Главная страница | Мистика | Поломанный Мир 5: Последние Люди

Поломанный Мир 5: Последние Люди
Андрей Коробов
Выбор делают люди. А Боги – пожинают плоды.
Ответы порождают новые вопросы. Враги вчера – друзья сегодня, и с точностью наоборот. Кого держаться, когда всё может измениться на первом повороте?
Чтобы получить, придется отдать. И так уж вышло, что выбраться куда сложнее, чем попасть сюда…

Андрей Коробов
Поломанный Мир 5: Последние Люди

Глава 1
Стоишь, в чем мать родила, – согласишься на любые требования. Без торга.
И раз уж террористы застали врасплох, понтифик не противился. Даже он. Трясся за собственную шкуру, будто и вправду сумеет её уберечь.
Это в одеждах, золотом расшитых, Аркадий III – пуп земли, что правит Церковью Равновесия от лица Противоположностей. Сейчас он мало отличался от безродного невольника. Немощный. Перепуганный до полусмерти. Податливый, как глина.
Его жизнь в чужой власти. Надо понимать.
Главное, не рисоваться перед магами, не апеллировать к Свету с Тьмой.
Никому это не интересно. И лишь чревато последствиями.
Глашатай Мидала стоял, зажатый, как подмерзшая жаба, в воде по колено и просто кивал. Молча. Внимал каждому слову. А блёклые, будто стеклянные глаза кочевали от одной темной фигуры к другой.
Оставалось тайной, кто пришел по его душу. Да и важно ли это?..
Будет паинькой – узнает. Чуть попозже.
От Аркадия III чародеи требовали невозможное. Пойди папа Цимский на такое, Западный Аштум смело мог прощаться с Равновесием – теперь уже официально. Бедному старику выбирать было не из чего: как ни крути, заговорщики своё возьмут; он же – пойдёт им на попятную. По-хорошему ли, по-плохому. Выхода нет.
– Вам слово, понтифик, – обратился к нему чародей в синей мантии.
Тот единственный, кто вообще открывал свой рот и беседовал с Папой Цимским. Он ясно, по пунктам изложил, что хотел от Аркадия III, и теперь ждал ответной реакции. По скривившимся губам чародея старику стало ясно: изверг много времени на раздумья не давал. Глашатай Мидала потерялся совсем и мигом прикинул «за» и «против».
Понтифик проблеял:
– Я сделаю это.
Неуверенно, вымученно. Плевать. Главное, что не был идейным дураком, не отказался от сотрудничества.
Все они такие, должно быть, – просто паразиты системы, дорвавшиеся до самой вершины. Черпают блага наверху пирамиды церковной власти. Плюют вниз. А как в дверь стучатся с добрым утром, поджимают хвосты. Даже неловко, насколько они слабы.
Духом и телом. Принципами.
Улыбнувшись, маг в синей мантии кивнул понтифику. Вот и поговорили…
Аркадий III тогда не знал, что вторжение во дворец Святого Престола – это не глобальное событие, а всего-навсего кусочек мозаики того дня. Но вот и до цимских холмов дошли пугающие вести, поделившие для горожан жизнь на «до» и «после».
Во-первых, массовые бойни с применением запрещенных чар в главнейших церквях столицы Западного Мира; за исключением, разумеется, собора Святого Самуила, где проводил мессы Папа – там все прошло тихо и быстро.
Во-вторых, кровавое восстание чародеев, что охватило Янтарную Башню Номентана. Инквизиторы не успели предпринять соответствующие меры, и маги расползлись по Вечному Городу, теряясь в толпе. Стало быть, внезапность обусловило тщательное планирование мятежа задолго до.
Катастрофы низошли на Папскую область каскадом. В одночасье.
Многим позже выяснится, что этот сценарий касался всех более-менее крупных городов Запада, в Илантии – в первую очередь. По крайней мере, Цим не познал на себе весь ужас Черной Смерти в те дни. Корабли с шумайской контрабандой туда просто не дошли, выиграв немного времени.
Цимский народ был напуган. Их будущее утопало в тумане нового времени, эпохи Семи Лун, последняя из которых промелькнула прошлой ночью. Бессознательно люди толпами стекались к фасаду собора Святого Самуила. Они надеялись услышать наставление от верховного понтифика. Тот всегда давал ответ.
Однако же сегодня цимлянам его слова понравились бы вряд ли. Наоборот, уготованный манифест был призван разбить их картину мира на тысячи осколков.
Папская гвардия сдерживала волны горожан, как могла, не давая тем проникнуть внутрь дома Противоположностей. Лишь чудом беснования толпы не перетекали в открытое боестолкновение. Всего лишь вопрос промедления Папы.
Сегодня люди не просто молили Аркадия III явить им свой лик, а требовали. Всему виной страх, ослепивший цимлян.
Они чувствовали ветер перемен; просто не могли понять, идти ему попутно или супротив. А может, вовсе держаться на месте, переждать бурю в молитве.
Свет и Тьма никогда не показывались в Материальном Мире. За них отдувался непосредственно верховный понтифик. И нынче люди ждали его, как пришествие Бога.
Глашатай Мидала вышел к людям после полудня, уже облаченный в церемониальные одежды. На балкон, откуда в праздники обращался к народу с важными речами. И нынче день особый – язычникам триумф, а гармонистам траур. За Папой Цимским все также следовали чародеи в балахонах, особо не показываясь.
В Соборе Святого Самуила и без них людей хватало: клир и гвардия. Об их судьбах оставалось только гадать. Одних убили, на других наслали морок чародеи. Так, само сердце Церкви Равновесия оказалось в руках язычников. Просто потому, что в Священной Инквизиции на святой земле папского дворца не нуждались. Напрасно.
Толпа мигом смокла, едва Аркадий III показался в поле зрения. Он выставил вперед ладонь, и тем самым как будто заткнул рот каждому мирянину. И ведь здесь не было никакой магии за исключением популярности.
Когда площадь погрузилась в тишину, верховный понтифик положил морщинистые руки на парапет. Выглядел уверенно, и лишь глаза выдавали его потерянность. Старик не доверял заговорщикам, его пленившим, и опосля растерял всякую надежду на собственное завтра. Увы, поворачивать назад было поздно.
Что хуже, попросту некуда.
Роковой спектакль уже начался. И Аркадий III был призван сыграть в нем главную роль. Роль всей своей жизни.
Он собрал воедино свою волю и громогласным словом окатил площадь. Благо, колоннады, огибавшие открытое пространство по обе стороны, способствовали лучшей акустике. Верховного понтифика не услышал бы только глухой.
– Цим! – Папа обращался к своему народу именно так, не разделяя Вечный Город и людей, что его населяли. – Мы приветствуем тебя!
В понятие «мы» что этот старик, что его предшественники вкладывали не только себя, но и Свет с Тьмой. Давняя традиция Святого Престола.
Мирянам очень бы хотелось поднять ор. Каждому из них. Докричаться до Аркадия III, чтобы тот ответил на вопрос, мучивший его, отдельно взятого гармониста. Но беспочвенный ореол святости, который выстроился вокруг фигуры в белоснежных одеждах, не давал толпе перебить понтифика.
– И мы чувствуем твои стенания, твои сомнения, твоё непонимание событий этого дня. Позволь же нам умалить эту боль и пролить свет истины на тьму, в которой Западный Аштум жил столько веков. С тех самых пор, как раскололся Прежний Мир. Здесь, в этих самых холмах, – вещал Аркадий III.
Человек в синем оставался недвижим. И тем не менее, в любой момент был готов перейти к решительным действиям – чуть что не так. Террорист внимательно слушал каждое слово пленного старика. Следил, чтоб от их договоренности понтифик не ушел ни влево, ни вправо. А где-то и направлял, держа особую ментальную связь с Папой.
– Этот день войдет в историю Аштума как первый, открывающий эпоху Семи Лун. Время, где больше нет места мракобесию, давешним заблуждениям, ереси. Нет места Свету и Тьме. Нет места Церкви Равновесия. Ибо вся наша вера – это ложь.
Уже на этих словах толпа должна была освистать Папу Цимского. Закидать безвольного старика тухлыми помидорами, облить помоями, обдать проклятиями, принизить последними площадными словами. Но горожане молчали. Они не верили своим ушам. Ибо то, что довелось услышать, шло из уст самого верховного понтифика.
Заявления диссонировали с фигурой того, кому они принадлежали.
Тем не менее, люд слушал Аркадия III. Причем – внимательно.
– Идолы живы, покуда в них верят. Равновесие – просто миф. Клир заставил мирян поверить в это, чтобы прибрать к рукам блага Западного Мира. Злато и земли. То же самое – Свет и Тьма. В первую очередь. Они получили от гармонистов куда больше, чем могли бы дать при всем желании. Это главные бенефициары.
Во всем Аштуме нет еще одного такого места, где разоблачение Церкви Равновесия бы звучало также пронзительно, возмутительно и ядовито. Дельмейский Деспотат усердно готовился к унижению Противоположностей.
Апогей же их замысла происходил здесь – в Вечном Городе, у ворот собора Святого Самуила. В самом эпицентре давешней религиозной заразы. Та имела в долгосрочной перспективе последствия куда хуже любой чумы. Даже нынешней.
– Лучше однажды познать горькую правду, чем всю жизнь провести в неведении. Уйти в никуда совершенно слепым, – продолжал Аркадий III. – В конце пути никто из нас не увидит горы Мидал и близко. Её попросту… не существует. Как и не существует ничего хоть сколько-нибудь похожего на неё. А значит, нет ни рая, ни ада, ни даже Чистилища, обещанного всем и каждому Светом и Тьмой.
Глаза многих среди тысяч и тысяч собравшихся мигом потухли. Цимляне жили в Материальном Мире, как могли, настолько праведно, насколько вообще удавалось. И все, так или иначе, с надеждой смотрели в будущее за гробовой доской. Сказанное понтификом горожане, так или иначе, поняли верно.
После смерти они проваливаются не иначе как в пустоту.
Кого-то горькая правда страшила. А кого-то – пьянила.
Если внеземного надзирателя над головой не висит, чего бояться человеку окромя пресловутой буквы закона? Впрочем, земная власть этим утром показала свою несостоятельность ровно также. Где нет порядка, обязательно просочится анархия.
Дело считанных дней. Если не вовсе часов. Ибо Цим огромен…
– Свет и Тьма – сущности за гранью божественного, без сомнения. Они не имеют ничего общего с дельмейским Пантеоном, – декламировал Папа. – Не то что с демонами. Противоположности – той же природы, и пришли с потаенных, нижайших слоев Серости.
Что правда, то правда. В Восточном Аштуме это знают все, кто хоть сколько-нибудь интересовался сектой Равновесия. Тогда еще сектой.
Такие утверждения на Западе принято считать ересью, но сути это не отменяет. Как бы то ни было, память у гармонистов коротка. Летописи Тёмных Веков молчат о годах, когда по эту сторону Экватора земля перевернулась с ног на голову. А ведь именно тогда религия из ничего воспряла, оплела умиравшую империю на всем протяжении.
Будто злокачественная опухоль.
Цимлян правда дельмеев ранила в самое сердце. Реальность сыпалась прямо на их глазах, являя на свет возмутительное противоречие. Противоположности являлись демонами – либо чем-то, им сродни, при этом строго наказывали адептам бороться с исчадиями Серости.
Казалось бы, несостыковка, но нет – ликвидация конкурентов чужими руками.
Элементарно.
Воспитание – особый конструкт человеческого сознания. Это одно из тех сит, через которые индивид процеживает сведения извне.
Можно было по-разному относиться к самому факту ложности религии, которую большинство гармонистов даже не выбирали. Но все как один чувствовали отвращение: к Церкви Равновесия, к самим себе за причастность к преклонению перед демонами.
Противоположности в кои-то веки порезались об собственное оружие. И в этом состоит идеологический триумф дельмейского Пантеона.
Раз уж Аркадий III так беспечно разрушил мироощущение цимлян, он же и должен был подвести собравшихся к новой правде. Небрежно или аккуратно, вопрос не стоял. Главное сам факт, что верховный понтифик сказал:
– Лишь Боги дельмеев были всегда честны по отношению к люду. Свет и Тьма им не ровня. Пантеон здесь, вернулся в Аштум. Боги восстановят порядок, напомнят Западу, что есть истинный Порядок. Равновесие. Власть Людей и Власть Богов. Будущее неизбежно. Его надлежит встретить в озарении, на стороне правды – и воздастся! Мы обретем свое место в новом мире, Лучшем Мире. Все мы…
Это было последней каплей. Ор поднялся над соборной площадью. Ненависть закралась в сердца горожан. Зараза эта передавалась от одного к другому. У каждого своя причина имелась – и все они стекались в одно бессознательное настроение.
Цимляне освистывали Аркадия III кто во что горазд:
– Лжец проклятый!
– Вор! Вор недостоин зваться Папой!
– Предатель Равновесия!
– Долой Церковь!
– Серость по тебе плачет, гнида!
Рано было и надеяться, что хоть кто-нибудь в толпе восславит мигом Пантеон. Еще не время. Сначала люди должны свыкнуться с осознанием неведения, в котором жили. Путь к смирению лежал через безумие и бардак.
Началась толкотня. Кто пытался поскорее убраться с площади, кто – прорваться в Собор Святого Самуила. В давке люди, и без того ослепленные яростью, зверели в край. Одни пихали друг друга, переходя на кулаки. Где-то бедолагу пырнули на ровном месте. В глубине толпы раздался выстрел.
Защищать папской гвардии было некого, кроме себя. Они выставили перед собой алебарды, отгоняя особенно буйных горожан.
Глаза Аркадия III налились печалью. Папа Цимский, если еще имел право себя так называть, прекрасно понимал, что сотворил. Сам он не верил в то, что поведал народу, – попросту отказывался. Напрасно, впрочем. Верховный понтифик самолично подорвал фундамент Церкви Равновесия. Добром это кончиться не могло.
Старик захныкал, горбясь на парапет. Губы его дрожали. Он бормотал под нос:
– Простите!.. Простите меня…
Он провалился в собственное сознание, не видя больше той суматохи, что началась на площади у собора. Ему попросту не хотелось жить. Маг в синей мантии не мог дать ему отойти на ту сторону. По крайней мере, так рано.
Все это время фигура в балахоне внушала Папе Цимскому, что надлежит сказать, и как. Чародей был не дурак и никогда не исключал человеческий фактор. Потому без задней мысли прибегнул к мороку, являясь даровитым психомантом.
Язычник играючи управлял верховным понтификом. Прям как чревовещатель куклой. И так выполнил миссию, поставленную перед его группой самим базилевсом.
Его театр кукол не ограничивался душещипательным, чистосердечным признанием старика в злодеяниях Света и Тьмы. Судьба Аркадия III была предрешена – ему не жить. Но и не умереть мучеником. Гибель должна была выглядеть как осознанный выбор.
Натурально.
Дельмей в синем продумал выступление Папы Цимского до мелочей. Аркадий III – первая личность во всем Западном Аштуме, к которому на поклон приходят и кайзеры Священной империи Луров. Это дорогого стоит.
Соответственно, должен он был уйти ярко.
Буквально.
Затылок старику напекала руна пиромантии. Щелчок пальцами – и эфир, заключенный в витиеватом знаке, проснулся.
Папа Цимский тут же вспыхнул, как ветошь, и завопил надрывно. Стал бесноваться, как умалишенный. Не находил себе места. Махал руками, как ветками, не ведая ничего, кроме своей неописуемой боли. Огонь сожрал его целиком, обугливая, – даже головы понтифика за ним было не видать.
Опять же, благодаря акустике, все, кто собрался на площади, слышал его душераздирающий крик. Аркадий III что-то кричал, но слова его звучали неразборчиво. Кто-то и впрямь остановился, чтобы посмотреть на его горение, другие же и ухом не повели, продолжая что-то выяснять внизу, как букашки.
Некоторые видели в этом акт запоздалой совестливости. Другим же было попросту плевать: Папа Цимский достаточно сказал, чтобы лишиться своего сана.
В конце концов, едва живой, верховный понтифик перевалился через парапет. Прямо на головы собравшихся горожан. С собой на тот свет он уносил еще парочку жизней – тех, кого ненароком придавил своими грешными телесами.
Мало кто вообще придал этому значение. Люди пытались вырваться с площади, не жалея ни себя, ни других. Они вдруг резко осознали ближнего своего чужим – все до единого. Так по телу Равновесия пошли трещины.
Часть горожан объединилась и бросилась к воротам собора. Расшвыряли гвардейцев, павших духом. Отобрали у них алебарды, принялись штурмовать базилику Святого Самуила. К тому моменту, когда толпа доберется до верхних этажей, заговорщиков и след простынет.
Так и будет. Но позднее. А пока можно было насладиться плодами своих трудов.
Маг в синей мантии подошел к краю парапета. Шаркнул ненароком по черной гари, что посыпалась со старика у края балкона. Он глянул на площадь, хмыкая самодовольно.
Базилевс будет рад вестям из Цима, и это главное.
Триумф неоспорим. Все дороги на Западе ведут в Цим. Каждый знает.
А значит, из Цима же молва расходится по ним во все уголки континента. Даже самые отдаленные. Такие, которые на картах Деспотата являют собой белые пятна.
Со временем весь Запад будет знать правду. Со временем по эту сторону Экватора уже не останется адептов Церкви Равновесия.
Фигура в синем резюмировала спокойно:
– История пишется сейчас.

Глава 2
Всадник на чёрном пегасе никуда не исчез. Мелькая точкой в порозовевшем, предрассветном небе, он продолжил преследование. Приоритетных целей перед собой не ставил. Так ли важно, кто лесовик, а кто – аж сам Киаф Снов?
Различал ли он вообще, за кем гнался?
Едва ли.
Главное, поиграть мышцами. Инквизитор уже показал себя, свою силу, заставляя букашек на земле отступать сломя голову. Большего и не нужно, считал кавалерист, по-видимому. Мог ревнитель веры и дальше метать снопы солнечной энергии, не мог, важнее было проследить, куда ускользают беглецы.
А там уж видно будет. Вестанская семья разберется.
– Ублюдок! – прошипел Альдред, в который раз поворачивая голову к небосводу.
Без изменений, без надежд на таковые.
Черная птица на фоне багровых облаков ему порядком надоела. Наездник не отставал. Воздушный кавалерист выдерживал дистанцию, достаточную для обзора. Такую высоту, что не достать никак.
Он еще долго мог летать вокруг да около. А уж когда беглецы выйдут на открытое пространство, для инквизитора все станет на порядок проще.
Увы, нечем кавалериста сбить. Пуля и стрела в молоко улетят, как ни крути. Элия была слишком занята спасением себя любимой, чтобы сообразить какие-нибудь чары. Альдред же понятия не имел, есть ли у него в теории хоть что-нибудь. Эдакий способ наглую пташку посадить на землю.
Не вариант. Его сила не о противовоздушной обороне.
“Просто сдохнем уставшими! – скрепя сердце, понимал Флэй. – Раньше надо было ноги уносить. Еще до подрыва холма с дубом. Сукин сын вдарит по нам гелиомантией, как пить дать. Выбьюсь из сил – и пиши пропало. Даже укрытие бесполезно искать”.
Истинно так. Подобный исход погони вполне устраивал инквизитора.
Киафу Снов было невдомек, почему вообще за ними увязался наездник на черном пегасе. Ему не помешало бы увидеть окружающий мир с перспективы преследователя. Стало бы яснее.
Летающий персекутор гнал взашей группу лесовиков. Если судить по оснащению, конечно. По одному, по двое, по трое они терялись под кронами деревьев, оставляя за собой злосчастный холм, где имел место бой. Так уж вышло, что Альдред и Элия с ними бежали в одной линии. Даже если не замечали этого. Оттого и страдали. К слову, зря: кавалерист бы не купился только на сладкую парочку.
Так что бегство стало для союзников понарошку единственной доступной опцией.
Флэй не жалел своих босых ног. На них и без того было без слез не взглянуть: коросты, царапины, содранная кожа, подгнивающие, незаживающие ранки, синяки, потемневшие от крови ногти. Боль в стопах для Альдреда была не нова. Так что он, стараясь не упускать из виду спину спутницы, безропотно оставлял за собой буреломы, корневища реликтовых деревьев, камни, грязь, скалы и прочие препятствия.
– Пожалуйста… – в мольбе обращалась к Киафу язычница, будто и не забывала даже его, будто заботилась о нем. – Не отставай!
– Я рядом! – отвечал ей Флэй.
Обманываться не стоило. Их жизни оказались в созависимой связи. Не станет одного – и второй погибнет, рано или поздно. Вот и вся магия беспокойства.
“Уж куда я денусь-то теперь от тебя…”
Купольный Лес Альдреда, мягко говоря, изнурил. Недра как будто и не заканчивались для Киафа Снов. Просто сменили ипостась на более цветастую и светлую. В сухом же остатке, это все то же пресловутое Чистилище наяву, от которого тошнит.
Бесконечные блуждания во мгле безо всякого шанса на смену парадигмы: только Смерть, страх и Тьма. Затянувшийся Сон больного разума.
Теперь лишь общество, какое еще оставалось жизнеспособно на закате западной цивилизации, могло выступить исцеляющей альтернативой. Наивные чаяния в усталости – не более того.
Целый мир, увы, свелся к единому смыслу: выжить самому, невзирая ни на что.
Ускользая от черного пегаса, Альдред пропускал эти мысли через себя подсознательно. Хотя мог бы прислушаться к окружающей среде и найти способ в моменте перевернуть ситуацию.
Между тем буквально шагах в пятидесяти от них с дельмейкой пробегали их злополучные спасители, что были призваны также и погубить этих двоих ненароком.
Историю двух противоборствующих сторон Альдред не знал, но подозревал: в Провинции новоявленным общинам тесно. Лесовики, инквизиторы Альмансаров – это еще не весь список. Уже этим двум условным фракциям есть, из-за чего воевать.
Не только за ресурсы, или же безопасное жизненное пространство, граничащие территории. Лесовики, самое элементарное, нарушили корневое табу, нагло приобщившись к технологиям Священной Инквизиции.
Потому-то конфликт их быстро приобрел идеологический характер.
Сила, дарованная лучшими умами Равновесного Мира, должна оставаться в руках тех, кто его защищает от Зла. Лишь инквизиторам позволен сплав, химерит. Исключений быть не может, догадывался Флэй.
Шаг Малатеста навстречу Барбинам при этом – нонсенс.
Так или иначе, всадник на чёрном пегасе не мог просто отогнать лесовиков с территории под контролем аббатства Сан-Витале. Он должен был собрать необходимые сведения о враге. Быть может, найти их тайные стоянки, либо же вовсе шакалье логово. Так что не отставал, удаляясь от своих все дальше.
“Ежели и так, – размышлял Альдред, проскальзывая под низко висевшими ветвями бука, – быть-то как? Должен же иметься способ стряхнуть мерзавца с хвоста!”
“Больше всего рискует именно тот, кто не рискует вовсе!” – промурлыкала Мелина. До боли знакомый голос, он вновь раздался в голове Флэя.
Призрак первой любви и не подумал бы бежать наравне с Киафом по чащобе.
Образ так и не предстал перед глазами, уютно расположившись в голове божественного наследника.
“Я думал, мы уж с тобой окончательно простились”, – усмехнулся Альдред про себя, скатываясь по холму в яму с пихтами, торчавшими, будто пики.
Врать самому себе Киаф бы не стал. Он обрадовался возвращению фантома, с которым успел уже породниться, как с живой. Более того, Флэй чувствовал себя гораздо увереннее в компании Бога…
…и спокойнее.
“Так и было, – не спорила Мелина. – Но действие заклинания рассеялось. Слабое оказалось, на твое счастье. И вот она я!”
“Замечательно, – отозвался её любимый, первый и последний. – О каких рисках ты говоришь?..”
Долгожданное воссоединение прервал инквизитор в небесах. Забавы ради он решил чуточку подхлестнуть бежавших лесовиков. Сгруппировать их так, чтоб и не думали ринуться врассыпную.
Управляясь одновременно зачарованным оружием и перчаткой-манипулятивом, он склонял черного пегаса в пике. Одновременно с тем, разрастаясь, перед ним нагнеталась всеразрушающая сфера солнечной энергии.  Только химера сбавила высоту, инквизитор ловким мановением рук обрушил сноп небесного огня на Купольный Лес.
Сумерки под сенью деревьев стерлись в мгновение ока, уступив место всеобъемлющей вспышке. Только заметив её краем глаза, Флэй сообразил, что произойдет в течение мгновения. Отвернулся моментально, продолжая бежать.
В сущности, какое расстояние между ним и эпицентром взрыва? Альдред не знал. Да и не хотел знать. Хорошо, если пронесет.
Разумеется, звук уступает по скорости свету. Тем не менее, сразу за вспышкой последовал оглушающий грохот. Еще более зловещий, чем львиный рык в ночи. Следом раздалось гудение.
Землю тряхнуло, а воздух сначала потянуло к очагу взрыва, потом – резко от него. Пресловутый термобарический эффект гелиомантии.
Силовая волна заставила деревья гнуться. Ломала ветки. Валила молодые деревца. Распыляла всюду хвою. К такой силище Купольный Лес оказался не готов.
Флэй лишь чудом удержался на ногах. А вот Элия, бежавшая впереди, рухнула при порыве горячего воздуха. Как подкошенная, прямо в смородиновый куст. Спутник мигом подлетел к ней и помог встать.
Девушка пробубнила что-то вроде благодарности, но Альдред на нее не смотрел и не слушал. Нещадно потея, гадал, дотянется ли до них огненная лавина.
Все-таки нет. Обошлось. Магия солнца попросту выжгла клочок хвойного полотна, будто по Купольному Лесу прошелся стригущий лишай. Инквизитор не ставил перед собой целью кого-то убить. Задел или нет, смотреть не стал даже. Как ни в чем не бывало, продолжил преследование.
– Он меня злит, – процедил сквозь зубы Альдред, когда все стихло более-менее, а слух вернулся к нему. Просто констатировал факт, ни к кому особо не обращаясь.
Тем не менее, на его заявление откликнулись две девушки.
– Этот и в облака не залетает, и к земле особо не приближается, – сетовала Элия, поравнявшись со спутником. – Так бы я его сбила.
Многообещающе звучит. Но дальше слов дело бы не зашло, увы и ах.
“Зато у тебя бы таких неудобств не возникло!” – заговорщическим тоном, явно глумясь над дельмейкой, отметила Мелина.
“В самом деле? – скептически настроенный, ворчал про себя Альдред. – Тогда вещай. Я внимаю”.
«Нечего и говорить! – на корню рубил призрак. – Пусть и примерно, ты сам представляешь, как эту птичку стереть с горизонта. Только почему-то тебе интереснее от нее убегать. Хватит мыслить, как насекомое. Будь Богом!»
Хлесткая пощечина – ни дать, ни взять. Призрак сказал ровно то, как обстояло положение вещей для наследника Сокофона в Поломанном Мире.
Эфир в крови Альдреда бурлил, и черный нектар, в ней же растворенный, разве что усиливал магическую силу. Импульс онейромантии неоднократно доказывал: эксперименты приносят недурственные плоды. Племя гоблинов, глубинный червь – мало ли примеров? Киаф ограничен был сугубо собственным прошлым.
Своим человеческим началом.
Опираться на него впредь – это глупо. По меньшей мере, недобитки Культа, Сан-Витале и Вальперга знают, кто он такой. Знают, на что он способен. В Ларданах больше не от кого скрываться, по сути.
Пусть Альдред мало что умеет. И пусть его божественный дар нуждается в огранке, это все еще алмаз. Украшение Флэя – его сила и преимущество.
Нужно только сместить акцент с парня из Кродо на Киафа Снов.
Казалось бы, проще сказать, чем сделать. Но осознание, преисполненное самоедства и обжигающего гнева, дало необходимый толчок. Переменам быть.
Здесь и сейчас.
Глаза Флэя – зеленые, отобранные у Джады – широко распахнулись. Он встал на месте, разворачиваясь лицом ко всаднику на пегасе. Воинственно крутанул гроссмессером в ведущей, правой руке. Был полон решимости, это видно. Слыша, как Элия удаляется прочь, плевав на все, Альдред потребовал:
– Стой…
Девушка услышала его. По коже её будто пробежал ток. Она подчинилась, но далеко не под воздействием сновидческих чар. Голос Альдреда в её сознании попросту прозвучал громче, нежели было на самом деле. Буквально приказ!
Элия впала в ступор, хмуря брови. Её как будто вытянуло из реальности в вакуум. Она не знала, из-за чего ей беспокоиться больше: что спутник перестал спасаться бегством, или что преследователь гнал черного пегаса прямо к ним.
– Ты спятил?.. – только и промямлила дельмейка, пребывая в бездействии.
Бездарный выпад был проигнорирован. Альдред ушел в себя с головой, ощущая растекающийся по венам эфир, как никогда. Попутно он размышлял, как сможет избавить их с язычницей от преследователя.
Нужно было срочно что-то предпринять. Потому как внимание кавалериста мигом приковалось к беглецам, бросавшим ему вызов. Инквизитор и сам принялся колдовать над солнечной энергией, намереваясь развоплотить наглецов сию минуту.
Мечтать не вредно!
Альдред задумал неладное. И это мягко сказано.
Образ мысли перетекал из Абстракции в Материю. Вены Флэя вспыхнули изумрудным огнем. Глаза источали ровно такой же цвет. Его тело, пускаясь в неясный пляс, всецело откликалось на течение эфира по крови.
С кончиков пальцев искрами посыпались чары, собираясь в некое подобие концентрированного пучка света наподобие копья.
Ничего общего с молниями Громовержца или дротиками гелиомантов это не имело. Правда, об этом стало известно уже по факту.
В бросках Альдред был не силен. Однако все его конечности, все мышцы работали слаженно, как часовой механизм. Киаф Снов решительно бросился вперед, занося энергетический снаряд и отправил его в небеса. Навстречу всаднику.
У персекутора не оставалось другого выбора. Он отшвырнул, спеша, как никогда, сноп солнечного света прочь, в молоко. Сам – ухватился за поводья, отводя пегаса с линии огня. Как раз вовремя. Заряд изумрудной энергии пролетел мимо, но в опасной близости.
Инквизитору в пору было бы выдохнуть. Но что-то пошло не так, едва копье чар ушло за спину ревнителю веры. Концентрированный пучок света разлетелся с утробным гудением на осколки. Заново они начали собираться в некое подобие воронки.
На манер водоворота.
Прям как Альдред и хотел.
«Так держать!» – подбодрил его призрак, все также и не показываясь. Мелина искренне ликовала, отмечая рост Флэя.
Рано или поздно наследник Сокофона должен был полностью понять и обуздать свой дар. Наставник мог помочь, ускорить процесс, но его наличие не являлось обязательным. Все развивается своевременно.
Еще преуспеет Флэй.
– К-как? Ч-что? – мямлила Элия, будучи не в силах поверить своим глазам. – Что ты сделал, Альдред?
Несмело, и тем не менее, девушка подошла к Киафу поближе. Поравнялась, вставая плечом к плечу, и стала наблюдать за действом.
– Воронка, – холодно отвечал потомок Сокофона. Без особого энтузиазма, как если бы его трюк был элементарным. – Прямиком в Серость.
И действительно, едва бездна разверзлась, в неё стало затягивать всадника с черным пегасом на пару. Химера запротестовала, громко ржала, изо всех сил махала крыльями, лишь бы только её не сожрал Тонкий Мир. А уж что происходит там, и сам Киаф Снов до конца не понимал. Еще не время.
Сам персекутор запаниковал, но отдаваться так просто воронке не собирался. В спешке начал перелопачивать свой магический арсенал, покуда позволяли считанные мгновения. Шансы его становились призрачными.
– Это должно его задержать? – уточнила Элия через аксиому.
Её пятки жгло, ведь так хотелось убраться поскорее прочь. А что там с инквизитором – уже дело десятое.
– Убить, – сказал Альдред, как отрезал.
Даже с места не сдвинулся, продолжая хладнокровно наблюдать за потугами небесного кавалериста. Вместе с Флэем наблюдала и Мелина. Ждала, желала от всей души поздравить возлюбленного с победой.
Было бы еще все так просто…
Преследование накрылось медным тазом. Но инквизитор еще был жив, еще сопротивлялся. В конце концов, ему удалось хоть какое-то противодействие сообразить. Кавалерист в спешке вытянул из походной сумы свиток. Он снял с бумаги руну неясного происхождения и наложил её на верного летуна.
Язычница цокнула языком в неудовольствии. Примерно понимала, что должно произойти. Спутник же оставался в неведении.
Руна хрономантии сделала своё дело. Черный пегас и его наездник, уже почти парализованные изумрудной воронкой, вдруг совершили пространственный скачок. Магия времени отвела их на безопасное расстояние.
«Трус!» – журила инквизитора Мелина, разочарованная больше всех.
Казалось бы, персекутор сейчас же реабилитируется и продолжит преследование, но нет. Всадник, вырвавшись из ловушки, держал пегаса на одном месте. Оба они переводили дух, оправляясь после дыхания Смерти.
Вероятно, в голове инквизитора тотчас разыгралась дилемма. Своя рубашка ближе к телу, так что он погнал черного пегаса скорее назад. Он дорожил своей жизнью донельзя. Куда больше, чем долгом перед Священной Инквизицией.
Истинный ревнитель веры как он есть.
Смысл посылать ему еще снаряд вдогонку был невелик.
– Жаль, – только и сказал Альдред, выдыхая.
«Видишь, как просто? – тут же обратился к нему призрак первой любви. – Пользуйся своим даром чаще – и достигнешь высот, о каких и помыслить боялся!»
«Я так до сих пор и не смог понять принцип, которому подчиняется магия», – сетовал Флэй. Пока что его подозрения ограничивались мимолетными вспышками эмоций, приводившими Альдреда в необходимое состояние чародея.
«За это не переживай. Ты на верном пути», – обещала Мелина.

– Улетел и ладно, – резюмировала Элия, выставляя руки в боки. Глас рассудка звучал из ее уст. – Ловко ты это придумал. Почти получилось.
– Да, – пробормотал Флэй, просто чтобы не молчать. Его охватила фрустрация. – Ключевое слово «почти».
Был к себе строг. Но именно так во все времена Альдред разбивал даже самые крепкие стены, забирая свое. Эта преграда не будет исключением, стоило полагать.
Спутницу впечатлило, с какой решительностью и в то же время легкостью Киаф произвел далеко не самое простое заклинание. И неважно, что совершенно стихийно.
Она хотела было поблагодарить Флэя за предпринятый шаг. Но затишье не продлилось долго. К ним приближались буквально отовсюду, показываясь из высоких зарослей папоротника с ружьями наперевес.
Альдред окидывал взглядом незваных гостей. Лесовики. Вроде бы братья по несчастью. Но здравый смысл подсказывал: намерения у них недобрые.

Глава 3
Чёрная Смерть победила Герцогство Ларданское. В пору было бы держаться подальше от населенных пунктов на карте Провинции. Так диктовал егерю здравый смысл. Йенс проигнорировал его за невозможностью прислушаться.
Уже невмоготу. Пусть и запоздало, абстинентный синдром все-таки настиг его.
Ломка, охватившая волкодлака на ровном месте, явившаяся из ниоткуда, заставила его свернуть на одном из перекрестков, где появляться не следовало.
Крёгер чувствовал себя воодушевленно. Гордился собой, раз не соблазнился дармовым табаком при осмотре повозок. Триумф его долго не продлился. В течение следующих дней, пока он кочевал по провинциальным дорогам на север, внутри у него назревало странное чувство…
…Пустота. Иначе вервольф не мог описать свое состояние. Одиночку преследовало странное чувство беспокойства, будто чего-то не хватает. А в отдельные моменты разум егеря заволакивал непроглядный туман, заставляя уходить глубоко в себя. Хотя по возвращению Йенс даже сам себе не мог сказать, о чем размышлял.
Мгла зрела под покровами его кожи. Более-менее в себя он приходил только тогда, когда ел. Учёным Крёгер не был, и потому понятия не имел, что за корневые изменения происходили в его теле после отказа от стародавней привычки.
Абстиненция в случае Йенса имела не столько физиологические истоки, сколько психологические. Все начиналось с завиральных мыслей, на которые тело попросту отзывалось болью, зудом, дискомфортом в самих мышцах.
Там, в хижине Вальши, вервольф даже не думал о табаке, потому что находился во враждебной, чуждой для себя среде.
Как ни странно, блуждания трактами ему были куда привычнее.
Одно вяжется с другим. И старая тяга вновь заявила о себе.
– Знакомо, – цедил он сквозь зубы, прекрасно понимая, чего так не хватает. Старой доброй затяжечки. Хоть одной! – Весьма и весьма знакомо.
Отнюдь. Крёгер не жалел, что бросил пагубное пристрастие. Наоборот, корил себя, что вообще начал. Да, была причина. Как он думал тогда, вполне весомая. Правда, с течением лет, по исходу стажа начал сомневаться.
Со скрипом он вынужден был прислушиваться к своему телу.
Нужно что-то делать. Спасительный ларчик с сигарами все равно остался в нескольких днях пути к югу отсюда.
Он принялся буквально заедать пустоту, не беря в расчет ограниченность припасов, которыми располагал. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и скоро Йенс остался без намека на перекус.
Гениальное решение проблемы – хотя бы потому, что единственное доступное.
– Это надолго, – понимал Крёгер, уже имея кое-какое представление о своем самочувствии, своих новых потребностях. – А может, навсегда.
Сухой и высокий, бывший агент Шаттенхофа всегда ел много и безнаказанно. Метаболизм в силу благой наследственности ему достался завидный.
Когда заделался вервольфом, объем потребляемой пищи стал лишь чуточку больше в счет привычки курить. А теперь, уже полностью отказавшись от табака, Йенс остался один на один с поистине волчьим голодом. Игнорировать его было невозможно.
Впредь это норма его бытия.
– Как все нескладно! – сетовал егерь, сворачивая на перекрестке в сторону деревушки посреди Хлебных Земель. Единственной посреди злаковых ковров, уходящих за горизонт. – Как все несвоевременно!
Было бы куда легче совладать с абстиненцией в мирное время, в изобилии пищи, где-нибудь посреди Священной Империи Луров. Мечты, мечты…
Егерю в спину бил розовый рассвет, потому Йенс чувствовал себя куда увереннее. Чистое небо дарило Крёгеру возможность преспокойно исследовать сельские дома на предмет кадавров и съестных припасов, неспешно их зачистить. Он шел вперед, осознавая, что вполне может остаться с носом и разве что напороться на гулей…
Но шёл. Держа перед собой лупару, водя прицелом по местам, откуда на него могли уставиться зараженные, попрятавшись в спасительной тени.
– Жара… – отметил Йенс уныло. Небесное светило било в спину, напекая даже сквозь одежду и выдавливая из егеря пот, будто из тряпки. А ведь еще двенадцати не пробило! То ли еще будет! – Самому бы до полудня скрыться где-нибудь…
Крестьянское поселение выглядело пустынно, как никогда. Не хватало только перекати-поля. Порывистого ветра, что гонял бы пыль с окрестных злаковых полей, начисто выжженных ларданским солнцем в отсутствие ирригации. Шансы отыскать здесь провизию сводились к минимуму. Но поворачивать, считал Йенс, просто глупо.
Слишком уж далеко отошел от трактов на свою беду.
Взглядом он шарил по сторонам, степенно восстанавливая картину последних часов, которые деревушка встретила до полного запустения…
История не нова для Транслардании. Это одно из тех поселений, куда вассалы Барбинов просто посылают своих людей за данью.
Деревушка посреди никогде. Настолько далеко от первостепенных транспортных артерий Герцогства, насколько возможно.
Потому-то, когда Черная Смерть разгулялась в Провинции, никто из местных слыхом не слыхивал, что за конец света приключился. Беженцев крестьяне вообще не видали, слухи до них не доходили. Они понятия не имели, что есть хрустальная чума, кто такие зараженные. Как работали в полях, так и продолжали жать. А потом и в их дом нежданно-негаданно пришла беда…
Между ордой гулей и роем саранчи разница не такая уж и большая. И те, и другие кочуют с места на место, выжирая все, до чего могут добраться. Перво-наперво зараженные зачистили все поселения вдоль трактов. А потом наведались и сюда.
Ночью, в свете ли Семи Лун, либо же под покровом иссиня-черных облаков. Ясно одно: никто из местных жителей от гулей не скрылся. До кого-то добрались прямо в постели, о чем свидетельствовал душок, тянувшийся из-за разбитых ставен. Кто-то выбирался на улицу, чтоб по итогу раствориться в нагрянувшей орде.
Даже остовов как таковых Йенс не наблюдал. Только кровавые разводы на стенах окрестных хибар. Унылую разруху после неуклюжего налета тварей. Рваное тряпье с побуревшими косточками, которые за минувшие дни припорошило песком, что принес очередной суховей. Битые тележки, разграбленные хлева.
Тут жили люди. И вот их нет.
– Замечательно, – разговаривал сам с собой егерь, подбираясь к первому дому. – И на что это я рассчитываю?
«Как таковой здесь торговли не вели. Селяне кормились тем, что вырастили сами. Если здесь кто-то уже побывал, самое лакомое уже стащили, – рассуждал вервольф. – Мука и крупы мне без надобности. Нужен паек такой, чтоб легко унести, быстро съесть. Удастся найти шмат солонины, сухари – уже подарок. И за этим охотится каждый выживший. Много их или мало, они есть. Обманываться не нужно…»
Йенс тихо подобрался к дому, вслушиваясь в происходящее по ту сторону стен. Лишь утренний ветерок, разносивший пыль по полу, гулял по половицам, заставляя их скрипеть. Ничего угрожающего егерь не услышал. Умудренный десятидневом в Саргузах, он точно понимал: это жилище опустело, можно заходить.
«Зараженных нет. А что насчет еды?»
Ради приличия Крёгер подобрался к окну, готовя лупару. Сунул ружье через проем, пройдясь мушкой из стороны в сторону. Пусто, как в барабане. «Ладно». Убедившись наверняка, Йенс начал перелезать. Видавшие виды половицы под его ногами застонали пуще прежнего, действуя на нервы. Галимая провокация. Но никто не отозвался.
Вскинув двустволку, егерь сделал шаг навстречу полумраку, царившему в доме. Он бродил из комнатушки в комнатушку, но увы, не находил ничего, что счел бы хоть сколько-нибудь съестным. Собранные овощи давно сгнили и превратились в черные, плесневелые сопли. На бражке, так любимой среди небогатых крестьян, далеко не уедешь. К лету в этом доме не осталось ничего, что можно было бы с собой взять в путь-дорогу.
– Так и знал, – фыркнул Йенс, останавливаясь возле мешка с мукой.
Он всерьез призадумался:
«Может, имеется смысл остаться тут на подольше? Пекарь из меня так себе, но если удача улыбнется, вполне можно испечь хотя бы булочек с собой. Или клецки с солью сварить, на худой конец…»
Аппетитные идеи. Но не единым хлебом сыт человек. Ему нужно мясо!
Хоть какое-нибудь.
«Сырокопченые колбасы. Хамон. Солонина. Сушеная рыба. Что угодно!» – сокрушался Крёгер, продвигаясь дальше.
Взгляд, в конце концов, упал на небольшой лючок в полу, который вел, очевидно, в погреб. Надежда умирает последней, и у Йенса в ней открылось второе дыхание. Егерь склонился над лючком, кладя лупару рядом с собой.
Он хотел было уже потянуть за свободно болтавшуюся скобу, служившую ручкой. Как вдруг его внимание привлекла нежданная перемена в освещении: мрак в доме сгустился, сдавливая, казалось, Крёгера со всех сторон.
Йенс перевел взгляд вбок, на ближайшее окошко. Сразу стало ясно, в чем дело. Воздушные массы, так и не утихомирившиеся с ночи, сгоняли в Хлебные Земли новые стада облаков. Одно из таких встало на пути восходящего солнца и укрыло от него деревню. Крёгер подозревал наихудшее и решил не спешить.
Упорно вслушивался в шумы вокруг. Повезло, ведь упыри, которые могли ждать тени для нападения на него, так и не показались. Егерь не стал полагаться на свой волчий нюх, потому как возможный смрад зараженных укрывала общая затхлость погибели, с головой накрывшая деревню.
«Достаточно тихо, – рассуждал егерь про себя, не доверяя окружающему миру. – Но почему же я не могу отделаться от ощущения, что я не один?..»
Риторический вопрос. И в обозримом будущем Йенс не мог получить на него вразумительный ответ. Выждав момент, он отворил люк, сгреб лупару и принялся проталкиваться в погреб.
Здесь жили далеко не зажиточные крестьяне. Самые обыкновенные полевые труженики, не избалованные деликатесами. Крёгер наспех разжег трутом свечку и изучил скромный погребок на предмет съестных припасов.
– Одни соленья… – разочарованно проронил Йенс.
Банки банками, а много с собой все равно не утащит. Переход через Провинцию не отличался легкостью. Даже когда речь идет о проселочных дорогах и экстренных ситуациях вроде стычек с ордой, которые уже имели место на пути Крёгера.
«Прекрасная еда, чтоб окопаться тут на срок сродни зимовке. Но походными пайками тут и не пахло…»
– Что и требовалось доказать… – вздыхал егерь, натыкаясь глазами то на соленья, то на мешки с крупами, то на сетки с репчатым луком, картофелем и прочими корнеплодами. Все бы ничего, задержись он хотя бы на вечер.
В теории это было возможно. Да только Йенс об этом месте не имел и малейшего понятия. Зато знал наверняка: чем дольше медлит, тем дальше протянется Черная Смерть вверх по карте. Илантия – не предел. Чума будет зверствовать во всем Западном Мире.
Рано или поздно.
Если бы он только осознал, что спасения от этой эпидемии попросту нет. Ни по эту сторону от Экватора, ни по другую. Аштум уже вошел в Эпоху Семи Лун, которая не похожа ни на одну предыдущую. Признать это давалось нелегко и егерю. Ведь так его руки попросту бы… опустились.
«Это только первый дом. Их еще немало, – утешал себя Йенс, чувствуя себя разочарованнее некуда. – Я только начал поиски. Наверняка что-нибудь у кого-то найдется. Должно же быть хоть что-то!»
Плюнув, Крёгер перестал расшаркиваться в неуверенности перед полками с соленьями. Стал направляться в сторону лесенки обратно наверх. Только его нога опустилась на ступень, слух оцарапал шорох. Доносился же он с улицы.
Кто-то пробежал мимо дома, который исследовал егерь. Заметил ли посторонний присутствие Йенса или нет, оставалось делом десятым. Для вервольфа было важно другое: сомнение себя оправдало. В этой деревне, забытой Противоположностями, он не один.
– Вот и понеслась! – объявил сам себе Крёгер, готовый размяться и в случае чего пристрелить незнакомца, кем бы тот ни был.
Живо выбрался из погреба и просеменил, чуть шумя, к стене. Выглянул из-за оконной рамы – в том направлении, куда понесся неизвестный выживший. Как бы далеко тот ни ушел, егерь до сих пор его слышал. Не видел, но слышал.
Хотя… не только его одного.
За выжившим, высунувшись с противоположной стороны, увязалась пара-тройка зараженных. Они появились из ниоткуда. Видимо, скрывались в одном из домов, оккупировав погреб наподобие. Клекоча, они увязались за неизвестным. Преследовали его, словно гончие, гнали, будто кролика.
«Так и знал!» – буйствовал Йенс, в спешке выпархивая из исследованного дома.
Спасать незнакомца или нет, вопрос отдельный. Перво-наперво Крёгер считал целесообразным устранить гулей. К тому же, их здесь осталось не то что бы много. Видать, местные жители, обратившиеся в силу тех или иных причин уже после нашествия кровожадной орды. Бить так бить – надо только подобраться поближе.
Йенс мигом пустился в преследование, более не скрываясь.
Беляки упорно гнались за выжившим, но в конце концов, просчитались. Им хватило всего ничего, чтоб схватить свой обед. Незнакомец добрался до подвала за одним из домов, мигом закрыл за собой створки, задвинув шпингалеты с грохотом.
По итогу троица гулей уперлась просто-напросто в закрытые двери. Стали яростно бить по ним, стучаться безмозглыми головами об металл, но все без толку. Еда в домике.
Егерь вышел к ним, пропетляв между домами. Слишком поздно, чтобы осознать: он упустил инкогнито и только самолично перевел внимание зараженных на себя.
Ни за что, ни про что.
– Потрясающе… – прошипел Йенс, тем не менее, назад не отступая. Не присуще ему было совершать подобные ошибки. Впрочем, абстиненция оказалась сильнее его ума, отточенного в стольких боестолкновениях.
Зараженные мигом его заприметили. Взвизгнули и всей гурьбой кинулись ему навстречу. И все-таки… порой эти твари до ужаса безмозглые.
– Ещё лучше, – буркнул егерь, вскидывая лупару.
Дуплетом палить – значит, попусту разбазаривать невосполнимый боезапас. Картечью плюнуло из левого дула. Один из гулей лопнул, будто гнойник, и излился на землю черной жижей. Порвало на лохмотья; все, что осталось, принял на себя горячий, жадный до влаги песок.
Вервольф и сам не отличался былой реакцией на происходящее вокруг. Он не рассчитал временное окно для последующего выстрела. Только закончил с первым гулем, прямо перед ним возник второй. Где-то рядом ошивался третий, обходя с фланга.
На мгновение Крёгеру даже стало страшно за свою жизнь. Так или иначе, оборотнические рефлексы по-прежнему были при нем. Он увернулся от твари, потянувшей было свои лапы к егерю.
Упырь не успел развернуться, как вдруг Йенс, уйдя в сторону, хладнокровно наставил одной рукой лупару на его череп. Доля секунды – выстрел. Заряд картечи разбил голову зараженного на кусочки: что не плоть с костьми и мозгами, то осколки черного нектара. Струя крови опустилась гнилостным ливнем на песок. Труп тут же рухнул на подкошенных ногах следом.
Итого Йенс остался один на один с последним зараженным. Гуль бросился к егерю, бодро перепрыгнув через дрожащее тело второго упыря, и замахнулся, чтобы атаковать.
Вервольф отставил в сторону еще не остывшее ружье, одновременно с тем выхватывая любимый кукри. Ему пришлось оттанцевать чуть назад, мечась то влево, то вправо, лишь бы загребущая лапа твари ни прошлась по его торсу.
Наконец, временное окно для перевертыша открылось. Он взмахнул кукри навстречу ниспадающей руке гуля. Раз – и кисть отделило от предплечья. Тварь заверещала, чувствуя не то боль, не то просто роковую потерю.
Крёгер воспользовался замешательством зараженного и с разворота вогнал кукри в шею гуля. Приложил усилие, валя чудище на песок. Оно еще скулило и корчилось, но уже не обладало собственным телом так, как прежде.
Только Йенс выдрал из мягкой и податливой черной плоти клинок, замахнулся и ударил снова. Раздраженный, как никогда, бил и бил, пока гуль ни перестал подавать признаки жизни. Опустил бы кукри еще раз, но в конце концов, к нему вернулся здравый смысл. Егерь отстранился, выдыхая облегченно. Все было кончено.
Больше он гулей не видал. Похоже, и правда. Незнакомец, прежде чем забился в угол, как крыса, собрал у себя на хвосте последних зараженных в этой деревне. И хорошо.
Осталось познакомиться с ним поближе.
«Сомневаюсь, что оттуда есть тайный ход на поверхность. Он тоже тут гость», – ломал себе голову Йенс почем зря.
Идя к подвалу, Крёгер на ходу смахнул кровь с кукри, вернул клинок в ножны. Вслед за тем разложил лупару, вставил заместо стрелянных гильз новые патроны. Подошел к створкам вплотную, опустил ружье и принялся со всей силы стучать.
Йенс напрямую обратился к выжившему:
– Давай-ка поговорим!

Глава 4
– Я знаю, что ты там! – все не унимался Йенс. Упорно стучал и стучал. Кулак тяжелый, что кувалдой стучали по металлу. – Открывай немедленно! Не вынуждай выкуривать тебя оттуда!
Сколько уже он так стоял? Минуту? Больше? Значения это не имеет. Чуть что не так, он мог бы грубой силой проникнуть в погреб. Но зачем доводить до греха?..
В конце концов, ему воздалось. Баранье упрямство заставило незнакомца вернуться к железным створкам. Этот выживший и не подумал бы распахивать перед Крёгером двери. Ограничился небольшим окошечком в одной из них, которое сам Йенс даже не заметил. Перегородка скрипнула, впуская в погреб немножко солнечного света.
Луч пал на чьи-то голубые глаза, выглядящие на удивление строго. Это были глаза не жертвы, но охотника! Йенс осекся и того больше, когда услышал:
– Чего тебе надо?
Голос! Девчонка лет шестнадцати, не больше. Не по годам дерзкая, умудренная месяцем жизни бок о бок с гулями в Провинции. Быстро же ее постигло отчуждение ото всякого другого человека. Впрочем, у отроковицы другого выбора-то и не было.
– Зараженных я убил… – начал было егерь. Издалека. Только на руку это ему не сыграло с незнакомкой.
– Так жаждешь похвалы? – надменно фыркнула девка, щуря глаза. В свете солнца они напоминали два кусочка арктического льда.
Йенс в кои-то веки смекнул, как следует общаться с ней.
– Мне нужна еда. Чем больше, тем лучше.
Она усмехнулась.
– Ещё бы! Уж еда-то всем нужна!
Лишний раз Крёгер убедился: ему попалась очень неконтактная собеседница.
И тем не менее, как-то с ней общаться нужно!
– Думаю, ты хорошо знаешь это поселение. Подскажи, где мне найти съестные припасы… – предельно вежливо обрисовывал егерь, – заберу, сколько смогу, и уйду.
Незнакомка вскинула в недоверии бровь.
– Сразу же, – подчеркнул пришелец. Просто на всякий случай.
Девочка рассмеялась прямо ему в лицо. Чувствовала себя хозяйкой ситуации, не иначе. Только вот она понятия не имела, что за лиходей стоял на пороге ее убежища. Её же счастье, что Йенс не был намерен понапрасну прибегать к насилию, сеять горе.
Как ни крути, людей нынче и без того мало вокруг. Не то что бы от этого ценность жизни им встреченных выживших возросла…
Просто егерь питал отчасти наивную надежду, будто однажды все кончится: и Черная Смерть, и катаклизмы, завязанные на появлении Седьмой Луны. Хорошо, если побольше людей встретит новую эру.
Знал бы он, что ждет Аштум на периферии ближайших времен!
– По-моему, ты только зря время потратил, мужик, – с пассивной агрессией отвечала выжившая. – Чтоб съесть прям здесь и прям тут, еды в деревне уже не осталось. Я забрала последнее. Тебе здесь ловить нечего.
Угрожать – она не угрожала. Но ясно давала понять: Йенсу не рада.
Стоило догадаться. Девчонка здесь не просто так ошивается некоторое время. Разумеется, мышка-норушка с окрестных домов собрала все, до чего могла добраться. Все, что приглянулось бы любому другому выжившему. Крёгеру – в том числе.
Незнакомка совершенно невзначай подталкивала егеря, чтоб он ушел. Еще чего. Оборотень и не подумал бы сдаваться так просто. Свое никогда не упустит.
– Раз так, поделись провизией, – сказал он наглым тоном. Выжившая не могла поверить своим ушам. – Тебе все равно много не унести. Да и вряд ли ты будешь тут торчать до второго Нисхождения Пророка.
– А вот это уже тебя волновать не должно, дядя! – рявкнула девчонка, вспылив.
Вежливость егеря, к сожалению, не проняла малолетку. Она сочла это за слабость.
Напрасно.
– Я лишь пока прошу по-хорошему, – грозно предупредил Йенс. Терпение у него лопалось. Если так и дальше пойдет, эмоции переборют его нордический характер. – Не вынуждай меня прибегать к силе…
Только он это сказал, девчонка чуть отстранилась от смотрового окошка. Что-то в темноте по ту сторону створок щёлкнуло. До чего же знакомый звук. Из мрака на свет солнца выглянуло мигом черное дуло кремневого пистолета. Заряжен, взведен, готов к выстрелу. Где она только его откопала? Это же редкость.
«Аргумент», – признал егерь. Сам – диву давался.
– Что-что ты там про силу паришь? – довольно грубо переспросила девочка. Невоспитанная попалась, хотя вряд ли из глухой ларданской деревни сбежала.
Сеньорита огрубела в обозримом прошлом. Был один человек – и изменился до неузнаваемости. Так полагал егерь. А в двуногих, себе подобных, он кое-что понимал.
«Пламенный привет» от девицы погоды особо не делал. Даже если бы вервольфу в лицо угодила мифически смертоносная пуля, этого было бы недостаточно, чтоб его завалить. Йенс это знал, так что кремневый пистолет вообще не пугал. Наоборот, егерь просто-напросто рассмеялся, завидев огнестрел. Искренне, практически инстинктивно.
Это немало озадачило девчонку. Но она молчала, настороженно наблюдая за дальнейшими действиями чудаковатого пришельца. Ей стало немного неуютно. Рассчитывала прогнать болтуна – да тщетно.
– Лучше побереги пульки для упырей, милочка, – советовал Крёгер, чуть утихомирившись после волны смеха.
– Уж разберусь, – буркнула девчонка. Она успела потерять смысл бодания с егерем, сама себе не могла ответить, зачем вообще они болтают.
Благо, Йенс успел предложить вариант до того, как отроковица прикрыла окошко:
– Давай договариваться.
– Вот насмешил! – бравировала девчонка. – Разве в том ты положении, дядя, чтоб что-то мне предлагать?
– Почему бы и нет? – Йенс вполне миролюбиво развел руки в стороны.
Непреднамеренно засветил в правой руке лупару, чем немало напугал девочку. Он увидел, как дрогнул ее силуэт в полумраке и все понял. Чем не победа?
– Хочешь сказать, сама со всем справляешься? Ни в чем не нуждаешься? Если я могу тебе чем-то помочь, я помогу. За еду.
«Это успех, Йенс! Приехали! Занимаюсь какой-то ахинеей, чтобы просто поесть!» – журил сам себя Крёгер. Но это не он такой, просто жизнь кардинально изменилась.
Акценты сместились. Приоритеты – тоже.
Девчонка, тем не менее, не смеялась над риторикой чужака. Он все-таки подкинул ей немного пищи для размышления.
– И вашим, и нашим. По мне, так это договор, – продолжал егерь, закрепляя свое предложение. Хотя сам смутно представлял, о чем вообще толкует с девицей.
В пору было бы просто пальнуть в смотровое окошко добрым зарядом картечи. Превратить незнакомку в гору фарша с дымком. Так проще. Это в порядке вещей, когда речь заходит о Поломанном Мире. Но что останется от человечества, когда каждый начнет принимать незамысловатые решения?..
Некоторое время между собеседниками царила пауза. Её нарушила девица. Прежде чем определяться, ей хотелось бы кое-что прояснить:
– А ты прям готов любое поручение выполнить?..
– Что в моих силах, я сделаю, девочка, – улыбнулся вервольф. Получилось вполне дружелюбно. – Но несбыточного от меня, конечно же, не жди.
– Ты можешь кое-что сделать. И тогда… ладно, я дам тебе еды. У меня есть ржаные сухари, твердый сыр, немного миндаля, солонина. Это устроит?
– Думаю, более чем, – закивал Йенс.
По крайней мере, с этим набором провианта он не умрет от голода в обозримом будущем. Для начала уже не плохо.
– Что от меня требуется, собственно? – с готовностью осведомился егерь.
– Мои… – Девчушка непроизвольно выдержала паузу, прежде чем продолжила мысль. – мои родители должны были вернуться сюда еще вчера вечером. Не вернулись. Ты не мог бы… найти их?
Крёгер нахмурился. Был не любитель игр в сыщики. Последний такой раз стоил ему лет жизни. Да, он нашел Ингрид Бенеке для Шаттенхофа. Но какой ценой?
– Дай угадаю. Сегодня ты покинула своё убежище, чтобы попробовать их найти самостоятельно? Так, получается?
– Не совсем. Я бы сама попробовала их найти, но не могу отходить от подвала далеко. Поэтому прошу тебя, раз вызвался, – объясняла девчонка нехотя.
– А что мешает, собственно? – осведомился Йенс, почуяв неладное.
– Ты поможешь мне найти родителей? Или нет? – вспылила выжившая.
«Контактной она так и не стала. А я уж думал, мы поладили».
Йенс цокнул языком и кивнул сам себе. Придется пойти на условия этой малявки, раз он добровольно подписался на роль доброго, морально подкованного выжившего. Аж самому смешно! И тем не менее.
Разумеется, эта малютка что-то утаивает. Но все тайное рано или поздно становится явным. Так что события торопить особого смысла егерь не наблюдал.
– Помочь – я помогу, – пожал плечами Йенс. – Ты лучше скажи, с чего мне начать. Неблагодарное это дело – искать иголку в стоге сена.
– Это не про моих мать с отцом! – заверила девочка.
– Хорошо, – не спорил вервольф. – Тогда я слушаю.
– Они ушли из деревушки прошлым утром. Должны были встретиться с кем-то на перекрестке к западу от этого места. Но с тех пор о них ни слуху, ни духу… – Из-за окошка в погреб донесся сдавленный вздох. – Я не знаю даже, живы ли они еще…
«Не так трудно, как подумалось изначально, – в уме рассуждал Йенс. – Главное, чтоб результат поисков не вернул нас на исходную. Я не хочу тратить время зря. И уж тем более не хочу поступить с этой малюткой дурно. Мне хватило и Центимана…»
– Это и предстоит выяснить, – отвлек её егерь от печалей. – Как мне их опознать? У них есть имена? Может, какие-то отличительные черты? Хоть что-нибудь?
– Вряд ли ты встретишь в том направлении кого-то, кроме них… – усомнилась девчонка. На миг показалось, она пожалела, что вообще втягивала чужака в историю.
– Людей в Провинции еще хватает, – жестко напоминал Йенс. – А уж тел…
– Я поняла! Хватит! – перебила его незнакомка. Выдохнула, успокоилась и продолжила. Дала описание сначала матери, потом отца. – Думаю, ты узнаешь их среди любых прочих. Они были с огнестрелом на колесцовом замке. Тоже редкость. Еще что-то?
«А малолетка-то не простая. И родители её тоже. Кто же они? Дворяне? Купцы? Возможно, кто-то наподобие. Так ли это важно? Важно, что к эпидемии, к упырям их семья оказалась более-менее готова. Преимущество имеется… имелось», – думал Йенс.
Портреты девочка описала более чем исчерпывающие. С воображением у нее все обстояло прекрасно. Во всяком случае, что мертвыми, что живыми Крёгер опознает ее родителей, кем бы они ни были. Осталось уточнить кое-что еще…
– Если они повстречаются мне, предположим, – заговорил уже егерь, – как им понять, что я от тебя? Что я пришел с добрыми намерениями?
Незнакомка помолчала немного, соображая, как быть. Затворницей оказалась редкостной. С Йенсом знакомиться точно не собиралась. Она пробубнила:
– Скажи им, что семья ждёт их на том же месте.
«И никаких имён! Замечательно! Потратить сорок слов, чтоб объясниться, вместо пары-тройки! Гениально!» – сокрушался про себя Крёгер, вздыхая.
Что ж, таковы правила игры. В конце концов, чего не сделаешь ради еды!
– Будь по-твоему, – соглашался егерь. – Ты меня, главное, не обмани, дорогуша. Независимо ни от чего. Худо будет, поверь мне.
Девчонка вздохнула в неудовольствии. Ей, все же, вервольф был нужен куда больше, чем она – ему. Хотя бы потому, что сама выжившая не могла оставить свой уютный погреб. Так бы они уже разошлись, как в море корабли… Или нет.
И до сих пор Йенс не исключал вероятности, что придется ломать эти створки.
– Опять угрожаешь, – напоминала выжившая строго. – А говорил, договоримся.
– Мне же тоже нужно понимать, что в эту авантюру я вписываюсь не зря! – хмыкнул егерь, опуская лупару стволами вниз, к земле.
Фигура за смотровым окошком постояла некоторое время, уставившись на Крёгера. Моргнула раз эдак шесть-восемь, прежде чем сообщила:
– Когда солнце скрылось за облаками, и вышли беляки, я обронила сверток с галетами, как побежала. Он до сих пор там должен быть. Рядом с колодцем. Считай это задатком за твою помощь. Там немного, но на перекус хватит.
На сей раз она выразилась абсолютно спокойно. Поняла, как следует общаться, чтобы от начала и до конца их взаимоотношения попусту не рушились. Йенс увел глаза в сторону, где, как ему подсказывала память, был должен этот самый колодец находиться.
– Для начала неплохо. Ты не спи, главное. Я еще постучусь, – предупреждал егерь.
– Просто приведи моих родителей ко мне, – резюмировала девчонка и прикрыла окошка со скрипом.
– Вот так история, – проворчал Йенс. Он развернулся и пошел в сторону колодца. Мимо трех зараженных, порядком истлевших под ларданским солнцем.
Еще воняли, но есть от этого меньше не стало хотеться.
Хранительница погреба не соврала. В песке действительно валялся сверток, подвязанный бечевой. Оборотень поднял его, развязал и раскрыл. Как по заказу, там очутилась немалая такая стопочка галет. Егерь не мог не улыбнуться:
– Живём!
Сгорая от нетерпения, взял первую и на ходу надкусил. Просоленная – прям как надо! Голод вновь напомнил о себе. Крёгер побрел в сторону обозначенного тракта, уплетая галету за галетой. Браться за выполнения своей части сделки стало охотнее.
К счастью для одинокого путника, облака вернулись в Хлебные Земли, уберегая от солнцепека. Идти стало гораздо проще. Длинную версту Йенс миновал налегке. Правда, желудок его чересчур уж быстро расправился с дареными галетами. Это ничего. Хотелось верить, что в конце пути девчонка не будет скряжничать, а возблагодарит по достоинству.
Еще до полудня егерь добрался до обозначенного перекрестка. В силу того, что дороги местные не пользовались у ларданцев особых спросом, столб с путевыми знаками отсутствовал. Возможно, его демонтировали еще при Шести Лунах.
Так или иначе, внимание вервольфа привлекло далеко не общее запустение сельской глухомани, а лесозащитная полоса. Целый зеленый остров посреди ларданской житницы, куда и вдавался этот самый перекресток. Ладно бы только деревья, оставленные тут крестьянами для своих пахотных нужд. Кроны их выглядели, по меньшей мере, жутко.
Йенс переводил взгляд с одного дерева на другое. Но куда бы ни взглянул, видел одно и то же: шелковую вуаль, что формировало из лесополосы некое подобие кокона. Одеяло из паутины покрыло весь перекресток во мрак, укрывая от палящего солнца.
Ювелирная работа, которую могли сотворить лишь тысячи мелких пауков. Над пахотными полями вьется немало питательных жуков. С учетом того, как часто и помногу мигрируют членистоногие, одно большое логовище посреди Хлебных Земель удивляло не слишком. И тем не менее, Крёгер поймал себя на дурном предчувствии.
– Я должен был догадаться, стоит ожидать какую-то херь, – прошипел Йенс, утирая пот со лба. Он вскинул двустволку и побрел прямо по дороге внутрь лесозащитной полосы, во мрак шелкового одеяла.
Под сенью укутанных деревьев царила поистине мертвецкая тишина. Егерь непроизвольно размышлял, удалось ли родителям девчонки увидеться с неназванными визитерами. Было интересно, отпугнуло ли их соседство с тьмой трудолюбивых пауков?
Самих членистоногих, которые устроили здесь себе жилище на славу, Йенс не видал. Впрочем, и не всматривался. Так бы заметил, сколь много всякой мелкой твари хищные ловкачи поймали в свои сети. Едва ли бы его это успокоило.
В самом центре перекрестка егерь увидал брошенную, поломанную тележку. Совершенно пустую. Ни людей, ни лошадей, ни грузов. Её как будто разломали на ровном месте. Йенсу стало не по себе, однако это уже какая-никакая зацепка, считал он. Подошел поближе, не упуская лупары из рук, и принялся осматривать этот деревянный остов.
Чего он и боялся: на козлах и в самой телеге кровь. Ни следов боя холодным оружием, ни пулевых отверстий, ни застрявших стрел. Атака была, но агрессором выступало существо далеко не антропоморфное.
Ни с того, ни с сего дал о себе знать опыт из прошлой жизни – персекуторский. Голову оборотня посетила крайне важная мысль без слов.
Эхом в мысли ушел риторический вопрос:
«А… что за тварь такая сманивает за собой пауков со всей округи?..»
Ответ он знал. Хоть и не хотел. Ни знать, ни озвучивать.
Губы скривились в неудовольствии: на ровном месте вляпался в передрягу. Взгляд заскользил по верхушкам укутанных деревьев.
Было глупо даже надеяться на обратное. Это чудовище здесь!

Глава 5
Оно здесь. Даже если так не кажется. Даже если глаза и уши обманывают.
«Это он. Однозначно».
Егерь задрал голову вслед за лупарой. Принялся осторожно, мерно вышагивая, ходить вокруг да около повозки. Всматривался вверх, на шелковые своды, сквозь которые едва-едва пробивалось небесное светило. Солнце только освещало паутину, заставляя мерцать, при этом под покрывалом царил гнетущий полумрак.
«Люди не могли провалиться сквозь землю. Они где-то здесь. Или то, что от них осталось», – рассуждал про себя Крёгер.
Кто ищет, всегда найдет. И волчьи глаза все-таки позволили узреть искомое. Жертвы монстра. Еще недавно это был его сытный обед, а теперь – трофеи. Ведь характера, личности чудовище не лишено. Плевать, что это целый вид такой.
«У этого маэстро с фантазией все прекрасно. Мразь…»
На славу отобедав, тварь подрала коней и выживших на составные части. Выложила конечностями некий символ, отдаленно напоминавший одну из тех языческих рун, что дошли до современников с раскопок на месте велатских или лурских стоянок. Оно и немудрено, ведь именно предки Новых Королевств первыми узрели это нечто…
… а может, все-таки придумали?
«Языческий знак. Или что-то очень похожее. Ничего хорошего он не значит».
Чтобы выложить руну, твари вполне хватило шести тел. Конские туши развесила поодаль, про запас.
Сделала акцент на глупых людишек, что сами заглянули к хищнику на огонек. Среди них точно есть и родители девочки. Хотя уже толком не разберешь: монстр поймал их и высосал все соки, оставив только жухлые оболочки с хлипкими, опустевшими костями. Много ли скажут останки?
«Это вряд ли».
Вервольф и не подумал бы лезть на деревья, завернутые в паучий шёлк. Меньше всего на свете ему хотелось прилипнуть рядом с дефрагментированными мумиями, надеясь хотя бы забрать обручальные кольца матери с отцом. И выхода как такового Йенс для себя не видел. Сложившаяся ситуация, во многом, безвыходная.
«И надо оно мне было? Связываться с этой девчонкой?» – задумался Крёгер всерьёз. Тогда он и понятия не имел, какими проблемами может обернуться договор.
Поздно скулить о неправильном выборе. Вероятность, что это не родители девчонки висят по частям на деревьях, крайне мала. Невозможно ничем подтвердить логический вывод – ну и что?
Со стороны Йенса все чисто, он узнал, какая судьба постигла чужих матушку с отцом. Ежели девчонка не поверит – пусть сама сюда явится. А сейчас важно другое – самому бы унести ноги, не присоединиться к невезучей шестерке умерших.
«Тварь точно меня заметила, – осознавал егерь. – Хорошо, если она сыта. Плохо, если не ела со вчерашнего дня…»
Обманываться не стоило: в своих суждениях Йенс прав на все сто процентов. Неважно, что лесозащитная полоса посреди поля пребывает в абсолютной тишине. Чудовище нападет, если соблазнилось тушкой перевертыша, – не сейчас, так в ближайшую минуту-две-три. Причем атаку стоит ждать с любой плоскости; даже снизу!
Главное – убраться подобру-поздорову из-под шелкового купола на полуденный свет. От чудовища это не спасет, как ни крути. Зато отнимет у него немало преимуществ. И тем самым Крёгер создаст свои собственные.
Ведь в полумраке паутинного одеяла он – легкая добыча. Легчайшая.
«Страх лучше не показывать, – трезво рассуждал егерь. Медленно и уверенно водил из стороны в сторону двустволкой. Рисовался, как хищник, чтобы не сочли за жертву. – Да. Это монстр. Но все еще зверь. Если не голоден, может убить просто забавы ради. Мы это уже проходили…»
Шаг за шагом вервольф отступал от места, где чудище свершило казнь над выжившими. Время для него замедлилось, при этом чувства предельно обострились. Йенс ловил слухом каждый шорох – даже малейший. Глаза метались из стороны в сторону. Взгляд опускался периодически и под ноги: егерь легко мог наступить в живой капкан и вообще этого не почувствовать.
Увы. При всем при этом Крёгер не мог отделаться от навязчивого чувства, будто уже поздно и дёргаться. С тех самых пор, как он вообще ушел со света солнца во тьму. Еще тогда тварь почуяла его. Затаилась просто-напросто, затевая забавную игру.
Иначе монстр и не охотится.
– Сука… – не выдержал и прошипел Йенс. Пальцы затарабанили по цевью.
Нервы. Некуда деться от нервов.
Из кожи не полезешь вон, даже если очень душит. Нервозность егеря плавно перетекала в настоящую озлобленность, направленную на себя же, ведь… Ладони, его спина, лоб и пальцы становились мокрыми от пота. Охотнику мандраж был не характерен: это абстиненция вновь заявила о себе на пике стресса. Уже ничего с этим не сделаешь.
Всё, что было нужно, – это просто уйти с территории монстра. Пока еще можно.
Кое-какой опыт в обращении с его породой у егеря имелся. «Церберу» как-то раз доставался контракт на эту образину. Правда, обосновалась она в непривычном для себя месте – в гроте, который выдавался из отвесной скалы. Год или чуть больше тому назад. Восток Ларданского Герцогства, где обычно базируется отряд «Кракен».
Занялись бы монстром и тамошние бойцы, но они, в первую очередь, – морские волки. Специализируется на нечисти и чудовищах, которые выходят из большой воды.
Йенс помнил тот контракт. Группа потеряла одного человека в зубах существа по одной единственной причине: у них имелся детально описанный сценарий охоты, взятый из мануалов Священной Инквизиции персекуторам. А в противном случае, лечь костьми могли все отправленные бойцы. Крёгер – в том числе.
Тут егерь был один. И полагаться мог только на себя.
На худой конец, на свои знания о монстре.
«Вспоминай. Вспоминай!» – истязал себя Йенс. Наполовину он уже разуверился, что боя можно избежать. Его волчий слух зацепил едва уловимое копошение, шедшее отовсюду. И это вовсе не пауки засуетились. Это оно.
Языческие племена Запада очень мало знали о мире вокруг себя. Однако магическое мышление присутствовало и у них. Ссылаясь на мистическое, варвары многое успели истолковать неправильно. Так, совершенно не нарочно, своим больным воображением они породили немало гнусных тварей. Ведь Серость чутка что к мыслям, что ко снам людей. А уж к массовой истерии дикарей с узким кругозором…
Ровно также появился и драделокк. Пришедший в явь из ночных кошмаров первых племен Туманного Архипелага. Изначально мертвый или условно живой элемент дикой природы, обретший разум, плоть и голод.
Велаты называли его злым духом, что подстерегает нечестивых путников среди лесных чащоб и горных вершин. Лишь Священная Инквизиция веками позже установила: может, это и злой дух, раз является из Серости, но ему совершенно нет дела, кого пожирать. Ибо главное – пожирать, да побольше.
Так или иначе, нечто магическое в чудовище все-таки присутствовало.
По тем или иным причинам, случайным или намеренным и гипнотическим, жертва всегда сама приходила к драделокку. Прям как насекомое, попадающее в сети к пауку.
Матушка с отцом девчонки, вероятно, – туда же. И егерь сейчас – тоже.
Недаром Альдред Флэй, как всякий нирен, так боялся встречи с ним. Хотя сам лично ни разу не видел – это легенда шла впереди монстра. Благо для Киафа Снов, драделокк охотился в совершенно иной стороне. И попался ему Йенс Крёгер.
Как оголодавший, беспризорный ребенок, сманенный сладким рулетом в переулок.
Звук, одновременно напоминающий стрекот шершня, дятлов труд и шипение рыси, больно оцарапал слух. Доносился же он откуда-то сверху. Над головой егеря. Это не могла быть галлюцинация. Наземь рядом с Йенсом то и дело плюхались мутные, черноватые капли – не то слюни, не то слизь.
Пуча глаза в отвращении и антиципации ужаса, Крёгер повел взгляд вверх. Лупару – вслед затем. Разумеется, драделокк не дал бы ему так просто уйти. А ведь до края лесозащитной полосы вервольфу оставалось всего-то шагов тридцать-сорок…
В свою грязную игру чудовище уже сыграло. Теперь ему незачем было скрываться от взора добычи, которая уже оказалась у него на крючке. Глаза вервольфа и драделокка встретились в мимолетной дуэли взглядов.
Да. Этот экземпляр точно такой же безобразный, как и его собрат, притаившийся в шуме волн Горького моря. Плод больного воображения велатов – одно из тех чудовищ, которое лучше не наблюдать в своей жизни, чтобы не травмировать психику лишний раз.
Чем бы ни сманивал пауков следовать за собой, драделокк был похож на кого угодно, только не на условного тарантула. Если не углубляться в анатомию и вивисекцию создания, могло показаться, будто это мутант, вырвавшийся на свободу из лаборатории безумных алхимиков. Как бы не так!
Внешне чудовище больше всего напоминало пресловутого палочника, которого увеличили раз эдак в сто. Единственное, этот драделокк мимикрировал больше под горную породу, нежели под лес. Это многое говорило о его изначальном ареале обитания. Было не отличить от скалы, да и прочность, полагал егерь, соответствующая.
При этом трёхпалые клешни, выполнявшие хватательную функцию, тварь позаимствовала у кого-то из ракообразных и иже с ними.
Массивная голова больше всего наталкивала на ассоциацию с богомолами. Если не учитывать, сколько вполне человеческой осознанности крылось в его трёх глазах, желтых и люминесцирующих, как городские фонари в ночи.
Ротовой аппарат монстра пришёл в беспокойство, угрожая вервольфу дроблением на составные части. Высосет все питательное и незамысловато дополнит руну.
Драделокк, явно гипнотизируя егеря своими мерцающими глазами, осторожно сползал на тонких, но прочных, как осиновые стволы, лапах вниз. Навстречу своей добыче. Тянул трехпалые клешни – вот-вот сцапает…
Не бывать этому!
Первая секунда вскрыла уязвимость рассудка. Йенс только-только встретился глазами с драделокком, как вдруг встал на месте, будто вкопанный.
Крёгера попросту заворожили три фонаря, обрубая на корню всякую мысль, всякий импульс, направленный на сопротивление.
От моментальной гибели егеря спасало лишь то, что палочник-переросток забрался слишком высоко на дерево и ненароком подарил жертве фору.
Едва глаза драделокка, хаотично дёргающиеся из стороны сторону в орбитах, приблизились так, что перекрывали собой большую часть обозримого пространства, егерь дёрнулся. Мышечная память и рефлексы сработали на ура, позволяя Крёгеру воспротивиться гипнотическому воздействию.
Непроизвольно Йенс тут же закричал, как резаный. Вскинул двустволку и прожал оба спусковых крючка. Огонь вспыхнул на миг, будто моментально проснувшийся вулкан. Следом покатил дым. Дуплетом наружу рванула картечь. Под полсотни свинцовых шариков были призваны превратить морду драделокка в решето.
Сам егерь этого не видел, тут же рванув прочь. Однако за собой он в моменте услышал достаточно: болезненный рёв раненого монстра, плеск его черной крови. Йенс разложил ружье, давая двум пустым гильзам выпрыгнуть наружу. Тут же вставил две следующие, даже не глядя, какие берет.
Одновременно с тем вервольф глянул за себя через плечо. Его страх умереть подарил моментальную реакцию, подарившую спасение. Правда, в краткосрочной перспективе. Так или иначе, драделокка выстрелы покалечили немало.
По меньшей мере, один глаз огромного палочника лопнул. Два других зажмурило. Массивная голова злого духа раскрылась, будто бутон тюльпана: плоть под лопнувшим хитином висела лохмотьями, кровоточа.
Нет, монстр не мог простить человечишке такое унижение. А потому драделокк, интуитивно перемещаясь в пространстве и времени, поскакал по стволам окрестных деревьев прямо к Йенсу.
– Вот урод! – рявкнул Крёгер сбивчиво, вскидывая лупару сызнова.
Было страшно, как никогда. Страшнее даже, чем в бою с медведем не так давно.
Спусковой крючок придавил пальцем. Выстрел!
Ружьё опорожнило левый ствол, плюясь огнём. В полузамкнутом пространстве громыхнуло не тише грозы. Пуля угодила в каменный хитин на спине палочника. Экзоскелет лопнул, тем не менее. А вверх фонтаном взмыла черная кровь, будто каменное масло, нашедшее выход наружу. Жаль, что ощутимого вреда монстру это не нанесет.
Единственное, драделокк был вынужден сойти с линии огня. Насекомое-переросток отпрыгнуло, мягко опускаясь на каменную мостовую. Аккурат в момент, когда Йенс производил второй выстрел. Сколько ценнейшей картечи ушло в молоко, просто дырявя ни за что, ни про что шёлковый наряд ближайшего клёна!
– Тварь! – крыл Йенс проклятиями драделокка. Он был вынужден чуть ли не скачками уходить назад, на ходу перезаряжая лупару.
Его слова монстра не пронимали. Снизойдя на землю с насиженных позиций, колосс целенаправленно побрел в сторону упертого егеря. Рассекал воздух своими лапами бодро, чем особенно действовал на нервы Крёгеру.
Вервольф так бесновался, что попросту выронил один патрон. Тот уперся в краешек среза и незадачливо рухнул мимо ствола. Йенс выругался, но терять время было нельзя. Полез за следующим. На сей раз прошло гладко. Сложил лупару и наставил на драделокка, паля дуплетом.
Через черную пелену дыма до ушей оборотня донёсся пронзительный визг палочника. Это могло значить лишь удачный выстрел. Все картечины угодили в тушу монстра из Серости. И все равно, было рано радоваться: драделокк еще жив!
Не рефлексируя почем зря, Крёгер машинально разложил двустволку сызнова. Принялся перезаряжаться. Сам – вглядывался в дым, догадываясь: последнее слова монстр еще не сказал. И действительно.
Только егерь вложил в ствол один патрон, из застоявшегося густого дыма выплыла трехпалая клешня палочника. Йенс чертыхнулся, складывая в спешке лупару, и выстрелил прямо по лапищи. Едва она приблизилась на достаточное расстояние.
Картечь сделала свое дело и на сей раз. Миг – и совершенно каменная на вид клешня лопнула, исторгая из себя черную кровь. Напоминало разрыв лопнувшего бочонка с темным пивом. Драделокк, несолоно хлебавши, увёл культю с визгом обратно к себе.
– Уже сдаёшься? – скрипучим голосом бросил монстру Йенс. – Да неужто!
Так или иначе, это чудище нужно добить.
Руку егерь мигом запустил в суму, откуда брал патроны. Но… пальцы нащупали только один. Перепуганный в моменте, Крёгер пошерудил внутри рукой еще немного. И правда, он отстрелял уже все, что только было. Разбазарил боезапас на проклятых гулей, разбойников, пока шел до деревни, а здесь – на палочника.
Хотя вообще мог с ним не столкнуться!
– Блядство… – прошипел егерь, но скрепя сердце все-таки перезарядился.
Краем глаза Йенс нежданно-негаданно зацепил второй патрон, ранее утраченный. Большая удача! Мигом подогнул колени, сгреб его и доложил в пустующий ствол.
По крайней мере, так вервольф чувствовал себя гораздо увереннее. Тварь между тем села на пузо и до сих пор стонала, умирая. Доставил ей Крёгер немало увечий. Это ничего не значит, покуда палочник еще дышит. Его нужно добить.
Сложив лупару, Йенс привел ее в полную боевую готовность. Пошлепал по натекшим лужам черной вонючей жижи прямиком к драделокку.
Больше попыток сцапать вервольфа гигантский палочник не предполагал. Только валялся, утопая в собственной крови, и дожидался, когда издохнет. От массивной головы переростка мало что осталось. Монстр стонал утробно, вздымаясь всем телом, но на этом его телодвижения и оканчивались.
Могло показаться, контрольный выстрел в драделокка стал бы актом милосердия. Но нет, это чистой воды необходимость. Будучи пришельцами из Тонкого Мира, они мало-помалу регенерировали за счет накопленных сил фантома из Серости. Если уж отправлять их обратно в никогде, то раз и навсегда.
Крёгер наставил двустволку на чудовище. Он был не любитель разбрасываться прощальными словами перед кем-либо. Но в этот раз, раздраженный донельзя, попросту не мог иначе. Сделал исключение:
– Попил же ты мне крови, сукин сын…
Ценнейшие патроны для лупары ушли на него. Тварь чуть было не слопала егеря. Отняла у него столько сил задаром. И победа на фоне таких неудобств казалась слабым утешением. Ведь Йенса в этой лесополосе попросту не должно было быть!
Драделокк ничего не ответил на обвинение егеря. Так даже лучше.
Выстрел! Дуплет прервал страдания чудовища. Больше оно не встанет.
Уже сугубо по привычке вервольф разложил лупару. На мощеную дорогу обрушились последние гильзы. Йенс постоял некоторое время, в задумчивости глядя на зияющие черные зевы стволов. Где-то в подсознании теплилась наивная надежда где-нибудь, как-нибудь раздобыть еще патронов к чудо-ружью. Вздор!
– Я же взрослый человек, а в сказки верю! – проворчал егерь, журя самого себя, и отбросил с сожалением от себя двустволку.
Оружие сослужило ему добрую службу. С ним он пересек немало верст по ларданской земле. Но рано или поздно всему настает конец.
Егерю придется вспоминать, каково это обходиться без лупары.
Тяжело вздыхая от усталости, вервольф пошел мимо бездыханной туши палочника обратно к телеге. Оглядывал он ее по верхам и уж наверняка что-то упустил.
Порядка последующих минут десяти егерь осматривал периметр вокруг злосчастной повозки. Надежду обнаружить нечто говорящее он быстро растерял. И тем не менее, не сдался. В конце концов, его глазам предстал некий предмет, завернутый в паутину наглухо. Йенсу того не слишком-то и хотелось, но он поднял его.
Стал срывать покровы. Паутина липла к рукам. Но Крёгер уже начал, и оставлять завиральную идею не стал. Мало-помалу его взору открывался… пистолет.
Кремневый, как выяснилось вскоре. Страшно похожий на тот, который на Йенса наставила вредная девчонка.
«Так значит, вот о чем она говорила», – догадывался вервольф.
Очистив от паутины, как смог, Йенс принялся крутить пистолет в руках.
Задумчиво повторил строку из Дюжины Столпов, ставшую народной мудростью:
– Кто ищет, всегда найдет…

Глава 6
Стук в дверцы погреба раздался спустя пару часов после полудня. Йенс колотил местами ржавый металл более чем настойчиво: четверть суток потратил на дорогу туда и обратно со всеми вытекающими. Впрочем, путь назад показался ему троекратно быстрее. Как бы не так…
– Ну, где же ты?.. – шипел егерь, сгорая от нетерпения… и голода.
По пути обратно ему не встретились ни гули, ни прочая нечисть. Облака при этом, сгрудившиеся над головой и заслонившие собой небесную синеву, укрыли от палящего зноя. Слишком уж это хорошо. Глупо было и надеяться, что девочка отворит сию минуту.
– И надо же мне было вляпаться в эту передрягу! – корил себя вервольф.
Он почти упал духом, чтобы взорваться от гнева, когда слух зацепил мельтешение по ту сторону дверок. Девчонка все-таки услышала его. Как и в тот раз, попросту приоткрыла окошечко. Зыркнула на егеря, глянула за него по сторонам. Поколебалась мгновение-другое, вздохнула разочарованно и заговорила, наконец:
– Тебя долго не было. Удалось что-нибудь разузнать?
– Как видишь, я один явился, – пожал плечами Йенс.
– Вижу.
Голос выжившей звучал сдавленно. Будто слова она изрекала через силу. По-видимому, о чем-то догадывалась и сама. Сообразительная особа.
– Я выполнил свою часть нашего договора. Ты собираешься выполнять свою?
– Мы рук не жали с тобой, мужик… – буркнула девица, – но да.
Крёгер как напрягся, так и выдохнул. Умела эта отроковица действовать на нервы. Или это у самого Йенса ввиду разразившейся ломки самообладание порушилось в край? Тут уж как посмотреть.
– Это радует, – закивал егерь, обрадованный. – Мы так и будем общаться через двери, я так понимаю?
– Знаешь, – вздыхала отроковица. – Может, и стоит тебе довериться. Но как-то не хочется, уж извини. Сам понимаешь, ничего личного. Просто народ нынче темный ходит.
«Больно долго распинаешься, милочка».
– Вопрос не доверия… – сказал Йенс, как отрезал, – а банального хорошего тона.
Девчонка изумилась.
– Так ты это называешь?
– Я еще не так много прошу. С учетом всего пережитого в последние часы. Чтобы вернуться сюда, и не с пустыми руками, хочешь – верь, хочешь – нет, но я увидел некоторое дерьмо, испытал некоторое дерьмо.
– Например? – Тон её голоса сквозил скепсисом.
– Обсудим, – упорно стоял на своём егерь. – Ты, главное, двери открой.
Та поколебалась некоторое время, после чего пошла на попятную, предупреждая:
– Без глупостей только. Идёт?
Йенс усмехнулся, поражаясь абсурдности происходящего. Заверил грубо:
– Переживать не о чем. Если бы мне оно надо было, я б «сглупил».
Выжившая шумно выдохнула, но врата в погреб все-таки открыла. Серый свет облачного дня пал на лестницу, что вела под землю. А также на наглую девчонку, которая протащила егеря через напрасное приключение. Она выглядела не совсем так, как себе воображал Йенс. Хотя он и не был озадачен гаданием над ее обликом.
Девчонка выглядела, по меньшей мере, вульгарно. И потому Йенсу стало отчасти тяжело определиться, кто она по происхождению – голубых кровей или самых обыкновенных, если не вовсе подневольных. Как лоскутное одеяло, выжившая была соткана из противоречий.
Рано выросла – и это факт. Была на голову-полторы ниже Йенса, при этом обладала телом женщины. Вкупе со странной прической девчушка смотрелась дико. Спереди её медные волосы пострижены предельно коротко: просто рваная челка, выбритые, но уже подрастающие виски, тогда как сзади длину сохранила.
Крёгер подозревал, такую стрижку девчонка избрала для себя из практичности с приходом Семи Лун. А до тех пор она вполне могла быть обыкновенной сеньоритой.
Волосы косами, бантики, сарафаны, туфельки.
А сейчас что?
Рассуждая о возрасте отроковицы, вервольф угадал. Может, пролетел по годам немного только если. У девчушки с лица так и не сошла детская припухлость, придававшая миловидность.
Внешность обманчива, ведь выглядела-то она невинной и чистой. Аккуратный нос, выразительные глаза и брови на овале, нивелирующем любые отличительные черты. Таких лиц на Западе великое множество.
Лишь взгляд прямо говорил каждому, кому не повезло заглянуть в ее глаза: она успела повидать немало ужасов за месяц под Семью Лунами. Даже Йенс, человек не из впечатлительных, чувствовал этот пронзающий холод во взоре. Бездну жестокой реальности, в которую провалилась девчонка, та всегда носила с собой.
«Где-то я уже видел нечто подобное… – размышлял про себя вервольф, не спуская глаз с собеседницы. Он сожалел, чего ранее не мог себе позволить в отношении чужих. – Ах, да! В Заниведской Тагрии. Как же давно это было. Детей ожесточала война – в первую очередь, она. Здесь она тоже происходит, но уже другая. Результат, впрочем, тот же».
Не так важно, родители так принарядили дочурку, или же она сама додумалась одеться так. Главное, что ее наряд прямо сообразен вызовам нового времени. Йенс проникся к ней уважением: девчонка точно знала, как выживать.
Если не брать в расчет шею, ни одного открытого участка тела.
Плотную рубашку в бирюзовую полоску дополнял жилет-безрукавка.
Кисти рук укрывали перчатки чуть ли не до локтей.
Штаны для дальних переходов скрывались в высоких сапогах.
Одежда надежная, без изысков. Ничего лишнего – лишь портупея, с которой свисали дворянская рапира в ножнах да кремневый пистолет в кобуре. Из-за спины виднелся подсумок с боекомплектом к огнестрелу.
«И все-таки она благородных кровей», – подметил егерь, едва окинув ее беглым взглядом. Жаль только, эта сеньорита совсем растеряла аристократические манеры.
Винить её не в чем. Даже самый приличный из людей в Ларданах соловьем бы запел, если бы дожил до нынешних деньков.
Девчонка всплеснула руками, являя себя чужаку. Прошла к проему двери, уткнулась в него спиной и скрестила руки на груди. В неудовольствии резюмировала:
– Если так лучше…
Йенс улыбнулся ей, выражая признательность:
– Определенно, лучше.
– Тогда выкладывай. – Выжившая поджала губы. Разумеется, была нетерпелива.
Упрашивать вервольфа дважды не пришлось. Он выложил всё, как есть.
Деталей он, разумеется, никаких не знал. Оперировал, в первую очередь, своими домыслами. Ведь мертвецы историй не рассказывают. У Йенса для девчушки имелось только то, что он видел, и козырь в построении аргументации.
– По-твоему, – начала отроковица, держась довольно враждебно. – Моих родителей больше нет в живых? С чего бы тебе так считать?
Как и всякому ребенку, ей претило даже просто допустить гибель матери с отцом. Она все еще своим умом и сердцем была чересчур юна. Но перемены в жизни сглаживали углы: быть может, эта девчушка еще до встречи с Йенсом начала догадываться о безвозвратном уходе родных.
Настал опасный момент, на самом деле. И Крёгер гадал про себя, что в собеседнице окажется сильнее – трудный возраст или адаптация к новой реальности, где люди гибнут на ровном месте. За себя Йенс не беспокоился: с него все, как с гуся вода. А вот девчонка перед лицом неудобной истины могла совершить любую глупость. Любую.
– Я никогда не спешу с выводами, девочка, – строго предупредил Йенс. Был холоден, как лёд. – И я знаю, с какой тварью столкнулся там, на перекрестке. Знаю, как она завлекает людей. Как убивает. Что делает с телами. Шансы, что твои родители еще где-то там, призрачны. Ты можешь сходить и сама проверит, что и как. Будешь на перекрестке к позднему вечеру.
– Нет, – качала головой та. – Не могу.
«Твои проблемы, значит», – подумал егерь. Но вслух этого говорить не стал.
Просто продолжил мысль.
– И я бы ничего не заявлял, если бы не обнаружил в паутине… это.
Крёгер явил взору собеседницы пистолет с колесцовым замком лишь сейчас. На бедняжке не было лица. Видать, козырь сработал, как надо. Еще миг назад она надеялась, что егерь просто-напросто врёт, лишь бы дорваться до съестных запасов. Ситуация перевернулась с ног на голову одномоментно.
Всё-таки вервольф не брешет. Её родителей больше нет.
Перевертыш передал памятный предмет собеседнице. Та взяла его в руки, принялась крутить и вертеть, изучая. Сомнений быть не может, это их, семейный.
Отроковица поджала губы, уставившись куда-то сквозь егеря. Да, Йенс прекрасно знал, что это за взгляд. Ей очень хотелось зарыдать, ведь ком от утраты подступил к горлу, и лишь сила воли, через титаническое подавление самой себя, не давал её эмоциям излиться наружу, не давал девочке очиститься душой.
– Мне жаль. Искренне, – сказал Крёгер, нисколько не лукавя. – Я тоже терял близких. Тоже по вине чудовищ.
– Я же говорила им, сами спокойно дойдем. Телега, битком набитая людьми, дорогу не ускорит! – сокрушалась выжившая, общаясь будто со своим отражением.
– Ты так и не уточнила, зачем вообще они пошли к тому перекрестку, – напоминал Йенс, прерывая её полубредовое состояние.
Девчушка опомнилась. Еле заметно вздрогнула и поглядела на егеря, вскидывая бровь. Прояснять положение вещей больше ей хотеться не стало. Но жизнь расставила фигуры на доске так, что по-другому уже никак.
– Семья моя не просто так засела в этой глухомани. Вообще-то, с тех самых пор, как все началось, мы постоянно перемещались. Искали место, которое бы стало для нас убежищем на постоянку. Но сейчас не об этом. Вчера на пути нам встретился друг семьи. Один из тех, с кем мы покидали родной город. Позже наши пути развело в стороны, вчера вот опять сошлись. Разведывал местность и наткнулся на нас.
Йенс кивнул, внимая.
– Он… рассказал о месте, которое мои родители так отчаянно пытались обрести. Я подслушала их разговор. И мать с отцом попросту загорелись. Втроем они принялись решать, как поступить. Как воссоединиться с его группой, точно таких же беженцев с Востока. Раз уж мы набрели на изобилие пищи в этой деревне, нужно было сообразить, как все перетащить. У них имелась повозка. Отправились втроем, ведь так безопаснее…
– А тебя… – гадал Крёгер, – получается, просто оставили сторожить провизию?
Девица замялась, до последнего отказываясь отвечать. Затем пробубнила:
– Не совсем.
– И правда, великий смысл охранять «мешки с картошкой»! Тогда…
Крёгер так и не успел уточнить детали. Острый волчий слух зацепился за странный шорох, доносившийся с лестницы. Девица всполошилась, тоже расслышав его. Егерь мигом глянул за собеседницу и обнаружил постороннего. Их беседу все это время подслушивал маленький силуэт.
Очень тихий. Незаметный совершенно. А ведь обычно дети очень много шумят.
Но не в этом случае, понимал Йенс. И на то имелась неочевидная причина.
– Тоня, – ласково и в то же время требовательно, по праву старшинства, обратилась отроковица к сестричке. – Кому сказано, жди внизу. Снаружи опасно.
Малышка не произнесла ни слова. Только надула губки бантиком и направилась по ступенькам обратно, вниз. Чуть ли не вприпрыжку.
«Да… Весь этот проклятый мир катится в лавовую бездну. Но некоторым карапузам удается сохранить наивное, детское восприятие жизни. Это редкая удача. Все-таки удача, не иначе», – задумался вдруг Йенс.
– Сколько ей лет? – поинтересовался он.
– Одиннадцать весной исполнилось, – ответила выжившая нехотя, со скрипом. – Мы отвлеклись, кажется.
«В одиннадцать лет лишиться родителей. И вот так, по щелчку пальца… Потеря есть потеря – это всегда страшный удар. Детали – это просто усугубляющее. Горе никогда не приходит вовремя».
– Твоя сестра и словечком не обмолвилась. Послушная такая, – отметил егерь.
– Послушная, – признала отроковица. – Но… не говорит она, потому что не может. Немая она. От рождения. Даже когда родилась, мама рассказывала, ни звука не произнесла. Совсем. Что твое проклятие.
Йенс нахмурился, сожалея.
– Значит, на тебя это её оставили здесь? – резко сменил он тему.
– Гораздо безопаснее и проще оставить старшего ребенка с младшим, чем рисковать хотя бы одним из них вместо себя. Видимо, так полагают мои родители. – Она побелела, вспомнив опять. – Полагали…
Егерь тут же напрягся, улавливая всю патовость акцента, ей сделанного. Но понапрасну. Девчушка попалась на удивление сильная. Собрала всю волю в кулак, выдохнула и перевела взгляд обратно на вервольфа.
– Вот так… – Она закивала, поджимая жалобно губы. – Ну… Свою часть договора ты выполнил, значит. Подожди здесь, я вынесу тебе еды. Как и обещала.
Йенс, что ему несвойственно, впал в ступор. Стал размышлять туго. Мычал, как бык. Дожидаться от него вразумительного ответа девчушка не стала и просто спустилась вниз. Вервольф поджал губы, покачал головой, потоптался на месте, как вдруг сорвался и стал ходить от одного края проема к другому, как неприкаянный.
Разум его осаждали самые разные мысли. Главным образом, насчет истории, к которой он ненароком приобщился. Хотел бы он обойти эту деревушку стороной. Да поздно. В себе и своем пути Йенс был уверен целиком и полностью – за неимением цели как таковой. Но что касается этих двух девочек…
Без родителей. Без какой-либо подмоги. Одни-одинешеньки, долго ли протянут?
«Центиман съел тех двоих в течение часа. Может, двух».
Этот проклятый пик, не ведавший летнего тепла! Йенс не мог поступить там иначе. И дело не в том, что погиб бы сам, а потому что все переменные сыграли против.
Но здесь… Здесь ведь всё по-другому!
Ведь может же егерь на сей раз поступить правильно. Только зачем? Чтобы две души в Поломанном Мире продержались чуточку дольше? Стоит ли игра свеч?
«Если бы люди в своих делах полагались только на здравый смысл, мы бы никогда не построили цивилизацию», – понимал Крёгер.
Оборотень и сам уставился в никуда. Там, в пустоте, его взору предстали две чаши весов. На одной – вольный, одинокий путь в никуда; совершенно бесцельный, едва ли нужный ему, отвыкшему от свободы, которая стала больше бременем. А на другой – героизм ради героизма, чтобы хоть как-то уравновесить перед собой и горой Мидал совершенные за жизнь прегрешения, коих немало.
«По большому счету, мне ли выбирать?»
Зачастую человек не ведает, что творит. Не контролирует себя в те моменты, когда его судьба, начертанная кем бы то ни было, предрешена. Так и складывается жизнь индивида: линии могут быть кривы, хаотичны, но всегда они ведут в точный и конкретный момент, где выбора – настоящего – попросту быть не может.
Кто-то называет это удачей или неудачей. Кто-то – судьбой. Но суть одна.
От экзистенциальных рассуждений о выборе, фактическом и эфемерном, его оторвала возвратившаяся отроковица. Йенс давался диву, ведь она не скупилась на вознаграждение: за спиной волокла целую походную суму самых разных яств.
– Думаю, обиженным ты не уйдешь. Ну… голодным так точно, – усмехнулась она. – Тут тебе и мяса, и сыру, и хлеба сушеного положила. Изюм, инжир, финики. Не знаю, что ты ешь. Дареному коню в зубы не смотрят, правда же?..
Крёгер и сам улыбнулся в ответ. Он кивнул в признательности и напомнил:
– Мы ведь так и не представились друг другу…
– Разве имена теперь что-то значат? – несколько отстраненно озадачилась та.
– Вот именно. Теперь имена точно ничего не значат. Ничьи. Так что называться можно совершенно спокойно.
Девчушка закивала в понимании. Как бы парадоксально ни звучало заявление егеря, она, скорее, соглашалась с ним.
– Соня, – представилась, наконец, выжившая. – Соня и Тоня. Легко запомнить.
– И перепутать, – хмыкнул Йенс незлобиво.
– Это вряд ли, – усомнилась та. Немного замялась, но все-таки подала руку егерю для пожатия. Они скрепили знакомство жестом.
Добрый знак.
Рука у девушки, понятное дело, силой не отличалась. Поэтому егерь жал ее предельно расслабленно, чтобы ненароком не сломать.
– Йенс, – назвался оборотень в ответ.
– Будем знакомы, – резюмировала Соня. – Ну так что, мы в расчете?
– Мы-то – да, – кивнул Крёгер. – Что планируешь делать дальше?
– Спроси чего попроще, м… Йенс, – вовремя поправила себя выжившая.
Она еще несколько раз тихо повторила его имя, пытаясь сообразить, как его правильно произносить. По-лурски звучало элементарно, однако у илантов с этим возникали проблемы на ровном месте.
– И все-таки, – настаивал егерь.
Соня лишь всплеснула руками.
– Мы с родителями думали как раз попытать счастья в том месте, о котором говорил тот друг семьи. Как я поняла, в обиду нас там не дадут. Нашу семью там знают, раз туда убежали многие из тех, с кем мы ходили в одну церковь. Так что направимся с маленькой Тоней туда. Если погода позволит.
«Что ж это за место такое притягательное?»
– А далеко? – уточнил Йенс как бы невзначай.
– Точно сказать не могу. Где-то за Тарсалой, даже за Купольным Лесом. Западные Ларданы, где лес примыкает к горам. Есть там то ли заповедник баронский, то ли промысловые охотничьи угодья. Не суть. Просто… в тех краях стоит лагерь. Или, вернее будет сказать, торговая фактория. Там безопасно, говорят.
– Спустя месяц.
– До сих пор. А идти… – Соня рассмеялась недобро. Взгляд ее был потерянный. – идти больше-то и некуда. Что остается?
– Верно. Мне и самому идти особо некуда. Уже нет. Просто на Север, а там – как уж карта ляжет, – задумчиво бормотал Йенс.
– Звучит многообещающе, – съязвила Соня и сложила на животе ладони.
Крёгер почесал бровь, оттопырив обе.
– А ты дорогу-то хоть знаешь? Справишься, думаешь?
– Знать-то нет, но примерно представляю, – закивала Соня. – Мы неплохо с отцом попутешествовали по Провинции. Ну а прикидывать шансы. Зачем? Только в тоску вгоняют эти… размышления!
– Твоя сестра нуждается в опеке, – начал егерь. – Я не говорю, что тебя не хватит. Просто… помощь со стороны не помешает.
– Это что ж ты предлагаешь? – нахмурилась девчушка.
– Нам, так или иначе, в одну сторону, – с хрипотцой продолжал тот. Совершенно ненавязчиво. – Я могу дойти с вами до этого лагеря, фактории или что там. Просто подсобить, если станет худо. А там уж простимся.
– Зачем тебе это? – не понимала Соня.
– Мне просто не сложно, – парировал тут же Йенс. – А вот тебе остро необходимо.
– В самом деле? – прыснула она угрюмым смехом.
– Ты не унесешь столько припасов, сколько может взрослый человек. Как твоя мать, отец или даже я. Может быть, стреляешь ты хорошо. Но это шумно. А своей расписной рапирой ты мало кого прикончишь. У тебя нет такой силы, какая есть у твоего отца или у меня. В конце концов, заповедник или заказник, плевать, в дикой природе ты можешь заблудиться в трех соснах. Со мной этого не случится. Так что да. Я нужен вам.
– Давай начистоту, Йенс. – Она угрожающе вскинула палец, будто действительно что-то решала. – Я не могу доверять каждому встречному-поперечному. Нет – и все. Да, ты помог. Но я тебя не знаю…
– Я Вас тоже не то что бы очень. И что? – сбрил на корню егерь.
Соня зашипела. Стиснула зубы.
– Заманчивое предложение. Без дураков. Может, мы и споемся. Но учти главное…
– Выкладывай.
– Ты помогаешь – и все. Никакой игры в дружбу или еще что-либо. Просто. Помогаешь. Если что-то в твоем поведении мне не понравится, я буду стрелять. Устраивает тебя такой план действий?
Йенс лишь развел руками. Не так уж это и сложно. Он заявил:
– Я тебе повода не дам.
До сих пор будучи не в состоянии поверить, что вообще подписывается на сомнительный союз с человеком, которого знает меньше суток, Соня закивала, тем не менее. И правда, выбирать было не из чего. Если обращаться к здравому смыслу.
Она резюмировала:
– Поглядим.

Глава 7
Воины Хоругви – это целое военное течение в религии гармонистов. Будто на потоки, делится оно на дюжины орденов, куда входят рыцари-монахи.
Храмовники должны были огнем и мечом нести единственно верную религию заблудшим народам. Расширять Равновесный Мир. Так все и начиналось.
Одни шли на северо-восток, чтобы образовывать языческие племена через веру в Свет и Тьму на Янтарном Берегу.
Другие плыли за Экватор под предлогом возврата священного праха Пророка в лоно Церкви, ради которой Он был предан огню дельмеями.
Разумеется, это была просто экспансия на Восток, чтобы грабить, завоевывать и теснить – адептов Пантеона, лунаритов и огнепоклонников. Любых неверных, что ходят по Святой Земле, где Хроза узрел истину и донес ее до Первых Уверовавших.
За Экватором Воины Хоругви уже не одну сотню лет бесчинствуют. Как бы рыцари ни молились Противоположностям, кровью окроплены все. Нет среди них ни благородных, ни безгрешных. Только военные преступники, оккупанты и просто воры.
Каждый орден пользуется своей дурной славой на местах. Нет ни в Гастете, ни в Тримогене, ни в Лиге Городов семьи, до которой бы ни добрались храмовники, так или иначе. Впрочем, даже на фоне всех остальных особняком стоят лазариты.
Вот уж, кому иноверец не хотел бы попасться в руки. Даже прочие Воины Хоругви зовут их фанатиками своего праведного дела. Более того, по возможности сторонятся. Ибо многие их взгляды и поступки, причем – заслуженно, сопоставимы с крамолой, ересью.
За это целый орден должны были предать остракизму, анафеме. Но Церкви Равновесия выгодны такие душегубы: кто-то же должен пачкать руки во имя Света и Тьмы. Там, где прочие бы предпочли оставить их чистыми.
Если бы только папы Цимские знали, кому потакают…
Множеством легенд окутано имя лазаритов. Правдивыми, в основном. Но сколько бы народ ни болтал, так до чистейшей истины и не добрался: это закрытый орден, который воспитывает своих рыцарей с малолетства.
Даже на Западе знают, что для Ордена Лазаря Нетленного жизнь неверных не представляет никакой ценности.
Силой, мягкой или жесткой, рыцари подчиняют своей воле целые поселения. Своей, а не воле Церкви Равновесия.
Расхищают и жгут чужие святыни. Завозят предприимчивых переселенцев с Запада, чтобы укоренить истинную веру на Востоке. Местное население – сгоняют в кучу для тяжелых поденных работ на благо ордена под палящим, голодным солнцем Пустыни.
Все это – не более, чем ширма, за которой скрывается горькая правда. Такая, какую не выпытаешь у лазарита даже под многочасовыми пытками. Причем в истинное положение вещей был посвящен каждый рыцарь ордена. Жаклин Азема – в том числе.
Её заслуги перед образом Лазаря Нетленного заметил сам великий магистр.
И это притом, что хоть сколько-нибудь значимую позицию девушка не занимала: у нее в подчинении едва ли набралось бы свыше двадцати человек. Тем не менее, гроссмейстер желал её видеть: отправил приглашение – великая честь, которой удостаивались, на памяти Жаклин, единицы.
Она как раз возвращалась из Занжера, оставляя за собой сотни опаленных крестов с развешенными неверными. Такова плата за неповиновение местных. Но в конце концов, хлыст ужаса возымел прок: люди бросали идолов, которым кланялись поколениями.
Чем меньше верующих вокруг них, тем слабее ложные образы.
Чем больше неофитов потянется к единственной настоящей религии, тем ближе ее победа над вселенским мракобесием.
«Мы живем аскезой, – размышляла Азема, готовясь ко встрече с гроссмейстером. – Если меня намереваются возблагодарить за службу, то уж точно не мирскими благами. Грехи мирян чужды нам, и потому орден им никак не потакает. Значит, меня просто… заметят. Признают. И, вероятно, дадут поручение, до которого я, наконец, доросла».
Тем лучше. Жаклин попросту не знала устали в служении лазариткой. Ордену она обязана жизнью – и потому видела смысл своего существования лишь в услужении. Добровольном, но не слепом. Избранный ею путь был таков – чтобы Лазарь Нетленный жил и здравствовал, а власть его расползалась по всему нечестивому Востоку.
Гроссмейстера видел воочию мало кто. Но каждый знал: заставлять его ждать не стоит. Поэтому Жаклин, уже получив приглашение по дороге в прибрежную крепость лазаритов, въезжала в ворота с точным осознанием, куда отправиться в первую очередь.
Замок Иродуэр был не первым и последним в Гастете, который был возведен лазаритами на костях сарацин. Однако именно он, вдающийся в неприступный морской мыс, представлял для ордена первостепенное значение. Не столько из-за личного выбора великого магистра, сколько близости к Равновесному Миру.
Для расквартированного здесь ордена это буквально был последний рубеж обороны. Не счесть восточных армий, которые за века поломали зубы об эти стены.
По закономерному стечению обстоятельств Иродуэр стал своего рода альма-матер для Жаклин Аземы. Здесь она росла, совершенствовалась в фехтовании и грамоте, готовила себя к служению рыцарем-монахом.
Парадоксально то, что своим домом она этот замок не считала. Её дом – там, где Жаклин находится в данный момент. Или, на худой конец, лавандовые поля Оксивании.
Не больше и не меньше.
Местный гарнизон чествовал возвращающихся карателей, усмиривших многострадальный Занжер. Зычной мелодией трубадуры возвещали несведущим рыцарям о том, что их братья домой несут на хоругвях Лазаря Нетленного победу.
Вечером карателей ждал триумфальный пир на весь мир – праздник для живота и души, с музыкой и деликатесами, что в среде храмовников редкость. На каждое правило есть исключение, и знаковые победы обязаны быть увенчаны достойным торжеством.
Сама мысль о том грела душу рыцарям. Но только не Жаклин. Перед собою не видя никого и ничего, девушка проскакала спираль замковых уровней и остановилась лишь у главного донжона в самом верху Иродуэра.
Едва спешилась, повела верного скакуна к коновязи. Тот вскинул морду, чтоб было удобнее, подобрался поближе и принялся жадно лакать из корыта, выставленного тут же.
Даром что рядом море, в пустыне без воды совсем худо. И не в последнюю очередь лошадям, будь их порода западная или восточная.
Лазариты в массе своей не забирались так высоко, поэтому рыцари, стерегшие обитель гроссмейстера, удивились появлению Аземы. Уставились на неё со значением, нервно пожимая черенки протазанов. Обычно такие, как она, разбредаются по баракам на нижних уровнях спирали, где и протекает вся их духовная жизнь в боях и молитвах.
Говорить со стражей лишний раз, расшаркиваться о чем бы то ни было Жаклин посчитала излишним. Просто явила из походной сумы на свет письмо с хоть и надломленной, но именной печатью гроссмейстера.
На такие вещи у его гвардейцев глаз оказался наметан. Привратники расступились, тогда как третий стражник, стоявший рядом с ними, оказался прекрасно осведомлен о гостье. Он выдался вперед, кивнул Аземе, как сестре по ордену, и сказал учтиво:
– Прошу за мной.
Жаклин покорно последовала за братом-лазаритом. Стражник провел ее четырьмя этажами прохлады, где прочих воителей было не видать.
Главным образом, донжон хоть и был возведен для оборонительных нужд, в первую очередь являл собой дом великого магистра.
Здесь хранились артефакты Востока, относящиеся к самым разным культурам, – те, которые представляли ценность для посланников западной цивилизации. Картины, статуи, украшения, мозаика, диковинное оружие, доспехи, создающие вкупе пестрый и во многом противоречивый интерьер.
Столовая показалась роскошной. Во многом, из-за протяженности стола. Шумных празднеств гроссмейстер сторонился. Но периодически замок Иродуэр посещали участники высшего капитула, к которым по всем правилам этикета надлежало отнестись гостеприимно, не скупясь на вечери.
Предпоследний этаж был полностью отдан под библиотеку – наполовину орденскую, наполовину личную.
Насколько Жаклин слышала, никаких сверхценных, крамольных или же просто незнакомых Западу книг здесь не водилось. Ценность коллекции представляли уцелевшие, но ветхие оригиналы священных писаний Церкви Равновесия, а также языческие сочинения и летописи об эпохе, когда гармонизм только-только зарождался.
В конце концов, Азема прошла на самый верх донжона. Стражник любезно отворил перед ней кованые ворота в зал, где большую часть жизни проводил гроссмейстер. Жаклин испытала трепет, ей стало не по себе в преддверии момента истины. С опущенным взглядом и поникшей головой она шагнула в помещение.
За ней сразу же закрыли ворота. Жаклин мигом встала на одно колено в почтении, не подымая лица, и проронила в скромном приветствии:
– Гроссмейстер…
– Не нужно кланяться, дитя. Встань же, – призвал великий магистр.
Его голос, по мнению Аземы, звучал как-то уж слишком молодо. Будто к рыцарю обратился сверстник. Это немного сбило с толку. Ведь если верить молве среди лазаритов, гроссмейстеру в том виде, в котором он курирует Орден, должно быть не меньше восьмидесяти. Это могло значить лишь одно.
Держа в уме догадку, Жаклин встала обратно. Взор ее устремился к своеобразному трону великого магистра.
Тот, укутанный в богато расшитую белую мантию, тоже смотрел на рыцаря, но сверху-вниз. Не совсем такого гроссмейстера ожидала увидеть Азема.
Он действительно сменил оболочку, раз уж былая одряхлела и отмерла окончательно. В этот раз великому магистру досталась небывалая в своей молодости. Но что привело в ужас Жаклин, ранее это было тело одного из её братьев – Рене.
Парнишка оказался эпилептиком. И в момент приступа никого не оказалось рядом, чтобы его спасти. Ожидаемо, скончался. Где-то полгода тому назад. Лазаритка особо не следила, похоронили ли его, как следует. Видимо, нет.
И теперь бессмертный дух великого магистра смотрит на Жаклин глазами Рене.
Будет правильнее сказать, лишь одним. Половину лица скрывала железная маска, которую сам гроссмейстер носил из года в год, от тела к телу.
Она скрывала ту половину, которая уже разложилась.
Про себя Жаклин воззвала к высшим силам, трепеща. Ведь от фигуры на троне так и веяло потусторонним, вселенским, трансцендентным. И неспроста.
Но дело вовсе не в беспрерывном цикле реинкарнаций души, которая не покидает Аштум ни на миг.
– Мне уже доложили… – заговорил гроссмейстер, – о ваших успехах в Занжере. Прими мои искренние поздравления… и благодарность. Времени осталось немного, но мы подготовим Великую Пустыню к Эпохе Семи Лун. Лига Городов, Гастет – они вспомнят, кто их господа.
– Истинно так, о великий магистр! – отвечала ему Жаклин, кивая в раболепии.
– Жаль, что новое время тебе суждено встретить в тылу врага… – многозначительно проронил первый среди лазаритов.
Азема приподняла брови в удивлении.
Она не ослышалась? Похоже, в жизни Жаклин грядут перемены, о которых она и помыслить боялась. Так оно и есть.
– Ты сослужила добрую службу Ордену Лазаритов на Востоке. Ныне же тебя ждет Запад. Часть наших рыцарей уже отправилась в путь, вторая половина только ожидает отплытия в Равновесный Мир. Готовься, корабль отбудет со дня на день.
Лазаритка испытала в моменте целую палитру ощущений.
С одной стороны, она готова была прыгать от радости, ощутив на коже ласковый ветер приключений. Это то, чего ей так не хватало здесь, за Экватором, где есть только оазисы, города из глины да песок с камнями – нескончаемые горячие пески.
В то же время, Жаклин чувствовала некую тревогу. Ей казалось, мир, который она знала, как свои пять пальцев, вот-вот обрушится под пятой перемен. Перемен, что станут для нее роковым вызовом. Готова ли она к авантюре? Навряд ли.
Но в сухом остатке она не могла отказать гроссмейстеру.
– Что я должна буду сделать? – с показной готовностью осведомилась Азема.
– Корабль доставит тебя в Мезаньон, к папскому двору… – охотно пояснял тот.
Город, им названный, являл собой сердце Оксивании, откуда Жаклин и забрали в свое время. Она вот-вот бы улыбнулась, предвкушая возвращение на родину, но…
У великого магистра на нее имелись несколько иные планы.
– Там же находится вербовочный пункт Священной Инквизиции. В сопроводительных документах, которые мы выдадим тебе на руки, все прописано. Ты рекомендована присоединиться к Саргузскому Корпусу. Отдел персекуторов, тем более что необходимый опыт у тебя… имеется.
Он улыбнулся снисходительно, видя замешательство Жаклин.
Девушка совсем ничего не понимала. Хоть и догадывалась, держа в уме грандиозную катастрофу, которую все ждали в первые часы новой эпохи.
– Если такова ваша воля, великий магистр…
– Не спеши, дитя… – Гроссмейстер вытянул руку вперед, увещевая пассионарную девицу. – Дослушай.
Азема склонила голову в покорности. Укорила себя за спешку.
– Священная Инквизиция – наш неявный, но заклятый враг. Подчиняться Верховным ты долго не будешь. Нет, нет, нет. Ты будешь той, кто подорвет фундамент под Янтарной Башней в Саргузах!
– В самом деле? – шептала Жаклин, боясь переспросить гроссмейстера. – Я?..
Это действительно несоизмеримая честь, которую великий магистр оказал девушке. Таким образом, Азема была призвана внести непосредственный вклад в демонтаж Равновесного Мира.
Она же засвидетельствует новую эпоху одной из первых – там, в самом эпицентре событий. Восторг, не иначе. Разве не за тем Жаклин жила в ордене все это время?
– Город Гроз и Солнца ждет восстание чародеев. Точно также. Мы действуем порознь с Братством Скорпиона, так что на помощь от них не надейся. По крайней мере, по первой. У тебя будет время изучить магические барьеры в Башне. Воспользуйся будущими днями с умом. И в назначенный час разломай их. Успех первых часов мятежа напрямую зависит от тебя! – наставлял гроссмейстер.
Много или мало выпало на долю одной-единственной лазаритки, стоило поразмышлять после. Здесь и сейчас девушка жадно впитывала данные ей указания.
Ровно так, как наказал великий магистр, Жаклин и сделала. Печати в общежитиях, у входов и выходов с территории Янтарной Башни, на главных воротах были сорваны. Кто бы ни зачинил восстание, чародеев оно подхлестнуло, и их уже было не остановить.
Что было дальше, история известная.
Шутка ли, в общей суматохе никто и не удосужился искать виноватых среди инквизиторов. Настолько Саргузский Корпус оказался ошарашен. Так что Жаклин, как ни в чем не бывало, продолжала свою службу под крылышком Священной Инквизиции. Сражалась лишь за себя. Диверсантка уснула, но лишь до тех пор, пока не сумела бы вырваться из стана неприятеля.
Удел выпал Аземе не из простых. Дабы не выдать себя, она рубила и резала тех, кто мог бы стать ей союзником, обозначься она в нужный момент при удобном контексте. Только вот Жаклин, как ни пыталась укрыться, все также оставалась с противниками самой концепции жизни и веры, которую ей наставляли с малолетства.
– Когда мне удастся оторваться от псов Церкви, что мне делать дальше, великий магистр? – спросила Жаклин спустя минуты, пока длился инструктаж.
Это был вопрос в пустоту, так как девушка после всего услышанного даже не рассчитывала выжить. И все-таки она допускала малую вероятность такого исхода.
Гроссмейстер посылал рыцаря с ответственной миссией, а не просто на убой. Досконально изучив, кто есть Жаклин Азема, он не сомневался, что девушка послужит поборникам старых порядков и в дальнейшем.
Он сказал:
– Никто не может заглянуть в будущее так далеко, но… Что бы ни случилось, какая бы сила ни одерживала верх в момент побега, ищи встречи с адептами Братства Скорпиона. Служи Богам Пантеона, как служишь сейчас, и воздастся тебе.
Лучшего ответа великий магистр и не мог дать. Жаклин он более чем устраивал.
Между тем первый среди лазаритов дополнил:
– Когда повстречаешь их, скажи: «Благословенны потомки Тысячеликого». Они поймут тебя, и примут.
Речь шла о нем – о гроссмейстере.
О том, кто не жив и не мертв, но представляет Жизнь, кочуя из тела в тело. О том, кто навеки привязан к материальному плану бытия. О том, кого нельзя изгнать, тогда как весь остальной Пантеон может исчезнуть на тысячи лет.
Святой, так неосторожно взятый гармонистами из верований язычников.
Вечный Дельмей – ему служат Культ Скорпиона и Орден Лазаря Нетленного.
И это он направил свою верную слугу в Саргузы, чтобы те рухнули одним утром.
Жаклин склонила голову перед Богом Жизни в почтении:
– Будет исполнено.

Глава 8
Палящее солнце Ларданов – настоящая пытка для путников, неспособных укрыться от него. У Жаклин при себе не имелось ни плаща, ни куфии, ни плотного капюшона, чтоб голову не напекало. Тепловой удар – явление коварное, и могло произойти внезапно.
Ей приходилось передвигаться в тенях, дожидаясь, пока спасительные облака не укроют небесный огненный диск собой. Лесополосами, руинами брошенных деревень и одиноких лачуг, холмами да высокими скалами, раз дорога лежала совершенно открытая.
«Аж воздух звенит…» – поражалась девушка.
Знала бы она, что вслепую подалась в самое пекло – на восток Провинции!
Прямо в объятия суховея.
«Дышать нечем. На карте Ларданы кажутся меньше, чем есть. Так просто не обойти на своих двоих…»
Не счесть раз, когда она пожалела, что не угнала гвардейскую лошадь из Стии. Впрочем, был ли шанс? Едва ли – гули отобедали в первую очередь кониной.
Да и потом, одинокие пешеходы менее заметны. Как для кадавров, так и для других выживших. На благосклонность здоровых людей надеяться не приходилось. Всадника подстрелить легче легкого, причем сам наездник своего убийцу даже не заметит.
«Я давно не видела ни одной живой души. Ни зараженных, ни ларданских выживших. Как же так? Герцогство попросту… опустело. Хотя кажется, будто люди еще вчера были на местах. Куда бы я ни пошла».
С реальностью этот поток сознания имел мало общего. Лазаритка здесь чужая, и потому не понимала географической специфики Провинции.
Заливаясь потом и тяжело дыша, кашляя от сухости воздуха, рыцарь глянула за себя, на вершину холма. Осеклась. Казалось, там стоит силуэт – значительно выше любого из людей. Был едва заметен, раз солнце падало прямо Жаклин в глаза, чуть ослепляя.
Девушка проморгалась. Глянула снова. Пусто.
Это еще даже не пустыня. Ей хватало что воды, что пищи. Но миражи уже здесь.
Беда. Дурной знак. По меньшей мере, Жаклин уже перегрелась. Нужно в тень.
Срочно.
Измышления наталкивали на единственный верный вывод: лучше было вообще не попадаться в такую передрягу. Случившегося не воротишь. Это цена свободы.
Во всяком случае, Азема продвигалась вглубь Герцогства. И это главное.
Рыцарь всю свою жизнь провела на югах, и большую часть от нее – за Экватором, в Великой Пустыне. Пришельцам с Запада было, чему поучиться у сарацин.
К примеру, ездить из поселения в поселение либо в первые и последние часы светового дня, либо ночью. Чтобы не сгорать, и чтобы кожа не слезала слоями, предельно укрываться от солнца.
В Ларданах о подобных мерах предосторожности слыхом не слыхивали.
Да что там, сама Жаклин, изнеженная относительно мягкой погодой в Саргузах, оказалась не готова к резкой смене условий в Провинции.
Лазаритке повезло, ведь боролась она, главным образом, только с пеклом. На пути то и дело попадались непримечательные места, где можно было со спокойной душой передохнуть. Отоспаться. Приготовить поесть. Взять с собой провизии. Восполнить запасы воды. Увы, в действительности все было не так гладко.
Привыкнув к относительному изобилию, она сбилась с изначальной тропы и побрела в совершенно иную сторону. Теаполитанское королевство лежало вверх по карте, тогда как Жаклин, свернув единожды не туда, отправилась навстречу Горькому Морю.
Так, путь ее пролегал через малозаселенные пустыри, перемежающиеся буераками и лесами на их склонах и в низменностях. Эдакое Дикое Поле в миниатюре, в которое плавно переходили Хлебные Земли. Причем настолько мягко, что Жаклин далеко не сразу ощутила разницу. А когда поняла, в чем дело, поздно было поворачивать обратно.
Хорошо хоть руки Азема освободила от Банши, прибегнув к сарацинской магии. Боевая коса отправилась в пространственный карман посредством волшебного камня в бронзовом наруче – аквамарина.
На Востоке умели зачаровывать драгоценности. Так уж вышло, что безделушка Жаклин по-своему сопрягала Тонкий и Материальный миры, перенося предметы из одного пространства в другое.
В момент пересечения Провинции Жаклин перед собой не ставила как таковых целей. Просто убраться подальше.
От Черной Смерти, орд зараженных и эпицентра повальной катастрофы. Куда-нибудь в глушь наподобие этой, чтобы передохнуть. Получилось, хоть и с треском.
От Священной Инквизиции, будь то Альмансары или мутанты из «Медузы». Так ей было спокойнее. Она не учитывала, что псы Церкви до Эпохи Семи Лун были, так или иначе, разбросаны по всему Герцогству. Ибо отряды отвечали за определенные сектора.
По крайней мере, проблемные. Занимались ими персекуторы, в чьем подчинении находились миротворцы, обеспечивая количественную поддержку.
Таким образом, на восточном побережье имелись свои ревнители веры. Вольные, как сам морской ветер. Местами хуже «Цербера», местами способнее «Феникса», но уж точно такие же своенравные и опасные, как «Фавн».
Жаклин думала добраться до ближайшего населенного пункта. Хоть сколько-нибудь крупного. А значит – соединенного оживленными транспортными артериями с другими регионами Герцогства. Раз уж Азема оторвалась от недобитков Саргузского Корпуса, стоило вспомнить о приказе, который дал ей Тысячеликий.
Найти чародеев из Братства Скорпиона и продолжить борьбу за Правду Богов. Лазаритка не нуждалась в наводках как таковых. Ибо знала: если уж и искать адептов где-либо, так на северо-западе, среди мангровых болот, откуда язычники и начинали свой путь в Герцогстве Ларданском.
Даже если ни одной мантии так и не удастся найти на месте, Жаклин в лепешку расшибется, но отыщет зацепку, где продолжить поиски.
В крайнем случае, смысл есть отправиться в Оксиванию, где точно также у Ордена Лазаря Нетленного имеются земли с гарнизонами. Так или иначе, кроме как продолжение службы Тысячеликому, альтернатив для себя Азема не видела.
Иродуэр девушка не рассматривала. Далеко, да и немного стыдилась показываться перед великим магистром после того, что видела и делала при Малатеста.
Ей есть, что поведать капитулу, все одно. Так она думала, не ведая, как изменился Равновесный Мир за пределами вотчины Барбинов. Девушка просто-напросто недооценивала размах, с которым Черная Смерть прокатилась по Западу за этот месяц.
Гроссмейстер на прощание также давал отплывавшим лазаритам указание в отношении Киафов Западного Мира. Вероятность, что рыцари встретят божественных наследников, была высока. И своим примером Жаклин это доказала.
Ингрид Бенеке не вызывала у саботажницы никакого интереса. Азема полагала, девчонка так и умрет в стенах Вальперги, замученная до потери пульса.
Другое дело, парнишка, прибившийся к отряду «Феникс». Он просто исчез. С учетом того, как Верховный Персекутор нервничал, вспоминая о нем, Жаклин была всецело убеждена: этот Киаф еще заявит о себе. Рано или поздно. И быть может, они еще столкнутся лбами. Тогда-то лазаритка и выполнит предписанное великим магистром.
Но здесь и сейчас, посреди полупустынь глубокого востока, она была сама по себе.
Блуждания по пересеченной местности отнимали много сил, а время непреднамеренно ускоряло свой бег. Жаклин и опомниться не успела, как солнце улизнуло за холмы, в сторону Хлебных Земель.
Вечер опустился внезапно, и небо приобрело необыкновенный лиловый оттенок. За месяц в Ларданах оксиванка позабыла, к своему стыду, что так вообще бывает. А ведь за Экватором в Гастете чуть ли не каждые сумерки такие.
Стало заметно прохладнее, и Жаклин в кои-то веки выдохнула с облегчением. Устраивать привал она не планировала. Пока что – точно нет. Еще пользуясь остаточным теплом уходящего дня, Азема хотела пройти как можно дальше до наступления кромешной темноты, ночного холода. Вот тогда и развела бы костер.
Чуть перекусила, провожая закат, и продолжила восходы и нисхождение с холмов, которых в этой части полупустыни стало чересчур много.
Пару-тройку верст спустя Жаклин забралась на возвышенность, с которой увидела… Город. Город, о чем за последние несколько дней не смела и мечтать.
Не большой, но и не маленький. Примерно как половина от Нижних Саргуз. Жаклин обрадовалась, но далеко не нагромождению однотипных белых зданий с рыжими черепичными крышами. Через населенный пункт пролегала староимперская дорога! Ровно то, в чем Азема так нуждалась.
– Для начала неплохо, – рассуждала Жаклин. В последнее время она стала болтать сама с собой гораздо чаще. Одиночество всему виной. – Но как поступить?..
Мало-помалу ночь вытесняла вечер. Луны над полупустыней уже разошлись по небосводу. То здесь, то там вспыхивали далекие звезды. По меньшей мере, казалось глупым уходить в глухую ночь на большую дорогу.
Тем более, в городишке наверняка оставались жизненно необходимые припасы. Возможно, непримечательная одежда, в которой Азема нуждалась и того больше.
Оксиванку волновало только одно…
– Кажется, людей там совсем нет, – Жаклин всматривалась вдаль, но не замечала огней. – Черная Смерть и сюда добралась? Как давно? Есть ли вероятность повстречать там кадавров?
Злосчастные гули. С самих окрестностей Стии лазаритка не видала их, но до сих пор помнила: они есть. В десяти верстах ли, совсем ли рядом, совсем ли далеко – неважно. Рано или поздно зараженные заявят о себе.
Так и было. В Саргузах, в Хлебных Землях, в Купольном Лесу. Но тут, на востоке, посреди Дурного Простора, ни их, ни живых людей не осталось. Как будто что те, что другие мигрировали в более влажные регионы Герцогства одной ночью. Размышляя, рыцарь оставляла за скобками те немногочисленные останки тех и других, какие видела.
– По-видимому, и сюда добралась чума. Кто успел, бежал. Другие или заразились, или были съедены. Кадавры не любят сухость и зной. Соответственно, после пиршества они жили какое-то время здесь. Может, попробовали перебраться ближе к побережью, к людям, но за ночь не успели. Полегли в пустоши…
Жаклин выдохнула. Хотелось бы ей верить.
–… в таком случае городок должен быть запустевшим. Ни души.
Упыри не отличались ни прозорливостью, ни тактичностью, присущей обыкновенным людям. Едва учуяв лазаритку в сумерках, они бы уже бросились к ней с клекотом. Голод свой кадавры контролировали не слишком. Этого не произошло.
Получается, взор Аземы пал на город-призрак.
– Есть ли у меня выбор? – впала девушка в риторику. Очевидно, нет. – Вот и я думаю, что нет. Придется идти, раз уж я уже здесь.
На том и кончились ее внутренние сомнения. Жаклин стала спускаться с холма. Уже примерно в пятистах-восьмистах шагах оттуда начиналась городская черта.
Как ни крути, ночлег надлежало искать в одном из домов населенного пункта. Скорпионы и змеи, которые уж наверняка водились в Дурном Просторе, таились от солнцепека под камнями.
Под ночь – выбирались на охоту. В кромешной тьме среди мелких кустарников легко было напороться на такую тварь. Да и на камнях особо не поспишь. Итого причин пойти в город у Жаклин было больше, чем его пропустить.
Вести поиски в потёмках – не самая лучшая идея. По меньшей мере, из-за ограниченной видимости. Но оксиванке деваться было некуда за неимением выбора.
Осторожно, неспеша Жаклин бродила по опустевшим улицам, вслушиваясь в каждый шорох. Пускай она повидала уже немало брошенных поселений, здесь испытала первородный ужас. Безлюдное место, но сколько же в нём шумов!
Скрип дверных петель и приотворенных ставней. Шелест песка, уносимого ветром в неизвестном направлении. Редкие деревья трясут голыми ветвями, иссохшей листвой.
Нет-нет с крыши упадет кусок черепицы – и разобьется. То же самое – глиняные кувшины. Здесь водились крысы, шутка ли. Пасюки стали полноправными хозяевами города, равно как и тараканы. Где-то отыскав кормовую базу себе, они плодились и множились, ютясь в стенах окрестных домов.
«Жутко все это», – понимала Азема. Если уж и оставаться в этом городке, лучше забраться повыше. И тщательно смотреть, чтоб съестные припасы не облюбовали эти вредители. Подцепить от них заразу проще простого.
Какофония мертвого города вдруг померкла. Откуда-то со стороны городской ратуши прозвучал выстрел. Утопая в измышлениях, Жаклин тут же дернулась. Повернула голову в ту сторону и замерла, как перепуганный зверь. С губ слетело шепотом:
– Это еще кто?..
По-видимому, не так уж и пуст оказался населенный пункт, как казалось ранее.
Единственным выстрелом выжившие не ограничились. Тут же с противоположной стороны огнестрел хлопнул еще. С другого фланга – в третий раз. Слуха Аземы коснулись крики людей, но разобрать, о чем велась речь, не представлялось возможным.
Казалось, они загоняют кого-то в определенное место. А палят из ружей только затем, чтобы не дать своей жертве продыху. Гулей Жаклин так и не услышала, да и люди вели себя среди заброшенных домов чересчур вольготно. Значит это лишь одно: кроме этих людей, нет здесь никого. Тогда именно выживших стоит опасаться.
«Вот уж, чего не хватало…» – сетовала Жаклин, чуть подрагивая. В пору было бы уже искать ночлег, а не прятаться.
Стрелки объявились в самый неподходящий момент. Или же наоборот?
– Ясно. Плохая идея была, – цедила сквозь зубы лазаритка.
Насколько могла слышать Жаклин, погоня плавно перетекала в ту часть города, где она сновала. Риск встретиться с выжившими лоб в лоб возрастал, и девушку такая перспектива нисколько не прельщала. Она принялась озираться по сторонам.
Особого выбора не имелось. Ночью, которая вдруг навалилась на округу, стоило воспользоваться. И Жаклин, долго не думая, нырнула мигом в переулок – в самую темень.
– Быстрее, быстрее… – подгоняла себя лазаритка, чувствуя, как гонители дышат ей в затылок. И действительно, недалеко от места, где она стояла с минуту назад, уже топали чужие сапоги. Вовремя испарилась.
Узкий переулок должен был вывести её в соседний квартал. Однако между домами, двигаясь боком, и чуть ли не впритирку, Жаклин пробиралась целую минуту. Непозволительно много. По крайней мере, в конце концов, девушка своего добилась.
«Вот оно!»
Ослепленная радостью, оксиванка даже не заметила, как зацепила ногой растяжку на выходе из переулка. А между тем ловушка пришла в действие. Подъёмная петля стянулась на её лодыжке, подворачивая стопу.
Противовес в виде шкафа, расположенного в здании слева, рухнул. Верёвка, перетянутая через разломанный фонарный столб, резко потянула девушку вверх. Она вскрикнула. Все перевернулось вверх дном.
Так резко, что пальцы разжались, выпуская припасенный на всякий случай стилет.
Но то ли ещё было: при падении Жаклин ударилась лбом об мостовую, расшибив его до крови. В глазах тут же заплясали, ветвясь, багровые разводы. Азема гаркнула.
Как только её подняло в воздух, с плеча слетела сначала походная сума. Упав на землю, она раскрылась. В разные стороны полетели пузырьки с целебными снадобьями, которые Жаклин отняла у мертвецов по дороге сюда.
Битое стекло загромыхало в ночи.
Столько шума из ничего…
Верёвка при балансировке швырнула девушку в стену. Ударившись боком, она ухнула и обмякла. Стала податливым, бессознательным телом.
Капкан схлопнулся так быстро, что Жаклин даже не успела толком ничего понять. По итогу оксиванка потеряла сознание и повисла, как самая обыкновенная дичь.
Благо, те, кто установил эту ловушку, не имели цели убить свою добычу. Их интерес обстоял в другом.
Через некоторое время погоня в городе прервалась. Резко, без лишних возгласов. А преследователи добрались до места, где на их растяжку напоролась растяпа.
– Ты глянь-ка! Ещё работает, – крикнул кто-то.
Лазаритка едва услышала незнакомца сквозь беспамятство. Сложно было сказать, сколько она так провисела с вывихнутой отёкшей лодыжкой и поломанными рёбрами. Девушка засипела, вяло пытаясь проморгаться: перед глазами будто стояла густая пелена.
– Меня больше удивляет, что в ловушку попал не кто-то из наших «мышек», – громко усмехнулся другой. – Не успели досюда дорваться, стало быть… И пусть. А добыча-то у нас как по заказу!
Лазаритка хоть и слышала переговоры душегубов, едва ли понимала, о чем те говорят. После хлёсткого и внезапного ушиба в ушах у неё до сих пор позвякивало. Голова трещала так, будто в ней закипал мозг.
С расшибленного лба вниз до сих пор капала кровь. Девушка была бы и рада пошевелиться, выгнуться, но её уже «растянуло».
Любое напрасное движение вызывало скрипучий спазм в спине. Ей только и оставалось, что постанывать да мычать, как корова.
– Неплохой у неё скарб, скажу я вам, – пробормотал третий, потроша упавшую сумку. – Такое добро в одном месте не насобираешь… Серьёзная девка, видать. С характером. И выживать умеет. Чур, ее шмотки мои.
– Сказал – забрал, – поддакнул кто-то из них. – Стилет будет мой. Мне нужнее.
– Тогда я заберу её саму себе, – вздыхая, подытожил последний запоздало. – Если, конечно, позволит глубокоуважаемый Вождь…
Живодёр посмотрел на Жаклин, вглядываясь в заляпанное грязью и кровью лицо. Он осклабился, обнажая чистые белые зубы. Молод и привлекателен, однако взгляд его был жадный, голодный. Известное дело, зачем ему девушка. Для него Азема – просто вещь.
Трофей.
Второй похлопал похотливого товарища по плечу:
– Полно тебе. Да, женщин много не бывает, – говорил этот бородач, более спокойный, зрелый, но точно такой же. – В Коммуне будут только рады свежему мясцу. Но эта краля – моя. По праву старшинства. Руби трос. Улов у нас сегодня на редкость богатый. Надо успеть возвратиться до полудня.
Новое приобретение тут же пустили в дело. Стилетом подрезали верёвку, и Жаклин рухнула вниз, как мешок с конским навозом, получив пару новых лёгких ушибов и серьёзных гематом в придачу.
Было так больно, что девушка нашла в себе сил только на всхлип.
К ней подошёл один из мародёров. Она посмотрела на него. Окружающий мир в её глазах плясал, будто у пьяного.
Стоявший за бородачом предупредил:
– Побеспокойся о товарном виде…
– Я знаю, что делаю, – беспечно ответил тот и впечатал в лицо Аземы сапог.

Глава 9
Её глаза открылись. Она потеряла сознание еще вечером, когда в пустыне стремительно вступает в свои права ночь.
Та еще длилась. Или прошли уже сутки? Было неизвестно.
Разглядеть перед собой что-либо по первой не представлялось особо возможным. Лишь смутные очертания решетки – вот, что заметила она сквозь мутную пелену. Моргнула. Взор очистился немного, зацепился за источник света в отдалении.
Костер, стало понятно. Стояла тишина, и было непонятно, собрал ли огонь возле себя кого-либо из похитителей.
Голова гудела. Тело пронизывала тупая боль. И узница ржавой передвижной тюрьмы не могла не застонать. Она возвестила тем самым, что пробудилась.
Напрасно.
Ушей коснулся хруст песка под чьими-то сапогами. Тёмная фигура сторожила сон пленницы, и теперь подошла поближе. В полумраке блеснули два глаза – белесых совершенно, мутных. Нет, это не кадавр уж точно. Кто-то из охотников на людей.
Он просунул свои лапищи в промежутки решетки, устраиваясь поудобнее. Чувствовал и вел себя, как хозяин.
Наблюдал за ней тихо некоторое время, изредка моргая. Пытался нагнать жути?
Зрение Жаклин чуть привыкло ко мраку ночи. Тогда она увидела: этот ублюдок улыбается. Сладострастно, точно задумал неладное. Может, и не сейчас, но в перспективе. Азема поняла это на уровне инстинкта. В области таза тяжело стало от прилившей крови, мышцы пробрал спазм – далеко не от желания, но от непринятия.
Противясь даже самой мысли о домогательстве, жалась к решетке со своей стороны. Узница развалилась немощной тушей по дощатому полу, но – о чудо! – не была ни связана веревками, ни скована кандалами. Руки и ноги были совершенно свободны. Шея – тоже…
… Толку только?
В этой клетке она все равно, что пойманный зверь. Никуда так просто не денется за пределы этих ржавых прутьев, грубо сваренных вместе ковкой. Главное, не заиграться, дразня оксиванку. Она все еще опасный хищник, убивающий легко и непринужденно.
Должно быть, пришлый мерзавец и сам об этом знал. Вопрос в том, забывался ли?
Мародер захихикал в нос, так и не спустив с пленницы глаз. Та мельком огляделась, головы не поворачивая. Оказывается, не она одна попалась в цепкие лапы разбойников. Были и другие тележки с клетками.
Люди там сидели тише воды, ниже травы – и чуть ли не друг у друга на головах. Умудренная опытом Воина Хоругви, лазаритка насчитала порядка шестидесяти невольников, занимавших четыре звериных клетки на повозках. Им не продохнуть.
При всем при этом рыцарь, последняя ими пойманная, сравнительно вольготно чувствовала себя в последней. Шестая располагалась в отдалении. Там, насколько видела Жаклин, было пусто. Вероятно, охотники за людьми рассчитывали поймать куда больше невольников. А может, просто изначально снарядили вереницу больше, чем нужно.
Мужчины, женщины, дети. Ни одного старика или хоть сколько-нибудь внешне больного пленника. По выборке рыцарь легко догадывалась, для чего этот люд необходим преследователям. Даже дети. Охотники за людьми видели в улове ресурс для общества, которое успели сколотить с приходом Седьмой Луны.
Особой разницы с политикой Воинов Хоругви за Экватором нет. Правила везде одни. Тем не менее…
…вникать во все это Жаклин хотелось не слишком. Гораздо важнее то, что ей уготовил в плену злой рок. Она понемногу приходила в себя. Прикидывала все доступные шансы на побег.
Своими только силами, вскоре поняла девушка, ей не выбраться. У лазаритов, хоть и служили они Пантеону, пользовались популярностью строки из Дюжины Столпов: «…В одиночку человек не сдюжит. Но при Свете с Тьмой совладает со всем». Разумеется, еретики переиначили все на свой лад, примешав к чужой идеи другие Высшие Силы.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71248645?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.