Хедлайнеры
Хедлайнеры
Александр Исаакович Кушнир
Metamorphoses Music
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМИ АГЕНТАМИ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ: БОРИСА ГРЕБЕНЩИКОВА, АНДРЕЯ МАКАРЕВИЧА, АРТЕМИЯ ТРОИЦКОГО, ЗЕМФИРЫ РАМАЗАНОВОЙ, МИХАИЛА КОЗЫРЕВА, ОЛЕГА КУВАЕВА, НАТАЛЬИ БАРАНОВОЙ.
Книга «Хедлайнеры» Александра Кушнира впервые вышла в 2007 году и моментально попала в маст-рид списки для поклонников русского рока. Лагутенко, Фадеев, Глюкоза, Бурлаков, Кормильцев – не просто громкие имена, а люди, определившие развитие российской музыки на годы вперед. О них и рассказывает исследователь, журналист, писатель и непосредственный участник событий Александр Кушнир. Подробно и честно автор говорит о том, что представляла собой отечественная музыкальная сцена в 1990-е и 2000-е.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Александр Кушнир
Хедлайнеры
Настоящий материал произведен иностранными агентами либо касается деятельности иностранных агентов: Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича, Артемия Троицкого, Земфиры Рамазановой, Михаила Козырева, Олега Куваева, Натальи Барановой.
Литературный редактор Сергей Гурьев
Неоценимая помощь:
Женя Ковалева, Клим Колосов, Ира Миклошич, Марина Подвигина, Юрий Сапрыкин, Ирена Сезина
Плодотворное сочувствие идее: Кирилл Бабий, Борис Барабанов, Наташа Баранова, Гена Бачинский, Сергей Бобза, Дима Богачев, Денис Борисов, Саша Буров, Майкл Дж. Виллард, Александр В. Волков, Александр С. Волков, Артур Гаспарян, Гриша Гольденцвайг, Олеся Гордеева, Дима Гройсман, Оля Дедова, Боб Дилан, Макс Димов, Лена Димова, Света Доля, Я. Г. Дубенко, Алла Жидкова, Наташа Замараева, Леня Захаров, Илья Зинин, Аня Зубакина, Таня Зыкина, Катя Игнатова, Наташа Инжеваткина, Костя Иоч, Наташа Кабанова, Капа, Миша Капник, Денис Каргаев, Оля Касьяненко, Женя Кацнельсон, Е. Б. Кибиткина, Николь Кидман, Олег Коврига, Сергей Козин, Михаил Козырев, Дима Коннов, Илья Кормильцев, Света Королева, Саша Коротич, Игорь Краев, Масяня Куваева, И. А. Кушнир, Маша Кушнир, Лена Лагутенко, Игорь Лазарев, Илья Легостаев, Саша Липницкий, Света Лобода, Лера Массква, Влад Локтев, Андрей Лукинов, Леша Мажаев, Миша Марголис, Ксеня Маренникова, Владимир Месхи, Розин Мерфи, Алена Михайлова, Андрей Московкин, Леша Мунипов, Егор Негин, Макс Немцов, Олег Нестеров, Омар, Леша Певчев, Арина Перепелкина, Слава Петкун, Лена Погребижская, Ира Попович, Леня Порохня, Таня Пустынникова, Роберт Редфорд, Владимир Рудницкий, Павел Руминов, Олег Сакмаров, Роман Самоваров, Санчес из «ГДР», Валера Саркисов, Макс Семеляк, Таня Сорокина, Команда Сталинград, Ира Старостина, Игорь Степанов, Наташа Суханова, Варя Титова, Андрей Тищенко, Артем Троицкий, Умка, Гриша и Инна Файнбург, Женя Фисун, Женя Ходош, Юра Цейтлин, Аня Черниговская, Олег Чубыкин, Яна Чурикова, Владимир Шевченко, Татьяна Шевченко, Сергей Щураков, А. А. Элиасберг, Эльмира, Юра Яроцкий
Эвентуальные контакты: www.kushnir.ru
От автора
Как-то раз жизнь заставила меня затеять в квартире ремонт. В процессе этого бедствия строители разнесли антресоль, откуда мне на голову свалились десятка полтора коробок с кассетами. На них были записаны сотни пресс-конференций, интервью и бесед – с музыкантами, продюсерами, менеджерами. Время и место действия были различными, но спустя годы становилось понятно, кто из этих поп-героев оказался богом, а кто – демагогом. В легком замешательстве я вставил в магнитофон одну из кассет, и… что-то внутри перевернулось.
Когда-то, потратив пять лет на «100 магнитоальбомов советского рока», я дал себе честное слово книг больше не писать. Для этого решения были основания. И долгих семь лет я это слово держал. Но то, что я услышал на кассетах, нельзя было оставлять на антресолях. Это надо было фиксировать и осмысливать. Об этом надо было писать. Решение созрело. Я взял тряпку и начал вытирать пыль с кассет.
Глава I
Майский чай
(что-то типа концептуального предисловия)
В моей жизни было некоторое количество хитовых историй. Одна из них многие годы пользуется особым успехом у друзей. Это сермяжная повесть о том, как меня занесло в музыкальный пиар и как начинался мой роман с группой «Мумий Тролль».
1994 год. Весна. Через несколько месяцев после того, как в книжных магазинах стала продаваться энциклопедия «Золотое подполье», у меня дома на Шаболовке нарисовался странного вида мужик, который представился учредителем владивостокского рок-магазина. Его маленькие глазки блестели и бегали по сторонам. «Типичный барыга», – подумал я.
Гость столицы подарил мне кучу аудиокассет с записями дальневосточных рок-групп: «Опиум», «Тандем», «Депеша», «Туманный стон», «Третья стража», Саша Демин. Меня удивили две детали: кассеты были максимально дорогие, и названия песен на них прописывались нереально аккуратным почерком. Как говорится, с любовью.
Из дальнейших рассказов я понял, что гость пожелал взять на себя благородную миссию реализации «Золотого подполья» на Дальнем Востоке. Наверное, решил нести культуру в массы. В кредит. В количестве десяти экземпляров. Возможно, он заказал бы еще больше, но энциклопедии, падла, были тяжелые. Больше двух-трех пачек тащить «своим ходом» не удавалось никому. Когда я спросил про деньги, он ответил, что деньги – завтра. И исчез. Больше я его не видел.
Честно говоря, я сильно не парился. Понимал, что это будет единственный шанс, чтобы правильные люди, кассеты которых мне подарили, ознакомились с книгой во Владивостоке, Магадане, Иркутске, Хабаровске. Всё. Забыли. Конец истории.
Через полтора года, в теплый августовский день, я вернулся в Москву из глухого воронежского села, где трудился над «100 магнитоальбомами советского рока». Цивилизации в деревне я не видел, поэтому решил сразу же пройтись по столичным пластиночным магазинам: «Они, небось, без меня перестали выполнять план продаж. Непорядок. Надо помочь». И в девять утра я поперся в ближайшую лавку с компакт-дисками.
Магазин, в который я направлялся, был не простой, а оптовый. Находился он в глубине московских дворов на улице Шухова. Об этом замаскированном подвале знали только оптовики и «свои люди». Чтобы войти в этот полуподпольный бункер, надо было несколько раз позвонить и терпеливо ждать, когда тебе откроют. Черную железную дверь с решеткой, находящейся на уровне глаз, могли и не открыть. Как повезет.
Мне повезло. Дверь открыл юркий владелец магазина по имени Тимур, который уже успел заработать на продаже компактов целую иностранную машину. Красавец-автомобиль с тонированными стеклами стоял прямо у входа в подвал. Тимур с неземной любовью глянул на свое четырехколесное детище и вежливо впустил меня внутрь.
Я спустился по пыльной лестнице вниз. Кондиционеров в подвале не было, и воздуха явно не хватало, но на такие мелочи никто не обращал внимания. Несмотря на раннее время, работа в магазине кипела вовсю. Локальные и региональные продавцы компакт-дисков хватали новинки ящиками и выстраивались в очередь в кассу. Энергичный голос из висевшего на стене довоенного радиоприемника с поставленным энтузиазмом вещал утренние новости.
Внезапно я врезался в подозрительно знакомое лицо, которое начало со мной суетливо здороваться. Кто этот человек, я не мог вспомнить ни за какие деньги. «Только больные люди покупают пластинки в девять утра», – успокаивал я себя. О чем подумало лицо, я не знаю. Но почему-то достало из-за пазухи толстое портмоне и, не глядя в мою сторону, начало отсчитывать деньги. Вначале достало купюру в 100 000 рублей. Потом – еще одну, потом – еще. Итого – 300 000 рублей. И торжественно вручило их мне.
Я не сопротивлялся. «Это – мой долг тебе», – торжественно сказал персонаж. Мое лицо начало напоминать неопределенный интеграл, скорее всего – двойной. В непонятном подвале, откуда вообще можно не выбраться, незнакомый человек сует мне бабло. Причем делает это с таким удовольствием, словно вручает Пулитцеровскую премию.
Видимо, мое смятение чувств не осталось незамеченным. Мой новый инвестор понял эту перемену климата по-своему. И решительным жестом протянул еще одну купюру в 100 000 рублей. Двойной интеграл на моем сонном лице плавно превратился в тройной. От неожиданности и удивления я не смог сказать ни слова. Тогда человек посмотрел на меня с неподдельным уважением и пробормотал фразу, которая не поддавалась ну никакой расшифровке: «А, я понимаю: дефолт, инфляция…» И с этими словами достал из кошелька пятую стотысячную купюру.
Я туго начал врубаться, что полмиллиона рублей старыми деньгами в первое же утро в Москве – не так уж и плохо. Типа, у меня начался сезон. «Как тебя зовут, дядя?» – спросил я, надежно спрятав пол-лимона в карман джинсов. «Ты что, не помнишь, что ли? – искренне удивилось лицо. – Я – Леонид Бурлаков!» Провозгласил он это с такой непередаваемой интонацией, словно он как минимум Леонид Брежнев.
Из сбивчивого рассказа коммивояжера я понял, что таким образом он рассчитался за десяток книг «Золотое подполье». С опозданием в два года. В тот момент меня осенило, что Бурлаков – это, наверное, такой хороший банк. Вложишь один доллар – получишь два.
«Еще раз здравствуйте! – с незначительным опозданием я начал вести светские разговоры. – Как дела?» Из жизнерадостных рассказов Лени следовало, что теперь он будет раскручивать новую рок-группу «Метро». Дальше состоялся исторический диалог примерно следующего содержания.
– Как-как группа называется? «Метро»?
– Не «Метро», а «Мумий Тролль»!!!
– «Мумий Тролль»? Боже мой! И где вы во Владивостоке такие названия находите?
Бурлаков начал оправдываться и почему-то рассказывать про грядущий этой осенью крупный рок-фестиваль во Владивостоке, на который «Мумий Тролль» приглашен выступать хедлайнером. Затем Леня ударился в ностальгию и стал вспоминать про школу, в которой они вместе с вокалистом Ильей когда-то учились. «Ну ладно, ладно. Не оправдывайся, – великодушно ответил я. – Деньги вернул – и нормально!»
Но не тут-то было. Леня «включил насос» на тему того, что через несколько недель «Мумий Тролль» начнет записывать настоящий компакт-диск в Лондоне. На студии, где за последние десять лет побывала добрая половина английского рока. И американского тоже.
На дворе стоял 96-й год. Напомню, что, кроме «Аквариума», никто из наших музыкантов в английских студиях еще не работал. Это сегодня все кому не лень записываются в Англии и Америке. А тогда это напоминало выход в открытый космос. Без скафандра.
Поскольку правил полетов не существовало, во всем этом чувствовался какой-то удивительный шарм и непреодолимый соблазн. Это интриговало. Это было приключение, которое манило к себе с нечеловеческой силой. Поэтому прямо у кассы мы с Бурлаковым забили стрелку – попить завтра чайку у меня дома. Явочная трехкомнатная квартира с бесконечными потолками и двумя балконами находилась рядом с шуховской телебашней. Приглашать туда людей было не стыдно. Все бы ничего, но поскольку моя голова оказалась забита «100 магнитоальбомами», я, как это часто бывает в России, деньги взял, а про встречу забыл.
На следующий день настойчивый утренний звонок в дверь застал меня врасплох. Плохо соображая, что происходит, я удивился, но дверь открыл. В девять часов утра по московскому времени на пороге моей квартиры стоял цветущий Бурлаков. На нем были кожаные сандалии, белые брюки производства Рио-де-Жанейро и цветастая гавайская рубашка с огромными райскими птицами – скорее всего, попугаями.
Перед собой, словно Библию, Леня держал голубенькую аудиокассету фирмы «Sony». На обложке красовался нарисованный зверек – предположительно тролль. Сверху шариковой ручкой было аккуратно написано – «специально для А. Кушнир». По-видимому, по какой-то причине Бурлаков решил мою фамилию не склонять. Может, из суеверия. Хотя обычно мою фамилию склоняют все кому не лень…
На обратной стороне кассеты красовались названия песен и надпись, которая мне запомнилась надолго. Скорее всего, она предназначалась для идеологически неустойчивой целки: «НИКОГДА НИКОМУ». Я понял, что давать кассету друзьям было запрещено. Категорически.
«Это чё, „Мумий Тролль“, что ли?» – с трудом сканируя ситуацию, спросил я. «Ну да!» – не пытаясь скрыть гордость в голосе, ответил Бурлаков.
Зайдя ко мне в комнату, Леня тут же сунул в кассетную деку фрагменты демо-записи будущего альбома «Морская». На кассете находилось шесть песен, записанных где-то на кухне, – развязно-похотливый вокал, спетый под детские клавиши и примитивный ритм-бокс. Дешевле бывает только на Арбате под дождь и гитару…
А поскольку аппаратура у меня дорогая – к звуку я отношусь, как к красивой девушке, с уважением, – то слушать эти шедевры серьезно я не мог. Одна песня была ну совсем уж жалостливой: «Проснулась утром девочка, такая неприступная…» Словно промокший под проливным дождем шарманщик загремел в полицейский участок, где эти нелюди насильно заставляют его петь. Как правило, в подобных ситуациях я вынимал кассету из деки и выбрасывал в красное пластмассовое ведро, которое для таких случаев специально купил.
«Ладно, пошли на кухню пить чай», – обреченно вздохнул я.
И тут я вернулся в лютую московскую реальность и медленно сообразил, что после трех месяцев, проведенных в деревне, у меня не только холодильник пустой, но и чая-то толком нет. В глубине одного из ящиков антикварного комода случайно завалялась помятая упаковка. Надо было что-то придумать – человек приехал в гости черт знает откуда, а я…
«Сейчас мы с тобой будем пить очень хороший, очень крепкий, можно сказать, лучший в мире майский чай», – торжественно начал я. Куда меня понесло дальше в этой отчаянной пафосности, я, честно говоря, не помню. Несколько неожиданно я стал проявлять недюжинные познания в букетах ароматов и нюансах старинных чайных церемоний. Затем акцентировал внимание гостя на всех существующих в природе достоинствах майского чая. Одну свою фразу я запомнил крепко: «Эксклюзивная особенность этого редкого сорта, Леня, состоит в том, что его надо пить, ничем не закусывая. Даже без сахара». Сахара, как вы понимаете, в доме не существовало как класса.
Как выяснилось позднее, этот монолог произвел на прожженного человековеда Леонида Бурлакова сильное впечатление. Уже находясь в зените славы, продюсер всемирно известной группы «Мумий Тролль» как-то разоткровенничался: «Слушай, Кушнир! Если я когда-нибудь буду писать про тебя книгу, то точно назову ее „Майский чай»“«.
…Выпив чаю без сахарку, мы перешли к делу. На демо-записи меня зацепили три песни: «Кот кота», «Делай меня точно», а также написанная Бурлаковым «Новая Луна апреля». По правде говоря, ни «Утекай», ни «Забавы» меня не впечатлили – какие-то унылые дворовые монологи под гитару. Но больше всего мне не понравилась стоящая на кассете первой «Вдруг ушли поезда». Я Леню просто достал вопросами: «Что за фигня? Какие поезда? Куда ушли? И зачем ты эту шнягу включаешь в альбом?»
Бурлаков обиделся, но виду не подал. Только спросил резко: «Короче, мы будем вместе работать? Будем группу раскручивать?»
Я сбавил обороты. Еще раз скептически посмотрел на кассету. «У нас в запасе еще восемь хитов», – гласила надпись на обратной стороне обложки. «Какие наглые, – с возмущением подумал я и не без сарказма спросил: – А если у вас столько хитов, значит, вы, наверное, великая группа?» – «Конечно», – с приморским спокойствием ответил Леня. «Ну и где же эта великая группа была раньше?» – подумал я, внезапно вспомнив, что, когда мы с Бурлаковым познакомились и он задарил меня кассетами владивостокского рока, пленки «Троллей» там и близко не было. Но по законам гостеприимства доставать человека не стал. Тем более после столь сытного завтрака.
Несмотря на раннее утро, во мне каким-то странным образом проснулась способность рассуждать: «Боже мой, какой-то сюрреализм, честное слово. Безумный взрослый мужик бегает по Москве, сует по утрам какие-то деньги и еще хочет раскручивать никому не известную группу. Тут вся страна взахлеб слушает Чижа, „Серьгу“ и Таню Буланову, а мы – какой-то „Мумий Тролль“. Полный бред».
Но мне было интересно. Только вчера я впервые услышал от русского человека слово «раскрутка». Я не знал, что такое «маркетинг», «мониторинг» и «позиционирование». Не догадывался, что означает термин «систематизированная пресс-поддержка» и что стоит за фразой «продвижение бренда на рынок». Я не был теоретиком. Скорее – практиком. Провел некоторое количество пресс-конференций, музыкальных семинаров, презентаций. Организовал несколько рок-фестивалей и концертов, написал пару книг.
Жизненный опыт подсказывал, что предложенная затея – авантюра чистой воды. «А откуда у вас деньги на запись в Лондоне?» – перешел я к голой конкретике. Ответ Бурлакова меня, честно говоря, озадачил: «Я продал квартиру во Владивостоке. И одолжил немного денег у мамы. И у бабушки».
Я не на шутку задумался. С одной стороны, никто не предлагал мне продавать квартиру на Шаболовке, в которой мы только что пили чай. С другой стороны, меня явно прессинговали и приглашали на ответный «майский чай». Только заварка здесь будет покруче. И ответственности побольше.
Стартовые условия следующие. Группа из Владивостока существует более десяти лет с некой локальной востребованностью. И вдруг, прямо средь бела дня, школьные приятели Леня Бурлаков и Илья Лагутенко решаются поставить на карту всё. Типичная русская рулетка. Только романтичная. Один живет в Лондоне, второй – то ли во Владивостоке, то ли в Москве. Финансирования – ноль. Связей – ноль. Опыта – ноль. По идее, можно и не рыпаться. Вариантов нет. В современной художественной литературе это называется «искать приключения на свою задницу»…
Но я понял кое-что еще. Даже не понял, а почувствовал кожей. Что это – мое. И я сказал: «Да». По большому счету, с этого все и началось.
Глава II
Борис Гребенщиков
При нормальной системе жизни в обществе существует масса людей, для которых возможность заработать деньги одновременно совпадает с удовольствием отрекламировать продукцию любимого артиста.
И на Beatles, и на Rolling Stones работала целая команда, которой было небезразлично, что музыканты делают. Для них удовольствие это рекламировать, удовольствие сделать так, чтобы все остальные люди узнали о новых работах этих групп… Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала система, при которой в день выхода нового альбома любимой группы все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появится конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения.
Если бы я вырос на музыке «Аквариума», то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Борис Гребенщиков, 1995 год
В самом начале 90-х вокруг «Аквариума» постоянно витало напряжение. «Аквариум» распался. «Аквариум» собрался. Опять распался. Вроде бы навсегда. Как Beatles. По-настоящему.
Бесчисленные «последние концерты». Вот звучит «Пригородный блюз» – перекрашенный в угарного блондина вокалист «Аквариума» падает на колени перед нереально трезвым Майком. Сорванный голос, растоптанные в хлам барабаны, разбитые гитары. Это конец, my friend. Это конец…
Еще не существовало толстых книг про «Аквариум», видеофильмов, юбилейных концертов, антологий, сайтов, DVD. Утонул в Волге Саша Куссуль, но еще были живы Дюша, Курехин и Миша Из Города Скрипящих Статуй. Еще не эмигрировали Титов и Фагот, а Мик Тэйлор не нарезал на гитаре «Таможенный блюз». Вилли Усов уже не клеил на картонные коробки «Аквариума» черно-белые обложки, а обдолбанный The Band еще не догадывался, что будет записывать «Лилит». Список можно продолжить…
Во главе всей этой глыбы стоит Борис Гребенщиков. К этому человеку всегда было много уважения и любви. Whole Lotta Love. Возможно, это рассказ о любви.
1. Реальный «Аквариум»:
Между мифом и легендой
Древние мудрецы верно говорили: внутри человека должен быть покой. Только в таком состоянии можно что-то реально сделать.
Борис Гребенщиков
Зимой 93-го года с опозданием в несколько лет я впервые увидел Гребенщикова вблизи. В два часа дня в полупустом нетопленом зале ДК Горбунова реанимированный после очередного распада «Аквариум» общался с прессой. Не считая посмертного «Черного альбома» группы «Кино», это была первая профессиональная пресс-конференция отечественных рок-музыкантов. Информационным поводом для брифинга стала концертная презентация «Русского альбома», которую проводила фирма «Фили».
Акцию вела моя хорошая знакомая Оля Немцова, в недалеком прошлом – редактор культурологического рок-журнала «ДВР». Как человек, воспитанный в лучших традициях филфака Дальневосточного университета, Оля не тянула одеяло на себя и давала возможность музыкантам раскрыться во всей красе. Красы хватало на всех.
Бардачный «Аквариум» нарисовался в зале с получасовым опозданием. Самые кайфовые в мире представители «поколения дворников и сторожей» с легким грохотом сели на стулья, стоявшие перед сценой. Все правильно – глаза в глаза с журналистами, разместившимися в первых рядах партера. Только через несколько лет я начал врубаться, что зрачки у «президиума» и прессы должны быть на одном уровне. А тогда это выглядело хоть и интуитивно, но очень органично. На уровне волн, флюидов, вибраций, если хотите.
На пресс-конференцию, как мне помнится, не было никакой аккредитации. Кто захотел, тот и пришел. Источник информации – народная молва. Не было раздаточных материалов, мерчандайзинга или хотя бы скромного фуршета. Не было микрофонов – ни у музыкантов, ни у журналистов, ни у ведущей. Зачем? Ведь это не концерт! Люди пришли пообщаться. Негласно подразумевалось – мол, кто хочет услышать, может услышать. Так сказать, имеет шанс.
…Гребенщиков сел аккурат между двух Алексеев – по-видимому, чтобы исполнялись желания. Слева от БГ восседал гламурный Леша Рацен – хоть сейчас вешай на стенку его постер в духе «идеальный барабанщик в стиле new wave». Справа находился гитарист Леша Зубарев, невинный кудрявый ангел в круглых ленноновских очках. Рядом окопался выходец из древней Казани – настоящий пришелец из астрала, дипломированный римлянин и флейтист Олег Сакмаров. На его черной футболке красовался ультрарадикальный слоган «No Sex». Периодически Сакмаров закатывал глаза к небу и общался с прессой исключительно в эзотерическом ключе. Весь этот колхоз расположился на фоне задника с изображением входа в одну из коломенских церквей – по словам Гребенщикова, «психофизический вектор, магнетически воздействующий на зал».
После дежурных приветствий Гребенщиков подвинул стул поближе к народу, и… рок-н-ролл стартовал. «Рок-музыка – чудовищное изобретение человечества», – с философским выражением лица изрек БГ, и стало понятно, что «Аквариум» захватил инициативу. Вопросы не имели для Гребенщикова никакого значения, а это уже признак высокого класса.
«„Аквариум“ – не образ жизни, а знамение. – Борис Борисович достал из запасников весь арсенал заготовок, отточенных им за годы общения с журналистами. – Мы – бурлаки. Это серьезно. Из Небесного Иерусалима вытекает Небесная Ганга. Вдоль ее берегов мы и бурлачим. Кроме того, в каком-то измерении Небесная Ганга пересекается с Волгой».
Сорокалетний Гребенщиков изящно уходил в сторону от вопросов о пиратстве («у меня нет юридического сознания»), а затем переносился в область рок-н-ролльной мифологизации: «Русского рока не существует, а Россия слишком отличается от всего того, что происходит вокруг. Страна управляется чудесами, и наша музыка должна быть мистической и религиозной».
С необычайной легкостью лидер «Аквариума» демонстрировал окружающим свою высокую степень погружения в дзен. Похоже, он действительно впервые прочитал «Дао дэ цзин» в 15-летнем возрасте. Поэтому неудивительно, что вскоре игра с представителями массмедиа пошла в одни ворота.
«А с кем из ваших коллег-музыкантов вы больше всех общаетесь?» – спросил кто-то из любознательных журналистов. «Очень мало с кем, – задумчиво произнес БГ. – Мы же монахи…»
Ближе к финалу пресс-конференции откуда-то из-за кулис к группе подвалил басист «золотого состава 80-х» Саша Титов – с бутылочкой воды в руках, эдакий снисходительный Раймонд Паулс от ленинградского рок-н-ролла. Он, конечно же, опять банально проспал, но выглядело это как бы символично – «я, мол, снова с „Аквариумом“, но пока еще не на все сто». Как будто оставлял себе ходы для отступления… Я спросил у него что-то про «Колибри», дебютный альбом которых Тит активно продюсировал. Басист «Аквариума» что-то ответил.
Гребенщиков не без интереса наблюдал за беседой, а затем как-то торжественно изрек: «Когда восстанет король Артур, это будет для нас сигналом», и пресс-конференция завершилась на самой жизнеутверждающей ноте – словно лучшие песни Соловьева-Седого.
Я не помню подробностей, но впечатления от общения с «партизанами полной Луны» оказались сильными. Получалось, что в устах Гребенщикова любая фраза начинала приобретать эпический характер – словно высеченная золотом на мраморе. И еще я почувствовал, какая громадная дистанция отделяет его компьютерные мозги от всего внешнего мира. Включая присутствующих на пресс-конференции.
…После окончания акции мне удалось пройти в гримерку и перекинуться с музыкантами парой слов. Олег Сакмаров, к примеру, даже обиделся – мол, почему Титову задали вопрос про «Колибри», а ему – не задали. «Большой грех такой завершенный образ портить», – выкрутился я, вручив Олегу толстый глянцевый журнал с моим развернутым материалом по «Русскому альбому». Еще один экземпляр был презентован директору «Аквариума» Мише Гольду.
В это время Борис Борисович сидел в позе лотоса в углу гримерки и бормотал себе под нос какие-то заунывные мантры. У меня к нему накопилась масса вопросов, но врываться с мирской суетой в этот оазис гармонии было попросту грешно. И я решил не рушить ауру.
…После пресс-конференции стало очевидно, что в медийной плоскости большинство русских артистов находятся по сравнению с «Аквариумом» в каменном веке. А годы подполья, перестройки и пресловутый «американский этап» подарили Гребенщикову психологическую устойчивость к любому мифотворчеству. Мне жутко захотелось покопаться во всем этом клондайке и по возможности добраться до сути и истоков явления.
Прежде всего я поехал в Питер – с целью пообщаться с креативным окружением БГ. Наиболее продуктивно мы поговорили с автором большинства обложек «Аквариума» 80-х Вилли Усовым. Он был по-питерски гостеприимен и на все вопросы отвечал максимально обстоятельно.
«С самого начала Гребенщиков играл серьезную рок-музыку. – Вилли сидел в уютной фотомастерской на Васильевском острове и не без удовольствия вспоминал времена «золотого состава» «Аквариума». – Иногда творчество раннего БГ напоминало Боба Дилана, иногда – Боуи. Примечательно, что на одном из первых концертов Гребенщиков пел „Across the Universe“ не в канонической версии Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Бориса творчество и имидж Дэвида Боуи были словно фантом. Но при этом вокалист „Аквариума“ являлся человеком, который, помимо своих очевидных достоинств – глубокой поэзии, свободного английского, интуитивного вокала, – всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать из песен какую-то тайну. Чтобы вопросы сыпались у слушателей один за другим: „а почему?“, „как это?“, „а что?“, „а зачем?“».
Впечатлившись общением с Вилли, я, вернувшись в Москву, по самую макушку влез в домашние архивы, пытаясь восстановить прерванную связь времен. Листая пожелтевшие от времени самиздатовские журналы, я понял, что лидер «Аквариума» – опытный пиарщик с активной практикой саморекламы лет эдак в тридцать. В 1977 году он был идеологом и одним из создателей первого подпольного рок-журнала «Рокси». Также выяснилось, что именно Борис Борисович стал автором первого в России музыкального пресс-релиза.
Задумайтесь. Ни Макаревич, ни Майк Науменко, ни Градский, ни Эдита Пьеха пресс-релизы тогда не писали. Шел далекий 1981 год, и Гребенщиков прекрасно понимал, что помощи в продвижении группы ему ждать неоткуда. Поэтому он от руки написал текст, который назывался «Правдивая история „Аквариума“». Позднее он был опубликован в московском самиздатовском журнале «Зеркало» и сопровождался подзаголовком: «Правдивая история „Аквариума“, предвзято изложенная мною (который далее из скромности упоминается как БГ) при боли в зубе (или в вагоне электрички) – посему часто невнятная, но максимально правдоподобная».
Любопытно, что молодой вождь «Аквариума» обошел в тексте все острые углы – в частности, не упомянул про скандал на рок-фестивале «Тбилиси-80», после которого он пулей вылетел из комсомола и лишился работы. Юный БГ еще не был знаком с крылатым высказыванием Пугачевой «не стоит путать интервью и исповедь», но, судя по всему, чувствовал такие вещи кожей. Одним словом, дипломат.
Еще один аспект «Правдивой истории» – ставшая с годами крылатой фраза о том, что «„Аквариум“ это не музыкальная группа, а образ жизни». Я всегда был поклонником этого емкого слогана – наверное, до тех пор, пока мне в руки не попался диск Rolling Stones 64-го года, на задней обложке которого ушлый продюсер Эндрю Олдхэм изрек в чем-то похожую мысль: «The Rolling Stones are more than just a group – they are a way of life». «Хорошая идея, – подумал я. – Так и тянет ее процитировать».
Выводов было много, но мне стало понятно, какая у лидера «Аквариума» мощная школа самопозиционирования. Причем не только практическая, но и теоретическая…
«Корни мои – в русском городском шансоне», – признался как-то БГ в одном из интервью. Это противоречило многому из того, что лидер «Аквариума» говорил раньше. Но я даже не удивился. Это как у Борхеса – в загадке про шахматы не должно быть слова «шахматы»…
Вскоре я наткнулся в самиздате на совместное интервью Гребенщикова с Сергеем Курехиным, которое взорвало мой мозг до основания.
«Для нас есть три точки отсчета в теперешней музыке, – с серьезными лицами вещали музыканты «Аквариума». – Это Псевдо-Дионисий Ареопагит – христианский писатель, один из первых. Это Брюс Ли – не как живая фигура, а как миф. И Майлз Дэвис, но не как музыкант, а как старик-негр, который дает самые наглые интервью».
Интервью БГ датировалось 1983 годом. Даже если сей безумный монолог инициировался гением Курехина или чтением фэнтези Толкиена, это высказывание провоцировало целую культурную революцию в теории музыкальной рекламы. Так легко и изящно никто из российских рокеров себя не позиционировал. Судя по всему, серьезных конкурентов у Гребенщикова в этом вопросе не было. Ни тогда – в 80-х, ни потом – в 90-х…
2. Начало сотрудничества
Я вообще решил не давать большие интервью, потому что авторы пишут не так, как я говорю. В итоге получается, что я вещаю истину в последней инстанции. А это вредит облику группы.
Борис Гребенщиков, 1986 год
Сейчас я понимаю, что с лидером «Аквариума» мы должны были пересечься еще в конце 80-х. Но произошло это лишь летом 1995 года. В тот момент я закончил работу над энциклопедией «Золотое подполье» и без всякой паузы перескочил на «второй том» отечественной субкультуры 80-х – книгу «100 магнитоальбомов советского рока».
Волею судьбы одним из первых собеседников по данной теме оказался Борис Гребенщиков. В тот момент лидер «Аквариума» вместе с моим другом Александром С. Волковым заканчивал работу над дизайном нового альбома «Навигатор». В итоге наши пути во времени и пространстве органично пересеклись.
Мы встретились у общих друзей в одном из офисов на Солянке. Я планировал пообщаться с идеологом «Аквариума» на несколько тем – начиная от магнитофонной культуры и заканчивая ролью рекламы в музыкальном бизнесе. Интервью у Гребенщикова я брал впервые, поэтому надел накрахмаленную белую рубашку, что в последний раз делал, кажется, только в день свадьбы.
Борис Борисович прибыл на встречу без опозданий в сопровождении Саши Липницкого, в недалеком прошлом – басиста группы «Звуки Му». На БГ была холщовая рубашка, волосы собраны в хвост, на носу – беззащитные веснушки. В ухе торчала бронзовая серьга антикварного происхождения, пальцы в старинных перстнях, на груди болталась какая-то буддистская шамбала-мандала. Лидер «Аквариума» только что закончил работу над «Навигатором», и глаза его прямо-таки светились простым человеческим счастьем.
– Мы, кажется, не представлены, – с безупречной учтивостью произнес Гребенщиков. Визиток «Кушнир Продакшн» у меня еще не было, поэтому пришлось промямлить что-то вроде «самый продажный московский рок-журналист». Заявление прошло на ура – БГ и Липницкий весело переглянулись. Ободренный столь удачным началом, я включил диктофон.
– Как мы будем общаться? – соблюдая формальности этикета, спросил я у Гребенщикова. – На «ты»? Или на «вы»?
Борис Борисович на секунду задумался, затем внимательно посмотрел на оправу моих очков, улыбнулся и предложил неожиданный вариант:
– Давай я буду называть тебя на «вы»… А ты, то есть «вы» будете называть меня на «ты»…
Прикол понравился. На том и порешили. И что удивительно, до конца интервью никто из отведенной ему правилами игры роли не вышел.
Вообще-то я добросовестно подготовился к встрече. «Интересно, что ждет меня сегодня: интервью или исповедь?» – волновался я накануне. Угадать это, глядя на Гребенщикова, который внимательно изучал мой список «100 магнитоальбомов» (та еще авантюра!), было невозможно. Вплоть до того самого момента, когда, увидев на 94-й позиции культовую подмосковную группу «Хуй забей», Борис Борисович обрадовался как ребенок. Глядя на него, как ребенок обрадовался и я.
– Кстати, а как вы «Хуй забей» будете писать в книге? – полюбопытствовал вождь «Аквариума». – Через многоточие? Или как аббревиатуру, «ХЗ»?
– Пока не знаю, – беззаботно ответил я. – Наверное, через многоточие. Да хер с ним… Сегодня меня больше волнует «Аквариум»: альбомы «Треугольник», «Табу», «День Серебра», «Дети декабря». Давай попытаемся вспомнить эмоциональные нюансы из студийной жизни того времени…
Как раз в эти июльские дни мой приятель Сева Гродский подарил мне кассетный диктофон «Sony», на который БГ с ходу наговорил чуть ли не вторую часть «Правдивой истории „Аквариума“». Несмотря на безжалостные офисные телефоны, которые звонили каждые три минуты, ответы порой опережали вопросы. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что мы находимся на одной волне. «Можно еще кофеечку?» – периодически Гребенщиков тревожил покой томных секретарш. Время летело незаметно.
Не обошлось, что называется, без казусов. В списке «100 магнитоальбомов» присутствовали все культовые релизы «Аквариума» 80-х, но отсутствовал самый главный – «Радио Африка».
Гребенщиков, несмотря на всю свою отутюженную вежливость, немного прифигел и недоверчиво просмотрел весь список. Потом прочитал его еще раз. Казалось, он не верит собственным глазам.
– А где «Радио Африка»? – немного смущаясь, тихо спросил он. Но я не растерялся.
Я-то и сейчас не слишком склонен к аналитике, а тогда и вовсе путешествовал по жизни «галопом по Европам». Причем как в переносном смысле, так и в прямом. В первую очередь от этого страдала глубина. Глубина восприятия. Согласитесь, что для адекватного прослушивания «Радио Африка» нужна элементарная искусствоведческая подготовка. Это вам не «Табу». И не «Синий альбом». Мне же казалось, что в «Радио Африка», скажем так, маловато драйва и многовато Курехина, всяких шумов и фри-джаза. Общую картину альбома портил безобразно записанный гимн «Рок-н-ролл мертв». Поэтому я гордо выпятил грудь и с уверенностью современных тигров музыкального интернета вынес вердикт:
– «Радио Африка»? Да что-то он мне не очень… Какой-то этот альбом мутный и непонятный.
В ответ на столь неотразимые аргументы Борис Борисович великодушно промолчал. Дальше было еще смешнее (грустнее). По воле случая мне предложили царский гонорар за эксклюзивное интервью с БГ в «Рекламный мир» – одно из первых российских изданий об «искусстве рекламы». Тут очень вовремя подвернулся «Навигатор», который «Аквариум» вроде как собирался раскручивать. В итоге можно было и рыбку съесть, и не простудиться.
Обсудив ретроспективы и перспективы русского рока, мы переключились на другие вопросы. В частности, о роли рекламы в жизни современных отечественных рок-музыкантов. Как я сейчас понимаю, по сути дела мы обсуждали вакуум.
– Откровенно говоря, я считаю новый альбом «Навигатор» лучшим за всю историю группы. Поэтому вполне логично, что определенные структуры будут информировать страну о том, что альбом существует. Чем больше людей будут знать о том, что он вышел, тем лучше. В этом и есть смысл рекламы… У нас в стране очень долго ни рок-группы, ни люди, которые рекламировали их деятельность, денег заработать не могли. Если сейчас положение изменится, то будет очень хорошо. Сегодня совершенно очевидно, что рекламная индустрия интенсивно развивается и приобретает все более интересные очертания.
Со стороны картина нашего общения выглядела сюрреалистично – в духе самых безумных полотен Гойи. В респектабельном офисе на Солянке в блаженном состоянии двустороннего гипноза сидят космонавты. Оба – без скафандров и довольно бойко рассуждают о какой-то второй реальности. О том, чего, по сути дела, в России еще нет. О пошаговой пресс-поддержке, о прямой и косвенной рекламе альбомов, о public relations, наконец. Я, типа, спрашиваю о специфике рекламной кампании в русском роке, а БГ гипотетически об этой специфике рассказывает:
– Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала и до сих пор устраивает та система, при которой в тот день, когда выходит новый альбом любимой группы, все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появляется конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения… Если бы я вырос на музыке «Аквариума», то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Ближе к концу этой футуристической беседы с нами вышел в астрал концертный директор «Аквариума» Миша Гольд, который поведал мне на диктофон о роли Комитета по культуре Санкт-Петербурга, а также о финансовой помощи ряда банковских структур.
– К этому проекту мы готовились давно – и давно искали приемлемые для нас формы сотрудничества, – важно заявил Гольд. – «Аквариум» – существо самостоятельное, никогда не жившее ни с кем вместе и никогда не бывшее кому-то что-то должным. Группа умеет делать музыку, умеет продвигать ее на рынке, но не умеет работать с деньгами.
Выслушав весь этот поток откровений, я предложил Гольду пойти попить пивка и в сжатые сроки научить его работать с деньгами. «Yes!» – с энтузиазмом отозвался на мое предложение топ-менеджер «Аквариума».
Буквально через сорок минут Гребенщиков оказался на каком-то телеэфире в «Останкино», а мы с Гольдом жадно уплетали жареную курицу у меня дома. В ярких красках я расписал своему новому приятелю пресс-конференции, которые провел, рассказал про тиражи журналов и газет, в которых печатался. Меня послушать, так это было охренеть как круто. Просто Дмитрий Дибров какой-то. Или Леонид Парфенов.
Миша Гольд, которому было не чуждо все яркое и театральное, быстро впечатлился. Разрушение сознания питерского гостя довершил авторский экземпляр «Золотого подполья», подаренный ему прямо на кухне. О пафосе дарственной надписи умолчим.
– Слушай, у нас сейчас в Москве столько дел, а с прессой работать некому, – задумчиво сказал он, просматривая главу «Золотого подполья» про родной Питер. Судя по всему, его мысли витали в каких-то неведомых мне Фудзиямах, что в данной ситуации было не так уж плохо. Глотнув пивка и подумав еще несколько минут, Гольд наконец-то решился. – А давай-ка ты поработаешь с нами по «Навигатору», – сказал он, неуверенно почесывая макушку. – Пресса, газеты, журналы – ну, ты сам все знаешь.
Я не сопротивлялся. «Аквариум» мне нравился, БГ – нравился. Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Для приличия мы чуть-чуть поторговались, но не играя мышцами…
Затем, вручая предоплату, директор «Аквариума» своей заключительной фразой меня чуть не убил:
– Давай договоримся на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Все равно он в этих делах не слишком понимает – ему бы только песни писать. Ты просто будешь делать публикации, а Боря пусть думает, что все это происходит само собой.
Я настолько охуел от услышанного, что без всяких лишних вопросов согласился.
По радиоприемнику «Божья коровка» в очередной раз пела про гранитный камешек в груди.
3. Из сияющей пустоты
Вспоминая Христа, собирай сокровища там, где никто этого не делал.
Борис Гребенщиков
Как говорят в народе, поспешишь – людей насмешишь. Вспоминаю, что меня абсолютно не смутил тот факт, что единственный вопрос, от которого Гребенщиков свернул в сторону во время нашей встречи, касался коммерческого потенциала нового альбома.
«На тему „Навигатора“ у меня никаких прогнозов нет, – жестко отчеканил БГ. – По поводу прогнозов вам лучше обращаться к Илье-пророку».
Меня интеллигентно послали на хуй, но я не переживал. Я прекрасно помню свои ощущения… Я стоял, покачиваясь, на волне розы ветров, которая несла нереальную вонь с Микояновского колбасного завода. Настроение было приподнятое, а местами – боевое. В тот момент мне казалось, что работа по пресс-поддержке «Навигатора» будет легкой прогулкой.
Как писал журнал «FUZZ», «особая рекламная кампания в России любому опусу, осиянному вывеской „Аквариум“, не требуется». Ясен пень, не требуется. Зачем Гребенщикову рекламные кампании – ведь он же не Жасмин, Линда или Алсу! И я наивно полагал, что если я люблю творчество БГ, то его автоматически любят и мои коллеги-журналисты. Но не тут-то было. Аудиторская проверка аквариумовских архивов ввела меня в состояние транса.
Во-первых, в течение зимы-весны 1995 года о группе практически никто не писал. Худо-бедно «Аквариум» упоминался в течение предыдущего, 1994, года. Но мнение прессы о творчестве Гребенщикова носило полемичный характер.
«Последние альбомы „Аквариума“ вызывают неадекватную реакцию как у публики, так и у музыкальных критиков, – писал тогда «Московский Комсомолец». – Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счету никто не ждет неожиданных высокохудожественных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад».
Вряд ли найдется артист, у которого подобные мнения вызвали бы бурный восторг. Но это были еще цветочки. Ягодки выросли осенью – после совместных выступлений «Аквариума» с Дэвидом Бирном в переполненном зале ДК Горбунова.
«Результат получился ужасным, – писал в «Московской правде» Саша Липницкий. – Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года… Русские в XX веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточенного ритмом американца… БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел „Аквариума“ сегодня – марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством».
Первое впечатление – уже несколько лет пресса ожидает от «Аквариума» значительно большего, чем группа может предложить. Когда ожидания не оправдываются, наступает элементарное разочарование. В любви. Дальше начинаются многочисленные упражнения по излиянию собственных эмоций на страницах журналов и газет. Победителей, как правило, нет. Как подобную модель мира изменить (желательно в кратчайшие сроки), было непонятно.
…До начала «боевых маневров» я внимательно послушал «Навигатор». Легкий спектральный анализ показал, что это был уже третий диск БГ, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять переизбыток вальсов и минимум драйвовых рок-номеров. Если они и присутствовали, то исключительно в жанре самоцитирования. Оставалось уповать на то, что журналисты не заметят пересечений структуры «Таможенного блюза» и ностальгического боевика 87-го года «Козлы». «Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на „Козлы“», – как-то в порыве откровенности признался мне Гребенщиков.
Последний негатив от «передачи дел» носил технический характер и состоял в полном отсутствии промоматериалов. В частности, новой фотосессии у «Аквариума» не случалось больше года, а тиражированием промокассет заниматься было некому. Времена, когда Саша Титов переписывал «День Серебра» с катушки на катушку, остались в далеком 85-м году.
С другой стороны, у нового альбома была масса плюсов. Всех в России реально интриговало то, что «Навигатор» писался в Лондоне – вместе с целой тучей английских музыкантов, и в частности с бывшим гитаристом Rolling Stones Миком Тэйлором.
«На Тэйлора вышли через общих лондонских знакомых, – не без воодушевления вспоминает БГ. – Позвонили. Тэйлор приехал в студию в драном макинтоше, с дешевой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой „Gibson“, все ручки повернул „вправо на 10“, спросил: „О чем песня?“ – и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа Rolling Stones».
Во всей лондонской эпопее «Аквариума» присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп легкость и ощущение глобального праздника. «Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».
…Ручки на микшерном пульте в Лондоне крутил легендарный «архитектор звука» Джо Бойд, выставивший «Аквариуму» идеальный для 95-го года фолк-саунд. Бойд, жизнелюбивый красавец в духе начитавшегося китайской поэзии Джеймса Бонда, сотрудничал со многими рок-звездами. В 60-е это были лучшие альбомы Fairport Convention и Incredible String Band, в 70-е – гениальный Ник Дрейк, в 80-е – REM и 10000 Maniacs.
Студийные эксперименты Джо Бойда с «Аквариумом» логично было отразить в только-только появившихся на свет журналах про аппаратуру и звук. Тут БГ чувствовал себя в родной стихии – рассуждать про саунд он любил с незапамятных времен. Дай ему волю, он не только про опыты Джо Бойда расскажет, но и про «стену звука» Фила Спектора, и про педагогические студийные приемы Джорджа Мартина. От подобного объема теоретической и практической информации возникало ощущение, что «Аквариум» действительно перешел на мировое время – а все упомянутые персоналии имеют отношение к «Навигатору». По крайней мере, на метафизическом уровне.
После специализированных изданий «Навигатор» начал продвигаться через американские московские газеты – получились заголовки типа «From Leningrad to London» и «Pop Veteran „Navigates“ Familiar Waters». Развивая шальные «телеги» БГ в «Рекламном мире», нам удалось сделать интервью в рекламных изданиях и тех бизнес-журналах, в которых существовали рубрики о рекламе. Интервью из серии «рок-музыканты пришли в мир рекламы». Приветствуйте.
…Новую фотосессию мой приятель Сережа Бабенко делал в процессе интервью – чисто репортажную, но с настроением. С этими фотками мы и работали дальше – в частности, с многотиражными газетами, анонсирующими сентябрьскую презентацию «Навигатора» в ДК Горбунова.
Вместо трех концертов в «Горбушке» состоялось четыре, которые прошли с невиданным аншлагом. При поддержке «Европы Плюс» новые песни «Голубой огонек» и «Три сестры» активно ротировались по радио, вот-вот должен был появиться видеоклип «Гарсон № 2». Результат не замедлил сказаться – за первые три дня в России было продано десять тысяч экземпляров «Навигатора», а еще через неделю на оптовых складах не осталось ни одной копии из всего двадцатитысячного тиража. Для 1995 года это были отличные показатели. Прямо на наших глазах культовые персонажи андеграунда 80-х вылезали из какого-нибудь условного «Джон Смит паба» на божий свет.
…Меньше чем через месяц, обедая в клубе «Московский» на Тверской, Гребенщиков не без удивления листал толстую папку с аккуратными вырезками из журналов и газет. Это был мой первый в жизни пресс-клипинг – расположенная в хронологическом порядке подборка публикаций за истекший период.
Статьи делились на несколько типов: анонсы концертов в «Горбушке», развернутые интервью с БГ, аналитические материалы профильного плана, англоязычная пресса и, наконец, многочисленные рецензии на «Навигатор». «Спасибо за пять звездочек», – улыбнулся Борис Борисович, близоруко щурясь и разглядывая сквозь стильные очки от Армани мою рецензию на «Навигатор» в одном из центральных изданий.
«Не за что, – пробурчал я. – У автора там первоначально стояло четыре звезды… Еще одну звездочку несанкционированно дорисовали ночью на верстке. По-видимому, твои фанаты-дизайнеры».
4. Музыка хулиганов
Самурай всегда должен иметь при себе сухие румяна. Может случиться так, что при пробуждении ото сна вид у самурая будет неважным. Тогда следует слегка нарумянить лицо.
Цунэтомо Хагакурэ. Книга самурая
Как-то Гребенщиков признался: «Девяносто пять процентов интервью я несу какую-то нечеловеческую заумь… Последнее, что меня добило, – это журнал „Юность“, где я рассуждаю по поводу русского духа и таким псевдо-Бердяевым выгляжу, что тошно… Мне кажется, что возможен такой конкретно взятый день, и такой конкретно взятый журналист, и такое состояние сознания, когда получится интервью, достаточное для всеобъемлющего понимания „Аквариума“ и БГ. Это мой шанс».
Мой шанс случился где-то в районе десятого интервью – в то весеннее утро наши с Гребенщиковым биоритмы наконец-то совпали. Разговор шел на тему, на которую Борис Борисович рассуждал, кажется, впервые. Мы беседовали о визуальном имидже и сценическом макияже группы «Аквариум». Хочется верить, что БГ наконец-то встретил «брата по разуму», – мне показалось, что в тот момент он был максимально доверителен.
Для того чтобы Гребенщиков «раскрылся», конечно же существуют свои методы. К гадалке не ходи. Но помимо профессиональных секретов есть так называемые общие места. Во-первых, артист должен доверять журналисту. Во-вторых, не должно быть суеты – к сожалению, большинство интервью происходит «на бегу». В-третьих, тема интервью должна волновать не только интервьюера. И наконец, Гребенщикова, как, впрочем, и любого музыканта, ни в коем случае нельзя перебивать. Иначе мысль просто уйдет.
…Я вспоминаю интервью, которое БГ дал одному маститому питерскому рок-критику. Когда я прочитал его, мне показалось, что худшего монолога отца-основателя «Аквариума» я еще не читал. Ни одной мысли, какие-то обрывки фраз… Долго не мог понять, что случилось, пока не перечитал эту беседу еще пару раз. И тут меня осенило: практически все высказывания БГ заканчивались многоточием.
Я живо представил, как обстояло дело. Собеседники много лет общались друг с другом, поэтому журналист довольно бесцеремонно перебивал музыканта. На правах приятеля. В результате Гребенщиков не успевал не то что закончить свою мысль, а даже ее развить. В силу воспитанности он не делал никому замечаний – в результате это интервью таким кастрированным и получилось.
Другими словами, как делать не надо, я уже понимал. Дело оставалось за малым – сделать как надо.
…Наша беседа о гриме и макияже в рок-культуре состоялась на уютной крохотной кухне в московской квартире Гребенщикова. Телефоны по-утреннему сонно молчали, мы неторопливо пили чай из огромных чашек и просто болтали. БГ был максимально естественным и домашним – такой себе «Kiss Unmasked».
Вначале лидер «Аквариума» воткнул в допотопный кассетник новую композицию «Машинист» – то, что впоследствии превратилось в «Великую железнодорожную симфонию». Обсудили оба варианта названия, и затем я нажал на диктофоне кнопку «record»…
Так получилось, что это интервью с условным названием «Музыка хулиганов» не было опубликовано. По-видимому, ждало своего часа. Дождалось. Литературная обработка монологов БГ образца 96-го года сведена к радикальному минимуму.
* * *
Александр Кушнир: Как у тебя возникла идея поработать с лицом и как ты ее технически воплощал?
Борис Гребенщиков (максимально доброжелательно): Эта мысль была абсолютно естественной. Она напрямую вытекала из того, что рок-н-ролл, если отбросить всю ерунду и называть вещи своими именами, – музыка хулиганов. Так как «не хулиганы» находят свой путь в обществе другим образом. Рок-н-ролл – это настоящее хулиганство, идущее от Screamin’ Jay Hawkins’a, от людей подобного плана. Поэтому чем оторваннее человек выглядит, тем лучше. Когда после «Навигатора» я с Миком Тэйлором ехал домой, он очень правильно сказал, что настоящий блюзмен – это человек, потерянный для общества. То есть цыган – в каком-то глубоком смысле этого слова. Без пристанища.
А. К.: Слово «эпатаж» тут уместно?
Б. Г. (с жаром): Нет-нет, это не эпатаж. Это уходит корнями в шаманскую традицию. Когда шаман, получивший какую-то связь с духами, какую-то информацию, как бы пересекал реку смерти, был на том берегу иного мира и возвращался назад… И чтобы отделить себя от людей, которые не бывали на том берегу, он должен одеваться очень странно. Чтобы люди знали, что он одной ногой был в том мире. Все идет из этой традиции – у блюзменов происходит то же самое, что и у Screamin’ Jay Hawkins’a. Можно, не подумав, сказать, что человек дурачится. Или – что он прибабахнутый. А подумав, или прочитав интервью с ним, или пообщавшись, можно понять, что человек – нормальный. Просто он примеряет на себя маску юродивого.
Быть юродивым – это такое тяжелое служение. И можно большего добиться, если жить «без галстука». Шаманы слэш юродивые – эта традиция сейчас развивается, к примеру, крестным отцом фанка Джорджем Клинтоном.
…В мире всегда существовало разделение на Beatles и Stones. Beatles были очень красивые, и все их любили. А параллельно есть Rolling Stones, которые с придурью. Которые одеты в красные штаны, всегда размазаны, расписаны – с намеком на то, что они были на другой стороне. И они вернулись, чтобы помочь людям, уже имея это знание… И, естественно, традиция расписывать морды и одеваться черт знает во что – она оттуда и идет. Хиппи – яркий пример этого, хотя они это сами не всегда понимали. Но это сделано для того, чтобы отделить себя от реального мира.
Но когда есть такая задача в советских условиях, понятно, что быть юродивым сто процентов времени – это значит сто процентов времени проводить в кутузке. Или просто загреметь в дурдом. Поэтому приходилось наносить на себя грим, который потом надо было снова смывать. Татуировку, которую делали хиппи, на морду не нанесешь. Сразу окажешься в дурке. В силу этого те, кто мог себе это позволить, – мазались. Те, кто готов был идти на крайности. Мы мазались время от времени, с очень большим удовольствием.
А. К.: Очевидцы вспоминают, что на ранних концертах «Аквариума» ты пытался выступать с зеленой бородой…
Б. Г. (с воодушевлением): Зеленая борода была один раз в жизни. Поскольку краски у меня не было, то приходилось красить бороду фломастером. Это случилось на концерте в «стекляшке», которая потом стала «Венскими звездами». Там мы играли вместе с группой Сашки Ляпина «Ну, погоди!». Был какой-то концерт, который формально можно считать первым выступлением «Аквариума». Это ранний 74-й год. Джордж Гуницкий играл на барабанах, Файнштейн – на басу, а я – на электрогитаре. Тогда мы совсем не умели ни петь, ни играть. Энергии тоже было не очень много. Поэтому приходилось компенсировать это всякими цепями…
А. К.: А цепи у вас были?
Б. Г.: Да, я любил ходить… У меня была такая здоровая цепь. Большая, до пояса. Из железа.
А. К.: Ну и где же ты ее достал? Ты же не с бачка туалетного ее снял?
Б. Г. (улыбаясь): Ты знаешь, у меня дома висела цепь, которая выполняла эстетическую функцию. Кажется, на ней был какой-то колокольчик. И в нужный момент я ее снимал и надевал на себя. А еще у меня была такая красная, типа длинного жилета шотландского, подкладка к плащу. Но, будучи снята с плаща, она как бы успешно заменяла мне концертные одежды.
А. К.: А у тебя какие источники фантазии были? Ты ходил в подпольные театры-студии, смотрел прогрессивные фильмы типа «Blow Up»? Или тебе уже попадались в руки какие-то журналы вроде «Rolling Stone»?
Б. Г.: Тогда не было никакого кино. Не было никаких журналов. Единственное, что было, – журнал «Ровесник». И польский журнал «Панорама», где все равно ничего было не понять. Так что все это придумывалось. Из головы.
А. К.: Где-то в самом начале 80-х на концертах у тебя появился продуманный жесткий грим. Какие-то стрелки на веках…
Б. Г.: Ну да. Как бы жены есть у всех, девушки есть – поэтому грим доступен. Там уже можно мазаться в полный рост. Я как бы уже знал, как именно глаза подводить.
А. К.: Для этого бралась отечественная тушь?
Б. Г.: По-моему, отечественной тушью никто не пользовался. Всегда были какие-то девушки вокруг, у которых можно было приличную тушь на секунду стрельнуть. На самом деле у меня дома уже была своя косметичка, мне Джоанна Стингрей привозила из Америки все. То есть я требовал, чтобы она привозила такого, такого и такого.
А. К.: Не могу судить о питерских концертах, но вот эти московские выступления – где-то в районе 82-го года, зафиксированные на бутлегах «Арокс и Штер» и «Электрошок»… Там ведь грим применялся очень активно. Это был реальный электрошок…
Б. Г.: Да, у нас был активный грим. И все в кимоно уже были одеты.
А. К.: А один из первых курехинских концертов «Поп-механики», когда ты играл на клавишах и свое лицо под зомби стилизовал? И Вилли Усов этот снимок увеличил и на его основе создал обложку «Акустики»?
Б. Г.: Я не помню, чем тогда накрасился… Но что-то я тогда в гримерке нашел. Кажется, это было только один раз.
А. К.: По макияжу еще один вопрос. Просмотр видео, он как-то стимулировал твою творческую активность?
Б. Г.: Я тебе могу сказать одну вещь. В самом начале никакого видео не было. Все это начиналось в Таллине, на рок-фестивале 76-го года. Вечером после концерта был полный оттяг, который заключался в том, что в Таллине жил человек, который на 8-мм пленку переснимал с телевизора западный рок-н-ролл. И записывал это на магнитофон.
Естественно, на узкой пленке изображение было очень невысокого качества. Синхронизации не было никакой. То есть звук то сходился с изображением, то расходился. Ну, если не сходился – то простите. Но все равно было понятно, что если это Джими Хендрикс, то это Хендрикс. Даже если звук расходится на два такта, то все равно ясно, о чем идет речь. Я был поражен. Это было первое рок-н-ролльное шоу в жизни, которое мы видели. И этот таллинский человек на фестивале устраивал показ таких вот вещей.
А. К.: А технология съемки какая была?
Б. Г.: Телевизор снимается на обычную ручную 8-мм камеру. Параллельно пишется звук на нее. Демонстрировалось все точно так же. Пленка проявляется и как любительское видео показывается на экране при включенном магнитофоне. Естественно, изображение черно-белое. И было очень забавно смотреть, как «Машина времени» выступала в Таллине – до просмотра этого видео и после. До просмотра они на сцене стояли смирно, как положено. Все было замечательно, но они не двигались. На следующий день это была абсолютно другая группа. Маргулис, как паук, передвигался по сцене какими-то чудовищными прыжками. Они извивались, корчились. То есть просмотр видео сразу расковал всех.
А. К.: А когда ты впервые увидел дома у Липницкого видеофильмы?
Б. Г.: Это уже был 82–83 год, фильмы с Брюсом Ли. Мы их смотрели вместе с Витькой Цоем, смотрели всей группой… Но первый раз, когда еще у Липницкого магнитофона не было, он повел меня на мой день рождения к каким-то криминальным ребятам. С трудом оторвал их от просмотра порнухи и сказал: «Ну вы же, ребята, обещали… Давайте, сворачивайтесь». И показал мне фильм «Вудсток» – про легендарный фестиваль 69-го года. У меня тогда крышу, конечно, снесло. Царский был подарок на день рождения. На обратном пути мы с Липницким прошли сквозь массивную железную дверь, даже не заметив, что она заперта.
5. Чуки-чуки банана-куки
Чем меньше человек думает о себе, чем больше он думает о благе людей вокруг себя, тем он ближе к совершенству. Как говорил один мудрец, свойство Бога – отдавать, свойство человека – брать. Поэтому чем больше человек отдает, тем он ближе к Богу.
Борис Гребенщиков
Спустя несколько месяцев после завершения тура в поддержку «Навигатора» «Аквариум» опять ринулся в Лондон – записывать альбом «Снежный лев». Из Англии группа вернулась с потерями – там с мутными бытовыми перспективами остался жить басист Саша Титов. Вместе с ним в Лондоне поселилась его жена.
Втроем с Гребенщиковым и Липницким мы попытались составить заявление для прессы, но дальше набросков дело не пошло. Всю ночь мы просидели в артистическом клубе «Сохо» на Красной Пресне, пили сухое вино, а потом по-дзенски решили: пусть все плывет по течению. Никаких заявлений, никаких интервью. И под утро разъехались по домам.
Видимо, этот мозговой штурм и какие-то мои идеи произвели определенное впечатление на Липницкого. Он организовал еще одну встречу, где от лица БГ предложил мне работать с московской прессой по «Аквариуму». Тем более что скоро в продаже должен был появиться «Снежный лев».
«Сколько это будет стоить?» – доброжелательно спросил Гребенщиков, чем сильно меня смутил. По нескольким причинам. Я, например, не очень представлял, как буду брать из рук БГ зеленые банкноты. Фантазии не хватало представить себе сцену: «Борис, вот эта купюра справа надорвана. Нельзя ли ее поменять?» Поэтому после короткой паузы я предложил следующую схему: «Давайте сделаем так. Я буду по мере сил вам помогать. А дальше посмотрим…»
Глядя на довольные лица собеседников, я понял, что угадал. Похоже, что в условиях фригидного российского шоу-бизнеса это был единственно правильный ответ.
Во время беседы я узнал несколько любопытных новостей. В частности, о том, что в «Аквариуме» поменялся директор. И что приглашенные на запись английские музыканты работали в долг. Что называется, «на доверии». Знали, что БГ не подведет, – когда будет возможность, обязательно рассчитается. «Со спонсорами „Навигатора“ мы получили такую головную боль, что больше возвращаться к этому вопросу мне не хочется, – признался Гребенщиков. – Это было одноразовое сотрудничество, и сегодня группа никому ничего не должна. Самое смешное, что за „Навигатор“ мы до сих пор не получили ни копейки…»
«Об этом лучше не говорить, – перебил его Липницкий. – Это не укрепляет имидж группы».
«А как ты видишь концертную деятельность после ухода Тита?» – чтобы разрядить обстановку, я задал довольно невинный вопрос. Абсолютно не предполагая, какой взрыв эмоций за этим последует.
«После тяжелого концерта в Челябинске, когда я слег, скажем так, с нервным истощением, а нашему роуд-менеджеру вырезали половину желудка… – начал откуда-то сбоку свой монолог БГ. – Почему? От переутомления. Сейчас в России изменился климат. Для меня 18 декабря 1995 года, когда выбрали коммунистов… над Россией в небе что-то изменилось. То, что называется Небесная Россия. И то, в какую сторону это изменилось, – меня не то что перестало устраивать… Это вызывает физическое отвращение. И я, честно говоря, в такой России играть не хочу и не буду. До тех пор, пока не определится мое отношение к этой ситуации. А пока то, что я вижу – когда алкаш-президент в состоянии полного клинического запоя отдает приказы убивать собственных граждан, хладнокровно не замечая этого, – полностью подтверждает, что в Челябинске я был прав. Это случилось на следующий день после выборов – у меня прямо на сцене был сердечный приступ. После концерта меня унесли, хотя я постарался доиграть… Знаешь, Тит свалил очень вовремя. Вместе с нами он создавал новую главу – и вот она закончена. У нас был замечательный период – четыре года полного бардака. Сегодня этот этап для меня закончился абсолютно. Поэтому я не спешу с поисками новых музыкантов – поскольку хочу определиться со своим отношением к происходящему. А отношение будет не мира, но войны – наступает время окопной войны».
«Как бы это цинично ни звучало, у нас сейчас происходит такая мини-репетиция пресс-конференции», – грустно сказал я.
«Да-да, – задумчиво и чуточку растерянно пробормотал под нос лидер «Аквариума». – Но пресс-конференция у нас будет не раньше чем в конце апреля. Через месяц-полтора уже многое выяснится. К этому времени я буду полностью готов».
На следующее утро мы с БГ и Липницким направились на переговоры в «Триарий». Договорились, что альбом выйдет 1 мая, а его концертная презентация состоится в «России». Вскоре Гребенщиков улетел в Катманду – приводить в порядок свое душевное равновесие.
…Через несколько дней я вернулся в мыслях к теме эмиграции Титова. Лично для меня его стремительное исчезновение явилось ударом. Буквально за неделю до записи «Снежного льва» он сидел у меня дома и в течение целого дня давал развернутое интервью для «100 магнитоальбомов». Вежливо отказался от угощений, зато непрерывно пил воду из литрового пластмассового бутыля. Говорил, что минералка очищает организм от шлаков.
В начале беседы басист «Аквариума» был не слишком разговорчив. «К прошлому я стараюсь не привязываться, – заявил он с эпохальным выражением лица. – Любая мысль о прошлом высасывает много сил. Это мешает жить сейчас. Думать нужно о том, что сегодня. Я стараюсь жить одним днем. Это было бы идеально».
Затем Тит перестал «включать интроверта», и беседа пошла повеселее. Я только успевал менять кассеты в диктофоне. В паузах между интервью мы слушали James и Ocean Colour Scene – внешне казалось, что ничто не предвещало радикальных метаморфоз. Тит выглядел умиротворенным и благостным, старательно вспоминая нюансы работы в «Аквариуме», «Кино», ранних «Колибри». Как стало понятно позже, он не просто вспоминал, а сознательно подводил черту под питерским периодом жизни.
Параллельно эмиграции Тита в «Аквариуме» произошла смена барабанщика, что в последние годы стало чуть ли не фирменным знаком группы. При всем махровом непрофессионализме и неотточенности звучания ударники социалистического труда менялись у БГ со скоростью изношенных кроссовок. Другими словами, за месяц до презентации «Снежного льва» в концертном зале «Россия» «Аквариум» оказался без ритм-секции. Вообще.
В учебниках по менеджменту такую ситуацию принято называть кризисной. Но обошлось. С легкой руки Сакмарова в группу влились новые барабанщик и басист, которые буквально через несколько недель уверенно играли свои партии на сцене «России». Конечно, назвать новичков «носителями аквариумного духа» было непросто (один играл у Капуро, второй – в кабаках на Невском), но как профессионалы они были выше всяких похвал.
«После этих выступлений я стал мистиком, – признавался мне спустя несколько месяцев Сакмаров. – Я не мог поверить, что „Аквариум“ может так ожить. По ощущениям наши лучшие концерты напоминали Grateful Dead. Я прекрасно понимал, что этого не может быть… Но это именно так и было».
Если задуматься, то «Аквариум» окончательно превратился из супербэнда 80-х (Ляпин, Титов, Гаккель, Курехин) в некий супербренд 90-х. Порой на афишах можно было прочесть «Борис Гребенщиков» и, чуть пониже (и помельче), – группа «Аквариум». Басист ушел, барабанщик ушел – какая, на фиг, разница? Есть сильная креативная идея, а все остальное – оркестр Сержанта Пеппера. Можно сказать и по-другому. «Аквариум» стал одним из костюмов, в которые был одет Гребенщиков 90-х. Внутри группы – никаких столкновений мнений, никаких противоречий, никаких конфликтов. Show must go on.
…Реакция прессы на очередную инкарнацию «Аквариума» была на удивление позитивной. Хочется верить, что не последнюю роль в этой благожелательности сыграл медийный прорыв «Навигатора». В интернете начали плодиться первые фанатские сайты. Мало того. В 96–97-м годах Гребенщиков становится стабильной персоной на страницах новых глянцевых журналов – пусть не молодежно-кислотных типа «Птюча» и «ОМа», но мейнстримовых: «Медведь», «Матадор», «Стас», «Алла». Про консервативные издания типа «Огонька», где лидер «Аквариума» всегда был одним из главных героев, не стоит даже упоминать.
Порой в статьях о БГ мелькали меткие наблюдения типа «ему до смерти надоели вопросы недалеких, но восторженных журналистов», но это скорее были исключения из правил. Типичное глянцевое издание того времени писало об идеологе «Аквариума» примерно так:
«БГ записал новый альбом „Снежный лев“. Записал в Лондоне, но живет в Катманду. Все знакомые представляются менеджерами Гребенщикова и говорят: „Этот альбом – особенный“. Невероятно: двадцать лет публика разочарованно фыркает, но продолжает ждать откровений».
Вспоминаю очередной пресс-день в московской квартире Гребенщикова. В то утро БГ был необычайно бодр и оптимистичен. В девять часов он уже давал первое интервью. Минувшей ночью Борис Борисович спал каких-нибудь сорок минут – почти до самого утра его «Аквариум» нарезал блюзы в одном из столичных клубов. Через несколько часов группа должна улетать в многодневный тур по Дальнему Востоку, и поэтому в московских апартаментах Гребенщикова царила предотъездная суета. Каждые пять минут безжалостно звонил телефон.
– Да, регистрация билетов начинается в семнадцать часов. Больше ничего не знаю… Лучше свяжись с ребятами.
– Привет. Жутко занят… Да, вчера сыграли нормально. Созвонимся сразу после Владивостока.
– Что сегодня будем пить? Наверное, виски. Извини, у меня интервью.
Живая очередь представителей прессы сидит в гостиной, тревожно поглядывая в телевизор. Интервью проходят в соседней комнате. Ведь не секрет, что интервью с Гребенщиковым долгие годы были мечтой, эдаким Эверестом для каждого вдумчивого журналиста. Неважно, музыкального или не музыкального… Такой пробный камень. Лакмусовая бумажка…
Журналисты волнуются, стараясь не смотреть друг на друга. Кто-то пришел сюда в погоне за сенсацией, кто-то – в поисках истины, кто-то – выполняя редакторское задание. Идет такой бесконечный конвейер – одни люди в комнату входят, другие выходят. Прямо живая очередь к далай-ламе. За просветлением. Кто-то после подобного терапевтического сеанса выглядит одухотворенным, кто-то – подавленным. Как сказал один из корреспондентов, «правильность и банальность ответов БГ обезоруживает: нет места для сумасшествия, ошибок и прозрений… Он благожелателен, но недоступен».
…Пока суд да дело, мы с Гребенщиковым продолжали работать над «100 магнитоальбомами», реставрируя историю создания культовых релизов 80-х: «Треугольник», «Табу», «День Серебра», «Дети декабря». Беседы проходили на квартире БГ на Пречистенке, в соседнем баре, в гримерке «Максидрома», в моей квартире, за сценой «Юбилейного», в офисах и клубах.
В какой-то момент меня наконец пробило на пресловутую «Радио Африку», от которой я с такой нечеловеческой силой открещивался. До альбома 83-го года надо было созреть – Гребенщиков предложил пообщаться на эту волнующую тему по дороге на один из подмосковных концертов.
Сказано – сделано. На следующее утро после презентации «Снежного льва» мы с Сашей Липницким поехали с «Аквариумом» в Дубну. Акцию делала наша знакомая Наташа Янчук, дебютировавшая в 18 лет в роли регионального промоутера. С учетом рискованности эксперимента БГ согласился выступать по льготной цене – для поднятия культурологического уровня жителей Подмосковья.
В Дубне группа вместо положенных полутора часов неожиданно отыграла почти три. Не считая выходов на бис и, кажется, незапланированного исполнения песни «Китай». Было ощущение, что после нервной и неровной презентации «Снежного льва» в «России» я наконец-то увидел подлинный «Аквариум» – раскованный, нелогичный и в чем-то действительно мистический. После такого концерта можно было смело оторваться, что мы с чистым сердцем и сделали.
Всех подробностей этой ночи в Дубне я уже не помню. Какие-то полуподпольные сауны без вывесок, которые мы с Липницким искали по закоулкам с громким московским матом. Массовое курение травы. Какие-то восторженные девушки, которые самозабвенно входили в контакт с живыми культуртрегерами. Водка. Интеллектуальные беседы. Бассейн. Опять беседы. Водка.
В паузах между этими вспышками памяти Гребенщиков поведал мне авантюрную повесть о том, как в 83-м году записывался альбом «Радио Африка». В самом центре Невского проспекта музыкантам «Аквариума» удавалось по ночам проникать в суперсовременную мобильную студию «MCI», где по всем правилам конспирации с ними работал московский звукорежиссер Виктор Глазков.
Это был не просто блестящий монолог БГ, а настоящий детектив. С подвигами промоутера Андрея Тропилло, с ворованным электричеством из здания близлежащей филармонии, с взятками коньяком якобы непьющему начальнику звукозаписывающего вагона, с бессонными ночами и бдительными ментами из гостиницы «Европейская».
Почему об этом никто не писал раньше? Почему БГ об этом никому не говорил? Вопрос. У меня создалось твердое ощущение, что я держу в руках заповедную жар-птицу. Для полноты впечатлений Гребенщиков посоветовал мне пообщаться со звукорежиссером «Радио Африка» Виктором Глазковым. Разбудив телефонными звонками несколько знакомых, я узнал координаты легендарного звукорежиссера. Дело оставалось за малым – застать его на рабочем месте и откровенно поговорить с включенным диктофоном.
…Как мне удалось не проспать утренний визит к Глазкову, не понимаю. Уезжая на рассвете из коттеджа, я увидел в синеватой дымке силуэт БГ, который сидел на берегу реки, задумчиво сжимая в руках бутылку водки. По-моему, в тот момент он находился в состоянии полного душевного равновесия с окружающим миром. В который раз я решил не рушить идиллию – может, человек с богами общается…
В Москву добирался на электричке. Народу было мало – в такое время все еще спят. Во рту пылало, в мозгу пылало, но цель оправдывала средства. История «Радио Африки» того стоила.
Саундпродюсер Виктор Глазков трудился на студии фирмы «Мелодия», расположенной в стенах древнего костела, находившегося невдалеке от Большой Никитской. Я назвал условный пароль, и теперь Глазкова можно было брать голыми руками. Что я и сделал.
«Когда запись „Радио Африка“ была закончена и все находились в состоянии легкой эйфории, Борис неожиданно попросил еще раз включить фонограмму, – вспоминал события лета 83-го года жизнерадостный и словоохотливый Глазков. – И пока все хохотали, БГ с внезапно посерьезневшим лицом сказал в микрофон: „Чуки-чуки банана-куки“. Непонятно, что Гребенщиков имел в виду, но в этом был такой шарм, что одна из находившихся в студии девушек устроила „танцы без одежды“ прямо у входа в вагон. Было шесть часов утра».
Я сразу же вспомнил, как впервые услышал эти пресловутые «чуки-чуки». Затем сработала фантомная память – в мозгу всплыло, как я посылал из глухой воронежской деревушки поздравительную телеграмму знакомой студентке-аквариумистке, текст которой полностью состоял из этого шаманского заклинания БГ. Описать взгляд пожилой телеграфистки, принимавшей эту простенькую мантру для отправки в глубь территории России, у меня, пожалуй, не хватит литературного таланта. Работница сельской почты посмотрела на меня тяжелым взглядом из-под век – как на Кашпировского, цинично изнасиловавшего с экрана черно-белого телевизора ее трепетное подсознание. Что творилось у нее в душе, можно было только догадываться.
…Когда после беседы с Глазковым я вышел на залитую солнцем улицу, первое, что бросилось в глаза, – сиротливо стоящий рядом с костелом звукозаписывающий вагон «MCI». В нем, собственно говоря, и писалась по ночам вся «Радио Африка». Сгорая от любопытства, я заглянул внутрь. Картина была предсказуема. Все техническое оборудование давным-давно было распродано или разворовано. Краска облупилась, а от самой студии остался только покрытый многовековой ржавчиной корпус. Под воздействием солнца, дождей и снега вагон «MCI» медленно терял неприступный вид, постепенно превращаясь в металлолом – с гордой красно-синей надписью «Mobile Recording Unit» на поцарапанном от времени фюзеляже.
6. Эффект саке
Мое дело провокатора и подрывника – взрывать сложившиеся пласты общественного сознания. Чем больше, тем лучше.
Борис Гребенщиков
Тем временем «Аквариум» продолжал жить своей неритмичной жизнью. Опять распадался, опять собирался. Переиздавал бэк-каталог, менял студии, звукорежиссеров и звукозаписывающие компании. БГ выпускал сольные работы, экспериментировал со стилистикой, эстетикой, саундом.
«Мы попали в ситуацию битловской пластинки „Revolver“ – наконец записали альбом, который на сцене сыграть невозможно», – не без гордости заявил лидер «Аквариума» после записи «Гипербореи». Для 97-го года этот тезис звучал безумно концептуально.
Какие-то из альбомов «Аквариума» конца 90-х я заслушивал до дыр, какие-то недолюбливал, смутно догадываясь, что уровень Гребенщикова-продюсера не всегда дотягивает до уровня Гребенщикова-поэта. Правда, на все его пресс-конференции я ходил, словно прилежный школьник. Зачем? Возможно, в ожидании новых откровений и ярких фраз. Чтобы услышать что-нибудь из серии «рокер, настроенный на конфронтацию, устарел, как бивень мамонта». Для 97-го года это была целая философия, которая звучала действительно актуально. Правда, очень скоро Борис Борисович свою точку зрения поменял.
Дело было на совместной пресс-конференции БГ с группой «Deadушки». Акция проходила в пресс-центре издательского дома «Аргументы и факты», в стенах которого всегда витала грозная оруэлловско-андроповская энергетика 1984 года. Мало света, давящая на психику тишина, красные коврики на полу, подозрительно озирающиеся по сторонам государственные служащие. Тяжелое место. Но, несмотря на неблагоприятные условия, духовно свободный и по-буддистски просветленный Гребенщиков сообщает прессе: «Мы открываем фронт эмоционального освобождения. Мы – это музыканты „Аквариума“, „Deadушек“, „Tequilajazzz“ и „Ва-Банка“. Наша цель – полное уничтожение постсоветской культуры во всех ее проявлениях».
Кто-то воспринял это как стеб, кто-то – серьезно, но заявление БГ прозвучало как гром среди ясного неба. Затем лидер «Аквариума» призвал кардинально изменить музыку (для того, чтобы изменить жизнь в стране) и прогнал злую «телегу» о том, что, если бы наш народ слушал дома «Deadушек», а не, к примеру, песню «Зайка моя», путь к абсолютной гармонии был бы значительно короче.
Раньше за Борис Борисовичем подобного экстремизма не наблюдалось. Хотя как сказать. Вспоминаю 96-й год, крупный стадионный рок-фестиваль во Владивостоке, на котором «Аквариум» и «ДДТ» выступали вместе с гранжевыми группами из Сиэтла. В разгар акции вместе с Гребенщиковым на сцене появляется мэр Владивостока – человек с херовейшей репутацией. Откуда взялся – непонятно. И толкает популистскую речь в духе доктора Йозефа Геббельса, в которой повторяются фразы «мы с моим другом Гребенщиковым». Все понимают, что происходит херня, но, как это обычно бывает, дружно молчат.
Первым из этого наваждения вырвался Гребенщиков. Примерно после третьей композиции БГ идеально четко произнес в микрофон: «Дорогие зрители! Почему вы сидите на трибунах? Идите сюда, к сцене! Идите, не бойтесь! Мне мой друг мэр разрешил!»
Несколько тысяч человек с незлобливым русским матом радостно ломанулись с трибун к сцене. Равнодушных, что называется, не осталось. На растерянные лица местного спецназа смотреть без смеха было нельзя. Во всем происходящем гранжа было больше, чем в трех сиэтлских рок-группах, вместе взятых.
На тему стадионных подвигов Гребенщикова почему-то вспомнилось его выступление на «Максидроме» 99-го года, когда «Аквариум» единственным из двадцати участников отказался от исполнения радиохитов. Вместо этого Борис Борисович с безупречной дикцией пропел в микрофон:
Женщины – те, что могли быть как сестры,
Красят ядом рабочую плоскость ногтей
И во всем, что движется, видят соперниц,
Хотя уверяют, что видят бляде».
18 000 зрителей «Олимпийского» молча вкушали правду жизни, а во время телетрансляции слово «блядей» было заменено предательским пиканьем. «На БГ бесполезно давить в плане репертуара», – смущенно заявили после концерта организаторы «Максидрома».
…В этот период у «Аквариума» в очередной раз сменился директор. После Миши Гольда с группой несколько лет работал Стас Гагаринов. Он был ярым поклонником электронной музыки и аутентичным носителем кислотной субкультуры. На практике выяснилось, что в туре Стас ведет себя пожестче Гольда. Порой это качество приносило группе пользу. Порой – вред.
Помню, как незадолго до начала очередного концерта Гагаринов попросил меня покинуть гримерку «Аквариума» – мол, группе надо готовиться к выступлению. Он смотрел сверху вниз и, что называется, настаивал. Я не сдвинулся с места, в глубине души считая себя «персоной, приближенной к императору». Но император даже бровью не повел – похоже, в подобных ситуациях он предпочитал сохранять нейтралитет. Наверное, по-буддистски это выглядело мудро и правильно, а по-человечески – не очень.
В тот момент я впервые ощутил со стороны БГ какое-то предательство. Правда, четко понял шкалу его приоритетов. И понял, что, как это ни странно, я не совсем прав. А прав Гагаринов. Потому, что перед концертом у Гребенщикова на первом месте стоят тишина и концентрация внимания. Все остальное – неважно. На пятом месте идут друзья. На десятом – журналисты, автографы и прочая суета.
Кстати, порядок песен у «Аквариума» на тот концерт получился неубедительный. А может, это я впечатлился от столкновения с «диктатурой пролетариата». Не знаю.
…После записи альбома «Пси» на смену Гагаринову пришел Максим Ландэ, бывший музыкант одесской группы «Кошк ин дом», исполнявшей в самом конце 80-х альтернативный пост-рок на стихи Бродского. У Ландэ были задумчивые еврейские глаза, внутренняя порядочность, скрупулезность и редкая для рок-н-ролла адекватность.
С появлением нового директора в «Аквариуме» возник намек на внутреннюю и внешнюю дисциплину. У группы сменился ряд деловых партнеров – в частности, новый альбом «Территория» и переиздание бэк-каталога «Аквариума» было доверено выпускать фирме «CD Land». Ура! Поскольку именно эта возглавляемая Юрой Цейтлиным инфраструктура помогала мне с рекламой книги «100 магнитоальбомов советского рока». Вскоре кому-то из администрации «CD Land» пришла в голову смелая идея – вставлять в буклеты переизданных альбомов «Аквариума» рекламный модуль «100 магнитоальбомов». Тематика-то совпадает… К тому же Гребенщиков по моей просьбе написал к книге небольшое предисловие.
«Не нужно поддаваться иллюзиям, что сейчас все изменилось, – говорил мне на диктофон БГ где-то в кулуарах «Олимпийского». – Как была советская власть, так она и осталась. Просто тогда ларьки имели одну форму, а теперь – другую. Эта культура неискоренима: пластиковая, поддельная, сделанная где-то на закрытом заводе ЦК или на китайском подпольном заводе, один черт. Все равно она не настоящая. А вот Бродский настоящий. И Хендрикс настоящий. И Майлз Дэвис. И Бунюэль. И фильм „Blow Up“. И то, что делалось в нашей магнитозаписи, тоже было настоящим. Все это не имеет ничего общего с тем, как нас учили жить и думать
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71229508?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александр Исаакович Кушнир
Metamorphoses Music
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМИ АГЕНТАМИ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ: БОРИСА ГРЕБЕНЩИКОВА, АНДРЕЯ МАКАРЕВИЧА, АРТЕМИЯ ТРОИЦКОГО, ЗЕМФИРЫ РАМАЗАНОВОЙ, МИХАИЛА КОЗЫРЕВА, ОЛЕГА КУВАЕВА, НАТАЛЬИ БАРАНОВОЙ.
Книга «Хедлайнеры» Александра Кушнира впервые вышла в 2007 году и моментально попала в маст-рид списки для поклонников русского рока. Лагутенко, Фадеев, Глюкоза, Бурлаков, Кормильцев – не просто громкие имена, а люди, определившие развитие российской музыки на годы вперед. О них и рассказывает исследователь, журналист, писатель и непосредственный участник событий Александр Кушнир. Подробно и честно автор говорит о том, что представляла собой отечественная музыкальная сцена в 1990-е и 2000-е.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Александр Кушнир
Хедлайнеры
Настоящий материал произведен иностранными агентами либо касается деятельности иностранных агентов: Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича, Артемия Троицкого, Земфиры Рамазановой, Михаила Козырева, Олега Куваева, Натальи Барановой.
Литературный редактор Сергей Гурьев
Неоценимая помощь:
Женя Ковалева, Клим Колосов, Ира Миклошич, Марина Подвигина, Юрий Сапрыкин, Ирена Сезина
Плодотворное сочувствие идее: Кирилл Бабий, Борис Барабанов, Наташа Баранова, Гена Бачинский, Сергей Бобза, Дима Богачев, Денис Борисов, Саша Буров, Майкл Дж. Виллард, Александр В. Волков, Александр С. Волков, Артур Гаспарян, Гриша Гольденцвайг, Олеся Гордеева, Дима Гройсман, Оля Дедова, Боб Дилан, Макс Димов, Лена Димова, Света Доля, Я. Г. Дубенко, Алла Жидкова, Наташа Замараева, Леня Захаров, Илья Зинин, Аня Зубакина, Таня Зыкина, Катя Игнатова, Наташа Инжеваткина, Костя Иоч, Наташа Кабанова, Капа, Миша Капник, Денис Каргаев, Оля Касьяненко, Женя Кацнельсон, Е. Б. Кибиткина, Николь Кидман, Олег Коврига, Сергей Козин, Михаил Козырев, Дима Коннов, Илья Кормильцев, Света Королева, Саша Коротич, Игорь Краев, Масяня Куваева, И. А. Кушнир, Маша Кушнир, Лена Лагутенко, Игорь Лазарев, Илья Легостаев, Саша Липницкий, Света Лобода, Лера Массква, Влад Локтев, Андрей Лукинов, Леша Мажаев, Миша Марголис, Ксеня Маренникова, Владимир Месхи, Розин Мерфи, Алена Михайлова, Андрей Московкин, Леша Мунипов, Егор Негин, Макс Немцов, Олег Нестеров, Омар, Леша Певчев, Арина Перепелкина, Слава Петкун, Лена Погребижская, Ира Попович, Леня Порохня, Таня Пустынникова, Роберт Редфорд, Владимир Рудницкий, Павел Руминов, Олег Сакмаров, Роман Самоваров, Санчес из «ГДР», Валера Саркисов, Макс Семеляк, Таня Сорокина, Команда Сталинград, Ира Старостина, Игорь Степанов, Наташа Суханова, Варя Титова, Андрей Тищенко, Артем Троицкий, Умка, Гриша и Инна Файнбург, Женя Фисун, Женя Ходош, Юра Цейтлин, Аня Черниговская, Олег Чубыкин, Яна Чурикова, Владимир Шевченко, Татьяна Шевченко, Сергей Щураков, А. А. Элиасберг, Эльмира, Юра Яроцкий
Эвентуальные контакты: www.kushnir.ru
От автора
Как-то раз жизнь заставила меня затеять в квартире ремонт. В процессе этого бедствия строители разнесли антресоль, откуда мне на голову свалились десятка полтора коробок с кассетами. На них были записаны сотни пресс-конференций, интервью и бесед – с музыкантами, продюсерами, менеджерами. Время и место действия были различными, но спустя годы становилось понятно, кто из этих поп-героев оказался богом, а кто – демагогом. В легком замешательстве я вставил в магнитофон одну из кассет, и… что-то внутри перевернулось.
Когда-то, потратив пять лет на «100 магнитоальбомов советского рока», я дал себе честное слово книг больше не писать. Для этого решения были основания. И долгих семь лет я это слово держал. Но то, что я услышал на кассетах, нельзя было оставлять на антресолях. Это надо было фиксировать и осмысливать. Об этом надо было писать. Решение созрело. Я взял тряпку и начал вытирать пыль с кассет.
Глава I
Майский чай
(что-то типа концептуального предисловия)
В моей жизни было некоторое количество хитовых историй. Одна из них многие годы пользуется особым успехом у друзей. Это сермяжная повесть о том, как меня занесло в музыкальный пиар и как начинался мой роман с группой «Мумий Тролль».
1994 год. Весна. Через несколько месяцев после того, как в книжных магазинах стала продаваться энциклопедия «Золотое подполье», у меня дома на Шаболовке нарисовался странного вида мужик, который представился учредителем владивостокского рок-магазина. Его маленькие глазки блестели и бегали по сторонам. «Типичный барыга», – подумал я.
Гость столицы подарил мне кучу аудиокассет с записями дальневосточных рок-групп: «Опиум», «Тандем», «Депеша», «Туманный стон», «Третья стража», Саша Демин. Меня удивили две детали: кассеты были максимально дорогие, и названия песен на них прописывались нереально аккуратным почерком. Как говорится, с любовью.
Из дальнейших рассказов я понял, что гость пожелал взять на себя благородную миссию реализации «Золотого подполья» на Дальнем Востоке. Наверное, решил нести культуру в массы. В кредит. В количестве десяти экземпляров. Возможно, он заказал бы еще больше, но энциклопедии, падла, были тяжелые. Больше двух-трех пачек тащить «своим ходом» не удавалось никому. Когда я спросил про деньги, он ответил, что деньги – завтра. И исчез. Больше я его не видел.
Честно говоря, я сильно не парился. Понимал, что это будет единственный шанс, чтобы правильные люди, кассеты которых мне подарили, ознакомились с книгой во Владивостоке, Магадане, Иркутске, Хабаровске. Всё. Забыли. Конец истории.
Через полтора года, в теплый августовский день, я вернулся в Москву из глухого воронежского села, где трудился над «100 магнитоальбомами советского рока». Цивилизации в деревне я не видел, поэтому решил сразу же пройтись по столичным пластиночным магазинам: «Они, небось, без меня перестали выполнять план продаж. Непорядок. Надо помочь». И в девять утра я поперся в ближайшую лавку с компакт-дисками.
Магазин, в который я направлялся, был не простой, а оптовый. Находился он в глубине московских дворов на улице Шухова. Об этом замаскированном подвале знали только оптовики и «свои люди». Чтобы войти в этот полуподпольный бункер, надо было несколько раз позвонить и терпеливо ждать, когда тебе откроют. Черную железную дверь с решеткой, находящейся на уровне глаз, могли и не открыть. Как повезет.
Мне повезло. Дверь открыл юркий владелец магазина по имени Тимур, который уже успел заработать на продаже компактов целую иностранную машину. Красавец-автомобиль с тонированными стеклами стоял прямо у входа в подвал. Тимур с неземной любовью глянул на свое четырехколесное детище и вежливо впустил меня внутрь.
Я спустился по пыльной лестнице вниз. Кондиционеров в подвале не было, и воздуха явно не хватало, но на такие мелочи никто не обращал внимания. Несмотря на раннее время, работа в магазине кипела вовсю. Локальные и региональные продавцы компакт-дисков хватали новинки ящиками и выстраивались в очередь в кассу. Энергичный голос из висевшего на стене довоенного радиоприемника с поставленным энтузиазмом вещал утренние новости.
Внезапно я врезался в подозрительно знакомое лицо, которое начало со мной суетливо здороваться. Кто этот человек, я не мог вспомнить ни за какие деньги. «Только больные люди покупают пластинки в девять утра», – успокаивал я себя. О чем подумало лицо, я не знаю. Но почему-то достало из-за пазухи толстое портмоне и, не глядя в мою сторону, начало отсчитывать деньги. Вначале достало купюру в 100 000 рублей. Потом – еще одну, потом – еще. Итого – 300 000 рублей. И торжественно вручило их мне.
Я не сопротивлялся. «Это – мой долг тебе», – торжественно сказал персонаж. Мое лицо начало напоминать неопределенный интеграл, скорее всего – двойной. В непонятном подвале, откуда вообще можно не выбраться, незнакомый человек сует мне бабло. Причем делает это с таким удовольствием, словно вручает Пулитцеровскую премию.
Видимо, мое смятение чувств не осталось незамеченным. Мой новый инвестор понял эту перемену климата по-своему. И решительным жестом протянул еще одну купюру в 100 000 рублей. Двойной интеграл на моем сонном лице плавно превратился в тройной. От неожиданности и удивления я не смог сказать ни слова. Тогда человек посмотрел на меня с неподдельным уважением и пробормотал фразу, которая не поддавалась ну никакой расшифровке: «А, я понимаю: дефолт, инфляция…» И с этими словами достал из кошелька пятую стотысячную купюру.
Я туго начал врубаться, что полмиллиона рублей старыми деньгами в первое же утро в Москве – не так уж и плохо. Типа, у меня начался сезон. «Как тебя зовут, дядя?» – спросил я, надежно спрятав пол-лимона в карман джинсов. «Ты что, не помнишь, что ли? – искренне удивилось лицо. – Я – Леонид Бурлаков!» Провозгласил он это с такой непередаваемой интонацией, словно он как минимум Леонид Брежнев.
Из сбивчивого рассказа коммивояжера я понял, что таким образом он рассчитался за десяток книг «Золотое подполье». С опозданием в два года. В тот момент меня осенило, что Бурлаков – это, наверное, такой хороший банк. Вложишь один доллар – получишь два.
«Еще раз здравствуйте! – с незначительным опозданием я начал вести светские разговоры. – Как дела?» Из жизнерадостных рассказов Лени следовало, что теперь он будет раскручивать новую рок-группу «Метро». Дальше состоялся исторический диалог примерно следующего содержания.
– Как-как группа называется? «Метро»?
– Не «Метро», а «Мумий Тролль»!!!
– «Мумий Тролль»? Боже мой! И где вы во Владивостоке такие названия находите?
Бурлаков начал оправдываться и почему-то рассказывать про грядущий этой осенью крупный рок-фестиваль во Владивостоке, на который «Мумий Тролль» приглашен выступать хедлайнером. Затем Леня ударился в ностальгию и стал вспоминать про школу, в которой они вместе с вокалистом Ильей когда-то учились. «Ну ладно, ладно. Не оправдывайся, – великодушно ответил я. – Деньги вернул – и нормально!»
Но не тут-то было. Леня «включил насос» на тему того, что через несколько недель «Мумий Тролль» начнет записывать настоящий компакт-диск в Лондоне. На студии, где за последние десять лет побывала добрая половина английского рока. И американского тоже.
На дворе стоял 96-й год. Напомню, что, кроме «Аквариума», никто из наших музыкантов в английских студиях еще не работал. Это сегодня все кому не лень записываются в Англии и Америке. А тогда это напоминало выход в открытый космос. Без скафандра.
Поскольку правил полетов не существовало, во всем этом чувствовался какой-то удивительный шарм и непреодолимый соблазн. Это интриговало. Это было приключение, которое манило к себе с нечеловеческой силой. Поэтому прямо у кассы мы с Бурлаковым забили стрелку – попить завтра чайку у меня дома. Явочная трехкомнатная квартира с бесконечными потолками и двумя балконами находилась рядом с шуховской телебашней. Приглашать туда людей было не стыдно. Все бы ничего, но поскольку моя голова оказалась забита «100 магнитоальбомами», я, как это часто бывает в России, деньги взял, а про встречу забыл.
На следующий день настойчивый утренний звонок в дверь застал меня врасплох. Плохо соображая, что происходит, я удивился, но дверь открыл. В девять часов утра по московскому времени на пороге моей квартиры стоял цветущий Бурлаков. На нем были кожаные сандалии, белые брюки производства Рио-де-Жанейро и цветастая гавайская рубашка с огромными райскими птицами – скорее всего, попугаями.
Перед собой, словно Библию, Леня держал голубенькую аудиокассету фирмы «Sony». На обложке красовался нарисованный зверек – предположительно тролль. Сверху шариковой ручкой было аккуратно написано – «специально для А. Кушнир». По-видимому, по какой-то причине Бурлаков решил мою фамилию не склонять. Может, из суеверия. Хотя обычно мою фамилию склоняют все кому не лень…
На обратной стороне кассеты красовались названия песен и надпись, которая мне запомнилась надолго. Скорее всего, она предназначалась для идеологически неустойчивой целки: «НИКОГДА НИКОМУ». Я понял, что давать кассету друзьям было запрещено. Категорически.
«Это чё, „Мумий Тролль“, что ли?» – с трудом сканируя ситуацию, спросил я. «Ну да!» – не пытаясь скрыть гордость в голосе, ответил Бурлаков.
Зайдя ко мне в комнату, Леня тут же сунул в кассетную деку фрагменты демо-записи будущего альбома «Морская». На кассете находилось шесть песен, записанных где-то на кухне, – развязно-похотливый вокал, спетый под детские клавиши и примитивный ритм-бокс. Дешевле бывает только на Арбате под дождь и гитару…
А поскольку аппаратура у меня дорогая – к звуку я отношусь, как к красивой девушке, с уважением, – то слушать эти шедевры серьезно я не мог. Одна песня была ну совсем уж жалостливой: «Проснулась утром девочка, такая неприступная…» Словно промокший под проливным дождем шарманщик загремел в полицейский участок, где эти нелюди насильно заставляют его петь. Как правило, в подобных ситуациях я вынимал кассету из деки и выбрасывал в красное пластмассовое ведро, которое для таких случаев специально купил.
«Ладно, пошли на кухню пить чай», – обреченно вздохнул я.
И тут я вернулся в лютую московскую реальность и медленно сообразил, что после трех месяцев, проведенных в деревне, у меня не только холодильник пустой, но и чая-то толком нет. В глубине одного из ящиков антикварного комода случайно завалялась помятая упаковка. Надо было что-то придумать – человек приехал в гости черт знает откуда, а я…
«Сейчас мы с тобой будем пить очень хороший, очень крепкий, можно сказать, лучший в мире майский чай», – торжественно начал я. Куда меня понесло дальше в этой отчаянной пафосности, я, честно говоря, не помню. Несколько неожиданно я стал проявлять недюжинные познания в букетах ароматов и нюансах старинных чайных церемоний. Затем акцентировал внимание гостя на всех существующих в природе достоинствах майского чая. Одну свою фразу я запомнил крепко: «Эксклюзивная особенность этого редкого сорта, Леня, состоит в том, что его надо пить, ничем не закусывая. Даже без сахара». Сахара, как вы понимаете, в доме не существовало как класса.
Как выяснилось позднее, этот монолог произвел на прожженного человековеда Леонида Бурлакова сильное впечатление. Уже находясь в зените славы, продюсер всемирно известной группы «Мумий Тролль» как-то разоткровенничался: «Слушай, Кушнир! Если я когда-нибудь буду писать про тебя книгу, то точно назову ее „Майский чай»“«.
…Выпив чаю без сахарку, мы перешли к делу. На демо-записи меня зацепили три песни: «Кот кота», «Делай меня точно», а также написанная Бурлаковым «Новая Луна апреля». По правде говоря, ни «Утекай», ни «Забавы» меня не впечатлили – какие-то унылые дворовые монологи под гитару. Но больше всего мне не понравилась стоящая на кассете первой «Вдруг ушли поезда». Я Леню просто достал вопросами: «Что за фигня? Какие поезда? Куда ушли? И зачем ты эту шнягу включаешь в альбом?»
Бурлаков обиделся, но виду не подал. Только спросил резко: «Короче, мы будем вместе работать? Будем группу раскручивать?»
Я сбавил обороты. Еще раз скептически посмотрел на кассету. «У нас в запасе еще восемь хитов», – гласила надпись на обратной стороне обложки. «Какие наглые, – с возмущением подумал я и не без сарказма спросил: – А если у вас столько хитов, значит, вы, наверное, великая группа?» – «Конечно», – с приморским спокойствием ответил Леня. «Ну и где же эта великая группа была раньше?» – подумал я, внезапно вспомнив, что, когда мы с Бурлаковым познакомились и он задарил меня кассетами владивостокского рока, пленки «Троллей» там и близко не было. Но по законам гостеприимства доставать человека не стал. Тем более после столь сытного завтрака.
Несмотря на раннее утро, во мне каким-то странным образом проснулась способность рассуждать: «Боже мой, какой-то сюрреализм, честное слово. Безумный взрослый мужик бегает по Москве, сует по утрам какие-то деньги и еще хочет раскручивать никому не известную группу. Тут вся страна взахлеб слушает Чижа, „Серьгу“ и Таню Буланову, а мы – какой-то „Мумий Тролль“. Полный бред».
Но мне было интересно. Только вчера я впервые услышал от русского человека слово «раскрутка». Я не знал, что такое «маркетинг», «мониторинг» и «позиционирование». Не догадывался, что означает термин «систематизированная пресс-поддержка» и что стоит за фразой «продвижение бренда на рынок». Я не был теоретиком. Скорее – практиком. Провел некоторое количество пресс-конференций, музыкальных семинаров, презентаций. Организовал несколько рок-фестивалей и концертов, написал пару книг.
Жизненный опыт подсказывал, что предложенная затея – авантюра чистой воды. «А откуда у вас деньги на запись в Лондоне?» – перешел я к голой конкретике. Ответ Бурлакова меня, честно говоря, озадачил: «Я продал квартиру во Владивостоке. И одолжил немного денег у мамы. И у бабушки».
Я не на шутку задумался. С одной стороны, никто не предлагал мне продавать квартиру на Шаболовке, в которой мы только что пили чай. С другой стороны, меня явно прессинговали и приглашали на ответный «майский чай». Только заварка здесь будет покруче. И ответственности побольше.
Стартовые условия следующие. Группа из Владивостока существует более десяти лет с некой локальной востребованностью. И вдруг, прямо средь бела дня, школьные приятели Леня Бурлаков и Илья Лагутенко решаются поставить на карту всё. Типичная русская рулетка. Только романтичная. Один живет в Лондоне, второй – то ли во Владивостоке, то ли в Москве. Финансирования – ноль. Связей – ноль. Опыта – ноль. По идее, можно и не рыпаться. Вариантов нет. В современной художественной литературе это называется «искать приключения на свою задницу»…
Но я понял кое-что еще. Даже не понял, а почувствовал кожей. Что это – мое. И я сказал: «Да». По большому счету, с этого все и началось.
Глава II
Борис Гребенщиков
При нормальной системе жизни в обществе существует масса людей, для которых возможность заработать деньги одновременно совпадает с удовольствием отрекламировать продукцию любимого артиста.
И на Beatles, и на Rolling Stones работала целая команда, которой было небезразлично, что музыканты делают. Для них удовольствие это рекламировать, удовольствие сделать так, чтобы все остальные люди узнали о новых работах этих групп… Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала система, при которой в день выхода нового альбома любимой группы все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появится конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения.
Если бы я вырос на музыке «Аквариума», то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Борис Гребенщиков, 1995 год
В самом начале 90-х вокруг «Аквариума» постоянно витало напряжение. «Аквариум» распался. «Аквариум» собрался. Опять распался. Вроде бы навсегда. Как Beatles. По-настоящему.
Бесчисленные «последние концерты». Вот звучит «Пригородный блюз» – перекрашенный в угарного блондина вокалист «Аквариума» падает на колени перед нереально трезвым Майком. Сорванный голос, растоптанные в хлам барабаны, разбитые гитары. Это конец, my friend. Это конец…
Еще не существовало толстых книг про «Аквариум», видеофильмов, юбилейных концертов, антологий, сайтов, DVD. Утонул в Волге Саша Куссуль, но еще были живы Дюша, Курехин и Миша Из Города Скрипящих Статуй. Еще не эмигрировали Титов и Фагот, а Мик Тэйлор не нарезал на гитаре «Таможенный блюз». Вилли Усов уже не клеил на картонные коробки «Аквариума» черно-белые обложки, а обдолбанный The Band еще не догадывался, что будет записывать «Лилит». Список можно продолжить…
Во главе всей этой глыбы стоит Борис Гребенщиков. К этому человеку всегда было много уважения и любви. Whole Lotta Love. Возможно, это рассказ о любви.
1. Реальный «Аквариум»:
Между мифом и легендой
Древние мудрецы верно говорили: внутри человека должен быть покой. Только в таком состоянии можно что-то реально сделать.
Борис Гребенщиков
Зимой 93-го года с опозданием в несколько лет я впервые увидел Гребенщикова вблизи. В два часа дня в полупустом нетопленом зале ДК Горбунова реанимированный после очередного распада «Аквариум» общался с прессой. Не считая посмертного «Черного альбома» группы «Кино», это была первая профессиональная пресс-конференция отечественных рок-музыкантов. Информационным поводом для брифинга стала концертная презентация «Русского альбома», которую проводила фирма «Фили».
Акцию вела моя хорошая знакомая Оля Немцова, в недалеком прошлом – редактор культурологического рок-журнала «ДВР». Как человек, воспитанный в лучших традициях филфака Дальневосточного университета, Оля не тянула одеяло на себя и давала возможность музыкантам раскрыться во всей красе. Красы хватало на всех.
Бардачный «Аквариум» нарисовался в зале с получасовым опозданием. Самые кайфовые в мире представители «поколения дворников и сторожей» с легким грохотом сели на стулья, стоявшие перед сценой. Все правильно – глаза в глаза с журналистами, разместившимися в первых рядах партера. Только через несколько лет я начал врубаться, что зрачки у «президиума» и прессы должны быть на одном уровне. А тогда это выглядело хоть и интуитивно, но очень органично. На уровне волн, флюидов, вибраций, если хотите.
На пресс-конференцию, как мне помнится, не было никакой аккредитации. Кто захотел, тот и пришел. Источник информации – народная молва. Не было раздаточных материалов, мерчандайзинга или хотя бы скромного фуршета. Не было микрофонов – ни у музыкантов, ни у журналистов, ни у ведущей. Зачем? Ведь это не концерт! Люди пришли пообщаться. Негласно подразумевалось – мол, кто хочет услышать, может услышать. Так сказать, имеет шанс.
…Гребенщиков сел аккурат между двух Алексеев – по-видимому, чтобы исполнялись желания. Слева от БГ восседал гламурный Леша Рацен – хоть сейчас вешай на стенку его постер в духе «идеальный барабанщик в стиле new wave». Справа находился гитарист Леша Зубарев, невинный кудрявый ангел в круглых ленноновских очках. Рядом окопался выходец из древней Казани – настоящий пришелец из астрала, дипломированный римлянин и флейтист Олег Сакмаров. На его черной футболке красовался ультрарадикальный слоган «No Sex». Периодически Сакмаров закатывал глаза к небу и общался с прессой исключительно в эзотерическом ключе. Весь этот колхоз расположился на фоне задника с изображением входа в одну из коломенских церквей – по словам Гребенщикова, «психофизический вектор, магнетически воздействующий на зал».
После дежурных приветствий Гребенщиков подвинул стул поближе к народу, и… рок-н-ролл стартовал. «Рок-музыка – чудовищное изобретение человечества», – с философским выражением лица изрек БГ, и стало понятно, что «Аквариум» захватил инициативу. Вопросы не имели для Гребенщикова никакого значения, а это уже признак высокого класса.
«„Аквариум“ – не образ жизни, а знамение. – Борис Борисович достал из запасников весь арсенал заготовок, отточенных им за годы общения с журналистами. – Мы – бурлаки. Это серьезно. Из Небесного Иерусалима вытекает Небесная Ганга. Вдоль ее берегов мы и бурлачим. Кроме того, в каком-то измерении Небесная Ганга пересекается с Волгой».
Сорокалетний Гребенщиков изящно уходил в сторону от вопросов о пиратстве («у меня нет юридического сознания»), а затем переносился в область рок-н-ролльной мифологизации: «Русского рока не существует, а Россия слишком отличается от всего того, что происходит вокруг. Страна управляется чудесами, и наша музыка должна быть мистической и религиозной».
С необычайной легкостью лидер «Аквариума» демонстрировал окружающим свою высокую степень погружения в дзен. Похоже, он действительно впервые прочитал «Дао дэ цзин» в 15-летнем возрасте. Поэтому неудивительно, что вскоре игра с представителями массмедиа пошла в одни ворота.
«А с кем из ваших коллег-музыкантов вы больше всех общаетесь?» – спросил кто-то из любознательных журналистов. «Очень мало с кем, – задумчиво произнес БГ. – Мы же монахи…»
Ближе к финалу пресс-конференции откуда-то из-за кулис к группе подвалил басист «золотого состава 80-х» Саша Титов – с бутылочкой воды в руках, эдакий снисходительный Раймонд Паулс от ленинградского рок-н-ролла. Он, конечно же, опять банально проспал, но выглядело это как бы символично – «я, мол, снова с „Аквариумом“, но пока еще не на все сто». Как будто оставлял себе ходы для отступления… Я спросил у него что-то про «Колибри», дебютный альбом которых Тит активно продюсировал. Басист «Аквариума» что-то ответил.
Гребенщиков не без интереса наблюдал за беседой, а затем как-то торжественно изрек: «Когда восстанет король Артур, это будет для нас сигналом», и пресс-конференция завершилась на самой жизнеутверждающей ноте – словно лучшие песни Соловьева-Седого.
Я не помню подробностей, но впечатления от общения с «партизанами полной Луны» оказались сильными. Получалось, что в устах Гребенщикова любая фраза начинала приобретать эпический характер – словно высеченная золотом на мраморе. И еще я почувствовал, какая громадная дистанция отделяет его компьютерные мозги от всего внешнего мира. Включая присутствующих на пресс-конференции.
…После окончания акции мне удалось пройти в гримерку и перекинуться с музыкантами парой слов. Олег Сакмаров, к примеру, даже обиделся – мол, почему Титову задали вопрос про «Колибри», а ему – не задали. «Большой грех такой завершенный образ портить», – выкрутился я, вручив Олегу толстый глянцевый журнал с моим развернутым материалом по «Русскому альбому». Еще один экземпляр был презентован директору «Аквариума» Мише Гольду.
В это время Борис Борисович сидел в позе лотоса в углу гримерки и бормотал себе под нос какие-то заунывные мантры. У меня к нему накопилась масса вопросов, но врываться с мирской суетой в этот оазис гармонии было попросту грешно. И я решил не рушить ауру.
…После пресс-конференции стало очевидно, что в медийной плоскости большинство русских артистов находятся по сравнению с «Аквариумом» в каменном веке. А годы подполья, перестройки и пресловутый «американский этап» подарили Гребенщикову психологическую устойчивость к любому мифотворчеству. Мне жутко захотелось покопаться во всем этом клондайке и по возможности добраться до сути и истоков явления.
Прежде всего я поехал в Питер – с целью пообщаться с креативным окружением БГ. Наиболее продуктивно мы поговорили с автором большинства обложек «Аквариума» 80-х Вилли Усовым. Он был по-питерски гостеприимен и на все вопросы отвечал максимально обстоятельно.
«С самого начала Гребенщиков играл серьезную рок-музыку. – Вилли сидел в уютной фотомастерской на Васильевском острове и не без удовольствия вспоминал времена «золотого состава» «Аквариума». – Иногда творчество раннего БГ напоминало Боба Дилана, иногда – Боуи. Примечательно, что на одном из первых концертов Гребенщиков пел „Across the Universe“ не в канонической версии Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Бориса творчество и имидж Дэвида Боуи были словно фантом. Но при этом вокалист „Аквариума“ являлся человеком, который, помимо своих очевидных достоинств – глубокой поэзии, свободного английского, интуитивного вокала, – всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать из песен какую-то тайну. Чтобы вопросы сыпались у слушателей один за другим: „а почему?“, „как это?“, „а что?“, „а зачем?“».
Впечатлившись общением с Вилли, я, вернувшись в Москву, по самую макушку влез в домашние архивы, пытаясь восстановить прерванную связь времен. Листая пожелтевшие от времени самиздатовские журналы, я понял, что лидер «Аквариума» – опытный пиарщик с активной практикой саморекламы лет эдак в тридцать. В 1977 году он был идеологом и одним из создателей первого подпольного рок-журнала «Рокси». Также выяснилось, что именно Борис Борисович стал автором первого в России музыкального пресс-релиза.
Задумайтесь. Ни Макаревич, ни Майк Науменко, ни Градский, ни Эдита Пьеха пресс-релизы тогда не писали. Шел далекий 1981 год, и Гребенщиков прекрасно понимал, что помощи в продвижении группы ему ждать неоткуда. Поэтому он от руки написал текст, который назывался «Правдивая история „Аквариума“». Позднее он был опубликован в московском самиздатовском журнале «Зеркало» и сопровождался подзаголовком: «Правдивая история „Аквариума“, предвзято изложенная мною (который далее из скромности упоминается как БГ) при боли в зубе (или в вагоне электрички) – посему часто невнятная, но максимально правдоподобная».
Любопытно, что молодой вождь «Аквариума» обошел в тексте все острые углы – в частности, не упомянул про скандал на рок-фестивале «Тбилиси-80», после которого он пулей вылетел из комсомола и лишился работы. Юный БГ еще не был знаком с крылатым высказыванием Пугачевой «не стоит путать интервью и исповедь», но, судя по всему, чувствовал такие вещи кожей. Одним словом, дипломат.
Еще один аспект «Правдивой истории» – ставшая с годами крылатой фраза о том, что «„Аквариум“ это не музыкальная группа, а образ жизни». Я всегда был поклонником этого емкого слогана – наверное, до тех пор, пока мне в руки не попался диск Rolling Stones 64-го года, на задней обложке которого ушлый продюсер Эндрю Олдхэм изрек в чем-то похожую мысль: «The Rolling Stones are more than just a group – they are a way of life». «Хорошая идея, – подумал я. – Так и тянет ее процитировать».
Выводов было много, но мне стало понятно, какая у лидера «Аквариума» мощная школа самопозиционирования. Причем не только практическая, но и теоретическая…
«Корни мои – в русском городском шансоне», – признался как-то БГ в одном из интервью. Это противоречило многому из того, что лидер «Аквариума» говорил раньше. Но я даже не удивился. Это как у Борхеса – в загадке про шахматы не должно быть слова «шахматы»…
Вскоре я наткнулся в самиздате на совместное интервью Гребенщикова с Сергеем Курехиным, которое взорвало мой мозг до основания.
«Для нас есть три точки отсчета в теперешней музыке, – с серьезными лицами вещали музыканты «Аквариума». – Это Псевдо-Дионисий Ареопагит – христианский писатель, один из первых. Это Брюс Ли – не как живая фигура, а как миф. И Майлз Дэвис, но не как музыкант, а как старик-негр, который дает самые наглые интервью».
Интервью БГ датировалось 1983 годом. Даже если сей безумный монолог инициировался гением Курехина или чтением фэнтези Толкиена, это высказывание провоцировало целую культурную революцию в теории музыкальной рекламы. Так легко и изящно никто из российских рокеров себя не позиционировал. Судя по всему, серьезных конкурентов у Гребенщикова в этом вопросе не было. Ни тогда – в 80-х, ни потом – в 90-х…
2. Начало сотрудничества
Я вообще решил не давать большие интервью, потому что авторы пишут не так, как я говорю. В итоге получается, что я вещаю истину в последней инстанции. А это вредит облику группы.
Борис Гребенщиков, 1986 год
Сейчас я понимаю, что с лидером «Аквариума» мы должны были пересечься еще в конце 80-х. Но произошло это лишь летом 1995 года. В тот момент я закончил работу над энциклопедией «Золотое подполье» и без всякой паузы перескочил на «второй том» отечественной субкультуры 80-х – книгу «100 магнитоальбомов советского рока».
Волею судьбы одним из первых собеседников по данной теме оказался Борис Гребенщиков. В тот момент лидер «Аквариума» вместе с моим другом Александром С. Волковым заканчивал работу над дизайном нового альбома «Навигатор». В итоге наши пути во времени и пространстве органично пересеклись.
Мы встретились у общих друзей в одном из офисов на Солянке. Я планировал пообщаться с идеологом «Аквариума» на несколько тем – начиная от магнитофонной культуры и заканчивая ролью рекламы в музыкальном бизнесе. Интервью у Гребенщикова я брал впервые, поэтому надел накрахмаленную белую рубашку, что в последний раз делал, кажется, только в день свадьбы.
Борис Борисович прибыл на встречу без опозданий в сопровождении Саши Липницкого, в недалеком прошлом – басиста группы «Звуки Му». На БГ была холщовая рубашка, волосы собраны в хвост, на носу – беззащитные веснушки. В ухе торчала бронзовая серьга антикварного происхождения, пальцы в старинных перстнях, на груди болталась какая-то буддистская шамбала-мандала. Лидер «Аквариума» только что закончил работу над «Навигатором», и глаза его прямо-таки светились простым человеческим счастьем.
– Мы, кажется, не представлены, – с безупречной учтивостью произнес Гребенщиков. Визиток «Кушнир Продакшн» у меня еще не было, поэтому пришлось промямлить что-то вроде «самый продажный московский рок-журналист». Заявление прошло на ура – БГ и Липницкий весело переглянулись. Ободренный столь удачным началом, я включил диктофон.
– Как мы будем общаться? – соблюдая формальности этикета, спросил я у Гребенщикова. – На «ты»? Или на «вы»?
Борис Борисович на секунду задумался, затем внимательно посмотрел на оправу моих очков, улыбнулся и предложил неожиданный вариант:
– Давай я буду называть тебя на «вы»… А ты, то есть «вы» будете называть меня на «ты»…
Прикол понравился. На том и порешили. И что удивительно, до конца интервью никто из отведенной ему правилами игры роли не вышел.
Вообще-то я добросовестно подготовился к встрече. «Интересно, что ждет меня сегодня: интервью или исповедь?» – волновался я накануне. Угадать это, глядя на Гребенщикова, который внимательно изучал мой список «100 магнитоальбомов» (та еще авантюра!), было невозможно. Вплоть до того самого момента, когда, увидев на 94-й позиции культовую подмосковную группу «Хуй забей», Борис Борисович обрадовался как ребенок. Глядя на него, как ребенок обрадовался и я.
– Кстати, а как вы «Хуй забей» будете писать в книге? – полюбопытствовал вождь «Аквариума». – Через многоточие? Или как аббревиатуру, «ХЗ»?
– Пока не знаю, – беззаботно ответил я. – Наверное, через многоточие. Да хер с ним… Сегодня меня больше волнует «Аквариум»: альбомы «Треугольник», «Табу», «День Серебра», «Дети декабря». Давай попытаемся вспомнить эмоциональные нюансы из студийной жизни того времени…
Как раз в эти июльские дни мой приятель Сева Гродский подарил мне кассетный диктофон «Sony», на который БГ с ходу наговорил чуть ли не вторую часть «Правдивой истории „Аквариума“». Несмотря на безжалостные офисные телефоны, которые звонили каждые три минуты, ответы порой опережали вопросы. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что мы находимся на одной волне. «Можно еще кофеечку?» – периодически Гребенщиков тревожил покой томных секретарш. Время летело незаметно.
Не обошлось, что называется, без казусов. В списке «100 магнитоальбомов» присутствовали все культовые релизы «Аквариума» 80-х, но отсутствовал самый главный – «Радио Африка».
Гребенщиков, несмотря на всю свою отутюженную вежливость, немного прифигел и недоверчиво просмотрел весь список. Потом прочитал его еще раз. Казалось, он не верит собственным глазам.
– А где «Радио Африка»? – немного смущаясь, тихо спросил он. Но я не растерялся.
Я-то и сейчас не слишком склонен к аналитике, а тогда и вовсе путешествовал по жизни «галопом по Европам». Причем как в переносном смысле, так и в прямом. В первую очередь от этого страдала глубина. Глубина восприятия. Согласитесь, что для адекватного прослушивания «Радио Африка» нужна элементарная искусствоведческая подготовка. Это вам не «Табу». И не «Синий альбом». Мне же казалось, что в «Радио Африка», скажем так, маловато драйва и многовато Курехина, всяких шумов и фри-джаза. Общую картину альбома портил безобразно записанный гимн «Рок-н-ролл мертв». Поэтому я гордо выпятил грудь и с уверенностью современных тигров музыкального интернета вынес вердикт:
– «Радио Африка»? Да что-то он мне не очень… Какой-то этот альбом мутный и непонятный.
В ответ на столь неотразимые аргументы Борис Борисович великодушно промолчал. Дальше было еще смешнее (грустнее). По воле случая мне предложили царский гонорар за эксклюзивное интервью с БГ в «Рекламный мир» – одно из первых российских изданий об «искусстве рекламы». Тут очень вовремя подвернулся «Навигатор», который «Аквариум» вроде как собирался раскручивать. В итоге можно было и рыбку съесть, и не простудиться.
Обсудив ретроспективы и перспективы русского рока, мы переключились на другие вопросы. В частности, о роли рекламы в жизни современных отечественных рок-музыкантов. Как я сейчас понимаю, по сути дела мы обсуждали вакуум.
– Откровенно говоря, я считаю новый альбом «Навигатор» лучшим за всю историю группы. Поэтому вполне логично, что определенные структуры будут информировать страну о том, что альбом существует. Чем больше людей будут знать о том, что он вышел, тем лучше. В этом и есть смысл рекламы… У нас в стране очень долго ни рок-группы, ни люди, которые рекламировали их деятельность, денег заработать не могли. Если сейчас положение изменится, то будет очень хорошо. Сегодня совершенно очевидно, что рекламная индустрия интенсивно развивается и приобретает все более интересные очертания.
Со стороны картина нашего общения выглядела сюрреалистично – в духе самых безумных полотен Гойи. В респектабельном офисе на Солянке в блаженном состоянии двустороннего гипноза сидят космонавты. Оба – без скафандров и довольно бойко рассуждают о какой-то второй реальности. О том, чего, по сути дела, в России еще нет. О пошаговой пресс-поддержке, о прямой и косвенной рекламе альбомов, о public relations, наконец. Я, типа, спрашиваю о специфике рекламной кампании в русском роке, а БГ гипотетически об этой специфике рассказывает:
– Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала и до сих пор устраивает та система, при которой в тот день, когда выходит новый альбом любимой группы, все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появляется конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения… Если бы я вырос на музыке «Аквариума», то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Ближе к концу этой футуристической беседы с нами вышел в астрал концертный директор «Аквариума» Миша Гольд, который поведал мне на диктофон о роли Комитета по культуре Санкт-Петербурга, а также о финансовой помощи ряда банковских структур.
– К этому проекту мы готовились давно – и давно искали приемлемые для нас формы сотрудничества, – важно заявил Гольд. – «Аквариум» – существо самостоятельное, никогда не жившее ни с кем вместе и никогда не бывшее кому-то что-то должным. Группа умеет делать музыку, умеет продвигать ее на рынке, но не умеет работать с деньгами.
Выслушав весь этот поток откровений, я предложил Гольду пойти попить пивка и в сжатые сроки научить его работать с деньгами. «Yes!» – с энтузиазмом отозвался на мое предложение топ-менеджер «Аквариума».
Буквально через сорок минут Гребенщиков оказался на каком-то телеэфире в «Останкино», а мы с Гольдом жадно уплетали жареную курицу у меня дома. В ярких красках я расписал своему новому приятелю пресс-конференции, которые провел, рассказал про тиражи журналов и газет, в которых печатался. Меня послушать, так это было охренеть как круто. Просто Дмитрий Дибров какой-то. Или Леонид Парфенов.
Миша Гольд, которому было не чуждо все яркое и театральное, быстро впечатлился. Разрушение сознания питерского гостя довершил авторский экземпляр «Золотого подполья», подаренный ему прямо на кухне. О пафосе дарственной надписи умолчим.
– Слушай, у нас сейчас в Москве столько дел, а с прессой работать некому, – задумчиво сказал он, просматривая главу «Золотого подполья» про родной Питер. Судя по всему, его мысли витали в каких-то неведомых мне Фудзиямах, что в данной ситуации было не так уж плохо. Глотнув пивка и подумав еще несколько минут, Гольд наконец-то решился. – А давай-ка ты поработаешь с нами по «Навигатору», – сказал он, неуверенно почесывая макушку. – Пресса, газеты, журналы – ну, ты сам все знаешь.
Я не сопротивлялся. «Аквариум» мне нравился, БГ – нравился. Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Для приличия мы чуть-чуть поторговались, но не играя мышцами…
Затем, вручая предоплату, директор «Аквариума» своей заключительной фразой меня чуть не убил:
– Давай договоримся на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Все равно он в этих делах не слишком понимает – ему бы только песни писать. Ты просто будешь делать публикации, а Боря пусть думает, что все это происходит само собой.
Я настолько охуел от услышанного, что без всяких лишних вопросов согласился.
По радиоприемнику «Божья коровка» в очередной раз пела про гранитный камешек в груди.
3. Из сияющей пустоты
Вспоминая Христа, собирай сокровища там, где никто этого не делал.
Борис Гребенщиков
Как говорят в народе, поспешишь – людей насмешишь. Вспоминаю, что меня абсолютно не смутил тот факт, что единственный вопрос, от которого Гребенщиков свернул в сторону во время нашей встречи, касался коммерческого потенциала нового альбома.
«На тему „Навигатора“ у меня никаких прогнозов нет, – жестко отчеканил БГ. – По поводу прогнозов вам лучше обращаться к Илье-пророку».
Меня интеллигентно послали на хуй, но я не переживал. Я прекрасно помню свои ощущения… Я стоял, покачиваясь, на волне розы ветров, которая несла нереальную вонь с Микояновского колбасного завода. Настроение было приподнятое, а местами – боевое. В тот момент мне казалось, что работа по пресс-поддержке «Навигатора» будет легкой прогулкой.
Как писал журнал «FUZZ», «особая рекламная кампания в России любому опусу, осиянному вывеской „Аквариум“, не требуется». Ясен пень, не требуется. Зачем Гребенщикову рекламные кампании – ведь он же не Жасмин, Линда или Алсу! И я наивно полагал, что если я люблю творчество БГ, то его автоматически любят и мои коллеги-журналисты. Но не тут-то было. Аудиторская проверка аквариумовских архивов ввела меня в состояние транса.
Во-первых, в течение зимы-весны 1995 года о группе практически никто не писал. Худо-бедно «Аквариум» упоминался в течение предыдущего, 1994, года. Но мнение прессы о творчестве Гребенщикова носило полемичный характер.
«Последние альбомы „Аквариума“ вызывают неадекватную реакцию как у публики, так и у музыкальных критиков, – писал тогда «Московский Комсомолец». – Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счету никто не ждет неожиданных высокохудожественных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад».
Вряд ли найдется артист, у которого подобные мнения вызвали бы бурный восторг. Но это были еще цветочки. Ягодки выросли осенью – после совместных выступлений «Аквариума» с Дэвидом Бирном в переполненном зале ДК Горбунова.
«Результат получился ужасным, – писал в «Московской правде» Саша Липницкий. – Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года… Русские в XX веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточенного ритмом американца… БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел „Аквариума“ сегодня – марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством».
Первое впечатление – уже несколько лет пресса ожидает от «Аквариума» значительно большего, чем группа может предложить. Когда ожидания не оправдываются, наступает элементарное разочарование. В любви. Дальше начинаются многочисленные упражнения по излиянию собственных эмоций на страницах журналов и газет. Победителей, как правило, нет. Как подобную модель мира изменить (желательно в кратчайшие сроки), было непонятно.
…До начала «боевых маневров» я внимательно послушал «Навигатор». Легкий спектральный анализ показал, что это был уже третий диск БГ, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять переизбыток вальсов и минимум драйвовых рок-номеров. Если они и присутствовали, то исключительно в жанре самоцитирования. Оставалось уповать на то, что журналисты не заметят пересечений структуры «Таможенного блюза» и ностальгического боевика 87-го года «Козлы». «Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на „Козлы“», – как-то в порыве откровенности признался мне Гребенщиков.
Последний негатив от «передачи дел» носил технический характер и состоял в полном отсутствии промоматериалов. В частности, новой фотосессии у «Аквариума» не случалось больше года, а тиражированием промокассет заниматься было некому. Времена, когда Саша Титов переписывал «День Серебра» с катушки на катушку, остались в далеком 85-м году.
С другой стороны, у нового альбома была масса плюсов. Всех в России реально интриговало то, что «Навигатор» писался в Лондоне – вместе с целой тучей английских музыкантов, и в частности с бывшим гитаристом Rolling Stones Миком Тэйлором.
«На Тэйлора вышли через общих лондонских знакомых, – не без воодушевления вспоминает БГ. – Позвонили. Тэйлор приехал в студию в драном макинтоше, с дешевой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой „Gibson“, все ручки повернул „вправо на 10“, спросил: „О чем песня?“ – и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа Rolling Stones».
Во всей лондонской эпопее «Аквариума» присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп легкость и ощущение глобального праздника. «Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».
…Ручки на микшерном пульте в Лондоне крутил легендарный «архитектор звука» Джо Бойд, выставивший «Аквариуму» идеальный для 95-го года фолк-саунд. Бойд, жизнелюбивый красавец в духе начитавшегося китайской поэзии Джеймса Бонда, сотрудничал со многими рок-звездами. В 60-е это были лучшие альбомы Fairport Convention и Incredible String Band, в 70-е – гениальный Ник Дрейк, в 80-е – REM и 10000 Maniacs.
Студийные эксперименты Джо Бойда с «Аквариумом» логично было отразить в только-только появившихся на свет журналах про аппаратуру и звук. Тут БГ чувствовал себя в родной стихии – рассуждать про саунд он любил с незапамятных времен. Дай ему волю, он не только про опыты Джо Бойда расскажет, но и про «стену звука» Фила Спектора, и про педагогические студийные приемы Джорджа Мартина. От подобного объема теоретической и практической информации возникало ощущение, что «Аквариум» действительно перешел на мировое время – а все упомянутые персоналии имеют отношение к «Навигатору». По крайней мере, на метафизическом уровне.
После специализированных изданий «Навигатор» начал продвигаться через американские московские газеты – получились заголовки типа «From Leningrad to London» и «Pop Veteran „Navigates“ Familiar Waters». Развивая шальные «телеги» БГ в «Рекламном мире», нам удалось сделать интервью в рекламных изданиях и тех бизнес-журналах, в которых существовали рубрики о рекламе. Интервью из серии «рок-музыканты пришли в мир рекламы». Приветствуйте.
…Новую фотосессию мой приятель Сережа Бабенко делал в процессе интервью – чисто репортажную, но с настроением. С этими фотками мы и работали дальше – в частности, с многотиражными газетами, анонсирующими сентябрьскую презентацию «Навигатора» в ДК Горбунова.
Вместо трех концертов в «Горбушке» состоялось четыре, которые прошли с невиданным аншлагом. При поддержке «Европы Плюс» новые песни «Голубой огонек» и «Три сестры» активно ротировались по радио, вот-вот должен был появиться видеоклип «Гарсон № 2». Результат не замедлил сказаться – за первые три дня в России было продано десять тысяч экземпляров «Навигатора», а еще через неделю на оптовых складах не осталось ни одной копии из всего двадцатитысячного тиража. Для 1995 года это были отличные показатели. Прямо на наших глазах культовые персонажи андеграунда 80-х вылезали из какого-нибудь условного «Джон Смит паба» на божий свет.
…Меньше чем через месяц, обедая в клубе «Московский» на Тверской, Гребенщиков не без удивления листал толстую папку с аккуратными вырезками из журналов и газет. Это был мой первый в жизни пресс-клипинг – расположенная в хронологическом порядке подборка публикаций за истекший период.
Статьи делились на несколько типов: анонсы концертов в «Горбушке», развернутые интервью с БГ, аналитические материалы профильного плана, англоязычная пресса и, наконец, многочисленные рецензии на «Навигатор». «Спасибо за пять звездочек», – улыбнулся Борис Борисович, близоруко щурясь и разглядывая сквозь стильные очки от Армани мою рецензию на «Навигатор» в одном из центральных изданий.
«Не за что, – пробурчал я. – У автора там первоначально стояло четыре звезды… Еще одну звездочку несанкционированно дорисовали ночью на верстке. По-видимому, твои фанаты-дизайнеры».
4. Музыка хулиганов
Самурай всегда должен иметь при себе сухие румяна. Может случиться так, что при пробуждении ото сна вид у самурая будет неважным. Тогда следует слегка нарумянить лицо.
Цунэтомо Хагакурэ. Книга самурая
Как-то Гребенщиков признался: «Девяносто пять процентов интервью я несу какую-то нечеловеческую заумь… Последнее, что меня добило, – это журнал „Юность“, где я рассуждаю по поводу русского духа и таким псевдо-Бердяевым выгляжу, что тошно… Мне кажется, что возможен такой конкретно взятый день, и такой конкретно взятый журналист, и такое состояние сознания, когда получится интервью, достаточное для всеобъемлющего понимания „Аквариума“ и БГ. Это мой шанс».
Мой шанс случился где-то в районе десятого интервью – в то весеннее утро наши с Гребенщиковым биоритмы наконец-то совпали. Разговор шел на тему, на которую Борис Борисович рассуждал, кажется, впервые. Мы беседовали о визуальном имидже и сценическом макияже группы «Аквариум». Хочется верить, что БГ наконец-то встретил «брата по разуму», – мне показалось, что в тот момент он был максимально доверителен.
Для того чтобы Гребенщиков «раскрылся», конечно же существуют свои методы. К гадалке не ходи. Но помимо профессиональных секретов есть так называемые общие места. Во-первых, артист должен доверять журналисту. Во-вторых, не должно быть суеты – к сожалению, большинство интервью происходит «на бегу». В-третьих, тема интервью должна волновать не только интервьюера. И наконец, Гребенщикова, как, впрочем, и любого музыканта, ни в коем случае нельзя перебивать. Иначе мысль просто уйдет.
…Я вспоминаю интервью, которое БГ дал одному маститому питерскому рок-критику. Когда я прочитал его, мне показалось, что худшего монолога отца-основателя «Аквариума» я еще не читал. Ни одной мысли, какие-то обрывки фраз… Долго не мог понять, что случилось, пока не перечитал эту беседу еще пару раз. И тут меня осенило: практически все высказывания БГ заканчивались многоточием.
Я живо представил, как обстояло дело. Собеседники много лет общались друг с другом, поэтому журналист довольно бесцеремонно перебивал музыканта. На правах приятеля. В результате Гребенщиков не успевал не то что закончить свою мысль, а даже ее развить. В силу воспитанности он не делал никому замечаний – в результате это интервью таким кастрированным и получилось.
Другими словами, как делать не надо, я уже понимал. Дело оставалось за малым – сделать как надо.
…Наша беседа о гриме и макияже в рок-культуре состоялась на уютной крохотной кухне в московской квартире Гребенщикова. Телефоны по-утреннему сонно молчали, мы неторопливо пили чай из огромных чашек и просто болтали. БГ был максимально естественным и домашним – такой себе «Kiss Unmasked».
Вначале лидер «Аквариума» воткнул в допотопный кассетник новую композицию «Машинист» – то, что впоследствии превратилось в «Великую железнодорожную симфонию». Обсудили оба варианта названия, и затем я нажал на диктофоне кнопку «record»…
Так получилось, что это интервью с условным названием «Музыка хулиганов» не было опубликовано. По-видимому, ждало своего часа. Дождалось. Литературная обработка монологов БГ образца 96-го года сведена к радикальному минимуму.
* * *
Александр Кушнир: Как у тебя возникла идея поработать с лицом и как ты ее технически воплощал?
Борис Гребенщиков (максимально доброжелательно): Эта мысль была абсолютно естественной. Она напрямую вытекала из того, что рок-н-ролл, если отбросить всю ерунду и называть вещи своими именами, – музыка хулиганов. Так как «не хулиганы» находят свой путь в обществе другим образом. Рок-н-ролл – это настоящее хулиганство, идущее от Screamin’ Jay Hawkins’a, от людей подобного плана. Поэтому чем оторваннее человек выглядит, тем лучше. Когда после «Навигатора» я с Миком Тэйлором ехал домой, он очень правильно сказал, что настоящий блюзмен – это человек, потерянный для общества. То есть цыган – в каком-то глубоком смысле этого слова. Без пристанища.
А. К.: Слово «эпатаж» тут уместно?
Б. Г. (с жаром): Нет-нет, это не эпатаж. Это уходит корнями в шаманскую традицию. Когда шаман, получивший какую-то связь с духами, какую-то информацию, как бы пересекал реку смерти, был на том берегу иного мира и возвращался назад… И чтобы отделить себя от людей, которые не бывали на том берегу, он должен одеваться очень странно. Чтобы люди знали, что он одной ногой был в том мире. Все идет из этой традиции – у блюзменов происходит то же самое, что и у Screamin’ Jay Hawkins’a. Можно, не подумав, сказать, что человек дурачится. Или – что он прибабахнутый. А подумав, или прочитав интервью с ним, или пообщавшись, можно понять, что человек – нормальный. Просто он примеряет на себя маску юродивого.
Быть юродивым – это такое тяжелое служение. И можно большего добиться, если жить «без галстука». Шаманы слэш юродивые – эта традиция сейчас развивается, к примеру, крестным отцом фанка Джорджем Клинтоном.
…В мире всегда существовало разделение на Beatles и Stones. Beatles были очень красивые, и все их любили. А параллельно есть Rolling Stones, которые с придурью. Которые одеты в красные штаны, всегда размазаны, расписаны – с намеком на то, что они были на другой стороне. И они вернулись, чтобы помочь людям, уже имея это знание… И, естественно, традиция расписывать морды и одеваться черт знает во что – она оттуда и идет. Хиппи – яркий пример этого, хотя они это сами не всегда понимали. Но это сделано для того, чтобы отделить себя от реального мира.
Но когда есть такая задача в советских условиях, понятно, что быть юродивым сто процентов времени – это значит сто процентов времени проводить в кутузке. Или просто загреметь в дурдом. Поэтому приходилось наносить на себя грим, который потом надо было снова смывать. Татуировку, которую делали хиппи, на морду не нанесешь. Сразу окажешься в дурке. В силу этого те, кто мог себе это позволить, – мазались. Те, кто готов был идти на крайности. Мы мазались время от времени, с очень большим удовольствием.
А. К.: Очевидцы вспоминают, что на ранних концертах «Аквариума» ты пытался выступать с зеленой бородой…
Б. Г. (с воодушевлением): Зеленая борода была один раз в жизни. Поскольку краски у меня не было, то приходилось красить бороду фломастером. Это случилось на концерте в «стекляшке», которая потом стала «Венскими звездами». Там мы играли вместе с группой Сашки Ляпина «Ну, погоди!». Был какой-то концерт, который формально можно считать первым выступлением «Аквариума». Это ранний 74-й год. Джордж Гуницкий играл на барабанах, Файнштейн – на басу, а я – на электрогитаре. Тогда мы совсем не умели ни петь, ни играть. Энергии тоже было не очень много. Поэтому приходилось компенсировать это всякими цепями…
А. К.: А цепи у вас были?
Б. Г.: Да, я любил ходить… У меня была такая здоровая цепь. Большая, до пояса. Из железа.
А. К.: Ну и где же ты ее достал? Ты же не с бачка туалетного ее снял?
Б. Г. (улыбаясь): Ты знаешь, у меня дома висела цепь, которая выполняла эстетическую функцию. Кажется, на ней был какой-то колокольчик. И в нужный момент я ее снимал и надевал на себя. А еще у меня была такая красная, типа длинного жилета шотландского, подкладка к плащу. Но, будучи снята с плаща, она как бы успешно заменяла мне концертные одежды.
А. К.: А у тебя какие источники фантазии были? Ты ходил в подпольные театры-студии, смотрел прогрессивные фильмы типа «Blow Up»? Или тебе уже попадались в руки какие-то журналы вроде «Rolling Stone»?
Б. Г.: Тогда не было никакого кино. Не было никаких журналов. Единственное, что было, – журнал «Ровесник». И польский журнал «Панорама», где все равно ничего было не понять. Так что все это придумывалось. Из головы.
А. К.: Где-то в самом начале 80-х на концертах у тебя появился продуманный жесткий грим. Какие-то стрелки на веках…
Б. Г.: Ну да. Как бы жены есть у всех, девушки есть – поэтому грим доступен. Там уже можно мазаться в полный рост. Я как бы уже знал, как именно глаза подводить.
А. К.: Для этого бралась отечественная тушь?
Б. Г.: По-моему, отечественной тушью никто не пользовался. Всегда были какие-то девушки вокруг, у которых можно было приличную тушь на секунду стрельнуть. На самом деле у меня дома уже была своя косметичка, мне Джоанна Стингрей привозила из Америки все. То есть я требовал, чтобы она привозила такого, такого и такого.
А. К.: Не могу судить о питерских концертах, но вот эти московские выступления – где-то в районе 82-го года, зафиксированные на бутлегах «Арокс и Штер» и «Электрошок»… Там ведь грим применялся очень активно. Это был реальный электрошок…
Б. Г.: Да, у нас был активный грим. И все в кимоно уже были одеты.
А. К.: А один из первых курехинских концертов «Поп-механики», когда ты играл на клавишах и свое лицо под зомби стилизовал? И Вилли Усов этот снимок увеличил и на его основе создал обложку «Акустики»?
Б. Г.: Я не помню, чем тогда накрасился… Но что-то я тогда в гримерке нашел. Кажется, это было только один раз.
А. К.: По макияжу еще один вопрос. Просмотр видео, он как-то стимулировал твою творческую активность?
Б. Г.: Я тебе могу сказать одну вещь. В самом начале никакого видео не было. Все это начиналось в Таллине, на рок-фестивале 76-го года. Вечером после концерта был полный оттяг, который заключался в том, что в Таллине жил человек, который на 8-мм пленку переснимал с телевизора западный рок-н-ролл. И записывал это на магнитофон.
Естественно, на узкой пленке изображение было очень невысокого качества. Синхронизации не было никакой. То есть звук то сходился с изображением, то расходился. Ну, если не сходился – то простите. Но все равно было понятно, что если это Джими Хендрикс, то это Хендрикс. Даже если звук расходится на два такта, то все равно ясно, о чем идет речь. Я был поражен. Это было первое рок-н-ролльное шоу в жизни, которое мы видели. И этот таллинский человек на фестивале устраивал показ таких вот вещей.
А. К.: А технология съемки какая была?
Б. Г.: Телевизор снимается на обычную ручную 8-мм камеру. Параллельно пишется звук на нее. Демонстрировалось все точно так же. Пленка проявляется и как любительское видео показывается на экране при включенном магнитофоне. Естественно, изображение черно-белое. И было очень забавно смотреть, как «Машина времени» выступала в Таллине – до просмотра этого видео и после. До просмотра они на сцене стояли смирно, как положено. Все было замечательно, но они не двигались. На следующий день это была абсолютно другая группа. Маргулис, как паук, передвигался по сцене какими-то чудовищными прыжками. Они извивались, корчились. То есть просмотр видео сразу расковал всех.
А. К.: А когда ты впервые увидел дома у Липницкого видеофильмы?
Б. Г.: Это уже был 82–83 год, фильмы с Брюсом Ли. Мы их смотрели вместе с Витькой Цоем, смотрели всей группой… Но первый раз, когда еще у Липницкого магнитофона не было, он повел меня на мой день рождения к каким-то криминальным ребятам. С трудом оторвал их от просмотра порнухи и сказал: «Ну вы же, ребята, обещали… Давайте, сворачивайтесь». И показал мне фильм «Вудсток» – про легендарный фестиваль 69-го года. У меня тогда крышу, конечно, снесло. Царский был подарок на день рождения. На обратном пути мы с Липницким прошли сквозь массивную железную дверь, даже не заметив, что она заперта.
5. Чуки-чуки банана-куки
Чем меньше человек думает о себе, чем больше он думает о благе людей вокруг себя, тем он ближе к совершенству. Как говорил один мудрец, свойство Бога – отдавать, свойство человека – брать. Поэтому чем больше человек отдает, тем он ближе к Богу.
Борис Гребенщиков
Спустя несколько месяцев после завершения тура в поддержку «Навигатора» «Аквариум» опять ринулся в Лондон – записывать альбом «Снежный лев». Из Англии группа вернулась с потерями – там с мутными бытовыми перспективами остался жить басист Саша Титов. Вместе с ним в Лондоне поселилась его жена.
Втроем с Гребенщиковым и Липницким мы попытались составить заявление для прессы, но дальше набросков дело не пошло. Всю ночь мы просидели в артистическом клубе «Сохо» на Красной Пресне, пили сухое вино, а потом по-дзенски решили: пусть все плывет по течению. Никаких заявлений, никаких интервью. И под утро разъехались по домам.
Видимо, этот мозговой штурм и какие-то мои идеи произвели определенное впечатление на Липницкого. Он организовал еще одну встречу, где от лица БГ предложил мне работать с московской прессой по «Аквариуму». Тем более что скоро в продаже должен был появиться «Снежный лев».
«Сколько это будет стоить?» – доброжелательно спросил Гребенщиков, чем сильно меня смутил. По нескольким причинам. Я, например, не очень представлял, как буду брать из рук БГ зеленые банкноты. Фантазии не хватало представить себе сцену: «Борис, вот эта купюра справа надорвана. Нельзя ли ее поменять?» Поэтому после короткой паузы я предложил следующую схему: «Давайте сделаем так. Я буду по мере сил вам помогать. А дальше посмотрим…»
Глядя на довольные лица собеседников, я понял, что угадал. Похоже, что в условиях фригидного российского шоу-бизнеса это был единственно правильный ответ.
Во время беседы я узнал несколько любопытных новостей. В частности, о том, что в «Аквариуме» поменялся директор. И что приглашенные на запись английские музыканты работали в долг. Что называется, «на доверии». Знали, что БГ не подведет, – когда будет возможность, обязательно рассчитается. «Со спонсорами „Навигатора“ мы получили такую головную боль, что больше возвращаться к этому вопросу мне не хочется, – признался Гребенщиков. – Это было одноразовое сотрудничество, и сегодня группа никому ничего не должна. Самое смешное, что за „Навигатор“ мы до сих пор не получили ни копейки…»
«Об этом лучше не говорить, – перебил его Липницкий. – Это не укрепляет имидж группы».
«А как ты видишь концертную деятельность после ухода Тита?» – чтобы разрядить обстановку, я задал довольно невинный вопрос. Абсолютно не предполагая, какой взрыв эмоций за этим последует.
«После тяжелого концерта в Челябинске, когда я слег, скажем так, с нервным истощением, а нашему роуд-менеджеру вырезали половину желудка… – начал откуда-то сбоку свой монолог БГ. – Почему? От переутомления. Сейчас в России изменился климат. Для меня 18 декабря 1995 года, когда выбрали коммунистов… над Россией в небе что-то изменилось. То, что называется Небесная Россия. И то, в какую сторону это изменилось, – меня не то что перестало устраивать… Это вызывает физическое отвращение. И я, честно говоря, в такой России играть не хочу и не буду. До тех пор, пока не определится мое отношение к этой ситуации. А пока то, что я вижу – когда алкаш-президент в состоянии полного клинического запоя отдает приказы убивать собственных граждан, хладнокровно не замечая этого, – полностью подтверждает, что в Челябинске я был прав. Это случилось на следующий день после выборов – у меня прямо на сцене был сердечный приступ. После концерта меня унесли, хотя я постарался доиграть… Знаешь, Тит свалил очень вовремя. Вместе с нами он создавал новую главу – и вот она закончена. У нас был замечательный период – четыре года полного бардака. Сегодня этот этап для меня закончился абсолютно. Поэтому я не спешу с поисками новых музыкантов – поскольку хочу определиться со своим отношением к происходящему. А отношение будет не мира, но войны – наступает время окопной войны».
«Как бы это цинично ни звучало, у нас сейчас происходит такая мини-репетиция пресс-конференции», – грустно сказал я.
«Да-да, – задумчиво и чуточку растерянно пробормотал под нос лидер «Аквариума». – Но пресс-конференция у нас будет не раньше чем в конце апреля. Через месяц-полтора уже многое выяснится. К этому времени я буду полностью готов».
На следующее утро мы с БГ и Липницким направились на переговоры в «Триарий». Договорились, что альбом выйдет 1 мая, а его концертная презентация состоится в «России». Вскоре Гребенщиков улетел в Катманду – приводить в порядок свое душевное равновесие.
…Через несколько дней я вернулся в мыслях к теме эмиграции Титова. Лично для меня его стремительное исчезновение явилось ударом. Буквально за неделю до записи «Снежного льва» он сидел у меня дома и в течение целого дня давал развернутое интервью для «100 магнитоальбомов». Вежливо отказался от угощений, зато непрерывно пил воду из литрового пластмассового бутыля. Говорил, что минералка очищает организм от шлаков.
В начале беседы басист «Аквариума» был не слишком разговорчив. «К прошлому я стараюсь не привязываться, – заявил он с эпохальным выражением лица. – Любая мысль о прошлом высасывает много сил. Это мешает жить сейчас. Думать нужно о том, что сегодня. Я стараюсь жить одним днем. Это было бы идеально».
Затем Тит перестал «включать интроверта», и беседа пошла повеселее. Я только успевал менять кассеты в диктофоне. В паузах между интервью мы слушали James и Ocean Colour Scene – внешне казалось, что ничто не предвещало радикальных метаморфоз. Тит выглядел умиротворенным и благостным, старательно вспоминая нюансы работы в «Аквариуме», «Кино», ранних «Колибри». Как стало понятно позже, он не просто вспоминал, а сознательно подводил черту под питерским периодом жизни.
Параллельно эмиграции Тита в «Аквариуме» произошла смена барабанщика, что в последние годы стало чуть ли не фирменным знаком группы. При всем махровом непрофессионализме и неотточенности звучания ударники социалистического труда менялись у БГ со скоростью изношенных кроссовок. Другими словами, за месяц до презентации «Снежного льва» в концертном зале «Россия» «Аквариум» оказался без ритм-секции. Вообще.
В учебниках по менеджменту такую ситуацию принято называть кризисной. Но обошлось. С легкой руки Сакмарова в группу влились новые барабанщик и басист, которые буквально через несколько недель уверенно играли свои партии на сцене «России». Конечно, назвать новичков «носителями аквариумного духа» было непросто (один играл у Капуро, второй – в кабаках на Невском), но как профессионалы они были выше всяких похвал.
«После этих выступлений я стал мистиком, – признавался мне спустя несколько месяцев Сакмаров. – Я не мог поверить, что „Аквариум“ может так ожить. По ощущениям наши лучшие концерты напоминали Grateful Dead. Я прекрасно понимал, что этого не может быть… Но это именно так и было».
Если задуматься, то «Аквариум» окончательно превратился из супербэнда 80-х (Ляпин, Титов, Гаккель, Курехин) в некий супербренд 90-х. Порой на афишах можно было прочесть «Борис Гребенщиков» и, чуть пониже (и помельче), – группа «Аквариум». Басист ушел, барабанщик ушел – какая, на фиг, разница? Есть сильная креативная идея, а все остальное – оркестр Сержанта Пеппера. Можно сказать и по-другому. «Аквариум» стал одним из костюмов, в которые был одет Гребенщиков 90-х. Внутри группы – никаких столкновений мнений, никаких противоречий, никаких конфликтов. Show must go on.
…Реакция прессы на очередную инкарнацию «Аквариума» была на удивление позитивной. Хочется верить, что не последнюю роль в этой благожелательности сыграл медийный прорыв «Навигатора». В интернете начали плодиться первые фанатские сайты. Мало того. В 96–97-м годах Гребенщиков становится стабильной персоной на страницах новых глянцевых журналов – пусть не молодежно-кислотных типа «Птюча» и «ОМа», но мейнстримовых: «Медведь», «Матадор», «Стас», «Алла». Про консервативные издания типа «Огонька», где лидер «Аквариума» всегда был одним из главных героев, не стоит даже упоминать.
Порой в статьях о БГ мелькали меткие наблюдения типа «ему до смерти надоели вопросы недалеких, но восторженных журналистов», но это скорее были исключения из правил. Типичное глянцевое издание того времени писало об идеологе «Аквариума» примерно так:
«БГ записал новый альбом „Снежный лев“. Записал в Лондоне, но живет в Катманду. Все знакомые представляются менеджерами Гребенщикова и говорят: „Этот альбом – особенный“. Невероятно: двадцать лет публика разочарованно фыркает, но продолжает ждать откровений».
Вспоминаю очередной пресс-день в московской квартире Гребенщикова. В то утро БГ был необычайно бодр и оптимистичен. В девять часов он уже давал первое интервью. Минувшей ночью Борис Борисович спал каких-нибудь сорок минут – почти до самого утра его «Аквариум» нарезал блюзы в одном из столичных клубов. Через несколько часов группа должна улетать в многодневный тур по Дальнему Востоку, и поэтому в московских апартаментах Гребенщикова царила предотъездная суета. Каждые пять минут безжалостно звонил телефон.
– Да, регистрация билетов начинается в семнадцать часов. Больше ничего не знаю… Лучше свяжись с ребятами.
– Привет. Жутко занят… Да, вчера сыграли нормально. Созвонимся сразу после Владивостока.
– Что сегодня будем пить? Наверное, виски. Извини, у меня интервью.
Живая очередь представителей прессы сидит в гостиной, тревожно поглядывая в телевизор. Интервью проходят в соседней комнате. Ведь не секрет, что интервью с Гребенщиковым долгие годы были мечтой, эдаким Эверестом для каждого вдумчивого журналиста. Неважно, музыкального или не музыкального… Такой пробный камень. Лакмусовая бумажка…
Журналисты волнуются, стараясь не смотреть друг на друга. Кто-то пришел сюда в погоне за сенсацией, кто-то – в поисках истины, кто-то – выполняя редакторское задание. Идет такой бесконечный конвейер – одни люди в комнату входят, другие выходят. Прямо живая очередь к далай-ламе. За просветлением. Кто-то после подобного терапевтического сеанса выглядит одухотворенным, кто-то – подавленным. Как сказал один из корреспондентов, «правильность и банальность ответов БГ обезоруживает: нет места для сумасшествия, ошибок и прозрений… Он благожелателен, но недоступен».
…Пока суд да дело, мы с Гребенщиковым продолжали работать над «100 магнитоальбомами», реставрируя историю создания культовых релизов 80-х: «Треугольник», «Табу», «День Серебра», «Дети декабря». Беседы проходили на квартире БГ на Пречистенке, в соседнем баре, в гримерке «Максидрома», в моей квартире, за сценой «Юбилейного», в офисах и клубах.
В какой-то момент меня наконец пробило на пресловутую «Радио Африку», от которой я с такой нечеловеческой силой открещивался. До альбома 83-го года надо было созреть – Гребенщиков предложил пообщаться на эту волнующую тему по дороге на один из подмосковных концертов.
Сказано – сделано. На следующее утро после презентации «Снежного льва» мы с Сашей Липницким поехали с «Аквариумом» в Дубну. Акцию делала наша знакомая Наташа Янчук, дебютировавшая в 18 лет в роли регионального промоутера. С учетом рискованности эксперимента БГ согласился выступать по льготной цене – для поднятия культурологического уровня жителей Подмосковья.
В Дубне группа вместо положенных полутора часов неожиданно отыграла почти три. Не считая выходов на бис и, кажется, незапланированного исполнения песни «Китай». Было ощущение, что после нервной и неровной презентации «Снежного льва» в «России» я наконец-то увидел подлинный «Аквариум» – раскованный, нелогичный и в чем-то действительно мистический. После такого концерта можно было смело оторваться, что мы с чистым сердцем и сделали.
Всех подробностей этой ночи в Дубне я уже не помню. Какие-то полуподпольные сауны без вывесок, которые мы с Липницким искали по закоулкам с громким московским матом. Массовое курение травы. Какие-то восторженные девушки, которые самозабвенно входили в контакт с живыми культуртрегерами. Водка. Интеллектуальные беседы. Бассейн. Опять беседы. Водка.
В паузах между этими вспышками памяти Гребенщиков поведал мне авантюрную повесть о том, как в 83-м году записывался альбом «Радио Африка». В самом центре Невского проспекта музыкантам «Аквариума» удавалось по ночам проникать в суперсовременную мобильную студию «MCI», где по всем правилам конспирации с ними работал московский звукорежиссер Виктор Глазков.
Это был не просто блестящий монолог БГ, а настоящий детектив. С подвигами промоутера Андрея Тропилло, с ворованным электричеством из здания близлежащей филармонии, с взятками коньяком якобы непьющему начальнику звукозаписывающего вагона, с бессонными ночами и бдительными ментами из гостиницы «Европейская».
Почему об этом никто не писал раньше? Почему БГ об этом никому не говорил? Вопрос. У меня создалось твердое ощущение, что я держу в руках заповедную жар-птицу. Для полноты впечатлений Гребенщиков посоветовал мне пообщаться со звукорежиссером «Радио Африка» Виктором Глазковым. Разбудив телефонными звонками несколько знакомых, я узнал координаты легендарного звукорежиссера. Дело оставалось за малым – застать его на рабочем месте и откровенно поговорить с включенным диктофоном.
…Как мне удалось не проспать утренний визит к Глазкову, не понимаю. Уезжая на рассвете из коттеджа, я увидел в синеватой дымке силуэт БГ, который сидел на берегу реки, задумчиво сжимая в руках бутылку водки. По-моему, в тот момент он находился в состоянии полного душевного равновесия с окружающим миром. В который раз я решил не рушить идиллию – может, человек с богами общается…
В Москву добирался на электричке. Народу было мало – в такое время все еще спят. Во рту пылало, в мозгу пылало, но цель оправдывала средства. История «Радио Африки» того стоила.
Саундпродюсер Виктор Глазков трудился на студии фирмы «Мелодия», расположенной в стенах древнего костела, находившегося невдалеке от Большой Никитской. Я назвал условный пароль, и теперь Глазкова можно было брать голыми руками. Что я и сделал.
«Когда запись „Радио Африка“ была закончена и все находились в состоянии легкой эйфории, Борис неожиданно попросил еще раз включить фонограмму, – вспоминал события лета 83-го года жизнерадостный и словоохотливый Глазков. – И пока все хохотали, БГ с внезапно посерьезневшим лицом сказал в микрофон: „Чуки-чуки банана-куки“. Непонятно, что Гребенщиков имел в виду, но в этом был такой шарм, что одна из находившихся в студии девушек устроила „танцы без одежды“ прямо у входа в вагон. Было шесть часов утра».
Я сразу же вспомнил, как впервые услышал эти пресловутые «чуки-чуки». Затем сработала фантомная память – в мозгу всплыло, как я посылал из глухой воронежской деревушки поздравительную телеграмму знакомой студентке-аквариумистке, текст которой полностью состоял из этого шаманского заклинания БГ. Описать взгляд пожилой телеграфистки, принимавшей эту простенькую мантру для отправки в глубь территории России, у меня, пожалуй, не хватит литературного таланта. Работница сельской почты посмотрела на меня тяжелым взглядом из-под век – как на Кашпировского, цинично изнасиловавшего с экрана черно-белого телевизора ее трепетное подсознание. Что творилось у нее в душе, можно было только догадываться.
…Когда после беседы с Глазковым я вышел на залитую солнцем улицу, первое, что бросилось в глаза, – сиротливо стоящий рядом с костелом звукозаписывающий вагон «MCI». В нем, собственно говоря, и писалась по ночам вся «Радио Африка». Сгорая от любопытства, я заглянул внутрь. Картина была предсказуема. Все техническое оборудование давным-давно было распродано или разворовано. Краска облупилась, а от самой студии остался только покрытый многовековой ржавчиной корпус. Под воздействием солнца, дождей и снега вагон «MCI» медленно терял неприступный вид, постепенно превращаясь в металлолом – с гордой красно-синей надписью «Mobile Recording Unit» на поцарапанном от времени фюзеляже.
6. Эффект саке
Мое дело провокатора и подрывника – взрывать сложившиеся пласты общественного сознания. Чем больше, тем лучше.
Борис Гребенщиков
Тем временем «Аквариум» продолжал жить своей неритмичной жизнью. Опять распадался, опять собирался. Переиздавал бэк-каталог, менял студии, звукорежиссеров и звукозаписывающие компании. БГ выпускал сольные работы, экспериментировал со стилистикой, эстетикой, саундом.
«Мы попали в ситуацию битловской пластинки „Revolver“ – наконец записали альбом, который на сцене сыграть невозможно», – не без гордости заявил лидер «Аквариума» после записи «Гипербореи». Для 97-го года этот тезис звучал безумно концептуально.
Какие-то из альбомов «Аквариума» конца 90-х я заслушивал до дыр, какие-то недолюбливал, смутно догадываясь, что уровень Гребенщикова-продюсера не всегда дотягивает до уровня Гребенщикова-поэта. Правда, на все его пресс-конференции я ходил, словно прилежный школьник. Зачем? Возможно, в ожидании новых откровений и ярких фраз. Чтобы услышать что-нибудь из серии «рокер, настроенный на конфронтацию, устарел, как бивень мамонта». Для 97-го года это была целая философия, которая звучала действительно актуально. Правда, очень скоро Борис Борисович свою точку зрения поменял.
Дело было на совместной пресс-конференции БГ с группой «Deadушки». Акция проходила в пресс-центре издательского дома «Аргументы и факты», в стенах которого всегда витала грозная оруэлловско-андроповская энергетика 1984 года. Мало света, давящая на психику тишина, красные коврики на полу, подозрительно озирающиеся по сторонам государственные служащие. Тяжелое место. Но, несмотря на неблагоприятные условия, духовно свободный и по-буддистски просветленный Гребенщиков сообщает прессе: «Мы открываем фронт эмоционального освобождения. Мы – это музыканты „Аквариума“, „Deadушек“, „Tequilajazzz“ и „Ва-Банка“. Наша цель – полное уничтожение постсоветской культуры во всех ее проявлениях».
Кто-то воспринял это как стеб, кто-то – серьезно, но заявление БГ прозвучало как гром среди ясного неба. Затем лидер «Аквариума» призвал кардинально изменить музыку (для того, чтобы изменить жизнь в стране) и прогнал злую «телегу» о том, что, если бы наш народ слушал дома «Deadушек», а не, к примеру, песню «Зайка моя», путь к абсолютной гармонии был бы значительно короче.
Раньше за Борис Борисовичем подобного экстремизма не наблюдалось. Хотя как сказать. Вспоминаю 96-й год, крупный стадионный рок-фестиваль во Владивостоке, на котором «Аквариум» и «ДДТ» выступали вместе с гранжевыми группами из Сиэтла. В разгар акции вместе с Гребенщиковым на сцене появляется мэр Владивостока – человек с херовейшей репутацией. Откуда взялся – непонятно. И толкает популистскую речь в духе доктора Йозефа Геббельса, в которой повторяются фразы «мы с моим другом Гребенщиковым». Все понимают, что происходит херня, но, как это обычно бывает, дружно молчат.
Первым из этого наваждения вырвался Гребенщиков. Примерно после третьей композиции БГ идеально четко произнес в микрофон: «Дорогие зрители! Почему вы сидите на трибунах? Идите сюда, к сцене! Идите, не бойтесь! Мне мой друг мэр разрешил!»
Несколько тысяч человек с незлобливым русским матом радостно ломанулись с трибун к сцене. Равнодушных, что называется, не осталось. На растерянные лица местного спецназа смотреть без смеха было нельзя. Во всем происходящем гранжа было больше, чем в трех сиэтлских рок-группах, вместе взятых.
На тему стадионных подвигов Гребенщикова почему-то вспомнилось его выступление на «Максидроме» 99-го года, когда «Аквариум» единственным из двадцати участников отказался от исполнения радиохитов. Вместо этого Борис Борисович с безупречной дикцией пропел в микрофон:
Женщины – те, что могли быть как сестры,
Красят ядом рабочую плоскость ногтей
И во всем, что движется, видят соперниц,
Хотя уверяют, что видят бляде».
18 000 зрителей «Олимпийского» молча вкушали правду жизни, а во время телетрансляции слово «блядей» было заменено предательским пиканьем. «На БГ бесполезно давить в плане репертуара», – смущенно заявили после концерта организаторы «Максидрома».
…В этот период у «Аквариума» в очередной раз сменился директор. После Миши Гольда с группой несколько лет работал Стас Гагаринов. Он был ярым поклонником электронной музыки и аутентичным носителем кислотной субкультуры. На практике выяснилось, что в туре Стас ведет себя пожестче Гольда. Порой это качество приносило группе пользу. Порой – вред.
Помню, как незадолго до начала очередного концерта Гагаринов попросил меня покинуть гримерку «Аквариума» – мол, группе надо готовиться к выступлению. Он смотрел сверху вниз и, что называется, настаивал. Я не сдвинулся с места, в глубине души считая себя «персоной, приближенной к императору». Но император даже бровью не повел – похоже, в подобных ситуациях он предпочитал сохранять нейтралитет. Наверное, по-буддистски это выглядело мудро и правильно, а по-человечески – не очень.
В тот момент я впервые ощутил со стороны БГ какое-то предательство. Правда, четко понял шкалу его приоритетов. И понял, что, как это ни странно, я не совсем прав. А прав Гагаринов. Потому, что перед концертом у Гребенщикова на первом месте стоят тишина и концентрация внимания. Все остальное – неважно. На пятом месте идут друзья. На десятом – журналисты, автографы и прочая суета.
Кстати, порядок песен у «Аквариума» на тот концерт получился неубедительный. А может, это я впечатлился от столкновения с «диктатурой пролетариата». Не знаю.
…После записи альбома «Пси» на смену Гагаринову пришел Максим Ландэ, бывший музыкант одесской группы «Кошк ин дом», исполнявшей в самом конце 80-х альтернативный пост-рок на стихи Бродского. У Ландэ были задумчивые еврейские глаза, внутренняя порядочность, скрупулезность и редкая для рок-н-ролла адекватность.
С появлением нового директора в «Аквариуме» возник намек на внутреннюю и внешнюю дисциплину. У группы сменился ряд деловых партнеров – в частности, новый альбом «Территория» и переиздание бэк-каталога «Аквариума» было доверено выпускать фирме «CD Land». Ура! Поскольку именно эта возглавляемая Юрой Цейтлиным инфраструктура помогала мне с рекламой книги «100 магнитоальбомов советского рока». Вскоре кому-то из администрации «CD Land» пришла в голову смелая идея – вставлять в буклеты переизданных альбомов «Аквариума» рекламный модуль «100 магнитоальбомов». Тематика-то совпадает… К тому же Гребенщиков по моей просьбе написал к книге небольшое предисловие.
«Не нужно поддаваться иллюзиям, что сейчас все изменилось, – говорил мне на диктофон БГ где-то в кулуарах «Олимпийского». – Как была советская власть, так она и осталась. Просто тогда ларьки имели одну форму, а теперь – другую. Эта культура неискоренима: пластиковая, поддельная, сделанная где-то на закрытом заводе ЦК или на китайском подпольном заводе, один черт. Все равно она не настоящая. А вот Бродский настоящий. И Хендрикс настоящий. И Майлз Дэвис. И Бунюэль. И фильм „Blow Up“. И то, что делалось в нашей магнитозаписи, тоже было настоящим. Все это не имеет ничего общего с тем, как нас учили жить и думать
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71229508?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александр Кушнир
Тип: электронная книга
Жанр: Публицистика
Язык: на русском языке
Издательство: Издательство "Омега-Л"
Дата публикации: 20.10.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМИ АГЕНТАМИ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ: БОРИСА ГРЕБЕНЩИКОВА, АНДРЕЯ МАКАРЕВИЧА, АРТЕМИЯ ТРОИЦКОГО, ЗЕМФИРЫ РАМАЗАНОВОЙ, МИХАИЛА КОЗЫРЕВА, ОЛЕГА КУВАЕВА, НАТАЛЬИ БАРАНОВОЙ.