и осенил себя защитным знаком.
– У тебя есть мнение, рядовой?
– Та колдунство там само настоящее. Это любой скажет. Висельник этот к смертям.
– Баркер, ты серьезно?
– Да. Помню, у нас в деревне…
– Замолкни, Жан.
– Да говорю вам, нельзя висельника трогать, мне это еще бабка говорила.
– Я. Сказал. Тебе. Снять. Покойника.
– Я? Сержант, да как можно-то?
Солдат собирался еще поспорить, но под строгим взглядом он сразу скис. Баркер скинул вещмешок и поплелся в дом. Его походка выдавала не только нервозность и волнение, но и самый настоящий страх перед мертвецом. К счастью, командира он боялся больше. Вид у Баркера был таким жалким, что Эверли не выдержал.
– Отойди, придурок, – с недовольством произнес рядовой и скинул вещи на снег. – Сержант, я его сниму, раз этот долбо…б обосрался.
– Спасибо, – согласно кивнул Баркер, а затем его мозг дошел до оскорбления. – Слышь!
– Пошел ты на …уй, Тим.
– Как дети, ей-богу. – Командир откинул шарф от лица, и снежная крупа ударила его по щекам. – Значит так, убогие, снимайте его. Кто чего не понял, подумает об этом в наряде, если этот урод не будет на земле через десять минут. Я зову остальных.
Тим поспешил к дому. Шел он короткими перебежками. Остановился у самой двери и осторожно ее приоткрыл. Скрипа не было, а вот растяжка, судя по тому, что Эверли замер на пару секунд у косяка, была.
– Вхожу.
Он ловко перерезал леску и исчез в дверном проеме.
Сержант проводил бойца взглядом. Взрыва или стрельбы не последовало, ни сразу, ни пару минут спустя, так что он отошел на пару десятков шагов и вытащил из вещмешка небольшую ракетницу. Шашки для нее торчали рядом. Та, что с зеленой полосой на боку, отправилась сначала в ствол, а затем в небо. Ракетой она взмыла в воздух и, поднявшись метров на сорок, разлетелась огромным цветным шаром, оставив за собой зеленое облако.
Остатки отряда появились минут через тридцать. Рядовой Хесс вел всех почти тем же маршрутом, что выбрали разведчики. Дойдя до одиноко стоящего командира, Карл чуть опустил шарф, так что теперь стал виден его небритый подбородок и кривые желто-коричневые от табака зубы. В пасти он держал неизменную цыгарку, а потому вид имел лихой и разбойничий.
– Да уж, командир, я …ля, многое видел, но точно не такое. …ля, старики, бабы, дети. Я такого даже по синей лавочке не хотел сделать, а ты знаешь, я всякую …ню творил. …ля, тут всю деревню эти уроды выкосили.
– Угу, всю деревню.
– Только на кой хер? Эти ж… нейтральные, …б их мать.
– Ну вот так весь нейтралитет и заканчивается.
– Ты прямо философ, серж.
– Я юрист.
– Ну… со всеми бывает. Главное, легавым не становись. – Последние слова Карл произнес с заметной ухмылкой, так что и дураку стало бы понятно, что это шутка.
Сержанту рядовой Хесс нравился. Он был по-своему приятным, хоть и резким на язык человеком. Попал он в отряд прямиком с каторги, где мотал пожизненное за тройное убийство – жены и двух ее любовников. Суд принял во внимание факт супружеской измены, да еще сразу с двумя мужчинами одновременно, и Карл Хесс получил вместо пенькового галстука работу и казенное жилье на весь остаток своей никчемной жизни.
Ну а оттуда он вышел через три года, записавшись добровольцем в штурмовые части.
– Че делаем, серж? – спросил он, осматриваясь.
Буря все усиливалась.
– Бери несколько человек и начинайте искать мины.
– Что искать? Не слышно ни …уя.
– Мины ищите. Мины.
Душегуб подошел чуть ближе, так что стало чуть слышнее.
– Думаешь, есть, Дырокол?
– Да …уй его знает. Просто не хочу, чтобы ты вышел поссать и подорвался. Не охота потом твои потроха по всей округе искать, и маленького Карла.
– Ха, я тогда из окна поссу. Тут такой холод, что малыша будет особенно трудно искать.
Хесс снова рассмеялся и тяжело зашелся своим неприятным лающим кашлем. И хотя все врачи как один говорили, что это не похоже на туберкулез, но все же выглядел рядовой в такие моменты особенно жалко. Бедняга каждый раз почти выхаркивал свои легкие.
– Сержант! – Голос Эверли слышался сквозь вой ветра плохо, так что на него не сразу обратили внимание.
– Что?
– Сержант!!!
– Да что? – Чтобы хоть как-то перекричать буран пришлось сложить руки рупором.
– Йона! Кажись, этот остроухий урод живой!

Глава 2
Дворец правосудия был выстроен в классическом имперском стиле и выглядел весьма торжественно: высокая колоннада, плиты из серого песчаника, лестница в пять десятков ступеней. Будь они трижды прокляты. Каждая из них!
Сейчас на ступенях перед зданием суда было людно и шумно. Со стороны можно было принять все происходящее за политический митинг или что-то подобное, вот только политики не собирают такую толпу.
Йона смотрел из машины на то, как постепенно обычное судебное заседание превращается в настоящий балаган. Пара десятков журналистов окружили невысокого мужчину в черном костюме. Звали его Мартин Дуарте IV, и он был весьма крупным судовым промышленником. Каждый второй корабль, баржа, лодка, да хоть даже плот – все они сходили со стапелей его семейных верфей. Единственное, куда его концерн не успел засунуть щупальца, так это в строительство дебаркадеров, и то лишь потому, что там все было весьма скромно в плане маржинальности.
Выглядела эта акула бизнеса солидно: дорогое пальто стоимостью в трехгодовую зарплату рабочего на его верфях, стильная прическа. А еще Йона был готов поклясться, что даже из машины он уловил аромат дорогого парфюма с умброй в составе.
Чуть позади с самым скорбным видом стоял молодой парнишка лет двадцати – Мартин-номер-пять, как прозвал его Камаль. Старший сын Дуарте выглядел не особенно презентабельно, был бледен и вял. Играл на публику, естественно. Хотя как посмотреть, ему и вправду досталось при задержании.
Даже с такого расстояния было заметно, что лицо у него как будто встретилось с бетонной плитой.
Несколько раз. Что же, такое бывает, когда на законное требование остановиться ты отвечаешь что-то типа: «Имел я тебя с твоими требованиями, легавый». Передних зубов у него частично не было. А такое обычно происходит, когда ты, лежа на брусчатке, решаешь сказать задерживающему тебя офицеру, что маму ты его имел. А не надо грубить – полицейские иногда очень нервные.
По правую руку от судового магната стоял Элмер Ланн – частный адвокат и склизкая сволочь каких мало. Он выглядел так, как и должен выглядеть дорогой пронырливый адвокатишка: одет с иголочки, волосы уложены на ровный пробор, а на приведение усов в надлежащий вид была потрачена изрядная сумма. Йона знал, как минимум с десяток полицейских, желавших этому хлыщу что-нибудь серьезное сломать.
Кто-то руку.
Кто-то ногу.
Некоторые, которым этот урод сломал карьеру, всерьез хотели бы получить в качестве откупных жизнь.
Почему? Этот тип был настоящим адвокатом дьявола. В сравнении с ним старина Питер Барроуз выглядел почти образцом морального облика и высоких стандартов. Как мальчик из церковного хора на фоне порядком потрепанной уличной проститутки. Ланн не брезговал никаким делом. Отмазывал от тюрьмы или петли конченых мерзавцев. Все, что нужно было для того, чтобы он взялся за работу, – солидный чек на предъявителя и хоть сколько-нибудь публичное дело.
Ублюдок словно питался вниманием людей. Настоящий эмоциональный вампир, если бы они существовали. Интересно, сколько Дуарте ему заплатил? Йона мог строить только догадки на этот счет – пять, может, шесть сотен в час. И все затем, чтобы его кровиночку не увезли куда-то далеко на север – копать железную руду, из которой потом будут строиться его же корабли.
– Господин Дуарте, – выкрикнул из толпы журналист. – Ваши ожидания?
– Мои ожидания? – Ответ был явно отрепетирован заранее, потому как голос мужчины казался театральным. – Мои ожидания просты – освобождение в зале суда. Только этот вариант мы рассматриваем! Мой сын невиновен, и каждый должен это уяснить!
– А что вы скажете про свидетелей, которые есть у стороны обвинения? Насколько они надежны, как вы считаете?
– Свидетели? – с явной издевкой произнес Дуарте. – Кого именно вы имеете в виду? Купленных, провокаторов или запуганных? Повторяю, мой сын невиновен в том, что ему приписывают, никакая ложь не сможет поколебать правды. Мартин невиновен, дождитесь окончания заседания, и вы сами убедитесь в том, на чьей стороне правда.
– Вы считаете, что дело сфабриковано?
– Без комментариев, господа.
– А что насчет полиции? – прозвучал еще один голос из толпы. – Какими будут ваши ответные действия? Вы собираетесь что-то предпринять, господин Дуарте?
– Собираюсь ли я переходить дорогу полиции? О нет, сэр, совершенно точно – нет! Вот вам мой ответ. – Мартин выдержал театральную паузу, во время которой никто ничего не говорил. – К полиции у меня нет вопросов, но на вашем месте я бы сказал «так называемой полиции». Люди, задержавшие моего сына Мартина, определенно не полицейские в прямом смысле этого слова.
– Простите?
– Полиция защищает людей от бандитов, а эти же… Они – опухоль и гниль на теле государства, я и мой адвокат мистер Ланн уже подготовили встречный иск к этим людям.
Толпа встретила эти слова очередным вскидыванием рук и требованием слова. Будь это политической встречей, половина Тарлосс Холла сейчас бы бежала голосовать за него. Олдтаун этот ублюдок взял бы с ходу и без боя. «Все копы – свиньи» там всегда работало на ура.
Между тем «спонтанная» пресс-конференция продолжалась.
– Простите, сэр, но не боитесь ли вы ответных действий или провокаций со стороны полицейских? Старший инспектор Камаль весьма популярен в обществе, вы не опасаетесь?
Дуарте замолчал на секунду, словно обдумывая слова журналиста. А затем гордо вскинул голову.
– Этот мерзавец Камаль может сколько угодно обманывать простых людей. Он может сколько угодно прикидываться героем войны или хорошим полицейским, но реальность не изменить! Может, когда-то он и был приличным человеком, но сейчас это не так! Не-е-ет! Сейчас он – прихвостень бандитов. Головорез со значком и пистолетом, и ничего более.
Вторая длинная пауза была еще дольше. Звучали только щелчки фотоаппаратов. Йона не удивился бы, если б на пятой или шестой кто-то из писак рухнул в обморок. То ли от слишком долгой задержки дыхания, то ли от передозировки пафосом и помпезностью.
Выискался герой.
Решил победить полицейский произвол в лице одного конкретного старшего инспектора Имперского Сыскного Управления. Всем бы гражданам с миллионным состоянием такую активную гражданскую позицию, и, может быть, страна вышла бы наконец из затяжного экономического и политического кризиса.
Между тем промышленник продолжал. Акула почуяла кровь и принялась отрывать куски.
– Ни для кого не секрет, кем являлся его отец и кто его дядя. Я сделаю все, чтобы народ понял, как жестоко ошибался. Я готов обратиться через вас к этому человеку. Так вот, вы можете запугать любого другого, господин старший инспектор. Любого! Но не меня!
Мужчина картинно поднял руку, и тут же последовали вспышки фотокамер.
– Спасибо, что хоть маму мою не приплел, – произнес Йона тихо.
– Порой мне кажется, что ты слишком терпелив, – ответил Нелин с водительского места, и инспектор невольно сглотнул. Хоть после смерти Оберина прошел практически год, но Йона все еще не привык к тому, что за рулем теперь кто-то другой. И пускай этим кем-то был Нел, но все же ощущение чего-то неправильного никуда не пропало. Да, теперь у него все новое: должность, машина, водитель. Вот только жизнь это облегчало не так уж сильно. Город словно откупался от него.
Милости прошу, господин старший инспектор, ваши призы. А теперь прыгайте в новый чан с дерьмом.
Ну и что, что он вам по самые уши?
Зато каков почет! Ешьте и не обляпайтесь.
– А что ты предлагаешь? – серьезно спросил инспектор. – Выйти и начать с ним дискутировать? Какой смысл?
– Чтобы это не выглядело как игра в одни ворота.
– Нел, ты внимательно посмотри на рожи этих писак?
Д’эви метнул на друга строгий осуждающий взгляд.
– Говоришь так, будто я чего-то не понимаю.
– Да, и очень многого, – улыбнулся Йона, – «Телеграф», «Вестник», «Криминальная хроника».
– Ну?
– Во всех трех среди акционеров Дуарте, через свою ДЛГ. Готов поспорить, что остальные тоже кормятся у него с руки. Рискнешь?
Помощник только скорчил недовольную рожу.
– Это не пресс-конференция, а моноспектакль. Стоит мне только выйти и открыть рот, как я сразу же проиграю. Сразу же. Либо журнашлюхи все переврут, либо выдернут слова из контекста, либо… да что угодно. Мало ли способов?
– Писаки. – Помощник практически выплюнул это слово. – Знаешь, порой мне кажется, что Галарте – единственный приличный журналист. Хоть она и гадская кровопийца.
– Ага, не ты первый с такими выводами. – Йона помолчал, глядя в окно, а затем произнес довольно: – Все, похоже, цирк заканчивается. Ты жди, мало ли что… а я пошел.
Камаль указал на толпу журналистов, которая расползалась в тонкую шеренгу, провожая семейство магнатов в здание. Инспектор собирался выйти из машины и уже приоткрыл ее дверцу, как вдруг какой-то репортер подбежал и щелкнул фотоаппаратом.
Сука.
Вспышка ослепила. Перед глазами возникли два ярких желтых кольца. Выступили слезы.
– А, ч-черт. – Инспектор прикрыл лицо шляпой.
– Старший инспектор! – Тут же вся пишущая братия бросилась к нему. – Господин старший инспектор!
Если он сейчас прибавит шаг, то это будет выглядеть как бегство, а именно это им сейчас и надо.
– Что вы ответите на обвинение в халатном ведении следствия? – прокричала какая-то женщина-журналист.
– Без комментариев. – Йона шел, закрываясь от камер.
– Вам заплатили?
– Топор планирует захват логистического бизнеса?
– Что вы ответите на обвинение в запугивании свидетелей?
– Вы действительно угрожали сломать человеку лицо тростью?
– Сколько стоит совесть, инспектор?
Захотелось вызвать пару нарядов и с ребятами как следует пересчитать зубы этим уродам.
– Сколько стоит совесть? У вас хочу узнать! – огрызнулся Камаль. – Пишите что хотите, комментариев не будет!
Инспектор ворвался во дворец правосудия и почувствовал облегчение. Если он чему-то и научился на войне, так это блефовать и скрывать свои эмоции. Эверли, упокой господь его душу, хорошо натаскал Камаля в вопросах карт, блефа и наглости. Вообще, в каком-то смысле война была самым счастливым временем. Ну, в плане приятных знакомств и опыта – так уж точно.
Одна знакомая из тех времен вон до сих пор то в гости напросится, то к себе позовет. Кстати о ней.
Йона безошибочно уловил запах духов «Антураж» с оттенками сирени и ванили, так что внезапное появление любовницы не стало для него сюрпризом.
– Привет, ты тут по работе?
– Слишком мелко. Гордый зверь не бьется за объедки с падальщиками. – Казалось, что предположение инспектора ее задело.
– Прости, ляпнул не подумав.
Она смягчилась.
– Пришла оказать посильную моральную поддержку лучшему полицейскому империи, а заодно лучшему любовнику, что у меня был.
– А эти двое сейчас тоже здесь? Надо найти и застрелить ублюдков. Как тебя на нас только хватает?
В ответ на вторую шутку Ирма только улыбнулась уголками губ. Йоне нравилась такая ее улыбка.
– Ты, как всегда, умеешь заводить друзей, – с ехидцей произнесла Галарте. – Я не помню, когда все эти недоноски с блокнотами последний раз собирались вместе.
– Ну, я коммуникабельный, – постарался отшутиться Камаль. – У вас, похоже, настоящий террариум в отрасли.
– Ага. Бюджеты не резиновые, а гениальный автор хочет кушать больше других. Вот и приходят некоторые людишки на поклон к добрым дядям с миллионами. А что до твоей способности заводить друзей. – Ирма помрачнела. – Смотри, как бы она тебе не вышла боком. Не твоего размера зверя ты решил подразнить палкой, сержант.
В ответ Йона хмыкнул.
– Кто-то должен нанести по нему первый удар, иначе какой смысл загонной охоты.
– Уверен, что это мальчишка тот? Он на маньяка не сильно походит.
– А ты много маньяков видела? Я с десяток, все сплошь «положительные люди», и никто «никогда бы не подумал».
– Туше!
– Ан гард! Уверен. Этого урода половина участка хотела пристрелить.
– Смотри, как бы эта самая половина не слилась в самый последний момент. У меня очень дурное предчувствие. А ты меня знаешь.
– Не переживай. – Целовать ее на людях было не очень уместно, так что Камаль только улыбнулся и подмигнул. – Если ты у меня за спиной, то мне ничего не страшно.
– Как мило…
– Кроме тебя. Ты ж варра.
– Ой, да иди ты! Опять своими шуточками такой момент испортил. Мужлан!
– Ты меня за это и любишь.
Незаметно они дошли до зала заседания. Пристав у входа смерил их обоих спокойным оценивающим взглядом и пропустил Ирму в зал для публики. Йона же проводил подругу долгим и теплым, и поспешил в ту часть зала, где размещались свидетели. Явился инспектор последним, едва не опоздав. Он быстро пожал руки всем, до кого мог достать, и сел на жесткую и неудобную скамью.
Заседание должно было начаться через несколько минут.

Кузнечик стоял в переулке и молча наблюдал со стороны на представление у здания суда. Смотрел на то, как цель уходит в здание, и просто молчал. Снять ублюдка можно было одним хорошим выстрелом. Толстяк бы справился на ура: лег на крыше, четыре секунды, и все – можно вызывать труповозку.
Друзей ему не хватало сейчас больше всего.
Сторонние мысли отвлекли Кузнечика, и он не заметил, как к нему подошел его второй номер. Хорист ему с первого взгляда не понравился. Бывает любовь с первого взгляда, а тут такая же ненависть. Они как-то сразу не сошлись характерами и теперь вели себя, как две сторожевые собаки на цепях. Слишком короткая привязь, чтобы сорваться и разорвать соперника, но слишком высокий соблазн поступить именно так.
– Объект? – спросил мужчина своим хриплым голосом.
– Вошел в здание суда, – спокойно произнес Кузнечик, не глядя на него.
– Хорошо, наблюдай дальше. В контакт не вступай. Помнишь?
– Я не идиот.
– Не был бы идиотом, здесь бы не оказался, Водомерка.
– Кузнечик.
– Да мне пох… Хоть таракан, хоть блоха. Обосрешься, и я лично тебе кишку перед Полковником выпущу. Уяснил?
– Кристально.
Ну, он сам нарвался.
Удар локтем в живот Кузнечик провел просто великолепно. Выбил из урода воздух, так что тот согнулся пополам. Поймал голову противника на противоходе и впечатал с силой в ближайшую стену. Второй удар локтем пришелся в нос.
Хрустнуло.
Хорист собирался ударить в ответ, но щелчок взводимого курка остановил его. Кузнечик зажал горло локтем, а второй рукой приставил револьвер к виску.
– Знаешь, что я понял, Хорист? – Голос Кузнечика был холоден и спокоен.
– Ну? – С пережатым горлом не потреплешься, оставалось только хрипеть что-то односложное.
– Колебаться вредно.
Нажим стал чуть сильнее, и Хорист задрыгался в захвате, стараясь вырваться. Парень строго взглянул напарнику в глаза и отпустил.
– Если попробуешь меня достать, то не удивляйся, когда не увидишь, что тебя убило. Понял меня?
Хорист растирал горло и хрипел.
– Ты. Понял. Меня? – чеканя каждое слово, произнес парень и поправил слетевший в драке капюшон. Шрам слишком приметен, вдруг кто-то заметит его.
– П-п-понял. – Мужчина откашлялся и сплюнул на землю. Постарался дышать ровнее, не обращая внимания на хрипы в гортани.
– Мне не надо будет повторять эту беседу?
– Нет.
– Кивни.
В ответ последовала недовольная гримаса и короткий кивок. Дальше Кузнечик не смотрел, все его внимание захватил странный мужчина в длинном плаще и шляпе. Фигура казалась ему смутно знакомой. Тип расталкивал толпу журналистов и направлялся в здание суда.
Вокруг него кричали люди, но не было слышно, что именно. Наблюдатель напряг слух, стараясь расслышать хоть что-то, но чертово расстояние и шум улицы помешали.
– Вам заплатили?
Снова что-то неразборчивое от какого-то картавого недоноска. Мимо пронесся грузовик и не дал понять ответ.
– Сколько стоит совесть, инспектор? – Вот это Кузнечик точно разобрал. Верещала какая-то наглая баба, так что ее бы расслышал и глухой в Хайгардене.
Неприятная сволочь.
Коп, к которому обратилась журналистка, остановился. Даже с другой стороны улицы Кузнечик почувствовал жажду убийства. Крайне знакомое ощущение.
– Сколько стоит совесть? У вас хочу узнать! – огрызнулся Дырокол. – Пишите что хотите, комментариев не будет!
Кузнечик смотрел молча за тем, как немного постаревший и хорошо обросший волосами сержант удаляется внутрь здания суда.
Размяк.
Йона определенно размяк. Десять лет назад он один переломал бы этим острословам пальцы. А тут…
– Колебаться вредно, старик. Колебаться вредно, – прошептал Кузнечик и пошел прочь.

Глава 3
Мари просто до невозможного устала.
Став самым молодым полицейским инспектором в городе, она полностью ощутила, что такое – жизнь бешеной собаки. Сейчас, год спустя, ее первые робкие шаги в должности напоминали обычную детскую возню. А вот когда она стала полноценным членом команды, проблемы стали куда крупнее. Например, одной была та, что день у нее теперь не нормированный, а точного времени отпуска нет.
В любой момент дня и ночи ей можно было позвонить, и будьте добры, госпожа инспектор, явиться конно, людно и оружно на место очередного побоища или резонансного убийства. И совершенно не важно, она с температурой, просто спит или на мужике.
За год Мари забыла еще и по такие вещи, как личная жизнь и приватность. Журналисты нашли нового перспективного персонажа и теперь отрывались по полной.
Репортеры криминальных хроник следили за ней, как за звездой первой величины. Устраивали «облавы», караулили под окнами, в надежде поймать в объектив очередного проходного любовника. Кажется, что потому они и не задерживались дольше двух-трех недель.
Частная жизнь? Приватность? Это что, мадмуазель?
Простите, но мы не говорим не по-геройски. Вы же герой, госпожа д’Алтон?
Герой!
Вот и не нойте о том, что ваши любовные похождения интересуют наших читательниц ничуть не меньше оторванной головы вот того бедняги.
Фото, пожалуйста. А встаньте вот так? А, пожалуйста, у вашего мотоцикла. Всего минуту. Ну хорошо, десять. Офицер, вы куда?
Постоянные брюзжание Камаля и споры на любые темы стали теперь куда понятнее. Они с д’эви просто задолбались вкрай от постоянных переработок и всеобщего внимания – вот и все. Мари вытянула вверх руки, и позвоночник щелкнул, расслабляясь.
Хорошо.
После долгих часов, которые Мари просидела не разгибаясь, короткая передышка была глотком свежего воздуха. Девушка прикрыла глаза и сосчитала до ста.
– Простите, где я могу найти инспектора д’Алтон? – прозвучал знакомый голос из коридора.
Первой мыслью было: «Да быть такого не может». Но затем инспектор услышала голос снова, и теперь тот звучал еще громче.
– Ну нет, – прошептала девушка и помолилась, в надежде на то, что у нее просто галлюцинации на фоне стресса и переработок.
Мари вскочила со стула и высунулась в коридор. И это было точно не сумасшествие. Мама стояла у проходной и требовала пропустить ее внутрь.
– Простите, но вы по какому делу? – спокойный Талли все еще пытался понять, что именно эта странная мадам в дорогущем платье забыла тут у них?
– Талли, пропусти. Она ко мне. – Д’Алтон буквально пролетела весь коридор и едва ли не просунулась в окошко к дежурному.
– Куколка, так не положено, – попытался возражать Талли, но ответ прилетел, откуда не ждали.
– Не Куколка, а инспектор, – вдруг вызверилась на нем женщина. – Имейте понятие о субординации, молодой человек.
«Молодой человек» был младше мамы на каких-то пятнадцать лет, но врожденная субтильность и низкий рост еще со школы играли с ним злую шутку.
– Мама, хватит! – цыкнула на мать Мари и с мольбой взглянула на дежурного. Она придвинулась к стеклу и прошептала: – Под мою ответственность.
– Радд мне башку открутит и в футбол ею сыграет, – так же тихо произнес Талли.
– Ну пожалуйста.
– С тебя шоколад.
Турникет пропустил Патрисию д’Алтон на закрытую территорию.
– Рекомендовала бы вам клянчить не шоколад, а пить побольше молока, молодой человек, иначе таким и останетесь, – холодно произнесла мама, проходя мимо открытой двери дежурки. Не ждавший такого Талли так и замер, а старшая д’Алтон с видом победителя прошла вслед за дочкой.
Мари завела маму в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.
– Как у вас тут пыльно, Марианна, доченька, вам бы нужно тут убраться.
– Мам.
– Вся эта пыль, дым. Ты же этим дышишь.
– Ты по делу?
– Ты не рада мне? – прозвучали холодные нотки. Мама умела надавить на жалость. Только ближе к семнадцати Марианна смогла понять, как именно мама играет на ее чувстве вины. Понять, конечно, поняла, вот только противостоять ей было просто невозможно.
– Рада. – Девушка плюхнулась в кресло и указала на гору документов. – Просто много работы, которую никто не сделает за меня.
– Почему не возьмете четвертого в кабинет? У вас вон и стол есть.
Патрисия отодвинула кресло и собиралась усесться, как вдруг ее оборвал голос Мари.
– Не сюда!
– Да я просто посижу.
– Не. Сюда. Пожалуйста.
– Да что за муха тебя укусила, дочка?
– Мама, пожалуйста, поставь все как было и сядь на любой другой стул. Этот не трогай.
– Я не хотела тебя обидеть…
– Просто сделай, как я прошу. И скандала не будет.
– Это его место, да? Того мальчика.
Мари кивнула. Слезы сами подступили к глазам, она пару раз шмыгнула носом, как в детстве, чтобы не расплакаться. Вот как мамы так легко и походя умудряются делать больно. И сами ведь того не замечают. Все, что касалось Кенни, было для нее под запретом. Мари старательно о нем не думала, а вот теперь… мама потревожила ее алтарь.
Трудно жить, когда твой мозг с дефектом и не может ничего забыть.
Первого мая, когда его хоронили, она впервые в жизни напилась. Даже не так – натурально нажралась. Надеялась, что забудет заплаканное лицо госпожи Оберин, превратившееся в каменную маску. Эта маленькая сгорбленная женщина не проронила ни слова и промолчала всю церемонию прощания с сыном.
Через месяц она повесится.
Тело найдут на четвертый день соседи, когда запах дойдет до них.
Но тогда, первого мая, Мари хотела допиться до органического поражения мозга. Она выбрала самый дешевый и грязный бар в районе. Именно оттуда каждую пятницу к ним в КПЗ привозили самых «теплых» гостей на постой. Д'Алтон завалилась туда и принялась заливать бельма в одиночку. Она выдула три своих обычные нормы, проблевалась в самом грязном сортире, который только видела, вышла и догналась еще двумя своими «я все, девчонки».
Забвения даже не намечалось. А вот приключений захотелось сильнее обычного. Захотелось снять какого-то «счастливчика», вот только проклятые швы на животе еще не сняли, как и полный половой запрет. До его снятия было еще два месяца.
Заигрывать с мужчинами это, правда, Мари не мешало.
В конце вечера она даже почти ответила взаимностью на ухаживания какого-то парня, но то слишком настойчиво пытался затащить ее в свой номер.
Лысый тип так часто повторял про номера, что нервы у д’Алтон просто сдали. Тремя ударами его головой о барную стойку она избавила этого хмыря от целой надбровной дуги, верхнего золотого клыка и кратковременной памяти.
Приехавшая полиция собиралась вязать ее «тепленькой», но кто-то из офицеров – цепкий и внимательный – опознал в побитом ею мужчине разыскиваемого сутенера. Пьетро Вулл или как-то так. Марианне было наплевать на его имя, так что она не очень внимательно слушала.
Искали господина Вулла начали семь лет назад, сразу после того, как он спалил одной своей девочке кислотой все лицо. Красотка собиралась завязать, уйти из бизнеса или найти себе «папика» – черт его знает, что она придумала. Так или иначе, но Пьетро должен был забыть о деньгах, которые она приносила. А на такое он точно не был согласен.
Взять быстро эту скотину не получилось, а вот теперь, благодаря везению Марианны, смогли.
Урод явно думал, что срок давности по его делу вышел. Вернулся. Вот только он не узнал, что бедняжка умерла в больнице и дело переквалифицировали в «убийство с отягчающими». А оно бессрочное. Следующее утро Мари встретила с похмельем и своим угрюмым лицом на фото под заголовком Стальная Роза не сбавляет темп – молодая перспективная полицейская задерживает опасного преступника сразу после похорон коллеги».
Затем было еще три случая.
Марианна даже вывела странное умозаключение, что как только она вспоминает об Оберине, то тут же провидение решает ее показательно наказать всеобщей похвалой. Наказание через синдром самозванца. Что ж, похоже, мама сейчас невольно затронула какую-то очередную кармическую нить и скоро в почетном уголке их с отцом дома появится еще одна передовица в рамке.
Патрисия ухватила один из стульев и придвинула к столу дочери.
– Тебя давно не было в гостях, – произнесла мать с легкой обидой.
«Да, потому что ты душишь меня заботой», – хотелось произнести в ответ, но вместо этого Мари снова указала на гору бумаг.
– Сама видишь, чем я занимаюсь. Каждое дело – это чья-то смерть или горе. Лучше я потрачу три часа на них…
– Чем на нас?
Ну, приехали. Похоже, что мать решила научить манерам не только Талли, но и ее.
– Чем на дорогу до Хайгардена и обратно, – объяснила ей Мари, как маленькой.
– Ты могла бы перевестись в отделение поближе к нам.
– Нет, мам, я нужна здесь.
– Ага, чтобы разъезжать на этом своем монстре в компании странных личностей.
Марианна побагровела. Мать уловила этот момент и максимально быстро решила сменить тему.
– Так когда у тебя выходной?
– Когда у меня будет выходной, то я буду спать. Мам, ну без обид. Я реально не могу.
– Ты превращаешься в своего отца.
– Мам, не начинай. – Голос девушки дрогнул. – Я просто очень занята.
– Мне нужна была бы твоя помощь и компания на этих выходных.
– Где?
– Клиника «Палстеро».
Ну просто отлично! Еще одна клиника, где ее разденут, осмотрят, а потом скажут с умным видом: «Знаете, мадам, у вашей дочери, экстренная гистерэктомия была проведена. Медицина здесь бессильна. У вас никогда не будет внуков».
Мама раскиснет, пустит слезу и вывалил чуть ли не половину своей жизни. Врачи будут слушать, кивать, а иногда, в нужные моменты, тяжело вздыхать.
Дальше будут волшебные слова, произнесенные заговорщическим тоном: «Но есть одно непроверенное средство. Нам нельзя его назначать кому попало, но вам мы пойдем на уступку. Да еще и за сущие гроши».
Доктора эти будут смотреть так жалостливо и участливо, что смогут выклянчить немного денег на «лечебные процедуры». Толку от них не будет, и все закончится тем, что маму просто облапошит очередное «светило медицины».
Мать дойдет до этого через месяц или два, когда отец заметит выписки по чекам и закатит допрос с пристрастием.
Уже три раза это происходило как по алгоритму. Так что сейчас, на условной своей территории, Мари решила взбрыкнуть:
– Мама!
– Что – мама?
– Я. Туда. Не. Поеду, – произнесла четко д’Алтон. – Точка.
– Но я…
– То-о-очка!
Женщина надулась, словно мышь на крупу. Взгляд ее был каким-то жалостливым и полным боли. Казалось, она собиралась о чем-то попросить, но внезапно передумала.
– Мама, ты говорила, что по делу, – произнесла Марианна, успокоившись. – Переходи к нему. Ты в кабинете инспектора имперского сыска, а не в комнате у своей дочурки. Я на работе, от которой ты меня уже двадцать минут отвлекаешь! Так что, если ты сейчас начнешь говорить про мой мотоцикл, мой образ жизни, моих мужчин, мой дом, да про что угодно, кроме дела, то, господь свидетель, я тебя выведу из здания сама, посажу в машину к Альберту и прикажу никогда больше тебя сюда не привозить.
– Ну хорошо. – Женщина вдруг стала серьезной. – Го-о-оспожа инспектор, я бы хотела заявить о незаконном проникновении в жилище.
– Чье? – Мамино утверждение д’Алтон встретила без особенного трепета.
– Наше! Наше с твоим отцом. В чье же еще?
– Ты сейчас не шутишь?
– Нет. Серьезна, как инфаркт.
– Так. – Дочь протянула ручку и лист бумаги. – Пиши вот тут в бланке свои данные, а затем…
– А ты за меня не можешь?
– Мама, черт, это – официальный документ! Он должен быть заполнен тобой, только твоей рукой и тушью одного цвета. Ты про Кабинет Бдительности вообще никогда не слышала?
– Могут арестовать? – Женщина впервые взглянула на дочь с испугом и уважением.
– Мне, как медиатору первого ранга, могут дать до трех лет, если решат, что я мухлюю с раскрываемостью.
Челюсть у женщины отвисла.
– И потому твое дело я вести не смогу. Конфликт интересов.
– Каких?
– Таких. Если кто-то решит, что я пользуюсь своим служебным положением, чтобы помочь тебе, то я получу по голове, и это еще в лучшем случае. А как вариант – увольнение и запрет на профессию. На обе, чтобы ты понимала.
– Да господи, что у вас все так строго?
– Мама, просто расскажи, что случилось. А я уже решу, к кому тебя направить.
– Ну, ладно. – Женщина отодвинула от себя лист бланка и перо. – Все началось…
Все началось пару недель назад. Тогда они с отцом вернулись из длительной поездки, и мать заметила, что некоторые вещи не на своих местах. Кое-где они передвинуты, чего-то просто не было, как старинной игрушки Яни. Собственную возрастную забывчивость Патрисия признавать отказывалась. Отгоняла она эту мысль так настойчиво, что дочь не могла не поверить.
Да и какая нормальная женщина признает, что у ее мамы, как это называл Нелин, «фляга начала свистеть»?
Список странностей пополнялся: пропавшие яблоки у соседей, шумы на чердаке. Женщина так и продолжила бы перечислять, если бы Марианна ее не остановила.
– Так, – судя по тому, с каким видом мать говорила, версию она уже придумала, – ну и твои мысли?
– Мне кажется… – она придвинулась к дочери ближе, почти согнулась над столом и прошептала: – что в нашем доме скрывается этот самый Джек-прыгун.
Ну… Внутри девушки все оборвалось. Мать до последнего тянула интригу, и младшая д’Алтон верила в серьезность проблемы. А выходило так, что это еще один случай массовой истерии. Двадцатый за месяц. Не было ни дня, когда кто-то не увидел бы этого монстра в каком-нибудь районе города.
– Мам, Камаль его поймал три недели назад, – как полной дуре, объясняла полицейская.
– Он взял не того. Я читала про все нестыковки. Мартин – приличный мальчик и не смог бы… нет. Он точно ложно обвинен.
– В газетах?
– Что «в газетах»? Говори нормально, я не понимаю!
– Прочла ты про нестыковки в газетах?
– Да-а-а. – Мать взглянула на дочь, словно на умалишенную. – А где бы я еще это прочла.
– Не из материалов следствия? А газеты не принадлежат ли случаем «Дуарте логистикс»?
– И что это меняет? Как это меняет тот факт, что у нас на чердаке кто-то живет. Какой-то рукокрылый монстр, который уже покалечил семерых, залег над моей постелью, а ты…
Мари захотелось заорать: «Мама, какие монстры? У тебя соседка – варра, ей за сотню, а она выглядит лучше меня. Очнись – монстры уже давно живут вокруг тебя. Зачем ты веришь в эту чушь?»
Но вместо этого она только проводила маму до двери, старательно убеждая вызвать на денек дератизатора или дезинсектора. Талли пропустил женщину без возражений и, судя по жестам, осенил себя защитным знаком. Все – лишь бы не встречаться с вот такой мамашей снова.
Д’Алтон усадила мать в машину, напоследок повторив речь про совпадение, и велела водителю ехать домой. Мост в это время еще свободен. Если они выедут сейчас, то без проблем прибудут к вечерней радиопостановке. Аргумент Марианны возымел действие, и автомобиль умчался в направлении дома.
Когда машина скрылась из виду, Мари вытащила тонкую сигарету и закурила. Новость, что она теперь еще и курит, девушка решила придержать до лучшего дня. К счастью, Патрисия так и не просекла, что в почти пустом кабинете сигаретный дым мог исходить только от одного человека.
В три длинные затяжки она выкурила свой тонкий «гвоздик для гроба» до самого фильтра, и пошла обратно на работу.
– Инспектор, – помахал ей Талли.
– Да, прости за маму. Она…
– Плевать. Работа появилась.
– Что там? – Инспектор д’Алтон напряглась. Раз дежурный остановил ее, то там минимум есть труп, или дело просто сложнее, чем обычный гоп-стоп.
– Малкей и Стаур семнадцать.
– Это где?
– У самой границы участков. Там длинный угловой дом, который разделен между нашим округом и восьмым.
– А. – Мари кивнула. Она не помнила точный адрес, а вот сам дом вспомнила. Всем он был известен, как «половинка». Граница между участками прошла в этом месте так, что одна половина длиннющего доходного дома была прикреплена к ним, а половина – к восьмому участку.
Чем только руководствовались люди, когда так нарезали округа? Наверно, им просто было плевать.
– Ну и что там? Тебе сказали.
– Труп. Может, криминал. Убит на нашей половине дома.
– Давно?
– Говорят, что слышали борьбу, крик и после только стук часов.
– Херово. Чего ждали-то?
– Так… хозяева вызвали не сразу. Плюс туда-сюда. Они с другой половины дома, вызвали парней с восьмого, а те уже нас.
– Что, там уже кто-то работает?
– Там парень из наряда нормальный – Пол Бартон. Тебе понравится.
– Ладно, скажи, что я выезжаю. Только куртку нацеплю и шлем. И Талли…
– Что?
– Ни слова про мою маму, иначе я тебя на мотоцикле перееду, понял?

Глава 4
Прокурором был не д’Алтон, и это чувствовалось. Четвертак не разводил бы политесы, а каждым словом заколачивал бы по гвоздю в крышку гроба малыша-Мартина. Сейчас же, глядя на то, как прокурор мямлит что-то невнятное и бессмысленное, Камаль захотел подойти и отвесить ему оплеуху.
«Не позорь юридический факультет, придурок. Профессор МакКолл использовал бы тебя как боксерскую грушу на первом же практическом занятии. И был бы еще добр», – мелькали мысли в голове Йоны. Периодически он поглядывал на скамью присяжных. Слова обвинителя не вызывали в людях такого живого отклика, как прокурор рассчитывал. То ли дело было в том, что он не лучший оратор, то ли сыграл роль не самый большой опыт обвинителя. Хотя Йона сам грешил на то, что Джин Дексли просто прочел без интонации выжимку из сути дела, подготовленную заранее.
Было это настолько плохо, что даже опытный полицейский терял интерес к собственному делу. Наконец, бубнение с изложением сути обвинения стихло. Настал черед заслушать сторону защиты. И вот тут стало видно явное, абсолютно избыточное преимущество. Йона смотрел на то, как работает защита, и не мог не отдать должное – Ланн отрабатывал каждый потраченный на себя медяк. Даже если получает он три своих тарифных максимума, то эти деньги точно отбились.
В своем приветственном слове Элмер принялся на всевозможные лады рассказывать, каким отличным парнем является его клиент. Молод, красив (был до рокового задержания), лучший ученик в своей группе. Если бы Камаль лично не был тем, кто Мартина вязал, то сейчас бы и сам требовал отпустить этого несчастного мальчишку. Вот только он точно знал – это лишь маска.
Мартин Дуарте V – мелкий и ссыкливый говнюк каких мало.
Папочка может купить ему все – отличный диплом лучшего вуза страны, дорогую машину, даже зубы ему фарфоровые за деньги подберут такими, каких не бывает у нормальных людей. А вот мужество, как и честь, к сожалению, не продаются. Ланн продолжал нахваливать своего подзащитного, а Йона только вспоминал тех, кому не повезло родиться в простой семье.
Агнес Уард – ткачиха на фабрике «Делер и Ко». Бедняжка недавно лишилась мужа, так что двое детей ее быстро разорили. Чтобы хоть как-то заработать, мадам Уард перевелась работать в ночную смену. Денег выходило немного больше. Вот только теперь эта разница покрывает не содержание ее детей, а больничные расходы. Три месяца назад она возвращалась со смены и стала первой жертвой того, кого газетчики назвали Джеком-прыгуном.
Она не только выжила, но и смогла выдать более-менее осмысленный рассказ о том, что с ней случилось.
В ту злосчастную ночь вдова задержалась дольше обычного и решила срезать путь через заброшенный двор. Бедняжка почти прошла его, как вдруг на нее с неба спикировал какой-то монстр. Длинный плащ, похожий на крылья, руки с когтями и гигантские ноги наподобие козьих.
Набожная прихожанка церкви Уард быстро сопоставила все факты, сообразила, что перед ней предстал сам дьявол, и бросилась бежать. Не сделай она этого, возможно и не отделалась бы так легко. В свете дальнейшего развития событий сожженная на спине кожа и полная потеря волос – не большая цена.
Второй жертвой была Дорма Би – молодая проститутка, перебравшаяся в город из Берренгри. Ей монстр разодрал клыками и ножом лицо и часть шеи. Чтобы собрать несчастной хотя бы подобие лица, врачам понадобилось наложить почти две сотни швов. Дорма сейчас походила на тряпичную куклу, угодившую в вольер к собакам. Теперь она уже точно не вернется на панель – любителей такого продажного секса даже на улицах Зверинца не найдешь.
«Хороший мальчик» входил во вкус. Частота нападений все увеличивалась, как и жестокость. Первый труп нарисовался примерно через три недели после первого нападения. Младший Дуарте в своем костюме Джека-прыгуна напал на одинокую женщину неизвестного возраста. Имя и род занятий также установить не удалось.
У бедняжки не было ни одного документа, а в качестве «знаков отличия» только длинные острые уши. Мертвую д’эви нашли утром, возле железнодорожного перегона, куда ее выкинул убийца. Она была так изуродована, что нашедший ее путевой обходчик решил, что беднягу переехал поезд. Только при ближайшем рассмотрении он догадается, что поезда не оставляют на телах следов зубов.
На теле неизвестной насчитали суммарно около тридцати ножевых ударов, а также следы побоев и глубокие укусы. Убийца буквально отгрызал от еще живой жертвы куски мяса. Собравшиеся мужики из Зверинца устроили четырехдневную облаву на бродячих собак, перестреляли несколько сотен дворняг. Вот только следствию приказали придержать информацию о том, что врачам удалось снять слепок с одного из укусов. И был он точно человеческим. Не было ни одного признака, говорившего об обратном.
Дальше были еще случаи.
Суммарно Мартин изувечил семь женщин. Простых – низкого происхождения, не имеющих за спиной ни огромного клана корабельных промышленников, ни высшего балла на инженерных дисциплинах, о которых так рьяно говорил Ланн. Они не ездили на дорогущих машинах, не посещали элитные мужские клубы. Они были заурядными и обычными обывателями, не чета «голубой крови».
Этот богатенький ублюдок превратил ради забавы жизнь семерых человек в ад. И теперь Камаль превратит в ад его жизнь. Он себе не простит слабость в этом вопросе. Только каторга или вышка – никаких «лечений на море», домашнего ареста или чего-то такого.
Между тем Ланн уложился в отведенные три минуты «Приветственного слова» и теперь восседал с видом отличника. Как же хотелось сейчас вмазать по его довольной роже тростью. В строю беззубых аморальных ублюдков прибавилось бы, ну да и что с того?
Интересно, а не брось Йона институт на четвертом курсе и не запишись добровольцем, сидел бы он с таким же надменным видом? Или тут дело не в человеке, а в деньгах, которые сводят его с ума? Может быть, где-то в душе Элмер сидит сейчас и думает, что нужно что-то поменять. Взять на защиту какого-нибудь беднягу pro bono, так… чисто для сохранения равновесия добра и зла в мире.
Не-е-е-ет, бредятина какая-то.
Ничего такого Элмер не думает, моральные метания – это точно не для него. Дорогой парфюм, шампунь и лучшие шлюхи города – вот выбор таких парней.

«Что же… дело труба», – мелькнуло в голове у инспектора, когда судья в очередной раз отклонил возражение прокурора. Да, похоже, что слова старшего Дуарте о скором освобождении вот-вот окажутся пророческими. На стадии рассмотрения дела по существу Ланн показал разницу в классе еще более явно. Если на арест можно было бы поставить деньги, то Йона бы сейчас не рискнул.
Слишком уж очевиден исход, так что никто не даст ему сделать такую ставку.
Адвокат едва ли не буквально вытирал ноги о прокурора Дексли. Это выглядело почти физически больно и максимально не спортивно. Абсолютно каждое заключение стороны обвинения он оспаривал. Делал он это, мастерски ловя прокурора на противоречиях и формальных пунктах. Йона в какой-то момент понял, что по Элмеру можно сверять часы. Любое обвинительное утверждение в адрес Мартина Дуарте V оспаривалось буквально через две секунды. Звучало «Возражение, ваша честь», а дальше путем словесной эквилибристики и манипулирования фактами утверждение разносилось буквально на атомы.
Дексли выглядел мелким и жалким на фоне титана. После очередного принятого протеста государственный обвинитель даже как будто физически сжался и уменьшился. Его словно простирнули в кипятке и забыли отжать.

«Сюда бы д’Алтона», – мелькнуло в мыслях у инспектора, когда очередное возражение защиты было принято судом. Урод умудрился скомпрометировать пятую улику подряд, и, судя по тому, с каким лицом это было сделано, он от этого кайфовал.
По версии адвоката, Дуарте был либо самым невезучим ублюдком во всем городе, либо жертвой полицейской подставы. Никто этого, конечно, не озвучивал, но многозначительные фразочки, которые Ланн иногда себе позволял, закладывали присяжным в голову эту мысль.
Между тем очередной довод следствия был отклонен защитой. Ну отлично, просто отлично. Теперь у них нет полной уверенности в отпечатках пальцев на орудии и костюме.
– Таким образом, – адвокат перекатился с пятки на носок, – ваша честь, я утверждаю, что не нож, найденный на месте преступления, ни то, что в материалах следствия названо, цитирую, «прыжковый костюм», не имеет к моему клиенту никакого отношения.
Прокурор вскочил:
– Отпечатки.
– Отпечатки моего клиента попали на них, когда он, по собственному любопытству, что пока еще не преступление, решил проверить, что лежало на краю крыши.
– Сам факт того, что он был на крыше…
– Ничего не доказывает. У него была прогулка.
– На крыше в Олдтауне?
– Да.
– Возражение прокурора отклонено, – отозвался судья. – Защитник, продолжайте.
– У меня больше нет ничего по существу. Причина нашего нахождения здесь – ошибка следствия, его халатное ведение и… простите, ваша честь, снимается. Причина нашего нахождения здесь – недоразумение.
Трюк был красивый. Сначала оскорбил и вбросил в голову присяжным мысль, а затем мимоходом от нее отказался, чтобы не получить замечание от суда. Йона обожал такие мелкие уловки, когда еще учился. Делаешь буквально очень громкое заявление, а затем опровергаешь его, но уже тихо.
Эта хитрость практически всегда работала с большинством людей.
Йона наблюдал за тем, с какими лицами это высказывание встретили присяжные. И чутье подсказывало, что у них наклевываются проблемы.
– Объявляю перерыв на полчаса.
Судья с силой ударил молотком по кафедре, после чего покинул зал для заседания. Приставы вывели из зала присяжных, и тут же весь зал заполнил гомон.
– Пойду пройдусь, – произнес Камаль, поднимаясь со скамьи. – Заодно покурю.
– Хорошо. – Виктор Басов привстал, пропуская инспектора к выходу.

Инспектор вышел на улицу и взглянул на город с высоты тридцати ступеней. Было… так себе. Начал накрапывать мелкий дождик, от которого все укрывались под колоннадой. Все курильщики разом собрались здесь, так что было не протолкнуться. И хотя незаметные поиски должны были быть сильной стороной инспектора, но Элмер Ланн нашел его первым.
– Камаль.
На мгновение Йоне показалось, что его окликнул кто-то другой, настолько «обычный» и «рабочий» голоса адвоката различались.
Во рту Ланн держал длинную тонкую сигарету, как те, которыми смолила в кабинете Мари. Мерзкие такие сигареты с ароматом гвоздики и ментола. Юрист протянул руку. Уголок рта инспектора рефлекторно дернулся, и это не укрылось от взгляда адвоката.
– Пожалуйста, не надо все усложнять, Камаль. Пожми мне руку, и давай просто поговорим за сигаретой.
Инспектор достал свой старенький портсигар, вытянул одну крепкую самокрутку, к которым пристрастился еще в армии, и прикурил. Все это время адвокат терпеливо держал руку и молча улыбался. Жест этот был не столько искренним, сколько театральным. Однако усложнять отношения с лучшим юристом такого толка не очень хотелось.
– Мы теперь на «ты»? – Йона неохотно пожал протянутую руку. Рукопожатие Лана было властным и уверенным.
– Я со всеми выпускниками своего любимого юрфака на «ты», – продолжал адвокат, не отпуская при этом руки инспектора. – Мы как щенки одной породы – если покопаться достаточно долго в родословной, найдется общий предок.
Инспектор хмыкнул:
– Весьма художественный образ. Долго его придумывал?
– Экспромт. – Адвокат расплылся в широченной улыбке. – Иногда на меня находит внезапное вдохновение.
– Отпустишь меня или мне применить силу?
Элмер картинно отпустил руку, словно на нее вылили кипяток.
– Давай-ка отойдем в сторону, не будем мешать людям, бегущим покурить.
Мужчины отошли в сторону от прохода, встав у спуска справа.
– Дам тебе совет, Камаль, – произнес Ланн спокойно и едва слышно. – Не надо идти войной на моего клиента. А если пойдешь, то готовься к тому, что война будет серьезной. До смерти.
– Угроза? – Левая бровь Камаля сама собой поползла вверх.
– Дружеский совет от старшего товарища недоучившемуся младшему.
– Закончил экстерном в первый год после войны, – непонятно зачем поправил его инспектор.
– Да, я знаю, а еще ускоренные полицейские курсы, скоропись и быструю печать. Я много чего о тебе знаю. Даже в какую девчонку ты был влюблен на третьем курсе.
– Ты же знаешь, что сбор таких данных об офицере полиции незаконен.
– До года и штраф. Именно поэтому у меня отличная память – профессиональная необходимость. Но что это мы отвлеклись. Не стану тебя воспитывать, это твоя жизнь, но имей в виду – переговоров с тобой не будет. Я первый и единственный раз говорю с тобой, как с другом, и даю тебе непрошеный совет: если будет вариант размазать моего клиента – размажь. Четвертого, пятого, любого. Просто так их не оставляй, иначе сам об этом быстро пожалеешь.
– Удивительно слышать такое от адвоката.
– Нет… Я отлично понимаю, кто я, кого защищаю.
– Но менять ничего не хочешь?
– Деньги я люблю больше, чем людей. Да и ворочаться по ночам лучше на шелковых простынях, а не на желто-коричневой дерюге.
Ланн придвинулся ближе, так что голос его стал практически шепотом:
– Они тебя уничтожат, Камаль. Попробуй не дать им такого шанса, потому что иначе…
Адвокат замолчал и кивнул многозначительно.
– Зачем ты меня предупреждаешь?
Инспектор все еще не верил в искренность слов адвоката.
– Можешь считать это попыткой заглушить совесть. – Элмер сбил пепел и коротко затянулся.
– Ну или попыткой выйти из воды сухим, когда я выиграю.
– Если ты выиграешь, а это маловероятно. С Драбли, с Каленгом, с братьями Илио вы могли бы победить, но я вам шанса не дам. Вопрос престижа.
– Проигрывать не собираешься, но все равно решил подстелить соломку.
– Потому я и лучший адвокат в городе, – рассмеялся Ланн. – Ты, пожалуй, как лучший легавый, видишь суть вещей правильно и точно, Йона. Не против, если я к тебе по имени?
– Плевать.
– Отлично, так вот, Йона. – Ланн хмыкнул. – Я на стороне зла, ты – на стороне добра, или как-то так, но это не мешает мне тебя уважать. Поэтому, чтобы ты понимал, я размажу тебя в зале суда. Ты будешь там моим врагом, я разотру тебя в порошок, в атомную пыль. Ты поместишься в детский совочек после этого. Но когда мы выйдем из здания, я хочу, чтобы ты уяснил, я ничего не делал. Я был против, но меня не послушали.
– Угроза?
– Говорю же – предостережение. Ладно, можешь мне не верить, но я тебе все сказал. Будь готов ударить в ответ и помни, кто тебе не сделал за пределами зала ничего плохого.
– Мой старый добрый друг Элмер Ланн.
– Верно! А теперь мне пора отмазывать клиента от каторги.
Адвокат похлопал инспектора по плечу и поспешил внутрь здания суда.
Камаль еще раз взглянул на небо. Где-то вдали собирались свинцовые тучи, готовые залить так ненавидимый ими город на три этажа. Внезапно Йона ощутил холодный взгляд наблюдателя. Будто кто-то очень и очень опасный смотрит на него через прицел винтовки.
Слишком знакомое и неприятное ощущение.
Вот только он не чувствовал его с того проклятого дела братьев Тэмм – дела банды Теней. Йона еще раз внимательно осмотрел толпу, взглянул на другую сторону дороги.
Никого.
Инспектор быстро загасил окурок и поспешил внутрь здания. Ему предстоит еще много чего сегодня сделать.

Кузнечик успел укрыться за колонной в самый последний момент.
Сердце его стучало, словно мотор у автомобиля. Встретиться с кем-то из своей прошлой жизни очень хотелось. Вот только это сорвало бы наблюдение. Камаль не мог бы его не узнать, а значит… вмешался бы в операцию Полковника.
«Близнецы» на том и погорели, что этот идиот Том Энджело решил проведать места боевой славы и встретил пару друзей. И где теперь все трое? Застрелены при задержании.
Нет, связываться со своими близкими нельзя. Просто нужно принять этот факт и делать то, что он должен сделать. Вот только ощущения у него были неправильные.
Он словно снова тонул.
Так хотелось вновь протянуть руку сержанту, и чтобы тот вытянул Кузнечика из полыньи.

Глава 5
Эксперты осматривали место преступления с подобающей тщательностью и дотошностью. Казалось, что эта маленькая меблированная квартира не видала такого количества посетителей никогда. Народа набилось, как сельдей в бочку, так что офицеры Бартон и Уэсли остались на лестничной клетке. Факт этот нисколько не смущал ни одного, ни второго, портить перед обедом себе аппетит не хотелось. А, судя по отдельным обрывкам фраз, которые доносились из квартиры, аппетит оба полицейских испортят себе основательно.
Как только эти штатские умудряются не блевать на рабочем месте? Пол этого не знал. Нет, он был далеко не неженкой, но вот за свои четыре года в статусе инспектора уже успел повидать всякого. И кое-что он точно увидел зря.
– Видал, какая там жесть? – Уэсли всегда говорил очень много, а вот сейчас он сидел под впечатлением и не мог подобрать слов.
– Угу, – подтвердил Бартон.
– Я такое только в книжках читал. Ну… чтобы вот так…
– Тим. – Голос Бартона был низким и хриплым.
– Что?
– Замолкни. Спать мешаешь! – Офицер потер красные от недосыпа глаза и несколько раз моргнул.
Старинное упражнение, которому его научил брат. Сонливость прошла лишь отчасти, так что он все равно зевнул. Больше всего ему хотелось прилечь хоть где-то и поспать с десяток минут. Чисто для того, чтобы не бросаться на людей, вот как сейчас. Осложняло все еще и то, что в холле было темно, как в склепе. Единственным источником света была открытая дверь квартиры, в которой работали эксперты.
Половину ночи Пол не спал.
Ублюдок-сосед решил устроить семейные разборки по какому-то совсем глупому поводу. Супругу явно никто не спрашивал о ее желании. Добрые три этажа вверх и столько же вниз слышали, как этот недоносок лупит несчастную женщину, и никто так и не отважился хоть что-то сделать.
Хотелось вышибить ногой дверь в злополучную квартирку и сломать уроду сразу обе руки. Просто взять на рычаг локтя и дернуть до хруста и вопля. Пол практически созрел – нацепил ботинки и подошел к двери, как вдруг все стихло. Бартон стоял посреди своей маленькой квартирки и чувствовал себя законченным мерзавцем и трусом.
Он опять не успел вмешаться.
Никогда не успевал. Ни с мамой, ни сейчас с этой несчастной женщиной. И в чем смысл быть полицейским, если нельзя принести людям немного справедливости? Вот только Бартону эта справедливость принесет только проблемы. Кабинет Бдительности растопчет его походя и даже не остановится, чтобы стряхнуть его ошметки с гусениц.
Был бы он героем с передовиц, типа того же Камаля.
Внезапно с улицы донесся грозный и металлический звук. Больше всего он походил на грохот небесной колесницы самого господа бога, и еще чуть-чуть на звук прямотока.
– Что там за шум на улице? – спросил Уэсли.
– Не имею ни малейшего понятия, как и ты, – отозвался Бартон и на всякий случай покрепче сжал пистолет. Мало ли что…
Неожиданно звук стих, а где-то снизу послышались голоса.

Мари практически долетела до места назначения.
Нет, родители могут думать о новом увлечении дочери что угодно, но ей чертовски нравилась быстрая езда. Она прокатилась на мотоцикле первый раз практически случайно и тут же полюбила эти ощущения. То, как ветер бьет в лицо, как развеваются волосы, а сердце замирает – ничего не могло с этим сравниться.
Это сродни полету.
Первая поездка поселила в ней любовь к скорости, вторая превратила эту любовь в практически наркотическую зависимость. Месяц уговаривания самой себя закончился тем, что на отложенные сбережения Мари купила себе самый быстрый и мощный мотоцикл, который только выпускали для гражданских лиц.
«Янг и Ганнер» четвертой модели.
Семьсот пятьдесят кубиков, два цилиндра, четыре такта, хром, лак и сталь. А еще мощность, как у табуна лошадей.
Первой мыслью после первой поездки была: «Ну ты и зверюга».
Так Мари свой байк и назвала.
Вот только мама, как ей и было положено, новое увлечение дочери встретила в штыки. Объяснить что-то было просто невозможно. Когда Мари приехала на новом транспорте домой к родителям, то получила натуральную истерику от матери и молчаливое неодобрение от отца.
Ее доводов по старинной родительской привычке никто не слушал. Случился скандал.
Поддержка пришла, откуда не ждали. На первом же выезде на дело местные криминальные репортеры буквально отдирали от асфальта собственные челюсти, когда молодая звезда – инспектор д’Алтон – примчалась на место убийства на рычащем как дракон мотоцикле.
«Свежо, современно, дерзко», – решили редактора, и буквально каждая газета на следующий день вышла с фото Марианны за рулем. Публика ее не только приняла, но и полюбила в новом образе. Иногда ей даже приходили восторженные и благодарственные письма от женщин, решивших по ее примеру вступить в мотоклуб. Эти письма Мари особенно нравились, так что она хранила их в специальной коробке.
Инспектор сбавила скорость и припарковалась поближе к месту преступления. Осмотревшись, она заглушила двигатель и сняла шлем. «Половинка» был старинным доходным домом, выстроенным еще при деде нынешнего императора, и первоначально принадлежал кому-то из мелких дворян. Мари не помнила, кому именно, но точно никому из первой сотни. Эти бы не позволили превратить свое предприятие в ночлежку.
Офицер стоял у нужного входа и старательно отгонял прохожих. Заметив Марианну, он попытался состроить серьезное и грозное лицо. Интересно, когда она была такой же зеленой, то так же смешно выглядела, как и он?
– Нельзя, – произнес парень, перегораживая путь.
– Мне можно. – Д’Алтон вытянула из куртки свой жетон и показала парню. – А еще вот…
На этих словах Мари ткнула новичку в лицо оттиск лицензированного медиатора на службе полиции. Парень как-то разом утратил всю свою напускную строгость и отошел. Мари быстро прошла внутрь и тихонько хмыкнула. Хоть кто-то в городе не знает ее в лицо.
Удивительно.
Судя по тому, что ей сообщил Талли, место убийства должно быть где-то на третьем этаже.
Лифт остановился где-то очень высоко, так что проще было подняться по лестнице. Именно так инспектор и поступила. Наверху оказалось темно и мрачно, единственным источником света был только небольшой светильник этажом ниже. Мари постояла несколько секунд, привыкая к темноте и тишине. Глаза быстро привыкли, так что дверь в общий коридор Мари нашла без труда.

– Привет, дружище. – Женский голос прозвучал с лестницы.
Бартон резко развернулся и нечаянно навел пистолет на стоявшую перед ним девушку. Незнакомка была среднего роста, рыжая и фигуристая. В полутьме хорошо ее рассмотреть не получалось. Судя по всему, она не вооружена. Пол поймал себя на мысли, что вот сейчас при виде пистолета эта кукла должна рухнуть в обморок. Вот только та, похоже, абсолютно не испугалась, а продолжила как ни в чем не бывало:
– О, ты чего такой нервный? Пушку убери, я сейчас осторожно достану из внутреннего кармана значок, не пальни в меня.
– Не надо. Я тут все равно не вижу ничего. Вы из девятого? – зачем-то уточнил Бартон.
– А откуда еще? Мы с вами этот проклятый дом делим. Значок ты мой увидел? Уберешь пистолет?
– Простите, нервы. – Бартон почувствовал себя глупо.
Он спешно поставил револьвер на предохранитель и сунул обратно в кобуру.
– Пол, кого там принесло? – прозвучал из коридора голос Уэсли.
– Свои, – произнесла Мари вместо него. – Д’Алтон из девятки.
Послышалось что-то неразборчивое, второй мужчина поспешил навстречу и явно во что-то врезался. Раздался хруст раздавливаемого стекла и тихая ругань. Через пару секунд из двери показался второй говоривший – коренастый блондин в очках.
– Добрый день, инспектор. – Он распахнул дверь пошире, пропуская на лестничную площадку немного света. – Вы быстрее, чем мы думали. Я Уэсли, этот медведь – Бартон.
– Легендарная личность, – пошутила Марианна и тут же поймала на себе недоуменные взгляды обоих мужчин. Объяснять ничего не хотелось, так что она быстро проговорила: – Мне сказали, что тут интересно.
– Скорее тут жутко, – пробубнил Бартон и встал к двери боком. – Будто большая банка консервов взорвалась.
– Что… прямо так? – Выражение лица Мари контролировать умела, так что выглядела она сейчас чересчур холодной.
– Ну…
– Ладно, пока мы с вами разговариваем, у тени покойного идет отслойка. Так что я зайду и поговорю с ним, пока в моем присутствии вообще есть смысл.
Не дожидаясь ответа, Марианна вошла в разгромленную квартиру. Мужчины недоуменно переглянулись и решили не отставать.

Внутри была настоящая скотобойня, а не квартира, сдаваемая в наем. Вся мебель переломана, обломки от нее валялись по всему полу. Что-то из этого было дешевым стулом, вот это – кусок столешницы, который порубили в щепки. Мари слегка прикрыла лицо припасенным на такой случай платком. М-да. Ну и запах же тут. Воняло чем-то горелым, дымом, а еще гнилым мясом.
Когда Талли говорил, что соседи слышали крики и звуки ударов, то он явно не представлял, что тут происходило на самом деле. Всюду была кровь и что-то такое, о происхождении чего д’Алтон даже не собиралась думать. Пусть это будет грязь. На одной из стен инспектор заметила кровавый силуэт человека. Примерно такой же рисунок оставляет взорвавшаяся от яркого солнца банка с краской.
Только вместо банки здесь был взрослый мужчина, если судить по размеру пятна, а стены окрасили все четыре литра его крови. Осталось понять, что заставило человека буквально вскипеть.
– Здравствуйте. – Мари произнесла это спокойно, но тут же заметила, как шесть пар глаз уставились на нее. – Медиатор первого класса инспектор д’Алтон. Понимаю, что будет звучать глупо, но где тут мертвец, с которым я могу поговорить?
Один из экспертов отложил небольшие щипчики и, поднявшись с колен, подошел к ней.
– Вы та самая восходящая звезда из девятого участка, ученица Йоны? – Мужчина стянул с руки перчатку и протянул ее Марианне.
– Можно и так сказать. А вы?
– Николас Хедвиг. – Рукопожатие доктора было уверенным, а ладонь теплой. – Я старший в группе. А что касается вашего вопроса про тело… оно везде.
– В смысле? – О чем-то таком Мари догадывалась, но столь откровенная прямота ее немного обескуражила.
– В прямом. Тут мы нашли фрагменты минимум четырех взрослых мужчин. Может быть, больше. Пока точно сказать не могу, потому как, сами видите, инспектор, они… Извините, за такое слово, просто не могу придумать лучше… Они намазаны на интерьер.
– Черт! – Мари была зла как никогда. Она проделала путь сюда, а тут подстава. – Хоть один целый фрагмент?
– Только палец с кольцом.
Д’Алтон с шумом выдохнула и едва сдержалась, чтобы не выругаться.
– Я вас поняла. Скажите, когда закончите?
– Не уверен, что мы к вечеру тут закончим.

Мари прислонилась к своему байку и вытащила сигарету из кармана куртки. Бартон протянул спичку, и девушка прикурила.
– Что не так? – спросил Пол и встал рядом.
– Ничего сделать не могу.
– В смысле?
– В том смысле, что мне нужно хоть одно тело. А чудеса я творить не умею. Можно крупный фрагмент, что-то большее, чем палец с перстнем.
– А разве…
– Поверь мне, офицер. – Мари выдохнула дым в небо. – Я разговаривать с каплей крови не могу. Нужно тело, и точка. Без него я провести реанимацию не сумею. Без реанимации я тут не больше чем просто очень пытливая и любопытна рыжая швабра.
Полицейские помолчали, обдумывая эту странную ситуацию.
– Хорошо, давай так. – Бартон нарушил молчание первым. – Если нам никак не срезать угол, то мы можем пройти всю дорогу. Отработаем по старинке. Мы же не идиоты. И ты не швабра.
Д’Алтон улыбнулась. Незаметно для себя они оба перешли на «ты», и она точно не была против.
– Хорошо, давай прикинем, сам знаешь чего, сам знаешь куда. Что у нас есть? А есть у нас комната, в которой разом преставилось четыре человека.
– С чего ты решила, что одновременно?
– Были бы жалобы от жильцов. Там стенку ткни пальцем, и попадешь к соседям. Регулярные крики, вопли и прочее привлекли бы вас или нас. А тут… первый звонок от перепуганных соседей.
Пол задумался на секунду и согласно кивнул. Мари между тем продолжала:
– Допустим, что этот факт мы установили. Орудие убийства? Есть идеи?
– Только магия в голову лезет. Обычно на такое разрушение авиационные снаряды способны. Но только у нас все пять этажей сложатся от такого. Так что однозначно магия.
– Магии не существует.
– Сказала мне женщина, которая говорит с мертвецами.
– Тут чистая физика. При смерти тело легчает примерно на двадцать грамм, это вывели еще в средневековье в качестве веса души. Только это потери энергии. Подожди-ка…
Мысль бредовая, но рациональное зерно в ней было. Марианна подняла один палец и начала слегка им покачивать в такт каким-то вычислениям.
– Да… а вот это похоже… – прошептала она своим мыслям.
– А пояснения для тех, кто вообще не очень разбирается в этой вашей метафизике.
– Ты был прав, когда заметил, что разрушения в квартире минимальны. Но энергия для того, чтобы превратить взрослого мужика в кисель, должна откуда-то взяться. Снаружи – нет. Значит…
– Изнутри! – закончил за нее Бартон.
– Сто очков, красавчик.
– Я же сказал, что магия.
– Сейчас сто тридцать срежу. Не существует магии. Если бы такое было, то отец Вар… – Мари замерла на мгновение, а затем с места рванула к дому.
Пол едва успевал за ней. Вот же прислали коллегу по опасному бизнесу.
– Д’Алтон, – крикнул он улетающей вверх по лестнице девушке, но та уже была слишком далеко.

Уэсли не успел даже понять, что произошло, когда ураган по имени инспектор Марианна д’Алтон пронесся мимо него. Мари быстро влетела в квартиру с разгромом и ошметками людей на стенах и принялась искать главного взглядом.
– Забыли что-то? – произнес доктор Хедвиг, не отрываясь от очередного соскоба с мебели.
– Вы сказали про палец с кольцом. Где они?
– Сейчас, подождите. – Врач прошел к раскрытому чемоданчику и вытащил оттуда небольшой сверток с пальцем и кольцом внутри.
– Черт, я тебя еле догнал. – Пол порядком утомился, пока бежал по лестнице, так что слова эти он произнес с легкой одышкой.
– Подожди, возможно у нас появился вариант обнаружить хотя бы одно действующее лицо.
Хедвиг протянул обоим инспекторам кольцо, завернутое в ткань. Одного короткого взгляда на украшение Мари было достаточно, чтобы выругаться. Серебряное кольцо-печать с гербом. А на гербе дуб, охваченный пламенем. Похоже, что она опять вляпалась во что-то героическое – проклятая вселенная, желающая ее наказать.
Что на этот раз?
– Здесь телефон есть? – произнесла Мари не своим, а каким-то мертвым голосом.
– В коридоре, – ответил доктор. – Отпечатки мы уже сняли, так что им можно пользоваться.
– Спасибо.
Бартон смотрел, как эта странная во всех отношениях женщина прошла до телефона на негнущихся ногах. Мари по памяти набрала номер и принялась ждать ответа. Через несколько секунд девушка открыла глаза и уверенным тоном произнесла:
– Здравствуйте, святой отец, это Марианна. – В трубке послышался ответ. Д’Алтон кивнула и все так же спокойно произнесла: – Да спасибо, простите, Гай, я звоню по деликатному делу. Мы нашли палец с перстнем, поразительно похожим на тот, что носите вы. Да… точно, только знак другой – горящий дуб… Поняла вас. Жду.
Когда трубка вернулась на положенное ей место, Мари подошла к коллегам и с горечью произнесла:
– Похоже, парни, заваривается крутая каша. Как бы не круче Теней.
– Кого вы вызвали? – спросил Уэсли.
– А вот это – самое плохое. Отца Варломо.
Оба полицейских молчали.

Глава 6
Во многом это судебное заседание напоминало Камалю боксерский поединок. За тем небольшим исключением, что дело сводилось не к банальной драке, а к умению бойцов выворачивать слова оппонента наизнанку. Первый раз Йона услышал эту метафору от Барроуза. Было это невероятно давно, чуть ли не в первый год после поступления инспектора на службу в полицию. Тогда за бутылкой чего-то крепкого старина Пит решил как следует подготовить своего «будущего оппонента». На все решительные заверения, что Йона и сам почти дипломированный юрист, учился ничуть не хуже него, да и вообще пошел он со своими советами к такой-то матери, друг, просто умиляясь, молчал.
После очередной опрокинутой рюмки Йона сдался и принял неотвратимое.
– Запомни, старик. – Адвокат дяди тогда уже прилично налакался и периодически икал, что было весьма умилительно. – У каждого нормального адвоката есть свой коронный удар. Пропустишь его – и можешь сразу бросать полотенце на пол. После него не встанешь.
И вот только сейчас смысл этой метафоры дошел до инспектора в полной мере. Если продолжать проводить аналогии с боксом, то Элмер Ланн был супертяжеловесом со скоростью легковеса. Он буквально заваливал свидетелей кучей мелких вопросов, отвлекал, рассеивал внимание, а затем наносил один быстрый и резкий удар. Примерно так он поймал Басова.
Случай с доктором был почти показательным выступлением. Ситуация осложнялась еще и тем, что Виктор был отличным судмедэкспертом, но абсолютно никудышным оратором. Наедине он умел убеждать, но вот публики словно боялся – под давлением был многословен, непоследователен, а еще его иногда заносило.
В моментах, когда нужно было замолчать, Басов делал одно или два пояснения – неважно, про что – в которые адвокат защиты вцеплялся, словно питбуль.
– Характер ран на теле убитой свидетельствуют об использовании найденного ножа левшой, – произнес Басов. И тут бы ему заткнуться, но зачем-то он продолжил: – Что, конечно, не сильно сужает круг подозреваемых.
– Насколько не сильно, доктор?
– Ну… левши составляют около двадцати процентов популяции.
– Каждый пятый человек. Я прав, доктор?
Только тут Виктор понял, что сам себе выкопал яму глубиной с небоскреб. Он нервно поджал губы и кивнул.
– Пожалуйста, скажите для протокола, – приказал судья, и ничего другого не оставалось делать.
– Да, по последней статистике, это примерно каждый пятый.
– Спасибо, доктор. В таком случае я хотел бы, чтобы в протокол заседания внесли следующее замечание защиты. Мой клиент – Мартин Дуарте V – является правшой. Об этом у меня есть справка из его школы-интерната, куда он поступил в возрасте шести лет, а также письменные показания двадцати свидетелей, подтверждающих это.
– Передайте копии материалов через пристава, защитник.
– Конечно, ваша честь.
Ланн отдал подошедшему приставу небольшую стопку рукописных листов. Тот быстро пробежался взглядом поверх очков, а затем громко стукнул по кафедре.
– Суд принимает данные материалы. Продолжайте допрос, господин Ланн.
– Спасибо, ваша честь, – коротко кивнул Элмер, а затем вновь повернулся к свидетелю. – Скажите, доктор, кто снимал слепки зубов с тел?
– Я.
– Вы. Отлично. Скажите, этот метод сличения дает какую точность?
– Достаточную.
– Достаточную. Что же… Как вы проводили сличение слепка с тел и поврежденной челюсти моего клиента?
– Подсудимый утратил лишь часть своих зубов при задержании.
– Согласен, однако это не позволяет вам в достаточной мере утверждать, что укусы на телах оставил именно мой подзащитный. Я прав, доктор?
– Со стопроцентной вероятностью нет.
– У меня все, ваша честь.
– У стороны обвинения есть вопросы к свидетелю?
Прокурор Дексли поднялся со стула и отказался:
– Нет, ваша честь. У стороны обвинения нет вопросов к свидетелю.
– Хорошо. – Судья едва заметно покачал головой. – Доктор Басов, вы свободны, можете занять свое место. Пристав, вызовите следующего свидетеля.
Следующим по протоколу должен был быть Йона. Он осторожно вышел в проход и, встретившись с подавленным судмедэкспертом, коротко кивнул. Выглядел доктор так, словно его минут двадцать травили собаками в запертом гараже. Глаза его едва ли не слезились. Скорее всего, в голове у него сейчас куча вопросов к себе. Самый главный из которых: «Какого хрена, старик?» Пожалуй, выпускать Виктора против зверюги-Ланна было самонадеянно. Осталось только одно – выйти и разбить все доводы защиты.
Элмер предупредил, что церемониться с ним не станет, вот и не надо думать, что этот суд будет легким.
– Назовите себя для протокола, – произнес пристав, когда Йона сел в кресло.
– Старший инспектор Йона Камаль.
– Клянетесь ли вы перед лицом господа говорить только правду?
– Да.
– Хорошо. – Судья взглянул на прокурора. – Господин прокурор, прошу.
– Добрый день, инспектор. – Джин поднялся с места и короткими шагами подошел к Йоне. – Расскажите для суда особенности этого дела.
– Что вас именно интересует?
– С чего все началось?
Вопрос был настолько общим, что Камаль удивился, как этот идиот вообще смог получить «вышку» на юрфаке. Может быть, тебе рассказать об устройстве мира, начиная с Адама? Или что-то из сказок народов севера? Как можно быть таким неконкретным в деле об убийстве?
– На территории Олдтауна произошло первое нападение. Ткачиха Агнес Уард поступила в местный фельдшерский пункт с тяжелыми ожогами спины и головы. Место, где на нее напали, находится на территории, приписанной к моему участку, так что я выехал на вызов.
– Женщина осталась жива?
– Да, господин прокурор, она дала показания, на основании которых был объявлен план розыска.
– Это что-то принесло?
– Нет, никаких результатов. Слишком поздно поступило обращение, а поскольку на территории Олдтауна нет своих полицейских участков, то эти мероприятия затянулись. Единственное, что нам удалось установить, это то, что на мосту местные жители видели дорогой черный автомобиль.
– Смогли установить номер и владельца?
– Нет.
– Понятно. Дальше.
– Дальше была мисс Би.
– Мисс Дорма Би, я правильно понимаю, инспектор?
– Именно она. Она возвращалась на свою съемную квартиру, когда на нее напал тот же человек, что и на мадам Уард.
– Как вы это установили?
– Она также осталась жива, хотя в ее положении это не лучший исход.
– Поясните.
– Напавший нанес ее лицу множественные раны и порезы. – Йона поморщился, вспоминая, как женщина выглядела при их первой встрече.
Вся замотанная в бинты и обезболенная, она практически ничего не соображала. Единственное, что она повторяла: «Какие красивые страшные глаза». Да уж, глаза у ублюдка и правда были красивыми.
Йона продолжал отвечать на вопросы прокурора, но взгляд его был прикован к Мартину. На каждом описании страданий или пыток, которые претерпевали его жертвы, ублюдок едва заметно улыбался. Лицом он владел, конечно, отменно, но все равно опытный глаз подмечал, как уголки губ едва заметно подрагивают.
Да он просто наслаждается тем, что сейчас слышит.
Захотелось вскочить и крикнуть что было сил: «Да посмотрите же на него, у него на роже все написано, как вы этого не видите?»
Незаметно для себя Йона подошел к финалу истории Джека-прыгуна.
– Расскажите о задержании подсудимого. – Голос Дексли был непривычно тих, так что стук пишущей машинки, отбивавшей его слова в протоколе заседания, показался звуками пулеметной очереди.
– Мы прибыли по сигналу от наблюдателей.
– Наблюдателей?
– Да, местная община д’эви согласилась помочь, плюс я сам из тех мест, люди на улицах еще меня помнят. Так что мы прибыли на место до того, как подсудимый успел еще кого-то покалечить.
– Как проходило задержание.
– Да, как… обычно. Увидел подозреваемого, тип в маске роется в мешке с чем-то тяжелым. Все гремит. Я подошел к нему сзади, говорю: «Полиция, сдавайся». Мне в ответ оскорбление, и он бросился бежать. Ну… я не бегун, сами видите. Взял что-то потяжелее да и просто метнул.
– Что подозреваемый?
– Я попал, а он упал, само собой.
– Что было дальше?
– Нацепил на него «браслеты» и маску снял.
Прокурор впервые начал изображать подобие судебного заседания.
– Кто это был? – спросил он громко.
– Подсудимый. – Йона указал на сидящего напротив блондина. – Господин Дуарте.
Будь это радиопостановкой, то в этот момент прозвучала бы тревожная музыка, сменяющаяся тишиной. Вот только в реальности была лишь тишина и редкие перешептывания в зале. Йона взглянул на Ирму, сидевшую с остальной публикой. Она поймала его взгляд и едва заметно кивнула. Означало это что-то типа: «Молодчина, здесь сработал круто!»
– Что было в сумке? – Дексли выдержал театральную паузу и продолжил: – Вы осмотрели мешок?
– Костюм для прыжков, или что-то такое, и нож.
– Понятно. У меня все, ваша честь.
Судья коротко кивнул, а затем взглянул на сосредоточенного защитника.
– Защитник, свидетель ваш.
– Благодарю, ваша честь. – Элмер Ланн поднялся, застегнул пуговицу пиджака, и в этом жесте Йона уловил движения бойца. Похоже, сейчас и Камалю придется держать удар. – Здравствуйте, господин старший инспектор.
– Да, добрый день.
– Скажите, вы упомянули про то, что не бегаете. Расскажите, с чем это связано?
– Как это – связано?
– Пытаюсь понять, почему вы применили чрезмерную силу для задержания моего клиента.
– Ваша честь, возражение. – Прокурор вскочил с места, очевидно почуяв, что и главного свидетеля сейчас будут разносить.
– Возражение отклонено. Свидетель, поясните.
– Остался инвалидом с войны. Во время операции «Ледокол» мое подразделение столкнулось с ожесточенным сопротивлением и отходило через минное поле. Противопехотная мина оторвала мне три пальца на ноге, так что я действительно плохо бегаю.
– Но это не мешает вам ездить на выезды.
– Стараюсь приносить пользу обществу.
– Похвально.
Ланн замолчал, картинно подняв голову. Он словно обдумывал свой следующий вопрос, хотя Йона был уверен в том, что он отрепетировал эту пикировку заранее. Если не так, то он – не лучший адвокат по уголовным делам в городе.
– Скажите, простите, что я снова о вашей службе…
– Ничего.
– У вас был позывной или прозвище?
– Дыроколом меня звали.
Смутное ощущение подкрадывающейся проблемы стало чуть яснее.
– Почему?
– Ножом в рукопашном бою хорошо работал. Дырки оставлял.
– Понятно. Дырокол, значит… А это никак не связано с неким мальчишкой по прозвищу Дырокол.
Внутри Йоны все похолодело. Ланн расставил силок красиво, так что заяц с бляхой инспектора ни черта не заметил, пока не повис головой вниз.
– У меня есть одна интересная бумага. Ваша честь, позволите, я прочту?
– Если это касается дела.
– Конечно.
Адвокат подхватил из распахнутой папки тонкий желтый листок бумаги, затем нацепил очки и принялся читать:
– «Согласно показаниям потерпевшей Дауд, силами правопорядка был произведен рейд, во время которого была задержана обширная группа лиц, в основном несовершеннолетних, занимавшихся грабежами прибывших в Новигар жителей и гостей города. Согласно первым допросам, возглавляет эту группу десятилетний уроженец Олдтауна Йона Камаль, известный под кличкой Дырокол». Дальше имя и подпись. Ваш знакомый, или родственник? Может быть, полный тезка?
– Нет, это я.
– Удивительная честность. – Элмер поджал губы и кивнул. – Не ожидал от вас, откровенно говоря.
– Времена были нелегкие. Мама ждала мою младшую сестру, а отец пропадал на работе.
– По управлению бандой?
– По содержанию игорного дома.
Йона не врал. В те времена он действительно не знал, что у отца собственная банда, контролировавшая часть игорных точек в районе. Он узнал об этом, только когда во время бунта отец не вывел своих под армейские пули. Именно тогда, на улице, старшие пацаны объяснили, что папаша Йоны мусорнулся.
Закончилось тремя переломами – носа, руки и ребра, а также коллекция зубов пополнилась на шесть отличных экземпляров. Вспоминая детство, Камаль мог с уверенностью сказать только две вещи. Первая – он был на все сто процентов патентованной малолетней отморозью. А второй было то, что он абсолютно не понимал, как он вообще выжил? В те годы дядя был лишь бандитом среднего звена, авторитетом задавить (как сейчас), он бы не смог. Неужели люди всерьез его боялись.
– Пусть так… – Адвокат произнес эти слова спокойно. – Вы за этим пошли в полицию? Заткнуть совесть?
– Ваша честь, возражаю. – Дексли выкрикнул эти слова как-то обиженно.
– Принято. Защитник, вам замечание от суда.
– Прошу прощения, ваша честь. Мне будет позволено продолжить?
– Держитесь в рамках приличия, господин Ланн.
– Конечно, ваша честь.
Ланн подошел к своей папке и вытащил из нее небольшой лист бумаги.
– Ваша честь, я бы хотел заявить документ.
– Что именно за документ?
– Протокол осмотра задержанного медицинской службой Новигара. Протокол был составлен сразу после задержания на моего клиента.
– Зачтите.
– Благодарю. «У задержанного наблюдаются травматически удаленные передние зубы в количестве трех штук. Согласно осмотру, повреждение зубов было неслучайным и произведено длинным тупым предметом около дюйма в диаметре».
Адвокат выдержал паузу, а затем, когда ропот в зале стих, он продолжил:
– «Несколько крупных гематом на теле в районе ног и спины. Предположительно были нанесены этим же оружием». Скажите, инспектор, сколько ваша трость в диаметре?
– Дюйм с четвертью.
– Благодарю. Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю.
Йона встал из кресла и на ватных ногах прошел до своего места. Бледный Басов встретил инспектора понимающим взглядом, говорившим: «Нас тут только что изнасиловали, старик. Сначала меня, потом тебя». И, черт подери, Камаль чувствовал себя именно так. Садясь, он отыскал Галарте. Варра сидела на своем месте, но теперь она явно была в ярости. Это было заметно по ее напряженной позе. Поймав на себе его взгляд, Ирма заметно расслабилась. Словно один взгляд сумел потушить бушующий лесной пожар.
Камаль осторожно развел руками, стараясь сказать жестами типа: «Прости, родная, но теперь эксклюзив у тебя уплыл, потому что никто не захочет слушать грязного копа, который избивает задержанных».
За свои тридцать пять лет Камаль привык к предвзятому к себе отношению. Сначала парни в приюте, затем одногруппники и сокурсники. Все они относились к Йоне с настороженностью. Но до сегодняшнего дня никто не умудрялся так мастерски доказать все, при этом ничего толком не доказывая.
Ланн просто отлично составил обвинение.
Будь кто-то другой на его месте, то, возможно, он бы и сам был в числе первых линчевателей. Вот только он на своем месте.
– Готовься, – прошептал Йона Виктору.
– К чему? – так же тихо ответил тот, не отрываясь от допроса подсудимого.
– К тому, что наша скучная серая жизнь полетела под откос. Дальше будет одно веселье.
– Думаешь, они рискнут?
– Определенно да. Меня уже об этом предупредили.
– Кто?
– Человек с совестью, но очень дорогим уровнем жизни.
– Ч-черт. – Врач едва сдержался, чтобы не произнести это громко. – Как знал, что будут проблемы. Предупреждению ты веришь?
– Приходится. Работа такая. Так что будь готов ко всему. Жену с детьми отправь, может, куда. Деньги есть на это?
– Отправлю на неделю раньше к маме на лето.
– Вот и отлично. – Йона поймал на себе заинтересованный взгляд.
Он поднял глаза на допрашиваемого Мартина Дуарте V и ощутил каким-то шестым чувством, что сейчас мальчишка уже вынашивает план мести. Изощренной садистской мести. Нет, все-таки надо было тогда его с крыши столкнуть. Вышел прогуляться и случайным образом сорвался.
С кем не бывает?
Но Камаль в этот раз решил испытать судьбу и сделать все по правилам. Дурак. Вот теперь нужно срочно приступать к плану «Осажденная крепость».
Дуарте ему едва заметно подмигнул.

Глава 7
Отец Варломо прибыл на место через час. Явился сам и без помощников. Во всем святой отец исповедовал полный аскетизм и отказ от мирского. В разумных пределах, само собой, но на фоне иных своих братьев он выглядел как натуральная церковная мышь. Одевался исключительно в простую черную рясу, классические брюки со стрелками, о которые можно было вскрывать конверты, а также простые лакированные черные туфли. Если бы не абсолютно седая голова, то выглядел бы Гай, как ворон в человеческом обличье.
Д’Алтон догадывалась, что святой отец занимает далеко не последнее место во внутренней иерархии церкви. Уже несколько лет ходили слухи, что кардинал Валорис давно и тяжело болен и вот-вот отправится на финальный отчет к своему работодателю. Слухи эти всплывали периодически, однако старый кардинал все еще был при императорском дворе. В свете этих досужих сплетен в прессе и радио возникало и имя Гая Варломо. Кто-то из особенно рьяных и наглых писак раскопал какие-то внутренние документы церкви, говорившие, что самый известный дознаватель Службы Церковного Дознания и Посмертия один из самых высокооплачиваемых церковных клириков. Кто-то даже рисковал выдвинуть предположение, что именно он займет должность кардинала за Валорисом.
То, что Гай Варломо лицензированный черный медиатор и при всем желании не может занимать столь высокую должность, предназначенную для «белых», от писак и сплетников ускользало.
Дебилы.
Автор этой статьи, правда, затем очень быстро принес свои искренние извинения за публикацию непроверенных данных и выплатил в церковную казну значительное пожертвование. Злые языки, разумеется, увидели проявление цензуры и попытку заткнуть рты неугодным. Отдельные безумцы даже уверяли, что Варломо лично под угрозами пыток вынудил «честного автора» дать опровержение.
Самым смешным в этой истории было то, что даже имей Гай подобную зарплату и недвижимость, то никто бы не решился что-то ему возразить. Во-первых, он вполне заслужил, а во-вторых, вдруг сказки про подвал на Падре Палаццо – это не сказки.
Проверять никто не хотел.
Но опять же дознаватель был максимально скромен и сдержан во всех желаниях. Вот и сейчас мужчина вышел из самого простого такси и проследовал до условленного места встречи. Заметив Марианну, он спешно снял шляпу и перчатки и поздоровался с девушкой за руку, как со своей хорошей знакомой.
Марианна встретила святого отца лично.
Само его прибытие было в некотором смысле чудом. Набирая телефон святого отца, она ждала, что тот пришлет кого-то из помощников или потребует ее прибыть. Но вот он сам явился на место убийства.
Сегодня, как и всегда до этого, он был тих, спокоен и почти приветлив. И хотя обстоятельства встречи к такому не располагали, но Мари уловила некую доброжелательность, исходившую от старика и направленную на нее.
– Доброго дня, отче.
– И вам, дорогая.
– Я признаюсь, когда звонила, не ожидала, что вы сами прибудете на место. Если бы я знала…
– Не нужно извиняться, – успокоил ее священник. – Знаю, что обо мне пишут в газетах, но я не провожу сутки напролет за допросами и поиском врагов веры. Да и потом, праздность – смертный грех, дочь моя.
Священник помолчал немного, а затем произнес:
– Да еще лично хотел убедиться в том, что найденный перстень тот самый, о котором я думаю. Так что здесь ваши извинения не требуются, Марианна.
– Хорошо, раз вы так говорите, то я спокойна. К сожалению, на место преступления вас я пустить не могу, протокол, но…
Гай мог надавить, приказать, потребовать. Столько вещей он мог сделать, но вместо этого просто подчинился. Очевидно, он решил, что его недаром отговаривают, и не стал упорствовать.
– Что же, понимаю, – спокойно и без злости произнес он, а затем пояснил: – Каждому положено заниматься своими делами. Вам – мирским злом, мне – посмертным. Не будем друг другу смешать. А сейчас пойдемте, дочь моя, я хотел бы снять все вопросы как можно скорее.
– Конечно, пойдемте, сюда.
Мари коротко кивнула и провела его внутрь доходного дома. В этот раз лифт был на первом этаже, так что им они и воспользовались – поднялись на нужный этаж буквально за пару минут.
В холле их уже ждали офицеры из восьмого участка. Мари быстро представила своих новых знакомых святому отцу и вкратце изложила суть дела. Все время рассказа Варломо слушал, не перебивая, и казалось, что он даже не дышал.
– Покажите мне тогда знак, который вы нашли, – произнес он все таким же спокойным тоном, но сквозивший в голосе металл не оставил никому варианта ослушаться.
Мари вытащила из кармана небольшое кольцо-печатку и протянула священнику. Тот взглянул лишь мельком и с досадой поджал губы. Было видно, что он до последнего надеялся, что приехал по ошибке. Вот только знак на печатке он узнал.
– Это кольцо Лукаса Гулана. Он один из моих самых молодых и талантливых подчиненных… Теперь уже был. Я так понимаю, он мертв.
– Пока установить невозможно, – ответил Пол Бартон. – Но вероятнее всего, что да.
Священник как-то разом помрачнел.
– Соболезную. – Мари убрала кольцо. – Ответите на наши вопросы, если возможно, святой отец?
– Задавайте. Если я что-то знаю, то, конечно же, я вам скажу.
– Давно он в городе?
– В этом и проблема, моя дорогая Марианна, я не имею малейшего понятия об этом. Он здесь был без моего ведома, канцелярию кардинала Валориса он также не поставил в известность о своем визите.
– Чем он занимался? – спросил между делом Бартон, но вспомнив, с кем имеет дело, быстро добавил: – Если, конечно, нам можно такое знать.
Старик слегка улыбнулся.
– Как и я, служил господу нашему. Можете мне не верить, но именно этим мы все в церкви и занимаемся.
– Что он мог тут делать? – Мари собиралась сделать кое-какие пометки, но, как только она достала блокнот для записей, теплая рука священника легла на ее руку.
– Без бумаги, моя дорогая. – На этих словах Варломо пристально взглянул в глаза каждому из присутствующих. – То, что я расскажу, будет затрагивать не только мои интересы, но и интересы церкви. А потому я хотел бы сохранить все в тайне. Даже такие мелочи. Вы согласны, я надеюсь, держать свои языки за зубами?
В ответ все трое кивнули. И священник продолжил:
– Лукас, как и я, состоит… простите, состоял в Службе Церковного Дознания и Посмертия на должности оперативного сотрудника.
– Никогда не слышал о таких, – произнес Уэсли.
– И никогда более не услышите. Официально такой должности нет, никогда не было и не появится. Мы поняли друг друга?
– Конечно, святой отец. Я забылся, простите.
– Бог простит.
На этих словах священника офицер побледнел. Напугал его тон, с которым этот безобидный старичок произнес самую обычную фразу. Словно окончанием должно было быть: «А я сделаю так, чтобы он сделал это лично и как можно скорее, сын мой».
Детектив расслабился и забыл, что разговаривает не с обычным человеком, а с тем, кто наделен едва ли не большей властью, чем сам государь-император. Император, например, не сможет отправить его на костер за слишком вольную речь. А вот этот… этот не только может, но и, скорее всего, уже кого-то отправлял на кострище.
– Так вот… о чем это я. Далеко не каждый человек, наделенный божественным истоком и переживший околосмертный опыт, открывается миру, как медиатор. Кое-где это под запретом, кто-то не понимает, что с ним происходит, и считает это помешательством.
Мари вспомнила, как в больничной палате она впервые поговорила с тенью Кенни. В первые минуты осознания ситуации она была абсолютно уверена, что напрочь рехнулась. Не объясни Камаль ей тогда все, лежало бы ее тело сейчас в какой-то лечебнице для буйнопомешанных и пускало бы пузыри носом.
– Так или иначе, есть в мире огромное количество людей, способных управлять силами смерти и никак не связанных моралью и религией. Такие люди опасны, как мало кто еще в нашем мире.
– И ваш друг… – робко влезла Мари.
– Мой друг таких людей разыскивал. Если человек не был ничем запятнан, то направлял данные к нам. Если же требовалось вмешательство иного характера, то…
Варломо выдержал многозначительную паузу, давая возможность каждому понять то, что было сказано между строк.
«Если нужно, то он убивал этих проклятых ублюдков».
Инспектор Уэсли быстро осенил себя знамением и пробубнил короткую молитву.
– Именно так, сын мой, – поддержал его священник. – Необходимое зло тоже кто-то должен делать. И Лукас Гулан с честью выполнял эту обязанность.
– У него был какой-то специфический талант, кроме «классики»? – спросила Мари. Картина окрашенных кровью стен не шла у нее из головы.
– Не знаю. – Гай покачал головой. – О таких вещах не говорят всем подряд, а он всегда был до крайности скрытным. Так что тут я не могу вам помочь, господа.
– Это может быть связано с кровавыми пятнами по всей квартире? Тела как будто взорвались изнутри.
– Имплозия. Вполне возможно. Но опять же, ничего не могу вам подтвердить.
Разговор плавно заходил в тупик.
– Он мог что-то оставить? Подсказка, тайник?
Д’Алтон была разочарована тем, что разговор не привел в итоге ни к чему стоящему. Конечно, теперь они знают хотя бы одного убитого. Но вот как и каким образом появилось еще минимум три трупа? Что это за люди? Зачем священник их убил и как он, черт подери, это сделал? Вопросы так и крутились у нее в голове, но отец Варломо не собирался вываливать все тайны церкви трем простым детективам.
Пусть одна из них и числится в его ведомстве на учете, но тут дело куда более высоких сфер.
– Лукас был параноиком, иногда я подтрунивал над ним, но, сами понимаете, теперь все его заскоки выглядят не такими смешными.
Они проговорили еще немного, после чего отец Варломо отбыл на такси. Мари стояла у своего мотоцикла и размышляла. Уэсли и Бартон стояли рядом и просто курили. День постепенно сменялся сумерками. Красное солнце окрасило небосвод кровью.
– Не знаю, как у вас, – выдохнула Мари, – но у меня только больше вопросов появилось.
– Вот-вот. – Бартон после встречи со столь высоким представителем церкви был особенно немногословен. – Ни одной зацепки.
– Священник, убивающий мятежных медиаторов, прибыл в город тайно. Здесь он встретился с кем-то, и его убили. Жестоко и кроваво.
– Не факт, что он мертв, – произнес Пол. – Мы нашли ведь только палец. Он вполне может быть ранен.
– Кстати, я тут вот что подумала. – Мари потерла подбородок, стараясь сконцентрироваться. – Заметили, в каком состоянии лестничная клетка? А холл перед квартирой?
Мужчины непонимающе уставились на нее.
– Темнота и разгром. Варломо сказал, что Гулан был весьма тревожным человеком. Возможно, он пытался обезопасить себя.
– Поставил препятствия, выкрутил фитили из ламп. Ждал, что кто-то придет за ним? – подхватил мысль Бартон.
– Не исключено, – согласился его напарник, – что он даже знал своих убийц.
– Слишком отдает романами про Энн Гелеспи, не будет нам такого счастья, ребята, как убийца-дворецкий. Предлагаю по домам, а завтра с новыми силами собраться и попробовать расколоть этот орешек.
– Хотите совместную группу?
– Можно рискнуть. Хотя я не уверена, что такое получится провернуть легко. Так что, боюсь, мне эту бойню разгребать одной.
– Пффф. – Бартон при упоминании начальства едва смог сдержаться. – Наш начальник будет первым, кто попытается скинуть подобный подарок на вас. Даже премию нам выпишет, если мы от этого кошмара избавимся. Он за статистику раскрываемости убьет.
Мари улыбнулась. Похоже, что в восьмом участке дела с начальником обстоят ничуть не лучше, чем у нее. Культ статистики, отчетности и максимальной безответственности начальства цвел и здесь. Любой успех в участке – в большей части заслуга руководства и совсем немного «ломовой лошади» на земле. Любой косяк подчиненных – их личная некомпетентность, которая никак не связана с ошибками руководителей. У победы тысячи отцов, поражение – сирота.
Классика.
Чутье на проблемы сейчас буквально вопило о том, что тут без «проклятья Кенни» не обошлось. Оставалось надеяться, что данное дело не сделает из нее еще большую звезду криминальной хроники. Выход на общеимперские масштабы д’Алтон точно добьет.

Варломо был вне себя от ярости.
Буквально пару часов назад Гай потерял еще одного своего человека.
Лукас был отличным учеником и почти что другом. Варломо не тешил себя иллюзиями – друзей у него никогда не было и быть не может просто по определению. Есть люди, которым он доверял, и которые пока этой привилегии еще не лишились. Есть приятели. Есть и те, кого сам для себя Гай называл «функциональные знакомые» – врач, повар, торговец на рынке.
Лукас же был ближе всего к тому, что старый дознаватель считал дружбой.
И вот теперь Гулан мертв. Вероятность этого близится к ста процентам – по своей воле оперативник кольцо бы не снял. А значит, Варломо потерял еще одного очень ценного и дорогого специалиста. Во всех смыслах этого слова.
Откладывать визит к кардиналу Валорису было чревато, так что обратно с места преступления священник поспешил не на работу, и уж тем более не домой. Вместо этого он отправился по знакомому маршруту – до спальни начальника. В последнее время старик сдал. Возраст с каждым днем все больше и больше брал свое, превращая умного веселого и остроумного мужчину в пустую мертвую оболочку в виде человека…
Полуслепой, уставший и потерянный – именно таким Гай видел своего старого наставника. За год Виктор окончательно стал тенью самого себя, и от этого было больно.
Варломо неловко постучал и, дождавшись слабого отклика из-за двери, вошел. Шторы в спальне были плотно закрыты, так что внутри царил полумрак. Виктор снова спал, закутавшись в теплое одеяло. Для столь теплой осени такое плотное пуховое одеяло явно было излишним, вот только кардинал жаловался на постоянный холод. Гай встал у самого порога и неловко откашлялся. Кардинал встрепенулся и неохотно повернулся на звук.
Слепые глаза его шарили по комнате, не находя источника шума.
– Доброго дня, монсеньор.
– А… Гай. – Старик приподнялся.
– Прошу прощения за визит без предупреждения. – Голос Варломо был сейчас спокойным и тихим. – Я вновь прибыл с плохими вестями.
– В последнее время они не редкость, так что не вини себя, дружище Гай. Что случилось такого? Из-за чего от тебя сейчас можно прикуривать?
– Еще один из моих людей пропал. – Слова были простыми, но именно из-за этого дались невероятно тяжело.
– Кто?
– Лукас Гулан, молодой оперативный сотрудник из Барлтова. Его перстень и палец нашли на месте убийства в одном из доходных домов в Тарлосс Холле.
Кардинал спешно покивал:
– Помню этого мальчика, напоминал мне тебя в его возрасте. Уверен, что он умер?
– Полагаю, что да. В свете последних событий он, как я думаю, не избежал этой участи.
– Что же, я помолюсь за него. Пока тело не найдут, буду молиться за его здравие.
Дознаватель кивнул в благодарность, и кардинал продолжил.
– Что-то конкретное известно?
– Полицейские не пустили меня на место преступления, но, судя по тому, как они себя вели, там был весьма ожесточенный бой. Гулан был опытным бойцом. Скорее всего, его взяли числом или на какой-то хитрости. В схватке один на один он бы не проиграл и самому дьяволу.
Кардинал слегка улыбнулся, но затем вновь помрачнел.
– Думаю, что все последние смерти как-то связаны между собой. А потому, мой добрый друг, я своей властью наделяю тебя особенными полномочиями. Подойди ближе.
Варломо подчинился, он осторожно прошел через всю комнату и встал у кровати медленно умирающего наставника. С расстояния в полметра Виктор выглядел еще хуже: морщинистые щеки впали, кожа посерела и обвисла. Валорис неторопливо поднял руку и так же медленно стянул с руки перстень. Это выглядело бы издевкой, если бы Гай не понял, что быстрее двигаться кардинал просто не может.
Клирик протянул свою слабую холодную руку вперед и вложил перстень в ладонь ученика.
– Делай то, что считаешь должным. В этом вопросе я полагаюсь на тебя, мой мальчик, как и господь.
– Я вас не подведу.
– Верю. Ты всегда был исполнительным и обязательным. Ты справишься. Только…
– Да, монсеньор.
– Пока твое расследование должно быть тайным. Никто не должен знать, что кто-то убивает цепных псов господа.
– Конечно, – кивнул Варломо, – я все понимаю.
– Вот и славно, а теперь ступай.
– До встречи, монсеньор.
– Надеюсь…
Последние слова кардинал Валорис произнес тихо и обреченно, словно не верил в это. Гай вышел из опочивальни в полном смятении. Ситуация ему не нравилась. Он этого всего не хотел, а перстень, который Виктор ему всучил, практически горел.

Глава 8
Снег сыпал всю ночь.
Погода ни капли не радовала, казалось, что природа вывалила месячный запас снега, словно издеваясь над людьми, вынужденными укрываться черт знает где. Командование опять приняло к исполнению странный и почти безумный план. А кто лучше всего справляется со всякими безумствами?
Сержант Камаль, которого пресса с какого-то хрена прозвала Черным Капелланом. Сержант злился, матерился и обещал обрушить все кары мира на голову борзой писаки, придумавшей это идиотское прозвище.
Кузнечик потер руки и выдохнул теплый воздух. Помогло не сильно. Пальцы постепенно теряли на морозе чувствительность. Он уже почти сожалел о том, что попросился служить именно сюда.
Проклятый северный фронт.
Самые жестокие бои шли здесь, и новобранец по своей наивности решил, что тут ему самое место. Газеты разгоняли военную истерию мастерски. Они описывали все только в превосходной форме – «лучшее», «самое большое», «крупнейшее». Спроси кто его, он бы тоже выдал неплохой набор подобных словосочетаний, например: «крупнейшие крысы в стране», «лучшие условия для того, чтобы полюбить город», а еще «самая вкусная баланда из того, что не тронули даже крысы».
– Чего замер? – прозвучал скрипучий голос из-за спины.
Кузнечик повернулся туда и встретился с парой светящихся глаз. Чертов Нелин опять появился бесшумно, словно призрак. Поразительно, как кто-то может быть настолько неслышным. Порой казалось, что под ним даже снег не скрипит, не говоря уж о чем-то большем. Этот странный нелюдь так разительно отличался от всех тех д’эви, которых парень видел в Новигаре. Они были похожи, как дикий лесной волк и дамский карманный шпиц.
То есть ни черта общего!
– Опять ты в наряде, малыш. – Нелин вынул из кармана небольшую трубку и старательно ее выбил.
– Сержант поставил, – произнес рядовой тихим от ангины голосом.
– Понятно. – Чистка закончилась, так что пришло время забивки. Д’эви вытащил из кармана несколько переломанных сигарет и вытряхнул из них табак в трубку. – Ничего мне рассказать не хочешь?
Солдат замялся.
– Не особенно.
– У… понятно.
– Вообще, сержант запретил курить. Сказал, что дым нас демаскирует.
– Дым, от трубки? Ты совсем дурак? Хотя… наверное, это Дырокол и проверял.
Слова задели мальчишку за живое.
– А знаешь что? – вдруг выпалил он. – У меня вдруг появилось, что рассказать. Вы достали меня! Ты, сержант. Вы дрючите меня, как никого другого! Бренн пересолил кашу, так ему хоть бы слово кто сказал. Олдрина перевели к вам в группу позже меня, так он уже в нижних чинах, а я все еще рядовой. Я только и стою в нарядах. Это что, справедливо? Я что, мало делаю, или вы меня решили сделать мальчиком на побегушках, а, Нел?
– Справедливость – понятие относительное. Олдрин, может быть, и пришел позже, но у него хватает мозгов не винить в собственных косяках меня или Йону. На, выпей немного, хоть согреешься. Не могу на твою синюшную рожу смотреть и слушать это нытье.
Д’эви протянул небольшую фляжку, от которой пахло травами.
– Сержант запретил алкоголь.
– Вот же ты дебил, – покачал головой Нел. – Безнадежный просто. Это чай травяной, так что давай пей, пока он не остыл.
Кузнечик пригубил. Что же, он еще раз доказал, что непроходимый идиот. Не первый и не последний раз. Рукам стало теплее, и кровь начала бегать по телу чуть быстрее.
– Много не пей. – Нелин забрал фляжку и сам немного приложился.
– Почему?
– Ты мне такими темпами не оставишь. – Он быстро закрутил крышку и убрал фляжку в карман своей дубленки. – А это кто?
Кузнечик повернул голову в ту сторону, куда смотрел нелюдь, и тут же пожалел. Удар коленом в живот выбил из него дух. Тяжело дыша, он упал в снег. Нелин действовал быстро и уверенно – сел сверху и принялся бить. Раз-два-три. Корпус, голова, голова. Все происходило так быстро, что не всегда получалось закрываться. Удары пробивали блоки и только то, что д’эви явно бил не в полную силу, спасало от нокаута. Но как же больно и обидно пропускать удары. Кузнечик чувствовал себя боксерской грушей или мешком с песком, по которому лупят.
Боль постепенно притуплялась, пока наконец не перестала ощущаться вовсе.
Дальше пришлось импровизировать. Быстро уперся ногами в землю и толкнулся вперед. Тело сидящего Нелина полетело в снег. Нож выскользнул из кармана сам собой. Кузнечик навалился всем весом на поваленного противника, чтобы тот не двинулся, и приставил нож к его горлу. Одно короткое движение, и он убьет первое в своей жизни живое существо.
Одно только движение.
Щелчок взводимого курка ни с чем не перепутаешь. Д’эви расплылся в улыбке и указал взглядом куда-то вниз, в район живота. Вороненый металл уперся аккуратно в печень.
– Первый урок, сопляк, – все с тем же ехидством в голосе произнес Нелин. – Колебаться вредно. Ударь ты сразу, и я бы не успел. Слезь с меня.
– Да пошел ты.
– Слезай! Или я, честное слово, выстрелю тебе в брюхо.
– Конечно, и тогда будешь лежать на снегу придавленный моим трупом.
На этих словах Нел буквально расплылся в улыбке.
– Во-о-от, включились-таки твои мозги. А теперь серьезно, дай мне встать.
Кузнечик неохотно слез с поверженного противника. Он ожидал, что Нелин, лежавший на спине, попросит помощи, но тот вместо этого просто уперся руками в землю и встал с прыжка. Это было максимально эффектно.
– Даже не проси, – произнес он, поймав восхищенный взгляд.
– Да я не…
– У тебя все на роже написано. Значит так, я поспорил с сержантом на три пачки сигарет, что сделаю из тебя, заготовка солдата, нормальную боевую единицу. Времени у нас месяц, так что если ты не собираешься подыхать таким же зелененьким, как и твой тезка из сказки, то слушай и мотай на ус. Понял?
– Да, – кивнул новичок.
– Первый и второй урок ты усвоил. За это тебе двадцать баллов. Ну а дальше – минус десять.
– За что?
– Ты не спросил, кто идет, не потребовал пароль, начал трепаться со мной, вместо того чтобы задержать.
– Так это же ты…
– Мне казалось, что у вас в городе варры встречаются. Или тебя держали в какой-то совсем дикой дыре?
– Так… дети ночи же сказали, что не полезут в разборки людей.
– И что? Больше верь официальным заявлениям и умрешь нищим, если выживешь. Конклав официально отказался участвовать. А это значит, что они не пошлют свои полки, одиночек никто останавливать не будет. Про Шепота ты не слышал?
– Это ж сказка.
В ответ Нелин улыбнулся и помолчал.
– Как скажешь, сопляк. Как скажешь.

Проснулся Кузнечик от удара ногой по раскладушке. Хорист стоял рядом и с недовольной рожей смотрел на него.
– Слышь, – голос напарника впервые был слегка взволнованным, – ты стонал во сне.
– Да… – Голова с трудом сообразила, что он уже давно не на войне, а сидит на их конспиративной квартире. – Приснилась херня.
– Серьезное что-то?
– Просто глупость, один друг.
Хорист тихонько хрюкнул.
– Забудь. Тебя все забыли, и ты забудь.
– Иди ты со своими советами.
– Пацан, – мужчина сел на край кровати, – ты думаешь, у меня этого не было? Думаешь, я весь из себя такой злобный мудак, у которого ничего святого? Так вот, да, я именно такой. Но если ты думаешь, что это было всегда, то я тебя расстрою. Меня тоже тянуло туда, я знаю, что говорю.
В голосе Хориста сквозили нотки подавленной боли и какой-то обиды. Как будто он уговаривал больше сам себя. Спорить не хотелось. Что же, видимо, не зря он настучал этому козлу по роже.
– Конечно. – Голос Кузнечика слегка дрогнул.
– Думаешь, я тупой и не понял, куда ты свалил вчера? Заметил какого-то ублюдка знакомого и решил проверить? Это кто был?
– Не твое дело, – огрызнулся в ответ парень.
– Еще как мое, пока мы с тобой делаем одно дело, все про тебя – моя забота. Кто это был?
– Человек, похожий на моего сержанта.
– Он?
– Обознался, – за каким-то хреном соврал Кузнечик. Вываливать все перед временным напарником не хотелось, он и так слишком много рассказал про себя. Хорист ему не друг. Точка. Все, кому он мог позволить прикрыть спину, остались в земле.
– Па-а-а-арень, – протянул Хорист с жалостью, – я тоже в каждой мимо проходившей бабе искал бывшую жену, тоже приходил к нашему дому и пырился в окно. И знаешь что?
– Ну?
– Эта дрянь меня даже не заметила. Будет больно. И либо ты прекратишь тыкать себе в сердце раскаленным ножом, либо сдохнешь от болевого шока.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71293471?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.