Мгновения тишины
Мгновения тишины
Н. Ланг
Тишина бывает разной: гнетущее безмолвие больничной палаты, когда ребёнок находится между жизнью и смертью; напряжённое беззвучие, когда спасатели ищут людей, оказавшихся под завалами; торжественное затишье перед оглушительными аплодисментами. Люди, которые делят друг с другом мгновения тишины, становятся самыми близкими.
Н. Ланг
Мгновения тишины
Глава 1. Звон колокольчика
Аглая прислушивалась к гнетущей тишине. Ночью беззвучие пугало. Она опасалась не услышать ровного дыхания сына. Тишина давила на неё, словно тяжёлый пресс. Безмолвие порождало страх и неуверенность в будущем. В голове всплывали трудные вопросы, которые мучили уже давно. Не зря ли она сражается? А может всё оставить как есть и не омрачать последние дни сына изнурительной борьбой?
Всё началось с нестерпимых болей в костях и суставах. К вечеру обычно поднималась высокая температура. Часто шла кровь из носа. Андрюшка сделался вялым. Он страдал от апатии, прежние увлечения перестали интересовать мальчика. На улице реже раздавался озорной смех Андрюшеньки. Мальчишка не играл в футбол и больше никого не приглашал в гости. Сон его испортился. Диагноз, который определила доктор Лидия Савельева, звучал неутешительно. Острый лейкоз. Зарождаясь, клетки неправильно развивались. Вместо здоровых лейкоцитов появлялись атипичные патогены. Лечение очень дорогое. Денег у Аглаи не нашлось. Из-за регулярных больничных ей пришлось уволиться из кондитерской. Для постоянных заказчиков Глаша пекла торты дома. Живущий в Америке, бывший муж Георгий Смирнов выслал необходимую сумму. Аглая приобрела лекарство, от которого зависело выздоровление сына. С неугасающей надеждой Аглая давала таблетки Андрюшке. Однако дни проходили, но болезнь не отступала. Лекарство заканчивалось, а вместе с ним и время. По ослабшему организму мальчика стремительно распространялись метастазы. Лейкемия накатывала волнами. Иногда становилось хуже, иногда лучше.
– Ты выздоровеешь, – шептала она, чутко наблюдая за его сном. Когда Андрей был младенцем, мать любила смотреть, как он спит. По маленькому детскому личику было понятно, какие грёзы его посетили.
В темноте, царившей в палате, Аглая рассмотрела, как ритмично вздымается грудь мальчика. Глаза шевелились под тонкими веками. Что снится Андрюшеньке? Она осторожно гладила его белоснежную кожу, лишённую волос. Аглая сбилась со счёта, сколько бессонных ночей провела у постели сына. В индивидуальном аду Смирновых круги лучевой терапии, перемежались с кругами таблеток. Мама уже была готова поехать в Сибирь к шаману, если медикаментозное лечение не даст результатов.
В безоблачный день, перед тем как лечь в больницу для проведения химиотерапии, семья Смирновых ненадолго вышла в парк на прогулку. Андрей обрадовался, когда ощутил весенний ветерок. Уже несколько дней лихорадка не беспокоила его. На бледные щёки вернулся румянец. Теперь удовольствие Андрюшке доставляли простые вещи. Первая радуга после майской грозы вызвала у сына искреннее восхищение. Мальчик любовался небесами и, кажется, забыл о недуге. Аглая купила мыльный раствор. В пять лет Андрюша обожал следить за путешествием волшебных пузыриков и нетерпеливо подгонял их.
– Мама, я уже взрослый! – с усмешкой напомнил Андрей. – Мне десять.
– Чей больше! – бросила она вызов и взболтала смесь.
Шар получился огромным. Хрупкая поверхность переливалась разными цветами, будто радуга. Задержав дыхание, Андрей внимательно следил за полётом пузыря. Тёплый ветер уносил его к небосводу. Но мыльный шарик Аглаи оказался легче и летел быстрее. Андреев пузырь, не добравшись до решёток забора, отделявшего территорию парка от автострады, лопнул. Андрей нахмурился. Задорная улыбка, напоминавшая, что он ребёнок, сошла с его лица. За миг мальчишка превратился в старика.
– И жизнь моя кончается, – пробормотал он и рухнул, как подкошенный на лужайку.
Аглая подбежала к нему и встревоженно осмотрела. Нет ли ушибов. Когда ребёнок болен лейкемией, любое падение для него опасно.
– Ты в порядке? – спросила она, пряча малодушие за неуверенной улыбкой. Глаша не хотела показывать сыну, что боится.
– Всё отлично, мама, – прошептал он и стиснул её похолодевшие пальцы. – Не беспокойся за меня. Скоро всё закончится.
В мальчишеском голосе слышалась безнадёжность. Андрей перевернулся на спину и устремил лукавые глаза в небо, словно там пытался разглядеть грядущее. Он мечтал однажды построить большой особняк, где будут жить мама, папа и кот Феликс. И хотя родители развелись, он верил, что они снова воссоединятся. Андрей так скучал по отцу, что даже держал при себе папин подарок – старинные карманные часы с золочёной цепочкой. И в моменты особенного волнения, радости или печали он крепко сжимал вещицу и чувствовал незримое присутствие отца.
– Да, всё кончится. Мы будем счастливы, – обещала Аглая и легла рядом с ним на молодую траву. Они вдыхали запахи свежести и влажной земли. Аглая легонько дотронулась до руки сына, и он светло улыбнулся. Вдруг она почувствовала удивительное единение с Андреем, будто вновь носила его под сердцем.
Всё окрасилось зелёным. Природа возрождалась. На деревьях распускались листья, поблескивавшие на сияющем солнце. Птицы возвращались с зимовки. Звонкий оживлённый щебет ласкал слух. Погожий день рождал в душе сладостное предвкушение перемен.
– Вот бы очутиться на море, – нарушив тишину, мечтательно произнёс Андрюша.
– Мы обязательно съездим в Крым. Попробуем розовое варенье, пахлаву и токмач, – говорила мама. – Закрой глазки и представь, что ты слышишь шум моря, далёкий гудок теплохода. Солнышко приятно касается твоей кожи.
Сын зажмурился, воображая отдалённый рокот прибоя. Над бурунами кричат чайки. Шесть лет назад на похоронах бабушки мальчик побывал в Отрадном, что раскинулось недалеко от Ялты. Мать оттуда родом. Южные края славятся галечными пляжами и туманной перспективой гор, покрытых буйной зеленью. Вспоминались мамины рассказы о детстве.
***
Внезапно Андрей разлепил веки и стал задыхаться. Бледно-зелёные стены палаты давили на него. Из чёрных широко распахнутых глаз потекли слёзы. Такие приступы случались часто, и Аглая почти привыкла к ним. Настолько, насколько можно привыкнуть к тому, что долгожданный ребёнок, вероятно, умрёт. Но этот припадок не заканчивался, напротив, боль становилась нестерпимой. Андрей согнулся пополам. Испуганная Аглая нажала на тревожную кнопку.
А дальше бег по коридору в палату реанимации. Мать держала его влажную, холодную ладошку.
– Мам, оставь меня, – прошептал Андрей побелевшими губами. Он боялся смотреть в глаза матери, боялся заметить в них слёзы. Ведь это он причина её страданий.
– Не смей так говорить! – воскликнула Аглая, запыхаясь, от быстрой ходьбы. – Мы приехали вместе и уедем вместе.
Он слабо улыбнулся и потерял сознание. Аглая повторяла его имя, которое так много значило для неё. Её ребёнок сейчас на грани жизни. И мать намерена отдать всё, чем владеет, лишь бы мальчик пришёл в себя, и его лицо озарила улыбка.
– Живее, – крикнула доктор Савельева. Взволнованный голос эхом разнёсся по больничному коридору, знававшему немало трагедий.
– Пожалуйста, очнись, – шептала Аглая и плакала.
Наконец, их разделили. Андрею предстояла ожесточённая борьба, в которой он стойко переносил все тяготы. Судьба испытывала Аглаю мучительным ожиданием. Ей оставалось нервно мерить торопливыми шагами холл поликлиники. Опять оглушающая тишина придавила непереносимой тяжестью. Было страшно и тоскливо. Аглая осталась наедине с размышлениями.
– Андрей Смирнов, десять лет, остановка сердца, – чётко отрапортовала Савельева и с тревогой посмотрела на реаниматолога Самойлову.
Выпив две чашки вечернего кофе, Евгения Самойлова чувствовала себя бодрой. Голова соображала ясно. Доктор приступила к искусственному дыханию и непрямому массажу сердца. Сигнал на экране отсутствовал. Воцарилась мертвенная тишина. Евгения не позволит пациенту уйти. В её смену никто не умрёт. Она взялась за электроды дефибриллятора и плотно прижала к худой, бледной груди мальчика.
– Разряд! – скомандовала Евгения.
Электрические импульсы прошлись по тоненькому телу. Андрей дёрнулся, но линия на мониторе прямая. Как же пугало отсутствие сигнала. Евгении хотелось оживить мальчишку. Он ровесник дочери. Любая человеческая жизнь – священный дар. Жизнь ребёнка бесценна, в ней заключено будущее.
– Я не отпущу тебя, – прорычала доктор Самойлова и вновь попросила разряда. – Вернись!
Она дождалась, пока коллеги отойдут от каталки, и приложила электроды дефибриллятора к телу мальчика. Медсестра готовила шприц с адреналином.
– Эй, приди в себя, – беззвучно проронила Евгения. Это не первая клиническая смерть в её практике, но обычно доктор Самойлова всегда выходила победителем из схватки с крылатым ящером. Женя представляла смерть именно такой – ящерицей, покрытой гнилостной чешуёй.
Короткие высоковольтные импульсы пробежались по нейронам и дали мощный толчок сердцу. Оно должно биться! На мониторе возникла желанная кривая изолиния. Синусовый ритм восстановился. Пульс сделался увереннее, мальчик дышал.
– Ты молодец, малыш! – обрадовалась Евгения и положила электроды к дефибриллятору.
Мальчик открыл глаза и созерцал, как медицинская сестра соединяла силиконовую трубку капельницы с катетером на его тонкой руке. По пластиковым сосудам в кровь поступали витамины и лекарства, которые поддерживали жизнь. Евгения Самойлова, понаблюдав за пациентом ещё полчаса, убедилась, что его состояние стабилизировалось. Она вышла в холл, где на скамеечке дожидалась мама Андрея Смирнова. Увидев доктора, Аглая встрепенулась и присмотрелась к лицу Евгении Степановны. Резкие черты, придавали облику твёрдости. С какими вестями явилась доктор Самойлова? Упредив её вопрос, Евгения произнесла:
– Андрей стабилен. Мы ещё будем следить за ним. Поспите, вам пойдёт на пользу отдых.
Евгения села рядом. Обыкновенно она не задерживалась около родственников маленьких пациентов. И общалась с ними краткими фразами. Но одинокую и хрупкую женщину хотелось поддержать.
– Смерть приходит на рассвете, – промолвила Аглая, посмотрев на часы. Она прислонилась к спинке скамейки и устремила взгляд к лампам. Яркий свет жёг сухие глаза.
В этот час начинался восход, по земле плясали солнечные зайчики, за которыми, бывало, охотился Андрюшка, когда ещё не заболел. Он поднимался рано и будил родителей.
Евгения не знала, что сказать, как утешить мать и уменьшить горе. Любые слова кажутся незначительными. Ведь Женя остро переживала даже банальную простуду своей дочери. А здесь опасный диагноз – рак крови.
– Мне жаль, – тихо пробормотала она. И вдруг, поглядев на маму юного пациента, которого только что выдернула из цепких лап смерти, проговорила: – Но ведь надежда ещё есть.
И Аглая схватилась за ускользавший хвост удачи, будто утопающий за спасательный круг. Она была готова пробовать запрещённые методы, только бы сын прожил долгую жизнь. Когда онколог завершала осмотр, Смирнова задала один вопрос, который не оставлял в покое.
– Есть ли ещё какие-то лекарства? Возможно, самые дорогие. Я готова даже почку продать, – произнесла Аглая и с горечью взглянула на доктора.
Самое тяжёлое в медицинской практике заключалось в общении с родственниками тяжелобольных детей. Иногда родные пациентов думают, что врачи всемогущи. В сильных руках ангелов в белых халатах заключена особая власть. Но, к сожалению, врачи не боги и существуют вещи им неподвластные.
Андрей сидел на кушетке и с грустью глядел в окно. Он уже привык к таким беседам и научился отгораживаться от неприятных размышлений о витавшей в воздухе смерти. Обычно Андрей вспоминал сложные термины из иллюстрированного справочника архитектора, подаренного мамой по случаю восьмого дня рождения. На ум пришла ниша с затейливым названием – экседра, сооружённая полукругом, перекрытая своеобразным куполом. Мальчик украсит ею дом, о котором так грезит. Андрей загнул палец, вспомнив наименование. Определений должно быть десять.
– Пересадка костного мозга. В подобных случаях рекомендуют аллогенную трансплантацию от подходящего донора. Но его ещё нужно отыскать.
Сквозь Андреевы раздумья прорывались голоса реального мира. Мыслями он возвратился к архитектуре. Балюстрада – ограждение балкона или террасы.
– Большая очередь на донорские клетки, – говорила доктор Савельева, устремив светло-голубые глаза на пациента. – Анализы показали – вы не подходите для донорства.
Балясина – столбик на балюстраде. В Андреевых проектах балясины будут похожи на головы храбрых львов.
– Могут помочь родные, – с участием продолжала Лидия Валерьевна. Свет из окошка по-особенному падал не её нежное лицо, обрамлённое русым каре.
А на чердаке по замыслу расположится люкарна – оконный проём, украшенный лепниной.
– Нужно спешить, – мягко сказала Савельева. – Буду откровенна, шансов немного.
Аглая опустила голову. Она осознавала тяжесть положения, но часть души ещё не смирилась и не позволяла сдаться.
– Мой бывший муж скоро прибудет в Россию, и мы сделаем операцию, – с надеждой промолвила Аглая и скрестила тонкие пальцы.
– Будем ждать, – согласилась врач-онколог.
Андрей вспомнил только четыре названия из десяти… Значит, разговор закончился быстрее, а надежда уменьшилась.
В груди Андрюши тлел огонёк жизни. И Аглая всеми доступными средствами поддерживала его. Нужно дождаться приезда Георгия. Отчего-то она верила, что Смирнов спасёт сына. Это единственный шанс для исцеления Андрюшки. На прогулке, в столовой, палате Аглая часто смотрела на часы. Стрелки двигались медленно, будто нехотя. Ещё никогда ожидание не причиняло такой боли.
Стоял погожий день. Деревья, казавшиеся зелёными великанами, отбрасывали длинные тени на тротуары. В ажуре листвы озорно мелькало ласковое солнце. Но Андрей не мог выйти из больницы в сквер. Лидия Валерьевна объяснила, почему нельзя покидать стерильное отделение. Любая инфекция опасна для ослабшего организма. Андрюша на миг представил, что гуляет босиком по высокой мокрой траве в парке. И разум его наполнился спокойствием. Иногда Смирновы выходили из палаты, посидеть на скамейке в холле. Беседовали, ели сладости, читали фантастические рассказы и рисовали будущий дом, который сын построит, когда вырастет. В суровых больничных буднях находилось место для маленьких радостей.
– Вот вы где! Я, наконец-то, приехал! – раздался приглушённый маской, но такой знакомый голос со странным акцентом.
Аглая обернулась, увидела Георгия в медицинском халате и шапочке, и на мгновение удивлённо застыла. Она слишком ждала этой встречи.
– Папа! – встрепенулся Андрей, и, подскочив, бросился в объятия отца.
Пряча слёзы за непринуждённой улыбкой, Аглая наблюдала за ними. Георгий обрадовался не меньше сына. Они сели на скамью и не разлучались ни на минуту. Много разговаривали. К Андрею вернулась утраченная энергия, словно одним своим присутствием отец придавал ему сил. Мальчик понял, что папа не бросил их в момент отчаяния.
– Где твой чемодан? – поинтересовался Андрей. Он боялся, что Георгий обратится в мираж и растворится.
– Я остановился в гостинице, – отвечал отец и с гордостью дотронулся до лысой головы сына. – Умница! Стойко держишься.
Андрей зарделся от смущения, но потом улыбнулся и хлопнул себя по лбу.
– Я притворяюсь яйцом, – проговорил он, посмотрев на родителей.
Они рассмеялись и встретились взглядами, но быстро отвели глаза, чем походили на взволнованных подростков.
– Пойдём, я познакомлю тебя с лечащим врачом. Это замечательная женщина, – вставая, сказала Аглая.
Андрей соединил руки отца и матери, восстанавливая правильный ход событий. Мальчик считал, что это чудесно, когда мама и папа вместе. Зная, как для Андрея важен отец, Аглая не стала отнимать ладонь у бывшего супруга.
В кабинете онколога, всё так же держась за руки, они выслушали доктора Савельеву. Лидия объяснила, как будет происходить процедура. Врач говорила с ними аккуратно. С неиссякаемым оптимизмом она сказала, что шансы на выздоровление велики, если Георгий подойдёт в качестве донора костного мозга. Предстояло сделать лабораторные исследования, которые определят совместимость HLA-генотипов отца и сына. Георгий дал согласие пройти необходимые тесты и подписал документы.
Аглая и Георгий вышли из кабинета в холл. Молчание заполнилось невысказанными вопросами, которые порождали напряжение. Будто вот-вот разразится гроза. Бывшие супруги ожидали развязки истории.
– Ты не женился? – осторожно осведомилась Аглая, скромно пряча глаза.
Прошло больше шести лет с их последней встречи. Они расстались на минорной ноте. Но чувства ещё теплились в самом уголке души. Аглая пробовала жить дальше, как советовали друзья. Даже сходила на несколько свиданий. Но… Существование сосредоточилось вокруг Андрея. Она совершенно забыла о себе. А когда сын заболел, Аглая перестала улыбаться.
Глаша мрачно рассматривала мужа и будто не узнавала его. Георгий изрядно похудел и вытянулся. В волосах появилась седина, придававшая солидности. Ему недавно исполнилось сорок. Он старше Аглаи на два года. Умные карие глаза внимательно следили за женщиной, которую он любит. Она подарила ему прекрасного сына и десять лет совместной жизни.
– Нет, второй тебя не существует, – пристально посмотрев на жену, отвечал он.
Аглая рассмеялась, но в глазах блестели слёзы. В былые времена она ждала таких нежных слов, наполненных теплотой. Теперь первостепенно здоровье и судьба сына. Потеряло значение прошлое, не имело смысла грядущее. Важно только сегодня. Именно сейчас, когда её сын жив.
– Не нашлось такой же глупой женщины? – с натянутой улыбкой поинтересовалась она. В чёрных глазах, похожих на остывшие угли, замерла печаль. Аглая не утратила утончённого изящества. Фигура статная, как прежде. А на лице ни одной морщинки, словно время щадило её и не оставляло следов на мягкой коже.
В памяти Самойловых плёнка бытия отматывалась назад. Когда Георгия пригласили на стажировку в крупную IT-корпорацию Брукс Энтерпрайз, он переехал в Соединённые Штаты Америки. Талантливый программист Георгий Смирнов не стал упускать предоставленную возможность и получил вид на жительство. Аглая и Андрей поехали с ним, и год пытались укорениться на родине фастфуда и прогрессивных компьютерных технологий. Здесь всё было другим: воздух, небо, города и люди. Мужчины лучше адаптируются к сложным изменениям. Георгий превратился в Джорджа. Он быстро привыкал к новым обстоятельствам. Маленький Андрей-Эндрю учил английский язык и к четырём свободно разговаривал с другими детьми. Американцы не справлялись с загадочным русским именем Аглаи, поэтому она представлялась Эли. Немного освоившись на чужбине, она открыла в себе талант кондитера и устроилась в пекарню. Но через несколько месяцев после отъезда Аглаи тяжело заболела её мать – Светлана Фёдоровна Кузнецова. Аглая немедля вернулась в Крым, родные края, по которым тосковала в Америке. Супруги Смирновы виделись часто. Георгий старался приезжать раз в неделю, потом раз в месяц. Через полгода его визиты стали редкими, а отношения с женой – прохладными. Аглая искала сладкой нежности, но объятия мужа сделались скорее официальными, чем интимными. И однажды, набравшись смелости, Аглая высказала, сакраментальную фразу, что уже давно витала в напряжённой атмосфере.
– Давай разведёмся! – произнесла она, после завтрака на террасе летнего дома Светланы Фёдоровны.
Георгий аккуратно поставил белую фарфоровую кружечку на блюдце. Его тоже посещали подобные тягостные мысли, но он был не в силах шагнуть навстречу переменам. Терпеливо вздохнув, муж промолчал, однако Аглая без слов поняла, каков его ответ.
– Сына буду воспитывать я, – твёрдо заявила Глаша. Он не увидел в её взгляде сомнений, лишь непреклонность.
С тяжёлым сердцем Георгий согласился. Уладив юридические формальности, он уехал в Нью-Йорк. Аглая и Андрей остались в Крыму до смерти Светланы Фёдоровны. После продажи дачи, они перебрались в Москву, где Аглая нашла вакансию в кондитерской. Узнав о страшном диагнозе сына, Георгий подумывал о возвращении в Россию.
– Ты не желаешь попробовать сначала? – с затаённой надеждой спросил Смирнов.
От удивления Аглая оцепенела и не проронила ни звука. Она не знала, сможет ли опять жить с ним, ведь их чувства уже не такие пылкие, как в самом начале. Можно ли восстановить утраченное доверие? Не то, что бы сердце Аглаи разбилось в дребезги после развода. Нет, расставание произошло мирно. И кажется, она не испытывала боли, только острое сожаление.
– Гош, ты действительно этого хочешь? – усомнилась в его предложении Аглая. – Честно?
Он добродушно взглянул на бывшую жену. Георгий скучал по её ласковым объятиям, приглушённому шёпоту и задорному смеху. Он помнил тепло её тела, цветочный запах шелковистых иссиня-чёрных локонов.
– Буду с тобой откровенным. Моя карьера в Штатах сложилась удачно. Но счастья нет. Если не с кем разделить успех, то и радости никакой не чувствуешь. Что мне блестящие проекты, ведь рядом нет вас, – глядя ей в глаза, произнёс Георгий. – Позволь мне вновь стать частью семьи.
Она недолго подумала, прежде чем ответить. Аглая уже привыкла в одиночку бороться с превратностями судьбы. Однако что-то внутри, какая-то неугасающая искра не позволяла произнести нет.
– Сможем ли мы? – прошептала она, не решаясь поглядеть на него.
Она вдруг ощутила юношескую взволнованность, будто вернулась на двадцать лет назад. Неужели в душе остались какие-то чувства? Она сдержанно кивнула и пригласила пройтись по набережной.
– Я лишь догадываюсь, что вам пришлось пережить в последние месяцы. Но теперь всё изменится, – обещал Георгий, когда они остановились у парапета и наблюдали за бурным течением. Вдалеке слышался шум машин, несущихся по оживлённому проспекту. Между Смирновыми воцарилась уютная тишина.
От реки повеяло освежающим ветром. Аглая продрогла и надела жакет, который несла с собой.
– Я верю только поступкам, – промолвила Глаша. – Судьба – хорошая хозяйка расставит всё по местам.
Георгий тоже предпочитал судить по совершённым делам, нежели по словам. Поэтому он станет донором для собственного сына. Результаты теста подтвердили их совместимость. Счастью Аглаи не было предела, когда началась подготовка к трансплантации костного мозга.
– Мам, не переживай, мы с папой справимся, – убеждал Андрюшка. – Доктор говорит, что это не больно.
Но Аглая с тревогой сжала его тонкие руки. Пытливые чёрные глаза сына контрастировали с бледностью кожи. Андрей получал курс химиотерапии. Такое лечение уничтожило его поражённый костный мозг и подавило иммунную систему, чтобы донорские клетки лучше прижились. Мать удивляло, с каким бесстрашием и упорством ребёнок преодолевает все испытания. Аглая вдруг почувствовала прилив гордости. После стольких болезненных и неприятных процедур, казалось, ничто не пугало мальчика.
– Вам всё по плечу, ведь вы сильные и смелые, – не сомневаясь, сказала мама.
В палату вошёл Георгий. Он мягко улыбнулся вновь обретённой семье, понимая, как не хватало их присутствия в его жизни.
– Вы готовы? – серьёзно осведомился отец и поглядел сначала на сына, затем на Аглаю.
– Конечно, не терпится начать, – бодро отозвался Андрей. Он скрывал липкий страх за напускной бравадой. Родители чувствовали его смятение, однако подыгрывали.
– Я никогда не буду готова! – пробормотала Аглая и нервно откинула волосы со лба.
Белые стены давили на Георгия. Он с детства не любил уколов. Но набравшись терпения, стоически переносил манипуляции с иглами и забором крови. Георгий осознавал, насколько тяжело сейчас Андрюшке. Мальчику поставили центральный катетер и перелили подготовленные клетки. Всю процедуру мать держала сына за руку и пыталась отвлечь разговорами.
– Закрой глаза и представь, что ты в доме, который построил, – попросила Аглая. – Какой он?
– Большой, трёхэтажный, с открытой террасой, где летом мы будем пить чай с тортом.
– Да, я испеку твой любимый бисквит, – Аглая была готова пообещать сыну всё что угодно, только бы он выдержал трансплантацию.
– А папа там будет? – с надеждой спросил Андрей и украдкой посмотрел на мать.
Георгий и Аглая переглянулись с затаённым весельем. Они ждали подобного вопроса. Аглая прислушалась к тревожной душе, пробуя отыскать хоть толику сомнения. Однако на сердце сделалось тепло.
– Если захочет, – ответила мама.
– А ещё мы откроем пекарню и будем продавать чудесные шоколадные кексики, – мечтал Андрюшка.
Трансплантация длилась около двух часов. В трудный момент Аглая не отлучалась от сына. В организме мальчика сформируется здоровый костный мозг. Но для стойкой ремиссии потребуется время и чуткая забота.
***
Спустя месяц Аглая принесла в отделение коробку, перевязанную жёлтой атласной лентой. Загадочная вещь многое значила для семьи Смирновых.
– Это на память от нас, – с улыбкой произнесла она, и в антрацитовых глазах загорелись искорки восторга.
Главный врач развязала ленточку и увидела на бархатной подушечке золотой колокольчик. Санитары повесили его рядом с входом, чтобы каждый, кто появляется в онкологии, знал, что нужно верить и бороться до победы.
– Начнём добрую традицию, – предложила Аглая.
Все лечащие врачи и медицинские сёстры вытянулись в шеренгу почёта. Под бдительными взглядами, улавливавшими любые изменения в состоянии пациента, в торжественной тишине Андрей уверенно шёл к желанной цели. Лицо Аглаи озарила гордая улыбка, а на глазах выступили слёзы радости. Когда он коснулся верёвки, что вела к язычку колокольчика, раздались дружные аплодисменты.
– Молодец, – выкрикнула онколог Савельева. Она испытывала удовлетворение, когда терапия гарантировала положительный исход. Каждый такой случай заставлял поверить, что есть высшее милосердие. Мальчик ещё не прошёл предназначенной ему жизненной стези. Однажды доктор видела, как Андрей рисовал просторный особняк с красивыми эркерами и французским балконом. Похоже, у него выдающийся архитектурный талант.
Звон колокольчика надежды эхом звучал по детскому онкологическому стационару, задорно врывался в каждую палату и дарил мечту. Самую заветную и дорогую.
Аглая обнимала сына и плакала. Впервые за долгие месяцы от счастья. Персонал внимательно следил за ними. Кто-то не сдерживал слёз и вытирал уголки глаз. Волшебный день дарил веру в чудеса.
– Мы будем ждать следующего звона колокольчика, – обещала Лидия, улыбаясь Аглае и её чудесному сыну.
Ненадолго отвлёкшаяся от дел Евгения Степановна с затаённой радостью наблюдала, как муж Аглаи взял сумки и увёл семейство из поликлиники. Их силуэты удалялись и через минуту превратились в крошечные точки, таявшие в молочной белизне больничных коридоров. Чаще бы подобные истории счастливо заканчивались стойкой ремиссией. Когда юный пациент покинул отделение, медицинские сёстры и врачи разошлись выполнять назначения. Так, незаметно пролетали часы.
Утром в ординаторской царила уютная тишина. Уставшая Евгения села на велюровый диван. Посмотрела на свои изящные ладони. На протяжении тринадцати лет она проводила в тесном кабинете бессонные ночи. Случаи, с которыми Евгения Самойлова сталкивалась во врачебной практике, научили терпению. Безмолвие нарушил телефонный звонок.
– Здравствуй, милая! Ты закончила? – поинтересовался муж.
Виктор переутомился, смена была тяжёлая. Вымотанный, он всегда делает длинные паузы между словами, обдумывает, что сказать. Жена давно настаивала, чтобы он ушёл из пожарно-спасательного отряда. Но Витя упрямо отказывался от увольнения.
– Да, а ты? Как прошло дежурство?
Виктор тяжело вздохнул и коротко отвечал:
– Ночка была горячей. Тебя встретить?
Витя, когда не был занят на работе, обыкновенно дожидался жену у выхода из больницы. Но летом он часто брал ночные дежурства, после которых чувствовал накопившуюся усталость и спал до обеда.
– Ты устал, наверное.
– Возьму такси, – проговорил он, и послышались гудки.
Она повесила белый халат в шкафчик и, уходя, оглянулась. Обстановка сохранилась такой же, как в начале карьеры доктора Самойловой. Тот же шкаф с сильнодействующими лекарствами и картами; тот же продавленный диванчик; стол, закреплённый за реаниматологом, где она провела немало часов, заполняя документацию; старенький негатоскоп для рентгеновских снимков и этажерка со специальной литературой. Всё оставалось привычным и неизменным, менялся только состав аптечки. Пациенты входили в святая святых в непредвиденных обстоятельствах.
Женя удовлетворённо улыбнулась. Очередная ночная смена подошла к концу. И теперь можно отправиться домой.
Глава 2. Минута тишины
Боевое дежурство – трудная пора. Ух и жаркая ночь выдалась! Два возгорания за шесть часов. Тревога зазвучала в полночь. Спасатели вскочили по звонку и неслись к пожарным ярко-красным, как яростное пламя, машинам.
Виктор Самойлов повстречал Женьку во время одного из тяжёлых ночных дежурств. Пожару в шестиэтажке на улице Гагарина присвоили высший ранг опасности. Команда брандмейстеров едва одолела огненного зверя. Были потери – погибло пять жильцов дома. Но многих удалось спасти. Виктор всегда испытывал моральное удовлетворение, когда вырывал людей у прожорливой смерти. Среди пострадавших было семь детей. Пожарные выносили ребят из горящего здания и передавали докторам скорой. В памятную ночь с бригадой дежурила реаниматолог Евгения Степановна Михайлова. Виктор вручил ей мальчика, которого нёс на руках.
– Аккуратнее, – мягко попросила она, укладывая малыша на носилки.
Виктору понравились её добрые светло-карие глаза, русые локоны, заплетённые в тугую косу, и стройная фигура. Врач сосредоточенно осматривала юного пациента. Витя вдруг подумал, что хочет попасть в больницу, чтобы эта симпатичная особа заботилась о нём.
– Тише, зайчик, потерпи, – ласково проворковала доктор Евгения, когда ребёнок захныкал. Он отравился угарным газом.
– Как насчёт обеда сегодня? – бойко спросил Виктор. Он считал, что жизнь, слишком быстро проходит и терять время на сомнения бессмысленно. Поэтому Самойлов предпочитал тратить на раздумья несколько минут и затем энергично действовать.
– Увидимся в полдень. В «Ностальгии», – ответила она, отдала пациента фельдшерам и пошла к спасённым.
Он пристально смотрел вслед молодой женщине и решил, что никогда не отпустит.
Мой огненный человек – так его называла Женя. Виктору даже нравилось это прозвище. Оно отражало его сильный, решительный характер. Витя с юности увлекался пожарно-прикладным спортом и участвовал в соревнованиях. Огонь – его родная стихия. Витина внешность соответствовала призванию. Волосы рыжие, цвета пламени. Бледная кожа, которая даже в жару не покрывалась загаром. Но иногда её опалял огонь. Виктор был высок и крепок. Природа наделила его неутомимостью, позволявшей преодолевать большие физические нагрузки. Когда появилась семья, сила духа возросла. Виктора не пугали пожары повышенной сложности. Ведь его дожидались жена и дочь, ради них он готов преодолеть беспощадное пекло.
Августовский зной плавил асфальт. Евгения ждала мужа на крыльце отделения и нервно посматривала на часы. Восемь тридцать утра. Смена караула уже произошла. Когда их ночные дежурства совпадали, они вместе добирались домой. Обычно на общественном транспорте весной и летом, а осенью и зимой на автомашине Виктора. В пути обсуждали новости и планы на день.
К пятиэтажной детской поликлинике подъехало такси. Из машины вышел Виктор и, улыбнувшись, жестом пригласил Евгению подойти ближе. Она спустилась с крылечка и неторопливо пошла к супругу. Он привычно поцеловал жену в щёку и церемонно открыл перед ней дверь.
Любуясь панорамой Москвы в окошке, Женя придумывала, что будет готовить на обед и на ужин. Раньше она размышляла о сложности лечения онкологических болезней, а теперь мысли заняты приземлёнными делами, однако это ничуть не огорчало Евгению. Напротив, Женя любила радовать Виктора и Вику необычными блюдами. Погружённые в раздумья Самойловы не поняли, как стремительно очутились у добротной сталинской пятиэтажки, построенной в стиле неоклассицизма, располагавшейся рядом с оживлённой магистралью. Здание сложено из светлого кирпича и хорошо удерживает тепло. Зимними вечерами в квартирах особенно уютно. Фасад украшен мраморным барельефом и лепниной. На стене прикреплена жёлтая табличка с красной надписью «ОГНЕОПАСНО ГАЗ».
На тенистой улочке раздавались приятные трели птиц и озорной собачий лай. Но в причудливую музыку вплетался ещё один звук.
– Ты слышишь? – с подозрением спросила Женя.
Внимая шум окружавшего пространства, Виктор нахмурился. Ему вдруг захотелось оказаться в комфортабельной квартире, поесть и выпить лимонада, который его мать оставляла в холодильнике, когда присматривала за внучкой.
– Пойдём-ка поглядим, – предложила Женя и решительно направилась к игровому комплексу.
Заливисто смеялась девочка. Качели, на которых она сидела, взмывали вверх поскрипывая. Золотистые косы расплелись, и отдельные пряди разлетались на ветру. Серебристый смех разносился по детской площадке. Как много счастья в драгоценном моменте. Евгения невольно залюбовалась, но подойдя поближе, она разглядела знакомые черты.
– Виктория Викторовна, почему ты не дома? – с напускной строгостью крикнула она.
Когда-то в далёком беззаботном детстве она была такой же. Обожала лето и качели. Все каникулы Женечка проводила во дворе. Вместе с друзьями исследовала огромный и манящий мир.
Светло-голубые Викины джинсы и кеды перепачканы в грязи, волосы растрепал летний ветер. Не девочка, а катастрофа. Виктор рассмеялся, увидев дочь. Она напомнила ему о собственных шалостях.
– Только посмотри на себя? Какая ты неаккуратная, – с укором проговорила Женя, представляя, как будет отстирывать вещи. – Разве бабушка не причёсывала тебя с утра?
Вика виновато опустила голову. Послушный тойтерьер Грей сел рядом с ней и ждал команды от юной хозяйки. Он получил кличку из-за серого цвета шкуры с рыжеватыми подпалинами. Влажные тёмно-карие глаза-бусины смотрели на девочку внимательно и выжидающе. Вот сейчас пса позовут домой. Он уже порядком проголодался.
– Ты сегодня читала? – строго осведомилась Женя. Не поднимая глаз, дочь отрицательно покачала головой.
– Помнишь, что нам велели прочитать очень много книг?
Вика начинала нервничать, когда мать говорила с ней назидательным тоном. Дочь не знала, как оправдаться перед родителями, только разглядывала разноцветные стекляшки, рассыпанные на земле. В них красиво мерцало солнце.
– Я ещё успею… – тихо возразила Вика.
Евгения всегда закипала, когда дочь перечила. Самойлова сжала губы и нервно вздохнула. Как же сложно воспитывать детей. Особенно если у них твой упрямый характер. В минуты гнева Женина мать говаривала: «Когда-нибудь твои дети тебе отомстят. Они будут хуже, чем ты».
– Милая, она просто развлекалась, – заступился Виктор. В лёгких перепалках, которые иногда возникали в семье Самойловых, он принимал сторону дочери. – Придём домой, поедим и займёмся чтением.
Женя с негодованием взглянула на мужа, но ничего не сказала, понимая, что он прав.
– Здравствуйте, – робко поприветствовал Артём Васильев.
Они совершенно не обратили внимания на присутствие мальчика. В тонких руках он держал футляр со скрипкой. Худой, как жердь, Тёма выглядел очень высоким. Серо-зелёные не по возрасту умные глаза с тревогой наблюдали за подругой. Он готовился в любой миг вступиться за Вику.
Пыл Евгении, с которым она высказывала претензии, немного утих. Виктор пожал маленькую Тёмину ладонь.
– Дети, вы, наверное, голодны? – спросил Самойлов.
Артём и Вика дружно кивнули. Обрадовавшись, Грей вскочил и заплясал рядом с ними.
– Мы что-нибудь придумаем, – обещала Женя, и они отправились домой.
В песочнице оставался черноволосый ребёнок, который усердно строил замок из песка.
– Как занятия в музыкалке? – поинтересовалась Евгения, пропуская детей вперёд.
Тёма добродушно улыбнулся и вежливо ответил:
– Отлично, спасибо. Зимой будет прослушивание. Приедет сам маэстро Данил Гиляровский и будет набирать учеников в Международную школу.
– Как чудесно, я уверена, что ты успешно пройдёшь все испытания, – произнесла Евгения Степановна.
Грей замер в дверях, словно его что-то испугало или он почувствовал присутствие чего-то или кого-то непонятного.
– Грей, заходи! – попросила Вика, но пёс застыл на месте, будто изваяние, и, казалось, никакая сила не сдвинет его.
Виктор подхватил тойтерьера как пушинку и зашёл в подъезд.
– Чего же ты испугался, малыш? – нахмурившись, произнёс он, поднимаясь по лестнице. Собака тревожно ёрзала в руках.
Опыт научил Виктора, что животные инстинктивно предчувствуют грядущую беду.
***
Квартира досталась Вите по наследству от бабушки, почившей, когда он был ещё ребёнком. Высокие потолки и светлые стены создавали ощущение большого пространства во всех комнатах. Здесь было много старинных вещей, которые Самойловы бережно хранили. Комод, служивший ещё первому поколению москвичей в их семье, до сих пор украшал спальню. В кладовой держали стеклянные игрушки, которыми из года в год наряжали новогоднюю ель.
Пока Женя накрывала на стол, дети играли в гостиной с Греем. Он носился за мячиком, который Тёма и Вика кидали друг другу. Они дружили с детского сада, потом пошли в школу искусств. Тёма занимался в музыкальном классе, а Вика выбрала художественный.
Немного понаблюдав за их невинной забавой, Виктор отправился на кухню. Женя вручила ему тарелки и попросила расставить их на столе, накрытом тёмно-синей скатертью.
– Зря ты потакаешь ей, – с упрёком проговорила жена и подала хлебницу. – У неё начинается переходный возраст.
– Не думаю, что у нас возникнут проблемы.
Вилка со звоном опустилась на столешницу. Женя с негодованием смотрела на мужа.
– Почему ты никогда не займёшь мою сторону?
– Милая, это не война! Всего лишь воспитание ребёнка. Твоё стремление к совершенству – источник страданий.
Евгения наскоро сварила борщ и запекла куриную грудку с картофелем. Виктор нарезал хлеб и складывал в корзинку. Идеально одинаковые кубики огурцов прикрывал мелко накрошенный зелёный лук. Женя заправила салат оливковым маслом. Когда с приготовлением обеда было покончено, хозяйка позвала детей в столовую.
– Вика, сядь ровно, – нервно вздохнув, приказала Женя.
Девочка послушно выпрямила спину, но медленно положила приборы в тарелку. Аппетит испортился. Ощутив перемены в настроении дочери, Виктор предложил:
– Будете мороженое?
После десерта дети удалились в комнату собирать «Изумрудный храм» из конструктора. Игра ненадолго увлекла ребят. Им пришлось прерваться, когда позвонил отец Тёмы и велел возвращаться домой.
Проводив Артёма, Евгения принялась убираться. Мельком взглянула в окно и заметила ребёнка, одиноко сидевшего в песочнице. Это показалось Самойловой странным. Ведь в такое время ребята его возраста обычно в детском саду.
– Что это за мальчик?
– Какой мальчик? – удивился Виктор и подошёл к ней, а следом потянулась любопытная дочь.
– Это Тимур из двадцать первой квартиры, – отвечала Вика. – Он постоянно один.
Женя редко встречалась с соседями, поэтому особо ни с кем не знакома. Но этот мальчик вызывал щемящее чувство беспокойства.
– Где его родители? – нахмурившись, продолжала расспрос Евгения.
– Его мама допоздна работает, а папы нет, – говорила дочь.
– Он, наверное, голоден. Нужно накормить его, – сказала Женя, направляясь в прихожую.
Наспех обувшись, Евгения вышла на игровую площадку. Мальчик сидел на скамейке, повернувшись ко всему миру спиной. Сгорбленные плечики навевали мысли о безысходной тоске, будто юное создание уже познало все тяготы жизни. Ребёнок напоминал нахохлившегося воробушка, замёрзшего на промозглом ветру.
– Малыш, ты, что здесь делаешь один? – неторопливо приближаясь, тихо спросила она.
Мальчишка настороженно посмотрел на Женю, но ничего не ответил. Он выглядел исхудавшим, под глазами небольшие синяки. Ручки, сжимавшие потрёпанного плюшевого медведя, расцарапаны.
– Как зовут медвежонка? – ласково поинтересовалась Евгения. Она знала, что путь к сердцу ребёнка лежит через игрушки.
Мальчик смягчился и с улыбкой взглянул на старого друга. Вместо глаза у медведя чёрными нитками вышит крест.
– Его зовут… – он с сомнением поглядел на незнакомую тётю, внезапно проявившую к нему интерес.
Женя мягко улыбнулась ему.
– Кузя, – коротко проронил мальчик.
– Кошачье имя.
– И вовсе нет, – возразил он и обиженно поджал губы.
– Хорошо, Кузя так Кузя. У меня в детстве был питомец с таким прозвищем.
Мальчик исподлобья покосился на Женю. Жизнь научила не доверять никому, даже благожелательным взрослым. Он покрепче обнял медвежонка. А если кто-то попытается отобрать единственного друга?
– Кузя, наверное, голоден, – пристально взглянув на игрушку, проговорила Евгения.
Мальчик нервно сглотнул скопившуюся слюну. Он весь день ничего не ел.
– Совсем чуть-чуть, – пролепетал он.
– Я Евгения. Как тебя зовут?
– Тимур, – робко представился мальчик.
Вика положила на стол эскиз, нарисованный утром, когда бабушка ушла. На альбомном листе девочка изобразила пёструю бабочку, сидевшую на ярко-алой розе. Цвета в идеальной гармонии. Благодаря игре света и тени, казалось, будто бабочка шевелит тоненькими крылышками. На нежных лепестках розы щедрой кистью юной художницы разбросаны жемчужины росы. Виктора восхитил богатый талант живописца, которым одарена дочь.
– Великолепная работа, – похвалил он. – Обязательно покажи маме.
Вика пожала плечами. Ей не хотелось показывать рисунок матери. Она опять будет ругаться, что Виктория тратит слишком много времени на свои причуды. Евгения считала рисование всего лишь увлечением. Но поддавшись уговорам мужа, устроила дочь в художественную школу.
– Она будет ворчать. Скажет, что я бездельница.
– Не скажет, – твёрдо заявил Виктор. Уж он проследит.
Когда хлопнула входная дверь, отец и дочь выглянули в прихожую. Мама держала за руку соседского мальчика. Острая иголочка ревности кольнула Вику в сердце. Девочка не желала делить мать с кем бы то ни было. С какой нежностью и заботой мама смотрела на черноволосого и темноглазого заморыша. Вика заметила, что Женя обращалась с ней намного строже.
– Проходи, не бойся, – осторожно пригласила Евгения.
Виктор встревоженно посмотрел на супругу. Она успокоила его кивком. Из-за крайней худобы мальчик выглядел младше своих шести лет. Жена накормила ребёнка. Тим ел много и жадно, торопился, словно думал, что кто-то отберёт кусок хлеба. Особенно малышу понравилась куриная грудка.
После плотного ужина Тимур присел на корточки, чтобы погладить Грея. Из кармана его синего комбинезона выпал коробок.
– Откуда у тебя спички? – изумилась Женя.
– Дома на кухне взял, – хмурясь, коротко отвечал мальчишка.
Вика с трудом нашла общий язык с Тимуром. Но кое-что объединяющее у них имелось. Оба любили собак. Грей купался во всеобщем внимании и был доволен своим положением.
– Можно я буду называть его Огонёк? – спросил Тимур, но Вика едва разобрала его речь.
– Какая интересная кличка? – удивилась девочка. – А почему?
– Люблю огонь, – тихо ответил Тимур.
Славившаяся любопытством Вика не успела продолжить допрос. В комнату вошла мама и стала внимательно наблюдать за детьми. Её тревожил хрупкий вид мальчика. Возможно, в семье проблемы с питанием. Женя вдруг подумала, что неплохо бы осмотреть ребёнка. Доктор опасалась обнаружить на тщедушном теле следы побоев. Однако она не сделала этого, чтобы не напугать мальчугана. Может быть, ей удастся провести осмотр позже, когда он привыкнет к ней.
– Тиму пора возвращаться домой. Мама, наверное, беспокоится. Пойдём, я отведу тебя, – предложила Евгения, протягивая мальчику руку.
Он послушно встал, попрощался с Викой, Греем и Виктором Ивановичем и последовал за Женей. Но не вложил ладонь в её руку. Пожалуй, Тим излишне недоверчив. Они пошли в другой подъезд, и за недолгий путь мальчик не проронил ни звука, семенил рядом, стараясь не отставать.
– Ты живёшь в двадцать первой квартире? – уточнила Женя.
– Да, два один, – показал он на пальцах.
Женя улыбнулась. Ей нравились дети такого возраста. Они непосредственные, светлые. Их пытливые умы алчно вбирают информацию из окружающего мира.
Выйдя из лифта, Тимур указал на дверь своего дома. До звонка он тянуться не мог, но до ручки доставал. Женя нажала на кнопку. Дверь распахнулась, и на пороге возникла молодая особа. Ей не больше двадцати пяти, а может, и меньше. Вид она имела уставший. Под невыразительными глазами тёмные круги, кожа бледная с пятнами от прыщей. Волосы растрёпанные, будто дама только встала с постели.
– Опять ушёл без спроса! – закричала женщина.
Мальчик даже не вздрогнул, вероятно, подобное произошло не в первый раз. Она силой завела сына в прихожую и, не поблагодарив опешившую Евгению, захлопнула дверь перед носом Самойловой.
Женя, обескураженная таким обращением, не знала, как поступить. Она постучала, но ей никто не открыл. Растерянная, она поплелась домой.
– Мамочка, посмотри, что я нарисовала для тебя! – объявила Вика, когда Евгения вошла в квартиру.
Мельком взглянув на лист, который держала дочь, Женя кивнула и сказала без эмоций:
– Красиво! Но лучше бы ты научилась бегло читать.
Услышав упрёк в голосе матери, Вика поникла, смяла листок, выбросила в мусорное ведро и заперлась в детской комнате. Прислонившийся к дверному проёму Виктор раздосадовано покачал головой.
– Ты слишком жестока! – с укором произнёс муж.
– Живопись не принесёт Вике зарплату и постоянство.
– Могла бы просто похвалить. Рисунок действительно хорош.
Женя выразительно испустила раздражённый вздох. Она не любила спорить. К тому же мысли занимал Тимур. Что же не так с его матерью? Откуда такая жестокость?
– Я не хочу, чтобы Вика тратила драгоценное время на пустые занятия. Не хочу, чтобы она тешила себя несбыточными мечтами. Падать будет больно.
– Что за пессимизм! – воскликнул Виктор. – Да, она плохо читает, но ведь у неё настоящий художественный талант. И наш долг, как родителей, его развивать.
– Мы должны дать ей хорошее образование, чтобы она смогла обеспечивать себя, – возразила Женя.
Дрожа от напряжения, она прошла на кухню, налила кипяток в кружку и положила пакетик с заваркой. Чай поможет успокоиться. Воздух наполнился густым ароматом мелиссы и лаванды. Виктор приблизился к жене сзади и нежно обвил руками. Она вздрогнула от неожиданности, и, нервно усмехнувшись, попыталась высвободиться.
– Моя ершистая недотрога, – шептал он. Его тёплое дыхание коснулось плавного изгиба её шеи.
Женя сделала быстрый глоток травяного чая и мягко оттолкнула Витю. Настроение не соответствовало романтическому моменту.
– Извини, – тихо пробормотала она. – Завтра на работу. Коллега ушла в отпуск.
Виктор с сожалением вздохнул.
– Да, мне тоже. Но когда нам это мешало?
Женя хранила молчание, только пила чай. Любовь и страсть имеют срок годности. И когда он истекает, остаётся приятное послевкусие – привязанность. Насколько глубока Женина привязанность к супругу?
– Ладно, я в душ, – проговорил Виктор и ушёл, оставив Евгению наедине с размышлениями.
***
Вика зевнула, широко разинув рот, однако, заметив пристальный мамин взгляд, поспешно прикрылась ладошкой.
– Не выспалась? – ласково спросил отец, намазывая тост сливочным маслом.
– Да, Грей всю ночь скулил, – пожаловалась Вика и с нежеланием погрузила ложку в овсяную кашу.
– Сегодня закончи книгу, пожалуйста! – попросила Евгения, допивая кофе. – В среду мы сдадим её в библиотеку.
Вика грустно вздохнула, догадавшись, что не удастся нарисовать волшебный замок, который ей снился. Отец ободряюще улыбнулся дочери. Он понимал, как тяжело ей давалось чтение. Из-за этой проблемы Вику чуть не оставили на второй год в третьем классе. На летние каникулы выдали большой список книг, которые нужно прочесть. Бесконечный перечень казался Виктории сущим наказанием. Она прочитала лишь три тонких книжки.
– Хорошо, – вздыхая, отвечала Вика.
В тихой квартире раздался звонок. Виктор встал и отворил дверь. Через мгновение в столовой появилась бабушка.
– Бабуля! – радостно встрепенулась Вика и крепко обняла родственницу.
Анна Михайловна рассмеялась, поставила на стул сумку с гостинцем и заключила внучку в объятия. Это была высокая, элегантная сухопарая дама. Волосы некогда рыжие, а теперь окрашенные сединой, аккуратно уложены в пучок. Её зелёные глаза встретились с серыми глазами внучки. Анна озорно подмигнула ей. Евгения собрала грязные тарелки и торопливо отправила их в посудомоечную машину. Коротко обняв мать, Виктор пошёл переодеваться.
– Книга! Ты помнишь? – Женя строго поглядела на дочь, которая смиренно кивнула. – Анна Михайловна, проследите, пожалуйста, чтобы она занималась.
Свекровь пообещала приглядывать за внучкой. Родители попрощались с Викой и Анной Михайловной. Виктор вышел на лестничную клетку. Под ногами путался Грей. Он лаял и рычал, когда Евгения открывала дверь.
– Может, у него что-то болит? – неуверенно предположила Вика.
– Позже покажем Грея ветеринару, – обещала мама.
Оставшись вдвоём с внучкой, Анна Михайловна извлекла из сумки небольшой подарок для девочки – объёмный альбом с твёрдой обложкой на пружинке и новые акварельные краски.
– Бабуль, это мне? – удивлённо спросила Вика.
Улыбнувшись, Анна кивнула и сказала:
– Но сперва закончим историю, начатую на прошлой неделе, – и, заметив грустный взгляд Вики, добавила: – Путь к цели не всегда бывает прямым.
Внезапно Грей мягко цапнул юную хозяйку за щиколотку, подталкивая к двери, за которой недавно скрылись Виктор и Евгения.
– Нет, Грейчик, не сейчас, – пробормотала Вика и ласково потрепала пса за ушко.
Наконец, в её руках оказалась книга. Когда-то давно, в тысяча девятьсот сороковом году вышла в свет пьеса «Сказка о потерянном времени». Сюжет интересный и поучительный, но слишком трудный для ребёнка с дислексией. Вика неуверенно раскрыла сказку, на той странице, где они с бабушкой остановились. Восемьдесят третья. Значит, ещё тринадцать страничек впереди. Анна Михайловна взяла стул, устроилась рядом с внучкой и ободряюще улыбнулась.
– Начнём, – Анна указала на книжку.
Вдохнув больше воздуха, Вика прочитала несколько фраз по слогам. Их смысл был понятен ей и даже понравился. Буква за буквой, предложение за предложением, медленно, но она пробивалась вперёд. Бабушка аккуратно направляла девочку и если надо, подсказывала.
– Видишь, не так уж и страшно читать, – заключила Анна Михайловна и погладила внучку по голове.
– Я не справляюсь, – буркнула Вика и снова провела пальцем по чёрным строчкам.
– Ты молодец! Будь сильной и упорной, и тогда любая проблема покажется тебе ерундой.
– Мама меня ненавидит из-за плохих оценок, – тихо поведала Вика, отчего бабушка рассмеялась.
– Милая, твоя мама желает тебе добра. К тому же она много работает. Но в наших с тобой силах порадовать её и дочитать книжку.
За чтением незаметно пролетел час. Грей заскулил у ног юной хозяйки. Вика задумчиво посмотрела в окно. На детской площадке никого, кроме маленького Тимура. Построив небольшой, но очень красивый замок из песка, он без сожаления разрушил зыбкую конструкцию. Пора уходить. Мама сказала, чтобы к её возвращению он был в квартире. Мальчик нащупал коробок спичек в кармане. Положив медведя под мышку, Тимур отправился в сторону подъезда.
Вике захотелось опробовать бабушкины подарки. Она набрала воды в баночку и бросила туда кисточки. Альбомные листы привлекали белизной.
– Можно находить время и для чтения, и для рисования. Главное – не бросай ни то ни другое, а мы будем поддерживать тебя, – мудро произнесла бабушка и коснулась шелковистых волос внучки. Когда-то малышка Аня тоже боялась читать, но сумела побороть себя и полюбила литературу.
Сгорая от радостного предвкушения, Вика сделала первый штрих.
Очутившись на кухне, Тимур усадил Кузю за стол, а сам принялся варить обед. Нашёл в шкафу щербатую кастрюлю, и, едва доставая до раковины, открыл кран. Поставив кастрюльку на старенькую плиту, он включил газовую конфорку и потянулся в кармашек за спичками. Но от приготовления его оторвал звонок мобильного. Мальчик побежал в комнату. Это мама. Мамочка вспомнила о нём и отвлеклась от важной работы.
Вика зачерпнула зелёной краски, и на лугу появилась трава и тонкие извилистые стебли. Закусив от усердия нижнюю губу, художница обмакнула кисть в красный.
Мама велела сварить макароны. Это единственное, что умел готовить Тимур. Не обратив должного внимания на густой запах газа, мальчик извлёк спичку из коробка и зажёг. Вспыхнул оранжевый огонёк, заслонивший собой всё. Яростный звук вырвался из самых глубин плиты и оглушил мальчика.
Евгения зашла в ординаторскую. После подготовки семилетнего ребёнка к операции на брюшной полости хотелось отдохнуть. В кабинете работал телевизор. Шёл обеденный выпуск новостей. Евгения недоумённо хмыкнула, когда узнала улицу, на которой живёт. Однако дом, уютное гнёздышко семьи Самойловых, стоял полуразрушенный. Глаза доктора, повидавшие многое, округлились от ужаса. Тиски отчаяния сжали сердце. Женя позвонила мужу, но он не ответил. Она не могла усидеть на месте. Схватив плащ, Евгения понеслась прочь из больницы.
Что можно почувствовать, увидев свой дом в руинах? Страх, гнев, бессилие и растерянность. Сначала не верится, что это случилось именно с тобой. Ведь дурное приключается обычно с кем-то другим. Виктор Самойлов трудился в пожарно-спасательном отряде восемнадцать лет и никогда не думал, что однажды ему придётся тушить собственный дом. Но это произошло, и реальность случившегося пугала. Сейчас не тот момент, чтобы бояться. Нужно работать. Пожар удалось локализовать спустя три часа. Три часа безнадёжности.
Витя пробовал звонить матери, но так не получил ответа. Телефон Вики и вовсе был вне зоны действия сети. Хоть Виктор и гнал пугающие мысли, но глядя на дым, поднимавшийся над обломками, он едва сдерживал слёзы безысходности. Интуиция нашёптывала ему, что мать и дочь там внизу. Под завалами. Виктор молился, чтобы они были живы.
– Витя! Витя! – раздался Женькин крик. Выскочив из такси, она помчалась к тому месту, где когда-то располагался их дом.
Удобство трансформировалось в груду ещё тлевших изнутри останков. Разве может счастье за какие-то доли секунды обратиться в прах? Как доктор, Женя знала – может, но как мать отказывалась в это верить. В третьем подъезде, ближайшем к эпицентру взрыва, рухнули все пять этажей, во втором – четыре. Продолжалась эвакуация жильцов из уцелевших квартир первого подъезда. Трагедия произошла в разгар рабочего дня, многие отсутствовали.
Виктор не позволил Евгении приблизиться. Сам пробрался к ней через оцепление.
– Они там? – спросила Женя.
Виктор молчаливо кивнул и устало потёр щёку, размазывая по коже копоть. В его взгляде застыли удивление и паника. Он не ожидал такого несчастья.
Н. Ланг
Тишина бывает разной: гнетущее безмолвие больничной палаты, когда ребёнок находится между жизнью и смертью; напряжённое беззвучие, когда спасатели ищут людей, оказавшихся под завалами; торжественное затишье перед оглушительными аплодисментами. Люди, которые делят друг с другом мгновения тишины, становятся самыми близкими.
Н. Ланг
Мгновения тишины
Глава 1. Звон колокольчика
Аглая прислушивалась к гнетущей тишине. Ночью беззвучие пугало. Она опасалась не услышать ровного дыхания сына. Тишина давила на неё, словно тяжёлый пресс. Безмолвие порождало страх и неуверенность в будущем. В голове всплывали трудные вопросы, которые мучили уже давно. Не зря ли она сражается? А может всё оставить как есть и не омрачать последние дни сына изнурительной борьбой?
Всё началось с нестерпимых болей в костях и суставах. К вечеру обычно поднималась высокая температура. Часто шла кровь из носа. Андрюшка сделался вялым. Он страдал от апатии, прежние увлечения перестали интересовать мальчика. На улице реже раздавался озорной смех Андрюшеньки. Мальчишка не играл в футбол и больше никого не приглашал в гости. Сон его испортился. Диагноз, который определила доктор Лидия Савельева, звучал неутешительно. Острый лейкоз. Зарождаясь, клетки неправильно развивались. Вместо здоровых лейкоцитов появлялись атипичные патогены. Лечение очень дорогое. Денег у Аглаи не нашлось. Из-за регулярных больничных ей пришлось уволиться из кондитерской. Для постоянных заказчиков Глаша пекла торты дома. Живущий в Америке, бывший муж Георгий Смирнов выслал необходимую сумму. Аглая приобрела лекарство, от которого зависело выздоровление сына. С неугасающей надеждой Аглая давала таблетки Андрюшке. Однако дни проходили, но болезнь не отступала. Лекарство заканчивалось, а вместе с ним и время. По ослабшему организму мальчика стремительно распространялись метастазы. Лейкемия накатывала волнами. Иногда становилось хуже, иногда лучше.
– Ты выздоровеешь, – шептала она, чутко наблюдая за его сном. Когда Андрей был младенцем, мать любила смотреть, как он спит. По маленькому детскому личику было понятно, какие грёзы его посетили.
В темноте, царившей в палате, Аглая рассмотрела, как ритмично вздымается грудь мальчика. Глаза шевелились под тонкими веками. Что снится Андрюшеньке? Она осторожно гладила его белоснежную кожу, лишённую волос. Аглая сбилась со счёта, сколько бессонных ночей провела у постели сына. В индивидуальном аду Смирновых круги лучевой терапии, перемежались с кругами таблеток. Мама уже была готова поехать в Сибирь к шаману, если медикаментозное лечение не даст результатов.
В безоблачный день, перед тем как лечь в больницу для проведения химиотерапии, семья Смирновых ненадолго вышла в парк на прогулку. Андрей обрадовался, когда ощутил весенний ветерок. Уже несколько дней лихорадка не беспокоила его. На бледные щёки вернулся румянец. Теперь удовольствие Андрюшке доставляли простые вещи. Первая радуга после майской грозы вызвала у сына искреннее восхищение. Мальчик любовался небесами и, кажется, забыл о недуге. Аглая купила мыльный раствор. В пять лет Андрюша обожал следить за путешествием волшебных пузыриков и нетерпеливо подгонял их.
– Мама, я уже взрослый! – с усмешкой напомнил Андрей. – Мне десять.
– Чей больше! – бросила она вызов и взболтала смесь.
Шар получился огромным. Хрупкая поверхность переливалась разными цветами, будто радуга. Задержав дыхание, Андрей внимательно следил за полётом пузыря. Тёплый ветер уносил его к небосводу. Но мыльный шарик Аглаи оказался легче и летел быстрее. Андреев пузырь, не добравшись до решёток забора, отделявшего территорию парка от автострады, лопнул. Андрей нахмурился. Задорная улыбка, напоминавшая, что он ребёнок, сошла с его лица. За миг мальчишка превратился в старика.
– И жизнь моя кончается, – пробормотал он и рухнул, как подкошенный на лужайку.
Аглая подбежала к нему и встревоженно осмотрела. Нет ли ушибов. Когда ребёнок болен лейкемией, любое падение для него опасно.
– Ты в порядке? – спросила она, пряча малодушие за неуверенной улыбкой. Глаша не хотела показывать сыну, что боится.
– Всё отлично, мама, – прошептал он и стиснул её похолодевшие пальцы. – Не беспокойся за меня. Скоро всё закончится.
В мальчишеском голосе слышалась безнадёжность. Андрей перевернулся на спину и устремил лукавые глаза в небо, словно там пытался разглядеть грядущее. Он мечтал однажды построить большой особняк, где будут жить мама, папа и кот Феликс. И хотя родители развелись, он верил, что они снова воссоединятся. Андрей так скучал по отцу, что даже держал при себе папин подарок – старинные карманные часы с золочёной цепочкой. И в моменты особенного волнения, радости или печали он крепко сжимал вещицу и чувствовал незримое присутствие отца.
– Да, всё кончится. Мы будем счастливы, – обещала Аглая и легла рядом с ним на молодую траву. Они вдыхали запахи свежести и влажной земли. Аглая легонько дотронулась до руки сына, и он светло улыбнулся. Вдруг она почувствовала удивительное единение с Андреем, будто вновь носила его под сердцем.
Всё окрасилось зелёным. Природа возрождалась. На деревьях распускались листья, поблескивавшие на сияющем солнце. Птицы возвращались с зимовки. Звонкий оживлённый щебет ласкал слух. Погожий день рождал в душе сладостное предвкушение перемен.
– Вот бы очутиться на море, – нарушив тишину, мечтательно произнёс Андрюша.
– Мы обязательно съездим в Крым. Попробуем розовое варенье, пахлаву и токмач, – говорила мама. – Закрой глазки и представь, что ты слышишь шум моря, далёкий гудок теплохода. Солнышко приятно касается твоей кожи.
Сын зажмурился, воображая отдалённый рокот прибоя. Над бурунами кричат чайки. Шесть лет назад на похоронах бабушки мальчик побывал в Отрадном, что раскинулось недалеко от Ялты. Мать оттуда родом. Южные края славятся галечными пляжами и туманной перспективой гор, покрытых буйной зеленью. Вспоминались мамины рассказы о детстве.
***
Внезапно Андрей разлепил веки и стал задыхаться. Бледно-зелёные стены палаты давили на него. Из чёрных широко распахнутых глаз потекли слёзы. Такие приступы случались часто, и Аглая почти привыкла к ним. Настолько, насколько можно привыкнуть к тому, что долгожданный ребёнок, вероятно, умрёт. Но этот припадок не заканчивался, напротив, боль становилась нестерпимой. Андрей согнулся пополам. Испуганная Аглая нажала на тревожную кнопку.
А дальше бег по коридору в палату реанимации. Мать держала его влажную, холодную ладошку.
– Мам, оставь меня, – прошептал Андрей побелевшими губами. Он боялся смотреть в глаза матери, боялся заметить в них слёзы. Ведь это он причина её страданий.
– Не смей так говорить! – воскликнула Аглая, запыхаясь, от быстрой ходьбы. – Мы приехали вместе и уедем вместе.
Он слабо улыбнулся и потерял сознание. Аглая повторяла его имя, которое так много значило для неё. Её ребёнок сейчас на грани жизни. И мать намерена отдать всё, чем владеет, лишь бы мальчик пришёл в себя, и его лицо озарила улыбка.
– Живее, – крикнула доктор Савельева. Взволнованный голос эхом разнёсся по больничному коридору, знававшему немало трагедий.
– Пожалуйста, очнись, – шептала Аглая и плакала.
Наконец, их разделили. Андрею предстояла ожесточённая борьба, в которой он стойко переносил все тяготы. Судьба испытывала Аглаю мучительным ожиданием. Ей оставалось нервно мерить торопливыми шагами холл поликлиники. Опять оглушающая тишина придавила непереносимой тяжестью. Было страшно и тоскливо. Аглая осталась наедине с размышлениями.
– Андрей Смирнов, десять лет, остановка сердца, – чётко отрапортовала Савельева и с тревогой посмотрела на реаниматолога Самойлову.
Выпив две чашки вечернего кофе, Евгения Самойлова чувствовала себя бодрой. Голова соображала ясно. Доктор приступила к искусственному дыханию и непрямому массажу сердца. Сигнал на экране отсутствовал. Воцарилась мертвенная тишина. Евгения не позволит пациенту уйти. В её смену никто не умрёт. Она взялась за электроды дефибриллятора и плотно прижала к худой, бледной груди мальчика.
– Разряд! – скомандовала Евгения.
Электрические импульсы прошлись по тоненькому телу. Андрей дёрнулся, но линия на мониторе прямая. Как же пугало отсутствие сигнала. Евгении хотелось оживить мальчишку. Он ровесник дочери. Любая человеческая жизнь – священный дар. Жизнь ребёнка бесценна, в ней заключено будущее.
– Я не отпущу тебя, – прорычала доктор Самойлова и вновь попросила разряда. – Вернись!
Она дождалась, пока коллеги отойдут от каталки, и приложила электроды дефибриллятора к телу мальчика. Медсестра готовила шприц с адреналином.
– Эй, приди в себя, – беззвучно проронила Евгения. Это не первая клиническая смерть в её практике, но обычно доктор Самойлова всегда выходила победителем из схватки с крылатым ящером. Женя представляла смерть именно такой – ящерицей, покрытой гнилостной чешуёй.
Короткие высоковольтные импульсы пробежались по нейронам и дали мощный толчок сердцу. Оно должно биться! На мониторе возникла желанная кривая изолиния. Синусовый ритм восстановился. Пульс сделался увереннее, мальчик дышал.
– Ты молодец, малыш! – обрадовалась Евгения и положила электроды к дефибриллятору.
Мальчик открыл глаза и созерцал, как медицинская сестра соединяла силиконовую трубку капельницы с катетером на его тонкой руке. По пластиковым сосудам в кровь поступали витамины и лекарства, которые поддерживали жизнь. Евгения Самойлова, понаблюдав за пациентом ещё полчаса, убедилась, что его состояние стабилизировалось. Она вышла в холл, где на скамеечке дожидалась мама Андрея Смирнова. Увидев доктора, Аглая встрепенулась и присмотрелась к лицу Евгении Степановны. Резкие черты, придавали облику твёрдости. С какими вестями явилась доктор Самойлова? Упредив её вопрос, Евгения произнесла:
– Андрей стабилен. Мы ещё будем следить за ним. Поспите, вам пойдёт на пользу отдых.
Евгения села рядом. Обыкновенно она не задерживалась около родственников маленьких пациентов. И общалась с ними краткими фразами. Но одинокую и хрупкую женщину хотелось поддержать.
– Смерть приходит на рассвете, – промолвила Аглая, посмотрев на часы. Она прислонилась к спинке скамейки и устремила взгляд к лампам. Яркий свет жёг сухие глаза.
В этот час начинался восход, по земле плясали солнечные зайчики, за которыми, бывало, охотился Андрюшка, когда ещё не заболел. Он поднимался рано и будил родителей.
Евгения не знала, что сказать, как утешить мать и уменьшить горе. Любые слова кажутся незначительными. Ведь Женя остро переживала даже банальную простуду своей дочери. А здесь опасный диагноз – рак крови.
– Мне жаль, – тихо пробормотала она. И вдруг, поглядев на маму юного пациента, которого только что выдернула из цепких лап смерти, проговорила: – Но ведь надежда ещё есть.
И Аглая схватилась за ускользавший хвост удачи, будто утопающий за спасательный круг. Она была готова пробовать запрещённые методы, только бы сын прожил долгую жизнь. Когда онколог завершала осмотр, Смирнова задала один вопрос, который не оставлял в покое.
– Есть ли ещё какие-то лекарства? Возможно, самые дорогие. Я готова даже почку продать, – произнесла Аглая и с горечью взглянула на доктора.
Самое тяжёлое в медицинской практике заключалось в общении с родственниками тяжелобольных детей. Иногда родные пациентов думают, что врачи всемогущи. В сильных руках ангелов в белых халатах заключена особая власть. Но, к сожалению, врачи не боги и существуют вещи им неподвластные.
Андрей сидел на кушетке и с грустью глядел в окно. Он уже привык к таким беседам и научился отгораживаться от неприятных размышлений о витавшей в воздухе смерти. Обычно Андрей вспоминал сложные термины из иллюстрированного справочника архитектора, подаренного мамой по случаю восьмого дня рождения. На ум пришла ниша с затейливым названием – экседра, сооружённая полукругом, перекрытая своеобразным куполом. Мальчик украсит ею дом, о котором так грезит. Андрей загнул палец, вспомнив наименование. Определений должно быть десять.
– Пересадка костного мозга. В подобных случаях рекомендуют аллогенную трансплантацию от подходящего донора. Но его ещё нужно отыскать.
Сквозь Андреевы раздумья прорывались голоса реального мира. Мыслями он возвратился к архитектуре. Балюстрада – ограждение балкона или террасы.
– Большая очередь на донорские клетки, – говорила доктор Савельева, устремив светло-голубые глаза на пациента. – Анализы показали – вы не подходите для донорства.
Балясина – столбик на балюстраде. В Андреевых проектах балясины будут похожи на головы храбрых львов.
– Могут помочь родные, – с участием продолжала Лидия Валерьевна. Свет из окошка по-особенному падал не её нежное лицо, обрамлённое русым каре.
А на чердаке по замыслу расположится люкарна – оконный проём, украшенный лепниной.
– Нужно спешить, – мягко сказала Савельева. – Буду откровенна, шансов немного.
Аглая опустила голову. Она осознавала тяжесть положения, но часть души ещё не смирилась и не позволяла сдаться.
– Мой бывший муж скоро прибудет в Россию, и мы сделаем операцию, – с надеждой промолвила Аглая и скрестила тонкие пальцы.
– Будем ждать, – согласилась врач-онколог.
Андрей вспомнил только четыре названия из десяти… Значит, разговор закончился быстрее, а надежда уменьшилась.
В груди Андрюши тлел огонёк жизни. И Аглая всеми доступными средствами поддерживала его. Нужно дождаться приезда Георгия. Отчего-то она верила, что Смирнов спасёт сына. Это единственный шанс для исцеления Андрюшки. На прогулке, в столовой, палате Аглая часто смотрела на часы. Стрелки двигались медленно, будто нехотя. Ещё никогда ожидание не причиняло такой боли.
Стоял погожий день. Деревья, казавшиеся зелёными великанами, отбрасывали длинные тени на тротуары. В ажуре листвы озорно мелькало ласковое солнце. Но Андрей не мог выйти из больницы в сквер. Лидия Валерьевна объяснила, почему нельзя покидать стерильное отделение. Любая инфекция опасна для ослабшего организма. Андрюша на миг представил, что гуляет босиком по высокой мокрой траве в парке. И разум его наполнился спокойствием. Иногда Смирновы выходили из палаты, посидеть на скамейке в холле. Беседовали, ели сладости, читали фантастические рассказы и рисовали будущий дом, который сын построит, когда вырастет. В суровых больничных буднях находилось место для маленьких радостей.
– Вот вы где! Я, наконец-то, приехал! – раздался приглушённый маской, но такой знакомый голос со странным акцентом.
Аглая обернулась, увидела Георгия в медицинском халате и шапочке, и на мгновение удивлённо застыла. Она слишком ждала этой встречи.
– Папа! – встрепенулся Андрей, и, подскочив, бросился в объятия отца.
Пряча слёзы за непринуждённой улыбкой, Аглая наблюдала за ними. Георгий обрадовался не меньше сына. Они сели на скамью и не разлучались ни на минуту. Много разговаривали. К Андрею вернулась утраченная энергия, словно одним своим присутствием отец придавал ему сил. Мальчик понял, что папа не бросил их в момент отчаяния.
– Где твой чемодан? – поинтересовался Андрей. Он боялся, что Георгий обратится в мираж и растворится.
– Я остановился в гостинице, – отвечал отец и с гордостью дотронулся до лысой головы сына. – Умница! Стойко держишься.
Андрей зарделся от смущения, но потом улыбнулся и хлопнул себя по лбу.
– Я притворяюсь яйцом, – проговорил он, посмотрев на родителей.
Они рассмеялись и встретились взглядами, но быстро отвели глаза, чем походили на взволнованных подростков.
– Пойдём, я познакомлю тебя с лечащим врачом. Это замечательная женщина, – вставая, сказала Аглая.
Андрей соединил руки отца и матери, восстанавливая правильный ход событий. Мальчик считал, что это чудесно, когда мама и папа вместе. Зная, как для Андрея важен отец, Аглая не стала отнимать ладонь у бывшего супруга.
В кабинете онколога, всё так же держась за руки, они выслушали доктора Савельеву. Лидия объяснила, как будет происходить процедура. Врач говорила с ними аккуратно. С неиссякаемым оптимизмом она сказала, что шансы на выздоровление велики, если Георгий подойдёт в качестве донора костного мозга. Предстояло сделать лабораторные исследования, которые определят совместимость HLA-генотипов отца и сына. Георгий дал согласие пройти необходимые тесты и подписал документы.
Аглая и Георгий вышли из кабинета в холл. Молчание заполнилось невысказанными вопросами, которые порождали напряжение. Будто вот-вот разразится гроза. Бывшие супруги ожидали развязки истории.
– Ты не женился? – осторожно осведомилась Аглая, скромно пряча глаза.
Прошло больше шести лет с их последней встречи. Они расстались на минорной ноте. Но чувства ещё теплились в самом уголке души. Аглая пробовала жить дальше, как советовали друзья. Даже сходила на несколько свиданий. Но… Существование сосредоточилось вокруг Андрея. Она совершенно забыла о себе. А когда сын заболел, Аглая перестала улыбаться.
Глаша мрачно рассматривала мужа и будто не узнавала его. Георгий изрядно похудел и вытянулся. В волосах появилась седина, придававшая солидности. Ему недавно исполнилось сорок. Он старше Аглаи на два года. Умные карие глаза внимательно следили за женщиной, которую он любит. Она подарила ему прекрасного сына и десять лет совместной жизни.
– Нет, второй тебя не существует, – пристально посмотрев на жену, отвечал он.
Аглая рассмеялась, но в глазах блестели слёзы. В былые времена она ждала таких нежных слов, наполненных теплотой. Теперь первостепенно здоровье и судьба сына. Потеряло значение прошлое, не имело смысла грядущее. Важно только сегодня. Именно сейчас, когда её сын жив.
– Не нашлось такой же глупой женщины? – с натянутой улыбкой поинтересовалась она. В чёрных глазах, похожих на остывшие угли, замерла печаль. Аглая не утратила утончённого изящества. Фигура статная, как прежде. А на лице ни одной морщинки, словно время щадило её и не оставляло следов на мягкой коже.
В памяти Самойловых плёнка бытия отматывалась назад. Когда Георгия пригласили на стажировку в крупную IT-корпорацию Брукс Энтерпрайз, он переехал в Соединённые Штаты Америки. Талантливый программист Георгий Смирнов не стал упускать предоставленную возможность и получил вид на жительство. Аглая и Андрей поехали с ним, и год пытались укорениться на родине фастфуда и прогрессивных компьютерных технологий. Здесь всё было другим: воздух, небо, города и люди. Мужчины лучше адаптируются к сложным изменениям. Георгий превратился в Джорджа. Он быстро привыкал к новым обстоятельствам. Маленький Андрей-Эндрю учил английский язык и к четырём свободно разговаривал с другими детьми. Американцы не справлялись с загадочным русским именем Аглаи, поэтому она представлялась Эли. Немного освоившись на чужбине, она открыла в себе талант кондитера и устроилась в пекарню. Но через несколько месяцев после отъезда Аглаи тяжело заболела её мать – Светлана Фёдоровна Кузнецова. Аглая немедля вернулась в Крым, родные края, по которым тосковала в Америке. Супруги Смирновы виделись часто. Георгий старался приезжать раз в неделю, потом раз в месяц. Через полгода его визиты стали редкими, а отношения с женой – прохладными. Аглая искала сладкой нежности, но объятия мужа сделались скорее официальными, чем интимными. И однажды, набравшись смелости, Аглая высказала, сакраментальную фразу, что уже давно витала в напряжённой атмосфере.
– Давай разведёмся! – произнесла она, после завтрака на террасе летнего дома Светланы Фёдоровны.
Георгий аккуратно поставил белую фарфоровую кружечку на блюдце. Его тоже посещали подобные тягостные мысли, но он был не в силах шагнуть навстречу переменам. Терпеливо вздохнув, муж промолчал, однако Аглая без слов поняла, каков его ответ.
– Сына буду воспитывать я, – твёрдо заявила Глаша. Он не увидел в её взгляде сомнений, лишь непреклонность.
С тяжёлым сердцем Георгий согласился. Уладив юридические формальности, он уехал в Нью-Йорк. Аглая и Андрей остались в Крыму до смерти Светланы Фёдоровны. После продажи дачи, они перебрались в Москву, где Аглая нашла вакансию в кондитерской. Узнав о страшном диагнозе сына, Георгий подумывал о возвращении в Россию.
– Ты не желаешь попробовать сначала? – с затаённой надеждой спросил Смирнов.
От удивления Аглая оцепенела и не проронила ни звука. Она не знала, сможет ли опять жить с ним, ведь их чувства уже не такие пылкие, как в самом начале. Можно ли восстановить утраченное доверие? Не то, что бы сердце Аглаи разбилось в дребезги после развода. Нет, расставание произошло мирно. И кажется, она не испытывала боли, только острое сожаление.
– Гош, ты действительно этого хочешь? – усомнилась в его предложении Аглая. – Честно?
Он добродушно взглянул на бывшую жену. Георгий скучал по её ласковым объятиям, приглушённому шёпоту и задорному смеху. Он помнил тепло её тела, цветочный запах шелковистых иссиня-чёрных локонов.
– Буду с тобой откровенным. Моя карьера в Штатах сложилась удачно. Но счастья нет. Если не с кем разделить успех, то и радости никакой не чувствуешь. Что мне блестящие проекты, ведь рядом нет вас, – глядя ей в глаза, произнёс Георгий. – Позволь мне вновь стать частью семьи.
Она недолго подумала, прежде чем ответить. Аглая уже привыкла в одиночку бороться с превратностями судьбы. Однако что-то внутри, какая-то неугасающая искра не позволяла произнести нет.
– Сможем ли мы? – прошептала она, не решаясь поглядеть на него.
Она вдруг ощутила юношескую взволнованность, будто вернулась на двадцать лет назад. Неужели в душе остались какие-то чувства? Она сдержанно кивнула и пригласила пройтись по набережной.
– Я лишь догадываюсь, что вам пришлось пережить в последние месяцы. Но теперь всё изменится, – обещал Георгий, когда они остановились у парапета и наблюдали за бурным течением. Вдалеке слышался шум машин, несущихся по оживлённому проспекту. Между Смирновыми воцарилась уютная тишина.
От реки повеяло освежающим ветром. Аглая продрогла и надела жакет, который несла с собой.
– Я верю только поступкам, – промолвила Глаша. – Судьба – хорошая хозяйка расставит всё по местам.
Георгий тоже предпочитал судить по совершённым делам, нежели по словам. Поэтому он станет донором для собственного сына. Результаты теста подтвердили их совместимость. Счастью Аглаи не было предела, когда началась подготовка к трансплантации костного мозга.
– Мам, не переживай, мы с папой справимся, – убеждал Андрюшка. – Доктор говорит, что это не больно.
Но Аглая с тревогой сжала его тонкие руки. Пытливые чёрные глаза сына контрастировали с бледностью кожи. Андрей получал курс химиотерапии. Такое лечение уничтожило его поражённый костный мозг и подавило иммунную систему, чтобы донорские клетки лучше прижились. Мать удивляло, с каким бесстрашием и упорством ребёнок преодолевает все испытания. Аглая вдруг почувствовала прилив гордости. После стольких болезненных и неприятных процедур, казалось, ничто не пугало мальчика.
– Вам всё по плечу, ведь вы сильные и смелые, – не сомневаясь, сказала мама.
В палату вошёл Георгий. Он мягко улыбнулся вновь обретённой семье, понимая, как не хватало их присутствия в его жизни.
– Вы готовы? – серьёзно осведомился отец и поглядел сначала на сына, затем на Аглаю.
– Конечно, не терпится начать, – бодро отозвался Андрей. Он скрывал липкий страх за напускной бравадой. Родители чувствовали его смятение, однако подыгрывали.
– Я никогда не буду готова! – пробормотала Аглая и нервно откинула волосы со лба.
Белые стены давили на Георгия. Он с детства не любил уколов. Но набравшись терпения, стоически переносил манипуляции с иглами и забором крови. Георгий осознавал, насколько тяжело сейчас Андрюшке. Мальчику поставили центральный катетер и перелили подготовленные клетки. Всю процедуру мать держала сына за руку и пыталась отвлечь разговорами.
– Закрой глаза и представь, что ты в доме, который построил, – попросила Аглая. – Какой он?
– Большой, трёхэтажный, с открытой террасой, где летом мы будем пить чай с тортом.
– Да, я испеку твой любимый бисквит, – Аглая была готова пообещать сыну всё что угодно, только бы он выдержал трансплантацию.
– А папа там будет? – с надеждой спросил Андрей и украдкой посмотрел на мать.
Георгий и Аглая переглянулись с затаённым весельем. Они ждали подобного вопроса. Аглая прислушалась к тревожной душе, пробуя отыскать хоть толику сомнения. Однако на сердце сделалось тепло.
– Если захочет, – ответила мама.
– А ещё мы откроем пекарню и будем продавать чудесные шоколадные кексики, – мечтал Андрюшка.
Трансплантация длилась около двух часов. В трудный момент Аглая не отлучалась от сына. В организме мальчика сформируется здоровый костный мозг. Но для стойкой ремиссии потребуется время и чуткая забота.
***
Спустя месяц Аглая принесла в отделение коробку, перевязанную жёлтой атласной лентой. Загадочная вещь многое значила для семьи Смирновых.
– Это на память от нас, – с улыбкой произнесла она, и в антрацитовых глазах загорелись искорки восторга.
Главный врач развязала ленточку и увидела на бархатной подушечке золотой колокольчик. Санитары повесили его рядом с входом, чтобы каждый, кто появляется в онкологии, знал, что нужно верить и бороться до победы.
– Начнём добрую традицию, – предложила Аглая.
Все лечащие врачи и медицинские сёстры вытянулись в шеренгу почёта. Под бдительными взглядами, улавливавшими любые изменения в состоянии пациента, в торжественной тишине Андрей уверенно шёл к желанной цели. Лицо Аглаи озарила гордая улыбка, а на глазах выступили слёзы радости. Когда он коснулся верёвки, что вела к язычку колокольчика, раздались дружные аплодисменты.
– Молодец, – выкрикнула онколог Савельева. Она испытывала удовлетворение, когда терапия гарантировала положительный исход. Каждый такой случай заставлял поверить, что есть высшее милосердие. Мальчик ещё не прошёл предназначенной ему жизненной стези. Однажды доктор видела, как Андрей рисовал просторный особняк с красивыми эркерами и французским балконом. Похоже, у него выдающийся архитектурный талант.
Звон колокольчика надежды эхом звучал по детскому онкологическому стационару, задорно врывался в каждую палату и дарил мечту. Самую заветную и дорогую.
Аглая обнимала сына и плакала. Впервые за долгие месяцы от счастья. Персонал внимательно следил за ними. Кто-то не сдерживал слёз и вытирал уголки глаз. Волшебный день дарил веру в чудеса.
– Мы будем ждать следующего звона колокольчика, – обещала Лидия, улыбаясь Аглае и её чудесному сыну.
Ненадолго отвлёкшаяся от дел Евгения Степановна с затаённой радостью наблюдала, как муж Аглаи взял сумки и увёл семейство из поликлиники. Их силуэты удалялись и через минуту превратились в крошечные точки, таявшие в молочной белизне больничных коридоров. Чаще бы подобные истории счастливо заканчивались стойкой ремиссией. Когда юный пациент покинул отделение, медицинские сёстры и врачи разошлись выполнять назначения. Так, незаметно пролетали часы.
Утром в ординаторской царила уютная тишина. Уставшая Евгения села на велюровый диван. Посмотрела на свои изящные ладони. На протяжении тринадцати лет она проводила в тесном кабинете бессонные ночи. Случаи, с которыми Евгения Самойлова сталкивалась во врачебной практике, научили терпению. Безмолвие нарушил телефонный звонок.
– Здравствуй, милая! Ты закончила? – поинтересовался муж.
Виктор переутомился, смена была тяжёлая. Вымотанный, он всегда делает длинные паузы между словами, обдумывает, что сказать. Жена давно настаивала, чтобы он ушёл из пожарно-спасательного отряда. Но Витя упрямо отказывался от увольнения.
– Да, а ты? Как прошло дежурство?
Виктор тяжело вздохнул и коротко отвечал:
– Ночка была горячей. Тебя встретить?
Витя, когда не был занят на работе, обыкновенно дожидался жену у выхода из больницы. Но летом он часто брал ночные дежурства, после которых чувствовал накопившуюся усталость и спал до обеда.
– Ты устал, наверное.
– Возьму такси, – проговорил он, и послышались гудки.
Она повесила белый халат в шкафчик и, уходя, оглянулась. Обстановка сохранилась такой же, как в начале карьеры доктора Самойловой. Тот же шкаф с сильнодействующими лекарствами и картами; тот же продавленный диванчик; стол, закреплённый за реаниматологом, где она провела немало часов, заполняя документацию; старенький негатоскоп для рентгеновских снимков и этажерка со специальной литературой. Всё оставалось привычным и неизменным, менялся только состав аптечки. Пациенты входили в святая святых в непредвиденных обстоятельствах.
Женя удовлетворённо улыбнулась. Очередная ночная смена подошла к концу. И теперь можно отправиться домой.
Глава 2. Минута тишины
Боевое дежурство – трудная пора. Ух и жаркая ночь выдалась! Два возгорания за шесть часов. Тревога зазвучала в полночь. Спасатели вскочили по звонку и неслись к пожарным ярко-красным, как яростное пламя, машинам.
Виктор Самойлов повстречал Женьку во время одного из тяжёлых ночных дежурств. Пожару в шестиэтажке на улице Гагарина присвоили высший ранг опасности. Команда брандмейстеров едва одолела огненного зверя. Были потери – погибло пять жильцов дома. Но многих удалось спасти. Виктор всегда испытывал моральное удовлетворение, когда вырывал людей у прожорливой смерти. Среди пострадавших было семь детей. Пожарные выносили ребят из горящего здания и передавали докторам скорой. В памятную ночь с бригадой дежурила реаниматолог Евгения Степановна Михайлова. Виктор вручил ей мальчика, которого нёс на руках.
– Аккуратнее, – мягко попросила она, укладывая малыша на носилки.
Виктору понравились её добрые светло-карие глаза, русые локоны, заплетённые в тугую косу, и стройная фигура. Врач сосредоточенно осматривала юного пациента. Витя вдруг подумал, что хочет попасть в больницу, чтобы эта симпатичная особа заботилась о нём.
– Тише, зайчик, потерпи, – ласково проворковала доктор Евгения, когда ребёнок захныкал. Он отравился угарным газом.
– Как насчёт обеда сегодня? – бойко спросил Виктор. Он считал, что жизнь, слишком быстро проходит и терять время на сомнения бессмысленно. Поэтому Самойлов предпочитал тратить на раздумья несколько минут и затем энергично действовать.
– Увидимся в полдень. В «Ностальгии», – ответила она, отдала пациента фельдшерам и пошла к спасённым.
Он пристально смотрел вслед молодой женщине и решил, что никогда не отпустит.
Мой огненный человек – так его называла Женя. Виктору даже нравилось это прозвище. Оно отражало его сильный, решительный характер. Витя с юности увлекался пожарно-прикладным спортом и участвовал в соревнованиях. Огонь – его родная стихия. Витина внешность соответствовала призванию. Волосы рыжие, цвета пламени. Бледная кожа, которая даже в жару не покрывалась загаром. Но иногда её опалял огонь. Виктор был высок и крепок. Природа наделила его неутомимостью, позволявшей преодолевать большие физические нагрузки. Когда появилась семья, сила духа возросла. Виктора не пугали пожары повышенной сложности. Ведь его дожидались жена и дочь, ради них он готов преодолеть беспощадное пекло.
Августовский зной плавил асфальт. Евгения ждала мужа на крыльце отделения и нервно посматривала на часы. Восемь тридцать утра. Смена караула уже произошла. Когда их ночные дежурства совпадали, они вместе добирались домой. Обычно на общественном транспорте весной и летом, а осенью и зимой на автомашине Виктора. В пути обсуждали новости и планы на день.
К пятиэтажной детской поликлинике подъехало такси. Из машины вышел Виктор и, улыбнувшись, жестом пригласил Евгению подойти ближе. Она спустилась с крылечка и неторопливо пошла к супругу. Он привычно поцеловал жену в щёку и церемонно открыл перед ней дверь.
Любуясь панорамой Москвы в окошке, Женя придумывала, что будет готовить на обед и на ужин. Раньше она размышляла о сложности лечения онкологических болезней, а теперь мысли заняты приземлёнными делами, однако это ничуть не огорчало Евгению. Напротив, Женя любила радовать Виктора и Вику необычными блюдами. Погружённые в раздумья Самойловы не поняли, как стремительно очутились у добротной сталинской пятиэтажки, построенной в стиле неоклассицизма, располагавшейся рядом с оживлённой магистралью. Здание сложено из светлого кирпича и хорошо удерживает тепло. Зимними вечерами в квартирах особенно уютно. Фасад украшен мраморным барельефом и лепниной. На стене прикреплена жёлтая табличка с красной надписью «ОГНЕОПАСНО ГАЗ».
На тенистой улочке раздавались приятные трели птиц и озорной собачий лай. Но в причудливую музыку вплетался ещё один звук.
– Ты слышишь? – с подозрением спросила Женя.
Внимая шум окружавшего пространства, Виктор нахмурился. Ему вдруг захотелось оказаться в комфортабельной квартире, поесть и выпить лимонада, который его мать оставляла в холодильнике, когда присматривала за внучкой.
– Пойдём-ка поглядим, – предложила Женя и решительно направилась к игровому комплексу.
Заливисто смеялась девочка. Качели, на которых она сидела, взмывали вверх поскрипывая. Золотистые косы расплелись, и отдельные пряди разлетались на ветру. Серебристый смех разносился по детской площадке. Как много счастья в драгоценном моменте. Евгения невольно залюбовалась, но подойдя поближе, она разглядела знакомые черты.
– Виктория Викторовна, почему ты не дома? – с напускной строгостью крикнула она.
Когда-то в далёком беззаботном детстве она была такой же. Обожала лето и качели. Все каникулы Женечка проводила во дворе. Вместе с друзьями исследовала огромный и манящий мир.
Светло-голубые Викины джинсы и кеды перепачканы в грязи, волосы растрепал летний ветер. Не девочка, а катастрофа. Виктор рассмеялся, увидев дочь. Она напомнила ему о собственных шалостях.
– Только посмотри на себя? Какая ты неаккуратная, – с укором проговорила Женя, представляя, как будет отстирывать вещи. – Разве бабушка не причёсывала тебя с утра?
Вика виновато опустила голову. Послушный тойтерьер Грей сел рядом с ней и ждал команды от юной хозяйки. Он получил кличку из-за серого цвета шкуры с рыжеватыми подпалинами. Влажные тёмно-карие глаза-бусины смотрели на девочку внимательно и выжидающе. Вот сейчас пса позовут домой. Он уже порядком проголодался.
– Ты сегодня читала? – строго осведомилась Женя. Не поднимая глаз, дочь отрицательно покачала головой.
– Помнишь, что нам велели прочитать очень много книг?
Вика начинала нервничать, когда мать говорила с ней назидательным тоном. Дочь не знала, как оправдаться перед родителями, только разглядывала разноцветные стекляшки, рассыпанные на земле. В них красиво мерцало солнце.
– Я ещё успею… – тихо возразила Вика.
Евгения всегда закипала, когда дочь перечила. Самойлова сжала губы и нервно вздохнула. Как же сложно воспитывать детей. Особенно если у них твой упрямый характер. В минуты гнева Женина мать говаривала: «Когда-нибудь твои дети тебе отомстят. Они будут хуже, чем ты».
– Милая, она просто развлекалась, – заступился Виктор. В лёгких перепалках, которые иногда возникали в семье Самойловых, он принимал сторону дочери. – Придём домой, поедим и займёмся чтением.
Женя с негодованием взглянула на мужа, но ничего не сказала, понимая, что он прав.
– Здравствуйте, – робко поприветствовал Артём Васильев.
Они совершенно не обратили внимания на присутствие мальчика. В тонких руках он держал футляр со скрипкой. Худой, как жердь, Тёма выглядел очень высоким. Серо-зелёные не по возрасту умные глаза с тревогой наблюдали за подругой. Он готовился в любой миг вступиться за Вику.
Пыл Евгении, с которым она высказывала претензии, немного утих. Виктор пожал маленькую Тёмину ладонь.
– Дети, вы, наверное, голодны? – спросил Самойлов.
Артём и Вика дружно кивнули. Обрадовавшись, Грей вскочил и заплясал рядом с ними.
– Мы что-нибудь придумаем, – обещала Женя, и они отправились домой.
В песочнице оставался черноволосый ребёнок, который усердно строил замок из песка.
– Как занятия в музыкалке? – поинтересовалась Евгения, пропуская детей вперёд.
Тёма добродушно улыбнулся и вежливо ответил:
– Отлично, спасибо. Зимой будет прослушивание. Приедет сам маэстро Данил Гиляровский и будет набирать учеников в Международную школу.
– Как чудесно, я уверена, что ты успешно пройдёшь все испытания, – произнесла Евгения Степановна.
Грей замер в дверях, словно его что-то испугало или он почувствовал присутствие чего-то или кого-то непонятного.
– Грей, заходи! – попросила Вика, но пёс застыл на месте, будто изваяние, и, казалось, никакая сила не сдвинет его.
Виктор подхватил тойтерьера как пушинку и зашёл в подъезд.
– Чего же ты испугался, малыш? – нахмурившись, произнёс он, поднимаясь по лестнице. Собака тревожно ёрзала в руках.
Опыт научил Виктора, что животные инстинктивно предчувствуют грядущую беду.
***
Квартира досталась Вите по наследству от бабушки, почившей, когда он был ещё ребёнком. Высокие потолки и светлые стены создавали ощущение большого пространства во всех комнатах. Здесь было много старинных вещей, которые Самойловы бережно хранили. Комод, служивший ещё первому поколению москвичей в их семье, до сих пор украшал спальню. В кладовой держали стеклянные игрушки, которыми из года в год наряжали новогоднюю ель.
Пока Женя накрывала на стол, дети играли в гостиной с Греем. Он носился за мячиком, который Тёма и Вика кидали друг другу. Они дружили с детского сада, потом пошли в школу искусств. Тёма занимался в музыкальном классе, а Вика выбрала художественный.
Немного понаблюдав за их невинной забавой, Виктор отправился на кухню. Женя вручила ему тарелки и попросила расставить их на столе, накрытом тёмно-синей скатертью.
– Зря ты потакаешь ей, – с упрёком проговорила жена и подала хлебницу. – У неё начинается переходный возраст.
– Не думаю, что у нас возникнут проблемы.
Вилка со звоном опустилась на столешницу. Женя с негодованием смотрела на мужа.
– Почему ты никогда не займёшь мою сторону?
– Милая, это не война! Всего лишь воспитание ребёнка. Твоё стремление к совершенству – источник страданий.
Евгения наскоро сварила борщ и запекла куриную грудку с картофелем. Виктор нарезал хлеб и складывал в корзинку. Идеально одинаковые кубики огурцов прикрывал мелко накрошенный зелёный лук. Женя заправила салат оливковым маслом. Когда с приготовлением обеда было покончено, хозяйка позвала детей в столовую.
– Вика, сядь ровно, – нервно вздохнув, приказала Женя.
Девочка послушно выпрямила спину, но медленно положила приборы в тарелку. Аппетит испортился. Ощутив перемены в настроении дочери, Виктор предложил:
– Будете мороженое?
После десерта дети удалились в комнату собирать «Изумрудный храм» из конструктора. Игра ненадолго увлекла ребят. Им пришлось прерваться, когда позвонил отец Тёмы и велел возвращаться домой.
Проводив Артёма, Евгения принялась убираться. Мельком взглянула в окно и заметила ребёнка, одиноко сидевшего в песочнице. Это показалось Самойловой странным. Ведь в такое время ребята его возраста обычно в детском саду.
– Что это за мальчик?
– Какой мальчик? – удивился Виктор и подошёл к ней, а следом потянулась любопытная дочь.
– Это Тимур из двадцать первой квартиры, – отвечала Вика. – Он постоянно один.
Женя редко встречалась с соседями, поэтому особо ни с кем не знакома. Но этот мальчик вызывал щемящее чувство беспокойства.
– Где его родители? – нахмурившись, продолжала расспрос Евгения.
– Его мама допоздна работает, а папы нет, – говорила дочь.
– Он, наверное, голоден. Нужно накормить его, – сказала Женя, направляясь в прихожую.
Наспех обувшись, Евгения вышла на игровую площадку. Мальчик сидел на скамейке, повернувшись ко всему миру спиной. Сгорбленные плечики навевали мысли о безысходной тоске, будто юное создание уже познало все тяготы жизни. Ребёнок напоминал нахохлившегося воробушка, замёрзшего на промозглом ветру.
– Малыш, ты, что здесь делаешь один? – неторопливо приближаясь, тихо спросила она.
Мальчишка настороженно посмотрел на Женю, но ничего не ответил. Он выглядел исхудавшим, под глазами небольшие синяки. Ручки, сжимавшие потрёпанного плюшевого медведя, расцарапаны.
– Как зовут медвежонка? – ласково поинтересовалась Евгения. Она знала, что путь к сердцу ребёнка лежит через игрушки.
Мальчик смягчился и с улыбкой взглянул на старого друга. Вместо глаза у медведя чёрными нитками вышит крест.
– Его зовут… – он с сомнением поглядел на незнакомую тётю, внезапно проявившую к нему интерес.
Женя мягко улыбнулась ему.
– Кузя, – коротко проронил мальчик.
– Кошачье имя.
– И вовсе нет, – возразил он и обиженно поджал губы.
– Хорошо, Кузя так Кузя. У меня в детстве был питомец с таким прозвищем.
Мальчик исподлобья покосился на Женю. Жизнь научила не доверять никому, даже благожелательным взрослым. Он покрепче обнял медвежонка. А если кто-то попытается отобрать единственного друга?
– Кузя, наверное, голоден, – пристально взглянув на игрушку, проговорила Евгения.
Мальчик нервно сглотнул скопившуюся слюну. Он весь день ничего не ел.
– Совсем чуть-чуть, – пролепетал он.
– Я Евгения. Как тебя зовут?
– Тимур, – робко представился мальчик.
Вика положила на стол эскиз, нарисованный утром, когда бабушка ушла. На альбомном листе девочка изобразила пёструю бабочку, сидевшую на ярко-алой розе. Цвета в идеальной гармонии. Благодаря игре света и тени, казалось, будто бабочка шевелит тоненькими крылышками. На нежных лепестках розы щедрой кистью юной художницы разбросаны жемчужины росы. Виктора восхитил богатый талант живописца, которым одарена дочь.
– Великолепная работа, – похвалил он. – Обязательно покажи маме.
Вика пожала плечами. Ей не хотелось показывать рисунок матери. Она опять будет ругаться, что Виктория тратит слишком много времени на свои причуды. Евгения считала рисование всего лишь увлечением. Но поддавшись уговорам мужа, устроила дочь в художественную школу.
– Она будет ворчать. Скажет, что я бездельница.
– Не скажет, – твёрдо заявил Виктор. Уж он проследит.
Когда хлопнула входная дверь, отец и дочь выглянули в прихожую. Мама держала за руку соседского мальчика. Острая иголочка ревности кольнула Вику в сердце. Девочка не желала делить мать с кем бы то ни было. С какой нежностью и заботой мама смотрела на черноволосого и темноглазого заморыша. Вика заметила, что Женя обращалась с ней намного строже.
– Проходи, не бойся, – осторожно пригласила Евгения.
Виктор встревоженно посмотрел на супругу. Она успокоила его кивком. Из-за крайней худобы мальчик выглядел младше своих шести лет. Жена накормила ребёнка. Тим ел много и жадно, торопился, словно думал, что кто-то отберёт кусок хлеба. Особенно малышу понравилась куриная грудка.
После плотного ужина Тимур присел на корточки, чтобы погладить Грея. Из кармана его синего комбинезона выпал коробок.
– Откуда у тебя спички? – изумилась Женя.
– Дома на кухне взял, – хмурясь, коротко отвечал мальчишка.
Вика с трудом нашла общий язык с Тимуром. Но кое-что объединяющее у них имелось. Оба любили собак. Грей купался во всеобщем внимании и был доволен своим положением.
– Можно я буду называть его Огонёк? – спросил Тимур, но Вика едва разобрала его речь.
– Какая интересная кличка? – удивилась девочка. – А почему?
– Люблю огонь, – тихо ответил Тимур.
Славившаяся любопытством Вика не успела продолжить допрос. В комнату вошла мама и стала внимательно наблюдать за детьми. Её тревожил хрупкий вид мальчика. Возможно, в семье проблемы с питанием. Женя вдруг подумала, что неплохо бы осмотреть ребёнка. Доктор опасалась обнаружить на тщедушном теле следы побоев. Однако она не сделала этого, чтобы не напугать мальчугана. Может быть, ей удастся провести осмотр позже, когда он привыкнет к ней.
– Тиму пора возвращаться домой. Мама, наверное, беспокоится. Пойдём, я отведу тебя, – предложила Евгения, протягивая мальчику руку.
Он послушно встал, попрощался с Викой, Греем и Виктором Ивановичем и последовал за Женей. Но не вложил ладонь в её руку. Пожалуй, Тим излишне недоверчив. Они пошли в другой подъезд, и за недолгий путь мальчик не проронил ни звука, семенил рядом, стараясь не отставать.
– Ты живёшь в двадцать первой квартире? – уточнила Женя.
– Да, два один, – показал он на пальцах.
Женя улыбнулась. Ей нравились дети такого возраста. Они непосредственные, светлые. Их пытливые умы алчно вбирают информацию из окружающего мира.
Выйдя из лифта, Тимур указал на дверь своего дома. До звонка он тянуться не мог, но до ручки доставал. Женя нажала на кнопку. Дверь распахнулась, и на пороге возникла молодая особа. Ей не больше двадцати пяти, а может, и меньше. Вид она имела уставший. Под невыразительными глазами тёмные круги, кожа бледная с пятнами от прыщей. Волосы растрёпанные, будто дама только встала с постели.
– Опять ушёл без спроса! – закричала женщина.
Мальчик даже не вздрогнул, вероятно, подобное произошло не в первый раз. Она силой завела сына в прихожую и, не поблагодарив опешившую Евгению, захлопнула дверь перед носом Самойловой.
Женя, обескураженная таким обращением, не знала, как поступить. Она постучала, но ей никто не открыл. Растерянная, она поплелась домой.
– Мамочка, посмотри, что я нарисовала для тебя! – объявила Вика, когда Евгения вошла в квартиру.
Мельком взглянув на лист, который держала дочь, Женя кивнула и сказала без эмоций:
– Красиво! Но лучше бы ты научилась бегло читать.
Услышав упрёк в голосе матери, Вика поникла, смяла листок, выбросила в мусорное ведро и заперлась в детской комнате. Прислонившийся к дверному проёму Виктор раздосадовано покачал головой.
– Ты слишком жестока! – с укором произнёс муж.
– Живопись не принесёт Вике зарплату и постоянство.
– Могла бы просто похвалить. Рисунок действительно хорош.
Женя выразительно испустила раздражённый вздох. Она не любила спорить. К тому же мысли занимал Тимур. Что же не так с его матерью? Откуда такая жестокость?
– Я не хочу, чтобы Вика тратила драгоценное время на пустые занятия. Не хочу, чтобы она тешила себя несбыточными мечтами. Падать будет больно.
– Что за пессимизм! – воскликнул Виктор. – Да, она плохо читает, но ведь у неё настоящий художественный талант. И наш долг, как родителей, его развивать.
– Мы должны дать ей хорошее образование, чтобы она смогла обеспечивать себя, – возразила Женя.
Дрожа от напряжения, она прошла на кухню, налила кипяток в кружку и положила пакетик с заваркой. Чай поможет успокоиться. Воздух наполнился густым ароматом мелиссы и лаванды. Виктор приблизился к жене сзади и нежно обвил руками. Она вздрогнула от неожиданности, и, нервно усмехнувшись, попыталась высвободиться.
– Моя ершистая недотрога, – шептал он. Его тёплое дыхание коснулось плавного изгиба её шеи.
Женя сделала быстрый глоток травяного чая и мягко оттолкнула Витю. Настроение не соответствовало романтическому моменту.
– Извини, – тихо пробормотала она. – Завтра на работу. Коллега ушла в отпуск.
Виктор с сожалением вздохнул.
– Да, мне тоже. Но когда нам это мешало?
Женя хранила молчание, только пила чай. Любовь и страсть имеют срок годности. И когда он истекает, остаётся приятное послевкусие – привязанность. Насколько глубока Женина привязанность к супругу?
– Ладно, я в душ, – проговорил Виктор и ушёл, оставив Евгению наедине с размышлениями.
***
Вика зевнула, широко разинув рот, однако, заметив пристальный мамин взгляд, поспешно прикрылась ладошкой.
– Не выспалась? – ласково спросил отец, намазывая тост сливочным маслом.
– Да, Грей всю ночь скулил, – пожаловалась Вика и с нежеланием погрузила ложку в овсяную кашу.
– Сегодня закончи книгу, пожалуйста! – попросила Евгения, допивая кофе. – В среду мы сдадим её в библиотеку.
Вика грустно вздохнула, догадавшись, что не удастся нарисовать волшебный замок, который ей снился. Отец ободряюще улыбнулся дочери. Он понимал, как тяжело ей давалось чтение. Из-за этой проблемы Вику чуть не оставили на второй год в третьем классе. На летние каникулы выдали большой список книг, которые нужно прочесть. Бесконечный перечень казался Виктории сущим наказанием. Она прочитала лишь три тонких книжки.
– Хорошо, – вздыхая, отвечала Вика.
В тихой квартире раздался звонок. Виктор встал и отворил дверь. Через мгновение в столовой появилась бабушка.
– Бабуля! – радостно встрепенулась Вика и крепко обняла родственницу.
Анна Михайловна рассмеялась, поставила на стул сумку с гостинцем и заключила внучку в объятия. Это была высокая, элегантная сухопарая дама. Волосы некогда рыжие, а теперь окрашенные сединой, аккуратно уложены в пучок. Её зелёные глаза встретились с серыми глазами внучки. Анна озорно подмигнула ей. Евгения собрала грязные тарелки и торопливо отправила их в посудомоечную машину. Коротко обняв мать, Виктор пошёл переодеваться.
– Книга! Ты помнишь? – Женя строго поглядела на дочь, которая смиренно кивнула. – Анна Михайловна, проследите, пожалуйста, чтобы она занималась.
Свекровь пообещала приглядывать за внучкой. Родители попрощались с Викой и Анной Михайловной. Виктор вышел на лестничную клетку. Под ногами путался Грей. Он лаял и рычал, когда Евгения открывала дверь.
– Может, у него что-то болит? – неуверенно предположила Вика.
– Позже покажем Грея ветеринару, – обещала мама.
Оставшись вдвоём с внучкой, Анна Михайловна извлекла из сумки небольшой подарок для девочки – объёмный альбом с твёрдой обложкой на пружинке и новые акварельные краски.
– Бабуль, это мне? – удивлённо спросила Вика.
Улыбнувшись, Анна кивнула и сказала:
– Но сперва закончим историю, начатую на прошлой неделе, – и, заметив грустный взгляд Вики, добавила: – Путь к цели не всегда бывает прямым.
Внезапно Грей мягко цапнул юную хозяйку за щиколотку, подталкивая к двери, за которой недавно скрылись Виктор и Евгения.
– Нет, Грейчик, не сейчас, – пробормотала Вика и ласково потрепала пса за ушко.
Наконец, в её руках оказалась книга. Когда-то давно, в тысяча девятьсот сороковом году вышла в свет пьеса «Сказка о потерянном времени». Сюжет интересный и поучительный, но слишком трудный для ребёнка с дислексией. Вика неуверенно раскрыла сказку, на той странице, где они с бабушкой остановились. Восемьдесят третья. Значит, ещё тринадцать страничек впереди. Анна Михайловна взяла стул, устроилась рядом с внучкой и ободряюще улыбнулась.
– Начнём, – Анна указала на книжку.
Вдохнув больше воздуха, Вика прочитала несколько фраз по слогам. Их смысл был понятен ей и даже понравился. Буква за буквой, предложение за предложением, медленно, но она пробивалась вперёд. Бабушка аккуратно направляла девочку и если надо, подсказывала.
– Видишь, не так уж и страшно читать, – заключила Анна Михайловна и погладила внучку по голове.
– Я не справляюсь, – буркнула Вика и снова провела пальцем по чёрным строчкам.
– Ты молодец! Будь сильной и упорной, и тогда любая проблема покажется тебе ерундой.
– Мама меня ненавидит из-за плохих оценок, – тихо поведала Вика, отчего бабушка рассмеялась.
– Милая, твоя мама желает тебе добра. К тому же она много работает. Но в наших с тобой силах порадовать её и дочитать книжку.
За чтением незаметно пролетел час. Грей заскулил у ног юной хозяйки. Вика задумчиво посмотрела в окно. На детской площадке никого, кроме маленького Тимура. Построив небольшой, но очень красивый замок из песка, он без сожаления разрушил зыбкую конструкцию. Пора уходить. Мама сказала, чтобы к её возвращению он был в квартире. Мальчик нащупал коробок спичек в кармане. Положив медведя под мышку, Тимур отправился в сторону подъезда.
Вике захотелось опробовать бабушкины подарки. Она набрала воды в баночку и бросила туда кисточки. Альбомные листы привлекали белизной.
– Можно находить время и для чтения, и для рисования. Главное – не бросай ни то ни другое, а мы будем поддерживать тебя, – мудро произнесла бабушка и коснулась шелковистых волос внучки. Когда-то малышка Аня тоже боялась читать, но сумела побороть себя и полюбила литературу.
Сгорая от радостного предвкушения, Вика сделала первый штрих.
Очутившись на кухне, Тимур усадил Кузю за стол, а сам принялся варить обед. Нашёл в шкафу щербатую кастрюлю, и, едва доставая до раковины, открыл кран. Поставив кастрюльку на старенькую плиту, он включил газовую конфорку и потянулся в кармашек за спичками. Но от приготовления его оторвал звонок мобильного. Мальчик побежал в комнату. Это мама. Мамочка вспомнила о нём и отвлеклась от важной работы.
Вика зачерпнула зелёной краски, и на лугу появилась трава и тонкие извилистые стебли. Закусив от усердия нижнюю губу, художница обмакнула кисть в красный.
Мама велела сварить макароны. Это единственное, что умел готовить Тимур. Не обратив должного внимания на густой запах газа, мальчик извлёк спичку из коробка и зажёг. Вспыхнул оранжевый огонёк, заслонивший собой всё. Яростный звук вырвался из самых глубин плиты и оглушил мальчика.
Евгения зашла в ординаторскую. После подготовки семилетнего ребёнка к операции на брюшной полости хотелось отдохнуть. В кабинете работал телевизор. Шёл обеденный выпуск новостей. Евгения недоумённо хмыкнула, когда узнала улицу, на которой живёт. Однако дом, уютное гнёздышко семьи Самойловых, стоял полуразрушенный. Глаза доктора, повидавшие многое, округлились от ужаса. Тиски отчаяния сжали сердце. Женя позвонила мужу, но он не ответил. Она не могла усидеть на месте. Схватив плащ, Евгения понеслась прочь из больницы.
Что можно почувствовать, увидев свой дом в руинах? Страх, гнев, бессилие и растерянность. Сначала не верится, что это случилось именно с тобой. Ведь дурное приключается обычно с кем-то другим. Виктор Самойлов трудился в пожарно-спасательном отряде восемнадцать лет и никогда не думал, что однажды ему придётся тушить собственный дом. Но это произошло, и реальность случившегося пугала. Сейчас не тот момент, чтобы бояться. Нужно работать. Пожар удалось локализовать спустя три часа. Три часа безнадёжности.
Витя пробовал звонить матери, но так не получил ответа. Телефон Вики и вовсе был вне зоны действия сети. Хоть Виктор и гнал пугающие мысли, но глядя на дым, поднимавшийся над обломками, он едва сдерживал слёзы безысходности. Интуиция нашёптывала ему, что мать и дочь там внизу. Под завалами. Виктор молился, чтобы они были живы.
– Витя! Витя! – раздался Женькин крик. Выскочив из такси, она помчалась к тому месту, где когда-то располагался их дом.
Удобство трансформировалось в груду ещё тлевших изнутри останков. Разве может счастье за какие-то доли секунды обратиться в прах? Как доктор, Женя знала – может, но как мать отказывалась в это верить. В третьем подъезде, ближайшем к эпицентру взрыва, рухнули все пять этажей, во втором – четыре. Продолжалась эвакуация жильцов из уцелевших квартир первого подъезда. Трагедия произошла в разгар рабочего дня, многие отсутствовали.
Виктор не позволил Евгении приблизиться. Сам пробрался к ней через оцепление.
– Они там? – спросила Женя.
Виктор молчаливо кивнул и устало потёр щёку, размазывая по коже копоть. В его взгляде застыли удивление и паника. Он не ожидал такого несчастья.
Н. Ланг
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 21.10.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Тишина бывает разной: гнетущее безмолвие больничной палаты, когда ребёнок находится между жизнью и смертью; напряжённое беззвучие, когда спасатели ищут людей, оказавшихся под завалами; торжественное затишье перед оглушительными аплодисментами. Люди, которые делят друг с другом мгновения тишины, становятся самыми близкими.