Раccвет
Раccвет
Анна Самохина
Некогда великое королевство Триана тонет в собственном бессилии уже два столетия. Соседи обрушили на страну свою многовековую ненависть, и теперь все идёт лишь к одному финалу.
Этер отправляется на фронт, где ей предстоит отыскать дорогу к спасению родины. Она ныряет с головой в самый мрачный, самый жестокий омут – в бессмысленную кровавую войну, последнюю в истории Трианского королевства.
Непроглядная ночь, кажется, никогда не закончится. Сможет ли Этер найти путь к рассвету?
Анна Самохина
Раccвет
Пролог
Наших дней алеют грозди,
Солнца круг стремится ввысь.
Не для нас сгорают звёзды;
Нам уже не вознестись.
Тихое июльское утро было прекрасной, вдохновляющей порой. Птицы и бабочки порхали в небесной синеве, стрекотали засыпающие кузнечики. Лучи солнца коснулись росы, и та вспыхнула россыпью бриллиантов.
Я об одном прошу живых:
Останьтесь верными, любя.
Гоните прочь людей гнилых,
Как не смогла однажды я.
Этер дочитала стихотворение, вырезанное на надгробной плите. Потом положила на едва заметный холмик букет белых лилий. Их аромат дурманил сознание, и на секунду ей показалось, что она кладет цветы не на безымянную могилу возле дома, а стоит в каком-то далеком городе над погребением горячо любимого человека. И это чувство отчаяния, безысходности, несправедливости лишь заставило Этер вспомнить, куда она отправляется. Быть может, совсем скоро эта призрачная скорбь станет реальной.
Через минуту она уже вскочила на стоявшего рядом коня и, не позволяя себе оборачиваться, направила его в сторону подернутого белесой пеленой горизонта. Её одолевали тревожные мысли, которые словно по собственной воле лезли в голову. Не об этом она мечтала, не этого хотела. Другое видела во снах. Но никто не знает, как повернется жизнь. Вот и теперь Этер приняла, на её взгляд, единственное правильное решение. Она ехала на войну.
Что ни ночь – новый кошмар. Тяжелый, запутанный, словно бред пьяного или сумасшедшего. Ускользающие от сознания образы, тени, вспышки света и всполохи пламени, блики луны и фонарей, неясные очертания невидимых гостей. Даже погожие дни не прогоняли вереницу мучительных снов. Они терзали сознание, ранили его, заставляли бежать: но бежать было некуда.
Этер вдруг вспомнила странствующего старика, который полгода назад забрёл в их город. Девушка обрабатывала его раны, а он рассказывал ей предания старины, в которых воспевалось могущество Трианской Империи. Этер тогда пожаловалась на страшные сны и потерю связи с близкими, а он посоветовал набраться храбрости и взглянуть реальности в глаза. «Страх и ненависть будут глодать тебя, как голодные собаки глодают кости, – сказал он. – Иди на войну, и будь что будет. Только там ты сможешь спастись от самой себя».
Прохладный утренний ветер нещадно бил по лицу всадницы. От этого у неё перехватывало дыхание, а рыжие волосы пожаром разлетались сзади. Тем не менее она не замедляла бега коня. Ей казалось, что уже слышны военные барабаны, что за горизонтом уже палят пушки, что ещё секунда – и на дороге появятся обозы с ранеными.
Но утро оставалось тихим и мирным, просыпающаяся природа не подавала знака, что где-то совсем рядом горит война.
Городская застава осталась за спиной, впереди – наспех сооружённые шатры, тяжелые военные машины и снующие люди в серо-коричневой форме. Умный конь замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Этер спрыгнула на землю.
Ей не хотелось этого. Чем ближе та была, тем сильнее ощущалась охватившая ноги дрожь – она поднималась выше, а за ней следовала неприятная, холодная волна страха. Этер все никак не отпускала поводья и лишь мелкими глотками втягивала воздух. Что гнало её вперед? Страх? Ненависть? Любовь?
Этер никто не торопил. Она в который раз напоминала себе, зачем сюда пришла.
– Беги домой, – прошептала Этер, поглаживая горячую конскую шею. – Беги.
Потом отстранилась, сделав усилие, улыбнулась. И от этой улыбки по щекам чуть не побежали слёзы. Животное фыркнуло, развернулось и умчалось в зеленеющие поля, прочь от дороги и палаточного лагеря.
«Это не так уж и сложно, – мысленно твердила себе Этер. – Просто подойди и скажи, и потом уже будет проще».
Не давая себе времени передумать, она почти бегом направилась к стоящему неподалёку столу. Попутно отметила, что справа, метрах в пятидесяти, у такого же стола толпится не меньше сотни людей. Кажется, там набирали добровольцами ремесленников, которых, впрочем, почти не отправляли на фронт.
Ближе стояли ещё четыре стола. За каждым из них сидел скучающий военный, и совсем никто не подходил наниматься рекрутом. Позади раскинулся лагерь с шатрами и палатками, на ветках железной дороги стояли бронированные машины.
Этер практически врезалась в стол, внезапно оказавшийся у неё на пути. Нервно дернулась и вновь постаралась успокоиться: безрезультатно. Земля качнулась под ногами, мир подёрнулся белой дрожащей пеленой.
От сидящего напротив человека её отделяло не больше метра. Это был молодой мужчина со светлыми вьющимися волосами. Даже пустые зеленые глаза не придавали его лицу жестокое выражение, которое обычно имели военные. Он без интереса поднял голову и, вежливо скрывая улыбку, замер в ожидании. Наверняка он не в первый раз видел трясущихся от страха детей, которые так отважно стремились защищать Родину.
– Этернитас Кирент. Я врач, – проговорила она, старательно скрывая дрожь в голосе. – Хочу записаться в военный госпиталь ближе к фронту.
– Конечно, – мужчина склонился над тетрадью, тщательно вырисовывая буквы. – От Бартиста… Пройдёшь налево до коричневого шатра, оттуда виден поезд. Состав тронется через пару часов, – мужчина положил карандаш и вновь улыбнулся, теперь более сочувственно. – Военный билет получишь уже в полку, все остальное – тоже. Не бойся, привыкнешь. Страшно только сначала.
Быстро поблагодарив мужчину, Этер почти бегом направилась к поезду. Ноги едва слушались, словно наполнялись ледяными камнями, которые сильнее притягивали к земле. Дрожь охватывала уже всё тело и пульсировала где-то за грудиной. Стало холодно, захотелось к маме. И даже осознание того, что та трудится в лабораториях на северных рубежах страны, не могло вытеснить из головы такое простое, но стойкое желание.
Глава 1
Мы внутри давно разбиты
Среди этих белых вспышек.
Мы уже почти убиты,
Но ещё зачем-то дышим.
Взрывы были слышны издалека – после каждого по телу пробегала холодная волна, терявшаяся в животе.
Никто не разговаривал. Этер закрыла глаза и прислонилась к стенке. Почему-то ей казалось, что если не обращать внимание на войну, она исчезнет совсем. Рядом тяжело дышала и периодически всхлипывала незнакомая девушка. Зачем она здесь?
Что привело сюда всех этих людей? Чувство долга? Может быть, любовь? Или страх? Или… ненависть? И можно ли сражаться годами лишь благодаря этому одинокому чувству, которое заставило однажды отправиться на войну? Этер в который раз задавала себе эти вопросы. Она не знала, не догадывалась даже, что, пройдя через битвы, потеряет ту часть себя, которая так самоотверженно тянулась на фронт. Бесспорно, она приобретёт что-то взамен. Откроет для себя новое, поймёт, что все в жизни совсем иначе. И это нормально – менять мировоззрение. Но только из-за войны уйдёт и, возможно, никогда не вернётся то, что когда-то делало её человеком.
Сейчас Этер лишь хотела помогать сотням страдающих людей. Храбрым воинам, которые бросались на врага, стараясь спасти соотечественников. Этер боялась их и уважала, понимая, что сама не смогла бы жить так, как они. Совсем скоро она приедет в большой госпиталь и сможет делать то, что у неё всегда получалось лучше всего. То, что делало ее счастливой. Что теплотой разливалось по телу, когда она кому-то помогала. Только в госпитале, среди раненых и больных, она чувствовала свою нужность.
Новый взрыв раздался совсем рядом – поезд вздрогнул, словно испугался. Этер, повинуясь какому-то далекому и почти неосязаемому чувству, отодвинулась от стены и села в центре вагона.
В эту минуту снаружи раздался грохот, который на несколько секунд оглушил Этер. Поезд резко остановился, и по инерции все пассажиры полетели вперёд. Что-то цепкое схватило изнутри сердце и легкие Этер, словно заморозило их, парализовало конечности, притупило слух. Раздались крики, которые тут же утонули в диком визге тормозов и нарастающем гуле, который, казалось, раздавался со всех сторон. Этер видела огромные, полные слез и страха глаза попутчиков, читала в них сожаление и отчаяние. Ледяная волна не выводила из оцепенения, напротив, лишь больше в него вгоняла: только колючее чувство в груди сильнее жгло и резало внутренности. Она поняла, что поезд сошёл с рельсов, потому что в передний вагон упала бомба. Между ней и всем миром вдруг возник прозрачный, но почти осязаемый туман – в нем утонули и война, и Трианское королевство, и другие врачи. Остались только Этер и бомбы, которые градом падали на крышу бронированного поезда. И единственная мысль, которая вертелась в голове. «Прочь». Она твердила себе это снова, и снова, и снова, пока, расталкивая людей и перелезая через них, не добралась до железного засова. Этер явно не хватало сил на то, чтобы его открыть, но она все равно исступленно тянула ручку в сторону. Вой и крики, поднявшиеся сзади, волновали её не больше, чем надоедливый писк комара. Почему, ну почему они не могут взять себя в руки?! Почему не могут помочь ей спасти их всех?!
Пол ушёл из-под ног, но Этер успела крепче схватиться за засов. Поезд накренился, перевернулся; она вдруг оказалась лежащей на железной двери, пол сделался стеной – но потом вдруг вновь сменился, став потолком, а Этер кубарем покатилась вперёд. Упала на что-то мягкое, но все равно ударилась ногой. Вспышка боли пришла и сразу же угасла, изгнанная единственным желанием выбраться из этого огромного гроба.
Вагон не остановил движение: он повернулся в третий раз и наконец застыл.
В голове Этер не осталось ни мыслей, ни чувств. Лишь горячее, жгучее, непобедимое желание жить. И она подчинилась этому желанию, доверчиво отдала ему полный контроль над телом. Ноги забыли усталость, руки налились силой. В темноте перевёрнутого вагона можно было различить смутный силуэт двери и засова, на который было направлено все внимание Этер. Теперь дверь находилась на потолке.
Вагон сотрясался под непрекращающимися взрывами, но теперь и они отошли на второй план, а окружающие люди вдруг оказались на первом. Кто-то с рыданиями закрывал лицо, кто-то, как и Этер, был сосредоточен на единственном выходе, кто-то смотрел на свои руки и ноги, словно не верил в случившееся. Этер, понимая, что пытаться выбраться бесполезно, опустилась рядом с сидящим на полу парнем. Тот мелко подрагивал, пытаясь замотать тканью открытый перелом костей предплечья.
– Не трогай, – тихо сказала Этер, забирая из его непослушных пальцев кусок рубашки. – Потерпи.
Она, не дотрагиваясь до раны, плотно перемотала перелом. Если сейчас же не промыть рану, парень протянет всего пару недель – заражение крови не щадит никого. Но этого она ему, конечно, не сказала. Лишь улыбнулась на прощание и подошла к женщине, нога которой была неестественно вывернута.
Этер не знала, сколько прошло времени. Она вновь и вновь подходила к раненым, потом обошла каждого по второму разу. Постепенно взрывы стихли, и на их место пришла оглушающая тишина. Но Этер не останавливалась. Словно заведённая кукла, осматривала травму, почти не осознавая, прижимала, перевязывала, вытирала руки от пота и крови и подходила к следующему. И снова, и снова, и снова. Времени не существовало, а мир за пределами вагона исчез. Остались только эти люди, которым нужна помощь. Этер должна была помочь им, остальное не важно.
Этер вздрогнула, когда сверху раздался грохот. Она, как и все пленники этого вагона, подняла голову. Дверь была открыта, а на фоне бело-серого неба возвышались две фигуры. Мужчины в военной форме быстро оглядели прибывших, и вскоре вниз опустилась лестница. Этер не сдвинулась с места, пропуская вперёд раненых. Те вздыхали, вскрикивали, некоторых волоком тащили вверх. И хотя военные старались сохранить нейтральные выражения лиц, их губы были сжаты в раздражении, а брови нахмурены. Ещё бы: рекруты не успели прибыть, а уже получили серьёзные травмы.
Этер выбралась в числе последних. Она жадно глотала наполненный порохом и кровью воздух. Только теперь тело пробила дрожь. Стоять было невозможно, слезы душили, катились по щекам. В груди стало тесно, и новый страх с утроенной силой ударил по Этер. Зачем она пришла сюда, что пыталась найти? Она была одна, лишь песчинка в пустынном океане, капля в глубоком солёном море. Может, море солёное оттого, что состоит из миллиардов слёз таких, как она – маленьких потерянных детей, имеющих лишь прошлое, но безвозвратно потерявших будущее?
Но пусть Этер боялась сейчас, этот страх не должен помешать ей помогать раненым. Она сможет выполнять долг всегда, независимо от своего состояния. Именно за этим она и пришла сюда: внести хоть и небольшой, но вклад в общую победу. Может быть, её жизнь после войны будет потеряна, но она может спасти других.
На войне важен каждый человек, который приносит пользу. И Этер собиралась им стать несмотря ни на что.
– Повреждения есть? – грубый мужской голос выдернул её из отстранённости. – Если нет, то найди любого лейтенанта и сражайся.
– Я врач, – пролепетала Этер.
– Тогда иди собирать раненых.
Этер с непониманием посмотрела на говорившего, но потом осознала смысл слов. Она повернула голову в сторону: там, насколько хватало глаз, на земле лежали тела в серо-коричневой форме. Некоторые шевелились, кто-то вставал и брёл назад, к отошедшему на укреплённые позиции полку. И лишь медики с белыми повязками на плечах, словно лёгкие бабочки, порхали по недавнему полю битвы, выискивая тех, кому можно помочь. И все чаще они, наклоняясь к раненым, качали головой и отходили прочь. А те продолжали беспомощно тянуться к ним руками, все ещё надеясь на спасение. Их предсмертные стоны, минуя кожу, сразу оседали на сердце Этер.
Вся эта картина была настолько сюрреалистичной, пропитанной таким отчаянием и болью, что Этер невольно прикрыла глаза. Конечно, она представляла нечто похожее, но не настолько трагичное. Не настолько живое и цепляющее за душу. Она не думала, что будет так.
Но как бы тяжело не было, Этер кивнула и поднялась на разом ослабевшие ноги. Прошла несколько шагов по крыше вагона, потом, помедлив, спрыгнула на землю. Сотни мыслей, одна хуже другой, вились в её голове. «Зачем я пришла сюда? Я хочу домой. Я хочу вернуться». Страх, все это время прятавшийся где-то за грудиной, опустился ниже, а потом осколками растекся по телу, раня каждую клетку. Словно кровь вдруг похолодела, но продолжала течь по венам. И осознание того, что лишь чудо спасло ей жизнь, крепко засело в мыслях.
– Новое наступление! – голос доносился словно из тумана, и лишь потом смысл фразы прояснился. – Подготовиться к бою на десять часов. Развернуть орудия, перезарядить пушки.
Говоривший – мужчина лет сорока, крепко сложенный, с жутким шрамом на левой щеке – лишь скользнул взглядом по потерянным и напуганным новоприбывшим. Потом что-то негромко сказал подбежавшему молодому военному.
– Стратеги и ученые, вас ждут в штабе, – когда командир отошел, тот кивнул рекрутам. – Воины, идите за майором, – взмах руки в сторону уходящего, – медработников прошу на поле. Через десять минут ожидается новое наступление, за это время спасите как можно больше солдат. Бинты вам не понадобятся, просто тащите легкораненых к госпиталю. Оформим вас позже.
Получив задание, Этер словно очнулась от страшного сна. Сейчас у неё есть задача, с которой она должна справиться. Все остальное – не важно. Девушка, отгоняя нерешительность и уже ставший привычным страх, развернулась к полю недавней битвы. Сначала она шла медленно, но потом заставила себя ускориться. Может быть, эти секунды спасут кому-то жизнь?
Уже совсем скоро Этер споткнулась о тело молодого бойца. Он лежал так, словно спал, и лишь грязное лицо и кровавые разводы на груди показывали, что это не так. Он был мертв.
А ведь у него наверняка есть семья, которая ждет его дома. И когда они получат черное письмо или прочитают его имя в длинных газетных списках, не узнают, как и почему погиб их сын. Был ли он храбрым или мечтал о побеге? О чем думал в последние мгновения? Чего боялся? Вместе с ним умер целый мир, созданный его мыслями и чувствами, любовью и болью. Ведь снаряд мог попасть не в третий, а в четвертый вагон поезда, где ехала Этер. И тогда умер бы её мир, который она создавала годами. И для неё не было ни прошлого, ни будущего – только пустота и темнота, только безвременье.
Этер представила, что она – этот солдат. И очень остро почувствовались сердце и легкие. По щекам покатились слезы, и даже самой Этер было непонятно, кого она оплакивает: этого солдата или саму себя.
– Поторопись! – окрик заставил её вздрогнуть, но из мыслей не вырвал.
Тогда немилосердный удар в плечо всё же заставил Этер обернуться. Женщина с белой повязкой на плече поджала губы.
– Понимаю, что страшно и хочется домой. Но ты пришла служить Триане, так и делай это. Пока оплакиваешь погибшего, умирают живые. Ему ты не поможешь, а им – вполне.
– Извините, – Этер судорожно вздохнула, кивнула женщине и обошла мертвого солдата. Потом ещё и ещё, внимательно осматривая их лица и пытаясь выискать в них признаки жизни.
Она старалась не обращать внимание на то, как болезненно сжималось сердце. Внимательный, хотя и слегка рассеянный взгляд заметил движение груди: Этер присмотрелась, потом, присев, положила руку на окровавленную куртку. Ничего.
Она подняла голову: мир качнулся. Через четыре метра от неё – тело. Через семь метров в другой стороне – тоже. Через десять. И у всех медленно вздымалась грудь. И черная утрамбованная земля тоже качалась вниз-вверх в такт их призрачному дыханию.
Этер поднялась, выпрямилась во весь рост. Это лишь игра её воображения, не более. Есть люди, которые ждут её помощи. Которых можно спасти.
И она вновь шла, огибая тела, словно боялась разбудить. Этер вздрогнула, когда что-то слабо коснулось её щиколотки.
Солдат с оторванной ногой хватался изломанной рукой за неё. Взглянув в его лицо, Этер с трудом сдержалась, чтобы не отпрыгнуть: оно было обгоревшим, почти обугленным, и под оплавленной кожей были видны волокна сгоревших мышц, местами белели кости. Из живота солдата торчали осколки снаряда. Темные глаза уже не наводили страх, а были полны отчаяния и надежды, но явно не осознания происходящего. Он молчал, но вместе с ним чувствовала его боль Этер.
Она опустилась на колени рядом, теряясь и не зная, что делать. Если тащить его, то он умрет. Если оставить здесь – тоже. Нужно наложить жгут, зафиксировать железные осколки…
– Не стоит, – все та же женщина с повязкой на руке сочувственно потрепала Этер по плечу. – Он не жилец.
– Но…
– Нет, – повторила она. – Ты не поможешь ни ему, ни кому-то другому. Спасай того, кто сможет выжить.
Этер медленно поднялась, и глаза, полные страдания, не отрывались от неё ни на мгновение. Она была уверена, что навсегда запомнит этот взгляд – отчаянный, полный боли и ужаса. И ей казалось, что часть её сердца осталась с этим солдатом, а часть – в груди. И по мере того, как она поднималась, сердце все сильнее разрывалось.
Этер попятилась, все еще не в силах оторвать взгляд от умирающего солдата, потом, развернувшись, побежала.
Наконец она заметила пытающегося подняться бойца. Бросив на него беглый взгляд издалека, она отметила, что простреленная нога не выглядит безнадежно. Только тогда Этер подошла ближе и опустилась на колени.
– Сильная рана?
Солдат, ещё совсем молодой, посмотрел на неё слегка удивленно: Этер вспомнила, что ей так и не выдали форму. Но он, судя по всему, счел это неважным, поэтому молча коснулся рукой места чуть выше левого колена и передернулся от боли.
Вишневая кровь блестела, медленно, но обильно вытекая из раны. Штанина потемнела, лицо солдата контрастно белело рядом.
– Ремень снимай, – приказала Этер, внимательно осматривая рану. Может быть, ногу даже удастся спасти. – Тебе повезло, что повреждена не артерия.
Солдат принялся расстегивать пряжку непослушными, вымазанными в крови руками. Все же они тряслись не так сильно, как у Этер, поэтому через несколько секунд он подал ей широкий армейский пояс.
Этер перетянула ногу ниже раны, обмотав пояс трижды. Пропустив мимо ушей болезненное шипение раненого, она зафиксировала жгут. Потом встала, прикидывая, сколько осталось времени до наступления.
Солдат тоже приподнялся на руках, стараясь не тревожить больную ногу. Этер тут же подставила ему плечо, хотя понимала, что вряд ли сможет быть устойчивой опорой. Цедя воздух через стиснутые зубы, парень все же выпрямился и перевел дыхание.
– На ногу не наступай, кровотечение может усилиться, – предупредила Этер.
Сто метров до полкового госпиталя показались километрами. Уже через несколько минут у Этер заболели руки и спина, затекла шея. Но она продолжала идти вперед, пытаясь понять, успеет ли она вернуться ещё за кем-нибудь или нет.
Она уложила солдата на наспех сооруженные койки позади госпиталя. К нему сразу подбежала медсестра, и Этер со спокойной душой отошла в сторону. Со стороны фронта донесся гул и треск, полоса деревьев смешалась, из кустов вынырнули темно-зеленые тени.
Началось новое наступление.
Этер была парализована страхом только в первые минуты: потом у неё образовалась куча срочных дел. Когда появились первые раненые, она ползком пробиралась к ним. Останавливала кровотечения, заматывала раны и ползла дальше, укрываясь в воронках от снарядов. Это была не её работа – Этер как врач должна была остаться в госпитале. Но она только отнесла документы, а до тех пор, пока их не рассмотрят, была обычной медсестрой. И сейчас девушка делала то, к чему всегда готовилась. Она старалась не думать о судьбе этих воинов, как и о вражеских солдатах, которых обходила, стараясь лишний раз не смотреть на них – слишком резало сердце осознание, что им тоже страшно и больно.
Снаряды разрывались совсем рядом, обдавая Этер земляным дождем. Грохот оглушал, пробираясь в самую душу, и отзывался там болезненными волнами страха. Она почти чувствовала, как пулеметная очередь насквозь пронзает её тело. Но всё равно продолжала ползти по полю, прыгать в воронки, перевязывать, выбираться, ползти дальше. Ведь если она спасет человека, то можно считать, что прожила жизнь не зря.
На поле не было ни холма, ни камня, чтобы укрыться за ними: лишь голая степь, бесприютная и открытая, раскинулась впереди, насколько хватало глаз. Их мотострелковый полк был расположен на высоком месте, которое позволяло осматривать и обстреливать окрестности на много километров вокруг. Но это не мешало вражеским войскам королевства Юнар довольно болезненно его атаковать. Впрочем, за последний год полк не отошел назад ни на шаг, что уже можно считать немалым успехом.
Снаряды посыпались градом. Этер успела запрыгнуть в окоп, закрывая голову руками. Комья земли путались в волосах, мешали дышать, забиваясь в рот и нос. Она зажмурилась и села на корточки, всей душой мечтая вновь чувствовать под ногами твердую почву.
В какой момент устойчивая земля стала пределом её мечтаний? Этер казалось, что бой начался не каких-то полтора часа назад, а шёл давно – минимум несколько месяцев. Словно не было прошлого и нет будущего, а комья грязи, крики, залпы орудий, падающие на землю тела – все это совершенно обыденное настоящее, чем-то даже рутинное.
Мысли приходят в голову мгновенно. Нельзя заметить тот миг, когда в сознании вспыхнул обрывок фразы, который порой оставляет заметный след на сердце. И именно сейчас, вжимаясь в земляную стену окопа, Этер почему-то вспомнила, как легко развевались её волосы, пока она верхом скакала по утреннему лугу. А ведь это было только вчера – но вчерашний день казался теперь совсем далеким. Ведь тогда она не думала о том, что, быть может, через секунду её убьют. И вряд ли теперь родители найдут её могилу, чтобы принести на неё букет белых лилий.
И всегда раньше, слыша отдаленный грохот, она даже не допускала мысли, что это могут быть выстрелы. «Гром», – весело замечала она, предвкушая предстоящую грозу.
И она никогда не думала, что вечером облака может окрашивать не садящееся солнце, а горящие вдалеке леса.
Не знала, что можно радоваться не приятному подарку или хорошему дню, а тому, что она жива хотя бы в это мгновение.
И, поднимая бокал вина «за мирное небо», не чувствовала могильного холода, идущего вслед за этими словами.
Лишь теперь, сидя в низком окопе, слыша взрывы снарядов и практически не чувствуя своего тела, Этер корила себя за то, что не ценила свою мирную жизнь, которая всегда принимала как данность. Как бы она хотела унестись прочь от этой войны! Как мечтала вновь мчаться на лошади по цветущим лугам, купаться в быстрых холодных речках, улыбаться встающему солнцу.
Этер пригнулась сильнее, теперь почти распластавшись по земле. Паника медленно, но неумолимо отступала: на её место пришёл сначала ужас, потом он сменился на страх. А тот уже не парализовывал, не застилал глаза белой пеленой, не сбивал дыхание. Страх просто поселился во всем теле Этер, но он уже стал чем-то привычным и почти родным.
Руки и ноги отпустило паническое оцепенение, в легкие медленно возвращался воздух. Этер двинулась по окопу в сторону взрывов: наверняка там огромное количество раненых. Враг наступил клином, разделив войска Трианы на две группы. Это было катастрофически плохо для и без того истощенной армии. Пусть Этер и не была сильна в военной стратегии, но даже она понимала, какой ценой Триана удерживает этот рубеж.
Лихорадочную пляску ужаса и отчаяния прервал глухой стук сзади. Этер обернулась без особой надежды: почти все солдаты, которые встречались ей во время боя, были или уже убитыми, или со смертельными ранами. Но этот был вполне живым, и даже его желтоватая-зеленая форма почти не испачкалась. Прочная на вид каска местами была поцарапана. Солдат был молодым и наверняка не старше самой Этер. Только вот, кажется, он был не менее удивлен неожиданной встрече.
Несколько мгновений они лишь смотрели друг на друга, боясь пошевелиться. Погоны, берцы и отвратительный грязно-зеленый цвет заставили Этер отшатнуться. Раненый солдат был юнарцем.
Она знала, что должна убегать, но понимала и другое – как только повернется к врагу спиной, сразу же получит пулю. Или даже раньше, когда шок пройдёт. Но на поясе висел пистолет, подхваченный в спешке и теперь тянущий к земле мертвым грузом. Кто быстрее достанет оружие?
Присмотревшись, Этер заметила потемневшее от крови пятно на правом предплечье солдата. А правая нога была подвернута и застыла в странной позе. Он не сможет ни сражаться, ни бежать. Этер должна была убить его, но разве она могла? Всю свою жизнь она только и делала, что спасала, и неважно было, что за человек. Может быть, его дома тоже ждут? Но если он выживет, то может убить трианца, а этого допустить было нельзя.
Клокотавший в груди страх сражался с желанием помочь, и в конце концов они убили друг друга.
Этер коротко вздохнула и юркнула в отходящую в сторону траншею. Нужно было убраться как можно дальше отсюда, чтобы никто не заметил ее позорного великодушия. Уже находясь далеко от злополучного окопа, петляя в земляном лабиринте, Этер пыталась подавить в себе непонятное и болезненное чувство. Жалость ли? Страх? Ненависть? Она даже не пыталась разобраться. Но знала точно: этот солдат больше не вернется домой. Даже если он переживет бой, то его или расстреляют, или возьмут в плен. Как бы он ни старался служить Юнару, больше он полезен не будет. Да и что целой стране до его жертвы?
Родина была слишком широким понятием, которое охватывало гораздо больше, чем было необходимо для смелости на фронте. Этер поняла, что не за этим солдаты берут в руки оружие. Они сражались из-за чего-то, что гораздо меньше страны, но это что-то было для них более значимо.
Утренний луг все не шёл из мыслей, хотя ничего особенного в нем не было. И лишь единственное желание вертелось вокруг нарисованной воображением картинки: Этер хотела вернуться туда. Вернуться вопреки всему. И она сделает все, чтобы как можно больше людей вернулись к своим близким. И для этого она должна стать лучше и сильнее: конечно, в одиночку не изменить исхода войны, но если миллионы людей сплотятся для общей цели, у Трианы появится шанс на победу. А если этого не произойдет, то страна так и будет медленно умирать в горячке войн, вызванных лихорадочным стремлением вернуть потерянное.
Взрывы прекратились, и лишь в стороне все ещё слышалась трель пулемета. Этер медленно приподнялась над окопом, осторожно осмотрела окрестности. Вражеские батальоны действительно отошли в сторону, возможно, в попытках спрятаться за рекой, которая протекала неподалеку. Не теряя больше ни минуты, Этер выбралась на поле боя и, не сильно поднимаясь над землёй, подбежала к лежащему поблизости солдату. Тот был мертв. Девушка старалась не обращать внимание на уколы сожаления и быстро направилась к следующему телу.
Она обошла не меньше десяти трупов и тяжелораненых, прежде чем остановилась.
Солдату на вид было явно за сорок, хотя два года войны, грязь и страх могли и из двадцатилетнего парня сделать старика. Этер опустилась рядом с ним на колени, заткнула бинтами раны, перевязала их.
– Ох, спасибо, – голос солдата звучал хрипло и тихо. – Водичка… найдётся?
Этер покачала головой, проклиная себя за забывчивость. Вода бы пригодилась при промывании ран, а у неё с собой нет ни капли. Но сейчас это было не важно, поэтому она просто потащила солдата к госпиталю, потом вернулась на поле и тащила снова уже другого.
Когда сражение закончилось, Этер уже была в госпитале: укладывала на кровать очередного раненого. Ещё на поле она с трудом перетянула рваную рвану на его бедре, поэтому теперь собиралась в спокойной обстановке её зашить.
– Подожди, пока освободится врач, – к Этер подбежала пожилая медсестра. – Нам нельзя оперировать.
– Я врач, – ответила Этер, отчего-то чувствуя гордость. – Мои документы должны быть у главного, – она кивнула на один из столов у дальней стены.
– Да я ж видела, как ты по полю бегала.
– Я только утром приехала, меня не успели распределить, – видя, что женщина не верит, Этер улыбнулась. – Можете проверить, я подожду. Я Этернитас Кирент.
Медсестра помедлила несколько секунд, потом действительно отошла к столу. Несколько минут рылась в стопке бумаг, нашла нужную и некоторое время её изучала.
– Ну, раз ты доктор, – женщина вернулась, – то тебе надо сказать главврачу и подписаться в журнале. А вообще, ты молодец. Не каждый врач согласится выйти на поле. Все такие гордые, в белых халатах…
Продолжая что-то говорить про врачей, войну и Юнар, медсестра подошла к вошедшему в госпиталь военному, а Этер склонилась над раненым.
– Обезболивающее хирурги забрали для сложных случаев, – наморщила лоб, с каплей сочувствия сказала она. – Сейчас мне нужно промыть рану и зашить её. Вы уж потерпите как-нибудь, я не буду возиться долго.
– Да что ж я, – было видно, что солдат улыбнулся искренне. – Ты шей, не бойся. А я потерплю, какая уж разница: в бой идти или боль чувствовать… Главное для себя определить, что самое важное, а потом уже за это держаться, и тогда ни боль, ни страх не помешают.
Глава 2
В одиночестве плутаем
Посреди надгробий темных.
Мы фонарь разбили сами:
Любим мрак могил бездонных.
– Сержант Мориа, вас капитан вызывает, – дверь в кабинет открылась, и на пороге показался совсем юный солдат.
Сержант сидел за столом и со скучающим видом рассматривал отливающий ртутью тёмный кинжал, словно уже давно ждал приглашения.
Кивнул вошедшему, и, тем не менее, неторопливо поднялся со стула. Солдат тут же исчез, а сержант был счастлив ещё несколько секунд побыть в тишине. Не без сожаления оставив безделушку на столе, он накинул на плечи куртку с нашитыми погонами и вышел из комнаты.
Коридор был пустынным, полутемным, но давно приевшимся. Лампы лишь выхватывали силуэты чернеющих дверных проёмов и ответвлений коридора. Сержант вышел из барака, ни с кем не здороваясь, прошёл к офицерскому корпусу. Сооружение было трудно назвать домом в полном смысле этого слова, но у него были стены, крыша, дверь и даже несколько окон – значит, это все же был дом. Сержант безучастно скользнул взглядом по изъеденным короедом серо-коричневым доскам и вошёл внутрь. Там свернул в знакомую дверь, за которой находился кабинет начальника.
– Ты, как всегда, быстро, Эон, – тот отодвинул в сторону листы.
– Не смею вас задерживать, – отозвался сержант. – Дело наверняка срочное?
– Увы, – капитан вздохнул. Он был человеком последовательным, но достаточно быстрым: дела в долгий ящик не откладывал, но решал вопросы с педантичным усердием. За это умение и продолжал стремительно взлетать по карьерной лестнице. – Дело срочное, но требует осторожности и хорошей подготовки. Лучше потратить на это больше времени, чем уйти ни с чем. От успеха может зависеть не только победа в войне, но и будущее процветание нашего государства, – пронзительные светло-голубые глаза капитана метнулись к одному окну, потом к другому. Удостоверившись в отсутствии сторонних наблюдателей, он протянул сержанту полностью исписанный лист. – Там все написано, повторяться не буду. Даю тебе три дня на сборы.
– Мне хватит одного.
Эон с трудом сдержал улыбку, вспоминая недавний разговор капитана с заместителем – необъятных размеров лейтенантом.
«Вы хотите поручить это дело Эону?! – заместитель едва сдержался от возмущённого возгласа. – Это очень важная миссия, а вы отправляете на неё неуправляемого воина вместе с его таким же неуправляемым отделением? Все же прекрасно знают, что они не в себе. Люди не могут так себя…»
«Ты всегда можешь отправить на задание одного из своих любимых сержантов, – фыркнул капитан. Тогда Эону показалось, что его глаза сделались даже темнее иссиня-чёрных волос. – Только, когда связь оборвётся, они перестанут выполнять задание. Они не смогут сориентироваться в ситуации, которая там их ждёт. Если бы мы с тобой знали, что там их ждёт, то непременно подготовили бы лучших воинов. Но в другой ситуации эти воины оказались бы бесполезны. Поэтому сейчас, как и всегда раньше, мы нуждаемся в этих самых, как ты говоришь, ненормальных. Пожалуй, мне все равно, здоровы они или нет. Почему могут так легко адаптироваться, но, возможно, все дело в отборе? Пока они могут это делать, они незаменимы…».
– Учтите, что я требую результата и ошибок не потерплю.
– Если мы уходим на настолько длительный срок, нам понадобится больше людей, – заметил Эон, пробежавшись глазами по тексту. – Врач и военный стратег как минимум.
– Бери лучших, – капитан задумчиво постучал пальцами по столу, потом что-то быстро написал на чистом листке. – Вот расписка, с ней подойдёшь к их командирам.
Эон отдал честь и вышел из кабинета. Листок с заданием был исписан полностью, хотя смысла в нём почти не наблюдалось.
«Особенности климата… на северной части государства расположены хвойные и смешанные леса… на юге часть горной гряды… Да я что, не знаю этого?! По данным разведчиков, объект находится в центре страны, на равнине… как можно дальше от границ. Такое ощущение, что Юнарцы могли построить ему тюрьму прямо возле линии фронта».
Эон свернул в сторону тренировочных залов. Недалеко раздались взрывы; наверняка новое сражение. Жаль, что отделения особого назначения не принимают участие в пограничных стычках.
Гораздо ближе послышались приглушённые выстрелы и металлический звон. Эон свернул туда, и вскоре увидел девушку, которая, не отрывалась, смотрела на мишень. В руках она держала ружьё.
Позади на площадке грациозно бегал мужчина. В его руках блестели лезвия кинжалов, и смертельный для ростовых кукол танец оборвался в тот момент, когда он увидел своего командира.
– Ратмир, Такора, – Эон не стал ждать, когда последняя обратит на него внимание, – завтра на рассвете мы выходим на долгое задание. И мне совершенно плевать, где вы найдёте Грегаля с Йотеем – в пять утра вы все должны быть в точке сбора.
Эон пошёл прочь, думая, где искать остальных. Пока идёт сражение, скорее всего, они прячутся в главном корпусе, куда он и направился.
Кого взять в качестве стратега, он знал: иногда они уже отправлялись в длительные походы, и тот был необходим. Поскольку воины часто были заняты исключительно сражениями, стратеги составляли планы. Только вот врачей с собой никогда не брали. Если кто-то был ранен, он обычно выздоравливал сам. А если рана была тяжелой настолько, что требовалась помощь врача – что ж, такой боец становился лишь обузой, и для всех было лучше, чтобы он умер быстрее. Но теперь время не было в приоритете, а хорошие воины – на вес золота.
Когда Эон подошёл к госпиталю, сражение уже закончилось. Раненых складывали на кровати, деревянные койки и просто на землю. Между ними бегали медсестры в коричневых комбинезонах и с белыми лентами на рукавах. Сержант прошёл внутрь и тут же задохнулся от едкого запаха лекарства, перебивающего все остальные.
К Эону тут же направилась медсестра. Видимо, на своих двоих люди здесь появляются не часто.
– Добрый вечер, – кивнул он. – Я из взвода особого назначения. Срочно нужен врач на длительный срок.
– Да как же так? – женщина всплеснула руками. – У нас все врачи ранеными занимаются. Виданное ли дело – два сражения на дню!
Эон скользнул взглядом за спину женщины. Он заметил копну темно-рыжих волос и теперь не собирался сдаваться.
– Срочно. Нужен. Врач.
Медсестра вздрогнула и на секунду задумалась, потом внезапно заулыбалась.
– Ах да, есть один, вспомнила! Она только утром приехала, её не успели забрать в операционные, – женщина обернулась. – Вон там, на третьем ряду, зашивает рану. У неё ещё волосы такие рыжие.
Эон кивнул, обогнул медсестру и прошёл вглубь госпиталя. Девушка сидела к нему спиной, до его слуха долетали лишь тихие обрывки фраз раненого.
– …главное для себя определить, что самое важное, а потом уже за это держаться…
Эон не стал мешать врачу, остановившись в отдалении. Минуты показались часами, и он облегченно вздохнул, когда девушка наложила последний шов. В приглушенном полумраке её волосы казались кроваво-медными. Раненый расслабил руки, которыми сжимал тонкую белую простыню.
– Здравствуй, Этер, – Эон приблизился к девушке, когда она встала. – Завтра в пять утра ты отправляешься с моим отделением на задание. Встречаемся возле главного корпуса.
Этер удивленно подняла брови.
– Командира медицинского батальона я предупрежу, – продолжил он прежде, чем она могла возразить.
Глава 3
Не друзья, но вместе всюду.
Мы исчезнем вдалеке:
Нас зовут к себе этюды
Жгучей крови на руке.
Солнце лениво показалось на горизонте. Его косые лучи не согревали, и Этер зябко поежилась. Она поправила походный рюкзак и свернула к главному корпусу. Там уже стояло несколько человек, и Этер, вздохнув, направилась к ним.
Взгляд сразу метнулся к воину, самому грозному на вид, с длинными почти черными волосами и пугающими глазами, который холодно оглядывал окрестности, не замечая Этер. Черты его лица были жесткими, выделялась массивная нижняя челюсть. Висящее на спине ружьё пробуждало какой-то первобытный страх, от которого дрожали колени и хотелось убежать как можно дальше.
Рядом негромко переговаривались его товарищи: невысокая светловолосая девушка и юноша, на вид не старше Этер.
– Привет, – первой поздоровалась незнакомка, отворачиваясь от собеседника. И хотя губы растянулись в приветливую улыбку, золотистые глаза оставались серьезными. – Ты, видимо, Этер? Меня зовут Кассия. А там, – девушка взмахнула рукой в сторону пугающего одним своим видом воина, – Ратмир.
Кассия была хороша собой: жесткие русые волосы не доходили до плеч, обрамляли её изящное лицо. На правой скуле алела рана, словно Кассия упала и прокатилась по земле, счесав кожу. Взгляд кошачьих желтых глаз, казалось, прожигал насквозь. В нём читался страстный и необузданный нрав Кассии, её сила и живость. Вокруг неё, казалось, вился ареол огня и света, которые магнитом притягивали к себе восхищённые взгляды.
– Очень приятно познакомиться, – вежливые слова с трудом шли наружу. Этер была не рада этому походу и новым обязанностям, однако она поклялась исполнять их несмотря ни на что, значит, так и сделает.
Кассия тряхнула волосами, отворачиваясь к собеседнику. Носа Этер коснулся лёгкий, едва ощутимый аромат неизвестных ей трав. На плече Кассии тоже висело ружьё, только немного другой формы. Холодное, тяжелое, оно словно напоминало о бессердечии мира, в котором все они жили.
– Я Грегаль, – собеседник Кассии улыбнулся чуть искреннее своей подруги. Насыщенно-коричневые, как шоколад, кудри лезли в контрастно светлые глаза, от чего трудно было определить его настроение. Однако он шагнул к Этер и протянул ей руку. – Рады тебя видеть. Ты уж извини за такую поспешность.
– Для меня честь быть полезной Триане, – Этер выдавила улыбку. Она была бы гораздо полезнее, если бы осталась в госпитале.
Грегаль задал ещё несколько дежурных вопросов, на которые Этер так же дежурно ответила. Но зато за эти несколько минут она смогла как следует рассмотреть нового товарища. Он был одного с ней роста, но гораздо более крепкого телосложения. Волосы были неряшливо разбросаны по лбу, взлохмачены и явно не причесаны. Создавалось впечатление, что Грегаль проснулся совсем недавно и не успел привести себя в порядок. Впрочем, это неудивительно: от него ощутимо несло перегаром. И где он только нашел алкоголь в армии?
Хотя Грегаль располагал к общению, взгляд всё равно сам собой тянулся к явно гордой и высокомерной Кассии, настолько яркой она была. Словно одурманивала каждого, кто на неё хоть однажды взглянет. Вероятно, на Грегаля её чары не распространялись: он равнодушно отмахнулся от какой-то фразы Кассии и всё никак не отрывал взгляда от Этер. Если на Кассию хотелось просто любоваться, но не трогать её, то при взгляде на Грегаля возникало желание обнять его и рассказать всё, что осело на душе.
Эти ребята были так дружны, они знали друг друга много лет и могли с легкостью довериться. В скольких смертельных битвах они победили? Сколько врагов уничтожили? Крепкая связь между ними почти ощущалась физически, и от этого Этер начало мутить, к глазам подступили слезы. Она отвернулась, делая вид, что осматривает главный корпус – на самом деле просто часто моргала, пытаясь не выставить себя на посмешище. Молчание уже становилось неловким, когда позади Этер раздались шаги. Обернувшись, она заметила подошедших девушку и юношу.
– Этер, – первым поприветствовал её юноша. – Меня зовут Йотей. Добро пожаловать в наше отделение.
Его голос был мягким, тягучим и вообще довольно приятным. Зеленые глаза скользнули с Этер на Грегаля и Кассию. Короткие золотисто-коричневые волосы становились прозрачными под лучами восходящего солнца и чем-то напоминали мёд. Внешность Йотея была приятной, но всё же что-то в ней настораживало Этер, не давало чувствовать себя в полной безопасности. Но оно и неудивительно – чего она ожидала от отделения особого назначения?
– Такора, – лениво представилась шедшая позади девушка и сразу отвернулась.
Её образ был понятен и до боли знаком Этер. Такора казалась меланхоличной и спокойной, наверняка часто впадала в апатию и была разочарована в жизни. Темные волосы ещё сильнее оттеняли и без того бледное лицо, которое, казалось, было вообще лишено крови. На миг Этер удивилась, как такая хрупкая и холодная красота не растаяла в солнечном тепле. Такора поправила выпавшую из-за уха прядь, и только теперь Этер заметила черные перчатки с обрезанными пальцами и тонкие белесые шрамы, которые тянулись из-под ткани и паутиной покрывали руки.
Тишина была колючей и холодной. И хотя никто не смотрел на Этер прямо, ей почему-то казалось, что все молчат именно из-за её присутствия. Сейчас ей захотелось просто провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в утреннем тумане, лишь бы не видеть лиц новых товарищей. Не то, чтобы они ей не понравились: просто Этер едва смогла смириться с мыслью, что она должна лечить солдат на линии фронта, а не отправляться неизвестно куда с незнакомцами. На душе было неспокойно, и предчувствие беды разливалось в животе, мешая трезво мыслить. Было не холодно, но Этер все равно била дрожь.
Кто все эти люди? Пусть их сплотила единая цель, перспектива жить с ними несколько дней или даже недель совершенно не радовала. Дома у Этер всегда были друзья – она с трудом обходилась без них. Была лучшая подруга, много приятельниц и даже парень, с которым она тайком гуляла по ночам. Но Этер оставила все это за спиной, принесла в жертву какой-то неосязаемой великой цели. И теперь ей придётся начинать все заново в уже давно сложившейся команде.
– Пока мы не отошли, объясню кое-что Этер, – мужчина, который вчера сообщил ей о предстоящем задании, бесшумно вышел из-за ее спины. Этер вздрогнула. – Меня зовут Эон, для тебя – сержант Мориа или просто командир.
Эон окинул внимательным взглядом своих подчиненных.
– Правило первое: с этого момента и до того часа, как мы вернёмся сюда же, ты подчиняешься мне и только мне. Даже выполнять приказы королевы ты будешь только после того, как я тебе разрешу это сделать.
Кассия поджала губы, сдерживая смешок. Видимо, лицо Этер в этот момент не могло заставить её собраться даже перед командиром.
– Правило второе: никаких драк. Ссориться можно, но мстительности и обид я не потерплю. Правило третье: после того, как я отпускаю тебя вечером, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Но утром ты должна быть в точке сбора ровно в то время, которое я назначил, трезвая – или я не должен заметить, что ты пьяна – и в чистой одежде. Это понятно?
Этер кивнула, спиной чувствуя горящие позади неё взгляды. В детстве она была знакома с девочкой, которую никогда не брали в игры. Над ней смеялись остальные дети, её считали глупой, её не принимали. Она не была никакой особенной: просто родилась необщительной и довольно странной, чем и отличалась от других. Этер теперь всерьёз испугалась, что у неё есть все шансы стать такой же изгнанницей.
Ей бы хотелось списать все эти мысли на паранойю. Вполне возможно, так оно и было: до сих пор никто прямо не высказал свое негативное мнение о новом товарище, а вдруг Этер всем понравилась? Ведь так приятно чувствовать свою принадлежность к группе. Пусть даже незнакомой и странной, но все же группе. Это наводило на мысль, что Этер не будет одна.
И пусть пока из общего были только форма, оружие и миссия – накануне вечером к растерянной Этер вновь пришел Эон, отдал ей одежду и коротко рассказал о сути задания.
Эон молча направился прочь от корпуса. Этер пропустила своих новых товарищей вперёд. Было неясно, почему крутил живот – от страха или чувства безысходности, которое рождали покачивающиеся в такт движениям солдат ружья.
Вдруг она так и не сможет с ними подружиться? Ведь они давно знакомы и наверняка хорошо общаются, а её вполне могут не принимать. Даже если задание продлится пару месяцев, все это время жить без поддержки и дружбы сложно, особенно на войне. Уже сейчас горло рвало от желания поделиться с кем-то увиденным, рассказать о страхах и надеждах. Этер страстно хотела знать, что не одинока в своём восприятии войны, что кто-то другой тоже находит ее ненужной и бесчеловечной. Но эти слова так и осели в горле, а Этер лишь крепче сжала зубы.
Отделение обогнуло линию фронта и углубилось в луга, цветы которых были взращены на крови солдат. Здесь не было деревень и полей, даже лесов как таковых не наблюдалось. Лишь одинокие деревья изредка возвышались над низкими чахлыми растениями.
Солнце жгло неумолимо, и даже в облегчённой летней форме было жарко.
– Наша цель находится в северной части Юнара, – впервые за несколько часов Эон остановился и обернулся. – Скоро начнутся лиственные леса, так что укроемся в них. Идти будем ночью.
– Тогда почему мы не вышли с вечера? – спросила Кассия, тяжело дыша.
– Потому что ночью ублюдки очень бережно стерегут границы и приграничные территории, – Эон усмехнулся. – Они полагают, что нам не хватит смелости пробраться к ним днём. Вечером мы пройдём последнюю полосу защиты, и к ночи как раз выйдем в тыл.
Этер подавила вздох. Судя по всему, идти придётся чуть ли не целые сутки. Сердце кольнула горечь: бабушка рассказывала ей, что ещё двести лет назад Триана была величайшей империей в мире. Лучшие технологии, прекрасно обученные специалисты, процветающее общество – все это, увы, осталось в прошлом. Подумать только: империя веками наращивала мощь, а развалилась за какие-то два года. Единственное, что ещё доступно Трианцам – хорошее образование. Однако две сотни лет бегства и неприкаянности все же смогли принести свои сладкие плоды. Теперь патриотизм заиграл новыми красками, любовь к соотечественникам ставилась едва ли не в один ряд с любовью к близким. Может быть, именно эта бескорыстная любовь и помогла Трианцам выжить, а потом и начать медленно возвращать земли обратно. Но все понимали, что былого величия страна не достигнет уже никогда.
Глава 4
Лишь в глуши ушедших дней
Мы найдём рассудку гавань.
Мы бежим, но тьма быстрей,
У неё для нас есть саван.
Сумерки впитали в себя краски дня. Этер ни разу не видела вражеских воинов, да и Эон уверял, что отделение вполне удачно обогнуло батальоны юнарцев. Теперь они бесшумно пробирались по лесу, стараясь лишний раз не касаться веток или травы.
Костёр разжигать не стали, боясь выдать себя. Поэтому теперь все сидели молча, дожидаясь полной темноты.
– Несправедливо, – процедила Кассия, когда Эон отправился спать в свою палатку. – Я тоже с ног валюсь, но спать почему-то пошёл только он.
– Станешь сержантом отделения особого назначения, и тогда сможешь ложиться спать во столько, во сколько пожелаешь, – справедливо заметил Йотей, равнодушно проводив взглядом командира. – И вообще, это не твое дело.
Этер молча сидела в отдалении, периодически проваливаясь в сон. Она не особенно прислушивалась к разговору, и негромкие голоса раздавались то ближе, то дальше и глуше. Темнота укачивала, манила к себе. Голова потяжелела, глаза закрывались сами собой. Мыслей не было, чувства тоже словно спрятались за призрачно-белой стеной.
– Не стоит спать, – бесплотный голос показался совсем далёким, и Этер с легкостью отмахнулась от него.
Лишь когда невидимый гость потряс её за плечо, Этер открыла глаза и обнаружила стоящего над ней Грегаля.
– Не спи, – повторил он. – А то идти дальше будет сложнее.
– Хочу спа-ать, – Этер не смогла сдержать зевка. – В жизни столько не ходила.
– Привыкнешь, – сочувственно улыбнулся Грегаль. – Никто тут с тобой сюсюкать не будет. У нас у всех общее дело, и его исход зависит от каждого. Увы, наше мнение никто не спрашивал, и вот ты здесь… Хотя глупо было брать с собой врача, к тому же и необходимых навыков у тебя нет.
Этер лишь плотнее сжала губы, отвернувшись от Грегаля. Тот несколько секунд постоял, потом вернулся к расположившимся поблизости друзьям. А Этер про себя отметила, что при любом удобном случае заставит его есть самую гадкую на свете траву под видом лекарства. Она не успела нарисовать в воображении голос плюющегося Грегаля и снова провалилась в полудрему, наполненную пляской теней и вспышками света, далекими криками, выстрелами и убаюкивающим шипением.
– Эй, – звонкий голос Кассии облетел тихую поляну. Этер не сразу поняла, что обращаются к ней. – Кому сказали не спать? Полчаса роли не сыграют, только раскиснешь и голова тяжелой станет. Все равно не отдохнешь же. Потерпи, ночь пройдёт быстро.
– Тебе какое дело? – огрызнулась Этер, прекрасно понимая, как глупо и по-детски звучат эти слова. Она вновь вынырнула из тёмной реки полусна, все ещё не отличая, что осталось за размытой белой стеной, а что реально.
– У нас так не принято, – Кассия перестала улыбаться. – Это война, зайка. Ты должна исполнять приказы командира и уважать товарищей. У тебя нет никакого опыта, так что будь добра прислушаться к нашему.
– Я понимаю, – вздохнула Этер.
Мстительный огонек вспыхнул и тут же угас. Чего она так добьется? Обидные слова и поступки все равно запомнятся и будут отравлять жизнь. Как бы она не самоутверждалась потом за счет Грегаля или Кассии, прошлое не изменить.
Этер вглядывалась в призрачную темноту леса. Ветер колыхал листья, легкие облака летели по небу. Все было так умиротворяюще, так тихо и спокойно, словно она никуда и не уходила. Казалось, прямо за этим лесом раскинулись золотистые поля Бартиста, а за ними – вся Триана.
Этер даже не обернулась, когда Кассия села рядом с ней.
– Уж не обижайся, таковы правила, – сказала Кассия, при этом даже в темноте было видно, как высокомерно и бесстыдно она рассматривает Этер. – И пусть мы доверим тебе свои жизни, ты очень многого не знаешь. Представляю, о чем ты думала, отправляясь сюда. Мечты о подвигах каждому вскружат голову, уж поверь, все мы были такими же. Хотели защищать Триану, пытались казаться храбрецами и стремились оправдать надежды. Когда ты живешь далеко от войны, она кажется ненастоящей. Да, умирают люди, стреляют орудия, взрываются гранаты… Даже когда приходишь на фронт, это снова кажется ненастоящим. А потом, когда появляется осознание, твои высокие и благие цели оказываются совершенно забыты. Тебе становится страшно, ружье тяжелеет, ноги не слушаются… Ради чего ты сражаешься? Ради чего готова умереть на самом деле? Подумай об этом, и чем быстрее ты найдешь ответ, тем лучше для нас и для тебя.
– Я пришла сюда, чтобы защищать свободу и независимость Трианского королевства, – медленно проговорила Этер. – Раз тебе интересно, почему я сюда пришла, – она повысила голос, – Ну, я расскажу.
Этер прекрасно помнила тот день. Помнила каждое слово, каждый жест врача Мирана – ему было около шестидесяти, и последние двенадцать лет он посвятил её обучению. Как и помнила другого врача, Лею: в детстве Этер часто играла с её детьми. В тот день солнце пекло немилосердно, и уже в полдень казалось, что каменные ступеньки госпиталя плавятся под его лучами. Хотелось спать, но ещё сильнее хотелось закрыться в каком-нибудь темном и ледяном подвале по крайней мере до поздней ночи.
* * *
Было около двух часов дня, когда Этер вновь подошла к раненому солдату. Тот метался от боли на полу: кроватей катастрофически не хватало, а простыня сбилась куда-то в сторону. Этер даже не натянула фальшивую улыбку – она уже не видела смысла прятать свои чувства. Ей было до боли жаль солдата, которому отрезали правую ногу выше колена. Впрочем, это его не спасло: все равно пошло заражение.
Этер развернула бинты, пропитанные кровью, гноем и ещё немного йодом. Под ними белела кость, над ней, уже отслаивались, гнили мышцы. Тошнотворного запаха не было заметно: в госпитале так пахло уже давно.
– Нужно снова резать, – отстраненно заметила она. – Может, и обойдется.
Солдат кивнул, хотя она сомневалась, что он вообще осознавал происходящее. Этер кивнула двум медбратьям, чтобы они перенесли солдата на операционный стол. Когда все было готово, она натянула перчатки и, вздохнув, ввела в вену солдата морфий. Конечно, он не заглушит боль полностью, но выбирать не приходилось. Этер взяла скальпель и присмотрелась к остатку ноги внимательнее. Некроз разрастался, но, возможно, его удастся остановить. Она разрезала кожу, верхний слой мышц и фасцию. Солдат дернулся, но почти сразу затих. Склонившись над больным, она потеряла счет времени. Даже духота уже не беспокоила её. Глубокий слой мышц, и вот уже здоровая кость. Этер кивком подозвала медбрата с пилой. Сама ещё не справлялась, может быть, виновата постоянная усталость. Как бы то ни было, под внимательным взглядом Этер медбрат отпилил кость, подрезал острые края. Осталось только перетянуть сосуды и нервы.
В этот момент двери госпиталя распахнулись, и в них показалась Элиса – почтальон и по совместительству главная сплетница Бартиста.
– Ох, люди добрые, вы не представляете, что сейчас произошло! – с ходу начала она, выискивая кого-то взглядом. – Какой беспредел творится!
– Не мешай, – процедила Этер, пытаясь ровно перетянуть артерию.
– Совсем о нас несчастных Её Величество не думает, – уже громче продолжила Элиса, словно не услышав. – Как нам жить-то?!
– Заткнись! – Этер рявкнула гораздо громче, чем планировала, и даже медсестры у другого края госпиталя испуганно замолчали. Укол вины тут же испарился, и она благословила повисшую тишину. Горячая кровь текла по рукам, закрывая обзор и мешая пережать сосуд. Через несколько секунд Этер все же смогла завязать узел и повернулась к Элисе. – Теперь можешь говорить.
– Давайте… Мирана и Лею подождем тогда, – пролепетала девушка, с ужасом глядя на Этер. Последней даже не нужно было осматриваться, чтобы понять причину такой реакции: её недавно белый халат покрылся коричнево-красными засохшими пятнами крови, к которым теперь добавились алые – свежие.
– В чём дело? – из соседней комнаты вышла Лея. Она вытирала руки полотенцем, но красный оттенок с них никуда не делся. Чувствует ли она эту кровь, когда обнимает своих детей? Их у неё четверо, ещё совсем малыши. Муж ушел на войну два года назад, с тех пор ни писем, ни черного конверта. Может быть, в безумной работе она пытается об этом забыть? За ней, прихрамывая, спешил Миран. Он уже не в том возрасте, чтобы сутками стоять на ногах: вены и суставы дают о себе знать. Миран был для Этер как дедушка, который всегда был рядом, всегда помогал и учил. Ещё двенадцать лет назад между занятиями он показывал шестилетней Этер, как делать скворечник. Она научилась, и сделала для каждого двора Бартиста по два. Папа отругал её за потраченные доски, а учитель Миран смеялся до слез.
Она любила учиться, он хвалил ее и помогал. Тогда она не понимала, почему с шести лет детей учили стрелять и резать других людей. Теперь Этер знала, что у страны не было времени на обучение – с восемнадцати она должна была начать работать. Из-за постоянных войн средняя продолжительность жизни в Триане едва перевалила через тридцать лет.
– Новое письмо пришло, – чуть не плача, выпалила Элиса. – Из генштаба. Требуют врача, от каждого города нашего округа по одному. Что же делать, вас трое всего!
– Я пойду, – внезапно сказала Этер. – Не отговаривайте меня, прошу. Учитель Миран, вы так много для меня сделали. Я не пропаду, можете быть уверены.
* * *
Этер сонно улыбнулась этому внезапному воспоминанию. Тогда она думала, что хуже быть не может. Конечно, учитель отговаривал её, ругал, а потом и вовсе запретил выходить из госпиталя. Он собирался отправиться на следующий день вечером. На рассвете Этер вылезла через окно на кухне и убежала на войну.
– Я пошла на войну вместо своего учителя, – наконец, она открыла глаза полностью. – Нас было трое врачей: я, он и ещё одна женщина. У неё были маленькие дети, а он был болен. Я решила, что лучше пойти и страдать, чем остаться дома и всю жизнь себя винить.
Кассия долго молчала, опустив голову. Потом вновь подняла, и её лицо приняло привычное надменно-спокойное выражение. Этер показалось, что девушка хотела что-то сказать, но почему-то передумала. Она так и не поняла, какими должны были быть эти слова – обидными или воодушевляющими, но наверняка очень важными для самой Кассии.
Та резко встала и подошла к товарищам. Грегаль улыбнулся, подвигаясь в сторону.
В горле застряли невысказанные слова, которые накопились за эти дни. Этер была уверена, что однажды ей встретится человек, с которым она сможет поделиться мыслями и чувствами. Но как долго ей придется ждать этого таинственного друга? Вдруг на выполнение задания уйдёт несколько месяцев?
Ткань на входе в палатку сержанта зашевелилась, и тот вышел на поляну. Выглядел он гораздо лучше своих подчинённых. Этер казалось, что даже в темноте она видит его зелено-карие пугающие глаза, которые ещё больше оттеняли короткие тёмные волосы.
– Отправляемся, – сказал командир, сворачивая палатку.
Этер накинула на плечи рюкзак и с трудом встала. На поясе непривычно болтался пистолет – Эон заставил его прицепить, а Этер про себя поклялась, что никогда не достанет его из кобуры.
Голова закружилась, в глазах потемнело, внезапно всколыхнулась земля. Она на секунду зажмурилась, преодолевая приступ тошноты. Тупая боль отдавалась где-то в затылке и опоясывала всю голову.
Силуэты сослуживцев скрывались в полутьме. Те покачивались, но уверенно шли вперед. Этер замыкала цепочку, хотя внутренне боялась отстать. Этот страх лишь подгонял её, потому что периодически мир сжимался, а сама Этер впадала в полудрему. Ноги шли автоматически, почти не слушаясь своей владелицы.
Тишина, лес, темнота, опасность – все смешалось в водовороте и уносилось куда-то прочь. Мир сжался до почти незаметной тропинки, оставленной идущими впереди людьми. Шаг, шаг, шаг. Единственная задача: не свернуть в сторону. Все вперед и вперед, и так до рассвета. Холод пробирал до костей, хотя Этер была уверена – на улице довольно тепло. Теперь она почти не раскрывала глаза: только иногда, проверяя, впереди ли вынужденные товарищи.
Пляска теней перед глазами Этер постепенно сгущалась, и она все чаще в буквальном смысле засыпала на ходу. Она почти не чувствовала своего тела, и лишь отчетливая мысль запрещала проваливаться в желанный сон. «Нельзя, нельзя, нельзя спать».
– Привал, – голос Эона раздался издалека, словно с границы миров.
Этер с облегчением выдохнула. Сон уже пробирался в голову, унося девушку на своих мягких волнах. Она одним движением скинула рюкзак и улеглась на землю рядом, не заботясь ни о чем более. Внутри растеклось теплое спокойствие, которое уносило ее все дальше и дальше от реальности.
Глава 5
Пусть же кровь испепеляет
Хоть тела, хоть нас внутри.
Свет надежду оставляет,
Мы его в душе храним.
Солнце слепило даже через закрытые веки. Тепло его лучей обнимало Этер, и та, не открывая глаз, с наслаждением улыбнулась. Пахло землей и молодой травой. Окончательно просыпаться не хотелось: пели птицы, ветер шелестел листвой, издалека доносилось умиротворяющее кукареканье. День заканчивался, его пряный запах всегда так нравился Этер. Она часто убегала в этот небольшой лес, чтобы отдохнуть от изнуряющей жары.
Шепот, раздавшийся рядом, возвестил о том, что впереди ждет прекрасный вечер в компании друзей. Дарли и Кирай снова о чем-то спорили, и тихая перепалка пробудила в Этер желание поскорее обнять их. Ах, какой противный, какой жестокий сон ей приснился! Хорошо, что это был всего лишь сон.
– Нет, идти ещё рано, – шипел Кирай совсем рядом. – Ты посмотри, солнце едва сошло с зенита!
– Зато мы пройдем гораздо больше за эту ночь! – говорила в ответ Дарли, и её голос прозвучал как-то слишком низко.
– Мы подвергнем всех опасности! – Кирай повысил голос.
Этер наконец открыла глаза. Деревья почему-то оказались толще, чем она думала, да и место было незнакомым. Неужели они нашли поляну, где ещё не были? Приглядевшись, Этер заметила необычную желто-коричневую униформу, а потом вдруг вспомнила, что находится на территории вражеского королевства Юнар с очень важным заданием, что Дарли и Кирай ушли на фронт ещё в прошлом году, а здесь у неё друзей нет.
Рядом спорили Грегаль и Кассия. Казалось, еще минута, и они непременно подерутся, но этого не произошло. Из-за деревьев неторопливо вышла Такора. Видимо, вернулась с разведки, и её появление убавило пыл молодых людей.
Этер убрала с лица непослушные пряди волос и села, попутно потягиваясь.
– Надо найти еды, – тихо сказала Такора. – И чистую воду.
– Еда на мне, – Кассия поднялась на ноги. – Этер, ты сейчас не занята, собери каких-нибудь ягод. И постарайся нас не отравить.
Этер покачала головой. Она никогда в жизни не делала ничего подобного. Единственное, что она умела – лечить людей всеми возможными способами. Она даже суп варила с трудом, не говоря уже о более сложных блюдах. А отличить ядовитые ягоды от нормальных и под дулом пистолета не смогла бы.
– Этер пока не готова к этому, – Эон очень вовремя вышел из-за деревьев.
Такора закатила глаза и молча удалилась назад, а через несколько секунд нависшей тишины и вовсе скрылась за деревьями. Грегаль опустил взгляд, словно травинки были самым интересным, что он видел в своей жизни.
– Прошу прощения, я об этом не подумала, – пробормотала Кассия, без тени раскаяния глянув на Этер.
– Что мне до твоих извинений, Кассия? – Эон подошел ближе, и Этер догадалась, что он сегодня не в настроении. Или, быть может, на него так сказалась атмосфера вражеского королевства? – Выполняй свою работу.
Кассия молчала отвернувшись. Эон даже не взглянул в сторону Этер, что заставило её еще больше испугаться. Было видно, что он явно не играет роль заботливого, но строгого родителя: хотя слова были негромкими и почти обычными, от тона голоса по телу пробегала дрожь.
Через несколько томительных секунд Эон оторвал тяжелый взгляд от подчиненных и кивком подозвал к себе Этер.
– Идем, научу тебя приемам защиты, – процедил он и направился прочь с поляны. – Будет грустно, если потеряем врача в первом же бою.
В голове Этер роились вопросы, которые она побоялась высказать. В Триане из-за острого дефицита специалистов деление на профессии было строгим. Люди обучались с самого детства, и уже к двадцати годам обладали широкими познаниями в выбранной области. Существовал лишь один минус: эта область была крайне узкой. В свои неполные девятнадцать Этер почти не умела готовить, не знала иностранных языков и плохо считала. И по мере взросления она столкнулась с по-настоящему серьезной проблемой: тем для разговоров с людьми становилось все меньше. Единственным человеком, с которым она чувствовала себя комфортно, была Дарли – лучшая подруга и тоже врач. С родителями она обсуждала погоду, со старшей сестрой Нилин почти не общалась (когда сестра – командир полка в составе Северной армии, ваши взгляды почти противоположны). С Варионом лишь вспоминала детство, а с младшими Афеной и Грео пространственно говорила о жизни и спрашивала об уроках. Кирай, с которым она встречалась больше двух лет, не был исключением. Этер лишь с отстраненной улыбкой слушала, как он рассказывает о световых волнах и относительности времени. Она просто знала, что однажды ей нужно выйти замуж, и считала Кирая подходящим вариантом.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – когда они отошли на достаточное расстояние, Эон обернулся, – и когда-то я думал так же, как и ты. Но жизнь нельзя разделить на части и провести между ними четкие границы. Вот скажи, разве ты не сможешь развести костер?
– Смогу, если буду знать, как, – согласилась Этер, догадываясь, куда он клонит.
– В этом и дело. Неужели перевязать рану может только врач?
– Разумеется, – с некоторой долей гордости ответила Этер. Снова, как и в госпитале, она почему-то осознавала свою уникальность и оттого ею гордилась. – Только врач знает, как это сделать правильно.
– А если ты объяснишь мне, как это сделать, я всё равно не смогу?
Этер нахмурилась. В принципе в перевязке ничего сложного не было, лишь пара нюансов, о которых она догадывалась на основе многих лет обучения.
– Возможно, – нехотя согласилась Этер, – если я дам четкую инструкцию. Но я не смогу предусмотреть все случаи и любые раны. Даже если я объясню сотню травм и их лечение, все равно вам встретится сто первая и вы не будете знать, что делать. Для подготовки у меня ушли годы, а вы просите рассказать все за пару дней?
– Именно поэтому ты с нами и пошла.
– Но всё же, если вы ждёте однозначного ответа, – продолжила Этер. – Я могу рассказать о самых частых случаях, и тогда – да, вы сможете лечить сами.
Сержант кивнул, словно этого ответа и ждал. Этер молча следовала за ним, хотя внутренне протестовала. К тому же она была разочарована: ведь она шла на фронт лечить раненых, а не участвовать в тайных операциях. Может получиться так, что за месяцы похода её помощь никому не понадобится. Конечно, она была бы этому рада, но все же… Не за этим она ломала себя, заставляя выбирать между долгом и совестью. Как оказалось, совесть была сильнее.
Тем временем Эон остановился на небольшой поляне, дожидаясь Этер.
– Будет достаточно, если ты научишься защищаться. Нападения от тебя никто ждать не будет, поэтому сложные приёмы я даже показывать не буду.
Этер кивнула и встала напротив командира, недоумевая, как можно защититься от выстрелов.
– Твоя первостепенная задача в бою – не сдохнуть и спасти других. Если в тебя будут стрелять прицельно, мои соболезнования, – довольно оптимистично сказал Эон. – Если не прицельно, то падай на землю и закрывай голову руками. А сейчас покажу тебе приемы защиты от ножей и кинжалов.
Кусты сбоку поляны зашевелились. На мгновение Этер подумала, кто-то из отделения пришёл о чём-то доложить, но потом вспомнила, что все товарищи остались в другой стороне. Но Эон говорил, что здесь не должно быть никаких аванпостов Юнара.
Кусты шелохнулись ещё раз, и на поляну вышел светловолосый мальчик лет восьми.
Взгляд Этер сам собой скользнул к Эону, по лицу которого нельзя было понять, о чем он думает.
– Здравствуйте, – мальчик удивленно обвёл взглядом своих небесно-голубых глаз незнакомцев.
Этер не смела даже вздохнуть, не то что открыть рот. Хотя языки Трианы и Юнара были похожи, акцент и многие окончания отличались.
– Ринао! – совсем близко послышался громкий голос девушки. Этер могла поклясться, что та стояла в каких-нибудь двухстах метрах от злополучной поляны.
Эон, не говоря ни слова, подскочил к Этер, схватил её за руку и почти волоком потащил в сторону временного лагеря. Она сбросила оцепенение лишь через несколько секунд, когда низкие кусты несколько раз больно царапнули её по щеке.
Тем не менее Этер не могла не заметить, что даже во время побега Эон ступал тихо, практически неслышно, хотя лес был полон веток и сухой травы. Значит, он полностью контролировал себя, как и ситуацию. Это несколько успокаивало.
Как тут оказались Юнарцы? Ближайшая деревня располагается гораздо дальше от границы, даже за целый день до неё не дойти. Да и она одна из тех немногочисленных поселений, которые образуются на недавнем поле боя. Войны между Трианой и Юнаром происходят довольно часто на протяжении последних двухсот лет.
– Валим, – короткое резкое слово хлестнуло слух Этер. Но её товарищам дважды приказывать не пришлось: Грегаль и Кассия тут же вскочили со своих мест, накинув на плечи рюкзаки и ружья. Ратмир одним движением ноги засыпал их следы.
Не задерживаясь, Эон свернул вправо и вновь исчез среди деревьев. Вероятно, решил обойти поляну и людей на ней стороной, но не отбиваться от курса.
Следующие десять минут всё отделение бежало через лес, лишь изредка делая небольшие перерывы и переходя во время них на обычный шаг.
Когда местность поднялась, лес несколько поредел. Эон остановился. Этер жадно вдыхала теплый воздух, наполненный ароматами трав. Ведь совсем недавно она этим воздухом наслаждалась, но теперь вовсе не замечала. Стремительный побег всколыхнул тревожные мысли, которые вчера вертелись в голове мутным вихрем. Она вдруг отчетливо поняла, как далеко они зашли на территорию вражеского государства и насколько тяжелый путь впереди.
– Кассия, по какой причине ты не собрала свежие данные о поселениях юнарцев? – спокойный вежливый тон Эона пугал до дрожи.
Стратег молчала, непонимающе глядя на него. Этер видела, что она с трудом подыскивает слова.
– Командир, я собрала самые свежие сведения, – от дерзости Кассии не осталось и следа. – Вы же понимаете, что враг не спешит сообщать о координатах новых поселений, а наши разведчики давно не приносили ничего полезного.
Если у отделения не будет свежих карт, то выполнить задание станет очень сложно, почти невозможно. Теперь перемещение значительно замедлится, чтобы случайно не выйти к какой-нибудь новой деревне.
Быстрое передвижение по лесу продолжилось. Все молчали, и гнетущая тишина не нарушалась даже случайным шорохом или вздохом. Только Этер приходилось гораздо внимательнее смотреть под ноги, чтобы случайно не наступить на ветку. Она все еще многого не понимала, а самое главное – почему Эон не убил тех людей.
Ведь это было бы проще и логичнее, учитывая непростое положение отделения. Конечно, Этер ни за что не поддержала бы такой поступок, но со стороны Эона он был бы самым приемлемым. Если бы он это сделал, ещё не факт, что юнарцы догадаются о присутствии врагов на их земле. Да и если бы догадались, искать отделение уже было слишком поздно, особенно на такой большой территории. Другой вопрос – были ли там ещё люди? Но Эон не мог знать этого заранее. Он просто сбежал, оставив живого свидетеля.
Теперь их гарантированно заметили, а учитывая уединенность поселения нетрудно сложить два и два. К тому же мальчик видел, куда они ушли; пограничники легко найдут поляну их временного лагеря, оттуда увидят и маршрут – как бы они не старались идти незаметно, протоптанная тропинка за ними осталась.
Нет, определенно, Эон поступил странно. Скорее всего, пожалел мальчика и его мать – и это было понятно – но как солдат и трианец он был обязан преследовать интересы своей страны.
Может быть, в этом импульсивном поступке проявилось его истинное лицо? То самое, которое он годами прятал от других, чтобы не стать посмешищем и изгоем?
Размышления уводили Этер все дальше от злополучной поляны, Эона и мальчика. Она думала о сестре, которая, наверное, даже не догадывалась о том, где сейчас находится Этер.
Нилин была солдатом, хотя Этер никогда не замечала в ней особенной холодности или отрешенности. Но она с грустью поняла, что у Нилин, в отличие от Эона, рука бы не дрогнула.
– Остановите свое перемещение и положите руки за голову! – ломаная речь на чужом языке ножом хлестнула сознание Этер.
Не делая никаких движений, она лишь скосила глаза в сторону звука: там, практически в трехстах метрах от неё, выстроился отряд юнарских пограничников. Их было не больше десяти человек, однако каждый имел при себе ружье. Сердце ухнуло вниз, встрепенувшись, забилось пойманной птицей. И вновь появилось это пугающее чувство, которое словно сковывало тело плотной коркой льда. Эта корка надежно отрезала Этер от мира и прожгла её тело своим смертельным холодом.
– Бежим, – едва слышный голос Эона почему-то прозвучал отчетливо.
Этер резко пригнулась, защищая голову, сделала два быстрых шага в сторону и кубарем покатилась вниз по отвесному склону, который так кстати оказался совсем рядом.
Шорох и треск позади говорили о том, что юнарцы устремились в погоню. И, судя по всему, довольно быстро сокращали дистанцию.
Впереди мелькали грязно-желтые силуэты товарищей – почему-то сейчас даже высокомерная Кассия показалась такой близкой и родной. Удачно миновав деревья, Этер вскочила на ноги и побежала следом, чувствуя приятную силу и легкость во всём теле. Ледяная корка растаяла, не выдержав всколыхнувшегося в душе пламени. Этер сейчас не могла думать ни о чем, кроме как о несущихся позади вооруженных врагах. Азарт подгонял, и она скорее почувствовала, чем услышала, что те начали отдаляться.
Однако она не только не сбавила скорость, но и с двойным энтузиазмом её набирала. Нужно оторваться как можно сильнее. Найти безопасное место, где можно переждать время…
Тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-тр-тр-тр-тр.
Первородный, животный ужас снова сковал тело Этер. Засада.
Она, как бежала, упала на землю – то ли вспомнила уроки по выживанию, то ли ноги просто перестали держать. Пулемет строчил непрерывно на уровне груди: кора деревьев превратилась в щепки, те – в пыль, которая оседала на взрытой пулями земле.
Мыслей в голове не было: лишь осталось непобедимое желание во что бы то ни стало вернуться домой, а потом и оно исчезло, не оставив после себя ничего. Лишь пустота и темнота поселились в сознании Этер.
Она лежала в довольно выигрышной позиции: в небольшом овраге, защищающем от огня. И хотя врага видно не было, она знала, что позиции юнарцев впереди и за деревьями. Сбоку послышались тихие выстрелы – на секунду пулемет затих, потом застрочил с новой силой. Затаив дыхание, Этер приподнялась и тут же в ужасе прижалась к земле. В нескольких метрах от неё лежал – она ещё не совсем отличала членов отделения – то ли Грегаль, то ли Эон. Лицо было отвернуто в сторону, лишь всклокоченные темные волосы слегка трепетали на ветру.
Секунду подумав, Этер медленно поползла вперед, надеясь, что её рыжие волосы будут не так выделяться на фоне земли. Судя по всему, внимание врагов и их единственного пулемёта было направлено на овраг с другой стороны поляны, откуда периодически доносились выстрелы. Тем не менее, каждое движение давалось через силу, и Этер постоянно подавляла в себе желание вернуться в кажущийся безопасным овраг. Однако она не позволяла себе слабости и лишь уверенно двигалась к товарищу.
«Грегаль! – Этер потянула его на себя. Тот тихо застонал. – Ладно, осталось проползти обратно».
Задний ход давался значительно легче. Ужасно хотелось рывком прыгнуть назад в окоп, однако она понимала две вещи: во-первых, это однозначно заметят, во-вторых, раны Грегаля могут сильнее закровоточить.
Долго тянулись мучительные секунды. Этер слышала, что выстрелы со стороны её отделения звучали чаще. «Отвлекают. Только бы успеть».
Враги, видимо, сконцентрировали внимание на сопротивляющихся трианцах, поэтому Этер без происшествий дотянула Грегаля до оврага. Там она спрятала его за деревом, как можно ниже пригибаясь к земле.
– Где? – резко спросила она, пробегая взглядом по всему телу товарища.
Кровавые пятна расплылись на предплечье, боку и бедре с правой стороны. К счастью, было очевидно, что жизненно важные органы не задеты, поэтому теперь самой главной задачей являлось остановить кровотечение. Без инструментов и увеличительных стёкол это сделать будет крайне трудно, учитывая, что оставалась высокая вероятность повреждения артерий.
– Проклятие, больно, – сипло процедил Грегаль, морщась.
– Считай до тысячи, – сказала Этер, а сама аккуратно достала из рюкзака Грегаля аптечку.
– Один, два, три, четыре…
Она быстро окинула взглядом каждую из ран. Решив, что каждая опасна по-своему, Этер лишь сделала временные перевязки на боку и ноге, разрезала рукав на повреждённой руке. Плохая новость: скорее всего, раздроблена или хотя бы сломана лучевая кость. Хорошая новость: пуля действительно прошла по касательной, и не придётся с огромным риском её доставать. Этер промыла края кровоточащей раны и зашила её, потом примотала к целым костям плеча и предплечья тонкую шину, зафиксировав руку и суставы.
– …семьсот двадцать восемь, семьсот двадцать девять…
С ногой всё было даже лучше, чем Этер ожидала. И хотя пуля застряла в мягких тканях, кость она не задела. Так что для этой раны пока требовалось сделать только перевязку.
– …восемьсот шестьдесят… один, восемьсот шестьдесят два, восемьсот… шестьдесят… три…
Рана на боку оказалась самой опасной. Кровь била мелкими толчками, несмотря на наспех сделанную десять минут назад повязку: чего Этер и боялась. Была повреждена одна из артерий, но кровопотеря оказалась относительно небольшой.
К этому времени выстрелы стихли. Гулкая звенящая тишина была даже страшнее. Когда с поляны послышались шаги, Этер впервые в жизни инстинктивно потянулась к оружию, хотя совсем недавно клялась не брать его в руки. И впервые поймала себя на мысли, что готова убить любого, кто приблизится к ней.
Но она всё ещё не понимала, что причина этой пугающей перемены сидела сейчас напротив неё и одними губами продолжала считать. Где-то глубоко в душе Этер осознавала, что ответственна не за свою жизнь, а за жизнь Грегаля. Следуя моральным принципам и призванию сердца, она имела полное право распоряжаться своей судьбой и, если бы в этот момент была одна, даже не подумала бы о закрепленном на поясе пистолете.
Но она была не одна. И она не имела права лишать Грегаля шанса на спасение.
Металл противно обжег руку. Однако Этер сжала его, медленно сняла с предохранителя. Рука не дрожала, когда черный ствол поднялся вверх и устремился в сторону предполагаемого появления врага.
Этер не сразу узнала в незнакомке Кассию. Та почему-то не смеялась и не корчила самовлюблённое выражения лица. Её золотистые волосы взъерошились и запылились, да и взгляд изменился – или, может быть, это изменилась сама Этер?
Отчего-то почувствовав неловкость, Этер убрала пистолет назад в кобуру и повернулась к Грегалю. Тем временем к ней подошли Такора, Йотей и Эон, но остановились на почтительном расстоянии.
– Мне нужно провести операцию в спокойной обстановке, – безапелляционно заявила Этер. – У нас есть полчаса на то, чтобы найти безопасное место.
– Нести будет сложно. Мы за полчаса не уйдём достаточно далеко, – ответил Эон, и было видно, что он старательно подбирает слова. – Ты можешь провести операцию здесь? Какая разница…
Эта простая просьба пожаром обожгла голову Этер, вгрызаясь в сознание. Если он так любит командовать, то зачем брал её с собой? Если бы не Эон, она сейчас сидела бы в госпитале и спасала раненых, причем по несколько человек в день. А он не только уничтожил цель её пребывания на фронте, но и мешает выполнять свой прямой долг!
– Я не совсем поняла, – Этер резко встала и тут же об этом пожалела, когда перед глазами промелькнула черная пелена, – вы сейчас предлагаете забрать у Грегаля все шансы, сделав операцию абы-как? Я не сомневаюсь, что жертвовать жизнь – благородно, так давайте лучше в следующий раз пожертвуем, например, вашей?
Эон удивленно отступил. Фактически Этер никого не оскорбила и лишь задала вопросы, которые в принципе можно расценить как уточняющие, однако было заметно, что эти слова задели Эона.
– Если следовать картам, то недалеко в горах есть множество пещер, – Кассия достала из рюкзака бумаги и раскрыла их. – В них некоторое время прятались наши разведчики. Даже если юнарцы решат проверить каждую, мы сможем уйти в глубину гор по туннелям. Они образовались естественной запутанной системой, но, к счастью, у нас есть схема.
– Возьмите две толстые палки. Сверху накиньте куртки и свяжите их рукава под палками, – Эон скинул оцепенение и привычно начал командовать. – Этого будет достаточно. И, к слову, – он обернулся к Этер и заглянул ей прямо в глаза, – я всегда готов пожертвовать собой, если таков мой долг.
– Только не забывайте, что некоторую часть пути до пещер нам придётся пройти по открытому месту, – Йотей подошел ближе и внимательно осмотрел раны Грегаля. – Вы готовы рискнуть судьбой Трианы ради одного человека? К тому же нет никаких гарантий, что он выживет и не станет грузом.
– За что же нам сражаться в таком случае? – подала голос Такора. – Я тут же уйду с фронта и заберу с собой вас, если кто-то честно признается, что готов умереть за Трианское королевство. Все мы патриоты до первого боя, не так ли?
Перед глазами Этер сразу вспыхнули яркие образы – ее уютный дом, залитая солнцем кухня, смеющиеся родители, братья и сестры. Она ушла на фронт, оставив маленьких Афену и Грео на попечительство других родственников. Родители и Нилин сделали это ещё в первые дни войны, потом за ними отправился и Варион. Этер не знала, где они и что с ними, живы или уже нет – но всей душой надеялась, что однажды увидит их вновь. Однако войска Юнара систематически теснили трианцев, и Этер наконец решила стать той самой каплей в море исчезнувших на войне душ. Она всем сердцем любила свою страну, её красоту и гордость, силу и несгибаемую волю. Она хотела помогать раненым, приносить им облегчение. Но за этим ли в действительности Этер шла на фронт? Можно ли любить такое большое понятие – целую страну?
Или же она пошла на войну лишь для того, чтобы это не пришлось делать её наставнику? Или младшим сестре и брату?
– Я, например, сражаюсь просто потому, что мне это интересно. Мне больше нечем заняться, вот и пошла на фронт, – продолжала Такора. – И я готова пожертвовать своим весельем ради Грегаля. Просто сдохнуть – это не страшно. Это всего мгновение.
– Гораздо важнее то, что мы оставим после себя, – добавила Кассия, отрываясь от рассматривания карт. – Все мы потеряли слишком много в этой войне, у нас остаётся все меньше смысла бороться. Триана позволит себя любить, даже боготворить, но она никогда не полюбит в ответ. Для этого нужны люди, которых вокруг все меньше.
Йотей нахмурился, однако, к удивлению Этер, не стал спорить. Неужели совесть проснулась? Он лишь кротко вздохнул и снял куртку.
В промежутках между деревьями можно было разглядеть поднимавшиеся на горизонте горы и зеленый луг перед ними. Лучи заходящего солнца слепили глаза и не давали такого же умиротворения, как дома. И хотя это было то же солнце, то же небо, те же облака – все равно беспричинная ненависть вперемешку со страхом закипела в душе Этер, заставляя её крепче сжимать в руках сумку с лекарствами.
– Стихотворение слышал когда-то, но не смог понять его. Теперь, думаю, понимаю, – тихо сказал, задумавшись, подошедший Ратмир. – Мы, словно безумные, глупые дети, делаем то, что не можем понять. Пусть в наших мечтах поселится ветер, его уж никто не сумеет отнять.
Повисло долгое молчание, которое разбавлялось разве что криками птиц и стрекотанием просыпающихся кузнечиков. Для Этер было неожиданностью, но следующее четверостишие нараспев произнес Эон.
– Бежим по дороге за гаснущим солнцем, пытаясь оставить его до утра. Откажемся верить, во власти эмоций забудем, что ночью нам светит луна.
– И в этом ненужном стремительном беге всё дальше уходим от нашего дома. – подхватила притихшая Кассия. – Тысячи сказок сложат о веке, в котором война заглушала звук грома.
Секунда томительной тишины, и голос Такоры облетел тихую поляну:
– Мы не бессмертны, наш день не так долог, чтобы его разменять на пустое. Лишь прошлого с нами остался осколок, но как ни смотри – отражение кривое.
Этер уже не могла отличить, кто говорил следующим. Кажется, Йотей.
– В том отражении можно увидеть все то, что за спинами мы оставляли. Сотни счастливых и грустных событий на войнах в безликую массу смешали.
Всё её внимание было приковано к навсегда застывшим телам в грязно-зеленой форме. По притихшему лесу разлетелся тихий голос Этер.
– У каждого – дом, в нем тоскует семья, с бессилием и страхом ждёт вести с войны. У каждого в сердце родная земля, лишь ей и семье посвящаются сны.
Их пустые окровавленные лица были повернуты к бесконечно синему и равнодушному небу. Откуда-то взялся ветер, который пробрался под кожу и разбился под ней тысячей болезненных осколков.
– И если погаснет когда-нибудь солнце, нам не придётся бежать за ним следом. Слишком тяжелым трудом нам даётся путь, что извилист, кровав и неведом, – почти шёпотом закончил Грегаль.
Глава 6
Свет ведёт нас через бури,
И заставит он бороться.
Для себя не ждём лазури,
Но ведь кто-нибудь спасётся?
Несмотря на сомнения Эона, отделение без происшествий добралось до гор. Там Кассия нашла скрытую за камнями пещеру, и товарищи наконец смогли отдохнуть. Странным было то, что за всю дорогу она ни разу не продемонстрировала Этер свое превосходство и даже смотрела на неё не свысока, как раньше, а как-то внимательно и даже заинтересованно.
Впрочем, Этер всё равно было не до Кассии. Она старательно пережимала артерию и следила за тем, чтобы кровотечение у Грегаля не пошло сильнее, чтобы его несли аккуратно и достаточно быстро. Теперь же она промывала руки тряпками, смоченными в спирте.
– Я сделаю тебе местное обезболивающее, – предупредила она, подходя к Грегалю.
Хотя тот значительно побледнел, он все ещё оставался в сознании. Этер сказала считать от тысячи назад, и теперь под тихий шёпот вколола лекарство рядом с раной. Ратмир прижал к земле ноги Грегаля, Эон – руки.
Прохладный ветерок скользнул по полу пещеры. Этер осторожно вытерла кровь, выступившую из раны на боку. Та хоть и выглядела угрожающе, смертельно опасной не являлась. Если бы пуля повредила крупный сосуд, Грегаль давно бы умер, и тут даже самый одаренный врач оказался бы бессилен. Но все ещё оставалась крохотная вероятность, что кровотечение откроется после удаления пули. Но, поскольку оставлять ее было нельзя, пришлось пойти на риск.
– Держите, – тихо сказала Этер, раздвигая края раны рукой. Грегаль чуть заметно дернулся: обезболивающие подействовало не полностью. Впрочем, времени ждать не было.
Раньше она только наблюдала, как учитель доставал пули. Это казалось несложно, однако Этер слишком хорошо представляла, что может сделать с телом кусок свинца. За прошедший год она много раз была на вскрытиях, где показывали, как десятки пуль превращали внутренние органы в месиво. Грегаля спасли опыт и реакция: он успел отпрыгнуть в сторону, защитив сердце, и при этом закрыть рукой легкое.
Тонкий пинцет был завернут в ослепительно-белый бинт. Довольно предусмотрительно, однако. Интересно, тот, кто его клал, хотя бы на секунду верил в успех подобной операции?
Больше не задумываясь, Этер медленно ввела пинцет в пулевой канал. Кровь тут же залила рану, Грегаль задергался под рукой, но все её чувства были сконцентрированы на приоткрытом кончике стального предмета. В ране не должно быть обломков костей: пуля прошла в опасной близости, но не задела ребра. Возможно, повреждены хрящи, но это не столь опасно.
Внезапно рука Этер замерла. Ледяная волна прошла по телу, на миг застилая глаза. Было понятно, что пуля резко сменила траекторию и ушла вбок, сделав невозможным её извлечение. Единственный выход: разрезать кожу и органы в попытке найти её.
– Держите крепче.
Внезапно все красные и синие линии, которые она рисовала за годы учебы, переместились на живот Грегаля. Артерии, вены, мелкие сосуды, нервы, даже внутренние органы словно просветились сквозь кожу и стали видны невооруженным глазом.
Именно в этот момент стало ясно: резать она не может. Слишком высока вероятность повреждения сосудов, да еще и в довольно антисанитарных условиях. Этер бросила беглый взгляд на пинцет: он был погружен в рану достаточно глубоко. Обычно на такой глубине пули и задерживаются тканями, так что высока вероятность, что и эта где-то рядом. Если она сошла с прямой траектории в самом конце, то можно попробовать достать её и без скальпеля.
Этер начала медленно ощупывать конец пулевого канала и почти сразу обнаружила, что он продолжается чуть левее. Не обращая внимания на метания Грегаля, она направила пинцет дальше и почти сразу нащупала маленький твердый предмет.
Плотно захватив её пинцетом, Этер начала осторожно тянуть инструмент наружу. Медленно шли мучительные мгновения. Было страшно лишний раз вдохнуть.
Кровь вновь полилась из раны, однако довольно быстро остановилась. Приглядевшись, Этер заметила в ней кусочки ткани, и наконец вздохнула с облегчением: рана чистая. Маленький расплющенный шарик упал на землю, и Этер почти ощутила на себе взгляды товарищей. Не обращая на них внимания, она плотно забинтовала рану.
Теперь осталось достать пулю из бедра, что должно быть гораздо легче.
Обезболивающее уже наверняка подействовало, и Грегаль даже ничего не почувствует.
Интуиция не подвела Этер: уже через несколько минут вторая пуля оказалась рядом с первой.
– Я не хочу никого пугать, – прошептала Такора, заходя в пещеру. Все это время она патрулировала вход и луг перед ним, – но юнарцы вышли к горам.
Этер сосредоточенно заматывала вторую рану бинтом. Словно весь мир сомкнулся на шипящем от боли в боку Грегале и на этих белых повязках.
– Нужно валить в глубокие пещеры, – решил Эон, выглянув на луг из-за камней. – Здесь нас найдут – это лишь вопрос времени.
Этер понимала, что в узких проходах и перепадах высот нести Грегаля будет невозможно. Да и вообще, в условиях погони тащить за собой лежачего больного означало обречь всю группу на смерть. Это понимал и Эон, только не говорил. Да и возможно ли спрятаться внутри гор? Юнарцы могут поставить охрану к каждому выходу, к тому же Этер сомневалась, что бумажный план этих пещер полностью соответствует реальности.
Перед глазами вновь мелькнул луг, залитый лучами утреннего солнца. А что мелькает перед глазами Грегаля?
– Я уведу их.
На секунду Этер испугалась, что произнесла эти слова вслух. Ведь мысли приходят в голову мгновенно – только эта мысль почему-то сначала пришла на язык.
– Я обойду горы и выйду к ним из леса. Скажу, что из деревни. Направлю в другую сторону.
– Ты хотя бы знаешь, как эта деревня называется? – процедил Эон. Удивительно, что он не отказал сразу же.
– Лангер, – отозвалась Кассия. – На картах есть такое поселение, чуть дальше, чем это. Я думаю, это оно и есть.
– Я выгляжу самой безопасной из всех вас, – Этер выразительно посмотрела на Такору. Как бы она ни маскировалась, в ней легко угадывалась убийца. Йотей и Ратмир были мужчинами, а все они служили в армии – возникнут вопросы, что они делали в деревне. А Кассия, хоть убей, доверия не вызывала.
«И самой бесполезной, пусть даже помогла Грегалю. Воины нужны Триане гораздо сильнее», – добавила Этер мысленно.
Эон на секунду задумался. Размышлял, нужен ли им будет врач? Хотя у Грегаля есть шансы на выздоровление, как минимум месяц на него можно не рассчитывать. К тому же серьезные повреждения ведущей руки свидетельствуют о том, что он, скорее всего, больше никогда не возьмет в руки оружие.
– Хорошо, иди, – Эон поднялся с места. – Встретимся у возвышенности. Постарайся не угробить себя.
Этер вспомнила карты и отмеченную на них возвышенность Юнара, которая, судя по всему, была довольно примечательным местом. До этой возвышенности идти столько же, сколько досюда от границ Трианы – почти сутки. Впрочем, это не должно быть сложно – просто всё время на восток.
Ратмир и Йотей подняли носилки с Грегалем. Такора и Кассия собрали разбросанные в спешке вещи и закидали следы пылью. Тем временем Этер сняла куртку и ботинки, подвернула штаны – хотя форма и отличалась от привычной трианской, на наряд деревенских жителей была мало похожа. Зато длинная льняная рубашка подходила для образа: Этер достала её из-за пояса и повязала на талии обычную конопляную веревку.
– Удачи, – с этими словами Эон исчез в темном провале пещеры, а за ним – все остальные.
В этот момент сердце Этер впервые ёкнуло: она осталась совершенно одна в чужой стране. Уже близко подходили юнарские воины. С ужасающей медлительностью двигались по каменному туннелю её товарищи.
Вспоминая карты Кассии, Этер свернула в боковой коридор. Если она все правильно рассчитала, то выйдет прямо за спинами юнарцев.
Темнота и тишина действовали угнетающе. Они наводили на мысли о бесконечном одиночестве, на которое теперь обречена Этер. Она добровольно оставила дом и отправилась на фронт, чтобы защищать Триану. Чтобы защищать каждого, кто остался в тылу. Она прекрасно знала о тех ужасах, которые здесь происходят: о смерти, боли, ненависти. Но почему-то старалась думать о той любви, которая гнала людей под пули. О верности и надежде, об их стремлении защитить. И её работа, несмотря ни на что, – лечить. Спасать. Но не защищать. Так что она делает в этом ледяном черном туннеле, в котором не видно даже собственных рук?
Впереди замаячил свет. Подул теплый ветер, принесший за собой едва различимые слова. «Совсем как наши. Будет нетрудно их обмануть», – заметила Этер.
Она осторожно выглянула из-за камня: как и предполагала, юнарцы были между ней и пещерой, где скрылось отделение Эона. Этер пригнулась к земле и скользнула под высокие растения. Если не приглядываться, то заметить её было нельзя; оставалось проползти в таком положении почти двести метров.
Однако сделать это за оставшееся время было невозможно, а пускать юнарцев в пещеру, где ненадолго остановилось отделение, означало сделать бессмысленной эту безумную вылазку.
Когда вражеский отряд зашел в очередную пещеру, Этер бросилась бежать, при этом не сводя глаз с темного провала.
Больше юнарцы не показывались. Этер забежала под деревья и облегченно оперлась на шероховатый ствол: она справилась. Враги, наверное, изучают всё досконально. Это к лучшему: у нее еще осталось время. Теперь надо вспомнить обороты речи юнарцев и особенности их акцента. Но это не составит труда, потому что…
Только теперь Этер заметила девушку, которая всё это время стояла за соседним кустом и не сводила с неё глаз. На незнакомке был надет льняной сарафан с красивой вышивкой по краям – наверное, деревенская одежда. И почему-то в первую секунду Этер подумала не о том, что её заметили, а о том, что ей необходим этот сарафан.
– Снимай, – хрипло прошептала Этер и сделала шаг вперед.
Плевать, насколько это человечно или бесчеловечно: она должна была спасти товарищей. Если отряд в горах нападет на след отделения Эона, Грегаль обречен. Может, остальные как-нибудь и спасутся, но у него шансов нет.
Незнакомка отступила. Было видно, что она испугана и лишь ждет удобного момент сбежать. Тоже не заметила Этер? Возможно, была поглощена заданием соотечественников, а Этер просто подбежала с другой стороны.
– Оглохла? Снимай! – Этер резко завела руку за спину, как будто собиралась достать пистолет. Конечно, никакого оружия у неё с собой не было: еще в пещере отдала его Эону.
Незнакомка вздрогнула, однако непослушными пальцами подняла полы сарафана и стянула его через голову. Этер тут же скинула армейские штаны и надела его на рубашку. Штаны бросила под раскинутые листья папоротника, чтобы сразу их никто не заметил.
– Убирайся, – процедила Этер и, убедившись, что полураздетая незнакомка исчезла среди деревьев, вышла на луг.
Солнце приятно согревало кожу. И хотя сердце билось где-то в горле, она распустила косу и расслабила лицо. Ноги приятно щекотали травы, совсем как дома – только там не было ни гор, ни льняных сарафанов, ни вооруженных солдат. Да и войны там не было: только газеты каждый день писали о ситуации на фронте и публиковали длинные списки погибших. И ещё составы привозили раненых – но сравнится ли это с тем, что происходит здесь?
Теперь же Этер сорвалась с места, бросившись навстречу своим смертельным врагам. Она сейчас не думала о том, что её ждет в случае неудачи. Лишь в висках до боли пульсировала единственная мысль: отвести их как можно дальше любой ценой.
Когда она была на середине луга, из пещеры показались солдаты. Как и ожидалось, они всё же подняли автоматы, однако целится не стали. Всего четверо – видимо, посчитали, что на территорию Юнара проникли только двое: она и Эон. Неужели ещё не нашли отряд, который они убили в лесу?
– Ринао вспомнил! – Этер постаралась придать голосу уверенности. – Та сторона! – она взмахнула рукой в противоположную часть гор.
– Что вспомнил? – командир отряда, мужчина среднего возраста, с подозрением осмотрел Этер. – Он ведь указал другое совсем направление.
– Да, но малыш больно разволнован был, – Этер с трудом улыбнулась и надавила ногтем на ладонь. Боль подействовала: руки и колени перестали дрожать. – Немножко попутал, с кем не бывает. Вот сейчас-то вспомнил, да меня отправили сказать. Я ж самая резвая тут. А в направлении том места сложные, болота да буреломы, просто так не пройти.
Командир всё же задумался, и новая волна страха скрутила живот Этер. Неужели она ошиблась, и он заметил это?
– Только нам надо тебя осмотреть, – после недолгого молчания сказал он. – Ты уж сама знаешь, неспокойно время. Шпионов да диверсантов много ныне, чуть что – пушками машут, народ пугают.
– Конечно, – Этер вновь натянула улыбку и развела руки в стороны, радуясь, что догадалась отдать пистолет Эону.
Командир легко ощупал бока, бедра и ноги Этер, а она запомнила, где можно незаметно спрятать пистолет, а где его наверняка будут искать.
– Раз так, – протянул мужчина, отступая назад, – ты можешь пойти с нами, да сказать, в какое место он указал.
Этер кивнула и отошла в сторону, пропуская солдат вперед. Потом двинулась следом, медленно уводя врагов от товарищей. Шли молча, и каждый миг ей казалось, что сейчас её раскроют. Однако этого не происходило, и расстояние до заветной пещеры все увеличивалось.
Постепенно Этер перестала беспокоиться о том, далеко ли ушли товарищи. Теперь она поняла, что почему-то не продумала, как будет сбегать от юнарцев. Всего для этого было два способа: уйти незаметно или с шумом. С шумом не получится, потому что их четверо и они вооружены, и у Этер нет даже пистолета. А незаметно будет слишком сложно, особенно учитывая, что Этер совершенно не имеет военной подготовки. К тому же их четверо.
Но, так или иначе, свою основную задачу она выполнила. Солдаты уходили прочь вслед за ней, а Этер старалась не думать, что будет, когда её ложь раскроется. А рано или поздно она раскроется, потому что болот и буреломов впереди не было, а если и были, Этер понятия не имела, как их обойти.
И всё-таки, есть ли в войне что-то положительное? Где-то Этер слышала, что война – двигатель прогресса. Но пока она видела, что война этот прогресс только разрушала. Более двухсот лет назад завершилась Последняя война – так её называют, хотя она, конечно, далеко не последняя – та самая, которая принесла Трианской Империи страшнейшее поражение в истории. Некогда великая страна развалилась, от неё осталась в лучшем случае восьмая часть, которая, по большому счету, и для жизни-то непригодна. Сплошные леса и болота, еще и пустынные нагорья часто встречаются. Впрочем, людей в Трианском королевстве все равно не так много. До сих пор численность не восстановилась, хотя – бабушка говорила – были времена еще хуже, и трианцы выстояли, выстоят и теперь.
Пусть этот мир жесток, в нём все еще есть место добру и любви. Никто и никогда не отнимет у Этер этих чувств, она была в этом уверена. Ведь даже враг – он все же человек. И он сражается за свою страну, за свой народ. За это его стоит уважать.
Но если бы война шла только с людьми, все было бы куда проще. Но помимо человека, занимающего престол или лидирующую позицию в Совете, каждая страна имела Хранителя – божество, наделенное невероятными способностями. Последнюю войну считают войной Хранителей.
– Ты можешь быть уверена, что Ринао не допустил ошибку? – с подозрением спросил командир отряда, когда они уже отошли на приличное расстояние.
– Он говорил, что потом последил за ними чуть-чуть, – на ходу сочиняла Этер, – и они в эту сторону пошли, куда мы сейчас идём. А уж как дальше, так вам, военным, лучше знать – мы ведь мирное население, войны вести не умеем.
Периодически путаясь в странных оборотах чужого языка, Этер всё же убедила не самых проницательных солдат идти дальше. Наверное, её странную речь и ошибки в словах они списали на волнение и плохое деревенское образование – Этер слышала, что во многих поселениях Юнара даже школ нет, не говоря уже об университетах или академиях.
Следующая пара часов снова прошла в молчании. Теперь Этер не сомневалась, что Грегаль и остальные члены отделения в безопасности. Определенно, они смогли уйти через низкие хребты возвышенностей туда, где им ничего не угрожает. Зато теперь Этер всерьёз задумалась о том, как ей избавиться от конвоя. Всё чаще в голову лезли мысли о родителях и младших сестре и брате, о друзьях и о будущем. Будет печально, если она умрет через несколько дней после своего триумфального отъезда на фронт. Все же у неё были цели и мечты, и просто так от них отрекаться она не собиралась.
Конечно, когда Этер вызывалась увести юнарцев прочь, она отдавала себе отчет о вполне реальных рисках. Однако она думала, что сбежать будет проще – теперь стало понятно, что это невозможно.
Что ж, значит, такова её судьба. Зато она успела спасти жизни Грегалю и солдатам, раненым в бою, когда она только приехала на передовую. Теперь, стоит надеяться, спасет и членов своего отделения. А это значит, что она прожила свою жизнь не зря.
Юнарцы вошли в лес. Этер следовала чуть сбоку, попутно запоминая пути отступления, которые, скорее всего, ей не понадобятся. Осталось только тянуть время во что бы то ни стало. Совсем скоро они догадаются, что их обманули – если ещё не догадались. А, судя по выражению лица командира, подозрительные мысли уже некоторое время терзают его сознание.
И хотя Этер старалась не чувствовать к нему ненависти, та все равно расползалась по её душе. Всё-таки эти люди пришли к границам ее родины, чтобы забрать себе землю, которой трианцам и так катастрофически не хватало. Они хотят уничтожить то, что за два века с огромным трудом построили её предки. Может быть, именно эти люди однажды сожгут её дом, а близких уведут в плен.
Вслед за этими мыслями в голове все сильнее проросла ненависть. Она ощущалась почти физически, так что Этер старалась лишний раз не смотреть на своих спутников, чтобы они не заметили её окаменевшего лица. Она ненавидела их за то, чего они ещё не сделали – разве это правильно? Может быть, одного она даже сможет убить – но имеет ли право? Это не её задача. Это задача воинов – защищать страну, сея хаос. Она же должна спасать, а не убивать. Тем не менее в голову сами лезли картинки уничтоженных городов Трианы и пылающих погребальных костров.
Она не позволит им это сделать. Даже если для этого придется умереть.
– Слишком долго мы идём, а следов и обещанных болот нет, – командир остановился. – Даже если Ринао видел, что они шли сюда, они могли изменить направление. Стоит пройти к горам, осмотреть местность оттуда.
– Скоро стемнеет, мы ничего не увидим, – пролепетала Этер. В глазах потемнело, желудок скрутило судорогой. Если они пройдут к нагорью, то есть вероятность, что заметят отделение Эона. Этого допустить было нельзя. – Ночевать там опасно – место открытое, лучше здесь остаться…
Вот так и попадаются шпионы – на мелочах.
А ведь все так хорошо начиналось… Да и сейчас это уже не важно. Часом раньше, часом позже – все равно они бы её раскусили. Странно, что не раньше. Этер помнила про особенности юнарского языка, так похожего на трианский, только более витиеватого и без возвратности. Нет и не было в юнарском языке слова «остаться». У них оно заменялось на более сложное по конструкции «оставить себя».
В эти секунды последовательно произошли три события: все четыре воина одновременно повернулись к Этер, из-за их спин тенью выскользнула Такора, а Этер на разом подогнувшихся ногах упала на землю.
Раздались выстрелы. Совсем недолго, а потом повисла тяжелая тишина. Этер боялась открыть глаза – вдруг она увидит перед собой Такору, лежащую на темной кровавой земле? Вдруг клятые юнарцы всё-таки успели повернуться?
– Хватит валяться, вставай, – совсем рядом послышался тихий хрипловатый голос Такоры.
Такой теплый и родной, хотелось разрыдаться от радости. Этер даже в мыслях не могла найти слов, чтобы рассказать о том, как она счастлива слышать его.
– Хорошо, две минуты и идём, – вздохнула невидимая Такора. – Нам ещё горы переходить, надо успеть до захода.
Только теперь Этер открыла глаза и приподнялась над землей. Рядом с ней лежали четыре тела – но даже мертвые они пугали её до дрожи. Двое все ещё агонизировали, постепенно успокаиваясь. И ведь всего минуту назад они шли рядом и даже не догадывались о том, что совсем скоро все будут мертвы. Вот как на войне – миг, и человек обречён.
Остались лишь остывающие тела, под которыми даже не растекались лужи крови, что так любят описывать в романах драматизирующие писатели. Вся кровь впитывалась в землю, и без того черную. Лишь перед одним из тел вился алый след – он умер не сразу, успев отойти назад, и залил своей кровью траву. Взгляд Этер упал на его руку: она едва заметно подрагивала.
По щекам Этер покатились слезы. Нет, она не оплакивала погибших, и это не были слезы радости. Она даже не совсем понимала, почему плачет, просто слезы сами лились наружу. Вместе со слезами где-то в груди рождался страх, который с каждым мгновением становился всё сильнее. Вот он поднялся выше сердца и застрял где-то в горле, перекрывая доступ кислорода.
По телу пробежал озноб, вмиг заледенели руки, а в голову, напротив, ворвался пожар. Дышать стало сложно, и страх, ранее набиравший силу, теперь захлестнул сознание. Мысли вились одна за другой, Этер не могла ухватиться ни за одну из них – яркие, они, словно цветные мотыльки, танцевали в водовороте первородного ужаса и желания бежать. И, как песок, выскальзывали из пальцев сознания, пытавшихся их удержать.
Горячие слезы обжигали щеки Этер. Она не заметила, как до боли закрывает уши ладонями. Но даже так до слуха добирались эти стоны и всхлипы, которые преследовали её с того самого дня, как она приехала на фронт.
Реальность смешалась с галлюцинациями, и Этер уже не могла отличить одно от другого. Нилин, Кирай, солдаты, Такора. Они все что-то говорили, смотрели испуганно и удивленно, но Этер не понимала ни слова. Рядом плакала Афена, отец тянул к ней окровавленные руки. Учитель качал головой и разочарованно отступал.
– Дыши глубже, – над самым ухом, перебивая все остальные голоса, раздался приказ.
Каждый вдох давался с трудом, словно легкие сжимала чья-то рука. Каждую мысль пронзил страх, и совсем скоро не осталось ничего, кроме него. Лишь панический, животный ужас прожигал изнутри. Но Этер старалась дышать. Она и сама понимала, что нельзя без сопротивления отдавать свое сознание этому чувству. Нужно бороться даже сквозь боль и нехватку кислорода.
И с каждой секундой сжимающая легкие рука расслаблялась, впуская в тело всё больше воздуха. Этер полностью сконцентрировалась на дыхании, нарочно игнорируя страх, и ему всё же пришлось отступить.
– Почему ты пришла за мной? – через некоторое время сквозь угасающие всхлипы спросила Этер. Она все еще сидела на коленях на земле, испачкав в крови цветастый сарафан.
– Меня отправил командир, – Такора стояла неподалеку, опершись о толстое дерево. – Мы своих не бросаем.
В который раз вытерев рукой слезы, Этер поднялась с колен и глубоко вздохнула. Видимо, только что она официально стала частью отделения.
Глава 7
Туман сгущался, покрывая верхушки темных деревьев. Под ними стелился могильный холод.
На земле сидел юноша и бездумно пропускал травинки сквозь длинные пальцы. Трава была холодной, почти настоящей. И вода в озере поблизости тоже почти освежала задурманенный рассудок. И далёкий пустой город чем-то напоминал ему родину, которую он оставил так давно. Жаль, что жителем этого каменного склепа всегда был один лишь ветер.
Широкие рукава одежды призрачно белели на фоне мрака. Юноша слышал, как по траве сбоку прошелестели чьи-то шаги.
– Скучаешь, как обычно? – полушепотом спросила девушка, садясь рядом. – Чудесный вид, не так ли?
Юноша молчал, не отрывая взгляда от своих рук. А ведь когда-то они с наслаждением скользили по телу сидящей справа женщины. Теперь он тщетно боролся с желанием оторвать собственные ладони.
– Молчишь, как обычно, – нежный голос гостьи мягко касался слуха. Сколько бы он отдал, чтобы оглохнуть! – Тебе ведь смертельно скучно, Поненте. Так почему всё гордишься? Ты ведь все понимаешь, всё осознаешь, но все равно ненавидишь меня.
Поненте молчал. Он просто не знал, что ему сказать, да и говорить не хотелось. За две сотни лет молчания он научился обходиться без слов, хотя раньше это было невыносимо. Потом и вовсе понял, что ни в одном языке не найти тех фраз, которые он бы хотел произнести.
Он все ещё помнил тепло тела Трамонтаны, её улыбку и смех. Помнил, как она всегда появлялась словно из ниоткуда и исчезала, когда ей вздумается. Как он сгорал в желании скорее прикоснуться к ней, обнять и не отпускать.
Но ещё он помнил её ледяные серебристые глаза – последнее, что он видел в том мире.
И пусть сердце всё равно предательски подскакивало в груди, когда Поненте слышал тихую поступь её шагов, он никогда её не простит. Но всё равно, против своей воли, он постоянно возвращался к самому началу, не понимая, где допустил ошибку.
Ты помнишь, конечно, как все начиналось:
Дружили, любили и в счастье купались.
И мы не боялись забвенья, когда,
Друг друга сменяя, сбегали года.
Искал, но не находил. И помнил каждую строчку стихотворения, придуманного здесь и здесь же похороненного. Трамонтана никогда больше не услышит от него ни слова, ни этого стихотворения – плода его бесконечных размышлений. Ведь здесь, в этом иллюзорном мире, куда она заперла Поненте, не было времени.
И, по иронии судьбы, после своей смерти Трамонтана оказалась запертой с ним в этом бесконечном кошмаре. Понимала ли она, что всё могло быть по-другому? Жалела ли? Вспоминала ли былое?
Ты помнишь, как падали осенью листья,
Что были божественной созданы кистью?
И помнишь, как все возрождалось весной —
Полной надежд и стремлений порой?
Поненте помнил. Каждый день после их знакомства, он помнил каждый её взгляд и каждый вздох и проклинал свою бессмысленную память, не позволяющую это забыть.
Но он не был бы Хранителем величайшей империи, если бы позволил чувствам и сожалениям помешать плану. А план был прост – он должен во что бы то ни стало покинуть этот созданный Трамонтаной мир. И желательно сделать это до того, как Триана потерпит ещё одно сокрушительное поражение.
Поненте почти слышал, как на Солос падают бомбы, и каждая из них разрывалась в его сердце. Он не видел войны, но знал, что она идет – он чувствовал чужую боль, от которой ныло за грудиной, значит, трианцы продолжали сопротивляться. Это радовало, но в то же время удручало – слепая, бессмысленная война не приведёт к победе. Он ошибся много лет назад, и эта ошибка грозит вот-вот уничтожить его лучшее творение.
Насколько бы не был прост план, его все равно нужно начать. А как это сделать, если он постоянно здесь, в параллельном реальному мире? Есть лишь один способ выбраться – пробить это пространство снаружи предметом, который некогда принадлежал ему. Но как объяснить это трианцам? Ведь они наверняка считают, что он мертв. Да и тот предмет найти крайне сложно.
Карты привычно лежали в руках, только теперь они стали бесполезны. Это и не были те карты, которыми он так привычно менял судьбы. Лишь жалкая копия, игрушка, словно в насмешку созданная Трамонтаной.
Как много унылых осенних ночей
Ты не смыкала прекрасных очей?
Как быстро весенняя буря цветов
Стала тебе тяжелее оков?
Что чувствовала Трамонтана, когда предавала единственных, кто любил её?
Поненте даже в мыслях не допускал предательства близких. Да что уж там – он был готов отдать многое, чтобы вернуть к жизни Хорго. Поненте помнил последние слова друга, наверное, не только потому, что он мог с легкостью заглядывать в прошлое
. Просто Хорго был другом.
Поненте давно привык к тому, что Хорго постоянно менялся. Каждый день, иногда чаще. Поненте прекрасно знал причину таких изменений – просто реальность, в которой он жил, была всегда в прошлом для Хорго. Тот проживал одни и те же дни десятки, а то и сотни раз, но неизменно возвращался назад, чтобы снова все изменить. И уходил вновь, и снова возвращался. Он уверял, что никогда не потеряется в лабиринтах времени, что никогда не покинет ни Поненте, ни Трамонтану. Но Поненте все равно каждый день боялся, что однажды друг станет совсем другим. Эта мысль так изводила его, затмевая все другие, что он не сразу понял: Хорго может и вовсе не измениться.
Так и произошло двести четыре года назад. Перед новым переходом из будущего Хорго сказал ему такую фразу: «Однажды тебе будет очень больно, но прежде, чем уничтожать себя и всё вокруг, попробуй облечь свои чувства в слова».
Время шло как обычно. Хорго был рядом и никак не менялся. День за днём он оставался прежним, и Поненте вдруг понял, что статичность лучшего друга даже страшнее его изменчивости. Это означало, что или он умрет в будущем, не успев вернуться в безопасное прошлое, или сейчас ничего нельзя изменить. Тяжёлые слова не шли из головы Поненте, а на фоне разгоревшейся войны они звучали приговором.
Через полгода Хорго погиб, а Поненте оказался заперт в Безвременье. Спустя пару месяцев к нему присоединилась Трамонтана, и с тех пор он оказался навсегда оторван от внешнего мира. А та как ни в чём не бывало удивлялась его молчаливости. Лишь щебетала обо всём подряд, иногда даже не замечая исчезновения Поненте среди ночного мрака.
Или ты все поняла за мгновение?
Однажды проснулась, пришло озарение,
С тоской посмотрела на новый рассвет:
За спиною оставила тысячи лет.
Трамонтана была Хранительницей Клантанской Империи – почти такой же могущественной, как Трианская. Они с Поненте провели вместе две тысячи лет, так почему же она пошла на тот шаг? Когда на одной чаше весов лежит твой народ, а на другой – любовь всей твоей жизни, перевесит все равно первая. Он понимал причину – но от этого легче не становилось.
Больше века после заключения в Безвременье он дышал лишь ненавистью к бывшей возлюбленной. Потом начал задаваться вопросами, но так и не нашел разумных ответов. Душа Трамонтаны оказалась такой же темной, как лес, ныне окружающий Поненте.
Или ты этих веков испугалась,
Которые к нам исступленно цеплялись?
Как жаль, что тогда ты понять не смогла:
От боли не спрячут тебя зеркала.
Она любила зеркала, а вслед за ней их полюбил и Поненте. Если бы он только знал, как подло она использует эту любовь!
В памятную ночь (которая, впрочем, никогда не прерывалась) два года назад Поненте снова и снова прокручивал в голове строчки своего стихотворения, с упоением смаковал каждое слово. Он послушал последний совет друга и запомнил эти слова, влив в них силу своей боли, своего разочарования.
Та ночь ничем не отличалась от других, но именно тогда он смог понять, что нужно делать. Зеркала. Знал ли Хорго о том, что Поненте будет пленён? Догадался ли, как выбраться? Или та фраза была лишь совпадением? Так или иначе, теперь Поненте знал, как рассказать о себе миру. Все же между реальностями существовал нерушимый, пусть и зыбкий мост – тонкий мир сновидений. К тому же одна из его карт все ещё продолжала свое действие в реальном мире – а его душа была с ней неразрывно связана.
Не знаю, как с этим смогла примириться.
Может, легко, как свободная птица,
Может, чудесные кудри рвала:
Но мне все равно – ты меня предала.
Глава 8
И, пройдя сквозь шторм и грозы,
Он забудет, кем был раньше.
На щеках замерзнут слёзы;
Отряхнется – пойдёт дальше.
Такора почти всю дорогу молчала, а Этер даже не пыталась заговорить. Во-первых, она боялась юнарских солдат, которые могли находиться поблизости, во-вторых, ей не хотелось перебивать задумчивое и отстраненное молчание Такоры. К тому же она все никак не могла придать словесную форму разрозненным мыслям, которые вились в голове.
Когда девушки подошли к месту встречи с отделением, уже давно стемнело. Редкие деревья едва заметно качались, ловя последние отблески солнца. Страх постепенно отступал, на его место пришли гордость и, как ни странно, сожаление.
Какие бы отношения не складывались между Трианой и Юнаром, жители оставались обычными людьми со своими мыслями и чувствами. Они одинаково любили свою страну и одинаково желали её победы. И хотя разумом Этер понимала, что военные ни на миг бы её не пожалели, сердце всё равно ныло. Ведь наверняка у каждого была семья, близкие и любимые люди. Теперь они не дождутся с войны своих героев, не обнимут их.
– Твоя проблема в том, что ты не можешь определить, что главное, а что – второстепенное, – когда до временного лагеря оставалось метров пятьдесят, Такора впервые заговорила. – Если ты каждую проблему будешь принимать за главную, то все они однажды станут второстепенными. Ты не сможешь сражаться, лечить. В принципе, потеряешь часть своей жизни. Когда встанешь перед выбором, не сможешь принять решение.
Интересно, как долго Такора думала об этом, прежде чем сказать? Неужели всю дорогу?
– Триана, Юнар, Файлор… И Парас с Артеоном, и Кланта – все эти страны одинаковы, и люди в них тоже. Там есть женщины и дети, они любят и ждут. Им бывает больно, они боятся войны, желают родине процветания. Но ты родилась в Триане, и, как бы не жалела иностранцев, твои любовь и верность должны принадлежать только ей. Только трианцев ты можешь считать за людей и только их интересы должна учитывать. У тебя есть один выбор и лишь два варианта: что ты любишь – Триану или весь остальной мир? – Такора вздохнула. – Когда поймёшь, может стать поздно. Не выбирая, ты обречёшь себя на муки. Учись отпускать мертвых, иначе однажды они утянут тебя за собой. Когда я была ненамного младше тебя, гналась за теми, кто давно сгнил в земле. Я бежала за своими родителями, за сестрой, за друзьями и просто знакомыми, – Такора остановилась, когда впереди показались смутные силуэты товарищей. – Я бежала к ним в прошлое, а в итоге оставила себя без будущего. Теперь я ничего не могу поделать. Словно мое тело здесь, но душа осталась с теми, кого теперь нет в живых. Я не смогла выбрать главное и думала, что смогу удержать и то, и другое.
– Это выбор без права выбора, – горько усмехнулась Этер. – К чему бы я не пришла, другое придется оставить. Ты боишься отпускать, это нормально, – она осторожно коснулась плеча Такоры ладонью. – Но я – не ты. Я смогу принять решение, и, что бы ни случилось, всегда выберу Трианскую Империю. Уж поверь, мне хватит мужества уничтожить ради нее Артеон и Парас, если это понадобится. Но для этого мне придется забыть о своей человечности, а после останется только умереть.
– Жестокая, – почему-то с улыбкой произнесла Такора. – А кажешься милашкой. Хочу взглянуть на тебя, когда будешь принимать это решение.
С этими словами она подошла к товарищам, а Этер всё еще не могла унять внезапную дрожь сердца. Такора советовала забывать умерших, но сможет ли Этер это сделать? Она не лукавила, сказав, что пойдет на все ради спасения Трианы. Другой вопрос – сможет ли она с этим жить. И предполагала, что ответила верно.
Только когда из палатки показался командир, мысли сразу же закрутились вокруг его фигуры.
– Где Грегаль? – вместо приветствия спросила она у подошедшего Эона.
– Отдыхает в палатке, командир Кирент, – процедил он, однако от глаз Этер не укрылась тень насмешки, скользнувшей на его лице. Значит, у сержанта сегодня хорошее настроение. Какой же он всё-таки переменчивый.
– Можете называть меня просто Этер, – в тон Эону ответила девушка и прошла мимо, едва не задев его плечом.
Настроение Грегаля заметно ухудшилось, но Этер была уверена, что это из-за вынужденной изоляции. Наверное, отделить его от группы было верным решением: из-за смеха или длительного разговора раны могли открыться.
– Как себя чувствуешь?
– Паршиво, – возмущённо процедил Грегаль. – Мне не разрешают даже на другой бок перевернуться!
Этер едва сдержала смех, однако это не укрылось от глаз Грегаля. Пожалуй, такие запреты были лишними, однако Эону действительно правильно было перестраховаться. Новый прилив беспричинной гордости согрел Этер. Врачей всегда боялись и уважали, даже собственный командир относился к ней чуть уважительнее, чем к остальным подчиненным.
– Это твой план мести? Спасти мне жизнь и заставить страдать?
– Нет, это план не мой, – притворно вздохнула Этер, садясь радом с Грегалем. – Командир попросил заботиться о раненых, что я и делаю. Хотя такая забота довольно необычна на задании. Было проще взять с собой больше солдат, кому нужны раненые? От них больше проблем, чем пользы.
– Командир всегда о нас заботился, – как она и ожидала, Грегаль начал решительно защищать Эона. – Просто врачей с собой не брали – зачем? Мы редко вступали в бои, чаще просто устраивали диверсии или вроде того. Сама понимаешь, лишний раз светиться ни к чему.
Хотя бы на один вопрос Этер наконец получила внятный ответ. Но тогда почему диверсионный отряд, который и в бои-то не вступал, отправили в сердце вражеского королевства для важной миссии? Или это миссия не такая уж и важная? Или что-то пошло не по плану? Или план вообще другой? Слишком много вопросов, которые запутывают еще больше. И снова в центре этого темного вихря оказывается Эон. Даже если распоряжение отдали сверху, он знает больше, чем говорит. С одной стороны, это разумно – если кого-то возьмут в плен, то они даже под пытками ничего не скажут. Но, с другой стороны, сокрытие фактов от отделения могло вызывать подозрения.
– В таком случае странно, что он взял меня с собой сейчас, – протянула Этер. Она до сих пор не понимала, что здесь делает.
– Значит, так нужно.
Грегаль ненадолго отвернулся, когда Этер развязала бинты на ноге. Значительного воспаления не было, только кожа немного горела по краям раны.
– И что, ты прямо никогда не задумываешься о логике его приказов?
– Видишь ли, всем ясно, что он знает больше нас. – Видимо, из-за отсутствия собеседников Грегаль был готов излить душу Этер. – Тем не менее, мы верим его решениям…
– Почему?
Вопрос вырвался сам, и Этер даже испугалась, что Грегаль сочтет её любопытство излишне подозрительным. Однако он лишь задумчиво смотрел куда-то мимо нее, словно пытаясь вспомнить, почему он всё-таки доверяет Эону. И, видимо, так ничего и не придумал, потому что через некоторое время разочарованно вздохнул.
– Странный вопрос. Мы много лет работаем вместе, и у меня никогда не возникало сомнений. Это видно во всём, в каждом приказе и поступке. Ты ему не веришь, раз спрашиваешь – это и понятно. Но тебе стоит помнить, что на войне мир становится совсем другим. Здесь от тебя мало что зависит, и вера в товарищей становится своеобразным маяком. Скоро ты это поймешь, не переживай. Все через такое проходят.
– Командир давно служит?
– Лет десять, – Грегаль вновь на секунду задумался. – О своем прошлом он не любит говорить. Зато я помню такую интересую историю, которая произошла, как только я пришёл в армию.
Дальше начался поток слов, где Грегаль в красках описывал событие шестилетней давности. Как он пришёл в армию, пробрался на территорию Юнара и захватил в плен вражеского солдата, вытянув из него впоследствии необходимую информацию. И хотя ему за это здорово досталось, его заметил «капитан» и пригласил в отделение особого назначения. Там Грегаль познакомился с Эоном, Такорой и Ратмиром. Следующие годы они этим составом выполнили много важных для Трианы тайных заданий. Два года назад, после официального объявления войны, к отделению присоединились Кассия и Йотей.
Все это сопровождалось огромным количеством лирических отступлений, в которых бесповоротно потерялась Этер. От обилия информации закружилась голова, и после пары коротких символических реплик она всё-таки решила прервать монолог.
– Все, я поняла, поняла, – почти взмолилась она. – Замолчи, рана может открыться.
Она знала, что рана не откроется от такого пустякового воздействия, к тому же качественные солосские лекарства значительно облегчали ситуацию. Но Грегалю об этом лучше не знать.
Тот послушно закрыл рот, и Этер благословила повисшую тишину. Пожалуй, спрашивать что-либо у Грегаля было ошибкой – тысяча слов и только одно по делу. Но, возможно, в более спокойной обстановке Этер как-нибудь попробует вытащить ещё информацию.
Теперь же ей нужно было осмотреть рану на боку Грегаля – собственно, она и вызывала у Этер наибольшие опасения. Глубокая, неровная, со рваными краями: у неё были все шансы нагноиться. Вздохнув, Этер ещё раз промыла её спиртом и забинтовала. Другого варианта всё равно не было – не идти же в больницу.
С рукой дела тоже были не очень. Хотя пуля прошла по касательной, она всё равно задела и сломала лучевую кость. Этер, как могла, выровняла обломки – теперь осталось только ждать.
Наложив шину и ещё раз проверив температуру Грегаля, Этер вышла из палатки. Свежий вечерний ветер приятно трепал волосы и подол сарафана. Вновь появилось болезненное ощущение нереальности происходящего. Мозг Этер почему-то отказывался верить, что находится на территории вражеского государства.
Неподалеку сидели Ратмир и Йотей. Костра не было: боялись привлечь внимание. Этер заметила, что теперь товарищи вели себя более осмотрительно и стали похожи на настоящих разведчиков. Было видно, что они уже не раз выполняли задание на территории Юнара, поэтому вначале были расслаблены и совершенно не ожидали встретить как мирных жителей, так и военных. Но если так, то каким образом маленькое королевство смогло за несколько лет построить новые города и аванпосты, да еще и увеличить количество солдат?
– Не будь мудаком, – негромко говорил Йотей. Этер замерла на месте, прислушиваясь. – Она не виновата в том, что с ней происходит.
Почему-то Этер всегда думала, что военные во время перерывов между боями говорят о них и только. Или о семьях, что вполне логично – ведь за что ещё бороться? Но, как оказалось, они могли и обсуждать приятелей, даже сплетничать. Как простые школьники… Интересно, о ком они говорили? Наверняка о ком-то из отделения, но тогда это может быть или Этер, или Кассия, или Такора.
– Она мне рассказывала как-то про своих родителей, только это секрет, – Йотей перешёл почти на шёпот, и Этер с трудом могла его услышать. – Будто они с рождения ей твердили, что она должна быть лучшая, а два года назад почти пинком отправили на фронт. Патриотизм, все дела… Вот она и бесится.
– Она давно уже не ребёнок, чтобы слушать родителей, – фыркнул Ратмир. – Манипуляции легко распознать. Не могу поверить, что она до сих пор на них ведётся.
– Да врет она все, что такая независимая. Ты требуешь от нее невозможного.
Вероятно, они говорили о Такоре или Кассии. Но, исходя из недавнего разговора с Такорой, Этер предположила, что её родные давно мертвы. Выходит, остается Кассия. Однако это ещё больше не вязалось с образом гордой и надменной девушки, которая уж точно не пойдет на поводу у других.
– Да почему вообще ты делишь людей на тех, кто тебе нравится, и тех, кто нет? Причём это никак не объясняется, – продолжал Йотей. – Ненавидишь Кассию, но при этом к рыжей ты сразу стал относиться хорошо? Хотя ещё непонятно, кого из них двух надо жалеть.
Если после первой фразы Йотея Этер хотела по-тихому отойти дальше от поляны, то теперь интерес и закипающее негодование заставляли остаться. Видимо, во время заданий члены отделения перемывают косточки всем своим знакомым.
– Да потому что Кассия выплескивает все свое дерьмо на других, как будто хочет заставить их страдать. А Этер хотя бы пытается быть хорошим человеком, – Ратмир вздохнул. – А вообще, если так рассуждать, можно всех под одну планку поставить. Во всех нас есть что-то хорошее и что-то плохое. Гораздо важнее, под каким углом ты смотришь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71274238?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Самохина
Некогда великое королевство Триана тонет в собственном бессилии уже два столетия. Соседи обрушили на страну свою многовековую ненависть, и теперь все идёт лишь к одному финалу.
Этер отправляется на фронт, где ей предстоит отыскать дорогу к спасению родины. Она ныряет с головой в самый мрачный, самый жестокий омут – в бессмысленную кровавую войну, последнюю в истории Трианского королевства.
Непроглядная ночь, кажется, никогда не закончится. Сможет ли Этер найти путь к рассвету?
Анна Самохина
Раccвет
Пролог
Наших дней алеют грозди,
Солнца круг стремится ввысь.
Не для нас сгорают звёзды;
Нам уже не вознестись.
Тихое июльское утро было прекрасной, вдохновляющей порой. Птицы и бабочки порхали в небесной синеве, стрекотали засыпающие кузнечики. Лучи солнца коснулись росы, и та вспыхнула россыпью бриллиантов.
Я об одном прошу живых:
Останьтесь верными, любя.
Гоните прочь людей гнилых,
Как не смогла однажды я.
Этер дочитала стихотворение, вырезанное на надгробной плите. Потом положила на едва заметный холмик букет белых лилий. Их аромат дурманил сознание, и на секунду ей показалось, что она кладет цветы не на безымянную могилу возле дома, а стоит в каком-то далеком городе над погребением горячо любимого человека. И это чувство отчаяния, безысходности, несправедливости лишь заставило Этер вспомнить, куда она отправляется. Быть может, совсем скоро эта призрачная скорбь станет реальной.
Через минуту она уже вскочила на стоявшего рядом коня и, не позволяя себе оборачиваться, направила его в сторону подернутого белесой пеленой горизонта. Её одолевали тревожные мысли, которые словно по собственной воле лезли в голову. Не об этом она мечтала, не этого хотела. Другое видела во снах. Но никто не знает, как повернется жизнь. Вот и теперь Этер приняла, на её взгляд, единственное правильное решение. Она ехала на войну.
Что ни ночь – новый кошмар. Тяжелый, запутанный, словно бред пьяного или сумасшедшего. Ускользающие от сознания образы, тени, вспышки света и всполохи пламени, блики луны и фонарей, неясные очертания невидимых гостей. Даже погожие дни не прогоняли вереницу мучительных снов. Они терзали сознание, ранили его, заставляли бежать: но бежать было некуда.
Этер вдруг вспомнила странствующего старика, который полгода назад забрёл в их город. Девушка обрабатывала его раны, а он рассказывал ей предания старины, в которых воспевалось могущество Трианской Империи. Этер тогда пожаловалась на страшные сны и потерю связи с близкими, а он посоветовал набраться храбрости и взглянуть реальности в глаза. «Страх и ненависть будут глодать тебя, как голодные собаки глодают кости, – сказал он. – Иди на войну, и будь что будет. Только там ты сможешь спастись от самой себя».
Прохладный утренний ветер нещадно бил по лицу всадницы. От этого у неё перехватывало дыхание, а рыжие волосы пожаром разлетались сзади. Тем не менее она не замедляла бега коня. Ей казалось, что уже слышны военные барабаны, что за горизонтом уже палят пушки, что ещё секунда – и на дороге появятся обозы с ранеными.
Но утро оставалось тихим и мирным, просыпающаяся природа не подавала знака, что где-то совсем рядом горит война.
Городская застава осталась за спиной, впереди – наспех сооружённые шатры, тяжелые военные машины и снующие люди в серо-коричневой форме. Умный конь замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Этер спрыгнула на землю.
Ей не хотелось этого. Чем ближе та была, тем сильнее ощущалась охватившая ноги дрожь – она поднималась выше, а за ней следовала неприятная, холодная волна страха. Этер все никак не отпускала поводья и лишь мелкими глотками втягивала воздух. Что гнало её вперед? Страх? Ненависть? Любовь?
Этер никто не торопил. Она в который раз напоминала себе, зачем сюда пришла.
– Беги домой, – прошептала Этер, поглаживая горячую конскую шею. – Беги.
Потом отстранилась, сделав усилие, улыбнулась. И от этой улыбки по щекам чуть не побежали слёзы. Животное фыркнуло, развернулось и умчалось в зеленеющие поля, прочь от дороги и палаточного лагеря.
«Это не так уж и сложно, – мысленно твердила себе Этер. – Просто подойди и скажи, и потом уже будет проще».
Не давая себе времени передумать, она почти бегом направилась к стоящему неподалёку столу. Попутно отметила, что справа, метрах в пятидесяти, у такого же стола толпится не меньше сотни людей. Кажется, там набирали добровольцами ремесленников, которых, впрочем, почти не отправляли на фронт.
Ближе стояли ещё четыре стола. За каждым из них сидел скучающий военный, и совсем никто не подходил наниматься рекрутом. Позади раскинулся лагерь с шатрами и палатками, на ветках железной дороги стояли бронированные машины.
Этер практически врезалась в стол, внезапно оказавшийся у неё на пути. Нервно дернулась и вновь постаралась успокоиться: безрезультатно. Земля качнулась под ногами, мир подёрнулся белой дрожащей пеленой.
От сидящего напротив человека её отделяло не больше метра. Это был молодой мужчина со светлыми вьющимися волосами. Даже пустые зеленые глаза не придавали его лицу жестокое выражение, которое обычно имели военные. Он без интереса поднял голову и, вежливо скрывая улыбку, замер в ожидании. Наверняка он не в первый раз видел трясущихся от страха детей, которые так отважно стремились защищать Родину.
– Этернитас Кирент. Я врач, – проговорила она, старательно скрывая дрожь в голосе. – Хочу записаться в военный госпиталь ближе к фронту.
– Конечно, – мужчина склонился над тетрадью, тщательно вырисовывая буквы. – От Бартиста… Пройдёшь налево до коричневого шатра, оттуда виден поезд. Состав тронется через пару часов, – мужчина положил карандаш и вновь улыбнулся, теперь более сочувственно. – Военный билет получишь уже в полку, все остальное – тоже. Не бойся, привыкнешь. Страшно только сначала.
Быстро поблагодарив мужчину, Этер почти бегом направилась к поезду. Ноги едва слушались, словно наполнялись ледяными камнями, которые сильнее притягивали к земле. Дрожь охватывала уже всё тело и пульсировала где-то за грудиной. Стало холодно, захотелось к маме. И даже осознание того, что та трудится в лабораториях на северных рубежах страны, не могло вытеснить из головы такое простое, но стойкое желание.
Глава 1
Мы внутри давно разбиты
Среди этих белых вспышек.
Мы уже почти убиты,
Но ещё зачем-то дышим.
Взрывы были слышны издалека – после каждого по телу пробегала холодная волна, терявшаяся в животе.
Никто не разговаривал. Этер закрыла глаза и прислонилась к стенке. Почему-то ей казалось, что если не обращать внимание на войну, она исчезнет совсем. Рядом тяжело дышала и периодически всхлипывала незнакомая девушка. Зачем она здесь?
Что привело сюда всех этих людей? Чувство долга? Может быть, любовь? Или страх? Или… ненависть? И можно ли сражаться годами лишь благодаря этому одинокому чувству, которое заставило однажды отправиться на войну? Этер в который раз задавала себе эти вопросы. Она не знала, не догадывалась даже, что, пройдя через битвы, потеряет ту часть себя, которая так самоотверженно тянулась на фронт. Бесспорно, она приобретёт что-то взамен. Откроет для себя новое, поймёт, что все в жизни совсем иначе. И это нормально – менять мировоззрение. Но только из-за войны уйдёт и, возможно, никогда не вернётся то, что когда-то делало её человеком.
Сейчас Этер лишь хотела помогать сотням страдающих людей. Храбрым воинам, которые бросались на врага, стараясь спасти соотечественников. Этер боялась их и уважала, понимая, что сама не смогла бы жить так, как они. Совсем скоро она приедет в большой госпиталь и сможет делать то, что у неё всегда получалось лучше всего. То, что делало ее счастливой. Что теплотой разливалось по телу, когда она кому-то помогала. Только в госпитале, среди раненых и больных, она чувствовала свою нужность.
Новый взрыв раздался совсем рядом – поезд вздрогнул, словно испугался. Этер, повинуясь какому-то далекому и почти неосязаемому чувству, отодвинулась от стены и села в центре вагона.
В эту минуту снаружи раздался грохот, который на несколько секунд оглушил Этер. Поезд резко остановился, и по инерции все пассажиры полетели вперёд. Что-то цепкое схватило изнутри сердце и легкие Этер, словно заморозило их, парализовало конечности, притупило слух. Раздались крики, которые тут же утонули в диком визге тормозов и нарастающем гуле, который, казалось, раздавался со всех сторон. Этер видела огромные, полные слез и страха глаза попутчиков, читала в них сожаление и отчаяние. Ледяная волна не выводила из оцепенения, напротив, лишь больше в него вгоняла: только колючее чувство в груди сильнее жгло и резало внутренности. Она поняла, что поезд сошёл с рельсов, потому что в передний вагон упала бомба. Между ней и всем миром вдруг возник прозрачный, но почти осязаемый туман – в нем утонули и война, и Трианское королевство, и другие врачи. Остались только Этер и бомбы, которые градом падали на крышу бронированного поезда. И единственная мысль, которая вертелась в голове. «Прочь». Она твердила себе это снова, и снова, и снова, пока, расталкивая людей и перелезая через них, не добралась до железного засова. Этер явно не хватало сил на то, чтобы его открыть, но она все равно исступленно тянула ручку в сторону. Вой и крики, поднявшиеся сзади, волновали её не больше, чем надоедливый писк комара. Почему, ну почему они не могут взять себя в руки?! Почему не могут помочь ей спасти их всех?!
Пол ушёл из-под ног, но Этер успела крепче схватиться за засов. Поезд накренился, перевернулся; она вдруг оказалась лежащей на железной двери, пол сделался стеной – но потом вдруг вновь сменился, став потолком, а Этер кубарем покатилась вперёд. Упала на что-то мягкое, но все равно ударилась ногой. Вспышка боли пришла и сразу же угасла, изгнанная единственным желанием выбраться из этого огромного гроба.
Вагон не остановил движение: он повернулся в третий раз и наконец застыл.
В голове Этер не осталось ни мыслей, ни чувств. Лишь горячее, жгучее, непобедимое желание жить. И она подчинилась этому желанию, доверчиво отдала ему полный контроль над телом. Ноги забыли усталость, руки налились силой. В темноте перевёрнутого вагона можно было различить смутный силуэт двери и засова, на который было направлено все внимание Этер. Теперь дверь находилась на потолке.
Вагон сотрясался под непрекращающимися взрывами, но теперь и они отошли на второй план, а окружающие люди вдруг оказались на первом. Кто-то с рыданиями закрывал лицо, кто-то, как и Этер, был сосредоточен на единственном выходе, кто-то смотрел на свои руки и ноги, словно не верил в случившееся. Этер, понимая, что пытаться выбраться бесполезно, опустилась рядом с сидящим на полу парнем. Тот мелко подрагивал, пытаясь замотать тканью открытый перелом костей предплечья.
– Не трогай, – тихо сказала Этер, забирая из его непослушных пальцев кусок рубашки. – Потерпи.
Она, не дотрагиваясь до раны, плотно перемотала перелом. Если сейчас же не промыть рану, парень протянет всего пару недель – заражение крови не щадит никого. Но этого она ему, конечно, не сказала. Лишь улыбнулась на прощание и подошла к женщине, нога которой была неестественно вывернута.
Этер не знала, сколько прошло времени. Она вновь и вновь подходила к раненым, потом обошла каждого по второму разу. Постепенно взрывы стихли, и на их место пришла оглушающая тишина. Но Этер не останавливалась. Словно заведённая кукла, осматривала травму, почти не осознавая, прижимала, перевязывала, вытирала руки от пота и крови и подходила к следующему. И снова, и снова, и снова. Времени не существовало, а мир за пределами вагона исчез. Остались только эти люди, которым нужна помощь. Этер должна была помочь им, остальное не важно.
Этер вздрогнула, когда сверху раздался грохот. Она, как и все пленники этого вагона, подняла голову. Дверь была открыта, а на фоне бело-серого неба возвышались две фигуры. Мужчины в военной форме быстро оглядели прибывших, и вскоре вниз опустилась лестница. Этер не сдвинулась с места, пропуская вперёд раненых. Те вздыхали, вскрикивали, некоторых волоком тащили вверх. И хотя военные старались сохранить нейтральные выражения лиц, их губы были сжаты в раздражении, а брови нахмурены. Ещё бы: рекруты не успели прибыть, а уже получили серьёзные травмы.
Этер выбралась в числе последних. Она жадно глотала наполненный порохом и кровью воздух. Только теперь тело пробила дрожь. Стоять было невозможно, слезы душили, катились по щекам. В груди стало тесно, и новый страх с утроенной силой ударил по Этер. Зачем она пришла сюда, что пыталась найти? Она была одна, лишь песчинка в пустынном океане, капля в глубоком солёном море. Может, море солёное оттого, что состоит из миллиардов слёз таких, как она – маленьких потерянных детей, имеющих лишь прошлое, но безвозвратно потерявших будущее?
Но пусть Этер боялась сейчас, этот страх не должен помешать ей помогать раненым. Она сможет выполнять долг всегда, независимо от своего состояния. Именно за этим она и пришла сюда: внести хоть и небольшой, но вклад в общую победу. Может быть, её жизнь после войны будет потеряна, но она может спасти других.
На войне важен каждый человек, который приносит пользу. И Этер собиралась им стать несмотря ни на что.
– Повреждения есть? – грубый мужской голос выдернул её из отстранённости. – Если нет, то найди любого лейтенанта и сражайся.
– Я врач, – пролепетала Этер.
– Тогда иди собирать раненых.
Этер с непониманием посмотрела на говорившего, но потом осознала смысл слов. Она повернула голову в сторону: там, насколько хватало глаз, на земле лежали тела в серо-коричневой форме. Некоторые шевелились, кто-то вставал и брёл назад, к отошедшему на укреплённые позиции полку. И лишь медики с белыми повязками на плечах, словно лёгкие бабочки, порхали по недавнему полю битвы, выискивая тех, кому можно помочь. И все чаще они, наклоняясь к раненым, качали головой и отходили прочь. А те продолжали беспомощно тянуться к ним руками, все ещё надеясь на спасение. Их предсмертные стоны, минуя кожу, сразу оседали на сердце Этер.
Вся эта картина была настолько сюрреалистичной, пропитанной таким отчаянием и болью, что Этер невольно прикрыла глаза. Конечно, она представляла нечто похожее, но не настолько трагичное. Не настолько живое и цепляющее за душу. Она не думала, что будет так.
Но как бы тяжело не было, Этер кивнула и поднялась на разом ослабевшие ноги. Прошла несколько шагов по крыше вагона, потом, помедлив, спрыгнула на землю. Сотни мыслей, одна хуже другой, вились в её голове. «Зачем я пришла сюда? Я хочу домой. Я хочу вернуться». Страх, все это время прятавшийся где-то за грудиной, опустился ниже, а потом осколками растекся по телу, раня каждую клетку. Словно кровь вдруг похолодела, но продолжала течь по венам. И осознание того, что лишь чудо спасло ей жизнь, крепко засело в мыслях.
– Новое наступление! – голос доносился словно из тумана, и лишь потом смысл фразы прояснился. – Подготовиться к бою на десять часов. Развернуть орудия, перезарядить пушки.
Говоривший – мужчина лет сорока, крепко сложенный, с жутким шрамом на левой щеке – лишь скользнул взглядом по потерянным и напуганным новоприбывшим. Потом что-то негромко сказал подбежавшему молодому военному.
– Стратеги и ученые, вас ждут в штабе, – когда командир отошел, тот кивнул рекрутам. – Воины, идите за майором, – взмах руки в сторону уходящего, – медработников прошу на поле. Через десять минут ожидается новое наступление, за это время спасите как можно больше солдат. Бинты вам не понадобятся, просто тащите легкораненых к госпиталю. Оформим вас позже.
Получив задание, Этер словно очнулась от страшного сна. Сейчас у неё есть задача, с которой она должна справиться. Все остальное – не важно. Девушка, отгоняя нерешительность и уже ставший привычным страх, развернулась к полю недавней битвы. Сначала она шла медленно, но потом заставила себя ускориться. Может быть, эти секунды спасут кому-то жизнь?
Уже совсем скоро Этер споткнулась о тело молодого бойца. Он лежал так, словно спал, и лишь грязное лицо и кровавые разводы на груди показывали, что это не так. Он был мертв.
А ведь у него наверняка есть семья, которая ждет его дома. И когда они получат черное письмо или прочитают его имя в длинных газетных списках, не узнают, как и почему погиб их сын. Был ли он храбрым или мечтал о побеге? О чем думал в последние мгновения? Чего боялся? Вместе с ним умер целый мир, созданный его мыслями и чувствами, любовью и болью. Ведь снаряд мог попасть не в третий, а в четвертый вагон поезда, где ехала Этер. И тогда умер бы её мир, который она создавала годами. И для неё не было ни прошлого, ни будущего – только пустота и темнота, только безвременье.
Этер представила, что она – этот солдат. И очень остро почувствовались сердце и легкие. По щекам покатились слезы, и даже самой Этер было непонятно, кого она оплакивает: этого солдата или саму себя.
– Поторопись! – окрик заставил её вздрогнуть, но из мыслей не вырвал.
Тогда немилосердный удар в плечо всё же заставил Этер обернуться. Женщина с белой повязкой на плече поджала губы.
– Понимаю, что страшно и хочется домой. Но ты пришла служить Триане, так и делай это. Пока оплакиваешь погибшего, умирают живые. Ему ты не поможешь, а им – вполне.
– Извините, – Этер судорожно вздохнула, кивнула женщине и обошла мертвого солдата. Потом ещё и ещё, внимательно осматривая их лица и пытаясь выискать в них признаки жизни.
Она старалась не обращать внимание на то, как болезненно сжималось сердце. Внимательный, хотя и слегка рассеянный взгляд заметил движение груди: Этер присмотрелась, потом, присев, положила руку на окровавленную куртку. Ничего.
Она подняла голову: мир качнулся. Через четыре метра от неё – тело. Через семь метров в другой стороне – тоже. Через десять. И у всех медленно вздымалась грудь. И черная утрамбованная земля тоже качалась вниз-вверх в такт их призрачному дыханию.
Этер поднялась, выпрямилась во весь рост. Это лишь игра её воображения, не более. Есть люди, которые ждут её помощи. Которых можно спасти.
И она вновь шла, огибая тела, словно боялась разбудить. Этер вздрогнула, когда что-то слабо коснулось её щиколотки.
Солдат с оторванной ногой хватался изломанной рукой за неё. Взглянув в его лицо, Этер с трудом сдержалась, чтобы не отпрыгнуть: оно было обгоревшим, почти обугленным, и под оплавленной кожей были видны волокна сгоревших мышц, местами белели кости. Из живота солдата торчали осколки снаряда. Темные глаза уже не наводили страх, а были полны отчаяния и надежды, но явно не осознания происходящего. Он молчал, но вместе с ним чувствовала его боль Этер.
Она опустилась на колени рядом, теряясь и не зная, что делать. Если тащить его, то он умрет. Если оставить здесь – тоже. Нужно наложить жгут, зафиксировать железные осколки…
– Не стоит, – все та же женщина с повязкой на руке сочувственно потрепала Этер по плечу. – Он не жилец.
– Но…
– Нет, – повторила она. – Ты не поможешь ни ему, ни кому-то другому. Спасай того, кто сможет выжить.
Этер медленно поднялась, и глаза, полные страдания, не отрывались от неё ни на мгновение. Она была уверена, что навсегда запомнит этот взгляд – отчаянный, полный боли и ужаса. И ей казалось, что часть её сердца осталась с этим солдатом, а часть – в груди. И по мере того, как она поднималась, сердце все сильнее разрывалось.
Этер попятилась, все еще не в силах оторвать взгляд от умирающего солдата, потом, развернувшись, побежала.
Наконец она заметила пытающегося подняться бойца. Бросив на него беглый взгляд издалека, она отметила, что простреленная нога не выглядит безнадежно. Только тогда Этер подошла ближе и опустилась на колени.
– Сильная рана?
Солдат, ещё совсем молодой, посмотрел на неё слегка удивленно: Этер вспомнила, что ей так и не выдали форму. Но он, судя по всему, счел это неважным, поэтому молча коснулся рукой места чуть выше левого колена и передернулся от боли.
Вишневая кровь блестела, медленно, но обильно вытекая из раны. Штанина потемнела, лицо солдата контрастно белело рядом.
– Ремень снимай, – приказала Этер, внимательно осматривая рану. Может быть, ногу даже удастся спасти. – Тебе повезло, что повреждена не артерия.
Солдат принялся расстегивать пряжку непослушными, вымазанными в крови руками. Все же они тряслись не так сильно, как у Этер, поэтому через несколько секунд он подал ей широкий армейский пояс.
Этер перетянула ногу ниже раны, обмотав пояс трижды. Пропустив мимо ушей болезненное шипение раненого, она зафиксировала жгут. Потом встала, прикидывая, сколько осталось времени до наступления.
Солдат тоже приподнялся на руках, стараясь не тревожить больную ногу. Этер тут же подставила ему плечо, хотя понимала, что вряд ли сможет быть устойчивой опорой. Цедя воздух через стиснутые зубы, парень все же выпрямился и перевел дыхание.
– На ногу не наступай, кровотечение может усилиться, – предупредила Этер.
Сто метров до полкового госпиталя показались километрами. Уже через несколько минут у Этер заболели руки и спина, затекла шея. Но она продолжала идти вперед, пытаясь понять, успеет ли она вернуться ещё за кем-нибудь или нет.
Она уложила солдата на наспех сооруженные койки позади госпиталя. К нему сразу подбежала медсестра, и Этер со спокойной душой отошла в сторону. Со стороны фронта донесся гул и треск, полоса деревьев смешалась, из кустов вынырнули темно-зеленые тени.
Началось новое наступление.
Этер была парализована страхом только в первые минуты: потом у неё образовалась куча срочных дел. Когда появились первые раненые, она ползком пробиралась к ним. Останавливала кровотечения, заматывала раны и ползла дальше, укрываясь в воронках от снарядов. Это была не её работа – Этер как врач должна была остаться в госпитале. Но она только отнесла документы, а до тех пор, пока их не рассмотрят, была обычной медсестрой. И сейчас девушка делала то, к чему всегда готовилась. Она старалась не думать о судьбе этих воинов, как и о вражеских солдатах, которых обходила, стараясь лишний раз не смотреть на них – слишком резало сердце осознание, что им тоже страшно и больно.
Снаряды разрывались совсем рядом, обдавая Этер земляным дождем. Грохот оглушал, пробираясь в самую душу, и отзывался там болезненными волнами страха. Она почти чувствовала, как пулеметная очередь насквозь пронзает её тело. Но всё равно продолжала ползти по полю, прыгать в воронки, перевязывать, выбираться, ползти дальше. Ведь если она спасет человека, то можно считать, что прожила жизнь не зря.
На поле не было ни холма, ни камня, чтобы укрыться за ними: лишь голая степь, бесприютная и открытая, раскинулась впереди, насколько хватало глаз. Их мотострелковый полк был расположен на высоком месте, которое позволяло осматривать и обстреливать окрестности на много километров вокруг. Но это не мешало вражеским войскам королевства Юнар довольно болезненно его атаковать. Впрочем, за последний год полк не отошел назад ни на шаг, что уже можно считать немалым успехом.
Снаряды посыпались градом. Этер успела запрыгнуть в окоп, закрывая голову руками. Комья земли путались в волосах, мешали дышать, забиваясь в рот и нос. Она зажмурилась и села на корточки, всей душой мечтая вновь чувствовать под ногами твердую почву.
В какой момент устойчивая земля стала пределом её мечтаний? Этер казалось, что бой начался не каких-то полтора часа назад, а шёл давно – минимум несколько месяцев. Словно не было прошлого и нет будущего, а комья грязи, крики, залпы орудий, падающие на землю тела – все это совершенно обыденное настоящее, чем-то даже рутинное.
Мысли приходят в голову мгновенно. Нельзя заметить тот миг, когда в сознании вспыхнул обрывок фразы, который порой оставляет заметный след на сердце. И именно сейчас, вжимаясь в земляную стену окопа, Этер почему-то вспомнила, как легко развевались её волосы, пока она верхом скакала по утреннему лугу. А ведь это было только вчера – но вчерашний день казался теперь совсем далеким. Ведь тогда она не думала о том, что, быть может, через секунду её убьют. И вряд ли теперь родители найдут её могилу, чтобы принести на неё букет белых лилий.
И всегда раньше, слыша отдаленный грохот, она даже не допускала мысли, что это могут быть выстрелы. «Гром», – весело замечала она, предвкушая предстоящую грозу.
И она никогда не думала, что вечером облака может окрашивать не садящееся солнце, а горящие вдалеке леса.
Не знала, что можно радоваться не приятному подарку или хорошему дню, а тому, что она жива хотя бы в это мгновение.
И, поднимая бокал вина «за мирное небо», не чувствовала могильного холода, идущего вслед за этими словами.
Лишь теперь, сидя в низком окопе, слыша взрывы снарядов и практически не чувствуя своего тела, Этер корила себя за то, что не ценила свою мирную жизнь, которая всегда принимала как данность. Как бы она хотела унестись прочь от этой войны! Как мечтала вновь мчаться на лошади по цветущим лугам, купаться в быстрых холодных речках, улыбаться встающему солнцу.
Этер пригнулась сильнее, теперь почти распластавшись по земле. Паника медленно, но неумолимо отступала: на её место пришёл сначала ужас, потом он сменился на страх. А тот уже не парализовывал, не застилал глаза белой пеленой, не сбивал дыхание. Страх просто поселился во всем теле Этер, но он уже стал чем-то привычным и почти родным.
Руки и ноги отпустило паническое оцепенение, в легкие медленно возвращался воздух. Этер двинулась по окопу в сторону взрывов: наверняка там огромное количество раненых. Враг наступил клином, разделив войска Трианы на две группы. Это было катастрофически плохо для и без того истощенной армии. Пусть Этер и не была сильна в военной стратегии, но даже она понимала, какой ценой Триана удерживает этот рубеж.
Лихорадочную пляску ужаса и отчаяния прервал глухой стук сзади. Этер обернулась без особой надежды: почти все солдаты, которые встречались ей во время боя, были или уже убитыми, или со смертельными ранами. Но этот был вполне живым, и даже его желтоватая-зеленая форма почти не испачкалась. Прочная на вид каска местами была поцарапана. Солдат был молодым и наверняка не старше самой Этер. Только вот, кажется, он был не менее удивлен неожиданной встрече.
Несколько мгновений они лишь смотрели друг на друга, боясь пошевелиться. Погоны, берцы и отвратительный грязно-зеленый цвет заставили Этер отшатнуться. Раненый солдат был юнарцем.
Она знала, что должна убегать, но понимала и другое – как только повернется к врагу спиной, сразу же получит пулю. Или даже раньше, когда шок пройдёт. Но на поясе висел пистолет, подхваченный в спешке и теперь тянущий к земле мертвым грузом. Кто быстрее достанет оружие?
Присмотревшись, Этер заметила потемневшее от крови пятно на правом предплечье солдата. А правая нога была подвернута и застыла в странной позе. Он не сможет ни сражаться, ни бежать. Этер должна была убить его, но разве она могла? Всю свою жизнь она только и делала, что спасала, и неважно было, что за человек. Может быть, его дома тоже ждут? Но если он выживет, то может убить трианца, а этого допустить было нельзя.
Клокотавший в груди страх сражался с желанием помочь, и в конце концов они убили друг друга.
Этер коротко вздохнула и юркнула в отходящую в сторону траншею. Нужно было убраться как можно дальше отсюда, чтобы никто не заметил ее позорного великодушия. Уже находясь далеко от злополучного окопа, петляя в земляном лабиринте, Этер пыталась подавить в себе непонятное и болезненное чувство. Жалость ли? Страх? Ненависть? Она даже не пыталась разобраться. Но знала точно: этот солдат больше не вернется домой. Даже если он переживет бой, то его или расстреляют, или возьмут в плен. Как бы он ни старался служить Юнару, больше он полезен не будет. Да и что целой стране до его жертвы?
Родина была слишком широким понятием, которое охватывало гораздо больше, чем было необходимо для смелости на фронте. Этер поняла, что не за этим солдаты берут в руки оружие. Они сражались из-за чего-то, что гораздо меньше страны, но это что-то было для них более значимо.
Утренний луг все не шёл из мыслей, хотя ничего особенного в нем не было. И лишь единственное желание вертелось вокруг нарисованной воображением картинки: Этер хотела вернуться туда. Вернуться вопреки всему. И она сделает все, чтобы как можно больше людей вернулись к своим близким. И для этого она должна стать лучше и сильнее: конечно, в одиночку не изменить исхода войны, но если миллионы людей сплотятся для общей цели, у Трианы появится шанс на победу. А если этого не произойдет, то страна так и будет медленно умирать в горячке войн, вызванных лихорадочным стремлением вернуть потерянное.
Взрывы прекратились, и лишь в стороне все ещё слышалась трель пулемета. Этер медленно приподнялась над окопом, осторожно осмотрела окрестности. Вражеские батальоны действительно отошли в сторону, возможно, в попытках спрятаться за рекой, которая протекала неподалеку. Не теряя больше ни минуты, Этер выбралась на поле боя и, не сильно поднимаясь над землёй, подбежала к лежащему поблизости солдату. Тот был мертв. Девушка старалась не обращать внимание на уколы сожаления и быстро направилась к следующему телу.
Она обошла не меньше десяти трупов и тяжелораненых, прежде чем остановилась.
Солдату на вид было явно за сорок, хотя два года войны, грязь и страх могли и из двадцатилетнего парня сделать старика. Этер опустилась рядом с ним на колени, заткнула бинтами раны, перевязала их.
– Ох, спасибо, – голос солдата звучал хрипло и тихо. – Водичка… найдётся?
Этер покачала головой, проклиная себя за забывчивость. Вода бы пригодилась при промывании ран, а у неё с собой нет ни капли. Но сейчас это было не важно, поэтому она просто потащила солдата к госпиталю, потом вернулась на поле и тащила снова уже другого.
Когда сражение закончилось, Этер уже была в госпитале: укладывала на кровать очередного раненого. Ещё на поле она с трудом перетянула рваную рвану на его бедре, поэтому теперь собиралась в спокойной обстановке её зашить.
– Подожди, пока освободится врач, – к Этер подбежала пожилая медсестра. – Нам нельзя оперировать.
– Я врач, – ответила Этер, отчего-то чувствуя гордость. – Мои документы должны быть у главного, – она кивнула на один из столов у дальней стены.
– Да я ж видела, как ты по полю бегала.
– Я только утром приехала, меня не успели распределить, – видя, что женщина не верит, Этер улыбнулась. – Можете проверить, я подожду. Я Этернитас Кирент.
Медсестра помедлила несколько секунд, потом действительно отошла к столу. Несколько минут рылась в стопке бумаг, нашла нужную и некоторое время её изучала.
– Ну, раз ты доктор, – женщина вернулась, – то тебе надо сказать главврачу и подписаться в журнале. А вообще, ты молодец. Не каждый врач согласится выйти на поле. Все такие гордые, в белых халатах…
Продолжая что-то говорить про врачей, войну и Юнар, медсестра подошла к вошедшему в госпиталь военному, а Этер склонилась над раненым.
– Обезболивающее хирурги забрали для сложных случаев, – наморщила лоб, с каплей сочувствия сказала она. – Сейчас мне нужно промыть рану и зашить её. Вы уж потерпите как-нибудь, я не буду возиться долго.
– Да что ж я, – было видно, что солдат улыбнулся искренне. – Ты шей, не бойся. А я потерплю, какая уж разница: в бой идти или боль чувствовать… Главное для себя определить, что самое важное, а потом уже за это держаться, и тогда ни боль, ни страх не помешают.
Глава 2
В одиночестве плутаем
Посреди надгробий темных.
Мы фонарь разбили сами:
Любим мрак могил бездонных.
– Сержант Мориа, вас капитан вызывает, – дверь в кабинет открылась, и на пороге показался совсем юный солдат.
Сержант сидел за столом и со скучающим видом рассматривал отливающий ртутью тёмный кинжал, словно уже давно ждал приглашения.
Кивнул вошедшему, и, тем не менее, неторопливо поднялся со стула. Солдат тут же исчез, а сержант был счастлив ещё несколько секунд побыть в тишине. Не без сожаления оставив безделушку на столе, он накинул на плечи куртку с нашитыми погонами и вышел из комнаты.
Коридор был пустынным, полутемным, но давно приевшимся. Лампы лишь выхватывали силуэты чернеющих дверных проёмов и ответвлений коридора. Сержант вышел из барака, ни с кем не здороваясь, прошёл к офицерскому корпусу. Сооружение было трудно назвать домом в полном смысле этого слова, но у него были стены, крыша, дверь и даже несколько окон – значит, это все же был дом. Сержант безучастно скользнул взглядом по изъеденным короедом серо-коричневым доскам и вошёл внутрь. Там свернул в знакомую дверь, за которой находился кабинет начальника.
– Ты, как всегда, быстро, Эон, – тот отодвинул в сторону листы.
– Не смею вас задерживать, – отозвался сержант. – Дело наверняка срочное?
– Увы, – капитан вздохнул. Он был человеком последовательным, но достаточно быстрым: дела в долгий ящик не откладывал, но решал вопросы с педантичным усердием. За это умение и продолжал стремительно взлетать по карьерной лестнице. – Дело срочное, но требует осторожности и хорошей подготовки. Лучше потратить на это больше времени, чем уйти ни с чем. От успеха может зависеть не только победа в войне, но и будущее процветание нашего государства, – пронзительные светло-голубые глаза капитана метнулись к одному окну, потом к другому. Удостоверившись в отсутствии сторонних наблюдателей, он протянул сержанту полностью исписанный лист. – Там все написано, повторяться не буду. Даю тебе три дня на сборы.
– Мне хватит одного.
Эон с трудом сдержал улыбку, вспоминая недавний разговор капитана с заместителем – необъятных размеров лейтенантом.
«Вы хотите поручить это дело Эону?! – заместитель едва сдержался от возмущённого возгласа. – Это очень важная миссия, а вы отправляете на неё неуправляемого воина вместе с его таким же неуправляемым отделением? Все же прекрасно знают, что они не в себе. Люди не могут так себя…»
«Ты всегда можешь отправить на задание одного из своих любимых сержантов, – фыркнул капитан. Тогда Эону показалось, что его глаза сделались даже темнее иссиня-чёрных волос. – Только, когда связь оборвётся, они перестанут выполнять задание. Они не смогут сориентироваться в ситуации, которая там их ждёт. Если бы мы с тобой знали, что там их ждёт, то непременно подготовили бы лучших воинов. Но в другой ситуации эти воины оказались бы бесполезны. Поэтому сейчас, как и всегда раньше, мы нуждаемся в этих самых, как ты говоришь, ненормальных. Пожалуй, мне все равно, здоровы они или нет. Почему могут так легко адаптироваться, но, возможно, все дело в отборе? Пока они могут это делать, они незаменимы…».
– Учтите, что я требую результата и ошибок не потерплю.
– Если мы уходим на настолько длительный срок, нам понадобится больше людей, – заметил Эон, пробежавшись глазами по тексту. – Врач и военный стратег как минимум.
– Бери лучших, – капитан задумчиво постучал пальцами по столу, потом что-то быстро написал на чистом листке. – Вот расписка, с ней подойдёшь к их командирам.
Эон отдал честь и вышел из кабинета. Листок с заданием был исписан полностью, хотя смысла в нём почти не наблюдалось.
«Особенности климата… на северной части государства расположены хвойные и смешанные леса… на юге часть горной гряды… Да я что, не знаю этого?! По данным разведчиков, объект находится в центре страны, на равнине… как можно дальше от границ. Такое ощущение, что Юнарцы могли построить ему тюрьму прямо возле линии фронта».
Эон свернул в сторону тренировочных залов. Недалеко раздались взрывы; наверняка новое сражение. Жаль, что отделения особого назначения не принимают участие в пограничных стычках.
Гораздо ближе послышались приглушённые выстрелы и металлический звон. Эон свернул туда, и вскоре увидел девушку, которая, не отрывалась, смотрела на мишень. В руках она держала ружьё.
Позади на площадке грациозно бегал мужчина. В его руках блестели лезвия кинжалов, и смертельный для ростовых кукол танец оборвался в тот момент, когда он увидел своего командира.
– Ратмир, Такора, – Эон не стал ждать, когда последняя обратит на него внимание, – завтра на рассвете мы выходим на долгое задание. И мне совершенно плевать, где вы найдёте Грегаля с Йотеем – в пять утра вы все должны быть в точке сбора.
Эон пошёл прочь, думая, где искать остальных. Пока идёт сражение, скорее всего, они прячутся в главном корпусе, куда он и направился.
Кого взять в качестве стратега, он знал: иногда они уже отправлялись в длительные походы, и тот был необходим. Поскольку воины часто были заняты исключительно сражениями, стратеги составляли планы. Только вот врачей с собой никогда не брали. Если кто-то был ранен, он обычно выздоравливал сам. А если рана была тяжелой настолько, что требовалась помощь врача – что ж, такой боец становился лишь обузой, и для всех было лучше, чтобы он умер быстрее. Но теперь время не было в приоритете, а хорошие воины – на вес золота.
Когда Эон подошёл к госпиталю, сражение уже закончилось. Раненых складывали на кровати, деревянные койки и просто на землю. Между ними бегали медсестры в коричневых комбинезонах и с белыми лентами на рукавах. Сержант прошёл внутрь и тут же задохнулся от едкого запаха лекарства, перебивающего все остальные.
К Эону тут же направилась медсестра. Видимо, на своих двоих люди здесь появляются не часто.
– Добрый вечер, – кивнул он. – Я из взвода особого назначения. Срочно нужен врач на длительный срок.
– Да как же так? – женщина всплеснула руками. – У нас все врачи ранеными занимаются. Виданное ли дело – два сражения на дню!
Эон скользнул взглядом за спину женщины. Он заметил копну темно-рыжих волос и теперь не собирался сдаваться.
– Срочно. Нужен. Врач.
Медсестра вздрогнула и на секунду задумалась, потом внезапно заулыбалась.
– Ах да, есть один, вспомнила! Она только утром приехала, её не успели забрать в операционные, – женщина обернулась. – Вон там, на третьем ряду, зашивает рану. У неё ещё волосы такие рыжие.
Эон кивнул, обогнул медсестру и прошёл вглубь госпиталя. Девушка сидела к нему спиной, до его слуха долетали лишь тихие обрывки фраз раненого.
– …главное для себя определить, что самое важное, а потом уже за это держаться…
Эон не стал мешать врачу, остановившись в отдалении. Минуты показались часами, и он облегченно вздохнул, когда девушка наложила последний шов. В приглушенном полумраке её волосы казались кроваво-медными. Раненый расслабил руки, которыми сжимал тонкую белую простыню.
– Здравствуй, Этер, – Эон приблизился к девушке, когда она встала. – Завтра в пять утра ты отправляешься с моим отделением на задание. Встречаемся возле главного корпуса.
Этер удивленно подняла брови.
– Командира медицинского батальона я предупрежу, – продолжил он прежде, чем она могла возразить.
Глава 3
Не друзья, но вместе всюду.
Мы исчезнем вдалеке:
Нас зовут к себе этюды
Жгучей крови на руке.
Солнце лениво показалось на горизонте. Его косые лучи не согревали, и Этер зябко поежилась. Она поправила походный рюкзак и свернула к главному корпусу. Там уже стояло несколько человек, и Этер, вздохнув, направилась к ним.
Взгляд сразу метнулся к воину, самому грозному на вид, с длинными почти черными волосами и пугающими глазами, который холодно оглядывал окрестности, не замечая Этер. Черты его лица были жесткими, выделялась массивная нижняя челюсть. Висящее на спине ружьё пробуждало какой-то первобытный страх, от которого дрожали колени и хотелось убежать как можно дальше.
Рядом негромко переговаривались его товарищи: невысокая светловолосая девушка и юноша, на вид не старше Этер.
– Привет, – первой поздоровалась незнакомка, отворачиваясь от собеседника. И хотя губы растянулись в приветливую улыбку, золотистые глаза оставались серьезными. – Ты, видимо, Этер? Меня зовут Кассия. А там, – девушка взмахнула рукой в сторону пугающего одним своим видом воина, – Ратмир.
Кассия была хороша собой: жесткие русые волосы не доходили до плеч, обрамляли её изящное лицо. На правой скуле алела рана, словно Кассия упала и прокатилась по земле, счесав кожу. Взгляд кошачьих желтых глаз, казалось, прожигал насквозь. В нём читался страстный и необузданный нрав Кассии, её сила и живость. Вокруг неё, казалось, вился ареол огня и света, которые магнитом притягивали к себе восхищённые взгляды.
– Очень приятно познакомиться, – вежливые слова с трудом шли наружу. Этер была не рада этому походу и новым обязанностям, однако она поклялась исполнять их несмотря ни на что, значит, так и сделает.
Кассия тряхнула волосами, отворачиваясь к собеседнику. Носа Этер коснулся лёгкий, едва ощутимый аромат неизвестных ей трав. На плече Кассии тоже висело ружьё, только немного другой формы. Холодное, тяжелое, оно словно напоминало о бессердечии мира, в котором все они жили.
– Я Грегаль, – собеседник Кассии улыбнулся чуть искреннее своей подруги. Насыщенно-коричневые, как шоколад, кудри лезли в контрастно светлые глаза, от чего трудно было определить его настроение. Однако он шагнул к Этер и протянул ей руку. – Рады тебя видеть. Ты уж извини за такую поспешность.
– Для меня честь быть полезной Триане, – Этер выдавила улыбку. Она была бы гораздо полезнее, если бы осталась в госпитале.
Грегаль задал ещё несколько дежурных вопросов, на которые Этер так же дежурно ответила. Но зато за эти несколько минут она смогла как следует рассмотреть нового товарища. Он был одного с ней роста, но гораздо более крепкого телосложения. Волосы были неряшливо разбросаны по лбу, взлохмачены и явно не причесаны. Создавалось впечатление, что Грегаль проснулся совсем недавно и не успел привести себя в порядок. Впрочем, это неудивительно: от него ощутимо несло перегаром. И где он только нашел алкоголь в армии?
Хотя Грегаль располагал к общению, взгляд всё равно сам собой тянулся к явно гордой и высокомерной Кассии, настолько яркой она была. Словно одурманивала каждого, кто на неё хоть однажды взглянет. Вероятно, на Грегаля её чары не распространялись: он равнодушно отмахнулся от какой-то фразы Кассии и всё никак не отрывал взгляда от Этер. Если на Кассию хотелось просто любоваться, но не трогать её, то при взгляде на Грегаля возникало желание обнять его и рассказать всё, что осело на душе.
Эти ребята были так дружны, они знали друг друга много лет и могли с легкостью довериться. В скольких смертельных битвах они победили? Сколько врагов уничтожили? Крепкая связь между ними почти ощущалась физически, и от этого Этер начало мутить, к глазам подступили слезы. Она отвернулась, делая вид, что осматривает главный корпус – на самом деле просто часто моргала, пытаясь не выставить себя на посмешище. Молчание уже становилось неловким, когда позади Этер раздались шаги. Обернувшись, она заметила подошедших девушку и юношу.
– Этер, – первым поприветствовал её юноша. – Меня зовут Йотей. Добро пожаловать в наше отделение.
Его голос был мягким, тягучим и вообще довольно приятным. Зеленые глаза скользнули с Этер на Грегаля и Кассию. Короткие золотисто-коричневые волосы становились прозрачными под лучами восходящего солнца и чем-то напоминали мёд. Внешность Йотея была приятной, но всё же что-то в ней настораживало Этер, не давало чувствовать себя в полной безопасности. Но оно и неудивительно – чего она ожидала от отделения особого назначения?
– Такора, – лениво представилась шедшая позади девушка и сразу отвернулась.
Её образ был понятен и до боли знаком Этер. Такора казалась меланхоличной и спокойной, наверняка часто впадала в апатию и была разочарована в жизни. Темные волосы ещё сильнее оттеняли и без того бледное лицо, которое, казалось, было вообще лишено крови. На миг Этер удивилась, как такая хрупкая и холодная красота не растаяла в солнечном тепле. Такора поправила выпавшую из-за уха прядь, и только теперь Этер заметила черные перчатки с обрезанными пальцами и тонкие белесые шрамы, которые тянулись из-под ткани и паутиной покрывали руки.
Тишина была колючей и холодной. И хотя никто не смотрел на Этер прямо, ей почему-то казалось, что все молчат именно из-за её присутствия. Сейчас ей захотелось просто провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в утреннем тумане, лишь бы не видеть лиц новых товарищей. Не то, чтобы они ей не понравились: просто Этер едва смогла смириться с мыслью, что она должна лечить солдат на линии фронта, а не отправляться неизвестно куда с незнакомцами. На душе было неспокойно, и предчувствие беды разливалось в животе, мешая трезво мыслить. Было не холодно, но Этер все равно била дрожь.
Кто все эти люди? Пусть их сплотила единая цель, перспектива жить с ними несколько дней или даже недель совершенно не радовала. Дома у Этер всегда были друзья – она с трудом обходилась без них. Была лучшая подруга, много приятельниц и даже парень, с которым она тайком гуляла по ночам. Но Этер оставила все это за спиной, принесла в жертву какой-то неосязаемой великой цели. И теперь ей придётся начинать все заново в уже давно сложившейся команде.
– Пока мы не отошли, объясню кое-что Этер, – мужчина, который вчера сообщил ей о предстоящем задании, бесшумно вышел из-за ее спины. Этер вздрогнула. – Меня зовут Эон, для тебя – сержант Мориа или просто командир.
Эон окинул внимательным взглядом своих подчиненных.
– Правило первое: с этого момента и до того часа, как мы вернёмся сюда же, ты подчиняешься мне и только мне. Даже выполнять приказы королевы ты будешь только после того, как я тебе разрешу это сделать.
Кассия поджала губы, сдерживая смешок. Видимо, лицо Этер в этот момент не могло заставить её собраться даже перед командиром.
– Правило второе: никаких драк. Ссориться можно, но мстительности и обид я не потерплю. Правило третье: после того, как я отпускаю тебя вечером, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Но утром ты должна быть в точке сбора ровно в то время, которое я назначил, трезвая – или я не должен заметить, что ты пьяна – и в чистой одежде. Это понятно?
Этер кивнула, спиной чувствуя горящие позади неё взгляды. В детстве она была знакома с девочкой, которую никогда не брали в игры. Над ней смеялись остальные дети, её считали глупой, её не принимали. Она не была никакой особенной: просто родилась необщительной и довольно странной, чем и отличалась от других. Этер теперь всерьёз испугалась, что у неё есть все шансы стать такой же изгнанницей.
Ей бы хотелось списать все эти мысли на паранойю. Вполне возможно, так оно и было: до сих пор никто прямо не высказал свое негативное мнение о новом товарище, а вдруг Этер всем понравилась? Ведь так приятно чувствовать свою принадлежность к группе. Пусть даже незнакомой и странной, но все же группе. Это наводило на мысль, что Этер не будет одна.
И пусть пока из общего были только форма, оружие и миссия – накануне вечером к растерянной Этер вновь пришел Эон, отдал ей одежду и коротко рассказал о сути задания.
Эон молча направился прочь от корпуса. Этер пропустила своих новых товарищей вперёд. Было неясно, почему крутил живот – от страха или чувства безысходности, которое рождали покачивающиеся в такт движениям солдат ружья.
Вдруг она так и не сможет с ними подружиться? Ведь они давно знакомы и наверняка хорошо общаются, а её вполне могут не принимать. Даже если задание продлится пару месяцев, все это время жить без поддержки и дружбы сложно, особенно на войне. Уже сейчас горло рвало от желания поделиться с кем-то увиденным, рассказать о страхах и надеждах. Этер страстно хотела знать, что не одинока в своём восприятии войны, что кто-то другой тоже находит ее ненужной и бесчеловечной. Но эти слова так и осели в горле, а Этер лишь крепче сжала зубы.
Отделение обогнуло линию фронта и углубилось в луга, цветы которых были взращены на крови солдат. Здесь не было деревень и полей, даже лесов как таковых не наблюдалось. Лишь одинокие деревья изредка возвышались над низкими чахлыми растениями.
Солнце жгло неумолимо, и даже в облегчённой летней форме было жарко.
– Наша цель находится в северной части Юнара, – впервые за несколько часов Эон остановился и обернулся. – Скоро начнутся лиственные леса, так что укроемся в них. Идти будем ночью.
– Тогда почему мы не вышли с вечера? – спросила Кассия, тяжело дыша.
– Потому что ночью ублюдки очень бережно стерегут границы и приграничные территории, – Эон усмехнулся. – Они полагают, что нам не хватит смелости пробраться к ним днём. Вечером мы пройдём последнюю полосу защиты, и к ночи как раз выйдем в тыл.
Этер подавила вздох. Судя по всему, идти придётся чуть ли не целые сутки. Сердце кольнула горечь: бабушка рассказывала ей, что ещё двести лет назад Триана была величайшей империей в мире. Лучшие технологии, прекрасно обученные специалисты, процветающее общество – все это, увы, осталось в прошлом. Подумать только: империя веками наращивала мощь, а развалилась за какие-то два года. Единственное, что ещё доступно Трианцам – хорошее образование. Однако две сотни лет бегства и неприкаянности все же смогли принести свои сладкие плоды. Теперь патриотизм заиграл новыми красками, любовь к соотечественникам ставилась едва ли не в один ряд с любовью к близким. Может быть, именно эта бескорыстная любовь и помогла Трианцам выжить, а потом и начать медленно возвращать земли обратно. Но все понимали, что былого величия страна не достигнет уже никогда.
Глава 4
Лишь в глуши ушедших дней
Мы найдём рассудку гавань.
Мы бежим, но тьма быстрей,
У неё для нас есть саван.
Сумерки впитали в себя краски дня. Этер ни разу не видела вражеских воинов, да и Эон уверял, что отделение вполне удачно обогнуло батальоны юнарцев. Теперь они бесшумно пробирались по лесу, стараясь лишний раз не касаться веток или травы.
Костёр разжигать не стали, боясь выдать себя. Поэтому теперь все сидели молча, дожидаясь полной темноты.
– Несправедливо, – процедила Кассия, когда Эон отправился спать в свою палатку. – Я тоже с ног валюсь, но спать почему-то пошёл только он.
– Станешь сержантом отделения особого назначения, и тогда сможешь ложиться спать во столько, во сколько пожелаешь, – справедливо заметил Йотей, равнодушно проводив взглядом командира. – И вообще, это не твое дело.
Этер молча сидела в отдалении, периодически проваливаясь в сон. Она не особенно прислушивалась к разговору, и негромкие голоса раздавались то ближе, то дальше и глуше. Темнота укачивала, манила к себе. Голова потяжелела, глаза закрывались сами собой. Мыслей не было, чувства тоже словно спрятались за призрачно-белой стеной.
– Не стоит спать, – бесплотный голос показался совсем далёким, и Этер с легкостью отмахнулась от него.
Лишь когда невидимый гость потряс её за плечо, Этер открыла глаза и обнаружила стоящего над ней Грегаля.
– Не спи, – повторил он. – А то идти дальше будет сложнее.
– Хочу спа-ать, – Этер не смогла сдержать зевка. – В жизни столько не ходила.
– Привыкнешь, – сочувственно улыбнулся Грегаль. – Никто тут с тобой сюсюкать не будет. У нас у всех общее дело, и его исход зависит от каждого. Увы, наше мнение никто не спрашивал, и вот ты здесь… Хотя глупо было брать с собой врача, к тому же и необходимых навыков у тебя нет.
Этер лишь плотнее сжала губы, отвернувшись от Грегаля. Тот несколько секунд постоял, потом вернулся к расположившимся поблизости друзьям. А Этер про себя отметила, что при любом удобном случае заставит его есть самую гадкую на свете траву под видом лекарства. Она не успела нарисовать в воображении голос плюющегося Грегаля и снова провалилась в полудрему, наполненную пляской теней и вспышками света, далекими криками, выстрелами и убаюкивающим шипением.
– Эй, – звонкий голос Кассии облетел тихую поляну. Этер не сразу поняла, что обращаются к ней. – Кому сказали не спать? Полчаса роли не сыграют, только раскиснешь и голова тяжелой станет. Все равно не отдохнешь же. Потерпи, ночь пройдёт быстро.
– Тебе какое дело? – огрызнулась Этер, прекрасно понимая, как глупо и по-детски звучат эти слова. Она вновь вынырнула из тёмной реки полусна, все ещё не отличая, что осталось за размытой белой стеной, а что реально.
– У нас так не принято, – Кассия перестала улыбаться. – Это война, зайка. Ты должна исполнять приказы командира и уважать товарищей. У тебя нет никакого опыта, так что будь добра прислушаться к нашему.
– Я понимаю, – вздохнула Этер.
Мстительный огонек вспыхнул и тут же угас. Чего она так добьется? Обидные слова и поступки все равно запомнятся и будут отравлять жизнь. Как бы она не самоутверждалась потом за счет Грегаля или Кассии, прошлое не изменить.
Этер вглядывалась в призрачную темноту леса. Ветер колыхал листья, легкие облака летели по небу. Все было так умиротворяюще, так тихо и спокойно, словно она никуда и не уходила. Казалось, прямо за этим лесом раскинулись золотистые поля Бартиста, а за ними – вся Триана.
Этер даже не обернулась, когда Кассия села рядом с ней.
– Уж не обижайся, таковы правила, – сказала Кассия, при этом даже в темноте было видно, как высокомерно и бесстыдно она рассматривает Этер. – И пусть мы доверим тебе свои жизни, ты очень многого не знаешь. Представляю, о чем ты думала, отправляясь сюда. Мечты о подвигах каждому вскружат голову, уж поверь, все мы были такими же. Хотели защищать Триану, пытались казаться храбрецами и стремились оправдать надежды. Когда ты живешь далеко от войны, она кажется ненастоящей. Да, умирают люди, стреляют орудия, взрываются гранаты… Даже когда приходишь на фронт, это снова кажется ненастоящим. А потом, когда появляется осознание, твои высокие и благие цели оказываются совершенно забыты. Тебе становится страшно, ружье тяжелеет, ноги не слушаются… Ради чего ты сражаешься? Ради чего готова умереть на самом деле? Подумай об этом, и чем быстрее ты найдешь ответ, тем лучше для нас и для тебя.
– Я пришла сюда, чтобы защищать свободу и независимость Трианского королевства, – медленно проговорила Этер. – Раз тебе интересно, почему я сюда пришла, – она повысила голос, – Ну, я расскажу.
Этер прекрасно помнила тот день. Помнила каждое слово, каждый жест врача Мирана – ему было около шестидесяти, и последние двенадцать лет он посвятил её обучению. Как и помнила другого врача, Лею: в детстве Этер часто играла с её детьми. В тот день солнце пекло немилосердно, и уже в полдень казалось, что каменные ступеньки госпиталя плавятся под его лучами. Хотелось спать, но ещё сильнее хотелось закрыться в каком-нибудь темном и ледяном подвале по крайней мере до поздней ночи.
* * *
Было около двух часов дня, когда Этер вновь подошла к раненому солдату. Тот метался от боли на полу: кроватей катастрофически не хватало, а простыня сбилась куда-то в сторону. Этер даже не натянула фальшивую улыбку – она уже не видела смысла прятать свои чувства. Ей было до боли жаль солдата, которому отрезали правую ногу выше колена. Впрочем, это его не спасло: все равно пошло заражение.
Этер развернула бинты, пропитанные кровью, гноем и ещё немного йодом. Под ними белела кость, над ней, уже отслаивались, гнили мышцы. Тошнотворного запаха не было заметно: в госпитале так пахло уже давно.
– Нужно снова резать, – отстраненно заметила она. – Может, и обойдется.
Солдат кивнул, хотя она сомневалась, что он вообще осознавал происходящее. Этер кивнула двум медбратьям, чтобы они перенесли солдата на операционный стол. Когда все было готово, она натянула перчатки и, вздохнув, ввела в вену солдата морфий. Конечно, он не заглушит боль полностью, но выбирать не приходилось. Этер взяла скальпель и присмотрелась к остатку ноги внимательнее. Некроз разрастался, но, возможно, его удастся остановить. Она разрезала кожу, верхний слой мышц и фасцию. Солдат дернулся, но почти сразу затих. Склонившись над больным, она потеряла счет времени. Даже духота уже не беспокоила её. Глубокий слой мышц, и вот уже здоровая кость. Этер кивком подозвала медбрата с пилой. Сама ещё не справлялась, может быть, виновата постоянная усталость. Как бы то ни было, под внимательным взглядом Этер медбрат отпилил кость, подрезал острые края. Осталось только перетянуть сосуды и нервы.
В этот момент двери госпиталя распахнулись, и в них показалась Элиса – почтальон и по совместительству главная сплетница Бартиста.
– Ох, люди добрые, вы не представляете, что сейчас произошло! – с ходу начала она, выискивая кого-то взглядом. – Какой беспредел творится!
– Не мешай, – процедила Этер, пытаясь ровно перетянуть артерию.
– Совсем о нас несчастных Её Величество не думает, – уже громче продолжила Элиса, словно не услышав. – Как нам жить-то?!
– Заткнись! – Этер рявкнула гораздо громче, чем планировала, и даже медсестры у другого края госпиталя испуганно замолчали. Укол вины тут же испарился, и она благословила повисшую тишину. Горячая кровь текла по рукам, закрывая обзор и мешая пережать сосуд. Через несколько секунд Этер все же смогла завязать узел и повернулась к Элисе. – Теперь можешь говорить.
– Давайте… Мирана и Лею подождем тогда, – пролепетала девушка, с ужасом глядя на Этер. Последней даже не нужно было осматриваться, чтобы понять причину такой реакции: её недавно белый халат покрылся коричнево-красными засохшими пятнами крови, к которым теперь добавились алые – свежие.
– В чём дело? – из соседней комнаты вышла Лея. Она вытирала руки полотенцем, но красный оттенок с них никуда не делся. Чувствует ли она эту кровь, когда обнимает своих детей? Их у неё четверо, ещё совсем малыши. Муж ушел на войну два года назад, с тех пор ни писем, ни черного конверта. Может быть, в безумной работе она пытается об этом забыть? За ней, прихрамывая, спешил Миран. Он уже не в том возрасте, чтобы сутками стоять на ногах: вены и суставы дают о себе знать. Миран был для Этер как дедушка, который всегда был рядом, всегда помогал и учил. Ещё двенадцать лет назад между занятиями он показывал шестилетней Этер, как делать скворечник. Она научилась, и сделала для каждого двора Бартиста по два. Папа отругал её за потраченные доски, а учитель Миран смеялся до слез.
Она любила учиться, он хвалил ее и помогал. Тогда она не понимала, почему с шести лет детей учили стрелять и резать других людей. Теперь Этер знала, что у страны не было времени на обучение – с восемнадцати она должна была начать работать. Из-за постоянных войн средняя продолжительность жизни в Триане едва перевалила через тридцать лет.
– Новое письмо пришло, – чуть не плача, выпалила Элиса. – Из генштаба. Требуют врача, от каждого города нашего округа по одному. Что же делать, вас трое всего!
– Я пойду, – внезапно сказала Этер. – Не отговаривайте меня, прошу. Учитель Миран, вы так много для меня сделали. Я не пропаду, можете быть уверены.
* * *
Этер сонно улыбнулась этому внезапному воспоминанию. Тогда она думала, что хуже быть не может. Конечно, учитель отговаривал её, ругал, а потом и вовсе запретил выходить из госпиталя. Он собирался отправиться на следующий день вечером. На рассвете Этер вылезла через окно на кухне и убежала на войну.
– Я пошла на войну вместо своего учителя, – наконец, она открыла глаза полностью. – Нас было трое врачей: я, он и ещё одна женщина. У неё были маленькие дети, а он был болен. Я решила, что лучше пойти и страдать, чем остаться дома и всю жизнь себя винить.
Кассия долго молчала, опустив голову. Потом вновь подняла, и её лицо приняло привычное надменно-спокойное выражение. Этер показалось, что девушка хотела что-то сказать, но почему-то передумала. Она так и не поняла, какими должны были быть эти слова – обидными или воодушевляющими, но наверняка очень важными для самой Кассии.
Та резко встала и подошла к товарищам. Грегаль улыбнулся, подвигаясь в сторону.
В горле застряли невысказанные слова, которые накопились за эти дни. Этер была уверена, что однажды ей встретится человек, с которым она сможет поделиться мыслями и чувствами. Но как долго ей придется ждать этого таинственного друга? Вдруг на выполнение задания уйдёт несколько месяцев?
Ткань на входе в палатку сержанта зашевелилась, и тот вышел на поляну. Выглядел он гораздо лучше своих подчинённых. Этер казалось, что даже в темноте она видит его зелено-карие пугающие глаза, которые ещё больше оттеняли короткие тёмные волосы.
– Отправляемся, – сказал командир, сворачивая палатку.
Этер накинула на плечи рюкзак и с трудом встала. На поясе непривычно болтался пистолет – Эон заставил его прицепить, а Этер про себя поклялась, что никогда не достанет его из кобуры.
Голова закружилась, в глазах потемнело, внезапно всколыхнулась земля. Она на секунду зажмурилась, преодолевая приступ тошноты. Тупая боль отдавалась где-то в затылке и опоясывала всю голову.
Силуэты сослуживцев скрывались в полутьме. Те покачивались, но уверенно шли вперед. Этер замыкала цепочку, хотя внутренне боялась отстать. Этот страх лишь подгонял её, потому что периодически мир сжимался, а сама Этер впадала в полудрему. Ноги шли автоматически, почти не слушаясь своей владелицы.
Тишина, лес, темнота, опасность – все смешалось в водовороте и уносилось куда-то прочь. Мир сжался до почти незаметной тропинки, оставленной идущими впереди людьми. Шаг, шаг, шаг. Единственная задача: не свернуть в сторону. Все вперед и вперед, и так до рассвета. Холод пробирал до костей, хотя Этер была уверена – на улице довольно тепло. Теперь она почти не раскрывала глаза: только иногда, проверяя, впереди ли вынужденные товарищи.
Пляска теней перед глазами Этер постепенно сгущалась, и она все чаще в буквальном смысле засыпала на ходу. Она почти не чувствовала своего тела, и лишь отчетливая мысль запрещала проваливаться в желанный сон. «Нельзя, нельзя, нельзя спать».
– Привал, – голос Эона раздался издалека, словно с границы миров.
Этер с облегчением выдохнула. Сон уже пробирался в голову, унося девушку на своих мягких волнах. Она одним движением скинула рюкзак и улеглась на землю рядом, не заботясь ни о чем более. Внутри растеклось теплое спокойствие, которое уносило ее все дальше и дальше от реальности.
Глава 5
Пусть же кровь испепеляет
Хоть тела, хоть нас внутри.
Свет надежду оставляет,
Мы его в душе храним.
Солнце слепило даже через закрытые веки. Тепло его лучей обнимало Этер, и та, не открывая глаз, с наслаждением улыбнулась. Пахло землей и молодой травой. Окончательно просыпаться не хотелось: пели птицы, ветер шелестел листвой, издалека доносилось умиротворяющее кукареканье. День заканчивался, его пряный запах всегда так нравился Этер. Она часто убегала в этот небольшой лес, чтобы отдохнуть от изнуряющей жары.
Шепот, раздавшийся рядом, возвестил о том, что впереди ждет прекрасный вечер в компании друзей. Дарли и Кирай снова о чем-то спорили, и тихая перепалка пробудила в Этер желание поскорее обнять их. Ах, какой противный, какой жестокий сон ей приснился! Хорошо, что это был всего лишь сон.
– Нет, идти ещё рано, – шипел Кирай совсем рядом. – Ты посмотри, солнце едва сошло с зенита!
– Зато мы пройдем гораздо больше за эту ночь! – говорила в ответ Дарли, и её голос прозвучал как-то слишком низко.
– Мы подвергнем всех опасности! – Кирай повысил голос.
Этер наконец открыла глаза. Деревья почему-то оказались толще, чем она думала, да и место было незнакомым. Неужели они нашли поляну, где ещё не были? Приглядевшись, Этер заметила необычную желто-коричневую униформу, а потом вдруг вспомнила, что находится на территории вражеского королевства Юнар с очень важным заданием, что Дарли и Кирай ушли на фронт ещё в прошлом году, а здесь у неё друзей нет.
Рядом спорили Грегаль и Кассия. Казалось, еще минута, и они непременно подерутся, но этого не произошло. Из-за деревьев неторопливо вышла Такора. Видимо, вернулась с разведки, и её появление убавило пыл молодых людей.
Этер убрала с лица непослушные пряди волос и села, попутно потягиваясь.
– Надо найти еды, – тихо сказала Такора. – И чистую воду.
– Еда на мне, – Кассия поднялась на ноги. – Этер, ты сейчас не занята, собери каких-нибудь ягод. И постарайся нас не отравить.
Этер покачала головой. Она никогда в жизни не делала ничего подобного. Единственное, что она умела – лечить людей всеми возможными способами. Она даже суп варила с трудом, не говоря уже о более сложных блюдах. А отличить ядовитые ягоды от нормальных и под дулом пистолета не смогла бы.
– Этер пока не готова к этому, – Эон очень вовремя вышел из-за деревьев.
Такора закатила глаза и молча удалилась назад, а через несколько секунд нависшей тишины и вовсе скрылась за деревьями. Грегаль опустил взгляд, словно травинки были самым интересным, что он видел в своей жизни.
– Прошу прощения, я об этом не подумала, – пробормотала Кассия, без тени раскаяния глянув на Этер.
– Что мне до твоих извинений, Кассия? – Эон подошел ближе, и Этер догадалась, что он сегодня не в настроении. Или, быть может, на него так сказалась атмосфера вражеского королевства? – Выполняй свою работу.
Кассия молчала отвернувшись. Эон даже не взглянул в сторону Этер, что заставило её еще больше испугаться. Было видно, что он явно не играет роль заботливого, но строгого родителя: хотя слова были негромкими и почти обычными, от тона голоса по телу пробегала дрожь.
Через несколько томительных секунд Эон оторвал тяжелый взгляд от подчиненных и кивком подозвал к себе Этер.
– Идем, научу тебя приемам защиты, – процедил он и направился прочь с поляны. – Будет грустно, если потеряем врача в первом же бою.
В голове Этер роились вопросы, которые она побоялась высказать. В Триане из-за острого дефицита специалистов деление на профессии было строгим. Люди обучались с самого детства, и уже к двадцати годам обладали широкими познаниями в выбранной области. Существовал лишь один минус: эта область была крайне узкой. В свои неполные девятнадцать Этер почти не умела готовить, не знала иностранных языков и плохо считала. И по мере взросления она столкнулась с по-настоящему серьезной проблемой: тем для разговоров с людьми становилось все меньше. Единственным человеком, с которым она чувствовала себя комфортно, была Дарли – лучшая подруга и тоже врач. С родителями она обсуждала погоду, со старшей сестрой Нилин почти не общалась (когда сестра – командир полка в составе Северной армии, ваши взгляды почти противоположны). С Варионом лишь вспоминала детство, а с младшими Афеной и Грео пространственно говорила о жизни и спрашивала об уроках. Кирай, с которым она встречалась больше двух лет, не был исключением. Этер лишь с отстраненной улыбкой слушала, как он рассказывает о световых волнах и относительности времени. Она просто знала, что однажды ей нужно выйти замуж, и считала Кирая подходящим вариантом.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – когда они отошли на достаточное расстояние, Эон обернулся, – и когда-то я думал так же, как и ты. Но жизнь нельзя разделить на части и провести между ними четкие границы. Вот скажи, разве ты не сможешь развести костер?
– Смогу, если буду знать, как, – согласилась Этер, догадываясь, куда он клонит.
– В этом и дело. Неужели перевязать рану может только врач?
– Разумеется, – с некоторой долей гордости ответила Этер. Снова, как и в госпитале, она почему-то осознавала свою уникальность и оттого ею гордилась. – Только врач знает, как это сделать правильно.
– А если ты объяснишь мне, как это сделать, я всё равно не смогу?
Этер нахмурилась. В принципе в перевязке ничего сложного не было, лишь пара нюансов, о которых она догадывалась на основе многих лет обучения.
– Возможно, – нехотя согласилась Этер, – если я дам четкую инструкцию. Но я не смогу предусмотреть все случаи и любые раны. Даже если я объясню сотню травм и их лечение, все равно вам встретится сто первая и вы не будете знать, что делать. Для подготовки у меня ушли годы, а вы просите рассказать все за пару дней?
– Именно поэтому ты с нами и пошла.
– Но всё же, если вы ждёте однозначного ответа, – продолжила Этер. – Я могу рассказать о самых частых случаях, и тогда – да, вы сможете лечить сами.
Сержант кивнул, словно этого ответа и ждал. Этер молча следовала за ним, хотя внутренне протестовала. К тому же она была разочарована: ведь она шла на фронт лечить раненых, а не участвовать в тайных операциях. Может получиться так, что за месяцы похода её помощь никому не понадобится. Конечно, она была бы этому рада, но все же… Не за этим она ломала себя, заставляя выбирать между долгом и совестью. Как оказалось, совесть была сильнее.
Тем временем Эон остановился на небольшой поляне, дожидаясь Этер.
– Будет достаточно, если ты научишься защищаться. Нападения от тебя никто ждать не будет, поэтому сложные приёмы я даже показывать не буду.
Этер кивнула и встала напротив командира, недоумевая, как можно защититься от выстрелов.
– Твоя первостепенная задача в бою – не сдохнуть и спасти других. Если в тебя будут стрелять прицельно, мои соболезнования, – довольно оптимистично сказал Эон. – Если не прицельно, то падай на землю и закрывай голову руками. А сейчас покажу тебе приемы защиты от ножей и кинжалов.
Кусты сбоку поляны зашевелились. На мгновение Этер подумала, кто-то из отделения пришёл о чём-то доложить, но потом вспомнила, что все товарищи остались в другой стороне. Но Эон говорил, что здесь не должно быть никаких аванпостов Юнара.
Кусты шелохнулись ещё раз, и на поляну вышел светловолосый мальчик лет восьми.
Взгляд Этер сам собой скользнул к Эону, по лицу которого нельзя было понять, о чем он думает.
– Здравствуйте, – мальчик удивленно обвёл взглядом своих небесно-голубых глаз незнакомцев.
Этер не смела даже вздохнуть, не то что открыть рот. Хотя языки Трианы и Юнара были похожи, акцент и многие окончания отличались.
– Ринао! – совсем близко послышался громкий голос девушки. Этер могла поклясться, что та стояла в каких-нибудь двухстах метрах от злополучной поляны.
Эон, не говоря ни слова, подскочил к Этер, схватил её за руку и почти волоком потащил в сторону временного лагеря. Она сбросила оцепенение лишь через несколько секунд, когда низкие кусты несколько раз больно царапнули её по щеке.
Тем не менее Этер не могла не заметить, что даже во время побега Эон ступал тихо, практически неслышно, хотя лес был полон веток и сухой травы. Значит, он полностью контролировал себя, как и ситуацию. Это несколько успокаивало.
Как тут оказались Юнарцы? Ближайшая деревня располагается гораздо дальше от границы, даже за целый день до неё не дойти. Да и она одна из тех немногочисленных поселений, которые образуются на недавнем поле боя. Войны между Трианой и Юнаром происходят довольно часто на протяжении последних двухсот лет.
– Валим, – короткое резкое слово хлестнуло слух Этер. Но её товарищам дважды приказывать не пришлось: Грегаль и Кассия тут же вскочили со своих мест, накинув на плечи рюкзаки и ружья. Ратмир одним движением ноги засыпал их следы.
Не задерживаясь, Эон свернул вправо и вновь исчез среди деревьев. Вероятно, решил обойти поляну и людей на ней стороной, но не отбиваться от курса.
Следующие десять минут всё отделение бежало через лес, лишь изредка делая небольшие перерывы и переходя во время них на обычный шаг.
Когда местность поднялась, лес несколько поредел. Эон остановился. Этер жадно вдыхала теплый воздух, наполненный ароматами трав. Ведь совсем недавно она этим воздухом наслаждалась, но теперь вовсе не замечала. Стремительный побег всколыхнул тревожные мысли, которые вчера вертелись в голове мутным вихрем. Она вдруг отчетливо поняла, как далеко они зашли на территорию вражеского государства и насколько тяжелый путь впереди.
– Кассия, по какой причине ты не собрала свежие данные о поселениях юнарцев? – спокойный вежливый тон Эона пугал до дрожи.
Стратег молчала, непонимающе глядя на него. Этер видела, что она с трудом подыскивает слова.
– Командир, я собрала самые свежие сведения, – от дерзости Кассии не осталось и следа. – Вы же понимаете, что враг не спешит сообщать о координатах новых поселений, а наши разведчики давно не приносили ничего полезного.
Если у отделения не будет свежих карт, то выполнить задание станет очень сложно, почти невозможно. Теперь перемещение значительно замедлится, чтобы случайно не выйти к какой-нибудь новой деревне.
Быстрое передвижение по лесу продолжилось. Все молчали, и гнетущая тишина не нарушалась даже случайным шорохом или вздохом. Только Этер приходилось гораздо внимательнее смотреть под ноги, чтобы случайно не наступить на ветку. Она все еще многого не понимала, а самое главное – почему Эон не убил тех людей.
Ведь это было бы проще и логичнее, учитывая непростое положение отделения. Конечно, Этер ни за что не поддержала бы такой поступок, но со стороны Эона он был бы самым приемлемым. Если бы он это сделал, ещё не факт, что юнарцы догадаются о присутствии врагов на их земле. Да и если бы догадались, искать отделение уже было слишком поздно, особенно на такой большой территории. Другой вопрос – были ли там ещё люди? Но Эон не мог знать этого заранее. Он просто сбежал, оставив живого свидетеля.
Теперь их гарантированно заметили, а учитывая уединенность поселения нетрудно сложить два и два. К тому же мальчик видел, куда они ушли; пограничники легко найдут поляну их временного лагеря, оттуда увидят и маршрут – как бы они не старались идти незаметно, протоптанная тропинка за ними осталась.
Нет, определенно, Эон поступил странно. Скорее всего, пожалел мальчика и его мать – и это было понятно – но как солдат и трианец он был обязан преследовать интересы своей страны.
Может быть, в этом импульсивном поступке проявилось его истинное лицо? То самое, которое он годами прятал от других, чтобы не стать посмешищем и изгоем?
Размышления уводили Этер все дальше от злополучной поляны, Эона и мальчика. Она думала о сестре, которая, наверное, даже не догадывалась о том, где сейчас находится Этер.
Нилин была солдатом, хотя Этер никогда не замечала в ней особенной холодности или отрешенности. Но она с грустью поняла, что у Нилин, в отличие от Эона, рука бы не дрогнула.
– Остановите свое перемещение и положите руки за голову! – ломаная речь на чужом языке ножом хлестнула сознание Этер.
Не делая никаких движений, она лишь скосила глаза в сторону звука: там, практически в трехстах метрах от неё, выстроился отряд юнарских пограничников. Их было не больше десяти человек, однако каждый имел при себе ружье. Сердце ухнуло вниз, встрепенувшись, забилось пойманной птицей. И вновь появилось это пугающее чувство, которое словно сковывало тело плотной коркой льда. Эта корка надежно отрезала Этер от мира и прожгла её тело своим смертельным холодом.
– Бежим, – едва слышный голос Эона почему-то прозвучал отчетливо.
Этер резко пригнулась, защищая голову, сделала два быстрых шага в сторону и кубарем покатилась вниз по отвесному склону, который так кстати оказался совсем рядом.
Шорох и треск позади говорили о том, что юнарцы устремились в погоню. И, судя по всему, довольно быстро сокращали дистанцию.
Впереди мелькали грязно-желтые силуэты товарищей – почему-то сейчас даже высокомерная Кассия показалась такой близкой и родной. Удачно миновав деревья, Этер вскочила на ноги и побежала следом, чувствуя приятную силу и легкость во всём теле. Ледяная корка растаяла, не выдержав всколыхнувшегося в душе пламени. Этер сейчас не могла думать ни о чем, кроме как о несущихся позади вооруженных врагах. Азарт подгонял, и она скорее почувствовала, чем услышала, что те начали отдаляться.
Однако она не только не сбавила скорость, но и с двойным энтузиазмом её набирала. Нужно оторваться как можно сильнее. Найти безопасное место, где можно переждать время…
Тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-тр-тр-тр-тр.
Первородный, животный ужас снова сковал тело Этер. Засада.
Она, как бежала, упала на землю – то ли вспомнила уроки по выживанию, то ли ноги просто перестали держать. Пулемет строчил непрерывно на уровне груди: кора деревьев превратилась в щепки, те – в пыль, которая оседала на взрытой пулями земле.
Мыслей в голове не было: лишь осталось непобедимое желание во что бы то ни стало вернуться домой, а потом и оно исчезло, не оставив после себя ничего. Лишь пустота и темнота поселились в сознании Этер.
Она лежала в довольно выигрышной позиции: в небольшом овраге, защищающем от огня. И хотя врага видно не было, она знала, что позиции юнарцев впереди и за деревьями. Сбоку послышались тихие выстрелы – на секунду пулемет затих, потом застрочил с новой силой. Затаив дыхание, Этер приподнялась и тут же в ужасе прижалась к земле. В нескольких метрах от неё лежал – она ещё не совсем отличала членов отделения – то ли Грегаль, то ли Эон. Лицо было отвернуто в сторону, лишь всклокоченные темные волосы слегка трепетали на ветру.
Секунду подумав, Этер медленно поползла вперед, надеясь, что её рыжие волосы будут не так выделяться на фоне земли. Судя по всему, внимание врагов и их единственного пулемёта было направлено на овраг с другой стороны поляны, откуда периодически доносились выстрелы. Тем не менее, каждое движение давалось через силу, и Этер постоянно подавляла в себе желание вернуться в кажущийся безопасным овраг. Однако она не позволяла себе слабости и лишь уверенно двигалась к товарищу.
«Грегаль! – Этер потянула его на себя. Тот тихо застонал. – Ладно, осталось проползти обратно».
Задний ход давался значительно легче. Ужасно хотелось рывком прыгнуть назад в окоп, однако она понимала две вещи: во-первых, это однозначно заметят, во-вторых, раны Грегаля могут сильнее закровоточить.
Долго тянулись мучительные секунды. Этер слышала, что выстрелы со стороны её отделения звучали чаще. «Отвлекают. Только бы успеть».
Враги, видимо, сконцентрировали внимание на сопротивляющихся трианцах, поэтому Этер без происшествий дотянула Грегаля до оврага. Там она спрятала его за деревом, как можно ниже пригибаясь к земле.
– Где? – резко спросила она, пробегая взглядом по всему телу товарища.
Кровавые пятна расплылись на предплечье, боку и бедре с правой стороны. К счастью, было очевидно, что жизненно важные органы не задеты, поэтому теперь самой главной задачей являлось остановить кровотечение. Без инструментов и увеличительных стёкол это сделать будет крайне трудно, учитывая, что оставалась высокая вероятность повреждения артерий.
– Проклятие, больно, – сипло процедил Грегаль, морщась.
– Считай до тысячи, – сказала Этер, а сама аккуратно достала из рюкзака Грегаля аптечку.
– Один, два, три, четыре…
Она быстро окинула взглядом каждую из ран. Решив, что каждая опасна по-своему, Этер лишь сделала временные перевязки на боку и ноге, разрезала рукав на повреждённой руке. Плохая новость: скорее всего, раздроблена или хотя бы сломана лучевая кость. Хорошая новость: пуля действительно прошла по касательной, и не придётся с огромным риском её доставать. Этер промыла края кровоточащей раны и зашила её, потом примотала к целым костям плеча и предплечья тонкую шину, зафиксировав руку и суставы.
– …семьсот двадцать восемь, семьсот двадцать девять…
С ногой всё было даже лучше, чем Этер ожидала. И хотя пуля застряла в мягких тканях, кость она не задела. Так что для этой раны пока требовалось сделать только перевязку.
– …восемьсот шестьдесят… один, восемьсот шестьдесят два, восемьсот… шестьдесят… три…
Рана на боку оказалась самой опасной. Кровь била мелкими толчками, несмотря на наспех сделанную десять минут назад повязку: чего Этер и боялась. Была повреждена одна из артерий, но кровопотеря оказалась относительно небольшой.
К этому времени выстрелы стихли. Гулкая звенящая тишина была даже страшнее. Когда с поляны послышались шаги, Этер впервые в жизни инстинктивно потянулась к оружию, хотя совсем недавно клялась не брать его в руки. И впервые поймала себя на мысли, что готова убить любого, кто приблизится к ней.
Но она всё ещё не понимала, что причина этой пугающей перемены сидела сейчас напротив неё и одними губами продолжала считать. Где-то глубоко в душе Этер осознавала, что ответственна не за свою жизнь, а за жизнь Грегаля. Следуя моральным принципам и призванию сердца, она имела полное право распоряжаться своей судьбой и, если бы в этот момент была одна, даже не подумала бы о закрепленном на поясе пистолете.
Но она была не одна. И она не имела права лишать Грегаля шанса на спасение.
Металл противно обжег руку. Однако Этер сжала его, медленно сняла с предохранителя. Рука не дрожала, когда черный ствол поднялся вверх и устремился в сторону предполагаемого появления врага.
Этер не сразу узнала в незнакомке Кассию. Та почему-то не смеялась и не корчила самовлюблённое выражения лица. Её золотистые волосы взъерошились и запылились, да и взгляд изменился – или, может быть, это изменилась сама Этер?
Отчего-то почувствовав неловкость, Этер убрала пистолет назад в кобуру и повернулась к Грегалю. Тем временем к ней подошли Такора, Йотей и Эон, но остановились на почтительном расстоянии.
– Мне нужно провести операцию в спокойной обстановке, – безапелляционно заявила Этер. – У нас есть полчаса на то, чтобы найти безопасное место.
– Нести будет сложно. Мы за полчаса не уйдём достаточно далеко, – ответил Эон, и было видно, что он старательно подбирает слова. – Ты можешь провести операцию здесь? Какая разница…
Эта простая просьба пожаром обожгла голову Этер, вгрызаясь в сознание. Если он так любит командовать, то зачем брал её с собой? Если бы не Эон, она сейчас сидела бы в госпитале и спасала раненых, причем по несколько человек в день. А он не только уничтожил цель её пребывания на фронте, но и мешает выполнять свой прямой долг!
– Я не совсем поняла, – Этер резко встала и тут же об этом пожалела, когда перед глазами промелькнула черная пелена, – вы сейчас предлагаете забрать у Грегаля все шансы, сделав операцию абы-как? Я не сомневаюсь, что жертвовать жизнь – благородно, так давайте лучше в следующий раз пожертвуем, например, вашей?
Эон удивленно отступил. Фактически Этер никого не оскорбила и лишь задала вопросы, которые в принципе можно расценить как уточняющие, однако было заметно, что эти слова задели Эона.
– Если следовать картам, то недалеко в горах есть множество пещер, – Кассия достала из рюкзака бумаги и раскрыла их. – В них некоторое время прятались наши разведчики. Даже если юнарцы решат проверить каждую, мы сможем уйти в глубину гор по туннелям. Они образовались естественной запутанной системой, но, к счастью, у нас есть схема.
– Возьмите две толстые палки. Сверху накиньте куртки и свяжите их рукава под палками, – Эон скинул оцепенение и привычно начал командовать. – Этого будет достаточно. И, к слову, – он обернулся к Этер и заглянул ей прямо в глаза, – я всегда готов пожертвовать собой, если таков мой долг.
– Только не забывайте, что некоторую часть пути до пещер нам придётся пройти по открытому месту, – Йотей подошел ближе и внимательно осмотрел раны Грегаля. – Вы готовы рискнуть судьбой Трианы ради одного человека? К тому же нет никаких гарантий, что он выживет и не станет грузом.
– За что же нам сражаться в таком случае? – подала голос Такора. – Я тут же уйду с фронта и заберу с собой вас, если кто-то честно признается, что готов умереть за Трианское королевство. Все мы патриоты до первого боя, не так ли?
Перед глазами Этер сразу вспыхнули яркие образы – ее уютный дом, залитая солнцем кухня, смеющиеся родители, братья и сестры. Она ушла на фронт, оставив маленьких Афену и Грео на попечительство других родственников. Родители и Нилин сделали это ещё в первые дни войны, потом за ними отправился и Варион. Этер не знала, где они и что с ними, живы или уже нет – но всей душой надеялась, что однажды увидит их вновь. Однако войска Юнара систематически теснили трианцев, и Этер наконец решила стать той самой каплей в море исчезнувших на войне душ. Она всем сердцем любила свою страну, её красоту и гордость, силу и несгибаемую волю. Она хотела помогать раненым, приносить им облегчение. Но за этим ли в действительности Этер шла на фронт? Можно ли любить такое большое понятие – целую страну?
Или же она пошла на войну лишь для того, чтобы это не пришлось делать её наставнику? Или младшим сестре и брату?
– Я, например, сражаюсь просто потому, что мне это интересно. Мне больше нечем заняться, вот и пошла на фронт, – продолжала Такора. – И я готова пожертвовать своим весельем ради Грегаля. Просто сдохнуть – это не страшно. Это всего мгновение.
– Гораздо важнее то, что мы оставим после себя, – добавила Кассия, отрываясь от рассматривания карт. – Все мы потеряли слишком много в этой войне, у нас остаётся все меньше смысла бороться. Триана позволит себя любить, даже боготворить, но она никогда не полюбит в ответ. Для этого нужны люди, которых вокруг все меньше.
Йотей нахмурился, однако, к удивлению Этер, не стал спорить. Неужели совесть проснулась? Он лишь кротко вздохнул и снял куртку.
В промежутках между деревьями можно было разглядеть поднимавшиеся на горизонте горы и зеленый луг перед ними. Лучи заходящего солнца слепили глаза и не давали такого же умиротворения, как дома. И хотя это было то же солнце, то же небо, те же облака – все равно беспричинная ненависть вперемешку со страхом закипела в душе Этер, заставляя её крепче сжимать в руках сумку с лекарствами.
– Стихотворение слышал когда-то, но не смог понять его. Теперь, думаю, понимаю, – тихо сказал, задумавшись, подошедший Ратмир. – Мы, словно безумные, глупые дети, делаем то, что не можем понять. Пусть в наших мечтах поселится ветер, его уж никто не сумеет отнять.
Повисло долгое молчание, которое разбавлялось разве что криками птиц и стрекотанием просыпающихся кузнечиков. Для Этер было неожиданностью, но следующее четверостишие нараспев произнес Эон.
– Бежим по дороге за гаснущим солнцем, пытаясь оставить его до утра. Откажемся верить, во власти эмоций забудем, что ночью нам светит луна.
– И в этом ненужном стремительном беге всё дальше уходим от нашего дома. – подхватила притихшая Кассия. – Тысячи сказок сложат о веке, в котором война заглушала звук грома.
Секунда томительной тишины, и голос Такоры облетел тихую поляну:
– Мы не бессмертны, наш день не так долог, чтобы его разменять на пустое. Лишь прошлого с нами остался осколок, но как ни смотри – отражение кривое.
Этер уже не могла отличить, кто говорил следующим. Кажется, Йотей.
– В том отражении можно увидеть все то, что за спинами мы оставляли. Сотни счастливых и грустных событий на войнах в безликую массу смешали.
Всё её внимание было приковано к навсегда застывшим телам в грязно-зеленой форме. По притихшему лесу разлетелся тихий голос Этер.
– У каждого – дом, в нем тоскует семья, с бессилием и страхом ждёт вести с войны. У каждого в сердце родная земля, лишь ей и семье посвящаются сны.
Их пустые окровавленные лица были повернуты к бесконечно синему и равнодушному небу. Откуда-то взялся ветер, который пробрался под кожу и разбился под ней тысячей болезненных осколков.
– И если погаснет когда-нибудь солнце, нам не придётся бежать за ним следом. Слишком тяжелым трудом нам даётся путь, что извилист, кровав и неведом, – почти шёпотом закончил Грегаль.
Глава 6
Свет ведёт нас через бури,
И заставит он бороться.
Для себя не ждём лазури,
Но ведь кто-нибудь спасётся?
Несмотря на сомнения Эона, отделение без происшествий добралось до гор. Там Кассия нашла скрытую за камнями пещеру, и товарищи наконец смогли отдохнуть. Странным было то, что за всю дорогу она ни разу не продемонстрировала Этер свое превосходство и даже смотрела на неё не свысока, как раньше, а как-то внимательно и даже заинтересованно.
Впрочем, Этер всё равно было не до Кассии. Она старательно пережимала артерию и следила за тем, чтобы кровотечение у Грегаля не пошло сильнее, чтобы его несли аккуратно и достаточно быстро. Теперь же она промывала руки тряпками, смоченными в спирте.
– Я сделаю тебе местное обезболивающее, – предупредила она, подходя к Грегалю.
Хотя тот значительно побледнел, он все ещё оставался в сознании. Этер сказала считать от тысячи назад, и теперь под тихий шёпот вколола лекарство рядом с раной. Ратмир прижал к земле ноги Грегаля, Эон – руки.
Прохладный ветерок скользнул по полу пещеры. Этер осторожно вытерла кровь, выступившую из раны на боку. Та хоть и выглядела угрожающе, смертельно опасной не являлась. Если бы пуля повредила крупный сосуд, Грегаль давно бы умер, и тут даже самый одаренный врач оказался бы бессилен. Но все ещё оставалась крохотная вероятность, что кровотечение откроется после удаления пули. Но, поскольку оставлять ее было нельзя, пришлось пойти на риск.
– Держите, – тихо сказала Этер, раздвигая края раны рукой. Грегаль чуть заметно дернулся: обезболивающие подействовало не полностью. Впрочем, времени ждать не было.
Раньше она только наблюдала, как учитель доставал пули. Это казалось несложно, однако Этер слишком хорошо представляла, что может сделать с телом кусок свинца. За прошедший год она много раз была на вскрытиях, где показывали, как десятки пуль превращали внутренние органы в месиво. Грегаля спасли опыт и реакция: он успел отпрыгнуть в сторону, защитив сердце, и при этом закрыть рукой легкое.
Тонкий пинцет был завернут в ослепительно-белый бинт. Довольно предусмотрительно, однако. Интересно, тот, кто его клал, хотя бы на секунду верил в успех подобной операции?
Больше не задумываясь, Этер медленно ввела пинцет в пулевой канал. Кровь тут же залила рану, Грегаль задергался под рукой, но все её чувства были сконцентрированы на приоткрытом кончике стального предмета. В ране не должно быть обломков костей: пуля прошла в опасной близости, но не задела ребра. Возможно, повреждены хрящи, но это не столь опасно.
Внезапно рука Этер замерла. Ледяная волна прошла по телу, на миг застилая глаза. Было понятно, что пуля резко сменила траекторию и ушла вбок, сделав невозможным её извлечение. Единственный выход: разрезать кожу и органы в попытке найти её.
– Держите крепче.
Внезапно все красные и синие линии, которые она рисовала за годы учебы, переместились на живот Грегаля. Артерии, вены, мелкие сосуды, нервы, даже внутренние органы словно просветились сквозь кожу и стали видны невооруженным глазом.
Именно в этот момент стало ясно: резать она не может. Слишком высока вероятность повреждения сосудов, да еще и в довольно антисанитарных условиях. Этер бросила беглый взгляд на пинцет: он был погружен в рану достаточно глубоко. Обычно на такой глубине пули и задерживаются тканями, так что высока вероятность, что и эта где-то рядом. Если она сошла с прямой траектории в самом конце, то можно попробовать достать её и без скальпеля.
Этер начала медленно ощупывать конец пулевого канала и почти сразу обнаружила, что он продолжается чуть левее. Не обращая внимания на метания Грегаля, она направила пинцет дальше и почти сразу нащупала маленький твердый предмет.
Плотно захватив её пинцетом, Этер начала осторожно тянуть инструмент наружу. Медленно шли мучительные мгновения. Было страшно лишний раз вдохнуть.
Кровь вновь полилась из раны, однако довольно быстро остановилась. Приглядевшись, Этер заметила в ней кусочки ткани, и наконец вздохнула с облегчением: рана чистая. Маленький расплющенный шарик упал на землю, и Этер почти ощутила на себе взгляды товарищей. Не обращая на них внимания, она плотно забинтовала рану.
Теперь осталось достать пулю из бедра, что должно быть гораздо легче.
Обезболивающее уже наверняка подействовало, и Грегаль даже ничего не почувствует.
Интуиция не подвела Этер: уже через несколько минут вторая пуля оказалась рядом с первой.
– Я не хочу никого пугать, – прошептала Такора, заходя в пещеру. Все это время она патрулировала вход и луг перед ним, – но юнарцы вышли к горам.
Этер сосредоточенно заматывала вторую рану бинтом. Словно весь мир сомкнулся на шипящем от боли в боку Грегале и на этих белых повязках.
– Нужно валить в глубокие пещеры, – решил Эон, выглянув на луг из-за камней. – Здесь нас найдут – это лишь вопрос времени.
Этер понимала, что в узких проходах и перепадах высот нести Грегаля будет невозможно. Да и вообще, в условиях погони тащить за собой лежачего больного означало обречь всю группу на смерть. Это понимал и Эон, только не говорил. Да и возможно ли спрятаться внутри гор? Юнарцы могут поставить охрану к каждому выходу, к тому же Этер сомневалась, что бумажный план этих пещер полностью соответствует реальности.
Перед глазами вновь мелькнул луг, залитый лучами утреннего солнца. А что мелькает перед глазами Грегаля?
– Я уведу их.
На секунду Этер испугалась, что произнесла эти слова вслух. Ведь мысли приходят в голову мгновенно – только эта мысль почему-то сначала пришла на язык.
– Я обойду горы и выйду к ним из леса. Скажу, что из деревни. Направлю в другую сторону.
– Ты хотя бы знаешь, как эта деревня называется? – процедил Эон. Удивительно, что он не отказал сразу же.
– Лангер, – отозвалась Кассия. – На картах есть такое поселение, чуть дальше, чем это. Я думаю, это оно и есть.
– Я выгляжу самой безопасной из всех вас, – Этер выразительно посмотрела на Такору. Как бы она ни маскировалась, в ней легко угадывалась убийца. Йотей и Ратмир были мужчинами, а все они служили в армии – возникнут вопросы, что они делали в деревне. А Кассия, хоть убей, доверия не вызывала.
«И самой бесполезной, пусть даже помогла Грегалю. Воины нужны Триане гораздо сильнее», – добавила Этер мысленно.
Эон на секунду задумался. Размышлял, нужен ли им будет врач? Хотя у Грегаля есть шансы на выздоровление, как минимум месяц на него можно не рассчитывать. К тому же серьезные повреждения ведущей руки свидетельствуют о том, что он, скорее всего, больше никогда не возьмет в руки оружие.
– Хорошо, иди, – Эон поднялся с места. – Встретимся у возвышенности. Постарайся не угробить себя.
Этер вспомнила карты и отмеченную на них возвышенность Юнара, которая, судя по всему, была довольно примечательным местом. До этой возвышенности идти столько же, сколько досюда от границ Трианы – почти сутки. Впрочем, это не должно быть сложно – просто всё время на восток.
Ратмир и Йотей подняли носилки с Грегалем. Такора и Кассия собрали разбросанные в спешке вещи и закидали следы пылью. Тем временем Этер сняла куртку и ботинки, подвернула штаны – хотя форма и отличалась от привычной трианской, на наряд деревенских жителей была мало похожа. Зато длинная льняная рубашка подходила для образа: Этер достала её из-за пояса и повязала на талии обычную конопляную веревку.
– Удачи, – с этими словами Эон исчез в темном провале пещеры, а за ним – все остальные.
В этот момент сердце Этер впервые ёкнуло: она осталась совершенно одна в чужой стране. Уже близко подходили юнарские воины. С ужасающей медлительностью двигались по каменному туннелю её товарищи.
Вспоминая карты Кассии, Этер свернула в боковой коридор. Если она все правильно рассчитала, то выйдет прямо за спинами юнарцев.
Темнота и тишина действовали угнетающе. Они наводили на мысли о бесконечном одиночестве, на которое теперь обречена Этер. Она добровольно оставила дом и отправилась на фронт, чтобы защищать Триану. Чтобы защищать каждого, кто остался в тылу. Она прекрасно знала о тех ужасах, которые здесь происходят: о смерти, боли, ненависти. Но почему-то старалась думать о той любви, которая гнала людей под пули. О верности и надежде, об их стремлении защитить. И её работа, несмотря ни на что, – лечить. Спасать. Но не защищать. Так что она делает в этом ледяном черном туннеле, в котором не видно даже собственных рук?
Впереди замаячил свет. Подул теплый ветер, принесший за собой едва различимые слова. «Совсем как наши. Будет нетрудно их обмануть», – заметила Этер.
Она осторожно выглянула из-за камня: как и предполагала, юнарцы были между ней и пещерой, где скрылось отделение Эона. Этер пригнулась к земле и скользнула под высокие растения. Если не приглядываться, то заметить её было нельзя; оставалось проползти в таком положении почти двести метров.
Однако сделать это за оставшееся время было невозможно, а пускать юнарцев в пещеру, где ненадолго остановилось отделение, означало сделать бессмысленной эту безумную вылазку.
Когда вражеский отряд зашел в очередную пещеру, Этер бросилась бежать, при этом не сводя глаз с темного провала.
Больше юнарцы не показывались. Этер забежала под деревья и облегченно оперлась на шероховатый ствол: она справилась. Враги, наверное, изучают всё досконально. Это к лучшему: у нее еще осталось время. Теперь надо вспомнить обороты речи юнарцев и особенности их акцента. Но это не составит труда, потому что…
Только теперь Этер заметила девушку, которая всё это время стояла за соседним кустом и не сводила с неё глаз. На незнакомке был надет льняной сарафан с красивой вышивкой по краям – наверное, деревенская одежда. И почему-то в первую секунду Этер подумала не о том, что её заметили, а о том, что ей необходим этот сарафан.
– Снимай, – хрипло прошептала Этер и сделала шаг вперед.
Плевать, насколько это человечно или бесчеловечно: она должна была спасти товарищей. Если отряд в горах нападет на след отделения Эона, Грегаль обречен. Может, остальные как-нибудь и спасутся, но у него шансов нет.
Незнакомка отступила. Было видно, что она испугана и лишь ждет удобного момент сбежать. Тоже не заметила Этер? Возможно, была поглощена заданием соотечественников, а Этер просто подбежала с другой стороны.
– Оглохла? Снимай! – Этер резко завела руку за спину, как будто собиралась достать пистолет. Конечно, никакого оружия у неё с собой не было: еще в пещере отдала его Эону.
Незнакомка вздрогнула, однако непослушными пальцами подняла полы сарафана и стянула его через голову. Этер тут же скинула армейские штаны и надела его на рубашку. Штаны бросила под раскинутые листья папоротника, чтобы сразу их никто не заметил.
– Убирайся, – процедила Этер и, убедившись, что полураздетая незнакомка исчезла среди деревьев, вышла на луг.
Солнце приятно согревало кожу. И хотя сердце билось где-то в горле, она распустила косу и расслабила лицо. Ноги приятно щекотали травы, совсем как дома – только там не было ни гор, ни льняных сарафанов, ни вооруженных солдат. Да и войны там не было: только газеты каждый день писали о ситуации на фронте и публиковали длинные списки погибших. И ещё составы привозили раненых – но сравнится ли это с тем, что происходит здесь?
Теперь же Этер сорвалась с места, бросившись навстречу своим смертельным врагам. Она сейчас не думала о том, что её ждет в случае неудачи. Лишь в висках до боли пульсировала единственная мысль: отвести их как можно дальше любой ценой.
Когда она была на середине луга, из пещеры показались солдаты. Как и ожидалось, они всё же подняли автоматы, однако целится не стали. Всего четверо – видимо, посчитали, что на территорию Юнара проникли только двое: она и Эон. Неужели ещё не нашли отряд, который они убили в лесу?
– Ринао вспомнил! – Этер постаралась придать голосу уверенности. – Та сторона! – она взмахнула рукой в противоположную часть гор.
– Что вспомнил? – командир отряда, мужчина среднего возраста, с подозрением осмотрел Этер. – Он ведь указал другое совсем направление.
– Да, но малыш больно разволнован был, – Этер с трудом улыбнулась и надавила ногтем на ладонь. Боль подействовала: руки и колени перестали дрожать. – Немножко попутал, с кем не бывает. Вот сейчас-то вспомнил, да меня отправили сказать. Я ж самая резвая тут. А в направлении том места сложные, болота да буреломы, просто так не пройти.
Командир всё же задумался, и новая волна страха скрутила живот Этер. Неужели она ошиблась, и он заметил это?
– Только нам надо тебя осмотреть, – после недолгого молчания сказал он. – Ты уж сама знаешь, неспокойно время. Шпионов да диверсантов много ныне, чуть что – пушками машут, народ пугают.
– Конечно, – Этер вновь натянула улыбку и развела руки в стороны, радуясь, что догадалась отдать пистолет Эону.
Командир легко ощупал бока, бедра и ноги Этер, а она запомнила, где можно незаметно спрятать пистолет, а где его наверняка будут искать.
– Раз так, – протянул мужчина, отступая назад, – ты можешь пойти с нами, да сказать, в какое место он указал.
Этер кивнула и отошла в сторону, пропуская солдат вперед. Потом двинулась следом, медленно уводя врагов от товарищей. Шли молча, и каждый миг ей казалось, что сейчас её раскроют. Однако этого не происходило, и расстояние до заветной пещеры все увеличивалось.
Постепенно Этер перестала беспокоиться о том, далеко ли ушли товарищи. Теперь она поняла, что почему-то не продумала, как будет сбегать от юнарцев. Всего для этого было два способа: уйти незаметно или с шумом. С шумом не получится, потому что их четверо и они вооружены, и у Этер нет даже пистолета. А незаметно будет слишком сложно, особенно учитывая, что Этер совершенно не имеет военной подготовки. К тому же их четверо.
Но, так или иначе, свою основную задачу она выполнила. Солдаты уходили прочь вслед за ней, а Этер старалась не думать, что будет, когда её ложь раскроется. А рано или поздно она раскроется, потому что болот и буреломов впереди не было, а если и были, Этер понятия не имела, как их обойти.
И всё-таки, есть ли в войне что-то положительное? Где-то Этер слышала, что война – двигатель прогресса. Но пока она видела, что война этот прогресс только разрушала. Более двухсот лет назад завершилась Последняя война – так её называют, хотя она, конечно, далеко не последняя – та самая, которая принесла Трианской Империи страшнейшее поражение в истории. Некогда великая страна развалилась, от неё осталась в лучшем случае восьмая часть, которая, по большому счету, и для жизни-то непригодна. Сплошные леса и болота, еще и пустынные нагорья часто встречаются. Впрочем, людей в Трианском королевстве все равно не так много. До сих пор численность не восстановилась, хотя – бабушка говорила – были времена еще хуже, и трианцы выстояли, выстоят и теперь.
Пусть этот мир жесток, в нём все еще есть место добру и любви. Никто и никогда не отнимет у Этер этих чувств, она была в этом уверена. Ведь даже враг – он все же человек. И он сражается за свою страну, за свой народ. За это его стоит уважать.
Но если бы война шла только с людьми, все было бы куда проще. Но помимо человека, занимающего престол или лидирующую позицию в Совете, каждая страна имела Хранителя – божество, наделенное невероятными способностями. Последнюю войну считают войной Хранителей.
– Ты можешь быть уверена, что Ринао не допустил ошибку? – с подозрением спросил командир отряда, когда они уже отошли на приличное расстояние.
– Он говорил, что потом последил за ними чуть-чуть, – на ходу сочиняла Этер, – и они в эту сторону пошли, куда мы сейчас идём. А уж как дальше, так вам, военным, лучше знать – мы ведь мирное население, войны вести не умеем.
Периодически путаясь в странных оборотах чужого языка, Этер всё же убедила не самых проницательных солдат идти дальше. Наверное, её странную речь и ошибки в словах они списали на волнение и плохое деревенское образование – Этер слышала, что во многих поселениях Юнара даже школ нет, не говоря уже об университетах или академиях.
Следующая пара часов снова прошла в молчании. Теперь Этер не сомневалась, что Грегаль и остальные члены отделения в безопасности. Определенно, они смогли уйти через низкие хребты возвышенностей туда, где им ничего не угрожает. Зато теперь Этер всерьёз задумалась о том, как ей избавиться от конвоя. Всё чаще в голову лезли мысли о родителях и младших сестре и брате, о друзьях и о будущем. Будет печально, если она умрет через несколько дней после своего триумфального отъезда на фронт. Все же у неё были цели и мечты, и просто так от них отрекаться она не собиралась.
Конечно, когда Этер вызывалась увести юнарцев прочь, она отдавала себе отчет о вполне реальных рисках. Однако она думала, что сбежать будет проще – теперь стало понятно, что это невозможно.
Что ж, значит, такова её судьба. Зато она успела спасти жизни Грегалю и солдатам, раненым в бою, когда она только приехала на передовую. Теперь, стоит надеяться, спасет и членов своего отделения. А это значит, что она прожила свою жизнь не зря.
Юнарцы вошли в лес. Этер следовала чуть сбоку, попутно запоминая пути отступления, которые, скорее всего, ей не понадобятся. Осталось только тянуть время во что бы то ни стало. Совсем скоро они догадаются, что их обманули – если ещё не догадались. А, судя по выражению лица командира, подозрительные мысли уже некоторое время терзают его сознание.
И хотя Этер старалась не чувствовать к нему ненависти, та все равно расползалась по её душе. Всё-таки эти люди пришли к границам ее родины, чтобы забрать себе землю, которой трианцам и так катастрофически не хватало. Они хотят уничтожить то, что за два века с огромным трудом построили её предки. Может быть, именно эти люди однажды сожгут её дом, а близких уведут в плен.
Вслед за этими мыслями в голове все сильнее проросла ненависть. Она ощущалась почти физически, так что Этер старалась лишний раз не смотреть на своих спутников, чтобы они не заметили её окаменевшего лица. Она ненавидела их за то, чего они ещё не сделали – разве это правильно? Может быть, одного она даже сможет убить – но имеет ли право? Это не её задача. Это задача воинов – защищать страну, сея хаос. Она же должна спасать, а не убивать. Тем не менее в голову сами лезли картинки уничтоженных городов Трианы и пылающих погребальных костров.
Она не позволит им это сделать. Даже если для этого придется умереть.
– Слишком долго мы идём, а следов и обещанных болот нет, – командир остановился. – Даже если Ринао видел, что они шли сюда, они могли изменить направление. Стоит пройти к горам, осмотреть местность оттуда.
– Скоро стемнеет, мы ничего не увидим, – пролепетала Этер. В глазах потемнело, желудок скрутило судорогой. Если они пройдут к нагорью, то есть вероятность, что заметят отделение Эона. Этого допустить было нельзя. – Ночевать там опасно – место открытое, лучше здесь остаться…
Вот так и попадаются шпионы – на мелочах.
А ведь все так хорошо начиналось… Да и сейчас это уже не важно. Часом раньше, часом позже – все равно они бы её раскусили. Странно, что не раньше. Этер помнила про особенности юнарского языка, так похожего на трианский, только более витиеватого и без возвратности. Нет и не было в юнарском языке слова «остаться». У них оно заменялось на более сложное по конструкции «оставить себя».
В эти секунды последовательно произошли три события: все четыре воина одновременно повернулись к Этер, из-за их спин тенью выскользнула Такора, а Этер на разом подогнувшихся ногах упала на землю.
Раздались выстрелы. Совсем недолго, а потом повисла тяжелая тишина. Этер боялась открыть глаза – вдруг она увидит перед собой Такору, лежащую на темной кровавой земле? Вдруг клятые юнарцы всё-таки успели повернуться?
– Хватит валяться, вставай, – совсем рядом послышался тихий хрипловатый голос Такоры.
Такой теплый и родной, хотелось разрыдаться от радости. Этер даже в мыслях не могла найти слов, чтобы рассказать о том, как она счастлива слышать его.
– Хорошо, две минуты и идём, – вздохнула невидимая Такора. – Нам ещё горы переходить, надо успеть до захода.
Только теперь Этер открыла глаза и приподнялась над землей. Рядом с ней лежали четыре тела – но даже мертвые они пугали её до дрожи. Двое все ещё агонизировали, постепенно успокаиваясь. И ведь всего минуту назад они шли рядом и даже не догадывались о том, что совсем скоро все будут мертвы. Вот как на войне – миг, и человек обречён.
Остались лишь остывающие тела, под которыми даже не растекались лужи крови, что так любят описывать в романах драматизирующие писатели. Вся кровь впитывалась в землю, и без того черную. Лишь перед одним из тел вился алый след – он умер не сразу, успев отойти назад, и залил своей кровью траву. Взгляд Этер упал на его руку: она едва заметно подрагивала.
По щекам Этер покатились слезы. Нет, она не оплакивала погибших, и это не были слезы радости. Она даже не совсем понимала, почему плачет, просто слезы сами лились наружу. Вместе со слезами где-то в груди рождался страх, который с каждым мгновением становился всё сильнее. Вот он поднялся выше сердца и застрял где-то в горле, перекрывая доступ кислорода.
По телу пробежал озноб, вмиг заледенели руки, а в голову, напротив, ворвался пожар. Дышать стало сложно, и страх, ранее набиравший силу, теперь захлестнул сознание. Мысли вились одна за другой, Этер не могла ухватиться ни за одну из них – яркие, они, словно цветные мотыльки, танцевали в водовороте первородного ужаса и желания бежать. И, как песок, выскальзывали из пальцев сознания, пытавшихся их удержать.
Горячие слезы обжигали щеки Этер. Она не заметила, как до боли закрывает уши ладонями. Но даже так до слуха добирались эти стоны и всхлипы, которые преследовали её с того самого дня, как она приехала на фронт.
Реальность смешалась с галлюцинациями, и Этер уже не могла отличить одно от другого. Нилин, Кирай, солдаты, Такора. Они все что-то говорили, смотрели испуганно и удивленно, но Этер не понимала ни слова. Рядом плакала Афена, отец тянул к ней окровавленные руки. Учитель качал головой и разочарованно отступал.
– Дыши глубже, – над самым ухом, перебивая все остальные голоса, раздался приказ.
Каждый вдох давался с трудом, словно легкие сжимала чья-то рука. Каждую мысль пронзил страх, и совсем скоро не осталось ничего, кроме него. Лишь панический, животный ужас прожигал изнутри. Но Этер старалась дышать. Она и сама понимала, что нельзя без сопротивления отдавать свое сознание этому чувству. Нужно бороться даже сквозь боль и нехватку кислорода.
И с каждой секундой сжимающая легкие рука расслаблялась, впуская в тело всё больше воздуха. Этер полностью сконцентрировалась на дыхании, нарочно игнорируя страх, и ему всё же пришлось отступить.
– Почему ты пришла за мной? – через некоторое время сквозь угасающие всхлипы спросила Этер. Она все еще сидела на коленях на земле, испачкав в крови цветастый сарафан.
– Меня отправил командир, – Такора стояла неподалеку, опершись о толстое дерево. – Мы своих не бросаем.
В который раз вытерев рукой слезы, Этер поднялась с колен и глубоко вздохнула. Видимо, только что она официально стала частью отделения.
Глава 7
Туман сгущался, покрывая верхушки темных деревьев. Под ними стелился могильный холод.
На земле сидел юноша и бездумно пропускал травинки сквозь длинные пальцы. Трава была холодной, почти настоящей. И вода в озере поблизости тоже почти освежала задурманенный рассудок. И далёкий пустой город чем-то напоминал ему родину, которую он оставил так давно. Жаль, что жителем этого каменного склепа всегда был один лишь ветер.
Широкие рукава одежды призрачно белели на фоне мрака. Юноша слышал, как по траве сбоку прошелестели чьи-то шаги.
– Скучаешь, как обычно? – полушепотом спросила девушка, садясь рядом. – Чудесный вид, не так ли?
Юноша молчал, не отрывая взгляда от своих рук. А ведь когда-то они с наслаждением скользили по телу сидящей справа женщины. Теперь он тщетно боролся с желанием оторвать собственные ладони.
– Молчишь, как обычно, – нежный голос гостьи мягко касался слуха. Сколько бы он отдал, чтобы оглохнуть! – Тебе ведь смертельно скучно, Поненте. Так почему всё гордишься? Ты ведь все понимаешь, всё осознаешь, но все равно ненавидишь меня.
Поненте молчал. Он просто не знал, что ему сказать, да и говорить не хотелось. За две сотни лет молчания он научился обходиться без слов, хотя раньше это было невыносимо. Потом и вовсе понял, что ни в одном языке не найти тех фраз, которые он бы хотел произнести.
Он все ещё помнил тепло тела Трамонтаны, её улыбку и смех. Помнил, как она всегда появлялась словно из ниоткуда и исчезала, когда ей вздумается. Как он сгорал в желании скорее прикоснуться к ней, обнять и не отпускать.
Но ещё он помнил её ледяные серебристые глаза – последнее, что он видел в том мире.
И пусть сердце всё равно предательски подскакивало в груди, когда Поненте слышал тихую поступь её шагов, он никогда её не простит. Но всё равно, против своей воли, он постоянно возвращался к самому началу, не понимая, где допустил ошибку.
Ты помнишь, конечно, как все начиналось:
Дружили, любили и в счастье купались.
И мы не боялись забвенья, когда,
Друг друга сменяя, сбегали года.
Искал, но не находил. И помнил каждую строчку стихотворения, придуманного здесь и здесь же похороненного. Трамонтана никогда больше не услышит от него ни слова, ни этого стихотворения – плода его бесконечных размышлений. Ведь здесь, в этом иллюзорном мире, куда она заперла Поненте, не было времени.
И, по иронии судьбы, после своей смерти Трамонтана оказалась запертой с ним в этом бесконечном кошмаре. Понимала ли она, что всё могло быть по-другому? Жалела ли? Вспоминала ли былое?
Ты помнишь, как падали осенью листья,
Что были божественной созданы кистью?
И помнишь, как все возрождалось весной —
Полной надежд и стремлений порой?
Поненте помнил. Каждый день после их знакомства, он помнил каждый её взгляд и каждый вздох и проклинал свою бессмысленную память, не позволяющую это забыть.
Но он не был бы Хранителем величайшей империи, если бы позволил чувствам и сожалениям помешать плану. А план был прост – он должен во что бы то ни стало покинуть этот созданный Трамонтаной мир. И желательно сделать это до того, как Триана потерпит ещё одно сокрушительное поражение.
Поненте почти слышал, как на Солос падают бомбы, и каждая из них разрывалась в его сердце. Он не видел войны, но знал, что она идет – он чувствовал чужую боль, от которой ныло за грудиной, значит, трианцы продолжали сопротивляться. Это радовало, но в то же время удручало – слепая, бессмысленная война не приведёт к победе. Он ошибся много лет назад, и эта ошибка грозит вот-вот уничтожить его лучшее творение.
Насколько бы не был прост план, его все равно нужно начать. А как это сделать, если он постоянно здесь, в параллельном реальному мире? Есть лишь один способ выбраться – пробить это пространство снаружи предметом, который некогда принадлежал ему. Но как объяснить это трианцам? Ведь они наверняка считают, что он мертв. Да и тот предмет найти крайне сложно.
Карты привычно лежали в руках, только теперь они стали бесполезны. Это и не были те карты, которыми он так привычно менял судьбы. Лишь жалкая копия, игрушка, словно в насмешку созданная Трамонтаной.
Как много унылых осенних ночей
Ты не смыкала прекрасных очей?
Как быстро весенняя буря цветов
Стала тебе тяжелее оков?
Что чувствовала Трамонтана, когда предавала единственных, кто любил её?
Поненте даже в мыслях не допускал предательства близких. Да что уж там – он был готов отдать многое, чтобы вернуть к жизни Хорго. Поненте помнил последние слова друга, наверное, не только потому, что он мог с легкостью заглядывать в прошлое
. Просто Хорго был другом.
Поненте давно привык к тому, что Хорго постоянно менялся. Каждый день, иногда чаще. Поненте прекрасно знал причину таких изменений – просто реальность, в которой он жил, была всегда в прошлом для Хорго. Тот проживал одни и те же дни десятки, а то и сотни раз, но неизменно возвращался назад, чтобы снова все изменить. И уходил вновь, и снова возвращался. Он уверял, что никогда не потеряется в лабиринтах времени, что никогда не покинет ни Поненте, ни Трамонтану. Но Поненте все равно каждый день боялся, что однажды друг станет совсем другим. Эта мысль так изводила его, затмевая все другие, что он не сразу понял: Хорго может и вовсе не измениться.
Так и произошло двести четыре года назад. Перед новым переходом из будущего Хорго сказал ему такую фразу: «Однажды тебе будет очень больно, но прежде, чем уничтожать себя и всё вокруг, попробуй облечь свои чувства в слова».
Время шло как обычно. Хорго был рядом и никак не менялся. День за днём он оставался прежним, и Поненте вдруг понял, что статичность лучшего друга даже страшнее его изменчивости. Это означало, что или он умрет в будущем, не успев вернуться в безопасное прошлое, или сейчас ничего нельзя изменить. Тяжёлые слова не шли из головы Поненте, а на фоне разгоревшейся войны они звучали приговором.
Через полгода Хорго погиб, а Поненте оказался заперт в Безвременье. Спустя пару месяцев к нему присоединилась Трамонтана, и с тех пор он оказался навсегда оторван от внешнего мира. А та как ни в чём не бывало удивлялась его молчаливости. Лишь щебетала обо всём подряд, иногда даже не замечая исчезновения Поненте среди ночного мрака.
Или ты все поняла за мгновение?
Однажды проснулась, пришло озарение,
С тоской посмотрела на новый рассвет:
За спиною оставила тысячи лет.
Трамонтана была Хранительницей Клантанской Империи – почти такой же могущественной, как Трианская. Они с Поненте провели вместе две тысячи лет, так почему же она пошла на тот шаг? Когда на одной чаше весов лежит твой народ, а на другой – любовь всей твоей жизни, перевесит все равно первая. Он понимал причину – но от этого легче не становилось.
Больше века после заключения в Безвременье он дышал лишь ненавистью к бывшей возлюбленной. Потом начал задаваться вопросами, но так и не нашел разумных ответов. Душа Трамонтаны оказалась такой же темной, как лес, ныне окружающий Поненте.
Или ты этих веков испугалась,
Которые к нам исступленно цеплялись?
Как жаль, что тогда ты понять не смогла:
От боли не спрячут тебя зеркала.
Она любила зеркала, а вслед за ней их полюбил и Поненте. Если бы он только знал, как подло она использует эту любовь!
В памятную ночь (которая, впрочем, никогда не прерывалась) два года назад Поненте снова и снова прокручивал в голове строчки своего стихотворения, с упоением смаковал каждое слово. Он послушал последний совет друга и запомнил эти слова, влив в них силу своей боли, своего разочарования.
Та ночь ничем не отличалась от других, но именно тогда он смог понять, что нужно делать. Зеркала. Знал ли Хорго о том, что Поненте будет пленён? Догадался ли, как выбраться? Или та фраза была лишь совпадением? Так или иначе, теперь Поненте знал, как рассказать о себе миру. Все же между реальностями существовал нерушимый, пусть и зыбкий мост – тонкий мир сновидений. К тому же одна из его карт все ещё продолжала свое действие в реальном мире – а его душа была с ней неразрывно связана.
Не знаю, как с этим смогла примириться.
Может, легко, как свободная птица,
Может, чудесные кудри рвала:
Но мне все равно – ты меня предала.
Глава 8
И, пройдя сквозь шторм и грозы,
Он забудет, кем был раньше.
На щеках замерзнут слёзы;
Отряхнется – пойдёт дальше.
Такора почти всю дорогу молчала, а Этер даже не пыталась заговорить. Во-первых, она боялась юнарских солдат, которые могли находиться поблизости, во-вторых, ей не хотелось перебивать задумчивое и отстраненное молчание Такоры. К тому же она все никак не могла придать словесную форму разрозненным мыслям, которые вились в голове.
Когда девушки подошли к месту встречи с отделением, уже давно стемнело. Редкие деревья едва заметно качались, ловя последние отблески солнца. Страх постепенно отступал, на его место пришли гордость и, как ни странно, сожаление.
Какие бы отношения не складывались между Трианой и Юнаром, жители оставались обычными людьми со своими мыслями и чувствами. Они одинаково любили свою страну и одинаково желали её победы. И хотя разумом Этер понимала, что военные ни на миг бы её не пожалели, сердце всё равно ныло. Ведь наверняка у каждого была семья, близкие и любимые люди. Теперь они не дождутся с войны своих героев, не обнимут их.
– Твоя проблема в том, что ты не можешь определить, что главное, а что – второстепенное, – когда до временного лагеря оставалось метров пятьдесят, Такора впервые заговорила. – Если ты каждую проблему будешь принимать за главную, то все они однажды станут второстепенными. Ты не сможешь сражаться, лечить. В принципе, потеряешь часть своей жизни. Когда встанешь перед выбором, не сможешь принять решение.
Интересно, как долго Такора думала об этом, прежде чем сказать? Неужели всю дорогу?
– Триана, Юнар, Файлор… И Парас с Артеоном, и Кланта – все эти страны одинаковы, и люди в них тоже. Там есть женщины и дети, они любят и ждут. Им бывает больно, они боятся войны, желают родине процветания. Но ты родилась в Триане, и, как бы не жалела иностранцев, твои любовь и верность должны принадлежать только ей. Только трианцев ты можешь считать за людей и только их интересы должна учитывать. У тебя есть один выбор и лишь два варианта: что ты любишь – Триану или весь остальной мир? – Такора вздохнула. – Когда поймёшь, может стать поздно. Не выбирая, ты обречёшь себя на муки. Учись отпускать мертвых, иначе однажды они утянут тебя за собой. Когда я была ненамного младше тебя, гналась за теми, кто давно сгнил в земле. Я бежала за своими родителями, за сестрой, за друзьями и просто знакомыми, – Такора остановилась, когда впереди показались смутные силуэты товарищей. – Я бежала к ним в прошлое, а в итоге оставила себя без будущего. Теперь я ничего не могу поделать. Словно мое тело здесь, но душа осталась с теми, кого теперь нет в живых. Я не смогла выбрать главное и думала, что смогу удержать и то, и другое.
– Это выбор без права выбора, – горько усмехнулась Этер. – К чему бы я не пришла, другое придется оставить. Ты боишься отпускать, это нормально, – она осторожно коснулась плеча Такоры ладонью. – Но я – не ты. Я смогу принять решение, и, что бы ни случилось, всегда выберу Трианскую Империю. Уж поверь, мне хватит мужества уничтожить ради нее Артеон и Парас, если это понадобится. Но для этого мне придется забыть о своей человечности, а после останется только умереть.
– Жестокая, – почему-то с улыбкой произнесла Такора. – А кажешься милашкой. Хочу взглянуть на тебя, когда будешь принимать это решение.
С этими словами она подошла к товарищам, а Этер всё еще не могла унять внезапную дрожь сердца. Такора советовала забывать умерших, но сможет ли Этер это сделать? Она не лукавила, сказав, что пойдет на все ради спасения Трианы. Другой вопрос – сможет ли она с этим жить. И предполагала, что ответила верно.
Только когда из палатки показался командир, мысли сразу же закрутились вокруг его фигуры.
– Где Грегаль? – вместо приветствия спросила она у подошедшего Эона.
– Отдыхает в палатке, командир Кирент, – процедил он, однако от глаз Этер не укрылась тень насмешки, скользнувшей на его лице. Значит, у сержанта сегодня хорошее настроение. Какой же он всё-таки переменчивый.
– Можете называть меня просто Этер, – в тон Эону ответила девушка и прошла мимо, едва не задев его плечом.
Настроение Грегаля заметно ухудшилось, но Этер была уверена, что это из-за вынужденной изоляции. Наверное, отделить его от группы было верным решением: из-за смеха или длительного разговора раны могли открыться.
– Как себя чувствуешь?
– Паршиво, – возмущённо процедил Грегаль. – Мне не разрешают даже на другой бок перевернуться!
Этер едва сдержала смех, однако это не укрылось от глаз Грегаля. Пожалуй, такие запреты были лишними, однако Эону действительно правильно было перестраховаться. Новый прилив беспричинной гордости согрел Этер. Врачей всегда боялись и уважали, даже собственный командир относился к ней чуть уважительнее, чем к остальным подчиненным.
– Это твой план мести? Спасти мне жизнь и заставить страдать?
– Нет, это план не мой, – притворно вздохнула Этер, садясь радом с Грегалем. – Командир попросил заботиться о раненых, что я и делаю. Хотя такая забота довольно необычна на задании. Было проще взять с собой больше солдат, кому нужны раненые? От них больше проблем, чем пользы.
– Командир всегда о нас заботился, – как она и ожидала, Грегаль начал решительно защищать Эона. – Просто врачей с собой не брали – зачем? Мы редко вступали в бои, чаще просто устраивали диверсии или вроде того. Сама понимаешь, лишний раз светиться ни к чему.
Хотя бы на один вопрос Этер наконец получила внятный ответ. Но тогда почему диверсионный отряд, который и в бои-то не вступал, отправили в сердце вражеского королевства для важной миссии? Или это миссия не такая уж и важная? Или что-то пошло не по плану? Или план вообще другой? Слишком много вопросов, которые запутывают еще больше. И снова в центре этого темного вихря оказывается Эон. Даже если распоряжение отдали сверху, он знает больше, чем говорит. С одной стороны, это разумно – если кого-то возьмут в плен, то они даже под пытками ничего не скажут. Но, с другой стороны, сокрытие фактов от отделения могло вызывать подозрения.
– В таком случае странно, что он взял меня с собой сейчас, – протянула Этер. Она до сих пор не понимала, что здесь делает.
– Значит, так нужно.
Грегаль ненадолго отвернулся, когда Этер развязала бинты на ноге. Значительного воспаления не было, только кожа немного горела по краям раны.
– И что, ты прямо никогда не задумываешься о логике его приказов?
– Видишь ли, всем ясно, что он знает больше нас. – Видимо, из-за отсутствия собеседников Грегаль был готов излить душу Этер. – Тем не менее, мы верим его решениям…
– Почему?
Вопрос вырвался сам, и Этер даже испугалась, что Грегаль сочтет её любопытство излишне подозрительным. Однако он лишь задумчиво смотрел куда-то мимо нее, словно пытаясь вспомнить, почему он всё-таки доверяет Эону. И, видимо, так ничего и не придумал, потому что через некоторое время разочарованно вздохнул.
– Странный вопрос. Мы много лет работаем вместе, и у меня никогда не возникало сомнений. Это видно во всём, в каждом приказе и поступке. Ты ему не веришь, раз спрашиваешь – это и понятно. Но тебе стоит помнить, что на войне мир становится совсем другим. Здесь от тебя мало что зависит, и вера в товарищей становится своеобразным маяком. Скоро ты это поймешь, не переживай. Все через такое проходят.
– Командир давно служит?
– Лет десять, – Грегаль вновь на секунду задумался. – О своем прошлом он не любит говорить. Зато я помню такую интересую историю, которая произошла, как только я пришёл в армию.
Дальше начался поток слов, где Грегаль в красках описывал событие шестилетней давности. Как он пришёл в армию, пробрался на территорию Юнара и захватил в плен вражеского солдата, вытянув из него впоследствии необходимую информацию. И хотя ему за это здорово досталось, его заметил «капитан» и пригласил в отделение особого назначения. Там Грегаль познакомился с Эоном, Такорой и Ратмиром. Следующие годы они этим составом выполнили много важных для Трианы тайных заданий. Два года назад, после официального объявления войны, к отделению присоединились Кассия и Йотей.
Все это сопровождалось огромным количеством лирических отступлений, в которых бесповоротно потерялась Этер. От обилия информации закружилась голова, и после пары коротких символических реплик она всё-таки решила прервать монолог.
– Все, я поняла, поняла, – почти взмолилась она. – Замолчи, рана может открыться.
Она знала, что рана не откроется от такого пустякового воздействия, к тому же качественные солосские лекарства значительно облегчали ситуацию. Но Грегалю об этом лучше не знать.
Тот послушно закрыл рот, и Этер благословила повисшую тишину. Пожалуй, спрашивать что-либо у Грегаля было ошибкой – тысяча слов и только одно по делу. Но, возможно, в более спокойной обстановке Этер как-нибудь попробует вытащить ещё информацию.
Теперь же ей нужно было осмотреть рану на боку Грегаля – собственно, она и вызывала у Этер наибольшие опасения. Глубокая, неровная, со рваными краями: у неё были все шансы нагноиться. Вздохнув, Этер ещё раз промыла её спиртом и забинтовала. Другого варианта всё равно не было – не идти же в больницу.
С рукой дела тоже были не очень. Хотя пуля прошла по касательной, она всё равно задела и сломала лучевую кость. Этер, как могла, выровняла обломки – теперь осталось только ждать.
Наложив шину и ещё раз проверив температуру Грегаля, Этер вышла из палатки. Свежий вечерний ветер приятно трепал волосы и подол сарафана. Вновь появилось болезненное ощущение нереальности происходящего. Мозг Этер почему-то отказывался верить, что находится на территории вражеского государства.
Неподалеку сидели Ратмир и Йотей. Костра не было: боялись привлечь внимание. Этер заметила, что теперь товарищи вели себя более осмотрительно и стали похожи на настоящих разведчиков. Было видно, что они уже не раз выполняли задание на территории Юнара, поэтому вначале были расслаблены и совершенно не ожидали встретить как мирных жителей, так и военных. Но если так, то каким образом маленькое королевство смогло за несколько лет построить новые города и аванпосты, да еще и увеличить количество солдат?
– Не будь мудаком, – негромко говорил Йотей. Этер замерла на месте, прислушиваясь. – Она не виновата в том, что с ней происходит.
Почему-то Этер всегда думала, что военные во время перерывов между боями говорят о них и только. Или о семьях, что вполне логично – ведь за что ещё бороться? Но, как оказалось, они могли и обсуждать приятелей, даже сплетничать. Как простые школьники… Интересно, о ком они говорили? Наверняка о ком-то из отделения, но тогда это может быть или Этер, или Кассия, или Такора.
– Она мне рассказывала как-то про своих родителей, только это секрет, – Йотей перешёл почти на шёпот, и Этер с трудом могла его услышать. – Будто они с рождения ей твердили, что она должна быть лучшая, а два года назад почти пинком отправили на фронт. Патриотизм, все дела… Вот она и бесится.
– Она давно уже не ребёнок, чтобы слушать родителей, – фыркнул Ратмир. – Манипуляции легко распознать. Не могу поверить, что она до сих пор на них ведётся.
– Да врет она все, что такая независимая. Ты требуешь от нее невозможного.
Вероятно, они говорили о Такоре или Кассии. Но, исходя из недавнего разговора с Такорой, Этер предположила, что её родные давно мертвы. Выходит, остается Кассия. Однако это ещё больше не вязалось с образом гордой и надменной девушки, которая уж точно не пойдет на поводу у других.
– Да почему вообще ты делишь людей на тех, кто тебе нравится, и тех, кто нет? Причём это никак не объясняется, – продолжал Йотей. – Ненавидишь Кассию, но при этом к рыжей ты сразу стал относиться хорошо? Хотя ещё непонятно, кого из них двух надо жалеть.
Если после первой фразы Йотея Этер хотела по-тихому отойти дальше от поляны, то теперь интерес и закипающее негодование заставляли остаться. Видимо, во время заданий члены отделения перемывают косточки всем своим знакомым.
– Да потому что Кассия выплескивает все свое дерьмо на других, как будто хочет заставить их страдать. А Этер хотя бы пытается быть хорошим человеком, – Ратмир вздохнул. – А вообще, если так рассуждать, можно всех под одну планку поставить. Во всех нас есть что-то хорошее и что-то плохое. Гораздо важнее, под каким углом ты смотришь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71274238?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Самохина
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 02.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Некогда великое королевство Триана тонет в собственном бессилии уже два столетия. Соседи обрушили на страну свою многовековую ненависть, и теперь все идёт лишь к одному финалу.