На войне нельзя быть молодой и красивой
На войне нельзя быть молодой и красивой
Базиль Паевский
Выжить и вернуться домой!
Вторая Мировая война глазами 17-летней девушки. Это написано по воспоминаниям реального человека. Такое невозможно придумать, да и зачем?Когда о войне рассказывает человек, буднично и без лишнего пафоса, то, что сам видел и пережил, это воспринимается совершенно иначе. Жизнь при немецкой оккупации. Бомбежка Дрездена. Восстание в Праге.
На обложке фото девушки которая является и главной героиней, эта фотография принадлежит мне, автору, так как героиня была моей мамой, а саму обложку я лично сделал в виде коллажа.
Базиль Паевский
На войне нельзя быть молодой и красивой
Эпизод 1.
Золотые часы. «Я столбовая дворянка!» Немцы идут! Бегство.
Подруги звали ее Талочка (от Наталья). В 1941 году ей было 17 лет, 18 исполнилось в октябре. Талочка жила в тихом городке Лубны на живописном высоком берегу реки Сула. Это примерно 700 км до западной границы СССР.
Война 22 июня началась в день ее выпускного вечера.
Как писал Александр Солженицын: «Атмосфера нетерпимости 30-х годов, тех "единодушных" собраний, где воспитывались лютые звери, а обреченные и ободранные доживали лишь до ближайшей ночи». Эта «атмосфера» Талочку не коснулась или почти не коснулась.
Золотую медаль Талочке в школе не дали, все-таки дочь «врага народа», хотя и круглая отличница, но дали золотые часы. Из комсомола не исключили, хотя такой вопрос поднимался. Как дочь «врага народа» может быть комсомолкой? Причем дважды «враг народа»! Ее родной отец «враг» и отчим тоже «врагом» оказался! Нашлись все же порядочные люди, и тему закрыли.
Часами Талочка очень гордилась. Ни у кого из подруг часов вообще не было, а тем более золотых. Часики были чудными, на зависть всем.
Семья Талочки (Натальи Павловны): сестра-дошкольница Лена (Елена Ильинична Маркина), сводная сестра Вера (Вера Ильинична Маркина), мама Галина Андреевна Маркина (Паевская), бабушка Мелания Паевская.
Бабушка Мелания держала весь дом в порядке, вела хозяйство. Была строгой, но справедливой. Иногда почти всерьез говаривала шепотом: «Я столбовая дворянка и не потерплю…». Ее сыновья, офицеры царской армии, участники Первой мировой, в революцию оказались по разные стороны баррикад. Один ушел к белым, и его следы затерялись где-то под Одессой, другой к красным. «Твой дядя Леша», как говорила бабушка Талочке. Он погиб в Гражданскую войну, а бабушка получала пенсию за сына, красного командира, героя Гражданской войны.
Бабушка Мелания, столбовая дворянка с гимназическим образованием, всякое повидала на своем веку. Первую мировую войну и гибель империи в революцию, раскол семьи на «белых» и «красных», Гражданскую войну, голод, советскую власть и много еще чисто бытового, накопленного десятилетиями трудного выживания в экстремальных условиях перманентной социальной катастрофы, пережитой Россией в первые тридцать лет ХХ века.
Опыт подсказывал: Лубны недостаточно далеко от фронта, и нужно попытаться отправить дочь с детьми далеко в тыл, на Урал, а лучше в Сибирь. Веру, как старшую и более самостоятельную, воспользовавшись подвернувшимся случаем, отправили на Урал к каким-то дальним родственникам. На этом бабушка Мелания не успокоилась, она несколько дней не давала покоя Галине Андреевне, чтобы та сходила к «начальству» и попросила эвакуировать семью, так как ее брат Алексей (Талочкин дядя Леша) был красным командиром и героем Гражданской войны. Сама бабушка не собиралась никуда ехать, а думала остаться на хозяйстве. Бабушка думала в первую очередь о Талочке, потому что нельзя быть слишком молодой и красивой во времена войны и беззакония.
Версия с красным командиром была ненадежной, но никакой другой причины для эвакуации бабушка не нашла, то, что муж дочери был «врагом народа», она предпочитала не помнить.
В августе мама Талочки, Галина Андреевна, не устояла перед натиском бабушки Мелании, ходила в горисполком, когда некоторые семьи партработников, в основном евреев, стали эвакуировать. Она хотела попасть в списки для эвакуации, но ей довольно грубо ответили: чтобы она не разводила панику, немцы сюда не придут! Где, мол, Лубны, а где немцы. А немцы пришли меньше чем через месяц.
Лубны – город, основанный в 988 году великим князем Киевским Владимиром Святым по прозвищу Красное Солнышко.
Как там в «Слове о полку Игореве»:
«Кто там дремлет рыбой снулой,
камнем в тину кинутой?
Кони ржут за Сулой,
звенит слава в Киеве.
Пусть Кончак сгрызет все ногти
от нашей отваги.
Трубы трубят в Новгороде.
В Путивле плещут стяги».
В 1941 году «Кончак» ногти не грыз от нашей отваги.
Там, за Сулой, хорошо видны с высокого Лубенского берега бывшие половецкие степи, тут проходила древняя граница Руси. Вот оттуда, из марева ровной, как стол, равнины, если смотреть с Лубенских высот, совершенно неожиданно для мирных лубенчан, пришли немецкие танки.
Семейные ценности
Война поначалу вообще не отразилась на укладе жизни семьи, если не считать неопределенную тревогу. Не так давно была ведь и финская война, в школе тогда разместился госпиталь. Конечно, немцы – это не финны. В семье были одни женщины и дети. Мужчин еще в тридцатые годы репрессировали. Слово какое-то истинно не русское – эмоций не вызывает. Обычный прием – прятать за такие слова всякие рода государственные подлости.
Потом, уже после Сталина, оказалось, что они были не виновны. Но разве от этого легче…
У Галины Андреевны был муж Павел Кокошко – красавец, инженер местного узла связи. Отец Талочки. Что развело Пашу и Галю, история умалчивает, но характеры были непримиримые, и они разошлись. Из «вредности», как гласит семейное предание, Галина вышла замуж за Илью Маркина, директора мебельной фабрики. Когда Маркина и Кокошко чуть ли не в один день, в конце тридцатых, арестовали, Галина Андреевна носила передачи в Лубенскую тюрьму и тому, и другому. Видимо, они были действительно очень принципиальные люди, потому что не дожили и до лагерей, погибли в тюрьме. Способ выжить был один – признаться в любом абсурде, который «шьют» следователи, и более-менее здоровым отправиться в лагеря. Не признались.
Так или иначе, семья до войны жила неплохо. До ареста Маркина в доме всегда была домработница из крестьянок окрестных деревень. Приезжали, жили, помогали по хозяйству, выходили замуж, но хорошие отношения оставались.
Дом стоял на высоком берегу реки Сулы, ближе к склону сады с живописным видом на Засулье. Весной, когда цветёт вишня, зрелище изумительное, куда там японским сакурам. Как знамение войны, в соседнем саду расположились зенитчики во главе с юным лейтенантом, который незамедлительно влюбился в Талочку.
Война была где-то далеко. Собственно, о ней напоминал лейтенант-зенитчик, который иногда захаживал по-соседски в гости. Его поили чаем с вареньем. Бабушка Мелания смотрела на молодого парня не очень одобрительно, как на потенциальную угрозу для Талочки. Кабы не война – жених завидный, а в войну… Бабушка знала, что война не время для создания семьи. Каких-то других отношений столбовая дворянка не понимала и не одобряла. Муж, семья, дети – это святое! Всё остальное от лукавого.
Немцы идут!
Бабушка Мелания вела хозяйство семьи и ходила на базар за обычными покупками, военные мешали перейти улицу, колонна солдат шла на станцию грузиться в эшелоны. Другие части шли через город на восток по Хорольскому спуску через Сулу. У солдат был какой-то унылый вид, заметила бабушка. Бабушка ворчала, что, мол, сами не знают, куда и зачем идут. По мнению обывателей, ВОЙНА была где-то там, за Киевом, на Западе. Лубенчане копали противотанковые рвы на северо-западе Лубенского района. Это укладывалось в головах обывателей, там ближе к Киеву, это нормально, но война наступала на Лубны и с севера, и готовилась к последнему броску уже и с востока.
Ночью с 8 на 9 сентября хлынул дождь, который сделал дороги непроходимыми для колесного транспорта.
К северу от Лубен 9 сентября немцы прорвались на юг. 10 сентября захватили Ромны – 112 км от Лубен! Угроза окружения всего Юго-Западного фронта стала очевидной для командования фронта.
Война делит людей на военных и гражданских, последние, учитывая всеобщую секретность, даже не подозревали, что их ожидает в самом ближайшем будущем. Талочка и ее мама, конечно, надеялись на лучшее. Только бабушка Мелания, обладая опытом жизни (как она говорила, «лучше бы мне его не иметь»), всегда предполагала худшее. Она запасала самое простое и, как вскоре выяснилось, необходимое – спички, соль и т. п.
Прорыв
Утром 12 сентября началось наступление немецких войск с Кременчугского плацдарма.
В первой половине дня 12 сентября части дивизии заняли Семеновку, до Лубен оставалось 60 км!
14 сентября немцы боем взяли Лубны. Из-за сильного сопротивления советских войск двигаться дальше не могли. Это полк пограничников, усиленный бронепоездом, напугал немцев.
Битва за Лубны глазами девчонки.
В воскресенье, 14 сентября, после проливных дождей предыдущих дней установилась удивительно теплая, ясная и солнечная погода. Талочка с подругами сидели на любимой скамейке в саду. Оттуда открывался живописный вид на Засулье, равнину, простиравшуюся до горизонта, казалось, с игрушечными деревьями и маленькими белыми хатами крестьян.
В сад вбежали солдаты с тяжелым пулеметом. Они протащили пулемет мимо девчонок и легли в траву. Солдаты поползли к краю склона, очень смешно виляя задними частями тела и волоча за собой пулемет на колесиках «Максим». Девушки засмеялись. На что один из солдат крикнул: «Уходите домой, дуры!». Девушки не перестали смеяться, и тут с деревьев посыпались листья и мелкие ветки, засвистели пули. По городу из Засулья стреляли подходившие немцы.
Девчонки кинулись врассыпную, по домам. Детство для них в ту минуту закончилось.
Город с боем стали занимать немецкие части, подавляя очаги сопротивления гарнизона. Некоторые горожане, воспользовавшись отсутствием какой-либо власти, разграбили магазины, склады, пекарню. Часть из них заплатила за это жизнью, так и оставшись лежать рядом с недостащенным мешком муки.
Прибежал лейтенант-зенитчик и предложил помощь, так как они получили приказ отходить, он мог взять их с собой. Бабушка Мелания Паевская, пережившая и Первую мировую с эвакуацией из района Гродно в Россию, и Гражданскую войну, рассудила здраво, что они с малым ребенком никуда не поедут, а Талочка пусть едет.
Можно только восхищаться проницательностью бабушки Мелании, если бы вся семья решила уехать, то, вероятно, минут через десять после этого они все могли погибнуть.
Зачем ехать?! Этот вопрос даже не обсуждался. «Ведь для нас мир – не мир, а постоянно воюющие "лагеря", мы так приучены», – писал Солженицын. К тому же Талочка была комсомолкой, а советская пропаганда заверяла, что немцы коммунистов и комсомольцев убивают сразу, без всяких проволочек. И самый важный аргумент – НУ НЕЛЬЗЯ В ВОЙНУ БЫТЬ МОЛОДОЙ И КРАСИВОЙ.
Времени на сборы и прощания не было, поэтому в чемодан наскоро побросали то, что казалось важным, в том числе альбом с семейными фотографиями! Всё то, что ни при каких обстоятельствах не могло пригодиться в условиях бегства. Ощущение у всех было такое, что наступает конец света.
Они сели в грузовик, в кузове были солдаты, а лейтенант уступил свое место в кабине рядом с водителем Талочке. Машина помчалась по улице. Вероятно, зенитчики намеревались попасть в Пирятин, где находился штаб фронта. То есть ехали в сторону Киева, на запад. На востоке были немцы, и шел бой.
Грузовик сделал несколько поворотов по улицам и выехал на перекресток возле церкви. Эта церковь сохранилась до сих пор, но вокруг практически не осталось старых зданий. Мотор грузовика заглох в самый неподходящий момент. Водитель мигом выскочил из машины и оказался за углом вместе с другими солдатами, выпрыгнувшими из кузова. На Талочку, как ей показалось, смотрел немецкий танк, стоявший на перекрестке. Видимо, этот танк прошел через железнодорожный мост. Талочка заворожено смотрела, как башня танка медленно поворачивалась… Она еще полчаса назад была дома и вдруг оказалась на войне в настоящем бою! Солдаты, размахивая руками, кричали: «Ложись!!!». Талочка посмотрела на грязный пол кабины. Ее красивое светлое платьице не позволяло вот так вот просто улечься на пол.
В этот миг по кузову и по кабине кто-то сильно забарабанил. «Пули!» – мелькнуло в голове у Талочки. Она свернулась калачиком под сиденьем. Посыпалось стекло. В это время танк стали обстреливать, и танк повернул башню в другую сторону.
Водитель, пользуясь моментом, прыгнул за руль и завел мотор, еще мгновение, и грузовик, дернувшись, отъехал за угол дома.
Не останавливаясь, полуторка помчалась из города на юг, к Оржице, солдаты на ходу запрыгнули в кузов. Талочка высунула голову и увидела на спинке сиденья несколько дыр, из которых торчала дымившаяся начинка сиденья. Смерть в первый раз прошла мимо, в нескольких сантиметрах от нее.
Эпизод 2
Хаос. Бегство. Оржицкие болота. Мины!
Идем на прорыв!
Хаос тылов
На подступах к Оржице грузовик последний раз чихнул и заглох окончательно. Радиатор был пробит, и двигатель заклинило. Дальше пришлось идти пешком. Собственно, дальше ехать было некуда. Повсюду на поле как попало стояли брошенные машины. Люди, в основном военные, уходили в ближайший лес. Талочка, не без сожаления, по совету лейтенанта-зенитчика, оставила свой бесполезный чемодан в машине. Так погиб фотоальбом семьи.
Кольцо окружения замкнулось 15 сентября, и в расположении Юго-Западного фронта начался хаос. Войсковые, армейские и фронтовые транспорты, автомобильные, конные, госпитали и лазареты начали метаться в различных направлениях. В котле оказались тылы пяти советских армий и фронтовые учреждения. Вначале они хлынули с юга на север (в объятия танков Гудериана), затем с севера на юг, и, наконец, вся стихия устремилась на восток, к Пирятину, там был и штаб фронта (40 км западнее Лубен). Образовалась жуткая пробка, отличная мишень для немецких бомбардировщиков.
По воспоминаниям очевидцев, машины шли в пять рядов. В отличие от приграничного сражения, уже никто не бросался в поле или лес при налетах «Юнкерсов». Движение прекращалось лишь для того, чтобы сбросить в кювет поврежденные остановившиеся машины или те, в которых были убиты водители. Множество машин от горизонта до горизонта на дороге в Пирятин стало одним из кругов ада, через который пришлось пройти многим солдатам и офицерам Юго-Западного фронта.
Такую же переделку пришлось пройти и Талочке в районе Оржицы, куда стекались тылы 26-й армии.
Немцы в болото не полезли.
На самых проходимых местах поставили заслоны и методично обстреливали болота из минометов. Беспокоящий огонь. Люди в болоте бродили в разных направлениях, сбиваясь в группы в попытках найти выход.
Ночи стояли уже холодные, а Талочка была одета в легкое летнее платьице и туфли. Ее просто трясло от озноба.
На одном островке солдаты сняли с убитого сапоги и предложили Талочке. Она с ужасом отказалась надевать их. На нее накричали, посоветовав не отказываться, если она сама не хочет так же вот лечь в этом болоте, как этот убитый. Ей подыскали и другую одежду, более подходящую для болота. На голову водрузили кожаный шлем с мехом внутри. Талочка, конечно, понимала, ГДЕ солдаты взяли эту одежду. Но останавливаться на этой мысли было ужасно, и она старалась отогнать ее. Стало несколько уютней.
Так и ходила группа под командой лейтенанта по болоту несколько дней…
Мины с характерным воем взметали столбы грязи и воды, осколки убивали и ранили людей, бредущих по пояс, а иногда и по грудь в воде. Чистой воды нигде не было, всё болото заросшее, с толстым слоем корневой системы, когда на нее становились, то она тонула, и человек оказывался в воде. Под кем этот слой прорвался, тот утонул…
Раненые тонули, и никто не мог им помочь. Это было жутко и больно – видеть, как на твоих глазах люди уходят под воду. А еще два дня назад было смешно, что солдаты ползут по траве и виляют попой!
Воющие мины, казалось, летят прямо в голову. Талочка не умела молиться, она была комсомолкой, и ее мысли, стучавшие молотком в висок, были об одном: «Только бы меня не ранило, пусть уж сразу насмерть, чем так вот в болоте тонуть… Только бы не ранило…» Было одно стремление: дойти до следующей кочки или островка и хоть немного отдохнуть.
Остров в болоте
На одном из островков в Оржицких болотах собралось человек сто – сто двадцать окруженцев, некоторые в одном белье и даже были совсем голые. Оружие – двенадцать винтовок, два автомата. Команду принял старший по званию пожилой майор. Майор провел реорганизацию: назначил замполита, начальника особого отдела, продовольствия и другие хозяйственные службы. Личный состав разбил на две роты, а их на отделения. Назначил командиров рот и отделений. Для придания бодрости заверил, что: «Кто будет отступать, буду расстреливать». Это он преувеличивал, патронов было очень мало и для боя, не то что для расстрела.
Возможно, это была группа инженер-майора батальона аэродромного обслуживания Василия Степановича Михина. Очень похожи воспоминания, кроме того, не случайно у Талочки появился кожаный с мехом внутри шлем, видимо, летный. Михин закончил войну в Праге. Но до этого еще нужно было дожить.
Ночами стало холодно, но днем светило солнце – «бабье лето». Еды практически не было, кушали грибы и верхушки елок, огонь не разжигали, опасаясь себя обнаружить, воды было более чем много.
Лейтенант-зенитчик, как мог, помогал Талочке, поделил пополам совсем малюсенький кусочек шоколада, завалявшийся в кармане.
Днём спали под звуки непрекращавшегося редкого миномётного обстрела. Падающий с неба миномётный снаряд так жутко воет, что Талочке казалось, будто вот-вот в следующую секунду мина попадёт ей прямо в голову. К этому было трудно привыкнуть, как и к близкому разрыву снаряда, от которого Талочка вздрагивала всем телом.
Окруженцы просидели там двое суток.
Майор был деятельным, назначил людей вести постоянную разведку. Командирам рот приказал переписать всех по фамилиям. Сам взял разведку, пошел с ними, чтобы выбрать место для прорыва. Остров непрерывно обстреливался.
Идем на прорыв!
На небольшом военном совете решили идти на прорыв, вопрос о сдаче в плен даже не поднимался. Хотя такой вероятности никто не отметал. Даже не потому, что майор обещал расстрелять трусов несуществующими патронами. Кто не мог бороться, уже сдались, тут на острове собрались те, кто надеялся пробиться к своим, и среди них Талочка.
Закопали в общей яме документы, партийные билеты, так как все были уверены, что коммунистов и комсомольцев немцы расстреливают на месте, хотя о сдаче в плен речи и не было. Талочка положила в ту яму и свой комсомольский билет. Сегодня это трудно понять, но из всего, что у нее было, Талочка в блужданиях по болотам сохранила только промокший комсомольский билет. Это, между прочим, дочь «врага народа» и приемная дочь «врага народа» – коммуниста с дореволюционным стажем.
Майор построил весь личный состав и объявил: «Мы окружены незначительной частью немецких войск, а потому нам нужно немедленно прорвать это кольцо и уйти с этого острова. Во-первых, мы с голоду здесь умрем. Во-вторых, что нас всех могут перебить. Задача такова. Поскольку оружия нет, надо морально подействовать на немцев. Поэтому приказываю всему личному составу кричать, сколько есть сил: «Ура!» Я пойду впереди, первая и вторая рота левым и правым флангом за мною. От меня не отрываться. Следить мое направление. Кто струсит, приказываю расстреливать». Это он опять для большей бодрости сказал.
Ночью двинулись из болота. Уже в утренних сумерках вышли на твердую землю. Казалось, что немцев нет, и им поначалу повезло. Но лес кончился, нужно было пересечь луг до следующего леса.
Первые солдаты, вышедшие на открытое место, упали, с фланга стрелял пулемет. Майор крикнул: «Вперед!» И первым побежал, как и обещал, к близкому, казалось, лесу. За майором бросились с нестройным «Ура!» и все остальные. Пулемет работал без остановок.
К спасительному лесу добрались, на удивление, многие, с ними был лейтенант и Талочка. Четверо убитых и восемь раненых, в том числе легко ранен в ногу и майор. Прорвались. Немцы начали преследовать группу майора.
Передвигаться целой сотней невооруженных людей было сложно, и постепенно группа разбилась на более мелкие части. Через несколько дней блужданий по окрестностям в группе под командой лейтенанта осталось трое солдат и заболевшая Талочка. Она еле брела, как во сне. Поднялась высокая температура, и она уже не могла идти самостоятельно, ее по очереди поддерживали солдаты.
Они прошли через деревушку Мацковцы, уже недалеко от Лубен.
Немцев в Мацковцах не было. Лейтенант уговаривал Талочку остаться у крестьян. Она упрямо отказывалась: «Как же я останусь у незнакомых людей».
Уже у последних домов деревушки голос со двора окликнул: «Талочка! Шо ты тут робышь?». Этот крестьянин был отцом одной из последних домработниц семьи. Он по выходным приезжал на базар в город и иногда по старой памяти оставался ночевать у родителей Талочки. Лейтенант очень обрадовался, что нашелся знакомый человек, и сказал Талочке, что он обязательно вернется за ней после войны.
Эпизод 3.
Самое вкусное блюдо. Самый страшный немец.
«Санитарка! Плен!». Галоши
Самое вкусное блюдо.
Талочка осталась в крестьянской хате и прожила у этих добрых людей больше недели. Самое вкусное блюдо, которое она ела когда-либо в жизни, было именно там, в Мацковцах. Блуждая по болотам, окруженные не разводили костров, чтобы не привлечь внимание немецких минометчиков, которые стреляли неприцельно. Собственно, запасов продуктов никаких не было, и все были голодными несколько дней. Сквозь туман высокой температуры Талочка увидела ОГРОМНУЮ чугунную сковороду, в которой почти плавала в жире жареная на сале картошка… ЦЕЛАЯ ГОРА картошки… Тем временем ее переодели в сухую и чистую одежду и надели валенки. Потом, когда Талочка уже не могла проглотить ни кусочка еды, ее переодели в длинную рубашку до пят и положили спать на печку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71288905?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Базиль Паевский
Выжить и вернуться домой!
Вторая Мировая война глазами 17-летней девушки. Это написано по воспоминаниям реального человека. Такое невозможно придумать, да и зачем?Когда о войне рассказывает человек, буднично и без лишнего пафоса, то, что сам видел и пережил, это воспринимается совершенно иначе. Жизнь при немецкой оккупации. Бомбежка Дрездена. Восстание в Праге.
На обложке фото девушки которая является и главной героиней, эта фотография принадлежит мне, автору, так как героиня была моей мамой, а саму обложку я лично сделал в виде коллажа.
Базиль Паевский
На войне нельзя быть молодой и красивой
Эпизод 1.
Золотые часы. «Я столбовая дворянка!» Немцы идут! Бегство.
Подруги звали ее Талочка (от Наталья). В 1941 году ей было 17 лет, 18 исполнилось в октябре. Талочка жила в тихом городке Лубны на живописном высоком берегу реки Сула. Это примерно 700 км до западной границы СССР.
Война 22 июня началась в день ее выпускного вечера.
Как писал Александр Солженицын: «Атмосфера нетерпимости 30-х годов, тех "единодушных" собраний, где воспитывались лютые звери, а обреченные и ободранные доживали лишь до ближайшей ночи». Эта «атмосфера» Талочку не коснулась или почти не коснулась.
Золотую медаль Талочке в школе не дали, все-таки дочь «врага народа», хотя и круглая отличница, но дали золотые часы. Из комсомола не исключили, хотя такой вопрос поднимался. Как дочь «врага народа» может быть комсомолкой? Причем дважды «враг народа»! Ее родной отец «враг» и отчим тоже «врагом» оказался! Нашлись все же порядочные люди, и тему закрыли.
Часами Талочка очень гордилась. Ни у кого из подруг часов вообще не было, а тем более золотых. Часики были чудными, на зависть всем.
Семья Талочки (Натальи Павловны): сестра-дошкольница Лена (Елена Ильинична Маркина), сводная сестра Вера (Вера Ильинична Маркина), мама Галина Андреевна Маркина (Паевская), бабушка Мелания Паевская.
Бабушка Мелания держала весь дом в порядке, вела хозяйство. Была строгой, но справедливой. Иногда почти всерьез говаривала шепотом: «Я столбовая дворянка и не потерплю…». Ее сыновья, офицеры царской армии, участники Первой мировой, в революцию оказались по разные стороны баррикад. Один ушел к белым, и его следы затерялись где-то под Одессой, другой к красным. «Твой дядя Леша», как говорила бабушка Талочке. Он погиб в Гражданскую войну, а бабушка получала пенсию за сына, красного командира, героя Гражданской войны.
Бабушка Мелания, столбовая дворянка с гимназическим образованием, всякое повидала на своем веку. Первую мировую войну и гибель империи в революцию, раскол семьи на «белых» и «красных», Гражданскую войну, голод, советскую власть и много еще чисто бытового, накопленного десятилетиями трудного выживания в экстремальных условиях перманентной социальной катастрофы, пережитой Россией в первые тридцать лет ХХ века.
Опыт подсказывал: Лубны недостаточно далеко от фронта, и нужно попытаться отправить дочь с детьми далеко в тыл, на Урал, а лучше в Сибирь. Веру, как старшую и более самостоятельную, воспользовавшись подвернувшимся случаем, отправили на Урал к каким-то дальним родственникам. На этом бабушка Мелания не успокоилась, она несколько дней не давала покоя Галине Андреевне, чтобы та сходила к «начальству» и попросила эвакуировать семью, так как ее брат Алексей (Талочкин дядя Леша) был красным командиром и героем Гражданской войны. Сама бабушка не собиралась никуда ехать, а думала остаться на хозяйстве. Бабушка думала в первую очередь о Талочке, потому что нельзя быть слишком молодой и красивой во времена войны и беззакония.
Версия с красным командиром была ненадежной, но никакой другой причины для эвакуации бабушка не нашла, то, что муж дочери был «врагом народа», она предпочитала не помнить.
В августе мама Талочки, Галина Андреевна, не устояла перед натиском бабушки Мелании, ходила в горисполком, когда некоторые семьи партработников, в основном евреев, стали эвакуировать. Она хотела попасть в списки для эвакуации, но ей довольно грубо ответили: чтобы она не разводила панику, немцы сюда не придут! Где, мол, Лубны, а где немцы. А немцы пришли меньше чем через месяц.
Лубны – город, основанный в 988 году великим князем Киевским Владимиром Святым по прозвищу Красное Солнышко.
Как там в «Слове о полку Игореве»:
«Кто там дремлет рыбой снулой,
камнем в тину кинутой?
Кони ржут за Сулой,
звенит слава в Киеве.
Пусть Кончак сгрызет все ногти
от нашей отваги.
Трубы трубят в Новгороде.
В Путивле плещут стяги».
В 1941 году «Кончак» ногти не грыз от нашей отваги.
Там, за Сулой, хорошо видны с высокого Лубенского берега бывшие половецкие степи, тут проходила древняя граница Руси. Вот оттуда, из марева ровной, как стол, равнины, если смотреть с Лубенских высот, совершенно неожиданно для мирных лубенчан, пришли немецкие танки.
Семейные ценности
Война поначалу вообще не отразилась на укладе жизни семьи, если не считать неопределенную тревогу. Не так давно была ведь и финская война, в школе тогда разместился госпиталь. Конечно, немцы – это не финны. В семье были одни женщины и дети. Мужчин еще в тридцатые годы репрессировали. Слово какое-то истинно не русское – эмоций не вызывает. Обычный прием – прятать за такие слова всякие рода государственные подлости.
Потом, уже после Сталина, оказалось, что они были не виновны. Но разве от этого легче…
У Галины Андреевны был муж Павел Кокошко – красавец, инженер местного узла связи. Отец Талочки. Что развело Пашу и Галю, история умалчивает, но характеры были непримиримые, и они разошлись. Из «вредности», как гласит семейное предание, Галина вышла замуж за Илью Маркина, директора мебельной фабрики. Когда Маркина и Кокошко чуть ли не в один день, в конце тридцатых, арестовали, Галина Андреевна носила передачи в Лубенскую тюрьму и тому, и другому. Видимо, они были действительно очень принципиальные люди, потому что не дожили и до лагерей, погибли в тюрьме. Способ выжить был один – признаться в любом абсурде, который «шьют» следователи, и более-менее здоровым отправиться в лагеря. Не признались.
Так или иначе, семья до войны жила неплохо. До ареста Маркина в доме всегда была домработница из крестьянок окрестных деревень. Приезжали, жили, помогали по хозяйству, выходили замуж, но хорошие отношения оставались.
Дом стоял на высоком берегу реки Сулы, ближе к склону сады с живописным видом на Засулье. Весной, когда цветёт вишня, зрелище изумительное, куда там японским сакурам. Как знамение войны, в соседнем саду расположились зенитчики во главе с юным лейтенантом, который незамедлительно влюбился в Талочку.
Война была где-то далеко. Собственно, о ней напоминал лейтенант-зенитчик, который иногда захаживал по-соседски в гости. Его поили чаем с вареньем. Бабушка Мелания смотрела на молодого парня не очень одобрительно, как на потенциальную угрозу для Талочки. Кабы не война – жених завидный, а в войну… Бабушка знала, что война не время для создания семьи. Каких-то других отношений столбовая дворянка не понимала и не одобряла. Муж, семья, дети – это святое! Всё остальное от лукавого.
Немцы идут!
Бабушка Мелания вела хозяйство семьи и ходила на базар за обычными покупками, военные мешали перейти улицу, колонна солдат шла на станцию грузиться в эшелоны. Другие части шли через город на восток по Хорольскому спуску через Сулу. У солдат был какой-то унылый вид, заметила бабушка. Бабушка ворчала, что, мол, сами не знают, куда и зачем идут. По мнению обывателей, ВОЙНА была где-то там, за Киевом, на Западе. Лубенчане копали противотанковые рвы на северо-западе Лубенского района. Это укладывалось в головах обывателей, там ближе к Киеву, это нормально, но война наступала на Лубны и с севера, и готовилась к последнему броску уже и с востока.
Ночью с 8 на 9 сентября хлынул дождь, который сделал дороги непроходимыми для колесного транспорта.
К северу от Лубен 9 сентября немцы прорвались на юг. 10 сентября захватили Ромны – 112 км от Лубен! Угроза окружения всего Юго-Западного фронта стала очевидной для командования фронта.
Война делит людей на военных и гражданских, последние, учитывая всеобщую секретность, даже не подозревали, что их ожидает в самом ближайшем будущем. Талочка и ее мама, конечно, надеялись на лучшее. Только бабушка Мелания, обладая опытом жизни (как она говорила, «лучше бы мне его не иметь»), всегда предполагала худшее. Она запасала самое простое и, как вскоре выяснилось, необходимое – спички, соль и т. п.
Прорыв
Утром 12 сентября началось наступление немецких войск с Кременчугского плацдарма.
В первой половине дня 12 сентября части дивизии заняли Семеновку, до Лубен оставалось 60 км!
14 сентября немцы боем взяли Лубны. Из-за сильного сопротивления советских войск двигаться дальше не могли. Это полк пограничников, усиленный бронепоездом, напугал немцев.
Битва за Лубны глазами девчонки.
В воскресенье, 14 сентября, после проливных дождей предыдущих дней установилась удивительно теплая, ясная и солнечная погода. Талочка с подругами сидели на любимой скамейке в саду. Оттуда открывался живописный вид на Засулье, равнину, простиравшуюся до горизонта, казалось, с игрушечными деревьями и маленькими белыми хатами крестьян.
В сад вбежали солдаты с тяжелым пулеметом. Они протащили пулемет мимо девчонок и легли в траву. Солдаты поползли к краю склона, очень смешно виляя задними частями тела и волоча за собой пулемет на колесиках «Максим». Девушки засмеялись. На что один из солдат крикнул: «Уходите домой, дуры!». Девушки не перестали смеяться, и тут с деревьев посыпались листья и мелкие ветки, засвистели пули. По городу из Засулья стреляли подходившие немцы.
Девчонки кинулись врассыпную, по домам. Детство для них в ту минуту закончилось.
Город с боем стали занимать немецкие части, подавляя очаги сопротивления гарнизона. Некоторые горожане, воспользовавшись отсутствием какой-либо власти, разграбили магазины, склады, пекарню. Часть из них заплатила за это жизнью, так и оставшись лежать рядом с недостащенным мешком муки.
Прибежал лейтенант-зенитчик и предложил помощь, так как они получили приказ отходить, он мог взять их с собой. Бабушка Мелания Паевская, пережившая и Первую мировую с эвакуацией из района Гродно в Россию, и Гражданскую войну, рассудила здраво, что они с малым ребенком никуда не поедут, а Талочка пусть едет.
Можно только восхищаться проницательностью бабушки Мелании, если бы вся семья решила уехать, то, вероятно, минут через десять после этого они все могли погибнуть.
Зачем ехать?! Этот вопрос даже не обсуждался. «Ведь для нас мир – не мир, а постоянно воюющие "лагеря", мы так приучены», – писал Солженицын. К тому же Талочка была комсомолкой, а советская пропаганда заверяла, что немцы коммунистов и комсомольцев убивают сразу, без всяких проволочек. И самый важный аргумент – НУ НЕЛЬЗЯ В ВОЙНУ БЫТЬ МОЛОДОЙ И КРАСИВОЙ.
Времени на сборы и прощания не было, поэтому в чемодан наскоро побросали то, что казалось важным, в том числе альбом с семейными фотографиями! Всё то, что ни при каких обстоятельствах не могло пригодиться в условиях бегства. Ощущение у всех было такое, что наступает конец света.
Они сели в грузовик, в кузове были солдаты, а лейтенант уступил свое место в кабине рядом с водителем Талочке. Машина помчалась по улице. Вероятно, зенитчики намеревались попасть в Пирятин, где находился штаб фронта. То есть ехали в сторону Киева, на запад. На востоке были немцы, и шел бой.
Грузовик сделал несколько поворотов по улицам и выехал на перекресток возле церкви. Эта церковь сохранилась до сих пор, но вокруг практически не осталось старых зданий. Мотор грузовика заглох в самый неподходящий момент. Водитель мигом выскочил из машины и оказался за углом вместе с другими солдатами, выпрыгнувшими из кузова. На Талочку, как ей показалось, смотрел немецкий танк, стоявший на перекрестке. Видимо, этот танк прошел через железнодорожный мост. Талочка заворожено смотрела, как башня танка медленно поворачивалась… Она еще полчаса назад была дома и вдруг оказалась на войне в настоящем бою! Солдаты, размахивая руками, кричали: «Ложись!!!». Талочка посмотрела на грязный пол кабины. Ее красивое светлое платьице не позволяло вот так вот просто улечься на пол.
В этот миг по кузову и по кабине кто-то сильно забарабанил. «Пули!» – мелькнуло в голове у Талочки. Она свернулась калачиком под сиденьем. Посыпалось стекло. В это время танк стали обстреливать, и танк повернул башню в другую сторону.
Водитель, пользуясь моментом, прыгнул за руль и завел мотор, еще мгновение, и грузовик, дернувшись, отъехал за угол дома.
Не останавливаясь, полуторка помчалась из города на юг, к Оржице, солдаты на ходу запрыгнули в кузов. Талочка высунула голову и увидела на спинке сиденья несколько дыр, из которых торчала дымившаяся начинка сиденья. Смерть в первый раз прошла мимо, в нескольких сантиметрах от нее.
Эпизод 2
Хаос. Бегство. Оржицкие болота. Мины!
Идем на прорыв!
Хаос тылов
На подступах к Оржице грузовик последний раз чихнул и заглох окончательно. Радиатор был пробит, и двигатель заклинило. Дальше пришлось идти пешком. Собственно, дальше ехать было некуда. Повсюду на поле как попало стояли брошенные машины. Люди, в основном военные, уходили в ближайший лес. Талочка, не без сожаления, по совету лейтенанта-зенитчика, оставила свой бесполезный чемодан в машине. Так погиб фотоальбом семьи.
Кольцо окружения замкнулось 15 сентября, и в расположении Юго-Западного фронта начался хаос. Войсковые, армейские и фронтовые транспорты, автомобильные, конные, госпитали и лазареты начали метаться в различных направлениях. В котле оказались тылы пяти советских армий и фронтовые учреждения. Вначале они хлынули с юга на север (в объятия танков Гудериана), затем с севера на юг, и, наконец, вся стихия устремилась на восток, к Пирятину, там был и штаб фронта (40 км западнее Лубен). Образовалась жуткая пробка, отличная мишень для немецких бомбардировщиков.
По воспоминаниям очевидцев, машины шли в пять рядов. В отличие от приграничного сражения, уже никто не бросался в поле или лес при налетах «Юнкерсов». Движение прекращалось лишь для того, чтобы сбросить в кювет поврежденные остановившиеся машины или те, в которых были убиты водители. Множество машин от горизонта до горизонта на дороге в Пирятин стало одним из кругов ада, через который пришлось пройти многим солдатам и офицерам Юго-Западного фронта.
Такую же переделку пришлось пройти и Талочке в районе Оржицы, куда стекались тылы 26-й армии.
Немцы в болото не полезли.
На самых проходимых местах поставили заслоны и методично обстреливали болота из минометов. Беспокоящий огонь. Люди в болоте бродили в разных направлениях, сбиваясь в группы в попытках найти выход.
Ночи стояли уже холодные, а Талочка была одета в легкое летнее платьице и туфли. Ее просто трясло от озноба.
На одном островке солдаты сняли с убитого сапоги и предложили Талочке. Она с ужасом отказалась надевать их. На нее накричали, посоветовав не отказываться, если она сама не хочет так же вот лечь в этом болоте, как этот убитый. Ей подыскали и другую одежду, более подходящую для болота. На голову водрузили кожаный шлем с мехом внутри. Талочка, конечно, понимала, ГДЕ солдаты взяли эту одежду. Но останавливаться на этой мысли было ужасно, и она старалась отогнать ее. Стало несколько уютней.
Так и ходила группа под командой лейтенанта по болоту несколько дней…
Мины с характерным воем взметали столбы грязи и воды, осколки убивали и ранили людей, бредущих по пояс, а иногда и по грудь в воде. Чистой воды нигде не было, всё болото заросшее, с толстым слоем корневой системы, когда на нее становились, то она тонула, и человек оказывался в воде. Под кем этот слой прорвался, тот утонул…
Раненые тонули, и никто не мог им помочь. Это было жутко и больно – видеть, как на твоих глазах люди уходят под воду. А еще два дня назад было смешно, что солдаты ползут по траве и виляют попой!
Воющие мины, казалось, летят прямо в голову. Талочка не умела молиться, она была комсомолкой, и ее мысли, стучавшие молотком в висок, были об одном: «Только бы меня не ранило, пусть уж сразу насмерть, чем так вот в болоте тонуть… Только бы не ранило…» Было одно стремление: дойти до следующей кочки или островка и хоть немного отдохнуть.
Остров в болоте
На одном из островков в Оржицких болотах собралось человек сто – сто двадцать окруженцев, некоторые в одном белье и даже были совсем голые. Оружие – двенадцать винтовок, два автомата. Команду принял старший по званию пожилой майор. Майор провел реорганизацию: назначил замполита, начальника особого отдела, продовольствия и другие хозяйственные службы. Личный состав разбил на две роты, а их на отделения. Назначил командиров рот и отделений. Для придания бодрости заверил, что: «Кто будет отступать, буду расстреливать». Это он преувеличивал, патронов было очень мало и для боя, не то что для расстрела.
Возможно, это была группа инженер-майора батальона аэродромного обслуживания Василия Степановича Михина. Очень похожи воспоминания, кроме того, не случайно у Талочки появился кожаный с мехом внутри шлем, видимо, летный. Михин закончил войну в Праге. Но до этого еще нужно было дожить.
Ночами стало холодно, но днем светило солнце – «бабье лето». Еды практически не было, кушали грибы и верхушки елок, огонь не разжигали, опасаясь себя обнаружить, воды было более чем много.
Лейтенант-зенитчик, как мог, помогал Талочке, поделил пополам совсем малюсенький кусочек шоколада, завалявшийся в кармане.
Днём спали под звуки непрекращавшегося редкого миномётного обстрела. Падающий с неба миномётный снаряд так жутко воет, что Талочке казалось, будто вот-вот в следующую секунду мина попадёт ей прямо в голову. К этому было трудно привыкнуть, как и к близкому разрыву снаряда, от которого Талочка вздрагивала всем телом.
Окруженцы просидели там двое суток.
Майор был деятельным, назначил людей вести постоянную разведку. Командирам рот приказал переписать всех по фамилиям. Сам взял разведку, пошел с ними, чтобы выбрать место для прорыва. Остров непрерывно обстреливался.
Идем на прорыв!
На небольшом военном совете решили идти на прорыв, вопрос о сдаче в плен даже не поднимался. Хотя такой вероятности никто не отметал. Даже не потому, что майор обещал расстрелять трусов несуществующими патронами. Кто не мог бороться, уже сдались, тут на острове собрались те, кто надеялся пробиться к своим, и среди них Талочка.
Закопали в общей яме документы, партийные билеты, так как все были уверены, что коммунистов и комсомольцев немцы расстреливают на месте, хотя о сдаче в плен речи и не было. Талочка положила в ту яму и свой комсомольский билет. Сегодня это трудно понять, но из всего, что у нее было, Талочка в блужданиях по болотам сохранила только промокший комсомольский билет. Это, между прочим, дочь «врага народа» и приемная дочь «врага народа» – коммуниста с дореволюционным стажем.
Майор построил весь личный состав и объявил: «Мы окружены незначительной частью немецких войск, а потому нам нужно немедленно прорвать это кольцо и уйти с этого острова. Во-первых, мы с голоду здесь умрем. Во-вторых, что нас всех могут перебить. Задача такова. Поскольку оружия нет, надо морально подействовать на немцев. Поэтому приказываю всему личному составу кричать, сколько есть сил: «Ура!» Я пойду впереди, первая и вторая рота левым и правым флангом за мною. От меня не отрываться. Следить мое направление. Кто струсит, приказываю расстреливать». Это он опять для большей бодрости сказал.
Ночью двинулись из болота. Уже в утренних сумерках вышли на твердую землю. Казалось, что немцев нет, и им поначалу повезло. Но лес кончился, нужно было пересечь луг до следующего леса.
Первые солдаты, вышедшие на открытое место, упали, с фланга стрелял пулемет. Майор крикнул: «Вперед!» И первым побежал, как и обещал, к близкому, казалось, лесу. За майором бросились с нестройным «Ура!» и все остальные. Пулемет работал без остановок.
К спасительному лесу добрались, на удивление, многие, с ними был лейтенант и Талочка. Четверо убитых и восемь раненых, в том числе легко ранен в ногу и майор. Прорвались. Немцы начали преследовать группу майора.
Передвигаться целой сотней невооруженных людей было сложно, и постепенно группа разбилась на более мелкие части. Через несколько дней блужданий по окрестностям в группе под командой лейтенанта осталось трое солдат и заболевшая Талочка. Она еле брела, как во сне. Поднялась высокая температура, и она уже не могла идти самостоятельно, ее по очереди поддерживали солдаты.
Они прошли через деревушку Мацковцы, уже недалеко от Лубен.
Немцев в Мацковцах не было. Лейтенант уговаривал Талочку остаться у крестьян. Она упрямо отказывалась: «Как же я останусь у незнакомых людей».
Уже у последних домов деревушки голос со двора окликнул: «Талочка! Шо ты тут робышь?». Этот крестьянин был отцом одной из последних домработниц семьи. Он по выходным приезжал на базар в город и иногда по старой памяти оставался ночевать у родителей Талочки. Лейтенант очень обрадовался, что нашелся знакомый человек, и сказал Талочке, что он обязательно вернется за ней после войны.
Эпизод 3.
Самое вкусное блюдо. Самый страшный немец.
«Санитарка! Плен!». Галоши
Самое вкусное блюдо.
Талочка осталась в крестьянской хате и прожила у этих добрых людей больше недели. Самое вкусное блюдо, которое она ела когда-либо в жизни, было именно там, в Мацковцах. Блуждая по болотам, окруженные не разводили костров, чтобы не привлечь внимание немецких минометчиков, которые стреляли неприцельно. Собственно, запасов продуктов никаких не было, и все были голодными несколько дней. Сквозь туман высокой температуры Талочка увидела ОГРОМНУЮ чугунную сковороду, в которой почти плавала в жире жареная на сале картошка… ЦЕЛАЯ ГОРА картошки… Тем временем ее переодели в сухую и чистую одежду и надели валенки. Потом, когда Талочка уже не могла проглотить ни кусочка еды, ее переодели в длинную рубашку до пят и положили спать на печку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71288905?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Базиль Паевский
Тип: электронная книга
Жанр: Книги о войне
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 07.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Выжить и вернуться домой!